Барахиэль вышел к парапету над внутренним двором, который люди использовали как огневую позицию. Лязг и рычание силового доспеха заставили их обернуться. Апотекария окутала тонкая кровавая дымка, порождённая взрывающимися головами, а сам он едва чувствовал сокращение мышц, когда нажимал на спусковой крючок. Расчленитель остро ощущал отсутствие горячего притока серотонина. Покончив с врагами, Барахиэль оттолкнул трупы в сторону. Чёрные грозовые тучи изливали потоки кипящей крови, которая пузырилась на поверхности его брони.
Четвёртая рота вела отчаянную битву на выживание во внутреннем дворе в десятках метров под ним. Еретики накатывались на космодесантников бесконечной волной. Выпущенные в упор болты раскалывали керамит и взрывались, раскидывая куски мяса и разбрызгивая кровь, ионизированная плазма испепеляла смертных и астартес, а языки пламени поджигали мундиры и табарды из содранной кожи. Кости ломались камнями, кулаками и рукоятями пистолетов. Черепа трескались. Людей Мужчин и женщин разрывали на части бронированные руки. Расчленители убивали, но и погибали сами.
Капеллан сражался, высвободив весь свой гнев – неистовый и стихийный, как ураган. Крозиус приносил смерть всюду, куда обрушивался, и на мгновение Барахиэль ощутил гордость. Дума родился, дабы стать Расчленителем, а его сердца и душа были выкованы из ярости примарха. Как и все капелланы, он доказывал, что способен пользоваться ею, но не поддаваться.
— Я хочу, чтобы ты знал, брат. Я прощаю тебе твои грехи.
Ангел Баала зашагал к навстречу своей судьбе. ==='''Глава тридцать третья'''=== Рота смерти прорубала сквозь ряды смертных рабов и астартес-еретиков вихрем силовых клинков и громовых молотов. Их оружие описывало в воздухе дуги и оставляло за собой длинные узкие ленты из огня и порченой крови, а снаряды, с грохотом вылетающие из стволов болт-пистолетов, погружались в плоть и доспехи, после чего взрывались, раскидывая осколки керамита и разбрызгивая багровую жидкость. С чёрных как смоль доспехов сползала полужидкая масса, в которую превращалась органика. Жалобные предсмертные крики заглушались свирепым звериным рыком. Дума наблюдал за буйством воинов, а внутри него росли гордость и скорбь. Они сражались словно ''эриннии'' из древних мифов, не выказывая ни попыток защищаться, ни сомнений. Десятки лет обучения оказались переписаны священной яростью полубога. Они воплощали наследие Сангвиния в его чистейшей и самой могучей форме, и вести их к почётному концу было сакральной привилегией. Тем не менее, воины оставались боевыми братьями Думы, и потому сердца капеллана наполнялись мучительной болью от уверенности в том, что бойцы роты смерти не увидят следующего восхода солнца. Он выкинул из головы эту сентиментальную мысль, поднимая крозиус. — Узрите высвобожденный гнев Сангвииния! — взревел Дума, после чего ударил по шлему Апостола. Керамит и череп под ним взорвались. Тени не принадлежащих капеллану воспоминаний замелькали перед его глазами как катаракты из чёрного дыма и изумрудного пламени, а вокс забивался рявканьем тех, кто молил о крови и рычал с ниточками слюны меж зубов. Братья капеллана страдали от близости к проклятым. — Они шагают в тени испытания примарха, их единство с ним абсолютно. Обратите еретиков в бегство! Никому не устоять пред очищающим пламенем его гнева! Воины Думы согласно заревели, кося еретиков залпами разрывных снарядов и шипящими потоками плазмы. Они плевались, бранились и рычали. Расчленители боролись с Яростью и желанием отдаться резне, забросив благоразумие. Большинство справлялось, и такие стреляли налево и направо, воя от боли и наслаждения. Тем, кому не хватало силы, перепрыгивали через баррикады, чтобы сразиться плечом к плечу с теми, кто шагал во тьме последнего испытания Ангела. Капеллан чувствовал муки своих братьев, а ярость ласкала его душу зазубренными когтями. Они не смогут сдерживаться долго. Дума проверил активны сигнум-цепочки на ретинальном канале. В живых оставалось меньше двадцати воинов Четвёртой роты. Капеллана взобрался на парапет, сложенный из тел недавно убитых, и высоко воздел крозиус. Врезавшийся в наплечник болт расколол керамит, отчего космодесантник едва не потерял равновесие. Лазерные заряды и пули выбивали искры из кирасы. — Поднимите клинки, братья, и пусть ваши болтеры запоют! Ради чести Сангвиния и возвращения Кретации, будьте мечом праведного возмездия, который обрушится на еретиков! За Ангела! За Императора! — За Сангвиния и Императора! Расчленители пробились сквозь баррикады, раскидывая в стороны сложенные тела. Пули и лазерные лучи били по их доспехам и попадали в неприкрытую плоть в тех местах, где броня ослабла. Болтерный огонь изменников сильно ослаб, так как Апостолов отвлекла рота смерти. На ретинальном канале Думы вспыхивали предупреждающие руны, а строчки информации о зарегистрированных повреждениях исчезали практически сразу после появления. Он опустошил магазин пистолета, наслаждаясь приливом серотонина, который выбрасывался в кровь каждый раз, как Расчленитель нажимал на спусковой крючок. От Жажды в горле стоял зуд, но Дума позволял ей наполнить его мышцы силой для преодоления последних нескольких метров. Сабатоном он раздавил череп раненого смертного. Крозиусом Дума описывал дуги смертоносного света, а от яростного жужжаня оружия свербило в зубах. В ушах грохотала кровь, двойные сердца бились каждый раз, как крозиус падал и поднимался. Выпад, парирование, удар – каждое попадание сопровождалось громогласными взрывами. Трупы разлетались перед ним в стороны, раздавленные и разорванные еретики под ногами Расчленителя издавали предсмертные хрипы. Разум Думы омывался волнами чистой агрессии, и часть его души желала лишь удовлетворения этого желания вырезать всех вокруг. Капеллан проигнорировал возникший порыв, распознав порчу Кровавого бога. Он обращался к неосквернённому гневу. У него была лишь одна первоочерёдная задача: добраться до роты смерти. Септет вопящих убийц прорубался к ступеням цитадели, оставляя за собой изломанные тела. Кровь плескалась у ног воинов Четвёртой, пока те удерживали созданную ротой смерти просеку в орде еретиков. Космодесантники орудовали своими мечами и топорами с такой скоростью, что те выглядели как размытые адамантиевые пятна и оставляли за собой в воздухе след из артериальных жидкостей. Упорнее прочих сражался Дума, который не мешкал и не останавливался ни на мгновение. Крозиусом он отбил в сторону неуклюжий удар от плеча, нанесённый воином в осквернённых доспехах Стальных Исповедников. На обратном ходе меч едва не разорвал капеллану горло, его визжащие зубья прошли в считанных миллиметрах от шеи. — Пашар! – крикнул Дума, отражая череду молниеносных ударов. Изменник взбесился, лишившись части зубьев в полотне клинка. — Владыка предателей до сих пор в реликварии? Голос библиария был таким же измученным, как и его плоть. Капеллан не мог не услышать скрытую в нём боль. — Да, брат-капеллан… ''х-н-н-н-х''… Мощнее всего эмпирейные энергии именно там. Они усиливаются и приближаются к критической отметке… ''х-н-н-н-х''… Изменник охраняет их, дожидаясь этого момента. Дума взглянул наверх, где в красных небесах бушевала сангвиновая буря. По его спине поползли мурашки, а живот скрутило от страха – результат действия первых щупалец яда, угрожавшего ослабить капеллана. В воздухе стояла вонь кордита, фицелина, смазки и крови. Резким выпадом он пробил защиту изменника и разорвал ему мышцы шеи. — Думаешь, они хотят осквернить Кретацию и сделать из неё демонический мир? — спросил Мика. Дума мельком заметил, как чемпион прокладывает себе путь сквозь отделение Апостолов. Его доспех заливала кровью: как собственной, так и врага. Капеллан устремился за своей паствой, следуя по проделанной ими просеке в рядах противника к цитадели. На такое деяние его обычные братья были не способны. Тем временем, рота смерти поднималась вверх по ступеням и неистово вырезала охранявших двери астартес-еретиков. Теперь им противостояла лишь горстка предателей. У их ног лежало выпотрошенное и обезглавленное тело воина по имени Тихос. — Возможно, хотя думаю это случайно, а не намеренно. — Тогда нельзя медлить. Не мешкая, Дума бросился к следующему Апостолу, вгоняя в болт-пистолет очередной магазин. У него оставалось два. — Следи за нарастанием энергии. Дашь мне знать, когда оно дойдёт до критической точки. Мика, Четвёртая рота на тебе. Продолжайте истребление врага. Я лично убью предателя и остановлю ритуал до его завершения. — Ты не должен отправляться один, — прорычал чемпион. — Позволь сопровождать тебя. — А кому оставить командование, как не тебе, Мика? Рота твоя. Веди её. Врезавшиеся в наплечник болты выбили искры и куски керамита. Апостол Ярости обрушил на Думу свирепый удар с плеча, но капеллан поднырнул под цепной топор и врезался плечом в еретика. Они столкнулись со звонким лязгом керамита, и предатель врезался спиной в выгоревшие обломки уничтоженного боевого танка. По наплечнику расчленителя вновь ударили болты, после детонации которых в мышцы вонзились осколки жидкой боли. Апостол ринулся вперёд. Парировав череду его стремительных ударов, капеллан провёл яростный контрвыпад и оставил от визора противника воронку, в которой керамит смешался с обугленным мясом. — Ты не можешь идти в одиночку, — вмешался Кастиэль. — Давай моё отделение сопроводит тебя. Другие сержанты присоединились к нему с похожими изречениями и предложениями. — Со мной будут проклятые, — ровным тоном ответил Дума, раскалывая крозиусом нагрудник ещё одного Апостола и измельчая плоть с органами под ним. Он уже приблизился к своей цели. Теперь капеллан убивал отколовшихся от основной массы врагов у подножия ступеней. — Они – наш единственный шанс быстро добраться до изменника. В воксе воцарилась тишина, но краем уха Дума всё ещё слышал звериное рычание. Сердца заколотились в его груди, а по спине пробежала странная дрожь от осознания того, что он уже двигался среди воинов рот смерти. Трое проклятых окружили капеллана словно стая хищников, пока другие выплескивали свою ярость на дёргающиеся груды керамита и мяса, некогда бывшие Апостолами. Бойки били по пустым патронникам. Перегретые плазменные катушки визжали, вызывая зуд в дёснах. Близость к жертвам проклятия всколыхивала ярость Думы, внутренний зверь призывал Расчленителя сдаться.Наступило время последнего испытания, когда он должен был доказать свою пригодность как капеллана Крови. Одно неверное движение, и воины разорвут его как бешеные шакалы. Дума сделал вдох, собирая всю свою решимость. — Братья, внемлите мне. Рокочущий яростный рык не прекратился, но головы в шлемах резко повернулись к нему. Изумрудные линзы излучали голода, а физически осязаемая стена гнева давила на капеллана, обжигая кожу и раздувая рёв в его венах. Разум Думы терзал порыв устроить резню, грозя лишить Расчленителя рассудка. Этот позыв был таким же грубым, как и манок Кровавого бога. Космодесантник не мог отличить жар священной ярости своего владыки от бушующей над головой неестественной бури или грохота болт-оружия его братьев. Капеллан отгородился от возникшего ощущения, внутренние противоречия сдавливали ему горло. — Предатели рыщут по Дворцу, стремясь умертвить нашего возлюбленного Императора. — Ложь пеплом ложилась на язык задыхающегося Думы, а слова вырывались из его горла шипением. — Нельзя позволить им достичь их гнусной цели, иначе всему придёт конец. — Он поднял крозиус, а затем опустил. — Убивайте, пока не убьют вас, братья. Воины роты смерти взревели и устремились в цитадель. Фаланги смертных бросались на них вопящими волнами жертвенного мяса или выстраивались сплочёнными рядами и стреляли по неумолимо наступающим космодесантникам. Дума двигался вместе со своими подчинёнными. Он был средоточием относительного спокойствия в вихре гнева и насилия, который обрушивался на перепуганных людей. Внутренности шлепались о каменные стены и поблекшие от возраста фрески. В воздухе стояла кровавая дымка, а расщепляющее поле крозиуса с шипением испаряло частички витэ. Густой ихор собирался в естественных углублениях плиточного пола, где свёртывался, пузырился и свистел, растворяя камень. Крики тонули в зверином рыке и влажных звуках, с которыми силовое оружие било по плоти. Оставшиеся воины роты смерти вырезали всех на своём пути. Умирать они начали лишь когда добрались до внутреннего санктума. Первым пал Ганибал, превращённый в кровавый туман бурей болтерного огня, которая пронеслась по плохо освещённым коридорам. Дульные вспышки отмечали занятые Апостолами Ярости оборонительные позиции. Проклятые шли прямо на врага, а боль и возможность пролить кровь лишь усиливали их ярость. Кровь-камни раскалывались, трескалась позолоченная кайма. От чёрных доспехов отлетали осколки, и в телах возникали кровавые раны. Воины роты смерти переносили то, что уже трижды убило бы космодесантника, невозмутимо продолжая сражаться. Рабы и еретики-астартес, в свою очередь, умирали десятками. — ''Капеллан''… — простонал в воксе Пашар. — ''Энергии эмпиреев… Я чувствую, как они нарастают. Пролитая в битве кровь… Питает их… Готовит землю к тому, что грядет. Шторм усиливается… Ритуал быстро приближается к своему пику.'' Последний присоединившийся к роте смерти воин по имени Аврелий исчез в облаке ионизированных частиц. Капеллан врезался в ряды отделения Апостолов, выпуская очередь болтов. Одни предатель рухнул, а второй покачнулся. Крозиус Думы устремился вверх по дуге и врезался в подбородок пошатнувшегося еретика, после чего Расчленитель развернулся и отбил череду бешеных ударов воина с парой ржавых секачей. Когда клинки раскололись, капеллан выпустил в живот изменника последние снаряды в болт-пистолете. Брызнула кровь, полетели мелкие кусочки мяса. Вогнав свежий магазин, он принялся опустошать его короткими очередями. Болты взрывали головы и туловища. — Ты уверен? — Дума прострелил глотку предателю, но не стал наблюдать, как тот хватается за горла и как меж пальцев хлещет кровь. Он поднырнул под обезглавливающий удар, а вой Апостола заглушил ответ библиария. Выругавшись, капеллан расколол ему череп. — Повтори последнее, что сказал, брат! — ''Ты бы тоже был уверен, если бы чувствовал это так, как я! Завеса истончается.'' — Мы в нескольких минутах от реликварии. У нас на пути остались только последние члены свиты повелителя изменников! Рота смерти справится. Нам нужно всего несколько минут, чтобы покончить с ними! — ''У тебя нет времени, Дума,'' — возразил Пашар. Из-за испытываемой им мучительной боли его голос превратился в рёв. — ''Проклятые исполнили своё предназначение. Брось их и исполни своё!'' Потрясённый капеллан замешкался и не успел блокировать удар. По его нагруднику резанули цепной клинок, чьи бритвенно-острые зубья оставили свежие борозды в стилизованных рёбрах, а также разорвали фибромышцы и плоть под ними. Из ран полилась кровь, которая начала растекаться лужей на каменном полу. Врезавшись в нападавшего, Дума с огромной силой ударил того шлемом, отчего голова еретика резко дёрнулась назад. Капеллан впечатал рукоять крозиуса ему в горло, с пеной у рта изливая слова ненависти и отрицания сквозь сжатые зубы. Изменник был могуч и превосходил силой верного перворождённого, но Думу подпитывала священная ярость Сангвиния, поэтому он не мог проиграть. Затрещали мышцы, и Расчленитель выпотрошил предателя выстрелами из болт-пистолета в упор. Дума взглянул на каждого воина роты смерти. На Тамаэля, разбивающего шлем терминатора с визором в форме бычьего рыла ударом громового молота. На Гелиоса, надвое разрубавшего силовым топором шлем Апостола и череп под ним. Капеллан не видел Исайю, хотя не мог сказать точно, увела ли сержанта куда-то жажда крови или же он просто затерялся в гуще рукопашной схватки. Однако, Дума точно мог сказать, что они были его паствой и его ответственностью. Капеллан не мог оставить их, как пастух не мог оставить своё стадо на милость стайным хищникам. Он забил до смерти ещё одного еретика, а второму раздробил челюсть свирепым хуком слева. Его разум отчаянно пытался найти альтернативу, а свои разочарование, гнев и скорбь Дума выпускал с яростным воем, который раздирал ему глотку и заставлял смертных ёжиться от страха. Движение крозиуса сливались в размытое пятно, но капеллан не слышал треска оружия из-за обрушившегося на разум осознания. Осознания, что лишь подпитывало ярость Расчленителя. Рота смерти выполнила свой долг. Она привела Думу сюда. Теперь капеллан должен был выполнить ''собственный'' долг: остановить ритуал и убить владыку предателей. — Гор, — прорычал Тамаэль искажённым от гнева голосом. — Встреться со своей судьбой! Проклиная изменников всем сердцем, Дума стал пробиваться сквозь ряды Апостолов. Он бежал со всей скоростью и убивал до тех пор, пока звуки битвы не превратились в недавнее воспоминание. Биение его сердец замедлилось, кровь в венах начала остывать. Однако, жажда крови не ослабевала, ибо её раздувала царившая в коридоре тишина и тот факт, что капеллану пришлось оставить роту смерти. Руна Тамаэля окрасилась в серый последней.