Гарро: Рыцарь в сером / Garro: Knight of Grey (новелла)

Перевод в процессе: 2/8 Перевод произведения не окончен. В данный момент переведены 2 части из 8.

WARPFROG Гильдия Переводчиков Warhammer Гарро: Рыцарь в сером / Garro: Knight of Grey (новелла)
Автор	Джеймс Сваллоу / James Swallow
Переводчик	Luminor
Издательство	Black Library
Серия книг	Ересь Гора: Осада Терры / Horus Heresy: Siege of Terra
Предыдущая книга	Мортис / Mortis
Следующая книга	Боевой Ястреб / Warhawk
Год издания	2022
Подписаться на обновления	Telegram-канал
Обсудить	Telegram-чат
Скачать	EPUB, FB2, MOBI
Поддержать проект

Действующие лица

Странствующие Рыцари

Натаниэль Гарро — бывший агенция-примус, бывший боевой капитан Гвардии Смерти

Хелиг Галлор — бывший легионер Гвардии Смерти

XIV легион, Гвардия Смерти

Мортарион — примарх

Тиф, Странник — первый капитан

Имперская Армия

Маэд Костагар — капитан, уровень Дилекцио, гарнизон Мармакса

Рольд Грефф — рядовой солдат, уровень Дилекцио, гарнизон Мармакса

Прочие

Эуфратия Киилер — Живая Святая, бывший летописец

«Те, кто принимают свою судьбу, не ведают страха ни перед чем».

«Последние Книги Взора», Хирундус Яго [датировка неизвестна]

«Должен наступить момент, когда душа узнаёт: вот он, предел, и не дальше. Но мы обречены никогда не слышать её предупреждений, пока не станет слишком поздно».

приписывается летописцу Игнацию Каркази, М31

ГЛАВА 1

Пиршество пепла

Последний среди немногих

Ты знаешь её

Воитель-гигант грузно поднимался по узкой винтовой лестнице.

Его керамитовые сабатоны были слишком велики для ступеней, созданных с расчётом на обычных людей, наплечники силовой брони — чересчур широки для тесноты человеческих масштабов устремлённого ввысь минарета. Края наплечников воина то и дело цеплялись за стены, оставляя царапины на почерневшем под воздействием огня граните.

Воину пришлось преодолевать участки, где стены коридоров оказались разорваны снарядами, пробираться по грудам закопчённых обломков и — зачастую — по кошмарным на вид останкам убитых защитников.

Следы разрушения и резни становились тем масштабнее, чем ближе воин приближался к вершине. Внутри башни располагалась батарея лазпушек, что обрушивали на врага лучи багрового ада на протяжении всего ночного сражения, вызывая залпы концентрированного ответного огня. В конечном итоге винтовая лестница вывела бойца на верхний этаж, всё ещё остававшийся неповреждённым, где его встретил пропитанный дымом холод дня. Среди изломанных развалин минарета гудели порывы сильного ветра, несущего с собой частицы перемешанного с песком грязного, мокрого снега.

Мертвецы — мужчины и женщины в серой панцирной броне местного гарнизона — валялись там же, где и пали, наполовину засыпанные пеплом и разбитой кирпичной кладкой. Некоторые всё ещё продолжали сжимать оружие, стволы винтовок сверкали маслянистым радужным блеском испорченного жаром металла. Воин видел обожжённую изнутри лопнувшую плоть, отмечавшую многих солдат, и опухшие от токсинов лица других, смотревшие в небеса невидящим взором. В последние минуты их жизни Смерть прикоснулась к каждому из них дланями ужаса и агонии.

Следуя внезапному импульсу, воин проверил показания датчиков воздуха, после чего снял свой серый боевой шлем и прикрепил его к магнитному замку на бедре. Затем он устремил взор наверх, за отсутствующую крышу башни, чтобы хотя бы мельком увидеть то, что видели павшие.

Хмурое небо над ним отличалось странным, болезненным оттенком, его испещряли полосы тянущихся с севера на юг чёрных облаков, в то время как ветер доносил звуки, которые, если прислушаться, вполне могли представлять собой чьи-то голоса. В сотнях метров над периметром протяжённой линии обороны металлические птицы ловили слабый солнечный свет, кружась и метаясь вокруг друг друга, обмениваясь потоками раскалённой до температуры светила плазмы своих орудий. Пронзительный вой их моторов и слабеющее рявканье пушек достигали ушей воина сквозь иной ровный звук, доносившийся издалека — низкий барабанный бой, напоминающий биение гигантского сердца.

За сцепившимися в бесконечном воздушном бою атмосферными истребителями и диковинными на вид грозовыми штормами медного оттенка, в беспредельной вышине красноватых небес Гималазии вырисовывались смутные очертания чего-то иного. Исполинские причудливые формы парили на околоземной орбите — некоторые из них пылали, другие потрескивали от мощи магической энергии. Тут и там дрейфовали космические корабли размером с города-государства, и столь велико было их число и масса, что близость звёздных левиафанов искажала гравитационные и магнитные поля планеты, вызывая изменения погодных условий от одного полюса до другого.

Небеса Терры больше не были владениями Империума Человечества, о нет, размышлял воин. Они принадлежали Гору Луперкалю, будь проклято его имя, вероломному магистру войны и сражавшимся под его знаменем легионам предателей. Лишь камни и грязь удерживались теми, кто хранил верность Императору, и даже они постепенно ускользали из рук верных.

Вздохнув, воин сделал ещё один шаг, ступая по шаткому выступу из разрушенной каменной кладки и изрезанного лазерами оуслита. Он позволил своему взгляду опуститься на расколотое поле битвы под минаретом и опустошённый пейзаж, уходящий до самого горизонта.

Веретенообразная башня оставалась единственным в округе сооружением, которому повезло пережить недавний натиск изменников. Вырастая из потрескавшейся и разрушенной территории гигантского Бастиона Колоссов, башня устремлялась в выжженные небеса подобно обвиняющему персту скелета на вершине обезглавленной горы. Огромный — более того, казавшийся бесконечным — ковёр из щебня тянулся к ввыпотрошенной оболочке братской крепости Корбеник Гар и в направлении Города Зрения. Впереди воина Передние Врата и внешние владения великого Императорского Дворца всё ещё оставались нетронутыми, но в зловеще-красном трупном свете подобные лабиринту городские агломерации напоминали фигуры, вырезанные из старых костей.

Лицо воина повернулось в направлении звука сердцебиения, в сторону Львиных Врат и того, что лежало за ними. Прищурив глаза, он поднял побитый монокуляр и устремил взор в даль, изучая каньоны обломков и вздымающуюся стену густого, беспроглядного дыма, скрывавшую большую часть зоны боевых действий.

Легионер различал ярко-алые фигуры, что двигались стаями среди развалин: кто-то пешком, кто-то на танковой броне или размытых эффектом антигравитационных полей спидерах, несущихся по разрушенным, засыпанным останками уничтоженных зданий улицам. Все они отступали — скорее всего, к более надёжным и укреплённым опорным пунктам, оставляя позади мёртвые зоны и отравленные квадранты последних боёв.

То были остатки арьергарда воинства брата-капитана Ралдорона, сыновья IX легиона, благородные Кровавые Ангелы Сангвиния. В последние отчаянные часы именно силы Ралдорона и легион Белых Шрамов под командованием самого Кагана вели войну с захватчиками Гора. Побоище между лоялистами и предателями оказалось жестоким и душераздирающим, однако в этом конфликте ежедневно устанавливались новые стандарты ужасов и разрушений — так что, в конечном итоге, прошедшая битва мало что значила. Линия, которую так упорно обороняли Кровавые Ангелы и Белые Шрамы, не могла удерживаться бесконечно.

Наконец, приказ был отдан. Восточные бастионы больше не могли удерживаться верноподданными силами должным образом, так что они были объявлены непригодными для дальнейшей обороны и брошены перед лицом наступления врага.

Врага.

Как же сильно эти слова жгли душу воина.

В прежние времена, которые ныне казались иной жизнью, совершенно иным уровнем бытия, он ступал в одном строю с теми, против кого Кровавые Ангелы и Белые Шрамы бились теперь до последнего вздоха. До великого предательства на Истваане, в бесчисленных праведных битвах и благородных крестовых походах воин гордился тем, что является частью XIV легиона, Гвардии Смерти. Теперь же у него остались только стыд, скорбь и ненависть по отношению к тем, кто когда-то были его братьями по присяге. Их растоптанные клятвы Терре и Империуму превратились в стигматы на его сердце — раны, которые невозможно исцелить, ибо простить подобное он не сможет уже никогда.

Легионер смотрел сквозь отступающие ряды Кровавых Ангелов — единственных верных сил, остававшихся на поле брани, ибо Белые Шрамы уже покинули лагерь в поисках лучших шансов скрестить клинки с предателями — и вдаль, на стену клубящегося дыма, что отмечала край наступления предателей.

Но это был не просто дым. Тот, кто изучил бы его как следует, увидел бы, что туманный покров движется против направления ветра с явным и сознательным намерением. Даже за километры воин мог увидеть мерцание света, отражённого от миллионов крошечных крылышек чумных стай.

Среди дымки шагали исполинские фигуры высотой с жилые дома — неторопливые и неумолимые, они двигались как один в неторопливом ритме. Каждый их грузный шаг достигал ушей воина ровным ритмом барабанного боя порченой стали и ржавого железа о землю.

Гигантские двуногие боевые машины Легио Мортис маршировали вперёд, с каждым мгновением сокращая дистанцию до стен Внутреннего дворца. Спустя несколько часов они окажутся на оптимальном расстоянии, и начнётся новый огненный дождь. Отринувшие былые обеты механикумы, ставшие лизоблюдами вероломного Гора, «Владыки войны», «Разбойники» и «Иконоборцы» Голов Смерти оставят после себя одну лишь радиоактивную пыль. Где-то у ног этих богомашин-убийц двигались пропитанные скверной легионеры Гвардии Смерти, фаланга за фалангой, а также нечистые твари, с которыми те заключили союз.

Его братья явились за ним, он чувствовал это своей кровью и костями. Они пришли за всеми нами.

В каждом из уголков колоссального пространства Дворца бушевали тысячи маленьких сражений, в которых принимали участие бесчисленные батальоны солдат, авиаторов, артиллеристов, боевых машин и легионеров, погрузившихся в горнило свирепых боёв. Опустошению подверглись целые районы, повсюду валялись тела непогребённых мертвецов, брошенных разлагаться и гнить собственными товарищами — ибо у тех попросту не было времени позаботиться о каждом из бесчисленных павших. Над всем вокруг навис саван самой страшной войны, которую когда-либо знала эта планета, густая вонь обратившихся в ничто жизней, израсходованного прометия и кордита превращала атмосферу в даже не пытавшуюся развеяться погребальную дымку. Не было преувеличением озвучить мысль о том, что эти отчаянные времена отдавали привкусом конца всех дней, апокалипсисом, который в скором времени во всей своей полноте сотрёт власть человечества с лица его родного мира.

Ни одна живая душа на Терре не могла проигнорировать шёпота в каждой тени и многочисленные ужасы, таящиеся во тьме — некоторые из них были вызваны играми разума, другие же обрели плоть, клыки и когти. Не осталось места ни для покоя, ни для передышки, мольбы о пощаде стали бесполезными. Ад изрыгнул на поверхность планеты самое себя, поднимаясь из глубин ночных кошмаров и опускаясь из черноты меж звёздами. Каждую секунду здесь встречали свой конец целые миры, некоторыми из которых были жизни отдельных людей, а другими — будущее тех планет, что остались позади вторжения предателей.

И всё же... в этом месте, в этот самый момент, пребывало одно лишь запустение. В этой тихой гавани посреди кровопролития, царил угрюмый покой могилы.

Внимание легионера привлёк новый звук — падение струйки каменных обломков и дребезжащее гудение повреждённых двигателей, когда нечто пришло в движение под одной из груд щебня. Он осторожно пересёк открытое пространство по направлению к источнику шума и облачённой в латную перчатку рукой отбросил в сторону рухнувший кусок потолка. Под ним он обнаружил останки двух тел — бойцов Армии, скорее всего, приписанных к расчёту лазпушки. Они пали вместе, соединившись в смерти, но то, что прикончило их, всё ещё присутствовало здесь.

Зловонная, раздутая фигура дрожала в дневном свете, устроившись между телами мертвецов. Не больше топливной канистры по размеру, тварь расположилась аккурат поверх трупов. Кластер из инсектоидных глаз безучастно взирал на воина, из боков существа, в свою очередь, торчала пара заляпанных грязью пропеллерных модулей, лопасти которых вращались ленивыми, отрывистыми движениями. Несколько хитиновых мандибул колыхались и царапали воздух.

То был гнилодрон — нечто среднее между машиной и выращенной формой жизни, обладатель мясистых усиков и панциря моллюска, оживлённый в гнусных процессах, которые воин не желал и представлять, испытывая при мысли об этом одну лишь ненависть. Угодивший в ловушку упавшей крыши дрон пытался устранить свои повреждения, вскрывая убитых солдат, дабы использовать их кости, сухожилия и кожу в качестве запчастей для «ремонта».

Челюсти воина крепко сжались в гримасе отвращения, и он отреагировал со стремительной яростью. Боец раздавил дрон, превратив его в размягчённое месиво; когда биомеханическая тварь, взвизгнув, издохла, она выпустила облачко смрадного пара. Воин отпрянул, скривившись, когда слабые остатки отравы коснулись его обнажённого лица. Трансчеловеческая физиология Астартес с лёгкостью нейтрализовала токсин, но там, где тяжёлые капли яда приземлялись на мертвецов, их плоть превращалась в чёрную жижу.

Легионер выпрямился и сплюнул, чтобы прочистить лёгкие. Его тёмные, настороженные глаза взирали на мир с лица, испещрённого памятными шрамами былых войн, под тяжёлыми бровями, отмеченными медными штифтами выслуги боевого капитана. Его череп был обрит наголо, бороды он не носил, а бледная кожа вызывала ассоциации с какой-нибудь из элленикских скульптур эпохи, предшествовавшей Древней Ночи. Во внешности воина Астартес смешались суровость и пытливость, он словно бы присягнул на службу великому делу, но обнаружил, что все его деянья обратились во прах. Ему было словно предначертано жить и умереть в одиночестве.

Но, похоже, что не сегодня. Кто-то ещё поднимался по узкой лестнице, двигаясь по его следам, кто-то столь же неподходящих габаритов для коридора человеческих размеров.

Рука воителя опустилась к висевшему на поясе грозному мечу, пальцы сжались на рукояти оружия. Он не чувствовал непосредственной опасности, но для того, чтобы вытащить клинок, ему потребуется время, равное одному-единственному удару сердца. На собственном горьком опыте он усвоил, что ослабить бдительность — значит, навлечь беду.

Вскоре из разбитого прохода на лестничную клетку вышла ещё одна гигантская человекообразная фигура в силовой броне, поднимавшаяся навстречу дневному свету. Экипированы оба легионера были одинаковым образом: броня модели Mk VI «Корвус», здорово напоминающая доспехи Кровавых Ангелов на поле брани там, внизу — однако, в отличие от последних, лишённая окраски. Керамит их наголенников и перчаток отличался серым оттенком сланца или океанского шторма.

— Рад встрече, родич, — сказал новоприбывший, но тепла в его тоне не наблюдалось.

Натаниэль Гарро, бывший боевой капитан Гвардии Смерти, бывший агенция-примус Малкадора Сигиллита, склонил голову в приветственном кивке.

— Хелиг Галлор, — произнёс он, узнав собеседника по манере держаться, а не по голосу. — Вижу, ты всё ещё не умер.

— Невзирая на все попытки судьбы, — последовал угрюмый ответ. Галлор снял шлем, желая быть с собеседником на равных; взору Гарро открылось знакомое, по обыкновению серьёзное лицо.

В былые времена Галлор тоже был одним из сыновей Мортариона, одним из воинов легиона Гвардии Смерти, и его путь полностью соответствовал истории Гарро в отказе от акта предательства против Терры. Оба представляли собой осколки идеалов легиона, которого больше не существовало — последние из горстки лоялистов, чей генетический отец-примарх отвернулся от Императора и принял путь предателя. Оба на какое-то время открыли для себя новый смысл существования в качестве Странствующих Рыцарей под командованием великого псайкера Малкадора, агентов правой руки Императора.

Впрочем, невзирая на общее происхождение и схожие обстоятельства, что привели их к нынешнему положению, дружбы между ними не было. Гарро воспринимал Галлора как неосторожного и даже недисциплинированного человека. В свою очередь, Галлор считал Гарро чопорным, надменным и высокомерным.

Хелиг кивнул в сторону наплечника бывшего боевого капитана.

— Ты больше не носишь печать Сигиллита на своих доспехах.

— Это оказалось не такой уж и большой проблемой, — коротко кивнул Гарро. — Малкадор великодушно освободил меня от служения Трону... как будто простая гравировка на керамите была всем, что привязывала меня к исполнению долга.

— Лишь в смерти заканчивается долг, — повторил Галлор старый, заученный принцип безо всякого сознательного воспоминания — слова исходили из глубокого резервуара гипнологической обработки, запечатлевшейся в обоих легионеров ещё в бытность их новициатами.

— Именно. Так какой же долг заставил тебя броситься на поиски меня в эти полные уныния дни, брат? Я не видел тебя со времён миссии у Сатурнианской стены.

— Полные уныния? — переспросил Галлор, уклоняясь от ответа. Что ж, пожалуй, так. Но скажи мне, разве ты не хранишь пламя надежды в своём сердце, под защитой своей брони? — Он указал на роскошного золотого орла, украшавшего нагрудник Гарро. — Разве ты не несёшь эфемерный свет в своей душе? Разве не таков твой путь теперь?

Гарро сжал губы в ответ на завуалированный вызов, испытывая неуверенность в отношении того, куда ведёт этот разговор.

— Я верю в то, во что я верю. Что Император защищает.

— Он не в силах защитить всех и каждого, — возразил Галлор. — Он полон могущества, но Он не бог. — Его собеседник наклонил голову в сторону. — Не так ли?

Гарро ничего не сказал, отказавшись поддаться на провокацию. Задолго до начала Осады Терры, задолго даже до предательства магистра войны появились те, кто считал Императора Человечества скорее божеством, нежели смертным. Они носили множество имён — последователи Лектицио Дивинитатус, Истинный Род, Империады, Светоносцы — и практиковали множество форм выражения своей преданности, какой бы та ни была. Гарро не причислял себя ни к одной из этих групп, но он верил. Вера была с ним.

Вот только когда его попросили как следует объяснить свои убеждения, слова подвели его.

— Я много раз сталкивался со смертью и всё ещё жив, несмотря ни на что, — пробормотал он. — Этому должна быть причина, клянусь Троном. Однажды мне сказали, что я человек, которому нужна цель. Я предпочитаю держаться за это до сих пор. — Бывший боевой капитан отвёл взгляд. — Называй это как хочешь, брат. Мне всё равно, если ты решишь, будто я заблуждаюсь.

К его удивлению, Галлор рассмеялся — резко, пускай и горько.

— Я бы не посмел! В такие тёмные дни, как этот, кто я такой, чтобы бросать вызов тому, что дарует воину помощь? Нет, мне просто хотелось узнать, изменилось ли твоё мнение по данному вопросу. Как я вижу, вовсе нет.

— О, ещё как, — поправил Гарро своего товарища, и на лице его отразилась мрачная торжественность — Моя вера подвергалась испытаниям снова и снова, но никогда — так серьёзно, как сейчас, — он указал в сторону опустошённых развалин на горизонте. — Терра пылает вокруг нас настолько яростным и всепожирающим пламенем, что ни один меч и ни один болтер не в состоянии отразить этот огонь. Я оказывал помощь защитникам Дворца повсюду, где только мог, сражаясь меж зубцов крепостных стен и в донжонах, и всё же зараза тщетности словно бы прилипла к моей спине.

Галлор кивнул.

— Я тоже это чувствую.

Когда явилась армада Гора, когда его корабли затмили небеса, в обоих сердцах Гарро возродился некий порыв воинственного веселья. Он стоял там со своим эрзац-родичем Гарвелем Локеном и готовился к битве столь славной, что её будут воспевать ещё десять тысяч лет, однако реальность изнурительной, чудовищной осады намертво выжгла все эти чувства. Огромный, всевластный размах Дворца, этого истинного города-государства, некогда почитаемой жемчужины Терры, превратился в адский кратер, наполненный пролитой кровью и осколками жестокой войны.

Душу Гарро наполняло предчувствие чего-то неизбежного. Словно бы ощущая, как вокруг него вращаются важнейшие винтики какого-то невидимого механизма, он подумал о том, что может лишь догадываться о возможных поворотах судьбы. И теперь, когда его потерянный легион был на подступах, а его бывший примарх маршировал где-то среди них, душа Натаниэля ощутила истинную силу чего-то, о чём он так редко задумывался.

Власть страха.

— Он там, — произнёс Гарро, озвучивая свои мысли.

— Мортарион. — Галлор с полуслова понял, о чём речь, и поморщился, произнеся это имя. — Наш вероломный владыка снова вернулся, чтобы уничтожить нас.

— Точно, — Гарро хотелось озвучить куда больше своих мыслей, но он сдержал их, испытав внезапную неуверенность.

Что такого он мог бы ещё сказать Галлору, чтобы это не омрачило их разговор ещё сильнее? Что он страшится того, что произойдёт в тот момент, когда Мортарион предстанет перед ними? Что он не в силах отделаться от ощущения, будто живёт в долг, и что ещё хуже — что конец Натаниэля Гарро наступит прежде, чем у него появится шанс исполнить своё предназначение в этой жизни?

И самые предательские, самые ужасные слова, которые он только осмеливался произнести, с которыми он вообще едва ли мог смириться — ужасающая вероятность того, что Гор Луперкаль действительно сможет забрать Терру в свои руки, невзирая на всё, что сделали верноподданные, чтобы положить конец его ереси.

Холод пронзил кровь Гарро, и его рука сжалась на рукояти меча. «Я умру тысячу раз, прежде чем позволю этому случиться».

Он успокоился и вновь окинул взглядом Галлора.

— Ты не ответил на мой первый вопрос. Не сказал, почему ты здесь. У тебя есть веская причина, чтобы отвлечь меня от размышлений. Тебя кто-то послал?

— В некотором смысле, — согласился Галлор. — Тебе бы следовало кое-что увидеть.

Родич Гарро не стал утруждать себя объяснениями, что в равной степени было вызвано его скрытностью и высокой долей вероятности того, что какие-нибудь шпионы изменников наблюдают за их позицией. Вместо этого Галлор молча предложил ему спуститься вниз, на уровень земли, после чего оба воина в ускоренном темпе побежали дальше.

Продвигаться по пересечённой местности товарищам пришлось вприпрыжку; они бежали через неглубокие каньоны из обломков и сгоревших боевых машин, огибая глубокие воронки, в которых ещё шипели бурлящие чаши жара от попаданий макроснарядов. В скором времени поле битвы превратилось в остатки какой-то широкой площади. Некогда прекрасные мозаики и элегантные каменные фризы сплавились в единую массу чёрного стекла, а от сада скульптур в центре площади остались лишь основания высочайших статуй.

Легионеры подошли к небольшому наблюдательному аванпосту, представлявшему собой лишь немногим большее, чем скопление пластековых палаток, которые в настоящий момент разбивала команда сервов IX легиона. Четверо Кровавых Ангелов наблюдали за появлением собратьев по оружию издалека, коротко кивнув в знак приветствия, но не более того.

Гарро отметил элегантное единообразие лиц Кровавых Ангелов. Несмотря на свои боевые шрамы, они сохраняли внешнюю красоту, вторя своему крылатому ангельскому прародителю. И всё же их благородство казалось приглушённым, будто война выбила его из них. Гарро доводилось сражаться вместе с Кровавыми Ангелами прежде, и он знал, что если их спровоцировать, высвободится скрывающаяся под всем их достоинством ярость убийц, так что теперь Натаниэль представлял себе, как эта скованная ярость вырывается на поверхность, готовая обрести свободу.

— Здесь, — Галлор остановился у замаскированной юрты и откинул дверной полог, чтобы Гарро сумел войти. Склонив голову, воин прошёл внутрь, в тень, и Галлор последовал за ним.

Как только товарищи оказались внутри, Хелиг занялся грудой ящиков, копаясь в одном из них в явном стремлении что-то найти.

— Я попросил наших кузенов охранять это, пока я буду искать тебя, — объяснил он. — Хотел оценить твоё расположение, прежде чем покажу.

Гарро скрестил руки на груди.

— Знай, у меня нет настроения на игры и ребусы, — отрезал он. — Так, и что тут у нас?

— Гляди, — второй воин продемонстрировал ему сверкающий гололитический бриллиант. Внутри его сложной кристаллической структуры могли содержаться огромные массивы данных или изображений, которые можно было хранить и практически нереально — стереть. Галлор вставил драгоценный камень в считывающую матрицу тактического проектора в углу помещения.

Устройство ожило с тихим жужжанием, воспроизводя дымчатую сферу голографического света. Кристаллическая решётка алмаза переводила его содержимое в трёхмерные изображения, которые колебались и танцевали между двумя воинами.

Гарро созерцал с высоты птичьего полёта другие бастионы вдоль линии фронта — он узнал Корбеник, на тот момент всё ещё остававшийся невредимым, а также массивные крепости Горгонов Рубеж и Мармакс. Облачённые в латную перчатку пальцы Галлора деликатно двигались, манипулируя элементами управления проектора, чтобы ускорить просмотр хранящихся в бриллианте данных.

— Подобно тебе, — продолжил Хелиг, — за время Осады я тоже побывал в самых разных уголках, от Европейской стены до Врат Гелиоса, оказывая посильную помощь тем, кто нуждается в защитнике или в ещё одной сильной руке. Недостатка в тех, кто оказался в невыгодном положении, не было.

Гарро кивнул.

— Когда приказов не отдают, мы выполняем свои собственные.

— Действительно, — Галлор помедлил, и Натаниэль ощутил, что свои следующие слова Хелиг подбирает с особой осторожностью. — За время моих странствий до меня доходило немало сведений, некоторые из них оказались бесполезны, однако другие — весьма точны. Несколько дней назад я столкнулся с экипажем сбитого летательного аппарата — уцелевшие отступали в сторону позиций верных Трону. Они дали мне это… — он постучал по бриллианту, — …и поведали мне историю.

Галлор продолжал, особо отметив, что он никому не говорил о том, что услышал от экипажа. Он оставил их историю непосредственно для Гарро, сохранив услышанное в секрете даже от сопровождавших его Кровавых Ангелов. Поначалу Гарро не понял, отчего его родич действовал с такой осторожностью, однако как только второй Странствующий Рыцарь закончил свой рассказ, причина стала ясна.

К югу от Бастиона Колоссов стояла братская цитадель Мармакс — ещё одна гигантская твердыня, выстроенная по личному замыслу Императора и укреплённая сверх того его непоколебимым сыном Рогалом Дорном из Имперских Кулаков. Подобно ныне покинутым Колоссам, территория Мармакса также столкнулась с серьёзным натиском предателей, причём с возобновлением наступления Гвардии Смерти и Легио Мортис ситуация ухудшилась ещё больше.

Солдаты на передовой гибли толпами ежедневно, однако в истории Галлора содержалось упоминание о своеобразной аномалии при подсчёте павших. В секторе северо-западной стены бастиона Мармакс, там, где бушевали одни из наиболее жестоких боёв, защитники зоны под названием Уровень Дилекцио удерживали свои позиции, пока всё вокруг них рушилось.

— Они превозмогают в критической ситуации, — нахмурившись, сказал Галлор, — День за днём, так мне сказали, — продолжая свой рассказ, он работал над настройками проектора, стремясь отыскать участок порядка посреди хаоса, а затем отрегулировал масштаб изображения, чтобы увеличить снимки яруса, пока они не заполнили всё внутреннее пространство юрты. — Они уже должны были умереть раз двадцать и обратиться в пепел, Гарро. И всё-таки они продолжают сражаться. Эти обычные солдаты, простые люди, отбивают атаки, которые по всем признакам должны были их перемолоть.

— Ты подозреваешь, что тут не обошлось без какой-то… скверны?.. — Гарро не решился воспользоваться правильной формулировкой. Слова о «демонах» практически слетели с его губ, но он вовремя успел поправиться.

— Поначалу да, — ответил Галлор. — Однако реальность оказалась совсем иной. Я стремился узнать больше, и при этом обнаружил, что нечто движет всеми этими солдатами. Голос. Не совсем лидер, но… — Хелиг нахмурился. — Можно сказать, достойная уважения фигура. Этот человек сплачивает солдат, чтобы те сражались за пределами своих обычных способностей.

— Псайкер, стало быть.

— Непонятно, — пожал плечами Галлор. — Ты подготовлен куда лучше меня, чтобы ответить на этот вопрос самостоятельно.

На лице Гарро отразились эмоции его родича. Он начал терять терпение.

— Говори прямо! О чём ты толкуешь?

— Ты знаешь её, — пояснил второй воин, выбирая группу фигур, запечатлённых на изображении осаждённой крепости, после чего приступил к увеличению и улучшению резкости до тех пор, пока не стали видны отдельные лица.

Гарро увидел застывшие образы десятков солдат Имперской Армии, запечатлённых с ружьями и винтовками, вздымаемыми в воздух с победными криками. Бойцы выглядели измученными и утомлёнными, но их глаза светились тем же дерзким, воинственным рвением, которое Гарро чувствовал в тот день, когда пришёл Гор.

В самом центре группы находилась женщина в поношенном гражданском комбинезоне, и все солдаты вокруг неё держали руку на её плечах или спине. Не как просители, прикасающиеся к какой-то священной реликвии, но как друзья, объединённые простым моментом человеческой связи.

Он знал её.

— Киилер, — имя слетело с губ Гарро приглушённым вздохом.

— Святая, — добавил Галлор.

Гарро покачал головой.

— Она не выбирала себе этот титул. Другие возложили его на неё, заставили её нести сопряжённое с ним бремя. Истина гораздо сложнее.

Натаниэль полагал, что Эуфратия в безопасности, что она хорошо защищена и скрывается в одном из самых безопасных убежищ, что находятся во власти Императора, но увидеть её вот так, её смеющееся лицо, обращённое к небесам и открытое для нападения в любой момент… Резкий шок от осознания увиденного заставил Гарро сжать кулаки.

Эуфратия Киилер, в прошлом одна из летописцев, когда-то была направлена в Имперский Флот, чтобы задокументировать процесс Великого крестового похода посредством своего пиктера и художественного чутья, но впоследствии ей пришлось оставить привычный жизненный уклад, когда череда событий вовлекла её в болото интриг магистра войны.

Случившееся изменило её кардинальным образом, так, как не мог ожидать никто, и вскоре нити её судьбы переплелись с судьбой Натаниэля Гарро. Как верно заметил Галлор, некоторые знали её как так называемую Святую, глас зарождающейся Имперской Истины о божественности Бога-Императора Человечества. Некоторые утверждали, что она была отмечена силой Императора, и даже могла быть проводником Его величия.

Гарро знал её как нечто иное. Источник вдохновения. Светоч во тьме, указывающий путь вперёд. Женщина, которая вновь и вновь помогала воину своими советами после трагедии на Исстване.

«Без неё, — размышлял он, — я бы пропал».

Но она должна была скрываться, оставаться под защитой от опасностей, пока не погаснут последние пожары Осады Терры.

— Что она там делает? — вымолвил Гарро.

— Я бы сказал, что она занимается тем же, что и мы с тобой, — отозвался Галлор. — Оказывает помощь там, где может.

— Она в опасности, — возразил он. — Это… — Гарро указал на гололит. — Это слишком большой риск. Я должен забрать её из Мармакса, увезти, пока её безрассудство не привело её к гибели! — Он уставился на изображение, пытаясь проникнуть в мысли Киилер.

«Что могло заставить её подвергнуть себя настолько большой опасности, оказавшись у всех на виду посреди зоны боевых действий?»

— Я привёл тебя сюда и показал это, потому что знаю о твоих убеждениях. — Галлор посмотрел на своего старшего товарища. — Пускай сам их и не разделяю. Но, тем не менее, у меня есть своего рода вера — в тебя. Если отбросить в сторону наши разногласия, боевой капитан, я понимаю, что эта женщина играет важную роль в том, к чему придёт Империум после смерти Гора Луперкаля. Я буду сопровождать вас.

— Прими мою благодарность, — ответил Гарро. — Но ты не обязан.

— Знаю, — отозвался Галлор. — И всё же я сделаю это. Если хочешь, можешь считать это неуместной ностальгией с моей стороны по тем временам, когда мы были Гвардией Смерти. Когда это что-то значило.

— Очень хорошо.

Галлор убрал гололитический бриллиант, и проецируемое изображение исчезло. Он взвесил вещицу в руке, а затем добавил ещё кое-что.

— Скажу так, — продолжил он. — Приготовься к разочарованию. Она не похожа на женщину, которая с лёгкостью покорится воле другого, будь то человек, легионер… или бог.

ГЛАВА 2

Мармакс

Только истина

Шёпоты

Пламя, дым и ярость испытывали на прочность широкую пиловидную каменную кладку уровня Дилекцио, разливаясь по скалобетонным плитам и с грохотом обрушиваясь на ряды осаждённых защитников.

Разряженный аккумулятор лазпистолета обжёг короткие загорелые пальцы Маэд Костагар, когда она вытащила его, откинув ствол оружия. Затейливо ругаясь себе под нос, капитан отшвырнула горячий цилиндр вдоль зубчатой стены в корзину, практически до самых краёв набитую разряженными батареями винтовок её роты. Один из бегунов-сервиторов то и дело приходил и оттаскивал содержимое корзины на подзарядку – если, конечно, в настоящий момент уже не превратился в груду холодного мяса и железа, лежащую в луже масла.

Стараясь не думать о том, что кончаются зарядные батареи – или патроны для стабберов, или аптечки, или бойцы – Костагар всадила свежую батарею в казённую часть своей пушки, защёлкнув её одним движением запястья. Старое оружие вновь загудело, надёжное, что твой рассвет, вознаграждая её за доверие и заботу куда лучше любого из её бывших мужей. К сожалению, остававшиеся в распоряжении её солдат батареи начинали садиться, их становилось всё труднее перезаряжать, раз за разом они всё быстрее теряли свою мощность. Об этом Костагар тоже пыталась не думать.

Она выскочила из укрытия и прикончила ближайшего ублюдка-культиста, карабкавшегося в её сторону по наклонной стене. Этот отброс, а именно так прозвали их гнусную породу солдаты, был весь обмотан чумазыми зелёными лентами и пробирался вверх по крутому склону с помощью грубых наручных когтей, сваренных из кусков ржавого железа. Лицо его было раскрашено чем-то грязным, мазня на коже изображала три грубых круга, обрамлявших безумные глаза и разинутый рот.

Луч Костагар пронзил грудь отброса и взорвал его спину в вихре перегретой крови. Мертвец покатился вниз по склону, врезаясь в десятки карабкающихся ниже товарищей. Некоторых он забрал с собой, когда его оборванный труп исчез средь тумана войны, но врагов по-прежнему оставалось слишком много. Каждый последующий час казалось, что бастион осаждает целая армия.

У одних были когти или лестницы из «помнящего металла», у других – всевозможные инструменты, шахтёрские кирки или отбойные молотки; некоторые использовали тросы, свисавшие со вбитых в камень пневматической пусковой установкой скоб. Культисты карабкались по внешним ярусам бастиона Мармакс, распевая песни и требуя крови, убивая всё на своём пути. Один уровень за другим уже пали жертвами их хищничества, вынуждая силы под командованием Костагар запечатать лестничные клетки и лифтовые шахты на нижних уровнях, забаррикадировавшись в одном месте.

Мужчины и женщины вокруг капитана представляли собой лоскутное воинство из выживших бойцов доброго десятка различных рот, которых удалось собрать воедино благодаря её, Костагар, мудрости – или, быть может, глупости. Их униформа и боевое снаряжение выглядели начисто лишённым единообразия набором всего, что они унесли после разгрома своих собственных подразделений. Капитан рассредоточила их по основным подступам, с половиной доступной огневой мощи против десятикратно превосходящего их по численности врага.

Разодетые гвардейцы и простые линейные пехотинцы. Фельджандармерия и военнослужащие тыла. Все они и множество других, вооружённые лазвинтовками и стабберами, баллистическими метателями дротиков и гранатомётами, а единственное, что всех их объединяло – это воля сражаться. Желание продолжать борьбу вместе с осознанием чёртовой горькой правды о роке, что собрался у их ворот.

В глазах Костагар читалась решимость убийцы – действуя с известной осторожностью, она прицеливалась и стреляла, и ни один из её выстрелов не пропадал впустую.

Никто точно не знал, откуда взялись Отбросы со своим безумием и покрытыми грязью да татуировками в виде тройственных символов телами. Некоторые из младших офицеров шептались, будто предатели привезли их на Терру с покорённых миров, что все они были рекрутами, прошедшими химическую обработку для службы в ударных частях. Другие со страхом перешёптывались, что имеют дело с изменившимися пленниками и перебежчиками, марионетками, брошенными на те самые бастионы, которые когда-то в прошлом они могли оборонять.

Костагар сомневалась, что последнее было правдой. Мятежники пленных не брали. И больше всего она страшилась не стирания собственного разума, но того, чему предшествуют атаки Отбросов.

Сегодня уровень Дилекцио осаждала вражеская ауксилия, а это означало, что в скором времени явятся настоящие завоеватели – легионы запятнавших свои обеты Астартес под знаменем магистра войны.

Отбросы были только началом одной конкретной битвы в продолжающейся осаде Императорского дворца – эти тупые инструменты невеликого воинского таланта стали удобным средством для ослабления оборонительных линий вокруг Мармакса. Они потратят свои ничтожные жизни в стремлении подавить крепостную артиллерию, подрывая боевой дух защитников, сводя их усилия на нет и тем самым подготавливая почву для неизбежного удара молота.

- Что они творят?! – раздался пронзительный крик молодого парня в панцирных доспехах, стрелявшего по вражеской орде из стаббера с барабанной подачей. Палил он очередями, широко выпучив глаза. – Это шлюхино отродье что, плодится там, как крысы? Слишком уж их много!

- Что бы там ни было, продолжать стрельбу, - крикнула капитан, заставив юношу испуганно вздрогнуть. «Грефф. Его зовут Рольд Грефф», - напомнила она себе. Боец не видел её, притаившуюся поблизости за тем же ограждением. – Пока до них не дойдёт смысл нашего сообщения, ясно?

Грефф машинально кивнул, но она знала, что кроется в его взгляде. Парень терял самого себя, страшась, что каждый удар его сердца может оказаться последним.

Как и Рольд, все остальные тоже вели огонь по наступающим верхолазам. Костагар держалась на несвежем рекафе, палочках лхо и самом минимуме драгоценного сна. Она знала, что за спиной её притаилась тень усталости, и если она позволит ей приблизиться, та заключит её в свои объятья. Потащит её за собой. Смутит её мысли.

«И если это произойдёт…» Враг воспользуется полученным преимуществом и поглотит их всех.

Отбросы продолжали наступать, атакуя из дыма через случайные промежутки времени, предсказать которые не представлялось возможным. В конечном итоге они истощат всех на уровне Дилекцио, как это случилось с защитниками нижних участков крепости.

«Мы здесь последние. Если мы падём… бастион Мармакс будет потерян».

В лётном ангаре на другой стороне крепости располагался летательный аппарат, способный за один раз эвакуировать всех и каждого, кто ещё продолжал сражаться на этом ярусе. Однако приказ главнокомандующего силами лоялистов на Осаде, самого примарха Рогала Дорна, был предельно ясен: им следовало продолжать удерживать позицию. Держаться настолько долго, насколько они смогут.

Вскоре на зубчатых стенах воцарилась дивная тишина, словно бы грохот всех орудий разом остановился, а вражеские вопли ненадолго умолкли.

- Ни шагу назад, - произнёс голос. – Я знаю, насколько это тяжело. Знаю, что каждый вздох – это борьба. Каждый шаг подобен бегу на марафонской дистанции, но вы в силах сделать это. Вы сможете удержать эту позицию.

Голос этот не был криком, в нём не было воинственного рёва или грозной демонстрации силы. Не был он ни гимном, ни проповедью, но и не шёпотом, а чем-то сильным, постоянным и честным. Все слушали этот голос. Каждый слышал его.

- Я знаю, что вы видели, - продолжал голос. – Ужасы, свидетелями которых вы стали, жертвы, которые все вы принесли. Знаю, насколько пусты ваши животы, как вам хочется, чтобы всё вокруг остановилось на миг, чтобы вы могли отдохнуть. Мне ведома тьма, которую вы чувствуете, как и пустота в ваших сердцах. Отчаянье и страх. Но вместе с тем я знаю, насколько вы сильны. Я верю в каждого из вас. Вам под силу сделать это. Вам под силу пережить это.

По открытым вокс-каналам и громкоговорителям голос доносился до всех, невзирая на сильный ветер.

У самой Костагар этот голос вызвал тёплые воспоминания о её старшей сестре Гале, умершей давным-давно, но никогда не покидавшей её мысли. Сестра всегда умела подобрать нужные слова, когда маленькая Маэд просыпалась после ночного кошмара или была застигнута горем. Другие бойцы слышали голос иначе, но в схожем ключе. Мягкая речь оратора пробивалась сквозь страх и воодушевляла всех, кто её слушал.

- Ни шагу назад, - продолжал голос. – Сморите на тех, кто стоит рядом с вами. Вы бьётесь за них. Они сражаются за вас. Вместе мы выстоим наперекор всему, с чем бы мы ни столкнулись.

Невзирая на происходящее, круглая ряшка капитана расплылась в ухмылке. Волна новообретённой уверенности поднялась в её груди, и она осмелилась поверить, что сегодня её люди, возможно, сумеют одержать победу, что им удастся удержать уровень Дилекцио ещё ненадолго.

Находившийся рядом с ней Грефф, казалось, вырос над собой – или же он и в самом деле стал выше, чем мгновением раньше? Парень больше не пытался спрятаться. Страх ещё не отпустил его до конца, но теперь он не позволял ему управлять своими действиями.

- Ни шагу назад! – эхом повторила Костагар, и её крик пронёсся по всей зубчатой линии стен, повторяясь вновь и вновь.

«Ни шагу назад!», «Ни шагу назад!», «Ни шагу назад!»

Голоса дружного хора прорезались звуками стрельбы, когда защитники бастиона начали огрызаться. Лазерные лучи рассекали дым, раскалывая молекулы воздуха с пронзительным визгом парового котла. Крупнокалиберное стабберное вооружение, будь то переносные единицы или же тяжёлые орудия для стрельбы с плеча с магазинным питанием, обрушивали свой смертоносный боезапас на беспорядочную массу Отбросов с одинаковой яростью.

Потрёпанные огнём защитников вражеские войска отступили. Осадные лестницы и тросы оборвались, наступающие начали отход. В скором времени атака неприятеля обратилась лихорадочным коллапсом, линия строя культистов смешалась. Они со всех ног драпали в клубившийся внизу дым, освещённый отблесками пламени.

Боевые кличи защитников смолкли. Атаку снова удалось отбить, и на какое-то время Костагар и её бойцы могли позволить себе передышку.

Капитан опустилась на корточки и проверила заряд своего лазпистолета, выпуская пары охладителя вниз по длинному, богато украшенному стволу. Она пережила ещё одну битву и выжила, чтобы рассказать об этом.

Грефф и остальные встретили отбитую атаку неровными, наглыми аплодисментами, которые разнеслись по длинным дорожкам, словно солдаты были болельщиками на скрамбол-матче, заглушавшими проигравшую сторону. Капитан не стала вмешиваться. Ей было недосуг навязывать подчинённым собственные представления о приличиях.

«Я позволю им кричать, - подумала она. - Может наступить миг, когда это оружие останется единственным во всём их арсенале».

- Маэд, - произнёс голос совсем рядом с ней. – Тебя ранили.

- Меня? – едва слова слетели с губ капитана, она почувствовала, как по лбу стекает струйка чего-то густого и тёплого. Протянув руку, Костагар обнаружила неглубокий порез, впрочем, довольно сильно кровоточивший – именно туда во время боя на ближней дистанции угодил осколок. Боли она не почувствовала.

- О, поверь, выглядит оно хуже, чем есть на самом деле, - сказала она и подняла голову, чтобы посмотреть, кто разговаривал с ней.

- Тем не менее, в рану может проникнуть инфекция. Позволь мне помочь, - непримечательная на вид в обычном рабочем комбинезоне и потрёпанной тёплой куртке явно большего размера, чем следовало, Эуфратия Киилер на первый взгляд ничем не отличалась от любого другого человека, пережившего вторжение магистра войны. Она раскрыла висевший на плече полевой рюкзак, залезла внутрь в поисках лейкопластыря, после чего принялась чистить и перевязывать капитанскую рану.

Добрый, сдержанный голос Киилер успокаивал сильнее, чем обеззараживающие препараты, которые она прикладывала к порезу, и Костагар слегка улыбнулась.

- Спасибо. Спасибо большое, Эуфратия. Не знаю, как ты это делаешь… но твои слова всегда выше любой чепухи и банальности.

- Я всего лишь помогаю людям вспомнить об их собственном мужестве, - отозвалась Киилер, отмахнувшись от комплиментов. – Ничего более.

Из уст кого-то другого это могло прозвучать как ложная скромность, однако в случае Киилер каждое её слово звучало одной лишь истиной. Костагар в своей жизни встречала не так уж много людей, которых можно было бы назвать «самоотверженными», но эта женщина явно была одной из них. Эуфратия Киилер вернулась в тот момент, когда на нижних уровнях всё ещё бушевали бои, и предложила свою помощь с ранеными. Отчаянно нуждаясь в любом содействии, капитан была только рада принять её. В скором времени кругом разнеслась молва о ясноглазой женщине с потрёпанным старым пиктером в руках, которая время от времени занималась съёмкой сражений, но всегда находила время для тех, кому требовалась помощь.

Подобно давным-давно умершей сестре Костагар, Эуфратия, казалось, умела подобрать нужные слова к любому человеку, когда тот нуждался в этом. Она не прибегала к лести и не уговаривала, а просто делилась правдой тогда, когда это было нужнее всего.

Капитан встретилась взглядом со своей собеседницей.

- Знаешь, без тебя… мы бы не смогли протянуть так долго. - Она вздохнула, формулируя следующий вопрос, и озвучила его почти что шёпотом. – Кто послал тебя к нам, Эуфратия?

- Мне открылось, что во мне нуждаются. - Киилер отвела взгляд, заканчивая процедуру наложения повязки. – Во всём этом ужасе человек вроде меня способен сделать одно из двух, и только. Я могла помочь, а могла и сбежать. И я устала бегать.

Костагар поднялась на ноги, готовая продолжить свои вопросы, но тут её внимание привлёк крик, доносившийся из-за крепостной стены. Грефф подбежал к своему капитану, тяжело дыша в разреженном гималазийском воздухе.

- Стрельба, мэм, - сообщил он. – Второй квадрант, в тумане! Похоже на крупнокалиберные болтеры!

Челюсти Маэд Костагар сжались. Неужто Отбросы возвращаются снова, не желая даровать защитникам бастионы ни минуты передышки? Тот же самый вопрос она увидела в глазах Греффа, и покачала головой.

- Хочу увидеть это своими глазами.

Грефф повёл её обратно вдоль зубцов, выбирая путь через бреши в высоких стенах и секции, где сервиторы трудились над устранением повреждений. Костагар обратила внимание, что Киилер увязалась следом; когда Эуфратия проходила между бойцами, те устало кивали и слегка улыбались ей.

Капитан услышала звуки боя ещё до того, как они добрались до пункта назначения. Методичный грохот болтерного огня по стенам звучал подобно раскатам грома, но Костагар всё-таки осмелилась подойти к самому краю зубцов и выглянуть на широкий каменистый склон. Сквозь клубы дыма разглядеть хоть что-то должным образом было весьма непросто, но ей удалось распознать кратковременные дульные вспышки выпускаемых ракет, а также струи выбрасываемого пламени, освещавшие дымку изнутри.

Эти звуки были не единственными. Громкие вопли агонии, обрывавшиеся совершенно внезапно, глухой рокот крак-гранат. Она увидела, как что-то непонятное закружилось и покатилось прочь, словно подброшенное с одного из нижних уровней в воздух, после чего рухнуло на далёкую землю внизу.

- Это был человек, - заметил Грефф, с немалым риском для своей головы выглянув из укрытия. – Отброс?

- Они что, дерутся между собой? – озвучила свои мысли Костагар. Если так, то для противника это было что-то новенькое.

Орудия внизу умолкли, и находившиеся в квадранте солдаты напряглись, подняв лазвинтовки в предвкушении того, что же последует дальше.

Костагар выхватила свой пистолет прежде, чем вообще осознала это, и подняла его в безмолвной команде. «Не стрелять».

- Видите? – голос Греффа понизился до испуганного шипения. Он ткнул пальцем в сторону клубящейся дымовой завесы. – Мэм, взгляните сюда!

То, что она увидела, поначалу было всего лишь намёком на движение – смутные очертания фигур, плывущих в чёрной дымке. Эти существа могли быть людьми – а могли и кое-кем похуже. Костагар услышала хруст керамита о дробящийся камень, и сквозь свои собственные сапоги ощутила дрожь поступи гигантов.

- Ясно, - прокомментировала она.

Неповоротливые фигуры, закованные в потрёпанные, изношенные в боях силовые доспехи, поднимались по стене бастиона с выгоревшего нижнего уровня. Сердце Костагар ёкнуло при осознании открывшейся перед ней картины.

«Легионеры».

Никаких больше Отбросов, никаких безумцев и призывников. Пред нею предстали сотворённые гением Самого Императора воители, и с каждым из них не справились бы и все её солдаты вместе взятые. В кулаках размером больше человеческого черепа они сжимали стрелковое оружие и мечи. Легионеры с ног до головы были облачены в доспехи, способные выдержать попадание танковых снарядов.

Поговаривали, что их породу невозможно убить, и на протяжении многих лет своей жизни Маэд Костагар считала это пропагандистской гиперболой, выдуманной кем-то из Совета Терры. Но затем её перевели с домашней службы на равнинах Инда на одну из желанных должностей в Императорском Дворце. Именно там она впервые узрела воина Легионес Астартес во плоти и пожалела о своём былом скептицизме.

Куда бы ни ступали легионы, они приносили с собой разрушение. Теперь же два воплощения рока взбирались по камню под её ногами, медленно, неуклонно и неумолимо. Оттенок их брони было тяжело разглядеть, но капитан уже видела полчища Гвардии Смерти прежде, и знала, что незваные гости не могли быть никем другим.

Она прицелилась из лазпистолета, и солдаты последовали её примеру. Это будет их единственный шанс оказать хоть сколько-нибудь значимое сопротивление. Возможно, удачное попадание сможет спасти им жизнь. Костагар знала, что если хоть один-единственный легионер доберется до их уровня с убийственными намерениями, живым не уйдёт никто.

Но как только палец капитана лёг на спусковой крючок, тонкая рука с длинными пальцами опустилась ей на запястье, и Маэд Костагар снова услышала голос.

- Маэд, прошу тебя, не нужно, - сказала Киилер. Она стояла прямо рядом с ней, на краю зубчатой стены, вне укрытия. – Позволь мне поговорить с ними.

«Ты с ума сошла?» Слова едва не слетели с губ Костагар, когда Киилер прошла мимо неё, намеренно двигаясь в открытую.

- Эуфратия, нет! – капитан схватила штатскую за рукав и попыталась затащить её в укрытие.

Киилер стряхнула капитанскую руку и крикнула:

- Добро пожаловать, Натаниэль! Рада снова видеть тебя!

Возглавлявший прибывшую пару воин остановился и посмотрел вверх, отполированные линзы его боевого шлема остановились на двух женщинах. Костагар поняла, что направляет своё оружие прямо на голову легионера, и медленно опустила его. Воин кивнул в ответ.

- С вашего позволения, капитан, - сказал он, и его слова разнеслись по всей стене. – Можем ли мы пересечь вашу линию обороны?

- Если Эуфратия ручается за вас, - выдавила Костагар, как только к ней возвратился дар речи, - то, полагаю, вы вправе сделать это.

- Можно подумать, у нас есть выбор, - пробурчал Грефф себе под нос.

Капитан бросила на подчинённого предостерегающий взгляд, заставив его отступить назад.

- Захлопни своё щебеталище и смотри внимательно.

Греффу хватило ума сделать вид, что его только что должным образом наказали, и отступить до того, как два великана в серебристо-серых доспехах поднялись над крепостным валом и перелезли через него.

Костагар потребовалось собрать воедино всё своё самообладание, чтобы вести себя достойным образом в присутствии пары громадных воинов, и костяшки её сжатых вокруг рукоятки пистолета пальцев побелели. Она не могла заставить себя засунуть его обратно в кобуру, пока каждая клеточка её существа буквально вопила об опасности!

Киилер стояла между двумя легионерами, крошечная по сравнению с их тушами, но вместе с тем начисто лишённая страха. Действуя совершенно синхронно, воины протянули руки к своим шлемам и сняли их, открыв изрытые сеткой шрамов лица.

Костагар не могла отвести от них глаз. Тот, кто заговорил с ней – тот самый, которого Киилер назвала Натаниэлем – отличался от своего товарища боевым снаряжением, и в его внешности присутствовала странная доброта, которую она не ожидала от воителя Астартес. Второй, казавшийся моложе, держался настороже и зыркал вокруг с явным недоверием.

- Вот ты где, - сказал старший легионер, глядя на Киилер. – Признаюсь, меня в равной степени и радует, и раздражает то, что я нашёл тебя, - он перевёл взгляд в сторону Костагар. – Капитан, надеюсь, вы простите нам наше внезапное появление. Меня зовут Натаниэль Гарро, и я... – он остановился, словно поправляя себя, прежде чем продолжить. – Я служитель Терры и Империума Человечества, - Гарро указал на своего товарища. – Со мной Хелиг Галлор, мой собрат по оружию.

- Вы из Гвардии Смерти.

«Или уже нет?» Теперь, когда она ясно видела обоих воинов, цвета их брони существенно отличались от расцветки доспехов XIV легиона. Тем не менее, все вокруг затаили дыхание, как только капитан произнесла эти слова.

- В прежние времена. Но не после предательства, - хмыкнул Галлор.

Капитан решила не цепляться к этому заявлению.

- Меня зовут Маэд Костагар, гарнизон Мармакса, и я командую уровнем Дилекцио. Что привело вас в наш уголок преисподней?

- Они здесь из-за меня, - ответила Киилер вместо Гарро.

- В точку, - подтвердил старший легионер, и его взор остановился на ней. – Нам надо поговорить, Эуфратия.

Под желтушным взором стоявшего на смотровом балконе примарха проносились развалины – повторяющийся пейзаж с обезглавленными башнями, разрушенными стенами и осколками прекрасных скульптур. Кругом царили разруха и упадок, повсюду лежали кучи щебня размером с город, которые не имели ничего общего с тем, что когда-то было целым.

Боевая барка «Зелёное сердце» с командным пунктом Мортариона низко плыла над обломками, словно галеон, пересекающий каменное море, гудя двигателями над марширующими рядами Гвардии Смерти и их ауксилариев. Слабый и отдающий чем-то порченым свет Солнца появлялся и исчезал в багровом небе с механической регулярностью, когда корпуса шагающих титанов скрывали его и вызывали кратковременные затмения. Ступая по краям шествующего воинства, исполинские машины раскачивались из стороны в сторону в такт своей громоподобной поступи.

Тонкие костлявые пальцы Повелителя Смерти потянулись к одной из нескольких сфер свисавшей с его пояса кадильницы. Сорвав её, будто плод с древесной ветки, Мортарион принялся катать её в своей бледной ладони туда-сюда, пока заключённые внутри химические вещества не начали бурлить. Из отверстий на поверхности сферы вырвались нити ядовитого дыма, и примарх поднёс их к вентиляционным отверстиям своей дыхательной маски, сделав глубокий вдох.

Землистый смрад особого яда заполнил его горло, и Жнец почувствовал, как зелье пытается бороться с его плотью, стремится уничтожить её. И всё-таки распад не распространялся дальше; частицы отравы сворачивались и поглощались кровью, которая сама по себе была куда более ядовитой, нежели самый смертоносный яд. Его беспокойная, изменившаяся плоть всё ещё была новой для примарха, и даже теперь Мортарион всё ещё продолжал изучать дары, которые принесло ему преображение. Открывшиеся благодаря принятию Метки Дедули возможности менялись и росли с каждым днём, и он более не страшился их, но решил принять.

Мортарион втянул в себя каждый атом газовой смеси до последнего, смакуя то жжение, что они вызывали. Яд был собран с высочайших утёсов Барбаруса, куда из страха перед мучительной кончиной не смог бы рискнуть попасть ни один простой человек.

Барбарус – приёмную родину примарха под испорченными небесами – разорвал в клочья гнев Льва и его Тёмных Ангелов. Она останется мёртвой скалой на веки вечные, и от её истинного наследия сохранится немногое. Теперь же – ещё меньше, ибо содержимое сферы рассеялось без следа. Мортарион раздавил сферу и швырнул её через проржавевшую балюстраду балкона в сторону обломков окраинных владений Императорского Дворца.

«Пусть умрёт. - Шёпот идеи прозвучал в его сознании, возможно, явившись из глубины его собственных мыслей, а может, из других, куда более эфемерных царств. - Пускай Барбарус умрёт, а вместе с ним и Терра. Пускай умрут все миры – умрут, чтобы возродиться заново».

Эта мысль казалась в высшей степени уместной. Высокий, костлявый, облачённый в мантию с капюшоном и несущий громадную косу на спине, Мортарион вызывал ассоциации с воплощением вестника смерти из мифологии тысяч человеческих культур. Он посмотрел на свои руки, изучая повторяющиеся тройственные шрамы на бледной коже.

«Жизнь. Разложение. И возрождение. Три истинных состояния бытия».

Он ничего не чувствовал от перспективы разрушить нечто столь прекрасное, как дом своего Отца. Ведь что такое красота, как не яркая и сияющая ложь? Он никогда по-настоящему не понимал глубины концепции красоты, никогда не утопал в совершенстве, как его брат Фулгрим. Красота, навязанная и сотворённая руками людей, была в его глазах чем-то постыдным. Фальшивкой.

То, чего искал Мортарион, было лишь истиной.

Влажный вздох возвестил об открытии ведущей в его покои перегородки, и примарх отвернулся от балкона аккурат в тот момент, когда два воина Савана Смерти двинулись, чтобы перехватить неожиданного посетителя. Безмолвные преторианцы Мортариона, сотворённые по его образу и подобию, были вооружены косами-«жнецами», перехваченными наизготовку.

Призывник из шабаша, чьё лицо представляло собой маску из смрадной крови, а изумрудного оттенка куртка была порвана в клочья, ворвался в комнату, словно ему отвесили пинок, и рухнул на пол. Саван Смерти приблизился к хныкающему человечишке, и в этот момент в покои примарха шагнула другая фигура.

«Тиф». Некогда Жнец считал этого воина своим старейшим, ближайшим другом, своим верным братом… но эти времена давно миновали. Теперь отношения Мортариона со своим первым капитаном, так называемым «Странником», можно было охарактеризовать только как «сложные».

Сопровождаемый дымкой крошечных мух, жужжавших над рогатыми наростами за его спиной, Тиф отвесил поклон, что лишь частично можно было бы счесть уважительным.

- Милорд, - прорычал он. – Новости с передовых рубежей. - Тиф указал на съёжившегося илота. – Атаки на крепость Мармакса зашли в тупик. Их попросту отбили.

Мышцы примарха напряглись. Отступление и сопутствующие ему понятия были далеки от идеалов, исповедуемых его Гвардией Смерти.

- Мои приказы были предельно ясны – наступать, и только наступать. До истощения или победы.

- Точно, - снова кивнул Тиф. – И всё же… - Он указал на призывника из шабаша, который распростёрся ниц на палубе, моля сохранить ему жизнь. – Вот этот сбежал с передовой. Он '''выжил. - Последнее слово Странник произнёс так, словно это было гнуснейшее оскорбление.

- Кто удерживает этот бастион? – Мортарион отмахнулся от своих преторианцев и направился прямо к первому капитану. – Предсказатели магистра войны уверяли, что в гарнизоне Мармакса присутствуют лишь смертные солдаты.

Тиф пнул призывника.

- Отвечай на вопрос своего хозяина!

- Бойцы! – дрожащий человек не смел оторвать глаз от палубы, слишком напуганный, чтобы встретиться взглядом с грузными фигурами рядом с ним. – Нельзя победить их, никогда не победить, слишком сильны, слишком своенравны, они не сломаются, не сломаются…

- Быть того не может, - отрезал Мортарион. – Не с таким числом сил, которое я послал.

- И всё же… - повторил Тиф, скривившись.

- Объясни толком! – потребовал Мортарион, но призывник мог только бормотать бессвязную чепуху, ибо его нервы были на пределе.

- Ничего не выйдет, - проворчал Тиф. – Ужас сковал его разум. Теперь он мало что сможет рассказать нам о том, что же там произошло.

- Разведданные можно получить и другими способами, - проворчал Мортарион. Примарх протянул руку и схватил мужчину за горло, оторвав его от пола, и возложил пальцы второй руки на выбритую макушку призывника. Прежде, чем его жертва вообще успела запротестовать, Жнец сжал череп с такой силой, что проломил его. Примарх ломал кости аккуратно, но уверено, чтобы не раздавить тонкое серое вещество внутри.

Приговорённый был ещё жив, когда Мортарион вскрыл ему голову серповидным ножом палача, обнажив мясистое тело его мозга. С хирургической ловкостью примарх засунул пальцы внутрь и нашёл гиппокамп человека глубоко среди скрученной массы извилин. Едва тело рухнуло, Повелитель Смерти одним махом проглотил вырванный кусок мозгового вещества.

Спустя несколько мгновений узел омофагии в груди Мортариона растворил кушанье, и тайные биопроцессы в искусственно созданном органе приступили к разделению химических цепей памяти, пока примарх не почувствовал их своими ноздрями, словно содержимое опустошённой кадильницы.

Он закрыл глаза и сосредоточился, прислушиваясь к чужим воспоминаниям.

«Пусть умрёт, - прозвучал шёпот, - пусть умрёт». К удивлению Мортариона, эти слова явились вовсе не из его мыслей, но из мыслей мертвеца. Какая бы сила не говорила с примархом в эти минуты безмолвия, она говорила и с призывником. Возможно, со всеми, кого вообще коснулась Метка Дедушки, рассудил примарх.

Он сосредоточился на том, что ему было нужно, отделив это от пустяков, составлявших большую часть жизни мертвеца.

Затем, окунувшись в смутное воспоминание о нападении на Мармакс, примарх очутился в крошечном пространстве ограниченного тела маленького человека, ощущая отголоски восторга и безумной ярости, призраков презренного ужаса и жажды крови. Рёв пушек, крики атакующих, грохот камней. Мортарион оказался посреди бушующей стихии, словно бы пробираясь сквозь неистовый ливень, но он уже поступал так прежде, а потому знал, на что следует обращать внимание.

Сила поглощённой памяти уже начала ослабевать, так что примарх надавил сильнее. «Пусть умрёт», - промолвил шёпот.

На краю воспоминания вспыхнул свет – не физическое озарение, но образное, субъективное. Глазами мертвеца Мортарион узрел момент, заставивший культиста бежать со всех ног.

Линия рядовых солдат стреляла в его сторону, лицо каждого из них светилось упрямым непокорством, а в одном строю с ними находилась безоружная, практически незаметная, коленопреклонённая женщина. Она говорила.

Но вот о чём? Угасающая память мертвеца не сумела удержать воспоминания об этом, однако уловила нечто жизненно важное – что-то, что покойник мог чувствовать инстинктом, но не выразить словами, словно животное, бессознательно улавливающее запах страха.

Однако Мортарион знал. В прочтённых им запрещённых книгах, в запретных трудах, что он усердно поглощал, в партнёрстве, которое он установил с Дедом, его понимание возросло достаточно, чтобы охватить всю полноту этого знания.

«Знания о колдовстве». Вокруг женщины собиралась эфирная аура света, словно она была призмой, через которую более могущественный пси-одарённый разум передавал ей часть своей силы. Этот невидимый свет коснулся и окружавших её людей, придал им силы и даровал мужество.

Она заинтриговала его. Потенциал, бурливший в её крови, был истинным сокровищем – редким и бесценным. Примарх мог только гадать, какие плоды он сможет принести, ежели вручить его в дар Дедушке.

«Пусть умрёт», - не унимался шёпот.

Воспоминания померкли и рассеялись, и последним из чувств, которые вызвал в душе Мортариона убитый им человек, стало ощущение горящей крови, потоками стекавшей по его рукам.

Жнец моргнул, чтобы вернуться в сознание, и обнаружил, что Тиф выжидающе наблюдает за ним.

- Просветились, милорд? Ваше любопытство удовлетворено?

- Я видел достаточно, - ответил примарх, отвернувшись. – Продолжим наступать в том же темпе, как и планировалось.

Странник остался на месте, не обращая внимания на прозвучавшую в тоне Жнеца отрешённость.

- Стоит ли? Легион марширует со скоростью самого медленного своего элемента, и на кой? Мы можем быть в Мармаксе несколько часов спустя, но вместо этого продолжаем методично пробираться через руины, пока наши враги перегруппировываются на горизонте.

Тиф рвался в бой, даже не скрывая, насколько его бесит размеренное продвижение примарха. Он сам и его великая рота давным-давно покинули бы строй и начали собственную атаку, если бы Мортарион не наложил на неё прямой запрет.

- В урочный час мы обагрим наши клинки, - с этими словами Мортарион коснулся лезвия своей боевой косы. – Терпение, Калас. Терпение.

Использование его старого имени заставило Тифа осклабиться.

- Наше наступление было бы столь же медлительным, если б я сказал, что наши провидцы заметили агентов Сигиллита в соседних секторах? Странствующие рыцари, милорд. Воины в сером.

- С этого тебе и следовало начинать, - раздражённо перебил его Мортарион. – Откуда взялась эта информация?

- От гнилодрона, - ответил Тиф. – Перед тем, как издохнуть, он запечатлел образ старого дружища. Предателя с «Эйзенштейна».

«Гарро. - Шёпот подсказал ему имя, и в груди примарха заиграло чувство холодного веселья. - Если Гарро здесь, значит, он явился за женщиной, облачённой в свет. Другой причины тут и быть не может».

Мортарион усмехнулся, сухо и горько. Вот уже несколько дней он ощущал, как тройственная длань Деда ведёт его, направляя к мерцавшей на вершине бастиона робкой ауре, к свету чего-то столь чистого посреди всепожирающего ужаса, что оно сияло, подобно маяку. А теперь пришло известие о присутствии предателя, подтверждавшее то, что примарх знал как единственную истину. Мортарион решил, что такова судьба, что Дедушка самолично форсирует события, дабы воплотить их в жизнь.

На сей раз появилась возможность взять все призы разом. Сокрушить Мармакс, захватить памятный трофей в виде этой женщины, дабы кровь её могла обратиться в воду для садов Нургла – а также избавить Галактику от клятвопреступника Гарро, обрекая его на малую смерть в подчинении или же на грандиозную – в смерти истинной посредством полного уничтожения.