Падение Кадии / The Fall of Cadia (роман)

Перевод из WARPFROG
Перейти к навигации Перейти к поиску
Pepe coffee 128 bkg.gifПеревод в процессе: 9/38
Перевод произведения не окончен. В данный момент переведены 9 частей из 38.


WARPFROG
Гильдия Переводчиков Warhammer

Падение Кадии / The Fall of Cadia (роман)
Fall of cadia.jpg
Автор Роберт Раф / Robert Rath
Переводчик Летающий Свин
Издательство Black Library
Предыдущая книга Кровоточащие звёзды / The Bleeding Stars
Год издания 2023
Подписаться на обновления Telegram-канал
Обсудить Telegram-чат
Скачать EPUB, FB2, MOBI
Поддержать проект


Кадия зализывает раны после Тринадцатого Чёрного крестового похода. Еретики отступают по всем фронтам. Победа за Империумом. Однако лорда-кастеляна Крида одолевает тревога. Чутьё подсказывает ему, что атака была лишь прологом к чему-то гораздо большему, чему-то окончательному и бесповоротному. И он прав. Из Ока Ужаса приходит Абаддон Разоритель, ведя за собой воинство, невиданное с дней ужасающей Ереси Гора.

Перед лицом надвигающегося апокалипсиса Крид должен превратить защитников Кадии в оплот, способный выдержать ярость Абаддона. А тем временем на орбите сам Разоритель обнаруживает, что его альянс трещит по швам…

Это история грандиозного противостояния, что идёт в кабинетах военачальников и среди рушащихся полей пилонов, и которую повествуют как самоназванные полубоги, так и рядовые солдаты Империума.

Это сказание о величайшем завоевании Абаддона. Это — последний бой Кадии.


Карта касра Краф и окружающей местности


ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

+++СИЛЫ ИМПЕРИУМА+++


СИЛЫ ОБОРОНЫ КАДИИ


Военный кабинет лорда-кастеляна и верховного командования

Урсаркар И. Крид — лорд-кастелян, лорд-генерал Астра Милитарум

Джарран Келл — флаг-сержант, личный атташе Крида

Конскаван Райк — логистар-генерал

Авдария Забин — главный комиссар

Марус Порелска — бывший губернатор, убитый на Тайрокских полях


24-й полк кадийской внутренней гвардии

Игнитио Баратус — полковник

Марда Хеллскер — майор, квалифицированный инженер

Равура — старшина роты

Лек — капрал

Дакай — старший медике

Сувейн — помощник хирурга


27-й полк касркинов, огневая группа «Гамма»

Сервантус Глейв — залповщик

Оккун — проводник

«Штопальщик» Кристан — медике

Вескай — адовщик, сержант

Лузаль — адовщик, оператор вокса


Крафский преступный синдикат

Салвар Гент — криминальный авторитет

Карле Петзен — помощник босса


89-й пиктсъёмочно-боевой, авиационное командование Крафа

Ханна Кезтраль — капитан, пилот «Мстителя», «Меткий глаз»

Лахон Дарвус — лейтенант, оператор боевых средств, «Меткий глаз»


НАИСВЯТЕЙШИЕ АДЕПТА СОРОРИТАС


Орден Пресвятой Девы-Мученицы

Элеанор — канонисса, стражница храма святой Моррикан

Женевьева — канонисса, хранительница Экклезиархиевых земель

Целестина — Живая святая


СВЯТЫЕ ОРДЕНА ИМПЕРАТОРСКОЙ ИНКВИЗИЦИИ


Талия Даверна — инквизитор, Ордо Еретикус

Катаринья Грейфакс — инквизитор, Ордо Еретикус


АДЕПТУС МЕХАНИКУС И СОЮЗНИКИ


Адептус Механикус, служители Машинного бога

Магос Кларн — представитель Механикус при верховном командовании Кадии

Велизарий Коул — архимагос-доминус

Кво-87 — клон-слуга Коула


Дом Рейвенов, принёсшие обет защитники Омниссии

Нив Вардус — баронесса, пилот рыцаря типа «Паладин», «Холодное железо»


НАИПОЧТЕННЕЙШИЕ АДЕПТУС АСТАРТЕС


Чёрные Храмовники, Сыны Дорна, Решающий крестовый поход

Марий Амальрих — маршал Решающего крестового похода

Мордлид — кастелян, знаменосец


Космические Волки, Сыны Русса

Орвен Хайфелл — волчий лорд, великая рота Железных Волков

Свен Кровавый Рёв — волчий лорд, великая рота Ревущих Огнём


Тёмные Ангелы, Сыны Льва

Корахаил — магистр четвёртой роты и ударного крейсера «Меч непокорности»


Гвардия Ворона, Сыны Коракса

Одрик А’шар — церемониальный лейтенант, командир Роты братьев


+++ЛЕГИОНЫ ХАОСА+++


ЧЁРНЫЙ ЛЕГИОН, БИЧ ИМПЕРИУМА


Командование Чёрного Легиона

Эзекиль Абаддон — магистр войны Хаоса, «Разоритель»

Дравура Моркат — Дитя Крепости, чашница Абаддона

Какадиус Сирон — глава разведки, бывший Альфа-Легионер


Избранные Абаддона

Уркантос — лорд-губитель (Кхорн), Гончие Абаддона

Скайрак Рождённый-в-бойне — лорд-развратитель (Нургл), Несущие Разложение

Зарафистон — лорд-обманщик (Тзинч), провидец Чёрного Легиона

Деврам Корда — лорд-очиститель (Слаанеш), Дети Мучений

Кром Гат — лорд-объединитель (Хаос Неделимый), Железные Воины


Местные союзники-кадийцы

Янн Ровецке — агент Хаоса


Демоны

Артезия Кровавый Рот — демон-тень Кхорна


+++ВЕРОЛОМНЫЕ КСЕНОСЫ+++


ЛЕГИОНЫ НЕКРОНОВ СОЛЕМНЕЙСА, ДИНАСТИЯ НИГИЛАХОВ


Тразин Неисчислимый — владыка, археовед Призматических галерей

Саннет — архикриптек Солемнейса, спутник Тразина

Мастер охоты — егерь, телохранитель Тразина


АРЛЕКИНЫ, ЛИЦЕДЕИ СМЕЮЩЕГОСЯ БОГА


Силандри Ходящая-по-покрову — теневидица, труппа Скрытого Пути


ЭТАП ПЕРВЫЙ

ОТЗВУКИ

Глава первая

Кровь и железо.

Железо и кровь.

Одно поверх другого, и внутри друг друга. Плёночный блеск насыщенной железом крови — ещё тёплой — на холодной поверхности колокола. Два родственных элемента, соединённых в случайном символизме.

Если верить историям, колокол выковали из крови.

Говорят, когда святой Гершталь — благословлённый солдат, защитник всех кадийцев, — пал во время обороны Врат спустя столетия после Великой Ереси, служители собрали его жизненную влагу в хрустальную раку. В ней она хранилась долгие века как почитаемая и прибыльная реликвия мира-храма, поименованного в его честь.

Так было до тех пор, пока однажды ночью блаженный Гершталь не явился кардиналу с посланием: он должен извлечь железо из загустевших скомковавшихся останков и отковать из него колокол.

Колокол, который грянет в момент смертельной опасности для Кадии.

Кардинал, послушавшись наставления, создал новую реликвию, после чего отправился с колоколом в паломничество к Вратам Кадии, очищая его святым благовестом один мир за другим. И весьма своевременно, поскольку тем самым он избежал уничтожения, когда Разоритель испепелил храмовый мир — а также нетленные мощи самого Гершталя — в ходе Третьего Чёрного крестового похода.

На Соляр-Мариатусе колокол встречала двухмиллионная толпа. Плачущие навзрыд люди расступались, давая дорогу пятидесяти Сёстрам Битвы из ордена Пресвятой Девы-Мученицы, что шли в авангарде процессии. Ходит молва, в субсекторе Дерадес его перезвон исцелял глухих и распрямлял скрученные члены. А на Лаврентиксе, что в системе Белис-Корона, местные жители пришли в исступлённый восторг, когда он ударил дюжину раз без единого прикосновения к нему человеческих рук.

Тогда-то за ним и пришёл Чёрный Легион, проводивший первые вылазки накануне Двенадцатого крестового похода Разорителя.

Авангард поклялся скорее умереть, чем отдать реликвию. И свою клятву воительницы сдержали. Их тела теперь лежали под хладным металлом колокола, некоторые — навеки упокоившись в его тени. Грудные клетки дев были разворочены, конечности — оторваны от тел взрывами болт-снарядов изменников, а жизненная влага — орошала выкованное из крови железо. Она потёками замёрзла на его гравированной поверхности, заполнив бороздки орнаментов и убористых текстов псалмов.

В определённом смысле они его спасли.

Их стойкая оборона дала Тразину время запереть колокол и всё, что было вокруг, в стазис, после чего перенести в архивные хранилища на Солемнейсе.

Теперь он висел, неподвижный и застывший в моменте времени, среди прочих реликвий былых дней Кадии. Где на него незрячими глазами смотрели офицеры, выхваченные прямо с полей битв, в окружении заполненных ударниками ломаных траншей и ряда «Химер» самых разных моделей, разрезанных напополам для показа внутреннего пространства.

Ещё выше, провожаемое стеклянными взглядами людей, к своду взмывало отделение рапторов Повелителей Ночи.

Все они были артефактами Врат Кадии. Сборным образом двенадцати Чёрных крестовых походов Абаддона Разорителя.

Затемнённые выставки занимали площадь в двадцать пять квадратных миль — частная галерея человеческих существ, скрупулёзно расставленных так, дабы соответствовать историческому духу и удовлетворять эстетические вкусы пленившего их куратора-пришельца.

Ничто, за исключением служебных скарабеев, не двигалось в галерее на протяжении тысячелетий.

Вот почему тихое «кап-кап-кап» влаги эхом разнеслось так далеко.

Она сорвалась с железной поверхности колокола подобно пёрвым капелькам воды с тающих на карнизах сосулек. Хлюп. Хлюп-хлюп.

Цветастые слезинки упали на обращённый к потолку лоб погибшей Сестры Битвы, раскрасив её бледную кожу брызгами багрянца.

Кап. Кап-кап.

Больше капель. Собирающихся на бровях, затекающих в глазницы.

Кровь пришла в движение по всему колоколу, соединяясь в тонкие ручейки, словно бисеринки дождя на стекле, и падая вниз вопреки стазисному полю.

И колокол, без толчка и какого-либо приложения усилия, начал раскачиваться.

Поначалу на ширину руки. Едва заметное колебание. Язычок шатнулся туда-сюда, слишком, однако, слабо, так что он лишь скрежетнул по стенке.

Затем радиус дуги увеличился, и брызги крови полетели с набирающего скорость колокола во все стороны, окропив лица запертых в стазисе ударников. Зашипев на защитных полях представленных на выставке лазвинтовок. Колокол раскачивался сильней и сильней, пока не принял параллельное земле положение, а тогда язычок внутри упал, и боёк ударил по железной стенке.


Бум.


Раз.


Чёрнокаменный пол вздрогнул. Звякнула планка с медалями, когда её стазисное поле закоротило и отключилось. Помещение наполнилось живым стуком, клацаньем десяти тысяч челюстей, — которым не давали открыться голограммы твёрдого света, — такой силы, что в них цокнули зубы.

Повелители Ночи сорвались из-под свода и кубарём свалились внутрь окопа-выставки, раздробив солдатам кости и переломав стволы лазвинтовок. Ни космодесантники-предатели, ни гвардейцы никак не отреагировали на произошедшее.


Бум.


Два.


Тразин, владыка Солемнейса, археовед Призматических галерей и Тот-кого-называют-неисчислимым, закричал от ярости.

— Саннет! Что происходит?

— Неясно, — отозвался его главный криптек, чьи многосуставные пальцы без устали плясали по фосглифным панелям. — Неизвестный резонанс. Макросейсмический. Он ломает хранилища, случился прорыв хладагента. Мы потеряли оолиакские песочные скульптуры.

— Вызови восстановительных скарабеев.

— Не отвечают, — произнёс Саннет, по окуляру которого носились цепочки данных. — Узловая программа ошибочно приняла вибрацию за команду перепогребения. Легион ушёл в жёсткий отказ. Я не могу никого вызвать.

Тразин чертыхнулся самим колесом мироздания. Удары разделяли считанные секунды, и хотя ментальное общение между ним и Саннетом происходило практически мгновенно, до следующего тектонического сдвига оставалось всего ничего.

— Причина не в тектонике, лорд, — сказал криптек. — Вибрация исходит из галереи.

— Откуда?

— Крыло Чёрных крестовых походов.

— Это всего двумя этажами ни…


Бум.


Три.


Ударная волна встряхнула археоведа до самого реактора, своей мощью скрутив и выворотив сервоприводы суставов.

Тразин сбежал из умирающего тела и швырнул дух-алгоритм в паутину инфоканалов внутри стен. Нашёл ждущего лич-стража, которого мог использовать в качестве суррогата. Расплавил и преобразил одолжённое тело в привычную оболочку, после чего ринулся к вратам Кадийской галереи. Махнул громадным дверям впереди, веля тем отвориться.


Бум.


Четыре.


Двери, высотою вдвое превосходившие монолит, сорвались с петель и рухнули прямо на него. Тразин почувствовал, как створки сминают некродермис черепа будто бумагу и дробят центральный реактор, прежде чем перенестись в другое тело, укрытое в тени «Гибельного клинка».

Он сорвался на бег. Вскидывая руки перед пьедесталами с экспонатами, посылая из встроенных в ладони эмиттеров кодовые сигналы. Пытаясь перезапустить экраны и репульсоры, защитить свои хрупкие сокровища.

— Нет, нет, нет, нет, нет, нет…

Тразин увидел колокол.

Тразин увидел кровь.

Он замедлил хроновосприятие, чтобы внимательно разглядеть раскачивающуюся реликвию и летящие рубиновые брызги. Человеческой жизненной влаги было гораздо больше, чем ранее покрывало её поверхность.

Казалось, реликвия истекала кровью из выбоин и царапин, где её задели болтерные снаряды.

— Саннет, — позвал Тразин, направив визуальную картинку в инфопоток Солемнейса, чтобы криптек смог провести анализ. — Сбой стазисного поля. Жёсткая перезагрузка.

— Поле активно, — отозвался помощник. — Движение должно быть невозможно.

— Это варповство.

Тразин в исполненном восхищения ужасе наблюдал за тем, как колокол описал полную дугу, и когда выкованный из крови металл завис в наивысшей точке, боёк внутри упал подобно громадной булаве магистра войны.


Бум.


Пять.


На другом краю Галактики, за горящими звёздами, многолюдными мирами и холодными заливами безбрежной пустоты, находился опустошённый мир Эриад VI. На орбите планеты висел ковчег Механикус «Железный неумерший», отбрасывая на её поверхность крестообразную тень.

Ниже, под заражённой радиацией атмосферой и кишащей орками-грабителями твердью, и ещё ниже, в чёрных закручивающихся туннелях чужеродных размеров, стоял архимагос-доминус Велизарий Коул.

— Почти, — сказал он, растягивая слово. Его глаза были плотно закрыты, оптические нервы — перенаправлены на визуальные линзы черепа-зонда, которого он вёл по пробуренному каналу. Мерцающая в стробоскопическом режиме ультрафиолетовая лампа — предназначенная для картографирования вьющихся сквозь чернокамень проходов, — служила единственным источником света. Связь с устройством он поддерживал через инфопоток. — Осторожно, кроха. Подъём на два черепа. Разворот на тридцать пять градусов вправо. Вперёд на четыре черепа — пошёл, пошёл, пошёл! Полный вперёд, связь не обрывать! Отк…

В него хлынули данные, залепив картинку незнакомыми глифами, при виде которых разум архимагоса наполнился стылым холодом космического вакуума.

Зрение сервочерепа взорвалось статическими помехами, а слуховые порты разразились в аугментированном мозгу Коула резким воем.

— Проклятье! — ругнулся он, выдернув из виска штепсель-череп. — Кво, новый зонд!

Ответа не последовало. Его программируемый слуга — клонированная версия давно покойного спутника, — либо не расслышал, либо ушёл в перезагрузку из-за притока данных.

— Кво? — Он обернулся. — Кво, ты меня слы…

Коул замер.

Находившаяся у него за плечом альдари не потревожила ни одну оповестительную систему в его сенсориумной сети.

Она восседала на модуле когитатора, сложив вместе носки ступней и широко расставив колени — поза «перевёрнутый треугольник», совершенно нечеловеческая в своём отрицающем законы тяготения изяществе.

— Нити судьбы подводят к двери, — промолвила Ходящая-по-покрову, на чьей напоминавшей яйцо маске не отражалось ничего, кроме завитков дыма. Во мраке каверны её пёстрый наряд, казалось, горел цветом. — Вновь спрашиваю я — что зрят твои глаза?

— Эти твои вирши — непонятная чушь, — прорычал Коул. — Это некронский мир, разбомбленный Разорителем во время Чётвертого Чёрного крестового похода. Но зачем ему обстреливать пустую планету? Понятия не имею, почему ты настояла, чтобы я сюда прибыл.

— Дальнейшее изучение, — склонив голову, ответила ксенос, — развеет неведение.

— К чёрту твои детские стишки. Просто скажи, что я должен знать!

Она покачала головой, и её маска замерцала синим цветом извинения.

— Играй отведённую роль — гремит колокола бой.

— Святой реактор, ну а это что ещё значит?


Бум.


Шесть.


— Это началось час назад, канонисса, — сказала сестра Наваретт. Несмотря на ежедневные тренировки, Женевьева слышала, как натужно дышала старшая серафимка, поднимаясь на вершину звонницы.

Следовало воспользоваться прыжковыми ранцами.

Храм святой Моррикан — защищавший перешеек между Кадией Примус и Кадией Секундус, — представлял собой огромное сооружение, а колокольня была одним из высочайших строений в секторе Краф.

На протяжении почти ста дней он служил ключевым звеном обороны, не позволяя силам Тринадцатого крестового похода Архиврага — которые уже захватили каср Мирак на севере, — выплеснуться на Крафскую равнину.

— Он звенит? — переспросила Женевьева. — Ты уверена?

— Без единого прикосновения.

Женевьева стремительно преодолела последний пролёт и вышла на открытый ярус звонницы. Где увидела собственное лицо, которое, поджав губы, смотрело прямо на неё.

— Канонисса Женевьева, — кивнув для проформы, сказала её сестра-близнец Элеанор.

Она словно глядела на своё отражение. Весьма иронично, учитывая, как сильно они отличались характерами. Канониссы-близнецы в парных комплектах брони. И столь непохожие во всех прочих аспектах — и ещё тем, что аугментическим окуляром Женевьеве недавно заменили левый глаз, а не правый.

Но благодаря этому, когда сёстры-канониссы становились лицом к лицу, ощущение, будто они смотрятся в зеркало, только усугублялось.

— Похоже, вы опоздали, — осклабился архидьякон Мендазус. — По своему обычаю.

— Если я была вам так нужна, вам обоим следовало известить меня о происходящем чуде.

Элеанор открыла рот, собираясь ответить.

Затем колокол святой Моррикан подал голос.

Элеанор нырнула под звон, заглядывая в его тёмное нутро, а затем протянула руку, чтобы помочь забраться туда же тщедушному Мендазусу.

Сам колокол не шевелился, его язычок неподвижно висел ровно по центру. И, тем не менее, жерло его ходило ходуном от грянувшего где-то далеко удара.

Женевьева присоединилась к ним, и две канониссы вместе со жрецом-надзирателем встали внутри массивного корпуса, содрогаясь до самого нутра от неимоверно мощного грохота.

Женевьева коснулась вогнутой внутренней стенки.

— Он резонирует. Дрожит.

— Знамения и чудеса, — прошептала Элеанор, опускаясь на колени. — Он звенит без касания людской руки, как его брат, колокол святого Гершталя. Тот, что предупредил о наступлении Двенадцатого Чёрного крестового похода, а после вознёсся, дабы избежать захвата.

— Поздновато для предупреждения, не находишь? Мы отражаем Тринадцатый крестовый поход Разорителя уже третий месяц как.

— Он звенит, чествуя, — сказал архидьякон.

— Чествуя что? — не поняла Женевьева.

Мендазус смерил её суровым взглядом.

— Победу, что же ещё.


Бум.


Семь.


— Решающий! Убить их всех! Не дайте трусам удрать!

На горе трупов стоял Амальрих, маршал Чёрных Храмовников, вызывающе указывая мечом на десантный корабль предателей. Силовое поле на клинке потрескивало, сжигая еретическую кровь.

К маршалу наверх взобрался кастелян Мордлид, поднимая знамя Решающего крестового похода. Транспортник предателей перед ними запустил двигатели, окатив доспех воителя волной мгновенно раскалившегося воздуха. Выброс из турбины испепелил двести гвардейцев-изменников, которые считанные мгновения назад отчаянно рвались в самолёту в надежде спастись с Кадии. Они обратились клубящимися облаками пепла, которые с рёвом покатились к линии астартес в чёрных латах, что приближались к кораблю.

Сердца Мордлида раздулись вместе с подхваченным искусственным ветром стягом, чьи раздвоенные концы затрепетали в воздухе подобно драконьему хвосту. Подняв флаг обеими руками, он с силой водрузил древко в крышу развороченного скалобетонного бункера и достал цепной меч.

Гвардеец-предатель, на лице которого была вырезана кощунственная руна, ринулся на него с мелтаружьём наперевес. Мордлид запустил цепной меч и обрушил клинок ему на плечо, располовинив еретика как ломоть мяса.

— Сбейте его! — прокричал Амальрих, указав на поднимающийся десантный корабль. Он сражался без шлема, чтобы жалкие еретики могли видеть его обритую голову с выжженным на лбу крестом Храмовника. От защищавшего маршала конверсионного поля со вспышкой срикошетил лазерный разряд. — Сбежать не должен никто!

К челноку устремился рой ракет, которые попали в бронеплиты и начисто сбрили посадочные опоры. Багровые лучи лазпушки прошили днище взлетающего корабля, выбросив оранжевые плюмажи перегретого металла и взорвав навесной бак с топливом.

Мгновение он продолжал плыть к небу, будто всходящее солнце, грузно покачиваясь на выбросах из сопел.

Затем двигатели затарахтели, и корабль — шириной с два жилых блока — рухнул обратно на поверхность Кадии.

Взрыв омыл Мордлида подобно благодати Императора.

Он взял трепыхающийся стяг в бронированный кулак, поднёс ткань к губам и поцеловал её.


Бум.


Восемь.


Видимость: шесть миль, малая облачность.

Высота: 3500 футов.

Скорость: 1100 миль в час.

И ещё пикирование.

1613 футов в секунду.

Капитан Ханна Кезтраль тяжело сглотнула. Сжала зубы, перебарывая головокружение. Кинула взгляд на бешено крутящуюся стрелку высотометра. Сбросила обороты.

— Одна секунда, — предупредил её оператор, Дарвус.

Кезтраль постаралась не смотреть на бурые кадийские топи, заполоняющие собой фонарь «Мстителя». Серый небосвод исчез за ободом шлема. Она перевела тягу маршевого двигателя вверх, приготовившись.

— Две секунды, — отозвался Дарвус, чья тревога росла быстрее, чем земля перед ними. — Кез, слишком…

Ханна потянула ручку управления на себя, одновременно вжимая педаль газа. Почувствовала, как ракетный двигатель рванул нос почти до горизонта, и погнавший по аэродинамическим поверхностям воздух наполнил её упоительным ощущением подъёма.

Танковая колонна предателей устремилась к ним подобно росчерку лазера. Словно ржавая полоса на смазанной зелени проносящегося внизу пейзажа.

— Огонь! Огонь! Огонь! — скомандовала она, хотя сделала это не по необходимости, а в мимолётном помутнении от резкого притока крови после выхода из пике.

Ханна ощутила, как под ногами раскручивается установка, и зияющие чернотой очи цилиндра застрекотали одно за другим.

— Хороший заход! — проорал у неё за спиной Дарвус, прильнув к телескопическому прицелу. — Держи ровно.

По ним забил ответный огонь. Скручивающиеся янтарные хвосты трассеров. Красные лазерные лучи. Что-то мощное — снаряд тяжёлого болтера — безвредно отскочило от брони хвостового руля.

Ударные «Мстители» были быстрыми машинами, и в птичку вроде её «Меткого глаза» — дополнительно разобранного для облегчения веса, — было весьма сложно попасть без заблаговременного предупреждения.

Предупреждения, которого Кезтраль, сорвавшаяся в пике с пятнадцати тысяч футов, врагам не предоставила.

— Катушки закончились! — крикнул Дарвус.

Кезтраль вдавила правую педаль и потянула ручку на себя, направляя самолёт вверх, к солнцу. Оставляя неприятельскую колонну позади — совершенно нетронутую огнём.

— Какие пикты! — ликовал оператор. — Аналитики в авиакомандовании Крафа будут вне себя от такого кино. Особенно кадров с поворотного пиктера. Ты зашла просто идеально, Кез!

— Можешь сказать, куда они направлялись?

— А вот это самая лучшая часть, — сказал Дарвус, и его голос отдался в воксе шлема металлическим эхом. — Они отступают.


Бум.


Девять.


Майор Марда Хеллскер сглотнула и крепче сжала рукоять лазпистолета.

Ей следовало подавать пример бойцам. Показывать невозмутимость перед лицом врага. А не выставлять свои чувства напоказ.

Бросив попытки взять себя в руки, она широко улыбнулась.

Её ротный, Равура, заметил лицо майора и тоже ухмыльнулся. Подался вперёд, так, чтобы она смогла услышать его сквозь рёв двигателя «Химеры».

— Мы едем, сэр! — крикнул он. — На фронт, наконец-то!

Она окинула взглядом людей внутри десантного отделения, от каждой встряски раскачивавшихся в откидных креслах. С зажатыми между колен лазвинтовками. С ранцами, болтающимися в сетках над головами.

Несмотря на то, что края касок скрывали их лица в тенях, она видела блестящие зубы каждого бойца в отсеке.

— Я не слышу ваш рёв, Двадцать четвёртый! — крикнула она.

— Двадцать четвёртый — на войну! — как один рявкнули они, после чего отделение утонуло в свисте, вое и криках.

— Наконец-то, фрекк его подери! — добавил капрал Лек.

— А это отставить! — с нажимом крикнул ему Равура. — Кто-то должен был охранять Краф. И поручили это нам — поскольку знали, что Разоритель не посмеет напасть на каср, пока его сторожит Двадцать четвёртый.

Новые крики, теперь ещё более громкие. Заглушившие сообщение, с треском зазвучавшее в микробусине Хеллскер. Равура мастерски перевёл стрелки на другую тему, не дав Леку развить своё подрывающее дух дерьмо.

Провести всю войну в Крафе далось нелегко. Не сделав ни единого выстрела в гневе. Чаще погибая от рук комиссаров, чем от вражеских пуль. Постепенно теряя дисциплину из-за неспособности проявить себя.

А 24-й полк внутренней гвардии хотел, и хотел очень сильно, проявить себя. Иметь возможность смотреть другим кадийцам — раскиданным по многочисленным фронтам Галактики, — в глаза. Доказать, что хоть им и не повезло остаться гарнизоном на родной планете, они по-прежнему были солдатами Кадии.

Жужжание в ухе не утихало, становясь настойчивей. Марда нахмурилась и пальцем затолкала бусину глубже, замахав остальным, чтобы те умолкли.

— В чём дело? — спросил Равура.

— Мы остановились, — ответила Хеллскер. — Мотор заглушили.

Она застучала по лючку, пока мехвод не отодвинул его в сторону. Сказал ей по воксу, что происходит.

Хеллскер закусила губу. На секунду замерла, возвращая лицу подобающее выражение, прежде чем обернуться и сообщить новости. Говори покороче, сказала она себе. Будь невозмутимой.

Когда она повернулась обратно, все выжидающе смотрели на неё. Под их шлемами до сих пор сверкали улыбки.

— Сообщение с передовой. Враг отступает по всем фронтам. Отходит к зонам высадки. Тринадцатый Чёрный крестовый поход закончен. Мы победили. Нам приказано вернуться в Краф. Всем извлечь батареи, оружие на предохранители.

Бойцы откинулись на спинки кресел, вынули батареи и убрали в подсумки. Надвинули каски на самые глаза и сложили руки над стволами лазвинтовок. Плечи рядового Кески затряслись, и Хеллскер поняла, что тот рыдает. Капрал Лек прижался головой к переборке и зло расхохотался. Удза, её вокс-оператор, перестала притворяться сильной, и, подавшись вперёд, закрыла лицо ладонями.

Даже Равура не нашёлся со словами.

Марда Хеллскер сосредоточилась на дыхании, сохраняя на лице нейтральное выражение. Села, застегнула ремни, и уставилась на задний люк «Химеры».

На секунду, всего на миг, она подумала, что станет настоящим ударником.

Сквозь обшивку докатилась какая-то вибрация.

Она поняла, что это радостные крики, и врезала кулаком по бронированной переборке.


Бум.


Десять.


Тразин слышал отголоски колокола даже внутри гиперпространственного ублиета.

Подобное было попросту невозможно, но, похоже, за последнее время невозможное перешло в разряд обыденности.

— Я в долгу перед тобой за спасение, Мастер охоты. Но было ли так необходимо волочить своего планетарного владыку?

— Прошу прощения, лорд. — Мастер охоты отпустил ключицу Тразина. Окуляр смертоуказателя сверкнул. — Рёв зверя становился ближе. Здесь он нас не найдёт.

— Да, ну что ж. — Тразин смахнул с некродермиса пыль. Когда-то Мастер охоты слыл величайшим егерем всех династий, но, как и большинство некронов, теперь был немного не в себе. — Вижу, ты захватил и Саннета. Статус галереи?

— Обширные повреждения, лорд, каскадные сбои.

— Когда звон прекратится, избавься от реликвии — брось её в портал паутины, пусть она досаждает альдари. Но перед этим подготовь «Властителя старины» к плаванью.

— Вы, — запинаясь, произнёс Саннет, — вы покидаете Солемнейс, лорд-археовед? В такой час?

— Если бой колокола предвещает то, что я думаю, нас ждёт катаклизм исторических масштабов — и будет крайне занимательно понаблюдать за ним вблизи. — Он помолчал, считывая глифы повреждений. — Я так понимаю, легионы деактивированы. Что насчёт галерей?

— Нетронутой осталась только закрытая коллекция, — ответил Саннет. — Похоже, её свернутое измерение пострадало меньше. Выставка Ереси Гора, терранские артефакты, и, конечно, спецхран.

— Сойдёт. Дай мне набор мыслеуправляющих скарабеев. Идём, Мастер охоты. Осмелюсь сказать, нас ждёт игра, достойная даже тебя.


Бум.


Одиннадцать.


— Цена, — сказал капитан, — грабительская.

— Цена, — отозвался Салвар Гент, выдержав такую же паузу, — окончательная.

Капитан был мордианцем. Иномирянином. Твёрдое каменное лицо с небольшими острыми усиками. Генту он не нравился, хотя Генту не нравились люди в целом.

— Мы защищали этот мир. Мог бы проявить немного благодарности.

— Да, мог бы. — Гент откинулся в кресле, разглядывая оборудование разбомбленного мануфакторума. У здания не осталось крыши, отчего на стол, который он велел сюда перетащить, лился неясный солнечный свет. Над головой пронеслось звено «Молний», и положенный на столешницу автопистолет мелко задрожал. — Давай так — я проявлю свою благодарность, продав тебе последние десять ящиков леолака в касре Краф, чтобы твои бойцы отметили победу?

— Но цена…

— Если не заплатишь ты, заплатят кадийцы. Леолак — местный фаворит. Премиальный алкоголь. А премиальный алкоголь отпускается по премиальной цене.

Стоявшая позади капитана помощница осклабилась.

— Не играйся с нами, отребье. Перед тобой солдаты, а не вонючие бандиты.

— Сержант Джоллан, давайте вести себя цивильно.

Раньше, когда он занимал в преступном мире достаточно низкое положение, чтобы иметь кличку, Гента иногда называли Косым за то, что его взгляд блуждал подобно лучу прожектора, никогда не задерживаясь на том, с кем он говорил. Сейчас, однако, его пурпурные глаза остановились на младшем офицере.

— А как же хвалёная мордианская дисциплина?

— Поболтай ещё, и я тебе покажу мордианскую дисциплину. — Джоллан опустила обтянутую белой перчаткой руку на блестящую кожаную кобуру.

— Девочка, пусть комиссары и говорят, что твоя жизнь ничего не стоит, но не нужно лишаться её в споре за сервисные услуги.

— Приношу извинения, сэр, — встрял капитан. — Сержант Джоллан — гордая дочь Мордиана. Но она права — вы пытаетесь нас надуть. И мне непонятна скрытая угроза, исходящая от пистолета перед вами.

— Ясно, — сказал Гент, поднимая два пальца.

Из-за ржавого оборудования выступило четверо бандитов, держа перед собой автоматы с барабанными магазинами.

— Тогда давайте переведём угрозу в явные. Так, чтобы вам стало понятно.

— Не надо, — предупредил капитан, заметив, как ладонь Джоллан сомкнулась на рукояти лазпистолета.

— Слушайся капитана, девуля, тут ты не победишь, — произнёс Гент. — Пусть на нас нет черепа с крыльями, мы всё равно кадийцы. Пока сержант-инструктор плюёт вам в морды и учит держаться прямо, мы стреляем боевыми с девяти лет.

Гент потянулся под стол, достал оттуда синюю керамическую бутылку леолака и вынул пробку.

— А теперь, — продолжил он. — Давайте отметим вашу победу и вернёмся к делу?


Бум.


Двенадцать.


Пробки с хлопком отскочили от потолка и приземлились на длинный стол. Группки офицеров-артиллеристов пытались попасть в люстру. Они радостно закричали, когда один «снаряд» влетел точно в болтающиеся цепочки кристаллов, и запустивший его лейтенант отметил успех, отхлебнув прямо из бутылки.

Флаг-сержанту Джаррану Келлу звук напоминал гулкое уханье миномётов.

Он двигался вдоль стола, по пути миновав группку востроянцев, ритмично стучавших кулаками по деревянной столешнице. Лейтенант в самом их центре одну за другой опрокидывала выстроенные в ряд ярко-синие стопки. Востроянцы взорвались криками, когда та справилась с последним и победно раздавила стакан в бионической руке.

К Келлу приблизился капитан Восьмого, распевающий «Цветок Кадии», и вручил ему бокал с шампанским. Джарран поднял стакан в тосте, после чего незаметно отставил напиток на сервант. Подобрал со стола фуражку и водрузил её на голову младшему офицеру-разведчику — чьёму-то помощнику, — который лежал, уткнувшись лицом в стол и обняв бутылку леолака. Приятели шутки ради увешали его мундир столовыми приборами.

Келл свернул направо и опустил ладонь на ручку двойной двери, однако замер, услышав возглас: «Крид! Где Крид?»

Он обернулся и замахал рукой.

— Хотим лорда-кастеляна! — крикнул ещё кто-то. — Речь!

Остальные подхватили следом: «Речь! Речь! Речь!»

— Скоро, — крикнул Келл в ответ, зная, что через час большинство надерётся в стельку и забудет попросить снова. — Кто-то ведь должен довести ночную работу до конца.

Возгласы стали громче, и он скрылся за противовзрывными дверями, прежде чем те успели стихнуть достаточно, чтобы кто-нибудь снова не потребовал Крида.

— Вижу, болваны всё не могут напраздноваться, — сказал Урсаркар Крид.

Командир Восьмого кадийского, спаситель Тайрокских полей и лорд-кастелян Кадии склонился над столом, заваленным документами и картами. Пустые бокалы из-под сакры служили в качестве листожимов, а в пепельнице, изготовленной из гильзы «Сотрясателя», тлело с полдесятка недокуренных сигар. Комната — девственно чистая до появления здесь Крида, — теперь насквозь провоняла табаком.

— Архивраг отступает по всем фронтам и покидает мир, — ответил ему Келл. — Вы сами сказали им веселиться.

— Я сказал им веселиться пока можно, а это другое. — Лорд-кастелян перевёл воспалённые глаза обратно на карты. — Я знаю, что ударники не приемлют полумер, но на боеготовности это сказываться не должно. Ничего ещё не закончилось.

— Значит, возможность спустить этой ночью пар хорошо скажется на боевом духе, особенно если ничего ещё не закончилось.

Крид недовольно заворчал.

— Тогда утром скомандуй побудку на час раньше. Пусть сегодня веселятся, но завтра они должны об этом пожалеть.

Джарран хмыкнул, что в его случае служило ближайшим подобием смеха, и передал зажатый подмышкой инфопланшет.

— Доклад с Южного-Примус. Волсканцы держатся. Похоже, они не бегут вместе с мутантами и ополченцами-сектантами.

— Под всеми шипами и кровавыми рунами они по-прежнему гвардейцы, — задумчиво пробормотал Крид. — И это делает их опасными. Есть новости от адмирала Кваррена и сторожевого флота?

— Нет, сэр. Но к этому моменту он уже должен был установить блокаду Ока Ужаса.

— Будем надеяться, что у меня разыгралась паранойя. — Урсаркар заложил руки за пояс и хорошенько потянулся.

— Военный совет говорит дело. Атаковавшие нас силы соразмерны с прошлыми Чёрными походами. Даже крупнее.

— И ты туда же, Джарран? — покачал головой Крид.

— Вполне возможно, что он был убит в Оке, сражаясь с другим военачальником. — Келл заметил взгляд лорда-кастеляна и добавил: — Такое уже случалось прежде.

— Сам-то в это веришь?

— Мы поймали сигналы, в которых так говорится. Перехваты хорошего качества. Полная расшифровка, выглядят определённо аутентичными.

— Скажи мне вот что — раз это была основная атака Архиврага, то где терминаторы? Где волны Чёрных Легионеров, варп-машин? Против нас сражались культисты и мутанты, предатели-астартес в тактических ролях, но ты мне толкуешь, что командиры Архвирага потратили века, накапливая такие силы, и не высадились лично?

Из-за закрытой двери хор пьяных голосов снова затянул «Цветок Кадии», и Криду пришлось кричать, чтобы Келл услышал его сквозь гам.

— Никто не может мне это объяснить. Ни один человек. Ни во флоте, ни в Аэронавтике, ни в разведке Милитарума и Схоластике Псайкана, и даже полубоги Адептус Астартес. Никто не может дать мне ответ на один проклятый Троном вопрос.

Крид раздражённо бросил окурок на стол, измазав просыпавшимся пеплом карту Россварских гор. Затем упёрся кулаками в столешницу и проорал три последних слова:

— Куда делся Абаддон?


Бум.


Тринадцать.


Корабль вышел из имматериума подобно дитю, покидающему материнское лоно. Мгновение крови, первородного опыта существа, впервые ощутившего холодный воздух и силу притяжения — и, втянув в лёгкие кислород, издавшего полный боли и смятения крик.

Только в этом случае закричал не корабль, а материальная вселенная вокруг него. Сами атомы мироздания распались на составные элементы, истекая не поддающимися описанию цветами.

Дравура Моркат наблюдала сквозь кристаллические окна за тем, как укрощённый ею для повелителя корабль проходит в настоящее пространство.

Поднятая выходом ударная волна прокатилась по мостику, накрыв членов экипажа, и без того переутомлённых тяжёлой службой на древнем корабле. Зверолюдов вырвало. Один распахнул пасть и впился в собственную руку с такой силой, что раздробил себе кости.

У адепта Механикума за пультом управления артогнём случился многокомпонентный сбой в работе синтетического мозга. Его логические схемы — перестроенные самым радикальным образом, чтобы воспринимать творящийся в Оке пандемониум, — заклинило при столкновении с безмолвным порядком реальности.

Он рухнул на палубу, и из слёзных протоков потянулись струйки дыма от перегоревших нервных цепей.

Моркат увидела предсмертные мысли адепта, поток сознания окружал его аугментированный череп подобно нимбу на фреске имперского святого.

Все существа думали по-разному. Некоторые зверолюды на мостике проецировали вокруг голов импрессионистские, исполненные отчаяния, чернильные завихрения. Сознание прочих обретало острые, резкие формы, выражая панику.

Мысли же этого служителя, корчившегося в предсмертных судорогах, напоминали наборный текст на экране электронно-лучевой трубки, мерцая в такт с постепенно отключающимся мозгом.

К пульту. Я могу вернуться к пульту, лорд. Я могу…

Боль, такая сильная…

Я живой?

Я могу…

… ещё…

… служить…

— Дети Ока, — прорычал голос у неё за спиной. — Не созданы для реальности.

Моркат обернулась к своему магистру войны, убедившись, что её разум не обшаривает облако мыслей, взвивавшихся вокруг него подобно пламенной ауре. Повелитель не всегда хотел, чтобы она видела их содержимое, как, впрочем, и она сама.

Дравура склонилась перед своим властелином.

Абаддон. Магистр войны Хаоса, правая рука Гора, владыка Чёрного Легиона и тот, кому завещалось убить Лжеимператора. Человек, вытащивший маленькую Моркат из тьмы и сделавший из неё ту, кем она была — хотя кем именно, оставалось предметом пересудов.

Магистр войны восседал на эбеновом троне, слишком большом даже для его и без того огромного тела. Какое существо нуждалось в подобном кресле — достаточно гигантском, чтобы уместить магистра, причём в полном боевом облачении, — было, как и многое другое на борту Чёрнокаменной Крепости «Воля вечности», выше понимания Моркат.

Тем не менее, пространство вокруг Абаддона не пустовало. Там порхали, метались и выли демонические порождения. Складывались в геометрические узоры либо, вспыхивая от шальной эмоции, взрывались пламенем, что пожирало само их естество.

Моркат зажмурилась и усилием воли заставила себя игнорировать носящихся повсюду эфирных созданий. Оградиться от них, дабы видеть лишь почитаемое лицо существа, которого ей посчастливилось называть отцом.

— На этот раз звёзды другие, — заметил он.

— Другие, милорд? — переспросила Моркат, когда, вновь открыв глаза, увидела магистра войны уже без пелены из паразитических духов.

— Нежели я их помню. — Голова Абаддона, вдвое крупнее чем у простого смертного, не повернулась к Дравуре, однако низкий рокочущий голос всё равно отдался внутри неё дрожью. — Я припоминаю, как выглядели звёзды, когда мы вышли из Ока в прошлый раз.

— Во время Готической войны, — догадалась она.

— Да, ещё до твоего появления, найдёныш. Я помню, где в ту пору находилось каждое светило. Все были на своих местах. Те же самые созвездия, неизменные с первого раза, как мы покинули Око, и до последнего. Двенадцать раз, и то же самое звёздное полотно.

— Но теперь они изменились?

— Новые звёзды, — прорычал Абаддон. — Другие звёзды. Движется… флот.

— Контакты! Контакты! — через секунду заблеяла сенсорный офицер Механикума. Она стояла в яме, опутанная паутиной проводов, склизкие органические кабели — сжимавшиеся и расслаблявшиеся будто щупальца осьминога, — соединяли её череп с восемью псайкерами внутри мешочков с жидкостью. — Имперский флот! Курс — восемь-два-шесть. Расстояние — две с половиной тысячи миль. Тип «Император»! Тип «Марс»! Тип «Мщение»!

— Определяю корабельные профили, — произнёс Какадиус Сирон — бывший Альфа-Легионер, а ныне глава разведки Абаддона. Перед ним заплясали проекционные лазеры, тонкими как проволока линиями вычерчивая в воздухе силуэты имперских космолётов. — Предварительный результат: «Мощь праведников», тип «Император». «Финальный удар», тип «Марс». «Герцог Люрстофан», тип «Неустрашимый». «Слава Абридаля», тип «Готический». Они из разных боевых флотов — Скарус, Агриппина, Корона.

— Сборная армада, — отметил Абаддон. — Объединённая через потери.

— Должно быть, мы потрепали их даже сильнее, чем рассчитывали, — сказала Моркат.

— Больше того, остатки флота разделены, гоня «Мстительный дух» прочь от Кадии, — добавил Сирон. Он собирался сказать что-то ещё, но магистр войны оборвал его на полуслове.

— Значит, Врата открыты.

— К Кадии! — взревел зверолюд, вскидывая над головой кулаки. Палуба утонула в вое, гиканье, воплях, бульканье и улюлюканье. Из глоток тысяч мутантов вырвался крик, полный восторга от близости момента, к которому они шли тысячелетиями. По настилу забили ноги и копыта. — К Кадии! К Кадии!

В воцарившемся гвалте лишь Моркат расслышала рык магистра войны.

— Шаг, — негромко сказал он. — Это лишь шаг. Багровый Путь ждёт.


ЭТАП ВТОРОЙ

КАДИЙСКАЯ ПОБЕДА


Глава первая

— Святой Трон, — прошептал адмирал Кваррен. — Сколько их?

Командная палуба «Мощи праведников», линкора типа «Император», имела наблюдательные иллюминаторы шириной в восемьсот футов, но почти весь вид в них закрывали пенящиеся буруны, поднятые варп-переходом.

Самым крупным выходом из эмпиреев, который ему доселе доводилось лицезреть.

Впрочем, кровь в жилах у него застыла вовсе не от призматических не-цветов имматериума, а от осколков черноты среди противоестественных тонов.

Корабли. Так много кораблей. Больше, чем выставил весь Чёрный крестовый поход — а ту битву его флот едва пережил.

— Определить их! — крикнул Кваррен, вызывая данные сенсоров через нейронную связь с командным троном. — Нужно понять, о чём сообщать на Кадию.

— Доклад от разведзвена «Децимус», — отозвалась диспетчер, прижимая к ушам динамики наушников. — Дальняя передача. Слабая слышимость… «Терминус Эст». Подтверждён «Терминус Эст».

— Трон, — ахнула заместитель Кворрена, Рабелла. — Я думала, это миф.

Адмирал жестом велел ей умолкнуть, и с по-прежнему поднятой рукой перевёл взгляд на связиста. — Говори.

— Фрегат «Стальной дротик» сообщает о выявлении тяжёлого крейсера, — быстро заговорила офицер. — Постойте. Ещё один. Эсминец «Стремительный» заметил космолёт, вероятно тип «Убийство». Сложно сказать наверняка из-за варп-искажений надстройки. Ещё… вольный торговец Адольфус Зант на капере «Разбойник» докладывает… Он не знает… Корабль размером с линкор, но весь покрыт опухолями. Рогами. Глазами.

— Выходят новые корабли, — сказала Рабелла, на аугментических линзах которой уже складывались зелёные чёрточки-сигилы. — Основываясь на профилях…

— Стоп. Больше не нужно. — Кваррен заметил, как на подлокотнике трона мелко дребезжит стило, и понял, что трясётся, а вместе с ним по симпатической связи дрожит и весь линкор.

Он глубоко вдохнул, напряг мышцы. Через удалённый доступ впрыснул в организм дозу успокаивающего дофамина из рядов пузырьков в кресле.

С таким флотом он прежде не сталкивался. Не сталкивался никто из ныне живущих. Наибольшая армада Архиврага со времён Великой Ереси.

Им не выжить. Впрочем, такую задачу им и не ставили.

Кваррен и его сторожевой флот служили глазами для осаждённой Кадии. В случае подхода к изменникам подкреплений им следовало отправить на планету-крепость зашифрованное сообщение. Диспозиция вражеского флота, численность, курс, и определённые слова-коды, указывающие размер приближающегося воинства.

«Разбитый синий» означало флот уровня оперативного соединения.

«Разбитый зеленый» — полноценный флот.

«Разбитый красный» — армада крестового похода.

Им предписывалось вручить послание быстроходным фрегатам, а тем — развернуться и на всех парах умчаться обратно к Кадии, чтобы передать его оставшимся кораблям флота адмирала Достова, которые ждали в засаде среди поля обломков Железного Кладбища.

Расчёт строился на том, что если Кваррен погибнет в бою, а Достов ударит по предательскому флоту в момент его прохождения через пояс разрушенных остовов, то они смогут задержать Архиврага на достаточное время, чтобы Кадия успела подготовиться.

Здесь был даже не «Разбитый красный».

Кваррен оценил свои шансы на выживание в десять процентов. Когда Крид предложил ему это задание, он их знал.

Адмирал испытал едва ли не облегчение.

Потому что существовало ещё одно кодовое обозначение. Фраза, которую он надеялся никогда не произнести вслух. Что на самом деле он считал невозможным. Как-никак, никто не видел подобных кораблей с самой Готической войны.

Тем не менее, среди текущего перед глазами потока информации Кваррен различил данные, не соответствовавшие ни одному имперскому либо вражескому космолёту.

— Увеличить квадрат четыре-семь-гамма, — распорядился он.

Когда специалист-имаджист выполнил приказ, все девятьсот мужчин, женщин и техноадептов на мостике ахнули как один.

Кваррен снял с рычага трубку и переключился на общий канал, чтобы обратиться ко всем кораблям флота со словами, которые он надеялся никогда не произносить.

— «Разбитый чёрный». Повторяю, «Разбитый чёрный». Эскортникам развернуться и плазменные двигатели на полную. Уйдите минимум на три тысячи миль, прежде чем начать варп-переход. Локализованные разломы нам ни к чему. Да пребудет с вами Император. — Затем он отключился и заорал экипажу рубки. — Не стойте столбами! Передние щиты на максимум! Загрузить торпеды! Экипажи истребителей и бомбардировщиков на палубы. Зарядить нова-пушку.

— Это же… — пролепетала Рабелла.

— Я знаю, что это, — рявкнул Кваррен. — Полный вперёд! Встанем между врагом и посыльной эскадрой. Орудия, статус торпед?

— Ждём приказа, адмирал.

— Это же Чернокаменная Крепость, — договорила Рабелла.

— Нужен разброс, — сказал Кваррен, подавшись вперёд, чтобы имплантированным в палец стилом накидать на координатной сетке планшета-дисплея грубую схему. — И побольше. Они попытаются взять нас в клещи и добраться до посыльных кораблей. Я хочу задать им основательную трёпку, прежде чем они…

— Атака! — закричал офицер сканера. — Приближаются торпеды! Секторы бета-шесть-девятнадцать. Бета-шесть-двадцать. Бета-шесть…

— Запускаю оборонительные турели, — ответила энсин средств противодействия, так спеша приготовить авгур наведения, что у неё съехала набекрень фуражка. — Приближается больше трехсот целей. Составляю курсы перехвата.

— Огонь по готовности сервиторов заряжания, — произнёс адмирал. — Торпеды? Пуск!

Три офицера-артиллериста, чьи металлические черепа соединялись паутиной провисающих кабелей, с жуткой синхронностью затараторили приказы.

— Труба один — пуск. Труба два — пуск. Труба четыре — пуск. Труба шесть — пуск. Труба три — пуск. Труба пять… Пять докладывает отказ пуска. Разрядить и обезвредить. Все трубы, кроме пятой, — перезарядка.

Заговорили турели, выпустив потоки разрывных боеприпасов, что засверкали во тьме подобно искоркам, разлетающимся от горящего в костре полена. Янтарные огни заполонили собой передние иллюминаторы, одну за другой подрывая несущиеся к ним торпеды.

Бах.

Кваррена тряхнуло в командном троне. Рабелла, отошедшая к старшине, что пытался отслеживать статус торпедной защиты, поймала мичмана, потерявшего равновесие и едва не свалившегося в яму сенсорной команды.

— Попадание в двадцать четвёртый истребительный отсек правого борта, — доложил старший техник. — Похоже…

Сирены. Вращающиеся синие мигалки.

— Трон Терры, — прорычал Кваррен. — Какого чёрта…

— Это посыльные! — завопил энсин навигации. — Они подняли поля Геллера и готовятся к переходу в варп.

— Кто «они»? — взъярился адмирал.

— Фрегаты «Истинный» и «Ловец звёзд». Эсминцы «Лавертин», «Свет Оптериона», «Пиракс Оркад»… Они получили приказ и теперь бегут.

— Связаться с ними! — крикнул Кваррен, и в следующий мир корабль содрогнулся ещё раз. — Скажите им, что они слишком близко! Они разве не понимают…

В пятидесяти ярдах от него раздался вопль, похожий на звук, с которым под напором вакуума проламывается переборка. Санкционированный псайкер для межкорабельной связи в яме-клетке выгнулся дугой, и из его широко распахнутого рта ударил фонтан искрящегося масляного света.

— Прорывники! — заорала Рабелла и бросилась бежать по содрогающемуся мостику, попутно доставая лазпистолет.

Зубы псионика вылетели наружу и рассыпались по палубе, где со стуком покатились и запрыгали от очередного попадания торпеды. Теперь он скорее задыхался, нежели кричал, ибо в бьющем сиянии показался широкий жёлтый клюв, смещая и ломая псайкеру челюсть своим невозможным рождением на свет.

Рабелла и флотские прорывники достигли места происшествия, когда начали появляться первые влажные крылья и голова. Она выстрелила первой, прошив грудь страдающего псайкера, а следом за ней бойцы разорвали и вместилище, и монстра залпами из массивных дробовиков, чьи серебряные дробинки были созданы и благословлены как раз для такой цели.

— Адмирал! — прожужжал техножрец. — Вторжения из варпа на палубах четырнадцать и восемь. Астрохор и лорд-навигатор Карсуллус…

— К чёрту их. — Кваррен открыл аудиоканал, чтобы услышать всё самому. Отключил сразу, как только услышал вопли из чердака астропатов. Он же говорил, чтобы эскортники не начинали варп-переход так близко. И вот итог — массовая одержимость.

Похоже, битва окажется даже короче, чем он рассчитывал.

— «Лавертин» ушёл! — сообщил энсин навигации, перекрикивая грохот дробовиков, решетящих ещё одного псайкера связи. — «Ловец звёзд» ушёл. «Пиракс Оркад» ушёл…

— Запустить всё что есть, — скомандовал Кваррен. — Все истребительные и бомбардировочные крылья. Главная цель — Чернокаменная Крепость. Взять курс на неё. Протаранить, если придётся.

Среди калейдоскопического безумия варп-разлома он различил яркую точку, сворачивающуюся на фоне крепости. Яркая звезда внутри чёрной.

Нет, не звезда — луч. Прореха в космосе, наполненная перьями, и пастями, и скрученными конечностями адского измерения, пропитанного нечестивым движущимся светом, который Кваррен мог слышать, и осязать, и чувствовать.

Мгновение он купался в сиянии имматериума, а в следующий миг «Мощь праведников» — корабль в две с половиной мили длиной и водоизмещением в шестнадцать миллиардов тонн, — испарился на атомном уровне.

Оставшиеся космолёты обезглавленного флота ринулись в бой, который станет самым жестоким и тяжёлым за всё время их службы. Отчаянная попытка задержать врага. Два миллиона пустотоходов пожертвовали жизнями, а равно кораблями, что служили им домом и храмами, чтобы дать Кадии шанс уцелеть.

Сражение продлилось семьдесят семь минут.


Глава вторая

— Переворот решили устроить? — спросил Крид, расхаживая по комнате.

Келл прежде не видел, чтобы Крид присаживался во время военного совета. Он был слишком оживлённым, слишком энергичным. Он то мерил шагами помещение, то склонялся над картами, то затягивался либо прикуривал сигару. Прямо сейчас лорд-кастелян подошёл к усиленному бронестеклу и постучал по нему кулаком. — Я-то думал, предатели-волсканцы вон там, а не вот здесь.

— Не драматизируйте, Урсаркар, — отозвался логистар-генерал Конскаван Райк. В отличие от лорда-кастеляна он сидел, отставив форменную муниторумную фуражку на пустующее кресло, и листал экран инфопланшета, что кабелем подключался к разъёму у него в виске. — На самом деле это административный вопрос. Ваше назначение лордом-кастеляном было экстренной мерой, и военное собрание его не утверждало.

— Так пусть утвердят!

— Вы ведь сами знаете, что это так не работает, — отрезала главный комиссар Забин. В отличие от благодушного, расслабленного Райка она сидела с прямой, как шпала, спиной. — Согласно положению шестьдесят семь гамма Командирского Кодекса любой человек, получивший звание лорда-кастеляна во время чрезвычайного положения, должен сложить полномочия сразу, как только опасность пройдёт.

Урсаркар затянулся сигарой, что-то обдумывая, после чего выдохнул дым в сторону Забин.

— И тут у нас проблемка, Авдария. Опасность не прошла, ведь так?

— Для зачистки лорд-кастелян не нужен. Враг разбит.

— Со всех фронтов сообщают об отступлении врага. — Даже говоря, Райк не переставал работать с инфопланшетом. — Запросы боеприпасов и топлива упали на двадцать процентов. Бои сходят на нет. Мы ожидаем внутренних беспорядков из-за урезания пайков. Если поднимем норму для гражданских до пятидесяти процентов, а военнослужащих до девяноста, то сможем избежать…

— Это ложное отступление. Они увлекают нас в погоню. Рассеивают наши силы, чтобы когда прибыла вторая волна, мы не смогли собраться обратно. Тогда Разоритель окружит нас и уничтожит по частям.

Райк и Забин на мгновение встретились взглядами.

— В чём дело? Выкладывайте уже.

— Лорд-кастелян… Нет, давайте вы, Забин.

— Флотская разведка через спутниковые пикты подтвердила, что «Мстительный дух» вместе с флотом предателей отступил к Оку Ужаса. Предположительно, Разоритель на его борту. Адмирал Минзет начал преследование.

— Я же отозвал Минзета, — произнёс Крид. — Или, вернее, запросил у гранд-адмирала Козчокана отозвать все части боевого флота Кадии и занять позиции вокруг мира-крепости. Разорителя на корабле нет — это, как и отступление, попытка ослабить нашу защиту. Оттянуть наш флот подальше.

— Вы победили его, Урсаркар, — вставил Райк. — Вот и вся правда. Тринадцатый чёрный крестовый поход закончен. Нам сильно досталось. Губернатор Порелска — да хранит Трон его душу — был убит, вы приняли на себя командование, и мы обратили ход битвы вспять. Гордитесь собой. Победа далась нам тяжело, но теперь всё завершено.

— Скажите это тем ублюдкам, что копошатся на руинах касра Мирак, или Халига, или в сотне других мест.

— Впервые, что ли? — спросила Забин, отмахиваясь бионической рукой. — Мы будем выковыривать их из нор и зачищать культы годами, если не десятилетиями. Однако масштабные бунты не несут опасность, только не на Кадии.

— И вот мы вернулись к мятежу.

— Это не мятеж, — заявил Райк. — А мера сдерживания вашей власти. Вы не можете занимать такую должность вечно — особенно теперь, когда кризис миновал. Более того, мы тревожимся, что это вы планируете переворот.

— Глупость какая, — осклабился Крид.

— Разве? — переспросил Конскаван. — Есть неучтённые подразделения. Целые полки, которые попросту исчезли, а потом вернулись будто из ниоткуда.

— Это большая война.

— Двести восемьдесят второй штурмовой, Сто первый бронетанковый, Одиннадцатое воздушно-десантное звено касркинов — я могу продолжить. Согласно нашим записям, эти подразделения по вашему приказу получили шестимесячный запас провизии, после чего испарились без следа.

Крид поджал губы. Наклонил голову, обдумывая ответ.

— Это очень большая война.

Джарран подошёл ближе, решая, стоит ли вмешаться. Крид начал их подзуживать, а, нравилось ему это или нет, в военном кабинете лорда-кастеляна сидели весьма могущественные люди.

— Вопрос в том, что вы держали их в резерве, — указала Забин.

— И что с того? У всех командиров есть резервы.

— Личном резерве, — уточнил логистар-генерал. — Для обеспечения вашего дальнейшего пребывания лордом-кастеляном. У нас потрёпанные, недоукомплектованные подразделения, у вас — свежая, отдохнувшая армия. А этот план стянуть всех к касру Краф позволит вам создать свой центр власти.

— Ещё у меня есть вопросы касательно тех вокс-передач, — продолжила Забин. — Тех, где вы крутите «Цветок Кадии» и обращаетесь к войскам напрямую. Пропаганда и передача извещений находится в компетенции Комиссариата. Всё это попахивает попыткой создать…

— Создать что? Боевой дух? Чувство того, будто командованию на них не наплевать?

— Культ личности, — договорила Авдария. — Сделать так, чтобы войска были верны вам, а не Кадии.

— Главный комиссар, — сказал Келл, шагнув к ним. За десятилетия службы под началом Крида он научился дальновидно прерывать разговоры, прежде чем Урсаркар успевал превратить их в состязания по крику. — Если хотите получать копии наших будущих передач, я всё организую. И, логистар-генерал, могу передать вам полный перечень всех подразделений, которые вы сочли…

Крид жестом велел ему умолкнуть.

— Зачем мне заморачиваться с какими-то переворотами? Я же победил Архипредателя и отразил Чёрный крестовый поход, и вы всерьёз считаете, что мне нужны секретная армия и культ личности, чтобы остаться лордом-кастеляном? Чёрт, стоит мне махнуть рукой, и бойцы заставят собрание утвердить меня губернатором мирного времени.

Тишина.

Забин вперилась в него тяжёлым взглядом. Райк поджал губы и вскинул брови, не отрывая глаз от планшета.

Крид хохотнул.

— Нечего ответить, да?

— У вас три недели, — сказала Забин. — После этого военное собрание проголосует за отмену чрезвычайного положения и назначит вас главнокомандующим Кадии.

Келл тихо цокнул. Титул звучал внушительно, но в действительности был большим шагом назад. Главнокомандующий являлся руководителем вооружённых сил Кадии, однако не имел власти принимать решения, в отличие от лорда-кастеляна. Военное собрание — состоявшее из представителей верховного командования, Администратума, Экклезиархии и боевого флота Кадии, — перестанет быть ему подотчётным. Крид станет лишь ещё одной фигурой среди многих.

Урсаркар погасил сигару в пепельницу и склонился над столом, опустив на него локти и сложив перед собой руки. Посмотрел прямо в глаза Забин.

— Я надеюсь, что это случится, Авдария, — произнёс он. — Правда. Я буду самым счастливым человеком, носящим бронежилет, если всё закончится за три недели. Но не закончится. Я нутром чую.

— Данные противоречат вашему чутью, — вставил Райк. — Всё указывает на то, что угроза миновала, и дальнейшее…

Взрыв. Раскатистое баханье, раздавшееся достаточно близко, чтобы его услышали даже сквозь бронестекло. Затем ещё один, и ещё.

Райк нырнул вниз, укрывшись под столом. Рука Забин метнулась к болт-пистолету.

— Глянь-ка, что там творится, Келл, — скучающе бросил Крид.

— Миномёты? — спросил из-под стола логистар-генерал. — Ракеты?

Флаг-сержант оттянул тяжёлый противовзрывной занавес в сторону, увидел, как от следующего взрыва снаряда по небу рассыпались яркие огоньки. Ещё две детонации, окрасившие укреплённые блокгаузы и площади-мешки касра Краф в жёлтые и синие цвета.

— Фейерверки, — отозвался он.

— Фрекковы кретины, — ругнулся Урсаркар.

— Это незаконно, — прошипела комиссар. Фейерверки были на Кадии под запретом — бунтовщикам не составило бы труда переделать их во взрывчатку. — Я пошлю в город людей с приказом казнить виновных.

— Забудьте, — отмахнулся Крид. — В следующей передаче попросим их прекратить. А пока… Город строился из расчёта выдержать орбитальную бомбардировку. Пару хлопушек ему не навредят. Мы закончили?

Келл выглянул из окна командного шпиля на улицы касра Краф, озаряемые огнями несанкционированного празднества.

— Нужно решить, как избавиться от тел врагов, — произнёс Райк. — Пути снабжения полностью непроходимы из-за покойников. А ещё вопрос санитарии.

— Сожгите их, — сказал Крид.

— Но стоимость прометия…

— Тела еретиков сжечь. Я не отдам им ни клочка кадийской земли. Даже чтобы их зарыть.

Ёмкая фраза. Келл поставил мысленную пометку вписать её в следующее вокс-обращение.

Над районом коммерции расцвёл взрыв, где на мгновение завис, уподобившись бутону красного хрисанфуса, которые его мать выращивала в продовольственном саду. И на секунду флаг-сержант вспомнил запах весны, когда окрепшие цветки раскрывали лепестки и ветер уносил их пушистые семянки.

Алый хрисанфус.

Цветок Кадии.


Внизу, в коммерции, Янн Ровецке поднял голову на звук взрыва.

Он увидел, как воздушный снаряд расколол небеса, разметав по чёрной ночи красные искры. Те озарили уличное празднество ярким багрянцем, заставив казаться и узкую улочку — и гуляк на ней, — залитыми кровью.

И, если у Янна Ровецке всё выйдет, так и случится.

Он скользил сквозь толпу. Не толкаясь, не пихаясь. Ничем не привлекая внимания. Мимо пробежала белощитница, пытаясь догнать замеченного товарища. Ровецке ничего не сказал, когда девушка по пути врезалась ему в плечо.

Он не ждал извинений, и, впрочем, их не получил.

Ровецке носил форму туннельного работника Администратума. Каждый на Кадии имел униформу, точно так же, как каждый на Кадии имел звание. У него на воротнике красовались нашивки сержанта санитарной службы.

Однако Янн был лицом гражданским, поэтому даже самому захудалому белощитнику не требовалось перед ним извиняться, когда он с ним сталкивался.

Кадийцы любили говаривать, что они народ практичный. Что в солдатском обществе продвигались только самые достойные и способные. Что на Кадии не существовало кастовой системы.

Нет, вместо неё у них было понимание.

Понимание, что офицеров ударных войск выдвигали на основе обучения — тем, кто заканчивал лучшие кадетские академии с наивысшими баллами, доставались самые видные должности. Тот факт, что подобные академии, как уж повелось, находились в районах, где проживали старые военные семейства, естественно, не играл никакой роли.

Понимание, что вербовочные лотереи, — в которых одному из десяти солдат выпадало остаться на Кадии в составе гарнизонных сил внутренней гвардии, — зачастую проводились для того, чтобы отобрать представителей древних родов. А если не получалось, они обычно служили два года, прежде чем отбыть с планеты в качестве офицера либо советника при новом подразделении.

Понимание, что вспомогательный персонал должен уступать места в столовых настоящим бойцам. Понимание, что военнослужащим по праву и справедливости полагался полный паёк, а простым рабочим — только половина оного.

Семья Ровецке была из богатых. Торговый консорциум, отвечавший за завоз высококачественных взрывчатых веществ в обмен на каустобиолит. У них водились деньги, достаточно денег, чтобы добавлять к своему шестидесятипроцентному пайку всё, что им пожелается.

Впрочем, деньги на Кадии не играли особой роли. Здесь котировались боевой опыт и происхождение. И ты ни за какие деньги мира не смог бы купить уважение либо пропуск в кадетскую академию для будущих офицеров.

Так что когда в двенадцать лет к Янну явился Пустой Человек и предложил пройти подготовку бойца военизированных формирований, тот охотно согласился.

Как-никак, какой кадиец откажется от возможности драться?

Взорвался ещё один фейерверк, залив снующих людей холодной синевой.

Ровецке шёл вместе с ящиком для инструментов мимо солдат, мимо автомобиля, где с багажника торговали самогоном-раёнкой. Мимо группы мордианцев, отплясывавших в кругу какой-то танец. Свернув в сторону, чтобы не попасться на глаза священнику с поднятым над головой черепом, призывавшему солдат покаяться и вернуться в свои расположения.

Когда толпа поредела, он скользнул в тихий проулок — прикрыв глаза ладонью, чтобы не нарушать уединения парочки целующихся капралов, — и отыскал синюю дверь, отмеченную тремя печатями чистоты.

Дом номер 14, улица Анфиладная-бета.

Он постучал пять раз. Выдержал паузу. Стукнул ещё трижды.

Дверь приоткрылась.

— Я пришёл насчёт труб, — сказал Ровецке. — Сказали, у вас протечка.

Дверь распахнулась настежь. Стоявшая на пороге женщина, перекошенная от таскания тяжёлых бронежилетов и ранцев, подняла керосолиновый фонарь.

Тусклого света едва хватило, чтобы озарить её покрытую печёночными пятнами кожу. Сияние отразилось от затуманенных катарактами глаз.

— Они сказали, что вы придёте, — просипела он. — Они…

Ровецке приложил палец к её губам, после чего уверенно переступил порог и закрыл за собой дверь.

— Отведи меня к нему, — велел он.

— Простите насчёт светосфер, кажется, они сломались.

Внутри — типичное кадийское жилище. Скалобетонные стены, толщиной с его руку. Прямоугольные окна-бойницы. Лестница, ведущая к люку, который, если разрезать его дуговой горелкой, выведёт на плоскую крышу. Скорее бункер, нежели обитель.

В случае городского боя в этом помещении смогут разместиться касркины, которые убьют любого, кто попытается воспользоваться проулком для обхода защитников на главном проспекте. Когда Ровецке нырнул на Анфиладную, от него не укрылось, что здания по обе стороны узкого прохода имели на третьих этажах выступающие огневые точки — установи в каждом по тяжёлому стабберу, и проулок превратится в смертельную ловушку.

Впрочем, он заметил, что одна стена комнаты покрылась плесенью, а из заклёпок в металлической мебели текла ржавчина. Для кадийца подобное считалось неряшливостью. Заявись сюда инспекторы по готовности, её бы непременно оштрафовали.

— Где ты его держишь? — спросил Янн.

— В подвале. — Женщина провела сухим языком по истончившимся губам. — Люди собрались. Мы ждали. Как было велено. Даже когда остальные поднялись. Сны Донавы Глаза-что-Зрит сказали ему, что ещё не время…

— Так и было.

Они миновали ящик для боеприпасов, привинченный к полу и готовый для загрузки в него снарядов. Женщина использовала его в качестве столика, заставив выцветшими пикт-портретами солдата с чёрной лентой в углу. Муж? Сын? Кто знает.

Плохая вентиляция. Место пропахло подвалом, где она хранила продукты. Спёртым ароматом проросших клубней и лежалого мяса.

Они прошли мимо двух убирающихся реечных коек. Спустились по винтовой лестнице ниже уровня земли. Наверное, в арсенал. Ровецке решил, что крыша здания должна была служить в качестве миномётной позиции.

— Когда ты получила благословение?

— Прошлой ночью. От Гекуты Руки-что-Разит. Он сказал, за ним придёт мужчина. Кто-то важный, я не думала...

Он увидел, как сморщился её старческий рот, когда она кинула взгляд на его униформу.

— Ты же понимаешь, что это маскировка?

— Конечно, — отозвалась женщина, и её плечи видимо расслабились. — Да, конечно. Вы не похожи на полупайщика. Слишком мускулистый. Я сама семидесятница. Отставная. Или должно было быть семьдесят процентов. Чёртов Крид.

— Скоро мы отправим его к чертям, — пообещал Ровецке. Цифра его весьма удивила. Слишком уж высокая. Талоны на семьдесят процентов пайка редко выдавались людям не среднего возраста. Обычно такой рацион полагался резервистам, тем, кого могли призвать на службу снова.

То, что старуха получала целых семьдесят процентов пайка, означало, что Крид был даже в большем отчаянии, чем…

Внезапно Янн поймал женщину за хрупкую руку и шикнул, веля умолкнуть. Затем прижался ухом к скалобетону.

Сквозь камень он различил звук, нечто похожее на крошение или шорох. Треск, как у стального корабля в ненастье. Лопнувшая труба, пропускающая течь в пористый скалобетон?

Запах мяса и пряностей усилился, став почти удушающим. Возможно, что-то с трубой в уборной или…

— Почтенная леди, — сказал Ровецке. — Вы не открывали благословление, ведь так?

— Почтенная леди! Это мне нравится! Я не…

Он схватил её за плечи, попутно ощутив под тонкой как пергамент кожей выпирающие кости.

Вы открывали его?

— Я, нет… Пока он не велел нам сделать это.

— Фрекк, — выругался Ровецке, и, отпустив её, уставился на свои руки. Торопливо натянул на них тяжёлые руббариновые краги, висевшие на поясе.

— Он хотел, чтобы мы ему пели. Вот что он сказал Глазу-что-Зрит. Он ведь бог, как-никак. Или так…

Сколько вам лет? — оборвал он её.

— Что…?

— Сколько?

— Ну, мне… мне сорок два, если вам это интересно.

— Фрекк, твой же фрекк. Фрекк! — Он достал ребризер, который каждый кадиец носил в подсумке. Натянул его на голову, бормоча песнь почтения, которой его научил Пустой Человек. Проверил герметичность, между тем запустив руку в нагрудный карман на липучке.

— Мы его оскорбили? — просипела женщина. Она в ужасе скривилась, показав осевшие дёсна. — Мы делали лишь то, что от нас просили…

Ровецке выстрелил в упор, стабберная пуля вошла женщине точно над бровью и забрызгала стену всем накопившимся за жизнь негодованием. Прежде чем он успел сделать шаг, мозговое вещество уже свернулось и потемнело.

Янн кинулся вниз по ступеням, молясь властителям разрухи, чтобы он не подцепил заразу. Костеря себя за то, что не понял знаков: ржавеющую мебель, плесень и густой запах гнили.

Он сошёл с лестницы, сжимая пистолет обеими руками.

Подвал на самом деле являлся оружейной. Ровецке понял это по валявшемуся на полу разбитому снарядному подъёмнику, который раньше находился в стене, прежде чем покрывшая его изморозью ржавчина разъела опоры. Стальные полки почернели и скрутились. Открытые светосферы в потолке давали тусклое, болезненно-оранжевое свечение. Они начали лопаться одна за другой, рассыпая снопы искр.

Но стоило ему увидеть людей, и он уже не смог отвести от них глаз.

Они стояли, выстроившись в круг, издавая один атональный звук. На их лицах застыло выражение исступлённой радости, из посеревших дёсен на пол с тихим тик-так-тик-так сыпались зубы.

Человек, что возглавлял ковен, носил высокий головной убор из битой бронзы — по всей видимости, некогда бывший музыкальным инструментом военного оркестра. Сквозь скапывавшую с него тягучую зелёную окись Ровецке различил гигантский глаз, полностью скрывший лицо культиста.

Янн прицелился в око, и головы всех присутствующих разом повернулись к нему — и некоторые с такой силой, что он услышал хруст ломающихся позвонков.

Фиолетовые глаза кадийцев, с рождения осквернённых Оком Ужаса, горели огнём.

А затем с громким баханьем погасли оставшиеся светосферы.

В резких сполохах дульных вспышек он увидел, как сектанты скопом кинулись к нему. Мимолётные образы, словно выхваченные из пикт-записи отдельные кадры. И каждый сопровождался оглушительным звуком выстрела в замкнутом помещении.

Бам.

Мужчина в истлевшей униформе конвейерного рабочего Муниторума, тянущий к нему руки с отпавшими пальцами.

Бам.

Капрал. Хромающий из-за глубокой, напоминавшей улыбку, раны в бедре. Из неё наружу вывалилась пуля, когда-то давно засевшая в трубчатой кости. С рук мужчины сыпались кусочки стальных осколков.

Бам.

Руки на запястьях Ровецке. Женский рот, полный червей.

Иоава воккх! — выкрикнул он защитное заклятье.

Бам.

Мужчина в зелёном уборе справа, челюсть уже отстрелена, посох в руке продолжает вращаться.

Он разрядил магазин, пятясь обратно к лестнице. Натужно втягивая воздух через фильтры респиратора.

Затем всё кончилось.

Ровецке неуклюже нащупал крагами фонарик на каске. Тот включился, озарив комнату слабым тусклым светом. Позже, когда он снимет и сожжёт одежду, Янн обнаружит, что батарейка в нём окислилась до такой степени, что залила кислотой кромку каски.

Он старался не смотреть на тела. Это было сложно, потому что те лежали повсюду. Некоторые вздулись и лопнули, а их лица почернели. Другие начали съёживаться, ссыхаясь.

Но они продолжали петь.

Ровецке уже видел Чуму Неверия прежде. Даже участвовал, пусть и косвенно, в отравлении систем водоснабжения касра Хольн, что в сочетании с варповым ритуалом-катализатором позволит тамошним мертвецам восстать снова.

Здесь же было нечто иное. Хворь разложила живых людей. Состарила их. Открыла старые, давно зажившие увечья. Штыковые раны. Кровавые пулевые отверстия. Отделила пальцы, пришитые обратно после инцидента в мануфакторуме.

Нет, не гниль Нургла, что-то другое. Опустошительное воздействие времени, но только сконцентрированное в моменте.

Ровецке уберегли лишь вшитые под кожу рунические кулоны. Он чувствовал, как те горят в его теле жаром.

Янн действовал быстро. С хрустом топчась по костям и заглядывая под рассыпавшиеся металлические полки в поисках предмета, вокруг которого люди водили хоровод.

Штатив с закупоренными стеклянными пробирками в три дюйма высотой. Всего восемь штук. Изначально они стояли прямо в проволочной каркасной стойке, подобно образцам из биолаборатории, но сталь штатива побурела и скрутилась подобно увядшему стеблю, так что те покосились вкривь и вкось. Один так и вовсе упал набок.

Внутри пробирок весело побулькивала жёлтая, напоминавшая гной, жидкость.

Ровецке открыл длинный ящик для инструментов, который оказался пустым, если не считать блока защитной пены с восемью глубокими выемками, и клещей.

С помощью последних он осторожно вставил флаконы в пазы, радуясь тому, что Пустой Человек послал ему сон, надоумив начертать внутри ящика защитные руны. Внутри ребризера скопилась испарина. Маска натирала ему лицо, резиновые элементы уже начали рассыхаться и трескаться.

— Я твой слуга. Твой слуга. Не вреди мне. Это место не твоя цель. Я должен перенести тебя. Это место тебя недостойно. Прошу, не вреди мне.

Голос у него в заднем мозгу молил его присоединиться к хору, петь.

Вместо этого он захлопнул ящик и защёлкнул клипсы.

Когда Янн стал выбираться из подвала, пол уже начинал вспучиваться и разбухать. Со стен горстями сыпался скалобетон, обнажая искорёженные, поржавевшие пруты арматуры и разваливающиеся двутавровые балки.

Он взбежал по проседающим ступеням, стремительно пересёк разлагающееся помещение и выскочил в дверь.

Двое бойцов всё так же стояли снаружи. Та парочка.

— В чём дело? — беспокойно нахмурившись, спросил один.

— Провал грунта, — сказал Янн, стягивая с себя ребризер. — В подвале. Размыв. Там внизу люди!

Он посторонился.

Ровецке не был псайкером. По крайней мере, не таким, как представляли себе другие. Он не умел выдыхать варпов огонь и уничтожать разумы взглядом. Но когда он врал, люди ему верили.

Двое бойцов кинулись внутрь. Ни дать ни взять, бравые кадийцы-герои.

Янн захлопнул за ними дверь, петли которой уже стали обрастать ржавчиной. Затем он растворился в празднующей толпе, прежде чем дом номер 14 по улице Анфиладной-бета просел, а затем исчез под землёй.

В небе продолжали взрываться фейерверки.

Снующие вокруг кретины думали, что это конец.

Так оно и было.

Длинный ящик у него в руке слегка покачивался — так, словно внутри шевелилось нечто живое.

Нечто, жаждущее свободы.


Под улицами касра Краф сквозь тьму шёл Сервантус Глейв, уверенный, что самым смертоносным существом здесь был именно он.

Как-никак, он был касркином.

Его дыхание спокойно и размеренно вырывалось через плотно прилегающий к лицу респиратор. Глаза неотступно следили за туннелем впереди, линзы шлема, работавшие в режиме низкого освещения, окрашивали всё вокруг в дымные красные тона.

Ствол залпового ружья поблёскивал в самом низу обсидиановой чернотой. Оружие оставалось направленным прямо вперёд, крепясь к панцирному нагруднику многосуставным манипулятором для предотвращения уставания и увеличения точности.

— Стоп.

Оккун, через микробусину на канале группы.

Глейв замер. Проводник виднелся на периферии зрения, две их локационные точки почти сливались на позиционной карте с внутренней стороны наруча Глейва. Несмотря на напряжение и стекавший по спине пот, Сервантус сохранял дисциплину. Не двигаться. Не поддаваться соблазну взглянуть самому. Он знал, что Оккун сейчас стоит на колене, сканируя район ауспиком.

— Впереди усиление шумов. Возможно, звуки с улицы.

Они продолжали ждать в тёплой, влажной тьме.

Дренажная галерея шириной была с двухполосную дорогу, и в высоту примерно такой же. Паводок прошлым летом принёс сюда много мусора сверху. Когда вода спала, отходы остались гнить здесь.

Туннели испещряли всю Кадию. Естественный итог многочисленных осад, которые довелось пережить миру-крепости. Новые города возводились на разрушенных укреплениях прошлого. Те, в свою очередь, становились водоотводящими каналами и дренажными стоками, чтобы не дать касрам — построенным из стали и скалобетона — утонуть в сезонные разливы.

А ниже, под ними — настоящие туннели. Чёрные туннели. Из которых когда-то давно, в Тёмную эру технологий, древние люди извлекли жуткие пилоны, что ныне покрывали поверхность мира.

Так, по крайней мере, учили Глейва в кадетской академии. Хотя за время подземных операций, проведенных в составе 27-го полка касркинов, Сервантус понял, что гладкие стены и странные столпы ничем не напоминали ни одно имперское сооружение, которые ему доводилось видеть.

Наверное, рассуждал он, тогда всё было иначе.

— Может подтянуть поддержку?

— Терпение, Глейв, — усмехнулся проводник. — За углом глухой звук. Не чёткий контакт, скорее… дрожь. Механическая. Может, диверсионный отряд культистов. Будь готов к перестрелке.

Глейв сжал зубы и отпустил пистолетную рукоять залпового ружья, чтобы размять ладонь. Она всегда ныла, когда он её перетруждал, но Сервантус не жаловался. Каждый касркин был привычен к боли, как внутри, так и извне. И Глейв умел выдерживать и ту, и другую.

При рождении он не мог держать лазвинтовку. У него были сращены пальцы правой руки — мизинец с безымянным, и указательный со средним, вследствие чего он имел большой и два сдвоенных пальца. Полностью пригодный для повседневной работы, но не чтобы служить Императору.

Для этого было нужно, чтобы указательный палец проходил под предохранительную скобу лазвинтовки.

Все кадийцы по достижении восьми лет должны были быть готовы к поступлению в кадетскую академию. Тогда проходила первая проверка на пригодность — та, на которой решалось, стать тебе ударником или полупайщиком в мануфакторуме. С такой же рукой фронт он смог бы увидеть, разве что грузя поддоны с боеприпасами на борт транспортного корабля.

Дети редко когда получали бионику — они росли слишком быстро, и замена имплантатов обходилась бы неприлично дорого. Конечно, можно было сделать операцию, но тогда он рисковал полностью утратить чувствительность, а ещё из-за времени на восстановление он бы пропустил проверку.

Удача отворачивалась от многих перспективных рекрутов. Впрочем, Сервантус не относился к числу «многих».

Его отец, генерал Хезкетт Глейв, командовал 117-м полком мобильной артиллерии во время осады Сантаана, и умело воспользовался этой победой, чтобы занять место главы школы повышенной артиллерийской подготовки. И Хезкетт Глейв не стал мириться с тем, что его сыну судилось грузить снаряды, а не стрелять ими во врагов.

Он подёргал пару-тройку ниточек, и Сервантуса на временной основе приняли в средней руки кадетскую академию, позволив пользоваться лазвинтовкой со снятой скобой.

Инструкторам такое не понравилось. Кадетам тоже. Вся имперская машина строилась на том, что человек должен соответствовать системе — и то, что эта самая система подстроилась под Глейва, казалось им совершенно ненормальным.

Поначалу его сочли слабаком, а кадийцы как никто умели чуять слабость и пользоваться ею самым безжалостным образом.

На нападки он ответил тем, что стал самым лучшим. Награды выдающегося стрелка. Доклады об образцовой физической подготовке и безупречных персональных осмотрах.

А затем он открыл для себя бокс. Глейву бокс нравился. Перчатки скрывали его руки, и он наконец-то смог задавать трёпку своим мучителям, да ещё и получать за это похвалы. Он побеждал в региональных соревнованиях, и доходил даже до финалов полушария.

Когда Сервантусу исполнилось пятнадцать, и он явился на комиссию, которой предстояло решить, годен ли он для прохождения дальнейшей службы, один из инструкторов, который всё время шпынял его, высказался в поддержку Глейва.

Комиссия допрашивала его битый час. Ему велели разбирать лазвинтовки, а также показать, что он может приспособить любую из них под свой палец менее чем за тридцать секунд. Заставили поднимать веса и бегать на время, превышавшие стандартную зачётную норму.

Когда они закончили, а затем вернулись из совещательной комнаты, возглавлявший комиссию генерал-лейтенант сообщил, что Глейв получит документы на зачисление в армию.

— Кадет, твой отец многое сделал, чтобы это случилось, — добавил он, глядя на него из-за высокого стола. — Так что лучше тебе вогнать штык в самого Разорителя.

Глейв отсалютовал — и мысленно поклялся, что так и сделает.

Теперь он был касркином. И никто не называл его слабаком.

— Это контакт, — провоксировал Оккун, закрепив ауспик на плечевой разгрузке и взяв наизготовку адовое ружьё — модель с укороченным стволом, предназначенную для зачисток туннелей. — Голоса. Справа Т-образки.

— Есть контакты, — сообщил Глейв идущим следом. — Выдвигаемся для подтверждения.

Они пошли вперёд, крадясь среди нанесённого мусора подобно помойным псам.

Глейв замер в десяти футах от поворота вправо и опустился на колено, одновременно поднимая залповое ружьё. Из-за угла он различил механическое цок-цок-цок. Барабан револьвера? Генератор?

— Готов, — сказал он.

Оккун снова снял ауспик. Протокол. Проводник сканирует маршрут, залповщик накрывает район лазерным огнём при первом же намёке на неприятности. Если проблемы серьёзные, они вызывают поддержку.

— Вижу… — начал Оккун.

В этот момент из-за угла прямо на Глейва вышёл человек.

Он был с расстёгнутым поясом, и как раз закрывал на пуговицу штаны. Сервантус мог бы убрать его ножом, не появись он так внезапно.

Он вжал широкий модифицированный крючок залпового ружья, и то с пронзительным воплем исторгло шквал лазерных лучей, на мгновение озаривших испуганное лицо человека.

Залп попал врагу точно в центр массы, разнёс его грудную клетку и разбился о потолок позади него. В воздухе повисла дымка перегретой крови, от раскалённой мощи выстрела изжарившейся до пепельной парши, которая затем волной накатила на Глейва. Обычные лазерные лучи прожигали в жертвах дырки. Импульсы залпового ружья отличались такой мощью, что создавали взрывы на молекулярном уровне и преобразовывали энергию в кинетическую силу.

Оккун выпустил ауспик, так что тот разбился о землю, и перехватил адовое ружьё.

Сервантус уже поднялся на ноги, боком обходя упавшего врага, и, высунув короткое оружие из-за угла, выпустил поток огня, который опалил пролегавшую сбоку трубу.

За ослепительным сиянием залпа — ярко-белого в режиме теплового сенсора — он различил в глубине туннеля силуэты. Нечёткие. Движущиеся, бросающиеся врассыпную. «Перегретые» лазлучи прошили одно согбенное красное пятно и оторвали от него кусок, который, кружась, отлетел в сторону. Из раны брызнула струя оранжевой крови.

— Есть контакт! — проорал он в микробусину. — Огневая поддержка! Огневая…

Кинетический удар в панцирь. Жёлтые блики во тьме. Твердотельные снаряды, ответный огонь.

Глейв кинулся навзничь, чтобы уменьшить профиль. Дал ещё один залп, срезавший противнику ноги. Туннель огласился рёвом пальбы. Над головой затрещали пули, выбив камнебетонное крошево из стены справа от него, где укрылся Оккун. Один снаряд попал Глейву в наплечник и откинул его назад.

— Трон! — крикнул проводник. Он перехватил адовое ружьё в левую руку и послал вглубь коридора шквал лазерного огня. — Сколько их там?

— Маловато, — прорычал Глейв.

Он взял на прицел движущееся пятно и нажал спусковой крючок. Ничего не случилось. Мигающий перед глазами индикатор указал на перебой питания. Он взглянул под руку и увидел искры, сыплющиеся из двойного кабеля, который соединял оружие с силовым ранцем на спине. В него попали. И теперь вспышки выдавали его позицию среди тьмы.

Макушку Сервантуса что-то зацепило, и красноватое тепловое зрение с мерцанием угасло. Выстрел в голову. Ему попали в голову.

Касркин пополз прочь, заставляя тело работать, несмотря на ужасную боль. Не видя обычным зрением ничего, кроме резких сполохов выстрелов.

Оккун выскочил из укрытия, с одной руки паля в коридор, а другой — схватив Глейва за разгрузку. Поволочив его из-под огня.

Проводник что-то кричал, но в ушах Сервантуса стоял только рёв. Казалось, пол ходит ходуном. Похоже, дезориентация…

Нет, не дезориентация. К ним прибыла подмога.

Из тьмы вынырнул «Леман Русс» типа «Экстерминатор», уже развернув башню на девяносто градусов. Он пронёсся мимо них, пройдя в каких-то шести футах от ботинок Глейва и раздавив гусеницами то, что осталось от застреленного часового. Танк остановился прямо посреди Т-образного перекрёстка.

О его броню застучали пули.

В ответ он включил прожектор и захлестнул туннель неистовой бурей снарядов. Тяжёлый болтер в спонсоне задвигался справа налево и обратно, спаренные автопушки на башне огласили коридор дробным металлическим грохотом, который — усиленный за счёт замкнутости помещения, — походил на удары молота. Дульные вспышки перед стволами вытянулись на десять футов вперёд.

Даже несмотря на защиту головного убора, Глейв не слышал ничего, кроме звона, до тех пор пока всё не закончилось, а его самого уже полным ходом осматривал Штопальщик, Кристан.

— … лобый, Глейв, — сказал он.

— Что?

Медике нахмурился, пальцами покрутив голову Глейва, уже без шлема, туда-сюда.

— Ты меня слышишь?

— Да, — отозвался Сервантус. Он не любил, когда с ним нянчились. Ему хотелось скорее вернуться в строй. — Драться смогу.

— Серьёзно, я не хочу отпускать тебя с контузией. Это риск для отряда. Если сомневаешься, советую передать залповое ружьё другому и перейти в середину строя…

— Нет. — Касркин попытался встать.

Штопальщик резко толкнул его назад, что вкупе с весом силового ранца лишило здоровяка равновесия.

— Давай полегче. Ты пока считаешься раненым. Трон!

— Я осознаю, что ты пытаешься помощь, Штоп. Но ты не понимаешь. Ты не солдат. Не настоящий.

— Я тоже защищаю Кадию с адовым пистолетом.

— Ты поддержка, — указал Глейв. — Убивать еретиков не твоя работа, а моя.

— Ну, сегодня ты выполнил норму по убийствам.

— Но не еретиков, — сказал Оккун, выйдя из-за угла. В руке он держал кипу жёлтых бумаг. — Хотя всё равно предателей. Большинство в гражданском. Плохенькие ночные линзы. Автоматы и стабберы. Автопушки разнесли машину, которая здесь работала, но, похоже, они печатали вот это.

Он бросил Глейву несколько бумажек. Хрупкие, как осенние листья, те рассыпались по его поножам.

Глейв взял один дрожащими пальцами.

— Фальшивомонетчики. И хорошие.

— Саботажники, — прошипел Штопальщик. — Они выбивали почву у нас из-под ног.

Это был рационный талон. Рационный талон, позволяющий предъявителю оного получать семидесятипроцентную норму пищевого довольствия.

И ещё один, и ещё, и ещё.

На эти карточки Глейв смог бы устроить настоящий пир.

Но еды на Кадии едва хватало. И пир для одних означал голод для многих других.

Не все их враги были порочными еретиками — некоторые шли на злодеяния из алчности.


Глава третья

Дравура Моркат прожила всю свою жизнь среди чудовищ-полубогов. Существ, не ведавших страха даже до метаморфозы в сосуды эфирных сил из плоти и металла. Воинов, способных сокрушить её тельце одним ударом.

И тем не менее она не боялась, поскольку стояла по правую руку от магистра войны в качестве его зодчей и чашницы, держа длинными пальцами кубок из громадного черепа. По легенде, тот принадлежал созданному извратителем плоти Фабием Байлом подобию Гора, поверженному магистром войны в давние греховные времена.

И она, как и военачальники из внутреннего круга Абаддона, входила в число его избранных. Ибо Дравура Моркат служила ему каналом связи с Чернокаменной Крепостью. Эфирным зодчим, кто один мог наполнить ноктилит в недрах твердыни эссенцией варпа. Даже больше, она была тем самым существом, что укротила этот совещательный зал, направив токи имматериума в прожилки тёмного камня и опутав их содрогающейся плотью и пульсирующими артериями. Она знала каждую дышащую поверхность, видела, как желеобразные скопления глаз впервые открыли веки, и как обрамлявшие дверные проёмы зубы вылезли из полуорганических десён.

Без неё, породившая Моркат крепость — прозванная «Воля вечности», хотя она была слишком древней, чтобы носить какое-либо имя, — была бы не более чем враждебным камнем.

Ни один воин в здравом уме не посмел бы её коснуться.

И потому она боялась этого предводителя — он был кем угодно, но только не здравомыслящим.

— Магистр войны, — произнёс Уркантос, опускаясь перед Абаддоном на колено. Когда он склонился и упёрся бронированными кулаками в палубу, его склизкие от крови латницы оставили на металле алые пятна. — Представляю вам флот Лжеимператора, горящий в пустоте.

Он не сказал ни слова Моркат — более того, зодчая даже не знала наверняка, заметил ли тот её присутствие вообще. Подобно большинству транслюдей, лорд-губитель привык игнорировать жалких существ, уступавших ему в размерах.

— Встань, мой лорд-губитель. — Магистр войны склонил голову. — Твоё подношение кровью и разрушением принято.

Дравура увидела, как за головой Уркантоса алой лужей расплылась гордость, подобно багрянцу, выливающемуся на мраморный пол из простреленного затылка человека. Даже мыслеформы его сознания выглядели для внутреннего ока Моркат как кровь.

Вот для чего она требовалась сейчас магистру — служить ему в качестве прозревателя мыслей. Следить за разумами сподвижников, пока он раскрывал свой грандиозный план завоевания Кадии. И Моркат прилежно исполняла свою роль. Она видела гнилостное облако беспамятства вокруг пронзённого шлангом черепа Скайрака Рождённого-в-бойне, чьи мысли то возникали, то вновь растворялись в мареве подобно роящимся мухам. Как Деврам Корда, лорд-очиститель Чёрного Легиона, плёл запутанный признательный рассказ, исходивший из его головы изящными мазками умелого каллиграфа. Видела, как три глаза лорда-обманщика Зарафистона прозревают переменчивые вероятности, перестукивавшиеся у него в черепе подобно гадательным костям. И, наконец, варпов кузнец, Кром Гат, бывший Железный Воин, а ныне представитель избранных Хаоса Неделимого, чей разум напоминал сложнейшую мандалу из механизмов и шестерней.

В последние дни магистр войны редко собирал избранных вместе. Слишком часто их совещания приводили к расколам или увязали в вопросах, среди коих было невозможно вычленить важную информацию. Лучше было встречаться с ними поодиночке, и к тому же так Моркат лучше могла следить за их разумами.

И она следила, выискивая проблески измены. Мощнейший резонанс совещательного зала — без остатка захваченный её творениями из плоти — усиливал когнитивно-аналитические способности Дравуры втрое.

Однако аура вокруг разума Уркантоса, повелителя Чёрного Флота, сегодня казалась гораздо ярче, чем у остальных. Она полнилась болью и кровью.

— Ты знаешь, зачем я тебя вызвал? — Магистр войны взмахнул Когтем Гора, позволяя чемпиону Кхорна подняться на ноги.

— Обсудить высадку. — Уркантос встал. Пара гигантских рогов, привинченных ему ко лбу, изгибались назад подобно лукам — весьма удачная метафора, поскольку тело воина напоминало туго натянутую тетиву, в любой момент готовое взорваться насилием. Насаженные на штыри черепа и головы — некоторые такие свежие, что ещё блестели, — пустыми взорами глядели с держателя для трофеев на доспехах. — Я прошу оказать Гончим Абаддона честь пойти в авангарде, когда мы начнём зачищать Кадию.

— И почему ты решил, будто заслуживаешь такой чести?

Моркат старалась не смотреть на магистра войны. В присутствии прочих ей следовало стоять с почтительно потуплённым взором. Но сейчас она не смогла обуздать инстинктивную потребность понять возникший конфликт. Глаза зодчей — один настоящий, и другой, заменённый шаром из чернокамня, — переметнулись на лицо властелина.

Абаддон никогда не запрещал ей читать свои мысли. Больше того, иногда Моркат казалось, словно тот специально думал о чём-либо для того, чтобы она это узрела. Бесценное единение разумов, дабы она могла служить ему ещё лучше.

Его сознание всё время полнилось поверхностными размышлениями и нарочитыми мыслями. Впрочем, это не отменяло их величественности.

Кинув на Абаддона взгляд, Дравура увидела, как мысли вращаются вокруг его обритой головы подобно планетам на модели звёздной системы. Астролябия света, лик совершенного ангела. Самый прекрасный мысленный пейзаж, который ей доводилось видеть, за исключением одного случая.

А на лбу у него пылала Метка Хаоса Восходящего, зажжённая самими богами варпа.

Если смотреть на неё через ноктилитовую сферу, помещённую в левую глазницу зодчей, то она выглядела как Око Ужаса в миниатюре, как ярко горевший на голове огонь.

Моркат отвернулась, словно ребёнок, попытавшийся задержать взгляд на солнце.

— Почему я заслуживаю? — прорычал Уркантос. Его меркнущий красный нимб оросился каплями венозно-чёрного багрянца, когда, учуяв стычку, Гвозди Мясника лорда-губителя глубже впились в мозг и усилили приток ярости. — Я — повелитель Чёрного Флота. Победа за мной. Никогда прежде флот Истинных Сил, да любой флот, не уничтожал имперское воинство так быстро. Я уничтожил…

— Уничтожил? — вопрос магистра войны заставил Уркантоса умолкнуть. — Несколько крейсеров перешли в варп перед первым залпом. Сейчас они идут к Кадии, спеша предупредить их о нашем приближении. Ты это называешь уничтожением?

— Тот путь нестабилен, магистр войны, и демоны уже пустились в погоню.

— Мы не полагаемся на демонов, лорд-губитель. — Злость в голосе магистра едва не материализовалась в зале. — Они — инструменты, а не братья, которым можно доверять.

— Мы не сможем догнать их, сторожевой флот заранее подготовил побег на подобный случай, и они вошли в варп гораздо раньше…

— Отговорки.

— Вы просите невозможного! — взревел Уркантос, и из его головы выстрелили кинжалы боли. Подталкиваемый впившимися Гвоздями, он шагнул вперёд. — Ни один смертный не сможет…

Стой, брат.

Это слово было не просто приказом. Оно прозвучало из недр бездонного провала, меж каждым слогом в нём сквозили холодные ветры. Тьма вокруг Абаддона стала ещё черней, и кхорнат застыл на полпути, а его собственная тень словно съёжилась от мощи того звука.

Даже сама твердыня как будто издала тонкий вопль.

Моркат увидела, что Уркантос, чемпион Кхорна, испугался. Он ненавидел страх — его разум сжался, стремясь защититься от эмоции, и зодчая задалась вопросом, могло ли быть так, что ещё задолго до превращения в космодесантника именно испуг толкал его на жестокие поступки.

Магистр опустил бронированную латницу на нагрудник Уркантоса в усмиряющем, успокаивающем жесте. И когда он заговорил снова, голос его наполнился мягким пониманием, абсолютно чуждым той нечестивой команде, которую он только что изрёк.

— Я прошу невозможного, брат, поскольку если не стану его просить, то и свершить его мы не сможем. Ты хорошо мне послужил, но не требуй моего расположения.

— Я… прошу прощения… магистр войны, — сказал воин, сжав зубы от укола Гвоздей.

Дравура подалась ближе, решив, будто в тот момент различила всплывший у него в голове образ. Связанный с криком, что ни один смертный не сможет сделать то, что просит магистр войны.

Ангрон. Из его разума всплыло лицо демонического примарха. Любопытно.

— Ты только что из боя, и Гвозди пока ещё сидят глубоко. Забудем это. Но ты прав, я вызвал тебя обсудить высадку.

Магистр отступил, и сила, удерживавшая Уркантоса на месте, исчезла. Он тряхнул огромной рогатой головой, пытаясь прийти в себя.

— Высадки не будет, по крайней мере такой, как ты её себе представляешь. — Абаддон прошёл к обзорной платформе, и, беззаботно повернувшись к Уркантосу спиной, окинул взглядом водоворот Ока. Ощутив его присутствие, обтянутые плотью стены испуганно затрепетали. — Вот что я поведал другим. Наша цель — не зачистка Кадии. Мы её уничтожим.

— Если в авангарде пойду не я, значит… Корда?

Деврам Корда был лордом-очистителем, верным последователем Слаанеш, которого Уркантос презирал. Моркат увидела, как подозрение свивается в его алых мыслях подобно водяной змее.

— Мы сокрушим Кадию «Волей вечности».

— Мой магистр войны, я не понимаю.

— Наша уловка сработала — мы обманули слуг Лжеимператора. Они думают, что кампания завершена, что мы лишились всех сил и потерпели поражение. По словам Сироновых шпионов, на поверхности слуги Трупного Трона выходят из городов-крепостей в погоню за нашими отступающими войсками, а их флот преследует «Мстительный дух» и «Планетоубийцу». Они вне крепостей, открыты, уязвимы для орбитальной бомбардировки.

Уркантос ничего не сказал, но Моркат увидела, как его кровавые мысли сгустились от беспокойства насчёт того, к чему шёл разговор.

— Сила Кадии в касрах, в её городах-крепостях, — продолжил магистр. — Которые мы уничтожим «Волей вечности», один за другим. Так мы оставим противника без штабов, центров снабжения, узлов связи и точек для отхода. Им не останется куда возвращаться. Тем временем армии на поле мы сметём орбитальными бомбардировками. Мы проведём лишь ограниченную высадку, чтобы защитить Крома Гата и его боевые машины, которые разрушат пилоны. Вот как мы сокрушим Кадию.

— Стратегия продуманная, Абаддон. Умная. Хитрая. Но опасная. Богам она не понравится. Силы вручили вам «Мстительный дух» и «Планетоубийцу» как дары, а вы используете их в качестве приманок, чтобы вся слава за смертельный удар досталась этой ксеноконструкции.

— Для меня главное не слава, а победа. И Силы не вручали мне «Мстительный дух» и «Планетоубийцу», я сам их добыл. Помни — не мы служим Силам, а они — нам.

— Но…

— Я восставал против Императора, вёдшего себя как бог, не для того, чтобы присягать сущностям, зовущим себя богами — а ты? Сейчас в тебе говорит прежняя личность, из времён до перерождения в чёрном и золотом.

— Да, магистр войны. Но если Крепость подведёт…

— Не стремись к этой битве, лорд-губитель. Кадия — лишь шаг. Сокрушим её, и мы проложим Багровый Путь. Создадим прореху в космосе, от которой Империум уже не оправится. Ты жаждешь стяжать славу на Кадии? А представь себе высадку на Терру.

Сжав зубы, воин-кхорнат кивнул.

— Крепость, — прорычал он. — Думаю, поэтому оно здесь.

Тогда-то Моркат поняла, что не укрылась от внимания Уркантоса. Он посмотрел прямо на неё, и ненависть его была настолько сильной, что невольно притянула её взор.

И когда они встретились глазами, её разум кубарём упал в чёрные порталы его зрачков.


Дравура посмотрела через глаза мясника, и увидела красное.

Багровую дымку подстёгивающей боли. Раскалённый шип глубоко в мозговом веществе, требовавший убивать.

Гвозди Мясника. Пыточный имплантат, с которым Уркантос каким-то образом прожил тысячелетия.

Не этого она хотела. Моркат пыталась лишь проникнуть в глубинные прожилки его мыслей. Может, заглянуть в подсознание. А это было полное погружение в мысленный поток и заражение чужими воспоминаниями. Грёза о прошлом.

В ней Уркантос стоял перед огромными дверями в часовню, весь покрытый кровью.

Не вся кровь на броне принадлежала жалким культистам, что отдали жизни, защищая храм. Часть её принадлежала Гончим Абаддона, погибшим в глупой авантюре на борту чернокаменного чудища.

Они занимались этим на протяжении тридцати лет. Тридцати лет после захвата «Воли вечности» в Готической войне, потраченных в попытке усмирить недра ноктилитового зверя. Его бы вообще здесь не было, не пади на него выбор магистра войны — и он хотел показать Абаддону своё мастерство.

— Открой их! — крикнул магистр войны, прорубаясь сквозь ряды тощих фанатиков, которые пытались остановить его.

Дравура мысленно приготовилась к тому, что увидит дальше.

Уркантос вцепился в створки и рванул их с такой силой, что те, сыпля искрами по ноктилитовым направляющим, разъехались в стенные пазы.

Внутри находилось бронированное святилище. Изуродованные аквилы и статуи примархов, покрытые пульсирующими мешочками с органами и саванами увитой венами кожи. Обтянутые варповой плотью чернокаменные кабели, обвивавшие скульптуры и свечники подобно древесным корням, пробравшимся в древний храм среди джунглей.

Перед алтарём лежали закланные люди. Что бы здесь не обитало, они ему поклонялись.

Какое-то мгновение внутри ничего не шевелилось.

Затем Уркантос различил за алтарём движение. Баллистический когитатор высветил цель. Он вскинул пистолет и выстрелил, разнёсши купель со смолистой слизью.

— Что ты заметил, старик? — рыкнул Хеккша. Он не был из старого выводка, но Уркантосу он нравился. Убийца до мозга костей.

— Мелкий зверёк. Быстрый. Может, генокрад.

Они нашли в проклятой крепости чужака.

Ещё одна перебежка. Оба воина открыли огонь, разбив орган, чьи трубы упали подобно срубленным деревьям, со звонким музыкальным лязгом рухнув на мощёный пол.

— Выходи! — рявкнул у него за спиной голос. Абаддон. — Мы тебя найдём!

И, невероятно, но существо вышло.

Поначалу Уркантос решил, что это крупный грызун. Горбатый падальщик, возможно, неведомый пришелец. Однако истинная природа существа оказалась столь невероятной, что кхорнат всё понял лишь после того, как оно подняло бледное как воск лицо.

Закутанный в лохмотья ребёнок со всклокоченными чёрными волосами. Шести или семи лет, хотя она выглядела настолько тощей, что ей могло быть и все десять.

Один её глаз был ярко-фиолетовым, другой — чёрным как смоль.

Тёмное око представляло собой шар из ложного ноктилита, причём имплантированный не так давно. Место, где последователи твердыни — теперь стараниями Уркантоса мёртвые, — пересадили ей искусственный глаз, покрывала густая паутина плохо заживших швов.

Дравура Моркат умела прозревать разумы, поэтому знала, что не для всех она представала в одном и том же облике. Члены экипажа, которые боялись её, воспринимали зодчую как уродливого монстра, однако транслюди-астартес по большей части смотрели на неё как на ручного зверька.

И всё же ей было странно видеть себя в детстве.

Хеккша рассмеялся.

— Вот уж опасный зверь, лорд. Позвольте мне.

Воин вскинул болт-пистолет с такой скоростью, что Уркантос различил его исключительно благодаря превосходному зрению. Инстинкт убивать мирных людей укоренился в Хеккше настолько прочно, что он даже не колебался — он убивал детей раньше, и считал себя вполне способным сделать это снова.

Но за миг до выстрела девочка шевельнула рукой, дётским разумом поняв намерение Хеккши прежде, чем мозг послал команду нажать крючок.

Моркат увидела, как её пальчики взметнулись в воздух.

Ноктилитовые шипы вздыбились из пола подобно разбивающейся о скалы волне. Они пронзили живот Хеккши и разорвали пластины брони. Он выстрелил из болт-пистолета вверх, раздробив лицо скульптуре примарха за спиной девочки. Прежде чем он прицелился снова, последний шип вошёл ему в подбородок и вырвался из макушки шлема.

В дверь санктума с криком ворвался ещё один воин Гончих, уже поднимая болтер.

Крошечные ладони Моркат столкнулись в резком хлопке.

Створки захлопнулись прямо перед космодесантником Хаоса, отрубив ему руки в локтях.

Уркантос открыл огонь по ребёнку, слившемуся в нечёткое пятно. Болт-снаряды забили по полу и алтарю, расцветая взрывами.

Он бросился к органу, за которым укрылась девочка — не понимая, что та нарочно заманивала его туда, к клубку кабелей, что валялись на земле подобно мускулистому телу змеи-душителя.

Один тотчас обвился вокруг Уркантоса, и он рухнул на пол, больно ударившись лицом. Эластичные кабели опутали правую ногу воина, словно цепкие лозы. Он принялся в них стрелять, высекая искры из собственной силовой брони. Однако следующий кабель гадюкой кинулся на него с земли, и усики-провода заползли в механизм пистолета, отчего оружие заклинило. Другие прижали топор. Ещё один, толщиной с латницу Уркантоса, затянулся у него на шее.

Он перестал видеть красное. Всё стало тёмно-багряным от захлестнувшей его ярости.

Но затем гнев померк, поскольку красное начала затягивать серая пелена.

— Стой! Стой, дитя!

Уркантос, с трудом соображая после такого выброса адреналина, узнал голос магистра войны.

Абаддон шёл к ним, совершенно безоружный. Он отсоединил Коготь Гора и опустил его на каменную скамью. Отставил демонический меч в сторону.

Уркантос услышал, как недовольно зашипел клинок.

Повелитель Чёрного Легиона медленно шагал вперёд с поднятыми руками.

— Мы не хотим тебе навредить.

Кхорнат попытался возразить, но смог выдавить из себя лишь тяжёлый кашель. Не навредить? Не навредить? Один брат погиб, возможно, двое. А он хотел простить мерзавку?

Лязгнула решётка. Шорох шагов по чёрнокамню, доносящийся из-за полуразрушенного алтаря.

Аббаддон опустился на колено, хотя даже в таком положении оставался выше большинства смертных.

— Подойди, дитя, — сказал он, поманив её к себе латницей.

Из-за алтаря блеснули глаза. Под сводчатым потолком недоверчиво зашуршали кабели.

Зрение Уркантоса стало чёрным. Чёрным, как ноктилитовый камень.

— Иди ко мне, — продолжал звать её Абаддон без единого намёка на спешку. — Дай я на тебя взгляну.

Девочка, крадучись, выбралась наружу. Она была болезненно тощей, до такой степени, что из-под молочно-белой кожи тенями проступали кости. Ребёнок двигался не как человек, а скорее как обезьяна, используя руки в качестве дополнительных точек опоры.

— Ты прекрасна, — сказал Абаддон. — Давай поговорим. Думаю, тебя создали для этого. Чтобы общаться.

Девочка наклонила голову, словно прислушиваясь к словам, затем медленно приблизилась.

Уркантос дёрнулся, разъярённый своим унижением.

— Отпусти моего человека, — продолжил Абаддон. — Он просто хотел меня защитить.

Девочка перевела на кхорната свои странные глаза и тихо зашипела.

Кабель на шее Уркантоса ещё раз сжался, затем ослаб и уполз в тени. Воин закашлялся, глотая едкий, дарящий жизнь воздух. Сплюнул кровь.

— Спасибо.

— Па-ибо, — пролепетал за ним ребёнок. — Па-ибо.

— Иди ко мне, — сказал Абаддон. Делая всё медленно, он стянул массивную латницу и протянул девочке руку.

Та заколебалась, потянулась к громадной ладони, затем резко убрала пальцы.

Абаддон никак не отреагировал, продолжая держать руку до тех пор, пока пугливая девочка наконец не взяла её. Затем сомкнул пальцы, аккуратно, будто подбирая выпавшего из гнезда слётка.

— Я — Эзекиль Абаддон, магистр войны. Как зовут тебя?

Ребёнок не ответил.

Уркантос выругался на нуцерийском, с трудом говоря из-за повреждённой гортани. Обзывая её всеми скверными словами, какие только мог вспомнить, пока брань не перешла в клятвы.

— Я убью тебя, дравура моркат. Ты умрёшь в муках, дравура моркат.

Пойманная в паутину воспоминания, она подалась ближе, чтобы посмотреть на саму себя. Вот тот момент, который она хотела увидеть.

— А он ведь прав, — произнёс Абаддон. — Разве ты не Дравура Моркат? Это означает Дитя Крепости.

Моркат увидела, как ребёнок, которым она когда-то была, моргнул, смутно осознавая сказанное. Девочка открыла рот, полный ноктилитовых зубов в дёснах, покрытых сеткой шрамов от пересадки, и издала протяжный булькающий звук.

— Маараукаааат?

До сих пор она не разговаривала ни с кем, кроме фанатиков, что преклонялись перед ней, и самой крепости. Родителя, коему не требовалось давать ей имени.

Это же был момент, когда Моркат оное получила.

И момент, когда она встретилась с отцом.


— Ты точно не пострадала? — спросил магистр войны. Они находились в его кабинете — башенной комнате, доверху уставленной фолиантами и свитками. Комнате с самым мощным голосовым экранированием на всей «Воле вечности».

— Всё хорошо, — ответила Дравура. Плоть на одной из стен пожухла за время перелёта — Чёрнокаменная боролась с захватчиками и восстанавливала нейтральную варп-полярность. Она прижалась к ней ладонями и открыла своё естество, послав в камень заряд эфирной энергии, так что паутина из плоти потеряла мертвенную серость и снова разбухла. — Случайное воспоминание о событиях прошлого. Уркантос так и не забыл нашу первую встречу…

— Я был там. Раз ты в порядке, приступим к делу.

— Да, магистр войны.

— Что скажешь о совещании? Много ли они лгали?

— По большей части они были искренни, — сказала Дравура. — Корда хочет сварить зелье, которое, по его мнению, сделает вас ещё могущественнее. Ускорит вашу реакцию.

— Я его не приму.

— Он планирует подмешать его вам. На праздничном пире, когда всё закончится. Во время ритуального обмена тостами-вызовами он отравит вас благословением, которое усилит ваше восприятие, подтолкнув ближе к Слаанеш.

— Благословение нельзя подарить, Моркат, его можно либо принять, либо нет.

— Я не понимаю.

Вместо ответа он протянул правую латницу, и зодчая отсоединила огромную деталь брони, оставшись стоять с ней в руках. По тяжести она была с добротную наковальню, а с вытянутыми пальцами размерами не уступала торсу человека. Моркат натужно втянула воздух, приняв вес перчатки на обшитые чернокамнем кости, и, согнув колени, опустила её на пьедестал.

— Четвёрка пыталась засыпать меня благословениями, — произнёс Абаддон. — И если бы я принял их…

Он вытянул крупную руку, безупречно-чистую, каждый палец — шириной с древко копья. Затем сжал их в кулак с такой силой, что в них хрустнули костяшки.

— … То выглядел бы совершенно иначе. Скайрак. Уркантос. Корда. Кром Гат. Вот что получаешь, когда принимаешь дары. Силы переделывают тебя по своему подобию.

— Вы приняли только Метку, — кивнула Моркат. — А это знак всех богов, а не кого-то одного.

— И всё равно, вот это, — он постучал себя по Метке, — не должно стать мною, иначе я исчезну. Как Гор. В последний раз мы едва не уничтожили Империю Лжи. Корону нужно носить, не становясь с нею одним целым, и всегда быть готовым её снять.

Тогда у Дравуры сжалось за него сердце, сжалось оттого, что ему приходилось нести на своих благородных плечах такое бремя. Она едва не коснулась его руки, попутно задаваясь вопросом, сможет ли произнести слова, сказать которые собиралась уже несколько веков.

Моркат знала, что если откроется, он ответит. Она видела это в водовороте его мыслей.

Но прямо сейчас их ждал великий труд, и места для чувств в нём не было. После Кадии, поклялась себе Моркат, они изольют друг другу душу. Она скажет магистру войны, что тот для неё значит, и он обязательно ответит.

Они дадут своим узам название.

Она назовёт его отцом, а он её — дочерью.

Думал ли он также, глядя на неё? Стоял ли он в шаге от того же признания?

— Дравура, — произнёс он. — Скажи мне, о чём думает Уркантос — помимо крови, конечно.

— Он беспокоится, что Корда его подсиживает. Дело может дойти до драки.

Абаддон хмыкнул.

— Может. Что-нибудь еще?

Он позволил ей такую роскошь, как решать самой.

Вот почему он держал её подле себя. Из-за её полезности. Врожденной способности, с помощью которой он мог уравновешивать силы и интересы сподвижников. Людей, что были ему верны, но также управляемых — знали они о том или нет, — противоборствующими силами эмпирей. И эту горькую иронию её отец ощущал как никто другой.

Ради сохранения коалиции Абаддону требовалось держать в покорности сильнейших среди разобщённых предводителей Чёрного Легиона. А сильнейшие, особенно в последнее время, были также полны скверны. Сознательно или нет, они только и делали, что пытались свергнуть и подставить друг друга, расшатывая Легион изнутри. Каждый стремился стяжать величайшую победу, добиться наибольшего расположения магистра войны, в надежде возвыситься перед своим богом и подтолкнуть Абаддона на путь покровителя.

Однако на борту Чернокаменной Крепости их разумы были открыты для Моркат. Все их замыслы и страсти представали здесь перед ней как на ладони, чем она пользовалась сполна.

— Мы должны следить за Уркантосом, — сказала Дравура. — На Кадии произойдёт невиданная резня, и это лишь усилит его.

— Вот почему мы используем крепость, — снисходительно ответил магистр. — Так, чтобы ни одному богу не достались все лавры. Чтобы сохранить баланс в победе.

— Возможно, — отозвалась чашница. — Но когда он сказал, что вашу просьбу не сможет выполнить ни один смертный, он подумал об Ангроне.

Магистр войны замер на полуобороте к карте, и его рассеявшееся внимание резко сфокусировалось обратно. — Ангрон? Думаешь, он стремится к демоничеству?

— Не могу сказать наверняка. Но в последнее время он часто думает об Ангроне. Это уже не впервые.

— Боги варпа, ну как такого можно хотеть? Запрячься в ярмо к покровителю, словно какой-то грокс. Прошло десять тысячелетий, а Ангрон по-прежнему раб-гладиатор — но теперь во власти у бога. Демонический князь разбалансирует совет, покачнёт чаши весов в пользу Кхорна. Ещё одна причина не допускать на Кадии долгих осад. Нельзя позволить Уркантосу пролить слишком много крови, но если мы будем держать его в узде, то Гончие Абаддона взбунтуются.

— «Воля вечности» принесёт вам победу.

— Если же нет, мы проведём высадку. И в таком случае я не посмею сдерживать Уркантоса.

— Но, милорд, так мы рискуем отдать ему победу. А с тем же успехом вы можете сразу приглашать Кровавого бога за совещательный стол.

— Это вероятность. И в этом заключена задача магистра войны — работать с вероятностями, даже неприятными.

Моркат взглянула на него, и в тот момент увидела то, чего прежде никогда не замечала.

Её отец, магистр войны, сидел в большом кресле. Мысли вокруг его головы кружились в космической симметрии. Но на секунду, всего на миг, золотые круги и кольца полыхнули, отчего планетарные тела мыслей и убеждений уподобились ярким драгоценным камням.

И одно короткое мгновение над его головой парила уже не звёздная система.

А корона.

Тяжесть которой грузом давила ему на плечи.


Глава четвёртая

Майор Марда Хеллскер сидела в кресле с ранцем на коленях, стараясь держать спину ровно. Та всё ещё ныла после тряской поездки в «Химере» обратно в Краф, однако она не могла позволить себе выглядеть расхлябанной в присутствии своего полковника.

И тем более перед лордом-кастеляном.

Слева раздался смешок. В глубине зала, на длинной скамье, сидели двое танкистов — судя по нашивкам, капитаны, — из 35-го бронетанково-штурмового полка. Они глядели на что-то за ней. Она обернулась посмотреть, что их так позабавило.

Лишь окинув взглядом пустое помещение, Марда поняла, что те посмеивались над нею.

— Не обращай внимания, — сказал полковник Баратус. Смотря прямо перед собой, он заговорил нарочито громко, чтобы парочка его услышала. — Да, мы не доехали до передовой. Но это была их работа расчистить Крафскую дорогу, чтобы мы туда попали. Халтурная работа, скажу я тебе. Слышал, они отстали от графика на шесть дней.

Один из капитанов вскочил на ноги, но второй вовремя его остановил. В отличие от Хеллскер, Баратус имел значок фронтовика, и ещё он был полковником. А звание кое-что да значило.

Танкисты поплелись к выходу, болтая между собой и попутно кидая взгляды через плечо.

— Они завидуют, — произнёс Баратус. — Ты встретишься с лордом-кастеляном. А этих двоих генерал Сакска отослала сразу, как только они занесли карты.

Хеллскер улыбнулась. Она не могла поверить, что вот-вот увидит Крида.

Урсаркара И., фрекк его, Крида.

Она следила за его карьерой с пятнадцати лет, задолго до того, как он прославился. Один из её инструкторов в академии служил вместе с ним в Восьмом, и ещё тогда по секрету сказал ей, что он — тот человек, за которым стоит наблюдать. Она прочла его краткую работу по ведению общевойскового боя против иррегулярных сил культистов, а в продвинутой школе тактической подготовки отыграла некоторые из его самых знаменитых сражений. Она слушала, затаив дыхание, каждую его передачу во время войны. Даже сейчас напевы «Цветка Кадии» заставляли её подобраться.

— Сделай мне одолжение, Марда.

— Сэр?

Ручка слева от них провернулась, из-за звукоизоляционной двери донеслись голоса, а затем из комнаты вышла генерал Сакска со штабистами, перекидываясь словечками с теми, кто остался внутри, и посмеиваясь над какой-то прощальной шуткой.

Хеллскер тут же встала и прытко отдала честь.

Баратус медленно поднялся следом, напялив на голову фуражку и поприветствовав генерала более сдержанным салютом, который затем дополнил дружеским кивком.

— Помни, что Урсаркар Крид натягивает штаны по штанине за раз.

— Что это зна…

— Повернись-ка, — сказал он, и майор без колебаний подчинилась. Баратус поправил аксельбант инженерных войск у неё на груди, и смахнул с плеча кирпичную пыль. — Он просто человек, Марда. Не легенда. А если ты будешь глазеть на него как сейчас, он не станет тебя уважать. Веди себя так, будто ты достойна быть здесь, потому что так и есть.

— Полковник, — позвал их из дверей адъютант, и Хеллскер, не веря своим глазам, узнала в нём Джаррана Келла.

Баратус кивнул, словно ни разу не видел Келла ни на пропагандистских пиктах, ни на пачках с палочками-лхо, которые полагались им по норме. — Не будем заставлять лорда-кастеляна ждать. Держись за мной, майор.


— Статичная оборона, — сказал Баратус. Хеллскер видела его недовольную гримасу, которую не могли скрыть даже седые усы. Так, словно вместо вина он хлебнул уксуса. — После сотни дней сидения и ничегонеделанья, пока вся Кадия горела, ты определяешь мой Двадцать четвёртый на статичную оборону какого-то прохода посреди нигде?

Хеллскер не могла поверить в то, что слышит, и ещё больше в то, что видит. Баратус, её полковник, оспаривал приказы — пререкаясь с Урсаркаром И. Кридом.

Марда ещё приходила в себя после жуткого чувства, что оказалась в комнате с великим человеком — который одновременно оправдал все, и не оправдал ни одного её ожидания.

Точно как на плакатах и видеозаписях Крид чурался положенных по званию фуражек и эполет, вместо этого нося боевую форму одежды альфа, стандартную модель, дополненную, впрочем, такими элементами высокого ранга как багровый кушак с поясом. Его скандально известная своей помятостью шинель была перекинута через спинку кресла, заставленного, в свою очередь, бумагами. Косой шрам, пересекавший лоб, разделявший глазницу и заканчивавшийся на щеке Крида, бросался в глаза самым первом делом.

Но он выглядел уставшим. Уставшим и беспокойным. Покрасневшие глаза и опухшее лицо, щёки, покрытые раздражением от бритья. Нос, имевший слегка сизоватый оттенок, увивали прожилки вен. Кабинет пропах запахами амасека, сигар и немытого тела — смесь, которую Хеллскер нашла убойной, несмотря на то, что давно привыкла к благоуханию казарм. Она подозревала, что бронированные окна не открывались из соображений безопасности, и что Келл по мере сил старался содержать комнату хотя бы в подобии чистоты.

Прямо сейчас флаг-сержант украдкой убрал с тарелки недоеденные мясные рулеты, оставив лишь нетронутую чашу с овощами.

— Ты расстроен, — ответил Крид. — Но…

— Расстроен! Да это оскорбительно! Я помню, что мы не ладили кадетами, но разве нужно отрываться за это на моих бойцах?

— Они как никто подходят для…

— Для статичной обороны? Потому что они Внутренние? Да они ударники, Трон их дери! Обученные штурмовать. У них превосходные результаты в симуляциях боёв. Получше, чем у некоторых иномировых полков, которые ты бросил на Архиврага. Дай им шанс, и они покажут себя не хуже любого чёртового линейного подразделения. Любого чёртового подразделения.

Прерывание на полуслове настолько шло вразрез с субординацией, настолько грубо её попирало, что Марда скрыла своё замешательство, опустив глаза на карту.

На Делвианскую расселину. Удалённый проход, вырубленный в Россварских горах, который им поручили защищать.

В качестве статичных оборонительных сил. Задача, которую кадийские командиры обычно скидывали на белощитников и недоученное местное ополчение, пока настоящие солдаты шли в атаки и на штурмы.

Она оторвалась от разглядывания карты. У неё запершило в горле, а глаза наполнились той же яростью, что у Баратуса.

— Его нужно защитить, — сказал Крид, повышая голос. — И твой Двадцать четвёртый внутренний подходит наилучше. У тебя есть инженерно-сапёрная рота. С альпинистской подготовкой. Достаточно походившая по горам, чтобы твои бойцы справились с восхождением. Ничего личного тут нет.

— Ну конечно нет, — осклабился Баратус.

— Это стратегически важный маршрут. Возможно, ключевой географический район во всей текущей войне.

— Не начинай. Не пытайся…

— Баратус…

— … управлять мной через чувство долга, я не…

Крид взял первую подвернувшуюся под руку книгу в кожаном переплёте и грохнул ею по столу. Сильно. Так громко, чтобы по комнате прокатилось эхо.

— Ты будешь удерживать этот проход, и удерживать с радостью, высокомерный ты ублюдок! — взревел Крид. — Я — фрекков лорд-кастелян Кадии, а не твой старый дружок из схолы. Это твой проход. Твой проход. А если ты не хочешь, возможно, мне стоит расстрелять тебя, и поручить задачу ей.

Он быстро кинул на Хеллскер оценивающий взгляд.

Баратус открыл рот, затем закрыл. Посмотрел на карту, и его руки, опущенные к швам на штанах, сжались в кулаки.

— Приношу извинение, лорд-кастелян… Я не имел права так говорить.

— Нет, — отозвался Крид, расслабляя плечи. — Не имел. Но, Баратус, я тебе не лгу. Это нужно сделать. И сделать на совесть. Возможно, я себе надумываю, и если повезёт, вам не придётся драться. Но если не повезёт, там будет настоящее пекло.

Крид взял со стола карту Делвианской расселины и прошёл к планшету. Прицепил её под пластековый держатель.

— Иди сюда, я покажу тебе, что на кону.

Баратус двинулся за лордом-кастеляном. Склонившись, когда Крид — почти на фут ниже его — стал размечать карту высот крестиками и стрелками. Двоё принялись о чём-то тихо бормотать.

Хеллскер не пригласили присоединиться. Но полковник сказал ей вести себя так, словно она заслуживает здесь быть, поэтому она пошла к ним.

Марда успела сделать два шага, когда ей на бицепс опустилась рука. Крепкая, мускулистая. Она показалась ей бионической, но, оглянувшись, Хеллскер поняла, что та была совершенно обычной.

Её держал Джарран Келл.

— Не сейчас, сэр , — произнес он.

— Прошу прощения, флаг-сержант. Буду благодарна, если вы отпустите офицера.

Келл извинительно кивнул, но руку не убрал.

— Простите, но разговоры лорда-кастеляна конфиденциальны.

— Я — его заместитель, и мне нужно знать тактическую обстановку. Если его ранят или убьют…

— Полковник сообщит вам всё позже. Кроме того, Баратус — человек гордый, а его только что принизили. Свидетели ему ни к чему.

— Не думаю, что это вам решать, кто…

— Хеллскер, из Двадцать четвёртого. Не полковник ли часом Ревван Хеллскер командовал Двадцать четвёртым ударным? В смысле, до его переопределения во Внутреннюю гвардию? Ваш отец?

— Дядя.

— Это его меч у вас на поясе? Видно, что он бывал в боях.

— Он передал его мне в наследство, и плазменный пистолет ещё.

Келл кивнул.

— Не повезло ему с тем назначением. Никто не хочет столкнуться с Великим Пожирателем. С другой стороны, разве можно просить лучшей смерти? Погибнуть, сражаясь с монстром, бок о бок…

— Я нужна полковнику.

— Конечно, — сказал он и отпустил Хеллскер. — Глубочайшие извинения.

Марда обернулась и увидела, что Баратус с Кридом уже закончили разговор. Келл, поняла она, задержал её как раз на достаточное время.

Полковник выпрямился и отдал Криду честь.

Лорд-кастелян отсалютовал в ответ, затем опустил руку и протянул её для рукопожатия.

— Я полагаюсь на тебя, Баратус. Все мы. Помни — если они придут, не отступай ни на шаг.

Баратус кивнул, и тогда Хеллскер заметила, что его лицо стало белым как воск. Что на его редеющих волосах блестел пот, несмотря холод, царивший в комнате из-за работающих кондиционеров.

Выпрямив спину, Хеллскер молча двинулась за ним, пока за ними не закрылась дверь.

— Полковник? Что он сказал? Он серьёзно насчёт тех приказов, или просто греет нам уши?

— Марда. — Баратус сглотнул. — Надеюсь, что последнее. Правда, надеюсь. Потому что если нет, то мы в серьёзной беде.


Утренний ритуал Салвара Гента был неизменным, как рассветный сигнал горном. В шесть часов он, уже полностью одетый, глядел в окно, слушая, как его помощник, Карле Петзен, перечислят сегодняшние цены на продукты.

— Амасек по сто двадцать кредитов, — говорил Петзен, водя пальцем по странице журнала. — Фунт обжаренного гроксового бока, настоящего, две сотни. Фунт омнимяса, восемьдесят. Глюкозный подсластитель — десять кредитов за пачку.

— Десять? — Гент отвернулся от окна, со стуком опустив кружку кафеина на фарфоровое блюдце. — Не семнадцать?

— Муниторумцы нашли забитый им склад, хотя рассчитывали на сменные стволы к лазвинтовкам.

Гент кивнул, и, повернувшись обратно к окну, стал смотреть на Увеселительную площадь касра Краф.

— Сними его с продажи, пока цена не поднимется до двенадцати.

Петзен сделал заметку, продолжив читать.

Кафеин, шестнадцать кредитов за унцию. Стабберные боеприпасы, шестьдесят семь за коробку. Раёнка, девяносто за бутылку.

Салвар Гент жил в жирное время. Время победы. Время празднования.

Салвар Гент был богат.

Солдаты получали лучшее питание на Кадии. Пока мануфакторумные рабочие и клерки Муниторума — в основном пятидесятники или семидесятники — зачастую тратили скромные зарплаты на покупку дополнительной пищи на общественных рынках, солдаты ели достаточно хорошо, чтобы разоряться на быстрые удовольствия.

Общий отход к Крафу как нельзя лучше способствовал ведению бизнеса. Казначеи наконец добрались до солдат и выдавали причитающееся. Болваны в касках хотели праздновать.

Идеальная ситуация: цены военного времени в сочетании с избыточной денежной массой и желанием отметить установившийся мир.

Даже сейчас, спустя меньше часа после горна на побудку, крафская Увеселительная площадь кишела солдатами, слоняющимися от одного публичного дома к следующему. В лучах утреннего солнца свет красных фонарей виднелся уже едва-едва.

Гент смотрел, кто и куда заходил. Изучая. Наблюдая. Слушая льющиеся из вокса нежные мелодии востроянского оркестра.

— Есть проблемка с мануфакторумом рационных талонов. Во Втором районе. Власти накрыли его, — сказал Петзен.

— Разве мы не платим старшему провосту Второго?

— Платим. Но это был не военпол. Касркины. Мы думаем, искали еретиков. А попали на нас.

— Бедные ублюдки.

— Завалили из танка.

Салвар Гент, что было для него редкостью, посмотрел Петзену в глаза, пытаясь определить, шутит ли тот. Увидел выражение лица подельника.

— Бедные, бедные ублюдки. Вы вывезли клише?

— Что-что?

— Клише, матрицы для печати карточек. Вы их нашли?

— Нет, машину разнесли вдребезги. Из тяжёлых болтеров. И ещё автопушки немного.

Гент цокнул.

— Всё на этой Кадии делают на совесть. Как нехорошо.

— Я думал, талоны будут отменять.

Гент покачал головой.

— В таком случае чёрный рынок наводнили бы военные излишки. Протеиновые батончики. Прометий из походных кухонь. Витаминные таблетки. Рулоны ткани для форменной одежды. Муниторумные клерки уже бы начали втихую приторговывать. А этого никто не делает. Им приказано сохранять ресурсы и дальше. Станок нужно восстановить и запустить снова. Война не окончена, а значит, продажа талонов не сворачивается. Нормы довольствия урежут снова. Люди будут голодать. А где голод, там прибыток.

Петзен закрыл журнал.

— Публичные дома приносят доход. Может, вместо станка…

— Я торгую товарами, а не людьми, — сказал Гент, блуждая взглядом по площади. — Это проще. Банка консервов не уйдёт от тебя. Кроме того…

Из гражданской вокс-установки в медном корпусе раздался шум статики, заглушив оркестр, и эфир наполнился знакомыми нотами «Цветка Кадии». Плаксивая мелодия, по мнению Салвара — но хотя бы инструментальная, без слащавых стихов о памяти и жертвенности.

— Ты заметил — он всегда влезает, когда играет хорошая музыка? — произнёс Гент. — Как тыц-тыдыц военный марш или сержант ведёт ежедневные упражнения, так от него ни слуху ни духу. Но как только мелодия цепляет душу, он тут как тут.

— Видимо, не хочет прерывать популярные программы.

Наконец, стихли последние трубы, и песня закончилась.

Солдаты Кадии, — заговорил Крид.

— Какой скрипучий гнусавый голос, — отметил Гент. — Уж сигары и «Аркадийскую гордость» он получает исправно. Само собой, его рационы никто не урежет.

… знаю, что вы отдали многое. И мне больно просить от вас большего — но это сейчас необходимо. Сегодня мне сообщили, что из внешней системы вернулся корабль пикета. Мы не можем говорить наверняка, и я прошу вас не сеять слухи, но, возможно, он принёс новости об ещё одной атаке на Кадию.

Блуждающий взгляд Гента остановился на Петзене, на мгновение задержался, затем заскользил дальше.

Также мой печальный долг известить вас, что Надежда Святой Иосманы была уничтожена. Пенитенциарный мир поразила Чума Неверия, и выжившие охранники-военполы заверили меня, что каждый кадиец, как тюремщики, так и заключённые, боролись с Архиврагом до последней тюремной камеры.

Пауза.

А далее к военным сводкам. За стенами касра Халиг экипаж сверхтяжёлого «Теневого меча»…

— Это объясняет, почему нам так и не удалось найти транспорт для контрабанды на Святую Иосману, — произнёс Гент, перебив новости с фронтов. — Наверное, её уничтожили несколько недель назад, и история точно не геройская.

— Думаете, он врёт?

— Он офицер, конечно он врёт. Тем не менее, здесь у нас появилась возможность.

— В разрушенном мире?

— Надежда Святой Иосманы производила детали. Труд заключённых. Единственное место в системе, где делали фиксатор поворотного шарнира типа шестьдесят семь гамма. — Гент развёл большой и указательный пальцы, сложив из них «С». — Они вот такого размера. Позволяют установленному на треноге оружию свободно крутиться на шаровом шарнире. Автопушки, лазпушки, тяжёлые болтеры, и такое прочее. Это деталь с повышенной скоростью разрушения. Очень ходовой товар. На складе восемьсот восемьдесят один у нас их шесть контейнеров. Подожди три дня, пока клерки Муниторума не собьются с ног, затем начинай забрасывать удочки. Делай всё тихо. Заряди им сто пятьдесят процентов от стандартной стоимости. Не удваивай. Если удвоишь, они побегут к комиссарам.

Петзен кивнул. Тишина была залогом успеха.

Крид уже сворачивался, и на фоне его голоса начинали звучать ноты «Цветка Кадии».

Заверяю вас, товарищи, — сказал он, — что я не позволю Разорителю сломить наш мир.

Салвар фыркнул.

— Кадию сломили задолго до того, как сюда добрался Разоритель.


Келл открыл дверь в военный кабинет Крида так мягко, как только мог, игнорируя безмолвные, энергичные жесты вокс-специалиста. Мужчина указал на горевший снаружи комнаты красный свет, тот, что находился возле знака «ЗАПИСЬ».

«Знаю, — одними губами произнёс Келл. — Знаю, чёрт подери».

— Заверяю вас, товарищи, — сказал Крид, и помолчал, как указывалось сделать в составленном Келлом тексте. Его планшетный стол немного очистили, стаканы, тарелки, книги и свёрнутые карты временно раздвинули в стороны, чтобы водрузить на него здоровенную вокс-станцию, микрофонные решётки которой были размером с фраг-гранаты. — Что я не позволю Разорителю сломить наш мир.

Руководитель вещания кивнул и опустил руку.

Ассистент в громоздких пластековых наушниках покрутил головку переключателя, увеличив громкость «Цветка Кадии».

— Мои солдаты, — закончил Крид. — Говорю вам с гордостью — что бы нас ни ждало впереди, мы со всем справимся. Кадия стоит.

Мелодия стала близиться к крещендо, и режиссер указал на офицера вокса, сидевшую за станцией на столе. Девушка щёлкнула тумблер, после чего выдернула три штекера. Стянула шумоподавляющие наушники.

— Есть, — сказала она. — Конец эфира.

— Что скажешь, Келл? — проворчал Крид. Он протянул руку и один из воксистов передал ему графин с амасеком, затем поставил на стол сделанную из снаряда пепельницу, в которой по-прежнему тлела сигара. — Я думал, что… Что? В чём дело?

Джарран покачал головой.

— Нужно очистить комнату. Информация вермильонового уровня.

— Мы быстро, — сказал руководитель, склоняясь над футляром для оборудования. — Пять минуток.

— Сейчас.

— Но оборудование…

— Вон!

Он воспользовался голосом флаг-сержанта. Которым владел любой сержант-инструктор. Заставлявшим каждое слово казаться молотом, падающим тебе прямо на мозги. Так, словно само его дыхание обладало массой.

Кадийцы мало чего боялись сильнее, чем недовольства сержанта.

В считаные секунды комната опустела. Келл услышал щелчок закрывшейся двери и почувствовал, как запустились приватные поля и шумоподавители.

— Что случилось? — спросил Крид. — Мы опознали корабль?

Келл достал из-под мышки инфопланшет. Положил его перед Кридом. Класс альфа — помеченный синей биркой чехол указывал на высшую степень шифрования.

— Корабль — «Пиракс Оркад», эсминец боевого флота Скаруса. Гонец от сторожевого флота.

— Всего один? Остальные в пути?

— Он сам едва дошёл. Его правый борт разорван, полностью открытый пустоте. По пути погибло семьдесят процентов экипажа. Было ещё два корабля, но они не пережили варп-переход. На него проникли… создания варпа. Точного описания нет. Они содрали с реакторов защитные кожухи. Остатки экипажа получили смертельную дозу радиации. Выжил только один офицер, энсин.

Крид затянулся сигарой, не поняв, что та погасла. Келл увидел, как дрогнула его рука, и с кончика сигары ссыпался пепел. Другие могли бы решить, что это страх, но Джарран знал, что дело в адреналине. — У него есть доклад с подтверждением?

— Он хотел доставить его лично, как приказал капитан. Информация не для вокса. Его перевезли для стабилизации в медике-комплекс на одной из платформ орбитальной обороны, но там у него резко упали жизненные показатели, и наступила сердечная смерть. — Келл кивнул на инфопланшет. — К счастью, ему успели принести планшет высокого уровня допуска. Пришлось дважды тряхнуть его дефибриллятором, чтобы тот вернулся к жизни. Лишь на третий раз он смог прийти в себя и сделать запись.

— Ты её смотрел?

— Нет. Пока нет.

Крид открыл кожаный футляр и выбрал видеофайл. Келл встал у него за спиной.

Экран заполнило лицо. На мгновение Келл решил, что мужчина необычно стар для энсина, но затем понял — его кожа получила настолько сильные радиационные ожоги, что сморщилась и сползла подобно кожуре со сгнившего фрукта.

С его губ, оттопырившихся до края запавшей носовой полости, засочилась кровь, когда он что-то зашёптал.

— Звук искажён, — сказал Крид. — Плохое качество. Вообще ничего не слышу.

— Он внутри защитного пластекового комбинезона, иначе медике не смогли бы его перевезти. Давайте прибавим громкость.

Келл потянулся через плечо Крида и покрутил колёсико звука, пока они не разобрали слова, срывающиеся с разъеденных губ мужчины.

… из Ока… Они пришли… Так мно…

Его глаза опустились, закрылись. Зазвучал сигнал, затем, на фоне, — голоса. В кадре появились руки в жёлтых пластековых перчатках, вогнали шприц в разъём для ввода препаратов, вдавили поршень.

Энсин захрипел, и от введённых стимуляторов расширенные зрачки в его резко открывшихся глазах сузились до булавочных точек.

РАЗБИТЫЙ ЧЁРНЫЙ, — просипел он. — РАЗБИТЫЙ ЧЁ…

Он закашлялся, и последнее слово утонуло в бульканье. Келл увидел, как под сморщенной кожей тяжело задвигалось адамово яблоко.

Затем энсин распахнул рот, словно собираясь закричать, однако вместо этого мужчину вырвало чернильной кровью.

Экран почернел.

— Созывай военный совет. Всех — Астартес, Сороритас, никаких исключений, — сказал Крид. — И включи сирены.


Глава пятая

На закате по всей Кадии грянул хор. Голоса затянули песнь опасности, механическую и сулящую беду. Звук эхом покатился по улицам, стремительно очищающимся от рабочих и солдат. Громогласно полетел над безлюдными пустошами и топями. Заревел в удалённых наблюдательных постах и станциях прослушивания среди заснеженных гор.

Далеко в Кадукадском море сигнал взвыл на ракетных катерах, разнёсшись над холодными беспокойными водами. Нечёткие, едва различимые на расстоянии силуэты моряков кинулись к постам, готовясь отражать вероятную высадку с орбиты.

Он раздавался из горловин аварийных сирен — представлявших собой прямоугольные коробки с тремя конусообразными рупорами. Предмет настолько повсеместный на Кадии, что жители касров использовали их для ориентирования на местности.

«Чтобы попасть в коммерцию, пройди три сирены на север и сверни налево. Затем пройди ещё две сирены».

Они не запустились все сразу. Тревога началась в Крафе и стала распространяться по окрестностям, так что нередко подразделения на равнинах, заслышав вдали протяжный вой, понимали, что сейчас он зазвучит в их передатчиках.


— А эта деталь? — спросил звонарь.

Он постучал по чёрной коробочке, проводами крепившейся к очень мощной — и очень незаконной — вокс-установке с большим усилением.

— Это прибор ввода ключей, — пояснил Янн Ровецке. — Постарайся его не трогать.

Ровецке и звонарь сидели наверху собора святой Дженаты Редутной, стараясь лишний раз не высовываться, чтобы их не заметили со шпилей по соседству. С башни за спиной у звонаря открывался головокружительный вид на внутренний защитный комплекс Крафа-западного.

Вся критическая инфраструктура и система обороны, выставленные напоказ словно на тактической карте.

На Кадии такие высотные здания позволялось строить только Экклезиархии. Любое другое сооружение подобных размеров должно было предназначаться для защиты. Башни слева и справа от них имели массивные лазерные орудия, нацеленные в небо.

Ровецке вручил звонарю книжицу в пластековой обложке.

— Для работы пользуйся этим списком ключей. Находишь нужные положения для тумблеров по дате и часу. Выставляешь переключатели.

Янн извлёк из вокс-установки прямоугольный картридж, показав расположенные в нём металлические штырьки. Продемонстрировал, как те поднимаются и убираются, образовывая узоры, пока он щёлкал переключателями туда-сюда на передней панели.

— Выставив ключ, вставляешь обратно. — Ровецке загнал картридж внутрь. — И твоё сообщение будет зашифровано. Не забывай менять частоты каждые три часа, и не отходи от него во время передачи, иначе…

Из вокса вырвался пронзительный вопль. Янн торопливо выключил устройство.

— Что это было? — встрепенувшись, спросил звонарь.

Вокруг них одна за другой завыли сирены.

— Это — зов твоего магистра войны, солдат.

Солдат. Слово запало звонарю в душу, и он протянул правый кулак — не разжимавшийся от рождения, что сделало его непригодным к службе, — для рукопожатия. Один из многочисленных изгоев-кадийцев, которых было так легко радикализировать и вербовать.

По расхожему мнению, из-за близости к Оку планета служила настоящим рассадником рецидивизма, и по своему опыту Янн мог сказать, что безжалостная воинская культура Кадии порождала мятёжников в том же количестве, что солдат. Ему никогда не приходилось прилагать сверхусилий, а просто говорить этим отвергнутым, угнетённым гражданским, что они тоже чего-то стоили.

Ровецке крепко стиснул протянутую руку, и увидел в глазах кадийца слёзы.

— Я живу, чтобы служить, — произнёс звонарь.


Женевьева нашла сестру в часовне Утраченного командорства, стоящей на коленях перед запрестольным образом и шёпотом читавшей из молитвенника.

— Элеанор.

Сестра продолжала бормотать. Перечисляя имена павших Сестёр, которых призвали оборонять Кадию тысячу четыреста лет тому назад, но затем перебросили подавить бунт на Хандри — после чего их уже никогда не видели. Позор столь большой, что с тех пор орден Пресвятой Девы-Мученицы держал на Кадии постоянный гарнизон.

Элеанор. Звучат сирены. И мне поступило извещение от лорда-кастеляна.

Сестра перестала читать, вздохнула и отметила страницу закладкой.

— Как и мне, канонисса.

— Нас вызывают на срочный военный совет в Крафе.

Элеанор поцеловала книгу и повесила на пояс, затем сложила знак аквилы и, наконец, поднялась.

— Мы должны послать туда представителя. Неявка навлечёт на орден позор.

— Когда отбываем?

Элеанор кивнула.

— Скоро. Но не будет ли лучше, если отправлюсь я, а ты останешься в храме? Как-никак, я — хранительница санктума и его реликвий, а ты — защитница Экклезиархиевых земель за стеной — если уйдём мы обе, то оставим святое место без охраны.

— Меня же пригласили. — Женевьева внезапно почувствовала себя глупо, стоя в недавно покрашенном доспехе, с которого спешно убрали следы повреждений после стодневной войны.

— Да, знаю. Но архидьякон Мендазус настаивает на том, что нам нельзя оставлять земли без канониссы, а разве из нас двоих не я ведаю вопросами стратегии? Тогда как ты больше воительница на передовой. — Элеанор поморщила нос. — Возможно, нам лучше пользоваться своими сильными сторонами.

Затем она вышла из часовни, оставив Женевьеву наедине с глухо доносящимся снаружи призывом к войне.


Сирены завыли в Делвианской расселине, звуча до странного искажённо и гулко в заснеженном каньоне прохода.

— Вы слышали? — спросила Хеллскер. Она стянула шарф, намотанный на шею и уши. Оглянулась на пустынную горную дорогу, по которой медленно ползли их «Химеры». Они ехали с открытыми люками для лучшего обзора, и ей пришлось напрячься, чтобы услышать хоть что-то сквозь рычание мотора. — Это то, о чём я подумала?

— Вряд ли, — отозвался старшина роты Равура. — Просто из-за мотора не слышно перерывов. Наверное, два длинных и короткий — сигнал о химической угрозе где-то на Крафской равнине. Будь оповещение общим, оно было бы одним долгим…

Сигнальная башня слева от них с треском ожила, издав протяжный вой, который, то нарастая в громкости, то слабея, быстро заполнил собою весь каньон.

Равура повернулся к ней с улыбкой на растрескавшихся губах. Что-то сказал.

— Что? — переспросила Марда.

Он нагнулся к её уху, сложил ладони рупором и прокричал:

— Я сказал — Двадцать четвёртый — на войну!


Кастелян Мордлид пронзил адамантиевым шипом на конце знамени грудь командира танка, прибив его к бронированному куполу «Лемана Русса».

Еретик захныкал, и его изрезанная рунами кожами стала ещё белее, когда на древко брызнула кровь из пробитого сердца. Он вцепился пальцами в пригвоздивший его стяг, прокляв Мордлида именем своих ложных богов.

Кастелян наступил ему на лицо, отыскал цель и выпустил один болт. Реагирующий на массу снаряд попал в человека, выбиравшегося через задний люк с взведённым боеприпасом в руках. Очевидно, решив подорваться среди полубогов, что обрушились на его роту.

Вокруг лейтенанта другие Чёрные Храмовники безжалостно расправлялись с колонной танков. Слева от него инициат прижал огнемёт к смотровой щели обездвиженной «Химеры». Когда он послал струю, слуховые усилители позволили Мордлиду различить приглушённый вопль, прежде чем горящий прометий сжёг внутри весь кислород, лишив экипаж воздуха.

Справа, маршал Амальрих разрубил силовым мечом краденый «Таврокс», после чего ухватился за край разорванного металла и отодрал дверь машины. Брат Меча, стоявший сразу слева от маршала, выпустил внутрь вскрытого транспортника два болта, остановился, выстрелил ещё раз, затем двинулся дальше.

Когда астартес налетели на колонну, та как раз отступала, уже разбитая звеном «Мстителей», которые спикировали с небес и изрешетили танки бронебойными снарядами из роторных пушек. Развороченные машины заполнили собой дорогу и замедлили предателей, позволив Решающему крестовому походу подойти к ним вплотную.

Сигнал тревоги на визоре Мордлида. Зашифрованный и помеченный уровнем секретности «Вермильоновый-плюс». Данные загрузились в буфер, и перед его глазами завращался вычерченный красным крест Храмовников, пока когитаторы шлема прогоняли их через дешифрователь.

Как знаменосец Мордлид считался герольдом маршала. Все контакты с внешним миром проходили через него.

Документ открылся. Он быстро пробежался по нему взглядом.

— Маршал, — провоксировал он. — Нас приглашают на военный совет. И рекомендуют отступить к Крафу и готовиться к новой атаке. Верховное командование считает, что Разоритель идёт снова.

Тем лучше, — отозвался Амальрих. Вдалеке Мордлид увидел, как маршал поставил керамитовый сабатон на выгоревший остов штабной машины и оттолкнул её в сторону. — Это отребья. Я хочу врага качеством повыше.


— Оно сработало? — спросил Крид.

— Неопределимо, — прожужжал в ответ магос Кларн. Когти-жвала на конце его мехадендритов защёлкали от нервного напряжения. — Аппарат функционировал, хоть и вне безопасных параметров. Добытая концентрированная пси-энергия смогла передаться, но отправилось ли сообщение в полном виде — сказать невозможно.

Кларн заметил, как лорд-кастелян недовольно скривился.

— Это всё, что мне удалось сделать, учитывая обстоятельства.

— Вы выполнили всё, о чём я просил. Теперь остаётся уповать на надежду.

Магос понял, что неверно определил настроение лорда-кастеляна. С помощью одного наполовину органического глаза он попытался распознать выражение на лице Крида, окинувшего комнату затравленным уставшим взглядом.

Когда военачальник оглянулся, Кларн осознал, что тот кривился вовсе не от отвращения, а из-за естественной реакции. Ответ на дурной запах. Орган обоняния самого магоса давно заменили атмосенсором, который пропускал химические компоненты воздуха, но не их аромат.

Аромат горящей плоти и разжиженного человеческого белка.

Специализированные астрохоры Кадии почти все погибли ещё в первой атаке, пав жертвами мощного эфирного выброса, который перегрузил им мозги, выжег нервные окончания и расплавил глаза. Кларн подозревал, что это было частью плана, чтобы не дать Кадии вызвать подкрепления.

Именно то, что они прямо сейчас сделали.

Оставшись по большому счёту без хоров астропатов, Криду пришлось импровизировать. Он отобрал санкционированных псайкеров из полков, уговорил корабль Инквизиции передать свой человеческий груз, и заставил флотских выделить ему стольких псиоников, сколько те могли. Он велел провостам открыть тюрьмы и центры казней, чтобы отправить ему всех заключенных, которых заключили под стражу из-за проявления пси-способностей.

Теперь все они, согласившиеся как добровольно, так и под принуждением, были мертвы. Большинство сгорели будто свечки, варпов огонь разорвал им черепа пляшущим пламенем неописуемых цветов. У других раздулись, а затем лопнули животы, исторгнув наружу жутких крошечных существ, которых сервиторы Кларна залили пламенем, прежде чем те успели из дёргающихся личинок переродиться в нечто другое. Самые невезучие стали временными вместилищами для демонов, которые, несмотря на потуги, всё же умерли, не выдержав мощной психической отдачи от перехода в реальный план.

И вся эта энергия импульсом прошла через передатчик Кларна, чтобы послать одно-единственное сообщение.

Всем силам, — повторил Крид, словно прочитав мысли Кларна. — Кадия в осаде. Разоритель идёт. Поспешите. Восемь слов. Вот ради чего они умерли.

— Теперь мы должны держаться, чтобы их смерти не оказались напрасными.

— Что касается этого, магос, вы…

Крид умолк, кинув взгляд через плечо. Он оставил снаружи даже своего флаг-сержанта.

— Здесь нет никого, кроме сервиторов.

— Имеете хоть какую-то надежду на успех?

— Я не питаю надежд, лорд. Надежда — убежище для тех, чья вера в Омниссию слаба, а расчёты — неточны. У меня есть предсказательные процентные выражения.

— И что они говорят?

— Нуль-устройство древнее, и его работу мы понимаем лишь отчасти. Последний раз адепты моего ордена сталкивались с варп-лучём Чернокаменной Крепости ещё в Готическую войну. Но предоставленная ими информация об его возможностях была получена в боевых условиях, а такие данные редко бывают надёжными. Если нуль-устройство способно отразить луч, оно защитит Краф, но насчёт остального я гадать не стану. В любом случае, без чуда нам не обойтись.

— Значит, такая ваша оценка. Чудо.

— К счастью, — прожужжал Кларн, — Омниссия умеет творить чудеса.


Глава шестая

— Вот всё, что мы знаем, — сказал Крид голосом, усиленным стоявшей перед ним вокс-системой. — Согласно последним сводкам, Разоритель в дне пути от Кадии.

Келл обвёл взглядом полукруг из столов, собранный им для военного совета. Он занимался их расстановкой самостоятельно, между тем как знаток протокола из Администратума давал ему советы касаемо посадки приглашённых. Ему не хотелось ударить в грязь лицом, не успев сойти с трапа. К примеру, разместить Космических Волков рядом с Тёмными Ангелами, или кадийское верховное командование дальше от Крида, чем флотское. Сохранить баланс оказалось задачей не из простых. В конечном итоге у Джаррана всё получилось лишь благодаря великодушию магоса Кларна, уступившему своё место — жест вполне уместный, поскольку он выступал докладчиком, да и не нуждался в кресле по биологическим причинам.

— Позвольте мне прояснить картину, — произнёс огромный воин с вытатуированной на лице чёрной полосой.

Келл включил вокс-микрофон, прикреплённый к панцирному нагруднику.

— Слово предоставляется уважаемому волчьему лорду Свену Кровавому Рёву из Ревущих Огнём.

— Спасибо. Если ваша история верна, то война, в которой мы сражались — со всеми её трудностями — была лишь предвестием. А Великий Предатель, Разоритель, Абаддон…

Несколько членов военного совета ахнули при упоминании имени, и Кровавый Рёв замолчал, чтобы сплюнуть для отваживания неудачи, прежде чем продолжить. Его слюна зашипела на полу, пустив струйку дыма.

— Это грязное создание привезло с собой Чернокаменную Крепость, которая сможет уничтожить нас, а ему даже не придётся спускаться сюда самому.

Женщина, чьё лицо скрывалось в глубинах капюшона, подняла руку. При этому пола её багровой мантии сползла вниз, открыв соболиный наруч силового доспеха.

Келла удивило две вещи: её относительная молодость для подобного поста, и тот факт, что место рядом с ней осталось незанятым.

— Слово предоставляется почитаемой канониссе Элеанор, из ордена Пресвятой Девы-Мученицы. Хранительнице храма святой Моррикан.

— Согласно хроникам, которые я изучала, Разоритель захватил в Готической войне три крепости, разве нет? И, объединив мощь их загадочных орудий, он уничтожил солнце. Мы уверены, что крепость только одна?

— Можно мне?

— Слово предоставляется инквизитору Талии Даверне из Ордо Еретикус, старшему делегату от Инквизиции при Вратах Кадии.

— Маловероятно, что у него их больше одной. — Даверна была рослой женщиной с мощными руками и широкими мускулистыми плечами. Плечами, на вульгарном сленге кадийских казарм, созданными таскать броник. Рождённая в касре Дерт, Талия носила офицерскую шинель, тем самым подчёркивая, что, несмотря на розетту, она оставалась одной из них.

Келл находил её одновременно пугающей и чудовищно привлекательной.

— Разоритель сбежал от Готического боевого флота лишь с двумя активированными Чернокаменными Крепостями, — продолжила инквизитор. — Третью отбила абордажная партия флота. Допросы пленников — наряду с удалённым обзором и Императорским таро, — указывают на то, что позднее ещё одну он передал Красным Корсарам. Возможно, своего рода плата за услуги. По нашим предположениям, он обладает всего одной.

— Вера да оградит нас.

— Слово предоставляется почтенному маршалу Марию Амальриху из Чёрных Храмовников, предводителю Решающего крестового похода.

Из всех транслюдей, сидевших за полукруглым столом, Амальрих казался Келлу самым устрашающим. Бледнокожий и громадный в чёрном керамитовом облачении, с несколькими тонкими шрамами вокруг глазниц, из которых вынули глаза и заменили высококачественной аугментикой, горевшей ярким янтарным светом.

А ещё он был единственным представителем в зале, что не расстался с оружием — его болт-пистолет и силовой меч остались прикреплённым к латам увесистыми цепями. Позади него стоял знаменосец, неподвижный как статуя.

— К счастью, кроме веры у нас есть ещё технологии, — ответил Крид. — Магос Кларн, можете рассказать о нашем средстве противодействия.

— Слово предоставляется магосу Кларну.

— С самой Готической войны мои предшественники из Механикус понимали, что Чернокаменные Крепости и их уникальное, основанное на энергии варпа вооружение представляет угрозу для Врат Кадии. В последующее тысячелетие мы привлекли значительные ресурсы на создание системы, которая использует естественную защиту Кадии для рассеивания варп-луча.

— Вы говорите о пилонах, магос?

— Подтверждаю, лорд-кастелян, — с поклоном ответил Кларн. — Неважно, являются они причудой геологических процессов или же наследием Тёмной эпохи технологий, эти пилоны, как считается, оказывают на варп определённый стабилизирующий эффект. Наш расчёт строится на том, чтобы обратить это пассивное свойство в элемент активной обороны. Мы сможем защитить Краф, и, возможно, окружающие его равнины.

— Что Разоритель может сделать целью для варп-луча? — спросил Кровавый Рёв.

— Он будет бить по касрам, — будничным, не терпящим возражений тоном произнёс Крид. — Города-крепости всегда служили ключевым звеном обороны Кадии. Мы потратили тысячелетия на укрепление позиций и обучение их защите. Уничтожь касры, и мы станем армией без баз, логистических центров, штабов. Но Краф, в отличие от прочих, имеет нуль-устройство. Вот почему я выбрал его в качестве точки сбора. И вот что я хочу попросить у всех вас — собраться тут. Присоединитесь к отходу, и займите места на стенах касра Краф.

Повисла тишина, пока все переваривали сказанное.

— Неприемлемо, — сказала наконец Элеанор.

— Почему?

— Наш долг — охранять храм святой Моррикан. Мне что же, перебросить силы в каср Краф и оттуда смотреть, как оскверняют наш драгоценный храм?

Келл наклонился к Криду и шёпотом напомнил ему о пустующем кресле.

— Тогда что насчёт вашей сестры? — продолжил лорд-кастелян. — Она возглавляет мобильные силы, вы — оборонительные.

Губы Элеанор сложились в тонкую чёрточку.

— Я уполномочена говорить за нас двоих.

— По крайней мере, Святые Сёстры хотя бы снизошли до того, чтобы вообще прийти, — резко бросил Кровавый Рёв.

Келл решил не напоминать о протоколе. Вместо этого он перевёл взгляд на место, зарезервированное для магистра Корахаила из Тёмных Ангелов.

Шлем воителя мерцал и шёл рябью. Нечёткая голокартинка его головы и груди проецировались из устройства-подставки, что придавало ему схожесть с героическими постаментами, украшавшими учреждения Администратума.

Это упрёк, Волк? — отозвался магистр. Его голос звучал глухо, частично из-за помех на канале, и частично потому, что он не стал снимать шлем. — Мы по-прежнему на борту «Меча непокорности». Командиру не пристало оставлять свой корабль в подобном состоянии. Угроза вражеских диверсий никуда не делась, и мы прилагаем все усилия, чтобы подготовить орудия для обороны воздушного пространства. Привести потрёпанный ударный крейсер в рабочее состояние — задача не из лёгких.

— Мы ценим ваши усилия, — вставил Крид, попытавшись разрядить обстановку. — Но нужен ли вам весь личный состав? Никого нельзя выделить для защиты стен Крафа?

Выделить? — осклабился Корахаил. — Нет, выделить мне некого. И я был бы благодарен, если бы вы не говорили о нас как о пулях в коробке. Не вам нами распоряжаться, Урсаркар Крид.

Джарран заметил, как поджалась челюсть Крида. Вспомнил последний медицинский осмотр, и как оральный хирургеон посоветовал ему меньше скрежетать зубами.

— Прошу прощения, магистр Корахаил. Я вовсе не хотел вас обидеть, а напротив — защитить. Чтобы удержать стены, нам нужны подкрепления. У меня есть Милитарум, есть приданные скитарии, и есть группа Адептус Астартес из разных капитулов — сводный отряд из уцелевших и раненых воинов, поклявшихся нести службу на стене.

— И мы будем драться до конца, — сказал бледный астартес в чёрном как ночь керамите.

— Слово предоставляется лейтенанту Одрику А’шару из Гвардии Ворона, избранному командиру роты братьев.

А’шар пожал плечами, и на его светлом, апатичном лице заиграла слабая улыбка.

— Я закончил. Это всё, что я хотел сказать.

— Мы глубоко это ценим, лейтенант. — Крид кивнул. — Они нужны отчаянно. Да, у меня есть силы, но какие это силы? Разоритель ударит по нам всей мощью Чёрного Легиона. Это означает предавших астартес, странные машины, может даже чудищ варпа. Для противодействия им нам требуется выносливая пехота в силовом облачении — то есть Адепта Сороритас и почтенные Астартес. Подразделения, которые не устают. Итак, кто из вас поможет мне? Кто защитит Краф?

Молчание.

— Пойдём по кругу? — предложил Крид. — Канонисса Элеанор?

— Слово предо…

Крид жестом потребовал тишины, и Келл выключил микрофон.

Элеанор поёрзала, и подняла руку, хотя совещание уже утратило прежний официоз.

— Мы поклялись защищать храм. Простая военная необходимость не изменит сей священный долг.

— Хорошо, — ответил Крид. — Магистр Корахаил? Вы поведёте Тёмных Ангелов сражаться на стенах Крафа?

Голопроекция пошла помехами, прежде чем сфокусироваться снова.

— «Меч непокорности» слишком ценный корабль, чтобы его бросать. Вы увидите стратегическую мудрость такого решения, когда мы вернём его орудия в строй и откроем огонь.

— Вы будете уязвимы для варп-пушки, — возразил Крид. Келл заметил, как на загривке командира поблескивает пот. — Вы и канонисса Элеанор окажетесь как на ладони, возможно, за пределами действия любого нуль-поля, которые мы поднимем. Беззащитны перед орбитальной бомбардировкой.

Я выбрал своё поле боя, — сказал Корахаил. — Как вы выбрали своим Краф. «Меч непокорности» стоит того, чтобы его защищать, и мы не дадим Крафу попасть в полное окружение.

— И сможете прятать свои ценные секреты дальше, — прорычал Кровавый Рёв. — Разве нет, Корахаил?

— Мой волчий лорд Кровавый Рёв, — сказал Крид, поворачиваясь к воителю, — ваши Ревущие Огнём наверняка помогут нам? Или Железные Волки вашего брата, волчьего лорда Хайфелла?

— Волки Фенриса всегда откликаются на зов, лорд-кастелян. — Кровавый Рёв откинулся на спинку кресла. — Но Железные Волки не воюют пешими. Они подобны бродячей стае, и стена — место совсем не для них. Прежде чем я явился сюда, ярл Хайфелл поведал мне, что планирует водрузить знамя на руинах касра Ярк и отбивать вражеские высадки подобно ледяному вирму — выползая и нанося удары из пещеры. Это не даст Архиврагу собрать силы на севере. Если вам нужна бронетехника, чем плохи рыцари дома Рейвен?

— Баронесса уже выступила на восток, чтобы дать бой Легио Вулканум, — отозвался Кларн. — Титаны-еретехи Вулканума приближаются к касру Краф с того направления, и если их не остановить, они будут здесь за считаные дни. Пока наши собственные титаны действуют на Кадии-Примус, и перебросить их оттуда невозможно, дом Рейвен — наш единственный вариант. На стене они служить не могут.

— Я встану на стене и буду её держать, — оборвал их маршал Амальрих. — Велю своим крестоносцам рассеяться среди людей. Мы видели на картах внешнее оборонительное сооружение, названное Валом Мучеников, всё верно?

— Да, — ответил Крид. — В южном секторе.

— Оно будет за нами.

— Отлично, это уже начало, — произнёс лорд-кастелян. — Итак, у нас есть А'шар и его рота на западной стене, Решающий крестовый поход на южной — волчий лорд Кровавый Рёв, вы сказали только за лорда Хайфелла, а вы сами окажете мне честь занять северную?

— Полагаю что нет. — Кровавый Рёв лукаво улыбнулся, сверкнув острыми клыками. — Думаю, я сделаю кое-что другое.

— И что именно?

Келл уловил в голосе Крида напряжение. Представил, каких, должно быть, усилий стоило его командиру держать себя в руках.

— Думаю, я решу все наши проблемы. Я атакую «Волю вечности», убью Абаддона, и сделаю из его толстого черепа оселок для своего топора.

В комнате воцарилась тишина.

— Это была шутка, волчий лорд? — спросил Крид.

— Нет, не была, — возразил Кровавый Рёв. — Не шутка. Ничуть. «Клык Огненной Гривы» сейчас единственный военный корабль на орбите Кадии, раз Флот, — Космический Волк помахал пальцами, — ушёл. Гоняясь за «Мстительным духом». И пока не вернулся. Мы взойдём на «Клык Огненной Гривы», прорвёмся через вражеский флот и подлетим к чёрной крепости.

Он продемонстрировал свой план жестами, сложив ладонями «Т».

— Выпустим… как это на готическом…? — он замолчал, спросил что-то на фенрисском у стоявшего за спиной Волка, затем выслушал ответ и кивнул. — Точно, абордажные корабли. Мы воспользуемся штурмовыми кораблями, ворвёмся в крепость и уничтожим её изнутри прежде, чем она достигнет Кадии. Как на Надежде Святой Иосманы.

— Рисковая затея, — предупредил Крид. — Отчаянная. Вы правы, операция на Иосмане увенчалась успехом — но Чернокаменная Крепость совсем не тюремная планета. Мы не знаем ни её схемы, ни места, где можно устроить катастрофическую диверсию, вроде плазменной решётки Иосманы. Это значит, что ваши Ревущие Огнём могут погибнуть зря. И я сомневаюсь, что их хватит — у вас осталось только пятьдесят восемь воинов, да?

— Вот почему мне потребуются дополнительные силы. Возможно, бойцы лейтенанта А’шара? Немного кадийцев?

— Силы лейтенанта А’шара уже имеют задачу на западной стене…

— Мне придётся поднять этот вопрос перед братством, — указал А‘шар. — Я не их командир как таковой. Я веду их в бой, но я не вправе говорить им, где погибать. Наш уговор был не таким. Многие из них потеряли братьев в первой атаке, и, скорее всего, обрадуются возможности отплатить Архиврагу. По крайней мере, я должен рассказать им о таком варианте.

— Раз Адептус Астартес участвуют, — прожужжал магос Кларн, — Механикус также не останется в стороне. Я передам полную манипулу скитариев. Без них вы не сможете понять технических аспектов крепости, и как лучше всего вывести её из строя.

— И что насчёт кадийцев? — спросил Свен. — Скольких готовы дать вы, Крид?

Джарран понял, с какой дилеммой столкнулся его командир.

С одной стороны, это была авантюра. Авантюры редко оправдывали себя. Рискованная затея с небольшими шансами на успех, которая к тому же будет стоить людей и ресурсов. Особенно остро скажется потеря астартес.

И всё же…

Это даст людям надежду. А после того, как заревели сирены, её нехватка ощущалась остро как никогда. Новости о поражённом радиацией корабле и уничтоженном флоте быстро просочились наружу. Страх густой пеленой висел на каждой улице и в кают-компании. Келл подозревал, что Крид мог переоценивать роль нуль-устройства в качестве надёжного средства защиты. Но если ударная группировка справится…

— У вас есть моя поддержка, — заявил Крид. — И оставшиеся силы Тринадцатого кадийского полка. Ступайте. Ворвитесь в крепость еретиков с мечами наголо и сокрушите её. Пусть её разрушенное ядро захлестнёт пустота. Да придаст вам Император скорости. Объявляю совещание закрытым.

На этих словах младшие офицеры и субальтерны взорвались хором радостных возгласов и аплодисментов. По выстроенным полукругом столам застучали кулаки, и громче всех — силовые латницы астартес, напоминая барабанную дробь.

Крид поднялся и с показной солдатской удалью поправил мундир.

Обернувшись, он шепнул Келлу:

— Я планировал разжиться их войсками, а в итоге сукины дети забрали мои.


В одиннадцать часов утра в резервные казармы ворвались сержанты, криками сгоняя с коек отдыхавших солдат 13-го пехотно-штурмового полка.

В тот момент капрал Эвра Сарк начала догадываться, что намечается нечто крупное.

Никто не мешкал. Сарк была ветераном, и, как остальные бойцы отделения Зета, с детства умела вскакивать по тревоге.

Они быстро надели обмундирование, поцеловали жетоны-аквилы, выстроились вдоль кроватей, после чего потрусили на главный проход ангара, что служил им расположением. В конце взлётки четвёрка офицеров оружейной уже отперли шкафчики, и, поочередно хватая лазвинтовки кантраэльской модели из пронумерованных слотов в камерах отделений, передавали бойцам, что отзывались на соответствующие номера.

— Зета, Семь.

Боец подхватил брошенную винтовку.

— Зета, Один. — Цепной меч на миг взревел, прежде чем оказаться у владельца.

— Зета, Два.

Огнемёт с баком перекочевал в ждущие руки рядового Веммиса.

Сарк отозвалась на Зета-Девять, и, поймав свою винтовку, закинула ремень на плечо и побежала на скалобетонный плац.

Снаружи царил организованный хаос сборов. Бойцы, покидающие строй, чтобы взять боеприпасы из вскрытых ящиков. Пустые картонные коробки из-под лазбатарей и пуль, гонимые ветром по площадке.

— Гранаты! — орал капрал-интендант. — По две! Их мало! Не забываем делиться, товарищи! Ранцевые заряды только для специалистов-сапёров и подрывников!

— Бойцы отделений Три, Шесть, Девять! — взревел другой снабженец, сержант, с бионическим глазом и ногой. У его стола рядовые неохотно опускали лазвинтовки в ящики с войлочной подкладкой.

Сарк была Зета-Девять, поэтому, толкаясь, направилась к нему.

— Складывайте лазвинтовки сюда. На это задание вы отправитесь с дробовиками. Ближний бой — работа для мясников; работа для солдат. Бойцы Три, Шесть, Девять получают один дробовик, две коробки с патронами и патронташ!

Сарк положила свою любимую винтовку внутрь, перебросила патронташ через плечо и принялась заряжать его. Она как раз вставляла в плотный вязаный кармашек на ленте третий патрон, как тот вдруг смялся. Сарк показала его сержанту.

— Патроны эти дерьмо. Дешёвки с бумажным корпусом. А нету пластековых?

— Минуторум прислал, что прислал, убийца, — ответил сержант, и по извиняющимся ноткам в его голосе Сарк поняла, что он заметил стальную пластину, заменявшую ей теперь левую щёку. — Давай забирай и иди строиться. Закончишь заряжать уже в транспорте.

— Прометий? — спросил Веммис, закинув громоздкие топливные баки лишь через одно плечо.

— После погрузки, сынок, — ответил сержант. — Через час ты поднимешься на корабль, там и получишь топливо, вот всё, что я знаю.

Сарк ругнулась и засунула полупустую коробку с патронами в вещмешок, после чего побежала к своему отделению. «Химеры» уже подъезжали к строящимся бойцам, откидывая задние трапы, которые зависали в шести дюймах над скалобетонным плацем, так, чтобы двигаться дальше, пока ударники забирались на борт.

Она подоспела как раз вовремя, чтобы, неспешно труся, заскочить внутрь, обернуться и протянуть руку Веммису с тяжёлым огнемётом.

Тот благодарно кивнул, но ничего не сказал, пока они вместе со всей экипировкой не плюхнулись в откидные кресла.

— Эй. — Веммис кивнул подбородком на дробовик. — И где это нам может понадобиться?

— Орбитальная оборонительная платформа? — предположила Сарк.

Лишь спустя сорок пять минут, когда аппарель опустилась снова, они поняли, что намечается нечто экстраординарное.

Рычание колонны бронетехники заглушало гомон толпы, но теперь он разом ворвался в десантное отделение вместе со снегопадом из лепестков роз и бумажных серпантинов.

Сарк недоумённо вскинула бровь, взглянула на Веммиса.

Тот пожал плечами.

Когда они вышли из «Химеры», два сервочерепа залили их светом прожекторов, между тем как третий — устройство для съёмки пропагандистского видео с пиктерными линзами в глазницах, — направил на них камеру. Солдаты из всех присутствующих на Кадии полков кричали и аплодировали, звуки отдельных голосов и хлопков в ладоши сливались в сплошной неутихающий гам.

Они оказались на парадном плацу, в самом конце которого уже ждало три толстобрюхих транспортника.

На знамени, реявшем над забитой востроянцами трибуной, читалось «СОРВИТЕ ЕЁ С НЕБЕС». Военный оркестр мордианцев играл чудную мелодию, состоявшую из отрывков древнего гимна «Смерть — моё орудие», «Гласи Трон» и «Цветок Кадии».

Какой-то талларнец вытянул руку из-за верёвочного ограждения и передал Сарк небольшую бутылочку чистого как слеза алкоголя, и она мимолётно удивилась тому, что здесь вообще забыли пустынные налётчики.

— Фрекк меня дери, — сказал Веммис. — Тут фрекковы астартес.

Сарк оглянулась и заметила роту воинов в пёстром боевом облачении, поднимающихся по трапу транспортника справа. Затем кинула взгляд на корабль слева, и увидела адептов-солдат Машинного бога, шагающих внутрь непонятными геометрическими порядками.

— Глянь туда, — сказала она, пихнув его локтем.

Веммис не пошевелился. Он не сводил глаз с балкона на срединном ярусе шпиля.

— Это он, — прошептал огнемётчик.

— Кто?

Он.

Сарк вытянула шею, пытаясь понять, о чём тот толкует — и различила квадратную голову с убелёнными сединой волосами. Накинутое на плечи широкое пальто. А рядом с ним высокого мужчину, держащего штандарт Восьмого кадийского.

— Вот пекло, — сказала она с почтением и страхом в голосе. Сарк поцеловала пальцы и коснулась изображения святого Гершталя на тыльной части каски, дабы тот прикрывал ей спину. — Кажется, мы летим на Чернокаменную Крепость.


— Почему Тринадцатый? — поинтересовался Келл. — Чем они заслужили эту… честь?

Они не волновались насчёт того, что их разговор могли подслушать. Микрофон перед ними был пока выключен, а после убийства губернатора Порелски на Тайрокских полях даже субальтернов не подпускали близко к сцене. В воздухе вокруг них шипело трёхслойное конверсионное поле, группы снайперов залегли на каждой крыше вокруг центрального парадного плаца Крафа, а в затенённых нишах балкона укрывалось полдюжины огневых групп касркинов — вне поля зрения, но готовых вмешаться в любой момент.

— Их численность упала до шестидесяти двух от начальной, — краем рта пробормотал Крид. Он напутственно поднял руку, когда вокруг них покружил пропагандистский херувим, снимая жест для следующей передачи. — Обычно после такой трёпки войска нуждаются в ротации — и они на самом пороге боевой эффективности. Скорее всего, мы не вернули бы их в строй, если бы положение не стало действительно критическим.

— Другими словами, мы можем позволить себе их потерять.

— Мы не можем позволить себе терять никого, Джарран.

— Вы знаете, что план может сработать. — Ветер ослаб, и Келл махнул знаменем Восьмого, чтобы не дать ему повиснуть. — Мы можем верить.

— Верить. Все хотят, чтобы я верил. Верховное командование хочет, чтобы я верил в структуру. Церковь хочет, чтобы я верил в Императора. Кларн хочет, чтобы я верил в чёртового Омниссию, а теперь ты хочешь, чтобы я верил во что? В удачный бросок кубов Ангелов Императора?

— Тогда к чему это представление, если они не вернутся?

— К тому, что утренний совет закончился неудачей. Тотальной неудачей. У меня нет армии для защиты Кадии, а есть полдесятка разрозненных группировок, преследующих собственные интересы. Но, может, если мы сделаем это, — он обвёл рукой толпу, — они научатся работать сообща. Потеря Тринадцатого, да даже астартес, не станет напрасной, если до них дойдёт символизм.

— А если нет?

Крид поправил отвороты шинели. Натянул красную ленту на груди, чтобы та легла плотнее.

— Если нет, мы трупы. И меня навсегда запомнят как человека, потерявшего Кадию.

Пять минут спустя Крид выступил с речью.

Два часа спустя погрузка закончилась, провосты расчистили посадочные платформы, и транспорты отбыли к «Клыку Огненной Гривы».

К тому времени как опустились сумерки, бирюзовые огненные круги от корабельных двигателей в ночном небе уже стали тускнеть.

Меркнуть на фоне нечестивого пятна Ока Ужаса.


Глава седьмая

Я вкусила твой зов , — произнёс голос. — Уркантос, ты утолил мою жажду. Зачем ты меня призвал?

Уркантос извлёк увенчанную лезвиями латницу из груди флотского пустотника, чьи рёбра с влажным хрустом разошлись, когда он вытянул наружу сжатое в кулаке сердце. Оно по-прежнему билось, словно зверёк, пытающийся выбраться из его хватки.

Уркантос оторвал его, после чего швырнул труп на кучу перед собой. Та уже достигала ему груди. Подношение, дабы вызвать демона.

Кхорнат ощутил, как она вошла в него. Как её вёрткая горячая сущность проскользнула через затылок. Чувство, с которым он так и не смог свыкнуться.

Он бросил сердце в контейнер к остальным, где, стимулируемые разрядами дуговых катушек, они работали дальше, продолжая пульсировать и сокращаться. Он знал, что до завершения ритуала с демоном лучше не заговаривать — иначе тот мог взять больше, чем Уркантос был готов отдать.

Когда он заключил с ней соглашение, та пожелала его душу. Когда воитель отказал ей, возжелала его тело. Но он не был второрожденным, чтобы становиться пристанищем для чуждого демона. Для этого Уркантос были слишком хитрым — он хотел не превратиться в сосуд для нерождённого, а вознестись в демоничество самому.

Однако дать что-нибудь всё равно требовалось. Нечто, ему близкое. Нечто, пусть и не являвшееся его частью, неразрывно с ним связанное.

— Артезия Кровавый Рот, — изрёк Уркантос. И имя принесло с собой привкус железа. — Предстоит работа. Нас ждёт Кадия.

Уркантос взял себя в руки, прежде чем повернуться. Даже спустя десятилетие подобное казалось ему неправильным.

Свет от натриевых ламп отбрасывал на переборку его резкую тень, чёткую и тёмную. Идеальный силуэт.

Если не считать рта.

На его месте зиял широкий разрез, из которого засочились струйки крови, а затем раздалось:

Кадия. Мы слышали. Желание Абаддона наконец-то сбудется.

Голос очаровывал и отталкивал в равной мере. Он был женским, или, по крайней мере, казался таковым, хотя Уркантос был слишком умным, чтобы верить в истинность принятой демоном личины. Разодранные губы, напоминавшие края рваной раны, сжались, словно посылая ему воздушный поцелуй.

— Как и твоё желание, твоё красное желание.

Окровавленный рот растянулся в улыбке так широко, что достиг тёмных границ шлема. На палубу закапало ещё больше багрянца.

Истинные боги этого не допустят. Как носитель Метки, Абаддон стоит в центре Великой Игры. Каждый бог желает завладеть им, но также не может допустить, чтобы он достался другим. Никто не хочет, чтобы он победил без их помощи, а он отказывается присягать кому-либо из них.

— Магистр войны планирует воспользоваться крепостью, чтобы разрушить Кадию, лишив богов победы. Но если Кхорн добудет Кадию для Чёрного Легиона, Абаддон окажется перед ним в долгу. Это поколеблет чаши весов Великой Игры. Это наш наилучший шанс. Но мне нужно больше силы. Намного, намного больше силы.

Отдай мне своё тело. Пожертвуй больше, чем эту тонкую тень, и я исполню все твои желания. Если мы соединимся, я сделаю так, чтобы кровь стала для тебя как вино. Твои уста будут отличать кадийскую кровь от вальхалльской по букету её ароматов.

— Говоришь так, будто я приспешник Слаанеш, раб своих чувств. — Уркантос отвернулся, захлюпав сабатонами полуорганической брони по лужам крови, которая уже сворачивалась и становилась вязкой. После смерти последней жертвы он снова начал чувствовать, как Гвозди вгрызаются в мозг, словно острые винты, прокручивающиеся у него за глазами. — Кровь есть кровь. И Кхорну всё равно, откуда она течёт.

Ошибаешься, мой повелитель, не вся кровь равна. Освящённая кровь — вот что Кхорн любит превыше всего. Если впустишь меня в свой рот, нос, уши, я покажу тебе…

— Хватит! Ты подначиваешь меня. Продолжишь, и будешь изгнана.

Я столько могу тебе предложить…

— Давай обсудим то, что могу предложить тебе я, Кровавый Рот. Ты — лишь алчная тень, искушённая и скованная, и таковой останешься.

Пойманный демон утробно рыкнул. Из красного разреза показались заостренные зубы, как у глубоководной рыбины.

— Но чем больше человек, тем большая у него тень.

Он отступил от стены, подавшись ближе к огням за спиной, отчего его силуэт стал размером с дредноут.

Уркантос ощутил, как расправился её дух, блаженствуя среди выросшей лакуны мрака.

— Ты предпочтёшь быть тенью военачальника, — он помолчал, — или князя демонов?

Смех её походил на хрип испускающего дух человека.

Что будем делать? Ты уже привлёк внимание Кхорна.

— Чтобы завоевать Кадию, я не могу быть простым смертным — скажи это остальным теням. Затяни песнь багрового хора, когда я буду убивать кадийцев. Позови кровопускателей на пир, и обрати на нас взор своего повелителя. Дай ему знать, что если он ниспошлёт мне сил, я вручу ему Чёрный Легион.

Чтобы возвысить тебя, потребуются большие жертвы, Уркантос. И Кхорн не обрадуется, если это… ноктилитовое чудище сделает красную работу вместо тебя.

— В таком случае — произнёс Уркантос, — убедимся, что этого не случится.


Она гудела, вибрировала, пела. Да, именно это делала крепость. Пела.

Моркат ощущала её самими заключёнными в чернокамень костями. Когда до Кадии оставался день пути, орудия начали пробуждаться. Таинственные энергии в недрах крепости входили в резонанс. Не в участках, что она укротила для магистра войны — обитаемой секции, укрытой плотью и наростами-опухолями. Нет, там сознание крепости было сонным, словно одурманенным. Резонанс исходил из глубин необузданной твердыни, где древние коридоры скручивались и собирались заново подобно клубку дремлющих змей. Где Моркат могла прижаться рукой к стене и почувствовать пульсирующее внутри сознание, которое на самом деле им не являлось.

Он исходил из тех частей крепости, на попытки понять которые она потратила всю свою неестественно затянувшуюся жизнь. Ради магистра войны, ради отца.

Сейчас все собрались в совещательном зале, отдавая финальную дань уважения своему господину, наполняя неподвижный воздух зримыми мыслями.

Корда, чьи каллиграфические замыслы сегодня ложились плотными от напряжения строчками. Скайрак, окружённый смрадным психическим облаком. Кром Гат, шестерни которого непрерывно крутились, словно катушки ленты, раз за разом проматывая в голове аргументы в пользу того, чтобы штурм Кадии возглавил он. Уркантос, мысли коего сегодня казались другими, будто среди алеющих разводов крови извивались и расплывались чернильные кляксы.

Отсутствовал только Зарафистон — наверное, занимался изысканиями или общением с варпом.

— Через день мы подойдём к Кадии, — пророкотал магистр войны. — И тогда начнётся первый этап. Все вы следовали по моим пятам будто гончие, выспрашивая о своих задачах, и сейчас вы их узнаете.

Ментальная кисть Корды застыла, шестерни в сознании Крома Гата перестали крутиться. Облако тревоги вокруг Скайрака сгустилось, отчего тот стал почти неразличимым для Дравуры.

— Уркантос, — продолжил магистр. — Я освобождаю тебя от командования флотом.

— Но, магистр войны…

— Руководить Чёрным Флотом буду я. Ты двинешься вперёд с демифлотом и атакуешь платформы орбитальной обороны над Кадией. Я не хочу, чтобы станцию повредили, пока она готовится к обстрелу.

Тёмные чернила в его мыслях стали разрастаться. Ему не понравилась задача, поняла Моркат, хотя никто от него этого и не ожидал.

— Будет исполнено, магистр войны.

— Корда. — Абаддон повернул голову лишь на самую малость, упёршись в слаанешита взглядом. — Ты…

Моркат знала, что магистр намеревался сказать дальше. Она видела, как формируются слова в его упорядоченном разуме. Он поручит Девраму Корде окружить беспомощных врагов, как только города-крепости будут разрушены, Скайраку — напустить на рассеянных защитников хвори, и — что самое важное — прикажет Крому Гату воспользоваться энергиями варпа для разрушения пилонов.

Но договорить он не успел.

Чернокаменные двери распахнулись настежь от психического заряда, ударившего в них с силой бурана, отчего те хлопнулись о стены. В зал торопливо вошёл Зарафистон, окружённый вихрящимися ветрами варпа. Дравура успела мельком заметить его сознание — часовой механизм из рун и сигилов, пребывавший в постоянном движении. Глаза чернокнижника под глубоким капюшоном горели ведьмовским светом.

— Они приближаются, — сказал он множеством голосов. — Боевая баржа, идущая прямо к «Воле вечности». Эскортники двинулись наперерез, но она направила всю энергию на пустотные поля и двигатели.

— Расчётное время перехвата? — тут же спросил магистр войны.

— Сорок минут. Я вижу на борту души. Воины. От них разит страхом и яростью. На носу фенрисские руны.

— Магистр войны, — встрял Уркантос. — Дайте мне с ними сразиться. Они попытаются взять нас на абордаж. Их штурмовые партии могут встретить мои Гончие.

— Нет.

— Тогда что мы будем делать?

— Ты не будешь делать ничего, — прорычал Абаддон. — Кроме того, что я приказал.

— А Волки? — спросил Зарафистон.

Мгновение магистр войны хранил молчание. Моркат заволновалась, что совёт мог счесть это за проявление нерешительности, но, взглянув на кружащие вокруг его головы мысли, она поняла, что отец проводил расчёты.

— В прошлом я был Волком, — наконец сказал он. — И знаю, как заставить их взвыть.


— Штурмовые катера! Десять минут! — взревел Космический Волк, шагая сквозь ряды толпящихся на ангарной палубе солдат. — Десять минут, воины Кадии!

— Трон, ну и громкий, — покачав головой, шепнул Веммис, и подтянул ремешки каски.

Сарк поняла, о чём он. Несмотря на защитные затычки, голос астартес звучал почти до боли мощно.

Они готовили снаряжение, рассовывая запасные батареи и проверяя фонарики. Поправляя отливающие золотом очки на касках — предназначенные не допускать ослепления ярким светом в космическом вакууме.

В глубине ангара машинные жрецы распевали бинарные гимны перед отрядом скитариев, извергая из трубок на спине зловонные выбросы-курения.

Космодесантники стояли группками по всему отсеку, проводя собственные предбоевые ритуалы. Идея заключалась в том, что если полубоги рассядутся по десяти штурмовым катерам, а не полетят в одном, то не погибнут в полном составе от одного меткого выстрела.

Палуба под ними содрогнулась. Сначала едва заметно, а затем с такой силой, что у них цокнули зубы.

Сарк выпустила патрон, который как раз пыталась затолкать в приёмник дробовика.

— Чёртова штука. Почему мне не дали взять фреккову винтовку?

— Это абордаж, драться придётся вблизи, — пояснил Веммис. — Спроси вон у гранатомётчиков, им вообще разрешили взять к установкам только флешетты.

Палубу тряхнуло так резко, что Сарк вцепилась в рукав товарища, чтобы устоять.

— В нас что, попали? — спросила она. Прежде Сарк не доводилось участвовать в пустотной войне, и чувство клаустрофобии ей совсем не понравилось. — По нам стреляют?

Веммис покачал головой. До перевода в 13-й он отслужил два года в боевом флоте Кадии.

— Нет, это мы стреляем. Громкий бах, как столкновение двух машин? Это бортовой залп. Низкий рокот, который затем набирает мощность — батарея плазменных проекторов.

— А если попадают в нас?

— Сама поймёшь.

Пол подскочил со звуком, напоминающим удар кувалдой по броне танка, отчего у Сарк подкосились колени, а Веммис плашмя рухнул на палубу.

Основное освещение погасло, сменившись красным аварийным. Сарк со своим отрядом поднялись на ноги, ничего не видя в противобликовых очках и слабом свете.

— Вот это было попадание, — указал Веммис. Он протянул руку, и Сарк помогла ему встать, попутно поразившись тяжести желатинного прометия в баках.

— Всем подняться! — крикнул сержант Квек. — Отделение Зета! Построиться и приготовиться к погрузке. Не заряжать оружие, пока не окажетесь в катере. Это касается тебя, Сарк.

Она прекратила заряжать дробовик — от пары загнанных патронов беды не случится, — и поплелась на своё место. Она опустила руку на плечо Веммиса и взяла в жменю его форменную куртку. Почувствовала, как стоящий сзади человек схватился за неё.

В плафонах на люке переборки завращались жёлтые лампы, озаряя лица людей янтарными сполохами. Завыли сирены.

Она поцеловала пальцы и прижала их к образку святого Гершталя.

— Надеть ребризеры!

Сарк взяла болтавшуюся на шее маску и закрепила на рту. Запустила её нажатием и ощутила, как та присосалась к лицу, сцепившись с каской и очками. Сарк натужно сделала первый вдох, ощутив руббариновый привкус отфильтрованного воздуха.

— Вы чёртовы везунчики, — сказал Квек по комм-каналу отделения. — Вы — чуть ли не единственные живые кадийцы, что летали в бой на боевой барже астартес.

Люки в переборке впереди опустились внутрь пола, и от перепада давления в солдат дохнуло клубящееся облако тумана, когда воздух из тёплого ангара встретился с холодом взлётной палубы, расположенной вплотную к космической пустоте.

В их отсеке располагались два штурмовых катера «Акула» и таран «Цест». Увидев заостренные, напоминавшие кинжалы корабли, Сарк ощутила укол страха, поняв, что их тонкая обшивка будет единственным, отделяющим её от ледяной бездны.

Ещё один толчок, от которого она стукнулась каской о баки Веммиса. Сарк услышала в воксе бормотание, и догадалась, что кто-то забыл убавить звук и сейчас молился.

Император Человечества, блюститель праведности,

Чьим силам не может противиться никто,

Спаси и сохрани нас…

Она уже собиралась присоединиться к молитве, когда из громкоговорителей раздался голос, грохотом покатившийся по громадному ангару над толпами гвардейцев, скитариев и полубогов-космодесантников.

Ангелы Императора, солдаты Кадии и служители Машинного бога, услышьте меня! Я — ярл Свен Кровавый Рёв, из Ревущих Огнём.

Тут и там донёсся протяжный вой, которым Космические Волки выразили свою готовность драться.

Сегодня, мои воины, мы плывём в сами предания. Нас поглотит жуткий зверь, и мы прорубим путь в его нутро. Деяние это столь доблестное, что о нём сложат саги. О нём станут рассказывать у костров.

Его слова встретили радостными возгласами. Они начали продвигаться к катерам. Сарк оглянулась и увидела Кровавого Рёва — она решила, что это Кровавый Рёв, — стоящего на горе муниторумных контейнеров с вокс-установкой в руке, так, чтобы толпа могла его видеть.

Через пару минут, братья, мы…

— Ах, Трон! — ругнулся Веммис.

— Что-то не так? — спросил Квек.

— Зубы ноют. И пазухи…

Сарк вдруг ощутила то же самое. Коренные зубы, которые ей запломбировали в прошлом году, вдруг заболели, так, словно их снова начали разбуривать. Неимоверное давление в голове.

Под подбородком, чуть ниже маски ребризера, что-то застучало, и она попыталась отмахнуться от предмета свободной рукой.

Тогда Сарк поняла, что это её собственные жетоны, поплывшие в воздухе.

Разве на взлётной палубе была пониженная гравитация?

В отличие от всех прошлых деяний, — продолжал Кровавый Рёв, — сейчас мы служим вместе, боремся вместе…

Его голос утонул в шипении помех. Половина громкославителей взорвалась с одновременным грохотом, подобным синхронному удару в сотню барабанов.

— Веммис, так и должно быть?

Боль в пальце. Она отпустила куртку Веммиса. Увидела искру статики, проскочившую между тканью и ладонью.

— Наверху, — отозвался Квек. — Облака.

Сарк заметила, что Кровавый Рёв смотрит на свод ангара, прежде чем взглянула туда сама и недоумённо уставилась на сгущающиеся там тени.

Это была грозовая туча, ярящаяся и неуклонно растущая. Каждое её щупальце закручивалось спиралью, собираясь в подобие урагана, который то и дело прошивали дуги фиолетовых молний.

Затем со вспышкой, что наверняка ослепила бы Сарк, не будь она в очках, на палубу обрушился столб электрического огня. Он сжёг солдат в месте попадания, а плотные ряды штурмовиков вокруг него захлестнул цепными разрядами извивающихся варповых молний.

По всему ангару из уцелевших громкославителей взвыл хор проклятых, голоса созданий, что когтями раздирали обшивку и давили на поля Геллера кораблей, когда те пересекали эмпиреи.

Но ещё более страшным оказалось существо, что вышло из шквала электрического варп-пламени — нет, создалось из электричества, а затем появилось среди них уже в чёрном доспехе, на котором ещё горело коронное пламя, и с массивной латницей, тут же накрывшей людей потоком пылающих снарядов.

Сарк увидела силовые когти, вдвое длиннее людских плеч. Меч размером с автопушку. Лицо, скалившееся в кошмарах каждого кадийского ребёнка.

Они должны были напасать на Разорителя.

А вместо этого Разоритель пришёл к ним.


Свен Кровавый Рёв стоял на горе контейнеров из-под боеприпасов, на которую он взобрался, дабы обратиться к братьям по мечу. Благороден был он ликом, и яростью были исполнены его помыслы.

И со своего возвышения, стоя над головами воинства, узрел он архинедруга, выходящего из молний. Ступал он подобно гриму из историй, что повествуют в ночь солнцеворота. Историй, после пересказа коих скьяльду должно было откусить себе язык, дабы не накликать ненависть того, чьё имя он изрек, и тем призвал его.

Эзекиль Абаддон. Военачальник Ока. Разрубающий воздух мечом, вопящим от жажды душ.

Ведьмин огонь сразил сотню людей. Кости опалились дочерна. Кровь обратилась в пепел. Те, что стояли дальше, упали от шквала выстрелов из латницы. Оружие, пронзившее сердце Сангвиния и почти убившее Императора, косило людей самого Кровавого Рёва.

По обе стороны от него стояли два разорителя, в руках коих уже раскручивались стволы цепных пушек. И вот они заговорили, и из их стволов на три фута взвились языки пламени. В день тот они — «Жнецы» — оправдали своё имя. Ибо плотно сбившиеся войска Императора стояли подобно ниве, ждущей жатвы, и ложились они целыми просеками крови и мяса от каждой очереди.

Благородный Кровавый Рёв возопил от ярости и открыл огонь по врагам из болт-пистолета, но то говорила в нём лишь гордость. Расстояние было слишком большим, и сразу понял он глупость своего поступка.

Гвардейцы и скитарии получили приказ — от него самого! — не заряжать оружие до самой погрузки в пустотные челны. И узрел Кровавый Рёв, как кадийцы поднимают пустые лазвинтовки и ложатся подобно снопам пшеницы. Солдаты-машины работали спешно, приводя опустошительное, но упрямое оружие в готовность. Только Адептус Астартес дали отпор — но столь плотной была толчея, что болтерные снаряды поразили их же соратников, прежде чем достичь магистра войны. Болты рвались среди бегущих гвардейцев и сносили стальные черепа. Даже те, что долетали до цели, отвращались вспять, не попадая в самого Абаддона — будто снег, сносимый порывом ветра.

Архинедруг же шествовал среди тех, кто ещё оставался жив, переступая изломанные тела поверженных воителей.

Узрел Кровавый Рёв, как кровавый коготь из его стаи напрыгнул на Абаддона с цепным мечом. Магистр войны поймал клинком Когтём, сломал его, затем оторвал руку, что держала оружие. С ней отделилась и половина грудной клетки самого воина.

Хаккондир — так его звали. Кровавый Рёв навеки запомнит имя сего кровавого когтя. Смелый Хаккондир, кинувший вызов предводителю Чёрного Легиона.

Как вкопанный стоял Кровавый Рёв, объятый трепетом и потрясением. Абаддон вклинивался в толчею, и люди гибли десятками. Даже те, коих от острия его клинка отделяли два фута, падали, рассечённые надвое от неистовства взмахов. Так, словно дух меча рвался вперёд, разя врагов сам по себе.

И в тот миг узрел он храбрейшего воина из всех.

Кадийку, женщину, с образком святого на затылке каски.

Шла она на Разорителя, снова и снова разряжая в него примитивное помповое ружьё.

Стреляя, передёргивая. Стреляя, передёргивая.

Расталкивая солдат, что бежали мимо, держа оружие высоко, чтобы невзначай не задеть своих.

Выступила она на склизкое от крови бранное поле, что сотворил магистр войны со своими разорителями, отделившись от вала удирающих людей, и направила дробовик в лицо недруга из времён седой древности.

Выстрелила она. И — невероятно! — дробь не разлетелась в стороны, а попала точно в броню Разорителя. Яркая багряная полоса окрасила его щёку.

Перезарядилась она, и выстрелила вновь.

Ничего не случилось. Попыталась она передёрнуть цевьё. Не поддалось оно.

Говорят, астартес не ведают страха.

Не изведала его и она — кадийка — когда древний недруг взмахнул корчащимся мечом, и рассек её от плеча до пояса, и рухнула она на палубу, разрубленная надвое.

Гибель эта, ещё славнее, нежели приснопамятного когтя, разгневала Кровавого Рёва. Смерь героя от одного презрительного удара без ответа остаться не могла, посему запустил он турбины прыжкового ранца.

Но не успел он взмыть, как оплечье его схватила рука.

— Мой ярл, — молвил Крегга Длинный Зуб, старейший из его Кровавой гвардии и мудрейший советник. — Он атакует, ибо боится цели нашей. Они жертвуют собой, дабы мы могли продолжить.

В воздух поднялась стая небесных когтей, дымные следы извивались их, двигатели — ярко пылали, уста — полнились обещанием славы. Разорители разметали их огнём из цепных пушек, пули размером с латный палец раскололи тела воителей, и рухнули они на палубу ошмётками мяса и металла.

Один только достиг Абаддона. Архиеретик пронзил подлетевшего небесного когтя огромным мечом, прежде чем сорвать тело Когтём и отбросить прочь. Затем развернулся он резко, дабы встретить кровавых когтей, врезавшись в них широким наплечником и рубанув понизу, отсёкши пять ног одним ударом.

— Оставьте их своему вюрду, — сказал Длинный Зуб. — Не дайте им умереть зазря.

Кровавый Рёв выключил двигатели. Опустились обратно его керамитные сабатоны.

— В штурмовые катера! — взревел он. — Все в штурмовые катера! Не бейтесь с ними. Все, кто выжил, летим к Чернокаменной Крепости!

Он спрыгнул вниз и оказался среди толпы. Схватил бегущего гвардейца с баками к огнемёту и толкнул в сторону транспортников.

— Бегом на борт и запускай двигатели! Живо!

К тому времени два штурмовых катера уже поднялись. Один в спешке, с по-прежнему распахнутым передним люком. Те, кто находились внутри, пытались найти ручное управление, до того как покинуть ангар и погибнуть в пустоте.

Свен Кровавый Рёв прежде никогда не бежал от битвы. Вместо этого он стал идти, крича, подбадривая, дав увидеть всем, как он поднялся в один из катеров и придерживает дверь для следовавших за ним.

Людей на корабль хотело подняться больше, чем в нём могло уместиться. За их матово-зелёными касками Свен увидел приближающиеся широкие плечи и держатель для трофеев, меч, стенающий нечестивый гимн из многочисленных ртов, и багряный свет, омывающий лицо Абаддона изнутри доспеха.

Затем Кровавый Рёв ухватился за внутреннюю ручку люка и запер его, крича сквозь протестующий стон перегруженной гидравлики, что им пора лететь.

Когда они оторвались от палубы, волчий лорд мельком заметил Эзекиля Абаддона в гуще схватки. Смерть в броне. Окружённый бурлящими демоническими энергиями. Обрезающий нити жизни каждого смертного, что к нему приближался. Сцепившийся с девятью астартес сразу, из капитулов столь разных, что среди них не нашлось и двоих с одинаковой символикой.

Одного он зарубил демоническим мечом.

Второго пронзил когтями Гора, после чего разорвал тело из болтера на перчатке.

Слева от него кровавый коготь с ревущим цепным мечом прошёл мимо рыскающего острия двенадцатифутового меча с морем лиц. Мгновение казалось, будто юный Ревущий Огнём сможет нанести удар, которому судилось быть воспетым в сагах, но затем Разоритель вскинул рукоять оружия и, будто шило, вогнал заостренную гарду в череп кровавому когтю.

Когда Абаддон взмахнул мечом, чтобы отразить следующий выпад, голова Волка с треском рвущихся мышц и сухожилий отделилась от плеч.

И, наблюдая за происходящим, Кровавый Рёв постиг истину, которой доселе не ведал.

В Галактике было полно тех, кто называл себя магистрами войны. Но он, он был истинным её повелителем.

Астартес дрались стойко, однако их клинки разбивались о его доспех, и Абаддон резал их как скот, прежде чем столб света обрушился на него вновь, и в следующий миг он исчез.

Тем не менее, он оставил кое-что на прощание. Поскольку когда штурмовой катер покинул борт корабля и вильнул в сторону, ложась на нужный курс, взлётная палуба взорвалась в космос расширяющимся шаром пламени, вид которого живо напомнил Свену о Дышащем Огнём — гигантском вулкане с волчьей пастью на Фенрисе.

Он коснулся наплечника, опустив пальцы на геральдическую эмблему горы.

— Вы ушли, как и полагается Ревущим Огнём — в пламени.

И, стоя в катере, зигзагами несущемся к огромному тёмному пятну Чернокаменной Крепости, он понял, что вскоре присоединится к ним и сам.