Терпение / The Twice-dead King: Patience (рассказ)

Перевод коллектива "Warhammer: Чёрная Библиотека" Этот перевод был выполнен коллективом переводчиков "Warhammer: Чёрная Библиотека". Их канал в Telegram находится здесь.

WARPFROG Гильдия Переводчиков Warhammer Терпение / The Twice-dead King: Patience (рассказ)
Автор	Нейт Кроули / Nate Crowley
Переводчик	splljmmr
Редактор	Катерина, Сумеречный Суп
Издательство	Black Library
Серия книг	Дважды мертвый царь / The Twice-dead King
Год издания	2022
Подписаться на обновления	Telegram-канал
Обсудить	Telegram-чат
Скачать	EPUB, FB2, MOBI
Поддержать проект

Сюжетные связи
Входит в цикл	Дважды мертвый царь
Предыдущая книга	Дважды мертвый царь: Крах / The Twice-dead King: Ruin
Следующая книга	Дважды мертвый царь: Правление / The Twice-Dead King: Reign

I

Хорсабадские орбиталища были мертвы. Просто сами они об этом пока не догадывались.

Местному люду казалось, конечно, что дела обстоят неплохо. По крайней мере, не хуже, чем обычно. Ежедневно эта толпа в семьсот миллионов душ направлялась по своим делам, и каждый в точности знал, что ему готовит день грядущий. И когда после очередной смены все эти грязные и усталые люди расползались по своим жилищным массивам, каждый из них знал, чего ожидать от следующего дня. Они были уверены, что завтра непременно наступит.

Да и с чего бы местным думать иначе? За долгие годы они преодолели множество трудностей. Взять, к примеру, их собственный дом: мне иногда кажется, что неизвестный проектировщик конструкций, на которых были выстроены орбиталища, был либо психом, либо вообще не рассчитывал на то, что здесь будут жить люди.

А ещё места эти на задворках Галактики - и это еще мягко сказано. Они расположены на мрачном северо-восточном краю сегментума Ультима, настолько далеко от Терры, насколько вообще может быть далеким имперское поселение, надеющееся хоть как-то выжить. В этом месте, где свет Астрономикана слаб и прерывист, где варп-штормы могут не прекращаться несколько человеческих поколений, местные жители давным-давно научились жить во тьме.

Когда открылся Цикатрикс Маледиктум, когда свет Терры окончательно померк, а корабли с зерном перестали приходить – никто не завёл скорбные речи о злом роке и несправедливой судьбе. Даже в относительном уединении жилблочных общежитий властвовала спокойная уверенность в том, что однажды возвратятся лучшие времена.

Так и случилось – в один прекрасный день корабли с зерном вернулись. Гигантские гобелены размером с общеблоки, изображающие имперские баржи, украсили стены часовен. Жрецы прикрыли ими громоздящиеся до потолков костницы с останками жертв тёмных времён. Благодаря этому паства быстрее забывала отметины ножей на костях, и больше думала о провидении Императора.

И паства молилась. А после этого отправлялась заниматься кое-чем, что даётся людям куда проще, чем молитвы. В общем, совсем скоро жилмассивы вновь стали вонючими и битком набитыми людьми.

Вот тогда-то я здесь и оказался. Меня бесцеремонно выкинули прямиком в доки из торгового тягача, заплатив только половину оговоренной суммы. И, не имея денег на чартер вглубь ядра галактики, я остался торчать на Хорсабаде, пока не подвернется новая работенка.

Эта ситуация даже не очень сильно раздражала меня: подобные истории не раз со мной приключались за последние годы, и самое страшное, что могло меня тут ожидать – лютая скука. Но за долгие месяцы здесь я начал видеть сквозь завесу этого странного стоического оптимизма местных жителей. Несмотря на их уверенность в том, что жизнь наконец-то пришла в норму после Разлома, мне, как стороннему наблюдателю, становилось понятно, что проблема гораздо глубже. Всё в Хорсабадских орбиталищах - а может быть, и во всем секторе космоса - начинало медленно разрушаться.

Другие пустоторождённые тоже это понимали. Я использую большую букву «П», потому что местные тоже являются пустоторождёнными, но исключительно с технической точки зрения. Их предки селились на орбиталищах как на планетах, и многие поколения спустя их потомки продолжают мыслить, как планеторожденные.

Нет, когда я говорю «пустоторожденные», я имею в виду настоящих рожденных-в-пустоте. Корабельщиков вроде меня, родившихся под шёпот варпа, в семьях машинистов и канониров макроорудий, или – это самые удачливые из нас – внутри гильдий, тайны которых позволяют нам жить более-менее независимо. Нас таких на Хорсабаде в любое время было сотни две, и мы проводили время в ожидании – читали и перечитывали руководства, посвящённые нашему ремеслу, или торчали в доках перед досками объявлений, надеясь застать капитана, готового принять нас на борт.

Каждый из нас мог исчезнуть совершенно внезапно, присоединившись к команде подходящего судна, поэтому мы не сходились близко. Нас трудно было назвать друзьями. Но мы все равно держались вместе, потому что местные старались как можно меньше с нами контактировать. Порченные варпом – так о нас говорили. Предвестники неудач, которых отгоняют от беременных женщин, трусливо складывая пальцы в форме аквилы, или обслуживают в местных забегаловках по двойному тарифу - если вообще принимают.

Сейчас я думаю, что все эти суеверия сослужили нам хорошую службу. Если бы неприятной дистанции между нами и местными не было, мы бы вовремя не пришли к очевидному выводу, что отсюда пора бежать.

II

Вы, наверное, догадываетесь, что по галактике меня помотало. Я разменял второе столетие – мне где-то сто тридцать шесть лет, или вроде того – и я уже повидал куда больше многих людей, хотя моя наследственность или средства едва ли позволят мне дожить до трехсотлетия. Я обслуживал множество машин во множестве миров, и за эти годы у меня сложилось четкое представление о том, чем по сути является жизнь под сенью имперской аквилы. Рискну заявить даже, что со временем я осознал, почему Империум существует так долго – не считая неусыпной заботы Повелителя Человечества, само собой.

Однообразие, вот к чему всё сводится. Миллиарды миллиардов людей, делающих одно и то же, согласно чьим-то чужим планам, изо дня в день. Сначала приводишь общество в состояние порядка, а дальше механизм крутится сам по себе. При достаточном давлении люди станут больше напоминать машины. Но они даже лучше – гораздо проще предсказать ум человека, чем дух машины. Проще сломить. А самое главное – намного проще заменить.

Рабочая сила Хорсабада была именно таким механизмом, устроенным по древней и надежной схеме. Даже в самые тёмные времена, когда одна часть трудовых ресурсов регулярно отправлялась на корм другой, проповедники и бригадиры создавали такие условия, при которых каждый день был похож на предыдущий, и любой работник знал, какие наказания ожидают тех, кто выбьется из общего ритма. Каждая деталь этой великой машины считала, что иерархическая вертикаль над ней так же крепка, как это было до пробуждения Великого Разлома.

Но вот в чём загвоздка: подобная система может функционировать ровно до тех пор, пока у неё достаточно кадров, занятых постоянным закручиванием гаек, не говоря уже об устройстве самого бюрократического аппарата. И для нас, пустоторождённых, находящихся за пределами этого давления, было очевидно, что вентиль вот-вот рванёт. Кризис, порождённый влиянием Цикатрикс, был гораздо страшнее, чем всё то, что пережил Хорсабад за свою долгую историю. Правители орбиталищ, живущие под губернаторским куполом и в соборных шпилях, вынуждено растягивали свои ресурсы до опасного состояния, исключительно ради поддержания иллюзии порядка. И, судя по всему, их мольбы о помощи не достигали адресатов.

Разумеется, многое из этого было лишь догадками. Несмотря на привилегированный статус, пустоторождённые оставались толпой бродяг, застрявших здесь в поисках работы, и губернаторский купол был для нас не более прозрачным, чем для всех остальных. И очевидно, что мы не имели ни малейшего представления о том, что происходит во всей остальной галактике. Не имея доступа к астропатам, узнать о таких вещах нельзя. А астропаты сидели под надзором, прикрытые всё тем же куполом. Однако если уж у нас, специалистов, и было что-то общее – так это намётанный глаз на различную машинерию, которая начинала разваливаться. Вся наша жизнь зависела от нашей способности оценивать работу древних и сложных механизмов, и этот инстинкт буквально вопил о гигантской проблеме Хорсабада.

Слоняясь в доках, мы видели стыкующиеся баржи снабжения Муниторума, и обращали внимание на бледные лица клерков, работающих за панелями терминалов. Они просматривали грузовые манифесты и видели, что половина товаров отсутствует. Мы видели бригадиров, которые инспектировали паллеты с ящиками настоящих продуктов, предназначенных для губернаторской резиденции, и прикарманивали одну-две банки консервов, когда им казалось, что их никто не замечает.

Мы видели, как в доки причаливают корабли с зерном. Иногда они опаздывали. Иногда приходили парами. Иногда они прибывали с миров, о которых никто никогда не слышал, а их трюмы были забиты злаками странных цветов. Мы ежедневно проверяли корабельные маршруты, и замечали, как древними и надёжными путями пользовались все реже, прежде чем они совсем исчезали с карт.

В конечном счёте начал умирать даже механизм Имперского культа. Флот старых барж Экклезиархии, перевозящий паломников в сторону Макрагга на протяжении сотен лет, в один из сезонов вернулся полупустым. А в другой – вовсе не появился.

К этому моменту многие пустоторожденные уже покинули здешние края. Они без проблем находили себе дело на кораблях – очищали воду, обслуживали сервиторов, в общем, с охотой брались за любую работу, лишь бы улететь отсюда в сторону галактического ядра. С таким подходом они легко находили себе торговых капитанов.

А вот мне не так уж везло. Потому что специализация моей гильдии заключается в работе с высокоэнергетическими генераторами, а конкретно я – эксперт по определенному типу плазменного генератора, модели «Мурена-IV». Её, естественно, не используют при создании кораблей и конструкций уже лет шестьсот, однако «Мурена-IV» строилась на совесть, и вы бы удивились, если бы узнали, насколько Империум до сих пор доверяет этой машине. М-IV билась в сердце «Казус Белли», гигантской богомашины, защищавшей Геенну-Прайм, М-IV качает воду на десять миль вверх в главном улье Некромунды под неусыпным контролем Меркатор Наутика.

Вы и сами понимаете, насколько эта работа хороша - если она у меня есть, конечно. В этом и заключалась моя основная проблема: несмотря на всю важность Мурены-IV, эти реакторы используются редко. Думаю, на весь Империум их осталось миллионов пять, не больше. И те, кто ими владеет, скорее наймут Механикус, если генератор даст сбой. Я много лет зарабатывал на жизнь тем, что занимался поддержкой основных функций реактора как такового, но порой я годами сидел без работы, даже в cегментуме Соляр. И вполне понятно, почему перспективы моего побега с Хорсабада были довольно безрадостными.

III

В ожидании подходящего корабля прошло пять стандартных терранских лет. Пять лет наблюдений за медленным умиранием этих орбиталищ, пока остальные люди, способные всё это заметить, убирались отсюда один за другим.

На второй год моего пребывания здесь, во время пира в честь Вознесения Императора, в местных столовых внезапно закончился весь корневой крахмал. А вскоре после этого питьевая вода жилблока Фи приобрела мутно-коричневый цвет, от которой жители начали болеть. Но среди местных не было слышно ни единой жалобы. Никто, видимо, даже не мог представить, что овощная масса и чистая вода исчезли навсегда. Они жили в абсолютной уверенности, что провидение Императора в конечном счёте спасёт их, если они продолжат спокойно работать и молиться.

Уж простите меня за прямолинейность, но жители Хорсабада так долго жили под железной пятой, что долгое время даже не замечали её отсутствия. Но в целом – люди не идиоты. По крайней мере, не все. В итоге некоторые добрые хорсабадские люди смогли трезво оценить ситуацию и воспользоваться ей ради собственного блага.

Преступники, столетиями рыскавшие в тенях, начали действовать открыто. Поначалу они не особо наглели, напоминая скорее грызунов, что начинают копошиться на продуктовом складе, как только стемнеет. Но когда они поняли, что уже не навлекут на себя ни гнева проповедников, ни все более редких патрулей правопорядка, они постепенно начали заходить за границы дозволенного всё дальше и дальше.

Меня ограбили дважды: в первый раз отняли всю местную наличку, во второй – вырвали из рук продуктовую карточку, по которой я получал свой протеиновый рацион. У меня сложилось впечатление, что третья встреча может закончиться ножом в моей печени, поэтому я начал передвигаться только по ярко освещённым переходам, а по жилблокам разгуливал лишь в самые оживлённые часы передачи рабочих смен.

Эти меры неплохо защищали меня от грабителей, но сейчас я понимаю, что остерегаться мне стоило в первую очередь имперского военно-космического флота.

Возможно, этот корабль назывался «Алетейя». Или, может быть, «Аламо»? Что-то из полузабытых мифов старой Терры. Этот крейсер типа «Лунный» был одним из самых больших кораблей, что я видел… Он вынырнул из варпа так резко и так близко к орбиталищам, что вы бы прочувствовали это всем нутром. Я в этот момент торчал на рыночной площадке у своего жилблока, пытался купить пачку водорослевых вафель. Никаких предупреждений не было, просто в пространстве за грязным куполом над нашими головами возник гигантский синяк оранжево-пурпурного света, а после возникла фигура, перекрывшая местную звезду своей гигантской хищной тенью.

Люди упали на колени и воздели руки в форме аквилы, на их лицах была смесь ужаса и обожания. Я их не виню – сам-то я не раз видел флотские корабли, но всегда испытывал неясный внутренний дискомфорт, когда пытался осознать их размеры. Какой-то древний инстинкт во мне твердил: вопреки всему, что я знаю о космических кораблях, эта штуковина просто не должна летать.

А вот что действительно тревожило – корабль был покрыт дырами. Корпус крейсера усеивали кратеры размером с целые города, в некоторых до сих пор бушевала плазма, а целые мили секций были раскалены до оранжевого цвета из-за пожаров, бушевавших на палубах за переборками.

Эта громадина прошла через ад, или того хуже; что-то пыталось пожрать этот корабль, и это что-то до сих пор пребывало где-то неподалёку.

Само собой, я так и не смог выяснить историю этого крейсера. Он остался в доках всего на день, чтобы перевооружиться и потушить самые крупные очаги пожаров, а потом вернуться обратно в тот кошмар, откуда он прибыл. И я лишь чудом не попал в его команду.

Я слышал истории о флотских принудительных бригадах. Все их слышали. Однако реальность оказалась страшнее любых слухов. Если не знать наверняка, то со стороны это больше похоже на налёт вражеской армии. Толпа мужчин и женщин, вооруженных шоковыми дубинами, налетала на жилблоки, вырубала местных жителей и утаскивала их в сторону корабля на повозках. Некоторые из налётчиков скакали верхом на лошадях. Некоторые из налётчиков использовали для поимки людей сети, и я готов в этом поклясться честью примархов.

Сам я отнюдь не бегун, и в ещё меньшей степени – боец. Зато могу пролезть в любую щель. Стыдно признаться, но как только я увидел всю эту картину, то поднял решетку дренажной канализации и спрятался внутри. Я просидел в этой грязи целых три смены, пока внезапная тряска в моём нутре не подсказала мне, что крейсер покинул Хорсабад. После этого я прихватил все пайки, оставшиеся бесхозными после волны принудительного рекрутирования, вернулся в кубрик, где обитали пустоторождённые, и заперся внутри.

Я провел там целые месяцы – смотрел и пересматривал чужие пикт-плёнки, а в перерывах читал документы прибывающих кораблей, всё ещё испытывая слабую надежду на то, что один из них окажется моим билетом из Хорсабада. Какое-то время кораблей вообще не было. А потом мимо Хорсабада за три очень тревожные недели прошла целая военная флотилия, при этом каждый корабль буквально заглатывал свежую рабочую силу из бесконечных жилблоков орбиталища. Понятия не имею, направлялись ли эти корабли на ту же битву, что и «Алетейя», или же они вообще были из разных боевых групп. Одно было ясно наверняка – какие-то плохие вещи творились там, во тьме космоса. И мне оставалось лишь прятаться.

Но как-то раз я проснулся от того, что на меня начал орать настенный терминал. Сработала система индивидуального оповещения - я настроил ее так давно, что успел забыть об этом. Пока я соображал, что это за звук, мои глаза понемногу сфокусировались, и я смог прочесть строчки кода на экране.

…НЕЗАВИСИМЫЙ ТОРГОВЫЙ КОРАБЛЬ «ПОТОК МОЛОТОВ» …РАЗРЕШЕНИЕ НА ТОРГОВЛЮ… ЛОРД-КАПИТАН РАГЛАН ШРОФФ… ПОИСК ПЕРСОНАЛА… ВЫСОКИЙ УРОВЕНЬ КВАЛИФИКАЦИИ… СИСТЕМЫ ПЛАЗМА-ДВИГАТЕЛЕЙ МУРЕНА-IV…

«Мурена-IV»!

Как только я это увидел – тут же выскочил из койки, одной рукой хватаясь за входную дверь, а другой натягивая на себя свой перелатанный комбинезон. Это мой реактор. Судно вольного торговца искало специалиста, и этим специалистом был именно я.

Порой мне кажется, что со стороны я могу казаться циником, особенно в вопросах веры. Если так и есть, я прошу вашего прощения. И я надеюсь, вы простите меня с большей охотой, если узнаете, что когда я добрался до доков и застал «Поток» на причале, я благодарил Императора каждым своим вздохом.

IV

Увы, мой религиозный экстаз продлился недолго.

При любых других обстоятельствах я бы гораздо серьезнее отнёсся к подписанию контракта. Члены моей гильдии ведут общий список вольных капитанов, и когда мы изредка где-то пересекаемся, то сверяем и обновляем информацию. Некоторые из капитанов действительно являются героями, которыми пытаются казаться. Другие же на поверку оказываются мошенниками, головорезами и психопатами, и если бы не их предки, которые получили торговый патент от Верховных лордов Терры, а то и от самого Императора, им самое место было бы в карцере. Мне казалось, что Раглан Шрофф, к команде которого меня прикомандировали, находится где-то в самой середине «неприятной» части этого условного спектра. Бывший армейский офицер высокого ранга, он либо получил свой Патент в награду за победы, одержанные в глубине неведомых траншей континентальных масштабов, либо это был единственный способ помешать ему и дальше гробить солдат в промышленных масштабах. Согласно гильдейскому списку, истина зависела в первую очередь от того, кого вы о ней расспрашивали – самого Шроффа или кого-то другого.

И хотя Шрофф уже давно не топтал грязь сапогами пехотных подразделений, а стал пустотным авантюристом, из перечисленных в гильдейском списке событий было очевидно, что его «тактическое» мировоззрение практически не изменилось. Насколько я понял, большая часть его похождений заключалась в проведении чудовищно затратных наземных вторжений, которые отличались от его армейских операций в основном тем, что сам он теперь командовал ими не из бункера, а из боевого корабля, болтающегося на орбите.

Само название его судна, «Поток молотов», отлично иллюстрировало широту его стратегического подхода к решению проблем. При посадке я был поражен тем фактом, что большая часть внутреннего пространства корабля, казалось, состояла из казарменных помещений, танковых ангаров и арсеналов. Почти все они были пусты.

Я ждал аудиенции у лорда-капитана в атриуме, примыкающем к командному мостику, и успокаивал себя тем, что буду числиться в команде «Потока» не в качестве рядового участника пехотной мясорубки. Судя по возрасту и состоянию корабля, думал я, меня ждёт стандартная настройка: повторная калибровка нескольких муфт, которые разболтались из-за активации поля Геллера, потом напряженный (но довольно приятный) разговор с корабельным техножрецом о будущем техническом обслуживании реактора, и всё – моя работа сделана.

Однако это робкое чувство надежды улетучилось сразу же, как я увидел лорда-капитана Шроффа.

Я далеко не храбрец, как вы уже поняли, конечно. Но после века работы с одними из самых мощных машин, доступных человечеству, я привык иметь дело с мужчинами и женщинами, которые ими обычно владели. Короче, меня не слишком волнует статус. Но здесь дело было в другом.

Все влиятельные люди чем-то напоминают убийц. Но в случае с Шроффом это ощущение было крайне… резким. Все в нем - от безволосого лба, похожего на осадный таран, и белых мозолей на костяшках кулаков, до запаха застарелого звериного пота от его шинели, который донесся до меня, лишь только он показался в дверном проёме – мгновенно вызвало во мне ужас. На расплывчатом пикт-портрете в гильдейском списке он сливался в существо, состоящее из челюстей, бровей и винных пятен, но то, что стояло передо мной, было самым настоящим эталоном убийцы.

Штоф смотрел на меня совершенно хладнокровно и бесконечно долго - и притом молча, от чего напряжение только росло. Опыт научил меня, что если уж ты вынужден общаться с влиятельными людьми, то не стоит, по крайней мере, заговаривать первым. Однако встречались и такие, которым нравилось нарушать условности, чтобы оценить характер собеседника, и я решил, что имею дело с одним из них. Поэтому я заговорил первым.

– Ваш реактор… – начал я неуверенно. Однако, прежде чем я успел сказать хоть ещё одно слово, Шрофф замотал головой с такой яростью, что я вздрогнул – мне вдруг показалось, что он хочет меня укусить.

– Я тебя нанял не для обслуживания реактора, – гаркнул он, пронзая меня своим взглядом, после чего его лицо искривилось в таком озадачивающем оскале, какого я в жизни не видел. – У меня есть гораздо более интересная работа. – Шрофф ткнул пальцем в сторону капитанского мостика. – Личный состав уже прибыл на инструктаж, – прорычал он, когда я направился в указанную им сторону. – Чуть позже я представлю тебя всем остальным, но сначала – работа.

Когда мои глаза привыкли к сумраку, я различил фигуры, столпившиеся вокруг гололитического стола-проектора, столь любимого всеми солдафонами Галактики. Над ним в тусклых красных полосах света медленно вращалась проекция двух кораблей, и когда команда оторвалась от изображения, чтобы взглянуть на меня, их глаза, оптические импланты и линзы противогазов тоже светились красным.

Наверное, я должен был испугаться тогда. Может быть, так и было. Но как только я занял место за столом и понял, что именно нам показывает проектор, все прочие опасения потонули в чистом, животном ужасе. Кораблей было не два – это было одно судно, разломленное на две части. И я сразу определил модель.

Стало очевидно, что наша команда намеревалась ограбить заброшенный корабль Адептус Астартес.

V

Как я уже говорил, благодаря работе, доставшейся мне по праву рождения, я получил возможность увидеть множество необычных вещей. Но лишь однажды я оказался в присутствии астартес, и до сих пор глубоко благодарен судьбе – и за подобную возможность, и за то, что более мне ни разу не пришлось повторять данный опыт.

Это случилось в годы моего обучения у матери, которая возглавляла гильдию. Её вызвали в Цюань-Чжоу, крепость-монастырь Белых Шрамов на Чогорисе – ей предложили поделиться знаниями с местным магистром кузницы. Обычно секреты гильдии считались бесценными и не передавались другой стороне, но, как сообщила мне мать, Белые Шрамы в рамках этой сделки вообще не предоставляли возможности выбора. Она отправилась на Чогорис и прихватила меня с собой, чтобы я хоть вынес что-нибудь полезное из грядущего вымогательства.

Когда наш челнок приземлился, она дала мне очень простой совет: не смотреть в лица космодесантников, оглядывать их только боковым зрением и думать о них, как о машинах. Она предупредила меня, что если бы я стал думать о них, как о людях, то испытал бы куда более глубокий дискомфорт, столкнувшись с ними взглядами. Ведь тогда бы я осознал, что на нас они совершенно непохожи.

И вот я стоял на широком укрепленном крепостном уступе, далеко внизу порывы ветра гоняли степную траву, а рядом со мной мать разговаривала с магистром кузни. Обмен знаниями происходил напротив безупречно выстроенных в три ряда «Лэндспидеров» капитула, устройство двигателей которых магистр хотел лучше понять. Между орденским транспортом и защитными валами выстроилась половина роты Космодесанта, все четыре часа переговоров бойцы простояли неподвижно.

Первые три часа я послушно смотрел на море травы за горизонтом и наблюдал, как под лучами закатного солнца оно меняет цвет из коричневого в тёмно-оранжевый. Но ни один двенадцатилетний мальчик не способен долго соблюдать какой-либо запрет, неизбежно он становится одержим идеей сделать то, что ему запрещено, и в конечном счёте я начал украдкой посматривать на воина, который стоял ко мне ближе всех.

Я увидел, что он не носит шлем, а его голова похожа на гигантский кусок камня – весь он был похож на статую, которой поручили охранять бесконечную равнину, простиравшуюся за склоном, на котором располагалась крепость. Кожа астартес была покрыта шрамами, имплантированными штифтами выслуги и следами старых ожогов, но на боевую технику он не очень-то тянул. И я не понимал, почему мать просила меня не смотреть на них.

И тогда, естественно, он взглянул на меня. Вначале всё было не так уж плохо – его лицо не выражало абсолютно ничего, будто бы ожидало осознанного анализа, который должен был произойти в его голове, прежде чем подобрать подходящее выражение. Полагаю, что если бы я представлял какую-то угрозу, он бы просто убил меня, и его лицо тут же вернулось бы к обычной монолитной непроницаемости. Но угрозы я не представлял, поэтому он просто улыбнулся. И когда я поймал его взгляд, то понял, что пыталась донести до меня мать.

Я не знаю, должна ли была эта улыбка успокоить меня, или выразить какое-то внутреннее скрытое презрение. Она была нечитаемой, вот в чём дело. Эта улыбка словно была написана на его лице художником, обладающим потрясающей техникой рисования, но полностью лишенного чувств. Как если бы из знакомых букв составили бессмысленные слова. Всё это напугало меня на таком глубоком уровне, что я не до конца это осознал, и весь остаток дня я пялился на собственные ботинки, пока наконец не пришло время отправляться домой.

VI

И вот я вновь вернулся во владения постлюдей. Правда, в этот раз я пришел без приглашения, и вторгался туда вместе с толпой из примерно сотни вооруженных мужчин и женщин. И то, что корабль, в разбитую кормовую часть которого врезался наш транспорт, оказался совершенно безжизненным, меня нисколько не успокаивало. Если даже самих космодесантников на борту не осталось, возникал вопрос: что же их убило?

Задача, согласно пояснениям Шроффа, была невероятно простой. Нам нужно было проникнуть в машинный отсек заброшенного судна, где я должен был проверить его реактор и доложить лорду-капитану, что здесь еще работает, и что, самое главное, можно разобрать и продать. Затем, если это окажется возможным, я должен был запустить двигатели – чтобы растащить половины корабля в разные стороны и спокойно разобрать на более безопасной территории.

Вы можете задаться вопросом – даже учитывая свободу действий, предоставляемую патентом, о чём вообще думал вольный торговец, разбирая остов корабля астартес? Самым логичным было бы немедленно идентифицировать принадлежность судна и отправить информацию о местонахождении незаменимого оружия соответствующему ордену.

Я уж точно задавался этим вопросом, и не раз. Я вообще много о чём успел подумать с момента встречи с Рагланом Шроффом. Например, о бледных пятнах на палубе его командного мостика, и о том, почему он предпочитал держать там же лазружье – всё это я успел рассмотреть, когда моё зрение адаптировалось к полумраку. Ещё я удивлялся необыкновенной неопрятности его шинели, и следам странного штрихкода под его правым глазом – татуировка была еле видна, но ещё не успела полностью выцвести.

А более всего меня интересовал вопрос – куда подевались пять штрафных пехотных взводов, которые, согласно отчётам «Потока», буквально испарились из грузового трюма несколько месяцев назад.

Во время перелёта с «Потока» к заброшенному кораблю я пришёл к выводу, что постепенное ослабление имперского контроля, которое я наблюдал на Хорсабаде, вовсе не ограничивалось орбиталищами. Учитывая резкое ухудшение условий жизни в этом секторе – действительно ли в округе найдётся порт, обладающий желанием и административными возможностями для проверки личности каждого пришлого капитана, имеющего торговый патент? Или же они просто с радостью примут оплату пересечения границы, не особенно интересуясь, кто платит?

В конце концов, глядя на острозубую абордажную команду, которая толпилась вместе со мной в транспортнике, я решил, что думать об этом слишком много не стоит. Я никак не мог повлиять на эту ситуацию, в какую бы сторону она ни развивалась. Я держался за одну мысль: кем бы ни был Шрофф, он забрал меня с Хорсабада. И если я справлюсь с работой, то при первой же возможности сменю судно в любом порту, который будет хоть немного удалён от безумия Восточной Окраины. И кто знает – может быть, мои труды даже будут оплачены.

Но в тот момент, когда наш транспорт погрузился в пещерообразную полость разорванного корабля, и я вгляделся в темноту за пределами его прожекторов, я осознал, что пока у меня нет никакого права на надежду.

Мой наниматель впервые засёк брошенное судно на границе дальности действия корабельного авгура – половины корабля астартес медленно проплывали в межзвёздной бездне, гораздо дальше, чем сам Хорсабад. Какими бы точными ни были штатные датчики, они никогда бы не засекли рассеченную пополам тушу, если бы не абсолютная пустота, окружающая её. Мёртвый корабль покоился на самом краю слабого света Терры, за границей которого начиналась огромная темная межзвездная пустошь, известная как Вурдалачьи звёзды.

По мнению лорда-капитана, мёртвый корабль дрейфовал на протяжении веков, если не тысячелетий, после какой-то битвы далеко внутри галактического диска. Но мне казалось, что это какая-то бессмыслица. Если бы всё было так, как говорит капитан, то части корабля разделяли бы световые года. Но они до сих пор были здесь, буквально в нескольких милях друг от друга.

Возможно, он был выброшен из варпа, подумал я: выкинут далеко за пределы координат своей гибели во время галактического сотрясения, сопровождавшего открытие Разлома. Это могло хотя бы значить, что нечто, послужившее причиной смерти корабля, может находиться далеко отсюда – на расстоянии половины галактики. Но кто знает, чем варп мог заразить обломки этого корабля, пока удерживал его внутри себя?

Конечно, существовала и третья альтернатива – корабль мог быть уничтожен прямо здесь, в результате какого-то тайного конфликта, о котором известно только астартес. Само собой, это означает, что убийца космодесантников до сих пор таится где-то поблизости.

Когда я спускался по аппарели транспортника, меня посетило очередное, уже четвёртое по счёту предположение. И оно каким-то образом сочетало в себе все худшие черты предыдущих версий.

Корабль, естественно, был обесточен, поэтому, если нам требовался свет, воздух или гравитация, нам пришлось везти все необходимое с собой. В центре нашей абордажной группы тащилась громоздкая, излишне украшенная орнаментами повозка, запряжённая четвёркой сервиторов-погрузчиков. В конструкции находились генератор пустотного щита, гравипластины и плазменный фонарь, извергающий волны света и тепла.

Обычно, когда шагаешь рядом с такой штуковиной, чувствуешь, что воздух становится горячим и до невозможности густым, а выделяемая влага начинает невыносимо вонять озоном. Но в нашем случае, как только мы ступили на изогнутую поверхность палубы, мы обнаружили, что дыхание буквально звенит о стальной пол под нашими ногами, мгновенно замерзая в воздухе и опадая вниз мелкой кристаллической пылью. Сначала Шрофф забеспокоился о том, что у генератора возникли неполадки, но плазменный фонарь работал на полную катушку. Мой ауспик-имплант подсказал, что обломки корабля были просто невероятно промерзшими.

Чертовски сложно добиться температуры более низкой, чем та, что царит в межзвёздной бездне. Но в целом это возможно, и разница, пусть и небольшая в абсолютном выражении, сумеет преодолеть предельные температурные значения работающего плазменного фонаря. Всё это вызывало много вопросов. Погибший корабль не мог охладиться до такой степени, просто дрейфуя в межзвёздном пространстве. Но на его корпусе не было никаких следов остаточной энергии варпа.

Чтобы каким-то образом потерять все тепло, размышлял я, корабль должен был быть перенесен откуда-то еще, из места, лишенного энергии даже больше, чем глубокая пустота. Моя гильдия давно задавалась вопросом о существовании чего-то подобного. Они видели то, что вполне могло быть самым краем тени подобного места – на это указывали неразрешимые половины древних уравнений. Из этих туманных проблесков они вывели лишь одну однозначную мысль: если такое место и вправду существует, то человечеству лучше держаться от него подальше.

VII

По мере продвижения по внутренностям корабля, моё ощущение кошмара только крепло. Выяснилось, что здесь не было космодесантников. Точнее, здесь больше не было живых космодесантников. Зато их трупы были разбросаны по всем коридорам, которые мы проходили, и когда наш гравитационный пузырь выхватывал дрейфующие в невесомости тела, они обрушивались на пол с ужасным лязгом, поднимая вокруг себя облака пыли. Когда мы подошли к одному из тел поближе, я понял, откуда взялась эта пыль. Вся экспедиция в отвращении остановилась, а моё тело в течение минуты сотрясали судорожные рвотные сокращения. Видите ли, одно из тел упало лицом к нам, буквально под наши ноги. Под горжетом его брони был едва заметен слегка отличающийся от человеческого череп, он всё ещё висел на нескольких полосках иссушенной морозом плоти. Всё остальное успело превратиться в пыль, и она теперь оседала в лёгких у каждого из нас.

После этого мы натянули на лица противогазы.

Тому воину, как мы впоследствии поняли, еще повезло – по крайней мере, он умер с целым лицом. Многие из тел, которые мы находили на своём пути, были расчленены, а некоторые и вовсе изуродованы до полной потери схожести с человеческими телами. Нанесённый урон был чудовищен и намного превышал любые пределы, которые была способна выдержать даже могучая физиология астартес, и в тех местах, где сражение было наиболее яростным, вместе с телами космодесантников на пол падал тонкий слой кровавого инея, густо распыленного в воздухе.

Коридоры хранили следы схожего насилия. Выбоины покрывали все поверхности без разбора, как будто то, что прошлось по этому кораблю, обладало таким переизбытком силы, что не чувствовало необходимости нацеливать удары. Переборки были покрыты вмятинами глубиной в человеческий торс, и в них до сих пор были вбиты тела воинов. Обшивка стен расплавилась от чудовищного жара или воздействия радиации, а целые секции пола были изуродованы звездообразными дырами, как будто гиганты вырывались снизу, чтобы добраться до остальных частей корабля.

Видя каждую новую сцену древнего насилия, я ловил себя на том, что бормочу под нос молитвы Трону со все большим и большим рвением – я молился о том, чтобы существо, способное творить такие разрушения, было убито последним выжившим космодесантником, и чтобы за очередным углом мы нашли труп этого монстра. Или о том хотя бы, чтобы монстру давным-давно надоело здесь находиться, и он убрался с корабля.

Но мы не видели вокруг себя ничего нового – ни мёртвого, ни живого. Несмотря на то, что мы каждый раз вздрагивали, когда новое тело падало перед нами, принимая звон брони астартес за шаги пробудившегося ночного кошмара, мы добрались до машинного отделения – и кроме странно мелькнувших теней нас не побеспокоил никто. И хотя реакторный зал хранил следы такого же ожесточенного сражения, как и остальные помещения на корабле, к моему глубочайшему изумлению, само ядро реактора модели «Мурена-IV» оказалось почти нетронутым.

VIII

В общем, моя личная задача оказалась постыдно лёгкой. «Мурена-IV» – невероятная машина сама по себе, а конкретно этот образец был одним из наиболее хорошо сохранившихся на моей памяти. Поразительная долговечность - одна из её сильнейших сторон, а здешний реактор являлся просто эталоном модели. Несмотря на кровавую бойню внутри двигательного хранилища, сам реактор был спроектирован с такой изящной надежностью, что до сих пор был способен к полностью самостоятельному запуску, причем с моей стороны требовалась лишь небольшая калибровка.

Честно говоря, я даже начал задаваться вопросом, почему экипаж вольного торговца, как правило очень и очень разношерстный, вообще обратился за помощью в этом деле ко мне. Но потом вопрос отпал сам собой – я обернулся на шроффовский отряд и увидел, как две женщины с лицами, изрезанными шрамами, дерутся за обладание треснувшим шлемом астартес. Самое главное, что они обратились ко мне, подумал я про себя. А уж я свою работу выполнил.

Несмотря ни на что, я получил удовольствие от этой задачи. Учитывая мой многолетний опыт работы с «Муреной-IV», такой простой перезапуск был процедурой, которую я мог выполнить практически вслепую. Диагностическая консоль реактора демонстрировала схематичный чертёж машинного отделения, внутри которого цветными фигурами были размечены разнообразные конденсаторы и катушки накаливания, окружающие ядро реактора. По мере того, как в каждом узле концентрировалась энергия, индикаторы на экране становились все ярче, а мои пальцы буквально порхали над клавиатурой, нежно контролируя приём и отдачу энергии, чтобы каждый световой столбец рос с размеренной скоростью

С каждым узлом, энергия которого достигала оптимальных значений, росло и моё желание убраться отсюда подальше – это заставляло меня концентрироваться на работе.

Как выяснилось позднее, я сумел перезапустить реактор с такой быстротой, что она заставила бы побледнеть и машиновидца Культа Механикус, и я не мог сдержать тихий внутренний голос, заметивший, что это был самый легкий гонорар, который я получал.

Стоит ли говорить, что мой внутренний голос рановато начал радоваться? Кажется, я уже говорил о том, что и не надеялся получить за эту работу хоть какие-то деньги, как только оказался на палубе заброшенного корабля.

Но чего я вообще никак не ожидал, так это того, что, обернувшись к Шроффу, чтобы сообщить о выполнении задания, я обнаружу дуло его богато украшенного болт-пистолета на расстоянии вытянутой руки от моего лица.

IX

– Отличная работа, – грубо ухмыляясь, произнёс Шрофф. – На этом всё. Мы предпочли бы сохранить нашу работу в тайне, если тебе не все равно. Так что ты не можешь остаться с нами.

Подчеркиваю, мне было не все равно. Однако заявлять об этом вслух, кажется, не было смысла, и я просто тупо глядел в дуло шроффовского пистолета, ожидая скорой смерти. Глубины болт-пистолета я рассматривал несколько секунд, и мне стало интересно, из-за чего моя казнь откладывается безо всякой причины. И тут лицо лорда-капитана нахмурилось.

В тот же момент я увидел, как один из мужчин, стоящих впереди всей толпы, тычет пальцем во что-то позади меня. По толпе начал расползаться шёпот.

– С реактором творится что-то неладное, – произнёс Шрофф безрадостно и кивнул на терминал, к которому я только что развернулся спиной. – Взгляни, что там. И давай без фокусов.

Я думаю, что даже лет за десять не смог бы придумать, что сделать с такой проблемой. А в подобных ситуациях я вообще медленно соображаю. Тем не менее, я повернулся к терминалу и начал изучать ситуацию, всем своим видом давая понять, что не собираюсь делать глупостей.

Затем настала моя очередь хмуриться. Терминал просто кричал о том, что происходит нечто неправильное. Только не с самим реактором. Индикационный экран показывал три световых пятна сразу за пределами зала ядра, там, где по моим представлениям не могло быть никаких элементов реактора. Потом пятен стало шесть. Потом двенадцать. А потом ещё больше, и каждое из них горело с яркостью реактора тяжелого танка. Вскоре точки начали двигаться.

Я повернулся, чтобы поделиться своим замешательством с бывшим нанимателем, но тот уже не смотрел на терминал. С отвисшей челюстью он глядел на то, что показалось из-под гигантской арки, ведущей в реакторный зал.

На секунду я задумался о том, что может делать разведывательный титан на борту судна астартес. Однако вскоре понял, что этот механизм не был творением человеческих рук.

Шестьдесят лет назад я имел несчастье работать вместе с джокаэро, и до сих пор это было мое единственное столкновение с ксеносом. Теперь, глядя на гигантскую трёхногую мерзость с «лицом», напоминающим череп, я понял, насколько мне до этого везло. Свет непостижимого происхождения освещал невозможную геометрию его тела, бликуя на лезвиях, длина которых вдвое превышала человеческий рост, и на стволах орудий, гремящих и скрипящих во тьме.

Из толпы, стоявшей за Шроффом, вырвался крик чистого ужаса, но при этом не прозвучало ни одного выстрела. Я абсолютно уверен в том, что как только абордажники увидали эту штуку, их охватило такое отчаяние, что они просто не смогли достать оружие. Затем раздался ещё один крик, больше похожий на стон, уже с другой стороны толпы. Я оглянулся на шум, только моё любопытство заставило меня оторваться от разглядывания увенчанного черепом чудища, и увидел, что все выходы перекрыты другими существами.

Сейчас трудно вспомнить конкретные детали их обличий. Кто-то из них по своей форме напоминал нечто ракообразное, сгорбившееся внутри зарослей из длинных конечностей-орудий, со скоплениями тошнотворных красных огней там, где я ожидал увидеть глаза. Кто-то был похож на раздутого бронированного жука, парящего на высоте человеческого роста благодаря работе каких-то омерзительно мощных гравитационных платформ. Сначала я думал, что это какой-то транспорт, а потом увидел, как из его «носовой» части вышло нечто, напоминающее скелет примата, вооруженное тем, что я могу назвать разве что гигантским… орудием-обелиском, которое росло на месте одной из его рук.

В этот момент я думал только о том, кто же из этих существ начнёт резню первым. Но я не успел даже сделать предположение, а резня уже началась.

Шрофф умер мгновенно – ужасающей смертью. Он был расчленен на три безупречно ровные части когтями существа, которое беззвучно возникло из палубы под его ногами, не оставив ни единой отметины на стальном полу. Змееобразная тварь с клинковидными конечностями пронеслась над опадающими останками лорда-капитана и, всё ещё блестя в его свежей крови, обрушилась на впавшую в ужас толпу позади. Однако к тому моменту, как она нанесла свой удар, остальные монстры уже открыли по абордажникам огонь, и половина людей погибла.

X

Хотелось бы мне сказать вам, сколько длилась эта схватка, если произошедшую бойню вообще можно так назвать – просто чтобы вы поняли, как мало времени она заняла. Сказали бы мне, что прошло больше десяти секунд, и я вряд ли бы поверил.

Я смирился со смертью в тот самый миг, когда пистолет Шроффа уперся мне в лицо. Но после того, как всю команду предполагаемого вольного торговца расчленили у меня на глазах, я начал нервничать, что меня просто-напросто оставили напоследок. Каждый взмах когтя, каждый выстрел из пушки, каждый выжигающий тонкий зелёный луч, пронзающий пространство – все они будто бы избегали столкновения со мной, и я стал думать, что мне придётся разделить вечность с этими… существами во тьме ледяной гробницы Космического Десанта. Я начинал чувствовать нездоровую зависть к мужчинам и женщинам, в крови которых стоял по щиколотку.

Всё закончилось внезапно. Когда последнее оружие утонуло в месиве внутренностей, разбросанных по полу, наступил краткий миг полной тишины – в который я мог только выдохнуть, больше ничего. Затем, с мрачным скрежетанием, трёхногая тварь развернулась на своих бритвенно-острых конечностях прямо посреди озера трупов и посмотрела на меня сверху вниз.

Я не могу сказать, что это существо заревело, когда подняло свои колоссальные руки-клинки, чтобы нанести мне смертельный удар. Нет, за этим звуком не было никаких эмоций – так мне, по крайней мере, казалось. Гораздо больше он напоминал сигнальный горн мануфакторума. И это сравнение как-то легче примирило меня с тем, что неизбежно должно было произойти. «Думай о них, как о машинах», вспомнил я материнский совет, когда на меня обрушилось лезвие.

Однако клинок вдруг остановился в нескольких дюймах от моей головы с отрывистым, тяжелым звоном. Я с трудом сфокусировал взгляд и увидел, что его удерживает чей-то красный кулак размером с моё туловище. Огромная рука дрожала от мощнейшего напора, который пыталась удержать, но не сдвинулась ни на дюйм.

Из темноты, откуда появился кулак, донесся новый звук, и это был не боевой клич. Это было слово. Я не знаю, что это было за слово, так как оно было произнесено на языке, который человеческие уши никогда не должны слышать, голосом, похожим на гул магмы в глубинах вулканического пика. Но если бы мне пришлось гадать, я бы сказал, что это была команда. Запрет, элементарный и простой.

Чем бы там оно ни было на самом деле, оно сработало. С протяжным, искажённо-рычащим звуком трёхногое отродье опустило свой клинок и сделало один гигантский шаг назад – прямо в клубящуюся тьму. Я был поражен: внутренняя жестокость этого существа была так велика, что смотреть на его отступление было так же странно, как наблюдать за каскадом разделенных атомов, которые вновь соединяются в единое целое.

На свободное место, в самый центр бойни, вышло существо, которое отдало команду. Это был гигант практически гуманоидной формы, в своей основе напоминающий нечто скелетообразное. Но поверх этих металлических или каменных псевдо-костей была охряно-красная броня, крепкая, как стены крепости. Двуногая походка красного гиганта по крайней мере делала его более «человечным», чем всех остальных монстров, стоящих в тени позади него. Однако вместо лица у него был всё тот же непроницаемо-пустой череп. И это пустое лицо взглянуло на меня. Глаза его светились, но совсем не так, как у людей – они горели таким глубоким оттенком красного, что клянусь – я ощутил жар, обжигающий моё лицо даже в глубинах насквозь промерзшего корабельного остова.

Если у этих отвратительных тварей вообще могли быть какие-то повелители, то я был уверен – это один из них. Он долго смотрел на меня, кровяные лужи у его ног начали покрываться коркой льда. А потом он заговорил.

– Мы ждали очень долго, – произнёс он на чистом низком готике, и, к своему ужасу, я не смог сделать ничего, кроме как кивнуть в ответ.

– В этом месте нам больше некого убивать, – прорычал колосс, и я вновь кивнул, собрав всю свою силу воли для того, чтобы устоять на ногах. Было бы как-то легче, если в этом голосе звучала ненависть или животная ярость. Но в нём не было… ничего – даже капризного холода машинного духа. Просто полное отсутствие чего-либо.

– Мы хотим больше убийств, – заявило оно. В этот раз я внезапно обнаружил, что начинаю отвечать ему, и что моя душа требовала освобождения, которого не мог просить мой разум.

– Так убейте меня, – хрипло прошептал я, после трёх заикающихся попыток.

– Нет, – ответил красный гигант своим бездонным монотонным голосом, и со скрежетом броне-пластин указал на трёхногую тварь, которая до сих пор маячила во тьме за его спиной. – Брукт не понимает, зачем ты должен быть… отпущен. Я понимаю. Если мы не убьём тебя, ты уйдёшь. Со временем ты расскажешь другим из твоего вида о том, где мы находимся. И тогда они придут сюда. А мы их убьём. Поэтому иди.

Мой рот раскрылся сам по себе, и я стоял, бессмысленно заикаясь и пытаясь подобрать слова. – Но… они пришлют… армии. Они пришлют сюда ещё больше космических десантников.

Массивная, как огромный багровый шлакоблок, голова повернулась со скрежетом вскрываемой гробницы и оглядела следы кровавой бойни вокруг нас. Я проследил за его взглядом, от льдисто-кровавого болота останков абордажников Шроффа к углу комнаты, где были небрежно свалены в кучу древние разбитые доспехи астартес.

– Хорошо, – сказал монстр.

И тогда, не думая ни о чём, я побежал.