Молоты Зигмара: Первокованные / Hammers of Sigmar: First Forged (роман)
 | Перевод коллектива "Warhammer Age of Sigmar — Чертог Просвещения" Этот перевод был выполнен коллективом переводчиков "Warhammer Age of Sigmar — Чертог Просвещения". Их группа VK находится здесь. |
 | Перевод в процессе: 2/29 Перевод произведения не окончен. В данный момент переведены 2 части из 29. |
 | |
| Автор | Ричард Страчан / Richard Strachan |
| Переводчик | Mike, Warhammer Age of Sigmar — Чертог Просвещения |
| Издательство | Black Library |
| Год издания | 2022 |
| Подписаться на обновления | Telegram-канал |
| Обсудить | Telegram-чат |
| Экспортировать | EPUB, FB2, MOBI |
| Поддержать проект
| |
Пролог
Жрец знал, что есть культуры – таинственные и богохульные, далёкие от света Зигмара, – которые верят в существование подземной обители; места, где душам выносят приговор и где уличённые в прижизненных преступлениях сгорают в пламени вечных мучений. В жгучей агонии их грешки возвращаются к ним в десятикратном размере. Столь безжалостна эта кара, что они и помыслить не могут о сладкой смерти, которая избавила бы их от огненных языков. Нет, когда пламя испепеляет их, они возрождаются вновь, чтобы и дальше мучиться в пожарище своих грехов – этим днём и в дни грядущие, пока сами боги не покинут Владения Смертных и не удалятся в чертоги внешней тьмы.
Совершая обход, Лорстен раздумывал о том, что в пользу существования такой веры говорило очень многое. Он поправил свои одеяния и теперь осторожно пробирался между натянутыми палаточными верёвками, телегами, вьючными пони и грудами упакованных вещей. Он чувствовал резкие запахи еды, варящейся в котелках, и свежезаваренного цветочного чая из Хиша, табака и кислого пива. Отовсюду доносились тихие разговоры паломников, песни – весёлые и поминальные, и молитвы, обращённые к Зигмару и его золотому царству. В сумерках, высоко над лагерем дрожал и грохотал парящий металит похода.
«Да, – думал он, – люди жестоки и несовершенны. Так вспыльчивы, так прямолинейны. И так легко отворачиваются от красоты и истины. Зигмар направляет нас, но даже самая достойная душа может оступиться и пасть на своём жизненном пути. Карательное пламя могло бы стать полезной острасткой для мужчин и женщин, ступающих по дороге праведности».
Были и те, кто утверждал, что все верования рано или поздно обретают своё воплощение в подземных мирах Шаиша. Это он тоже знал. Быть может, где-то в этом призрачном владении, глубоко под серыми могильными песками таилась пещера проклятых, где все эти заблудшие души были давно осуждены. Где они горят, где дым клубами поднимается в воздух, а крики мучений уносятся на крыльях пустынного ветра…
Лорстен покачал головой, присел и приложил ладонь к земле, погрузив пальцы в красную грязь. Он чувствовал, как земля пульсирует вокруг них, ощущал тепло, поднимающееся из самых недр. Небеса трескались и сворачивались над ним по мере того, как день угасал. Облака выглядели так, словно чернила пролили в прозрачную воду.
«Нет, – промелькнула мысль в его голове. Он удовлетворённо встал и вытер руку о мантию. – Зачем нужны огни проклятых, если пламя Акши очищает нас…»
Равнины, посреди которых они разбили свой лагерь, были окутаны паром. На севере простёрлись суровые ущелья и пропасти, по которым текли кипящие реки расплавленного камня. На западе тянулась прерывистая полоса грозных кратеров и вулканических пиков, плюющихся огнём и исторгающих крошечные чёрные снежинки сажи. Впереди, на юге, витала лишь мрачная пелена тумана и дыма. Земли эти были пустым местом на пергаментной карте, которую Лорстен оставил у себя в палатке. На юг они и держали свой путь, и при мысли об этом лицо Лорстена озарила улыбка. Он стиснул зубы, вспомнив о поджидающих опасностях. Да направит их Зигмар, подумал он, да укрепит он их сердца и клинки, и горе тому, кто встанет у них на пути.
Вот уже несколько недель рассветоносный поход прокладывал себе дорогу сквозь охристые степи, миля за милей отдаляясь от Плоскогорья Пламенного Шрама. С тех пор, как Хаммерхол остался позади, они шли вдоль бесплодных пустошей и унылых равнин. Следуя за жаровнями, разожжёнными священным пламенем в сердце Великого собора Зигмара, десятки тысяч людей отправились в долгий путь. Их знамёна трепетали на знойном ветру, и на каждом полотне красовались имена тех, кто посвятил себя проповедованию священного слова Зигмара в диких землях. Под трубный глас и звонкое пение, с радостью в сердце, рассветоносцы вышли из громадных бронзовых врат города. На стены по обе стороны от них высыпали толпы людей, которые провожали их и ликовали до хрипоты.
Сотни рассветоносцев пали на всём их пути, тысячи продолжали идти вперёд. Болезни и недомогания взяли своё. Изнеможение одолело тех, кому не хватило сил следовать за остальными. В сердца некоторых закралось отчаяние, и словно побитые псы они поплелись обратно в Хаммерхол. Но пламень чистоты и цели всё ещё полыхал в сердцах большинства. Поход продолжался, и оглядывая сейчас толпы людей, вставших лагерем на отдых, Лорстен приходил в восторг от такой преданности и стойкости. Одни разбили палатки, другие устроились в своих телегах. Все готовились к ночи и все они будут спать сном праведников, а Зигмар ниспошлёт им сны из Вышнего Азира, чтобы порадовать их души.
Минуя ряды палаток и повозок, жрец повторял молитвы и благословения, призывая своих товарищей возноситься к высокому и гордиться тем, чего они достигли.
– Мы несём свет во тьму! – кричал он. – Отдыхайте, братья и сёстры, и готовьтесь к завтрашней борьбе! Ибо день без испытаний есть день, проведённый впустую, а Зигмар более всех остальных жалует тех, кто трудности встречает улыбкой.
– Благодарим тебя, лектор! – восклицали некоторые, поднимая взгляды от костров или поношенных одежд, которые штопали в это самое время. – Да хранит тебя Зигмар!
– И вас, друзья мои, – отвечал он, рисуя знамение кометы у себя на груди.
Сопровождали поход подразделения вольной гильдии Хельденхейн, по всей границе лагеря стояли их заставы. С наступлением ночи солдаты закутались в пепельно-серые накидки, и их сумрачные мундиры теперь выглядели мазками теней во мраке. Лишь струи пламени, взметающиеся над вулканическими пустошами, порождали мерцающий свет, который окутывал их мистической кровавой пеленой. Облака пара кружились и клубились над равнинами впереди, такие же густые, как морская мгла, растекающаяся по побережью Анвилгарда.
На небольшом возвышении маячили силуэты трёх солдат, поглядывающих в сторону тех равнин. Они расхаживали взад и вперёд в своих чёрных металлических нагрудниках, с копьями на плечах и высоко поднятыми щитами. Ещё двое сидели у дымящегося костра, где кипятили воду для чая, а их сержант водил точильным камнем по лезвию своего меча. Приблизившись к ним, Лорстен поднял руку в благословении.
– Как ваши дела? – спросил он. – Я дарую вам свою благодарность за храбрость. И за безопасность, которую вы нам обеспечите этой ночью и ночами грядущими.
Сержант – строгий парень с тонкими чертами лица и подстриженными усами – поднялся с места и исполнил знамение кометы. У солдат Хельденхейна были благочестивые души, и лучше во время похода их могли защитить разве что Грозорождённые.
– Ночь сегодня тихая, лектор, – сказал сержант. – Хотя, признаться, есть у меня сомнения по поводу этого тумана. – Он оглянул пустошь, убирая клинок в ножны. – Немало врагов я повидал на своём веку, для которых он стал бы отличным прикрытием.
– Зигмар защитит нас, – ответил Лорстен, – как и ваши мечи. Страх не тревожит меня.
– Так и будет. Даю тебе слово.
Солдаты встали на колени перед жрецом, склонив головы. Тот поднял свои руки. Слова священного писания готовы были слететь с его губ, как вдруг он услышал звук. Глухой лязг и шелест одежд из-за клубящегося пара.
– Слышали это? – Жрец уставился в темноту. Он напряг слух, но теперь слышал лишь гул голосов из лагеря – паломники устраивались на ночлег.
Сержант настороженно поднялся и обнажил свой меч.
– Просто показалось, – тихо сказал он. – Или…
Со скоростью стрелы из тумана вылетело копьё. Лезвие просвистело прямо под челюстью сержанта, фут колючего железа вспорол ему горло. Его руки свело судорогой, и меч рухнул на землю. Кровь хлынула следом. Лорстен отшатнулся, наступил на подол собственной мантии и свалился с ног. Совершенно внезапно всё вокруг него потонуло в безумии и ужасе.
Над лагерем разнеслись вопли. Загремели выхватываемые из ножен клинки. Послышались влажные звуки раздираемой плоти. Лорстен увидел тёмные силуэты, мелькающие в тумане. А через мгновение они были уже повсюду, пробираясь сквозь стройные ряды телег и палаток. Хруст ног по сухой земле, лязг стали. Безумный смех пронзительным визгом разнёсся по воздуху, подвывающим вихрем прокатился через весь лагерь. Мужчины и женщины рванули наружу из своих укрытий, вооружённые лишь ножами, котелками да сковородками, и мигом расстались со своими жизнями. Лорстен бросился бежать на четвереньках в сторону от солдатской заставы, все его одежды были залиты кровью сержанта. Мечи и топоры, копья и цепы – он мельком увидел изуродованное лицо и чёрный язык, слизывающий кровь с клинка. Он подавил крик внутри себя и побежал.
– Зигмар, защити меня! – простонал он, сжав талисман в виде молота у себя на груди и то ли вбежав, то ли рухнув в тень повозки. – О, молот и трон, пощадите своего покорного слугу!
Лагерь рассветоносцев был так же велик и люден, как трущобные районы вокруг стен Хаммерхола. Сотня жрецов отправилась с верующими в этот поход, но Лорстен считал, что это была именно его паства – что все, кто жил, молился и умирал на марше, были под его ответственностью. Он был хранителем их душ, но сейчас, укрывшись в тени под повозкой, он знал, что променял бы каждую из них на шанс выжить в этой резне.
Гортанные боевые кличи. Влажный хруст ломающихся костей.
Земля содрогнулась, и ночь разорвало на части. Тела усеяли лагерь. Кровь пролилась. Мужчины и женщины молили о спасении, но на жалкие крики о помощи ответом была лишь холодная сталь. Дрожащей рукой Лорстен сжал свой кулон, с такой силой, что кожа на ладони лопнула.
– Пощади меня, владыка! – стенал он. – Укрой меня дланью своею!
И тогда впервые раздался этот голос, и тень упала на его просящее лицо.
– Молись своему богу, человечишка, – прошипел голос, – но ответа не жди.
На мгновение Лорстену подумалось, что он уже мёртв. Быть может, правы были те, кто твердил, что существует подземный мир пылающей кары – и сейчас он находится именно там, окутанный языками пламени и терзаемый этим созданием. Существом, которое показалось из тумана и было столь же прекрасным, как огонь, расцветающий во тьме. Разве может человек обладать такой холодной ухмылкой и такими чёрными, такими мёртвыми глазами? Разве может человек так упиваться его страхом?
Лорстен зажмурил глаза и зарыдал. Он почувствовал руку у себя на плече, ощутил дыхание на щеке, словно дуновение горячего пустынного ветра.
– Расскажешь ли ты Зигмару о том, что видел здесь? – прошептала она. – Взмолишься ли о его прощении? Не бойся, маленький жрец. Скоро ты встретишься с ним… Смотри.
Он почувствовал, как рука схватила его за подбородок, как пальцы, словно железные, приподняли его голову. Дрожа от ужаса, он открыл глаза. На мгновение ему показалось, что чёрные небеса дрожат и сжимаются, что облака расходятся в стороны, словно дымчатая паутина. В вышине он увидел огненный шар, будто второе солнце, бледнеющее в вечернем свете. Прямо у него на глазах пламя становилось глубже, сильнее и яростнее.
– Видишь это? – спросила женщина, её исступлённый голос влился в его ухо. Она прижалась к нему, её тело дрожало от восторга. – Скоро весь Хаммерхол это увидит, обещаю тебе. Всё Великое Пекло, весь Акши. Да, – прошипела она, – скоро сам Зигмар увидит. И тогда все узнают, что он наконец вернулся.
ЧАСТЬ I. ПЕРВЫМИ ВЫКОВАННЫЕ
«Их цитадель известна как Перспикарий, могучая крепость в самом сердце Хаммерхола. Многие битвы прошли они во имя Зигмара, и бдительность их была неусыпной. Но увы, в такие времена враг тоже никогда не дремлет. Поговаривают, что на каждого убитого противника приходилась дюжина новых, и пускай свет Зигмара давно пролился на земли Великого Пекла, куда большее их число оставалось в тени. Владения Зигмара берегли не только щиты его воинов, но ещё и соперничество и смятение, царившие в стане его врагов. Когда же из пустоши приходили тёмные слухи о пактах и союзах меж ними, честные люди сжимались от страха во дворцах и лачугах Хаммерхола-Акша. Как может кто-то – пускай даже Грозорождённые – хотя бы надеяться выстоять против таких орд, стенали они, выстоять против такой ненависти?»
«Хроники Великого Пекла и деяний, на земле его свершённых», за авторством Гильоме Анвилгардского
Глава 1. Остриё Копья
Тьма. Холодная и безмолвная.
Он был один.
Его не покидало ощущение просторного, заполненного воздухом пространства – чертога из камня и мрамора, но он не видел даже руку перед собственным лицом. Он чувствовал холодные, сухие камни под ногами, слабую пульсацию воздуха – кожей. Он сделал глубокий вдох, потом выдохнул и услышал тихое эхо вдалеке. Потом снова поймал воздушный поток и осторожно двинулся вдоль него, вытянув руки перед собой.
Тьма, холодная и безмолвная.
«Но ведь я – Ферант Рассекающий Волны, – подумал он. – Мне не страшно. Я в одиночку бился с орруками-налётчиками на Пузырящемся берегу. Их серые корабли затмили весь горизонт, от края до края, мрачные, словно зимний шторм. Но море было красным от крови, когда я пал. Я защищал свою деревню. А затем моя душа обернулась слитком золота на Наковальне, а сердце моё – нутром бури. Я – Грозорождённый Вечный, принесённый молниями. Я принадлежу Молотам Зигмара. Первыми выкованные…
И я один».
На нём была лишь неплотно прилегающая набедренная повязка. Ни доспехов, ни оружия, ни щита. Тренировки в Гладитории остались позади, долгие месяцы и годы подготовки, бок о бок со своими товарищами: фальшивые смерти и бесконечные боевые упражнения, повторяющиеся снова и снова, пока не будут отточены до совершенства. Пока война не станет главным образом в его снах. Но ничто из этого не помогло бы ему сейчас. Всё оно в прошлом. Впереди была только тьма. И там, за гранью, если сердце пройдёт испытание чистоты, будет ждать свет.
Ферант шагнул вперёд, вновь почувствовав камни под ногами. Левой рукой он пытался нашарить препятствие, правую сжал в кулаке рядом с головой. Тьма клубилась вокруг, ледяная, словно вода в пучине морской. Он неосознанно встал в боевую стойку освободителей в первом ряду, готовых принять на себя сокрушительный удар: щит поднят, молот на плече, правая нога стоит чуть позади. Он почти ощущал тяжесть зигмаритового навершия, крепко сжав рукоять тяжёлого боевого молота.
– Я – Ферант Рассекающий Волны, – прошептал он. – Я – Грозорождённый Вечный. Я принадлежу Молотам Зигмара. Будучи смертным мужем, я бился с орруками-налётчиками на Пузырящемся берегу.
По правде говоря, он едва ли мог вспомнить свой последний бой в теле смертного. Его убили? Или в милости своей Зигмар унёс его за мгновение до смерти? Эта картинка застряла в его голове, словно сон или сказка, однажды ему рассказанная – такая яркая, что формировала образ за образом в его сознании, реальные, как настоящие воспоминания. Вес копья в его руке; море, ледяными кольцами сжимающее его бёдра; волны, вдоль которых тянутся пенные шлейфы. Корабли, ревущие на воде; грубое рычание орруков на палубах; изорванные черные паруса, хлопающие на ветру. Он помнил, как их вёсла бились о волны, когда корабли подходили к берегу, как сверкали обнажённые клинки. Уже тогда он прекрасно понимал, что пощады не будет. Неизвестное доселе спокойствие снизошло на него, когда он встретил свою смерть, с копьём наперевес, пока враги захлёбывались кровью у самых его ног. Он продержался достаточно долго, чтобы жители деревни успели сбежать. Более он ничего не мог им предложить. А потом его окутал свет, неисчерпаемый свет Зигмара, зовущий его домой…
Ферант почувствовал, как по лбу поползла капелька пота. Он смахнул её тыльной стороной запястья и снова потянулся к узкому воздушному потоку, словно кровавая гончая, взявшая след. Тёмный, безмолвный зал, простёршийся вокруг, эхом раздавался в такт его шагам и бьющемуся сердцу.
Его пальцы коснулись камня. Теперь воздух мягко струился справа от него. Ферант двинулся вдоль стены и шёл до тех пор, пока не наткнулся на узкий лестничный пролёт. Он вновь подумал о море, о том месте, где вырос. О широком виде, открывающемся на синевато-серую воду, о морщинистых волнах и об облаках, громоздящихся на самом краю небосвода. Он помнил дождевые тучи, подступающие к берегу, словно марширующая армия, но то была скорее пелена, опустившаяся меж тем моментом и нынешним. Всё это осталось в прошлом. Он больше не был человеком, а Молоты Зигмара назад не оглядывались.
Он водрузил ногу на первую каменную ступеньку, нащупал узкую раму отворённой двери и сделал несколько шагов. Ширина лестницы едва ли превышала расстояние от одного его плеча до другого.
В доспехах сюда не войти, понял он, лишь без одежды, таким же уязвимым, как в день своего рождения.
Ступени уходили вниз, пролёт за пролетом, спиралью опускаясь в самые недра земли. Одолев две сотни, он перестал считать. Он знал, что чем глубже, тем теплее должно быть вокруг, но воздух только холодел, по мере того как он спускался. Влага тоненькими струйками скользила по каменным стенам, и он воображал, как выдыхает облачка пара – ах, если бы он только мог видеть в этой темноте.
Там, в глубине, царила полная тишина, но напрягши все свои чувства Ферант ощутил нечто во мраке. Присутствие, напомнившее ему резкий, непокорный воздух перед самой грозой. Волоски на его предплечьях поднялись, холодок пробежал по затылку. Он был не один.
Он замер на месте, вскинув сжатые кулаки. Он стал быстрее дышать, но эхо молчало. Внезапно он почувствовал себя зажатым, заключённым. Он потянулся вверх и нащупал углубление в каменном потолке, гладкое от влаги. Впереди зал, решил он, узкое пространство, заполненное какой-то электрической энергией. Он ощутил едва заметное потрескивание молний. Сотни застывших духов ждали, что же он будет делать дальше.
– Ферант, – позвал голос из темноты, показавшийся ему сухим и скорбным. Но одновременно с этим твёрдым и холодным, как могильная плита. – Ферант, – повторил он, – по прозванию Рассекающий Волны. Ты явился сюда во всеоружии и доспехах?
Ферант опустил руки, выпрямился и немного выпятил челюсть. Чернота сгущалась вокруг него, словно живое существо.
– Нет, – ответил он.
– Ищешь ли ты место среди нас, дабы стать такими же, как мы?
– Ищу.
– С этого дня готов ли ты посвятить себя делу Зигмара, без устали служить ему, пока не иссякнут последние силы, а смерть принять лишь как ещё одну возможность исполнить свой долг?
– Я готов, – сказал Ферант, и голос его прозвенел в воздухе.
– Знай же, что с этого самого дня ты будешь жить, не имея собственности, не зная семьи, лишённый радостей и невзгод простого смертного. Знай, что добьёшься невозможного, что сражаться будешь на пределе своих сил и сухожилий собственной души. Знай, что, если в одиночку выступишь против орды врага, то всё равно примешь бой и победишь. Знай, что делаешь это не ради трофеев и славы, но лишь потому, что от тебя этого ждут.
– Мне это ведомо.
Искра сверкнула в тени, и на другом конце залы засиял слабый свет. Перед взором его мелькнула белая кость. Мягко блеснуло золото. Огонёк замер у дальней стены, его свет был так слаб, а тени вокруг – так густы, что Ферант не мог определить, как далеко источник. Он мог быть как в дюжине футов, так и в сотне миль от него.
– Тогда ты должен стать Остриём Копья, Ферант Рассекающий Волны, – вымолвил голос. – Здесь, в этой палате, глубоко под Перспикарием, ты должен избрать своей целью свет, открывшийся тебе, и разить без сомнения, что бы ни встало на пути.
Огонёк мигнул. Когда глаза немного привыкли, Ферант разглядел алтарь вдалеке, от которого сочился свет. А затем он увидел и всё остальное.
На пути к алтарю выстроились десятки Грозорождённых Вечных в полном боевом облачении – Молоты Зигмара в своих золотых доспехах, по тридцать с каждой стороны. Меж ними оставался узкий проход. Все головы были обращены к нему, каждая невыразительная маска каждого золотого шлема. Ферант встретил их взгляды.
Он не боялся. Он был Остриём Копья.
Первый удар пришёлся ему в висок. Он завалился в сторону, почувствовав, как колено резко упёрлось ему в живот. Из тени выплыл чей-то кулак и треснул его прямо в челюсть, повалив на землю. Ферант поднялся на колени, неосознанно вскинув руку, чтобы заблокировать следующий выпад. Он ударил локтем по твёрдой зигмаритовой пластине, отбросил руку, пытавшуюся обхватить его горло. Он сплюнул кровь и бросился вперёд, снова споткнулся, принял жёсткий удар по рёбрам, увернулся от очередного кулака, целившего ему в лицо. А крошечный уголёк всё также искрился и сиял перед ним – хрупкое пятнышко света посреди неумолимой темноты.
Его ноги дрожали, то и дело сталкиваясь с бронированными наголенниками, но он заставлял себя идти, сжав руки вокруг головы. Он вертелся, уклонялся и продолжал напирать, прокладывая себе путь через жестокую схватку. Кровь стекала у него по лицу, но он не останавливался. Он будет бороться, он добьётся невозможного, пускай даже все обстоятельства будут против него.
– Первыми выкованные… – пробормотал он сквозь потрескавшиеся губы.
Меньше ударов не стало. Его голова гудела от них. Дыхание сбилось, как после надломленных воплей. Он не мог даже представить, как далеко ему удалось забежать. Казалось, свет не приблизился ни на шаг. Он вытянул свою руку, но с таким же успехом он мог попытаться дотянуться до солнца.
– Так вот кого ты привёл к нам, лорд-реликтор? – воскликнул голос. – С моих дней запросы явно поумерили.
– Да, – вторил ему другой с издевательским смехом. – Этот нашей палаты недостоин. Молот и трон, он едва ли достоин стать Грозорождённым.
– Отправь-ка его обратно, лорд-реликтор! Ещё несколько схваток в Гладитории и тогда, быть может, поглядим.
Ферант стиснул зубы. Склонив голову, он двинулся вперёд, не обращая внимания на боль. Его кровоточащие ноги скользили по камням. Он проталкивал себя, прорывался через толпу, отбивая удары, которые мог, и принимая те, которые не успевал. Во тьме, освещённой лишь слабым огоньком на дальнем алтаре, золотые доспехи, окружившие его со всех сторон, казались тусклыми, словно медь. Он бил руками и ногами, кровь и пот стали маской на его лице. Он рвался из цепких рук в латных рукавицах, отдирал пальцы от собственного горла, отбивался от ног, которые пытались захватить его. Он принимал каждый удар, каждый толчок, и когда появлялась возможность тряс головой, чтобы прийти в себя. Они не могли остановить его.
«Ты должен устремиться ко свету перед собой. Ты должен разить, не зная сомнений, что бы ни встало у тебя на пути…»
Она возникла прямо перед ним. Бледная, как зимний цветок, искра света, свернувшаяся вокруг фитиля и дрожащая на кончике свечи. Все, что ему нужно было сделать – это дотянуться до нее. Коснуться её.
Рука обвилась вокруг его шеи, крутанув назад.
– Ты сможешь, друг мой, – прошептал голос ему на ухо. – Я верю в тебя.
Ферант ударил локтем назад, разорвав захват. Он извивался, как рыба на леске, вертелся и бился, пока не освободился окончательно. Свет был там, прямо перед ним…
С рёвом он бросился вперёд. Он вытянул свои руки, и пальцы охватили дрожащее пламя.
Он отдал достаточно. Он спас свою деревню. Остался лишь свет – вечный свет Зигмара, зовущий его домой.
Он почувствовал, как огонь обжигает его пальцы. Ферант сомкнул кулак, и палата погрузилась во тьму.
***
Факелы вспыхнули на стенах, и зал окатило светом. Он почувствовал, как сильные руки помогают ему подняться на ноги. Раздался смех. Оглушительный грохот аплодисментов и радостные возгласы вторили ему. Шлемы, все до единого, были сняты, и ему открылись гордые, улыбающиеся лица. Один большой паладин с лицом, покрытым шрамами, но сияющим от смеха, отложил шлем в сторону, приблизился к нему и, сжав в объятиях, поцеловал в макушку.
– Ферант! – кричали некоторые. – Ферант Рассекающий Волны, Остриё Копья!
Он облокотился на алтарь, голова кружилась. Кто-то протянул ему тряпку, чтобы он мог вытереть кровь с лица, кто-то – кубок вина, и он с жадностью осушил его. Одним своим взглядом он не мог охватить всё то море лиц, собравшихся перед ним, но каждое из них радовалось его достижению.
Он сделал это. Он почувствовал, как боль понемногу оставляет ладонь, которой он сжал свечу. Он прошёл ритуал. И теперь он был Молотом Зигмара. Он принадлежал к самим Молоторуким.
«Владыка Зигмар, – взмолился он, – ты одарил меня этой честью. И я буду верен тебе всегда. Клянусь».
Перед ним предстал Грозорождённый. Шлем, украшенный плюмажем, был зажат у него под мышкой. Его тёмные волосы были коротко подстрижены и зачёсаны вперёд, а лицо казалось высеченным из камня. Его зелёные глаза были слегка запавшими, словно заботы о долге не давали ему спать по ночам. Грозорождённый был облачён в простой пластинчатый доспех конклава искупителей, левый наплечник украшало изображение льва.
– Первый освободитель, – заикнулся Ферант. Его челюсть всё ещё болела от того удара, а когда он заговорил, порез вновь раскрылся на губе. Он втянул проступившую кровь и попытался выпрямиться. Потом заметил протянутую руку в латной рукавице. Ферант схватил её, запястье к запястью, как принято среди воинов.
– Молодец, – сказал первый освободитель. – Я – Барро Каллиник, и для меня будет честью принять тебя в свою свиту.
– Это честь и для меня, первый освободитель, – сказал Ферант. Он отпрянул от алтаря, и, хотя и попытался скрыть это, боль всё равно исказила его лицо.
– Однажды все мы были на твоём месте, – усмехнулся Барро. – От самого первого из нас до простого освободителя, все мы были Остриём Копья, прежде чем вступить в ряды палаты. – Он потёр подбородок, словно вспоминая давнюю боль, и улыбнулся. – Поверь мне, друг мой. Ритуал – это то, кто мы есть, то, кем мы стали. Каждая армия, каждое буревоинство, которое только есть в распоряжении Зигмара – мы должны быть несокрушимой опорой для всего и вся.
Один за другим воины подходили, чтобы пожать ему руку или похлопать по спине. Вокруг алтаря столпились освободители, паладины, даже Грозорождённые в громобойных доспехах. В его руке оказался ещё один кубок вина.
– Ты никогда не узнаешь, как же тебе повезло, – сказал один из воинов, освободитель, достаточно крупный, чтобы принадлежать к конклаву паладинов. Он обхватил Феранта за плечи и ткнул пальцем ему в грудь. – Молоторукие – элита, никогда не забывай об этом. Первые из первых, лучшие из лучших. Каждый день благодари Зигмара, что не оказался среди Златогривов, – на этих словах он карикатурно вздрогнул и покачал головой, – или в рядах Громовых Стрел, о, Владыка…
– Поумерь свой пыл, Каст, – сказал Барро, уводя Феранта в сторону. – Не надо пугать парня.
– Эти трусы уж точно не заслуживают такого чистого сердца, как у нашего Феранта! – крикнул Каст, хлопнув Феранта по руке.
– Кем ты назвался? – спросила его воительница, стоявшая поблизости. Она была высокой, её кожа в свете факелов казалась бронзовой, голова была обрита налысо. Она тоже принадлежала к конклаву искупителей: на синей пластине её наплечника красовалась белая молния. – «Рассекающий Волны», так сказал лорд-реликтор?
– Насколько мне известно, враги дали мне это имя, – сказал Ферант. – Я выступил против целой волны, пока она не захлестнула меня целиком.
– Значит имя заслуженное, – сказала освободитель. – Я – Дейтерия, прозванная Светом Зари. И мы будем сражаться бок о бок, в свите Барро.
Она сжала его руку и пристально посмотрела в глаза. На миг Феранту показалось, что она хотела рассказать о себе, о том, что привело её к апофеозу и становлению Грозорождённой. Но в конце концов она лишь отвернулась. Быть может, это было слишком личным для неё, подумалось ему. Или слишком далёким – воспоминанием, которое больно рисовать в памяти. Каждый воспринимал его по-разному. Некоторые хвастались им, словно почётной регалией, когда Ферант тренировался в Гладитории. Другие держали в таких закромах, словно это было тайное пятно позора, и не говорили о нём несмотря ни на что.
Вскоре голоса, разносившиеся в этой тесной и узкой зале, утихли. Ферант заметил, что окружившая его толпа стала расступаться, их золотые доспехи сверкали в свете факелов, пока они благоговейно пятились назад. Он увидел лорда-реликтора, который уже говорил с ним до этого. Он медленно шёл к нему, бледный шлем с маской-черепом покрывал его голову, а за спиной, словно могильный саван, шелестела мантия из напоминающих раскрученные свитки лент. Ферант стоял, высоко подняв голову. Он был почти без одежды, избитый и окровавленный, но не сломленный.
– Добро пожаловать, Ферант Рассекающий Волны, – сказал лорд-реликтор, встав перед ним. – Ты прошёл Остриё Копья и был посвящён в Молоторукие, в воинскую палату Молотов Зигмара. Ты стал клинком, который Зигмар вонзит в сердце своего недруга. И хоть перед тобой предстанут легионы врагов, ты не дрогнешь. Ты присоединишься к свите первого освободителя Каллиника, и в каждом из нас нет и доли сомнения, что ты будешь служить с честью и рвением, как и подобает Грозорождённому Вечному.
– Благодарю вас, милорд, – сказал Ферант. Краем глаза он заметил, что Барро кивнул в знак согласия.
– Осталось кое-что ещё, – сказал лорд-реликтор своим хрипловатым голосом. Он взглянул на Барро и Каста. – Держите его.
Два воина взяли Феранта под руки, мягко, но крепко. Он не сопротивлялся. Вниз по коридору спустился обвинитель, неся горящее клеймо, кончик которого пылал белым пламенем.
– Пускай шрам от него со временем потускнеет, – сказал лорд-реликтор, приняв клеймо от обвинителя, – след от него останется навсегда.
Он вдавил клеймо в плоть над самым сердцем Феранта. Послышался треск горящей кожи, по залу разнёсся запах хрустящего, палёного мяса. Ферант скривился, но не закричал.
– Ныне на тебе стоит метка Молотов Зигмара. Пускай это клеймо навечно останется памятью о том, кто ты есть. Первыми выкованные…
Ферант взглянул на череп. Он чувствовал, как стучит сердце у него в груди, как кровь, словно молния, бьётся в его жилах. Он сглотнул.
– Да не узнаем поражения, – закончил он.
Когда лорд-реликтор отвёл клеймо в сторону, Ферант опустил глаза. На его груди, размером больше монеты, красовалась метка кометы – символ надежды, справедливости и святой мести в каждом Владении Смертных.
Символ самого Зигмара.
***
Когда ритуал подошел к концу, он облачился в доспехи, морщась от синяков. Они уже начали понемногу исчезать, и к утру он полностью восстановит свои силы. Впереди его ждал приветственный пир, затем дни тренировок с новыми товарищами и, наконец, битва. Эту мысль встретил холодный трепет у него в животе. Он отправится в поход бок о бок с Молоторукими, чтобы принести смерть врагам Зигмара. Он займёт своё место в строю и будет убивать вестников погибели и разрушения для народов Зигмара. Он действительно станет остриём копья.
За алтарём была дверь, достаточно широкая, чтобы воины могли выйти, не снимая доспехов. Ферант оглянулся на узкий дверной проём в другом конце залы, через который он впервые попал сюда, запутавшийся во тьме, холодный и одинокий. Его выковали на Наковальне, обучили в Гладитории, вооружили чистейшим зигмаритом, но до тех самых пор, пока он не рухнул на голый пол глубоко под Перспикарием, он знал, что не был настоящим Грозорождённым. Пока он не прошёл сквозь толпу и не сжал пламя своим кулаком.
– Как странно, – сказал он, уходя.
– Почему бы это? – спросил его Барро.
Ферант оглянул пустую залу. Низкий потолок, грубый плитчатый пол, факелы, всё ещё горящие в настенных креплениях.
– Лорд Ванд, – сказал он. – Я думал… я думал, что встречу его здесь. Что он посвятит меня в Молоторукие.
В глазах Барро промелькнула печаль. Он обхватил Феранта за плечо и повёл его к двери.
– Однажды, друг мой, – сказал Барро, – уверен, однажды ты его увидишь.
