Нежеланная встреча в Мордхейме / Ill Met in Mordheim (рассказ)

Перевод из WARPFROG
Версия от 18:48, 17 января 2024; Dark Apostle (обсуждение | вклад)
(разн.) ← Предыдущая | Текущая версия (разн.) | Следующая → (разн.)
Перейти к навигации Перейти к поиску
WARPFROG
Гильдия Переводчиков Warhammer

Нежеланная встреча в Мордхейме / Ill Met in Mordheim (рассказ)
Tales Of The Old World cover.jpg
Автор Роберт Уотерс / Robert Waters
Переводчик MadGoatSoldier
Издательство Black Library
Входит в сборник Истории Старого Света / Tales of the Old World
Год издания 2007
Подписаться на обновления Telegram-канал
Обсудить Telegram-чат
Скачать EPUB, FB2, MOBI
Поддержать проект

Нежеланная встреча в Мордхейме[1]


«Среди безрадостных и зловещих пейзажей Города Проклятых они ищут славы, денег и зрелищ. Но те, что благородней и добродетельней, стремятся к целям более возвышенным…»

из «Песен Вечной Войны: история Мордхейма» за авторством Изабель Рохас.


Капитан Генрих Гоголь наблюдал за муками поверженных крысолюдов, чьи избитые, сломанные и окровавленные мохнатые тушки валялись повсюду. И мужчину это радовало даже вопреки тому, что и его самого отбросило в сторону воздействием духовного заклинания жреца. Бой завершился, когда после удара молотом в пылу сражения землю выжгли потоки праведного пламени, заодно вызвавшие ноющую боль в костях капитана. Он с силой растёр лицо, поправил редеющие тёмные волосы и поднялся на ноги, а затем отпихнул в сторону крысака, принявшего на себя основной удар.

– Премного благодарен, – обратился Генрих к умирающей твари и каблуком растоптал ей выжженное горло.

Генрих обратил внимание на стоящего неподалёку коренастого сварливца со смелой ухмылкой на лице. Старый жрец взвесил боевой молот в костлявых руках, и могучее оружие окутало яркое пламя, опалившее рваные края его бурых одеяний.

Спрятав меч в ножны, Генрих поправил сюрко из краснодубной кожи и встал рядом со стариком.

– Мощная, однако, у вас молитва, Отец, – подбирая слова, сказал он. – Мы вам признательны. Но, возможно, в следующий раз вы предупредите нас заранее?

– Простите, капитан, – с улыбкой на бледных губах ответил жрец. – Вам угрожала опасность, и мне пришлось действовать немедля.

– Глупости, – резко отреагировал Генрих. – Я контролировал ситуацию…

Вдруг мрак огласил предсмертный вопль, и Генрих понял – кого-то потрошат среди ветхих руин. Гремят выстрелы мушкетов, воют волки и визжат нетопыри, полыхают пожары и вздымается дым. Нескончаемая какофония ярости и насилия захлестнула не знающий покоя город проклятых душ, несбывшихся мечт и ночных огней.

Мордхейм.

Пришедший с востока холодный туман разбередил мысли Генриха. Он всмотрелся в угрюмое небо. Солнце садилось за серыми шпилями развалин в западной части города. Тьма бросила зов, и смерть неистовствовала в ночи Мордхейма.

– Гундерих!

Пред Генрихом возник молодой человек в белом полукафтане и залитых кровью крысолюдов синих штанах.

– Да, капитан?

Генрих вручил ему клинок.

– Перережь им глотки.

Гундерих кивнул и принялся за дело. Генрих подобрал боевой молот и отдал его жрецу, медленно восстанавливавшему свои силы.

– Поспешим, Отец, – сказал он. – Бродерику нужна наша помощь.

Их взоры устремились к ратуше, чьи стены обуглились и покрылись оспинами после взрыва кометы, уничтожившей город много лет назад. Высокие прямоугольные окна скрывали сосновые доски и отрезы толстой мешковины. Арочный проём с массивными двойными дверями блокировали ящики, бочки и мешки с гниющим толокном, а четыре пинакля[2] над ним острыми верхушками, будто когти плоть, вспарывали низколетящие облака. Генрих застыл в нерешительности, увидев, как их немилосердно раскачивает порывистый ветер. Сделав глубокий вдох и собрав волю в кулак, он зашагал вперёд.

Горстка убитых ранее крысолюдов всего лишь защищала южные подходы к зданию. При мысли о том, что скрывалось внутри, у Генриха зачесался бледный рубец на левой щеке. Ему не особо-то и хотелось лезть туда, но долг есть долг.

– Поищем путь внутрь, – предложил Отцу Генрих, когда их догнал Гундерих и вернул клинок.

– Все испустили дух, капитан.

Генрих кивнул.

– Ты творишь угодное Зигмару дело, парень. Рад, что ты с нами.

Лицо юноши просияло от благодарности, но Генрих не мог разделить его радость. Ему претило брать на такие задания совсем зелёных юнцов. Кто знал, где начнётся бой, и будут ли верны новобранцы своему слову или же сбегут, поджав хвост? Однако зачастую количество оказывалось важнее качества. Из-за недавних потерь мысль о том, что пять-шесть мечников выйдут против полчищ врагов, казалась безумием. «Что ж, – подумал Генрих, – он либо научится по ходу, либо умрёт, пытаясь».

Копаясь в груде трухлявой древесины в поисках входа, капитан прокрутил в голове план.

Бродерику и остальной части группы предстояло овладеть северным входом в ратушу, в то время как Генрих, Отец и Гундерих заходили с юга. Они надеялись, что крысолюды сочтут Бродерика главным источником угрозы и не обратят внимания на другой. В случае сильного замешательства твари запаникуют и начнут ошибаться. Каверза крылась в тщательном планировании атак. Поспешишь – и крысаки почуют неладное, а опоздаешь – перебьют Бродерика вместе с людьми. Но этому никогда не бывать. Годы сражений научили их интуитивно понимать свои роли. «Я – молот, – частенько говаривал Бродерик, – а ты, друг мой, наковальня. Промеж нас и железо гнётся».

Они много дней преследовали эту свору крысолюдов (или скавенов), не переставая сражаться на улицах, среди зыбких гор обломков, в лабиринтах ветхих складов, таверн, пекарен и храмов. Бои заканчивались одинаково – с минимальными потерями с обеих сторон без какой-либо развязки. Генриху хотелось завершить начатое и покинуть сие проклятое место, привести себя в порядок, перевооружиться, подвести итоги, принять горячую ванну и вкусно поесть. Но не видать им этого, пока каждый вшивый крысак не будет выслежен, убит и предан сырой земле.

Однако теперь их задача стала намного важней. Если слова Бродерика верны и скавены завладели Сердцем Зигмара, то эта череда боёв должна завершиться лишь победой… победой людей, Империи и Зигмара.

– Смотрите, капитан, – сказал Отец, указывая на ветхий ящик на склоне завалов. Присев, Генрих оттащил его и обнаружил небольшой, но проходимый лаз.

– Значит, вот как они забираются внутрь, – Генрих достал арбалет. – Готовьте оружие и за мной… без шума и пыли.

И они медленно поползли сквозь брешь в завалах. Из-за тусклого освещения в главном зале ратуши глаза Генриха не сразу привыкли к мраку. Свободной рукой он помог себе пролезть сквозь сломанную дверь и пренебрежительно сморщил нос от тошнотворного запаха силоса, мокрой шерсти и преющих экскрементов. Невидимые рты не умолкали ни на мгновение. Где-то в тенях скрывались скавены: они общались, копошились, плевались и щерили пасти; единый мощный неуправляемый голос искажённых гуманоидов, лебезящих пред своим нечестивым божеством.

Генрих сел на колени, и Отец с Гундерихом поступили так же. Пред ними на краю лестницы, ведущей в обширные недра ратуши, покачивалась гора старых бочек. Сквозь щели Генрих видел, как крысолюды неуклюже занимаются своими делами. Он попробовал их сосчитать, но точное количество определить не смог. Может, две дюжины, а то и больше. Грязный пол усеивали крупные фрагменты обвалившейся крыши с перекрытиями. Растения редко приживались в отравленном лоне Мордхейма, однако на стыке плит у самых стен свои корни в трещины и щели пустили деревца, кустики и густые заросли плюща. И Бродерик оказался прав в своих наблюдениях: за годы рысканья в руинах скавены снесли сюда груды ящиков и бочек, сломанную мебель, ношенную одежду, ночные горшки, доспехи, картины и другие брошенные сокровища города.

«При удобном случае, – подумал Генрих, – было бы полезно покопаться в тех диковинах, оценить, изучить их и понять, чем жил город до великой катастрофы». Словно окошко в прошлое, любая бесхозная вещь напоминала о людях, некогда бродивших по здешним улицам. Он понимал – мудрость валялась под ногами, стоило лишь опустить взор.

Отбросив эти мысли, капитан изучил смертельную арену внизу. Несмотря на большую площадь, открытых участков оказалось немного, и он улыбнулся, ведь ближний бой удобнее вести в ограниченном пространстве. Нервно погладив рычаг арбалета, Генрих посмотрел поверх голов крысаков на узкий вход, откуда планировал напасть Бродерик.

Но тот пока медлил. «Ну же, – подумал Генрих, – скорей». Они теряют элемент неожиданности. Лишнее промедление – и враги разнюхают их позицию. И тут, спустя минуту тревожного ожидания, он услышал протяжный утробный вой бойцовых псов, Кровоклыка и Ведьмоубийцы.

Этаж охватило буйство, когда Бродерик атаковал скавенов со стороны северного входа – те стали пищать, выть, вопить и кричать, размахивать оружием и метать камни. Со своей позиции Генрих наблюдал, как его люди врываются в ратушу. Боевые псы, шедшие на острие атаки, запрыгнули в толпу крысаков и убили нескольких. За ними, неистово размахивая моргенштернами[3], следовали Роланд и Катберт. Они так яро подражали флагеллантам, что даже бичевали себя за маловерие, однако, каясь во служении Зигмару, на людях вели себя тихо. В бою же никогда не разочаровывали, устраивая настоящее зрелище.

Бродерик и юный Себастьян замыкали строй, отбиваясь от скавенов, что спрыгивали с высоких штабелей ящиков по обе стороны от входа. Генрих наблюдал, как Бродерик на полпути останавливает набрасывающихся на него крысаков, рассекая им животы и грудные клетки. Он испытал сильный прилив гордости, увидев, что его друг всё так же несравненно владеет клинком после ухода из бойцовских ям много лет назад. Тесни их, Бродерик. Не щади никого. Покажи им, как сражаются рейкландцы.

Отец воззрился на капитана.

– Идём же, идём! – прошипел он, и боевой молот, висящий на белом кушаке жреца, воспылал магической истовостью.

Генрих ухмыльнулся и посчитал на пальцах до трёх.

– Сейчас!

Они подобрались к бочкам и заняли удобные позиции для стрельбы. Генрих посмотрел вниз. Шерстяной вал, ощетинившись когтями, дубинами, клинками и копьями, обрушивался и отступал от людей, не желавших сдаваться. И, хотя их положение ещё не усугубилось, капитан понимал, что вечно сопротивляться Бродерик не сможет.

Закрепив арбалет на поясе, он достал пистоль из кобуры, а затем тщательно прицелился из-за бочек в толчею и нажал на спусковой крючок. Порох вспыхнул, грянул громкий хлопок, и двое скавенов пали замертво. На мгновение враги опешили, заметив опасность в тылу, что дало отряду Бродерика время перегруппироваться.

Гундерих и Отец открыли огонь по противникам, и по бочкам забарабанили камни, когда пращники крысолюдов переключились на новые цели. Генрих снова нырнул в укрытие, спрятал дымящуюся пистоль и обнажил меч.

Затаившись, он заметил Отца и Гундериха, стоящих спина к спине примерно в десяти метрах справа от него в окружении своры крыс, что терзали когтями друг друга в надежде вонзить в них свои клыки. Генрих не заметил четвероногую родню скавенов на полу ратуши – должно быть, визги испуганных хозяев выгнали их из нор и ходов в стенах. Капитан отругал себя за такую близорукость, ведь он точно знал, что крысы всегда следуют по пятам за скавенами. Но почему Бродерик не упомянул их в отчёте разведки?

Словно одержимый, Отец размахивал молотом в гуще врагов, целясь в любую приблизившуюся морду, и, когда удар находил цель, в воздух фонтаном взмывали осколки кости, кровь и шерсть. И всё же противник продолжал напирать. Гундерих отчаянно удерживал позицию, но короткий меч не мог противостоять хвостатой орде, и некоторым удалось добраться до его ног. Генриха передёрнуло от вида израненных конечностей юноши. Он хотел помочь, но у него имелись проблемы поважнее. Если сейчас покинуть укрытие, пращники насмерть забьют Генриха камнями, а чтобы отбросить их, нужен отвлекающий маневр.

И он придумал. Генрих с наскока врезался в бочки, и те, покачнувшись, скатились по ступеням, с треском перемалывая друг друга, как снег во время лавины. Он шёл следом, прикрываясь ими от града камней. Когда же бочки грохнулись на пол ратуши и отскочили в стороны, словно игральные кости, пращники отступили. Генрих выбрал взглядом ближайшего крысака, с размаху вогнал ему меч промеж рёбер и оторвал тварь от земли, но лишился равновесия из-за вложенной силы. Не успел он вернуться в стойку, как на него набросилось три скавена.

Генрих ощутил, как по спине, вспарывая сюрко и рубашку, прошлись острые, как бритва, когти. Другая тварь ткнула его зажатым в хвосте кинжалом, и лезвие рассекло воздух в считанных дюймах от глаз рейкландца. Третий лупил дубиной по ногам капитана. Генриху не хотелось расставаться с мечом, но выбора не оставалось.

Бросив клинок, он быстро схватил хвост с кинжалом, поднёс ко рту и что есть мочи укусил его. В рот хлынула мерзкая на вкус кровь, а крысак с пронзительным визгом выронил нож и отступил. Разделавшись с проблемой, Генрих достал кинжал и замахнулся на скавена у ног, но тот, что сидел на спине, удержал руку, мешая ей двигаться.

Генрих, рыча, стал вырываться, пытаясь ослабить хватку твари. Он чувствовал, что создание рвётся укусить его, опаляя шею смердящим дыханием, но, едва крысак вонзил первый клык, что-то немилосердно сорвало тварь с капитана. Оглянувшись, Генрих увидел Кровоклыка, вцепившегося скавену в глотку.

Переключившись на третьего противника, Генрих замахнулся и опустил кинжал, целясь в спину, но не успела сталь коснуться плоти, как бок твари прошил арбалетный снаряд. Но остановить оружие Генрих уже не мог, и нож при ударе оземь переломился у рукояти. Капитан мрачно посмотрел на стрелка – им оказался Бродерик, что стоял неподалёку, ухмыляясь, с разряженным оружием в руках.

– С тебя нож! – крикнул Генрих.

– Невелика цена, – кивнул Бродерик.

Подобрав меч, Генрих встал спина к спине с Бродериком, медленно кружась на месте.

– И откуда, дружище, взялись эти крысы? – крикнул Генрих. – Разве ты не видел их во время разведки?

– О чём это ты? – спросил Бродерик, сразив крысака быстрым колющим ударом.

– О крысах, что оттеснили двух наших, – сказал он, вгоняя яблоко клинка в ближайшую глотку. – Отец с Гундерихом бьются не на жизнь, а на смерть.

– Как и все мы, – огрызнулся Бродерик. – И что мне, по-твоему, сделать?

– Вытащить нас из передряги.

– Лучше заткнись, – ответил Бродерик и, изогнувшись влево, помешал скавену запрыгнуть на спину Генриху, – и сражайся!

На том спор и прекратился. Генрих старался сохранять самообладание посреди вихря клинков и клыков. Они сражались, и очень отважно, но постепенно лишались преимущества после первого удара. Катберт лежал на земле и защищался голыми руками, а Ведьмоубийца, чью грудь покрывала сеть глубоких алых ран, уже не так резво кидалась на врагов. Только чудо поможет рейкландцам не сгинуть в ратуше.

И тут Зигмар будто внял им, и несколько крысаков в толчее убило градом стрел, выпущенных сквозь щели в досках на окнах с торцов здания. А затем из северного входа с пронзительными кличами выбежали пять незнакомых мужей в цветастых камзолах и рубахах и вступили в бой с противником. Ошеломлённый, Генрих пытался разобраться в появлении незваных гостей. Что случилось? Кто эти люди? Он обернулся и посмотрел на Бродерика, в глазах которого тоже застыл немой вопрос.

– Что же это такое? – спросил Генрих.

Но не успел Бродерик ответить, как его грудь обратилась облаком зелёной пыли и крови. Всё заглушил раскатистый гул, и Генриха отбросило в сторону. Он попытался подняться. В ушах дико звенело после выстрела, глаза щипало от частиц, а на языке чувствовался их привкус. Преодолев боль, капитан посмотрел под ноги. Бродерик лежал ничком с обугленной рваной раной на спине, откуда вился зелёный дым, а под ним разливалось озерцо крови. Генрих с ходу понял, что нанесло смертельные увечья.

Искажающая пистоль.

Крысаки бросились наутёк, и бой закончился так же быстро, как и начался. Даже после перехвата инициативы появление новых наёмников стало для них неприятным сюрпризом, и скавены спешно ретировались за исключением одного, что стоял на вершине лестницы, ведущей к месту, откуда пришёл Генрих. Тот, ещё не оправившись после шока, опёрся на меч и диким взглядом воззрился на слюнявую пасть твари-альбиноса, о которой он расспрашивал Бродерика перед нападением, и вероятного владельца Сердца Зигмара. Светлую шерсть покрывала корка спекшейся крови, грудь, голени и морду защищала лёгкая кожаная броня, руки были обнажены. Два хвоста – результат воздействия Хаоса – крепко обвивали пару мешков с искажающим камнем, светящимся изнутри зелёным, которыми крысак и помахал в воздухе. Из дула искажающей пистоли в левой руке всё ещё струился дымок.

Генрих задрожал от ярости. В груди застучал молот сердца, а лёгкие раздулись от притока новых сил. «Ах ты, падаль плюгавая, – безмолвно закричал он в лицо белому чудовищу. – Ты убил моего друга».

Будто поняв, скавен истошно заверещал и махнул капитану свободной рукой. Он презрительно обнажил клыки, и с чёрных губ сорвалась вспененная слюна. Генрих бросился вперёд, занося меч для удара, но не успел – едва он добрался до первой ступени, крысолюд-альбинос отскочил назад и скрылся во мраке.

Путь Генриху преградила рука.

– Спокойно, сэр, – произнёс незнакомый голос. – Всё кончено.

Генрих отошёл, крутнулся на месте и вогнал рукоять меча в грудь мужчины. Тот упал, глотая воздух и держась за живот, а Генрих встал над одним из незнакомцев, что вмешались в сражение, и сказал:

– Прочь!

Но не успел капитан отойти, как мужчина ударил его ногой по коленям сзади и сбил Генриха наземь, а затем продолжил атаку, хлестко ударив тылом ладони по шее.

– Я бы проявил чуть больше уважения к человеку, недавно спасшему тебя, – поднявшись, произнёс мужчина и достал из-под плаща две кинжала[4].

Поморщившись от боли, Генрих перекатился, вскинул арбалет и нацелил его в лоб незнакомцу – высокому, смуглому, с бритой головой, козлиной бородкой и золотой серьгой в правом ухе, одетому в каштанового цвета шаровары и золотистую рубаху. Плащ из тигриной шкуры с застёжкой на шее укрывал плечи, а на чёрных сапогах блестели серебряные заклёпки. Явно не уроженец Империи.

Мужчина держался опасливо, но решительно, как дикий лис, что встал в стойку, но готов в любой момент броситься в атаку.

– Уважения, к тебе? – твёрдо держа арбалет, сказал Генрих. – И с чего ты решил, что можешь вмешиваться в чужие дела?

– Чужие? – переспросил тот. – Мы выслеживали этих скавенов уже много дней. След привёл нас сюда. Да и вы, похоже, нуждались в помощи.

– Мы отлично справлялись сами, чужак, – ответил Генрих. – Так что оставь себе свою подачку.

Мужчина фыркнул.

– Позвольте. Не появись мы тогда…

– Бродерик был бы жив! – рявкнул Генрих.

Мужчина замолчал и посмотрел мимо Генриха на неподвижное тело, тонущее в багровом озерце. Черты его лица смягчились.

– Да, может и так. Печальная ситуация. Но давай рассудим здраво – без нашего вмешательства вас всех могли бы убить.

К тому времени бойцы обеих групп подтянулись к предводителям и обступили их с оружием наготове, постреливая взглядами через тонкую грань смертельной опасности. В воздухе осязались злоба и недоверие; одно неверное движение или слово могли развязать бой. Однако Генрих, чувствуя уверенность в присутствии своих людей, опустил арбалет и поднялся на ноги.

– Кто ты? – спокойно спросил он.

Мужчина опустил кинжалы и спрятал их под плащом.

– Капитан Бернардо Рохас.

– А откуда родом?

– Эсталия.

Генрих брезгливо поморщился. Эсталия? Загадочная жаркая страна в окружении гор далеко на западе Империи. Каким злым ветром в Мордхейм занесло этого нечестивца?

– Ха! – хмыкнул Генрих и покачал головой. – Эсталиец в Мордхейме. Неужели? Однако, судя по виду твоих людей, я бы сказал, что вы с далёкого юга. Сегодня мне точно не везёт.

– Смейся сколько душе угодно, – злобно сверкая глазами, ответил Бернардо, – но я готов в любое время выставить своих мариенбуржцев против рейкландских псов.

Генрих пропустил вызов мимо ушей и отвернулся. Приблизившись к Бродерику, капитан присел и задержал руку над глубокой раной. Горячо. Наклонившись ближе, он тихо шепнул ему на ухо:

– Прости, друг. Да благословит Зигмар твою душу.

Генрих поднялся и не спеша потянулся. Мрак быстро сгущался, и в танце света и тени он едва различал своих людей. Сколько из них осталось в живых?

– Каковы наши потери, Отец?

Тот появился рядом, усталый и потрясённый.

– Трое, капитан. Юные Гундерих и Себастьян, а также Бродерик – да упокоятся они подле Зигмара. Катберт жив, но его руки сильно изувечены. Ведьмоубийца тяжело ранена и может не пережить эту ночь. Со мной, Роландом и Кровоклыком всё в порядке.

– Выглядите неважно, – заметил Генрих, указывая на мелкие следы от укусов, густо усеивавшие руки и шею жреца. Ссутулившись, старик жадно глотал воздух, а на тонзуре из-за магической нагрузки проступил холодный пот. – Чудо, что вы выжили.

Отец почесал раны.

– Верно, капитан. Я бы сказал – чудо и проклятье.

Отец всегда выражался витиевато, однако Генрих не стал давить. Он отвернулся и покачал головой. Трое убитых – ужасная цена за награду, всё равно ускользнувшую от них после боя. Воинов едва хватало. И как теперь выбраться живыми из города ночью, чтобы доставить мёртвых и раненых в безопасное место?

И тут, словно прочитав его мысли, вперёд вышел эсталиец.

– Мы можем помочь? – спросил он.

Генрих повернулся к незнакомцу, не зная, что делать или думать.

– Вы и так уже достаточно сделали.

– Потери не минули и нас, – пропустив колкость, сказал Бернардо. – Юный Габриель пал в самом начале сражения. Чтобы выбраться из этого проклятого места, нужно действовать сообща без оглядки на взаимные опасения. Близится ночь. Давайте поможем друг другу.

– Нет и ещё раз нет. Я не дам коснуться…

– Генрих, – вмешался Отец, положив руку на плечо капитану. – Прошу, дозволь им. Сами мы не справимся, но и своих не бросим.

– Ладно! – рявкнул мужчина. Ему хотелось ударить старика и распластать того на земле, однако его слова звучали разумно.

– Капитан? – вперёд вышел Роланд, ведя за толстую цепь Кровоклыка, чью пасть обагряла кровь крысаков. – Может, стоит поискать Сердце, пока мы не ушли?

– Нет, оно не здесь, – покачал головой Генрих.

– Но его могли обронить в бою. Нам бы только поискать…

– Я сказал «нет»! – гаркнул Генрих. – Скавены – создания подлые, но вовсе не глупые. Им известно, зачем мы здесь, и они этого так не оставят.

– О каком Сердце вы говорите? – поинтересовался эсталиец. – Я не понимаю.

– Отлично, так всё и оставим.

Генрих не пытался скрывать растущее раздражение от бессмысленных разговоров. Он устало опёрся на меч и смахнул со лба пот.

– Хорошо, эсталиец, я принимаю твоё предложение, но не более того. Наши пути разойдутся у западных врат. И своих павших мы похороним сами? Ясно?

Бернардо кивнул с недоуменной улыбкой на лице.

– И ещё, – Генрих придвинулся ближе, почти касаясь своим носом крючковатого носа Бернардо. – Руки прочь от Бродерика. Это моя ответственность.

И с этими словами они начали заниматься ранеными и мёртвыми в сгущающейся ночи Мордхейма.


Всходящее на востоке солнце разгоняло туман. Воздух напоминал студень. Генрих, понимая, что день будет влажным, наслаждался прохладой в каменном павильоне.

Они находились в сердце Садов Морра, расположенных внутри поросших мхом и плющом развалин небольшой крепости, что стояла дозором на невысоком холме в западной части Мордхейма. Мёртвых раздели и уложили на каменные скамьи внутри павильона. Роланд по очереди укрывал их белым полотном, в то время как Отец, держа чашу курящегося ладана, ходил между телами и шептал сакральные молитвы. Остановившись, он макал кисточку в пепел сгоревших благовоний и оставлял бледные мазки на выбритых и надушенных щеках воинов, а затем, склонившись, легонько целовал каждого в лоб и накрывал глаза отрезами шёлка.

Генрих с печальной кротостью наблюдал за обрядом жреца. Мало кто из рейкландских наёмников мог похвастать личным служителем культа Зигмара, однако капитан считал это даром и не искушал судьбу частыми размышлениями об этом. На деле старика звали Элгин фон Клаусхаммер, но бойцы нежно нарекли его «Отцом», как подобает человеку духовному. В такие моменты он являлся незаменимым членом команды.

Капитан посмотрел в тёмные закутки павильона, где, тешась в компании друг друга, мирно отдыхали Катберт и Ведьмоубийца. Полученные вечером раны ещё заживали, главное, что не стало хуже. Хвала Зигмару, они сдюжат, но какое-то время не смогут сражаться. Несмотря на груз усталости, Генрих выпрямился, ведь он, как-никак, предводитель и в такие моменты обязан служить примером силы.

Тяжело терять людей на задании. Сколько похорон он повидал с момента прибытия в Мордхейм? Уже не упомнишь. А сколько их будет ещё? Только глупец не ждёт смерти бойцов в сем горниле зла, но за прошедшие несколько месяцев он лишился слишком многих хороших солдат. И теперь не стало Бродерика, лучшего друга и соратника. Он всегда помогал группе справиться с горем и сосредоточиться на цели. Пока Отец проводил погребальные обряды, именно Бродерик наполнял смыслом каждую смерть, превознося честь и достоинство добротой и простотой слов веры. Веры в Зигмара Млатодержца, основателя и заступника Империи, Верховного Теогониста и их задание. Генрих посмотрел на окоченелое тело друга и прошептал:

– Прощай, Бродерик. Ты был хорошим человеком и великим воином.

Повернувшись, капитан очистил разум от молитв Отца и посмотрел на вырытые неподалёку могилы. Он соболезновал семьям тех, кого сегодня предстояло предать земле, ибо тяжко нести бремя неведения судьбы родного человека. Кто-то сочтёт богохульным их погребение в месте Вечной Войны, но это лучше, чем бросить тела гнить среди руин. По крайней мере, сим простым обрядом они выкажут им уважение и почёт.

Генрих положил ладонь на рукоять меча и устремил взгляд на смотровую башню вдали. Старое осыпающееся строение из камня веками служило ронделью[5] крепости, но сейчас, в период упадка, использовалось для осмотра города. Они с Бродериком много раз забирались туда, оценивали масштабы катастрофы и пытались представить картину событий злополучного дня 1999 года, когда пять лет назад на город обрушилась двухвостая комета Зигмара и очистила его от накопленного зла.

В моменты минутной слабости Генрих задавался вопросом – почему Бог-Воин вообще позволил Мордхейму выжить и восстать из собственной могилы? Зачем наполнять его этим проклятым искажающим камнем, настолько дорогой и заветной ценностью, что тысячи хлынули на злачные улицы, убивая за обладание им? На вершине башни Бродерик всегда отвечал: «Это предостережение и испытание. Я верю, что Зигмар позволил Мордхейму выжить, чтобы напомнить о тонкой грани между Порядком и Хаосом. Он символизирует узкую линию между добром и злом, и всем городам Империи стоит с ужасом взирать на его разорение и помнить, что их может постигнуть та же участь, если они решат избрать сторону Тьмы».

«А искажающий камень? – настаивал Генрих. – Зачем Зигмару наполнять улицы столь ужасным искушением?».

«Ещё одно испытание. Сюда на поиски приходят люди с разными намерениями, и то, как они распорядятся камнем, завладев им, и есть проверка».

«И мы прошли её, друг мой?»

Бродерик улыбался и отвечал: «Ну, не знаю насчёт тебя, но моя душа чиста».

Они смеялись над этим и всю ночь не переставали беседовать. Какова истинная природа Хаоса? Порядка? Объединятся ли провинции Империи под началом Зигфрида, великого князя Рейкланда? В конце Генрих позволял Бродерику сказать последнее слово, ибо верил наивно, как ребёнок. Духовное наставление, прояснение мыслей и целенаправленность – за этим он всегда обращался к другу, но теперь, когда Бродерика не стало, кто же станет его моральным компасом?

– Не помешаю?

Это оказался эсталиец. Генрих повернулся к чужаку, и, хотя от мысли обнажить меч сердце хотело выпрыгнуть у него из груди, он всё же удержался от действия.

– Чего тебе здесь нужно, эсталиец? А как же погребение павшего?

– Юный Габриель уже предан земле, – ответил Бернардо, – но я должен сейчас же поговорить с тобой, пока ещё есть возможность.

– Уроженцу чуждой варварской страны, – прошептал Генрих, – явно невдомёк, что, мешая обряду, он навлекает бесчестье на меня и моих людей.

Бернардо приблизился с горящими от возбуждения глазами.

– Сэр, мне прекрасно известно о святости ваших погребальных ритуалов, но то, что я хочу обсудить, станет данью уважения павшим. Поговорим наедине.

Стиснув зубы, Генрих схватил эсталийца за край плаща из тигриной шкуры и потащил его в сторону.

– Ладно, за мной.

Они пересекли сады в направлении смотровой башни. Генрих поднялся по лестнице, аккуратно наступая на потертые участки досок.

– Повторяй за мной, эсталиец, иначе сломаешь ступень и разобьёшься насмерть.

Бернардо послушно выполнил указания.

На вершине они стали рядом и посмотрели на перепутанные заросли. Несколько минут они молчали, а затем первым заговорил Генрих.

– Сколько ты пробыл в Мордхейме, эсталиец?

– Недолго, – ответил Бернардо. – Уже почти неделю.

Генрих издал смешок.

– Понятно, вы ещё чисты и непорочны. Я же пробыл здесь полгода и уже тону в этой сточной яме. Люблю и ненавижу её. Понимаешь?

Но не успел Бернардо ответить, как Генрих продолжил:

– Мы с Бродериком вместе прошли бойцовские ямы, с голой грудью борясь за золото и зрелища. В юности по пути в Остермарк меня пленили разбойники и продали в рабство. Я думал, что погибну в ямах, но меня спас Бродерик. Он говорил о Зигмаре и придал мне решимость бороться дальше. Получив свободу, мы ушли в Альтдорф, чтобы найти своё предназначение и служить Богу-Воину, а когда стали готовы, то отправились в Мордхейм, дабы творить благие дела во славу Империи. Но всё должно было закончиться не так. Только не смертью Бродерика.

Генрих на какое-то время умолк, а затем сказал:

– Прямо перед смертью Бродерика я корил его за то, что он не заметил своры крыс, которая появилась в ратуше и разделила наш отряд надвое. Я винил лишь его, но это была моя вина. Мне следовало предвидеть всё, а я не догадался. Смерть Бродерика на моих руках. Только я…

– Зачем так говорить? – сказал Бернардо и попытался положить руку на плечо Генриху, но тот отстранился. – Ты не волен управлять судьбами своих соратников.

Генрих кивнул.

– Возможно, нет.

Он внимательно посмотрел в глаза Бернардо, пытаясь понять его душу, однако всё в нём отличалось. Смуглолицый, с резкими чертами, чумазый, но всё же яркий. На лысой, словно облитой маслом, голове виднелись все оттенки коричневого. Тонкая полоска розовых губ изогнулась в честной улыбке, скрывавшей… что? Генрих искал подоплёку в добродушном взгляде чужестранца, но ничего не нашёл. Мужчину также окружала благоухающая аура из ароматов корицы, лаванды, розмарина и имбиря. Смешиваясь с затхлым и прелым смрадом могил, она будоражила ноздри Генриха.

– И что же привело эсталийца в Город Проклятых? – поинтересовался Генрих. – Далеко вас занесло от раздолья Мариенбурга и, смею добавить, причудливых заявлений вашей леди Магритты.

Непонятно, задела такая колкость чужака или нет, но он лишь улыбнулся и ответил:

– Я далёк от политики, и мне не важно, кто сидит на троне Империи – моя леди Магритта или же марионеточный князь Верховного Теогониста. Я лишь посоветую не озвучивать свои наблюдения рядом с моими людьми, ибо их это заденет. Что до меня, то моя семья занимается торговлей – у нас предприятия в Мариенбурге, Талабхейме, Мидденхейме и других местах. За годы скитаний Империя стала мне близка, как и родной город Бильбали. В достаточно взрослом для принятия решений возрасте я вернулся домой и попытался наладить жизнь, но было чувство, что это всё не моё. Посему я уехал в Мариенбург, собрал отряд и отправился пытать счастья.

– Но почему Мордхейм? Такой резкий поворот в зажиточной жизни сына купца.

Бернардо пожал плечами.

– Ищешь приключений – иди в Мордхейм, верно? И не стоит так поверхностно оценивать город и его жителей, рейкландец. У монеты две стороны, и истинная суть человека прячется куда глубже кожи.

«Ловлю на слове», – подумал Генрих и промолчал. Как смеет этот спесивый фат учить его манерам? Однако он решил не продолжать – неуважительно по отношению к Бродерику устраивать сцену на его же похоронах.

После минутной паузы Бернардо сказал:

– Лучше расскажи о Сердце, которое ты ищешь. Мне ничего о нём не ведомо.

«А стоит ли?» – задался вопросом Генрих. Если столь могущественный артефакт попадёт в руки чужестранца или – что хуже – мариенбуржцев, какую цену придётся заплатить Империи?

Вопреки сомнениям Генрих ответил:

– Оно называется Herz des Kriegergottes, Сердце Бога-Воина, также известное, как Сердце Зигмара. Считается, что это последний осколок ядра кометы. Многие говорят, что его не существует, но они ошибаются. Оно не крупнее ладони и плоское, как тарелка. По слухам, его поверхность ярко светится даже в полной темноте, зелёные оттенки сменяются красными и наоборот, а ещё, если долго всматриваться, то можно увидеть, как небо пересекает двухвостая комета и обрушивается на город. По легенде первым Сердце нашёл скавенский колдун, а после оно попало в руки гномов-кладоискателей, кузнечным молотом придавших ему нынешнюю форму, как будто бы это была обычная безделушка, носимая на шее.

– Гномы продали его пивовару за весь имевшийся запас пива, затем оно пропало из виду на несколько лет, пока Чёрная Стража[6] – храмовники, выслеживающие и истребляющие нежить – не узнала, что Сердце оказалось в руках вампира. Вырвав его из лап нечестивца, они также потеряли артефакт по пути в Альтдорф после нападения ватаги зеленокожих. Те, завершив набеги на юг, вернулись с ним в Мордхейм, где и вновь упустили…

– И ты думаешь, что оно опять у скавенов? – перебил его Бернардо.

– Да, – кивнул Генрих. – Бродерик подтвердил это. Несколько дней назад во время разведки он увидел его на шее альбиноса.

– Но прошлой ночью, если мне не изменяет память, на нём не было никакого медальона.

– Верно.

– Тогда, возможно, они снова его потеряли.

– Нет, – покачал головой Генрих. – Сердце у них, я знаю.

– Откуда такая уверенность?

– Есть и всё тут, – выпалил Генрих, начиная уставать от разговора.

«Оно должно быть у них, – подумал он. – Иначе Бродерик умер зазря».

– Что ж, – сказал Бернардо, – как бы там ни было, украшеньице меняло хозяев, как перчатки. И что оно делает? В чём его сила?

Генрих покачал головой, справляясь с болезненными воспоминаниями о друге.

– Бессмертие. Невообразимая физическая мощь. Духовные силы, недоступные любому жрецу, чародею или охотнику на ведьм в Империи. Догадок предостаточно. Отец же говорит, что истинная сила откроется лишь чистому душой, истовейшему служителю Зигмара. И когда тот – кем бы он ни был – коснётся Сердца, грянет второе пришествие Бога-Воина, Империя вновь встанет под единое знамя, а после воцарится золотой век мира и процветания.

– Неужели? – эсталийца чуть не распирало от смеха, и его тонкие губы дрожали, сдерживая потуги. – И ты в это веришь?

– Я верю другу, эсталиец, – злобно ответил Генрих. – Мне достаточно того, что Бродерик видел это. Я поклялся себе и остальным, что найду, вырву из вражеских лап и верну Сердце в Альтдорф и Верховному Теогонисту. Именно это я и намереваюсь исполнить.

Генрих отвернулся, закрыл глаза, сделал глубокий вдох и позволил холодному ветру, дующему с востока, забрать с собой его гнев.

– Люблю встречать здесь утро, – наконец сказал он. – Когда солнце встаёт и отбрасывает тени на развалины. В это время лучше всего открываются пейзажи сего места.

Он указал на вездесущую сырую зелёную пелену.

– Видишь, как всё вокруг охватило зелёное свечение, словно какой-то демон испустил зловоние? Видишь, как в центре города плещутся чёрные воды реки Штир, а её глубины полнятся трупами после вчерашнего кровопролития? Река проложила себе путь, разделив запад и восток на равные половины. Иногда, спускаясь туда, я забываю, на какой стороне нахожусь.

– Иногда я теряюсь, кружа по одному и тому же кварталу, пока не возвращаюсь в сторожку, почуяв мясной запашок от плевка бандита. Каждый разрушенный сарай, таверна и притон, склад и опрокинутая часовня имеют свою ауру и голос, а внутри них стенают души погибших самой жуткой смертью. Спускаясь туда, сложно понять, где заканчивается плоть и начинается каменная кладка.

– Но отсюда ты видишь весь масштаб разрушений; видишь глубокую воронку в месте удара кометы и последовавшую за этим катастрофу. Город как огромное сердце Хаоса, бьющееся в ритме бесконечного безумия, а сеть мощёных брусчаткой улиц – это вены, по которым бесцельно бродят его чада: орки, рейкландцы, мариенбуржцы, остландцы и таинственные эльфы, гномы, скавены и многие другие. Все они увязли в вечной войне за саму суть этого мира.

– А знаешь, что вижу я? – поинтересовался Бернардо.

– Боюсь даже спрашивать, – Генрих осторожно повернулся к эсталийцу.

– Старый, обветшалый и вонючий город, которому нужна хорошая взбучка, и незачем тратить время на споры, чем он является или не является – Мордхейм такой, какой он есть.

Впервые с момента их встречи Генрих рассмеялся.

– Ну и кто сейчас судит по одёжке? Тебе ещё многое предстоит узнать о Мордхейме. Ты не выказываешь должного уважения, так что поспеши, иначе придётся расплачиваться. Будешь вести себя пренебрежительно в отношении Города Проклятых, эсталиец – и он сожрёт тебя целиком.

Генрих продолжил, не дав Бернардо ответить:

– Ты сказал, что хочешь поговорить. И о чём же?

Тот сразу посерьезнел.

– Мы должны объединить силы и сегодня же вновь отправиться за скавенами.

Генрих покачал головой.

– Эсталиец, прошлой ночью я чётко выразился – мы сами можем справиться с крысаками. Нам не нужна помощь. А теперь прошу извинить.

Он направился к лестнице, и тут Бернардо выбросил руку.

– Прошу, выслушай меня.

Генрих отпрянул, выхватил пистолет и нацелил его в лоб Бернардо, а затем взвёл курок.

– Уже во второй раз ты преграждаешь мне путь. Больше я тебе не позволю.

Бернардо застыл на месте, чувствуя приставленное к голове дуло.

– Глупец! Я отобью пистолет в сторону быстрее, чем ты успеешь выстрелить.

Генрих не дрогнул.

– Я готов рискнуть.

К тому времени у башни собрались люди Генриха. Капитан посмотрел вниз и увидел Роланда, пытавшегося удержать Кровоклыка за ошейник – пухлые брыли пса густо усеивала пена, а сам он, оскалившись, лязгал челюстью. Остальные, побитые и усталые, смотрели наверх с оружием наголо. Боевой молот Отца излучал мощь.

– Видишь, эсталиец, – у Генриха зарделись щёки от гордости, – даже в случае промаха тебе не выбраться отсюда живым.

– Я не посрамлюсь пред твоими людьми, – хладнокровно ответил Бернардо. – Тебе ещё предстоит увидеть и оценить мою ловкость, и посему я любезно прошу опустить пистолет, пока эмоции не возобладали над нами. Более я мешать не стану.

Генрих опасливо убрал пистолет.

– Надеюсь на это. И повторю ещё раз – мне не нужна ваша помощь.

Бернардо покачал головой.

– Несмотря на количество убитых прошлой ночью, ещё немало скавенов затаилось в тенях. Ты знаешь, где их логово, и сколько времени, по-твоему, понадобится для его поисков?

– Полагаю, тебе это уже известно?

Да.

Генрих обмяк.

– Невозможно. Но как? Ты провёл в городе не так много времени…

– При всём уважении, капитан, – прервал его Бернардо, – не только вы орудуете с поддержкой в Мордхейме.

Генрих почесал лицо и обдумал признание эсталийца. Мог ли этот нахал на самом деле знать, где скрываются скавены? Или же это уловка, призванная сбить с пути? После открытия правды о Сердце Бернардо мог увести людей Генриха по ложному следу, пока его бойцы двинутся в другую сторону – такое тоже возможно. Кто знал об истинных мотивах эсталийца, тем более связанного с Мариенбургом и коррумпированными торговыми гильдиями? Его развязность и кощунственность не сулили ничего хорошего. Но, возможно, не помешало бы выслушать его – хотя бы для того, чтобы осознать всю абсурдность повествования.

– Хорошо, и где они?

Бернардо развернулся и указал на мерцающий город.

– По словам моего разведчика, их оплот расположен в нескольких кварталах от южных врат в древнем двухэтажном мавзолее, нижний ярус которого погребён под камнями. Длинная мраморная галерея на первом этаже заканчивается дверью, ведущей в подклетье[7] – только так можно попасть внутрь. Никому из нас не под силу прорвать их оборону, если только не ударить сообща – тогда мы сметём их и получим временную передышку.

Генрих попытался вычленить скрытую в словах эсталийца ложь, но не находил ни обмана, ни запинок. Он говорил правду… по крайней мере, так ему казалось.

– Южные врата? – Генрих почесал шрам на щеке. – Даже не знаю. Это земля сестринства.

– О, капитан боится женщин? – усмехнулся Бернардо.

– Следи за языком, – Генрих слегка приподнял пистолет, – курок-то на взводе. Как по мне, Сёстры не женщины. По крайней мере, они не похожи на известных мне женщин.

Сёстры Зигмара являлись общиной изгоев и брошенных дочерей со всей Империи. Аббатство самопровозглашённых охотниц на ведьм и опекунш называлось Храмом Скалы Зигмара и стояло на одиноком чёрном утёсе, торчащем из отравленных вод реки Штир. Шпили их обители затмевали абрисы южных кварталов, а те, кто проходил через южные ворота, тут же ощущали их присутствие. И Генриху не казалось разумным пересекаться с ними.

– Видишь шрам? – Генрих указал на белый изогнутый дефект на лице. – Подарок первого дня в Мордхейме. Сестре не понравилась моя улыбка, и она стёрла её своим кнутом.

Настал черёд Бернардо смеяться.

– В моих краях мужчины считают это поцелуем, на который стоило бы ответить.

– Я здесь не для баловства и веселья, эсталиец, – выпалил Генрих. – Здесь я служу Зигмару. Учитывая, в каких обстоятельствах мы оказались, мне нет резона связываться с блудницами.

– Забудь о Сёстрах, – заверил его Бернардо, – они нам не помешают. Поверь мне.

«А можно ли?» – задался вопросом Генрих. Доверие – редкая добродетель на улицах Мордхейма. Её нужно заслужить, закалить проверкой временем и пролитой кровью. Но сейчас, возможно, выбора не осталось. Глядя на пылкое выражение лица эсталийца, Генрих вспомнил старую пословицу со времён бойцовских ям: «Нет меча – борись голыми руками. Нет рук – грызи зубами».

«Я лишился правой руки, – сказал сам себе Генрих, думая о Бродерике. – Дам ли я левую?».

– Ну, что скажешь? – спросил Бернардо.

Генрих опустил пистолет, снял с боевого взвода и спрятал его в кобуру, а затем посмотрел на своих людей. Что это было за сборище: грязные, побитые, помятые и крайне истощённые. Попроси он – и они бы собрались с силами, наточили клинки и отправились в смердящее болото. Сражались бы до последнего человека. Но идти в одиночку было безумием. Сами по себе они не доживут до следующего рассвета.

– Хорошо, эсталиец, – сказал Генрих. – По рукам. И сколько ты хочешь?

– Половину найденного искажающего камня.

– Треть, – возразил Генрих, – и Сердце достанется мне.

– С чего вдруг? – удивился Бернардо. – Мы, как и вы, выслеживали скавенов.

– Нет, сэр, – покачал головой Генрих. – Нельзя заявлять право на то, в чьё существование ты не веришь, к тому же я заявляю о праве старшинства – я пробыл здесь дольше вашего.

Конечно, на улицах Мордхейма такого правила не существовало. В бою все кричали: «Что нашёл, то моё» или «Победителю достаётся всё». Но знал ли об этом эсталиец?

Бернардо умолк на какое-то время, а затем сказал:

– Ладно, треть камня плюс львиная доля самоцветов и драгоценностей.

Генриху не нравилась сделка, но он неохотно согласился.

– Собери людей, – сказал он, спускаясь по ступеням, – и приведи сюда, чтобы почтить наших павших. Затем немного отдохнём, подкрепимся и отправимся в путь. Поведёшь ты, но уясни вот что – это моё задание. Ясно?

– Как пожелаете… капитан.


Они собрались после короткой передышки и выдвинулись на поиски клана скавенов. Люди проворно и без лишнего шума следовали вдоль стен, что опоясывали город кольцом пустующих бастионов и амбразур. Выбранный маршрут был длиннее, но спокойнее (до сих пор), хотя внутри проклятого города не существовало понятия «безопасность». В засадах путников ждали разбойники, авантюристы и искатели сокровищ, и по пути к оплоту крысаков группа не могла отвлекаться на такие мелочи.

Перед отбытием воины едва успели познакомиться. Отряд Бернардо состоял из трёх мариенбуржцев: мечника-дезертира Карла Штугарта; портового торговца Руперта Келлера, хладнокровно расправившегося с конкурентом и теперь в качестве наказания носившего на шее цепь, что крепилась к камню в кармане оранжевой рубахи; и Альберта Эйкманна, кабатчика и вора по совместительству, пытавшегося оказаться на шаг впереди закона и смерти. «Ну и сброд», – подумал Генрих, приветствуя каждого из них печальной улыбкой.

Во время утренних сборов они обменялись любезностями и учтивыми беседами, однако Генрих чётко видел повисшее, как мрачный туман над Штиром, напряжение между его людьми и людьми Бернардо. Для выработки взаимного доверия требуется время, и вот его-то как раз и не хватало. Имея всего восемь человек, ошибок допускать нельзя, а учитывая отсутствие подготовки и практики, их действительная боевая мощь ограничивалась пятью. Генрих осенил себя знамением Зигмара и помолился на удачу.

Они вошли в город через южные ворота. Облюбованный путниками арочный проход звался Пастью Демона, и что за ужасное это было зрелище. По бокам от него вызывающе высились две узкие башни, чьи бойницы мрачно следили за подступами. Массивные, обитые железом створки были сорваны с петель и неприкаянно валялись среди зарослей травы и кустарника рядом с дорогой. Уцелела лишь герса[8] с ржавыми клыками, что болталась над проездом на не менее ржавых цепях и угрожала рухнуть от малейшего дуновения ветра. Задержав дыхание, Генрих быстро прошёл под железными зубцами и оказался на другой стороне.

Пред ними открылась узкая мощёная дорога, петляющая среди руин. Это место называлось Улицей Безумия, ибо считалось, что никому, даже самому преданному служителю Зигмара, не добраться до её конца у северных речных врат, не потеряв рассудок. «Когда-нибудь, – уверенно кивнув, сказал себе Генрих, – я приму сей вызов».

Они отправились дальше, с опаской оглядывая нависшие с обеих сторон опустевшие здания. Воины рассыпались по кругу: Бернардо во главе, Генрих в центре, а остальные ощетинились мечами и луками. Солнце припекало даже сквозь туман, воздух был спёртым. Генрих защитил ладонью глаза от пляшущих лучей, что пронизывали пелену и отбрасывали пред ним раскалённые добела клинья. Он посмотрел налево и увидел, как на разбросанных стульях тесным кругом сидят белёсые скелеты, держа флейты, скрипки, тамбурины, лютни и арфы. Они ритмично двигали костями в клубящейся дымке, и капитану даже почудились звуки жуткого выступления. Он закрыл глаза, энергично потёр их и затряс головой. Посмотрев туда снова, Генрих уже не нашёл оркестра, а музыка сменилась какофонией кровожадных воплей от сражения вдалеке.

Наваждение.

Рядом возник Отец.

– Вы в порядке, капитан?

– Да, спасибо. Кажется, я увидел… Нет, ничего, – Генрих протёр глаза. – Мне немного зябко. Воздух сегодня душный, и мертвые Мордхейма дурачатся надо мной.

Отец извлёк из одеяний закупоренный сосуд с прозрачной жидкостью.

– Я хочу отдать тебе это.

Генрих с опаской посмотрел на емкость.

– Что это?

– Слёзы Шаллии. Вода из святого источника в Куронне. Она защитит тебя от яда крысолюдов.

Генрих покачал головой.

– Благодарю, но принять не могу. Оставьте себе. Вы куда важнее меня.

Отец схватил Генриха за руку и вложил ему в ладонь сосуд.

– Возьми, прошу. Сегодня тебе угрожает опасность.

Глаза жреца пылали так же ярко, как и его боевой молот. Генриху был знаком этот взгляд. Когда старик принимал решение, спорить с ним было бесполезно. Капитан признательно кивнул и спрятал емкость в карман.

У развилки они резко остановились. Справа некогда находился Бедняцкий квартал, а слева маячила громада неприступных башен аббатства Сестёр Зигмара. Отец и Роланд шептали молитвы, дрожащими руками осеняя себя знамением Зигмара. Генрих знал о сильных подозрениях и тревоге зигмаритов касательно обители сестринства. И он разделял эти чувства, почесав шрам на щеке.

Во время падения кометы на город смерть и разорение обошли стороной лишь аббатство. Его нерушимые стены остались целыми и незапятнанными, отчего многие сочли, что Сёстры обратились к тёмным силам, дабы пережить катастрофу той ужасной ночью. Генрих не знал наверняка, однако указ Верховного Теогониста звучал ясно: никаких контактов между преданными мужами Зигмара и Сёстрами. И капитан старался никогда его не нарушать.

Когда из-за покосившейся стены из сланца показалось четыре силуэта в белых и пурпурных одеяниях, Генрих сразу понял, кто это. Окружавшие его бойцы направили оружие вперёд, завидев, как на дорогу вышли Сёстры со стальными хлыстами в руках. При виде сего ужасного оружия у Генриха раззуделся шрам. В бою хлысты разили издалека и со скоростью, сводящей на нет парирование. Стычка с Сёстрами была недопустима – всегда бдительные, они могли тотчас выслать подкрепления из келий аббатства, если те, конечно, уже не ждали в засаде. Генрих тревожно осмотрел руины, где ему всюду мерещились глаза.

Он медленно вышел вперёд, но его обогнал Бернардо. Подняв руки в знак мирных намерений, эсталиец направился к вооружённым женщинам, а затем что-то шепнул Сестре в бело-золотом наряде с серебряными медальонами на толстой шее и указал на Бедняцкий квартал. Сёстры, переглянувшись, кивнули и удалились прочь. Бернардо благодарно поклонился и вернулся к остолбенелому Генриху, раскрывшему рот от удивления.

– Что ж, – сказал он вернувшемуся Бернардо, – а вот и веская причина не верить тебе. Не соизволишь объясниться?

Бернардо хитро улыбнулся и подмигнул.

– Долгая история. Поведаю в другой раз.

И, ничего более не сказав, он встал на прежнее место.

Через несколько кварталов они свернули с главной дороги и пошли чередой – Бернардо во главе, Генрих в конце, а промеж них остальные – по глухим тесным улицам. Катберт и Ведьмоубийца остались в лагере зализывать раны. Сейчас им бы пригодился лишний мечник для ближнего или тилийский стрелок для дальнего боя, но нанимать их было некогда. Они имели то, что имели, и в том, чтобы справиться с врагом лишь своими силами, чувствовалось определённое благородство. Хорошего человека отличала способность преодолевать невзгоды. Разве старая поговорка не утверждала: «Один зигмарит стоит десятка врагов Империи»? Генрих запустил руку в карман и коснулся флакона со слезами, которые ему дал Отец. Он надеялся, что они настоящие.

Они прятались за любыми встречными стенами и грудами обломков, время от времени натыкаясь на отставших в ходе боёв неподалёку одержимых Хаосом безумцев или гниющих мертвецов, жаждущих плоти. Такие встречи быстро заканчивались после резкого взмаха моргенштерна или точного выстрела из лука.

«Вот оно как бывает», – осознал Генрих, переступая через отрубленную голову орка. Мёртвый город всегда удивлял. Иногда улицы из-за толпы бандитов напоминали таверну в Альтдорфе, а иногда царила тишина, как у гуля без языка во рту. Казалось, будто Мордхейм делает короткие передышки между вспышками насилия. Капризный, изменчивый, застигающий врасплох, он обманывает беспечностью, а затем бьёт по голове какофонией битв на грязных улицах.

Они остановились, чтобы перевести дух и заодно найти укрытие от внезапно налетевшего дождя с градом. Пока все пережидали бурю, Генрих положил ладонь на покрытый серой грязью кусок стены. Считанные кварталы отделяли их от огромной воронки в месте удара двухвостой кометы, и эту часть города засыпало обломками. Ни дождь, ни ветер, ни град размером с гусиное яйцо не могли унять смрада зла. Проведя ладонью по рукаву, Генрих понял, что лучшего места для логова скавенов не сыскать. Сточные воды и наносы ила делали воздух горячим и удушливо влажным. В таких нечеловеческих условиях мог процветать лишь подземный народ.

Когда буря стихла, поход продолжился. Свернув за угол разрушенного трактира, они прошли под каменной эстакадой. Там, на высохшей пеньке, болтались три человеческих скелета, стуком выбеленных костей напоминая глиняные колокольчики. Генриху стало не по себе от глухого бряцания, и он подошёл к Кровоклыку и почесал широкую спину мастиффа. Боевой пёс ткнулся слюнявой мордой в рукав хозяина и заскулил, рьяно покусывая его грязные пальцы, отчего Генрих улыбнулся.

–Я рад, что ты с нами, старина.

И тут они остановились. Бернардо в начале колонны нервно махнул рукой.

– Что такое? – спросил Генрих, подойдя к нему.

Из-за угла Бернардо указал на возвышающееся над окружающими развалинами здание. У Генриха округлились глаза от удивления – почему он до сих пор не замечал такую махину, выросшую из земли, словно забытый всеми храм?

– Мы на месте? – задал вопрос Генрих.

– Да, – ответил эсталиец. – Что думаешь?

Капитан растерялся. Пред ним стоял мавзолей, упокоище, место преклонения и почестей. Однако его окружали сильно повреждённые стены, увитые сухими побегами плюща и паслёна. У главного входа безвольно шатались остатки чугунных ворот, а среди валунов проглядывала старая каменная лестница. Бернардо не соврал – весь внутренний двор и первый этаж скрывались под высокими, плотно набитыми грудами разновеликих булыжников. Они складывались в пирамиды по краям первого этажа, верхушками обращённые к квадратной гранитной платформе.

На ней, поддерживая плоскую мраморную крышу с ужасного вида горгульями, стояли арки из того же материала по восемь штук с каждой стороны. Опоры арок включали капители и пилястры с вырезанными ликами драконов и грифонов, а сами арки укрепляли антревольты в форме букв древнего языка. Генрих пробовал прочесть их, однако расстояние и влияние времени исказили их до неузнаваемости. В глубинах аркад мрела тьма.

У Генриха заболели виски.

– Не вижу охрану, – заметил он.

– А нужна ли она тебе, – спросил Бернардо, – в такой-то крепости?

Генриха раздражал фривольный тон эсталийца, но он не обратил внимания и вместо этого осмотрел камни разных форм и размеров. Где-то их скреплял раствор, а где-то они казались угрожающе ненадёжными.

– Нам нужно взобраться по ним? – спросил он.

Бернардо кивнул.

– По словам разведчика, за аркадой находится коридор, ведущий на подземный уровень, где и обитают крысаки.

– И ты доверяешь ему? На него можно положиться?

Неё, капитан, – поправил Бернардо. – И для блага моей сводной сестры лучше так тому и быть.

Генрих чуть не упал. Такое он и представить себе не мог.

– Боги, смилуйтесь, всё хорошее псу под хвост. Твоя сводная сестра? Ты послал родича – женщину – на разведку? Это что, шутка?

Бернардо покачал головой.

– Нет, капитан. Она человек честный. Возможно, вы с ней ещё познакомитесь. Не беспокойся, она лучшая из лучших. Можешь верить ей. И мне.

– Ты ещё не заслужил моего доверия, эсталиец, – Генрих впился огненным взором в глубокие колодцы глаз Бернардо, – но, полагаю, выбора у меня нет.

Он изучил область вокруг мавзолея.

– Вокруг руин всё как на ладони, а другие здания слишком далеко. Во время наступления нам не удастся организовать достаточную огневую поддержку. Придётся атаковать всеми силами, но меня беспокоят валуны и их устойчивость. Выдержат ли они, если при подъёме на нас обрушатся враги?

Бернардо пожал худыми плечами.

– Не знаю, но старый мудрец из Катая однажды сказал: «Пред лицом смерти – борись».

Генрих чуть не задохнулся. Бродерик сказал бы то же самое. Он постарался скрыть удивление, однако пересохшие губы слегка изогнулись в улыбке.

– Полагаю, если смерть будет угрожать нам, ты явишь свои чудеса быстроты?

Бернардо обнажил кинжал и прочертил им круг.

– С удовольствием.

Четыре пары построились для штурма: Бернардо объединился с Карлом, бывшим мечником, а Генрих выбрал Кровоклыка.

Воины выдвинулись к мавзолею. Крепко держа пса за цепь, Генрих воззрился на гору булыжников и мреющую за арками пустоту. Где-то там, в тенях, их поджидала смерть.

Они быстро преодолели сломанные железные врата. Генрих решил пойти последним и прикрывать наступление, целясь из арбалета по мавзолею. Как только Бернардо и Карл безопасно добрались до назначенного места, капитан пошёл следом вместе с Кровоклыком – пёс так сильно рвался с цепи, что у Генриха возникла идея спустить животное с привязи. Но мужчину озадачило то, как внезапно воздух стал неподвижен. Ни безветрие, ни глушащая стенания города звуковая тень[9] не объясняли это. Глубокая тишина напоминала аморфную бесплотную пустоту, где от Мордхейма осталась лишь дыра. После проверки камней на прочность у Генриха на шее выступил холодный пот. Капитан прижал к себе Кровоклыка, и тот лизнул ему лицо своим липким языком.

– Не сейчас, мальчик. Оставь это скавенам.

По сигналу Генриха они парами начали подъём, тщательно выбирая точки опоры. Первыми пошли Бернардо и Карл, словно змеи, ловко петляя среди валунов. Генрих сердито посмотрел вслед эсталийцу, но без особого толку. Одолев половину пути, они остановились, чтобы подождать остальных. Отец с Рупертом медленно и без спешки карабкались по камням, а жрец иногда прерывался, чтобы вознести сложенные ладони к небу. Слева от Генриха взбирались Роланд и Альберт, и тут кабатчик неожиданно оступился и исчез в потоке камней и пыли, а Роланда снесло вслед за ним. Капитан подался вперёд, чтобы поймать того за руку, но Роланд рухнул вниз, упав прямо на своего спутника.

Выругавшись, Генрих отправился им на подмогу, но вдруг что–то ударило его в спину. Ещё недавно царившая полная тишина сменилась призрачными стенаниями и завываниями, а сквозь щели в камнях просочился серовато-белый дым, окутавший его тело. «Что за дьявольщина?» – спросил себя Генрих. И тогда он понял – это вовсе не дым, а восставшие из каменной гробницы духи, что прижали его, обвив конечности. Он посмотрел по сторонам и увидел, что все воины борются с ними, рассекая воздух руками или оружием, будто отбиваясь от мошкары. С гулко ухающим в груди сердцем капитан попытался вырваться, однако хватка призраков оказалась слишком сильна.

«Что же делать?» – подумал Генрих. Едва он успел понять, что выпустил из руки цепь Кровоклыка, пред ним сплелось бледное лицо с провалами глаз и острыми зубами из дыма. Генрих шёпотом произнёс зигмаритские молитвы и, затаив дыхание, воззрился на рот, произносящий слова, которые он слышал не ушами, а внутри своей головы. Несмотря на тихий, хриплый и бесчувственный тон, капитан чётко разобрал каждое из них.

«Отомсти за поругание, – промолвил призрак. – Убей скавенов за то, что они сделали с нами. Убей всех до единого… и даруй нам покой».

Генрих послушно кивнул, и призрачный лик постепенно растворился в воздухе.

Неясно, как долго Генрих лежал, зажмурившись, бормоча молитвы и размеренно дыша, но, когда он открыл глаза, призраки уже исчезли, и мужчина вскочил с места. Неподалёку Кровоклык извивался на спине, пытаясь встать на лапы. Остальные тоже приходили в себя, проверяя оружие и продолжая подъём. Генрих протянул руку и схватил собачью цепь.

В этот раз они все вместе без заминки достигли середины, так и не наткнувшись на пращников или отравленные плачущие клинки. Будто влекомые тьмой светлячки, они взбирались выше и выше, не обращая внимания на шаткие камни, эхо падения которых порхало средь руин. Крепче прижав к себе Кровоклыка, Генрих держал арбалет наготове.

Первым на платформу выбрался Бернардо, затем Карл и все остальные. Там они спрятались за колоннами ближе к друг другу и подождали, пока глаза привыкнут к мраку. Сощурившись, Генрих попытался понять истинную глубину второго этажа.

– Эй, эсталиец, – прошептал он, – куда теперь?

Бернардо указал во мрак.

– Туда, но нам понадобятся свет.

Альберт достал из вещевого мешка факелы, но не успел зажечь, как под ногами задрожал гранит. Где-то возникла суматоха. А затем земля затряслась, и окрестности мавзолея огласили верещащие и писклявые боевые кличи. Кровоклык, спущенный с привязи Генрихом, с рыком прыгнул во тьму. Воины спешно рассеялись и потрясали оружием, а Отец, несмотря на внешнюю хрупкость, вскинул боевой молот. Генрих отошёл назад и припал спиной к пилястру, крепко уперев в плечо соху арбалета.

– О, могучий Зигмар, – прошептал он. – Даруй нам сил.

На платформу вывалилась чёрно-бурая мохнатая орава – в ощеренных пастях торчали жёлтые зубы, а налитые кровью глаза пылали ненавистью. Людей атаковали две дюжины крысаков, а брошенные пращниками снаряды ударили в арку над головой Генриха и разлетелись осколками. Пущенный в ответ капитаном болт прошил брюхо одному из метателей. В отчаянной попытке удержать позиции другие воины тоже открыли по скавенам огонь. Увернувшись от стальных когтистых перчаток, Генрих вогнал соху арбалета в мохнатую шею. Облезлая тварь, глотая воздух, рухнула, и капитан, выхватив пистолет, прикончил её на земле.

После, убрав стрелковое оружие, он обнажил меч и ринулся во мрак, ничего не зная о местоположении других бойцов. Они точно были рядом, но в такой неразберихе сложно определить, кто где. Пожелав себе удачи, взмахом клинка Генрих рассёк мрак, и тотчас тени разорвало ослепительное свечение боевого молота Отца, в котором Генрих и разглядел силуэт соратника.

Чуть поодаль рвал и метал Кровоклык, терзая пах крысака-пращника. Тот вопил от боли и, корчась, упал наземь. Сородичи хотели спасти его от неминуемой смерти, но вмешался Генрих и перебил их всех.

– Кровоклык, стой! – крикнул капитан, и пёс нехотя выпустил добычу, заодно вырвав кусок плоти. Генрих подошёл к умирающему крысаку и растоптал тому горло.

Бой резко закончился, когда враг сбежал обратно в тень и вниз по пирамиде из камней. Скавены придерживались стратегии быстрых ударов и отступлений, войны исподтишка, на истощение, и Генрих устал от этого. Зачехлив меч, он заметил, что битва ещё продолжалась – два выживших скавена атаковали Бернардо и оказались в невыгодном положении, что вызвало у Генриха восхищение.

Ещё никогда он не видел таких быстрых движений клинка. Бернардо владел неведомым Генриху длинным и тонким изогнутым мечом, что сиял даже в полумраке. Ходили слухи о таинственном оружии из Дальнего Востока, способном одним махом снести голову с плеч, но свидетелей тому не было. До сего момента. Когда крысаки попытались сбежать, Бернардо свалил каждого из них рубящим ударом по груди, а для полной уверенности клинком исполосовал им морды.

Бернардо протёр лезвие меча и спрятал его в ножны.

– Что же это за оружие такое? – подойдя, спросил у него Генрих.

– Линташи[10], – глубоко вздохнув, ответил Бернардо. – Отцовский клинок. Дар путешественника, который, по его словам, достался ему на Дальнем Востоке. Я назвал меч Мирмидией в честь богини войны.

– Ловко ты им управляешься, – отметил Генрих.

– Благодарю, – вежливо поклонился Бернардо. – Быть может, ты разрешишь дать тебе пару уроков фехтования.

Генрих покачал головой.

– Вряд ли. Возможно, для тебя оно и сподручнее, но я предпочитаю что-то более традиционное и увесистое, – и капитан положил ладонь на рукоять своего меча.

Бернардо усмехнулся.

– Наверное, ты прав. Подобное оружие требует деликатного обращения, а такие сардельки вместо пальцев будут только мешать.

В глазах Генриха вспыхнула ярость.

– Так, послушай-ка… – начал он и вышагнул вперёд, но Отец, стоявший рядом, покачал головой и безмолвно призвал капитана сохранять спокойствие, отчего Генрих тут же остановился.

– Мы разберёмся с этим позже, эсталиец, – сказал он. – А сейчас нам нужен свет.

На земле разложили шесть факелов. Альберт зажёг их и раздал всем. Когда же тени отступили, воины дрогнули от явленного им ужаса.

Открывшийся пред ними проход был невероятно длинным и достигал высоты в четыре человеческих роста. Ряды крипт в стенах украшали священные символы Морра и Зигмара, слова древних молитв и фрески с изображениями великих битв. На граните сквозь слой серой пыли отчётливо проступали имена почтенных усопших: Зибель Готтард, Гера Рикхайзер, Штефан Фёлькер… Ни о чём не говорящие Генриху имена всё же обладали невероятной мощью – даже их упоминание укрепляло дух. Похороненные здесь люди восхваляли своих создателей и не заслуживали того, что сотворили с ними скавены.

– О, пресвятой Зигмар, – пробормотал стоящий рядом с Генрихом Роланд, дрожа от страха. – И что же нам теперь делать? Как остановить это безумие?

Генрих скрипнул зубами.

– Убьём всех… всех до единого.

Сотни крипт были вскрыты и разорены. В проходе валялись груды скелетов, и ещё больше висели на саркофагах, как на своеобразных виселицах. Волосы мёртвых матриархов расползлись подобно вьюнку, став гнездилищем для крысиного выводка.

Высоко держа факелы, они пробирались по юдоли осквернения. Бернардо прошёл мимо гнезда и поджёг его, наблюдая, как пламя пожирает визжащих детёнышей. Проход наполнила вонь горящих волос и крысиной плоти.

– Зря, – сказал Генрих.

– Почему? – спросил Бернардо.

– Увидишь.

Переступая через останки и разбитые гробы, Генрих заметил, что у стен вдруг открылись тысячи маленьких глаз. По всему лабиринту смерти, сбегая по кладбищу старых костей, наземь спрыгивали вездесущие крысы. Одна упала на спину Генриху, и тот смахнул её и закричал:

– Бежим!

Они рванули по проходу, уклоняясь и перепрыгивая через лавину острых зубов и когтей.

– Вот что случается, когда поджигаешь гнёзда, – обрушился на Бернардо Генрих, сорвав с плеча жирную крысу.

– Так почему не предупредил? – крикнул Бернардо.

– Ты и не спрашивал.

Во мраке показалась широкая галерея с обитой железом дверью из красного дерева.

– Выход там, – сказал Бернардо.

Сзади раздался крик. Обернувшись, Генрих увидел, как крысы облепили Карла. Бывший мечник, вопя, яростно отбивался, но свора задавила его массой и подмяла под себя. Генрих хотел остановиться и помочь, но продолжил бежать. Поверни он сейчас – и его постигла бы та же участь.

Они добрались до двери раньше крыс, прервавших погоню, чтобы попировать телом павшего мариенбуржца. Генрих ударил плечом по полотну и выругался.

– Заперто изнутри. Нужен другой путь.

– Другого нет, – сказал Бернардо, тревожно косясь назад. – Или сюда, или обратно к крысам!

– Капитан, я могу помочь, – вмешался Отец – боёк молота в его руках переполняла мощь.

– Одной магией замок не сломать, жрец, – сказал Бернардо. – Нужно действовать сообща.

– И быстро, – добавил Генрих. – Свора приближается.

Воины расступились пред Отцом. Жрец взмахнул молотом, и тёмное дерево разлетелось в щепки. Пока Отец наносил удары, Генрих вогнал меч в стык между камнем и дверью и давил на него, как на рычаг. Бернардо с Альбертом помогали жрецу, сплеча ломая и без того трескающееся дерево. Пятого удара молотом дверь уже не выдержала.

– Вперёд! – закричал Генрих, пропуская людей вперёд в непроглядный мрак. Один за другим они влетели в проход, пока Бернардо и Роланд с боем отступали от упорно преследовавшей их своры. Когда все оказались внутри, Генрих, чувствуя, как когти царапают ему ноги, захлопнул дверь.

Та прогнулась под натиском крыс, а затем всё прекратилось, и наступила полная тишина. В свете чадящих факелов Генрих слышал тяжёлое дыхание воинов. Припав спиной к двери, он сказал:

– Хвала Зигмару. Чуть не попались.

– Прошу прощения за поджог гнезда, – сказал Бернардо, – но ты избавил бы нас от кучи проблем и спас бы жизнь Карлу, если бы рассказал всё раньше.

Генрих хотел огрызнуться, чтобы осадить чужака, но удержался, ведь, по сути, никакие слова не могли исправить его ошибки. «Почему я промолчал? – задавался он вопросом. - Неужели я так ослеплён горем по Бродерику, что готов пожертвовать всем, лишь бы унизить этого человека?» Заглянув в ждущие ответа глаза Бернардо, Генрих устыдился, ибо хороший предводитель так себя не ведёт.

– Ты прав, – признал он. – Мне следовало предупредить тебя. Примешь ли ты мои извинения?

Усмиряя гнев, Бернардо ответил:

– Сделанного не исправишь. По крайней мере, остальные в порядке, хотя нас и потрепали. Пса искусали, из ран на лапах идёт кровь, – он придвинулся ближе и прошептал: – Меня больше беспокоит жрец. Он стар, да и путь выдался нелёгкий. Не знаю…

– Не беспокойся за меня, Бернардо, – прервал его Отец, подмигнув (что было нечасто) и улыбнувшись эсталийцу, а затем взвесил молот в крепких руках. – Может, я и стар, но жить буду.

Уверенность жреца придала Генриху сил.

– Значит, решено, – сказал он. – И куда нам идти?

– Лестница ведёт вниз, капитан, – ответил Роланд, указывая на уходящие вглубь щербатые ступени.

Генрих кивнул, протянул руку и привлёк к себе Кровоклыка. Пёс отлично справлялся несмотря на то, что принял на себя основную массу укусов и порезов. Ему было тяжело контролировать голод среди такого раздолья вражеской плоти. Генрих почесал питомца за ушами. В груди щемило от грусти, ведь он понимал, что порча Хаоса постепенно одолеет пса. Неизбежная судьба в Городе Проклятых. Необходимая цена, за которую Кровоклык рано или поздно рассчитается своей жизнью.

Генрих направился к спуску и посмотрел вниз. Холодный и влажный воздух разил гнилой древесиной, крысиным дерьмом и кровью. Он понял, что будет безумием спускаться вниз, где их точно ждали засады и ловушки (или всё-таки нет?). Какая разница? Зигмариты жили, чтобы погибнуть на службе своему богу. «Для смерти любой день хорош», – подумал он. Назад дороги нет.

– Есть у твоего разведчика какие-то догадки насчёт того, что находится внизу? – обратился к эсталийцу Генрих.

Бернардо покачал головой.

– Она хороший следопыт, но ей хватает ума не соваться дальше в одиночку.

– Ясно, – Генрих выхватил факел из руки Альберта и высоко поднял его, а затем, обнажив меч, начал спускаться по лестнице. – Тогда идём и выясним это.

Кровоклык держался рядом, а его люди шли следом с оружием наготове, подняв над собой факелы. Они осторожно брели по усеянным паутиной, останками крыс и человеческими костьми ступеням. Генрих как мог расчищал путь от этой мерзости, однако спуск давался нелегко. С каждым шагом воздух сгущался от приторного запаха гниения – скавены «славились» едким душком смерти и тлена. Кто-то начал кашлять, а факел Руперта вскоре погас. То была нечистая атмосфера мутаций и разложения.

Внизу их ожидали три прохода, и Генрих в свете факела изучил все варианты. Стиль центрального повторял архитектуру мавзолея – ровно вытесанный и гладкий гранит, декоративные арки. Другие напоминали грубо высеченные в камне кротовины. Генрих понял, что это туннели скавенов, несомненно, связанные с сетью ходов, что раскинулись под Мордхеймом.

– И какой нам выбрать? – спросил Бернардо.

– Я не настроен блуждать в подземельях скавенов, – ответил Генрих. – Идём в центральный.

И люди отправились туда, без спешки и лишнего шума. Тревогу они уже явно подняли, – благодаря свету и запаху дыма от факелов – так зачем искушать судьбу? Даже Кровоклык, с брылей которого капала пенистая красно-белая жижа, опасливо ступал среди множества людских останков и скавенских отходов. По пути Генрих ожидал встретить куда больше вскрытых и разбросанных гробов, однако то, что они нашли, оказалось более тревожным.

Стены и сводчатый потолок покрывали выведенные кровью символы и руны, что извивались в свете факелов, будто терзаемые души. У Генриха на шее волосы встали дыбом, а Кровоклык натянул цепь, беспрестанно рыча и повизгивая. Во что же мы вляпались?

И тут сзади послышались вопли и писк, пронесшиеся эхом по лестнице, откуда они пришли. Воины повернулись и приготовились к бою, а Генрих крепко сжал меч. «Пути назад нет», – вроде бы тихо сказал он, но люди услышали его. Руперт перебирал звенья цепи с ядром, а Альберт, Отец и Роланд отступили от источника растущего возмущения. Им мерещились сотни тварей, но так, вероятно, действовало эхо от стен. Кровоклык вторил визгливому хору низким утробным рыком. Он злился и так сильно натягивал цепь, что даже тащил за собой Генриха.

– Глупо оставаться в проходе, – сказал Бернардо. – Нужно найти более выгодную позицию.

– Вряд ли здесь такая будет, – ответил Генрих, но потянул за собой Кровоклыка, и они двинулись дальше – на сей раз быстрее – в попытке оторваться от своры.

Свернув, люди вышли в небольшой круглый зал с гробами и грудами останков вдоль стен. В центре находился гранитный пьедестал, а пол усеивали обломки стульев. Генрих поискал глазами выход, но ничего не нашёл. Они оказались в тупике.

– Значит, остаемся здесь, – сказал он и бросил факел на возвышение, а затем зачехлил меч и достал арбалет. – Луки к бою. Цельтесь как следует. Убейте как можно больше, а затем добейте клинками.

Факелы в руках заменили луки. Бернардо обнажил Мирмидию и забрался на пьедестал.

Из коридора в зал ворвались скавены. Шквал снарядов свалил первый ряд, а следующий за ним пошатнулся. Этого оказалось достаточно. Мечи покинули ножны, и бой начался. Низким ударом Генрих вспорол грудную клетку крысака. У ног капитана сгрудились трупы, но враги всё прибывали. Хвала Зигмару, что не было пращников, и им противостояли лишь бойцы ближнего боя с когтистыми перчатками, короткими мечами, дубинами и плачущими клинками. Даже в тусклом свете Генрих видел, как с этого ужасного оружия капает смертоносная отрава. Он увернулся от хлесткого удара когтями и вогнал острие меча в мягкое брюхо противника, а затем, уклонившись от другого выпада, отсёк врагу конечность.

Нельзя было точно определить количество скавенов в зале, так как мохнатые тушки сновали в тенях с невообразимой скоростью. От криков, воплей и утробных боевых кличей закладывало уши, а отражённый от стен шум заглушал приказы Генриха. Никто не слышал дальше своей боевой позиции, и Генрих, умолкнув, принялся работать мечом.

Привыкшие ко тьме крысаки не выносили света факелов и пытались их затушить, но Бернардо с Роландом на возвышении рубили и крушили любую когтистую лапу или морду, что приближалась к ним. Генрих улыбнулся и продолжил убивать.

Краем глаза он заметил, что Отца свалила наземь орава скавенов, дубинами и копьями разрывая одежды жреца. Старик вскрикнул от боли, когда копьём ему ткнули в грудь, и Генрих бросился на помощь, однако кто-то схватил его за ногу и повалил наземь.

Он сильно ударился и поранил руки. Во время падения меч выскользнул из хватки и укатился во мрак. Генрих потянулся к нему, но его удерживала невидимая сила. Мужчина перевернулся на спину и попытался сосредоточить взгляд на стоящем пред ним невысоком силуэте. На мгновение он вернулся на пирамиду из валунов у мавзолея, где боролся с духами. Но здесь их не было, лишь белесоватая завеса смятения, что застилала взор и смешивала мысли. Он напряг зрение, и постепенно пред ним показались очертания лица.

Оно принадлежало калеке в чёрных одеяниях с капюшоном. Один глаз скрывала грязная повязка, а другой – ярко-красная бусина – брезжил в глубинах набрякших век. Покрытая гноем, слюной и бородавками морда непроизвольно дёргалась, а тонкий розовый язык скользил промеж гнилых зубов. Скавенский колдун безумно загоготал и достал из-под складок одежды медальон.

Глаза Генриха округлились при виде амулета. Das Herz des Kriegergottes, Сердце Бога-Воина. Сердце Зигмара. Вот оно, совсем рядом, раскачивается подобно маятнику, а в отражении света факелов на чистой глади играют переливы зелёного и красного цветов. Генрих протянул руку, чтобы коснуться, но невидимая сила удерживала его на земле. Будто в трансе, он не отрывал взгляда от круговерти оттенков, и звуки битвы становились всё глуше. Колдун приблизился к Генриху, раскачивая Сердцем перед самым его лицом.

– Не это ищешь, человечишка? – сказал тот, смахнув паука с губ. – Да, загляни в него. Загляни и увидишь…

Он пытался сопротивляться, но цвета очаровывали его и манили. Скользя по поверхности, яркие нити свивались в колокольни, крыши, стены, улицы, бушующую чёрную реку, ворота, ратуши, храмы и оборонительные башни. У Генриха чуть сердце из груди не выпрыгнуло, когда он понял, что видит город…

А затем он оказался там, на улице в давке среди бесчисленных толп мужчин и женщин. Генрих наблюдал, как они предаются чудовищным злодеяниям, указанным в записях о той злополучной ночи в Мордхейме много лет назад. Люди обливались ламповым маслом и зажигали свечи; нестройные вереницы старых воров и попрошаек, скованных по шеям, шли на плаху под наточенный топор палача; сельские дураки приставляли пистолеты к головам и спускали курки в «кислевской рулетке»; пьяницы и официантки, жрецы и прихожанки сливались в единой нечестивой оргии, сводившей с ума Генриха. Вокруг него плясали отрубленные головы. «Поверни назад… поверни назад… поверни назад», – шептали они. Генрих закрыл глаза. Кто-то потянул его за полу кафтана. «Вы не видели мою маму?». На него смотрела девчушка с заплаканными глазами, и тут грянул оглушительный хлопок, грудь Бродерика взорвалась в облаке крови и зелёной пыли, а Сёстры молились в сердце своей обители. Все эти вещи наводнили его разум.

Он хотел бежать, но ноги отказывались слушаться. Мужчина посмотрел вниз – улица разверзлась и поглотила его ступни. Брусчатка поползла вверх, превращая плоть в камень.

Небо озарила вспышка, и он поднял глаза. Там ярко горел Молот Зигмара. К земле неслась объятая пламенем скала – двухвостая комета. На коже рук вспучились маленькие волдыри, а рядом люди вспыхивали, как факелы, или разлетались пеплом, оставляя тени на стенах. А комета всё приближалась.

Он закричал.

Окружающий мир взорвался, и Генриха выкинуло с улицы. Он снова лежал на полу мавзолея и тряс головой, справляясь с помрачением. А бой продолжался. Капитан вскинул глаза. Колдун пропал вместе с Сердцем, затем перед самым лицом Генриха застыл крысоогр со свирепым взором и пеной у рта. Горячая слюна падала ему на подбородок, а вонь из пасти разъедала глаза. Колдун, очевидно, хотел угостить своего питомца человечиной. «Не сегодня», – подумал Генрих и достал пистолет. Даже не зная, заряжен тот или нет, он приставил дуло к груди чудовища и нажал на спусковой крючок.

Отдачей оружие выбило из руки. Яркая вспышка, облако чёрного пороха, и капитана окатили ошмётки меха и плоти, а крысоогр, взревев, рухнул навзничь с глубокой раной в груди. Генрих приподнялся на нетвёрдых руках и сосредоточил взгляд на предсмертных конвульсиях твари, что металась и хваталась за рёбра, пытаясь унять жгучую боль. Её усилиям помешал пронзивший тени меч.

Бернардо запрыгнул на широкую спину чудовища и вонзил клинок промеж рёбер. Крысоогр покачнулся на месте, а после грузно упал, отчего весь пол заходил ходуном.

Капитан закрыл глаза и пытался отдышаться, но тряска не унималась, а из-под крысоогра по граниту во все стороны поползли трещины. Генрих побледнел, поняв, что происходит. Он пробовал откатиться, но было слишком поздно.

Пол обрушился.

Генрих не помнил, как упал, а очнулся уже среди обломков, покрытый серой пылью. Мужчина поднялся, протёр глаза от грязи и обратил внимание на окружавшие его силуэты. Силуэты людей.

– Все здесь? – кашляя, спросил он.

Помедлив, воины начали отвечать: Роланд, Отец и все остальные.

– А Кровоклык?

– С нами, – ответил Бернардо. – Потрепан падением, но в целом жив-здоров.

Эсталиец подошёл и вручил пса, и Генрих с улыбкой легонько похлопал своего стойкого питомца по морде.

– Рад видеть вас в здравии, сэр, – сказал он и опёрся на спину Кровоклыка, чтобы встать.

Генрих порылся среди каменных завалов в поисках меча – тот наполовину торчал из спины крысака, и мужчина, выудив оружие, вытер кровь о рваные штаны. «Где же мы?» – подумал он. Капитан подобрал факел и помахал им в воздухе, чтобы пламя лучше разгорелось, а затем поднял его высоко над головой.

Они оказались в пещере. Так же, как и в проходе над ними, её шершавые стены покрывали отвратительные скавенские символы. Теперь-то Генрих понял, что они означали. Это вовсе не древний, забытый всеми грот, но храм в честь двенадцати владык скавенов и их чудовищного рогатого божка.

В прибитых к стенам черепах тускло горели свечи, а между ними стояли деревянные бочки с искажающим камнем, зелёный чад которого клубился в холодном воздухе. Генрих затаил дыхание – ему не хотелось дышать. Искажающий камень мог отравить лёгкие, извращая тело… и душу. Несмотря на распространённое мнение о целебных свойствах изумрудного вещества, Генрих знал правду. Мизерные количества смеси, используемые в качестве валюты в воровских притонах и трущобах Мордхейма, не несли вреда, но, пробудь они здесь куда дольше, вдыхая испарения – и мутации не заставят себя ждать. Вот только куда им деваться?

А выходов имелось немало. Прочь из пещеры вели несколько туннелей высотой с человеческий рост, вот только Генриху не хотелось лезть туда. Они, конечно, выйдут на поверхность, но ценой скольких жизней? К тому же, у них осталось незавершённое дело. Их цель – Сердце. Капитан узрел и испытал его мощь и уходить без амулета не собирался, а значит – отступать нельзя.

– Генрих?

Повернувшись, он увидел эсталийца.

– Что ещё?

– Мы должны отступить. Доблесть не спасла Отца от ранений, то же касается остальных. Взгляни на себя. В этот раз нам повезло, но я не знаю, сколько ещё мы продержимся. Нужно сейчас же уходить, прежде чем…

– И куда, эсталиец? – Генрих вперил яростный взор в смуглое лицо чужестранца. – По этим ходам? Да ни за что в жизни. Я не остановлюсь, пока не закончу дело. Пока альбинос…

– Послушай меня! – прошипел Бернардо, хватая Генриха за плечи и крепко сжимая их. – В этом бою нам не выстоять. Приближаются новые враги, и я…

– А как же борьба пред лицом смерти? – отталкивая эсталийца, спросил Генрих. – Где твоя сила воли?

– Я не глупец, сэр. Бравые речи хороши, когда подкреплены силой. Вот только её у нас нет. Врагов слишком много, а смерть ещё не дышит нам в затылок. Мы можем и должны отступить. Вокруг предостаточно дерева и камня. Можно свалить их в кучу до потолка и…

– Ежели не хватает духу бороться, – сказал Генрих, – то предлагаю не мешкать с горой. Вот только вряд ли у тебя получится. А я остаюсь… с тобой или без тебя и твоих мариенбуржцев. Хватит бегать! Хватит поджимать хвост! Они нападут и отступят, а мы погибнем. Этого достаточно. Больше ни шагу. И я видел Сердце.

– О чём это ты?

– Я видел Сердце Зигмара. Оно у колдуна, и я заглянул в самую его суть. То, что я узрел… что я ощутил. Мы обязаны его заполучить.

Бернардо покачал головой.

– Я не собираюсь умирать за сакральную безделушку. Забудь об этом!

– Нет! – крикнул Генрих. – Я говорил тебе, эсталиец, научиться уважать город и всё, что находится в нём. А теперь я прямо заявляю, что не уйду отсюда, пока не овладею Сердцем. Пока не убью их всех. Пока не отомщу за Бродерика. Найди в себе мужество и сражайся… или же предайся трусости.

Бернардо плюнул на сапог Генриху.

– С меня довольно, рейкландец. Оставайся и прими смерть глупца, а мы уходим.

– Капитан!

Генрих отвернулся от эсталийца и присоединился к Роланду в центре пещеры.

– Капитан, поднимите факел и посмотрите на это.

Генрих последовал совету, и яркое пламя разогнало тени, явив уродливую конструкцию из кости.

Настолько чудовищной вещи он ещё никогда не видел. В центре пещеры стояло громадное изваяние из кости. Обрывки и куски старой кожи, пластин и кольчужного полотна покрывали его руки, ноги и грудь. Ступни обвивали человеческие кишки и отрезы промасленной ткани. «Неужели это скелет великана?» – задумался Генрих. Нет, фрагменты людских тел соединяли жилы и верёвки, а чёрная магия скрепляла суставы. Человеческие рёбра и ключицы, тазовые и бедренные кости, зубы и фаланги сплелись в некий дьявольский узор. На широких плечах сидел череп минотавра, чьи рога сливались со сталактитами в подобие сталагнатов. У Генриха вскипела кровь. Скавенам было мало нарушить вечный покой усопших в криптах – они ещё сильнее осквернили память, выстроив из их останков нечестивое воплощение Рогатой Крысы.

– Довольно! – вскричал Генрих, давая голосу эхом разнестись по туннелям. – Мы здесь и никуда не уйдём. Выходите и бейтесь!

– Ты сдохнешь, человечишка, – во мраке проскрипел голос зверя. – Розовокожие все сдохнут, да. Прочь из Мордхейма, да. Он наш.

– Не думаю, – ответил Генрих. – Я и мои люди вернут его в лоно Империи.

У входа в туннель справа показался двухвостый альбинос. Он самоуверенно ухмылялся, являя острые клыки и чёрные дёсны. Тварь помахала искажающей пистолью.

– Может, и так. Но не сегодня.

С этими словами отовсюду выбежали скавены и окружили загнанных в угол наёмников. Такого количества тварей Генрих ещё не видел. Они стучали копьями и дубинами, лязгали ножами и начали неспешно затягивать петлю. Белый вышел вперёд, размахивая пистолетом, кинжалом и когтистой перчаткой. Рядом с ним ковылял одноглазый колдун, явно удручённый смертью питомца – в костлявой кривой лапе он сжимал Сердце Зигмара. Кровоклык лаял и хватал зубами всякого, кто приближался к нему, а Генрих, тихо произнеся молитву, высоко воздел меч. «Так и быть, – сказал он себе. – Если всё сводится к одному, если мне суждено погибнуть, то я умру за тебя, Бродерик».

Альбинос приблизился и нацелил пистолет в грудь Генриху.

– Прощай, человечишка. Твой бог – чудовище…

Генрих ждал выстрела, но его не последовало. Вместо этого скелет наверху начал раскачиваться и шататься. Обернувшись, он увидел, как Бернардо, схватившись за ноги Рогатой Крысы, подтянулся наверх. Он взбирался ловко и без особых усилий, как если бы скавен карабкался по стене. Оказавшись на плечах, эсталиец оседлал череп минотавра, словно тот был игрушечным коньком, раскачиваясь на нём взад и вперёд.

Скавенская орда отшатнулась от такого акта богохульства. Вид розовокожего, как по лестнице вскарабкавшегося на их владыку владык, должно быть, внушал ей страх не меньший, чем скелет Генриху. Даже альбинос выронил пистоль и отошёл в сторону, в ужасе неотрывно наблюдая, как их бог раскачивается на грани разрушения.

– Неужели ты, Белый, не поверил, – спросил Генрих, – когда мы говорили, что это наш город? Что ж, позволь нам доказать чистоту своих намерений. Эсталиец!

– Да, капитан?

– Обрушь его.

Бернардо обнажил Мирмидию и рубанул по рогам минотавра – искры брызнули там, где сталь рассекла отвердевшие наносы сначала слева, а потом справа. Казалось, что чудовище на мгновение застыло в воздухе, а после опрокинулось.

На пол пещеры рухнули груды костей вместе с фрагментами свода и разлетелись шквалом серовато-белых осколков. Генрих прикрылся от ударной волны, увернулся от грудной клетки и обнажил меч.

– В атаку! – закричал он и обрушился на свору беспорядочно разбегавшихся крысаков.

Воцарился хаос, когда мечи стали разить обращённых в бегство скавенов. Генрих попросил Зигмара укрыть его людей от костей и камней. Он поискал взглядом воинов. Справа изо всех сил бились Роланд и Отец. Слева раздирал глотки Кровоклык, а эсталиец в центре отгонял группу тварей, пытавшихся забрать череп минотавра. Альберт и Руперт защищались от отряда копейщиков со щитами на другом конце пещеры. Это был славный бой. Люди держались стойко.

Генрих пробился к центру пещеры, нанизал на меч крысака, который разразился воплями перед смертью, и присоединился к эсталийцу.

– Опрометчивый поступок, – сказал капитан, отражая выпад копьём.

– Но приказал ты, и это сработало, верно? – ответил Бернардо, прорубаясь сквозь скавенский доспех и плоть.

– Я решил, что ты поставил точку.

– Ну, я передумал. Не мог я оставить вас, рейкландцев, здесь одних и, в общем…

– Просто признай мою правоту. Отступать было некуда, – Генрих рассмеялся, несмотря на положение.

Бернардо схватил скавена за шею, сломал её и отбросил труп в сторону.

– Начинаете действовать мне на нервы, сэр. Не люблю тех, кто всегда прав.

«Я не всегда прав», – сказал себе Генрих. Здесь капитан только защищался, а вот кое-что требовало более агрессивного подхода. Он окинул взглядом пещеру в поисках чёрного плаща с капюшоном. В воздухе висела гранитная и костяная пыль, дым и зелёный туман. Почти ничего не было видно. Но вот посреди всеобщего крысиного бегства слева он заметил колдуна в сопровождении родичей.

– Держись изо всех сил, – сказал он эсталийцу. – А мне нужно сделать кое-что важное.

Бернардо прошил клинком кольчужную рубаху крысака и ответил:

– Что может быть важнее спасения наших жизней?

– Сердце!

Пропуская мимо ушей проклятья Бернардо, Генрих пробился к улепётывающему колдуну. Он увернулся вбок от тычка копьём и, ударив рукоятью, проломил крысаку череп. Несмотря на потерю факела, Сердце на груди колдуна освещало ему путь ярким зелёным светом, который скавен пытался заглушить, накрыв амулет лапой, но Генрих сломал ему запястье. Опасаясь схожей участи, слуги бежали, бросив искалеченного хозяина на верную смерть.

Генрих схватил колдуна за шею.

– У тебя моя собственность, – сказал он, не переставая бить по кривой морде твари. Колдун рухнул с окровавленной пастью и остекленевшим взором застывших глаз. Генрих обхватил пальцами кожаный ремешок, удерживавший Сердце, и сорвал его с шеи колдуна.

И тут из теней что-то выскочило и ударило его точно в бок. Рёбра треснули, и он, прокатившись по земле, мощно врезался в кучу костей и гробов. Зубы мертвецов и острые ключицы прорвали кафтан и кожу, а затем мощные когти добрались до него и вытащили оттуда.

– Сдохни, человечишка, – прорычал альбинос и разорвал когтями кафтан, обнажая грудь. Генрих пробовал отбиваться и блокировать атаки руками, но сил не хватало. «Где же мой меч? – спрашивал себя он. – Где Сердце?»

Но это не имело смысла, ведь от каждого удара сжимались веки, перед глазами плыло, а тело окутывало приятное тепло. Прости, Бродерик. Я подвёл тебя.

Сквозь тошнотворную сонную пелену Генрих наблюдал, как Белый выпрямился и, отойдя назад, достал из подсумка хвостами два клинка. С длинных острых лезвий капала зелёная отрава. Присев на мощные задние лапы, он занёс оружие над головой, застыл на мгновение, завопил, обнажив зубы, и бросился на капитана.

И тут перед Генрихом промелькнуло бело–коричневое пятно, унесшее с собой и альбиноса, который теперь валялся где-то сбоку. Поднявшись, мужчина заметил, что у стены неподвижно лежит боевой молот, распаленный зигмаритскими молитвами, а складки бурой шерсти скрывали старого жреца с торчащими из спины плачущими клинками.

Генрих мгновенно пришёл в себя, а его голос обрёл новую силу.

– Отец, нет! – закричал он.

Душа Генриха будто бы отделилась от тела и парила под расписным сводом пещеры. Все сменилось чёрно-белыми тонами. Его разум очистился и наполнился решимостью. Каким-то чудом он поднялся и побрёл шаткой походкой, а затем в его руках оказался боевой молот. Неведомо как Генрих занёс оружие над головой и узрел, как Белый поднимается из жалкой позы. Неведомо откуда взялись силы обрушить переполненный энергией боёк на скавена, отчего голова у того лопнула, а сам он, словно тряпичная кукла, отлетел к стене. Генрих направился к нему и бил до тех пор, пока альбинос окончательно не замер, а затем продолжил махать молотом, что вскоре силуэт на полу потерял схожесть со крысаком или мутантом и напоминал нечто иное, более приземлённое, этакий обобщённый образ Города Проклятых. Капитану казалось, что он, продолжив бить так же сильно, мог бы изгнать зло из города и возродить его. А заодно вернуть к жизни и Бродерика.

Однако к нему метнулась рука и отобрала молот. Другие крепко обхватили его и потянули назад. Из тьмы донесся шёпот: «Всё кончено, Генрих. Всё закончилось».

Цвета вернулись, и он снова оказался в пещере. Повернув голову вправо, Генрих увидел, что эсталиец крепко держит его. Мужчина пробовал вырваться, но руки едва слушались.

– Прости, Генрих, – сказал Бернардо, – но в этот раз тебе придётся меня убить.

Остатки сил покинули капитана, и он рухнул наземь да так и пролежал незнамо сколько времени, а, может, даже и заснул. Открыв глаза, мужчина увидел воинов, что стояли вокруг и тепло улыбались ему, а это означало, что он ещё в мире живых. Генриху помогли встать.

– Как вы, сэр?

Голос эсталийца звучал ровно и на удивление умиротворяюще. Генрих повернулся и ощутил острую боль в рёбрах. Схватившись за сломанные кости, он прохрипел:

– Даже такому сорвиголове[11], как ты, это должно быть понятно.

Бернардо рассмеялся и помог Генриху встать.

– Что ж, вознеси молитву, доблестный слуга Зигмара. Всё закончилось. Мы победили.

И действительно, скавенов и след простыл – очевидно, не сумели вынести уничтожения их божка, гибели вожаков и потери Сердца. «Это и к лучшему», – подумал Генрих, сделав шаг на нетвёрдых ногах.

– Как остальные?

Бернардо улыбнулся краешком рта и подмигнул.

– Будто сама комета на темечко шлёпнулась, но мы сдюжим… не считая Отца.

На полу Генрих увидел смятые бурые одежды и обритую голову Отца, лежащую на коленях у Руперта. В уголках рта жреца проступила кровавая слюна. Бернардо помог Генриху опуститься, и тот взял старика за руку. Из груди Отца торчали рукояти плачущих клинков, а яд пожирал плоть.

– Вот, похоже, и всё, капитан, – сказал Отец, захлёбываясь кровью. – Но так даже лучше.

– Старый дурак, – крепко сжимая руку жреца, ответил Генрих. – Зачем ты это сделал?

– Я прожил долгую жизнь, – ответил Отец. – И не видел лучшего способа уйти, кроме как спасти своего капитана.

Он сильно закашлялся.

– Сегодня мы оба одержали победу. Ты будешь жить, чтобы биться в Вечной Войне, а я наконец-то обрету долгожданный покой. Скажи мне честно, капитан. Сердце у нас?

Генрих не знал, что и ответить. Так ли это? Он не был уверен. Вместо этого он кивнул.

– Да, Отец, мы вернули Сердце.

– Хвала Зигмару, – спокойным тоном ответил Отец, поднял руку и призвал капитана приблизиться к нему. Тот подчинился и позволил жрецу погладить его волосы.

– А теперь закрой глаза, капитан, и помолись за меня.

Генрих сложил ладони вместе.

– И ещё, капитан. Отдай слёзы тому, кто найдёт им применение.

Слёзы Шаллии. Генрих и забыл о них. Запустив руку в карман, он нащупал пузырёк. К его удивлению, тот уцелел. Крепко сжав сосуд, мужчина закрыл глаза и произнёс молитву.

А затем длань Отца обмякла.

Генрих сотворил знамение Зигмара и сложил руки Отца на груди. «Мне будет тебя не хватать, старик».

Из мрака, хромая, вышел Кровоклык. Генрих улыбнулся, когда тот приблизился, но радость мгновенно омрачилась при виде амулета – Сердца – что болтался в зубах пса на кожаном ремешке.

– Роланд! – закричал он. – Забери это у него и заверни в ткань… сейчас же!

Тот вырвал Сердце из окровавленной пасти собаки, оторвал кусок от рубахи, обернул им артефакт и передал капитану, который тут же спрятал его.

– Не понимаю, капитан, – сказал Бернардо. – С ним что-то неладное?

Генрих затрясся от образов горящих тел и огненного дождя.

– Мощь Сердца слишком велика, – ответил он. – Мы его недостойны. Для того, чтобы изучить силу амулета и овладеть ей, требуется человек невероятной воли.

– И что нам теперь делать? – спросил Роланд.

– Как я уже говорил, мы доставим его Верховному Теогонисту в Альтдорф. Он разберется, что к чему. А теперь, – добавил Генрих, легонько почесав Кровоклыка за ушами, – давайте собирать вещи и убираться отсюда, пока скавены не решили отыграться. Полагаю, со временем они-таки поймут, что их божество не более чем груда сломанных костей и вернутся. Они всегда возвращаются. Но я пока сыт ими по горло. Удалось собрать искажающий камень в качестве компенсации?

– Целый мешок, капитан, – сказал Альберт, показывая светящийся зелёным куль, – и самоцветов тоже. Хватит, чтобы купить весь Город Проклятых.

Генрих усмехнулся, несмотря на боль в рёбрах. «Возможно, – подумал он, – но я пас».

– И как нам отсюда выбраться? – поинтересовался Бернардо.

Генрих покачал головой.

– Без понятия, – ответил он, посмотрев по сторонам.

Фрагменты сильно обрушившегося свода продолжали падать, и везде ползли новые трещины.

– Нам лучше скорее найти выход или нас погребёт здесь заживо.

А затем Генрих лицом почувствовал дуновение холодного ветерка. Он отпрянул и увидел, как перед глазами промелькнул клубок серого дыма и скрылся в одном из скавенских туннелей, но до того на мгновение остановился, и в центре показалось лицо. Капитану почудилась улыбка. А затем дух исчез в ходе, оставив за собой след из тусклого белого света.

– Что ж, Бернардо, – сказал Генрих, – похоже, сегодня мы завели себе новых друзей.

Эсталиец аж покраснел от удивления.

– Бернардо, значит? Уже не «эсталиец»?

– Ну, если мы хотим стать партнёрами, нам стоит общаться и без формальностей.

– Партнёрами? Откуда вообще такие мысли?

– Мне бы пригодилась помощь по пути в Альтдорф. Не желаешь ли ты со своими мариенбуржцами присоединиться к нам?

– Альтдорф мне чужой.

– Но может стать домом, – парировал Генрих. – Сам ведь говорил… что Империя близка тебе так же, как и мне.

– А что же Мордхейм?

– Мы вернёмся. Работы здесь невпроворот. Если, конечно, ты не собираешься в одиночку бороться с городом. В таком случае милости просим. Главное – дай знать, кому отправить твои останки, если ты решишь снова поджечь гнёзда крыс.

Лицо Бернардо побагровело.

– Ты ведь никогда не дашь мне забыть это, верно?

Генрих покачал головой.

– Это вряд ли.

Эсталиец на мгновение затих, а затем сказал:

– Ладно, твоя взяла. Едем в Альтдорф. А затем померяемся силами с этим городом. Друзья?

Генрих ощутил вину, медленно шагая к подсвечиваемому туннелю. «Предаю ли я память о Бродерике, заводя дружбу с другим?». Но, ответив Бернардо улыбкой на улыбку, он понял. Это проверка, как много раз до этого объяснял Бродерик, того, сможет ли вера в дело Зигмара превозмочь потерю и выстоять. И борьба ещё не закончилась. Сегодня они сделали большие шаги в Вечной Войне, но впереди их ждёт ещё немало битв. «Смогу ли я бороться с Мордхеймом вместе с эсталийцем?». Только время покажет.

– Друзья? – удивился Генрих. – Давай решать проблемы постепенно.

Бернардо кивнул, и вместе они помогли забрать мощи Отца для перевозки. Когда потолок стал рушиться сильнее, они, держа между собой тело жреца, вошли в туннель, а впереди хромал Кровоклык с обагренными скавенской кровью брылями. Вместе они последовали за призрачным светом, как люди Империи, рейкландцы и мариенбуржцы, слуги Зигмара, сторонники леди Магритты и последователи Богини Войны, полные решимости стоять насмерть против города, не знавшего покоя, города проклятых душ, несбывшихся мечт и ночных огней…

Города под названием Мордхейм.

  1. В произведении Шекспира «Сон в летнюю ночь» Оберон произносит реплику: Ill met by moonlight, proud Titania», на что Титания отвечает: «What, jealous Oberon? – Fairies, skip hence, I have forsworn his bed and company». В переводе Т.Л.Щепкиной-Куперник это звучит, как: О – Не в добрый час я при сиянье лунном Титанию надменную встречаю; Т – Как, это ты, ревнивец Оберон? Летимте, эльфы, прочь! Я отрекаюсь от общества и ложа Оберона.
  2. Небольшая декоративная остроконечная башенка (в готической архитектуре).
  3. Холодное оружие в виде шара, усеянного шипами.
  4. В оригинале Poniard. Длинный лёгкий колющий нож с постепенно сужающимся лезвием и крестовидной гардой, исторически носимый дворянами или рыцарями. По форме аналогичен парирующему кинжалу.
  5. Круглая угловая башня в системе бастионной защиты.
  6. Вероятнее, упоминаются Рыцари (Чёрная Стража) Морра, а не аналогичное по названию подразделение друкаев, охраняющее Малекита.
  7. Цокольный этаж.
  8. Опускная решётка для крепостных ворот, изготовленная из массивных металлических или деревянных деталей, заострённых внизу.
  9. Область за экранирующим объектом, в которой дополнительно снижается интенсивность звука по сравнению с открытым пространством.
  10. Этимологии названия я, к сожалению, не нашёл. По описанию данное оружие, полагаю, ближе к шамширу.
  11. У слова «bower» оказалось крайне много значений (как пристойных, так и неприличных). С учётом контекста предполагаю, что Генрих иронизирует по поводу необдуманности поступков Бернардо.