Кадия стоит / Cadia Stands (роман)

Перевод в процессе: 16/35 Перевод произведения не окончен. В данный момент переведены 16 частей из 35.

WARPFROG Гильдия Переводчиков Warhammer Кадия стоит / Cadia Stands (роман)
Автор	Джастин Хилл / Justin D. Hill
Переводчик	Летающий Свин
Издательство	Black Library
Предыдущая книга	Битва на Тайрокских полях / The Battle of Tyrok Fields (рассказ)
Следующая книга	Место боли и исцеления / The Place of Pain and Healing (рассказ)
Год издания	2017
Подписаться на обновления	Telegram-канал
Обсудить	Telegram-чат
Скачать	EPUB, FB2, MOBI
Поддержать проект

Кадия, находящаяся в непрерывной осаде изливающихся из Ока Ужаса воинств, стоит бастионом против тирании и смерти. Её твердыни и армии веками сдерживали полчища Хаоса, но их суровая непреклонность имеет свои пределы. Когда Тринадцатый чёрный крестовый поход обрушивается на оборону Кадии, и на помощь критически важной планете прибывают силы со всего Империума, ужасный, проводившийся долгое время ритуал подходит к своему завершению, и хрупкий баланс безжалостной войны смещается… Из тьмы выходит герой, который возглавляет окружённых защитников — лорд-кастелян Урсаркар Крид, — но хватит ли стальной мощи Астра Милитарум и силы Адептус Астартес, чтобы не допустить катастрофы и предотвратить падение Кадии? Покуда Крид жив, надежда ещё есть. Покуда дышит хотя бы один защитник, Кадия стоит… но рано или поздно всему приходит конец.

Пролог

Пограничье сегментума Обскурус

Ей четыре. Самое время учиться.

Отец поднимает её к ночному небу. На других планетах она увидела бы над собой бархатисто-чёрный свод, холодный белый свет десяти тысяч звёзд и чарующе прекрасный серп луны. Но она кадийка, поэтому небо здесь вовсе не тёмное и не усеянное светилами. Нет, в нём горит вихрящаяся, жуткая ссадина Ока Ужаса, что взирает вниз подобно глазу циклопа. И мерцают здесь не звёзды, а адамантиевые плиты низкоорбитальных платформ, отражающие лучи солнца.

Она начинает напрягаться. Иногда глаз фиолетовый, иногда зелёный, а иногда приобретает тёмные оттенки безымянного цвета. Голос отца возвращает её обратно.

— Это — Око Ужаса. Темница нашего врага, — шепчет он. — Мы — замок, что не даёт ему вырваться наружу. Вот почему он ненавидит нас.

— Всех нас? — спрашивает она.

— Всех, — отвечает тот.

Долгое время ребёнок молча смотрит вверх.

— Даже маму?

— Да, — говорит ей отец, — даже маму.

Девочка снова молчит. В горле появляется привкус крови. Она вытирает нос, и её пальцы покрываются багрянцем. Она не может перестать смотреть на Око, хотя от его вида ей становится дурно. Девочка знает, что это испытание, которое ей нужно пройти, и она не собирается сдаваться.

— Он ненавидит меня? — спрашивает она, шмыгая носом.

— Да. Осквернитель ненавидит тебя.

Ещё одна пауза.

— Он хочет отнять наш мир?

Его голос раздаётся прямо возле её уха. Дыхание отца касается её кожи и спутанных кудряшек. Он передаёт ей то, что сам узнал ребёнком.

— Осквернитель хочет сжечь наш мир.

К горлу подкатывает тошнота. Усилием воли она проглатывает желчь и пристально смотрит в темнейшие провалы зрачка, словно пытаясь разглядеть там лицо существа, которому могла бы адресовать свои слова. Поначалу она не видит ничего, но затем — вон там! — в непроницаемо-чёрном клочке пурпурного света замечает шлейф бледных облаков.

— Что ты видишь? — резко произносит отец, но ребёнок не в силах выдавить из себя ни слова. Его хватка становится крепче. — Говори, дитя. Верь! Император защищает!

Из ноздрей закапала кровь, и вместе с шоком к ней возвращается дыхание.

— Лицо! — восклицает девочка, её голос начинает ломаться от страха. Она извивается, желая, чтобы это прекратилось, но отец крепко сжимает её руки, и держит ребёнка ещё какое-то время.

— Это Осквернитель! — говорит он ей и поднимает выше. — Что ты хочешь сказать ему, тому, кто ненавидит нас всех и хочет сжечь наш мир?

Кровь из носа течёт всё сильнее, но девочка не отводит глаз. Она не сдастся.

— Никогда, — произносит она.

— Я тебя не слышу.

— Никогда! — уже громче повторяет девочка.

— Скажи ему!

— Никогда! — кричит в ночное небо ребёнок. — Никогда!

Отец опускает дочь на землю и прижимает к нагруднику.

— Отлично, дитя, — с облегчением говорит он. Подвергать ребёнка подобному испытанию очень непросто. Девочка возвращается в жилой блок, и он провожает её взглядом.

Он кадиец и отец. Свой долг он исполнил.

Для неё же настоящая проверка ещё впереди.

Часть первая

Призыв

Глава первая

Орбита Кадии

Планета внизу наполовину купалась в свете, и наполовину тонула во мгле.

Майор Исайя Бендикт не мог сказать, наступал ли сейчас новый день, или же наоборот, на мир опускалась ночь. Он стоял вместе с магистром войны Рюсом и членами его штаба на наблюдательной площадке «Фиделитас вектор» и вспоминал, как покинул Кадию больше двадцати лет назад.

За эти два десятилетия он сполна навидался сумеречных ледяных миров, безжизненных лун и джунглевых планет с нанобами-кровососами, падавших на тебя с древесных ветвей.

Он увидел худшее, что было в Галактике, и теперь, глядя на Кадию, вспоминал последние моменты, проведённые в родном доме.

Юный белощитник, пока не записавший на свой счёт ни одного убийства.

Отец Бендикта так и не получил возможность покинуть планету. Он оказался тем самым одним из десяти кадийских ударников, которым выпала служба в территориальной гвардии. Его задачей было базироваться на Кадии и быть готовым защитить родину. Однако война не пришла, и такая не отмеченная особыми событиями карьера обесцветила всю его оставшуюся жизнь.

Когда шестнадцатилетний Исайя Бендикт попал в число тех, кому предстояло сражаться за пределами мира, он был горд сыном, но также и завидовал ему. Вечно угрюмому отцу было сложно выражать свои чувства, поэтому он поступил так, как поступали многие отцы до него — принёс бутылку «Аркадийской гордости», которую затем вместе с Бендиктом и распил.

Он хорошо помнил ту ночь. Они сидели за круглым лагерным столом посреди тесной главной комнаты своего жилого блока. Отец отодвинул стулья и поставил между ними бутылку, а на стол — пару стопок.

Натужно выдавив улыбку, он открутил крышечку, смял её в руке и кинул через плечо в угол комнаты. Мама оставила им на столе две тарелки с вареным гроксовым мясом и капустой. Бендикт постарался как можно быстрей набить желудок, пока отец разливал напиток.

— Держи, — сказал он, протянув ему наполненный до краёв стакан.

Они чокнулись и подняли стопки над головами. Отец с сыном выпивали раз за разом, медленно, но верно осушая бутылку. Когда зазвонил колокол, оповещая о сборе, амасека оставалось на самом дне.

— За твоё первое убийство! — пьяно пробормотал отец. Его мать — худая, усталая женщина с серьёзным выражением лица, — присоединилась к ним в последнем тосте.

Из дома они отправились в недолгий путь к сборному пункту, где по рельсовым вагонеткам уже рассаживались другие белощитники, кидая из-под касок кадийской модели напряжённые взгляды. Дальнейшая их дорога вела прямиком на посадочные поля за каср Тайроком.

Бендикт с родителями проталкивались через толпу, разыскивая нужную вагонетку. Мать с отцом сказали ему пару слов на прощание, хотя будь он проклят, если сейчас вспомнил бы их. Ему было всего шестнадцать, и он был так пьян, что едва держался на ногах. Никто не плакал. Среди кадийцев не пристало выражать свою грусть слезами, когда кто-то из них отбывал на войну. Таков был естественный ход жизни: рождение, обучение, призыв, смерть. Белощитник, отправляющийся убивать врагов Империума — разве могло быть на свете нечто более естественное?

Бендикт не раз представлял себе, как уезжает на юг, чтобы больше никогда не увидеть родной дом. Прежде чем забраться в вагонетку, он оглядел себя в последний раз, удостоверяясь, не забыл ли чего.

У него были ботинки, разгрузка, куртка, пояс, боевой нож, лазвинтовка, три батареи к ней, «Имперское руководство» в левом нагрудном кармане, фляга с водой — в правом. Юноша сделал глубокий вдох. Похоже, всё на месте. Он готов к встрече со всем, что бы ни послала против него Галактика.

— Ну так… — протянул Бендикт. Они попрощались друг с другом, после чего мама быстро обняла его и засунула в карман куртки плотный бумажный свёрток.

— Вяленый грокс, — шепнула она.

Она была жёсткой женщиной, выросшей на планете, чьи обитатели умели только воевать, и была не склонной к проявлению эмоций.

— Я хочу поблагодарить вас обоих за то, что вы дали мне жизнь. Обещаю вам, что не посрамлю чести кадийца, — произнёс Бендикт. Эту речь он подготовил уже давно, но спьяну забыл половину слов, и многое оставил недосказанным.

Затем юноша отдал честь, и, обернувшись, забрался в вагонетку. Он выглянул наружу, чтобы помахать родителям, но к тому времени уже стемнело, и они отправились домой. С тех пор Бендикт больше их не видел. На следующие двадцать лет его братьями и сёстрами стали другие гвардейцы, а отцом — сам Император.

Бендикт с трудом припоминал лицо отца, однако не забыл его последних объятий, того, как большие, широкие руки родителя сомкнулись на его спине. Голос матери также остался с ним навсегда, и каким-то образом прошёптанные на ухо слова «Вяленый грокс» стали означать для него «Береги себя», и даже «Мы любим тебя, сынок».

Разглядывая вращающуюся внизу Кадию, магистр войны Рюс опустил руки на отполированный до блеска медный поручень и подался вперёд, так что его дыхание слегка затуманило ледяное стекло футовой толщины.

Он хотел увековечить этот момент подходящим, но притом поэтичным и запоминающимся изречением. Словами, достойными войти в его мемуары, когда — или, вернее, если — он выйдет в отставку. Словно почуяв, что в нём возникла потребность, личный сервитор-писец Рюса — измождённого вида существо со стилусом на месте правой руки и расположенным у пояса сувоем — проковылял вперёд, попутно сбив с ног парочку зазевавшихся подхалимов военачальника.

Писец достался ему вместе с высоким титулом, и Рюс, казалось, хотел донести до потомков каждое сказанное им слово. Однако Девкалионский крестовый поход, которым он руководил, завершился, и теперь до многих начинало доходить, что, возможно, дни Рюса в качестве магистра войны также были сочтены.

Возможно, размышляли они, звезда Рюса заходила за горизонт, и им пришла пора искать кого-то нового, кто подавал большие надежды.

Рюс откашлялся, прочищая горло, а затем его мощный басовый баритон громыхнул на всю комнату:

— Мы вернулись к матери в час её величайшей нужды.

Сказать можно было ещё много всего, и Бендикт подумал, что магистр мог бы придумать речь и получше, но тот решил закончить её эффектной фразой, подобно расчувствовавшемуся имперскому проповеднику.

— Никто не скажет, что мы забыли о своём долге, как и о том, откуда мы родом.

Его реплика сопровождалась скрежетом стилуса по пергаменту, оставлявшего после себя аккуратные строчки, которые складывались в тщательно выверенные колонки текста. Рюс замолчал, словно чтобы сервитор мог за ним поспеть, и Бендикт невольно заглянул ему через плечо, сверяя запись со словами, что всё ещё звенели у него в ушах.

Бендикт отвёл глаза. Магистр войны обернулся, и, решив, будто он не проявляет должного внимания, спросил:

— А что думаете вы, майор Бендикт?

— Она… она выглядит вполне мирной, — запинаясь, отозвался тот.

Рюс снисходительно улыбнулся.

— Да. Кадия позвала, и мы вернулись. Её нужды не были забыты. — Моторчики в бионической руке магистра тихо взвыли, и он похлопал Бендикта по спине. Вне всяких сомнений, жест задумывался им как тёплый и дружеский, однако от тяжёлого прикосновения металлических пальцев майору стало не по себе.

— Когда начнётся высадка? — спросил Рюс у худосочного бледного офицера с гривой седых волос.

Офицер щёлкнул каблуками.

— Губернатор Порелска прислал за вами личную баржу, магистр войны. «Сакраментум» грузят на неё прямо сейчас. Как только его завезут, я дам вам знать, сэр. По мнению капитана судна, на это уйдёт несколько часов.

«Сакраментумом» именовался личный «Левиафан» Рюса — украшенное медными вставками чудо военной инженерии, в своё время возглавившее как минимум два штурма мира-улья Оуэн.

— Хорошо, — произнёс Рюс. — Хорошо.

Он был из тех людей, которые любили заполнять тишину собственным голосом. В этот момент один из адъютантов коснулся рукава магистра. На обзорную палубу прибыли командиры мордианского батальона. Они стояли навытяжку плотной обособленной группой, дожидаясь, пока их не представят.

— Ах! — воскликнул Рюс так, словно короткий разговор с мордианцами сейчас был именно тем, чего он хотел на свете больше всего, и кивнул остальным собравшимся. — Прошу прощения, джентльмены.

Свита Рюса разошлась, пока не остался лишь один человек, продолжавший смотреть на Кадию.

Бендикт заметил его краем глаза. Судя по эполетам, он был генералом первого ранга, но притом он носил полевую одежду, а не парадную форму, и держался обеими руками за латунный поручень так крепко, что у него аж побелели костяшки.

Его ботинки никто не чистил с самой посадки. Полы его шинели покрывали брызги болота, помимо прочего буревшего пятнами ещё и на коленях. А эта деталь была весьма примечательной: генералы нечасто опускались на колени, а в грязь так и подавно.

Любопытство Бендикта взяло верх.

— Простите, сэр, — спросил он. — А вы не генерал Крид?

Мужчина повернулся к нему. Он имел широкие плечи, бычью шею и коротко подстриженные волосы. Взгляд его был тяжёлым и, казалось, проникал в самое нутро. Бендикт покраснел.

— Прошу прощения. Я хотел сказать, вы тот самый генерал Крид?

— Насколько я помню, генералов Кридов есть четыре, — в глазах мужчины вспыхнула лукавая искорка.

— Генерал Урсаркар Крид?

— Да. Я один из тех двух, кого зовут Урсаркаром Кридом. Второй, приятный старичок трёхсот двадцати лет, вышел в отставку и проживает сейчас в тренировочном мире Катак. Я провёл с ним там шесть месяцев, работая с катачанцами. Классные ребята. Генерал Урсаркар Крид имел отличную коллекцию амасека, чего не могу сказать о его сигарах. Слишком утончённые, как на мой вкус. Я вот люблю покрепче.

Уголки губ Крида едва заметно приподнялись.

— Он был первым, поэтому честь называться просто генералом Урсаркаром Кридом досталась ему. Так как я второй, то зовут меня, соответственно, Урсаркар И. Крид. — С этими словами он протянул руку, и Бендикт стиснул её в крепком рукопожатии.

— Для меня настоящая честь встретиться с вами, — произнёс он.

Его слова, казалось, развеселили Крида.

— Так уж и настоящая?

— Да, — сказал Бендикт. — Мы ведь из одного призыва.

— В самом деле?

— Да. Я думал, будто сделал хорошую карьеру, пока не услышал, что вы стали генералом. Первым в нашем призыве.

Выбиться в генералы к сорока терранским годам считалось чем-то практически немыслимым.

Справившись со своей завистью, он принялся изучать биографию Крида и его тактику, а когда они оказывались в одной зоне боевых действий, майор пристально следил за карьерой военачальника через мемо и полковые сводки.

— Что вы чувствуете? Вы ведь предсказывали этот отзыв ещё два года назад, — произнёс Бендикт.

Сказанное Крида впечатлило, но довольным тем, что он оказался прав, генерал не выглядел.

— Предсказывал. Вы правы. И было бы лучше, если отзыв начался двумя годами раньше.

— И за ваше беспокойство вас понизили в звании.

— Всего лишь незаконченное расследование. Рюс — хотя, как же, магистр войны Рюс, — заступился за меня.

— Потому, что вы спасли ситуацию на Релионе IV?

Крид рассмеялся. Из его рта слегка повеяло амасеком. Помимо прочего генерал славился немалой любовью приложиться к бутылке.

— Это, наверное, половина причины. А вторая часть — Рюс не дурак.

На мгновение между ними повисла пауза, пока Крид осматривал униформу и полковую эмблему Бендикта.

— Вы, должно быть, майор Исайя Бендикт из 101-го Кадийского. Дважды заслужившего награду воинского подразделения за доблесть. Ваш танковый полк — один из самых титулованных на Кадии. А что касается вас, ваш экипаж имеет шесть Стальных крестов, четыре Стальные аквилы, а ещё орден Орлиного когтя.

Щёки Бендикта залились румянцем, и он потерялся со словами.

— Ну, да, сэр. Мой полк гордится своей службой Золотому Трону.

Запах амасека стал крепче, когда Крид подался ближе и заговорил с Бендиктом тихим заговорщическим тоном.

— Ты когда-то думал, что вернёшься на Кадию живым?

Майор знал статистику не хуже любого другого: планету покидала половина боеспособных кадийцев, чтобы сражаться по всему Империуму Человека, однако назад возвращался едва ли не один из тысячи. Он ответил без лишних раздумий.

— Никогда. А вы?

Крид поджал губы, и его костяшки побелели снова. На Кадию опускалась ночь, и в тёмном небе всё сильнее разгоралось Око Ужаса. После минутного молчания генерал, наконец, улыбнулся.

— О, я всегда знал, что вернусь.

На это Бендикт не знал, что ответить. Он посмотрел на их родной мир, иссиня серый в рассеянном свете солнца.

— Вы действительно думаете, что Кадия в опасности?

— Крайней опасности. — Ноздри Крида раздулись. — Весь сектор уже несколько лет как под ударом. Чума. Предательство. Ересь. Мы видим перед собой все эти неприступные парапеты, но на самом деле Кадия похожа на каср, под стены которого уже проведены подкопы.

И вновь Бендикт не нашёлся с ответом. Оба кадийца посмотрели на раскинувшийся над головами купол. В темноте космоса они разглядели башенные огни орбитальных средств обороны, дрейфующие орудийные установки, а также яркие сполохи двигателей патрулирующих фрегатов и тупоносых защитных мониторов.

— Вы правда так считаете?

— Я это знаю. — Крид невесело улыбнулся и метнул взгляд в другой конец комнаты, где Рюс с раздражённым видом пытался объяснить шутку командиру мордианцев. — Наши враги планировали это тысячу лет. Может и больше. А мы стали благодушными. Взгляни. Рюс больше заинтересован в расшаркивании перед этими жуткими мордианцами, чем в подготовке к войне. В верховном командовании Кадии полно таких людей, как он. Они понятия не имеют, насколько реальна угроза. Полагаю, о ней едва подозревают даже верховные лорды Терры. Врата Кадии в огромной опасности, и только мы — честные люди вроде меня с тобой — должны не дать им пасть. Кадия не может пасть. И она не падёт.

И вновь между ними воцарилось молчание.

Майору польстило слово «мы», однако зловещее предупреждение потрясло его до глубины души.

— Что мы можем сделать?

— Мы будем сажаться как дьяволы, — заявил Крид. — И мы должны быть коварнее, чем наши недруги.

Бендикт улыбнулся.

— Такое разве возможно?

— Жизнь в Гвардии научила меня трём вещам, — сказал генерал. — Выносливости, твёрдости и пониманию того, что с верой, отвагой и хорошим руководством нет ничего невозможного.

— Надеюсь, вы правы.

Крид одарил его долгим взглядом, после чего вновь подался ближе.

— Когда я был молод, мой сержант-наставник любил повторять одну поговорку.

— Какую?

— Надежда, — сказал он, — это первый шаг на пути к разочарованию.

Глава вторая

«Фиделитас вектор»

Вспомогательные погрузочные ангары

Тайрокские поля

Никто уже не припоминал, когда нечто подобное случалось в последний раз.

Круглый год громадные, продуваемые насквозь безликие помещения пунктов сбора заполнялись кадийской десятиной — юными белощитниками, которых затем сгоняли на палубы-каверны войсковых транспортников и посылали прямиком на войны, что вёл Империум Человека.

На Кадии ритм рождения, обучения, призыва, распределения, погрузки и отбытия был таким всеохватывающим и неизменным, как чередование лета с зимой, как восход солнца и наступление ночи.

Теперь же естественный ход жизни обратился вспять. Войсковые транспорты садились полностью загруженные, а не пустые, как прежде. Призывники, собиравшиеся годами, прибывали в течение месяцев. Миллионы солдат-ветеранов. Это было чересчур даже для эффективных кадийских администраторов. Длинные очереди кораблей терпеливо дрейфовали на орбите, и даже личный перевозчик магистра Рюса, «Фиделитас вектор», прождал пять дней, прежде чем ему выделили посадочное место.

— Комендант погрузки шлёт свои извинения, — произнёс адъютант Рюса, пока тот осматривал свой скромный завтрак из кружки рекафа, поджаренного хлеба и пары только-только сваренных яиц-пашот. Магистр войны взял серебряный нож и вилку и принялся есть. Бессмысленные ожидания распаляли в нём аппетит.

Пятидневную задержку магистр войны коротал за едой. Бендикт принимал все приглашения на устраиваемые Рюсом банкеты. Он провёл достаточно времени, питаясь обычными солдатскими пайками, и просто не мог упустить шанс отведать пищи, которая подавалась на стол главнокомандующему.

Исайя надеялся встретиться с Урсаркаром И. Кридом ещё раз, но генерал больше не появлялся, и всякий раз майор возвращался после ужина на свою палубу в удручённом настроении.

В последний вечер майор сидел за столом, общаясь с парой ветеранов. Первый, тот что справа, по имени Линч, заявлял, что руководил кампанией по искоренению ксенорасы под названием бринарр.

— Бойцы из них были так себе, — говорил он, пока сервитор подливал ему тёмно-красного вина. Он сделал глоток, после чего опустил гранёный хрустальный бокал на стол. — И они питали особую любовь к своим куколкам. Поэтому их было очень легко загнать в ловушку и убить. У них напрочь отсутствовал инстинкт выживания.

Бендикт учтиво кивал, не переставая обшаривать комнату взглядом в поисках характерного силуэта Крида.

— Вас зовут Бендикт? — спросил мужчина слева, прочитав табличку рассадки с его именем. — Вы из каср тайрокских Бендиктов?

Этот вопрос ему часто задавали кадийцы аристократичного происхождения.

— Нет, — ответил майор. — Я родился в суб-блоке каср Халига.

— Суб-блоке? — удивлённо протянул мужчина.

— Да.

— А теперь вы майор?

Исайя решил не отвечать на этот вопрос. Его эполеты говорили сами за себя. Генерал, которого, судя по табличке рассадки, звали Грубер, отпил вина.

— Сколько вам лет, майор?

— Сорок. Терранских, — произнёс он.

— Как и генералу Криду?

— Какому именно генералу Криду?

Грубер удивлённо фыркнул, с сосредоточенным видом разрезая копчёную рыбу.

— Урсаркару Криду.

— Я думал, есть два Урсаркара Крида. — Бендикт пригубил из бокала.

Генерал посмотрел на него, пытаясь взять в толк, не издевается ли над ним майор.

— Урсаркар И. Крид, — уточнил он.

Бендикт сделал ещё глоток.

— А! Верно, столько же.

— И что скажете?

— Очень впечатлён.

— Правда? — произнёс Грубер, и также отхлебнул вина. — А мне он кажется слегка переоценённым.

Крид не объявился и в тот вечер. Бендикт извинился перед генералами Грубером и Линчем, и ушёл одним из первых.

Весь следующий день он провёл в ожидании выгрузки в жилом ангаре 07-85, режась в Чёрную пятерню с парочкой капитанов из Боевых Шакалов, или, иначе, 883-го Кадийского стрелкового полка.

Боевые Шакалы разжирели и утратили всякую сноровку за время, проведённое в гарнизоне колонизированного мира под названием Андромеда. Сам Бендикт в принципе не любил надолго покидать передовую. Сидение в тылу расслабляло людей, и по личному опыту он знал, что у солдат начинали появляться разные иллюзии о жизни, которая им никогда не будет светить.

Сейчас майор считал своим долгом избавить их от наличности. Пытаясь отвлечь внимание капитанов, он расспрашивал их об Андромеде, но чем больше денег они спускали, тем тусклее становились их истории.

— Что ж, — сказал один из них, наблюдая за тем, как Бендикт тасует карты. — До нас там базировался полк катачанцев. Всё ещё заканчивали там свои дела.

Спустя час они окончательно скисли.

— Ещё партию? — предложил майор.

Капитаны покачали головами. Бендикт вывалил монеты на стол и принялся подсчитывать выигрыш. Недурно, решил он. Этого должно хватить на пару дней в барах каср Тайрока. Или на одну запоминающуюся ночку, если больше времени у него не будет.

Бендикт сгрёб монеты в карман, быстро поднялся и протянул руку.

— Удачи.

На следующее утро пронзительно завыли сирены, и, один за другим, на потолке длинного ангара с мерцанием зажглись три ряда люмен-полос.

— Выдвигаемся, — сказал сержант Тайсон.

— Самое время, — согласился Бендикт, рывком вставая с кровати. На полмили перед ним остальные солдаты поднимались со своих коек и паковали в рюкзаки последние вещи.

Тайсон опустил пустую бутылку «Аркадийской гордости» в мусорную корзину.

— Хорошо провели последнюю ночь, сэр?

В памяти всплыли воспоминания о вечеринке. Бендикт кивнул.

— Недурно, — отозвался он, после чего откинул одеяло и потянулся за формой. Бронежилет лежал в самом низу, а на нём — аккуратно сложенная грязно-коричневая куртка кадийского фасона. Даже пьяный в стельку, он оставался кадийцем.

— Похоже, наши приказы изменились. — Тайсон передал ему листок с последним распоряжением, но Бендикта его содержимое совершенно не заинтересовало.

— Там говорится, куда нас отправляют?

Сержант покачал головой.

За время путешествия их приказы менялись уже шесть раз. Они будут гарнизоном на орбитальной оборонительной платформе. Они войдут в мобильный резерв. Они станут авангардом мощной бронетанковой колонны и отправятся на внешнюю планету Каср Холн в качестве первой линии обороны. Бендикт вздохнул. Типичная военная неразбериха.

— Постарайся найти кого-то, кто знает.

— Да, сэр, — кивнул Тайсон.

Бендикт был уже на ногах и полностью одет, когда его флаг-сержант, Даал, подошёл к нему, печатая шаг, и отдал честь.

— Всё упаковано и готово? — спросил майор.

Даал ухмыльнулся.

— Сэр, всё было подготовлено ещё в начале отзыва.

Так оно и было. Как только они узнали, что возвращаются на Кадию, бойцы 101-го вплотную занялись своей униформой и снаряжением, полируя, ремонтируя, штопая, прилаживая, остря, начищая каждую пуговицу, кармашек на разгрузке, лезвие, застёжку и предмет, что у них имелся. Меньшего он не ожидал. Они были прорывным подразделением. Элитой элиты. Иногда им даже не нужно было отдавать приказы. Они походили на острый нож. Всё, что им требовалось — это повернуть в нужном направлении и слегка надавить. Остальное они сделают сами.

— Хорошо, — произнёс Бендикт.

Даал был так возбуждён, что едва держал себя в руках. Спустя пару минут, когда они стояли над котелком с рекафом, флаг-сержант сказал:

— Устроил небольшую взбучку второму взводу.

Бендикт кивнул, но промолчал. Голова болела уже меньше.

— Прошлой ночью они неплохо развлеклись.

— Я тоже, — отозвался Бендикт, отхлебнув едва тёплый рекаф. Они провели в пути столько времени, что переработанная вода начала отдавать машинным маслом и стерилизаторами, чего не мог скрыть даже такой крепкий рекаф. Майор отставил кружку. Его уже тошнило от одного его вида.

— Когда наше окно?

— В девять ноль-ноль по корабельному времени, — ответил Даал.

— Корабельное время синхронизировано?

— Нет. Мы на шесть часов и пятьдесят три минуты впереди планетарного. Капитан приносит свои извинения. Переход от точки Мандевилля был очень спешным… Они не успели, одним словом.

Исайя кивнул и взглянул на пустую бутылку в корзине. В следующий раз он будет пить уже в барах каср Тайрока. Поскорее бы.

Зазвенел сигнал к выгрузке, и на трюмных палубах «Фиделитас вектор» с мерцанием вспыхнули огни, озарив тысячи запаркованных ожидающих танков и вспомогательных машин. На время путешествия их духи были погружены в спячку, и пока длинные шеренги гвардейцев медленно маршировали в направлении войскового распределителя Альфа-4, технику доставляли прямиком в челноки и переправляли на планету.

Необъятные палубы «Фиделитас вектор» полнились шумом и выхлопными газами; «Леманы Руссы» заезжали задом по трапам челноков, за ними с натужным рёвом следовали большие гусеничные транспортёры, доверху заполненные огромными, с человека, снарядами к «Гибельным клинкам», бронебойными боеприпасами и массивными ракетами к осадным пушкам «Гибельных молотов», предназначенными для разрушения зданий.

Рюс первым покинул корабль на борту личной губернаторской баржи, забрав с собою свой штаб, а также «Сакраментум».

— Как крысы, — заметил Тайсон, провожая взглядом уменьшающуюся вдали баржу.

Честь первым последовать за магистром войны досталась 774-му Кадийскому, Убийцам Титанов, имевшему в составе целых три древних «Теневых меча». Далее отправился 993-й/57-й Кадийский, Синефуражечники, численностью в тысячу десять отборных ветеранов, которые три последних года дрались с зеленокожими в джунглевых мирах Семиона Прайм.

Полк Бендикта, 101-й Кадийский, по расписанию должен был сесть в десантный корабль поздним утром, однако их назначенный час давно прошёл, а они до сих пор ждали на борту «Фиделитас вектор». Бойцы стояли на широком трапе, медленно, но уверенно продвигаясь вниз к посадочным палубам.

Майор сверился с хронометром. Ему и прежде доводилось стоять в подобных очередях, когда администратумцы лажали по полной, и даже проводить в коридорах по нескольку дней, дожидаясь своего окна.

— Скучаете по Кадии? — спросил Тайсон.

— Думаю, мне не хватало баров каср Тайрока. Но по дому… Если честно, то нет, я бы не сказал.

От такого ответа его адъютант явственно сник.

Бендикт вздохнул.

— Как только мы спустимся, мне точно станет лучше.

— Уверен, так и будет, сэр.

Исайя кивнул.

— Если только ожидание меня не доконает.

— Я принесу вам ещё рекафа, сэр.

— Да, будь добр. И покрепче.

Бендикт всё ещё ждал свой рекаф, когда очередь впереди него, наконец, зашевелилась, и солдаты поднялись с пола и начали идти. У них ушло два часа на то, чтобы спуститься по длинным широким трапам, по-прежнему задымленным прометиевыми газами, в распределительный пункт.

Ещё три часа потребовалось для того, чтобы их челнок, трёхъярусный паром, наполнился гвардейцами, танками, орудиями и оборудованием, после чего с глухим металлическим лязгом пустотные отсеки загерметизировались, воздуховоды и магнитные зажимы отсоединились, и толстобрюхое несуразное судно отправилось в путь к планете.

В челноке царила спёртость и затхлость. Никаких окон не было. Внутри не было ничего, кроме горбящихся людей и техники, а также витавшего в воздухе нервного напряжения. Для них посадка в десантный корабль обычно означала отправку в новую зону военных действий, а в людном и душном отсеке отсутствовало что-либо, способное отвлечь их от тягостных раздумий. Большинство людей сидело рядами на полу, подтянув колени к подбородку, с опущенной головой, низко надвинутой каской и закрытыми глазами.

У Бендикта свело живот, когда корабль покинул боевой крейсер и устремился к Кадии, но затем на смену тошноте пришло чувство свободного падения. Ему бы следовало проверить, как там его бойцы, поэтому, придерживаясь рукой за металлическую стену, он поднялся на ноги.

Майор прошёлся вдоль рядов ждущих гвардейцев, перебрасываясь парой слов то с тем, то с другим. Затем он заметил молодого парня.

— Как тебя зовут?

— Георг, сэр.

— Когда покинул Кадию?

— Полтора года назад, сэр.

— Спорю, ты не думал, что вернёшься так скоро.

— Нет, сэр.

— Была дома девчонка?

Щёки Георга зарделись, и он ухмыльнулся.

— Ну, да… — он чуть не забыл добавить «сэр». — Ей выпало служить в силах планетарной самообороны.

Бендикт кивнул.

— Тогда удачи, — сказал он.

Исайя собирался двинуться дальше, когда Георг порылся в шинели и достал захватанный пикт молодой девушки в кадийской униформе со стянутыми в тугой хвост волосами. Бендикт взял его. Так следовало делать, когда кто-то показывал тебе свою вторую половинку.

— Выглядит, как настоящий боец.

Георг улыбнулся.

— Она такая. Галина. Пыталась опротестовать распределение. Дошла до самого верховного командования… — юноша замолчал, и майор закончил вместо него.

— Но они ничего не смогли поделать.

Георг кивнул.

— Ничего.

Бендикт вернул снимок.

— Надеюсь, она тебя не забыла.

А затем ему вспомнились слова Крида.

Надежда вела к разочарованию.

Последний раз, когда 101-й Кадийский летел к планете, их корабль сотрясался от зенитного огня противостоявших им зеленокожих. То был жуткий спуск. Но на этот раз не было никакого грохота, никаких манёвров, никакого звона осколков по наружной обшивке.

Они зашли с севера, миновав увенчанные снежными шапками пики Резлийских гор, после чего мягко повернули направо. Сервоорудия удалённого управления поворачивались вслед десантному кораблю, который, постепенно сбрасывая скорость, ушёл в затяжной спуск над северными приполярными регионами, следуя по предписанному маршруту, что ввели в его системы управления сервиторы палубной команды.

Снижение заняло почти два часа. Челнок неспешно летел по пологой параболе, и к тому времени как он выдвинул шасси, и все на борту ощутили резкое торможение перед посадкой, настроение бойцов стало чуть ли не ликующим. Едва дальние двери распахнулись, гвардейцы начали смеяться и перебрасываться шутками, а затем радостно закричали, когда широкие аппарели с грохотом откинулись, и отсек заполнился светом и воздухом Кадии.

Бендикт стоял на верху трапа десантного корабля и дышал на полную грудь. Перед ним во все стороны раскинулся военный транзитный лагерь, коим являли собой Тайрокские поля.

Верховное командование планеты отозвало все кадийские части. Никто не знал, когда подобное случалось прежде, и теперь, стоя здесь и окидывая взглядом бескрайние Тайрокские поля, майор с изумлением слушал гул миллионов собравшихся ударников.

Размах происходящего потряс его до глубины души, словно дикаря с первобытного мира, увидевшего свой первый орбитальный корабль. Гигантская равнина превратилась в настоящий город из палаток, припаркованной техники, гор снарядов и пайков, а также дополнительных припасов. Исайя даже представить себе не мог, сколько здесь находилось гвардейцев. Люди сновали везде, куда бы он ни посмотрел. Гул их кипучей деятельности сливался в неумолкающий рокот. Их был миллион, не меньше. А вдалеке, на самом горизонте, словно животное на пастбище, «Левиафан» дал пронзительный сигнал из рожков, приветствуя шествующую на юг манипулу «Повелителей войны».

Титаны ответили рёвом собственных горнов, и медленно двинулись в его сторону подобно накатывающему валу. Бендикт ухмыльнулся.

Внезапно он понял, что обнимает Тайсона, с громким хохотом хлопая сержанта по спине.

Они были дома.

Оглядываясь назад, Бендикт жалел о том, как провёл первые полтора дня на Кадии.

Он отказался от шанса наведаться в каср Тайрок и отправился вместе с флаг-сержантом Даалом и своими штабистами в местный офис Муниторума, чтобы узнать последние приказы.

Офис Муниторума представлял собой приземистую, обложенную мешками с песком будку в углу лагеря 889. Он взяли талон — Д9973 — у станции-сервитора и принялись ждать свою очередь. Ожидание затянулось, но это была Кадия, поэтому всё происходило упорядоченно и дисциплинировано — а в комнате находилось полно других ударников. Кадийцы скрасили время, узнавая, не приходилось ли им сражаться вместе в одной зоне боевых действий.

Когда их номер, наконец, назвали, они подошли к чиновнику от Муниторума, который сидел, сложив перед собой руки, за низким лагерным столом, заваленным сухпайками, стопками чистых листов, а также тяжёлым металлическим штампом в форме аквилы.

— Сто первый Кадийский, — вместо приветствия произнёс он.

Бендикт кивнул и сел, положив каску себе на колени.

Клерк сверился с бумагами.

— Майор Бендикт? Хорошо. Мой двоюродный дедушка служил в Сто первом.

— Как его звали?

— О, вы его не знали, — отмахнулся чиновник. — Он погиб в первом же бою. Разбился на «Валькирии».

Бендикт слышал сотни подобных историй. Он был вымотан, и прямо сейчас больше всего хотел сидеть в баре, пропивая выигранные деньги.

— Война сурова, — отозвался Исайя.

Чиновник был престарелым мужчиной с широко посаженными круглыми глазами, то и дело наклонявшим голову так, что становился чем-то похож на орла. Впрочем, он был учтив и расторопен, и вручил им все необходимые продовольственные книжки и карточки на выдачу снаряжения, зимних ботинок, медикаментов и остального, что требовалось боевому подразделению.

— Негустой рацион, — заметил Бендикт, пока Даал изучал нормы ежедневного отпуска продуктов.

Клерк повернул голову и вперился в него взглядом, прежде чем отвернуться.

— Осадное положение, — буркнул он.

— Уже? — спросил Даал.

Чиновник Муниторума кивнул.

Бендикт надел каску. Он решил, что пришло время сверить приказы.

— Значит, мы должны соединиться с Семьдесят четвёртым бронетанковым батальоном командования «Север».

Мужчина взглянул на исписанный сервитором свиток перед собой.

— Хмм, — задумчиво протянул он. — Похоже, ваши приказы изменились.

— Снова?

Клерк вновь наклонил голову и посмотрел на майора.

— Да. Ваше подразделение будет размещено на наблюдательном пункте 9983.

— А где это?

— Я не знаю. — Щёки чиновника зарделись. Он явно не любил подобные неожиданности. Только не в его смену.

— Хмм, — сказал он, и, нахмурившись, принялся искать отсутствующие сведения. Наконец, после минутного поиска, мужчина взглянул на него с устало смирённым выражением лица.

— Боюсь, эта информация засекречена.

— Тогда как мы туда попадём?

— Боюсь, этого я не знаю.

— А наша техника и снаряжение?

— Боюсь…

— Вы этого не знаете.

Мужчина склонил голову и кивнул.

— Именно.

К тому времени как Бендикт вернулся в лагерь, транспорты в каср Тайрок уже отбыли.

— Я могу вас подвезти, — предложил Тайсон.

— Сколько это займёт?

— Шесть часов.

Секунду Бендикт всерьёз раздумывал над предложением, но понял, что в нём не было никакого смысла. Если они выедут прямо сейчас, то, добравшись на место, им придётся сразу же и отправляться в обратный путь, чтобы успеть на посадку.

— Кажется, идея бессмысленна, не находишь?

— Наверное, сэр.

Бендикт выругался. Лагерные огни тянулись во всех направлениях. Он посмотрел вверх на ярко-пурпурное пятно в небе, и Око Ужаса воззрилось на него в ответ.

— Я и забыл, какое оно яркое, — произнёс Исайя.

Тайсон кивнул.

— Фрекково мерзкое, да?

— Ага, — отозвался Бендикт. Он скучал по Кадии, но по его ночному небу — ничуть. Око Ужаса стало ярче, чем он помнил. Его зелёновато-пурпурный свет тенью стелился по земле. От одного его вида майора затошнило.

Никогда, инстинктивно подумал он.

Никогда.

Штабной «Кентавр» подъехал к командирской палатке Бендикта за час до рассвета.

— Вы майор Бендикт? — спросил территориальный офицер, быстрым небрежным жестом сложив на груди знак аквилы.

— Да.

— Ваша машина ждёт.

— Хорошо. К наблюдательному пункту 9983?

— Нет. К авиабазе Альфа 443.

— Тайсон, наши приказы что, снова изменились?

Сержант смутился.

— Нет.

— Авиабаза Альфа — транзитный узел.

— Куда мы направимся? К наблюдательному пункту 9983?

Мужчина сверился с документами. Повисла недолгая пауза.

— Боюсь, тут не указано, куда.

Бендикт начал терять терпение.

— Нам сказали, что нас отправят на наблюдательный пункт 9983.

Щеки офицера залились румянцем.

— Я не знаю, но мне нужно освободить место. Завтра там сядет другой челнок, прибывающий на парад.

— Что ещё за парад?

— Волсканские катафракты. Будет официальная встреча.

Майор бессильно вздохнул.

— Никогда не слышал.

Глава третья

Наблюдательный пункт 9983

Гвардейцу мало на что приходилось рассчитывать, однако ему, как минимум, хотелось знать, где он будет сражаться. Тем не менее, оказалось, что никто слыхом не слыхивал о наблюдательном пункте 9983, и бойцы 101-го с понурым видом собрали вещи и прошли остаток пути до авиабазы Альфа 443.

В небесах над Тайрокскими полями сновали самолёты, без устали забирая и выгружая полки, некоторые из которых перебрасывались в другие касры по десятиполосным магистралям, и всё это время огромные планетарные челноки продолжали непрерывно доставлять на поверхность свежие подразделения.

— Есть идеи, где этот наблюдательный пункт? — спросил флаг-сержант Даал, заметив ряды ждущих «Валькирий».

— Ни единой, — отозвался Бендикт. Его нервы начинали сдавать. Они вернулись домой не для того, чтобы наблюдать. Во имя Трона, они же 101-й. Из боковой двери одной из «Валькирий» выбежал человек. В руке он стискивал инфопланшет, с которым быстро сверился, прежде чем спросить:

— Майор Бендикт?

— Да.

— Мы ждём вас.

— Вы знаете, куда мы направляемся?

Лицо мужчины стало непроницаемым.

— Простите.

— Что насчёт танков?

Мужчина склонил голову.

— Простите. Не могу знать.

Исайя тихонько выругался.

— Даал. Грузи людей.

Кадийцы взвод за взводом принялись рассаживаться по самолётам.

— Все на борту, — сказал флаг-сержант, когда последний гвардеец забрался на борт.

Бендикт взглянул на него в последний раз и кивнул.

— Хорошо. Давайте узнаем, в какую дыру нас посылают.

Они оставили боковые двери «Валькирии» открытыми. Бендикт с Даалом стояли у проёма, разглядывая Кадию.

Им потребовалось шесть часов, чтобы пролететь расчерчённые квадратами Тайрокские поля, а затем они оказались над пустошами, которые подобно животным в саванне пересекали танковые полки. В лица кадийцам бил холодный ветер, отчего им на глаза наворачивались слёзы. Обоим приходилось кричать, чтобы быть услышанными сквозь рёв турбин.

— Мы движемся на северо-восток! — указал Бендикт. Если это, конечно, что-либо значило.

— Как раз где питейные каср Тайрока! — подметил Даал.

Майор встал у самой двери и выглянул вниз. Возвращение домой явно переоценивали, решил он. Где бы ни находился этот наблюдательный пункт, лучше, чтобы поблизости был чертовски хороший бар.

По равнинам внизу двигалось десять «Левиафанов». Каждый из них имел сотню ярдов в высоту и напоминал горбатого керамитного жука, усеянного орудийными стволами. Машины медленно катились на массивных гусеницах, и по сравнению с ними ехавшие рядом «Гибельные клинки» почётного караула выглядели игрушечными. Исполины шли колонной по одному, словно стадо гигантских гроксов.

«Валькирия» накренилась, когда люди столпились у борта, и, щурясь от ветра, уставились на величественное зрелище. «Валькирия» легко «помахала» крыльями, и офицер связи в одном из «Левиафанов» послал им в ответ короткий гудок из рупоров машины.

А затем «Валькирии» свернули на юг к Центральному массиву, и земля внизу побелела от снега.

Они приземлились на кишащей людьми базе высоко в пустошах Северного массива Кадии. Место было настолько холодным и невзрачным, насколько можно было себе представить, но выбраться наружу им не дали. «Валькирии» дозаправились и взлетели снова, направившись на юг.

Они провели в пути всю ночь, поэтому солдаты не преминули воспользоваться шансом и поспать.

На следующее утро турбины натужно сипели в разрежённой атмосфере.

— Мы что, заблудились? — спросил Даал.

Исайя приоткрыл дверь. Самолёты летели в сторону чёрной скалистой горы с заснеженными вершинами, двигаясь к огромному отвесному утёсу у самого пика. Из скалы, в двух третьих её высоты, выступала крошечная посадочная площадка с камнебетонным парапетом, где располагалась пара автоматизированных сервоболтеров, тут же взявших на прицел приближающиеся «Валькирии», а также платформа с накрытой брезентом «Гидрой», под которой приютилась металлическая дверь.

Едва ли на всей Кадии сыскался бы более унылый и заброшенный аванпост, однако именно туда они и направлялись.

— Поверить не могу, — пробормотал Бендикт.

Он окинул взглядом своих людей. Ни один из них не выглядел довольным.

На посадочной площадке едва хватало места для одной «Валькирии». Подлететь к ней было той ещё задачей, поскольку порывы горного ветра без устали сотрясали самолёты, не позволяя им подобраться к утёсу. Каждая «Валькирия» поочередно садилась на платформу, давая гвардейцам возможность спуститься, после чего пустая тут же отлетала прочь, освобождая путь для следующей ждущей машины.

Казалось, очередь «Валькирии» Бендикта никогда не наступит. Пока они ожидали, к ним из кабины обернулся второй пилот.

— У нас кончается топливо! — крикнул он сквозь ревущий ветер. — Быстрее выгружайте своих людей!

Майор кивнул, напряжённо наблюдая за тем, как их машина подлетает к цели, и чёрная скала постепенно заполняет собой весь обзор.

Пилот замахал им сквозь фонарь кабины.

— Готовы! — крикнул Даал, становясь перед дверью, едва «Валькирия» коснулась земли. Бойцы выпрыгнули наружу со всей своей экипировкой, по-прежнему блестевшей чистотой, и побежали по скользкому ото льда скалобетону к пандусу, что вёл на парапет.

Сержант Дайкен из второго взвода уже дожидался там с протянутой рукой.

— Осторожно! Не оступитесь. До дна три тысячи ярдов.

Исайя, однако, не нуждался в помощи. Он прошёл по узкому парапету, затем через металлические взрывозащищённые двери и попал в огромное укреплённое помещение с тёплым и сухим воздухом.

Майор двинулся вперёд. После рёва ветра и турбин внутри, казалось, царило безмолвие. Он замер и прислушался. Тишину нарушал отчётливый гул работающих генераторов.

Он оглянулся. На скалобетонной стене мелом были нарисованы зачёркнутые эмблемы всех полков, что базировались здесь до них. Названия тянулись вдаль, теряясь в сумраке. Последнее из них гласило: «290-й кадийский, Стальные Кулаки».

— Что это ещё за место? — спросил Бендикт.

Он обернулся и обвёл взглядом похожий на пещеру зал, прежде чем заметил мужчину в гражданской одежде, направлявшегося прямиком к нему.

У него были аккуратно зачёсанные седые волосы, кустистые чёрные брови и ярко-фиолетовые глаза.

— Вы майор Бендикт? — спросил незнакомец.

— Да.

— Меня зовут Ривальд, — мягким голосом произнёс мужчина. — Я местный смотритель. Добро пожаловать в наблюдательный пункт 9983.

Наблюдательный пункт 9983 представлял собой немногим больше, чем обросший сосульками парапет с посадочной площадкой, цеплявшейся за гранитный утёс высотой в милю под нависающей шапкой толстого белого льда. Парапет повторял изгибы горы и имел амбразуры с бойницами, из которых простреливался обрыв глубиной в две тысячи ярдов, а также платформу с древней зачехлённой «Гидрой», едва выглядывавшей из-под снега.

Аванпост был холодным и совершенно унылым местом, без единой дороги или пути доступа помимо площадки, продуваемой сильнейшими ветрами, из-за которых на неё решились бы приземлиться лишь самые опытные пилоты. «Зачем кому-то потребовалась размещать здесь базу?» — тревожил умы кадийцев единственный вопрос.

Бендикт вызвал своего вокс-оператора, Мере.

— Есть связь с командованием «Север»?

— Такточно, сэр, — отозвался Мере. — Тут есть старый передатчик. Та ещё зверюга, — хохотнул связист. — Если хотите, можем поговорить хоть с капитаном «Фиделитас вектор».

— Тогда поблагодари его за гостеприимность, — зло осёк его майор. — Но сначала свяжись с кем-то из начальства. Узнай, какого чёрта мы тут забыли, и за кем должны наблюдать.

— Такточно, сэр.

— Тайсон. Армитейж разведал это местечко?

— Да. — Сержант засопел. — Мы выяснили, что здесь минимум шесть этажей. Все уходят в толщу горы.

— Шесть? — переспросил Бендикт. — Минимум?

— Ну, по словам Армитейжа, на третьем этаже есть дверь, которую ему не удалось открыть.

Бендикт выругался.

— Где тот смотритель… Как его там?

— Ривальд, — подсказал Тайсон. — Похоже, он живет в офицерских апартаментах на втором этаже.

Когда Бендикт отыскал его, Ривальд молился в небольшой часовне на втором этаже. Двери святилища были распахнуты настежь, свет, отбрасываемый пламенем оплавившейся красной свечи, плясал на лике Омниссии, а из неглубокого сакрариума скапывало недавно нанесённое масло.

Ривальд вскинул руку, не дав Бендикту произнести ни слова, и, закончив, вытер измазанные маслом руки в передник.

— Здешние машинные духи очень стары, — сказал он вместо извинений. — Им нужен особый уход.

С каждой секундой Исайя терял остатки самообладания, и Ривальд выглядел вполне подходящей целью, на которой он мог бы выместить свою злость.

— Слушай сюда, — процедил он. — Мне эти машины до фрекка. Мои люди пересекли Галактику, чтобы вернуться на Кадию в час её нужды. — Эта напыщенная фраза напомнила ему о магистре Рюсе, отчего раздражение майора только усилилось. — Мы танковый полк, а нас забросили куда-то в горы посреди Центрального массива. Ты знаешь, что это за место, и какого чёрта мы здесь делаем?

Судя по взгляду смотрителя, подобного рода разговоры ему уже доводилось вести прежде. Он запер металлические двери часовни и ответил:

— Нет.

— Совсем-совсем?

— У меня есть догадки, — сказал Ривальд. — Пошли в мою комнату.

Мужчина повёл его в заброшенное крыло с медными крепёжами и полированными дверями из нал-дерева.

— Раньше тут находилось офицерское жильё, — рассказывал он по пути. — Главные казармы на третьем этаже. В них может разместиться, по меньшей мере, три тысячи человек. Я считал койки. Нужно чем-то занимать себя в перерывах между работой.

Они прошли через двойную дверь, отмеченную символом аквилы, и оказались в длинном коридоре, освещённом единственной люмополосой. Внутри царил сухой, затхлый запах. Сами переходы были чистыми и убранными, а в одной из комнат горел свет.

— Прошу сюда, — сказал Ривальд. — Вот тут я живу.

Бендикт проследовал за ним в опрятную, без единой пылинки комнатку. Внутри находилась раскладушка, трёхъярусный шкафчик и плакат с красной аквилой, под которой была надпись жирным шрифтом: «Враг слушает… Не болтай!»

Мебель явно выглядела гораздо новее, чем скалобетонные элементы соединений, выполненные в старинном барочном стиле.

Ривальд указал ему на аккуратный деревянный стул.

Майор остался стоять.

— Что это за место?

— Наблюдательный пункт…

— Хорош заливать, — оборвал его на полуслове Бендикт. — Это не так. Зачем тогда здесь нужно три тысячи человек? За чем тут наблюдать? Мы же в горах.

— Боюсь, я не могу вам сказать. Я тут уже двадцать пять лет.

— И чем именно ты тут занимаешься?

— Слежу за работой техники. Молюсь Золотому Трону. Общаюсь с машинными духами. Иногда сюда прибывают солдаты. Вроде вас.

— Когда?

— Год назад. Кадийский 9034-й воздушно-десантный. Им тут очень не понравилось.

— Ну ещё бы. Сколько они пробыли?

— Шесть месяцев.

Бендикту стало дурно.

— С базы есть другой выход?

Мужчина покачал головой.

— Должен же быть.

— Нет.

— Мы сможем забраться на гору? Или спуститься вниз? Тут есть верёвки?

— Другие пытались, — сказал Ривальд и нахмурился. — Я видел. Здесь ничего нет. Только площадка.

— Одна площадка. На три тысячи человек. Должно быть что-то ещё. Мои разведчики сказали, что на третьем этаже есть дверь…

— Да. Она называется «Спасение 9983».

— И что это значит?

Смотритель покачал головой.

— Я не знаю.

— Ты можешь их открыть?

— Нет.

— Уверен?

Старик кивнул.

— Так какого фрекка они тогда нужны?

Из коридора донеслись торопливые шаги. Бендикт потянулся за лазпистолетом, но это оказался Тайсон. Запыхавшийся от бега сержант быстро отдал честь, и Бендикт вложил оружие обратно в кобуру.

— Сэр! Случился инцидент. — Сержант сделал глубокий вдох и быстро выпалил: — Губернатор Порелска мёртв!

— Мёртв?

Тайсон кивнул.

— На Тайрокских полях стряслось неладное.

— Битва?

Сержант попытался объясниться.

— Это волсканцы, сэр. Они повернули оружие против губернатора. На месте высадки. — Он глубоко вдохнул, и, сбиваясь из-за спешки, сказал: — Говорят, сэр, ну, похоже, волсканцы стали еретиками!

Глава четвёртая

Наблюдательный пункт 9983

Без чётких фактов кадийцы 101-го полка могли лишь догадываться о случившемся, и это было плохо. Без твёрдых доказательств солдат начинал думать о наихудших возможных вариантах, словно ребёнок, воображающий во тьме монстров.

Бендикта не заботило, кто их противник. Что им сейчас требовалось, так это факты. Расположение и сила врагов. Как лучше всего их убить.

Майор попытался установить связь со всеми подразделениями, какие только смог вспомнить, но каналы были забиты рёвом сражающихся людей. Мужчины и женщины 101-го в потрясённом молчании слушали вокс-переговоры с Тайрокских полей. Панические крики окружённых частей. Голоса командиров, отчаянно пытающихся найти своих людей. Всё смятение и ужас войны.

Там творился кромешный ад.

Бендикт в ярости врезал по стене.

— Бессильны! — прошипел он, расхаживая туда-сюда, пытаясь найти объяснение гремящему на Тайрокских полях сражению. — Мы, фрекк, бессильны!

Кто-то слетел с катушек? Или не так воспринял воображаемое оскорбление? Око Ужаса сводило людей с ума.

Но постепенно в происходящей неразберихе всё отчётливее проявлялась точка спокойствия. То был голос единственного человека, пробивающийся сквозь крики и вопли. Он отдавал приказы. Успокаивал потрясённых людей. Он начал собирать рассеянных выживших на Тайрокских полях обратно в армию. Он противостоял хаосу, восстанавливая порядок.

— Это же Крид! — воскликнул Бендикт и, не убирая руку с вокса, вытянулся в струнку, словно сам генерал находился сейчас перед ним. — Это Урсаркар И. Крид! — закричал он. — Свяжись с Кридом по воксу! Нет, пошли ему сообщение. Скажи, что майор Бендикт и 101-й застряли в наблюдательном пункте 9983.

Мере попытался, но все каналы были перегружены. Наконец, после часа неудач, связист поднял руку.

— Сейчас будет объявление, сэр.

Весь 101-й собрался полукругом у передатчика.

— Мужчины и женщины Кадии.

Это был Крид. Казалось, он обращался к каждому из них, как будто стоя в комнате вместе с ними. Все они ощущали близость генерала. Это было частью его магии.

— Сегодня мы потеряли многих. Друзей. Сынов. Матерей. Дочерей. Товарищей. Мы пережили огонь, бомбардировку, измену и трусость. И мы не дрогнули. Мы не стали просить, чтобы кто-то занял наше место. Мы стояли, мы дрались, и мы шли в бой.

Из вокса донёсся далёкий звук приветственных криков, и в животе Бендикта скрутился тугой узел. Если бы только они были там, в битве. Он словно видел сцену перед своими глазами: простиравшиеся до горизонта Тайрокские поля, повсюду пылают огни, медике занимаются ранеными. И бычья фигура Крида с накинутой на плечи шинелью и сжимающего в руках недокуренную сигару.

— Сегодня верховное командование попросило меня стать лордом-кастеляном Кадии. — Снова возгласы. В комнате воцарилась такая тишина, что можно было услышать, как дышат люди.

Исайя представил себе, как Крид с побелевшими костяшками стоит на возвышении, дожидаясь, пока толпа не умолкнет. Его голос раздался снова.

— Я принял эту обременительную честь.

Бендикт с Даалом обменялись взглядами.

Повисла долгая пауза, а ликующие крики на Тайрокских полях всё не стихали.

Крид ждал. Бендикт вообразил, как он поднимает руки, призывая гвардейцев к тишине.

— То, что сегодня случилось, — не случайность. Не ошибка. За всем произошедшим стоит разум, планировавший и замышлявший это тысячи лет. Разоритель.

— Настал час, которого мы так давно ждали. Вот он, наш шанс показать врагу свою силу.

Новые крики.

— Я могу предложить вам только кровь и битву. Это — ваш вклад в войну, что длится десять тысяч лет. И сегодня, братья и сёстры, сегодня мы — вы — одержали великую победу, которую будут помнить ещё десять тысячелетий, или пока стоит сам Империум Человечества!

Торжествующие возгласы утонули в грянувшем «Цветке Кадии».

Трансляция, по всей видимости, завершилась.

— Выключай, — сказал Бендикт связисту.

В комнате повисло потрясённое молчание. Майор встал у вокса и обвёл взглядом своих солдат.

— Вы слышали Крида, и я знаю, что вы чувствуете то же, что я сам. Мы должны быть там, внизу. Однако мы здесь, на этой Троном забытой наблюдательной платформе. Я собираюсь сделать всё возможное, чтобы вытащить нас отсюда. Вы все получите шанс сразиться с врагом. Я вам это обещаю.

На следующий день рассвет так и не настал.

Небеса Кадии потемнели, когда огромные флоты мониторов и орбитальных оборонительных платформ — мощной защиты, которую всего несколько дней назад он видел с борта «Фиделитас вектор», — рассеялись под натиском армады Чёрного Легиона. Орбиту заполонили многочисленные крейсеры, челноки и одноразовые капсулы с воинствами Разорителя на борту.

Недели сливались в месяцы, и гнев застрявших кадийцев постепенно уступал место отчаянию; воззвания Крида по воксу становились всё более пылкими и страстными.

— Люди Кадии… — всякий раз начинал он свою речь.

— Мы разбили танковую колонну в каср Релоне. Враги высадились на кадийскую землю в огромном количестве. Мы — поколение, на плечи которого пала тяжёлая обязанность отправить их всех обратно в ад.

Глубокий голос Крида оставался неизменным, даже когда ему доводилось сообщать плохие новости.

— Люди Кадии. Стены каср Батрока пали, но меня заверили, что в самом городе люди продолжают сражаться с упорством и решимостью, и очень скоро неприятель будет окружён, блокирован, и полностью уничтожен.

— Люди Кадии, держитесь! Мы — шип, что сдерживает врага. Подкрепления уже в пути. Верховные лорды Терры восхищены вашей жертвенностью. Держите строй! Бейте врага. Не уступайте ни пяди земли.

Каждую ночь тучи чёрных крейсеров выпускали рои челноков, падавших на планету подобно стаям хищных птиц. Они изрыгали из себя неорганизованные толпы ритуально посечённых культистов, демонических машин и чемпионов Тёмных богов, убийствами торивших себе путь к могуществу.

В огромные ангары кораблей согнали обитателей целых дикарских планет и миров-ульёв, и теперь все они изливались наружу разъярёнными, исчислявшимися тысячами, ордами, рвущимися вперёд с ликующими воплями, нечестивыми именами и молитвами на устах. Они наступали в таких количествах, что даже многочисленные бригады и танковые колонны кадийских ударников, лучших человеческих воинов в Галактике, медленно отступали назад, сдавая окоп за окопом, редут за редутом, и, наконец, каср за касром.

День за днём, час за часом, в атмосферу поднимались тонны пепла, укутывая планету пеленой тьмы.

Каждый день майор Бендикт стоял на высоком парапете наблюдательного пункта 9983 и с бессильным отчаянием всматривался вдаль.

На тридцатый день он взял магнокуляры, чтобы увидеть, как Чёрный флот обрушивает свою мощь на его родной каср Халиг. Троевыпуклый шлем отбросил на лицо майору косую тень, когда неистовый залп лэнс-батарей прошил ночное небо Кадии длинными мерцающими столпами раскалённого добела света. Молниевая буря длилась часами, заволакивая равнину пылью и пеплом, и тут и там вздымая высоко вверх громадные грибовидные облака. Каср Халиг принимал ужасную кару.

День за днём его пустотные щиты мерцали синим, а затем — жёлтым светом. Они работали уже на пределе мощности.

— Сэр?

Исайя обернулся. Сержант Тайсон пробирался к нему, по-прежнему не снимая толстых варежек для ледяных миров. Майор, высунувшийся далеко за парапет, подался назад, когда подчинённый подошёл ближе.

— Как думаете, что там творится? — спросил тот.

Вспышки от лэнс-молний непрерывно озаряли их лица.

— Настоящий ад.

Тайсон кивнул.

— Осталось недолго, — произнёс Бендикт.

Судя по выражению сержанта, он был согласен с ним. Тайсон протяжно вздохнул.

— Вам стоит отдохнуть, сэр, — сказал он.

Очередной яростный залп по городу докатился до них оглушительным громовым раскатом.

— Я там родился, — сказал Исайя. — Я знал каждый его закуток и бронированный перекрёсток, как приклад своей лазвинтовки.

Они продолжали стоять, и сполохи от непрестанной бомбардировки отбрасывали на их лица резкие тени. Внезапно гора у них под ногами содрогнулась, когда неимоверной мощи взрыв на равнинах осветил далёкие облака изнутри, придав им вид красной туманности. Бахнула череда детонаций, каждая — достаточно сильная, чтобы расцветить сумрак желтизной, и всё внутри Бендикта сжалось, когда по равнине в его сторону прокатился оглушительный грохот.

Обломки взмыли на целую милю: куски камнебетона, бастионы, оружейные и защитники пылью поднялись в верхние слои атмосферы.

Каср Халиг перестал существовать.

На кону стояла судьба всего Империума Человека, а он и его полк ничего не могли поделать.

— Мы можем оставаться наготове, — вместо утешения произнёс Тайсон. — Оставаться свежими. Мы можем поддерживать себя в форме.

Исайя не ответил. У него больше не осталось слов. Он застрял в горной крепости, а Кадия умирала у него на глазах.

На сто десятый день войны, когда Бендикт, голый по пояс, делал отжимания, с треском ожил вокс-передатчик. Торопливо отряхнув руки от пыли, майор включил бусину связи.

— Тайсон?

Из-за ревущей снаружи метели он не разобрал ответа сержанта.

— Повтори! — Бендикту пришлось повысить голос, чтобы тот его услышал. — Ещё раз, — сказал он. За его словами, эхом прокатившимися по огромному пустому помещению, повисла долгая пауза. — «Валькирия»? Ты уверен?

— Да, — отозвался Тайсон. — Летит к нам.

Соединение оборвалось, и Бендикт выругался. Натянув на себя майку с бронежилетом, он поспешил по безлюдным ангарам.

Связь восстановилась, когда майор вышел из лестничного проёма. Тайсон звал его по имени. От его настойчивого тона у майора пошли по коже мурашки, и он сорвался на бег.

— Бендикт! — кричал Тайсон. — Давай сюда! Он здесь! — Сержант практически орал в вокс.

— Кто? — рявкнул майор.

Тайсон уже едва сдерживался.

— Фрекков Крид! Он тут!

Часть вторая

Война за Кадию

Глава первая

Каср Мирак, Кадия Секундус

107 день войны за Кадию

На исцарапанной доске в разрушенной схоле до сих пор оставалась выведенная мелом тема урока. «Не лейте слёз — я родился не для того, чтобы смотреть, как меркнет мир…» Для курсантов схолы №5 Гильдейского квартала каср Мирака обучение закончилось с началом войны за Кадию, прямо тут, на середине предложения, однако Минка знала конец изречения. Каждый кадиец его знал. В детстве она провела немало часов, заучивая наизусть цитаты Империума. Девушка замерла.

Минка сама училась здесь всего четыре года назад. Она мысленно вернулась в прошлое, вновь увидев коридор, полный юных кадетов — девушек с коротко, по военному, подстриженными волосами, облокотившихся о шкафчики парней, высокого бородатого майора схолы, который, упёршись рукой в стену, обсуждал тактику танковых действий с худой светловолосой кадеткой с хвостиком.

Минка позволила себе ещё одно воспоминание: запах карболового мыла, которым пахла свежевыглаженная одежда, металлический аромат оружейной смазки на руках, нетерпение, с коим она ждала часовой службы в имперской часовне, но затем ощутила нетерпение своего напарника, Йегора, последнего выжившего из 93-го полка Мордианской Железной Гвардии.

Аптечки, оружие, боеприпасы, аккумуляторы, провизия — здесь должно найтись хоть что-то полезное.

Минка едва замечала вонь, пробираясь сначала по комнате, а затем через офицерскую столовую. Двери шкафчиков болтались вскрытые, повсюду валялись книги, документы и обрывки бумаги. На блестящих плитках алело пятно крови, размазанное там, где отволокли прочь тело.

Под рухнувшими стропилами в дальнем конце коридора лежало три трупа. Они пробыли среди завалов уже несколько недель. Их запавшие глазницы наполнились пылью, словно отпечаток ноги — снегом. Девушка пошарила по карманам покойников и нашла недокуренную палочку лхо и браслет с аквилой-оберегом.

— Есть что? — спросил мордианец.

— Только это, — показала Минка аквилу. Она ведь не была дурой.

Станет она ещё делиться палочкой лхо.

На Евфратской улице разгорелся бой. Сверкнул взрыв, грохотнул миномёт, затем где-то вдалеке застрекотала автопушка. Они даже не приостановились. Свистели ведь только те снаряды, которые предназначались не тебе.

Минка повела напарника через дверь на внутренний плац. Скалобетонные плиты были размечены белыми линиями. Кто-то организовал здесь пункт раздачи воды, однако металлическая бочка была изрешечена пулями и давно опустела.

— Гляди! — указала Минка.

Йегор ничего не заметил.

— Там, — сказала она, беря его за руку. — Ствол пушки. Не видишь?

Мордианец прищурился.

— Прикрой меня, — бросил он.

Минка пригнулась в углу площадки, уперев лазкарабин в плечо, а Йегор начал осторожно карабкаться вверх, подбираясь к разбитому окну. Железные ставни держались на единственной уцелевшей петле. Мордианцу пришлось выбраться на открытую сторону здания. Кадийка заметила его взгляд и пересекла плац, чтобы прикрыть товарища.

На чугунных фонарных столбах перед схолой висела пара трупов, неспешно болтаясь туда-сюда. Вчера их ещё не было. Минка просунула лазкарабин чуть вперёд, после чего тихо свистнула. Йегор застыл на месте и подал ответный знак.

«Еретик», означал его жест. Девушка кивнула и взяла карабин наизготовку.

Время убивать.

Капитаны боевого флота Кадии держали корабли в состоянии наивысшей готовности.

Адмиралы Империума задали основательную трёпку Чёрному Флоту по пути к планете, прежде чем к ним пришло жуткое осознание, что они пытались отразить атаку всего одной-единственной эскадры из несметной армады Абаддона.

Когда к Кадии подошли основные силы Разорителя, они попросту смели все её древние платформы и оборонительные флоты, и число их было столь велико, что небеса над планетой почернели, а солнце со звёздами скрылись из виду.

Челноки, боевые космолёты, танкеры и десантные корабли слетелись к Кадии, словно мухи к трупу. Орбитальные бомбардировки погрузили мир в ночь, взмётывая обломки до самой стратосферы, а затем первые севшие корабли исторгли на поверхность миллионы культистов.

Откуда те фанатики были родом, или как себя называли, Минка не знала и знать не хотела. Сектанты были недисциплинированными, необученными, и не держали удары элитных кадийских частей. Но чего им было не занимать, так это безумия и свирепости. Они походили на бешеных псов.

В каср Мираке лоялисты прозвали их «Безымянными».

Минка дала Безымянному подойти ближе. Он был тощим, с дрожащими руками, бледная кожа выдавала в нём жителя мира-улья. Его рот был измазан в крови. И, по всей видимости, она принадлежала не ему.

Он не замечал её. Девушка приготовилась. Лазерный луч попал еретику в живот, и тот сложился пополам подобно раненому пауку, яростно засучив конечностями. Второй выстрел угодил в грудь. На этот раз тело отлетело на скалобетонные дорожные плиты, и вокруг него начала растекаться кровь.

Дом магистра находился на территории Безымянных, трёмя блоками южнее, между Евфратской улицей и площадью Статуй. Ратлинг-снайпер Белагг Гракк лежал на седьмом этаже и выжидал. Он был в тылу врага вот уже три дня. Бои отгремели вокруг и внутри здания, после чего ушли дальше, словно торнадо, или приливная волна. И теперь он оказался среди неприятелей.

Вот как он сражался. Небольшая, неприметная тень, дожидающаяся момента для удара. Миномётный расчёт здесь, офицер там, просто чтобы держать врагов в напряжении и не давать им опомниться. Прямо над их головами, с запасом лазерных батарей на сто пятьдесят выстрелов.

Сто пятьдесят мёртвых еретиков.

Белагг пополз вперёд. Толпа Безымянных пробиралась по Часовенной улице, горбясь так, словно бежали сквозь бурю. Ратлинг отыскал их предводителя. Он носил комиссарскую шинель, на поясе болталась пара голов, а в руке его был стиснут меч. Головы, судя по виду, были свежими. Одна выглядела точь-в-точь как специалист-подрывник Дравлинг. Вторая — как его изготовитель бомб, Эддард. У Белагга не было времени, чтобы проверять. Он снял оружие с предохранителя, пару раз глубоко вдохнул, и прицелился.

Ничто не пугало людей так, как выстрел снайпера, однако Безымянные даже не остановились. Не стали кидаться навзничь. Даже человек, в которого он попал. Лазерный луч прошил его пониже спины, и ноги еретика исчезли во вспышке. Впрочем, тот был так сильно накачан стиммами, что продолжил ползти на руках подобно двуногой ящерице, оставляя за собой на скалобетоне кровавую дорожку.

Минка услышала крик. К ним приближались ещё Безымянные. Она прошипела Йегору поторапливаться, и тот ухватился за конец ствола и дёрнул на себя. Вниз заструился ручеёк песка, когда мордианец взобрался повыше.

— Застряла, — шепнул он в ответ и поднял кусок балки, чтобы освободить раздатчик патронов. Квадратная металлическая коробка отсоединилась и покатилась по горке в лавине пыли и щебёнки, после чего с громким лязгом упала на землю.

Мордианец подставил под железную балку плечо. Крики становились всё ближе. Должно быть, еретики заметили труп.

— Давай! — поторопила его Минка, и Йегор просунул руку под балку, а затем, напрягшись, толкнул её вверх. Внезапно раздалось шипение запала. Она встретилась с Йегором взглядом. Тот всё понял.

Бомба взорвалась.

Капитан Раф Штурм повидал всё, что могла бросить против него Галактика, и на память о тех встречах у него остались шрамы, черепная металлическая пластина и аугментический глаз. Свои ветеранские лычки он заслужил на Армагеддоне. Человека, дравшегося с зеленокожими, было сложно чем-то напугать.

Он руководил выжившими в городе. Командиром Штурм стал не в силу звания или назначения на должность, но потому, что присматривал за всеми и каждым из своих бойцов так, словно они были его плотью и кровью.

Безымянные развернули охоту на выживших после взрыва, и он, сорвавшись на бег, нырнул в заложенный мешками с песком вход, стискивая в одной руке загнутый назад бримлокский кукри, а в другой — болт-пистолет. Первых трёх еретиков крутануло от попавших в спины масс-реактивных снарядов. Четвёртый бросился на него прежде, чем Раф успел выстрелить снова.

Капитан нырнул под топор и ударил тяжёлым кукри вверх, вспоров противнику глотку, после чего плечом пихнул труп в сторону и бросился дальше.

Он занял позицию в дверях.

— Найдите их! — крикнул Раф следовавшим за ним бойцам. Он не стал озираться. Они услышат. Кадиец знал, что впереди находилось больше Безымянных, и открыл огонь сразу, едва те ворвались на улицу.

Сержант Таави нашёл Йегора первым. Он всё ещё дышал, но был уже при смерти. Кадиец двинулся дальше.

— Сюда! — позвал Ганнел.

Из-под завала торчал ботинок. Таави кинулся к лежащим блокам и принялся отпихивать их в сторону.

Если первый Йегор, значит это — Минка.

— Она мертва? — спросил Ганнел.

— Не знаю, — прошипел сержант, отодвигая скалобетонные блоки.

Скалобетонная пыль забилась ей в рот и нос. Минка заколотила ногами, ощутив, как их схватили чьи-то руки, чтобы освободить из-под обломков. Наконец, её вытащили наружу. Девушка выплюнула попавшую в рот пыль, пошатываясь, поднялась на ноги, так и не выпустив из рук карабин, и проморгалась.

Кто держал её за лицо. Таави — его широкие голубые глаза смотрели прямо на неё. Рот сержанта двигался. Взрыв до сих пор звоном отдавался в ушах. Она принялась читать по губам.

— Уходи отсюда! — кричал он, но у девушки уже не осталось сил.

Похоже, Таави всё понял. Он махнул рукой. Взрыв разворотил осыпь перед ней. А заодно и Йегора. Рука мордианца заканчивалась рваным месивом одежды и посечённой плоти. С ногами его было что-то не так; тело сложилось пополам.

— Уходи отсюда! — проорал Таави.

Один из еретиков вскинул автоматическую винтовку. Широкое дуло оружия изрыгнуло язык огня, и из стены у неё над головой во все стороны брызнуло каменное крошево. Таави толкнул её, но Минка решила остаться.

— Йегор! — крикнула она, однако для споров было слишком поздно.

Кто-то закинул девушку через плечо, отчего её рёбра заныли с новой силой, и бросился бежать, и Минка вдруг поняла, что смотрит на землю восемью футами ниже.

Глава вторая

Каср Мирак

В начале войны за Кадию оборона каср Мирака находилась в руках генерала Шталя, типичнейшего высокопоставленного ветерана со ста пятьюдесятью годами службы за плечами. Выходец из знати, он был всеобщим любимцем и умелым руководителем, приведшим оборону касра в приемлемое состояние.

После предательства на Тайрокских полях планету быстро наводнили изменнические войска, и каср Мирак окружила банда численностью в десять миллионов человек, заполонив равнины по соседству подобно рою насекомых.

Они были отбросами. Культисты атаковали вразнобой и раз за разом расшибались о дисциплинированных и обученных защитников, своей манерой вести войну вызывая у кадийцев отвращение. Еретики действовали бездумно, неорганизованно, полагаясь больше на массовость, чем на тактику, и поначалу гвардейцы питали большие надежды.

Очередь каср Мирака пришла на сорок второй день войны за Кадию.

После того как пустотные щиты их более крупного соседа, каср Халига, вышли из строя, громадная крепость разлетелась на куски от череды взрывов, цепочкой прошёдшихся от одного арсенала к другому.

Наконец, перегрузился ядерный реактор города, и обломки поселения взметнулись ввысь от мощнейшей детонации, оставившей на месте касра кратер с полмили глубиной. В пламени погибла гигантская часть осадной армии, но элита — Железные Воины и боевые отряды гвардейцев-предателей — к тому времени уже начали выдвигаться.

Войску еретиков потребовалось три дня, что взять каср Мирак в кольцо. Кадийцы выдержали безжалостную бомбардировку орбитальных космолётов и гигантских орд на равнинах. Ударники отвечали огнём из настенных батарей «Василисков» и большущих, установленных в башнях, лазерных установок, что обрушивали на силы изменников огромные сине-белые лучи энергии, яркими сполохами озарявшие сумрак.

Каждый день Безымянные атаковали подобно бешеным псам: рыча и брызжа пеной, несясь вперёд без страха, боли и намёка на порядок, бросая в массированные танковые и пехотные наступления необученные нечеловеческие отребья.

На четвёртый день штурма корректировщики сообщили о первом появлении закованных в железо космодесантников, возвышающихся среди полчищ еретиков. Одного только слуха о Железных Воинах хватило, чтобы в столовых и караулках внутри бастионных стен воцарилась гнетущая атмосфера.

Железные Воины прибыли, и теперь каждый гвардеец понял, что пришло время сражаться всерьёз.

Всего за одну ночь еретики-астартес возвели огромные земляные валы и начали продвижение к внешним куртинам, не сбавляя темп несмотря даже на приближающийся артобстрел. Техножрецы засекли дрожь от кротовых мин, неспешно роющих подкопы, а от шквала лэнс-ударов, градом бьющих по пустотным щитам, в воздухе появился характерный запах озона.

Целую неделю повсюду свирепствовали кровавые бои. Днём своры чёрных, напоминающих стрелы, бомбардировщиков засыпали городские улицы шипастыми фраг-зарядами и баками с зажигательными веществами. Ночью небеса озаряли шарящие лучи прожекторов и красные трассеры «Гидр»; и с каждым рассветом защитники видели, что насыпи Железных Воинов становились немного ближе к стенам.

Команды подрывников выбирались из лючков в усиленно бронированных «Химерах», беспрерывно поливающих всё вокруг обжигающими лучами мультилазеров, и устремлялись к Железным Воинам, однако сначала им доводилось преодолеть заслон из рабов-сектантов, тормозивших атаку мелта-бомбами и взрывпакетами.

Немногие гвардейцы возвращались с таких заданий, но каждая вылазка замедляла неумолимое наступление хотя бы на пару драгоценных часов. На пятый день солдаты у Западных ворот ощутили вибрацию от подбирающихся к стенам кротовых зарядов, и отряды местных жителей принялись рыть контрмины. Кадийцы запустили туда собственных подрывников, а затем затопили туннели Железных Воинов токсичной слизью и радиоактивным теплоносителем.

В полдень на пятые сутки противостояния под Северо-восточным бастионом сдетонировала кротовая мина Железных Воинов. Невероятной мощи взрыв поднял в воздух целую секцию стены, после чего та рухнула на землю грудой развалин. Взвыв, десятки тысяч культистов хлынули вперёд. Массированной и свирепой атакой им удалось отбросить защитников назад и докатиться до утёсов из обломков. Некоторые сектанты начали взбираться по священным стенам касра, прежде чем их скосил шквальный огонь из лазерных винтовок и автопушек.

На шестой день ещё две мины взорвались возле Южных ворот, и там разгорелась ожесточённая битва, на этот раз врукопашную, поскольку еретики сумели преодолеть стены из каменных глыб, и их пришлось отгонять огнемётными залпами и штыками.

Сражение затянулось до самой ночи, слившись в непрерывную череду штурмов то демоническими танками, то еретиками, то истребительными отрядами Чёрного Легиона, которые врывались в гущу боя, паля из болт-пистолетов и взмахами цепными мечами орошая стены кровью.

На седьмой день от некоторых участков стен остался лишь пепел и скалобетонные обломки.

Той ночью касркины из 94-го полка Рафа удержали линию, а на заре началось генеральное наступление противника — полномасштабная атака разъярённых завывающих мутантов, еретиков и тех, кого свело в безумие насилие и тьма.

В первую атаку отправилось десять тысяч Безымянных. Они полегли до последнего человека, срезанные безжалостными залпами из лазвинтовок, ураганными очередями тяжёлых болтеров и автопушек и точечными выстрелами уцелевших орудийных башен и бастионов. Еретики устелили землю ковром в десять трупов глубиной, прежде чем были вынуждены отступить, подвывая и изрыгая проклятья в сторону защитников.

Тем вечером кротовая мина добралась до арсенала внутри одного из скалобетонных бастионов. Бронированные стены помещения сыграли роль изолятора для взрыва, который вырвался сквозь дверь и амбразуры, прежде чем разнести древнюю крепость на куски. Пустотные щиты замерцали и отключились. Последовавшая бомбардировка с орбиты и массированные штурмы обрушились на стены касра, на юге ограниченного берегами реки Мирак, одновременно со всех сторон.

Утром восьмого дня чемпион банды Чёрного Легиона по имени Друксус Гибельный велел обстрелять защитников в упор из «Поборников». Как только кадийцы отступили, отряды Друксуса ринулись по равнинной местности в «Лэндрейдерах», которые, с лёгкостью выдержав ураганный лазерный огонь, выехали на груды обломков.

Под задымленным небом захлестали огнемётные струи. Едва болтеры срезали последнего гвардейца, откинулись штурмовые трапы, и по ним быстро спустились облачённые в силовые латы Чёрные Легионеры, которые тут же начали прицельно разить защитников масс-реактивными снарядами, с равной лёгкостью пробивавшими и панцирную броню, и бронежилеты, прежде чем взорваться внутри самих кадийцев.

Внезапный, выверенный и всесокрушающий удар смёл защитников с Южных врат и вынудил их отступить вглубь города. Шедшие позади астартес десятки тысяч еретиков устремились в погоню, и между ними завязались яростные и безжалостные рукопашные бои.

Генерал Шталь лично руководил обороной, окружённый элитными касркинами-телохранителями в панцирных латах. Какое-то время они сдерживали Друксуса, скидывая со стен терминаторов Чёрного Легиона, но затем в битву вступил сам военачальник Хаоса.

То был исполин в древнем боевом облачении, лысую голову воителя покрывали богохульные татуировки. В латницах чемпион Хаоса сжимал топор, потрескивающий синим огнём. Он заметил Шталя и указал на него рукой.

— За Кадию! — воскликнул генерал и ринулся на врага. Ему доводилось скрещивать клинки с лучшими кадийскими ударниками, и, вооружённый фамильным силовым мечом и верой в Императора, он чувствовал, что победа уже у него в кармане.

Первый его удар пропахал глубокую борозду в оплечье терминатора, второй срезал несколько слоёв абляционной брони — превосходный выпад, заставивший Друксуса на миг попятиться.

Но воитель Хаоса был старым ещё до того, как Шталь вообще родился на свет, и чтобы сразить его, требовалось нечто большее, чем какой-то силовой клинок. Он поймал лезвие ладонью, и, сжав её, с треском энергетических разрядов сломал оружие надвое.

Шталь не стал отступать. Он извлёк свой «разогретый» лазпистолет и остался стоять на месте.

— Во имя Бога-Императора Человечества! — воскликнул он, но Друксус лишь расхохотался.

— Ложного Императора, — прорычал чемпион Хаоса, отбрасывая осколки силового меча. Затем он схватил генерала за грудки и швырнул на землю.

Шталь с трудом поднялся на ноги и встал рядом с подбежавшими касркинами.

Друксус убил их всех взмахом топора, разрубив Шталя напополам.

После прорыва стены и гибели командира каср Мирак, по меркам Чёрного Легиона, можно было считать павшим. Железные Воины, Чёрные Легионеры и элитные подразделения смертных отправились на следующую осаду, оставив город на растерзание свихнувшимся ордам еретиков и культистов.

Безнадёжно уступая врагам в численности, кадийцы блок за блоком отходили назад. Попутно они наносили неприятелям колоссальные потери, но те для них не значили ровным счётом ничего.

Когда начался последний штурм, Раф находился на Западных вратах. Его полк, 94-й, Братья Смерти, развернул множество тяжёлых болтеров, образовав вокруг своего бастиона широкие зоны поражения.

— Никогда! — заорал он вскоре после начала генерального наступления еретиков. Их способ вести войны вызывал у Рафа омерзение. Они полагалась на безумную, звериную свирепость. Им недоставало ни обучения, ни дисциплины. И, что хуже всего, они побеждали.

Следующие штурмовики ринулись на приступ спустя несколько минут, с тем же, впрочем, успехом. Капитан ругался и кричал, пока враги палили по ним напропалую, бездумно расходуя боеприпасы. Вражеские трупы перед воротами, где занимал позицию Раф и его люди, лежали в шесть слоёв, когда капитана достигли вести о прорыве южных стен.

Кадия не была планетой — то была крепость планетарного масштаба, возведённая с учётом естественной географии для создания эшелонированной обороны. Её города, известные как касры, представляли собой твердыни с гарнизонами в сотни тысяч бойцов, и проектировали их не для комфорта жителей, но как зоны поражения для захватчиков. Рыночные площади и закутки улиц перекрывались бункерами, редутами и укреплениями. Их строили из соображений, что им предстоит держать оборону месяцами, а если потребуется, то и годами. Давно покойные архитекторы Империума не делали никаких послаблений ни ради уюта, ни во имя красоты. Любая атака должна была завязнуть среди туннелей, извилистых дорог, цокольных блокгаузов, нависающих сооружений с дзотами и огневыми точками, встроенными прямиком в жилые комнаты, концертные залы и столовые.

В них было полно бункеров с боеприпасами, спрятанных под пекарнями и жилыми блоками; домов с усиленными опорами и амбразурами вместо окон; а ещё там было немало бастионов с посадочными площадками на крышах, и крыши эти были из настолько толстого скалобетона, что пробить их можно было разве что мощнейшим артобстрелом.

— Отходи в город! — прокричал Рафу его командующий офицер. — Заставь их дорого платить за каждый дюйм! Ты понял?

Это был последний приказ, полученный Рафом от старшего по званию. Отныне он стал сам себе хозяином.

Едва ли что-то ещё смогло бы раззадорить его сильнее.

Глава третья

Площадь Статуй

Последние шесть дней рота Рафа базировалась на южной стороне площади Статуй. Располагавшиеся там монументальные сооружения предоставляли достаточно хорошую защиту от налётов с воздуха, но ещё они имели символическое значение. Кадийцы, несмотря на продолжающиеся атаки, держались.

Полевой госпиталь занимал узкую щель между музеем и залом ветеранов. Морагу Герану пришлось повернуться боком, чтобы забраться в нишу. Там он, наконец, опустил Минку с нежностью, совершенно не соотносившейся с его размерами.

До войны Минка знала об огринах только то, что они были огромными недолюдьми, чья сила с лихвой окупала недостаток интеллекта. Но кем-кем, а глупым Герана назвать было нельзя. Его широкий рот и тупые коричневые клыки не придавали ему особо человеческий вид. Говорить на готике огрину, по всей видимости, давалось с большим трудом, как будто ему приходилось переводить всё сказанное с рыков на слова, однако разноцветные глаза Герана — один карий, второй голубой — говорили громче его голоса.

— Нинка. Нинка, — продолжал он повторять её имя. Хмуря лоб, он уставился на неё полным сострадания и беспокойства взглядом.

— Я в порядке. — Минка осторожно поднялась на ноги. Всё её тело болело. В голове всплыли воспоминания: взрыв, тьма, валяющийся в пыли Йегор.

— Фрекк, — пробормотала она. — Там был стаббер.

Геран едва ли не застенчиво пихнул ей в руки тот самый стаббер вместе с магазином.

— Я его взять, — сказал он и отодвинул назад затвор. Тот лязгнул с приятным звуком поданного в патронник снаряда. Огрин показал ей тупые побуревшие зубы. — Работать! — с ухмылкой произнёс он.

Минка выдавила улыбку. Получилось не очень.

— Я убивать за Йегора, — заявил Геран.

— Хорошо, — ответила девушка.

Шестьсот бойцов из роты Рафа — вот и все, что осталось от тех ста тридцати тысяч человек, которые защищали каср Мирак на протяжении ста восьми дней осады. Шестьсот мужчин, женщин и детей по последнему подсчёту, проведённому два дня назад. Два дня непрерывного отступления, в результате которого они оказались на южной стороне площади Статуй.

Они были ударниками, в большинстве своём из 94-го, 45-го, 772-го и 87-го, набранных в самом каср Мираке, полков. Но были среди них и другие — белощитники вроде Минки, гражданские, и выжившие из других подразделений, которые прибыли сражаться на Кадии, части, некогда исчислявшиеся тысячами, а ныне насчитывавшие всего горстку человек.

Тем утром кадийцы не сдали руины между площадью и рекой, берег которой был плотно застроен жилыми блоками, складами и пусковыми башнями. Они продержатся ещё с месяц, прежде чем их истребят окончательно. Или даже меньше, если Безымянные продолжат наступать в прежнем духе.

Враги обрушивались на них всеми силами вот уже пятнадцать дней кряду, орды еретиков вздымались, накатывали и отступали обратно подобно морским волнам. Новая атака как раз начиналась, когда медике Роун обработал раны Минки, после чего та отряхнулась от пыли и отправилась к баррикадам на южной стороне заблокированной улицы.

Девушка выглянула из заложенной мешками с песком двери и увидела, как на широкую магистраль Имперских шествий выходят первые Безымянные. Минка поднесла карабин к ноющему плечу и скривилась от боли. Двадцать, потом пятьдесят, и внезапно их стали сотни, сплошная стена тел с топорами, дубинами и щербатыми ножами. Они прицелилась, выстрелила и скривилась, а затем прицелилась снова.

Рота Рафа заняла позиции вокруг неё. Гвардейцы ложились за амбразурами, заседали в обложенных мешками с песком оконных и дверных проёмах и прятались среди руин, пока Безымянные неслись по открытой местности.

Еретики бежали вперёд с диким воем и выкашивались анфиладным огнём тяжёлых орудий, укрытых в боковых зданиях на Золотой и Музейной улицах. Минута за минутой, час за часом, они всё продолжали прибывать, до тех пор, пока плечо Минки не превратилось в один сплошной синяк, палец, жавший спусковой крючок, не ныл от боли, пока она не стала хотеть — молиться — чтобы всё это поскорее закончилось.

— Не стрелять! — внезапно закричал Раф. — Не стрелять!

Минка остановилось, и гвардейцы один за другим опустили винтовки. Однако Безымянные по-прежнему падали, и внезапно девушка увидела то же, что капитан. Враги гибли от выстрелов сзади.

— Думаете, пришли подкрепления? — спросил сержант Таави.

Раф кинул в него испепеляющий взгляд. Никаких подкреплений не ожидалось.

— Силы Хаоса понимают только силу. Это значит, что Безымянных гонит вперёд кто-то побольше и покрепче. И нам нужно узнать, кто именно… — Он многозначительно посмотрел на Таави.

Пятью минутами позже сержант сидел в канализационной трубе вместе с пятью отобранными им бойцами. Он опустил нож за голенище ботинка и кивнул остальным членам своего временного отряда: Тео, Малфред, Улант и Делант.

— Не следовало вам открывать рот, — заявил Делант.

— Не следовало вообще вступать в Гвардию, — хохотнул Таави. Он вырос в каср Мираке, и если ему судилось умереть, то казалось уместным, чтобы это случилось здесь.

Он хорошо знал местную канализацию. Это входило в кадетскую программу обучения — изучить город сверху донизу — и до войны Таави водил дружбу с миленькой кадеткой, жившей в одном из блоков поблизости. Они частенько спускались в канализацию вместе, пока он не отбыл с планеты. Её звали Алёна. Всего на миг сержант как будто снова почувствовал её запах, несмотря на витавшую вокруг вонь дыма и пепла. Таави проверил, на месте ли граната в патронташе. Он нашёл её утром у трупа другого кадийца, и похлопал по ней на удачу.

Раздался сигнал Рафа — два, и после недолгой паузы, ещё три быстрых стука пальцем по вокс-бусине.

Таави поочередно кивнул каждому бойцу. Его дробовик был заряжен всеми оставшимися патронами. Сержант мысленно помолился Золотому Трону, а затем резко откинул деревянную крышку.

Миниатюрные размеры никогда не доставляли Белаггу Гракку проблем. Ратлинг, размерами не превышавший ребёнка, мог пробираться в щели, недоступные обычным людям. Он поднимался всё выше, этаж за этажом, пока не оказался в спальне некогда хорошо обставленного жилого блока на южной стороне площади Статуй. Широкие половицы из бледного дерева усеивали вырванные страницы книг. Возле треснувшего шкафа валялась посеревшая от пепла и пыли одежда. В стене зияла дыра, пробитая ракетой, а в самом помещении стояла прогорклая вонь взрывчатки. Ратлинг лёг на пол, тяжело дыша, подполз к окну и высунул перед собой снайперскую лазвинтовку.

Внизу аж до самой Евфратской тянулись колонны еретиков. Прильнув к прицелу, он стал искать цель. Вот — командир танка в хвосте колонны, стоящий в башне и машущий водителю позади него.

Белагг сделал три долгих, медленных вдоха, чтобы унять дрожь в руках. Взял голову еретика в перекрестье прицела. Далекое туловище отлетело назад от меткого попадания луча. Колонна замедлилась, пока солдаты принялись озираться в поисках снайпера.

Ратлинг навёл оружие на сержанта, шагавшего рядом с танками и жестами что-то яростно показывавшего своим людям. Он открыл огонь снова, и точный выстрел в голову мгновенно свалил еретика с ног. Теперь колонна встала уже окончательно, и он отыскал следующую цель. И выстрелил.

Таави в мгновение ока поднялся и выскользнул наружу, присев в коридоре жилого блока. Во тьме, где следовало находиться двери, виднелась фигура. Он дважды выстрелил. Услышал тихий стон, достал гранату. Двинулся дальше.

С улицы загрохотали выстрелы. На него прыгнула тень. За секунду он оказался верхом на человеке, после чего вмазал прикладом в лицо еретику. До него донёсся хруст ломающихся костей и зубов.

Таави кинулся навзничь, и штукатурка у него над головой разлетелась от выстрелов. Голоса врагов звучали резко и чужеродно. Сержант прижался к стене и метнул взгляд в выбитое окно. О стену снаружи залупили лазерные импульсы. От задымившейся рамы во все стороны полетели щепки. Таави почувствовал отдачу от попаданий даже сквозь стену. Он выдернул чеку, сосчитал до пяти, и швырнул гранату на улицу.

— Крак! — крикнул он за миг до взрыва, наполнившего всё снаружи осколками.

Таави бросился в окно и приземлился на улице. Он выстрелил из дробовика с одной руки, попав еретику точно в лицо, а другой вырвал автомат из рук умирающего противника.

Таави был кадийцем. Он научился отнимать оружие раньше, чем стал дотягиваться до дверной ручки. Дети на Кадии умели делать это с закрытыми глазами. По весу и балансировке сержант сразу определил, что у него в руках.

Автоматическая винтовка. Модификация М40, Армагеддонская модель. Барабанный магазин. Тридцать пуль. Пробивная штука.

Таави крутанулся, уже зажимая спусковой крючок. Он дал пару коротких очередей, откинув троих еретиков к дальней стене. Одного он уложил выстрелом в корпус, другого отбросило в сторону попаданием в голову.

Сержант пригнулся, продолжая стрелять под шквалом прошивающих воздух пуль и лазерных лучей.

Из-за угла выскочил боец в красной униформе, и, занеся топор, бросился на Таави. Автомат в руках кадийца содрогнулся, выпустив в грудь еретику несколько пуль. Враг заплясал, словно кукла на ниточках. Величественный момент избыточности.

Еретик свалился в паре футов от него, и увенчанная шипами каска лязгнула о скалобетонный пол. Таави пригнулся и перевернул тело. На его воротнике были вышиты две переплетённые литеры, ВК.

— Раф, — прошипел он в вокс-бусину. — Контакт. Угадай, кто в городе?

— Сёстры Нашей Девы-Мученицы, — отозвался Раф.

— Если бы. Волсканские катафракты.

Раф невесело хохотнул.

— Чудесно. А теперь выбирайся оттуда.

Сержант повёл своих людей обратно к входу в канализацию.

Тео отходил последним. Таави собирался последовать за ними, как вдруг ощутил вибрацию под ногами. В дальнем конце Имперских шествий из боковой улицы показался узнаваемый силуэт «Лемана Русса», изрыгающий в воздух густые облака чёрного прометиевого дыма. Танк развернулся на гусеницах и выехал на магистраль. За ним появилась следующая машина, и ещё одна, и реявшие над ними знамёна из человеческой кожи влажно захлопали, когда они быстро покатились в его сторону.

— У них танки, — провоксировал он.

— Сколько?

— Ну, я увидел шесть.

Раф выругался.

— Будет весело.

В юго-восточном углу площади Статуй находились руины жилого блока. Остальной ряд состоял из монументальных сооружений: громада зала ветеранов, а рядом с ним — музей Сопротивления, в котором находилась часовня Святых Мощей. Фасады зданий выходили на площадь, и по треугольному фронтону музея строевым шагом маршировали фигуры кадийских солдат из белого мрамора.

Огромные строения обеспечивали гвардейцев укрытием в виде сплошной стены длиною в сто пятьдесят ярдов, однако с танками правила игры кардинально менялись. Высокие своды и массивные блоки не защитят от пушек. Один выстрел, и стены сложатся прямиком им на головы. Впрочем, это их не остановило — защитники всё равно выползли на позиции, приготовившись встречать танковые колонны волсканцев.

Минка взбежала по широким ступеням музея. Во внутреннем холле царили мрак и запустение, повсюду валялись обрывки бумаги, упаковки из-под пайков и осколки камней. От каждой из трёх дверей расходились галереи, ведущие в разные концы здания.

Выставочные экспонаты танков, снаряжения и медалей были спрятаны в подвалы или взяты на битву. Внутри остались только пустующие пьедесталы, манекены в униформе — ныне сваленные у стены — и посечённые в боях знамёна каср миракских полков.

Она услышала крики из дальнего конца музея, где из бойниц и окон открывался отличный вид на юг, откуда наступали волсканцы. Девушка направилась в зал кастелянов, где двое бойцов из отделения Конна заряжали ракетную установку. Остальные заняли позиции у забаррикадированных окон — уже стоящие наизготовку, чтобы сделать пару выстрелов и мигом нырнуть назад.

Геран находился в дальнем конце зала, присев за тяжёлым стаббером. Огрин, высунув язык, сосредоточенно вставлял в оружие новую патронную ленту.

— Помочь? — крикнула Минка, но огрин, рыкнув, наконец справился с кропотливой задачей. Вскинув стаббер одной рукой, он открыл по улице шквальный огонь, после чего ухмыльнулся.

— Ты со мной?

Минка кивнула. Она встала у окна напротив и быстро выглянула наружу. Волсканские танки шли по дороге колонной по одному. В голове двигалась «Химера», развернув мультилазер на сорок пять градусов влево. Выстрелы вспыхивали короткими очередями по три красных луча. Командир танка стоял в куполе. Минка трижды выстрелила. Мимо. Девушка выругалась и сделала ещё выстрел, но к тому времени батарея села окончательно.

Фрекк, ругнулась она. Пока кадийка рылась в карманах, ища новый аккумулятор, из окна музея взвилась ракета и попала бронетранспортёру в нос.

Из машины повалил густой белый дым, а через секунду башню «Химеры» сорвало в облаке ревущего жёлтого пламени. Минка загнала свежую батарею на место, но к тому времени «Химеру» оттолкали в сторону, и на улице появился легко различимый силуэт «Лемана Русса» типа «Разрушитель».

Танк развернулся на гусеницах, наведя неподвижное орудие на заднюю стену музея Сопротивления. Отряды волсканцев хлынули в атаку. Геран накрыл их ливнём свинца из тяжёлого стаббера, прежде чем послышался громкий лязг опустевшего магазина. Огрин в смятении посмотрел вниз, и в этот момент «Леман Русс» с глухим рокотом выстрелил. Снаряд попал в крыло святой Иосманы. Через открытую галерею Минка увидела, как здание тряхнуло будто до основания, прежде чем его фасад рассыпался грудой щебня.

Дымящийся ствол «Разрушителя» повернулся как раз туда, где стояла Минка. Волсканцы уже начали карабкаться по обломкам внутрь музея, поэтому ей пришлось схватить огрина за локоть обеими руками.

— Пошли, — закричала она. — Быстро!

Глава четвёртая

Музей Сопротивления

Белагг понимал, что ему следует отступить, но волсканский знаменосец шёл, не замечая опасности, а такие мишени были предпочтительней всего. Он прицелился и выстрелил, замерев, чтобы понаблюдать за попаданием. Стяг упал за кучей руин.

Между этим зданием и следующим находился перекидной мостик. Придерживаясь одной рукой, ратлинг пересек короткий участок под открытым небом, прежде чем упасть в укрытие внутри уже другого строения. Он продолжил двигаться, спустившись ещё на два этажа, пока не оказался среди развалин через дорогу от зала Ветеранов.

Он пошёл быстрее, спеша по длинному коридору, засыпанному листами словно осенний лес — листвой. Снизу доносился рёв и крики. Они мало его заботили. Снайпер действовал на совершенно другом уровне. Он убивал издалека, а, выполнив задачу, незаметно скрывался.

Внезапно Белагг ощутил, будто за ним наблюдают. Он оглянулся, но не увидел ничего, кроме длинного пустого коридора, открытого небу. Там была лестница, ведущая на улицу, однако волсканцы наступали очень быстро, поэтому он решил воспользоваться другим надземным переходом, чтобы вернуться назад в блок Тайрок.

Снова это чувство.

Он обернулся, теперь уже быстрее, и опять ничего.

Но у Белагга имелись инстинкты, и теперь его сердце отвечало на тревогу настойчивым стуком. Он вытер вспотевшие руки, присел и внимательно осмотрелся по сторонам. Затем ратлинг бросился вперёд, но тут же врезался в гигантский сабатон из глянцевой иссиня чёрной брони. Снайпер так и не понял, как нечто столь большое и тяжёлое смогло подкрасться к нему незамеченным, однако в своей жизни он повидал много чего, чтобы сразу узнать силовой доспех.

Как-то раз ему довелось увидеть Адептус Астартес, в ходе кампании на Харгале Прайм, когда он лежал на верхних ветках кораллового дерева под небом, заполненным горящими инверсионными следами. Десантная капсула упала в пятидесяти футах правее от него. Она пробилась сквозь окаменевшие ветви и пропахала длинную чёрную полосу в коралловом столбе. Одна дверь не распахнулась, однако все остальные разом откинулись, и из них в мгновение ока выскочило десять космодесантников в золотых латах, тут же разбившихся на два отряда и без колебаний кинувшихся в бой.

Белагг наблюдал за ними, не в силах отвести глаз. Адептус Астартес не брали ни топоры, ни выстрелы из примитивного баллистического оружия. Он едва не закричал оттого, насколько красиво и слаженно они действовали. Затем один из воинов повернулся в его сторону, и, заметив позицию снайпера, вскинул болтер.

Ратлинг оцепенел от ужаса, поняв, что вот-вот умрёт. Однако космодесантник замер, после чего кивнул ему, как бы говоря: «мы с тобой на одной стороне, маленький воин».

Это воспоминание всплыло в уме Белагга, пока он медленно поднимал глаза на огромный силуэт перед собой, скользя взглядом по поножам, наколенникам, паху, кабелям, груди и, наконец, голове. Их покрывали изображения, которые было сложно рассмотреть, однако он заметил натянутую поверх наплечника влажную бледную кожу, и по дырам в ней понял, что прежде она принадлежала человеку. Затем его взгляд достиг лица воина, и ратлинг тут же об этом пожалел.

Волсканские катафракты хлынули в дыры в стене музея, последовательно зачищая каждый зал огнемётами и гранатами, прежде чем ринуться на штурм следующего помещения. Минка была с отделением Конна и Гераном, отступая по галереям в сторону главного холла.

Геран, шедший замыкающим, размахивал стаббером словно дубиной, однако огрин истекал кровью из десятка ран. В последний раз Минка увидела его стоящим в двойных дверях, как вдруг комнату захлестнули длинные струи пылающего прометия. Волсканцы находились в считанных ярдах позади.

Выстрел оцарапал ей оплечье, и она без промедления бросилась в дверь. На фоне пламени тёмным силуэтом вырисовывался солдат-волсканец. Минка нырнула и побежала на него. Отчаяние придало ей сил больших, чем она вообще подозревала. Девушка загнала штык еретику в живот. Если тот и закричал, то она этого не услышала.

К ней покатилась граната. Конн что-то ей закричал.

Кадийка кинулась навзничь за миг до детонации. По телу резко растеклась горячая острая боль. Она подняла руку и увидела, что та вся в крови.

Раздался глухой свист, а затем галерею, в которой она только что находилась, сотряс мощнейший взрыв. Повсюду взвивалось пламя и сыпалась пыль. Минка окончательно потеряла ориентацию в пространстве. Из дыма возникла фигура. Раф. Капитан подтянул её к себе и закричал в ухо.

— Отходи по площади!

Ещё один снаряд ударил в тридцати ярдах справа. Минка снова оказалась на полу, выплёвывая изо рта пыль. Раф вздёрнул девушку обратно на ноги. Та повисла в своей не по размеру подобранной форме, пока капитан держал её одной рукой над землёй. Он посмотрел ей в глаза, удостоверяясь, поняла ли его та.

— Уходи! Бегом! — крикнул он ей, когда очередной выстрел прошил стену музея.

Космодесантник смотрел на Белагга сверху вниз. Гигант носил плоский синий шлем с узорными медными вставками и тянущимися с обеих сторон шипящими трубками, а на его тёмно-синей броне плясали отблески света. Его глаза были красными, цвета тлеющих углей в тёмной комнате, излучающими жар ненависти и жестокости. Руки ратлинга непроизвольно затряслись. Он выронил длиннолаз и в отчаянии пополз назад.

Он понимал, что оказался в ловушке. У него будет больше шансов выжить, выпрыгнув из здания, чем оставаясь здесь с этим монстром. Первобытный, звериный инстинкт твердил ему, что разбиться о землю станет для него куда более быстрой и лёгкой смертью.

Великан протянул к малышу руку, но Белагг извернулся, и, обернувшись, выбросился в окно.

Он успел заметить, как к нему стремительно несётся Часовенная улица. Пока он падал, в памяти начали всплывать разные эпизоды из жизни. Белагг пожалел о том, что в своё время не убил больше еретиков. Он сожалел о многом. И всё же в первую очередь ратлинг чувствовал ликование оттого, что спасся от лап жуткого чудовища.

Падение с восьмого этажа завершится пусть и кровавой, но мгновенной смертью. Для рядового бойца Астра Милитарум перспектива такой лёгкой гибели была едва ли не лучшим, на что мог рассчитывать воин.

Утешая себя этим фактом в последние мгновения жизни, Белагг совершенно не думал о законах физики. Кроху не заботило то, что скорость его падения зависела от плотности атмосферы планеты. Скорость определялась массой предмета и его сопротивляемостью воздуху.

Всё это ратлинга уже не волновало. Ещё пару секунд, и он будет мёртв.

Скорость определялась массой предмета и его сопротивляемостью воздуху.

Этот урок Повелитель Ночи, Ассеб Криг, усвоил тысячи лет назад.

Он ждал ратлинга внизу здания, подобно ребёнку, готовящемуся поймать сброшенную из окна игрушку. Он словил существо одной рукой, и, резко вскинув, поднёс к своему лицу.

Внутри шлема безгубый рот Повелителя Ночи растянулся в улыбке.

— Нет, — сказал Ассеб закричавшему ратлингу. — Ты не умер.

Выдержав долгую, приятную паузу, космодесантник добавил:

— Пока.

Таави глубоко вдохнул, когда стену жилого блока вышибло наружу. Волсканская техника пробивала себе путь к ним с трёх направлений сразу. Из облака пыли и обломков возникли грубые, исцарапанные и толстые лобовые плиты «Разрушителя», башня которого уже разворачивалась к бункеру. У его отделения не было ничего, способного навредить зверю.

Разве что…

— Я его починил, — прошипел гвардеец Роулин, сжимая в руке мелта-ружьё. Это оружие они нашли по пути, но какой-то фрекков еретик попытался приладить к нему батарею от «Ризы», которая этой модели совершенно не подходила.

— Точно?

— Точно, — состроив гримасу, ответил Роулин.

— Я с тобой, — сказал Таави. Сверху послышался грохот вновь заговорившего тяжёлого болтера. Короткие, прицельные очереди. Расчёт берёг боезапас.

Тупой нос «Разрушителя» показался снова. Роулин кинулся на землю, прицелился и выстрелил. От выпущенного перегретого луча задрожал сам воздух, и Таави ощутил, как лицо омыла волна жара. Луч прожёг в броне танка небольшую аккуратную дыру, забрызгав внутренний отсек каплями расплавленного металла.

Взрыв обрушил на них стену. Что-то врезалось Таави в ногу. Сержанту показалось, будто его огрели кувалдой. Трон! Он попытался выдернуть ногу.

Послышался хруст шагов по щебёнке.

Волсканцы. Таави потянулся за лазвинтовкой. Какая глупая смерть, подумал он. Придавленный завалом.

Охотник встал над ним.

— Ты остаёшься? — спросил он.

— Раф? Откуда ты взялся?

— Разве я мог бросить это? — Капитан помахал перед ним мелта-ружьём.

— Роулин?

— Мертв. Сможешь выбраться?

— Если отодвинешь камни, — сказал Таави.

Раф упёрся плечом в подставленный металлический прут и приподнял упавший обломок, позволив сержанту высвободить ногу.

— Сломана?

— Не думаю, — ответил тот.

— Хорошо, — произнёс капитан. — Возьмись за плечо.

Рота Рафа отступала по площади так быстро, как только могла. Некоторые пробирались через боковые улочки, другие пытались прятаться за рядами почерневших древесных стволов.

Сержант Таави ковылял назад. Вместе с ещё пятнадцатью бойцами он укрылся посреди площади среди развалин общественной уборной. Там он вышиб в стене небольшую дыру, откуда ему открылся обзор на юго-восточный угол площади Статуй. Волсканцы продвигались через воронки и колючую проволоку, шли по трупам и обугленным, засыпанным зёмлей танкам и транспортникам, вылезали из заложенных мешками с песком окон, дверей и канализационных выпусков. Таави дал короткую очередь, едва первые волсканцы ворвались на площадь.

Они позволили противникам войти в зону поражения, после чего дали по ним залп из всего, что было. Пару сотен бойцов обрушили на волсканцев настоящий шквал огня. Площадь озарилась росчерками лазеров, выстрелами из автопушек, очередями тяжёлых болтеров и взрывами гранат.

Слаженная стрельба кадийцев валила еретиков десятками.

Волсканские пехотинцы бросались в атаку ещё дважды, и каждый раз откатывались, умывшись кровью. Бойцы Рафа знали, что рано или поздно будут отступать через площадь, поэтому приняли все необходимые меры заблаговременно, так что когда впереди показались вражеские танки, они были готовы. Головные машины разлетелись на части от попаданий из лазерных пушек и закинутых взрывпакетов, и после свирепой перестрелки танковые колонны вынужденно встали.

На следующее утро линия фронта сместилась к северной части площади Статуй.

Медике Роун разложил свои инструменты и выметал грязь из нового полевого госпиталя, когда к нему вошёл Таави. Врач выглядел постаревшим лет на десять.

— Сержант, — вместо приветствия сказал он. — Как тебе мой новый медпункт?

Таави обвёл взглядом ряд грязных матрасов, найденных среди руин и теперь разложенных на сером мраморном полу. Роун указал на мягкое, оббитое бархатом кресло. Таави присел, опустив руки на полированные подлокотники.

— Итак, — сказал Роун, осматривая кровь и рану. — Твоя нога.

— Ага. На меня упала стена. Даже не догадывался, что меня подстрелили, пока не увидел дырку. — Лазерный импульс прожёг в его штанине аккуратную круглую дыру диаметром с палец. — Без понятия, когда именно, — добавил сержант.

Он расстегнул штаны и спустил их до колен. Кожа его выглядела бледной на фоне тёмной корки запёкшейся крови и подпалины от ожога.

При виде раны Роун с шумом втянул воздух.

— Выглядит чистой, — наконец сказал он. — Бедренная артерия не задета.

Таави кивнул.

— Я буду жить, доктор?

Роун поднял глаза и усмехнулся.

— Ну, от таких ран не умирают.

У медика не было чем перевязать рану, однако он всё же присыпал её антисептическим порошком, после чего обмотал куском прокипячённой ткани, срезанной из кадийской шинели.

— Вот, — сказал Роун, пока Таави натягивал штаны обратно. — Как новенький. А теперь проваливай отсюда.

Таави выбрался на улицу. Измотанные выжившие укрывались среди руин, пока над городом расползался серый рассвет.

Рота Рафа организовала новую линию фронта вдоль северного края площади, где скалобетонное укрепление поднимало основания богатых жилых блоков на двадцать футов над уровнём земли. Капитан устроил новый штаб в подвале под отделанной дубом гостевой комнатой отставного генерала. На стенах висели старые портреты военных, над узорным медным камином болталось разбитое зеркало, а в центре стоял распоротый кожаный диван, чья набивка валялась по всему полу.

Сержант нашёл Рафа на передовой, где он как раз оглядывал площадь. Волсканцы закреплялись в зданиях, которые ещё двадцать четыре часа назад служили домом кадийцам. Половина музея обрушилась. Еретики сорвали аквилу с фасада зала Ветеранов, а также сбросили марширующие статуи на фронтоне, которые теперь валялись разбитые вдребезги на широких ступенях перед музеем.

Таави различил фигурки в красном. Их были сотни.

— Почему они не атакуют снова?

Раф не знал.

— Силы Хаоса легко отвлекаются.

Повисла долгая пауза. Сержант пристально посмотрел ему в глаза.

— Сколько погибло?

— Сто сорок шестеро.

Он боялся, что будет больше.

Раф перечислил пропавшие отделения.

— Рендала и его людей раздавило в музее. Отделение Чилда окружили в зале Ветеранов. Они добрались до нас быстрее, чем я думал. — Капитан помолчал. — Как нога?

— Похоже, буду жить.

Раф рассмеялся.

— Ты ел?

Сержант покачал головой. До этого момента он даже не вспоминал о еде, но теперь его живот урчал от голода.

Капитан повернулся к нему.

— Сходи, перекуси что-нибудь.

Минка почувствовала запах стряпни, когда Ганнел с Малфредом поставили на огонь котелок с тушёным мясом.

Они расположили кухню за следующей дверью, в отделанной деревянными панелями библиотеке, чьи фолианты по военной истории послужили отличной растопкой для костра. Ганнел лишился руки, которая теперь заканчивалась под локтём. Культя была забинтована, и гвардеец остро ощущал отсутствие конечности, постоянно срываясь на ругань при попытке сделать что-то одной рукой.

Оливет поставил вокс в штабе Рафа. Он был молодым парнем, как и она, начавшим войну в качестве белощитника. Оливет поднял глаза, заметил Минку, и на миг потерялся со словами.

— Значит, — начал он. — Йегор мёртв?

Минка кивнула.

Оливет состроил гримасу.

— Мне жаль.

Девушка опустила глаза. Казалось, Йегор умел целую жизнь назад. Она не могла понять, почему он до сих пор говорил о нём, но затем вспомнила, что кралась по разрушенной схоле меньше дня назад.

Минка встряхнулась. Оливет настраивал вокс-станцию на канал лорда-кастеляна.

— Сколько ещё? — спросила она.

Оливет сверился с хронометром.

— Пять минут.

Юная кадийка кивнула.

— Тогда я посижу здесь, — сказала она и опустилась на пол, опёршись спиной о стену.

На неё упала тень, а затем Раф постучал ей по каске.

— Выше нос, — бросил он.

Минка надвинула шлем на лицо. Из вокса полился «Цветок Кадии».

— Подкрути звук, — сказал капитан, когда мелодия стихла, и тишина сменилась голосом Крида.

— Люди Кадии. Братья по оружию, воины. Вы спрашиваете меня, чего я от вас хочу. Я вам отвечу. Но, сначала, хорошие новости. Наши силы наступают по многим фронтам. Мы тесним врага… — Крид перечислил подразделения, битвы и небольшие победы, доклады об отступлениях противника, уничтоженных бригадах, достигнутых целях. — Но, братья и сёстры, мне нужна ваша помощь.

— Мы встретили чудовищное зло с решимостью, смелостью и верой несгибаемого Империума Человечества! Мы насадили врага на свои шипы — так давайте удержим его на них, пока Империум готовит контратаку, которая сметёт его с лица земли!

Под конец передачи Крид заговорил с растущим вызовом в голосе.

— Вот о чём я вас прошу. Я прошу вас давать отпор врагу всеми своими силами. Сражаться с ним до последнего. Не сдавать ни пяди земли, если только так вы не сможете нанести противнику больше ран. Не питайте надежды, ибо в надежде кроется отчаяние!

И в самом конце лорд-кастелян мрачным голосом изрёк два слова:

— Кадия стоит!

Минка повторила их одними губами. Но если кадийцы и впрямь теснили неприятеля, тогда почему защитники каср Мирака сражались без поддержки?

В этом не было никакого смысла. Минке казалось, что они проигрывают. И проигрывают разгромно.

Она подняла голову, и увидела глядящего прямо на неё Рафа. Аугментическое око капитана горело тусклым красным-светом, таким же зловещим, как само Око Ужаса.

Элизионские поля

Зуфур Таинственный мало беспокоился тем фактом, что остальная банда сражалась у стен каср Крафа. Их гнев и ярость стекали с него подобно маслу, или человеческой крови. По крайней мере, так он себе говорил, но, слыша сквозь шлем их крики и проклятья, их клятвы о кровопролитии, рявканье болтеров, Зуфур чувствовал, как чаще бьются его сердца, как грохочет пульс, а внутри, подобно паводку, поднимается звериная злоба.

— Где ты, Зуфур? — вызвал его по воксу Сикай Триждырожденный.

Только через шесть часов Сикай понял, что воины Таинственного отсутствовали на поле боя.

Он мог бы оскорбиться тем, что у капитана Чёрного Легиона ушло столько времени, чтобы заметить, что банда Зуфура не прорубает себе путь через руины третьей полосы обороны каср Крафа. Он услышал стон и биение цепного топора Сикая, на мгновение замедлившегося, прогрызая кость.

— Я нужен? — ответил Зуфур.

— Ты нам вообще не нужен, Таинственный! — рассмеялся капитан, после чего последовал рёв топора, снова и снова кромсающего мёртвую или умирающую плоть.

Зуфур проигнорировал оскорбление.

— Я оставлю убийства вам.

Сикай хохотнул снова.

— Как обычно.

Зуфур мысленно представил, как клыкастый рот капитана расходится в улыбке. Сражение на Кадии доставляло им удовольствие, подобного которому ни одному из них прежде не доводилось испытывать. Они чувствовали радость. Ликование. Триумф. Зуфур невольно сжал кулак. Жажда убивать одолевала его всё сильнее. Он прогнал мысль прочь. Зуфур Таинственный руководствовался более глубокими устремлениями, когда прибыл на Кадию. Впереди его ждал конец изысканий, на которые он потратил всю свою жизнь.

— У меня более важные дела.

— Что может быть важнее убийств? — поинтересовался Сикай. Зуфур услышал по воксу, как цепной клинок воина одобрительно взревел.

— Ты убиваешь топором, моё же оружие куда утончённей. Думаю, если бы ты подсчитал, то понял бы, что я убил на много миллионов больше, чем ты.

— Снова болтовня, Зуфур. Возьми уже в руки топор! Поброди в крови своих врагов.

Зуфур разозлился сам на себя.

— Сам броди. Я в их крови буду плавать.

При последних словах он заметил, наконец, лес.

— Ну вот, — произнёс Зуфур.

Существо, пилотировавшее его корабль, раньше было человеком. Зуфур забыл, как его звали, но для его нужд он походил идеально. Всё, что ему потребовалось, это пару-тройку модификаций. Безмолвие входило в их число.

Пилот не пошёл на улучшения по своей воле. Впрочем, это не имело никакого значения. Зуфур не любил болтливых рабов. Теперь изо рта и глаз пилота тянулись рубчатые розовые трубки, его ноги были удалены, а руки заканчивались мясистыми щупальцами, исчезавшими в пульте управления кораблём.

— Приземляйся.

Челнок содрогнулся, начав снижаться.

— Туда, — указал Зуфур.

Щупальца пилота напряглись. В теле существа забулькали растекающиеся жидкости, и трубки у него во рту зашуршали друг о друга. Иногда Зуфуру казалось, будто те влажные звуки были словами. Следовало удалить ему заодно и гортань, с сожалением подумал Таинственный.

Челнок сел. Пилот что-то продолжал булькать, пусть даже его никто не слышал.

Банда Зуфура уже взяла участок под контроль. Он спустился по лесенке в кабине. Момент, которого Зуфур ждал десять тысячелетий, настал.

Последние десять футов Таинственный преодолел прыжком и приземлился в негустую траву. Он успел потерять счёт планетам, на которые ему доводилось ступать. Каждый мир ощущался под ногами несколько иначе, однако ни один из них не шёл ни в какое сравнение с Кадией. Её поверхность казалась твёрдой, но не хрупкой. Достаточно мягкой, чтобы на ней могли жить люди.

Он двинулся вперёд. Земля как будто съёживалась под его поступью. Её ужас приносил ему такое же удовлетворение, как и страдания его пилота. Зуфур на секунду замер и поднял глаза. Там, вверху, внутри пурпурно-зелёного пятна Ока Ужаса, находился его дом. И то, что сейчас он был здесь, казалось ему восхитительным в своей неправильности. Он чувствовал себя заключённым рабом, который, обнаружив дверь камеры открытой, вышёл наружу и оглянулся на дыру, в которой просидел так много времени.

И важно было не только то, что он был на Кадии. Он стоял здесь, на этом самом месте. Перед, так сказать, замочной скважиной, поскольку варп сдерживала вовсе не планета, а эти камни.

Зуфур перевёл взгляд на свою цель. Сооружения вздымались перед ним подобно лесу: каждое из них — уникальное, утончённое, совершенное. Творения искусства, да, но также источник мучений, ибо они держали Абаддона в оковах.

Зуфур из Чёрного Легиона изучал пилоны десять тысяч лет, но никогда не имел шанса прикоснуться к ним. До нынешнего момента. Он зашагал вперёд, трубки, ведущие в нос, наполняли его лёгкие сладким и тошнотворным стимулятором.

Пилон был бледно-серым, как мрамор. Он походил на четырёхгранный шип, уходивший перед ним ввысь на добрую сотню ярдов. Всего один из тысяч, наполнявших бескрайние равнины вокруг. Этот, однако, был надтреснутым, а на самом верху отсутствовал кусок макушки.

Зуфур подошёл ближе, выискивая тот самый.

Наконец, он нашёл нужный пилон: нетронутый, целый, идеальный.

Зуфур отсоединил от силовых доспехов латницу. Эти пилоны сдерживали варп ещё задолго до Ереси Гора. Болваны вроде Сикая пытались победить в войне против Империума Человека, убивая простых гвардейцев. Затея была такой же безнадёжной, как пытаться усмирить море голыми руками.

Люди рождались с такой же скоростью, с которой Сикай их убивал. Зуфур не был так же глуп. Он одним из первых перешёл на сторону Абаддона, одним из первых вступил в ряды Чёрного Легиона. Абаддон знал, что нужно сделать. У него было понимание — видение — которым больше не мог похвастать никто. Зуфур тешил себя тем, что смутно осознавал то, что Абаддон видел совершенно отчётливо. Их удары были направлены не в глотки людям или даже космодесантникам. Их целями становились города, миры, империя.

Зуфур не сомневался в успехе Тринадцатого крестового похода. Тем не менее, боги Хаоса славились своим непостоянством. На всякий случай он заберёт кусок пилона в свою архокузню, чтобы вызнать секреты кадийских пилонов.

Он окинул взглядом идеальный пилон и прижался к нему рукой. Сквозь открытую ладонь в него хлынул поток тепла и энергии. Пилон пульсировал жизнью, подобно медленному, устойчивому сердцебиению. Он был крепким, здоровым, отзывчивым — превосходный образец. Зуфур испытал смешанные чувства облегчения, ненависти и такой сладкой мести. Вот чего он хотел.

Позади него по аппарелям спускались рабочие рабы.

Таинственный повернулся к их предводителю, аугментированному техножрецу, которого он забрал на Агрипинее. Капюшон жреца был откинут, обнажая покрытую татуировками голову.

— Этот, господин? — склонившись, процедил он сквозь острые стальные зубы.

— Да, — выдохнул Зуфур, принявшись наблюдать за тем, как из челнока задом съезжают экскаваторы. Следом за ними по трапу с топотом спустились ментально порабощённые огрины, которые, сбившись в нестройную толпу, безвольно стали дожидаться распоряжений.

— Осторожней, — предупредил Зуфур жреца. — Чтобы ни одной царапины.

Экскаваторам потребовался целый день, чтобы дорыть до корней пилона. Его окружили краны на паучьих конечностях. Пилон обмотали тросами. Выдвинулись чёрные стрелы, и пара подъёмников, словно богомолы, медленно потянули и извлекли пилон из земли.

Следующий шаг имел ключевое значение. Именно сейчас, когда на пилон приходилось наибольшее напряжение, любые скрытые трещины или дефекты могли разбить трофей Зуфура вдребезги.

Он встал, наблюдая за тем, как кран неспешно опускает огромную конструкцию на платформу гусеничного тягача.

Предводители работников лихорадочно носились туда-сюда, крича и махая руками огринам, которые медленно и напряжённо то натягивали, то ослабляли тросы, то поправляли подставку для пилона.

Наконец, пилон опустился на место, и Зуфур ощутил, как его сердцебиение вновь замедлилось.

Он пристально следил за ходом операции, ни на миг не сомкнув глаз. Из вокса внутри шлема непрерывно доносился грохот сражения, но заметил он его только сейчас, словно насекомое, прежде тихо жужжавшее где-то вдалеке, неожиданно оказалось прямо возле уха.

Возгласы, крики, болтеры, цепные мечи, рокотание артиллерии, разносящей бронетехнику.

— Сикай? И скольких ты убил? — поинтересовался Зуфур.

— Восемь тысяч семьсот сорок шесть, — провоксировал в ответ тот.

— А город как, захватил?

На мгновение повисла пауза, в которой Зуфур различил слабые звуки творящейся бойни.

— Уже скоро, — наконец ответил Сикай.

Зуфур едва слышимо засмеялся. Рукопашная — до чего медленный способ победить в войне. Сикай и ему подобные были не более чем приманкой, чтобы отвлечь внимание защитников от реальной угрозы.

Землю впереди испещряли кратеры и шрамы войны, а вдоль края пилоновых полей огромные каменные сооружения были растрескавшимися и разбитыми.

Между руин прокладывал себе путь серый «Лэндрейдер». Оба борта машины украшали символы волчьих голов, а на штурмовых аппарелях находился знак скрещённых секир: персональная эмблема Белых Волков.

«Лэндрейдер» возглавлял охоту. Он свернул вглубь леса пилонов, и остальная стая последовала за ним: скачущие силуэты фенрисских волков, а за ними — вульфены, одни несущиеся во всю прыть, другие — перемещаясь по-обезьяньи, отталкиваясь от земли руками как будто лапами.

Рота Белых Волков казалась карликами на фоне громадных конструкций. Они спустились в глубокую воронку сотню ярдов шириной, по разлетевшимся камням от разбитого пилона, и там увидели противника.

Вожак — Оттар Белый — восседал на рычащем громовом волке. Он возглавлял стаю, его огромный топор, Несущий Свет, лучился своим собственным внутренним белым светом. Впереди, меж рядов пилонов, он различил медно-чёрные доспехи вражеского командира.

Еретики извлекли конструкцию из земли, и теперь она лежала, будто вырванный из десны клык. Оттар осклабился.

— Взгляните на них! — рявкнул он. — Они хотят вынуть пилоны один за другим! Глупцы! Это им не поможет! Вперёд, братья. Вперёд!

Собравшаяся позади него рота взвыла, уже предвкушая радость битвы.

Закованные в чёрные латы еретики отреагировали незамедлительно. В их сторону открыли прицельный болтерный огонь. Масс-реактивные снаряды срикошетили от края пилона. Оттар почувствовал, как несколько болтов ударило ему в нагрудник, однако Чёрные Легионеры уже отступили за толпу побрёдших вперёд огринов.

Первый достигший его враг сжимал в одной руке грубую пушку, во второй — жужжащий меч. По серому нагруднику Оттара застучали цельные снаряды. Внутри шлема космодесантника зажглись предупреждающие руны, однако к тому времени его уже без остатка захлестнуло упоение охотой, поэтому он лишь оскалил клыки, и из его глотки вырвался бессловесный, полный гнева и ярости, рык.

Если огрин рассчитывал замедлить атакующего Космического Волка, то он явно прежде не сталкивался с Сыновьями Фенриса. Волк Оттара сомкнул гигантские челюсти на увитой огромными мышцами руке огрина-стража, откусив предплечье, кулак и стиснутое в нём оружие.

Огрин даже не успел прийти в ужас, прежде чем на его твёрдый лоб обрушился Несущий Свет. Со вспышкой льдисто-белой энергии топор проломил грубо склёпанный шлем, раскроив сталь, череп и мозг существа.

Огрины-стражи продолжали напирать сплошной стеной, паля из орудий-жнецов и размахивая жужжащими пилами.

Оттар устремился вперёд, ударами секиры расшвыривая во все стороны конечности, головы и кровоточащие куски тел. Волчьи всадники мчались следом за ним с яростно гудящими цепными клинками наголо, прикрывая своего вожака сзади. Космодесантники клином вошли в самую гущу врагов под темнеющим адским небом.

Не успел громовой волк Оттара бездыханным рухнуть на землю, как штурмовая аппарель «Призрака Фенриса» откинулась, и из «Лэндрейдера» со звонкими боевыми кличами на устах вырвались воины в терминаторских латах. Через считанные мгновения после того, как они сшиблись с врагами, их догнали завывающие вульфены, но тотчас понеслись дальше, разрывая в клочья огринов, еретиков и космодесантников Хаоса.

Оттар спрыгнул с погибшего волка, и, заскрежетав сочленениями силовой брони, побежал вперёд. Несущий Свет вспыхивал раз за разом, погружаясь в плоть врагов. Порабощённые существа набрасывались на него безумной приливной волной. Он убивал их так же быстро. Противники валились друг на друга, пока их тел не скопилось настолько много, что дальше Сын Фенриса уже попросту не смог идти.

Чёрные Легионеры из банды Зуфура ждали именно этого момента. Едва предводитель Космических Волков остановился, они перешли в атаку, стремительно отрезав его от следовавших за ним соратников.

Двуглавая секира не давала им подступить ближе, однако своей цели еретики добились.

Космический Волк бросился в атаку, и в этот момент кто-то выстрелил из мелта-ружья. Заряд пробил дыру в броне воителя и вышел из другой стороны в клубах шипящего пара из перегретой крови и внутренностей.

Бородатый космодесантник пошатнулся, как будто всего на миг топор стал для него неподъёмным, однако удержался на ногах. Он не упадёт, покуда дышит.

Зуфур зашагал к нему.

Его банда сделала своё дело. Выстрел из мелты убил бы большинство воинов, однако Космические Волки дрались упорнее всех, с кем ему доводилось встречаться. Его боевая броня были посечена и смята, из сочленений сочились маслянистые жидкости, а левая нога двигалась всё медленнее по мере отказа систем доспеха.

Космический Волк стянул шлем. Зуфур, впрочем, был не так глуп, чтобы поступить так же в ответ.

— Ты не сможешь вывести с планеты все пилоны! — воскликнул древний воитель. — Я — Оттар Белый, и я разорву тебе глотку! Я вырву твои кишки и примотаю тебя ими же к пилону!

Зуфур позволил космодесантнику кинуться на него с воздетой секирой. Он ушёл от первого удара, затем от второго, постепенно уводя Космического Волка всё дальше. А затем Таинственный резко поднырнул под очередной взмах и погрузил свой меч в серый нагрудник воина. Выпад был внезапным, неожиданным и смертоносным. Клинок рассёк керамитную броню Волка словно одежду. Он задребезжал у него в руке, подобно ротовым трубкам его пилота, пируя внутренностями врага.

Лицо Оттара Белого исказилось от боли и ненависти, пока меча Зуфура высасывал из него душу. Наконец, Чёрный Легионер выдернул клинок наружу, и Космический Волк рухнул замертво.

Глава пятая

Наблюдательный пункт 9983

В комнату ворвались касркины. Их панцирную броню покрывал чёрный снег. Бойцы двигались уверенно, быстро и слаженно, ни на миг не убирая пальцев со спусковых крючков.

Солдат 101-го оттеснили далеко назад. Командовавший касркинами флаг-сержант был вооружён силовым кулаком кадийской модели, то и дело озарявшимся потрескивающим синеватым светом, пока он обводил комнату суровым взглядом.

— Безопасно, — бросил он в закреплённую на груди вокс-бусину.

Внутрь вбежало ещё пятеро касркинов с силовыми мечами наголо. Следом за ними вошли офицеры-штабисты и адъютанты. И, наконец, появился он сам.

Крид выглядел так, словно не брился несколько недель. Он казался одновременно меньшим, но более твёрдым, чем при последней их встрече, как будто его сдавило бремя командования. Его рукопожатие, впрочем, осталось таким же крепким, а взор — пронзительным.

— Майор Бендикт, многое случилось с тех пор, как мы разговаривали на платформе «Фиделитас вектор».

— Лорд-кастелян! — только и сказал Бендикт, не найдясь со словами. — Мы облажались по полной. Отсюда не было выхода…

Крид слушал его с измученным и усталым видом, после чего поднял руку.

— Не волнуйся. Таков план. Мой план, должен сказать.

Исайя запнулся на полуслове.

— Но война… Мы сидели здесь сложа руки!

— Да, я знаю, — ответил лорд-кастелян, похлопав Бендикта по руке. — Не волнуйся, скоро это изменится.

Крид заполнял собой любую комнату, в которой находился. Все присутствующие не сводили с него глаз, пока он расхаживал туда-сюда. Он был не просто их командиром. Для Кадии он стал всем: лидером, вдохновителем, надеждой. А для Бендикта ещё и пророком.

— Вы знали, что что-то намечается, — заявил командир 101-го.

Крид замер. Его глаза были воспалены, кожа под ними — потяжелевшей и обвисшей, однако внутри них ярко горел неукротимый огонь.

— Да. Но я не предвидел, какой именно будет атака. Тайрокские поля… Что ж, враги удивили всех нас. На какое-то время. Но планы были подготовлены, даже на непредвиденный случай. И, тем не менее, битва была… — Крид помолчал, словно подбирая подходящее слово. — Тяжёлой, — наконец закончил он.

— Мы слышали, — произнёс Бендикт. — Но всё эти время мы были здесь, бессильные. Всё, что мы могли — это слушать. Мы слушали, как стихают вокс-переговоры… И боялись, что всё потеряно.

Крид медленно кивнул, после чего поднёс ко рту сигару. Казалось, она погасла, но лорд-кастелян всё равно продолжал потягивать её.

— Ничего не потеряно. На самом деле, ситуация уже давно не была настолько хорошей. — Его слова изрядно удивили майора, и Крид мимолётно улыбнулся. — Мы пережили бурю. Врагу больше нечего на нас обрушить. Пришло время начинать контратаку. Чаши весов качнулись в другую сторону — Кадия готовит ответный удар. И 101-й станет его частью.

— Как?

— Твой полк полностью укомплектован?

Исайя кивнул. За три месяца до отбытия на Кадию к ним поступила полная рота белощитников.

— Более-менее.

— Это хорошо, — сказал военачальник. Его мысли явно витали где-то далеко.

— Простите меня, сэр, — быстро заговорил майор. — Но я не понимаю. Мы ждали здесь столько времени, без связи и приказов. Чем я могу помочь вам? У нас нет танков.

В глазах Крида заплясали лукавые огоньки.

— Ты ведь не знаешь, что это за место такое?

— Нет, — признался Бендикт, но решил попытать удачу. — Это не наблюдательный пункт?

Урсаркар покачал головой.

— Нет. Не наблюдательный пункт. Это — Спасение 9983.

— И что это значит?

Крид пыхнул сигарой.

— Давай-ка я тебе покажу, майор Бендикт, и тогда, думаю, ты сам всё поймёшь.

Они нашли старика в часовне за молитвой. Ривальд поднялся на ноги и обвёл взглядом собравшееся вокруг Крида отделение касркинов. Затем сложил на груди знак аквилы и отвесил поклон. Жест был простым, однако в нём чувствовалась элегантность.

— Мы благодарим вас, лорд-кастелян, за всё сделанное ради нашей планеты, — промолвил старик.

Крид кивнул, однако продолжил шагать к вырисовывающимся во тьме большим дверям.

Название, «Спасение 9983», едва просматривалось под светом далёких огней на лестничной клетке.

— Келл, — произнёс Крид, и флаг-сержант бросил на него ожидающий взгляд. — Дай мне мастер-ключ.

Лорд-кастелян принял из рук Келла длинную медную карточку и приблизился к панели-замку. Нащупав пальцами проём, он вставил в него ключ. Эффект не заставил себя ждать.

Повсюду вокруг них из амниотических, наполненных моторным маслом грёз начали пробуждаться доселе спавшие машинные духи. Вся гора загудела, пока давно бездействовавшие двигательные установки возвращались обратно к жизни. Издалека донёсся лязг и шипение оборудования, дребезжание подъёмных платформ за каменными стенами; приглушённая автоматизированная речь грузовых сервиторов; скрежетание медленно вращающихся шестерней, неспешное устойчивое жужжание гигантских запускающихся генераторов.

В дальнем конце сводчатого зала с мерцанием ожили люмополосы. Штабисты Крида с изумлением уставились на расписной потолок, всё это время скрывавшийся во мгле.

Перед ними открылось потрясающее зрелище. На фресках были изображены ранние годы Кадии, ещё до строительства первых касров, с открытыми городами широких проспектов и бульваров. Место подлинного мира и безопасности. Запечатлённый образ совершенно другой эпохи и мировоззрения.

Кадийцы озирались по сторонам с широко открытыми ртами.

— Что это за место? — восхищённо спросил Бендикт, и словно в ответ внутри двери перед ними с глухим лязгом отодвинулись засовы. Зазвенела сирена, пол под их ногами заходил ходуном, а затем громадные керамитные плиты пришли в движение. Слово «Спасение» медленно разделилось напополам, когда створки начали расходиться в ниши в толще горы. Крид, Бендикт и остальные оказались в увеличивающемся квадрате света, падающего с другой стороны обрамлённого зубцами порога.

Им в лица подул ветерок, подобный вздоху внезапно разбуженного человека. Сквозь расширяющийся проём полился тёплый жёлтый свет. От открывшегося внутри зрелища у Бендикта перехватило дух.

Крид ухмыльнулся.

— Вот твои танки!

Майор шагнул в проём и увидел бесконечные ряды «Леманов Руссов», выкрашенных в болотную кадийскую расцветку, ни разу не использованных, свеженьких с древней производственной линии.

Бендикт огляделся. Большинство машин представляли собой основные боевые варианты, но встречалось среди них и множество куда более редких «Палачей» и «Покорителей».

Даал обошёл один из танков по кругу и постучал костяшками по закреплённым на корме топливным бакам.

— Полные! — крикнул он. Один за другим кадийцы принялись расходиться среди рядов техники. — Да они все тут полные! — удивлённо сказал флаг-сержант.

Бендикт не мог поверить своим глазам. Он вскарабкался на одну из машин и обнаружил, что люк в кабину открыт. Он заглянул внутрь, почти ожидая увидеть внизу экипаж танка, однако «Леман Русс» оказался пуст, хотя все его системы работали. Исайя бросил на Даала многозначительный взгляд, после чего залез в кабину и осмотрел пульты управления. Топливный бак полон, батареи заряжены. Он подался из кресла мехвода к тесным отсекам в кормовой части машины.

Дверца снарядного погреба отодвинулась в сторону, и внутри обнаружился полный боезапас, заботливо разложенный по своим местам. Фраг-снаряды у одной переборки, крак — возле другой. По всему залу танковые экипажи выбирали себе машины и деловито забирались внутрь. Люди хохотали, и их смех тонул в рёве запускаемых прометиевых двигателей.

Он вылез обратно наружу, соскользнул по борту вниз, и, приземлившись на пол, потрясённо огляделся. Здесь было всё, о чём могла желать — и даже мечтать — танковая рота: вспомогательные «Саламандры», «Троянцы», БРЭМ «Атлант», «Химеры» типа «Самаритянин», топливозаправщики. Вдоль стены рядами висели древние комплекты панцирной брони. Огромные склады аккуратно разложенных лазвинтовок. Батареи, зимние маскхалаты, ботинки, пояса, разгрузки, сухпайки, ранцы с отдающими затхлостью медицинскими припасами: хирургические нити, перевязочные материалы, фиалы с бледно-синей жидкостью, шприцы.

Крид похлопал его по спине.

— Счастлив?

— У меня нет слов, — сказал ему Бендикт. — Но как мы всё это вывезем?

— Не беспокойся, — заверил его лорд-кастелян. — Всё предусмотрено.

— Мы не будем вывозить их по воздуху?

— Нет. Никуда лететь не нужно.

Флаг-сержант Келл остался у двери. С каждой минутой он становился всё нетерпеливее, пока, наконец, не приставил ладонь к вокс-приёмнику в ухе.

— Генерал Крид. Вас вызывают.

Лорд-кастелян сверился с хронометром и поморщился.

— Прошу прощения, труба зовёт, — сказал он Бендикту и направился к лестнице, ведущей на посадочную площадку. По пути он не переставал говорить о сражении, боевых фронтах и командирах, которых они оба знали.

Бендикт слушал его, не перебивая. Меньше чем за минуту лифт доставил их обратно на парапетный уровень. Дверь, ведущая наружу, была открыта, и в помещение залетали крупицы чёрного снега. «Валькирия» уже прогревала двигатели. Майор последовал за Кридом и Келлом по ступеням к выходу.

Наконец, Исайя понял, что больше сдерживаться не может.

— Но что это за место? — выпалил он.

Какое-то время Крид молчал.

— В ранние дни Империума Человека великие умы предвидели, что может наступить момент, вроде этого, когда мы останемся в одиночестве против всей мощи врага. Они сделали так, чтобы на Кадии всегда имелась вторая, полностью укомплектованная армия на случай, когда в ней возникнет необходимость. Это — одно из хранилищ. Кадия буквально усеяна ими.

— Ты со своим 101-м — часть резервной армии. Мы выдержали всё, что бросил на нас враг, и теперь я собираюсь послать тебя на наших противников.

С этими словами Крид нырнул наружу, и Бендикт последовал за ним на парапет.

В «Валькирии» Крида не было ничего особенного. Стандартная машина болотной кадийской расцветки, вооружённая мультилазером и двумя ракетами «Адский удар» с жёлтыми боеголовками под каждым крылом. На посадочной площадке валялся чёрный шланг, из которого накапала небольшая лужа прометия.

Самолёт только что заправили. Скрытые за масками лица пилотов подсветились зелёным сиянием приборных панелей, когда они оторвали взгляды от пультов, закончив предполётную проверку. Флаг-сержант Келл повёл офицеров по узкому парапету к взлётной площадке, сквозь ревущие ураганные ветра. Бендикт прижал каску рукой, чтобы её не сорвало случайным порывом. Боковые двери «Валькирии» были открыты. Возле спонсонных тяжёлых болтеров, укрытых в тёмные брезентовые чехлы, ожидали бортстрелки. Ординарец в простой зелёной униформе 8-го Кадийского подставил под дверь самолёта приступок. Крид, однако, проигнорировал его, вместо этого схватившись за поручень, чтобы забраться внутрь. Он встал в дверях и закричал, чтобы быть услышанным сквозь вой турбин.

— Чуть не забыл! — Лорд-кастелян достал что-то из внутреннего кармана куртки. — Держи!

Бендикт схватил плотный свёрток и прижал его к груди.

— К тебе присоединится пятнадцать полков. Примёшь над ними командование. Понял?

— Да… — начал Бендикт.

— Ударишь на юг в направлении Элизионских полей. Атакуй врага без всякой жалости. — Крид ухмыльнулся. — Мне пора, нужно собирать остальных. Сюда я прибыл, чтобы встретиться с тобой лично. Но не бойся, скоро мы врежём им так, что у них щёлкнут зубы!

Вой турбин стал таким громким, что слова Исайи едва в нём не утонули.

— Спасибо, сэр! Но почему именно со мной?

Крид помолчал.

— Я видел, как ты сражался на Релионе V!

Дверь «Валькирии» захлопнулась, и Бендикт внезапно остался один, наблюдая за тем, как самолёт поднимается с площадки. Пару секунд пилот боролся со встречным ветром, после чего запустил двигатели, развернул машину прочь от горы, и та быстро скрылась в темноте.

Вскоре исчезли и навигационные огни на «Валькирии» Крида.

Бендикт закрыл за собой дверь. В руке он по-прежнему сжимал свёрток, врученный ему Кридом. Исайя поднял его перед собой, гадая, что бы это могло быть. Чёрная ткань. Он раскрыл её. Золотые лампасы. Он поднял голову. Рядом был только Мере, как раз выключавший вокс-установку.

Связист заметил выражение лица майора.

— В чём дело, сэр?

Бендикт показал ему содержимое свёртка.

Мере подошёл к нему. Его глаза расширились от удивления.

— Ого! Поздравляю, сэр!

— Что это значит?

— Тут всё ясно. Он вас повысил в звании.

Крид принёс ему надежду. Бендикт держал её в сложенных ладонях, защищая от бури. Он направился было к лестнице, но Мере остановил его.

— Вам следует прикрепить их, генерал.

Бендикт почувствовал себя полным идиотом.

— Давайте помогу, — предложил связист, и, аккуратно сняв майорские эполеты, закрепил на их месте уже генеральские знаки различия. — Вот, — сказал он и протянул Бендикту красную ленту, чтобы перебросить ему через плечо, но Исайя лишь рассмеялся.

— Хватит тратить время. Нас ждёт работа.

Спустя час экипажи 101-го Кадийского бронетанкового полка выбрали и назвали свои машины, и уже ждали в полной боевой готовности.

«Палач» Бендикта покатился вперёд, спускаясь по широким аппарелям, что зигзагами тянулись до самых корней горы, а следом за ним по трое в ряд шли остальные машины полка, направляясь к замаскированному проходу.

Генерал Бендикт стоял в куполе танка. На его груди красовалась красная перевязь с золотой завязкой, а по всем каналам транслировалось единственное обращение. «Враги думали, что сбили нас с ног, — думал он, — Но Кадия поднялась снова».

Сражения выигрывают люди, которые отказываются сдаваться.

Часть третья

Контратака

Глава первая

Бастион 8, штаб 17-й армии, фронт на реке Мирак

На Кадии оставалось немного районов, всё ещё находившихся под непосредственным контролем верховного командования. Бастион 8, на фронте реки Мирак, был одним из таких мест. Он по-прежнему оказывал сопротивление, несмотря на то, что половина 17-й армейской группы была зажата в Миракском выступе, и ей грозило полное окружение. На протяжении вот уже трёх недель горловина выступа неуклонно сжималась, словно затягивающаяся на шее удавка. Теперь бойцам казалось, что момент истины настал.

Человеком, руководившим обороной данного фронта, был генерал Грубер. Он был из тех командиров, что создал себе имя на костях солдат. Он мог без колебаний отправить на убой каждого гвардейца под своим началом, если бы это только помогло ему продвинуться по карьерной лестнице. Свой участок он удерживал, опираясь на трёх китов — дисциплину, безжалостность и твердолобое отсутствие воображения. Стратегия Грубера имела простое название — эшелонированная оборона, что в его случае означало тридцать миль минных полей, пристрелянных артиллерией зон поражения, противотанковых опорников и бесконечных окопов, перемежаемых сотнями укреплений с тяжёлыми орудиями. Силы еретиков месяцами вязли в этой трясине. Передовым отрядам врагов удалось докатиться до стен Мучеников бастиона 8, где они дрогнули, остановились, а затем отхлынули назад.

Безжалостность сослужила ему хорошую службу за стопятидесятилетнюю карьеру в рядах Имперской Гвардии. Впрочем, он отдавал себе отчёт, что это качество едва ли поможет ему выполнить поставленную задачу, а именно провести череду ошеломляюще быстрых атак.

Однако Крид отдал приказ, поэтому Груберу не оставалось ничего, кроме как подчиниться.

Прямо сейчас он стоял в командном бункере на приподнятом помосте, изящно зажав под мышкой увенчанную аквилой трость — символ своего ранга. В напряжённом молчании внутрь цепочкой вошли бригадные командиры. Его подразделения оборонялись и отступали так долго, что среди бойцов воцарилась удручённая, пораженческая атмосфера. Грубер понимал, что сейчас ему требовалось произнести речь всей своей жизни. А он понятия не имел, с чего хотя бы начать.

Он дождался, пока закроется дверь, после чего поднёс руку ко рту и отрывисто кашлянул. В повисшей тишине генерал прошёл вперёд, стуча отполированными до блеска сапогами по деревянным доскам помоста.

— Товарищи воины, — заговорил он. — Время, которого мы ждали, пришло.

Его слова были встречены угрюмым молчанием.

Грубер замолчал, металлическая заслонка на его аугментическом монокле тихонько зажужжала, пока устройство фокусировалось на лицах присутствующих в комнате офицеров. Он чувствовал, что требовалось сказать что-то ещё.

— На нас обрушивали удары с земли и неба. На нас обрушивался гнев Архиврага, а мы до сих пор живы. Мы до сих пор бьёмся. Это — уже победа. — Генерал сделал полшага вперёд. — Мы до сих пор верим.

И снова тишина, отметил генерал, хотя от него не укрылось, что настроение собравшихся малость смягчилось. Он шагнул в сторону, щёлкнул каблуками, опустил трость на землю, стиснул серебряную аквилу в ладони и замер, глядя на лица командиров. У него было странное чувство, и уже не впервые, будто они искали в нём нечто, чем он не обладал.

Всё дело в Криде. Юный выскочка за короткое время, проведённое в качестве лорда-кастеляна планеты, полностью изменил устоявшийся стиль командования кадийцев. Авторитарность, профессионализм, суровость — одних этих качеств было уже недостаточно. Теперь солдатам требовался командир, который бы их воодушевлял, а Максимус Октавиан Грубер III ни разу, ни единого разу за все сто восемьдесят лет жизни не дал повода называть себя воодушевляющим лидером.

Обо всём этом он задумался в тот миг, пока рассматривал лица офицеров.

— Мы отшвырнём врагов. Мы врежем им так сильно, что у них клацнут зубы! — сказал он, тряхнув перед собой тростью с аквилой, как это делал Махарий на однажды увиденном им портрете, но, даже процитировав слова самого Крида, Грубер понял, что они едва ли оказали на людей то же воздействие, как если бы они слетели с уст лорда-кастеляна.

С этим печальным обстоятельством Грубер пытался смириться последние сто дней, когда всё, что он знал, твёрдая земля, на которой он прочно стоял ногами, оказались преходящими, эфемерными, ненадёжными. Вся его карьера была выстроена на постулатах, ныне утративших всякое значение, а какой-то юный сирота и смутьян по имени Урсаркар И. Крид сумел достичь вершины власти.

Грубер напрягся и чуть расправил плечи. Затем сделал глубокий вдох.

— Этим утром я говорил с лордом-кастеляном Кридом.

Одно упоминание имени Крида походило на волшебный амулет, словно призвавший в комнату его дух.

В одно мгновение он ощутил, как изменился настрой собравшихся. Офицеры, доселе сидевшие с поникшими головами — кто от изнеможения, кто от скуки, а кто от общей усталости из-за постоянных смертей, вечной нехватки припасов и непрекращающихся вражеских атак — разом привстали, выпрямив спины и вздёрнув подбородки, и в их глазах зажглась надежда с ожиданием.

Изменение волной прокатилось по комнате. Грубер, к своему огорчению, обнаружил, что даже он немного приосанился, если такое вообще было возможно. Он понял, что внутри него закипают странные, новые для него эмоции. Генерал поджал тонкие губы, затем сделал ещё шаг к центру помоста.

Он повторил имя Крида и изменил предложение так, чтобы главным действующим лицом стал он сам.

— Лорд-кастелян Крид вызвал меня этим утром и спросил, как у вас с боевым духом. Я сказал ему, что вы рветёсь в бой. Что вам не терпится расквитаться с врагами. Я сказал ему, что Семнадцатая армия, что вы готовы начать давно назревшую контратаку.

Он заметил, что вновь теряет их внимание, и поспешил вернуть Крида обратно.

— Лорд-кастелян приказал мне, приказал всем нам, атаковать неприятеля.

Из глубины комнаты донеслись нестройные возгласы, постепенно покатившиеся к помосту.

— Сегодня — тот самый день! — объявил генерал и поднял руку, призывая к тишине.

— Крид хотел, чтобы я передал вам его слова. Слова, сказанные им лично. — Он замолчал, опустил глаза на бумажку в руке и принялся читать. — «На кону стоит будущее Кадии. Мы должны навязать врагам бой. Обрушить разрушение и смерть на всех и каждого из них». Я поведу Семнадцатую армию к Элизионским полям. — Генерал умолк, его последние слова утонули в шуме вскакивающих на ноги офицеров.

Отвоевание началось.

Бастион 8 находился в ста тридцати милях от первых пилонов на Элизионских полях. Между ними стояло по меньшей мере семь неприятельских армий, и всё же Крид потребовал, чтобы они достигли полей за три дня.

— Доберитесь туда как можно скорее, — сказал ему Крид.

Грубер предпочитал действовать в медленной, размеренной, всесокрушающей манере, типичной для военачальников Астра Милитарум.

— Я не попаду туда даже за месяц.

— Нужно, чтобы ты был там через два дня. Два дня, Грубер, пойми это. Два дня! Это мой приказ.

— Я понял, — ответил генерал, пусть и отдавал себе отчёт, что с имеющимися у него войсками, отсутствующими припасами и вражескими силами перед ними он никак не сможет выполнить желание Крида.

Грубер посмотрел на своих командиров, задаваясь вопросом, сказать ли им, сколько времени отвёл им Крид. Генерал понимал, что это было решительно невозможно, и боялся, что, попросив о невозможном, он окончательно сломит их и без того хрупкий дух.

Он замолчал в редком для себя моменте нерешительности. Он дал обещание, здраво рассудил Грубер, а своё слово следовало держать. Максимус откашлялся.

— Лорду-кастеляну нужно, чтобы вся Семнадцатая армия вышла на Элизионские поля к закату второго дня, начиная от сегодня.

Им в жизни не справиться. Он чувствовал, что их смелость иссякнет, стоит ему попросить от них подобного, однако реакция офицеров его потрясла.

По комнате прокатилась волна возбуждения. Их просили сделать невозможное. Командиры улыбались, посмеивались и отпускали между собой ироничные комментарии. Если этого просил от них Крид, они не подведут.

Грубер глубоко вдохнул.

— Два дня, кадийцы. Два дня, и мы будем на Элизионских полях!

Командиры ответили ему одобрительным рёвом.

— Два дня! — закричали они в ответ. Грубер понял, что воцарившаяся в комнате атмосфера накрыла и его самого. — К Элизионским полям! — А затем послышались возгласы «За Крида! За Кадию!» и «Кадия стоит!», и генерал задышал на полную грудь, наслаждаясь моментом.

Он обратился к своим командирам, и сумел воодушевить их.

Глава вторая

Миракский выступ, магистраль 4

Ему приказали двигаться вперёд со всей возможной скоростью и атаковать неприятеля безо всякой жалости, но полковник Ларс Хени из 662-й Кадийской механизированной бригады до сих пор находился в нескольких часах от исходной позиции, поскольку его колонна застряла на Четвёртой магистрали, не доехав до бастиона 8 десять миль.

Он в ярости стукнул кулаком по куполу, выбрался из кабины — понося на чём свет стоит неуклюжую аугментическую ногу, — и зашагал к полугусеничной машине впереди. В ярком свете фонаря полковник различил ряд глядящих на него сверху широкомордых недолюдей, чьи глаза горели странной смесью раздражения и животного интеллекта. Он рывком распахнул водительскую дверь. В кабине воняло мускусом и дешёвой ружейной смазкой, однако внутри никого не оказалось. Хени повернул фонарь, пытаясь найти кого-то, с кем можно было бы поговорить.

— Какого фрекка мы стоим? — крикнул он недолюдям.

Один из огринов взревел в ответ. Если тот что-либо и сказал, то Ларс его не понял, и по виду существ он решил, что они раздражены не меньше его. Зашипев поршнями в аугментической конечности, он поковылял дальше. Пробка из машин тянулась вдаль, насколько видел глаз, их прикрытые фары пронзали сумрак тусклыми лучами света.

В двадцати танках впереди у КПП стоял молодой кадиец, о чём-то споривший с водителем первой машины с недолюдьми.

— Мы торчим в этой пробке уже три дня, — говорил он. — У меня там огрины. Не знаю, сколько ещё они будут смирными.

— Нет, — повторил офицер.

Ларс протолкнулся к ним.

— Я майор Ларс, 662-я мехбригада. — Офицер смерил Ларса взглядом, отметив его аугментическую ногу, сухощавое телосложение и медный почётный горжет. — Через три часа мы должны быть в Точке Шестьдесят Семь. Приказы Крида.

Офицер посмотрел ему в глаза.

— Простите, — заявил он. — Дорога перекрыта. У меня и свои приказы есть.

— Крайне важно, чтобы мы проехали. — Ларс показал ему свои погоны, но на воина они не произвели никакого впечатления.

— Путь закрыт, — повторил тот. — Ничего не могу поделать. Приказы самого Грубера.

Ларс выругался.

— Крид лично вызвал меня этим утром. Настаивал, чтобы я возглавил атаку.

— Ага, как же, — фыркнул юноша.

Кулак Ларса врезался ему прямо в челюсть со звуком, принёсшим полковнику несказанное удовлетворение. Любой нормальный гвардеец тотчас свалился бы с ног. Но офицер, которого ударил Ларс, лишь тряхнул головой, приложил ладонь к губе, а затем поднял её перед собой, проверяя, нет ли крови.

— На первый раз прощаю, полковник, но в следующий на ваши погоны уже не посмотрю.

Ларс не любил этого делать, но иногда ему не оставляли другого выбора. На секунду он отодвинул горжет в сторону, показав свои медали. Они работали лучше любых криков и угроз. Офицер окинул взглядом ряд наград. Три знака черепа, Доблесть Терры и, наконец, золотая эмблема Стража Кадии.

Поведение юноши сразу изменилось.

— Я бы и хотел помочь, — сказал он. — Но взгляните. Сами же видите. Все на марше. Близится большая атака. Я сделаю всё, что в моих силах.

Ларс посмотрел на офицера.

— Спасибо, — произнёс он, уже, впрочем, озираясь в поисках другого пути из творящейся кутерьмы. Он не думал, что сил офицера хватит на то, чтобы помочь ему.

Ларс, ругаясь, неловко забрался обратно в танк.

— Нам не проехать, — заявил он, падая в командирское кресло. — Не этой дорогой точно.

Члены экипажа выглядели уставшими. Вокруг их глаз скопилась пыль, щёки посерели от грязи.

— Трассы впереди перекрыты.

Мехвод, Хеск, достал две палочки лхо и протянул одну Ларсу. Полковник бросил курить ещё несколько лет назад, но иногда затяжка-другая не была лишней. Он вынул муниторумскую зажигалку, щелчком откинул крышку и прикурил обе палочки. Прикуривать третью считалось дурной приметой — к тому времени, как она зажигалась, вражеский снайпер успевал прицелиться и сделать выстрел. Он задул пламя, щёлкнул крышечку обратно и спрятал зажигалку в нагрудный карман.

— Итак, — заговорил Хеск, выдувая дымок через рот и ноздри. — Придётся съезжать с дороги.

Полковник вздохнул и кивнул. Затем они развернули карту, оказавшуюся слишком большой для тесного отсека танка. Хеск подставил её под свет, чтобы Ларс мог всё хорошо видеть.

Командир опустил пальцы на карту, помечая для себя линии. Он точно помнил распоряжения Крида. Лорд-кастелян сделал на этом особый акцент.

— Кругом слишком много шпионов, — пояснил ему Крид. — Но попади туда, — добавил он. — Пообещай мне.

И Ларс дал клятву.

— Итак, куда двинемся? — поинтересовался Хеск.

Полковник вспомнил предоставленные ему координаты.

— Сюда, — сказал он, ткнув в нужное место. — Мы деблокируем каср Мирак.

— Я думал, он захвачен.

— Похоже, что нет.

— Уверены?

Ларс хохотнул. Он не был уверен ни в чём, кроме того, что Крид самолично отдал ему распоряжение, и они прочно сидели у него в голове. Ларс разгладил карту и сложил обратно.

— Если поедем просёлками, то лучший маршрут — Миракская долина.

— Это пока не натолкнёмся на врагов.

— Вся суть в том, чтобы натолкнуться на них.

Хеск взял карту и развернул её снова.

— Тут пересечённая местность, — авторитетно заявил мехвод. — Я проходил тут зимнее обучение.

— Есть лучшая идея?

— Да. Если только земля не слишком разбитая. Вот тут, на дне долины, есть сухая полоса.

Ларс кивнул. Местность действительно была сложной для проезда, но другого пути он не видел. Полковник забрался в купол. Мехвод принялся разогревать машинный дух «Лемана Русса», а затем врубил первую передачу.

— Так, — сказал он, — поехали.

Ларс взял в руку вокс, когда танк свернул с дороги.

— Внимание всем экипажам, — заговорил он. Затем полковник передал координаты, и командиры эскадронов танков, вспомогательной техники, топливозаправщиков и грузовиков с боеприпасами подтвердили их получение.

Земля задрожала, когда целая бригада развернулась и съехала с магистрали на непроторенные пустоши Кадии Прайм.

Они направились на северо-восток, трясясь на глубоких колеях, оставленных не иначе как гусеницами «Левиафанов», и характерных отпечатках ног «Повелителей войны». До чего же хорошо было вновь находиться в пути, и ощущать на лицах дуновение ветра.

Машины проезжали мимо выгоревших танков, воронки, оставленной взрывом «Повелителя войны», валяющихся повсюду груд мёртвых людей, иногда по пять-шесть трупов глубиной. Тела никто не убирал месяцами. Прокатывающиеся по ним танки неистово раскачивались и подскакивали, словно на ухабистой дороге. Смрад старой сгоревшей плоти стоял омерзительный. Лишь холод не давал расплодиться мухам. Никто понятия не имел, еретики то были или лоялисты, танки просто ехали по трупам, даже не сбавляя ход: война пришла на Кадию во всём своём размахе и ужасе. Ларсу прежде уже доводилось видеть подобное, но, следует признать, всего пару раз. Земля постепенно начала выравниваться, и Хеск переключил передачу, после чего поддал газу.

Ларс почувствовал, как загудел мотор, перейдя на третью впервые за три дня. Несмотря на вонь, ему было приятно вновь ощутить на лице дуновение ветра. Приятно вновь нестись на скорости. Приятно, в конце концов, идти в контратаку.

Когда бригада достигла Точки 67, Ларс Хени скомандовал остановку.

— Мы на месте, — произнёс он.

Хеск открыл люк и выглянул наружу.

— И что будем делать теперь?

Ларс сверился с хронометром.

— Будем ждать.

Мехвод фыркнул. Вся Кадия выглядела в эти дни совершенно одинаково: выжженная, безлюдная пустошь. Отличались только обломки, по которым можно было судить, где разыгрывались сражения.

— И сколько?

— Два часа.

— А потом?

— Мы атакуем.

Хеск кивнул. Повисло долгое молчание.

— Что, если вас убьют? Что нам делать тогда?

Ларс бросил взгляд на мехвода, затем постучал по аугментической ноге.

— Меня уже пытались убить, — ответил он. — Не вышло.

Хеск улыбнулся одними уголками рта.

— Нет, серьёзно. Что тогда?

— Продолжай ехать вперёд, — сказал ему Ларс.

Точка 874, сеть траншей Б, Миракский выступ

Обложенный мешками с песком бункер имел хорошо утрамбованный земляной пол, заваленный картами невзрачный полевой стол, а в дальнем углу стояла стойка с лазвинтовками. Полковник Ян Веттер из кадийских «Сотрясателей» расхаживал туда-сюда. Он умел браниться лучше любого другого в соединённом 290-м/340-м артполку, и теперь сполна пользовался своим богатым лексиконом, обрушивая его по воксу на клерка Минуторума, который отвечал за пополнение боеприпасов.

— Где мои снаряды? — проорал он, добавив вереницу нецензурных фраз. — Мы пустые уже два дня! Моя батарея молчит! — Он хлопнул ладонью по столу с картами. Выслушав ответ, полковник продолжил. — Ты говорил мне это вчера! Мне нужны снаряды. Наступление должно начаться через десять минут, а мне нечем стрелять!

Один из штабистов, Ястин, коснулся его локтя и указал наружу. Сумрак пронзали огни приближающихся фар. Наконец, показалась «Химера» типа «Саламандра», командная машина. В глазах помощников Веттера затеплилась надежда.

— Думаю, они прибыли, — сказал Ястин.

— Им же, фрекк, лучше, — ругнулся полковник, выбираясь из бункера, после чего, встав на ноги, поднял руку, чтобы новоприбывшие смогли заметить его в сумерках.

Миракский выступ, имевший пятьсот миль в длину и триста в ширину, постепенно сжимался под непрекращающимися ударами танковых дивизионов волсканцев, пытающихся разрезать основание клина и взять 17-ю армию в окружение.

В шести милях от них, на передовой линии траншей, творилась жуткая бойня.

Вонь дыма, кордита и гниющих тел докатывалась аж досюда.

Полк Веттера обстреливал атакующие колонны до тех пор, пока не иссякли снаряды к орудиям. Верховное командование, как обычно, на всё закрывало глаза. Они передали новые координаты наведения и установили строгий конечный срок для начала бомбардировки, и с тех пор Ян Веттер не переставал материться. По воксу, на своих штабистов, и в длинном одностороннём разговоре с генералом Грубером, который по большей части прошёл у него в голове.

— Может, слухи правдивы, — сказал Ястин, адъютант Веттера, пока они дожидались «Саламандру». — Может, мы идём в атаку.

— Ну, для начала нам, фрекк, нужны снаряды «Сотрясатель», — заметил полковник. — Мы не можем стрелять во врагов приказами. Трон их всех подери! Будь здесь Крид, он бы не допустил такой кутерьмы.

Мысль о лорде-кастеляне заставила их всех почувствовать себя несколько лучше.

Фары «Саламандры» отбрасывали длинные лучи света, озаряя клубы непрестанно гонимых ветром пыли и пепла.

— Сюда! — крикнул Веттер, пусть его даже никто не услышал. Он помахал фонарём, и гусеничная машина покатилась в их направлении. Не успела она остановиться, как наружу выскочил комм-офицер и, пригибаясь, побежал к ним.

— Вы не… — начал офицер, но Веттер успел перекричать его первым.

— Да! — рявкнул он. — Вы опоздали, фрекков артобстрел должен начаться через пять минут.

На лице мужчины проявились смешанные чувства вины и несгибаемой решимости.

— Сюда было сложно добраться, — заявил он. Веттер не ждал объяснений, но тот всё равно решил как-то себя оправдать. — Прорвалась манипула «Гончих».

Полковник видел взрывы и чувствовал дрожь поверхности. Нечто подобное он и предполагал, однако это были проблемы других людей, и уж никак не его.

— Да? А я вот должен начинать артобстрел!

Второй офицер кивнул. На западе разгорался бой. Он уже ощущал, как корчится земля под его кожаными ботинками кадийской модели.

— Ладно! — отмахнулся полковник. — Вдоль этой линии четыреста «Василисков». Глубина — три машины… — начал он, однако комм-офицер знал своё дело не хуже Веттера, и его колонна снабжения из полугусеничных машин и «Троянцев» принялась расползаться в поисках окопанных «Василисков».

Меньше чем за минуту первые грузовики уже подъехали задним ходом к укрытым самоходкам. Артприпасы были уложены ровными рядами по пять снарядов в глубину. Транспортные машины скрипели под тяжестью осколочно-фугасных зарядов и литого металла. Сервиторы с широкими руками-манипуляторами начали укладывать «Сотрясатели» на землю позади орудий. Оглушительный вой гидравлики, казалось, скрыл все прочие звуки.

— Быстрей! — торопил Веттер снабженцев, но те и так работали сломя голову, перенося деревянные паллеты со снарядами к позициям. — Грубер собирается в наступление!

— Я думал, он умеет только пятиться, — бросил юный наводчик, загоняя снаряд «Сотрясателя» в казённик. Сама мысль о том, что они, наконец, переходят в атаку… Она опьяняла. Среди людей разносилась весёлая болтовня. Веттер понял, что не слышал шуток… уже месяцами.

— Точно тебе говорю, гвардеец! — Полковник ухмыльнулся. — Грубер хочет, чтобы мы шли вперёд. К полуночи мы будем уже в каср Крафе.

Пронзительно-фиолетовое око наблюдало за тем, как пустые грузовики отъезжают назад, уступая место следующим машинам. Прозвучал свисток. Веттер сверился с хронометром. Осталось меньше минуты.

— Заряжай! — крикнул он, хотя все орудия были уже готовы. Он понял, что сжимает фонарь слишком крепко, и ослабил хватку. Сказывалось нервное напряжение. Полковник тихонько выругался. Да, он был человеком, но помимо этого ещё кадийцем.

Заревела сирена, оповещая об атаке с воздуха. В конце линии зенитные башни начали разворачиваться к западу. Отсюда Веттер не видел, что к ним летело. Первая «Гидра» открыла огонь, послав в небо четыре полосы трассеров. Прямое попадание в такую кучу снарядов могло разнести тут всё к Золотому Трону. Факт этот, однако, нисколько его не пугал. Веттер видел смерть на тридцати семи планетах, и, несмотря на стальные пластины в бедре и лопатке, а также ноющую боль в левом плече, знал, что так просто его не прикончить.

Раздался новый сигнал тревоги. Начали стрелять ещё две «Гидры», и двенадцать световых следов понеслись почти над самой землёй, пока автоматизированные сенсоры наведения вели нечто, стремительно приближавшееся к ним на предельно малой высоте.

— Воздух! — воскликнул Ястин.

Полковник кивнул, ведя обратный отсчёт.

К югу протянулось огненное облако, которое затем врезалось в землю и взорвалось тусклым шаром оранжевого пламени, едва различимым сквозь стелящийся дым. Веттер поднял цепной меч и нажал кнопку, так, чтобы его зубья разок крутанулись.

— Готовсь! — рявкнул он.

Расчёты действовали быстро, выверено, слаженно. Сам Веттер был выходцем из 340-го полка, но два подразделения объединились так давно, что он уже и не помнил, кто из «стариков» откуда происходил. Долгие месяцы безустанных сражений сильно проредили их ряды, однако новобранцы хорошо обучались и вполне справлялись со своими обязанностями.

— Готовсь! — скомандовал Веттер.

Он принялся отсчитывать последние секунды.

Восемь, семь, мысленно повторял он, когда из сумрака перед ними вынырнула длинная металлическая шея из меди и проводов, выдыхающая через ноздри гарь подобно дракону древности.

Между «семью» и «пятью» показалось гибкое, с широкими стальными крыльями, тело хелдрейка. Существо распахнуло пасть и издало крик, напоминавший скрежет рвущегося металла.

Четыре! Люди заняли позиции вокруг орудий, сигнализируя о готовности.

Воксист, Дреск, встал рядом с ним. Полковник даже не стал дожидаться вопроса.

— Да, — бросил он, — мы готовы!

Три.

Дреск повернулся, чтобы передать сообщение.

Два.

Веттер втянул в лёгкие воздух, пахнувший пеплом, битвой, дымом и смертью, поднёс свисток к губам и поднял руку.

Один.

Орудия выстрелили точно по расписанию, четыре сотни «Василисков» взревели как один.

Прошло пять секунд, прежде чем они дали второй залп. Казённики открыли, прочистили, загнали в них новые снаряды, после чего захлопнули, а через миг грянул следующий выстрел.

Неплохо, подумал Веттер, но его люди могли и лучше.

На шестом залпе канониры начали входить в ритм. Артобстрел слился в непрерывный рокот грома, клубящегося дыма и откидывающихся стволов. Дюйм за дюймом канониры корректировали угол стрельбы, продвигая бомбардировку вперёд со скоростью «Леманов Руссов» на марше. Внезапно Веттер вспомнил о демонической машине, что летела к их позициям. Он поднял голову, однако ничего не заметил.

Оно пролетело над ними? — подумал полковник и взглянул туда, где видел её в последний раз, направлявшуюся в сторону кадийцев.

Осколки металла сыпались с неба подобно перьям.

Глава третья

Миракский выступ

В разрушенных бункерах каср Крафа, на орбитальных станциях над южным полюсом, в островных касрах Кадукадского архипелага — по всей Кадии, где ещё дышали и сражались защитники, — гвардейцы сидели перед вокс-станциями, с напряжёнными лицами и потупленными взорами вспоминая детали близящегося наступления и своей в нём роли.

В час «Ч» установки с треском ожили, и из динамиков зазвучал голос Крида.

— Отвоевание началось… — сказал он им. — Имейте веру. Имейте отвагу. Не жалейте врагов.

Затем офицеры пронзительно задули в свистки. Приказ был отдан. Теперь они либо победят, либо умрут.

Обескровленные полки, без передышек сражавшиеся долгие месяцы, были объединены на основании доступности, логики и чистой случайности. Пехотинцы сливались с танковыми бригадами; десантники — с взводами «Бронированного кулака», разведполки — с артротами. Немногочисленные массивные «Гибельные клинки», предназначенные для прорыва фронта, и им подобные машины, собрали вместе в отдельные эскадроны и роты.

Не раз и не два завязывались жаркие споры и даже драки, когда полки со славной историей и целыми россыпями наград соединялись с молодыми частями без длинной родословной.

Лейтенант 3-го Кадийского, одного из первых полков-защитников Врат Кадии, отказался служить под началом полковника 4002-го стрелкового — подразделения, которое само по себе представляло слияние трёх других полков, один из которых комиссариат подверг децимации за бегство из битвы за Гестальские высоты в секторе Скарус.

Майор 99-го уланского предпочёл подать в отставку, чем перейти в распоряжение пехотного офицера. Он повёл своё отделение диких всадников в первую атаку на Врата Нексуса, потерял под собой двух скакунов, и в последний раз его видели, ведущим выживших бойцов через укрепления в сторону неприятеля.

Но в целом кадийские подразделения придерживались одинаковых кодексов этики и правил ведения войны. И все они сражались против одного врага.

Втайне от противников и самих кадийцев, скрытая армия Крида выходила наружу из безопасности аванпостов «Спасение». Размах контратаки потрясал воображение.

На удалённом континенте Кадия Терциус сервиторы устанавливали на «Громы» и «Мародёры» ракеты «Адский удар». Двери секретных пусковых ангаров открылись, и эскадрильи самолётов один за другим вылетели очищать небеса планеты.

На равнинах Кадии Прайм пехотные полки построились в подземных арсеналах, пока квартирмейстеры раздавали адские ружья и лазерные винтовки, огнемёты и гранатомёты, подрывные заряды, тяжёлые болтеры, автопушки и лазустановки на хорошо смазанных треногах. Речь Крида звучала из всех вокс-станций, и ярость воинов, так долго томившихся в изоляции, стала холодной и беспощадной, как свежезаточенный клинок.

Некоторым стрелковым полкам потребовалось два дня, чтобы подняться к точкам выхода. Под холмами Кадии Секундус танковые части покинули недра в огромных залах-лифтах, доставлявших наружу по целому танковому эскадрону за раз. Чем ближе они становились к поверхности, тем сильнее ощущался запах пепла и гари. Затем, наконец, пехотинцы достигали закрытых дверей, и топот их ботинок постепенно стихал.

Некоторым войскам приходилось ждать перед дверями по нескольку часов. Другие прибывали за считанные мгновения до запланированного открытия врат «Спасения». Генералы, майоры, полковники, лейтенанты и сержанты произносили речи — некоторые длинные и вычурные, другие — короткие, перемежаемые руганью, и по делу.

По всей Кадии Прайм и Секундус миллионы элитных ударников крепче стискивали лазвинтовки, сцепляли зубы, проклинали врагов Империума Человека и готовились к войне.

Тем утром Кадия нанесла ответный удар.

В окопах Миракского выступа раздались свистки, и целые взводы выбрались за передний край под шквальный огонь тяжёлых стабберов и болтеров. Отделения «Бронированного кулака», погрузившиеся в своих «Химеры», ринулись через ничейную землю колоннами по пять машин, обстреливая неприятелей из башенных автопушек и мультилазеров. Танковые полки, чья славная история началась ещё восемь тысячелетий назад, двинулись в путь, паля из боевых пушек. В атаку отправились десантники, набитые в низколетящие «Валькирии», чьи бортстрелки непрерывно выискивали цели.

В случае с некоторыми полками, когда время подошло, и нужные коды были введены в панели доступа, ничего не случилось. Земля настолько пострадала от орбитальной бомбардировки, что двери бункеров не смогли открыться, и бойцы поняли, что оказались в ловушке.

Но большинство подразделений, вырвавшихся на поверхность Кадии Прайм, обнаружили перед собой тотальное опустошение. Родина, которую они знали, превратилась в незнакомый лабиринт из воронок. От некогда неприступных городов остались выжженные, пустые остовы зданий. Гигантские кладбища танков отмечали места грандиозных сражений, а сама земля стала чёрной, словно по планете прокатился неудержимый пожар, испепеливший всё на своём пути.

Каждая армия имела свои координаты и цели, но многие из них проиграли свои битвы ещё до их начала, поскольку касры, которые им предстояло деблокировать, давным-давно пали.

— Здесь прошёлся пожар, — заявил своим людям генерал Юстус. — И это — Архиеретик. Абаддон. За всё ответственен он. Это его мы ненавидим. И всех, кто с ним заодно.

На горящих равнинах Кадии Прайм многие подразделения угодили в окружение Железных Воинов. Передовые танки 652-й Кадийской бронетанковой бригады внезапно взорвались шарами пламени, и пока остальные машины роты пытались объехать обломки, их также обстреляли прицельным огнём лазпушек. Колонна встала, командиры танков тщетно пытались сдвинуть полыхающие остовы с пути, пока невидимые враги уничтожали всё большие и больше их техники.

Несколько офицеров попытались скоординировать ответный удар, но задача была обречена на провал, и вскоре Железные Воины уже сами обрушились на остановившуюся колонну, быстро утопив её в дыму и огне.

По мере того как резня на Кадии Прайм становилась всё более жуткой и безжалостной, чародеи начали проводить колдовские ритуалы, и оковы, доселе сдерживавшие имматериум, стали ослабевать. Во тьме и дыму возникали зловещие, невозможные тени. Красные своры злобных рогатых монстров разрывали танки когтями и нечестивыми клинками. С небес падали громадные крылатые существа, стискивавшие секиры размером с «Часового», рычащие, скрежещущие клыками и воющие от жажды крови. Люди застывали от ужаса. Исполинские демоны сминали танки одним взмахом топора или ударом багряных копыт. Кадийцев были миллионы, однако они обнаружили, что уступают противнику и числом, и силой. Но, несмотря ни на что, они продолжали давать отпор.

Гордые полки, одерживавшие великие победы по всему Империуму Человека, находили для себя подходящий холм или гору, водружали в выжженную землю знамёна, после чего лазерным огнём и штыками отбрасывали волны еретиков, медленно, дюйм за дюймом, скрываясь под грудами вражеских тел, подобно исчезающему в штормовом море атоллу.

Континент Кадия Секундус пострадал меньше, чем северные материковые массы, и здесь гвардейцам сопутствовал больший успех. Во многих местах, вроде бастиона 8, удалось сохранить командование и контроль над ситуацией. Защитники перешли в атаку, и немало из них пережили то же, что Ларс, когда он повёл свою танковую колонну вперёд.

— Контакт! — провоксировал он. Орудия были уже заряжены. Стволы разворачивались по координатам целеуказателей.

— Танки, — сообщил Ларс своему подразделению. Он собирался добавить «десятки», но вовремя понял, что ошибся бы. Их были сотни, самое малое. Всё больше и больше машин выезжало из-под земли прямо перед ним. — Святой Трон! — воскликнул он. — Не стрелять! Это кадийцы!

Две колонны сблизились, и передовые танки остановились друг напротив друга.

Ларс изумлённо тряхнул головой.

— Бендикт, ты, что ли?

Из аванпостов «Спасение» появлялись целые армии, свежие и рвущиеся в бой.

Течение войны начало изменяться, и лоялисты по всему материку стали свидетелями тому, как новые подкрепления опрокинули полчища еретиков, и во многих местах перешли в стремительное наступление.

В Перекрёстке-Прайм 79-й бронетанковый полк прорвал участок фронта, удерживаемый волсканскими катафрактами, выстрелами плазменных ружей из открытых десантных отделений «Химер» изничтожая врагов тысячами. Соединённый 992-й/328-й/674-й разведполк имел в своём составе более шестисот «Часовых», вооруженных мультилазерами и автопушками, и ещё пятьдесят — лазерными установками. Под прикрытием ближнего артобстрела двух сотен «Медуз» 1911-го артполка разведывательные «Часовые», возглавляемые бывалым пилотом скаутской машины, лейтенантом Эстером Ватом, выдвинулись вперёд.

Приблизившись к неприятельским траншеям, фаланга шагоходов перешла на неуклюжий бег, пустив вперёд тяжелобронированных «Часовых», за которыми последовала более лёгкая техника.

«Часовые» попали под кинжальный анфиладный огонь тяжёлых болтеров и лазпушек, и в считанные минуты отряд потерял более пятидесяти шагателей. Мгновение казалось, что атака захлебнётся, но затем на вражеский строй обрушился сам Эстер Ват, распевая имперские гимны. Массированная колонна «Часовых» ворвалась в окопы, где их уже поджидали разъярённые волсканцы.

Кто-то утверждал, будто увидел в небе сиятельную человеческую фигуру. Кто-то увидел Крида. В любом случае, мимолётного шока, которого видение оказало на противника, хватило, чтобы подоспевшие «Часовые» с тяжёлыми огнемётными установками залили траншеи еретиков горящим прометием. Из раскалённых потоков выскакивали тёмные фигуры, после чего валились на землю, задыхаясь от дыма и ядовитых испарений, а пилоты шагоходов безжалостно давили всех, кому удавалось выбраться из бушующего ада. Между людьми и машинами завязалась свирепая битва, но меньше чем через час кадийцы всё же прорвались на открытую местность по другую сторону, где расправились с беззащитной техникой снабжения, после чего принялись расширять брешь в обороне неприятеля.

На некоторых участках фронта центры оперативного управления имперцев столько раз подвергались ударам отрядов террора Чёрного Легиона, что даже знаменитая кадийская дисциплина начала давать слабину. Эффективность атак стала колебаться от случая к случаю, а иногда оказывалась и вовсе контрпродуктивной.

Кадийский 987-й/23-й танковый полк выдвинулся на три часа раньше срока. Его шестьдесят три «Лемана Русса» и две зенитки «Гидра» преодолели заслон культистов на Тонкой гряде и вклинились на шесть миль вглубь спешно обустроенной обороны. «Адские гончие» двигались впереди на флангах, заливая траншеи горящим прометием, чтобы дать возможность основным боевым танкам добраться до ключевой цели — высотам к северу от каср Мирака. Комполка, ветеран-кадиец тридцати пяти лет от роду, известный как Храбрец Браск, заметил направляющееся к ним танковое подразделение и уничтожил его в перестрелке, продлившейся меньше двух часов, после которой пятнадцать миль вдоль подножья Миракских холмов оказались усеяны горящими остовами разбитой техники.

Поначалу казалось, что допущенная оплошность окажется смелым и гениальным решением, однако кадийцы вошли на вражескую территорию слишком глубоко и слишком быстро, и вскоре очнувшийся неприятель спустил на них свору металлических стервятников, которые захлестнули имперскую бронетехнику пламенем, заживо варя экипажи внутри своих машин.

«Гидры» дали достойный отпор, пусть и тщетный, и как только первая машина была уничтожена, стало ясно, что вторая оставшаяся зенитка с задачей не справится уже точно. На неё налетело трое существ, приблизившихся одновременно с разных сторон, словно падальщики, накидывающиеся на раненую жертву.

После гибели средств ПВО колонна стала как на ладони. Танк Храбреца Браска, «Леман Русс» типа «Экстерминатор», пострадал от удачного попадания ракеты и медленно катился к торчавшим безжизненным стволам обугленного леса в надежде найти там укрытие, когда к нему устремилось сразу семь летающих машин.

Браск встал за башенные автопушки, и как только враги оказались в зоне поражения, открыл огонь. Гильзы застучали о броню танка подобно граду, трассеры оставляли почти не угасающую полосу света.

— Имейте веру, — сказал Браск своему экипажу, настоящим кадийцам: твёрдым, безжалостным, трезвомыслящим. Он попал одному летающему существу в крыло. Оно кубарём понеслось вниз и врезалось головой в землю, мгновенно переломав себе хребет. Вторая тварь получала целую очередь в грудину, оторвавшую крыло от тела.

Третий взмыл в воздух, сумев обогнать шквал автопушечных снарядов, пока двое других обходили Храбреца сзади.

За миг до атаки Браск услышал пронзительный звук, напомнивший ему вой метели в высокогорных сосновых рощах. Этого мига ему хватило. Он прыгнул обратно в танк, потянув следом за собой люк и крутанув стопорное колесо на пол оборота.

На секунду повисла тишина, а затем её разорвал рёв выдохнутого монстрами пламени.

Внутри закрытого танка очень быстро стало жарко. Раздался лязг лопнувшей гусеницы, затем, кашлянув, сдался мотор, а поток огня всё не прекращался.

— Фрекк, — ругнулся Браск, когда в смотровых щелях заплескался ярко-синий свет. В считанные мгновения температура подскочила ещё больше. Тонкие участки керамитной брони стали сначала тускло-красными, а затем оранжевыми.

— Мы тут сваримся! — закричал Кортер из кресла мехвода, когда внутри тесного отсека «Лемана Русса» стало не просто жарко, а обжигающе горячо. Он сбросил с себя кожаные ремни безопасности. Браск попытался что-то ответить, но понял, что задыхается, не в силах произнести ни слова. Огненная буря нещадно высасывала из воздуха весь кислород. Смотровые щели зашипели, не выдерживая высоких температур, а затем на руку Браску что-то капнуло, и он вскрикнул от боли.

Чёрная пластековая ручка, запиравшая верхний люк, расплавилась и стекала каплями. Из лопнувших подпольных трубок в отсек брызнули раскалённые струйки пара и кипящей воды. Браск с руганью попытался смахнуть вязкую субстанцию с кожи. В воздухе запахло озоном. Обтянутой в перчатку рукой он открыл верхний люк. Ещё одна чёрная капля упала ему на щёку. Внутри было полно дыма, из-за которого он почти не мог дышать. Помогая себе ногами, Браск выбрался из «Лемана Русса» прямиком в пламя.

Полковник Валентин 47-го Кадийского, Огненных Псов, провёл месяцы в «Спасении 37А», упиваясь отменным скарусским амасеком, которым каким-то образом оказалась заменена существенная часть их провианта. Когда пришло время подниматься на поверхность, и мотор его штурмовой «Адской гончей» уже тихо рычал на холостых оборотах, он опрокинул по последней стопке с другими командирами, после чего, пошатываясь, забрался в купол.

Он был ещё пьян, когда вёл своё подразделение «Адских гончих» и отборных штурмовых танков к поверхности, но прямо сейчас страдал от невероятного похмелья, наматывая вокруг шеи белый шёлковый шарф и махая колонне двигаться вперёд, в серый туман, который на Кадии теперь означал день.

— Вперёд, братья! — крикнул он, не удосужившись даже говорить в вокс.

Также он не стал сверяться с координатами. В этом не было необходимости — вражеские окопы выдавали заросли колючей проволоки и тусклый блеск оборонительных линий «Эгида», ободранных до голого металла массированным огнём. За минуту до запланированного начала атаки вся его рота в составе пятисот штурмовых танков заняла позиции во главе армии из более двух тысяч машин, собравшихся позади них стройными батальонами.

— Готовы, сэр? — окликнул его снизу Матто, мехвод.

Шарф Валентина захлопал на ветру.

— Не могу, фрекк, дождаться.

Его слова утонули в залпах начавшейся бомбардировки. От посыпавшихся снарядов заходила ходуном земля и затряслось само небо, а мир наполнился ревущим смерчом звука и ярости. Валентин поднёс к глазам магнокуляры и принялся наблюдать за тем, как над укреплениями еретиков вздымаются фонтаны земли и дыма. Меткость канониров не могла не впечатлить. Артобстрел накрыл передовую с хирургической точностью, разом подняв в воздух полосу грунта, как будто под траншеями врагов сдетонировала цепочка подрывных зарядов.

— Святой Трон! — хохотнул Валентин, когда его танк задрожал. Казалось, машина была живым существом, рвущимся поскорее добраться до врага. Настал черёд еретиков узнать, что такое ад.

— Кто ещё на острие атаки? — громко спросил Матто.

— Стальной Кулак и Кадийские Удальцы. — Валентин увидел, как рядом с ними выезжают на позиции другие штурмовые бригады. На секунду он впал в панику, решив, что они двинутся первыми, и украдут у него всю славу.

В голове Валентина до сих пор слегка шумело от выпитого. Их атака была тщательно скоординирована по времени с артобстрелом, однако ждать дольше он уже не мог. За полминуты до того, как бомбардировка должная была переместиться дальше, он дал сигнал мехводу, и «Адская гончая» покатилась вперёд, потянув за собой шлейф из подхваченной ветром камуфляжной сетки.

Позади него пришла в движение остальная колонна, бешено вращая гусеницами и вздымая клубы пыли. От окопов еретиков их отделяло полмили. Машина Валентина неслась так быстро, что его шарф развевался почти у него за спиной. Среди руин и взрывов он различил человеческие фигурки, панически бегущие к орудиям либо в смятении отступающие назад, пока на них, меся траками болото, неслась сплошная стена «Адских гончих».

Под прикрытием ползущего обстрела штурмовые танки преодолели большую часть пути. Теперь им предстояло пересечь оставшиеся пару сотен ярдов до того, как уцелевшие еретики успеют встать за противотанковые орудия.

Валентин уже почти достиг траншей, когда к нему устремились первые выстрелы. Небо прошил трассирующий огонь тяжёлых пушек, заговоривших из дотов и укреплённых позиций.

От ярких росчерков, со свистом проносящихся мимо его головы, Валентин невольно рассмеялся. Враги палили вслепую и совершенно неорганизованно. То, что они вообще сумели открыть огонь под бомбардировкой, было уже само по себе достижением. Полковник не стал прятаться. Никогда прежде он не чувствовал себя таким живым, как в этот момент, среди яростных выстрелов еретиков.

— Принесём врагам огонь, — сказал Валентин своим экипажам. — Верьте в Императора Человечества. — Свою речь он завершил возгласом «Кадия стоит!», утонувшим в звяканье рикошетящих от брони автопушечных снарядов.

Дальномер показывал, что их цель всё ближе. На отметке в сто пятьдесят ярдов он проверил огнемётные орудия. Из сопла вырвался короткий язык жидкого огня — узкий высоконапорный конус, затем разросшийся в вихрь пламени. В ноздри полковнику ударила приятная вонь специального прометия, прояснив затуманенную похмельем голову.

На сотне ярдов Валентин занял позицию для стрельбы и принялся наводить орудие на участок «Эгиды» левее. Вместо мешков с песком его защищали сваленные кучами тела мёртвых гвардейцев. Судя по трассерам, там находился как минимум один боевой расчёт.

Выпущенная откуда-то ракета попала в танк справа от Валентина. Топливные баки машины воспламенились, и последовавший взрыв на мгновение подсветил облака красно-жёлтым заревом.

Дюймовую аблативную броню разорвало как бумагу. Поток огня дохнул на двести ярдов в небо, а затем, спустя несколько долгих секунд, вниз посыпались куски горящего металла.

Валентин едва обратил на взрыв внимание. Он отыскал мишень, прицелился и выстрелил, и струя топлива дугой хлестнула вперёд, стремительно превращаясь в реку огня. Пламя перегрузило сенсоры, и дальномер «Адской гончей» вспыхнул зелёным. Он позволил огню на какое-то время задержаться на доте. Жидкое топливо потекло в узкие воздуховоды и наполнило внутреннее помещение раскалённой смертью.

Штурмовой танк уже двигался к следующей цели, когда с глухим стуком наехал на проволоку. Мотки колючки пару секунду держались, не пропуская бешено крутящую гусеницами машину. А затем густая преграда со скрежетом лопнула, и «Адская гончая» рванула дальше. Танк врезался в «Эгиду» так сильно, что Валентина кинуло вперёд. Матто поддал газу, и штурмовик встал на дыбы, на один жуткий миг показав днище, прежде чем упасть обратно, и, благодаря простой подвеске, покатиться дальше.

Валентин развернулся, продолжая поливать огнём неприятельские позиции. Первая струя захлестнула переднюю траншею воспламенённым прометием по самое колено. Следующая устремилась ко второй линии «Эгида». Третья попала в отделение еретиков, бегущих, пригибаясь к земле, с взрывпакетами в руках.

Валентин ухмыльнулся, наблюдая за тем, как из беснующегося ада выскакивают горящие фигурки.

Пляшите, еретики, пляшите!

Затем сдетонировала взрывчатка, и на лобовую броню его танка влажно шмякнулись ошмётки плоти. Матто свернул в сторону. Послышался приглушённый стук сбитого с ног и раздавленного человека, который никак нельзя было спутать с попаданием мелта- или крак-заряда. Следовавшая за Валентином колонна накатывала на окопы врагов, быстро расширяя полосу прорыва.

«Адская гончая» справа от Валентина — должно быть, Кристена, — наехала на мину и вильнула в сторону. Машина свалилась в воронку от снаряда, всё ещё угрожающе шипя огнемётной установкой. Другой танк выехал на скат «Эгиды» и получил прямое попадание из мелты в днище, которое разорвало «Адскую гончую» изнутри и воспламенило топливные баки из укреплённого металла. Взрыв подбросил штурмовика на двадцать футов вверх и расшвырял обломки на сотни ярдов по всему полю боя.

Полковник вжал кнопку вокса, включая связь по всем каналам.

— Движемся на юг, — скомандовал он. — Максимальная скорость. Максимальная жестокость. Кадия стоит!

— Кадия стоит! — ответили ему из каждого танка.

Отряд покатился вперёд, последовательно преодолев вторую, третью и, уже медленней, четвёртую полосу обороны.

Настал критический момент. Они должны наступать дальше, невзирая на потери, постоянно двигаться, пока не достигнут открытой местности. Танк Хавсера застрял в проволоке и резко затормозил. Взвившаяся ракета угодила ему в бронированный борт.

Секунду танк неподвижно стоял, а затем вдруг начал гореть. Люк мехвода резко откинулся, и изнутри начало вырываться пламя. «Наружу, чтоб вас!» — мысленно закричал полковник, но тот, кто бы ни распахнул люк, всё не появлялся. Может, они вернулись, чтобы кому-то помочь, подумал Валентин. «Наружу!» — продолжал повторять он, хлопнув кулаком по куполу, но затем огонь усилился, и машина взорвалась в шипении пламени, которое стремительно переросло в оглушительный рёв.

Валентин достал пистолет и выстрелил размахивающему топором еретику в голову.

— Вперёд! — проорал он, и его пушка «Инферно» послала ещё одну огненную струю.

Глава четвёртая

Бастион 8, Миракский выступ

Бастион 8 напоминал скалобетонную звезду посреди сухого рва пятидесяти ярдов шириной — крупнейшего участка полосы древних укреплений, окаймлявших высокогорье. Внутри него располагались заглублённые противоядерные бункеры, казармы, хранилища провианта и оружейные склады, а само сооружение состояло из трёх тщательно укреплённых ступенчатых ярусов, с каждого из которых можно было вести анфиладный огонь во всех направлениях.

Именно отсюда начал свою контратаку генерал Грубер. «Верховный лорд», его командирский «Гибельный клинок», представлял собой восхитительное, сплошь покрытое медными украшениями, произведение искусства с четырьмя лазпушками в спонсонах и выступающим куполом-троном. Танк катился вперёд мимо колонн кадийцев, приветственно поднимающих лазвинтовки ему вслед. Они преодолели систему окопов и теперь шли по разоренной земле, продвигая линию фронта всё глубже и глубже во вражескую территорию.

«Верховный лорд» прорвал оборону врагов, расстреливая из главных калибров любую машину, что осмеливалась встать у него на пути, и одновременно шпигуя из спонсонных орудий накачанных стиммами противников тяжёлыми болтами длиной с человеческую руку. Громадные гусеницы без труда давили противотанковые ежи и обрушивали окопы, которые с таким старанием возводил неприятель. «Гибельный клинок» пересёк шесть линий траншей. К полудню первых суток штурма против него бросили колонну разномастных танков Чёрного Легиона. Машины с рокотом двигались по выжженным плоским пустошам, тёмные стяги хлопали среди густого дыма.

«Гибельный клинок» катился через воронки и груды обломков. Для обслуживания его основного орудия требовалось четыре человека. Наводчики оценили угрозу, отыскали «Покорителя» в хвосте колонны, а затем развернули башню. Им потребовалось всего пару секунд, что взять танк на мушку и выстрелить. Снаряд «Гибельного клинка» проделал в броне «Лемана Русса» такую дыру, что через неё внутрь смог бы залезть человек. Последовавший взрыв разнёс танк на куски.

На передней палубе «Верховного лорда» пушка «Разрушитель» прицелилась в ближайшую вражескую машину и выпустила в неё осадный снаряд с ракетным ускорителем. После того как рассеялся дым, от танка и снаряда не осталось ничего, кроме дымящегося кратера и пары обломков исходящего паром металла.

Все подразделения продолжали наступать. Казалось, словно необъятная дамба дала трещину. Поток был слишком быстрым и слишком мощным, а напор воды — слишком большим, чтобы его можно было теперь сдержать. Брешь расширилась, пока кадийские части не стали продвигаться уже фронтом в шестнадцать миль, со следующими за ними пехотинцами и машинами с припасами.

Всё это время собранные артполки беспрерывно обстреливали вражеские тылы, не позволяя подвести подкрепления или хотя бы организовать действенную оборону.

Грубер восседал на троне, не выпуская из рук меч.

Адъютанты то и дело умоляли его спуститься, чтобы не подставляться под удар. Генерал, однако, оставался непреклонным.

— Кто осмелится выйти против нас?

Землю на большей части Миракского выступа распахало воронками, вся растительность сгорела или почернела от огня. Такое зрелище, впрочем, было не в новинку кадийцам, идущим своим ходом и сидящим внутри бронетранспортёров.

Капитан Латион из 114-го полка продвигался в быстром темпе, уничтожив три небольших танковых отряда, посланных его остановить. Первые два были подразделениями гвардейцев-еретиков, перемещавшихся в захваченных танках и бронетранспортёрах. Они стали лёгкой добычей для элитных кадийских бойцов, и их обломки остались догорать далеко позади. Третий отряд, однако, состоял из пары «Хищников» Чёрного Легиона, и сражались они отчаянно и эффективно, непрерывно стреляя, отступая, и вновь обстреливая противников.

Латион потерял три «Лемана Русса», а ещё два получили повреждения, прежде чем его наводчику удалось выцелить «Хищника», пока тот нёсся среди руин, и попасть ему в тонкую бортовую броню. «Хищник» подлетел от взрыва и рухнул обратно на землю изломанным горящим остовом. Второй попытался отступить меж скал, и, выпуская клубы дыма, помчался задним ходом назад.

В своё время капитану довелось сражаться в туманных топях Манера, поэтому он догадался, что замыслил противник.

— Крак, — скомандовал он, и наводчик вытащил из погреба бронебойный снаряд, обернулся и опустил его на рампу заряжания.

— Заряжено! — крикнул мехвод, захлопнув крышку казённика и задвинув засов.

Латион поднял ствол, добавив к дальности выстрела ещё пятьдесят футов. Капитан коротко помолился Золотому Трону, после чего выстрелил.

Снаряд унёсся вдаль, оставляя завихрения в густом чернильно-чёрном дыму. В повисшей тишине облако сгустилось вновь, а затем вдалеке вдруг полыхнуло пламя, взвившееся прямо вверх подобно огненному языку из доменной печи.

Латион повёл колонну дальше, чтобы проверить, точно ли он уничтожил второй танк. «Хищник» получил попадание в башню, бронебойный снаряд прожёг аккуратную дыру в усиленном листе и взорвался внутри машины, подорвав погреб.

Такое попадание мгновенно убило бы весь экипаж гвардейцев, однако один космодесантник-изменник всё же выжил, хоть и ужасно изувеченный. Ему оторвало ноги, а половина лица обгорела до кости. Но он всё равно был жив.

— Подведи нас ближе, — приказал Латион водителю.

Танк Латиона остановился в двадцати футах от раненого космодесантника.

Голдбург, его наводчик, спросил:

— Что зарядить, сэр?

Секунду капитан раздумывал.

— Ничего.

Существо было громадным, искажённым, нечеловеческим. Глаза его были жёлтыми, с глазами-щёлками, как у змеи. Когда его разорванный рот зашевелился, Латион понял, что изменник что-то произнёс, однако из-за акцента не понял ни слова. Он спрыгнул с танка и приземлился на обе ноги.

— Я тебя не боюсь! — крикнул он. Слова придали ему уверенности.

Существо зарычало на него.

Размер предателя стал очевидным лишь после того, как Латион подступил ближе. Шириной его грудь не уступала росту иного человека. Он был массивным, крепким, хоть и страшно искалеченным, и продолжал шевелиться, словно силясь сделать вдох.

Латион достал служебный пистолет, выкрутил силу заряда на максимум, поднял оружие и прицелился существу в лоб. На этот раз он понял речь монстра.

— Не промахнись, капитан.

Кадийца замутило от одного звука его голоса. Под взором существа рука Латиона невольно задрожала. Глаза космодесантника стали оранжевыми, а затем красными, как будто в них плескался настоящий огонь.

— Стреляй, капитан! — прошипело создание.

Латион выстрелил. Первый луч зацепил предателю щёку, оставив глубокий ожог.

— Ещё раз! — зашипел враг.

Рука Латиона затряслась. Следующий выстрел прошёл мимо. Он шагнул вперед, чтобы сделать третий, и на этот раз взял пистолет обеими руками.

— Во имя Бога-Императора Человечества! — крикнул он и выстрелил в третий раз.

Тайный проход, «Спасение 9983»

До чего хорошо было снова ехать. Двигавшийся во главе колонны Бендикт стоял в башне своего танка и дышал на полную грудь, дожидаясь, пока вокс-офицер соединит его с Грубером.

Голос генерала был напряжённым и усталым.

— Какие у вас силы? — без предисловий спросил он.

Бендикт знал их численность наизусть. Он командовал полутора тысячами танками «Леман Русс» разных типов. Пятьюдесятью оборонительными платформами «Гидра». Эскадроном штурмовых танков. Тридцатью девятью странствующими рыцарями. Ста тысячами мотострелков. Десятью тысячами касркинов. Бендикт позволил себе улыбнуться.

— Мы составляем 207-ю армию.

Повисло долгое молчание, доставившее Бендикту несказанное удовольствие.

— Вы уверены в названных цифрах? — раздался голос Грубера.

— Всё точно.

— Где вы находитесь?

Бендикт проверил координаты.

— В точке семьдесят три.

— В моём списке нет никакой 207-й армии.

— Она новая.

Ещё одна затянувшаяся пауза.

— Это невозможно.

Бендикт помолчал.

— Местоположение подтверждаю. Точка семьдесят три.

— Вы не можете там находиться.

— Мы там, генерал Грубер.

— Я сказал, что это невозможно, — коротко ответил Грубер. — Прошу немедленно проверить и подтвердить свои координаты.

Бендикт помолчал. Он не стал утруждать себя никакими проверками, прежде чем поднести вокс обратно ко рту.

— Подтверждаю, сэр.

— Вы в двадцати милях за вражескими позициями.

— Подтверждаю.

— Тогда выдвигайтесь наперерез вражеским соединениям.

— Боюсь, я не могу.

— О чем это вы?

— У меня приказы от лорда-кастеляна, Урсаркара И. Крида.

— И что это за приказы?

— Я не могу вам сказать.

Грубер вложил в следующие слова всю свою властность.

— Майор Бендикт. Вы разговариваете с генералом Астра Милитарум.

Бендикт мгновение помолчал, прежде чем снова нажать кнопку вокс-связи.

— Да, генерал Грубер. Я тоже генерал. У меня свои приказы. Им я и буду следовать. Удачной охоты!

Батальон волсканцев защищал понтонные переправы через реку Мирак. Позади них, у самого горизонта, вырисовывались пилоны Элизионских полей.

Бендикт взял магнокуляры, чтобы изучать позицию врагов. Три «Лемана Русса» и танк «Уничтожитель» окопались вдоль берега. Еретики организовали весьма достойную оборону. Пехотные отделения засели в одиночных окопах, откуда то и дело взвивались ракеты в ответ на неистовый обстрел танков.

Кадийская 89-я армейская группа расправилась с ними меньше чем за десять минут, и Бендикт провёл своё войско по понтонам, и дальше, мимо горящих остовов вражеской техники и трупов волсканцев.

Через два часа его армия перебралась на другую сторону в полном составе. Там они задержались для дозаправки, пополнения боеприпасов и перегруппировки, после чего двинулись в путь снова, по дороге отразив атаки трёх еретических группировок, брошенных им наперерез. Лишь ближе к вечеру они встретили более-менее серьёзное сопротивление: колонну Чёрного Легиона, направленную помешать их продвижению. Космодесантники-предатели задержали армию Бендикта почти на два часа, пока кадийцы обходили их с флангов, а затем принялись постепенно сжимать клещи.

Поля битвы усеивали горящие обломки, изрыгающие чёрный дым в сгущающийся сумрак.

Танк Бендикта осторожно катился вперёд, когда его позвал Мере.

— Лорд-генерал! — крикнул воксист. — Это лорд-кастелян.

Бендикт кивнул, взял трубку вокса и начал говорить, однако Крид оборвал его на полуслове.

— Бендикт, — сказал он. — Ты где?

— Пересёк Мирак.

— Хорошо, — отозвался Крид. — Отличная работа. Но мне нужно больше. Сможешь достичь Элизионских полей к рассвету?

До них было пятьдесят миль.

— Подтверждаю, — произнёс Исайя. — Мы будем там.

Голос Крида звучал напряжённо и устало. Бендикт мысленно представил себе, как лорд-кастелян помассировал пальцами виски, прежде чем заговорить снова.

— Спасибо. Сделай всё, что сможёшь. Пожалуйста. Ты ближе всех. Прошу, сделай всё возможное. Кадия рассчитывает на тебя.

Глава пятая

17-я армейская группа, Миракский фронт

Война озаряла Кадию. Казалось, весь мир горел.

На поверхности, неистовствующие огненные бури освещали растянувшийся на многие мили фронт, ночное небо прочёрчивали вспыхивающие в верхних слоях атмосферы молнии. Время от времени сверкали ослепительные сполохи гибнущих в мощнейших взрывах кораблей, чьи плазменные реакторы расплавлялись, не выдержав перегрузок, после чего к планете устремлялись пылающие обломки, висевшие во тьме подобно огромным факелам.

Война бушевала повсюду, и мерцающее над Кадией Око Ужаса пульсировало и вспучивалось, усиливаясь за счёт проводимого таинственного колдовства. Необъятный шар вихрился ярко-пурпурными и желтушными цветами, клочки нечестивого света вспыхивали и меркли, оставляя после себя тошнотворные образы.

Под сиянием адского пламени армия генерала Грубера неумолимо перемалывала неприятельские армии, без устали уничтожая завывающих, рвущихся в бой еретиков. Силы, которым они противостояли, казалось, сошли с ума от ярости. На протяжении всего дня кадийцы прокладывали путь сквозь бесконечный вал орущих тел.

Лина находилась на левом фланге, вместе с одним из уцелевших танковых подразделений 8-го Кадийского, Лорда-кастеляна собственных. На Тайрокских полях она служила стрелком в спонсоне, но в ходе войны стала главным наводчиком «Разрушителя» модели «Риза», именуемого «Молотом Тайрока».

«Молот» был норовистым зверем, и на второй день наступления его двигатель начал угрожающе лязгать, после чего машина встала колом.

В отсутствие техножреца его обязанности пали на Лину. Она лучше всех умела задабривать недовольных машинных духов.

— Это потому, что у тебя мягкие ручки, — сказал Ибсиц.

— Иди к фрекку, — ответила ему лежавшая под танком девушка, как раз пытавшаяся отвинтить водительскую панель доступа.

Вокруг них катились другие танки. Лица командиров скрывали повязки. Некоторые махали им. Все глазели.

Мимо прогромыхал эскадрон из трёх «Теневых мечей», за которыми неслась обслуживающая техника. Зрелище было величественным, поскольку в состав отряда входили также разведывательные «Часовые», бригада «Гидр», а также целая когорта вспомогательных машин и танков. Сами истребители титанов шли в центре длинной колонны, и их неподвижные пушки «Вулкан» всё ещё дымились. Лина тихо присвистнула. Лишь когда можно было сравнить «Теневой меч» с «Леманом Руссом» вживую, ты начинал понимать их подлинные размеры. Громадный танк преодолел подъём, и, спускаясь, направил своё закреплённое орудие в её сторону.

— Только взгляните, — сказала она, а затем рассмеялась, когда из-за гряды появился второй, а следом и третий исполин. Боковые люки, расположенные позади отсеков со спонсонным вооружением, со скрежетом распахнулись, и члены экипажа собрались возле своего танка, чтобы понаблюдать за происходящим.

— Святой Трон! — воскликнул один.

— Фрекк, — бросил другой.

На то, чтобы пересечь вельд, эскадрону истребителей титанов потребовалось полчаса. Вид пары «Химер» техножрецов привёл Ибсица в ярость. Им не потребовалось бы много времени, чтобы починить «Молот». А с каждой минутой их подразделение уходило всё дальше и дальше вперёд.

Лина проторчала внизу больше часа. Наконец, выбравшись из-под днища, она села и вытерла руки от смазки.

— Починила?

— Кажется, да.

Девушка как раз поднималась на борт, когда вдалеке вдруг сверкнула вспышка, а затем раздался оглушительный грохот.

Лина кинулась навзничь.

— Что это было?

Ибсиц уже всматривался в магнокуляры.

— Думаю, они пришили титана, — сказал он ей. — На семьдесят градусов к западу.

Лина схватила увеличитель. Перед ней простиралась плоская равнина, отмеченная лишь обломками из небесного сражения, что торчали из земли подобно пучкам горящей травы.

— Не вижу, — произнесла она.

Спустя два часа они достигли места, где была остановлена атака богомашин. Мёртвая «Гончая» лежала на спине, будто пьяница у нижнеулейного бара: ноги раскорячены, голова запрокинута в совершенном безразличии к происходящему вокруг. Из дыры в грудной полости валил дым, а внутри неё плескалась жуткая густая каша из прометия, смазочных веществ и человеческой плоти, выгоревших от жара попаданий.

— Взгляните на это! — крикнул Ибсиц. Танк пополз медленней. Лина выбралась из купола. От размеров погибшей машины захватывало дух. Краска на титане местами осыпалась и выцвела. Стволы турболазера стали иссиня-чёрными от неимоверных температур. Лента с боеприпасами к мегаболтеру «Вулкан» была разломана, и повсюду вокруг неё валялись выпавшие болты. Она кинула взгляд на один из снарядов.

— Фрекк.

Бой до сих пор продолжался, и вспышки озарили лицо Лины, когда она повернулась в сторону сражения.

— Заряди орудие, — предупредил её Ибсиц.

— Уже заряжено, — отозвалась она.

Тем утром они славно поохотились. В яростных встречных битвах они остановили контратаки еретиков, а затем обратили врагов в бегство. За следующие пять миль они натолкнулись ещё на трёх погибших титанов-отступников. Последний оказался типа «Шакал». Он был уничтожен самое большее полчаса назад, и техножрецы пока не успели организовать вокруг него периметр. Когда к нему приблизился танк Лины, у подбитой богомашины затормозила «Химера» Механикус. Девушка увидела, как наружу выскользнул жрец, передвигавшийся на подушке извивающихся механодендритов, которые придавали ему вид какого-то осьминога.

Существо достигло головы разведтитана. Механодендриты коснулись головы махины, и гигантская конструкция дёрнулась в судорогах, после чего её голова вяло упала набок.

Они словно стали свидетелями тому, как фермер всаживает болт в мозг гроксу. Лина отвела глаза.

— Давайте уходить отсюда, — сказала она, однако касркины перекрыли движение колонны, чтобы дать «Теневому мечу» выехать первому.

Сверхтяжёлый танк остановился, два завитка дыма всё ещё поднимались из пушки «Вулкан». Батарейные вентиляторы продолжали гнать холодный воздух по системам охлаждения. Позади орудия открылся люк, и наружу выбрался худой, воинственного вида мужчина, после чего, придерживаясь за борт громадной машины, спустился по подпорке неподвижной пушки.

Командир танка прошёлся по настилу на «Теневом мече», держась одной рукой за ствол, чтобы не упасть. У него были нашивки танкового аса, однако в первую очередь внимание Лины привлекла его походка. Она словно наблюдала за павлином. Мужчина спустился по одной из металлических лесенок, а когда до земли оставалось десять футов, спрыгнул и приземлился на корточки.

Он повернулся к ней, и девушка разглядела покрытый тонкими шрамами рот и серебряный горжет.

И тут она поняла, кто это такой, и ткнула Ибсица локтем в бок.

— Это Паск! — прошипела она, но Ибсиц уже и сам догадался.

Паск поправил высокую фуражку и прошествовал к мёртвому титану. Приставив руку к одному из огромных пальцев с трёмя сочленениями, он занял позу охотника, выследившего по-настоящему крупную добычу в мире смерти.

— Седьмой за два дня. Недурственно.

Лина не нашлась со словами.

— Думаете, мы сломили их? — подал голос Ибсиц.

Паск перевёл взгляд на него.

— Хмм. Да. — Он указал на небо, в котором они различили сполохи космического противостояния. — Терра ответила на наш зов.

Лина не поняла, что это значит.

— Нам на помощь прибыл капитул Имперских Кулаков. Они доставили «Фалангу».

Девушка кивнула, хоть и понятия не имела, о чём он говорил.

— Мы задали им трёпку, — Паск выдавил мимолётную усталую улыбку. — Теперь нужно их покарать. Так, чтобы они запомнили это навсегда. — Он отвернулся и направился обратно к «Теневому мечу». — Так, чтобы они никогда больше не осмелились напасть на нас снова.

Остаток дня 17-я армия Грубера погружалась в армии еретиков подобно лезвию стилета. Он не ведал страха, пока они брали штурмом вражеские укреплённые пункты, его «Гибельный клинок» вдыхал свежие силы в атаку, где бы она ни начинала буксовать.

Он был очевидной целью, и броня танка спасала его от снайперского огня несчётное число раз. Генерал получил выстрел в ногу, но отказался спуститься, и настоял на том, чтобы медике перевязал рану прямо там, на крыше «Гибельного клинка».

Лина приняла участие в двух битвах: одной против колонны «Химер», второй — с танковой бригадой, закрепившейся на склонах низкого взгорка над поймой реки.

В тот день Крид не выступал с речью, но кадийцы всё равно продолжали развивать наступление. Не было речи и на следующий день.

Вокс-аппарат с треском ожил лишь к ночи, за час до рассвета. Лина лежала, свернувшись калачиком на дне танка, прижимаясь головой к твёрдому металлу дверки в погреб. Заиграл «Цветок Кадии», и её внезапно пробрал озноб.

— Ибсиц! — позвала она. Тот дремал в подвешенном над ней гамаке. Ей пришлось ткнуть в него пальцем, чтобы разбудить. — Это Крид.

Ибсиц включил свет.

— Подкрути, — сказала ему девушка.

Он настроил передатчик, однако мелодия закончилась, а Крид так и не заговорил. Музыка сменилась шипением статики. Лина ощутила, как её сердце забилось быстрее. Что-то было не так, но затем из динамика зазвучал женский голос.

— Император просит от вас лишь подчинения. Нетерпимость — это благо. Верные Мертвецы присматривают за вами. Могила Мученика — фундамент Империума. Единственное преступление — это трусость…

Лине пришлось встряхнуть Ибсица.

— Что с воксом? Деланти!

Деланти, их мехвод, лучше всех умел настраивать вокс. Он отполз назад и покрутил несколько ручек. Громыхнула, и тут же стихла, военная мелодия. Через какое-то время тот бросил попытки.

— Станция работает, — хмыкнул он.

— Не может быть. — Лина хлопнула по воксу ладонью. — Она просто читает из «Книги вдохновляющих мыслей». Что-то не так. Я это чувствую. Что-то совсем не так.

Глава шестая

Гильдейский квартал, каср Мирак

Здания на северной стороне площади Статуй в каср Мираке горели. Рота Рафа потеряла вокс во время отступления. Истребительные отряды волсканцев дышали им в спины. Они угодили в капкан, и слишком многие из них оказались в плену.

Бойцов из отделения Йелена взяли живьём. Минке каким-то чудом удалось ускользнуть. А затем она наткнулась на тела.

— Они все были мертвы, — рассказала остальным Минка. Она уставилась на свои руки. — Их освежевали.

Раф был по-прежнему весь в пыли. Он поднялся на ноги. Крепко стиснул ей плечо. Девушка ждала, что капитан что-то скажет, однако тот не нашёлся со словами. Никакого ободрения. Ничего.

Из подразделения остался всего тридцать один человек. Позади них текла река. Их изрядно потрепали. И избиение не прекратится. Минка закрыла глаза, но вновь увидела отряд Йелена, каждый влажный труп свисал подобно куску мяса с фонарных столбов на улице Муниторума.

Она встряхнулась.

— Теперь есть только мы, — сказал Таави.

Раф, стоявший к ним спиной, кивнул.

— Когда они придут за нами?

Капитан обернулся, и его свирепый взор вновь разжёг дрогнувшее было непокорство Минки.

— Мне всё равно, — просто сказал он. — Мы будем готовы в любой момент.

Других ответов он дать им не мог.

— С последней партией припасов нам прислали вот это. — Он достал из ранца дребезжащий тканевый мешочек, из которого затем извлёк пригоршню небольших стеклянных пузырьков.

Заск помрачнел.

— Френзон?

Раф взял один пузырёк с ладони и показал им.

Таави метнул в него сердитый взгляд.

— Думаешь, наша песенка спета?

— Нет. Но если выбора не останется…

— Я не возьму, — твёрдо сказал Таави. — Я кадиец, а не легионер-штрафник, который идёт в бой под наркотой.

Капитан огляделся по сторонам, высматривая желающих.

— Может, мы возьмём себе парочку, — начал Заск, а затем добавил, поняв, что ему следует объясниться. — В смысле. Если так мы убьём их больше. Разве важно, как мы умрём?

Минка вспомнила висящие тела. Возможно, лучше будет уйти в долгую ночь безумной.

— Дай мне одну, — отозвалась она. Раф вложил пузырёк ей в ладонь.

— Как его принимать?

— Раскуси, — ответил капитан.

— Что случится, когда эффект пройдёт?

Раф бросил на неё тяжёлый взгляд.

— Не волнуйся. Когда эффект пройдёт, ты будешь мертва.

Тем вечером рота укрылась в разбомбленном здании, половина бойцов осталась на часах, всматриваясь во тьму в поисках угроз.

Минка глядела на руины на юге, торчавшие подобно сломанным зубам. Ей чудились разные тени, однако время шло, а ничего не появлялось, ничего не двигалось, и она ничего не слышала, если не считать тяжёлого дыхания Оливета, наблюдавшего за улицей вместе с ней.

— Ты взял себе? — поинтересовалась она.

Оливет тряхнул карманом, и внутри звякнули пузырьки.

Минка держала свой флакончик при себе, но не могла представить, как она уйдёт спятившей во тьму. Это слишком сильно напоминало Безымянных.

— Думаешь, ты его примешь?

Напарник пожал плечами.

— Разве что в самом конце.

Девушка кивнула и почувствовала пузырёк даже сквозь толстый материал куртки. Он был маленький, прочный, гранёный.

— Не думаю, что я приму.

— Тогда зачем взяла?

— На всякий случай. Я хочу уйти дисциплинировано и в своём уме.

— Как ударник? — спросил Оливет.

— Да. Я всегда хотела им стать.

Повисла долгая пауза.

— Думаешь, мы ещё белощитники?

Минка подняла глаза.

— Ну, у тебя до сих пор на каске полоса.

Оливет хохотнул. В обычное время их перевели бы из белощитников в ударники после убийства первого врага. Но нынешние времени были какими угодно, только не обычными.

— Я не приму свою, — твёрдо заявила Минка. — Я не хочу закончить жизнь как бешеная собака.

После окончания первой вахты Минка разбудила Таави.

Сержант встрепенулся, и девушке пришлось зашептать ему на ухо, чтобы успокоить.

— Просто я, — тихо сказала она.

Таави кивнул, после чего моргнул и поднялся на ноги.

Настал черёд отдыхать Минки, однако она поняла, что ей сложно уснуть под зловещим фиолетово-зелёным светом Ока Ужаса, пульсирующим в ночи у неё над головой. Оно было таким ярким, что отбрасывало на землю тень.

Даже закрыв глаза, она продолжала его видеть. Кадийка крутилась и ворочалась, а затем натянула на голову старую шинель, и той ночью ей снилось, что она летит на каср Мираком, и город под ней был ярким как солнечный день, ещё до войны. Она была в безопасности, поняла Минка, — чувство, которое уже почти стёрлось у неё из памяти. Она была лёгкой, она была светлой, и была в безопасности.

За два часа до рассвета девушка проснулась среди холода и тьмы, а ещё испуганных возгласов людей. Она сразу поняла, что причиной тому были волсканцы.

— Где? — прошипела она.

Таави пригнулся рядом с ней. Лицо сержанта было измазано грязью, пеплом и потом, одна его половина озарялась далёкими струями прометия. Он парой слов ввёл её в курс дела: атака с двух направлений через вторые этажи жилых блоков на улице Муниторума. До неё донеслись крики, яркие сполохи лазвинтовок, а затем грохот рвущихся гранат и внезапный выстрел из огнемёта в ночь.

Раф уже двигался, шлепками бужа своих главных бойцов.

— Бегом! — шипел он. — Пошли!

Таави поднялся на ноги. Минка последовала за ним.

Они воспользовались канализацией и подвалами, чтобы подобраться к волсканцам снизу, после чего открыли огонь прямо сквозь сломанные половицы, пока остальные отряды обходили их сверху, и сообща они загнали еретиков в ловушку, словно охотники — добычу.

Отчаянный ближний бой продлился почти два часа. Раф прирезал последнего волсканца ножом, и выжившие поодиночке вернулись обратно в руины у реки. Минка измоталась до предела. Она едва волочила ноги, всё её тело болело, в горле першило, а рот был полон пыли и пепла.

— Всё в порядке? — спросил Раф.

Минка встрепенулась и кивнула. В какой-то момент она забылась в беспамятстве.

— Ага.

— Точно?

Девушка кивнула, затем поняла, что у неё кровоточит плечо. Она стянула с себя куртку. Перед глазами всё плыло, так что ей мало что удалось рассмотреть.

Раф взял её руку, и с ничего не выражающим лицом оглядел рану.

— Выглядит чистой, — сказал он. — Убедись, чтобы её хорошо перевязали.

Минка кивнула, не зная, что сказать.

— Таави! — крикнул капитан. — Подлатай её.

Девушка тяжело опустилась на землю. Она закрыла глаза, всего на секунду, а очнулась оттого, что ей в кожу вонзилась игла.

— Мы должны уже быть мертвы, — сказала она.

Таави кивнул.

— Они издеваются над нами?

Сержант не знал.

— Их стало меньше. Видишь огни? — он кивнул куда-то на север. Оттуда к ним медленно приближалось зарево битвы. Ей показалось, будто издалека доносится тихий рокот. Это было всем, чего Минка хотела больше всего. Об этом она мечтала долгие месяцы, но теперь, когда час, наконец, пришёл, оно казалось ей таким же далёким и нереальным, как пустынный мираж.

— Думаю, нас скоро деблокируют, — с радостью в голосе сказал Таави. — Наверное, врагам там знатно достаётся.

Минка помолчала.

— Значит, каср Мирак всё же деблокируют. Как думаешь, Раф знает?

— Он знает. Но даже если они и на подходе, сколько нас осталось? Вряд ли мы сможем продержаться.

На секунду Минку наполнило отчаяние. Она будто повисла над пропастью, и поняла, что дело было в истощении. Поняла, что именно этого добивались враги: сломить её дух. Сокрушить душу.

Она чувствовала присутствие Архиврага словно когтистый кулак, сдавливающий её сердце. А затем к ней пришло воспоминание. О том, как её поднимают к небу и рассказывают о святом долге каждого кадийца. Бороться. Сопротивляться. Никогда не сдаваться.

Она сглотнула пыль во рту. Проговорила молитву Золотому Трону, и вдруг, будто слабый свёт в непроглядной тьме, Минка ощутила надежду. Она согрела её, будто добрый глоток амасека. Девушка достала из кармана пузырёк с френзоном и уронила на землю.

Минка резко опустила на него ногу и раздавила каблуком. В ноздри ударил запах лакрицы и пряностей. До чего хорошо было избавиться от него. Прими она френзон, то уподобилась бы им: своим врагам.

Она была человеком. Кадийкой. Бойцом. Внутри неё жила вера.

— Думаю, мы выстоим, — сказала она. Заряд бодрости прокатился сквозь её тело подобно дозе стимма, и она крепко сжала его руку. — Ты должен верить, Таави. — Девушка взяла его за плечи. — Поверь! — сказала она ему. — Мы справимся. Ты веришь?

Он уставился на неё, и девушка поняла, что нет. В его глазах заблестели слёзы, и он, поджав губы, покачал головой. Таави ничего не чувствовал. Он был смертельно уставший, истощённый, испуганный, но внутри девушки пробудилась неукротимая вера. Она тряхнула его, и тот сглотнул и кивнул.

— Остановись, Минка, — наконец, выдавил он. — Прошу. Будешь верить за нас двоих. Этого хватит.

Тем вечером Минка, встрепенувшись, вырвалась из сна, в котором она была похоронена под обломками и пыталась сделать вдох, прежде чем на неё пролился золотой свет, и она поднялась из-под завала, словно подхваченное ветром пёрышко.

Упоение заставило девушку резко открыть глаза, и она увидела, что вокруг неё толпятся остальные выжившие. Минка спала на плоском куске камня, свернувшись калачиком под шинелью. Она выпрямила затёкшие конечности. Ей стало любопытно, на что они там все смотрят.

Поднявшись на ноги, она увидела, что сполохи и огни сражения на севере стали ещё ближе к городу.

— Они идут к нам, — произнёс Раф.

Вдалеке внезапно полыхнул красный свет. За яркой вспышкой последовал рокот взрыва. Он прозвучал гораздо громче, чем прежде.

Таави встал.

— Как далеко? — спросил он.

Капитан покачал головой.

— Двадцать миль.

— Всё равно что сотня, — ответил сержант.

Свечение померкло, а вместе с ним, казалось, стихли и звуки битвы. Казалось, словно тёмная комната на миг озарилась светом, а когда тени вернулись, они стали казаться даже более глубокими, чем раньше.

Какое-то время все молчали. Они были слишком утомлёнными. Слишком уставшими от битв. На мгновение их вера пошатнулась.

Одна только Минка продолжала всматриваться на север. Сон девушки был коротким и прерывистым, но её измождённому телу больше не требовалось ничего, кроме веры. И чем слабее становились соратники Минки, чем больше крепла её убеждённость. Теперь она наполняла девушку без остатка, почти как свет. От неё лицо кадийки будто лучилось во мраке.

— Они придут за нами, — заявила Минка.

Она посмотрела вниз. Все они глядели на неё подобно пастве в молитвенный день, и девушка ощутила, как её переполняет преданность Золотому Трону.

— Они придут, — повторила она. — Ждать осталось недолго. Победа будет за нами. Всё, что нам нужно, это держаться. Мы никогда не сдадимся. Поняли? Никогда!

Их бледные лица продолжали взирать на неё, отчаянно желая разделить с Минкой её уверенность. Она переводила взгляд с одного бойца на другого, и её улыбка стала ещё шире. Наконец, девушка отвела взгляд от сидевших мужчин и женщин и встретилась с тусклым красным светом аугментического ока Рафа.

Капитан ничего не сказал. Он не верил в надежду.