Большая дакка / Da Big Dakka (роман)

Перевод в процессе: 28/31 Перевод произведения не окончен. В данный момент переведены 28 частей из 31.

WARPFROG Гильдия Переводчиков Warhammer Большая дакка / Da Big Dakka (роман)
Автор	Майк Брукс / Mike Brooks
Переводчик	Brenner
Издательство	Black Library
Год издания	2024
Подписаться на обновления	Telegram-канал
Обсудить	Telegram-чат
Скачать	EPUB, FB2, MOBI
Поддержать проект

Сюжетные связи
Входит в цикл	Уфтхак Черный Гребень
Предыдущая книга	Агрессивное вождение / Road Rage Варбосс / Warboss

Более сотни веков Император недвижимо восседает на Золотом Троне Земли. Он – Повелитель Человечества. Благодаря мощи Его неистощимых армий миллионы миров противостоят тьме.

Однако он – гниющий труп, Разлагающийся Властелин Империума, удерживаемый в живых чудесами из Тёмной эры Технологий и тысячью душ, приносимых в жертву ежедневно, дабы Его собственная могла продолжать гореть.

Быть человеком в такие времена – значит быть одним из бесчисленных миллиардов. Жить при самом жестоком и кровавом режиме, какой только можно вообразить. Вечно терпеть резню и побоища, где вопли муки и горя тонут в жадном хохоте тёмных богов.

Это мрачная и ужасная эра, где мало покоя и надежды. Забудьте о силе технологии и науки. Забудьте о перспективах прогресса и развития. Забудьте всякую мысль о простой человечности и сострадании.

Нет мира среди звёзд, ибо в мрачной тьме далекого будущего есть лишь война.

Кто тут кто

Орки

Уфтхак Чёрный Гребень – Большой босс Тех-Вааагх!а

Могрот Красножуб – правая рука Уфтхака

Спец – Главный Механ

Док Шлакогрыз – Главный Лечила

Меклорд – Ваще Самый Большой Мек, варбосс Тех-Вааагх!а

Назлуг – гайкокрут

Закидала – ноб

Узкоп – чудила

Черпак – гайкокрут

Ваззок – ноб

Гроты

Низквик – грот на посквигушках при Уфтхаке

Снагги Мелкожуб – Гротобосс, пророк Горка и Морка

Гекки Коротконос – грот

Жулик – грот

Халява – грот

Носик – грот

Мозз – грот

Биз – грот

Длинножуб – грот

Давила – Беспомошник

Чихун – Беспомошник

Сквиги

Принцыс – ручной сквиг Уфтхака

Друкхари

Даэмира Траэкс – верховный архонт Кабала Пустого Сердца

Энзаль Озри – сенешаль Даэмиры Траэкс

Илионит Зеск – драконт Кабала Пустого Сердца, командир вернорожденных

Зотар Оридраэд – архонт Кабала Ранящего Ветра

Макулатикс – мастер-гемункул Красной Жатвы

Цистриал Вирн – верховный архонт Кабала Опускающейся Ночи

Дхалгар Траэкс – архонт Кабала Пустого Сердца, младший брат Даэмиры

Ксурзули Миндрекс – великий суккуб Культа Смертельной Скорби  

Карфинд – укротитель зверей Культа Смертельной Скорби  

Пролог

Порт Таварр жался к земле под не-светом плененного солнца, словно трясина из ножей. Над всем высился тонкий кривой силуэт Иглы Фаррула, но это место было пустым и разрушенным. Разбитые окна испещряли поверхность, будто открытые язвы, а малые шпили и боковые башни были обломаны или начисто срезаны. Лорд Фаррул не праздновал в открытую смерть Асдрубаэля Векта, верховного правителя тёмного Города Комморры, однако гражданская война, которая грянула после того, как Вект перевоплотился ценой крови друзей и врагов, забрала Фаррула вместе с его территориями. Ныне Порт Таварр, как и многие другие подцарства Комморры, постоянно пребывал на грани даже большего кровопролития, чем обычно, поскольку соперничающие архонты стремились получить преимущество, не подставив горло под клинки остальных.

Транспорт «Яд» появился быстро и высоко, затем сделал «бочку» и стремительно стал падать к Даэмире Траэкс, словно воздушный хищник, который увидел упитанную птицу, беспечно порхающую внизу. Она следила за его приближением, наблюдая за мастерством пилота и в то же самое время готовясь к бою. Эта встреча была заранее организована, а условия согласованы, но в Комморре не было ничего определённого, особенно сейчас. Для Кабала Ранящего Ветра было бы действительно глупо объявлять войну её Кабалу Пустого Сердца попыткой убийства – её силы намного превосходили их количеством и качеством. И все же, теперь было время глупцов.

И это ещё если не принимать во внимание вероятность того, что кто-то другой получил доступ к «Яду» Ранящего Ветра и использовал его, чтобы подобраться к ней. Возможно, кабал Жгучей Красноты Уклейла Гендриэта? Тот бы нарядил своих воинов в цвета Ранящего Ветра, так что даже при провале покушения на её жизнь она могла бы возложить вину не на ту сторону. А может, Культ Серебряных Осколков – ведьмы из низов ненавидели Даэмиру с тех пор, как та уничтожила своих союзников в кабале Двенадцати Ран. Сульму Хеврейн не станет утруждаться дальнейшим обманом: её бойцы просто выскочат с воплями ненависти и зрачками, похожими на булавочные острия, пока в их жилах будут греметь коктейли боевых наркотиков вроде адреносвета или могильного лотоса.

С учетом вышеизложенного могло показаться глупым, что Даэмира Траэкс так открыто стоит на вершине самой высокой башни Средоточия, её дома и цитадели, однако все это было просчитанным риском. Кабал Ранящего Ветра был мелким и слабым, так что спрятаться в тронном зале и заставить их пройти по охраняемым залам значило бы выказать слишком много уважения. Она намеревалась встретить их на крыше, с развевающимися на ветру волосами, словно сама мысль о предательстве невероятна, а они – всего лишь подчиненные, которые прибыли получить рутинные указания. Кем, справедливости ради, они более-менее и являлись.

Кроме того, прием посетителей внутри явил бы их множеству глаз, и пусть многие глаза в Средоточии более не имели языков, способных сложить слова, но не всех её слуг можно было заставить молчать, к тому же существовали и иные способы коммуникации. От слуги без рук ограниченная польза, а руки в силах сделать запись, которую прочтут другие. Лучше провести встречу коротко, чтобы случайные зрители могли её не заметить.

Ее телохранители вскинули оружие, держа на прицеле «Яд», который с воем совершал финальный заход. Это были воины-кабалиты, такие же чистокровные, как и она, выношенные в родительской утробе и исторгнутые в мир с болью и кровью – подходящее рождение для друкхари – и входившие в число лучших бойцов под её командованием. Сама Даэмира стояла непринужденно, словно их бдительность никак её не заботила, однако теневое поле было готово мгновенно включиться и превратить архонта в непонятную кляксу мрака, в котором оружию будет нелегко её отыскать. Было важно не выглядеть параноиком, но на самом деле умение быть параноиком являлось одним из важнейших для выживания в Тёмном Городе. Стоявший рядом с ней Энзаль Озри более явно проявлял свое напряжение; впрочем, у сенешаля не было таких мер защиты, как у неё.

«Яд» вышел из пике, не открыв огонь, и завис на уровне её глаз. Из него выгрузилось пять осколков полуночи, двигавшихся с текучей грацией истинных хищников, словно чернильная тушь с бритвенными лезвиями. Инкубы – возможно, величайшие рукопашные бойцы среди друкхари, а также одни из наиболее грозных во всей галактике. За ними последовала облаченная в красно-серебряную броню фигура Зотара Оридраэда, повелителя Кабала Ранящего Ветра. Когда сапоги архонта коснулись чёрного камня Средоточия, плащ взвихрился вокруг него. Поклон, который он отвесил Даэмире, был неглубоким, а его улыбка – не лишенной тени насмешки.

Улыбка самой Даэмиры была многозначительной. Охрана из пяти воинов Храма Последнего Вздоха придавала Оридраэду обеспеченный вид… если только ты не знал, как Даэмира, что это был предел его контракта с ними. Всего пять инкубов: лишь столько мог позволить себе нанять этот так называемый архонт, сохраняя прочие свои обязательства. Кабалу Ранящего Ветра едва хватало размеров, чтобы носить это название, и прочие кабалы могли бы оскорбиться его наглым апломбом, не будь их умы сосредоточены на других вопросах из-за нестабильности Порта Таварр. Оридраэд пытался увеличить и закрепить свою политическую силу быстро, пока его амбиции не вызвали у кого-нибудь достаточного раздражения, чтобы уничтожить его, коль скоро это ещё было легко. Это делало его беспощадным, однако Комморра не испытывала недостатка в беспощадности.

А ещё это делало его отчаянным, чем и могла воспользоваться Даэмира.

– Леди Траэкс, – сказал Оридраэд. Он умудрялся выглядеть и говорить надменно, даже произнося почтительное обращение, однако это была такая же уловка, как напускная беззаботность Даэмиры. В Тёмном Городе внешность имела ключевое значение: впечатление, которое складывалось о тебе у других, могло вполне буквально определить, будешь ты жить, или умрешь. Зотар Оридраэд стремился быть архонтом и потому, не имея силы или влияния, чтобы обеспечить этот титул напрямую, был вынужден недвусмысленно подавать себя как архонта, чтобы чужие разумы заполняли пробелы. Он поступал так, даже рискуя разозлить тех, кому претендовал быть ровней, но в Комморре ничто не давалось легко. Самой смерти могло оказаться поразительно сложно достичь, если перешел дорогу не тому, как бы ты ни кричал и ни молил о ней.

– Вы опоздали, – произнесла Даэмира, изучая полировку на правой перчатке. Она почувствовала, что Оридраэд ощетинился, но её выпад не привел к такому ущербу, как мог бы. ещё одна причина явиться на подобную встречу в сопровождении инкубов состояла в том, что те хранили верность только деньгам. Честолюбивый воин мог бы увидеть, как над его архонтом насмехаются, и воспринять это как признак слабости – который способен проложить путь к ножу в спине – но инкубам до таких вещей не было никакого дела.

– В вашем послании говорилось о рейде в реальное пространство, – сказал Оридраэд, проигнорировав колкость. Он изображал безразличие, заложив руки за спину и глядя по сторонам так, словно любовался видом, пока они беседовали о пустяках, но Даэмира чувствовала спешку, стучавшую внутри него. Он не был настолько наивен, чтобы полагать, будто альянс между их кабалами сделает его равным ей, однако для мелких групп вроде его собственной было далеко не неслыханным делом вступать в соглашение с более крупной. Выступить в роли вспомогательной силы – неизбежно рассматриваемой в качестве расходного материала – в обмен на возможность награбить больше, чем им бы удалось в одиночку, было хорошей сделкой до тех пор, пока сам Оридраэд оставался жив.

– Рейде в реальное пространство, леди Траэкс, – бросил Энзаль, но Даэмира лениво повела рукой, отмахнувшись от поправки сенешаля. Именно для этого он и был нужен в данном контексте: напоминать другим о её вышестоящем положении, чтобы она затем проявила великодушие, оставив его без внимания. (А также в роли заманчивой второстепенной цели для убийцы, если тот промахнется с первой атакой на неё, дабы отбить у него охоту пуститься в погоню).

– Именно, – ответила она Оридраэду так, будто Энзаль вообще ничего не говорил. – Мир Шау-Хар.

Лицо Оридраэда расплылось в искренней улыбке, узкие губы разошлись, обнажая острые зубы.

– Девственный мир? Хотите позабавиться с нашими простыми кузенами?

– Не совсем, – сказала Даэмира. – Шау-Хар атакуют аракхиа, прямо сейчас. Дикари-орки устроили там бесчинства, и наши сородичи не смогли их остановить. Полагаю, мировой дух остается невредимым, но меня все же злит мысль о том, что Дети Разрушения оскверняют подобное место.

Тёмные глаза Зотара Оридраэда пристально оглядели её.

– Не знал, что вас так заботят земли наших кузенов. Разве до сих пор вы сами на них не охотились?

– Много раз, – произнесла Даэмира. Ей вспомнился один конкретный случай, когда она при помощи пики пронзила одного из так называемых драконьих рыцарей и выдернула его из седла, пока её «Яд» пролетал мимо. Экзодиты не имели фундаментальных отличий от тех, кто обитал в Комморре, или их сородичей с миров-кораблей – в сущности, временами отдельные индивиды переходили с одного жизненного пути на другой – но в целом Даэмира считала их добычей. – Этот мир принадлежит аэльдари, и я не допущу, чтоб аракхиа забрали его у нас. В конце концов, из них получается скверная забава. Их болевые рецепторы примитивны, а эмоции притуплены: такому практически невозможно причинить настоящие страдания, прежде чем он умрет. Я предпочту сохранить Шау-Хар в виде более благодатных охотничьих угодий. Однако, – добавила она, – в силу различных причин я не могу задействовать для этого предприятия мои собственные силы.

Лицо Оридраэда приняло понимающее выражение.

– А что насчет вашего брата? Я слышал, лорд Дхалгар питает особый интерес к охоте на паразитов.

– Это не ваша забота, – произнёс Энзаль предостерегающим тоном. Даэмира сохранила нарочито нейтральное лицо. Дхалгар был младше её во всех отношениях, однако он имел амбиции. Ему и впрямь нравилось охотиться на разумную жизнь не из числа аэльдари, но ещё его расплющил вожак аракхиа, и сейчас он пребывал в процессе выращивания нового тела в логовах Ковена Красной Жатвы. Кабал Пустого Сердца не предавал этого огласке – как-никак, требовалось беречь лицо – но Оридраэд, похоже, услышал достаточно перешептываний, чтобы начать выуживать дополнительную информацию.

– Мой брат также к вам не присоединится, – сказала Даэмира. – Если вы с вашими силами проведете для меня эту операцию по зачистке, то не останетесь без моей благодарности.

Она рассчитывала, что Ордраэд разгадает её намерения. Оправившись, Дхалгар захотел бы отыскать пресловутого орка и осуществить месть, в первую очередь для восстановления собственной чести. Если же зверь, так унизивший его, будет уже освежеван, он не сможет этого сделать, что понизит его статус. Осуществи Даэмира такое лично, это было бы очевидным вмешательством и рассматривалось как прямое неуважение. Если же окажется, что орк пал из-за стороннего налета другого кабала, тут уже ничего не поделать; а если тот кабал окажется мелким, едва достойным своего наименования, бесчестье Дхалгара будет гореть ещё ярче. В Комморре секреты никогда не оставались похороненными надолго, и это могло поспособствовать обузданию амбиций её младшего брата на некоторое время.

Оридраэду хватало мозгов, чтобы понимать хотя бы это. Забрав добычу Дхалгара, он приобретал врага, но такого, который не может вести вендетту открыто, не признав собственный позор. Несомненно, существовала уйма способов вести вендетту тайными средствами, но это был обычный ход жизни в Комморре – и, в сущности, частый её конец. Вдобавок, Оридраэд получал более могущественного союзника в лице Даэмиры, что являлось той легитимностью, которая так сильно требовалась его мнимому кабалу.

– Благодарности от такой, как вы, никогда нельзя избегать, – произнёс Оридраэд с глубоким поклоном, целью которого было скорее не выразить ей почтение, а продемонстрировать его броню, плащ и изящество. Даэмира подавила удивленную улыбку; если Зотар Оридраэд полагал, будто сможет впечатлить её до того, чтобы скрепить их союз браком, то со здравомыслием у него было хуже, чем ей представлялось. Впрочем, отвергать его напрямую на этом этапе было ни к чему, поэтому она ограничилась тем, что приподняла бровь.

– Однако, – сказал Оридраэд, выпрямляясь, – есть определённые практические вопросы, которые необходимо обсудить перед тем, как мы сможем продолжить…

Торг, конечно же. Даэмира сделала ему достаточное одолжение, согласившись на использование трех её «Рейдеров» и никак не прокомментировав тот факт, что у некоторых воинов под его командованием явно не было собственного транспорта. Она довольно упорно пререкалась по поводу раздела трофеев, чтобы их сделка выглядела натурально, но не так долго, чтобы показаться скупой; в конце концов, это ведь он находился в отчаянном положении, а она играла роль господствующего архонта с почти бесконечными ресурсами. Когда Оридраэд, ещё раз крутанув плащом, запрыгнул обратно в «Яд» в сопровождении своих телохранителей в чёрном, на его лице была улыбка того, кто чувствует, что видит впереди многообещающее будущее.

– Он постарается использовать детали этого соглашения против вас, моя госпожа, – сказал ей на ухо Энзаль, пока они уходили с крыши. Его голос был настолько понижен, что не услышали бы даже её воины-кабалиты. «Тебе недостает изящества», – донеслось до Даэмиры эхо голоса старого компаньона из поры её детства, когда он мог выражать критику более резко, – «и это тебя погубит». Слова Энзаля были правдой. Оридраэд мог ценить альянс с ней, но покажись ему это выгодным, он посеял бы в Кабале Пустого Сердца семена внутреннего конфликта, пустив слухи о том, что сделал, почему и по чьей воле. В сущности, в нужный момент он мог бы попытаться купить себе путь к милости Дхалгара правдой о том, как вышло, что он охотится на орков на Шау-Хар.

– Это проблема только в том случае, если он выживет, – прошептала Даэмира в ответ.

1

­У Уфтхака Чёрного Гребня болела голова, и он винил в этом думанье.

Раньше он никогда особо не доверял думанью; это была такая штука, которой занимаются механы или варбоссы. У него на неё толком не находилось времени. Ему это не требовалось. Он был обычным орком в банде Плохиша Понтобоя, шел туда, куда велел босс, и топтал любого, кто попадался на пути. А потом он лишился большей части своего тела, а Плохиш лишился всей своей головы, а Док Шлакогрыз прилепил одно на другое и дал Уфтхаку тело крупнее прежнего и ещё Понтобой, за который Плохиш и получил свое прозвище. Уфтхак занял место босса, а потом вышел тот замес на Гефесто, и Меклорд сделал Уфтхака большим боссом.

С тех пор Уфтхак вел своих парней через всевозможные драки, и по ходу дела они становились больше и круче. Это было сугубо естественно – одна из странностей с юдишками и им подобными состояла в том, что не всегда поймешь, который из них за главного, ведь все они примерно одного размера – однако, становясь больше, Уфтхак начал замечать и другие перемены.

Это было думанье. Оно случалось чаще, порой когда он вообще не хотел такого делать. Подкрадывалось к нему, вот же, будто сквиг-нюхач, который преследует грота. ещё хуже стало, когда он осознал, что думает про думанье. Это уже очень тревожило.

Прямо сейчас он думал о той планете, на которой они с парнями находились. Его часть Тех-Вааагх!а высадилась здесь довольно весело, но особо ничего не нашла. Тут была шайка дохляков, тех тощих говнюков с острыми ушами, которые тычут в тебя острыми штуками, а потом ускакивают прочь, прежде чем успеваешь устроить им хорошую взбучку в ответ, но эти отличались от тех, с кем Уфтхак сталкивался раньше. Их пушки были менее стильными, а вместо летучих штуковин они ездили на огромных зверях размером со сквигготов. Этого хватило на несколько интересных драк, но дохляков и близко не было от достаточного количества. Вааагх! пока ещё обследовал не всю планету, но Уфтхак питал мало надежды найти что-либо, кроме того, на что они уже натыкались – изолированные сообщества дохляков, которые довольно храбро сражались на свой чудной манер, но их попросту задавливали числом. Это не приносило удовлетворения. Парни жаждали хорошего замеса, однако Уфтхак все сильнее сомневался, что они его тут найдут.

Впрочем, в этой планете было кое-что интригующее. Однажды заявилась маленькая группа шипачей – это которые вроде дохляков, но, типа, с ножами на броне, а ещё большим количеством крюков и всякого такого. Уфтхак и его парни недурно их отметелили, но пацаны на орбите клялись Горком и Морком, что никакой корабль не прибывал и не улетал. Каким-то образом целая банда шипачей возникла на планете, чтобы помеситься, а потом те, кого парням не удалось как следует прихлопнуть, снова смылись, и все это без корабля.

И ещё был этот грот. Как бишь там его звали?..

– Босс!

Уфтхак поднял глаза от рабочих частей Понтобоя, которым праздно поигрывал, пока занимался думаньем. Низквик практически вибрировал от возбуждения, что, предположительно, означало: грот хочет сказать нечто важное, или, по крайней мере, нечто, считаемое им важным. Позади Низквика прятался другой грот, тот, которого они нашли… Снагги! Вот как его звали. Снагги был убежден, что прибыл на эту планету через гигантскую светлую арку из чего-то, сильно похожего на изделие дохляков, и что та работает только когда рядом есть дохляк. К несчастью, Уфтхаку пока не удалось сохранить дохляка живым достаточно долго, чтобы отнести его к арке и посмотреть самостоятельно. Он уже размышлял, не посадить ли кучу парней следить за проклятой штукой на случай, если из неё ещё что-нибудь появится – опять это думанье, заставшее его врасплох – но орки бы заскучали и свалили, а гротам нельзя было доверять.

– Чо? – требовательно спросил он, взвешивая Понтобой в руках, чтобы напомнить Низквику, как легко побои могут отправиться в адрес грота, если ему покажется, что тот впустую тратит его время. Или, справедливости ради, если просто возникнет такое желание.

– Орущий ящик Меклорда орет, босс! – доложил Низквик, взволнованно перескакивая с ноги на ногу. – Так Спец сказал! Ты прям щас прийти должон!

Уфтхак фыркнул и распрямился во весь рост. Того в нем теперь было изрядно. Макушка его головы едва не касалась потолка старой головы гарганта, забранной им под личное жилье, а ещё он до такой степени вырос из клёвой брони клюватых, которую подрезал на Гефесто, что в нынешние дни она представляла собой скорее набор пластин, развешанных по телу. Он невольно задавался вопросом, не стал ли уже таким же большим, как Меклорд, однако Ваще Самый Большой Мек отослал Уфтхака и его парней в этот кусок галактики, чтобы устроить чутка топталова и найти какой-нибудь блестящий хабар, так что Уфтхак достаточно давно не видел своего варбосса.

Он подошел к дверному проему и ударил ботинком со стальным носом, попав точно по ребрам Низквика. Грот отлетел назад, а затем закувыркался вниз по склону холма, на котором располагался бункер Уфтхака, попутно издавая потешные звуки боли.

– Ничо я не «должон»! – крикнул ему вслед Уфтхак. – Ты об том не забывай-то!

Он прищурился на Снагги, на лице которого была острозубая ухмылка любого грота, только что увидевшего, как расправа произошла с кем-то или чем-то другим.

– Але. Так оно?

– Да, босс, – сказал Снагги, чья ухмылка пропала, когда он поднял глаза. Уфтхак заворчал. Снагги его донимал, но он не мог точно указать пальцем, чем именно. Был соблазн в любом случае прибить мелкого говнюка, чисто для верности, но если Уфтхак станет прибивать каждого грота, который его донимает, то скоро у них не останется гротов, а кто тогда будет заниматься всей скучной ерундой?

Вместо этого он свистнул, и пронзительный визг, быстро снижавшийся – если не в тональности, то по высоте – возвестил о появлении его ручного сквига, Принцыса, который вприпрыжку спускался с того места наверху бункера, где грелся на солнце. Снагги, быстро учившийся как минимум в некоторых вопросах, тут же кинулся прочь так резво, как только несли его маленькие ножки, а Принцыс поскакал за ним, издавая счастливые звуки сквига, у которого есть друг для игры или, возможно, обед. Уфтхак подобрал свою шоковую винтовку, прицепил Понтобой к наспинной пластине из липучего металла, сделанной для него Спецом, и неспешно двинулся следом, покрывая одним непринужденным шагом такое же расстояние, как Снагги – полудюжиной панических.

Спец носился туда-сюда на моноколесе, которым когда-то заменил свои ноги, и возился с каким-то грузовозом посреди куч металлолома и явного мусора, служивших ему мастерской. Уфтхак узнал символ, обозначавший грузовоз как собственность Грязомраза, и его мозг вообще без спроса подкинул информацию, сколько парней у Грязомраза под началом, и какое оружие у них было, когда Уфтхак последний раз их видел. Он раздраженно заворчал от незваного вторжения в черепе, и механ поднял взгляд.

– Босс! – оживленно произнёс он, небрежно бросив за плечо все ещё крутящуюся ручную циркулярку. Один из его гротов отчаянно побежал её ловить с безнадежным выражением лица того, кто уже получил слишком много пинков за недостаточную внимательность, и остался без руки, когда лезвие с легкостью рассекло плоть и кости. Грот подавил пронзительный визг страдания, сумел выключить пилу и поставить её в пределах легкой досягаемости хозяина, после чего потерял сознание.

– Орущий ящик орет? – спросил Уфтхак.

– Точняк, – с готовностью отозвался Спец. – Пшли, я те покажу.

Он заторопился прочь, предоставив Уфтхаку следовать за ним вглубь бардака мастерской. Они миновали бывшую – или будущую – банку-убиванку, груды старых стрелял и нечто, показавшееся Уфтхаку подозрительно похожим на голову жестяка. Он недоверчиво уставился на неё, однако она не подавала никаких признаков того, что либо исчезнет, либо отрастит себе тело и попытается его убить, поэтому он с неохотой допустил, что Спец знает, что делает.

Орущий ящик Меклорда находился в самом конце. Уфтхак вечно гадал, следует ли держать его при себе, он ведь все-таки был большим боссом, но эта штука выводила его из равновесия так, как мало что другое. Впрочем, в конечном итоге это было изобретение механа, поэтому представлялось сугубо правильным, что механ за ним и должен приглядывать.

Оно представляло собой металлическое изображение головы орка, подключенное ко всевозможным проводам и штукам, которые пузырились и через неравномерные промежутки времени делали «блип». Само по себе это не слишком нервировало; его беспокоил тот факт, что внутри металлического черепа размещалась половина мозга чудилы. Вторая половина до сих пор была в том, что осталось от чудилы, который торчал на корабле Меклорда – варбосс узнал про обычай юдишек переговариваться через галактику, когда один из их чудил орет своими мозгами второму в другом месте, и решил, что иметь одного чудилу в двух местах эффективнее. В конце концов, так один мозг просто говорил сам с собой, верно же?

Спец щелкнул переключателем, и динамик, занимавший металлический рот, с треском ожил и начал извергать из себя знакомый низкий голос:

– Уфтхак! Собирай своих парней и двигай назад сюды! Мы реально хороший замес нашли – мы рядом со звездой, которая вся большая и красная и с одной поменьше, которая чутка пожелтее, не пропустишь. И ещё, – продолжил голос Меклорда чуть более угрожающим тоном, – смотри, шоб принес с собой весь хабар, который подрезал. Тебя ж долго не было, хочу глянуть, чо там у тебя.

Динамик снова затрещал и умолк. Уфтхак посмотрел на Спеца.

– И все?

– И все, – подтвердил Спец. – Я могу сделать, шоб он ещё раз это сказал, но он больше ничо не говорит.

Уфтхак фыркнул. Что-то тут казалось ему неправильным, и пусть он и относился к думанью с недоверием, но порой и от него бывала польза. Меклорд отправил его сюда – указал на кусок неба и велел узнать, что там – и он не нашел почти ничего, стоящего того, чтобы за это драться, не говоря уж о том, чтобы подрезать.  У дохляков обычно имелась довольно клёвая техника, хоть, как правило, и малость хрупкая, но эти были в их породе вроде Змеекусов – сплошь монстры и острые палки, а крутой дакки мало. Меклорд был одним из самых умных орков и всегда умел привести Тех-Вааагх! в нужные места за хорошими драками и хорошим хабаром, однако по какой-то причине отправил Уфтхака в почти пустую часть галактики. А теперь отзывал обратно и поднимал шум по поводу хабара, который ожидал в качестве результата, пусть даже его негде было брать. Меклорд как будто хотел заставить Уфтхака выглядеть плохо…

– Так чо, погнали? – поинтересовался Спец. Уфтхак открыл рот, чтобы дать подтверждение, ведь они, естественно, гнали: Меклорд же был варбоссом и звал их назад на мощнейший замес. Однако его прервал новый и куда более интересный звук.

В лагерях орков не было таких сирен, как в юдишечьих, которые начинали орать, как только видели орка, чтобы юдишки внутри точно паниковали как надо к тому моменту, когда пацаны доберутся. У орка все, стоящее внимания, встречалось даккой – пальбой либо в него, либо просто в воздух в силу здравого предположения, что другие орки подтянутся выяснить, что происходит – и именно она грянула за пределами мастерской Спеца. Уфтхак понесся на воздух, Спец не отставал от него на своем колесе.

Солнце наверху было заслонено – не одним из мощных штормов, время от времени прокатывавшихся через лагерь, а зализанными узкими силуэтами, которые с воем падали с неба. Уфтхак узнал их ещё до того, как они начали плеваться крупицами ядовитых кристаллов, ещё до того, как вниз дождем посыпались спусковые тросы, и по ним с весьма не-орочьей грациозностью начали слезать гибкие фигуры в красно-серебряном с острыми гранями.

Уфтхак ухмыльнулся. Шипачи вернулись.

Он щелкнул пальцем по крутящимся деталям своей шоковой винтовки, чтобы убедиться, что те все ещё крутятся как надо, а затем включил её. Оружие с приятным визгом набрало мощность, и Уфтхак выстрелил вверх. Он толком не целился, но шипачи заполняли довольно большую часть неба, и фигура в остроконечном шлеме чрезвычайно потешно распалась на составляющие вместе с тросом, за который держалась. Четыре фигуры, болтавшиеся под ней, вдруг обнаружили, что неожиданно падают на землю. Будучи шипачами, они с омерзительной ловкостью приземлились на ноги, но Уфтхак уже убрал шоковую винтовку и пришел в движение.

Это был единственный способ разобраться с ними, реально. Много кто из орков пытался одолеть шипачей даккой, но эти говнюки хорошо стреляли, и хотя их пушки были отвратительно тихими, а боеприпасы не взрывались при попадании во что-то, но они все же могли уложить орка за короткое время. Шипачи не любили зависать за много-много миль прочь и ронять на тебя огромные снаряды, как юдишки. Не хотелось им и подбираться вплотную и в открытую, как жукоглазы. Шипачи любили двигаться быстро и жестко бить, держась сразу за пределами досягаемости ответного удара, поскольку им по-настоящему не нравилось, когда дают сдачи.

Уфтхак врезался в этих четверых, словно сквиг-крушила, которого только что долбанули электропогонялкой, и принялся колотить Понтобоем.

Первым взмахом он переломил одного пополам и отправил в полёт. Остальные вытащили длинные тонкие ножи, но Уфтхак практически чуял их панику: они намеревались болтаться на своих тросах и делать дакку по его парням сверху, а теперь оказались на земле перед рассерженным орком. Дохляки в целом вечно как будто думали, что они намного лучше всех и вся, однако это обычно длилось только до тех пор, пока не удавалось их достать. Он сцапал одного за голову; тот безуспешно попытался вывернуться из захвата и таки сумел пырнуть его в руку.  Уфтхак швырнул его в третьего, и оба кучей повалились наземь. Последний обратился в бегство, но Уфтхак втащил ему сзади Понтобоем, а затем занялся размазыванием двух других.

Шипачи были досадно хрупкими, и маленький замес Уфтхака закончился за считанные секунды, но вокруг него уже не на шутку вступили в битву. Один из летучих грузовозов вдруг накренился вниз и разбился, поскольку луч тяговой пушки зацепил его и потащил к земле, а ещё один начал закладывать виражи, когда пара ракет банды танкобоев попала ему более-менее по центру (большинство ракет в залпе, естественно, прошло мимо, но с учетом того, что за изначальной целью находилось ещё много летучих грузовозов, было бы вернее сказать, что это лишь временные промахи). Конечно, его парни не везде добивались своего – он заметил, как половина банды попала под огонь остроконечных винтовок шипачей, а потом через несколько секунд упала с пеной у рта – но и шипачи тоже.

Уфтхак ухмыльнулся. Он до смерти хотел нормально помеситься, и наконец-то было похоже, что галактика намерена пойти ему навстречу.

2

Шипачи исчезли. Или, по крайней мере, работали над этим.

Уфтхак отдавал им должное, десантироваться посреди лагеря с ножами наголо и паля из пушек было дерзкой тактикой. Также это было очень эффективно, если понимать под «эффективно» начало большой драки со множеством пострадавших, что, разумеется, соответствовало определению Уфтхака. Впрочем, ему представлялось вероятным, что шипачи не планировали, чтобы столь много из этих пострадавших оказалось с их стороны.

Наверное, это задумывалось как ударный штурм, план сломить волю Вааагх! и рассеять их, а потом перестрелять. Уфтхак не был экспертом по шипачам, но знал, что те малость чудные и любят тыкать своими ножами в то, что не отбивается, и это всегда казалось ему бессмысленным – с тем же успехом можно пойти стрелять по камням. Ладно, какое-то время такое может забавлять, но сутью драки была драка, когда у тебя кровь стучит, а в ушах ревут Горк и Морк. Это не приносило веселья, если другой говнюк не стремился снести тебе голову в ответ.

Так или иначе, но план шипачей дал обратный эффект. Вместо того, что потрясти парней и обратить их в бегство, эти паршивцы оказались окружены и затоптаны со всех сторон. Их было недостаточно много, чтобы задумка сработала, и ударили они недостаточно жестко. Кажется, все виды дохляков рассматривали галактику так, словно та автоматически должна была вести себя так, как им хотелось, и очень раздражались, когда этого не происходило. Остатки этих наконец-то разобрались, что дело идет не в их пользу, и прорывались к своим глупым летучим грузовозам.

– За ними! – взревел Уфтхак, потрясая Понтобоем, чтобы избавиться от обмякшего шипача, который так и застрял на лезвии топора. Похоже, это был босс, поскольку до того он очень пырялся, а позади него трепыхался заковыристый красный флаг. Из-за него у нескольких пацанов не хватало конечности, кишок или головы; его меч даже прошел прямо сквозь броню Уфтхака и вонзился в плечо, но такая рана не уложила бы орка, а шанса на вторую попытку шипачу не представилось. Странная тощая мелкая тварь соскользнула с Понтобоя и с влажным звуком упала на землю, выставив на всеобщее обозрение свои внутренности, и как раз в этот момент рядом с Уфтхаком с разгона затормозил его прокачанный грузовоз.

– Утречка, босс! – радостно улыбнулся из-за руля Могрот Красножуб. – Решил, оно тебе может надо!

Могрот хорошо водил, был смертоносен в бою и мог похвастаться интеллектом контуженного кирпича. Он являлся не столько заместителем Уфтхака, сколько ходячей катастрофой, которую легко можно было убедить случиться с кем-то другим. В нем присутствовала одна только жестокость, никакого коварства, и как следствие он был одним из тех парней, кому Уфтхак доверял больше всего.

– Хорошая работа, Могрот, – проворчал Уфтхак, оторвав шипачу руку и забираясь на открытую корму машины. В обычных обстоятельствах с ним могло бы быть здесь несколько его лучших парней, кто-то из нобов, любивших зависать с себе подобными, однако в данный момент единственным другим пассажиром был Низквик, который нервно помахал ему, а потом сжался в углу на случай, если ответом станет очередной пинок. Пронзительный вопль, становившийся все громче, возвестил о прибытии Снагги; мелкий грот вприпрыжку добежал до хвоста платформы и отчаянно подтянулся на борт, ровно перед тем, как позади него приземлился Принцыс с широко раскрытой пастью.

– Принцыс, сидеть! – гаркнул Уфтхак и бросил сквигу в рот руку шипача. Принцыс принялся радостно хрустеть – его челюстям явно хватало силы, чтобы добраться до мяса даже сквозь броню – и потерял интерес к Снагги.

– Эээ… пасиб? – промямлил грот, хотя выглядел так, словно проглотил кислосквига. Уфтхак треснул по панели, отделявшей платформу от кабины, и Могрот понесся вдаль, следуя за остальной техникой Вааагх!, которая уже гналась за бегущими шипачами.

– Знаешь, куда те говнюки двигают? – требовательно спросил Уфтхак, ткнув пальцем в Снагги.

Грот уклонился от пальца, попутно продолжая цепляться за ручку, которая не давала ему слететь из-за вождения Могрота, и потряс головой.

– Нет, босс.

– Кажись, я знаю, – произнёс Уфтхак. – Кажись, они к той горбатой штуке едут, откуда ты, гришь, взялся. Потому тебя Принцыс пока не жрет. Польза выйти могёт.

– Ништяк мысля, босс! – подал голос Низквик, после чего снова притих, когда и Уфтхак, и Снагги свирепо посмотрели на него.

Могрот яростно поддавал газу в двигатель грузовоза, держась вровень со всевозможными гонялами, которые с улюлюканьем и беспорядочной даккой преследовали бегущих шипачей. В движение пришел уже весь лагерь: летуны стартовали и неслись над головой на своих курносых самолетах, топталы с грохотом оживали и начинали шлепать вперёд сотрясавшими землю шагами, а каждый пехотинец заскакивал на борт любого грузовоза или боевой фуры, какую мог найти, чтобы не отстать. Так долго лишенные настоящей драки, парни Уфтхака не собирались позволить этой так легко ускользнуть от них. Шипачи были похожи на гротов, которые разбередили гигантское гнездо сквигожужелиц и теперь отчаянно бежали к воде.

Единственно отличие состояло в том, что Уфтхак намеревался проверить, могут ли сквигожужелицы плавать. Ну, или что-то типа того – он до сих пор толком не привык к этому думанью.

– Ты грил, ворота работают только кады дохляк рядом, – сказал он, обращаясь к Снагги.

– Походу так, босс, – отозвался грот.

– Скока им надо, шоб заработать, если дохляк подошел?

– Без понятия, – произнёс Снагги. Он ещё немного отодвинулся от Принцыса, который уже закончил перекус и жадно разглядывал грота. – Там все малость чудно было, а я об том думал, шоб выбраться…

– Гроты, – проворчал Уфтхак. – Вечно ни зога пользы.

Впрочем, хотя бы его догадка насчет шипачей, похоже, была верна: они направлялись прямо туда, где, как он знал, находилась арка. Если для них это было просто вроде двери, тогда, наверное, особой надежды поймать их не оставалось: вероятно, они могли просто держаться впереди и проехать туда. Однако если требовалось время, то можно было их прижать и прикончить, пока они не вернулись через ворота куда-то, откуда…

Ход мыслей Уфтхака внезапно свернул вбок, когда думанье быстро направило его в другую сторону. Куда-то, откуда они пришли. А откуда именно? Где бы это ни было, там, вероятно, будет намного больше этих говнюков, и это пахло улётной дракой. Даже лучше, у шипачей имелись все эти прикольные прибамбасы, и хотя сам Уфтхак питал к ним только ограниченный интерес, однако именно такое барахло очаровывало Меклорда. Полуразбитый летучий грузовоз, наверное, не считался стоящим хабаром, чтобы тащить его к остальному ТехВааагх!у, но кто знает, что было у шипачей в лагере?

Он принял решение. Меклорд сказал, что Уфтхак и его парни должны идти искать его, но не сказал, как быстро. Да, конечно, можно было предположить, что он имел в виду «как можно быстрее», его слова и тон определённо могли быть истолкованы таким образом, но фактически он этого не сказал, верно? А Уфтхак задолжал своим пацанам хотя бы один достойный замес перед возвращением, иначе они все сочли бы, что только Меклорд надежно раздобудет им хорошую драку, а так совсем не годилось. Это бы подорвало все старания Уфтхака стать большим боссом. Кроме того, раз Меклорд хотел хороший хабар, то Уфтхак в общем-то должен был последовать за шипачами и подрезать у них что-нибудь впечатляющее, так как тут наличествовало мало иных вариантов.

В конечном итоге, решил Уфтхак, чтобы как следует выполнить приказ своего варбосса, он должен был сперва сделать кое-что ещё. Прогуляться с пацанами, чтобы те смогли выпустить пар, разнося новое место и затаптывая любого, кому это не понравится, а также прихватить немного интересных на вид приспособлений и крутого оружия, пока будет там.

Теперь ему только приходилось надеяться, что его парни не сумели полностью отметелить оставшихся шипачей до того, как те открыли ворота…

– Могрот! – взревел он. – Кнопку дави!

– Да, босс! – радостно крикнул в ответ Могрот и долбанул по большой красной кнопке, которую Спец поставил ровно для этой цели. Ракетные ускорители грузовоза, снятые Спецом и его гайкокрутами с истребомбера, по глупости оставленного без присмотра каким-то летуном, разок зашипели, а затем с ревом вышли на полную мощность. Грузовоз рванулся вперёд, будто обожженный сквигосвин, и болтанка стала такой, что даже у Уфтхака застучали зубы в голове. Снагги и Низквик взвыли, отчаянно пытаясь не вылететь через борт, а Принцыс сжал челюсти на одной из труб каркаса и мрачно держался за неё, пока его лапы и хвост болтались на ветру.

Говорите про Могрота, что хотите – и Уфтхак часто так делал – но он умел управляться с машиной. Ему удавалось петлять немалой тушей грузовоза между прочих багги и траков, пускай и не из-за заботы об остальных водителях, а из нежелания снизить скорость при столкновении с чем-либо, пока они не оказались прямо среди лидеров группы преследователей. Теперь Уфтхак снова увидел летучие грузовозы шипачей: три из тех, что привезли их парней на замес, один с какой-то из тех пушек, которые плевались стрелами темноты – тонких орудий, которые с виду можно об колено переломить, но Уфтхак уже видел, на что они способны, и нечто настолько убойное приходилось уважать, хоть оно и чудное – а также два мелких проворных самолета, носившихся вокруг с такой быстротой, что в них едва получилось бы попасть, даже если прицелиться, и оставлявших перед глазами странные остаточные образы, так что не было уверенности, где они находятся в данный конкретный момент.

Багги справа от Уфтхака, похоже, взялось проверить эту теорию посредством сугубо объема огневой мощи. Уздрег, один из гайкокрутов Спеца, крутил туда-сюда чудовищную многоствольную пушку, пытаясь взять на прицел убегавших говнюков. Издав вопль, в равной мере сочетавший в себе радость и кровожадность, он вдавил спуск, и раскаленная докрасна баллистическая смерть понеслась в сторону шипачей с впечатляющим громовым ревом и поистине потрясающим отсутствием точности. Ближайший мелкий шустрый корабль полностью избежал града снарядов, однако один из более крупных летучих грузовозов зацепило в самом конце обстрела, прямо перед тем, как магазины Уздрега иссякли и один за другим щелкнули вхолостую.

Уфтхак направил свою шоковую винтовку куда-то в сторону летучего грузовоза и нажал на спуск, и как раз в этот момент Могрот налетел на особенно выдающуюся кочку. От удара рука неуправляемо дернулась, так что заряд шок-энергии улетел намного выше и в стороне от намеченной цели… и прошел прямо сквозь паршивца поменьше, который внезапно обнаружил, что целую секцию у него по центру утащило в варп, возможно, вместе с несколькими конечностями экипажа. Этого явно оказалось достаточно, чтобы преодолеть его странную неподатливость к гравитации, и он стрелой рухнул вниз, с недвусмысленной окончательностью врезавшись в грязь.

– Оттопчите их хорошенько! – заорал Уфтхак через плечо, и довольно небольшое количество машин позади него свернуло в сторону, чтобы как следует напинать тому, что осталось от шипачей. Парням не требовалось много времени, чтобы закончить дело и догнать, однако так чуть меньше из них было сосредоточено на тех, кто продолжал сваливать. Уфтхаку даже не пришло в голову сказать пацанам не пытаться убить говнюков – он же не был Кровавым Топором – однако заставить их сконцентрироваться на убийстве тех, которые не имели значения для его общего плана, казалось нормальным, это был просто здравый смысл.

Впрочем, шипачи не собирались это безропотно терпеть. Пара пушек на их летучей фуре развернулась назад, и из них ударили два луча темноты, которые сошлись на багги Уздрега. Оно мгновенно распалось на составляющие, края с лязгом упали на землю или укатились прочь, а центр – включая Уздрега и какого-то несчастного придурка, который его вез – полностью уничтожило. Уфтхак выстрелил в ответ, руководствуясь тем, что только фура занималась чем-либо, помимо бегства, однако Горк и Морк были не готовы послать ему удачу второй раз подряд, и заряд шоковой винтовки никуда не попал.

Шипачи вдруг ушли влево, исполнив такой резкий поворот, который должен быть невозможен в отсутствие трения между землей и колесами. Они направлялись к возвышенности из битых камней, которая легко преодолевалась их странной технологией, но стала бы эффективной преградой для следовавших за ними орков.

Пора думанью поработать на совесть.

– Бросьте их! – рявкнул Уфтхак, вложив в свой голос всю силу, какую мог, и указывая вперёд. – Они нас скинуть хотят, но я знаю, куды они едут! За мной, пацаны!

Он наклонился вниз.

– Могрот, помнишь, где та чудная горбатая штука?

– Да, босс! – отозвался Могрот, хотя его взгляд не отрывался на бегущих шипачей, а каждая мышца тела была напряжена от усилия, чтобы не повернуть грузовоз за ними.

– Туды нас вези, как можно резче, – самодовольно сказал Уфтхак.

Он понимал, что это рискованно. Если он ошибался, парни придут в ярость. Однако Уфтхак положился на собственную хитрость и водительские навыки Могрота, и это оправдалось, когда они обогнули травянистую гряду и увидели не только светлые изгибы странного сооружения дохляков, вздымавшиеся к безоблачному небу, но и красно-серебристые очертания машин шипачей, которые двигались туда со всей возможной скоростью. Они выбрали окольный маршрут, чтобы стряхнуть погоню, но не учли в своих расчетах Уфтхака Чёрного Гребня, и теперь их отрыв был тоньше оголодавшего грота.

– Дальше чо, босс? – спросил Могрот, когда они понеслись по земле.

– Они там вон проедут, – сказал ему Уфтхак. – А мы за ними там проедем.

– А чо с той стороны? – поинтересовался Могрот, наморщив лоб в попытке свыкнуться с понятием того, что он не может увидеть.

– Чота, шо нам охота побить или спереть, – уверенно произнёс Уфтхак. – Или побить и спереть.

Первым до арки добралось уцелевшее малое судно, летучее багги. Пустой воздух внутри контура сооружения замерцал и превратился в гладь сияющего света, в котором одна за другой пропали машины шипачей. Уфтхак вдруг осознал, что понятия не имеет, как долго ворота продолжат работать после прохода дохляка, однако не было резона сбавлять скорость и выяснять. Он поднял Понтобой, чтобы увидели все сзади, задрал голову к небу и взревел, вознося хвалу Горку и Морку за приключение, в которое вот-вот предстояло отправиться ему и его пацанам:

– ВАААААГХ!

Врата становились все ближе и ближе, все больше и больше, а потом…

3

Даэмиру всегда поражало, почему ковены гемункулов обычно устраивают свои логова под землей. Это ведь как-никак была Комморра: едва ли в ней не хватало места, а альтернативное название «Тёмный Город» указывало, что назойливый свет её не слишком беспокоил. Возможно, все сводилось к простительной паранойе, желанию всецело знать, где находятся входы и выходы, а также свести к минимуму линии прицеливания при покушении с дальней дистанции при помощи гекс-винтовки.

Опять же, паранойя самой Даэмиры предпочитала множество выходов торчанию за бутылочным горлышком, а покушению следовало находиться в конце списка забот друкхари, чье мастерство работы с плотью – и чужой, и собственной – было столь совершенным, как у гемункула. Загадка, однако на её изучение сейчас не было свободного времени.

Подшпилье Ковена Красной Жатвы представляло собой сбивающий с толку лабиринт странных углов и кривых зеркал. У Даэмиры было тонкокостное лицо с глазами, подведенными тёмной пудрой из пепла побежденных врагов, но она прошла мимо нескольких отражающих стен, которые придавали ей вид скелета с запавшими щеками и просто пустыми сумрачными ямами вместо глаз. Другие искривляли её осанку, так что она выглядела такой же сгорбленной и деформированной, как хозяева этого места, а ещё некоторые накладывали на её изображение налет гниения, словно живая плоть стала жертвой какой-то ужасной болезни.

Все это было устроено, чтобы нервировать и запугать чужака – будь то гость или лазутчик – а также не слишком скрытно напомнить ему о силе ковена, по чьим владениям он ступал. Даэмира не сомневалась, что Красная Жатва, получи они полную власть над её телом и иммунитет от расплаты, преобразили бы её плоть в подобие любого из образов, которые она видела, проходя по этим залам, или множества даже более неприятных обличий. Слегка иной оттенок тревожности происходящему придавал тот факт, что отражение её проводника – безымянного многорукого развалины с раздутой мускулатурой и увеличенным выступающим позвоночником, свойственным его породе – выглядело одинаково на всех стенах, которые они миновали, как бы ни менялось её собственное изображение.

После многочисленных дезориентирующих смен маршрута, включая как минимум два случая, когда чувство направления Даэмиры настаивало, что они повернули назад или пересекли собственные следы, вездесущие фоновые вопли стали громче, и они вышли в небольшой театр. Зеркала пропали, хотя это не означало отсутствия отражающих поверхностей: лицо Даэмиры было повсюду вокруг, в мимолетном образе на двери зловеще выглядящего шкафа или секундном взгляде её собственных глаз, смотревших с плоской стороны клинка. Впрочем, важнее было то, что находилось перед ней.

– Мастер Макулатикс, – произнесла Даэмира, позаботившись о том, чтобы её голос был достаточно громким, чтобы донестись поверх стонов страдания, но при этом не содержал ничего, кроме уважения. Ничего сверх уважения – ни к чему позволять гемункулу уловить в твоем тоне подобострастие – но здесь, в средоточии силы этого создания, ключевым являлось само уважение.

Макулатикс обернулся, словно её присутствие стало для него неожиданностью, а не было известным ему с того момента, как она прибыла ко входу в его царство.

– Леди Даэмира. Как упоительно вновь остановить глаза на вашей плоти.

На самом деле глаз у Макулатикса было три – два более-менее там, где ожидаешь, то есть по обе стороны от носа и ниже лба. Однако один из них более не являлся изначальной тёмной бусинкой, а был несколько крупнее, и его золотистую радужку рассекал узкий и неровный мрак зрачка. Другой природный глаз – по крайней мере, Даэмира так подозревала, хотя в случае с гемункулом мало что было несомненным – теперь располагался на лбу, но не по центру: он был смещен влево, над золотым глазом, и постоянно двигался, независимо от двух других.

Но и на этом модификации, проведенные повелителем Красной Жатвы над собственным телом, не заканчивались. У него было не меньше четырех рук, и Даэмира не была полностью уверена, присутствовали ли среди них те, с какими он появился на свет сколько-то тысячелетий назад.  Одна имела относительно нормальные пропорции вплоть до пальцев, кончики которых были заменены инъекционными шприцами, чтобы усмирять подопытных или, в сущности, любого противника, забредшего слишком близко. Другая завершалась гнездом бритвенно-острых клинков, подходящих для ампутации, вивисекции, потрошения или расчленения – в зависимости от ситуации. ещё две были более нормальными, с длинными, тонкими, изящными пальцами, которые, как предполагала Даэмира, все же обладали грозной силой.

Именно их Макулатикс сцепил перед грудью, глядя на неё сверху вниз. От природы он не был выше, однако, как и многие гемункулы, не унижался, допуская, чтобы его ноги касались земли. Вместо этого он держался в воздухе за счет суспензорной технологии, которая позволяла ему царственно парить, будто зловещее божество, каковым, как представлялось Даэмире, он себя и полагал.

– Если вы пришли проверить прогресс вашего брата, то он почти восстановился, – гладко произнёс Макулатикс, отплывая в сторону и давая Даэмире как следует взглянуть на внутреннее пространство его театра. Там стояло несколько операционных столов, но в настоящее время был занят только один. На нем корчился и скулил в агонии двуногий с фиолетовой кожей из незнакомого Даэмире вида, а сверху, вытянув конечности, висела грозная, блестящая панцирем фигура машины боли «Талос». Даэмира уловила краешек страдания существа, восхитительный трепет, который придавал сил духу друкхари и позволял им ещё немного удержать на расстоянии клыки Той-Что-Жаждет. Впрочем, это пиршество предназначалось не для неё.

Ее брат Дхалгар, который парил в питательной жидкости реанимационной капсулы, подвешенной по центру потолка, подергивался и содрогался в спазмах по мере того, как его тело впитывало живительное страдание снизу. Как отметила Даэмира, оно вновь имело нормальную форму, кости были вправлены, плоть и мускулы находились на своих местах, и отрастали последние несколько кусков кожи. В сырье для работы дефицита не было – после той катастрофической стычки остаткам свиты Дхалгара удалось забрать большую часть его тела из обломков – однако все оно было не в том состоянии, чтобы поддерживать жизнь.

И все же, невзирая на опрометчивость её брата, ему хотя бы хватило здравого смысла заключить сделку с известным гемункулом, прежде чем он оказался так беспечен, что позволил аракхиа превратить его в пасту. Во времена войны мастерские гемункулов могли быть заполнены реанимационными капсулами, в каждой из которых размещался павший воин, заплативший собственную цену за то, чтобы его выдернули из пасти жестокой смерти и дали сражаться вновь, однако Макулатикс не имел дела с такими глупыми объемами. Эту роль выполняли его подчиненные, менее искусные гемункулы, способные за раз воскресить сотню полукровок-кабалитов в телах, которые едва функционировали. Макулатикс был художником, специализировавшимся на том, чтобы возвращать своих клиентов в идеально воссозданную копию их изначального тела, или даже его улучшенную версию.

Разумеется, цена была высока. Даэмира не знала, что Дхалгар отдал повелителю Красной Жатвы, чтобы обеспечить такую помощь. К её собственному контракту с Макулатиксом она бы решилась прибегнуть лишь при крайней необходимости; свита имела инструкции следовать протоколам воскрешения, после которых она оказалась бы здесь, только в момент её смерти или, конечно, сразу после него.

– В данном случае залог успеха – истирание, – заметил Макулатикс, два из трех глаз которого обратились на стол, где шла пытка. – Этот вид показал себя сравнительно стойким к острой боли при пронзании и даже свежевании. Однако постепенное истирание их кожного покрова дает куда более удовлетворительный результат. Ваш брат должен исцелиться за ещё один дневной цикл.

– Ваша работа, как всегда, исключительна, – учтиво сказала Даэмира. её злило, что приходится говорить в подобном тоне с этим летучим повелителем трупов, но таков был тонкий баланс жизни – и смерти – в Порте Таварр. Асдрубаэль Вект мог выражаться, как ему угодно, и убивать, кого пожелает, однако Даэмира Траэкс не являлась Живой Музой. Пока что. – Но я пришла сюда не только для того, чтобы обсудить прогресс моего брата. В конце концов, я бы не смогла высказать никакого соображения, которого бы у вас уже не было. Мне хотелось поговорить о вопросах, касающихся власти.

Все три глаза Макулатикса сузились, и он дернул пальцем, приказывая уйти. Развалина, сопровождавший Даэмиру сюда, удалился, так что они вдвоем остались наедине, если не считать Дхалгара, запертого в стенах своей реанимационной капсулы, «Талоса», а также жертвы, у которой, как подозревала Даэмира, имелись более насущные заботы, чем подслушивать подобную беседу.

– Власть – пьянящий напиток, – произнёс Макулатикс, – а её определения могут сильно различаться.

«Он собирается прочитать мне самовосхваляющую речь о своей власти над смертью», – утомленно подумала Даэмира и тут же решила, что у неё нет на это терпения.

– Тогда позвольте мне ясно дать мое определение, мастер-гемункул, – сказала она быстро, но спокойно. – Политическая власть над Портом Таварр, а также наши места в нем.

– Власть кабалов, иными словами, – фыркнув, отозвался Макулатикс, однако в его глазах сохранялся проблеск внимания. Незаинтересованность была напускной.

– Вам не хуже моего известно, что кабалы создают структуру, на которой функционирует наше общество, – твердо произнесла Даэмира. – А также известно, я уверена, что текущая обстановка в Порте Таварр не приносит выгоды никому. Кабалы вцепились друг другу в горло, стремясь к господству, и от этого страдают все.

– Слова того, кто не промышляет плотью мертвых и раненых, – сказал Макулатикс, улыбаясь. На его лице это выражение было совершенно неёстественным, и оно кривило его древнюю кожистую плоть в страшную застывшую ухмылку.

– Не сомневаюсь, этот конфликт приносит вам пользу, – признала Даэмира, – но как насчет прочих последствий? Наши рейды в реальное пространство редки, поскольку мы не решаемся ослаблять себя, когда соперники ждут с клинками наголо. Это ограничивает спорт культов ведьм, так как у нас меньше трофеев для обмена на их гладиаторские игры, и это сокращает число интересных образцов для ваших коллекций. К примеру, где вы наткнулись на это ничтожество? – поинтересовалась она, небрежно кивнув в направлении пациента «Талоса».

– Я не лишен собственных ресурсов, – произнёс Макулатикс с несколько защищающейся интонацией, и Даэмира позволила себе легкую улыбку.

– Разумеется, мастер Макулатикс. У вас есть собственные корабли и собственные воины, которые могут совершить вылазку в реальное пространство и исполнить вашу волю. Но мне кажется, мы оба понимаем, что как бы свирепы и упорны ни были ваши приспешники, они лимитированы относительно небольшими операциями – можно сказать, хирургическими ударами, каковые, не сомневаюсь, они исполняют чрезвычайно умело. Однако порой для большей добычи требуется большее предприятие.

Профилем ковенов гемункулов была плоть, а не оборудование. Макулатикс мог иметь «Рейдеры» и «Яды», но ему были малодоступны более крупные машины вроде «Пустотных воронов» или «Бритвокрылов», не говоря уже о кораблях, способных перемещаться в пустоте. Это ограничивало его хищничеством на тех мирах, где были свои врата паутины, и таким образом большая часть галактики оставалась вне его досягаемости.

– Полагаю, в чем-то вы правы, верховный архонт, – произнёс Макулатикс чуть более резким тоном. Даэмира осталась спокойной: в этом танце от неё требовалось продемонстрировать ему, что она знает себе цену, прежде чем можно будет заключить какие-либо договоренности.

– Порт Таварр нуждается в управлении, – прямо сказала она. – Ему нужно, чтобы кто-то возвысился и получил то место, которое некогда занимал лорд Фаррул: заместитель лорда Векта, только с большей степенью преданности. Я могла бы получить эту роль силой, – продолжила Даэмира, добавив голосу непринужденной будничности, – однако против меня пойдут те, кто не пожелает признать поражения в войне, которая может представляться им почти равной, и цена для всех сторон окажется высока. Если же кабалы Порта Таварр чрезмерно ослабеют, – добавила она, уловив очередное уничижительное замечание на губах гемункула, – то кто сказал, что не смогут вторгнуться силы из соседнего царства? Силы, которые не будут иметь никаких связей с прочими организациями Порта Таварр, а также сомнений насчет уничтожения тех, кого они здесь обнаружат?

– Стало быть, вы ищете более тесного союза? – спросил Макулатикс. – Хотите моей открытой поддержки, чтобы стать леди Порта Таварр?

– Я могу стать леди Порта Таварр, когда пожелаю, – парировала Даэмира, сменив самоуверенность на строгую правду. – Я предлагаю союз, чтобы сделать это быстрее и проще, а также позволить нам снова обратить свое внимание на паразитов из реального пространства. Если мой Кабал Пустого Сердца выйдет на первый план, почему бы вашему Ковену Красной Жатвы не возвыситься вместе с нами?

Макулатикс постучал указательными пальцами друг о друга.

– Тогда давайте говорить открыто. Даже в совокупности наших сил не хватит, чтобы гарантировать капитуляцию всех прочих заинтересованных сторон. В Порте Таварр существуют и иные союзы – часть из которых знаете вы, часть знаю я, а ещё часть, не сомневаюсь, неизвестна нам обоим. Нам потребуется содействие хотя бы одного культа ведьм, например.

– Согласна, – произнесла Даэмира, кивнув так, словно Макулатикс изрек нечто информативное, а вовсе не ослепительно очевидное. – Самым крупным считается Культ Серебряных Осколков, но мало шансов, что они присоединятся к нам. Я бы предложила…

– Секунду, прошу вас, – сказал Макулатикс, подняв одну из своих наиболее естественных рук, а вторая тем временем придвинулась к уху. – Не хочу показаться неучтивым, леди Даэмира, но…

Даэмира сохранила на лице нейтральное выражение, а затем добавила мельчайший намек на неудовольствие: точный облик архонта, раздраженного этой вульгарной грубостью, но готового её вытерпеть – пока что – во имя их общего интереса. её собственная ушная жемчужина молчала; здесь, в недрах владений Красной Жатвы, она была далеко за пределами досягаемости передающих волн её кабала. Тем не менее, у неё имелось подозрение, что за срочные известия побудили Макулатикса рискнуть оскорбить её таким образом.

– Внутри границ находятся аракхиа, – произнёс Макулатикс несколько мгновений спустя. Его голос балансировал ровно на полпути между отвращением и восхищением. – Многочисленная армия. Похоже, они гнались за так называемым Кабалом Ранящего Ветра.

– В каком районе они появились? – поинтересовалась Даэмира.

– Сабельные Врата, – ответил Макулатикс с мрачным лицом. – Приношу извинения за перерыв, архонт, но я считаю, что эта ситуация должна иметь приоритет.

– Конечно, – согласилась Даэмира. Они обра направились к двери, которая вела назад в лабиринт и, в конечном итоге, на поверхность. – Но аракхиа проследовали за Ранящим Ветром до Порта Таварр? Как врата паутины могли их впустить?

– На это, увы, я в настоящее время не способен дать ответ, – отозвался Макулатикс. Его рука с ножницами развела и свела лезвия, что Даэмира восприняла как признак волнения. Сама она не волновалась, однако позаботилась о том, чтобы слегка напрячь уголки глаз для создания такого впечатления.

Как-никак, ни к чему было давать кому-либо понять, что причина, по которой врата паутины остались открыты для орков, состояла в том, что так устроила она.

4

Какое-то время Уфтхак не был уверен, являлось ли то, что поначалу виделось как отличная идея, на самом деле отличной идеей. Его грузовоз нырнул в странный свет, заполнявший арку дохляков, и там было… Ну, тут он точно не знал.

Бело. Безлико. Несколько… туманно? Похоже, они были в каком-то туннеле, но казалось, будто стены сжимаются, но в то же время до них ещё далеко.  По реакции окружающих Уфтхаку тоже не удалось разобраться: двое гротов съежились в общем страхе, а Принцыс радостно ловил собственный хвост. Могрот между тем не обращал внимания ни на что, кроме того, что находилось прямо перед ним – если конкретнее, уменьшающихся силуэтов кораблей шипачей. Поскольку большому боссу совсем не годилось выглядеть неуверенным по поводу своих решений или окружающей обстановки, Уфтхак остановился на том, чтобы воинственно уставиться вперёд и посмотреть, что будет. Как-никак, шипачи должны были направляться куда-то…

– Они мухлюют, босс! – гневно заявил Могрот, указывая на их добычу. – Тут точняк чота стрёмное творится. Не должны они быть так далеко от нас!

Уфтхак снова воззрился на стены, а потом опять на шипачей. Гиканье, крики и рев двигателей сзади возвестили о появлении других орочьих машин, но когда он оглянулся посмотреть, определить их точное местоположение оказалось так же сложно. Только что казалось, будто его парни сбились в кучу, в следующий миг – что они рассредоточились, а доносившийся до его ушей шум, похоже, имел мало общего и с расстоянием до них, и с направлением.

– Эт просто фигня дохляцкая, – сказал он в ответ на жалобу Могрота. – Чудное место, которое чудные говнюки строили. Гони быстро, и покатит.

– Не вопрос, босс! – отозвался Могрот, вполне удовлетворившись тем, что его претензию услышали и разобрали. Езда здесь определённо была плавнее, отметил Уфтхак, и это значило, что глиссеры перед ними на самом деле отчасти утратили преимущество. Способность игнорировать ландшафт превосходна, когда твои преследователи постоянно натыкаются на кочки, однако менее полезна, если пресловутые грузовозы и багги едут по чему-то столь же гладкому и ровному, как дороги юдишек.

Расстояние смазалось, и один из удиравших грузовозов шипачей вдруг показался ближе, чем был раньше – Уфтхак открыл огонь из шоковой винтовки, но туннель устраивал и другие фокусы, и его заряд улетел мимо; определённо, объяснение было именно в этом, а не в том, что он на самом деле промахнулся. И все же, утешил себя Уфтхак, все шло нормально. Задача состояла в том, чтобы гнаться за шипачами до какого-то места, откуда они пришли, а не взорвать их прежде, чем они туда доберутся.

Боевая фура шипачей, похоже, все ещё хотела попытаться атаковать и выпустила по ним два луча трескучей темноты, однако те также ушли в сторону. С учетом того, как точно шипачи стреляли обычно, это навело Уфтхака на мысль, что не у него одного возникали сложности с расчетом дистанции. В этом не было особого смысла: зачем дохлякам строить то, что чудно даже для них? Значит, это место построили вообще не они?

Он тряхнул головой, пока мысли не успели унести его. Думанье было привычкой, от которой сложно избавиться, стоит только увлечься. Проведешь за думаньем слишком много времени и в конце концов осознаешь, что какой-то говнюк снес тебе голову, пока та была занята чем-то иным. Уфтхак уже пережил пришивание своей головы к другому телу, и работа дока зажила так хорошо, что теперь даже толком не было видно шрама, но это не значило, что ему хотелось рисковать второй раз. Он не собирался стать жертвой какого-то проныры типа Кровавых Топоров, который подкрадется к нему, пока он гадает, что такое звёзды или типа того. Будь это честная драка, тогда другое дело – в них идешь, зная, что можешь не вернуться в целости или вообще, и все это часть потехи…

В один миг все изменилось. Там, где впереди, насколько хватало зрения, был почти безликий туннель, вдруг оказался массивный портал, или арка, или ворота – ну, что-то в этом роде – и машины шипачей, не сбавляя хода, пролетели через него. Уфтхак приготовился, одной рукой держась за защитный каркас грузовоза, другой сжимая шоковую винтовку, а Понтобой закинув за плечи. Вот сейчас предстояло увидеть, смогут ли они таки проследовать за шипачами, или у хитрых мелких паршивцев есть способ отключать этот портал, чем они не воспользовались с предыдущим.

Нос грузовоза соприкоснулся с мерцающим светом, который пронесся по машине и её пассажирам, холодно пощипывая кожу Уфтхака…

… и они прошли.

Туннель и его призрачная белизна исчезли. Над ними было небо, своего рода, хотя глаза Уфтхака сразу же определили, что это не нормальное небо. Не из тех, какие попадаются на планете, где могли бы оказаться облака и летучие говнюки, которых можно сбить и съесть, или, в зависимости от размера, это они могут попробовать съесть тебя. Небо не имело формы, оно просто было там, и порой получалось видеть до самых звёзд.

Тут было иначе. Это был купол практически невообразимых пропорций, сделанный из чего-то, больше похожего на силовое поле, нежели на нечто твердое, но все-таки – Уфтхак знал точно – купол. Он кое-как различил на его поверхности странные узоры, но потом его взгляд как будто сместился, и узорами вдруг стали другие места, а прошлый узор на самом деле был поверхностью – а затем появились совершенно новые участки, выделявшиеся в других отношениях, которых он до того не замечал. Это положительно сбивало с толку. Уфтхак справился с этим так же, как справлялся с большинством вещей, сбивавших его с толку – или, по крайней мере, с большинством вещей, которые не мог легко разнести – и проигнорировал его. У шипачей странное силовое поле вместо небо, очень хорошо. Оно не имело отношения к нему или к тому, чем он здесь занимался.

– Вау, – со всей серьезностью высказался Могрот. – Это место чудное.

Хотя обычно оценка Могрота имела примерно такую же ценность, как зуб грота, Уфтхаку пришлось признать, что в данном случае тот был прав. Вокруг них под небом из силового поля высились грандиозные шпили, огромные тёмные кинжалы, слегка походившие на зловещие перевернутые сосульки.  Они казались тонкими практически до хрупкости, но Уфтхак был не склонен доверять этому суждению по двум причинам. Во-первых, хотя шипачи не были конкретно крутыми, но они, их доспехи и построенные ими штуки обладали неожиданной для своего размера прочностью – броня шипачей тоньше пальца Уфтхака могла выдержать такой же удар, как кусок металла толщиной с его кулак. Во-вторых, пусть о расстояниях все ещё было сложновато судить, но он был более-менее уверен, что многие шпили только казались тонкими, поскольку были зог какими высокими.

Они были не единственной странностью. Портал выплюнул его грузовоз на широкую площадь, выложенную светлыми каменными плитами, поверхность которых то ли от природы имела такую форму, то ли была высечена в стиле с намеком на бесконечную мозаику из черепов и костей. Уфтхак не был уверен, какой из вариантов более чудной. Немного левее проходила широкая тёмная полоса вязкой дряни, которую можно было назвать рекой исключительно потому, что она двигалась со скоростью неспешного пешего шага, и на ней находилось множество характерно тонких, остроконечных судов. Они должны были иметь усиленные корпуса, учитывая количество едких химикатов, которые Уфтхак чуял даже на таком расстоянии.

А ещё там были шипачи повсюду. На реке, рассеянные тут и там по площади, собравшиеся около лотков вокруг неё, даже носившиеся по небу на тех странных летучих досках или – Уфтхак прищурился, чтобы удостовериться, что видит все верно – на крыльях, настоящих крыльях, которые выходили у них из спины.

Большинство из этих шипачей не было вооружено и не носило броню в отличие от тех, за которыми гнался Уфтхак. Он видел, как взгляды обращались на его грузовоз, а из-под одежды появлялось оружие, но они не были снаряжены для нормальной драки – просто как бредешь к варщикам, заткнув за пояс любимое рубило. Тем не менее, этих говнюков было достаточно, чтобы создать проблемы одному грузовозу, в котором находятся два орка, два грота и сквиг.

А потом из портала позади него с ревом начал появляться остальной Вааагх!, и настроение на площади сменилось с любопытства убийцы на панику.

Судя по всему, шипачи чем-то напоминали гротов. Они наслаждались возможностью воткнуть в кого-нибудь пыряло, если полагали, что их достаточно много, чтобы это сошло с рук, однако совершенно не питали интереса к драке ради самой драки. Уфтхак увидел, как клинки, которые только что вытаскивали, предвкушая применить к его телу, теперь шли в ход против любого, кто стоял рядом с их носителем, чтобы упростить тому бегство. Других шипачей отпихивали в сторону или топтали ногами, лотки разбивались, оставляя содержимое рассыпанным, а убежища искали за дверями или под люками и решетками.

– Лады, пацаны! – заорал Уфтхак. – Айда им зог как хорошо напинаем!

Вааагх! начал стрелять из всего, что у них было, и накрыл площадь огневой мощью, которая компенсировала недостаток точности брутальной избыточностью. Воздух заполнился каменными осколками, когда пушки и стреляла всех вообразимых видов обрушили пули и фугасные снаряды, вышибая куски из тех плит, где стояли их цели. Шипачи распадались на составляющие от стрел прожорливой энергии, выпущенных из трясучек и мегапалил, а землю сотрясали взрывы – палкобомба за палкобомбой летели во все, что казалось хоть немного забавным объектом для подрыва.

Конечно, некоторые шипачи отбивались. Кое-кто был храбрее или кровожаднее остальных, или – в случае с теми, кто находился в лодках – возможно, считал, что стоит достаточно далеко, чтобы иметь возможность относительно безопасно атаковать в ответ. Парни выпадали из машин, внезапно лишившись части головы, или их кожу перекрещивали тёмно-лиловые прожилки, когда отравленные иглы шипачей попадали в цель и делали свою смертоносную работу.

Хор пронзительных воплей возвестил о прибытии наездников на летучих досках, которые стремительно падали с неба, пока их подвесные орудия плевались смертью, а огромные двухклинковые глефы блестели в слабом свете странного, нездорово выглядящего типа-солнца, парившего где-то высоко наверху. Это была большая банда, однако честолюбие и агрессия перевешивали мастерство. Их пушки свалили горстку орков, но громадный объем дакки, отправленной в ответ шипачам, разорвал в клочья больше половины из них, прежде чем они оказались достаточно близко, чтобы воспользоваться своими глефами. Добравшись до колонны, летающие враги молниеносными ударами обезглавили или разрубили надвое ещё нескольких орков, а потом их стащили вниз и размолотили в блин ботинками, расчленили рубилами, или же попросту сдернули с досок и швырнули под колеса или гусеницы какой-нибудь ближайшей машины.

– Куды, босс? – спросил Могрот.

– За ними двигай! – велел ему Уфтхак, указывая на те корабли, за которыми они гнались через портал изначально. – С ними ж оно самое верное других шипачей найти, кому реально помеситься охота!

Машины шипачей резко начали забирать вверх. Вместо того, чтобы лететь примерно на уровне головы, они поднялись в небо, оставляя землю далеко позади. Уфтхак на удачу пальнул по ним из шоковой винтовки, главным образом от досады, но преуспел лишь в том, что выбил кусок из нижней части шпиля. Шипачи вильнули вокруг него, а затем пропали, затерявшись в лабиринте узких башен, тонких мостиков и не поддающихся гравитации платформ, которые забивали пространство между шпилями, будто нити паутины какого-то гигантского арахнида, выжившего из ума.

– Босс, я походу нас туды поднять не смогу, – с некоторым сожалением сообщил Могрот.

– Не, – произнёс Уфтхак. – Лады, стопори грузовоз.

– Босс? – переспросил Могрот. В его голосе звучало ближайшее подобие возмущения, какое Уфтхаку только доводилось от него слышать.

– Просто делай! – огрызнулся он, и Могрот повиновался со своей обычной прямолинейностью: долбанул по тому, что считалось тормозами, и машина заскользила и остановилась с рвущим уши визгом терзаемых покрышек и прекращением поступательного движения, из-за чего Низквик и Снагги полетели в переднюю часть платформы спутанным клубком конечностей и пронзительной ругани. Другие багги и фуры с ревом пронеслись мимо них – Вааагх! продолжал рассредотачиваться и углубляться в это странное место, словно зеленый поток, выпущенный из-за плотины, который находит старые русла и создает новые.

Уфтхак покрутился на месте, оглядывая окружающую обстановку. Часть его – большая часть его – рвалась двигаться дальше вместе с пацанами, выбивая семь сортов сквигова дерьма из любого попавшегося шипача и в целом хорошо проводя время, однако подлое думанье снова подняло свою уродливую голову. Шипачи не держали удар, но били сильно – или резко – и почти никогда не появлялись оттуда, где ты их ждал. Это был Город Шипачей, поэтому где-то должно было находиться гораздо больше этих говнюков, и они не собирались дружелюбно отнестись к вторжению Вааагх!а. Уфтхак знал, что если бы его парни построились и атаковали такой же строй шипачей, итог оказался бы только один, но шипачи не планировали воевать таким образом. Они будут устраивать ловушки и выманивать по паре банд за раз, а потом прижимать их и прореживать, прежде чем на замес явится кто-то ещё.

Это было не так уж плохо, поскольку ни один орк особо не возражал против идеи смерти: такое просто случалось, а дальше либо ничего – и тогда тебе все равно – либо в конечном итоге возвращаешься в новом теле и должен делать все заново. Тем не менее, Уфтхак был вполне доволен тем, где оказался в жизни, и намеревался по максимуму воспользоваться этим, а не начинать с нуля. Ему хотелось получить реально хорошую драку, потом подрезать кучу трофейного хабара и направиться назад к остальному Тех-Вааагх!у, чтобы показать, какой он улётный босс. Для этого требовалось, чтобы здесь все прошло хорошо, а значит нужно было быть готовым передумать шипачей, у которых, несомненно, будут собственные представления о том, как много из них должно умереть, и у кого в итоге должен оказаться их хабар.

– Низквик, Снагги, – произнёс он, озирая различные строения и пытаясь решить, какое из них выглядит наиболее многообещающе. – Подите Спеца найдите.

5

Снагги Мелкожуб следовал за Низквиком и кипел.

Все это было несправедливо! Все должно было пойти не так! Горк и Морк послали ему видение, где показывалось, что его судьба – стать Гротобоссом и возвысить гротов над их звероподобными и тугодумными так называемыми хозяевами (а Снагги, естественно, возвысить над прочими гротами, что было исключительно правильно). И он же все сделал верно: единолично убил своего старого варбосса! Ладно, помогла упавшая голова гарганта, но из-за кого она упала? Он собрал верных приверженцев; он сделал, как велел варпоман Старый Моргруб, и повел своих последователей на поиски ворот дохляков под городом юдишек. Они попали туда первыми, а Моргруб сказал, что первый орк, кто до них доберётся, избран богами, чтобы стать варбоссом. Поэтому представлялось резонным, что если первым там окажется грот, то он станет Гротобоссом.

Ну конечно, все вышло не так. Моргруб предал собственное пророчество и волю тех самых богов, которым якобы служил, и Снагги обманом лишили его судьбы. О да, через ворота он прошел первым, но только потому, что его туда пнул Енарал Узбраг, тот говнюк из Кровавых Топоров. Это Енарал провозгласил себя варбоссом, а все орки просто… согласились. Как будто так было правильно. Как будто Горк и Морк не сказали определённо, что это должен быть Снагги.

Потом было ужасное множество неприятностей в тех чудных туманных туннелях, которых Снагги избежал, прицепившись к брюху грузовоза. На этот счет у него вышел спор с самим собой, поскольку это едва ли был поступок для великого и благородного гротобосса, но он одержал в пресловутом споре верх, указав себе, что раз этот конкретный Вааагх! собрался игнорировать волю богов, значит они не заслуживают его помощи. Как следствие, он точно не знал, что произошло, только что была большая драка, и кто-то, управлявший его грузовозом, в итоге то ли гнался за дохляками, то ли убегал от них, прямиком через ещё одни ворота и на планету, где Снагги обнаружило, как он выяснил, одно из ответвлений ТехВааагх!а.

А потом, после всего, через что он прошел, после славных триумфов и низвержения гнуснейшим из предательств, он оказался ровно там же, где, зог его, и был вначале. Просто грот, которого шпыняет, пинает, использует в качестве сиденья и грозит убить или расчленить любой орк, возымевший такое желание. Как будто Горку с Морком было вообще все равно, что их воле воспрепятствовали!

Однако все ещё усугублялось тем, что на сей раз ему приходилось терпеть Низквика.

Для Снагги Низквик был всем, чем грот быть не должен. Он являлся ходячим оскорблением гротства – живым, дышащим, вероятно, не думающим примером того, почему орки полагали себя вправе помыкать гротами и превращать их жизни в страдание. В случае с Низквиком Снагги был готов признать, что они правы.

Причина состояла не только в том, что другой грот был глупым. Причина состояла в том, что он был мучительно глупым. Насколько Снагги сумел понизить свой интеллект, чтобы понять, Низквик обитал в некоем вымышленном мире, где все шло так, как и должно, а непрерывные побои и унижения от рук Уфтхака являлись просто частью жизни. Тот факт, что Уфтхак иногда – но только иногда – отзывал это чудовище Принцыса, чтобы он не пытался съесть Низквика, рассматривался как проявление расположения. Назначение на муторные дела вроде достать и отнести становилось в голове Низквика выражением доверия к его талантам и надежности. Он понятия не имел о том, что Уфтхак явно держал его при себе лишь для того, чтобы точно знать имя того, кто виноват во всем, что пошло не так. То, что Уфтхак пинал его, как вздумается, но не убивал по-настоящему, с радостной и идиотской ухмылкой регистрировалось как «могло быть и хуже».

Что бесило ещё больше, потрясающий недостаток интеллекта Низквика не только приучил грота к обращению, которое должно было направить его по дороге ожесточения и ненависти, но ещё и сделал его почти невосприимчивым к оскорблениям. О, Снагги пытался: он вставлял в свои реплики тонкие ножи сарказма или пренебрежения, намереваясь поддеть Низквика и заставить того осознать, насколько неприятна его жизнь, однако Низквик ни разу этого не заметил. Сарказм принимался за чистую монету и приводил к тому, что Низквик терпеливо объяснял разъяренному Снагги то, что, как ему казалось, Снагги недопонял, или же он считал это комплиментом и приобретал сияющий вид – в зависимости от содержания разговора. Снагги задумывался, не схватить ли Низквика за плечи и не заорать ли ему в лицо все, что он о нем думает, но, ну… Если об этом зашла речь, Низквик, наверное, был чуть-чуть крупнее Снагги и явно недостаточно умен, чтобы понять, что столкнулся со спасителем гротства и предначертанным правителем оркчества. Прямая конфронтация была стратегически неразумной, и гротству в целом не пошло бы на пользу, окажись его гротобосс скручен и загружен в Особистое Бомбометало Мека Загнита или что-нибудь похожее.

В довершение ко всему, финальным оскорбительным харчком на дымящуюся сквигову кучу несправедливости являлось то, что Снагги сознавал: на самом деле он обижался на Низквика, завидовал ему, хотя должен был смотреть на другого грота исключительно с презрением. Едва ли Уфтхак когда-либо запрещал Принцысу пытаться съесть его; Снагги приходилось самостоятельно спасаться от прожорливого зубастого шара ненависти. Пускай Низквика ругал, пинал и обвинял хозяин, но он все же был «гротом большого босса», и это давало ему определённое положение среди прочих гротов, которые не осмеливались пырнуть его – мало ли Уфтхак решит их за это прихлопнуть. Снагги не питал иллюзий, будто такое возмездие произошло бы из какой-то любви к Низквику, сугубо от гнева, что кто-то другой надумал оборвать жизнь, которую большой босс считал находящейся на его усмотрении. И тем не менее, защита существовала. Снагги мог бы вернуться к тому, чтобы быть просто гротом, но болтался рядом с Уфтхаком и Низквиком в отчаянной, самоуничижительной надежде, что удастся выцарапать себе какие-то схожие остатки статуса.

Почему он был проклят величием? Почему обречен вести жизнь в мытарствах и страданиях от осознания несправедливости своего удела, пока его товарищ – за неимением лучшего, более едкого термина – пребывал в состоянии сравнительно блаженного неведения? Почему Горк и Морк избрали Снагги править, если собирались сделать это для него таким зогово сложным?

Снагги семенил вперёд, яростно глядя в спину Низквику, пока они виляли туда-сюда, чтобы увернуться от налетавшей полным ходом техники Вааагх!а, и представлял себе сценарии, которые начинались с его пыряла и заканчивались потрохами другого грота.

Они одолели большую часть пути обратно к порталу, когда встречный поток начал немного замедляться. Лидеры группировки, быстроходные байки и багги, уже прошли и устраивали хаос в новой окружающей обстановке. Однако портал не закрылся, и теперь появлялись остальные силы: банда за бандой парней, не поймавших попутный грузовоз или фуру, а также более крупные механические шагоходы: смертобанки, смертодреды и тому подобное. Снагги потрясённо уставился на огромную арку, когда свет внутри неё снова заколыхался, а потом расступился, пропуская массивную горизонтальную пустотелую трубу высоко, высоко наверху. Через мгновение выяснилось, что это была смертопушка гигантского топтуна – поверхность преодолело прочее вооружение тяжеловесного чудовища, за которым последовало выпуклое тело и зловещий взгляд красных глаз на голове. Снагги посмотрел вверх, и его на миг посетило радостное воспоминание о том, как он потянул за рычаг, уронивший голову Мега-Гарганта (даже более крупного и топталистого) на его старого варбосса. А затем его резко вытряхнул из грез первый титанический шаг топтуна по эту сторону портала.

– Он сюды идет! – завопил Низквик. – Линяй!

Он рванул бегом перпендикулярно вбок, размахивая большими ступнями. Снагги зарычал про себя, но последовал за другим гротом так быстро, как только могли нести его собственные ноги – не потому, что считал, будто Низквик может обладать какой-то выдающейся особенностью избегать проблем, а для того, чтобы если они наткнутся на что-то более индивидуальное, чем топтун, к примеру, на маленькую группу разозленных шипачей, рядом с ним был кто-то, кого он пихнет им навстречу, пока будет смываться.

С виду топтун не должен был уметь в плане передвижения сильно больше, чем еле тащиться, однако огромные размеры этой штуки вводили в заблуждение, и пусть её ноги были короткими по сравнению с туловищем, но их длины все же хватало, чтобы неспешно нести её вперёд со скоростью бега грота. Миновало где-то несколько довольно опасных секунд, прежде чем Снагги наконец-то сумел убраться с дороги массивной боевой машины и плюхнулся наземь успокоившейся кучей, пока топтун двигался мимо него, шумя всевозможными звонками, свистками и агрессивными горнами. Одна из его суперракет, гигантский цилиндрический боеприпас размером самое меньшее с орка, стартовала и с рокотом унеслась прочь, разорвавшись где-то вдали. За взрывом последовал глухой треск, донесшийся до ушей Снагги даже сквозь шум Вааагх!а вокруг, и верхняя половина одного из тёмных шпилей начала крениться, а потом упала как будто с вальяжной медлительностью. Грохот от этого удара сотряс землю так же сильно, как и шаги топтуна, несмотря на гораздо большую отдаленность, и все ликующе заорали, выражая общее одобрение бессмысленного разрушения.

– Спец! – заверещал Низквик, скача вверх-вниз и размахивая руками. – Спец!

Поразительно, и наверняка скорее за счет удачи, чем здравого смысла, но этот паршивец нашел именно того орка, на поиски которого их послали. Снагги поднялся на ноги и украдкой отряхнулся. Спец был весьма умен по меркам орков, что могло обернуться двумя вариантами: либо он был достаточно умен, чтобы распознать божественные лидерские способности Снагги, когда тот соизволит их ему продемонстрировать, или же, если умен не настолько, все равно мог быть достаточно умен, чтобы заметить мятеж до полной готовности к осуществлению. В любом случае Снагги не хотел, чтобы любимый мек Уфтхака имел какие-либо причины недолюбливать его или не доверять ему сверх нормы для орка в отношении грота. Он встал прямо и постарался выглядеть в целом полезным, попутно позволив своей природной ауре величия просиять наружу ровно в достаточной степени, чтобы исподволь намекнуть, что этого грота будет расточительно отправить ползать внутри большой машины и расклинивать шестерню или же иметь дело с плохо изолированными кабелями, по которым проходит неизвестное напряжение.

Спец затормозил и воззрился на них сверху вниз.

– А. Эт ты. Чо?

Хорошая особенность Спеца состояла в том, что в силу отсутствия ног его способность небрежно пнуть докучающего ему грота была заметно ниже, чем у большинства прочих орков. Тем не менее, его не стоило настраивать против себя, если только тебе не хотелось стать подопытным для его новейшего изобретения.

– Тебя большой босс ищет! – быстро произнёс Снагги ещё до того, как Низквик сумел извлечь из себя слова. Он указал назад, примерно в ту сторону, где они оставили Уфтхака. – Он там вон, велел, шоб мы пошли тебе сказали!

Низквик таращился на Снагги с видом уязвленного предательством. Снагги игнорировал его, глядя прямо на Спеца и отчаянно силясь совладать с ухмылкой, которая грозила прорваться и растянуться на все лицо.

– Хмм, – проворчал Спец, что являлось ближайшим подобием утвердительного ответа, какое орк мог дать гроту, если не требовалось никакой дополнительной информации. Механ развернулся на своем колесе и повысил голос, заорав на своих гайкрокрутов, низших меков и гротов-помощников, которые все сейчас занимались тем, в чем Снагги признал мастерскую Спеца, торопливо разобранную и прихваченную с собой.

– Эй вы! Ставьте её, а я пока гляну, чо там босс хочет! Але, Назлуг! Осторожно с ним, эт особельное барахло!

Спец ещё раз крутанулся и умчался, огибая большую банду гротов, которые только что появились из портала и ежились и моргали в странном, пустом свете нового окружения. Снагги увидел, как механ пригнулся в повороте, подхватил теперь уже бесхозную летучую доску, выпрямился, положив её себе на плечо, и был таков.

– Пойду назад босса искать, – произнёс Низквик, голос которого все ещё был полон обиды.

– клёво, – ответил Снагги. – Ну дык вали.

Лицо Низквика наморщилось, пока он пытался обработать следующую мысль.

– Ты чо, не идешь?

Снагги покачал головой.

– Не, надо кой-чо особистое сделать. Кой-чо секретное. – Он подался поближе и понизил голос до хриплого шепота. – Кой-чо, которое мне босс сделать велел!

Низквик изумленно отдернулся назад, широко раскрыв глаза и разинув рот от шока и недоверия. Затем он резко и судорожно шмыгнул носом, развернулся на месте и зашагал прочь, держа руки неподвижно и прижав уши по бокам головы, а Снагги остался хихикать над тем, что наконец-то нашел способ взбесить товарища. Низквик не осмелился бы спросить Уфтхака, правду ли говорил Снагги – вообразите: грот хочет знать, давал ли большой босс другому гроту тайное поручение? От самой этой идеи Снагги так расхохотался, что у него начал болеть живот – но даже случись такое, он просто получил бы ботинком за дерзость, что ещё потешнее. Чтобы привести Низквика в ярость, от Снагги не требовалось на самом деле быть фаворитом Уфтхака; он всего лишь должен был заставить другого грота думать, будто это так, что ожидалось почти до неприличия простым.

Впрочем, это был лишь забавное маленькое побочное следствие настоящей причины, по которой Снагги хотел, чтобы Низквик свалил к зогу. Он уже успел увидеть, как парочка гротов указывала на них, признав «помощников» большого босса. Снагги умел чуять перспективную возможность, как большинство гротов чует прожаренные сквиговые лапки (прожаренные сквиговые лапки Снагги тоже чуял), и одна из них сейчас щекотала ему ноздри.

Он расправил плечи, величаво положил одну руку на свое пыряло в ножнах, убедился, что палило можно мгновенно вытащить, если кто-то ему нахамит, и неторопливо, с демонстративной небрежностью двинулся к группе.

– Ну чо, пацаны? – начал он. – Странное ж местечко, дык?

– Чудное, – сказал один из гротов, озираясь вокруг и дрожа. – Стрёмное. Не нравится оно мне.

– Ага, – произнёс Снагги, сочувственно кивая. – Жаль, шо нам сюды идти пришлось. Это ж реально больше для орков место, дык? Ничо тут толком нету для обычного грота.

Это заявление было встречено несколькими кивками, однако всего несколькими. Даже посреди вторжения Вааагх!а в чье-то измерение гроты всегда будут колебаться, выражать ли критику или недовольство по отношению к оркам. Пускай удел грота неприметен и жалок, но это обычно все же лучше, чем оказаться затоптанным за «долбаную наглость» или вроде того.

– Свезло вам, я ж уже вижу, шо вы не обычные! – бодро продолжил Снагги, и несколько голов поднялось. – Я ж за свою жизнь много обычного повидал, и вы-то не такие!

К нему повернулось ещё несколько голов. Гроты неуверенно переглядывались, пытаясь разобраться, куда он клонит. Комплименты не были в ходу среди гротов, но мерзкая маленькая пустота в сердце каждого из них начала хвататься за слова Снагги и упиваться ими, будто орк, которого окунули в чан с грибным пивом. Глаза светлели, уши навострялись.

Снагги не стал говорить им, что от обычного бывает два вида отклонений, и он втайне подразумевал другой тип. Порой аудитория делает сложную работу за тебя.

– Скажите, – произнёс он, проскальзывая в середину, словно нож между ребер, – пацаны, вы когда-нить слыхали про… Гротобосса?

6

В Комморре бытовало убеждение, что власть не может быть дана, только взята. Даэмира Траэкс не подписывалась под этой точкой зрения.

Власть – та власть, которая интересовала большинство друкхари, а не повседневное обуздание энергии Ильмэа, похищенных солнц, питавших Тёмный Город – была неосязаема, неизмерима количественно. Стакан может быть полным, пустым или где-то посередине, и это состояние возможно определить беглым взглядом. Так же дело обстояло с боезапасом осколочной винтовки и даже, при надлежащем мастерстве, с остатком жизненной влаги в теле врага, подвергающегося обескровливанию. Это были обыденные вещи, и потому они поддавались измерению обыденным способом. С властью было иначе.

Власть, как безоговорочно полагала Даэмира, происходила от духа. Нельзя обездвижить кого-то грубой силой; простые кандалы из стали могут удерживать в заточении, а оружие способно сразить врага, чтобы тот больше не сумел противиться твоей воле, но во всем этом нет власти. Власть нельзя получить над телом, только над духом. Когда другое существо хотело ослушаться тебя, навредить тебе, но не сделало этого, поскольку боится твоей силы или твоих цепей, или смерти, которую может принести твое оружие; когда оно взвесило действие с последствиями, и последствия восторжествовали… Вот это была власть. Аналогично, когда в тебе ищут лидера, когда позволяют твоему видению развития событий заменить их собственное, так как считают тебя осведомленнее или мудрее, или же когда быстро разбираются с теми, кто бросил тебе вызов, или желают пожать плоды выгоды от твоей поддержки – это тоже власть.

Ничего из этого нельзя было достичь при помощи внешней силы, сколь угодно мощной. Пусть смертоноснейшая воительница была способна убить любого врага, пошедшего против неё, однако она не могла принудить никого из них сложить оружие. Власть давали; точнее говоря, отдавали.

Получить контроль над Портом Таварр посредством кровопролития было возможно, но это вышло бы затратно по времени, сложно и расточительно. Проще было получить контроль, являясь наилучшим вариантом для большинства обитателей. Поскольку речь шла о Комморре, прочие стали бы рассматривать власть Даэмиры в качестве наилучшего варианта для себя сугубо до тех пор, пока не смогли бы её свергнуть, однако любому, кто боится ножа в спину, изначально не место у власти. Даэмира намеревалась получить контроль и искоренить своих истинных врагов, после чего приняться за деликатный процесс уравновешивания, когда её новые подчиненные будут так заняты заговорами друг друга, что у них не останется времени переключить свое внимание на то, чтобы свалить её.

Впрочем, сперва нужно было получить контроль, а лучший способ сделать это, как она решила некоторое время назад, состоял в том, чтобы продемонстрировать лидерство перед лицом кризиса.  Поскольку дожидаться, пока кризис случится, было неэффективно, ей пришлось создать его искусственно. её брат наткнулся на орков и, в своем высокомерии едва не погибнув, предоставил ей идеальную возможность. Жестокий, но легко поддающийся манипулированию враг, отчаявшийся мнимый архонт, который решил, что разглядел её двуличность, и потому так и не стал искать более глубокого мотива, небольшая диверсия с паутиной – и её схема была готова.

Теперь требовалось лишь извлечь выгоду.

– Изолировать Сабельные Врата, – приказала она, как только добралась до той части логова Красной Жатвы, где можно было отправлять и принимать её передающие волны. Макулатикс повернулся и посмотрел на неё, однако Даэмира обращалась не к нему.

– Да, моя госпожа, – отозвался Илионит Зеск, её драконт. Будучи командиром вернорожденных, Зеск выполнял роль военачальника Кабала Пустого Сердца, и Даэмира доверяла ему действия от её имени; по крайней мере, насколько она вообще кому-либо доверяла.

– Изолировать Сабельные Врата? – повторил Макулатикс. Его бледные червеподобные губы тронула заинтересованная, но довольная улыбка. – Как решительно. Вы пожертвуете районом?

– Он небольшой и имеет малую ценность, – ответила Даэмира. Малую ценность для неё, разумеется, и – насколько ей было известно – то же было справедливо в отношении Ковена Красной Жатвы. Возможно, для других фракций все было не так, но это просто значило, что у них будет больше причин поддержать её усилия по устранению угрозы. Как-никак, изоляция района, чтобы не дать орочьей мрази распространиться куда-то дальше, являлась логичным оперативным планом. – Мы окружим их там, соберём силы, а затем зайдем внутрь и перебьем их. Если станем действовать быстро, то ущерб, который они смогут причинить, будет ограниченным. Я обращусь ко всем, кто, как мне кажется, прислушается к предложению совместной работы. Вы сделаете то же самое?

Макулатикс побарабанил кончиками пальцев друг о друга.

– Аракхиа представляют для меня ограниченные пользу и интерес. Это примитивные существа, едва разумные. В моих подземельях лучше размещать созданий, обладающих более утонченным восприятием боли.

Даэмира ждала, отказываясь идти на поводу. Она была убеждена, что гемункул видел перспективность вхождения в число первых, кто решительно отреагирует на опасность, и не собиралась умолять его о содействии. Ковен Красной Жатвы стал бы сильным союзником, но если Макулатикс все же решит отвергнуть её, то она раскинет свою сеть шире.

Делать этого не понадобилось. Спустя ещё пару секунд Макулатикс слегка наклонил голову в положение, более близко ассоциирующееся с единодушием и согласием.

– Впрочем, из их жизненных соков можно отогнать определённые полезные эликсиры, и пусть эти твари и обладают неприятно высокой стойкостью к страданию, как физическому, так и духовному, но мне все же будет любопытно посмотреть, насколько конкретно можно растянуть их печально знаменитую выносливость. Несколько подопытных для таких целей придутся кстати.

– Тогда точите ваши клинки и собирайте союзников, кого сможете, – сказала ему Даэмира. – Мы возглавим операцию по зачистке, и Порт Таварр будет искать у нас указаний. – Она снова включила передающую волну. – Зеск. Кто-нибудь из Ранящего Ветра выбрался?

– Да, миледи.

– Убить их, – произнесла Даэмира, игнорируя взгляд Макулатикса. Гемункул мог предполагать что угодно в свое извращенном параноидальном уме, однако отсутствие свидетелей означало отсутствие доказательств. – Они навлекли на нас эту чуму, и потому должны первыми поплатиться за это своими жизнями.

– Да, миледи.

– Мастер-гемункул, – сказала Даэмира, кланяясь хозяину. – Я вас оставлю.

– Разумеется, верховный архонт, – отозвался Макулатикс. Его ответный поклон совпадал с её жестом почтения до мельчайшей доли градуса, но он не сводил глаз с её лица.

Хорошо. Пусть запомнит.

Трупы Ранящего Ветра были разбросаны среди горящих остовов их техники, недалеко от уже запечатанного портала, который вел в подцарство Сабельных Врат. Существовало ещё много подобных порталов, поскольку Сабельные Врата были поглощены Портом Таварр уже некоторое время назад и теперь обладали достаточным количеством переходов, чтобы друкхари перемещались между ними относительно свободно. Там имелись переходы и в другие области Комморры, однако в наибольшей степени они были связаны с Портом Таварр и ему же хранили верность.  По правде говоря, это была незначительная область, немногим более чем трущобы, расположенные, насколько такие вещи поддавались определению в месте вроде Комморры, на окраинах Тёмного Города. В Сабельных Вратах бывали рейдовые группы, двигавшиеся транзитом или возвращавшиеся из реального пространства с добычей, но подобные авантюристы обычно уходили в области поважнее, прежде чем избавлялись от своих трофеев.

Сабельные Врата, бесспорно, являлись частью владений друкхари, но достаточно несущественной, чтобы нападение на неё было скорее обидным, чем катастрофическим. Как следствие, из них получилось идеальное место под разорение орками, при условии, что тем не дадут развернуться. Тем не менее, ни один друкхари не мог смириться с оскорблением от того, что такая мерзость захватила даже самый низменный из районов Тёмного Города. Орков было необходимо перебить и вытеснить, и на передней линии этой атаки предстояло находиться Кабалу Пустого Сердца. Даэмира уже завладела инициативой, приказав запечатать порталы, ведущие из Сабельных Врат. Теперь от неё требовалось позаботиться, чтобы никто из её так называемой ровни, кто мог искать в районе забавы или мести, не сумел бы этого сделать, не укладываясь в её планы. Таким образом она бы гарантировала, что прочие сочтут её лидером, и тем самым облегчила себе дорогу к присвоению роли правителя Порта Таварр.

Она оглядела останки ничего не подозревавших олухов с платформы своего личного «Яда».

– Архонт Оридраэд спасся?

– Мы не видели его доспех, госпожа, – ответил Зеск, что было равносильно «нет». Ни один архонт, так отчаянно желающий признания, как Оридраэд, не стал бы унижаться переодеванием в облачение кого-то из свиты. Сам его ранг был фикцией, которую требовалось постоянно поддерживать, в точности для того, чтобы последователи продолжали передавать ему свою силу.

– Нет сообщений, что он вышел через какой-либо из прочих порталов? – Это было вероятно: попытать удачу в одиночку, если он подозревал, что за привод орков в Комморру ожидаются последствия. Однако Зеск покачал головой, и впечатляющий плюмаж на его шлеме хлестнул из стороны в сторону.

– Нет, госпожа. Кое-кто сбежал из района до того, как его заблокировали, но у нас нет свидетельств, что архонт был среди них.

– Стало быть, никаких хвостов, – удовлетворенно произнесла Даэмира. – Хорошо.

Она начала отворачиваться от сцены, а затем застыла, когда её глаз за что-то зацепился. Это был фрагмент полуночно-чёрной брони, торчавший из-под кормы уничтоженного транспорта «Рейдер».

– Зеск, – сказала она тщательно выверенным шепотом. – Что это?

– На борту был один инкуб, – отозвался Зеск. – Он погиб вместе с остальными.

Даэмира стиснула зубы.

– Вы убили инкуба?

Это была проблема. Она надеялась, что телохранители Оридраэда пали, защищая его; в конце концов, инкубы были истовыми воинами, которые стремились главным образом к тому, чтобы доказать свое превосходство, убив как можно больше противников. Инкубы слышали их разговор, когда она отправляла его на обреченную охоту, и пусть обоснование её обращения к нему было здравым, и никто не сумел бы обвинить Даэмиру в том, что малый кабал трагично недооценил силу добычи, но это все равно было на одну связь с ней больше, чем хотелось бы. Что ещё серьезнее, существовала разница между тем, погиб ли инкуб в бою с орками – это бы обеспечило поддержку Храма Последнего Вздоха при любой атаке против захватчиков – или же был застрелен её воинами по возвращении. Такого неуважения Последний Вздох мог и не простить.

– Избавьтесь от трупа так, чтобы никто не видел, – тихо велела она. – полностью уничтожьте доспех. Никто не должен знать, что этот воин погиб от нашего оружия.

– Госпожа, – произнёс Зеск, тщательно выверяя интонацию и позу, чтобы избежать оскорбительности. – Броня инкубов превосходит…

– И приметная! – прошипела Даэмира, поворачиваясь к нему. Она понимала, о чем говорит драконт: доспехи храмов инкубов давали лучшую защиту, чем броня её вернорожденных, даже чем её собственная – однако носить доспех инкуба, не являясь таковым, означало навлечь на свою голову погибель. На такое надругательство отреагировал бы весь храм, которому принадлежала броня, и не было гарантии, что какой-либо из прочих храмов в такой ситуации исполнит контракт по защите жизни носителя.

– Она должна исчезнуть, – сказала Даэмира. – Мы даже не можем рисковать, вернув её в храм, так как они поймут, что пробившее её оружие принадлежало друкхари. Тот воин не проходил через портал. Проследи, чтобы это стало реальностью.

– Да, госпожа, – ответил Зеск. Он щелкнул пальцами, и двое его вернорожденных спрыгнули с «Яда», чтобы заняться трупами.

Сорняки общества, которые вели существование около этого портала, сбежали, как только через него хлынули первые беглецы от орочьего вторжения, и хотя все они наблюдали издалека, но никто не осмеливался подойти вплотную, пока архонт вроде Даэмиры Траэкс из Пустого Сердца занимается осмотром. Однако приближались другие, с большим количеством стали в хребте: Даэмира видела тёмные крупинки транспортов. Среди них должен был быть её собственный двор, «Рейдер» за «Рейдером», набитые воинами в характерной желто-фиолетовой броне её кабала, но также и прочие. Известие о нападении орков уже разнеслось – отчасти их с Макулатиксом стараниями, а отчасти благодаря естественному распространению слухов друкхари.

– Веди нас им навстречу, – приказала она своему пилоту, и «Яд» поднялся выше в воздух, встав перед надвигавшейся флотилией, словно одиночная цель тучи стрел. Даэмира взяла под контроль выражение лица, укрепила нервы и целенаправленно изменила собственное восприятие. Это были не стрелы, не снаряды, нацеленные на неё с целью причинить вред; это были просители, идущие к ней за указаниями и мудростью. Она задрала подбородок и приготовилась встретить их именно в таком качестве.

Самый большой из приближавшихся силуэтов превратился в катамаранные очертания «Тантала» – глиссера существенно крупнее обычного «Рейдера». Подобные машины были редкостью и признаком богатства и статуса. ещё даже не разглядев цвета, Даэмира узнала собственность Кабала Опускающейся Ночи, а это значило, что фигура, горделиво стоявшая на командной палубе, могла быть только верховным архонтом Цистриалом Вирном.

– В наших стенах аракхиа, а Кабал Пустого Сердца убивает наших же воинов, – провозгласил Вирн со зловещим удовольствием, когда его корабль затормозил сразу за границей удобной для абордажа дистанции. Даэмире было не слишком комфортно смотреть на импульсный дезинтегратор «Тантала», однако вступительная реплика Вирна указывала, что тот жаждал крови в метафорическом, а не в прямом смысле, как минимум в данный момент, иначе он бы выставил себя лицемерным глупцом перед остальными. Конечно, архонты должны быть двуличными, но искусство состоит в том, чтобы сохранять внешние приличия, пока не будет гарантирован твой триумф.

К тому же, Вирн хотя бы остановился, а не проследовал мимо Даэмиры так, словно её тут не было.

– Вы здесь, чтобы помочь, или просто выгуливаете свое увеселительное судно? – поинтересовалась Даэмира. Не самое тонкое оскорбление, поскольку «Тантал» являлся скорее грозной боевой машиной, нежели роскошной баржей, однако этого бы не хватило, чтобы оправдать начало враждебных действий со стороны Вирна. Более того, уже прибыли «Рейдеры» Даэмиры, которые проплывали мимо и занимали позиции позади неё, а тем временем прочие корабли – множество из Кабала Опускающейся Ночи, но также и из кабалов поменьше вроде Лунного Легиона, Серебряных Теней и Дара Крови – останавливались по обе стороны от воображаемой черты.

Это не её кабал противостоит всем прочим, напомнила себе Даэмира. Это другие архонты ждут её руководства.

– Какая помощь вам нужна? – лениво спросил Вирн. Он был настоящим красавцем, его бледная кожа имела искусственную подкраску едва заметного холодного голубого тона, что придавало ему вид ледяной скульптуры. Прическа представляла собой копну волос чистейшего белого цвета, перевязанную и украшенную клинками-полумесяцами, а также пронизанную осколками костей, забранных у его врагов; доспех же был насыщенного зеленовато-серого оттенка.

– Я изолировала Сабельные Врата, – сообщила Даэмира, отслеживая, кто выглядел впечатленным её сообразительностью, кто казался рассерженным, а кто задумчивым. – Аракхиа остановлены, но их все ещё необходимо ликвидировать. – Она оглядела собравшуюся армию: несомненно, немалую, но достаточную ли для того, чтобы убедительно победить захватчиков? Уверенности у неё не было. – Все пройдет более гладко, если культы ведьм пожелают обагрить свои клинки.

– Не сомневаюсь, что пожелают, – отозвался Вирн. – А как насчет ковенов?  

– Не могу говорить за всех, однако Ковен Красной Жатвы здесь, – раздался свистящий голос.

Корабли Красной Жатвы поднимались ввысь, и возглавлял их Макулатикс на собственном «Рейдере», сопровождаемый десятком своих самых свирепых развалин. Машина гемункула неторопливо развернулась, и он с последователями занял свое место.

Возле «Рейдеров» и «Ядов» Кабала Пустого Сердца.

Заявление было явным и очевидным. Один из крупнейших кабалов Порта Таварр и один из его крупнейших ковенов объединились – по крайней мере, сейчас. Естественно, это была видимость, поскольку Даэмира не питала любви к Макулатиксу, а тот к ней, но значение имело давление, оказываемое их позицией. Прочие кабалы стояли перед жестким выбором: попытаться немедленно сформировать собственный конгломерат, что будет сопровождаться ударами в спину и грызней за власть, и рисковать полностью потерять свое положение; открыто выступить против этого нового альянса в одиночку и рисковать быть уничтоженным; или же подчиниться.

Это было бы временно. Всегда было временно. Но для таких долгоживущих созданий, как друкхари, «временно» могло оказаться по-настоящему длинным интервалом, и пусть это позволяло подчиненным отточить свои планы, как избавиться от вышестоящих, но ещё и побуждало их дожидаться по-настоящему верного момента, а не поддаваться нетерпению этих проклятых низших, скоротечных видов. Все, что требовалось от Даэмиры – обеспечивать, чтобы тот самый идеальный момент для её свержения никогда не возник.

– Очень хорошо, – небрежно произнёс Цистриал Вирн, словно его вопрос был невинным, а вовсе не намеком на то, что у Даэмиры нет союзников. – Что вы предлагаете?

– Нам бы пригодилась скорость культов ведьм, – сказала Даэмира. – Как мы все знаем, аракхиа свирепы и живучи, но неуклюжи и неповоротливы. Мы должны избегать прямого столкновения. Пусть геллионы и налетчики атакуют и дезориентируют, нанося урон и приводя их в ярость, при этом оставаясь на расстоянии. Наша огневая мощь будет наиболее эффективна, когда они станут по-настоящему разобщены. Кабалы могут дать поддержку, нужную самим ведьмам, а пехота ковенов, – она указала на Макулатикса, – сократит дистанцию и порежет их на части.

– Мы должны выдвигаться быстро, – заметил Вирн. Теперь он держался исключительно по-деловому, хотя бы внешне. – Аракхиа обладают невысокими способностями в возведении настоящих укреплений, но их грубые постройки все же способствуют их сильным сторонам и могут помешать тактике наскоков. Лучше нанести удар до того, как они начнут приспосабливать окружающую обстановку под себя.

– Я уже разослала сообщения культам, – произнесла Даэмира. – Однако полагаю, что мы преуспеем больше, если мои собратья-архонты…

Она прервалась, когда справа от неё что-то грохнуло. Это была не пульсирующая вспышка дезинтегрирующей пушки или шипящий мрак тёмного копья. Это был громкий взрыв с облаком дыма, вроде того, который может вызвать примитивный фугас, запущенный твердотопливным метательным зарядом.

К примеру, оружие орков.

– Что происходит? – осведомилась она через передающую волну, расширив сигнал на все её войска в этом районе. – Отвечайте!

Первым ответом стал дробный стук выстрелов, на сей раз слева. Не практически беззвучное шипение осколочного оружия, а громкий рев простых боеприпасов. Затем до них донесся крик: характерный монотонный боевой клич аракхиа. Он был незамысловатым и звериным, но при этом дотягивался до заднего мозга и поглаживал его тупыми грубыми пальцами. Это, говорил он друкхари, голос существ, которые очень вряд ли испугаются. Существ, которые не остановятся, пока не умрут, добиться чего сложнее, чем могло бы быть приемлемым. Существ, которые никогда, вообще никогда не откажутся от своей власти.

И ещё это был голос, которого не должно было быть здесь.

– Какие-то из порталов пропустили? – вопросила Даэмира.

– Все порталы запечатаны, – тут же ответил Зеск. – Ни один не открывался вновь.

Взорвалось ещё что-то, немного подальше, и за этим звуком немедленно последовали громкие и хриплые ликующие вопли. Даэмира раздосадованно огляделась, слегка успокаивая себя тем обстоятельством, что её соперники выглядели столь же озадаченными, как и она сама.

– Тогда как они это делают?

7

­Уфтхак смотрел на портал, являвшийся почти полной копией тех, через которые они уже проходили. Однако этот отличался отсутствием таинственных мерцающих огней, характерных для прочих. Он был недействующим. Нерабочим. «Ни зога не пашет, босс», как выразился Спец.

Вааагх! последовал за шипачами через один портал в чудной туннель, а затем через ещё один портал туда, где они находились сейчас – в дом шипачей, или, по крайней мере, его часть. Повсюду вокруг Уфтхак слышал шум, который издавали живущие здесь шипачи, изо всех сил пытавшиеся выгнать его пацанов, и парни, недвусмысленно задававшие им взбучку. Шипачи всегда любили нарисоваться, запороть парочку говнюков и снова исчезнуть; Уфтхак полагал чрезвычайно закономерным, что кто-то наконец-то заглянул в их лагерь и принялся силой менять обстановку.

Однако что-то его тревожило. Как он ни старался, но не мог прекратить думанье насчет того, как чудно получилось, что они с пацанами прошли через два портала, для открытия которых обычно требовался дохляк, а теперь застряли у этого.

– Могрот, – задумчиво произнёс он, – у тебя бывает такая чуйка, шо ктойта себя умнее считает, чем ты?

– Всегда, босс, – сказал Могрот, кивая. Уфтхак покосился на него, а потом хмыкнул.

– Ага, верняк. – Он указал на портал. – Чо мне понятно, так это шо тут смысла нету.

– Это ж дохляцкая штука, босс, – озадаченно отозвался Могрот. – В ей разве должон смысл быть?

Уфтхак раздраженно скрежетнул зубами. С одной стороны – нет, не должен. Дохляки и шипачи были чудными говнюками, вот и все. Даже юдишки вели себя как-то осмысленно, хотя слабо и жалко; они малость походили на орков, просто обычно были реально, реально плохи в этом. Но вот дохляки и шипачи… Ну, кто знает, что у них в головах творилось? Они явно занимались думаньем – не как жукоглазые, которые, по сути, были как сквиги в плане решимости любой ценой заполучить еду и практически не выказывали осознания всего остального.  Нет, дохляки и шипачи были вроде как умными на собственный манер, вот только это был зог какой странный манер. Не существовало абсолютно никаких причин, по которым то, что они делали и почему, должно было представляться орку сколько-либо осмысленным.

Но с другой стороны, у Уфтхака крепла уверенность, что смысл должен быть. В этом и состояла проблема с думаньем: было сложно разобраться, где остановиться. Когда-то, столкнувшись с подобным препятствием, он бы попробовал взорвать его, чтобы пройти. Если бы это не сработало – в чем он был убежден, поскольку все больше подозревал, что пространства, соединенные этими воротами, находились не совсем рядом в его понимании – то он бы просто развернулся и принялся топтать всех шипачей, до кого получилось бы дотянуться. Он хотел драки, он нашел драку, и старого Уфтхака это бы устроило.

Однако этот Уфтхак не мог ею удовольствоваться. Что-то донимало его, будто заноза в мозгу, которую не сумел бы вытащить даже Док Шлакогрыз. Если для открытия ворот требовался дохляк или шипач, тогда должна была иметься причина, по которой другие открылись, а эти нет. Уфтхака злило, что мозг вот так предает его, не позволяя порадоваться тому, что внешне представлялось идеально хорошей дракой. Но с этим ничего нельзя было поделать. Он попробовал треснуть себя по голове, чтобы проверить, не растрясутся ли мысли, но ничего не произошло, только костяшки отбил.

– Ты в норме, босс? – с некоторым беспокойством в голосе поинтересовался Могрот. Едва ли благополучие Уфтхака стояло высоко в списке приоритетов Могрота, поскольку если бы Уфтхак подорвался, то Могрот Красножуб, вероятно, посмеялся бы над ним, а потом полез бы меситься в попытке стать новым большим боссом, и в этом случае да помогут Горк и Морк всем парням, кто окажется под его началом. Тем не менее, любой орк слегка встревожится, если решит, будто его босс не в своем уме.

Тут-то и крылась проблема: Уфтхак был слишком в своем уме. Он не знал, что делать с таким количеством ума, какое у него имелось, а прямо сейчас тот настаивал, что их с парнями присутствие здесь являлось не просто результатом удачной случайности или того, что Горк и Морк направили их на старый-добрый замес. Кто-то хотел, чтобы он оказался тут – кто-то, более близкий, чем пара могучих зеленых божеств где-то там, где живут боги. Если учесть, что только дохляки и шипачи могли нормально указывать воротам, что делать, это вело к весьма очевидному заключению относительно природы пресловутого кого-то.

Что же до того, зачем шипачу могло захотеться, чтобы огромная куча орков заявилась к нему домой – этого Уфтхак пока не мог разгадать. Возможно, дело было просто в том, чтобы подстроить замес между двумя своими соперниками, потому что хочется посмеяться. Возможно, упомянутый шипач считал, будто устроил какую-то клёвую ловушку. Возможно…

Нет, погоди. Вернись к «ловушке».

Уфтхак снова осмотрелся. Один вход, выходов нет. Ну, наверное, кроме входа, но никакой уважающий себя орочий босс не станет разворачиваться и уходить тем же путем, каким пришел. Зайди куда-нибудь, разнеси там все, выйди с другой стороны: таков был путь орков. Стало быть, коль скоро шипачи знали это место лучше парней Уфтхака, это все-таки на самом деле могла быть не такая уж плохая ловушка.

Уфтхак был не в настроении попадаться в чью-то ловушку, каким бы злым ни вышел сюрприз для предполагаемого поимщика, когда тот явится проверить, что же изловил. Он повернулся, сделал глубокий вдох и заорал:

– Спец!

Последовала приятно недолгая пауза, прежде чем появился главный механ Уфтхака, который пронесся сквозь толпу орков и гротов, толкавшихся туда-сюда и игнорировавших приказы. Впрочем, метод перемещения Спеца выглядел слегка иначе, чем обычно, и Уфтхак в замешательстве насупился, когда мек остановился перед ним.

– Оно ж… земли не касается, – сказал он, указывая на моноколесо Спеца. Оно и впрямь висело на пядь выше того, что здесь считалось землей, и очень слабо вращалось.

– Ага, нашел чутка тех летучих генераторов шипачей, – счастливо ухмыльнулся Спец, ткнув в какие-то новые светящиеся детали на нижней части своего тела. – Решил, оно угарно может выйти.

– Дык колесо-то ты оставишь?

– Само собой, – ответил Спец, как будто уязвленный самим предположением. – Без понятия, скока эти штукенции протянут, это ж как-никак только шипачей технота. В конце концов, хорошее колесо им по надежности не побить. А ещё я не могу придумать, как эти летучки снова выключить, но уверен, шо оно временно. Ладно, босс, – продолжил он, когда выражение лица Уфтхака стало сдвигаться к скучающему, что могло привести к лечебному насилию. – Я поснимал показания с домов вокруг, и походу вон в том, – Спец указал на особенно зазубренную башню, – оно вернее всего чо-нить понтовое найти. Он больше всего мощи жрет, и на то должна ж быть причина.

Уфтхак кивнул. Нормальным решением было бы приказать всем, кто поблизости, атаковать указанную башню, но снова происходило думанье.

– Как по-твоему, смогёшь ихнюю мощу попользовать? – спросил он, заставив Спеца наморщить лоб.

– Походу да, босс. Оно ж все просто энергия, дык? Может, надо чутка поковыряться с тем, куда мы там подцепимся, но оно не проблема будет. – Его лицо просветлело, став лицом механа, который видит, что ближайшее будущее состоит из возни с проводами, инструментами и оглушенными током гротами. – Какой план?

Уфтхак рассказал ему план, и ухмылка Спеца все ширилась, пока не растянулась практически от уха до уха.

– Мне нравится, босс! Ага, должно сработать. Скажу моим гайкокрутам, шоб детали тащили.

Он развернулся, чтобы умчаться прочь, но Уфтхак поймал его за плечо.

– Эта вот штука высоко подымает? – спросил он, кивнув на теперь уже летающую нижнюю половину Спеца.

– Эээ, без понятия, босс. Те штуки, откуда я это подрезал, довольно высоко носились, так шо нормально должно быть.

– Так, тады пока не ушел, вон туда подымись, – произнёс Уфтхак, указывая на голову топтуна, который с глухим буханьем двигался невдалеке, – и скажи кэпу, шо мне охота, шоб он нам проход сделал вон там.

Он снова указал, теперь на основание шпиля, который Спец выделил как самый энергопотребляющий.

– Есть, босс! – радостно отозвался Спец. Его новые дополнения засветились ярче, завизжали громче, и он с веселым гоготом взмыл в воздух и слегка неустойчиво направился к упомянутой гигантской машине. Уфтхак проследил за ним достаточное время, чтобы более-менее удостовериться, что он доберётся, а потом отцепил Понтобой, включил силовое поле вокруг него и поднял вверх.

Даже посреди общего хаоса, который представляло собой орочье вторжение в самом разгаре, вида большого босса, вставшего в полный рост и поднявшего оружие, оказалось достаточно, чтобы привлечь внимание. Ближайшие орки прервали свои занятия и повернулись посмотреть, а их товарищи повернулись глянуть, на что они смотрят, а потом повернулись уже их товарищи, и так далее.

– Лады, сюда слухайте! – взревел Уфтхак. Он направил Понтобой на шпиль, являвшийся его целью, попутно едва не разрубив надвое соседнего зверолова. – Мы ща пойдем и вон там всем зог как напинаем. Тока шоб одно помнили: если там есть чо все из себя технологишное, оставьте одним куском, мне охота, шоб на него Спец глянул.

Окружающие орки закивали. Они, как-никак, были ТехВааагх!ом: хотя большинство из них не питало особого интереса к блестящим приспособам и мелочевке, которая не убивала напрямую, но было знакомо с особыми интересами Меклорда и знало, что орки, раздолбавшие желаемый им предмет, долго не заживались.

– А, ещё ж одно, – с ухмылкой добавил Уфтхак, когда топтун начал тяжеловесно разворачиваться и опускать свои пушки. – Погодьте чутка, а то ща малость громко будет…

Шипач прыгнул на Уфтхака с пронзительным криком и ножом, который был таким узким, что казался почти несуществующим. Уфтхак просто пихнул ему прямо в грудь верхушку Понтобоя, не заморачиваясь ни с молотом, ни с клинком рубила, и шипач практически сам себе проткнул ребра с жалким треском поддающихся тонких костей. Он упал на пол, лицо было искажено болью, но ещё и какой-то яростью от предательства, будто его шокировало и взбесило, что Уфтхаку хватило скорости сорвать атаку. Уфтхак наступил ему на голову, и хотя эти твари были досадно живучими, учитывая их долговязое телосложение, но орк весил достаточно много, чтобы без труда раздавить череп ногой.

В этом была нынче проблема с драками – их никак не получалось воспринимать, как раньше. С тех времен, когда Уфтхак был пацаном, большинство говнюков замедлилось до такой степени, что ему уже почти не приходилось стараться. В ту пору, будучи просто одним из парней в банде Плохиша Понтобоя, он пулял и рубил, ежесекундно едва избегая смерти и, как следствие, ощущая себя невероятно живым. Не то, чтобы сейчас драки стали скучными, вовсе нет, однако было трудно найти в них тот же прилив авантюризма и удовлетворения, когда большая часть врагов как будто вообще неспособна к тебе приблизиться.

Это, конечно, не значило, что Уфтхак имел какие-либо намерения сознательно давать говнюкам шанс, просто чтобы сделать все малость поинтереснее. Если они не смогли удосужиться как-то научиться драться, он уж точно не собирался упрощать им жизнь.

– ещё кому охота? – проревел он, помахивая Понтобоем, однако последний шипач очевидно решил, что ему на самом деле неохота, и обратился в бегство. Уфтхак метнул в быстро удалявшуюся спину Понтобой, и сторона с энергетическим клинком практически разрезала невезучее создание пополам. Оно упало на пол, мгновенно умерев, а Уфтхак сжал кулак, чтобы надавить на кнопку, встроенную в ладонь его бронированной перчатки.

Кидать Понтобой было потешно и зачастую эффективно, но это все же приводило к затруднению – Уфтхак находился здесь, а его оружие находилось там, что было просто неудобно и прямо-таки неуважительно. Он переговорил со Спецом, и мек смастерил новое устройство, которое должно было решить проблему, отзывая оружие обратно в руку Уфтхака посредством миниатюрного телипортного маячка.

В теории.

В этот раз произошло следующее: оружие возникло в нескольких футах правее и позади него, и по совпадению оказалось ровно посередине одного из его парней. Последовал короткий и неприятный момент, когда оба объекта пытались занимать один и тот же объем, а затем пресловутый орк – Зоддраг, как показалось Уфтхаку – мокро взорвался. Уфтхак протянул руку и схватил Понтобой, прежде чем тот упал на землю, но уже ничего нельзя было поделать с Зоддрагом, который теперь в основном представлял собой одни конечности без чего-либо, к чему их можно было бы снова приделать. Все засмеялись, включая и Уфтхака: если уж пришлось помереть, все равно можно и повеселиться.

– ещё кто? – крикнул он, когда смех немного стих, но ответом стало только молчание. Башня шипачей была такой же скользкой, лощеной и непонятной, как её обитатели, и каким-то образом совмещала блестящие поверхности с тенистым сумраком, не говоря уж о планировке, которая противоречила всему, что Уфтхак полагал логичным.

Они одолели меньше трети пути наверх, но Уфтхак был уверен – если бы он пытался действительно попасть куда-то конкретно, то безнадежно заблудился бы из-за перевернутых лестниц, тупиковых коридоров и секретных дверей. На его пацанов уже дважды нападали сзади, бойцы шипачей выскальзывали из потайных ходов и всаживали клинки в орочью плоть, прежде чем их присутствие успевали заметить, но каждый раз эти паршивцы переоценивали психологический эффект от своего появления. Многие виды, как предполагал Уфтхак, были бы потрясены тем, что враг вдруг возникает рядом с ними; для орков это лишь значило, что попытка найти себе драку оказалась даже более успешной, чем ожидалось.

Ответа на его вызов все так же не было. Кто бы ни остался в этой башне, они ничем не выказывали, что выйдут и будут драться за неё, а Уфтхаку уже надоело выслеживать шипачей просто ради того, что убивать их по нескольку за раз. Он пренебрежительно махнул рукой.

– Так, пацаны, валяйте за ними. Я взад пойду, со Спецом перетереть.

Сопровождавшие его парни, которые болтались сзади, чтобы большой босс их не отметелил за то, что добежали до врага раньше него, устремились вперёд, радостно улюлюкая и без разбора паля из разнообразного оружия. Уфтхак стал проталкиваться между ними, минуя сцены резни и беспорядочного разрушения, пока снова не оказался на нижних уровнях, где Спец и его гайкрокруты занимались подцеплением грозди толстых кабелей к нескольким странным камням. Те горели нездоровым светом, и меки были убеждены, что там содержалось нечто, используемое шипачами в качестве энергии.

– Здорово, босс, – приветствовал его Спец. – Как оно… Назлуг! Не трожь…

Раздалось чрезвычайно громкое шипение, и один орк вспыхнул и отлетел назад через всю комнату. Все как следует похохотали, пока он катался, прихлопывая пламя, а затем снова вернулись к работе, когда заметили свирепый взгляд Уфтхака.

– О чем бишь я, босс, дык как оно там наверху? – добродушно спросил Спец, рассеянно почесывая голову инструментом, у которого, похоже, было три разных конца.

– Шипачи ж, ну, – сказал Уфтхак, пожав плечами. – Прыгают на тебя, пыряют кого-то, ты их топчешь и идешь новую пачку искать. Но они ж как надо не дерутся, а мне неохота ждать, шоб они на нас навалились, кады созреют.

– Ну, кажись, мы уж все разрулили, – произнёс Спец, удовлетворенно хлопнув в ладоши. – Пошли наружу, глянем чо почем.

Уфтхак вышел за ним обратно туда, где другие ассистенты Спеца установили несколько больших металлических плит, скрепленных болтами в некое подобие второго этажа, и к ним крепились кабели, змеившиеся из башни шипачей. Над плитами возвышались два угрожающе выглядящих пилона, которые указывали вниз и внутрь, в направлении чего-либо, стоящего на платформе. В данный момент банда в тридцать или около того парней вертелась там с неугомонностью орков, которые не заняты ничем захватывающим прямо сейчас, но которым сказали, что если сумеют чуток постоять спокойно, то вскоре смогут заняться чем-то реально захватывающим.

– Раскочегаривай! – заорал Спец, и один особенно промасленный грот запрыгнул на рычаг и потянул его вниз массой своего тела. По всему устройству вспыхнули огни, а вокруг кончиков пилонов начала потрескивать энергия.

– Да! – ликующе крикнул Спец и помчался изучить циферблаты. – Мощности ровно держатся! Хорошее думанье, босс. Шипачи дают нам ток, шоб оно работало!

– Дык пусть работает! – скомандовал Уфтхак. Спец ухмыльнулся ему и повернул большую ручку.

Раздался стучащий, пульсирующий шум, который поначалу был достаточно низким, чтобы создавать дискомфорт в кишках, а затем быстро поднялся до неслышимой высоты, от чего начала растворяться сера в ушах. Потом, как раз когда Уфтхаку стало казаться, будто его голову сжимают вилками силовой клешни, последовало исключительно громкое «хлоп!», и все парни на плите исчезли.

Уфтхак посмотрел на Спеца.

– Оно сработало?

– Я детектор на одного из них повесил, – самодовольно сказал Спец, извлекая какое-то приспособление и сверяясь с ним. – Не знал точно, куды их шлю, но ежели ко мне обратно сигнал придет, значит они более-менее в нужном месте оказались.

– А ежели к тебе сигнал не придет? – поинтересовался Уфтхак.

Спец пожал плечами.

– Тады они, наверное, в мире богов, дерутся с теми чудными хваткими штуками, которые с говнюками Хаоса зависают. – На его устройстве что-то загорелось, и он усмехнулся. – Во, я ж говорил! Они норм добрались, куда там двигали! – Появился ещё один огонек. – А ноб кнопку даванул, то бишь они чойта нашли, шоб подраться и все такое!

Удовлетворившись, Уфтхак кивнул. Думанье порой было болезненным, но оно имело и свою пользу. Его пацаны не будут просто сидеть и ждать, пока шипачи к ним придут, о нет.

– Сюды свои задницы тащите! – рявкнул он. – Кто вот прям щас с шипачом не дерется, все лезьте на телипортную площадку! Прокатитесь!

8

У Даэмиры был план.

Заманить орков, пожертвовав гордым и отчаявшимся самозваным архонтом и его так называемым кабалом, запереть их в Сабельных Вратах (малозначимой для неё области), затем собрать под своим началом остальные фракции Порта Таварр, чтобы истребить чудовищ. Все получали свежую порцию рабов и жертв, а раздор, так сильно вредивший этому району Комморры, заканчивался с появлением нового лидера: её. После восстановления стабильности все могли снова переключиться на рейды в реальное пространство и охоту на низшие виды галактики, уделяя предательству и обману лишь обычное количество мыслей, а не готовясь к полномасштабному конфликту, который разразится в любой момент. Взяв на себя управление, она бы действительно оказала всем услугу.

Однако, несмотря на заверения её воинов, будто порталы паутины из Сабельных Врат отключены, и оркам никак через них не пройти, никчёмные твари каким-то образом не оставались в ловушке. Даэмира достаточно хорошо знала, что порой орки отказывались признавать свою смерть ещё долгое время после того, как их тела должны были сдаться; но прежде она не была осведомлена, что они, видимо, также способны отказываться признавать законы физики.

– Выясни, что происходит! – прошипела она Зеску, когда «Рейдеры» и «Яды» отделились от собравшейся флотилии и направились к творящимся вокруг возмущениям. – Доставьте сюда мастеров для осмотра порталов! Я хочу знать, как аракхиа выбираются, и как далеко это распространяется!

– Да, госпожа, – послушно ответил Зеск, хотя Даэмира и видела, что драконту неприятно быть первым объектом её ярости и досады. Неважно. Либо он напомнит себе, сколько привилегий в его жизни, либо она публично снимет с него кожу в качестве урока тем, кого вознаграждала за службу. Впрочем, даже если бы в таком возникла потребность, подобной крайности, возможно, пришлось бы подождать до разрешения насущных проблем, стоявших перед ними.

– Уверена, что готова к этому, Даэмира? – насмешливо окликнул Вирн. Казалось, что архонт Кабала Опускающейся Ночи не обеспокоен событиями – или, как минимум, не настолько обеспокоен, чтобы это мешало ему подрывать шаткий авторитет Даэмиры. По крайней мере, напомнила та себе, никто не мог посмеяться над провалом её плана, поскольку никто больше не знал, что она вообще задумывала приход орков сюда. Для неё было абсолютно естественно злиться из-за того, что аракхиа продолжают марать Комморру своим присутствием.

Внезапно и резко атаковала паранойя. Почему Вирн был так спокоен? Не являлось ли это частью его замысла – замысла, о котором Даэмира до настоящего времени даже не думала? Вирн как-то устроил, чтобы орки вырвались из Сабельных Врат, чтобы сделать победу Даэмиры менее уверенной и потом взять власть самостоятельно? В сущности, не проистекало ли все – едва не состоявшаяся смерть Дхалгара, план самой Даэмиры, а теперь неожиданное появление орков в самом Порте Таварр – из запутанных манипуляций Цистриала Вирна?

Нет. Нет, Даэмира отказывалась в это верить. Архонт Кабала Опускающейся Ночи был грозен, но ему недоставало подобного долгосрочного изящества. Это аракхиа не желали играть свою роль, только и всего – раздражающее упрямство, которое следовало бы предвидеть. Не имеет значения: она соответствующим образом перестроит схему, установит природу и местонахождение брешей, запечатает их все, после чего поведет силы Порта Таварр к…

– Госпожа! – закричал Илионит Зеск, а наверху полыхнула вспышка зеленой энергии. Даэмире хватило времени ровно на то, чтобы ощутить пощипывание на коже, какого она никогда прежде не испытывала, а потом небо раскрылось и начало извергать орков.

Они падали ревущим штормом – по меньшей мере пара дюжин огромных чудовищ в примитивной чёрно-желтой одежде и броне. Через полсекунды Даэмира осознала, что при падении существа кричали не от паники; они ревели боевые кличи или даже восторженно хохотали. Как-никак, аракхиа были Детьми Разрушения и жили только ради войны. Казалось, их мало заботит, как они доберутся до битвы, и где на самом деле эта битва происходит, лишь бы попасть туда.

Рефлексы друкхари были более чем под стать появлению врагов, и осколочные винтовки вскинулись, открыв огонь ещё до того, как первые орки успели пролететь несколько футов. Однако Даэмире быстро стало очевидно, что в подобной ситуации даже уже отравленный орк способен создать большие проблемы. Это были массивные создания, каждое из которых весило, наверное, втрое больше, чем друкхари, даже без брони и вооружения, и они падали прямо на флот глиссеров Порта Таварр. Одно такое тело, уже обмякшее и с меркнущими глазами от действия токсинов, приземлилось на самый кончик носа её «Яда». Внутренние стабилизирующие системы корабля были настроены на тончайшую чувствительность, чтобы пилот мог наилучшим образом маневрировать и уклоняться от вражеских выстрелов, однако они ничего не могли поделать с внезапным попаданием нескольких сотен фунтов орочьих мускулов и боевой экипировки, прилетевших с немалой долей ускорения свободного падения.

Нос «Яда» резко повело вниз и назад. В соответствии с физикой, корму корабля настолько же бросило вверх и вперёд. Даэмира могла бы отчаянно уцепиться за перила и повиснуть, будто какой-нибудь потерявший надежду раб, пока пилот пытался выровнять машину, но за ту долю секунды, пока архонтесса принимала решение, она предпочла оттолкнуться.

Возможно, в сравнении со многими другими видами в галактике друкхари выглядели худощавыми, но они практически не имели себе равных по соотношению силы и массы. Даэмира могла бегать достаточно быстро и прыгать достаточно высоко, чтобы опередить и обойти большинство потенциальных врагов, и теперь она с пользой применила мощь своего тела. Ноги дополнили инерцию кувыркнувшегося «Яда», взметнув её в воздух, и она сделала сальто через промежуток между её кораблем и «Танталом» Кабала Опускающейся Ночи. Даэмира легко приземлилась на один из двух его носов. Куда более крупная машина едва заметила её вес, но затем затряслась, когда сверху обрушилось несколько орков.

Воины-кабалиты являлись умелыми бойцами, однако они были экипированы, чтобы атаковать врагов издали и уничтожать их опустошительным градом ядовитых осколков и прочего, более экзотического оружия. Они делали упор на высокомобильную огневую мощь, удары и отходы на «Рейдерах», и никогда не позволяли оппоненту сблизиться с ними. Это стойкие монстры ковенов гемункулов, мастера фехтования из храмов инкубов или подвижные гладиаторы культов ведьм сходились с противниками клинок к клинку и повергать их посредством грубой силы, несравненной техники или потрясающей скорости. Против человека, т`ау или немалого числа иных видов друкхари могли постоять за себя даже без доступа к оружию ближнего боя, но орки были совершенно другим делом. Их звериная мощь делала смертоносными даже примитивные клинки, и они игнорировали удары, которые бы оглушили или вывели из строя врага послабее.

Орков совсем не интересовал артистизм меча, танец выпадов или едва заметный поцелуй токсинов. Они не были посвящены в Сула`даэт, Язык Порезов, когда искусный воин выражал свое презрение – или же неохотное уважение – к оппоненту посредством расположения и глубины наносимых ран. Орки просто убивали. Там отсутствовало изящество и было мало техники.

Но клянусь самой Живой Музой, подумалось Даэмире, когда пять орков где-то за секунду разорвали на части столько же воинов-кабалитов, они страшны.

Путь войны друкхари базировался на их мобильности; в сущности, идея была в том, чтобы вообще не вести войну в том виде, как её понимали низшие виды. Обитатели Тёмного Города не отправлялись в священные походы или завоевания, подобные тем, которые предпринимали никчёмные мон-кей (каким бы мерзким богам они ни поклонялись), т`ау с их обманутыми прислужниками и даже сами орки. Друкхари наносили сильный удар, брали, что хотели, и уходили, пока их враги истекали кровью. Они не стремились получить территорию в реальном пространстве, а просто охотились на тех, у кого она была, и ключом к успеху являлись их корабли.

Однако сейчас эти корабли не давали убежища. Хотя часть орков пролетела мимо, размахивая конечностями и камнем падая к земле внизу, но экипажи тех невезучих машин, на которые приземлился один или несколько громил, обнаружили, что теперь у них крайне мало пространства для маневра. Орк занимал на узком корабле друкхари много места, и его было сложно сдвинуть: на глазах Даэмиры член команды «Тантала» акробатически качнулся вокруг мачты эфирного паруса и врезался ногами вперёд в одного из абордажников, но отлетел от него и упал на палубу, а упомянутый орк лишь слегка качнулся вбок. Затем гнусная тварь навела свое тяжелое оружие, которое имело форму пистолета, но размеры почти как грудь друкхари, и выпустила в нападавшего пулю толщиной с руку Даэмиры.

На такой дистанции не смог бы промахнуться даже орк. Нагрудник воина разлетелся, и большая часть верхней части тела распалась на мелкие составляющие, а орк издал гротескный хихикающий смех, который прекратился лишь тогда, когда его голову снес взмахом энергетического клинка Цистриал Вирн.

Архонт Кабала Опускающейся Ночи текучим движением вступил в бой, словно бог-воитель из древних времен. Его силовой меч мерцал, а волосы разлетались снежными брызгами. Оружие вспороло второго орка тремя полосующими ударами, за быстротой которых едва успевал глаз – два накрест, со сменой направления, и затем третий в середину торса врага: Восходящая Звезда, знак того, что галактика продолжит вращаться, не заметив смерти этой несущественной формы жизни – а потом разрезало опускавшийся клинок третьего, несмотря на то обстоятельство, что силовой меч Вирна казался просто щепкой по сравнению с противостоявшим ему тяжелым клином заостренного металла. Орк на мгновение остановился, уставившись на неудачу своего удара и обрубок оружия в руке, а Вирн отсек ему ногу от колена, после чего всадил клинок прямо в лицо. Это было Копье: жест презрения не столько к жертве мастера-мечника, сколько к её товарищам, подразумевавший, что они настолько медлительны и неумелы, что воин-друкхари может без спешки погрузить свой клинок в плоть врага и вынуть обратно, не подвергая себя опасности.

Один из трех оставшихся орков явно решил, что с него хватит, и нажал спуск на уродливом вытянутом громоздком оружии, которое изрыгнуло пламя, смердевшее химикатами. Струя окутала орка непосредственно перед стрелком, и он взвыл от боли, но Вирн сделал кувырок поверх огня, затем легко оттолкнулся от головы горящего орка, приземлился и обрушил силовой меч вниз, аккуратно разрубив огнеметчика посередине. Такого удара не мог пережить даже орк, так что Вирн вздернул оружие вверх, сменил хват на обратный и, не глядя, ткнул им назад, перебив хребет горящей туше у себя за спиной, и та рухнула. Это было исполнено со смертоносной, балетной грациозностью. Вирн почти небрежно вскинул клинок с разворотом, чтобы избавиться от последнего оппонента.

Однако его меч угодил между массивных зубцов тяжелого протеза-клеши, которая также потрескивала от энергии силового поля, а громадный орк, орудовавший ею – «босс» или «ноб», насколько Даэмира понимала их грубое наречие – выбросил вперёд приклад своего гигантского, похожего на винтовку, оружия и долбанул им Вирна прямо по ошеломленному лицу.

Архонт Кабала Опускающейся Ночи отлетел в рангоут эфирных парусов, оставив свой энергоклинок в хватке врага, и сполз на палубу. Орк свел клешню, раздробив сжимаемое ею оружие, а затем отвел руку назад, чтобы насадить Вирна на когти.

Даэмира могла бы позволить этому случиться. Могла бы понаблюдать, как орк избавляется от её оглушенного соперника, а потом убить тварь самостоятельно и взять «Тантал» под свой контроль. Эти тяжелые корабли были редки и дороги, и сумей она заполучить такой, это бы повысило её авторитет, каким бы образом он ей ни достался. Немногие уцелевшие члены экипажа едва ли создали бы ей проблемы; в сущности, после гибели своего архонта они вполне могли искать её милости.

Однако что-то подтолкнуло её действовать, покинув другую половину спаренного корпуса «Тантала». Она вытащила свой бласт-пистолет и выстрелила.

Энергия тёмного света вырвалась из оружия и поразила орка – не физической силой, а чистой разрушительной мощью. Орк на миг помедлил, оценивая новую угрозу, а Даэмира обнажила собственный клинок и перешла в атаку.

Ее бластер лишь опалил орка, но причиной этого было то, что до того он сжег большой кусок примитивной – однако толстой – бронированной пластины, прикрывавшей существо. Теперь замелькал меч Даэмиры, выискивая обнажившуюся зеленую плоть или же мягкую и уязвимую ткань, находившуюся под оставшейся броней и в промежутках между ней. её оружие не было напитано энергией, как у Цистриала Вирна, но обладало собственной опасностью: это был ядовитый клинок, и из микропор на его поверхности постоянно слегка сочились гипертоксины, извлеченные из тёмноядных угрей-призраков, сумеречных склизкочервей и прочих мерзких тварей из теней Комморры.

Орк яростно взревел от того, что его лишили добычи, и страшным обратным взмахом выбросил вперёд свою энергетическую клешню. Даэмира не стала пытаться заблокировать или парировать удар; она знала, что не сможет тягаться с громилой в силе, а её клинок попросту расколется от мощи, с которой орк махнул своим оружием, не говоря уж об окутывавшем его силовом поле. Вместо этого она сделала шаг назад, и её ноздри заполнила вонь озона: острия клешни прошли прямо под носом, ионизировав воздух на своем пути. Кровь Вилета, этот зверь был проворным!

И все же, каким бы поразительно быстрым для своих габаритов ни был орк, и несмотря на грозное сочетание этого с его огромной силой, Даэмира была ещё быстрее. Она качнулась на пятках обратно и прыгнула вперёд, метнувшись перед орком и резанув по его бедру острием ядовитого клинка. Кончик оружия пронзился грубую чёрную ткань и впился в плоть под ней, а затем Даэмира уже перекатилась под сокрушительным замахом ствола его пушки и оказалась на другом краю.

Гипертоксины уже должны были быть в кровотоке монстра, то есть его смерть была неизбежна, однако «неизбежна» – не то же самое, что «совсем близка». Большинство врагов погибло бы от легкой царапины за несколько секунд, но Даэмира уже видела, как Вирн недооценил этого громилу, что его и сгубило, и была полна решимости не сделать того же самого. Вместо того, чтобы принять триумфальную позу и ждать, когда добыча упадет к её ногам, выпучив глаза и давясь кровавой пеной, она колола снова и снова, стремительно выбрасывая клинок в спину твари и проскальзывая им между ребер, где были просветы в наспех приделанной броне. Орк ревел от боли и ярости, а проткнутые органы начинали отказывать и отключаться, и с каждой тянущейся секундой его неистовое кружение, чтобы она оказалась в пределах досягаемости, становилось все более отчаянным и неорганизованным. В конце концов, усилия перенапрягли измученную нервную систему, и он повалился со звуком, напоминавшим лавину на заводе.

Цистриал Вирн успел приподняться на колени, но замер, когда кончик ядовитого клинка Даэмиры погладил его под подбородком. Даэмира приложила самое крошечное усилие, надавив вверх – ровно столько, чтобы вынудить соперника приподнять голову и посмотреть ей в глаза.

Мельчайший дополнительный нажим, малейшее подергивание запястье Даэмиры – и судьба архонта Кабала Опускающейся Ночи была бы решена. И все же Вирн встретил взгляд Даэмиры, не моргнув и не дрогнув. Не было никакого страха перед отравленным мечом, невзирая на тот факт, что он наверняка чувствовал, как острие покалывает кожу. Он не стал молить о милосердии и не отпрянул без толку от оружия, словно несколько дюймов пространства могли спасти его, реши Даэмира забрать у него жизнь. «Давай, если посмеешь», – как будто говорил его яростный взгляд, – «но для твоего же блага лучше бы тебе не промахнуться».

Цистриал Вирн не отдавал свою власть. И, как осознала Даэмира, эта перспектива взбудоражила её.

– Потрясающее исполнение, – произнесла она, отводя клинок и убирая его в ножны. – Жаль, что большой громила застал тебя врасплох.

Она отвернулась, кожу покалывало от предвкушения. Сейчас Вирн налетит на неё сзади, желая исправить свое упущение посредством убийства единственного свидетеля, над которым у него не было господства?

Послышался слабый скрежет доспеха Вирна о палубу, когда второй архонт поднимался на ноги, однако за этим не последовало какого-нибудь яростного шипения или звука, с которым подбирают оружие павшего воина, чтобы сразить Даэмиру, пока та стоит спиной. Даэмира не была настолько наивна, чтобы поверить, будто Вирн сочтет себя в долгу перед ней за вмешательство и спасение его жизни, но, возможно, пока что его устраивало оставить все как есть, а не атаковать воительницу, вооруженную бласт-пистолетом и ядовитым клинком.

Горячка и восторг от битвы начали угасать, и Даэмира обвела взглядом окружающую обстановку. Орков уже перебили, хотя они и взяли за это высокую плату. Отрезвляющее напоминание о том, что как бы аракхиа ни уступали во множестве отношений, но они все равно были способны нанести ужасающий урон, когда им позволяли сражаться предпочтительным для них способом. Что же до способа их прибытия…

Даэмира подняла глаза туда, где возникли орки. Теперь там ничего не было, только тёмные небеса Комморры, поднимавшиеся к грандиозной выпуклой оболочке, которая отделяла Порт Таварр непосредственно от убийственного варпа. Наверху располагались Портовые Врата, крупнейший и главный вход и выход Порта Таварр. Даэмира видела зазубренные силуэты швартовочных шпилей и даже разглядела крошечные фигурки звездолетов на привязи безгравитационной стоянки высоко над головой. Одним из них был «Конец сердца», её личный флагман, на котором был установлен «Сокрушитель пустоты», самое большое тёмное копье, когда-либо созданное мастером-оружейником друкхари.

Орки не выпали из Портовых Врат, они возникли гораздо ближе. Не спрыгнули они и с какого-либо небесного корабля, даже с захваченного у друкхари. Существовало лишь одно объяснение тому, как они здесь оказались и при том так внезапно.

Мало что вызывало у друкхари ужас, поскольку их души были пресыщены и огрублены тысячелетиями боли и страдания, которые они причиняли другим в собственном стремлении насытить тягу Той-что-Жаждет и не подпустить свою смерть, но сейчас что-то сжало сердце Даэмиры холодным кулаком. Движение рядом оповестило её о близости Цистриала Вирна, который подошел и встал возле неё у перил «Тантала». Второй архонт не стал упоминать ни о том, как близко был к смерти, ни об участии Даэмиры в этом, и даже не отпустил комментария касательно её присутствия на его корабле. Лицо Вирна было осунувшимся, а глаза затравленными, поскольку он, равно как и Даэмира, осознал истину.

– Они телепортируются, – произнёс Вирн голосом, который был ровным исключительно благодаря стараниям сохранять его под контролем. Архонт не мог допустить, чтобы его слабость увидели, иначе соперники будут стремиться ею воспользоваться, а амбициозные изменники в его же рядах осмелеют, и все же Цистриал Вирн балансировал на краю.

– Да, – согласилась Даэмира, и её едва не предало собственное горло, ведь уже становилась понятна чудовищность того, что она на них навлекла.

Комморра являлась бастионом против зла и голода варпа, убежищем, где друкхари проводили свою жизнь и откуда выходили лишь на краткие периоды, чтобы иссушение их душ Той-что-Жаждет не стало слишком велико. Тёмный Город продержался более десяти тысяч лет, однако это не означало, что он нерушим. Пробившись в часть паутины, нападающие смогли бы затем добраться до ворот Комморры, и пусть порталы управлялись исключительно аэльдари, но у приспешников Хаоса существовало множество уловок, при помощи которых они могли войти. Даже структура города не давала полной безопасности, поскольку в период разобщения было реально пробить сами границы. Можно было потерять целые подцарства, и их приходилось отсекать, бросая на гибель тех, кто остался внутри – просто чтобы не дать заразе распространиться дальше.

Телепортация была одним из самых безрассудных поступков, совершаемых молодыми расами галактики, поскольку при ней они буквально бросались через варп с несовершенной ориентировкой и слабой защитой. Среди аэльдари её практиковали только воины аспекта Пауков Варпа с миров-кораблей, и даже они при этом чрезвычайно рисковали, так как в варпе их души выделялись, словно маяки. Мон-кей из Империума изо всех своих ничтожных сил прикрывались от хищников варпа при помощи жалких изображений собственного скованного бога, но ни один аэльдари не отважился бы на столь неточный метод: существовала высокая вероятность, что демоны набросятся на свет души и поглотят её – или того хуже – до выхода обратно.

А ещё были орки, аракхиа, у которых отсутствовало даже людское сбивчивое, неполноценное чувство самосохранения в таких вопросах. Шанс пережить телепортацию был только у мон-кей в самой тяжелой броне и с железной волей, однако орки радостно и без опасений кидались в варп, довольствуясь знанием, что в итоге подерутся с чем-нибудь. Их подходы были небезопасны, бессистемны и хаотичны.

И теперь они телепортировались внутри Комморры.

Это было уже не просто оскорбление, а реальная угроза, куда серьезнее той, что представляли собой сами орки или их грубое, но опасное оружие. Орочья армия могла разрушать здания и истреблять друкхари, но на такие потери Даэмира готова была пойти, пока это были не её здания или её жизнь. Однако телепортация аракхиа могла открыть проход в Комморру демонам, которые таились в варпе, вечно скребясь в стены, отделявшие их от вкуснейшей закуски внутри. Это могло оказаться гибельным: в случае появления бреши Даэмира не будет в безопасности, даже если ей удастся сбежать в другое подцарство Тёмного Города. Асдрубаэль Вект не потерпит никакой угрозы своим владениям, и его воины получат приказ изолировать и казнить всех беглецов от подобной трагедии – просто на тот случай, если они неосознанно унесли с собой хоть малейшее семя Хаоса.

– Нельзя дожидаться культов ведьм, – услышала Даэмира собственный голос. – Мы должны ликвидировать эту опасность сами, немедленно.

– Согласен, – объявил Цистриал Вирн. Он искоса глянул на Даэмиру и едва заметно кивнул. Похоже, предлагалось настоящее перемирие, а не традиционные пустые слова. Даэмира не могла рассчитывать на Вирна и Кабал Опускающейся Ночи ни секунды дольше, чем потребовалось бы для уничтожения орков, но до того момента они могли работать вместе.

Даэмира запрыгнула на перила «Тантала», бесстрашно балансируя над заливом внизу, и жестом велела пилоту своего «Яда» приблизиться. Холодный ужас внутри уже превращался в злобу. Как смеют аракхиа угрожать самому существованию её мира? Как смеют они так зарываться? Они были её орудиями, но провернулись в руке. Что ж, теперь она совершит месть и будет высекать на их тушах страх перед её породой, пока выжившие не станут просто скулящими кусками сломленной плоти.

Она выставила свои передающие волны на самую дальнюю и обширную трансляцию, какую только могла. Пусть её голос услышат все собравшиеся здесь, и пусть они знают, что она командует.

– Наточите свои клинки и открывайте порталы, – приказала Даэмира Траэкс. – Мы выступаем на погибель нашим врагам!

9

Снагги выбрал самый правильный момент, чтобы сделать свой ход, раз уж сам так сказал. А он сказал.  Хотя и тихо, чтобы точно никто не подслушал.

Некоторые гроты – дураки вроде Низквика – заблуждались настолько, что верили, будто естественное место грота в галактике – быть слугой орка. Низквику не нравились пинки, крики и унижение в целом, но он был неспособен представить чего-то иного. Снагги даже не пытался поговорить с другим гротом о возможности жизни не под властью орочьего гнета, поскольку умел распознать безнадежный случай.

Потом шли немногочисленные гроты вроде Снагги – хотя никто на самом деле не был, как Снагги: создав его боги, разбили форму – которые понимали свое истинное состояние. Невыносимое. Неприемлемое. Бесконечно повторяющаяся трагедия того, что происходит, когда силе позволяют брать верх над умом. Боги воплощали двойственную природу орочьего вида – оба жестокие и коварные, в разных объемах – однако сами орки по сути являлись просто сквигами со способностью пользоваться языком и оружием. Это гроты были настоящими избранниками Горка и Морка, поскольку хотели не только пырнуть другого говнюка, но ещё и иметь возможность выбрать для этого наилучшее время. Именно поэтому Снагги был пророком Горка и Морка, хотя помалкивал на этот счет при орках, ведь те обычно не могли справиться с истиной.

Впрочем, большинство гротов пребывало посередине. Они не жили в беспрекословном неведении, как подобные Низквику, которых устраивал их удел в силу неспособности вообразить нечто лучшее, однако они не обладали и дальновидностью, отвагой или просто силой духа, чтобы представить перемены. Большинство гротов вело жизнь, полную мрачных невзгод и повседневной злобы, распространяя собственное страдание на столько жизненных форм, сколько им могло сойти с рук. Их бесцельная обида напоминала резервуар, откуда сливали маленькие капельки, пырнув тут или приложив большой гаечный ключ к лодыжкам другого грота там, но все равно оставалось огромное количество потенциальной энергии, которая просто ждала, когда к ней присосется грот, достаточно гениальный, чтобы её обуздать.

В нормальной ситуации этот резервуар был вялым и неподвижным. Однако сейчас ситуация была далеко не нормальной. Орки притащили их боги знают куда, в совершенно неестественный город шипачей, где было темно и пахло пылью, кровью и смертью (но не забавно и бодряще), и у всех нервы были на пределе. Шипачи были просто-напросто мерзкими, и на том всё. Каждый грот знал, что клюватые твердые, как камень, и смертоносные, а у жукоглазых слишком много рук и слишком много когтей, а у жестянок есть пушки, способные разнести тебя мельче мелкого, не успеешь и «Алё!» сказать, и каждый грот здраво и по праву боялся этих вещей. Однако, если во всех этих возможных смертях и было что-то хорошее – Снагги сомневался, что было, но если было – так это то, что они произошли бы быстро.

У шипачей это было не быстро. В сущности, шипачам, похоже, весьма нравилось растягивать процесс. Информация о том, что конкретно они делали, была несколько скудна, поскольку никто не выбрался, а ни один грот, обладающий хоть каким-то здравым смыслом, не болтался достаточно близко, чтобы как следует рассмотреть, но все в целом знали, что шипачей и их ножей нужно избегать любой ценой.

И вот где они оказались теперь. Ужасная судьба гротов, которых затащили, запинали и загнали через угрожающие порталы в место с малым числом очевидных выходов, где тени, куда они обычно могли сбежать, вполне вероятно скрывали шипачей с клинками, жаждущими гротской крови. Конечно, орки прекрасно проводили время, затаптывая всех, на кого натыкались, и взрывая все, что заблагорассудится, но живущие тут шипачи продолжали появляться и атаковать, а потом убегать, прежде чем удавалось убить многих из них. Снагги знал: было лишь вопросом времени, когда эти говнюки решат, что орки малость крутоваты, и вместо них лучше попробовать гротов. Типичная трусость шипачей, охота драться с гротами чисто потому, что тех проще убить.

Именно в такой ситуации умелый оратор может дотянуться до страхов слушателя, чтобы дать ему тот самый нужный толчок; превратить бурлящую массу простодушного возмущения и желчи в нечто полезное.

– Так оно продолжаться не могёт, – сказал он своей дергающейся и елозящей аудитории, когда те сгрудились внутри остова боевой фуры, которая стала жертвой то ли тяжелого вооружения шипачей, то ли скверного проектирования механа. – Орки щас слишком далеко зашли. Тут не место таким, как мы! Мы шипачей достаем в ихних же норах, и они не уймутся, пока всех нас не порежут и… – он прервался и хмуро посмотрел на возню сзади. – Чо там такое?

Жулик, которого Снагги определил как большого, но ленивого, и потому идеального подручного грота, огрел по головам двух гротов поменьше, создававших сумятицу.

– Они из-за неба дрались. Не могли решить, оно белое с золотым или чёрное с синим.

Снагги вгляделся вверх через неровную дыру в толстом металле и фыркнул. Да, действительно, небо было странным, с чудными символами, как будто выжженными на нем, но видимыми только пока ты не смотрел на них напрямую. Впрочем, цвет был очевиден: это определённо был… Ну… Вообще, теперь, когда он взглянул…

– Чесслово, без понятия, об чём вы базарите, – произнёс он, пренебрежительно хмыкнув. – Очевидно ж, какого оно цвета. Но эт чисто я считаю, – торопливо добавил он, пока никто не успел попросить выразить конкретное мнение по данному вопросы. – Это место чудное. От него толковые гроты в своих же глазах сомневаются. Богам охота, шоб мы не тут были.

– Тебе-то откуда знать, чо им охота? – насмешливо поинтересовался кто-то из середины толпы. Взгляд Снагги почти сразу же отыскал его: тощий даже по меркам гротов, не хватает кончика носа.

– Дык они со мной говорят, – сказал Снагги со скросной гордостью и стал ждать шумного одобрения.

Пара слушателей громко фыркнула. Большинство просто посмотрело на него с некоторым весельем. Несколько гротов – те, в ком Снагги уже определил способных проиграть сквигу в соревновании по счету – впечатлённо заохали. Это взбесило его, поскольку шло вопреки всему, что должно было произойти. Это умные должны были осознать истинность его божественного права, а дураки – отвергнуть! Едва ли кого-то впечатлило бы, что самым преданным из его последователей нелегко одновременно ходить и говорить.

И все же на деле никто не ушел. И возможно отчасти потому, что они и так уже находились в лучшем доступном подобии убежища, пока орки пытались вести войну с врагом, не желавшим встать и драться с ними, ну и что с того? Это просто значило, что Снагги гениально выбрал это место, чтобы сделать свой первый ход. А ещё несколько, в том числе и Жулик, оглядывали его так задумчиво, как только позволяли их мозги. Они понимали, что он представляет собой нечто особенное; если они будут держаться рядом с ним, то смогут понежиться в отражении его славы. Это было все, что ему требовалось.

– Сдается мне, кой-кто из вас, пацаны, не уверен, – многозначительно произнёс Снагги. Только «кой-кто», ему бы не пошло на пользу признать большее. Гроты вообще всегда стремились к безопасным цифрам, поэтому сумей он заставить сомневавшихся думать, что их немного, его работа сталы бы проще. – Кароч, я не говорю, будто я чудила и ща начну предсказаловами плеваться. Но я чутка вижу богов замыслы.

– На чо оно похоже? – спросил пузатый грот, глаза которого были скрыты под слишком большими очками. В его голосе присутствовала подобающая восхищенная интонация, и Снагги блаженно улыбнулся.

– Оно зеленое.

Это было встречено ещё несколькими кивками, хотя некоторые из кивающих затем остановились и снова приобрели сомневающийся вид, ведь очевидно, что любые видения, посланные Горком и Морком, будут зелеными, какими ж ещё им быть? Снагги видел, что не завоевал многих – сложная публика попалась – и решил рискнуть попробовать одну из подлинных частиц знания.

– Боги, – сказал он, – мне показали, как мы отсюдова свалить могём.

Вот это привлекло внимание аудитории. Гроты подались поближе, взволнованно перешептываясь. Разумеется, это была ложь: Снагги видел настоящие видения от Горка и Морка, но тут он поднабрался сам. И все же, если ему хотелось заполучить приверженцев, то лучше было заставить их верить, будто его направляют боги, что в данном случае означало приписать богам то, к чему они не прикладывали рук. Снагги сомневался, что они станут возражать.

– Чо нам понадобится, – произнёс он пониженным, заговорщицким голосом, – дык это шипач. Он походу живой быть должон, но не должон быть здоровый. Это ж они ворота открывать могут.  Пока у нас один из них есть, мы смогём заставить ворота открыться и свалить к зогу отсюда, а орков оставить тут без нас веселиться.

– Орков оставить?! – воскликнул грот без кончика носа, озираясь с ужасом, словно из теней вот-вот должен был появиться погонщик, ревущий от ярости и размахивающий плеткой для гротов. – А выживем-то мы как?

Снагги сделал два шага вперёд и отвесил скептику звонкую оплеуху.

– Эт плохое думанье! – рявкнул он, прежде чем треснутый сумел собраться с мыслями, чтобы возразить. – Ты эдак далеко не уйдешь! Вы ж все знаете, чо тут будет! Орки нас кидать будут под все, чо на них попрет, и многие из нас по-любому помрут! А если мы раньше исчезнем, да по пути, может, подрежем пару танков и всякого такого… – Он с намеком повел бровью. – Слышьте, я ж сказать хочу, шо там дофига другие миры будут, где меньше пыряют, чем здесь. Места, где кучка гротов с чутком своей дакки могёт как варбоссы жить.

Он видел, что идея прижилась, совсем как раньше, когда он пускал её в ход. Что, если бы не было никаких орков, которые говорят нам, что делать? Слова истинного провидца.

– Боги ж никогда не хотели, шоб мы вечно таскали и носили, да пинки от тех говнюков получали, – сказал он, увлекаясь темой. – Им охота, шоб гроты свободными были! Им охота, шоб гроты рулили! Эт я вам намутить могу! Я – Гротобосс!

Это встретили не совсем ликующими аплодисментами и немедленными выражениями вечной преданности, но по прикидкам Снагги уже больше половины выглядело обнадеженными или заинтересованными его словами.

– Это предложение недолго будет, – произнёс он, – и вам жеж охота с начала вписаться, так сказать, пока вести не разошлись, и все туды не захотели. Вписывайтесь щас и хорошие места получите, Гротобоссу ж другие боссы понадобятся, шоб всех строить. Ну вы в курсах, такие пацаны, кто хорошо думать могёт или пару бошек постучать для порядку.

Он подчеркнуто посмотрел на Жулика, который продемонстрировал свои острые маленькие зубы в понимающей ухмылке.

– Дык… ты нас поведешь? – поинтересовался тот грот, которого он огрел.

– Точняк, – отозвался Снагги, раздувая грудь. – Тебя как звать?

– Гекки Коротконос.

– Ну, Гекки, – с чувством произнёс Снагги, обхватив второго грота одной рукой за плечи и сдавив ровно настолько, чтобы намекнуть, что в случае какой-либо дерзости может последовать ещё одна оплеуха, – эт для тебя клёвый день! Сможешь говорить, шо был там, кады Великое Восстание началось!

– Дык ты нам шипача достанешь? – спросил Гекки, широко раскрыв глаза.  На самом деле, слишком широко; Снагги узнавал напускную невинность, когда та тихонько подбирается и пыряет, и его собственные глаза недовольно сузились.

– Чо вам?

– Шипача! – повторил Гекки. – Ты ж сказал, нам он нужон, шоб через ворота пройти, ага? А ежели ты нас поведешь, дык ты нам шипача и достанешь, да?

Снагги пренебрежительно засмеялся.

– Слышь, если я сказал, шо он нам нужон, это ж не значит, шо я буду….

– ШИ-ПА-ЧА! – принялись скандировать прочие гроты. – ШИ-ПА-ЧА!

– Да слышьте, – произнёс Снагги, стараясь не допустить отчаяния в голосе. – Это ж не…

– ШИ-ПА-ЧА!

– ШИ-ПА-ЧА!

– Я реально не думаю, шо оно…

– ШИ-ПА-ЧА!

– ШИ-ПА-ЧА!

– Лады! – заорал Снагги, чьи видения новообретенной власти меркли в облаке собственных отчаянных оправданий. – Достану я зоганого шипача! Но мне помощь понадобится, шоб его тащить, – продолжил он, свирепо озираясь. – Так шо если кому охота малобоссом стать, никаких вопросов, шаг вперёд прям щас и говорите, шо со мной идете.

Секунду не было никакого движения. Потом ещё секунду. Потом целых несколько секунд, которые гурьбой пронеслись мимо, словно пытаясь спастись от хищника. Снагги яростно глядел на своих потенциальных последователей, гадая, сколько может продлиться это проитвостояние. Он действительно не мог достать шипача самостоятельно – не сумел бы переместить его достаточно быстро, даже если бы нашел такого, который достаточно мертвый, чтобы его волочь, но недостаточно живой, чтобы пырнуть, что само по себе ожидалось сложной задачей. Вот и все? Это был просто способ, которым ровня отвергала его, обрекая величайший ум гротства на неудачу сугубо потому, что не удосуживалась помочь?

Затем вперёд выступил Жулик.

– Малобосс норм звучит. Я в деле.

– Молодец, – ухмыльнулся ему Снагги и повернулся, чтобы снова посмотреть на толпу с чуть большим ожиданием. – Дальше кто?

В конечном итоге ему достались ещё пятеро: Халява, Носик, Длинножуб (к этому Снагги сходу отнесся с недоверием), Мозз и Биз. Гекки Коротконос чрезвычайно явно не вызвался и просто вызывающе уставился на Снагги. Это была ошибка: Снагги Мелкожуб не отступал ни перед каким вызовом, или, как минимум, не перед тем, что бросает грот, которого он мог отлупить с одной рукой, привязанной за спиной.

– Погнали, пацаны, – произнёс он, обращаясь к своим новым дружкам и будущим малобоссам. – Айда шипача достанем.

Они вышли из остова боевой фуры, и Снагги настороженно огляделся. Ближайшая опасность вряд ли исходила от самих шипачей: более вероятно, что её представлял собой погонщик. Им был ненавистен вид невыпоротого грота, а последнее, чего хотелось Снагги – так это чтобы его с побоями привели в собранную группу предполагаемых товарищей и погнали с чем-нибудь драться. Конечно, он уже убивал погонщика, но лучше было не рассчитывать, что это получится снова.

– Так, глядите в оба, – посоветовал он, пока они перебегали от укрытия к укрытию, прячась за разбитой орочьей техникой, расстрелянными стенами и заграждениями шипачей, а один раз даже за телами пары орков, которые явно оказались не с той стороны каких-то ядовитых осколков. Он указал туда, где лежал окровавленный кусок шипача: к тому моменту, как орку удавалось и впрямь достать оружием одного из этих скользких гадов, они уже не давали ему шансов уйти. – Оно непросто выйдет одного из этих говнюков целым найти.

– Эээ, тащемта, босс, – произнёс Мозз, похлопав его по плечу и указывая вперёд. – Не думаю, шо это так-то проблема будет…

Снагги поднял глаза, и по нему пробежал холодок. Там был ещё один огромный портал.

Он открывался.

И он извергал смерть.

10

Даэмира возглавила атаку на своем «Яде». Она поступила так не из какого-то чувства благородства или представления, будто место архонта впереди – просто знала, что её корабль быстр, а реакция орков зачастую заторможена, и ей хотелось находиться в авангарде, пока враги не заполнят небо таким количеством снарядом, что даже их удручающая неточность станет несущественной.

И не так она это планировала. Ей виделось руководство – с удалённой стратегической позиции – более многочисленной, более мощной армией, состоящей не только из кабалов Порта Таварр и Ковена Красной Жатвы, но также и культов ведьм. Такая могла бы врезаться прямо в сердце орды, чтобы налетчики и геллионы истребляли противников на скорости, а пехота ведьм, накачанная боевыми наркотиками, акробатически спрыгивала со своих «Рейдеров» и молниями приземлялась среди орков. Вышло бы радостное кровопролитие, багряная симфония превосходства друкхари, вознесённая Каэле Менше Кхейну, богу войны.

Однако теперь все намного усложнялось. Войска Порта Таварр оставались крайне смертоносными, но без дополнительных сил и высочайшей скорости культов ведьм они куда больше рисковали оказаться втянутыми в своего рода сражение на истощение, которое было бы очень выгодно противнику. И все же ничего другого не оставалось. Суккубы были переменчивыми, надменными созданиями, и любое обращение к ним, показавшееся недостаточно почтительным, принесло бы больше вреда, чем пользы. Даэмира не могла выделить время, чтобы дожидаться, пока медоточивые речи и здравый смысл склонят их на её сторону.

Не сейчас, когда орки телепортировались и ставили под угрозу выживание всего её мира.

Порт Таварр соединяли с Сабельными Вратами три портала, и друкхари хлынули из них всех одновременно. Как только корабль пересек границу, Даэмира ощутила запах врага: насыщенную, удушливую вонь, которая погрузилась в ноздри и осталась там, как будто покрывая собой дыхательные пути. Были и другие запахи: смрад их примитивного топлива и его испарений, а ещё вездесущий едкий душок горючих зарядов, приводивших в движение их баллистическое оружие.

И, во имя всей пустоты, этот шум.

Друкхари разбирались в муках. Они являлись лучшими экспертами галактики по утонченнейшим пыткам, самым изощренным истязаниям, растягиванию и выжиманию последних остатков боли и страдания, прежде чем иело и разум жертвы в конце концов сдадутся, и она с радостью примет избавление в смерти. Даэмира до сих пор помнила первый раз, когда увидела, как её мать что-то свежевала заживо перед ней. Сперва она тоже закричала, не зная, зачем существу делают больно.  Ей хотелось, чтобы это прекратилось, ведь даже друкхари не появлялись на свет с врожденной тягой причинять такие мучения прочим живым созданиям. Она приходила позже, когда дитя вырастало и понимало их культуру. Вскоре необходимость в чужих страданиях для отсрочки смерти становилась приятной сама по себе, и причина со следствием сливались воедино. Те, кто не мог принять эту реальность, покидали Комморру, ища успокоения с селянами девственных миров или в бесхребетной эстетике миров-кораблей, чтобы иссохнуть, умереть и дать запереть свою душу навечно, а не постоянно восполнять её агонией других.

Да, друкхари разбирались в муках – до такого уровня, где грубые методы, используемые иными видами, становились сродни теплой ванне и массажу. И все же Даэмира вздрогнула, когда на её уши обрушились все звуки орочьей орды: сплошной рваный шум и брутальность, болезненные в своей нестройной простоте и громкости. Не существовало такого аспекта, в котором эти существа не были бы отвратительны!

Орки уже нанесли большой ущерб, но, как и всегда у них, в этом отсутствовала какая-либо стратегия. Это было разрушение ради разрушения, подчинение разгульному веселью, которое Даэмира при других обстоятельствах сочла бы вполне достойным восхищения. В могучих шпилях теперь были пробиты неровные дыры, колоннады рухнули, а сломанные и разрушенные мосты лежали далеко внизу под теми местами, где когда-то были перекинуты. Следы катастрофы были повсюду: куски кладки, обездвиженная техника и кровавые остатки резни, разбросанные тела как орков, так и друкхари. Даже грозная статуя самого Асдрубаэля Векта, с ужасом увидела Даэмира, лежала разбитой и обезглавленной.

– Найти лидера! – бросила она, несмотря на тот факт, что это указание было дано пилоту ещё до того, как они прошли через врата. – Найти его и убить!

Ее «Яд» заложил вираж и понесся по небу, а за ним – дюжина «Рейдеров». Большинство принадлежали ей, но два были из Опускающейся Ночи, а один из Дара Крови – исконные враги объединились, чтобы нести смерть тому, что – по крайней мере, сейчас – являлось большей угрозой для них всех. Воины на транспортах практически без разбора стреляли по орде под ними. В совокупности шипение их осколочных винтовок усилилось до резкого шелеста, который стал слышен даже сквозь грохот, создаваемый воюющими орками. Другое оружие тоже подавало голос – чёрная, трескучая энергия бластеров и тёмных копий вспыхивала и повергала громоздкие, неуклюжие боевые шагоходы орков, их полуразваливающиеся машины или особенно крупных и внушительных вожаков; а ещё кромсатели, почти беззвучные за исключением едва заметного свиста колючих мономолекулярных сетей, которые растекались, окутывая и потроша легкобронированных тварей внизу.

Орки заметили их присутствие не так быстро, как опасалась Даэмира, однако скорее, чем она надеялась. Ей досталось несколько драгоценных секунд практически безответного убийства, прорезания просеки в зеленой массе, а потом ситуация изменилась. Не было какой-то нарастающей волны осознания, которая разошлась среди противников: только что её армия летела в чистом небе, а через миг гром оружия орков почти разом обратился вверх.

Мерцающее поле её «Яда» работало, разбивая очертания машины и усложняя прицеливание, но подобные меры мало что давали при такой большой плотности и неизбирательности огня. Воздух заполнился массовым ревом неуклюжего, но скорострельного штурмового вооружения орков, а также их снарядами, которые по большей части отскакивали от корпусов глиссеров, даже если силовым полям не удавалось остановить входящие выстрелы, однако орочье оружие являлось олицетворением неповторимости. Что-то пробило в правом крыле «Яда» дыру размером с голову Даэмиры, а ещё что-то попало в один из двигателей, отчего машину на миг неустойчиво повело вбок, пока пилот не сумел её выправить. Позади один из «Рейдеров» начал испускать чёрный дым и крениться. Воины на его борту перестали стрелять, силясь удержаться, но уже через считанные мгновения уже камнем падали к земле внизу. «Рейдер» разбился, и его немедленно захлестнули ревущие орки, потрясавшие оружием.

– Госпожа! – предостерегающе крикнул Зеск, указывая на курносые фигуры, которые с воем возникали из-за соседних шпилей. Это были творения орков, настолько неаэродинамические, что Даэмира не видела иного объяснения тому, как они держались в воздухе, кроме как упрямое нежелание пилотов принимать идею крушения. Настоящие самолеты, намного быстрее даже её «Яда», и они надвигались на высокой скорости.

– Терпение, – спокойно произнесла она. – Все под контролем.

У них из-за спины в поле зрения вырвались осколки ночи: три силуэта с острыми гранями, даже более быстрые и маневренные, чем орочьи машины. Это были «Бритвокрылы», и орки сошли с атакующего курса, заметив новую угрозу – или, возможно, ещё более увлекательное сражение.

Эта опасность исчезла, однако урон, наносимый эскорту Даэмиры, продолжался. Очередной «Рейдер» развалился на части в воздухе от попадания какого-то особенно мощного оружия, а ещё один двигался с трудом. Даэмира чувствовала, что следовавшие за ней воины на грани бегства; мало у кого из друкхари бывали мысли дорого продать свою жизнь, если существовал какой-либо шанс немедленно её спасти, каковы бы ни были дальнейшие последствия. Пилоты старались изо всех сил, выписывая зигзаги и виляя, чтобы стряхнуть врагов, а также использовали любую возможность подставить между собой и атакующими башню или мостик, но требовалось что-то вскоре поменять.

– Туда! – выкрикнула она, указав прямо вперёд, когда они обогнули очередной шпиль. Это была в первую очередь надежда и отвлекающий маневр – дать своим последователям нечто такое, на чем можно сосредоточиться; ощущение, будто их цель досягаема, и потому стоит продолжать ещё несколько секунд, которые требуются, чтобы её достичь. Впрочем, пока они неслись к этому конкретному скоплению орков, Даэмира поняла, что и впрямь могла оказаться права.

Хотя нигде на виду не просматривалось созданной оперативной базы как таковой, но здесь она заметила больше странной машинерии орков, чем где бы то ни было, и, что важнее всего, эта машинерия не выглядела как очевидно применяемая в роли наступательного оружия или транспорта. Более того, её острое зрение выделило исключительно крупного орка в колоссальной жёлто-чёрной броне, на голову возвышавшегося даже над самыми большими экземплярами вокруг него. Он повёл огромным оружием, которое, похоже, отчасти являлось топором, а отчасти молотом; аппаратура перед ним затрещала от энергии…

… и вся толпа существ мгновенно пропала.

– Я нашла лидера и устройство для телепортации! – бросила Даэмира через передающую волну. – Все силы, ко мне!

Справа от неё на колышущихся дымных шлейфах взмыл залп ракет, и хотя большинство упало в стороне, три попали в один из «Рейдеров» и разнесли его на куски. Другая её машина наклонилась, потеряв контроль – что-то повредило то ли рулевое управление, то ли двигатели. На самом деле несколько орков вылетело из толпы товарищей на примитивных реактивных ранцах, и пускай заострённые рёбра и цепные ловушки «Рейдера» выпотрошили как минимум двоих из них, но остальные либо выстроили свою траекторию достаточно хорошо, чтобы приземлиться на палубу, либо попросту налетели на внешний корпус корабля, но зацепились и все равно вскарабкались на борт. Даэмира невысоко оценила шансы экипажа друкхари выжить.

Это не имело значения. Все жизни вокруг неё являлись расходным материалом, и они уже приближались к своей добыче.

– Сосредоточить весь огонь! – приказала она, указывая своим ядовитым клинком на громадного орка. Оружие её уцелевших кораблей и их пассажиров начало стрелять, наводясь на него и окружающих зверей поменьше. Теперь у Даэмиры всё было почти что под контролем, и она увидела, как орк обернулся, наконец-то заметив её приближение. Архонтесса ликующе подалась вперёд, ожидая, когда в крошечных красных глазках забрезжит тупое осознание при виде надвигающейся смерти.

А затем в стороне за орочьим вожаком что-то заискрилось. Даэмира как раз успела понять, что предмет, который она посчитала разбитой задней частью машины орков, на самом деле являлся какой-то колесной артиллерией, когда установленное там орудие с луковицеобразным наконечником ярко полыхнуло напоследок …

… и перед ней возникла полупрозрачная стена энергии, быстро расширявшаяся и отталкивавшая всё перед собой, включая ошарашенных орков на земле.

Её пилот начал отворачивать, но даже «Яд» не был достаточно проворным, чтобы избежать этой участи, когда двигался полным ходом. Рефлексы Даэмиры взяли верх, и она соскочила со своего корабля прямо перед тем, как тот, вместе с большинством оставшихся «Рейдеров», налетел на пузырь силового поля.

Вершина инженерной мысли Комморры, композиты прочнее, но намного легче стали, смялись от удара. Падая, Даэмира увидела, как её воины слетают и сами врезаются в энергетическую стену, но потом ей пришлось полностью сосредоточиться на приземлении. Орков сдвинуло вперёд, и теперь они были придавлены друг к другу и громоздились под ней в два-три слоя, а их рёв давал хорошее представление о том, что они думали про такое положение дел, поэтому Даэмира приготовилась к неровной посадке на опору, которая попытается её убить. Она особо не сомневалась, что сумела бы одолеть в бою большое количество этих тварей, но их громадная физическая сила прикончила бы архонтессу, если бы кто-нибудь из них смог по-настоящему до неё дотянуться…

Орочья энергия замерцала и рассеялась так же внезапно, как и появилась. Значит, это было оружие – пускай и странное – а не защитное силовое поле. Даэмира безупречно приземлилась на корточки на спину орка, держа в обеих руках своё вооружение, и спрыгнула на пустое пространство, только что очищенное от тел.

Глаза вожака орков вперились в её собственные, и Даэмира невольно содрогнулась от того, что привлекла все внимание этого монстра. Тот был поистине огромен: по меньшей мере в полтора раза выше неё, с объёмными мускулами, типичными для его вида, и толстой броней поверх них, он скорее походил на одну из боевых машин-дредноутов мон-кей, чем на смертного противника. Архонтесса поняла, что он опознал в ней эквивалентную себе фигуру – при мысли о том, что это создание считало себя её ровней в каком-либо отношении, Даэмира снова подавила дрожь – и теперь направит всю свою волю на то, чтобы уничтожить её, точно так же понимая стратегическую важность устранения вражеского командира.

Орк…

…засмеялся над ней.

В мозгу Даэмиры полыхнула чистейшая ярость, выжигавшая все призраки неуверенности. Она вскинула свой бласт-пистолет и выстрелила. Для её оружия это была большая дистанция, однако стрела тёмного света попала в цель.

Орк опустил взгляд на одну из пластин своей брони, которая, как Даэмира заметила с едва заметно скребущимся беспокойством, теперь дымилась и осталась с воронкой, но не была пробита. Доспехи друкхари были намного более эффективными и продвинутыми, чем эти примитивные металлические плиты, но если металл достаточно толстый, а ты достаточно силён, чтобы таскать его, словно ходячий танк, то даваемая им защита все равно будет внушительна.

Орк поднял свое оружие и нажал на спуск. Там что-то очень быстро завертелось, и Даэмира отскочила в сторону как раз вовремя, чтобы избежать возникшей чёрной пустоты. Это длилось всего секунду, но исчезнув, та выгрызла в земле неровную дыру, в которую легко бы поместилась архонтесса, и после неё осталась только вонь варпа. Во имя Кхейна, у этих тварей даже оружие использовало телепортационную технологию?

Даэмира прыгнула вперёд, торопясь сократить расстояние между ними. Несколько её воинов пережили удар и падение и уже обстреливали толпу орков вокруг них ядовитыми осколками из своего оружия. Если у неё получится повергнуть вожака орков, то не только она сможет придержать этим своего брата, но ещё – как было известно всем – орки перейдут к междуусобной войне, когда помощники чудовища начнут драться между собой, чтобы занять его место. Это должно хотя бы замедлить их на достаточное время, пока Даэмира укрепит свою власть, соберёт армию покрупнее и вернётся их уничтожить.

Орк громко зарычал от натуги и швырнул в неё свой гигантский молот с лезвием топора. Эта тактика застигла Даэмиру врасплох – кто станет кидать оружие ближнего боя, пока ещё есть стрелковое? – а импровизированный снаряд понёсся к ней с такой силой и скоростью, что уклонение перекатом вышло практически неуклюжим. Она снова поднялась на ноги, хищно ухмыляясь, ведь орк, хоть и оставался грозным противником, только что выбросил своё лучшее средство причинить ей вред вблизи.

Вожак что-то сделал со своей рукой, и оружие снова появилось. Впрочем, появилось оно прямо над головой орка и упало молотом на череп громилы, вызвав рев гнева и злости.

Даэмира замерла от потрясения. Орк прикрепил к своему молоту какое-то телепортационное устройство, как будто просто для того, чтобы он мог бросить его во врага, а потом вернуть назад? Это говорило о намного более продвинутом владении варп-технологией, чем кто-либо приписывал аракхиа, но при этом её применяли для столь тривиальной цели. Как могли эти существа обладать подобным уровнем понимания, однако быть такими абсолютно безразличными к сопутствующим опасностям? Они и впрямь не боялись внимания демонов? Они хоть чего-нибудь боялись?

За этот миг изумленной невнимательности она едва не поплатилась – не от рук вожака орков, который пинком подбросил своё оружие обратно в кулак, сопроводив это яростным взглядом, предлагавшим всем и вся попробовать хотя бы упомянуть о только что произошедшем, а от банды его подчинённых, подобравшихся как раз достаточно близко, чтобы накинуться на Даэмиру, пока та отвлеклась. Их была по меньшей мере дюжина, сплошь большие громилы в шрамах, похожих на последствия зверских укусов, и многие с громоздкими, но явно эффективными механическими протезами. Первый замахнулся на неё массивным цепным клинком, нанося неприкрытый удар слева направо, и рефлексы Даэмиры тут же снова заработали.

Она качнулась назад, словно молодое деревце на сильном ветру, позволив цепному лезвию пронестись над самым её лицом, а затем распрямилась и тем же движением сделала колющий выпад ядовитым мечом. Острие прошло через левый глаз орка – правый был очередным протезом – и погрузилось в мозг, но Даэмира немедленно выдернула клинок, чтобы не рисковать лишиться его из-за предсмертных судорог существа.

Орки были приливом, но она была ветром; они были лавиной, но она была молнией. её бласт-пистолет попал одному прямо в лицо, разнеся череп на части, но пока орк ещё падал, Даэмира уже отдергивала голову в сторону, пропуская совсем рядом с ухом пулю из пистолета другого врага. Она развернулась, резанув кончиком клинка по брюху одного орка, пытавшегося зайти сзади, отступила вбок от тяжелого нисходящего удара топора второго, а потом, когда клинок взметнул обломки с земли, взмахнула локтем руки с пистолетом, вскрыв глотку твари одним из бритвенно-острых выступов на доспехе. Снова развернулась, и следующий выстрел прошел на волосок от её выгнутой спины, разорвавшись в животе очередного нападавшего.

Она подпрыгнула в воздух, чтобы увернуться от неизящного замаха по ногам, на лету оглушила орка пинком в челюсть и сломала ему шею ударом второй ноги с разворота, после чего перевела бласт-пистолет на того, кто попытался её подсечь. Он ещё не разогнулся, и заряд тёмного света попал ему в темя и просверлил торс сверху донизу. Даэмира приземлилась на его клинок, подбросила тот в воздух ногой, как это сделал орочий вожак со своим молотом, а потом при помощи ещё одного удара ноги отправила оружие точно в лицо противника, стрелявшего в неё. Монстр с воем повалился, когда моторизованные зубья вгрызлись в его шею.

Она лишила одного из нападавших обоих глаз, полоснув клинком поперёк его уродливой звериной морды, заблокировала взмах оружия другого, выбросив пинок по внутренней стороне локтя и переломив ему руку, потом прострелила насквозь того, кто казался возможным лидером, и в прыжке нанесла удар коленом по нижней челюсти орка, чью руку только что сломала, ведь только он ещё оставался на ногах. Наколенный клинок пронзил мягкую плоть на горле, прошёл через челюстную кость и язык и погрузился в нёбо. Даэмира мгновение смаковала боль врага, но через секунду поняла, что голова громилы была слишком большой, его мозг – слишком маленьким, или же всё сразу. Удар не убил его, и архонтесса торопливо высвободилась, прежде чем та рука, которая оставалась под полным контролем существа, смогла её схватить. Орк сделал нетвердый шаг в её сторону, вытягивая руку и пальцы, и Даэмира изготовилась одним балетным движением уклониться от неуклюжего захвата и вскрыть ему глотку.

Огромная фигура вожака орков возникла позади раненого приспешника и снесла его с дороги двуручным взмахом своего гигантского молота. Сила удара оторвала орка поменьше от земли и отправила на несколько ярдов в сторону, что вовсе не являлось незначительным достижением, если учесть, как много тот должен был весить, а вожак издал зычный клич вызова, такой низкий и мощный, что Даэмира ощутила его костями. Смысл был ясен даже ей: ни один другой орк не должен был нападать на неё, иначе пострадал бы от ярости предводителя. Это её устраивало. Повсюду вокруг хватало орков, чтобы задавить даже воина её уровня, однако она была уверена в своих шансах в поединке.

Эта уверенность продлилась до тех пор, пока орк не атаковал.

Только что он стоял неподвижно, только ноздри раздувались, втягивая её запах, а пальцы слегка напряглись на рукояти оружия. А затем, без предупреждения, пришёл в движение. Лезвие топора мелькнуло, метя ей в голову – огромный размах рук орка в сочетании с длиной древка сразу же создали для неё угрозу, но сильнее всего пугала скорость существа. Нечто столь крупное не должно было уметь двигаться с такой быстротой; такого не могло быть! И все же оказалось, что Даэмира отступает назад, отчаянно стараясь оставаться вне досягаемости и полностью отбросив мысли о том, как бы пронзить его плоть своим клинком.

Это был не бой, осознала она через считанные мгновения; это орк пытался прихлопнуть раздражающую мелочь. У неё получалось опережать его – едва-едва – но чудовищный дикарь не выказывал признаков замедления, а её ядовитый клинок не мог достать даже до рук, державших молот, не говоря уж о более центральной части организма. Сам молот как будто разрывал воздух при взмахах, и поднимаемые им порывы ветра хлестали Даэмиру, пока та уворачивалась, пригибалась и откатывалась от него.  Она стреляла из своего бласт-пистолета, но хотя заряды и попали в цель, они, похоже, только распалили зверя. Архонтесса была уверена, что её ядовитый меч причинил бы урон, но не могла нанести удар, а если бы орк хоть чуть-чуть зацепил её собственным оружием, то наверняка вывел бы из строя в достаточной мере, чтобы прикончить. Хуже того, от него требовалось только проявить нетерпение, позвать подчинённых все-таки вступить в схватку – и тогда с Даэмирой будет покончено.

Наверное, впервые в своей жизни Даэмира Траэкс оказалась полностью во власти другого живого существа, и это было отвратительно.

Она задалась вопросом, чуял ли орк её нарастающий страх. Смаковал ли он её унижение? Наслаждался ли своей способностью заставить верховного архонта друкхари отчаянно пытаться избежать ударов? Или он совершенно не обращал внимания на подобные вещи, стремясь лишь к возбуждению от битвы?

Затем, урывком бросив загнанный взгляд за левое плечо орка, Даэмира увидела кое-что, от чего внутри неё снова зажегсяслабый свет надежды. Она огрызнулась ещё одним выстрелом в лицо орка, который уклонился, как будто бы небрежно дернув своей шеей толщиной с её талию, но это была лишь попытка отвлечь его ещё на миг.

Прибыли прочие её силы.

Они атаковали на трех фронтах, каждый искал предводителя орков, намереваясь прикончить его. Даэмире удалось установить местонахождение монстра, и теперь, наконец-то, другие пришли ей на помощь. Там были остальные её корабли, а также машины Кабала Опускающейся Ночи и Ковена Красной Жатвы. Низколетящий «Разоритель» выстрелил в спину орочьего вожака из всех трех своих дезинтеграторных пушек.

На какое-то мгновение Даэмира пришла в бешенство. Несмотря на то, что она отступала, это был её бой и её жертва. Затем её мысли перескочили в прагматичное русло: она могла казнить капитана причастного «Разорителя», и все равно выходило, что это её руководство привело к гибели чудовища и нанесло первый реальный удар захватчикам.

А потом, когда орк не опрокинулся дымящимся трупом, а взревел от ярости и крутанулся на месте, её охватил настоящий ужас. Что потребуется, чтобы причинить этому созданию настоящий вред?

Тем не менее, впервые за их противостояние орк повернулся к ней спиной – спиной, где броня теперь была обожжена, искорёжена и ослаблена. Даэмира прыгнула вперёд, чтобы всадить свой ядовитый клинок в плоть монстра, сопровождая это криком злобы и подавляемого страха.

Эта… тварь бросилась на неё слева – визжащий шар из мускулов и зубов, сомкнувший свои массивные челюсти на её руке с мечом и рванувший архонтессу вбок. Удар прошел мимо цели, и пусть она и приложила орочье существо между глаз рукояткой бласт-пистолета, чтобы оно отпустило, шанс был упущен. Вожак орков с пылающими глазами рывком обернулся назад и снова взмахнул своим молотом.

На сей раз навершие оружия соприкоснулось с ядовитым клинком Даэмиры, выбив его у неё из руки и в тот же миг раздробив. А затем, пока она кое-как поднималась на ноги, вожак с яростным ревом опять занес молот.

– Траэкс!

Этот крик прозвучал за миг до того, как в поле зрения влетел огромный тёмно-серый корабль, который двигался так быстро, что достиг её раньше, чем орк успел завершить удар. Руку Даэмиры схватили льдисто-голубые пальцы, и её рванули вверх и в сторону. Замах орка ушел в землю, создав отдельный небольшой кратер, а Даэмира обнаружила, что её втаскивает через перила «Тантала» не кто иной, как сам Цистриал Вирн.

Пока «Тантал» выполнял вираж, Даэмира перевела дух и пришла в чувство, а затем осознала, что их с Вирном руки всё ещё переплетены – в тот же миг, что и Вирн, судя по тому, как торопливо они оба сбросили чужую хватку и отступили на полшага. Контактные яды, которыми избавлялись от соперников, вовсе не были чем-то неслыханным.

– Я… – начала Даэмира, с трудом подбирая слова. Она вмешалась и убила орка, который собирался забрать жизнь Вирна, но друкхари не были связаны долгами чести. Любые альянсы заключались заранее и обычно прописывались до изнуряющих мелочей, чтобы каждая сторона в точности знала, что будет расцениваться как предательство. По идее, Вирн должен был дать ей умереть и счесть себя избавленным от соперницы.

– Нас одолевают, – сухо, но поспешно произнёс Вирн, словно пытался оправдаться. – Мы убили многих, но не можем нанести решающий удар. Нам нужны культы ведьм и столько наёмных клинков, сколько мы сможем собрать. Для этого понадобится твоё влияние, – добавил он, на миг покосившись на Даэмиру. – Было бы неразумно позволить тебе погибнуть сейчас.

– Понимаю, – отозвалась Даэмира, сглотнув комок в горле. Как-никак, она подошла очень близко к такой смерти, откуда её было бы неудобно вытаскивать даже гемункулу, учитывая, где оказались бы останки. – Впрочем, мы не потерпели полной неудачи. – Она включила передающие волны. – Всем кораблям! Сооружение орков с пилонами – это их телепортационное устройство. Сконцентрировать весь огонь на нём!

«Разорители» и «Рейдеры» устремились вперёд, наводя свое оружие на приспособление. Оно выглядело построенным некачественно, но, как и многие подобные творения орков, выдержало гораздо больше выстрелов, чем ожидала Даэмира, прежде чем наконец-то взорвалось. Ударная волна запертой энергии рванулась наружу, сравняв с землей все вокруг в радиусе нескольких десятков ярдов, в том числе, как с яростным удовлетворением отметила архонтесса, и то странное артиллерийское орудие, которое сбило её «Рейдеры».

– Вот так, – глухо проговорила Даэмира. – Это пока что их сдержит.

Она посмотрела на Вирна, но второй архонт озирал побоище, как будто игнорируя её. Никто другой не собирался брать на себя ответственность и отдавать этот приказ.

– Всем кораблям, отход.

11

Илионит Зеск лежал неподвижно, наблюдая, как оставшиеся корабли армии Порта Таварр отступают через портал паутины без него, и беззвучно проклинал архонтессу Даэмиру Траэкс, отправляя её в высасыващие душу объятия Той-что-Жаждет.

Типичный архонт! Он верно служил ей на протяжении столетий, не раз применяя на практике различные схемы, которые разработал, чтобы спровоцировать её падение и собственное возвышение на место во главе кабала. То есть, отчасти причина заключалась в том, что Даэмира была чрезвычайно параноидальна, а Зеск мог довериться очень малому числу союзников, даже среди своих вернорождённых. Как бы то ни было, он ни разу не позволил своей алчности взять верх над осторожностью и в итоге исполнял свои обязанности по высочайшим стандартам, не делая хотя бы небезупречных попыток взять власть.

А теперь его бросили, отказались от него, как от обещания.

Причина неподвижности драконта заключалась не только в травмах, хотя они были серьёзными. Его выбросило из «Яда», когда тот разбился об энергетическое поле аракхиа, и Зеск упал в толпу орков. Теперь его броня была расколота и пробита во многих местах, как минимум одна нога не работала, левая кисть отсутствовала, а острие одного из примитивных ручных орудий орков пропороло в боку огромную рану. Однако он не был так же мертв, как остальные вокруг, будь то друкхари или аракхиа.

Зеску хватило ума понять, что больше всего орки жаждали боя и что противник, который не выглядел способным дать им это удовлетворение, в целом не стоил их внимания. Войско друкхари бы не спеша собрало раненых и продолжило их истязать, кормя свои души агонией жалких неудачников. То же было справедливо для многих последователей богов Хаоса. Орки же больше стремились перейти к следующему сражению и найти кого-то нового, чтобы испытать себя против него. Если Зеск не будет двигаться, и его не заметят, то с хорошими шансами никто из этих тварей не явится разнюхивать и выяснять, не жив ли ещё кто-нибудь. От него требовалось лишь дождаться, пока они как-то уйдут – при данном варианте ему, в сущности, могла пригодиться их изобретательность в этом вопросе – или же их истребит более крупная армия, которую наверняка прямо сейчас пытались собрать разгромленные архонты. Его раны были тяжёлыми, но ничего такого, с чем не сумел бы разобраться даже младший гемункул, если просто получится попасть к нему.

Это могло потребовать времени, и время предстояло провести очень болезненно, но Илионит Зеск был знаком с болью. То есть, обычно он причинял её, а не наоборот, но в Тёмном Городе ничто не задерживалось надолго без способности в той или иной степени терпеть боль. Зеск прожил уже несколько столетий и не собирался позволить, чтобы у него увели заслуженное место во главе кабала просто из-за вторжения недалеких громил, которым выпало хорошо уметь разрушать.

Он уловил приближающийся шум, различимый даже на фоне рёва и грохота, с которыми орки что-то делали после того, как их враги снова исчезли. Это были шарканье, перебегание, шёпот и хихиканье, и даже посреди побоища, учиненного вторгшейся ордой дикарей, что-то в них выводило Зеска из себя. Он зашарил вокруг правой рукой, стараясь оставаться незаметным. Его бласт-пистолет был раздавлен – хотя ответственный за это орк и умер, когда оружие взорвалось у него перед лицом – а силового меча он лишился, когда тесак с цепным лезвием выставил броню драконта на посмешище и снёс левую кисть от запястья. И все же, в пределах досягаемости должно было найтись что-нибудь, чем он мог бы вооружиться. Этот маленький узкий предмет под пальцами был рукоятью одного из его поясных ножей, которым он уложил последнего из нападавших, прежде чем рухнул и смирился с необходимостью бесславно изображать смерть, пока так называемые союзники убегали?..

Шум стал ближе. Пронзительное чириканье, как будто дети-друкхари нашли яму с червями-плакальщиками или чем-то столь же безвредным, что можно мучить, не подвергая риску свою безопасность, но он не узнавал по звуку ни одно из существ родом из Комморры. Желанный поясной нож оказался всего лишь осколком брони – то ли его собственной, то ли чьей-то чужой, этого Зеск не знал точно – однако он был длинным, острым и нормально бы подошел, чтобы проткнуть неприкрытую плоть в целом незащищённого создания вроде орка. Драконт неловко пристроил его между пальцами, готовясь полоснуть или пырнуть, по обстоятельствам. Если повезёт, то, что приближалось, пройдет мимо него, не проявив интереса к мёртвым с виду и изломанным телам точно так же, как и все прочие составляющие орочьей военной машины.

Теперь шарканье и чириканье раздавались слева от него и так близко, что Зеск посчитал, что сможет увидеть их источник, не совершая никаких движений, которые выдали бы в нем живого. Он повернул глаза в ту сторону, проклиная слегка сдвинувшийся шлем на голове, частично мешавший обзору. На самом краю зрения что-то двигалось перебежками. Оно было зелёным, уж это он знал – яркого, насыщенного зелёного цвета живой плоти оркоидов, а не приглушенных тонов Кабала Опускающейся Ночи. Враг был очень близко.

Над ним возникло перевёрнутое лицо, вглядывавшееся вниз. Оборванные уши, похожие на крылья нетопыря, обрамляли красные глаза-бусины, посаженные по бокам от кинжалоподобного носа, столь длинного, что он почти что скреб по забралу шлема драконта.

Враг был…

…низким?

Это был не орк, осознал Зеск; это был один из касты их мелких рабов, неожиданно опасных в больших количествах, но поодиночке представлявших пренебрежимо-малую угрозу. Он заставил себя сохранять неподвижность на тот случай, если признаки жизни сподвигнут раба позвать кого-то из хозяев. Зеск не питал иллюзий, будто сумеет победить одного из них, заметь здоровая особь, что он еще жив.

– Раб – грот? Так их называли? – пихнул его шлем ногой. Зеск позволил своей голове скатиться набок, несмотря на предельную ярость, которая бушевала внутри него после подобного унижения. Ее хватало даже на то, чтобы заслонить боль от ран. Он снял эту броню с тела своего предшественника, и она являлась одним из лучших образцов искусства оружейников друкхари, а в Кабале Пустого Сердца уступала только доспехам Даэмиры Траэкс и младших архонтов вроде её брата. Было мучительно допустить, чтобы ее осквернила нога грота, и не покарать тварь за проступок, но это был здравый поступок. Притворяйся мертвым, пусть его ограниченному уму надоест тыкать в явный труп, и оно пойдет дальше, как только внимание существа привлечет что-то еще…

Грот с хихиканьем подпрыгнул и всем весом приземлился на грудь Зеска.

Воздух, который он задерживал в лёгких, чтобы избежать характерных движений нагрудника, вырвался наружу порывистым хрипом, а рана в боку прострелила нервную систему огнём. Зеск ударил своей заточкой, всецело подкрепив инстинктивную реакцию осознанной злобой и гневом, и варп его побери, сколько внимания это привлечёт. Движимый силой напитанных ненавистью мышц, осколок брони впился с одной стороны горла грота и вышел с другой, и жалкое создание с влажным бульканьем свалилось с импровизированного клинка назад, зажимая двойную рану, проделанную им в его теле.

Зеск рухнул назад. Теперь болела большая часть его тела, а из ран снова начала течь кровь, но он испытывал мрачное удовлетворение, забрав жизнь. Он слышал отчаянную возню грота и, пусть и не видел её, но не сомневался, что скоро тот умрёт от ран. Потом не останется никаких шансов, что орки заметят это: кажется, они едва замечали своих рабов и при жизни, так что ещё один труп вообще не привлёк бы внимания.

Тем не менее, этот умирающий грот, похоже, создавал много шума. Зеску удалось слегка приподнять голову – достаточно, чтобы лучше увидеть окружающую обстановку.

Тусклый свет сверху заслонило множество маленьких тел, бросившихся на него.

Он попытался поднять руки, чтобы защититься, но слабость от кровопотери и рассечённые мышечные волокна подвели его, и гроты приземлились сверху, прижимая драконта к земле. Зеск попробовал задергаться и сбросить их, однако тело отказывалось повиноваться. Правая рука была в ловушке, и он чувствовал, как когтистые пальцы с неожиданной силой разжимают его ладонь: мелким тварям много не хватало в плане физической мощи, но они могли отчаянно цепляться за быстро едущие машины или насмерть задушить одного из себе подобных, и это же самое жилистое упорство позволило им выхватить импровизированное оружие у раненого воина-друкхари.

Зеск продолжал сопротивляться, но тщетно; маленьких негодяев было полдюжины, и хотя он бы быстро разобрался с ними, стоя на ногах, без ран и с оружием, но в нынешнем состоянии не мог отбиться. Драконт приготовился к финальному позору от того, что столь жалкий противник перережет ему глотку и оставит истекать кровью вне досягаемости даже самого непрофессионального гемункула.

Однако ни один клинок не пронзил его плоть, а долгопалые руки не сомкнулись на горле, чтобы прикончить в более личной манере. Вместо этого нахлынула новая волна муки: его дернули по земле.

Зеск стиснул зубы, намереваясь не дать этим крошечным чудовищам удовольствия увидеть, как он кричит от боли, однако пытка не прекратилась. Теперь его действительно перемещали: волокли и тянули среди и поверх тел тех, кто пал в бою вокруг него, а гроты тем временем смеялись и невнятно болтали между собой. Конечно, их язык был бессвязным и животным, но сквозь накатывавшую дымку страдания Зеск сумел различить повторяющуюся фразу, начатую одним голосом и подхваченную другими. Она звучала со злобной радостью, словно торжествующий боевой клич:

– ШИ-ПАЧ!

– ШИ-ПАЧ!

– ШИ-ПАЧ!

12

Снагги Мелкожуб вел свой дерзкий ловчий отряд обратно среди развалин, и ему приходилось подавлять желание прыгать и подскакивать. Они нашли шипача! Более того, они нашли такого, который был ещё жив, но слишком повреждён, чтобы делать что-то большее, чем слегка ерзать!

О, как и можно ожидать от шипача, у него ещё оставалось сил на одно хорошее пыряние, и Мозз не понаслышке выяснил, что бывает, когда запрыгиваешь на одного из этих говнюков, сперва не убедившись, что тот действительно мёртвый. Впрочем, Снагги удалось героически усмирить злобного воина чужих – ладно, он был готов согласиться, что остальные пацаны, возможно, помогли – и теперь они с высоко поднятыми головами несли свой трофей назад к его новой группе последователей.

Это оказался один из тех немногих раз, когда быть гротом и впрямь вышло кстати. То есть, Снагги знал, что быть гротом всегда лучше, чем быть орком и вообще чем-либо ещё, ведь как иначе-то? Если быть гротом – не самая лучшая штука, тогда почему он грот? Такая логика была неизбежна. Но также Снагги знал – и тут в ход шел его высочайший интеллект, его способность не обращать внимания на то, как ему хотелось бы, и концентрироваться на объективной реальности вещей – что быть гротом не всегда хорошо в галактике, как она есть. Каким-то образом орки перевернули естественный порядок с ног на голову и поставили себя во главе, пусть даже гроты явно стояли выше и точно были умнее. Именно эта несправедливость наделяла его пылающей внутри праведной яростью, которая мотивировала продолжать сражаться против угнетения, каковы бы ни были шансы.

Впрочем, конкретные обстоятельства, в силу которых быть гротом сейчас приходилось кстати, являлись прямым следствием этой несправедливости, что лишь доказывало Снагги, насколько он велик, раз использовал предрассудки орков против них же самих, чтобы в итоге поспособствовать их падению. Орки обращали на гротов внимание только тогда, когда чего-то хотели, или когда те путались на дороге (по мнению орков), или же не было вариантов получше, чтобы немного пострелять по мишеням или в целом попинать. Само присутствие Вааагх!а в этом странном месте дало оркам уйму хороших мишеней и забавных новых объектов для подрыва, так что последнее не было проблемой, а орки редко пошли бы искать грота, даже если и впрямь чего-то хотели; они скорее устроили бы гроту взбучку, когда тот в конце концов появится – в виде наказания за то, что не был поблизости, когда следовало. Это означало, что пока Снагги и его пацаны не попадаются под ноги, они, вероятно, не будут в начале списка тех, кому начинают орать приказы или требовательно задают вопросы, чем они занимаются.

– А куда мы ваще этого говнюка тащим? – вопросил Биз, дергая голову шипача назад, чтобы перетащить того через скопление камней.

– К пацанам назад, для начала, – сказал Снагги. Он в итоге тянул за руку без кисти, что вышло совершенно случайно и не имело совсем никакой связи с тем, что это, вероятно, была наименее опасная из конечностей шипача. Поганец всё еще пытался дергаться, но гроты от природы хорошо умели держаться за вещи, которые стараются убраться от них, вроде сквигов, еды или другого грота, только что подрезавшего твою еду. – Потом портал найдем и свалим отсюдова!

– На кой? – требовательно поинтересовался Халява. – Он жеж у нас. Чо б самим не свалить?

Снагги проницательно улыбнулся. Явно настало время выдать жемчужину мудрости.

– Вишь, ну тут я вам помочь могу. Если вы собрались у меня малобоссами быть, тады вам надо будет это вот усечь. Чо у нас есть?

– Шипач. – сказал Халява, пихая ногу, которую держал. С точки зрения Снагги, нога шипача не должна была так гнуться, но это являлось проблемой шипача.

– Верно, но важен-то не шипач, дык? – ласково произнёс Снагги. – А то, чо он для нас сделать могёт. Кабы это жратва была, тады, ага, оно толково ее себе оставить, ведь важные-то мы. Но мы ж не порубим этого говнюка и не поделим, точняк? Неа, мы с ним кой-чо сделаем, такое, шоб реально впечатлило всех тех трусов, кто с нами не пошёл. А штуки вроде этой только лучше выходят, кады вокруг тебя больше гротов, ведь тады их еще больше впечатлится, и они такие: «Воу, Снагги и малобоссы в натуре знают, чо делают, надо нам их держаться и приказы ихние выполнять, они ж нам реально ништяк всё намутят!».

– Ну чот не знаю, – с сомнением заметил Носик, борясь со второй ногой шипача. – Походу, эт просто меньше хабара, жратвы и барахла, кады от орков свалим.

Едва сказав это, он зажал себе рот рукой, словно сейчас должен был появиться погонщик и ометелить его за подобные наглые слова, и при этом едва не выронил ногу шипача.

Снагги вздохнул и покачал головой.

– Пацаны. Пацаны, пацаны, пацаны. А как мы хабар со жратвой-то достанем? Канеш, оно можно бы попробовать самим подрезать, но эт не по-умному. По-умному – это шоб другие за нас подрезали! Нет ведь в галактике такого варбосса, который ходит и сам всё подрезает, точняк? Они у всех остальных лучшие части берут, вот и мы тож так сделаем. Вы, парни, мне поможете доказать, шо я знаю те особельные секреты, которые мне боги рассказали, а потом все толковые гроты за нами пойдут. Я ж все-таки Гротобосс. – Он самодовольно похлопал себя по груди. – Эт я всякое знаю, а вы, парни, при мне малобоссы, ведь сразу смекалку показали, кады меня поддержали.

Малобоссы Снагги по большей части закивали и одобрительно забубнили, затаскивая все ещё истекавшего кровью шипача за угол, однако Снагги отметил, что уже прозвучало несколько вопросов на тему того, почему это они должны волочь шипача. Он улыбнулся, ведь это было хорошо, это показывало мотивацию – а именно мотивацию заставить работать какого-то другого поганца, что, по мнению Снагги, являлось единственной стоящей мотивацией. Раньше он уж слишком старался; полагал, что раз Горк и Морк говорили с ним, то он должен делать все самостоятельно. Теперь он понимал: это была ошибка.

Он не собирался повторять её снова. Теперь, когда у него были свои малобоссы – или «полезные идиоты», как он их называл в приватной обстановке собственной головы – он мог заставить их делать разные вещи за него, но они соглашались на это, потому что могли потом в свою очередь заставить других гротов сделать те же вещи для них! Говорите про орков, что хотите, и Снагги так и поступал, пока никого из этих больших говнюков не было поблизости, но их иерархическая система работала. Чтобы находиться на вершине без необходимости концентрироваться на всём сразу, ему требовались слои под ним, как в одном из тех зданий жестянок, где лестницы до самого верха. Как там они назывались? Эээ… зиккурат! Вот. Замысел Снагги по становлению Гротобоссом был планом-зиккуратом.

– Следующий урок, пацаны, – гордо сказал он. – Мы с этого вот начнем хабар снимать прям сразу. Любой, кому охота с нами через портал пройти, пускай платит! Так им ещё сильней захочется хабара найти, кады свалим отсюдова, а мы смогём…

Он осёкся, когда из развалин вокруг них поднялась небольшая группа фигур.

– Так, так, так, – произнёс голос. – Дык и чо тут творится?

Голос принадлежал крепкому гроту – ну, или считавшемуся крепким среди гротов – одетому в перемазанный кровью фартук, где на поясе висели всевозможные инструменты: маленькая пила, между ржавых зубьев которой застряли комочки плоти; длинный резак с односторонней заточкой, выглядевший чуть острее и поуже обычного гротского пыряла; плоскогубцы, от одного взгляда на которые у Снагги болели зубы; и так далее, настоящий арсенал того, чем можно тыкать и раскрывать те части тела, которые по замыслу Мозговитых Парней никогда не должны были увидеть дневного света, и уж точно слишком много для грота, имеющего для орудования этим всего две руки.

– Ох, зог, – тихонько сказал Длинножуб. – Это ж Беспомошники.

– Точняк, малявка, – ухмыльнулся новоприбывший. – Главные гроты главного дока! УХХУУУ!

– УХХУУУ! – хором отозвались сопровождавшие его гроты, дружно ударив кулаками по воздуху.

Снагги сохранил нейтральное выражение лица. Беспомошники были подручными гротами Дока Шлакогрыза, того лечилы, который, похоже, как-то приложил руку к возвышению Уфтхака Чёрного Гребня. Насколько понял Снагги, вследствие этого док считался в этой части ТехВааагх!а выдающимся практиком своего ремесла, и к нему с определённым почтением относились как прочие лечилы, так и обычные орки, а Беспомошники явно ощущали, что этот статус передаётся и им. Конечно, никто из них не стал бы и мечтать о том, чтобы шпынять орка, но вот других гротов…

– Чо как? – жизнерадостно осведомился Снагги, решив подойти к ситуации так, словно во внешности и манерах Беспомошников не было вообще ничего угрожающего.

– Вы чо с этим говнюком делаете? – требовательно спросил главный Беспомошник, указывая на шипача одним когтем.

– Ничо такого, – торопливо сказал Снагги. – Веселимся чутка, только и всего.

– Веселитесь чутка? – хищно повторил Беспомошник. – Дык он живой ещё?

Снагги искоса глянул на Жулика, ища совета у того, кто провел с этим конкретным Вааагх!ом больше времени. Жулик практически неуловимо покачал головой, подтверждая подозрения Снагги: так как Беспомошники работали на дока, их скорее интересовали живые тела, нежели трупы.

– Неа, – небрежно произнёс он. – Уже нет. Чутка протекает ещё, но точно помер. Просто тащим его назад к боссу, шоб он смог шлем и остальное на свою боссову палку надеть и всё такое. – Он попробовал заискивающе ухмыльнуться. – Ну ты в курсах, как оно бывает.

Беспомошник так сосредоточил внимание на зубах Снагги, что тому чрезвычайно резко вспомнились плоскогубцы на поясе другого грота, и фыркнул.

– Дохлый, по-твоему. Эт мы посмотрим. Чихун!

Еще один грот с впечатляющей, как неохотно был вынужден признать Снагги, точностью швырнул кусок камня, так что тот приземлился ровно на грудь шипачу. Шипач, который впал в некое оцепенение, свойственное тем, кто потерял много крови и в целом смирился со своей судьбой, отреагировал на это попыткой снова задергаться. Весьма жалкие потуги, но их нельзя было скрыть. И все-таки Снагги постарался, как мог.

– Халява! – бросил он, с удвоенной силой стиснув руку. – Хорош тело шатать, эт не смешно!

– Я ж ничо… То есть, да, Снагги, Извини, Снагги, – сказал Халява, уловив истинный смысл яростного взгляда Снагги с секундным запозданием. Впрочем, это едва ли на что-то бы повлияло, судя по радостным крикам, которыми разразились Беспомошники.

– Видал, Чихун? – весело поинтересовался предводитель.

– В натуре видал, Давила! – отозвался грот по имени Чихун, потирая руки, а затем снял со своего пояса кусок металла в форме примитивной дубинки. – Живой-здоровый!

– Пацаны, вы не понимаете, – начал Снагги, снова повернувшись к Беспомошникам. – Мы ж должны этого говнюка к большому боссу отнести, даж если он не дохлый.

– Честно сказать, эт, походу, твоя проблема, – произнёс Давила, доставая с пояса скальпель с длинным клинком. – Док хочет шипача, шоб ещё живой был, а этот особо драться не будет. Отвалите, и позволим вам с руками остаться.

– Эт хорошая сделка, – нерешительно подал голос Носик. – Мне ж руки-то мои очень нравятся…

– Заткнись! – прошипел Снагги. Он обдумал, насколько вероятно впечатлить надвигавшихся Беспомошников речью про гротобосса, но отказался от идеи. Эти говнюки уже вкусили власти, пускай даже тусклой и с чужого плеча, и её бы хватило, чтобы они остались слепы к реальности его величия. Более того, они даже могли сообщить о его плане Шлакогрызу или какому-нибудь другому орку, который, возможно, обратит это ровно столько внимания, чтобы вникнуть, и это станет катастрофой.

– Малобоссы! – провозгласил он, роняя руку шипача и вытаскивая своё оружие. – Задайте им!

Вопрос о том, последовали ли бы товарищи за ним и действительно атаковали, стал неоднозначным, поскольку – как Снагги и планировал – Беспомошники отреагировали на его упрямство тем, что сами с криками кинулись в бой, размахивая своими орудиями боли и сомнительного медицинского происхождения. Гроты, которые могли и не взяться за оружие для защиты почти мёртвого шипача ради пока ещё непроверенной цели, куда более рьяно доставали его для собственной защиты, так что образовалось два несколько неровных строя.

Снагги выстрелил из своего палила, но Давила крайне беспечно оказался не совсем на пути заряда, и тот лишь зацепил левое плечо грота. Давила взвыл от боли, но продолжил приближаться. Его лицо поровну делили между собой жажда крови и страх перед последствиями неудачи, и Снагги ещё не успел сделать второй выстрел, как грот покрупнее набросился на него.

Он отчаянно попятился от первого удара Давилы, косого взмаха, который мог бы резко прервать добрые отношения между правым бедром и левым плечом Снагги, и попытался проткнуть своим пырялом грудь оппонента. Давила сумел отбить выпад в сторону, а затем перехватил за запястье руку Снагги с пушкой, которую тот хотел наставить в упор на голову Давилы. Снагги выронил пыряло и поймал руку со скальпелем за миг до того, как клинок успел войти ему в бок, и они вдвоём, пошатываясь, стали выписывать полукруг. Каждый пытался вывести своё оружие в нужное положение для смертельного удара.

Проблема заключалась в том, что, хотя Давила был крепким исключительно по гротским стандартам, Снагги входил в пресловутые гротские стандарты и чрезвычайно определённо уступал противнику в силе. Палило постепенно отдалялось от головы Давилы, а клинок скальпеля начал покалывать ребра Снагги. Ситуация требовала всей той хитрости и изобретательности, которая привела Снагги туда, где он был сегодня.

– Шипач! – завопил он. – Он сваливает!

В глазах Давилы вспыхнул страх провала, заглушивший кровожадность, и грот инстинктивно оглянулся проверить состояние желанного трофея. Конечно, шипач оставался на том же месте, что и раньше, но этот миг смятения позволил Снагги податься вперед и сомкнуть зубы на ухе Давилы.

От паники и боли большой грот отпрянул прочь, но преуспел лишь в том, что оставил половину своего уха зажатой в зубах Снагги. Он взвыл и на полсекунды ослабил хватку на запястье Снагги, что позволило тому повернуть оружие и нажать на спуск.

Это не был прицельный выстрел, но на такой дистанции он и не требовался. Часть груди Давилы размером с кулак исчезла, и на сей раз судорога второго грота стала следствием того, что жизнь быстро покидала его тело. Давила повалился назад, а Снагги торжествующе воздел руки и исполнил небольшой танец.

– Ага! Как оно тебе, говнюк? Вот чо бывает, кады…

Он замолк, поскольку огляделся и увидел, что большинство его малобоссов удирает, а Биз лежит на земле лицом вниз с торчащей из спины длинной заточкой. Внутри Снагги поднялся гнев. Он так усердно трудился, он нашёл им шипача, он убил грота намного крупнее себя, чтобы сохранить его, а теперь эти паршивцы убегают?

– Трусы! – заорал он в быстро удаляющиеся спины. – Вернитесь! Вернитесь и деритесь! Гроты не опасные!

Что-то ударило его по затылку, а затем земля подалась вверх и боднула Снагги в лицо.

13

­Уфтхак неотрывно глядел на развалины телипортной платформы и кипел.

Это не было идеальное решение проблемы, но это было что-то. Конечно, они запускали банды неизвестно куда, даже с меньшей организованностью, чем обычно бывало у Вааагх!а, однако это являлось определённым прогрессом. Уфтхак надеялся, что одной из них может хватить мозгов захватить портал и открыть его с другой стороны, но, вероятно, он ожидал слишком многого; в конце концов, у него были подозрения, что шипачи не просто засов накинули или вроде того. Возможно, требовался шипач. Но ему нужно было только находиться возле портала, или сделать что-нибудь особенное?

– Низквик! – взревел он и стал ждать.

Ждать пришлось недолго. Мелкий паршивец выбрался из своего укрытия за еще дымящимся телом меганоба, который получил прямое попадание из большой пушки шипачей, и заторопился туда, где стоял Уфтхак.

– Да, босс?

– Где этот кореш твой? – спросил Уфтхак. – Тот, который через эти штуки уже ходил. Снагги?

Лицо Низквика вытянулось.

– Снагги?

– Ты чо, хошь, шоб я повторял? – поинтересовался Уфтхак, многозначительно взвешивая в руках Понтобой. – А то ж тот прыгучий шипач, который банду Узгита запорол, сбежал раньше, чем я ему навешать смог, так что звездюли свободные остались, если смекаешь, об чём я.

Это приводило в ярость: Уфтхака изрядно впечатлило то, как варбосс шипачей – если это был он – за считанные секунды прорезал себе дорогу через целую банду звероловов. Однако когда он попытался приблизиться, тот не захотел никак с ним связываться, словно боялся получить удар. Типичные шипачи, хотят подраться только тогда, когда думают, что смогут победить. Вероятно, их боги были слюнтяями.

– Нет, босс! – поспешно произнёс Низквик, замахав руками. – Не надо! Прост запутался чутка, Снагги ж сказал, шо для тебя секретную штуку делает, и потому его тут и нету.

Уфтхак наморщил лоб.

– Секретную штуку? На кой зог мне сдалось, шоб грот делал секретную штуку? Тут жеж ничо секретного не творится.

– То бишь, – проговорил Низквик, выражение лица которого сползало в довольное злорадство с медленной неотвратимостью горячего сквигова жира, растекающегося по наклонённой сковородке, – он соврал?

– Да какая мне, к зогу, разница, – фыркнул Уфтхак. – Дык, говоришь, ты не в курсах, где Снагги?

– Нет, босс! – с готовностью ответил Низквик, а затем прикусил собственные костяшки, осознав, в чем только что признался. Уфтхак приложил его сапогом. Маленький грот проплыл в воздухе и врезался в смертодреда, после чего упал наземь, издав приглушенное: «Извини, босс».

– Зоганые гроты, – пробормотал Уфтхак, рассеянно покручивая Понтобой. Ладно, с этим было ничего не поделать. Он не собирался идти искать Снагги или посылать за ним кого-то ещё; это было совершенно ниже его достоинства. Грот должен был быть здесь, просто на случай, если понадобится. Теперь от Уфтхака требовалось только не забыть навешать ему при следующей встрече, в назидание. Или чтобы сделал что-нибудь.

Что ж, если у него под рукой не нашлось грота, у которого можно было бы выпытать больше информации о том, как именно работают эти штуки, значит просто придется постараться изо всех сил. Вероятно, с тем же успехом. Каковы были шансы на то, что грот действительно знает что-то полезное? Кроме того, даже если бы Снагги был здесь, и вдобавок Уфтхак смог бы найти шипача, вероятность того, что этот поганец заставит портал делать то, чего ему хочется, была невысока.

– Чо тут надо, – твердо произнёс Уфтхак, – дык это старые-добрые оркские придумки. – Он огляделся по сторонам. – Спец!

– Нет его тут, босс, – подал кто-то голос. Это был один из гайкокрутов механа, парень из Дурных Лун, имевший опаленный вид и более заостренный череп, чем у большинства, а также выражение лица орка, который уже смирился с тем, что столь интересный ему мир всегда будет взрываться, причём не потешным образом. Назлуг, вспомнил Уфтхак, вот как его звали.

– Зубы Морка, – проворчал Уфтхак. Неужто никого нет там, где ему нужно? – Ну? Дык где он?

– Пошел еще инструментов взять, шоб телипорт чинить, босс, – с некоторой робостью ответил другой орк, указав на разрушенное сооружение рядом с собой, а потом украдкой отодвинулся от Принцыса, которой заинтересованно его обнюхивал.

Уфтхак вскинул брови.

– У него есть инструменты, шоб вот это починить?

Назлуг пожал плечами с видом орка, который полагает себя недостаточно компетентным, чтобы давать комментарии касательно точного характера способностей своего механа, и Уфтхак вздохнул. Он уже чувствовал, что разгон Вааагх!а останавливается. Они нашли и убили большинство шипачей в этой части их дома, однако он был уверен, что есть гораздо больше где-то ещё. Как-никак, рейдовая группа, которая пришла и разнесла телипортную платформу, должна была прийти откуда-то. Однако от этого знания не было толку, если он не мог туда добраться, и хотя его парни только что получили бодрящий замес с шипачами, но те поганцы исчезли сразу же, как стало очевидно, что дела у них идут не очень хорошо.

Проблема заключалась в том, что орки не переставали драться просто потому, что враги исчезли. Одно дело, если ты им всем навалял; тогда можно выпить грибного пива, поугорать с пацанами над лучшими моментами и назвать это хорошо выполненной работой. Само собой, вскоре понадобится найти новых говнюков, но для того и существовал Вааагх!, не так ли? Посмотреть галактику и убить всё найденное, с чем понравится помеситься. Таков был стиль орков. И совсем другое дело – когда враг исчез на середине драки.  Это не удовлетворяло. Кровь кипит, хочется что-нибудь треснуть – или даже чтобы что-нибудь треснуло тебя – а вокруг нет ничего подходящего.

Кроме, разумеется, других орков.

И в том, что орки дерутся с другими орками, не было ничего неправильного, конечно же нет. Это было в порядке вещей: по всей галактике орки дрались с другими орками чаще, чем с кем-либо и чем-либо ещё – в основном потому, что другой орк всегда готов замеситься и обычно есть под рукой. Иного бы не потерпели Горк и Морк.

Дело было в том, что Уфтхаку представлялось просто расточительным, если парни начнут драться друг с другом сейчас. Суть Вааагх!а состояла в том, что орки под началом одного босса вместе газуют на единого врага, кем бы тот ни был. Именно поэтому варбосс и был варбоссом; он являлся боссом всех последующих боссов, а не просто одним из множества дерущихся между собой. Устрой ТехВааагх! замес внутри себя сейчас, когда шипачи находились так близко – ну ладно, Уфтхак не знал, где именно, разве что «с другой стороны ворот», но они определенно находились близко в теоретишном смысле – вышла бы катастрофа. Это доказало бы, что Уфтхак не готов быть большим боссом, а пусть его и не особо парило, оправдает он оценку Меклорда или нет, но самому ему очень нравилось быть большим боссом.

Им требовалось навалять еще каким-нибудь шипачам, да порезче, иначе всё выйдет из-под контроля. В сущности, уже выходило. За пылающим топтуном, подожженным удачным попаданием в топливные баки, большая банда парней из Дурных Лун стояла перед дюжиной танкобоев-Смерточерепов, которые уступали им в численности, но были существенно тяжелее вооружены. Одному Морку ведомо, как началась перепалка – могло быть что угодно: от вопроса, кто получит лучшую часть хабара, до того, что кто-то наступил другому на ногу – но судя по собиравшейся толпе ухмыляющихся зрителей и торопливо принимавших ставки гротов, она вот-вот должна была перейти от крепких слов к насилию.

Какой-то части Уфтхака хотелось просто позволить этому произойти и славно посмеяться, когда повсюду полетят куски орчатины. Однако это не помогло бы ему найти и отметелить шипачей, которых требовалось отметелить, поэтому он закинул Понтобой на плечо, свистом подозвал Принцыса – тот рысцой побежал за ним, надеясь на угощение вроде отрубленной конечности – и зашагал к пацанам, чтобы заставить их снова думать. Или подумать вообще хоть раз; этого могло хватить.

Уфтхак проходил в тени под топтуном, когда узнал орка во главе парней со стрелялами: Закидала, бывший член банды самого Уфтхака, обзавёдшийся собственной бандой, коль скоро его прежний ноб теперь был большим боссом. Он ухмылялся и махал силовой клешнёй, приделанной им вместо руки, которую он покалечил, когда ударил механа юдишек палкобомбой, и было похоже, что жесты Закидалы не особо впечатляли ноба танкобоев, судя по тому, как тот поглаживал рукоятки ракетных пистолетов. Уфтхак набрал воздуха, чтобы рявкнуть и поставить их обоих на место…

…и темнота набросилась на него.

Только что он шёл через тени, участки более глубокой черноты в и без того сумрачном мире, созданном пожаром наверху, а в следующий миг что-то уже продиралось наружу из пятна тьмы на уровне головы и тянуло к нему лапу, на которой холодным огнем горели странные символы. Юдишка бы застыл от страха и потрясения, и ему бы вырвали глотку. Однако чтобы смутить Уфтхака Чёрного Гребня требовалось нечто большее, чем неожиданно острая тень, и как только угроза возникла, он тут же среагировал на неё, махнув Понтобоем вверх и нанеся удар, который переломил пресловутую конечность и вызвал у её владельца визгливый крик боли.

Но вот ещё дюжина острых теней? Это могло создать проблему, и именно это его сейчас ожидало.

Они спрыгивали сверху, вытягивали себя из земли и протискивались сквозь сумрачные металлические колонны ног топтуна. Они были двуногими, со шкурами полуночного оттенка, носили драную темную кожаную одежду и сжимали кривые клинки, отражавшие лишь едва заметные проблески света. Помимо этого у них не было ничего общего: некоторых покрывали символы, озаренные изнутри холодным огнём, как на отбитой им руке, а у других на коже отсутствовали отметины; одни щерили рты, полные острых клыков, под пылающими глазами, а у иных лица представляли собой ровные пятна. Единственное, что их объединяло – явно смертоносные намерения.

Принцыс с кровожадным боевым визгом прыгнул на одного из них, и все разом начали драться.

Одна хрено-тень выставила руку в сторону Уфтхака, и оттуда повалило бледное пламя, будто это была выхлопная ракета боевого трицикла-смертоубойки. Уфтхак сумел отдернуть голову в сторону от струи, и та хлестнула мимо его левого уха, словно облако агрессивного льда – холодный огонь? Это место становилось всё страньше и страньше – однако небольшое смещение направления инерции вывело его прямо под один из тех мерцающих клинков. Изогнутое острие по дуге взметнулось ему в грудь, но остановилось со звуком «дзынь», налетев на броню. Чудное или нет, но настоящее оружие этих говнюков выглядело вполне прочным.

Уфтхак ударил рукой и попал в чернильно-черное лицо с приятным хрустом ломающихся костей и раскалывающихся зубов, хотя в момент контакта кулака рта не было видно. Хрено-тень рухнула, как подрубленный грот, провалилась прямо сквозь тени на земле и пропала из виду. Уфтхак остановился бы поглазеть, но времени не было: его атаковали остальные товарищи хрено-тени.

Это была какая-то разновидность дохляков. Он понял это по их бесящей манере двигаться: сплошь текучая грация и пружинистое уклонение, а также скорость реакции, от которой даже клюватый бы неуклюже бил по размытым остаточным образам, а обычный юдишка через секунду уже ползал бы по полу в поисках собственных кишок. Однако в них присутствовала свирепость, в этих хрено-тенях, и они больше вкладывались в удары. И дохляки, и шипачи обычно тыкали и прощупывали, не решаясь вступить в настоящий бой, если только не были уверены, что им не сделают больно в ответ. Эти же замахивались так, словно питали вражду к воздуху между ними и пытались прорубиться прямо сквозь Уфтхака, чтобы добраться до чего-то по другую сторону от него.

Это было довольно бодряще, реально.

Он взревел и махнул Понтобоем, разом размазав одну из хрено-теней, но еще одна пальнула в него холодным пламенем слева, и по боку побежали уколы леденящей боли.  Уфтхак заблокировал клинок рукоятью Понтобоя, но обнаружил, что ещё один пробрался между пластин брони, сквозь шкуру и промеж ребёр. Свободной рукой он сгрёб этого говнюка и швырнул того в одного из товарищей, но затем что-то пырнуло его в заднюю часть правой ноги, от чего та подогнулась под ним, и он припал на одно колено. Уфтхак ударил Понтобоем назад, даже не удосужившись развернуть оружие, и конец рукояти угодил виновнику во что-то, выполнявшее у него функции горла.

И всё-таки они продолжали сражаться. Уфтхак мельком заметил, как Принцыс волочёт одного прочь за ногу, а совершенно чужеродное лицо хрено-тени каким-то образом передаёт ошарашенную гримасу того, кто куда больше привык сам уволакивать без спроса, но остальные уже напирали на него беспорядочной толпой, гортанно рыча и сверкая клинками. Он схватил одного за горло, но оружие соседа рубануло его по бицепсу. Попытался смахнуть их Понтобоем, однако один из врагов вцепился в рукоять и повис на ней, а потом вонзил внезапно появившиеся зубы в мякоть кисти руки. Уфтхак заорал от боли и возмущения и выпустил Понтобой. Хрено-тень отшатнулась с ним назад, будучи едва в силах удерживать вес огромного оружия.

Уфтхак сдернул с пояса пуляло – верную старую пушку, которая сопровождала его с тех времн, когда он был обычным парнем в банде Плохиша Понтобоя – и вогнал заряды в брюхо двух хрено-теней прямо перед ним. Те тоже отшатнулись, но исключительно от попадания пуль, пробивших их насквозь и оставивших после себя влажные дыры. Уфтхак опустошил оружие в третье тело, взревел от ярости, так как что-то острое впилось ему в плечо, бросил пуляло и отвесил оплеуху открытой кистью, которая не только приложила хрено-тень прямо по лицу, но вдобавок ещё и привела в действие кнопку у него на ладони.

Хрено-тень, укравшая Понтобой, пыталась развернуть тяжелое оружие, чтобы замахнуться на Уфтхака, когда молот исчез, прихватив с собой руки паршивца. Странное существо издало вопль – высокий заунывный звук, от которого у Уфтхака заныли зубы – а Понтобой возник точно у него в кулаке, как и должен был делать каждый раз.

Что ж, зоганая штуковина хотя бы сделала это, когда реально требовалось.

Он подал энергию на навершие и ударил вперед, уничтожив середину тела одного из атакующих, а затем рывком выпрямился. Острая боль в ноге никуда не делась, но она больше не было неожиданной, и он успел к ней привыкнуть. Кроме того, по милости нападавших у него теперь появилась целая куча новых болей, так что в целом это скорее соответствовало фону. Однако он сокращал число хрено-теней, и никаких нанесенных ими ран не хватило, чтобы его остановить. Он – Уфтхак Чёрный Гребень, Уфтхак Гаргантокрушила, и он не остановился, когда у него однажды голова отделилась от тела. Эта шайка говнюков не завалит его, будто какого-то хилого грота.

Уфтхак крутанул Понтобой, и конец рукоятки треснул одну из хрено-теней под подбородок, уронив её наземь. Он развернулся за счёт инерции оружия, начисто рассек другую лезвием топора и ударил левой ногой, пнув третью в грудь с такой силой, что она вылетела из-под топтуна наружу, на то, что здесь сходило за дневной свет. Принцыс прыгнул и свалил безрукую на землю. Радостные голодные взвизгивания сквига достигли почти такой же пронзительности, как срывающиеся громкие крики невезучего чужого, раздираемого на части клыками – и осталось двое.

Один прыгнул на него, вытягивая вперед руку, чтобы снова обдать ледяным огнем, но на сей раз Уфтхак оказался слишком быстрым: он поймал конечность твари, отвёл залп вверх и в сторону, а потом подался вперед и попросту откусил хрено-тени голову. Его челюсти без труда охватили её череп, а зубы сломали тонкий позвоночник и перерезали узкую колонну плоти. Уфтхак пожевал – на вкус было холодно и темно, будто лижешь пространство между звёзд – и выплюнул искореженный комок.

Последняя хрено-тень – та, что он приложил по подборожку и отправил в нокдаун – не стала дожидаться конца. Она нырнула в самое чёрное из оставшихся пятен теней и исчезла прямо перед прыжком Принцыса. Сквиг врезался мордой в ногу топтуна и с недоуменным визгом отскочил от неё.

Уфтхак выглянул на свет и как раз успел увидеть, как хрено-тень, выброшенную туда его пинком, окутали пламя, взрывы и огонь стрелял. Банда Закидалы и танкобои, с которыми они спорили, совсем не поспешили обратить внимание, что их босса атакуют чудные иномировые твари, но хотя бы энергично разбирались с этим, заметив.

– Тебе норм, босс? – окликнул Закидала, когда дым рассеялся, и от последнего из нападавших на виду осталось только несколько темных влажных комков.

– Не, – сказал Уфтхак.

– Не? – Закидала покосился на ноба танкобоев, а затем придвинулся чуть ближе. – Те говнюки тебя достали?

На лице Закидалы читалось не беспокойство: орки редко беспокоились о своих травмах, не говоря уж о чужих. Это был просто интерес, ведь если Уфтхака сильно ранили, и он вот-вот должен был опрокинуться, то всё лидерство над этой частью ТехВааагх!а могло оказаться на кону, и Закидала хотел бы с разбега войти в гонку.

– Не в том дело, – произнёс Уфтхак, выходя из-под топтуна. Он подкинул Понтобой в воздух и снова поймал с сочным «шмяк», но на самом деле прямо сейчас ему не хотелось порисоваться.

Он был взбешён.

– Тени ко мне слать! – заорал он, заставив каждого из орков, глядевших на него, встревоженно отступить назад. – Зоганые тени? Не выйти со мной раз на раз, как реальный воин, не наехать на нас с пушками, клинками и теми резкими летучими хреновинами? Это ж не драка! Это ж зоганое оскорбление! Я такого не потерплю! Зог с Меклордом и зог с ТехВааагх!ом! Эти говнюки меня лично достали, и я им за то ихние тощие шеи посворачиваю!

Он остановился, слегка запыхавшись от того, как громко кричал. Теперь парни смотрели на него неуверенно, явно гадая, что будет дальше, и сколько из них может в итоге оказаться кормом для сквигов. Орки нечасто выходили из себя, поскольку большинство вещей, которые могли к этому привести, служили лишь поводом подраться, что есть хорошо, и потому тут не из-за чего злиться. Когда большой орк на самом деле бесился, дела принимали непредсказуемый оборот.

Уфтхак и впрямь чувствовал, что вибрирует – настолько он был зол. Зоганая наглость! Отправить своих мелких теневых коммандос – или какой там их эквивалент у шипачей – чтобы попробовать его устранить! И самое плохое – он крайне мало что мог с этим поделать. О да, он мог бы разнести это место в мелкую пыль, мог бы взрывать его, бомбить и колотить Понтобоем, пока каждый оставшийся шипач, который притаился где-то в развалинах, не превратится в тонкую пасту, а от самих зданий не останется одна монохромная пыль, но это не помогло бы ему добраться до тех, кто был причиной случившегося.

Уфтхак крутанулся на месте и уставился на портал: штуку, которая отделяла его от врагов, но при этом являлась и единственным путём к ним. Бесяще чужеродную, непонятную…

Погоди.

После боя по нему разливалась абсолютная ярость – не просто обычное возбуждение и агрессия, бывшие частью этого занятия, а жгучий гнев, не похожий ни на что из испытанного им прежде – и она открывала всё на своём пути. Незамутненное желание добраться до врагов, достать их руками и заставить заплатить за высокомерие и спесь, заставило его думать о вещах так, как он никогда раньше не делал.

– Кто-нить, Спеца мне приведите! – гаркнул он. – И ещё одного из евонных гайкокрутов, кого все не любят, и шокопушку, и чудилу, который последнее время никому башку не взрывал. Я пройду через эту хрень!

– Ну, обычно эт не я такое спрашиваю, – произнёс Спец, – но… ты уверен, шо оно сработает-то?

– Да, – отозвался Уфтхак, и, к его изумлению, он действительно был уверен. Сложность заключалась в том, чтобы держаться за свою злость в достаточной мере для сохранения сосредоточенности, но не дать ей овладеть им настолько, что он накостыляет своему лучшему механу. – Просто ж, дык? Шоковые пушки делают какой-то чудной туннель, ага? Совсем как драгстеры-шокопрыги типа того, с которым мы с Могротом тады прошли через щиты юдишкина гарганта. Только пушка делает туннель, куда ты сопляков пуляешь.

– Усёк, – сказал Спец, кивая.

– Дык если мы пушку прицепим к воротам, – продолжил Уфтхак, кивая в сторону кабелей, воткнутых в портал дохляков в тех местах, которые Спец посчитал наиболее подходящими, – тады мы смогём свой туннель на ту сторону сделать!

– Ну, я ж не говорю, что оно плохая идея, – сказал Спец, – особенно потому, что это ж не мне пушку держать.

Они оба оглянулись на Назлуга, который выглядел предельно удрученным, насколько это возможно для орка, к чьему наплечнику прикручена болтами массивная пушка («Мы ж не хотим, шоб ты её случайно уронил, ежели всё малость чудно пойдёт, дык?»). Затем их взгляды проследовали вдоль другого кабеля, теперь присоединенного к шокопушке и заканчивавшегося металлическим штырем, который был вбит в череп чудилы по имени Узкоп.

– Но эта вот часть, – задумчиво произнёс Спец. – Она-то вот меня в тупик ставит.

Сам Узкоп постанывал, хотя это, вероятно, было связано не столько со штырем в его голове, сколько с естественным состоянием чудилы, окружённого другими орками. Даже Уфтхак ощущал энергетику парней, которых он собрал вместе: агрессия и раздражение в равных долях, как раз то, что может зарядить мозг чудилы и вызвать к жизни его разрушительные способности. Если повезёт, то получится направить этого говнюка на врагов, и он расплавит им лица. А вот если не повезёт, то он взорвёт кучу голов твоих пацанов, в том числе, возможно, твою и, весьма возможно, собственную. Узкоп отчаянно сжимал свой медный посох, который помогал заземлять энергию, а двое его грузных надсмотрщиков держались неподалёку на случай, если понадобятся.

– Туннель сделать – это ж только первая часть, – сказал Уфтхак. – Нам ещё надо заставить туннель идти, куды нам охота, а раз говнюк с пушкой не видит, в чо палит, то нам чойта ещё нужно, шоб целиться. Вот для того и чудила.

Всё это почему-то казалось таким простым, словно знание всегда было внутри него и лишь ждало открытия. Шипачи создали ему проблему, и он нашёл решение.

Вот теперь всё думанье наконец-то окупилось.

Он обернулся. Вааагх! – ну, или большая его часть, те нобы, что сумели всех созвать – собрался в ближайшем подобии порядка, какого вообще могли добиться орки. Никто особо не пихался и не толкался, гонялам удавалось держать обороты двигателей под контролем, звероловы не давали своим сквигоборовам и сквигам-крушилам впасть в буйство и кого-нибудь съесть. Даже топтуны не трубили в боевые горны. Все как будто чувствовали, что вот-вот произойдет нечто значимое, и были готовы ненадолго обуздать своё природное рвение – просто чтобы посмотреть, что происходит, и смогут ли они извлечь из этого хорошую драку.

Уфтхак вытянул руку. Низквик сунул в неё кричальную воронку, и Уфтхак поднёс ту ко рту.

– ТАК, СЮДЫ СЛУХАЙТЕ! – взревел его усиленный голос под треск и визг резонанса, сосредоточив на нём внимание всех орков. – ШИПАЧИ ДУМАЛИ, ОНИ СМОГУТ НАМ ВТАЩИТЬ И СВАЛИТЬ, НО У НАС ТАКОЕ НЕ ПРОКАТИТ, ДЫК?

– НЕТ! – дружно грянул ТехВааагх!, поднимая в воздух всевозможное оружие и энергично тряся им.

– И ВОТ ЧО МЫ СДЕЛАЕМ, МЫ ПОЙДЁМ ЧЕРЕЗ ЭТУ ВОТ ШТУКУ И НАКИДАЕМ ИМ СТАРЫХ-ДОБРЫХ ПИНКОВ! – продолжил Уфтхак под одобрительный грохот. – МЫ ИХ НАЙДЁМ, И МЫ ИХ В ГРЯЗЬ ВТОПЧЕМ! ЧО, НЕ ТАК?

– ТАК! – радостно выкрикнул ТехВааагх! Уфтхак ухмыльнулся, повернулся и указал на Назлуга.

– Заводи!

Гайкокрут послушно стиснул стреляльный рычаг, и трехрогий шокер спереди огромного орудия начал вращаться. Заряженные сферы на конце каждой штанги искрились от энергии, оставляя в воздухе пылающие следы, и они двигались всё быстрее и быстрее, пока Назлуг наполовину не скрылся за жужжащим кругом из синих молний. Перед ним замерцали первые характерные признаки межпространственного возмущения – исходник шокового портала, который мог переносить вещи из одного места в другое, не заморачиваясь насчёт того, что находится между ними.

– Щас! – крикнул Уфтхак, и Спец перекинул свой тумблер. Энергия, начинавшая накапливаться в шокопушке, резко сменила направление, потекла в портал дохляков, и воздух внутри арки, доселе пустой и ничем не примечательный, затрещал и ожил. Он стал матовым, переливающимся холодным светом, словно полярное сияние отражалось в волнах арктического моря.

– Палку! – рявкнул Уфтхак, и надсмотрщики Узкопа вырвали посох у того из рук. Глаза чудилы широко раскрылись, а затем скрылись за ярко-зеленым огнём изнутри. Он начал неконтролируемо подёргиваться, и надсмотрщики схватили его, чтобы удержать на месте.

Вся та энергия Вааагх!а, которая лилась в Узкопа от собравшихся орков, начала накапливаться. Все её компоненты были сосредоточены на одном: найти напавших на них шипачей и заставить тех за это поплатиться. Где бы они ни были, как бы ни прятались, на первом плане разума каждого орка стояла задача добраться до них. Уфтхак позаботился о том, чтобы они концентрировались на ней.

Энергия с треском вырвалась из штыря в голове Узкопа, побежала по кабелю, соединявшему его с шокопушкой, и жужжание пушки приобрело новую тональность, которая напоминала далекий рокот тысяч рассерженных голосов. Портал замерцал, колыхнулся, а затем опять стабилизировался с немного иным узором света, двигавшегося внутри.

Сработало. Уфтхак знал, что сработало, хоть и не мог сформулировать словами, каким образом. Впрочем, ему это и не требовалось. Он хлопнул Спеца по плечу, подбежал к своему грузовозу и запрыгнул на корму. Следом за ним вскарабкался Низквик, а позади вскочил Принцыс.

– Могрот! – заорал Уфтхак, и его помощник воткнул передачу. – Гони!

Машина дернулась вперёд, а за спиной Уфтхак услышал мощнейший рёв парней, вновь объединенных общей целью, которые устремились за ним с боевым кличем на устах:

– ПОНЕСЛАСЬ, ПОНЕСЛАСЬ, ПОНЕСЛАСЬ!

14

Тронный зал Кабала Пустого Сердца являлся центром силы Даэмиры. Это была самая величественная комната в шпиле, огромное помещение, занимавшее всю ширину Средоточия, если не считать более узкой части возле вершины. Над ним располагались её фальшивые покои – слишком легкодоступные снаружи, чтобы считаться безопасными в городе, в котором гравитация для большинства была лишь досадной помехой, а для многих несущественной – и крыша, где она встретилась с Зотаром Оридраэдом и послала его на смерть. Настоящие покои находились внизу, углубленные в середину башни, но оборудованные симпатическими окнами, чтобы она могла озирать свои владения с настоящей внешней стороны строения, не выставляя себя мишенью для убийц. Под ними были пыточные камеры и темницы, а ещё ниже – казармы, трапезные, тренировочные залы и арсеналы для её воинов, готовых отразить любую атаку с уровня поверхности.

Это, разумеется, не подразумевало, что в шпиле отсутствовали другие посты стражи, ведь предки Даэмиры не были настолько глупы, чтобы не оставить прикрытия между собой и теми жалкими созданиями, которых они ловили и истязали. У самой Даэмиры имелись личные лестницы и антигравитационные шахты для перемещений по дому, и каждая из них была закодирована исключительно на её отпечаток ладони, скаанирование глаза, кровяную химию дыхания, а метод защиты для доступа к ним менялся по схеме, известной только ей. В башне существовало несколько практически неприступных помещений, где Даэмира могла найти убежище в случае непредвиденной ситуации, а также множество выходов, о многих из которых знала она одна, и везде стояли всевозможные смертоносные средства противодействия, чтобы гарантировать, что никто не поднимется по ним в неправильном направлении.

Принимая во внимание все эти совершенно здравые предосторожности против нападения, могло бы показаться странным, что Даэмира открыто сидит на троне посреди громадного пространства со множеством теней и укрытий. Как-никак, тронный зал был заполнен статуями её предшественников, грозными изваяниями в честь Тёмных Муз и величественными изображениями общего превосходства друкхари над всеми прочими видами в галактике, так что оставалась уйма мест, где могли скрыться убийцы. Даэмира держалась на виду по двум причинам.

Во-первых, хотя проявлять паранойю и было разумно, но выглядеть параноиком – нет. Власть Даэмиры как верховного архонта зиждилась на том, что другие воспринимали её как силу, а архонт, который прячется за закрытыми дверями и телохранителями, буквально открыто приглашает строить против него заговоры. Её присутствие и визуальная доступность являлись просто очередной ловушкой, призванной побудить чрезмерно самоуверенных привести свои планы в действие – сугубо для того, чтобы они разбились о её защиту, словно дешевые клинки о хорошую броню.

Во-вторых, в тенях и нишах тронного зала действительно пряталось множество убийц, поскольку Даэмира сама их там разместила.

Впрочем, возможно, самый опасный – или как минимум самый пугающий – из них всех сейчас преклонял колено на полу перед ступенями, спускавшимися от трона Даэмиры. Его кожа скорее не отражала свет, а впитывала, исключая холодное свечение, которое исходило от символов разрушения, вытравленных на плоти. Пальцы оканчивались страшными когтями, а мрак лица не скрывал блеска клыков.

Даэмира подалась вперед на кресле.

– Что значит «неудача»?

Кхеразул из Аэлиндраха не стал поднимать голову, чтобы взглянуть на неё. Пологи жидких бесцветных волос ниспадали по бокам и спереди его лица, скрывая большую часть из виду. Странно было наблюдать мандрагора таким затравленным; Даэмира насладилась бы этим новым опытом, если бы его причина не вызывала столько бешенства.

– Аракхиа был слишком силен и слишком свиреп, – произнес Кхеразул голосом, похожим на царапанье когтей по свинцу. Хотя уверенности у Даэмиры не было, но ей казалось, что рот существа не шевелился, пока оно говорило. – Мы ранили его, но не смогли убить. Спасся я один, чтобы принести вам известие, что он продолжает жить.

– Разве вы не напали на него, когда он был один? – спросила Даэмира. Действительно, в этом заключалась вся суть мандрагоров: атаковать врага, пока тот считает себя в безопасности. Или же орки настолько стадные, что их невозможно застать поодиночке?

– Он был один, – отозвался Кхеразул. – Не считая его… питомца. – Теперь он поднял голову и вперил свой холодный взгляд в глаза Даэмиры. – Этот аракхиа ужасен. Не просто жесток, но быстр и хитёр. Он убил моих сородичей, не нуждаясь в помощи себе подобных.

Даэмира раздраженно скрежетнула зубами. Мандрагоры были идеей Макулатикса, однако рабы на их гонорар поступили из её темниц. Этого должно было хватить. Тот факт, что вожак орков не просто пережил атаку, но ещё и единолично перебил противников, многое говорил о том, сколь грозное это создание.

С другой стороны, если целая стая мандрагоров не сумела повергнуть орка, напав на него внезапно, то неспособность самой Даэмиры нанести ему удар не представлялась такой уж унизительной. После их отхода из Сабельных Врат Макулатикс не смеялся над ней в открытую, но архонтесса видела, что ему этого хочется. Зрелище выражения лица гемункула, когда тот услышит, как чудовищно провалился его план, станет очень небольшим, едва заметным просветом в этой крайне недружелюбной туче.

– А ваша плата? – поинтересовалась она, медленно и демонстративно роняя слова.

– Будет возвращена, – без интонации отозвался Кхеразул. Вознаграждение, которое мандрагоры требовали за свои услуги у нанимавшей их аристократии друкхари, могло сильно различаться, однако это вложение почти всегда было надежным. Теперь Даэмира радовалась, что Кхеразул пожелал всего лишь пленников для отправки в сумрачное царство Аэлиндраха, а не чего-то более эзотерического. По крайней мере, было проще требовать вернуть их, чем истинное имя, удар сердца или ещё какую-нибудь столь же странную просьбу.

– Позаботься, чтобы так и произошло, – сказала Даэмира. Она была не вполне уверена, что станет делать в противном случае – ей едва ли захотелось бы устраивать штурм Аэлиндраха во имя возмездия, даже не будь орки более насущной заботой – однако надлежало блюсти приличия. Кроме того, убив Кхеразула за неудачу, она бы точно не получила свои вложения назад, так что это обещание, вероятно, являлось уловкой со стороны мандрагора.

– Можешь идти, – произнесла она, и мандрагор поднялся на ноги. Он направился не к двери, а попросту к ближайшему пятну полноценной тени, в которой исчез без следа. Это было неприятное напоминание о том, насколько смертоносны он и его сородичи.

Но не для этого орочьего вожака, судя по всему.

Она встала и развела руки. Слуги поспешно вынесли её плащ, быстро и надёжно закрепили его на плечах, а затем, когда Даэмира начала спускаться по ступеням к полу тронного зала, попятились обратно, опустив лица. Все видели, что верховный архонт в дурном настроении, и никто не желал попасться ей под руку.

Никто, кроме семьи.

– Дорогая сестра, – произнес Дхалгар, появляясь из-за массивного плинта, который был высечен в форме тел, скорченных от боли. – Как же меня печалит зрелище твоей открытой неудачи.

Когда Дхалгар Траэкс не был грудой окровавленного мяса после того, как на него приземлилась машина, ему хватало роста, не говоря уж о самоуверенности, чтобы смотреть Даэмире в глаза. Сейчас он был облачен во вторую свою любимую броню – самая любимая не пережила его первой встречи с орками – а запястье левой руки непринужденно покоилось на эфесе меча в ножнах. Даэмира совершенно не доверяла этому клинку; она не знала, где Дхалгар взял его, и даже в городе проклятого оружия и мерзких творений он источал собственную неприятную, извращённую ауру.

– Как ты можешь видеть, я всё ещё цела и здорова, – заметила Даэмира, – а ты только вернулся с процедур Красной Жатвы. Советую учесть это, когда в следующий раз откроешь рот.

Дхалгар насмешливо улыбнулся.

– Что, потому что я стал жертвой несчастного случая, вызванного неверным решением моего пилота, в то время как ты бежала от боя?

– Потому что я просто могу отправить тебя обратно, – бросила Даэмира, сделав шаг вперед, чтобы встать лицом к лицу с ним. Дхалгар не дрогнул и не отступил назад, однако задумчиво поджал губы, и следующие слова прозвучали если и без почтительности, то хотя бы в нейтральном тоне, а не с едва прикрытой издёвкой.

– Мандрагоры были твоей идеей?

– Макулатикса, – ответила Даэмира.

– И что теперь?

– Теперь я переговорю с моими союзниками, и мы обдумаем свой следующий ход, – произнесла Даэмира. – Непосредственной угрозе от телепортации аракхиа был положен конец. Сейчас нам надо подготовить более слаженную атаку, чтобы уничтожить их раз и навсегда. Ещё требуется заключить альянсы, в основном с культами ведьм. – Она оглядела его. – Ты в силах вернуться к командованию своим осколком?

– Конечно, – сказал Дхалгар, фыркнув. Осколок Жесточайшего Света являлся крупнейшей фракцией кабала за исключением двора самой Даэмиры, как и подобало единственному живому кровному родственнику архонтессы. Три других осколка – Восходящая Пустота, Ложная Надежда и Незрячий Взгляд – имели собственных архонтов, каждому из которых Даэмира, в сущности, доверяла больше, чем брату, хотя такое утверждение всё равно до предела натягивало определение понятия «доверие». Тем не менее, Дхалгар был грозным воином и талантливым стратегом, когда не пытался порисоваться, и поэтому его стоило – как минимум, пока что – держать под рукой.

– Тогда так и сделай, – велела Даэмира. Она протолкнулась мимо него, вынудив отойти в стороны. – Идём, мне нужно планировать войну.

– Ты вступила в союз с Опускающейся Ночью? – прошипел Дхалгар ей в ухо, когда их «Рейдер» остановился рядом с тёмно-зелёным «Танталом», на котором ехали Цистриал Вирн и его телохранитель.

– Другие кабалы признали мою власть и ждут от меня указаний, – тихо ответила Даэмира. – Вирн и Макулатикс с нами. Порт Таварр не был так близок к объединению со времён смерти лорда Фаррула. Что в этом соглашении ты находишь сомнительным, брат?

– Вирну нельзя доверять, – твердо сказал Дхалгар, смотря строго перед собой, словно отказывался марать глаза взглядом на упомянутого архонта. – Если ты так поступаешь, ты глупа.

– Кто говорит, что я ему доверяю? – отозвалась Даэмира, фыркнув. – Пока что его интересы сходятся с нашими, и он достаточно умён, чтобы понимать это.

Тем не менее, мысли архонтессы вернулись к тому моменту, когда Цистриал Вирн выдернул её из-под удара, и тем секундам, что она болталась над ревущей массой орочьей орды, пока её не втащили на борт «Тантала», который сейчас двигался рядом с ними. Пришёл бы Дхалгар ей на помощь? А если да, позволил бы он ей упасть в бурлящую толпу дикарей-чужих, сославшись на неудачный захват, а потом попытался взять власть над кабалом? Даэмира была вполне уверена, что знает ответ на этот вопрос. Амбициозность руководила Дхалгаром точно так же, как и ею самой, но брату недоставало терпения и мышления на перспективу. Получи он контроль, кабал бы, несомненно, пришёл в упадок – возможно, не сразу же, но через несколько десятилетий точно.

Что ещё важнее, контроль он бы получил по причине смерти Даэмиры, и это являлось куда большим стимулом удерживать Дхалгара на его месте.

– Ты хотя бы одобряешь наш выбор союзников среди культов ведьм? – поинтересовалась она, пока их маленькая группа кораблей закладывала вираж вокруг искореженного выступа, который прежде был зданием, но теперь напоминал лишь угловатую полосу щербатого темного камня. Когда машины прошли вблизи, там тревожно запорхали неясные, смешивающиеся силуэты: колония мрачнокрылов, гнездившихся в тенях и дожидавшихся, пока больной свет пленённого солнца слегка потускнеет, чтобы отправиться на охоту по дорогам и небу Порта Таварр. Чужак мог бы задать вопрос, зачем друкхари до сих пор нужны закрытые жилища, если в Комморре не шло речи о погоде – но только если он ещё не видел хищников, рыскавших по сумрачным улицам Тёмного Города.

– Культ Смертельной Скорби? – Дхалгар кивнул. – Многочисленны, безжалостны и, в отличие от Серебряных Осколков, не жаждут твоей крови. Ты уж точно могла сделать выбор и похуже.

По его интонации казалось, будто её привело к этому решению чистое везение, а не тщательный анализ боевой силы и привязанностей. Даэмира снова фыркнула и заставила себя не клевать на приманку брата.

Тем не менее, её положение верховного архонта не могло пережить новых ошибок. Орки уже показали себя непредсказуемыми врагами, которые оказались способны расстраивать даже самые продуманные планы. В ещё большую ярость приводило то обстоятельство, что всё происходило как будто просто благодаря совпадению или слепой удаче со стороны этих тварей, словно вселенная прогибалась для их максимального удобства, мало заботясь о правилах, руководивших жизнями прочих видов. Уступить в хитрости противостоящему гению вроде другого друкхари, строящего козни, или же провидцу Азуриана, способному озирать пряди судьбы и направлять своих млечнокровных последователей самыми выгодными путями, или даже демоническому разуму одного из чудовищных слуг Хаоса – к таким исходам мудрый архонт был готов. Грубый молот орочьей военной машины, а также их звериная стойкость и дикарская свирепость представляли опасность, но оказаться обойдённым ими с фланга? Вынужденно реагировать на неожиданные стратагемы и их странные технологии? Это было унизительно.

Её флотилия прошла через огромную арку, высеченную в форме двух сущностей демонического вида, которые были связаны вместе и смотрели в разные стороны. Их рога переплетались, когтистые лапы выворачивались назад, охватывая шею другого, а лица искажали гримасы ужаса и боли. Возможно, это задумывалось как монумент триумфа Комморры даже над обитателями варпа, а может статься, художник просто обладал особенно живым воображением. Так или иначе, сейчас это было обособленное сооружение, повреждённое и изъеденное временем, а также окружённое мертвыми и разрушенными остовами брошенных зданий, где жили лишь наиболее отчаявшиеся из населения Комморры и чудовища, которые на них охотились.

Впрочем, прямо по курсу располагалось нечто куда более оживлённое.

Арена Культа Смертельной Скорби была размером с город какого-нибудь из низших видов: частично заглубленный в землю гигантский круглый амфитеатр, стены которого были оборудованы сотнями тысяч мест, варьировавшихся от узких неудобных насестов для бедноты до роскошных приватных лож для богатых и влиятельных, представлявших собой практически второй дом. Сюда могла приходить и действительно регулярно приходила существенная часть жителей Порта Таварр, чтобы понаблюдать за тем, как гекатарии культа участвуют в гладиаторских боях – между собой, с пойманными зверями или против чужих бойцов – а наездники на летучих досках и реактивных мотоциклах носятся по специально сконструированным трассам с шансом на ужасную высокоскоростную смерть при каждом повороте (и это ещё без учета того, что соревнующиеся соперники пытались убить друг друга прямо во время гонки).

Это была лишь одна из нескольких таких арен в Порте Таварр, а Порт Таварр был лишь одним из бесчисленных подцарств, составлявших Комморру, величайший из городов и наверняка крупнейшую сплошную обитаемую зону в галактике – если он на самом деле вообще находился «внутри» галактики, в силу странной природы паутины. Тем не менее Даэмира ощутила некоторый холодок, глядя на Арену Смертельной Скорби и думая не только о мощи армии её обитателей, но и о том, что даже эта сила блекла в сравнении с расой друкхари в целом. Поистине, её род оставался неоспоримыми правителями галактики вне зависимости от того, на сколько жалких планет заявили притязания орки или мон-кей.

Она часто приходила сюда продегустировать сладости предлагаемых кровавых, сотрясаемых болью представлений, поскольку хотя в саморучном истязании жертвы присутствовала восхитительная близость – и намного большая личная выгода – но чистая непредсказуемость игр давала собственную будоражащую награду. Внезапный поворот событий на полу арены, когда истекающий кровью воин убивал чрезмерно уверившегося в себе противника, или гордый налётчик терял контроль над своим реактивным мотоциклом или влетал в невидимую бритвосеть и мгновенно превращался в агонизирующее пятно на стене – такие моменты наполняли зрителя волнением, которого ни за что нельзя было достичь, полностью контролируя происходящее. Порой дело было не столько в качестве или даже количестве пищи для души, извлеченной из страданий другого существа, сколько в общем переживании.

Однако сейчас они приближались не с целью времяпрепровождения. Корабли стали спускаться к широкой крыше, где хватало места для сотен «Рейдеров», но их встретили поднимавшиеся навстречу силуэты летучих досок и налётчиков. И там были не только друкхари: Даэмира увидела темные очертания бритвокрылов, державшихся вровень с парой досок. Массивные плотоядные птицы окружали укротителей, которые их привели.

– Похоже, Ксурзули сейчас не принимает посетителей, – крикнул Макулатикс со своего «Рейдера». Тон мастера-гемункула был легкомысленным, однако Даэмира чувствовала за ним напряжение. Они опоздали? Какой-то доселе неучтённый соперник обратился к Культу Смертельной Скорби, стремясь узурпировать власть в Порте Таварр? Она высвободила бласт-пистолет в кобуре.

– По какому делу вы здесь? – требовательно спросил ведущий налётчик. В его безликую маску был встроен усилитель голоса, из-за чего слова загремели и затрещали вокруг них. – Следующие игры не раньше темноты.

– Мы прибыли переговорить с суккубом Ксурзули Миндрекс, – отозвалась Даэмира. – Я высылала вперёд бичевателя.

Налётчик рассмеялся.

– Должно быть, ваша пташка стала чьей-то добычей по дороге сюда. Моя госпожа не упоминала, что ожидает гостей.

– Тогда можешь сообщить ей, что они прибыли, – произнес Цистриал Вирн. Он стоял на самом носу «Тантала», и его волосы трепали ветры, гулявшие по Комморре несмотря на видимое отсутствие атмосферных процессов, которые их порождали.  – Верховные архонты Цистриал Вирн из Кабала Опускающейся Ночи и Даэмира Траэкс из Кабала Пустого Сердца, а также мастер-гемункул Макулатикс из Ковена Красной Жатвы. И наши подчинённые, – добавил он, бросив взгляд вбок, который не был направлен точно на Дхалгара, однако не был и точно не направлен на него. Даэмира почувствовала, как её губы изогнулись в насмешливой улыбке, когда брат издал рассерженное шипение.

– Да, да, – отозвался налётчик. – Я знаю ваши цвета и могу прочесть геральдику.

– Тогда, возможно, тебе следует узнать, не желает ли твоя госпожа пересмотреть свою позицию, – крикнула ему Даэмира. – Мы по довольно срочному делу и предпочтём поискать нужное нам в другом месте, нежели перебрасываться словами с привратником!

Она находилась слишком далеко, чтобы понять, что можно было сказать по выражению лица налётчика, но по тому, как он повёл свой реактивный мотоцикл назад и вниз, стало ясно, что он передаёт их слова. Даэмира, в свою очередь, яростно размышляла. Что произошло с её гонцом? Бичеватели в Комморре были практически неприкосновенны, поскольку переносимые ими деликатные сообщения имели слишком большую важность для функционирования общества. Естественные причины не исключались – как-никак, в Тёмном Городе водилось множество воздушных хищников, и некоторые из них были достаточно крупными и свирепыми, чтобы создать проблемы даже для друкхари, подчинившего себе небо при помощи пересаженных крыльев – однако это было маловероятно. Мог ли особенно отчаянный враг попытаться сорвать встречу?

Её взгляд самопроизвольно скользнул вбок, на Дхалгара, но Даэмира с некоторым усилием вернула свою паранойю под контроль. Дхалгар желал уничтожения орков не меньше, чем она – может быть, даже больше, поскольку наверняка жаждал загладить позор – а союз с Культом Смертельной Скорби был большим шагом для достижения этой цели. Вредить ей не пошло бы ему на пользу – как минимум, пока что.

– Ну и ну, – произнес Вирн, как раз с достаточной громкостью, чтобы его услышала Даэмира. – Кажется, хозяйка всё-таки обнаружила в себе манеры.

С крыши арены поднимался «Яд», и в пассажирском отсеке Даэмира увидела приметную копну полуночно-черных волос, издалека выделявшую Ксурзули Миндрекс. Грива была длиной почти в рост хозяйки, и только высокий зажим на голове удерживал её в качестве единого целого и под некоторым контролем. Суккуба окружало пять других воинов: пятеро кровавых невест, лучших ведьм под её командованием. Конечно, не все они были женщинами, ведь «кровавая невеста» выступало скорее титулом, нежели описанием. В сущности, сама Ксурзули приняла женский облик только в последние несколько десятилетий, возвысившись до ранга суккуба – точно так же, как любой воин Азуриана, изучавший боевой аспект Воющих Банши, был женщиной, а большинство инкубов – мужчинами. Некоторые роли в обществе аэльдари брали верх над слабой хваткой биологии: это была одна из немногих констант во всех разнообразных нитях бытия их вида.

– Великий суккуб, – поприветствовала её Даэмира, когда «Яд» поднялся в зону вызова. – Я так понимаю, моё сообщение не поступало?

– Нет, я его получила, – отозвалась Ксурзули. Её голос и поза казались вальяжными, однако это была вальяжность отдыхающего хищника, который всё равно готов к броску, если появится добыча. Суккубы стояли на вершине мастерства убийства среди друкхари, а Ксурзули входила в число лучших из них. Даэмира была хорошим бойцом, однако не питала особых иллюзий насчёт того, кто бы победил в поединке между ней и Ксурзули Миндрекс.

Именно по этой причине было так важно привлечь суккуба к их делу. Культам ведьм недоставало массированной огневой мощи кабалов или огромной стойкости и невосприимчивости к боли ковенов геменкулов, однако они были несравненны в своей стремительной смертоносности.

– Я нахожу это несколько забавным, – продолжила Ксурзули, вперивая взгляд в каждого из них, одного за другим. Её глаза переделали или заменили, и в них больше не было белков, только темные омуты. – Должно быть, эти аракхиа воистину грозны, раз вы пришли молить о моей помощи.

Даэмира ощетинилась и почувствовала, что прочие сделали то же самое. Обвинять другого друкхари в мольбе было просчитанным оскорблением. Вирн открыл рот – Даэмира не сомневалась: чтобы перечислить выявленные активы армии орков и донести, насколько серьезную угрозу те представляют. Такой был у Вирна ум – точный и упорядоченный. Даэмира находила весьма впечатляющим то умение, с которым другой архонт обращался с деталями – впрочем, вслух бы она этого никогда не признала – но что-то говорило ей, что здесь требуется иное.

– Их предводитель собственноручно убил целую стаю мандрагоров, – сказала она, прежде чем Вирн успел произнести первый слог.

Ксурзули выпрямилась: хищник уловил шорох в высокой траве.

– Собственноручно?

– Так мне сообщил единственный выживший, – подтвердила Даэмира. Она позволила фразе на миг повиснуть в воздухе, дополняясь невысказанным подтекстом: мандрагор, кошмар из теней, признаётся, что над ним и его сородичами взял верх один-единственный военачальник чужих.

– Интригующе, – произнесла Ксурзули. – Похоже на существо, с которым может быть крайне бодряще сойтись в бою.

Даэмира бросила взгляд на Вирна, и тот ответил кратчайшим кивком. Вмешательство, когда союзник собирался заговорить, могло создать раскол в альянсе, однако архонт Опускающейся Ночи был в состоянии понять, что другой увидел более короткий путь к победе.

– Хорошо, друзья мои, – сказала Ксурзули, и она уже не праздно прислонялась к перилам корабля, а стояла прямо и настороженно, каждая мышца её худощавого тела была готова к прыжку. – Культ Смертельной Скорби поможет вам принести смерть и страдание этим захватчикам. У меня лишь одно условие.

Даэмира совладала со своим лицом.

– И какое же?

– Вожака должны взять живым, – промурылкала Ксурзули. – Я отправлю его на арену и великолепно позабавлюсь с ним там.

Даэмира стиснула зубы.

– Это было бы неразумно.

– Считаете, будто можете мне рассказывать, чего я способна добиться на моей собственной арене? – огрызнулась Ксурзули.

– Вовсе нет, – вмешался Макулатикс, – однако выдернуть проклятую тварь подальше от её последователей и доставить сюда вполне может оказаться невозможно. Мы знаем аракхиа и знаем, как у них всё устроено: если предводителя убьют, внутренняя сплоченность разрушится, и они порвут друг друга в клочья, когда оставшиеся заместители устроят драку за установление господства.

Уголком глаза Даэмира заметила, что Цистриал Вирн снова бросил на неё взгляд. Проигнорировав второго архонта и былого соперника за верховенство после смерти лорда Фаррула, она продолжила концентрироваться на Ксурзули.

– Самой надежной стратегией является быстрый удар, чтобы уничтожить этого монстра и его приближённых, быстрый удар такого типа, которым превосходно владеют культы ведьм, – продолжил Макулатикс. – Именно поэтому мы и обратились к вам.

– Я согласна со всем, что вы сказали, – ответила Ксурзули. – Однако моя цена остаётся прежней.

Даэмира на миг прикрыла глаза от досады.

– Подумайте, друзья мои, – произнесла Ксурзули, снова возвращаясь к вальяжной интонации. – Убрать аракхиа от его последователей практически то же самое, что и убить, разве нет? Так они всё равно останутся без лидера и будут предрасположены сражаться между собой. Как только это произойдёт, мы сможем отстреливать их в своё удовольствие. – Её лицо стало жёстче. – Предоставьте мне беспокоиться о том, каким образом я этого добьюсь, но если кто-нибудь из ваших воинов как-либо повредит существо, союзу конец. Мы договорились?

Даэмира посмотрела на Вирна, а затем на Макулатикса, но она мало что могла поделать. Им требовался культ ведьм, причём сильный – но при этом такой, который при виде них не обнажит клинки, метя в горло. В Порте Таварр этим критериям соответствовал только Культ Смертельной Скорби.

– Хорошо, – сказала она. – Военачальник ваш, но его необходимо нейтрализовать.

– Считайте, что сделано, – отозвалась Ксурзули с улыбкой, которая померкла, когда их ушей достиг какой-то шум. Он был отдалённым и едва заметным, но всё же отчётливым.

Что-то взорвалось. А когда шум раздался снова и снова, стало ясно: одним отдельным инцидентом дело не ограничится.

– Что это? – спросила Ксурзули. Выражение её лица уже не было таким высокомерным.

– Это аракхиа, – сказала Даэмира. Она почему-то поняла, что произошло, не видя этого: даже до того, как передающие волны начали транслировать собравшейся знати последнюю новость.

– Они пробились через портал, – произнесла она с мрачной уверенностью. – Они в Порте Таварр.

15

Когда Снагги очнулся, он уже был на ногах. Или, точнее, его волокли в вертикальном положении, и на ступнях появлялись ожоги от трения о землю.

– Чо такое? Чо творится? – залопотал он, пытаясь принудить ноги к какому-то подобию движения.

– Портал, босс, – произнёс голос слева. Снагги повернулся и увидел Жулика, подпиравшего его плечом под руку.

– Он жеж открылся, дык? – раздался с другой стороны голос, оказавшийся Халявой. Снагги посмотрел вперёд и яростно заморгал, чтобы глаза слушались.

Одна из огромных светлых арок, через которые шипачи ворвались для своего злополучного контрнаступления, снова заработала, и её заполнял мерцающий свет, так хорошо памятный Снагги.  Однако сейчас портал не извергал худощавых кровожадных воинов, наряженных в броню с острыми краями, а поглощал гигантскую, громоздкую и изрыгающую дым фигуру топтуна. Свет сомкнулся за спиной колоссального шагохода, и со всех сторон поднялись громкие ликующие крики.

– Какого хрена вы делаете? – прошипел Снагги, освобождаясь от своих помощников. – Нам жеж в него неохота! Туды ж все орки идут! Нам охота тот портал найти, где мы вошли, и свалить в ту сторону!

– Ага, ну, у нас, походу, выбора нету, – пробурчал Жулик. – Погонщики ж, дык.

Снагги рискнул бросить взгляд через плечо и скривился. Его растущая толпа последователей двигалась довольно быстрой рысцой, и у всех были мрачные, слегка крепящиеся лица гротов, которые направляются в бой не потому, что хотят этого – ведь гроту захочется участвовать только в таком бою, где враг не в курсе, что они дерутся, а ещё смотрит в другую сторону и подставляет спину, чтобы в неё немного с энтузиазмом попырять – а потому, что возможное будущее впереди вызывает меньше опасений, чем определённость сзади. В данном случае сзади находилась пара погонщиков: сердитых орков, чьё призвание в огромном и хаотичном плавильном котле орочьего сообщества состояло в том, чтобы избивать гротов, сопляков и сквигов, пока те не станут делать, что им велено. В одной руке у каждого из них была устрашающая плетка для гротов, а другая держала привязь сквигогончей, свирепого зверя, более чем способного выследить беглецов и перекусить их пополам.

– Ах, зог его, – пробормотал Снагги. – Чо с шипачом-то случилось? Когда вы, парни, меня бросили, и Беспомошники мне наваляли, – едко добавил он.

– Они его унесли, босс, – сказал сзади Носик. – А дальше мы ж и оглянуться не успели, как пошли новости, что большой босс портал открыл, и мы все туды идем, шоб шипачей ботинками покормить. Кажись, они попробовали большого босса убить тенями или типа того, и он недоволен был.

Снагги попытался представить это. Уфтхак Чёрный Гребень был… наверное, лучше всего назвать его «упорным», в том смысле, что этот говнюк никак не отказывался от задуманного. Снагги привык, что орки либо одержимы и ограничены узкой сферой деятельности, как некоторые из встречавшихся ему лечил и механов, либо легко отвлекаются на что-нибудь яркое. От Чёрного Гребня складывалось обескураживающее впечатление, что он действительно мыслит наперёд и определённо может не забыть обиды. Если шипачи не просто выступили очевидным объектом для нескончаемой орочьей потребности с чем-то драться, а взяли и по-настоящему его разозлили, то всё кончится нескоро.

– Ну кароч, кады портал открылся прям после того, как Беспомошники подрезали того шипача, что мы нашли, мы и поняли, шо ты правду говорил, – тихо произнёс Халява. – Эдак портал и отпирается! Так шо мы с тобой, босс. Ты точняк знаешь, чо почём!

– Ага, – сказал Жулик со слегка неуверенным лицом грота, который из цинизма бросил жребий, ожидая небольшого повышения, и, к собственному изумлению, обнаружил, что под этим всё-таки может оказаться нечто такое, во что можно поверить. – Походу боги в натуре с тобой говорят.

– Ну, ага, – пробормотал Снагги, пересиливая пульсацию в голове. – Канеш говорят. Я б вам врать не стал.

– Так чо теперь? – поинтересовался Носик. Голос выдавал его нервозность. – Рванём? Дерзкий побег?

– Не, – тихо ответил Снагги, озирая окружающую обстановку. – Мы ж прям посередь Вааагх!а, а сзади нас пара погонщиков: никуды мы не денемся, кроме как в тот портал. Надо всё помалу делать, – добавил он, вызвав разочарование на их лицах. – Орки умом блестят, как дохлый светосквиг, но ежели мы попытаемся здесь и щас драпануть, они смекнут, что чота затевается, и просто отметелят нас. Раз уж мы шипача потеряли, – сознательно подчеркнул Снагги, – придётся нам пока что с ними топать, а потом свалить, кады они заняты будут молотьбой корешей того шипача. Найдём еще одного почти дохлого и снова то ж самое попробуем. И мож теперь не валить и не бросать меня, шоб мне по зоганой башке настучали? – с изрядной ядовитостью закончил он.

Снагги снова огляделся. Вся его первоначальная аудитория была здесь, поголовно торопясь вперёд и отчаянно стараясь избежать внимания погонщиков, однако они были поглощены куда более крупной массой гротов. Обычно погонщики сгоняли всех своих подопечных вместе независимо от происхождения: орки входили в различные банды и получали приказы от конкретного ноба, но гроты были просто гротами и никого не волновали. В результате Снагги потребовалось ещё несколько секунд тайных осмотров, прежде чем его глаза высветили характерный усеченный нос, который он искал.

– Я щас, пацаны, – сообщил он ближайшим последователям и нырнул назад в толпу. Его толкали и пихали, но и он толкал и пихал в ответ, пока не сумел занять место прямо позади и сбоку от своей цели.

– Гекки Коротконос, – провозгласил он таким же голосом, каким можно возвещать о гибели целой династии. Гекки подпрыгнул и едва не споткнулся о собственные ноги, так как те продолжали спешить вперёд.

– Тебе чо надо? – вопросил второй грот, придя в себя. Снагги видел, что Гекки хотелось не спасовать перед ним, но он слишком боялся погонщиков и поэтому так и рысил вперёд, а Снагги так и рысил сразу за ним. – Я думал, ты шипача искал, шоб им нас всех отсюдова вытащить! – обвиняюще продолжил Гекки, оглядываясь через плечо.

– Искал, – согласился Снагги. – Чутка проблем нашёл. Заявились Беспомошники Дока Шлакогрыза и того говнюка у нас подрезали, и я ж волей-неволей гадаю, откудова они узнали, где нас найти.

– И чо? – произнёс Гекки, когда Снагги выдержал многозначительную паузу. – Я не в курсах!

– Нет? – переспросил Снагги. – Ты ж меня невзлюбил, Гекки Коротконос. Ты ж мне не поверил. Ты ж на меня не положился. Походу, напугался, шо я прав быть могу, – добавил он, сознательно повысив голос: не настолько сильно, чтобы услышали погонщики сзади, но определённо достаточно для прочих гротов поблизости. – Походу, ты нашёл Беспомошников и сказал им, чо мы затеваем и куды пошли, шоб мне планы поломать!

– Эт смешно! – запротестовал Гекки. – Я даж не следил!

– Ты об одном забываешь, – произнёс Снагги. – Боги говорят со мной, Гекки Коротконос, и они мне сказали, чо ты сделал!

Прежде чем второй грот осознал, что сейчас произойдёт, он уже достал своё пыряло и полоснул им по тощей шее Гекки. Тот закашлялся и забулькал, когда полилась кровь, оступился, упал, и его тут же затоптали шедшие сзади гроты.

– Алё! – взревел погонщик, которого разозлила скорее не смерть, а непорядок, ведь кого волнует, умер ли грот? Кого волнует, умерло ли двадцать, пятьдесят, сто гротов? Не погонщиков. Когда один из этих больших говнюков тяжеловесно двинулся вперёд, Снагги удрал от него через толпу гротов, а затем встроился в тот же полупанический ритм, что и его товарищи. Не сумев найти виновника суматохи, погонщик удовлетворился тем, что просто из принципа пару раз ударил своей плетью, после чего вернулся назад, чтобы наблюдать за отрядом с тыла.

– Ты чо сделал? – в ужасе зашипел Халява слева от Снагги.

– Этот говнюк нас предал, – произнёс Снагги, запихивая ещё окровавленное пыряло обратно в ножны. – Он получил, чо заслуживал.

– Ты уверен, шо эт он был? – спросил Носик.

– Канеш, уверен! – огрызнулся Снагги – Мне ж боги сказали!

И даже если это и не являлось полной правдой – если его не посещали те же зеленоватые видения, какие бывали в прошлом, если он не слышал тех же грохочущих голосов, которые отчасти состояли из взрывов, отчасти из дакки, а отчасти из рёва двигателей, а их слова были непонятны по отдельности, но всё же могли в целом передать смысл того, к чему вели божества – ну так и что с того? Снагги был пророком Горка с Морком, и уж только полный лентяй стал бы рассчитывать, будто боги выполнят всю трудную работу на этом поприще. Нельзя было ждать, что они станут принимать за него все мелкие решения, поэтому он намеревался делать то, что считал наилучшим, будучи всецело уверен: они ему благоволят.

В конце концов, если он делал что-то реально неправильное, они же всегда могли об этом сказать, так ведь?

– Просто помните, парни, – произнёс он, когда перед ними вырос мерцающий портал. – Только одна штука хуже, чем орк, и это предатель.

На лицах прочих гротов вокруг него читалась смесь благоговения, веры и страха. Снагги ухмыльнулся. Пускай сейчас его гнали вперёд орки с кнутами и зверями, которые, не задумываясь, отправили бы его в зубы врагов, однако прямо в данный момент он также обладал властью.

И это было начало.

16

Приходилось признать: Уфтхак был впечатлён.

Странный город-пузырь шипачей всё ещё был слишком тёмным, слишком чудным и крайне остроконечным, но также он был большим, а орк способен уважать размеры. За крайне редкими исключениями самый большой орк будет главным; большие пушки мощнее палят; а причины, по которым гарганты настолько велики, состоят в том, что они – самое приближённое представление орков о богах, а их боги, по сути своей – это реально большие орки.

Город-пузырь шипачей был не таким большим, как планета – по крайней мере, эта его часть – однако почему-то казался больше, поскольку явно имел неестественную природу. Планеты – это планеты; Уфтхак толком про них не думал, просто смотрел с орбиты и радостно орал, когда большие пушки флота начинали создавать кому-то внизу серьёзную головную боль, прежде чем парни высадятся и зададут им накоротке (это не значило, что большие пушки перестанут стрелять; потехе многих орков пришёл конец из-за чрезмерно рьяной и недостаточно прицельной бомбардировки с их же кораблей). Планеты и должны были быть большими, иначе бы ничего не работало. 

Это место было построено кем-то или чем-то, и оно превосходило размерами все прочие рукотворные вещи, какие когда-либо доводилось видеть Уфтхаку. В такой обстановке не выглядела бы впечатляюще ни одна орочья машина, даже корабль. Уфтхак знал об этом, поскольку далеко-далеко наверху едва виднелись крошечные очертания кораблей шипачей.

– Мы ж не в космосе, – сказал Уфтхак Спецу, вглядываясь в окуляры-увелички, которые ему дал механ. Они придавали острым угловатым судам больший размер и чёткость, и он, несмотря на расстояние и отсутствие явной масштабности, каким-то образом понимал: это полноценные пустотные корабли, а не очередные мелкие скиммеры, встречавшиеся им до сих пор. – Как они там держатся?

– Наверн, какие-то приблуды с притяжением, – предположил Спец, забрав увелички и посмотрев ещё раз. – Походу, эти говнюки такое любят, летать повсюду, будто для них земля слишком хороша.

– Как скажешь, – произнёс Уфтхак, многозначительно опустив взгляд на нынешнее средство перемещения Спеца.

– Ага, но с этим просто по лестницам проще, – ответил Спец со слегка защищающейся интонацией. – Колесо там зог как бесило. Но фуры-то насчет лестниц запариваться не будут, так что я не думаю заставлять их летать чисто шоб порисоваться. – Он задумчиво цыкнул зубом и опять глянул в окуляры. – Ну, босс. Какой план?

– Навалять уродам, – сказал Уфтхак. Словно для того, чтобы подчеркнуть его слова, суперракета топтуна вспыхнула, будто крошечное солнце, и взорвалось что-то ещё. Последовала цепочка вторичных детонаций, каждая из которых выглядела как шар трескучей тёмной энергии, пронизанный жилками белых молний, и шпиль чуть вдалеке от первого взрыва начал трескаться и падать.

– Эт я типа усёк, – произнёс Спец. – В смысле потом. Допустим, ты навалял всем уродам тут, научил их, каково за тобой голодные тени слать и всё такое… Дальше чо будет? Остаёмся здесь и дерёмся с любым, кто следом объявится?

– Лучше б нам, видать, вернуться к остальному Вааагх!у, – признал Уфтхак. – Меклорд бы нас всех созывать не стал, кабы не затевал большой драки по-старинке, а нам жеж такую пропустить неохота.

На самом деле он злился от мысли, что его вызывают, будто грота, который не выполнил задачу, и до сих пор не нашел ничего особенно клёвого, чем мог бы похвастаться согласно ожиданиям Меклорда. С другой стороны, он уже начинал уставать от этого места. Не от драки – это была хорошая потеха, и ему требовалось свести счёты – а от самого места. Несмотря на впечатляющие размеры, оно было грязным и унылым, и орочий разум Уфтхака бунтовал против такого. Вся суть орков состояла в том, чтобы быть громкими, цветастыми и крайне буйными, а окружающая обстановка являлась полной противоположностью этого. Она была старой, тёмной и монохромной, и звуки там разносились не совсем нормально. И ещё она уже частично лежала в руинах, так что даже от самых приятных моментов разрушения всё равно оставалось некоторое ощущение, словно ты просто ускоряешь процесс, который и так бы произошёл.

– Дык нам надо будет когда-нить отсюда выбраться? – спросил Спец.

– Ага, походу так, – сказал Уфтхак. – Мы, наверн, могли б просто обратно той же дорогой пойти, вернуться на планету, где раньше были. Но эт как-то неправильно.

– Я врубаюсь, – произнёс Спец, кивнув. – Орки ж не должны назад ходить.

– Проблема в том, шо мы ж без понятия, какие ещё ворота нас куда-нить выведут, – продолжил Уфтхак. – Наверн, можно было б поймать шипача и откручивать от него куски, пока он нам не скажет, но я не уверен, что эти уроды от такого не балдеют.

Он нахмурился: ему в голову пришла мысль.

– Но вот… Дай-ка мне эти штуки взад на минуту.

Спец передал ему увелички, и Уфтхак снова приставил их к глазам. Он быстро осмотрел сумрачную панораму, раскинувшуюся перед ним, но там пока не было никаких признаков массированного контранступления шипачей, а первая волна Вааагх!а пробивалась всё дальше и дальше по новому полю боя, так что он опять перевёл взгляд вверх.

– Это ж точняк космокорабли шипачей? – спросил он.

– Угу, – подтвердил Спец. – Я видал уже такие, несколько раз. Шустрые, мутные мелкие говнюки, но разваливаются, как только нормально по ним пальнёшь.

– Значит, им надо уметь выходить в космос, – рассудил Уфтхак. Он несколько секунд изучал окрестности, а затем издал торжествующее ворчание. – Есть! Вон там на потолке этом здоровый портал, такой большой, шоб корабль прошёл. Он должон вести отсюдова в космос, а кады мы в космос выйдем, то смогём двинуть куда захотим, как раньше.

– Возможно, – произнёс Спец, – но у нас жеж корабля нету.

– У нас пока корабля нету, – с ухмылкой поправил его Уфтхак и указал вверх. – Ты ж, походу, смогёшь один из тех запустить?

– Ну, эт чутка посложнее, дык? – сказал Спец. – То бишь, ага, там есть «пуск», но там жеж и «стоп» есть. И «налево», и «направо», «вверх» и вниз», а ещё есть реально технишные штуки, типа «вверх-налево» и «вниз-направо» и…

– Эт вопрос «да-нет», – перебил его Уфтхак. – Ты смогёшь на этой зоговине летать?

– Ага, не должно быть сильно сложно, раз шипачи могут, – ответил Спец, шмыгнув носом. – Они, может, все такие затейливые, кувыркаются везде без нужды и всё такое, но машинами ихними должно быть просто рулить, учитывая, сколько времени они драпают.  – Он снова цыкнул зубом. – Тебе какой-нить из них глянулся?

– Жидковаты они все малость, – пробурчал Уфтхак, что являлось чистой правдой. Корабли орков были массивными и прочными, даже если на самом деле представляли собой половины двух разных кораблей, сваренные воедино. Если в поле зрения есть враг, стреляешь в него, а если это не сработало – таранишь: простая, но эффективная тактика, для реализации которой вдобавок нужна крепкая машина. Корабли шипачей были такими же тонкими, как создавшие их существа, и так же легко ломались пополам, если ударить по хребту.

Впрочем, многие из них всё же могли прилично вдарить. Один из силуэтов привлёк к себе взгляд Уфтхака, и тот подкрутил увелички, подняв кратность до предела. Было в этом что-то очень знакомое…

– Зог тебя побери, – пробормотал он. В него уже достаточно стреляли из тёмносветовых пушек шипачей, чтобы он уже стал узнавать их форму и профиль, и та, на которую он смотрел прямо в данный момент, была прицеплена вдоль брюха пустотного корабля шипачей, а это значило, что она огромна. Уфтхак попробовал представить, сколько урона способна выдать эта штука, и обнаружил, что не в силах улыбнуться достаточно широко для этой мысли. Вот это уже было нечто такое, что стоило заиметь не только ради разрушений, которые оно может вызвать, но и в качестве главного варианта для возвращения к Меклорду и демонстрации ему, что Уфтхак Чёрный Гребень может выполнять обещания.

– Лады, я знаю, какой хочу, – произнёс он, отдавая увелички назад. – Самый большой, с той зог какой здоровенной пушкой под брюхом. Видишь его? Смогёшь его мне достать?

– Не парься, босс, – ответил Спец, сияя от счастья. – Я соберу кучу парней, и мы этим прям щас займёмся. Назлуг! Без меня ты за главного!

Назлуг удивлённо поднял глаза, а прочие гайкокруты вокруг неуверенно попятились от его опалённой фигуры.

– Должон быть быстрый путь наверх, – добавил Спец, озираясь по сторонам. – Не вижу я, шоб шипачи по лестницам лазали на самую верхотуру, вряд ли им на то терпения хватит.

– Эт щас твоя проблема, – сказал Уфтхак. Теперь, когда у него был план, как по завершении дел здесь вернуться в галактику и получить должное признание, он ощущал себя гораздо легче. Он отцепил Понтобой от липучего металла на спине, крутанул его, а затем запрыгнул обратно на корму своего грузовоза. – Могрот! В драку нас вези!

– Ща всё будет, босс! – радостно отозвался Могрот и вдавил педаль газа в пол. Грузовоз понёсся прочь, но внимание Уфтхака привлекла мельчайшая деталь. Он был уверен, что всего на секунду, пока обзор не перекрыл оказавшийся на дороге смертодред, видел грота, который глядел на него из толпы других гротов, только что прошедших через портал. Странность состояла в том, что этот грот как будто глядел на него не с трепетом, страхом или отвесив челюсть от недоумения, столь свойственного их породе. Вместо этого у него на лице было выражение неприкрытой злобы. Ещё чуднее было то, что, хотя гроты сильно походили друг на друга, Уфтхак мог бы поклясться: этот низенький паршивец – Снагги Мелкожуб.

Он пожал плечами и отвернулся, позволив набегающему ветру оттянуть губы с зубов. Ну и что с того? Можно подумать, какой-то грот имеет значение.

Если про Могрота Красножуба и можно было что-то сказать, так это то, что он обычно использовал неукротимый энтузиазм, чтобы преодолевать любые препятствия, с которыми сталкивался вследствие недостатка реальных умственных способностей. А если добавить ещё что-нибудь, то с момента того приключения, где фигурировали драгстер-шокопрыг, сломанный мост и гаргант юдишек, он вбил себе в голову, будто любая машина без проблем способна летать, если ведёшь её достаточно быстро.

– ВАААГХ! – взревел Могрот и дернул руль, из-за чего грузовоз слетел с края приподнятой дороги, по которой они ехали, прямиком в толпу шипачей внизу.

– Зоганый идиот! – завопил Уфтхак, но было уже ничего не сделать: грузовоз падал жёлто-чёрным камнем, и до удара о землю оставались считанные секунды. Он прыгнул через борт, а за ним последовали радостно повизгивающий Принцыс (тот, похоже, считал это какой-то игрой) и Низквик, который в большинстве ситуаций был ненамного умнее Могрота, однако обладал куда более развитым инстинктом самосохранения.

У Уфтхака был всего миг, чтобы оценить, что находится внизу, прежде чем приземляться на это. Он мельком уловил образ двуногой массы уродливой бледной плоти, бугрившейся искусственными мышцами и утыканной склянками, устройствами и имплантатами. Привлечённая быстро снижавшейся тенью наверху, она подняла на него взгляд, и Уфтхак увидел бронзовую маску с темными прорезями, не дававшую никаких намеков на облик лица под ней, на голове, непропорционально маленькой для того тела, на котором она была посажена.

А потом заряженное лезвие топора Понтобоя врезалось в эту маску и рассекло её надвое, и за ней быстро последовали голова, шея и торс твари. Чудовище распалось на части в луже крови и потрохов. Даже его устрашающее телосложение не могло устоять перед Понтобоем, движимым вниз совокупной силой гравитации и могучих рук Уфтхака. Уфтхак испытал мельчайшую толику удовлетворения, когда его ботинки коснулись земли, а затем позади него взорвался грузовоз.

Для питания мощных реактивных двигателей, наделявших эту большую машину столь колоссальной скоростью, требовалось много топлива, и всё оно разом взлетело на воздух. Огненный шар плеснул наружу, разносясь на крыльях ударной волны, которая имела такую силу, что приложила Уфтхака в спину и опрокинула лицом в грязные останки только что убитой им твари, а Принцыс и Низквик тем временем пролетели дальше на том уровне, где раньше находилась его голова. Он оказался бы в беде, не пришиби мощь взрыва и всех шипачей вокруг него, так что они остались в том же потрясённом и слегка оглушённом состоянии.

Тем не менее, времени разлёживаться не было. Уфтхак снова поднялся, обтёр руки от кровавой дряни, чтобы как следует держать Понтобой, и принялся махать им.

­Эти шипачи были странными, непохожими на большинство виденных им. Типичный шипач представлял собой просто более остроконечного дохляка, который имел больше крючьев и острых граней, а также обычно либо прятался за неожиданно прочной броней, либо двигался так быстро, что практически в ней не нуждался. В этих же и впрямь присутствовал некоторый вес. Они выглядели так, словно питались чаще раза в неделю, и, похоже, в целом отказались от доспехов в пользу нескольких кусков ткани, свисающих там-сям, и каких-то удивительно облегающих поножей. Рельефная плоть их торсов была обнажена – иногда обнажена до крайности: там явно полностью отсутствовала кожа, и влажные волокна мускулов были выставлены на воздух – и они напирали вперёд, не утруждая себя попытками уклониться или блокировать его удары, словно совсем не боялись боли.

Справедливости ради, Уфтхака это устраивало, поскольку он причинял не столько боль, сколько катастрофические увечья. Первых двух атакующих он попросту прихлопнул, отбросив первого вправо, а второго влево с огромными ранами в груди, после чего обрушил Понтобой точно на третьего, размазав того в кашу. Ударил снова и начисто снёс голову ещё одному, потянулся вперёд, схватил пятого свободной рукой за шею, свернул её и швырнул быстро умирающую тварь в двух её собратьев.

Это сбило первый натиск. Несколько уцелевших существ отступили в тени, булькающе бормоча и ухая из-под своих безликих металлических масок голосами, которые сильнее всего напоминали звериные. Уфтхак подождал секунду и перевёл дух.

– Могрот! – гаркнул он, не оборачиваясь. – Ты помер?

Секунду ответа не было. Затем раздалось:

– Не, босс. Прям на меня приземлилось! Эй, глянь, там куча пацанов! Сюды, парни!

– Ты мне грузовоз разбил. А мне тот грузовоз нравился, – произнёс Уфтхак и нахмурился: в тенях перед ним возникла новая фигура. Казалось, что у неё рук больше обычного. Шипачи объединились с жукоглазыми? Уфтхаку доводилось слышать про некоторые неожиданные союзы, которые ковались в горниле необходимости, но он не думал, что жукоглазые объединялись хоть с кем-нибудь.

– Извини, босс! Не будет такого больше!

Многорукий силуэт заспешил вперёд, но двигался он не как жукоглазый. Те всегда обладали свирепой грациозностью, а эта тварь была дёрганой, будто насекомое. Теперь Уфтхак видел, что это шипач. С чрезмерным количеством рук и в длинном плаще, но это определённо был шипач. Он задумался, почему тот двигается так странно.

Это был отвлекающий манёвр.

С обеих сторон его атаковали большие говнюки: ещё два таких же как тот, которого он убил при приземлении, крупнее даже Уфтхака и намного больше только что перебитой им мелочи. Оба взмахнули массивными тесаками длиной в рост большинства орков. Сквозь щели в масках с шипением вырвалось дыхание: они вложили в эти скоординированные удары всю силу своих гротескных чрезмерно мускулистых тел.

Слишком скоординированные – каждый из них метил в шею. Уфтхак сумел принять оба удара на рукоять Понтобоя, которая не переломилась благодаря какому-то чуду Горка и/или Морка, а затем перешёл в наступление. Эти твари двигались быстро для своих габаритов, но были ли они ровней Уфтхаку Чёрному Гребню, большому боссу ТехВааагх!а?

Он качнулся, уходя от одного из клинков, и в это же время вбил навершие Понтобоя в колено другого урода, а когда тот зашатался, поймал его за запястье и рванул на себя, чтобы заблокировать его спиной следующий удар напарника. Тяжёлый тесак врубился в бледную плоть и деформированную выступающую кость, и Уфтхак изо всех сил толкнул. Оба его врага потеряли равновесие, а раненый повалился, выдернув оружие из руки второго.

Тот, что оставался на ногах, бросился на него, однако для этого ему пришлось переступать через своего товарища, что дало Уфтхаку лишнее мгновение на подготовку. Большой говнюк замахнулся странным приспособлением, которое охватывало его левую руку, но Уфтхак встретил приближавшийся удар навершием Понтобоя и раздробил устройство вместе с кистью внутри, а затем при помощи рубящей части оружия рассёк противника наискось. Тот опрокинулся назад, плоть и кости разошлись, обнажая блестящие внутренности. Уфтхак опустил Понтобой на голову его распростертого напарника – чисто на случай, если он подумывал снова встать.

Резкая боль в рёбрах оповестила его о том обстоятельстве, что четырёхрукий шипач успел выбежать вперёд и ткнул его чрезвычайно острыми пальцами. Уфтхак даже не стал утруждать себя использованием Понтобоя; он попросту сгрёб противника за голову и вздёрнул на уровень глаз, пока тот завывал от боли и бился в тщетных попытках выбраться из хватки.

– Ты чо удумал? – сердито вопросил Уфтхак. – Эт чо, больно должно быть? Ты с кем, по-твоему, связался, парниша?

Он просто надавил. Через секунду череп шипача раскололся, и тот обмяк. Уфтхак отбросил его в сторону, а потом несколько раз встряхнул рукой, чтобы смахнуть мозги, и огляделся посмотреть, что ещё происходит.

То, что осталось от его грузовоза, горело. Низквик с Принцысом выбрались оттуда, куда их закинуло взрывом, и оба перемещались с некоторой опаской. Могрот, почерневший от копоти, уже явно нашёл и замочил нескольких врагов, и радостно приближался с группой парней, включавшей в себя знакомый силуэт Дока Шлакогрыза.

– Босс! – бодро произнес лечила, притопав поближе. Уфтхак помнил времена, когда Шлакогрыз казался внушительной фигурой с пилами, щипцами и шприцами; в эту же пору он был просто ещё одним орком, и его макушка едва доставала Уфтхаку до подбородка. – Я гротов своих напряг достать шипача, который почти дохлый: чисто на случай, если пригодится, но я ему дозу вкатил, шоб взбодрить, а тот говнюк помер, вот жеж дрянь неблагодарная. Хошь, мы ещё одного поймаем, если смогём?  – Он осмотрелся по сторонам, и его лоб наморщился. – Канеш, ты обычно ничо живого не оставляешь, кады дерёшься, так шо придётся нам ещё где-нить поискать.

– Не, не парься, – сказал Уфтхак. – Смогём поймать, если понадобится. – Он поскрёб ребра там, где его пырнули. – Эт прям чудные говнюки, у них тела совсем странно выглядят, и всё такое. Ты, походу, мог бы чему-нить у них узнать?

Он планировал пошутить, поскольку Шлакогрыз всегда любил повозиться с частями тел – на что Уфтхак не собирался сетовать, ведь пересадки являлись стандартной процедурой для орков и уже спасли жизнь ему самому – однако оказался не готов к гримасе, которая появилась на лице лечилы.

– Эээ, не, босс, пасиб. Кады шипачи, с которыми мы дрались, померли, я по-быстрому глянул кой-какие подземки, где мы щас проходили, и, Зелень Великая, этим парням бы бошки свои проверить. Я там одну штуку видал с четырьмя лицами, и если хоть одно из них было ейным родным, тады я шестиногий сквигоборов. – Он передернулся. – Не уверен, что даже Гротснику бы понравилось, чем эти говнюки занимаются, а он жеж из тех орков, кто «нет» за ответ не принимает, кады спрашивает, хошь ли ты себе новые ноги.

– Я знаю, об чём ты, – произнёс Уфтхак, с удивлением обнаружив, что это и впрямь так. –Будто всё, чо должно быть потешным, шипачи найдут способ сделать стрёмным.

– Слышь, босс, – сказал Шлакогрыз, – ты чот чешешься сильно.

– Хммм. – Уфтхак осознал, что действительно снова почёсывает рёбра. – Ага, один из говнюков меня пальцами своими достал. Не больно было, но… – Он прервался, поскольку бок пронзила острая боль. – Какого зога?..

– Ох ты ж. – К смятению Уфтхака, док выглядел по-настоящему встревоженным. – Эт нехорошо. Я такое уже видал, кады шипачи рядом были. Они отраву любят, парни эти.

– Отраву?! – загремел Уфтхак, а затем опёрся на Понтобой, поскольку показалось, будто кто-то всадил ему в бок рубило. – Хренова наглость!

Отрава была не просто трусостью, она была бессмысленной. Вся цель драки заключалась в том, чтобы проверить, насколько ты хорош, и посмеяться в процессе, а не ткнуть кого-то разок и убегать, смеясь себе в кулак, пока противник не упадёт. Как такое могло считаться победой?

– Ага, и чесучая особенно мерзкая, – сказал Шлакогрыз, копаясь в своей сумке. – Она тебя заставляет расти.

Уфтхак посмотрел на него.

– Звучит не особо плохо.

– Заставляет тебя расти быстрее, чем кожа успевает догонять, – пояснил Шлакогрыз. – Видал, как такое случилось с парой парней чутка пораньше. Они по итогу просто лопнули.

Уфтхак наморщил лоб.

– Звучит… Ну типа угарно, но эт не совсем то, как мне помереть охота. – Он снова скривился. – Ага, ладно, тут верняк чота не то. Я точно уверен, оно вот так пульсировать не должно.

– Есть! – торжествующе воскликнул Шлакогрыз, извлекая из сумки шприц. – Вот это должно проканать! Босс, замри!

Уфтхак с сомнением оглядел его. В нормальных условиях позволять лечиле впрыснуть тебе что-либо находилось крайне низко в списке вещей, которые готов стерпеть здравомыслящий орк, однако Уфтхак был весьма уверен в том, что док заинтересован в его выживании. Как-никак, Шлакогрыз приобрёл известность в Вааагх!е главным образом в связи с восходящей звездой Уфтхака. В итоге он неохотно позволил лечиле воткнуть в него иглу и вдавить поршень, хоть и содрогнулся в ожидании недоброго.

– Так, ща ты можешь себя хреновато почувствовать ненадолго, – произнёс Шлакогрыз, понизив голос, – но эт ваще нормально, кады внутри тебя такое мешается. Главное, ты теперь не должен из кожи вылезти.

– Эт хорошо, – кивнул Уфтхак, тяжело моргая. – Эт хорошо. – Он нахмурился и сощурился вверх, где что-то привлекло его внимание. – Чойта?

– Эт не хорошо! – заорал Шлакогрыз. – Пацаны, доставай стреляла! Небесные говнюки на подходе!

Уфтхак уже гадал, когда же они объявятся. Если не считать тех немногих, кто совершил атаку, когда Вааагх! тольбко прибыл в Город Шипачей, попадалось крайне мало мелких и юрких паршивцев, которых обычно так много в банде шипачей. Теперь же они как будто все разом надвигались с неба, заслоняя то, что в этом месте сходило за свет: говнюки на летучих досках; говнюки на летучих одноместных байках, двигавшихся почти со скоростью истребомбера, и даже говнюки на собственых крыльях. Они закладывали виражи между шпилей, обстреливая на бреющем полёте прикованных к земле орков. Их не хватало, чтобы самостоятельно изменить ход битвы, однако они представляли бы собой зоганую неприятность, пока парни не соберут достаточно массированной огневой мощи, чтобы их посбивать.

– Эт только мне кажется, – медленно начал Могрот, – или много из них сюды двигает?

Уфтхак снова прищурился, пытаясь сфокусировать оба глаза и мозг, чтобы одолеть то, что всё сильнее напоминало густой пух.

– Ну, типа, много, – добавил Могрот. Он не казался обеспокоенным – это бы подразумевало способность к пониманию причины и следствия, что ему обычно не давалось – но определённо крутил это понятие у себя в голове. По правде сказать, путано подумалось Уфтхаку, у него там для этого была уйма места.

– Мы их всех разом не вынесем! – крикнул Шлакогрыз, когда первые рваные залпы из стрелял не смогли нанести приближавшейся орде особого ущерба. – Рассыпайся!

Уфтхак наблюдал за тем, как орки вокруг него ныряют в укрытия за обломками, трупами и углами зданий, и задавался вопросом, что за суматоха творится. Даже первое плюющееся шипение, с которым игольчатые выстрелы небесных говнюков ударили в камень и застучали по телам убитых им шипачей, не воспринялось как реальная проблема.

– Босс! – услышал он отчаянный вопль Шлакогрыза. – Сюды давай!

Уфтхак нахмурился. Лечила отдавал ему приказы? Он начал поворачиваться, чтобы высказать Шлакогрызу своё недовольство, и в это время череда фыркающих хлопков возвестила о том, что у него на руке появилась линия дротиков. Уфтхак опустил на них взгляд, ломая голову, откуда они там взялись. Боль пришла мгновением позже, но всего на миг, поскольку затем внутри стало расходиться новое помутнение – даже более резкое и сумрачное. Он приглушённо осознал, как на запястьях и лодыжках захлестнулись стальные кольца, а потом земля начала удаляться от него. Последним, что он увидел, было то, как Принцыс подпрыгнул вверх и вцепился зубами в летучую доску, но его пинали по морде, пока сквиг не отпустил и с яростным визгом не упал обратно на землю, а затем чернота полностью накрыла Уфтхака и напрочь стёрла чувства и сознание.

17

– Их вожак у нас, – произнёс Макулатикс. Слова проскальзывали между его острых зубов, словно отравленные клинки. Лидеры Порта Таварр находились в роскошных покоях внутри громадного сооружения арены Культа Смертельной Скорби, окружённые деликатесами и удовольствиями всех сортов. От кристаллических статуй агонизирующих врагов, павших добычей Стеклянной Чумы, до произведений искусства с изображением различных актов разврата и даже мон-кей, пристегнутого к раме и подвергнутого нервной стимуляции, которая имитировала ощущение медленного поджаривания заживо на открытом огне. Ксурзули не жалела средств на декор. Бокал Макулатикса был наполнен дважды проверенным вином наслаждения, а мастер-гемункул возлежал на искусно сработанном диване, менявшем свою форму под его тело, однако вовсе не пребывал в расслабленности.

– Первый удар оказался успешен, – нетерпеливо сказал он. – Почему мы не режем аракхиа в клочья, пока у них нет предводителя?

– Разумеется, вы вольны взять свои силы и сделать это, – вальяжно отозвалась Ксурзули Миндрекс, отщипнув ломтик вяленой печени воланти с шиповидного клинка длинного кинжала-ронделя. Даэмира предполагала, что оружие не покрыто ядами, но не стала бы исключать и того, что суккуб приняла соответствующий антидот как нечто само собой разумеющееся. Пусть ведьмы и упивались возбуждением битвы и брызгами артериальной крови, но это не значило, что им бы не доставила удовольствия раздувшаяся обесцвеченная плоть жертвы отравления.

– Возможно, вы позабыли, – отчётливо проговорил Макулатикс, – но цель данного союза состояла в том, чтобы уничтожить этих паразитов! Вы же получили свой трофей и снова отступили, словно боитесь их.

Ксурзули приподняла безупречную точеную бровь. Её кровавые невесты не напряглись от инсинуации касательно храбрости госпожи, потому что ведьма всегда готова прийти в смертоносное движение, однако определённо ощетинились. Тем не менее, оружия никто не достал, так как последователи Ксурзули не стали бы прибегать к насилию без её разрешения. Произойди такое, гемокситы Макулатикса несомненно бы ответили: лучшие из развалин мастера-гемункула уступали оппонентам в скорости, но Даэмира даже предположить не могла, какие отвратительные присадки и скрытые биологические усовершенствования таились под их шкурами в шрамах.

– Мастер-гемункул, – ровно произнесла Даэмира, выступая в роли миротворца, поскольку никому другому, похоже, этого не хотелось. – Центральной частью плана было позволить аракхиа разорвать на части друг друга. Нашей хозяйке удалось похитить свою добычу, как мы и договаривались. Наступление аракхиа застопорилось, и они неизбежно наносят себе урон, поскольку новые кандидаты пытаются закрепить свой статус. Если мы вмешаемся слишком быстро, будет риск, что они снова объединятся против нас как очевидной угрозы. Мы можем использовать это время, чтобы выстроить новую оборону, подготовить свои войска и принудить к подчинению мелкие кабалы, ковены и культы, после чего дождаться, как только эта мерзость выкажет какие-либо признаки восстановления сплочённости, и устроить им избиение.

– И вы ведь тоже взяли пленников для забав, не правда ли? – поинтересовалась Ксурзули у Макулатикса.

– Суть едва ли в этом, – надменно ответил Макулатикс. – К тому же, – добавил он, – у вас здесь в лучшем случае базовое оборудование.

– Вероятно, наш дорогой мастер-гемункул просто нервничает, поскольку враги, пока их не остановили, откусывали от его владений, – с ленцой заметила Ксурзули. Она томно подошла к столу, к которому был привязан обнаженный азурианин, и начала отрезать себе кусок мяса с его бедра. Пленённого аэльдари так плотно зафиксировали, что его попытки биться от боли приносили практически незаметные результаты, а отметины от проколов на горле указывали на места, где ему рассекли голосовые связки, так что перекус Ксурзули нарушало лишь хриплое шипение. – Ммм, – добавила она. – Не попробуете? Мы не применяли никаких успокоительных, поэтому его плоть лишена этого горького послевкусия.

– В моих владениях находятся устройства и места, которые имеют критическое значение для всех, кто со мной в союзе, – огрызнулся Макулактикс, отмахнувшись от предложенного суккубом свежеотрезанного мяса. – Никто не заинтересован в том, чтобы их захватили вредители!

– Хотите сказать, что неспособны защитить собственные чертоги? – поинтересовался Дхалгар с исключительной недипломатичностью, как сочла Даэмира.

– Мне казалось, вы должны особенно желать сохранности моих объектов, учитывая то, как недавно они вам понадобились, – едко отозвался Макулатикс. Его рука-ножницы со щелчком дважды раскрылась и сжалась, словно он подсознательно обдумывал, не отделить ли одну из конечностей Дхалгара. Даэмира надеялась, что он этого не сделает – главным образом потому, что честь кабала вынудила бы её как-то отреагировать, хотя втайне это доставило бы ей удовольствие.

Макулатикс и Дхалгар продолжили пререкаться в сдержанной, колкой манере друкхари, которые не имеют безотлагательного намерения пустить кровь. Даэмира вздохнула и перешла туда, где стояла Ксурзули.

– Я хотела бы увидеть пленника, – произнесла она.

Ксурзули посмотрела на неёё как будто с искренним удивлением и проглотила кровавое лакомство, которое жевала.

– Чего ради? Вы увидите его ночью, когда начнутся игры.

Это была ещё одна причина, почему Ксурзули не стремилась немедленно выступить против орков: на Арене Смертельной Скорби проходили ночные игры, за посещение которых население Порта Таварр платило огромные суммы, и культ не собирался пропускать представление только из-за вторгшейся армии. Смерть и разрушения, происходящие в другой части подцарства, оставлялись без внимания, поскольку иное поведение означало бы признание существования реальной опасности.

– Зовите это простым любопытством, – сказала Даэмира. По правде говоря, она сама точно не знала, зачем хочет увидеть орка, но это был порыв, а она была друкхари и потому не отказывала ему.

– Разумеется, – ответила Ксурзули. – Его держат в одной из темниц. – Она щёлкнула пальцами, и рабыня-мон-кей в цветах Культа Смертельной Скорби сделала шаг вперёд, сложив руки у пояса и склонив голову. – Отведи верховного архонта посмотреть на нового чужака-гладиатора.

Рабыня просто качнула головой – она никак не подтвердила получение приказа словами, ведь фраза «Да, госпожа» подразумевала бы возможность «нет, госпожа» – и повернулась, чтобы указывать дорогу. Направившись следом, Даэмира поймала взгляд Цистриала Вирна. Архонт Опускающейся Ночи вопросительно смотрел на неё, и на мгновение Даэмира испытала странное желание пригласить соперника составить ей компанию.

– Можете проследить, чтобы они не сделали никаких глупостей? – спросила она вместо этого, указав взглядом на продолжавшуюся перебранку.

Глаза Цистриала слегка расширились от удивления такой демонстрацией доверия, но затем он ответил едва заметной холодной улыбкой и на миг наклонил голову в знак согласия. И всё же, выходя из зала, Даэмира ощущала, что другой архонт смотрит на неё, и ей приходилось подавлять чувство ожидания ножа между лопаток. Слова и действия Цистриала как будто указывали на то, что их неожиданный альянс останется прочным, пока сохраняется угроза орков, однако Даэмира уже замечала странности – задерживающиеся взгляды и то, как Цистриал располагался всегда рядом, но чуть позади или сбоку, чтобы иметь возможность наблюдать за ней, не давая наблюдать за ним в ответ – которые наводили на мысль, что происходит ещё что-то.

Она загнала сомнения вглубь разума. Чем бы ни руководствовался её соперник, Даэмира была убеждена, что личная заинтересованность пока что обеспечит сохранение их союза. Последнее, что могли позволить себе оба кабала – это чтобы между ними разразилась вражда, когда их силы уже находятся так близко друг от друга. Подобный конфликт оказался бы жестоким, опустошительным и ведущим не только к ослаблению Порта Таварр, но и к тому, что окровавленные остатки всех кабалов наверняка оказались бы поглощены не пострадавшими конкурентами.

Рабыня повела её вниз, прочь от широких панорам, которыми можно было наслаждаться из апартаментов, в лишённое окон чрево арены. Проходившие мимо группы ведьм одаривали Даэмиру жёсткими взглядами, но не более того: как бы силён ни был соблазн выйти против столь прославленного аристократа, подчинённым Ксурзули хватало ума не оскорблять гостью своей госпожи, иначе это они оказались бы пристёгнуты к столу, а их плоть – отдана на общее угощение.

Если бы указывавшая дорогу рабыня принадлежала Даэмире, та бы позабавилась от скуки, ставя ей подножки, дергая за волосы или докучая ещё как-то. Хорошие манеры не позволяли поступать так с чужой собственностью, но она не утруждала себя попытками скрыть раздражение от их темпа, несмотря на явное старание рабыни торопиться. Мон-кей были такими медленными и неуклюжими, если не подвергались каким-либо искусственным улучшениям. Самым очевидным примером являлись воины, известные как космические десантники, которые чрезвычайно прибавили в размерах и силе – а также, конечно, скорости – и были закованы в примитивную, но прочную броню, так что представляли реальную угрозу даже для бойцов аэльдари. К счастью, подобные особи были крайне малочисленны; по своей природе мон-кей были хрупкой расой, и большинство гемункулов сходилось на том, что они обладают настолько специфичными требованиями к генотворчеству и работе с плотью, что подобные забавы лучше проводить с другими видами. Лишь упёртая настойчивость людей, их полузабытые, но в целом функциональные технологии, безразличие к собственным потерям и надоедливая вера в мёртвого бога – вот что делало их такой неприятностью галактических масштабов.

А на противоположном полюсе, подумала Даэмира, располагались аракхиа. Невероятно стойкие, тревожно и непредсказуемо изобретательные и с подходом к технологии, который, похоже, в основном состоял из решения достичь желаемого результата и вызывающего предложения к вселенной доказать их неправоту. В отличие от мон-кей, которых посредством боли можно было относительно легко выдрессировать до полного послушания, орк, обладающий хоть каким-то подобием свободы, без колебаний попробовал бы убить хозяина. Сумей кто-то из друкхари найти способ контролировать этих зверей или поставить их себе на службу, его сила смогла бы даже угрожать господству самого Асдрубаэля Векта.

Они уже успели дойти до уровня с темницами. Пока они спускались, минуя один ряд камер и клеток за другим, до ушей Даэмиры доносились плач и бормотание, и она чуяла запах пота и страха, исходивший от рабыни впереди. Ужас мон-кей перед друкхари был постоянным, но подавленным, иначе бы он захлестнул и парализовал её, и из-за этого она была бы казнена за бесполезность и непослушание. Однако окружавшие их существа были новым и иным поводом для боязни, а рабыне не хватало ментальных барьеров, чтобы уберечь себя от слабости. Что-то влажно и тяжело врезалось в дверь камеры справа от них, рабыня подскочила и тихо пискнула от страха, и Даэмира не удержалась.

– Не бойся, дитя, – мягко сказала она, запустив пальцы в волосы рабыни и сжав их в кулак возле затылка мон-кей. – Я защищу тебя.

Рабыня встала столбом, застыв на месте от прикосновения Даэмиры и слов, которые поняла, хоть это был и не её родной язык. Взгляд широко раскрытых напуганных глаз метнулся на лицо Даэмиры, и архонтесса увидела две эмоции, ясно читавшиеся в тёмных зрачках: жажда защиты, предложенной словами Даэмиры, и страх от знания, что с ней играют. Здесь не существовало никакой защиты, и рабыне это было известно, но не мешало желать её всеми остатками своей души.

Даэмира подалась ближе и глубоко вдохнула, вбирая в лёгкие запах ужаса рабыни. Её собственная душа, древняя и иссохшая, возликовала от чужого страдания, и Даэмира с удовлетворенным вздохом отодвинулась. Подкрепление было слабым и кратким, но всё же приятным.

– Сколько ещё? – требовательно спросила она, и рабыня подпрыгнула, а потом снова поспешно повела вперёд, словно животное-дичь, которое осознало, что хищник удалился, не атаковав. Даэмира последовала за ней, улыбаясь.

Рабыня остановилась, снова пискнув от испуга, когда они свернули за угол и оказались перед жуткой фигурой в маске. Даэмира не опешила, поскольку могла распознать наряд укротителя.

– Ты, – бросила она. – Где новый аракхиа?

Укротитель секунду молча разглядывал её, маска оставалась непроницаемой. Затем он кивнул.

– Должно быть, вы тот архонт, о котором мне сообщили, новый союзник. Я Карфинд, главный укротитель госпожи. Вот, он прямо здесь.

Он указал своим хлыстом на клетку перед ним. Даэмира встала рядом и посмотрела внутрь сквозь массивные прутья толщиной почти в её талию и мерцание какого-то силового поля.

Она резко вдохнула, и ей пришлось заставить себя не сделать шаг назад.

– Во имя Муз, что за?..

Камера освещалась тускло, так что рабыня едва ли смогла бы разглядеть что-либо внутри, но глаза Даэмиры достаточно хорошо пронзали сумрак. Однако ей было тяжело им поверить.

– Силовое поле не даёт какого-то увеличивающего эффекта? – поинтересовалась она, уже точно зная ответ.

– Нет, – произнёс укротитель. Маска мешала сказать наверняка, но Даэмире казалось, что она чувствует, как другой друкхари источает своего рода стоическое изумление. Укротитель точно знал, что видит, но понятия не имел, как такое вышло.

– Тогда что случилось? – вопросила Даэмира. – Я сражалась с этим зверем, и дня не прошло!

– Мы считаем, ему впрыснули электростероиды из перчатки плоти, – сказал Карфинд. – Обычно это вызвало бы мощный, неуправляемый рост мышц, который разорвал бы кожу, но похоже, что один из ему подобных сделал какую-то противодействующую инъекцию. Потом успокоительные, при помощи которых его усыпили, чтобы привезти сюда, замедлили метаболизм, дав противоядию время сработать, и теперь… – Он указал рукой. – Что ж, некоторый рост произошёл, но, как видите, не тот, что мы ожидали.

Тёмная масса, до того лежавшая на полу, села, и Даэмира встретилась взглядом с парой красных глаз на голове размером с её торс. Затем орк тяжело встал. Его голова поднималась всё выше, выше и выше…

Рабыня начала всхлипывать, и Даэмира уловила едкий запах мочи: от ужаса мон-кей потеряла контроль над мочевым пузырём. Понятная реакция малодушного создания при встрече с чудовищной тварью, но это ожесточило волю Даэмиры. Она прикасалась к рабыне и не вызвала такого страха. Как смеет этот примитивный зверь превзойти её?

– Благодарю за информацию, укротитель, – холодно сказала она. – Я желаю остаться наедине с этим существом.

Будь он её подчинённым, Даэмира могла бы отослать его безоговорочно. Здесь же, в царстве Ксурзули и при разговоре со слугой Ксурзули, её власть была не столь абсолютной. Впрочем, Карфинд явно решил, что не желает спорить с архонтом, поэтому он хлестнул скрученным кнутом по ногам рабыни, чтобы та шевелилась, и удалился по коридору, оставив Даэмиру самостоятельно разбираться с орочьим вожаком.

Раньше тот и так был большим, но теперь он был огромен. Его одежда лопнула и порвалась, а между оставшимися пластинами брони зияли просветы. Он был где-то в два-три раза выше неё, легко превосходя самого крупного гротеска. Даэмира посмотрела на гигантские пальцы толщиной с её руки и подавила дрожь, представив, как они обхватывают её тело. Вероятно, тварь смогла бы раздавить архонтессу насмерть одной рукой, если бы сумела схватить.

– Ты способен разговаривать, зверь? – тихо спросила она. Уши орка дёрнулись, глаза сузились, и он сделал по направлению к прутьям клетки шаг, от которого сотрясся пол.

– Ты умеешь говорить? – повторила Даэмира, но на сей раз она изъяснялась на языке мон-кей, который те называли низким готиком. Это было варварское, неповоротливое наречие, застревавшее между зубов, но оно имело широкий оборот, и его понимали многие виды по всей галактике, поскольку ксеноцидный манифест человечества не мешал отдельным его представителям вести торговлю и переговоры, если они считали, что можно извлечь выгоду.

Орк сделал ещё один шаг. Теперь он стоял у самых прутьев. Он не стал хвататься за них, как мог бы сделать узник. Он просто проигнорировал их и уставился прямо на неё, словно заточение его не беспокоило.

– Ага, – произнёс он на низком готике. Его голос рокотал низко, как землетрясение.

18

Произошло нечто, где фигурировали Вааагх!, пацаны и какая-то контратака шипачей с участием небесных говнюков, но Спец уже не обращал на это внимания. Как и многие из парней со странностями, он в целом умел функционировать внутри орочьего общества – в сущности, его особые интересы имели там критическое значение – но лишь до тех пор, пока эти особые интересы не оказывались чрезвычайно перегружены конкретным открытием или проблемой.  Уфтхак дал ему задание, которое состояло в том, чтобы захватить самый большой корабль шипачей с огромной пушкой, и именно это он и собирался сделать.

Вопрос был не только в верности большому боссу: Спецу прежде не доводилось слышать, чтобы хоть один механ захватил любой корабль дохляков и летал на нём, так что это стало делом личной гордости. Ему не терпелось посмотреть, какие чудные приспособы есть на их технике, не говоря уж о том, как бы интегрировать и подчинить их посредством своих орочьих придумок.

Конечно, ещё предстояло разобраться, как добраться до этой зоганой штуки.

– До него ж, наверн, цельные дали, – сказал Черпак, один из его гайкокрутов, глядя на шпиль, к которому высоко-высоко наверху был прикреплен искомый корабль.  – То бишь, мы б, канеш, могли туды пробиться. – Он рьяно закивал, словно чтобы убедить себя самого в истинности только что сказанного. – Но это ж зог скока времени уйдёт. А ещё шипачи, наверн, просекут, чо мы затеваем, и попробуют нам всё усложнить.

– Могут даж корабль отодвинуть, пока мы туды доберёмся, – произнёс Спец, почесывая подбородок.

– Вау. – У Черпака отвисла челюсть. – Эт реально хитро. Ништяк, что у нас ты есть, шоб про такую хрень подумать раньше шипачей.

– Ага, – рассеянно ответил Спец. Он успел собрать приличное количество парней – немного в сравнении с полной силой Вааагх!а, но точно достаточно, чтобы вышибить кучку шипачей с их собственного корабля – но этого ему удалось добиться лишь благодаря обещанию нормального замеса, так что они не собирались залипать поблизости неопределённо долго. В этом и заключалась проблема того, что ты мек, а не большой босс: даже в Тех-Вааагх!е единственным механом, кто обладал каким-то реальным авторитетом, был Меклорд.

Итак, им требовалось забраться очень высоко, а ещё это требовалось проделать достаточно быстро, чтобы шипачи не сообразили, что происходит, пока оно, ну вы понимаете, не произошло. Самолёты? Нет, это не годилось. У Вааагх!а не было ничего летающего, что могло бы перевозить больше нескольких парней за раз. Как насчёт посадить парней в грузовозы, и пусть самолёты поднимут их вверх? Эту мысль Спец отбросил, как только она пришла ему в голову, поскольку совершенно независимо от меняющегося поведения разных машин летуны славились своенравием. Вероятнее всего, они бы позабыли, что к ним что-то прицеплено, и попытались бы унестись в разные стороны, чтобы всё подрывать.

А если починить какие-нибудь машины шипачей? Они-то летать могли. Спец несколько секунд поиграл с этой идеей, а затем отказался от неё. Одно дело подрезать у одного из уродов движки и с их помощью заставить себя парить в воздухе, но попробовать снова привести в рабочее состояние целую кучу их небесных грузовозов – не говоря уж о том, чтобы дать управлять ими оркам, менее умным, чем он – совсем иное. Это были юркие, шаткие штуки, и они, вероятно, не прощали неумелого обращения. К тому же он не представлял, сколько орков они увезут, учитывая отличие по массе от их обычного груза. В конце концов, эти машины практически не оказали сопротивления, когда тяговые пушки Вааагх!а сдёрнули их на землю…

– Во! – воскликнул Спец, щёлкнув пальцами. – Черпак, ты про это всё не так думаешь!

Черпак моргнул.

– Я?

– Нам жеж не надо к кораблю лезть, – произнёс Спец, воодушевляясь мигом вдохновения. – Надо просто корабль к нам спустить! Подымай все тяговые пушки! Мы эту штуку стащим прям с башни, куды она прилеплена, и спустим вниз, где смогём до неё добраться!

– Потрясно, босс! – радостно сказал Черпак. – Но пушек-то у нас, по-твоему, хватит? У нас жеж нету реально больших, которые космических скитальцев ловят, а эта штука может и не скиталец, но всё равно нехилая.

Спец втянул воздух сквозь зубы в проверенной временем манере эксперта, который обдумывает варианты. А затем протянул руку и огрел Черпака по затылку.

– Ох! За шо?

– Черпак, ты про это всё не так думаешь! – рявкнул Спец. – Мы не могём корабль просто вниз стащить! Он жеж большой слишком! Эт не как со скитальцем, где нормальные планетные гравитационные колодцы и всё такое! Шипачи там с гравитацией мутят, и кады мы корабль оттудова вытянем, он прям на нас упадёт и в блин размажет!

– Как скажешь, босс, – пробормотал Черпак, потирая голову.

– Я и сказал, – отозвался Спец. – Так, пошёл за зогаными пушками!

К чести Черпака, он из предосторожности отступил назад, прежде чем заговорить.

– Дык босс, ты ж сказал, мы не могём корабль к нам стянуть. Вот прям щас точно так и сказал.

– Ты мне не говори, чо я сказал, будто ты так умным кажешься! – взревел Спец, разворачиваясь к своему гайкокруту. – Секи, Черпак. Канеш, мы не могём корабль вниз сюды стянуть, это ж любому гроту ясно! Но кто сказал, что тяговый луч только в одну сторону работает?

Черпак нахмурился.

– Эээ. Без понятия, а кто?

– Ну, кто б то ни был, он неправ! – раздражённо произнёс Спец. – Мы не корабль вниз стянем. Мы самих себя наверх затянем!

19

Когда монстр заговорил, по телу Даэмиры пробежала дрожь. Это был разряд возбуждения, вызванного редким переживанием нового опыта, поскольку за сотни лет жизни ей ещё никогда не доводилось беседовать с орком. Однако также это был и холодок страха – восхитительно непривычный сам по себе – от идеи о том, что орк способен понимать и отвечать при помощи языка. То, что пресловутый язык был примитивен, едва ли имело значение: от самой возможности коммуникации с этим видом казалось, будто под ней разверзлась пучина. Галактика – или представление Даэмиры о ней – изменилась, а перемены плохо вязались с культурой, которая существовала в одном и том же виде на протяжении десятков тысячелетий.

– У тебя есть имя, существо? – спросила она, завороженная и шокированная одновременно. В ответ орк прокашлял набор агрессивно звучащих слогов. Затем он ухмыльнулся ей, продемонстрировав полный рот огромных костяно-белых клыков и снова заговорил:

– На языке юдишек меня звать Уфтхак Чёрный Гребень.

Будучи облечённым в созвучия мон-кей, имя почти не приобрело дополнительной гладкости, но оно хотя бы стало смутно понятным. Даэмира запомнила его для информации. Всё, что она сумела бы узнать об этом громиле и его сородичах, могло пригодиться, чтобы обеспечить ей победу.

– Я ж тя знаю, – сказал орк без понуждения. Его лоб был наморщен от сосредоточенности. – Ты тот босс шипачей, который делал вид, будто тебе подраться охота, но просто вокруг много плясал.

Даэмира ощетинилась, но она мало чем могла ответить. Ей даже не удалось нанести хоть один удар этому чудовищу, а орк не преуспел в своих попытках лишь благодаря её собственным огромному мастерству и ловкости.

– Ты неплохо так Узгита и его пацанов вынес, – произнёс орк. – Хорошеее мочилово вышло.

Даэмира моргнула. Эта тварь только что… сделала ей комплимент?

– Ну, – проговорил орк, оглядывая свою камеру так, будто видел её впервые. – Я не помер. Видать, у вас, говнюков, план есть.

– Этим вечером тебя выставят на арену, – сказала Даэмира. – Там ты будешь сражаться с самыми смертоносными противниками и самыми опасными зверями, каких может предложить Комморра, пока не погибнешь.

Она заулыбалась от этой мысли, пока не обнаружила, что орк улыбается ей в ответ.

– По мне, звучит хорошо.

– «Хорошо»? – Даэмира скрестила руки. – Ты меня не понял, глупый ты скот? Это смертный приговор для тебя!

– Всяко помру однажды, – отозвался орк, пожав плечами. – Может сегодня, может завтра, может когда солнце рванёт и всё поджарит. Если это жёстко или потешно, я не парюсь.

На несколько мгновений Даэмира лишилась дара речи. Одно дело презрительно фыркать над пренебрежением орков к потерям, считать их безмозглыми зверями, не имеющими представления о смертности. И совсем другое – получить пощёчину в виде осознания того, что они понимают это, и им попросту всё равно. Каждый аспект, каждая грань общества друкхари были сконцентрированы на том, чтобы продлить жизнь как можно дольше. Они укрывались в паутине, избегая внимания Той-что-Жаждет, они подпитывали свои души чужим страданием, отгоняя собственную смерть. Аристократы вроде неё самой тратили огромные доли своего богатства на защиту, точно зная, что другие из подобных ей отчаянно желают её гибели просто для того, чтобы захватить контролируемые ею ресурсы и с их помощью ещё чуть-чуть удлинить свой срок.

Идея, что орки не боялись смерти, что не было никакой затаившейся злобной сущности – о которой им известно – готовящейся терзать их целую вечность во тьме, что лежит по ту сторону последнего вздоха… Почему этот варварский вид должен наслаждаться такой роскошью? Почему они должны быть столь беззаботны?  Как они могут иметь такую жизнь, такую витальность, и всё равно стремиться растратить её среди грома пушек? На кратчайший миг Даэмиру посетило видение чего-то иного: жизни, где тень Той-что-Жаждет не придаёт едва заметную мрачность каждому мгновению бодрствования и не запускает свои пальцы в сны; жизни, где ей нет нужды отчаянно цепляться за собственное бытие, истязая других существ, чтобы не претерпеть куда более жуткие муки, когда искра её души погаснет. Жизни, где она могла бы просто… жить.

Это привело её в ярость.

– Вы дикари! – прощипела она. – Вы вообще знаете, зачем сражаетесь?

– Ага, – сказал Уфтхак. – А ты знаешь, вы зачем?

Даэмира нахмурилась.

– Что?

– Орки всегда дерутся, – пророкотало громадное создание. – Всегда дрались. Нас для этого сделали, но эт не всё. Этого боги хотят, но эт не всё. Гляди, чем больше мы дерёмся, тем больше становимся. – Он постучал массивным пальцем по своей груди. – Чем больше мы становимся, тем умнее делаемся. – Он постучал себя по виску. – А чем умнее мы делаемся, тем лучше драться умеем. Если не дерёмся, становимся медленными и тупыми, а потом могём про богов забыть. Могём забыть про телипорты и гаргантов и понтофуры с бумдаккой…

– Ты уже просто выдумываешь слова! – сердито перебила его Даэмира, а затем отступила на шаг, когда орк выбросил вперёд кулак. Тот прошёл между прутьев и ударил в силовое поле. Оно выдержало, раскатисто затрещав энергией, но руки существа были такими длинными, что достали бы до неё, не будь там защиты.

– Я г`рил, – прорычал орк, и у Даэмиры встали дыбом волоски на загривке: от низкочастотных гармоний голоса существа по костям разошлась дрожь.

– Видал я, как вы дерётесь, – продолжил Уфтхак. – Без понятия, на кой оно вам. Вас оно не прёт.

– Нет! – огрызнулась Даэмира, но орк отмахнулся от её слов.

– Не. Вас убивать прёт. Прёт выделываться, показывать, как вы лучше других уродов, и делать так, шоб они то поняли, но драться вас не прёт. Как от драки-то пропереться, кады удар не держишь? – Он поднял одну руку. – Один из твоих корешей вот эту руку однажды отрезал. Пришлось новую взять у какого-то говнюка, который, наверн, две не заслужил. А раз до того у меня всё тело под башкой разнесло, клёвая потеха вышла. Вот так понятно, что драка хорошая, но вы, шипачи, просто ж подкрадываетесь и в спину пыряете, будто шайка Кровавых Топоров.

– Ты, похоже, очень уверен в своих заблуждениях, – фыркнула Даэмира. – И, кстати, мне неизвестно, что такое «Кровавый Топор», и я не желаю этого выяснять. Но скажи мне вот что, создание: если ты так смышлён и так хорошо знаешь нас, почему подчинённым Ксурзули было так легко тебя схватить?

– Раньше был не такой умный, – произнёс Уфтхак. – Я своего добивался, но был не такой умный. Потом тот говнюк меня пырнул жижей для роста, а кады я проснулся, всё было меньше, чем раньше, а мой мозг был больше.

– И какая тебе с того польза? – спросила Даэмира, изображая веселье, которое она ощущала не в полной мере. Этот орк, этот серьёзный расчётливый орк, смирившийся с заточением, но, как она видела, постоянно готовый к любому признаку слабости или шансу, выбил её из колеи. – Полагаю, ты осознаёшь, что твоя армия прямо сейчас разорвётся на части, когда твои подчинённые попытаются подняться на твою бывшую позицию.

– Победит самый сильный, – сказал Уфтхак, опять пожав плечами. – Эт норма. Вааагх! начнётся заново, и они на вас нападут, чо мы и так делали. Особливо потому, что я ж один знаю, как их отсюдова вытащить, – с хитрецой добавил он.

Даэмира внимательно посмотрела на него.

– Ты что?

– Я знаю, как порталы работают, – беззаботно отозвался Уфтхак, оперевшись на решётку камеры одной рукой и изучая пальцы на другой. – Обычно надо, шоб рядом один из вас, говнюков, был. Но ваще я смог вломиться в тот, который нас привёл в этот вот кусок зог пойми чего такого. Нужно было только чутка моего думанья и шоб пацаны мощно захотели вам все зубья повышибать.

Даэмира закусила губу. Уловка орка была вопиюще очевидной, особенно для неё, окунувшейся в подковёрные интриги высших обществ Комморры ещё до того, как научиться ходить. Он вёл к тому, чтобы она выпустила его, и искушал перспективой того, что в награду за содействие он уведёт свою армию прочь.

Ладно. Она могла подыграть, пускай и лишь для того, чтобы продемонстрировать, насколько превосходит орка интеллектом вне зависимости от того, насколько велик теперь его мозг.

– Но зачем тебе «вытаскивать их отсюда»? – невинно поинтересовалась она. – Как-никак, вам хочется только драться, а здесь ещё множество врагов.

Несколько секунд Уфтхак не отвечал. Он просто глядел на неё, слегка наклонив голову вбок. Потом хмыкнул и заговорил:

– Ты босс?

– Что?

– Босс. Главный, – пояснил Уфтхак, будто она каким-то образом не поняла смысл слов, а не причину вопроса. – Другие шипачи делают, чо ты скажешь?

– Да, – твёрдо ответила Даэмира.

Уфтхак подался ближе к прутьям.

– Все? Нет такого шипача, кто тебе говорит, чо делать?

В сознании Даэмиры промелькнул незваный образ Асдрубаэля Векта – всего лишь образ, поскольку она никогда не обладала достаточными привилегиями, чтобы узреть Живую Музу, но его холодный жестокий лик был выжжен в её памяти по гологлифам и статуям. Ей хотелось солгать, ведь признание своей слабости перед этой тварью уязвляло, однако крошечные побеги беспокойства, что Владыка Тёмного Города услышит даже о таком мельчайшем неповиновении, уже успели пустить корни в мозгу и дать плоды в виде всех болезненных и ужасных вариантов, в которых может проявиться его недовольство.

– Ага, так и думал, – произнёс Уфтхак, издав низкий смешок, когда она не ответила сразу. – Ты босс, но ты не реальный босс. – Он снова отошёл назад. – И со мной оно так же.

Даэмира вскинула брови.

– Ты не командуешь этим отребьем?

– Этими-то? Ага, – сказал орк. – Но эт только часть Тех-Вааагх!а, сечёшь? Остальные ещё где-то там, их ведёт Меклорд, Ваще Самый Большой Мек. Он приказы отдаёт, скока я в Вааагх!е был, и чессказать, – продолжил Уфтхак заговорщицких голосом, – меня оно уже малость достало. Я б мог тут остаться и дальше вашим уродам вваливать, сделать себе мелкую империю на вашенских задворках, но от того реального удовольствия нету. Мы хорошо помесились, теперь мне охота выбраться отсюдова и перетереть с Меклордом, кто реально рулить должон.

Он снова ухмыльнулся, и Даэмира поняла, что он ждёт её реакции. Это проклятое пустотой существо действительно считало, будто понравилось ей за счёт некоего чувства родства или общей борьбы, и теперь ждало, что она его освободит!

Его ждало разочарование.

– Чем больше вы сражаетесь, тем больше и умнее вы становитесь, – произнесла Даэмира, словно размышляя вслух. – И ты не страшишься арены, ведь тебя не тревожит насильственная смерть и вообще окончание твоей жизни, если ты полагаешь этот финал стоящим. Так что же произойдёт, – добавила она, приблизившись к самому силовому полю, отделявшему её от чудовищного зверя, – если ты просто… останешься здесь?

Уфтхак моргнул.

– Чо?

– Никакой арены. Никакой смерти. Никаких толп тебе подобных, и уж точно никакой драки, – сказала Даэмира. – Только эти четыре стены без доступа к чему-то ещё. Хотела бы я знать, как скоро ты начнешь деградировать, если твоё тело не будет получать какого-то гормонального стимула, который явно вызывает в его клетках насилие. Ты усохнешь? Потеряешь интеллект, позволяющий тебе говорить со мной? В конце концов утратишь даже память о собственных богах? Впрочем, похоже, ты им не будешь особо интересен, оставаясь заключенным в камере без возможности участвовать в каких-либо боях.

Очень медленно, отчётливо скрипя кожей и хрустя костяшками, громадные руки Уфтхака сжались в кулаки.

– Наблюдать за этим будет очаровательно, – пренебрежительно произнесла Даэмира. – А наблюдать я буду, ведь сколько бы ты ни продолжал дышать, я останусь здесь. Возможно, армия, когда-то бывшая твоей, пустит нам кровь перед гибелью, но она погибнет, и им никогда не добраться сюда и не найти тебя. Никто не спасёт тебя. Никто даже не убьёт тебя. Я с огромным удовольствием буду следить, как ты угасаешь, попутно теряя всякое подобие личности, на какое может претендовать зверь вроде тебя. Обычно мы добиваемся этого через физическую боль, но с таким от природы крепким негодяем, как ты, – заметила она с улыбкой, – мне интересно посмотреть, хватит ли нарастающего отчаяния.

– Слышь, я думал у нас уговор какой выйдет, – прорычал Уфтхак. – Думал, ты, может, умный. Выходит, ты прост такой же тупой, как любой другой тощий дохляк, который думает, будто знает, как дела пойдут. Чо, как оно пока выходило? Орки делали всё, как ты думал, и больше ничо?

Даэмира не позволила этому огромному мерзавцу запугивать её. Она сохранила на лице улыбку превосходства и отступила от клетки, после чего отвернулась и пошла прочь.

– Драться весело должно быть, – продолжал рокотать Уфтхак у неё за спиной. – Вы ж даже этого усечь не могёте с ножами вашими и бредом про «глядите на меня, я лучше всех». Кабы ты нормальным бойцом был, мы б с тобой прям щас месились!

Даэмира продолжала удаляться, и монструозный орк позади начал кричать всё громче и громче, пока его голос не заполнил всю темницу, словно гром.

– Ну лады, шипач! Так и знай, я отсюдова выберусь, по-любому тебя найду, и драться буду не для потехи! Я тебя страдать заставлю! Слышь меня, шипач? Заставлю СТРАДАТЬ!

20

Босс пропал.

Новости неслись по Вааагх!у быстрее, чем топливо от багги по пищеварительной системе грота.

Босс пропал.

Это даже не всегда были новости или, как минимум, не прямо такие новости. Это было чувство, ощущение, некая форма врождённого знания, которое распространялось от одного орка к другому так, что отдельные векторы не сознавали того. Только что орк знал, что и почему делает, а в следующий миг внутрь уже просачивалась толика неуверенности. Кто главный без большого босса? Если два ноба о чём-то спорят, кто наставит их на путь истинный и сообщит, какова правда? Чтобы являться правдой, нечто не обязано было основываться на фактах, ещё нет; правдой являлось всё, что орки называли таковым галактике. Что бы ни объявил правдой главный орк, потом оно становилось правдой, а потом Вааагх! задавался целью позаботиться о том, чтобы галактика отражала эту правду.

Теперь правда состояла в том, что босс пропал, а это значило, что вся прочая правда ненадолго подвисла в воздухе, пока не найдётся новый босс. Конечно, касательно правды о том, кто будет новым боссом, у разных орков имелись собственные представления.

У разных орков и одного грота.

Снагги ощутил эту перемену раньше, чем кто-либо из его последователей. Ему уже доводилось переживать такое прежде, хотя тогда у него было преимущество: это ведь он стал причиной падения головы гарганта на конкретного варбосса, так что положение дел просматривалось весьма очевидно. Однако он распознал покалывание в воздухе, когда новые напряжения начали разливаться по собравшимся вокруг оркам.

Он принял подобающе героическую позу – ноги врозь, кулаки на бедрах, а голова слегка откинута назад – а затем нарочито прикрыл глаз. Убедившись, что достаточное количество последователей заметило это, и прямо перед тем, как кто-нибудь из погонщиков рядом начал замечать, что творится нечто странное, Снагги снова открыл глаза и театрально ахнул.

– Большой босс пропал!

Головы окружающих его гротов стали резко поворачиваться, пока он не оказался в центре толпы с широко раскрытыми глазами и чуткими ушами.

– Мне боги сказали! – провозгласил Снагги. Было несложно казаться одновременно потрясённым и взволнованным, поскольку именно так он себя и ощущал. Во имя Великой Зелени, что же такое применили шипачи, если оно позволило им вырубить Уфтхака Чёрного Гребня? И, что важнее, как мог Снагги Мелкожуб, Пророк Горка и Морка, а также самый первый гротобосс, повернуть эту ситуацию в свою пользу?

Одно было точно – попусту тратя время, ничего не добиться.

– Эт наш шанс, пацаны! – возвестил он. – Кто наверняка Уфтхака заменит?

Собравшиеся гроты переглянулись и издали разобщённое бормотание, в целом выражавшее неуверенность.

– Точняк! – ликующе произнёс Снагги. – Нет такого! Эт значит путаницу, а путаницу мы могём попользовать! Оркская военная машина без нас не пашет, так шо эт наш шанс! Подрезайте барахло, прячьте барахло и ломайте барахло. Кады орки разберутся, кто по-ихнему главный, Вааагх! уже никуда не сдвинется! Если им охота, шоб тачки ехали, а пушки стреляли, – гордо продолжил он, – тады придётся им нас умолять. Умолять!

– Ээ, босс? – подал голос Носик, робко подняв руку. Снагги ненавидел, когда гроты так делали, поскольку это обычно означало, что они либо тормозят его нелепым вопросом, либо – реже, но более досадно – нашли то, что казалось им логической дырой в его рассуждении, и он ненадолго и необъяснимым образом не сможет ответить, несмотря на очевидную разницу в интеллекте между ними.

– Да, Носик? – настороженно спросил он.

– А чо б оркам просто не навалять нам за то, что все крушим? – поинтересовался Носик. – Я к тому, что они ж сильно взбесятся.

– Может, может, – сказал Снагги. – Но, вы ж помнить должны, там будет зог какой замес, пока они разберутся, кто главный, и эт не для гротов драка. Чо за орк скажет, что он должен быть за главного, ежели в драке за него гроты победили? Да никто! Дык я вот об чём, – продолжил он, – орков пока будет сильно меньше, а нас тут ща стока же, так шо, может, придётся им для в кои-то веки нас послушать!

– Если орков будет сильно меньше, то чо шипачам помешает нас замочить? – спросил другой грот с нервной интонацией того, кто уже видел некоторое мочилово в исполнении шипачей и успел решить, что не желает никак в этом участвовать.

– Хорош думать, будто орки вас защитят! – рявкнул Снагги, шагнув вперед и отвесив гроту оплеуху. – Позорище! Ещё не въехал? Как по-оркски, мы тока на одно годимся: помирать, как им захочется! Можешь последний зуб поставить, эт значит, шо тебя подстрелят ядовитыми иголками шипачей, или ещё чо такое же плохое! Чо тебе терять?

– Ну, потроха мои, для начала…

– Слышьте, кабы свобода и слава добывались трусостью и мелкодушием, тады они б у гротов уже были! – произнёс Снагги, сделав полный оборот, чтобы обратиться к своей аудитории. – Нам надо крупней думать! Рисковать надо! Эт мы должны рулить всем лучшим барахлом. Вот и валите отседова и хватайте, чем рушить!

– Вы слышали босса! – крикнул Жулик, вживаясь в роль подручного грота Снагги и серьёзного аргумента в целом. – За дело!

– И резче! – добавил Снагги, заметив движение. – Погонщик идёт!

Толпа гротов кинулась врассыпную, будто сборище трупных сквигов, оказавшихся на свету, когда тело перевернули – с этим зрелищем многие из них были знакомы, поскольку мертвецы часто имели при себе вещи, которые стоило подрезать, но редко отбивались, разве что в крайне скверный день – и Снагги последовал за ними, так как не было никакого смысла подрывать своё прикрытие, оказавшись пойманным за произнесением воспламеняющих речей. Он заторопился сквозь постепенно усиливавшийся хаос орочьей армии, проклиная свою природную ауру величия, которая притягивала к нему подозрительных орков. Ему не хотелось быть обычным, но было бы полезно, если бы другие иногда воспринимали его как обычного, а не как умного, харизматичного лидера с исключительным изяществом…

– Уфф!

– Уфф!

Снагги повалился клубком конечностей, не все из которых принадлежали ему. На мгновение он испугался, что столкнулся с орком, но понял, что ошибся, ещё до того, как ему удалось вырваться на свободу. Сила удара и тембр кряхтения неуклюжего говнюка вели к единственному заключению: другой грот.

В сущности, они вели к единственному конкретному заключению.

– Низквик? – произнёс он, поднимаясь после падения.

– Снагги! – завопил Низквик, тоже рывком вскочив на ноги. – Пшли быстрее! Они босса забрали!

– Босса забрали? – переспросил Снагги, хмурясь. – Кто его забрал?

– Шипачи! – взвыл Низквик, словно это было очевидно. – Пришли с ихними небесными говнюками и расстреляли его дротиками, но потом сцапали и улетели! Он уронил Понтобой и ваще всё! Босса в плен взяли, и никто не знает, чо делать!

Снагги помедлил. С одной стороны, Уфтхак вне игры оставался Уфтхаком вне игры; это, вероятно, привело бы к раздору внутри Вааагх!а и именно той сумятице, на которую он делал ставку, чтобы попытаться взять власть.

С другой стороны, Уфтхак вне игры был совсем иным делом, нежели мёртвый Уфтхак. Этого большого старого говнюка в любом случае, скорее всего, было не так просто убить, а Док Шлакогрыз, по всем свидетельствам, уже спасал его, когда ему следовало бы быть покойником, но Снагги был бы готов попытать удачу даже где-то при восьмидесяти процентах вероятности, что Уфтхак и впрямь помер. Однако Уфтхак, которого только взяли в плен? Это была проблема. Имелись крайне низкие шансы на то, что он действительно мёртв, поскольку шипачи, наверное, решили, что с ним можно позабавиться, и довольно высокие шансы на то, что он как-то найдёт дорогу обратно к Вааагх!у, учитывая его упёртость и общую изобретательность.

Снагги был визионером, но при этом реалистом. Захват власти у Уфтхака Чёрного Гребня, официального и огромного большого босса, был почти безнадёжным предприятием; вот почему он до сих пор не попробовал сделать это. Захватить власть у новоиспечённого преемника было намного проще, хотя всё равно рискованно. Идти на все сложности ради захвата власти у пресловутого новоиспечённого преемника, но с крайне реальной возможностью, что Уфтхак вернётся и будет очень недоволен увиденным? Снагги это представлялось скверным применением его времени и энергии.

– Так на кой ты меня пошёл искать? – осведомился он, что представлялось логичным следующим вопросом; по крайней мере, пока он разбирается, как избавиться от Низквика.

– Ты ж самый умный грот, кого я знаю! – проныл Низквик. – Никто из орков не шарит, как босса найти! Они все просто стоят и спорят!

– Канеш, – усмехнулся Снагги, крайне позабавленный мысленным образом, который вызвали слова Низквика. – Канеш! Спорю, никто из них ваще не подумал отследить сигнал с молотка, а?

Брови Низквика плотно сдвинулись, выступив внешним отображением того, как две клетки его мозга пытаются возбудить несколько нейронов и разобраться, что Снагги имел в виду.

– Сигнал с молотка?

– Ага, – сказал Снагги, продолжая смеяться от мысли о том, насколько он умнее всех прочих орков. – Ты ж в курсах, я у механа раньше работал! Спец переделал Понтобой, шоб босс мог его назад к себе телипортить, но шоб оно работало, молоток и броня у босса на руке должны знать, где кто есть, верно? Значит между ними сигнал должон быть. Если прицепишь приспособу к молотку, смогёшь понять, в какой стороне босс и прям к нему прийти! – Он расхохотался и хлопнул Низквика по спине. – Вот в чём с орками беда, у них мозгов-то нету!

– Снагги, – выдохнул Низквик. – Ты ж гений!

– Ага, знаю, – скромно ответил Снагги, а затем нахмурился, поскольку Низквик развернулся и помчался прочь. – Алё! Ты куды пошёл?

Осознание пришло со скоростью и силой пинка сквиггота, и у Снагги перехватило дух. Его развели! Его предали! Низквик не просто бесстыдно раскопал ключевую информацию, которую мог знать только мудрый ум Снагги, теперь этот мелкий паршивец ещё собирался присвоить её!

Что ж, сквигожужелицы уже вылетели из горшка, ничего не скажешь. Так или иначе орки Тех-Вааагх!а узнают, как отыскать своего пропавшего большого босса и тем самым уничтожить лучший шанс Снагги свергнуть несправедливые структуры власти и стать настоящим Гротобоссом. Оставался всего один вопрос: позволит он Низквику приписать себе лавры и довершить его унижение? Или же извлечёт из подлости другого грота всё возможное и, когда большого босса вернут, хотя бы обманом убедит Уфтхака в своей верности, чтобы этот громила ослабил бдительность для какого-то ещё не придуманной схемы в будущем?

На этот вопрос существовал лишь один ответ.

– А ну вернись, гадёныш! – взревел Снагги и устремился в погоню за быстро уменьшавшейся фигурой Низквика.

21

­Уфтхак злился.

Он злился, поскольку шипач ему дерзил, а ещё злился, поскольку несмотря на злость, не имел возможности схватить его и разорвать на части. Он злился, поскольку знал, что шипач знал об этом и дерзил ему не просто чтобы разозлить, а чтобы разозлить его из-за того, что он не мог перейти к делу. Тот сознательно разозлил его при помощи его же собственной злости, и это злило ещё сильнее.

Однако, когда сиюминутная злость начала слегка остывать, Уфтхак заметил и другое ощущение. Оно было незнакомым – своего рода пустота посередине, слегка похожая на голод, но без мысли, что это удастся убрать, если съесть что-нибудь. Он действительно никогда не испытывал ничего подобного прежде, но, с другой стороны, прежде он не испытывал и ничего вроде заточения в маленькой металлической клетке без перспективы подраться с чем-нибудь или какого-либо способа выбраться. Он молотил по стенам и силовому полю по ту сторону прутьев, но даже его впечатляюще крупное новое тело сумело оставить всего лишь вмятины.

Он обдумал, не может ли это быть специфическая эмоция, связанная сугубо с заточением в маленькой металлической клетке без перспективы подраться с чем-нибудь или какого-либо способа выбраться, однако у него имелось мерзкое чувство, что это то самое «отчаяние», о котором говорил шипач.

Это понятие не было знакомо Уфтхаку, так как в жизни нормального орка случалось крайне мало ситауций, где оно было бы применимо. Ты либо дрался, либо занимался вещами, которыми занимаешься между драками – типа еды, или сна, или починки оружия, использованного в драке, или путешествия в поисках драки, и так далее. Если не нашёл драку, всегда можешь врезать орку рядом с тобой и начать её; такое не обязательно понравится твоему нобу, но тогда можно в итоге подраться с нобом, а это всё ещё драка, так что исходная цель достигнута.

Суть состояла в том, что орки живут настоящим моментом, и эти моменты зачастую сопряжены с насилием, которое их устраивает. Находишь драки, участвуешь в драках, а потом либо ищешь следующую драку, либо ты умер – что не идеально, поскольку означает отсутствие новых драк, но хотя бы показывает, что ты реально полностью выложился в последней. Если драк нет, и ты не можешь найти драку, а рядом даже нет другого орка, чтобы ему врезать…

Уфтхак не понимал шипачей и был вполне уверен, что и не хочет, поскольку для этого, вероятно, пришлось бы завязать мозг узлами, но босс шипачей, похоже не врал, когда говорил, что им нужны чужие страдания. Это уж точно во многом объясняло, зачем они делали некоторые из тех стрёмных вещей (хотя и открывало кучу иных вопросов, о которых ему с равной степенью уверенности не хотелось размышлять – как-никак, думанье имело свои пределы). Орку никогда не пришло бы в голову держать под рукой огромного врага и не драться с ним, но если шипач полагал, что пленник получит удовольствие от драки, разве не мог он вместо этого оставить того в клетке? Это было жестоко и стрёмно, а следовательно, сходилось со всем, что Уфтхак знал об этих говнюках.

Тем не менее, дохляки всех сортов имели обыкновение считать себя умнее, чем на самом деле, что делало их подверженными ошибкам. Он ещё разок треснул по стене, без какого-либо явного эффекта, а затем свирепо уставился через сумрачный коридор на камеру напротив него. Там что-то было, хотя он не мог в точности разобрать, что именно.

– Алё! – крикнул он, прибегнув к языку юдишек. – Вон ты! Есть мысли, как отсюдова свалить?

Раздался сухой скользящий звук, словно чешуйчатые кольца потерлись друг о друга, после чего на силовое поле противоположной камеры плеснула тёмная вязкая жидкость. Она начала стекать вниз, дымясь при этом.

– Видать, нет, – пробормотал Уфтхак и уселся ждать, пока представится какая-нибудь возможность.

Ход времени вообще сложно было отмечать в городе шипачей, не говоря уж о лишённых окон недрах того места, где находился Уфтхак. Однако он ждал так долго, что уже по-настоящему, нормально проголодался к тому моменту, когда произошло следующее событие.

Событие заключалось в том, что пол под ним подался и сбросил его в шахту.

– Какого зога? – удивлённо заорал он на лету, попутно отскакивая от стен и издавая лязг и грохот, когда задевал их пластинами брони. Он раскинул руки и ноги, вытянув их, и сумел упереться. При этом ладони неприятно нагрелись, но он переживал и куда худшее и остановился, распластавшись над уходящим вперёд провалом, куда не удавалось проникнуть тусклому свету из камеры наверху.

Уфтхак секунду подумал. Возможно, приложив колоссальные усилия, он бы сумел вскарабкаться обратно в камеру. Но какой в этом был бы смысл? Он не хотел находиться в своей камере; вполне вероятно, она являлась для него наихудшим местом пребывания. Если только у шипачей не было какого-то эквивалента самовольного механа, который потехи ради дёргает за рычаги – что, конечно, не исключалось – то падение вниз по жёлобу действительно было прогрессом. Это предполагало, что он кому-то для чего-то нужен, и с хорошими шансами там либо предстояла драка, либо её получилось бы устроить.

– Будь чо будет, – проворчал Уфтхак и разжал руки.

Какие бы ещё фокусы ни умели устраивать с гравитацией шипачи, здесь они этого не делали. Он камнем полетел вниз и уже как раз принялся задумываться о вероятном результате столкновения его новой возросшей массы и плоской поверхности после падения с такой высоты – результате, для которого могли бы подойти слова вроде «размазаться» – когда шахта начала изгибаться, и падение перешло в быстрое и несколько некомфортное скольжение. Ему хватило времени увидеть впереди светящиеся щели – какую-то решетку – а затем его ноги ударились в неё, она подалась, и он оказался с другой стороны.

И опять стал падать.

На сей раз обрыв был высотой всего лишь примерно в его рост, и Уфтхак приземлился посреди пыли и какофонии шума, не повредив ничего, кроме своей гордости. Он вскочил на ноги – похоже, новые габариты вообще никак его не замедлили – и оценил окружающую обстановку.

Прежде всего, тот проход, откуда Уфтхак только что выехал, уже снова закрывался. Он располагался в стене, которая поднималась ощутимо выше головы и тянулась в обе стороны, насколько хватало зрения. А над ней…

Шипачи. Много, много, много шипачей.

Этих говнюков было гораздо больше, чем удавалось сосчитать, а Уфтхак обнаружил, что считать он теперь умел довольно далеко. В основном они сидели, хотя тут и там кто-то подпрыгивал или перемещался, или же двое – и больше – прижимались друг к другу так, что создавалось впечатление, будто их совершенно не волнует происходящее вокруг. Многие глядели на него, и многие кричали. Это звучало не как боевой клич. Это звучало… Ну, это звучало как тонкая, слабая версия того рёва, который могут издавать орки, когда наблюдают соревнование между гонялами.

Уфтхак с некоторым недоверием отвернулся от стены с орущими шипачами и посмотрел назад.

Там была… война.

Только другая.

Высоко над ним по небу носились шипачи на своих летающих байках, бившиеся с другими шипачами на летучих досках, причём обе группы петляли среди шестов и узких башен, поднимавшихся от пола арены. На глазах Уфтхака град сверкающих осколков пронзил тело одного из ездоков на доске, который потерял контроль над своим движением и начал долгий полёт к земле в виде обмякшей фигуры, оставлявшей за собой кровавый след. Под усилившийся шум толпы байкер, совершивший убийство, триумфально потряс в воздухе кулаком, но явно забыл о бдительности: он влетел в нечто, от которого Уфтхак еле-еле сумел разглядеть только несколько едва заметных мерцающих струн, натянутых между башнями, а потом и он, и его байк распались на несколько кусков так аккуратно, словно их разрубил гигантский невидимый тесак.

По правую руку от Уфтхака ревела огромная двуногая рептилия. Она была больше, чем многие сквигготы, с громадной острозубой головой, уравновешенной длинным хвостом, и мощными задними лапами, на которых она передвигалась с удивительной быстротой и уверенностью, преследуя крошечные фигурки вокруг себя. Уфтхак хмыкнул, признав в них дохляков – даже более тощих, чем обычно, одетых в лохмотья и с одной лишь неровной щетиной там, где многие из их породы щеголяли длинными струящимися волосами. Стало быть, пленники или рабы, или же какая-то другая группа, попавшая в немилость у заправлявшего здесь босса. У них было крайне не-шипаческое оружие, просто заостренные колья. Не было никаких признаков отравленных дротиков или каких-нибудь чрезвычайно острых клинков, являвшихся визитной карточкой шипачей, равно как и признаков того, что имевшиеся у них примитивные орудия как-либо сдерживали хищника.

Вдалеке слева от Уфтхака происходило более равное сражение. Кажется, площадку сконструировали специально для этой цели: на ней были лужи блестящей синей воды, деревья с грушевидными стволами и странно гладкие белые стены. Потрепанный отряд юдишек перестреливался – в основном из своих световжикалок и крошечных стучащих стрелял – с группой синекожих рыбят. Рыбята уступали в числе, но, по прикидкам Уфтхака, шансы у них были хорошие: все знали, что они ни хрена не умеют драться, если подобраться вплотную, но их пушки делали дела. Юдишки робели, не желая рискнуть и выйти на небольшой участок открытого пространства между ними и врагами, однако Уфтхак мгновенно понял, что это была ошибка. Его анализ подтвердился, когда пушка одного из рыбят полыхнула слепящим разрядом энергии и насквозь пробила стену, испепелив юдишку, который присел за ней.

Уфтхак хохотнул. Даккой войну с рыбятами было не выиграть, требовалось подставиться под удар, чтобы подойти близко, а потом задать им. «Они не любят, кады им в рожу бьёшь», – сказал однажды Плохиш Понтобой, и Уфтхак уже несколько раз убеждался в этом.

Мысль о Плохише напомнила ему, что у него нет оружия. Он на пробу сжал руку и поучвствовал, как отжалась кнопка, но Понтобой не возник где-то примерно рядом с ним. Спец говорил, что у телипорта есть ограничение по дальности, но тот должен работать на любой дистанции, на какую Уфтхак сумеет закинуть оружие. Шипачи явно унесли его от пацанов сильно дальше, чем на дистанцию броска молота.

С неба к нему понеслись два нечётких предмета, и он вскинул одну руку, чтобы прикрыть лицо, а вторую отвёл назад, готовясь ударить, однако летающие объекты остановились сразу за пределами досягаемости кулака. Когда они не начали стрелять, Уфтхак немного опустил руку и изучил их.

Они смотрелись странно, вот только это были штуки шипачей, так что «странность», в общем-то, ожидалась. Они выглядели как гигантские обособленные линзы, которые удерживались на лету одним или нескольким из множества мигающих огоньков и выступов на рамках вокруг них. Предметы свободно покачивались в воздухе, колыхаясь от потоков ветра со стороны далёких взрывов или закручиваясь от гонок над головой, но сами линзы неизменно оставались устремлены на него.

– Это место, – решительно произнёс Уфтхак, – всё чудней и чудней делается.

Где-то предположительно в центре арены – хотя на самом деле Уфтхак не мог увидеть другой её край в силу меняющегося ландшафта и сражений, происходивших на пути – затрепетал воздух, и появился по-настоящему огромный шипач. Он был выше, чем гаргант, но Уфтхак заметил нечёткость и грубые края, так что стало ясно: это не по-настоящему, а какая-то проекция. Ну и хорошо: даже ему было бы нелегко драться с настолько большим шипачом.

Шипач заговорил на их тупом текучем языке. Уфтхак выждал пару секунд, чтобы удостовериться, не выучился ли он вдруг его понимать, а затем уже собирался вернуться к поискам оружия, когда одна за другой случились две вещи. Во-первых, он узнал другого шипача, только попавшего в кадр позади того, кто стоял и говорил: это был босс из подземелья, босс, с которым он дрался раньше! Выглядел тот очень недовольным, и Уфтхак ухмыльнулся, так как понял, что, должно быть, произошло. Тот босс хотел, чтобы он оставался взаперти, но этот босс решил, что всё-таки хочет, чтобы он подрался на арене! Что ж, это было забавно.

Во-вторых, перед говорившим шипачом появились два изображения его самого. Он был изрядно меньше, и на него смотрели сверху вниз: шипачи видели его так же, как летающие линзы. Говоривший шипач с презрительной улыбкой указал на него рукой, и толпа взорвалась пронзительными насмешками и воплями.

Уфтхак пожал плечами. Его совершенно не заботило, что о нём думают шипачи. Похоже, ему давали возможность подраться, что его устраивало, и какая разница, если это устраивало и их тоже. Возможно, он найдёт способ изменить ход игры на целой арене, полной шипачей; если нет, ему предстоит хороший замес. Чего ещё можно было желать?

Земля чуть впереди него задрожала, а потом из грязного пола арены появилась клетка. Мгновение стояла драматическая пауза, после чего передняя сторона упала. Наружу вышла крупная фигура, извернувшаяся, чтобы её непомерно массивные плечи пролезли в дверной проём. Множество тусклых огней сверху блеснуло на знакомой броне, сделанная из того же материала, который до сих пор пор украшал большую часть торса Уфтхака.

Лицо Уфтхака расплылось в широкой ухмылке. Ему выдали поиграться собственного клюватого!

22

Клюватый, как отметил Уфтхак не выглядел особо довольным своим пребыванием тут. Это было малость странно, поскольку из всех юдишек клюватые сильнее всего походили на орков: обычно они не убегали от хорошего замеса и продолжали драться, даже получив нормальную взбучку, поэтому напрашивалась мысль, что подобное место очень бы понравилось одному из них. Впрочем, клюватые также ненавидели всё, не являвшееся юдишкой, и вместо того, чтобы наслаждаться дракой, поскольку она означает возможность поубивать не-юдишек, порой как будто возмущались тем фактом, что им вообще приходится драться с не-юдишками. Глубинный поток ожесточения, похоже, вытягивал большую часть полагавшейся радости.

Всё это изрядно сбивало с толку. Уфтхак не питал настоящей ненависти ни к кому и ни к чему, вообще нет. В галактике существовала уйма вещей, которые ему не слишком нравились, и которые он полагал чудными, странными или бесящими, но с большинством из них он мог подраться, так что они были не так уж плохи. Но вот клюватые, в них-то ненависть горела.

Тем не менее, это ведь не Уфтхак поместил клюватого сюда – предположительно, это сделали шипачи, прямо как с Уфтхаком. Клюватые были умелыми бойцами; возможно, этот пожелал бы прислушаться к доводам.

– Алё, клюватый! – заорал Уфтхак на языке юдишек, указывая на толпу позади себя. – Хошь этих говнюков замочить?

Клюватый – облачённый в броню тёмно-синего цвета за исключением перчаток, которые были сочно-алыми – не ответил. Он просто протянул руку в клетку, откуда только что вышел, извлёк цепное рубило, щелчком переключателя запустил мотор и с рёвом бросился на Уфтхака.

Ну и ладно.

Уфтхак не встречался с клюватыми с тех пор, как стал нобом, не говоря уж про тот взрывной рост, который он претерпел, став большим боссом. Ему помнилось, что они размером с орка или крупнее, быстрые и смертоносные, а ещё закованы в доспех, который практически невозможно расколоть. Чтобы реально добраться до них, требовался ракетомёт или силовая клешня, ну или удерживать одного на земле, а куча парней пусть обрабатывает его рубилами, пока кто-нибудь не найдёт просвет или слабое место.

Однако это было тогда, а «размером с орка» – плохая характеристика с учётом того, что размеры орков различаются куда больше, чем у юдишек. Уфтхак дождался, пока клюватый окажется в пределах досягаемости, а потом выбросил вперёд удар.

Юдишки вообще обладали короткими руками по сравнению с орками, пусть и несколько опережали в длине ног. Кулак Уфтхака бухнул в грудь клюватого раньше, чем цепное рубило успело достичь его туловища, и хотя сразу после этого костяшкам стало малость больно, но клюватые и близко не были такими твёрдыми, как он помнил. Юдишка-переросток отшатнулся назад и с ошарашенным выражением на лице сел в грязь на полу арены, а с его нагрудника посыпались куски раздробленного украшения.

– С тобой кореша есть? – спросил Уфтхак, встряхивая руку. – Шоб чутка поинтересней было?

Это явно были неправильные слова, судя по тому, как клюватый вскочил на ноги и снова полетел на него. Похоже, ярость работала как прекрасный мотиватор, и Уфтхаку пару раз пришлось отступать назад и отбивать цепное рубило, пока клюватый изо всех сил пытался вонзить жужжащие зубья оружия в его плоть. Однако через несколько секунд стало очевидно: как бы клюватый ни злился, у него получится только раздражать. Уфтхак с некоторым разочарованием обнаружил, что он попросту слишком большой и слишком быстрый, чтобы обычный клюватый смог создать ему какие-либо проблемы.

Он мог бы довольно легко убить противника, отобрать у него рубило и одну за другой оторвать конечности, может, даже забить насмерть его же собственной ногой. Но хотя клюватый не проявил интереса помочь испортить тюремщикам праздник, что, если не дать ему выбора в данном вопросе?

Уфтхак схватил клюватого за руку с рубилом и начал вращаться. Он трижды крутанулся на месте, увлекая клюватого за собой, а затем громко крякнул от натуги и швырнул его высоко в воздух.

Прицел оказался верным. Честно говоря, Уфтхак рассматривал всю эту затею как беспроигрышный сценарий: если бы бросок не удался, клюватый влетел бы головой в стену, образовывавшую край арены, что было бы потешно, однако тот взмыл вверх, попутно дёргаясь, и легко преодолел её.

А потом упал в толпу ошеломлённых шипачей.

Уж что о клюватых можно сказать – так это что они всегда готовы к бою. Лишившись возможности поотрезать куски от Уфтхака, клюватый явно решил довольствоваться малым и принялся размахивать своим оружием. Шипачи заторопились убраться подальше от неистовствующего бронированного убийцы, появившегося среди них, но даже их молниеносные рефлексы и общая ловкость не особо помогали, поскольку со всех сторон их окружали другие им подобные, многие из которых сидели, а часть слишком увлеклась второстепенными развлечениями, даруемыми химическими стимуляторами – или друг другом – чтобы сразу понять, что происходит.

Шипачи-воины, будучи как следует вооружёнными и защищёнными, точно могли бы дать клюватому хороший бой. Однако это были не воины, а праздные зрители, имевшие при себе только до трех ножей и не питавшие большого желания выигрывать время для товарищей, жертвуя собственными жизнями. Уфтхак несколько мгновений понаблюдал за кровопролитием, после чего со смехом отвернулся.

Шипачи. Для вида, который так боится умереть, они затевали ужасно много драк с ужасным множеством врагов.

Летающие линзы опять приблизились к нему, хотя и оставались вне досягаемости. Это послужило сигналом к повторному появлению гигантской проекции босса шипачей, которая нависла над ареной. Тот больше не улыбался, что крайне развеселило Уфтхака. Он сделал куда-то в том направлении самый грубый жест рукой, на какой был способен, и хотя, как он подозревал, наблюдавшая толпа не знала точного значения этого движения, но общий вдох и изменение тональности шума вокруг намекали, что они как минимум уловили идею.

Шипач снова заговорил. Его голос усиливался, пока не стал раскатываться, словно гром или шум далёких взрывов. Затем он сделал рубящий жест рукой, и его изображение, мигнув, вновь исчезло. Уфтхак выжидающе осмотрелся. Он сомневался, что его вознаградят за изобретательный способ избавиться от клюватого, а значит, наверное, предстоял следующий и более опасный противник, что, сказать по правде, всё равно было не так уж далеко от награды. Его всё устраивало, пока не светило оказаться испарённым одной из их темносветовых пушек, хотя если бы шипачи сочли бы это единственным способ убить его, он всё же расценил бы и это как своего рода комплимент.

И действительно, над головой громче зазвучал знакомый визг подъёмников шипачей. Там было четыре мелких как-бы-байка, но они не заходили на атаку, а несли большой ящик, подвешенный между ними на тросах. Уфтхак оглядел их, гадая, не получится ли залезть на борт такого, когда они приземлятся – а если да, то хватит ли у машины мощности, чтобы поднять его, поскольку теперь он весил, наверное, в десять раз больше среднестатистического шипача. Но тут эти говнюки, похоже, его переиграли. Они разом остановились, так что ящик оставался на некотором расстоянии от пола, и одновременно отцепили тросы, отправив его в полёт вниз, после чего умчались прочь ещё до того, как он ударился об землю.

Ящик выглядел довольно прочным, но, вероятно, было подстроено так, чтобы он развалился при падении, поскольку именно это произошло сразу при контакте с полом. Уфтхак прищурился, глядя в пыль, поднявшуюся при ударе, и пытаясь понять, что внутри. Там была огромная тёмная фигура, однако…

Что-то взревело, и Уфтхак замер от удивления. Он знал этот голос. Но такого не могло быть.

Обитатель ящика тяжело вышел из облака пыли и ударил себя в грудь, ревя от первобытной свирепости. Кровь Уфтхака, разгоревшаяся от предвкушения очередной драки, застыла в жилах. У желудка как будто выпало дно.

Существо перед ним было его размеров, возможно даже крупнее, но в то время, как Уфтхак сохранил характерные орочьи пропорции, об этом чудовище такого сказать было нельзя. Оно было гротескно раздутым, из плоти торчали ампулы, а по всему телу виднелись блестящие авто-инъекторы. Правая рука была несоразмерно длинной; левое плечо располагалось выше правого, а позади него приделали третью руку, росшую из грудной клетки и окруженную пластинами приживленных мускулов. Кожу на спине туго натягивали бугристые выросты деформированного позвоночника, но оно всё равно перемещалось с пугающей, обезьяньей быстротой и силой. Это была типичная работа лечил шипачей, насколько Уфтхак успел её повидать: принуждение тела выйти далеко за пределы всего, что когда-либо задумывалось природной биологией, и добавление в смесь собственных безумных изменений.

Однако жутким было не это. По-настоящему Уфтхаку действовало на нервы то обстоятельство, что кожа твари имела такой же тёмно-зелёный цвет, как у него самого, а крошечное лицо, почти погребённое между чрезвычайно увеличенными плечами, было ему знакомо.

– Закидала? – выдохнул Уфтхак. – Какого зога?

Это был Закидала, никаких сомнений. Его правая рука теперь заканчивалась не силовой клешнёй, а предплечьем и кистью, которые, видимо, взяли у другого орка и приживили ему, прежде чем подвергли чему-то, вызвавшему этот огромный, неестественный рост, однако черты определённо были его. Уфтхак отыскал взглядом лицо бывшего подчинённого, ища признаки узнавания, но не обнаружил их: зрачки Закидалы были булавочными остриями, которые бешено перемещались, словно он мощно перебрал со стимуляторами.

А потом они остановились на Уфтхаке, и существо бросилось в атаку.

Не прозвучало никаких предупреждений, никаких ругательств или обвинений в плохом командовании, или хотя бы простого: «Вааагх!». В рёве, исходившем изо рта Закидалы, отсутствовал даже такой уровень сложности. Это был звериный вопль и не более того. У Уфтхака едва осталась секунда, чтобы приготовиться, а затем Закидала налетел на него.

Многие виды в галактике были бы ошеломлены нападением со стороны одного из своих, особенно столь ужасно преображённого. Уфтхаку было омерзительно то, что сделали с его собратом-орком, но драться с другими орками ему доводилось уже много раз, так что само по себе это не являлось для него проблемой, с которой требовалось разбираться. Проблему скорее создавал тот факт, что у Закидалы теперь было три руки, а у него всего две.

– Соберись, зог тебя! – взревел Уфтхак, заблокировав два удара, но получил третий по рёбрам. – Уфф! Ты чо удумал? Тебе шипачи в башку залезли?

Он чётко приложился левой рукой Закидале в челюсть, не произведя особого эффекта, а потом Закидала схватил Уфтхака за запястья двумя руками, а третью отвёл назад, после чего попал кулаком точно ему между глаз.

– Ох! – заорал Уфтхак, и у него перед глазами вспыхнули звёзды. Он выплюнул зуб, но потом его зрение снова сфокусировалось на верхнем левом кулаке Закидалы, отдалявшемся для второго захода, а Уфтхак знал, что ещё раз такого пробовать не хочет. На сей раз, когда Закидала ударил, Уфтхак сумел отклонить голову вбок, а затем повернул её и сомкнул челюсти на предплечье второго орка.

Закидала взревел от боли и отдёрнул руку. По крайней мере, боль он всё ещё чувствовал; на какое-то мгновение Уфтхак успел забеспокоиться, что шипачи доверху накачали его каким-то наркотиком, чтобы избежать этого, но, конечно же, этим уродам хотелось как можно больше страдания с обеих сторон. Уфтхак не собирался упускать своё кратковременное преимущество и потому бросился всем телом вперёд, вложившись в чудовищный удар головой, благодаря которому его лоб угодил ровно в центр лица Закидалы.

Отсутствие сколько-либо заметной шеи также означало, что телу Закидалы больше было нечем амортизировать атаку, и даже его новообретенной туше стало нелегко работать, когда управлявшие ею остатки мозга получили такой удар. Уфтхака и самого немного повело, но ему хватило возможностей, чтобы вырвать руки из слабеющей хватки Закидалы и вбить одну ногу в живот противника. Показалось, будто он пнул бок гарганта, однако это заставило Закидалу отшатнуться на шаг в сторону. Уфтхак последовал за ним, держась ближе к одной руке, а не к двум, и выбросил ещё один удар, от которого Закидалу снова качнуло. Уфтхак торопливо огляделся в поисках оружия, но тщетно: шипачи явно задумали, чтобы они забили друг друга насмерть голыми руками.

Закидала уж точно выглядел готовым пойти на это. Он бросился на Уфтхака, протягивая вперёд правую кисть и стремясь удержать его на месте, пока два левых кулака займутся избиением. Уфтхак извернулся, поймал хватающую конечность за запястье, подсунул бедро под надвигавшееся тело Закидалы, а потом дёрнул вперёд и вверх. Ноги Закидалы оторвались от земли, и его громада описала в воздухе нескладную дугу, после чего упала в грязь с такой силой, будто взорвалась бомба.

Уфтхак не стал терять времени впустую. В отношении того, что можно было бы из щедрости назвать интеллектом, не осталось никаких признаков орка, которого он знал. Что бы ни сделали шипачи с Закидалой, когда сцапали его – видимо, тогда же, когда схватили Уфтхака – это не ограничилось увеличением размеров. Теперь он полностью исчез, став таким же безмозглым убийцей, как какой-нибудь жукоглазый, и с этим можно было разобраться всего одним способом.

Какую бы сомнительную пользу ни принесло Закидале вмешательство шипачей, но его деформированное тело не давало возможности особо легко подняться с земли, оказавшись там. Закидала успел секунду потрепыхаться, толком не преуспев, после чего Уфтхак принялся молотить орка по лицу, уперевшись левой рукой в правое плечо Закидалы и поставив колено тому на живот. Орочьи черепа славились толщиной и прочностью, они могли выдержать поразительный объём грубой силы, не получив таких повреждений, которые бы не сумел исправить лечила при наличии нескольких металлических пластин и небольшого количества клея, однако Уфтхак был намного крупнее, чем раньше, и бил намного жёстче.

А ещё он был зол.

Первый удар пришёлся точно. Второй Закидала частично заблокировал верхней левой рукой, но нижняя у него уже обмякла. Если бы Уфтхак задумывался на этот счёт, то мог бы предположить, что недавно приживленной конечностью было не так просто управлять при каких-то повреждениях нервной системы, но его больше волновало, как закончить дело. Третий удар проскользнул мимо защиты Закидалы и снова попал в цель. Глаза орка на миг закатились, и теперь, похоже, его перестало слушаться всё тело. Он задёргался, но казалось, будто все новообретённые мышцы превратились в воду.

Уфтхак продолжал бить. Он продолжал бить до тех пор, пока Закидала не затих, а от его лица не осталось ничего, кроме зелёно-красного месива, поскольку Уфтхак не собирался позволить этому говнюку снова встать у него за спиной. Закидала был годным нобом, но шипачи схватили его и превратили в своё оружие, а орк так жить не должен. Уфтхак знал, что предпочёл бы смерть, поэтом представлялось логичным, что так же поступил бы и Закидала, останься от него достаточно, чтобы выразить это словами.

Больше ему уже ничего не светило выразить. Уфтхак отвёл назад кулак и нанёс ещё один удар – просто, чтобы продемонстрировать шипачам, что его не парит забить одного из своих нобов насмерть.

Когда его кулак соприкоснулся с тем, что осталось от лица Закидалы, земля содрогнулась.

В сущности, она содрогнулась так сильно, что Уфтхак растянулся сбоку от трупа Закидалы. Когда зелёная убийственная ярость стала отступать, а рёв в ушах стих, Уфтхак осознал, что шум арены вокруг него изменился – и не только из-за того, чем занимался клюватый на трибунах позади. Взрыв есть взрыв, в общем-то, но наверху раздавался мощный грохот нормальных двигателей, а не визгливых подъёмников шипачей, и прокатывавшийся по арене звук был не шипением юдишкиных световжикалок или рыбячьих мегапалил.

– Я знаю эти пушки, – произнёс Уфтхак.

23

Игры на Арене Смертельной Скорби многие считали лучшими во всём Порте Таварр и, в сущности, даже за его пределами. Возможно, Культ Серебряных Осколков превосходил их в плане незамутненного варварства условий, где соревновались гладиаторы, однако развлечения Смертельной Скорби были масштабнее по размерам, зрелищности и разнообразию. Даэмира посещала их прежде, но не по приглашению верховного суккуба культа и не в такой роскоши. Со своего места в Большой Ложе она могла наблюдать за каждой из линз, летавших по арене и отслеживавших отдельные состязания и схватки, и передать её сигнал на свой персональный экран. Она даже смогла бы, возникни у неё такое желание, пересмотреть особенно занимательные смерти или проявления воинской доблести ещё раз, или в замедлении, или с других ракурсов. Тем временем под рукой были рабы, готовые поднести ей самую изысканную пищу и напитки прямиком c личных кухонь Ксурзули.

Это была вульгарная демонстрация богатства и власти, но, тем не менее, впечатляющая. Госпожа Культа Смертельной Скорби хотела, чтобы не осталось никаких сомнений в том, сколь мало она нуждалась в своих нынешних партнёрах. Даэмира бы не удивилась, если бы Ксурзули Миндрекс вознамерилась сама стать главенствующей силой в Порте Таварр, когда с орочьей угрозой будет покончено. Это было бы необычно – культы ведьм, как правило, держались в стороне от подобных публичных политических манёвров, предпочитая вступать в союз с кабалами ради обоюдной выгоды и обрывая узы, если казалось, что они просчитались – но не являлось совсем неслыханным делом.

Рядом с Даэмирой довольно посмеивался Дхалгар, наблюдавший за тем, как стая бритвокрылов повергает жирного бородавчатого двуногого из незнакомого Даэмире вида, и рвёт его на части. Её брат поглощал предлагаемые зрелища и смаковал создаваемые ими порывы психических страданий, как будто полностью позабыв о своей предыдущей перепалке с Макулатиксом, который с жутковатым наслаждением следил за бесчинствами порабощённого гротеска – захваченного у Ковена Кривого Клинка, насколько могла судить Даэмира. Ксурзули пребывала в хорошем настроении, она представляла толпе всевозможные состязания и бойцов и проецировала себя в центр арены в виде гигантского образа, что, по мнению Даэмиры, отчасти отражало размеры самомнения суккуба.

Даэмира посмотрела в другую сторону, в направлении Цистриала Вирна. Она просто проверяла, чем занят другой архонт, что всегда разумно делать, находясь вблизи от того, в чьих мотивах не можешь быть полностью уверен. И была ошеломлена, встретив взгляд Цистриала, поскольку тот уже смотрел на неё.

– Ах, – проговорила Даэмира и сглотнула. В горле необъяснимым образом предательски пересохло. Что же до Цистриала, его глаза дёрнулись: практически невидимое движение, но для того, кто обладал опытом Даэмиры в распознании микро-языка взаимодействий друкхари, оно было столь же очевидным, как виноватое вздрагивание. Цистриал явно не планировал, что его заметят наблюдающим за ней; архонт Кабала Опускающейся Ночи вынашивал вероломные намерения?

– Наслаждаетесь играми? – непринуждённо спросил Цистриал, но его тон был слишком уж намеренно-небрежным.  Он уже отвернулся, словно вновь устремил своё внимание на представление, однако его экран переключал трансляции с одной леталинзы на другую. Это была маскировка, и при том плохая.

– Безусловно, – ответила Даэмира. Их союз сохранял значимость, и ей не хотелось рисковать им, вступая в конфронтацию с соперником из-за подобной мелочи. – Не припомню, чтобы мне доводилось видеть столь же грандиозное шоу.

Слова во рту казались неестественными и безжизненными, но что сказано, то сказано.

– Ах, друзья мои, но лучшее ещё только предстоит, – произнесла спереди Ксурзули, откидываясь назад, пока её пронизанные клинками волосы не свесились между ними. – Я возлагаю большие надежды на следующее пополнение!

Она выпрямилась в своём кресле и переключила маленький рычажок. Несколько секунд ничего не происходило, но потом трансляции переключились, сфокусировав внимание на одних решётчатых воротах, встроенных в стену арены.

– И что мы должны увидеть? – спросил Цистриал. Интонация его голоса очень отличалась от искусственной легкомысленности несколькими мгновениями ранее. Теперь тот был сильным и уверенным, а вопрос явно содержал в себе намёк, что отсутствие очевидного объекта наблюдения представляется ему не следствием собственной невнимательности, а неудачей со стороны хозяйки.

– Момент, – сказала Ксурзули, однако явная задержка очевидно привела её в раздражение. Впрочем, через пару секунд решётка с лязгом распахнулась, и на большой скорости выпустила в грязь на полу арены огромную фигуру.

Даэмира отчати ожидала этого, но всё равно поймала себя на том, что подалась вперёд, а её руки стиснули подлокотники роскошного кресла.

– Ксурзули! Вы выпустили аракхиа?

– Конечно, – отозвалась Ксурзули. Выражение её лица было наполовину пренебрежительным, наполовину озадаченным. – Почему нет?

– Разве я вам не рассказывала о моём разговоре с этим существом? – произнесла Даэмира. – Оно призналось, что их порода процветает за счёт сражений.

– Что очень кстати, ведь я намерена процветать за счёт его сражений, – сказала Ксурзули со злым смешком. – Моя цена за присоединение к вашему альянсу состояла в том, что мы возьмём этого зверя живьём. Вы правда думали, будто я позволю ему без толку гнить в моих темницах?

Она снова включила проекцию и встала, позволяя арене упиваться её величием. Образ навис над всеми, и она заговорила:

– Достопочтенные гости и хнычущие ничтожества! Культ Смертельной Скорби с гордостью представляет наш свежайший экспонат, громадного и смертоносного предводителя банды аракхиа, создававшей такие проблемы в Сабельных Вратах и Порте Таварр!

Пара леталинз метнулась вниз и сфокусировалась на Уфтхаке Чёрном Гребне, который свирепо уставился на них. Даже на таком расстоянии от этого создания, даже зная, что оно её не видит, Даэмира ощущала силу и ожесточение его взгляда.

– Первое испытание для нашего последнего гостя – старый фаворит, на чьём счету множество убийств на арене, – провозгласила Ксурзули. Её голос сочился садистским весельем. – Более того, мне сообщили, что та конкретная каста воинов мон-кей, к которой принадлежит этот Маркус Диаз, питает к аракхиа особую ненависть. Посмотрим же, как они выступят друг против друга!

Из пола арены поднялась клетка, которая извергла из себя огромную бронированную фигуру, знакомую каждому, кто хоть сколько-то воевал против мон-кей.

– Космический десантник? – произнёс Макулатикс, сцепляя пальцы на своих природных руках. – Как вы раздобыли его живым?

– Я не могу разглашать секреты моих укротителей, не так ли, мастер-гемункул? – усмехнулась Ксурзули. – Бросьте, это должно быть хорошее представление!

– У космического десантника нет шансов, – без обиняков сказала Даэмира. Ксурзули яростно глянула на неё, и она снова молча стала смотреть свою трансляцию.

Вскоре её правота подтвердилась. Уфтхак сбил воина мон-кей с ног, отразил яростный натиск, который убил бы многих оппонентов, а потом попросту закрутил космодесантника и швырнул того в толпу, продемонстрировав поистине ошеломляющую силу. Даэмира не сумела бы даже приподнять гигантского мон-кей, закованного в броню, хотя, честно говоря, она не стала бы и пытаться. Уфтхак избавился от противника куда более примитивным способом, чем сделала бы она, однако всё равно с брутальной эффективностью.

– Мнение Даэмиры было верным, – прокомментировал Цистриал. Он украдкой глянул на Даэмиру, а затем добавил: – Возможно, было бы полезно посоветоваться с тем, кто по-настоящему бился с этим существом, прежде чем выставлять против него несколько разочаровывающего соперника.

Ксурзули не удостоила его ответа. Леталинза проследовала за Маркусом Диазом в толпу и в деталях показывала резню, начавшуюся, когда разъярённый убийца стал вымещать свою досаду на бедняках, которые набились на ближайшие места. У них не было высококлассных систем леталинз, чтобы по желанию пробовать множество удовольствий; они впитывали лишь то, что происходило перед ними, и жили с риском случайной гибели при неожиданном побеге. Разумеется, культ мог бы возвести преграду, но где в этом забава?

– Кто-нибудь, усмирите мон-кей, пока он не добрался до кого-то важного, – отрывисто скомандовала Ксурзули. Затем она повернулась к Макулатиксу. – Мастер-гемункул, посмотрим, как аракхиа отреагирует на знакомое лицо?

– Это едва ли моя лучшая работа, учитывая ограниченное время и инструменты, которыми приходилось трудиться, – произнёс Макулатикс с фальшивой скромностью. – Впрочем, я заинтригован, как пройдёт состязание.

Ксурзули кивнула – как будто существовала хоть какая-то вероятность того, что суккубу станут возражать на её собственной арене – и вновь поднялась на ноги. Небо повторно заполнило её гигантское подобие, а также менее крупные изображения Уфтхака, хотя даже они были достаточно большими, чтобы все их увидели.

– Похоже, зверь хочет поиграть, – провозгласила Ксурзули. – Очень хорошо. Поглядим, как он справится против себе подобного!

Она рубанула рукой, и её образ опять исчез. Но когда голос суккуба перестал грохотать по арене, Даэмира наклонила голову и внимательно прислушалась.

Цистриал наклонился поближе к ней, пока их лбы едва не соприкоснулись, и руки Даэмиры снова сжались. Это была совершенно естественная реакция на то, что потенцальный враг находится настолько рядом, однако архонтесса не собиралась отдёргиваться назад.

– Ты тоже это слышишь? – спросил Цистриал, понизив голос, и Даэмира заставила себя сконцентрироваться в первую очередь на том, что она слышит, а не на том, что лицо соперника находилось в считанных дюймах от её собственного.

– Да, – тихо ответила она через пару секунд. Теперь архонтесса и впрямь откинулась назад, в животе зашевелилась тревога. Звуки боя на арене были громкими и вездесущими, но появился новый шум, которого Даэмира точно раньше не слышала. Или, скорее, слышала, но не здесь.

Она слышала его в другом месте Порта Таварр, а ещё в Сабельных Вратах, поскольку это был далёкий звук массированной стрельбы орочьего вооружения.

– Я же велела не беспокоить нас! – бросила Ксурзули, чем на миг удивила Даэмиру, пока та не поняла, что суккуб, должно быть, говорила со своим подчинённым, обратившимся к ней посредством передающей волны. Даэмира увидела, как блестели глаза Ксурзули, следившей за клеткой, которую несли четыре рейдовых реактивных мотоцикла, и распознала признаки гиперфокусировки. Способность обращать всю свою концентрацию на противника являлась мощным инструментом в боевом арсенале ведьмы, однако это имело минус в виде слепоты к угрозам более общего плана. Было много банд ведьм, которые бросались вглубь вражеских рядов, но, охваченные желанием проливать кровь, не замечали, как фланги противостоящей армии берут их в кольцо.

Вот для этого и нужен архонт, с некоторым самодовольством подумала Даэмира. Кабалы не отказывали себе в гедонистическом побоище сражения, но никогда не доходили до отключения самосохранения. Однако было похоже, что Ксурзули потребуется подсказка.

– Аракхиа приближаются! – торопливо произнесла Даэмира. – Ксурзули, неужто вы их не слышите?

На лице суккуба Смертельной Скорби, повернувшемся к Даэмире, была ярость, но, похоже, она больше не могла отгораживаться от реальности. Тем не менее, Ксурзули рассмеялась.

– Ну и что с того? Эта арена в равной мере и стадион, и крепость! Вы искренне считаете, что они смогут проникнуть на неё?

– Да, – произнёс Цистриал, прежде чем Даэмира успела ответить. – Ксурзули, вы встречались с аракхиа только во время рейдов, когда им трудно причинить вред, но реагируют они медленно.  Нападая, они обладают грозным сочетанием хитрости и жестокости. Мы до сих пор даже не понимаем, как им удалось подчинить своей воле отключённый портал паутины, чтобы вообще попасть сюда!

Выражение лица Ксурзули сделалось почти капризным, но она на секунду прислушалась в передающим волнам, а затем издала раздражённое шипение.

– Они атакуют дальний конец арены, пытаясь пробиться. Стена пока держится, но они подтягивают те грубые эквиваленты титанов. – Она улыбнулась, показав зубы. – Конечно, нечего и говорить, эти дикари даже способны попасть из своих пушек в цель размером со стену.

Даэмира бросила взгляд на трансляцию с леталинзы. Уфтхак боролся с творением Макулатикса – чрезвычайно увеличенным орком и приживлённой третьей рукой – однако уже взял верх и методично проламывал череп бывшего товарища своим кулаком. Уфтхак занёс руку для последнего удара.

Когда тот достиг цели, земля содрогнулась.

– Кажется, они попали в стену! – торопливо сказала Даэмира. На дальнем краю арены уже поднималась пелена дыма и пыли, которая была видна несмотря на разделявшие их мили.

– Значит, они пришли на смерть! – выплюнула Ксурзули. Суккуб выпрямилась в полный рост, и круглая крыша арены начала извергать наружу один корабль за другим: её воины покидали свои места и грузились на борт, готовясь дать бой звероподобным захватчикам. Ксурзули сделала жест рукой, и в ухе Даэмиры внезапно зажужжали сигналы передающих волн от её собственных подчинённых, которые отчаянно пытались привлечь внимание архонтессы.

– Вы блокировали наши передачи? – сердито вопросила она. – Зачем?

– А вы бы оскорбляли меня, уделяя красотам величайшего шоу, какое когда-либо видели, не всё ваше внимание? – фыркнула Ксурзули.

– Поступи мы так, все могли бы узнать о появлении армии аракхиа до того, как они пробили дыру в вашей стене, – произнёс Макулатикс голосом, источавшим презрение.

– Ваше творение было низкопробным разочарованием, – сказала Ксурзули, словно мастер-гемункул не озвучил ничего существенного. – Я больше не стану обращаться к вашим услугам по созданию бойцов для арены. А теперь идёмте. Нам нужно заняться делом.

В поле зрения появились две снижавшихся машины. Одной из них был «Рейдер», набитый кровавыми невестами Ксурзули. Второй – личный «Яд» великого суккуба с совершенно пустым пассажирским отсеком.

– И что же это за дело? – не без некоторой робости поинтересовался Дхалгар. В кои-то веки мысли Даэмиры совпадали с мыслями её брата, поскольку быстро оказалось, что Ксурзули миновала пределы силы воли и уверенности в себе, которых можно ожидать от суккуба во главе могущественного культа ведьм, и перешла в мир самообмана.

– Вожак аракхиа, конечно, – сказала Ксурзули. Она запрыгнула на борт своего корабля и взяла агонизатор и глефу, ожидавшие её. – Раз уж моему пленному мон-кей и творению Макулатикса не удалось положить конец его существованию, то, возможно, для этого хватит объединённых сил отважных лидеров Порта Таварр? Если только вы не предпочтёте остаться здесь, – добавила она, – и позволите мне единолично забрать его голову.

Даэмира посмотрела на остальных, но обнаружила в ответных взглядах единодушие. Несмотря на вероломство её брата, на хлипкость её альянса с Макулатиксом и продолжавшуюся неясность мотивов Цистриала Вирна, никто из них не желал дать Ксурзули Миндрекс сразиться с Уфтхаком Чёрным Гребнем в одиночку. Если бы она это сделала и победила, то наверняка затмила бы их.

Ни один из них не собирался позволить кому-либо иному взять достаточно власти и стать неоспоримым правителем Порта Таварр, и это означало действовать заодно – пока что – чтобы кто-то один не получил преимущества.

– Разумеется нет, великий суккуб, – ответила Даэмира от лица всех, и они взошли на борт транспорта Ксурзули. – Давайте сразим зверя вместе.

24

­Когда по арене раскатился гром орочьих пушек, Уфтхак довольно ухмыльнулся. Шипачи, которых он видел в толпе – те, кого не убил клюватый, и те, кто от него не сбежал – явно были встревожены происходящим, а Уфтхак наслаждался каждым мгновением этого. Лыбящиеся высокомерные говнюки, которые вели себя так, словно высокий рост, худоба и долгая жизнь делали их лучше всех остальных! Давно пора было кому-нибудь въехать к ним домой и преподать пару уроков.

Шипачи были не единственными, кто понял, что означали колоссальный взрыв и изменение тональности стрельбы. Оставшиеся юдишки и рыбята перестали палить друг в друга и присели на корточки, направив своё оружие в сторону новых звуков. Их сгрудившиеся фигуры производили впечатление пленников, которые раньше убивали друг друга в силу того, что в противном случае их всё равно убьют тюремщики, но теперь осознали, что тюремщики, возможно, уже не главные, и не до конца уверены, улучшает ли это их перспективы. Уфтхака подмывало подойти к ним и напинать просто из принципа, но в этом виделось мало смысла. Было бы намного потешнее дождаться, пока они решат устроить месть шипачам.

К слову о последних…

Шум визжащих двигателей возвестил о прибытии новых кораблей шипачей, которые поначалу шли быстро и высоко, а затем сбросили ход и стали падать прямо к нему. Первым был летающий грузовоз, набитый реально вёрткими шипачами, которые носили мало одежды – видимо, чтобы та не мешала вертеться. Другим был один из мелких юрких самолётов, и глаза Уфтхака сузились, когда он увидел, кто там ехал.

Двое были ему незнакомы – напоминающий труп многорукий шипач, который слегка походил на того, кто пырнул его своими пальцами, и парил в воздухе, как Спец теперь, а также светловолосый и бледный в тускло-зелёной броне – но он узнал трёх остальных. Первый проецировал себя над ареной и, похоже, заправлял этим местом. Вторым был тот, с которым Уфтхак говорил из камеры – босс шипачей, порезавший Узгита и его пацанов. На третьего понадобилась секунда, но в его доспехе и позе было что-то очень знакомое. Уфтхак прежде не видел его лица, но именно выражения испуганной ненависти он бы и ожидал, учитывая их предыдущую встречу.

– Я ж тя знаю! – заорал он, указывая на шипача, который и впрямь слегка дёрнулся. – Ты ж мне руку отрубил, а я на тебя грузовоз уронил!

Шипач спрятал своё лицо, надев шлем свирепого вида – что добавило вопрос, как он отрастил откушенную Принцысом руку, к изначальному вопросу, почему он не остаётся очень плоским размазанным пятном где-то в другом месте – и они со спутниками взяли наизготовку оружие. Там на виду было много кнутов, мечей и вообще остроконечных приспособлений, а здесь был Уфтхак без какого-либо вооружения.

Это было неправильно. Коль скоро шипачам пришлось отправить целую шайку их боссов, чтобы убить его, то, действительно, он воспринимал это как способ не хуже других отправиться на встречу с Горком и Морком, однако драться с ними голыми руками казалось малость разочаровывающим. Если б у него только был при себе Понтобой, чтобы дать им нормальный бой…

Но погодите-ка секунду…

Должно быть, он уронил Понтобой, когда его отравили небесные говнюки. Наверняка ведь молот подобрал кто-то из парней? Это было зог какое хорошее оружие: весь смысл заставлять Спеца прилепить туда маячок телипорта в том и состоял, чтобы никто не спёр молот, когда Уфтхак его во что-нибудь метнул, так что ни один уважающий себя орк не оставил бы его просто лежать на земле. А раз пацаны находились здесь, то это, предположительно означало, что и молот тоже, а следовательно, он должен был снова оказаться в зоне досягаемости.

Времени для полумер не оставалось. Уфтхак развернулся к шипачам и треснул себя по груди ладонью, кнопкой и всем остальным.

25

Даэмира схватилась за поручень «Яда», готовясь выпрыгнуть наружу, как раз в тот момент, как орочий вожак в типично звериной манере ударил себя в грудь...

...и исчез.

Последовала долгая тишина.

– Что, – произнесла Ксурзули Миндрекс тоном, который грозил немедленным и разнузданным насилием, если события не перестанут её разочаровывать, – сейчас произошло?

26

­Уфтхаку довольно-таки нравилось ощущение телипортанья. Мир на мгновение становился реально разноцветным и громким, всё орало на тебя и временами пыталось съесть, а потом ты прибывал к месту назначения уже раскачавшимся и готовым драться со всем, что найдёшь. Однако обычно он этого ожидал, поэтому сейчас его малость застало врасплох. Он пошатнулся, сделал шаг влево и столкнулся с чем-то твёрдым.

– Чо? – признёс Уфтхак и осознал, что его правая рука что-то держит. Он посмотрел туда.

Это был Понтобой.

– Босс! – радостно завопил голос. Уфтхак моргнул, прогоняя последние остатки дезориентации, и понял, что вместо того, чтобы стоять на полу арены и дожидаться, когда боссы шипачей попробуют его убить, он снова находится на корме грузовоза, а прямо перед ним стоит Могрот Красножуб. Позади Могрота скакал вверх-вниз и возбуждённо повизгивал Принцыс.

– Зог побери! – гаркнул Уфтхак, заставив орков вокруг на миг съёжиться. – Эта штуковина ж должна была ко мне попасть, а не я к ней! У меня реально клёвый замес на подходе был!

Он огляделся по сторонам. Грузовоз шёл во главе широкого фронта орочьих машин, который прорывался на арену шипачей, паля из своего вооружения на всю катушку. Над головой ревели истребомберы с полыхающими пушками, атаковавшие летунов и небесных говнюков. Позади сотрясающую землю поступь топтунов заглушали только взрывы, которые раздавались, когда тяжёлые боеприпасы с грохотом уносились вдаль и детонировали на трибунах, вышибая из колоссального сооружения огромные куски.

– Хотя ваще так норм, наверное, – неохотно признал Уфтхак. Он посмотерл вниз. – А чо пол липкий?

– Дык босс, ты ж стоишь, где Скарбад был, – пояснил Ваззок, ещё один бывший член банды Уфтхака, который с тех пор продвинулся и возглавил собственную банду. Это были те парни с пулялами, которыми сейчас была набита корма грузовоза, жавшиеся к бортам, поскольку Уфтхак нынче занимал много места. – Мы ему твой молоток дали, шоб держал, если мы тебя найдём, – продолжил Ваззок, – но походу эт ты нас нашёл. Кады ты появился, он вродь как взорвался.

Уфтхак хмыкнул.

– Вы как узнали-то, где меня искать?

– Эт грот! – взбудораженно сказал Могрот. – Ну ты в курсах, босс, твой грот.

Уфтхак наморщил лоб.

– Чо, Низквик?

Он не мог представить, чтобы Низквик знал, где искать собственные руки.

– Не, другой твой грот, – ответил Могрот. – Не тупой, а злобный.

Уфтхак уже собирался сказать что-нибудь уничтожающее насчёт того, что Могрот именовал другой многоклеточный организм «тупым», однако этому говнюку как минимум удалось уловить подходящие признаки. Если бы паре гротов, следовавших за Уфтхаком, пришлось раздавать роли, то Низквик определённо был бы тупым, а Снагги – злобным. Уфтхак решил, разобравшись с этим бардаком, втихаря переговорить со Спецом и Доком Шлакогрызом, чтобы позаботиться, что Снагги никогда не окажется в смертобанке, как бы рьяно ни вызывался.

– Лады, Снагги, – сказал он. – Чо случилось?

– Он чот нёс про сигнал, который между твоим молотком и твоей бронью, – ответил Ваззок. – Назлуг чойта сварганил, и оно нам в нужную сторону указывало, но…

– Не говори, – произнёс Уфтхак, закрыв глаза рукой. – Оно рвануло.

– Ага, – сказал Ваззок. – Но потом мы это вот место увидали, а посередь гигантский шипач стоял, такой высокий, что его даже поверх стен видно было! Он то появлялся, то пропадал, но мы решили, что с ним, походу, стоит подраться, поэтому все двинули сюды глянуть чо как.

– Славные пацаны, – проговорил Уфтхак, – славные пацаны.

Он приподнял Понтобой. По размеру тот был примерно как обычное рубило для обычного орка – по крайней мере, в его нынешней руке – но всё равно мог отлично убивать шипачей.

– Дык тут есть гигантский шипач? – нетерпеливо спросил Могрот.

– Не, – сказал Уфтхак, и у Могрота вытянулось лицо. – Но не парься, – добавил он, указывая рукой. – Там вон ещё куча говнюков, шоб замочить!

Они быстро приближались, настоящая орда: шипачи уже успели разобраться и поняли, что их и впрямь атакуют. Сверху один за другим падали небесные грузовозы, наполненные воинами и плевавшиеся огнём по грохочущей колонне орков. Парни, естественно, отвечали тем же: большие стреляла, установленные на грузовозах, выкашливали в воздух потоки снарядов, а пассажиры палили из собственного оружия с чрезвычайной самозабвенностью, пусть и без чрезвычайной точности. Тем не менее, в силу колоссальной огневой мощи, а также плотности атакующих шипачей, многие из надвигавшихся кораблей зацепило, и они начали вертеться, уходить вбок или попросту падать камнем в зависимости от полученных повреждений. Уфтхак услышал, как позади него снова взвыли двигатели, и в воздух устремилась банда штурмачей, которые намеревались дать врагу бой в его собственной стихии. Однако эта идея посетила не только их.

– Шипачи на подходе! – заорал Ваззок и разрядил в воздух сжигальную часть своего комби-стреляла. Эти поганцы спускались с одного из своих кораблей, раскачиваясь на тросах и приближаясь к грузовозу Уфтхака с почти тошнотворными ловкостью, изяществом и точностью. Язык грязно-жёлтого пламени, выпущенный Ваззоком, окутал одного из шипачей, и тот с раздирающим уши криком свалился, но его товарищи не пострадали и приземлились на грузовоз с ножами наголо.

Конечно, на грузовозе было не особо много пространства для приземления, где уже бы не находился орк, так что схватка началась мгновенно. Это была не мясорубка в толпе на твердой земле, где орки бы валили вперёд, уповая на разгон и грубую силу, а шипачи бы отплясывали в стороны и пытались тыкать их ножами, держась вне досягаемости. Здесь всё было близко, отчаянно и кроваво, не оставляя места для ухищрений, уловок или ошибок. Один шипач влетел в орка коленями вперёд и с пронзительным воплем всадил ем в шею парные кинжалы; другого напрочь перешибло пополам, когда инерция раскачки встретилась с орочьим рубилом, которое двигалось в противоположном направлении на уровне пояса. Пистолеты шипачей плевались осколками из затвердевшего яда в глаза и ревущие рты орков, а пуляла пробивали в груди шипачей дыры такого размера, что пресловутые шипачи смогли бы просунуть туда голову, будь они чрезвычайно гибкими.

Один из шипачей вообще сделал обратное сальто с троса, на котором раскачивался, и хлестнул кнутом, обвившимся вокруг руки Уфтхака с молотом. Там, где зазубренные кромки кнута прорезали рукав и коснулись кожи, вспыхнула боль, но он проигнорировал её и дёрнул рукой назад. Шипач был слишком ошеломлён, чтобы отпустить своё оружие, и оказался притянут прямиком под кулак Уфтхака – столкновение вышло как при падении перед грузовозом, который едет на полной скорости. Для убедительности Уфтхак наступил на него, схватил другого и сбросил с машины – он приземлился на ноги, но его тут же сбила боевая фура – а потом наконец-то получил достаточно места, чтобы приложить третьего Понтобоем, точно по макушке. От огромной силы удара упомянутый шипач уменьшился в росте до высоты, скорее напоминавшей грота, и при этом немного полопался.

– Не зевай! – взревел Уфтхак. Колонна приближалась к крупному участку арены, который занимала высокая древовидная растительность: вероятно, чтобы шипачи могли понаблюдать, как их пленники воюют в джунглях, или как на них охотятся лесные хищники. Между стволов появлялись громадные силуэты, и они с грохотом направлялись к грузовозам Тех-Вааагх!а с явно злыми намерениями. Уфтхак заметил огромные фигуры тех странных раздутых шипачей, с которыми он дрался перед тем, как его отравили и сцапали, но были там и прочие существа, никогда прежде им не виденные. Было похоже, что шипачи с арены выпустили из своих темниц всех больших и мерзких монстров, каких смогли найти, и разом направили их на орков.

Столкновение двух боевых порядков стало настоящим катаклизмом, грандиозным ударом металла в плоть, где, удивительное дело, плоти не всегда приходилось хуже. На каждого зверя, размазанного таранной балкой и перемолотого под огромными бугристыми колёсами или ржавыми металлическими гусеницами, находился другой, который за счёт сочетания гигантских размеров и неестественного проворства атаковал грузовоз под углом и опрокидывал его. Наступление орков начало замедляться, поскольку перевернувшаяся техника перекрывала движение тем, кто находился за ней, и машины без вооружения тормозили, чтобы пассажиры смогли выйти и вступить в бой.

Когда их грузовоз развернулся и остановился, Могрот, Ваззок и те из парней Ваззока, кого ещё не порезали до смерти, ликующе повалили через борта и начали лупить налево и направо, но Уфтхак секунду помедлил, подняв взгляд на шипачей, которые продолжали кружить над ними. Шипачи-мочилы находились тут, внизу, перерезая глотки и оказываясь забитыми насмерть в ответ, но шипачи-стрелки оставались наверху, навскидку паля поверх бортов своих летающих грузовозов и выбивая парней одного за другим. Более того, большинство пацанов уже не обращало на них внимания; у них была уйма забот на уровне земли из-за шипачей-мочил и тварей из подземелий. Кому будет дело до уродов наверху, когда ревущий монстр с щупальцами вместо языка или руками-ножами прямо перед тобой, в пределах досягаемости рубила?

Уфтхаку, вот кому. Временами думанье могло быть головной болью, но Морк его побери, Уфтхак не собирался позволить шипачам взять над ним верх только потому, что они тоже умеют думать.  Они нашли способ замедлить его пацанов и удерживать тех на месте, чтобы проще было отстреливать? Что ж, значит, ему нужно решить эту проблему.

Он метнул Понтобой. Тот, кувыркаясь, полетел вверх, пока сторона с лезвием топора не хряснула в корпус корабля шипачей. Из-за борта выглянул один из членов экипажа. Крошечный шлем уставился на новое украшение машины.

– Принцыс! – произнёс Уфтхак, свистнув. – Кто хороший сквиг?

Принцыс явно пришёл к заключению, что он и есть упомянутый хороший сквиг, и радостно поскакал к Уфтхаку. Тот зажал его под мышкой левой руки, поднял правую и нажал на кнопку.

В самом худшем случае ничего бы не произошло, и ему пришлось бы искать новое оружие. С большей вероятностью Понтобой бы вернулся к нему, а он оказался бы там же, где был несколько секунд назад. Ещё, как осознал Уфтхак на середине сжимания кулака, существовала едва заметная возможность того, что Понтобой вернётся к нему вместе с самолётом шипачей, что было бы… интересно.

Вместо этого мир секунду орал на него, а затем он повис на рукоятке Понтобоя, на уровне топтуна или даже выше над землёй.

От неожиданной дополнительной нагрузки корабль шипачей наклонился, и Уфтхак выбросил левую руку вверх. Взмывший в воздух Принцыс завизжал от удовольствия. Его клыкастая пасть обхватила шлем шипача, смотревшего вниз, но звук лишь приглушился. Шипач отшатнулся назад, издав вопль, который резко оборвался, когда Принцыс откусил ему голову. Уфтхак же ухватился пальцами за край самолёта.

В прежние времена, в бытность обычным орочьим парнем, он ни за что бы не дотянулся. Однако сейчас он был намного больше, а его руки – намного длиннее. Он подтянулся и забрался на корабль, который стал неравномерно вращаться от раскачивающейся массы, но шипачи на борту были слишком сосредоточены на Принцысе, чтобы вообще его заметить. Сквиг с чрезвычайным энтузиазмом прыгал туда-сюда, стремясь укусить как можно больше разных объектов, а шипачи реагировали так, как часто поступают войска дальнего боя, столкнувшись с подвижной непосредственной угрозой в своей гуще: пытались застрелить его, обычно промахиваясь и иногда попадая друг по другу.

Уфтхак выдернул Понтобой из корпуса самолёта позади себя и принялся за дело.

Много времени не понадобилось. Пускай шипачи и были шустрыми, но их тупой тесный корабль давал им крайне мало пространства, где они могли бы лучше всего воспользоваться этой ловкостью. Один взмах Понтобоем снёс троих за край с травмами различной степени, а потом всё практически кончилось, не считая криков. Одному из этих говнюков удалось попасть в грудь Уфтхака брызгами отравленных осколков, но последовавшего наката головокружения не хватило, чтобы помешать орку смахнуть его за борт свободной рукой прямо перед тем, как разнести Понтобоем ещё одного, пока Принцыс отрывал ногу третьему. Этот, потеряв равновесие, свалился с края, а рулевой, увидев, как Уфтхак шагает по самолёту к нему, явно решил, что его товарищ верно придумал, и спрыгнул сам, прежде чем до него получилось дотянуться, так что на корабле не осталось никого, кроме Уфтхака, Принцыса и нескольких трупов.

– Во, – с некоторым удовлетворением произнёс Уфтхак. – Всё.

Ну, или так было бы, если бы не то обстоятельство, что вокруг них находилось немало других кораблей шипачей, где он не мог никого достать, и где многие уже заметили происходившую драку. Уфтхак ощутил, как растёт кольцо из летающих грузовозов вокруг того, на котором стоял он – остановившейся, неподвижной и очень простой мишени.

– Ох, зог, – сказал Уфтхак, и в этот момент шипачи открыли огонь.

Была большая разница между тем, чтобы стряхнуть эффект от нескольких осколков – этому, вероятно, способствовала недавно возросшая масса, то есть отрава сильнее растягивалась; вроде того, как трое орков управятся с ящиком патронов для стреляла быстрее, чем один – и проигнорировать сосредоточенный обстрел с грузовозов, наполненных шипачами. Уфтхак по мере возможностей присел за рулевым управлением, но огромные габариты, которые так помогли ему несколько секунд назад, означали, что он нигде не сумел бы укрыться полностью, даже не будь эти говнюки повсюду вокруг. Чтобы избежать огня, он мог бы броситься вниз и надеяться приземлиться на что-нибудь мягкое, однако шансы представлялись ничтожными: арена была не совсем дружелюбной в плане обстановки, а орки назвали шипачей «шипачами» не просто так. Даже если бы он упал на тех говнюков, которых только что выкинул за борт, ещё неделю пришлось бы вытаскивать из себя шлемы и наплечники.­

Уфтхак вбил кулак в панель управления, руководствуясь тем, что от этого дела едва ли пойдут ощутимо хуже.

Самолёт с натужным визгом рванулся вперёд, и большая часть выстрелов шипачей вдруг ушла в пустоту позади него. Машина прямо по курсу попыталась дёрнуться вбок, но огромная скорость кораблей шипачей помешала этому, и транспорт Уфтхака врезался в неё до того, как она сумела завершить манёвр уклонения.

Страшно острый таранный шип на носу самолёта Уфтхака проскрежетал по боковине своего двойника, а потом случилось неизбежное: остроконечные выступы переплелись и сцепились, и обе машины закружились, вертясь в воздухе.

Шипачам наборту второго корабля приходилось отчаянно держаться, поскольку инерция машины грозила выбросить их из неё. Принцыс сомкнул зубы на центральной мачте, центробежная сила целиком оторвала его тело от палубы. Уфтхак потратил несколько секунд на то, чтобы вытащить из себя наиболее крупные и заметные осколки, дождался, пока хотя бы одна из разновидностей головокружения прекратится, а затем опять приложился по панели управления.

На сей раз двигатели полностью отключились, и самолёт начал падать. Второй оставался сцеплен с ним, но его напрягающиеся двигатели не могли удержать в воздухе вес обеих машин, и они стали по спирали снижаться к земле. Уфтхак выглянул за борт, выждал, пока не увидел внизу боевую фуру, и прыгнул.

Посадка вышла не мягкой, но хотя бы точной. Он падал недолго, а крыша фуры выдержала, не провалившись под ним, хотя и слегка погнулась под внезапно появившейся массой. Сама фура не двигалась, поскольку увязла в мешанине прочих машин, которые остановились, когда орки и чудовища шипачей принялись бить друг друга.

– Босс? – прокричал кто-то позади него. Уфтхак обернулся и увидел стрелка смертоубойной пушки боевой фуры, который глядел на него из-за прицела своего орудия.

– Вишь те штуки? – заорал Уфтхак, указывая на всё ещё снижавшиеся машины шипачей прямо перед фурой. – Долбай их! – Он вскинул руку. – Ваще, погодь сек.

Округлая красная визжащая фигура скачками возникла в поле зрения и приземлилась рядом с ним. Принцыс счастливо взвизгнул. У него изо рта торчала рука.

– А щас долбай их, – произнёс Уфтхак. Сопровождаемый Принцысом, он спрыгнул с борта машины, а смертоубойная пушка открыла огонь.

Уфтхак никогда бы не стал утверждать, что орки – лучшие стрелки в галактике. Даже его собственный клан Дурных Лун не превосходил меткостью остальных сородичей; они попросту компенсировали это тем, что владели пушками, которые в принципе выпускали больше зарядов, ведь если у тебя достаточно дакки, то выживаемость любого врага падает до нуля. Стрелок фуры был из Дурных Лун и, вероятно, средним во всех отношениях, однако даже ему пришлось бы потрудиться, чтобы промазать по цели такого размера прямо перед собой.

Смертоубойная пушка сработала с таким звуком, словно бог прочищал горло, и самолёты шипачей разлетелись на куски, будто грот в загоне со сквигами-щелкозубами. Уфтхак присел, когда один из кусков пролетел мимо его головы и грохнул в борт фуры, а через мгновение за ним последовал и кусок шипача.

– Метко бьёшь! – крикнул он. – А теперь пали по тем, кто там наверху ещё!

– Я б с радостью, босс! – отозвался стрелок. – Но у нас дакки больше нету!

Уфтхак наморщил нос.

– У вас чо?

– Ага, сам не врубаюсь, – произнёс орк, открыв дверь и выбираясь наружу с пулялом и рубилом в руках. – Думал, у нас её гора, но всё пропало. И двигло сухое, так что нам даже тех, кто на земле, не подавить. Придётся этим говнюком прост по старинке напинать. Вааагх!

Он соскочил с фуры и влился в толпу, оставив ошеломлённого Уфтхака позади. Более того, прочие пушки в округе, которые раньше стреляли по кружащим самолётам шипачей, тоже умолкали. Что творится? Как у них кончились боеприпасы и горючее? Это же Вааагх!, Морка ради!

Что ж, с этим ничего было не поделать. Уфтхак не мог достать горючее и боеприпасы прямо тут; а даже если бы и мог, это работа гротов. Приходилось заняться тем, что он умел лучше всего.

– Готов к ещё одному замесу? – спросил он Принцыса, и тот запрыгал вверх-вниз и издал визг, который Уфтхак был готов счесть утвердительным. – Ну чо, погнали!

Он успел углубиться в схватку на три шага и как раз снёс голову чему-то со слишком большим количеством глаз и слишком малым количеством кожи, когда небо начало плеваться смертью.

Орки и шипачи вокруг него падали, сражённые беспорядочным обстрелом. Уфтхак как раз успел удивиться, что происходит, когда шустрый корабль стремительно подлетел ближе и выгрузил пять фигур, элегантно закувыркавшихся к земле.

– О, дык эт вы, – произнёс Уфтхак по-юдишечьи, а пятеро боссов шипачей обнажили своё оружие.

– Собираешься снова сбежать? – окликнул тот, который говорил с ним в камере, хлеща своим клинком туда-сюда.

– Оно не надо, – ответил Уфтхак, пожав плечами. – У меня ж теперь молоток есть.

Он подобрал половину мёртвого орка и зашвырнул её как можно дальше в другую сторону.

– Принцыс, взять!

Сквиг радостно запрыгал прочь, а Уфтхак расставил ноги. Он не собирался допускать, чтобы кто-нибудь сказал, будто ему нужна помощь сквига в драках.

– Ну чо, шипачи, давайте прояснять.

Он крепко взялся за Понтобой и ухмыльнулся им.

– Налетай, говнюки зоганые!

27

– Ну, допустим, расклад не лучший, – сказал Снагги, пригнувшись, когда мимо его головы пролетела половина шипача.

– Не лучший? – взвыл Халява. – Орки ж шипачам дверь вышибли и начали ихний дом крушить! Шипачи кругом повсюду, и у них ножи есть!

– А ещё у орков негусто горючки и патронов осталось! – прокричал Носик. Он вдавил спуск своего палила, а потом в панике нырнул обратно за грузовоз, где они укрылись. – Ох, Морк помоги, я в чойта попал!

– Дык эт жеж хорошо, не? – поинтересовался озадаченный Длинножуб.

– Не кады эт значит, что оно меня заметило!

Шипач появился из-за грузовоза, словно головная боль посреди похмелья от грибного пива, острая и беспощадная. Его зазубренный клинок проткнул Длинножуба ещё до того, как тот вообще успел разобраться, что происходит, и шипач рассмеялся под своим шлемом, но он недооценил ярость Снагги Мелкожуба, Гротобосса и Пророка Горка с Морком. Точнее, он недооценил менталитет гротов в целом.

Если грот оказывался лицом к лицу с опасностью, его обычным порывом было бежать. Однако если опасность окружала грота, не оставляя безопасного убежища, то на передний план выходил глубоко зарытый бойцовый инстинкт. Снагги, благодаря своему колоссальному уму, уже выяснил, что существовало два способа заставить гротов драться: убедить их, что они легко победят, или же убедить, что везде так же плохо, и потому они с тем же успехом могут попробовать убить то, что перед ними.

– Мочи его, пацаны! – заорал Снагги и вонзил своё пыряло в сочленение брони с задней стороны колена шипача.

Шипач пошатнулся, и дюжина гротов устремилась к нему с инстинктом убийцы, присущим мелким и злобным созданиям, которые вдруг увидели возможность порезать кого-то, не оказавшись выпотрошенными в процессе. Носик ухватился за руку шипача с рубилом, чтобы не дать ему вытащить клинок из груди Длинножуба – сам Длинножуб уже пускал слюни, поэтому не сумел толком ничего сказать по данному вопросу – а остальные навалились на тощего урода, опрокинув его наземь, и принялись за работу. Броня шипачей была крепкой, но в ней всё-таки имелись зазоры, а гроты являлись экспертами в обходе препятствий. За считанные секунды шипачу вскрыли глотку, а кто-то вдобавок отрубил ему одну руку по причинам, в которых Снагги не был полностью уверен, но не собирался разбираться прямо сейчас, когда присутствовали более важные поводы для беспокойства.

– Носик! – бросил он. – А чо там было, что у орков горючки с патронами негусто?

– Ну, дык, – произнёс Носик, вытащив клинок шипача и на пробу взмахнув им, пока Длинножуб упал со стоном, который все оставили без внимания. – Пацаны за дело взялись, прям как ты велел. Подрезайте барахло, прячьте барахло и ломайте барахло, ага?

– То ж было, кады мы думали, что Уфтхака больше нету! – раздражённо сказал Снагги. – Мы ж старались посеять побольше замешательности, пока орки будут друг с другом драться за то, кто главный! Это без толку делать, раз они просто пошли, да нашли его обратно!

– Точняк, босс, я врубаюсь, – отозвался Носик, кивая. – Штука-то в том, что ты нам это сделать велел, а потом не делать этого не велел.

– Дык вы мне грите, – медленно проговорил Снагги голосом, который, как он надеялся, передавал его недовольство, – что Вааагх! ща выехал посередь гнезда шипачей, но вы выкинули все патроны?

– Ты ж сказал не думать, шо орки нас от шипачей защитят! – ответил Халява. – Ты ж сказал…

– Я знаю, чо я сказал! – загремел Снагги, оборачиваясь к нему. – Но, Морк живой, пацаны, контекст! Контекст! Я ж не могу всё за вас думать!

– А чо нет? – подал голос ещё кто-то. – Боссы разве не для того нужны?

– Ага, – добавил другой грот. – Никто не грил, что мне в этой леворюции самому думать надо! Это ж кидалово!

Снагги зарычал от досады. Неужто чересчур просить о подчинённых, которые точно знают, что должны делать, и достаточно умны, чтобы предсказывать твои желания в любой момент, но при этом всё ещё смотрят на тебя снизу вверх и относятся как к оракулу богов? Ему так не казалось.

– Так, пацаны, – произнёс он, смирившись. – Я надеялся без этого, но не уверен, шо у нас особо варианты ещё есть. Походу, придётся нам подраться.

– Мы ж только что дрались, – сказал Носик, указывая на мёртвого шипача.

– Не, я про нормально подраться, – ответил Снагги. – Не замочить одного говнюка, который между нас зашёл. Если шипачам шанс дать, они нас убьют и, наверн, ваще по-медленному и неприятно. Орки сами-то не станут шипачам мешать нас убить, но пока они рядом, они будут пытаться убить шипачей, то бишь шипачи не будут сосредотачиваться на нас. Чо нам надо, так это попользовать это отвлечение и запырять целую кучу уродов, пока вокруг хватает орков, шоб они заняты были. Потом смогём так или иначе свалить отсюдова и заново план начать, кады окажемся где-нить, где чутка не так опасно.

– Проясни-ка мне ещё раз, как это мы шипачей-то убивать будем, – сказал Жулик. – Они ж все быстрые и вертячие, а мы их числом не возьмём, как вот этого.

– Просто, – отозвался Снагги. – Нам надо больше пацанов! Идите все и ищите всех гротов, кого получится! Вы все в курсах, где они сныкаются! Шпыняйте их, подмазывайте их, а если не проканает, правду им говорите. Помните, чем больше парней смогёте подтянуть, тем больше их будет, шоб за ними прятаться!

Много времени не потребовалось. Гроты остались вместе с орками, ведь что ещё им было делать, когда Вааагх! пришёл в движение? Гроты любили быструю езду так же сильно, как и орки, и так же сильно, как и орки, любили смотреть, как большие пушки разносят всякое. Кроме того, хотя никто из них и не выразил это словами, как Снагги, все они знали, что если орки свалят к зогу, то затаившиеся в тенях шипачи, которые не стали бы искушать судьбу с основными силами Вааагх!а, уж точно выползут, чтобы сделать с шайкой гротов всё, что пожелают. 

Однако теперь шипачи были повсюду, и все пытались убить всех остальных, и даже бежать было некуда. Как следствие, быстрые переговоры в стиле «иди сюды, мы пацанов собираем» автоматически достигали успеха, поскольку любой грот ощущал себя в большей безопасности вместе с парочкой других гротов, кого мог вытолкнуть перед собой, если объявится что-нибудь опасное.

Гротов было не то, чтобы больше, чем Снагги когда-либо видел прежде, так как он уже побывал в паре Вааагх!ов, но точно больше, чем он когда-либо видел в одном месте и слушающими его. Они сгрудились где-то посередине орочьих порядков, хотя с учётом того, как битва перетекала вперёд-назад – не говоря уж про вправо-влево – это определение обладало верностью обещания Кровавого Топора, так что времени на долгие речи у Снагги не было.

– Товарищи-гроты, – рявкнул он. – Пришёл день возде… везме… День разобраться, чо почём! Тут вокруг цельная куча говнюков-шипачей, которые нас замочить хотят. Мы чо, будем просто трястись и жаться в свои боты?

Это не вызвало той реакции, на которую рассчитывал Снагги. Раздалось общее неуверенное бормотание, после чего один грот в переднем ряду с надеждой поднял руку.

– Чисто для верности… Мы об этом голосуем?

– Нет! – завопил Снагги. – Ни об чём мы не голосуем!

– Ну, вишь, оно прост похоже было на вопрос, вот мы и подумали…

– Не голосуем мы! – крикнул Снагги. – Я вашего мнения не спрашивал! Я вам говорю, что мы не будем просто трястись и жаться в свои боты! Мы отсюдова вылезем и покажем тем уродам-шипачам, кто себя лучше нас считает, почему они попутали! Вы все в курсах, как оно делается! Ставьте им подножки, валите их и режьте ихние глотки!

Ещё один грот поднял руку.

– А как быть тем, у кого ботов нету?

Снагги задумался, не вытащить ли своё палило и не пристрелить ли попросту паршивца, но сумел обуздать этот чрезвычайно понятный порыв при помощи потрясающего волевого усилия, которое только лишний раз продемонстрировало его поистине поразительные уровни сочувствия и понимания по отношению к собратьям-гротам, даже тем, кто слегка уступает в интеллекте сквиговым слюням.

– Ботов нет? – произнёс он? – Просто. Стырь их у шипачей! Режь им глотки, тырь их боты!

– Режь им глотки, тырь их боты? – повторил грот, и его ближайшие соседи возбуждённо закивали.

– Режь им глотки, тырь их боты!

– Режь им глотки, тырь их боты!

– Босс, – прошептал Жулик, подавшись поближе к Снагги. – А боты шипачей ваще налезут?..

– Шшш! – зашипел Снагги. – Не щас, Жулик! Кой-чо особельное творится.

Фраза распространялась по толпе гротов, перескакивая от одной лысой зелёной головы к другой, будто сквиговая вошь в ярмарочном загоне. Гроты, которые ещё миг назад казались изрядно сомневающимися в плюсах вступления в бой против хорошо бронированных, очень ловких и максимально садистских убийц, теперь синхронно вскидывали кулачки, увлечённые соблазнительными чарами лозунга. В воздух поднималось оружие, с лиц пропадал страх, и внезапно то, что раньше было ежащейся массой перепуганных одиночек, сплачивала единая цель: расцветающий Гротовааагх!, только и ждущий, как бы получить свободу.

– Режь им глотки, тырь их боты!

– Режь им глотки, тырь их боты!

– Вишь, Жулик? – удовлетворённо заметил Снагги. – Трёхскладность, каждый раз работает.

– Как скажешь, босс, только с чем три склада-то? – поинтересовался Жулик.

Снагги проигнорировал его. Решив, что аналог энергии Вааагх! у гротов близится к своему пику, он рискнул сделать себя более явной целью для всех поджидавших шипачей и запрыгнул на самый высокий предмет в округе: корзину сквиговой катапульты, брошенной, когда у заряжающих кончились горшки со сквигожужелицами, которые метают во врага.

– Вперёд, товарищи-гроты! – провозгласил он, взмахнув своим пырялом примерно в направлении шипачей (каковым, справедливости ради, могло быть почти любое направление, включая верх). – Ради выживания, славы Гротовааагх!а и обуви получше для всех!

– ВАААГХ! – заорала собравшаяся орда на несколько октав выше, чем обычно звучал этот клич, и ринулась вперёд. Снагги не хотелось их пересчитывать, в основном потому, что подсчёт представлялся ему чем-то таким, что должен делать за него кто-нибудь другой, однако гротов было много. Большинство из них относилось к шайкам, ускользнувшим от погонщиков, но были там также и смазчики и санитары тех меков и доков, чьи боссы не имели достаточной значимости, чтобы упомянутые гроты извлекли из своей роли какое-либо влияние; чистильщики сквиговых загонов; посыльные, носильщики и вестовые; даже расчёты пушек меков, у которых кончились боеприпасы. Все они собрались во имя единой цели и под одним лидером: под ним, Снагги Мелкожубом!

– Алё, Снагги!

Снагги посмотрел вниз и с обычным своим презрением увидел знакомое лицо Низквика, глядевшего на него.

– Тебе-то чо надо? – спросил он, а затем застыл от ужаса. Низквик только что был в толпе? Он слышал, что говорил Снагги? Снагги сказал что-нибудь насчёт свержения Уфтхака, или только про мочилово шипачей? Он был относительно уверен, что только про мочилово шипачей, но…

– Хорошая речь! – ободряюще произнёс Низквик. – Ты их реально раскочегарил, босс будет помереть как доволен!

«Босс просто помрёт, когда я своего добьюсь», – подумал Снагги с ликованием того, кто знает, что грот, с которым он общается, едва способен складывать собственные мысли, не говоря уж о том, чтобы улавливать мысли гения и мастера обмана.

– Ага, – сказал он вслух. – Я с гордостью… Не дави туды!

– Чо? – переспросил Низквик, поглядев на свой правый локоть, но было уже поздно. Механизму сквиговой катапульты, разработанному – если это слово можно применить к чему-то, что собрал механьяк, который трудится скорее на основе инстинкта и интуиции, нежели реальных измерений – под управление сравнительно тщедушными руками гротов не хватило прочности, чтобы выдержать вес Низквика.

Клац!

– Ааааа! – завопил Снагги, когда противовес упал вниз, а корзина пошла вверх с совершенно предсказуемыми последствиями. Хороший горшок со сквигожужелицами не сильно уступал размерами гроту, и хотя он также был немного легче, но запускавшие их приспособления строились с расчётом на дальнюю дистанцию (ведь любой приличный мек знает, что ни на одного грота нельзя будет положиться, если враг подберется слишком близко). Снагги понёсся в воздухе, попутно получая мимолётный, беспорядочный и не слишком полезный обзор битвы сверху. Он сумел извернуться, отчаянно пытаясь увидеть, куда движется.

Впереди возникла кошмарная образина, парившая на летучей доске.

– Ааа! – снова вскрикнул Снагги и рефлекторно пырнул.

Разгон способен дать многое, включая эффект неожиданности и пробивную силу. Пыряло Снагги попало в цель и вонзилось глубоко в грудь твари за миг до того, как они столкнулись, и сила удара сшибла их обоих с доски. Шипача – если это был он, ведь его лицо отличалось от всех шипачей, кого доводилось видеть Снагги – соединяла с транспортным средством цепь, которая остановила их совместное падение через несколько футов. Доска стала заворачивать вбок, шипач булькал, из его тела хлестала кровь, а Снагги отчаянно скреб по нему ногтями, пытаясь найти какую-нибудь опору и удержаться. Нож уже выскальзывал…

Шарящие пальцы зацепились за кромку чего-то, и он сжал хватку, но оно отвалилось, и в тот же миг пыряло не выдержало его массы и выскочило с чмокающим звуком. Он упал, шмякнулся об землю, посмотрел на то, что было зажато в его пальцах, и заверещал.

У него в руке осталось лицо шипача.

Снагги был не из чувствительных, однако стаскивание лиц являлось занятием в духе шипачей. В этом не было никакого смысла, кроме как вызвать боль и страдания сверх того предела, который будет интересно вызвать какому-либо орку или гроту. Если кого-то нужно убить, тогда тыкаешь его заточкой – если ты грот, то предпочтительно когда он смотрит в другую сторону. Можно сделать наглядный пример из какого-нибудь говнюка, который чересчур обнаглел, но обычно путём избивания малость сильнее, чем требуется, дабы усвоить своё место – чисто чтобы позаботиться, что все прочие уловили суть. А стаскивать лица? Какая в том выгода?

Затем Снагги осознал две вещи.

Во-первых, обливавшегося кровью шипача уносила его летучая доска, и лицо всё ещё оставалось при нём. В сущности, это лицо намного больше походило на лицо, чем секунду назад. Уродливая, выпуклая, почти бесформенная и покрытая глубокими рытвинами штука в руке Снагги – к тому же почему-то вонючая – была маской.

Во-вторых, несколько огромных многоглазых чудовищ с совершенно нерационально крупными когтями приближались к нему в манере, которая быстро переходила от любопытной к хищной.

Если Снагги чему-то и научился в этой жесточайшей галактике, так это выживать. Он никак не мог сражаться с этими тварями и никак не мог убежать от них. Шипач висел прямо над ними и носил эту маску, а ещё держал кнут, который сейчас лежал рядом с местом падения Снагги, вывалившись из руки шипача после того, как он его пырнул. А следовательно, вероятно…

Снагги натянул на себя маску, попутно проклиная странную форму головы шипача и неестественное расположение глаз. Затем он схватил кнут и завопил так громко и свирепо, как только сумел.

Это была простая тактика мелкого создания: издавать громкий шум и делать всёч возможное, чтобы убедить тварей покрупнее, что ты не лёгкая пища. Чего бы Снагги не отдал за ту летучую доску, чтобы оказаться полностью вне их досягаемости! Однако она уже давно сгинула, поэтому приходилось извлекать лучшее из имеющегося.

Существа отпрянули назад, явно ошарашенные тем, что им сообщали чувства. Предмет перед ними точно был размером с еду, но он не звучал как еда и, более того, не пах как еда. Самое крупное из них снова рискнуло податься вперёд, всё еще не зная точно, как реагировать.

Снагги глубоко вдохнул и щёлкнул кнутом.

Для него это было не идеальное оружие: чтобы действовать, как следует, ему недоставало роста. Тем не менее, долгий опыт пребывания под руководством погонщиков дал ему как минимум теоретическое понимание того, как работают кнуты, иначе бы он так и не усвоил, когда и насколько быстро пригибаться. Плеть змеёй устремилась вперёд и угодила самому большому зверю по носу.

Монстр вздыбился, рыча от боли и замешательства. Снагги на миг запаниковал, уверившись, что ему вот-вот оторвут все трясущиеся конечности, однако некий инстинкт подтолкнул его – тот самый инстинкт, который изначально навёл его на мечту стать Гротобоссом; тот, который говорил, что если уже начал двигаться, то лучше продолжать движение в том же направлении, а не дожидаться, пока все твои неудачные решения тебя догонят…

Он побежал вперёд, поднырнул под взмах когтей чудовища – скорее рефлекторный, чем агрессивный – и вскочил ему на спину. Схватился за горбы лиловой шерсти и стал подтягиваться, пока существо неуклюже кружилось, пятаясь понять, что происходит, и в итоге уселся между массивных лопаток. Прочие члены стаи недоумённо наблюдали, явно не понимая в точности, что случилось, и пока не делая поползновений протянуть лапу и либо смахнуть его, либо затолкать себе в рот и начать жевать.

И таким образом Снагги Мелкожуб продолжал находиться существенно выше, чем обычно, с хорошим обзором на шедшую вокруг драку и верхом на громадном монстре, над которым он, похоже, имел как минимум номинальный контроль.

– Ну чо, – сказал он. По его лицу расползалась ухмылка: в жилах тёк адреналин, а стук сердца напоминал, что так или иначе, но он ещё не умер. Одной рукой он дёрнул монстра за ухо, а другой показал ему кнут на периферии обзора, и зверь повернулся в ту сторону, куда он тянул. – Да! О, да! Они ржали над Снагги Мелкожубом, но кто ща ржёт, а? Кто ща ржёт?

Следующая четверть оборота чудовища вывели в поле зрения интересную картину: громадную – почему-то ещё более громадную, чем прежде? – фигуру Уфтхака Чёрного Гребня, который орудовал Понтобоем, сражаясь не с одним, не с двумя, а с пятью боссами шипачей, нападавшими на него со всех сторон. Это была судьба. Это было провидение. Это Горк с Морком преподносили Снагги подарок и подначивали взять.

– Пацаны! – произнёс Снагги, упиваясь властью. Он поднял кнут и указал им на схватку.

– Пора жрать.