6335
правок
Изменения
Нет описания правки
{{В процессе
|Сейчас =1415
|Всего =20
}}
А затем оно оказалось прямо перед ним. Ноги-лезвия вцепились в каменный пол. Развернулись щупальца. Над Ариманом нависла тень. Фигура из тёмного металла, очертания её корпуса казались тонкими, как лезвие меча. Под его торсом болтались паучьи лапы и гибкие придатки. Двигаясь с запинками, подобно срывающимся зубцам шестерёночного колеса, оно поднялось в полный рост.
=== ГЛАВА XIV ===
'''ФАЭРОН'''
Фигура обратила на Аримана единственный синий глаз. Она восседала на троне, с её плеч вырастал огромный гребень. Его, как и остальное тело, покрывали символы. Некоторые отметки тускло светились. Посох у неё в руке венчала золотая корона, между зубцами которой вращалась сфера блекло-синей энергии. От создания исходил звук, напоминавший скрежетание из сбоящего вокс-рожка. Ариман покачал головой, затем заговорил.
— Я уже встречал твой вид прежде. Пока я буду говорить, ты сможешь воссоздать мой язык. — Синий глаз фигуры запульсировал. Ещё одно дребезжащее шипение, но на этот раз в шуме появились смутные намёки на фонические тона. — Ты уже меня понимаешь?
Фигура шевельнулась на троне, её движения пока ещё оставались скованными.
— Я… — Из взрыва статики выплыло слово. — Я… понимаю. Кто ты, явившийся в наше царство?
— Это карманное измерение, — произнёс Ариман, проигнорировав вопрос. — Пространство вне целостности другого места.
— У тебя есть разум. — Треск электростатического смешка. — Тот, кто нашёл бы нас, неизбежно должен был обладать зачатками интеллекта. Его бы хватило, чтобы понять масштаб нашего творения, но не для того, чтобы постигнуть его целиком. — Голова ксеноса покачнулась, как будто пытаясь повторить движение Аримана. Чародею он, однако, напомнил скорее змею, готовящуюся к броску. — Скотные виды, существа из слизи и грязи, созданные из несовершенных материалов, самовоспроизводящиеся… как… — Пришелец уронил голову. Свет в окуляре запульсировал и померк. — Плесень… расти… звёзды… свет…
Ариман почувствовал, как растёт холодное тёмные давление. Его тело остывало. Нервы и нейроны будут передавать импульсы медленнее. Ксенос продолжил, разговаривая будто сам с собой.
— Эпохи, целые эпохи прошли с тех пор, как бодрствовали другие, а теперь первый, кто предстал передо мной — низшее создание. С хрупкой плотью, боящееся того, что в своей природе изменить не в силах… — Пришелец посмотрел на Аримана, и его горящий синевой глаз упёрся в колдуна. — Ты пришёл за нашими секретами, думая, будто они смогут исцелить твои изъяны.
Азек ждал, ничего не отвечая.
— Я вижу это в тебе, — продолжал чужак. — Оно присутствует в микродеталях твоих слов и мыслей. Когда-то наши виды были не такими уж отличными. Мы боялись смерти. Боялись сильнее, чем ценили что-либо в живом мире. Мы решили покорить её. — Ксенос поднял длинный палец и постучал по твёрдой груди, после чего указал на пространство вокруг них. С краёв колонн полился синий свет, быстро, однако, померкший. В мимолётной вспышке Ариман различил фигуры, свернувшиеся в нишах и стоявшие на коленях на полу, так, словно они отключились в момент преклонения. — Это стало нашей победой, — произнёс ксенос. — Не жизнь, а лишь существование. Мы не понимали, что нашим врагом была не хрупкость тел. Врагом нашим был тот, кто пожинает и поглощает сущее. Истинный враг бытия.
— Время, — догадался Ариман.
— Именно так. Что такое смерть, если не следствие течения времени? Что такое хрупкость, если не неспособность вещества выдерживать касание времени? Смерть заключена не в жизни, и не в материи, но во времени.
— И, как и смерть, вы решили покорить её, — сказал колдун.
— Покорить… — повторил за ним пришелец, его сиплый голос превратился в электрожужжание, и Ариман понял, что это был смех. — Покорить, нет. Такой враг не заслуживает того, чтобы его покоряли. Его следовало заковать в цепи, унизить и укротить. — Ксенос начал удаляться, и в тени очертание существа как будто съёжилось, так что теперь его спина стала казаться согбенной, плащ с дребезжанием поволочился за ним по каменному полу. Оно повело головой, вглядываясь в бесконечность безмолвной тьмы вокруг себя. — Разве мы не хозяева бытия в своём царстве? — Ариман вспомнил старотерранские истории о королях и королевах, в одиночестве сидевших в зачарованных дворцах, вокруг которых разваливались их королевства, а единственными спутниками были отголоски воспоминаний.
— Но ты здесь, — сказал Ариман, — а твое царство мертво и похоронено.
Ксенос повернулся, и его глаз на секунду ярко вспыхнул.
— Мы решились на то, чего боялись другие, и за это нас наказали. Переход из плоти отнял у нас многое, но не гордость. Если наш замысел увенчался успехом, то к чему они, к чему три царя со всей их властью? — Голова ксеноса дёрнулась из стороны в сторону, как будто он находился при смерти, и его тело постепенно отказывало вместе с таящимся внутри разумом. Теперь существо не смотрело на Аримана, и, казалось, разговаривало не только с ним одним. — Гиксосы лишили бы триархов их силы, обратили бы вспять всё, что натворили остальные династии, и сделали бы наше прошлое таким, каким ему следовало быть. Никакого царства машин, спящих и надеющихся на лучшее, но доминион вне границ времени и пространства. Смерть не просто побеждённая, но изгнанная. Вселенная, в коей не было бы врагов, которых мы не смогли бы одолеть. Вечность в качестве нашей империи.
Ариман пошатнулся. В сознании спиралью поднимался серо-белый туман. Царивший кругом свинцовый холод просачивался внутрь тела. Нити, связывавшие колдуна с реальностью, становились тоньше, лопаясь одна за другой.
— Вместо этого… — начал Азек.
— Вместо этого наше видение было отвергнуто. Гиксосов приговорили к существованию вне реальности. Ни света, ни тепла, лишь холодный распад атомов в этой могиле внутри гробницы.
— Ты… — ответил Ариман, а затем вынужденно умолк. Его губы и язык цепенели, с трудом формируя слова. — Тебя они оставили бодрствовать, и в сознании, заключённого вместе со всем своим двором и слугами, но неспособного вырваться. Тебя лишили энергии, бросив медленно угасать… — Он покачал головой. — Каково это для создания вроде тебя? Для того, кому жизни прочих существ кажутся не более чем мимолётной вспышкой… Всё это несметное время ты провёл, выпивая энергию из подданных, пока в конце не остался только ты и я… тень, живущая во тьме, и ждущая… чего?
— Освобождения, — ответил ксенос.
— Я могу тебе это дать, — произнёс Ариман.
— Ты — ничто.
— Ты знаешь, что это не так. Даже в столь ограниченном режиме ты разгадал мой язык и проанализировал мою реакцию. Мне не пришлось ничего говорить, чтобы ты понял, чего я хочу, и что взамен смогу выполнить обещанное.
Ксенос почти по-человечески склонил голову.
— Ты выдающийся представитель своего вида. Редкий ум, обладающий знанием и проницательностью, выходящими за пределы того, что большинство моих сородичей сочли бы возможным для порождений болотного ила. — Чужак повёл плечами и приблизился. Он был высоким, но сильно сутулился, а его движения казались дёрганными и неловкими. Ариман отметил, что не все пальцы пришельца раскрылись, когда он протянул руку и коснулся личины его шлема. — Выдающийся, но ограниченный. Ты сумел проникнуть в мою темницу, но тебе не уйти отсюда с искомым. Тебе не уйти отсюда вообще. Твоя оболочка из плоти отказывает. Ты умираешь прямо сейчас. Ты связан с царством анафемы и думаешь, что благодаря этой связи сумеешь вырваться из узилища или сбежать, как только получишь, что тебе нужно. — Он уронил руку. — Этого не случится, и я не могу рассказать тебе или отдать сокровище, которое ты явился сюда украсть.
Ариман чувствовал, что его разум меркнет. Чувствовал, как его покидает ощущение конечностей, становясь смутным отголоском.
— Почему? — выдавил он. Колени под ним подкосились. Холодная реальность места губила его, осушала, и нити связующего света было совершенно недостаточно.
— Потому что великое творение династии Гиксосов не здесь, и не в моей власти отдавать его взамен на свободу, пусть даже я бы этого хотел.
Ариман почувствовал, как его тело начало трястись. Теперь он увидел, увидел то, чего не замечал прежде — ошибку, гигантскую ошибку, которая привела его сюда…
— Ты же их король, их правитель… — сказал он.
— Нет, — произнёс пришелец. — Нет… Я слуга, самый преданный слуга, который служил на пределе своих способностей. Когда остальные династии нашей расы обратились против нас, нам вынесли приговор. Они заперли нас здесь угасать, и нашего повелителя вместе с нами. Это должно было стать пыткой для нашего фэрона — наблюдать за тем, как он и его царство медленно чахнут, до тех пор, пока другие династии не победят в войне против Великого Врага, чтобы затем выпустить его, дабы он, сломленный и посрамлённый, предстал перед ними. Но, несмотря на всё могущество, их обманули. Один из доверенных советников и служителей нашего фаэрона принял его подобие, и тем самым позволил ему выскользнуть из темницы до того, как она закрылась. Наш король погрузился в сон, чтобы дождаться того часа, когда наши враги уйдут либо сгинут. Он знал, что настанет время, когда кто-то, жаждущий украсть наш труд, найдёт его, кто-то, кому хватит сил одолеть стражников, которых оставили здесь наши враги, чтобы не дать темнице открыться… И ты нашёл его. Я вижу на тебе его знак, вытканный на поверхностном слое молекул этой скорлупы поверх твоей плоти. Он привёл тебя сюда, и теперь вновь займёт свой трон.
Ариман почувствовал, как его ноги подогнулись. Взор застлал серый с чёрным туман. Перед глазами зажглись аварийные руны, давая последнее красное предостережение: сбой энергопитания, жизненные показатели на критическом уровне… Тело пыталось отключиться, старалось заключить его в сберегающие объятия сус-ан комы. Последняя нить, связывавшая его с варпом, оборвалась. Свет, лившийся из ока ксеноса, напоминал холодную синеву звёзды, сияющей в безжизненной пустоте.
— Кто… ты… такой? — выдавил Ариман, хотя его распадающееся сознание уже само пришло к ответу.
— Я — Осоркон. Я криптек и герольд фаэрона Гиксосов, что есть и будет Пожирателем Времени. Я долго прождал здесь, а со мной — все его подданные. Наш царь Сетех, Носитель Чёрного Диска, явился обратно.
Рой скарабеев отстраивал своего хозяина. Они выполняли работу совершенно бесшумно, и так, что никто даже не замечал, чем они занимаются. Фаэрон рассыпался на микрочастицы, когда Игнис врезал по нему. Удар оказался мощным, и вещество, из которого был создан Сетех, разлетелось по всему помещению, смешавшись с пылью. Впрочем, скарабеи, что следовали за ним, принялись собирать и скреплять крупицы его тела едва ли не сразу, как те коснулись пола. Сообща они сформировали серый, присыпанный пылью полог, совпадавший по цвету с каменным полом. И внутри этого слоя и воссоздавался заново Сетех. Среди пылинок пролегли информационные каналы, усложняясь по мере разрастания разума. Далее скарабеи начали воспроизводить тело.
Его новая форма станет не такой, как прежде. То был лишь костюм, плащ, скрывавший истинное обличье Сетеха. Восстанет снова он уже в теле фаэрона Гиксосов. Ему придётся действовать быстро.
Игнис по-прежнему оставался возле двери. Его доспехи покрывала световая патина из кристалликов льда. Рядом с ним стояли рабы-рубриканты. Орудие автоматона, Жертвенника, медленно двигалось из стороны в сторону, но сенсоры устройства были слишком примитивными, чтобы засечь происходящее.
Сетех скомандовал, и единицы роя подчинились. Его форма начала медленно собираться. Серый полог на полу затрепетал. На нём образовались концентрические круги, а затем преобразовались. Частички стали складываться воедино, срастаясь в объёмную фигуру. Которая затем поднялась с пола.
Ариману инстинктивно хотелось сделать вдох. Он с трудом пытался устоять на ногах, но чувствовал, что те его подводят. Криптек склонился над ним.
— Мой владыка и фаэрон пришёл сюда с тобой, — просипел Осоркон. — Но ты так и не понял, что это ты преодолел тех, кто остановил бы его. Ты пробил наружные двери, дабы он смог провернуть последний ключ и вернуть своё царство. Та мечта или надежда, что привела тебя сюда, оказалась напрасной. Ты слишком слаб, чтобы знать, что лишь обладая терпением вечности можно добиться истинной власти и победы. Мы ждали так долго… а теперь твоё короткое ожидание смерти закончилось.
Тьма давила на Аримана, толкая вниз и вниз. Он соскальзывал. Холодный синий свет, лившийся на него сверху, постепенно мутнел. Вниз и вниз, всё время вниз, вниз к безмолвию и тишине.
''Падение…''
''Вниз, во тьму пещеры без входа и выхода.''
''Тёмная дыра внутри…''
''Больше не убежище, но последнее место, куда мог отступить его разум.''
''Он услышал, как стихают мысли.''
''Вода скапывала со сталактитов в озерцо. Рябь и отголоски…''
''Последние мысли…''
''— Ариман. — Он услышал голос, внезапный и чёткий, эхом разнёсшийся по пещере. Он звучал знакомо, до боли знакомо, однако он не узнавал его. Азек попытался обернуться, взглянуть, но окружение стало смутным и зернистым, словно утекающий сквозь пальцы песок. Мысли стали медленными, формируясь лишь по одной за раз.''
''— Кто ты такой? — крикнул он в своих мыслях.''
''— Вопрос, на который ты знаешь ответ, но не видишь его.''
''— Ещё один разум… Сюда не проникла бы мысленная проекция.''
''— Я здесь. С тобой.''
''— Тогда ты — призрачное эхо моего подсознания, которое…''
''— Нет.''
''— Тогда, ты не можешь быть…''
''— Со временем ты узнаешь, но не раньше. Ты не узнаешь.''
''— Я…''
''— Сейчас ты должен знать только одно, Ариман.''
''Он почувствовал холод, и захотел что-то сказать, но не смог.''
''— Это не конец, — промолвил голос. — Пока нет.''
Нить света пробилась сквозь тьму, последняя нить, в которую сумел вцепиться его гаснущий рассудок.
Он открыл глаза.
Криптек отшатнулся. Рука Аримана взметнулась вверх, ведомая остатками воли и силы, о наличии коих у себя он и не подозревал. Его пальцы пробили окуляр и погрузились внутрь черепа. Существо попыталось отстраниться от него. Он заставил мышцы сомкнуть ладонь, пересиливая замёрзшую броню. Череп пришельца разлетелся вдребезги. Ариман почувствовал, как его сердца остановились, когда он устремил свой разум по последней нити мысли, что ещё соединяла его с реальностью.
+Игнис!+ закричал он.
Жертвенник издал настойчивый стрёкот в тот же миг, как Игнис услышал предупреждение Аримана. Его глаза резко открылись. Что-то вырастало из пола. Что-то зернистое, темневшее на фоне стен, поднималось вверх подобно взбалтываемому в воде песку. Игнис почувствовал себя так, словно падает, затем — летит, а в следующий миг — цепляется за землю, что прежде была у него под ногами, а теперь превратилась в отвесный утёс. А тьма росла, расширяясь, скользя по углам, которых не могло существовать. Она рябью покатилась вперёд. В вихрящемся сумраке затрещал размытый синий свет. В уши ему ударили резкие звуки, сливаясь в невнятную какофонию. Стремительно замигали символы и образы. Нервные окончания вспыхнули ощущениями, шквалом тактильной информации. Он не мог понять, что происходит, не мог обработать поступающие сведения, однако буря таила в себе смысл, словно голос, постепенно проступающий сквозь шум статических помех. Циклон частиц разделился, сгруппировался, сливаясь вместе в калейдоскопе материи. Всё могло продлиться секунду или целый эон, но процесс завершился так же резко, как начался.
Звук исчез. Водоворот зернистого вещества замедлился, исчезая по мере образования в сумраке силуэта. Перед ним возникла венценосная фигура, конечности которой размывались в свете. Ростом она превосходила Игниса вдвое. С её плеч ниспадал плащ из рваной серебряной чешуи. Там, где следовало находиться ногам, из тела существа свисала масса чёрных сегментированных колец. Свет отражался от костей её формы, так, будто не желал их касаться. Фигура походила на пустоту, видимую лишь за счёт обрамлявших её более светлых теней, на оттиск, оставленный в ткани мироздания. Сумеречное тело покрывали золотые линии и круги, подобные расплавленному огню на тле бездонной ночи. Лик создания был золотым. В глазницах горели синевой глаза. С короны вздымался гребень и венец, державший на себе чёрный, окаймлённый золотой филигранью, диск. Существо воздело скипетр. Синяя молния сорвалась в воздух, коснулась стен. Изъеденные эрозией канавки в камне вспыхнули синим светом. Стены задрожали. Чёрный куб в центре комнаты изогнулся. Из стен вытянулись разряды зелёной энергии и ударили в куб. Его плоскости преобразились, став выглядеть теперь плотными и пустыми одновременно.
Игнис вскинул оружие и открыл огонь. Болты попали в пространство вокруг коронованной фигуры. Взрывы расцвели в воздухе подобно горящим волдырям.
— Протокол убийства! — крикнул он. Пушка Жертвенника резко навелась на цель и выстрелила. Комнату прошил луч тьмы. Раздался звук, напоминавший звон бьющегося стекла. Импульс застыл на полпути, жужжа подобно пойманному насекомому. Воздух вокруг фигуры загустел и пошёл рябью. Заряд, пульсируя, силился пробиться дальше. Игнис прекратил стрелять. Его воля резко отдала команду. В дверь вошли трое терминаторов, паля на ходу, ревущие болты загорались варп-огнём. С пола поднялась дрожащая стена пыли и поглотила их всех без остатка.
Зелёная энергия дугами потянулась по стенам и полу. Чёрный пространственный куб мерцал, пока его стороны распадались на невозможные геометрические фигуры: он стал сферой с прямыми гранями, полиэдром всего с одной стороной, точкой, что была сферой, сферой — цилиндром, и цилиндром — плоским кругом. Игнис почувствовал, как их соотношения и парадоксы начинают подтачивать его рассудок. Разум колдуна пытался адаптироваться к факторам и величинам, коих попросту не могло существовать, а тем временем все инстинкты продолжали твердить ему одно: куб, который Ариман назвал замочной скважиной, открывался.
Рубриканты и терминаторы по-прежнему стреляли, придерживаясь одного ритма. Взрывы пузырились в воздухе. Луч тьмы, выпущенный Жертвенником, подходил всё ближе к венценосной фигуре. Та не шевелилась, всё её внимание и энергия были сфокусированы на открытии потайного измерения.
На задворках разума Игнис услышал голоса Киу и Гильгамоса.
+Земля движется…+
+Пространственные аномалии…+
+Энергетические проявления…+
А затем мир изменился. Коронованная фигура замигала. Свет в помещении погас — огонь, энергия, всё разом исчезло, так, словно их никогда и не было. Варп схлынул, подобно океану, отступающему от вырастающего с морского дна острова.
И вдруг свет. Синий, холодный, бритвенно-острый.
Стены исчезли. Они находились теперь не в комнате, а в низшей точке опоясанного ярусами провала. Пол достигал километра в диаметре. Из стен в устье бездны высоко над ними выступали острые обелиски. Свет струился по каждой грани, затекая в вырезанные символы, и поднимался вверх, всё время вверх. Сферы и октаэдры отделились от стен и полов и воспарили в воздух. Синий свет резко взвился, захлестнув ниши, в которых стояли фигуры со склоненными головами и руками, покоившимися на древках оружия. Мощь разливающегося сияния заставила Игниса зашататься. Энергия Киу, находившегося на ступенях зиккурата, пропала бесследно. Остался только он, Жертвенник, и круг рубрикантов.
Стоявшая перед ними венценосная фигура, казалось, стала выше. Теперь она ничем не напоминала того пришельца, которого он помогал Ариману допрашивать. Она сияла, ослепляя, но притом одновременно как будто пожирая свет. Существо воздело руку. Над его пальцами вращались серебряные с чёрным сферы. Оно посмотрело на Игниса.
— На колени, — промолвил фаэрон Сетех.
Невидимая тяжесть обрушилась на Игниса с силой лавины. Его доспех затрещал. Сервоприводы замкнулись и взорвались. Мышцы, силившиеся удержать его на ногах, лопнули. Воздух в лёгких стал свинцом. Сердца загрохотали, пытаясь прокачать кровь по венам. Он знал, что происходит, понимал, как вокруг него изменяются свойства гравитации и массы. Колдовство не могло дать подобной силы. Она была не потусторонней, а самой реальностью, превращённой в детскую игрушку. Он не мог ей сопротивляться. Варп хлынул назад. Игнис чувствовал, как имматериум с рёвом несётся к нему подобно паводковой волне после землетрясения, однако это происходило не здесь. Без него он был простым существом из плоти и крови, а этот изгнанный и вернувшийся царь был его господином.
Луч черноты прошил воздух и попал Сетеху точно в грудь. Жертвенник с грохотом затопал вперёд. Фаэрон содрогнулся, противостоя энергии разряда. Игнис ощутил, как всесокрушающая сила немного ослабла. В лёгкие ворвался воздух; он начал подниматься. Ярящийся поток варпа был уже здесь, и становился всё ближе.
Форма Сетеха дёрнулась к Жертвеннику, поднимая руку, вращавшиеся вокруг пальцев сферы превратились в мазок серебра и черноты. По сочленениям и бронепластинам автоматона расползлась ржавчина и гниль, в считанные наносекунды сделав то, на что в иных обстоятельствах ушли бы десятилетия. Жертвенник издал надломленный вопль умирающего металла.
— Нет! — закричал Игнис. Волна варпа накатила на его тело и разум. В мысли ворвались формулы истребления. В Сетеха полетели осколки телекинетической энергии. Рубриканты резко пришли в движение, открывая огонь. Болт-снаряды начали рваться вокруг Сетеха с барабанной дробью разверзающегося пламенного ада. Разум Игниса подхватил расцветающий варповый огонь и преобразовал его в клетку белого света. Он чувствовал, как вокруг фаэрона смещается реальность, законы физики нарушаются и воссоздаются заново быстрее, чем он успевал воспринять происходящее. Впрочем, воспринимать ему и не требовалось, а лишь предсказывать. Образы у него в разуме изменились, стоило ему проанализировать десятки вероятностей за мимолётную паузу между ударами сердец. Их противостояние походило на одну из древних терранских игр, в которой фигуры сражались на квадратах, решётках и сетках, а игроки делали ходы в соответствии с расчётами всех возможных изменений той или иной позиции. Воздух изменил плотность и температуру, когда воля Игниса и манипуляция реальностью пришельцем разрушили естественное мироустройство, превратив его в расширяющуюся сферу дробящегося света. Рубриканты дали ещё один залп.
По многоярусным стенам провала вниз хлестнул луч синей энергии. Игнис сместил волю, и разряд взорвался на силовом куполе. Он резко поднял глаза. По ступеням яруса неслось покрытое бронёй существо с ногами-лезвиями. Голову его венчали скопления синих огоньков, а из-под скорлупы панциря выступал ствол орудия. Вокруг него струилась настоящая река из пылающих глаз и ног. Создание выпустило ещё одну молнию, с воплём разбившуюся об энергетический щит Игниса. Он дал мысленную команду, и рубриканты мгновенно развернулись и открыли огонь. Повелитель Разрухи тут же перевёл внимание назад на Сетеха, но было слишком поздно. Окружавшая кесноса клетка варп-энергии сколлапсировала.
Сетех стремительно ринулся вперёд, проскакивая между мгновений подобно сбоящей пикт-картинке. В руке фаэрона оказался клинок с объятым призрачным свечением лезвием, так что казалось, будто он одновременно и есть, и его нет. Игнис вскинул кулак. Его пальцы окутали молнии. Сетех опустил меч.
И Игнис понял, что не сможет остановить его. Все проекции у него в голове достигли нуля.
Клинок врезался в стену бледного света. Раздался звук, похожий на треск разряженной обратно в небо молнии. Сетех крутанулся назад. Череп Игниса наполнился грохотом несчётных бьющих крыльев. За спиной у фаэрона стоял Ариман. Посох у него в руке походил на полосу ночи, а самого чародея окружал неровный ореол тьмы и слепящего света.
Ариман почувствовал, как начинается следующий удар его сердца. Его взор и мысли застыли, став неподвижной точкой среди бури, той границей, на которой сходилось прошлое и будущее. Он замедлил восприятие. Разум колдуна уподобился тёмному омуту, зеркалу мироздания. В его глади он увидел образ Сетеха: реальность, потрескивающая вокруг фаэрона подобно савану, холодная дуга клинка, и шипение, с которым он едва уловимо скользил по камням. Его вид напомнил Азеку старые представления и архетипы: отец времени, пожиратель сущего, смерть, ждущая в конце гаснущего боя курантов, Хронус, Мировой Змей, голодная морская тьма под лишённым звёзд и луны небом.
''— Их тени стали концепциями, которые наши разумы превратили в богов и грёзы,'' — сказала тогда Мэхэкта. — ''Неудивительно, почему они кажутся нам такими знакомыми. До того, как Галактика сотворила собственные кошмары, живущим внушали ужас они.''
Мысленным взором Ариман увидел развитие непосредственного будущего. Он выбрал, какими будут следующие мгновения.
И его выбор взорвался в бытиё.
Из ниш на верхних уровнях выступили фигуры с длинным древковым оружием. Он почувствовал, как Игнис отдал ментальную команду рубриканту. Ярусы накрыли слаженные болтерные залпы. Металлические существа истаяли. Вниз ударил луч зелёного света, попав в одного из рубрикантов. Слои брони рассыпались пеплом. Воин пошатнулся. Из дыры у него в груди засочилось призрачное свечение, заращивая разъеденный зелёной энергией керамит. Рубрикант поднял болтер и дал ответную очередь. По рядам ксеносуществ прошла очередная дуга розово с синим пламенеющих расцветов. Однако врагов было слишком много. За краем провала Игнис различил сполохи холодного света и услышал нарастающее дребезжание всё новых и новых пробуждающихся пришельцев. К ним хлынула волна насекомообразных созданий. Фигуры с длинными клинками направились к Сетеху.
Ариман разделил свою волю. Каменный пол вокруг него треснул и взорвался. Крошево фонтаном брызнуло вверх. Его разум подхватил обломки и запустил в противников, и те налетели на них шквалом чёрных игл. Ксеносы пробились сквозь бурю. Разум колдуна поймал уцелевшие после попадания фрагменты и метнул их в созданий, что шли следом.
Сетех полетел вперёд, минуя целые срезы пространства и времени. Клинок фаэрона упал, рассекая свет на неровные спектральные цвета.
От Аримана к Сетеху дугой взвилась чёрная молния. Она исчезла. Сетех достиг расстояния для удара. Перед клинком резко возникла стена телекинетической энергии. Реальность вокруг Аримана и Сетеха раскололась. Пространство разбилось на блоки, которые продолжали делиться и делиться, словно на пошедшей пикселями картинке. Азек вливал вещество из варпа в реальность почти так же быстро, как технология Сетеха её расщепляла. Кубическое пламя сыпалось подобно снежинкам. Энергетические лучи обращались в дым.
В зеркале мысленного взора Ариман увидел узоры, рябящие внутри фрагментирующегося хаоса: фрактальные мотивы, волновые поля, отпечатки двух разумов — связанного с механической реальностью и воспаряющего на волнах грёз. И сквозь них проходили лицо и клинок Сетеха, с каждой крошащейся наносекундой становясь всё ближе.
Он не сумеет остановить клинок, понял колдун. Ариман крепче вцепился в посох и забросил разум в варп. Его тело рассыпалось облаком бьющих крыльев и серебряных когтей. Клинок прошёл сквозь стаю устремившегося ввысь воронья. Сетех поднял руку. Серебряно-чёрные сферы завращались, сливаясь в размытое пятно, и… время отмоталось назад.
Сетех полетел вперёд, минуя целые срезы пространства и времени. Клинок фаэрона упал, рассекая свет на неровные спектральные цвета. От руки Аримана к Сетеху дугой взвилась чёрная молния. Вилка энергии исчезла. Ариман ощутил, как нить воли выдернуло в другое место. Сетех достиг расстояния для удара. Он взметнул стену из воли между собой и ксеносом. Сетех поднял руку. Серебряно-чёрные сферы над кончиками его пальцев завращались, сливаясь в размытое пятно, и… время отмоталось назад.
Ариман крепче вцепился в посох и забросил разум в варп. Его тело рассыпалось облаком бьющих крыльев и серебряных когтей за миг до того, как клинок успел достичь его. Сетех поднял руку. Серебряно-чёрные сферы над кончиками его пальцев завращались, сливаясь в размытое пятно, и… время отмоталось назад.
Сетех полетел вперёд, минуя целые срезы пространства и времени. Клинок фаэрона упал, рассекая свет на неровные спектральные цвета. Он был там, с мерцанием то возникая, то покидая реальность. Точно так же, как все те прошлые разы.
Ариман наблюдал за тем, как те же события разворачиваются снова. Из варпа, куда он поместил половину разума, чародей увидел все до единого предыдущие столкновения. Он увидел, как с каждым разом Сетех становится всё ближе. Увидел изъян в движении ксеноса. Теперь пришло время изменить финал последовательности.
Сетех ударил.
И Ариман вонзил острый конец посоха в грудь фаэрону. Колдун на миг сфокусировался, и ксенос исчез во взрыве чёрного пламени.