Врата Хельвинтер / The Helwinter Gate (роман)

Перевод в процессе: 23/35 Перевод произведения не окончен. В данный момент переведены 23 части из 35.

WARPFROG Гильдия Переводчиков Warhammer Врата Хельвинтер / The Helwinter Gate (роман)
Автор	Крис Райт / Chris Wraight
Переводчик	Сол, Translationmaker
Издательство	Black Library
Серия книг	Кровь Асахейма / Blood of Asaheim
Предыдущая книга	Зовущий Бурю / Stormcaller
Год издания	2020
Подписаться на обновления	Telegram-канал
Обсудить	Telegram-чат
Скачать	EPUB, FB2, MOBI
Поддержать проект

Сюжетные связи
Следующая книга	Сага о Храни / Hrani's Saga

Более сотни веков Император неподвижно восседает на Золотом Троне Земли. Он властелин человечества волей богов и господин миллионов миров благодаря силе своих неисчерпаемых армий. Он – гниющий труп, незримо корчащийся с помощью силы из Темной эпохи технологий. Он – Бог-Труп Империума, которому ежедневно приносят в жертву тысячу душ, чтобы он никогда не умер на самом деле.

Но даже в лишенном смерти состоянии Император продолжает свое вечное бдение. Грозные боевые флоты бороздят зараженные демонами миазмы варпа, единственный путь между далеких звезд. Им освещает дорогу Астрономикон, психическое проявление воли Императора. Во имя его на бессчетных мирах сражаются громадные армии. Величайшими из Его солдат являются Адептус Астартес, космические десантники, биологически сконструированные сверхвоины. Имя их соратникам легион: Имперская Гвардия и бесчисленные силы планетарной обороны, постоянно бдительная Инквизиция и техножрецы Адептус Механикус – лишь немногие из них. Но при всей многочисленности их едва хватает для сдерживания непрекращающейся угрозы со стороны чужих, еретиков, мутантов – и куда худшего.

Быть человеком в такое время значит быть одним из бессчетных миллиардов. Жить при самом жестоком и кровавом режиме, какой только можно вообразить. Существуют истории о тех временах. Забудьте о силе технологии и науки, ибо столь многое было забыто и никогда не будет выучено вновь. Забудьте об обещаниях прогресса и понимания, ибо во мраке далекого будущего есть лишь война...

Пролог

То был мир ведьм.

Истинно так. Его несомненная порочность сверкала даже издалёка, из пустоты — его бурление и грохот дьявольских морей, пенящихся и невообразимых. То было место, где ни один смертный не смог бы выжить, не заключив запретной сделки. Даже самый хвастливый из воинов в конце концов пал бы под вездесущим там взором смерти, что закрывала путь к бегству и доказывала лживость любой болтовни о чести.

Он уставился на прочих зрителей, наблюдавших за вращением мира, за его ненавистным белоснежным сиянием в темноте. Если бы он только мог протянуть руку сквозь металл корабля в пустоту, сомкнуть на планете пальцы и раздавить… Он бы не сомневался. Будучи ребёнком, он обучался у благочестивых наставников. Он познавал вечные истины и воображал, что вера одарит его могуществом. Тогда он считал, что если верить достаточно сильно, то тело со временем будет становиться выше и шире; что он поднимется над вершинами шпилей и коснётся звёзд, а после зачерпнёт их, как пригоршню пыли. Он вспомнил, как глядя в зелёные глаза сестры Лукбы торжественно объявил ей, что его ждёт великая судьба.

И она его не ругала. Вероятно, дети постоянно забавляли прислужницу чем-то подобным — однако лишь самые набожные, те, кто удерживал веру достаточно близко к сердцу. Сестра игнорировала его страсть. Хотя, быть может, она её одобряла.

Уверенность не покинула его и во взрослой жизни, которая вытеснила большую часть детских тщеславных мечтаний. Впрочем, в некотором роде, многое оказалось правдой — теперь он мог дотянуться до пустоты и собрать урожай из звёзд, пускай и посредством космических кораблей и линейных крейсеров. Теперь стало возможным сокрушать миры, если под командованием оказывалось достаточное количество огневой мощи. Железо и адамантий, лазеры и бомбы — всем этим одарила его вера. Не стоило ими пренебрегать, ибо они — Его инструменты.

Однако не все миры создавались одинаковыми. Некоторые являлись святыми, а некоторые — нечестивыми. Некоторые были слабыми, некоторые — сильными. А некоторые, как этот, оказывались абсолютно уникальными. Мир ведьм.

— Милорд, — обратилась Бюта Авелина. Капитан корабля перевела тревожный взгляд на своего владыку.

Он знал, что капитан собиралась сказать, однако не понимал, почему женщина продолжала оповещать его вслух, будто он не был подключён к тем же узлам связи и не видел тех же диспозиций, передвижений боевых единиц и всепоглощающего разрушения битвы.

Он прищурил глаза, вцепившись в подлокотники железного командного трона. Он словно слился с креслом — пропитанная потом мантия прилипла к металлу. Взгляд не отрывался от высоких смотровых арок впереди: бронестекло треснуло, от многократных ударов изойдя серебристой паутиной. Палуба под ногами содрогнулась вновь. Он проследил, как с крыши мостика опали обломки, с лязгом обрушиваясь на ряды сервиторов и сенсорные галереи.

— Милорд, — более настойчиво повторила Авелина.

Всё, чего она желала — уверенности. Он мог приказать своей подчинённой отправиться в Око Ужаса, и та повиновалась бы без колебаний — лишь бы голос господина звучал твёрдо, а взгляд источал силу. Женщина была крайне молода для занимаемой ею должности и проистекающей отсюда тяжелейшей ответственности. С другой стороны, капитан, как и её господин, полагалась на веру. Вера же проявлялась в уверенности: впусти сомнение, хотя бы на миг, и все надежды рухнут.

Однако именно тогда, впервые в своей жизни он ощущал в душе лишь пустоту. Поглощённый греховностью планеты, он впился взглядом в далёкий ледяной мир, зная, что никогда не ступит на его поверхность. Он никогда не вдохнёт его порочный воздух и не увидит легендарных гор — тех самых, что, по слухам, Он самолично вырезал и возвёл в не имеющую себе равных крепость, теперь осквернённую вырожденцами, засевшими в её залах.

Однако отступить сейчас, после стольких жертв… Подобные поступки не в его характере и никогда таковыми не являлись.

— Продолжайте наступление, — спокойно произнёс он. — Сохраняйте текущие позиции, поддерживайте темп атаки. Задействуйте резервы.

По кораблю сыпались удары. Авелина не отрывала от глаз от своего владыки, раскачивающегося на троне.

— Если задействовать...

— Задействуйте резервы, — отрезал он, не сердясь на женщину, просто более решительно.

Она подчинилась и передала приказ главным офицерам связи, которые разослали команду по защищённой сети капитанам остальных кораблей, командирам эскадр и трём канониссам. Даже несмотря на разрушения и помехи, приказ услышали все, кому он предназначался. Его выжившие подчинённые продолжали выполнять долг: они обрабатывали приказы и обновляли тактические данные на уже разваливающихся от повреждений тронах. Рунические линзы его верных слуг одни за другими шипели и гасли.

Он изучал сводки.

Крейсер, который первым привлёк его пристальное внимание, отдалился. Его борты горели в струях выбрасываемого кислорода, а торпедные отсеки пустели в ослепительных вспышках света. Тяжёлый штурмовой носитель «Грех компромисса» всё ещё удерживал позицию над боевой сферой, работая примерно на половину мощности. Могучий корабль окружали ореолы противоборствующего лазерного огня. Стаи космических истребителей кружились и замирали в пустоте, сражаясь между гигантами в клубах взрывного пламени. Флагман ордена Раненого Сердца, «Восшествие благочестия» непоколебимо двинулся вперёд. Его хребет почернел, башни были уничтожены, но основные орудия продолжали стрелять. Левый фланг занял орден Белой Розы — остатки его флота терпели жесточайшее поражение. У эскадрильи Пламенной Слезы по правому борту дела обстояли чуть лучше, однако продолжение боя сулило лишь боль.

Воинство задействовало резервы. В море звёзд показались три крейсера в цветах его личной епархии — фиолетовом и золоте, с изображением чаши под шестиконечной короной. Подкрепление поддерживали девять волн «Фурий» и небольшое количество «Громовых ястребов» Адепта Сороритас вместе с двенадцатью медлительными канонерками безликой коричневато-серой отделки.

В безумии битвы находилось и его собственное судно, ядро и центральная часть святого флота — его личный великолепный барк, словно вырезанный из черноты экстравагантными золотыми и малиновыми изгибами. Нос корабля украшали ангелы с завязанными глазами, а под килем висела тяжёлая артиллерийская батарея, которой позавидовал бы любой линейный крейсер. Сердце флота носило имя «Праведный цеп», под чьими бомбардировками сгорали дотла целые миры.

Но не этот. При всей помпезности и гневе карательного флота, при всём усердии матросов и рвении Сестёр Битвы, пятно ледяного безумия и дьявольщины, мешаной со зверьём, никак не выводилось с полотна людской совести. Его воющие защитники, громыхая, обрушились на флот из пустоты. Они неслись на своих тяжёлых космических кораблях как умалишённые; они совершали безрассудные манёвры, которые, если и не приводили к самоуничтожению, то вызывали хаос среди более ортодоксальных формирований Экклезиархии. Они нацеливали абордажные модули в брюхи крупных кораблей, пробивались сквозь защитные лазерные решётки и устраивали кровавую бойню на палубах. Оказавшись внутри святых кораблей, они когтями прокладывали себе путь к двигателям, генераторам щитов и реакторам. Никто не мог их остановить, да что уж там говорить, их трудно было даже обнаружить. «Доблестный клинок» познал злобу язычников на собственной шкуре: захватчики вырезали его сердце и продолжали свирепствовать во внутренностях. Колоссальный корпус машины накренился и уже начал разваливаться. Другие корабли находились на какой-то из стадий «пожирания». Рано или поздно эти звери доберутся и до «Праведного цепа».

Они обладали огромным флотом, слишком большим для законопослушного ордена астартес. Вражеские корабли вылетали стаями из-под света своего солнца, что служило ещё одним доказательством их развращённости. В их тактике, если это слово в принципе оставалось к ним употребимо, таилось некое безумие. Другие еретики сражались со рвением, но эти… он даже не знал, как их называть. Он помнил, что они даровали себе сотню имён, каждое более гордое, чем предыдущее, однако у него самого подходящего слова не нашлось. Быть может, именно извращения сводили их с ума — их порочные души отчаянно пытались избежать раскаяния. Или, вполне вероятно, их поведение являлось следствием криводушия, ибо все легенды и слухи твердили о глубоком коварстве, скрывающемся за завесой шкур и клыков. Монстры. Треклятые монстры.

Война не могла продолжаться вечно. Он ни на миллисекунду не сводил глаз с ледяного мира, этого сине-белого шара на фоне тьмы. Он всматривался в этот круг, даже когда его флот рассыпался в прах. Трёх приказов оказалось недостаточно. Да и, возможно, даже от десяти не было бы толку. Возможно, никакая сила любого могущества не сможет бы противостоять этому врагу лоб в лоб, выставив оружие напоказ.

— Милорд, — в третий раз обратилась Авелина, точно так же, как прежде. Она получила данные о смертях с отчётами о повреждениях и снова обернулась к господину.

Он переключил личный канал связи на корабль-сенсор, который заранее отправил в тень пылающего «Восшествия благочестия». Сенсор уже несколько часов являлся самым важным судном во флоте, слишком маленьким для привлечения внимания врага. Оно пользовалось своей скрытностью и, набитое авгурами, сновало во тьме, точно чёрная пылинка среди бушующих пустотных огней.

— Вы уже всё получили? — спросил он.

Ответ с судна без опознавательных знаков, что оказалось повреждено штормами, в которые его отправили, пришёл на фоне искажений.

— Сканирование завершено, милорд. Анализ начнётся по вашей команде.

— Вы получили всё? Вы уверены?

— Всё, милорд. Они не проявляют... осторожности.

Хм, это имело смысл. Они хотели, чтобы святой флот знал их имена. Звери выставляли их напоказ. Для врага подобное являлось вопросом славы — «Это я убил их!», «Это мой подвиг!»

— Хорошо, очень хорошо. Немедленно отступайте. Не дайте себя обнаружить. Я обеспечу прикрытие в течение следующего стандартного часа. — Связь прервалась. Он нервно переместился на троне и оглянулся на Авелину. То, что должно было произойти дальше, причиняло ему боль — и, несомненно, причинило, — однако не такую резкую, как он ожидал. Битва может длиться мгновение, а может и десятилетия, — таков был урок.

— Задокументируйте, — сказал он.

Капитан сморгнула.

— Документировать?..

— Вы меня услышали. Как того требуют правила.

Сбитая с толку, но всё такая же послушная, капитан ненадолго сверилась с системами.

— Система 8-76-02. М41.886 по имперскому летоисчислению.

— Спасибо.

Затем он встал. Он запахнул мантию и снова надел митру. Он переключил вокс-передатчик на широкополосную связь, обращаясь не только к тысячам членов экипажа «Праведного цепа», но и к сотням тысяч по всему флоту.

— Братья и сёстры, запомните эту дату! — объявил он. — Вы последовали моему приказу и присоединились ко мне, осознавая угрозу. Вы сражались с верой и яростью, как Он и требует. Мы подвергли их жестокому суду, мы потеснили их, осталось только протянуть руку к победе! Многие не верили, что мы способны были зайти так далёко, и оказались неправы. Вы доказали обратное. Ваша вера доказала обратное

Палуба продолжала трястись и прогибаться. По высоким балюстрадам пошло больше трещин.

— В душе моей нет сомнений, что вы сражались бы до конца, если бы я приказал, — продолжал он. — Однако истинная преданность выражается не в расходовании ресурсов на цели, достижение которых невозможно. Мы уже потратили три недели тяжёлого труда и пролили как свою, так и их кровь, и всё же нам не удалось даже приблизиться к высадке на планету. Они не знают правды и не понимают компромисса. Форсирование насилия приведёт лишь к разрухе и лишит Империум слуг, которые могли бы принести ему пользу во многих иных местах.

Он сглотнул. Не так-то просто сказать это слово. Даже простое подтверждение давалось с трудом.

— Итак, слушайте мой приказ. Я приказываю — отступайте. Повторяю ещё раз, приказываю отступить. Главные корабли занимают позиции для отступления, вспомогательные немедленно направляются в доки или напрямую на внесистемный сбор.

Он отдал верный приказ, ибо этот приказ оставался единственным из возможных, что, вне всяких сомнений, не сделало решение менее горьким. Он чувствовал тяжесть влажных от пота одежд — тех самым вещей, которые придавали ему авторитет. Теперь их ноша уподобилась обвинению, тяжестью за проявленное высокомерие.

— Однако запомните, — провозглашал он, не отрывая глаз от ослепительно-белого круга. — Теперь нам известны имена, а Его месть неверным не знает предела и изнеможения! Я клянусь в этом здесь, я освящаю проклятие, что никогда не исчезнет и никогда не отменят! Они познают Его возмездие!

Никакие речи не могли скрыть очевидный провал. Лишь будущее способно спасти и оправдать его предприятие, репутацию и святость великой миссии. Безусловно, ему придётся верить, но также и жертвовать. Предстоящую дорогу, как и всегда, усеивали шипы.

— Мы вернёмся, — объявил он и устремил взгляд на мир, который стремился покарать. — Как бы Он ни распорядился, Несмертный Трон тому свидетель, — суд свершится.

Часть первая: Наксианский клинок

Глава первая

«Наксианский клинок» рассекал пустоту с некоторым трудом. Корабль был хорош. Он являлся одним из лучших, на которых когда-либо служила Гера Сотека, особенно в нынешние сокрушительные времена. Всё рассыпалось в прах, а сообщения терялись в сумятице противоречивых астропатических воплей. В цепи командования прямо на её глазах формировалась брешь. Адски необычное ощущение, настолько, что не давало уснуть жаркой ночью. Она поделилась тревогами со священником.

— Это пройдёт, — успокаивал служитель Церкви, а она не верила: мужчина, по всей видимости, и сам не испытывал особой веры в собственные слова.

Однако, в конце концов, поступило несколько серьёзных запросов. Кто-то где-то решил взять себя в руки и мобилизовал имеющиеся военные ресурсы. «Наксианский клинок» оказался одним из них. Теперь корабль мчался к горизонту мандевилля в системе Клаат, чтобы отправиться на сбор адмирала Фрира в Коронис Агатон. Легкий крейсер типа «Защитник» станет небольшой, но довольно полезной частью внушительной флотилии: крейсеров, линейных крейсеров и даже нескольких линкоров, — которые, по слухам, были реквизированы из состава каждого флота в субсекторе.

Что-то случилось, однако что именно — никто не знал. Вероятно, информацией не располагал даже Авило, капитан «Клинка». Им лишь передали, что актуальные приказы крейсер получит в Коронис Агатон, где по крайней мере некоторые из них узнают немного больше.

Сотека поспешила по длинному коридору, стуча ботинками по недавно вычищенному настилу. Как старший офицер связи, её пост находился на командном мостике, однако за несколько часов до попытки перехода через варп требовалось уладить слишком много дел, и большинство из них она предпочитала контролировать лично. Офицер Флота и так провела слишком много времени в глубинах авгуровых батарей, пытаясь извлечь хоть какой-то смысл из лексмеханики в стремлении зарядить и подготовить машинные духи к предстоящему безумию поступающей информации. Из-за каких-то аномалий при сканировании дальних пределов её задержал техножрец Мно-8, задержал на удручающе долгое время. По мнению жреца, данные указывали на неисправность сенсора, однако служащая Флота посчитала поведение Мно-8 проявлением типичной марсианской суетливости.

Тем не менее, она подготовила отчет и отправила его контролёрам авгуров на мостике. Затем она зашагала обратно по центральному транзитному маршруту, села на магнитный поезд в кормовой части и высадилась в четвёртом грузовом отсеке. Предстоял долгий путь по нескольким коридорам с высокими сводами, все они были утилитарным, все сверкали — каждый переход блестел уходом чернорабочих и бригад сервиторов. На всех палубах царила строгая дисциплина, однако этой секции уделялось особое внимание. Сотека миновала три контрольно-пропускных пункта, каждый из которых охранялся отрядами корпехов с лазерными карабинами и осадными щитами. По мере последовательного прохождения каждого из трёх температура опускалась на несколько градусов, и к тому времени, когда она добралась до последнего ряда противоударных дверей, испещрённых древними шрамами, Сотека почувствовала пробирающий до костей холод.

На пороге её ожидала иная, ни на что не похожая охрана — четыре угрюмых человека в сумрачного оттенка робах. В их руках блестели электро-стержни, а на лбу просматривался символ глаза на букве «I» — Адептус Астра Телепатика. Кожа этих людей была полупрозрачно-серого оттенка, что говорило о жизни в закрытых помещениях без естественного света.

— Его милостью, лейтенант-командир, — обратился первый из стражей, произнося слова обычным для них сухим шёпотом. Говорившей худая как палка женщина, с тонкими губами и тёмными тенями вокруг глаз. — Изволите получить аудиенцию до перехода?

— Была бы признательна, — ответила Сотека.

Женщина наклонила голову, отошла в сторону и набрала код на панели замка. Тяжелые двери с треском распахнулись, выпустив наружу воздух со странным запахом — чего-то обугленного или, возможно, испорченного.

Помещение на дальней стороне когда-то служило складом, способным принимать и вмещать грузы со стандартных торговых модулей. Главная палуба имела более шестисот ярдов в поперечнике, а крыша — девяносто футов в высоту. В обычное время помещение бы звенело гулким лязгом подъёмников и источало запах машинного масла, освещаясь ярким светом дуговых ламп. Однако этот коридор завёл её в уникальный мир — окутанный туманом и прикрытый тканью, словно покои прекрасного терранского принца. Поднялись замысловатые железные перегородки — каждую украшали трудноразличимые узоры из глифов. Сама палуба гудела, но не от приглушенного грохота плазменных двигателей, но более тонких гармоник; ритмов, переносить которые без особых последствий могли немногие из смертных. Мороз начинал нагнетать.

Сотеке пришлось пробираться сквозь путаницу кабелей, некоторые толщиной с её тело, и все покрытые инеем. Лабиринт из переходов с дверными проёмами расходился во многих направлениях, и везде царил полупрозрачный туман. Служители в чёрных одеждах то и дело ходили взад и вперёд, неся с собой свитки, трубки данных и медные сифоны. Слабый звук содрогнул воздух — слух уловил бормотание, словно тысячи спящих бубнили что-то во сне.

Этот комплекс построили четыре года назад, когда «Наксианский клинок» проходил плановый ремонт на флотских верфях Мхоло. С тех пор судно совершенствовали и расширяли, пока сеть новых помещений не стала такой же неотъемлемой частью корпуса корабля, как двигатели, энергетические установки и орудийные палубы. По правде говоря, это сооружение стало главной причиной, по которой все, включая адмирала Фрира, так беспокоились о судьбе лёгкого крейсера.

Сотека прошла дальше, достигнув облицованного базальтом помещения с крутой линией крыши и высеченными на стенах надписями на высоком готике. Привычный корабельный настил скрывали каменные плиты, а в металлических подсвечниках мерцали огни. Местным обитателям нравились детали, напоминающие о доме, да и астропатическому хору, наверняка, тоже.

Внутри, привязанный к трону, ожидал Талек. Его иссохшее лицо выглядывало из-под тяжёлого тёмного капюшона — на астропате колыхалась та же чёрная мантия, что и на его подопечных, единственным отличием были полупрозрачные трубки, что тянулись из-под манжет к рядам установленных широкой дугой вокруг приборов. Линзы светились в темноте, излучая бледно-зеленый свет. Автоматические иглы вечно лязгающего оборудования царапали по толстым пачкам пергамента. И среди всех устройств, прикованный к ним и их питающий, восседал он.

— Лейтенант-командир, — поприветствовал её Лервио Талек, начальник узла астропатической ретрансляции. — Добро пожаловать.

— Прошу прощения за беспокойство, — ответила Сотека. — Я понимаю, что у вас полно дел.

— Не стоит, ничего дурного в визите до пересечения завесы нет.

— Путь выдаётся трудный.

Талек издал кислый смешок.

— Вряд ли тут обойдёшься одним этим словом. — Астропат поёрзал на троне, зазвеня паутиной трубок. — Четыре часа назад мы потеряли ещё одного. Многообещающий астропат, которому сулили долгое будущее службы… Сгорела дотла. Такая потеря! Я ведь лично завершал её обучение.

Сотека запросто рассказала бы ему схожие истории из собственной команды — матросы теряли от усталости рассудок, а офицеры, бывало, открывали люки и спокойно выходили в шлюзовые отсеки. Хотя, возможно, те, работники этого места действительно страдали больше остальных. Она с трудом могла представить, чему становились свидетелями обладатели пустых глазниц, которые, выстроившиеся плотными рядами и скованные железом, вынуждены час за часом лицезреть неочищенное безумие.

— Штормы случались и раньше, — начала она. — Однако мне следует знать…

— Будет ли хуже? Окажется ли этот шторм чем-то более катастрофическим? Да. Я считаю, да. Определённо, так и произойдёт. — Талек фыркнул, и на мгновение Сотека мельком увидела бледно-серую кожу щеки в тени капюшона. — Мы получаем лишь обрывки, только фрагменты, и все указывают на одно. Понимаете… Варп — он как гобелен. Если море спокойно, вы различите узор на его ткани. Если дует ветер, знамя колышется, и рисунок уже не разглядеть; а случись шторм — единственным неизменным условием останется буйство стихии.

— И что теперь?

— Я вижу вещи, которым на Терре меня не учили. Вполне вероятно, в те времена подобного и не существовало… Так вот, это правда. Чую, грядёт великое действо. Быть может, лишь в этом секторе. Или сразу во всех. Мне очень жаль, но мы не можем заглядывать вперёд настолько далеко. Мы отправляем сообщения и получаем в ответ едва слышимые отголоски. Иногда я задаюсь вопросом, не является ли «Наксианский клинок» последним оставшимся из кораблей, а мы — единственными выжившими людьми. Единственными выжившими во всём творении и теперь одинокими в темноте…

Сотека не планировала вести подобные разговоры.

— При всем уважении, мне кажется...

— Что всё это чепуха, понимаю. Но я ведь старик: быть может, у меня просто-напросто разыгралось воображение.

— Так в чём дело? К чему мы движемся?

— К стене из чистого пламени, но что за ней — я не вижу. По эту сторону собираются войска, словно стая ворон, летящая перед бурей. Удивительно, что они ещё в состоянии следовать приказам, да и вообще их слышать. Скорее всего, многие и не услышат. Структура варпа обретёт более высокую… плотность, и массовые перемещения флота станут чрезвычайно опасны.

— Выходит, вы знаете, что лежит за пределами сбора.

— Нет, к сожалению, нет.

— Но о чём вы шушукались со своими?

Астропат засмеялся, больше похоже на кваканье амфибии.

— Шушукались? Мы не студенты схолы, командир. Мы — связанные душой, провидцы эфира! Если мы совещаемся, значит, нам есть, что...

Внезапно Лервио Талек умолк. Он склонил голову набок, словно прислушиваясь.

Как только астропат совершил движение, на воротнике Сотеки запульсировал сигнал тревоги. Красным — ей надлежит присутствовать.

— Я ещё зайду, — прощалась она. — Напоследок, хочу напомнить о важности происходящего. Ретранслятор — ваш ретранслятор — установили на этом корабле именно потому, что стационарные планетарные узлы стали ненадёжны. Мы не уверены, что ваши сообщения достигли хотя бы до кого-то. Это повод для тревоги. Они могут обладать большей важностью, чем мы в силах представить.

Талек оглянулся на офицера. Или, по крайней мере, ей показалось, что он оглянулся — никто и никогда не мог точно сказать, что происходило под тёмной тяжёлой тканью.

— Мне это хорошо известно, командир, — ответил он. — И всё же сейчас вы нужны в другом месте. Я полагаю, корабль настигла опасность.

Mно-8 исходил злобой. Мало что в этой Галактике могло его рассердить: большая часть эмоциональных аспектов жизни марсианина сгорела дотла после первых копаний в его черепе с последующей заменой влажного мозгового вещества на более надёжные капсульные имплантаты. Лишь после этого Мно-8 научился приспосабливаться к новой роли приближенного к Омниссии старшего техножреца, существа логики и холодного расчета.

Однако кое-что всё же осталось. Когда им пренебрегали, когда с Мно-8 разговаривали свысока, он по-прежнему испытывал злобу. Мало кто осмеливался на подобный проступок, и глубине своего сознания жрец понимал, что Сотека оступилась не специально. Женщину поглотил стресс, её мысли словно метались по целой путанице переулков, и потому офицер не желала тратить драгоценное время на техножреца среди мерцающих банков авгуров. Тем не менее, Сотека позволила себе резкость. И, по какой-то причине, несмотря на то что он был способен игнорировать или не замечать целый ряд прочих человеческих недостатков, этот подстёгивал его эмоциональные стимуляторы.

Мно-8, размахивая мехадендритами, загрохотал по коридору. Красная мантия цеплялась за металлические решётки. Корабль мчался, он скрипел, стучал, летел вперёд, будто подхваченный порывом реального ветра. Капитан Авило с явным отчаянием стремился попасть в варп, и всё же — и всё же — к обнаруженным им признакам реальной угрозы никто не прислушивался. В любой другой день экипаж суетился бы меньше, но тогдашнее безумие словно зараза распространилось по кораблю, а неизменённые люди страдали от него хуже, чем соплеменники Мно-8. По настойчивому мнению техножреца, корпехов следовало как можно скорее вытащить из гарнизонных частей и тренировочных залов и отправить патрулировать палубы.

Он ворвался в камеру, протиснув непомерно большое тело через входной люк и появился с противоположной стороны, напоминая паукообразное, вылезающее из логова.

Команда испуганно подняла глаза. Двадцать человек в тёмно-синей униформе, наполовину скрытые установленными здесь когитаторами и прочими устройствами. Одна из матросов поднялась с места — старший оператор, Калья Юи, всего на один или два ранга ниже Сотеки в тайной иерархии верхних палуб.

— Милорд-техножрец, — начала она. — Чем я...

Мно-8 предупреждающе поднял дендрит и вставил три силовых когтя во входные гнезда в стойке над рядом приборов. Один из кортексных пучков техножреца инициировал переговоры со стайкой теснившихся внутри машинных духов, в то время как другой взял на себя управление проекционным гололитическим блоком.

— Слушайте, — прохрипел марсианин через вокс-говоритель под ключицей. Челюстей он лишился давным-давно. — Наблюдайте.

Зловеще светившаяся во мраке камеры связи схема ожила, словно призрак. Юи сделала, как было велено, и перевела внимание на неё. Большой сгусток света прочертил тонкую дугу между двумя точками. Одной из них являлся мир-улей Клаат, неприметная якорная стоянка, на которой «Наксианский клинок» недавно провёл три месяца, набирая команду, заполняя пещероподобные резервуары с прометием и переживая нескончаемую процессию из высокопоставленных лиц и чиновников, которым не терпелось выяснить, что же происходит с их эскортом на торговых маршрутах. Второй сиял мандевильский ограничитель, уникальный горизонт, отмеченный очень древними рунами — люди придумали и не меняли название этого явления со времени его открытия, задолго до рассвета Имперской эры. Дуга тянулась от одной точки к другой, удаляясь от Клаата и почти пересекаясь с первой руной.

— Ага, и? — спросила Юи. — Вы показываете то же самое, что и остальные линзы.

— Наблюдайте, — повторил Мно-8, постукивая по змеевидному дендриту турбомолотом на его конце. — Коррекция плазменного следа на двадцать пять-шесть-четыре. Наблюдайте.

Авгуры реального пространства после сразу нескольких методов исследования предоставили служащим Флота необходимые данные. Большая часть знаний об устройстве этих машин покоилась в СШК, настолько старых, что мало кто в них разбирался. Однако отдельные элементы приборов были хорошо известны — например, плазменные приводы. Работая на полную мощность, они создавали поля искажений, которые требовали компенсации, чтобы сетчатка входного сигнала не перегружалась и не создавала статических помех. Гололит, подвешенный между ними двумя, отображал все характерные признаки подобной компенсации — линии блочной коррекции замерцали, как люмены во время шторма.

К её чести, Юи хотя бы постаралась разобраться и осмотрела ключевые точки.

— Ничего не вижу…

— Наблюдайте. На двадцать пять-шесть-четыре. Хронометраж минус четыре. Мы ускоряемся. Наблюдайте.

Офицер прищурила глаза. Сотека тогда совершала те же движения, хотя задерживала взгляд на более короткие промежутки времени. Её заместитель изучал изображение немного дольше.

— Простой сенсорный артефакт, — заключила она.

— Отрицательно.

— Мы наблюдаем подобное постоянно. Он точно отслеживает нашу скорость и курс.

Mно-8 выпрямился во весь рост и подлетел к служащей, отчего его золотой череп оказался на уровне крыши камеры.

— До позиции «минус два», — прорычал жрец. — Затем исчезает.

— Чего и следовало ожидать. Мы находимся на этапе предварительной трансляции — каскад отключений систем уже запущен.

— Стандартная флотская процедура — этим знанием мог воспользоваться противник с передовыми технологиями сканирования и экстремальной скоростью. Воспользоваться и подобраться поближе.

— Все, что движется по этой траектории, должно обладать крошечными размерами. Да и в любом случае, никакие пилоты по данному маршруту не полетят.

— Никакие люди-пилоты. — Под плащом Мно-8 перестроились его многочисленные конечности, отчего ткань задрожала. — Архивраг — везде. Факт. Мы видели признаки их присутствия в каждом субсекторе. Почему вы игнорируете угрозу? Один из моих падших братьев, используя неизвестный хитрый археотех, предположительно...

Внезапно жрец замолчал, а Юи подняла глаза: корпус только что прогудел, как будто ударился о что-то твёрдое и неподатливое. Однако тревога не сработала. «Наксианский клинок» продолжил бежать; иногда подпрыгивал, но мчался вперёд.

— Что это было? — забеспокоилась Юи.

— Возможно, ничего, — мрачно отрезал Мно-8. — А, возможно, ваш «простой сенсорный артефакт» просто обрёл высокую плотность.

Глава вторая

Два часа до перехода.

Сержант корпехов Кастер уже спешил на точку. Отделение следовало за ним по пятам, некоторые успели натянуть лишь половину полного комплекта доспехов. Сирены прозвучали как раз в тот момент, когда сержант готовился сложить снаряжение для перехода через завесу. Солдаты тогда закончили процесс ротации, и он с нетерпением ждал возможности провести несколько часов на койке головой вниз — чтобы предотвратить худшую из варп-болезней, из-за которой сержанта в противном случае неделями мучила бы тошнота.

А затем сработала проклятая сигнализация. Она с визгом разнеслась по камерам общежития, напугав всех тех, кто уже уложил доспехи в шкафчики, оставил лазерные винтовки в оружейной и был на полпути к благословенному беспамятству сна. Кастер закричал приказы, как только услышал первый сигнал тревоги, инстинктивно взяв на себя командование; тело cреагировало мгновенно, шаря в поисках ботинок, туники, мундира, шлема и карты доступа к арсеналу.

И теперь он бежал, всё ещё дёргая застежку на груди и ощущая, как в плечевой кобуре о нагрудник звенит лаз-пистолет. Его разум был затуманен, и сержант изо всех сил пытался сконцентрироваться и извлечь данные из встроенного в шлем распределителя приказов. Повсюду чернел дым, газ валил из вентиляционных отверстий и забивал проходы.

— Инженариум! — рявкнул он, передавая остальным то немногое, что разобрал сам. — Что-то направляется к инженариуму! Шестой сектор, сорок шестая палуба!

Чем дольше он бежал, тем быстрее по мозгу проносились мысли. За время его службы «Наксианский клинок» подвергался абордажу три раза. Наиболее неприятным оказалось последнее вторжение — какой-то сброд гвардейцев-предателей с фрегата Архиврага. От тех упрямых ублюдков матросы избавились с крайним трудом. Кастер так и не узнал, как они себя называли, но до сих пор помнил, что еретики делали со своими лицами, как перед смертью вопили и как пахли. Иногда, безусловно, не по своей воле он вспоминал эти глаза и шрамы, и чаще — во время пребывания в варпе.

Тридцать два солдата корпеха мчались за своим командиром, стараясь не отставать. По всему сектору по каждой палубе на станцию помчатся ещё сотни людей: пытаясь разобраться в приказах и ища, во что пострелять.

— Чёрт возьми, — проворчала Кзаста, его капрал. Туника девушка была наполовину расстёгнута и обнажала доспех. Ботинки стучали по палубе следом. — Всего два часа. В любой момент опустятся ставни.

— Вряд ли, если угроза серьёзная, — выдохнул Кастер. — А она серьёзная: мобилизованы все.

Служба корпехом на легком крейсере частенько мало чем отличалась от каторги. Нужно стоять на посту, нести вахту и сталкиваться лбами с членами экипажа каждый раз, когда люди сходили с ума или получали доступ к тайнику с алкоголем. Согласно указу, корпехам Флота запрещено принимать участие в крупных высадках на планету — древняя традиция, которая не всегда должным образом соблюдалась, и всё же корабельные солдаты редко покидали палубы вместе с коллегами из Астра Милитарум. Сражения в пределах судна носили внезапный и стремительный характер: восстание в трюме, нападение на стоянки Флота, абордаж. В конце концов всё сводилось к бою в тесных коридорах, отсеках, вспышкам лазерного огня и содроганию палуб.

От воя сирен зазвенело в ушах.

— Впереди секторальные переборки! — крикнул Кастер. — Отделение «Вердиан» со мной, «Болакс» — перекрыть близлежащие коридоры.

Отделение Кзасты повернуло направо и заняло позиции вдоль двух транспортных маршрутов, изрезанных железнодорожными путями и освещённых полосовыми люменами, чей свет едва пробивался сквозь дымный мрак. Корпехи прятались за любым укрытием — двумя огромными буферными упорами, платформами для прибывающих поездов и служебными каналами, которые располагались поперёк под рельсами. Отделение Кастера продолжило двигаться вперёд, пробежав мимо выгрузочной станции в просторное помещение, укреплённое тяжелыми адамантиевыми столбами. В дальнем конце отсека возвышалась стена с противопожарными панелями и предупреждающими знаками. Над головой мигали красно-янтарные сигнальные маяки.

За стеной, — ещё большим количеством слоев стали и скалобетона, — ожидало несколько подходов к инжинариуму. Сам он представлял из себя растянувшуюся массу пещероподобных камер и залов, набитых железными монстрами — машины истекали плазмой и гремели прометием. Комплекс работал на полную катушку, сотрясая палубы и наполняя их паром.

Тяжёлая раздвижная дверь, отлитая из цельного куска адамантия, запертая на шесть больших засовов и до кучи защищённая мерцающей сеткой ударного поля, осталась цела. Кастер едва успел скользнуть в узкую нишу в левой стене, как в наушнике раздались звуки разворачивающегося безумия. Сигналы тревоги поступали со всего палуб из двадцати разных точек одновременно. Должно быть, это ошибка — ничто не умело перемещаться так быстро, и уж тем более при мобилизованном гарнизоне.

— Оружие к бою! — приказал Кастер и навёл прицел лаз-винтовки в сторону, откуда они пришли, чтобы прикрыть подход к переборке. — Ждите приказа!

Трясущийся коридор уходил вдаль. Слева от Кастера, где начиналась железнодорожная ветка, доносился топот готовящихся к бою солдат Кзасты. Лёгкие уже начинали ныть. Бешено колотилось сердце. В коридоре становилось всё больше дыма; люмены мигали, палуба гудела, а наушник передавал чью-то неразборчивую болтовню.

Сержант проверил канал вокс-связи с Кзастой, прижал приклад лазерной винтовки к плечу и позволил пальцу скользнуть по спусковому крючку. Кастер прислушался к собственному дыханию за шлемом, горячему и учащённому.

Затем взорвались люмены.

Все устройства разбились одновременно, ослепительным каскадом сыпя осколками стекла, после чего в коридор хлынула тьма. Визор шлема Кастера адаптировался секундой позже, и сержант открыл огонь. Начали стрелять все солдаты, пронизывая мрак чёткими неоновыми линиями лазерных разрядов, освещая пространство вспышками огня.

Дыхание стало ещё более прерывистым — что-то заставляло его хотеть закричать, бежать, однако он не видел ничего, кроме тьмы и решётку из лазерных лучей. Машины по-прежнему гудели, клубился дым, а по линиям питания всё так же хрипло ревела плазма.

Затем раздался рёв иного рода — животный. Он вырвался из темноты, более громкий, чем грохот двигателей; звук издавало что-то, что неслось к ним по коридору; что-то огромное, что-то ужасающе быстрое, окутанное дымом и черноточащей тьмой. Кастер не прекращал стрелять, всё нажимая и нажимая на спусковой крючок вспотевшим пальцем, но ни в кого так и не попал, заметив после лишь изломанный контур: рваный, зазубренный, скачущий со стен на пол и вверх. А затем оно прыгнуло прямо в них.

Кастера зацепило сбоку за шлем, удар выдался тяжелее свинца — сержанта отбросило к стене. Он отскочил от металла, перед глазами закружились чёрные звезды, и командир корпехов упал на палубу. Внутреннюю сторону забрала забрызгало кровью. Он сморгнул алую жидкость и стал свидетелем, как солдат его отделения, размахивая всеми конечностями, взмыл в воздух.

Сержант попытался встать, но руки не разгибались. Взбаламученное загадочным тёмным сгустком в центре, окружающее пространство поплыло.  От размытого изображения закружилась голова. В переборке разверзлась огненная пасть. Раскрытые челюсти изливали пламя и ярость на дверь, окутывая все вокруг вспышкой света и шума, и спустя время закрытый портал разлетелся в стороны, лязгнув сорванными болтами, и, краснея раскалённым металлом, растворился в облаке дыма. Сквозь пробоину прямиком к двигателям внутрь нырнула рваная тень.

Кзаста кричала. Кричал кто-то еще. Люмены не работали. Кастер лишь смутно мог различать очертания своих солдат, распростёртых среди смога.

— Инженариум взломан! — выпалил он по открытому каналу связи. — Палуба сорок шесть, сектор шесть! Переборка пробита, внутри камеры один враждебный объект!

Командир снова попытался встать и снова безуспешно. Сержант начал ощущать в руках боль и после краткого осмотра заметил, что локтевой сустав смотрит не в ту сторону. От зрелища чудовищного перелома Кастера затошнило.

К нему опустилась тяжелодышащая Кзаста.

— Что за...

— Прорыв в инженариуме! — крикнул он хриплым от разочарования голосом. Сержанта поглотил ужас. Почему его поглотил ужас? — Враг внутри помещения!

— Что это была за штука?

— Понятия не имею. Не имею понятия.

Похоже, Кзаста осталась единственной, кто ещё стоял на ногах, хотя и её расстёгнутый мундир темнел от крови. Женщина сглотнула, подняла лазерную винтовку и приготовилась преследовать сгусток тьмы.

— Не дури, — прошипел сержант. — Вызывай подкрепление.

— Император защитит, — ответила капрал и скрылась в тенях.

Все на него кричали.

Капитан мостика Авило не располагал к обсуждениям. Сам он восседал на командном троне, сложив руки перед собой и холодно наблюдая за тактическими гололитами. До точки перехода оставалось полтора часа, и происходящие события случились очень не вовремя.

— Два сообщения о проникновении в инженариум! — прокричал офицер связи секундус, нервный мужчина по имени Файгар Холт. — Нет, уже три! Три сообщения о проникновении в инженариум!

— Как же ему не хватает Сотеки, — подумал Авило. — Она хорошо держится в критических ситуациях. Да, возможно, она немного истерична, а ход её мысли был чересчур медленен, но девушка умела взять в себя в руки, когда глючили авгуры, и корабль летел вслепую.

— Ещё одно! — крикнула Иви Герта из команды Сотеки, засевшая в сенсорных ямах с парой сервиторов и несколькими перепуганными слугами. — Задние секторы нижних палуб. Похоже, они направляются вниз по уровню. Секторы с пятьдесят шестого по пятьдесят седьмой. Движутся очень быстро.

Авило проигнорировал отчёт. Данные, отправляемые паникующими во тьме отрядами корпехов, бесконечным потоком заполняли когитаторы. Капитан и сам мог запаниковать, если бы захотел, — он бы прокричал новые приказы и увёл корабль с траектории к варп-прыжку. Неопытный командующий так бы и поступил. Но со временем службы Авило стал кое-что понимать о пустотной войне и её многочисленных ловушках.

Что-то проникло на борт. Что-то быстрое и способное проскочить мимо датчиков корпуса; что-то, что, по имеющимся данным, без особых трудностей прокладывало себе путь к двум различным целям сразу — инженерным отсекам и генераторам Поля Геллера. Всё указывало на то, что враг, кем бы он ни являлся, хотел помешать «Наксианскому клинку» совершить прыжок, а этот факт не склонял Авило прекращать обратный отсчёт. Ни в коем случае нельзя идти на поводу у врага, только при крайней нужде.

Хронометр до сих пор функционировал.

— Видеозаписи есть? — преспокойно спросил капитан.

— Отрицательныо, — сообщила одна из сотрудниц Холта, молодая женщина, запястье которой было подключено к целому ряду авгур-каналов. — Они отключают источники питания, вырубают люмены, а затем поражают цели. Я постоянно слышу крики корпехов и последующей за ними тишиной.

— Чем дальше они заходят, тем меньше мест, где сумеют скрыться. У нас остались резервы?

— Отрицательно, капитан, — ответил Кай Зорт, командир корабельного гарнизона. Мужчина находился всего в нескольких футах от трона, в полном боевом облачении и выглядящий так, словно ему очень хотелось самому принять участие в схватке. — К сообщённым местоположениям противника стянуты все имеющиеся силы. Мы знаем, откуда они пришли и куда направляются. Мы изолируем врага и схватим.

Авило одарил командира корпехов холодной улыбкой.

— Похоже, вам пока не очень-то удаётся остановить этого самого врага, не так ли? Задействуйте всех, кого можете. — Он переключил внимание на Холта. — Как им удалось?

— Я не знаю.

— Будьте так любезны, поделитесь предположениями.

Холт почесала подбородок. Офицер выглядела ужасно уставшей.

— Авгуры молчали, затем начались отключения. Однако щиты стоят, следовательно, обошлось без телепортации. — Она озадаченно покачала головой. — Хм… Возможно, что-то очень маленькое прикрепилось к корпусу, за пределами досягаемости сенсоров?

— Почему мы его не заметили?

— Ну, мы должны были.

— Это мне известно. И потому я спрашиваю, почему этого не произошло.

— Подготовка к прыжку несколько... сложна. Возможно, мы что-то, э-э, упустили.

Авило бросил на неё испепеляющий взгляд. «Наксианский клинок» являлся кораблём Имперского Флота. Его экипаж проходил подготовку по стандартам Имперского Флота и закалялся в тяжёлых условиях эксплуатации судна. Каждые несколько месяцев крейсер совершал варп-прыжок. Если члены экипажа действительно что-то упустили, то последует жестокое наказание.

Хронометр продолжал тикать. Каждый авгур дальнего действия показывал приближение к сектору Мандевиля. Расчёты отображали некоторые вероятности и наличие серых зон. «Наксианский клинок» мог осуществить ранний переход, покинув материум до запланированного момента. Такое решение сопрягалось с риском, однако к корпусу прикрепилось нечто чужеродное, а внезапный переход разорвёт объект на части и тем самым ослабит положение напавших на крейсер.

Авило сцепил пальцы и откинулся на спинку трона. На мостике царила суматоха, но командир корабля сохранял спокойствие. Сохранять спокойствие следовало всегда.

— Следуйте курсу, — приказал Авило. — Увеличьте скорость до ста десяти процентов от безопасной максимальной. Опускайте ставни и запустите протоколы Геллера.

Капитан оглянулся на ближайших коллег.

— Так или иначе, мы отправляемся в варп. Если гости решат остаться с нами, разберёмся с ними там.

Глава третья

Сотека бежала так быстро, как только могла, но ориентироваться при выключенном освещении и разбросанных повсюду кабелях было чертовски трудно. Что бы ни проникло через секцию, оно словно «Таврокс» промчалось по коридорам, срывая все панели и обнажая скрывающуюся за ними сталь. Она слышала приглушенные крики — по вокс-связи, впереди и на нижних палубах. Из поврежденных воздухофильтрационных установок повалил дым. Его чернота растекалась по настилу, и оседала в вентиляционных решётках.

Mно-8 оставил дюжину сообщений, каждое грубее предыдущего. Никакая из отправленной жрецом информации не представляла практической ценности, и марсианин не прекращал её оскорблять, поэтому Сотека сосредоточилась на данных от вахтенных сержантов.

Офицер вынула лазерный пистолет, но повод пустить его в ход пока не представился. Она пробежала мимо членов экипажа, — несчастные либо ёжились от ужаса, либо без сознания лежали на полу. Униформа матросов была испачкана кровью, никто из них так не смог рассказать, что за враг это всё устроил и куда он подевался, поэтому женщина просто пошла по следу учинённых разрушений.

Вне всяких сомнений, Сотеке следовало дождаться подкрепления, вызвать отделение Зорта и поразмыслить, где ей лучше укрыться и ждать приказов от Авило. В одиночку разбираться в происходящем казалось затеей глупой, но вместе с тем и необходимой. Глупой, потому что какой бы нарушитель ни проник на борт «Наксианского клинка», одна женщина с лазерным пистолетом мало чем ему помешает; и необходимой по причине того, что крейсер готовился совершить переход, и потому Сотека ощущала тяжесть своей вины. Ей следовало тогда прислушаться к техножрецу. Марсианин раздражал и болтал слишком много, но прислушаться стоило.

Дышать становилось все труднее, не спасали даже фильтры шлема. Коридор впереди поглотила непроглядная тьма — проход освещался лишь искрящимися ветвями нескольких оборванных линий электропередачи. Сжав грудь и стиснув челюсти, Сотека обошла крупные обломки. За долгие годы службы на «Наксианском клинке», корабль подвергался абордажу шесть раз. Последний запомнился ей как наиболее мерзкий — возглавленный запрещённым культом Осколков пустоты, истинная природа и происхождение которого скрывались от рядовых служащих Флота; вырезать тех нечестивцев стоило большой крови, и Сотека приложила к защите крейсера руку. Однако сейчас… Сейчас… Трон Терры, она была шокирована происходящим, её передёргивало от всего увиденного, дыхание стало частым и неглубоким, а кожа взмокла от пота. Офицер испытывала настоящий страх. Трудно было сказать, возможно, имела место быть какая-то грязная магия? Враг умел пользоваться колдовскими искусствами, служители Церкви не забывали об этом напоминать.

В любом случае, она продолжала бежать. В конце концов, Сотека свернула за угол и направилась вниз, к внешним стенам укреплённого сектора Геллера, где воздух даже в мирное время наполняли помехи. Авило принял решение держаться старого курса, и хронометр опасно близко подошёл к точке невозврата. В какой-то момент её даже почудился звон, сигнализирующий об активации варп-двигателей.

Безумие. О чем только думал Авило? Если капитан не может справиться с врагами в материуме, что он собирался предпринять вне реального пространства? Что им движет? Неужто Авило так рьяно желает попасть на сбор в срок?

Сотека проверила собственное местоположение на мерцающем тактическом сканере шлема. Что-то мигало впереди, то приближаясь, то удаляясь, словно датчики сами изо всех сил пытались удержать объект в поле зрения. Тяжело дыша, она бросилась следом. Офицер вскарабкалась по лестнице на следующую палубу, а затем спустилась вниз по воняющей разлитой маслом выходной шахте.

Офицер связи надеялась встретить корпехов, хотя бы несколько отделений, которые она могла бы собрать и повести за собой, но те немногие солдаты, с которыми она столкнулась, без сознания лежали в окровавленных кучах. Некоторых отшвырнуло в сторону, точно мякину в агромолоте. «Они хотя бы живы», — подумала она. Раскиданные по палубе, потерявшие сознание и раненые, но, насколько она могла судить, взявшие «Наксианский клинок» на абордаж не расстреливали и не разрывали его экипаж на части. Иными словами, её товарищи оставались живы. Всё выглядело так, словно огромный сжатый кулак прокатился по коридорам, не обращая внимания на матросов и целенаправленно прокладывая путь внутрь. Несмотря на тревогу и страх преследования, Сотека размышляла о леденящей душу странности происходящего: ни стрельбы, ни взрывов — только дым, разрушения, грохот плазменных двигателей и след насилия, по которому она шла в темноте.

Она находилась глубоко в секторе Геллера. Стены потрескивали вытесняемой энергией, а атмосфера негодовала от статических помех. В обычное время члены экипажа очень редко посещали это место. Сектор обслуживали особые технопровидцы, особая каста техножрецов и особые слуги в бутылочно-зелёных робах и ребризерах с медной чеканкой. Все здраво оценивали условия прыжка в варп с отключёнными или повреждёнными генераторами Полей — с таким же успехом можно вскрыть себе вены.

Затем сигнал датчика появился снова — впереди, теперь статичный, прямо на границе ядра — области, защищённой слоями адамантия и подавляющих эфир катушек. Шахта вела Сотеку прямиком к сигналу — если она продолжит двигаться по текущей траектории, то получит шанс его перехватить.

Женщина бежала по тесному пространству, согнувшись пополам. Бёдра ужасно горели от нагрузки. Конец туннеля перекрывала шаткая на вид железной решёткой, и Сотека, отодвинув её плечом, скользнула в лежащее за ней помещение, присела на корточки и подняла лаз-пистолет.

Всё пело. Воздух гудел, поверхности отражали друг друга, а из повреждённых механизмов брызгали искры. Перед ней сиял портал, что вёл к ядру. Он по-прежнему находился за решётками и был отмечен предупреждающими рунами. Ранее проход защищало несколько вмонтированных в стену лазеров, однако все стволы вырвали с мест. Сама камера пустовала, а в темноте зияли три дыры.

На мгновение Сотека впала в ступор — сигнал привёл её сюда, прямиком к одной из ключевых точек сектора Геллера, идеальному месту, откуда можно проникнуть в само святилище. Она осторожно встала, направляя лаз-пистолет и подпрыгивая при каждом движении в тенях, теснящихся на стенах.

Пахло странно. Под привычной вонью корабля скрывалось что-то ещё; что-то подпитывающее страх и заставлявшее хотеть убежать.

Сотека подняла глаза и заметила, что у камеры отсутствует крыша. В месте, где должна была находиться масса стоек и трубопроводов, был пролом. Дыра искрилась и фонтанировала разными жидкостями, поднимаясь все выше и выше, пока визор шлема не перестал пробиваться через мрак. Сквозь палубы словно прорезали шахту, прямую, как стрела, и насыщенную этим запахом страха.

Что бы ни проникло на корабль, за прошлую попытку оно не достигло цели. Оно проложило путь к ядру Геллера, сметая все препятствия на пути, а затем в последний миг свернуло и устремилось вверх к…

От внезапного осознания скрутило живот.

— Какие же мы глупцы, — произнесла она вслух, проклиная себя за то, что не поняла мотива врага раньше. Нарушители устраивали масштабные беспорядки и и крушили всё, что оказывалось на их пути. Противник кричал о своём присутствии и до полусмерти пугал гарнизон. Однако злодеи лишь обездвиживали членов экипажа, не убивали. Не тронули они и генераторы поля Геллера, как по-прежнему функционировали и плазменные двигатели.

Она развернулась на пятках и поспешила обратно к центру эсминца, туда, где, как она надеялась, ещё функционировали каналы быстрого перемещения. Огибая повреждённый палубный настил, разорванные шкафчики и корабельное оборудование, Сотека отправила срочный вокс-запрос на канал Авило.

— Прекратить переход! — крикнула она. — Повторяю: прекратить переход! Им цель не корабль!

Раньше Кзаста редко испытывала страх на службе. Она выросла в бандитских трущобах Феникса IX и знала, как за себя постоять. Кзаста и на Кзасту вели охоту задолго до того, как на неё вышел Флот, а затем Империум дал ей ружьё и форму, поддержав и стимулировав врождённые наклонности. Она пребывала в уверенности, что создана для службы корпехом, а ещё в том, что однажды обгонит Кастера в командной цепочке — раны командира оказались весьма серьёзными: как знать, возможно, ей придётся шагнуть по карьерной лестнице чуть раньше намеченного срока.

Тем не менее, её поглотил ужас. Что–то скрывалось в запахе, подумала она — трудно определить, и, наверняка, обнаружить ещё труднее, но оно существовало. Что-то похожее на феромон, проникающий в ноздри, заставлял державшие лаз-пистолет руки дрожать. Она бежала во тьме и поймала себя на бормотании молитв, слова которых едва помнила. Правда, молитвы не слишком ей помогли. Ксаста никогда не отличалась особой религиозностью, а нынешние обстоятельства казались ей не особо подходящими для начала праведного пути.

Повсюду скрипели и гудели внешние палубы машинариума. Здешнее пространство разделяли, в основном, не стены, а монструозные скопления труб, ревущих охлаждающими жидкостями или шипящих от сдерживаемого пара. Настил представлял собой металлическую сетку, обнажавшую провалы вниз — пропасти, которые уровень за уровнем тянулись между штабелями оборудования. Воздух стал таким же горячим, как и окружавший корпеха металл. Большую часть поверхности покрывала древняя копоть — всю, кроме клапанов и регуляторов.  сияли так же ярко, как в первый день, когда механизмы покинули производственные цеха на том же мире-кузнице, где родился «Наксианский клинок».

Признаков повреждений здесь было меньше — что бы ни прогрызло внешние слои корабля, здесь оно начало двигаться более осторожно. Или, быть может, конструкции судна оказались настолько прочными, что эффективнее выдержали удар.

А напавшее на корабль существо ожидало впереди. Кзаста пока не могла рассмотреть его сквозь завесу горячего смога, ещё не могла уловить его тепловую сигнатуру среди яростных энергетических источников вокруг, но она знала: объект там, он бежит в темноте, просто вне поля зрения.

Корпех заколебалась и остановилась, пытаясь перевести дух. Она подняла голову вверх, вниз и оглянулась назад, туда, откуда пришла, осматривая каждый дюйм запутанного оборудования дулом пистолета. Здесь была тысяча мест, где мог прятаться враг. Мог, но зачем? Ничто во всём происходящем не имело особого смысла. Кроме страха — неприкрытого страха, сочащегося из каждого угла и настила каждой палубы.

Кзаста чуть было не повернула назад. Не из-за панической атаки — чёрт возьми, нет, — корпех посчитала, что, должно быть, заблудилась в лабиринтах из труб и приборов. Возможно, если она поднимется на уровень или два выше, то с большим успехом сумеет оглядеться.

Кзаста застыла: что-то двинулось. Прямо перед ней, наполовину скрытое за клубами плывущего дыма. Она всматривалась в стену из схем и клапанов, покрытую слоями латуни и железных головок поршней — фасад какого-то мощного сквозного трубопровода, гремевшего от перегрузки топлива. Стена буквально начала двигаться в её сторону, разваливаясь на ходу и намереваясь похоронить под собой Кзасту.

Но то была не стена — что-то внутри неё, её часть; чёрное с тёмно-серым — существо, поселившееся глубоко в стене; оно зарылось внутри, как пустотный зверь, и скрылось меж её труб.

Кзаста прицелилась и крепче сдавила спусковой крючок, усиленно смаргивая, чтобы прояснить изображение. Она почти выстрелила. Почти. По всей вероятности, выстрел бы и не нанёс врагу существенного вреда, и всё же в самый последний момент она отступила.

Корпех шагнула назад и встала. Делать было нечего. В голове пронеслась сотня вопросов, ответы на которые она не получит.

Возникшее перед ней существо имело человеческий облик, только больший, и было заковано в тяжёлую броню. Спереди оно напоминало религиозные изображения, над которыми её заставляли корпеть после рекрутирования — воинов в красных и синих доспехах, с ливреями древних орденов на округлых наплечниках. Фотографии всегда блестели в ламинате, а персонажи всегда представали в героических позах, часто в роли победителей на фоне масштабных планетарных сражений. Кзаста даже запомнила несколько подписей на высоком готике: «Ад Глориум Империум Терра», «Адептус Астартес», «Ангелус Мортис», «Гуманитас Супербус», «Беллаторес Экстремис».

Но это человекоподобное создание отличалось от вышеперечисленных. Его пачкала грязь. Защищавший его доспех пачкала грязь. Когда-то, возможно, броня сияла, но теперь темнела от пятен ожогов. Вместо имперских символов толстые пластины покрывали примитивные узоры, похожие на каракули ребёнка. Выйдя на открытое место, существо застыло в полуприседе, словно готовясь к прыжку. В огромной руке оно сжимало обоюдоострый топор. На поясе великана в кожаной кобуре висел болт-пистолет. Из вокс-решётки вырвался странный, едва слышный звук, похожий на дыхание — скрежещущий механизированный смех, словно речи существа мешала шерсть. Казалось, гигант занял всё пространство, разрастаясь и впитывая каждую частичку палубы.

Кзаста знала, что оно могло в миг лишить её жизни. Оно могло уничтожить всё и всех в этом помещении и за его пределами. Это существо не остановит и сотня корпехов. Преследовать его действительно оказалось глупо, как и предупреждал её Кастер. Тем не менее, её сердце продолжило колотиться, так сильно, как никогда раньше.

Но Кзаста оставалась бойцом.

— Так подойди ко мне! — прорычала она, целясь ему в глотку и стараясь, чтобы голос не выдавал паники. — Подойди! Рискни, давай! Клянусь Вечным Троном, я сделаю всё, чтобы тебя прикончить!

Вне всяких сомнений — существо рассмеялось. Оно хохотало. Во всяком случае, без презрения — великан издал искренний весёлый смех, искажённый слоями брони и вокс-фильтрами.

— Хороша! — объявил он. — Хороша! Назови своё имя.

Голос. Кзаста никогда не слышала ничего подобного. Грубее, чем у смертных, и более глубокий, будто звук вырвался не из глотки великана, но из двигателей машины. Корпех была уверена, за забралом щёлкают клыки и поднимается красный язык.

— Капрал корабельной пехоты Кзаста Дельбача, личный состав Его космического корабля «Наксианский клинок».

— Отлично, теперь я смогу тебя запомнить, а теперь прочь — мы у края завесы. Ты мне нравишься, но не настолько, чтобы я решил здесь остаться.

Девушка не двинулась с места.

— Я не позволю вам причинить вред кораблю.

— На кой он мне?

Выстоять перед этим... существом было непросто. Какая-то её часть требовала лишь одного — закричать и унести ноги. Кзасту предупреждали о хитростях Архиврага и колдовстве, которое использовали его слуги. Теперь офицер столкнулась с подобным лично, отчего по коже побежали мурашки и сжалась челюсть. Однако ощущение отличалось от того, что возникало при виде отбросов, которых они ликвидировали в прошлый раз; тех, что отрезали себе веки и визжали от удовольствия во время получения ран. Да, ощущения отличались. Этот воин вонял и был покрыт грязью. Он выглядел ужасающе, но не на их манер.

— Тогда зачем вы здесь?

Он придвинулся ближе и взглянул на Кзасту сверху вниз. По доспеху гиганта бежали струйки дыма, а во мраке тусклым светом горели линзы шлема. Девушка сумела разглядеть боевые отметины на броне — следы ударов и борозды от когтей.

— Я? Я всего лишь один ложный след.

— Вы... предатель?

Оно рассмеялось снова, на этот раз более обрывисто.

— Ну, не совсем. — Великан отвернулся и посмотрел вверх, на массу кабелей, где дрожали и стучали механизмы. — Простой баловень судьбы. Как и все мы, а?

Оно снова двинулось, готовое протиснуться мимо и унестись туда, куда приведёт его эта странная миссия. Кзаста знала, что не остановит этого монстра. Нелепо, но дуло её лаз-винтовки по-прежнему смотрело в его нагрудник. Не то чтобы существо обратило на это внимание.

— Ты получил моё имя, — произнесла она в последней попытке разобраться хоть в чём-то. — Если ты не враг, назови своё. Я должна знать.

Оно вновь посмотрело на женщину с высоты своей головы, в этом огромном шлеме, с дикими раскосыми глазами и оскаленной мордой — у неё возникло отчётливое впечатление, за ним что-то улыбается, что-то свирепое и опасное, что-то брошенное на произвол судьбы, жестокое, хитрое, но живое, более живое, чем большая часть того, с чем она когда-либо сталкивалась.

— Хафлои, из Волков Фенриса, — объявило оно. — Расскажи своим детям, что встретила меня и не дрогнула, не убежала. Поделись с товарищами своим мужеством. Сон мой крепчает от осознания, что флоты Всеотца под защитой тебеподобных.

А затем оно исчезло — пронеслось мимо и снова растворилось в дыму, быстро и бесшумно. Кзаста в последний раз почувствовала аромат страха, напоминающий на мускус, а затем ничего.

После ей потребовалось некоторое время, чтобы вернуть телу способность двигаться. Она дрожала в темноте. Было жарко. Прицел удерживаемого двумя руками ружья оставался направлен в то же, теперь пустующее место.

Прошло ещё несколько секунд, прежде чем корпех окончательно пришла в себя и активировала вокс.

— Командование сектором, — оцепенело произнесла она. — Замечен противник.

— Подтверждаю, капрал. Подкрепления отправлены, продолжайте отслеживание.

— В преследовании нет смысла. Оно... Он вернулся тем же путём, каким пришёл.

Тишина.

— Э-э. Повторите?

Кзаста уже убрала ружьё в кобуру и двинулась с места.

— Он вернулся тем же путем, что пришёл. Им не нужны двигатели. Мне кажется, нас обвели вокруг пальца.

На её лице появилась улыбка. Женщина могла прожить тысячу лет, так и не поняв, что случилось, и Кзаста поступила верно, отказавшись пытаться.

— Невероятно, не правда ли? — Офицер выдержала паузу. — Я же рекомендую… просто… дать им уйти. Матросам ни к чему лишние переломы.

Глава четвертая

Пятнадцать минут до перехода.

Протоколы были запущены, затворы — с лязгом — опущены, плазменные двигатели перегорали, а варп-двигатели достигли температуры поверхности солнца. Всё как обычно.

Они по-прежнему кричали, по-прежнему просили развернуться. Авило сомневался, что данная опция ещё оставалась доступна, но даже если бы и оставалась, то капитан принял бы то же решение, что и два часа назад.

Авило подался вперёд на троне и сжал кулаки. Скоро корабль накренится и совершит рывок за пределы физического мира, а каждый орган в теле будто повернёт вокруг своей оси и обратно.

— Новые визуальные данные! — крикнула Герта, изо всех сил стараясь не отставать от частоты поступления информации. — Что-то направляется к корпусу!

— Возьми себя в руки! — жёстко отрезал сказал Авило. — Больше конкретики или, будь добра, не трать слов понапрасну.

Герта вперила в командира уязвлённый взгляд, но затем всё же повернулась к объективам.

— Целостность двигателя — девяносто пять процентов, поле Геллера — на рабочем максимуме. Команды локализации повреждений распределены по всем пострадавшим палубам.

— Так-то лучше. Что с гостями?

Герта ответила лишь после продолжительной паузы.

— Данные указывают на то, что они… исчезли.

— Исчезли?

— Вы расслышали верно, милорд.

Авило чуть не рассмеялся вслух. Неужели и впрямь то была злая шутка сканирующих систем? Но, с другой стороны, он ведь и сам слышал по воксу панические крики и лицезрел не столь приятные видеозаписи ковыляющих по палубам раненых корпехов.

Хронометр продолжал замедляться. «Наксианский клинок» набирал гораздо большую скорость, чем должен был.

— Кто-нибудь объяснит мне, что тут происходит? — потребовал он у команды. — Или мы разорвём завесу при нынешних обстоятельствах?

Возможность предоставить капитану информацию выпала штаб-офицеру Холту.

— Анализ полученных данных указывает на две линии атаки, стремительно продвигавшихся к генераторам поля Геллера и варп-двигателям соответственно, — докладывала она спешно, но чётко. — Нарушители успешно нейтрализовали силы нашей обороны, включая подкрепления, отправленные на перехват после раскрытия их целей.

— Однако «Клинок» по-прежнему движется, — отметил Авило. — Как не пострадала и целостность поля.

Холт посмотрела на капитана с абсолютно отсутствующим выражением лица.

— Судя по всему, они отступили и возвращаются тем же путем, каким пришли. Информации о новых повреждениях не поступало.

Капитану нечего было ответить. Абордаж не имел смысла. Зачем подниматься на борт корабля, подавлять его защиту и как ни в чём не бывало исчезнуть? Только если…

— Капитан! — вокс пронзил отчаянный голос Сотеки. — Цель — не корабль! Повторяю: цель — не корабль! Настоятельно рекомендую остановить движение и возобновить сканирование, пока мы их не обнаружим.

Авило бросил взгляд на показатели авгуров. Предложенное офицером связи неосуществимо: варп-двигатели уже изрядно перегрелись.

— Отказываю, командор, — ответил капитан по воксу. — Курс задан — курс будет сохранён.

— Со всем уважением, капитан, настаиваю на пересмотре! Какое бы судно ни использовали нарушители, оно должно быть крошечным. Нам может представиться возможность уничто…

Авило прервал передачу. Как капитан часто замечал, Сотека была склонна к вспышкам гнева, вызванным стрессом, который офицер, казалось, постоянно копила внутри. Данный инцидент послужит уроком для всех присутствующих на мостике, а ему, по всей видимости, придётся подобрать подходящее наказание — вполне возможно, вплоть до понижения.

Капитан вновь откинулся на спинку трона. Звёзды за армированными стёклами скрывал толстые свинцовые стержни варп-ставен. Ушей коснулся перезвон, возвещающий о переходе за завесу. Священники начали службу. Матросы на нижних палубах зафиксировали свои тела ремнями и, без сомнения, бормотали собственные молитвы.

— Зорт, как только окажемся на другой стороне, проконтролируй выполнение оставшихся задач, — приказал он как всегда спокойно. — Если кто-то из нарушителей останется на борту — ты знаешь, что делать.

Авило прибудет на сбор. От этого зависела репутация капитана. Он пообещал присутствовать Фриру, который соизволил переговорить с ним лично и передать, что на счету каждое макроорудие. Впереди ожидало масштабнейшее наступление, к которому Флот готовился долгие годы. Коронис Агатон являлся только началом, и Авило знал, где окажутся корабли в конечном итоге.

Хронометр тикал, приближаясь к моменту перехода, до которого осталось всего несколько секунд.

— По воле Его мы пересекаем пустоту! — крикнул Авило перед решающим мигом, как делал всегда — щепотка суеверия его натуры. Произошедшее — опасный эпизод, который, к счастью, завершился — путало ход мыслей. Экипаж разберётся с последствиями позже, сейчас же важно сдержать обещания.

Палуба задрожала. Колокольный звон достиг крещендо. Вспыхнули новые предупреждающие символы, и руны, выгравированные на арках над головой, внезапно вспыхнули красным.

Благословленный словами своего капитана «Наксианский клинок» перестал существовать в физическом мире и, вращаясь, устремился в вечный эфир.

На возвращение к узлу ретрансляции ушло довольно много времени. Освещение по-прежнему не работало, а каждый коридор по колено заваливали обломки и мусор. По пути Сотеке встретились несколько отделений корпехов — на палубах солдат осталось немного, но все были покрыты кровью и деморализованы. Зорт перенаправил почти всех воинов к инженариуму и генераторам поля Геллера. Теперь, когда плазменные двигатели отключили, палубы тряслись немного меньше, однако у варп-двигателей имелся собственный ритм — они посылали по конструкции корабля уникальные более тонкие гармоники.

Никому не нравилось пребывать в варпе. Человечеству там не место, независимо от того, находилось оно под защитой поля Геллера или нет. Голова Сотеки уже начинала раскалываться, горячая волна крови застряла у глаз и, она знала, это ощущение не покинет организм, пока «Клинок» не доберётся до Коронис Агатона.

И все же офицер пребывала в лучшей форме, чем Талек. Когда Сотека, наконец, пробралась через разрушенные порталы и переступила через очередные изломанные тела корпехов, она обнаружила своего товарища. Тот полусидя прислонился к когитаторам и ухмыльнулся ей окровавленным беззубым ртом. Капюшон Талека был откинут назад, открыв служащей Флота  бледно-серую макушку с тонкой линией тонзуры. Одна рука астропата лежала на чуть приподнятом колене, а другую, похоже, скривил перелом. Несколько кабелей оставались в гнёзда, однако большинство были вырваны.

— Я пытался остановить их, — печально вздохнул он. — Вероятно, я совершил ошибку.

Сотека присела перед ним на корточки.

— Что они унесли?

— Всё. — Астропат снова закашлялся кровью. Талека тяготил вес очень преклонного возраста, а проникшие на «Клинок» не проявили к нему особой заботы. — Они забрали все записи, но прозреватели, как ни странно, не тронули. Хотя бы что-то.

— Вы успели расшифровать свитки?

— Лишь часть. Некоторые оказались слишком запутанны, а другие ожидали нашего окончательного решения. Но они забрали все: и полные и незаконченные.

— Получается, теперь...

— Да, выходит, что так. Передвижения флота, диспозиция сил, приказы. Они получили всё.

— В зашифрованном виде.

Талек сохранил достаточно самообладания, чтобы выказать оскорблённость.

— Безусловно. Стандартное шифрование Флота с тройным кодом.

— Раз так, переживать нам не о чем. Для них это хлам, — заключила офицер связи. — Если, конечно, они не обладают возможностями для взлома.

Талек попытался приподняться повыше, и Сотека сразу же помогла старику, просунув руки под мышки. Исхудалый астропат весил на удивление мало.

— Я знаю, кто это был, — произнёс он, вытирая разбитую нижнюю губу манжетой рукава. — Они отключили свет, хах, но мы ведь и так слепы. Я услышал достаточно шёпота из коммуникаторов их доспехов. Они общались не на готике. То был ювик. Лишь в одном ордене Империума в ходу эта чертовщина.

— Так, значит, нарушители — не враги?

— Не смеши меня. Если бы они были врагами, смерть стала бы лучшим для нас исходом. А они просто шумели. Создавали неразбериху, чтобы облегчить путь к цели.

Сотека повернулась и устало прислонилась спиной к стене.

— Это сбивает меня с толку, магистр. Как всё запутанно. Если нарушители, как вы утверждаете, — действительно представители Адептус Астартес, у них уже должен был быть доступ ко всем этим материалам.

— Несомненно, и все об этом знают, не так ли? Ситуация действительно сбивающая с толку. Однако, к сожалению, они оказались не в настроении объясняться, а времени было в обрез. Они проникли сюда как раз в нужный момент, когда всё внимание корабля концентрировалось на переходе.

Сотека поморщилась.

— Я пыталась остановить процесс. Капитан будет недоволен.

— Да, он человек суровый. Однако вы поступали верно, командор, — если бы «Наксианский клинок» задержался в реальном пространстве достаточно долго, чтобы выкатить орудия, мы бы смогли их поймать.

— Не думаю, что капитан бы этого хотел. Он печётся лишь о том, как понежнее расцеловать лацканы униформы Фрира.

Талек кисло рассмеялся.

— Вот чем обернулась Галактика, командор. Стены рушатся. Я ведь уже предупреждал вас, не так ли? Хотя, мне думается, вы и сами обо всём догадывались.

— И всё же, когда я спрашивала о происходящем раньше, вы молчали.

Талек перестал улыбаться и сложил изломанные руки, на коленях.

— Быть может, это потому, что я не хочу в это верить, — ответил он. — Передо мной — один единственный мир, он предстаёт во снах и видениях снова и снова, он — стержень всех наших надежд. Мы собираемся туда, и в таких количествах… С каждым разом всё труднее верить, что сбор предвещает что-то помимо разрушений, причём в масштабах, с которыми мы никогда ещё не сталкивались.

Сотека решила промолчать. Ей нужно было вернуться на мостик и доложить обо всём Авило, однако что-то в том в манере обращения Талека заставило её задержаться.

— Я знаю название этого мира, не так ли?

— Его знают все.

— Вы уверены?

— Я ощущаю в эфире. Это не совсем одно и то же.

— Однако там вашим наблюдениям вполне доверяли.

Сотека встала, оглядывая обломки вокруг. Несколько по-прежнему ошеломлённых слуг, нервно вздрагивая, начали пробираться обратно в камеру, будто бы за раздвижной дверью до сих пор находились незваные гости. Потребуется ещё много времени, чтобы привести корабль в порядок и вновь подготовить к бою.

— И не зацикливайся на предупреждениях техножреца, ладно? — напутствовал Талек. — Я сомневаюсь, что мы смогли бы остановить нарушителей, даже если бы заранее знали об их приближении.

— Ох, я и не собиралась, — мрачно ответила Сотека, развернувшись обратно к выходным порталам. — Совсем скоро ему придётся переживать не только о сенсорных протоколах. Если ты прав, и мы действительно направляемся туда, хлебнут сполна все.

Часть вторая: Аметистовый сюзерен

Глава пятая

Торек Бъяргборн мягко шагал по палубному настилу в своих кожаных ботинках. Вокруг него, как и всегда, гудела корабельная жизнь - мириады звуков, которые пронизывали каждую частичку его нутра, - она никогда не прекращалась, да и замедлялась редко: скрежет глубоко сокрытых двигателей, гудение батареек люменов, реверберация атмосферных процессоров. Некоторые из опытных космоплавателей со временем обучаются игнорировать эти звуки, но он никогда этого не делал и не собирался. Во время ночных смен Торек лежал на койке и вслушивался, находя в них утешение. Он так долго жил в пустоте, что, когда спускался на поверхность планет, начинал скучал по звукам корабельной жизни. Он упивался ими как ребёнок в утробе, они направляли мысли, фазы его дежурств и самоощущение.

В последний раз ступил на твёрдую землю больше года назад, во время миссии на Рас-Шаке. Тогда он имел почетное звание в Своре – капитан корабля, командир военного судна фрегатского класса в серо-стальном цвете Волков Фенриса. Он командовал тысячами, десятилетиями обучал матросов. Торек Бъяргборн. Он знал, как во время межкорабельной «поножовщины» выжать чуть больше из плазменных двигателей; знал, как разрешать споры между корпехами конкурирующих палуб, которые в два щелчка могли перерасти в жестокое кровопролитие; знал, как вести разговор с грузчиком самого нижнего ранга и как держаться с хозяевами, священными воинами окружённой бурями Горы, - величайшими из свирепых творений его родного мира. В космосе лежала его жизнь, его дар. Его долг.

А затем, на Рас-Шаке, у него всё отняли. Корабль, которым он командовал, был уничтожен, и Торек в последний момент добрался до спасательных капсул, всю дорогу ускользая от стены огня. Он выпал из пусковых труб и со свистом пронёсся сквозь накалявшуюся атмосферу, пока капсулу не выбросило на обжигающие пески поганой засушливой пыльной пустыни. Бъяргборн до сих пор помнил тот шок, когда он, окровавленный, вырвался из капсулы, а из глаз от слепящего солнца потекли слёзы. Он втянул в себя воздух, ощутил вкус пыли в обожжённом горле и посчитал, что висит на волоске от смерти.

В этом Торек ошибался. Рас-Шаке не оказался для капитана концом пути, каким стал для многих его подопечных, которые либо погибли среди обломков разваливавшегося корабля, либо сгинули в пустошах того сурового мира, беспомощные вдали от дома. Сам не сознавая, как, но он волочил своё тело день за днём, от часа к часу, отдыхая в дневную жару перемещаясь в прохладе ночи. Он забревал в разрушенные города прежде, чем замечал их руины, и отступал обратно в задыхающуюся пустыню. Он урывал скудные припасы, где только мог, постоянно испытывая жажду и голод. В конце концов, тут и там он начал встречать и других выживших фенрисцев, таких же измождённых, как и он. Некоторые сохранили даже оружие, кто-то волок на себе лишь лохмотья. Снова оказавшись вместе, команда начала думать о выживании. Фенрисцы постоянно напоминали себе, кто они такие, кто их воспитал и чего от них требовал долг.

- Лёд и железо, - повторяли они в маршах под холодными звёздами. - Народ Русса.

Даже тогда его не покидало чувство, что он сумел лишь отсрочить смерть. Смерть от тех же сил, которые уничтожили его корабль и наводнили планету внизу. Они превратили жизнь Рас-Шаке в издёвку над мёртвыми, они заражали их болезнями, заставив снова ходить даже со сгнившими до ниток сухожилиями и мышцами, отходящими от костей. Бъяргборну и остальным пришлось сражаться, беречь боеприпасы, энергоячейки и следить за тем, чтобы мёртвые их не покусали и не попали своей слюной. Фенрисцы держались вместе и всё время следили за тем, чтобы поглощённые порчей снова не пошли в атаку. Все запасы хранились в городах, однако безопасность обеспечивала пустыня. Они держались стойко, ступали по грани и делали всё, что находилось в их силах, чтобы продолжать дышать. Изо дня в день, из часа в час.

Глава шестая

Ольгейр по прозванию Тяжёлая Рука потащился обратно к покоям в задней части корабля. Вскоре после захвата судна Космические Волки их присвоили, и большую часть прежних украшений «Коллаквы» сняли со стен и отправили в печи, где им было самое место. Теперь стены снова стали гладкими, разве что кое-где виднелись метки Фенриса — резьба и руны, выгравированные несущими службу кэрлами. «Дай им время, — подумал Ольгейр, — и они превратят эту скрипучую развалюху в настоящий военный корабль».

Он до сих пор не снял броню. Во время налёта на имперский крейсер Ольгейр остался с Ёрундуром охранять место стыковки «Вуоко», их «Громового ястреба», к корпусу корабля. Именно его опыт работы с мелтами пригодился, чтобы проникнуть внутрь крейсера, едва боевой корабль Космических Волков проскользнул под пустотными щитами. После этого Ольгейр удерживал «кошачью колыбель», которую смастерил из балок и оплавленных стоек, — на тот случай, если экипажу удастся точно запеленговать их местоположение, и толпа вооружённых пехотинцев-пустотников наберётся храбрости и вздумает их выбить.

Этого не случилось. Как и было задумано, стремительные вылазки, направленные в разные точки корабля, заставили корпехов насторожиться. Гуннлаугур проложил путь к генераторам поля Геллера, Бальдр и Хафлои — к главным двигателям, а Ингвару дали возможность незаметно пробраться к главной цели — узлу астропатической ретрансляции. Единственными смертными, которые решились подобраться к Ольгейру, оказались ошарашенные отбросы из трюма; прихрамывая, они выбрались из окаймлённых пламенем теней — посмотреть, что же потрясло основание их скрытого королевства. Увидев, как он неподвижно стоит на страже в темноте, подняв тяжёлый болтер, они торопко разбежались.

Всё случилось быстро. Навыки Ёрундура, скорость и мощь их стаи — и удар нанесён молниеносно. И всё же Ольгейру хватило времени, чтобы среди отдалённого грохота и сигналов тревоги поразмыслить и о том, сколько раз они уже проделывали подобное, и о том, сколько на их веку было крепостей и звездолётов. Временами сражения проходили ещё проще. А иногда — намного ожесточённее. Однажды на безобидном с виду фрегате обнаружилась банда астартес-еретиков из легиона Детей Императора, и его стае потребовались все их способности и вся удача, чтобы выбраться оттуда живьём.

Всё это пространство считалось имперским, номинально контролируемым и находящимся под защитой безграничных сил Всеотца, и всё же казалось, что ловушка притаилась под каждым камнем. Сжатие, сужение, очевидное стягивание в одну точку — великая борьба за контроль.

И всё же они бродили здесь — не на Фенрисе, где лорды Клыка сказали, куда их отправят, а на угнанном судне, где всё ещё разило прошлыми преступлениями, вынюхивая шваль, которую выискивали в архивах других бродяг и олигархов. Ольгейр понятия не имел, как обстоят дела на Фенрисе. Никто из стаи не знал. Возможно, Верховный Король уже отправил свои Великие роты, руководствуясь видениями рунных жрецов, на какой-то великий военный подвиг, который ещё только предстояло совершить. А может, мир смерти сам подвергся нападению…

Но клятва есть клятва. Ольгейр дал её, как и все остальные. Нельзя вручать судьбу брата по стае в чужие руки. И если, по словам Гирфалькона, была причина для долга крови, то с этим стоило разобраться. Ольгейр знал это. Он был с этим согласен.

И всё же Бальдру было далеко до выздоровления. Никто из стаи не знал, чем ему помочь. С тех пор, как корабли Зовущего бурю остались позади, они сталкивались лишь с войной, разрушенными мирами и Империумом, внутри которого нарастала паника и назревал кризис. Если бы заболел кто-то не из стаи, то никто не стал бы его забирать: он, как и многие тысячи верных имперских солдат, остался бы умирать в одиночестве, чтобы не заразить тех, чьи тела ещё чисты.

И даже тогда, после первого происшествия, Ольгейр был единственным из братьев, кто возражал против подобного решения: он не хотел, чтобы порча распространялась, чтобы малефикарум проник в закрытый круг братства. Ему пришлось нелегко. То, что случилось с Бальдром на Рас Шакех, было ужасно: видения разложения до сих пор преследовали Ольгейра во сне. Серый Охотник изменился почти до неузнаваемости: изрешеченный и покрытый язвами, переполненный безумной смесью штормовой магии и прогрессирующей малигнизации. Бальдр убивал бездумно, уничтожая всё, что попадалось на пути; он изрыгал сырой эфир, глядя на мир незрячими глазами — и уже не видя ничего реального. В суматохе и шуме финальной атаки Бальдр разил как врага, так и товарища по стае, ударом молнии с чёрными краями отбросив Ольгейра в сторону и оставив шрамы, которые до сих пор не зажили, а потом умчался в ревущую ночь, больше напоминая зверя варпа, чем смертного.

Именно Ингвар вырвал Бальдра из пучины безумия. Именно он самым решительным образом настаивал на возвращении брата, доказывая свою правоту Раскалывателю Черепов и убеждая остальных членов стаи, пока в сомнениях, как и прежде, не остался лишь Ольгейр. Так был нарушен закон ордена, из-за чего все они отправились в изгнание, рискуя навлечь на себя вечные муки. Всё, что сейчас могли сделать Волки, — это разобраться, надеясь, что Гуннлаугур принял верное решение.

Все эти мысли повергли Ольгейра в не свойственное ему уныние. Тяжёлая Рука выбросил их из головы. Лучше поразмыслить о том, что им удалось сохранить, — а сохранили они немало. Напряжённость между Ингваром и Гуннлаугуром, некогда соперничавшими не только по оружию, но и по духу, спала. Вернулось закалённое в боях единство, то, что имело значение для этой группы разрозненных личностей, собранных со всего ордена вопреки условностям, — ещё один признак того, насколько отчаянными стали времена. Это был путь, который они выбрали, и оставался только один выход — довести дело до конца.

Ольгейр добрался до помещения, которое они превратили во временный арсенал. Вместо стеллажей с лазерным оружием, которыми пользовались корсары «Коллаквы», теперь здесь были хранилища для бережно хранимых болтеров, силовых клинков и боевых ножей. Стая взяла только то, что смогла захватить в кратчайшие сроки, поэтому во время других рейдов из других мест вывезли побольше снаряжения. Некоторые выжившие с «Ундрайдера» служили в корабельной кузнице, и поэтому пробелы в их ресурсной базе постепенно устранялись: повреждённое латалось, а остальное поддерживалось в рабочем состоянии. Но и при этом следовало поступать осмотрительно. Запасы боеприпасов, гранат и блоков питания необходимо было использовать с умом.

Ольгейр повернул шлем, нарушая герметичность брони и впуская внутрь воздух «Аметистового сюзерена». Он взял шлем обеими руками, повернув его лицевой стороной к себе, и вгляделся в него. Шлем был старым; металл покрывало множество отметин, собранных за множество смертных жизней, проведённых в боях. Местами синевато-серую краску соскоблили, и под ней виднелся стальной керамит. Руны, которые Ольгейр когда-то выгравировал на шлеме, теперь выцвели и во многих местах стали неразборчивыми. Он протянул руку, проводя пальцем по линзам, вспоминая, что почувствовал, когда железный жрец впервые подарил ему броню, какими нетронутыми тогда были фрагменты доспеха, как они сверкали в свете жаровен, предвещая разрушения, которые предстояло сеять.

— Есть повреждения? — послышался знакомый голос за спиной.

Тяжёлая Рука опустил шлем, провёл пальцами по покрытым лаком волосам и бороде, рассыпав седые пряди по воротнику горжета.

— Ни царапины, — проворчал он. — А у тебя?

Хафлои, чьё прозвище, закрепившееся в стае, было ещё впереди, топал по оружейной палубе, держа под мышкой собственный выбеленный шлем, зато остальные части его боевого доспеха заляпало машинным маслом. Кровавый Коготь выглядел чуть менее потрёпанным, чем когда впервые вступил в стаю на Фенрисе. Возможно, Ольгейру только показалось, но копна рыжих волос немного поблёкла, а клыки удлинились.

Да, скорее всего, это была игра воображения. Ольгейр не так уж долго сражался вместе с Кровавым Когтем.

— Тоже. Они были чертовски медлительны. — Хафлои бросил шлем на длинную скамью и начал готовиться к снятию остальной брони. — Один меня всё-таки догнал. Корпех. — Кровавый Коготь усмехнулся. — Она просто направила на меня лазружье, провоцируя на неё напасть. Я мог бы сбить её с ног прямо на топливозаборники, а она просто стояла там. Моркаи, в её венах был мьод. Я внесу её имя в летопись, как и обещал. Она просто стояла там!

Кровавый Коготь, казалось, пребывал в хорошем расположении духа. Чаще всего так и бывало; иногда Ольгейру приходилось напоминать себе, насколько неопытен Хафлои, насколько он «зелёный», только закончивший обучение новобранец. Кровавый Коготь жаждал лишь одного — сражаться, выплеснуть накопившуюся в нем агрессию, достичь в сражениях большего совершенства и умения. Ольгейр видел, как Хафлои изучал остальных, когда они бывали в бою, и знал, что после каждого рейда Кровавый Коготь спускался в тренировочное помещение, чтобы закрепить полученные уроки. Это тоже давало свои плоды — Хафлои всегда был опасен, но разрыв между его возможностями, и тем, на что были способны остальные, теперь сокращался.

— Тебе это никогда не надоедает? — лениво спросил Ольгейр, обнажая узлы брони, в которые должны были входить порты.

— Рейды? Я бы хотел добычу получше. Что-нибудь, что я действительно мог бы убить. Но это лучше, чем боевые сервиторы.

— Иногда я просто удивляюсь. Ты ни о чем таком не просил.

— Хья, ты что, теперь моя нянька?

— Просто долго не был в ордене, вот и всё.

— Хорошо. — Хафлои ухмыльнулся. — Мне такое по душе. Это — настоящая охота. Я до сих пор помню охоту на льду. Ты слишком стар для этого, но я всё ещё помню. — Хафлои снял с наплечников связку шкур, которые сильно выносились и больше походили на потёртую кожу, чем на мех. — Ты мог идти куда угодно, помнишь? Просто посмотреть вверх, на белое облако и белый снег, пока ветер овевал кожу, и видеть все горизонты. Всё, что тебе нужно, — это запах, а потом ты просто бежишь.

— Да, я помню. Как и терзающий тебя изнутри голод.

— Это держит в тонусе.

— Да, так и было.

Хафлои пожал плечами.

— Сейчас всё то же самое. Мне не важны причины. Я просто люблю открытое небо.

— Не поспоришь.

Затем прибыла команда кэрлов в сопровождении отряда бронированных сервиторов. Они тащили с собой тяжёлое снаряжение — дрели, храповики, флаконы со священными маслами и смазочными материалами. Снятие доспеха должным образом занимало некоторое время и сопровождалось полумистическими обрядами — частью фенрисского, частью марсианского происхождения. Ольгейр вытянул руки, активировал разблокировку стыков брони и направился во внутреннюю камеру, где пластины снимались одна за другой, а затем отправлялись на кузнечную палубу для проверки и ремонта.

— Только не будь таким расхлябанным, — сказал Ольгейр, направляясь в каюту. — Ты всё ещё сырой, как сама Хель.

Тяжёлая рука ушёл под звуки смеха, такого же гулкого, как и у него, и в этом хохоте звучало: «Пока что, седобородый».

Трое сервиторов, четверо помощников-кэрлов и лексмеханик ждали Серого Охотника внутри; все они смотрели вверх в ожидании, держа инструменты наготове. Это должно было стать главным событием их рабочей смены, возможностью проявить себя с наилучшей стороны. Для Ольгейра же это ознаменовало окончание очередного краткого всплеска активности, ещё одного движения тела, предназначенного лишь для убийств.

— Начинайте, — сказал Ольгейр, позволяя разуму отвлечься.

Бальдр Фъольнир снял доспехи, как только высадился на «Вуоко», и переоделся в серую мантию из плотной ткани с откинутым на плечи тяжёлым плащом.

Он ушёл с верхних палуб, где кэрлы общались с командой, поднялся по охраняемым шахтам лифтов и очутился в другом мире — приглушённого освещения и незнакомых ароматов. В отличие от остальной части корабля, эти покои украсили со вкусом и шиком, в них не было эмблем ни корсарского капитана, ни боевой команды Адептус Астартес. Металлические полы были устланы мягкими коврами, а стены из прессованных панелей — увешаны прекрасными гобеленами.

В медных чашах тлели ароматические палочки, отчего воздух в проходах казался туманным. Отдалённый гул двигателей всё ещё доносился, под ногами чувствовалась дрожь, но в основном складывалось впечатление, будто с космического корабля каким-то образом попадаешь в личные апартаменты терранской знати

В каком-то смысле так оно и было: эти помещения находились в ведении Мамзель Джудит ван Клиис, постоянного навигатора «Аметистового сюзерена». Она служила Коллакве и после его казни продолжала управлять кораблём, как прежде. Выяснилось, что её отношения с предыдущим нанимателем трудно было назвать сердечными: они зиждились на неуточненных угрозах шантажа, связанного с каким-то малоизвестным преступлением, совершенным не то самой Джудит, не то какими-то родственниками из её младшего дома.

Когда ван Клиис сообщили о смерти Коллаквы, то из глаз навигатора не пролилось и слезинки; она выразила абсолютную готовность служить новым хозяевам, что всех устроило. Правда, конечно же, могла состоять в том, что ни один другой корабль не принял бы Мамзель на борт, но поскольку «Хлаупнир» не имел собственного навигатора и был слишком мал для чего-то, кроме самых коротких и медленных варп-прыжков, Гуннлаугур не стал привередничать. С тех пор ван Клиис хорошо себя зарекомендовала. Навигаторы на кораблях имперского флота испытывали невероятное истощение из-за требований экипажей, из-за чего быстро и часто перегорали. Оказалось, что навигаторам принцев-корсаров приходилось немного легче. Мамзель ван Клиис определённо была в отличном настроении и самочувствии.

На галеоне не было никого, обладающего хоть малейшей чувствительностью к варпу. Ни астропатов, ни смертных псайкеров. Лишь Джудит, пусть в своей непонятной и раздражительной манере, но всё же имела отношение к царству сновидений. Так и вышло, что они с Бальдром — по этой и по иным причинам — часто общались друг с другом. Со своей стороны, Бальдр испытывал потребность в этих разговорах — желание найти другую душу, которая не шарахнулась бы инстинктивно от любых упоминаний о малефикаруме, псайкерстве или колдовстве. Что же из их бесед извлекала сама Джудит, оставалось загадкой. Вполне вероятно, подумал Бальдр, что ей просто одиноко — запертой в изолированной цитадели на вершине горбатого хребта галеона, где её единственной компанией были скорбного вида слуги и зловещий взгляд самого живого эфира.

Поэтому, когда появился Бальдр, приоткрыв тёмную деревянную дверь в железной раме и наклонившись, чтобы войти, она оторвала взгляд от письменного стола, отложила перо, положила руки на колени и улыбнулась.

— А, — сказала ван Клиис. — Значит, ты снова вернулся?

Бальдр пересел на длинную кушетку, стоявшую рядом с столом. Даже в доспехах он передвигался тише, чем его братья; без них Бальдр походил на серого призрака. Он был стройнее, чем остальные, а сейчас ещё исхудал. Теперь на его шее висел нуль-ошейник, второй из тех, что дал ему Зовущий Бурю, — костяной обруч на шее, увенчанный челюстями железного дракона. Он выглядел хрупким — космодесантник мог бы раздавить его двумя пальцами и всё же эта вещица обладала связью с жизнью и смертью Бальдра, связью столь же мощной, как гравитация солнца, удерживающая планету. Убрать нуль-ошейник означало покончить с носителем. А сохранить — искалечить его.

Космический Волк тяжело опустился на кушетку.

— Они почти убежали, — сказал Бальдр. — Но ты подвела нас достаточно близко как раз перед тем, как они приступили к переходу. Гуннлаугур передаёт свою благодарность.

Ван Клиис рассмеялась. Она встала и подошла, чтобы сесть рядом с космическим десантником. Их разница в размерах выглядела комично. Даже рядом с неулучшенным человеком мамзель показалась бы крошечной, тоненькой, как палочка, с туго натянутой и морщинистой от старости кожей, сильно нарумяненной. Ван Клиис носила множество украшений, некоторые из которых были прикреплены к кости, и шелковое платье с узором в виде малиновых драконов. При ходьбе она прихрамывала, и от неё сильно пахло как обычными благовониями, так и экзотической выпивкой. Лоб навигатора надёжно перехватывала кружевная повязка из золотого дамасского шелка.

— Едва ли тот ворчун знает, что я здесь, наверху, — сказала Джудит, ласково похлопывая Бальдра по колену. — Приходишь только ты. Это хорошо. Я бы скучала по нашим встречам, если бы ты перестал приходить. Ну, как сейчас?

Бальдр сложил ладони вместе. Кожа была мозолистой и более серой, чем должна бы.

— Тяжесть растёт. С каждым нашим путешествием я чувствую, как нарастает давление. — Бальдр перевёл дыхание. — У меня перед глазами словно грозовой фронт.

Ван Клиис недовольно фыркнула:

— Твой рунный волшебник поставил дамбу. Но ты — река. Кто окажется сильнее? Вот в чем вопрос, а? Ты никогда не пытался его снять?

Бальдр криво усмехнулся:

— Много раз. В последний я очнулся лишь на следующей день, половина моей каюты была залита кровью. Не думал, что во мне её так много осталось, — космодесантник пожал плечами. — Он надел это на меня. Насколько я знаю, только он может это снять.

— Твои братья… они никогда об этом не думали?

— Нет, они всё обдумали. Оценили риски — верная смерть или неопределённое будущее. Я в долгу перед ними за предоставленный шанс. Теперь я должен найти способ сделать так, чтобы это чего-то стоило.

— Нелегко.

— Нет, даже, если бы я знал, что ищу.

Ван Клиис хмыкнула.

— Ты понимаешь, что только всё усложняешь? Я вижу это с тех пор, как ты попал на корабль. Ты всё время говоришь о своём пути, собственном пути. Ты притворяешься, будто другой, и поэтому для того, чтобы излечиться, тебе нужно что-то другое. Но ты ничем не отличаешься от остальных. Только не для меня. — Навигатор наклонилась к Бальдру. — Мутанты. Вот кем мы оба являемся. Я — санкционированный. Ты? Я не знаю. Ты не знаешь. Но признание — это первый шаг. Следом пойдут остальные.

Бальдр опустил взгляд на свои руки.

— Враг сказал мне то же самое. Все говорят одно и то же. — Он снова улыбнулся той же сухой улыбкой. — Они говорят то, что считают правдой, и хотят, чтобы мы тоже в это поверили. Что только сыны Русса лгут самим себе.

— Ах, теперь ты жалеешь себя.

— Нет, просто констатирую факт. Со стороны это выглядит просто. Но изнутри... — Бальдр с трудом подбирал слова. — Я чувствовал то, что делает Ньяль. И характер его действий. Это отличалось и от того, что делает враг, и от того, что могу сотворить я.

— Когда твой ошейник сломан?

— Да.

— Тогда ты — нечто новое.

— Мне тоже это говорили. Кто знает?

— Это твоя проблема.

— Так и есть. — Бальдр стиснул кулак. — Но я не позволю ей ослабить стаю. Я должен сражаться, сейчас, вместе с ними, на этой охоте, независимо от того, удастся ли раскрыть секрет.

— Или пока эта штука не убьёт тебя. — Джудит изучающе вгляделась в космодесантника. — Она убивает тебя прямо сейчас, я ясно это вижу. Если бы я прямо сейчас открыла Видящее Око, увидела бы ещё острее. В глубине твоей души что-то кипит. Оно пытается вырваться наружу, но не может. Ты замкнулся в своей болезни.

Бальдр глубоко задумался.

— Будь у меня оружие — любое другое оружие, я бы знал, как с ним управляться. Топор, клинок, болтер. С ними я никогда не сомневаюсь, ни на секунду. Но это — даже если бы я смог его открыть, должен ли я это делать?

— Ты говорил об этом с братьями?

Бальдр усмехнулся:

— Да говорил. Они все видели, как я преобразился. И знают об опасности.

— Что они говорят?

— То же, что и ты. То же, что и я. Мы все в неведении.

Ван Клиис по-прежнему смотрела на него. Взгляд женщины был странно непоколебим, как у маленького ребёнка. Возможно, они все были такими, эти звездочёты — такими их сделало ремесло.

— Ладно. Если они не дадут тебе полезного совета, посоветуйся со мной. Ты узнаешь. Ты узнаешь, когда настанет момент, потому что буря в твоей душе не может быть случайностью. Она нашла тебя по какому-то замыслу. По чьему замыслу? Может, и врагов. А может, и нет, потому что они не контролируют всё. Но вот в чём дело — вы не найдёте эту вещь, если будете её искать. Вы разглядите правду лишь краем глаза. Вот что мы делаем. Мы прозреваем то, что на грани, и довольны тем, что не можем сосредоточить всё своё внимание. Будьте такими, как мы. Не будьте такими охотниками.

Бальдр внимательно слушал. Он научился этому благодаря Джудит.

— Всё, чем я когда-либо был, — сказал он. — Всё, чем я когда-либо хотел стать, — это держать добычу в поле зрения. Загонять её. Убить её — ради себя, ради безопасности моего народа.

Ван Клиис рассмеялась и снова похлопала его по колену:

— Я знаю! Может быть, ты способен измениться. А может, и нет. Но я говорю тебе правду. Соглашайся или не соглашайся — выбор за тобой.

Затем улыбка исчезла с лица ван Клиис.

— Но это скоро убьёт тебя, — строго сказала навигатор. — Очень скоро. Так что сделай выбор, каким бы он ни был, и твёрдо его придерживайся.

Глава седьмая

Ещё одно помещение, подальше, терялось между гигантскими корпусами инженериума. Здесь всегда было жарко — достаточно, чтобы заставить обитателя вспотеть, но, по-видимому, не настолько, чтобы причинить ему серьёзный ущерб. Железные стены без всяких украшений, напольная облицовка в трещинах. В центре потолка висел одинокий люмен. Внутри стоял непрекращающийся шум и скрежет механизмов друг о друга, усиливающийся всякий раз, когда «Аметистовый сюзерен» оказывался в пустоте.

Это помещение вот уже несколько месяцев занимал один-единственный человек. До этого его держали на гауптвахте «Хлаупнира», где он влачил ещё более стеснённое существование. Ещё раньше пленник был исповедником кардинала Делво, поднаторев в интригах при его дворе. Он питался лучшими яствами, пил лучшую выпивку, почивал на роскошных матрасах в раззолоченных комнатах. Что ж, ныне всё изменилось.

В прошлой жизни его побаивались. Делво был безжалостным командиром, обладавшим внушительной военной мощью, — из тех, что без особых раздумий уничтожали целые миры, если это способствовало продвижению по служебной лестнице. Аушрах Клэйв всё это время был рядом с ним, давая советы, мягко продвигая политические действия; возвысившись над другими, он наблюдал за допросами в тёмных глубинах многочисленных цитаделей кардинала.

Так было раньше. Теперь же Клэйв исхудал. Бывший дознаватель лишился изысканной одежды и кутался в такую же грязную рубаху, как и все остальные обитатели трюмов. Кожа, которая и раньше была бледной, стала белой, словно кость, с сероватым оттенком в морщинах, под глазами, вокруг тонких губ. На обнажённых лодыжках висели тяжёлые кандалы, соединяясь длинной цепью, прикреплённой к кольцу на стене. В камере находился стол, единственный стул, жёсткая койка и поднос для еды и питья. Когда Клэйв заболевал, его лечили. Время от времени его даже выводили на прогулку по нижним палубам, не снимая оков, — просто чтобы мышцы не атрофировались. В остальном же эта каюта представляла для него целый мир: размером три на три ярда, далеко в пустоте, окружённый со всех сторон теми, кто желал ему смерти.

Могло быть и хуже. Исповедник мог попасть в плен к ордену дикарей.

Ингвар и Гуннлаугур один за другим протиснулись внутрь помещения, разжав могучие длинные ручищи. Клэйв отпрянул.

— Ну, здравствуй, крыса, — весело поприветствовал его Гуннлаугур.

Клэйв нахмурился, но смолчал.

Ингвар подошёл к койке и уселся на неё, отчего та прогнулась. Гуннлаугур дотянулся до цепи и дёрнул её.

— Ты случаем не повредил свои путы?

Клэйв фыркнул:

— Чем бы?

— Он довольно находчив, — сказал Ингвар вожаку. — Может, нам бы вырвать ему ногти?

Гуннлаугур от души расхохотался:

— Не искушай меня, брат.

У Клэйва не осталось сил, чтобы изобразить отвращение. В начале заключения бывший дознаватель поносил своих тюремщиков, обзывая их еретиками, демонопоклонниками и генетическими уродами. Космические Волки дали пленнику возможность орать, пока не охрипнет: ничего подобного они раньше не слышали, и постепенно боевой дух Клэйва сошёл на нет.

Скорее всего, его былое бахвальство являлось лишь бравадой, продиктованной желанием подготовиться к мучениям, которые, как он был уверен, ему обязательно должны причинить. На службе у Делво Клэйв был палачом и, подобно всем, кто с энтузиазмом доставлял боль, полагал, что остальные проявят такое же рвение при любом удобном случае. Но истязаний так и не последовало. Раны, которые Клэйв получил во время захвата, обработали, хотя и довольно грубо; кроме того, ему дали пару недель на восстановление.

Когда Клэйву задавали вопросы, то делали это настойчиво, но с перерывами, и никто не понимал на него руки.

Возможно, всё изменилось бы, если бы Клэйв не выдал то, что знал. Он не упорствовал, зная, что выхода нет: ему не спастись от своих похитителей, пока те не получат, что хотят. Клэйв был набожен и всегда верил в святость вечной Церкви, а ещё он хотел жить. По правде говоря, его участие в работе Фалкрама никогда не было таким уж основательным: это была всего лишь одна из многих инициатив, в которых задействовали Клэйва, поэтому рассказать Космическим Волкам о том, что он знал, не составило труда. Всего несколько имевшихся у него сообщений, несколько увиденных им документов… и так далее.

— Так, что на этот раз? — угрюмо спросил Клэйв. Ингвар подался вперёд, сложив огромные ладони вместе и сцепив пальцы. Несмотря ни на что, Клэйв так и не привык иметь дело с этими гигантскими версиями людей — с их нелепой мускулатурой, с их постоянным запашком насилия.

— Мы уже совсем близко, — сказал космодесантник. — Прямо у него на хвосте.

— Рад за вас.

— Это всё твоя заслуга, крыса, — добавил Гуннлаугур, прислоняясь спиной к стене. — Давай-ка проверим, правильно ли я всё запомнил. Коды Экклезиархии, которые ты нам дал, привели к рейду на Ксерес IX, что позволило нам получить подробную информацию о передвижениях флота в секторе. Что, в свою очередь, дало возможность подобраться к «Неизменному тирану», благодаря чему мы впервые узнали о местонахождении Фалкрама. Мы могли ошибиться, или ситуация — измениться, но мы всё равно нанесли ощутимый ущерб. Помнишь?

Клэйв уставился на свои мозолистые руки.

— Я даже не уверен, что Фалкрам — это один человек, — пробормотал он. — Я же уже говорил.

— Мы знаем, что это человек, — сказал Ингвар. — Об этом говорят все перехваченные сведения.

— Именно так в вашей организации всё и устроено, — добавил Гуннлаугур. — Каждый по отдельности знает лишь малую часть, и всё замыкается на одном-единственном человеке. Это слабость.

Клэйв одарил космодесантника кислой, безрадостной улыбкой:

— А Волки Фенриса знают об организации всё.

— С тех пор мы стали ближе к этому, разве нет? — сказал Гуннлаугур. — Мы знаем, что так и есть. Ты тоже это знаешь. Должно быть, тебя греет радость от понимания, что мы так близко к гуще событий.

Клэйв покачал головой.

— Всё это бессмысленно, — пробормотал он. — Ты тратишь свои силы на то, что больше не имеет значения.

— На Рас Шакех это имело для тебя значение, — сказал Ингвар. — Иначе зачем было уничтожать записи?

— Приказы.

— От Фалкрама?

— От моего связного. Кем бы он ни был.

Гуннлаугур внимательно наблюдал за Клэйвом.

— Кто-то пришёл к выводу, что на Рас Шакех следует отправить тебя и Делво. Несмотря на обстановку в секторе, они решили отправить вас во главе армии. И у них были для этого все возможности.

— Мы выследили флот Архиврага. Мы знали о «Фестераксе».

— Вы ничего о нём не знали, пока мы всё не разведали, — ответил Гуннлаугур.

— Ты выполнял приказ Делво до самого конца, — сказал Ингвар. — Ты бы уничтожил целый мир, даже после того, как скиталец был бы уничтожен, а угроза миновала. Я никогда этого не понимал.

— Этот мир заслуживал смерти! — парировал Клэйв. — Так же, как и ты. Все, кто не готов к самопожертвованию, когда оно необходимо, — заслуживают смерти. Делво был благочестивым человеком. Порядочным. Он увидел угрозу для сектора и решил покончить с ней.

Гуннлаугур прорычал вполголоса:

— Делво был чудовищем. И ты мог его остановить.

— Ты сильно переоцениваешь мои возможности. В любом случае, у меня не было подобного желания. Я стремился всего лишь исполнить долг.

— Ты использовал его, — холодно сказал Ингвар. — Делво возвысился, а ты — за ним, вот только подобрался слишком близко к солнцу и обжёгся.

— Итак, мы подошли к твоей нынешней ситуации, — сказал Гуннлаугур. — Ты предоставил нам достаточно информации — немного того, немного сего. Остальное мы сделали сами. «Наксианский клинок» был хорошей целью. У нас есть фрагменты астропатических показаний со всего субсектора. Хочешь знать, что в них, крыса?

Клэйв снова вперил взгляд в костяшки пальцев.

— Это риторический вопрос?

— Кое-что ты уже знаешь, — сказал Ингвар. — Везде, куда ни посмотри, видно масштабное наращивание флота. Ты просто опередил события. Сороритас собирают все свои монастыри отсюда и до Офелии.

— Как и Милитарум, — сказал Гуннлаугур. — Как и Имперский Флот.

— Как и Адептус Астартес, — съязвил Клэйв. — Во всяком случае, те, кто ещё не забыл о своём долге.

— Все эти силы движутся в одном направлении, — продолжал Ингвар. — Коронис Агатон. Талландер. Мортиджия. Лопакс. Это миры на подступах к Кадианским Вратам и их системе снабжения, — цепочка цитаделей, окружающая границы самого Ока. Мы сами видели это на Кефе — стены рушатся. И теперь Империум на это реагирует.

— Мы просмотрели позывные флотов и получили представление о том, куда они направляются, — сказал Гуннлаугур. — И теперь знаем о целом ряде маршрутов. При помощи шифров, которые ты нам дал, мы можем прочесть многое, крыса.

— Но не всё, — сказал Ингвар. — Некоторые коды обновились. Есть один мир, который уже несколько месяцев взывает о помощи. Никто не откликается на его сигналы бедствия. Последнее, что мы смогли разобрать, так это то, что он помечен как заброшенный. И это не единичный случай. Имперским силам приходится выбирать, на защиту чего они могут тратить свои силы, а чего — нет.

— Все, кроме одной эскадры, — сказал Гуннлаугур. — Она использует идентификатор Экклезиархии и должна направляться на сборы в Мортиджию. Но флот не идёт по этому курсу. Он направляется на тот мир. Мир, который все остальные уже списали со счетов.

Клэйв потянулся и поскрёб в затылке.

— Значит, это стоящая цель для вашей охоты, — устало сказал дознаватель.

— Определённо, — сказал Ингвар. — Мы получили доступ к этой информации при помощи тех кодов, что ты использовал для отправки своих старых сообщений, так что кто-то из этой эскадры собирает то, что раньше собирал ты.

— Передайте им мои наилучшие пожелания, когда встретите.

— О, именно так мы и поступим, — сказал Ингвар. — Но вначале нам нужно кое-что от тебя.

— У нас есть всё, кроме названия, — сказал Гуннлаугур. — У этого мира нет стандартного пустотного локатора — только последовательность, встроенная в код Экклезиархии. Мы знаем, что он не располагается на переднем крае предстоящего похода, из-за чего остаётся много пробелов, которые нужно заполнить. Где бы ни находился тот мир, он не настолько важен, чтобы его зарегистрировали где-либо ещё.

— За исключением одной-единственный эскадры, — сказал Ингвар, — Которая идёт на существенный риск, чтобы туда попасть.

Клэйв покачал головой.

— Мы уже это проходили, — пробормотал он. — Какая-то зацепка, какой-то шепоток. Ты всё изучаешь, затем уничтожаешь то, что нашёл, а мы всё торчим и торчим здесь, гоняясь за тенями.

Ингвар взглянул на Гуннлаугура и рассмеялся:

— Он думает, что это случайность.

— Так оно и есть, — сказал волчий гвардеец, скривив губы от удовольствия. — С другой стороны, по-моему, отсюда ему не видно многое из того, что мы делаем.

— С каждым новым нападением, — сказал Ингвар, поворачиваясь к Клэйву, — с каждым рейдом, с каждым захваченным кораблём мы узнавали немного больше.

— Ёрундур любит анализировать закономерности, — сказал Гуннлаугур. — У него странная душа, но это он умеет. Видишь ли, для всех нас в этом нет ничего нового: мы всегда действовали так, когда чуяли в воздухе разносимый ветром запах добычи. Ты перекрываешь все пути и ходишь по кругу. И вскоре мест для побега становится совсем немного.

— Они используют твои коды, крыса, — сказал Ингвар. — Они идут прямиком в шторм, от которого остальные бегут прочь.

— Нутром чую, что это он, — сказал Гуннлаугур. — Буря застала его врасплох. Это подарок судьбы нам. Вот только судьба — коварная старая карга: одной лапой она даёт, а другой забирает.

— Скоро этот мир обратится в пепел, — сказал Ингвар. — Поэтому нужно поторапливаться. Ты знаешь старую картографическую кодировку и можешь сделать для нас кое-что ещё.

— Нам просто нужно название.

— И тогда всё это закончится.

Больше они ничего не сказали. Космические Волки ожидали.

Клэйв уставился в пол. Несмотря на свои же слова, дознаватель чувствовал, что космодесантники правы. Фалкрам, кем бы он ни был на самом деле, не мог прятаться вечно, раз уж поиски стали настолько упорными. Они надеялись сохранить всё в абсолютной тайне, чтобы их мишени никогда ни о чём даже не заподозрили. Именно ради этого Клэйву приказали отправиться на тот адский пустынный мир: чтобы пресечь любую возможность обнаружения, учитывая находившиеся там средства коммуникаций, которые должны были быть уничтожены давным-давно.

Было от чего выйти из себя. Если бы не эта оплошность, то Клэйв, без сомнения, сохранил бы своё место при Делво и, возможно, руководил бы епархиальными силами в набирающем обороты походе, со всеми его возможностями для продвижения по карьерной лестнице. С другой стороны, воля Императора проявлялась необычным образом. До сих пор ему удавалось сохранить себя. Пока он жив, пока он дышит, ещё может быть путь к спасению.

Он пережил Делво. Он пережил атаку на чумной скиталец, в то время как многие другие, в том числе часть Волков, не пережили. Значит, это ещё не конец. Чем ближе к финалу, тем больше шансов на то, что судьба изменится. В конце концов, у него были некоторые основания надеяться на это.

И он поднял глаза.

— Мне нужно посмотреть, что вы нашли, — сказал он. — Тогда я расскажу вам, что смогу.

К тому времени, когда Бъяргборн добрался до командного мостика «Аметистового сюзерена», обстановка стала гораздо менее напряжённой, чем несколько часов назад. В то время как «Вуоко» шёл на штурм, операторы авгуров припали к своим рабочим местам, высматривая, нет ли признаков того, что «Наксианский клинок» сможет собрать достаточно сил, чтобы отразить нападение, готовые дать залп по отступающему линкору. Шансов было немного, но экипаж оставался в готовности, чтобы включить плазменные двигатели и подойти на расстояние выстрела. Никто этого не хотел — галеон, вероятно, сильно пострадал бы при перестрелке, — поэтому, когда в зоне действия сенсоров появился целый и невредимый «Громовой ястреб», да ещё и с полным набором незваных гостей на борту, это стало для всех приятной новостью.

Командирский трон пустовал. Лишь Ёрундур или иногда Гуннлаугур занимали это место на возвышении из мрамора и оуслита. Все сенсорные посты были заняты — в основном офицерами из прежней команды Бъяргборна. Они носили приличное подобие их старых серых туник, заплатанных лоскутами других тканей, которые им довелось прихватить с тех пор, как они вышли из-под защиты Зовущего Бурю.

Пространство мостика сполна отражало это ощущение разнородности. Тщательно продуманные металлические конструкции — многоуровневые резные галереи и латунные балюстрады, украшенные яркими скульптурами. Те члены первоначальной команды, что остались работать на мостике, одевались в свою старую униформу — куртки с малиновым поясом и начищенные кожаные ботинки, а в нишах все ещё висело несколько старых, присвоенных Коллаквой картин. Когда варп-ставни поднимались, взору открывался вид на всю протяжённость броского смотрового бронестекла, нависающего над командой, будто коллекция окаймлённых золотом хрустальных пузырьков. Одно это приспособление, должно быть, изрядно опустошило сокровищницу старого пирата.

Бъяргборн занял место на капитанском троне, расположенном по рангу чуть ниже командирского кресла, и просмотрел ожидавшие его сводки. Большинство из них были составлены в хорошо знакомом формате — краткие информационные сообщения, написанные в фенрисском стиле.

На правом подлокотнике трона стоял голопроигрыватель, и Бъяргборн активировал его, включив проекцию последнего отчёта о состоянии батарей макропушек, который он запрашивал. Это было лучшее оружие «Аметистового сюзерена»; вне сомнения, Коллаква выложил за него астрономическую сумму, к тому же макропушки были единственным элементом наступательных возможностей «Аметистового сюзерена», сопоставимым с военным кораблём приличных размеров. Изначально они были оснащены разрывными снарядами — идеальный вариант для командира, который хотел вывести свою жертву из строя при абордаже, а не уничтожить её. В случаях, когда хотелось всё же наделать дыр во вражеской броне, это уже меньше подходило, поэтому местные технические кадры были заняты переделкой как можно большего количества снарядов с адамантиевым сердечником. Работы по переоборудованию были трудоёмкими, и Бъяргборн внимательно следил за ними. Если бы у него было достаточно времени и сил, он бы превратил этот галеон в настоящий военный корабль.

— Я надеюсь, вы довольны тем, чего мы достигли, — раздался голос за плечом.

Бъяргборн поднял глаза: рядом стояла Эджика Суака. Как начальник оперативного отдела на мостике, она экипировалась в подобие фенрисской униформы, но так казалось только на первый взгляд. Суака была темнокожей, с чёрными блестящими волосами, собранными в пучок. На её левой щеке всё ещё виднелась татуировка, символизирующая преданность корсару, а на пальцах красовались золотые кольца, оставшиеся от её прежней профессии.

— Четыре установки готовы к пробному залпу, — сказал Бъяргборн, снова взглянув на голографический отчёт. — Ещё восемь проходят переоборудование. Это значительный прогресс.

Суака поклонилась:

— Я лично контролировала работу.

— Моё начальство только порадуется, когда увидит результаты.

— Только скажите, и мы начнём испытания. Надеюсь, что это порадует ваших командиров ещё больше.

Суака была исполнительным офицером. Потому-то она и сохранила жизнь и место на службе. Галеон был большим и старым кораблём со множеством закоулков и особенностей, в которых по неосторожности можно было и запутаться, и не раз её опыт оказывался незаменимым.

Бъяргборн поднял на неё глаза.

— Вам по душе ваша работа, лейтенант, я прав?

— Почему вы спрашиваете, сударь?

— Мы были... требовательны.

Суака пожала плечами.

— В своё время я служила многим хозяевам. До этого я работала на имперском торговом судне, вы в курсе? UV-56-A, большое грузовое судно, курсирующее в Проливах Горгона. А до него — на судне обеспечения Схолы Майорис. Разница не так уж велика.

— Но раньше тебе жилось свободнее.

— Свободнее, но не безопаснее. — Взгляд Суаки метнулся к бункерам, где усердно трудились смешанные команды. — Это был страшный корабль, — сказала она, понизив голос. — Кто-то любил Коллакву, но большинство его ненавидело. Приятно, когда в руки падает чеканная монета, но это не искупало побои... В целом, большинство радуется, что его не стало.

— В том числе и ты.

— Я всегда была верующей, сударь. Мне никогда не нравилось то, что мы делали. Впрочем, это и не должно было нравиться, не так ли? «Просто не поднимай головы».

Бъяргборн хмыкнул. Вероятно, так оно и было. Но Суака, без сомнения, пошла на это, чтобы спасти свою шкуру. И он не мог этого одобрить, даже понимая.

— Я жду новых распоряжений, — сказал ей Бъяргборн. — Последнее, что я слышал, — начальство собирается на конклав, а это значит, что они могут прибыть в любой момент. Но знай: куда бы мы ни направлялись, этот корабль должен быть в состоянии нанести удар посильнее. Это означает, что нужно ускорить развёртывание макробатарей и подачу плазмы. Мы больше не охотимся на слабаков и увальней, лейтенант.

— Поняла вас, господин.

— Итак, мы планируем провести испытания пушек через час по терранскому стандарту. Экипажи справятся с этим?

— Я прослежу, чтобы справились.

— Начинайте немедленно.

Суака сотворила аквилу, поклонилась и отправилась приступать к процессу. Она ушла, а Бъяргборн уселся на свой трон и просмотрел остальные отчёты. Дела продвигались более или менее так, как он надеялся: даже Ёрундур был бы доволен, что работы по вооружению идут по графику. Но если бы боевые действия станут чаще, чем нынешние — от случая к случаю, им придётся нелегко. Даже «Ундрайдер», этот всеми нелюбимый обломок фрегата ордена, вынес больше поражений, чем позволял его запас прочности, а это судно было укомплектовано командой с опытом космических сражений.

Гололитические отчёты один за другим мелькали у него перед глазами.

— Мы будем готовы, когда поступит приказ, — пробормотал он под нос, скорее для уверенности, чем будучи действительно убеждённым. — Клянусь Руссом, мы должны быть готовы.

Глава восьмая

Стая как могла постаралась воссоздать Круглый зал. Прежние украшения сорвали, а люмены выдернули из креплений, от каюты остался лишь голый настил. Из ангаров корабля вытащили каменные плиты с «Хлаупнира», уложили и скрепили раствором: теперь пол освещало пламя. На круглом столе в центре комнаты выгравировали эмблему ордена — оскаленную волчью голову; в тени висел боевой штандарт стаи Ярнхамар. За каждым из тронов стояло по шесть длинных копий, их древки крепились к каменным колоннам полосками кожи, а в гнёздах для лезвий красовались охотничьи тотемы древнего льда.

По крайней мере, пахло в зале правильно — горящими углями, старым камнем, мускусным запахом давно изношенных шкур. Если бы огонь в каминах горел ярче, если бы к смеси ароматов добавились запахи сырого мяса и мьода, то это место можно было бы принять за один из многочисленных подземных залов Горы, — из тех, где рота собралась бы, чтобы обсудить прошлые победы или спланировать будущие рейды.

На этом собрании присутствовали только Волки — никаких сервов. Гуннлаугур восседал на почётном месте, лицом к единственному входу напротив стола. По правую руку от вожака сидел Ингвар, а по левую — Ёрундур. Оставшиеся места заняли Ольгейр, Хафлои и Бальдр. В мерцающем свете жаровни черты их лиц разнились, как и их натуры: Кровавый Коготь — бледный и живой, Старый Пёс — тёмный, как дальние закоулки зала.

Голопроигрыватель в центре стола испускал тёмно-красное сияние. На уровне глаз мерцала схема системы, каждый узел которой был отмечен рунами.

— Крыса знал именно то, что нам нужно, — сказал Гуннлаугур, положив покрытые шрамами руки перед собой на стол. — Он расшифровал коды, которые не смогли разгадать мы, и выдал нам имя.

Вожак Ярнхамар указал на самую большую из полупрозрачных сфер:

— Ояда VII. Густонаселённый шахтёрский мир, который колонизировали какое-то время назад в М36, очень богатый ресурсами.

— Как далеко? — спросил Ольгейр.

— Несколько дней, если напрячь варп-двигатели, — ответил Гуннлаугур.

— Этот мир уже атаковали? — спросил Ёрундур.

— В этом подсекторе каждый мир кто-то атакует. И, насколько нам известно, ситуация лучше не становится.

Ёрундур задумчиво поджал губы:

— Крупный мир. Богатый ресурсами. Черт возьми, насколько же паршиво идут дела, если его бросили на произвол судьбы?

— А может, решили, что этот мир выстоит, — сказал Ингвар.

Хафлои хохотнул:

— Долго им не продержаться. Сами видите, что там накапливается.

— Значит, по-твоему, наша добыча — на том мире? — спросил Ольгейр, уставившись на Гуннлаугура.

Волчий гвардеец кивнул.

— Всё, что мы раскопали, всё, что мы выяснили с тех пор, как покинули Кефу, указывает на это направление. Крыса подвёл нас очень близко, а то, что мы узнали из астропатического послания, помогло в остальном. — Гуннлаугур поднял руки, скользя локтями по столешнице. — Мы знали, что это точно не мир-святыня. Раздобытые нами на «Неизменном тиране» фрагменты говорят, что если Фалкрам когда-то и ставил себе на службу планету Экклезиархии, то она давным-давно ушла в тень.

— Но это шахтёрский мир, — заметил Хафлои.

— Хорошее прикрытие, — сказал Ингвар. — Этот мир достаточно велик, чтобы спрятать крупное предприятие. Здесь имеются постоянно действующие космические маршруты с интенсивным движением, и корабли отсюда чаще всего держат курс на миры-кузницы или миры-ульи. На таких мирах — города, соборы, большое количество технологий, доступ к космическим кораблям. При этом кому понадобится отправляться на шахтёрский мир за чем-то, кроме руды?

— Врагам, — предположил Ольгейр.

— Ха, они сжигают всё отсюда и до Лопакса, — возразил Гуннлаугур. — И из-за этого наше дело не может ждать: если мы будем мешкать, они раскроют тайну.

— Если уже не раскрыли, — сказал Ёрундур.

— Ну, может, его там уже и нет, — сказал Гуннлаугур. — Но мы же знаем, сколько народу движущиеся фронты застигли врасплох, отрезали пути к отступлению, и теперь им осталось только ждать, пока их истребят. Всё выглядит так, будто направляющуюся к миру эскадру вызвали для эвакуации.

— Как-то уж очень туманно, — заметил Ингвар. — Но это лучшее, что у нас сейчас есть.

Ольгейр хохотнул:

— И лучше уже некуда.

Хафлои ухмыльнулся в ответ:

— Точно? До скопления Иделион рукой подать, а там много интересного.

На протяжении всего разговора Бальдр не проронил ни слова. Он уставился в стол, даже не взглянув на гололит.

— Итак, какой у нас план? — тихо спросил Бальдр наконец.

— Попытаемся догнать эскадру, — сказал Гуннлаугур. — Если выйдет взять корабль на абордаж, можно будет установить задачи этого соединения. Хотя предположим, что мы не ошиблись насчёт их местоположения… тогда нам повезёт, если мы настигнем эскадру раньше, чем они доберутся до Ояды. В этом случае будем действовать по ситуации.

Ёрундур криво усмехнулся:

— Как всегда — всё по полочкам.

— На счету каждая минута, — сказал Гуннлаугур. — Уж если действовать, то нечего затягивать. Именно поэтому я хочу узнать, нет ли у кого-нибудь возражений против этого плана.

Все промолчали. Бальдр не отрывал взгляда от стола.

— Да будет так, — сказал Гуннлаугур, разводя руки в стороны и сжимая кулаки. — Запускаем двигатели. Да направит нас Рука Русса к врагу.

После совета события полетели вскачь. Бъяргборн получил приказы, и начался обратный отсчёт до варп-перехода. Раздались сигналы тревоги, члены команды спешно разошлись по постам, и ставни на всех иллюминаторах захлопнулись. Ёрундур направился на командный мостик, чтобы принять командование кораблём сразу после того, как будет отдан приказ пересечь завесу, а остальная часть стаи отправилась в оружейную. Едва боевые доспехи будут восстановлены и над ними проведут все необходимые ритуалы, Космические Волки облачатся в них так быстро, как только смогут. Варп — это место, в котором всегда нужно быть наготове.

Ингвар Гирфалькон поджидал у выхода из Круглого зала, пока наружу не вышел Бальдр, и последовал за ним по коридору.

— Брат! — окликнул он.

Бальдр остановился, обернулся и подождал его.

— Что-то ты помалкивал там, в зале, — сказал Ингвар.

— А что тут скажешь? — Бальдр криво улыбнулся. — Он просто хотел поставить точку.

— Может, и так. Но если у тебя есть сомнения...

— Никаких. — Бальдр похлопал Ингвара по плечу. — Это то, за чем мы охотились с тех пор, как остались одни.

— Это путь обратно в орден. Это то, что нам нужно, чтобы вернуть нашу честь и наше место.

— Да знаю я.

— Мы вырвем эту порчу с корнем, выдавим отраву наружу. Остальным придётся нам поверить. Мы принесём его, и тогда они…

— Оставят меня в живых. — Бальдр рассмеялся. — Может, и так. Мне не очень-то верится, что братья примут обратно колдуна, даже если ты лично спасёшь шкуру Гримнара.

— Ты же не колдун.

— А ты убеждён в этом, да?

Ингвар серьёзно посмотрел на брата:

— Если бы я усомнился хотя бы на мгновение, то своими руками приставил бы клинок к твоей шее.

— У меня вот нет такой уверенности. — Бальдр снова зашагал по коридору, направляясь прямиком в свои покои, к оружейникам. — Ты переживаешь, что всё это отвлекло нас от поиска лекарства. А зря. Мы никогда не знали, где его искать, и надеялись лишь на то, что время и свобода нам как-то помогут. Но теперешняя цель — она прямо перед нами, перед нашим носом. Нужно её взять.

Ингвар по-прежнему шёл с братом.

— Я не теряю надежды что-то отыскать.

— Я знаю.

— И я верю, что они связаны. Совпадений не бывает, это судьба. Пустынный мир — чуманосцы, Сёстры. Мы появились там для того, чтобы отыскать всё это.

— Думаешь, брат? — Бальдр покачал головой. — Из тебя бы получился отличный готи, получше, чем из меня. Но не всё предопределено судьбой.

— Это как раз тот случай. На нас — проклятие, зловещая тень висит за нашими спинами. И я хочу снять это проклятье.

Бальдр притормозил.

— Как только я прочитал название этого мира в рунах над столом, я понял, что это то самое место. Я знал это. О чем это тебе говорит? О том, что я могу истолковать твоё проклятие, или о том, что оно действует через меня? В любом случае, пора идти.

Бальдр снова безрадостно улыбнулся:

— Если эти предатели существуют, я охотно убью их вместе с вами. Но не надейтесь, что это поможет избавиться от болезни. Это слишком древняя история, и мы — всего лишь её часть.

— Это судьба.

— Верь в это, если хочешь.

— Я верю.

Бальдр снова зашагал дальше. Но Ингвар за ним не последовал. Он смотрел на брата, наблюдая, как движутся кости под накидкой, как отчётливо видны их очертания, хотя они должны были скрываться под толстыми слоями мышц. Теперь болезнь было не утаить.

— В конце концов ты тоже в это поверишь, брат, — крикнул ему вслед Ингвар. — Если моя клятва хоть чего-нибудь стоит, я обещаю!

Часть третья: Огонь над водой

Глава девятая

Прыжок занял куда больше пары дней. Варп боролся с ними; казалось, что в последнее время эмпиреи постоянно так сопротивлялись — имматериум отталкивал их судно, искривлялся, образуя бездонные провалы, а затем вздымался шипастыми скоплениями, которые, казалось, норовили разворотить нос корабля.

«Аметистовый сюзерен» не был рассчитан на настолько трудные переходы. Ван Клиис отдали точные приказы, и она следовала им неукоснительно, придерживаясь траектории, максимально приближенной к оптимальной. И галеон быстро за это поплатился: поле Геллера перегрузилось, а вся конструкция корабля начала визжать, стонать и трещать. Фенрисский экипаж, привыкший к тяжёлым полётам через эфир, воспринял всё происходящее как должное: кэрлы лишь посмеивались, заслышав скрежет когтей по наружной обшивке. Остальные члены экипажа переносили полёт намного тяжелее: они то и дело молились, многих одолевала варп-болезнь, мучали приступы тошноты; матросы передвигались, цепляясь за перила, и больше всего на свете хотели, чтобы это наконец закончилась.

Гуннлаугур всё это время поддерживал непрерывную связь с ван Клиис, внимательно прислушиваясь к потокам информации, которые она передавала, и изучая каждый фрагмент аналитических данных, поступающих на экраны.

— Я почти не вижу Маяк, — как-то сообщила астропат, и эти слова внушали гораздо больше тревоги, чем обычно. — Словно... нет, этого не может быть. Ах, видите. Вот оно снова. — Долгое молчание. — Трон. Но посмотрите на... что это? За ним? Нет. Но я не…

После этого ван Клиис умолкла и так и не объяснила, что имела в виду. Впоследствии связь стала обрывочной, а когда сообщения всё-таки поступали, то голос навигатора часто звучал напряжённо, как будто она задыхалась.

— Неужели нам придётся отступить? — мрачно спросил Ёрундур у Гуннлаугура на седьмой день.

Волчий гвардеец неподвижно сидел на троне, глядя на дрожащие варп-заслонки.

— Нет, — ответил он. — Ещё не время.

Однако долго так продолжаться не могло. Пострадавших становилось всё больше и больше, особенно на нижних палубах, а вскоре появились и погибшие. Спустя четыре дня полёта Бъяргборн организовал патрули, затем усилил их; впоследствии за помощью в поддержании порядка пришлось обратиться к самим Волкам. Эфир обладал способностью проникать в сосуды, особенно в такие дырявые и ветхие, как «Аметистовый сюзерен». Поле Геллера предотвращало худшие проявления, но не останавливало сны, видения или более прозаические последствия недосыпания и постоянного напряжения.

Бальдру доставалось сильнее остальных. И без того ощутимое давление на глаза продолжало нарастать. Понимая, что заснуть не получится, и желая, чтобы тело продолжало двигаться, а разум был занят чем-то, кроме кошмаров наяву, Бальдр вызывался участвовать в как можно бóльшем количестве патрулей. Временами, оставаясь наедине с собой в мерцающей тьме нижних уровней, он протягивал руку к изгибу внутренней части корпуса, притрагивался пальцем к адамантиевым рёбрам — и ощущал доносящийся снаружи отдалённый гул. Если пробыть там достаточно долго, не шевелясь, начинало казаться, что слышишь повторяемые снова и снова слова, обращённые именно к тебе и ни к кому другому.

Но так не могло продолжаться вечно. Варп-двигатели не переставали грохотать, продвигая корабль сквозь волны и водовороты, толкая его изодранный нос всё дальше и дальше, словно одной лишь силой воли. Вскоре показания хронометров начали выравниваться, а из покоев навигатора снова стали поступать отчёты.

На восьмой день давление ослабло, и был отдан приказ готовиться к выходу в реальный космос. Стая собралась и заняла боевые посты. Оружейные склады открыли, и воины Бъяргборна приступили к экипировке. В последние несколько часов перед выходом из варпа корабль затрясся сильнее, чем когда-либо; это было самое тягостное ожидание — до выхода в реальное пространство оставались считанные секунды.

По такому случаю Ёрундур занял своё место на командном троне, взяв на себя управление курсом и скоростью галеона. Полностью облачённые в доспехи Гуннлаугур и остальные члены стаи собрались на возвышении вокруг него. Бъяргборн, Суака и остальная команда мостика заняли посты на нижних уровнях, работая с авгурами и оружейными системами. Внизу, в ангарах, «Вуоко» и «Хлаупнира» полностью подготовили к вылету, их баки заполнили, а двигатели прогрели. Орудийные расчёты привели в состояние повышенной готовности; у «Аметистового сюзерена» не было оружия, сравнимого с лэнсами, но теперь его макробатареи оказывали достаточное поражающее воздействие при приемлемой скорости перезарядки, а пустотные щиты находились в полном порядке.

— Всё штатно... — пробормотал Гуннлаугур, наблюдая, как бегут стрелки хроноса.

— Все системы докладывают о готовности к возвращению в реальное пространство, — спокойно произнёс Бъяргборн, не отрывая взгляда от скопления экранов вокруг себя. — Плазменные двигатели готовы к активации. Приготовьтесь к отключению варп-двигателя.

— Можешь доложить мне о чём-нибудь новеньком перед выходом? — обратился по воксу Гуннлаугур к ван Клиис, уединившейся в своём убежище высоко на гребне галеона.

— Всё туманно, — ответила навигатор. — По ту сторону видны лишь тени — и ничего, кроме них. Но мы будем не одни.

Ёрундур ругнулся про себя и возложил руки на подлокотники трона, скользнув пальцами по разъёмам, позволяющим мгновенно задать векторы коррекции курса.

— Чудненько.

— Плазменные двигатели заработали, — доложил Бъяргборн.

— Выходим по моему сигналу.

— Начинаем... — прорычал Гуннлаугур, сжимая рукоять громового молота.

Включились стандартные сигналы тревоги, предупреждая о переходе в реальное пространство, по галереям над мостиком пронёсся пронзительный хор криков. Корабль тряхнуло, будто он налетел на огромную волну из чего-то твёрдого, судно развернулось вокруг своей оси, гравкомпенсаторы взвизгнули. Всё вокруг загудело, палубы завибрировали, двигатели заревели от натуги.

А затем отключились. Ход корабля изменился мгновенно — движение в реальном пространстве совершенно не похоже на путешествия по варпу, это возвращение к объяснимому состоянию, когда законы природы вновь заявляют о себе.

— Поднять заслонки! — скомандовал Гуннлаугур, напрягаясь, чтобы не потерять равновесие. — Пустотные щиты на полную мощность, перенаправить энергию с орудий.

— Выведите мне авгуры ближнего действия, — приказал Ёрундур Суаке, которая уже вовсю занималась вычислением траектории.

Когитаторы ожили, заполнив экраны каскадами рун и схем. Варп-заслонки распахнулись, и на палубные галереи пролился красный свет солнца. Ритмичный стук варп-двигателей глубоко внизу корабля сменился треском плазменных. Отвратительное ощущение нереальности покинуло душу каждого члена экипажа, и это было приятно, как дождь после долгой засухи. Устройства для работы в реальном пространстве ожили, показывая увеличенные изображения пространственных объёмов вокруг корабля, и перед глазами предстала реальность, предсказанная ван Клиис.

Пустота впереди была переполнена. Захлёбывалась от избытка движения и огня. Всё вертелось, закручивалось по спирали, будто после какого-то колоссального взрыва. На галеон посыпались обломки — частью облака из микрофрагментов, но некоторые размером с жилой блок.

— Вниз, вниз, вниз! — приказал Ёрундур, отправляя «Аметистового сюзерена» в крутое пике, а затем выполняя разворот — такой резкий, что корабль накренило в противоположную сторону.

Обломки со всей силы влетели в щиты, разлетевшись на мелкие куски, пустотный барьер прогнулся под давлением. Что-то очень массивное — может быть, остов космического корабля, — прокатилось у них над головой, едва не снеся самые верхние шпили галеона. Ёрундур выполнил несколько сложных манёвров, пробираясь сквозь облака обломков, затем увеличил мощность двигателей и направил «Аметистового сюзерена» точно вперёд.

— Здесь не только обломки, — объявил Бъяргборн, старательно фильтруя поток буйствующих сигналов несмотря на то, что корабль нырял и кренился, избегая столкновения. — К нам приближаются неповреждённые корабли с орудиями, приведенными в боевую готовность, и они отслеживают наше местоположение.

Гуннлаугур промолчал. Он видел те же данные с авгура и мог обрабатывать их гораздо быстрее смертного. Более трёх сотен кораблей с трудом прокладывали себе путь сквозь воцарившуюся неразбериху. Поступала целая гамма сигналов о разных типах перемещения.

Бóльшая часть судов была малыми транспортниками, не особо отличающимися от «Хлаупнира», — кораблями ближнего радиуса действия с варп-двигателям минимальной мощности. Другие являлись настоящими левиафанами — огромные транспортёры, десантные корабли, хартийские тягачи и даже нечто, напоминающее корабли древних колонистов.

Все они стремились к вратам Мандевиля — точкам безопасного входа в варп, но при такой концентрации кораблей и с таким количеством крупных гравитационных колодцев, расположенных в относительной близости друг от друга, это было настоящее месиво.

— Да уберитесь же с дороги, — бормотал Ёрундур, резко разворачивая галеон правым бортом, чтобы уйти от приближающегося десантного корабля. Несколько леденящих душу мгновений они шли почти что вровень с огромным кораблём, от бортов которого их отделяло всего каких-то несколько сотен ярдов; «Аметистовый сюзерен» скользил так близко от крутящегося корпуса, что можно было разглядеть эмблемы полка на входных порталах.

— Обнаружен орудийный залп, — доложила Суака, перекрикивая нарастающий на мостике гул. — Целились не в нас, расстояние шестьсот миль, пеленг два-сорок пять…

— Они давят друг друга, — проворчал Ёрундур, сосредотачивая все свои силы на том, чтобы вывести галеон на крутой подъём до того, как в них влетит очередной буксир. Количество кораблей уменьшалось, но медленно. Три внутрисистемных посыльных корабля промчались мимо, развернувшись вокруг своей оси, прежде чем броситься в сужающиеся окна свободного пространства. Ёрундур напрягся ещё сильнее, вытаскивая «Аметистового сюзерена» из самого серьёзного затора. Как только галеон вырвался из толчеи и оказался на самом краю скопления кораблей, на экранах сенсоров появились быстро движущиеся точки.

— Дайте мне картинку, — приказал Гуннлаугур.

— Пустотные истребители, — ответил Бъяргборн. — Я распознал девятнадцать «Быстрых смертей», тридцать перехватчиков «Фурия», различные идентификационные сигналы быстро приближаются к передней части правого борта.

— Регистрирую идентификаторы ударных звеньев имперского флота из всех эскадрилий, — добавила Суака.

— Это не флот, — сказал Ингвар, взглянув на поступающие данные. — Что бы ни говорили сигналы.

— Да, подтверждаю присутствие Архиврага, — крикнул Бьяргборн. — Они направляются к авианосцам.

— Идем на перехват, — сказал Ёрундур.

— Отставить, — рявкнул Гуннлаугур. — Мы здесь не за этим — оставайтесь на прежнем курсе.

Всё двигалось быстро, словно на балетном представлении орбитального масштаба, где между неуклюжими пустотными гигантами шныряли более мелкие рыбки.

С точки зрения команды «Аметистового сюзерена» всё выглядело бесцельно и хаотично, пока Ёрундуру не удалось вывести галеон за горизонт Мандевиля; тогда-то и стали просматриваться закономерности.

Почти все корабли пытались спастись бегством. Авианосцы были битком забиты и гражданскими, и военными. Самые крупные из них обладали серьёзным вооружением и сопротивлялись шаттлам и истребительным звеньям, но подавляющее большинство других кораблей было вооружено слабо и, не имея какой-либо поддержки, не могли за себя постоять. Жалкая горстка военных судов, казалось, предприняла попытку восстановить порядок, но их разбили, не оставив никакого шанса. Хищники учуяли кровь и стали сближаться, обстреливая и пронзая границы огромных скоплений кораблей. Каждые несколько мгновений от строя отделялся большой тягач и направлялся к горизонту Мандевиля, тщательно рассчитывая своё местоположение, чтобы избежать проксимальных искажений. Те, кто всё рассчитал правильно, смогли вырваться в эфир под аккомпанемент потрескивающих энергий варпа. Те же, кто ошибётся, обрекут свои корабли на гибель: судно разорвёт на части, а членов экипажа размажет по не до конца сформированному скоплению измученной реальности.

«Аметистовый сюзерен» был одним из очень немногих кораблей, которые стремились в противоположном направлении, пробиваясь сквозь скопление отчаявшихся судов, чтобы добраться до самой планеты. Остальные, что не пытались сбежать, оказались либо ослеплены и лежали в дрейфе, либо захвачены врагом, который становился сильнее с каждым новым подкреплением.

— Приближаются новые вражеские цели, — продолжал Бъяргборн. — Судя по сигналам, из варпа вот-вот выйдет линейный крейсер.

— Ты слышал, что сказал вожак стаи, — сказал Ёрундур. — Полный вперёд, строго по курсу.

— Можете найти среди всего этого нужную нам эскадрилью? — спросил Ингвар. — Есть какие-нибудь опознавательные знаки Экклезиархии?

— Никак нет, господин, — ответила Суака, усердно работая на своём посту. — Если корабли Экклезиархии ещё не уничтожены, то они должны быть далеко впереди нас.

— Значит, продолжаем погоню, — мрачно приказал Гуннлаугур. — Сражаться будем, когда доберёмся до Ояды.

Они вышли из боя, не сделав ни единого залпа, и это опустошало. После того, как Ёрундур обуздал потрясение после выхода в реальное пространство, покинуть зону боевых действий не представляло сложности, но наблюдать в реальном времени за тем, как количество сражающихся кораблей всё уменьшается, зная, что лишь часть из них доберётся до своих точек перехода, было тягостно.

За время боя Ольгейр не проронил ни слова, и когда Ёрундур вышел из схватки, разогнав галеон до предельной скорости, продолжал хранить молчание. Он наблюдал за перестрелкой издалека, вместе с остальными подавляя в себе желание запрыгнуть в шаттл и приступить к уничтожению вражеских пустотных истребителей.

На Кефе-Примарис с Ольгейром случилось то же самое: вместо того, чтобы помочь с защитой планеты, он вынужден был отдать приказ об эвакуации. С тех пор каждое сражение, которое мог припомнить Тяжёлая Рука, походило на подобные упражнения по ограничению ущерба — уходить до того, как у врага появляется возможность нанести ответный удар, идти на компромиссы, а не пускать в ход когти. По крайней мере, Ояда обещала им настоящее сражение, хотя и с противником, который слишком долго оставался неуловимым.

Ольгейр поднял свой тяжёлый болтер, держа его двумя руками. Как и всё снаряжение стаи, болтер обгорел в боях, на корпусе появились потёртости и сколы.

Ольгейр разбирал его после каждого сражения, очищал священные компоненты оружия и произносил над ними слова защиты, как учили его железные жрецы. У этого болтера был свой собственный дух, и Тяжёлая Рука уважал его, признавал и заботился. Оружию хотелось петь не меньше, чем его хозяин жаждал битвы. Болтер хотел разинуть пасть на врага, который достоин его славы.

Он звался Сигрун⁸. Болтер носил это имя дольше, чем Ольгейр им владел, хотя тот держал его в руках так давно, что считал своей собственностью. Многие члены ордена унаследовали оружие — самым древним из всех, которые знал Тяжёлая Рука, был клинок Ингвара, — и все братья понимали, что после смерти оно перейдёт к следующему владельцу. Волки Фенриса были держателями многих нитей истории, которые уходили к заре Империума. Некоторые нити представляли из себя саги, которые скьяльды заучивали наизусть и читали в залах, залитых светом очагов. Некоторые были дредноутами, в том числе и самыми почтенными, что покоились в недрах Горы, среди вечных льдов и теней. Среди этих нитей были клинки, болтеры и громовые щиты, каждый — обагрённый кровью тысяч врагов человечества; их снова и снова доставали из арсеналов, и утрата любой из этих вещей ощущалась так же болезненно, как и гибель их владельца.

— Уже скоро, — прошептал Ольгейр одними губами, обращаясь не столько к духу оружия, сколько к самому себе.

Путь к Ояде был недолгим. Сенсоры галеона зафиксировали ещё десятки судов, покидающих систему, и все они направлялись к ближайшей точке Мандевиля. Некоторые, проносясь мимо, попадали в поле зрения увеличительных приборов — ряды тёмно-зелёных транспортников с потускневшей краской, нечто, напоминающее артиллерийский катер, в цветах Арбитрес. Авгуры дальнего действия также обнаружили множество безжизненных и обесточенных остовов с разорванными бортами, которые дрейфовали в космосе. Обломки были повсюду; слои космического мусора, неуклонно увеличиваясь в размерах, усеивали подходы к планете.

— Получены первые важные сигналы, — доложила Суака, как раз в тот момент, когда сенсоры зафиксировали массу планеты, а Ёрундур скорректировал внутреннюю траекторию движения. — Несколько тысяч движущихся объектов — сейчас идёт переброска.

Вскоре авгуры сфокусировали на планете и увеличили её изображение. Ольгейр, как и вся остальная стая, оценивал новые данные.

Это был красный мир, — бушующий, окружённый полосами тёмных облаков; казалось, планета охвачена пламенем. Оптические приборы увеличивали кратность, выделяя скопления военных кораблей на высокой орбите — крошечные чёрные точки на фоне раскалённой атмосферы внизу. По всей площади виднелись вспышки света, напоминающее булавочные уколы, — выстрелы лэнсов или воспламеняющиеся остовы кораблей. Вокруг измученной планеты вращались столбы обломков, образовывая орбитальные кольца.

— Повсеместные пожары на поверхности, — доложил Бъяргборн, склонившись над экраном сенсора с максимальным радиусом действия. — Эта планета, по-видимому, океанический мир, но трубопроводы с прометием повреждены, и топливные пятна растут.

Ольгейр внимательно изучал записи.

— Эти города, они… плавающие?

— Похоже на то, господин, — сказала Суака, анализируя новые видеопотоки. — Или, может быть, они стоят на буровых установках.

— Я уже видел подобное раньше, — сказал Ёрундур, сосредоточенно наморщив лоб и подводя галеон ближе. — Нефтеперерабатывающие города-заводы, построенные над водой, как на Атрее Аяксе. Однако, если моря поглотит пламя, то это станет настоящим испытанием.

— Дайте мне больше информации, что находится на орбите, — приказал Гуннлаугур.

Команда сенсоров зарылась в данные, вычленяя полезную информацию из мешанины сигналов.

— Оборонительные платформы получили тяжёлые повреждения, — доложила Суака. — Несколько разрушены, шесть держатся до сих пор. Из-за обломков трудно определить точное количество судов, но ведётся интенсивный обстрел. Сражение всё ещё далеко от развязки.

— Есть сигналы техники Экклезиархии? — спросил Ингвар.

— Сигналов много, но пока что нет ничего, что соответствовало бы нужным обозначениям, — сказал Бъяргборн.

— Может, эскадрилью уже уничтожили? — спросил Гуннлаугур.

— Нет, они здесь, — тихо ответил Бальдр.

Ольгейр резко повернулся, чтобы посмотреть на боевого брата, и увидел на его лице лишь уверенность. На мгновение он подумал, что Бальдр каким-то образом снял этот проклятый ошейник и полностью раскрыл свой загадочный потенциал, но вот он — притаился между нагрудником и уплотнителем шлема; железные наконечники поблескивали в просветах моста.

Поняв, что ошейник на месте, все так… расслабились, будто только что исчезла потенциальная угроза. Все это видели — все видели, кем стал Бальдр. Даже сейчас, на пороге битвы, Ольгейра не покидали сомнения, терзавшие его ещё с первой вспышки на Рас Шакех.

Однако сейчас не время их высказывать.

— Подведите нас поближе, — приказал Гуннлаугур. — Если они на орбите, то там мы их и достанем. Сосредоточьте все сенсоры на сигнатуре цели — я хочу, чтобы её обнаружили.

— Если нам не очень повезёт, — сказал Ольгейр, — то они уже приземлятся.

— До сих пор нам не очень-то везло, — сказал Ингвар.

— Просто покажите его, — сказал Гуннлаугур. — «Хлаупнир» готов; если понадобится, то мы высадимся на планету.

«Аметистовый сюзерен» устремился вперёд, врезаясь в сгущающиеся скопления обломков и держа курс на далёкую светящуюся точку, которая превратилась в сияющий диск — восходящую дугу мира, бьющегося в предсмертной агонии.

Суака постоянно комментировала приближение. По мере того, как расстояние сокращалось, команда могла в реальном времени наблюдать увеличивающееся качество изображения; на нем проступали картины массового разрушения, развернувшегося по всей планете. Когда они достигли зоны прямой видимости, в поле зрения появились три осаждённые орбитальные платформы, чьи сердца горели, реакторы протекали, а изрытые отметинами корпуса вспучились и треснули. Вокруг платформ сновали мчащиеся эскорты, неуклюжие линейные крейсера, стремительные тендеры и целая плеяда неклассифицированных малых боевых кораблей со сверкающими лазерными пушками. Примерно на трети кораблей виднелись эмблемы защитников Ояды, среди них было несколько загадочных ковчегов Механикус, но преобладающее большинство выглядело как корабли предателей — разграбленные авианосцы Милитарума, похожие на «Аметистовый сюзерен» галеоны ренегатов, захваченные военные корабли с наспех намалёванными символами запрещённых частей, и бóльшая часть этого сборища была разбита подчистую. Самым впечатляющим зрелищем был остроконечный профиль настоящего боевого корабля Хаоса, ощетинившегося медными пушками, жерла которых извергали в атмосферу зловещие энергетические лучи.

Атмосфера пылала. Приблизившись, Ольгейр увидел огромные клубы гонимого раскалёнными ветрами дыма, окутывающего полушарие планеты, точно прошитый вспышками молний саван.

Сквозь рваные просветы в завесе можно было разглядеть подсвечиваемую красными пожарами поверхность планеты, шипящую от пара и смога; огни огромных городов всё ещё поблёскивали, но были едва различимы среди клубов дыма.

— Повелитель, на нас навелись, — предупредил Бъяргборн, когда галеон подошёл поближе. На нескольких экранах авгуров замигали датчики облучения.

— Оставь это пустотным щитам, — приказал Гуннлаугур. — Предупредите меня, если на нас нацелится что-то по-настоящему серьёзное. Где наша чёртова цель?

— Фильтруем сигналы, господин, — ответила Суака. — Каналы перегружены, работаем над этим.

— Фильтруйте быстрее, — прорычал Ёрундур, переводя галеон на более крутой курс. — Скоро это станет не так-то просто.

Все доступные пути перед ними были забиты мусором. Теперь навстречу кораблю летели фрагменты разрушенного полушария Ояды, заполняя нижнюю полусферу обзора, при этом изгиб горизонта становился всё ровнее. Боевые корабли, рвущие ещё не остывшее тело мира, обрели более чёткие очертания — мчащиеся звенья пустотных истребителей, бело-голубые вспышки от их двигателей; ряды фрегатов и эсминцев, борта которых освещались слаженным огнём лазерных батарей; одинокие тени крупных линкоров, озарённые яркой вспышкой лэнсов или скрытые за рябью бортовых залпов макропушек. Развернувшаяся сцена ошеломляла своей яркостью, на фоне чёрной пустоты сверкали вспышки и взрывы.

— На нас кто-то нацелился, — подтвердил Бъяргборн, разворачиваясь на троне, чтобы показать приближающийся военный корабль.

Ольгейр взглянул на экран. Корабль, который они засекли, был большим, уродливым и напоминал выкованный из железа скелет цвета ночи с ярким, выступающим серебряным позвоночником. Передняя часть корабля когда-то могла иметь плугообразный нос, характерный для имперского судна, но теперь его перековали в виде огромной мёртвой головы, в глазницах которой горело голубое пламя, вырывавшееся в пустоту после каждого поворота. Мясистые борта напоминали ребра истощённого пса, перетянутые тяжёлыми цепями и усеянные пушками с оскаленными пастями. Разверзшиеся двигатели оставляли за собой чернильные, паутинообразные пятна, подсвеченные искрами какого-то отвратительного разряда, созданного его адскими двигателями. Точную принадлежность корабля определить было невозможно: на нём отсутствовали какие бы то ни было отличительные знаки и даже эмблемы древних павших легионов — это была просто груда искорёженного металла, превращённого в пародию на смертную кость.

— Мы можем это уничтожить? — спросил Ингвар.

— Он, похоже, медлительный, — сказал Ёрундур, увеличивая мощность двигателей на максимум, чтобы удерживать дистанцию. — Наводимся на цель.

— Если убийства — это всё, что им нужно, то пусть поищут себе цель попроще, — сказал Гуннлаугур. — Не останавливайся. Зубы Хель, где наша цель?

— Теперь я что-то засекла, господин, — сообщила Суака. — Девятьсот миль, азимут двадцать четыре-четыре...

— Выводи, — прорычал Гуннлаугур. — Выведи нас на расстояние залпа.

«Аметистовый сюзерен» прибавил ходу, резко накренившись на левый борт, прежде чем рывком увеличить скорость. Позади них, всё ещё на большом расстоянии, корабль с мёртвой головой устремился в погоню. Остальные тоже начали пеленговать местоположение галеона, хотя огромная интенсивность огня вокруг почти никому не давала возможности что-либо предпринять.

— Повелитель, у нас наконец-то есть точные визуальные данные, — объявил Бъяргборн, не переставая работать с индикаторами.

Палуба покачнулась: по галеону что-то ударило. На индикаторах пустотного щита загорелись жёлтые сигналы тревоги.

— Сохраняйте нынешний курс, — приказал Гуннлаугур. — Покажи, что у тебя есть.

Пара экранов, смонтированных высоко над первым ярусом, ожила: на них появился увеличенный фрагмент орбитального сражения. Несмотря на усердную работу когитаторов по улучшению изображения, картинка была зернистой и тусклой — не более чем набор качающихся и размытых пятен.

Затем изображения немного прояснились.

— Вот и всё, — сказал Ингвар, сжимая кулаки.

Этот корабль, несомненно, принадлежал Экклезиархии. Ни у одной другой организации не бывало таких аляповато изукрашенных военных судов — все в золоте и багряных полосах. Это было помпезное сооружение со стабилизаторами и реями: внушительный линкор, оснащённый как противокорабельным лэнс-вооружением, так и вычурными батареями ближнего радиуса. Линкор вторгся в зону боевых действий в сопровождении целого соединения кораблей сопровождения, и все они были заняты тем, что обстреливали поверхность планеты яростным лазерным огнём. Прямо на глазах у Ольгейра эскадра неуклонно продвигалась на север по поверхности Ояды, вызывая на себя шквальный огонь десятков вражеских кораблей, находившихся в радиусе досягаемости.

— Позывные подтверждены, — прокричала Суака. — Описание совпадает с тем, что дал заключённый. Главный корабль — «Непорочное предназначение». Опознаны также вспомогательные корабли сопровождения: «Праведность действий», «Обсидиановая митра» и «Заслуженное правосудие», скоро опознаем остальные корабли.

«Аметистовый сюзерен» снова покачнулся, получив удар в брюхо — похоже, торпедный залп. На экранах наблюдения в реальном времени разлетались волны лазерного огня, а на полях авгуров среднего радиуса действия появилось больше сигналов от датчиков.

— Как только войдём в зону досягаемости, открывайте огонь по всем орудиям, — сказал Гуннлаугур. — Сосредоточьтесь на верхней части корпуса. На эскорт можно не обращать внимания, у них и без нас забот хватает.

Ольгейр с сомнением посмотрел на экраны. До эскадры было ещё далеко, но, судя по тому, что он видел, «Непорочное предназначение» на голову превосходило их по огневой мощи. Даже при лучших раскладах подобраться к линкору было бы непростой задачей, а бушевавшая вокруг полномасштабная орбитальная война всё многократно усложняла.

Тяжёлая Рука собирался было заговорить и предложить другой подход, как вдруг изображение изменилось. «Непорочное предназначение» на миг скрылся за огромной вспышкой света, а затем на мир внизу обрушился стремительный столб энергии. Всё, что попадало в этот столб огня, разлеталось на части в каскадах взрывов, расчищая пространство вплоть до поверхности Ояды.

Спустя долю секунды стыковочные люки в нижней части корабля распахнулись, и оттуда появилась группа тяжело бронированных посадочных аппаратов, которые начали быстрое снижение.

— Мы уже можем прицелиться? — спросил Гуннлаугур.

— Ещё несколько секунд... — проворчал Ёрундур, изо всех сил продолжая работать, несмотря на то, что новые попадания отбрасывали видоискатели галеона. — Зубы Русса, всего несколько секунд…

Посадочные модули рухнули вниз, падая сквозь вращающиеся в пустоте обломки, словно камни; их нижняя часть быстро краснела, пока они не стали походить скорее на метеориты, чем на пилотируемые корабли.

Гуннлаугур громко выругался, подошёл к экрану авгура и повернул его, чтобы получше всё рассмотреть:

— Отметьте их местоположение! Получите чёткое изображение!

— Да, господин, — подтвердила Суака, склонившись над своим пультом; её пальцы двигались так быстро, что казались размытыми.

— Мы не сможем захватить этот корабль, Раскалыватель Черепов, — сказал Ольгейр, увидев свой шанс. — Будет нелегко. Но мы можем отправиться за ними.

Гуннлаугур оглянулся на брата, и его щербатый рот растянулся в широкой ухмылке:

— Да, Тяжёлая Рука, это мы можем. Так что приступайте — я хочу, чтобы Сигрун тоже была со мной.

Глава десятая

С командного мостика к ангарам побежали четверо из стаи — Гуннлаугур, Ингвар, Ольгейр и Бальдр. К тому времени, как они спустились на нижний уровень, кэрлы уже все подготовили. От «Хлаупнира» отсоединили топливопроводы; двери ангара распахивались в пустоту, ревели сирены, весь персонал убрался с палубы.

Ингвар промчался по настилу; клинок болтался у него на поясе. Хафлои остался на корабле вместе со Старым Псом — к своему неудовольствию, но щенок научился прикусывать язык, когда ему приказывают. В любом случае, вряд ли на борту обойдётся без происшествий: тяжёлые снаряды не переставая били по пустотным щитам, и напор лишь усиливался. Как только внутрисистемный корабль покинет галеон, Ёрундуру придётся пробивать себе дорогу, и никто из экипажа не останется без дела.

Добравшись до шаттла, Ингвар залетел в открытый люк для экипажа, ухватился за поручень и прыгнул в шлюз. Гуннлаугур опережал брата на несколько шагов: он уже поднимался по трапу и направлялся на мостик. Первые несколько недель охоты на «Хлаупнире» было до нелепого тесно, но теперь экипаж стал поменьше — всего две дюжины солдат Бъяргборна, несколько сервиторов и четыре Космических Волка. Это делало корабль более сбалансированным, эффективным, увеличивало скорость реакции и при этом не отнимало возможность наносить мощные удары.

Вряд ли кому-то захотелось бы совершать варп-прыжок с такой конфигурацией, но жаркая и тяжёлая высадка на планету — совсем другое дело.

Бальдр вошёл внутрь последним. Люк за ними захлопнулся, а шлюзы плотно задраились. Палубы загудели; активировались маневровые двигатели, и настил задрожал. Когда Ингвар добрался до мостика, «Хлаупнир» уже оторвался от площадки ангара и разворачивался, готовясь улететь в пустоту.

Мостик шаттла сам по себе был небольшим: там разместились бы всего человек двадцать, если бы набились поплотнее. Гуннлаугур уселся на высеченный из камня командирский трон; остальные посты заняли пристёгнутые и облачённые в броню кэрлы. Над головой простирался наклонный купол из обшитого железом бронестекла, на котором уже поблёскивали тактические индикаторы от гололита. Мостик был голым, безликим и практичным, как и полагалось фенрисскому кораблю.

Ольгейр влез в напольный люк как раз в тот момент, когда двигатели шаттла заработали на полную мощность, и космодесантника чуть было не отбросило к задним переборкам.

— Осторожнее, брат, — по-доброму посоветовал Бальдр, подходя к нему сзади. Чудовищным ускорением их отшвырнуло от «Аметистового сюзерена» в глубь орбитального апокалипсиса. Гуннлаугур опустил носовую часть шаттла, и передние наблюдательные приборы заполнила пылающая атмосфера Ояды. Ингвар в последний раз окинул взглядом удаляющийся галеон: пустотные щиты «Аметистового сюзерена» шли рябью от бьющих по ним энергетических разрядов, затем всё превратилось в череду всплесков — лазерных и плазменных ударов.

«Хлаупнир» сильно накренило, Ингвару пришлось ухватиться за поручни, чтобы, пошатываясь, дойти до Гуннлаугура.

— Ты ещё не захватил цель? — спросил он.

Гуннлаугур кивнул. Он облачился в полный доспех, и его лицо скрывал шлем.

— Сильные помехи, — прорычал Раскалыватель Черепов. — Но им не уйти.

«Хлаупнир» на полном ходу рванул вперёд, устремившись к планете, словно колеблющееся копьё; позади оставалось целое скопище других шаттлов, которые уже начали проявлять к пришельцу интерес.

Корабль Космических Волков устремился прямо вниз, носом вперёд, с трудом преодолевая удары лазерных лучей. Ингвар наконец добрался до своего трона и плюхнулся на него, пристегнувшись страховочными ремнями, чтобы его не швырнуло обратно на палубу.

Перед носом шаттла всё заполыхало: сначала появились струйки пламени, затем они превратились в ленты, а затем всё заволоклось ревущей огненной завесой, облизывающей бронестекло. Корабль подпрыгивал и трясся, прорываясь сквозь сгущающуюся атмосферу, которая раздирала его пустотные щиты. Удары не прекращались, хотя невозможно было сказать, что это: обломки или последние отчаянные выстрелы с орбиты.

— Чёрт! Сигнал пропал, — выплюнул Гуннлаугур, пытаясь справиться с управлением. — Но у меня есть примерное местоположение, подойдём ближе.

Пока он говорил, «Хлаупнир» вышел из пике, переключился на турбины и вошёл в нижние слои атмосферы. Сильное атмосферное притяжение, борющееся с колоссальной энергией двигателя, накренило шаттл, так что каждая заклёпка и узел на мостике задребезжали на своих местах.

— Зубы Моркаи, — выдохнул Ольгейр, глядя в обзорный иллюминатор, когда картина прояснилась. — Что за кавардак они тут устроили!

Языки пламени до сих пор прерывисто полыхали на бронестекле, но теперь сквозь них можно было разглядеть первые обрывки окружающего мира. Над экипажем расцвела ярко-оранжевая атмосфера, испещрённая толстыми полосами маслянистых облаков.

Планетарный ландшафт представлял собой бурлящую турбулентность — свинцово-тёмные океаны, вскипающие столбами пара, молниевые столпы, сверкающие в этом водовороте, будто танцующие звёздные поля. Со всех сторон их окружали города-буровые вышки, уходящие к затянутому дымом горизонту — башни из почерневшего железа, отмеченные множеством люменов и габаритных огней, колоссальные искусственные горы, которые изрыгали и плевались промышленными отходами.

Покрытая толстым слоем прометия вода мерцала, словно магма. Огромные выбоины на боках всех буровых установок обнажали их невероятно сложное устройство. Многие секции полностью обрушились — они соскальзывали в маслянистую воду и разваливались на части, вызывая приливные волны, которые обрушивались на соседние буровые установки во вспышках искрящихся брызг.

Плотные звенья атмосферных кораблей проносились сквозь этот хаос, стреляя, вращаясь вокруг своей оси и выпуская шквалы ракет во все ещё не повреждённые крепостные стены. На некоторых виднелась имперская символика сил планетарной обороны Ояды из множества разных отрядов, но причудливые корабли захватчиков превосходили защитников числом во много раз. Они походили на изрыгающие копоть обломки со свалки, на которые наварили наложенные друг на друга ржавые пластины, изукрасили их кричащими символами еретических формирований и увенчали обломанными рогами, шипами и крюками. Ещё выше, среди разрушенных вершин могучих буровых установок, с орбиты, под прикрытием короны лазерного огня спускались более тяжёлые посадочные модули; их раздутые брюхи полнились воинами, готовыми извергнуться в гущу кипящего терзания.

— Этот мир уже погиб, — сказал Бальдр.

— Не совсем, — ответил Ингвар, внимательно изучая показания сканеров. — Он жив ровно настолько, чтобы можно было отправиться на охоту.

Чувства Ольгейра вновь ожили, кожу покалывало. Так у него бывало всегда при выходе из варпа и возвращении в мир воздуха и пламени: они пробуждали инстинкты, с которыми фенрисец был рождён. Тяжёлая Рука уже чувствовал их — агентов Экклезиархии, затерянных где-то там, среди огня и смога, но, тем не менее, явившихся что-то спасти из-под обломков, как уже бывало на Рас Шакех. Космический Волк почти ощущал их присутствие в воздухе — точно так же, как когда-то ощущал присутствие на льду зверей: на расстоянии броска копья, удара меча, на расстоянии вытянутой руки.

— Цель прямо по курсу, — объявил Гуннлаугур, опуская «Хлаупнир» до отметки в триста футов над кипящим морем. — Здесь-то я их и потерял.

Внутрисистемный корабль нёсся на полной скорости, оставляя за собой глубокую борозду в воде и вздымая стену брызг. Истребители пытались вести преследование, но, развернувшись для атаки, они безнадёжно отстали. Впереди, окутанная дымом и истекающая кровью, стояла буровая вышка, огромная как улей; она уходила высоко в атмосферу, будто какой-то жертвенный вулкан. На гигантские опоры накатывали штормовые волны, до половины окатывая их текучим потоком пены и огненных брызг. Нижние уровни вышки засыпало пеплом. Огромные куски более высоких секций, словно вырезанные зазубренным ножом, открывали ошеломляющий вид из покорёженной арматуры и сломанных строительных лесов. Гигантские заводы всё ещё продолжали работать, всасывая топливо из подводных недр и направляя его по трубопроводам на переработку, даже когда весь мир вокруг них превратился в руины.

Гуннлаугур не сбавлял скорости до самого последнего момента. «Хлаупнир» устремился к обнажённым бортам буровой установки, наконец остановился — как раз в тот момент, когда казалось, что вот-вот врежется в обшивку. Двигатели взвыли, мир развернулся вокруг своей оси, и на секунду все уставились прямо на уходящий в небеса борт, устремив взгляд высоко в оранжевое небо.

Затем Раскалыватель Черепов убрал тягу, активировал маневровые двигатели, развернув «Хлаупнир», и резко подался назад, опустившись к краю платформы. Огромная опорная балка пролетела над их головами, затем — ещё одна, и вот шаттл оказался внутри, в темноте, быстро снижая скорость по мере того, как углублялся в городскую застройку. Включилась обратная тяга, и Гуннлаугур нацелился на посадочную платформу. Дымящийся и обожжённый «Хлаупнир» на мгновение завис в воздухе, со скрежещущим звуком замедляя ход, затем пилот с воем турбин обрушил машину на место посадки, взметнув вверх столбы пыли.

Гуннлаугур вскочил с трона, уже держа молот в руке. Ингвар и остальные сделали то же самое — сбросили страховочные ремни, достали оружие, запихнули в него магазины с патронами и активировали дезинтеграционные поля.

— За мной, — сказал им вожак Ярнхамара, и в его рычащем голосе зазвучало удовольствие. — Да начнётся смертоубийство!

«Мёртвая голова» продолжала приближаться.

— Скитья, — выплюнул Ёрундур, стараясь вывести галеон из зоны досягаемости пушек. — Впился в нас, будто челюстями.

Это был далеко не единственный их преследователь: на «Аметистовый сюзерен» наводилась сотня кораблей поменьше, выпуская ракеты и плюясь лазерными залпами в попытках выбить из них в пустоту кусочек, но череполикий крейсер, безусловно, представлял наибольшую опасность. Артиллеристы Бъяргборна уже начали вести серьёзный ответный огонь, обстреливая всех, кто приближался слишком близко. Орудийная команда знала своё дело: Бъяргборн усердно их тренировал. Но, тем не менее, число целей неуклонно росло, и через какое-то время напор стал слишком сильным, чтобы с ним можно было справиться.

Ёрундуру нравились полёты. Ему нравилось летать на «Громовом ястребе», и ему нравилось летать на линкоре. Принципы различались, техника — различалась ещё сильнее, но это в любом случае доставляло одинаковое удовольствие. Однако это — сей тяжёлый, раздутый и неуклюжий шмат металла — не имело с удовольствием абсолютно ничего общего. Просто заставить его двигаться в нужном направлении было пыткой, словно сквозь зыбучие пески. Этот корабль создавали для лёгкой наживы за счёт тех, кто слабее, чтобы пожирать отбросы межсистемной торговли. Конечно, корабль был большим, а его корпус — толстым, как шкура грокса, но в тот момент Старый Пёс был готов променять всё это на более мощные двигатели, немного манёвренности и хотя бы капельку компактности.

— Полный разворот, лево — надир! — отдал Бъяргборн приказ самому командиру артиллерии, находившемуся на нижних палубах. — Расчистите нам там немного места, а затем возвращайтесь к ближнему радиусу.

Палуба сотрясалась и грохотала, и на мостике каждый, пытаясь переорать друг друга, передавал приказы по линиям связи; глаза экипажа были прикованы к рядам экранов, отображающих работу сенсоров и показатели корабля, а руки плясали по панелям ввода.

Но что бы они ни делали, «Мёртвая голова» продолжала приближаться.

— Припаси мне что-нибудь для этого чудища, — сказал Старый Пёс Бъяргборну, изо всех сил пытаясь повернуть «Аметистовый сюзерен» туда, куда ему было нужно. Казалось, что случайное попадание каким-то образом повредило двигатели, хотя большая часть пустотных щитов всё ещё держалась. — Нам нужно увеличить расстояние и выиграть немного времени.

— Эскадрилья Экклезиархии продолжает удерживать позиции, — сказал Хафлои, стоя рядом с троном Ёрундура. — Её огневая мощь уже развёрнута.

— Так оно и есть, — задумчиво произнёс Ёрундур. Он предполагал, что линкор Экклезиархии отступит, как только посадочные модули приземляться на планету, но нет: корабль оставался на месте, паря над посадочными площадками, словно огромный золотой стервятник, вокруг которого сновали корабли эскорта. «Непорочное предназначение» был самым крупным кораблём в относительной близости космического пространства; когда он открыл огонь, то выбросил впечатляющее количество плазмы. Корабль больше не запускал ни одного орбитального залпа, но обычная огневая мощь его бортов была достаточно велика, чтобы перегружать камеры, когда те включались, из-за чего объективы белели, а экраны заполняла статика.

— Держись подальше от этой штуки, — приказал он Суаке, подавая ещё немного энергии на плазменные двигатели, чтобы промчаться по орбитальной зоне. — Считай, что это просто ещё один враг. Отслеживай активность его макроорудий и сообщай, если обнаружишь, что они их наводят.

«Мёртвая голова» тем временем сокращала расстояние. Корабль прорывался

сквозь скопления судов, переламывая своим носом дрейфующий на пути корвет, не обращая никакого внимания на повреждения, которые наносил ей хребет меньшего корабля, трескаясь и распадаясь на части. На фоне развернувшейся вокруг бойни крейсер выглядел иссохшим, как покойник с натянутой кожей: профиль его очерчивал трупный свет, а костлявые бока усеивали обломки. Орудийные палубы были открыты и вели огонь, зияя серебристыми пастями пушек, извергающих в пустоту всё больше мерзости, напоминающей чернила.

— Анализ, капитан, — сказал Ёрундур, сохраняя прежний курс, но готовясь к манёвру.

— Паттерн корабля неизвестен, повелитель, — ответил Бъяргборн. — Но я полагаю, — то есть предполагаю, что перед нами крейсер еретиков-астартес.

Ёрундур кивнул:

— Значит, внутри там тоже сплошные беды.

Старый Пёс отправил в машинариум серию команд и вывел на экран гололита отображение пространства, расположенного непосредственно под ним.

— Если мы позволим, он запустит абордажников. По моей команде приготовьтесь к резкому снижению до отметки пять-шесть, затем дайте полный залп с кормы.

Суака вскинулась:

— Господин, это же…

— Курс взят, повелитель, — доложил Бъяргборн, бросив на Суаку суровый взгляд. — К резкому снижению готовы.

«Мёртвая голова» набрала скорость, не обращая внимания на град снарядов, выпущенных с полуразрушенного оборонительного фрегата Ояды, и вышла на дистанцию прямой видимости. Теперь крейсер вёл беглый огонь из передних орудий, прокладывая путь через груду болтающихся обломков, и готовился нанести удар.

— Засекли пуски! — закричала Суака. — Приближаются абордажные торпеды, восемь сигналов, скорость пролома корпуса.

— Восемь, — сухо буркнул Хафлои, поднимая топор. — Похоже, мы им приглянулись.

— Пытаюсь навестить на цель… — доложил Бъяргборн. — Хель! Они движутся слишком быстро.

— Не беспокойся — они обгоняют авгуры слежения, — сказал Ёрундур. — Просто будь наготове.

Ещё несколько секунд «Аметистовый сюзерен» мчался почти на предельной скорости; плазменные двигатели работали на полную мощность, заставляя корабль скользить по тропосфере Ояды. Преследующие галеон абордажные торпеды быстро приближались, продираясь сквозь огненные всплески. Отправив смертоносный груз, вражеский крейсер описал полукруг, развернулся вокруг своей оси и приподнялся вверх, чтобы задействовать пушечные батареи. Крейсер мог открыть огонь в любой момент, разрушив прикрытие «Аметистового сюзерена» и расчистив путь для приближающихся абордажных групп. Торпеды продолжали сближение; они были всё ближе, ближе, ближе…

— Давай! — крикнул Ёрундур.

Бъяргборн ударил по рычагам управления, и питание корабля внезапно отключилось. Активировался обратный ход, и галеон резко остановился, как будто его оглушили. Корабль дёрнулся носом вниз, а затем, словно брошенная наковальня, рухнул прямиком в гравитационный колодец планеты.

Ёрундура швырнуло вперёд на его троне, Хафлои чуть не улетел в ямы для сервиторов. Оборвавшийся кабель в снопе искр перекинулся через верхние галереи и снёс с креплений целый ряд когитаторов — те с хрустом рассыпались по палубе, оставляя за собой каскад вмятин в металле.

Галеон вошёл в крутое пике; основные двигатели были выключены, и корабль потерял энергию движения. Управляемые машинными духами торпеды нырнули следом, целясь в кувыркающиеся нечто. Секунду спустя «Аметистовый сюзерен» вошёл в верхние слои атмосферы, разрывая её, будто глубоко вонзившийся в промёрзшую землю плуг. Из нижней части корпуса вырвался огненный столб, разгораясь по портам и устремляясь в пустоту. Абордажные торпеды активировали аварийные протоколы и попытались вытянуться в горизонт, отчаянно борясь с внезапно нахлынувшим тяготением.

— Кормовые торпеды! — взревел Ёрундур, изо всех сил стараясь удержаться на командном троне: весь мостик ходил ходором. — Полный залп, максимальная дальность стрельбы, корма, живо!

Когда приказ поступил на пост, Бъяргборна там не было: его выбросило с командного трона, но он уже пробирался назад по качающейся палубе и наконец бросился на рычаг управления, подавая на него энергию. Последовательность приказов добралась до пусковых отсеков, и заранее просчитанный залп со свистом вырвался из задних установок.

Торпеды воспламенились, едва столкнувшись со стеной огня, поднявшейся за падающим галеоном. Когда их боеголовки взорвались, поток пламени превратился в гигантское плазменное поле — бушующий ад, который распылял всё в пределах своих быстро расширяющихся границ. Преследовавшие их абордажные снаряды пробили поле и разлетелись на куски: от сильного жара их корпуса разлетелись на части.

— А теперь вытаскивай нас! — крикнул Ёрундур. — Врубай полную мощность и вытаскивай нас!

Двигатели взвыли, сотрясая галеон, заклёпки затрещали, а распорные балки завибрировали. На мгновение возникло чувство, что они зашли слишком далеко, что планета поглотит их и разбросает по своим измученным горизонтам, но толстый корпус старого корабля показал себя в лучшем виде, защитив их от трения и жара и поддерживая работу двигателей достаточно долго, чтобы выиграть время для старых силовых установок, выталкивающих их вверх — в настоящую пустоту, подальше от опасности.

Возникший позади плазменный эффект исчез так же быстро, как и возник, но мощный взрыв поджарил кормовую часть галеона вспышкой раскалённой энергии почти с такой же силой, как и абордажные торпеды, для уничтожения которых он и был запущен.

— Статус, — потребовал Ёрундур, усаживаясь поудобнее.

— Все десантные модули уничтожены, — прокричала Суака, ухватившись за вибрирующий пост. — Килевые секции и двигательные установки получили серьёзные повреждения. В трёх секторах сгорели пустотные генераторы, пытаемся это компенсировать.

Не вышло. Сквозь дымку из лазеров и плазмы за ними устремился он, быстро пикируя и не сводя с цели ряды своих орудий. Возможно, дело было в игре мерцающего света, но теперь крейсер выглядел ещё более разъярённым, доведённым до высшей степени ярости потерей своих драгоценных воинов.

— Огонь по твоему усмотрению, капитан, — приказал Ёрундур, наблюдая за быстрым приближением «Мёртвой головы». — Посмотрим, как у нас получится согнать ухмылку с его костлявой рожи.

Бъяргборн передал приказ, и бортовые батареи «Аметистового сюзерена» дали залп, от которого по галеону прошла волна отдачи, а в пустоту устремился широкий веер снарядов. Большинство снарядов легли далеко или высоко, но некоторые попали в цель, окутывая крейсер калейдоскопическими завесами нагруженных пустотных полей.

— Засекли подготовку ответного залпа, — предупредил Бъяргборн.

— Приготовиться! — крикнул Ёрундур.

Ответный удар был ужасающим. Крейсер обладал гораздо более серьёзным арсеналом — снаряды с адамантиевыми колпачками, плотно упакованные, точно нацеленные и доставляемые. Сенсоры на мгновение зафиксировали масштаб грядущего ужаса, а затем прогремели залпы, кучно обрушившиеся на кормовые пустотные щиты последовательностью сокрушительных ударов.

Люмены погасли, погрузив корабль во тьму, затем вновь активизировались резервные устройства. Мостик невероятно сильно накренился, его шатало из стороны в сторону, вся конструкция завалилась набок. Раздались предупредительные сирены, сигнализирующие о сбоях в системах на целом ряде палуб, и половина экранов погасла.

— Критический сбой в работе авгуров, — выкрикнула Суака. — Теряется весь спектр, как ближний, так и дальний.

— Подтверждаю, повелитель, — сказал Бъяргборн; голос его звучал неуверенно, как будто он сам получил удар. — Через несколько мгновений придётся действовать вслепую.

— Можешь исправить? — требовательно спросил Ёрундур.

— Не отсюда, — ответила Суака, отстёгиваясь от трона и вставая. — Разрешите принять командование сенсориумом, я могла бы кое-что сделать оттуда.

— Валяй. — Ёрундур взглянул на экран наблюдения в реальном времени, всё ещё заполненный кораблями и взрывами, которые заменила надвигающаяся огненная атмосфера Ояда.

Тактические дисплеи темнели один за другим, лишая Старого Пса возможности производить необходимые пространственные расчёты.

— Сейчас я бы выслушал какие-нибудь предложения.

— Линкор, — сказал Хафлои, указывая через экран реального времени на огромный силуэт корабля Экклезиархии, который по-прежнему оставался в опасной близости, но оказался втянут в яростную перестрелку. Вражеские корабли устремлялись к нему, как крысы из канализации, но «Непорочное предназначение» отбивался изо всех сил, озаряя пустоту яростными контрударами.

— Оно само нас разнесёт, — пробормотал Ёрундур. — Скорее всего… а может, и нет.

— Есть идеи получше? — возразил Хафлои.

Момент нерешительности длился всего долю секунды. Ёрундуру этого хватило, чтобы оценить направления, шансы и вероятности. И как только Старый Пёс сделал это, раздался второй залп, будто бы подгоняющий мысль; удар пришёлся по подфюзеляжным лонжеронам галеона, во второй раз поджарив люмены и погрузив мостик в аварийное освещение.

— Ложитесь на курс перехвата, — мрачно выплюнул Ёрундур. — Посмотрим, что за ублюдки засели на той штуке.

Глава одиннадцатая

Воздух пропах нефтью, металлические палубы пропахли нефтью, от людей разило нефтью. Те, кто пережил это нападение, теперь толпились на мостках и трапах, направляясь к ожидавшим их шаттлам; одежда и накидки людей были в грязи, кожа покрыта затвердевшей коркой, а пальцы перепачканы в масле.

Даже в обычные времена в городах-вышках стоял едкий запах переработки, но сейчас, когда горел сам океан, а небеса заволокло смогом, укрыться было негде. Маслянистый дым обжигал горло и глаза, на коже появлялись волдыри. Из треснувших трубопроводов сочились свежие топливные пятна, и пылающие потоки, проливаясь сквозь решётки доступа, падали прямо на жилые уровни, растекаясь по измученным морям.

Спустя несколько мгновений стая выяснила название участка, на котором они очутились, — буровая станция U56 «Аугедес», часть крупной сети перерабатывающих предприятий, расположенных вдоль глубокого подводного желоба внизу. Гигантское многоуровневое строение уходило вверх в беспорядочной путанице металлических конструкций и стальных решёток, всё это закручивалось спиралью вокруг огромного центрального машинного ядра. Как и у остальных станций, у неё была единственная функция — высасывать прометий из земной коры, закачивать его в гигантские змеевики нефтеперерабатывающего завода, расщеплять сырьё, а затем отправлять вспененные сорта топлива в приёмные резервуары, готовые к отправке на ожидающие погрузчики для транспортировки в другие миры. Необходимые для жизни людей пристройки: жилые блоки, трапезные, часовни, морги — были строго второстепенными по сравнению с основным оборудованием; они цеплялись за края огромной машины, словно морские раковины, головокружительные террасы нанизывались на раскинувшиеся вокруг вышки леса и выступы, вздымаясь над кипучими морями под аккомпанемент хрипящих насосов и бурления химических станций.

Оказавшись внутри, Бальдр прочувствовал человеческое отчаяние: оно окутало разум космодесантника словно туманом. С момента приземления стая двигалась быстро; вырвавшись с места посадки, они устремились вглубь и вверх. Помимо рёва прибоя и пламени, ещё одним самым слышным звуком были вопли, доносившиеся сверху, снизу и вообще отовсюду. Все обитатели буровой вышки пытались выбраться наружу. Большинство крупных транспортников уже отбыли, оставшимся либо не повезло, либо они сохранили верность долгу и оставались на своих станциях добровольно, — а может, просто оказались слишком медлительными или недогадливыми, чтобы разглядеть приближение апокалипсиса.

Стая рассеялась по узкой площади, окружённой крутыми ярусами производственных помещений, которые всё ещё продолжали работу; с них можно было разглядеть всё, что происходит над ними и под ними. Внизу, головокружительно далеко, бурлило море, и его пары и дым заполняли пространство между уровнями. Вверху виднелись высокие башни оборонительных сооружений и посадочные площадки, которые теперь постоянно подвергались обстрелу. На глазах у Бальдра разорвало взлетающий бочкообразный транспортник. Его человеческий груз разлетелся по горячему воздуху, будто солома, падая в волны далеко внизу.

Расположившиеся вокруг главных командных башен остатки оборонительных периметров оставались нетронутыми, но было очевидно, что без подкреплений их захватят в течение нескольких часов. Но сейчас на посадку заходили только корабли противника, жаждущие обещанной резни. Стае оставалось только одно: очистить разум от всего, кроме их цели, и мчать сквозь происходящее в поисках посадочной станции, достаточно большой, чтобы принять десантные корабли, за которыми они следили с орбиты.

Однако слышать все эти вопли, эхом резонирующие по открытым шахтам и колодцам, было невыносимо. Невыносимо было и то, что защитникам пришлось сражаться без их поддержки, — вот бы побыть с ними, нарушить приказ хотя бы на час, как тогда, в точке Мандевиля! Это чувство постоянного уклонения от боя разъедало душу, а время сражаться в полную силу могло наступить ещё не скоро.

Гуннлаугур мчался по лязгающим платформам, размахивая молотом, и задавал темп всей стае, ведя своих братьев вперёд.

— Выше, — сообщил вожак стаи по воксу, вламываясь в полуразрушенную дверь и грохоча шагами по крутой лестнице. — На авгуре видны большие скопления целей, примерно через двенадцать палуб; может, это они.

Стая бежала вместе, держась вплотную друг к другу. Окружающие пространства навевали клаустрофобию: сплошной лабиринт из труб, клапанов и толстых балок, и все эти узлы были перегружены, шипели и грозили развалиться от каждого тяжёлого шага. Настил представлял из себя металлическую сетку, потолок сработан из того же металла, так что в какой-то момент охватывало впечатление, будто ты погребён под необъятной громадой тёмного железа, но в следующее мгновение уже оказываешься под натиском неудержимых, ревущих сил природы, балансируя на краю отвесной пропасти, и между тобой и забвением нет ничего, кроме прогибающейся стальной пластины.

— Впереди тепловые следы, — доложил Ингвар, бежавший сразу за Гуннлаугуром.

— Тепловые следы, здесь? — скептически переспросил Ольгейр, неуклюже шагая сзади с Сигрун наготове.

— Подтверждаю, — прохрипел Гуннлаугур, подходя к потрескавшейся готической арке, ведущей в длинный коридор. — Наша первая охота на то, что здесь осталось.

Космические Волки вышли на длинную открытую галерею, расположенную высоко на восточной стороне платформы. Вдоль левой стороны тянулся крутой барьер из перекрещивающихся стальных пластин; значительная их часть была разорвана, обнажая внутренности дымящихся машин.

По центру, зияя дырами, тянулась пустая палуба, усеянная обломками техники и станций управления нефтепереработкой. Правый борт навис над океаном, накренившись на триста ярдов вниз и постепенно превращаясь в груду искорёженной арматуры и щебня.

Поперёк центральной палубы были установлены шестифутовые баррикады из изрешеченных пулями камнебетонных блоков, сожжённых танков и нагромождений обгоревшего металла; укрытия возвышались над приземистыми корпусами трёх орудийных башен. Среди обломков притаились около двух сотен солдат сил обороны Ояды, прижимаясь спинами к сколоченной стене. То были грязные оборванцы в изодранной серо-оранжевой форме и мятых шлемах. У орудийных башен кучковались несколько «Химер». Миномётчики выгружали боеприпасы; они выглядели измученными, как солдаты, готовые отразить очередной натиск врага, возможно, в последний раз.

Четверо Космических Волков ворвались внутрь баррикад, вызвав испуганные крики тревоги и лязг торопливо вскинутых лазружей.

— Не дурите, — рявкнул Гуннлаугур на ближайшего к ним солдата — женщину, которая, казалось, в панике готова была выстрелить ему в грудь. — Позови своего командира.

Женщина моргнула, на секунду замерев, но приказ выполнила.

Командиром оказался невысокий коренастый мужчина в перепачканной кровью униформе, с пятидневной щетиной на угловатом подбородке. Он представился как младший полковник Джете Нефорт и был слишком утомлён, чтобы выказать что-то, кроме символического удивления при виде четырёх святых Ангелов Императора, возникших в его подразделении в разгар сражения.

— Я не знал... — начал было он.

— И не надо, — сказал Гуннлаугур, нависая над младшим полковником; его перчатки всё ещё украшали филигранные узоры урчащего дезинтеграционного поля Скулбротсйора. — Какова ваша задача?

Нефорт устало провёл перчаткой по густым волосам.

— Нам приказано удерживать посадочные площадки — там, на самом верху вышки. Мы продержались три дня, этого хватило, чтобы вывести большую часть грузовых транспортников, но затем случился мощный прорыв вражеских сил, и нас отбросили назад. Мы закрепились здесь, ожидая подмогу. — Он сухо улыбнулся. — Вряд ли она придёт…

— И что теперь?

— Ничего. Связи нет со вчерашнего вечера. Но мы будем выходить в эфир до тех пор, пока у нас остаётся хоть немного энергии. Нам больше некуда отходить, разве что в море.

Пока Гуннлаугур разговаривал с младшим полковником, Бальдр и Ингвар подошли к баррикаде и сквозь широкую брешь посмотрели на вершину вышки. Длинная, изуродованная кратерами центральная площадка уходила вдаль. Когда-то посередине, в пятидесяти ярдах от него, начинался ряд зданий Администратума, но теперь от них остались лишь коробки без крыш. За ними виднелись другие обломки, множество других разрушенных построек, разорванный трубопровод, ещё одна сгоревшая орудийная башня, и всё это — в тени высокого однообразного строения на левом фланге. Бальдр увеличил изображение, осматривая обломки в поисках целей. И в конце концов нашёл — в восьмистах ярдах от себя: за собственными оборонительными рубежами сгруппировались вражеские подразделения — несколько пехотных отрядов в неустановленной форме, по меньшей мере четыре боевых танка со стёртыми опознавательными знаками Милитарума, пара бронетранспортёров на холостом ходу, несколько загружающихся гусеничных артиллерийских орудий. Группировку окутывал дым от выхлопов, но они явно готовились к продвижению по центральной платформе.

— Мы можем взять их на себя, — доложил Ингвар по внутреннему воксу стаи.

— Есть кое-что ещё, — сказал Бальдр, сам того не желая.

Ингвар пристально посмотрел на брата.

— Что же, брат?

Бальдр не знал. Он даже не понимал, зачем вообще заговорил. Боль в голове и шее ощущалась всё острее и продолжала усиливаться.

— Ничего, — ответил Бальдр, поднимая болтер и отступая от баррикады. — Выбрось из головы. Это правильный путь.

Ингвар, казалось, хотел спросить что-то ещё, но к ним подошёл Гуннлаугур, таща за собой Нефорта, Раскалыватель Черепов жаждал продолжить путь.

— Что в конце этой палубы? — спросил он. — Ваши посадочные площадки?

— Так точно, — ответил Нефорт. — Раньше там находился пункт эвакуации нашего сектора, но сейчас он занят.

— Может ли этот пункт обслуживать орбитальные подъёмники?

— Сомневаюсь. Но если подняться на три уровня, за пунктом эвакуации, то попадёте на главную стыковочную площадку всей буровой установки. Если она уцелела, конечно.

Гуннлаугур кивнул:

— Собирай людей, грузите всё снаряжение, которое сможете унести. — Он жестом указал на Ольгейра и остальных братьев в боевом порядке. — Доставим вас обратно наверх, и если там найдётся неповреждённый транспорт, посадим вас на него.

— Так точно, повелитель! — выпалил Нефорт, и его усталое лицо озарилось внезапно появившейся надеждой.

— Мне нужны схемы, тактические данные, картолиты — в общем, всё, что у вас есть для следующих пяти уровней.

— Вы собираетесь идти дальше?

Гуннлаугур рассмеялся.

— Просто покажи мне, всё что у тебя есть. А потом мы займёмся этой швалью.

Аушрах Клэйв валялся на койке, скрестив руки на груди, и беззвучно повторял слова из катехизических поучений. Конечно же, он знал их все, но по-настоящему верить начал лишь недавно. Можно пройти долгий церковный путь, не имея подлинной веры: нужно лишь знать правильные ответы на нужные вопросы и всегда выглядеть подобающим образом.

Однако теперь исповеднику довелось снова и снова сталкиваться со собственной смертностью. У него было время подумать о своих деяниях, о трупах, по которым он прошёл, о могилах, которые он замуровал. Даже сейчас он практически ни о чём не жалел, разве что о некоторых из последних принятых им решений, — например, остаться на стороне Делво, когда принималось решение преподать урок на Кефе-Примарис, при этом недооценив, как далеко способны зайти Волки, чтобы отомстить за мнимую несправедливость.

Однако прошлого уже не изменить. Космодесантники сохранили Клэйву жизнь, и он использовал дарованное время с пользой, вспоминая всё, чему его учили в семинариях, раскладывая эти знания по полочкам разума, пытаясь придать мыслям новый смысл. И спустя какое-то время это стало приносить свои плоды.

Впервые за всё время он начал понимать, чем доктрины веры прельщают слабых. Клэйв всегда презирал ревностно верующие массы, их отчаяние, их привязанность к реликвиям и слухам о чудесах, но, оказавшись на некоторое время в положении тех людей, исповедник смог немного лучше понять ход их мыслей.

Конечно же, Клэйв всегда верил в Императора и считал, что выполняет работу, порученную Троном. Только теперь он мог думать об этом как о чём-то более личном: не столько о мрачных расчётах с погубленными мирами и выжившими секторами, сколько о Его божественном вмешательстве в жизни своих слуг.

Теперь, когда «Аметистовый сюзерен» проходил через своеобразное чистилище, окружающий исповедника мирок сотрясался, а по металлическим панелям камеры скользили хлопья ржавчины. За время заточения корабль множество раз подвергался нападениям. В иные моменты Клэйв был уверен, что смерть уж точно пришла за ним, и все произносимые им благословения брались из «Руководств по подготовке к вознесению». Но на этот раз всё было иначе: неотвратимее, окончательнее. Удары были настолько частыми и такими близкими, что казалось, будто всё точно закончится через час, самое большее два.

В таком случае этот мир, скорее всего, положит конец его злоключениям. А ведь Аушрах сам привёл сюда своих похитителей, так что в его истории присутствовала толика мрачной иронии. Было ли в его жизни место искуплению? Может, если и было, то это оно. Клэйв погубил так много душ и был замешан в таком количестве «добродетельных» процедур, но, возможно, этот поступок и вправду был его жалким искуплением — искуплением, которое исповедник заслуживал.

И, конечно же, смерть всех Волков тоже казалась весьма вероятной. Так что данная ситуация была приятна вдвойне.

Внезапно дверь камеры лязгнула. Исповедник поднял голову — звук удара не походил на звуки боя, доносившиеся из корпуса; скорее, что-то будто происходило прямо снаружи.

Клэйв сел, осторожно опуская покрасневшие лодыжки на палубу. Будь у него оружие, он уже потянулся бы за ним.

Ещё один лязг, затем — пронзительный вой, затем — вспышка света под дверным косяком. Из панели замка — куска железа размером с человеческую голову — вылетело облачко дыма, и замок открылся. Дверь заскрипела на петлях, открывая взору узника женщину в одежде старой корсарской команды Коллаквы.

— Что тебе нужно? — спросил Клэйв, прислоняясь спиной к стене; он догадался, что женщину послали Волки — убедиться, что он встретит свою кончину раньше, чем корабль.

— Слуга Божественного Императора, — сказала женщина, поспешно входя внутрь и закрывая за собой дверь. Затем она с религиозным рвением изобразила аквилу и поклонилась. — Я долго ждала. С тех самых пор, как я узнала, кого именно они привели с собой на борт.

Аушрах напрягся. Если женщина собиралась его убить, то он предпочёл бы, чтобы она просто сделала это.

— М?

— Мне было так тяжело работать на того пиратского пса, — с чувством выплюнула пришедшая. — Но выполнять приказы этих напыщенных тварей — и того хуже. Раньше я работала на схоластов, понимаете? Это было почётной работой. Я всегда мечтала выбраться отсюда и заняться этим снова. И всё исправить.

— Простите меня, мамзель. Не думаю, что я…

— Я Эджика Суака, — понизив голос, выпалила женщина. — Послушайте. У нас не так много времени. Я отключила авгуры, но скоро они возобновят работу. На семьдесят восьмой палубе находится подготовленный спасательный шлюп. Вот пистолет. Ох, ваши путы... сейчас я с этим разберусь.

Суака порылась в рюкзаке, вытащив оттуда автопистолет и отмычку. Исповедник быстро избавился от пут и вскоре уже растирал лодыжки, пытаясь разогнать кровь.

— Они не осознавали, какое богохульство совершили. Я всегда вздрагивала, когда Волки говорили о вас, но они этого не замечали. Мне очень жаль. За всё.

Происходящее было непросто осмыслить. Всё это стало такой неожиданностью. Клэйв даже и не молился о подобном вот уже несколько месяцев.

— Ты молодец, дитя моё, — сказал исповедник, чувствуя, что приходится действовать вслепую. Кем она его считала? Каким-то святым? — Я абсолютно уверен, что ты сотворена именно для этого.

Суака быстро улыбнулась и протянула пакет с едой, комбинезон и аптечку:

— Я не испытываю к ним ненависти. Это всё по невежеству. Но у меня был шанс, и я должна была им воспользоваться.

Аушрах встал, натянул комбинезон, проверил пистолет.

— Я чувствовал, что ты идешь за мной. В моих снах. Даже в самые тяжёлые моменты мы никогда не остаемся одни. Но скажи мне кое-что, дитя: это благословенная, добродетельная работа, хотя, должен признать, я не до конца понимаю все детали. Мы находимся в бою, так? Что ты намеревалась делать дальше?

— В правом секторе стоит ордер Экклезиархии. Волкам придётся немедленно направиться к ним, они в безвыходном положении. Отправитесь сейчас, и спасательная капсула сможет вас доставить. Пока Волки что-то заметят, она будет уже далеко, а вы — в безопасности.

Святой Трон. Она всё продумала. Конечно, Клэйва могло разнести на атомы при перелёте или уничтожить дружественным огнём Экклезиархии, пока он доберётся, но попробовать стоило. Это всяко лучше, чем гнить в этой ржавеющей куче дерьма, пока Космические Волки высокомерно наблюдают, как всё рвётся на части.

Исповедник потянулся к Суаке, взял её за руку и сжал.

— Прекрасно, — с теплотой сказал он. — Но разве ты не волнуешься, сестра? За себя, когда они узнают, что ты здесь натворила?

Женщина впервые выглядела озадаченной.

— С чего бы? — спросила она. — Ведь я иду с вами.

Сердце ушло в пятки. Ну почему простофилям, слабакам и нищим всегда так нужно за него цепляться? Почему они не могут просто сослужить свою службу и уйти? Что он сделал, чтобы заслужить эту надоедливую компанию дураков?

Клэйв Аушрах широко улыбнулся и снова сжал руку женщины.

— Именно это я и надеялся услышать, — сказал он ей. — Пойдём же: через мгновение нас наверняка начнут преследовать.

Глава двенадцатая

Гуннлаугуру нравился этот мир. Нравился его душок, нравилась его стихийная жестокость. Было бы здорово задержаться здесь — дать бой, расколоть кое-кому череп, пока вокруг сверкают молнии и полыхают пожары. Несомненно, скоро мир падёт — это уже предрешено, но Космические Волки всегда любили судьбоносные битвы, о которых слагают саги. Ведь важно не то, как ты жил, а то, как ты умер — хороша ли была твоя смерть? Стоял ли ты до самого конца, бросая вызов всему миру? Лежали ли у твоих ног груды вражеских тел? Именно так Гуннлаугур и намеревался окончить свою жизнь: глядя врагам в глаза и призывая их вернуться, чтобы в последний раз испытать на прочность свои когти против его молота.

Лишиться такого конца — вот какой судьбы действительно стоило опасаться. Вот почему эта охота так много для них значила. Если Ингвар прав, а Гуннлаугур был в этом уверен, то многие его братьев по ордену погибли напрасно: их нити оборваны врагом, который так и не показал своего лица. За подобное нужно мстить, даже если это будет стоить стае всего. Имя Фенриса можно произносить с ненавистью, можно с презрением, но глумиться над ним — никогда.

Раскалыватель Черепов перепрыгнул через баррикаду, грузно приземлившись на палубу за ней, и немедленно перешёл на бег, чтобы скорее добраться до врага. Бальдр следовал за ним по пятам, — бежал изо всех сил, на мгновение отринув пораженческие настроения. Оба космодесантника находились на правом фланге длинной палубы; огибая край вытянутого, уходящего в пустоту, обрыва, они мчались по изломанному ландшафту из разрушенных зубчатых стен и настила.

В это же время Ингвар и Ольгейр заходили противнику в левый фланг, прячась в глубокой тени от громадной буровой установки. Никто из Космических Волков не активировал разрушительные поля силового оружия; все передвигались бесшумно, пригнувшись, и стелились по земле, словно клубы дыма и впереди, и за спиной у них.

Нефорт вырвался из укрытия гораздо раньше, и его войска всё ещё продвигались к центру палубы, пробиваясь сквозь бреши в плотных баррикадах, закрепляясь, а затем перегруппировываясь, чтобы вскоре снова начать прорыв. И хотя люди Нефорта продвигались довольно тихо, неприятель заметил их приближение практически сразу, едва они появились. Ренегаты отреагировали молниеносно: подтянув бронетехнику, они двинулись вперёд, и каждая огневая платформа шла, окруженная взводом бегущих пехотинцев. Танки быстро вышли на расстояние ведения огня и начали уничтожение уцелевших зданий, оказавшихся на их пути; склонив орудия, они превращали палубу в водоворот разлетающейся каменной кладки.

Космическим Волкам это было на руку: поднявшаяся пылевая завеса замаскировала их продвижение. Они обошли Нефорта с флангов, держась на значительном удалении от своих позиций, и наконец устремились навстречу приближающимся врагам.

Как только космодесантники дошли до них, у предателей не осталось ни единого шанса. Они были полностью связаны атакой на солдат Ояды, которые наступали на них с фронта, и сомкнувшиеся из дыма «клещи» застали ренегатов врасплох. Первым атаковал Гуннлаугур: он активировал Скулбротсйор, молот вспыхнул, и космодесантник возник из серых облаков, взметнув пыль материализовавшимся силовым полем. Рядом бежал Бальдр, держа за плечом рунный меч. Никто не считал нужным тратить патроны на подобного противника. Ингвар и Ольгейр выскочили с противоположной стороны, синхронно размахивая клинками. По сигналу отделения Нефорта отбросили осторожность и двинулись в лобовое наступление, пробираясь сквозь обломки, чтобы сосредоточить лазерный огонь на центре вражеского наступления.

Взмахнув молотом слева направо, Гуннлаугур сбил с ног троих перепуганных неприятельских солдат и отшвырнул их изломанные тела за край платформы. При этом вожак стаи разинул рот и издал такой рык, полный ненависти и вызова, что валяющиеся под ногами обломки зашатались.

Бальдр бросился вперёд, нанося клинком яростные рубящие удары; казалось, он дрался безрассудно, однако на самом деле каждый удар выполнялся под нужным углом и с оптимальной точностью. Он прорвался сквозь группу культистов, мигом их уложив и прорубившись к ближайшему танку.

На ренегатах была имперская форма разнообразных видов: кое-какие образцы, возможно, являлись экипировкой Милитарума, другие — рабочей одеждой или формой бронетанковых экипажей; на рукавах пёстрой рванины виднелись нечестивые нашивки ренегатских покровителей. Лица солдат — там, где их можно было разглядеть, — покрывали язвы или опухоли, они были иссечены шрамами, изуродованы пирсингом или даже изрезаны до самых костей. Предсмертные вопли предателей напоминали крики птиц или животных со скотобойни, а их зловонием пропиталось даже разлитое машинное масло.

Гуннлаугур нанёс следующий удар, убив очередного культиста, затем — ещё, и ещё, наслаждаясь разрезанием атрофированной плоти. Скулбротсйор свободно парил вокруг хозяина, описывая широкие дуги и оставляя за собой кровавые следы, сгоравшие в потрескивающих вспышках разрушительного поля.

Они с Бальдром добрались до первого танка одновременно, не сговариваясь: оба поступали так же, как привыкли действовать всегда — инстинктивно, выстраиваясь кругами друг за другом, их клинки затуманились от скорости и силы.

Танкист внутри высокой орудийной башни попытался нацелить пулемёт на Бальдра, но тот упёр ногу в корпус, выдернул ствол из крепления и отбросил его в сторону. Гуннлаугур ударил громовым молотом по ближайшим гусеницам, утопив их в корпус, а затем свободной рукой вытащил трак, из-за чего машину развернуло вокруг своей оси.

Им даже не пришлось использовать гранаты. Бальдр вскарабкался на крышу танка и вскрыл корпус, чтобы добраться до экипажа внизу. Гуннлаугур пробился к топливным бакам при помощи громового молота, поджигая резервуары с прометием. К тому времени, как космодесантники разобрались с первой целью и бросились к следующей, танк разлетелся на куски, разбросав тяжёлые металлические детали по воздуху.

Противникам некуда было деваться. Палубу усеивали груды обвалившейся каменной кладки, которая затрудняла отступление. Ренегаты не могли двигаться достаточно быстро, а если пытались, то оступались и соскальзывали обратно, ломая шеи и позвоночники. Лазерный обстрел Нефорта блокировал передвижение, в то время как Волки неистовствовали в первых рядах; они устроили настоящее истребление, изголодавшись по нему за долгое пребывание в пустоте. Вскоре руины окрасились в алый; артиллерийские орудия превратились в лом, транспортные средства разобрали на части, а путь к посадочным площадкам был расчищен.

Стая собралась лишь в конце схватки, объединившись на дальней стороне площадки; доспехи блестели, оружие раскалилось.

— Хья! — воскликнул Ольгейр, размяв мощные руки, широко раскинув их в стороны и дико хохоча. — Клянусь своими костями, это была настоящая схватка!

— Да, ты явно от души ей наслаждался, — весело заметил Ингвар, опуская клинок.

Люди Нефорта нагнали космодесантников, осторожно продвигаясь по недавно потерянной ими территории; похоже, солдат поразило, что эта точка всё ещё существует. Посадочные площадки казались относительно целыми, хотя с ограждений по периметру свисали мёртвые солдаты сил обороны Ояды — форму с них содрали, а на телах виднелись воспаленные следы истязаний.

Несколько атмосферных транспортов до сих пор стояли на дальнем краю площадки, и их хватило бы, чтобы увести с платформы остатки отряда Нефорта.

— А теперь убирайтесь отсюда, полковник, — сказал Гуннлаугур, как только Нефорт оказался среди космодесантников. — Проваливайте с планеты, да поживей, если сможете.

Нефорт заколебался, будто соображая: вдруг это какая-то уловка, проверка на преданность, — из тех, что мог бы провернуть, например, комиссар. Но достаточно было посмотреть вверх, туда, где гремели остальные сгоревшие шпили, а толпы людей с криками бежали по рушащимся виадукам и переходам, чтобы понять: город-вышка над ними уже захвачен.

Нефорт сглотнул, насколько мог выпрямился и сотворил аквилу:

— Да хранит вас Трон, повелитель.

Затем гвардейцы кто побежал, кто заковылял к оставшимся транспортам, волоча за собой раненых и ящики с продовольствием.

— Им повезёт, если они пройдут пять миль, — сказал Ольгейр, глядя вслед гвардейцам.

— Возможно, — сказал Бальдр. — Но однажды им уже повезло.

Гуннлаугур прошёлся по настилу, направляясь к внутреннему периметру, где от основания буровой вышки ответвлялись выступающие посадочные площадки. Он посмотрел на площадки главного шпиля, поднимающиеся всё выше и выше: все они извергали дым. Виадуки вели вглубь, вверх, и вниз, соединяясь с находящими друг на друга площадками и платформами внутри. Из-за тумана войны было трудно разглядеть детали, но масштаб разрушений был очевиден. Прямо на их глазах большой узел управления на дальней стороне высокого шпиля взорвался; его внутренние палубы обрушились, и вся конструкция соскользнула в море в бушующем пламени и поднятой пыли,

— Главные терминалы должны быть впереди, — сказал Гуннлаугур, пробежавшись линзами по смогу и увеличив изображение. — Пять уровней, северный сектор, за той процессорной колонной.

Трудно было представить, что на такой высоте уцелело хоть что-то, но Экклезиархия прислала сюда несколько тяжёлых транспортов, и их огневой мощи, возможно, хватит, чтобы ещё несколько часов сдерживать орды предателей.

— Времени в обрез, — сказал Ингвар. — У тебя есть чёткий путь?

У Гуннлаугура он был — картолиты Нефорта обеспечили быстрый подъём, который привёл стаю прямо к сердцу орбитальных приёмных платформ. Но вожак смотрел не на это — он смотрел на Бальдра, который, ощетинившись, прокрался за периметр.

— Что ты там нашёл? — спросил Гуннлаугур.

Какое-то мгновение Бальдр молчал. Космический Волк стоял неподвижно, словно упиваясь видом открывшихся перед ним развалин, он будто бы впитывал их безумие. Гуннлаугур был практически уверен, что Бальдр снова двинется вперёд, как лунатик, спотыкающийся во сне. Раскалыватель Черепов почти потянулся за оружием, как это уже сделал Ольгейр.

Но затем Бальдр заговорил — чётко и ровно; он полностью владел собой.

— Квадрат пять-шесть-три, — сказал он. — Чуть не пропустил.

Гуннлаугур посмотрел в указанный квадрат и увеличил изображение, системы брони отфильтровали всё, что перекрывало поле зрения. И даже после этого было непросто что-либо разглядеть в зернистой мешанине наслаивающихся картинок.

Но потом Гуннлаугур всё понял. Он увидел то, о чём говорил Бальдр, увидел, куда оно направляется и что делает. Через несколько мгновений это существо окажется между ними и целью, прокладывая себе путь наверх — возможно, первый из очень многих, которые должны были прибыть сюда. Раскалыватель Черепов ненавидел эту мерзость так же, как ненавидел всякое дышащее и ходячее воплощение всего, к чему его приучили испытывать отвращение. От одного взгляда на эти движения, блестящую броню, тяжёлую поступь, сияние сапфировых линз у Гуннлаугура зачесались клыки.

— Думаешь, он здесь не один? — спросил Ингвар низким рычащим голосом. — Он идёт по нашему пути.

Это всё усложняло. Чем дольше стая оставалась на месте, тем сложнее всё становилось.

— Тяжёлая Рука, Фъольнир, выманите его, — приказал Гуннлаугур. — Гирфалькон, пойдём. Прикончим его.

Бъяргборн трудился усердно, как никогда в жизни. Ёрундур безжалостно давил на команду, но того требовала необходимость — эта пустотная битва превратилась в ужасающее и изматывающее шоу ужасов, с какой стороны ни посмотри. Каждое мгновение всё новые корабли уничтожались или выходили из строя, и большая их часть принадлежала Империуму. Единственная причина, по которой «Аметистовый сюзерен» всё ещё оставался в строю, — он прибыл на эту бойню гораздо позже; сомнительное преимущество, и оно быстро сходило на нет.

Ёрундур выкрикивал приказы со своего трона, а мостик вокруг него гремел и трясся. Бронестекло вспыхивало от раздающихся в пустоте взрывов, отбрасывая тени, бешено метавшиеся по потрескавшимся палубам. Сервиторы, как всегда, продолжали свою работу в молчании, но люди из экипажа начали терять самообладание: они орали в переговорные трубы или в отчаянии колотили кулаками по пультам управления.

Впереди возвышалась ещё больше, чем прежде, эскадра Экклезиархии — островок стабильности в бушующем море разрушений. Линкоры превосходно держали строй, выпуская огромное количество оборонительных лазерных залпов. У их капитана, видимо, были стальные нервы, раз он остался стоять на якоре посреди безумия в зоне боевых действий, но у них определённо имелось оружие, которое позволило бы им удерживать свои позиции, по крайней мере, пока.

Бъяргборн уже выполнил основные приказы Ёрундура, сделав всё необходимое, обеспечив кораблю возможность уверенно нестись в тени эскадры. Плазменные двигатели «Аметистового сюзерена» всё ещё работали, хотя и беспорядочно, но полученная в ходе тропосферного манёвра энергия позволила галеону мчаться вперёд с огромной скоростью, достаточной для того, чтобы не дать заградительному огню «Мёртвой головы» разорвать их ослабленную карму. Теперь капитан неистово работал с группами авгуров, пытаясь увеличить охват сенсоров дальше минимального радиуса.

И наконец Бъяргборн всё понял. Попадания вправду были, и повреждения пустотных щитов были, но — он был в этом уверен — сбоя в работе сенсоров не случалось.

— Лейтенант? — спешно вызвал Бъяргборн по воксу.

Ответа не последовало. И не из-за помех. Она выключила свою комм-бусину.

Бъяргборн быстро провёл поиск по локатору, но это ничего не дало. Затем он отменил поставленные Суакой предупреждения о неисправностях, и авгуры галеона вновь начали мигать, группа за группой.

— Слава Всеотцу, — проворчал Ёрундур, когда экраны вокруг него снова засветились. — Отслеживай приближающиеся крупные снаряды, но продолжайте увеличивать скорость.

Но Бьяргборн ничего не мог поделать. Он почувствовал, как в животе нарастает неприятный холодок. Он должен найти Эджику. Торек проверял на предмет аномалий каждую палубу, одну за другой.

— Капитан! — окликнул его Ёрундур. — Подтверди приказ и действуй.

Бъяргборн встал и повернулся, чтобы смотреть прямо на трон.

— Суака забрала его, господин. Они направляются на палубу со спасательными капсулами.

Это было всё, что стоило сказать. Хафлои сорвался на бег ещё до того, как фраза была закончена, и от тяжёлых шагов космодесантника задрожала палуба. Ёрундур бросил на капитана возмущённый взгляд; от ярости голос старого космодесантника охрип:

— Зубы Хель! Так закрой стартовые палубы! Все до одной!

Конечно же, Бъяргборн не мог этого сделать, по крайней мере, сейчас. Суака знала о системах корабля больше, чем кто другой, потому-то её и оставили в команде; все контрольные линии мостика были отключены.

Поэтому капитан сам бросился бежать, догоняя Хафлои; он едва не потеряв равновесие, когда палуба накренилась, и бросился к задней арке, где находились магнитные лифты, уходящие вниз, на служебные уровни. Сердце уже билось учащённо. Должен ли он был её заподозрить? В поведении Суаки не сквозило и намёка на предательство, разве не так?

«Впрочем, это и не должно нравиться, верно? — говорила она. — Просто не поднимай головы».

Но зачем она это делает? Зачем предпринимать хоть что-то ради спасения этой крысы? Зачем рисковать жизнью ради гнусного типа, не имеющего ни малейшего отношения к ней или её обязанностям, — при том, что с ней хорошо обращались, и Суака сама это признавала?

Вопросы роились в голове, пока Бъяргборн бежал по палубам, забирался в лифт и отправлял его вниз. Все коридоры были переполнены людьми; те перебегали от одной станции к другой, отдавая приказы, перетаскивая боеприпасы или оборудование с места на место. Из-за колебаний напряжения люмены продолжали перегорать; складывалось впечатление, что вся конструкция корпуса на волосок от того, чтобы развалиться на части. Удары продолжались — мощные раскаты, которые разносились по всему кораблю, свидетельствовали о продолжающемся снаружи обстреле. Покидая пост, Бъяргборн успел оценить состояние уцелевших пустотных щитов, а потому боялся даже подумать о том, сколько ещё они продержатся. Либо Ёрундур вскоре сможет прибыть в какое-нибудь безопасное место, либо единственным из них, кто удачно покинет корабль, окажется крыса.

Лифт с лязгом остановился, двери распахнулись, и Бъяргборн снова побежал по узкому трапу, скользнув в более широкий коридор, по левую сторону которого были два ряда светящихся люков, лестницы с поручнями и рычагами управления. Уже сработало предупреждение о проникновении в атмосферу, что вызывало новый приступ паники.

Торек добрался до перекрёстка и обогнул его как раз вовремя, чтобы увидеть, как Хафлои в отчаянии грохнул бронированным кулаком по переборке. На палубе лежало тело женщины, остатки её головы разметало по металлическим конструкциям. Бъяргборну не нужно было заглядывать в лицо, чтобы понять, кто это.

Ну и дурёха же ты, Суака.

Одной из спасательных капсул не было на своём месте, входной люк в её отсек был запечатан, но внутри всё ещё слышался свист выходящего в вакуум воздуха.

Хафлои повернулся к Бъяргборну.

— Слишком поздно, — прорычал Кровавый Коготь.

Торек схватил с настенной панели диагностический датчик и нажал на кнопку считывания.

— Запущена одна спасательная капсула. Координаты установлены отсюда. Капсула запрограммирована на следование к «Непорочному предназначению».

Хафлои повесил топор на пояс, ударил ладонью по выпускному клапану и направился к следующему отсеку.

— Ты же можешь повторить эту программу, да?

Бъяргборн уставился на космодесантника.

— Повторить программу… Ну… как бы… да. Да, я могу, повелитель.

— Тогда действуй.

Хафлои рывком открыл люк в спасательный отсек, и раздались новые сигналы тревоги.

— Повелитель, нет никакой гарантии, что... — Капитан умолк. К чему эти слова? Повелитель знал о рисках больше, чем он сам; все, что требовалось от Бъяргборна, это служение. — Как прикажете.

— Что за чертовщина, щенок? — услышал он язвительный голос Ёрундура по коммуникатору.

— Я за ним, — холодно ответил Хафлои, забираясь в спасательную капсулу, и прервал связь. Последнее, что увидел Бъяргборн перед тем, как люк захлопнулся, — бледный, покрытый пылью штурвал и очертания рун, виднеющихся в свете внутренних люков капсулы, отсчитывающей время до старта.

Торек вернулся к пульту управления, чтобы убедиться: капсула будет двигаться по той же траектории и с теми же задачами, что и капсула крысы. Вводя команды, он размышлял о том, что несколько секунд назад Суака, скорее всего, делала то же самое, и это стало последним, что она делала в своей жизни.

Он нажал на последнюю клавишу, закрыл клапаны и нажал руну включения. Трубчатый корпус капсулы дико зашипел, воздух с огромной скоростью вышел из пускового отсека, и вот на задней стороне запертого люка зажглись огни. Раздался глухой стук разжавшихся зажимов, и освободившаяся капсула с грохотом пронеслась по отсеку в буйстве вспыхнули двигателей и вылетела из корпуса корабля.

Бъяргборн глубоко вздохнул.

— Да хранит тебя рука Русса, — пробормотал он.

Глава тринадцатая

Вдвоём они одновременно метнулись с транспортной платформы, — Ингвар и Гуннлаугур, — взбежали наверх и понеслись в недра буровой установки, представлявшие из себя запутанный лабиринт. Долго искать ренегатов в знакомой экипировке не пришлось; их было ещё больше, и все они занимались либо мародёрством, либо резней. Космические Волки убивали каждого попавшегося им на пути предателя, но не задерживались. Уровни сменяли друг друга один за другим — ряды открытых стихии, выгоревших жилых блоков, прислонённых к камнебетонным опорным колоннам, заброшенные насосные станции, уставленные рядами хронометров и клапанов высокого давления, продуваемые ветром наблюдательные платформы в окружении толстых труб и бурлящие бункеры-смесители. Космические Волки мчались по скрипучим металлическим лестницам рука об руку, поднимаясь всё выше, уходя всё глубже и глубже; солёный штормовой ветер стал их постоянным спутником, соперничая с горячим дыханием внутренних пожаров.

В конце концов Ингвар с Гуннлаугуром оказались высоко на северной окраине города-вышки. Перед ними открылась широкая панорама горящего океана и рядов плохо различимых буровых платформ — их окутывали, скрывая, столбы пара и дыма. По мере рассеивания обороняющихся сил интенсивность воздушных боёв постепенно стихала. Пара истребителей сил обороны Ояды рухнули в воду на глазах космодесантников; при ударе машины взорвались, а их обломки разлетелись по горящей поверхности океана. Одна за другой буровые вышки превращались в погребальные костры.

Прямо перед Космическими Волкам расположился ещё более внушительный комплекс посадочных платформ — восьмиугольники из необработанного камнебетона более трёх сотен ярдов в ширину; над ним возвышались укреплённые диспетчерские вышки, окружённые высокими защитными заслонами с колючей проволокой. Шесть тяжёлых десантных транспортников стояли на открытой местности; машины всё ещё дымились после орбитального приключения, они были обвязаны кабелями, и их охраняло несколько десятков солдат в высоких шлемах и багряных доспехах с позолотой. Охрана была, похоже, неплохо вооружена: чем-то похожим на лазерные пистолеты военного образца, у некоторых имелись огнемёты, а кое у кого — даже гранатомёты.

Ещё человек пятьдесят солдат заняли самый дальний край комплекса. За этими длинными стенами сквозь рёв двигателей и завывания ветра слышались вопли наступающих предателей. С левой стороны вид на небо загораживала самая большая из диспетчерских вышек — многоярусный массивный бункер с окнами-бойницами, увенчанный множеством сенсорных датчиков и спаренных лазпушек.

Ингвар пригнул голову и скользнул в укрытие, всем телом прижимаясь к толстой стойке ограждения по периметру. Гуннлаугур сделал то же самое, укрывшись за другой стойкой и осматриваясь сквозь щели.

— Фратерис Милиция? — спросил Гуннлаугур. — Или корпехи с линейного крейсера?

Ингвар приблизил изображение на шлеме, переводя с одного солдата на другого.

— Слишком хорошо вооружены для охранки. Хотя, может, они совсем совесть потеряли.

— На таком удалении за ними никто не следит.

Гуннлаугур бросил взгляд налево, на главную вышку. Единственным видным с его места входом были широкие ворота, увешанные оружием, люменами безопасности, окружённые парящими сервомеханизмами; их охраняло ещё больше солдат в багряных доспехах. Под арку с грохотом въехало несколько бронетранспортёров, окрашенных в те же красно-золотые цвета, и караульные у ворот помахали им, пропуская внутрь. За наклонными стенами неуклюже вышагивали оружейные сервиторы, их установленные на плечах пушки беззвучно отслеживали цели.

— Чтобы разобраться со всем этим, потребуется время, — сказал Ингвар, и его большой палец скользнул на активатор энергетического поля клинка.

— Не вижу другого выхода.

— Согласен. Итак, как ты планируешь это провернуть?

Не успел Гуннлаугур ответить, как северный край лагеря сотряс мощный взрыв. Вопли беснующихся ренегатов стали ещё громче, и за дальними орудийными башнями прогремели новые взрывы. Ингвар вытянул шею — посмотреть, что происходит, и увидел, как спаренные лазерные пушки поворачиваются и открывают огонь в направлении севера. Когда неоновые лучи исчезли, послышались команды, и бронетранспортёры развернулись, с грохотом направляясь к источнику беспорядков. Несколько отрядов пехотинцев, включая тот, что стоял в тени ворот, свернули со своих патрульных маршрутов и помчались на север.

— Думаю, что этот подарок судьбы нам очень кстати, — сказал Гуннлаугур, большим пальцем активируя громовой молот и вскакивая на ноги.

Ингвар последовал за ним, сняв с пояса две осколочные гранаты и швырнув их за периметр. Они пролетели мимо десантных катеров и взорвались немного поодаль от них, сотрясая палубу и разбрасывая по камнебетону огненные шары. Это отвлекло внимание и без того поредевшей охраны комплекса; посыпались новые громкие приказы, началась поспешная передислокация, но Гуннлаугур к тому времени уже пробивался через ограждение. Скулбротсйор, сверкая тяжёлым бойком, быстро справился с ним. Как только крепления были сломаны, Раскалыватель Черепов протиснулся под градом щебня и металлических осколков через разрушенный заслон и выбрался на противоположную сторону.

Двое космодесантников быстро преодолели расстояние до ворот. Сервочерепа обнаружили нарушителей в тот момент, когда они пересекли периметр, и в их направлении разразился шквал лазерного огня, молотя по палубе. Космические Волки лавировали между лучами, стараясь избегать серьезных попаданий, пока не доберутся до первого из защитников ворот. Ингвар крутанулся вокруг медлительного оружейного сервитора, резко сменив направление движения, отпрыгнул назад и врезал бронированной перчаткой прямо по его безучастному лицу. Гуннлаугур налетел сразу на двоих солдат, ломая им ноги низким ударом «Громового молота», и обрушил оружие вниз, пробив оба нагрудника.

Оставшиеся солдаты отступили, подавая сигнал тревоги и вызывая подкрепление. Уклониться от всех выстрелов Космические Волки не могли, но паническая пальба защитников была слишком медлительной и беспорядочной — лазерные выстрелы опаляли броню, но не останавливали её владельца. Ингвар и Гуннлаугур сражались плечом к плечу на протяжении десятилетий и настолько точно знали движения друг друга, что стали для врага почти единой целью — единым целым, движущимся в ослепительном сиянии плазмы и вращающихся клинков. Именно в этот момент они сражались так, как и в годы, предшествовавшие их долгой разлуке, — не помышляя ни о чем, кроме убийства.

Волки добежали до ворот, и караульные попытались опустить противовзрывные створки. Ингвар расчистил путь короткими очередями из болтера, а Гуннлаугур снял оператора пульта управления. Затем космодесантники ворвались внутрь и помчались сквозь тьму в помещение с низким потолком, где, как и всюду на этой платформе, разило в равной степени кровью и нефтью.

Вскоре они увидели тела. Солдаты в багряных доспехах, такие же, как те, с которыми продолжали сражаться космодесантники. Те, кто ещё держался на ногах, сопротивлялись, как могли, но свирепствующие во тьме Волки не щадили никого. Среди тел ополченцев виднелись и другие — трудноразличимые в полумраке, в обмундировании вроде чёрного, плотно облегающего боевого панциря.

— И что это было? — спросил Гуннлаугур, нанося хлёсткий удар молотом по отряду отступающих солдат, прежде чем ринуться за ними по длинному коридору. — Архивраг? Уже внутри?

Ингвар снова орудовал клинком, сверкавшим в темноте. Он несколько раз покосился на освещённые вспышками трупы на палубе. Воины в чёрном попадались гораздо реже, чем в багряном, и их форма смотрелась необычно — высокотехнологичный пластинчатый доспех с тонкой серебряной окантовкой, на перчатках следы необычного оружия. Они были немногочисленны. Сражались ли они бок о бок с солдатами Экклезиархии? Или же против них? Они совсем не походили на толпу предателей, с которой Волки сталкивались до сих пор, но никогда нельзя быть уверенным наверняка — у Архиврага были воины из тысячи миров и тысячи банд.

— Что-то здесь нечисто, — это всё, что он сказал, продолжая идти вперед, поглощённый смертоносными перемещениями своего клинка и сохранением инерции движения.

— Что есть, то есть, — проворчал Гуннлаугур, врываясь в зону сбора — сводчатое помещение, испещрённое следами лазерных выстрелов, с разрушенными опорными балками, — и устремляясь вперёд к крутой, залитой кровью лестнице. С верхнего уровня струился свет, слышались звуки движения, крики и отчаянные залпы орудий. На картолитах Нефорта была пометка, что на верхнем уровне находится командный центр, сердце комплекса. — Осталось немного. Прибавим шагу.

Как бы то ни было, Ингвар тайком улыбнулся. Они уже прорывались сквозь сопротивление с поистине головокружительной скоростью, устремляясь к месту, ради которого сожгли целую планету. Если учесть учинённую Волками резню, то нетерпение Гуннлаугура, желающего поскорее со всем покончить, казалось почти навязчивым.

Но мало-помалу Ингвар и сам заразился этой одержимостью. Он был первым, кто поддался ей среди жарких песков другого обречённого мира, и именно благодаря ему вся стая теперь разделяла это рвение. Теперь он наконец-то смел надеяться, что Ярнхаммар приближается к истоку, к первоначалу всего происходящего, к месту, где эта тайна зародилась и где она будет уничтожена.

Поэтому всё, что он сказал, было: «Да, варанги», — с застрявшей в горле ноткой нетерпения, и количество убийств, как и полагалось, возросло.

Ольгейр бросился вниз по трапу, гулко стуча сабатонами по нагруженному металлу; наплечники скрипели, задевая нависший над ним потолок. Бальдр бежал чуть позади, стараясь не отставать.

Ни тот, ни другой не произнесли ни слова. Оба десантника были вооружены болтерами. Волки не обращали внимания на тех, кто попадался им на пути, будь то неистовствующий культист или убегающий гражданский. Их внимание было сосредоточено лишь на одной живой душе.

Поначалу вступление в бой вызвало что-то вроде упоения. Пускать в ход оружие, убивать врагов Всеотца — вот для чего они были созданы. Космическим Волкам нужно было размять мускулы, поддержать их в тонусе, разжечь боевой дух, спрятанный глубоко в их крови и душах. И зачистка пункта эвакуации от ренегатов была не более чем разминкой, которая позволила поработать конечностями и подвигать суставами.

Но в этот раз всё было по-другому. Теперь каждое движение делалось как можно обдуманнее. Сердца-близнецы бились учащённо, наполняя организм гиперадреналином. Когда настанет момент, радость исчезнет, оставив место лишь для жгучей ненависти и абсолютной сосредоточенности.

Ольгейр добежал до основания трапа и свернул за угол, помчав по другому крытому коридору. Нескольких смертных, пытавшихся пройти ему наперерез, отбросило в сторону — людей будто сбил зашедший в занос автомобиль так, что они отлетели к стенам.

— Я засёк его местоположение, — передал Бальдр по воксу.

— Я тоже, — ответил Ольгейр сдавленным рычанием. — Оно уже у моста.

К тому времени Волки забрались так высоко, что конструкция буровой установки напоминала сомкнувшийся вокруг космодесантников терновый венец — переплетённые острия коммуникационных шпилей и жилых башен, соединяющиеся между собой сетью подвесных мостов и рельс маглевов. Некоторые трассы были хлипкими, рассчитанными только на передвижение привязанных цепями сервиторов, вокруг которых завывал ветер, а некоторые, наоборот, представляли собой виадуки с массивными арками; в обычное время их дороги были забиты машинами, а пешеходные дорожки переполнены толпами шаркающих рабочих. Один из виадуков — маршрут, ведущий из заполненных пламенем внутренних секций к орбитальным посадочным платформам, многополосный, многоярусный, окутанный густым едким смогом, над которым высились башни, — и стал точкой перехвата.

Сейчас этот мост был заброшен, изрыт воронками, а разбитое асфальтовое покрытие напоминало неспокойные волны. Палубу усеивала обгоревшая техника: частью гражданские автомобили, частью — пустые бронетранспортёры. Где-то в низу виадука подбитый танк застрял в камнебетоне, балансируя над крутым обрывом, его моторный отсек до сих пор горел. По всему виадуку неистовствовали военные; разрозненные группы людей перебегали от одного укрытия к другому, все — в рванине ренегатов. Культисты ничего не стоили, они были отбросами, одноразовым мясом, посланным вниз лишь с одной целью — сокрушить оборону смертных.

И вдруг среди них объявился кое-кто совершенно иного рода. Он превосходил размерами даже Волков: из-за длительного воздействия нечестивых энергий его раздуло во все стороны. Его броня была древней, потрескавшейся и искажённой, но на ней всё ещё сохранились цвета, символизирующие былую преданность, — слегка выцветшая бирюза, похожая на старинный шеллак. На толстом наплечнике по-прежнему виднелась гидра, выведенная вылинявшими белыми чернилами. В одной руке он держал неплохой болт-пистолет, инкрустированный слоновой костью и светящийся от перегрева. В другой — силовой топор с коротким лезвием, потрескивающим от мощности разрушительного поля. Отродье тяжело ступало вперёд, и на асфальте оставались вмятины от его раздвоенных копыт.

Смертные бойцы держались от этого существа подальше; те культисты, что были впереди, прибавляли шагу, а те, что шли сзади, держались поодаль. Сам воздух, окружающий десантника Хаоса, казалось, был чем-то перегружен, будто насыщен радиацией или загустел от спор. Иногда движения существа становились размытыми, но не из-за скорости, а из-за какой-то сверхъестественной ауры, возможно, из-за частичного погружения в царство теней, в царство разрушенных возможностей.

Ольгейр, не теряя ни секунды, бросился прямо на врага. Бальдр свернул влево, не теряя скорости. Волки открыли стрельбу из болтеров, осыпая космодесантника Хаоса барабанной дробью попаданий и окружая его броню беспорядочными брызгами искр.

Хаосит мгновенно открыл ответный огонь, сделав несколько выстрелов, вынудивших Космических Волков пригнуться. Даже под градом масс-реактивных снарядов предатель каким-то образом продолжал вести огонь, не предпринимая никаких попыток уклониться, — он просто продолжал шагать и шагать. Ольгейр видел, как с брони неприятеля слетает краска, оставляя на ней серые полосы керамита, но облачённое в мантию из помех существо всё равно пробиралось вперёд. Казалось, что враг то появлялся, то исчезал, окутанный какой-то пеленой, спотыкался, затем немного отклонялся в сторону, дёргался вперёд, назад, наклонялся или выпрямлялся.

— Клинки, — сказал Бальдр, прорываясь сквозь яростный дождь болт-снарядов.

— Да, пустим ему кровь, — согласился Ольгейр, прикрепляя Сигрун к магнитному замку и доставая топор с короткой рукоятью.

Расстояние между противниками сократилось до нуля. Существо убрало болт-пистолет и подняло мастерски сделанный топор, оставляющий за собой в воздухе мерцающее тепловое пятно. Три лезвия столкнулись, образовав пирамиду взрывной энергии и выбросив взрывную волну, пепел от которой разлетелся ярдов на двадцать во все стороны.

Ольгейр вложил в удар всю свою мощь, ударив двумя тяжёлыми, словно свинцовые прутья, руками в шейное сочленение противника. Бальдр сделал выпад снизу, метя в кабели под нагрудником. Невероятно, но врагу удалось заблокировать обе атаки, очертания его рук мелькали, будто на неисправном видеопередатчике; он отбросил Волков и снова перешёл в атаку.

Удары существа были безукоризненно точными, быстрыми и не уступали по силе тем, что наносили сыны Русса, а корона рассеивающего поля окутывала атаки, затрудняя их отражение и блокирование. Ольгейр и Бальдр размахивали руками, нанося рубящие удары и парируя, отступая, пригибаясь, припадая на колено, чтобы снова вскочить и броситься в атаку. Три сверхчеловека создали замкнутый вихрь из стремительных, словно мысль, движений, превращая окружающую действительность во что-то неуместное, тягучее. Это был настоящий бой астартес — бескомпромиссная целеустремлённость, мощь и неугасающая ненависть.

Шквал ударов был титаническим. Мостовое покрытие под ними разлетелась на куски, клубы дыма превратились в крутящиеся нити. Двое из бойцов сражались в физическом мире, но у третьего было нечто иное, что-то эзотерическое, делающее его координацию странной, а движения будто каким-то образом накладывались друг на друга.

Это наделяло десантника Хаоса преимуществом. После яростной перестрелки, в которой выпущенный Ольгейром болт по диагонали пробил броню врага, но как будто переместился в горизонтальном направлении на ширину клинка, а затем через микросекунду вернулся на место; существо подняло руку и обрушило топор вниз.

Лезвие топора угодило в наплечник Ольгейра, и от высвободившейся энергии Волка отбросило назад. Ольгейр сконцентрировал все силы, чтобы погасить энергию удара, но разрываемое остатками кинетического воздействия покрытие раскололось у него под ногами. Какую-то долю секунды Ольгейру удавалось балансировать, прежде чем целая секция моста не обрушилась, увлекая его за собой в клубящемся шлейфе пыли и пламени.

Бальдру пришлось быстро переместиться, чтобы его тоже не утащило вниз, и всё это время он не прекращал сражаться, отбивая вражеские удары и удерживая хаосита на расстоянии. Ошейник уже пылал, прожигая броню насквозь, словно она была сделана из шелка, а не из керамита.

Существо не прекращало напирать, нанося удары, кромсая, тесня Волка назад, шаг за шагом толкая его всё ближе и ближе к вырисовывающемуся краю. И тут впервые из наклонной вокс-решётки донеслось что-то, помимо прерывистого дыхания.

— Сын Русса, — произнесло существо голосом, походившим на причудливую смесь машинного скрежета и невнятного бормотания, будто он говорил с полным ртом густой слюны. — Тебя не должно здесь быть.

Бальдр отбивался. Руки заливало молочной кислотой, сердца колотились громко и часто. Космический Волк чувствовал, что приближается к обрыву, чувствовал, как прогибается под ногами ослабевающий от ударов настил. Это всё, что Бальдр мог сделать, чтобы избежать смерти, не говоря уже о том, чтобы перенести бой на более твёрдую поверхность.

— Ты, должно быть, заблудился, — задумчиво сказало существо; его конечности продолжали двигаться, сечь, подёргиваться. — Ты, должно быть, блуждаешь уже давно.

Пятки Бальдра упёрлись в бордюр виадука, и он почувствовал свист ветра у себя за спиной. Ещё удар — и он полетит вниз. Космический Волк попытался сопротивляться давлению, найти выход, переломить ситуацию. И как только он попытался, зрение начало дрожать, расплываясь по краям.

— Но я не заблудился, сын Русса, — сказало существо, не выражая ни радости, ни печали: слова просто перетекали друг в друга в каком-то опьянении, будто их крутила неведомая адская машина. — Я был там. В ваших горах. На ваших льдинах. Хочешь увидеть, что мы с ними сделали?

Ошейник раскалился добела и перекрыл остальные источники света, выбрасывая наружу извивающиеся языки бледного пламени. Бальдру пришлось прилагать усилия, чтобы остаться в сознании, а при этом ещё и противостоять шквалу ударов топора. Видения начали сгущаться, вытесняя реальный мир, накладываясь друг на друга и повторяясь в безумной последовательности.

— Мы сделали это, сын Русса, — прошипело существо, готовясь нанести последний удар. — Мы сделали это.

Бальдр отбивался, взревев от боли и ярости, вложив все силы в последний отчаянный рывок. Лезвие меча разбило видения, проломив их, будто стекло, и наконец глубоко вонзилось в тело предателя. Потеряв равновесие от внезапного рывка, он бросился вперёд, пытаясь развить преимущество.

— Побереги меч, брат! — взревел Ольгейр, появляясь из завитков разорванных видений, весь в камнебетонной пыли и с наполовину оторванным наплечником. — Я ещё с тобой.

У Бальдра не было времени гадать, как и почему Ольгейр вернулся, поэтому он просто продолжал драться, стараясь не задеть мечом боевого брата.

Но основной урон нанёс Ольгейр, который с хрустом взмахнул бронированным кулаком, угодив хаоситу прямо в лицо, а потом произвёл целую серию ударов топором с близкого расстояния, которые разорвали выкованную ведьмами защиту в клочья.

Это разрушило чары, утихомирило видения и устранило странные эффекты смещения, позволив Волкам навалиться на врага с новой силой, не дав тому опомниться: они рвали кабели, разрезали соединительные мембраны, выпуская наружу потоки смрадных газов, тухнущих внутри разрушенной оболочки предателя, наступая на него, когда тот пытался подняться, рубя, обрушиваясь вниз, снова и снова, пока из изувеченной обнажённой плоти не хлынула чёрная кровь, и последние судорожные вдохи не прекратились.

Наконец, тяжело дыша, взмокшие космодесантники поднялись над изуродованным трупом. Ольгейр опустился на одно колено, переводя дыхание.

— Око Моркаи! — усмехнулся он. — Одна рукоять! Это все, что у меня было. В другой день я бы до сих пор падал.

Бальдр не мог смеяться. Ошейник перестал бушевать, но обжигающая кожу боль осталась. Хуже того, он почти ничего не видел. Образы существа всё ещё громоздились в его сознании, яркие, будто реальные.

Он опустился на землю, опираясь на руки, и покачал головой, пытаясь собраться с мыслями.

— Брат, — внезапно посерьёзнев, сказал Ольгейр. — Ты ранен?

Несколько мгновений он не мог вымолвить ни слова. Всё, что стояло у него перед глазами, — это кипящие моря, серебряные молнии в тёмных, словно лёд, небесах и смех на ледяном ветру.

— Всё пропало, — выдохнул Бальдр, сжимая кулаки, пытаясь прийти в себя; в нос шибануло зловоние мёртвого предателя, лежащего перед ним. — Всё пропало. Разрушено.

— О чём ты?

Бальдр поднял глаза на брата; его мутило от ужаса происходящего, от уверенности, что это правда.

— Фенрис. Они разорили Фенрис.

Глава четырнадцатая

Он и в самом деле колебался, думая, стоит ли её убивать.

Учитывая, как много она знала о корабле и его системах, вероятно, безопаснее было бы сохранить ей жизнь до перехода. Под конец, когда Суака закончила с магическими формулами для духа машины и ввела данные о траектории полёта, он удержал руку при виде того, как она сосредоточена, как сияют глаза уверенностью в том, что она делает. Клэйв узнал о её жизни и характере из их кратких и отрывочных разговоров по пути к спасательным капсулам. Он обнаружил, что Суака на протяжении всего времени сохраняла верность церкви. Оставаясь наедине с собой, она читала катехизисы и заучивала их наизусть, убеждённая, что когда-нибудь сумеет воплотить их в жизнь. Должно быть, нелегко ей жилось под началом корсарского капитана. Однако, скорее всего, служить под командованием Космических Волков, никогда не ставивших ревностное благочестие во главу угла, было не легче. Всё это производило большое впечатление. Клэйв не был слеп — он подмечал такие вещи и восхищался Суакой. И, по всей вероятности, был обязан ей жизнью.

Однако рано или поздно перед ним встал бы трудный выбор. Когда он доберётся до «Непорочного предназначения» — при условии, что у него это получится, — будет странно, если он появится на борту в компании случайного офицера, не принадлежащего к Экклезиархии. Клэйву пришлось бы объяснять, почему эта девушка с ним. Возможно, Суака захотела бы объясниться самостоятельно. И это бы всё только усложнило: Клэйв ещё сам не знал, как обосновать своё присутствие на Ояде и как его воспримет командование линкора, которое могло принадлежать к любой из сотен различных фракций в запутанной церковной иерархии. Оставлять Суаку в живых было слишком рискованно — просто из-за того, что она могла сказать или сделать какую-нибудь глупость.

В любом случае, девушка умерла за правое дело. Теперь её душа с Императором, и Клэйв лишь ускорил её вознесение, только и всего. Конечно, это было постыдным поступком, о котором исповедник мог бы немного сожалеть, но, несомненно, он поступил верно.

Однако сейчас голову Клэйва занимали другие мысли. Спасательная капсула представляла собой крохотный металлический «кокон» едва шестидесяти футов в длину. Клэйв был накрепко привязан к длинной направляющей, проходящей по центру капсулы; его конечности были пристёгнуты металлическими пряжками, а под шеей — мягкая подкладка. При всём при этом ощущения были ужасающими — когда капсула штопором двигалась к своей цели, автоматически уклоняясь от взрывов и лазерных залпов, центробежная сила оказалась колоссальной. Клэйву казалось, что его внутренности вот-вот вырвутся наружу, а зубы разлетятся по всей капсуле, паря в условиях низкой гравитации; костяшки пальцев ободрались до крови. Месяцы заточения подорвали и без того не лучшую физическую форму исповедника, и он чувствовал, что в любой момент потеряет сознание, или его вырвет, или всё сразу.

Клэйв ничего не видел. Обзорных экранов в капсуле не было — только несколько крошечных рунических дисплеев, на которых отображались какие-то непонятные ему вещи. Он не слышал ничего, кроме рёва двигателей, и не чувствовал ничего, кроме толчков и резких движений капсулы. Как будто его заперли в какой-то ужасной камере сенсорной депривации. По его ощущениям, остальная галактика перестала существовать — осталась лишь эта гулкая, вибрирующая, ревущая адская камера.

По правде говоря, путь был не таким уж и долгим. Пока хватало топлива, спасательные капсулы могли развивать впечатляющую скорость, чтобы достигнуть поверхности планеты как можно быстрее.

К моменту запуска расстояние между «Аметистовым сюзереном» и «Непорочном предназначением» было невелико. Несмотря на близкие разрывы плазменных залпов, вскоре капсула уже мчалась на контакт с линкором, на протяжении всего времени передавая шифрованные коды, которые Клэйв дал Суаке: они идентифицировали пассажира как высокопоставленного чиновника Экклезиархии, нуждающегося в помощи. Без них спасательную капсулу наверняка либо уничтожили бы в пустоте, либо она бы разбилась о пустотные щиты.

Клэйв попытался успокоиться, разжать дребезжащие зубы, расслабить пальцы, чтобы те не впились в поручни. Он ожидал, что в любой момент почувствует жаркий порыв пламени, за которым последует ледяное забытьё космоса.

Ни того, ни другого не произошло. Первой переменой, которую он заметил, стал изменившийся звук работающих двигателей — они резко загудели громче, будто работали в узком туннеле. Затем последовало столь же внезапное, пробирающее до костей торможение — и остановка, от которой голова исповедника вновь вжалась в обшивку. После этого послышались сигналы тревоги, приглушённые крики; над головой раздался топот сапог, жужжание подъёмных кранов и дрелей. Клэйв почувствовал, как к горлу подступает тошнота, и изо всех сил старался удержаться, чтобы не вырвать. Он часто моргал, пытаясь сохранить сознание, и разминал ноющие руки в фиксаторах.

Люк распахнулся, и внутрь забрались два солдата в багровых кирасах. Один из них, в форме капитана, нацелил лазпистолет в голову исповедника, другой осматривал помещение в поисках других пассажиров.

— Кодовая последовательность, — скомандовал капитан.

Клэйв сказал код, всеми силами стараясь, чтобы голос звучал не как сдавленный писк, и надеясь, что правильно запомнил последовательность. Солдат какое-то время молчал, очевидно, отправляя запрос на подтверждение старшим по званию, затем кивнул.

Они отстегнули фиксаторы, с опаской поглядывая на грязный комбинезон и общее растрёпанное состояние исповедника. Ему дали что-то от тошноты, чашку воды, а затем посадили в маглев, идущий на верхние уровни.

— Точка вылета вашей капсулы не была обозначена, — сказал капитан, пока аппарат с грохотом катился по туннелям. — Её чуть было не уничтожили, несмотря на полученные коды. Откуда вы катапультировались?

К тому времени Клэйв начал понемногу приходить в себя. Следующие несколько мгновений были очень важны. Он был исповедником Императорского культа, важной фигурой, советником кардиналов и канонисс. Если он хочет выжить, а затем проложить путь к искуплению, ему придётся вести себя соответствующим образом.

— Я буду говорить только с вашим командиром, — сказал Клэйв, даже не удостоив капитана взглядом. — До тех пор храните молчание.

Капитан заколебался; на какой-то момент, казалось, он собирался настаивать. Но в конце концов отвернулся и с каменным лицом молча уставился перед собой, и маглев, покачиваясь, ехал дальше в тишине. Привычка к почтительности глубоко укоренилась в Экклезиархии.

Клэйва отправили ещё выше, и на каждом ярусе исповедника сопровождал взвод охранников. При первой возможности он взглянул на их знаки различия — и не опознал их, но это мало что значило. Линкор явно был личным кораблём кардинала, а таких кораблей были тысячи, и все они являлись могущественными сами по себе; некоторые командовали огромными флотами и военными силами. Доведись Клэйву угадывать, он бы сказал, что линкор принадлежит не подразделениям Офелии, а Священному синоду Терры, а то и самому Тронному миру. Всё, что видел Клэйв, — отменное снаряжение и значительная военная мощь. В отличие от «Аметистового сюзерена», который при каждом ударе гремел, как пустая кадильница, «Непорочное предназначение», казалось, хорошо переносило бурю, и вряд ли в его недра, как в пещеры, проникали отголоски бурного разрушения, творящегося снаружи.

Всё изменилось, когда они прибыли на верхний ярус командного мостика. Громадное помещение заполняли сотни членов корабельной команды, работающих в тесных рядах. Огромный свод из обрешёченного свинцом и хрусталём бронестекла открывал панорамный вид на бойню, развернувшуюся над Оядой. Корабли разворачивались и ныряли перед ними, одни горели, другие — стреляли, и всех их окружали орудийные вспышки и столбы света.

Сама же атакованная планета занимала нижнюю треть обзора, напоминая кроваво-оранжевую дугу, испещрённую чёрными полосами сажи и пепла. Когда линейный крейсер открывал огонь, палубы под ногами равномерно вздрагивали; орудийные палубы приводились в действие, на мгновение затмевая все прочие источники света.

Повсюду на мостике стояла облачённая в багрянец и золото стража. Клэйва провели по широким мраморным ступеням к белокаменному командирскому трону, стоявшему под стеной скульптур в сусальном золоте. В железных подставках горели свечи, отбрасывая тёплый мерцающий свет на пышное убранство.

С высоких сводчатых рам свисали тяжёлые портьеры, на которых были вышиты сцены из жизни святых и мучеников. Священники благоговейно расхаживали среди экипажа в сопровождении парящих сервочерепов и воскуряющими благовония сервиторов, бормоча на ходу благословения.

Перед троном стояли старшие советники и командиры линейного крейсера — более тридцати мужчин и женщин, облачённых в сложные до нелепости церемониальные доспехи. Сопровождающий провёл исповедника в центр группы и представил тому, кто, очевидно, был за главного.

— Милорд кардинал, — сказал капитан, низко кланяясь. — Человек из спасательной капсулы. Исповедник, это кардинал Аксит Орквемонд.

Человек, к которому обращался офицер, был почти на голову выше окружающих. На нем были тяжёлые, искусно сделанные и украшенные доспехи; кардинал в них казался массивным и внушительным, лишь немногим уступая космическому десантнику. С широких плеч свисал толстый бархатный плащ, отороченный горностаем, а на поясе — длинный меч в эбеновых ножнах. Орквемонд не носил шлема; у него были землисто-коричневая лысая голова, жёсткие черты лица и зелёные глаза.

Несомненно, это был воинственный человек; он чувствовал себя как дома, находясь в гуще сражения, а не за монастырскими стенами. Многие кардиналы были такими, учитывая времена, в которые они жили. Делво был другим. Когда Орквемонд заговорил, его голос звучал спокойно, почти по-учёному точно, но самообладание, которое он выдавал, было абсолютным.

— Исповедник, — сказал кардинал, слегка склонив свою суровую голову. — Хвала трону, что мы смогли вас уберечь.

Клэйв поклонился так же низко, как и капитан. Здесь придётся действовать с осторожностью.

— Вы — настоящее орудие Его провидения, милорд кардинал. И я благодарю Императора за то, что Он послал вас.

Орквемонд внимательно посмотрел на Клэйва. Глаза кардинала всё ещё оставались прищуренными, словно он оценивал возможную угрозу. Его украшенная драгоценными камнями перчатка по-прежнему лежала на рукояти огромного меча.

— Как видите, — сказал он, — мы сейчас ведём бой. И мне пришлось опустить секцию щитов, чтобы пропустить вас внутрь, а это было нелегко.

— Выражаю вам свою искреннюю благодарность.

— Тогда, может, расскажете, что вы здесь делаете?

— Несомненно, — сказал Клэйв, приступая к разыгрыванию спектакля. — Меня направили сюда по приказу канониссы Алексис де Шателен. Но мой корабль на многие недели потерялся в варпе, и мы лишились трети экипажа. Мы не были готовы к тому, что нас ожидало по прибытии. Попытались совершить посадку на планету, но получили серьёзные повреждения. Когда стало ясно, какие масштабы принимает сражение, некоторые, и я в том числе, попытались покинуть корабль. Полагаю, что «Великолепная решимость», — это корабль, на котором я прибыл, — уничтожен, и что большинство спасательных капсул также утеряны. Милорд, я верно понимаю, что вы смогли отследить одну мою спасательную капсулу?

— Мы ненадолго поймали ещё один сигнал, но он быстро пропал.

Поведение кардинала оставалось насторожённым и подозрительным.

— Итак, что у вас здесь было за дело?

Лицо Клэйва на мгновение омрачила печаль.

— Как и много лет назад, милорд, — война. Канонисса готовилась мобилизовать свои силы, но у неё катастрофически не хватало припасов. Запасы прометия в её палатах подходили к концу. Меня отправили, чтобы я договорился о льготных поставках, используя прерогативы Культа. Горько осознавать, что моя миссия с самого начала была обречена на провал.

Орквемонд не сводил с исповедника глаз.

— Вы и знать не знали, что в этот мир пришла война.

— Нет, милорд.

— И всё же вы должны были понимать, как это рискованно. Сейчас весь сектор охвачен нестабильностью.

— Риск есть всегда, милорд. Канонисса тоже это знала. Нужно надеяться, что она нашла способ продолжать службу в моё отсутствие. Кажется, что сейчас все миры ввергнуты в хаос.

— Так и есть. Ни одно поколение человечества не видело ничего подобного.

Клэйв снова бросил взгляд на бронестёкла, наблюдая за битвой, бушующей за пустотными щитами, — безмолвной чередой орбитальных залпов и уничтоженных кораблей. От ярости и масштаба битвы захватывало дух. Трудно было представить, что «Аметистовый сюзерен» продержится в объятиях этой бури долго. Возможно, его уже уничтожили, поставив для Клэйва точку в долгом кошмаре плена. В любом случае, даже если бы галеон каким-то образом выстоял немного дольше, вряд ли он доставил бы беспокойство сему великолепному линейному крейсеру.

— Что же, милорд, — осторожно начал Клэйв, — смею ли я предположить, что ваше присутствие здесь имеет сходную причину? Вы здесь для того, чтобы остановить вторжение?

Губы Орквемонда слегка изогнулись в усмешке — совсем чуть-чуть, едва заметный намёк на его чёрный юмор:

— Вижу, вы не стратег. В данный момент мы боремся за собственное выживание. Если мы не покинем Ояду в течение четырёх часов, то отступление станет невозможным. В настоящее время все доступные нам ресурсы направлены на то, чтобы удерживать здесь открытый проход.

Конечно, Клэйв знал это и раньше. Он знал, зачем они сюда прибыли и что собирались делать. Тайной по-прежнему оставались лишь имена и подробности. Он решил попытать счастья и надавить ещё немного:

— Прошу прощения, милорд. Я не понимаю.

После этих слов кардинал жестом пригласил исповедника подойти поближе к краю мраморного возвышения. Его советники и адъютанты потеснились, освобождая место, и вскоре Клэйв уже без помех и в полном сосредоточении разглядывал открывающийся перед ним вид на планету. На трансляцию в реальном времени накладывались гололиты наведения, выделяющее одно конкретное место — город-вышку. Различные пиктеры, установленные по всему возвышению, передавали изображение с уровня земли.

— Может статься, что вас действительно привело провидение, исповедник, — сказал Орквемонд. — Один из наших братьев по Церкви находится на том мире, в своей осаждённой цитадели, — Его Святейшество кардинал Астра Леон Кираст; некогда он командовал одной из наших лучших боевых групп, но в последнее время посвятил себя собственным начинаниям. Мы пришли за ним, рискуя собственными жизнями. По правде говоря, когда мы отправлялись в путь, то понятия не имели, в каком состоянии будет Ояда. Некоторые полагали, что скверна минует этот мир, и мы доберёмся сюда беспрепятственно. Другие же опасались — и, как оказалось, не без оснований, — что, прибыв на место, мы обнаружим планету, объятую пламенем. Конечно, мы едва успели, отрезав нужную нам часть, но это ещё не всё. Если на то будет воля Трона, мы уйдём отсюда, выполнив нашу миссию.

Леон Кираст. Клэйв знал это имя, хотя и понаслышке. Когда-то он был одним из величайших членов Синода, о нем говорили как о возможном делегате Совета кардиналов на Терре, энергичном человеке с репутацией сторонника решительных военных действий. Десятилетия назад казалось, что у него есть все шансы взойти на вершину церковной политической иерархии, но его пламя внезапно угасло, будто его потушили невидимый кулак мести.

— В таком случае я рад присутствовать здесь и наблюдать за вашими действиями, милорд, — сказал Клэйв, и на этот раз ему не пришлось изображать нетерпение. — Слава Трону, вы прибыли, чтобы доставить кардинала в безопасное место.

Услышав это, Орквемонд снова улыбнулся, хотя на этот раз в его улыбке было ещё меньше веселья. Он уставился на гололит с суровым выражением на суровом лице.

— Доставить в безопасное место? — переспросил он. — Похоже, вы меня не поняли, исповедник. Мы здесь не ради эвакуации. Кираст — отступник, который в погоне за личной идеей-фикс поставил под угрозу кропотливый труд целого столетия. Я здесь, чтобы покарать его. Даже сейчас мои войска приближаются к цели и готовятся привести его ко мне в цепях. Когда я буду выносить приговор Кирасту, хочу посмотреть ему в глаза. И планирую выяснить полный масштаб причинённого им вреда, прежде чем прикончу его здесь, на этом самом корабле.

Клэйв не нашёлся с ответом. Он просто стоял как истукан, следя за взглядом кардинала, пока на экранах мелькали новые сведения о текущем бое. Это было неожиданно. Это делало ситуацию ещё более опасной. Клэйву следовало подумать, спланировать всё заново — и надеяться, что он ещё не выдал себя.

— Кираст обороняет то, что осталось от его королевства, — продолжил Орквемонд. — Несмотря на затраченные ресурсы, операция занимает больше времени, чем я рассчитывал. Тем не менее, на данный момент есть лишь два исхода. Либо мои войска задержат этого отступника в течение стандартного часа, что позволит мне собственноручно свершить правосудие Императора, либо я активирую орбитальные лазеры и уничтожу город прямо отсюда.

Ёрундур включал двигатели на полную мощность, разворачивался и давал крен, чтобы уклониться от самых сильных попаданий по кораблю. С каждой минутой раздавались новые и новые гулкие удары, от которых тряслись люмены. Постоянная защита галеона свелась к минимуму, а это означало, что сильный залп практически из чего угодно лишит их последней защиты, на которую они могли положиться.

Старый Пёс с головой ушёл в борьбу за выживание, так что едва заметил, как Бъяргборн вернулся на свой пост, проковыляв по палубе и рухнув на трон.

— Авгуры ближнего радиуса снова работают! — прокричал командир ривена.

— Значит, этот болван вылетел на спасательной капсуле? — спросил Ёрундур.

— Ну, он считал, что сможет догнать пленника, господин, — ответил Бъяргборн, поворачиваясь на опорах трона и устанавливая новый маячок.

— Он ничего этим не добьётся, разве что отправится в царство Моркаи, — вздохнул Ёрундур. — Попытайся найти капсулу, если сможешь.

«Аметистовый сюзерен» круто спикировал вниз, направляясь к нижней границе сферы битвы, прежде чем выйти из неё и развернуться влево, едва избежав последнего залпа «Мёртвой Головы». Расстояние между двумя кораблями теперь было очень небольшим — скоро у них не останется места ни для каких манёвров, которые имели бы смысл.

— Передайте имперские идентификаторы по всем открытым каналам, — приказал Ёрундур связистам, которые не спешили реагировать в отсутствие Суаки. — Я хочу, чтобы этот церковный линкор знал, кто мы такие.

Эскадрилья Экклезиархии теперь была прямо перед ними; корабли содрогались от количества попадающих по ним снарядов, соединение окружали концентрические круги огня, но флагман не жалел своих. Что бы ни происходило вокруг, корабли не двигались с места: они просто пережидали шторм. Это казалось странным. Даже если линкор прибыл сюда ради эвакуации, он мог подняться выше, не теряя при этом связи, сохраняя себя в целости и ведя подготовку к быстрому выходу из системы. По какой-то причине капитан не стронулся с того места, где находился в момент первого залпа орбитального лазера.

И всё же, по крайней мере, это немного облегчило задачу. Теперь до испытания оставалось на несколько сотен миль меньше.

— Орудийная палуба, мне нужно максимальное рассеивание, всему составу перейти на корму, — передал Ёрундур по воксу. — Что вы можете предложить?

— Перезаряжаемся, повелитель! — донёсся отчаянный ответ с нижних палуб. На заднем плане Ёрундур услышал гулкие хлопки закрывающихся затворов. — Цель — произвести залп в течение двадцати секунд! — Ожидание могло оказаться слишком долгим.

— Сделайте всё за десять. Целевые векторы отправлены.

Ёрундур взглянул на тактический экран дальнего действия. «Мёртвая Голова» по-прежнему шёл на сближение, намереваясь отрезать им пути к отступлению. Теперь вражеский крейсер пёр напролом, наращивая обороты, чтобы занять ударную позицию. Впереди и вверху виднелись корпуса кораблей Экклезиархии, над которыми возвышался огромный корпус самого линкора. На фоне далёкой пустоты они казались тёмными силуэтами, подсвеченными бушующей вокруг огненной бурей.

— Старый Пёс! — В коммуникаторе раздался трескучий голос Хафлои. Кровавого Когтя было едва слышно, слова казались шипением статики на фоне грохота помех.

— Ты, чёртов дурень! — прогремел Ёрундур. — Где, чёрт возьми, тебя носит? Возвращайся на борт, пока я…

— Поздно, — последовал ответ. — Удалось… нижние палубы, где-то… расчётов не было, но я пролетел вслепую... щиты опущены, проник внутрь, сейчас… цель — добраться до мостика.

Пока Ёрундур собрался с ответом, артиллеристам удалось произвести залп, и пара снарядов полетела с корму, метя в нос разворачивающейся «Мёртвой Головы». Цель ставилась не повредить вражеский крейсер — на данный момент у них не было на это сил, а показать наблюдателям на «Непорочном предназначении», кому они хранят верность.

Снаряды ударили по преследующему галеон неприятелю, на мгновение искривив его пустотные щиты и немного сбив того с курса.

— Ты на корабле Экклезиархии? — требовательно спросил Ёрундур, просматривая отчёты о повреждениях и снова меняя траекторию полёта «Аметистового сюзерена». Теперь всё зависело от скорости.

— ...думаю, это нижние палубы. Запахи… да, это плохо. Двигаюсь... на уровень главного мостика.

— Все двигатели на максимальную мощность! — Ёрундур окликнул Бъяргборна. — Бей по нему всем, что у нас есть, и не обращай внимания эффективность.

«Аметистовый сюзерен» отреагировал мгновенно, подскочив, словно от удара. Галеон устремился к эскадрилье Экклезиархии, не обращая внимания на полученные удары; на манёвры уклонения больше не было времени, они просто неслись к цели, будто все гончие ада гнались за ними по пятам. За время броска все тактические сигналы тревоги стали красными.

— Сообщения о чрезвычайном наращивании мощности! — крикнул Бъяргборн. — У них есть шанс!

— Обгоните его! — прорычал Ёрундур, вцепившись в подлокотники трона. Казалось, до кораблей Экклезиархии можно доплюнуть; через секунду «Аметистовый сюзерен» окажется за их строем, прикрытый длинными рядами активных орудий. — Кровь Русса, вперёд!

Затем пустота побелела. И в космос обрушился шквал огня — колоссальная, вращающаяся и обжигающая глаза неоновая стена, затопившая каждый экран и перегрузившая те немногие авгуры, что со скрипом вернулись в строй. На мгновение даже Ёрундур вздрогнул, зажмурился и стиснул кулаки. Удар будет ужасающим: даже если им повезёт, с галеона сорвёт последние пустотные щиты, а корпус вдавит внутрь.

Но огненная волна их так и не настигла. Залп был достаточно сильным, но он исходил не от «Мёртвой Головы» — обстрел вели четыре эскорта Экклезиархии, стрелявшие одновременно. «Аметистовый сюзерен» прорвался под их строем, метнувшись сквозь их изменчивые тени, словно брошенный болас.

«Лёд и железо», — неохотно подумал Ёрундур. Это был потрясающий залп, исключительно слаженный.

— Теперь замедляйтесь и поднимайте нас, — приказал Старый Пёс, переключаясь на датчики заднего обзора. — Держите нас на дальней стороне линии огня.

Линейный крейсер предателей оказался разгромлен, попав под перекрёстный огонь мастерски нацеленных лэнс-ударов. Его хребет был сломан, а ухмыляющееся лицо-череп раскололось на куски.

По всей длине почерневшего корпуса виднелись рвущиеся в космос газы, за которыми следовали внутренние взрывы.

Корабль терял мощность прямо на глазах Ёрундура, заваливаясь в сторону гравитационного колодца Ояды. Его охота завершилась.

В другой день Старый Пёс, возможно, счёл бы это убийство недостойным: ведь он полагался на огневую мощь сомнительного союзника вместо того, чтобы сразиться с врагом в одиночку. Но, с другой стороны, его корабль представлял из себя ржавый остов, игрушку, угнанную у пирата и превращённую в лучшем случае в полусерьёзный военный корабль; настоящая-то цель лежала на планете внизу, так что по этому поводу Космический Волк огорчался лишь до известного предела.

На личный экран трона поступило кодированное сообщение, переданное с главной матрицы приёмника корабля.

«Неопознанное частное судно, — гласила надпись, помеченная вверху рунами Экклезиархии. — Сохраняйте дистанцию и курс, не мешайте нашему развёртыванию. Если подойдёте на расстояние удара, следующий залп будет по вам».

«Вполне справедливо», — сказал себе Ёрундур, составляя план дальнейших действий. На данный момент всё, чего хотел Старый Пёс, — на мгновение укрыться в тени эскадры, воспользовавшись их численностью и мастерством, чтобы ещё немного продлить свою жизнь.

— Капитан, убедись, что мы сохраняем соответствующее местоположение. Если увидишь ещё один объект наведения — немедленно докладывай мне.

Затем Ёрундур обратился к Хафлои, пытаясь нацелить локатор в море помех.

— Щенок! — крикнул он по связи, не совсем уверенный, что его услышали. — Не пытайся найти крысу! Слышишь? Оставайся на месте или убирайся с этого чёртова корабля! Их глаза и пушки нужны нам в другом месте. Плевать на Клэйва, просто не делай ничего, что может их разозлить!

Было неясно, дошло ли что-нибудь из этого сообщения. Ёрундур взглянул на визор наблюдения в реальном времени — туда, где в пустоте висела огромная тень линкора, подумал о Хафлои, который лазил по его дну, и содрогнулся. Чёртовы Кровавые Когти — у них в башке больше костей, чем мозгов.

— Что там с авгурами? — спросил он Бъяргборна.

— Частично восстановлены, повелитель, — последовал ответ. — Несколько систем вышли из строя во время рывка, но я работаю над ними.

— Можешь связаться с варанги?

— Работаю над этим, повелитель.

Ёрундур откинулся на спинку трона, наблюдая за бушующим вокруг них орбитальным боем. На данный момент он сделал то, что должен был: они находились под защитой более могущественных сил, укрытые от самого сильного шторма. Ёрундур не питал иллюзий по поводу того, что эта передышка была даже меньше, чем временной: снаружи находилось ещё больше хищников, настолько много, что они могли бы сокрушить даже висящий над ними линкор, — но всё, о чем просил Гуннлаугур, это немного времени.

Ёрундур не мог отвести глаз от «Непорочного предназначения». Линейный крейсер по-прежнему не сдвинулся ни на дюйм, даже когда вокруг него бушевала буря. Это тревожило. И чем дольше он смотрел, тем больше росла тревога.

— Почему же он так неподвижен? — пробормотал он, барабаня пальцами по подлокотнику трона. — Что я упускаю?

Глава пятнадцатая

Взлетев по последней лестнице в уже разрушенный дверной проём, Гуннлаугур ворвался в командный центр. Переступив порог, он легко сменил молот на болтер, и Ингвар без разговоров последовал его примеру.

Командный центр представлял из себя обширное шестиугольное помещение диаметром более сорока ярдов, со стенами — от пола до потолка — из бронированного стекла, и располагался почти на самом верху смотровой башни. Главное место занимала центральная колонна, окружённая экранами дисплеев и блоками сенсоров. Винтовая лестница вела на верхний уровень, отгороженный металлическими сетчатыми панелями. Пол был сделан из толстого ферробетона, практичного и взрывостойкого. А вокруг бушевал огненный шторм, от которого конструкция скрипела, и давил на стекло, будто норовя прорваться внутрь.

Повсюду валялись мертвецы: одних бросили на корпуса когитаторов, другие застряли между стеллажами с оборудованием. Большинство были в багряной форме, кое-кто — в чёрных панцирях. Все поверхности испещрило лазерными попаданиями, оставившими длинные полосы на стекле и пластали. Теперь сомнений быть не могло: они сражались друг с другом. Солдаты в багряном пытались добраться до подножия лестницы, а солдаты в тяжёлой панцирной броне пытались их остановить. Оборонявшихся было не так много — их осталось лишь четверо; они пригнулись пониже на внутренней стороне лестничного пролёта, держась против трёх десятков солдат в багрянце, сгрудившихся под прикрытием перевёрнутых письменных столов и сенсорных станций и приготовившихся к последнему рывку.

Увидев это, Гуннлаугур на долю секунды заколебался. Он обратил внимание на серебряный узор, нанесённый на панцири обороняющихся, двойные силовые клинки у каждого из них, ничего не выражающие шлемы, полностью закрывающие лицо, и крошечные значки с золотыми херувимами на правой стороне груди…

— Убрать их всех, — прорычал Раскалыватель Черепов, открывая огонь из болтера.

Ингвар присоединился к вожаку, и они вместе распылили масс-реактивные снаряды по всему помещению. Ударная волна разрывала корпуса приборов, пробивала бронестекло, разносила бронежилеты солдат, превращая пол в крошево. Космические Волки побежали к лестнице прямо сквозь разрывы под хор прерывистых криков и вторичных детонаций.

Неподготовленные к такому солдаты были перебиты в первой же волне. У открывшихся бойцов в панцирной броне дела обстояли немногим лучше — троих сбило с ног попаданием снарядов и отбросило к центральной колонне, а детонации болтов разорвали тела на части. К тому времени, как Гуннлаугур добрался до винтовой лестницы, в живых остался только один защитник, который, пошатываясь от ударной волны, пытался найти укрытие. Раскалыватель Черепов сделал добивающий выстрел, целясь выжившему в голову.

Но боец в чёрном уклонился от этого выстрела. Каким-то образом он двигался быстрее, чем кто бы то ни было — отпрыгнул в сторону, дав болту пролететь мимо шлема и врезаться в пластальную обшивку. Затем он снова вскочил на ноги, сжимая в обеих руках по клинку, и бросился на волчьего гвардейца. Гуннлаугур сделал мощный замах болтером, намереваясь размозжить противнику голову, но движения бойца в чёрном снова оказались слишком быстрыми: он поднырнул под болтер, направив клинки в живот космодесантника.

Гуннлаугур увернулся, уходя с траектории движения одного из мечей, но второй, вспыхнув энергетическим полем, вонзился ему в броню, на дюйм погрузившись в керамит. Волчий гвардеец развернулся, чтобы ударить человека в лицо, но его шлем уже разнесло вдребезги болтом Ингвара, пронзившим его навылет.

— Тормозишь, варанги? — удивлённо спросил Ингвар.

Забрызганный кровью и осколками брони Гуннлаугур выругался, отпихивая от себя обезглавленное тело. По правде говоря, он не был медлительным — это мечник действовал стремительно. Движения воина были чрезвычайно быстрыми, быстрее, чем позволяло любое не модифицированное человеческое тело.

— Что это за бойцы? — прорычал варанги, взбегая по лестнице.

— Я уже видел их эмблему раньше, — сказал Ингвар, подбегая ближе. — Когда всё это началось.

Космические Волки взбежали по винтовой лестнице, лязгая ботинками по стальным ступеням, и оказались в большом зале с высоким потолком, расположенном на самом верху башни.

Зал отличался от других: в нём царил полумрак, будто в часовне. Он был круглым, с узкими щелями окон. Пол устилал толстый ковёр, на стенах висели драпировки. Сводчатый потолок возвели в стиле имперской готики, а в тёмных нишах стояли гранитные статуи святых, освещённые мерцанием установленных в ряд свечей. В дальнем конце комнаты возвышался огромный алтарь. Он выглядел редкостным и ценным — такая вещь скорее могла бы оказаться в сердце собора на мире-святилище, а не на промышленной планете на грани уничтожения. Вдоль стен размещались книжные шкафы, уставленные стопками томов в кожаных переплётах. Напротив алтаря, недалеко от того места, где вышли Космические Волки, высилась ещё одна статуя — отлитый из чистого золота идеализированный херувим, держащий в юной руке пучок стрел.

Это было странное место. Внутреннее убранство в целом соответствовало ортодоксальному имперскому культу, но перемежалось диковинными предметами — артефактами ксеносов, археотехом, хранящимся в сверкающих стазисных полях, и гололитами, тихо воспроизводящими зацикленные записи.

В тёмных нишах висело оружие. Некоторые из образцов выглядели очень древними. Очень многие, похоже, имели фенрисское происхождение, и это беспокоило. Действительно, чем пристальнее Гуннлаугур их разглядывал, тем больше подмечал вещей с Фенриса — фрагменты доспехов, таблички с названиями боевых кораблей ордена, рунические дощечки и звериные тотемы, запертые в стеклянных шкафчиках. Волки будто попали во что-то вроде логова эзотерического коллекционера, в мрачный музей награбленного, и всё это — в сочетании со строгой иконографией Экклезиархии.

Перед алтарём на коленях стоял мужчина. Крепкого телосложения, он носил тёмную ниспадающую мантию, отделанную серебром. Рядом находилась женщина в таком же чёрно-серебряном одеянии, с длинным церемониальным мечом в руках. Ингвар и Гуннлаугур навели на них болтеры, каждый на свою цель, но ни тот, ни другой не стреляли. Снизу доносились завывания ветра и приглушённый треск далёких пожаров. Снаружи, в лагере, всё ещё бушевала битва, а в помещении были только они вчетвером.

— Встать, — скомандовал Гуннлаугур.

Женщина посмотрела на космодесантника. Прошло мгновение, а мужчина так и не шевельнулся. Чтобы улучшить обзор, Раскалыватель Черепов сдвинулся левее и увидел, что тот молится, беззвучно шевеля губами. После завершения ритуала человек на коленях открыл глаза. Он медленно поднялся на ноги, опираясь рукой о пол, чтобы не упасть, и тяжело дыша. Наконец он повернулся, поправляя мантию на своей широкой фигуре, и при виде Волков у него на лице промелькнуло удивление.

— Вы, — пробормотал человек и криво усмехнулся. — Хотя, наверное, так и должно быть.

Женщина выглядела то ли дряхлой, то ли больной. Чёрная мантия свободно облегала её худощавую фигуру. Длинные волосы были убраны с лица, придавая профилю строгости. Меч, который она держала в руках, являлся скорее реликвией, чем оружием; вряд ли женщина владела им более, чем символически.

Мужчина обладал смуглой кожей оттенка тёмной бронзы и голубыми глазами. Коротко подстриженные волосы открывали застарелые шрамы на лбу и затылке. На нём были риза и палантин верховного жреца имперского культа, хотя Гуннлаугур и не видел таких цветов прежде.

Все предметы из ткани здесь были глянцево-чёрными с серебристой отделкой, и это сочетание цветов причудливо переливалось в свете свечей.

Лицо мужчины было лицом маньяка. Челюсти сжаты до предела, вены на шее вздуты. Казалось, он почти не моргал, если вообще моргал. Беглый осмотр показал, что при нём не было оружия. Гуннлаугур опустил болтер, прижав его к доспеху. Ингвар же по-прежнему держал женщину на прицеле.

— Имя? — потребовал Гуннлаугур.

— Я думал, вы знаете.

Мужчина сомкнул дрожащие руки на поясе:

— Леон Кираст. Кардинал Астра, чего бы это ни стоило, хотя, полагаю, теперь меня лишили и этого. Так что отныне я просто Леон. Или сир Кираст. Выбирайте сами.

— Что здесь произошло?

Кираст нервно пожал плечами:

— Они меня настигли. Вы меня настигли. Охотники так долго шли по моему следу, что я уже и забыл, каково это — жить свободно.

Кардинал одарил женщину улыбкой:

— Ну что, Бута, рада, что все закончилось? Ты начинаешь что-то делать. Ты полон энергии. Годы идут, и это затягивает, но дело нужно довести до конца, потому что ты дал клятву. Клятвы, клятвы, клятвы. Мы обещали, что сделаем что-либо, и это заставляет нас двигаться, заставляет действовать. Даже у Архиврага есть эта болячка, а? Иначе почему они нападают и нападают на нас из века в век? Думаю, кое у кого из них это тоже сидит в печёнках. Однако клятвы. Клятвы!

Гуннлаугур провёл повторное сканирование. Сердцебиение мужчины было прерывистым, а показатели жизнедеятельности — перегруженными. Его тело пронизывала аугментика, хотя большая часть улучшений, похоже, не работала или была неисправной.

— Мы проделали долгий путь, чтобы тебя найти.

— Держу пари, что так оно и было.

— И теперь ты идёшь с нами.

Кираст решительно покачал головой:

— Я никуда не пойду.

— Это была не просьба, — сказал Ингвар.

— А это не было неповиновением, — ответил Кираст. — Через несколько мгновений я умру. Ахероза — сильный яд, и я убедился, что принял большую дозу. Мне не хотелось, чтобы Аксит вонзил в меня свои грязные ногти. Вы бы тоже не хотели подобного. Здесь я желал лишь одного — завершить Обряды Вознесения в сопровождении Буты. И мне даже не дали закончить всё наедине! Вот вам и служба длиною в жизнь.

Ингвар издал недовольный рык:

— Мы получим ответы на наши вопросы.

— Да хоть сейчас, — сказал Кираст, и у него на лбу снова выступил пот. — Берите столько ответов, сколько пожелаете, — конечно же, если добрейший кардинал Орквемонд не тронет это место ещё хотя бы несколько мгновений. И если у нас будет время, то я расскажу всё, что пожелаете. Я хочу всё рассказать. Я сгорал от желания рассказать кому-нибудь. Просто оглянитесь вокруг — вы же видите, что это всегда было связано с вами.

Духовник придвинулся поближе к Ингвару; он заметно прихрамывал, кожа на его шее темнела по мере движения.

— И всё потому, что у вас нет души, сын Русса, — сказал Кираст. — Ты — дьявол, привидение. Твои знания не имеют значения, потому что ты даже не человек. Ты — насмешка, ошибка, отброс. Как исповедник ты никуда не годишься, но большего у меня нет, так что — вот и всё. Если хочешь остановить то, что я натворил, то ты опоздал. Дело сделано. Клятва исполнена, и я могу идти с миром.

За всё это время лицо женщины никак не менялось — оно ничего не выражало. Кираст, напротив, казался торжествующим, его взгляд лихорадочно пылал.

— Я победил вас, — сказал исповедник, ткнув пальцем в грудь Ингвара. — И это всё, что сейчас имеет значение, и когда всё занесут в анналы, именно так они и поведают. Что я победил вас.

— Что значит разорён? — требовательно спросил Ольгейр. — Ты-то откуда знаешь?

Виадук всё ещё был забит шевелящимися телами — мужчины и женщины сновали по развалинам в поисках добычи или убежища, но никто из Волков не обращал на них никакого внимания. Поодаль лежал труп предателя, уже начиная разлагаться после исчезновения той тёмной магии, которая так долго удерживала его в целости.

Рука Ольгейра заныла от напряжения из-за того, что он, хотя и ненадолго, перенёс на неё весь свой вес. Ухватившись за поручень на краю провала в главном уровне виадука, космодесантник удержался от падения прямо в горящее сердце буровой установки, но ему всё равно потребовались все его силы, чтобы выбраться на поверхность. Кровеносные сосуды пульсировали, сердца всё ещё колотились быстро и напряжённо.

Ошейник Бальдра почернел, как потухший уголь. Как и Ольгейр, он получил урон от хаосита — броня была пробита, а серо-стальная обшивка местами облезла. Дышал он затруднённо. Однако в конце концов Бальдр заставил себя подняться на ноги, мотнув головой, чтобы прочистить мысли, и отдуваясь.

— Я... видел это, — мрачно ответил Космический Волк.

— Ты видел то, что это существо тебе показало.

— Это существо показало мне то, что видело прежде.

— Они же лгут.

Бальдр повернулся к брату.

— Лгут, ещё как. Обманывают и будут обманывать, но этот... он был там.

— Откуда ты можешь это знать?

Бальдр заколебался.

— Сам знаешь, откуда.

— Я-то думал, что ошейник защищает тебя от...

— Так и есть. В основном. — Бальдр устало потянулся за мечом и начал счищать с него грязь. — Но он становится слабее. И каким-то образом сильнее. Он борется со мной, и в конце концов кто-то из нас сломается. — Бальдр вложил меч обратно в ножны. — Так что я узнал, и на что питал надежду Зовущий Бурю, и что Фенрис лежит в руинах. Ты слышишь меня, Тяжёлая Рука? В руинах!

Этот образ будто сломал границы возможного. Фенрис был вечен. Кто-то из членов Стаи мог умереть, могла погибнуть вся его Стая, даже Гримнар однажды уйдёт за грань смерти… но сам мир останется, останется Гора — неподвижная точка, вокруг которой вращается вся их Вселенная.

До тех пор, пока не наступит Время Конца. До возвращения примарха, когда всё будет брошено в горнило испытаний.

— Так расскажи мне всё, — попросил Ольгейр.

— Я не всё понял, — запинаясь, произнёс Бальдр. — Думаю, там было множество сил. Я уловил вонь малефикарума от бури. Должно быть, это были образы Архиврага, но не только они. Остатки банд, осколки старых легионов — они были там вместе с одноглазым предателем. Моря кипели, пламя охватывало горы. Я видел... может, я видел, как Мидгардия врезалась в солнце. Я видел, как это произошло: вергельд для всей системы. А потом, когда всё случилось, я видел, как чёрные корабли спускаются на планету: они приземлились прямо на лёд, и их внутренности раскрылись. Я видел, как племена строем шли в эти корабли.

— Никогда. Обман, всё обман.

— Откуда тебе знать, брат? Нас там не было.

— И этого существа тоже.

— Мы были здесь.

Теперь тон Бальдра стал жёстче:

— Бежали по этому угасающему следу, не взвидя света. И ради чего? Ради кровной мести? Какого-нибудь средства от этого проклятого колдовского ошейника? Тебе следовало оставить меня Ньялу, пока была возможность.

Ольгейр фыркнул:

— Да не было никогда такой возможности . Ты бы уже умер, а мы отскребали бы разделочные доски в Этте, мечтая о том, чтобы снова убраться подальше с родного мира.

— Выходит, ты даже не сомневался?

— Сомневался.

Ольгейр стряхнул кровь с топора:

— Я с самого начала сомневался и говорил Гуннлаугуру, что ты заразишь нас всех. И когда вернулся с Кефы, то повторил то же самое. Меня не отпускали опасения. Для меня важна чистота. Важно, что мы отличаемся от этого... существа. До падения ещё далеко, брат. Мы все знаем, как далеко.

И тогда он вспомнил невидящие глаза. Молнии с чёрными краями, зелёное свечение вокруг омерзительной плоти, необузданную силу, которая пронизывала жаркую ночь. Старые раны, нанесённый тем самым воином, заныли под доспехами: он стоял перед ним, или, по крайней мере, перед ним стояло существо, взявшее его имя.

Бальдр посмотрел ему прямо в глаза:

— Значит, наверное, ты был прав.

— Э, да какое это теперь имеет значение? — Ольгейр накинул на плечи шкуру. — Мы все дали клятву, и на этом всё закончилось. Боги, кончай ныть, нам хватило этого от Гирфалькона, когда тот вернулся; он-то, по крайней мере, всё перерос. Решения приняты. Мы их поддерживаем.

— Фенрис разорили. Вот где нам следует быть.

— Ха. — Ольгейр снова примагнитил топор к поясу. — Мы там, где мы есть. Такова судьба. По-другому никак. И никогда не верь ни единому слову, услышанному от предателя. — Тяжёлая Рука глубоко вздохнул, наполняя лёгкие горячим, пропитанным маслом воздухом. — Всё, хватит. Нужно возвращаться к Гуннлаугуру.

Бальдр посмотрел на труп предателя.

— Так что ты ему скажешь?

— Мы сделали, как он просил, — ответил Ольгейр, направляясь к выходу. — Больше и сказать нечего.

Глава шестнадцатая

Бой не прекращался. Превозмогая залпы лазерного огня, всё новые волны атакующих прибывали с рёвом и прорывались к защитным кордонам. На острие атаки были истребители — в основном «Фурии», переоборудованные и повреждённые, но не растерявшие смертоносности.

За ними следовали эскортные корабли-носители, затем — более тяжёлые канонерские барки, а за ними, на удалении, но непрерывно приближаясь, — огромные зверюги, способные нанести реальный ущерб.

Ёрундур охрип, без перерыва выкрикивая приказы, чтобы убедиться, что команда находится в нужных местах и делает то, что надо. Требовалось восстановить пустотные щиты во всех секциях корпуса, потушить пожары на трюмных палубах кормы, быстро пополнить запасы орудийных палуб, не мешкая охладить плазменные двигатели, прежде чем снова их запустить. Всё это время лазерные батареи не прекращали работу, и постоянно сохранялась острая необходимость в манёврах уклонения.

— Ну-ка, подведи нас поближе к этому… как там его? — крикнул Ёрундур.

— «Праведность действий», повелитель, — нараспев произнёс Бъяргборн, занятый одновременно десятком дел.

Фрегат Экклезиархии, мощное судно с высоким носом и более длинными, чем обычно, орудийными палубами, быстро увязал под огромным количеством ударов. Ещё несколько точных попаданий — и положение станет серьёзным.

— Нацелить все орудия на атакующих противников, — приказал Ёрундур. — Я хочу, чтобы на фрегате знали, что мы с ними заодно.

— Ещё один запрос с «Непорочного предназначения», повелитель, — доложил Тьяде, сменивший Суаку на посту главного связиста. — Они по-прежнему запрашивают подробности о нашем составе и регистрации.

— Не отвечай, — отрезал Ёрундур. — Понадобится — изобрази сбой в передаче данных и дай мне знать, как только узнаешь о наведениях на цель.

Старый Пёс вёл опасную игру. Эскадрилья Экклезиархии, несмотря на всё своё мастерство, не могла удерживать позиции дольше пары часов, пока не получит слишком высокий урон. Если бы у их командиров было поменьше забот, то, без сомнения, возникло бы куда больше вопросов о галеоне без опознавательных знаков, который на такой безрассудной скорости ворвался в их строй. Всё, что мог сделать Ёрундур, — это помочь эскадре Экклезиархии сконцентрироваться на основном противнике, не ввязываться в неприятности и не добавлять им лишних проблем.

— К огневому прочёсыванию готовы, повелитель! — крикнул офицер связи артиллерии.

— Хорошо, — сказал Ёрундур. — По моей команде начинайте непрерывный заградительный огонь.

Остатки лазерных орудий «Аметистового сюзерена» обрушили свою мощь на корабли, атакующие «Праведность действий», уничтожив крыло «Фурий» и нанеся урон другим судам — по-видимому, сильно модифицированным торпедным баркам. Потом линейные орудия продолжали вести огонь, выпуская снаряды и разрушая один корабль за другим.

Как только схема атаки набрала обороты, Ёрундур перешёл к самому неотложному вопросу:

— Что с поверхности? Есть хоть что-нибудь?

Бъяргборн покачал головой:

— Если они передали нам сообщение, пока наши авгуры «ослепли», то оно потеряно. Я пытался отследить стаю, но все буровые вышки в огне, повсюду отражающие экраны…

— Мне не нужны оправдания, просто дай любые данные, которые у тебя есть.

— Тогда включаю видеопередачу с шлема варанги, — сказал Бъяргборн. — Всего несколько секунд, зафиксированных автосканерами, прежде чем те отключились.

Ёрундур повернулся к одному из экранов трона, пока на него выводились данные.

Было трудно что-либо разобрать — из-за искажения данных всё выглядело беспорядочно, как люминофор, который вращался и подпрыгивал вместе с резкими движениями Гуннлаугура. Старый Пёс прищурился, анализируя всё, что мог. Он увидел тела — множество мертвецов со следами ударов силовых клинков на корпусе. Некоторые были в форме корпехов Экклезиархии, которую стая хорошо изучила за последние несколько месяцев. Даже несмотря на все помехи, Ёрундур понял, что этих солдат убили не Космические Волки — эти удары не походили на те, что наносят астартес: более короткие, колющие. Ни культистов, ни воинов-ренегатов он не видел вообще.

Трансляция прервалась. Ёрундур откинулся на спинку трона, погрузившись в напряжённые размышления. Что-то было не так со всей обстановкой внизу.

— Покажите мне линкор поближе, — приказал он.

Бъяргборн подчинился, переместив ряд тактических изображений «Непорочного предназначения» на экраны трона.

— Абсолютная неподвижность, — сказал Ёрундур, обращаясь то ли к самому себе, то ли к Бъяргборну. — Ты бы стал сохранять эту позицию во что бы то ни стало, командир ривена?

— На поверхности их войска, — предложил Бъяргборн.

— В их распоряжении есть собственные, очень мощные транспортники. Покажи мне нижнюю часть корабля, как можно ближе.

Бъяргборн сделал как велено, и вскоре Ёрундур уже смотрел на полые жерла шести тяжёлых орбитальных лазеров, применявшихся, чтобы прокладывать для спускаемых аппаратов путь в зоне боевых действий. Конусообразные стволы были гигантскими, они выступали из подкорпусных пластин, словно железные вулканы. И каждый был активен — питающие механизмы горели сигнальными огнями, силовые установки явно были настроены на максимальную мощность.

— Скитья, эта штука наводится на поверхность, — пробормотал Ёрундур. — Командир ривена, можешь связаться со стаей?

— Никак нет, повелитель. Будем продолжать попытки.

— Скажи им, чтобы убирались. Им всем, сейчас же.

Затем Старый Пёс попытался связаться с Хафлои. Трижды он не получил в ответ ничего, кроме помех. На четвёртый раз передатчик сообщил о слабом уровне связи.

— Щенок, я очень надеюсь, что ты это слышишь. Если ты ещё на этой штуке, если ты ещё жив, выкинь Клэйва из головы.

Космический Волк глубоко вздохнул. Разговор обещал быть напряжённым.

— Вот что ты должен сделать…

Клэйв по-прежнему дёргался от каждого попадания. «Непорочное предназначение» намного превосходило в размерах старый галеон Космических Волков, но это не имело значения, как и то, что у линкора имелись гораздо бóльшие защитные возможности: Клэйва все равно потряхивало, когда палуба под ногами сильно шаталась.

Он не был бойцом. Не был никогда. Был должностным лицом при бойцах, из тех, что не прочь причинить немного боли, когда того требует необходимость, но это — погружение в сердце неистового, идущего по всем направлениям пустотного боя с хрустом заклёпок и прогибающимися арками, — выматывало ему нервы.

Исповедник попытался сосредоточиться. Его окружали опасные люди, хотя всего несколько мгновений назад Клэйв видел в них верных союзников. Пока никто не догадывался об истинной причине, по которой он находился в системе Ояда, безопасность Клэйва была под вопросом. Всё, что нужно было делать, — это притворяться, пока у эскадрильи не получается выйти из системы: ровно до тех пор, пока не выйдет снова смыться с корабля и прошмыгнуть куда-нибудь, где никто не знает его по имени, а титул более весом.

Но если людям Орквемонда каким-то образом удастся доставить Кираста живьём на борт, а тот, увидев на Клэйва, узнает его лицо по рапортам, или вспомнит имя, или позывной, раскрыв игру… что ж, в таком случае всё усложнится. Остаётся надеяться, что Волки сделали за него всю грязную работу, не дав кардиналу сбежать, и вынудили Орквемонда применить заветные орбитальные лазерные установки, уничтожившие все улики до того, как мир перейдёт в руки врага.

Клэйв будет стольким обязан своим бывшим тюремщикам — какая ирония.

В другой день, когда у него не так подскочило бы давление, он, возможно, улыбнулся бы от такого поворота событий.

— Итак, милостивый государь, — сказал Клэйв, решив завести разговор, чтобы отвлечь Орквемонда. — Вам позволено рассказать, что натворил этот человек? Должно быть, что-то серьёзное, раз вы отправились за ним через полсектора.

Орквемонд, казалось, был раздражён.

— Честно говоря, мне бы не хотелось здесь находиться. По слухам, миры по всему Империуму опадают, как листья зимой. Орудия этого корабля нужно нацелить на крепость, которую мы ещё, быть может, сумеем удержать.

Кардинал устало покачал головой:

— И всё же. Закон есть закон, и я несу ответственность за его соблюдение. Кираст давным-давно потерял здравый смысл, и на его совести — смерть многих верных душ.

Мостик содрогнулся от нового сокрушительного удара где-то по левому борту. Вспыхнули люмены, и издалека, с крыши мостика, донёсся непонятный грохот. За всё это время Орквемонд практически не шелохнулся.

— Кираст был ревностным, — сказал кардинал. — Он проявлял слишком много рвения — но, прошу заметить, не во имя истины, не похвального. Нет, Кираст так и не понял, что преследование ереси — это многолетний кропотливый труд. Поспешно вынесенные приговоры без оглядки на то, чьи дома будут сожжены, ставят под угрозу сами основы нашего ордена. Он пресекал любой намёк на отклонение от нормы, к чему бы это ни привело, и не прислушивался ни к чьим советам. И, когда Кираст прослышал, что на ледяном мире Фенрис якобы практикуются запрещённые обычаи, то начал расследование.

Орквемонд вздохнул:

— Он не мог его не начать. Кираст ничего не мог с собой поделать, хотя это с самого начала было дурацкой затеей, обречённой на провал. Волки не уступают, не смиряются и не прощают. Когда он продолжил упорствовать, то потерял свои корабли и агентов. И всё же Кираст не сдавался. Он и в самом деле воображал, будто скрутит их в бараний рог. Каким-то образом, — и это правда впечатляет, — он собрал флот, состоящий из трёх отдельных орденов сороритас, в дополнение к силам, которые объединил под своим именем. И развязал войну.

Орквемонд мрачно усмехнулся.

— Он вступил в войну с орденом Первого основания. Если это не безумие, то я уж и не знаю, как ещё это назвать.

И в этот момент Клэйв внезапно вспомнил, где слышал это имя. Инцидент на Фенрисе! В схолах и на конклавах Экклезиархии о нём до сих пор поговаривали вполголоса. Но это произошло более века назад. Подробные записи, как и следовало ожидать, были тщательно стёрты, а то, что осталось, запечатано в самом секретном хранилище. Что до самого Клэйва, то он никогда до конца не верил в подлинность этой истории и считал её чем-то наподобие поучительного мифа, призванного преподать юным послушникам урок о непосильных целях.

— Если бы на этом всё закончилось, — продолжил Орквемонд, — он потерял бы свою репутацию, не более того. После трёх недель ожесточённых боёв, в ходе которых силам Церкви был нанесён ужасный ущерб, Кираст совершил побег. Если верить официальной истории, то после этого он и вовсе покинул Экклезиархию, лишившись положения и привилегий, став умудрённым, но гораздо более слабым человеком.

— Однако ясно же, что это неправда.

Орквемонд лукаво посмотрел на спутника:

— Говорят, с тех пор он работает в церковных структурах. Вот почему нам потребовалось так много времени, чтобы его найти. Большинство из тех, кто всё ещё принимал его приказы, совершенно не в курсе этой истории. Они видели знак кардинала на пергаменте — и делали то, что он им велел. Даже когда мы сами начали расследовать дело Кираста, то на каждом шагу натыкались на препятствия — ни имена, ни цепи командования не разглашались. Оперативники не знали имён или званий тех, кому подчинялись, они знали лишь место назначения для своих материалов. Даже когда дело доходило до применения инструментов, они продолжали настаивать, что ничего не знали. Никто никогда не говорил, что Кираст был простаком. Только то, что он был маньяком.

Клэйву стало ещё неуютнее. Именно так всё и было. Приказы поступали с самого верха, с использованием всех необходимых кодов доступа и подтверждающих печатей. Никаких имён, никаких подробностей. Вот почему Волки не получили от него весомого проку — по крайней мере, в начале пребывания исповедника в плену.

— И всё же ради чего? — спросил Клэйв. — Всё это?

— Продолжает свою войну, — сказал Орквемонд. — Делает тайно то, что больше не может делать открыто. Это тянулось десятилетиями — прямо у нас под носом, у них под носом. Не стоит заблуждаться: если Волки когда-нибудь узнают о том, что произошло, не сомневайся — глотки каждого из нас окажутся под их топорами.

— Но, милостивый государь... Волки. Они же, без сомнения... радикалы.

— Может, и так. Я и сам не испытываю к космодесантникам тёплых чувств, независимо от их породы. Но они — творения Императора, освящённые святым каноном, и никто из нас не обладает властью, чтобы отменять то, что создал Он. Насколько мне известно, на Фенрисе могут найти пристанище чудовища, выходящие за рамки разумного, но пока мы не получим законных указаний от самого Тронного мира, освящённых и проверенных высшей властью, его обитателей трогать нельзя.

— Тогда как вы всё это узнали?

Орквемонд иронично приподнял брови:

— С трудом. Он неплохо заметал следы. Несколько стационарных объектов, которые контролировала его клика, были опустошены, как только мы узнали об их существовании. Поскольку текущая война становилась всё ожесточённее, он, должно быть, разослал сотни своих людей прочёсывать всё вокруг, чтобы его приказы стало невозможно отследить, и усердно работая, чтобы в суматохе битвы не выплыло то, что Кираст старался сохранить в тайне. Но он командовал целыми армиями, исповедник. Даже в таком огромном Империуме, как наш, даже при таком количестве глаз повсюду подобные вещи не так-то просто скрывать.

Клэйва заново охватило беспокойство. Он был одним из этих агентов. И его приказы относительно Рас Шакех были именно такими — уничтожить обнаруженные архивы до того, как они попадут в руки врагов или имперцев. Исповедник даже не знал, что было в этих архивах, только то, что от них нужно избавиться. В его положении вопросов не задавали — это был самый верный путь к неприятностям. И все же после всего услышанного трудно было не чувствовать себя в дураках. Или даже виновным.

Клэйв хотело было испытать удачу по максимуму и задать ещё несколько вопросов, но с мостика стали поступать сообщения от оперативников. Орквемонд поднял руку, призывая исповедника к тишине, и внимательно их выслушал. Когда кардинал закончил, по длинным командным шеренгам раздались приказы, и несколько советников в капюшонах отвесили поклоны и без промедления приступили к выполнению новых заданий.

— Что случилось? — спросил Клэйв, обращаясь в основном к самому себе, но, уже направляясь обратно к своему командному трону, Орквемонд в последний раз взглянул на исповедника.

— Боюсь, что время вышло, — ответил кардинал, и в его голосе слышалось разочарование. — Мои войска на поверхности сообщают, что сопротивление оказалось сильнее, чем ожидалось, и что прямо сейчас они подвергаются нападению вражеских частей. Для эвакуации потребуется больше времени или больше высадок, но оба варианта для меня неприемлемы.

Орквемонд поднялся по низким ступеням и уселся на трон, положив руки на расположенные в подлокотниках панели управления.

— Мы сделали всё, что могли, — мрачно сказал кардинал. — Похоже, вы упустили шанс лично повстречаться с Кирастом, исповедник, но, по крайней мере, сможете наблюдать за окончательным подавлением его мятежа; возможно, это принесёт некоторое удовлетворение.

Послышались новые звуковые сигналы; на этот раз они сообщали не о повреждениях, а о ходе подготовки к орбитальному удару — о том, что потребуется колоссальный запас энергии и переброска питания от множества других подсистем.

— Другого выхода нет? — спросил Клэйв, стараясь, чтобы у него в голосе прозвучало больше разочарования, чем облегчения.

— Ни в коем случае, — ответил Орквемонд, открывая защитный кожух на панели и подготавливая средства управления огнём. — Всё закончится сейчас.

Глава семнадцатая

Было удручающе странно смотреть, как он стоит там, — под прицелом столь долго взращиваемой ненависти, на краю гибели, но не раскаявшийся и злорадствующий.

Ингвар внимательно изучал Кираста, пока тот говорил, выискивая любой признак обмана, уловок или ещё чего-нибудь, чтобы оправдать применение силы, которое, как всегда ему казалось, должно произойти в этот момент. Он хотел сразиться с кардиналом, причинить ему боль, отомстить за всех, кто погиб по вине этого человека. И всё же все они были здесь, запертые в тёмной комнате на верху обречённого перерабатывающего шпиля, не имея даже этого скудного удовлетворения и приговорённые лишь выслушивать новые истории.

Это напомнило Ингвару об упадке сил, накатившем в конце его долгой службы в Карауле Смерти, — не из-за осознания, что врагов Империума больше, чем можно себе представить, а из-за того, что Империум и сам в числе этих врагов, подобный змее, пожирающей собственный хвост и своё самое выдающееся потомство ещё до того, как оно появится на свет.

Каждая душа в этой комнате, все четверо, присягнули Всеотцу. По совести, каждый из них и сейчас следовал присяге, и всё же они здесь, с клинками, обнажёнными, но пока не пущенными в ход, и повторяют слова ненависти, зародившейся более века назад, на пресном языке дипломатов.

— Расскажи нам всё, — проговорил Гуннлаугур хриплым от сдерживаемой ярости голосом.

И человек рассказал. Он этого хотел. Ему не терпелось поделиться подробностями, поведать обо всём, перечислить причинённые увечья. Ему хотелось похвастаться, будь то перед космодесантниками или перед самим собой.

Прислушиваясь, Ингвар заметил ещё одну опасность — в этом месте не было доступа к связи, что изолировало их от Ёрундура и Ольгейра. Космические Волки не могли позволить себе долго оставаться в таком положении, особенно если учесть плачевное состояние города за пределами стен. Тем не менее, ради этого они проделали долгий путь, и если судьба могла предоставить им лишь знание, оно было хоть немного, но лучше, чем ничего.

— Я нож в вашем боку, — выкрикнул Кираст. — Кара за ваши многочисленные грехи! Скрытый шип, разрывающий вашу плоть!

— Ты приказал убить Хьортура Кровавого Клыка, — сказал Гуннлаугур.

— Хьортур Агейр Хват по прозвищу «Кровавый Клык», волчий гвардеец. Он умер благодаря мне.

— И другие члены ордена.

— Да, — множество других.

— Зачем?

Кираст тихонько захихикал, и из уголка его рта потекла тонкая струйка крови:

— Да затем, что вы все заслуживаете смерти! Понимаете? Все вы. Я-то знаю, что вы творите на этом вашем адском мире. Уж я-то знаю, что вещают ваши шаманы и какая ересь бродит по смрадной лачуге, которую вы называете Горой. У меня ушла целая жизнь, чтобы всё это выяснить. И когда я рассказал об этом другим, они были потрясены. Все говорили одно и то же: «Да как это можно терпеть? Почему мы сжигаем местечковых еретиков из отстойников городов-ульев, когда у всех на виду — целая развращённая планета?» И, знаете, я никогда не ведал, что на это ответить. В конце концов, когда оправдания заканчиваются, наступает время действовать. Поэтому давным-давно я пришёл на ваш мир.

Ингвар вслушивался не только в сами слова, но и в то, что этот человек в них вкладывал. Кираст никак на это не реагировал — он действительно верил, что игра окончена, что он уже победил. Глаза кардинала блестели — слишком ярко. И всё-таки за этой безумной бравадой скрывались остатки страха, глубоко запрятанные крупицы чего-то, чему ещё предстояло проявиться.

— Вначале, — продолжал Кираст, с трудом выговаривая слова, — у меня был лишь представительский флот, как и предусматривал протокол. Для большинства миров этого вполне достаточно. Я бы высадился на планету вместе со свитой, и мы бы немного осмотрелись. Может, впоследствии мы бы ушли с чувством удовлетворения. Но вы ведь не могли допустить даже этого, да? Вы так жаждали битвы, так гордились своей ложной святостью, что мои агенты вернулись ко мне в капсулах для трупов. Я понял послание. Что вы выше любой власти, даже той, которая выступает от имени самого имперского культа. Бестактность. Невежливость. И глупость! Такие штучки могут сработать в ваших отсталых, глухих трясинах, но в более цивилизованном мире они не подействуют. Поэтому нам пришлось явиться снова.

Гуннлаугур посмотрел на Ингвара.

— «Вторжение дураков», — сказал Раскалыватель Черепов.

— Похоже на то.

Ингвар посмотрел на Кираста в упор:

— Это произошло в 886 году по вашему календарю, верно?

— Так вот как вы это называете? Ха. Удивительно, что вы вообще ведёте записи.

— Мы многое помним, — сказал Гуннлаугур. — Это была никчёмная войнушка. Никто не испытал радости от участия в ней.

— Нет, не помнят, и больше ничего не испытывают! — рассмеялся Кираст. — Потому, что они все умерли.

Высказавшись, кардинал зашёлся в кашле. А когда, тяжело дыша, остановился, его подбородок был в крови.

— Три недели войны. Три недели мы бились о вашу оборону как рыба об лёд! Вскоре стало понятно, что победа невозможна. Мы даже не могли вас наказать. Так что же нам оставалось делать? Бежать, поджав хвосты? Нет, у нас всё ещё оставались средства. Мы могли записывать имена. Мы могли прослушивать ваши сообщения и узнавать, кто был там, кто делал это с нами. Вот как мы распорядились этим временем. Мы истекали кровью, и всё ради этого. К тому времени, как я покинул ваш мир, когда мои корабли горели и разваливались на части, я знал, кто сотворил это с нами. Я знал виновных. И это был не конец. Это было лишь начало.

— Сколько? — спросил Ингвар.

— Все, — уточнил Кираст. — Все боевые командиры, все командиры отделений.

— Быть такого не может, — возразил Гуннлаугур.

— Да ну? Ты что, в курсе насчёт судьбы каждого из твоих братьев?

На лице кардинала появилась кровавая улыбка:

— Космодесантники погибают сплошь и рядом. Вот в чём загвоздка. Вы всегда с кем-то воюете, несётесь из одного мира в другой. Думаю, что для вас настали тяжёлые времена. Кроме того, вы никогда не отказываетесь от возможности пролить кровь. И это ещё одна слабость.

Кираст вытер подбородок рукавом мантии, оставив на нем тёмное пятно.

— Так как, по-твоему, погиб Хьортур? В бою с зеленокожими? Да уж, всё выглядело именно так, вот только там, рядом с ним, были мы. И поэтому ты никогда не задумывался, сколько сотен твоих сородичей погибли от рук зеленокожих за прошедшие столетия? Можешь их сосчитать?

На мгновение сардоническое выражение исчезло с лица духовника, и он погрузился в краткое раздумье.

— Обман — вот и всё, что нам оставалось. Идти рядом с вами, сражаться плечом к плечу с вами. Пока не наступит время для настоящего приказа.

Ингвар ощутил тяжесть клинка в руке; зудящее желание пустить его в ход было сильным как никогда.

— Не могло же всё это делаться втайне.

— Это было невероятно трудно, — признал Кираст. — Весь аппарат был не в курсе относительно истинной цели. Приказы отдавались без указания источника, записи защищали или уничтожали, целые полки солдат оставались в неведении. Но вы забываете, что единственное, что в этом Империуме умеют делать мастерски, — выполнять приказы. Я хорошо усвоил это в своей прошлой жизни: можно приказать священнику отрубить собственную руку, и если у тебя есть соответствующие полномочия, он так и сделает. Мы не допускаем вопросы, превращая сомнение в преступление, — и таким образом подготавливаем почву для подобной скрытой работы.

— Даже если и так, — сказал Гуннлаугур. — Нас не так-то просто убить.

— Нет! Вас чертовски непросто убить, каждого из вас! Мне пришлось потратить всё своё состояние, чтобы создать армию, способную на это. Когда-то я мог пересчитывать находящиеся в моем распоряжении планеты, как иные люди пересчитывают продовольственные карточки. Теперь же их не осталось, всё потрачено. Может быть, по пути сюда вам попался кто-нибудь из моих охотников. Отличные, верно? Настолько, насколько я мог их подготовить. Конечно же, они всё равно гибнут. Но даже если уничтожить сотню, всего одного хватит, чтобы подобраться достаточно близко. Именно затем я и создал свои подразделения: чтобы подобраться достаточно близко.

С этими словами Кираст пошатнулся и, тяжело дыша, припал на одно колено. Женщина, которую он назвал Бутой, потянулась, чтобы взять кардинала за руку. Ни один из Космических Волков не стронулся с места.

— Это вы напали на нас, — почти с недоверием произнёс Гуннлаугур. — Вы пришли на наш мир…

— Адский мир!

— Ты же никогда не ступал на него.

— Тогда что же вы скрываете? Зачем держать его в тени?

— Мы не скрываемся, — с тихим презрением произнёс Ингвар. — Где бы ни шла битва, мы всегда там. Мы не просим понимания, не говоря уже о приязни, мы просим одного: чтобы наши владения оставались у нас в руках.

— Есть лишь Его владения! Вот в чём урок! Вы пичкаете друг друга своими побасёнками, корчите из себя героев собственных занудных саг и никогда не оглядываетесь. Вы никогда не рассматриваете то, во что верите, что делаете. Какой вообще смысл сохранять Империум, если его сердце прогнило? Нет! Вас всех следует вырезать! Будь у меня силы, я бы сделал это сам!

Ругань Кираста оборвалась, и кардинал задышал ещё тяжелее.

— Как бы то ни было, я нанёс удар. Скромный, по сути, но всё-таки удар. Я победил вас. Я победил!

И для Ингвара это было хуже всего. Узнать, что «Фалкрам», который так долго принимали за порождение могущественных и злобных сил Архиврага, на самом деле детище озлобленного, уязвлённого человека, который разбазарил состояние целой системы ради одной лишь личной мести, — это обесценивало всё.

— И всё же мы выстояли, — сказал Ингвар. — Ты напрасно потратил время, кардинал. Фенрис не изменился. Орден продолжает сражаться.

Кираст приподнял бровь:

— Ты и впрямь уверен в этом, что ли?

Духовник снова закашлялся кровью, растопырив пальцы на полу. Бута опустилась на колени, подложив ему руку под грудь.

— Отойди от него, — сказал Гуннлаугур, поднимая болтер.

На мгновение женщина посмотрела на Раскалывателя Черепов, затем перевела взгляд на Ингвара.

— Уходи, Бута, — прохрипел Кираст. — Дай им исполнить то, зачем они пришли. Они понимают только это. Полагаю, я дал им все основания для гнева.

В конце концов женщина отпустила Кираста, и, прихрамывая, отошла в сторону, съёжившись рядом с алтарём. Снаружи, из глубины коридора, до лестничного колодца донеслись встревоженные голоса.

— Я догадывался, что однажды кто-то из вас доберётся до меня, — сказал Кираст. — Какое счастье, что это случилось сейчас, когда всё уже…

Гуннлаугур выстрелил; болт прошёл сквозь улыбку кардинала и попал в пол за ним. Обезглавленное тело Кираста тяжко опрокинулось.

Ингвар направил болтер на женщину.

— Стой, — сказал Гуннлаугур, поднимая руку. — Ты приняла тот же яд?

Женщина кивнула.

— Какова твоя роль в этом?

Казалось, она пыталась ответить, но слова застряли в горле. Бута посмотрела на Ингвара, затем перевела взгляд на Гуннлаугура, руки у неё тряслись.

Ингвар подошёл ближе.

— Это была не вся правда, верно?

Бута по-прежнему не могла ответить. Глаза женщины расширились, вены на виске пульсировали. Палец Гуннлаугура соскользнул со спускового крючка со слабым керамитовым щелчком.

— Есть что-то ещё, — сказал он. — Забирай её. Мы уходим.

Полёт в спасательной капсуле выдался головокружительным. Во время перелёта Хафлои не пользовался наручными фиксаторами — только придерживался за них одной рукой, пока капсула совершала пируэты и закручивалась, плывя сквозь этот круговорот. Сенсорное оснащение капсулы было минимальным — один-единственный экран с элементарными схемами ближайшей пустоты, изображение на котором бешено мигало и прокручивалось. И всё-таки Бъяргборн отлично поработал, зафиксировав дух машины на траектории движения крысы. После долгого рывка по направляющей трубе спасательная капсула промчалась сквозь лавину взрывающихся со всех сторон звездолётов, с визгом преодолев узкую пропасть между «Аметистовым сюзереном» и «Непорочным предназначением».

Тем не менее, затея с самого начала была рисковой. Пожалуй, она была попросту безрассудством. Если бы Хафлои чуточку поразмыслил, то, возможно, никогда бы не полез внутрь этой штуки. Во время полёта капсула Клэйва, без сомнения, могла передавать коды доступа Экклезиархии, сообщая принимающему кораблю всё необходимое для того, чтобы опустить секцию пустотных щитов и безопасно доставить его внутрь. У Хафлои ничего подобного не было — лишь надежда на то, что ему удастся быстро проследовать за крысой, оставаясь достаточно близко, чтобы проскользнуть под экранами и каким-то образом проникнуть в корпус, когда подвернётся момент.

Конечно, из этого ничего не вышло. У крысы была слишком большая фора, и, хотя Хафлои перегрузил двигатели своей капсулы, чтобы сократить этот разрыв по времени, первый аппарат исчез из захвата за несколько мгновений до того, как чуть не врезался прямо в приближающийся линкор. Из-за потери цели капсула Кровавого Когтя резко отклонилась от курса. Хафлои пришлось приложить немало усилий, чтобы справиться с основными элементами управления, выводя аппарат из самоубийственного пике и возвращая его на траекторию, хотя бы близкую к устойчивой. Высокие борта линкора завертелись на крошечном экране; тот передавал изображение в реальном времени, быстро восстанавливая фокус и отображая ряды активных орудийных жерл.

В течение нескольких неуютных секунд крушение об эти шкафуты казалось неизбежным. Потребовалось огромное усилие, чтобы повернуть нос капсулы под опускающейся пустотный щит, вплотную приблизившись к раззолоченным бортам корабля; наконец накопилось достаточно энергии, чтобы проскочить между физическим корпусом и сверкающим энергетическим полем, пройдя по периметру борта. Топливный счётчик замер, двигатели забарахлили, а точек входа всё не находилось: все ангарные ворота были заперты, а лобовой броне спасательной капсулы не хватало мощи, чтобы пробить внешнюю броню корабля самостоятельно. Хафлои подвёл аппарат так близко, как только мог, прочёсывая искусственный ландшафт, словно поверхность астероида, всё время притягиваемую к нему непреодолимой силой.

И вот в последний момент возможность представилась. Приближающийся лазерный залп ударил по линкору в пятистах ярдах впереди; выстрел пробил повреждённый сектор пустотного щита и глубоко вонзился в корпус за ним. Твёрдые плиты разлетелись в стороны, сорванные со своих креплений внутренними взрывами. Хафлои немедленно бросился в брешь, ныряя в эпицентр взрыва и до упора выжимая рычаги управления. Обзорные экраны, охваченные огненным штормом, приобрели дикий янтарно-красный цвет, пока капсула не остановилась с треском, застряв в крошащихся остатках полуразрушенной секции переборки.

Хафлои без промедления выбрался наружу, распахнув повреждённый люк капсулы и подтянувшись вверх, и выпал в мир воющего, визжащего и струящегося пламени. Перегретый шлем моментально вышел из строя, показывая мешанину прыгающих, пронизанных статикой полуобразов; почти ослепший Хафлои карабкался по рассыпающемуся клубку плавящихся стоек и распорных балок так быстро, как только мог, пока его доспехи не поглотил поток жидкого пламени. В конце концов Космический Волк вывалился во внутренний коридор, почерневший и дымящийся; дыхание, пробиваясь сквозь перегруженный вокс-фильтр, обжигало плоть.

В коридоре Хафлои снова смог побежать, проталкиваясь подальше от огня и обломков; в конце концов добрёл до исправной переборки, протиснулся в неё и запер за собой. Дым был повсюду: он вырывался из вентиляционных отверстий, скапливался на палубе. Вспыхнули люмены, и до Хафлои донёсся рокот тяжёлых орудий, грохочущих на палубе над ним. Вскоре он ушёл далеко вниз, глубоко в уровни трюмов, провонявших прометием, ржавчиной и человеческими испражнениями.

Конечно же, первыми ему на глаза попались люди самого низкого ранга: их униформа напоминала тряпьё, а бледная кожа была вся в грязи и смазке. Он оказался в узком проходе, по стенам которого шли трубы с охлаждающей жидкостью, булькающей по всей длине магистрали. Увидев космодесантника, эти людишки подняли крик и, натыкаясь друг на друга, побежали к ближайшему трапу.

Хафлои громко взревел, наслаждаясь звуком своего усиленного воксом боевого клича, и его голос бешено разнёсся по замкнутому пространству. Кровавый Коготь бросился на команду корабля, широко раскинув руки, — на его шкурах всё ещё мерцало пламя, а доспехи были буйной смесью выцветшего белого и обожжённого чёрного.

Он не собирался ловить их всерьёз, но кто-то из них второпях уронил навигационный планшет; Хафлои наклонился и поднял его. Космодесантник быстро вывел на экран схему верхних и нижних уровней и увидел, что проделал долгий путь вниз. Кое в чём это играло ему на руку, поскольку на нижних уровнях не было множества хорошо вооружённых солдат, но имело свои недостатки, так как теперь ему придётся долго пробираться к крысе. Для этого Хафлои следовало попасть на командный уровень — туда, куда можно привести почётного гостя.

Космический Волк бросился бежать. Он прорывался вверх, вглубь корабля, усердно работая, и разгонял перед собой смертную команду, прокладывая прямой маршрут. Никто из команды не остановился, чтобы оказать сопротивление — они, должно быть, решили, что разбудили какого-то демона из внешнего ада, хотя Хафлои понимал, что, как только он доберётся до основных оперативных уровней, всё станет сложнее.

И тут он услышал, что поступило сообщение от Ёрундура. Каким-то образом, несмотря на повреждения шлема и неутихающий лазерный шторм, бушующий между кораблями снаружи, Старому Псу удалось выйти на связь. Хафлои уже готов был отклонить вызов, догадываясь, что на него обрушится шквал проклятий и требований вернуться на галеон.

— Скитья, — выдохнул наконец молодой космодесантник и прислушался.

Как только сообщение закончилось, Хафлои развернулся на пятках и двинулся в обратном направлении, переходя с трусцы на спринт. Он рванулся назад по мосткам и обходным путям, обгорелые доспехи скрежетали и звякали о тесные железные конструкции, перед глазами всё плыло от дыма, а сабатоны скользили по промасленной палубе.

Навигационный планшет подсказал нужный маршрут, но несколько тоннелей доступа обрушились или были завалены тяжёлой техникой. Глубинные уровни походили на забытые горные выработки — тёмные, загромождённые, коварные. Вскоре Хафлои наткнулся ещё на одну команду: кое на ком были противовзрывные костюмы для экстренных ремонтных работ, а кое-кто был вооружён и явно искал его. Космодесантник быстро и жёстко растолкал людей, но останавливаться и добивать их не стал: ему просто нужно было успеть пробежать, продолжать движение, прибавить шагу.

Вскоре оба его сердца забились быстрее, кожа раскраснелась. Хафлои снова поскользнулся, врезавшись в скопление трюмных насосов, помчался вниз по крутому склону и завернул за резкий поворот. Воздух опять стал горячее, и по всем поверхностям прошла рябь. Впереди послышался нарастающий рёв чего-то массивного, вроде теплообменника или силового преобразователя.

Космический Волк вбежал в помещение, полное техников в капюшонах, и пришлось потратить драгоценное время, чтобы ударить двоих о раму люка и вырубить третьего, и только потом двигаться дальше. Лазерные разряды, нацеленные откуда-то сверху, щёлкали и свистели вслед Хафлои, но у него не было времени на ответный огонь, — он просто мчался дальше, всё быстрее и быстрее.

К тому времени, как Космический Волк добрался до места назначения, он уже чувствовал колоссальный прилив энергии, от которого волосы на коже вставали дыбом, а на доспехах вспыхивали разряды статического электричества. Сбежав по длинной грузовой дорожке, Хафлои оказался носом к носу с целой группой вооружённых до зубов корпехов. Космический Волк ударил, покалечив сразу двоих, и ринулся вперёд, ворвавшись в помещение с высоким потолком, разрисованное сигнальными полосами; внутри гуляло эхо, отражая многочисленные тревожные сирены. Хафлои выстрелил из болт-пистолета, разбив блокировочную панель дальнего дверного проёма, и высадил дверь плечом.

Лазерный огонь обрушился на космодесантника — и сзади, и спереди, и с верхних балконов. По обе стороны были отвесные железные стены, сплошь забитые работающими приборами, инкрустированными Шестернёй Механикус; пар струился из них, словно слёзы. Большие подъёмные платформы несли на себе группы слуг и сервиторов в мантиях, с шипением поднимаясь вверх при помощи полированных стальных поршней. Над ними возвышалась огромная шахта доступа, проходившая через множество палуб; она мерцала от энергии, заключённой в тугих жгутах кабелей в чёрной оправе. Огромное пространство было плотно запружено как обычной командой, так и вооружёнными людьми. Кто-то запаниковал, когда Хафлои протолкался сквозь них; другие сопротивлялись, замедляя его движение.

Палуба впереди оборвалась ярдов через пятьдесят, а дальше настил сменился ничем — открытой пустотой; пригодная для дыхания атмосфера удерживалась внутри лишь благодаря стазисным полям. Ствол одного из гигантских орбитальных лазеров уходил вниз, в колодец — широкий изгиб из чистого адамантия, похожий скорее на внешнюю оболочку жилой башни, чем на орудие. Он уже светился, его внутренности переливались бело-голубым мерцанием, скрытым за тяжёлыми решётками, направляющие лопатки мигали в ожидании неминуемой разрядки.

Главный ствол был слишком огромен, чтобы Хафлои мог вывести его из строя напрямую. Направленный на космодесантника лазерный огонь уже доставлял затруднения: у него не было укрытия, а в этом пространстве, напоминающем пещеру, находились сотни вооружённых солдат. Уклоняясь от летящих в него лучей, Кровавый Коготь запрыгнул на одну из платформ, расположенных на уровне пола, очистил её выстрелами из болт-пистолета, а затем нажал на рычаг. Платформа с грохотом поползла вверх, а Хафлои потянулся к крак-гранатам на поясе. Взял две и настроил их на практически мгновенную детонацию.

Когда платформа подошла к первой ступени шахты доступа, Хафлои прыгнул вверх и в сторону, под градом лазерных разрядов преодолевая широкую пропасть.

Он с размаху врезался прямо в толстые силовые кабели. От удара Хафлои покачнулся, будто пьяный, но сунул гранаты в более толстые основные отверстия трубопровода, оттолкнулся от кабелей и тяжело рухнул на палубу ярдов на двадцать ниже. Ещё до того, как он ударился о палубу, сдетонировали снаряды, взорвавшись с диким треском высвобожденной энергии; оборванные кабели замелькали вокруг Хафлои, словно хлысты. Из-за поломки немедленно сработали аварийные сирены, и из люков доступа высоко в стенах, в камеру хлынуло ещё больше техников. Подача энергии на орбитальные лазеры прервалась, замигала, а затем полностью прекратилась, расплавив длинную цепочку конденсаторов размером с резервуар, и они шрапнелью разлетелись по камере.

Теперь Хафлои очутился в окружении. Отряды корпехов осторожно приближались к нему, ведя непрерывный огонь, нанося уколы, проникающие в броню и швыряющие космодесантника из стороны в сторону, будто пиная марионетку. Лексмеханики прикрывали смертных, пуская в ход странное оружие, которое Хафлои даже не опознал. За ними шли оружейные сервиторы, а в самом конце всей этой компании находились ещё более неприятные создания — клеть-шагоходы, вооружённые промышленными лазерами и вращающимися аппаратами для резки металла. Всё это время перерезанные кабели с глухим стуком падали вниз, и наконец хлестнули по палубе, взметнув тучи искр.

— Глаза Хель, — проворчал Космический Волк, выпуская широкую россыпь болтов и вынудив ближайших корпехов поспешно забиться в укрытия. — Что-то их многовато.

Хафлои прокладывал себе путь обратно к ближайшим туннелям доступа, дававшим относительное укрытие, пробиваясь сквозь группы вооружённых людей и принимая на потрёпанную броню всё новые и новые выстрелы. Люди рассеялись перед лобовой атакой Хафлои, но затем ополчились на него всем скопом, пытаясь сбить космодесантника с ног плотными огненными залпами с дальнего расстояния, и бóльшая часть этих выстрелов попадала в цель, заставляя пошатнуться.

Хафлои протиснулся в первый попавшийся люк, затем вскарабкался по узкому проходу. Поднявшись на несколько ярдов, он обернулся и разрядил весь магазин пистолета в ближайших преследователей. Пока те орали, Хафлои перезарядился и снова набрал скорость.

Теперь он был под прицелом. Они просто продолжали бы наступать, отделение за отделением, и рано или поздно превосходство в численности дало бы о себе знать. Хафлои следовало выбираться сейчас же — найти шаттл, абордажную торпеду, что угодно.

— Я выиграл для стаи немного времени, — на бегу сообщил он Ёрундуру по воксу, не без удовлетворения слушая, как позади одна за другой взрываются линии подачи энергии. — Но на этом всё — скажи им, чтобы убирались оттуда, и убирались немедленно.

Глава восемнадцатая

Видения никогда не покидали его. Они наваливались на Бальдра на бегу — иллюзорные виды тающих в голубоватом пламени ледяных покровов, спектральные демоны, сражающиеся с призраками в ночных небесах, кора Мидгардии, которая склонилась и разорвалась, превратившись в озера магмы. Бальдр яростно заморгал, пытаясь сконцентрироваться на абсолютно вещественном зрелище разрушений вокруг него, но образы из видения всё наплывали и наплывали, вытесняя реальный мир.

Конечно, Ольгейр был прав — враг лгал. И всё же… стая уже так долго вдали от ордена. В каждом уголке пустоты они видели немало свидетельств ослабления имперского контроля, — словно вспучившийся континент мало-помалу сползал в море, разрушаясь по краям, валун за валуном, пока сама земля не сокрушится под волнами. Может статься, все крепости уже пали. Быть может, все миры объяты пламенем…

Вероятно, кое-кто из его братьев приветствовал бы это. Устав от нескончаемых изнурительных трудов, они бы встречали Час Волка с рёвом, радуясь, что им наконец-то выпало участвовать в судьбоносных событиях, которые утопили бы серость действительности в крови храбрецов. Бальдр не разделял их энтузиазма. В его глазах бои велись за нечто бóльшее, нежели обычный престиж, — они шли во имя сохранения чего-либо, ради лелеяния самобытности. Враг принёс небытие, уничтожение, распад стабильной материи, превратив её в мешанину, вопящий корм для демонов. Такое будущее стояло за каждым еретическим видением, когда-либо посещавшим Бальдра, подкрепляя и одновременно подтачивая его. Еретик-астартес, которого он убивал бок о бок с Ольгейром, тоже знал это — все они знали эту истину. Любое хвастовство, каждая насмешка — всё это в глубине души было пустым звуком, потому что их конечную цель никогда нельзя стереть или забыть. Они были вестниками пустоты — не просто предателями Империума, но и предателями собственного вида, променявшими бренную славу на вечное угасание.

— Не получается вызвать Гуннлаугура, — задыхаясь, пробормотал бегущий рядом Ольгейр, перепрыгивая через три ступеньки за раз, чтобы добежать до трапов на посадочные площадки. — Думаю, у Старого Пса тоже.

Бальдр ничего не ответил: он бежал. Впереди виднелись стены орбитальных посадочных площадок, уже полыхавших вовсю.

Один из десантных аппаратов Экклезиархии пытался взлететь под настоящим шквалом лазерного огня; из двигателей машины валил дым, а стабилизаторы уже накренились набок. Каждый уровень вышки кишел солдатнёй — практически всё это были ренегаты разных мастей, занятые охотой на последних защитников Ояды или просто поисками, чем бы поживиться.

Но, добравшись до ворот, Бальдр с Ольгейром увидели Гуннлаугура и Ингвара, которые направлялись в другую сторону. На плече Гирфалькона висел человек — женщина, но это не особенно ему мешало: оба космодесантника двигались быстро, перепрыгивая через обломки.

— Варанги! — позвал Ольгейр. — Новость от Ёрундура! Он...

— Знаю, — крикнул в ответ Раскалыватель Черепов. — С нами только что тоже связались. Кажется, времени в обрез.

Бальдр повернулся и последовал за вожаком стаи; уже вчетвером они направились обратно к восточным галереям буровой установки по тому же маршруту, что и прежде. И сразу же вслед за этим командную рубку над ними сотрясли взрывы, превратив бронестекло в облака крутящихся кристалликов.

Бальдр посмотрел на небо. Испещрённые чёрными и багровыми пятнами тучи продолжали скач, их закручивали огненные бури и пронизывали молнии, но теперь в их движениях присутствовало что-то ещё — ускорение, усиление колебаний. Штормовая полоса над самой вершиной буровой вышки темнела и уплотнялась. Что-то влияло на атмосферу сверху.

Он видел подобное в других мирах и знал, чем оно вызвано.

Ингвар поравнялся с братьями; он бежал легко, несмотря на дополнительный вес на плече.

— Ты прикончил предателя?

Бальдр кивнул.

— Тяжёлая Рука прикончил, — буркнул он. — Не без помощи.

— Что он там делал?

В суматохе задания, среди всех этих стычек Бальдр даже не задумался на этот счёт. Подавляющее большинство тех, кто шастал по буровой вышке, было обычной смертной швалью, и внезапно наткнуться на настоящего астартес-еретика — редкий случай. Пожалуй, странно, что из всех возможных платформ для высадки он выбрал именно ту.

— Да кто его знает, — ответил Бальдр. — Больше ничего не сделает.

Ингвар на мгновение уставился на брата, а потом снова с головой ушёл в погоню. Настил под ногами стал более шатким, будто рушился сам фундамент города.

Прямо сейчас у Бальдра были собственные вопросы. Он мог бы поинтересоваться, нашёл ли Ингвар ответы, которые искал в той башне, кто такая эта женщина, которую он спас после её обрушения, и удалось ли выяснить, что такое количество солдат Экклезиархии делает среди руин.

Но вместо этого он лишь бросил ещё один мимолётный взгляд на небо — туда, где облака снова потемнели. Воздух потяжелел — так бывает перед потопом, так вздыхает отступающий прибой перед цунами.

— У нас ничего не выйдет, верно? — пробормотал Бальдр; эти слова вырвались сами собой.

— Справимся, чёрт побери, — прорычал в ответ Ингвар. — Хватит пялиться вверх, прибавь-ка шагу.

— Что случилось? — спросил Клэйв; он ожидал, что вот-вот случится толчок от активации орбитальных лазеров, а за ним — столпы энергии, пронзающие облака внизу. Вместо этого на командном мостике царил шум и гам: слуги перекрикивали друг друга, а в транспортных трубах гремели новые контейнеры с приказали.

Но до исповедника никому не было дела. Орквемонд, казалось, был в ярости; он выкрикнул своим ординарцам на нижних ярусах несколько команд вперемешку с руганью. Вид с мостика высоко над ними исказился оттого, что на пустотные щиты обрушилась серия лазерных ударов. Клэйв поспешил к Орквемонду, набираясь смелости, чтобы прервать кардинала, но в итоге решил, что не стоит. Когда палуба накренилась, Клэйв, пошатываясь, вернулся к свободному терминалу и запросил отчёт о состоянии дел. Бóльшая часть выданной информации не имела для него никакого смысла, но было ясно, что из-за утечки энергии орбитальные батареи только что вышли из строя. Судя по реакции экипажа, это была не простая неисправность оборудования, а полномасштабная механическая авария.

Клэйв прошаркал к соседнему терминалу, где с сосредоточенным выражением лица сидела оператор в нашивках капитан-лейтенанта.

— Что происходит? — спросил он.

Оператор бросила на него раздражённый взгляд:

— Ты ещё кто такой, чёрт возьми?

— Исповедник кардиналов, сестрица, — холодно ответил Клэйв. — Так что придержи язык и выполняй приказ.

Он знал, что выглядит не лучшим образом, но всё же сказал это, и оператору хватило ума не перечить.

— Что-то нарушило подачу питания на лазеры. Мы меняем маршрут подачи энергии, но это непростая операция.

— «Что-то»? Что?

— Никто не знает. Просто... что-то.

При этих словах у Клэйва внезапно скрутило живот. Они не могли погнаться за ним. Это было невозможно. Кардинал закрыл проход в пустотном щите, как только спасательная капсула Клэйва оказалась в безопасности, запечатав их внутри. И всё-таки, если бы что-то ещё попало по корпусу…

— Какие корабли поблизости от нас? — спросил Клэйв.

Она посмотрела на него с недоумением:

— Не понимаю, как...

— Отвечай на вопрос, чёрт побери. Какие корабли находятся в нашей зоне поражения?

Капитан-лейтенант переключилась на локальное авгурное сканирование, которое показало сотню опознавательных знаков кораблей, вращающихся и покачивающихся друг вокруг друга. Наибольшие размеры были у капитальных кораблей эскадры, а наименьшие — у истребителей-перехватчиков. Где-то посередине находилось несколько промежуточных судов, большинство из которых несли опознавательные знаки Ояды; они прятались от апокалипсиса так долго, как только могли. Только у одного судна не было определённого названия, а лишь идентификатор класса и несколько сигналов протокола связи.

— Что это за корабль?

— Неизвестно. Но этот корабль помог в обороне «Праведности действий», поэтому его оставили в покое, а больше данных я не могу получить. — Оператор пожала плечами. — Похоже на кучу старого корсарского хлама. Они отказываются отвечать на запросы.

Волки. Рядом. Клэйв предполагал, что фенрисцы, скорее всего, убегут куда-нибудь подальше, чтобы не рисковать попасть под огонь орудий Экклезиархии. Он отвернулся от офицера и вскарабкался обратно на командный пост, теперь уже не обращая внимания на дурное настроение Орквемонда.

— Повелитель, вам надо навести орудия на этот корабль! — крикнул Клэйв, взбегая по ступенькам. — Тот галеон в двух точках от «Праведности действий»… его нужно уничтожить!

Кардинал бросил на Клэйва раздраженный взгляд.

— Отойди, исповедник, — предупредил он. — Сейчас не время для...

— Это не союзник! Милостью Трона, наведитесь на него!

Лицо Орквемонда вспыхнуло.

— Довольно! — рявкнул кардинал. — Никогда не указывай мне, что делать на моём собственном мостике, или я наплюю на звания и прикажу выбросить тебя в шлюз.

Орквемонд снова переключил внимание на панели управления вокруг него:

— Время практически вышло. Главный артиллерист, что там с основным орудиями?

Человек, сидевший за громоздким терминалом с экраном, расположенным прямо под троном, украдкой взглянул на кардинала; лицо главного артиллериста скрывал выпуклый аугментический фильтр, а в руках болтались импульсные кабели.

— Восстановление неминуемо, повелитель. Выполняются завершающие переключения соединений, после чего вы сможете открывать огонь по своему усмотрению.

— Как только получишь разрешение на ведение огня, доложишь мне. Выяснили что-нибудь, почему отключилась подача энергии?

— Ничего конкретного, повелитель. Сейчас все нижние палубы заполнены корпехами, мы изолируем эту зону.

Клэйв сжал кулаки, бессильно стоя на возвышении среди экранов, по которым текли потоки данных. Ладони взмокли. Это убежище больше не казалось ему безопасным. Стоит ли предпринимать ещё одну попытку побега? Идти больше некуда. Если в ближайшее время кардиналу удастся нанести удар, уничтожив последние остатки Фалкрама на Ояде вместе с Волками, находящимися на поверхности, то это всё ещё будет наилучшим шансом выпутаться из этой истории. Как только линкор благополучно вернётся в варп, без сомнений, можно будет разобраться с тем, что последовало на борт вслед за исповедником. Конечно. Главное — не прекращать игру: запаниковав, Клэйв допустил серьёзную ошибку.

Однако, когда исповедник уже собрался ретироваться, главный артиллерист торжествующе стукнул окутанным кабелями кулаком по пульту.

— Повелитель, у нас получилось! — с облегчением воскликнул он. — Подача энергии восстановлена на полную мощность, вы можете открыть огонь, когда пожелаете.

Глаза Орквемонда вновь запылали — на сей раз от удовольствия.

— Открыть огонь, сейчас же, — прорычал кардинал. — Расщепите этот город на атомы.

Это можно было почувствовать ещё до того, как получится увидеть, — ускорение ветра, повышение его температуры, пятна в облачном покрове. Полный орбитальный удар требовал таких колоссальных энергозатрат, что даже его прицельные лучи создавали хаос в верхних слоях атмосферы. Пока Гуннлаугур мчался вперёд, он почти мог сосчитать истекающие секунды. Суматоха вокруг волчьего гвардейца — вопли и ругань, рушащиеся строения, треск прометиевых огней, — отошла на задний план, остались только предметы, которые можно обойти или перепрыгнуть. Теперь всё зависело от скорости — продолжай бежать, продолжай двигаться, добеги до корабля.

Времени у них было в обрез, но, с другой стороны, эта авантюрная затея с поиском всегда была на грани безумия — эдакий сознательный спринт прямиком в топку с надеждой, что им удастся извлечь из пепла секреты. Но Гуннлаугур не жалел об этом. Пустить болт в того типа… пусть это убийство и было самым заурядным, не требующим никаких особых умений, по крайней мере, оно замкнуло круг. «Никогда не оставляй убийство неотмщённым», — это правило старше самого ордена, оно было священным для племён Фенриса даже в те долгие пустые годы, когда среди них ещё не появился Всеотец.

Так что, помимо всего прочего, здесь присутствовало и удовлетворение. Задание выполнено, долг погашен. Гуннлаугур забрал из комнаты кое-какие записи — несколько свитков и записных книжек, захватив их перед тем, как Волкам пришлось покинуть вышку, и это, без сомнения, прольёт ещё один луч света на содеянное Кирастом. Конечно, прочесть эти записи можно будет только в том случае, если они уцелеют, а в этом не было никакой уверенности.

Раскалыватель Черепов и Ингвар вдвоём спрыгнули с заброшенного балкона, с хрустом приземлившись на нижнюю секцию. Гуннлаугур украдкой покосился на брата.

Каким-то образом при приземлении тому удалось уберечь женщину от перелома позвоночника, ловко сманеврировав на бегу.

— Она очнулась? — спросил Гуннлаугур, и звук его шагов эхом отразился от стен окружающего их туннеля.

— Без сознания, — ответил Ингвар, тяжело и часто дыша. — Но жива.

— Крепкая.

Четверо Космических Волков помчались дальше, то узнавая постройки, мимо которых проходили ранее, то замечая свежие зияющие дыры в палубах, под которыми рухнули колонны. В конце концов космодесантники добрались до зала, где приземлился «Хлаупнир», всё ещё загромождённого обломками. Несколько банд отчаявшихся мародёров напали на шаттл, пытаясь пробраться внутрь. Оставленные для охраны кэрлы собрали силы, чтобы отбить атаку, и неплохо с этим справились ещё до появления своих повелителей. Как только фенрисцы увидел, что к ним приближается стая, то отошли внутрь шаттла и завели двигатели.

Гуннлаугур не стал тратить время на то, чтобы разделаться с мародёрами. Он прорвался сквозь толпу запрудивших трап ренегатов, отшвырнув одного из них в сторону, и с глухим стуком врезался в корпус. Оттуда Гуннлаугур протиснулся через переходную камеру, быстро вскарабкался по небольшой лесенке, выскочил через люк и плюхнулся на командный трон.

— Экстренный взлёт, без задержек, — прорычал он, нажимая на рычаг гермозатворов и разворачивая трон.

Едва он это сделал, кэрлы, уже занявшие посты, активировали главные двигатели и затопили зал огнём, пожертвовав несколькими мародёрами, которые всё ещё норовили пробиться в шаттл. Ольгейр и Бальдр пристегнулись, готовясь к взлёту, а Ингвар вместе с женщиной, должно быть, спустился вниз. Гуннлаугур взял управление на себя и увеличил тягу даже после разворота корабля, направляя машину к неровному выходу во внешнем крыле платформы.

Всё вокруг затряслось. Камнебетон под ними прогнулся, вздымаясь и опускаясь, как обмолоченное зерно. Опорные балки треснули, их разбросало в стороны и осыпало пылающую пустоту разлетевшимися заклёпками.

— Вот оно... — пробормотал Ольгейр, вцепившись в подлокотники трона.

Воздух замерцал, вначале появилась вспышка, затем резкое ускорение, свет стал ярче и теплее. Стены вокруг засветились красным, затем оранжевым, затем — ярко-жёлтым.

Гуннлаугур направил нос «Хлаупнира» в пролом и вдарил по рычагам до отказа. Шаттл рванул вперёд, разгоняясь до максимальной скорости, в то время как стены вокруг раскалились добела. Проход разваливался, плавясь, лопаясь и превращаясь в бурлящий газовый шар, пока Волки мчались наружу.

— Зубы Русса, — спокойно сказал Бальдр. — Посмотри на температуру корпуса.

Гуннлаугур не стал обращать на это внимание. Он продолжал выжимать двигатели на полную, унося их из ада в мир ослепительного, сверкающего, обжигающего сетчатку света. Орбитальный лазерный луч достигал сотен ярдов в диаметре: это был огромный столб разрушения, который окутывал всё вокруг, уничтожая другие источники тепла и энергии и заключая их в свои единственные и ужасные объятия. Передние экраны побелели, экраны авгуров — тоже, атмосферные датчики завизжали, двигатели взвыли от перегрузки.

И вот Космические Волки вырвались за горизонт уничтожения; задняя часть «Хлаупнира» пылала, извергая потоки плазмы, словно комета. Только тогда Гуннлаугур рискнул бросить быстрый взгляд на экран заднего обзора перед тем, как направить корабль в открытое море.

На эпицентр лазерного луча невозможно было смотреть прямо, даже глазами астартес. Края лазерной полосы гремели, уходя прямо в открытый океан и вздымая огромные столбы перегретого пара. Очертания города-вышки едва просматривались сквозь разрушительный луч, размытые из-за тепловых колебаний, на фоне жидкого неона чистой энергии лэнса они походили на бледно-серую дымку. Город начал прогибаться, разрушаться, он скатывался в руины, плавился, принимая новую форму, в то время как пристройки, настилы и насосы рушились, взрывались и растворялись. На миг силуэт вышки стал нечётким, заколебался, будто призрак, но город всё ещё был огромен, даже в состоянии распада.

Затем активная зона главного генератора сдетонировала. Гигантский огненный шар, подпитываемый лазерным лучом, вспыхнул, раздулся, словно сердце запертого на земле солнца, и вырвался наружу, окружённый лучезарной энергией.

«Хлаупнир» подхватило ударной волной и швырнуло сквозь тлеющий океан, словно игрушку; компенсаторы перегрузились, а атмосферные турбины заработали. Аппарат перевернулся носом через корму, неистово вращаясь. На какой-то жуткий миг нос корабля был направлен прямо в хлёсткие волны прометия.

Гуннлаугур отключил все двигатели, кроме рулевых, и вернул ось корабля в прежнее положение, заставив машину склониться и скользить по волнам, как плоский камень.

Раскалённые, словно из печи, ветры проносились мимо, раздувая океанский пожар и превращая пламя в клубы бесконтрольного кипения.

Волчий гвардеец дёрнул рычаг управления, подняв носовую часть корабля, как раз в тот момент, когда ураган стих и лазерный луч окончательно исчез из поля зрения. «Хлаупнир» круто повернул, быстро набирая высоту; внешние пластины всё ещё дымились, но корпус уцелел. В течение нескольких мгновений открывался вид на разверзшийся внизу ад — море бушующего пламени, отмеченного обугленным остовом города-вышки, от которого остался лишь скелет из металлических стоек, забрасываемых бурлящей пеной. Из его эпицентра, вершина которого достигала двухсот ярдов в высоту, вырвалась огромная стена воды, уже обрушившаяся на ближайшие буровые установки и угрожавшая в свою очередь обвалить и их.

Но затем «Хлаупнир» скрылся в облаках смога, и видимые в реальном времени объекты снова скрылись из виду. Шаттл грохотал, сотрясался — и продолжал мчаться, не сбавляя высокой скорости и готовясь к запуску пустотных двигателей.

Ольгейр издал долгий, низкий свист, затем от души рассмеялся.

— Отличный полёт, Раскалыватель Черепов, — сказал он.

Гуннлаугур не улыбнулся. Он держал обе руки на рычагах управления, готовый преодолеть облачный покров и вернуться в зону поражения на орбите. Одному Руссу известно, что они там обнаружат.

— Подожди с этим, - рыкнул он. — Мы ещё не выбрались.

Глава девятнадцатая

— Ищите внутрисистемный корабль! — рявкнул Ёрундур, набирая на консоли серию дополнительных команд. — Как только удастся его засечь, дайте широкий защитный залп на надир. И, кто-нибудь, сообщите местонахождение щенка.

«Аметистовый сюзерен» двигался тяжело и неуверенно, меняя позицию среди многолюдного орбитального балета. Корабли Экклезиархии всё ещё находились очень близко, хотя к этому времени их изрядно потрепало, и строй начал распадаться. Гигантское «Непорочное предназначение», выполнив свою работу, мало-помалу возвращалось к жизни; нос и днище линкора посверкивали от лазерных попаданий, мощные плазменные двигатели готовы были вспыхнуть.

Ёрундур всё ещё толком ничего не знал о Хафлои. Насколько он знал, «Хлаупнир» уничтожило орбитальным лазером; теперь с Ояды доносились лишь сбоящие завывания помех, и даже изображение планет было размытым и дрожащим. Почуяв кровь, корабли Архиврага устремились в атаку, беря на мушку всё, что в силу упрямства или глупости не ушло с орбиты. Галеон нужно было уводить, и как можно быстрее, иначе в скором времени от корабля ничего не останется.

— Вижу «Хлаупнир»! — торжествующе объявил Бъяргборн, меняя вектор сближения. — Перехожу на курс перехвата.

— Вот и прекрасно, — буркнул Ёрундур, стараясь не выдать облегчения. — Открыть свободный огонь по всем флангам! Пока мы не отошли подальше, тут станет ещё жарче.

Так и вышло. Эскадра Экклезиархии развернулась и начала отходить; корабли сопровождения отклонялись в сторону, чтобы изменить векторы для резкого набора скорости. Как раз по завершении манёвра один из малых эсминцев попал под мощный перекрёстный огонь, и его щиты перегрузились. Копья лэнс-огня угодили ему под пластины корпуса, пробив их и выведя из строя двигатели. Серьёзно повреждённый корабль начал крениться назад к гравитационному колодцу.

— Продолжайте движение, — приказал Ёрундур, наблюдая, как с полдюжины кораблей Архиврага начинает выходить на дистанцию удара. Уследить за ними всеми было нелегко, а на прицелах не оставалось свободного места. — Как только достанем их, убирайтесь отсюда на полных оборотах.

По галеону стали попадать тяжёлые удары — скоординированные залпы, от которых пустотные щиты взвизгивали, угрожая пропустить выстрелы по корпусу.

Ёрундур не останавливался, продолжая неуклонное снижение, а потом наклонил судно кормой вниз. Начался отсчёт секунд, и каждая тянулась дольше предыдущей — мучительно и слишком медленно. Старый Пёс ожидал в любой момент услышать рокот и проходящий по корпусу скрежет и треск крупного пролома.

И тут он увидел его — из атмосферы за ним вырывался огненный шлейф, гладкие очертания почернели, но двигатели ещё работали!

— Тащите их сюда! — закричал космодесантник.

— Повелитель, мы на волоске от...

— Чёрт, да я отлично знаю, где мы, так что тащите их сюда.

Во второй раз «Аметистовый сюзерен» спустился опасно близко к атмосфере планеты, и его тормозная тяга яростно полыхала. Пара вражеских истребителей, запущенных с ближайшего авианосца, устремилась за галеоном, но тут уж ничего нельзя было поделать. Ёрундур не сводил глаз с авгуров, пытаясь принять на борт шаттл в самый последний момент. Где-то в глубине, почти за пределами досягаемости сенсоров, Старый Пёс осознавал, что «Непорочное предназначение» с боем вырывается из орбитального сражения, увлекая за собой десятки вражеских кораблей.

— По моей команде — опустить кормовые щиты, — предупредил он, отсчитывая время до нужного момента и наблюдая за повышением температуры корпуса. — Открыть двери ангара, приёмным бригадам быть наготове…

Вражеские истребители сблизились с галеоном, обстреливая их плотным огнём,

отчего корабль потряхивало. Ёрундур не обращал внимания на атаку, предоставив это измотанным артиллеристам. Хронос грохотал, авгуры отслеживали приближающийся «Хлаупнир», счётчики урона ползли вверх, всё выше и выше…

— Давай! — крикнул Старый Пёс.

Пустотные щиты с треском схлопнулись в пасти ангара, мгновенно подставив корпус под новые удары. «Хлаупнир» устремился к проёму, в последний момент развернулся, чтобы поравняться с консольными дверными панелями, и наконец ворвался внутрь.

— Сваливаем! — взревел Ёрундур. — Поднять щиты, включить плазменные магистрали на полную мощность! Уведите нас из этой распроклятой системы!

— Шаттл класса «Арвус» приближается с правого борта носового сектора, — хладнокровно доложил Бъяргборн, пока «Аметистовый сюзерен» начал набирать скорость.

— С церковного линкора?

— Да, повелитель.

Ёрундур развернулся к экрану дальнего обзора, чтобы рассмотреть шаттл поближе. Он двигался неравномерно, точно двигатель был неисправен, а в кабине пилота зияла трещина, через которую выходил кислород.

— Сообщения?

— Похоже, система связи не работает. Звука нет, но я улавливаю странную закономерность в освещении. Ну, может, совпадение, но…

Ёрундур присмотрелся. Огни шаттла мигали на первый взгляд беспорядочно, словно его системы электропитания полностью вышли из строя.

Вот только порядок в их мерцании был, и не случайный: Старый Пёс опознал ювик.

— От-кры-вайте во-рота, ку-ски скит…

— Волоки его внутрь, — приказал Ёрундур, и его захлестнула волна облегчения. — Это всё. Уходим!

Галеон снова со скрипом развернулся, взмывая вверх и удаляясь от бушующей тропосферы. Истребители противника летели следом, преследуя их, будто

взъерошенные вороны, но артиллерии всё ещё удавалось сбивать то один, то другой, не давая этим машинам учинить резню. Корабли Экклезиархии полностью вышли на вторую космическую скорость, оставляя за собой в пустоте след из обломков. И теперь не было никакой возможности отплатить им — галеон никак не смог бы настичь эскадру. Крыса сбежал, и это сильно задевало, несмотря на все достижения.

Несколькими секундами позже «Аметистовый сюзерен» догнал подбитый «Арвус», принимая на себя всё новые лазерные и кинетические попадания. Гуннлаугур вызвал Ёрундура из ангара, едва тот оказался в зоне видимости, и приказал немедля выйти из системы; это одновременно и вызвало облегчение, и выбесило Ёрундура — тот и так шёл со всей возможной скоростью. Под прикрытием последнего массированного залпа кормовых орудий «Арвус», петляя, вломился внутрь. К этому времени макропушки почти исчерпали свой основной боезапас, но они выплюнули всё. что оставалось, продемонстрировав впечатляющую резкость, и уничтожили ещё четыре мчащихся истребителя, прежде чем пришлось переключиться на лазерные пушки и тяжёлые болтеры.

— Теперь врубай полный ход! — прогремел Ёрундур, разворачиваясь, чтобы оценить перегруженность пути. Даже когда «Аметистовый сюзерен» набирал скорость по прямой, Старый Пёс продолжал оценивать угрозы и рассчитывать углы в попытках проложить путь, который увёл бы их подальше от обречённого мира. — Все векторы на горизонт Мандевиля! Давайте-ка протянем ещё чуток, а?

За спиной загрохотали сабатоны. Не успел Ёрундур обернуться к возвращающейся стае, как в коммуникаторе с треском, как выстрел, взорвался Хафлои.

—   А ты не спешил, да? — отдуваясь, раздражённо выпалил Кровавый Коготь.

— Чудо, что ты вообще выбрался, — ответил Ёрундур. — Крысу ты, как я понимаю, не выследил?

«Без шансов».

— Значит, смылся. Чёрт бы всё это побрал.

В коммуникаторе раздалось шипение, похожее на смешок:

— Может, да, а может, и нет. Нельзя было просто так взять и уйти, не подкинув им пищу для размышлений.

Он сделал это. Сбежал.

«Непорочное предназначение» плыло сквозь варп вместе с бóльшей частью эскорта, с которым прибыло на Ояду. Клэйв понятия не имел, каков нынешний курс линкора. Он вообще мало что знал о намерениях Орквемонда; ему было известно лишь то, что кардинал люто досадовал из-за того, что Кираста не доставили к нему лично, и считал уничтожение ренегата с расстояния прямо-таки полным поражением.

Однако для Клэйва всё сложилось как нельзя лучше. Волки, застрявшие на своём скрипучем галеоне-развалюхе, не сумели подобраться достаточно близко, чтобы отомстить, — а ведь они, несомненно, жаждали этого. Правда, кто-то из них, похоже, каким-то образом всё же пробрался на борт линкора и атаковал орбитальные лазеры, но ясно, что нарушитель либо погиб, либо был вынужден спасаться бегством — Клэйв слышал, как что-то бормотали о пропаже резервного шаттла. С тех пор, как корабль прорвал завесу реальности, прошло уже много времени, и повреждения постепенно устранялись. Наконец-то Клэйв смог немного расслабиться. И в кои-то веки поразмыслить, что дальше.

Убраться с «Непорочного предназначения» следовало как можно скорее. Легенда Клэйва, наспех высосанная из пальца, не выдержала бы сколько-нибудь пристального рассмотрения.

При первой же возможности необходимо поговорить с Орквемондом и втолковать тому, что Клэйву нужно вернуться к своим прежним обязанностям. Что шаттла, который доставил бы его до ближайшего учреждения Экклезиархии, вполне достаточно, а уж дальше он справится сам. Вернувшись в лоно Церкви, Клэйв вновь сможет воспользоваться личными счетами и связаться со своей старой сетью партнёров. Кое-кто из оставшихся союзников Делво, без сомнения, согласится помочь, если Клэйв сумеет доказать, что заслуживает затраченных сил.

Лучше всего, подумал исповедник, вообще забыть о «Фалкраме». Теперь с ним покончено, последняя станция проекта уничтожена, а его идейный вдохновитель погиб. Волкам больше не на кого охотиться, а Церкви больше нечего бояться. Клэйву придётся двигаться дальше, искать новых покровителей и новые цели. Как только он расстанется с Орквемондом, избавившись от всего этого проклятого дела, всё снова станет проще.

Всё уже начинает налаживаться. Команда подыскала ему новую одежду, наняла штат прислуги, чтобы заботиться о его нуждах, и выделила удобные покои на командных уровнях. С тех пор, как корабль вошёл в варп, исповедник был предоставлен самому себе. И Клэйв потратил это время с пользой — отведал изысканные блюда, приготовленные в трапезных для командования, ознакомился с прекрасной коллекцией религиозных книг в личной библиотеке кардинала и начал намечать путь сызнова к величию.

Прошло семь дней, и Орквемонд вновь нанёс ему визит. Клэйв только что расправился с очередным пышным ужином в своих личных покоях и подумывал о том, чтобы отойти ко сну. Орквемонд явился без предупреждения, войдя в каюту в сопровождении четырёх корпехов и женщины в чёрной тунике и перчатках.

— По Его бессмертной воле, — сказал кардинал, слегка склонив голову в знак приветствия. — Вижу, вы наслаждаетесь нашим гостеприимством, исповедник.

Клэйв встал, вытирая подбородок. Орквемонд выглядел внушительно даже без брони. Корпехи держали лазвинтовки наготове. Женщина стояла позади и хранила молчание, но ему совсем не понравился её вид.

— Вы были невероятно великодушны, повелитель, — ответил Клэйв. — Надеюсь, что всё в порядке?

— Всё прекрасно. Хотя повреждения на нижних уровнях оказались значительными. Вопреки здравому смыслу, похоже, что на борт поднялся всего один воин. Необычно. Я до сих пор не уверен, как и даже зачем была предпринята эта вылазка. У вас нет мыслей на сей счёт?

Клэйву стало не по себе. Тон этого человека нельзя было спутать ни с чем — исповедник и сам частенько прибегал к такому тону, только при допросе подозреваемых.

— Никаких. Хотя слуги Архиврага могут быть могущественны, их цели трудно постичь.

— Истинно так. Вот почему я велел провести экспертный осмотр повреждённых участков корабля. Я должен был убедиться, что меня не одурачили.

Орквемонд протянул руку, и корпех подал ему маленький кусочек металла. Клэйву хватило одного взгляда, чтобы понять, что это такое — инфопланшет, способный хранить часы показаний.

— Это всё, что удалось найти. Его оставили на самом видном месте, как раз там, где мы могли на него наткнуться. Любопытно, правда? Справа от места, на котором стоял угнанный шаттл, среди обломков внешних противопожарных дверей.

Клэйв не мог отвести от кардинала глаз. Во рту появился тошнотворный привкус. Он пытался придумать, что бы такое сказать, но на ум ничего не шло.

— Здесь много чего сохранено, — сказал Орквемонд. — Не желаете ли прослушать небольшой отрывок? Что ж...

Кардинал щёлкнул переключателем, и включилась потрескивающая аудиозапись:

— Я даже не уверен, что «Фалкрам» — это один человек. Я же уже говорил.

Орквемонд выключил запись.

— Это ещё не всё. Похоже, они записывали все беседы, которые вели с вами. И один из них, явно недовольный тем, что вы пытались улизнуть от их присмотра, счёл своим долгом оставить копию записей здесь.

Перед глазами у Клайва всё поплыло. К горлу подступил комок. Он снова взглянул на женщину.

— Вся эта ситуация выводит меня из себя, — сказал Орквемонд. — Портит мне настроение. Однако ж, когда кажется, что всё идёт хуже некуда, у Него есть способы вознаградить верующих. Я хотел узнать правду о «Фалкраме» и посчитал, что в этом мне отказано. Однако теперь я понимаю, что озарение поджидало меня, поданное, так сказать, на блюдечке.

Тошнота у Клэйва усиливалась.

— Повелитель, я почти ничего не знаю, — он предпринял слабую попытку возразить. — Вы поймёте это, если прослушаете записи с этой штуки. Я смог поведать им очень немногое.

Орквемонд кивнул корпеху, тот закрыл двери и запер их на ключ. Женщина шагнула к исповеднику, вытаскивая из-под туники что-то металлическое и острое.

— Возможно, они недостаточно сильно на вас нажимали, — сказал Орквемонд. — Мои слуги очень старательны, и у них есть способы докопаться до истины, несмотря на... неразбериху, с которой сталкиваются по пути.

Женщина принялась раскладывать другие инструменты, ни разу не взглянув Клэйву в глаза. Два корпеха подошли и встали рядом. В руках они держали кандалы.

Клэйву хотелось плакать. Он был так близко…

— Повелитель, в этом нет необходимости, — попытался было исповедник. — Я же могу просто... рассказать.

Орквемонд улыбнулся — настолько холодно и безрадостно, насколько это было возможно представить:

— Но вы и так уже нагло обманули меня, исповедник. Мне это не по душе. И, как я уже сказал, из-за этого у меня испортилось настроение.

Клэйв едва заметил, как его усадили обратно на стул, а на запястьях сомкнулись кандалы. Женщина закончила свои приготовления и начала приближать к исповеднику кончик стального шипа.

— Я хотел заполучить Кираста, но подойдёшь и ты, — сказал Орквемонд, бросив на Клэйва последний едкий взгляд, и повернулся к женщине:

— Дознаватель, можете начинать, когда будете готовы.

Часть червёртая: Гибель Фенриса

Глава двадцатая

Гуннлаугур был прав — женщина оказалась крепкой. Глядя на неё, Ингвар поражался всё больше.

По меркам смертных, эта особа была престарелой: лет ста, а то и старше. Судя по туго натянутой коже на лице, она многократно проходила процедуры по омоложению, хотя сейчас их эффект начал ослабевать.

Худая, по-видимому, недоедавшая, она явно не отличалась крепким здоровьем даже до того, как заключила со своим повелителем самоубийственный пакт. Принятый на Ояде яд быстро распространялся по телу, выводя из строя органы, превращая кровь в желе и закупоривая лёгкие.

Они были вдвоём в отдельном медицинском отсеке «Аметистового сюзерена». Перед их прибытием стены, палубу и потолок выдраили начисто, и теперь в свете двух полос люменов всё сияло белизной. Женщина лежала на жёсткой койке с шершавой подушкой под головой. Когда Ингвар доставил её, корабельные медикэ сделали всё возможное, и на какой-то момент у Космического Волка появилась надежда, что она придёт в чувство. Но в итоге старший офицер, сведущий человек из старой команды Коллаквы, лишь покачал головой.

«Ахероза, — мрачно сказал он. — Ужасная штука».

Медикэ уложили женщину поудобнее, насколько могли, и оставили их наедине. К руке ей подключили капельницу с морфексом, подготовили флаконы с обезболивающими препаратами.

По всем вводным Бута должна была умереть ещё во время перелёта с Ояды. Но что-то поддерживало в ней жизнь — может быть, сила воли. Ингвару вспомнилась Байола: та была такой же. Было в наступлении этого момента — последнего момента — что-то такое, что действовало на всех. Они всегда хотели поговорить.

— Он ведь обманывал, верно? — сказал Ингвар.

Гирфалькону хотелось так много о чём спросить. Всё, связанное с обнаружением Кираста, вызывало разочарование: и то, что Волки опоздали и не смогли как следует отомстить, и то, что так много не выяснили. Если бы время не поджимало так сильно, ему бы хотелось вытянуть из кардинала всю информацию до последней крупицы — историю «Фалкрама», систему функционирования, оперативные базы…

Бута слабо улыбнулась.

— Нет, он не лгал, — просипела она. — На самом деле Кираст никогда не лгал. Даже мне.

— Значит, чего-то недоговаривал.

Женщина прикрыла глаза.

— С чего ты взял, что мне есть что ещё сказать? Ты дьявол. Я всю жизнь положила на то, чтобы причинять вам боль.

— Он посвятил этому жизнь. Может, и ты тоже — в начале. — Ингвар всё время пристально наблюдал за ней. — Но я же видел, как ты к нему относилась. Думаю, ты занимаешься этим уже очень давно. Достаточно, чтобы задуматься, почему всё твоё существование потрачено впустую на навязчивые идеи одного-единственного человека. Кираст хранил веру до самого конца, потому что не мог иначе. Но что-то мне не верится, что её сохранила и ты.

Женщина улыбнулась и снова приоткрыла глаза, налитые кровью:

— Надо же, какой философ. Я-то надеялась, ты разозлишься на меня, варвар.

— Хочешь — могу. Или ты можешь потратить остаток времени, чтобы спасти хоть что-то.

— И дать то, что тебе нужно?

— Мне нужна только правда. А представь, ты отправишься ко Всеотцу с лёгким сердцем.

— Всеотец. — Бута покачала головой — пренебрежительное движение, полное боли и презрения. — Богохульство. Какое же богохульство. Вот с этого-то всё и началось.

— Вам не приходило в голову, хоть на мгновение, что, вредя нам, вы вредите трудам Императора?

— Труды можно испортить. Возможно, давным-давно, когда Он впервые вас создал, вы были почище.

— В нас ничего не изменилось. Это признают даже наши враги — Космические Волки сражались в Его войнах ещё до появления Церкви…

— Церковь существовала всегда!

— Ты что, собираешься дискутировать со мной об истории? Сейчас? — Ингвар ухватился за край койки, опершись на её каркас. — Как тебя зовут-то?

— Бута Авелина.

— Ты была заместителем кардинала, так? Самым старшим из его командиров?

— В конце концов — да.

— И как же вы всё это провернули?

Авелина изменилась в лице. Пальцы вцепились в одеяло так, что побелели костяшки.

— Да так, как он и сказал. Мы пытались начать войну и проиграли. Поэтому пришлось делать то, что дóлжно, тайно.

— Но для этого требовались целые полки. Их же невозможно спрятать.

— А мы их и не прятали. Это были силы Астра Милитарум, флота, СПО. Они действовали у всех на виду как часть обычных цепочек командования. По большей части эти войска не представляли из себя ничего необычного. Но некоторые, — иногда десятки, иногда сотни, — были нашими. Их мы создавали и обучали. Их внедряли — тщательно, на протяжении десятилетий. Даже сами эти люди мало что знали — вплоть до того момента, когда получали закреплённый в памяти приказ.

Она мучительно сглотнула.

— И вот после этого у них оставалась только одна цель. Во имя этой цели они готовы были умереть. Схема была следующей. В разгар сражения, — а это всегда были крупные сражения, и чем крупнее, тем лучше, — мы старались разместить вспомогательные силы в нужном месте. Шли рядом с вами. Они разворачивались только тогда, когда мы им говорили, и только в тот момент, когда цель открывалась. Это была самая сложная часть нашей работы — мониторинг, принятие решения о том, когда активировать схему. Кираст потратил всё своё состояние, чтобы развить эту способность к прогнозированию. Он мог бы возглавить целую епархию. А может, и большего бы добился. Однако в конце концов увидеть, как вы страдаете, оказалось важнее.

В голосе женщины послышалась горечь?

Или это просто боль дала о себе знать?

— И всё насмарку, — пробормотал Ингвар.

— Ой ли? — Бута повела плечами. — Сколько времени вы потратили, гоняясь за нами?

— Причинишь нам зло, и мы непременно за тобой придём.

— А Леон считал, что первоначальное преступление совершили вы.

Голос женщины всё слабел и слабел. Споры о том, кто начал кровную месть и по какой причине, казались ещё бессмысленнее, чем когда-либо.

— Итак, вы закончили работу, да? Все ваши средства иссякли, все ваши войска выведены?

— Да, мы потратили все деньги. Остались ни с чем, и в конце концов на нас открыли охоту наши же люди. Я уж раздумывала, кто доберётся до нас первым — они, вы или кто-то ещё. Судьба распорядилась так, что добрались и вы, и они.

— Ты так и не ответила. Все ли ваши войска уничтожены?

Бута заколебалась. Взгляд женщины метался, будто у школьницы, которую застали за баловством. Ингвар задумался, насколько сильно годы секретности повредили её рассудок. Возможно, когда-то Авелина действительно могла произвести впечатление. Теперь же она была изломана, выгорела дотла, и, по-видимому, понимала это.

— Ояда была последней базой, — неохотно сказала Бута. — Последним местом, где располагались подразделения, находившиеся под нашим влиянием. Все охотники, которые были в нашем подчинении, пребывали там, тренировались и ожидали команды-активатора.

— Почему? Кираст сказал, что в списке больше не осталось имён.

— Ну да, так и есть. По крайней мере, к тому времени, как вы до нас добрались. Управлять схемой стало сложнее. Раньше мы контролировали целый флот. Огромный флот! И всё растрачено, уничтожено. Ситуация была непростой — мы полагались на агентов в Администратуме Ояды. Эти полки предназначались, чтобы оборонять планету. Быть на ней на случай появления врага. Пришлось изрядно потрудиться, чтобы отправить их за пределы мира. Сам понимаешь, почему.

— Вы перевели их? Куда?

— Туда, где должен быть владелец последнего имени. Последний из списка. Леон был непреклонен: нужно собрать их всех. Поэтому мы отправили полки на сборы по секторам. Пусть выполнят свою работу — и всё закончится. Они уже отбыли. Может, вы даже пролетали мимо наших транспортёров по пути в систему. Ха! Представь, проходите мимо охотников, считаете, что те эвакуируются…

Женщина быстро бледнела. Взгляд стал рассеянным, а кожа посерела.

— Куда они отправились? — спросил космодесантник. — Что за имя?

— Вы черти, — невнятно произнесла Авелина, улыбаясь. — И получите по заслугам.

Ингвару захотелось схватить её за плечи и встряхнуть, но это сломало бы женщине позвоночник. Он придвинулся поближе — не для того, чтобы угрожать ей, а просто чтобы услышать, что она скажет. По мере того, как жизнь этой женщины уходила, исчезал и последний шанс получить нужную информацию.

— Мы с тобой лицом к лицу, — сказал Космический Волк. — Ты же видишь, что я не чёрт и не дьявол. В глубине души ты понимаешь, что совершила ужасную ошибку, которая поглотила всю твою жизнь. И у тебя есть самый последний шанс хотя бы отчасти загладить вину на смертном одре, нужно лишь захотеть.

— Я никогда не нарушала клятвы.

— Всё, что мне нужно, это имя. Последнее, чего хотел Кираст.

Тогда она бросила на Космического Волка странный взгляд.

— Думаю, вы с ним два сапога пара. Родись я на вашем ведьминском мире, точно так же служила бы и вам. Подумай об этом. — Последние краски отхлынули от щёк женщины. — Я бы погубила себя ради другого бесполезного дела и растратила свои клятвы ради другого тирана.

Ингвар не сводил с неё глаз. Авелина ускользала, и любые его слова уже не имели никакого значения.

— Ах, теперь я вижу его, — прошептала женщина. — Я вижу его среди хоров ангелов. Я вижу, как поднимается золотая завеса.

И, самое странное, она подмигнула Гирфалькону — лукавый жест, говоривший, что в ней всё ещё есть какая-то искра, некий намёк на ту, кем она была давным-давно.

— Не совсем. Я больше не хочу его видеть. Я просто хочу отдохнуть. Хочу, чтобы всё закончилось. Столько времени я была вся в этом. А ведь это даже не моя месть. Мы все просто выполняли приказы.

Бута посмотрела Ингвару прямо в глаза, и выражение её лица внезапно прояснилось — предсмертный момент, когда переход между мирами неизбежен и виден, как обрыв в небытие.

— Чёрная Грива, — сказала она не без удовлетворения. — Громовой Кулак Чёрная Грива. Это последний. Вот кого должен был заполучить Кираст.

— Итак, выкладывай всё как есть.

Гуннлаугур восседал у себя в покоях на троне. Это был тяжёлый кусок камня, вырванный из внутренней части «Хлаупнира» и привинченный к палубе «Аметистового сюзерена». На граните виднелись руны; некоторые из них вырезались так давно, что почти стёрлись, но фенрисийские узоры ещё можно было различить: они змеились под подлокотниками и поднимались к изголовью.

Кроме Раскалывателя Черепов, в комнате находился только Ольгейр. Шлем он снял, лак с бороды соскрёб. На доспехах у него по-прежнему оставались следы боя — почерневшие вмятины на наплечнике; скоро броню снимут, чтобы осмотреть в кузне.

— Последыши старых легионов, — сказал Ольгейр. — У них свои трюки. Но этого оказалось мало.

— А Фъольнир?

— От него была большая польза.

— Он... не дрогнул?

Ольгейр внимательно посмотрел на вожака стаи.

— Он держит себя в руках с тех самых пор, как мы вытащили его из-под носа Ньяля. Сам знаешь.

— И всё же.

Гуннлаугур поёрзал на холодном камне, пересиливая желание побарабанить пальцами по трону или ещё как-нибудь пошевелиться. Он не мог угомониться: снова рвался в путь, на поиски новой добычи, терзаемый нетерпением. С возвращением в варп все чувства обострились.

— То была… извращённая тварь. Близость к этому, ну…

— И потому ты отправил его со мной? Посмотреть, справится Бальдр с этим или нет?

Гуннлаугур приподнял бровь с искренним удивлением:

— Ты что, правда думаешь, что я бы так поступил? Ну нет. Его нужно было убрать, вот и всё.

Он говорил правду. По крайней мере, Гуннлаугур убеждал себя, что так оно и есть. В бою, в круговерти событий и необходимости принимать решения — всё могло быть и по-другому: после боя не всегда получалось восстановить точную картину.

— Так что же оно там делало?

— У нас было не очень-то много времени для разговоров, — сыронизировал Ольгейр. — Бальдр может знать больше.

— Тогда поговорю с ним.

— Они повсюду, варанги. Старые легионы! Повыползали из своих логовищ, что твои кислотные пауки. Знаешь, что я думаю? А я думаю, что они пользуются разбродом и шатаниями, вот и лезут туда, куда им вздумается. Для этого и причин особых не нужно: та тварь просто припёрлась обгладывать мясо с костей.

— Да. — Гуннлаугур перевёл дух. — Да, похоже, так оно и есть. Время испытаний. Может быть, он сгорит сам по себе, как и все остальные. Но что, если в этот раз так не выйдет...

Казалось, Ольгейр был чем-то обеспокоен.

— У тебя есть что-то ещё, Тяжёлая Рука? — спросил Гуннлаугур.

На мгновение показалось, что ничего подобного нет.

— Тебе и правда не помешает переговорить с Бальдром, — сказал наконец Ольгейр. — И тот… он ему кое-что рассказал. О Фенрисе. О боях там.

— Боях.

— Он сказал, что наш родной мир разорили.

Гуннлаугур хохотнул:

— Он что, видел это собственными глазами? — Раскалыватель Черепов покачал головой. — А потом невесть как попал именно сюда, выискивая тайники с топливом на первом подвернувшемся городе-вышке? Да брось. Враньё это всё, брат.

— Бальдру-то я так и сказал.

— Но тебя самого это не успокоило.

Ещё одна нерешительная пауза.

— Нас так долго не было. Ни известий, ни связи. Кто его знает… Сам же говоришь, что это какой-то разгон.

Гуннлаугур покачал головой:

— Да, но есть незыблемые вещи, — по крайней мере, до возвращения Русса. Это существо случайно не видело никаких следов Волчьего Короля, пока скиталось?

— Рано или поздно нам придётся вернуться, — сказал Ольгейр.

— Как и планировалось.

— Итак, ты удовлетворён? Убил того, кого хотел, закончил охоту?

Гуннлаугур мрачно улыбнулся:

— Кого хотели — убили. Что до охоты… не знаю. Мне нужно изучить то, что мы оттуда забрали. Гирфалькон разговаривает с последней выжившей. Он умеет ладить со смертными; я бы поставил на то, что он разузнает ещё что-нибудь. — Варанги подался вперёд, перенёс вес на каменные подлокотники и сцепил закованные в броню пальцы. — Я знаю, ты хочешь вернуться, брат. Я знаю, что это значит для тебя, для всех нас. И мы вернёмся, когда обретём уверенность. Когда я смогу принести что-то, чтобы предъявить остальным, показать, за чем мы уходили. Если предъявим меньшее, то наши головы полетят — и с полным правом, нет?

— Но, Варанги, что может нас ожидать, если мы опоздаем?

Улыбка Гуннлаугура исчезла.

— Я приму решение, — сказал он. — Когда всё будет сделано, когда всё станет известно. Не раньше.

Откровенно говоря, Бъяргборн не ожидал увидеть Хафлои снова. Даже для его повелителей переброска с одного корабля на другой в спасательной капсуле во время пустотного боя — смелая затея. Как только галеон вернулся в варп, капитан захотел посмотреть своими глазами и проверить — просто чтобы убедиться, что со всеми ними не сыграли какую-нибудь злую шутку. Он спустился в главный ангар корабля; двери приземлившегося там шаттла распахнулись, и Бъяргборн напрягся в опасении, что изнутри хлынут мстительные бойцы Экклезиархии. Однако в конце концов на камнебетон, прихрамывая, спустился одинокий Хафлои; шкуры с него содрали, а броня выглядела так, словно её какое-то время обжигали в доменной печи.

Кровавый Коготь снял шлем, тряхнул рыжей головой и ухмыльнулся.

— Зачётно прокатился, — объявил он.

На самом деле он был серьёзно ранен. Один лазган не представлял для космодесантника особой опасности, но сотни, нацеленные в одну точку и с близкого расстояния, могли нанести существенный урон. Когда сервы сняли с него броню, степень повреждений стала очевидной. Большая часть брони была донельзя изуродована, сочленения опалены, а кабели управления оборваны. Ещё несколько метких выстрелов — и Хафлои бы никогда не вернулся.

Ёрундур рад был возвращению Хафлои и поприветствовал его чуть более тёплым, чем обычно, ворчанием. Гуннлаугур велел ему спуститься в медицинский отсек, чтобы его там подлатали. И только когда Хафлои, едва держась на ногах, уже уходил, волчий гвардеец хлопнул того по изодранному наплечнику.

— Молодчина, — сказал Ёрундур, криво усмехнувшись. — Когда всё закончится, может, мы и не станем отправлять тебя обратно.

После встречи Бъяргборн задержался на командном мостике, занимаясь текучкой — в основном уборкой после того, что натворила Суака. Ёрундур ничего не сказал по этому поводу. Надзор за ней, да и за остальными, не входил в обязанности Бъяргборна, но именно он замыкал цепочку командования, по крайней мере, основного состава человеческого экипажа. Рано или поздно этот вопрос всплывёт. Может, были какие-то признаки, которые он упустил? Сколько ещё людей из старой команды корсара может сломаться под давлением? Можно ли по-прежнему доверять кому бы то ни было из них?

Закончив срочные дела на мостике, Бъяргборн отправился вниз, на медицинские уровни. После любого боя нужно подсчитать потери, распределить оперативные группы, оценить состояние экипажа. Капитан спустился по длинной маглев-магистрали, вышел на медицинском уровне и направился к гермодвери. Войдя, он пошёл вдоль рядов коек, проверяя, сколько сможет выкарабкаться, краем глаза наблюдая за суетой медперсонала и подсчитывая быстроту, с которой расходуются скудные запасы медикаментов. Все койки уже были заняты ранеными; тем, кому не повезло попасть сюда позже других, пришлось лежать на полу с капельницами, приколотыми к стене, или с забинтованными конечностями в очереди на перевязку. Внутри, как и в любой медицинский палате в таких условиях, стоял неприятный душок — смешанный запах химикатов и отходов жизнедеятельности, плохо отфильтрованных перегруженными вентиляционными установками.

Хафлои мог бы потребовать отдельную палату, и ему бы её предоставили. Однако Кровавый Коготь без доспехов стоял в углу, у каталки с припасами, в окружении полубессознательных инвалидов и суматошного персонала, и латал свои раны самостоятельно. Когда Бъяргборн подошёл к Хафлои, тот, видимо, уже заканчивал, затягивая последние швы собственноручно зашитых ран и укладывая сверхпрочные иглы обратно в стальные лотки. При виде Бъяргборна Хафлои широко улыбнулся.

— Командир ривена! — сказал он. — Рад, что ты пришёл.

Бьяргборн поклонился:

— Просто… я рад видеть вас живым, повелитель.

Хафлои пожал плечами — изумительно неоднозначный жест. Ни намёка на какой бы то ни было страх, на малейшее беспокойство о собственной безопасности, — иногда это обескураживало.

— Так что же произошло? Ну, с той офицером?

— Не знаю. — Бъяргборна тут же сызнова охватило чувство вины, острое ощущение неудачи. — Моя команда обыскивает её каюту, но, по-моему, вряд ли они что-то найдут. Если это моя вина, то…

— А-а, выкинь из головы. — Хафлои обработал последнюю рваную рану каким-то антисептиком, согнул руку, проверяя швы. — Они не со льдов. Ну, ты же понимаешь, о чём я? Из другого теста, чем мы. Это слабаки. Гуннлаугур в курсе. Ты чертовски хорошо потрудился, придав им форму, и он этого не забудет.

Кровавый Коготь потянулся за бинтом, обмотал им предплечье.

— В любом случае, всё это не навсегда. Если немного повезёт, мы скоро вернёмся на настоящий военный корабль. Ты сможешь гордиться тем, что им командуешь. — Космодесантник завязал бинт. Синяки на его коже уже не казались настолько зловещими. — Как тебе это нравится, а? Настоящий дреккар, с командой, которая умеет выполнять приказы.

Звучало и вправду заманчиво. Сейчас Бъяргборн хотел только одного — слезть с этого скрипучего остова и продолжить службу так, как его учили. Временами — в том числе и сейчас — он жаждал этого до боли.

— Когда настанет момент, — сказал Бъяргборн, как всегда, сдерживая чувства, — я возблагодарю Всеотца.

Хафлои засмеялся и пошёл к выходу, протискиваясь между койками и разминая руки, чтобы стряхнуть онемение.

— Это пройдёт, командир ривена, — сказал он. — Я собираюсь поговорить с Раскалывателем Черепов. Если он добился там того, чего хотел, мы отправимся домой раньше, чем ты думаешь. Думаю, что это наша последняя прогулка на этой ржавой посудине.

Бъяргборн проводил космодесантника взглядом. Затем он оглянулся вокруг, на толпу кэрлов и нефенрисцев, столпившихся в безвкусной палате, более изукрашенной, чем приспособленной для медицинских процедур.

— Так или иначе, это может быть и правдой, — сказал он про себя, наконец расшевелился и снова занялся делами.

Глава двадцать первая

Они снова собрались в Круглом Зале, как в былые времена. В каминах полыхал огонь, и по стенам расползались тёмно-красные отливы пламени. Помещение полнилось эхом от отдалённых варп-двигателей, а из-за стен доносился приглушённый шум и лязг множества внутренних систем звездолёта.

Гуннлаугур дождался, пока последний из стаи, Хафлои, займёт своё место, и наклонился вперёд, касаясь локтями гранита.

— Итак, всё оказалось не тем, чего мы ожидали, — сказал Варанги. — Да, там был список. Список братьев нашего ордена, и все отмечены как цели для убийства. Да, наши враги добились кое-каких результатов. Но всё это — плод сумасшествия, а не чёткого замысла.

Все слушали, Ингвар — с особенным вниманием. У него была возможность ознакомиться кое с какими свитками, найденными на Ояде, но только Гуннлаугур прочёл их все.

— Это тянулось десятилетиями, — продолжал Гуннлаугур. — Со времён Вторжения дураков. Помните саги про это побоище? Я-то припоминаю, как остальные потешались над ним в Зале Огня. Тогда ещё подумал, что смеёмся попусту. Никто не вышел бы из такой ситуации с честью. Одно радует — та история произошла до меня.

— И с неё-то всё и началось? — с сомнением спросил Ольгейр.

— Во-во. Один-единственный человек, которого мы щёлкнули по носу, и он готов был пожертвовать собственными людьми ради мести. Его-то мы и уложили на Ояде. Не знаю, может, он как-то впечатлял, когда управлял флотом, но мы нашли только замкнутого в собственной горечи демагога. Убить его — как прикончить больную собаку.

— Кардинал действовал без поддержки Церкви, — добавил Ингвар. — Экклезиархия в этом не участвовала — во всяком случае, намеренно. Он орудовал в одиночку. Как только в Церкви узнали, что Кираст всё ещё в строю, то и сами захотели с ним покончить.

— Может, церковники и мерзавцы, — сказал Гуннлаугур, — Но не все они чокнутые. А тот — точно.

Хафлои низко и цинично хохотнул:

— Надо же, беда какая. И как он это провернул?

— Кираст был кардиналом астра, когда ещё что-то из себя представлял, — ответил Гуннлаугур. — В прошлом он мог создавать целые армии. На Ояде мы повстречали кое-кого из его… креатур. Выглядели они так себе, но дрались умело. Едва они появились у Кираста, он сразу начал распределять их по полкам Астра Милитарум, а собранные силы отправлял в те зоны боевых действий, где активно участвовали мы. Они подбирались так близко, как только могли, пёрли прямиком в гущу сражения — с одним-единственным именем, отпечатанным в памяти. Затем, когда в горячке боя всё становилось как в тумане, охотники наносили удар. А затем… просто шли к новому убийству. А Кираст переходил к следующему имени.

Ёрундур нахмурился:

— Да быть такого не может! Убийства бросались бы в глаза…

— Кому бы? — возразил Гуннлаугур. — Жертвами убийств оказались только те, кто были командирами во время Вторжения дураков, а оно случилось сто четырнадцать лет назад. Как по-твоему, сколько воинов из разных стай дотянули до этого времени? Чёрт, да мы теряли гораздо больше бойцов в одиночных сражениях — и ни разу не остановились и не спросили, как все они погибли.

— Вот-вот, с Хьортуром так и вышло, — сказал Ингвар. — Они всё так подстроили, будто это работа зеленокожих, и никому не пришло в голову проверить, потому что в тот день от лап орков погибли и другие наши братья. Кирасту было неважно, знаем ли мы, чьих рук это дело, важно лишь то, что он это сделал.

— Поверить не могу, — сказал Ольгейр. — Как они вообще составили этот список?

Гуннлаугур мрачно усмехнулся:

— Я просмотрел все свитки, чтобы найти ответ. Похоже, список собирали на орбите Фенриса — в тот единственный раз, когда они там побывали. По-видимому, во время боя людям кардинала удалось перехватить кое-какие сообщения, а Кираст торчал там достаточно долго, чтобы извлечь расшифровки. Думаю, это всё, что у них вообще было. В остальном они исходили из этого.

— Сообщения же передавались на боевом канте, — сказал Бальдр.

— Взломать-то его трудно, но не невозможно, — сказал Ингвар. — Особенно, если у тебя есть десятки лет, чтобы поработать над этим.

— Они не во всём и разобрались, — сказал Гуннлаугур. — Некоторые данные были просто догадками. Я нашёл в свитках упоминание о Свенгаре Сломанном Топоре. Согласно записям, убили его тридцать лет назад во время совместной кампании в системе Артаф-Ро. Не знаю, правда ли его там убили. Но я точно знаю, что Свенгар не мог участвовать во Вторжении дураков — его тогда ещё и на свете не было. Или он неправильно перевели какое-то сообщение, или перепутали имя, или кому-то из клерков их Администратума просто нужно было что-то добавить в отчёт. Кто его знает. Но не надо их считать какими-то всемогущими комбинаторами. Это был всего-навсего раздавленный человечишка, который разрушил собственное будущее — и ради того, чтобы напасть на врага, который едва ли помнил о его существовании. Полнейший бардак. Очень вредный бардак...

— Но теперь все кончено, верно? — спросил Хафлои. — Ты убил кардинала, забрал записи? Мы рассчитались с долгом...

— Почти, — сказал Ингвар. — Ояда — единственная база, которая ещё действовала. Здесь был их последний запас бойцов, сохранённый ради последнего в списке. Доберись мы туда на несколько дней раньше, успели бы застать их на месте — это были военнослужащие Милитарум из гарнизонов системы, дислоцированных для защиты буровых установок.

— Кираст отправил их за пределы планеты, — сказал Гуннлаугур. — Боги их знают, как, но они все сейчас в варпе. Кардинал врал даже перед смертью — он ещё не закончил.

— Осталось всего одно имя, — произнёс Ингвар. — Чёрная Грива, Громовой Кулак.

Воцарилось молчание.

— Кто? — наконец переспросил Хафлои.

— Старый ярл Берек, что ли? — спросил Ольгейр.

— Или Рагнар? — добавил Ёрундур.

— Я же говорил, — заметил Гуннлаугур с кислой ухмылкой на лице. — Сплошной бардак.

— Это имя назвала выжившая женщина, — сказал Ингвар. — Она умерла прежде, чем я успел что-то уточнить. Вряд ли, по-моему, она рассказала бы всю правду, даже если бы осталась в живых — Кираст даже со своими людьми был мастером недомолвок.

— Берек участвовал в битве в 886 году, — сказал Гуннлаугур. — Я помню, как в бытность мою Кровавым Когтем он рассказывал об этом в Зале Огня. Хьортур тоже был там — до того, как стал волчьим гвардейцем. Это входило в целое изложение саг, и они не зацикливались на этом сражении, но и без внимания оставить не могли. Помнится, я подумал, что Громовой Кулак, должно быть, сыграл какую-то важную роль в обороне. Может, отчасти поэтому его и сделали волчьим лордом. Не знаю. Думаю, он предпочёл бы, чтобы его помнили за что-то другое.

Ольгейр посмеивался, и из его толстого горла вырывался низкий рокот.

— И что же нам теперь думать? Что этот человек стоит и за смертью Берека?

— Ну уж нет, — твёрдо ответил Ингвар. — Тело ярла нашли. И мы знаем, кто его убил — Рагнар слышал, как сам убийца похвалялся этим, и за его смерть отомстили в открытую, воин против воина.

— Значит, они охотятся за Рагнаром, — сказал Бальдр. — Снова промашка — во время Вторжения Молодого Короля ещё и на свете не было.

— Но у них с Громовым Кулаком одно имя, — сказал Гуннлаугур. — И оно, пожалуй, вполне могло бы прозвучать в переговорных сообщениях во время штурма. Это совпадение всегда казалось мне удивительным — что имя, которое волчий лорд получил из-за бионики, совпадает с родовым именем его преемника. Похоже, это судьба, но что об этом мог знать Кираст? Всё, что у него было, — это боевой кант, и ему пришлось сопоставлять эту информацию с орденом в его нынешнем виде. К тому времени, когда в списке появилось имя Громового Кулака, Берек уже много лет как погиб; вероятно, Кираст специально приберёг напоследок имя, которое ненавидел больше всего, — имя, которое к тому времени уже принадлежало другому.

— О деяниях Рагнара говорит половина Галактики, — сказал Ингвар. — Они знают, что он волчий лорд, почитаемый среди нас, как и Берек. Ошибаются эти люди или нет, но у них достаточно информации, чтобы найти того, кого они ищут.

Ёрундур откинулся на спинку трона.

— Ты точно уверен? Похоже, что у них ошибка на ошибке сидит и ошибкой погоняет.

— Полки отправлены, — сказал Гуннлаугур. — Я читал путевые листы — пятьсот тысяч солдат из Неизменных Ояды. Их четырнадцатая наступательная танковая часть включает более пятисот охотников Фалкрама — практически всё, что у них осталось, и все они получили приказ убить Громового Кулака Чёрную Гриву.

Ольгейр шумно выдохнул.

— Пять сотен! — фыркнул он. — Моркаи, не хватит. Только не на Рагнара.

— В открытом бою — может быть, — ответил Ингвар. — Но охотники так не действуют. Они будут рядом, сражаться с тобой бок о бок. Сами знаете, как это бывает, когда что-то начинается. Связь прерывается, приказы забываются. Любой воин может оказаться сам по себе. В этот-то момент они и нанесут удар — внезапно, точно в цель, которая к этому не готова.

— Они не промах, — предупредил Гуннлаугур. — Мы уже прочувствовали это на себе. Если у охотников есть укрытия и элемент неожиданности, они представляют опасность. Кираст знал, что его время на исходе, и поставил всё, что у него было, на эту миссию — финальную часть своей долгой игры.

— Значит, возвращаемся домой, — твердо сказал Хафлои, ища поддержки у братьев. — Возвращаемся, доказательства мы получили. Ты же этого и хотел? Чего-то, что можно показать остальным.

— Рагнар сейчас не на Фенрисе, — тихо проговорил Бальдр Фъольнир.

Все взгляды обратились к нему.

— Тебе-то откуда знать? — спросил Хафлои.

— Оттуда, что эта война поглотила Фенрис.

Лицо Бальдра, как это часто бывало, исказилось от боли. Он не поднимал взгляда, продолжая смотреть в камень.

— Там больше не за что сражаться. Так что Рагнар выдвинулся дальше, туда, где нам всегда было предначертано встретить его снова.

Ольгейр, казалось, смутился, но Ёрундур по-прежнему был настроен скептически.

— Даже без полученных данных можно было бы довольно точно предугадать, куда Кираст направил свои полки, — сказал он. — Мы все видели, как растёт уровень насилия.

— И всё-таки даже то существо сказало мне, — продолжил Бальдр. — Не то, что с Ояды, а то, что на чумном скитальце, несколько месяцев назад. Оно сказало, что это начнётся на Кадии. И с тех пор каждую ночь я наблюдаю, как приближается этот час, чувствуя, как пророчество постепенно воплощается в реальность. Сейчас этот мир призывает каждого.

— Врата Хельвинтер, — сказал Ингвар. — Крепость на краю света.

— Войска туда и отправлены, — пояснил Гуннлаугур. — Это самый последний пункт в записях и последняя информация, собранная агентами Кираста перед роспуском «Фалкрама». Мы знаем, как всё пойдёт с этого момента — приказы отданы, взятки выплачены, доводы высказаны. Охотники оказываются там, где сражаются Черногривые, и когда настанет момент, курок будет спущен. Кирасту не нужно присутствовать там лично — ему лишь нужно расставить всё по своим местам.

— Тогда отправим сообщение, — сказал Ольгейр. — Отправимся на охоту, найдём астропата-ретранслятора, как делали все это время. Передадим новости ярлам.

— Ни одно наше сообщение не дойдёт до адресата, — сказал Ингвар. — Кто нас будет слушать? Кровавый прилив уже начался — каждый корабль, направляющийся к Вратам, вскоре будет уничтожен. И если мы хотим это остановить, нужно следовать за ними.

— Эти корабли нас опережают, — сказал Ёрундур. — Маршруты уже проложены. Ты что, правда думаешь, что мы сможем их догнать?

— Мы можем настичь всё, что угодно, — сказал Гуннлаугур.

— Варп жутко штормит, — с сомнением произнёс Хафлои.

— Его ещё можно прочитать, — сказал Бальдр. — Ван Клиис своё дело знает.

Хафлои повернулся к Бальдру:

— А с тобой как быть? Мы говорили, что не вернёмся, пока не отыщем обе наши цели.

— А мы возвращаться и не собираемся, — спокойно ответил Бальдр. — Мы продолжаем идти. Это всего лишь ещё один шаг на пути.

— Ну так-то у нас и выбора нет, — сказал Гуннлаугур. — Если они приземлятся на Кадии, доберутся до места назначения…

— Варанги, ты видел то же, что и мы, — устало сказал Ольгейр. — Все флоты, каких бы размеров они ни были, идут в одном направлении. Это не драка, вроде той, в которую мы только что попали — это катаклизм, о котором жрецы твердят уже много лет. Если мы двинемся туда, —  если вообще доберёмся, — станем камешком среди оползня. В настоящем бою наша лохань продержится разве что пару минут. И за это время мы каким-то образом должны найти полки Кираста, живыми высадиться на поверхность и устранить тайных убийц прежде, чем остальные имперские силы в зоне боевых действий во главе с Рагнаром порвут нас на куски как предателей.

Ингвар улыбнулся:

— Да, таков наш план.

Ёрундур покачал головой:

— Ну и план, с ума сойти можно.

— Согласен, — сказал Гуннлаугур. — Но это необходимость. Вы все знаете, чего стоит Молодой Король. Знаете, как высоко ценят его готи. Кираст действовал в своих интересах, но враг помощнее не постесняется воспользоваться его бреднями. Нам нужно попытаться.

— Значит, этот совет собрали не для обсуждения, — сказал Ольгейр. — Ты уже всё решил, а от нас хочешь, чтобы мы поддержали.

— Ну, ты можешь высказаться, Тяжёлая Рука, — сказал Гуннлаугур. — Я выслушаю.

— Я за то, чтобы двигаться дальше, — настойчиво произнёс Ингвар. — Мы рисковали всем, чтобы напасть на этот след. Мы не можем сойти с дороги сейчас, как только всё начало прояснятся.

— Верно, — согласился Бальдр. — Судьба вела нас туда с тех пор, как мы покинули Фенрис на «Ундрайдере». Теперь, когда мы знаем правду, то должны быть там.

Хафлои рассмеялся:

— Да, и это будет настоящая битва, достойная того, чтобы нацарапать её на твоей могильной плите. В чем дело, старина? Уклоняешься от настоящего боя?

Ольгейр бросил на брата предостерегающий взгляд, но заговорил Ёрундур.

— Если мы и возьмёмся за это, то надо действовать споро, — сказал Старый Пёс с мрачным, как всегда, лицом, явно взвешивая шансы. — Тяжёлая Рука прав — в серьёзной схватке этот корабль долго не протянет. Придётся  добраться на нём до места высадки, а затем вылететь на «Вуоко», положившись на скорость и удачу, чтобы преодолеть орбитальный барьер смерти.

Ингвар кивнул:

— «Хлаупнир», может быть, протянет и подольше. Бъяргборн и верные нам люди заслуживают шанса на спасение, лишь бы удалось им воспользоваться. Остальная команда… что ж, они уже доказали свою сомнительную ценность.

— Всё это можно будет продумать позже, — сказал Гуннлаугур. — А пока, Тяжёлая Рука, говори. Говори прямо.

Ольгейр сильно нахмурился, потирая виски кончиками пальцев. Он покосился на Ингвара, затем на Бальдра, словно прикидывая, кого винить больше всех. Наконец откинулся на спинку трона, расправив свои громадные плечи, и криво улыбнулся.

— Я никогда не уклонялся, если можно было взять в руки клинок, — заявил он. — И готов снести башку любому, кто скажет обратное, всё равно, из стаи он или нет. Если я снова получу возможность предстать перед Рагнаром как воин его отряда, которому нечего стыдиться, то я ею воспользуюсь. Да я бы прорвался через глотку преисподней, чтобы там оказаться!

Гуннлаугур кивнул:

— Ясно.

— Ты отдаёшь приказы. Мы им следуем. Таков порядок вещей, я не жалуюсь. Но когда всё будет сделано — и если к тому времени кто-то из нас останется в живых, — я не стану делать вид, будто не хочу всё это закончить.

Пока он говорил, ни разу не взглянул на Бальдра.

— Мы — часть великой роты, если они примут нас обратно. Наше место в этой стае.

— Все мы хотим этого, — сказал Гуннлаугур. — И когда мы действуем, то получаем шанс воплотить это желание в жизнь.

С этими словами Раскалыватель Черепов повернулся к остальным.

— Теперь-то мы знаем, чем всё закончится. Оно и к лучшему. Если мы там погибнем, то напоследок поучаствуем в чём-то значительном. А выживем — будем вечно рассказывать об этом деянии в Зале Огня. Чего ещё желать?

Гуннлаугур положил ладони на стол; керамит звякнул о нагретый огнём камень.

— Да будет так, и довольно разговоров, — сказал он. — Запускаем двигатели и отправляемся к Вратам Хельвинтер!

Позже, когда все разошлась, Гуннлаугур остался наедине с Ингваром.

— Я помню, как ты вернулся в стаю, — сказал Гуннлаугур некоторое время спустя.

Ингвар криво усмехнулся:

— Тогда я отведал паскудного имперского пива. И вообразил, будто от этого стал мудрее Ульрика.

— Нам всем не мешало бы иногда проветриваться. Может, тогда мы бы лучше понимали, почему такое бывает.

— Пусть ненавидят, лишь бы боялись.

— Очередное изречение твоего Ультрадесантника?

— Каллимах то и дело сыпал цитатами. Думаю, на Макрагге это вдалбливают с младых когтей.

Гуннлаугур усмехнулся и угрюмо посмотрел на импровизированный круглый стол.

— Шутки в сторону. Это принимает какой-то нелепый оборот. Хьортур никогда бы этого не признал, он бы сказал: «Убейте их всех», — но мы на краю гибели, а Империум находит всё новые способы напакостить ордену. Однажды кто-нибудь подсчитает, сколько структур мы ополчили против себя, и задаст вопрос, их ли в этом вина. Может, дело в нас.

Ингвар пожал плечами:

— Тёмный Ангел, с которым я служил, никогда не упускал случая сказать, что однажды нас истребят.

— Вы с ним дрались?

— Несколько раз был близок к этому.

Гуннлаугур казался удручённым.

— Жаль, что ты ему башку не проломил.

— Хотя через какое-то время я уже склонялся к тому, чтобы поверить, — сказал Ингвар. — Думать, что мы — изгои. Тут ничего не поделаешь: когда тебя постоянно окружает инквизиция, и ты видишь, как они говорят о тебе, как смотрят на тебя… Чёрт возьми, за нами тоже охотились инквизиторы — более могущественные, чем этот кардинал!

— Что заставило тебя изменить мнение?

— Возвращение. — Ингвар улыбнулся. — Инквизитор — это нечто исковерканное. Кардинал — примерно то же самое. У них вялая кровь и хилые руки. Мы думаем, что нас ненавидят, так как считаем, будто весь Империум состоит из им подобных, но это не так. Они — всего лишь поверхностный слой накипи. Миллиарды, неисчислимые множества людей, те, кто строит города и управляет космическими кораблями, — они другие. Они пьют. Они дерутся. Они восхищаются хорошим оружием и смеются над заносчивыми слабаками. Они такие же, как мы. А мы об этом забываем.

— Может, и так…

— Я серьёзно. Попробуй как-нибудь поболтать с первым попавшимся гвардейцем. Скажи, пусть назовёт святых примархов. Ну, Сангвиния-то гвардейцы должны знать. Если он набожен, то, может, перечислит ещё несколько имён. А затем упомяни Русса — и увидишь, как он улыбается, будто примарх смотрит на него сверху. И если вы сидите в окопах, где кровь хлещет с неба, спроси гвардейцев, кого бы они хотели видеть рядом на высоте — Кровавого Когтя, который с рёвом умрёт за них, или Тёмного Ангела, который за всё время и словечком с ними не перекинется.

Гуннлаугур задумался.

— Я же говорил. Нам всем бы не помешало выйти, как ты, во внешний мир.

— Не завидуй, брат. Я многое потерял. Надо было вернуться домой, чтобы об этом вспомнить.

— В то время я не знал, что и думать об этом.

— Вот-вот. И это привело к тому, что творится сейчас.

— Всё шло к этому с самого начала.

— Фъольнир тоже бы так сказал.

При этих словах лицо Гуннлаугура омрачилось.

— Ещё одна загадка, — сказал Раскалыватель Черепов. — Мы ни на шаг не приблизились к его исцелению. А на что я рассчитывал, — что мы врежемся в Древо Жизни, которое только и поджидает, когда мы оборвём с него плоды? — Гуннлаугур покачал покрытой шрамами головой. — Надо бы решить этот вопрос перед тем, как вернёмся.

Ингвар кивнул:

— Но Бальдр хочет идти с нами. Хочет проделать всё это. Вероятно, ему нужно пройти этот путь; кроме того, если кто-то из нас и знает правду о происходящем, то только он.

— Каждый раз, когда мы сталкиваемся с врагом, который познал истинный малефикарум, Бальдр меняется. Вот почему мы так долго держались в тени. Но у нас — Кадия, там колдовство царит, как нигде в Галактике. Это-то меня и беспокоит.

— Самый сильный яд может стать самым действенным лекарством.

— Ещё одно из твоих макраггских изречений?

— Нет. Просто слабая надежда.

Гуннлаугур вздохнул.

— Да. Может быть, это всё, что у нас осталось.

Глава двадцать вторая

Как только курс был задан, «Аметистовый сюзерен» лёг на намеченный варп-маршрут. При первом же прыжке команда напряглась, готовая к лязгу корпуса и скрежету заслонов. Как обычно, поначалу переход вызвал             смесь тошноты и дезориентации; несмотря на это, впоследствии всё наладилось. Шли часы — не случалось никаких серьёзных поломок. Ремонтные бригады работали, устраняя повреждения, полученные при пустотном сражении; к общему удивлению, и сварочные швы не лопнули, и люмены остались на месте, и никто не бился головой об обшивку корпуса с воплями, что всех настигнут когти.

Часы перетекали в дни. Один этап сменялся другим, и на каждом обошлось без чрезвычайных происшествий. Корабельные кузни продолжали трудиться — ремонтировали оружие, по возможности латали броню Космических Волков. Раненые члены экипажа поправлялись и возвращались к работе.

Численность экипажа сократилась, но не катастрофически. У команды Бъяргборна даже нашлось время заново осмотреть орудийные галереи с высоты оядского опыта, чтобы ещё усовершенствовать системы.

Каждый из стаи потратил это время по-своему. Ёрундур строил оперативные планы по проникновению в Кадианскую систему, тщательно обдумывая все возможные варианты. Ингвар, на котором варп-переход сказывался почти так же сильно, как на обычном смертном, очищал разум, изучая свитки с Ояды. Ольгейр и Гуннлаугур проводили часы в тренировочных отсеках, тренируя друг друга, чтобы поддерживать мышцы в тонусе. К ним частенько присоединялся Хафлои, но он подолгу оставался и наедине с собой — бродил по полупустым коридорам трюмных палуб, словно охотясь на невидимых призрачных существ. Это было время ожидания, вынужденное затишье перед бурей, когда все были заперты в узких и скрипучих стенах галеона.

Для Бальдра это время прошло на удивление спокойно. Он ожидал, что при входе в эмпиреи на него нахлынет привычный приступ боли — нарастающее давление на виски, приглушённый гул голосов, вытесняющий его собственные мысли. Вместо этого вокруг оказались лишь физические объекты — прочные, нетронутые, надёжные.

— Похоже, тебе полегчало, брат, — сказал ему Ингвар.

И это было правдой. Хотя и странной, принимая в расчёт нынешние обстоятельства.

Во время перехода царила безмятежность, так что ван Клиис иногда выбиралась из своего убежища. Бальдр знал, когда она прерывала уединение и уходила в личные покои. В конце концов он неизбежно направился туда.

Бальдр вошёл в покои астропата; та одарила его своей умной понимающей улыбкой и указала на диван. Она выглядела лучше, чем обычно, хотя тяготы долгого путешествия по варпу всегда брали своё, иссушая кожу так, что она начинала обтягивать кости, а морщины — усугубляться.

— А знаешь, почему переход проходит так спокойно? — спросила ван Клиис, направляясь к буфету, где на подносе стояли пара оловянных бокалов и графин.

Она налила себе, зная, что гостю предлагать выпивку не стоит.

— Ну-у… повезло, наверное, — сказал Бальдр.

— Ха! Шутить изволишь, — ван Клиис снова уселась на диван напротив космодесантника. На этот раз на ней было бирюзовое платье, висящее чересчур свободно. Она взболтала содержимое бокала и сделала большой глоток. — Шторма бушевали так долго, что я уже сомневалась, прекратятся они или нет.

— Каждый переход, который мы совершали после Фенриса, был не из лёгких.

— Вот-вот. И с каждым разом всё хуже, — проворчала ван Клиис. — Видишь ли, Бурлящее море называют океаном. Так оно и есть! Океан с течениями, приливами и зыбью. Если корабль один, то в этих водах можно и утонуть. И чем более ты одинок, тем хуже. Существа… они сбиваются в стаи, всплывают из глубин. Как акулы, когда почуют кровь.

Она сделала ещё глоток.

— Наш переход не лучше. Даже хуже... Но вот смотри. Там тысячи кораблей. Тысячи! Я вижу их на вершине... Будто звёзды в пустоте, и все испещрены следами душевных огней. Их так много, так много! Они разрушают Мир, раскалывают его на части. Провидение не может отследить их все... Следы громоздятся, заходя один на другой — всё становится плоским. В жизни такого не видела!

Ван Клиис наклонилась вперёд, положив тоненькие локти на тоненькие колени:

— Как-то я побывала в секторе Сол. То был самый длинный переход из всех, что я совершала. Я видела сам Тронный мир, — ну, издалека и только в варпе. Он был как грязная яма. Кажется, не видела и уже не увижу столько варп-следов: всё бурлило, бурлило, так что и оценить что-либо трудно. Но это. Ха! Это... это затмевает всё. Они движутся так же быстро, как и мы, кромсая эфир в кусочки.

— Что скажешь о них? — спросил Бальдр. — Имперцы?

— Некоторые. Большинство, как мне кажется. Но они все — по правую сторону ока. А по другую сторону… Ну и дела. Подозреваю, что там они — в громадном количестве. Громадном. Наверное, больше, чем когда бы то ни было.

Она усмехнулась:

— Раньше мне было скучно. Я думала, что так и умру здесь, выслеживая торговые караваны. Должна вас поблагодарить. Если бы ты мог это увидеть! Тебе бы понравилось. Тысячи тропинок в бурлящем море, словно ниточки жемчуга, рассыпанные по бархату. Это очень красиво.

Бальдр рассмеялся — казалось, усталость его немного отпустила:

— Так вот что успокаивает варп! Масса кораблей, идущих в одном направлении!

Лицо ван Клиис посуровело.

— Не обманывайся. Это ненадолго. Когда все души оказываются в одном месте в одно и то же время, это вызывает раскол в варпе. Это знает Враг. Это знают Верховные лорды. И коль скоро они идут на такой риск, значит, положение аховое. Приближаемся к большому шторму!

— И мы знаем.

— И хотите прибавить скорости?

— Я мог бы помочь тебе с этим.

Похоже, ван Клиис впервые поразилась по-настоящему:

— О чём ты?

— Я тоже их вижу. Корабли. Все. — Бальдр спокойно сложил руки вместе. — Я вижу окружающую их энергию и вихрь, в который они направляются. Я мог бы тебе помочь.

Ван Клиис ничего не ответила. Она сделала ещё один глоток, затем вопросительно взглянула на Бальдра.

— Да, может, это просто чудные сны. И вообще, это запрещено. Не то чтобы мне нравился ортодоксальный кодекс, но некоторые вещи священны. — Она постучала себя по лбу, как раз там, где расшитая драгоценными камнями повязка скрывала Всевидящее око. — Только это. Всё остальное — очень опасно.

Бальдр пожал плечами:

— Как знаешь. Но не сбавляй темп. Гуннлаугур хочет, чтобы мы были там раньше, чем прибудет любой другой корабль с Ояды.

— На этом галеоне? — кисло усмехнулась ван Клиис. — Хотя я знаю, как. Остаётся полагаться на то, что транспортировка войск — дело небыстрое. Может, этого и хватит. А может, и нет. Не могу сказать. Столько огней, столько огней… — Она снова посмотрела на Бальдра. — И почему вы так её называете? Как же… Врата Хельвинтер?

Бальдр улыбнулся:

— Мы — народ саг. А это место было в сагах со времён Русса. — Улыбка его угасла. — Хельвинтер — это конец. Это хватка, которая никогда не ослабевает, это удушение жизни. Врата заперты, и это её удерживает. Если они устоят, то и жизнь будет продолжаться. Если же они рухнут, останется лишь буря. Во всяком случае, так говорят скьяльды.

— И вы хотите отправиться туда?

— Да. И если ты доставишь нас туда вовремя, то сослужишь нам неоценимую службу.

Ван Клиис покосилась на него с кривой усмешкой:

— Напоследок, что ли? Прежде чем этот плавучий гроб окончательно развалится на куски? Думаю, да.

— Может быть. А может, и нет. — Бальдр наклонился поближе. — Всё случится быстро. Вероятно, нас всех перебьют в первые же мгновения, но для эвакуации подготавливают внутрисистемный корабль. Знаешь, где он? Как только прорвём завесу, спускайся в ангар.

— К той штуковине, на которой вы прилетели, парни? — ван Клиис усмехнулась. — И что, она меня спасёт?

— Корабль быстрый и маленький. У командира Ривена приказ — взять с собой фенрисскую команду и ещё кого-нибудь из тех, кто преданно служил. Больше людей он взять не сможет. Возможности шаттла по части варп-перелётов ограничены, но, если повезёт, их хватит, чтобы вытащить вас за пределы системы.

— Я бы сказала, что это должно изрядно повезти. — Ван Клиис покачала головой, не переставая улыбаться. — Ты был мне хорошим другом, Бальдр с Фенриса. Лучше, чем все капитаны, на которых я работала. Только подумать! Может, я бы привыкла к твоему зловонию и отсутствию вкуса. Возможно, я могла бы не обращать внимания на твоё мнение касательно рунической магии, и просто простить твоё невежество. Возможно, всё это могло бы случиться…

Бальдр пожал плечами:

— Для начала выживи.

— Как и ты.

— Есть и другие достойные цели, кроме выживания.

— И другие опасности, кроме смерти.

Бальдр встал.

— Начинай собираться уже сейчас. Прибудем, и времени не останется — просто выдвигайся, уходи живо, не тащи никаких вещей.

— Никаких, кроме платьев. И шкатулки с драгоценностями из Гиперии!

— Предметы первой необходимости, — рассмеялся Бальдр.

— Ну… Для меня — да.

Она подняла глаза на Бальдра.

— Я постараюсь провести нас как можно ближе. При всём этом бурлении — настолько близко, насколько возможно. Для тебя я это сделаю , хотя для того старика не стала бы. Дам вам все шансы.

— Знаю. Спасибо.

— И да пребудет Его око со всеми нами.

Бальдр серьёзно кивнул и повернулся к выходу.

— Так и должно быть, — сказал он.

Дни сменяли друг друга в безжалостной череде, которую отмечали одни внутренние хроносы корабля. И чем ближе они подходили, тем больше времени Ёрундур и Гуннлаугур уделяли подготовке ко входу в систему. Они собирались на командном мостике, иногда наедине, иногда с другими членами экипажа, и проговаривали последовательность событий.

— Мне бы хотелось, чтобы астропат прочитала это, — сказал Ёрундур в последний раз перед тем, как прорвать завесу. — Только это. Что-нибудь, что дало бы хоть какую-то подсказку, с чем мы столкнёмся.

Гуннлаугур проворчал что-то согласное. На мостике внизу кипела работа — слышались ровные щелчки и жужжание функционирующих систем, — но на командном возвышении они были только вдвоём, и их лица подсвечивались зелёными отсветами гололитов.

— Да. Тем не менее, уже можно строить кое-какие догадки.

Ёрундур переключил голопроигрыватель трона на изображение Кадианской системы.

— Я говорил с навигатором. Она сказала, что варп-следы, ведущие на Кадию, ещё видны и ведут к горизонту Мандевиля, а затем последовательно уходят в реальное пространство. Это означает, что Империум всё ещё удерживает точки входа. И мы, скорее всего, совершим переход по меньшей мере без потерь. Я бы удивился, если бы у нас не вышло пройти «перчатку» и добраться до самой планеты — все идут в одном направлении, а мы уж точно не входим в число главных целей. Всё начнётся на орбите. Вот там-то мы попадём в переделку по-настоящему.

— Все готовы, — сказал Гуннлаугур. — Я и Гирфалькон возьмём на себя мостик. Фъольнир проведёт авгурное сканирование, чтобы найти нужные нам транспортники. Ольгейр подключится к коммуникационной сети Ордена, если у нас остался доступ к ней, и выяснит местонахождение отряда Рагнара. Затем, как только появится хоть какая-то связь, мы все вместе сядем на «Вуоко». В это время вы со Щенком будете охранять ангар и убедитесь, что «Хлаупнир» и «Громовые ястребы» подготовлены к эвакуации, и все кэрлы тоже.

— Нам не удастся долго водить за нос остальную команду, — сказал Ёрундур.

— Мы всё устроим. Когда вырвемся в пустоту, будешь пилотировать «Вуоко». Если повезёт, к тому времени у нас как минимум будет геолокатор, за которым можно будет следовать. Если же нет, что ж — положимся на лучшее.

— Что ты знаешь об этой планете?

— Немного. Размером с Терру, атмосфера стандартная, гравитация стандартная. Говорят, это величайшая планета-крепость в Галактике.

— Это о многих местах говорят.

— И мы не знаем, в каком состоянии будет Кадия.

Гуннлаугур сжал кулаки, а затем расслабил их, словно готовясь взяться за молот.

— Мы не знаем, что напало на это мир, знаем лишь то, что из-за этого противника мобилизованы все силы отсюда и до самого Мира-очага. Неизвестно, зачем туда отправили Рагнара. Мы не знаем, кто ещё отправился на Кадию. Получается, ни черта мы не знаем!

— И не нужно. Как попадём в гущу событий, всё и прояснится. Как всегда.

Гуннлаугур фыркнул, хохотнув:

— Ты явно побывал не в тех же зонах боевых действий, что я.

— У нас только одна задача. И это всё упрощает.

— Верно. Перво-наперво высадка, тогда и увидим, как обстоят дела.

Он посмотрел на закрытые варп-заслонки. Они были менее шумными, чем обычно, будто бушующие за ними силы каким-то образом поутихли.

— Отродясь не видел, чтобы было так спокойно. Я не хочу идти куда-то в такой обстановке.

Ёрундур пожал плечами:

— Боги любят игры. Ульрик твердил об этом десятилетиями. Да все жрецы талдычили. Уже можно было подумать, что они просто помешаны на унынии. Что они, может, всегда это говорят. А теперь мне кажется, что они всё предвидели и просто не решались называть вещи своими именами. — Выражение лица Гуннлаугура посуровело. — Чёрный крестовый поход? Всегда подумывал, застану ли я его когда-нибудь.

— Нашёл к чему стремиться, Раскалыватель Черепов.

— Но и пропустить такое не хочется. Не хочется, чтобы узнали, что меня не было там, когда распахнулись Врата. С тех пор, как мы начали нашу охоту, у меня в душе теплилась мрачная надежда на это. Что настал час. Что наш век оказался самым тяжёлым, и на долю этого поколения выпали величайшие битвы.

Гуннлаугур самодовольно рассмеялся вполголоса:

— Вы слушаете саги, и все они только и вещают, будто в былые времена всё было куда как посерьёзнее. Примарх ходил среди нас, свет Императора ещё сиял. А я хочу думать, что саги ошибаются. Что никогда прежде не было более грандиозных битв, чем эти, и что мы — мы сталкиваемся с самыми тяжёлыми испытаниями, которые когда-либо выпадали на долю человечества. И когда мои битвы окончатся, и я, наконец, отправлюсь к Всеотцу, я хочу с высоко поднятой головой посмотреть в глаза умершим фенрисцам и почувствовать себя одним из них.

Ёрундур бросил на него сухой взгляд.

— Знаешь, что я думаю, Варанги? Я думаю, оставил бы ты эти речи для скьяльдов. Мы доберёмся туда, перебьём этих предателей-скитнаедов, затем как-нибудь уговорим Гримнара не насаживать наши головы на пики, а потом вернёмся к привычной жизни. — Старый Пёс широко раскинул руки. — Отведаю мёда и мяса в каминных залах. Высплюсь. И снова отправлюсь на какую-нибудь другую грязную войну.

Гуннлаугур усмехнулся.

— Когда доберёмся, тебе придётся по нраву, — сказал он, вставая с трона. — Когда прибываем в систему?

— Через шесть часов.

— Хорошо. Ещё разок проведу бой с Тяжёлой Рукой. Не засиживайся за изучением векторов: хочу, чтобы ты хоть немного отдохнул, пока всё не началось.

— Я буду готов.

— Да. Вижу, что будешь.

Он сделал аккуратный разрез, чтобы изготовить последнюю часть доспеха. Корабельные кузни были плохо приспособлены для работы с керамитом; бóльшую часть тяжёлого оборудования доставили с «Хлаупнира». Никому из команды Коллаквы никогда не дозволялось прикасаться к нему — только кэрлам, работавшим бок о бок с сервиторами и разрозненной группой лексмехаников, забранных с фенрисского корабля. Они делали всё, что было в их силах: шлифовали, удаляли с пластин самые сильные загрязнения, вставляли новые панели на место устранённых дефектов. Силовая броня была чем-то сложным и священным, даже величайшие Железные жрецы не до конца понимали, как работают её системы; потому-то проводить работы таким образом само по себе было чем-то вроде богохульства, пусть и вызванного лишениями. В том виде, в каком они были на Фенрисе, сохранились только руны, тщательно отреставрированные и нанесённые руками самих воинов.

В своём давнем прошлом Хафлои не видел в этом особого смысла. До Вознесения в его племени рунические надписи наносили лишь готи, в то время как воины и охотники едва ли утруждали себя изучением основ этого ремесла. Но когда он оказался в Горе, всё пошло по-другому. Трансформация тела сопровождалась трансформацией разума, и каждый Кровавый Коготь узнал и о священных знаках и их значении, и о том, что они могут сделать с оружием, щитом или кораблём. Руны перестали быть абстрактными надписями, сделанными лишь для того, чтобы задобрить богов бури и убийства, и стали символами более глубокой магии — корней, которые проникали в саму Изнанку Вселенной и черпали её силу.

Поэтому Хафлои научился делать кое-какие руны своими руками. Конечно, ему было далеко до настоящего мастера, который годами работал в кузне с молотком и зубилом. И всё же молодой воин совершенствовался с каждой последующей работой: наносил руны на края наплечников, изогнутые панели поножей, вырезал имена тех, кого сразил, или названия мест, где судьба даровала ему удачу. Теперь, когда пластина была вычищена и заново освящена, знаки снова стали видны — ожерелье из угловатых символов, которые петляли и вздымались на штормово-серой поверхности.

Кровавый Коготь разглядывал каждую деталь, пока сервы поднимали её, готовую к установке на своё место. Отблески огня окаймляли каждый знак кроваво-красным — череда имён и мест, взятых с бою и получивших своего рода бессмертие.

Ингвар стоял рядом; его доспехи тоже устанавливали на место, поверхность брони была ещё более побитой. Как и на теле, на доспехе со временем появлялись шрамы и изъяны, пластины покрывались вмятинами и становились шероховатыми. Доспехи Серого Охотника были темнее, старше — они выветрились, как и их владелец.

— Как самочувствие — готов? — спросил Ингвар, и на его лице вспыхнули искры от сверла.

В другой день Хафлои, возможно, возмутился бы от такого вопроса. Спросили бы о таком Тяжёлую Руку? Все по-прежнему видели в Хафлои щенка, свежую кровь, влитую в стаю для количества, так как из-за потерь нарушались старые обычаи ордена.

И всё же, наверное, подразумевалось иное. В последние дни с ним и правда обращались по-другому. Кровавого Когтя по-прежнему подкалывали, но сдержаннее, даже с оттенком уважения. Может, и не стоило изводить остальных, агрессивно отстаивая своё право находиться среди них.

— Не знаю, — ответил Хафлои, чувствуя, как сенсорные расширения скользят в гнезде чёрного панциря.

Ингвар посмотрел на Кровавого Когтя.

— Не знаешь?

Хафлои повёл плечом, чтобы сервы опустили подвешенный на цепях наплечник.

— А что ты хотел услышать? Что у меня на уме только одно — покрыть себя кровью врагов? Нет. Я не знаю. Я повидал множество миров. Но это… Кадия. — Он усмехнулся. — Думаешь, может, что я чего-то не вижу. Но я знаю, что всё это значит. Этот мир нельзя терять.

— Это не от нас зависит.

— Зависит, если мы там будем.

— Мы сыграем очень незначительную роль.

— Только если потерпим неудачу.

Настала очередь Ингвара получить правый наплечник, который позвякивал на цепях — тяжёлый фрагмент весом почти со смертного человека.

— Ты когда-нибудь встречал Чёрную Гриву? — спросил он.

— Нет. Точнее, видел его в Зале Огня, на собраниях, как и все остальные. Наблюдал за ним.

— Что думаешь о нём?

Хафлои уже размышлял о Молодом Короле.

— Что он пытался стать кем-то. Или не стать. Что он всё время носил это с собой.

Ингвар вытянул руки, надевая перчатки, и дал сервам вставить провода питания в узлы, расположенные под кожей.

— Я разговаривал с Чёрной Гривой перед уходом. Он показался мне каким-то усталым. Может, потому, что я сам устал. Однако я видел, как он сражается. На это стоило посмотреть!

Он одобрительно хмыкнул.

— Раскалыватель Черепов — самый опасный волчий гвардеец, которого я когда-либо знал. Однажды он сам станет ярлом. Но он всегда будет старше, чем Чёрная Грива, потому что Рагнар — это что-то особенное, такого таланта больше не появится.

— Так о многих воинах говорят.

— Да, может быть. Но Рагнар — это… будущее. Убери его, и что у нас останется? Груз наших предков и их вечного осуждения.

Он повернул кулак, проверяя соединения и по очереди перебирая пальцами.

— Считай, что тебе повезло, Серый Охотник. Ты — в величайшей из великих рот, которая спасёт нас всех.

Хафлои смотрел, как сервы ритуально приподняли его шлем, а лексмеханик сбрызнул его маслом.

— Кем это ты меня только что назвал?

— Тем, кем ты и являешься. Думаю, что теперь можно перестать притворяться.

Шлем опустился на голову Хафлои — полая корона, украшенная прекрасными элементами археотеха, железом и золотом. Шлем сел на своё место со слабым шипением и щелчком, мгновенно окутав поле зрения филигранью боевой информации.

— Это так не работает, — сказал Хафлои. — Слишком быстро.

Затем опустился шлем Ингвара, скрыв его лицо за решётчатой бронёй.

— С Рагнаром было так же. Мы не подчиняемся Кодексу — что для нас правила? — Он сошёл с постамента, готовый к закреплению последних деталей и нанесению священных масел. — Твоё имя, твои деяния... Это одно и то же. Если бы ты этого не заслуживал, тебя бы так и не называли.

Энергетические системы брони завершили свои циклы и включились в работу, и Хафлои почувствовал лёгкую дрожь. Так бывало всегда — небольшой выброс эндорфинов, осознание того, что сейчас можно сделать с тем, что дано.

Он чуть не попятился снова. Хафлои всё ещё чувствовал себя молодым. У него в волосах появились рыжие пряди. До перемены имени могли пройти годы, десятилетия. Это было слишком рано. Слишком рано…

Но что-то сказать он не успел: на его едва подключенный ретинальный канал связи поступил сигнал тревоги. Ингвар, который только что взял клинок в новенькую перчатку, очевидно, тоже получил такой сигнал. Он посмотрел на Хафлои, и линзы его шлема вспыхнули.

— Вот и он, — сказал Ингвар. — Конец света.