Перерождение / Rebirth (роман)

Перевод в процессе: 5/42 Перевод произведения не окончен. В данный момент переведены 5 частей из 42.

WARPFROG Гильдия Переводчиков Warhammer Перерождение / Rebirth (роман)
Автор	Ник Кайм / Nick Kyme
Переводчик	Shalliar
Издательство	Black Library
Серия книг	Саламандры / Salamanders
Предыдущая книга	Пепел душ / The Ash of Souls (рассказ)
Год издания	2014
Подписаться на обновления	Telegram-канал
Обсудить	Telegram-чат
Скачать	EPUB, FB2, MOBI
Поддержать проект

Пять лет прошло с того дня, как война пришла на Ноктюрн. Третья рота, все еще чувствующая боль своих потерь, мало-помалу восстанавливает свою силу. И хотя небольшая группа ее бойцов отправилась на поиски беглого Огнерожденного, в полномасштабной войне участие предстоит принять Саламандрам Шестой роты. Лишь воины брата-капитана Дракгаарда стоят на пути печально известного Черного Легиона, явившегося на Гелетину, дабы захватить ее во имя Хаоса. Однако, не только завоевание является целью этой «Прометейской войны», и лишь когда конфликт разгорается в полную силу, становится известна истинная мотивация врага.

Действующие лица

ШЕСТАЯ РОТА САЛАМАНДР

Дракгаард, Ур'зан — капитан

Гер'ус — чемпион, «Серпентия»

Сепелий, Кратус — апотекарий, «Серпентия»

Онагар — пирокласт, «Серпентия»

Зеток — страж погребального костра, «Серпентия»

Тул'век — знаменосец, «Серпентия»

Каладин — боевой брат, «Серпентия»

Тсег'ун — боевой брат, «Серпентия»

Вервий — боевой брат, «Серпентия»

Элизий — капеллан

Занто, Акадин — ветеран-сержант, командир танкового взвода

Кор'ад — почтенный дредноут, «Воитель»

Кадоран — ветеран-сержант

Кессот — сержант

Ва'ган — сержант

В'рет — сержант

ЧЕТВЕРТАЯ РОТА САЛАМАНДР

Япт — сержант, «Виверны»

Ва'лин — боевой брат, «Виверны»

Дерсий — боевой брат, «Виверны»

Нэб — боевой брат, «Виверны»

Ки'дак — боевой брат, «Виверны»

Зерус — боевой брат, «Виверны»

Илл — боевой брат, «Виверны»

Во'ша — боевой брат, «Виверны»

Сор'ад — боевой брат, «Виверны»

Бар'дак, Горан — сержант, «Таргоны»

Амаду — боевой брат, «Таргоны»

Уш'бан — боевой брат, «Таргоны»

Рамад — боевой брат, «Таргоны»

Нерад — боевой брат, «Таргоны»

ТРЕТЬЯ РОТА САЛАМАНДР

Агатон, Адракс — капитан

Экзор — технодесантник

Зарко — библиарий

Зартат — боевой брат, бывший Черный Дракон

ЭККЛЕЗИАРХИЯ

Ангерер, Мэлисия — канонисса-настоятельница, Орден Эбеновой Чаши

Лэвения — селестианка, старшая сестра, Орден Эбеновой Чаши

Стефина — серафим, старшая сестра «Архангелов», Орден Эбеновой Чаши

Авенси — серафим, старшая сестра «Исповедниц», Орден Эбеновой Чаши

Кассия — серафим, старшая сестра «Освятителей», Орден Эбеновой Чаши

Гелия — серафим, старшая сестра «Оправдательниц», Орден Эбеновой Чаши

Ревина — Адепта Сороритас не из воинствующего Ордена

«ПРОКЛЯТЫЕ» АСТАРТЕС

Ургареш — чемпион

Тораст — апотекарий

Гаан — бывший вексиллярий

Скарх — «Гнев» ордена Черных Драконов

Хаакем — «Гнев» ордена Черных Драконов

АРХИВРАГ

Фауст, Геклион — воевода, Черный Легион

Граластикс — Демон-принц Ока

Воршкар — чемпион, «Избранный», Черный Легион

ДЕТИ СТРАДАНИЙ

Каргол — терминатор

Кайд — терминатор

Люфурион — чемпион, воевода «Багровых»

Клерик — Астартес-предатель, «Багровые»

Жреец — колдун, «Багровые»

Джуадек — Астартес-предатель, «Багровые»

СМЕРТНЫЕ

Редгейдж — полковник, 81-й Кадианский полк

Иссак — медикус

Макато, Кенсай — армсмен-лейтенант «Кузнечного Молота»

Джедда — главный старшина «Кузнечного Молота»

ДРУГИЕ

Кайнбад — охотник за археотехом

Ведомый-Шрамами — наемник, бывший гладиатор

Пролог

Старая ложь...

Это все началось с Сеяна. С его тела и трупов его почетного караула, устлавших собой пол тронного зала Верхнего Города. Все они погибли внезапно, от незримых рук. Возмездие за предательство, ставшее их погибелью, будет куда более заметным. И принесено оно будет в руках братьев Гастура, как месть за любимого сына.

Было создано острие копья, были принесены клятвы. Легион спустился на Шестьдесят Три-Девятнадцать с одним лишь желанием в своем сердце. И то было не стремление принести миру Согласие, но жажда крови, способ уравновесить весы, на одной чаше которых лежало предательство.

Все началось с Сеяна — и кончилось прямо у врат в город.

Фауст пробирался по окраине главного поля боя с ротой генно-улучшенных воинов за своей спиной. Велиты Двадцать Первой несли на себе относительно легкое обмундирование, в сравнении с большинством своих братьев, Лунных Волков. Будучи разведчиками, они вооружались болтерами и длинноствольными снайперскими винтовками класса «Гадюка», оснащенными прицельными приспособлениями и переделанными для использования масс-реактивных снарядов. Они двигались быстро, тихо и без лишней показухи.

Тридцать бойцов с центурионом во главе подобрались к внешней лестнице, ведущей внутрь одной из суб-башен Верхнего Города. Окруженное развалинами, наполовину вбитое в землю в ходе беглой бомбардировки, строение все еще цеплялось за жизнь — и хотя большая часть башни была разрушена, широкий участок стены все же уцелел.

Клэд заметил подонка в прицел. Укрывшись плащом и надвинув капюшон на глаза, тот все же выдал себя отблеском серебра на пурпуре. Какая небрежность... Беспечность одного человека только что обеспечила гибель целого взвода.

— Сколько их, Клэд? — спросил Фауст, на миг остановившись. До этого он взбирался по лестнице, перескакивая по три ступеньки за раз своей характерной пружинистой походкой. Центурион обожал войну. Он жил ради нее. Лишь одну вещь на всем свете он ценил больше войны — благополучие воинов под своим началом.

Широкоплечий Лунный Волк в грязно-белом облегченном доспехе, едва налезшем на его бочкообразную грудь, опустил прицел.

— Термальное сканирование выявило восемьдесят шесть. Плюс-минус, конечно.

— Так «плюс» или «минус», брат? — произнес еще один воин, стоявший позади него. Его покрытую седоватой щетиной физиономию редко покидала улыбка. — А, да расслабься, Клэд. — не дожидаясь реакции товарища, сказал боец и шлепнул того по плечу своей мясистой ладонью.

Агенобарб был на полголовы выше Клэда и еще шире его. Макушку ему защищал кожаный подшлемник, из под которого выбивались пряди длинных волос, но несмотря на мнимую небрежность, указательный палец воина все же покоился на спусковом крючке боевого дробовика, свисавшего с его плеча.

— Почему тебя вообще это волнует, Клод? Восемьдесят шесть, сто восемьдесят шесть... Они все равно уже считай что мертвецы.

Агенобарб полуобернулся, чтобы огрызнуться на Нартия.

— Это не мое имя, щенок.

Лунный Волк позади него улыбнулся во весь рот.

— Но оно же так тебе идет.

Лицо Нартия было худым, и тем не менее привлекательным, особенно в сравнении с грубыми физиономиями большинства его братьев, а аккуратный ирокез из коротких темных волос разделял его загорелую макушку ровно пополам. Агенобарб считал Нартия щеголем, и не раз высказывал это вслух, на что Нартий замечал, что Агенобарб — это просто тупая груда мяса, которая, впрочем, может быть полезна, если пнуть ее в нужном направлении.

Оба воина спасали друг другу жизни столько раз, что уже и не чувствовали нужды продолжать подсчет — но их достижения были лишь каплей в море по сравнению с тем, как часто Фауст спасал жизни всех своих людей.

Отделениям разведки всегда приходилось куда трудней, чем линейной пехоте. Разумеется, они не так часто оказывались в самой гуще сражения, но и используемые ими оружие и броня оставляли желать лучшего. К тому же, слишком уж часто они оставались без поддержки. Все это вынуждало разведчиков полагаться в первую очередь на свою решительность и смекалку — которые, по мнению Фауста, были щитом куда более надежным, чем любой силовой доспех или даже броня «Катафракт».

— У вас двоих позже будет достаточно времени на спарринг... — произнес командир, пресекая перепалку. — Со мной, если операция пройдет не так гладко, как предполагалось.

Когда пара бойцов вновь пришла в движение, Нартий похлопал Агенобарба по спине.

— Не волнуйся, Клод, я не дам им сегодня тебя прикончить.

Агенобарб еще несколько секунд строил недовольную мину, но затем она уступила место полной белоснежных зубов диковатой улыбке и вызванным частым смехом морщинам, пересекающимся с бесчисленными шрамами.

— Надеюсь, они не попортят тебе твое моложавое личико, пока ты будешь занят спасением моей жизни, а, щенок?

Фауст добрался до вершины лестницы — широкой, но покрытой выбоинами площадке из камня, одна сторона которой граничила с гранитной стеной, а другая оканчивалась частично разрушенным железным поручнем. На такой высоте ветер был достаточно сильным, чтобы играючи заставить плащ командира плясать в жутком припадке, но в то же время отсюда открывался отличный вид на поле боя.

На левом фланге Фауст заметил Первую роту Абаддона, подгоняемую своим капитаном. Разведчик не видел самого центуриона, но знамя его вексиллярия отлично выделялось среди руин. Судя по всему, Эзекиль жаждал чести первым оказаться в Верхнем Городе, но Десятая уже приближалась к воротам — ее авангард даже успел вступить в бой с защитниками прохода в город, сильными и хорошо оснащенными людьми, которые, впрочем, все равно не могли сравниться с легионерами. По периферии поля боя бродили боевые титаны, отступившие с пути боевых рот Лунных Волков, когда нужда в людях, а не машинах, взяла свое. Где-то далеко все еще не угас ложный рассвет, разгоревшийся, когда подбитый космический корабль рухнул в пограничных районах, и отблески этого света продолжали румянить доспехи трехкилометровой массы Легионес Астартес, успешно пробивающихся к воротам Верхнего Города. Ложным был их Император или нет — так или иначе, потентат Шестьдесят Три-Девятнадцать скоро получит урок касательно эфемерности власти.

Крытая лестница привела Двадцать Первую прямиком к воротам. Отличная позиция для ведения продольного огня.

— Велиты! — проревел Фауст во всю глотку, стараясь перекричать грохот боя. Сильный ветер обрамил его лицо прядями седых волос, развевающихся на ветру, а в глазах воина сверкали сапфировые отблески бьющих в отдалении молний. Подобные Фаусту с легкостью увлекали людей за собой, и сам Фауст осознавал, что этим качеством нужно пользоваться вовсю, а потому воздел над головой свой обнаженный гладий. Когда настанет время штурма, он вновь уберет его в ножны, ну а пока что острый клинок прекрасно выполнял свою задачу — он воодушевлял подчиненных Фауста и подчеркивал его образ.

— Сейчас мы пустим им кровь!

По указанию Фауста, вперед вышел брат Эзек, после чего принялся устанавливать пару мелта-бомб на дверь, ведущую в галерею. Запертая на засов и как следует укрепленная кованым железом, она не выдержала и нескольких секунд под жестоким натиском микроволн — а затем пришел черед дымовых бомб, отправившихся в дверной проем вперед Велитов. Обеспечив прикрытие, первым внутрь вошел Фауст, окруженный дымом и глушащей сенсоры электростатикой. Его вниманию тут же предстало несколько противников, которые, благодаря надетому им прибору ночного видения, представали перед ним в образе зеленых призраков. Винтовка разведчика приглушенно кашлянула, и ближайший к нему боец рухнул на землю с разорванной глоткой. Он не успел даже повернуться. Еще два выстрела — и еще две устраненные цели, практически идентичные первой.

Галерея была длинной, но к тому же и узкой. Ее восточную стену испещряло множество амбразур, выходящих на поле боя, а в каждом алькове находилось по образчику местного оружия, включая множество энергетических карабинов, кинетических орудий и высокомощных снайперских винтовок.

Фауст вел огонь быстро и не останавливаясь, чтобы как можно быстрее освободить пространство для остальных Велитов, которые вскоре выстроились позади командира. Легионеры закрыли своими телами выход из галереи, и в этом тесном пространстве противнику попросту некуда было деваться от их винтовок, нашептывающих обещания скорой смерти. Люди падали один за другим, несуразно складываясь внутрь себя, как будто их кости внезапно обратились в бумагу и более не могли поддерживать человеческого веса — и вскоре трупов стало так много, что их просто было невозможно игнорировать.

Один из противников резко повернулся, открыв взору Волков пурпурную броню, прежде скрытую плащом. Он раззявил рот при виде белых призраков, внезапно возникших из моря тумана, окружавшего его — однако у него не хватило времени на дальнейшие проявления беспокойства. Прежде намеревавшийся поднять тревогу, солдат обнаружил, что может лишь беззвучно захлебываться собственной кровью, причиной чему стал боевой клинок, вонзившийся ему в горло. Секундой позже ноги бойца подкосились — однако Фауст успел подобраться к его остывающему телу еще до того, как то упало на пол. Одним плавным движением командир разведчиков опустился на одно колено и вернул себе боевой нож.

Первые восемь отделений, целых двадцать четыре человека, были мертвы еще до того, как враг успел понять, что атакован, и предпринять какие-то меры. Когда же противник очухался, Фауст со своими людьми, обнажившими боевые клинки уже оказался в самом сердце вражеского построения. В узком пространстве коридора рефрены в виде булькания захлебывающихся собственной кровью смертных смешались с ревом боевых дробовиков и болтеров, когда к сражению присоединились отделения поддержки.

В самом конце галереи выжившие наспех организовали импровизированные укрепления. Они наскоро свалили в кучу все, что могли, для создания хлипкой баррикады, вытащили из амбразур несколько орудий и открыли огонь по Лунным Волкам.

— В укрытие! — проревел Фауст по вокс-связи, даром что его голос и так разносился по всей галерее и без помощи средств связи.

Велиты, как один, моментально отреагировали на приказ и убрались с линии огня, которую тут же наводнил град энергетических разрядов и пуль, принявшихся с ожесточением вгрызаться в пол и стены галереи. Во все стороны полетело стекло и обломки искусной мозаики. Некогда прекрасный зал за несколько мгновений превратился в памятник уродству.

Фауст перекатился в сторону, преследуемый вихрем огня, что откалывал со стен куски камня и заставлял трупы защитников дергаться в извращенной пародии на жизнь. Лунный Волк со всей возможной прытью покинул центральную часть галереи и скрылся в одном из альковов. Все они не слишком сильно вдавались в стены, но все же предоставляли какую-то степень защиты.

Агенобарбу повезло меньше — попав под выстрел какой-то разновидности фазового оружия, он был поражен в ногу. Почерневшая на глазах плоть заставила его исторгнуть из себя злобный рев, но Нартий вовремя утащил товарища с линии огня.

— Я же говорил, что не дам им тебя убить, Клод. — произнес тот, перезаряжая свое оружие.

Агенобарб в ответ лишь хмыкнул, вжимая свое мускулистое тело в стену.

— Это всего лишь царапина, щенок. Им придется постараться посильнее, чтобы меня убить.

— Вскоре нам представится шанс проверить себя на прочность. — донеслось от мрачно улыбающегося Фауста. Он и двое других Лунных Волков едва уместились за гранитной колонной, потихоньку пережевываемой подавляющим огнем.

— Хочите, чтобы мы взяли эту баррикаду, сэр? — спросил Нартий, вынужденный кричать из-за грохота вражеского оружия.

— Я знаю, что ты бы так и сделал, отдай я приказ. Но нет, брат, какими бы крепкими мы, включая Агенобарба, ни были, лобовая атака будет чистым самоубийством. Мои Велиты умрут воистину героической смертью, коей тут и не пахнет. Не в этом бою. Не сегодня. — с этими словами командир отвернулся от воинов и вперил свой взор в противоположную сторону галереи, где укрылись Клэд с Эзеком. Постучав по бусинке в ухе, Фауст активировал свой вокс.

— Нам нужно отвлечь их внимание. Ракон, ты не мог бы устроить нам отвлекающий маневр?

Ракон Клэд просто кивнул, не озаботив себя устным подтверждением. Хлопнув Эзека, который до этого с переменным успехом выступал в роли наводчика для своего отряда, по плечу, он что-то спросил. Подрывник резко кивнул другу, и принялся копаться в своем патронташе.

Удовлетворенный реакцией бойцов, Фауст повернулся к Нартию и Агенобарбу, в первую очередь обратив внимание на здоровяка.

— Ходить можешь?

— Я побегу, если попросите, сэр.

— Мне нужен только пинок. Правда, довольно сильный. — с этими словами Фауст указал на пустующую амбразуру. Поврежденная шальным снарядом, стена вокруг нее была испещрена трещинами и готова была расколоться при достаточном усилии.

Агенобарб пустил в ход всю свою впечатляющую силу — и секундой спустя вниз полетели каменные обломки. В шумихе боя никто не обратил на это внимания, но теперь у легионеров в распоряжении было отверстие, в которое мог пролезть полностью бронированный легионер.

Фауст закинул свою винтовку за спину, и извлек из ножен пару боевых ножей с зазубренными лезвиями, слабо поблескивающими в полумраке галереи. Нартий внимательно проследил за действиями командира, а затем последовал его примеру.

— Мне нужно три добровольца. — произнес Фауст, обращаясь к бойцам в двух соседних альковах.

— Нет, брат, не ты. — отрезал он, когда Агенобарб открыл рот. — Пинок — это одно дело, но занятия альпинизмом... — не договорив, командир разведчиков утешительно хлопнул товарища по плечу.

Восемь Лунных Волков выступили вперед, и Фауст выбрал троих из них — Керна, Фэка и Генадора, — после чего пробрался мимо Агенобарба и вылез во внушительных размеров отверстие, проделанное силачом.

— Пятьдесят метров. — сказал он остальным добровольцам, подобравшимся как можно ближе к своему центуриону. — Придется двигаться быстро, времени у нас не так много. Что там с зарядами?

Керн — старый ветеран, уложивший свои седеющие волосы в длинный хвост, протянул командиру две крак-гранаты. Фауст, поблагодарив его, вновь обратился к бойцам.

— Ну тогда мы выступаем по моему сигналу. Приготовьте свои клинки.

Повернувшись к противоположной стене, сквозь непрекращающийся град огня он увидел Клэда, терпеливо ждущего сигнала. Фауст подал его — и следующим же движением выскочил наружу, прямиком в сторону поля, где разгоралось основное сражение.

Одновременно с этим Клэд ударил Эзека по спине, после чего тот швырнул в сторону врага вязанку из фраг-гранат и дымовых шашек, скрепленных воедино проволокой. Тесное пространство галереи тут же заполнили дым и огонь, а защитников оглушил отражающийся от стен грохот взрывов.

Фауст, оказавшийся снаружи, уже давно пришел в движение.

Узкий выступ, на котором едва могли уместиться бронированные ботинки легионера, протянулся по всей длине галереи — и разведчик не преминул им воспользоваться. Соскочив на выступ, он тут же вонзил один из ножей в каменную кладку. Клинок с мономолекулярной заточкой глубоко вошел в камень, ничуть не утратив от этого своей остроты. Не прошло и секунды, как Фауст, держась за свой нож, развернулся на носке ботинка, и пустил в ход второй нож. Он повторял этот маневр снова и снова, двигаясь подобно крабу, пока не оказался напротив амбразуры, которая должна была выходить на участок галереи за позицией противника.

Облаченные в пурпур смертные так увлеклись Лунными Волками перед собой, что упустили пятерых диверсантов у себя за спиной.

Фауст замер на секунду, обернувшись в сторону четверых своих подчиненных, бесстрашно последовавших за своим командиром и терпеливо ждущих новой команды. Убрав один из ножей в ножны, Фауст закрепил на камне амбразуры свои крак-гранаты, после чего перебрался на другую ее сторону, перед тем, как активировать взрывчатку.

— Три, два... — прошептал он, взглянув на своих товарищей в последний раз, после чего прогремел взрыв.

Буря из огня, клубящегося дыма и каменных осколков шокировала не ожидавших такого дерзкого маневра смертных. Тех, кто находился к стене ближе всего, убила вспышка белого света — они даже не успели понять, что умерли. Других посекло бритвенно-острыми осколками. Еще несколько бойцов горело заживо, тогда как остальных разорвала на части смертельная ударная волна — и все же, ничто из этого ни шло ни в какое сравнение с тем, что последовало за внезапным взрывом.

Фауст и его бойцы обрушились на противника и принялись с воем перерезать глотки немногочисленным выжившим, полностью соответствуя своему животному прозвищу.

Увидев, что враг дезориентирован и подавлен, Клэд приказал остальным легионерам броситься в лобовую атаку на неспособные более вести эффективный огонь расчеты. Несколько Лунных Волков при этом было ранено, но остальные выстояли перед бурей и внесли свой вклад в безжалостное истребление противника. В живых не остался никто — но и резня была милосердно короткой. Не прошло и полминуты, как все воины в пурпурной броне погибли.

Тем, кто присвоил себе последнее убийство, оказался сам Фауст. Его жертвой оказался снайпер, примостившийся в алькове сразу за тем, где командир проделал брешь для себя и своих бойцов. Оружие стрелка уже покоилось на треноге и было нацелено куда-то вниз. Повинуясь внезапному приступу любопытства, Волк нагнулся, чтобы посмотреть в прицел винтовки. Сквозь него, он увидел разрушенные городские ворота — и капитана Десятой, взявшего их. Фауст не знал собрата по имени, но не придал этому большого значения, тем более что тот через пару мгновений все равно исчез из его поля зрения. Впрочем, губы разведчика все же скривились в усмешке — его позабавила мрачная ирония того, что неизвестный офицер так никогда и не поймет, как близок оказался к бесславной смерти.

— Не благодари. — едва слышно прошептал Фауст, перед тем, как отвернуться от амбразуры.

Глава первая

Десять тысяч лет спустя...

Гелетина, окрестности Кантикуса

Инверсионные следы от трех десантных челноков расчертили темное небо над Кантикусом.

Город пылал. Дым и пепел от обуявшего город пламени погрузил тот в преждевременную ночь. Война изменила это место. Некогда царственные статуи теперь, фигурально выражаясь, корчились в муках, крыши величественных храмов обвалились, делая их похожими на вскрытые трупы, а золоченые улицы почернели от пролитой крови. Сейчас город, во всех отношениях, производил зловещее впечатление. По его улицам разгуливала смерть — смерть, и кошмары, что принесли ее с собой... Легион в черном — отвратительная родословная, что и по сей день надеялась урвать хоть какую-то часть некогда присущей ей власти и влияния.

«Громовые ястребы» неслись через весь этот хаос, вихляя и ныряя, чтобы избежать столкновения со зданиями и не попасть под перекрестный огонь орудий, выплевывающих смерть откуда-то с поверхности. Тупоносые и угловатые, зеленые десантные корабли уже успела замарать война. Впрочем, они были не одни. Грязные небеса над Кантикусом душил не только дым — в воздухе тоже шел бой, по своей свирепости вполне сравнимый с резней на земле. Перехватчики модели «Коготь бури» то и дело схватывались с драконоподобными демоническими машинами Архиврага в своем стремлении уберечь более крупные корабли, но их противники — звери из древних мифов, объединявшие в себе сталь и темное жизненное начало, вполне заслуженно обладали прозвищем «Хелдрейк». «Громовые ястребы» лишились своего последнего сопровождающего, когда одна из этих демонических машин обрушилась на него сверху, вонзив в него свои когти и утащив в беспроглядный дым, поднимающийся с поверхности.

Разогнав свои двигатели, «Ястребы» набрали скорость, предпочтя зенитный огонь сближению с «Хелдрейком». Сверкая вспышками закрепленных на крыльях болтеров, они начали сближаться с зоной высадки, полностью посвятив себя скорейшей доставке доверенного им груза.

Облаченный в доспехи воин, стоявший на крыше старого храма, наблюдал за тем, как челноки доставляют свою смертоносную ношу в самое сердце одной из зон боевых действий этого города. За последний час орден произвел уже семь вылетов — и в ближайшем будущем последуют и другие, даже при том, что каждому транспортнику пришлось столкнуться с ожесточенным сопротивлением. Первый шаттл нес на себе один-единственный танк — громадный «Рейдер Лэнда» класса «Искупитель», названный так в честь своих опустошительных тяжелых огнеметов, в пламени которых нечестивцы обретали истинное искупление. Другие «Ястребы» доставили в бой по два «Хищника». Распространенные по меркам боевых машин Адептус Астартес, эти четыре махины отличались от собратьев вооружением — лазерными пушками, давшими им прозвище «Уничтожителей». Говоря кратко, они являлись охотниками за бронетехникой.

Гусеницы пяти машин пришли в движение еще до того, как коснулись земли, а системы наведения танков уже вовсю выискивали цели, реагируя на малейшее движение. Стоило «Хищникам» и «Рейдеру» приземлиться, как они сразу же рванули вперед, мгновенно набрав ход, пока «Громовые ястребы» разворачивались и исчезали в клубах дыма, сопровождаемые звучным ревом своих двигателей.

«Хелдрейка» нигде не было видно. Возможно, он был уничтожен при падении, или же просто отвлекся на другую жертву. Впрочем, Дракгаарда это не сильно волновало — его больше заботила судьба бронетехники и успешное выполнение операции. Передислоцирование машин дорого обошлось ордену, и Саламандры непременно лишатся части отбитой ими с потом и кровью территории. Кантикус, как и вся остальная Гелетина, не был снисходителен в этом плане. Вся планета была едва ли чем-то большим, чем темный лабиринт, и здесь ни о чем нельзя было говорить с уверенностью, кроме огромного числа жертв.

Впрочем, несмотря на все разрушения, учиненные противником, перед Дракгаардом до сих пор простирался гордый и преисполненный благочестия город. На фоне мрака все еще выделялись огромные храмы, а под их славным величием, подкрепляемым множеством колонн и статуй, ветвилась сеть улочек и аллей. Если монолиты святилищ и мавзолеев являлись плотью города, то улицы, без сомнения, были его венами и артериями. Даже с учетом того, что артерии эти нещадно кровоточили, вызывающий приступ клаустрофобии город все еще сохранял долю вложенной в него искусности.

Брат-капитан, с лица которого не сходило мрачное выражение, редко наслаждался окружающей его красотой. Некоторые его собратья по ордену перешептывались о том, что Дракгаарду куда больше подошла бы железная рука, чем мантия из драконьей чешуи, но капитан все равно до мозга костей оставался Саламандрой. Несмотря на замечания его критиков, он все же задумывался о том, каким был Кантикус во времена своего расцвета, до того, как его поглотила война.

С тех пор, когда в городе впервые разгорелись огни пожаров, лишь за самую малую его часть не шли бои, и теперь поселение было практически разрушено — частично, из-за жестоких городских боев, а в какой-то степени из-за занявшей четыре дня артподготовки, которая едва ли принесла ощутимую пользу имперскому командиру.

Дракгаард взглянул на плоды своих трудов с высоты, но увидел внизу лишь долгую и жестокую войну на истощение. Он уже посвятил практически все свои силы делу захвата Кантикуса и выкуриванию из него окопавшегося противника. Шестая рота, штурмовые отделения Четвертой вкупе с дивизионом боевых танков сержанта Занто, ставших противовесом для тяжелой бронетехники противника... Даже все вместе, они не могли удержать эту войну от превращения в горький изнурительный труд.

Впрочем, Дракгаарду, как и его ордену, труд этот не был так уж непривычен. «Встретить врага лицом к лицу, и выжечь еретиков из их нор» — таким был их девиз. Саламандры воевали подобным образом на протяжении многих столетий, и никто из космодесантников не мог похвастать таким же упорством и целеустремленностью, что и они. Бадаб и Армагеддон — поля сражений, где побывал Дракгаард, — научили его истинному значению термина «война на истощение», и его тело несло на себе шрамы, подтверждающие это.

Если бы он смог, то капитан улыбнулся бы при мысли о былых подвигах, но его лицо уже давно скривилось в вечной гримасе из-за полученных им ранений. У Дракгаарда было несколько старых шрамов, и он нес их с гордостью куда большей, чем любые награды, которые он успел получить в ходе своей долгой и продуктивной карьеры. Доблесть воина измеряется не медалями, но шрамами — в этом капитан Шестой был твердо убежден. Достаточно банальная истина, но он все же вспоминал о ней каждый раз, когда боль от старых ран давала о себе знать — например, сегодня.

Трехмерная модель Кантикуса, отображаемая гололитом перед капитаном, медленно вращалась вокруг своей оси. Связь была плохой, отчего изображение периодически теряло свою четкость и становилось зернистым, однако то, о чем хотел поведать гололит, все равно было кристально ясно. По поверхности Гелетины раскинулось пять крупных зон боевых действий, за которые всеми клыками и когтями до сих пор цеплялись защитники. На экваторе планеты, дальше к югу, войско, состоящее главным образом из кадийцев, вело партизанскую войну за контроль над Центарскими горами. Дракгаард одолжил силам Астра Милитарум несколько звеньев «Когтей бури», чтобы облегчить их труды. На востоке, у Велота, сержант В'рет из третьего отделения удерживал окраину бесплодной пустыни и несколько уединенных святилищ, в чем ему помогала легкая бронетехника кадийцев и «Часовые». Город под названием Солист был практически разрушен, и за его останки боролись лишь отдельные отщепенцы. Эскадан же оставался полностью под контролем имперцев, и выступал в качестве сборного пункта для других крупных городов. Посвященный промышленности, он избежал внимания еретиков, которые, судя по всему, не посчитали его важным с тактической точки зрения.

Все остальные силы продолжали бороться за Кантикус. Дракгаард был крепко убежден в том, что именно здесь разрешится патовая ситуация, в которой оказались воины обеих сторон. Ему нужно было лишь отыскать способ обернуть эту ситуацию в свою пользу. Капитан обратился к системам своего боевого шлема, и вывел статистические данные о союзных войсках на левую ретинальную линзу.

81-й Кадийский — первые, кто отозвался на призывы о помощи, пострадали от гнева и воинского мастерства еретиков больше всего. Их силы были практически истощены, как и ряды бойцов планетарной обороны — точней, тех ополченцев, кто не перешел в стан врага. Дракгаард за одно лишь сегодняшнее утро успел проследить за исполнением шестнадцати расстрелов, произведенных руками догматичных кадийцев, стремившихся избавиться от слабых звеньев в союзных подразделениях. Неблагодарная работенка, которая, к счастью, не ложилась на плечи брата-капитана. Его Саламандры стойко держались перед лицом невзгод, и делали это с честью, в соответствии с учениями Прометейского кредо. На Гелетине, Дракгаард, как командующий офицер, наконец-то получил возможность смыть с чести ордена пятно, которое оставила проблемная Третья.

Агатон совсем не обрадовался тому, что его воинов отозвали с поля боя. Со времен войны за Ноктюрн прошло уже пять лет — пять лет с тех пор, как лексиканум Хазон Дак'ир едва не уничтожил их всех. Но после смертей двух капитанов и подтвержденного случая предательства в рядах Третьей роты, Дракгаард был совсем не удивлен, когда услышал слова Ту'Шана, требующего провести расследование касательного всего произошедшего и дать Третьей время для духовного восстановления.

Таким был путь Огнерожденных, и настал черед для Дракгаарда стать восходящей звездой. Он был твердо намерен достойно проявить себя, и вернуть Саламандрам утраченную славу — но для этого ему нужно было выиграть войну за Гелетину.

Размышления Дракгаарда оборвал звук шагов, доносящихся до него от лестницы.

— Капеллан. — произнес капитан. Ему не было нужды оборачиваться, чтобы узнать собрата.

Элизий ответил на приветствие кивком, но ничего не сказал. Закованный в черную броню духовник был немного выше капитана, но уступал ему в ширине — что в какой-то степени компенсировал силовой кулак, придающий его образу внушительности. В отличие от Дракгаарда, Элизий не надел шлем, вместо этого нося его примагниченным к поясу и выставляя свою гладко выбритую голову напоказ. Та слабо поблескивала, словно гладко отполированный кусок оникса.

— Даже не помню, когда я последний раз видел твое лицо, брат-капитан.

Замечание капеллана не заставило Ур'зана обернуться к нему.

— Мы на войне. Нельзя разгуливать без шлема, когда плохие люди пытаются тебя убить.

— Ты понял, о чем я. По лицу можно многое узнать — в особенности, по глазам.

— Среди всех нас, кому, как не тебе разглагольствовать о желании скрываться за маской?

— Я делал это в знак уважения, и из-за одолевавшего меня стыда. — ответил Элизий. — А какое у тебя оправдание?

— Так и быть...

С шипением выходящего из-под шлема воздуха, Дракгаард наконец-то повернулся к товарищу и открыл его взору свое лицо, представлявшее из себя едва ли что-то большее, чем мешанину не полностью исцелившихся ран и оголенных мышц. Из внушительной дыры в его левой щеке проглядывали тесно сжатые зубы.

— И что же ты видишь? — спросил капитан.

— Боль, и ее наследие. — ответил капеллан с едва смягчившимся выражением на своем собственном лице.

Дракгаард лишь хмыкнул, совсем не впечатленный попыткой Элизия проявить заботу, и вернул шлем на место.

— И это все? Твой тон чуть ранее намекал на какое-то мистическое откровение о моем характере.

— Для этого мне было бы достаточно одного лишь твоего голоса.

Дракгаард не ответил. Пока они разговаривали, капитан ни на секунду не переставал получать сводок с фронта, и пускай ни один из докладов не требовал ответов лично от него, офицер предпочитал оставаться в курсе происходящего. Тем не менее, то, что он слышал, ничуть его не радовало — и несмотря на то, что его отношения с капелланом были, мягко говоря, натянутыми, Дракгаард позволил себе выпустить пар перед Элизием.

— Они едва ли представляют из себя что-то большее, чем простую орду. — произнес капитан, указывая в сторону горящего города, где скрывался противник. Даже отсюда, с высокой крыши, десантники мало что могли увидеть. Культисты и их темные повелители стали всего лишь однородной массой, и наступающая ночь ничуть не улучшала восприятие. Впрочем, со всем тем дымом, что заволакивал небо, смена времени суток была не слишком очевидна. — Мы уже давно должны были разогнать этот сброд, и вернуть этому миру милость Трона.

— Какое благочестивое заявление, брат.

— Я не лишен веры! — неожиданно пылко ответил капитан, как будто замечание капеллана ранило его гордость.

— Приношу свои извинения. И все же, окопавшиеся, прекрасно знающие эту территорию... Мы не можем позволить себе относиться к ним, как к «орде». Черный Легион — это опасный противник. Когда-то они были такими же, как мы.

— Когда-то, но не сейчас. — нахмурился Дракгаард, недовольный тем, какой оборот принимала их беседа. — И я не увидел среди еретиков достаточно космических десантников, чтобы считать их нашим главным врагом на этом поле боя.

— Будь уверен, их здесь хватает. Они давно уже терроризируют кадийцев, не говоря уж о том, что остатки ополчения Гелетины по их указке теперь выступают против нас.

— Ты меня не убедил. — сказал капитан, сложив руки на груди. — Люди слишком уж легко теряют веру.

В воздухе повисла напряженная тишина, пока, спустя несколько секунд, Элизий не решил ответить брату.

— Ты тоже стал судьей? Твои глаза увидели больше моих во время суда над Дак'иром?

— Я уважаю тебя, Элизий. Твой послужной список не вызывает никаких нареканий, но Третья была обречена с того самого дня, как лишилась Ко'тана Кадая. Некоторые в ордене верят, что проклятье коснулось всех, кто имел к его роте хоть какое-то отношение.

Дракгаард повернулся. Зловещий оскал маски его шлема, казалось, отражал настрой самого капитана.

— Великим обманщиком меня не назвать...

— Как и меня, брат. На что ты намекаешь?

Ур'зан в примирительном жесте воздел свою ладонь.

— Никаких намеков. Я всего лишь открыто говорю о том, что вижу. В самом сердце Третьей скрыта язва, и ты был к ней ближе, чем большинство из нас. Возможно, Агатону удастся перековать то, что было сломано... А может, и нет.

— Если ему не удастся, тогда кому? Тебе, Ур'зану Дракгаарду?

Что бы Дракгаард не почувствовал после подколки Элизия, ему не удалось высказать свои мысли — разговор двух Саламандр прервал низкий гул реактивных двигателей. Десантники подняли глаза к небу — и увидели там не привычный им штурмовик, но транспортник.

Элизий сузил глаза.

— Ты узнаешь это судно. — заметил капитан.

— Да. Мне доводилось сражаться бок о бок с ними, пускай и не именно с этим орденом.

Корпус новоприбывшего судна был черным, как и доспехи капеллана, но на этом все сходство между ними заканчивалось. Когда дым немного рассеялся, на днище челнока стала видна эмблема в виде стилизованной чаши, увенчанной белым пламенем, которое делало из нее подобие жаровни.

— И что ты можешь о них сказать?

Основные двигатели судна, тем временем, погасли, и активировались стабилизаторы, снижая его горизонтальную скорость до нуля. Во все стороны, словно сбегая с пути корабля, понеслись завитки дыма и поток пыли, пока рабочие и инженеры на земле бросились врассыпную с пути командного отделения Саламандр, с осторожностью приближающегося к зоне высадки.

— Тебе никогда не приходилось сражаться бок о бок с Адепта Сороритас, брат-капитан? — спросил Элизий.

— Ты имел в виду «рядом» с ними.

На лице Элизия проявилось выражение замешательства.

— «Рядом», не «бок о бок». — пояснил Дракгаард.

— Ты понял, о чем я спросил.

Капитан покачал головой.

— Они хорошие бойцы. — продолжил капеллан. — Не Адептус Астартес, конечно, но решимости и упорства им не занимать.

— И это все?

Когда дым вокруг судна окончательно рассеялся, из-за завесы выше проявилось еще несколько его собратьев — все они, подобно первому, несли на своих черных корпусах символы чаши. Некоторые из них, впрочем, были меньше товарища, и имели меньше орудий.

— Нет, не все. Они несут на себе клеймо фанатизма, и лишь свою интерпретацию воли Императора считают допустимой.

— Клеймо? Шутить изволишь, брат-капеллан?

Пока Саламандры беседовали, корабли сестер наконец-то коснулись земли, и между ними в поднятой двигателями пылевой буре принялось сновать целое воинство из членов обслуживающего персонала, прикрывавших свои рты и глаза рукавами униформы и пытающихся навести в зоне высадки какое-то подобие порядка. Воины Дракгаарда, тем временем, молча следили за происходящим, но наметанный глаз военного заметил бы, что они стояли в оборонительном построении.

— Поверь мне, когда речь идет об Ордене Эбеновой Чаши, мне становится не до шуток. — закончил свою мысль Элизий.

Пара Саламандр наконец-то спустилась с крыши храма, и отправилась встречать Сестер Битвы.

Глава вторая

Кантикус, южный район боевых действий

Воины, поджидавшие в засаде, раскрыли себя с пугающей внезапностью, подавив Ва'лина и его братьев огнем, попутно с этим отделив их от командира отделения. Сержанту Япту не повезло оторваться от своих товарищей в самый неподходящий момент, и сейчас он кричал в приступе бессильной ярости, едва слышимый за грохотом взрывающихся снарядов и свистом пуль, обрушивающихся на половину его отряда. Впрочем, даже сквозь завесу из свинца, Ва'лин видел, как Япт упорно держал поднятым свой штормовой щит, закрываясь им от самых серьезных угроз.

Стоявший в отдалении, он казался Ва'лину преисполненным злобы, а силовой молот в его руке потрескивал от пробегающих по его навершию разрядов энергии, вторя бурлящей в сержанте ярости. Ни одному воину не понравилось бы угодить в подобный переплет, особенно если воин этот уже привык свободно парить над полем боя на крыльях огня.

Ва'лин активировал свой вокс, даже несмотря на то, что после близкого попадания тот работал с перебоями. После этого, он увидел, как Япт кивнул и постучал по вокализатору своего собственного шлема — и спустя несколько секунд, наполненных шумом статики, он услышал голос своего командира.

— Ва'лин, бери отделение и пробивайся с ним дальше... — с этими словами, Япт указал на укрепленную флак-пластинами и колючей проволокой башню, откуда по Саламандрам и вел огонь орудийный расчет. — Нейтрализуйте орудие, чтобы мы могли занять эту высоту и отправиться дальше на запад...

Очередной взрыв вновь прервал сержанта, загоняя того в укрытие. К силам еретиков, судя по всему, только что прибавилась пара операторов ракетниц. Пока Япту не удастся вернуть контроль над близлежащей территорией, оба пехотных отделения в разных степенях боевой эффективности останутся загнанными в угол.

Внимание задумавшегося Ва'лина привлек язык пламени, выпущенный братом Герадором, оборонявшим тот небольшой клочок земли, который оставался под контролем Саламандр. Пока космические десантники были прижаты огнем тяжелого орудия, остальные еретики пытались взять их позицию нахрапом. Они не учли лишь одного: той отваги, которой славились Саламандры.

Улица, где враг прижал Саламандр, была длинной и широкой, не предоставляя бойцам практически никакого выбора в плане укрытий. Перед тем, как ловушка захлопнулась, они маршировали рассыпным строем, веря в то, что этот район уже был зачищен, как и сообщала разведка — но чему-то все же удалось пробраться сюда. «Чему-то» — а именно, целому батальону солдат.

Как только враг нанес свой удар, сразив Агрека и Немиса, остальные Огнерожденные бросились в стороны, ища убежища в альковах и дверных проемах, пока Разорители Черного Легиона, забравшиеся на высокие здания, что нависали над улицей, не обрушили на нее свинцовый град, готовый жестоко покарать любого Саламандру за малейшую оплошность. Громкий лай автопушек и тяжелых болтеров быстро превратился в безостановочный гул.

Саламандры уже три раза пытались выбраться из этой западни, и все три раза им это не удалось. Во время своей последней попытки им не повезло лишиться еще одного сородича — Кра'тора, — тело которого, испещренное выстрелами, в данный момент лежало лицом вниз посреди дороги.

Ва'лин, рискнувший на миг выставить свою голову из укрытия в промежутке между залпами предателей, насчитал три отделения легионеров. Остальные его враги были культистами — сворой плохо защищенных оборванцев, которые, однако, были на удивление хорошо вооружены. Некоторые из них, судя по полустертым эмблемам, некогда были защитниками Гелетины. Смертные были такой легкой добычей для Хаоса... Страх и эгоизм делали их слабыми. Ва'лин пытался не презирать перебежчиков за эти изъяны, считая, что они действовали лишь в соответствии со своими инстинктами — но это не означало, что он замешкается, когда настанет время оборвать их жизни.

«Если ты сделал хоть один шаг на пути к проклятью, назад уже не вернуться.»

Эти слова принадлежали Зен'де, и все Саламандры внимали его мудрости. Хаос не являлся недугом или болезнью, он был осознанным выбором каждого. Дух не пострадает, пока разум не откроется его влиянию.

— Судя по всему, их там пятьдесят-шестьдесят. — донеслось до Ва'лина слева. Слова эти принадлежали Нэбу, который так и рвался в бой. Собрат молодого штурмовика носил боевой шлем типа «Корвус», легко узнаваемый благодаря удлиненному «клюву», и частично видоизмененный, чтобы освободить место под бионику, заменяющую Нэбу левый глаз.

— Чувствуешь себя уязвимым, брат? Я могу защитить тебя.

Нэб рассмеялся, что было вполне в его духе даже в текущих обстоятельствах.

— Предлагаешь мне свою защиту? Вот уж чего на самом деле стоит опасаться.

После очередного взрыва, дым, скрывавший Япта и остальную часть их отряда, начал рассеиваться. Саламандр разделяло едва ли двадцать метров, но чистый объем барабанящих по скалобетону между ними пуль и лазерных разрядов превращал даже такую дистанцию в непреодолимую пропасть. По крайней мере, тактический экран Ва'лина не сообщал ни о каких новых потерях — зато на нем загорелась комм-руна Япта, не давая двум воинам продолжить обмен подколками.

— Забудьте про мой предыдущий приказ и удерживайте позицию. Поддержка с воздуха на подходе.

— Его прижали огнем. — произнес Нэб, пользуясь острым зрением, которое предоставлял его бионический глаз. Последний взрыв был ни чем иным, как своеобразной пометкой, и теперь каждый целеуказатель бойцов Черного Легиона был настроен на Япта и его половину отряда.

Ва'лин пробежался глазами по крышам, пытаясь игнорировать гнетущую тяжесть прыжкового ранца на его спине. Он не так уж долго был штурмовым десантников, но уже сейчас он мог в полной мере разделить раздражение более опытных членов своего отряда, которым предатели подрезали крылья.

— Здесь от нас пользы немного... — пробормотал он.

Молодой воин так и не обнаружил прорехи в обороне противника, зато сквозь пелену дыма он увидел, как к легионерам на подмогу приближается третье отделение бойцов с тяжелым оружием. Еще больше силовой брони, лаз-пушек и плазменных орудий... Более чем достаточно, чтобы вырезать всех пойманных в ловушку Саламандр.

— Сколько нам еще ждать, пока не подоспеет поддержка с воздуха, сержант? — спросил он по воксу.

— Еще немного, просто оставайтесь наготове.

Ва'лин переключил вокс на частоту сержанта Кессота, который командовал пехотой, точно так же зашедшей в тупик на противоположной стороне улицы.

— Сержант Кессот, вы можете немного продвинуться и сосредоточить огонь на этой крыше? — произнес штурмовик, подкрепляя свои слова передачей руны, отметившей интересующее его здание на тактическом экране сержанта.

На краткий миг воцарилась тишина, пока до Ва'лина не донесся басистый голос сержанта.

— Именем Вулкана... Мы попытаемся, брат.

Спустя еще какое-то время, отряд Кессота усилил ответный огонь в адрес предателей, а затем сержант вместе со своими людьми выбрался на открытое пространство, спеша найти для себя более выгодную позицию для стрельбы.

— Если у него получится, нам тоже нужно будет поспешить. — произнес Ва'лин.

Нэб кивнул, а затем сделал знак остальным членам отделения, которые скрывались в альковах и дверных проемах по всей улице. Двое из них присели за перевернутым «Носорогом» сержанта Кессота, который тот вынужден был покинуть, чтобы не погибнуть при взрыве. Подбитый броневик все еще горел, исторгая из себя клубы черного дыма.

В конце концов, зажатые в угол имперцы услышали ни на что не похожий гул двигателей «Когтя бури».

Третья свора Разорителей поспешила найти для себя укрытие на крыше, пытаясь спастись от новой угрозы с воздуха, пока несколько смертных культистов рискнули открыть огонь по штурмовику, но это привело лишь к тому, что гул двигателей перекрыл высокий вой штурмового орудия — и спустя несколько мгновений, четырнадцать культистов обратились в груды изрешеченного выстрелами мяса. После этого, штурмовик, подсвечиваемый вспышками выстрелов, наконец-то влетел в поле зрения Саламандр. Он отогнал вторую группу смертных, перепуганных истреблением своих товарищей и спешащих как можно быстрее убраться с крыши.

Кессот пробивался вперед. Его отделение стойко держалось под обстрелом — и тем не менее, Ва'лину показалось, что он заметил, как один из Огнерожденных рухнул на землю, получив прямое попадание из лаз-пушки. Он глянул в сторону сержанта Япта, все еще прижатого и находящегося под тяжелым обстрелом.

— Приготовьтесь. — сказал он товарищам.

Штурмовому отделению придется покинуть свои укрытия и быстро активировать ранцы. Один-единственный прыжок должен позволить им забраться на первую крышу, а уже оттуда...

Внезапно раздавшийся вой нарушил ход мыслей Ва'лина. Что-то необычайно быстрое пронеслось у него над головой. Пилот «Когтя бури» тоже заметил приближение новой угрозы, и увеличил мощность левой турбины, чтобы развернуть свой штурмовик. Орудие, закрепленное на днище техники, пришло в движение, поворачиваясь на своей турели, но было уже слишком поздно — на судно обрушилась громадная тень. За пару мгновений она сорвала с «Когтя» фонарь, и вслед за ним вниз последовал сам пилот. Ва'лин увидел, как его трепыхающееся тело рухнуло на землю, а затем, переведя свой взор обратно на лишенную пилота машину, он взглянул в глаза убийце своего товарища.

Изогнувшее свою металлическую шею, полностью расправившее крылья, громадное существо напоминало собой хищную птицу, но ужасная правда заключалась в том, что это была демоническая машина — нечто, что некогда представляло из себя союз человека и машины, но под влиянием Хаоса обратилось в ужасное отродье.

Проревев победный клич, «Хелдрейк» выпустил обломки «Когтя бури» из своих лап и взмыл обратно в темные небеса, преследуемый лазерными разрядами. Их оказалось достаточно для того, чтобы отогнать чудище, но штурмовик было уже не спасти. Подобно умирающему ангелу, он понесся к земле, и последующее столкновение поставило жирную точку на его истории. Когда же грохот взрыва стих, оказалось, что пылающий штурмовик рухнул прямо на пути Кессота и его отделения, разбросав Саламандр во все стороны. Радостные крики культистов и зрелище в виде отделения Кессота, нейтрализованного самым жестоким образом, давили на решимость Ва'лина, подобно тяжелой наковальне.

Не успел дым рассеяться, как на побитых Огнерожденных, не успевших вернуться в укрытие, вновь обрушился огонь тяжелых орудий.

— Вулкан милосердный... — прошептал Нэб, наблюдая за тем, как его многострадальные собратья тащили своего сержанта, оставив позади тела двух Саламандр, из которых теперь оставалось разве что извлечь генный материал.

Внимание Ва'лина переключилось на второе отделение Разорителей, вернувшихся на крышу, когда с угрозой, исходящей от штурмовика, самым жестоким образом разделалась демоническая машина. Больше она не появлялась, но внесенный ей вклад и без того был достаточным — теперь легионеры с тяжелым оружием могли обойти Япта и его Огнерожденных, а затем без особых проблем разделаться с ними.

— Сержант Япт, враг обходит вас с фланга... — начал было Ва'лин, но потом понял, что связь опять пропала.

— Кровь примарха... — выругался он. Загнанные в укрытие, обе части отделения даже не могли хорошо видеть друг друга. Штурмовой десантник полуобернулся, чтобы не задеть ничего своим громоздким прыжковым ранцем.

— Язык жестов тоже тут не поможет.

— План «бета»? — предложил Нэб.

— Используй пару крак-гранат. Пробьем эту стену, и сможем подняться повыше.

— Если нам не повезет, брат, то мы просто обрушим ее на нас и станем отличной мишенью для тех Разорителей.

— Ну тогда давай понадеемся на то, что удача нас не покинула.

— Принято.

Оба бойца закрепили переносимые ими заряды на стене и активировали их, после чего присели по обе стороны от нее. Остальные их товарищи терпеливо ждали, поглядывая на тактическую сводку, проносящуюся на поверхности линз их шлемов.

— Сержант Кадоран... — начал Ва'лин, обращаясь к единственному офицеру, с которым он мог связаться и который все еще оставался в сознании. — Мы проводим попытку проникновения в строение с целью получить возможность для контратаки. Держитесь.

— Держимся, брат. Задайте им жару. — ответил сержант.

— Поберегись! — прокричал Нэб секунду спустя. По улице пронесся грохот взрыва — но на сей раз он не был вызван усилиями Черного Легиона. Из точки, куда Саламандры закрепили свою взрывчатку, широким конусом вырвался поток пыли, обломков и горячего воздуха — и когда дым рассеялся, взору десантников предстало отверстие достаточно большое, чтобы они могли пройти через него.

— Пошли!

Нэб вошел в пролом первым, Ва'лин остался позади, зазывая товарищей внутрь. Когда же все они забрались достаточно глубоко в здание, грохот, исходящий с улицы, ослаб, пусть и незначительно. Заброшенные помещения были погружены в темноту и заполнены различным мусором, что и не удивляло, ведь население города эвакуировалось еще несколько недель назад. Как выяснилось, часть верхнего этажа обвалилась после прошлой бомбардировки, а над просторным вестибюлем возвышался изукрашенный молитвенный фонтан, где из покрытой тиной воды выдавались обломки камня и досок.

Быстро выстроившись в оборонительное построение, пять Огнерожденных, с Ва'лином во главе, с шумом пронеслись по нижнему этажу здания, сопровождаемые треском мусора, на который они наступали. Бесцеремонно пробив узкий дверной проем, они отправились дальше, подгоняемые уверенностью в том, что если промедлят, то сержант и остальные члены их отделения обязательно погибнут. Войдя в длинный коридор, они увидели в его конце луч света, исходящий откуда-то сверху и намекающий на возможность попасть на крышу.

— Идем. — тихо произнес Ва'лин по воксу, и воины пришли в движение. Двигаясь одной колонной, с братом Ки'даком, замыкающим шествие, они водили красными лучами своих целеуказателей по тьме, но до сих пор не заметили ничего из ряда вон выходящего, даже несмотря на помощь со стороны приборов ночного видения. Все же, им нельзя было расслабляться — громадное здание было сильно повреждено, а это предоставляло противнику множество возможных укрытий.

Добравшись до ранее замеченного ими луча света, Саламандры обнаружили, что коридор оканчивался лестничным пролетом достаточно крупным, чтобы на нем могло расположиться все отделение — но, к несчастью, несколько сломанных балок и участок перил блокировали прямой путь для прыжка на крышу.

Брат Сор'ад вышел вперед, чтобы расчистить затор и проделать в потолке дыру побольше, но когда он поднял свой болт-пистолет, что-то ударило его — достаточно сильно, чтобы отправить воина в полет.

Сор'ад врезался в стену, не выпуская из руки болт-пистолета, не перестающего плеваться масс-реактивными снарядами, которые отскакивали от шкуры напавшего на Саламандр чудища. Сопровождаемый стоном сервомоторов, едва способных заставить его двигаться, закованный в терминаторский доспех легионер пронесся через все помещение. Ва'лин отреагировал на внезапную атаку струей горящего прометия из своего огнемета как раз в тот момент, когда Сор'ад лишился руки, все еще крепко вцепившейся в пистолет. Вой цепного клинка терминатора прозвучал практически как вызов, когда тот повернулся к остальным своим врагам и произнес клятву верности своим богам на каком-то темном наречии. Закованный в толстую черную броню, украшенный пучком волос цвета индиго, торчащим у него на макушке, терминатор был поистине огромен — более чем в два раза шире космического десантника в обычной силовой броне, и в полтора раза выше. Но хотя он и носил на своей броне Око Хоруса, сопровождаемое меткой самого Разорителя, воитель не являлся чистокровным Черным Легионером. На его нагруднике был натянут пласт человеческой плоти, а полоски кожи, подобно вымпелам, свисали с его наплечников и поножей. Каждый кусок вываренной кожи, подношение темному богу, был отмечен полумесяцем Слаанеш, покровителя излишеств и извращенных удовольствий. В этом не было ничего удивительного — множество различных банд склонили колено перед тем, кого они звали «Воителем», и тот с готовностью принял их в ряды своих сторонников. Те из них, представителем которых являлся огромный монстр, звали себя Детьми Мучений — вполне подходящее имя для тех, кто наслаждался страданиями и болью, которым они подвергли народ Гелетины.

И Сор'ад стал частью этого наследия боли.

С ревом, преисполненным скорей экстаза, нежели ярости, закованный в черную броню терминатор вонзил вращающиеся зубья своего цепного клинка в торс Сор'ада. Подкрепляемое нечестивой мощью воина, закрепленное на силовом кулаке лезвие жесточайшим образом выпотрошило неудачливого Саламандру.

Нэб взревел при виде столь бесцеремонным образом убитого товарища, и бросился в бой с цепным мечом наперевес. Отваги Саламандры нельзя было отрицать, но она не помогла ему, когда терминатор просто-напросто отшвырнул воина в сторону, одновременно с этим поднимая Сор'ада с земли, пока тот все еще был насажен на работающее лезвие цепного кулака. Густая кровь фонтаном оросила резную броню чудища, стекая с темных рун и высеченных на ней кричащих лиц, которые будто бы ожили на мгновение, испив жизненной силы, и Ва'лин тряхнул головой, пытаясь изгнать эту картину из своей головы.

Молодой боец снова окатил терминатора из своего огнемета, заставив того отступить на шаг назад. Бесценные секунды ускользали одна за другой, что могло означать разницу между жизнью и смертью для Япта и остальных товарищей Ва'лина, но этот монстр, возникший словно бы из ниоткуда, продолжал стоять у него на пути.

— Нэб, крыша... — указал Ва'лин на верхний этаж. Его товарищ уже успел подняться на ноги и рвался в бой, охваченный жаждой мести, но в конце концов чувство долга перебороло его гнев.

Дерсий и Ки'дак, тем временем, пытались окружить легионера, чье лицо, не скрытое за мордой шлема, было изрезано шрамами от бесчисленных войн и искажено энергиями варпа. С его древней и измученной боями брони свисали шипастые цепи, а на наруче воителя были закреплены два болтера — архаичных и не столь совершенных, как шторм-болтеры терминаторов ордена, но все же способных разорвать бронированного космодесантника на части — и сейчас они открыли огонь, подсвечивая помещение дульными вспышками и оглушая всех присутствующих грохотом выстрелов.

Ки'дак бросился в сторону, чтобы избежать града снарядов, излившегося из комби-болтера противника. Дерсий, заметив, что враг отвлекся на другую цель, хотел уже броситься в атаку, но Ва'лин остановил и его.

— Уходи!

Ки'дак не мог покинуть помещение, оказавшись там, где потолок был еще цел, но Нэб и Дерсий все же взмыли ввысь, на ходу расчищая мешающий им мусор синхронным огнем из болт-пистолетов. Поток пламени из активированных прыжковых ранцев заполнил лестничный пролет огнем, и Ва'лин пригнулся, давая тому омыть свою броню, попутно с этим стараясь найти глазами Ки'дака.

Скользящий удар цепного кулака отбросил Ки'дака назад, едва не сорвав шлем с его головы. Саламандра разгерметизировал свой доспех и довершил начатое терминатором, чтобы не затруднять себе обзор, и на чудовище уставились пара глаз, напоминающих раскаленные угли. Как и все сыны Ноктюрна, Ки'дак отличался ониксово-черной кожей, практически невидимой в темноте, но преисполненные злобы кроваво-красные щелочки глаз отлично выделялись во мраке здания.

Терминатор бросился на Ки'дака, но одновременно с этим Ва'лин тоже сорвался на бег, швыряя впереди себя осколочную гранату. Внезапная детонация ошеломила легионера, пускай и ненадолго, и тот был вынужден повернуться к Ва'лину, который в очередной раз вскинул свой огнемет.

Получив шанс для атаки, Ки'дак на долю секунды активировал свой ранец и взмыл в воздух, что позволило ему приземлиться прямо на спину терминатора и вонзить свой цепной меч в промежуток между горжетом доспеха и шеей чудовища. Во все стороны полилось машинное масло, быстро сменившееся кровью, когда зубья цепного меча, перерубившие разнородную массу из кабелей, трубок и сервомоторов, добрались до живой плоти.

— Сожги его! — прокричал штурмовик.

Ва'лин был только рад последовать команде товарища, и выпустил струю прометия, окатившую торс и лицо монстра. Ки'дак зашипел от боли, когда пламя перекинулось и на него, но продолжал стоять на спине противника, пока тот метался из стороны в сторону. Даже когда загорелись волосы Саламандры, тот не выпускал из рук оружия, вместо этого давая выход своей боли в виде громкого рева.

Вопя, и ни на секунду не оставляя попыток сбросить Саламандру со своей спины, терминатор вновь воздел вверх свой комби-болтер, но как только он открыл огонь, Ва'лин пришел в движение. Пролетев через помещение на струях пламени, он врезался в бронированного воина, сбив ему прицел. Одному из болтов все же удалось задеть Ки'дака, сорвав его со спины воителя, но еще три угодили прямо в череп легионера, мгновенно превратив его голову в кровавое месиво.

Обезглавленный, сопровождаемый рокотом комби-болтера, продолжающего стрелять даже после смерти владельца, терминатор рефлекторно сделал последний шаг и наконец-то рухнул на пол.

Цепной меч Ки'дака все еще торчал из обрубка того, что некогда было головой чудища. Саламандра уже было поднялся на ноги, чтобы подойти к трупу и вернуть свое оружие, когда Ва'лин заговорил.

— Откуда только появилась эта тварь?

Ки'дак лишь покачал головой, вырывая клинок из тела и осматривая его. Тот оказался поврежден — несколько зубьев в его цепи были сломаны, а мотор перегорел.

— Будь проклят его дух машины... — злобно прошипел штурмовик.

Ва'лин тем временем разглядывал тени, из которых явился предатель, но не увидел ничего из ряда вон выходящего. Когда же он убедился, что из них не выбирается еще один ужас, он посмотрел наверх.

— Ты ранен?

— Всего лишь разозлен.

Глаза Ки'дака продолжали пылать, как и прежде, но теперь за пламенем этим скрывалась холодность и пустота.

В конце концов, задрав свои головы к дыре, где исчезли Дерсий и Нэб, оба Саламандры заняли позиции для прыжка и одновременно активировали свои ранцы. Они пронеслись через отверстие в крыше, вернувшись под затянутые дымом небеса, и вскоре воссоединились с товарищами, которые уже вступили в бой с Разорителями, бок о бок с Яптом и остальными штурмовыми десантниками.

Второе отделение ренегатов собиралось занять позиции для ведения огня по братьями Ва'лина, намереваясь зажать их в клещи, но этому помешало появление прямо в самом сердце их построения еще двух Саламандр.

Ки'дак отреагировал первым. Он пронзил шею одного из легионеров тупым клинком, вогнав его прямо под горжет, как копье, тогда как Ва'лин поджег двух других коротким залпом из своего огнемета, давая собрату шанс легко прикончить их, пока предатели поджаривались внутри своей брони.

— Огонь и кровь, да они повсюду! — огрызнулся Ки'дак, выискивая новые цели. Ва'лин никак не ответил на этот комментарий, и вместо этого посмотрел вниз, на улицы, по которым с запада приближалась колонна бронетехники.

Пять машин. Молодой воин узнал командира, который ехал, высунувшись из люка одного из танков, — Акадина Занто. Еще два танка, тяжелобронированные «Поборники», ехали с севера, сопровождаемые парой «Искупителей», и это зрелище посеяло панику среди тех культистов. Легионеры же не лишились своего мрачного самообладания, и уже нацеливали автопушки и тяжелые болтеры на танки Саламандр.

Один из «Хищников» резко остановился после того, как град болтов безо всякого вреда для танка простучал по его броне. Наводчик задрал основное оружие, а затем и боковые турели «Хищника», направляя их на одну и ту же цель. Гул генераторов перерос в оглушительный вой, когда конденсаторы достигли критической массы, а затем на Разорителей обрушилась сияющая смерть. Силовая броня предателей справлялась с лазерными лучами ничуть не лучше флак-пластин, и легионеры гибли один за другим, но это не остановило другие «Хищники» от того, чтобы внести свой вклад в полное уничтожение противника.

Спустя несколько секунд, наполненных неумолимой жестокостью и треском энергетических разрядов, все было кончено. От Разорителей не осталось ничего, кроме огней святого Эльма, проводивших их в посмертие, и удовлетворенные увиденным танкисты перевели внимание на другие цели, каждым новым выстрелом испаряя очередную жертву.

Проревев что-то, что Ва'лин никак не мог услышать за шумом боя, Занто дал волю «Искупителям». Проулки и тоннели, все те пристанища еретиков, откуда они и устраивали засады на защитников города, мгновенно оказались охвачены пламенем. Став свидетелем этого жуткого зрелища, Ва'лин понял, что увидел достаточно.

Пока улицы пылали, юный Саламандра призвал Ки'дака вернуться в бой, после чего оба они совершили прыжок в сторону одного из пулеметных гнезд предателей, где без лишних прелюдий принялись вырезать смертных, которые и без того уже готовы были обратиться в бегство. Вслед впавшим в панику смертным полетели проклятья — а затем и выпущенные из болт-пистолетов снаряды.

Ни Ки'дак, ни Ва'лин не видели ничего предосудительного в том, чтобы расстреливать отступающих противников. Враг, слишком трусливый для того, чтобы встретить соперника лицом к лицу, заслуживал лишь презрения и бесцеремонной смерти, едва ли достойной упоминания в саге о войне за Гелетину. В скором времени, всякое сопротивление со стороны еретиков угасло, когда воля к борьбе вытекла из них, подобно крови.

Крови, которой были заполнены улицы города.

В общем итоге, некоторым из культистов все же удалось выжить, как всегда случается с подобной нечистью, даже если ее касается очистительное пламя. Некоторые из смертных добрались до тоннелей, укрытий и неприметных закоулков, но в конце концов они едва ли выиграли для себя нечто большее, чем небольшую отсрочку перед смертью, исчисляющуюся в считанных минутах или днях. Саламандры были терпеливы. Они могли позволить себе подождать, пока искупительный огонь не превратится в буйный пожар, в котором так или иначе окажутся все эти трижды проклятые души.

Занто продолжал бесстрастно рассматривать охваченные огнем улицы со своего места на крыше «Рейдера Лэнда», пока под гусеницами танка верещали гибнущие еретики. Их вопли не являлись музыкой для его ушей, как заявляли некоторые из Саламандр, но лишь фоновым шумом войны. Тем не менее, Акадин не мог отрицать, что чувствует удовлетворение от происходящего. Командир танкового взвода был не лишен известной степени мстительности, которая все-таки нашла для себя выход в последние мгновения боя.

Ва'лин перевел взгляд на Ки'дака, который ломал автопушку, прежде нацеленную на дорогу. Когда сражение окончилось, мало чем еще он мог унять постепенно угасающую жажду насилия. Внизу, тем временем, остатки отделений Кессота и Кадорана выбрались на открытую местность, ведя обстрел других башен и все еще активных огневых точек противника. Одна из башен обвалилась, не выдержав огневой мощи Саламандр, тогда как другая просто затихла, став всего лишь пустой скорлупкой, которую теперь населяли лишь устрашенные призраки тех, кто попытался взглянуть в глаза истинной ярости, но в итоге все равно моргнул. Саламандры часто производили такой эффект на других.

— Если командир Занто здесь... — начал Ки'дак, подходя к дыре в стене, через которую штурмовики и попали внутрь, — Это означает, что либо северную часть города удалось обезопасить куда быстрей, чем мы рассчитывали, либо...

Ва'лин, погруженный в созерцание происходящего внизу, понял, на что намекал его соратник.

— Он сдал ее без боя по приказу Дракгаарда, чтобы уберечь наши души от адского пламени.

— Несколько выбивает из колеи, не так ли?

Ва'лин не ответил — его внимание привлекли руны, выведенные на стенах с помощью того, что скорее всего было кровью. Трансформация в космического десантника сделала его более-менее невосприимчивым к подобной иконографии, но зловещие символы все же вызвали в нем мимолетный приступ тревожности.

— Странно... — пробормотал он, перед тем, как окатить стены струей пламени из своего огнемета.

— Что именно? — спросил Ки'дак, обернувшись к брату.

Даже символика Хаоса должна была подчиняться определенным закономерностям. Руны вырисовывались так, чтобы доказать верность еретиков одному из демонических покровителей, и заручиться его поддержкой — вот только здесь кровавые граффити не сочетались между собой, намекая на то, что противники старались обратить на себя внимание не одного монарха Разрушительных Сил, но сразу нескольких. Ва'лин задумался над тем, сколько же вражеских воинств проникло на Гелетину, и кто из них до сих пор так и не раскрыл себя. С высоты своего опыта, штурмовик понимал, что Хаос всегда действовал именно так — ничто не оказывалось тем, чем казалось на первый взгляд. Этот факт подкреплял и инцидент, произошедший с Ва'лином на Ноктюрне, пока тот все еще был простым разведчиком. Воспоминания о том случае начали было проявляться в его сознании, но раздавшиеся вдалеке звуки стрельбы, последние эхо выигранного сражения, вернули Ва'лина в реальность. Не было никакого смысла в том, чтобы зацикливаться на прошлом.

— Да нет, ничего. — соврал юнец, пытаясь отвлечься от мучающих его подозрений.

Магистр рекрутов, Ба'кен, всегда попрекал Ва'лина за его чрезмерно пытливый ум, и в его отсутствие штурмовик снова взялся за свое. Тем не менее, Ва'лину хотелось, чтобы Ба'кен был здесь, с ним — сейчас мудрость капитана здорово бы ему пригодилась... Но пути назад не было — Ва'лин оставил Сола на далеком Ноктюрне, который даже не был его родным миром. Настоящая родина молодого воина была давно уничтожена — и как же он по ней скучал...

В конце концов, Ва'лин присоединился к Ки'даку. К тому моменту, сражение уже окончилось — не в последнюю очередь, благодаря танкам Саламандр, — и пешие воины в зеленом быстро ликвидировали немногие оставшиеся очаги сопротивления.

— Что с тобой произошло там, на лестнице, брат? — спросил штурмовик у товарища.

Лицо Ки'дака приняло непонимающий вид.

— Мы сразились и одержали верх над противником. О чем еще говорить?

— Да я по глазам твоим видел, что тебе будто бы жить надоело. — произнес Ва'лин. — Кое в ком я уже наблюдал подобную озлобленность, и в его судьбе не было места для славы.

— Если хочешь что-то сказать, то говори, Ва'лин. Конечно, мы совсем недавно стали боевыми братьями, но до сих пор тебе удавалось обходиться без загадок. Не начинай ходить вокруг да около сейчас... Кого я тебе напомнил?

— Так и быть. Я говорил об Огненном Змие, который до этого был сержантом. Зек Тсу'ган.

Ки'дак узнал это имя.

— Предатель?

— Никто не говорил, что он нас предал.

— Но за ним же идет охота?

— Да.

— И ты сравнил меня с ним?

— Да, ибо безрассудности тебе не занимать. Сейчас ты сражался сам по себе, а не как часть отделения, и проигнорировал все боевые доктрины.

Ки'дак нахмурился, потеряв всякую заинтересованность в их разговоре.

— Мы живы, а оно — нет. Ты же прагматик, Ва'лин... Я слышал, что ты и сам не всегда трактуешь приказы буквально. Мне казалось, что ты меня понимаешь.

— Импровизация и адаптация не равны бездумному желанию убивать, невзирая на последствия.

— Вот когда Япту найдется что сказать о моей тактике, тогда я задумаюсь. А пока... — Ки'дак отпихнул Ва'лина с пути, и поставил одну ногу на побитый оконный проем. — Пока что я следую своей собственной доктрине, брат. «Делать все, что потребуется для победы.»

Когда он обернулся к товарищу, Ва'лин вновь увидел ту же самую холодность в его глазах.

Внизу их уже ждал Япт с остальными.

— Пора перегруппироваться. — произнес Ки'дак, заметив товарищей, и выпрыгнул из окна. Ва'лин последовал за ним, спускаясь на струях пламени с высоты седьмого этажа. Скалобетон раскрошился под его подошвами после жесткого приземления, создав паутину трещин на дорожном покрытии. Ки'дак, тем временем, приветственно кивнул своим собратьям, которые ответили ему так же сдержанно. Молчаливый и отстраненный, часто воспринимаемый ими как излишне чувствительный, Ки'дак мало кого мог назвать настоящими друзьями. Появление Ва'лина, однако, произвело совсем другой эффект. Дерсий хлопнул друга по плечу, и даже Нэб, все еще страдающий от раны, нанесенной ему терминатором, сумел приобнять товарища.

— Во имя Вулкана, брат.

Когда бой окончился, Нэб более не видел нужды в ношении шлема, и закрепил его на поясе, благодаря чему было видно, что дышит он с небольшими затруднениями — но тем не менее, Нэб широко улыбнулся Ва'лину.

— Ты вывел нас из западни, Ва'лин, и Япт это знает.

Вышеупомянутый сержант, оружие которого теперь покоилось на поясе, как раз приближался к штурмовикам. Его лицо было таким же непроницаемым, как и всегда, и тем не менее он на миг изменил своему обычному стоицизму.

— Рад тебя видеть, Ва'лин.

В отличие от остальных, Япт был облачен в доспехи, более присущие ветеранам. Его Тип-3, прозванный «Железным», был украшен чешуйками, покрывающими поножи и кирасу, и даже прыжковый ранец сержанта отличался от остальных — оба его выхлопных сопла были видоизменены, чтобы походить на ощерившиеся морды ящеров.

Каждый раз, когда Ва'лин видел своего сержанта, он получал прекрасное напоминание о том, кем хотел стать и как достойно он хотел служить ордену.

— Брат-сержант... — тон Ва'лина граничил с подобострастием. Перед тем, как посмотреть сержанту в глаза, молодой воин почтительно склонил голову.

— Мы все благодарим тебя, брат. Я позабочусь о том, чтобы капитан Дракгаард узнал о твоей храбрости и изобретательности.

— Я действовал не один. Мои братья... — Ва'лин указал на Дерсия, Нэба и Ки'дака, — сражались бок о бок со мной.

— Плечом к плечу. — гордо заявил Нэб, тогда как Дерсий просто кивнул. Ки'дак же едва заметно хмыкнул, как будто бы чувствуя презрение, но Ва'лин, даже возмутившись, решил проигнорировать неподобающее поведение товарища и снова повернулся к Япту.

— Я всего лишь исполнял свой долг, сержант.

— Да, и сделал ты это безупречно.

— Согласно урокам моих наставников.

— Недостаточно безупречно, чтобы Сор'ад выжил. — язвительно заметил Ки'дак. — Он мертв, его служба окончена.

Япт повернулся к дерзкому Саламандре.

— Да, и мы все будем скучать по нему. Скоро прибудет Сепелий. — сказал сержант, после чего указал на Нэба. — Отведите его к апотекарию, как только тот закончит сохранять наследие павших. Я хочу, чтобы отделение было в состоянии выполнить любую задачу, которую поручит нам капитан. А сейчас, мне нужно переговорить с сержантом Занто. Ва'лин... Отвечаешь за отделение, пока я не вернусь.

После этих слов, Япт развернулся и оставил бойцов предоставленными самим себе.

Дерсий указал на окраину городского квартала, где уже можно было разглядеть целое звено «Носорогов», пробирающихся по изрытой кратерами дороге.

— Там. — сказал он. — Сепелий будет среди них.

— Ну что ж, тогда тебе придется нести меня, брат. — пошатнувшись, произнес Нэб. — Мне кажется, клетки Ларрамана в моем теле уже перетрудились.

И правда, кровь до сих пор беспрепятственно стекала по его поврежденному нагруднику, и все же Нэб сумел вымученно улыбнуться, обращая происходящее в шутку.

— Брат, тебе придется побеспокоить еще и технодесантника. — добавил Дерсий, подхватив товарища, после чего они начали брести в сторону бронетранспортеров.

— Твой прагматизм хоть когда-нибудь сменялся симпатией или сочувствием? — пошутил Нэб. — Или в тебе просто нет этих качеств?

Дерсий, широкоплечий и, бесспорно, самый коренастый член отделения, отличался методичным мышлением и упорством, но ему не хватало той искорки, которая сделала бы из него хорошего командира. Несколько секунд он просто молча смотрел на Нэба, пока не понял, что тот просто подшучивает над товарищем.

Ва'лин готов был поспорить, что последовавший за этим раскатистый смех можно было услышать даже в лагере.

Ки'дак хотел было последовать за братьями, но Ва'лин вовремя успел схватить его за руку.

— Нам с тобой еще есть о чем поговорить, Ки'дак.

— Да? Разве ты уже не сказал все, что хотел, брат? — Ки'дака, казалось, совсем не беспокоило то, что товарищ удерживает его силой. Ва'лин даже задумался о том, что же ему придется сделать, чтобы заставить Ки'дака выйти из себя.

— Что бы ты не имел против меня, я не позволю разногласиям снизить эффективность отделения.

— Снизить эффективность? — Ки'дак понизил свой голос. — Ты сам себя слышишь, Ва'лин? Лесть сержанта ударила тебе в голову, брат. Отделение эффективно на все девяносто процентов с того самого момента, как мы лишились Сор'ада. «Против тебя» я ничего не имею. Да, я зол, но причин моей злобы тебе не понять.

Наклонившись поближе к брату и медленно убрав его руку со своего предплечья, Ки'дак продолжил.

— Я уверяю тебя, Ва'лин, никакого отношения к моему настроению ты не имеешь.

Несколько озадаченный, Ва'лин позволил товарищу уйти. Вопросы могут подождать. Некоторые из них ждали годами, с тех самых пор, как юнец посетил пылающие каньоны Ноктюрна и всмотрелся в заволакивающий их дым.

Состояние Ки'дака, убитый ими терминатор, зловещие руны, окружавшие тот огневой расчет... Такими были последние вопросы, озадачившие Ва'лина, и в то же время они являлись и самыми насущными.

«Вулкан, сбереги нас от того, что грядет...» — подумал молодой Саламандра, наконец-то отправившись вслед за Ки'даком. С того самого момента, как он попал на Гелетину, Ва'лин чувствовал себя не в своей тарелке, и сейчас это ощущение граничило с предчувствием чего-то ужасного.

Глава третья

Где-то в другом месте...

Зарко чувствовал сильный жар. Тот окружал его со всех сторон, исходя от моря пламени.

Темный утес, подобно вытянутому языку, выдавался из безопасности скал и нависал прямо над бесконечным океаном магмы, и Зарко стоял на самом его краю, окидывая взглядом серые клубы пирокластического дыма. Над его головой не было ни земли, ни открытого неба — лишь тьма, вечная, бесформенная и неестественная.

Тело Зарко не защищала ни силовая броня, ни что-либо еще, однако языки пламени, вырывающиеся снизу, не ранили его даже тогда, когда касались обнаженной кожи и с шипением превращались в облачка дыма. Зарко принял дар стихии с распростертыми объятьями, сделав пламя своей мантией, да и не отказался от разрушительной мощи самой горы, прозванной Смертельным огнем. Так ее окрестили еще представители древних племен Ноктюрна, и имя это, пронесшееся через века, не изменится никогда. Окруженный кровью, излившейся из сердца горы, он стоял в самом центре ее подземной структуры, упиваясь атмосферой этого места. Он закрыл глаза, от которых все равно было мало проку среди всего этого марева и дыма, и огонь внезапно обратился в вездесущий, наделенный сознанием океан — чем, по сути, и являлся, пускай сам Зарко прямо сейчас этого в полной мере и не осознавал.

Полностью задействовав свои чувства, он испил опьяняющей атмосферы горы и использовал ее, чтобы собраться с мыслями, пока вокруг него ревели и бились волны, наполняя горячий воздух благоуханием пепла и земли. Зарко хотел взмыть ввысь на его потоках, однако понимал, что его истинная цель находится глубоко внизу, окруженная беспощадными потоками пламени.

Сосредоточившись на остроте и шероховатости камней, покалывающих его голые ступни, Зарко наконец-то в полной мере подготовил свой разум и душу... А затем спрыгнул с утеса.

Какую-то долю секунды он чувствовал лишь умиротворение. Подвешенный в воздухе, будто бы угодив в вязкий студень, Зарко ощутил странное чувство трансцендентности — а потом огненное море широко распахнуло свою пасть и проглотило его.

Саламандра не почувствовал боли. Его посетило лишь мимолетное чувство неуверенности, словно он не был уверен в том, что достоин спуститься в глубины горы, но, преодолев внезапно охватившую его нерешительность, Зарко все же начал свое погружение.

Несмотря на все проведенные приготовления, поначалу он оказался сбит с толку, пока не расслабился и не позволил потоку увлечь себя вниз. Утопая в океане огня, Зарко начал вспоминать мифы древнего Ноктюрна. О том, как наковальня Уллия утащила того в адский водоворот... О том, как Кар'дра тщетно пытался обогнать змия Бааргала в Едком море... О том, как Гелиан отправился навстречу своей смерти в пучинах Гей'саррского океана, не переставая бороться со змеями Океша.

Зарко не являлся одним из этих мифических героев, пускай ему и нравилось вспоминать об их деяниях — и, тем не менее, прямо сейчас он плыл по морю огня, брошенный на произвол судьбы, прямо как персонажи древних саг. Воспоминания о них уберегали его лучше любой брони из керамита и адамантия, от которых здесь было бы мало проку, и, в конце концов, они позволили ему спуститься до самого дна океана — и одновременно с этим, вырваться на поверхность, в мир сумерек.

Цепи из прочного железа обернулись вокруг его лодыжек. Вес небольших наковален, прикрепленных к ним, тянул его вниз, выступая своего рода якорем. Чем устойчивей было его психическое состояние, тем крепче делалось каждое звено этих цепей. Удерживая его тело, они уберегали и его разум. Видя и чувствуя свои ментальные оковы, какими бы иллюзорными они ни были, Зарко заставлял себя верить в то, что они существовали на самом деле. В этом месте, вера определяла реальность — и без наковален... Без наковален, он не желал даже представлять свою дальнейшую судьбу.

В полном одиночестве он взирал на черный океан, который простирался до самых пределов его восприятия, а то и дальше, и на то, как зарождается буря, что заставляет это море волноваться и порождать бурные волны. Отблески пламени окрасили их подобно нанесенным рукой безумного художника мазкам — и спустя какое-то время на поверхности темного холста воды проявились странные образы, в которых Зарко увидел лица. Некоторых их обладателей он знал. Других — еще нет. Перед псайкером разворачивалась неудержимая и бесформенная хронология, в которую ему нужно было погрузиться, чтобы познать все ее секреты.

Впрочем, поднявшаяся буря заставила Зарко насторожиться. Он не ожидал такого яростного отпора со стороны стихии. Подобное было свойственно этому миру, да, но не в такой степени. Что-то было не так — судя по всему, дело не обошлось без постороннего влияния.

Зарко продолжал свой заплыв, храбро борясь с капризами океана. Сейчас страх был не той роскошью, которую мог себе позволить Саламандра. Даже учитывая то, что благодаря обучению и подготовке ужас стал совершенно чуждым для него понятием, подступала пора для настоящей проверки на прочность.

Зарко знал, что помимо бурных вод, в этом море есть и иные угрозы — и действительно, хищники не замедлили явить себя его взору, привлеченные огоньком души Саламандры. Поначалу представляя из себя лишь едва заметные тени, вскоре тройка охотников превратилась в обсидиановые наконечники копий, прорезающиеся через переливающиеся красным воды.

Вместе с этим, начала подниматься огромная волна. Зарко поплыл перпендикулярно ей, изо всех сил гребя руками, и спустя пару секунд почувствовал, как наковальни, вместо того, чтобы приковывать его к этому месту, начинают соскальзывать с лодыжек. Сейчас их кандалы держались на положенных местах лишь благодаря его силе воли. Делая один гребок за другим, яростно молотя ногами по воде, Зарко рискнул обернуться... И улыбнулся.

Угольно-черные хищники преследовали его.

Волна все нарастала, стремясь утянуть Саламандру под поверхность воды, где незримые течения каждый миг сменяли друг друга, но он продолжал плыть — и пока он плыл, он слышал голоса, заглушаемые ревом океана еще до того, как псайкер успевал различить хотя бы слог. Замечал он и лица, еле заметные глубоко в морской пучине, но они, как и голоса, исчезали раньше, чем он мог узнать их.

Огромное цунами продолжало расти...

Зарко взмыл ввысь вместе с волной, не обращая внимания на протесты собственного тела. Хищники, как и прежде, продолжили свою погоню, гонясь за ним, подобно брошенным рукой охотника копьям, однако Саламандра успел оседлать волну в тот же миг, как она разбилась о поверхность воды. Потратив последнюю толику силы на то, чтобы добраться до ее гребня, он сумел уцелеть, тогда как хищники, едва ли не дышавшие ему в спину, оказались раздроблены яростными потоками. Тяжело дыша, Зарко медленно поплыл дальше, радуясь тому, что буря утихла, и море разгладилось.

Потратив несколько мгновений на то, чтобы перевести дух, Зарко прислушался и снова услышал голоса, один из которых выделялся на фоне неразборчивого гула. Кому бы он не принадлежал — или только будет принадлежать, — ясно было то, что его обладатель был преисполнен горечи. Сумрачное море отреагировало на крики страдающей души, на сей раз отражая ее волнения появлением новых волн, а не вторжением нерожденных.

Зарко развернулся, пытаясь различить хоть что-то в отблесках пламени на поверхности воды, но когда ему показалось, что он заметил беззвучно кричащее лицо, оно тут же исказилось и пожрало само себя, оставив за собой лишь клочок морской пены.

Сразу же после этого окончательно затих и голос, но в конце концов Зарко все же удалось выцепить два слова из угасающего эхо.

«Ферро игнис.»

Да, именно так...

«Огненный меч.»

Зарко понятия не имел, что означают эти слова. Он уже собирался погрузиться глубже, чтобы отнять истину у пучин, но еще один голос прервал его приготовления. В отличие от горестного крика, услышанного им прежде, этот голос Огнерожденный узнал и позволил своим ментальным оковам распасться. Одна за другой, цепи соскользнули с его лодыжек и исчезли во мгле, растворяясь без следа подобно пеплу. Медленно, контролируя каждое свое движение, Зарко разорвал связь своего тела и разума с этим миром... И очнулся в другом, на борту космического корабля.

Перемещение из другого измерения в материальный мир происходило далеко не моментально. Сначала Зарко осознал только то, где находится, и лишь потом его психически усиленное восприятие постепенно угасло, напоследок выпустив импульс энергии, позволивший библиарию прочувствовать весь корабль и увидеть каждую душу на его борту, как будто бы он воспользовался сонаром.

Двигатели стоящего на якоре судна давно погасли, и лишь тихий гул систем жизнеобеспечения нарушал спокойствие, охватившее корабль. По его коридорам продолжали бродить сервы, выполнявшие свои обязанности, но в целом «Кузнечный молот» можно было легко принять за корабль-призрак.

Судно дремало. С тех самых пор, как искатели покинули борт, все те, кто остался, словно бы погрузились в странное состояние полудремы — как будто все их жизни застыли в затвердевшем янтаре, неспособные освободиться, пока ушедшие не вернутся, дабы сообщить о своих находках.

Зарко, сидевший в своей темной келье, наслаждался тишиной и вбирал в себя окружившие его тени. От его сгорбленного силуэта до сих пор продолжал подниматься пар, улетающий прямиком в вентиляционную систему фрегата, а на насесте рядом с библиарием примостился дригнирр с желтым гребнем, выделявшемся на фоне синей чешуи. Животное щелкало пастью и громко каркало.

— Я все вижу, не кричи, Крэлиш. — пробормотал Зарко, все еще полностью не отойдя от своего путешествия по огненным волнам. На консоли перед ним горел огонек, сообщающий о входящем вызове.

— Говори. — произнес Саламандра.

— Это я. — строгим тоном ответила консоль. — Мы нашли корабль.

Даже такая короткая передача не обошлась без помех и обрывов связи, и Зарко задумался, винить ли в этом влияние атмосферы, или же Агатон решил спуститься вместе со своими людьми глубже в недра улья.

— Что-нибудь еще?

— Только пепел, брат. — Агатон замолк на мгновение, но потом вновь заговорил. — Твоему голосу недостает внятности, кодиций. Разве Вель'кона не советовал тебе поменьше странствовать по огненным волнам?

— Я всего лишь утомлен, брат-капитан. — соврал Зарко. — Тебе не о чем волноваться.

Еще одна пауза. Агатон обдумывал свои следующие слова.

— Ты что-нибудь слышал от остальных?

Зарко активировал экран своей консоли, и слабое свечение монитора выхватило из тьмы лицо библиария. Его острые и угловатые черты были обычным явлением для псайкеров Ноктюрна, но глаза Зарко сейчас горели обычным для Огнерожденных пламенем. Лишь едва заметные проблески лазури в этом огне выдавали его истинную природу, не успев улетучиться после недавнего странствия.

На экране, тем временем, загорелось три руны, лишь одна из которых была активна. Под каждой из них выводились биоритмы всех членов трех поисковых команд, а хроно-штамп указывал на время, прошедшее с момента последнего сеанса связи. Две другие команды молчали уже несколько часов.

— Пока ничего. Все они приземлились на поверхность, но с тех пор ты был первым, кто со мной связался, брат-капитан.

Агатон прервался на мгновение, очевидно, раздавая приказы остальным охотникам своей группы, но потом вновь переключил свое внимание на Зарко.

— Лок отправился на запад, к сети тоннелей, Кловий же взял на себя шахты на севере, но так или иначе, мы все оказались в огромном лабиринте.

— В легендах говорится, что наш отец однажды столкнулся с похожим испытанием.

— Его испытание явно не походило на наше. Мы словно бы плывем по морю из отходов. Не могу даже представить себе, что заставило его спрятаться именно здесь. В гнездах са'рков и то уютней.

— Но ты намереваешься продолжить поиски? Что, если он уже покинул это место? Или погиб?

— Если он мертв, то здесь будут следы погромов, по которым мы его и найдем. Воины вроде него не уходят на тот свет, сложа руки. Но я думаю, что мы уже близко к цели. Зартат заявляет, что чует его.

— Ты доверяешь ему? Я имею в виду мутанта.

— Ты в курсе, что он прекрасно тебя слышит?

— Он и так знает, как я к нему отношусь. Я уже не раз высказывал свое мнение ему в лицо.

— Ну тогда радуйся тому, что твое собственное еще не нарезано на лоскуты.

— Буду держать этот факт в уме, брат-капитан. — уверил товарища Зарко, после чего улыбнулся квохчущему Крэлишу. — Так что насчет твоей добычи? Ты продолжишь поиски?

— Таков мой долг.

— Ну тогда я продолжу следить за обстановкой с «Кузнечного молота».

— У вас там все спокойно? — спросил Агатон, когда темы для разговора начали иссякать.

— Я бы даже сказал, «умиротворенно».

— А волны, Зарко... Что ты узнал, плавая по ним?

Настал черед библиария поразмыслить над ответом.

— Я не уверен. Стихия капризна, и мое странствие оказалось достаточно... Суматошным.

— Я же не псайкер, Зарко. — хмыкнул Агатон. — Что ты имеешь в виду?

— Я имею в виду то, что должно произойти нечто важное. И мне кажется, что весьма скоро.

Агатон ответил брату лишь через несколько секунд.

— Не суйся лишний раз в океан, Зарко. Некоторые тайны лучше оставить в покое.

— Как пожелаешь. — ответил Саламандра, после чего поклонился и оборвал вокс-связь.

Тьма и тишина вернулись на свои места, и Зарко закрыл глаза, позволяя сознанию отправиться в странствие по океану мыслей. Сервы все так же продолжали заниматься своими делами, и ничто не нарушало спокойствие перекрытых переборками палуб. До сих пор, им удавалось оставаться незамеченными.

Тем не менее, психические чувства Зарко не пробились через бронированную обшивку «Кузнечного молота» и не вышли в открытый космос. Если бы он заглянул туда, то осознал бы, что их положение на самом деле далеко от идеального. Он увидел бы небольшой корабль, медленно дрейфующий в их сторону, и почувствовал бы кровожадность, исходящую от нескольких преисполненных целеустремленности душ на его борту.

— Лейтенант Макато... — позвал Зарко своего главного армсмена.

— Владыка? — ответил тот по воксу спокойным и уверенным тоном несколько секунд спустя.

— Я отправляюсь в свой санктум. Знай, что меня нельзя тревожить.

— Понял вас, владыка.

Зарко оборвал связь, закрыл глаза и вновь погрузился в пламенные волны.

Глава четвертая

Штурндранг — подулей Молиора

Зона крушения протянулась во все стороны по меньшей мере на пятнадцать метров. Землю усеивали длинные полосы из обломков, создавая впечатление, будто они были потрохами механического колосса, а зацепившиеся за арматуру и проемы порталов верхних уровней куски металлолома подчеркивали катастрофичность посадки судна, которое теперь могло зваться таким лишь номинально. Бока развалины почернели от пламени — особенно ее правая сторона, где взорвался один из двигателей машины, а остальные следы принадлежности судна, которые не содрало вместе с краской, по большей части скрывали пыль и грязь. Даже установить класс судна едва ли представлялось возможным, благодаря расплющенному носу, раздробленной обшивке и разорванному правому крылу.

Так или иначе, разбитый корабль некогда являлся «Громовым ястребом», и на одном из его кислотно-желтых боков все же можно было увидеть выведенный черной краской символ в виде крылатой молнии. Он пережил падение — как и один из обитателей «Ястреба», каким бы невозможным не казался этот факт, учитывая полученные кораблем повреждения и, мягко говоря, агрессивную посадку.

Экзор вышел из-за корабля, когда закончил обследовать полученный двигателями урон, и покачал головой, пока мехадендриты, использованные им для отправления ритуалов функционирования, втягивались в свои защитные кожухи.

— Омниссия... Я даже не представляю, как он сумел приземлить это судно и пережить падение.

Впечатлительность специалиста безошибочно выдавала его возраст. То же самое можно было сказать и о его голосе, который уже отличался свойственной большинству технодесантников механической модуляцией, но все еще не приобрел должной глубины. И действительно — в отличие от своих куда более опытных компаньонов, Экзору было еще далеко до статуса ветерана.

— Что ты еще можешь сказать? — спросил Агатон, чей действительно глубокий голос несколько приглушали складки накинутого на голову капюшона. Капитан оглянулся, рассматривая тела погибших от его руки жителей улья, и задумался о том, действительно ли разумно будет оставлять трупы на виду. Будучи космическими десантниками, охотники не слишком опасались обитателей подулья, но достаточно крупная их стая все же могла причинить охотникам определенные неудобства. Кроме того, мертвецы всегда притягивают падальщиков, особенно в местах, подобных этому. В конце концов, он вновь обратил свое внимание на Экзора.

— Больше оно никуда не полетит. — заключил тот. — У него нет одного двигателя и правого крыла. Орудийные системы и все формы когитации вышли из строя. От шасси осталась лишь груда лома, и всю обшивку придется полностью переделать, прежде чем мы сможем, по крайней мере, обсудить вероятность того, что судно будет способно хотя бы к атмосферным полетам. В общем и целом, корабль мертв, капитан, как и его дух машины.

Агатон недовольно хмыкнул, но про себя, тем временем, решил поразмыслить над словами технодесантника и итогами своих собственных наблюдений.

Царапины, полученные не в результате падения, усеивали корпус судна и местами оголяли металл его обшивки. Как и разбитый вдребезги нос «Ястреба», задняя его часть тоже была сильно повреждена — в частности, ей недоставало оторванной начисто рампы, которая сейчас могла бы, по крайней мере, скрыть гору трупов внутри корабля. Некоторые из них выглядели так, словно при жизни были ранены в бою. Спасенные с Ноктюрна, они так и не дождались апотекария, который мог бы помочь им, или хотя бы сохранить их геносемя. Их броня, как и корпус «Ястреба», была выкрашена в черный и желтый, и несла на себе символ черной крылатой молнии. При более близком рассмотрении оказалось, что трупы несут на себе следы укусов там, где их не защищали силовые доспехи — будто бы здесь уже успели поживиться местные трупоеды.

Агатон приблизился к задней части судна. Зартат, однако, уже вернулся внутрь развалины, исчезнув внутри рваной дыры в корпусе, что вела во тьму, пахнущую кровью. Решив, что у мертвых бандитов нет товарищей в этой части подулья, Саламандра, давно уже привыкший ходить с непокрытой головой, откинул раздражающий капюшон. Даже боевой шлем был бы предпочтительней накидки, но Огнерожденным пришлось оставить свои доспехи на борту фрегата, зависшего в верхних слоях атмосферы над Штурндрангом. Настоял на этом сам Агатон, не желая привлекать лишнего внимания, но это не означало, что Саламандра не скучал по своей силовой броне. Напротив, он чувствовал себя практически обнаженным, несмотря на то, что носил панцирную броню и поножи, которые обычно использовались членами ордена во время тренировочных поединков. В качестве «маскировки» же охотники применяли длинные плащи, которые, по крайней мере, прятали от чужих глаз их экипировку, даже если ничего не могли поделать с габаритами Саламандр. Свои шлемы воинам тоже пришлось оставить дома, а это означало отсутствие вокс-бусин, тактической сводки и респираторов.

Прямо сейчас Агатон сильней всего жалел именно об отсутствии последнего. Воздух в подулье явно не фильтровался, и его заполняла ужасная вонь нефтехимических продуктов, фицелина, низкосортного прометия и других видов синтетического горючего — и все же, этой убойной смеси никак не удавалось перебить запах разложения, исходящий изнутри корабля.

Капитан скривился.

— Воняет смертью.

— И дерьмом... Пара отсеков здесь просто залита этой мерзостью.

— Работа местных?

В ответе Зартата были слышны нотки веселья.

— Я не думаю, что Злобные обгадились перед смертью, хотя... Кое-кто бы и мог, учитывая то, что среди них был ваш беглый змееныш, одержимый жаждой убийства. Впрочем, настоящей дикости они так и не увидели...

В последних словах Зартата явно угадывалась насмешка, которую Агатон решил пропустить мимо ушей, несмотря на то, что бахвальство Черного Дракона лишь усугубилось после их приземления на планету.

— Наша добыча была ранена? Уже после падения, я имею в виду.

Если цель охотников пострадала, то станет более предсказуемой, облегчая охоту. Ей придется найти медика, или хотя бы кого-то, напоминающего оного в этом отвратительном месте.

— Похоже, что нет. Все, что я вижу, говорит о том, что он застал их врасплох, а потом принялся убивать. Быстро, но болезненно.

Экзор, тем временем, присоединился к Агатону, и активировал свой ауспекс.

— Био-скан сообщает, что вся кровь здесь принадлежит им. Впрочем, возможно, нам удастся узнать больше, взяв образцы из трюма...

— Как я уже сказал... — прорычал Зартат, даже не пытаясь скрыть свое презрение к технодесантнику, — все и так предельно ясно. Мне не нужны умения твоих марсианских хозяев.

Несмотря на свою молодость, — или же, напротив, благодаря ей, — Экзор не стал терпеть подколки в свой адрес и встретил Зартата лицом к лицу, когда тот выбрался из дыры в фюзеляже.

— Каждый день я получаю очередное напоминание о том, какое же ты чудовище, Зартат. Некоторые даже говорят, будто ты проклят. Будто лишь наполовину человек.

В отличие от худощавого и изможденного на вид Зартата, Экзор действительно казался здоровее, и обладал более правильными чертами, даже несмотря на то, что в соответствии с традициями магосов Адептус Механикус уже успел получить несколько кибернетических имплантов, открытых взору в силу надетой им легкой брони. Впрочем, не только это различало Зартата и Экзора. Кожа технодесантника, как и самого капитана, была черна, как оникс, а в глазах горел яркий огонь, тогда как Зартат отличался нездоровой, мертвенной бледностью.

Несмотря на то, что он поклялся в верности ордену, который приютил его, и даже прошел через «ритуал боли», чтобы вступить в ряды Саламандр, это не сделало его одним из воинов Ноктюрна. Впрочем, в его глазах тоже горел огонь, пусть и иного рода... То была не смесь наследия Ноктюрна и генетических причуд ордена Первого Основания, но та целеустремленность и твердость духа, что позволили ему выжить там, где многие другие лишились своих жизней — а именно, на рабских аренах темных эльдар.

В первые несколько лет после войны на Ноктюрне, прозванной некоторыми «Борьбой Змиев», Агатон никак не мог заставить себя доверять мутанту. В свое время он даже оспорил решение принять того в ряды ордена, несмотря на то, что весь Совет Пантеона потратил несколько лет на обдумывание этого вопроса — но, в конце концов, вынужден был признать, что при должной мотивации и строгом надзоре, Зартат может оказаться верным и полезным приобретением для Саламандр.

Тем не менее, иногда мутанта все же стоило возвращать на путь истинный твердой рукой... «Дергать за привязь», как выразились бы более скептично настроенные Огнерожденные. Агатон старался не думать о Зартате, как о какой-то там гончей — слишком уж неуважительным казалось такое сравнение, — но иногда эту задачу усложнял сам Черный Дракон.

Дракон, который в данный момент обнажил свои когти и угрожающе оскалил клыки.

— Не досаждай Экзору. — сказал Агатон, не желая обострять ситуацию. — Уверен ты или нет, но ему все же стоит обследовать корабль.

Ничего не ответив, Зартат спрыгнул с обломков на землю и втянул свои костяные лезвия обратно в предплечья.

Именно эти странные наросты являлись самым очевидным признаком приобретенных Драконом мутаций. Саламандры до сих пор не выяснили, являются ли эти клинки продолжением лучевых или локтевых костей воина. Ситуацию можно было прояснить лишь с помощью рентгена или вскрытия — и как-то раз Экзор даже выразил свое мнение насчет того, какой метод стоило бы использовать для исследования странного феномена. Лицо Зартата тоже нельзя было назвать нормальным. Даже опустив мертвенную бледность десантника, нельзя было с той же легкостью проигнорировать излишне длинные клыки, выдающиеся из его черного рта, равно как и длинный язык, острый далеко не только в переносном смысле.

Представители некоторых орденов — например, тех же Злобных Десантников, — с упоением истребляли тех, кого считали отклонением от генетического замысла самого Императора, даром что замысел этот с годами становился все более и более размытым, и никому из ныне живущих было не под силу вернуть его былое совершенство.

Неизбежным итогом текущего состояния науки в Империуме являлось то, что среди Астартес появлялись те, кого остальные считали «проклятыми», и хотя сами Саламандры не относили себя к убежденным пуританам, некоторые из них все равно считали присутствие в своих рядах известного мутанта не просто поводом для недовольства, но чем-то потенциально опасным. Именно поэтому переход Черного Дракона в стан Саламандр и проходил... Не без трудностей.

Словно бы желая подчеркнуть этот факт, Зартат злобно зыркнул на проходящего мимо него Экзора, чуть ли не трясясь от подавляемой жажды насилия.

— Не желаешь узнать, в ком из нас больше человеческого? — огрызнулся Черный Дракон, вновь выдавая свою дикарскую натуру. — Позволь мне избавить тебя от всего этого железа. Сомневаюсь, что без него в тебе останется хоть что-то, заслуживающее внимания. Хребта среди ошметков я точно не найду.

Экзор, уже почти забравшийся внутрь корабля, резко развернулся и кибернетический имплант, заменявший ему правый глаз, злобно загорелся, когда технодесантник активировал его прицельные матрицы. Правая рука Саламандры — тоже бионическая, — медленно потянулась к кобуре, где покоился болт-пистолет.

— Хватит! — рявкнул Агатон в адрес обоих бойцов. Они грызлись между собой с самого начала операции, и капитану уже надоело разнимать склочных охотников. Впрочем, нельзя было отрицать, что оба они происходили из совершенно разных миров. Даже при том, что Зартат облачился в зеленую броню Саламандр и был принят в их ряды, он все равно оставался Черным Драконом. Более того, он был мутантом, все еще испытывающим проблемы с самоконтролем. Юный Экзор же лишь недавно вернулся с Марса, где его обучали секретам Адептус Механикус, и еще не совсем освоился с тем фактом, что его верность теперь принадлежала как Ноктюрну и ордену, так и красным пескам Марса.

«Конфликт между ними был неизбежен...» — в очередной раз напомнил себе Агатон.

— Я привел тебя сюда для охоты, Зартат. — сказал Адракс. — Так что давай, охоться. Найди для нас его след.

Подобно псу, получившему нагоняй от хозяина, бывший Черный Дракон наконец-то угомонился. Он кивнул капитану и принялся за работу.

Урвав для себя минутку тишины, Агатон окинул взглядом свое окружение и задумался о том, увенчаются ли успехом их поиски.

Штурндранг являлся сильно индустриализированным миром, полным громадных факторумов и чудовищно перенаселенных городов-ульев. Пользуясь минеральными богатствами своего мира, большая часть населения планеты служила Трону, надрывая спины в ходе производства припасов для бесконечной войны, которую вела Империя. Снаряды, танковая броня, фонари самолетов, вулканизированная резина, пластек, топливо, зубья для цепного оружия, и даже простые заклепки — все это производилось в двадцати трех ульях Штурндранга.

Пока Саламандры летели к поверхности планеты, им впервые удалось как следует оценить свои охотничьи угодья — окутанные смогом шпили, окруженные загрязненными радиацией пустошами.

Штурндранг являлся, во многих смыслах, военным миром, и его гарнизон представлял из себя целую армию, готовую лечь костьми ради защиты бесценных производств этой планеты. Посреди защитных куполов, суб-шпилей и мезонинных уровней, выдающихся из уродливых боков ульев, Агатон успел разглядеть множество блокпостов и бастионов, а также большое число посадочных площадок и даже впечатляющий орбитальный док. Вечную ночь, которая уцепилась в Штурндранг своими цепкими лапами, тут и там пронизывали огоньки прожекторов, а бесчисленные патрули, пользующиеся легкими куттерами и герметичными глайдерами, регулярно совершали облет своей вотчины, дабы обеспечить послушание населения и поддержать его продуктивность.

Агатон не мог избежать мыслей о том, что тоже ведет свое происхождение с мира, посвященного промышленности. Несмотря на то, что Ноктюрн, куда менее стабильный, чем Штурндранг, считался миром смерти класса «Альфа», он не сильно отличался от этой планеты по части своей производственной деятельности. Впрочем, стоило заметить, что Ноктюрн и куда менее походил на разросшийся сверх меры рабский трудовой лагерь. Пока Саламандры спускались на поверхность, прилагая значительные усилия для того, чтобы избежать внимания патрулей и не попасть под свет прожекторов, капитан осознал, что находит саму идею Штурндранга отвратительной. Вероятно, здесь сказывалось влияние человеколюбивой натуры Адракса — но тем не менее, лишения и неудобства, которые терпели ютящиеся в трущобах местные жители, невольно вызывали у него мысли о тирании. Саламандра в очередной раз вспомнил о том, какой огромной и неоднородной была галактика. Так много миров, так много разных интерпретаций закона Империума...

— Так много скверны... — злобно пробормотал Агатон. — И все это без влияния Разрушительных Сил.

И подо всеми этими городами, буквально являющимися ульями, находился субстрат — множество секторов, построенных исключительно ради удовлетворения горячечного желания надзирателей достичь еще больших уровней производительности. С каждым прошедшим столетием, с каждым новым тысячелетием, эти районы все глубже уходили в землю — пока, наконец, никто из живущих не забыл об их оригинальном предназначении. Тут и там Саламандры, спускавшиеся в глубины подулья, обнаруживали, что посреди нищеты и отчаяния скрываются свидетельства былой славы. Мозаичный пол, богато изукрашенный и давно пересохший фонтан, красивая мраморная лестница, великая зала, со стен которой сорвали всю позолоту, грязный знак, на котором некогда был выведен некий гордый девиз или вдохновляющая строфа... Войны, естественные катаклизмы, борьба за власть — все это меняло Штурндранг во время его долгой службы Трону. И все же, несмотря на то, что эта земля изменилась, как и удел ее обитателей, бесконечное производство и не думало останавливаться.

Пока Агатон стоял возле обломков корабля Злобных — корабля, который его бывший боевой брат каким-то чудом сумел загубить (и который сейчас обследовал технодесантник капитана), — он все так же продолжал размышлять над тем, где же оказался. Даже само понятие «лабиринт» не казалось подходящим для того, чтобы описать запутанность здешних путей.

Адракс понадеялся, что Тсу'ган уже погиб... Потому что его бывший товарищ сам взмолится о смерти, когда Агатон наконец-то его настигнет.

Пятая глава

Гелетина, Кантикус, территория под контролем имперцев

Они наконец-то добрались до звена броневиков, где Сепелий расположил свой временный апотекарион. Перед Ва'лином, Дерсием и раненым Нэбом протянулись цепочки раненых, большая часть которых была кадианцами, побитыми и изувеченными, что устало брели вперед длинными рядами, подобно презренным рабам. Некоторых из них тащили на носилках, другим же, скрытым от чужих глаз, повезло меньше, и впереди их ждал лишь погребальный костер, а не внимание медикэ. Целые «Химеры» были заполнены мертвыми. Белые Щиты, рядовые пехотинцы, касркин и комиссары... Никто не смог уберечься от гнева кровожадного Черного Легиона.

Над их головами то и дело раздавался гул двигателей от пролетавших мимо «Грозовых воронов», перевозивших мертвых и покалеченных Саламандр. Взглянув на тень одного из транспортников, Ва'лин задумался, не везет ли тот на борту Сор'ада, но потом встретился взглядом с Ки'даком, не пару шагов отставшим от товарищей, и отвернулся.

Писцы Муниторум, без сомнения, расценят последнее сражение за Кантикус как победу, но и Ва'лин, и все его товарищи знали, что победа эта была, в лучшем случае, пирровой. Подмога со стороны Занто заставила Саламандр уступить врагам другое поле боя. Даже если давление на одну точку ослабло, в другом месте оно усилилось вдвойне.

До сих пор, за последние несколько недель боев, Империуму удалось лишь одно — завести противостояние в тупик. Молодой штурмовик задумался о причинах неудач своей стороны, равно как и о том, что же заставило Черный Легион явиться на этот мир — кроме, разумеется, очевидного желания провести еще одно кровавое завоевание. Впрочем, праздным спекуляциям придется подождать — когда Огнерожденные добрались до окраины стоянки, выяснилось, что Сепелий уже ждал их.

Ва'лин отослал своих товарищей в сторону бараков, где те могли бы обслужить свое оружие и броню.

Без Япта, который остался подле Занто на поле боя, их отделение насчитывало лишь четверых человек. Увидев побитый взвод, бредущий к «вратам» в апотекарион, Сепелий заговорил.

— Что, братья, прибыло свежее мясо?

Дерсий передал Нэба паре медицинских сервиторов, отправленных апотекарием навстречу воинам, и сервоприводы киборгов видимо напряглись, когда те подхватили раненого Саламандру. Самого Нэба это мало заботило — последние несколько минут он был занят тем, что приходил в сознание и снова отключался, — но Ва'лин порадовался хотя бы тому, что о его брате наконец-то позаботятся.

— Похоже, я все-таки прочно укрепился в роли мясника... — мрачно прошипел Сепелий.

Временный медпункт, окруженный бронетехникой, не отличался теснотой. Задача по его защите пала на воинов Шестой, занявших турели со шторм-болтерами, и на малочисленные отделения Кадианского 81-го, что патрулировали окрестности, не убирая указательных пальцев от спусковых крючков своих лаз-винтовок. После с трудом одержанной победы здесь воцарилась атмосфера беспокойства и тревоги.

Неподалеку от броневиков располагалась наспех огороженная посадочная площадка, где в данный момент находился «Грозовой ворон», увиденный Ва'лином несколькими минутами ранее. Он только что закончил выброску своего живого груза и разогревал свои турбины, готовясь вновь взмыть в воздух.

— Так вот кто мы для тебя, Сепелий? — произнес Дерсий, не скрывая презрения в своем голосе.

— Относись я к вам как-то иначе, и давно уже слетел бы с катушек из-за стольких смертей. — ответил апотекарий с улыбкой, несмотря на то, что в его голосе не наблюдалось и толики веселья.

Специалист был облачен в белую броню, замаранную кровью и грязью, но несмотря на это отличие от рядовых боевых братьев, на одном из своих наплечников Сепелий все равно нес символ ордена — зеленую голову змия на ярко-желтом фоне, что служило выражением его членства в командном отделении капитана Дракгаарда. Высокий воин продолжал смотреть сверху вниз на представших перед ним собратьев, и у них сама собой возникала мысль о том, что Сепелий, с его высоким лбом, вытянутым лицом, и коротко стрижеными снежно-белыми волосами, что отражали его внутреннюю холодность, во многих смыслах мог считаться уродом. Апотекарий и сам осознавал, какое впечатление производит на окружающих, но это совершенно его не волновало.

— Просто подлатай его, брат-апотекарий. — попросил Ва'лин, прекращая бесполезный обмен «любезностями». — Он нужен мне, равно как и мясорубке войны.

Сервиторы утащили Нэба в сторону, к своре занятых медиков и способных ходить раненых. Сепелий уже успел наладить систему отбора, что ставила Астартес перед гвардейцами, и, судя по объему раненых, куда превосходящему число медицинского персонала, впереди его ждала длинная ночь.

— К утру он снова будет готов умереть, Ва'лин. — уверил штурмовика Саламандра, когда он и его товарищи уже собрались уходить. — А теперь скажи мне... Тебя все еще беспокоят те мысли?

Ва'лин выругался про себя, но не остановился. Вопреки своей интуиции, еще не поняв, каким язвительным является Сепелий, некоторое время назад он поведал апотекарию о своих злоключениях в огненных каньонах Ноктюрна. При первой же встрече с лекарем Ва'лин понял, что не должен был ничего ему рассказывать, но все-таки сделал это, и теперь Сепелий не оставлял молодого Саламандру в покое.

— О чем это он? — спросил Дерсий, бросив взгляд за спину. Ки'дак же ничего не сказал, и продолжал смотреть вперед, но Ва'лин был уверен, что тому тоже интересна эта тема.

— Я доверился тому, кто не заслуживал доверия, брат, вот и все.

Их разговор прервало облако пламени и злобный рев турбин прыжкового ранца, предвещавший появление сержанта Япта. Их лидер казался взволнованным.

— Дерсий, Ки'дак — отправляйтесь в лагерь к остальным членам отделения. Брат Ва'лин, остаешься со мной.

Немедленно после этого, Япт снова взмыл в воздух, заставляя Ва'лина последовать за ним.

— Брат-сержант? — обратился юнец к сержанту по вновь функционирующему воксу.

— Капитан Дракгаард вызвал к себе всех офицеров, не участвующих в сражении. Судя по всему, наше положение на Гелетине серьезно изменилось.

— Из-за боя за Кантикус и действий Занто?

С ревом проносясь над городом, прыгая с одной развалины на другую, Ва'лин получил возможность как следует рассмотреть пламя и разрушения, являвшиеся неизбежными спутниками военных действий. Кантикус, казалось, был разграблен, и штурмовой десантник вновь задумался о намерениях своих врагов.

Несмотря на непроглядную тьму и витающие в воздухе клубы дыма, Ва'лин все же сумел увидеть фосфорные лампы, окружавшие шестиугольную посадочную площадку и одинокого «Грозового ворона» с работающими вхолостую двигателями.

— Не только. — отрезал Япт, когда пара воинов приземлилась в тридцати метрах от транспортника. — У нас появились союзники. Сестры Эбеновой Чаши.

— Сороритас?

Япт повернулся к Ва'лину.

— Воительницы-фанатики Экклезиархии явились на Гелетину один лишь Трон знает зачем.

Фронтовая аппарель «Ворона» Четвертой роты открылась, после чего двое Астартес забрались внутрь, дабы завершить свое путешествие к Эскадану и имперским укреплениям.