Прощение мечами / The Absolution of Swords (рассказ)
Гильдия Переводчиков Warhammer Прощение мечами / The Absolution of Swords (рассказ) | |
---|---|
Автор | Джон Френч / John French |
Переводчик | Летающий Свин |
Издательство | Black Library |
Серия книг | Горусианские войны / The Horusian Wars (серия) |
Входит в сборник | Горусианские войны: Прорицание / The Horusian Wars: Divination (сборник) |
Предыдущая книга | Чистота неведения / The Purity of Ignorance |
Следующая книга | Горусианские войны: Воскресение / The Horusian Wars: Resurrection |
Год издания | 2017 |
Подписаться на обновления | Telegram-канал |
Обсудить | Telegram-чат |
Скачать | EPUB, FB2, MOBI |
Поддержать проект
|
«Заявления о невиновности ничего не значат: они свидетельствуют лишь о глупой непредусмотрительности».
Судия Траггат, «Избранные изречения», том III, глава IV
I
С наступлением ночи в Вороний Комплекс пришел снег. Среди нагромождения куполов и шпилей дул промозглый ледяной ветер, протягивая пальцы в клуатры и гася огонь свечей. Троица шагала в неровном свете, багровые рясы волочились по каменному полу. Их никто не останавливал. Они проходили, словно тени под солнцем. Почти все члены ордена комплекса после захода солнца укрылись от холодов. Те немногие, кто торопливо шел по коридорам, замечали бронзовую руку ордена Бичевания, и спешили пройти мимо. Никто без особой нужды старался не связываться с бичевателями.
Первый из троицы был высоким и худощавым, и из-за ниспадающей рясы как будто скользил над полом, нежели шел по нему. Под его капюшоном поблескивала бронза. Второй был крепко сложен, и шагал с низко опущенной головой и спрятанными в широких рукавах ладонями. Полы рукавов обрамляла шелковая шашечная черно-белая тесьма, отмечавшая его как настоятеля ордена. Последний был сгорбленный, толстый, и плелся в самом хвосте. Для любого, кто вздумал бы проследить за троицей, тот человек прогнал бы последние сомнения — испытуемый грешник служил видимым напоминанием о расплате за грех и цене прощения.
Едва троица ступила на Мост Милосердия, ветер затрепал их капюшоны. Во тьму по обе стороны узкого каменного пролета уходил крутой обрыв. На плитку уже начал ложиться первый снег.
— Сладкие слезы Терры, — выдохнула сгорбленная фигура, когда на мост дохнул порыв ветра.
Фигура в рясе настоятеля чуть повернула голову к горбящемуся позади человеку.
— Прошу прошения, — сказала сгорбленная фигура, а затем вполголоса добавила. — Этот ветер и броню с танка сдерет.
Троица двинулась по мосту, направляясь к возвышающейся впереди громаде Высокой Часовни. В сотни метров высотой и более километра шириной, в размерах она могла потягаться с соборами иных миров. На противоположной стороне моста виднелись запертые железные двери. Из больших жаровен возле портала вырывались языки пламени. По фасаду каждой из створок каскадами ниспадали медные перья.
Когда троица достигла конца моста, из альковов выступило двое стражников. Каждый поверх белой одежды с багровым пламенем носил отполированный нагрудник. Оба сжимали лазганы, со стволов которых свисали священные монетки и фиалы с водой. Экклезиархия не держала мужей оружных со времен Эры отступничества, поэтому стражники фактически не подчинялись жрецам, за чьей волей и верой они следовали. Они были Железным Братством, воинами-паломниками, давшими обет охранять святость часовни. Из всех людей в Вороньем Комплексе они были одними из немногих, кто мог оспорить право настоятеля ходить там, где ему заблагорассудится. Они взяли троицу на прицел.
— Вход в часовню запрещен по приказу префекта-приора, — сказал один из стражников. — Я не могу открыть дверь, даже для вашего ордена.
Троица застыла на месте, не говоря ни слова.
— По чьей воле вы пришли в столь позднее время? — рявкнул второй стражник. — Вы не настоятель Крайлинг. Так кто же вы?
— Прошу прощения, — сказала первая фигура из троицы, ее голос был резким и чистым. Ближайший стражник моргнул, над его глазами на миг сомкнулись вытатуированные черепа. Второй открыл рот, чтобы заговорить.
Женщина в рясе в мгновение ока пересекла расстояние до обоих стражников, красная ряса взвилась следом за ней. Ближайший часовой вжал спусковой крючок. На тыльную часть его руки с силой опустился кулак. Хрустнула кость. Стражник втянул в легкие воздух, чтобы закричать, но затем его в висок хлестнул локоть. Он упал, лазган выскользнул у него из рук на припорошенную снегом землю. Второй стражник был медлительнее, его пальцы все еще пытались нащупать предохранитель, когда женщина подхватила его падающего товарища и кинула в него бессознательное тело. Ветер задул под бархатный капюшон нападавшей, и тот откинулся назад, явив худое лицо с обритым скальпом. Второй стражник рухнул, однако тут же попытался встать. Ему в челюсть врезался ботинок, и он без чувств повалился на землю. Секундой позже лазганы покатились в пропасть под мостом.
— Кто-то заметит, — произнес сгорбленный человек. Ни он, ни фигура в рясе настоятеля не шелохнулись. Женщина бросила на него взгляд. Из-за выведенного хною на ее лице знака в виде буквы «Х» глаза женщины походили на сверкающие осколки нефрита, обрамленные медью.
— Я добавлю это к своему наказанию, — сказала она, — но пока у нас нет на это времени.
Полный человек что-то проворчал и, зазвенев цепями, переступил с ноги на ногу. Он повел согбенными плечами. В боку его рясы появилась прорезь, и оттуда выпал сверток.
— Раз мы больше не прячемся, это мне больше ни к чему, — сказал он, вытащив цепи из-под рясы и позволив им со звоном упасть на землю. Затем опустился на колени и расстегнул ремешки на свертке. Ткань откинулась назад, и в ее складках блеснул смазанный металл. Два болт-пистолета с выгравированными золотыми перьями лежали рядом с боевым молотом на длинной рукояти, и вложенным в ножны двуручным мечом. Под ними покоились магазины с патронами и силовой меч с узким лезвием. Он бросил пистолеты женщине с перечеркнутым лицом. Та поймала их, проверила и спрятала под рясу. Толстяк раздал остальное содержимое свертка, и на секунду в ветре запели щелчки оружия и ремешков.
Мужчина в рясе настоятеля спрятал меч за плечи, шагнул к дверям и толкнул участок обледеневшего металла. Небольшая дверца качнулась внутрь.
— За мной, — сказал он, проходя в часовню.
II
— Вы спите в другом конце, — прорычал паломник.
Клеандр фон Кастелян вздохнул. Ему уже хотелось, чтобы они выбрали другую точку проникновения в эту всеми забытую дыру.
Пещера, в которой он сидел, создавалась не для тех целей, которой она служила ныне. Клеандр подозревал, что это была цистерна, утолявшая жажду первых монастырей, которые построили еще во времена, когда Доминик Прим был едва заселенной окраиной. Теперь же здесь нашли прибежище волны людей, прибывавшие в мир-святыню. Как и все остальное в громаде, отстроенной верующими, она имела приобретенное название, которое для Клеандра ничего не значило. Ее звали Садом Вечности. Во тьму поднимались колонны, удерживавшие свод из растрескавшейся штукатурки. По ним вились грубые изображения деревьев и лоз. На растянутой между столпами проволоке висели обрывки ткани, которые разделяли пещеру на лабиринт комнатушек. Свет от небольших костров и масляных ламп отбрасывал на тканевые занавески тени. В местах, где неровный пол встречался с основаниями колонн, поблескивали соляные отложения. Угрюмые, немытые лица поднимались и опускались вслед проходящим мимо Клеандру и Колегу. Никто не предлагал братьям-паломникам помощи и не здоровался с ними. Это было место, которое порождало скорее отчаяние, нежели добрый настрой.
Наконец, они отыскали себе местечко в лабиринте занавесок. Уже одно это оказалось задачей не из легких. На каждый угол у кого-то были права, поэтому им пришлось обменять канистры с питьевой водой, чтобы и им выделили хоть что-то. Стяжательство, цеплявшееся к каждому дюйму жизни тут, в Муравейнике, едва не вызывало у Клеандра смех. Только за то, чтобы им указали путь к Саду Вечности, пришлось поставить свечи у трех алтарей. Когда же они нашли вход, он оказался ржавой железной дверью, навешенной в рассыпающуюся арку под статуей Императора-кормильца. И даже там старуха в платке, сидевшая сразу за дверью, протянула руку для милостыни. От взгляда Клеандра не укрылся мушкетон, приваренный к металлическому обрубку второй руки старухи, поэтому он поспешил протянуть ей еще одну свечу. То, что здоровяк-паломник, нависший над ними, имел какие-то права на клочок земли, где он сидел, нисколько не удивило Клеандра. Но это все равно раздражало.
Он заглянул паломнику в лицо. Голову человека покрывали жуткие сплошные шрамы, собиравшиеся вокруг оскаленных сломанных зубов. На его плечи были накинуты порванные меха, добавлявшие массы мышцам под ними. Остальное тело толстяка пряталось под слоями грязной одежды. В его желтых глазах змеились красные сосуды. Клеандр выдавил улыбку.
— Прошу прощения, брат-путник, — сказал он. — Что-то не так?
Рослый паломник поднял руку и ткнул толстым пальцем в другой конец зала.
— Вы спите там, — прорычал он.
Клеандр кинул взгляд на Колега, однако глаза его спутника были устремлены куда-то вдаль, его лицо оставалось таким же пустым, как обычно.
— Мы уже заплатили за это место, — сказал Клеандр, прилепив к лицу улыбку. Он почти видел, как в черепе тучного паломника вращаются тяжелые шестеренки.
— Вы иде... — начал здоровяк.
— Нет, — четко проговорил Клеандр. — Как я сказал, мы уже заплатили.
Он поднял голову, по-прежнему улыбаясь, его здоровый глаз почти не бегал, меряя здоровяка взглядом. Гора мышц, на руках вытатуированы маленькие черные точки, по одной за каждый день, проведенный в паломничестве к Вороньему Комплексу, левое предплечье обвивало клеймо банды с Яго.
По всей видимости, терпение здоровяка иссякло. Он шагнул назад, напрягшись, чтобы пнуть Клеандра в лицо. Воротник паломника немного сполз в сторону, обнажив вившийся по шее круг из поблекших чернил.
— Десятый Путь, — быстро сказал Клеандр. Здоровяк замер. Клеандр потянулся к горлу, стараясь двигаться медленно, и оттянул воротник. Татуировка была поддельной, но при этом выглядела достаточно правдоподобно: неровный чернильный нимб, вьющийся по основанию шеи. Он бросил взгляд на Колега. Солдат посмотрел на него в ответ ничего не выражающим взглядом и открыл свою шею, чтобы показать такой же знак. Клеандр перевел глаза назад на здоровяка. — Мы — ищущие Десятого Пути.
Здоровяк пристально оглядел их. Остальные паломники, сидевшие рядом, поспешили отодвинуться, всем своим видом давая понять, что их волнуют куда более насущные дела.
— Вы, — наконец, сказал здоровяк. — За мной.
Он отвернулся и направился в дальний конец пещеры. Клеандр поднялся, подхватив с пола рваный сверток с пожитками и забросив его веревку за плечо. Колег последовал за ним, плотнее укутавшись в шинель. Лицо специалиста оставалось столь же непроницаемым, что и обычно, серые как кремень глаза пробегали по тканевым шторам и свернувшимся калачиком паломникам. Он двигался с неспешной осторожностью, четкостью и контролем. Не проведи Клеандр долгие годы в компании специалиста, то его взгляд никогда б не задержался на нем. Большинство людей предпочитало не замечать Колега, словно тот размывался в жизненных перипетиях. А еще он был одним из самых опасных людей, которых знал Клеандр.
Они поплелись за здоровяком, шагая по коридору между шторами. Люди убирались у них с пути, и Клеандр замечал страх в их глазах за миг до того, как они отводили взгляды. И боялись они не его, в этом он не сомневался. В прошлом он ввергал в ужас пиратских лордов и принцев-чужаков, однако здесь и сейчас он был просто одноглазым человеком, с косматой бородой и седеющими волосами. Выряженный в залатанные вонючие лохмотья, он выглядел и пах в точности как все остальное прибившееся сюда человечество.
— Куда мы идем? — спросил он здоровяка.
Громила продолжал идти.
— Увидеться с исповедником.
Клеандр почувствовал, как внутри него все сжалось, но не подал виду. Исповедник мог стать проблемой. Ярые жрецы Экклезиархии нередко бывали опасными, и предпочитали расправляться с теми, кого приняли за еретиков, без жалости и выслушивания обоснований. Для того чтобы добраться сюда, ему с Колегом понадобилось три недели. Они шли за Десятым Путем, спускаясь глубже во тьму. И теперь все могло закончиться не откровением, а огнем.
— Сюда, — сказал им здоровяк, приподняв утяжеленную штору. Они прошли внутрь. Из центра расположенного за ней пространства вырастало основание одной из колонн. Грубый камень был накрыт ветхой тканью, пол устилал вытоптанный ковер, а на шестах стояли чаши с горящим маслом. Внутри никого не было. Здоровяк позволил шторе упасть, и повернулся к ним.
— Какова истина первого пути? — спросил он.
— Что истина может существовать, — незамедлительно ответил Клеандр.
Здоровяк посмотрел на него, медленно кивнул, а затем перевел взгляд на Колега.
— Какова истина второго пути?
— Что истина — это вселенная, — произнес Колег.
Здоровяк смерил его пристальным взором.
Клеандр застыл. На то, чтобы узнать данные только что ответы, потребовалось немало труда и еще больше крови. Этих слов должно было хватить, чтобы они смогли продвинуться еще на шаг, однако если здоровяк задаст еще один вопрос, они влипли. Он почувствовал, как невольно дернулись пальцы, ощущая отсутствие перстней.
Здоровяк кивнул и раздвинул занавески, прикрывавшие основание колонны. За ними оказалась изъеденная ржавчиной дверь, запертая на тяжелый замок. На металле был выжжен неровный круг. Здоровяк достал из-под куртки висевший на веревке ключ, и вставил в замок.
Клеандр шагнул вперед.
Здоровяк замер, сжимая в руке неперевернутый ключ.
— Как вы нашли путь, братья? — вдруг спросил он.
По коже Клеандра пробежался холодок. Он облизал губы, вспоминая все разведанные, собранные для них Виолой о Десятом Пути. С подобным вопросом им прежде не доводилось сталкиваться. Вопрос мог быть одной из ритуальных проверок, а мог быть и самым обычным любопытством. В любом случае, правильных ответов было куда меньше, чем неправильных.
— Многими шагами, брат, — осторожно произнес Клеандр. На один растянувшийся миг он выдержал пристальный взгляд здоровяка. Глаза человека дернулись.
Клеандр сбросил скатку с плеча. Здоровяк взметнул кулак. Клеандр нырнул, заскребя по рваному свертку в руке. Толстый паломник потянулся под куртку и выхватил из-за пояса моток цепи. На краях заостренных звеньев сверкнули шипы. Здоровяк замахнулся. Клеандр опять бросился вниз, засунув руку в скатку. Оружие громыхнуло по полу и взмыло обратно в воздух. Колег принялся обходить паломника сзади. Цепь хлестнула снова. Клеандр кинулся в сторону. Шип задел его правое плечо и глубоко впился в плоть. Здоровяк рванул цепь на себя, утянув Клеандра следом. Его охватила боль. Кровь из плеча начала заливать куртку.
Клеандр увидел, как Колег заходит толстяку за спину, его правую руку окутали синие молнии. Губы громилы растянулись в оскале. Во рту блеснули ряды кривых зубов. Он опять дернул цепь. Сила рывка сбила Клеандра с ног, но, падая, он врезался костяшками пальцев в горло здоровяку. Тот пошатнулся, задыхаясь. Наконец, шип вырвался из плеча Клеандра. Его пронзила новая вспышка боли, однако рука уже нащупала рукоять игольника, припрятанного внутри скатки. Он схватил пистолет, когда звенья снова устремились вниз.
Голову паломника вдруг опутали синие молнии. Его тело задергалось, мускулы свело судорогой, челюсти сомкнулись на языке. По подбородку заструился ручеек крови. Клеандр увидел, как пальцы Колега сжались на шее мужчины. Блестящие стержни шоковых перчаток сверкнули, выпуская разряд.
— Стреляй, — велел Колег.
Он поднял пистолет и нажал спусковой крючок. Шипение оружия затерялось в треске электрического разряда. Ядовитый осколок угодил здоровяку точно в правый глаз, и он упал на пол, продолжая дергаться в спазмах.
Клеандр, тяжело дыша, шагнул назад. За портьерами двигались тени. От потолка эхом отражались возгласы. Колег опустился на колено, достал из-под шинели гранаты с оружием, и аккуратными рядами разложил их перед собой.
— Это было не оптимально, — заметил солдат.
— Теперь мы хотя бы знаем, что пришли по адресу, — ответил Клеандр.
Клеандр разорвал оставшуюся скатку. Из раненой руки брызнула кровь, и содержимое свертка высыпалось наружу. Здоровой рукой он подхватил падающий инжектор и уколол им плечо возле раны. Через секунду после того, как игла пробила кожу, его захлестнул коктейль из оцепенения, стимулятора и коагулянта. Он резко охнул. Колег посмотрел на него и бросил компактный респиратор. Клеандр поймал его и оттянул ремешки. Солдат уже натянул свою маску, его глаза скрылись за визором-щелью на белой керамитной личине. Под подбородком маски торчали два коротких хромированных цилиндра.
— Когда нас найдут? — спросил Клеандр.
За портьерой появилась тень. Ткань с ревом прорубил цепной клинок. Клеандр поднял пистолет и всадил в фигуру две иглы. Человек рухнул, разрывая дыру еще шире, цепной меч продолжал реветь в мертвой хватке. Рядом с ним возник новый силуэт. Клеандр заметил тень оружия. Он выстрелил снова, услышал сзади какой-то звук и быстро развернулся, сделав еще один выстрел в фигуру.
— Надень маску, — произнес Колег, его голос, доносившийся из динамиков маски, был ровным и металлическим. Он сжимал пистолет с коротким трубчатым стволом. Откинутый затвор был достаточно широким, чтобы в него вместилась стопка.
Клеандр натянул маску, резиновые уплотнения вжались в лицо. Мир за фотовизором стал сумеречно-синим. За занавесками возникало все больше теней. До него донесся щелчок заряжаемого оружия.
— Надел, — крикнул он, услышав, как плоско прозвучал из динамика собственный голос.
Колег кивнул, вставил гранату в пистолет, и запястьем закрыл затвор.
Портьеры прошили пули. Клеандр кинулся на пол, когда пальба разорвала воздух над головой. Изрешеченные портьеры закачались, и он заметил дульные вспышки. Он послал три иглы в пространство за сполохами, и стрельба оборвалась. Колег, не двигаясь, прицелился из пистолета и спустил курок. Граната завращалась в воздухе, ударилась о потолок и взорвалась в сером облаке газа. Колег переломил пистолет, вытряхнул гильзу на пол и вставил новую гранату. Он выстрелил снова, граната взвилась высоко над портьерами, затем снова и снова, в быстром, безжалостном ритме. По пещере поплыл сизый туман, спускаясь с потолка и растекаясь между занавесками. На мгновение осталось только приглушенное бормотание голосов. А затем, разрывая воздух, из сотен глоток разом вскипели вопли ужаса. Крики и ор слились в какофонию, когда пещера наполнилась газом, вызывающим галлюцинации и кошмары. Защищенный маской, Клеандр втянул очищенный воздух. У него был слегка металлический привкус.
Колег присел и стал собирать оставшееся снаряжение, затем разложил его по двойным кобурам за плечами. Макростаббер исчез в левой кобуре, пистолет-гранатомет отправился в пустую правую, гранаты — по петлям и нагрудным карманам. Клеандр подобрал собственную коллекцию безделушек. На каждую руку по массивному перстню, силовой кинжал — в ножны на левом предплечье, и заплатка на левую глазницу.
Колег подошел к двери в основании колонны. Ключ здоровяка так и остался торчать в замке. Вокруг них с расползающимся туманом катились крики паники. Он щелкнул на маске переключатель, и обзор визора стал холодно-черным, перемежаемым расцветами красного и желтого тепла тел.
— Продолжаем? — спросил Колег, доставая макростаббер. Клеандр встал рядом с ним и провернул ключ. Замок плавно открылся. Клеандр почувствовал, как вздрогнула дверь, когда засовы вернулись в дверь. Он распахнул ее настежь. В темноту спиралью уходили ступени. В запятнанном синевой холодном зрении Клеандра двигались следы зеленого тепла.
— Продолжаем, — сказал он, заходя внутрь.
III
Приор-префект Гуль остановился, переступив порог западной суб-часовни. На алтаре, возвышавшемся в дальнем конце длинного зала, горели свечи, наполняя неф теплым светом, но скрывая остальное пространство в тенях. Свечка в руке Гуля освещала небольшой участок пола вокруг него, а дальше ее свет растворялся в тихом сумраке. Люмн стоял в трех шагах за Гулем и ждал, склонив голову и спрятав руки в широких рукавах. У него было широкое лицо и гладкий скальп под остриженными волосами. В тусклом освещении ряса Люмна казалась складками тени.
— Подожди меня в южном трансепте, — сказал Гуль. Люмн опустил голову еще ниже, а затем обернулся и исчез во тьме главного склепа часовни. Мгновение Гуль глядел ему вслед. Люмн был из Безмолвных Послушников, ордена, существование которого вращалось вокруг служения духовным лидерам Вороньего Комплекса. Обученные полнейшему подчинению и умению хранить тайны, Безмолвные Послушники завершали посвящение, вырезая себе язык. Им полагалось быть абсолютно благонадежными, и у Гуля до этих пор не возникало повода усомниться в верности Люмна. Однако доверие было монетой из фальшивого золота.
Гуль вошел в суб-часовню и позволил ночной тишине сгуститься вокруг себя. Как и в остальной Высокой Часовне, здесь почти никого не было. В дневное время солнце Доминика поднималось высоко в небо, и его лучи падали через окна часовни и кристаллический купол, освещая верующих. Когда солнце клонилось к закату, молитвы стихали и те, кому досталось место на вечерней молитве, оставляли часовню, чтобы в молчании поспать. Среди скамеек и колонн ходили лишь члены ордена Вечного Света, присматривавшие за свечками, что горели в ста восьми святилищах. Как второй по старшинству брат в Вороньем Комплексе, Гуль был одним из немногих, кто мог видеть Высокую Часовню ночью.
Он любил темноту. Она была морем спокойствия среди безустанного вихря, которым было управление монастырским комплексом. Каждый раз, когда Гуль оказывался в Высокой Часовне, его поражала ирония того, что в этом предполагаемом месте умиротворения он мог слышать собственные мысли только тогда, когда оно пустовало. Дело не в том, что он считал ее местом истинного умиротворения, и не в том, что благословления, которые давали внутри, были обыкновенной пустой ложью. Имперское Кредо было доктриной крови и жадности, и раздувшейся власти, что питалась страхом верующих. Император не защищает, и никогда не делал этого. Он был человеком, вершившим невероятные дела, который заслужил созданный им Империум но, тем не менее, человеком. Невзирая на всю его силу, обычный человек с тем же успехом мог взять удочку и отправиться к морю ловить истину, что и молить Императора об избавлении, просвещении или милосердии.
Гуль не всегда считал, что Император не божество. Когда-то он был одним их прочих легковерных глупцов. Теперь он хранил истину у себя в голове, сокрытую компетентностью, и прикрытую благочестием. Он мог улыбаться необъятному прелату, поучавшему голодных паломников остерегаться соблазна обжорства. Мог смотреть, как священники раздают налево и направо благословления, пока за ними следовали молитвенные сервиторы, собирая монеты от благодарных людей. Он мог делать все это, так как знал правду. Знал, что тайна, запертая у него глубоко в сердце, давала ему силу, которой никогда не давало Имперское Кредо. Гуль был еретиком, и уже этим он был благословлен.
Он направился к алтарю суб-часовни, не сводя глаз со свечки, что отсчитывала время. Встреча с контактом из Десятого Пути случится не раньше следующей засечки, но он любил приходить первым. Это придавало ему уверенность, видимость контроля над всем, что здесь происходило. Кроме того, у него появлялось время подумать. Его шаги тихо раздавались под взорами каменных святых, выстроившихся у стен. С последней встречи прошло шестьдесят дней, и он не ожидал, что его вызовут так скоро. Что-то изменилось? Что от него хотят? Что-то случилось?
Гуль был в шаге от алтаря, когда огонь свечей задрожал. Затылка коснулся холодный ветерок. Он обернулся, бросив взгляд на арку, через которую вошел.
Там ничего не оказалось, только далекий свет факелов, уходящих в главный трансепт. Холодный ветер дохнул снова, и пламя свечей на алтаре затрепетало. Где-то грохнула дверь. Воздух снова застыл, и тьма в суб-часовне стала всеохватывающей. Сзади донеслись шаги, и Гуль развернулся.
— Кто тут? — крикнул он, и каменные стены отразили его голос затихающим шепотом.
— ... кто тут?
— Кто...
— ... тут... тут... тут...?
С сетчатки Гуля еще не сошел остаточный свет погасших свечей, когда он огляделся и уставился во мглу.
— Приор-префект Аристас Гуль, — сказал голос у него за спиной. Он вихрем крутанулся назад, с широкими глазами и пересохшим ртом.
Впереди него горел огонек. Гуль дернулся, однако пламя было ровным, единственный язычок оранжевого света во мгле. Следом возникла рука, сжимавшая горящую свечу, а затем разгоревшийся свет озарил силуэт сокрытой под рясой фигуры. По рукавам красных одеяний вились черно-белые шашечки.
— Вас не должно быть здесь, — рявкнул Гуль, его голос звенел. Он почувствовал, как по коже пополз холодок. — Я требую...
— Один мудрец как-то сказал мне, что люди зажигали свечки для молитвы еще до того, как узнали, что они не одни в космосе, — произнесла фигура в рясе. Рука, сжимавшая свечку, потянулась вперед и приложила огонь к фитилю другой свечи. — Прежде чем они узнали, что их боги были ложью, они все равно черпали надежду из этого крошечного акта. Гуль открыл было рот, чтобы закричать, но слова застряли у него в горле прежде, чем достигли языка. Он увидел, как сверкнула бронзовая рука, закрепленная на груди у человека. Оцепеневший разум Гуля, наконец, заметил расцветку и рясу человека. Он разглядел рукоять и приклад оружия, выступавшие из-за капюшона.
— Ты не настоятель Крайлинг, — сказал он, злость преодолела страх. — Ты не из ордена Бичевания. Кто ты?
Из арки в другом конце суб-часовни прямо перед глазами Гуля со свистом пронеслась ткань. На фоне свечей появилась гибкая женская фигура в красной одежде. Ее капюшон был сброшен, и он увидел красную «Х», перечеркивавшую ее лицо под выбритым скальпом. Сзади донесся тяжелый шаг, и из тьмы выступил сгорбившийся человек, мышцы и жир задрожали под багровой тканью, когда тот поднял двуручный молот.
Его кожа туго натянулась, кровь обратилась в лед. В голове родились и закружились различные страхи и вероятности: обнаружение, предательство, побег. Нужно бежать. Нужно добраться до маленькой дверцы за алтарем и бежать. Нужно кого-то позвать. Люмн мог быть где-то рядом и услышать его. Однако он не шелохнулся и не заговорил. Вместо этого его рот продолжал повторять последние сказанные слова.
— Кто ты? — выдохнул он.
Рослый мужчина с мечом за плечами потянулся и сбросил капюшон. Лицо под ним было молодым и волевым, длинные волосы стянуты в узел над острыми, темными глазами.
— Я — Ковенант, — произнес человек, — и я здесь, чтобы дать тебе шанс на прощение.
IV
Спускавшегося по спиральным ступеням Клеандра поглотила холодная темнота. Мир окрашивался синевой инфравизора. Выделялись только он с Колегом, их очертания излучали желто-красное тепло. Они заперли дверь в пещеру-спальню и теперь спускались достаточно долго, чтобы весь свет остался далеко позади. Спустя какое-то время Клеандр переключился на ночное зрение, однако тут не было ни малейшего источника света, только серое марево на краю зрения. Он вернулся обратно к слепоте инфравизора и двинулся дальше на ощупь, ведя левой рукой по грубой каменной стене.
— Эти катакомбы глубокие, — пробормотал он.
— О чем нам и сообщили на инструктаже, — сказал Колег.
Клеандр вздрогнул, внезапно пожалев, что не захватил с собой нечто посущественнее, чем паломнические обноски.
— Здесь не должно быть так холодно — тут нет ни потока воздуха, ни воды. Так почему становится холоднее? — задался он вопросом. Шедший следом за ним Колег приостановился. Он обернулся и взглянул на солдата. Силуэт Колега был яркой радугой тепла тела.
— Температура стабильна, — заметил Колег. — Холоднее не становится.
Клеандр замер. Кожу сковал лед. Цвета инфразрения поплыли перед глазами, меняясь и смазываясь. Во рту дробно застучали зубы. Он повернулся назад к мраку перед следующим шагом. Потянулся к стене. Пальцы утонули в пустоте. Он дернулся, но не убрал руку. Холод сильнее впился в открытую кожу. Клеандр, медленно дыша, повел рукой в сторону. Пальцы коснулись камня. Тот оказался теплым, словно нагретый солнцем.
— Справа от меня дверь, — осторожно проговорил он. — Следи за моей правой рукой.
Колег придвинулся ближе, выставив в одной руке перед собой макростаббер, а другой сжав плечо Клеандра.
— Готов, — сказал Колег.
Клеандр стиснул рукоять игольника.
— Идем, — произнес он, и шагнул в ждущую пустоту за дверью.
Его окатило еще более сильным холодом, как будто он шагнул в водопад. Обзор в его инфравизоре ярко полыхнул, на фоне синевы появились желто-красные пузырьки тепла. Он переключил визор на обычное зрение. Мгновение чернота продолжала давить на глаза. Затем свет начал обрисовывать реальность вокруг него. Сине-зеленое свечение выхватило колонны вокруг восьми проемов по обе стороны длинного зала. Столпы, поддерживавшие арки, были высечены из камня, который блестел как стекло. Посреди пола разливалось вытянутое озеро, его поверхность была зеркально-черной. Клеандр шагнул вперед, и Колег прошел мимо него, водя пистолетом между другими проходами.
— Вот это место, — сказал Клеандр. — Вот куда нас хотели привести.
— Это наша цель?
Клеандр не ответил. Он обвел зал взглядом. На мгновение ему показалось, словно под камнем нечто извивается, как будто это было застекленное окно, под которым плескался океан.
— Кому хотел нас показать тот громила? — вполголоса спросил Клеандр. Он уже жалел, что не выступил тогда за другой способ подобраться к Десятому Пути, способ, включавший в себя взвод его придворных наемников. Или ударный отряд космических десантников.
— Исповеднику... — сказал Колег.
Клеандр обернулся, чтобы ответить, но застыл на месте. В дальнем конце зала стояла высокая, согбенная фигура, накрытая белым саваном. Ткань подрагивала, словно на ветру. В нос Клеандру ударил смрад раздавленных цветов и протухшего мяса. Внутри него забурлила ярость, запятнав мысли красным. На задворках разума раздались шепоты, обещая то, чего он никогда не желал. Он оградил мысли и ощущения.
Он знал, что это такое — варп был рядом, дрожа за кожей реальности и ища трещинку, сквозь которую смог бы излиться наружу. Другим даже одного этого прикосновения хватило б, чтобы упасть на колени с широкими, невидящими глазами. Клеандр касался варпа и видел его настоящее обличье много раз, и хотя он знал, что не был неуязвим для его обещаний, он также достаточно хорошо понимал, что его обещания пусты. Он не был хорошим человеком, на самом деле далеко не хорошим. Он знал о силе богатства и лжи, и с готовностью прибегал к ним обоим. В жизни его мало кто заботил, большинство людей он в лучшем случае считал расходным, бесполезным материалом. У него не было идеалов, а все его немногие убеждения имели свою цену. Некоторых фактов он никогда не отрицал, но это были не его слабости, это была броня против ложного вожделения.
Колег огляделся, затем, подняв оружие, двинулся вперед. Клеандр шагнул следом, но остановился. Он поднял глаза, потом взглянул обратно на озеро, протекавшее по центру зала. Над головой нависал сводчатый каменный потолок. Возможно, ранее это была крипта одного из первых храмов на Доминике Прим, теперь погребенная глубоко под горой камня, которой был Вороний Комплекс. Потолок покрывали отпечатки рук, сотни отпечатков рук засохшей, темной жидкостью. Клеандр замер.
— Колег, — осторожно произнес он.
— Да?
— Озеро, — сказал Клеандр. Колег бросил на него взгляд, затем обратно на пространство перед пистолетом.
— Вижу, — ответил Колег.
Клеандр прошел вперед и медленно опустился на колени. Он уставился в маслянисто-черную поверхность. Вода была темной, но Клеандр не знал, оттого ли, что ничего не видел сквозь нее, или потому, что она была настолько чистой, что он смотрел в бездну.
— Оно ничего не отражает, — сказал он, потянувшись к воде.
— Что ты делаешь? — окликнул его Колег.
— Исповедник, — сказал он. — Вот кто должен быть тут внизу. Первые шаги к проклятью всегда облачены в наряд благочестия — не так ли говорит Йозеф? Поэтому когда потерянные души приходят сюда, они хотят исповедаться. А зачем смиренным исповедоваться? — Его пальцы были уже над самой поверхностью. — Чтобы смыть грехи.
Он коснулся воды.
По озеру разошлись круги, накатили на края и отступили. Вода перелилась на пол.
— Это разумно? — спросил Колег, встав рядом с Клеандром.
— Нет, — сказал Клеандр, и слово поднялось белесой дымкой во внезапно остудившемся воздухе. — Но если бы я был умным, то не очутился бы тут.
Поверхность озера поднялась и закачалась, и из него выплеснулось еще больше воды. По залу прокатился низкий стон, и Клеандр на секунду вскинул голову. Когда он посмотрел назад, в воде плавало лицо. Он вскочил на ноги. Колег развернулся.
Лицо было бледным, плоть под венозно-синюшной кожей — разбухшей. Вокруг него, рассеиваясь по воде, покачивались седые волосы. В открытом рту меж белых зубов виднелся розоватый язык. Глаза были закрыты, будто во сне, или же в умиротворении смерти. Клеандр попытался пошевелиться, поднять свой игольник, но не сумел сдвинуться с места и оторвать глаз от формирующегося под водой тела. Под лицом появился торс, затем руки и ноги. Плоть прочертили линии заштопанных шрамов. В кончики пальцев впивались трубки, уводя вглубь тела. Сердце Клеандра пропустило удар. Лицо в воде открыло глаза. Ему показалось, словно вокруг неровных зрачков вихрились цвета. От края озера по полу начал растекаться лед.
+ Помоги, + сказал голос, эхом разнесшись в черепе Клеандра. + Помоги мне. +
Он ощутил, как приходят в движение его конечности, почувствовал, как наклоняется к воде, протягивая руку, чтобы вытащить оттуда человека.
+ Освободи меня. +
— Фон Кастелян! — крикнул Колег, близко, но одновременно так далеко. — Немедленно отойди!
+ Прошу, + прошептал голос у него в голове.
Кто-то поймал Клеандра за руку и дернул назад. Он ругнулся, вскочив на ноги, внутри него ревели смятение и злость. Колег оттолкнул его в сторону, и у Клеандра прояснилось в глазах.
Из тьмы проходов вышли фигуры в мокрых лохмотьях. По обнаженной коже на руках и шеях вились рваные круглые татуировки. Из этих меток сияла тьма, разрывая свет, источая ночь. Их лица покрывал серый пепел, глаза были закрытыми, с губ срывалась изморозь. Они сжимали в руках ножи и шипастые цепи.
Колег открыл огонь, и из макростаббера вырвался язык пламени. Саван, наброшенный на силуэт в другом конце зала, взвился, и потерянные паломники, нашедшие в Десятом Пути свою стезю к откровению, от которого уже не могли сбежать, хлынули вперед пятном резких очертаний.
V
— О чем ты? — спросил Гуль, глядя на Ковенанта широкими глазами. Он почувствовал, как его покидает спокойствие. — Это крупное нарушение...
— Десятый Путь, — мягко произнес Ковенант.
Гуль охнул, силясь понять, что вокруг происходит.
Ковенант обернулся назад к алтарю, потянулся, и зажег вторую свечу от первой.
— Три года назад кто-то пришел к тебе и попросил помочь сберечь тайну, — продолжил Ковенант. — Он сказал, что увидел между вами связь, общее видение правды. Ты испугался. Ты удивился, как кто-то мог знать мысли, которыми ты не делился ни с одной живой душой.
Гуль почувствовал, как задрожали его руки.
— Ты... — сказал он. — Ты с ним заодно?
— Он сказал, что ты был прав, что вера, от которой ты отвернулся, была лживой, что во вселенной нет ничего святого помимо того, что создаем мы сами, что верить в иное означает строить себе тюрьму. Он сказал, что все, о чем тебе рассказывали, было враньем. — Ковенант не сводил глаз с пламени двух свечей. — А затем он попросил тебя служить, помогать другим увидеть правду, защищать их, давать кров. Вот чем ты занимался, приор. Ты нашел способ укрывать людей, переводить средства и отвлекать внимание от культа, которого сам никогда не видел.
Гуля вдруг охватил шок. У него закружилась голова. Вспыхнул гнев, горячий и яркий.
— Ты не знаешь, о чем говоришь, — прорычал он. — Ты понятия не имеешь, о чем...
— Инквизиция, — произнес Ковенант. — Человек, который пришел к тебе, сказал, что он из Инквизиции. — Он поднял руку и раскрыл пальцы. По ладони поползли светящиеся линии зажегшейся электу.
Гуль уставился на горящее изображение стилизованной «I», пересеченной посередине тремя полосами. Этот символ он видел всего один раз, и тогда, как и сейчас, его вид похитил все мысли у него из головы.
— А об Инквизиции мне известно очень хорошо, — сказал Ковенант.
— Но он и был из Инквизиции, — услышал Гуль собственные слова.
Ковенант медленно кивнул.
— Да.
— Почему он... нуждался во мне?
— Потому что ему требовался кто-то, кто защищал бы семена, посеянные им тут до тех пор, пока он не сможет собрать всходы.
— Я ничего не понимаю, — сказал приор. — Он был инквизитором, и сказал, что я служу человечеству. Но если и ты инквизитор, тогда как ты можешь винить меня в том, что я делал его работу?
— Потому что все, во что ты верил — вранье. Десятый Путь — это не потерянные души, разделяющие твою глупую ересь. Они — шабаш, посвященный тьме и разрушению. То, что ты укрывал и защищал — это колыбель монстров.
— Я тебе не верю...
— Нет, веришь, — сказал Ковенант.
Гуль почувствовал, как сначала затряслись его ноги, а затем дрожь прокатилась по его мышцам и коже. Что-то внутри него хотело закричать, что он не виноват, что это всего лишь очередной слой лжи. Однако нечто в голосе Ковенанта разрезало эту ткань самоуспокоения. Он ощутил, как его колени начали подкашиваться.
Крепкая рука поймала его за плечо и помогла устоять. Гуль оглянулся, увидел в тенях капюшона изрытое шрамами лицо и понял, что толстяк с молотом подошел к нему сзади, не выдав себя ни единым звуком.
— Стой, — мягко прорычал он. — Помни, кем ты был, приор. Встреть это с мужеством.
Гуль смущенно моргнул, однако почувствовал, как его спина невольно выпрямилась, а в конечности прилила толика силы. Ковенант оставался неподвижным, взгляд прямой, лицо — лишенное каких-либо эмоций. Гуль ощутил на щеках влагу, и поднес к лицу руку.
Я плачу, — понял он.
— Что... — запнулся он. — Что я могу сделать?
— К рассвету Десятого Пути уже не будет. Ты более ничего не можешь сделать, чтобы помочь или обречь его. Но то, кто это начал, тот, кто обманул тебя, он жив, и больше всего он боится того, что ты можешь дать мне.
— Я все скажу, — произнес Гуль.
Холодный порыв воздуха всколыхнул его рясу и защипал кожу.
— Я... — начал он, но Ковенант вдруг вскинул голову и пробежался глазами по теням за алтарем.
— Сколько сюда ведет ходов? — прорычал толстяк позади Гуля.
— Что? — запнулся приор. — Главная арка, вход для жреца, и... — слова застряли у него в горле, едва он понял, что означало дуновение ветра. — И... и путь через крипту.
— Северита, — позвал Ковенант.
— Я чувствую, лорд, — раздался голос женщины у арки в главную часовню. — Тут кто-то есть.
— Что происходит? — прошипел Гуль.
— Соглядатай, — сказал ему Ковенант. — Человек, которому ты служил, приставил к тебе слугу, чтобы ты не сбился с пути. — Холодный ветер стал крепче. Пламя свечей затрепетало.
— Где вход в крипту? — спросил Ковенант.
— Здесь, — ответил Гуль, без колебаний шагнув вперед. Его внезапно наполнило теплое свечение. — Он прямо за алтарем. В нем есть секрет, — сказал он, и почувствовал, как его лицо расплывается в улыбке. — Тайный замок, который отпирает панель. Всегда хотел знать, зачем его кому-то прятать. Любопытство, наверное, — засмеялся он. В голове прояснилось. Бояться нечего. Все так просто. Ему просто нужно показать эту тайную дверь. Он услышал, как тот, кто звался Ковенантом, что-то крикнул, но слова были далекими, мягкими, бессмысленными. Все, что было важно, это следующий шаг, который ему следовало сделать.
Перед ним в тенях стояла худая фигура. На ней висела белая ряса, склоненную голову скрывал капюшон. В затуманенных мыслях Гуля вспыхнуло узнавание.
— Люмн? — сказал он, и почувствовал, как теплое онемение мыслей слегка рассеялось, когда он нахмуренно взглянул на Безмолвного Послушника. — Что ты тут делаешь, мальчик? Я же велел ждать в южном трансепте.
Люмн не ответил, но поднял голову. Лицо под капюшоном принадлежало Люмну, но его глаза были провалами, и на мгновение вместо часовни Гуль увидел только тьму и звезды, вращавшиеся на фоне расцвеченного кроваво-фиолетовыми размывами полога ночи.
Затем воздух разорвала стрельба, и что-то, закружив, подняло его с пола.
VI
Клеандр поднял игольник и дважды нажал спусковой крючок. Отравленные осколки с шипением вонзились в глотку ближайшему паломнику. Человек рухнул на пол, цепь у него в руке хлестнула вместе с последним его шагом. Клеандр бросился вниз, и цепь просвистела у него над головой. Еще один паломник оказался рядом с ним прежде, чем он успел подняться. По предплечью полоснул нож. Он отшатнулся и выстрелил паломнику в лицо.
— Колег! — крикнул он.
Из арок по обе стороны зала выбегало все больше фигур. Двое помчались к Клеандру. У обоих не оказалось рук, из обрубков запястий торчали кривые клинки. Первый замахнулся на него. Он поднырнул под удар, поднялся и выставил перед собой кулак. Вмонтированное в перстень оружие выстрелило. Поток плазмы врезался в человека с крючьями и разорвал его в облаке пепла и вопящего жара. На него накинулся другой паломник, рука-крюк устремилась к его голове. Клеандр ударил ногой, почувствовал, как под пятой ломается кость, и паломник повалился на спину. Он направил ствол игольника в лицо человека и трижды спустил курок.
Клеандр, тяжело дыша, поднял голову. Из арок текли фигуры, их глаза были закрыты, оружие направлено на них.
— Колег!
— Ложись! — крикнул солдат.
Клеандр бросился вниз.
Макростаббер Колега загремел. Первый ряд паломников упал, шквал пуль разрезал их тела почти напополам. Он перевел пистолет влево, выкашивая массы тел. В воздух брызнула кровь, разлетаясь над черной гладью зеркального озера. Макростаббер щелкнул, опустев.
Следующие паломники уже карабкалась через мертвых, их зубы были оскалены, глаза подрагивали под закрытыми веками. Клеандр едва успел встать, как Колег вскинул пистолет-ракетницу и выстрелил. Дальнюю сторону зала захлестнуло пламя. Визор в маске Клеандра потемнел почти до полной черноты. Вместе с ревом огненного ада поднялись задыхающиеся вопли. Среди огней забились руки. Когда визор переключился на обычное зрение, он увидел рты, шевелящиеся на озверевших, плавящихся от жара, лицах.
Клеандр двинулся вперед, стиснув игольный пистолет в обеих руках. Колег вставлял в макростаббер новый барабан. Поверхность озера зеркально отражала пламя. Огонь клубился в воздухе, языки скручивались спиралями, добавляя свой рев к воплям умирающих. Пламя перекинулось на серый саван, укрывавший статую в другом конце зала, и обратило его в пепел. Существо — ибо это была не статуя, — поднялось в полный рост и отряхнулось от золы.
Оно начиналось как человек или, возможно, как несколько людей. Оно выглядело как человек, но человек такой высокий, что его плечи упирались в потолок. Его кожа была белой как мрамор. По щекам спускались ряды красных глаз. Мышцы существа вздулись, когда оно пришло в движение, и из-под вбитых в тело железных болтов засочилась кровь. Залязгав цепями, которые обвивали его конечности, оно сделало шаг. Клеандр знал, что это, хотя всем сердцем хотел ошибиться. Это был носитель силы варпа, проводник потустороннего голода. Это было создание Хаоса.
В воздухе запахло серой. Содрогаясь, существо шагнуло вперед. Колег открыл огонь. Существо подняло руку. Клеандр мимолетно заметил проблеск длинных пальцев и остроты. Время запнулось, и пули растаяли в воздухе. Колег бросил макростаббер и быстро потянулся за ракетницей. Существо взревело, и из его зубов вырвалось огненное копье. Колег нырнул в сторону, и пламя залило то место, где он стоял всего секунду назад. Существо опустилось на четвереньки и прыгнуло сквозь зарево.
+ Помоги мне... + Клеандр услышал голос на задворках разума. Он сделал последний шаг к покрывшемуся ледяной коркой озеру, и взглянул вниз. Фигура по-прежнему была там, у самой поверхности. В ее глазах горел призрачный свет. Руки слабо шевелились, натягивая серебристые трубки, что входили в пальцы. Он увидел, как шевелятся ее губы, увидел зубы, блестевшие, словно жемчуг, вокруг раны на месте языка.
В другой части комнаты, Колег покатился по полу, его правую половину объял огонь. Существо из-под савана выпрямилось в полный рост. Воздух вокруг него замерцал. Клеандр почувствовал исходивший от твари жар. Фигура в озере задергалась подо льдом, и он заметил в судорожных конвульсиях отголоски движений создания из варпа. Они были связаны между собой, существо-носитель и тело, барахтавшееся под водой. Теперь, когда он понял это, ему следовало что-то предпринять, следовало....
+ Помоги... +
В черепе Клеандра вскипел вихрь ощущений. Он почувствовал, как оружие выпало из рук. Мысли наполнились клубящимся облаком борющихся голосов из памяти: кричащий на него отец, свинцовое разочарование в глазах сестры, неподвижность Ковенанта.
+ Помоги... +
Он погрузил руку в воду. Лед треснул. Руку окутало влажное тепло, мягкое и густое, словно кровь. Он коснулся плоти, схватил ее и дернул, и почувствовал, как что-то хрустнуло. Время мигнуло.
А затем он упал в темные объятия озера.
VII
Гуль рухнул на пол. У него из легких вышибло воздух. Он перекатился и закашлялся. Происходящее замедлило свой ход, словно его разум стал сломанным хронометром, который пытался догнать время. Он валялся на полу у ряда скамеек в правой стороне часовни. Кругом расцветали взрывы. Алтарь, у которого он стоял раньше, находился в десяти шагах. Что-то подняло его и откинуло, будто рука, швырнувшая игрушку. Люмн стоял во тьме за алтарем. Но только это был уже не Люмн.
Лицо юноши превратилось в маску с черными провалами на месте рта и глаз. Вокруг него искажался цвет и форма, свет отбрасывал тень, тень горела от света. Болтерные снаряды разрывались в воздухе прямо перед ним. Осколки рвали деревянные скамьи. Во все стороны разлетались щепки. Люмн обернулся к Гулю и сделал шаг. У него на дороге встал Ковенант. Инквизитора окружал ореол света, воздух перед ним мерцал. Из Ковенанта хлынула стена невидимой силы. Сломанные скамьи сорвало с пола. Люмн встретил волну энергии поднятой рукой. Свет раскололся у самой его ладони. Во все стороны прокатилась ударная волна. Гуль почувствовал, как хлопнуло в ушах.
Он увидел, как женщина с помеченным лицом бросилась на скамьи слева, из ее болт-пистолетов вырывался огонь. Один из болтов задел плечо Люмна и сбил его с ног в брызгах крови и осколках кости. Ковенант ринулся вперед, двуручный меч выскользнул у него из-за плеча пятном остроты и активирующегося силового поля. Люмн грохнулся на пол, и клинок устремился к нему. Он исчез. Меч Ковенанта вонзился в камень, раскрошив его на куски.
На Гуля упала тень. Он поднял глаза. Люмн стоял на скамье над ним. В том месте, где болт-снаряд оторвал ему плечо и часть лица, клубился черный дым. В окровавленную плоть погрузились черви блеклого света, и Гуль увидел, как вскипают мускулы и кости, заполняя рану. Очертания Люмна начали походить на рваный плащ, развевающийся на ветру. Скамьи вокруг него рассыпались горящим пеплом. Он указал на Гуля, и его руки как будто выросли, растекаясь по воздуху подобно теням, отбрасываемым огнем. В груди Гуля взорвалась боль. Расцепив внезапно обледеневшие губы, он закричал.
Из-за спины Гуля выбежал толстяк, под жиром напряглись мышцы, когда он взмахнул боевым молотом. Люмн поднял руки, и Гулю они показались костяными когтями-крючьями. Человек с ревом ударил, его лицо застыло в маске ярости. Когти и боек молота встретились, и Люмн вдруг отступил назад, его окружили тени, на угли закапала кровь.
Во тьме вокруг Люмна разорвались болт-снаряды. Гуль увидел, как женщина с болт-пистолетами прыгает через часовню, и услышал слова, разнесшиеся по воздуху между ревом оружия.
— Благословенный отец всего человечества... — Лился голос, высокий и чистый, эхом отражаясь от высокого потолка. — Пусть мои руки станут твоими когтями...
Сумрак прожгло огнем.
Мужчина с молотом оглянулся.
— Подъем! Беги! — крикнул он Гулю, когда Люмн выступил из огня разрывов и вонзил когтистую руку в бок мужчине. Тот ахнул, его глаза расширились, на губах выступила кровь. Люмн поднял его с пола.
— Ибо я твой серафим... — Женщина проскочила последние ярды между ней и Люмном, не переставая стрелять из пистолетов.
Голова Люмна повернулась к ней. Лицо мальчика было массой красной плоти, глаза — дырами на окровавленном черепе. Мрак озарили молнии и синий огонь, и женщина упала на пол, слова молитвы застыли у нее на устах. Люмн бросил толстяка с молотом в другой конец часовни и шагнул вперед, его фигура мерцала, словно картинка в сбоящем пикте. Он больше не походил на мальчика, ходившего за Гулем три года. Он больше не походил даже на человека. Тело Люмна пульсировало влажными сухожилиями и холодным огнем, когда он потянулся к Гулю. Когтистые пальцы опустились на рот приора. Острые кончики когтей погрузились ему в щеки, и Люмн вздернул его с пола, будто ребенок, подобравший поломанную игрушку.
+ Молчать, + прошипел голос у него в мыслях, и Гуль увидел, как вокруг собирается чернота.
Удар меча отсек руку Люмна у локтя. Глаза Гуля залило белым светом вспыхнувшего силового поля. Воздух наполнился пронзительным криком, становящимся все выше и выше. Наполовину ослепленный, Гуль успел заметить, как Люмн отшатнулся, из обрубка его руки хлестала кровь. Ковенант шагнул следом и, крутанувшись вместе с мечом, нанес новый удар. Сверкнула молния, и Люмн, или же то, что называло себя Люмном, упало в брызгах горящей крови.
VIII
К тонущему Клеандру пришли воспоминания.
— У меня есть варианты? — спросил он.
Секунду Ковенант удерживал взгляд Клеандра, его темные глаза ни разу не моргнули.
— Варианты есть всегда.
— Сведенья или казнь?
Ковенант покачал головой.
— Казнь — это милосердие в нашей вселенной, герцог фон Кастелян, а тебе не ведомо ничего, что я хотел бы узнать.
— Значит? — вздернув бровь, сказал Клеандр. — Это и есть твоя угроза? Тебе б стоило поработать над техникой.
— Ты не трус, и не дурак, поэтому пожалуйста, не оскорбляй мой ум, говоря, будто не понимаешь, о чем речь.
— Уничтожение... — наконец произнес Клеандр.
— Тебя, — сказал Ковенант, — и твоей семьи, и всех, кого ты знаешь, и кто тебе дорог. На тех, кого не найдут, будут охотиться до конца дней без надежды на прощение.
— Ты не можешь этого сделать. Никто не может.
— Я могу, и ты знаешь, что я могу, — проговорил Ковенант.
— Если я тот, о ком ты говоришь, то ты бы знал, что другие люди меня не заботят.
— И все же заботят.
Долгое время Клеандр не отвечал, а затем кивнул инквизитору.
— Какой второй вариант?
Чьи-то руки схватили его за спину и подняли из тьмы. Клеандр разорвал поверхность воды, вдохнул воздух, и его стошнило. Изо рта хлынула вода вперемешку с желчью, когда он закашлялся и набрал полные легкие.
— Ты жив, — сказал стоявший над ним Колег.
— Ты... — Клеандра вырвало снова. — Ты как всегда наблюдательный.
— Я лишь хотел успокоить тебя.
— Хорошо... — выдохнул Клеандр. Мир перед глазами расплывался от серости и боли. — Хорошо...
Он перекатился и попытался сесть. В зале царила тишина. Огонь по-прежнему полз по грудам трупов, а дым поднимался к потолку и растекался через арки в коридоры за ними. По озеру расходились волны, поднятые Клеандром, но это была просто вода, на ее поверхности рваными фрагментами отражалось принесенное опустошение. У края озера плавало тело, его голова покачивалась на сломанной шее.
— Где... монстр? — выдавил он.
— Существо-носитель пало, когда ты свернул шею созданию в озере, — произнес Колег. Он указал на дальнюю часть озера, где на влажных камнях валялась груда кожи, походившая на выброшенное пальто.
Колег переступил с ноги на ногу, и Клеандр заметил, что солдат прижимал правую руку к телу. Опаленная маска с визором болтались на шее, и на его лице были видны красные ожоги. Не впервые Клеандр задался вопросом, подвергли ли мозг Колега изменениям, чтобы убрать чувство боли, или же мужчина просто не ощущал ее. Он почувствовал, как задрожали руки.
— Все было, как и ожидал Ковенант, — сказал Колег, кивнув на плавающий в воде труп. — Еще один проводник варпа и симбиотическая одержимость, как на Агресисе.
— Да, да, нечто вроде, — ответил Клеандр, не слушая его на самом деле. Его конечности как будто оцепенели, голова шла кругом. — Помоги мне встать.
Колег протянул ему здоровую руку. Клеандр ухватился за нее и с бранью поднялся на ноги. Он пошатнулся и, нахмурившись, оглядел пол.
— Где мое оружие? — Солдат протянул ему игольник. Клеандр кивнул, взял его, а затем поковылял к арке, ведущей к лестнице.
— Куда ты? — окликнул его Колег. — Нужно еще зачистить местность.
— Не мои проблемы, не моя работа. Я — туда, где смогу связаться с нашим повелителем и господином, а потом... — Он вдруг умолк, остановившись, моргая. Он вспомнил отражение, увиденное под поверхностью озера, прежде чем коснулся воды: человек с темными волосами и бородой, кожа помечена временем и ранами от клинков, один глаз — пустой провал, второй — проблеск черноты под его собственным взглядом. — Потом я собираюсь выпить больше чем нужно, а затем, полагаю, стану ждать извещение, где буду отбывать следующее наказание.
Он похромал к арке, но на полпути обернулся и кинул взгляд через плечо. Колег стоял на месте, его лицо оставалось непроницаемым в свете угасающего огня.
— Ты идешь? — спросил Клеандр. Секунду спустя Колег кивнул и последовал за ним.
IX
Гуль отвернулся, щурясь от солнечного света. Над головой изгибался купол голубого неба. Он сидел в вырезанном из коряги кресле. От него до самого моря уводили плиты из гладкого камня. На каменистый берег накатывали волны, выбрасывая в воздух брызги, которые охлаждали теплый бриз. Позади них, море походило на бескрайнюю полосу еще более насыщенной синевы под небесами. Он знал, где находится, знал, что если оглянется, то увидит башню Солярной Правды, вырастающей из земли подобно осколку разбитого стекла. И еще он не знал, как здесь оказался. Он не был здесь тридцать лет с тех пор, как покинул родной дом, чтобы следовать за зовом веры. Он оглянулся.
— Какой чудный вкус, — раздался голос впереди него.
Он резко повернулся назад. Перед ним сидела женщина. На первый взгляд она казалась молодой. Вокруг тонкого лица на ветру развевались рыжие волосы. Ее глаза были темными, рот — изогнут в усмешке. На каменном столике между ними стоял серебряный графин и пара стеклянных бокалов с янтарным вином. Гуль заметил, что ближайший к женщине бокал был почти пуст, как будто она уже отпивала из него какое-то время. Зеленый шелк ее платья засверкал в солнечном свете, когда она взяла бокал и поднесла к губам.
— Попробуй, — сказала женщина. — Оно хорошее.
Гуль нахмурился. В мысли пробились воспоминания о часовне на Доминике Прим, в ушах зазвенели выстрелы и крики, но они казались далекими, несвязанными с ним и совершенно не важными.
Он взял бокал и попробовал вино.
— Откуда оно у тебя? — ахнул он. — Этот урожай никогда не покидал личного погреба архиприора.
— О, мы можем достать почти все, что угодно, — произнесла женщина. — Только в этом случае я получила его от тебя, Аристас. — При звуке своего имени он поднял глаза. Женщина улыбнулась, и указала на окружавшее их море и небо. — Как я получила от тебя все это.
Гуль непонимающе уставился на нее.
— Кто...?
— Можешь звать меня Миласа, — сказала она прежде, чем он закончил вопрос. — Тебе нравится? Это одно из немногих мест у тебя в голове, которое ты вспоминаешь с радостью. Кажется подходящим местом, чтобы встретить этот момент. Жаль, что я не могу растянуть его подольше.
— Что?
— Я — или лучше сказать мы, ибо что такое наша жизнь, если не исполнение воли кого-то другого, — обыскала твой разум, приор. Я обнажила все воспоминания, которые смогла найти, и там, где мне требовалась твоя помощь, и причиняла тебе боль и страдания, пока ты не рассказал мне — ну вот опять, конечно, я хотела сказать нам, — пока ты не рассказал нам все, что нам нужно было узнать.
Перед ним всплыли новые воспоминания.
— Ковенант... — выдохнул он. — Ты заодно с инквизитором.
— Да, — кивнула она, и снова отпила вино. — И прежде чем ты спросишь, боли и крикам конец. Мы закончили. С тобой. Я удалила воспоминания о том, что сделала. Это... ну, я даже не знаю... дар, милосердие, чтобы облегчить душу мучителя. — Миласа отставила бокал на столик, наполнила его снова, сделала глоток, а потом вздохнула.
— Если ты причиняла мне боль, но я не могу вспомнить ее, то каким будет мое настоящее наказание?
— Ты — еретик, приор, но ты не злой человек. На самом деле разница существенна, но ты только никому не говори. Ты — просто глупец, и к тому же крайне невезучий, — она бросила взгляд через плечо на волны, прокатывающиеся по морской глади.
— Значит часовня, Люмн, Ковенант, все это было?
— Какое-то время назад, — подтвердила Миласа. — Нам требовалось убедиться, что мы узнали от тебя все.
— Десятый Путь... — произнес он. — Я понятия не имел. Я даже не...
— Я знаю, — сказала она. — Но, как сказал один очень проницательный человек, невиновность ничего не доказывает. Тобой воспользовались, приор, поэтому ты страдаешь.
— Человек, который приходил ко мне тогда, — сказал он, — он назвался инквизитором.
— О, он и был инквизитором, — ответила она, и Гуль заметил, как усмешка сползла с ее губ. — Инквизитор Голдоран Таликто, он же — отпрыск Горгонатского Коллегиума, Бич Девяти Звезд Никса.
— Но...
— Во вселенной есть истины, приор, истины столь большие, что знание о них сулит смерть или безумие. Первая истина заключается в том, что шепот демонов, жаждущих душ и мучений — всего лишь тень большей правды. Есть существа, которые хотят поработить человечество, существа такие могущественные, что проще всего называть их богами, а их воплощения — демонами. Знание этой истины означает смертный приговор, приор.
Несмотря на солнечное тепло, Гуль почувствовал, как его пробрал озноб.
— Как это может быть правдой?
Миласа продолжила, как будто не услышав вопроса.
— Вторая великая истина — те, кто должен защищать нас от подобных сил, разделены в той же мере, что и едины. И иногда — единожды в благословенно редкую эпоху — один из них становится жертвой чего-то похуже, нежели отличное мнение. Он становится рабом своего собственного видения того, как спасти человечество.
— И инквизитор Таликто один из...
— Он воспользовался тобой, чтобы защитить свой проект. Десятый Путь давал кров и присматривал за псайкером, скованного с носителем, который служил в качестве проводника для... созданий варпа. Это была грубая и, к счастью, в целом неудачная работа.
— Я ничего не знал, — сказал он.
— Мы знаем, и мы знаем обо всем, что ты сделал, чтобы уберечь Десятый Путь. Все это поможет нам приговорить Таликто перед лицом его коллег. — Она подняла бокал, словно для тоста. — Ты хорошо послужил Императору.
— Вот почему ты разговариваешь со мной? — спросил он. — В знак признательности от Ковенанта?
Она рассмеялась, прикрыв рот ладонью, как будто поперхнулась вином.
— Нет, я делаю это ради себя. Ковенант тебе ничего бы не сказал.
— Но тогда зачем мне все раскрывать? — удивился Гуль.
— Потому что если ты знаешь секреты, иногда нужно поделиться ими с кем-то, кто уже никогда не сможет разрушить твое доверие.
Гуль нахмурился. У него кружилась голова. Солнце напекало кожу. Он чувствовал соленые морские брызги.
— А что это? Сон? Иллюзия?
Долгое мгновение Миласа смотрела на него, а затем поднялась, отвернувшись к морю.
— Пей вино, — сказала она. — Оно очень хорошее.
Х
+ Готово, + произнесла Миласа, и Клеандр невольно дернулся при звуке мысленного голоса псайкера. Он предпочел бы не приходить, однако Ковенант настоял на том, чтобы они все собрались в камере, где держали приора-префекта в недели после Доминика Прим.
Клеандр бросил взгляд на сестру в другом конце комнаты, но Виола смотрела лишь на Ковенанта, ее лицо походило на бесстрастную маску под заплетенными волосами кремового цвета. Сам Ковенант, облаченный в серое, стоял перед плитой. Возле него находился Йозеф, лицо священника было пятнистым от сходящих ссадин, над его плечом висел сервитор, через прозрачные трубки осторожно закачивая ему в шею кровь. То, что Йозеф выжил, иначе как чудом было не назвать, однако, возможно, дело было в его благочестии. Колег прислонился к противоположной стене, ничем не выдавая своих мыслей. Северита стояла на коленях рядом с приором, зажав в обеих руках меч и низко склонив голову. В тишине раздавался лишь едва слышимый рокот корабельных двигателей. Они ждали, понял Клеандр.
— Он мертв? — спросил Йозеф, не сводя глаз с тела приора, прикованного к стальной плите.
+ Да, + ответила Миласа. Клеандр рефлекторно посмотрел на нее и, поморщившись, отвернулся. Шею и голову псайкера обрамлял металл. Из луковицеобразных трубок в воздух вырывался пар, между волдырями из хрома вились пучки проводов. Ее лицо терялось в массе устройств, подобно жемчужине внутри раковины. Из механизма свисали худые конечности, словно щупальца медузы болтаясь над землей. Вокруг нее маслянистыми сполохами трещала статика.
— Одним меньше для твоего клинка, Северита, — произнес Клеандр, и услышал в своем голосе пустую ухмылку. Кающаяся сестра даже не удосужилась оторваться от своих молитв. — Интересно, он ждал иного прощения?
+ Он умер без боли, и с воспоминанием о лучших временах, + сказала Миласа. + В сей век это уже само по себе милосердие. +
— К чему стоит стремиться всем нам, — фыркнул Клеандр.
— Мы получили, что хотели, — сказал Ковенант. Глаза всех присутствующих в комнате повернулись к нему. Он по-прежнему смотрел на тело приора. — На Эро был созван военный конклав. Таликто придет туда. И там мы с ним сведем счеты.
Он поднял глаза, медленно оглядел собравшихся у плиты, а затем отвернулся и пошел прочь. Остальные секундой позже последовали за ним. Клеандр замешкался, продолжая разглядывать мертвого еретика.
— Доброта... — пробормотал он, и хмыкнул. — Думаю, я предпочту жестокость жизни. — Он поправил глазную повязку и направился к выходу, оставив мертвеца наедине с тишиной.