По всему Потенсу калибиниры наконец начали занимать оборонительные рубежи, одновременно с этим объявив всеобщую мобилизацию резервистов. Тогда же был отдан приказ о полной эвакуации удалённых ферм, рудников и пашней, которую следовало завершить за неделю, после чего на них останется лишь минимальное количество работников.
Между тем развернулась подготовка к защите Вечнограда. С помощью бульдозерных отвалов, закреплённых на восьмиколёсных грузовиках, резервисты возводили танковые позиции и земляные валы для отражения вероятных атак. Стены города усилили колючей проволокой и мешками с песком, а подступы к главным воротам окружили полями ржавых противотанковых ежей.
Следующее утро кадийцы провели, роя окопы вокруг акрополя.
Представители Экклезиархии настояли на том, чтобы они не входили в сам собор, однако солдаты всё равно обустроили позиции на основных путях к акрополю, установив тяжёлые огневые платформы над крутыми дорогами, а танки и самоходные артустановки с помощью бульдозерных отвалов сгребли себе насыпи для защиты от атак снизу. Там, где скалистая земля не давала возможности сделать эскарпы, за дело брались кадийцы, подкатывая туда бочки с водой либо укладывая мешки с песком вдоль низких стенок.
Новость о казни Арктура бросила тень на них всех. Мало кто винил Арктура. Некоторые винили крыланов. Большинство винило Минку. Всеобщее неодобрение витало вокруг неё подобно дурному запаху. Даже сержант Даал налетел на неё, когда она ссыпала в мешки песок.
Далл взял её за затылок и повернул вплотную к своему лицу.
— Леск! Почему ты не сообщила мне? Если кто-то натворил фрекковщину, ты идёшь ко мне, понятно? Мы улаживаем всё внутри полка. Понятно?
Она чувствовала себя глупой. Казалось, ей приходится извиняться уже в сотый раз.
— Да, сэр. Но я не знала.
Он сдавил ей загривок и хорошенько тряхнул.
— Первая казнь за три года, фрекка ради!
— Я доложила о том, что случилось в палаточном городе. Вот и всё. Небольшое взыскание. Не найди у него обскуру…
Но Даала было уже не остановить.
— Молчать! Ты знаешь, что происходит, когда один комиссар добывает себе скальп? Ты знаешь, о чём начинают думать остальные? А я тебе отвечу. Они начинают думать: «А где мой трофей?» Ты видела глаза Нолла? Ему не терпится кого-нибудь пристрелить. В них начинает просыпаться дух соперничества. «Скольких фреккеров ты пришил на этой неделе?» Вот о чём они начинают думать. Крыланы говорят себе, чтобы были с нами слишком мягкими, и теперь пора взяться за нас всерьёз.
Минка устала от того, что все обвинительно тыкают в неё пальцами.
— Хотите сказать, что вина за следующего казнённого будет на мне?
Даал разошёлся не на шутку.
— Да! — рявкнул он. — ''Именно это'' я и хочу сказать.
Когда они вернулись в казармы, уже издали информационный бюллетень. В нём подтвердили то, что все и так знали — контакт с Орбитальным Градом был утерян. Помимо того, что Покаранные находились на расстоянии короткого варп-прыжка от Потенса, началась всепланетная эвакуация меньших населённых пунктов, а пикетная линия флота оттянулась к путевой станции близ Намарры.
Возле стенда обнаружился капитан Фирвууд. Ещё неделю назад он был сержантом, и теперь свыкался с должностью командира второго взвода. Собравшиеся повернулись к нему.
— Как думаете, когда здесь появятся Покаранные?
— Когда? Думаю, это всё ещё «''если''». Но, исходя из того, как быстро они продвинулись от Бреевой Вахты, я бы сказал, что за неделю.
При этих словах атмосфера в казарме резко поменялась. Некоторые уставились на доску с объявлениями, другие задумчиво побрели прочь.
Минка старалась никому лишний раз не показываться на глаза. Дайдо нашла её, сидящую скрестив ноги на койке с разложенным на одеяле карабином.
— Привет, — сказала подруга.
Минка не отозвалась.
— Эй, — повторила Дайдо, теперь уже громче.
Девушка загнала внутрь ствола протирку, после чего вытащила хлопковую ткань обратно.
— Я облажалась, — сказала она.
Дайдо неопределённо кивнула.
— Ну, вроде как да. Но это не твоя вина.
— Он выстрелил без предупреждения. Мы все чуть не погибли. Я не знала, что он приторговывал обскурой. Но, хвала Трону, крыланы нашли её. Он заслуживал расстрела. А теперь все бросают на меня ''эти'' взгляды.
— Какие ещё взгляды?
— Взгляды типа «ты нас подвела».
Дайдо выдавила улыбку.
— Ты говорила с отделением?
— Нет. — Минка замолчала, держа в руках ствол и приклад карабина. Поза девушки говорила сама за себя.
Дайдо ободряюще ей улыбнулась.
— Они поймут. Они же знают, что случилось. — Слова сержанта прозвучали не слишком уверенно. Раздался тихий щелчок, когда Минка вкрутила ствол карабина на место. Девушка подняла оружие перед собой и оглядела со всех сторон.
— Хотела бы я остаться простой рядовой. Выполнять приказы. Делать свою работу. Шанд рылся в моём деле. Начал расспрашивать о Маркизе. О том, как мы с Грогаром выжили.
— Как вы выжили?
— Я не знаю, — ответила Минка. На мгновение у неё на глазах выступили слёзы. — Я вижу сны. Но я помню лишь то, что нас вытащили из грязи. Остальное — сплошная каша.
С минуту Дайдо молчала.
— Что ж, — наконец сказала она. — Император позвал тебя.
— Думаешь, это был Он?
— Конечно. Иначе ты бы не уцелела.
— Думаешь, это работает именно так?
— О чём ты?
— О том, что ты впрямь считаешь, будто Императора заботят наши дела? Мы обычные солдаты. Нас таких миллионы. Миллиарды. Ты всерьёз думаешь, что Его волнует, что мы делаем, или как сражаемся, или как умираем?
— Конечно, Его волнует, — сказала Дайдо. — Мы же кадийцы.
— Да. Но серьёзно. Думаешь ли ты, Дайдо Фреврен, что Его волнуешь ''ты''? Что Он присматривает за ''тобой''?
Дайдо состроила гримасу.
— Не знаю. — Она помолчала. — Никогда не думала об этом в таком ключе.
— Не думала?
Подруга покачала головой. В комнате повисло молчание, пока Минка продолжала собирать карабин обратно.
— А я думаю всё время, — наконец призналась она.
— И у тебя есть ответ?
Минка покачала головой.
— Нет, — произнесла она. — В смысле, я ''надеюсь'', что Он присматривает за нами. Я говорю себе, что Он присматривает за нами. Я прихожу в ужас, вспоминая Его жертву. Его боль. И Его великий дар всем нам. И я представляю себе, как Он стоит позади меня, и иногда это придаёт мне сил. — Она хотела продолжить, но остановилась. Следующие слова ощущались как табу. Тем, что не следовало говорить вслух. Минка сделала глубокий вдох. — Но иногда меня посещают чёрные мысли, и тогда я ''перестаю'' верить, что Он присматривает за нами. Перестаю верить, что мы Его волнуем. И тогда всё это начинает казаться мне бессмысленным.
— Так говорят еретики, — опустив голос, сказала Дайдо.
Минка замолчала. Дайдо была права. Ей не следовало позволять себе даже думать о подобном. Она снова глубоко вдохнула и кивнула.
— Знаю. Прости. Я прочту молитвы.
— Хорошо. Никогда больше так не говори, Минка. — Обе кадийки замолчали. Дайдо выдавила улыбку и заговорила лёгким тоном, так, словно ничего не случилось. — Слышала об Орбитальном Граде?
Девушка кивнула. Некогда думать о плохом, когда близился час битвы.
— Тебе следует заняться сплочением отделения, — продолжала болтать Дайдо. — Знаешь, как делали в Белых Щитах. Бег в полной боевой выкладке, шесть миль, тридцать восемь минут. Или пробегают все, или начинаем по новой.
Ей показалось глупостью возвращаться к тренировкам белощитников, но Дайдо говорила уверенным тоном.
— Я сама так делаю. Сплачиваю всех вместе.
— Звучит слишком просто.
— Командовать несложно. Ты ведёшь людей за собой и даешь на любой вопрос конкретный ответ. Не имеет значения, права ты или нет. Пусть над этим ломают головы полковые историки. Просто принимай решения. И помни — новобранцы такие же кадийцы. Наверное, с ними стряслось нечто и впрямь фрекковски плохое.
— Хуже Маркграафа?
— Наверное.
— Почему-то я не верю. — Минка протяжно вздохнула. — Но попробую.
— Хорошо, — сказала Дайдо. И насчёт другого дерьма. Про Императора. Сходи к Керемму, если нужно. Но больше не говори такого никогда.
Минка накинула куртку и зашла в казарменный зал, чтобы лично отдать распоряжение. Её бойцы, разбившись на небольшие группки, играли в карты либо лежали в своих койках.
— Бег в полной выкладке, завтра, в пять утра.
Некоторые заворчали, другие застонали, а прочие сделали вид, будто не услышали её вовсе.
У неё не было на это времени.
— Услышали меня?
— Да, — отозвались солдаты.
Когда она обернулась к выходу, перед ней встал человек. Она попыталась обойти его, но тот снова преградил ей дорогу. Минка уже собиралась пихнуть его плечом, когда незнакомец, наконец, заговорил.
— Меня зовут Лаптев. Я ваш новый капрал.
Она смерила его взглядом. Судя по шрамам, он схлопотал пару пуль во имя Императора. Но сейчас он стоял, заложив руки в карманы, куртка была не застёгнута, а ремень свободно болтался на поясе. Он был из тех бойцов, чья улыбка сулила опасность. Из тех головорезов, с которыми лучше не связываться.
— Лаптев. Хорошо. Добро пожаловать. — Она протянула руку, но тот её не пожал. Минка продолжала держать ладонь перед собой. Тот остался неподвижным.
— Я ваш капрал, а не дружок, — произнёс он.
— Верно, — ответила девушка, убирая руку. — Бег в полной выкладке, завтра, в пять утра.
Минке потребовалось время, чтобы успокоиться и наконец уснуть.
Она не прочла вечерние молитвы, вместо этого делая отжимания до тех пор, пока у неё по лицу не потёк пот, плечи не стали жечь огнём, и в какой-то момент она не смогла оторваться от пола. Упражнение помогло. Она легла в кровать, и, уставившись в потолок, сосредоточилась на дыхании.
Затем она, по-видимому, уснула, забывшись в беспокойной дрёме, время от времени перемежаемой сновидениями.
В одном сне ей снова было тринадцать. На фоне ночной тьмы горел лагерный костёр. Она находилась на Кадукадских островах, и слабое пламя колебал морской бриз. Её лицо и ботинки были тёплыми. Остальное тело ныло от холода, а вокруг свистел ветер, задувающий с поросшего вереском болота.
В другой грёзе она снова была ребёнком, идущим вместе с братом по жилой зоне касра Мирак в пекарню, где им дали плотную буханку чёрного гречневого хлеба. «Порезать? — спросил пекарь. Он был ветераном. Имел лишь одну руку, которой и опустил буханку в машину для нарезания, а та подала готовые ломти в коричневый бумажный пакет. — Держи». Она протянула ему рационный талон, а тот положил его в корзину.
Затем она вместе с братом отправилась обратно.
С братом.
Во снах он казался таким реальным. Живым. Она могла обернуться и заговорить с ним, и он бы ответил ей как живой человек.
— Давай я понесу, — сказала девочка из сна, на что он протянул ей пакет, и она ощутила в руке шершавую бумагу.
«Как его звали?» — подумала она, и попыталась обернуться, чтобы спросить, однако не смогла. Ей было восемь или девять, и она возвращалась домой вместе с братом, неся выданный на сутки паёк хлеба.
Это было хорошее место, чтобы остановиться и предаться воспоминаниям. Однако дремлющий рассудок Минки замешкался, и её настигли волки памяти. Повернувшись к брату, она обнаружила себя уже не на тёмных улицах каср Мирака, а под землёй, где с потолка свисали липкие сталактиты. Она стояла по колено в слизи. Девушка поняла, что слишком задержалась в прошлом, и попыталась проснуться, но волки держали её крепко, не желая отпускать. Минка услышала ''его'' голос, напоминавший рёв великана, затем увидела красную вспышку и мигающий залп лазерных импульсов. Восемь футов ужаса в силовой броне. Она нырнула вниз и успела мельком заметить навершие топора с вращающимися цепными зубьями, и на мгновение её ноги стали как желе, а потом ей в нос попала кровь. В её разверзнутый в крике рот. И не только кровь, но и клочья человеческих волос и плоти, осколки костей и бронежилета.
Минка резко поднялась.
Вокруг царила кромешная тьма. Её руки инстинктивно вскинули карабин, чтобы открыть огонь, однако великан исчез. В руках у неё ничего не оказалось. На лбу и спине девушки выступил обильный пот.
Её брат.
Она сосредоточилась на этом моменте, чтобы успокоить бешено колотящееся сердце.
Его звали Тарли. Она пообещала матери, что присмотрит за ним. Она старалась как могла. Сейчас ему должно было исполниться шестнадцать. Белощитник. Может, он ещё до сих пор где-то жив. Может, Императору всё же ''было'' до них дело.
Минка сделала глубокий вдох. Ей нужно собраться с мыслями. Нужно подумать. Она была сержантом, и Император присматривал за ней, и, во имя Трона, завтра утром она приведёт своё отделение в форму.
Утром Минка приняла холодный душ. Оделась и начистила до блеска ботинки. Без пяти минут пятого она стояла на плацу перед выстроенными здоровыми членами отделения.
Она была уставшей. Присутствовали все, за исключением новичка, этого Лаптева.
— Кто-нибудь его видел? — рявкнула она.
Яромир шагнул вперёд.
— Он сказал, у него есть дела поинтересней, — уставившись на неё, медленно проговорил здоровяк.
Минка заставила его повторить.
— Я правильно поняла?
— Да, — сказал Яромир. Его глаз снова начал дёргаться. Девушка поняла, что ей сложно на него смотреть. — Я сказал ему, но он ответил вот так.
Минка почувствовала на себе взгляды всего отделения. Почувствовала, как Дрено с Белусом дожидаются очередной её промашки, и вспыхнула от гнева.
Она словно ощутила мысли присутствующих: «А иначе что? Натравишь на него крыланов…?»
Виктор отсалютовал, развернулся и загрохотал ботинками по брусчатке плаца. Она мысленно проследила за ним до дверей казармы, затем вниз по широким каменным плитам винтовой лестнице до спален, что тянулись по обе стороны от неё.
Через какое-то время появился Лаптев.
— Капрал. Я распорядилась, чтобы отделение собралось в пять ноль-ноль для тренировки.
Лаптев посмотрел на отряд.
— И они здесь.
— Кроме тебя.
— Вы хотели, чтобы я тоже пришёл?
Минка услышала, как Дрено с Белусом мерзко хихикнули. Руки Минки задрожали. Она уже потеряла Арктура, а теперь отделение заставляло её выглядеть — и чувствовать себя — зелёным новичком. Она убрала руки за спину, чтобы их никто не видел, и сжала кулаки.
— Я полагала, — не моргая, сказала она, — это было ясно.
— Нет, — отозвался Лаптев. — Не было.
Минка к тому времени прочла его досье. Прослужил шесть лет. Получил несколько поощрений за храбрость. Повышение. Специалист в рукопашном бою. Какое-то время даже был сержантом, хотя она так и не поняла, почему его понизили обратно. Исходя из доклада, она ожидала, что Лаптев будет типичным кадийцем — свирепым, надёжным, не прочь выпить вне службы. Достаточно импульсивным, чтобы решать споры кулаками. Чего она не ожидала, так это настолько откровенной враждебности.
— Я служил вместе с Арктуром шесть лет, — неожиданно сказал Лаптев. — Однажды он вытащил меня с ничейной земли. Я перед ним в долгу.
— Слушай. Мне действительно жаль насчёт случившегося, — заговорила она. — Не торгуй он обскурой…
— Офицеры вроде тебя долго не живут, — произнёс капрал.
— Ты мне угрожаешь?
— Нет, — недобро прищурился он. — Я говорю тебе правду.