Не ведая страха / Know No Fear (роман)

WARPFROG Гильдия Переводчиков Warhammer Не ведая страха / Know No Fear (роман)
Автор	Дэн Абнетт / Dan Abnett
Переводчик	Brenner
Издательство	Black Library
Серия книг	Ересь Гора / Horus Heresy
Предыдущая книга	Потерянное Освобождение / Deliverance Lost
Следующая книга	Примархи / The Primarchs
Год издания	2012
Подписаться на обновления	Telegram-канал
Обсудить	Telegram-чат
Скачать	EPUB, FB2, MOBI
Поддержать проект

Персонажи

XIII Легион, "Ультрадесант"

Робаут Жиллиман, примарх XIII Легиона

Таврон Никодим, тетрарх Ультрамара (Сарамант), чемпион примарха

Эйкос Ламиад, тетрарх Ультрамара(Конор), чемпион примарха

Юстарий, почтенный дредноут

Телемехр, дредноут "Контемптор"

Марий Гейдж, магистр ордена, 1-й Орден

Рем Вентан, капитан, 4-я рота

Киуз Селатон, сержант, 4-я рота

Лирос Сиданс, младший капитан, 4-я рота

Архо, сержант, 4-ая рота

Анкрион, сержант, 4-ая рота

Барка, сержант, 4-я рота

Нарон Ваттиан, скаут, 4-я рота

Саур Дамокл, капитан, 6-я рота

Домициан, сержант, 6-я рота

Браэллен, 6-я рота

Андром, 6-я рота

Эвексиан, капитан, 7-я рота

Амант, 7-я рота

Лорхас, капитан, 9-я рота

Эфон, капитан, 19-я рота

Эрикон Гай, капитан, 21-я рота

Тилос Рубио, 21-я рота

Гонория, капитан, 23-я рота

Тевс Сулл, капитан, 39-я рота

Грев, сержант, 39-я рота

Кен Атрей, магистр ордена, 6-й Орден

Клорд Эмпион, магистр ордена, 9-й Орден

Варед, магистр ордена, 11-й Орден

Экрит, капитан, 111-я рота

Фрасторекс, капитан, 112-я рота

Анхиз, сержант, 112-я рота

Шарад Антоли, магистр ордена, 13-й Орден

Таэрон, капитан, 135-я рота

Эонид Тиель, сержант, 135-я рота [отмечен]

Эвидо Банзор, магистр ордена, 16-й Орден

Гевтоник, капитан, 161-я рота

Яэр, апотекарий, 161-я рота

Керсо, 161-я рота

Бормар, 161-я рота

Забон, 161-я рота

Антерос, 161-я рота

Гонорий Люциель, капитан, 209-я рота

XVII Легион "Несущие Слово"

Лоргар Аврелиан, примарх XVII Легиона

Кор Фаэрон, Черный Кардинал

Эреб, Темный Апостол

Аргел Тал, Гал Ворбак

Эссембер Зот, Гал Ворбак

Федрал Фелл, командующий

Морпал Ксир, командующий

Хол Велоф, командующий

Малок Карто, Апостол при Хол Велофе

Сорот Чур

Улмор Нул

Культы

Ушметар Каул, "Братство Ножа"

Криол Фоуст, доверенный лейтенант

Ценвар Каул, "Семья Наоборот"

Джехарванат, "Кольцо"

Каул Мандари, "Генный Род"

Вил Теф, геннонареченный

Имперские граждане

Ул Кехал Гесст, Сервер Управления, Механикум

Меер Эдв Таурен, магос-аналитик

магос Улдорт

Арук Серотид, мастер-скитарий

Кирамика, скитарий

капитан корабля Сазар Боган Зедофф, "Честь Макрагга"

магос-представитель Пелот, «Честь Макрагга»

капитан корабля Уон Гоммед, «Святость Сараманта»

Имперская Армия

Полковник Спарзи, 10-й Неридский

Боу Хеллок, сержант, 61-й Нуминский

Догент Кранк, 61-й Нуминский

Бейл Рейн, 61-й Нуминский

Граждане Калта

Сенешаль Арбут

Олл Перссон

Графт, рабочий-сервитор

Гебет Зибес

Кэтт

Нив Рейн

«В усталости нами овладевают и давно преодоленные понятия»

философарх Ницше, приблизительно М2

«Они мертвы и не будут жить;

они призраки и не восстанут;

Пока ты не принесешь им разрушение

и не сотрешь память о них.»

«Апокрифа Терра», дата неизвестна.

Последующий документ — хронологическая запись, полученная и скомпилированная из оперативной сводки Ультима (XIII) 1136.271.v и текстов примарха Робаута Жиллимана.

Исключительно для пользования Адептус Астартес, обладающих допуском.

УКАЗАНИЕ // ЦЕЛИ

1

[отметка: -136.57.07]

Кто умер первым?

В большинстве хроник будет упомянута смерть Гонория Луциеля (капитан, 209-я рота) и семнадцати прочих от руки Сорота Чура на ротной палубе крейсера «Самофракия» на отметке: -00.19.45, однако на самом деле это не первые боевые потери.

Примерно за сто тридцать шесть часов (звездных) до начала отсчета в качестве подготовительного этапа к атаке на Калт взята на абордаж и уведена с Апогея Тармуса мобильная база «Кампанила».

Казнены три тысячи семьсот девять членов экипажа, включая капитана, навигатора, начальника эшелонного порта, двух фабрикаторов с сортировочной станции и охранявший палубу наряд 10-го полка Неридских Регуляторов.

Предоставленное примарху Жиллиману около отметки 01:30:00 подтверждение потери «Кампанилы» указывает на осуществленные противником расчет и планирование и знаменует собой то, что примарх Жиллиман называет «подготовительной фазой обнаружения», опровергая заявления о лежащей в основе конфликта ошибке или несчастном случае.

Все это представляет собой «предварительный злой умысел» со стороны неприятеля и придает сил примарху Жиллиману, поскольку избавляет от сожалений при сопротивлении или нанесении ответного удара всей военной мощью. Больше нет смысла пытаться вразумить брата, поскольку этот брат на самом деле пытается его убить вовсе не по ошибке.

Лоргар изначально планировал это.

Точные подробности обстоятельств потери «Кампанилы» утрачены / и одинокий в этом мраке перегруженный и скрипящий кораблик, который замедляется и минует по дуге внешние луны, неся более трех с половиной тысяч душ / поскольку с ее обломков не получена запись системного журнала или информационная кассета / на него в ночи проникло нечто, сделанное в ночи, сделанное из ночи, тьма с глазами и зубами, холодная, словно пустота, брызжущая через все шлюзы, уплотнения люков и вентиляционные трубы, будто сжатое масло / хотя предполагается, что ее догнал и захватил со всей командой боевой корабль XVII Легиона / все они кричали, ослепнув и задыхаясь, некуда бежать, нет спасения, ни одна дверь не открывается, лишь те, что ведут в лишенный воздуха открытый космос, а созданная из ночи тварь заполняет «Кампанилу», каждую каюту и палубу, каждую камеру и проход, словно черная бурная вода, захлестывающая подземное жилище, ослепляет, душит и топит все, заполняет комнаты, заполняет рты, заполняет уши, заполняет желудки, сваривает мозги, затыкает стрельбу, тупит клинки, поглощает крики смерти и сопротивления, уносит вопли прочь и смеется в ответ издевательскими голосами, которые уверяют, что эти крики — всего лишь камерная музыка темных монархов, о которых человечество лишь начало грезить / так что оказалось возможным использовать швартовочные коды для проникновения к сортировочной платформе.

На отметках -136.14.12, а затем -135.01.20 и -122.11.35 Управление системы Калта фиксирует отклонения курса «Кампанилы»

На отметке -99.21.59 зафиксирована потеря вокс-контакта.

Спустя два часа Управление системы Калта присваивает «Кампаниле» статус «повод для беспокойства», а Магистр Порта принимает решение выслать поддержку на перехват, если до конца смены больше ничего не будет получено. В этот день в Веридийской системе из-за соединения флотилий находится сто девяносто две тысячи единиц корабельного сообщения.

Перехват поддержки не высылается, поскольку на отметке -88.10.21 «Кампанила» возобновляет передачу кода.

Экипаж «Кампанилы» числится в списках погибших, хотя никого из них больше не видели / но их видели, однако не в том обличье, чтобы их, лишенных криков, можно было как-либо узнать.

 [отметка: -124.24.03]

Первые корабли приближающегося флота подтянули свои покрытые вмятинами корпуса к тормозным стапелям и остановились у верхней швартовочной станции над городом Нумин. Эти боевые корабли проделали долгий путь, прикончив великое множество различных существ, и гордо несут цвета и символику XVII-го.

Люциель открывает люк воздушного шлюза. Его рота назначена обеспечивать непосредственную безопасность Нуминского верхнего опорного пункта. Он лично просил об этой обязанности.

Высокий, будто крупный человек, сидящий на плечах другого крупного человека, широкий, как три атлета-тяжеловеса, облаченный в керамитовую броню блестящего доспеха «Претор», которая еще увеличивает габариты тела, Люциель открывает люк воздушного шлюза.

В исходящем изнутри свете он оказывается сине-золотым. Облегающий череп шлем на месте. По ту сторону щелей визора глаза Люциеля реагируют столь же быстро, как и встроенная в оправу щелей оптическая аугметика. Неосознанные боевые инстинкты берут верх: открыто новое пространство, и он должен осмотреться и просчитать возможные угрозы. Шлюзовой отсек, шестьдесят кубометров, настил с гравиподдержкой, самогерметизирующаяся бронированная обшивка, нейтральные нормализованные атмосферные условия (хотя Люциель чувствует спад давления в конце рабочих циклов воздушных насосов). На противоположном конце шлюзового отсека находится встречный люк.

Перед дверью стоит фигура. Другой космодесантник в полном боевом облачении.

Люциель принадлежит к XIII Легиону, он Ультрадесантник. Синий с золотым, чистые и отчетливые. Броня отполирована до шелковистого блеска. Тип «Претор» — новый вариант, который локально изготовляется в Веридийской Кузнице, однако еще не является официально принятой моделью в Легионес Астартес.

Второй из XVII Легиона, Несущий Слово. Тип его доспеха — нынешний Мк IV, «Максимус», созданный для утверждения имперского господства. Улучшенная фронтальная броня и угловатые очертания шлема знакомы.

Но не их цвета. Темно-багряный, отделанный серо-стальным. Выполненные темным лаком ротные обозначения и метка отделения практически не поддаются расшифровке, как будто их стерли, или еще не нанесли. Куда делся вытравленный плазмой серый цвет предыдущей раскраски?

Несущего Слово почти невозможно узнать. На какую-то наносекунду он кажется Люциелю незнакомцем, угрозой.

Трансчеловеческие реакции уже непроизвольно работают. Уровень адреналина взлетает, чтобы сократить и без того потрясающее время реакции. Мышцы вспоминают. В набедренной кобуре Люциеля его болтер, смазанный черный питбуль в мире оружия. Капитан может выхватить его, прицелиться и выстрелить менее чем за секунду. Дистанция шесть метров, цель ничем не заслонена. Вероятность промаха нулевая. Усиленная спереди броня «Максимус» может остановить масс-реактивный снаряд, поэтому Люциель будет стрелять дважды, целясь по щелям визора. Рукав-оболочка воздушного шлюза восстанавливается самостоятельно, и перенесет лазерный огонь, однако заряд болтера разорвет ее, так что Люциель готовится к взрывной декомпрессии в случае рикошета или неточного попадания. Повинуясь простейшему подсознательному нейроимпульсу, электромагниты на подошвах накапливают заряд, чтобы прикрепиться к пластинам пола.

Люциель размышляет теоретически, но, разумеется, тут нет никакой теории. Не существует тактического прецедента боя одного космического десантника с другим. Сама идея нелепа. Он мыслит практически, и именно это указывает ему на щели визора. Менее чем за полторы секунды он может произвести аккуратный выстрел в голову, выпустив два заряда для надежности, и, вероятно, сохранить целостность атмосферы шлюза.

Все это происходит определенно, инстинктивно и непроизвольно меньше, чем за наносекунду.

Несущий Слово поднимает правую руку. Куда он ее ведет? К основному оружию, плазменной пушке, за которую нужно потянуть, чтобы извлечь из кобуры?

Рука раскрывается ладонью вперед, словно цветок, на крохотных кольчужных звеньях мерцает свет.

— Люциель, — произносит Несущий Слово. — Брат.

— Чур, — отвечает Люциель, его голос выходит из динамика шлема рычанием. — Брат, — добавляет он.

— Рад встрече, — говорит воин XVII-го, делая шаг вперед.

— Давно не виделись, — произносит Люциель, двигаясь навстречу. Они обнимаются, защита на предплечьях лязгает о спинную броню.

— Скажи, брат, — спрашивает Люциель, — что нового ты научился убивать с момента нашей прошлой встречи?

2

[отметка: -116.50.32]

Эонид Тиель, Ультрадесантник, представленный к дисциплинарному взысканию, садится в сине-золотую «Грозовую птицу» на посадочной полосе в двух тысячах километров к югу от Нумина. Солнце — звезда под названием Веридия — лишь перламутровая точка в бледном небе. Прекрасная звезда, как слышал Тиель. Прекрасная звезда и превосходный мир.

Перед ним солнечный свет озаряет матовый металл Низины Дера Карен, района заводов и сборочных цехов. Простые, опрятные и утилитарные постройки выпускают в чистое небо пряди белого пара через круглые трубы и вращающиеся на крышах вентиляторы. Между доводочных залов сохранены островки леса, где рабочие могут отдыхать и беседовать в перерывах между сменами.

На западе, словно луна, только что взошла одна из орбитальных верфей, всего лишь туманный призрак, низко висящий в небе. Тиелю известно о существовании еще восьми. Вскоре, возможно за два или три десятилетия, Калт сравнится по объему заводской продукции с Макраггом. Уже ходят разговоры о проекте сверхорбитальной платформы. Как на Терре. У Терры есть сверхорбитальные платформы. Они есть у ведущих миров Империума. Калт станет одним из ведущих миров сектора Ультрамар, примкнув к Макраггу, Сараманту, Конору, Окклюде и Аяксу, и вместе с ними будет управлять обширным пространством сегментума Ультима, став одной из опорных точек для грядущей цивилизации.

Калт — воплощение награды за столетия войн.

И по этой причине Калт не должен пасть. Из-за своего статуса части доминиона Ультрамар. Из-за способности производить корабли и наличия мира-кузницы.

От Гора получены данные разведки. Теоретическое опознано. Тиель полагает, что это, должно быть, куда больше, чем теоретическое, раз предприняты такие сборы и приготовления, если только новоявленный Магистр Войны не рвется доказать свое главенство. Чтобы мобилизовать XIII-й, крупнейший из всех Легионов, ради одиночного военного действия, нужно иметь яйца. Чтобы говорить Робауту Жиллиману, примарху, которому меньше всего нужно кому-то что-то доказывать, как он должен исполнять свой долг, требуются яйца из адамантия. А чтобы предположить, что Жиллиману может потребоваться помощь…

Гор — великий человек. Тиелю не стыдно это признать. Тиель видел его, служил рядом с ним и восхищался им. Его назначение на пост Магистра Войны вполне разумно. Как бы там себя ни обманывали прочие примархи, это мог быть лишь кто-то из трех, может быть, четырех. Стать воплощением Императора, его полномочным представителем? Только Гор, Жиллиман, Сангвиний и, быть может, Дорн. Все прочие притязания на это место — заблуждения. Но даже если сузить круг до четверых, Дорн был слишком суровым, а Сангвиний чересчур неземным. Либо Гор, либо Жиллиман. Гор всегда обладал страстью и харизмой. Жиллиман был более беспристрастен и вдумчив. Возможно, это-то все и решило. Как и то обстоятельство, что на Жиллимане уже лежала ответственность. Наполовину созданная империя. Ультрамар. Управление. Население. Культура. Жиллиман уже превзошел статус полководца, Гор же все еще оставался убийцей миров и покорителем врагов.

Возможно, Магистр Войны Гор сознает это несоответствие — что даже после триумфального избрания его опережает брат, который уже даже больше не стремится к почестям Магистра Войны. Может быть, именно поэтому Гору нужно использовать свою власть и отдавать приказы XIII-му. Вероятно, что из-за этого он объединяет их с XVII-м, Легионом, с которым им никогда не было уютно.

Или же есть вероятность, что новый Магистр Войны более изобретателен и рассматривает все это как возможность дать отребью Лоргара позаимствовать блеска у славы Жиллимана посредством совместных действий и наглядного примера.

Эонид Тиель, Ультрадесантник, произнес эти мысли вслух.

К дисциплинарному взысканию он представлен не за них.

[отметка: -111.02.36]

Они грузят ящики с боеприпасами в доках на южном побережье реки Борос. С той стороны широкой серой полосы воды на них глядит город Нумин.

Работа тяжелая, однако люди, Имперская Армия, смеются, все до единого. После погрузки обеденный перерыв, выпить напоследок, а потом взлет на орбиту.

Похожие на маленькие гробы ящики сделаны из обшарпанного металла. Они наполнены лазерными винтовками местной модели, «Иллюминатор-VI» — улучшенный вариант, штампованный на Веридийской Кузнице. Люди надеются, что воспользуются оружием в течение двух недель.

Вдоль устья дует ветер, несущий запахи моря и береговых землечерпалок. Все люди принадлежат к Нуминскому 61-му, регулярной пехоте. Некоторые из них — ветераны Великого крестового похода, прочие же — призванные из-за критических обстоятельств новобранцы.

Сержант Хеллок поддерживает боевой дух.

— Это будут зеленокожие? Зеленокожие? — не перестают спрашивать новички. Они слыхали о зеленокожих. Он заверяет, что это не так.

— Это упражнение по совместной работе, — говорит Хеллок. — Боевая демонстрация силы. Ультрамар играет мускулами. Магистр Войны играет мускулами.

Хеллок лжет. Он поджигает палочку лхо и закуривает в тени хвостовой балки. Ворот темно-синего полевого мундира расстегнут, чтобы высыхал пот на ключицах. Сержант в хороших отношениях с капитаном, и тот ему доверяет. У капитана Хеллока есть друг в 9-й роте Ультрадесанта, это часть поощряемого братания. Трансчеловеческий друг капитана говорит, что угроза носит не теоретический характер. Он называет ее «вероятной вылазкой со стороны ксеновладений Гаслакха», дерьмовее описания не придумаешь. Зеленые ублюдки. Ублюдочные орки. Ублюдочные ублюдки собираются на краю сектора и набираются смелости придти и разграбить Калт. Ни хрена не теоретически.

Поэтому вы берете весь долбаный XIII-й вместе с долбаным XVII-м, а еще все подразделения Армии, какие можете раздобыть, и бросаете их на ксено-мать-их-владения ублюдка Гаслакха, спасибо за это большое. Проводите по их драгоценным ксеновладениям убивающие целые системы силы приведения к согласию, валите их, пока они не завалили вас, и в то же время гробите их варварскую империю. Просто убивайте. Мертвы, пропали, пока-пока, отряхнуть руки, больше никакой угрозы, теоретической или хрен знает какой другой.

Берете силы приведения к согласию таких размеров, каких не видели с момента Улланора или ранних дней Великого Крестового похода, два полных Легиона лучших бойцов Императора, пробиваете ими гнойное зеленое сердце, тухлый зеленый мозг и хренов зеленый хребет ксеновладений Гаслакха, и с ними покончено.

Так все это видится сержанту Хеллоку.

Имя сержанта Хеллока — Боу. Никто из подчиняющихся ему людей об этом не в курсе, и только один-два выживших впоследствии узнают его, прочитав в списках погибших.

Боу Хеллок умрет через два дня.

Его убьет не орк.

[отметка: -111.05.12]

Сержант Хеллок отошел покурить. Люди замедляют шаг. У них болят руки.

Бейл Рейн — самый молодой из них. Он совсем зеленый, прошел недельную ускоренную подготовку. За шесть недель до сегодняшнего отлета ему туманно обещали дать час на прощание с невестой. Мысль, что он ее не увидит, невыносима. Он начинает подозревать, что обещание было пустым.

Нив на том берегу реки, ожидает его на общей пристани, ждет, когда он помашет рукой с ограждения парома. Он едва может сдерживаться при мысли, что ее ждет разочарование. Она прождет всю ночь в надежде, что он просто опаздывает. Стемнеет. В черной реке появятся желтые отражения труб заводских сжигателей. Она замерзнет.

От этой мысли у него болит сердце.

— Подними воротник, — говорит ему Кранк, взявшись за ухо. Кранк старше, он ветеран.

— От работы на солнце, — ворчит он, — ты обгоришь, парень. Кепку ниже, воротник выше, даже если потеешь. Ты не хочешь обгореть. Уж поверь мне. Это хуже, чем разбитое сердце.

[отметка: не указано]

«Отметка» Калта обозначает две вещи. Во-первых, в боевом протоколе XIII-го Легиона она относится к прошедшему времени сражения (в терранских (звездных) часах). Все операции и акции Ультрадесанта за этот период доступны для изучения в архивах, и отметки прошедшего времени используются для поиска и навигации. Инструктор может отослать новициата к «отметке Оракса: 12.16.10», имея в виду десятую секунду шестнадцатой минуты двенадцатого часа записи приведения Оракса к Согласию. Обычно отсчет начинается либо со времени отдачи приказов по операции, либо с ее фактического начала, однако на Калте он ведется с момента, когда Жиллиман отдал приказ об ответном огне. По его словам, все, что произошло ранее, было не битвой, а всего лишь предательством.

Во-вторых, «отметкой» Калта называют вызванные солнечной радиацией ожоги, которые получили многие участники сражения, в первую очередь войска людей (особенно не трансчеловеческие).

Спустя много лет последние еще не умершие ветераны все еще отказываются от трансплантационного восстановления и с гордостью носят свои отметины.

3

[отметка: -109.08.22]

Рем Вентан, капитан 4-й, руководит сборами в провинции Эруд. Предполагается, что это честь, но у него нет такого ощущения.

Работа кажется канцелярской. Работа кажется трудом бюрократа или администратора. Кажется, что примарх преподает ему очередной ценный урок о связанной с трансчеловечностью ответственности. Учись гордиться работой по управлению так же, как и войной. Чтобы быть правителем в той же мере, что и командиром.

Рем Вентан это понимает. Когда война закончится, ведь в конце концов она должна закончиться, когда не останется врагов, с которыми нужно покончить, и миров, которые нужно покорить, что тогда делать создавшим Империум транслюдям?

Уйти на пенсию?

Зачахнуть и умереть?

Стать обузой? Думающим только о крови напоминанием о былых, более грубых временах, когда человечеству требовалось, чтобы для него выковали империю сверхлюди? Война приемлема, когда является необходимым средством для выживания. Когда потребность в ней отпадает, становится неприятным сам факт, что когда-то такой инструмент был нужен.

— В этом великая ирония Легионес Астартес, — сказал Жиллиман своим капитанам и магистрам всего неделю назад. — Они созданы убивать, чтобы добиться победы и мира, в котором им не найдется места.

— Ошибка в концепции? — спросил Гейдж.

— Необходимое бремя, — предположил Сиданс. — Я строю ваш храм, зная, что не буду молиться в нем.

И на то и на другое Жиллиман покачал головой.

— Мой отец не совершает настолько больших ошибок, — сказал он. — Космические десантники преуспевают на войне, поскольку их создавали, чтобы они преуспевали во всем. Каждый из вас станет лидером, правителем и господином своего мира и применит свои трансчеловеческие таланты в управлении и культуре, поскольку сражений больше не будет.

Рем Вентан знает, что примарх искренне в это верит. Но он сомневается, что кто-нибудь вроде примархов Ангрона или Русса с таким же оптимизмом смотрит на перспективу мирного будущего.

— Чему вы улыбаетесь? — спрашивает стоящий рядом Селатон.

Рем бросает взгляд на сержанта.

— Я улыбался?

— Вы смотрели на инфопланшет и улыбались, сэр. Я гадал, что такого забавного в декларативном списке восьмидесяти сверхтяжелых единиц бронетехники.

— Мало чего, — соглашается Рем.

По ту сторону наблюдательной амбразуры массопогрузочные машины затаскивают четырехсоттонные танки в чрева громоздких подъемных кораблей.

[отметка: -108.56.13]

Брат Браэллен молод и еще ни разу не сражался с зелеными. В отличие от капитана. В залитом солнечным светом лагере на Уросенских холмах проходит импровизированная тренировка в ожидании сигнала собираться и грузиться на борт.

— Орк, в теории, — говорит капитан Дамокл.

— В голову или позвоночник, масс-реактивными, — отвечает Браэллен. — Или в сердце.

— Идиот, — ворчит сержант Домициан. — Выстрел в сердце его не остановит. Нет гарантии. Грязные твари гасят урон, даже от болтеров.

— Значит, череп или позвоночник, — исправляется Браэллен.

Дамокл кивает.

— Орк, на практике? — спрашивает он.

— Что у меня есть? — уточняет Браэллен.

— Твой болтер. Боевой меч.

— В череп или позвоночник, — говорит Браэллен, — или в оба места, куда угодно, лишь бы сработало. Как можно больше повреждений. Если дойдет до ближнего боя, обезглавить.

Дамокл кивает.

— Мой тебе совет, не позволяй им подобраться настолько близко, — произносит Домициан. — У них хватает силы. Они тебе конечности поотрывают. Иногда проклятые твари продолжают идти, даже лишившись головы или с раскроенным черепом. Нервные корешки или что-то в этом роде. Если можешь, держи их на расстоянии — дальнобойным оружием, огнем болтера. Как можно больше повреждений.

— Хорошая рекомендация, — говорит Дамокл седеющему сержанту. Он смотрит на стоящих кругом братьев. — Ее дает человек, который сражался с зеленокожими на шесть раз больше, чем я. Шесть ведь, Дом?

— Благодаря вам, сэр, сдается мне, что семь, — откликается Домициан. — Но если вас это не огорчит, то и меня тоже.

Дамокл улыбается.

— Впрочем, ты упустил одно предостережение в практической оценке, — говорит он.

— Разве, сэр? — спрашивает искренне удивленный Домициан.

— Кто знает? — интересуется капитан.

Браэллен поднимает руку.

— Считать патроны, — произносит он.

Домициан смеется и досадует на самого себя. Как он мог забыть коснуться этого основного момента?

— Просветишь остальных, брат Браэллен? — подсказывает капитан Дамокл.

— Подсчет боекомплекта, — говорит Браэллен. — Максимум повреждений, максимум вреда, но следите за счетчиком зарядов и старайтесь соотносить наносимый урон с нормой боеприпасов.

— Почему? — спрашивает Дамокл.

— Потому что, когда речь идет об орках, — произносит Домициан, — их всегда чертова куча.

Брату Андрому также еще не приходилось сражаться с зеленокожими. Когда капитан распускает круг и отправляет всех по делам, он беседует с Браэлленом.

Их обоих недавно перевели из резервных рот, и они готовы окончить период ученичества, послужив на линии боевых действий. Оба благодарны и горды, что им дали места в 6-й роте, возможность служить под началом Саура Дамокла и нанести на синее поле своих наплечников — пусть даже и временно — змеящееся изображение ротной восьмерки.

[отметка: -99.12.02]

У Олла есть земля в дельте возле Нериды.

Это примерно двадцать гектар хорошего наносного чернозема. Эти гектары — наделы за службу. Олл служил, и у него есть подтверждающий это пожелтевший формуляр на дне ящика в кладовке. Славные годы службы, марширования под штандартом Императора.

Олл из Армии.

Его служба окончилась на Хризофаре восемнадцать стандартных лет назад. Тогда его звали «рядовой Перссон». У него есть бумаги, лента за выслугу, штамп в формуляре и надел, размеры которого пропорциональны годам службы. Армия всегда округляет в меньшую сторону.

Олл провел два года на корабле-скотовозе, шедшем от Хризофара к Калту. Во всех листовках и плакатах Ультрамар называли «Новой Империей». Лозунг казался несколько нелояльным, но указывал путь. Богатое новое скопление миров, которое великий Жиллиман привел к согласию и превратил в сильную пограничную республику, выглядело как новая империя. Плакаты пытались привлечь поселенцев и колонистов, которые стремились к Краю под защитой экспедиционных флотов. Приезжайте в Ультрамар и разделите с нами будущее. Постройте новую жизнь на Калте. Поселитесь на Октавии. Новые миры. Новые судьбы!

Если вы выбирали себе надел за службу на развивающемся мире вроде Калта, администрация оплачивала вам переезд. Олл прибыл вместе с тысячей людей, которым предстояло стать его соседями. Когда он добрался до Калта, то уже был известен как «Олл», и только те, кто замечал выцветшую татуировку на левом предплечье, знали, что в прошлом он был профессиональным убийцей.

Термоядерные электростанции Нериды дают энергию, питающую лампы, которые освещают Нумин и крепость Калкас. Станции нагнетают воду из реки, чтобы смывать угольную грязь с турбин, и согревают дельту насыщенной черной жижей, из-за чего речная долина является одним из наиболее плодородных мест на планете. Хорошая земля. Во влажном воздухе всегда воняет свеклой и капустой.

У Олла нет жены, он занят только тяжелым трудом. Он выращивает яркие цветы, которыми украшают столы, вазы и петлицы знати Нумина, а затем, после смены сезона, снимает второй урожай темнотравья для холстовой промышленности. Для обоих урожаев нужны сезонные рабочие руки. Олл нанимает молодых мужчин и женщин из окрестных семей: девушки срезают и упаковывают цветы, а юноши собирают и скатывают темнотравье. Он контролирует их при помощи бывшего армейского погрузочного сервитора по имени Графт. Графта нельзя запрограммировать так, чтобы он не называл его «рядовой Перссон».

На шее Олла на тонкой цепочке висит старый катерический символ, подарок жены, которую он только-только начал узнавать, когда она умерла, и ей на смену пришла жизнь в Армии. Символ и вера — две из причин, по которым он приехал в Ультрамар. Он чувствует, что здесь, в сегментуме Ультима, легче верить.

Так предполагается, во всяком случае.

Некоторые из его соседей, которые прожили рядом восемнадцать лет и детей которых он нанимает на работу, смеются над его верой. Называют «богобоязненным».

Прочие же вместе с ним посещают маленькую часовню на кромке полей.

Сейчас сезон темнотравья, и мужчины с мальчиками находятся в полях. Предстоят две недели тяжелого труда.

Сегодня в небесной вышине много кораблей. Войсковые транспорты. Перевозчики боеприпасов. Они пролетают мимо, и Олл жмурится на солнце. Он узнает их. Фермер, колонист, верующий — кем бы он ни был, внутри он все еще из Армии.

Он узнает их.

И испытывает старое ощущение, которое напоминает ему о висящей над камином лазерной винтовке.

[отметка: -68.56.14]

В Баррторе, к востоку от реки Борос, 111-я и 112-я роты Ультрадесанта размещены в городах-префабрикатах на краю леса. По команде магистра 11-го ордена Вареда они сядут в «Лендрейдеры», «Носороги» и длиннобазные «Наступательные Носороги» и отправятся в порт Нумин на погрузку.

Командование 111-й недавно перешло к Экриту от Бриенда, который пал на Эмексе. Это была тяжкая потеря для роты. Экрит — хороший начинающий командир. Он жаждет хорошего боя, который вернет 111-ю в форму и продемонстрирует им, что он достойная замена любимому Бриенду.

— Никогда не видел человека, который бы так рвался преодолевать трудности, — произносит Фрасторекс, капитан 112-й. — А вы, сержант Анхиз?

— Нет, сэр, — отвечает Анхиз.

Они присоединились к Экриту на насыпи под деревьями. Она образует естественную наблюдательную платформу. Им видна пойма реки, лагеря рот Несущих Слово, которые совершили высадку прошлой ночью, палаточные городки Армии и площадки титанов. Боевые машины отключены, они дремлют, стоя рядами, словно гигантские металлические деревья. По магистрали внизу с грохотом движется колонна бронетехники и буксируемых артиллерийских орудий. Мелькают низко летящие перехватчики. Синяя дымка.

Экрит ухмыляется. Фрасторекс — ветеран, старик. Экрит понимает, что Варед возложил на Фрасторекса роль наставника на время перелета. Рота — это немало, командование ею нельзя принять с легкостью.

— Знаю, не следует торопить войну, — говорит Экрит. — Знаю, знаю. Я читал Махулия, Антакса, фон Клаусвица…

— И Жиллимана, надеюсь, — замечает Фрасторекс.

— Слыхал о нем, разумеется, — отвечает Экрит. Они смеются. Даже стоящий навытяжку Анхиз вынужден скрыть улыбку.

— Мне нужно сосредоточить своих людей на цели. Практической угрозе, не теории. Пока им не понадобится от меня личный пример, я могу только произносить множество воодушевляющих речей.

Фрасторекс вздыхает.

— Сочувствую. Помню, как принял командирский жезл после смерти Некта. Мне нужен был лишь первый соперник, чтобы пролить кровь. Проклятье, я в нем нуждался. Мне было необходимо, чтобы они сплотились со мной против врага, а не объединились против меня, как чужака.

Экрит кивает.

— Это правильно, сержант?

Анхиз задумывается.

— Совершенно верно, сэр. Теория — только звук. Концентрация на битве заставляет людей забывать о прочих делах. Это отличный способ привязать их к новому командиру. Дайте им знакомое ощущение. Разумеется, в случае с капитаном Фрасторексом, ему так и не удалось сплотиться с нами или доказать свою достойность.

Все трое громко хохочут.

— Хотелось бы, чтобы с организацией дела обстояли получше, — говорит Экрит. — Масштабы этой мобилизации смехотворны. Одна только логистика все тормозит.

— Говорят, что мы улетаем сегодня, — произносит Фрасторекс. — Самое позднее, завтра. Что потом? Две недели на корабле, и будешь по самые глаза в крови орков.

— Жду не дождусь, — говорит Экрит. — Потому что здесь никогда ничего не произойдет.

[отметка: -61.20.31]

Если начинаете многими, а заканчиваете одной победой, то промежуточные затраты приемлемы.

Жиллиман перечитывает написанное. Эта тактическая мысль изначально принадлежит не ему: ее произнес член племени воинов Т`Ванти. Он же… отшлифовал ее.

Он даже не уверен, думает ли так же, однако все военные концепции и афоризмы стоит записывать, хотя бы для того, чтобы понять, как мыслит враг.

Племена воинов верили в это. Они были благородными союзниками, одаренными бойцами. Разумеется, низкотехнологичными, ничего подобного его Легиону. Т`Ванти согласились служить в качестве ауксилий. Со стороны Жиллимана это был дипломатический ход. Если он позволяет аборигенам разделить с ним победу, они также могут принять на себя ответственность за поддержание согласия на своей планете. Однако в тот день перемещения орков были переменчивы, по толпе проходили непредсказуемые всплески своеволия. Вопреки всякому здравому смыслу они повернули на запад. Силы Жиллимана задержались на один день. Племена воинов двинулись вперед самостоятельно и заняли холм в Кундуки, в буквальном смысле слова обезглавив командование зеленокожих.

Казалось, что Т`Ванти наслаждаются своими достижениями и абсолютно не замечают потери в восемьдесят девять тысяч человек.

Жиллиман задумчиво вертит в пальцах стилус. Чтобы гибнуть в таких количествах, нужна дисциплина. Это одна из причин, по которым на стене его покоев висит режущий кордулус Т`Ванти. Он полагает, что у него наиболее дисциплинированная военная сила в Имериуме, что вполне оправдано, учитывая качества прочих Легионов. Но он не уверен, что даже его Ультрадесант сможет проявить столь высокую степень дисциплины, степень Т`Ванти.

— Им никогда не придется этого делать, — размышляет он вслух.

Жиллиман откидывается назад. Кресло изгибается, поддерживая бронированную громаду его тела. Он имеет облик человека, но является гораздо большим, куда большим, чем даже гиганты-транслюди из его Легиона. Он — примарх. Во вселенной осталось лишь семнадцать подобных ему существ.

Он — тринадцатый сын Императора человечества. Владыка Ультрадесанта, XIII Легиона. Среди себе подобных он один из наиболее человечных. Некоторые больше похожи на ангелов. Некоторые… наоборот.

Издалека его можно спутать со смертным. Только приблизившись, осознаешь, что он куда больше походит на бога.

Говоря кратко, он красив. Красив, как регент на старинной монете, как хороший меч. В нем нет привлекательности ритуального оружия, как в Фулгриме. Он не ангел, как Сангвиний. В нем нет разбивающей сердца ангелоподобности. Ни один из них не прекрасен настолько.

Очертания его подбородка указывают на исполнительность, будто у славного брата Дорна. Они оба обладают аристократизмом. Присутствует огромная сила Ферруса и живучесть Мортариона. В глазах порой мелькает шальной блеск Хана, а иногда — торжественность Льва. Как говорят многие, в форме его носа и лба есть энергия и торжество Гора Луперкаля.

Нет той горечи, что омрачает Коракса, или же затравленного отчаяния, которое терзает несчастного Конрада. В нем никогда не бывает нарочитой таинственности, окутывающей Магнуса или Альфария, и он более открыт, чем погруженный в себя Вулкан. Он одарен, чрезвычайно одарен даже по меркам примархов. Ему известно, что широта его познаний тревожит более преданных одному делу братьев, вроде Лоргара и Пертурабо. Он никогда не проявляет вспышек ярости Ангрона, а глаза не освещаются психопатическим мерцанием Русса.

Он многого достиг, и знает это. Порой ему кажется, что это недостаток, в котором он должен оправдываться перед братьями, но потом он ощущает вину за то, что извинялся. Мало кто из них на самом деле доверяет ему, поскольку, как он чувствует, они всегда гадают, что он собирается извлечь для себя из соглашения или сотрудничества. И еще меньше тех, кто его любит — своими друзьями он считает только Дорна, Ферруса, Сангвиния и Гора.

Некоторые из его братьев довольствуются ролью инструментов крестового похода, которыми они стали. Иные даже не делают перерывов, чтобы обдумать, что являются таковыми. Ангрон, Русс, Феррус, Пертурабо… Они — всего лишь оружие, и не желают ничего сверх этого. Им известно их место, и они согласны оставаться на нем, как Русс. Или же они понятия не имеют, что может быть другая желаемая роль, как Ангрон.

Жиллиман полагает, что ни один из них не был создан для того, чтобы быть только оружием. Ни одна война не может длиться вечно. Император, его отец, растил не одноразовых сыновей. Зачем ему было наделять их такими талантами, если им было предначертано стать ненужными после окончания войны?

Он вертит стилус в руке и перечитывает то, что написал. Он много пишет. Кодифицирует все. Информация — это власть. Техническая теория — это победа. Он намеревается собрать и систематизировать их все. Когда война кончится, быть может, у него найдется время как следует преобразовать свои архивы данных в некую формальную кодификацию.

Он осознанно пользуется стилусом, записывая вручную. Стилус делает пометки прямо на люмопластековой поверхности инфопланшета, но даже это считается архаичным. Клавиши кажутся безликими, а вокс-рекордеры или секретарские рубрикаторы никогда не подходили для его работы. Какое-то время он пробовал мысленную передачу и одно из более современных мнемоперьев, но и то, и другое оказалось неудовлетворительным. Стилус останется.

Жиллиман вертит его в руке.

В его покоях тихо. Через расположенные позади огромные двери из тонированного армогласа ему видно магистров орденов, которые собираются на аудиенцию. Они ожидают его вызова. Предстоит много работы. Они думают, что он пребывает в праздности, пишет заметки и не следит за потоком информации.

Забавно, что они все еще его недооценивают.

Он писал заметки по военным обычаям Т`Ванти семнадцать минут, но в то же время пометил и проштамповал пятнадцать сотен информационных бюллетеней и сводок, выведенных на второстепенные экраны слева от него.

Он видит и увязывает воедино все.

Информация — это победа.

[отметка: -61.25.22]

Магистры орденов ожидают своего примарха. Они видят его из вестибюля сквозь тонированный армоглас дверей. Он сидит, словно памятник посреди пустой часовни. Время от времени его рука двигается, когда он делает пометку на парящем планшете при помощи старинного пера. Помещение, покои Жиллимана, обставлено строго и скудно. Сложенные из стали перекрытия и ребристые адамантиевые стены. На дальнем конце стена из кристалфлекса, через которую виден космос на орбите. Мерцают звезды. С сияющего внизу мира сквозь черноту доходит свет.

Марий Гейдж — Первый Магистр. Еще не все собрались. Уже прибыло двенадцать, и это само по себе немало. К концу дня их станет двадцать.

XIII Легион, крупнейший из Легионес Астартес, разделен на ордена — пережиток древней полковой организации громовых воинов. Каждый орден состоит из десяти рот. Рота является основной единицей — тысяча легионеров вместе с эскортом поддержки, которых возглавляет старший капитан. Как Гейдж часто слышал от примарха, роты более чем достаточно для большинства задач. Есть старинное изречение. Популярное в XIII-м. Возможно, оно хвастливо, высокомерно и неприменимо к некоторым противникам вроде орков или эльдар, однако в его основе лежит истина.

Чтобы захватить село, пошлите легионера; чтобы захватить город, пошлите отделение; чтобы захватить мир, пошлите роту; чтобы покорить цивилизацию, пошлите орден.

Сегодня на Калте соединятся для отправки двадцать из двадцати пяти орденов XIII-го. Двести рот. Двести тысяч легионеров. Оставшиеся будут поддерживать гарнизоны по всем Пятистам Мирам Ультрамара.

Подобный сбор является не беспрецедентным, однако редким. XIII-й не давал общий обет в таком количестве с первых дней Великого крестового похода.

А к их массе еще можно добавить эквивалентный пяти орденам XVII-й, Несущих Слово.

Степень избыточности силы почти что комична. Что же такого, по мнению Магистра Войны, есть в запасе у ксеновладений Гаслакха?

— Надеюсь, — произносит Кен Атрей, магистр 6-го ордена, — надеюсь, — громко говорит он, — что мы обнаружим сердце крупнейшего гнезда зеленокожих в известной части космоса.

— Надеешься на проблемы? — удивленно спрашивает Гейдж.

— Примечание 56.XXI, — говорит Варед из 11-го. — Никогда не желайте опасности. Опасность не нуждается в вашей помощи. Не существует судьбы, которую можно искушать, однако активное стремление к войне никогда не укрепляет боевой дух.

Атрей хмурится.

— Я бы лучше немного поискушал судьбу, — говорит он, — чем тратил время ради чужой славы.

— Кого именно ты имеешь в виду? — интересуется Гейдж.

Атрей смотрит на него. Шрам пересекает левый глаз и загибает вниз уголок рта. Когда он улыбается, это незаметно.

— Это приведение к согласию служит достижению двух целей, ни одна из которых не является военной, — произносит он. — Мы должны добавить немного блеска к грубой репутации Несущих Слово, поработав совместно с ними. И мы должны продемонстрировать авторитет Гора, перебрасывая по его прихоти двадцать полных орденов.

— Атрей, это теоретическая, или практическая оценка? — спрашивает Банзор, и все магистры смеются.

— Вы же видели тактические сводки. Зеленокожие Гаслакха — это смешно. Сомнительно даже, что они вообще двинулись к Голсории. Исходящая от них угроза переоценена. Я мог бы взять одну роту из резерва и смять их за неделю. Дело в возвеличивании и демонстрации авторитета. Дело в том, что Гор хвалится своим положением.

Раздается приглушенный шум голосов, многие из которых соглашаются.

— Гор Луперкаль, — произносит Марий Гейдж.

— Что? — переспрашивает Атрей.

— Гор Луперкаль, — говорит Гейдж. — Или примарх Гор, или Магистр Войны. Возможно, ты не считаешь его более достойным, чем наш примарх, однако Император считает и пожаловал ему звание. Да же в неформальной обстановке, среди нас, как сейчас, ты будешь говорить о нем уважительно. Он Магистр Войны, Атрей, наш Магистр Войны, и если он говорит, чтобы мы отправлялись на войну, мы отправляемся.

Атрей замирает, а затем кивает.

— Мои извинения.

Гейдж кивает в ответ. Он оглядывается вокруг. Собралось четырнадцать магистров орденов. Он поворачивается к дверям.

Те открываются. Их раздвигают скрытые под полом гидравлические поршни.

— Заходите, — зовет Жиллиман. — Я вижу, что вы там беспокоитесь.

Они входят, Гейдж идет впереди. Сопровождающие и ветераны остаются снаружи.

Жиллиман не поднимает глаз. Он делает стилусом очередную пометку. На невидимых гололитических панелях слева от него проматываются данные.

Внутри покоев открывающийся через кристалфлексовую стену вид стал более эффектным. Под ними блестит на солнце тянущийся прочь громадный корпус флагмана. «Честь Макрагга». Двадцать шесть километров полированной брони из керамита и стали. Сбоку, словно серебристо-синие клинки, поблескивают стоящие на второстепенных швартовочных точках восемнадцать барж, каждая размером с город. На верхних уровнях, удерживаемые гравитацией, словно луны, сияют десантные корабли, транспорты, балкеры Механикума, крейсеры, гранд-крейсеры и линкоры. Пространство между ними насыщено мелкими кораблями и грузоперевозчиками, которые снуют между трюмами и причалами.

Внизу транспортные люггеры поднимают с орбитальных платформ груз военной техники. Они похожи на муравьев-листорезов или скорпионов, которые тащат клешнями превосходящую их по размерам добычу.

Ниже фрегат проверяет свои двигатели на ближайшем сдвиге орбиты.

Еще ниже Калт, бело-синий в отраженном солнечном свете. В его сиянии вспыхивают зеркальные булавочные острия — это попадают на солнце поднимающиеся с поверхности челноки.

Гейдж прокашливается.

— Мы не хотели вас беспокоить, примарх, однако…

— …многое нужно сделать, — заканчивает Жиллиман. Он бросает на Первого Магистра взгляд. — Я следил за потоком данных, Марий. Ты думал, что нет?

Гейдж улыбается.

— Ни на секунду, сэр.

Сотня дел единовременно. Способность примарха одновременно заниматься множеством задач почти пугает.

— Мы хотели удостовериться, что от вас не укрылась ни одна мелочь, — говорит Эмпион из 9-го. Самый молодой. Самый последний из назначенных. Гейдж прячет улыбку. Несчастный глупец все еще не отучился недооценивать.

— Думаю, что нет, Эмпион, — произносит Жиллиман.

— «Самофракия»…

— Нуждается в дальнейшем освидетельствовании двигателей, — отвечает Жиллиман. — Я велел капитану Кулаку выделить сервиторов с орбитального сдвига 1123. Да, Эмпион, я это видел. Я видел, что «Млатус» перегружен на восемьдесят две сотни тонн, и рекомендую начальникам станции перенаправить 41-й Эспандорский на «Высокое восхождение». Сборы провинции Эруд отстают от графика на шесть минут, поэтому Вентану нужно, чтобы сенешаль Арбут повысил скорость обработки грузов в порту Нумина. Шесть минут растянутся на следующие два дня. Колофраксису требуется поставить корабль в строй. Провинция Карен опережает график, поэтому я хвалю капитана Таэрона из 135-й, хотя и сомневаюсь, что он подготовился к ливню, который обещан позднее сегодня, так что он должен быть в курсе, что состояние поверхности ухудшится. К слову о 135-й, прилетит сержант. Тиель. Он представлен к дисциплинарному взысканию. Когда он прибудет, отправьте его ко мне.

— Этот дисциплинарный вопрос может быть решен на уровне магистра, сэр, — говорит Антоли. 13-й его, и эта роль выпадает ему.

— Когда прибудет, отправьте его ко мне. — повторяет Жиллиман.

Антоли бросает взгляд на Гейджа.

— Разумеется, мой примарх.

Жиллиман поднимается на ноги и смотрит на Антоли.

— Антоли, я просто хочу с ним поговорить. И да, Марий, я снова влезаю в мелочи. Простите меня. Погрузка армии — скрупулезное, но утомительное занятие, мне хотелось бы немного отвлечься.

Магистры улыбаются.

— Признаки наших основных гостей? — спрашивает Жиллиман.

— Флот примарха Лоргара совершал переход в систему с полуночи по времени Калта, — говорит Гейдж. — Первые корабли сопровождения собираются. Как мы понимаем, примарх пересекает границу света и тени в системе, приближаясь в реальном пространстве на большой скорости.

— Итак… осталось шестнадцать часов?

— Шестнадцать с половиной, — отвечает Гейдж.

— Я округлял в меньшую сторону, как Армия, — говорит Жиллиман. Все смеются. Примарх смотрит через кристалфлексовую стену. Среди рядов блестящих, словно полированные клинки мечей, звездолетов уже присутствует россыпь более темных кораблей, похожих на окровавленное оружие, которое ожидает чистки.

Первые боевые корабли Лоргара, которые швартуются и маневрируют, занимая места в строю.

— Получены приветствия от прибывающих капитанов и командующих, — сообщает Гейдж. — Эреб просит об аудиенции в удобное для вас время.

— Он может немного подождать, — произносит Жиллиман. — Это довольно скорбный человек. Я бы предпочел вытерпеть их всех за один раз.

Магистры снова смеются.

— Подобная бестактность уместна только в нашем кругу, — напоминает Жиллиман. — Это операция спланирована так, чтобы продемонстрировать эффективность новой эпохи. Она целиком спланирована для того, чтобы прославить моего брата Гора и укрепить его авторитет.

Жиллиман смотрит на Атрея, который улыбается, и на Гейджа, который глядит в сторону.

— Да, Марий, я слышал. И вот что. Атрей был прав. Это представление, помпа и, в сущности, трата времени. Но — и вот в чем дело — Гор является Магистром Войны. Он заслуживает прославления, а его авторитет нуждается в укреплении. Но в то же время, Атрей, Марий также был прав. Ты всегда будешь говорить о Магистре Войны с почтением.

— Да, мой примарх.

— И последний вопрос, — говорит Жиллиман. — Шесть с половиной минут назад произошел сбой сигнала вокса. Детали записаны. Возможно, искажение из-за солнечной вспышки, но я прошу кого-нибудь проверить. Всему миру показалось, что это было пение.

[отметка: -61.39.12]

Помехи проверены и списаны на солнечные искажения. Вокс-артефакт. Пустота постоянно потрескивает и нашептывает в слышимом и электромагнитном диапазонах.

Спустя полчаса специалист на борту «Касторекса» докладывает о том, что слышит поющие в воксе голоса. Через двадцать минут песнопения на одиннадцать секунд блокируют основную орбитальную информационную передачу. Их источник не установлен.

Часом позже происходят еще два всплеска, не имеющие источника.

Через час после этого Управление Связи сообщает о «серии поломок» и предупреждает, что «в течение дня возможны дальнейшие искажения связи, пока проблема не будет выявлена».

Еще через час на ночной стороне Калта начинается первый из дурных снов.

[отметка: -50.11.11]

Существует множество зацепок. Существует множество предзнаменований. Принимая во внимание выдающуюся доскональность, с которой XIII Легион проводит свои приготовления, можно было бы посчитать трагедией или некомпетентностью тот факт, что так мало из всего этого было замечено.

В данном случае простая истина заключается в том, что Ультрадесант не знает, что нужно искать.

На поверхности Калта в утренних лучах Тилос Рубио вместе со своим отделением ожидает погрузки на транспорты. Они все принадлежат к 21-й роте, подчиняясь капитану Гаю.

У Рубио болит голова. Боль по ту сторону глаз. Он не обращает на нее внимания. На короткое мгновение он раздумывает, не сообщить ли о ней апотекарию, но не делает этого. В ходе подготовительной фазы они двигались несколько дней без перерывов на отдых. Не было возможности отключить высшие психические функции и поспать, или хотя бы провести восстановительную медитацию.

Он списывает боль на это, на сопутствующую усталость. Очередное проявление слабости человеческой плоти, которое в течение часа выявит и нейтрализует его трансчеловеческая биология.

Это не усталость. Впоследствии Рубио пожалеет, что не обратил внимания на свое недомогание. Пожалеет об этом куда сильнее, чем обо всем остальном, что произойдет на Калте. Сожаление будет терзать его до самой смерти, еще много лет.

После смерти и резни, после стрельбы и убийства, когда судьба совершит необычный ход и выведет его с поля боя, когда, наконец, появится момент подумать, Тилос Рубио осознает, что в своей решимости следовать эдиктам Императора он оставил без внимания жизненно-важное предупреждение.

Он не одинок. Среди примерно двухсот тысяч Ультрадесантников, которые находятся в этот день на Калте и вокруг планеты, присутствуют сотни одаренных личностей вроде него, покорно и самоотверженно принявших понижение до ординарных званий. Все они игнорируют головную боль.

В отличие от Рубио, мало кто проживет достаточно долго, чтобы об этом пожалеть.

4

[отметка: -28.27.50]

— Я просил о праве присоединиться к наступлению, — говорит Сорот Чур. Впервые с момента встречи Люциель замечает в поведении друга дискомфорт.

И впервые он задумывается о том, что они вовсе не друзья. Как бы лучше сказать? Товарищи, быть может?

Они однажды встречались раньше, восемь лет назад. Их роты случайно сблизились при обороне Гантовании Себрос, последнего из городов-башен Каскиана. Четыре терранских месяца они плечом к плечу отбивались от насекомоподобных созданий, чьего названия и языка они так и не узнали. Товарищи в силу обстоятельств.

Обстоятельства принимают решения за всех нас.

Простая, лишенная блеска, истина состоит в том, что XIII Легион Астартес Ультрадесант и XVII Легион Астартес Несущие Слово не близки друг другу. Невзирая на внешнее сходство, они совершенно разные в сфере организации и боевой идеологии. Они настолько же различаются между собой, как и возглавляющие их примархи.

Всякому глупцу видно, что изначальной целью Императора при сотворении его сыновей и Легионов было создать многообразие боевых сил, которые будут дополнять и украшать друг друга. Предполагалось, что различные сильные стороны и характеры будут сиять в контрасте. В единообразии слабость.

А поскольку братья разные, они конфликтуют. Существуют соперничества и споры, ссоры и перебранки, зависть и состязание. Это также задумано как часть здорового органического процесса Легионес Астартес. Таков замысел Императора. Пусть сыновья соревнуются. Пусть Легионы бросают друг другу вызов. Так они будут подстегивать друг друга. Так они будут работать лучше. Император и его старейшие, мудрейшие сыновья всегда рядом, чтобы остановить зашедшие слишком далеко события.

Гонорий Люциель и Сорот Чур стоят на наблюдательной палубе над главным трюмом крейсера «Самофракия». Они поприветствовали друг друга с уважением и симпатией и провели день, наблюдая за распределением потока персонала Армии и боеприпасов с боевого транспорта Чура на десантные корабли, за которыми надзирает Люциель. Они похожи — похожи телосложением, похожи званием. Один красный, другой синий, как будто они отпечатаны одинаковыми заводскими прессами, а затем обработаны разными красками.

— Думаю, мы связаны, — говорит Чур. — Надеюсь, что не ошибаюсь.

— Так и есть, — соглашается Люциель. — Было честью служить вместе с тобой на Каскиане.

— А стало быть мы… необычные, — делает смелое замечание Чур.

Люциель смеется.

— Ты просил о праве примкнуть к наступлению, — произносит он. — Полагаю, твой примарх проявил благосклонность?

— Да.

— Так же, как и мой, — отзывается Люциель. — когда я просил об обязанности обеспечивать непосредственную защиту Нуминской верхней станции. Мы брошены на роль послов, брат.

— Мне тоже так кажется, — кивает Чур, испытывая облегчение, что спустя несколько проведенных в обществе друг друга часов об этом, наконец, зашла речь.

— Думаю, мы с тобой — единственная настоящая точка дружбы между нашими Легионами, — говорит Люциель. — Неудивительно, что мы обнаруживаем, что мостим путь к взаимодействию.

Они идут по палубе под громадными арками ребер-сводов трюма.

— Гордость моего Легиона получила удар, — произносит Чур.

— Разумеется, — отвечает Люциель. — Уязвлена, я бы сказал. И это — воздаяние. Наши Легионы будут нести службу плечом к плечу, прилагая совместные усилия, и тем самым сплачиваться. Примером этого в миниатюре служит наш опыт.

— Говорили, что это упражнение, — откликается Чур. — Что Магистр Войны играет властью, отдавая приказы двум своим братьям, в особенности тому, кто достаточно могуч сам по себе. Но это все дым. Думаю, что Магистр Войны Гор демонстрирует примечательную проницательность. Он знает, что при нынешнем положении дел, единство любого строя, образованного Несущими Слово и Ультрадесантом, будет иметь изъян.

— Очевидно, что в своей бесконечной мудрости Магистр Войны Гор изучил рапорт о Каскианской кампании.

— Думаю, что да.

Может потребоваться много времени, чтобы дурная кровь растворилась. Порой ее необходимо выпустить. Суть разногласий, удара по гордости, проста. Неудовлетворенный продвижением и работой XVII-го в ходе великого крестового похода, Император отправил Ультрадесант покарать их. Это была абсолютная и унизительная выволочка, проистекавшая из отвращения Императора к фанатизму Несущих Слово, в особенности, когда дело дошло до почитания его собственной персоны как божества. Истина Императора была светской имперской истиной. Он терпел более набожное отношение в кругу своих сыновей, но не более того.

Возможно, Ультрадесантникам не повезло, что их использовали таким образом. Не просто какой-то Легион, а крупнейший, наиболее светский, наиболее эффективный, наиболее дисциплинированный. Наиболее успешный, хотя с этим можно было поспорить.

Люциель склонен к сочувствию. Он несколько раз беседовал по этому поводу наедине с примархом, поскольку Жиллимана это явно тоже беспокоит. Неуютно выступать в роли инструмента унижения и примера совершенства. Жиллимана тревожит, что его отношения с Несущими Слово никогда не исправятся. Это очевидно по тому, как раз за разом расспрашивал Люциеля, единственного офицера XIII-го, который когда-либо добивался относительного доверия офицера XVII-го.

Ибо Несущие Слово всегда были лишь верны и преданны. Люциель это знает. У него нет сомнений в абсолютной верности Чура. Их преданность была поставлена под вопрос и очернена самим ее объектом.

Гор Луперкаль, Магистр Войны, демонстрирует свою мудрость и проницательность с самого начала управления. Он излечивает раны. Активно работает над тем, чтобы примирить два крупнейших Легиона и закрыть горький раскол.

— На Каскиане, — говорит Люциель, — я многому у тебя научился, Сорот. Научился поражаться звездам и ценить смиряющие масштабы нашей галактики.

— А я учился у тебя, — отзывается Чур. — Учился плотному анализу и оценке врагов, и это изменило мои воинские способности.

Их слова искренни. На Каскиане Чур напомнил Люциелю о месте того в огромной вселенной. Хотя они и не пытался обратить капитана Ультрадесанта в какое-либо духовное верование, но смог помочь тому мельком увидеть неописуемое космическое таинство, которое напоминает смертному, пусть даже могучему трансчеловеку, о его крохотном месте в великом творении и создает пульс, живое сердце любой веры. В результате Чур дал Люциелю видение мира, которое благотворно уменьшило представление капитана о себе перед лицом вселенной. Это указало Люциелю на его место и напомнило о цели.

Взамен Люциель продемонстрировал Чуру строгость теории и практики, крепкой выучки, которая пронзала покров духовности желанным прагматизмом. Люциель напомнил Чуру, что тот сверхчеловек. Чур напомнил Люциелю, что тот всего лишь сверхчеловек. От обмена точками зрения они оба неизмеримо выиграли.

— Мне доставит огромную радость, — говорит Люциель, — если наши братья с обеих сторон в итоге оценят по достоинству общие различия, как это сделали мы.

— Я не сомневаюсь, — отвечает Чур, — что этот сбор положит конец враждебности между нашими Легионами.

[отметка: -26.43.57]

Эонид Тиель, представленный к дисциплинарному взысканию, ожидает собеседования. Он уже несколько часов на борту «Чести Макрагга».

Ему велели ждать. Он ждет, что его вызовут к Шараду Антоли, магистру 13-го ордена. Он готов к этому. Будет безграничный выговор, за которым последуют дисциплинарные обязанности.

Однажды его уже подвергал этому Таэрон, капитан его роты. В ходе собеседования Тиель допустил промах, попытавшись оправдаться в своих поступках. Когда его вызовут к магистру ордена Антоли, он не повторит этой ошибки.

Тиеля обязали ждать в огромной приемной на сороковой палубе. Это стендовый арсенал, увешанный оружием. В центре помещения на возвышениях располагаются отполированные тренировочные клетки.

Спустя три часа ожидания в идеальной неподвижности он сдается, снимает шлем и начинает прохаживаться по пустому залу, восхищаясь оружием на стендах. В основном это клинки, многие из которых сработаны мастерами. Они представляют собой вершину оружейного искусства тысячи культур. Это образцовое собрание, сюда приходят наиболее высокопоставленные офицеры XIII-го. Чтобы изучить виды оружия, порепетировать и попрактиковаться с ними, тем самым улучшив теоретические и практические навыки.

Тиель знает, что ему вряд ли удастся когда-либо еще так приблизиться к подобным совершенным образцам. Он борется с соблазном взять какое-нибудь оружие и изучить его. Ему хочется почувствовать сравнительный вес, индивидуальные особенности баланса.

Когда время тянется очень долго, и никто не приходит, Тиель протягивает руку к подвешенному у стены на гравитационном крюке дуэльному мечу.

— Сержант Тиель?

Тиель замирает и быстро отдергивает руку. В зал вошел палубный офицер в церемониальном костюме.

— Да?

— Меня просили сообщить вам, что ждать осталось недолго.

— Я буду ждать столько, сколько потребуется, — отвечает Тиель.

— Что ж, — пожимает плечами офицер, — осталось недолго. На первое место вышли вопросы логистики. Примарх вскоре вызовет вас.

Он поворачивается, чтобы уйти.

— Подождите, примарх?

— Да, сержант.

— Я ждал, что меня вызовут к магистру ордена Антоли, — говорит Тиель.

— Нет, к примарху.

— Аа, — произносит Тиель.

Палубный офицер ждет еще мгновение, приходит к выводу, что беседа окончена, и уходит.

Примарх.

Тиель медленно выдыхает. Можно считать, что его проблемы практически самые серьезные, какие вообще могут быть.

Что означает…

Он снимает дуэльный меч. У клинка необычный баланс. Тиель дважды взмахивает им, а затем поворачивается к ближайшей тренировочной клетке.

Останавливается. Разворачивается обратно.

Проклятие можно с одинаковым успехом заработать как за часть, так и за все сразу.

Он берет рафианскую саблю, вдвое короче меча, но почти такую же тяжелую. Держа в каждой руке по клинку, он идет к клетке.

— Тренировка, режим одиночного спарринга. Двойное оружие, восьмой уровень сложности. Выполнять.

Клетка с гудением оживает, вокруг него поднимается система арматуры, с лязгом начинающая вращаться.

Тиель приседает на корточки. Он поднимает два бесценных клинка.

[отметка: -25.15.19]

Их вылет отложен. Какой-то там шторм над провинцией Карен. Небо на востоке становится красно-лиловым, словно налитый кровью синяк.

Сержант Хеллок велит им устраиваться на ночлег и ждать вызова. Вылет отложен, но не так, чтобы позволить рядовому Бейлу Рейну покинуть позицию и пойти повидаться со своей девушкой.

— Согласно уставу, никаких исключений, — говорит сержант. Затем он слегка смягчается. — Извини, Рейн. Знаю, что ты надеялся.

Бейл Рейн садится и прислоняется спиной к погрузочному поддону. Он начинает думать, что проведет остаток жизни, глядя на лицо сержанта Хеллока, и больше не увидит Нив.

Истина едва ли могла оказаться более противоположной.

— Это что — пение? — спрашивает Кранк. Он поднимается.

— Это пение, — произносит он.

Рейн тоже его слышит. В двухстах метрах, по ту сторону какого-то ограждения периметра, находится полевой лагерь, занятый подразделениями Армии, которые прибыли с XVII-м. Оборванная толпа, так они выглядят. Просто какие-то проходимцы с окраинных миров, от таких и ждешь, что они будут семенить по пятам за фанатичными Несущими Слово. Когда они выгружались, то заработали изрядно критических комментариев сержанта Хеллока, которые касались формы одежды, построения, обслуживания оборудования и парадной дисциплины.

— О, ну это просто неприлично, — говорит Хеллок, поджигая палочку лхо и наблюдая, как те высаживаются из десантных модулей. — Они похожи на долбанных бродяг. На тупых, как дерьмо, охотников с мира, расположенного в какой-то заднице.

Солдаты с другой планеты и впрямь не выглядят многообещающе. Они оборваны. В них присутствует дикость, как будто они слишком долго были лишены чего-то жизненно-необходимого. Их кожа бледная, а телосложение худощавое. Они похожи на растения, которые чахли без света в пещере. Похожи на дикарей.

— Как раз то, что нам надо, — произносит Хеллок. — Дикие вспомогательные подразделения.

Они поют, скандируют. Это не уютный или привлекательный звук. В сущности, его довольно неприятно слушать.

— Похоже, это придется прекратить, — говорит сержант. Он давит каблуком окурок палочки лхо.

Он движется через площадку, чтобы потолковать с командиром другого подразделения. Пение его бесит.

5

[отметка: -20.44.50]

Капли дождя вырываются из сухого воздуха, словно болтерные заряды. Они разбиваются, как будто черное стекло, об обтекатель спидера, который Селатон гонит по Магистрали Эруд.

Повсюду пыль: высохшая до состояния пыли земля, затвердевшая корка пыли на металле, пыль в воздухе, поднятая челноками, машинами и транспортом. Плоский ландшафт бледен и едва освещен. Небо странно потемнело, став непрозрачным. С пассажирского места бронированного спидера Вентану видно далекую линию холмов, покрытых зеленью.

С юга надвигается ливень. По воксу говорят, что в Карен уже болото.

Пройдет не так уж много времени, и здесь тоже будет болото, думает Вентан. Свет такой странный. Небо такое темное, а земля такая светлая. Капли дождя похожи на стеклянные бусинки, на слезы. Они разлетаются об него, о броню, о спидер, оставляя полосы влажной черноты на налете белой пыли, которым за день покрылись все поверхности.

Капли дождя бьют по пыльной земле, по магистрали, по шероховатой обочине, оставляя миллионы крохотных входных отверстий, похожих на черные воронки, и маленькие белые облачка. Вдалеке в нижних слоях тучи, словно прослойки блестящей руды в угле, сверкают мелкие серебристые нити молний.

Селатон управляет по-идиотски. Спидер — тяжелая двухместная машина с передними турелями, ее кобальтово-синяя броня покрыта хлопьями пыли, а также вмятинами и царапинами от эксплуатации. Кабина открыта. Гравитационные платформы отталкиваются от земли, а силовая тяговая установка обладает сверхмощностью, чтобы переносить окружающую ее броню.

Это легкий разведывательный аппарат, пригодный, чтобы выбраться из неприятностей. Вентан затребовал его на день в качестве транспорта для личного состава.

И вот теперь Селатон управляет им по-идиотски.

Он выжимает практически максимальную горизонтальную скорость, оставляя позади них на плоской и прямой дороге белый пыльный след. Дождь пытается прибить пыль, но та слишком плотная. На расположенном слева от водителя навигационном дисплее моргает карта маршрута. Дисплей укреплен и защищен решеткой от износа. Спидер — рабочая машина, вдоль всех сварных швов тянется голый металл.

Предполагается, что дергающийся курсор на подсвеченном дисплее — это они. Вытравленная линия — магистраль. Внизу экрана клякса, это станция Эруд. Наверху треугольный значок.

Перед курсором на линии появляется красный предупредительный пунктир.

— Медленнее, — произносит Вентан по каналу шлема.

— Слишком быстро? — откликается Селатон, в его голосе нетерпеливое веселье.

Вентан даже не смотрит вниз. Он стучит по экрану навигатора.

Селатон бросает туда взгляд, замечает и немедленно сбавляет газ. Они приближаются к хвосту сборной автоколонны. Хотя они снижают скорость, но все равно попадают в пыльный след движущейся колонны.

Селатон поворачивает, пересекает центр магистрали и начинает обгон. Тяжело двигающиеся пехотные транспорты, двадцатиколесники, буксируемая артиллерия, нагруженные танковые транспортеры. Все громоздкие машины мелькают мимо и остаются позади, оказываясь в поле зрения на секунду, пока они движутся в странном освещении, в воздухе, который одновременно сух от пыли и влажен от дождя. Военный грузовик, пропал. Военный грузовик, пропал. Военный грузовик, пропал. Награда в виде радостных воплей и гиканья находящихся в транспорта солдат Армии, которые машут вслед.

Теперь мимо проносятся самоходные орудия, задравшие стволы вверх, словно обнюхивая небо. Десять, двадцать, тридцать единиц. Проклятая колонна длиной в сорок километров. «Теневые мечи», «Минотавры», новая бронетехника типа «Инфернус» и полковые транспортеры.

Вентан наблюдает, как на обтекателе спидера ползут и дрожат черные от сажи бусинки дождя.

Ему пришлось оставить Сиданса за главного в Эруде, под прикрытием надежных сержантов вроде Архо, Анкриона и Барки. Нужно кое-что уладить с сенешалями Нумина. Местная политика. Вентан ненавидит местную политику, но это распоряжение пришло напрямую из аппарата примарха. Портовые дела. Скорость обработки грузов. Дипломатия.

Вентан знает, как обращаться с болтером.

Это очередное бесхитростное упражнение в рамках обучения их иным искусствам, которые однажды потребуются им в жизни. Учтивость. Эффективное управление. Власть. По сути, все, что не включает в себя болтер. Тут повсюду видны следы руки Жиллимана.

Это тот тип дел, который Вентан предпочел бы решить быстро отданным по воксу распоряжением, однако ему велели разобраться лично. И вот бесполезное сорокаминутное путешествие в порт, где нет сенешалей, с которыми ему нужно увидеться, а теперь час по Магистрали Эруд к… где это?

Голофузикон. Голофузикон.

Вентан не глупец. Ему известно, что значит это слово. Он просто не знает, что оно из себя представляет.

Треугольный значок на навигационном дисплее.

Селатон издает какой-то звук. Что-то бормочет. Удивление. Его что-то впечатлило.

Он еще сбавляет скорость.

Они догоняют титанов. Титаны одной шеренгой маршируют по магистрали в направлении порта.

Они тяжело шагают. Они огромны. Вокруг их ног вооруженные машины сопровождения и моргающие огнями спидеры скитариев, которые огибают Вентана по широкой дуге.

Они проезжают через движущиеся тени. Тень, солнце, тень. Солнце. В каждой из теней темно, словно под землей. Титаны покрыты спекшейся коркой пыли. Они выглядят изношенными, напоминая ветхих металлических узников, гигантских каторжников, которые с шарканьем идут в тюрьму.

Или к виселице.

Странный резкий солнечный свет падает на верхние поверхности и окна кабин. Блеск в глазах. Убийственный взгляд. Древние колоссы, пережившие все войны, покорно маршируют на следующую.

Вентан обнаруживает, что смотрит вверх, смотрит назад, глядя на остающиеся позади машины. Даже он впечатлен. Сорок семь титанов. Он слышит тектонический грохот их шагов поверх воя двигателей спидера.

Самые крупные из них занимают всю магистраль. Движущаяся навстречу колонна транспорта снабжения была вынуждена выехать на обочину и ждать, пока те пройдут. Регулировщики машут жезлами и фонарями.

Селатон в спешке сильно потянул рукоятку. Обочина занята неподвижными транспортами, так что он тянет ее еще дальше, пересекая границу магистрали, обочину, дренаж и кювет, съезжая с дороги в кустарник за ней, вновь набирая скорость и вздымая хвост серой пыли. Он увеличивает мощность гравитационных элементов, поднимается еще на пятьдесят сантиметров, отдаляясь от рельефа местности, и снова дает газу. Они делают вираж, снова набирая ускорение. Привод спидера воет. Они движутся параллельно магистрали.

Вентан оглядывается.

Ему кажется, что один или два титана поворачивают массивные головы, чтобы посмотреть с угрюмым пренебрежением. Кто там несется мимо в крохотном спидере? Почему они столь нетерпеливы?

Куда они движутся в такой чертовой спешке?

[отметка: -19.12.36]

Голофузикон. Оказывается, что он треугольный, как значок.

Пирамида. На самом деле, это пирамида, установленная на три пирамиды меньшего размера, каждая из которых подпирает один из углов большой. Она сделана из отделанного тесаного и кремового камня. Вентан отмечает, что здание впечатляет как размерами, так и планировкой.

Возможно, оно даже красиво. Он не уверен. У него нет опыта в подобных определениях.

Здание видно за десять километров. Магистраль Эруд проходит мимо него, соединяясь с подъездными дорогами самого Голофузикона и городка служебных и гарнизонных сооружений. На горизонте встает сияющий силуэт Нумина.

Голофузикон величественен и громаден посреди открытого пространства равнины. Несмотря на окружающую его обширную застройку, он все равно выглядит новым, словно его только что построили, и теперь он ожидает, когда же вокруг раскинется город.

Или как будто его сослали в пустыню в качестве наказания.

Дождь ненадолго прекратился. Дует ветер. Свет ярко блестит на обращенных к солнцу поверхностях монолита. Другие стороны в густой коричневатой тени, подчеркивая идеальную геометрию.

Подъездные пути — это проспекты, увешанные трепещущими и хлопающими на ветру знаменами. Золотистые мачты, позолоченные опоры балдахинов, подставки для ламп. На знаменах гербы Пятисот Миров Ультрамара, Терры, Империума и XIII-го. Вентан не видел столько знамен в одном месте с тех пор, как просматривал пикты с Улланорского Триумфа.

На земле также есть сады. Они очень зеленые. Вода из реки Борос была при помощи ирригации проведена на сухие равнины, чтобы создать оазис. Переливаются бассейны. Системы орошения наполняют воздух брызгами. Образуются миниатюрные радуги. Покачиваются пальмы.

— Сбавь ход, — говорит Вентан.

Они проезжают под хлопающими знаменами, в прохладной темноте внутри громадной арки и вплывают во внутренний двор. Здесь находится огромный лестничный марш, словно храмовый процессионый проход. На стенах внутреннего двора висят новые знамена. Видны другие машины, а также точки — люди, которые кажутся карликами в громадном замкнутом пространстве. По обе стороны от основного марша медленно и плавно движутся моторизованные лестницы с керамитовыми ступеньками.

Они спешиваются. Когда их вес покидает спидер, тот покачивается, словно маленькая лодка. Чтобы позаботиться о машине, приближаются одетые в ливреи слуги.

Вентан начинает подниматься по ступеням, сержант следует за ним. Он отстегивает и снимает шлем, вдыхает нефильтрованный воздух, ощущая на лице тепло и свет.

— Голофузикон, — произносит Селатон.

— Универсальный музей, — говорит Вентан.

— Это я понял.

У Вентана мало заинтересованности или терпения для таких мест. Он готов признать, что в этом состоит слабость его характера.

Они доходят до верха огромного марша. К концу такого подъема на солнцепеке обычный человек, пусть даже в выдающейся форме, уже бы запыхался. Их же шаг, напротив, стал быстрее к моменту достижения верха.

Мраморная платформа и широкий вход. По ту сторону громадное просторное каменное пространство, освещенное естественным светом через прорези в крыше. Прохлада. Повсюду эхо приглушенных голосов.

Вентан заходит через широкий вход. Тот прямоуголен и имеет горизонтальную ориентацию. Большая прорезь. Кромка проема над головой имеет ширину в тридцать метров.

В обширном интерьере присутствуют небольшие группы фигур еще нескольких посетителей. По краям громадного зала идут альковы, подиумы, постаменты, стенды. Экспонаты, вероятно. Возле них и находятся посетители. Для чего сооружать такое колоссальное здание, а потом расставлять горстку экспонатов по краям?

— Чем это должно быть? — интересуется Селатон.

— Я не претендую на понимание курирования, — отвечает Вентан.

К ним приближаются новые слуги в ливреях.

— Чем мы можем быть полезны, сэр? — спрашивает один из них.

— Вентан, капитан, 4-я рота, первый орден, XIII-й, — произносит Вентан. — Я ищу…

Он запомнил имена.

— … сенешалей Арбут, Дариала и Этервина. Или, в сущности, любого старшего муниципального служащего, в круге ведения которого находится порт.

— Они все в здании, — откликается слуга. К сетчатке его глаз явно напрямую подключена какая-то инфосистема. Вентан видит это по легкой остекленелости, с которой глаза человека расфокусируются, чтобы проверить имена.

— Вы можете их привести? — интересуется Вентан.

— Они весь день на заседании, — отвечает слуга. — Это срочно?

Вентан тщательно подбирает следующее слово. Он ставит на первый план не столько это слово, сколько паузу, которая означает: «Я одет в боевой доспех, вооружен и изо всех сил стараюсь быть вежливым».

— Да, — произносит он.

Слуги торопливо удаляются.

Ультрадесантники ждут.

— Сэр, это ведь…? — начинает Селатон.

— Да, — отвечает Вентан.

Вентан идет к далекой фигуре, которую они узнали. Она стоит на коленях перед одним из постаментов с экспонатами. На почтительном расстоянии ожидают слуги.

Коленопреклоненная фигура видит Вентана и поднимается на ноги. Шестерни и моторы ее доспеха издают гул. Воин выше и шире Вентана, громада его доспеха мастерски сработана и роскошно отделана золотыми крыльями, львами и орлами. Он опирается на палаш длиной с обычного человека.

— Лорд чемпион, — произносит Вентан, салютуя.

— Капитан Вентан, — отзывается гигант. Он воздерживается от салюта, вручает грозный меч оруженосцу и сжимает руками закованную в сталь кисть Вентана.

Вентану льстит, что его узнала столь благородная личность.

— Почему ты здесь? — спрашивает колосс. — Я полагал, что ты руководишь сборами Эруда.

— Вы хорошо информированы, тетрарх, — отвечает Вентан.

— Информация — это победа, брат мой, — произносит тетрарх и смеется.

Вентан объясняет свое задание, дипломатическую функцию.

Тетрарх слушает. Его зовут Эйкос Ламиад. Он находится в чине тетрарха, а также чемпиона примарха. Четыре тетрарха представляют четыре господствующих мира, которые руководят княжествами Ультрамара под властью Макрагга: Сарамант, Конор, Окклюду и Аякс. Княжество Ламиада — Конор, мир-кузница. Тетрархи — четверо князей Ультрамара, они правят Пятьюстами Мирами, находясь в иерархии ниже Жиллимана и выше магистров орденов с планетарными лордами.

— Я знаю сенешалей, — говорит Ламиад. — Я могу представить тебя.

— Я был бы признателен, мой повелитель, — отзывается Вентан. — Это целесообразно.

Половина лица Эйкоса Ламиада, правая его половина, героически красива. Другая — бесшовно вставленный в плоть бледный безликий фарфор, элегантное подобие отсутствующего лица. Левый глаз — механизм с золотым зрачком, который вращается и двигается в орбите, словно старинный оптический прибор.

Ламиад получил ужасную рану при обороне Батора. Визжащие сюрикены разнесли его череп и расчленили тело, однако почтительные старейшины Механикума кузницы Конор воссоздали тетрарха из уважения к его службе и хорошему управлению их миром.

Говорят, что без их помощи он бы сейчас обитал в корпусе дредноута.

— Тебе нравится Голофузикон, Вентан? — интересуется могучий чемпион. Его свита сервиторов, оруженосцев, советников и боевых братьев безмолвна и неподвижна. Все они в богатом церемониальном облачении.

— «Нравится», повелитель?

— Ну, ты его оценил?

— Я не задумывался об этом, повелитель.

Ламиад улыбается способной на это половиной лица.

— Я чувствую сдержанность, Рем, — произносит он.

— Вы позволите говорить откровенно? — спрашивает Вентан.

— Говори.

— Повелитель, я бывал на многих мирах, имперских и неимперских. Думаю, что уже потерял счет вместилищам всей той мудрости, что мне показывали. На каждом мире, у каждой цивилизации есть своя великая библиотека, свое хранилище чудес, свой архив информации, своя коллекция знаний, свой ларец всех тайн. Сколько может быть абсолютных архивов универсального знания?

— Звучит так, как будто ты впал в уныние, Рем.

— Прошу прощения.

— Сохранение культуры важно, Рем.

— Информация — это победа, повелитель.

— Именно так, — говорит Ламиад. — Нам необходимо хранить то, чему мы научились. Также мы очень многое узнали во время Великого крестового похода, получив архивы согласных цивилизаций.

— Я понимаю, что…

Ламиад спокойным жестом поднимает руку.

— Я не делаю тебе выговор, Рем. Я понимаю важность тщательного сбора информации, но в то же время устал от чрезмерного почтения, которое проявляют к местам вроде этого. О, так вы говорите, что это очередное хранилище самых потаенных секретов? Прошу вас, скажите мне, какие у вас там могут быть секреты, которых я не узнал в тысяче крипт наподобие этой?

Они смеются.

— Знаешь, что мне здесь нравится, Рем?

— Нет, повелитель. Что?

— Здесь пусто, — говорит Ламиад.

Голофузикон был заказан тридцать лет назад, в ходе развития Нумина. Он моложе, чем они оба, моложе срока их службы. Строительные работы завершились совсем недавно. Кураторы только начали завозить объекты и данные для демонстрации и хранения.

— Обычно они такие древние, не правда ли? — замечает Ламиад. — Пыльные гробницы информации, закрытые и охраняемые бесчисленные века, чтобы попасть в них, нужны специальные ключи и ритуалы, да еще вся эта утомительная таинственность. В этом же месте мне нравится его пустота. Его предназначение. Это проект, Рем. Великое начинание, которое смотрит вперед, а не назад. Оно открыто и готово наполниться будущим человечества. Однажды оно станет универсальным музеем и, быть может, встанет в один ряд с библиотеками Терры как одно из величайших хранилищ информации в Империуме. Сейчас же это созданное из камня стремление. Умышленное заявление о нашем намерении создать крепкую и утонченную культуру, поддерживать ее, записывать и измерять.

— Это музей будущего, — произносит Вентан.

— Неплохо сказано. Так и есть. Музей будущего. На данный момент это именно он.

— Вы поэтому сюда пришли? — спрашивает Вентан.

Ламиад указывает на экспонат, который он осматривал, когда пришел Вентан. В стерильном суспензорном поле находится стабилизированный угол поврежденного огнем знамени. Тепло тела активирует гололитическое табло, показывающее изначальные детали.

Это часть штандарта, который Ламиад нес на Баторе. Этот экспонат, один из выбранных нескольких первых сотен, чествует его и его достижение, увековечивая ту великую битву.

— У меня запланированы служебные поездки, которые уведут меня от Ультрамара самое меньшее на десять лет, — произносит Ламиад. — Я почувствовал, что должен придти и взглянуть на это перед отправлением. Увидеть собственными глазами.

Он смотрит на Вентана.

— Ну, живым глазом и тем, что для меня сделал Механикум.

Какое-то время они беседуют о сборах и о грядущей кампании. Никто не упоминает о XVII-м.

— Говорят, что скоро Калт назовут старшим миром, — произносит затем Ламиад. — Он быстро развивается, а его сильные стороны очевидны. Верфи. Производство. Его статус повысят, и он будет управлять собственным владением.

— Меня это не удивит, — отвечает Вентан.

— Также у него будет собственный тетрарх, — продолжает Ламиад. — Должен будет быть. Будучи старшим миром, он будет обязан назначить военного губернатора, а также предоставить примарху чемпиона и его почетную гвардию.

— Разумеется.

— Ходят разговоры об Эфоне. Эфоне из 19-й. Как о возможном кандидате на этот пост.

— Эфон — хороший кандидат, — соглашается Вентан.

— Рассматриваются и другие кандидатуры. Как мне сказал наш возлюбленный примарх, выбор тетрарха — это своего рода искусство.

— И это уже не сможет быть тетрарх, не так ли? — говорит Вентан. — Возможно, когда вас будет пятеро, вы все станете квинтархами?

Ламиад снова смеется.

— Может быть, они придумают другой титул, Рем, — произносит он. — Не привязанный к числам. Калт будет не последним, а всего лишь следующим. Ультрамар растет. По мере встречи с будущим и заполнения этого Голофузикона у нас станет больше Пятиста Миров и больше пяти княжеств. Как и эти пустые залы, мы должны быть готовы приспособиться к грядущим переменам и расширениям.

Он оборачивается. К ним приближаются сопровождаемые слугами фигуры в длинных бледно-зеленых облачениях.

— А вот и сенешали, — говорит чемпион примарха. — Позволь мне тебя представить, чтобы ты мог выполнить свою работу.

6

[отметка: -16.44.12]

В орбитальной Сторожевой Башне Сервер Управления Ул Кехал Хесст общается с ноосферой.

Код говорит. Он бормочет.

Складки достигающего пола облачения Механикум настолько жесткие, что кажется, будто он высечен из камня. Он стоит на вершине Сторожевой Башни, которая столь же пряма и изящна. Башня отбрасывает тень на Крепость Калкас, бронированную цитадель, которая стоит напротив Нумина по другую сторону блестящего простора Бороса. Это котловина стен и зубчатых башен, самостоятельный город, но в то же время и точка обороны, телохранитель, который приставлен пребывать за плечом Нумина и оберегать его от вреда.

В Сторожевой Башне трудится десять тысяч людей, а еще пятьдесят тысяч — в окружающих ее орудийных башенках и административных зданиях. Это сигнализатор, его ноосферная архитектура разработана на мире-кузнице Хесста, Коноре, и поддерживается при помощи технологий, которые напрямую поставляются фабрикаториями Марса.

Командная палуба Сторожевой Башни обширна и кишит персоналом. Окна с поднятыми противовзрывными ставнями смотрят на реку и город с одной стороны и на равнину с другой. Хесст может взглянуть на поток движения в космопорте, на пыль, которую подняли сортировкой на равнине, на светлую землю и окрашенное бурей небо, однако вид его не интересует.

Башня поддерживает собственное коллекторное поле и загружает информацию в него и прочих старейшин со скоростью, эквивалентной ноосферной трансляции восьмисот боевых титанов. Шестьдесят модерати высшей квалификации, которые работают во встроенных в палубу амниотических саркофагах из бронестекла, помогают амортизировать поток и разбирать его для восприятия.

С этой палубы, с этой вершины Хесст может — при помощи простой кодовой команды по постоянно находящемуся при нем ММИ^[1] — отдать приказ ввести в бой планетарную оружейную сеть. Двести пятьдесят тысяч орудийных постов наземного базирования, включая шахтные пусковые установки и автоматизированную плазменную артиллерию, а также башенные и турельные орудия, полевые станции, полярные огневые точки. Он может активировать системы громадных пустотных щитов, которые зонтиком накрывают первостепенные жилые центры Калта. Может ввести в строй девятьсот шестьдесят две орбитальные платформы, в число которых входят системы внешней защиты и нацеленные на поверхность изолирующие сети. Более того, он способен взять под контроль и координировать любые и все доступные наземные силы, а также все флотские соединения, собирающиеся на высокой орбите или на верфях.

Все это означает, что сегодня, вследствие объединения, Сервер Хесст обладает непосредственным личным контролем над большим объемом огневой мощи, чем Магистр Войны Гор. Или, возможно, чем сам Император.

Эта мысль не впечатляет Сервера Хесста и не вызывает в нем волнения. Тем не менее, Хесст знает, что магос Меер Эдв Таурен считывает повышение его уровня адреналина.

Таурен молода и расторопна, она высокого роста и полностью модифицирована. Она преуспела в продвижении по эволюционным ступеням Механикума и действительно хорошо выполняет свою работу. Она надзирает за аналитиками. Хессту она нравится. Он редко допускает эмоции, однако в редкие моменты, когда он решает ими воспользоваться, всегда отмечает теплоту, с которой он ее воспринимает. Ее модификации технически привлекательны, а базовая органика обладает несомненной эстетичностью.

<Вы нагреваетесь>, — говорит она ему двоичным кодом, микросекундной передачей в личном прямом режиме. Она невербальна, однако во всплеске содержатся кодовые знаки для Хесста и перегружающей свои приводы боевой единицы-титана.

<Ни в коей мере. Размышление: просто сегодняшний день требует больших затрат сил>.

Таурен кивает. Она призраком дублирует его наблюдения. Он знает, что она присутствует у него за плечом в коллекторе так же, как стоит рядом на палубе в плотском мире. Ее пальцы трепещут, касаясь невидимых клавиш и координируя данные при помощи тончайшей гаптики. Сегодняшние трудности в том, чтобы не стрелять.

При объединении двух флотов плотность движения над Калтом особенно высока. По сути, все это движется, следуя нестандартным или корректированным маршрутам сообщения, экстраординарным ситуационным изменениям перемещения, курса и дистанции, которые не закодированы в регулярном наблюдательном регистре. Это одноразовые вещи, предназначенные всего для одного дня и отвечающие за безопасную и уверенную организацию громадной армады.

Оружейная сеть Калта обладает многочисленными резервами и многоуровневыми формами перекрестных проверок и авторизации. Ее невозможно использовать неправильно или по ошибке силами одного индивида — ни Хесста, ни сорока прочих серверов Сторожевой Башни, ни шести тысяч двухсот семидесяти восьми магосов и адептов, размещенных на станциях по всей планете, ни гарнизонных командиров Армии или местных дивизионов. Ничто не может произойти без его персонального разрешения.

Всякий раз, когда корабль прибывает, двигается, проходит мимо другого, присоединяется к формации, заходит на сортировочную станцию, начинает дозаправку или же обращение вокруг солнца для проверки двигателей, раздается сигнал тревоги. Любое нестандартное движение или система маневров активирует сеть, и Хесст должен отклонить запрос на открытие огня.

На самом деле это великолепный тест и демонстрация сети Калта, однако оно становится утомительным. С вершины Сторожевой Башни сервер Хесст контролирует эффективную огневую мощь крупной флотилии, распределенную по поверхности и орбите. Система сверхчувствительна, так что ничто не сможет застать ее врасплох и тем самым получить преимущество. Любая нестандартная ситуация запускает автоматический расчет огня сети, и Хесст должен лично отменять его в дискреционном режиме. Сейчас он делает это от восемнадцати до двадцати пяти раз в секунду.

Таурен знает, что стандартной оперативной практикой Механикума для подобных условий, которую рекомендуют как магистры кузниц Конора, так и возвышенные старейшины Марса, является временный обход многоузловой автоматики сигнальных процессоров сети и — на время маневрирования флота — перенаправление управления санкционированием на автоматические станции. Предоставить разумным машинам платформ нести это бремя на своих плечах. Дать им проводить перекрестные проверки непрерывно загружаемых данных. Дать проверять швартовочные коды и регистрационные отметки движения.

Также ей известно, что Хесст — целеустремленная личность и очень гордится собственной работой и обязанностями сервера. Планетарная сеть Калта оптимизирована таким образом, чтобы работать на многоузловой автоматике с предоставлением окончательной санкции на все операции со стороны сервера или серверов. Переключиться на одну лишь автоматику значит признать слабость живого мозга. Обратиться к одной лишь машине, а не биоинженерному синтезу. Признать границы человека и подчиниться беспристрастной эффективности холодного кода.

Они это обсуждали. Обсуждали даже при помощи плотских голосов и голосовых связок, не подключаясь. Хесст обладает чистейшим видением мечты Механикума, и она преклоняется перед ним за это. Это не преклонение перед машиной, как думают столь многие немодифицированные в обществе. Это использование машины для расширения человечности. Апофеоз через синтез. Отступить и позволить делать всю работу машинам отвратительно для Хесста. Возможно, эта идея кажется ему более ужасной, чем показалась бы немодифицированному человеку.

<Вы же знаете, это не признание неудач>, — передает она, продолжая имевшую место два дня назад беседу, словно с тех пор не прошло ни секунды.

Он соглашается с этим фактом, опознавая добавленный к ее коду разговорный маркер, который вновь открывает файл с тем диалогом.

<На самом деле это рекомендованная Марсом практика>.

Хесст кивает.

<Если мы создаем системы, которыми не можем управлять, какой смысл их строить? Скажите, к чему это ведет, магос Таурен?>.

<К самоуничтожению. Отречению от сознания>.

— Именно, — произносит Хесст. Ее удивляет использование им плотского голоса, однако она мгновенно понимает, что он переключился с двоичного кода ради символизма. Это ее забавляет, и она демонстрирует свое веселье при помощи выражения лица.

— Вы думаете, что дело в моей гордости, Меер? — спрашивает он.

Она пожимает плечами. Как и он, она все так же делает незаметные гаптические движения и очищает поток данных ноосферы.

— Я полагаю, что никто, даже адепт уровня сервера или выше, никогда не проводил подобную операцию в одном лишь дискреционном режиме. Я полагаю, что вы пытаетесь поставить своего рода рекорд. Или пытаетесь завоевать медаль. Или пытаетесь надорвать главный орган.

Ее голос чист, так же, как и код. Порой ему хочется, чтобы она побольше говорила.

— Это простой вопрос безопасности и эффективности, — говорит он. — Сеть создана многоузловой. В этом ее сила. У нее нет единого сердца и единого мозга. Она глобальна. Захватите любую точку, даже эту Сторожевую Башню, даже меня — и любой сервер или магос того же уровня сможет перехватить управление. Сеть подстроится и распознает полномочия следующего в цепочке. Эта башня может рухнуть, но сервер на дальнем краю планеты мгновенно придет на смену. Многоузловое резервирование — идеальная система. Нельзя убить то, у чего нет центра. Поэтому я предпочитаю даже в малой степени не ослаблять оборонительную систему планеты путем отказа от осторожности и перенаправления надзора за санкционированием на орбитальные машины.

— Ожидается, что это объединение продлится еще день или два, — замечает она. — Когда вам будет удобнее, чтобы я приняла управление? До или после того, как вас парализует, и вы упадете на пол?

Таурен понимает, что он не слушает. Его внимание поглощено загружаемыми данными.

— В чем дело? — интересуется она.

— Мусорный код.

Любая сложная информационная система будет производить мусорный код как следствие внутренней деградации. Ей это известно. Она удивляется, что он имеет в виду, и всматривается в коллектор.

Она видит мусорный код, тускло-янтарные прожилки зараженных данных в массиве здоровой информации. На два процента больше, чем в любой из рассчитанных аналитиками для ноосферы Калта проекций, даже учитывая необычные обстоятельства нынешнего дня. Это неприемлемая разница.

<Система фильтрации не вычищает его. Я не знаю, откуда он исходит.>

Он вернулся к треску двоичного кода. На слова нет времени.

[отметка: -15.02.48]

Криолу Фоусту дали клинок, однако тот оказался непрактичным в использовании. Вместо этого он пользуется пистолетом. Жертвователей нужно убивать быстро и аккуратно. Нет времени дурачиться с ножом.

Снаружи убежища назначенные офицеры воодушевляют людей песней. Пение заполоняет воздух. Им помогли принести виолы и катары, тамбуры, трубы, рожки и бубенцы. Предполагается, что это должно звучать, как празднование. Канун сражения, славные союзники, предвкушение славы, вся эта чушь. Предполагается, что это звучит радостно.

Так оно и есть, однако среди шумного пения Фоуст слышит ритуальную тему. Слышит, поскольку знает, что она там спрятана. Старые слова. Слова, которые были старыми еще до того, как люди научились разговаривать. Могущественные слова. Их можно положить на любой мотив, на хоровое пение боевого гимна Армии. Они точно так же сработают.

Пение громкое. Это немалая суматоха — шесть тысяч человек в одном только этом углу смотровой площадки. Достаточно шума, чтобы в нем утонули выстрелы.

Он нажимает на спусковой крючок.

Матово-серый автопистолет рявкает, дергается в руке и вгоняет один заряд в висок, к которому приставлен. Забрызгивая китель, разлетаются кровь и мозговая ткань. Коленопреклоненный человек заваливается набок, как будто его тянет вниз вес пробитой головы. В воздухе тянет фицелином, пахнет мелкими каплями крови, обгорелой плотью и кровавой дымкой.

Фоуст глядит на человека, которого только что застрелил, и шепчет благословение — таким одаряют путника, отправляющегося в долгое и трудное странствие. На этот раз милосердие чуть не опоздало. Глаза человека уже начали растекаться.

Фоуст кивает, и двое назначенных офицеров делают шаг вперед, чтобы оттащить труп. Теперь на участке земли с одной стороны лежат тела семи жертвователей.

Вперед с каменным лицом шагает следующий, невозмутимый перед лицом неминуемой смерти. Фоуст обнимает его и целует в щеки и губы.

Затем отступает назад.

Как и семеро его предшественников, человек знает, что делать. Он подготовился. Он раздет до форменных брюк и нижней рубашки. Все остальное, даже ботинки, он отдал. Братство Ножа пользуется всем снаряжением, какое может собрать или добыть: панцирями, бронежилетами, баллистической тканью, иногда кольчугами. Для защиты от непогоды поверх обычно накинут плащ или китель, всегда темно-серого или черного цвета. Более не нуждаясь в полевой экипировке, человек отдал хорошую куртку, перчатки и броню тем, кто сможет воспользоваться ими позднее. Как и его оружием.

Он держит бутыль.

В его случае это питьевая бутыль из синего стекла с притертой пробкой. Внутри плавает приношение. Человек перед ним использовал флягу. До него — приспособление для восполнения потери жидкости из медицинского набора.

Он открывает ее и сливает воду сквозь пальцы, так что находящаяся внутри полоска бумаги попадает ему на ладонь. В момент, когда она извлекается из суспензии гидролитической жидкости и вступает в контакт с воздухом, бумага начинает нагреваться. Края начинают тлеть.

Человек роняет бутылку, делает шаг вперед и преклоняет колени перед вокс-передатчиком. Клавиатура готова.

Он смотрит на полоску бумаги и трясется, читая написанные на ней символы. Над краем ленты начинает виться тонкий белый дымок.

Дрожащей рукой человек начинает по одной букве вводить на клавиатуре передатчика слово. Это имя. Как и те семь, что были до него, его можно записать человеческими буквами. Можно записать в любой языковой системе точно так же, как и положить на любой мотив.

Криол Фоуст — очень образованный человек. Он один из очень немногих членов Братства, кто активно стремился к этому моменту. Он родился и вырос на Терре в богатом семействе торговцев и преследовал его интересы среди звезд. Ему всегда чего-то не хватало — он полагал, что это богатство и успех. Затем полагал, что это познание. А затем осознал, что познание — лишь очередной механизм достижения власти.

Он жил на Марсе, когда его нашли и завербовали Когнитэ. По крайней мере, так думали они сами.

Фоусту было известно о Когнитэ. Он особо изучал оккультные ордены, тайные общества, закрытые кабалы загадок и охраняемых знаний. Большинство из них было старо и относилось к Эре Раздора, или даже раньше. Большинство было легендами, а оставшиеся — шарлатанами. Он прибыл на Марс в поисках Просвещенных, однако те оказались абсолютной выдумкой. Когнитэ, впрочем, существовали на самом деле. Он задавал слишком много вопросов и совершал путешествия к поставщикам информации в поисках слишком большого количества запретных трудов. Он заставил их заметить его.

Если Когнитэ когда-то и были настоящим орденом, то эти люди — нет. В лучшем случае — какими-то дальними незаконнорожденными кузенами в роду. Однако они знали вещи, которых не знал он, и он был согласен учиться у них и терпеть театральные ритуалы и напыщенные тайные церемонии.

Спустя несколько месяцев, будучи обладателем нескольких бесценных томов греховных идей, которые до того принадлежали Когнитэ, Фоуст отправился к окраинам. Когнитэ не преследовали его с целью вернуть свою собственность, поскольку он позаботился о том, чтобы они были не в состоянии это сделать. Сброшенные в теплоотвод реактора улья на Кората Монс тела так и не нашли.

Фоуст двигался в запретные сектора, где все еще велся «Великий крестовый поход», подальше от безопасности приведенных к согласию систем. Он направлялся к Святым Мирам, где в покоренных системах активно набирал армии добровольцев величественный XVII Легион, Несущие Слово.

Несущие Слово особенно заинтриговали Фоуста. Заинтриговали своей необычным восприятием. Они были одним из восемнадцати, одним из Легионес Астартес, а стало быть — центральным элементом инфраструктуры Империума, однако лишь они одни, казалось, проявляли религиозный фанатизм.

По мнению Фоуста, Имперская Истина была ложью. Дворец Терры упорно навязывал рациональный и прагматичный образ галактики, хотя любому глупцу было видно, что Император опирается на аспекты реальности, которые явно неестественны. Например, на духовный дар. На эмпиреи. Казалось, только Несущие Слово поняли, что подобные вещи — больше, чем просто полезные аномалии. Это доказательство великой и отрицаемой загадки. Свидетельство существования некоторой трансцендентной реальности-за-реальностью, возможно, какой-то божественности. Все Легионес Астартес основывались на нерушимой вере, однако лишь Несущие Слово верили в божественное. Они поклонялись Императору как аспекту некоей высшей силы.

Фоуст был согласен с ними во всем, кроме одного. Во вселенной были существа, достойные преклонения и почитания. Император же, невзирая на все его способности, просто не был одним из них.

В Облаке Аквары, на Званане — Святом Мире, все еще пребывавшем во мраке от дыма приведения к согласию Несущими Слово, Криол Фоуст примкнул к Братству Ножа и начал служить примарху XVII-го.

Он был способным. Его обучали на Терре. Он не был каким-то там дикарем с захолустной планеты, подпитываемым лишь грубым фанатизмом. Он быстро поднялся из низов до назначенного офицера, затем до надзирателя, а оттуда к своему нынешнему положению доверенного лейтенанта. Это называется маджир. Его поручителем и начальником был легионер Несущих Слово по имени Арун Ксен, и с его помощью Фоуст удостоился чести нескольких частных аудиенций у Аргела Тала из Гал Ворбак. Он посещал службы и слушал, как говорит Аргел Тал.

Ксен дал Фоусту его ритуальный клинок. Это благословленный Темными Апостолами атам^[2]. Самая красивая вещь, какой он когда-либо владел. Когда он держит оружие в руке, из теней шипят задетые ненароком божества.

Братство Ножа так называется не потому, что в бою предпочитает работать клинками. Название не дословное. На диалекте Святых Миров Братство называется Ушметар Каул, «острое лезвие, которым можно рассечь ложную реальность, и оттянуть ее в сторону, чтобы открыть бога»

Фоуст отвлекся. Жертвователь закончил вводить восьмое имя. Бумажная полоска пылает у него в руке. Из пальцев выпадают дымящиеся кусочки. Он трясется, силясь не закричать. Глаза сварились в глазницах.

Фоуст приходит в себя. Он поднимает пистолет, чтобы принести милосердие, но магазин пуст. Он отбрасывает оружие и пускает в ход атам, который дал ему боевой брат Ксен.

Это милосердие более грязное.

Теперь восемь имен в системе. Восемь имен транслируются в информационный поток имперской коммуникационной сети. Ни один фильтр или ноосферный барьер их не задержит, поскольку они составлены из обычных символов. Это не ядовитый код. Не вирусные данные. Но когда они окажутся в системе и в особенности когда их прочтет и впитает ноосфера Механикума, то начнут разрастаться. Станут тем, что они есть. Перестанут быть сочетаниями букв и обретут значения.

Едкие. Заразные. Нестираемые.

Их восемь. Священное число. Октет.

И может быть и больше. Восемь раз по восемь раз восемью восемь…

Маджир Фоуст делает шаг назад, стирает с лица кровь, и поцелуем приветствует у вокс-передатчика следующего человека.

[отметка: -14.22.39]

Все еще находясь в двенадцати часах от орбитального пространства Калта, мобильная база «Кампанила» совершает серию корректировок курса и начинает финальную фазу приближения к планете.

7

[отметка: -13.00.01]

— Могу заверить вас, сэр, — говорит сенешаль Арбут, — рабочие гильдии полностью осведомлены о важности данного предприятия.

Женщина неожиданно молода, она невзрачна и деловита. Ее одеяние серого цвета.

Сержант Селатон пересматривает свою оценку. Что ему известно? Она не столько невзрачна, сколько не украшена. Ни косметики, ни бижутерии. Волосы коротко подстрижены. По его опыту, высокопоставленные женщины куда сильнее тяготеют к декору.

Они сопровождали ее от Голофузикона до порта, следуя за официальным транспортом на своем спидере. Она — член торгового комитета Легислатуры. Дариал и Этервин наделены большей властью, однако они оба настаивают, что у Арбут куда более эффективные взаимоотношения с низовым составом гильдии. Ее отец был носильщиком.

Портовый район суматошный и шумный. Громадные полуавтоматические подъемники и краны, некоторые из которых напоминают четвероногих титанов, переносят грузовые штабели к гигантским полевым грузоподъемникам.

Кажется, капитан Вентан утомился от усилий. Он стоит сбоку, наблюдая, как мелкие летучие машины и курьерские суда снуют над портом, словно стрекозы на пруду. Он предоставляет ведение разговора Селатону.

— При всем уважении, — говорит Селатон, — члены гильдии и портовики отстают от согласованного графика. В зонах сбора начинаются заторы.

— Это официальная жалоба? — спрашивает она.

— Нет, — отвечает он, — однако она передана от примарха. Если вы замолвите какое-нибудь слово, мой капитан будет признателен. На него давят.

Она быстро улыбается.

— На всех нас давят, сержант. Гильдии никогда не проводили погрузку военной техники такого масштаба. Расчетный график был настолько точным, насколько это возможно, но это все же расчет. Портовый персонал и загрузчики неизбежно будут сталкиваться с непредвиденными задержками.

— И тем не менее, — произносит Селатон. — Обращение к их бригадирам. От члена городской легислатуры. Небольшая мотивация и признание их стараний.

— Просто чтобы быть в курсе — каково отставание? — интересуется Арбут.

— Когда мы прибыли в поисках вас, было шесть минут, — отвечает он.

— Это шутка?

— Нет.

— Шесть минут это… Простите, сержант. Шесть минут — это ничто. Это даже не допустимая погрешность. Вы прибыли за мной и выдернули меня с церемоний Голофузикона из-за шестиминутной задержки?

— Сейчас это двадцать девять минут, — отзывается Селатон. — Не хочу показаться грубым, сенешаль, однако эту операцию возглавляет Легион. Допустимые отклонения меньше, чем в торговой или обычной военной ситуации. Двадцать девять минут находятся на грани омерзительного.

— Я поговорю с бригадирами, — произносит она. — Посмотрю, есть ли какие-то резервы, которые они смогут привлечь. Погода была плохой.

— Я знаю.

— И еще какой-то инцидент со сбоем в системе. Мусорная информация. Испорченные данные.

— Это также случается. Я уверен, что вы сделаете все, что в ваших силах.

Она смотрит на него и кивает.

— Ждите здесь, — произносит она.

[отметка: -11.16.21]

— По вашему взвешенному мнению? — интересуется Жиллиман.

Магос Пелот — старший представитель служащих Механикума на борту флагмана «Честь Макрагга», и ему только что потребовалось донести до примарха щекотливые новости. Прежде, чем ответить, он на мгновение задумывается. Он не хочет опорочить свое ведомство некомпетентными суждениями, однако он служил примарху достаточно долго, чтобы понять, что из попыток подсластить пилюлю никогда не выходит ничего хорошего.

— Обнаруженная нами проблема с мусорным кодом является помехой, сэр, — произносит он. — Это прискорбно. Особенно в такой день, как сегодня. Подобные вещи случаются, не стану притворяться и утверждать обратное. Естественная деградация. Ошибки кода. Они могут произойти без предупреждения по множеству причин. Механикум чрезвычайно сожалеет, что мы поражены ими в ходе этого события.

— Причина?

— Возможно, сам по себе масштаб объединения? Именно потому, что сегодняшний день столь важен. Простой массив информации…

— Это пропорционально? — спрашивает Жиллиман. — Это пропорциональный прирост, которого вы могли бы ожидать?

Магос Пелот колеблется. Его имплантаты-механодендриты подрагивают.

— Немного выше. Совсем немного.

— Стало быть, с позиции опыта Механикума, это ненормальный уровень? Не естественная деградация?

— Технически да, — признает Пелот. — Но не настолько, чтобы считать происходящее тревожным.

Жиллиман улыбается своим мыслям.

— Так что это просто… для моего сведения?

— Было бы неуместно не проинформировать вас, повелитель.

— Каковы выводы, магос?

— Сервер Управления настаивает, что в состоянии продолжать надзор за работой, однако Механикум полагает, что его внимание лучше употребить на обнаружение и уничтожение проблемы мусорного кода до того, как тот распространится дальше. На время этой деятельности сервер приостановит дискрецию, и надзор будет автоматически контролироваться информационными машинами в коммуникационном узле орбитальной станции.

Жиллиман обдумывает это. Он смотрит на звезды через кристалфлекс.

— Группа старейшин Механикума, ваши почтенные коллеги, Пелот, всего месяц назад обедала со мной на Макрагге. Они превозносили достоинства когитаторов новейшего поколения, которые запущены в эксплуатацию на станциях Калта и в сети. Они неимоверно гордились своими машинами.

— Как им и следовало, повелитель.

— Они говорили о них, как будто те… как будто те обладали личностью, словно индивиды. Я счел это проявлением их близости к совершенству в разработке духа машины.

— Именно, повелитель.

— Мы можем создать мир с совершенством и продуктивностью, превосходящими те, которыми обладает человеческая форма, магос. Можем расширить естественные границы человечества.

— Повелитель.

— Я к тому, что, быть может, нам стоит доверить вашим чудесным машинам выполнение работы на время, пока сервер устраняет проблему?

Пелот кивает.

— Нам тоже так кажется, повелитель.

— Хорошо. Я уведомлю наших гостей о существовании проблемы с мусорным кодом и тактично выясню, не принесли ли они что-нибудь с собой по ошибке. Последнее время они были на окраинах. И вашему серверу понадобится их сотрудничество в ходе расследования.

— Очень хорошо, повелитель.

— Пелот?

— Повелитель?

— С учетом естественных границ человечества, сущая мелочь, что в ходе обеда ваши коллеги не принимали никакой пищи.

— Да, повелитель. Справедливости ради, сомневаюсь, что и вы в ней нуждались.

Жиллиман улыбается.

— Очень хорошо, магос.

Он оборачивается к палубным офицерам.

— Наладьте и обеспечьте канал прямой связи, пожалуйста. Как можно скорее, — инструктирует он. — Я хочу поговорить с братом.

[отметка: -9.32.40]

Телемехр пробуждается, однако сейчас не время воевать.

Его учили разным вещам и в их числе — контролировать свою злость, пока та не понадобится. Сейчас она не нужна, и он контролирует ее.

Он анализирует. Сканирует. Определяет.

Его определение таково: он в своем саркофаге, и саркофаг транспортируют. Его что-то разбудило, возможно, неуклюжее или некомпетентное обращение с саркофагом.

Не время воевать. Это его разочаровывает.

Он контролирует разочарование, как его учили. Он контролирует свою злость. Он осознает, что дополнительно ему необходимо контролировать волнение. Волнение сродни страху, а страх — это мерзость, которая раньше была ему неведома, и он полон решимости не допускать ее. При этом волнение нарастает.

При жизни Телемехр был легионером XIII-го. Десять лет службы, с момента генетического конструирования до смерти в бою, и все это время он не ведал страха. Ничего в этом роде. С чем бы он ни встречался, даже со смертью, когда она, наконец, пришла — он никогда не боялся.

Во время первой беседы с техножрецами, которая состоялась после его смерти, они сказали, что теперь многое изменится. Смертные останки, останки Габрила Телемаха из 92-й роты Ультрадесанта более не были жизнеспособны. Испарилось слишком много органики, чтобы могла продолжаться жизнь, как он ее понимал. Однако из уважения к его смелости и службе, а также вследствие его совместимости, ему собирались оказать честь. Смертным останкам предстояло образовать органическое ядро киберорганического существа.

Он должен был стать дредноутом.

Будучи человеком из плоти и крови, Габрил считал дредноутов древностью. Они были ветеранами, братьями, которых забрали с края смерти и поместили внутрь неукротимых боевых машин. Они были стары. Некоторым был уже век. Некоторые жили в механических коробках уже сто лет!

Габрил Телемах не был стар. Всего десять лет службы.

И теперь он оказался навеки заперт в ящике.

Техножрецы сказали, что нужно будет провести подстройку. Ментальную подстройку. Прежде всего, он принял, что любой дредноут, даже самый почтенный, рано или поздно становится новым. Дредноуты были жизненно-важной составляющей боевой мощи Легиона, и время от времени их теряли. Поэтому новых было необходимо собирать в те промежутки, когда в наличии были боевые корпуса, и потери в бою предоставляли подходящих и совместимых доноров органики.

Техножрецы сказали, что ему будет не хватать многих вещей, которые его тело из плоти считало само собой разумеющимися. Для начала, сна. Он будет спать лишь когда его поместят в стазисную гибернацию. Он будет переживать — или скорее не переживать — продолжительные периоды такого рода, поскольку они позаботятся, чтобы он спал большую часть времени. Его будут пробуждать, когда наступит время воевать и потребуется его участие.

Техножрецы сказали, что дело в боли. Будет боль, и она будет постоянной. Несчастные смертные остатки обернут киберорганической сетью, вплетут в электроволоконные системы и запечатают в бронированном саркофаге. Не будет возможности справляться с болью так, как он это делал в бытность свою человеком, никакого механизма контроля.

По той же причине он обнаружит в себе предрасположенность к эмоциональным колебаниям, которых не знал при жизни. Возможно, к ярости и злости. Невзирая на опустошающую мощь, которой он наделен как дредноут, ему будет не хватать собственного смертного состояния. Он будет негодовать по поводу своей смерти, жалеть об ее обстоятельствах, зацикливаться на ней и начнет ненавидеть ту жизнь в холодной оболочке, которую ему дали взамен.

Чтобы избавить его от этой горечи, от боли и злости, ему помогут спать долгие промежутки времени.

Также, как они ему сказали, он, вероятно, будет подвержен приступам страха. Особенно на раннем этапе. Это, объяснили они, из-за сложного изменения состояния. Из-за продолжительной гибернации его сознание оторвалось от линейной смертной шкалы, от временных рамок, которые он мог осознать и понять, в сущности, от самого времени. Страх, проклятие для космодесантника, всего лишь часть подстройки разума под эту крайность судьбы. Это естественно. Ему предстоит научиться контролировать и использовать его, так же, как злость. В конечном итоге страх испарится и исчезнет. Он станет столь же бесстрашным, каким был в качестве легионера.

На это потребуется время. Будут постепенные и аккуратные подстройки гормонов и биохимической смеси. Он пройдет гипнотерапию и адаптивные заговоры. Его обучат подобные ему, почтенные, которые привыли к своей странной участи.

Он сказал техножрецам: «Я был бесстрашным боевым братом, хотя и мог пасть. Теперь вы сделали меня непобедимым и говорите, что я добыча страха? Зачем тогда называть меня дредноутом? Я ничего не боялся раньше. Я ничего не боялся, когда был человеком!»

— Это и есть злость, о которой мы говорили, — ответили они. — Ты подстроишься. Сон поможет. Начать протоколы гибернации.

— Подождите! — закричал он. — Подождите!

Юстарий — его наставник. Юстарий — почтенный. Юстарий тоже угрюм и, несмотря на свой огромный срок жизни в качестве дредноута, кажется, не утратил горечи и злости. Юстарий предпочитает спать. Когда его будят, он брюзглив. Похоже, что он в лучшем случае неоднозначно относится к тревогам Телемехра.

— Это Телемах, — говорит Телемехр.

— Меня звали Юстин Федро, — ворчит Юстарий в ответ. — Они нас переименовывают, будто машины. Или просто забывают. Забыл, что из этого.

Телемехр — самый новый дредноут в рядах XIII-го. Он относится к типу «Контемптор». Ему еще только предстоит бой.

Однажды его будят в ходе рутинного возвращения к жизни в склепах Макрагга. Имплантированный счетчик времени сообщает, что он спал два года. Техножрецы информируют его, что объявлена операция. Его установят в корпус и отправят на Калт для несения боевой службы, а затем разбудят, когда придет время воевать. Предстоит война с орками. У Телемехра есть вопросы, однако его возвращают в гипнотерапевтические сны.

— Подождите! — произносит он.

Телемехр пробуждается, однако сейчас не время воевать.

Его учили разным вещам и в их числе — контролировать свою злость, пока та не понадобится. Сейчас она не нужна, и он контролирует ее.

Он анализирует. Сканирует. Определяет.

Его определение таково: он в своем саркофаге, и саркофаг транспортируют. Его что-то разбудило, возможно, неуклюжее или некомпетентное обращение с саркофагом.

Имплантированный счетчик времени сообщает, что с момента того рутинного пробуждения на Макрагге прошло восемнадцать недель. Системы локации, считывающие метки ноосферы, сообщают, что саркофаг проходит перевозку на орбитальной сортировочной станции Калта. Промежуточный пункт. Место объединения. Он проснулся слишком рано. Они еще не на фронте.

Он гадает, почему пробудился. Неловкое обращение? Погрузчик встряхнул саркофаг? Юстарий, Клотон и Фоторнис рядом, в своих саркофагах, они все еще в гиберстазисе.

Его потревожили физически? Или когитационные системы задела какая-то аномалия мусорного кода?

Телемехр не знает. Для него это внове. Поблизости нет техножрецов. Ему хочется, чтобы проснулся Юстарий, которому можно будет задать вопрос.

Нормально ли это? Что означают следы мусорного кода? Он чувствует себя попавшим в западню. Чувствует волнение. Следом придет страх.

Он знает, что системы гибернации пытаются увлечь его в бессознательное состояние, в котором он должен находиться. Пытаются избавить его он боли и злости. Нет нужды просыпаться. Ты пробудился слишком рано. Тебе не нужно просыпаться.

Техножрецы ошибаются.

Дредноут боится не боли.

Тишины. Забвения. Сна.

Неспособности спастись от самого себя.

[отметка: -8.11.47]

Жиллиман смотрит на Гейджа и кивает.

Гейдж дает команду операторам литопроектора, и те активируют систему.

Гололитическая панель начинает оживать, и Жиллиман ступает на нее. Многоярусные терминалы мостика флагмана возвышаются вокруг широкой плиты, словно сиденья амфитеатра.

Вокруг него расцветает свет.

Очертания расплываются, будучи одновременно там и не там. Свет пойман, свернут и искажен, чтобы создать иллюзию реальности. Жиллиман знает, что где-то, на расстоянии миллионов километров, системы других палуб создают из света его изображение. Он появляется на литопроекторных панелях ради пользы благородных командующих, призраки которых предстают перед ним.

Особенно одного из них.

— Достопочтенный брат мой! — восклицает Лоргар. Он делает шаг вперед, приветствуя Жиллимана.

Его модель примечательна. Она светится, однако плоть и броня обладают подлинной плотностью и твердостью. Аудиосопровождение не запаздывает, движения рта и звук синхронны.

Примечательно.

— Не ожидал, что встречусь с тобой таким образом, — говорит Лоргар. Серые глаза сияют. — Лично, чтобы я смог тебя обнять. Это кажется преждевременным. Мне сообщили о твоем запросе. У меня не было времени надеть церемониальное облачение…

— Брат, — произносит Жиллиман. — Ты видишь, что я также приветствую тебя в боевом доспехе. Когда ты прибудешь, будет время лично поприветствовать друг друга и полностью одеться согласно церемониалу. На данный момент тебе осталось всего несколько часов?

— Быстро сбавляем скорость, — отвечает Лоргар. Он смотрит на кого-то, кто не попал внутрь гололитического поля мостика. — Капитан корабля говорит о пяти часах.

— Тогда мы соберемся вместе: ты со своими командирами, а я со своими. — Жиллиман смотрит на полководцев, изображения которых возникли вокруг Лоргара. Они подключаются с разных кораблей. Он позабыл внушительную громаду Аргела Тала. Безгубую ухмылку Федрала Фелла. Хищное любопытство Хол Белофа. Сгорбленную мрачность Кор Фаэрона. Лишенную света улыбку Эреба.

— Некоторые из вас уже здесь, — отмечает Жиллиман.

— Я, сэр, — произносит Эреб.

— В таком случае, мы скоро встретимся, — говорит Жиллиман.

Эреб склоняет голову, не столько кивая, сколько допуская.

— Мой корабль выходит на орбиту, — произносит Кор Фаэрон.

— Добро пожаловать на Калт, — отвечает Жиллиман.

Призраки из света салютуют ему.

— Я запрашивал этот краткий сеанс связи, — говорит Жиллиман, — чтобы обсудить небольшой технический вопрос. Я не хочу, чтобы он повредил нашей формальной встрече или создал затруднения вашему флоту при подходе и рассредоточении.

— Проблема? — спрашивает Кор Фаэрон.

Они неожиданно застывают. Жиллиман ощущает это, хотя они присутствуют лишь в качестве небольших объемов света. Когда они появились изначально, осознает он, то были похожи на стаю крадущихся к огню псов, обнаживших зубы в улыбках, которые в то же время были оскалами. Радостные и любознательные. Теперь же они напоминают диких зверей, которых ему никогда не следовало настолько приближать к своему очагу.

Несущие Слово вели дикие и жестокие войны во имя согласия на неровных границах Империума. Они свирепо и преданно сражались десятилетиями, с того самого судьбоносного дня в Монархии, который навеки изменил отношения между XIII и XVII. В них есть что-то грубо-варварское. Никакого преторианского благородства воинов Жиллимана. Они даже не выказывают пылкой набожности времен заблуждения. Они выглядят угрюмыми, утратившими вкус в жизни, словно видели все возможное и устали от него. Очерствелыми. Как будто из них полностью вытекли милосердие и сожаление. Похоже, что они убьют без повода.

— Проблема, лорд? — повторяет Аргел Тал.

— Проблема с машинным кодом, — отвечает Жиллиман. — Меня уведомил Механикум. В инфосфере Калта имеется проблема с вредоносным мусорным кодом. Мы работаем над ее устранением. Мне хотелось, чтобы вы были в курсе и приняли соответствующие меры.

— Обобщая, это можно назвать информационной вспышкой, сэр, — замечает Федрал Фелл.

— С этим связан тот вопрос, — осторожно говорит Жиллиман, — что источник мусорного кода все еще не выявлен. Существует высокая вероятность, что в систему Калта непреднамеренно привезли извне информационный артефакт.

— Извне? — переспрашивает Лоргар.

— Откуда-то, — подтверждает Жиллиман.

В глазах Лоргара выражение, которое Жиллиман надеялся больше никогда не увидеть. Это боль и злость, но еще и уязвленная гордость.

Лоргар вскидывает руку и проводит ей поперек шеи, словно перерезая горло. Жиллиману требуется секунда, чтобы понять, что это не провокация и не грубое оскорбление.

Гололитические изображения его офицеров и командиров замирают. Остается подвижным только Лоргар. Он делает шаг к Жиллиману.

— Я приостановил их трансляцию, чтобы мы могли поговорить откровенно, — говорит он. — Откровенно и прозрачно. После всего, что произошло между нами и нашими Легионами, всей отравы последних лет, всех стараний сделать эту кампанию примирением… первое, что ты делаешь — обвиняешь нас в том, что мы заразили тебя мусорным кодом? Или… в чем? Что мы настолько беспечны в плане культуры обращения с информацией, что заразили вашу драгоценную инфосистему каким-то иномировым кодом-чумой?

— Брат… — начинает Жиллиман.

Лоргар указывает на застывших вокруг него световых призраков.

— Сколько унижения ты собираешься взвалить на этих людей? Все, чего они хотят — угодить тебе. Заслужить уважение великого Робаута Жиллимана, которого им не хватало последние десятилетия. Это важно — что ты о них думаешь.

— Лоргар…

— Они прибыли проявить себя! Показать, что достойны сражать бок о бок с величественными Ультрадесантниками! Воинами-королями Ультрамара! Это объединение, эта кампания — миг наивысшей чести! Им это важно! Очень важно! Они ждали восстановления этой чести годами!

— Я не хотел оскорбить.

— В самом деле? — смеется Лоргар.

— Никоим образом. Брат мой, Лоргар Аврелиан, зачем бы мне иначе выходить на связь неформальным образом? Если бы я придержал этот вопрос, чтобы омрачить церемонию приветствия, тогда ты мог бы рассматривать его как оскорбление. Частная беседа наиболее доверенных командиров. Вот и все. Тебе известно, что мусорный код может распространяться куда угодно и прицепиться к наиболее тщательно обслуживаемым системам. Это можем быть мы, это можете быть вы, может быть ошибка в наших стеках данных, или же какой-то ксенокод, который, словно банный лист, пристал к вашим системам после отбытия от внешних миров. Я не порицаю. Нам просто нужно распознать проблему и совместно работать над ее устранением.

Лоргар пристально смотрит на него. Жиллиман замечает, насколько плотно плоть брата покрыта вытатуированными тушью словами.

— Я не собирался портить этим наше давно назревшее воссоединение, — говорит Жиллиман. — Я пытался таким образом остановить порчу.

Лоргар кивает. Он поджимает губы, а затем расцветает в улыбке.

— Понимаю.

Он вновь кивает, улыбка то появляется, то исчезает. Подносит ладонь ко рту. Смеется…

— Понимаю. Если так, хорошо. Мне не следовало выражаться подобным образом.

— Я должен был быть более осмотрителен, — откликается Жиллиман. — Теперь я вижу, как это могло выглядеть.

— Мы проверим свои системы, — говорит Лоргар. Улыбка вернулась к нему. Он еще раз кивает, словно убеждая самого себя.

— Я должен был быть более осмотрителен, — настаивает Жиллиман.

— Нет, ты прав. Явно присутствует напряженность, которую необходимо преодолеть. Ожидание.

Лоргар глядит на него.

— Я разберусь с этим. Посмотрим, сможем ли мы отследить код. А потом мы встретимся, брат. Всего через несколько часов мы встретимся, и все будет приведено в порядок.

— Я жду этого с нетерпением, — говорит Жиллиман. — Мы встанем плечом к плечу, сокрушим орочью угрозу, которую обнаружил наш брат, Магистр Войны, а затем наша история будет переписана.

— Надеюсь на это.

— Так и будет, брат. Если бы я не верил, что этот злосчастный разрыв между нашими Легионами нельзя исцелить при помощи благого сообщества и совместных воинских усилий, то не согласился бы на все это. Мы станем наилучшими союзниками, Лоргар. Ты, я и наши могучие Легионы. Гор будет доволен, а Император — наш отец — улыбнется, и былые обиды забудутся.

Лоргар улыбается.

— Полностью забудутся. Они останутся в прошлом, — говорит он.

— Безотлагательно, — произносит Жиллиман.

[отметка: -7.55.09]

Криол Фоуст умерщвляет последнего из жертвователей. В посадочных лагерях XVII-го и его вспомогательных армейских подразделений, которые рассыпаны по поверхности Калта, сотни таких же маджиров, как Фоуст, проводят аналогичные обряды.

Братство поет. То же самое делают люди из Ценвар Каул, Джехаварната и Каул Мандори, трех других основных культовых эшелонов.

В орбитальной Сторожевой Башне север Ул Кехал Хесст вышел из дискреционного режима, чтобы отследить и уничтожить проблему мусорного кода. У него ничего не выйдет. В безуспешных попытках он проведет остаток своей жизни.

Проблему мусорного кода больше нельзя разрешить средствами Механикума.

Октет внедрен.

8

[отметка: -4.44.10]

Эонид Тиель просыпается. Он ненадолго соскользнул в режим отдыха. Ему стало скучно. Он долго ждал. Никто не пришел.

Он просыпается, поскольку больше не один в вестибюле сороковой палубы.

Он моментально кланяется.

— Ты Тиель? — спрашивает Жиллиман.

— Да, повелитель, — отзывается Тиель.

Примарх выглядит рассеянным. Возможно, он в состоянии сказать, каким оружием пользовались, а затем положили на место, и какие тренировочные клетки работали.

— Ты ожидал здесь какое-то время.

— Да, повелитель.

— Сегодня много дел. Мое внимание было отвлечено.

Это не оправдание, а всего лишь простое объяснение. Тиелю хочется сказать, что он не понимает, зачем примарх всем этим занимается, однако он не настолько глуп.

— Развлекался? — интересуется Жиллиман, снимая со стенной стойки палаш и изучая лезвие.

— Я… я решил провести время, практикуясь. — отвечает Тиель. — Здесь есть оружие, с которым я незнаком. Я подумал, что смогу извлечь пользу из…

Жиллиман кивает. Кивок означает «заткнись».

Тиель затыкается.

Жиллиман осматривает меч, который держит в руке. Он не глядит на Тиеля. Тот ждет, вытянувшись. Под мышкой зажат шлем, который грубо окрашен в красный цвет, обозначающий дисциплинарное взыскание.

— Я пришел сюда не за тобой, — произносит Жиллиман. — Я вышел поразмыслить. Я забыл, что ты здесь.

Тиель никак не реагирует.

— Эта мысль меня угнетает, — говорит Жиллиман, снова задвигая меч в стойку. — Я что-то забыл. Я был бы признателен, если бы ты не делился ни с кем этим неосторожным признанием.

— Разумеется, повелитель. Хотя едва ли вас можно осуждать за то, что вы забыли обо мне. Я крайне мелкая деталь.

Теперь примарх смотрит на него.

— Запомни две вещи, сержант. Первое — мелких деталей не существует. Информация — это победа. Невозможно и непозволительно отбрасывать данные как несущественные, пока не окажешься в состоянии оценить их значимость, а это всегда происходит задним числом. Так что все детали важны, пока не станут излишними в силу обстоятельств.

— Да, повелитель.

— А что второе, Тиель?

Перед тем, как ответить, Эонид Тиель слегка колеблется.

— По какой угодно шкале приличий, — отвечает он, — мое нарушение достойно порицания. А стало быть, я в любом случае не мелкая деталь.

— Безусловно, — произносит Жиллиман.

Примарх поворачивается и смотрит на высокий потолок зала. Над тренировочными клетками, где Тиель проводил в чрезмерном напряжении последние часы, висит слабое марево.

— Думаю, я мог его обидеть, — говорит Жиллиман.

— Повелитель?

Жиллиман снова переводит глаза на Тиеля, устремляя на него задумчивый взгляд.

— Сегодня день большой деликатности, — произносит он. — Мы творим часть будущего Империума в той же мере, как приводим к согласию звездную систему. Мы скрепляем родство. Исправляем слабость. Это политика. Разрыв между XIII-м и XVII-м — это разрыв в имперском строю. Гор это знает. Потому-то он и зашивает его, и мы все можем проглотить собственное неудовольствие по этому поводу.

Жиллиман потирает скулу кончиками пальцев. Он меланхоличен.

— Будущее зависит от сплоченности Легионов, — говорит он. — Там, где единство слабо, где его не хватает, его необходимо восстановить или усилить. Это принуждение. Мы ладим друг с другом ради высшего блага.

Тиель предпочитает продолжать молчать.

— Он так… переменчив, — говорит Жиллиман. — Так подвержен крайностям. Страстно желает угодить, легко обижается. Для него не существует середины. Он так стремится стать тебе лучшим другом, а затем, при малейшем намеке на оскорбление, злится на тебя. Разъяренный. Обиженный. Как ребенок. Если бы он не был мне братом, то был бы политической обузой и помехой эффективному управлению Империума. Я знаю, что бы с ним сделал.

— Уверен, что смог бы показать, как именно, повелитель, — произносит Тиель и подмигивает.

— Это была шутка, сержант?

— Возможно, я только что предпринял очень неудачную попытку сострить, повелитель, — признает Тиель.

— В сущности, было довольно забавно, — говорит Жиллиман.

Он разворачивается, чтобы уйти.

— Оставайся тут. Я дойду до тебя по ходу дела.

— Да, повелитель.

[отметка: -3.01.10]

— Рядовой Перссон, — окликает Графт, с жужжанием двигаясь по тропинке. В устье реки поднимается ветер, от которого шелестит темнотравье. Доносится пустой металлический запах холодной воды и грязи. Скоро наступит ночь. В крепости и вокруг нее зажигаются огни, их отражения скачут по черной реке.

— Рядовой Перссон, — зовет сервитор.

Пора остановиться. Конец дневных трудов. Умыться, привести себя в порядок и поужинать. Олл устал, однако он примерно в восьми рядах от места, где рассчитывал находиться. Слишком большая часть дня проведена за взглядами в небо, на бегущие огни кораблей. Слишком большая часть дня потрачена на наблюдение за тяжелыми посадочными модулями, которые блестят, проходя над головой.

Графт катится к нему. Увеличенные для загрузки боеприпасов громадные верхние конечности сервитора заменены на базовые руки для перемещения грузов.

— Пора остановиться, рядовой Перссон, — говорит Графт.

Олл кивает. Они сделали при свете все, что было в их силах.

Но у него нет ощущения, что пора остановиться. Кажется, что вот-вот что-то начнется.

[отметка: -1.43.32]

Вентан и Селатон наблюдат, как Арбут беседует с очередной группой представителей трудовой гильдии. Позади них медленно втягивается в грузовую шахту выпускной желоб, громадный и серый, словно горный обрыв. На рокритовом покрытии блестят масляные пятна.

— Не понимаю, что в этом трудного, — произносит Селатон. — Она велит им работать усерднее. Они работают усерднее. У нее есть власть.

— Все сложнее.

— В самом деле, капитан? Они этим занимались целый день. Насколько я могу судить, основная уловка состоит в продолжительности и частоте перерывов на отдых.

— Усталость — это проблема, — напоминает сержанту Вентан. — Человеческая проблема. Нам нужно сотрудничество. Нужно признавать их качества.

— Вы имеете в виду — слабости.

— Качества.

— Я глубочайше рад, что не избран быть человеком, — замечает Селатон.

Вентан смеется.

— Но все же это нас вздернет примарх, если сборы отстанут от графика.

— Нет, достанется мне, — говорит Вентан. — И мы не опоздаем. Сенешаль достаточно убедительна.

— Правда, сэр?

— Думаю, гильдия еле волочила ноги потому, что полагала, будто им следует предложить дополнительную оплату.

— Сознательно работать медленно? — спрашивает Селатон, для которого внове такой принцип.

— Да, сержант. Они суетятся из-за переработки, выторговывают себе обильную надбавку, а затем дают небольшую слабину, которую смогут выправить и произвести впечатление, будто работают изо всех сил. Думаю, наш новый друг сенешаль Арбут заставила их держать ухо востро, представив такие новые понятия, как патриотизм и благоприятное расположение примарха.

Селатон кивает.

Небо над космопортом грозового серого цвета, ветер разгоняет неровные облака, подсвеченные садящимся солнцем. Особенно ярко сияют огни прибывающих транспортов.

— Мы остаемся без света, — замечает Селатон. — Раньше, чем прогнозировалось.

— Результат шторма, — говорит Вентан.

— Возможно, — отвечает Селатон.

[отметка: -1.01.20]

Мобильная база «Кампанила» проходит внутреннюю точку Мандевилля Веридийской системы, внешнее маркировочное кольцо 16, и локальный пост. Она передает полные и точные швартовочные коды кораблям-наблюдателям на кольце 14 и звездному форту "Веридий Максим". Звездный форт отменяет захват цели и дает базе сигнал проходить. Кажется, что корабль замедляет ход.

[отметка: -0.55.37]

Вспышка телепортации.

По открытому склону расходятся вибрация и потрескивание энергетического разряда, холодный северный воздух пропитывается озоном.

Темный Апостол Эреб обретает плоть и возникает из росчерка света. Он одет не в церемониальный доспех. Его экипировка — сугубо функциональная боевая броня, она зачернена пеплом и по всей поверхности исписана мелким паукообразным почерком.

Его ожидает ударная группа. Во главе Эссембер Зот из Гал Ворбак, воитель, отличающийся воспламеняющей других яростью. Его меч уже обнажен. Доспех выкрашен в цвет крови.

Так их узнают враги. Алые, цвета пламени, преисподней, крови и Октета.

С Зотом рабочая бригада из Ценвар Каул — семьдесят человек, все бездетные. Они трудились с момента прибытия на рассвете на одном из первых кораблей.

Расположенное в двух тысячах километров от города Нумин плато Сатрик — уединенное место. Уже наступила суровая зима. Область Сатрик выбрана в качестве одного из шестидесяти восьми точек сбора для операции в силу своего размера и ландшафта. По всей длине склона стоят посадочные модули, распахнувшие к серому небу грузовые люки.

Эреб осматривает работу.

Эта блестящая от инея область плато Сатрик особенно прекрасна. Чтобы установить ее совершенство по отношению к прочим возможным местам, потребовалось несколько дней сравнительного изучения с использованием орбитальных сканов. Она постоянно горизонтальна по отношению к уровню моря. Сориентирована соответственно магнитному полюсу и приливному процессу и в день объединения над ней будет благоприятный восход луны. Также она обладает прочими качествами, которые не смогла бы выявить стандартная имперская физика. Векторы имматериума выверены. Сегодня покров эмпиреев в этом месте тонок.

Это поистине совпадение. Эреб размышляет, насколько же оно совершенно. Не просто пригодное к работе, подходящее или приемлемое. Идеальное. На ближайшие шестьдесят дней, начиная с сегодняшнего. Как будто расположенная где-то некая сила создала совершенство точно в нужное время.

Люди Каул выложили круг. Отполированные черные камни, все взятые с вулканических склонов Исствана-V и отмеченные символами, образуют идеальную окружность диаметром в километр.

Эреб принимает от Зота последний камень. Это камни призыва. Он ощущает тошноту от скрытой силы, лишь только взяв один из них в руку.

Он помещает камень в разрыв в круге. Вставая на место, тот щелкает о камни по бокам.

— Начинайте, — говорит он Зоту.

Люди Ценвар Каул приближаются с прочими приношениями из системы Исствана. Двигаясь процессией, они несут портативные стазис-колбы, словно кадила на катерическом богослужении. Жидкость в стазис-колбах замутнена кровью. Собранные прогеноидные железы. Геносемя. Сгинувшая жизнь преданных душ принесена теперь для окончательного кощунства. Здесь геносемя Саламандр, Железных Рук, Гвардии Ворона. Эребу ведомо, что Губительные Силы не делают различий, поэтому здесь также и другое геносемя: Детей Императора, Гвардии Смерти, Повелителей Ночи, Железных Воинов, Несущих Слово, Альфа Легиона и даже Лунных Волков. Годятся все, кто пал в тайных мерзостях на Исстване III и V.

Эреб останавливает первого человека в процессии и прикасается к стеклу стазис-колбы. Он знает, что внутри, искромсанная ткань в непрозрачной суспензии.

— Тарик… — шепчет он.

Он кивает. Люди Каул начинают заносить колбы в круг. Когда носители проходят за камни, то начинают выть. Их рвет. Некоторые умирают или получают инсульт. Они падают, разбивая колбы.

Это не имеет значения.

Поднимается луна, бледный завиток в сиреневом небе, уже насыщенном светом.

Зот вручает Эребу инфопланшет, и Апостол проверяет время прибытия.

Он отслеживает информацию об использовании швартовочных кодов. Отдает планшет назад, а взамен берет устройство вокс-связи.

— Пора, — произносит он.

[отметка: -0.40.20]

— Принято, — отвечает Сорот Чур.

Он возвращается к остальным. Его люди смешались с ротой Люциеля на ротных палубах «Самофракии». Они завершили формальный обед, организованный Луциелем. Никто из них не нуждается в пище, и уж точно не в тех превосходных продуктах, которые предоставил Луциель, однако это символический жест. Отобедать как союзники, как воины-короли. Сплотиться в преддверии грядущей войны.

— Проблемы? — спрашивает Люциель.

Чур качает головой.

— Небольшой вопрос по погрузочным платформам.

Чур смотрит на Луциеля.

— Почему вы изменили эмблемы и окраску доспехов? — спрашивает Люциель.

— Мы создаем себя заново, — отвечает Чур. — Новой системой мы отмечаем новое начало. Возможно, это из-за характера возлюбленного нами примарха, да благословит его космос. Гонорий, мы еще не вполне нашли себя. Не как вы. Мы стремились понять подходящую нам роль. Не думаю, что ты ценишь собственную удачливость. Чистоту вашего предназначения и положения Ультрадесантников. С самого начала вы обладали репутацией, которую не нужно было ставить под сомнение и функцию, которую не требовалось прояснять.

Он делает паузу.

— Я годами презирал Лоргара, — тихо произносит он.

— Что?

— Ты слышал.

— Сорот, ты не должен…

— Взгляни на своего примарха, Гонорий. Такого выдающегося. Столь благородного. Я завидовал вам, завидовал Имперским Кулакам, Лунным Волкам, Железным Рукам. И я не одинок. Мы боремся с переменчивым разумом, Гонорий. Страдаем от бремени блестящего, но способного ошибаться командующего. Друг мой, мы более не несем слово. Мы несем Лоргара.

— Некоторые быстро попадают в свою роль, — твердо говорит Люциель. — Я думал на эту тему. Некоторые быстро попадают в свою роль. Другим требуется время, чтобы развиться и обнаружить свое предназначение. Твой примарх, великий Лоргар — сын Императора. Для него найдется роль. Может статься, что она окажется куда значительнее, чем выпавшая Жиллиману или Дорну. Да, нам повезло, что у нас есть ясность. Я это знаю. Так же у Кулаков, Рук и Ангелов. О Терра, Сорот, таковы Пожиратели Миров и Волки Фенриса. Возможно, нехватка ясности, от которой вы страдали до сих пор, вызвана тем, что роль Лоргара все еще невообразима.

Чур улыбается.

— Поверить не могу, что ты его защищаешь.

— Почему?

Чур пожимает плечами.

— Думаю, мы наконец обретаем цель, Гонорий, — говорит он. — Отсюда наша новая решимость. Изменения геральдики и цвета доспехов. Я… Меня попросили присоединиться к наступлению.

Люциель недоумевающе хмурится.

— Ты говорил.

— Мне нужно кое-что доказать.

— Зачем? — спрашивает Люциель.

— Я должен подтвердить свое стремление к новой цели.

— И как ты это сделаешь? — интересуется Люциель.

Чур не отвечает. Люциель замечает, что пальцы Несущего Слово шевелятся, постукивая по столешнице. Что это за волнение? Нервозность?

— Я кое-что узнал, — внезапно произносит Чур, меняя тему. — Немного из военного искусства, которое ты, думаю, оценишь.

Люциель поднимает кубок и отхлебывает вина.

— Продолжай, — улыбается он.

Чур поигрывает своим кубком, золотым бокалом с прямыми стенками.

— Это произошло на Исстване, когда там шел бой.

— Исстван? В системе Исствана было сражение?

Чур кивает.

— О нем не сообщали. Это было приведение к согласию?

— Оно случилось недавно, — говорит Чур. — Полные рапорты о кампании все еще ратифицируются Магистром Войны. Затем они станут доступны.

Люциель вскидывает брови.

— Жиллиман не одобрит, что его хоть какое-то время не держат в курсе. Это так Магистр Войны намеревается впредь вести Великий крестовый поход? Жиллиман настаивает на общности всей военной информации. И Исстван пребывал в согласии…

Чур поднимает руку.

— Это было недавно. Оно еще свежо. Теперь все кончено. Ваш примарх узнает обо всем, как должно. Суть в том, что сражение было ожесточенным. Империум столкнулся с врагом, который обнаружил смертельную силу предательства.

— Предательства? — переспрашивает Люциель.

— Как ты понимаешь, не в качестве стратегии. Не как тактики с целью застать врасплох и ослабить. Я имею в виду — как качества. Сила…

— Не уверен, что понимаю, о чем ты, — слегка успокаиваясь, улыбается Люциель. — Ты как будто говоришь о… магии.

— Почти что так и есть. Враг верил, что в предательстве заключена сила. Завоевать доверие противника, замаскировать свою враждебность, а затем обратить… Ну, они полагали, что это действительно наделяло их силой.

— Не понимаю, каким образом.

— В самом деле? — спрашивает Чур. — Могущество, как они думали, зависит от степени предательства. Если союзник внезапно обращается против союзника — это одна степень. Но если верный друг выступает против друга… Это чистейшая мощь, поскольку предательство забралось настолько глубоко. Поскольку потребовалось переступить через такое количество моральных ограничений. Доверие. Дружбу. Верность. Надежду. Честность. Подобное деяние столь сильно, поскольку в него было невозможно поверить. С его помощью было достигнуто могущество сродни результату мощнейшего кровавого жертвоприношения.

Люциель откидывается на спинку.

— Безусловно, интересно, — говорит он. — Ну, что они так думали. С точки зрения культуры это во многом говорит о силе их кодексов чести. Если они верили, что подобное наделило их силой, то это похоже на суеверие. Разумеется, в категориях военного мастерства и техники в этом мало стратегической ценности. Кроме, как я предполагаю, психологической.

— Для них это, безусловно, работало.

— Разумеется, пока вы их не сокрушили.

Сорот Чур не отвечает.

— В чем дело? -спрашивает Люциель.

— Это как жертвоприношение, — произносит Чур. — Ты осознаешь и совершаешь величайшее возможное предательство, и оно словно жертвоприношение, необходимое для помазания и начала грандиозного обряда победы и разрушения.

— Все еще не понимаю. В этом нет тактической методологии.

— Правда? Правда, Гонорий? А если есть? Что, если это совершенно иной способ ведения войны, выходящий за рамки практических техник, отрицающий и затмевающий все воинские законы, какие систематизированы Ультрадесантом и признаны Империумом? Ритуальная война? Своего рода демоническая война?

— Ты так говоришь, как будто веришь в это, — смеется Люциель.

— Подумай над моими словами, — тихо говорит Чур. Он озирает зал, глядя, как его люди беседуют и пьют с людьми Луциеля. — Подумай… Если бы Несущие Слово выступили против Ультрадесанта, разве не было бы это величайшим предательством? Не Лоргар против Жиллимана, поскольку они в любом случае недолюбливают друг друга. Прямо здесь, в этом помещении — двое людей, которым и в самом деле удалось стать друзьями?

— Это был бы отвратительнейший обман, — соглашается Люциель. — Вынужден признать, что в нем была бы некоторая сила. Эффект шока в Легионе. Мы невосприимчивы к страху, однако ужас и ошеломление могут на краткое время обезоружить в силу невообразимости сути поступка.

Чур кивает.

— И это стало бы центральным элементом, — говорит он. — Жертвенной искрой, от которой вспыхнет ритуальная война.

Люциель мрачно кивает.

— Думаю, ты прав. Было бы хорошо понять и иметь в виду врага, который был столь убежден в силе бесчестья.

Чур улыбается.

— Жаль, что ты не понимаешь, — произносит он.

[отметка: -0.20.20]

«Кампанила» пересекает внутреннее кольцо. Ее коды приняты сетью обороны. Перед ней на сортировочной станции располагается громада группировки флота. Сияющая слава Калта.

Войдя внутрь орбиты луны Калта, она начинает резко набирать ускорение.

[отметка: -0.19.45]

— Чего не понимаю? — спрашивает Люциель.

— Меня просили присоединиться к наступлению, — произносит Чур.

— И?

— Я должен подтвердить свое стремление к новой цели.

Люциель глядит на него.

Всего одну секунду. Одно мгновение. И в это мгновение он, наконец, понимает, что пытался сказать ему Сорот Чур.

Чтобы не разорвать одну невозможную связь, от Сорота Чура требуется изменить другой.

Кубок выпадает из пальцев Люциеля. Рука, ведомая одним лишь инстинктом, уже движется к пистолету.

Его замедляет лишь незамутненное, выводящее из строя ошеломление.

Плазменный пистолет Чура уже у того в руке.

Кубок еще не успел удариться о стол.

Чур стреляет. Выпущенный в упор заряд плазмы попадает в торс Гонория Люциеля. Он раскален, как звезда главной последовательности. Он испаряет броню, панцирь, укрепленные кости, спинной мозг. Уничтожает мясо, оба сердца и второстепенные органы. Обращает кровь в пыль. Выстрел, словно удар молота, сбивает Люциеля с ног, швыряя через стол. Разбитая столешница подскакивает навстречу падающему кубку, закручивая его в воздухе в полукруге вина.

Застигнутые врасплох люди Люциеля оборачиваются, не понимая происходящих шума и движения, выстрела и жестокого падения их капитана. Люди Чура просто вытаскивают оружие. Стрельба их не отвлекла. Взгляды не отрывались от собеседников, которые сейчас в замешательстве отворачиваются.

Люциель скатывается на пол, его конечности бьются, а вокруг падают остатки разбитого стола. Кубок отскакивает от плиты пола рядом с его головой. Глаза расширены, они напрягаются и вглядываются. Плазменный заряд проделал в нем огромное сквозное отверстие. Тело пробито. Через подергивающийся торс можно разглядеть палубу. Края зияющей раны опалены и обожжены сверхтемпературой. Доспех пробит таким же образом, кромки светятся. Тельца Ларрамана не в состоянии закрыть или затянуть столь катастрофическое повреждение. Чур уже на ногах, позади него отклоняется назад опрокидывающийся стул. Он опускает плазменное оружие, наводит его в лицо Люциелю и стреляет еще раз.

Вокруг него помещение сотрясается от внезапного шквала огня. Двадцать или тридцать болтеров опустошаются практически одновременно. Отброшенные назад закованные в доспехи тела падают. Воздух заполнен кровавой дымкой.

На третьем отскоке кубок приземляется, описывает круг и останавливается возле обожженного и расколотого черепа Гонория Люциеля.

АБСОЛЮТНОЕ // ПОДАВЛЕНИЕ

«Сражение — не то состояние, в которое следует вступать с легкостью. Сражение всегда болезненно, и за него всегда приходится платить, поэтому умный командующий никогда не переходит к сражению, пока у него остаются иные варианты. После совершения этого перехода и начала Фазы Исполнения, или первичного состояния, необходимо действовать с предельной эффективностью: быстро применять подавляющие силы, чтобы как можно быстрее полностью уничтожить врага. Не давайте ему времени и пространства, чтобы среагировать. Не оставляйте ему военной техники или шансов, которыми он сможет воспользоваться в фазе сбора. Уничтожьте его физически и психологически, чтобы полностью ликвидировать угрозу с его стороны. Убейте первым выстрелом. До конца уничтожьте первым ударом. Это можно считать применением нападения в самой чистой его форме».

Жиллиман, «Примечания к Воинской Кодификации», 4.1.IX

1

[отметка: -0.18.43]

Раздается сигнал тревоги. На полированной медной консоли начинает моргать красный предупредительный огонек.

Вахтенный офицер на своем посту на мостике «Самофракии» реагирует быстро. Однако в некотором замешательстве. Системы корабля уведомляют его о неполадках? Это тревога высокого уровня.

Чтобы получить разъяснение, он нажимает на клавишу из слоновой кости. На маленьком зеленом экране возникает фраза, состоящая из светящихся зеленых символов.

[Стрельба, ротная палуба]

Это не может быть верным. А даже если и верно, то выстрел, должно быть, произошел случайно. Как бы то ни было, вахтенный офицер хорошо подготовлен и высоко дисциплинирован. Ему известно, что ответы, разъяснения, уточнения и объяснения — второстепенные вопросы. Они могут подождать. Подождать может даже информирование капитана. Он знает протокол. Он реагирует так, как его учили.

Он активирует вокс-системы и пробуждает защиту палубы. Руки с отрепетированной ловкостью порхают по клавишам. Он включает боевую тревогу. Начинает систематически закрывать переборки по всей длине ротной палубы и блокировать ведущие на палубу точки доступа и подъемники.

В течение четырех секунд с момента сигнала тревоги вахтенный офицер уже начал процедуру блокирования и охраны всей ротной палубы, а также расстановки солдат у всех точек входа. Его реакция образцова. В течение тридцати пяти секунд с момента сигнала тревоги будет осуществлена полная регулятивная изоляция.

Но у него нет тридцати пяти секунд.

Капитан услышал звук боевой тревоги и вскочил с кресла, чтобы присоединиться к вахтенному офицеру и выяснить суть проблемы. На его лице хмурое выражение.

— Что происходит, вахта? — спрашивает он.

Его слова тонут в очередном сигнале тревоги. Затем следует еще один. Потом еще. Клаксоны, звонки и гудки накладываются друг на друга, вереща и гремя.

Сигнал cближения.

Сигнал предупреждения о возможном столкновении.

Сигнал изъяна курса.

Система обнаружения.

Пассивный ауспик.

Первоочередной сигнал тревоги по орбитальному сообщению от Управления системы Калта.

К ним что-то приближается. Что-то входит в плотные и строго управляемые флотские формации, которые разбросаны по ближнему орбитальному поясу. Что-то несется через швартовочную зону высокой орбиты без разрешения или авторизации.

На мгновение вахтенный офицер на полпути забывает о том, что делал.

Он глядит на основной экран. То же самое делает капитан. То же самое делает экипаж мостика.

Они смотрят прямо на это, но оно все равно происходит слишком быстро, чтобы они успели его увидеть.

[отметка: -0.18.34]

«Кампанила» ускоряется. Она запускает маршевые двигатели реального пространства, создавая тягу основного объема, хотя ей следовало бы двигаться практически по инерции, отрабатывая лишь корректирующими импульсами. Поднимает пустотные щиты, делая себя настолько неудержимой, насколько это возможно. И, словно пуля, рвется в направлении планеты Калт.

Все еще можно услышать вопли ее экипажа, но никто не слушает.

Тяга основного объема — это состояние двигателя, которое используется для первичного разгона, максимальная выходная мощность, выводящая корабль на предел скорости реального пространства при совершении перехода в эмпиреи. Ей пользуются, когда звездолет движется от планеты к ближайшей пригодной точке Мандевилля, проходя расстояние, которое примерно соответствует половине радиуса средней звездной системы.

Здесь нет места для такого длинного разгона. «Кампанила» уже находится внутри орбиты сателлита Калта. Ей недостаточно дистанции, чтобы хотя бы приблизительно достичь максимальной выходной мощности или скорости. Но даже с учетом этого она движется почти на сорока процентах от пределов реального пространства, когда достигает края атмосферы. Ее перемещение слишком быстрое, чтобы его заметило что-либо физическое вроде глаза, пиктографа или обзорного монитора. Ее видят только системы сканирования и сенсоры, детекторы и ауспик. Они визжат, когда она внезапно и беспощадно приближается, словно ударная волна.

Их вопли столь же тщетны, как и неслышимые крики сгинувшего экипажа.

Она не врезается в Калт.

На пути есть препятствие.

[отметка: -0.18.32]

«Кампанила», словно ракета, мчится в орбитальный погрузочный пояс Калта. Она проталкивается через формации кораблей на стояночной орбите, сквозь ряды грузовиков, барж и десантных кораблей на высокой орбите, точно размещенные линии громадных крейсеров и фрегатов, блестящие облака малых кораблей, погрузчиков, подъемников и ботов, которые обслуживают корабли-матки.

Она похожа на выпущенный в толпу болтерный заряд.

Она проходит на расстоянии менее длины корабля от «Млатуса», «Каваскора», «Лютины» и «Самофракии». Пролетает ниже курса линкора «Ультимус Мунди» и обдирает корму колоссального транспорта «Завет Андромеды». Щиты задевают корпус ударного корабля «Млекрус», испаряя мачты и сети детекторов правого борта. Она проскальзывает между боевыми баржами «Латница победы» и «Латница славы». К моменту пересечения со скулой гранд-крейсера «Суспирия Маджестрикс», от которого рвутся в клочья швартовочные и заправочные линии, соединяющие прославленный корабль с громоздкими тендерами, «Кампанила» уже начала отшвыривать в стороны мелкие суденышки, уничтожая их своими лобовыми щитами. Малые корабли распадаются на части, на мерцающих щитах шипят яростные синие искры: грузовые боты, лихтеры, перевозчики, обслуживающие монтеры. Смещение щитов «Кампанилы», словно приливная волна, отбрасывает прочих с дороги, давя их гравиметрическим ударом и разбивая о корпуса более крупных кораблей или поддерживающие рамы внешних орбитальных станций.

А затем «Кампанила» достигает главной верфи.

Верфи Калта — вращающиеся по орбите островки, едва оперившиеся зачатки первой настоящей сверхорбитальной платформы планеты. Их дюжина вокруг Калта. Это Калтский Веридийский опорный пункт, крупнейший и старейший из них. Он представляет собой массивную систему молов и стапелей, корабельных рам и доков, подвесных фабрик, жилых блоков, депо и стыковочных платформ. Чуть более трехсот километров в поперечнике, скопление металла, деятельности и жизни.

«Кампанила» врезается в него и порождает свет. Движущиеся на высоких субсветовых скоростях пустотные щиты ударяются о физическую материю и аннигилируют. Мобильная база просто испаряет сухой док "Ультрамар Азимут", разрывая надстройку гигантской стояночной рамы и находящийся в ней крейсер «Антипатия». Разрезанная надвое девятикилометровая «Антипатия» исчезает в ряби быстро распространяющихся жара и свечения, когда детонируют ее двигатели, и с ней гибнет шесть тысяч жизней. Взрыв воспламеняет два заводских модуля, присоединенных к сухому доку, мгновенно убивая еще тридцать тысяч механиков и инженеров, и отрывает надстройку от задерживающих башен А1 12 и А1 14, которые падают набок, отбрасывая корабль охранения «Бурнабус» на быстроходный эскорт «Иерико Рекс». Оба корабля получают катастрофические повреждения корпусов. «Бурнабус» расплющивается и сминается, словно стреляная гильза.

«Кампанила» все еще движется. Позади нее распадается на части сухой док "Ультрамар Азимут", а она пробивает Блок 919, пустотелый сфероид, внутри которого сейчас находятся «Угроза Фортиса», «Избавление Терры» и производственный корабль Механикума «Энкодер Фобоса». Все три корабля уничтожены. Сфера раскалывается, будто стеклянный шар. Выброшенные обломки прорываются в присоединенные жилые модули, опустошив те в космос. Взрыв вышвыривает часть «Энкодера Фобоса», которая, вертясь, попадает в главное грузовое помещение станции, и оно загибается вбок. Этот второй удар уничтожает сорок девять подъемных кораблей, а также сто шестьдесят восемь малых лихтеров и перевозчиков. Грузовые капсулы и транспортировочные контейнеры разлетаются, словно бусины из лопнувшего ожерелья, словно рисовые зерна из рваного мешка. Они рассыпаются, кувыркаясь. Некоторые начинают светиться синим, как паяльная лампа, падая в верхние слои атмосферы.

Калтский Веридийский опорный пункт содрогается. По нему распространяются внутренние взрывы, которые следуют по опустошительному курсу «Кампанилы». Жилые блоки и депо разлетаются вдребезги. Молы рушатся. Краны манипуляторов гнутся и складываются, будто подбитые дробью охотника болотные птицы. «Эгида Окклюды» вспыхивает в корабельной раме по всей своей семикилометровой длине. «Триумф Аякса», закрепленный на ограничительном эллинге, искалечен пробившей его бурей обломков. Второстепенные двигатели схлопываются, и массивный корабль разворачивается на девяносто градусов, будто человек, которого рванули за щиколотки. Все еще закрепленная в посадочной раме эллинга скула напарывается на «Узурпатор Тарнуса», который снаряжают на смежном эллинге. Столкновение уродует их, рвет и раздирает корпуса. Из прорванных пластин обшивки со взрывом вырывается атмосфера, аэрозольная струя, заполненная частицами, которые представляют собой крохотные вертящиеся тела.

Расцветает свет. Объем аннигиляции огромен, и она может вырваться лишь в форме света. Семнадцатикилометровый линкор «Дух Конора», один из самых могучих боевых кораблей флота Пятисот Миров, вспыхивает, а затем исчезает, когда критические повреждения достигают силовых установок и колоссальных арсеналов боеприпасов. Громадные пылающие секции станции, вертясь, вылетают вверх, в космос, или же падают на мир внизу. Сухой док "Ультрамар Зенит" терпит полный гравиметрический сбой и отваливается, вращаясь и распадаясь на части по пути к планете. Поддерживаемый этим доком гранд-крейсер «Антродамикус» отрывается от причала и начинает скользить назад, прочь от рушащейся рамы, жутковато пародируя старт корабля. Его двигатели отключены. У него нет энергии, чтобы помешать скольжению или стабилизировать свое положение, по крайней мере — ничего такого, что можно было бы достаточно быстро запустить или применить. Это крупный корабль, его длина двенадцать километров. Он просто скользит назад, словно громадный ледяной выступ, который отрывается от ледника и уплывает в море.

«Кампанила» все еще движется. Ее щиты, наконец, отказывают, и теперь она представляет собой просто массивный снаряд, громаду из металла. Она уничтожает еще два стапеля и находящиеся на них корабли, повреждает пришвартованный транспорт «Иоганипус Артемисия», а затем таранит узел информационной аппаратуры в центре структуры станции. Все машины мгновенно уничтожены. Автоматика отказывает. Ноосфера терпит критический и смертельный сбой. Сердце станции разрушено, и с ним гибнет еще тридцать пять тысяч человек.

Удар фактически стер незащищенную часть «Кампанилы». Ее структура распылена на атомы, остались только наиболее крупные куски. Они летят дальше, когда корабль распадается, все еще двигаясь с неимоверно высокой для реального пространства скоростью. Самый крупный из уцелевших фрагментов, часть твердого ядра двигательного отсека «Кампанилы», раскручивается, словно рикошетируя, и приканчивает линкор «Протест Нарфана Дюма», будто попавший в череп заряд из пращи.

Остатки «Кампанилы» зачищают дальний край Калтского Веридийского опорного пункта и рассыпаются по всей планете, разлетаясь, опускаясь и пылая, словно метеориты.

Вся катастрофа заняла менее секунды. Она произошла в абсолютной тишине, проблеск света в безмолвной пустоте.

Все наблюдатели — как на окрестных кораблях, так и на поверхности планеты — увидели бы лишь ослепительную вспышку, похожую на превращение звезды в новую, на смену которой тут же пришли распространяющиеся группы накладывающихся друг на друга и разрастающихся огненных шаров, пожирающих все небо.

[отметка: -0.18.30]

Фотошок превышает разрешительную способность экранов мостика «Чести Макрагга». Они с шипением темнеют. Подключенные сервиторы визжат и трещат. Автоматические системы захлопывают противовзрывные заслонки на всех обзорных окнах мостика, оставляя их в красноватом защищенном полумраке.

Марий Гейдж поднимается с кресла.

— Какого черта произошло? — требовательно спрашивает он.

Никто не отвечает.

— Выяснить! — ревет он.

Обрушивается ударная волна.

[отметка: -0.18.30]

Отблеск. Вентан знает, что это. Инстинкт опознает его за промежуток времени, который требуется сознанию, чтобы дать объяснение. Это электромагнитный импульс, предшествующий большому взрыву.

Он успевает увидеть, что Селатон это ощутил. А сенешаль — нет. Ее человеческие чувства слишком ограничены, чтобы заметить проблеск. Она что-то говорит.

Вентан хватает ее и тянет вниз. Арбут вопит, ничего не понимая. Он знает, что закованные в броню пальцы ломают ей ребра. Но все же есть шанс, что он сумеет прикрыть ее своим телом.

Небо над космопортом Нумина заполоняет собой совершенно новое солнце.

[отметка: -0.18.30]

Свет опаляет, а затем, словно жгучая струя из личного огнемета бога, небо над полями и устьем в Нериде наполняет пламя.

Олл Перссон вздрагивает, хотя до жара и ветра еще полминуты. Ему доводилось видеть, как корабли взрываются на орбите. Но он никогда не видел ничего настолько масштабного.

Сумерки наливаются оранжевым. Позади них вытягиваются вечерние тени. Озадаченные и напуганные сборщики трав глядят вверх.

— Рядовой Перссон? — спрашивает Графт, неспособный задать более сложный вопрос.

— Храни нас всех Господь, — произносит Олл.

Темнотравье шевелится и шелестит.

Налетает ветер, такой горячий, как будто неподалеку открылась дверь печи.

[отметка: -0.18.30]

Раскат грома. Так это слышит Хеллок.

— Что за долбанная дерьмовая стрельба… — выхватывая изо рта сигарету, начинает он, обращаясь ко всем, кто его слышит. Прямо пред ним рядовой Рейн. Внезапно тот превращается в силуэт, как и трубы со шпилями по ту сторону реки — черные очертания на фоне неба, которое стало белым, словно превосходящий норму рассвет, словно долбанная зарница, которая при этом яркая, как обычная молния.

Хеллок не знает, что произошло, но он уже чувствует, что это самое плохое из того, что ему когда-либо придется пережить.

Он ошибается.

[отметка: -0.18.30]

Небо над Нумином взрывается. Браэллен и Андром вскакивают, вырываясь из режима отдыха. Они молчат, поскольку говорить еще фактически не о чем, однако вынимают оружие, не дожидаясь указаний капитана Дамокла.

Это взрыв на большой высоте, или на низкой орбите. Множественные взрывы. Накладывающиеся друг на друга — это становится ясно мгновением позже, когда вспышки разделяются и начинают мерцать, словно стробоскопический источник света. Огонь расцветает внутри огня, который находится внутри огня.

— Мы только что потеряли корабль, — говорит Андром.

— Это был не один корабль, — поправляет капитан Дамокл.

[отметка: -0.18.30]

— Вы это видели? — восклицает капитан Фрасторекс. — Видели?

— Я видел, капитан, — откликается сержант Анхиз.

Небо к западу от их лагеря покрыто световой рябью, как будто кто-то ведет светящуюся сферу за шелковым занавесом. Звучит рык, продолжительный грохот, который, кажется, исходит из космоса, и не похоже, что он собирается прекратиться.

— Поднимай людей! — кричит Фрасторекс.

Вокс накрылся. Всякий раз, когда Фрасторекс пытается активировать канал, в шлеме раздаются странные шипящие и кашляющие звуки. Это вопли?

Это… пение?

— Поднимай людей, готовность! — повторяет он, а затем с грохотом бежит через расчищенный участок к области, назначенной для 111-й. Экриту тоже нужно привести своих людей в движение. Что-то происходит. У Фрасторекса не было настолько плохого предчувствия со времен перестрелки на Каволоте V. Экриту нужно быть наготове, что бы это ни оказалось.

Странный ветер колышет деревья, заставляя их шелестеть. Ветер теплый и сухой. Такое ощущение, что это выдох чего-то злобного.

— Экрит! — кричит Фрасторекс.

На равнине ниже леса поднимаются даже Несущие Слово. Фрасторекс видит, как они строятся. Видит, как собираются их подразделения Армии. Это хорошо. Чертовски хорошо. Гораздо лучшая выучка, чем он ожидал от XVII-го, учитывая их репутацию диких берсеркеров. Гораздо более быстрая реакция.

Хорошо. Хорошо, если так. Они все готовы, готовы встретить это. Единые, словно один. У него радуется сердце.

Они смогут вместе встретить это, чем бы оно ни было.

[отметка: -0.18.30]

Информационный шок убивает сервера Ула Кехала Хесста.

Убивает не так моментально, как сорок шесть модераторов данных в окружающих его когитационных колодцах, но разрывает и поджаривает ключевые отделы церебральной архитектуры. Это повреждение мозга, которое невозможно восстановить и от которого он никогда не оправится. Синаптические соединения выгорели, словно испорченная проводка. В лобной доле начинается мозговое кровотечение.

Он продолжает стоять.

Через наносекунду после волны информации на орбитальную Сторожевую Башню обрушивается свет. Ноосфера рушится, будто ледяная статуя в печи. Коллекторное поле башни дает сбои. Хесст чувствует и впитывает общую агонию нескольких тысяч смертей: его модифицированных братьев на основной верфи, на борту пришвартованных кораблей и в башне вокруг него. Некоторые из этих смертей быстрые: вспышки аннигиляции. Другие, хотя тоже происходят быстро, физически травмируют: жидкие брызги сжатия, взрывная мука декомпрессии, тупая ярость удара, вопящий ад сожжения.

Иные медленны. На них уходят целые доли секунды. Окружающие его подключенные люди в амниотических саркофагах из бронестекла шатаются, когда на их мозги, словно молот, обрушиваются удары данных. Информационная перегрузка. Сенсорная перегрузка. Гипертравматичный загрузочный синдром.

Когда ноосфера отказывает, он практически ощущает облегчение.

Он покачивается. Окна башни автоматически затонировались, чтобы приглушить свечение орбитальных взрывов. Постоянный канал ММИ Хесста пылает, словно продетая через его душу раскаленная добела проволока. Его полностью подвергнутая биоинженерии личность смертельно повреждена.

Он удерживает лишь одну мысль, зафиксированную в простой бинарной форме.

Хесст отключил дискреционный режим четыреста шестьдесят две минуты назад. Он передал его орбитальным биомашинам.

Биомашин, всей орбитальной автоматики больше нет.

Планетарная оружейная сеть Калта только что перестала существовать.

[отметка: -0.18.30]

Телемехр снова просыпается. Он пробуждается, вытянувшись, крича и завывая, словно после кошмара. На спине холодный пот, но у него нет спины. Во рту кровь, но у него нет рта. Глаза открыты, но у него нет глаз.

Его инициировала вспышка-поток информации, которая потрясла его так сильно, что на мгновение он обрел физическую память о своей жизни до трансформации. Не недавней трансформации. Еще раньше, до формирующей трансформации в космического десантника путем биогенетического конструирования. На секунду у него появилась память о пробуждении после кошмара, в бытность немодифицированным человеком.

Ребенком.

Он осознает, что это был не только информационный шок. Еще и значительный физический. Саркофаг резко потревожили, бросили, уронили.

Имплантированный счетчик времени сообщает, что он спал чуть больше, чем девять часов и десять минут. Внешние сенсоры не работают. Он не видит. Он не может открыть саркофаг. Нет никакой ноосферы. Никаких загружаемых данных.

Собственные сенсоры, киберорганические датчики боевого корпуса-носителя сообщают, что температура снаружи саркофага превышает пять тысяч градусов по Цельсию. Инерционные локаторы сообщают, что он перевернут и падает.

На равновесной скорости.

[отметка: -0.18.30]

Небо взрывается. Криол Фоуст так крепко прижимает свой атам к груди, что клинок рассекает пальцы до крови.

Глядя на пожирающую небеса огненную бурю, Братство Ножа начинает петь литанию Октета.

Ушкул Ту! Ушкул Ту!

Фоуст хочет присоединиться к ним, но он слишком занят тем, что смеется, неудержимо хохочет, словно безумный.

[отметка: -0.18.30]

Эреб поднимает взгляд от черных камней. Центр ритуального круга, где лежат тлеющие и подергивающиеся тела многих из процессии Ценвар Каул, почти десять минут не является концентрированной реальностью. В этом месте материя корчится. Оболочка вселенной стала жидкой. Пахнет чем-то похожим на странные грезы, запах сильный, но совершенно неузнаваемый.

Эссембер Зот из Гал Ворбак что-то бормочет, когда в небе на юге происходит первая вспышка. Эреб уже наблюдает. Огонь, сияние, первый свет, своего рода заря. Эреб понимает, что посредством их плана будут достигнуты некоторые очевидные стратегические преимущества, однако это все военные цели, которые мало что значат для него. Первому из Темных Апостолов важен смысл: значение, искусство, контекст.

Свет в небе, громадная яркая вспышка, которую они сегодня сотворили — это Ушкул Ту. На архаичном наречии Святых Миров это означает «жертвенное солнце» или «звезда-подношение». Сложно дать точный перевод. Есть ощущение жертвоприношения, ощущение обещания, которое воплощает собой рассвет, и ощущение, что последует нечто большее.

Грядет еще более великий восход.

2

[отметка: -0.18.20]

Огромная верфь Калтского Веридийского опорного пункта объята пламенем и гибнет. Получив повреждения, после которых невозможно спастись или стабилизироваться, гигантская платформа опрокидывается, распадается на части и пульсирует, словно внезапно возникший на орбите Калта белый карлик.

Это энергетический огонь, атомное пламя, раскаленное добела, сферическое и колышущееся. Ближайшие орбитальные платформы содрогаются от серий ударных волн, которые бьют со стороны пораженной станции. Некоторые из них параллельно получили повреждения от выброшенных обломков надстройки или фрагментов взрывающихся кораблей и теперь покрыты отверстиями или горят. Корабли по всей длине швартовочной линии полыхают или изуродованы. С днища обваливающегося орбитального сооружения продолжают падать осколки и выбросы, захваченные притяжением Калта.

Это хаос. Электромагнитные удары повредили коммуникационные сети, а немногочисленные оставшиеся воксы и пиктеры задыхаются от бешеного межкорабельного сообщения: вопросов, требований, просьб, настояний. Что случилось? Что происходит? Немедленно скажите, что творится!

Никакой информации, никаких данных. Механикуму перехватили горло, его гортань вырезана, а мозг превращен в кашу. В наличии лишь факты, доступные тем, у кого есть глаза, иллюминатор или работающий пиктер. Совершен акт невообразимой жестокости. Верхняя орбита Калта превратилась в огненную бурю. Число погибших огромно. Нанесенная флоту и инфраструктуре станции рана немыслима. Никакой несчастный случай не повлек бы за собой столь далеко идущего эффекта. Веридийскую систему и подступы к ней защищают безупречные системы проверок и контрпроверок, несравненные слои избыточной безопасности. Чтобы добиться таких масштабов катастрофических разрушений, потребовался бы злой умысел: осознанное и враждебное намерение обойти охранение.

Это не несчастный случай. Это нападение.

Находящийся где-то кто-то, бормочущий среди потока нефильтруемого вокс-сообщения, использует слова «орк» и «зеленокожий». Враг пронюхал о Веридийской мобилизации. Его предупредили о готовой к броску на него силе, и он нанес удар первым.

В течение десяти или двадцати секунд с момента первого удара корабли по всей верхней швартовочной зоне отчаянно начали запускать двигатели и оружейные системы. Некоторые накапливают энергию, надеясь поднять щиты, или даже готовясь ускользнуть с одобренного места стоянки, чтобы сменить позицию.

Затем боевая баржа открывает огонь. Тяжелый корабль известен Ультрадесанту как «Рапторус Рекс», однако Несущие Слово так же без уведомления, как сменили цвета боевого облачения, переименовали его в «Инфидус Император».

«Инфидус Император» — баржа Кор Фаэрона.

Он разряжает все основные лэнс-орудия в боевую баржу «Сыны Ультрамара» и превращает ее в кружащееся облако металлического мусора, которое разносится во все стороны от разрастающегося огненного шара.

«Инфидус Император» выбирает следующую цель. Находящаяся в строю позади грозного корабля «Корона Колхиды» также начинает стрелять. Как и линкор «Камиэль». Как и «Пламя чистоты» и «Копье Седроса».

И то же самое делает флагман Темного Апостола Эреба, боевая баржа «Длань Судьбы».

[отметка: -0.17.32]

Капитан Уон Гоммед, командир тяжелого эсминца «Святость Сараманта», видит, как «Инфидус» начинает безжалостный проход вдоль швартовочной линии. Он совершенно точно понимает, что делает громадная баржа Несущих Слово. Она расправляется с выстроенными в линию возле нее кораблями. Так человек мог бы казнить ряд беспомощных узников.

Ему и самому приходилось раньше делать подобное. В Верхней Гавани Фарнола, после приведения Эфигении к согласию, он провел «Святость» вдоль эллингов, уничтожая плененные вражеские корабли, чтобы их не смогли заново запустить и использовать. Это была грубая и неблагодарная, предельно прагматичная задача. Корабли были слишком опасны, чтобы оставлять их нетронутыми.

Будучи корабельщиком, человеком, вся жизнь которого была посвящена обслуживанию колоссальных звездолетов, он никогда не получал удовольствия от обязанностей по уничтожению.

Так почему же кажется, будто «Инфидус» наслаждается этим?

Гоммед кричит на командный состав, требуя дать ему энергию, орудия, щиты, информацию… все, что можно. «Святость» стояла у эллинга в холодном режиме, заглушив двигатели. Как бы сильно этого ни хотелось, для приведения корабля в оперативную готовность потребуется пятьдесят минут.

Это относится ко всему флоту. Звездолеты Ультрамара стояли на высокой орбите в холодном режиме, ожидая объединения. Все силовые установки были переведены на минимальную выходную мощность для осуществления обслуживания, загрузки и посадки. Никому не были нужны готовые двигатели, орудия или щиты. Они пребывали под прикрытием эгиды планетарной оружейной сети.

— Энергию! — вопит он. — Мне нужна энергия!

— Мощность растет, сэр, — отвечает первый помощник.

— Совершенно не так быстро, как нужно. Мне нужно активное состояние!

— Двигательное отделение сообщает, что у нас нет шансов наращивать выходную мощность быстрее, чем…

— Скажи этим ублюдкам в двигательном отделении, что мне нужна энергия, и никаких оправданий!

Времени нет. «Инфидус» приближается. Что бы ни произошло, какое бы злодеяние ни случилось, корабли XVII-го явно думают, что это нападение, и рассматривают корабли Ультрамара как угрозу. Они заранее убивают все, что могут, раньше, чем…

Гоммед останавливается. Он заставляет рассудок проясниться на секунду. Он понимает, насколько поражен паникой и крайним потрясением. Как и все. На мостике вокруг него творится смятение. Ясная голова — единственный шанс как-то, хоть как-то поправить ситуацию.

«Инфидус» приближается. Вот в чем дело. Вот в чем дело. Трижды проклятый «Инфидус» приближается. В момент нападения все корабли были отключены, поэтому-то сейчас они беспомощны и беззащитны.

Но «Инфидус» приближается. Он движется. Как и прочие корабли флота Несущих Слово. Это не поспешная реакция. Они не устраивают бешеную пальбу по воображаемым целям, еще не разобравшись, что же творится на самом деле.

Дело в том, что они вообще движутся.

Они не были отключены. Они стояли в горячем режиме.

Они знали, что произойдет.

Они были готовы.

— Ублюдки, — выдыхает он.

«Инфидус» приближается. Он бесчувственно производит бортовые залпы, озаряясь по всей длине разноцветной яростью. От каждого залпа напрягается контрактивная гравиметрика, удерживающая звездолет при колоссальном разряде.

Каждый залп убивает очередной беспомощный корабль.

«Созвездие Тармуса» исчезает в хлопающем столкновении жара с металлом.

«Инфидус» приближается.

— Энергия? — спрашивает Гоммед.

Первый помощник качает головой.

«Инфидус» содрогается и дает еще один бортовой залп. Огневой мощи достаточно, чтобы выжечь и расколоть луну.

Получившая попадание в середину корпуса «Святость Сараманта» разлетается на куски.

[отметка: -0.17.01]

Магос Меер Эдв Таурен регистрирует свой гипервысокий уровень адреналина. Она избегла грандиозной инфосмерти, которая развернулась в орбитальной Сторожевой Башне. Ее спас Хесст. Ее спасла базовая операционная процедура.

Ей не хочется думать об иронии. О стечении обстоятельств. О доброте.

Нужно сделать слишком многое. Они посреди немыслимого кризиса. Катастрофы. Она должна спасать ситуацию.

Должна спасти Хесста.

Лифты и подъемные платформы башни не работают. Она поддергивает полы длинного одеяния и мчится по основной винтовой лестнице. В воздухе висит дым. Жужжат тревожные сигналы. Сверху и снизу доносятся отзвуки голосов. Небо снаружи неестественно светится.

Она пробегает мимо шатающихся и пускающих слюни, лишенных разума сервиторов, за которыми тянутся разорванные разъемы. Некоторые из них упали. Некоторые визжат или раз за разом воспроизводят импульсы любимых данных, словно детские стишки. Другие бьются головами о стены лестничной клетки.

Токсичная информация. Инфосмерть. Перегрузка.

Пусть Хесст будет жив.

Он был подключен. На него должен был придтись основной удар.

Не думай об этом. Просто поднимайся.

Она спотыкается о распростертое тело сервитора высокого уровня. Ее подхватывают под руку.

— Не упадите, магос, — произносит плотский голос.

Таурен поднимает глаза на грозное лицо Арука Серотида, начальника бригад скитариев башни. Арук создан для войны, а не для работы с информацией. Изысканно украшенная броня отчасти церемониальна, отчасти ритуальна — нарочито вычурная отсылка к временам угрожающей раскраски и устрашающих поз.

— Разумеется, нет, — отвечает она. Он помогает ей подниматься по лестнице, убирая с дороги ослепших безмозглых сервиторов. Он выше нее на метр. Глаза — гололитические алые прорези в медной маске. Она замечает, что один из них мерцает.

— Мы понесли потери, — говорит он.

— Масштабный инфошок, — отзывается она. — Гипертравматичный загрузочный синдром.

— Хуже того, — продолжает он. — Взрывы на орбите. Мы потеряли корабли, орбитальные станции.

— Нападение?

— Боюсь, что так.

Оба используют режим плотских голосов. Ей мучительно это сознавать. Так медленно, так кропотливо. Ни кантирования, ни инфоимпульсов. Никаких синхронных и мгновенных передач идей и данных. Ей кажется, что она никогда раньше не разговаривала с Аруком плотским голосом, а он явно вообще не привык говорить.

Но эти причудливые усилия необходимы. Они оба были изолированы от инфошока. И должны оставаться в изоляции.

— Мне нужно добраться до сервера, — объясняет она.

Он кивает. Один из красных глаз продолжает моргать. Сбой? Арук получил какие-то повреждения. Как и все скитарии, он должен был быть подключен к ноосфере и получить инфошок. Впрочем, у скитариев есть свой выделенный коллектор, кризисный резерв. Арука ударило загрузочным шоком, однако он переключился на усиленную военную кодовую систему своей бригады.

Он ведет наверх.

— Вы не повреждены, магос? — спрашивает он через плечо.

— Что?

— Вы ранены, магос?

— Нет. Инфошок миновал меня. Я не была подключена.

— Вам повезло, — произносит Арук.

— Да. Произошла проблема с мусорным кодом. Сервер Хесст вышел из дискреционного режима, чтобы разобраться с ней.

Арук бросает на нее взгляд. Его забрало похоже на клюв хищной птицы. Плечи и верхняя часть торса громадны, словно принадлежат быкоподобной обезьяне. Он понимает. Это простой протокол. При работе с существенной проблемой мусорного кода сервер отключает своего заместителя, чтобы исключить риск его заражения. Это мера оперативной безопасности.

Она спасла Таурен от куда большего, чем просто инфицирование мусорным кодом.

— Может ли дело быть в мусорном коде? — спрашивает Арук.

Таурен уже думала об этом. Серьезный сбой ноосферы, вызванный критической порчей кода… да, это могло вызвать столкновения и несчастные случаи на орбите. Могло даже вызвать отказ сети или ошибочный залп корабля.

Они добираются до командной палубы. В воздухе висит пелена дыма. Техники пытаются освободить раненых модерати из разбитых амниотических капсул. Севиторы безвольно свисают с пучков разъемов. Экраны шипят от бури помех.

Хесст съежился на платформе.

— С дороги! — кричит Таурен, проталкиваясь среди собравшихся вокруг него нерешительных сервиторов и сенсори.

Возле его головы лужа темной жидкости. Она чувствует запах токсичных гормонов и избыточных химикатов, которые выжгли кровеносную систему и разорвали сосуды.

— Мы должны его отключить, — произносит она.

Арук кивает.

Сервитор технического класса что-то трещит.

— Голосом, проклятье! — огрызается Таурен. — Ноосферы нет.

— Отключение сервера может привести к критической церебральной травме, — стрекочет техноклассник. — Чтобы надлежащим образом отсоединить его от ММИ, нужна киберхирургическая бригада.

— Он умирает, — говорит Арук, глядя на сервера. Арук много раз наблюдал смерть, так что он знает, что видит.

— Он серьезно ранен, — щелкает техноклассник. — Квалифицированное отключение может его спасти, но…

— Мы понимаем, — произносит Таурен. Она смотрит на Арука.

— Нам нужны специалисты, — говорит она. — Если есть хоть какой-то шанс его спасти, мы должны им воспользоваться.

— Разумеется.

Она опускается на колени возле Хесста, пачкая одеяние кровью.

— Я здесь, сервер, — произносит она, склоняясь над ним. — Я здесь. Это Меер Таурен. Вы должны держаться. Я готова вас освободить, но нам нужен хирургический персонал. Просто держитесь.

Хесст шевелится, подавая проблеск жизни.

Он что-то бормочет.

— Просто держитесь, я здесь. — говорит она.

— Отключите меня, — булькает Хесст, забрызгивая кровью подбородок.

— Сперва нам нужен хирургический персонал, сервер. Произошла крупная катастрофа.

— Не думай обо мне. Сеть не работает. Она не работает, Таурен. Отключи меня и перехвати управление. Ты должна посмотреть, сможешь ли перезапустить ее.

— Подождите, — успокаивает она. — Хирурги близко. Подождите.

— Сейчас же!

— Вы умрете, сервер.

Его веки трепещут.

— Мне все равно. Это неважно. Я неважен. Орбитальные биомашины погибли, Меер.

Ее глаза расширяются. Она бросает взгляд на Арука.

— Они погибли, — повторяет Хесст, голос — всего лишь вздох. — Ты должна подключиться, Меер. Занять мое место, подключиться и посмотреть, что можно спасти. Какое управление возможно восстановить.

— Сервер…

— Ты должна реконструировать ноосферу. Без сети Калт беззащитен.

Таурен смотрит на тяжелый кабелевод постоянного канала ММИ Хесста, который свернулся под ним на полу, словно мертвый удав. Она не сможет отсоединить это, не убив, так ведь? Особенно когда он в столь хрупком состоянии…

Один из сенсори кричит.

Они смотрят вверх.

С облаков падают обломки от орбитальных взрывов. Первые куски металла дождем обрушиваются на речную долину, оставляя за собой огненные следы, будто метеориты. Она видит, как они попадают в реку, поднимая столбы пара, или чиркают по крышам крепости Калкас. Более тяжелые глыбы разят, словно ракеты, взрывая здания. Некоторые бьются об окна командной палубы, оставляя трещины на бронестекле.

Град обломков — это лишь начало. Падают более крупные объекты. Части кораблей. Части орбитальных сооружений. Части доковых станций.

Таурен видит это раньше, чем сенсори. Гранд-крейсер «Антродамикус», длиной двенадцать километров, падает из разрушенного сухого дока назад в атмосферу, окруженный облаком микроосколков. Падает медленно и величественно, словно рушащийся горный склон.

Падает кормой вперед на них и крепость Калкас.

[отметка: -0.16.11]

— Меня не волнует, чего там нет, покажите то, что есть! — ревет Марий Гейдж.

Зедофф, капитан «Чести Макрагга», снова начинает возражать.

— Покажи ему, — гремит голос.

На мостике Жиллиман.

— А еще лучше — покажи мне, — рычит он.

— Оценки! Все, что есть! — кричит экипажу Зедофф.

Удар произошел меньше двух минут назад. Экраны флагмана ослеплены. Никаких данных, никакой связи с ноосферой, никаких контактов с сетью. Существующее комм-сообщение — хаос вопящих голосов.

— Мы слепы, — сообщает примарху магистр Первого ордена.

— Столкновение на орбите? — спрашивает Жиллиман. Он бросает взгляд на застывшего на палубе магоса Пелота. У большей части прочего персонала Механикума дела не лучше.

Члены экипажа начинают передавать примарху инфопланшеты. Он изучает фрагменты записи. Гейдж знает, что Жиллиман объединяет их в голове. Строка данных отсюда, последний зафиксированный кадр оттуда, пикт, последние показания ауспика…

— Предположительно, что-то на сортировочной станции, — говорит Гейдж. — Сканеры не работают, экраны мертвы.

— Проклятье, Марий, используй свой мозг, — произносит Жиллиман и оборачивается к экипажу мостика.

— Открыть заслонки! Все. Все окна!

Сервосистемы начинают поднимать противовзрывные заслонки, которые прикрыли огромные кристалфлексовые панели мостика. Некоторые из настенных щитов нужно возвращать в исходное положение вручную. Стюарды в спешке ищут кривошипные рукоятки.

Основная заслонка ползет вверх. Из открывающейся щели льется пугающе много нестабильного и мерцающего света.

— Во имя Терры, — бормочет Гейдж.

— Капитан корабля, — произносит Жиллиман, оборачиваясь к Зедоффу. — Приоритеты таковы. Поднять мощность. Поднять щиты. Восстановить сенсорный потенциал. Восстановить вокс. Сообщать мне о выполнении чего-либо из этого, а если на что-то потребуется более пяти минут, мне нужен точный временной прогноз.

— Да, сэр.

— Как только у нас будет вокс, мне нужна связь со следующими: командирами всех кораблей в строю, сервером Сторожевой Башни, наземными командующими, начальством орбитальной станции, не говоря уже о моем дорогом брате. Затем…

Он прерывается, услышав, как Гейдж ругается.

Заслонки поднялись достаточно высоко, чтобы можно было посмотреть наружу. Мостик купается в свете пламени. Они глядят на всю планету, на обширное разрушение взрывами основных станций Калта. Повсюду, куда падает глаз, горят корабли. Некоторые содрогаются и взрываются, словно оставленные слишком близко к огню боеприпасы.

Робаут Жиллиман никогда не забудет этого зрелища. Оно гораздо ужаснее, чем все, что он мог себе представить, когда после ударной волны вскочил в своих покоях и побежал на мостик.

И скоро станет еще хуже.

— Это корабельный огонь, — говорит он, указывая на проблеск света.

— Определенно, корабельный огонь, — соглашается Зедофф с надломом в голосе.

— Проклятье, кто стреляет? — спрашивает Жиллиман. — Во что они стреляют, черт побери?

Он не ждет ответа. Он идет к основной детекторной консоли, отпихивая с дороги ошеломленных штабных офицеров. Они настолько парализованы разворачивающейся за открытыми заслонками сценой, что отшатываются в сторону, будто сомнамбулы.

— Есть ауспик? Хоть какой-нибудь? — спрашивает Жиллиман.

Один из офицеров обнаружения вспоминает, где находится.

— Импульс, — произносит он. Кашляет. — Электромагнитный импульс, повелитель. На мгновение он лишил нас чувствительности. Программы автовосстановления…

— Займут время, — заканчивает Жиллиман.

— Мы могли бы… — человек запинается. — Я имею в виду, что мог бы разрешить перезапуск системы обнаружения. Но это может взорвать каналы.

— Мы лишимся всего, и на починку системы уйдет месяц в доке?

— Да, мой примарх, — отвечает офицер.

— Все равно выполняйте, — произносит Жиллиман.

Человек колеблется.

— Ради твоего же блага, поторопись, — шепчет ему Гейдж. Офицер резко принимается за работу.

— Если это бой, и ты спалишь систему, от нас не будет толку, — тихо говорит Гейдж.

— От нас уже нет толку, — откликается Жиллиман. Он озирает картину, впитывая все возможные детали. Он уже мысленно зафиксировал названия нескольких кораблей, которые были обездвижены или уничтожены.

— Стрельба, — задумчиво произносит он. — Она с юга дневной стороны. И близко. Не из межпланетарного пространства. Это на стоянке.

Гейдж молчит. Он не вполне уверен, что примарх определяет это по доступному глазам зрелищу дали, космоса, горящего газа, энергетических вспышек и обратнорассеянного света.

— Мне тоже так кажется, — говорит Зедофф, более привычный к виду из окна мостика. — Думаю, вы правы, сэр.

— Кто-то мог поторопиться с пальбой, — произносит Жиллиман. — Они стреляют потому, что думают, будто это нападение.

— Это может ибыть нападением, — говорит Гейдж.

Жиллиман кивает. Он продолжает наблюдать.

Его спокойствие практически пугает. Гейдж — трансчеловек, рожденный и натренированный не ведать страха. Ускорение биения его сердец и рост уровня адреналина — простая реакция на ситуацию, готовность действовать более быстро и эффективно.

Однако Жиллиман находится на совершенно ином уровне. Он смотрит на критическую катастрофу, которая развернулась на одной из самых любимых его планет: прискорбная утрата жизненно-важной верфи, сопутствующий ущерб, уничтожение кораблей, обездвиживание части флота, попавшие под дождь обломков участки поверхности…

Даже если это несчастный случай, это ужасное развитие событий. Да еще в этот главнейший из дней, когда предстояло достичь столь высокого авторитета и искусства управлять.

Это не несчастный случай. Гейдж нутром чует, что нет. И он знает, что примарху также об этом известно.

Однако примарх обдумывает события так, как будто взвешивает следующий ход в регициде.

— Поторопитесь с ауспиком! — кричит Гейдж.

— Положите вокс на микрофон, — говорит Жиллиман капитану корабля.

— Там суматоха, сэр…

— На микрофон.

На огромном мостике раздается визг какофонии. Статика, импульсные помехи, кодированный свист, голоса. Перекрытие, перебои, искажение, плохой сигнал. На них как будто кричит вся вселенная. Гейдж может отчетливо расслышать лишь те голоса, которые вопят о помощи, требуют ответов, разрешения покинуть орбиту или открыть огонь.

Гейдж наблюдает, как Жиллиман слушает.

— Они молчат, — произносит примарх.

— Что, сэр? — переспрашивает Гейдж

Жиллиман напряженно вслушивается. Он выцепляет из шума каждый фрагмент детали.

— Они молчат, — повторяет он.

— Кто молчит? — спрашивает Гейдж.

— Несущие Слово. Весь инфопоток — это мы.

— Откуда вы знаете?

Жиллиман слегка пожимает плечами, продолжая слушать. Он узнает названия кораблей, голоса, номера, коды передачи. О, если бы Механикум смог создать биомашину хотя бы наполовину столь же эффективную, как разум Жиллимана.

— Только мы просим помощи и разъяснений, — произносит он. — Только мы запрашиваем инструкции и разрешение на ответный огонь. Только мы гибнем.

Он смотрит на Гейджа.

— Несущие Слово стреляют по нам, — говорит он.

— Нет. Нет, они бы просто не…

Жиллиман заставляет его умолкнуть.

— Что бы это ни было, что бы ни произошло, они думают, будто это нападение, а мы в нем участвуем. Все, что они думали на наш счет, только что оказалось правдой, Марий, и они стреляют по нам.

Он поворачивается к Зедоффу.

— Забудьте про ауспик. Активируйте литопроектор и покажите мне Лоргара. Важнее этого ничего нет.

[отметка: -0.16.05]

Падает первый объект. Это фрагмент останков. Олл Перссон, не знает, что конкретно. Его едва ли это волнует. Кусок корабля. Часть орбитального сооружения.

Оно размером с жилой блок; оно падает с пылающего неба под углом в сорок пять градусов. Оно сияет от перегрева, словно метеор. Оно бьет, словно ракетный удар.

Оно попадает в заросшую кустарником местность на дальнем краю устья. От сотрясения все падают на землю. Темнотравье на поле вокруг изорвано, словно мякина. Сбивая с ног Олла и работников, налетают жар и ветер, потом пыль, а затем — буря мелких обломков. После этого начинается дождь. Дождь обжигающе горяч. Это вода из устья реки, которая от удара превратилась в пар и обратно.

Секундой спустя на них обрушивается еще несколько миллионов галлонов воды. Столкновение выбило реку из берегов и пустило по земле Олла Перссона двухметровую волну.

— Вставайте! — кричит Олл своим поденщикам. — Вставайте и бегите!

Волна поглощает его, подминая под себя.

Он ударяется о столб ограды и цепляется за него, задыхаясь. Свирепый поток обволакивает его, а затем тащит обратно, когда вода отступает, торопливо втягиваясь назад.

Падают новые объекты. Еще два крупных куска, словно ракеты, попадают в дальний берег. В небо взлетают огромные снопы пламени. Мелкие обломки падают повсюду вокруг, будто снаряды, выпущенные из легких полевых орудий. Они оставляют в земле воронки, как от взрывов гранат: выбоины, состоящие из грязи, воды и спутанной растительности. Свист, хруст, дрожь земли, фонтаны тины. Как будто он снова вернулся на Хризофар, в то последнее путешествие в преисподнюю. Он чувствует, как возвращается былой страх, и возносит молитву своему богу. Легкие заполнены водой. Он покрыт грязью, черной жижей, добрым аллювиальным черноземом.

Гром, как от пушек Красентинского хребта. Гул, как от хлопающих на ветру парусов. Дрожь под ребрами, когда на тебя обрушивается давление, сотрясающее диафрагму.

Боже милостивый, боже милостивый, позволь мне жить, позволь мне жить, я твой слуга…

Это не снаряды. Не снаряды полевых орудий из редутов с защитными мешками. Не снаряды. Никакого запаха фицелина. Но настолько же скверно.

На них падает дождь, дождь пылающих обломков. Обстрел. Каждый бьет, как бомба.

— Ищите укрытие! — кричит Олл.

Глупо. Как глупо. Где тут может быть укрытие? Небо рушится.

Некоторые из работников уже мертвы. Он видит человека, который зажимает брызжущий кровью обрубок руки, с воплями корчась в черной грязи. Он видит, что из дымящегося края воронки взрыва торчат части тела женщины, которая ему весьма нравилась. Он видит, что одного из мальчиков раздавило насмерть, а второй ползет с оторванными ногами.

Красентин, точно как на Красентине. Хребет. Он прибыл на Калт, чтобы оставить ту жизнь позади, но она вновь нашла его.

Что-то пылающее, как падающая звезда, попадает в одну из термоядерных станций Нериды, и земля подскакивает.

На этот раз волна четырехметровой высоты и похожа на рокритовую стену.

[отметка: -0.16.03]

Сенешаль Арбут приходит в себя. Она смотрит на Вентана так, будто он на нее напал. Сбоку на ее лице ссадина, она прижимает обе руки к телу. Перелом ребер.

— Ч-что вы сделали? — спрашивает она.

Она все еще не понимает.

— Слушайте меня, — произносит Вентан. Он опускается перед ней на колени, но даже так оказывается выше. — Сенешаль, слушайте. Мы найдем вам медиков и…

— Почему вы меня ранили? Вы меня ранили!

— Сенешаль, вы должны меня выслушать. Произошло…

Что произошло, капитан Вентан? Что ему ей сказать?

Он перенес ее в укрытие подземного перехода. Кафель холоден, однако они ощущают жар горящего на земле огня. Падающий внутрь туннеля косой свет подрагивает и окрашен оранжевым.

— Что случилось? — спрашивает она, только теперь начиная осознавать масштабы происходящего.

Приближается Селатон, который ведет нескольких ее сотрудников и портовых рабочих. Они ошеломлены и покрыты кровью. Один довольно серьезно ранен.

— Я не могу достучаться до роты или ордена, — сообщает Селатон Вентану. — Вокс сгорел.

Вентан кивает. Информация — вот что им сейчас нужно. Информация — это победа. Для этого им понадобится передатчик с большим коэффициентом усиления, основной транслятор, что-нибудь достаточно прочное, чтобы уцелеть после электромагнитного шока.

Он слышит шум. От этого вибрирует рокрит внизу. Он идет к выходу из туннеля.

В небе ярко-красная огненная буря. В ней с шипением возникают жгучие желтые и оранжевые пики и листья. Это тоже молнии, мощные разряды электричества. Вниз мчатся горящие обломки. Как будто они попали под метеоритный дождь.

Космопорт охвачен хаосом. Отдельные участки, особенно мачты и наиболее высокие мостики, были повреждены ударной волной или дождем осколков. Опаляющий жар и чрезмерное давление снесли краны, стапели, погрузчики и осветительные башни. Над прометиевыми цистернами и разбитыми перерабатывающими заводами поднимаются густые шлейфы черного дыма.

Удар опрокинул много погрузочной техники, в том числе два тяжелых подъемника, и места аварий охвачены пламенем. Персонал бежит во все стороны. Вентан видит ошеломленные пожарные и аварийные бригады. Видит тела на земле.

Шум издает громоздкий транспорт. Оставляя за собой след из дыма и огня, тот летит низко над головой, настолько низко, что капитан ощущает потребность пригнуться. С корабля сыплются обломки. Он пытается подняться, но у него не хватит подъемной силы. В его корму, вынуждая накрениться, вонзаются два осколка, которые летят с большой высоты, оставляя за собой полосы, словно ракеты.

Корабль борется, воют двигатели, содрогается земля. Он скрывается из виду за огромными жилыми ульями и внешними доками.

Проблеск света. Вентан чувствует удар. Насколько далеко? Шесть километров? Семь? Кажется, будто землетрясение. Воздух заполняется песком, а вибрация настолько сильна, что у него на секунду затуманивается зрение.

Позади кричит Арбут. Вопль настолько внезапен, что Вентан слегка подпрыгивает. Она дохромала до него к выходу из туннеля и только что увидела все остальное.

— Что это? Что происходит?

— Сохраняйте спокойствие. Прошу вас, — говорит подошедший к ним Селатон.

— Это нападение? — спрашивает она.

Жар силен. От пожара идет сухой и едкий запах. Ей приходится заслонять глаза от света. Им — нет.

— Нет, — произносит Селатон. — Несчастный случай. Должно быть.

Вентан не знает, что сказать.

— Сэр!

Появился Ультрадесантник. Он их заметил. С ним ликвидационная группа. Это Амант, командир отделения из 7-й роты.

— Знаешь, что это? — спрашивает Вентан.

— Нет, капитан.

— Сколько с тобой?

— В наряде по охране порта три отделения, — отзывается Амант. — Мы не можем найти своего сержанта, или связаться с ним.

— У вас есть вокс?

Амант качает головой.

— Ничего не работает.

— На дальнем конце вестибюля есть станция перехвата, — говорит Арбут. Вентан смотрит на нее. Она опирается на руку Селатона, чтобы подняться, и морщится от боли.

— Станция перехвата?

— Часть изначальной портовой системы управления сообщением, до усовершенствования. Там старые, но мощные передатчики.

Вентан кивает Арбут.

— Хорошо. Давайте выясним, что происходит.

— Возможно, мы сумеем узнать и насчет стрельбы, — произносит Амант.

— Какой стрельбы? — моментально реагирует Вентан.

— Сообщают о стрельбе на западном краю периметра, сэр, — говорит Амант. — Мне кажется, что это скорее всего загоревшийся груз боеприпасов, однако подтверждения еще не было.

— Двигаемся. Быстро, — произносит Вентан. — Я совершенно не считаю, что это несчастный случай.

В момент, когда слова выходят изо рта, он жалеет, что заговорил вслух.

— Почему нет? — спрашивает Селатон.

— Потому, что я пессимист, — отзывается Вентан.

Селатон глядит на него. Они начинают помогать раненому сенешалю идти.

— Видишь ли, — говорит Вентан сержанту. — Я бы не смог настолько сильно разрушить транспортную сеть Калта даже если бы попытался это сделать.

Амант бросает на них взгляд.

— Разумеется, это катастрофа, — произносит он. — Чем еще это может быть?

Вентан не слушает. Он чувствует дрожь воздуха.

Все чернеет. На них упала густая тень. Он слышит, как Арбут и ее помощники кричат от смертельного ужаса.

В небе падает кормой вперед корабль. Гранд-крейсер. Он огромен. Совершенно ошеломляюще наблюдать нечто столь большое и рожденное для космоса в сравнении с поверхностью планеты. От этого корабль кажется крупнейшим объектом, какой они когда-либо видели

Он падает настолько медленно. Скользит в небе, рассыпая облака обломков, оставляя за собой след из распадающихся остатков сухого дока. Как будто атмосфера Калта — глубокое озеро, а корабль — древесный ствол, который плавно погружается в него. В подобном разрушении присутствует первобытное величие. Спуск, который они видят, кажется мифическим. Словно луна сошла с небесного свода. Бог, разучившийся летать. Будто падение из старых преданий. Сошествие добра во зло. Света во тьму.

— «Антродамикус», — шепчет капитан, узнавая очертания колоссальной фигуры.

Кажется, будто тот подвешен в воздухе, но до удара остались считанные мгновения. Он сокрушит мир. Пламя его гибели выжжет континент.

— Назад, — успевает начать Вентан. — Назад!

3

[отметка: -0.15.50]

Брат Браэллен утверждает, что они должны направляться в город. Капитан Дамокл уже отдал транспортным командам распоряжение готовиться. Что бы ни творилось, это плохо, и людям в Нумине потребуется помощь. Ликвидация последствий катастроф. Блокада. Вероятно, у них уйдет два часа на дорогу от Уросенских холмов.

Никто не отдает приказов. Не отдает вообще ничего. Координация отсутствует.

Так что капитан — высшая инстанция, которая есть у 6-й роты. Браэллена это устраивает. Они выдвинутся, развернутся и закрепятся. Спасать и обеспечивать безопасность — на это их натренировывали.

Он размышляет об этом, когда положение дел меняется, а с ним меняются и их планы.

Начинается дождь из танков главного удара.

Первый удар сюрреалистичен. Браэллен видит его отчетливо. Примерно в шестнадцати сотнях метров впереди с пятнистого неба падает сверхтяжелый «Теневой меч», практически в идеальной сохранности, если не считать тянущейся за ним секции гусеницы. Броня корпуса танка слабо светится розовым от прохождения через плотные слои атмосферы.

Он приземляется. Сокрушительный удар. Ослепительный свет. Ударная волна.

Столкновение вызывает взрыв сродни детонации основной плазменной мины. Боевых братьев швыряет в воздух, будто игрушки. Некоторые отлетают от транспортов или штабелей грузов. Отделение Браэллена на краю области поражения. Они выпрямляются, силовые доспехи автоматически блокируются и прибретают жесткость, ощущая взрыв. Инерционные компенсаторы напрягаются. Браэллен чувствует, как песок и микроосколки отскакивают от брони, словно заряды ручного оружия.

Волна проходит, автоблокировка размыкается. Какое-то мгновение дисциплина колеблется. Это не страх, а всего лишь потрясение. Танки просто так не падают с…

Еще один. На этот раз «Гибельный клинок». Он вертится вокруг своей оси. Танк попадает в ротные укрытия километром западнее, вызывая взрыв, от которого разверзается земля, а на холме напротив сходит оползень. Потом друг за другом еще два, оба «Беспощадные клинки». Один разбивает пару посаженных «Громовых ястребов». Через долю секунды второй ударяется в стороне от дороги и пробивает воронку, но не взрывается. Он подскакивает, разваливаясь на части. Подскакивает и прокатывается через рассыпающийся строй боевых братьев, снося их и разбрасывая разорванную броню с колесными узлами.

Повсюду вокруг падают все новые. Как бомбы. Как невероятный град. Как высыпавшиеся из детского ящика игрушки. Некоторые взрываются. Некоторые разлетаются при ударе и отскакивают. Некоторые зарываются во вспаханную землю, словно пули в плоть.

Браэллен поднимает взгляд к небу. Если не считать дымных пятен от города, оно практически синего цвета. Оно заполнено падающими объектами: танками, бронемашинами, транспортерами, грузовыми капсулами, глыбами обломков. Они вертятся в воздухе, блестя на солнце, сверкая и кружась — некоторые быстро, а другие медленно. Вместе с ними ливнем падают пепел и металлические волокна. Участки кабеля. Провода. Оптические магистрали. Куски гаптической клавиатуры. Фрагменты инфопланшета. Стеклянные и латунные осколки. Пластины керамита.

Где-то наверху на низкой орбите разбилось хранилище, и упакованное содержимое высыпалось наружу, словно сокровища из мешка. Боевая техника и экипировка, которых хватило бы на целую дивизию, выброшены вниз и расшибаются гравитацией. Они слишком низко, чтобы полностью сгорать. Трение о воздух лишь накаляет их.

На западе, среди невероятного дождя, Браэллен замечает вращающиеся в падении блестящие треугольные очертания «Грозовой птицы»

А затем видит и падающие тела.

Они не перенесли полет настолько хорошо, как детали машин. Они обожжены и поджарены. Они падают, словно пучки сырых веток, и разрываются.

От них не остается таких громадных кратеров и взрывов, как от падающей бронетехники, однако в каком-то смысле их падение имеет куда более опустошительный эффект.

[отметка: -0.15.48]

Сенсори Сторожевой Башни начинают верещать, понимая, что произойдет. Даже наполовину ослепнув, отключившись и оглохнув от шока, они ощущают огромные размеры несущихся на них материальных объектов, подъем уровня радиации, инерцию, смещение атмосферы и искажение гравитации.

«Антродамикус» надвигается с истерзанного неба, к его корпусу, словно неоновая паутина, липнут электрические разряды. Он проходит сквозь обширную пелену дыма, которая по горизонтали распространяется от горящего космопорта, и рассекает яркие фонтаны вулканического пламени, которые внезапно вырываются из термоядерной энергостанции в устье реки. Приближаясь через плотный вздымающийся дым, он напоминает движущийся по суше галеон Старой Терры, великий морской корабль, украшенный носовыми фигурами и золочеными узорами, который плывет через пенящиеся буруны в береговой полосе.

Он заполняет собой окна Сторожевой Башни. Он такой же высокий, такой же длинный. Как будто город, летящий к ним по маятниковой дуге. Вокруг него, оставляя за собой полосы, падают метеоры обломков — крохотные яркие крупинки, движущиеся быстро по сравнению с медленным спуском звездолета. Некоторые из них бьют в корабль, образуя пламенные цветки. Другие со свистом проносятся мимо и попадают в землю, в город, в реку.

Таурен знает, что в другой день любое из этих падений было бы гражданской катастрофой, разрушением жилого блока или участка улицы мощным взрывным импульсом.

Сегодня это мелкие и незначительные повреждения.

— Арук! — кричит она, держа в руках участок постоянного канала ММИ Хесста, словно бухту швартовочного каната.

Скитарий глядит на нее. Одна из красных щелей глаз слабо шипит.

Тулвар оказывается на свободе за секунду. Клинок аккуратно рассекает переплетенные кабели. С треском и шипением летят искры. Хесст бьется в эпилептическом припадке.

Арук берет сервера на руки и закидывает дергающееся тело на массивное плечо. Он сжимает правым кулаком левую руку Таурен и переходит на бег. На серверной платформе вокруг них визжат и рыдают сенсори и магосы. Некоторые бегут к лестнице. Несколько выпрыгнуло из разбитых окон башни навстречу смерти.

Громадные холодные и мертвенно-черные сопла «Антродамикуса», в которых не горит пламя, становятся все больше и больше, заставляя окна казаться маленькими.

Хесст мертв. Его конвульсии прекратились. Изо рта и носа по полированной спинной броне мастера-скитария стекает кровяное вещество. Таурен подбирает подол, чтобы бежать. Арук так быстр.

Где он надеется спастись? Она доверяет ему, но у нее нет никаких идей. Никаких идей, на что она рассчитывала, когда заставила его разрубить ММИ. Времени недостаточно. Не достаточно ни на что. Он пытается добраться до посадочных площадок на вершине башни? Челнок? Лихтер? Нет времени открывать люк, не говоря уж о том, чтобы запустить двигатели и взлететь.

Нет. Нет. Он двигается к спасательным капсулам. В нишах, окружающих вершину башни, находятся аварийные саркофаги. Они предназначены для того, чтобы позволить старшим магосам спускаться в бронированные бункеры под фундаментом Сторожевой Башни. Это грубые приспособления, просто механизмы с противовесами.

Хватит ли их? Есть ли вообще время добраться до бункеров? Бункеры могут защитить от авианалета, но от этого? На город падает звездолет!

Арук рывком распахивает люк капсулы. Он закидывает Хесста внутрь, а следом бросает Таурен.

«Антродамикус» падает. Опущенный хвост ударяется первым, вгрызаясь в землю совсем близко от северной куртины крепости Калкас. Корабль и его корпус рассчитаны на то, чтобы переносить воздействией эмпиреев. От столкновения они лишь слегка деформируются.

Они зарываются в почву. Все двенадцать километров звездолета продолжают двигаться, скользя назад и прорезая в коре планеты колею глубиной в пятьсот метров. Киль рассекает землю, словно гигантский лемех плуга, выворачивая ее в сторону от огромной борозды. Грунт и нижний слой почвы вспарываются. Борозда пересекает магистральные дороги и мемориальный парк. Корабль бьет в куртину, уничтожая ее. Продолжая скользить, «Антродамикус» пробивает себе дорогу через многолюдный город крепости Калкас, путь шириной в два с половиной километра. С неба вокруг все еще хлещут метеориты обломков, которые бомбардируют город и местность. От падения звездолета вздымается стена пыли, превосходящая по высоте Сторожевую Башню, смог из частиц распыленных на атомы зданий.

Кора планеты содрогается в долгой затяжной вибрации самого апокалиптического толка. В воздухе разрывающий уши скрипучий визг перемалывающих друг друга на части корпуса и города.

На сей раз разрушительное напряжение одерживает верх. «Антродамикус» начинает сминаться. Вся его громада приземляется брюхом вниз, раскалывая массивный каркас поперек средней части и носа. Броня корпуса рвется. Командные башенки и мачты гнутся и рушатся. Остатки остова сухого дока, которые обвивают его, словно гирлянда, отлетают прочь.

Корабль начинают изрешечивать внутренние взрывы. Верхние секции брони вышибает наружу. Обнажаются ребра, подсвеченные атомными углями разбитого сердца звездолета.

Он все еще движется. Все еще со скрежетом скользит назад, уничтожая, перепахивая город пополам, с корнем выдирая жилые башни и вытяжные трубы ульев, расплющивая шпили и дворцы. Сотрясение от удара сравнивает с землей те части крепости Калкас, к которым корабль даже не прикоснулся.

Орбитальная Сторожевая Башня вздрагивает, когда нарастающая вибрация начинает пересиливать целостность ее структуры. От нее откалываются и отваливаются части. Она начинает качаться, будто дерево посреди тайфуна.

Когда скользящий хвост звездолета наконец достигает ее и таранит, она в любом случае уже падает.

«Антродамикус» вдавливает ее в землю настолько сильно, что от горделивого сооружения не остается ни единого следа.

[отметка: -0.14.20]

Находясь в Баррторе, они ощущают, как под пласталевыми подошвами содрогается земля. Подземные толчки. Тектоническая система Калта сотрясается от ужасающего удара. Лесные деревья колотятся, сбрасывая листву.

— В теории? — интересуется Фрасторекс.

Экрит предельно хладнокровен и сосредоточен.

— Крупный инцидент на орбите. Несчастный случай или нападение. Заметные потери флота, заметные потери инфраструктуры поддержки. Катастрофический сопутствующий ущерб, нанесенный поверхности вследствие орбитальных разрушений.

Он делает паузу и смотрит на Фрасторекса.

— Космопорта больше нет. Все коммуникаторы отключены. Никакой связи с флотом. Никакой связи с прочими наземными подразделениями сверх той, что мы сможем обеспечить самостоятельно. Никакого поступления данных. Никаких оценок типа или масштаба ситуации.

— На практике? — спрашивает Фрасторекс.

— Очевидно, — откликается Экрит.

В самом деле? — думает Фрасторекс.

— Мы собираем боевое построение. Все, что у нас есть. Твою и мою роты, Армию, Механикум, XVII-й. Все, что находится по эту сторону реки и не задето. Строимся и оттягиваем силы на восток, в провинцию Шаруд. С неба падает весь ад, а планета вертится, Фрасторекс. Если будем сидеть тут, вытаращив глаза, то можем оказаться под бомбардировкой из обломков. Или хуже того. Давай собирать все, что можно, с этого сборного пункта и отводить это на восток, с дороги разрушений, чтобы оно осталось нетронутым и готовым к бою.

— А если это нападение? — спрашивает Фрасторекс.

— Тогда мы будем готовы к бою! — рявкает Экрит.

Фрасторекс кивает. Инстинкт понуждает его броситься навстречу опасности. Не ведать страха и продвигаться в преисподнюю, однако он знает, что молодой капитан прав. Их долг сохранить то, что у них есть, и перестроиться. Примарх не будет ожидать меньшего. Между ними говоря, он, Экрит и капитаны находящихся в долине рот Несущих Слово руководят вооруженной силой, которая способна сокрушить мир. Их долг вывести ее с пути разрушений на точку ожидания, чтобы она была наготове и в силах сделать все, что потребуется Жиллиману.

— Начинай выводить группировку через лес, — начинает Экрит. — Я свяжусь с Несущими Слово, Армией и…

— Нет, — твердо произносит Фрасторекс. — Ты возглавишь переход. Поведешь людей за собой в буквальном смысле слова. Укажи им путь. Я отдам распоряжение XVII-му и Механикуму. Иди. Иди!

Экрит поднимает закованный в броню кулак.

— Мы маршируем во имя Макрагга, — говорит он.

Фрасторекс бьет по кулаку бронированными костяшками пальцев.

— Всегда, — соглашается он.

Он начинает спускаться по склону, проходя через ряды своих людей и кобальтово-синих воинов Экрита. Он слышит, как позади него Экрит, Анхиз и другие офицеры обеих рот призывают людей к порядку, готовя их к выступлению. Подземные точки продолжаются. Небо грохочет от грома и вспышек света.

Он замечает 23-е отделение.

— За мной, — кричит он. Те быстро строятся рядом. Фрасторекс нуждается в сопровождении. Если он собирается раздавать приказы офицерам Несущих Слово и напыщенным ничтожествам из Армии, ему потребуется почетный караул, чтобы подчеркнуть свои полномочия.

— Какие распоряжения, капитан? — интересуется боевой брат Карендс.

— Прямо сейчас нужно собрать и сберечь столько боеспособного состава, сколько в наших силах, — отвечает Фрасторекс. По обе стороны от них в обратном направлении движутся подразделения Ультрадесанта. В пойме внизу танки запустили двигатели. Приближаются огни. Фрасторекса изумляет, насколько его впечатлило время реакции Несущих Слово. Быть может, ему нужно пересмотреть свое мнение о никудышном XVII-м.

Он видит фигуры в красной броне. Они поднимаются на холм. Несущие Слово уже движутся. Это хорошо. Возможно, их будет не так уж сложно убедить.

Фрасторекс вскидывает руку, подзывая ближайшего офицера Несущих Слово.

Выстрел болтера.

Боевого брата Карендса разрывает в области пояса, и он падает.

Второй заряд сносит пальцы на поднятой руке Фрасторекса.

Взбираясь на холм в тылу рот Ультрадесанта, Несущие Слово выстраиваются в линию. Они наступают по сухой, заросшей папоротником поросли, подняв оружие и ведя беглый огонь.

Фрасторекс рухнул на одно колено. Изуродованная рука болит, однако раны уже затянулись. Он пытается извлечь оружие левой рукой. Настоящая боль в его разуме. Абсолютное непонимание на мгновение лишило его подвижности. Не существует никакой теории, никакой понятной практики. По ним ведут огонь. По ним ведут огонь Несущие Слово, XVII-й из Легионес Астартес. Ведут огонь подобные им.

Оружие в здоровой руке. Он не уверен, что с ним делать. Даже под огнем идея стрелять в ответ по космическим десантникам выглядит ужасающей.

Фрасторекс поднимает взгляд. В рядах ультрадесантников разрываются болтерные заряды, которые разносят синие доспехи и швыряют людей в воздух. Его роту разрывают плазменные лучи, которые обжигают, словно наглая ложь. Подстреленные в спину, в ноги, рассеченные, разрезанные надвое — Ультрадесантники падают. Воины заваливаются лицом вниз, затылочные части шлемов «Претор» вдавлены и дымятся.

Это побоище. Резня. За считанные секунды, еще до того, как основные силы успевают изумленно обернуться, заросший папоротником склон усыпан мертвыми и умирающими. Листья разукрашены кровью. Деревья дрожат и шипят от омерзения. Земля вздымается, словно не может выносить соприкосновения со свидетельством подобного бесчестья, словно хочет стряхнуть с себя Ультрадесантников и остаться незамешанной в этом.

Открывают огонь тяжелые стволы. Лазпушки. Гравитонные орудия. Мелты. Штурмболтеры.

Роторные автопушки уничтожают ряды воинов в лесу, измельчая поросль в зеленую дымку, забрызгивая древесные стволы кровью и осколками синего металла. Раздробленные деревья падают рядом с раздробленными людьми.

Братья из сопровождавшего капитана отделения скошены. Отколотый кусок брони, отлетевший от падающего Ультрадесантника, рассекает правую глазницу Фрасторекса, повреждая оптику. Удар отбрасывает голову вбок.

Пробуждает, выводит из ступора, из ошеломленного оцепенения.

Он поднимается, наводя оружие.

По пропитанному кровь склону к нему приближаются багряные космодесантники. Он слышит, как они поют. Их оружие полыхает.

— Ублюдки! — выкрикивает он, и погибает от выстрела в голову.

На вершине холма, в глубине леса, Экрит оборачивается, услышав стрельбу.

Он не понимает, что видит.

Вокруг него поворачиваются и замирают прочие ошарашенные воины. Они наблюдают за разворачивающейся бойней, будто это какой-то фокус или иллюзия, которым чуть позже дадут объяснение.

Люди в окружающем Экрита ошеломленном строю начинают получать попадания. Головы запрокидываются. Панцири взрываются. Братьев отшвыривает назад. Другие оседают, из них вытекает жизнь.

Экрит трясется, он слишком потрясен, чтобы принять решение. То, что он наблюдает, невозможно. Невозможно.

Далеко внизу он видит Фрасторекса.

Видит, как тот поднимается с оружием в руке. Не в той руке.

А потом видит, как того опрокидывает назад выстрелом в голову. Мертвого.

Экрит ревет от ярости. Он начинает спускаться по склону, под град выстрелов. Анхиз хватает его и останавливает.

— Нет, — кричит сержант. — Нет!

Он встряхивает Экрита и разворачивает его.

Справа от них через лес надвигаются титаны. Падают вырванные с корнем или сломанные громадными машинами деревья. Гремят боевые горны. Экрит чувствует запах пустотных щитов.

Титаны начинают стрелять.

[отметка: -0.11.21]

Сержант Хеллок выкрикивает приказы. Никто не слушает.

Бейл Рейн стоит, разинув рот, ошеломленный чрезмерным шоком. Люди бегут во все стороны. Огненные шары с воем падают с неба цвета спекшейся крови и разрываются повсюду вокруг. Рейн напрягается и пригибается, когда фрагменты орбитального мусора заканчивают свой стремительный полет и попадают в цель. На дальнем краю строевого плаца взрывается кухонная палатка. Медицинский блок взлетает в воздух, словно под ним сработали мины.

От каждого взрыва Рейн вздрагивает, но его глаза не отрываются от главного чуда. Примерно в тридцати километрах к западу от них только что упал корабль. Целый корабль. Теперь он, разбитый и дымящийся, располагается там, словно свежевыросший горный хребет. По расколотому корпусу с хлопками пробегают волны взрывов.

Это за пределами того, что он способен представить. Корабль слишком большой, чтобы быть настоящим.

Он может думать только о Нив на дальнем берегу реки. Она испугается. Она должна быть жива — по крайней мере, он убеждает себя в этом. Звездолет упал на той стороне реки, где Калкас, Нумин остался незатронутым, хотя обломки метеорами падают на всю местность. Кто бы мог подумать, что в космосе столько всего, что может упасть? Скорее всего, она пошла к тете. Она умная девочка. Она пошла к тете и спряталась в подвале. В полной безопасности.

Рейн сглатывает комок.

Он осознает, что не любит ее. Возможно, никогда не любил. Внезапно он отчетливо это понимает. Все было так легко, так романтично. Он собирался стать солдатом и отбыть со сбором Армии, так что время было дорого. Вероятно, они бы больше друг друга не увидели. Так что все было легко. Легко сделать. Легко делать благородные жесты, когда ничего не останется. Все было романтично. Все было остро. Все имело значение, ведь у них было так мало времени. Они поженились. Великое начало. Все плакали. Так романтично. Так романтично.

Так нереально. Так же нереально и неправдоподобно, как разбитый звездолет на том месте, где всегда была крепость Калкас. Так же нереально, как весь этот день.

Как будто он попал из грез в кошмар наяву, где все куда разумнее.

Кранк сбивает его с ног.

— Какого черта?.. — выдыхает Рейн.

Нечто, почти наверняка — колесо боевого танка, светясь красным от нагрева, проскакало по лагерю, давя палатки и водяные колонки. Если бы не Кранк, оно бы скосило его.

— Уходим! — кричит Кранк.

— Куда?

— В блиндажи! — орет сержант Хеллок. — Забирайтесь в блиндажи!

В этом тоже нет смысла. В ближайшей округе несколько тысяч солдат и несколько дюжин блиндажей, в соответствии с уставом сооруженных на случай авианалетов. И если на них рухнет еще один звездолет, долбанная нора в земле в любом случае их не спасет.

— Смотрите! — кричит рядовой Юсуф. — Смотрите на проволоку!

Он глядят на ограждение, которое отделяет их лагерь от вспомогательных подразделений Армии на службе у XVII-го. Раньше те пели. Теперь они у забора. Они прижимают бледные руки и скорбные лица к металлическим звеньям. Они зовут. Рейн видит, как пламя лижет дальний край соседнего лагеря.

— Они в ловушке, — говорит Хеллок. — Чертовы ублюдки. Они там застряли. Они не могут выбраться.

Несколько человек бегут вперед посмотреть, не смогут ли они открыть ворота.

— Подождите, — произносит Рейн. — Не надо.

Они слишком близко. Его товарищи по отделению слишком близко к проволоке, к бледным кричащим лицам.

Ограждение падает. Его подрезали в нескольких местах, и оно просто заваливается на землю, звеня и треща. Чужие вспомогательные подразделения накатываются на лагерь Нуминского 61-го.

— Какого долбаного черта происходит? — произносит Хеллок.

У чужаков есть пушки. Ружья. Пистолеты. Клинки. Оружие на длинных рукоятках. У них, мать их, копья.

Первые выстрелы поражают ближайшие нуминские отряды. Те сгибаются и падают. Дикари с воем наступают. Один из них вгоняет копье в горло Юсуфу. Юсуф издает вопль, какого не приходилось издавать еще никому, крик продолжается рваными отрывками, пока дикарь проворачивает и дергает древко. Седдом, еще один знакомый Рейна, получает в щеку лазерный заряд, его голова приобретает причудливую форму, и он падает. Звайтиса подстреливают, когда он разворачивается, чтобы бежать. Бардре раз за разом наносят колющие удары. Застрелен Урт Васс, затем Кейсон, затем Горбен.

Рейн и Кранк начинают убегать. Гаспиан поворачивается, чтобы бежать с ними, но спотыкается о Седдома, а затем на него набрасывают дикари, которые насмерть забивают его копьями, словно работающие колотушками прачки на берегу реки.

Хеллок выкрикивает проклятие, выхватывает автопистолет и стреляет. Он совершает первое активное убийство со стороны лоялистов в Битве за Калт, хотя впоследствии об этом обстоятельстве не вспомнят. Он стреляет в дикаря с копьем и укладывает того наповал.

Затем ему в руку вонзается пика, еще одна раздробляет бедро, и он падает. Они пригвождают его к земле, а он вопит, выкрикивая все оскорбления, какие может вспомнить.

Ушметар Каул потоком льются мимо, вырезая его людей. Несмотря на ярость и боль, Хеллок понимает, что они опять поют.

Один из удерживающих его ублюдков наклоняется, чтобы перерезать ему горло ножом, но другой ублюдок останавливает того.

Криол Фоуст смотрит сверху вниз на человека, которого пригвоздили к земле его солдаты. Офицер. Звание имеет ценность, ритуальное значение.

Раненый сержант ему пригодится. Есть существа, которых в конце концов придется кормить.

[отметка: -0.09.39]

Вентан тащит Арбут по пылающему портовому комплексу, однако путь указывает она. Селатон и помощники сенешаля следуют за ними в сопровождении Аманта и его отделения.

— Сюда, — говорит она. — По скату. Вон туда.

Перед ними два громадных прослушивающих пилона, чудовища в оправе из лесов с тарелкой-приемником посередине. Это старье, очень простое, возможно сооруженное первопроходцами, которые основывали колонии на Калте. Впрочем, оно военного типа. Ничего лишнего. Создано, чтобы устоять.

— Мой отец работал в порту тридцать лет. Я проводила время здесь. Это была часть изначальной системы управления движением в порту, пока не прибыл Механикум и не установил нормальный коллектор. Станцию следовало бы сдать на металлолом сотню лет назад, однако ее продолжали обслуживать.

— Почему? — спрашивает Вентан.

— Она надежна. Когда каждые пятнадцать лет, или около того, начинаются солнечные бури, она гораздо устойчивее к вспышкам радиации, чем коллекторные системы.

— Хорошо, — говорит Вентан.

Воздух над головой продолжают рассекать бомбы пылающих обломков. Никто из отряда еще не пришел в себя до конца после зрелища падения «Антродамикуса» на поверхность. Некоторые из помощников плачут.

Пилоны установлены на платформе в центре рокритовой чаши около посадочной платформы номер шестьдесят. Это естественное укрытие. Здесь, под краем платформы, сгрудилось около двух сотен портовых рабочих и носильщиков. Так себе убежище, но это лучше, чем ничего. Идет дождь раскаленного пепла и горящих чешуек. Время от времени в землю, словно пуля, врезается что-нибудь небольшое, но массивное, вроде вырванного швартовочного болта или ручки шлюза.

Увидев космодесантников, прячущиеся люди выходят вперед. У них вопросы, много вопросов и просьб о помощи.

— Мы ничего не знаем, — говорит им Вентан, ставя Арбут на землю и поднимая руки. — Очевидно, что действует чрезвычайное положение. Мне необходимо запустить этот пост перехвата. Возможно, таким образом мы получим какие-то ответы. Мне нужны вокс-операторы.

Добровольно вызвавшись, вперед выходят несколько человек. Он выбирает двоих.

— Пойдемте, — говорит Вентан.

Он начинает раздражаться. С момента катастрофы прошло уже почти десять минут, а он все еще абсолютно ничего не знает.

Комнаты управления постом — три стандартных модульных домика, которые установлены на высоте тридцати пяти метров на балочной оправе системы пилонов. К ним ведет открытая спиральная лесенка с решетчатыми ступенями.

Вентан снова подхватывает Арбут и идет впереди. Добровольцы по воксу идут следом вместе с парой помощников сенешаля, Селатоном и Амантом. Бойцы Аманта рассредотачиваются, чтобы успокоить взволнованную толпу.

Они отпирают один из модулей. Питание все еще есть. Техники принимаются за работу, прогревая основную трансляционную сеть станции. Вентан берет инфопланшет и записывает частоты каналов, которые он хочет настроить. Управление сборами Эруда. Командование флотом. Командование его собственной роты.

Вокс-операторы садятся за пульты основного транслятора лицом к окнам модуля. Старые массивные динамики ревут от кашляющих помех и радиационных искажений.

— Это была стрельба? — спрашивает Селатон.

— Мне так не показалось, — откликается Вентан. — Возможно, удары обломков.

Он выходит на узкий мостик снаружи модуля. Обзор великолепен, но вид — нет. Большие участки порта охвачены огнем. Небо по обе стороны реки черно от дыма. Мрак, словно лазерные заряды, все еще пересекают полосы метеоритов. Трудно разглядеть огромные останки корабля, хотя пелена в той стороне, где была крепость Калкас, пульсирует красным, словно адский зев.

Издалеко определенно доносится звук. Грохот. Почти что планетарная бомбардировка. Огонь кораблей с орбиты.

Он продолжает цепляться за мысль, что все это — несчастный случай.

Снизу доносится крик. В чашу у подножия пилонов вошло еще три отделения космических десантников. Они облачены в красное. XVII-й. Это хорошо. Хорошо получить немного помощи в этот час крайней нужды. Может быть, коммуникационные сети Несущих Слово несколько лучше перенесли инцидент.

Он видит, как Амант и толпа портовых рабочих движутся поприветствовать их.

Вентан заходит обратно в модуль станции перехвата.

— Я спускаюсь, — говорит он Селатону. — Только что прибыли подкрепления, и я хочу выяснить, что им известно.

Он глядит на напряженно трудящихся вокс-операторов.

— Как только у них что-то получится, зови меня обратно.

Селатон кивает.

Вентан оборачивается. Замирает.

— Что? — спрашивает Селатон. — В чем дело, сэр?

Вентан не уверен. Он открывает рот, чтобы ответить.

Никаких предупреждений. Никаких чертовых предупреждений. Наносекундный укол, жжение интуиции, что что-то не так.

Наносекунда. Слишком мало и, проклятье, слишком поздно.

В пол и переднюю стенку модуля станции перехвата врезаются массореактивные снаряды. Массореактивные снаряды, выпущенные снизу.

Пол и стена рвутся в клочья. Разрушающаяся металлическая обшивка превращается в осколки и смертоносные лохмотья. Свет и пламя из точек детонации вдавливаются внутрь через разорванную оболочку модуля, неся с собой осколки.

Воздух внутри модуля заполняется распространяющимся огнем и свистящими кусками. Насильственное давление удара вышибает окна и уничтожает пульты вокс-передатчика. Сенешаля Арбут отбрасывает назад. Голова и плечи одного из ее помощников превращаются в красную дымку от попадания и разрыва заряда. Раскаленные добела расщепляющиеся и зазубренные обломки разносят двух добровольцев вокс-операторов. Другого помощника, клерка, подкидывает к потолку направленным вверх импульсом взрывов. Изломанное тело падает обратно и проваливается сквозь пол, который более не является целым.

Селатон видит, как безвольный и исковерканный убитый клерк падает, катясь прочь. Труп исчезает среди балок пилонов, всего лишь еще один кусочек в граде вертящихся обломков и пылающих частей.

Пол начинает отламываться от передней стенки.

— Назад! Назад! — командует Вентан. Весь модуль визжит и качается, словно вот-вот слетит с креплений. Часть металлической клетки, которая поддерживает лестницу, отрывается и падает.

Невидимые убийцы снова стреляют. Очередной ливень разрывных зарядов зажимает и терзает модуль. Вентан лихорадочно оценивает ситуацию, вытащив оружие. Атака ведется с позиций внизу, у подножия пилонов.

Массореактивные. Взрываются при попадании. Боеприпасы Легионес Астартес. Невозможно. Невозможно. Если только не…

— Ошибка! — восклицает позади него Селатон. — Стрельба по ошибке. Ошибка. Кто-то совершил…

— Я сказал — назад! — кричит Вентан, хватая Селатона и толкая того к задней части модуля.

Вентан и Селатон начинают стрелять в ответ, паля в дыру, которая образовалась, когда секция пола провалилась и рухнула. Внизу только дым, нет явных целей, четкого термального отпечатка. Они все равно стреляют. Сбивают с толку.

Инерционные системы доспеха не врут. Модуль заваливается назад. Он оторвется от креплений и упадет.

Арбут мертва. На ней нет ран, но Вентан знает, что сверхдавление и кинетический удар массореактивных зарядов размазал ее внутренние органы. Амант упал. В него снизу вошло два или три массореактивных снаряда. Он лежит на спине на быстро разрушающемся полу. Ступней нет, взрывы срезали броню и плоть с голеней, бедер, торса и лица. Он все еще жив, сворачивающаяся кровь заполняет полости ран.

Несколько секунд на стабилизацию, и они смогут его вытащить. Отнести на реконструкцию. Даже с освежеванной и исхлестанной передней частью тела он снова веренется в бой через месяц-другой биотехнического модифицирования.

У модуля нет нескольких секунд.

У них нет нескольких секунд.

Вентан видит глаза Аманта. Они расширились посреди маски из крови и разбитого забрала, глядя в беспомощном недоверии. Вентан понимает, что он видит. Амант знает, что это конец, конец не только его собственного существования, но и галактики, как они ее понимают.

Яростным ударом ноги Вентан вышибает задний люк. Поддерживающей лесенки больше нет. Идти некуда. Модуль начинает падать, резко опрокидываясь, словно лодка, которая медленно набирала воду и, наконец, перевернулась.

— Прыгай! — кричит Вентан.

Приказ есть приказ, черт побери.

Они прыгают.

[отметка: -0.03.59]

Жиллиман практически окаменел от ярости. Он извлек перо стилуса и стоит у окон мостика, записывая на инфопланшете все, что видит. Потери кораблей, рассеивание. Построение.

Он хочет, чтобы к моменту перезагрузки систем флагмана и выхода энергии на активную мощность у него были данные, опираясь на которые можно действовать.

— Мне нужна связь! — кричит он через плечо, набрасывая относительное расположение «Рога изобилия» и «Вернакс Абсолом».

— Поднимать щиты? — спрашивает Гейдж.

— Как только они у нас появятся, — отвечает Жиллиман. — Передайте это всему флоту, как только будет возможность.

Гейдж кивает.

— Стрелять в ответ? — интересуется он.

Жиллиман смотрит на него.

— Это трагедия. Трагедия, ошибка. Как только мы сможем защищать самих себя, мы это сделаем. Но не усугубляйте все. Мы не станем увеличивать число погибших.

Гейдж стискивает зубы.

— Я бы убил их за это, — произносит он. — Простите меня, однако это преступление. Они должны знать, что все не так. Они позорят нас…

— Они уязвлены, — говорит Жиллиман. — Они верят, что над ними нависла смертельная угроза. Для них все их страхи реальны. Марий, мы не станем усугублять их безумие. Не станем добавлять к их ошибкам свои собственные, чего бы это ни стоило.

— Есть связь! — кричит Зедофф.

Жиллиман разворачивается.

— Литотранслятор?

— Еле-еле. В основном звук.

Жиллиман сует инфопланшет Гейджу и идет к гололитической платформе.

Вокруг него вновь расцветает свет. Он не столь здоров, как был раньше, и не столь стабилен. Присутствуют фигуры, которые находятся не вполне здесь, потрескивающие призраки на краю разрешающей способности. Жиллиман видит только контуры Аргела Тала, тень Хол Велофа, костлявый световой набросок, который может быть Федралом Феллом.

Виден один лишь Лоргар. Его изображение черно-белое, оно скачет и прерывается. Голова опущена, глаза в тени. Где бы он ни стоял, там очень мало света — исходящее только сверху освещение погружает лицо в чернильную темноту.

— Останови это, — произносит Жиллиман.

Лоргар не отвечает.

— Брат. Прекрати огонь сейчас же! — говорит Жиллиман. — Прекрати огонь. Это ошибка. Ты совершил прискорбную ошибку. Останови расправу. Мы не враги вам.

— Вы против нас, — шепчет Лоргар, его голос складывается из визга белого шума.

— Мы не нападали на вас, — настаивает Жиллиман. — Клянусь в этом.

— Однажды вы обратились против нас. Вы опозорили и унизили нас. Вы не сделаете этого снова.

— Лоргар! Послушай меня. Это ошибка!

— Почему, во имя всех звезд, ты считаешь это ошибкой? — спрашивает Лоргар. Он так и не поднимает глаз.

— Прекратите огонь, — произносит Жиллиман. — Мы не нападали на вас сами и не давали напасть другим. Клянусь жизнью нашего отца.

Ответ Лоргара теряется в трескучем шуме. Затем пропадает и его изображение, и гололитическая платформа отключается.

— Контакт потерян, — сообщает Зедофф. — Он отклоняет наши попытки восстановить связь.

Жиллиман смотрит на Гейджа.

— Он не собирается отступать, — произносит Жиллиман. — Он не прекратит это, если мы его не остановим.

Гейдж видит в глазах Жиллимана боль, чудовищность того, что все это означает.

— Что он сказал, мой примарх? — спрашивает Гейдж. — В конце?

Жиллиман колеблется.

— Он сказал: «Я сирота»

Гейдж вытягивается и бросает взгляд на старших членов экипажа.

— Ваши распоряжения, сэр? — твердо спрашивает он.

— Как можно быстрее передайте инструкцию, — произносит Жиллиман, сходя с платформы. — Всем подразделениям XIII-го Легиона и вспомогательным силам, с кодом моих полномочий. Первоочередная задача. Защищать себя любыми средствами в месте расположения.

Гейдж прокашливается.

— Мой примарх, мне нужно от вас подтверждение. Вы только что санкционировали действия вплоть до ответного огня включительно?

Следует длинная пауза.

— Ответный огонь также предписан, — говорит Жиллиман.

Зедофф и старшие офицеры артиллерии начинают с рявканьем раздавать приказы. Гейдж поворачивается к рубрикатору, который стоит наготове у командирского кресла.

— Офицер записи, — произносит он. — Начать отсчет.

— Инициализация боевой записи XIII-го Легиона, отсчет прошедшего времени, — сообщает рубрикатор. — Отсчет начинается. Отметка Калта: 00.00.00

УБИЙСТВО // СИСТЕМЫ

При некоторых обстоятельствах бывает необходимо, даже — в крайнем случае — в операциях по приведению к согласию, методично уничтожать инфраструктуру оппонента вместе с ним самим. Порой яркой военной победы бывает недостаточно — иногда нужно солить саму землю, как называют это в древних текстах. Первоочередными аргументами для действий такого рода могут быть психологический аспект (против непокорных людей или расы), или же вопрос безопасности (если вы зачищаете регион от чего-либо слишком опасного, чтобы давать ему существовать). Ни один из этих аргументов не приносит особенного успокоения прагматичному командующему. Война ориентируется на достижение, равно как и на победу; ее не следует ориентировать на максимальное разрушение. Эта разновидность абсолютной войны, этот процесс разорения часто применяется в состоянии шока или же сверхагрессивными силами. Воины Ангрона, моего брата-примарха XII-го Легиона, называют подобное Итогом, и даже они редко применяют его в полном объеме. У моего брата Русса и из вургена — боевого наречия Влка Фенрика — мы позаимствуем термин «Скира Вордротта», что можно наиболее наглядно перевести как «убийство системы».

Жиллиман, «Примечания к Воинской Кодификации», 4.1.IX

1

[отметка: 0.00.01]

— Брат мой, услышь меня. Воины XVII-го Легиона, послушайте меня. Эта жестокость противоречит принципам Легионес Астартес и воле нашего отца, Императора. От имени Пятисот Миров Ультрамара я умоляю вас прекратить огонь и отступить. Выйдите со мной на связь. Давайте поговорим. Давайте урегулируем это. Происходящее — ошибка самого трагического рода. Прекратите огонь. Я, Робаут Жиллиман, клятвенно заверяю, что мы обойдемся друг с другом честно и справедливо, если удастся приостановить эти проявления враждебности. Я призываю вас ответить.

Жиллиман кладет переговорный рожок и глядит на Гейджа с магистром вокса.

— Как только появится такая возможность, — говорит он им, — запустите это сообщение на повтор. Циклическая передача. Никаких перерывов.

— Да, сэр, — отвечает магистр вокса.

[отметка: 0.00.10]

Левиафаны шевелятся. Превосходя по размеру все, что может спокойно постичь человеческий разум, в пылающих пыльных облаках над Калтом движутся звездолеты. Их темные корпусы возникают из сверкающих гряд облаков обломков, прорываясь через кружащиеся вспышки выброшенной энергии, словно морские чудовища, которые поднимаются на поверхность, чтобы глотнуть воздуха.

Они летят вслепую. Они сражаются вслепую. Они выкрикивают угрозы и бросают вызовы в пылающую пустоту через короткозамкнутые вокс-системы и перегоревшие динамики. Они отрываются от сверхтяжелых мостиков, кранов и якорных стоянок станций, некоторые рвут кабели, линии и шлюзы в отчаянном стремлении вырваться на свободу.

В движущуюся цель сложнее попасть. По логике. На самом деле, движущаяся цель становится одинокой и уязвимой.

Боевые корабли XVII Легиона заставляют убийства казаться легкими. Двигаясь по инерции, практически величаво, они несутся вперед, щиты светятся, создавая вокруг корпусов яркие ореолы, от сгорающих на полях пыли и твердых частиц. Щерящиеся оружейные отверстия открыты, основные орудия выдвинуты в шахты. Зарядные батареи и плазменные конденсаторы бурлят энергией, готовые к смертоносному разряду. Предполагается, что корабли также слепы и глухи, однако это не так. Системы обнаружения и целенаведения, которые находятся за пределами самых темных грез Механикума, впериваются в шумный мрак и сходятся на разбегающихся кобальтово-синих кораблях флота Ультрамара, словно те — горячие угли среди холодного пепла. Они находят их и привязываются к ним, неустанно следя, сладострастно изучая до мелочей, взвешивая и оценивая защиту и крепость корпуса, а тем временем орудийные батареи выдвигаются и наводятся, загружая боезапас. Громоздкие магазины пыхтят и лязгают, пока снаряды и ракеты передаются автозагрузчиками, межпалубными лифтами или зарядными лотками.

Боеприпасы заполняют пустоту, словно семянки, словно метель. Колонны жгучей плазмы и лазеров длиной в сотни километров прочерчивают полосы остаточных изображений на сетчатке тех, кто их видит. Основные лэнс-батареи изрыгают яркую энергию, выплевывая свет лучами, комками, осколками, подергивающимися прутьями молний.

Во тьме взрываются корабли. «Гладиус», четырехкилометровый корабль охранения из Сарамантского Крыла, терпит серию взрывов, начисто отрываясь от эллинга. Его бронированный корпус рассечен и изжеван внутренними детонациями. Баржа «Надежда Нармении» попадает под веер ракет, который поражает ее, словно буря иголок, пробивает верхний корпус и корму в сотне мест, изрешечивает их и заливает внутреннее пространство раскаленным добела пламенем. Транспорты поддержки «Напутствие» и «Восферус» выведены из строя длительным бортовым огнем боевой баржи XVII-го. «Напутствие» не выдерживает первым, пластины его корпуса разворачиваются вокруг взорвавшегося реактора, словно замедленная съемка лепестков цветка, которые раскрываются, расцветают и умирают. Спешно запущенные спасательные боты сносит волной сверхтемпературы. Спасенный гибелью однотипного корабля «Восферус» разворачивается, чтобы спастись бегством, однако вражеские орудия достают его и превращают двигательную секцию в месиво. Сопла и раструбы двигателей взрываются, и направленное внутрь давление приводит к аварии тяговой силовой установки, серии сверхвыбросов в машинно-котельные помещения, выжигающих корму транспорта, словно заложенная в трубу бомба. Сила выбросов волной давления швыряет разрушенный корабль вперед на войсковой транспорт «Антрофелес», разрезая тот надвое. За пять секунд гибнет восемьдесят тысяч людей.

Линкор типа «Инфернус» «Пламя Чистоты», одно из настоящих чудовищ во флоте XVII-го, нападает на орбитальную станцию «Асертис», устраивая канонаду, чтобы максимально увеличить сопутствующий ущерб. Его нос защищен броней — громадным полированным клинком-тараном, гигантским чеканом, украшенным золотыми серафимами, нарвалами и орлами. Он рассекает оказавшиеся на его пути пришвартованные малые корабли, разрубает некоторые надвое, а прочим вспарывает и крушит корпусы. Основная хребтовая лэнс-установка, экзолазерное орудие первостепенной мощности, пробуждается и издает визг, испуская копье уничтожающего материю света, от тяжелого удара которого начинает кружиться пытающийся защитить станцию сторожевой крейсер «Станции Ультрамара». Крейсер пытается выправиться, оставляя за почерневшим и оплавленным левым бортом след обломков. Он заторможено разворачивается, неуклюже озирая посты поддержки и мостики станции. Из поврежденных двигателей извергаются облака розового пламени. Он поднимает щиты. «Пламя чистоты» снова делает выстрел из перезаряженного экзолазера. Окружающие «Станции Ультрамара» щиты даже не замедляют луч. Они лопаются, как мыльные пузыри. Луч испаряет центральную часть крейсера, пока от того не остается лишь металлический тор корпуса вокруг светящейся белым от жара дыры. «Пламя чистоты» наращивает мощность, отшвыривая дрейфующие останки «Станций Ультрамара» прочь магнитной носовой волной.

В мрачных шахтах двигательных отсеков и машинных отделений от яростного усердия надрываются толпы кочегаров и разнорабочих. Помещения инфернальны, покрыты коркой сажи и освещены красноватым свечением громадных двигателей и топок реакторов. Армии лоснящихся от пота и ревущих кочегаров, глаза которых похожи на белые камни на почерневших лицах, забрасывают в железные лотки горючую руду и прометиевые шашки. Команды сервиторов, чья металлическая кожа от постоянной жары изменила цвет, словно старый котел, толкают и тянут вибрирующие рычаги активаторов, ускоряющих тяговые силовые установки. Раскачиваются угольно-черные цепи. Меха хрипят и, как драконье дыхание, извергают в газоводы и вентиляционные трубы шары бурлящего пламени. Похожие на троллей ворчащие рабочие-абхуманы изнемогают от жары, вытаскивая с шахтовых палуб монолитные вагонетки неочищенного топлива.

Здесь царит безумие, паника, которую едва сдерживают хлысты и приказы начальников двигательного отсека. Тут нет окон, никакой возможности оценить окружающую вселенную и угрозы, которые она может содержать в себе.

На самом деле, экипажи мостика в стеклянных и позолоченных башнях высоко наверху понимают происходящую катастрофу не лучше, чем слепые кочегары во тьме внизу. Вряд ли знание об этой иронии придало бы кочегарам уверенности в себе.

Многие более не увидят света. Некоторые из уничтоженных во время Калтской Бойни кораблей будут продолжать обращаться вокруг истерзанной звезды сто тысяч лет — замерзшие развалины, корабли-склепы безмолвных мертвецов, которые мумифицировались и сохранились в миг своего последнего крика.

[отметка: 0.00.20]

Вентан и Селатон врезаются в землю. Падение жесткое. Их сила и доспехи гасят удар, и они поднимаются, держа наготове болтеры. Броня покрыта слоем пыли и пепла.

Они начинают двигаться.

Позади них до земли долетает модуль, разрываясь при приземлении. Раздается громкий звук раскалывающегося металла. За модулем следует большая часть одного из пилонов. Они слышат, как стальные тросы лопаются со звуком выстрелов болтера. Сломанные крепежные болты, вылетевшие от перенапряжения, свистят в воздухе, будто крохотные ракеты.

Селатон и его капитан выскакивают из-под рушащегося пилона. Тот падает, как усыпленное животное: сначала подогнув колени, потом на живот, а затем голова падает набок с обмякшей шеей, загнутой назад. Словно вызванная звуком раздираемой стали, вздымается бурлящая стена пыли. Вентан и Селатон выскакивают из пыльной завесы.

Посадочные платформы впереди покрыты обломками и трупами. Вентан бледнеет, увидев павших Ультрадесантников. Их прекрасные доспехи цвета кобальта и золота ободраны и расколоты огнем болтеров. Он видит умершего с полковым штандартом. Это расположенный поверх двуглавого орла золотой символ Легиона. Древко так крепко сжато бронированными кулаками, что на нем остались следы хватки.

Это была почетная стража. Церемониальное отделение, которое сразили, когда они готовились к посадке. Рядом лежат тела городских сановников, торговых чиновников, сенешалей, помощников и бригадиров грузчиков. От них остались окровавленные останки: рассеченные мешки из мяса и рваной одежды. Их поразило оружие, созданное для постчеловеческих войн, оружие, которое способно убить и сейчас убило Легионес Астартес.

Оружие, воздействие которого на немодифицированных, несовершенствованных и незащищенных людей доходит до чрезмерного уровня.

Селатон замедляется и замирает. Он озирает гору мертвецов.

— Идем! — приказывает Вентан.

— Они ждали посадки. — произносит Селатон, словно это имеет какое-то значение.

Вентан останавливается и глядит на сержанта.

Это настолько очевидно, но все же он не заметил. Чтобы увидеть истину, потребовался менее опытный ум Селатона.

Они ждали посадки. Они умерли, ожидая посадки с поднятыми знаменами и штандартами. Но с момента катастрофы, вероятно, прошло пятнадцать или двадцать минут. Пятнадцать или двадцать минут со времени орбитального взрыва, с которого начался огненный дождь.

Они все это время стояли тут и продолжали ждать посадки, когда мир вокруг озарялся?

— Они уже были мертвы, — произносит Вентан. — Мертвы или умирали.

Это убийство предшествовало катастрофе. В лучшем случае — произошло одновременно с ней. Катастрофа не была несчастным случаем.

Над платформой визжат выстрелы. От противовзрывных барьеров позади них с хлопаньем отражаются лазеры. Болтерные заряды закручивают в штопор дым, который рассекают. Повсюду вокруг удары от попаданий.

Вентан видит, как из загрязненного воздуха надвигаются Несущие Слово. С ними идут солдаты, когорты Армии с лазерными винтовками и алебардами.

Они палят по всем целям, которые видят.

Селатон, все еще сдерживаемый этическими параметрами привычной для его понимания вселенной, задает очевидный вопрос.

— Что нам делать? — произносит он. — Что нам делать?

2

[отметка: 0.01.00]

На борту «Самофракии» Сорот Чур исполняет свою вторую службу.

Его люди уже убивают большую часть первостепенных членов экипажа. Продвигаясь к главному мостику, прожигая запертые в отчаянии противовзрывные люки, Чур оказывается лицом к лицу с капитаном корабля, который мрачно сообщает о своем отказе помогать Чуру, чем бы ему ни угрожали.

Чур не обращает на офицера внимания. Тот — всего лишь тявкающая дворняжка, которая слишком невежественна, чтобы вести себя осмотрительно. Он тщетно лает о своей непокорности только что вошедшему в дверь карнодону.

Чур хватает голову капитана правой рукой и давит ее, словно сырое яйцо. Он позволяет телу упасть. Экипаж мостика таращится на него, осознавая, что их проблемы гораздо серьезнее, чем они когда-либо представляли. При захвате корабля экипаж мостика обычно может гарантировать себе жизнь в обмен на жизненно-необходимые технические услуги.

Офицеры мостика «Самофракии» видят, как убивают их капитана, и понимают, что в их услугах нет нужды.

Несколько из них вытаскивают пистолеты, невзирая на то обстоятельство, что являются немодифицированными людьми, одетыми в ткань с плетением; невзирая на обстоятельство, что их превосходят числом воины-транслюди, только что прорезавшие себе дорогу на главный мостик; невзирая на то обстоятельство, что их лазпистолеты даже не помнут броню захватчиков.

Чур одет в более свежую модель доспеха «Максимус», как и подобает его статусу командующего. Алый — первый цвет, в который была окрашена броня.

— Смерть, — приказывает он, когда в наплечник со звоном попадает лазерный заряд.

Несущие Слово пользуются кулаками, повесив оружие на ремни. Чур не хочет, чтобы массореактивные заряды уничтожили жизненно-важные пульты управления мостика. Они крушат людей. Хватают их и переламывают шеи с позвоночниками, размазывают черепа, выдирают глотки. Офицерам некуда бежать, но они все равно бегут, вопя от ужаса. Их ловят и вздергивают за волосы, за фалды, за лодыжки и запястья — ловят, подхватывают и убивают. Тела сваливают в кучу в центре палубы перед креслом последнего капитана.

Чур озирает работу. Он поднимает левое запястье и говорит в приваренное к нему устройство из стекла и проводов. На нем нанесен знак священного Октета. Темная блестящая тварь, которая обитает в оплетенной проводами склянке, не передает слова, как вокс. Она просто повторяет их другими устами в других местах.

Услышав сигнал при помощи собственных варп-склянок, на мостик выходят магосы Механикума. Все они из числа примкнувших к Магистру Войны. Они отвернулись от Марса и Терры. Мельчайшие изменения одеяний и символики уже демонстрируют смену стороны, однако первичным в них является мрак. Они окружены тайной своего технологического мастерства, словно тенью.

— Корабль захвачен, — сообщает Чур их предводителю. Магос кивает и расставляет своих людей по мостику.

— Десять минут, и мы обретем подвижность, — говорит магос Чуру. — Стимуляция приближается к выходной мощности.

— Станция «Зетсун Верид», — произносит Чур, называя пункт назначения. Это мелкое специализированное сооружение, часть орбитального архипелага, в котором стояла «Самофракия».

Магос снова кивает. Под палубой гудят системы, набирая активную мощность.

Чур поворачивается к своему заместителю Гералу.

— Локатор, — произносит он.

Отделение Герала вытаскивает вперед локаторный модуль, варп-склянку размером с урну, и ставит его посреди палубы. Они втыкают его в груду трупов, чтобы закрепить в вертикальном положении. Пол под ногами становится склизким от крови.

Они отходят. Что-то внутри склянки пульсирует и колышется, блестя черным, словно слизень. Что-то шепчет во тьме. Что-то прячется в раковину, будто блестящий моллюск. Но только раковина находится не здесь, на мостике «Самофракии», а где-то еще, в иной вселенной, запрятанной в кольцах, петлях и витках внутренней архитектуры.

На горе тел образуется иней. Некоторые из мертвых мышц застывают в трупном окоченении, от чего трупы дергаются и качаются, словно пытаясь вывернуться из-под переплетения конечностей.

Вокруг склянки вспыхивает коронный разряд, который освещает тела, подергивается и трещит на потолочных балках, будто неоновый плющ. Он становится невероятно ярким. Чур отводит взгляд.

Когда он смотрит туда снова, сияние угасает, сваленные в кучу трупы обгорели дочерна, а среди них появилась новая фигура, которая все еще дымится от энергии телепортации.

— Добро пожаловать на «Самофракию», — говорит Чур, склонив голову. В воздухе пахнет вареным жиром от сгоревших тел.

— Сорот. Начнем, — произносит Кор Фаэрон.

[отметка: 0.20.34]

В Баррторе горят леса к востоку от Бороса. Сквозь вздымающиеся над кронами дым и искры с грохотом движутся титаны-предатели. Они похожи на борющихся с пожаром лесников. Орудийные установки извергают гибель на поляны и пустые пространства леса.

С воем проносится воздушная поддержка. В лесу раздробленные остатки 111-й и 112-й рот Ультрадесанта отступают перед косящей атакой изменников. Окрашенные в алый цвет и несущие на себе отвратительные символы «Лендрейдеры» типов «Ахилл» и «Протей» без разбора сносят древесные укрытия и людей. Мегаболтеры, скрежеща, словно несмазанные заводские механизмы, раздирают планету, превращая деревья в лыко, камни в пыль, а тела в пасту.

Экрит отходит назад, стреляя на ходу. Рядом Анхиз, который делает то же самое. За ним еще несколько надежных людей. Экрит уже даже не думает о том, что происходит. Делать это означает столкнуться с немыслимым и оставить разуму и рассудку столько же защиты, сколько сейчас дают его телу хрупкие деревья.

Он просто борется за жизнь. Стреляет по всему, во что может четко прицелиться, и отступает. Они выигрывают время для тех отделений, которые он отослал в ускоренном темпе отхода. Одному Трону известно, смогут ли они выбраться или найти укрытие от носящейся над ними авиации.

То, что осталось от его рот, отрезано от тяжелой поддержки. У них в арсенале нет ничего, что бы остановило «Лендрейдеры». Каждое из этих чудовищ вырубает полосу леса перед собой. При всем желании, ничто не остановит титаны. Каждый раз, когда один из шагающих гигантов подает голос, издавая из динамика горна грохочущий вой насмешки и торжества, Экрит ощущает содрогание собственных костей.

Он продирается через поросль, перезаряжая оружие забранными у мертвецов магазинами. Чужая кровь окрашивает его доспех, делая тот багряным, и он ощущает неожиданно болезненную потребность смыть этот цвет. Среди деревьев визжат и хлопают болтерные заряды. Один из них размазывает листья в сочную пыль. Другой попадает в ствол, разрывается, и целиком валит древнее дерево. Еще один разносит голову брата Каладина, и отбрасывает его труп в канаву.

Экрит находит мшистый склон, подныривает под нагромождение корней и карабкается вверх. Старая кладка, уцелевшая стена какой-то землянки, построенной в былые времена, когда здесь была обитаемая земля. Дым тянется по лесу, как будто его гонит океанское течение. Звери и птицы спасаются с опустошаемой местности многочисленными стаями, как в год эпидемии.

Природа бежит. Мир перевернулся с ног на голову.

Он продолжает лезть наверх. Он выше уровня деревьев. Он видит на много километров. Видит, как горит мир. На равнинах за пределами леса он видит громадные орды, которые штурмуют приречные города и порт. Десятитысячные волны людей, Армии, или того, что еще час назад считалось Армией. Волны людей, бронетехники, построения титанов, фаланги космодесантников — они наступают во мгле пыли и дыма.

Бесчестье нападения.

Позор преступления.

Только здесь, к востоку от реки, он видит мобилизованные силы, которых достаточно, чтобы захватить континент. Быть может, и мир. И это всего один военный сбор Калтского объединения. Он наблюдает, как они катятся текучей массой, сметая все на своем пути.

В небе так много горящих кораблей и орбитальных сооружений, что кажется, будто одновременно происходит сотня закатов. Настоящее солнце, чистая сине-белая звезда Веридийской системы, теряется за окружающим дымом.

Экриту хочется убить их всех. Хочется встретиться с ними лицом к лицу и убивать всех, одного за другим, пока не останется никого, и жар его ярости, наконец, не угаснет.

Он чувствует движение. Появляется первый из Несущих Слово. Позади него тащатся по скату землянки еще двое. За ними идет еще больше. Экрит поднимается навстречу.

Они не стреляют в него.

Он медлит, держа в одной руке болтер, а в другой силовой меч.

Он такой же красный, как они, только не по собственному выбору.

Только приблизившись, они видят под липким блеском крови его настоящие опознавательные знаки. К этому моменту, пока они реагируют, Экрит уже убивает их.

Он стреляет первому в лицо. Нет времени испытывать удовлетворение от зрелища взрыва решетчатого шлема и разлетающихся во все стороны кусков костей, волос и мозговой ткани. Второму он попадает в живот. Третьему в левое плечо, отбрасывая его вниз по склону на идущих позади воинов.

Четвертое попадание опять в голову.

Пятого нет. Не осталось зарядов.

Экрит бросается на них с мечом. Он рассекает запястье, бедро, шею. Протыкает тело и отрывает его от земли, швыряя по скату землянки, будто мешок. Оно врезается в сородичей внизу. Схватив меч двумя руками, он всаживает острие клинка в очередной шлем, раскалывая тот пополам.

Один выронил болт-пистолет. Экрит хватает оружие с окровавленного мха и дважды стреляет в грудь ближайшего предателя, укладывая того наповал. Он убивает еще двоих, а затем, сплеча рубанув вбок, сносит человека с гребня вала слева.

Но они подошли впотную. Их слишком много. Достаточно, чтобы захватить мир. Достаточно, чтобы поставить на колени Легион. Они бьют его. Избивают затыльниками оружия и эфесами мечей. Прижимают к земле и молотят, дробя и сминая броню, пока кое-где снова не проступает синева.

Один из них срывает с Экрита шлем.

— Ублюдки! Ублюдки! — кричит Экрит. Кулак размазывает его лицо, снова и снова нанося удары, чтобы смять плоть и раздробить кость. Он сплевывает кровь и зубы сквозь распухшие губы. Одного глаза больше нет.

Они вздергивают его вверх. Он капитан. Трофей.

Над ним возвышается фигура. Наполовину ослепший Экрит понимает, что это один из титанов, который подошел к землянке. Раздается гром динамиков горна. Несущие Слово ревут в ответ и вскидывают кулаки в воздух.

Когда титан продолжает наступление, обрушивая старую землянку и давя деревья, на пластинах брони корпуса распят Экрит.

[отметка: 0.32.31]

Недавно телепортировавшийся на поверхность Хол Велоф руководит наступлением на порт в Ланшире. Воинства Каул Мандори, Джехаварната и Ушметар Каул несутся впереди строя техники. Отряд Ценвар Каул окружает порт с севера.

Братства бьются с высшей степенью преданности. Велоф и его приближенные офицеры лично выбрали и помазали многих из числа фанатиков. Они — каналы для варп-колдовства, которым пользуются высшие чины XVII-го, чтобы привести воинства в экстаз.

Хол Велоф амбициозен. Он желает быть большим, чем просто командующим и каналом. Такое положение ему обещали Эреб, Малок Карто и другие — безымянные тени, которые порой стоят возле него и шепчут в сумерках. Его наделят силой. Он станет сильнее, чем даже Гал Ворбак. Но он должен проявить себя, хотя уже тысячу раз делал это в ходе войны.

Это новая разновидность войны. Война, которую никогда раньше не вели в открытую. Велоф должен достичь своих целей и хорошо исполнить свои обязанности. Он должен доказать, что может в равной мере командовать людями и не-людями.

Он жаждет силы. Эреб и Кор Фаэрон всегда, с первых дней, были величайшими адептами, однако теперь похоже, что примарх превзошел их. Его сущность пугает. Лоргар трасцендентен. Дело не просто в силе, а в плавной неуловимости, с которой он ей пользуется. Просто находиться рядом с Лоргаром — привилегия. Быть на расстоянии, как сейчас на Калте… кажется, будто скрылось солнце.

Хол Велоф думает, что Эреб и Кор Фаэрон мучительно сознают, что отстали. Он думает, что они глядят на примарха и копируют его, заимствуя фокусы и таланты, которым выучились в ходе наблюдения, а затем неуклюже и грубо применяя их. Они больше не адепты. Они силятся поспеть за мастерством Лоргара.

Как будто они берут из иного места, в то время, как Лоргар стал с тем местом единым целым.

Хол Велоф намеревается занять место подле примарха. Он выжжет Ланшир ради права на это.

[отметка: 0.45.17]

Городу Нумину нанесена смертельная рана. Вдоль горизонта дрожит актиническое свечение. Криол Фоуст знает, что благословенные темные мастера из XVII-го уже расшатывают Калт. Они сдвигают его, раскачивают, словно вор, который выкручивает драгоценный камень из оправы. На стенах и крышах города продолжает образовываться изморозь, которая затем тает. Огни угасают и тухнут безо всякой причины, а потом снова загораются. Фоуст дважды поднимал взгляд и видел сквозь покров дыма расположение звезд, не соответствовавшее Калту или Веридийской системе. Разумеется, он никогда не видел этот узор, однако тот показался ему настолько знакомым, что он заплакал от счастья.

Он собирает людей. Ушметар Каул упорны. Они уже разграбили лагеря Армии вдоль южного изгиба реки и оставили те догорать. Они убили тысячи. Фоуст осматривал сваленных в кучу мертвецов. Почти целый дивизион бросился в реку в судорожной попытке спастись, но их срезали из пушек и ружей. Тела, которые не унесло течением, образовали на кромке воды несколько новых насыпей — выступающие в запятнанный поток скаты эллингов из трупов.

Там, где оказывают сопротивление, Братство не отступает. Они идут под встречный огонь, поглощая попадания. Это процесс радостного самопожертвования, которое ведет к подавлению. Некоторые из его людей обвязаны взрывчаткой, они проникают в толпы бегущих врагов, чтобы обрести вознесение.

В разграбленных лагерях Нуминского 61-го Братство обнаружило ящики винтовок, лазерного оружия, недавно выпущенных «Иллюминаторов», готовых к выдаче. Ушметар Каул забрали их, выбросив свое старье ради нового мощного оружия. Фоусту досталась одна винтовка. Она прочная, легкая и практически без отдачи. У нее складной проволочный приклад, который можно укоротить, чтобы он не мешал. Он уже убил из нее шестерых.

Он образован. Ирония не ускользает от него.

Легион отдает приказы. Нужно закрепиться в космопорте, а затем в удаленных дворцах на равнинах.

Фоуст размышляет о южном полушарии планеты, которое в основном занято океанами и слабо населено. Он думает, что туда, скорее всего, будет отмерено больше ярости. Сегодня пустили в ход великие силы, как ритуальные, так и фактические. Но текущее задание потребует куда большего.

[отметка: 0.58.08]

«Самофракия» проходит через раздвижные ворота станции «Зетсун Верид». Позади пылает главная верфь Калта. У «Самофракии» никто не спрашивает пароль. Это корабль из флота XIII-го, который ищет укрытие, кроме того, вокс заглушен, а ноосфера мертва.

Никто на борту станции «Зетсун Верид» не задумывается над тем обстоятельством, что структура станции осталась нетронутой. Слишком мала? Проглядели? Однако это очень важное специализированное сооружение, а окружающие ее станции были взяты на прицел и уничтожены.

Крейсер швартуется между двумя быстроходными эскортными кораблями, которые укрылись внутри станции.

— Сколько? — спрашивает Кор Фаэрон у старшего магоса своих скрытых в тени техножрецов.

— Три часа при условии, что нас не прервут, маджир, — отвечает жрец.

— Их не прервут, — произносит Сорот Чур.

Кор Фаэрон тяжело дышит. Кажется, что под броней он высох и ослабел, будто вытягивает огромные объемы собственной жизненной силы. Пространство вокруг него истончилось.

Калт — его операция гораздо в большей степени, чем Лоргара. Кор Фаэрон скрупулезно спланировал это для своего примарха и исполнил при помощи Эреба. Его первоочередная цель — наказание и уничтожение XIII-го, унижение и казнь презренного Робаута Жиллимана. Но это также и продвижение, очередной шаг по спиральному пути Великого Ритуала. Это позволит их возлюбленному примарху пройти дальше.

Сороту Чуру известно о бремени его командующего. Неудаче нет места. Нужно добиться бесценной и жизненно-важной военной победы, однако даже она бледнеет до полной ничтожности по сравнению с великим замыслом.

Он будет поддерживать командира на каждом шаге. Сорот Чур уже несколько лет пользуется привилегией быть одним из старших штурмовых предводителей при Кор Фаэроне. Новое преображение Легиона просто усилило его преданность их делу. Их всегда вела вера в высшую силу. Теперь же их вдохновляет доказательство существования этой силы. Она наделила их всех могуществом. Она дала им ответы. Благословила их. Открыла истины, на которые опираются все тайны созидания.

И вот главнейшие из этих истин: Император Терры не бог, как они когда-то думали. Он — крохотная и жалкая искорка в черноте космоса, которая никоим образом не заслуживает их преданности. Он порицал Несущих Слово за их веру, и в этом был прав. Быть может, он боялся того, что сделают настоящие боги, когда увидят, что ему поклоняются.

Вера Несущих Слово была неуместна. Она была направлена не туда. Они искали бога, а нашли лишь ложного идола, алчно желающего преклонения.

Теперь же они обрели на небесах силу, достойную их веры.

Стыковочные зажимы открывают люки шлюзов. Как и во время первой части обряда, Сорот Чур идет впереди.

3

[отметка: 01.16.32]

Построившись звездой, семнадцать кораблей флота XVII-го под предводительством баржи «Длань Судьбы» входят на низкую орбиту и занимаются южным полушарием.

Снижаясь, корабли ведут прицельный обстрел местных орбитальных сооружений, полностью уничтожая две станции и повреждая третью. Попытки помешать их продвижению наталкиваются на упрямую ярость. Попытавшийся разрушить атакующую планету формацию фрегат «Яниверс» гибнет от многочисленных лэнс-зарядов. Транспорты «Стейнхарт» и «Отвага Конора» оттеснены, а затем обездвижены в прямом столкновении. «Стейнхарт» терпит критический сбой питания, лишается всех жизненно-необходимых механизмов поддержки и соскальзывает на неровную тысячелетнюю солнечную орбиту, а его экипаж примерзает к своим постам. Дважды пробитая бортовыми залпами и пытающаяся отойти от надвигающегося строя «Отвага Конора» в третий раз попадает под огонь орудий. Пластины корпуса не выдерживают. Корабль разламывается. Мезонный луч разрывает обнажившееся ядро реактора транспорта, и тот вспыхивает, проваливаясь в атмосферу.

Таким образом, он становится вторым крупным кораблем, упавшим на Калт.

Его погружение не столь величаво и неторопливо, как падение гибнущего гранд-крейсера «Антродамикус». «Отвага Конора» — полнолунный шар белого пламени, пожираемый флюоресцентным свечением от носа до кормы. Он летит, словно метеор, крутясь и вращаясь. Он попадает в холодный открытый океан возле южного полюса планеты.

Удар сродни приводящему к вымиранию падению метеорита. Атмосфера прогибается на пятьсот километров во все стороны, когда высвобожденные жар и свет брызжут наружу искаженной эпиполической вспышкой. Триллионы тонн океанской воды мгновенно испаряются, и еще триллионы взлетают вверх коническим выбросом. Происходят тектонические повреждения. Последующая приливная волна, катящаяся стена черной воды, обрушивается на побережье континента спустя шесть минут и смывает приморский район на четыре километра вглубь материка.

Это — всего лишь прелюдия, сопутствующий ущерб, жестокое предвестье настоящей атаки.

Штурмовое построение опускается на минимально возможную рабочую высоту, шипящие пустотные щиты визжат и воют при контакте с разреженными верхними слоями атмосферы. Нижние лэнс-батареи и бомбардировочные орудия открывают огонь.

Начинается систематическое разрушение.

Здесь нет изящества. Северное полушарие густо насыщено стратегическими целями и центрами скопления населения, которые нужно выбирать целью и занимать. Также северное полушарие — место, где большая часть наземных сил XVII-го смогла высадиться до начала боевых действий, не вызывая вопросов.

Южное же полушарие можно по большей части опустошать.

Именно это и делает группировка «Длани». Магмовые бомбы громят бледные антиподные континенты, зачищая их адскими огненными бурями. Огонь лэнсов превращает морскую воду в пар и выводит океаны из берегов. Мезонные преобразователи и ионные лучеметы сдвигают древние тектонические схемы, прогибают кору и посылают в мантию сейсмические спазмы. Атмосферу загрязняют пепел, дым и выброшенные частицы материи. Полярные широты окутаны паром.

Леса пылают. Джунгли выгорают. Реки исчезают. Ледники тают. Горы рушатся. Болота высыхают. Пустыни оплавляются до состояния стекла.

В разрозненных южных городах гибнут миллионы.

[отметка: 01.37.26]

Жиллиман наблюдает.

Стилус переломился у него в руке. Он требует другой. На пульте перед ним груда записей и схем-набросков.

Магосы Механикума из числа тех, кого не убила, не искалечила и не свела с ума первая вспышка, начали перезагружать поврежденные системы флагмана. Вокс восстановлен в ограниченном объеме. У Жиллимана есть энергия для движения, щиты и вооружение.

Однако даже могучая «Честь Макрагга» не в силах в одиночку бороться с флотом XVII-го. Части флотилии Ультрамара рассеяны. Нет способа координировать их.

Нет способа координировать их достаточно быстро, чтобы противодействовать и помешать нападению на планету.

Калт пылает. Калт, сокровище Веридии, один из величайших миров Пяти Сотен, разрушен так, что нет никакой надежды его восстановить.

Жиллиман отворачивается. Он не в силах смотреть.

— Оно все еще повторяется? — спрашивает он.

— Мой повелитель? — отзывается Гейдж.

— Мое заявление? Сообщение для моего брата?

— Да, повелитель, — говорит Марий Гейдж. — Оно на постоянном повторе при помощи тех малых коммуникационных возможностей, которые у нас есть.

Примарх кивает.

— Мне… отменить его? — спрашивает Первый магистр.

Жиллиман не отвечает. Помощники доставили ему на мостик новые данные. Не имея рабочего когитатора и активной сети, он разместил на всех наблюдательных палубах писцов и рубрикаторов, которые вручную заносят информацию на планшеты и бумагу. Посыльные сносят все документы к нему каждые четыре минуты. Гора информации растет.

Примарх что-то заметил. Заметил какую-то деталь среди прочих. Он вытаскивает ее. Потревоженные инфопланшеты и бумаги соскальзывают на палубу.

— Что это? — спрашивает Гейдж.

[отметка: 01.40.41]

Мир содрогается. На дальней стороне шара идет планетарная бомбардировка, хлещущая другое полушарие. Повреждения, переданные в виде подземных микротолчков и трепета атмосферы от чрезмерного давления, можно ощутить даже здесь.

Здесь. В Нуминском космопорте. Огромные участки его территории все еще горят. Со стороны города доносится грохот тяжелой артиллерии. Каждые несколько минут над головой проносятся звенья авиации, с ревом изрыгающие яркие угли форсажного жара. Небо почернело от дыма, видны только яркие булавочные острия пылающих обломков, корабельного огня в космосе и горящих гибнущих орбитальных станций.

Повсюду пыль. Она мелкая, желтоватая, побочный продукт пепла и выбросов при ударах о поверхность. Она застилает воздух и тонким слоем оседает на куртках. От микротолчков она осыпается и скользит ручейками. Просачивается в вентиляцию. Скатывается в канавы. Носится, словно дым, когда ее тревожит ветер.

Липнет к крови.

Она пристала к пропитанной кровью коже и броне павших. Словно опилки, затянула лужи крови. Она покрывает мертвые лица, будто пудра, и трупы выглядят законсервированными и нагримированными, официально подготовленными служащими морга.

Вил Тет, геннонареченный предводитель ударной группы Каул Мандори, продвигается вдоль одной из проездных дорог, целясь из лазерной винтовки. Его ботинки из коричневой кожи шаркают по желтой пыли. За ним следуют восемь человек из отделения его ближайших братьев, еще двенадцать держат тыл при помощи тяжелой поддержки — бронированного спидера с установленной автопушкой. Где-то поблизости зоратор, их наблюдатель.

Эту местность нужно зачистить. Так приказали командующие. К полуночи весь порт должен быть разбит на части и безопасен. Повсюду прячутся выжившие. Тет острожен, поскольку знает, что некоторые из этих так называемых «выживших» — окопавшиеся воины XIII Легиона. Его люди не экипированы против такого противника, каким бы сломленным или загнанным в угол тот ни был.

Вот почему с ними тяжелая поддержка и наблюдатель.

Тет боится не смерти. Они — Каул Мандори. Они бессмертны. Так им обещали, и они приняли эту клятву. Это обещание манило его со времен жизни в Армии и заставило примкнуть к братству. Бессмертие за службу — Вил Тету это показалось справедливым обменом.

Он боится не смерти. Однако за свою карьеру он видел достаточно, чтобы понять, что предпочитает избегать боли.

Присутствие в этой области зоратора вспугивает врагов из укрытий. Тет резко поднимается, когда впереди трое людей выскакивают на открытое место и начинают убегать по полю тлеющего щебня. Это негибридные люди, что приносит ему облегчение. На них цветная форма погрузочной гильдии. Они безоружны.

Тет вскидывает винтовку, целится и подстреливает первого. Выстрел с семидесяти пяти метров по движущейся мишени. В ногу сзади, как он и рассчитывал. Неплохо. Человек падает, завывая от боли. Живой. Живой — это хорошо. Помимо зачистки территории ударной группе велели добыть пищу.

Вокруг него Каул Мандори поднимают оружие и целятся. Двое стреляют, выстрелы проходят мимо убегающей пары и скользят по щебню. Гарел, заместитель Тета, выпускает лазерный заряд и срезает одну из целей. Пораженный в голову человек падает. Мертвый — это тоже хорошо.

Тет смеется. Гарел хохочет в ответ, скаля белые зубы на покрытом коркой пыли лице.

Еще один выстрел. Это не лазер. Нутряной глубокий грохот. Болтер. Гарел взрывается. Повсюду разбрызгиваются мясо и черная кровь, они покрывают их всех, темная кровь и разжиженная ткань поверх слоя пыли. Тет дергается, когда в него со свистом попадает кусок позвоночника Гарела. Он моргает, прочищая глаза от крови. Видит на земле зубы, зубы в обломке челюсти, зубы, которые только что ухмылялись ему.

Люди Тета разбегаются. Он выкрикивает приказ.

— Поддержка! Поддержка!

К ним приближается хренов Ультрадесантник. Выходит из укрытия. Движется, словно синее размытое пятно. Этот ублюдок огромен.

Они открывают огонь. Пять лазерных винтовок попадают в гиганта, поражают его быстрыми неоновыми зарядами. Удары крошат пыльный синий доспех. Они задерживают его, но не останавливают. У него в одной руке долбанный меч, а в другой потрепанный золотой штандарт.

Он протыкает мечом Форба, нахрен насквозь, а потом рубит Грока. Когда меч настигает его, Грок разворачивается. Он вертится, словно делающий пируэт танцор, кровь вихрится, словно взлетевший плащ. А затем он падает.

Ультрадесантник убивает Сорка, а потом мир для Тета переворачивается, когда его сшибают с ног. Ультрадесантник не останавливается. Он идет к тяжелой поддержке. Он знает, что это подлинная угроза.

Тет перекатывается, сплевывая кровь, пыль и часть языка, которую откусил, когда в него врезался Ультрадесантник.

— Убить его! Убить его!

Отделение поддержки приближается. Люди ведут огонь, некоторые опустились на колено, чтобы стрелять точнее. Ультрадесантник бежит прямо на них. Он размахивает древком хренова штандарта. Идиот. Автопушка его сделает.

Спидер рвется вперед. Какого хрена он не стреляет?

Тет понимает, насколько умно поступил Ультрадесантник. Вот почему он прошел через них, в лоб. Он хочет захватить спидер. Если тот откроет огонь, Тет и остальные окажутся в зоне поражения.

Идиоты, думает Тет. Ну, вы и идиоты. Какого хрена случится со вселенной, когда вы будете править ей? Я не имею значения? Я долбанный бессмертный! Геннонареченный! Помните? Мы генный род! Они взяли нашу кровь. Они вернут нас назад. Несущие Слово обещали это, если мы станем им служить. Если мы умрем за них, они вернут нас. Они это могут. У них есть генотех.

Забудьте про меня. Застрелите ублюдка нахрен!

Спидер несется вперед навстречу мчащемуся Ультрадесантнику. Этот ублюдок такой быстрый. При таких размерах и весе он не должен быть в силах двигаться настолько бы…

До Тета кое-что доходит.

Гарела убили из болтера, но у Ультрадесантника нет болтера. У него нет болтера, а стало быть…

Показывается второй гигант в кобальтово-синем. У него есть болтер.

Он соскакивает с крыши сварочного цеха в двадцати метрах позади. Прыжок на бегу с шестиметровой высоты. Трансчеловеческая сила делает это возможным. Он летит вниз, перебирая ногами. Он выжидал, пока спидер не окажется под ним. Выжидал этого, чтобы выйти навстречу напарнику.

Новоприбывший с грохотом врезается в колпак спидера, прочно уперевшись обеими ногами и проминая обшивку крыши. Падение такое же громкое как попадание заряда болтера. Спидер подпрыгивает на гравитационном поле, поглощая удар.

Напрягая ноги, новоприбывший нагибается и стреляет из болтера сквозь крышу. Бум. Бум. Два выстрела. Два убийства.

Первый Ультрадесантник добирается до него, мчась прямо на лихорадочный огонь ручного оружия отделения поддержки. Тет видит, как выпущенный в упор лазерный заряд с брызгами отлетает от брони. Еще работа для меча. Артериальная кровь заливает борт спидера. Ультрадесантник взмахивает штандартом, словно дубинкой, напрочь вышибая одного из Каул из его ботинок.

Второй Ультрадесантник спрыгивает с крыши спидера и присоединяется к рукопашной. Он убрал болтер. Экономит боеприпасы. Он действует боевым клинком. За несколько секунд гибнут восемь из двенадцати.

Тет кричит. Кричит так громко, что ему кажется, будто легкие вот-вот вывернутся наизнанку.

Вентан слышит вопль. Он оборачивается. С потрепанного золотого штандарта в его руках капает кровь.

— Зачем ты это взял? — рычит Селатон, выдергивая клинок из последней жертвы.

Вентан не слушает. Некоторые из вражеских пехотинцев еще живы. Предводитель кричит.

— Его надо заткнуть, — произносит Селатон. Он открыл боковой люк спидера и вытаскивает наружу разорванное тело. Внутреннее пространство кабины окрашено кровью. Нужно найти рычаги, чтобы отрегулировать кресла.

Появляется Несущий Слово. Катафрактий. Терминатор.

— Зоратор! Мой наблюдатель! Убейте их! — верещит Тет.

Терминатор огромен. Громоздкая усовершенствованная броня так же прочна, как у танка. Сегментированные латы наплечников возвышаются над увенчанным плюмажем шлемом. Объемистый воротник частично представляет собой щерящуюся пасть, частично — решетку. Птеруги из проклепанной кожи и кольчужные полы прикрывают уязвимые сочленения. Он похож на титана — широкие плечи и торс, приземистые ноги.

Вокруг когтей левой руки трещат молнии. Он начинает стрелять из гигансткого комби-болтера.

Массореактивные заряды рвут толпу. Они взрываются и убивают двух Каул Мандори, которых Вентан оглушил, но не прикончил. Сбивают Вентана с ног, вгоняя осколки брони ему в голень и бедро, и выдирают заметный кусок из носовой обшивки спидера.

Селатон рывком перекатывается в укрытие, используя спидер как преграду. Он пытается стрелять в ответ. Прицел точен, но катафрактий поглощает заряды. Вокруг усиленного панциря брызжет пламя от массореактивных импульсов.

Несущий Слово обрушивает на Селатона тяжелый обстрел. Спидер получает новые серьезные повреждения, болт обдирает отсек экипажа, отслаивая металлическую обшивку вверх, будто язычок ботинка.

Вентан ранен. Его нога пробита. Кровотечение уже прекратилось. Он поднимается на ноги. У него есть скорость, которой не хватает громадному терминатору — кроваво-красному чудовищу с алой гривой. Ультрадесантник несется к нему.

Тот переводит прицел обратно. Вентан обладает трансчеловеческой быстротой, однако не способен опередить заряды комби-болтера, а его доспех их не остановит.

Раздается звук рвущегося металла, лопающихся болтов. Его издает Селатон, выдирая автопушку спидера со станка. Он стоит на спидере, наполовину скрывшись в кабине, одной ногой на сиденьях, другой уперевшись в носовую броню. Крыша задралась назад, как будто чтобы показать его как тетральный сюрприз. Многоствольное орудие прижато к бедру, толстая и тяжеловесная металлическая змея ленты боеприпасов вьется назад, в отсек экипажа.

Он стреляет. Тяжелое оружие издает скрежещущий металлический звук, словно перемалываемые какой-то мельницей колокола. Вокруг вертящихся стволов мерцают прыгающие языки отработанных газов.

Буря выстрелов накрывает катафрактия и перечеркивает его пополам. Куски металла сыплются с брони в клубах вызванного трением дыма. По обе стороны от него взрывается щебень. Части ворота и забрала отлетают вместе с лоскутами кожаных птеруг, обрывками гривы и кольцами разбитой кольчуги. Выстрелы пробивают доспех в четырех местах, и из воронок обнажившегося металла выплескивается кровь.

Терминатор долго остается на ногах, шатаясь и отступая под градом выстрелов. Наконец, он с грохотом заваливается на спину.

Вентан нависает над ним. В воздухе полосы едкого синего дыма. Несущий Слово шевелится, булькая кровью, которая заполняет шлем и защиту горла. Он умирает, но еще далеко не мертв. Он начинает поднимать масляно-черный комби-болтер.

Вентан обеими руками вгоняет острие древка штандарта в смотровую щель, толкая его, поворачивая и прокручивая, пока оно не упирается изнутри в затылок бронированного шлема. Из щелей глаз и кромки ворота льется кровь, она стекает по бокам шлема, спутывая щетку гривы плюмажа.

Вентан отступает назад, оставляя погнутый штандарт на месте. Подходит Селатон.

— Надо двигаться, — произносит он.

— Спидер работает?

— Более-менее.

Вентан выдергивает штандарт и несет его к простреленной машине.

— Вот зачем, — говорит он.

— Что? — переспрашивает Селатон.

— Вот зачем я его взял, — отвечает Вентан, поднимая окровавленный штандарт. — Именно для подобного.

[отметка: 01.57.42]

— Что это значит? — интересуется Марий Гейдж.

— Это означает… — начинает Жиллиман. Он снова берет инфопланшет, размышляя над ним. — Это означает предварительный злой умысел.

Он смотрит на бомбардировку планеты внизу через огромные кристалфлексовые окна флагмана.

— Не то, чтобы в этом были какие-то сомнения, — добавляет он. — Если бы это и началось как ошибка или несчастный случай, то уже вышло бы за пределы прощения. Впрочем, полезно знать, что преступление моего брата полностью доказано.

Жиллиман быстрым жестом подзывает магистра вокса.

— Отменить мою предшествующую цикличную трансляцию, — произносит он, беря в руки переговорный рожок. — Заменить на это.

Он медлит, размышляя, затем поднимает голову и быстро и отчетливо говорит в устройство.

— Лоргар Колхидский. Учти вот что. Первое: я полностью отказываюсь от предшествовавшей просьбы официально прекратить огонь. Она отменяется и более не будет обращена ни к тебе, ни к кому-либо из твоих лишенных матери ублюдков. Второе: ты мне больше не брат. Я найду тебя, убью тебя и сброшу твой ядовитый труп в пасть преисподней.

Он передает рожок вокс-офицеру.

— Немедленно запустить это на повтор, — произносит он.

Жиллиман вводит Гейджа, капитана Зедоффа и группу других старших руководителей в стратегиум.

— Для координации флота в отсутствие вокса нам потребуются лазерные коммуникаторы прямой связи и физическая доставка секретных распоряжений при помощи быстроходных лихтеров, — начинает он. — Я экспромтом набросал тактический план. Каждому из магистров и капитанов кораблей нужно передать особые распоряжения наилучшим из доступных способов. Мне нужно, чтобы в течение часа — часа, понятно? — этот флот начал работать целенаправленно. Мы помешаем этой бомбардировке.

— Это наша цель? — спрашивает Зедофф.

— Нет, — признает Жиллиман. — Я собираюсь доверить это «Млатусу» и «Скорби Солонима». Они поведут формации против нападающих на планету. Нашей особой целью станет «Фиделитас Лекс».

Зедофф поднимает брови.

— Стало быть, личные счеты, — говорит он.

Жиллиман не пытается этого скрывать.

— Я его убью. На самом деле убью. Голыми руками.

Он смотрит на Гейджа.

— Ничего не говори, Марий, — произносит он. — Ты отправишься на «Млатус», чтобы возглавить атаку. С трезвым рассудком и подходящим планом. Я знаю, что охота за вражеским флагманом имеет серьезные недостатки с точки зрения тактики. Меня это не волнует. Это единственная битва за мою карьеру, где я буду сражаться сердцем. А не головой. Этот ублюдок умрет. Ублюдок.

— Я всего лишь хотел протестовать против своего отсутствия в тот момент, когда вы его убьете, — замечает Гейдж.

— Мой примарх!

Они оборачиваются. Магистр вокса бледен.

— Литопередача, сэр. Сигнал дальнего действия с «Фиделитас Лекс».

Жиллиман кивает.

— Стало быть, он игнорирует просьбы прекратить огонь, однако стоит мне сказать ему, чтобы катился на хрен, как он тут же выходит на связь. Включайте.

— Мой примарх, я… — начинает Гейдж.

Жиллиман проталкивается мимо него, направляясь к панели литотранслятора.

— От этого разговора тебе меня никак не удержать, Марий, — говорит он.

Жиллиман ступает на гололитическую платформу. Перед ним изгибается и пузырится свет. Изображения формируются и гаснут, переформируются и распадаются, будто светящиеся царапины на пленке. Затем лицом к лицу с ним в полный рост возникает Лоргар. Его лицо опять скрыто в тени, однако освещение заставляет его казаться предельно реальным. Вокруг него толпятся другие фигуры, части и фрагменты теней. В которых уже не узнать его приспешников и заместителей.

— Да ты никак вышел из себя, Робаут? — интересуется Лоргар. Они слышат усмешку.

— Я тебя выпотрошу, — тихо отвечает Жиллиман.

— Ты потерял терпение. Великий невозмутимый и уравновешенный Робаут Жиллиман наконец-то поддался страстям.

— Я тебя выпотрошу. Освежую. Обезглавлю.

— Ах, Робаут, — шелестит Лоргар. — И вот, в самом конце, я, наконец, слышу от тебя речи, за которые ты мне действительно нравишься.

— Предварительный злой умысел, — произносит Жиллиман, его голос — лишь шепот. — Вы захватили «Кампанилу». По моим оценкам, захватили ее как минимум сто сорок часов тому назад. Ты устроил эту бойню, Лоргар, и придал ей вид ужасного несчастного случая, чтобы воспользоваться нашим милосердием. Ты вынудил нас сдерживать руку, пока ты убивал.

— Это называется «предательство», Робаут. Отлично работает. Как ты узнал?

— Мы проследили маршрут «Кампанилы», как только выяснили, что именно врезалось в станцию. После взгляда на схему идея о том, что это был какой-то несчастный случай, становится смехотворной.

— Как и идея, что ты сможешь причинить мне боль.

— Мы не будем это обсуждать, червь, вероломный ублюдок, — говорит Жиллиман. — Я просто хотел, чтобы ты знал, что я тебе заживо сердце вырву. И я хочу знать, почему. Почему? Почему? Если это наша старая ребяческая вражда, которая вышла наружу, то ты самое жалкое создание во всем космосе. Нашему отцу следовало выкинуть тебя на снег после рождения. Скормить тебя Руссу. Ничтожество. Червяк.

Лоргар слегка поднимает голову, и Жиллиман видит в тени лица намек на улыбку.

— Это никак не связано с нашей неприязнью, Робаут… Ну, разве что дает мне возможность отомстить за свою честь тебе и твоим нелепым игрушечным солдатикам. Это всего лишь восхитительное дополнение. Нет, это Ушкул Ту. Калт — это Ушкул Ту. Подношение. Восход новой галактики. Новый порядок.

— Ты бредишь, ублюдок.

— Галактика меняется, Робаут. Переворачивается вверх ногами. Верх станет низом, а низ верхом. Нашего отца сбросят с трона. Он падет, и никто не соберет его заново.

— Лоргар, ты…

— Слушай меня, Робаут. Ты думаешь, будто ты такой умный. Такой мудрый. Такой информированный. Но это уже началось. Это уже происходит. Галактика встает с ног на голову. Ты умрешь, наш отец умрет, как и все остальные, поскольку все вы слишком глупы, чтобы узреть истину.

Жиллиман делает шаг к литотрансляторному видению, словно он может ударить его или сломать ему шею.

— Слушай меня, Робаут, — шипит световой призрак. — Слушай. Империум кончился. Он рушится. Он сгорит. Нашему отцу пришел конец. Его злобные мечты закончились. Гор возвышается.

— Гор?

— Гор Луперкаль возвышается, Робаут. Ты понятия не имеешь о его способностях. Он выше всех нас. Мы встанем рядом с ним, или же полностью сгинем.

— Ты дерьмо, Лоргар. Ты одурманен? Спятил? Что за безумие…

— Гор!

— Что Гор?

— Он возвышается. Он приближается. Он убьет всякого, кто встанет у него на пути. Он будет править! Станет тем, кем никогда бы не смог стать Император!

— Гор… — Жиллиман прокашливается. Он сглатывает. Он ошеломлен абсолютностью сумасшествия Лоргара. — Гор никогда не изменит. Если один из нас изменит, остальные…

— Гор восстал против нашего жестокого и плохого родителя, Робаут, — произносит Лоргар. Прими это и умрешь с большим миром в сердце. Гор Луперкаль решил свергнуть порчу Империума и покарать тирана. Это уже происходит. И Гор не один. С ним я, верный и принесший клятву. Как и Фулгрим. Ангрон. Пертурабо. Магнус. Мортарион. Керз. Альфарий. Твоя верность — воздух и бумага, Робаут. Наша же верность — кровь.

— Ты лжешь!

— А ты умираешь. Исстван V пылает. Братья уже мертвы.

— Мертвы? Кто…

— Феррус Манус. Коракс. Вулкан. Все мертвы и сгинули. Забиты, как свиньи.

— Это все ложь!

— Взгляни на меня, Робаут. Ты же знаешь, что нет. Знаешь. Ты изучал каждого из нас. Тебе известны наши сильные и слабые стороны. Теоретически, Робаут! Теоретически! Ты знаешь, что это возможно. Знаешь, исходя из самих фактов, что такой итог вероятен.

Жиллиман отступает назад. Он открывает рот, однако слишком ошеломлен, чтобы ответить.

— Что бы ты про меня ни думал, Робаут, — говорит Лоргар. — Каково бы ни было твое мнение, а я знаю, что оно практически наихудшее из возможных, тебе известно, что я не глуп. Я бы предал брата и напал на собранные силы XIII-го Легиона…из-за обиды? В самом деле?В самом деле? С точки зрения практики, Робаут! Я здесь, чтобы уничтожить тебя и Ультрадесант потому, что вы единственная оставшаяся в лагере Императора сила, которая может суметь остановить Гора. Вы слишком опасны, чтобы оставаться в живых, и я здесь, чтобы проследить, что вы не останетесь.

Лоргар подается вперед. Свет падает на его зубы.

— Я здесь, чтобы вывести тебя из игры, Робаут.

Жиллиман делает шаг назад.

— Либо ты обезумел, либо галактика сошла с ума, — произносит он с примечательной твердостью. — Как бы то ни было, я иду за тобой и прикончу тебя с твоими дикарями-убийцами. Экскоммуникате Трайторис. У тебя не будет возможности поразмыслить о чудовищности этого преступления.

— О, Робаут, от тебя всегда можно ожидать, что ты будешь выражаться, как огромная напыщенная задница. Иди и возьми меня. Поглядим, кто сгорит первым.

Лоргар разворачивается, чтобы выйти из освещенной области, но затем медлит.

— И последнее, что тебе нужно знать, Робаут. Тебе в самом деле не понравится то, с чем ты столкнулся.

— Сумасшедший, — бросает Жиллиман, отворачиваясь.

Лоргар преображается.

Голотрансляционный образ меняется, словно плавящийся жир, словно деформирующиеся кости, словно капающий воск. Улыбка рвется надвое, и из человеческой фигуры поднимается нечто. Это не человек.

Жиллиман чувствует это. Он разворачивается. Видит.

Его глаза расширяются.

Он чует это. Чувствует запах черного, словно деготь, кошмара, космический смрад варпа. Тварь растет, продолжает расти. Пустая оболочка Лоргара спадает, как змеиная кожа.

Это ужас из самых темных мест пустоты. Блестящая черная плоть, сплетенные вены, лягушачья слизь, бусины моргающих глаз, зубы и крылья летучей мыши. Это анатомическое зверство. Тератология^[4], сотворение монстров.

Грязный свет скрывает и окутывает его, словно бархатное одеяние. Оно — тень и дым. Его венчают достигающие четырех метров в высоту ребристые и бурые рога тура. Оно фыркает. Грохот урчания в животе, рычания хищника. Запах крови. Вонь кислоты. Привкус яда.

Парившие позади Лоргара существа тоже преображаются. Они становятся черными, словно жуки, блестящими, переливающимися синевой. Лишенные костей конечности и псевдоподии извиваются. Они шевелят вибриссами и пощелкивают, словно насекомые. Многочисленные лица складываются и стекаются вместе, превращаясь в жуткую дипрозопию^[5]. Накладывающиеся друг на друга рты морщатся и лепечут имя Жиллимана.

Жиллиман встает тверже. Он не изведает страха.

— Я уже насмотрелся на эти шарлатанские фокусы, — произносит он. — Разорвать канал литотрансляции.

— Связь… — начинает магистр вокса. — Сэр, связь уже разорвана.

Жиллиман рывком разворачивается навстречу кошмару, твари, которая больше не является Лоргаром. Рука тянется к эфесу меча.

Существо начинает говорить. В его голосе безумие.

— Робаут, — произносит оно. — Пусть галактика запылает.

Оно бросается вперед, челюсти разинуты, разлетается слюна.

Кровь, много сотен литров человеческой крови внезапно под давлением брызжут на стены мостика флагмана. Кристалфлексовые окна вылетают наружу метелью осколков, исчезая в космосе.

Башня мостика огромного линкора «Честь Макрагга» взрывается.

ПОРАЖЕНИЕ // ЦЕЛИ

В фазе открытых военных действий, особенно оказавшись в роли обороняющегося или контратакующего, необходимо действовать с упреждением событий. Определите, какие блага и ресурсы вам понадобятся, чтобы добиться преимущества и вынудить противника защищаться. Установите, чем из этих благ или ресурсов обладает ваш оппонент. Заберите их у него. Не гонитесь за славой. Не ввязывайтесь в безнадежные противостояния. Не пытайтесь сравниться с ним по силе, если знаете, что он сильнее вас. Не тратьте время зря. Решите, что сделает вас достаточно сильным, а затем получите это. Наиболее желанным благом всегда является продолжение способности вести войну.

Жиллиман, «Примечания к Воинской Кодификации», 14.2.XI

1

[отметка: 4.12.45]

Светает рано. Еще один прекрасный день в устье реки. Свет — это очень хорошо, Олл прикидывает, что у них может выйти на работу лишний час или около того. Час — это еще две порции темнотравья. День тяжкого труда ради хорошей выручки.

Руки болят от жатвы, но он хорошо выспался и пребывает в отличном настроении. Яркий солнечный свет всегда воодушевляет его.

Он встает и возносит молитву. В побеленном сарайчике позади дома находится гравитационный душ. Он дергает за шнур и встает под струю. Он моется, и слышит, как она поет в кухне.

Когда он, вытершись и одевшись, заходит в кухню, ее там нет. Он чувствует запах теплого хлеба. Дверь кухни открыта, и на плиты пола льется солнечный свет. Наверное, она отошла на секунду. Вышла за яйцами. В теплом воздухе пахнет сеном темнотравья.

Он присаживается на потертый кухонный стол.

— Пора браться за дело, Олл.

Он поднимает глаза. В дверном проеме стоит человек, солнце светит на него сзади, и Олл не видит его лица.

Но Олл Персон знает его. Он прикасается рукой к висящему на шее маленькому знаку инстинктивным охранительным жестом.

— Я сказал…

— Я тебя слышал. Я займусь этим, когда буду готов. Моя жена готовит завтрак.

— Упустишь свет, Олл.

— Моя жена готовит завтрак.

— Это не так, Олл.

Человек входит в кухню. Он не изменился. Да и не мог, так ведь? Он никогда не изменится. Эта уверенность. Это миловидное… обаяние.

— Не припомню, чтобы приглашал тебя, — произносит Олл.

— Меня никто никогда не приглашает, — отзывается человек. Он наливает себе в кружку молока.

— Меня это не интересует, — твердо говорит Олл. — Зачем бы ты ни пришел, меня это не интересует. Ты зря потратил время на путешествие. Теперь это — моя жизнь.

Человек садится напротив него.

— Это не так, Олл.

Олл вздыхает.

— Замечательно снова тебя повидать, Джон. А теперь проваливай из моего дома.

— Не веди себя так, Олл. Как дела? Все такой же богобоязненный и преданный?

— Теперь это моя жизнь, Джон.

— Нет, — произносит человек.

— Убирайся. Мне ни до чего нет дела.

— Боюсь, у тебя нет выбора. Прости. Положение дел слегка обострилось.

— Джон… — предупреждающе практически рычит Олл.

— Я серьезно. Нас немного, Олл. Ты это знаешь. Мы с тобой можем положить руки на стол, пересчитать всех, и еще останутся свободные пальцы. Нас никогда не было много. А теперь осталось еще меньше.

Олл встает.

— Джон, послушай. Позволь, я буду выражаться предельно прямо. У меня на это никогда не было времени. Я никогда не желал ни в чем участвовать. Я не хочу знать, с какими проблемами ты явился к моей двери. Ты мне нравишься, Джон. Честно. Но я надеялся, что больше никогда тебя не увижу. Я просто хочу жить собственной жизнью.

— Не жадничай. Ты прожил несколько.

— Джон…

— Перестань, Олл! Что, вместе? Улей Анатоль? Ну же. Панпацифик? Скажи мне, что это не считается.

— С тех пор прошла целая жизнь.

— Несколько. Несколько жизней.

— Теперь это — моя жизнь.

— Нет.

Олл яростно глядит на него.

— Мне бы хотелось, чтобы ты ушел, Джон. Уходи. Сейчас же. Пока моя жена не вернулась из курятника.

— Она не вернется из курятника, Олл. Она не уходила в курятник.

— Убирайся, Джон.

— Это твоя жизнь, да? Это? Бывший солдат, который стал фермером? Вышел в отставку и зажил в пасторальной гармонии? Добрый честный труд за простую пищу и хороший отдых ночью? Так, Олл? Это — твоя жизнь?

— Теперь — да.

Человек качает головой.

— А что ты будешь делать, когда тебе это надоест? Бросишь и займешься чем-то другим? Когда устанешь быть фермером, что тогда? Преподавание? Изготовление пуговиц? Запишешься на Флот? Ты можешь, ведь ты уже был в Армии. Что будешь делать? Бывший солдат-фермер-вдовец?

— Вдовец? — рявкает Олл, вздрагивая от этого слова, как будто оно жужжит у него перед лицом, намереваясь ужалить. — О каком вдовце ты говоришь?

— Да брось, Олл. Не вынуждай меня делать всю тяжелую работу. Ты же знаешь. Она не в курятнике. Она не готовит завтрак. Она не пела тут только что. Она никогда не селилась на Калте. Она умерла, несчастная любовь, еще до того как ты вообще вступил в Армию. Последний раз вступил в Армию. Ну же, Олл, у тебя в голове небольшая путаница. Это шок.

— Оставь меня одного, Джон.

— Тебе известно, что я прав. Известно. Я это вижу по твоему лицу.

— Оставь меня в покое.

— Давай. Подумай.

Олл глядит на него.

— Ты у меня в голове, Джон Грамматикус? В моей чертовой голове?

— Клянусь, что нет, Олл. Я бы не сделал этого без приглашения. Дело в тебе. Травма. Это пройдет.

Олл снова садится.

— Что происходит? — шепчет он.

— У меня мало времени. Я тут ненадолго. Простой разговор с тобой требует огромных усилий. Ты нам нужен, Олл.

— Это они тебя послали? Бьюсь об заклад, что да.

— Да, они. Они. Но я имел в виду не их. Я говорил о людях. В тебе нуждается человеческая раса, Олл. Все скатилось в дерьмо. Очень, очень плохо. Ты не поверишь. Он проиграет, а если проиграет он, то проиграем и все мы.

— Кто проиграет? — спрашивает Олл.

— А как ты думаешь?

— В чем он проиграет?

— В войне, — произносит Джон. — Это она, Олл. Большая, о которой мы всегда говорили. Которую всегда предвидели. Она уже идет. Чертовы примархи убивают друг друга. И последний цикл опустошения творится здесь, сегодня. Прямо на Калте.

— Я не желаю в этом участвовать. Никогда не желал.

— Такова жизнь, Олл. Хочешь ты этого, или нет, но ты — один из Вечных.

— Я не такой, как ты, Джон.

Джон Грамматикус откидывается назад и улыбается, наставив на Олла палец.

— Нет, черт побери. Я теперь — только я нынешний, благодаря вмешательству ксеносов. Но ты, ты все еще настоящий Вечный. Все еще такой, как он.

— Нет. У меня нет того, что есть у тебя. Талантов. Псайкерства.

— Это не имеет значения. Быть может, потому-то ты так и важен. Быть может. Ты важен лишь потому, что находишься здесь. Во всех Пятистах Мирах сейчас лишь трое подобных нам, и только ты на Калте. Эпицентр. Это ты. Ответственность лежит на тебе. У тебя нет выбора. На тебе лежит ответственность.

— Найди кого-нибудь другого, Джон. Объясни это кому-то еще.

— Ты же знаешь, что не выйдет. Нет никого, кто был бы достаточно стар. Никто не понимает столь многого. Больше ни у кого нет…кругозора. Я расскажу об этом кому-то, а они отмахнутся от меня, как от безумца. И у меня нет времени проводить восемнадцать лет в сумасшедшем доме, как в прошлый раз, когда я попытался. Этим придется заняться тебе.

— Чем заняться?

— Убраться отсюда. Они собираются сдвинуть этот мир. Внутренний вихрь. Старый уступ Имматериума. Ты должен быть готов пройти через дверь, когда она откроется.

— И куда мне идти?

Снаружи стемнело. Солнце скрылось. Грамматикус поднимает глаза и вздрагивает.

— Ты должен кое-что заполучить и принести это мне. Пройди через дверь, когда она откроется, и принеси это мне. Я буду тебя ждать.

Он запинается.

— Во всяком случае, я чертовски постараюсь тебя дождаться.

— Куда я отправляюсь, Джон?

Темнеет так быстро. Грамматикус пожимает плечами.

— У нас кончается время, Олл. С твоего позволения, я тебе покажу.

— Черт, даже не…

[отметка: не установлено]

Где-то. Здесь пахнет варпом, пылающими пустотными щитами. Стены из полированного черного дерева и гравированного керамита, отделанного хрусталем, слоновой костью и рубинами. Края люков обрамлены сусальным золотом. Это место так велико. Так огромно. Склепы и залы мрачны и монументальны, словно нефы соборов. Гробницы. Катакомб некрополя. Пол сделан из черного мрамора.

Это не пол. Это палуба.

Он чувствует, как по ней передается пульсация двигателей. Тяговых двигателей. Воздух сухой, искусственно сохраненный. Он чувствует запах дыма.

— Почему пахнет дымом, Джон? — спрашивает Олл.

Он не может прочесть, что выгравировано на полированных стенах, и понимает, что рад этому.

— Джон? Куда ты делся?

За окнами поля звезд. На полу кровь. Кровавые следы на мраморе, кровавые отпечатки ладоней на стенах. Гобелены сорваны. В переборках пробоины: вырванные зарядами болтеров воронки, прорезанные лазерами и когтями борозды. На полу тела.

Это не пол. Это палуба.

Он слышит звуки боя. Огромного сражения. Миллионы кричащих и визжащих голосов, лязг оружия, выстрелы. Грохот доносится через палубу. Он приглушенно раздается из далеких арок и наполовину видимых люков. Как будто прямо за углом творится монументальная катастрофическая история.

— Джон?

Никаких признаков Джона. Но он ощущает на загрвике покалывание иных разумов. Разумов, которые столь же ярки, как звезды главной последовательности.

— Джон, я не хочу здесь находиться. Совсем не хочу.

Он идет вперед, проходя через превышающую его высотой в двадцать раз арку в зал, который выше в пятьдесят раз. Стены и колонны громадны. Воздух заполнен дымом и угасающими отголосками.

На полу лежит мертвый ангел. На палубе. Ангел — гигант. Он был прекрасен. Его меч сломан. Золотая броня треснула. Крылья раздавлены. Кровь струится по доспеху и пропитывает надетую на нем накидку из шкуры карнодона. Волосы такие же золотые, как и броня. На щеке капли слез.

Его убийца ждет неподалеку, черный, будто ночь, созданный из ярости и скрытый тенью. Края его боевого облачения отделаны золотом, что придает его мраку царственные очертания и формы. Золото же окружает и глаза на груди и поясе: злобные красные пристально глядящие глаза. Он дымится от мощи. От него исходят уколы жара, словно утечка смертоносного излучения. Он загрязняет галактику, просто стоя в ней. Раздается потрескивание. Легкое шипение. Злоба настолько ужасна, что ее улавливает счетчик радиации.

Убийца огромен. С его наплечников свисает плащ из мехов и человеческой кожи. Голову окружает шипастая оправа — психическая клетка, бронированная коробка. Внутри нее горит свет, красноватое свечение. Голова убийцы выбрита. Он смотрит вниз, лицо в тени. Он глядит на ангела, которого только что убил. Кортикальные разъемы и каналы биоподачи пронизывают его скальп, словно косички. Он — чудовище, сотворенное из плоти и окованное железом. Он создан из чистой ненависти.

Олл Перссон понимает, что не должен находиться здесь. Где угодно, в любом месте космоса, но не здесь. Он начинает пятиться.

Убийца слышит, как он двигается, или чувствует его. Убийца медленно поднимает массивную голову. Из ворота сочится сияние, подсвечивающее лицо. Высокомерное. Гордое. Злое. Он открывает глаза. Он смотрит на Олла.

— Я… я отрекаюсь от тебя, лукавый, — запинаясь, произносит Олл. Он инстинктивным охранительным жестом прикасается к висящему на шее маленькому знаку.

— Ты… что?

— Я отвергаю твое зло.

— Зла не существует, — говорит убийца, его голос — грохот обвала рушащихся скал. — Есть лишь безразличие.

Убийца делает шаг по направлению к Оллу. Пол — палуба — содрогается под его весом.

Он замирает. Глядит на что-то. Он глядит на что-то в руке у Олла.

Олл в замешательстве бросает взгляд вниз. Он осознает, что все это время держал что-то в руке.

Он видит, что это.

Убийца издает звук. Вздох. Его губы раздвигаются, между ними тонкие нити слюны. Он смотрит Оллу прямо в лицо. Прямо в душу.

Олл отворачивается. Он больше не в силах смотреть в эти глаза. Он поворачивается, чтобы убежать.

И видит позади себя свет.

Он был настолько зачарован убийцей, покалывающей, обвивающей тьмой. Что практически не заметил, как появился свет.

Теперь он видит. Это не обычный свет. Не привычный ему свет.

Свет угасает. Это было прекраснейшее сияние, однако оно тает. Идет на убыль и тускнеет. Золотое и сломанное, как ангел. И так же, как ангел, подавленное созданным из мрака убийцей.

По ту сторону сияния широкое окно.

Через него Олл видит окутанное дымкой великолепие Терры.

Родина человечества горит.

— Я увидел достаточно, — произносит Олл Перссон.

[отметка: 4.12.45]

Это шок. Просто шок. Тебя ранили, и я много тебе показал. Много. Мне жаль, правда жаль. Этого никто не должен был видеть. Никто не должен был иметь дело всем этим за один заход. Но времени действительно слишком мало, чтобы проявлять мягкость.

Ты увидел то, что должен был увидеть. Я показал тебе, куда придется идти.

Теперь это будет причинять боль. Будет тяжело. Ты сможешь. Раньше ты справлялся и с большими трудностями. Давай, Олл. Давай же, мой старый, дорогой друг Олланий.

Пора просыпаться. Пора про…

Олл просыпается.

Никакого солнца. Никакой кровати. Никаких звуков пения с кухни.

Серый свет. Туман. Холод.

Боль.

Он упал на спину, изогнувшись. Руки изранены, как и спина, как и одно бедро. Ощущение такое, словно в голову вкрутили железные шурупы.

Он садится. Боль усиливается.

Олл осознает, что наихудшую муку причиняет не физическая боль, не растяжения с синяками.

Это отголосок. Отголосок видения. Он перекатывается на четвереньки, его непродуктивно тошнит, словно он пытается извергнуть наружу воспоминания и избавиться от них.

Велик соблазн счесть, что это был просто кошмар. Соблазнительно и легко. Просто дурной сон, который произошел вследствие удара головой.

Но Олл знает, что человеческий разум не представляет себе подобные вещи. Только не такие. Грамматикус был здесь. Ублюдок был здесь. Не во плоти, однако фактически. Он был здесь, и он показал это.

Тот факт, что Джон предпринял сверхчеловеческое усилие и появился, пойдя на столь огромный риск, говорит о многом. О многом, и это многое неуютно для Олла Перссона.

Он неуверенно поднимается на ноги. Он избит и потрепан. Одежда покрыта коркой грязи, которая только начинает подсыхать и твердеть. Он пытается сориентироваться.

Видно немногое. Весь мир затянут густой серой мглой. Раздаются грохочущие звуки, и по ту сторону облаков происходят тусклые вспышки. Где-то вдали — Оллу кажется, что это север — видно сияние, словно за туманом горит что-то большое.

Большое, как город.

Он оглядывается. Земля покрыта вонючей черной грязью и слизью, искореженной сельскохозяйственной техникой и сломанными столбами ограды. Это то, что осталось за прошедшей приливной волной. То, что осталось от его земли и полей.

Он бредет, пошатываясь и хлюпая ботинками по жиже. Плотный туман частично состоит из дыма, а частично — из пара разлива. От почвы несет глиной и донной трясиной. Все посадки исчезли.

Он видит ряд столбов ограждения, которые еще стоят. Судя по тому, насколько они торчат над жижей, волна паводка оставила за собой примерно метр ила и грязи. Все похоронено. Хуже, чем проклятый Красентинский хребет. Он видит руку — бледную и сморщенную мужскую руку, которая высовывается из черной слизи. Похоже, что человек тянулся, судорожно хватая воздух.

С этим ничего не поделать.

Олл добирается до столбов и приваливается к одному из них. Он понимает, что это ворота на краю западного полевого уровня. Он совсем не там, где думал. Он почти на полкилометра западнее. Должно быть, мощь наводнения унесла его, словно мусор.

Чертовски удивительно, что он не переломал себе конечности, и что ему не вышибло мозги о торчащий столб. Чудо, что он не утонул.

Сориентировавшись, он поворачивается и движется обратно. Теперь он пришел в себя и знает, где находится жилой модуль фермы.

Он проходит мимо опрокинутого и наполовину утонувшего в черной грязи культиватора. Затем находит дорогу, ну, или то, что обычно было дорогой. Это борозда слизи, грязевая канава, по всей длине которой тянется лиловая вода глубиной по колено. Он шлепает по ней.

— Господин Перссон?

Он останавливается, ошеломленный звуком голоса.

На краю дороги сидит человек, прислонившийся спиной к остаткам забора. Он облеплен грязью.

— Кто это? — спрашивает Олл.

— Это я. Зибес.

Зибес. Гебет Зибес. Один из работников. Один из поденщиков.

— Вставай, — говорит Олл.

— Не могу, — отвечает Зибес. Он сидит у ограды в странной позе. Олл понимает, что левая рука и плечо человека примотаны к столбу колючей проволокой. Их сплело воедино нахлынувшим потоком.

— Держись, — произносит Олл. Он тянется к поясу, но рабочие инструменты давно пропали. Он идет назад к перевернутому культиватору и роется в густой грязи вокруг него, пока не находит в кабине ящик с инструментами. Затем он возвращается с кусачками и освобождает Зибеса. Плоть человека изрядно изодрана проволокой.

— Пошли, — говорит Олл.

— Куда?

— Есть места, — отвечает Олл.

У них уходит двадцать минут, чтобы в тумане пройти через трясину к жилому модулю фермы. К тому, что от него осталось.

По дороге Зибес не перестает задавать вопросы наподобие: «Что случилось?» и «Почему это произошло с нами?».

Оллу нечего ответить. Впрочем, у него нет ни времени, ни желания.

В пяти минутах от дома они сталкиваются с Кэтт, это сокращение от Кэттерины. Екаттерины. Что-то в этом роде, Олл вечно забывает. Как и Зибес, она из поденщиков, трудится в сушильном амбаре, просушивает снопы. Ей около семнадцати, она соседская дочка.

Перемазанная грязью, она просто стоит в тумане с отсутствующим видом и глядит на что-то, чего нельзя увидеть, поскольку из-за тумана вдали вообще ничего не видно. Возможно, она смотрит на что-то успокаивающее, например, на вчерашний день или на свой пятый день рождения.

— Девочка, ты в порядке? — спрашивает Олл.

Она не отвечает. Шок. Просто шок.

— Ты в порядке? Кэтт, пойдем с нами.

Она не смотрит в глаза. Даже не кивает. Но когда они снова начинают двигаться, она следует за ними на отдалении.

В доме разгром. Поток прошел прямо насквозь, унеся двери, окна и большую часть мебели, и оставив взамен полуметровый покров ила и обломков. Олл раздумывает, не поискать ли пикт его жены, который обычно стоял на шкафу в кухне. Однако шкафа больше нет, так что у него мало надежды найти изображение, которое он в последний раз там видел.

Он велит Зибесу и Кэтт подождать и заходит внутрь. Его комната наверху, под крышей, так что она лучше перенесла удар. Он находит старую служебную сумку из выцветшего зеленого брезента и кладет в нее немного полезной всячины. Затем снимает все вплоть до рабочих ботинок и надевает сухую одежду. Лучшим, что он способен найти, оказываются старые армейские штаны и куртка, тоже зеленые и выцветшие.

Он подбирает последние остатки, выбирая, что взять, а что оставить. Запасная куртка для Зибеса, аптечка и одеяло с кровати, чтобы согреть Кэтт. Он спускается по лестнице, чтобы отыскать их.

Над камином все еще висит старая лазерная винтовка. Он снимает ее. Из ниши в дымоходе он извлекает маленький деревянный ящичек. Три полностью заряженных магазина. Он кладет два в карман, и готовится зарядить третий в оружие.

Он слышит крик Зибеса и выскакивает на грязный двор, скользя и оступаясь. Чертов магазин не вставляется. Он долго не практиковался с винтовкой и подрастерял сноровку.

Он тоже напуган. Напуган сильнее, чем когда-либо в жизни, а это кое-что да значит, учитывая, что в его жизни был Красентинский хребет.

— Что происходит? — спрашивает он, добравшись до Зибеса, который присел за опрокинутым штабелем ящиков с травой.

— Там что-то есть, — отвечает тот, указывая на боковой сарай. — Что-то большое. Движется с места на место.

Олл ничего не видит. Он озирается в поисках Кэтт. Та стоит у двери кухни, снова глядя в прошлое и не замечая паники Зибеса.

— Оставайся тут, — велит Олл раненому. Он поднимается и движется к сараю, держа винтовку наготове. Он слышит, как что-то движется. Зибес не врал. Что бы это ни было, оно большое.

Олл знает, что ему нужно стрелять точно. Стрелять на поражение. Если оно большое, ему нужно остановить это быстро.

Он рывком открывает дверь сарая.

И видит Графта. Крупный погрузочный сервитор кружит по сараю, врезаясь в предметы. Его сенсоры и системы обзора полностью сбиты с толку грязью и водорослями.

— Графт?

— Рядовой Перссон? — отзывается сервитор, узнав голос.

— Стой неподвижно. Просто стой неподвижно.

Большой киберорганизм замирает. Олл протягивает руку и стягивает жгуты водорослей. Он берет тряпку, протирает оптику и вычищает грязь из мелкой решетки сенсоров.

— Рядовой Перссон, — произносит Графт. — Благодарю за помощь, рядовой Перссон.

— Следуй за мной, — говорит Олл.

— Куда следовать, рядовой Перссон?

— У нас есть работа, — произносит Олл.

2

[отметка: 4.14.11]

— Объяснись, — произносит Несущий Слово. Его зовут Улмор Нул.

— Была засада, — говорит Вил Тет. — Двое Ультрадесантников.

Нул смотрит на труп катафрактия.

— Это сделали они?

— Они, — соглашается Тет. — Убили моего наблюдателя, убили членов моего отряда, а затем захватили спидер. Один из них был капитаном.

— Почему ты их не остановил? — спрашивает Нул.

— Их не смог остановить катафрактий, — изумленно произносит Тет. — С чего вы взяли, что я бы смог?

Он обрывает себя.

— Прошу прощения, маджир. Это были легионеры. У нас не было средств.

— Ты оставался на позиции с момента нападения, ожидая подкрепления?

— Да, маджир.

Улмор Нул поднимает варп-склянку. Он говорит в нее, предупреждая офицеров подразделений, что в этой части компопорта на свободе как минимум еще две единицы элиты противника.

— Возможно, у них есть транспорт, — добавляет он.

Нул смотрит на членов своего отделения.

— Их нужно выследить, — просто говорит он.

Келтер, один из его людей, кивает и вытаскивает вперед ищейку. Ему приходится пользоваться электрическим стрекалом. Ищейка злится и не подчиняется.

Она размером примерно с взрослого мастиффа, но более грузная и не принадлежит к собачьим. Она рычит и сопит, капая слизью из раздувающихся черных ноздрей.

— Нам нужно что-то, чего они касались, — произносит Нул.

— Капитан прикасался ко мне, — отвечает Тет. — Он сбил меня с ног…

Он все еще говорит, когда до него доходит, что он идиот.

Нул глядит на него и кивает.

— Маджир, нет… — начинает Тет.

Ищейка бросается вперед. Она оказывается возле него. Тет вопит, когда она начинает пожирать его заживо.

— Она взяла пробу, — говорит Келтер. Он стаскивает ищейку с воина Каул Мандори. Тет не мертв. Он должен быть мертв. Обязан. Из него выгрызено слишком много, чтобы он смог поправиться и вернуться к жизни. Он не в силах говорить. Не в силах даже как-то иначе выразить захлестывающую его муку, он лишь дергает лишенными пальцев руками и трясет тем, что осталось от его челюсти.

Ищейка приходит в движение, следуя за психоощущением, которое она поглотила. Несущие Слово идут следом.

— Что с ним? — спрашивает один из них у Улмора Нула, указывая на подергивающиеся останки. — Ты мог бы положить конец его страданиям.

— Мы извлекаем из боли уроки, — отвечает Нул, — а милосердие — пустая трата боеприпасов.

[отметка: 4.26.11]

Капитан Ультрадесанта достойно бьется. Оказавшись в углу и находясь в меньшинстве, он старается нанести как можно больше ущерба прежде, чем наступит неизбежное.

Его убивает Сорот Чур. Он всаживает два массореактивных заряда в переборку позади Ультрадесантника, и сила взрывов в замкнутом пространстве вышибает кобальтово-синюю фигуру из-за укрытия.

Тот пытается подняться, но уже слишком поздно. Третий выстрел сносит ему голову.

Чур идет обратно в главный пункт управления станцией. Он отправляет свои отделения собирать пленников-людей или вытаскивать тела мертвых врагов. В воздухе висит поблескивающий синий дым. Станция «Зетсун Верид» захвачена.

Потребовалось больше времени, чем ожидалось. Это раздражает Чура. Он надеялся, что полное ошеломление лишит XIII-й воли к сражению, однако те остались сосредоточенными.

Единственным утешением является то, что теневые магосы также вышли за рамки собственных прогнозов. Они все еще трудятся, перекалибровывая основные системы станции. Им достанется большая часть неудовольствия Кор Фаэрона.

В главном пункте управления некоторые магосы орудуют электроинструментами, снимая плиты пола и стенные панели, чтобы добратсья до пучков кабелей. Другие осуществляют более тонкую работу, прощупывая запутанные схемы при помощи точных инструментов, многие из которых срощены с их пальцами. Несколько подключилось напрямую через разъемы ММИ, открыв свои разумы импровизированной ноосферной среде, в которой они смогут восстанавливать разрушенную коллекторную архитектуру станции. Они купаются в теплой сущности кода Октета, свободно гуляющего по системам.

Магистр Веры Кор Фаэрон не гневается. Чур обнаруживает его в диспетчерском пункте над основным залом — застекленной латунной коробке, похожей на церковную исповедальню. Он читает грубо переплетенную книгу. «Книгу Лоргара». Разумеется, это не вся книга, а лишь один ее том. «Книга Лоргара» занимает целый стек данных, а от руки переписана в девять тысяч семьсот пятьдесят два тома. Их число постоянно возрастает. Кор Фаэрон лично собрал десятитысячный штат рубрикаторов и писцов для копирования книги и увеличения числа копий. Предполагается, что каждый из старших офицеров XVII-го и назначенных Несущими Слово повелителей планет обладает таким набором и изучает его. Чур понимает, что также готовятся комплекты для каждого из примархов, поклявшихся в верности Гору. Копии копий копий. Экземпляр Пертурабо будет оправлен в гравированную сталь. Фулгрима — в живую плоть. Альфарию преподнесут две редакции, слегка отличающиеся друг от друга.

Комплект Гора будет переплетен в содранную кожу ставших жертвой предательства легионеров.

Копии копий копий. Лоргар построчно проверяет каждую версию. Ошибки в написании караются смертью, а то и хуже. Всего за день до того, как они перенеслись в Веридийскую систему, один из рубрикаторов был выпотрошен за пропущенную точку.

Чур входит в диспетчерскую. Подойдя ближе, он видит, что книга, которую читает Кор Фаэрон — контрольный экземпляр, одно из изначальных писаний. Написано собственной рукой примарха прямо по мере сочинения. Это новейший том, готовый к распространению. Кор Фаэрон всегда лично и тщательно изучает свежие выпуски прежде, чем передать их своему персоналу для копирования, архивирования и публикации.

Кор Фаэрон читает секреты, которых никто еще не видел.

— Приношу извинения за задержку, — произносит Чур.

Кор Фаэрон качает головой, поднимая руку с когтями и продолжая читать.

— Магосы дали объяснения, — говорит он. — Устроенное нами опустошение ноосферы Калта оказалось более основательным, чем мы рассчитывали. Нужно многое восстановить. Как я понимаю, еще десять минут.

— Я буду счастлив, когда вы благополучно вернетесь на борт вашего корабля, повелитель, — произносит Чур.

На этот раз Кор Фаэрон поднимает глаза. Он улыбается.

— Твоя забота отмечена. Однако здесь я в безопасности, Сорот.

Он выглядит еще более болезненным, чем обычно. Вокруг него мерцает ореол грязного света эмпиреев. Чур видит, как сквозь кожу вспышками проступают кости, словно от прерывистых рентгеновских лучей. Кор Фаэрон поддерживает обширное варп-колдовство.

— Подойди, Сорот, — произносит он. — Почитай вместе со мной.

Сорот Чур делает шаг к пульту и заглядывает в раскрытую книгу. Он отмечает запутанную красоту почерка. На страницах едва остался намек на чистое место.

— Он пользуется стилусом. И чернилами, — говорит Кор Фаэрон, словно поражаясь этому. — В наши дни, в наше время. Стилус. Разумеется, я заставляю рубрикаторов поступать так же.

— Я слышал, что…

Кор Фаэрон смотрит на него.

— Что, Сорот?

— Я собирался сказать, повелитель, что слышал, будто Жиллиман также пользуется стилусом.

— Именно так. Кто тебе об этом сказал?

— Люциель.

— Тот, кого ты убил?

— Да, первая жертва.

— Он был твоим другом.

— Именно тем и была ценна его смерть, — произносит Чур.

— Да, думаю, что Робаут Жиллиман пользуется стилусом, — говорит Кор Фаэрон. — Он пишет. Много пишет, как мне говорили. Впрочем, там не много смысла. Он пишет… трактат. О ведении войны. О механике сражения. О теории боя. Детские проблемы. У него явно нет ни энергии, ни силы характера. И никакого интереса к метафизическим вопросам, которые занимают более достойные умы. Наш возлюбленный примарх уже знает об убийстве все, что только возможно. У него нет необходимости или причин записывать это. Принципы просты. Именно потому он способен выйти за рамки грубого практицизма и тратить свои время и энергию на обдумывание великих тайн. Функционирование этой и прочих вселенных. Природа существования.

Кор Фаэрон смотрит на него.

— Тебе известно, что Лоргар просто записывает то, что ему диктуют? То, что нашептывают ему и только ему?

— Боги? — спрашивает Чур.

— Силы восьми, — отвечает Кор Фаэрон. — ораторы пустоты и голоса бездны. Изначальный Уничтожитель из самой глотки варпа.

Снаружи зовут. Магосы завершили работу.

Кор Фаэрон закрывает книгу и поднимается на ноги.

— Воспользуемся их славным трудом, да? — интересуется он.

[отметка: 4.55.34]

Перезапущенные теневыми механикумами системы станции «Зетсун Верид» включаются. Информационная машина продолжает работу. Зафиксировав, что планетарная оружейная сеть неактивна, а неактивность вызвана необъяснимой потерей центра информационных машин, размещенного на борту Калтского Веридийского опорного пункта, машина автоматически выполняет протокол и берет на себя управление, подбирая ослабшие бразды сетевой системы. На «Зетсун Верид» находится один из усовершенствованных машинных центров, способный в аварийной ситуации заменить основной орбитальный центр.

Оружейная сеть Калта снова включается. Ее коллектор перезапускается.

Кор Фаэрон обозревает работу, наблюдая, насколько крепко встроен в архитектуру ноосферы мусорный код Октета. Он определяет цель, и магосы поспешно задают и фиксируют координаты.

Все боевые орбитальные платформы, а также несколько станций наземного базирования, включая полярные установки, активируются и начинают наведение, пока их источники энергии набирают мощность.

Проходит примерно десять минут, пока по всей длине главного пульта пункта центрального управления не начинают мерцать зеленым сигналы подтверждения полномочий.

— Разрешение на цель получено. — докладывает старший магос, на фоне его плотского голоса пощелкивает двоичный мусорный код.

— Можете стрелять, когда будете готовы, — произносит Кор Фаэрон.

Мерцание. Вспышка. С Калта и его орбитальных станций срываются лучи когерентной энергии, лучи неравномерной мощности.

Калт обладает оружейной сетью, которая способна сдержать целый экспедиционный флот или основную боевую группировку. Лишь сегодня ее удалось обойти при помощи коварнейшего и искуснейшего предательства.

Оружейная сеть начинает давать залпы. Калт начинает уничтожать соседние планеты Веридийской системы.

Он начинает с массивного астероидного мира, который обращается вокруг системы по ту сторону лун Калта. Этот астероид, Аламаста — основной остаток планеты, которая когда-то занимала это место на орбите. Теперь это скала размером с крупный сателлит.

Ее больше не называют Аламастой. Она известна как кузница «Веридия». Это основная станция Механикума в системе и самый значимый промышленный пункт в шести системах.

Кузница «Веридия» беззащитна, ее системы разрушены тем же мусорным кодом, что вывел из строя сеть Калта.

У нее нет щитов, нет оружия быстрого реагирования и нет средств, чтобы уклониться.

Оружейной сети требуются четыре продолжительных удара. Первые два выжигают скалистую поверхность и уничтожают рокритовые укрепления с адамантиевыми бастионами. Третий вскрывает главную фабрикаторию и воспламеняет системы питания реактора мира-кузницы.

От четвертого кузница «Веридия» взрывается, словно новорожденная звезда.

Следующие восемнадцать минут у Калта нет ночной стороны.

3

[отметка: 5.46.19]

Вентан рывком бросает спидер назад. Ауспик разбит и бесполезен. Он увидел орудийный транспортер, только обогнув угол.

Спидер разворачивается на эллинге с силой, от которой Вентан и Селатон накреняются вперед в своих креслах. Их уже преследует обстрел. Беглый огонь транспортера с гравитационной компенсацией — четырехпушечного чудовища — рвет в клочья сараи и складские блоки вокруг. Грузовые сооружения и пакгаузы с боеприпасами взрываются или разлетаются на части. Рокритовые стены содрогаются и испускают пыль от стремительно пробивающих их выстрелов. Окна рассыпаются.

— И не сюда, — произносит Вентан.

— Согласен, — отзывается Селатон. У него на коленях лежит автопушка, и он проверяет подачу зарядов. В лотке осталось немного.

Вентан сворачивает влево, и они мчатся вниз по сырому рокритовому туннелю, проскальзывают между двух огромных аэрокосмических заводов и огибают периметр горящей налоговой станции. Повсюду лежат тела. Гражданские, Армия и слишком много Ультрадесантников, чтобы у Вентана остался хотя бы слабый оптимизм. Люди мертвы, а их оружие все еще в ножнах или в чехле. Убиты без шанса встретить смерть лицом к лицу.

Дороги и магистрали окаймляют груды кобальтово-синих доспехов — безвольные трупы в истертой броне. Некоторые, словно дрова, сложены у заборов и стен. Некоторые взрезаны и опустошены. Нескольких прибили к столбам или металлическим листам стен зданий.

Кажется, будто некоторых разделывали или… поедали.

Вентан не понимает этого. Он предполагает, что они стали жертвой какого-то разрывного оружия, недавно появившегося в арсенале XVII-го. Теоретически. Это лучшая из теоретических возможностей. Вентан надеется, что она окажется и на практике. Прочие теоретические альтернативы слишком неблаговидны, чтобы их рассматривать. Несущие Слово находятся в союзе с какой-то расой плотоядных ксеноформ. Несущие Слово предаются какому-то ритуальному каннибализму…

Вентанну не требуется дополнительных причин, чтобы насмерть биться с Несущими Слово. Нанесенный Калту и XIII-му ущерб — достаточное основание. Предательство — достаточное основание. Безостановочное и беспощадное проведение атаки, выходящее за все пределы чести — этого довольно.

Однако после такого осквернения данный казус белли^[6] выходит на совершенно новый уровень. Это не просто война, а военное преступление. Оно попирает и позорит законы и заповеди Легионес Астартес — законы и заповеди, которые установил прародитель-Император. Несущие Слово извратили облик истинного и законного пути Империума и нравственные нормы человечества.

Тут и там Вентан замечает символы, которые намалеваны на стенах, предположительно кровью. Восьмиконечные звезды и иные эмблемы, с которыми он не знаком и от вида которых ему делается неуютно.

Поверх пыхтения двигателя спидера — пыхтения, к которому примешивается тревожный лязгающий звук — Вентан слышит грохот других орудийных транспортеров, движущихся по окрестным улицам. Они находятся в промышленной полосе между самим космопортом и городом. Вентан отчаянно пытается найти дорогу, при помощи которой они смогут прорваться и направиться на северо-запад в Эруд. Его основная забота — восстановить контакт со своей ротой и прочими подразделениями на сборах в Эруде. Если они перенесли это и остались целыми, или относительно целыми, он намеревается сделать их острием контратаки.

Над всем городом и портом колышется мгла. Это огромное количество дыма, но еще и туман. Пар. Завеса затягивает горизонт, закрывая бассейн реки и превращая миллионы отдельных огней в неяркие оранжевые кляксы. Вентану доводилось видеть подобный феномен раньше, когда крупные объемы воды резко испарялись длительным энергетическим разрядом. На городской низине конденсируется мертвый океан.

Они огибают очередной угол и видят, что по грузовому проезду впереди движутся шестеро Несущих Слово. Те окликают их, а затем открывают огонь.

Спидер трясется от попаданий, начиная двигаться обратно. Его броня довольно прочна, но Вентан знает, что ей изрядно досталось. Он скользит назад, надеясь рывком повернуть вокруг основания заводского склада и найти другой путь. По ним начинают стрелять новые Несущие Слово, ведущие огонь с надземного перехода и балочного моста между двумя фабриками. Массореактивный заряд разрывается о борт кабины там, где крыша уже разорвана и отогнута назад. От сотрясения Селатон сильно наклоняется.

У них подходят к концу возможности развернуться.

Вентан сдает назад быстрее. Он сбивает двух Несущих Слово, возникших позади. Фигуры в алых доспехах отлетают от репульсоров на бронированной корме спидера и падают, с лязгом подпрыгивая на рокрите.

Но он не может просто переехать орудийный транспортер, который выкатывается перед их кормой. Тот вдвое больше по размерам, вдвое тяжелее и начинает поворачивать счетверенные пушки, целясь в них.

— Давай! — кричит Селатон. — Давай! Через них!

Вентан снова бросает спидер вперед, запуская тягу. Он сшибает одного из Несущих Слово, которых они уже один раз отшвырнули с дороги. Дикарь восстанавливал равновесие. Переднее правое крыло сильно бьет его, сгибает усиленной предохранительной решеткой и отбрасывает вбок. Он вертится и приземляется так, что виден разрыв спинного мозга.

Селатон приподнимается на сиденье, опирая автопушку на оправу стекла. Они направляются прямо на отделение Несущих Слово, которое отрезало их от грузового проезда. Они несутся прямо сквозь град огня, хлещущий с балочного моста и надземного перехода. Заряды врезаются в землю вокруг них, образуя струйки огня и гальки. Другие бьют по кузову, будто сваезабойная машина.

Селатон начинает стрелять из пушки. Если учесть импровизацию, он выбирает хороший угол и строчит по балочному мосту, разрывая перекладины перил и разнося на куски металлическую балюстраду. Он сшибает двух вражеских стрелков с ног, а затем проходится по третьему. Вентан видит, как шлем взрывается, словно красная сигнальная ракета. Погибший падает с моста назад и врезается в землю через секунду после того, как они проезжают внизу.

Селатон опускает прицел и срезает одного из солдат на земле. Роторная пушка изжевывает фигуру, кромсая ее, будто мешок с мясом и металлической соломой. Прочие остаются на месте, паля прямо по ним. Вентан, не дернувшись, замечает, как массореактивный заряд пролетает через кабину между их головами и выходит через заднюю амбразуру.

Он сбивает одного из Несущих Слово, перебрасывая того через мчащийся спидер. Затем налетает на еще одного, принимая его на бронированную защитную решетку. Верхняя часть тела распластывается по носу, ноги оказываются под машиной. Спидер выбрасывает из-под днища огромный сноп искр, продолжая убийство и стирая пятки с лодыжками тяжелой боевой брони Мк-III прижатого Несущего Слово. Раздается ужасающий скрип и визг. Вентан не в состоянии сбросить человека.

Впереди на грузовой проезд рушится стена, и в пролом с грохотом выезжает алый «Лендрейдер», корпус которого покачивается на щебне, оставшемся от уничтоженного строения. Машина разворачивается, наводя орудийные установки.

Вентан уходит влево. Иных практических способов нет. Он таранит сделанную из металлических листов стену склада и прорывается прямо сквозь него, чтобы избежать шквального огня «Лендрейдера». Сила удара приходится на прижатого к носу Несущего Слово. Если он еще и не был мертв, то теперь уж точно.

Но и спидер тоже. Столкновение прикончило тяговый реактор. Он начинает кашлять и скрежетать, испуская дым из вентиляционных отверстий. Спидер движется по инерции и замирает во мраке склада.

Вентан и Селатон спешиваются. У Селатона автопушка и последний оставшийся лоток боеприпасов. Вентан берет штандарт, затем останавливается и возвращается, чтобы забрать болтер из мертвой хватки Несущего Слово, который теперь едва ли не вплавлен в искореженный нос. Ниже пояса от него мало что осталось. Чувствуется запах перегретого металла, трения и прожаренного костного мозга.

Первые Несущие Слово начинают пробиваться внутрь через созданную спидером дыру. Селатон обстреливает их, срезая двоих и проделывая в стене еще больше отверстий, через которые льется свет.

Лоток израсходован. Он бросает пушку и извлекает болтер.

Они начинают отступать по захламленному пространству склада, обмениваясь выстрелами с Несущими Слово, которые прорываются через проход. Болтерные заряды с шипением летают в разные стороны. Вентан попадает, но не уверен, убил ли наверняка. Против них абсолютный численный перевес.

Он не перестает ждать, что стена рухнет внутрь, и склад будет атакован «Лендрейдером», который охотится за ними. Он слышит, как тот движется снаружи, грохоча и ускоряясь.

Внезапно там происходит ошеломляющий взрыв. На секунду на склад врывается яркая вспышка — через каждую щель, пулевое отверстие и окно. Здания сотрясаются, и стену пробивают жужжащие куски сверхперегретых деталей машины и обломков брони.

Вентан и Селатон поднимаются. Вломившиеся в проем следом за ними Несущие Слово тоже встают на ноги. Они пытаются снова зафиксировать целеуказатели на бегущих Ультрадесантниках, однако они сбиты с толку. Что это был за взрыв? Что-то только что прикончило «Лендрейдер»?

Пока они разворачиваются, жгучие пучки плазмы рассекают мрак и режут их на куски. Сверкающие зеленые лучи снова и снова проплавляют отверстия в доспехах и заставляют шлемы лопаться, будто воздушные шарики.

Вентан и Селатон пятятся за укрытие, держа оружие наготове.

Волоча мощные плазменные бластеры ближнего боя, здание заполняют скитарии Механикума. Не пытаясь искать компромиссы, они добивают всех Несущих Слово, кто не был убит сразу.

Грозных бойцов Механикума несколько десятков.

— Воины XIII-го, — передает один из них в режиме громкого оповещения. — Назовитесь. Поторопитесь, время против нас.

Вентан встает, поднимая потрепанный штандарт.

— Рем Вентан, 4-я рота, — объявляет он.

Командующий скитариями выходит навстречу. Это уродливый и покрытый шрамами крупный ветеран, броско выглядящий в апосематической^[7] боевой экипировке. Одна из красных щелей глаз на медном лицевом щитке мерцает.

— Арук Сертоид, Калкасская когорта скитариев, — откликается он. Голос слегка запинается, словно он не привык разговаривать. — Мы поняли по активности Несущих Слово, что неподалеку должны быть силы XIII-го. Вас всего двое?

— Да. Мы благодарим вас за вмешательство.

— Оно ничего не будет значить, если мы тут задержимся, капитан, — отвечает Арук. — У нас достаточно огневой мощи для нападения на небольшое отделение, одну-две машины. Но резервы энергии ограничены, и мы не можем справиться с большим количеством сил противника.

— Вы можете вывести нас отсюда? — спрашивает Вентан.

— Мы можем отвести вас к нашему старшему магосу, — говорит Арук. — Мы надеялись, что сможем начать координировать сопротивление.

Вентан кивает. Скитарии направляются к ближайшему выходу.

Арук замечает штандарт, который несет Вентан.

— Большой объем, — произносит он. — Нет необходимости его брать.

— Еще как есть, — отвечает Селатон.

[отметка: 6.12.33]

Она пользуется плотским голосом.

— Я Меер Эдв Таурен, — произносит она. — Я занимаю пост магоса. Я действующий Сервер Управления Калта/Нумина.

— Похоже, тут осталось мало того, чем можно управлять, — замечает Вентан.

— Верно, — отвечает Таурен. — Отвратительный день. Оба наших института ужасно пострадали…

— Весь Империум ужасно пострадал, — говорит Вентан. — Более того, произошло нечто еще более страшное. По причинам, которые я не могу даже предположить, Несущие Слово выступили против нас. Они развязали открытую войну против Калта, против XIII-го, Пятисот Миров Ультрамара и Империума человечества.

Магос кивает. Она высокая и мрачная. Церемониальное должностное облачение изорвано, покрыто грязью и задубело от кровавых пятен. За последние несколько часов кто-то умер, пока она баюкала его на руках.

Они стоят в подземной цистерне в нескольких сотнях метров от основной магистрали Нумина. Это влажная пещера, сток для речной системы на случай шторма. Арук предположил, что плотность рокрита у них над головой сможет помешать системам обнаружения, которыми пользуются Несущие Слово.

— Мой непосредственный начальник мертв, — произносит Таурен. — Мы выбрались из Сторожевой Башни в момент падения корабля, но для него было уже слишком поздно. Ответственность за командование и координацию ложится на меня.

— Какими ресурсами мы располагаем? — спрашивает Вентан.

— У меня примерно триста скитариев с переносным оружием и некоторым количеством легкой поддержки, — отвечает она, — и это число возрастает по мере того, как мы выходим на связь с прочими группами выживших. У нас нет коллекторной способности, нет ноосферы и абсолютно никакого контроля за работой информационных машин оружейной сети Веридийской системы.

— Совсем никакого?

Она качает головой.

— Дело в заражении мусорным кодом, которое непосредственно предшествовало началу боевых действий. Мы полагаем, что XVII Легион сознательно внедрил чуму в ноосферу Калта перед атакой, чтобы дестабилизировать, а затем парализовать способности Механикума.

— С каких это пор Легион технологически превосходит Механикум, магос? — интересуется Вентан.

— С сегодняшнего дня, капитан.

— Стало быть… этот мусорный код был для вас внове?

— Он не был похож ни на что из того, с чем мы сталкивались раньше. Это не просто кодовый язык. Самая основа. Мы до сих пор не до конца уверены, что это такое и как оно работает.

— Еще одно свидетельство того, что это было спланировано и организовано заранее, — говорит Селатон.

Все молчат. На какое-то мгновение единственный звук — капанье грязной воды из водосливного канала.

— Что вы намереваетесь делать? — спрашивает Вентан.

Таурен смотрит на него.

— Я воспользуюсь всеми доступными мне средствами, чтобы восстановить контроль над информационными машинами. Вытеснить врага из наших систем и вернуть себе ноосферу.

— Оружейная сеть, безусловно, станет существенным подспорьем, — говорит Вентан. — Если не сказать — переломным. Боюсь, что XIII-й подвергся массовому истреблению. И также опасаюсь за флот.

— С точки зрения точных проекций у нас мало что есть, — произносит Арук, — однако похоже, что потеряно как минимум пятьдесят процентов собранного флота и наземных сил.

Вентан пытается сконцентрироваться. Он пытается перейти к теории, чтобы помочь планированию стратегии. Пытается не задерживаться на практическом обстоятельстве, что уже могло погибнуть более ста тысяч Ультрадесантников. Погибнуть всего за несколько часов. Это величайшая потеря за всю историю Легиона в поддающихся оценке пределах.

— Как вы с ними связываетесь? — неожиданно спрашивает Селатон.

— Прошу прощения? — отзывается Таурен.

— Вы сказали, что число скитариев возрастает по мере того, как вы связываетесь с другими группами выживших. Как вы с ними связываетесь? Вокса нет.

— Это так, но у скитариев есть выделенный аварийный коллектор, кризисный резерв, — говорит Таурен. — Арук переключился на усиленную систему военного кода своей бригады. Диапазон ограничен, зато безопасен.

— У вас есть ограниченная безопасная связь? — спрашивает Вентан.

Она кивает.

— Мне нужно связаться с командованием Легиона, — произносит он.

— Невозможно, — отзывается Арук. — Нет контакта с орбитой.

— В таком случае мне необходимо связаться со своей ротой. — парирует Вентан. — На сборах в Эруде присутствуют подразделения скитариев при поддержке Механикума. Мне нужно выйти с ними на связь.

— Станция Эруд? — повторяет Арук. Он пристально глядит на сервера красными глазами. Один из них мерцает, время от времени угасая и загораясь.

— Разумеется, — произносит она.

Вентан раскрывает прорезь на манжете доспеха и активирует маленькую гололитическую карту. Он изучает местность, прокручивая ее туда-сюда. Селатон смотрит через его плечо.

— Теоретически, — говорит Вентан, — если мы заставим сбор двигаться, то сможем организовать встречу. Где-то здесь. На равнинах Деры. Возможно, в Зетайе.

— Она пригодна для обороны, но открыта с запада, — замечает Селатон. — Возможно, Лернея оптимальнее.

— Они будут слишком уязвимы при пересечении ложа долины, — отвечает Вентан. Он меняет проекцию.

— А что насчет Мелатиса? Он хорошо расположен и является агробазой. Если судьба на нашей стороне, его не задело первым ударом. Не слишком важное, но все же преимущество.

— Похоже, сегодня судьба не слишком-то на нашей стороне, капитан, — говорит Селатон.

— О чем ты, Киуз? — резко произносит Вентан. — Мы же здесь, не так ли?

Он разворачивается к Аруку и Таурен.

— Когда наладите связь, я смогу дать вам код авторизации, чтобы меня опознали. Постарайтесь выяснить, с кем говорите. В идеале — капитан Сиданс или капитан Яул. Мне нужно, чтобы они вели все подразделения, которые находятся в их распоряжении, на равнины к Мелатису. Я встречу их там.

— Вы намереваетесь двигаться к Мелатису по земле?— спрашивает Таурен.

— Да, — просто отвечает Вентан.

— Возможно, это чрезмерно амбициозная цель, — мягко произносит она.

— Мощная бомбардировка к северу от реки, — говорит Арук. — Они захватили магистраль. Враг также собирает большое количество машин вдоль Неридского Вала.

— Титаны? — спрашивает Вентан.

Арук колеблется.

— Меня это тоже шокирует, сэр, — напряженно произносит он. — понятия не имею, каким образом какая-либо из машин Механикума могла стать жертвой столь ужасающей порчи. Похоже, верность и преданность сейчас в дефиците.

— Лептий Нумин, — произносит Таурен.

Они смотрят на нее.

— Старый губернаторский дворец на равнинах, — поясняет она. — Он был на первых местах в моем списке возможных пунктов назначения. Во дворце есть неактивная, однако рабочая информационная машина, а также вокс-система большого диапазона. Ни то, ни другое не работает, когда губернатора нет в резиденции, однако их обслуживают. Я надеялась, что, поскольку обе системы были отключены, они могли избежать заражения мусорным кодом и электромагнитных повреждений.

— Мы сможем связаться с флотом? — интересуется Вентан.

— Если заставим их работать, — соглашается она, — то сможем связаться с флотом.

— Мы уже сочли Лептий Нумин одним из наиболее подходящих вариантов, — говорит Арук. — Дополнительным преимуществом является то, что, благодаря подземной сети, туда легче добраться, чем до какой-либо из открытых целей на равнинах.

— Это часть аркологии^[8] Калта? — спрашивает Вентан. Он припоминает, что планету пронизывают крупные системы естественных пещер, многие из которых обустраиваются под жилье. Они обычно используются в качестве убежища для населения, когда здешняя звезда проходит нечастые периоды максимальной солнечной активности.

— Не всей, только ответвления, — отвечает Таурен. — Первые губернаторы создали безопасное подземное соединение между городом и дворцом.

— Военная поддержка XIII Легиона в Лептии будет чрезвычайно полезна, пока мы начнем программу восстановления, — произносит Арук.

Он смотрит на Вентана. Поврежденный красный глаз мерцает. Он гаснет и вновь загорается. Вентан слышит исходящее из кибернетики Арука бормотание бинарного кантирования.

— Я установил контакт, — говорит тот. — Есть коллекторное соединение с командиром скитариев Гаргозом. Вместе с Гаргозом ваш капитан Сиданс.

— Каково положение дел? — спрашивает Вентан. — Спросите его, какова ситуация.

Бинарное потрескивание.

— Неприятная, — передает Арук. — Место сборов подверглось бомбардировке. Многие мертвы. Уцелело очень мало техники и транспорта. Сиданс сообщает, что силы 4-й роты Ультрадесанта, а также восьми других, сумели укрыться возле вала Браксаса. Приблизительно семьсот человек. Они готовы выдвигаться согласно вашим указаниям.

Арук смотрит прямо на Вентана.

— Капитан Сиданс особенно хочет подчеркнуть, что он рад вас слышать. Он рад узнать, что вы живы.

— Скажи ему, где им нужно быть. Попроси выяснить, какие еще силы он сможет мобилизовать. Будучи командующим сборами, я санкционирую перемещение войск. Попроси его передать оценочное время прибытия.

Арук кивает и транслирует.

— Нам понадобится тайный пароль, — произносит Селатон.

Вентан задумывается.

— Они вскрыли все. Взломали код Механикума, — говорит Селатон. — Нельзя доверять даже нашим кодам авторизации.

Вентан кивает.

— Скажи Сидансу, что он может доверять только сообщениям от того, кому известно количество разрисованных эльдар. Скажи, что я поверю только этому же.

— Сделано, — произносит Арук. — Что это означает?

Вентан не отвечает.

— Скажи ему, что я встречусь с ним в Лептии Нумине через несколько часов, — говорит он.

4

[отметка: 6.59.66]

Магистр ордена Марий Гейдж врезается в переборку и сползает по ней с влажным скрипом, оставляя за собой кровавый след.

Рана серьезна. Какой-то яд. Он подавляет трансчеловеческие факторы свертывания крови. Гейдж чувствует, как тело борется с лихорадкой.

Чувствует, как разум борется со страхом.

Это не страх перед смертью или болью. Даже не страх перед неудачей.

Это ослабляющая тревога перед лицом неизвестного.

То, что человечеству пришлось преодолеть, чтобы выйти наружу из пещеры, чтобы отправиться в путешествие с родного мира. То, что человечеству пришлось превозмочь, чтобы отпугнуть ксеносов и кошмары, таившиеся в Древней Ночи.

Тот страх, без которого был рожден его род.

Это изумляет его.

Он полагал, что видел все. У него была долгая и успешная карьера. Подтверждением тому является его должность первого Магистра ордена. Он был с Ультрадесантом с самого начала.

Они генетически усовершенствованы, чтобы проявлять пониженный уровень реакции страха. Они психологически запрограммированы воздерживаться от этой слабости, сопротивляться критическим и приводящим в смятение потрясениям, которые может вызвать страх. Частью этого программирования является изучение всех угроз и опасностей, всех новых форм ксеносов и мутантов, с которыми Империум может столкнуться в ходе своей внешней экспансии. Ничто не должно становиться неожиданностью. Следует исследовать каждый новый кошмар. Они должны быть открыты для всех новых возможностей. Нужно вырабатывать иммунитет. Равнодушие. Некоторые говорят, что из-за этого Ультрадесантники кажутся черствыми, но это всего лишь огрубление сродни тому, какое может появиться на руках труженика от упорной работы.

Они не должны дрогнуть. Они должны быть невосприимчивы к испугу.

Гейдж думал, что так и есть. Действительно думал. Страх был ему неведом.

У него на лбу начинают появляться бусинки пота. Он силится подняться, но не может. Вот и урок, думает он — практическое применение теоретической парадигмы. Наша слабость в гордости. В чрезмерной самонадеянности. Мы настолько уверены в себе и своем хваленом бесстрашии, что делаем себя уязвимыми собственным убеждением, будто в галактике больше нет ничего такого, что способно нас напугать.

Гейдж уверен, что Жиллиман уже думал об этом. Уверен, что Жиллиман уже записал эту идею где-нибудь в своих замтеках по кодификации. Грех чрезмерной самонадеянности. Да, Жиллиман определенно предостерегал против него в своих текстах. Он наставлял XIII-й не присваивать себе превосходства над чем бы то ни было, включая страх, поскольку это моментально порождает уязвимость.

Теперь Гейдж думает, что примарх наверняка говорил об этом несколько раз.

Наверняка. Наверняка говорил.

Он говорил.

Его предупреждали. Предупреждали об этом.

А если нет. Если. Если нет, то в этом случае Гейдж надеется, что сможет… Сможет указать на это Жиллиману. Указать позже.

Только. Только никакого «позже» может уже не быть.

Жиллиман.

На мостике, когда… Мостик только что…

Существо. Эта тварь.

Так много крови. Затем прорыв в пустоту. Эта тварь. Возможности может уже не быть. Жиллиман. Жиллиман может… Его затянуло в космос, когда окна разлетелись.

Он может быть…

Жиллиман может быть уже мертв.

Эта тварь.

Проклятая тварь.

Он…

…возвращается из черноты. В горле едкая желчь. В глазах слезы. Мучительная боль в спине и ребрах — там, куда его ударила тварь.

Он потерял сознание. Потерял сознание. Соскользнул в красный туман беспамятства, когда токсины на мгновение пересилили его.

Гейдж тяжело дышит. Каждый толчок легких — как огонь в нервах. Он смотрит в вестибюль.

В воздухе висит дым. Он движется вдоль потолка, словно река, гонимый непрерывным ветром. Воздушные насосы флагмана пытаются восстановить атмосферное давление на борту после прорыва на мостике. Вспыхивают предупреждающие лампы. В пяти метрах от себя он видит мертвого Ультрадесантника. Голова товарища неестественно вывернута. Позади него, прислонившись к переборке, сидят три офицера мостика, которые привалились друг к другу, будто друзья, вернувшиеся с ночной попойки в уволнительной. Они полностью покрыты кровью, до мельчайших деталей, не считая белков остекленевших вытаращенных глаз.

Следом за ними окровавленная грудная клетка с одной рукой. Дальше второй Ультрадесантник, разделенный надвое, будто волокнистое семечко.

А затем он видит тварь.

Гейдж не уверен, находится ли на мостике тварь, та тварь, которая… убила Жиллимана… Гейдж не уверен, была ли это одна тварь, или же множество, принявшее единый бесформенный вид. Направляющаяся к нему тварь может быть одной из многих, или же частью целого.

Она примерно человекообразна и вдвое превышает размером легионера. Пропорции, как у обезьяны, хотя подлинные очертания сложно различить. Кажется, что вокруг нее искажется реальность. Воздух гниет. Она движется, словно нереальный туман, словно текучий черный поток кошмара из самых глубоких подземных недр.

Она шаркает на четвереньках, словно огромный примат, массивные руки похожи на стволы деревьев. Она покрыта черной щетиной, как мясная муха, однако плоть между грубой шерстью переливается радугой.

У нее нет глаз. Голова — одна сплошная челюсть без черепа. Лицо — сморщенный лоскут серой кожи, который туго натянут на деформированный человеческий череп, пустые глазницы похожи на лунные кратеры. Изо рта высовываются искривленные бивни и крупные желтые зубы, напоминающие острия чеканов. С лишенных губ десен, словно липкий бурый сироп, капает яд.

Она издает сопение. Пахнет аккумуляторной кислотой и сахарной ватой.

Та ли это тварь, что укусила его? Он не хочет, чтобы она снова его кусала. Он гадает, видит ли она его.

Разумеется, она его видит. Он распростерся на открытом месте, прямо у нее на пути.

Но у нее нет глаз, стало быть…

Гейдж делает глубокий вдох. Он осознает, что из-за отравы его сознание расплывается. Он знает, что она заставляет его думать о глупых, нелогичных и дурацких вещах. Он знает, что трансчеловеческий метаболизм борется с ней, но не уверен, сумеет ли тот одержать верх в этом сражении.

А если и сумеет, то Гейдж не уверен, что сумеет вовремя.

Тварь прямо рядом с ним.

Он тянется к болтеру.

Оружия давно нет. Он осознает, что на рабочей руке также не хватает нескольких пальцев.

Силовой меч лежит на палубе возле вытянутой левой ноги. Он сгибается и тянется к нему. Вытягивается. Напрягается. Во имя старых богов Терры, у него едва хватает сил, чтобы двигаться!

Гейдж издает непроизвольное разочарованное рычание.

Тварь слышит его. Она поворачивает к нему клыкастую пасть. Слегка наклоняет голову на кошачий манер и резко атакует.

Гейдж кричит от ярости и ужаса. Он выбрасывает правую руку, пытаясь схватиться за горло и удержать сушество на расстоянии вытянутой руки, пока оно не навалилось на него всей массой. Если это произойдет, он покойник.

Рука не достигает горла. Ему удается вогнать ее твари в пасть по предплечье.

Тварь кусает.

Треск раскалывающейся брони, хруст разрубаемых костей предплечья. Она отгрызает ему руку выше запястья. Обильно брызжет кровь. Боль пронизывает руку, словно раскаленная проволока. Гейдж издает вой. Егго сердцебиение ускоряется.

Дикая боль настолько подстегивает метаболическую реакцию, что очищает одурманенный разум от ядовитой дымки. Он наносит удар левым кулаком и с хрустом попадает твари в череп сбоку, выбивая два коренных зуба и струю розовой слюны.

Удар отбрасывает тварь назад и вбок. Ее пасть занята его рукой. Гейдж перекатывается, чтобы схватить меч, но тварь стоит на его колене, и он не в состоянии извернуться на нужную длину.

Она невероятно широко распахивает пасть и рвется к его лицу. Он видит, как откушенная рука проваливается в пищевод.

Синий удар отшвыривает тварь в сторону. Все ближайшие поверхности, включая лицо Гейджа, внезапно покрывает черный ихор. Тварь повержена, глубоко рассечена. Над Гейджем стоит Ультрадесантник. Это сержант. Его доспех потрепан. Шлем окрашен в красный цвет, указывая, что его призвали к дисциплинарному взысканию. В одной руке он держит электромагнитный дуэльный меч, а в другой кехлетайский фрикционный топор.

— Возвращайся в ад, — говорит он твари. Та визжит и мяукает, черная фигура кружится и меняет форму, словно реальность пытается исцелиться.

Сержант вгоняет в нее топор. Кехлетаи, пока их не уничтожили в ходе ожесточенного приведения Краала к согласию, делали клинки не толще бумаги, которые рассекали на молекулярном уровне. Нанолезвийный топор огромен, крупнее фенрисийской боевой секиры. Он проходит через тварь, разбрызгивая во все стороны прогнившую кровь.

Для ровного счета сержант пронзает ее мечом. Она мертва, теперь это не более, чем пятно.

Сержант оборачивается.

— Подтягивайтесь! — кричит он. Из коридора поспешно появляется боевой отряд. В нем Ультрадесантников, однако он также состоит из солдат Армии и служащих Флота, среди которых как минимум один кочегар-абхуман. Они вооружены самым разношерстным и экзотическим оружием, какое Гейджу только доводилось видеть за пределами личного арсенала Жиллимана…

Они все из личного арсенала примарха.

— Шевелитесь! Занять секцию! — кричит сержант. — Брат Керсо, осмотри следующий коридор. Огнеметы на переднюю линию! Апотекарий Яэр, к Магистру ордена! Сейчас же!

Он склоняется над Гейджем, положив оружие на палубу в пределах быстрой досягаемости. Вблизи Гейджу видны царапины, украшающие доспех сержанта.

— У вас есть апотекарий? — спрашивает Гейдж тенью своего прежнего баритона.

— Уже идет, сэр.

— Твое имя?

— Тиель, сэр. Эонид Тиель. 135-я рота.

— Представленный к дисциплинарному взысканию?

— Сегодняшний день начинался где-то в другом месте, сэр.

— Так и есть, Тиель. Отлично сказано. Кто назначил тебя старшим?

— Я сам себя назначил, сэр. Я ожидал собеседования на сороковой палубе, когда все покатилось к черту. Системы подчинения не было. Я решил, что необходимо ее создать.

— Хорошая работа.

— Что произошло, сэр? — спрашивает Тиель. Он слегка отступает назад, позволяя апотекарию начать обрабатывать раны Гейджа.

— На нас что-то напало. Разнесло весь главный мостик. Некоторых выбросило наружу. Большего сказать не могу.

— Кого мы потеряли? — спрашивает Тиель.

Он лезет не в свое дело, думает Гейдж. Он…

Нет. Он уравновешен. Прагматичен. Бесстрашен. Он задает вопросы, поскольку ему нужно знать ответы.

— Наверняка капитана корабля, — говорит Гейдж. — Большинство старших офицеров мостика. Магистра ордена Вареда. Магистра ордена Банзора. Магистра твоего ордена, Антоли.

— Ужасные потери. Что с примархом?

— Я не видел его гибели, однако опасаюсь худшего, — отвечает Гейдж.

Тиель какое-то мгновение молчит.

— Каковы ваши распоряжения, сэр? — спрашивает он.

— Какой у тебя был оперативный план, сержант?

— С точки зрения практики: я пытался собрать и скоординировать силы для боя на борту и начать отбивать корабль, сэр. Эти демоны повсюду.

— Демоны, Тиель? Не думаю, что в наше время верят в демонов.

— В таком случае я не знаю, как вам угодно их называть, сэр, поскольку это не ксеносы. Они ублюдки. Чудовища. Твари варпа. Чтобы их убить, требуется все, что у нас есть.

— Это поэтому ты разграбил коллекцию примарха? — интересуется Гейдж.

— Нет. Я разграбил коллекцию примарха из-за Несущих Слово, сэр.

— Объясни свою логику с точки зрения теории, — просит Гейдж. — Подожди, подожди. Апотекарий, помоги мне подняться на ноги.

— Мой повелитель, вы не в том состоянии, чтобы… — начинает апотекарий.

— Проклятье, помоги мне встать, — огрызается Гейдж.

Они помогают ему подняться. Он нетвердо стоит на ногах. Апотекарий продолжает перевязывать обрубок руки.

— А теперь продолжай, — произносит Гейдж. — В теории?

— Нас атакуют Несущие Слово, — говорит Тиель.

— Согласен.

— Эти ублюдочные демоны могут быть с ними в союзе, могут быть какими— то существами, которых они подчинили себе. Или же это они могут контролировать XVII-й. Это, разумеется, объясняет, почему наши братья столь фундаментально выступили против нас.

— Согласен. Продолжай.

— Демоны представляют собой существенную угрозу, однако похоже, что они… отступают.

— Отступают? Объясни.

— Это как отлив, сэр. Их меньше, и они слабее, чем были час назад. Как будто они оттягиваются обратно в преисподнюю варпа. Как бы то ни было, возле нас три крейсера Несущих Слово, и они осуществляют абордаж. В течение ближайшего часа они преодолеют шлюзы и корпус, и нам придется биться с себе подобными. Подобная форма сражение беспрецедентна. Их преимущество — внезапность и ошеломление. Нашим контрпреимуществом должно стать отсутствие условностей.

— Подробнее.

— Им известно, что мы собой представляем, поскольку они — это мы. Им известны свойства наших доспехов и оружия. Также им известны наши тактики и военные доктрины, так как наш возлюбленный примарх сделал свои кодификации доступными для всех его братьев. Мы никогда не думали, что будет необходимо скрывать наши боевые методы от собственных сородичей. Сегодня мы освободились от иллюзий на этот счет. Поэтому мы должны сражаться с ними теми способами, которых они от нас не ожидают. Нетрадиционными, импровизированными и самостоятельно изобретенными. Чтобы должным образом прославить военные наставления Робаута Жиллимана, мы должны на один день отбросить его правила. Я всегда считал величайшей из его мудростей примечание 101.Х…

Гейдж кивает.

— Я ее знаю. «Бой выигрывает то, что выигрывает бой. В конечном итоге не следует исключать ничего, если подобное исключение приводит к поражению».

— Именно так, сэр.

— Приказ «любыми средствами», — говорит Гейдж. — Абсолютное правило о том, что не существует нерушимых правил. Знаешь, его всегда тревожила эта идея. Он говорил мне, что часто думал о том, чтобы удалить это примечание. Он считал его слишком опасным. Опасался, что для последующих поколений оно может стать оправданием любых действий.

— Думаю, XVII-й уже обходится без подобных рассуждений, — отзывается Тиель. — Я также призываю вас не говорить о примархе в прошедшем времени при людях.

Гейдж спохватывается.

— Совершенно верно, сержант.

— Приняты ли мои теория с практикой, сэр? — спрашивает Тиель.

— Да. Давайте координироваться. С кем еще из офицеров мы можем связаться?

— Есть вероятность, что на тридцать пятой палубе готов Магистр ордена Эмпион, а на двадцатой — капитан Гевтоник.

— Хорошее начало, — произносит Гейдж. Он подбирает упавший силовой меч и задвигает его в ножны. — Давайте двигаться, пока не кончился день. А этот фрикционный топор?

— Сэр?

— Им можно работать одной рукой?

Тиель передает ему оружие.

— Он достаточно легкий, сэр.

— Веди нас. Прорубимся к башне мостика.

Тиель салютует. Он разворачивается, поднимая свой дуэльный меч и выкрикивая распоряжения группе зачистки.

Гейдж бросает взгляд на апотекария.

— Мы закончили? — интеерсуется он.

— Я бы предпочел отправить вас в…

— Яэр, мы закончили?

— Да, сэр. На текущий момент.

Гейдж взвешивает топор здоровой рукой.

— Сержант Тиель. Не знаешь ли ты, случаем, за что он был подвергнут дисциплинарному взысканию?

— Знаю, сэр, — отвечает Яэр. — Его вышестоящий офицер обнаружил, что он строил теории о том, как сражаться с космодесантниками и побеждать их, сэр. В свое оправдание Тиель заявил, что он выстраивал теории по всем прочим основным противникам, и было бы тактическим слепым пятном не знать, как сражаться с Легионами. Как я понял, он сказал, что космические десатники Империума — величайшие воины галактики, и потому его долгом было понять, как биться с величайшими воинами галактики и одерживать над ними верх. Тиель утверждал, что космодесантники — единственные оставшиеся противники, которые заслуживают теоретического изучения. Его теории сочли изменническими мыслями, и его направили на флагман для дисциплинарного взыскания.

— В этом состоял его проступок? — спрашивает Гейдж.

— Сейчас это кажется чертовски печальным, не правда ли? — замечает Яэр.

[отметка: 7.44.02]

Рядовой Бейл Рейн и рядовой Догент Кранк бегут по пылающим улицам, спасая свои жизни. Какое-то время с ними был рядовой Максилид, но какая-то хренова тварь из преисподней, нечто такое, что они даже толком не разглядели, вырвалось из тумана и отгрызло Максилиду его чертову голову, так что теперь они сами по себе.

Они живы лишь потому, что тварь была слишком занята поеданием Максилида. Кровь, нахрен, повсюду.

Рейн до смерти перепуган. Сегодня он видел все. Все, что только можно увидеть. Все кошмарные представления. Все ужасы, все потрясения. Он видел, как умирают люди. Видел, как умирают друзья. Как горят города, а с чертова неба падают звездолеты. Он увидел столько трупов, сколько вообще нельзя увидеть, как он думал. Видел людей, которых разорвало на части. Видел демонов в тумане.

Так или иначе, хуже всего, даже хуже, чем демоны, было то, что он видел, как люди, которые должны были быть друзьями, которых считали друзьями, обратились против него с незамутненной жаждой убийства в глазах. Основание Империума перевернулось. Основные догматы верности хренову Трону Терры снесли и помочились сверху.

Бейл Рейн знает, что смерть может причинить боль. Война может причинить боль. Порвать с новоприобретенной невестой и бросить ее, чтобы отправиться на войну — это тоже больно. Чертовски.

Он никогда, ни разу за миллион световых лет, не ожидал, что предательство причинит такую боль.

Их предали. Калт, примарха Жиллимана, Ультрамар, Императора, долбанный Империум и Бейла Рейна из 61-го Нуминского — всех их предали.

Рейну хочется кого-нибудь убить за то, что мир перевернулся вверх тормашками. Хочется убить одного из этих чертовых Несущих Слово, хотя ему известно, что у него не будет ни единого шанса, ни на секунду.

Какого хрена они думают? Чего им надо? Что за чертово ядовитое дерьмо у них в головах, что они решили, будто им следует поступить так.

Кранк отстает. Он устает. Вокруг них туман, и становится нелегко понять, куда идти. У них обоих есть винтовки, «Иллюминаторы», хотя это не то оружие, которое им выдали на сборах. Они подобрали его с трупов во время бегства. Когда бежали от чертовых дикарских подразделений Армии, которые вырезали их полк.

— Давай, Кранк, — бормочет Рейн. — Давай же, Кранки, дружище. Мы можем продолжать идти. Можем выбраться отсюда.

Кранк кивает, но он измотан. В его крови и душе шок. Рейн не смеет дать ему остановиться или поспать. Он может не проснуться.

Все должно было быть иначе. Это ветеран Кранк должен был подбадривать салагу Рейна. Так это должно работать. Так все было до сегодняшнего дня.

Рейн немного размышляет о Нив. Он думает, что ему нужно пойти отыскать ее и забрать с собой из города. Он убедил себя, что она в безопасности, забилась в тетушкин погреб. Но это было до того, как Несущие Слово развернулись, до того, как Несущие Слово и их хреновы язычники-культисты развернулись и начали убивать все подряд, до того, как выяснилось, что это вовсе не несчастный случай.

До демонов в тумане.

Бейл Рейн знает, что его моральный долг — пойти и отыскать свою юную невесту. Он должен пойти и найти ее, а также, если потребуется, и ее чертову тетку, и забрать их из города, пока он не превратился в совершенно мертвое место. Вот и все. Так все это выглядит.

Он говорит Кранку, что намеревается делать.

— Можешь пойти со мной. Не стану тебя осуждать, если ты не хочешь.

Кранк сообщает ему, какой он тупой, но не перестает идти рядом.

Забавно — и Рейн не говорит об этом Кранку, поскольку знает, что это прозвучит странно — однако забавно то, что Рейну не кажется, будто на поиски Нив уйдет много времени. Он ее чувствует. Каким-то образом ощущает, что она близко. Она практически зовет его. Она прямо тут, неподалеку, ждет его.

Такое говорят о влюбленных. Они могут отыскать друг друга, найти, невзирая ни на что, вопреки всему. Он найдет Нив, а она найдет его.

Туман словно шелковая занавесь. Повсюду серо. Размытые янтарные огни пульсируют там, где вдалеке горит пламя. Руины черны и пахнут дымом, фицелином, грязью и разрушенной канализацией.

Бейл.

— Что? — спрашивает Рейн у Кранка.

— Что «что»? — отзывается Кранк.

Бейл, Бейл. Где ты?

— Ты слышишь? — спрашивает Рейн. — Кранки, ты слышишь?

Он ее слышит. Это Нив. Она рядом. Она совсем рядом и зовет его. Это похоже на чудесный спектакль, где возлюбленные, наконец, воссоединяются перед падением занавеса.

— Нив?

Он замирает. Он ее видит. Прямо через дорогу, в дымке, стоящую в дверном проеме. Она бледна. Кажется, будто она сделана из тумана. Как, черт побери, она сумела его отыскать?

За всю свою жизнь он никого не был настолько рад видеть. Он чувствует любовь. Чувствует себя окрыленным любовью.

Он делает шаг вперед, чтобы пересечь покрытую воронками улицу.

Кранк хватает его за руку. Кранк не может говорить, поскольку ужас заткнул ему рот.

То, что видит Кранк, совершенно не похоже на юную невесту Бейла Рейна.

[отметка: 8.10.32]

Система туннелей выходит к периметру Лептия Нумина. Последние несколько километров подземного сооружения потрескались, и туннели затоплены по колено. Влага из сместившегося водяного горизонта и стоков городских очистных станций просочилась наверх и размыла систему проходов. Они вынуждены идти вброд.

Сопровождаемый основным отделением Арука, Вентан выводит их в дворцовый парк. За время путешествия их силы возросли. К ним примкнуло несколько отделений скитариев, которые увеличили численность механикумов почти до тысячи. Также они соединились примерно с тридцатью Ультрадесантниками из разных почти полностью уничтоженных подразделений и четырьмя сотнями людей из 10-го полка Неридских Регуляторов, номинально подчиняющихся полковнику Спарзи.

Дворец изящен, это линейный комплекс вилл. Его величественные очертания медленно проступают из густой мглы. Сады резиденции полуразрушены. Ударные волны и пламя взрывов оголили посадки плойна, гапса и фисташковых деревьев и превратили виноградные лозы в почерневшие веревки. Покрытые орнаментами стены рассыпались. Карповые пруды — сухие чаши, вода испарилась. Они обнаруживают под расколотыми деревьями обгорелые скелеты прятавшихся садовников и землекопов.

Дворец закрыт на зиму. Губернатор находился в резиденции в городской башне Деры. Вентан думает, что губернатор, вероятно, уже мертв. Все окна, кроме усиленных секций из кристалфлекса и армогласа, выбиты свирепыми межконтинентальными ветрами. Комнаты, большая часть которых заполнена прикрытой от пыли мебелью, усыпаны битым стеклом и сломанными брусьями оконных переплетов.

Долина снаружи и равнины за ней находятся во тьме под покровом тумана. Ветра нет. Повсюду жутковатое спокойствие. Затишье, которое напоминает неизбежную неподвижность смерти.

На северо-западе образуют серую границу октуанных туманом равнин Сумеречные Горы. К югу и юго-востоку город окаймляют темные очертания Щитового Вала. Гребень хребта — неровное естественное образование — возвышается над безжизненным маслянистым туманом. Его знаменитые леса — стволы ободранных деревьев, лишенные ветвей и листьев.

Нумин горит огромным маревом золотистого света. Это не единственное крупное зарево, которое они видят. Практически со всех сторон вдалеке виднеются другие, они же испещряют истерзанное небо. То и дело с небес что-то падает, оставляя за собой огненный хвост и с далеким содроганием и хрустом врезаясь в невидимую местность.

Они заходят во дворец, вышибая двери там, где это необходимо. Некоторые из залов и вестибюлей усыпаны обломками кладки рухнувших стен или потолков. Вентан видит куски формованной штукатурки, часть из которых раскрашена. Видит расколотых героев первых дней Пятисот Миров. Видит разбитый на части символ Ультимы — тот самый, что все они носят на своих доспехах.

Таурен собирает рабочую группу магосов, чтобы найти и подготовить дворцовые информационные машины и вокс-системы большого диапазона. Вентан, советусь с Селатоном, Аруком, Спарзи и капитаном Суллом — выжившим из 39-й роты — готовит оборону. Наружные стена и ров достаточно значительны, однако дворец не спроектирован для военного сопротивления сколько-либо заметных масштабов. Люди Спарзи находят в конюшенном блоке на западе несколько орудий на гусеничной тяге, а также легких полевых пушек, и устанавливают их напротив равнины.

— Если они нас здесь найдут, — говорит Сулл, — то расправятся с нами.

— Если они нас здесь найдут, — откликается Вентан, — я их убью.

Сулл кивает. У него на губах появляется полуулыбка. С рассвета он потерял многих братьев по роте. Он видел, как другие подразделения XIII-го были срезаны беглым огнем или уничтожены тяжелым вооружением. Вентан знает, что для того, чтобы поддерживать эффективность Сулла, его нужно подстегивать, выводя из отчаяния. Вентан уже думал, не заменить ли его в цепи командования Гревом, сержантом Сулла. Сулл стар, он ветеран. Такое ощущение, как будто из него выбили дух.

К ним подходит Грев. Он несет под мышкой свой шлем. На лице и волосах известковая пыль. Коротко подстриженные волосы Грева рыжие, словно грязное золото. Из-за пыли он выглядит так, будто преждевременно состарился.

— Сообщение от сервера, сэр, — произносит он, обращаясь к Вентану, а не Суллу. — Они нашли систему вокс-передачи. Есть какие-то проблемы с питанием,однако они надеются провести тестовую трансляцию в течение часа.

— Хорошо. Что с информационными машинами?

— Пока ничего, сэр, — отвечает Грев.

Арук внезапно приходит в движение, поднимая основную боевую конечность.

— Контакт, — сообщает он. — Два километра от северных ворот, движутся из тумана в этом направлении.

— Принадлежность? — спрашивает Вентан.

— Скрывается.

Вентан подбирает штандарт.

— Селатон, прикрой южную линию. Полковник Спарзи, северо-восток. Остальные со мной.

Они направляются к воротам, пересекая когда-то имевшие узорчатую форму газоны. Огневые команды Армии рассаживаются по вырытым в спешке блиндажам. Вентан отмечает хорошее практическое распределение немногочисленных орудий группового пользования и минометов. Спарзи читал наставление-другое. Возможно, даже что-то из Жиллимана.

Они проходят полевые орудия и добираются до ворот. По ту сторону земляной ров пересекает выдвижной мост. За двумя обелисками, которые отмечают мили, через кустарник — начало знаменитых и величественных Равнин Деры — тянется дорога. Туман и мрак мешают обзору.

— Источники тепла, — сообщает Арук. — Теплые тела.

— Подтверждаю, — произносит Грев, который пользуется переносным ауспиком.

— Они используют туман в качестве укрытия, — угрюмо говорит Сулл. — В этом нет ничего хорошего.

— Если бы я вел сюда подкрепления с Эрудского поста, — отвечает Вентан, — я бы тоже использовал туман в качестве укрытия.

Он глядит на мастера-скитария.

— Вокс-сигналы?

Арук качает головой. В поврежденном красном глазу медленно гаснет и загорается свет.

— Вы упоминали кодовую фразу, — произносит он.

— Да, — говорит Вентан. — Подождите.

Поднимается легкий ветерок. У них под ногами трещат среди щебня опавшие листья.

— Сигнал, — произносит Арук.

Все они слышат приглушенную фоновую бинарику.

— Внимание, дворец, — передает он. — Назовите себя.

— Это Механикум? — интересуется Вентан.

— Я могу подтвердить происхождение кода сигнала от Механикума, — говорит Арук. — Не то, чтобы это что-то доказывало. Если это Гаргоз, он осторожен.

— И опять-таки, — произносит Вентан. — Так бы вел себя и я, если бы приближался к этому месту в поисках друзей и опасался, что могу найти врагов.

— Сигнал дважды повторился, — сообщает Арук.

— Ответь, — говорит Вентан. — Запроси их принадлежность.

Арук издает быстрое потрескивание.

— Ответ готов. — передает он. — Отряды поддержки со сборов в Эруде, ищут убежища.

Вентан втыкает острие штандарта в землю, чтобы застегнуть шлем.

— Слишком легко, — произносит он. — Никто в моей роте не открылся бы с такой готовностью. Только не в день вроде сегодняшнего. Никто в моей и никто в любой другой роте. Задай им вопрос.

— Количество разрисованных эльдар? — уточняет Арук.

— Да, его.

Секунду они ждут.

— Ответа нет. Они продолжают утверждать, что являются подразделениями поддержки со сборов в Эруде.

— Спроси еще раз, — говорит Вентан. Он бросает взгляд на Спарзи. — Поднимайте своих парней, — произносит он.

Полковник кивает и поспешно уходит.

— Ответ, — сообщает Арук. — Просьба подтвердить активность ксеносов в этой зоне. Подтвердите — силы эльдар?

— Они не понимают вопроса, — произносит Вентан.

— Я не понимаю вопроса, — замечает Арук.

— Дело в том, что Сиданс бы понял, — отвечает Вентан. — Как и любой другой офицер 4-й роты. Попроси их уточнить ответ. Скажи, что мы будем ждать.

Арук выполняет.

После долгой паузы он говорит: «Они просят нас подтвердить активность ксеносов в этой зоне».

Вентан поднимает штандарт.

— Арук, пусть твои скитарии подсветят источники тепла в гряде тумана для артиллерийских команд. Скажи полковнику Спарзи, что мы откроем огонь через шестьдесят секунд.

— Ты собираешься открыть огонь? — рявкает Сулл. — Ты с ума сошел? Если это наши…

— Это не так. И я не собираюсь подпускать их ближе.

— Но если они из XIII-го! — настаивает Сулл. — Если они с Ультрамара!

— Это не так, капитан, — твердо говорит Вентан.

По ту сторону рва на самой кромке проклятого тумана начинают появляться первые фигуры. В слабом солнечном свете тускло блестит алая броня.

— Огонь! — произносит Вентан.

[отметка: 8.19.27]

— Пусти меня назад! — кричит Бейл Рейн. — Пусти меня нахрен назад!

Кранк бьет его в живот и сильно встряхивает, просто чтобы он перестал суетиться.

— Извини, — произносит Кранк. — Прости, Рейн. Прости меня, парень. Я не могу.

Согнувшись пополам, Рейн судорожно выдавливает слова.

— Я не стрелял в твою чертову жену, Бейл. — говорит Кранк. — Я этого не делал. Я дал очередь по чему-то, и это определенно не была твоя жена. Определеннее некуда.

— Это была Нив. Она звала меня!

— Рейн, заткнись. Просто заткнись. Скажи мне спасибо, а? Ты показывал мне пикты своей жены. Она была милой. А та тварь, что звала тебя, милой не была.

Кранк вздыхает. Он сползает вниз рядом с Рейном.

— Это была не твоя жена, парень. Я бы это знал, даже если бы ты не показывал мне пикты. У твоей жены ведь были глаза, так? И рогов не было. Я не знаю, что это было, Рейн, но в нем не было ничего хорошего. Какая-то ксенотварь. Какой-то чертов демон.

Зловонный ветер колышет туман на разгромленной улице. Вдалеке сгустком пламени взрывается городской дом, и грохот его падения длится три или четыре минуты. Бухает артиллерия. Что-то гремит наверху, на орбите.

Бейл Рейн со слезами на глазах и соплей на губе шепчет имя своей жены.

Кранк слышит звуки бега.

— Вставай, вставай, — говорит он, вздергивая Рейна за рукава. Он заталкивает его в укрытие.

Мимо них по улице пробегают двое людей из Армии, а затем третий. Они в грязи и лохмотьях и они бегут от чего-то. Один из них хнычет, словно ребенок.

Они удирают. Вот что они делают.

Кранк вжимает Рейна в стену, когда в поле зрения вбегают преследователи. Они тоже из Армии, но не из той же самой. Это такие же оборванные, закутанные в черное культисты братства, как те, что расправились с подразделением Кранка. Их двое. Один смеется, вскидывает автоматическую винтовку и сбивает отставшего солдата выстрелом в спину.

Двое других беглецов тормозят и замирают. На их пути появились еще два культиста.

Загнанные люди пятятся. Культисты шествуют к ним из тумана. Те, кто вел погоню, переходят на неторопливый шаг, приближаясь сзади.

— Пожалуйста! — слышит Кранк просьбу одного из людей. — Пожалуйста!

За вежливую просьбу он получает выстрел в голову и падает, будто манекен.

Второй пытается убежать, но культисты хватают его. Они вчетвером прижимают его к земле, запрокидывают голову за волосы и перерезают открытое горло ритуальным ножом. Кровь образует темно-красное зеркало в водосточном желобе под его телом.

Рейн издает звук. Непроизвольный всхлип.

Четверо братьев ножа поворачиваются от своей жертвы. Их глаза — впалые тени. В полумраке лица похожи на черепа.

Кранк возится с винтовкой. Он не успевает вовремя прицелиться. Один из убийц видит его и стреляет. Заряд с визгом попадает в кирпичную кладку рядом с ними и осыпает их песком с грязью. Кранк стреляет в ответ, однако с ним запутался Рейн, и прицел никуда не годится. Выстрелы проходят мимо.

Братья ножа мчатся к ним.

Кранк в упор попадает одному точно в грудь и опрокидывает на спину. А затем получает удар прикладом в лицо и падает, его нос и рот превратились в кровавое месиво. Два других культиста хватают Рейна и выкручивают ему руки. Один за волосы запрокидывает голову Рейна назад.

— Этого первым, — произносит тот, кто ударил Кранка прикладом. Он наклоняется над выбранной жертвой, вытащив кинжал. Кранк стонет, держась за нос. Человек поворачивает голову Кранка за подбородок и нацеливает острие кинжала в расширенный левый глаз.

Рейн впадает в бешенство. Он пинает по яйцам одного из тех, кто его держит, а другого бьет кулаком в горло. Оба отшатываются назад, а Рейн очертя голову бросается на ублюдка с ножом и оттаскивает того от Кранка.

Они катаются, сцепившись. Извиваются. У Рейна совершенно недостаточно сил. Он будто ребенок. Культист крупный и мускулистый, стройный и крепкий. У него длинные конечности, и он вынослив, как дикое животное.

Двое других с проклятьями спешат ему на помощь. Кранк тянется к своей винтовке, но его сбивают ударом ноги. Один из них приставляет к его голове пистолет.

Выстрел. Кранк ощущает на удивление мало боли, если учесть, что ему прострелили лоб. По лицу струится кровь. Она горячая. Но боли нет. Даже никакой отдачи.

Человек с пистолетом падает. Это его кровь разукрасила Кранку лицо. У культиста отстрелена боковая часть черепа. Выстрел в голову. По-настоящему точный выстрел в голову. Уровень снайпера.

Кранк моргает. Откуда взялся этот парень? Он из Армии. Кранк не в состоянии сказать, из какого подразделения. Стрелок слезает на улицу, чтобы присоединиться к ним.

Рейн и другой культист перестали драться. Рейн сталкивает мертвого культиста с себя. У большого мускулистого урода в сердце загнан кинжал. Каким-то образом в исступлении Рейну удалось проткнуть ублюдка его же собственным ножом.

— Наверное, несчастный случай, — говорит Рейн, садясь и произнося то, о чем думал Кранк. Кранк смеется, невзирая на то обстоятельство, что в мире нет совершенно ни хрена смешного.

Они смотрят на стрелка.

— Спасибо, — говорит Кранк.

— Вам была нужна помощь, — говорит человек. Это ветеран. Его лицо покрыто морщинами, экипировка выцвела. В волосах седина.

— Сегодня нам всем нужна помощь, дружище, — отвечает Кранк.

— Верно сказано, — говорит человек, протягивая руку. Он вздергивает Кранка на ноги.

— Я Кранк. Этот парень — Рейн. Бейл Рейн. Мы из Нуминского 61-го. Ну, были. Если это что-нибудь значит.

— Олланий Перссон, отставник, — произносит человек. — Я пытаюсь пробиться из этой задницы. Хотите пойти со мной, ребята?

Кранк кивает.

— Вместе безопаснее, — говорит он.

— Или умереть в компании, — откликается старик. — Впрочем, сойдет и то, и другое. Хватайте свои пушки.

Перссон глядит на Бейла Рейна.

— Ты в порядке, сынок? — спрашивает он.

— Да, — отзывается Рейн.

— У него было потрясение, — говорит Кранк. — Он думал, что видел свою невесту. Свою маленькую жену. Но это была не она. Это был не человек.

— Я ее видел, — настаивает Рейн.

— Сегодня ничто не выглядит так, как ожидаешь, — произносит Перссон. — Вам нельзя верить своим глазам. Варп действует, и он проклинает всех нас.

— Но… — начинает Рейн.

— Твой друг прав, — говорит Перссон. — Это была не твоя жена.

— Откуда ты столько об этом знаешь? — интересуется Рейн.

— Я стар, — отвечает Перссон. — Я многое повидал.

— Ты не настолько стар, — говорит Рейн.

— Ну не то, что некоторые, думается мне, — замечает Перссон.

Он приседает и выдергивает из пропитавшейся кровью груди культиста ритуальный нож. Это самодельный клинок из черного камня, рукоять которого вручную обмотана проволокой. Атам. Он о чем-то напоминает Оллу Персону, но это не вполне правильно. Тот отбрасывает проклятый предмет прочь.

— Пойдемте к остальным, — обращается он к двум солдатам.

— Остальным? — спрашивает Кранк.

5

[отметка: 8.55.49]

К Лептию Нумину приближается враг. Из-за отвратительной видимости трудно оценить численность, однако Вентан насчитал самое меньшее шесть тысяч. Ядром войска являются вспомогательные подразделения Армии при XVII-м, так называемые братства. Вентану они кажутся больше похожими на ритуальных фанатиков, чем на солдат — типичное мировоззрение для фанатичного XVII— го. Вентан убежден, что именно в этом и находится корень многих бед сегодняшнего дня — в фанатизме Несущих Слово. Они всегда пребывали на грани и были нестабильны, всегда склонны к религии. Они поклонялись Империуму как вероучению, а Императору — как богу. Вот почему они в первую очередь получили выговор. Вот почему Император воспользовался для этого дела XIII-м — безусловно, самыми рациональными своими воинами.

Этого должно было быть достаточно. Это должно было положить конец своенравным мыслям Несущих Слово и вернуть их и их растоптанного примарха в общий круг.

Очевидно, этого не произошло.

С того самого дня Несущие Слово раздували инакомыслие. Придя к своеобразному кризису веры, эпистемологическому перепутью, они свернули. Они обратились против Императора, перед которым когда-то преклонялись.

Но ради чего, гадает Вентан. Чем вы заменили свое представление о боге?

Вентан опасается, что Калтское Объединение было той возможностью, которой Несущие Слово воспользовались, чтобы продемонстрировать свой новый курс. Выбор Калта не мог быть случайностью. Это был шанс уязвить и опозорить Легион, который подверг их наказанию столько лет назад. Будучи инструментом жестокого взыскания в Монархии сорока четырьмя годами ранее, Ультрадесант стал целью. Они сделали своей целью все Пятьсот Миров Ультрамара.

Есть еще слишком много вопросов, чтобы Вентан мог чувствовать себя уютно. Какая сила или концепция сменила Императора во всепожирающей идее Несущих Слово? Чего, кроме злобной мести, они надеются достичь в Веридийской системе? Каков будет их следующий шаг, если они сокрушат Ультрадесант на Калте?

Сколько их там в тумане?

Вражеские предводители гонят вперед большое количество культистов. Закутанные в черное воины братств поют, и Вентан слышит еще и барабанный бой. Несущие Слово держатся позади, направляя культистов в земляной ров и к воротам в качестве ударной силы.

Орудийные расчеты Спарзи палят по вражескому строю уже около двадцати минут. Они нанесли серьезный ущерб, принимая во внимание сравнительную легкость полевых орудий. Земля по ту сторону рва испещрена воронками и усыпана трупами. Наводчики во дворце указывают стрелкам цели в движущейся массе. Снаряды попадают в далекие ряды, вскидывая изорванные тела в воздух во взрывах пылающих обломков.

Но они продолжают приближаться, волна за волной.

— Ручное оружие! — командует Вентан защитникам у ворот и на стене. Его практический план в том, чтобы дать Армии принять на себя силу этого удара, поскольку легионерам нужно беречь болтеры и тяжелое вооружение для Несущих Слово.

Похоже, что силы Армии удовлетворены этим. Грев и некоторые из его легионеров взяли запасные лазерные винтовки и встают в строй. Другие стоят с клинками наготове, чтобы встретить любые силы, которые достигнут ворот.

Только Сулл кажется рассеянным. Его болтер вытащен и наготове. Он хочет действовать. Сражаться. Он зол и разочарован, и это подпитывает нетерпение.

— Успокойся, — предостерегает Вентан. — Ты мне понадобишься, когда на нас пойдет XVII-й.

В ответ Сулл издает рычание.

— Лучше бы им придти поскорее! — огрызается он.

Вентан оставляет его томиться. Культисты возобновляют атаки. Внешние стены дворца покрыты рубцами от тысяч выстрелов. Фрагменты некоторых парапетов рухнули. Фигуры в черных одеяниях бесконечно прибывают. Они продолжают рваться к мосту у ворот. Мост усыпан мертвыми врагами, и значительное количество черных фигур попадало в ров.

Ракеты визжат и хлещут по стенам. Артиллерия Спарзи пытается зацепить ракетницы.

Вентана все больше тревожит боезапас.

Он находит Арука на секции стены возле ворот, которую обороняют скитарии.

— Есть сигналы снаружи? — спрашивает Вентан.

— Нет, — говорит Арук.

— А сервер? Есть что-нибудь от нее?

— Нет, — отвечает Арук. Он кажется слегка смущенным.

Позади них стучат и кашляют минометы. Вентан слышит, как к стене с воем несутся новые ракеты.

— Твои люди могут точно указать на источники ракет? Нужно, чтобы пушки Спарзи быстро прекратили эту напасть, пока они не обрушили стены.

Арук кивает.

— Хотел бы я знать, как они нас так быстро нашли? — бормочет он, отправив своим воинам командные импульсы.

— Прослушивают наши коммуникаторы? — предполагает Вентан.

— Исключено, — отзывается Арук. — Аварийная связь скитариев безопасна.

— Значит, просто не повезло, — говорит Вентан. — Подобного сегодня вокруг творится более, чем достаточно.

[отметка: 9.07.32]

Варп раскрывает широкие черные крылья. Появляется Кор Фаэрон.

— Объясни свою задержку, — шипит он. Вокруг него суетятся и бормочут существа из не-света извне.

Морпал Ксир, командующий силами, склоняет голову перед возникшим начальником. Их обоих окутывает грязное свечение, которое исходит из варп-склянки.

— Здесь сопротивление, повелитель, — говорит Ксир. — Лептий Нумин.

— Я знаю, — отвечает Кор Фаэрон. — Летний дворец. Никакой стратегической ценности. Никакой тактической целесообразности. Сожги его. Двигайся дальше.

— Там сопротивление, повелитель.

Черный Кардинал выдыхает.

— Ксир, твое воинство ждут у Щитового Вала через два часа. Не трать силы и жизни на несущественную цель, которую можно позже стереть с орбиты.

— При всем уважении, повелитель, — произносит Ксир. — Полагаю, что здесь скрыто нечто большее.

Он делает жест собравшимся вокруг него воинам. Один из них — Улмор Нул, на поводке которого рычит и рвется ищейка.

— Нул преследовал капитана Ультрадесантников, которого обнаружили в ходе его бегства из космопорта. Он получил неизгладимый след. Путь привел сюда, во дворец.

— Всего лишь выживший, который бежит к ближайшему укрытию, — комментирует Кор Фаэрон.

— Маршрут очень прямолинейный и обдуманный, повелитель, — произносит Нул. — Я полагаю, что вместе с целью силы Механикума и прочие выжившие, объединенные в боевую группу умеренных размеров.

— Оборона дворцового комплекса непоколебима, — добавляет Ксир. — Она организована и целенаправленна. Я думаю, что в ней присутствует опора на тактические соображения. XIII-й пытается чего-то добиться в этом месте.

Кор Фаэрон делает паузу. Вокруг него, шипя, будто разбивающиеся о бесконечный берег волны, шепчет Изначальная Истина.

— Ты перенаправлен, Ксир, — говорит он. — Продолжай бой. Уничтожь их.

[отметка: 9.20.00]

Пение и барабанный бой становятся громче. На дворец кидается следующая волна культистов.

— Они заминированы, — резко предостерегает Грев.

Вентан укрупняет картинку визора. В передних рядах воины братства, которые одеты в жилеты смертников или же несут склянки и трубки со взрывчаткой.

— Уложите их, пока они не добрались до моста, — приказывает Вентан. Стрелки на гребне стены, часть из которых — скитарии с игольчатым лазерным оружием, начинают выбивать подрывников. Некоторые из подстреленных взрываются. Одного накрывают у дальнего края моста, и его жилет детонирует с огромной серповидной вспышкой пламени. Вентан чувствует, как содрогается земля.

— Они возобновляют усилия, — произносит Сулл.

— Да, — соглашается Вентан.

— Готов побиться об заклад, что это прелюдия к атаке их Легионес Астартес, — говорит Сулл.

— Они хотят сперва ослабить стены, — отзывается Вентан.

— Дай мне устроить им бой! — рявкает Сулл. — На практике, в самом их сердце. Убить их предводителя. Разрушить их центр.

— Теория такова: ты погибнешь, а вместе с тобой и те, кого у меня хватить глупости позволить тебе взять. Боеприпасы и силы растрачены впустую. Нет.

Сулл бросает на Вентана яростный взгляд.

— Ты сомневаешься в моей храбрости? — спрашивает он.

— В каком-то смысле да, — говорит Вентан. — Мы не ведаем страха, но мне кажется, что сейчас ты боишься.

Разъяренный Сулл делает шаг по направлению к Вентану.

— Я тебе спину сломаю за подобное оскорбление! Я не боюсь умереть!

— Знаю, что нет, Сулл. Но думаю, что ты боишься того, что гибнет наш образ жизни. Что гибнет вселенная, как мы ее понимаем. Этого боюсь я.

Сулл моргает.

— С точки зрения практики: утрата веры в нашу философию приведет к излишне эмоциональным и опрометчивым действиям. Пострадает эффективность нас как воинов.

Сулл сглатывает.

— Что, если… Жиллиман мертв, Рем? — спрашивает он.

— Значит, мы отомстим за него, Тей.

Сулл отворачивается.

— Иди и разыщи сервера, — говорит ему Вентан. — Получи свежие данные о ее успехах. Я хочу, чтобы ты защищал ее, если они подойдут к стенам.

Сулл кивает и уходит.

В пещерах нижних подвальных этажей, несколькими уровнями ниже поверхности, Таурен слышит глухие наземные взрывы. С потревоженного потолка падают струйки пыли. Она слышит разрывы, треск ручного оружия, размеренные удары артиллерии, безумное угасание песнопений и барабанов.

В окрестных помещениях ее магосы силятся заново активировать старую дворцовую систему большого диапазона. Вокс кажется неповрежденным, однако присутствует странная нехватка пригодной энергии.

При помощи скитария, женщины по имени Кирамика, Таурен только что получила доступ к расположенному под центром дворца керамитовому колодцу, в котором находятся информационная машина и стеки. Информационная машина холодна и отключена. Таурен изучает ее, проводя ловкой рукой по пыльному корпусу из коричневого пластека. Она вглядывается в контрольные окна, осматривая гравированные схемы и латунные ключевые системы. Это старая модель, вероятно, одна из первых информационных машин, которые работали на Калте во времена первой колонизации. В ней применяются субэфирные системы Конора-Ганца и линейная бинарная когитация. Старая. Весьма красивая.

Но не слишком мощная. Таурен понимает, что машину включали только тогда, когда губернатор находился в дворцовой резиденции, а потом лишь в качестве резервна государственных записей.

— Этого должно быть достаточно, — произносит она вслух. Кирамика бросает на нее взгляд.

Таурен зовет нескольких магосов, и они начинают работу по запуску и стимуляции данных. У машины собственный источник энергии, встроенный в пол термоядерный модуль Гиссона. Модуль начинает работать, и в помещении становится теплее.

— Будь у нас такой для вокс-передатчиков… — замечает один из магосов.

— Давайте выведем его на полную выработку, а затем измерим ее значение, — предлагает Таурен. — Выходная мощность должна быть рассчитана с превышением нужд машины, чтобы учесть любые обстоятельства. Возможно, мы сможем перенаправить часть энергии на вокс, когда машина заработает.

Магос кивает. Таурен нестандартно обошла проблему, которая ставила его в тупик.

Таурен озирает работу. Ее взгляд задерживается на штепселе ММИ. Разумеется, ей придется подключиться. Когда придет время. Если машина заражена мусорным кодом, все ее усилия могут оказаться напрасными, а она умрет в процессе. Умрет, как Хесст, смертью мозга, информационной смертью. Она вспоминает, как Хесст умирал у нее на руках.

Ее мысли прерывает голос.

— Оно заработает?

Она оборачивается. В хранилище вошел капитан Ультрадесантников. Это Сулл. Она не уверена, как его оценивать. Исходя из своих наблюдений за микропроявлениями в ходе путешествия к дворцу, она полагает, что Вентан не верит в его рассудительность или надежность.

— Будет работать, — произносит она с убежденностью, которой не ощущает в полной мере.

— А вокс-система? — интересуется он, глядя на старинную машину с выражением сомнения на лице.

— И она тоже. Еще полчаса, наверное.

— У нас их нет, сервер, — говорит Сулл. — Они у стены. Разве вы не слышите? Они у ворот и они сожгут все это, если доберутся сюда.

— В таком случае, капитан, — отвечает она, — позаботьтесь, чтобы они сюда не добрались.

Один из магосов кивает ей. Она прокашливается и идет к штепселю ММИ.

Соединители защелкиваются.

Информационная машина издает урчание.

[отметка: 9.33.01]

Тиель вышибает следующий люк. С той стороны на него с воем бросается демоническая тварь. Вокруг всего раззявленного рта, который достаточно велик, чтобы заглотить сержанта целиком, у нее зубы — гнилые и поломанные пеньки. Ноги вывернуты назад и кончаются птичьими лапами.

Тиель вспарывает пасть электромагнитным дуэльным мечом, рассекая верхнюю и нижнюю челюсти. А затем всаживает два заряда болтера в брызжущий слюной зев.

Керсо заходит, чтобы прикрыть ему спину, и поливает демоническую тварь огнем. Существо уже визжит и дергается, обильно забрызгивая коридор флагмана ихором. Пламя окутывает ее, и она начинает метаться.

Сзади предупреждающе кричит Магистр ордена Эмпион. Из теней стремительно выбегает второй демон — тварь, состоящая из шерсти, паучьих лап и оленьих рогов. Она хватает Керсо прежде, чем тот успевает развернуться, и раскалывает его доспех вдоль позвоночника, срывая панцирь, будто фольгу. Керсо кричит. Его огнемет катится прочь, роняя огненные слезы.

Тиель отсекает две ноги паукообразной твари. Они похожи на черные ивовые стволы, жилисты и покрыты бурым пухом. Снова брызжет ихор. На Тиеля обрушивается еще одна нога. Слишком много конечностей.

Керсо перестал кричать. Его заткнула потеря черепа. Прижавшая к земле и обдиравшая его тварь изрыгнула ему на голову и плечи едкие соки, чтобы сделать его вкуснее. Голова Керсо — расплавленный дымящийся комок ткани.

У твари один глаз, большая белая сфера, пульсирующая тошнотворным неземным свечением. Она увенчана ветвистым деревом шестидесятиконечных рогов.

У брата Бормара есть тяжелый болтер. Он раз за разом стреляет в иссохшее тело существо. Заряды разрываются под кожей, выталкивая наружу вялую плоть, или же разрывая ее и разбрасывая комки мяса и гноя.

Возле Тиеля вперед бросается Эмпион. У него громовой молот, и он крушит им лапы. Он бьет в тело демонической твари. Энергетические удары раскалывают хитин и размазывают ткани. Демон пятится назад, бросив труп Керсо и размахивая паучьими лапами в защитной стойке. Некоторые из лап тянутся за ним, изломанные и бесполезные. У него их сотни.

Бормар вновь стреляет, целясь в открытое брюхо. Что-то взрывается, и коридор наполняется тлетворной вонью. Повсюду роятся мухи. Демоническая тварь заваливается вперед. Тиель подныривает под удар конечности, вгоняет свой меч в злобный глаз, проворачивает его и продолжает крутить и погружать оружие, пока нечестивый свет не гаснет.

Забон подбирает огнемет Керсо и сжигает подергивающиеся останки.

— С каждой дверью все новые ужасы, — говорит Эмпион Тиелю.

— А каждое мгновение — это потерянное мгновение, — откликается Тиель.

Они пробивают себе дорогу по кораблю к вспомогательному мостику. Удары и скрежет снаружи корпуса становятся громче и настойчивее: Несущие Слово уже почти совершили абордаж с находящихся рядом кораблей. Однако нет смысла сражаться за корабль, которым они не могут управлять. Вспомогательный мостик — жизненно-важный практический ресурс. «Честь Макрагга» лишилась основного мостика и своего капитана, однако среди подобранных выживших со «Святости Сарманта» нашлась замена Зедоффу. За отчаянным наступлением Тиеля следует магистр Гоммед с группой готовых и обученных офицеров командования.

Бой продолжается: помещение за помещением, сходной люк за сходным люком. В каждой тени и за каждым поворотом скрываются демоны. Они хлынули на флагман из открытых врат варпа, когда наружный мостик оказался вскрыт, и растеклись по громадному кораблю, словно паводок чернил, смолы, жидкого дегтя.

Тиель, Эмпион и остальные защитники корабля учатся сражаться с демонами на практике. Огонь и клинки более эффективны, чем снаряды и энергетическое оружие. Похоже, что изначальные сущности получают больше ущерба от простых и базовых ранений: примитивных качеств лезвия, грубой силы и пламени.

У Тиеля есть теоретическая разработка, предположение о существовании связи между повреждениями и ритуальной функцией. Огонь, а также режущие и колющие приспособления были неотъемлемой частью древнего колдовства. Представляется чем-то большим, нежели совпадение, что их происхождение должно запомниться. Как будто демоны — продукт первобытной пустоты еще до появления человека — помнят священные инструменты, которыми пользовались, чтобы призвать их.

Он сомневается, что ему когда-нибудь представится возможность записать или изложить эту теорию. Он полагает, что, даже если это и произойдет, его высмеют как суеверного глупца.

Спешка возобновляется. Бормар идет впереди. Мухи жужжат в трещинах коридора и исступленно собираются вокруг светильников на переборках. На потолках и ребрах стен образовалась плесень, из швов в полу течет слизь.

Просторное подготовительное помещение перед следующим противовзрывным люком усыпано мертвыми людьми. Почти все они из экипажа флагмана, в основном рядовые, однако Тиель замечает среди мертвецов как минимум четверых Ультрадесантников. Все трупы выглядят так, словно их раздавило гусеницами колонны «Гибельных клинков». Тела образуют изломанный и изуродованный ковер из плоти, костей и брони. Пол зала скользкий от крови. Жужжат мухи.

Тиель слышит капанье.

Он смотрит вверх. Потолок покрыт точно так же, как палуба. Тела вдавлены в него, размазаны и сплющены, будто папье-маше. По мере постепенного влияния гравитации вниз падают и шлепаются мелкие куски.

— Что сотворило такое? — шепчет Эмпион, пораженный совершенной изобретательностью кошмара.

Раздается скрип. Они оборачиваются и обнаруживают ответ на его вопрос.

6

[отметка: 9.38.01]

— Вот они! — кричит Арук Серотид.

Из тумана вырываются Несущие Слово, по сравнению с их огромными красными фигурами солдаты-культисты кажутся карликами. Они, будто стаю собак, гонят перед собой на пушки дворца оборванных воинов братств. Используют культистов в качестве щита.

— Встретить их! Остановить их! — командует Вентан. Он наконец-то стреляет из болтера. Болтеры открывают огонь на всей линии стены и ворот, кромсая, подпрыгивая и треща дульным пламенем. Присоединяется более тяжелое вооружение Легиона. Автопушки. Лазпушки. Драгоценные инструменты, которые они берегли для этого момента.

Огневая мощь обрушивается на наступающих врагов, нанося им ущерб, замедляя и сбивая. Тысячи отдельных взрывов рвут людей на части или подбрасывают их в воздух. Яркие трассирующие полосы лазеров и плазмы строчат по строю противника, выкашивая людей в черных одеяниях. Вентан улыбается под шлемом, видя, как среди них содрогаются и падают фигуры в алых доспехах.

Однако существует неизбежное уравновешивание. Поскольку, наконец, настало время пустить в ход оружие Легиона, пришел миг и испытать на себе такой же гнев. Атакующие Несущие Слово открывают огонь из болтеров и тяжелых орудий, поддерживая легкое вооружение поющих братств. Массореактивные заряды врезаются в стены, расшвыривая крупные куски камня, и вгрызаются в ворота. Силы лоялистов начинают нести куда более тяжелые потери.

Лоялистов, думает Вентан. С какой же горькой естественностью дошло до такого названия.

Из пелены тумана выныривают стремительные, словно дротики, алые силуэты. Штурмовые отделения. Ударные войска, перемещающиеся на прыжковых ранцах. Они с грохотом приближаются, будто ракеты, пересекая широкий ров и опускаясь на укрепления. Их атака лягушачьими прыжками опережает основное воинство штурмующих. Вооруженные болтерами и цепными мечами, они начинают убивать, пожиная солдат Армии, будто созревший урожай. Злобные визжащие цепные мечи рвут вопящих людей на части, образуя красные ленты плоти и швыряя в воздух перепутанные куски тел.

— Сбросьте их со стен! — кричит Вентан.

Арук открывает огонь, сбивая одного из штурмовиков Несущих Слово на лету хирургически-точным упреждающим выстрелом. Несущий Слово резко меняет курс и исчезает, оставляя за собой кружащийся шлейф черного дыма.

Четверо из них приземляются у предмостового укрепления перед воротами. Они рубят и стреляют, прокладывая себе дорогу к окопавшимся звеньям Армии. Цепные клинки преодолевают мешки с песком, стволы пушек, защиту, плоть и кости. Сдавленные и странно колеблющиеся вопли неспособных защититься солдат Армии отмечают свирепое продвижение Несущих Слово.

Вентан несется вперед, рядом с ним Грев. Они добегают до линии обороны у ворот, где по земле течет невообразимое и все увеличивающееся количество крови. На нее оказывается пульсирующее давление, поток направляют колотящиеся сердца людей, истекающих кровью из немыслимых ран. Потоки брызжут и булькают в мостовых водосточных желобах, спроектированных для борьбы с дождем. Они исчезают во рву внизу, будто льющаяся из железных труб ржавая вода.

Вентан оказывается возле одного из Несущих Слово, который занят расчленением младшего сержанта Армии. Он бьет предателя под подобродок шлема распростертыми крыльями штандарта, отбрасывает его назад, а затем в упор стреляет в торс из болтера. Выстрел насквозь пробивает Несущего Слово и его прыжковый ранец, стремительно извергая столб пламени и искр.

Штурмовой десантник падает, однако на лету хватает колющий штандарт, вытягивая его из руки Вентана. У Вентана нет времени подбирать его. Продолжая стрелять с правой руки, он вытаскивает силовой меч обратным хватом левой, а затем описывает извлеченным клинком полукруг, перехватывая его всей ладонью.

Грев вступил в бой со вторым воином прыжковой пехоты, замахиваясь силовым кулаком навстречу стонущему цепному мечу Несущего Слово. Клинок выбрасывает кровь и волокна ткани после недавних убийств, словно шлейф выхлопных газов. Шипящая от энергии увеличенная латная перчатка раскалывает рукоять и приводы клинка цепного меча, лишая его работоспособности.

Десантник-предатель бросает сломанный меч и стреляет из болт-пистолета. Снаряд разрывается о боковую часть шлема Грева, отшвыривая того вбок, к стене проема ворот. Десантник деалет шаг вперед, чтобы всадить в него второй заряд.

Болтер Вентана издает рев, и Несущий Слово получает попадание в горло, а затем второе в грудь. От двойного удара он отшатывается назад, с него, будто ледная стружка, осыпается облако осколков брони. Из разрывов льется кровь. Несущий Слово приваливается к стене ворот, выдыхая кровавые пузыри через защиту рта. Он силится снова поднять пистолет.

У Вентана израсходован магазин. Он пристегивает болтер и наносит удар силовым мечом, держа его обеими руками. Он приканчивает раненого шатающегося несущего Слово жестоким зигзагообразным ударом сплеча. Верхняя часть разреза проходит сбоку через лицевой щиток, нижняя возвращается через живот, доходя до позвоночника. Несущий Слово сгибается, зажимая практически рассеченную надвое талию.

Вентан вовремя обрачивается навстречу третьему. Штурмовой десантник несется к нему. Вентан замечает, что на наплечниках Несущего Слово вытравлены и нарисованы зловещие фигуры, а по всей длине брони тела написаны бессмысленные литании. Это геральдика безумцев.

Вентан блокирует взмах цепного меча своим клинком. Вновь пляшут искры. Двуручное цепное чудовище лязгает, вгрызаясь в энергетическое лезвие силового меча. Они разрывают захват. Вентан парирует следующий выпад, блокирует еще один, а затем вгоняет меч острием вперед точно в живот противника. Удар проходит мимо позвоночника, однако кончик клинка пробивает броню над левым бедром Несущего Слово.

Вентан пытается выдернуть клинок, но тот застрял. И противник не мертв. Он снова замахивается, и Вентан вынужден уклоняться от цепного меча, с грохотом несущегося к его лицу. Ему приходится выпустить свой меч и оставить его в животе воина.

Несущий Слово бросается на него, намереваясь закончить поединок. Он держит массивный цепной меч обеими руками, размахивая им влево-вправо в попытках достать оставшегося без оружия Ультрадесантника. На защиту Вентана выскакивает воин-скитарий, но Несущий Слово рассекает его надвое в кружащейся красной дымке.

Вентан бросается на него с голыми руками, заваливая его на землю весом собственного тела, пока цепной меч еще рвет солдата Механикума. Прижав правую руку Несущего Слово, чтобы дикарь не смог ударить его поперек тела, Вентан раз за разом бьет пойманного врага по голове. После трех ударов шлем слегка прогибается. От четвертого раскалывается часть ворота. Пятый разбивает линзу визора.

Несущий Слово ревет, сбрасывая Вентана с себя. Вентан позволяет ему это.

Он снова схватился за эфес своего силового меча.

Он вырывает оружие из Несущего Слово. Вбок.

Из головы Грева струится кровь, но с ним еще не покончено. Он снова поднялся, отбросив прочь разорванный и изуродованный шлем. Он подобрал болт-пистолет и стреляет из него мимо Вентана. Через солдат Армии и скитариев прорубает себе дорогу четвертый штурмовик.

Арук и самый крупный из тяжелых скитариев окопались. Они открывают огонь из встроенных плазменных орудий и рассекают предателя на куски. Вентан слышит, как Грев выкрикивает тактические инструкции собираться у предмостового укрепления и отбросить штурмующие силы. Они держатся, однако строй вот-вот рухнет. На мосту сотни культистов и Несущих Слово, и еще какое-то количество, толпясь, поднимается по скатам рва. Защитники стен не могут стрелять под таким крутым углом.

Появляется Селатон с несколькими Ультрадесантниками. Он выдвигается поддержать Грева у моста. Вентан перезаряжает болтер и занимает место в строю.

Сила огня, который сейчас направлен на фасад и ворота дворца, огромна. Этот град косит людей. Их поражают и убивают даже каменные осколки, выбитые попадающими в стены выстрелами.

— Есть сигнал! — вопит Арук Вентану, перекрикивая грохот. — Новый сигнал.

— Передавай!

— Приближающиеся силы XIII-го Легиона запрашивают подробности относительно позиции.

— Спроси у них пароль, — распоряжается Вентан. — Спроси о количестве разрисованных эльдар!

Арук отправляет сообщение.

— Ответ, — произносит он. — Их двенадцать. Продолжение сообщения: «Как вам скажет кто угодно».

Он смотрит на Вентана. На золотой броне бусинки кровавых капель с десятков тел. Поврежденный красный глаз гаснет и вспыхивает.

— Капитан, — спрашивает он. — Ответные действия?

— Правильный ответ — тринадцать, — произносит Вентан. Он делает глубокий вдох. — Снабди их координатами и скажи, что время не на нашей стороне.

[отметка: 9.44.12]

У демона есть клюв. Клюв, перья и сотни рудиментарных конечностей, кончающихся копытами. Однако его тело — все его тридцать тонн — принадлежит змее, жирному раздувшемуся удаву. Космодесатник мог бы расставить руки, но не суметь охватить диаметр покрытой чешуей туши.

Оно вырывается из теней хранилища сбоку от подготовительного помещения, протискивая свою огромную колеблющуюся громаду через крупный палубный люк, ведущий на склад боеприпасов. Тиель понимает, как получился раздавленный ковер из жертв.

Громадный клюв щелкает. Тиель видит, что десятки второстепенных змеиных тел образуют ниже подбородка под клювом бороду, оборку. Они извиваются, будто щупальца, будто ложноножки. Демон — это сто гиганстких змей, которые срослись в одну титаническую мерзость с общей клювастой головой.

Бормар ведет обстрел из тяжелого болтера, а Забон выпускает жгучее пламя. Демоническая змея пятится назад, а затем выбрасывает вперед складчатую голову. Клюв хватает одного из членов отделения, боевого брата по имени Домнис, и рассекает его от паха до левого плеча.

В бой, не дрогнув, вступает Эмпион, который раскручивает громовой молот, чтобы набрать инерцию. Демоническая змея бросается на него, и он встречает ее, отводя клюв вбок ошеломляющим ударом. Столкновение сотрясает помещение и вызывает хлопок сверхдавления.

Клюв треснул. Наружу сочится ихор. Тиель выходит поддержать Магистра ордена и, когда демоническая змея наносит очередной удар, ее встречают молот и электромагнитный меч.

Молот попадает в переносицу массивного клюва и разбивает непрочную птичью глазницу. В то же самое время Тиель рубит бритвенно-острым лезвием по вздымающемуся брюху и горлу под бородой второстепенных хвостов. Меч рассекает белую чешуйчатую плоть и обнажает ярко-розовое мясо с прозрачными костями. Лопаются обмотанные белым жиром розовые внутренние сумки, разрывается пищеварительный канал.

Демоническая змея пятится, широко раскрыв клюв. Второстепенные змеиные тела и рудиментарные копыта яростно бьются и дергаются. Из нанесенной Тиелем глубокой вспарывающей раны сыплются частично переваренные расчлененные останки людей и космодесантников. Части тел широко разлетаются в бурном потоке желудочного сока.

Ультрадесантники слышат чудовищный грохочущий шум. Это все еще свернутый на складе боеприпасов конец огромного хвоста демона в болезненном исступлении колотится о металлические стены отсека.

Демон скользит назад через люк, чтобы скрыться от своих мучителей.

— Люк! Закройте люк! — крчит Забон. У него в руке связка из десяти осколочных гранат. Эмпион бьет по замку люка, Забон активирует одну из гранат и забрасывает всю связку в люк.

Люк уже почти закрыт, когда гранаты срабатывают. Взрывом люк заклинивает в нескольких сантиметрах от закрытого положения, и узкая щель собирает давление взрыва в замкнутом пространстве в тугой беспощадный гейзер пламени и осколков, который бьет вверх и выжигает потолок зала.

Грохот прекращается.

Эмпион бросает взгляд на Тиеля.

— С каждой дверью все новые ужасы, — произносит он.

— А каждое мгновение — это потерянное мгновение, — отзывается Тиель.

Это не последний раз, когда они повторят этот обмен репликами.

Это не последний отсек флагмана, через который им придется расчищать себе дорогу.

7

[отметка: 10.00.01]

Несущие Слово запускают ко дворцу третью волну штурмовых десантников.

Вентан, Селатон и Грев сплотили силы обороны и сохранили за собой ворота с мостом, хотя от моста и осталась лишь малая толика его былого величия. Второй волне практически удалось отбросить их от ворот во внутренний двор, помог лишь серьезный ответный огонь скитариев Арука.

Вентан знает, что третья волна станет критическим этапом. Он видит ее приближение: одна формация прыжковых войск устремляется к ожесточенно обороняемым воротам, а другая поворачивает к югу, чтобы ударить по стене на дальнем краю периметра. Они будут стремиться прорваться к позициям артиллерии Спарзи.

Рем Вентан полон решимости выдержать все, что бы ему ни пришлось выдержать, однако он знает, что в конечном итоге сопротивление должно рухнуть. Это рассчитываемая неизбежность. Вопрос количества. Сплошная практика.

Он цепляется за единственную надежду. Цепляется за переданное шепотом сообщение от родной роты. Пусть это будет не ложь и не уловка, думает он. Хватит с меня уловок на сегодня. Если это не ложь, пусть они окажутся достаточно быстрыми. Пусть мчатся со всех ног и гусениц. Пусть доберутся сюда, пока находиться тут еще важно.

Он знает, что волна приближается. Видны предвещающие ее знаки. Культисты братств вновь толпой движутся к воротам и рву. Пение становится настолько громким, что Вентан представляет, как пульсация — многочисленные выдохи — сдует зловонный туман. Враг обрушивает на стены новые ракеты, минометы и артиллерию среднего калибра. Снаряды пробивают дыры в старых стенах или перелетают их и падают в сады и строения, разнося орудийные расчеты и резервные позиции. Селатон докладывает, что слышит в тумане лязг гусениц и предполагает, что обстрел ведется вражескими танками или самоходными орудиями. Вентан ничего не слышит: его слух притуплен предельным напряжением упорного боя, в котором он участвовал.

Штурмовые десантники с визгом несутся вниз. Прыжковые ранцы испускают скрежещущие и дрожащие от жара языки синего пламени. Атаки братства сокрушают баррикады на мосту. Часть верхней арки ворот взрывается и рушится оползнем пыли и освобожденных камней. Защитники напрягаются.

Грев ругается, его и без того рыжие волосы свалялись от крови.

«Гибельный клинок», алое чудовище, возникает из тумана на дальнем краю рва и нацеливается на ворота и западную стену. Вокруг громады массивного танка роятся воины братств.

Сверхтяжелый танк наводит основное осадное орудие. Пушка «Разрушитель» с лязгом подстраивается. Фальшборта и боковая броня расписаны изображениями восьмиконечных звезд и чем-то похожим на значительное количество небрежных надписей от руки.

«Гибельный клинок».

Вентан знает, что баланс наконец окончательно сместился в пользу Несущих Слово.

Уже начался ближний бой. Нет времени думать про танк.

Он слишком занят схваткой с двумя штурмовыми десантниками. Один из них ранил его в бок. Другой наступает с силовым топором. Теснота внутри ворот мешает владельцу секиры размахнуться в полном объеме, однако Несущий Слово уже убил двух солдат Армии и скитария.

Селатон прикрывает спину своему капитану, отводя силовой топор помятым боевым щитом, украшенная поверхность которого превратилась в миллиард ожогов, зарубок и царапин. Вентан и Селатон бьются спиной к спине. Силовой меч Вентана сталкивается с кинетической булавой противника. Селатон бьет цепным мечом поперек блока обладателя топора.

Все это время Вентан вполглаза наблюдает за танком.

Селатон получает удар. Силовой топор проходит мимо боевого щита и врубается в наплечник. Он не достает до плоти, однако наносит глубокое повреждение и заклинивает сочленение руки.

Селатон пытается выравняться, но он потерял равновесие. Он отшатывается вбок, накренившись от инерции выдергиваемого топора.

Его защита слаба, и он получает второй удар в грудь.

Из раны льется кровь. Сила столкновения отбрасывает Селатона назад, как будто топор погрузился ему в грудь целиком. На самом деле панцирь поглотил смертельную часть удара, однако плоть рассечена и обильно кровоточит, пока, чтобы затянуть ее, в дело не вступает трансчеловеческая биология Селатона.

Вентан слишком занят, чтобы защитить упавшего сержанта. Штурмовик с силовым топором приближается для завершающего удара.

Грев бьет его в висок силовым кулаком, сминая шлем, словно жестяной лоток из-под пайка.

Грев вздергивает Селатона на ноги. Какую-то секунду они силятся вытащить топор из доспеха Селатона.

Вентан убивает своего противника. Его руку направляет ярость. Он рассекает клинком шлем Несущего Слово, отрубая от него правую треть. Когда штурмовой десантник оседает вбок, становится видно нечто, чрезвычайно напоминающее срез из анатомической школы.

Вентан чувствует, как внутри, словно лихорадка, кипит жар. С момента начала боя он получил около восемнадцати незначительных ран, включая сквозное поражение лазером в плоть правого бедра, трещину кости предплечья и сломанный мизинец. Все остальное — ушибы, рубцы и серьезные кровоподтеки от ударов.

Включается его метаболизм, он пытается компенсировать, побороть или оттянуть боль, поддержать пиковую эффективность, ускорить лечение и восстановление. Заем энергии повысил температуру тела на несколько градусов. Он стремительно сжигает жировые резервы. Вентан знает, что скоро ему потребуются гидролиты и дополнительные болеутоляющие, если он собирается удержать свой край поля боя.

Он снова глядит на танк. Почему тот не выстрелил? Почему…

Внезапно «Гибельный клинок» увеличивает обороты своей мощной двигательной установки, выбрасывает в воздух струи черных выхлопов и начинает быстро пятиться назад. Вентан слышит лязг секций гусениц. Массивный корпус раскачивается от кормы до носа, основная турель начинает поворачиваться влево, поднимая орудие.

Толпившиеся вокруг него воины братства вынуждены лихорадочно рассыпаться, чтобы он не раздавил их в ходе поспешной перегруппировки.

Что он делает? Разворачивается? Он разворачивается?

В маслянистом тумане что-то есть. Что-то на северо-западе.

«Гибельный клинок» Несущих Слово делает выстрел из своего орудия. Ствол сильно содрогается, удар давления взметывает пыль с земли вокруг. Снаряд с шипением исчезает в тумане, создавая рябь завихрений, которая медленно рассасывается. Вентан не слышит звука попадания.

Однако слышит ответ.

Раздается колеблющийся визг энергии и давления, сопровождаемый микропульсацией электромагнитов. Из мглы вырывается толстый луч слепящей энергии, который бьет в «Гибельный клинок». От удара танк содрогается всеми тремя сотнями тонн своего веса. Содрогается. Гремит, будто жестяная игрушка. На секунду отрывается от земли и скользит вбок. Под насильственно перемещенным весом гибнут десятки воинов братств.

Энергетический луч издает болезненно-громкий хлопок при попадании в цель. Огромные куски брони отлетают прочь, некоторые из них вертятся высоко в воздухе. Половина турели сожжена. Дым сперва поднимается струйками, а затем льется потоком, вырываясь из поврежденной секции. «Гибельный клинок» сотрясается. Вентан слышит, как он пытается перезапустить основной двигатель, который заглох от удара по корпусу. Слышит, как мультитопливная установка давится и задыхается.

Второй энергетический луч, столь же яркий, как и первый, вырывается из тумана и проходит в нескольких метрах от танка. Он бьет в землю, мгновенно образуя огромную траншею из перегретого оплавленного камня, и испепеляет две дюжины членов братства вместе с четырьмя Несущими Слово. Прочие культисты, оказавшиеся в непосредственной близости от зоны поражения, вопят, когда вторая волна жара воспламеняет их одеяния и боеприпасы.

Третий луч, отстающий от второго лишь на мгновение, приканчивает «Гибельный клинок». Он перпендикулярно бьет в корпус ниже зева турели, и танк трескается и взрывается. На протяжении миллисекунды он напоминает один из сделанных из дерева и брезента муляжей техники — немногим более, чем накрытые тканью каркасы — которые используются для тренировок в Армии. Он похож на муляж танка, когда ветер забирается под край чехла, срывает его с рамы и поднимает вверх, искажая нарисованные очертания и грани.

Затем происходит внезапный и яркий внутренний взрыв, и искореженный силуэт танка исчезает, распавшись на атомы.

Два «Теневых меча» прокладывают себе путь из тумана, который клубится вокруг кобальтово-синих корпусов.

Кобальтово-синих. Кобальтово-синих, с белой и золотой геральдикой Ультимы.

За ними взбивают туман «Лендрейдеры» и «Носороги», затем три «Вихря» и шагающий строй Ультрадесантников шириной в сорок человек. Они стреляют, надвигаясь на позиции Несущих Слово с севера и минуя дымящуюся воронку — могилу «Гибельного клинка». За массивными боевыми танками несутся два или три мотоцикла и спидера, с легкостью движущиеся над перепаханной землей.

Порядки братств у предмостового укрепления останавливаются, оказавшись под огнем с нового направления. Сотни гибнут на месте. Некоторые прыгают в заваленный трупами ров, чтобы избежать тяжелого удара обстрела «Лендрейдеров». «Теневые мечи» уже палят в туман, целясь в ценные резервы Несущих Слово, которые скрыты от дворца мглой. Основные орудия с визгом испускают столбы энергии, прожигающие дымку. Под покровом тумана взрываются объекты. Пламя взлетает высоко в воздух поверх пелены. Запах в воздухе меняется, как будто лето сменилось осенью. Новые силы, новые машины, новые химические взаимодействия.

Они вступают в полномасштабное сражение. Впервые с момента начала атаки на дворец силы Несущих Слово отброшены в оборону, жестоко призванные к ответу неожиданным и мобильным противником.

Воины-культисты не выдерживают. Их пение прекращается. За первой движущейся линией Ультрадесантников идет вторая, а за ней третья. Сине-золотые доспехи слегка потускнели от окружающих условий, однако продолжают блестеть. Избавление еще никогда не выглядело столь блистательно. Смерть еще никогда не выглядела столь благородно.

Культисты начинают отступать. Они бегут на юг ко рву, или же удирают в туман. Те, кто пытается укрыться за насыпью и карабкается, прокладывая себе дорогу, привлекают к себе стрельбу со стены. Солдаты Спарзи и скитарии Арука, пользуясь возможностью, хлещут их огнем, сшибая, будто ветки. Некоторые поворачивают назад, а затем снова разворачиваются, прижатые и взятые в вилку обстрелом, который приближается и убивает их. Тела соскальзывают и падают в могилу рва.

Вентан отправляет полковнику распоряжение остановить артиллерию. Он хочет быть уверен, что контратака беспрепятственно врежется во вражеский строй.

— Капитан Сиданс, — произносит Селатон, заметив штандарт и указывая на него.

— 4-я, — отзывается Вентан. Он удивлен уровнем эмоций, который он проявляет. Это не просто облегчение после исчезновения физического риска. Это честная гордость принадлежности. Его рота. Его рота.

По правде говоря, это разнородная смесь. Сиданс собрал свои боевые порядки из бойцов нескольких рот XIII Легиона. Все они были на сборах в Эруде. Он залатал пробелы и потери в структуре 4-й роты подкреплениями из других раздробленных подразделений. Один из «Теневых мечей» приписан к 8-й роте, два «Лендрейдера» из 3-й. Вентан замечает боевые цвета капитана Лорхаса, второго офицера 9-й.

Защитники дворца наблюдают, сколько бы ни было видно. Большая часть сражения кипит позади в тумане. Перестрелки дальнобойной бронетехники разрывают мрак облаков. Совсем рядом Ультрадесантники, наконец, раскалывают последние остатки сопротивления культов и вступают в жестокую рукопашную схватку с воинами XVII-го.

К их чести, Несущие Слово не дают слабину, как их поющие последователи. Их значительное количество — по оценкам Вентана, две или три роты — и даже оказавшись застигнутыми врасплох на неподготовленной позиции, они оказывают упорное сопротивление. Судя по свирепости атаки Сиданса, 4-я рота и усиливающие ее подразделения слишком многого насмотрелись за сегодняшний день, чтобы думать о пощаде. Вентан гадает — и ужасается — что они могли увидеть и пережить на Эрудской базе, когда вскрылась основная часть предательства. Несущие Слово, размещенные возле лагерей Ультрадесанта, просто развернулись? Просто поднялись, обнажили оружие и начали убивать без уведомлений и предупреждений?

Он уверен, что именно это они и сделали. Вентан убежден, что у Несущих Слово нет иной цели, кроме абсолютного уничтожения XIII-го.

Вы не убьете Легион Ультрадесанта просто так.

Дикари Лоргара не рискнули устроить честное сражение. Они воспользовались всеми преимуществами, какие только могли предоставить внезапность, обман и ловушки. Они хотели разгромить и убить своего врага, убить еще до того, как он поймет, что являлся врагом.

Это не сработало. Не сработало. XIII-му нанесли ущерб. Последние десять часов на Калте могли даже нанести Легиону смертельную рану такого масштаба, что он никогда не восстановится в полной мере и, как следствие, всегда будет более слабой и малочисленной боевой силой.

Но у Несущих Слово не удалось чистое убийство, которое они планировали. Они не справились, или же недооценили требуемые усилия. Они устроили кровавую неразбериху и оставили раненого противника, который все еще может двигаться и сражаться — уязвленного и искалеченного врага, которого подпитывают боль, ярость, жажда мести и яркое потрясение от надругательства над нравственностью.

Всегда убеждайся, что твой враг мертв.

Если ты должен биться с Ультрадесантником, молись о том, чтобы убить его. Если он еще жив, значит это ты мертв.

Ты мертв, Лоргар. Ты мертв. Мертв.

— Ты что-то сказал? — спрашивает Вентана Арук.

Вентан гадает, так ли это.

— Нет, — отвечает он. Он отстегивает шлем, снимает его и стирает с покрытого выбоинами и сколами визора кровавое пятно. Большая часть кобальтово-синей краски сколота или содрана. Арук Серотид также усеян вмятинами и царапинами, разукрашенная золотая броня помята и покрыта полосами крови и масла.

Вокруг них собираются израненные, уставшие и грязные люди, чтобы посмотреть на жестокое сражение на дальней стороне насыпи. Солдаты Армии, Ультрадесантники и скитарии стоят вместе, опустив оружие. Остаточный дым клубится под изжеванной аркой ворот. Со стены соскальзывают отбитые куски камня, некоторые свободно болтаются от сотрясающего землю натиска бронированных машин. Несколько драгоценных медиков, присутствующих в отряде Вентана, пользуются прекращением огня, чтобы выдвинуться и заняться ранеными и умирающими. Фактически, каждый из защитников дворца получил то или иное ранение. Перевязочных материалов и лекарств совершенно недостаточно.

— Почему такой пароль? — спрашивает Арук.

— Что?

— Количество разрисованных эльдар?

— Война с миром-кораблем Йиэльтва, — тихо отвечает Вентан. — Восемь лет назад. Сиданс вел основной штурм. Привилегия. В ходе атаки он оказался ненадолго отрезан и дал бой в одиночку, сразив дюжину воинов эльдар. Это было выдающееся достижение. За него он был награжден. Я прибыл к нему на выручку, когда схватка уже заканчивалась, а он добивал последнего противника.

Вентан бросает взгляд на мастера-скитария.

— Примарх наградил его за двенадцать убийств в одной быстрой схватке. Двенадцать разрисованных эльдар. Однако когда я до него добрался, на полу зала было тринадцать мертвых эльдар. Я вошел, стреляя на ходу, тревожась за него. С большой вероятностью это мои выстрелы убили тринадцатого в дыму. Так что это дежурная шутка среди нас. Он славно убил двенадцать и был за это награжден. Я убил одного. Однако этот один мог стать решающим. Это мог быть тот, кто в конечном итоге превзошел бы его. Сиданс мог погибнуть от руки тринадцатого и не дожить до чествования своей славы и мастерства. Так что же более важно — его двенадцать, или же мой один?

Арук пристально смотрит на него.

— Вы шутите о подобных вещах? — интересуется он. — Это у вас считается юмором?

— Я думал, что ты сможешь понять, — говорит Вентан, качая головой. — Большинство людей бы не смогли.

Арук пожимает могучими плечами.

— Думаю, что понимаю. У нас, скитариев, точно так же есть хвастовство и соперничество. Просто мы выражаем это бинарикой и держим при себе.

Битва бронетехники стала настолько напряженной, что полоса тумана к западу от дворца колышется и волнуется, будто потревоженное море. Во мраке вспыхивают и горят яростные лучи света. Из мглы, словно выскакивающий из воды кит, вырывается пехотный транспортер, подброшенный большим взрывом. С пылающего остова дождем осыпаются обломки и фрагменты, пока он падает обратно в море испарений.

Ближе, на краю тумана, Ультрадесантники сцепились в рукопашной схватке с Несущими Слово. Синева лоялистов против красного цвета предателей. Пощады не просят и не дают.

Вентан перезаряжает болтер, проверяет меч и подбирает штандарт. Древко покрыто полосами потеков крови и украшено несколькими отпечатками окровавленных ладоней.

— Я возвращаюсь в бой, — говорит он Селатону. — Защищай дворец.

Он слышит жужжание из-под левого уха и инстинктивно отвечает, еще не успев осознать, что это такое.

— Вентан? Говорит Сулл.

— Сулл?

— Я на нижнем подвальном этаже дворца, Рем. Ей удалось. Серверу удалось. Вокс-связь ожила. Повторяю, вокс-связь снова работает.

Вентан подтверждает. Он оборачивается к Селатону и прочим офицерам.

— План меняется, — произносит он. — Я возвращаюсь в здание дворца. Держите строй и известите меня, как только ход сражения изменится.

Он разворачивается и начинает уходить через ворота, через покрытые воронками сады, направляясь к побитому фасаду летнего дворца.

В воздухе клубится синий дым, от позиций артиллерии пахнет фицелином.

У него есть надежда. Впервые с начала дня в сердце Вентана есть достойная и надлежащая надежда.

[отметка: 10.40.21]

Вентан входит на нижний подвальный этаж. Он ощущает мягкое тепло от работающих машин. Вокруг стоят магосы Механикума, которые наблюдают и контролируют. Несколько трудятся над открытыми интеграторами схем, производя окончательную подстройку.

Таурен стоит в стековом зале, подключенная к пощелкивающей информационной машине пуповиной ММИ. Она выглядит безмятежной.

Когда он приближается, она бросает на него взгляд, однако она слишком занята переконфигурированием системы передачи данных у себя в голове, чтобы говорить.

Сулл глядит на Вентана.

— Нас только что выручила 4-я рота, — говорит ему Вентан.

— Так она и сказала, — отвечает Сулл, кивая в направлении сервера. — Она создает тактический обзор. Я не понимаю деталей, однако делаю вывод, что она собирает и сопоставляет стратегические данные из всех систем и источников информации, к которым может подключиться.

— По всей планете? На орбите? — спрашивает Вентан.

— Еще нет, капитан, — произносит Кирамика, ассистент сервера. — Да данный момент это еще локальный, континентальный уровень. Поскольку информационная машина бездействовала и была изолирована, ее не заразил губительный мусорный код. Сервер расширяет свои возможности пошагово, поддерживая кордоны кодовой защиты, чтобы самой не заразиться при передаче пораженной информации. Также есть некоторые сомнения в том, что этой машине хватит мощности, чтобы координировать всю глобальную ноосферу.

Вентан кивает. Ему нравится, что механикумы никогда не пытаются подсластить какие бы то ни было новости.

— А что с захватом контроля над планетарной оружейной сетью? — интересуется Сулл.

— Нет, — прямо отвечает Кирамика. — Активная сеть под контролем врага и поражена агрессивным мусорным кодом. Все, что может сделать сервер — это собирать данные в пассивном режиме. У машины недостаточно мощности, чтобы вырвать контроль у управляемых врагом информационных машин, но даже если бы ее хватало, подобный процесс потребовал бы активной функции ММИ, что предоставило бы мусорному коду подходящий маршрут для перекрестного заражения. Как было продемонстрировано сегодня, у нас нет кордонов кодовой защиты или «кода-убийцы», которые были бы достаточно мощными, чтобы ликвидировать и вычистить мусорный код.

— Стало быть, Таурен вынуждена оставаться пассивной? — спрашивает Вентан.

— Чтобы защитить целостность того, что у нас есть, — говорит Кирамика.

— Но она может собирать и компилировать тактические данные для нас?

— В широких масштабах. Ее магосы уже собирают первые инфосводки.

Вентан смотрит на Сулла.

— Она может снабдить нас материалом для формулировки правильной теории. А затем мы сможем воспользоваться воксом, чтобы координировать практику.

— Будем чертовски рады любому координированному возмездию, — произносит Сиданс, входя в зал. Он срывает заляпанный кровью шлем и ухмыляется Вентану. — Я думал, что ты погиб, Рем.

— А я надеялся, что ты, — отзывается Вентан.

— Все вы любите надеяться, — говорит Сиданс.

Они обнимаются, лязгая броней.

— Всегда есть тринадцатый эльдар, Лирос, — произносит Вентан.

— Двенадцать, всегда лишь двенадцать, — отвечает Сиданс.

Он вырвается из медвежьей хватки и ухмыляется Суллу.

— Рад видеть тебя на ногах, Тей, — говорит он.

— Мы маршируем во имя Макрагга, — холодно отзывается Сулл.

— Маршируй ко всем чертям, куда тебе вздумается, — говорит Сиданс. — А лично я сегодня марширую прямиком к глотке Лоргара. Я видел…

Он запинается и морщит рот от отвращения.

— Погибли люди, братья, — тихо произносит он, улыбка скрылась. — Сейчас я избавлю вас от списка, однако их так много. Друзья, воины, герои. От перечня павших вы будете плакать. Плакать. Ублюдки вырезали нас. Беззащитных. Спящих. Внезапное нападение — почитаемый военный обычай, однако не когда оно исходит от предполагаемого друга. А, уверен, что ты и сам многое видел по пути из порта, Рем.

— Да.

— Я устрою кровавый океан, — говорит Сиданс. — Океан. Я пропитаю землю кровью этих ублюдков. Пущу им кровь так, что не справится никакая затягивающая способность. Насажу их головы на колья.

— Да, месть, — кивает Сулл. — Вполне. Как бы то ни было, нам следует сформулировать прочную теорию.

— К черту теории! — рычит Сиданс. — Это тот случай, когда мы освобождены от обычного подхода к войне как к науке. Это война как искусство. Война как эмоция.

— Ну да, — отзывается Сулл. — Давайте размалюем себе лица и бросимся на вражеские пушки. В конце концов, их больше, чем нас, всего-то в четыре раза. Погибнут немногие уцелевшие, зато, по крайней мере, мы умрем, выражая свою злость. Так что все в порядке.

Сиданс издает презрительный звук.

— Я согласен с Сидансом, — произносит Вентан и быстро поднимает палец прежде, чем Сулл успевает возразить. — С одной оговоркой. Учитывая наши потери, а также численное и техническое превосходство врага, я полагаю, что наш дух, наше яростное желание мести, наше неистовое стремление возместить ущерб… лишь эти вещи могут быть качествами, дающими нам преимущество. Они совершили ошибку, причинив нам боль вместо того, чтобы убить. Мы стали более опасными. Мы используем боль.

Он смотрит на Сиданса.

— Однако всегда есть тринадцатый эльдар.

Сиданс смеется.

Сулл не в силах скрыть едва заметную улыбку.

— Мы должны прикрыть себе спину, — говорит Вентан. — Должны направить свою ярость и обуздать ее стратегией. Должны воспользоваться всем оружием: бешенством, жаждой мести и интеллектом. Ярость — наша практика. Разум — наша теория. Ни то, ни другое не работает само по себе. Мы обесчестим Жиллимана в этот час, если забудем об этом. Информация — это победа.

Он оборачивается к Кирамике.

— Пожалуйста, уведоми сервера, что я хочу начать вокс-передачу. Мне нужно наилучшее кодирование сигнала, какое она сможет мне предоставить и любые преобразователи источника. Все, что она может сделать, чтобы замаскировать наше местоположение.

Кирамика кивает.

В сопровождении Сиданса и Сулла Вентан входит в помещение вокс-передатчика. Он берет переговорный рожок.

9

[отметка: 11.06.41]

Над землей темнее, чем под ней.

Открытый воздух затянут ядовитым туманом, густую черноту с трудом сдвигает ветер, пробивающийся через Уросенские холмы.

Брат Браэллен не верит, что это естественный ветер. Естественная погодная модель. Во время перерыва в стрельбе он слышал, как сержант Домициан строил предположения о том, что это был сдвиг атмосферы: высокое давление и воздушные потоки, подброшенные вверх орбитальной бомбардировкой.

На краю неба на юге явно светится линия огненного шторма.

6-я рота, поддерживаемая Армией и отставшими членами двух других рот Ультрадесанта с Уросенских сборов, оттянулась от опустошенных зон лагерей и заняла позицию, обороняя наземную башню одной из северных аркологий.

Браэллен не заглядывал в аркологии, однако знает, что это огромные подземные комплексы. Часть из них обитаема. Эта в том числе, по всей видимости. Внизу сотни тысяч рабочих-горожан, и 6-я — единственное, что не дает врагу добраться до них.

Наземная башня — это небольшая крепость, укрепленное сооружение существенных размеров, которое прикрывает и защищает вход в аркологическую систему. На подвальных этажах выходы в основные подземные магистрали, переходы, системы грузоперевозки и даже железные дороги на магнитной подвеске — все это питает огромный подземный комплекс.

Башня — хорошее место, чтобы дать бой.

Враги подходили на протяжении всего дня. Впереди культисты братств, затем Несущие Слово, затем бронетехника. Культисты кажутся безмозглыми и исступленными. Они бьют в барабаны и распевают бессмыслицу. Не заботясь о собственных жизнях, они кидаются на стены и ворота и погибают. Некоторые заминированы и подрывают себя возле стен, надеясь обрушить их.

Браэллен заинтригован их поведением. Культисты кажутся нетерпеливыми и старательными. Это понятно по их пению, барабанному бою и бездумному самопожертвованию. Однако это групповая ментальность, истерия. Он наблюдал, как стоящие позади огромного воинства Несущие Слово подгоняют их при помощи боли и угроз. Это порабощенные убийцы, их истерия усилена жестоким командованием.

Возможно, им пообещали некое искупление, какое-то метафизическое вознаграждение за их кровавые усилия. Возможно, они надеются, что могут получить свободу, если выживут в преданном услужении.

Возможно, им известно, что отказать XVII-му — гораздо менее приятный вариант.

К башне приближается свежая волна. Капитан Дамокл приказал Армии использовать ружейный огонь для отражения каждой атаки. Легионеры должны сдерживаться, экономя свои более ценные боеприпасы для целей из числа Легионес Астартес.

Связь с аркологией жизненно важна. С ее складов в помощь людям-защитникам можно поднять значительные резервы армейских боеприпасов. Однако резервы уникальных для Легионов боеприпасов, включая снаряды для боевых машин, ограничены запасами, которые несут на себе боевые братья и которые забраны из сборного лагеря, пока тот не был брошен.

Нужно считать каждый болтерный заряд. Волны вопящих братьев ножа можно поливать лазерами и пулями ручного оружия.

Оружие Легиона бережется для более существенных целей.

И эти цели приближаются. Помимо Несущих Слово, которые еще вступят в бой в больших количествах, есть признаки крупной бронетехники, которая скапливается у горловины прохода, возможно — даже боевых машин.

Браэллен понимает и поддерживает практику своего командира. Сколь бы велик ни был соблазн, легионеры должны ждать до тех пор, пока их способности не окажутся единственным, что сработает.

Он не понимает врага.

Что их так изменило? Что их обратило? Все они слышали истории Домициана о старом соперничестве и состязании.

И что с того? Покажите два Легиона, которые не соревнуются в славе и известности. Выговор был всего лишь выговором за плохую службу и эффективность. И это было больше четырех десятилетий тому назад!

Что же происходит теперь? Неужто Несущие Слово и их обезумевший повелитель настолько испорчены, что могут вынашивать замысел сорок лет и в конечном итоге действовать с такой несоразмерной бесчестностью, что сама галактика задыхается от изумления?

Браэллен уверен, что капитан Дамокл уязвлен этим. Он никогда не видел того настолько целеустремленным и мрачным. Это предательство, большее, чем потеря жизни. Предательство поразило его и пошатнуло его веру в святость Имперской истины.

И это еще до того, как начинаешь размышлять над преображением Несущих Слово: их измененной символикой и раскраской, явным решением украсить доспехи эзотерическими и откровенно странными изображениями и модификациями. Готовность общаться с суеверными и дикими фанатиками.

Их поглотил некий массовый бред о колдовстве?

Или же нечто более мрачное и коварное запустило свой яд в их вены и обратило их разумы против сородичей?

Приближается следующая волна. Браэллен видит, как они бегут вверх по склонам, масса кружащихся черных одеяний и выставленного напоказ оружия. Тысячи братьев ножа топчут мертвецов, оставшихся от последней атаки, и, словно выходящая из берегов река, катятся к воротам и штурмуют стены.

Армия — 19-й Нуминский, 21-й Нуминский, 6-й Неридский «Западники» и 2-й Ультимы Эруда — открывает огонь. Лазерные винтовки дают залпы, орудия легкой поддержки и группового пользования трещат, гранатометы лязгают и хлопают. Пережевывая движущиеся шеренги, включаются точки размещения тяжелых автопушек.

Очередная бойня. Черные фигуры падают. Умирая, некоторые взрываются огненными шарами, убивая людей вокруг себя.

Браэллен стискивает болтер, борясь с потребностью стрелять.

— Капитан! Капитан!

Позади строя движется сержант Домициан. Когда он проходит мимо, люди оборачиваются.

Домициан добирается до капитана Дамокла.

— Сэр, — произносит он. — Проклятый вокс только что засветился.

[отметка: 11.10.13]

Сержант Анхиз резко поворачивается.

— Что ты сказал? — спрашивает он.

Они на окраине провинции Шаруд, движутся с максимальной быстротой, опережая пожирающий леса пожар. Они — это жалкие остатки 111-й и 112-й.

После гибели капитанов Анхиз принял командование на себя. Он пытается что-нибудь собрать из людей, но нет времени останавливаться. Совсем рядом постоянно поджимающая их погоня: титаны, титаны предателей-механикумов, и с ними колонны тяжелой бронетехники.

Несущие Слово находятся в горящем лесу, и каждый новый километр означает все большие потери.

В черноте леса разносятся глубокие, протяжные и мрачные звуки боевых горнов, которые вызывают Ультрадесантников навстречу их року.

— Мы фиксируем спорадический импульсный код в воксе, сэр, — произносит Кантис, несший единственный передатчик, который они захватили с собой из Барртора.

— В приемниках шлемов он есть? — спрашивает Анхиз.

— Слишком слабо, — говорит Кантис. — Мне нужно настроить его, разложить переносную антенну.

Анхизу нет нужды объяснять ему, почему это невозможно. Три или четыре массореактивных заряда с шипением пролетают через полог над ними, будто несущаяся на свободу пернатая дичь, и врезаются в зрелый кварен. Ствол разлетается огненными брызгами, а верхние ветви дерева падают вниз и прорывают полог в метели искр.

— Шевелитесь! Шевелитесь! — кричит Анхиз. Проклятье, они близко! Он слышит шум, пыхтение гусениц. Это проклятый «Вихрь», или один из истребителей танков «Сабля».

Послаблений не будет. Их будут гнать, пока не погибнут последние из них.

На просвет вырываются двое Несущих Слово. Деревья совршенно черные, они освещены сзади яростным пламенем, вырвавшимся поблизости. Анхиз чувствует запах горящей древесины подлеска и дыма от взрывчатки.

Первый из дикарей XVII-го стреляет из штурмболтера и убивает брата Фертуна попаданием в нижнюю часть спины, которое разрывает позвоночник и бедра. Другой поднимает лазпушку. Он упирает ее и впадает в бешенство, приминая деревья и отступающих космодесантников к земле яркими копьями лазерной энергии.

Анхиз решает встретить смерть лицом к лицу. Он движется к ним, в одной руке гремящий взрывами болтер, в другой — кинетическая булава. Она принадлежала его капитану, Фрасторексу. В это утро капитану не представилось возможности извлечь ее из чехла.

Выпущенные Анхизом болты разносят лицо Несущему Слово с пушкой. Визор шлема взрывается, и человек тяжело падает назад. Другой зацепляет Анхиза в плечо, а затем делает более точный выстрел в ногу. Детонация массореактивного заряда швыряет Анхиза на глинистую землю. Перекатившись, он взмахивает булавой и ломает Несущему Слово обе ноги. Воин падает. Анхиз довершает дело еще одним ударом булавы.

Его собственная нога сломана. Он чувствует, как кость пытается срастись, однако повреждение может оказаться слишком серьезным.

Он озирается как раз вовремя, чтобы увидеть, что второй Несущий Слово не мертв.

Тот поднимается. Выстрелы Анхиза в клочья разнесли шлем, ворот и фрагмент верхней части нагрудника. Видны голова и лицо Несущего Слово.

Возможно, это просто ранение: ожоги, контузии, вздутие. Разумеется, воин получил существенные повреждения от болтера.

Однако, с точки зрения Анхиза, кошмар на это не похож. Плоть раздута и туго натянута, будто отмершая опухоль после ядовитого укуса. Рот неправильной формы, однако похоже, что он таким вырос, а не был жестоко изменен кинетическими ударами. Сбоку по лицу и шее Несущего Слово струится кровь.

У него на лбу желтые пластинки, которые подозрительно похожи на пробивающиеся рожки.

Он бросается на Анхиза, держа в правой руке боевой клинок. Кинжал выглядит так, будто сделан из обсидиана или полированного черного камня. Рукоять обмотана тонкими цепочками. Это какой-то трофей?

Анхиз переходит к доведенной до автоматизма практике, борясь с врагом базовыми методами ближнего боя, чтобы остановить клинок. Он приподнимается навстречу Несущему Слово, разворачивая левую ладонь и пронося ее мимо несущегося ножа, чтобы отвести в сторону правое запястье и предплечье. В это же время он вскидывает вверх правое предплечье, ставя поперечный блок перед грудью и лицом врага.

Трансчеловек против трансчеловека. Все решают масса, скорость и мощь, применение ускоренной силы и уменьшенного времени реакции. Жесткий блок Анхиза ломает Несущему Слово скулу, выпад отводит нож вбок. Однако Несущий Слово силен, и им движет убийственная ярость. Он разворачивает нож, нанося колющие удары в бок и левую руку Анхиза. Анхиз переводит блок правой рукой во внезапный удар и вгоняет стальной кулак в обнажившееся благодаря повреждению ворота горло. От столкновения в гортани Несущего Слово что-то дробится. Его глаза на секунду выпучиваются, и изо рта и ноздрей струями бьет кровь. Он пытается нанести еще один жестокий удар, и клинок ножа пробивает правое предплечье Анхиза до самой кости через броню, плоть и мышцу.

Анхиз не собирается терять преимущество. Он наносит второй удар в горло, а затем и третий, повыше, в деформированную челюсть.

Голова Несущего Слово резко запрокидывается назад. Анхиз скорее ощущает, чем слышит резкий хруст. Он бьет снова, чтобы быть уверенным. Затем, когда враг падает, он выдергивает кинжал из своей руки, чтобы сработать наверняка.

В руке, которой он его держит, начинается покалывание. Нанесенная ножом рана в предплечье пульсирует.

Он замирает.

В его разуме что-то открывается. Невзирая на пылающий лес вокруг, становится очень холодно. Стерильный синий свет. Что-то пульсирует. Анхиз слышит низкое биение сердца космоса. Чувствует запах нейротоксина и молекулярной кислоты. Он не видит этого? yо ощущает, как что-то разворачивается, нечто громадное, нечто черное, чешуйчатое и скользкое, нечто, покрытое толстой оболочкой серой слизи. Он чувствует, как оно развертывается, вытягиваясь из ямы, которая древнее всех эонов, и движется через вечную тьму Старой Ночи, через межзвездную пропасть, движется к свету горящего леса. Движется к нему.

Оно чует его. Чувствует вкус его боли. Слышит его мысли.

Ближе. Ближе. Ближе.

Анхиз издает вопль и отшвыривает кинжал из черного стекла прочь. Дверь в его сознании захлопывается.

Он тяжело дышит, содрогаясь. Рана в руке не прекращает кровточить.

Он знает, что ему нужен вокс. Неважно, есть ли у них время или возможность остановиться и настроиться. Ему нужен вокс.

Если там кто-то есть, если кто-нибудь слушает, они должны его услышать. Они должны узнать.

Им нужно знать, с чем они столкнулись.

[отметка: 11.16.39]

Включить. Выключить.

Включить. Выключить.

Включить.

Поддерживать активацию. Поддерживать. Пробудиться.

Заточенный и слепой. Беспомощный. Пробыв без сознания так долго, он утратил всякое ощущение того, какое сейчас время и что происходит.

Ему ведом страх.

Он Телемехр.

Его учили разным вещам и в том числе — контролировать свою злость, пока она не потребуется. Вероятно, она требуется сейчас.

Он дает ей выход.Позволяет ей заменить отвратительный страх.

Он анализирует. Сканирует. Определяет.

Его опредление таково: он все еще внутри саркофага, и системы гибернации отключились. Нет, их работа была прервана. Коммуникационным сигналом. Кодированным сигналом вокса.

Его разбудила кодированная вокс-передача, которая запустила автоматическую реакцию системы поддержки саркофага.

Саркофаг поврежден. Телемехр не верит, что сможет выбраться наружу. Он зовет, однако вокруг нет почтенных, которые могли бы дать совет, или помочь ему.

Вокруг никого нет.

Он не изведает страха. Не изведает страха.

Имплантированный счетчик времени сообщает, что он спал чуть дольше одиннадцати часов. Внешние сенсоры не работают. Он не может видеть. Не может открыть саркофаг. Нет входящей информации.

Есть только разбудивший его вокс-сигнал. Он цепляется за него. Пытается дешифровать.

Инерционные локаторы сообщают, что он неподвижен. Одиннадцать часов назад ими зафиксировано критическое перемещение, за которым последовал кинетический травматический пик, слишком сильный, чтобы замерить его в полном объеме. Он не помнит этого. Должно быть, гиберстазис отключил его прежде, чем это произошло.

Вспыхивают сенсоры движения.

Поблизости что-то есть. Что-то приближается к саркофагу.

Друг или враг? У него нет данных. Никаких способов определить. Он не может навестись на цель. Саркофаг удерживает его. Будучи запертым в ящике, он даже не может разрядить оружие.

Друг или враг?

Что-то бьет по внешней оболочке саркофага и рассекает замки. Что-то распахивает люк.

— Ты там жив? — спрашивает голос.

Внезапно Телемехр получает входящие оптические данные. Свет. Он чувствует, как воздух струится по его коже, несмотря на то, что у нет кожи.

Голос исходит от фигуры, кажущейся силуэтом на фоне сияния.

— Ответь, — произносит голос. — Ты способен действовать, друг?

Телемехр пытается ответить, однако голос не функционирует. Шум. Визг. Сухая одышка акустики. Он задействует киберорганику, направляет энергию к суставчатым конечностям, стряхивает покалывающее онемение стазиса и перемещается вперед.

Он неуклюже и неизящно выбирается из саркофага. Фигура отступает, чтобы дать ему выйти.

Он делает шаг из саркофага, давя ногами в пыль куски камня и стекла. Он чувствует на лице солнечный свет, хотя у него нет лица. Он вытягивает фантомный позвоночник, вытягивает хранимые в памяти руки.

Включаются оружейные консоли. Загораются индикаторы подачи энергии. Текут ожившие потоки данных. Он глядит сверху вниз на освободившую его фигуру.

— Благодарю. Вас. Повелитель, — удается произнести ему.

— Ты меня знаешь? — спрашивает воин.

— Да. Тетрарх. Я. Опознал. Вашу голосовую. Схему.

Эйкос Ламиад кивает.

— Это хорошо. Мое лицо не столь узнаваемо, как было когда-то.

Телемехр подстраивает оптическую подачу и детализирует ее на великом тетрархе. Визуальный профиль Ламиада не соответствует тому, который хранится в автостековой памяти Телемехра.

Прославленный золотой доспех Ламиада помят и обожжен. Знаменитая фарфоровая половина лица расколота и изуродована. Тонкий механизм левого глаза уничтожен.

Левой руки нет, начиная от локтя, от нее осталась лишь загнутая культя доспеха и скопление разорванных киберволоконных кабелей, сломанных керамитовых костей и изодранных искусственных мышц. Правой рукой Ламиад опирается на свой палаш, как будто это посох пешехода.

— Вы. Ранены. Лорд. Чемпион.

— Ничего такого, что нельзя починить. — отзывается Ламиад. — Кроме, вероятно, моего сердца.

— Вы. Получили. Повреждение сердца? Какого. Отдела?

— Нет, друг мой, я выражался метафорически. Ты понимаешь, что сегодня произошло?

— Нет. Где. Я?

Ламиад поворачивается и указывает. Телемехр подстраивает оптический диапазон и расширяет его, прослеживая. Пустынная область. Небо темное и испещрено пятнами высокой температуры. Пятно высокой температуры на близком расстоянии представляет собой строение значительных размеров, охваченное огнем. Можно различить и зафиксировать более удаленные, но, вероятно, более крупные пятна высокой температуры/огни. Пустыня усыпана обломками, большая часть из которых — военная техника Легиона, большая часть которой уничтожена при столкновении. Телемехр осматривается. Он изучает собственный саркофаг — смятый и наполовину зарывшийся в воронку от удара. Повсюду вокруг разбросаны складские капсулы и контейнеры с оборудованием. Есть еще два саркофага.

Телемехр проверяет наличие ноосферы, но ее нет. Он не может восстановить и настроить глобальное позиционирование с какой бы то ни было точностью.

— Ты выпал со станции на нижней орбите, — говорит Ламиад. — В то же время упали двое подобных тебе, однако их саркофаги уже были повреждены, и они не выжили.

Телемехр увеличивает изображение двух наполовину раскрытых саркофагов рядом с его собственным.

— О, — произносит он.

— Как тебя зовут, друг? — спрашивает Ламиад.

— Габрил. Нет. Не. Так. Телемехр. Повелитель.

— Телемехр, нас атаковали самым коварным и трусливым образом. XVII-й Легион обратился против нас. Они вырезали нас, привели в негодность флот и орбитальные сооружения и опустошили обширные участки Калта. Мы близки к поражению. Близки к гибели.

— Я видел. Смерть, повелитель. Мы оба. Видели как. Она. Приближалась к нам. Но в обоих. Случаях. Она. Не забрала. Нас.

Ламиад слушает. Он медленно кивает.

— Я не думал об этом в таком ключе. Ты недавно создан, Телемехр, однако уже проявляешь мудрость почтенного. Техножрецы сделали хороший выбор, удостоив тебя этой чести.

— Мне. Говорили. Это. Потому что. Я. Был совместим. Повелитель.

— Думаю, что да. И не только биологически. После Батора меня чуть было не сделали таким же, как ты. Механикумы Конора благословили меня более искусным воссозданием. Впрочем, оно не настолько крепкое.

Ламиад бросает взгляд на раскуроченный обрубок руки.

— Сегодня твоя форма дредноута позволила тебе перенести все лучше, чем я.

— Без вас. Повелитель. Я бы не смог. Выбраться. Из. Моего. Ящика.

Ламиад смеется.

— Прошу вас. Снабдить меня. Полной тактической. Информацией, — произносит Телемехр.

— Я был там. — говорит Ламиад, указывая на горящие здания на средней дистанции. — В Голофузиконе. Это должна была быть память о нашем будущем, Телемехр. От орбитального удара на всю эту область упал ливень обломков. Большие куски. Они обрушились на всю эту зону, словно метеоритный дождь.

— Я был. Одним. Из них.

Ламиад кивает.

— Вон туда упал целый корабль, — произносит он. — А туда — секция орбитальной платформы, которая ударила, будто шальная атомная бомба. Голофузикон получил прямые попадания. Там не было никакой защиты. Я был ранен. Большинство из остальных присутствовавших погибли от травм при столкновении, ударного шока и последовавшего огня.

— Это город Нумин, — говорит он, указывая в другую сторону.

Телемехр сканирует очередное громадное пятно высокой температуры. Он сравнивает записанные координаты города и Голофузикона и высчитывает свое местоположение относительно них с точностью до двухсот метров.

— Нет. Информации, — произносит Телемехр. — Нет. Центрального. Командования.

— Нет.

— Вы. Определились. С теорией. Повелитель?

— Я пытаюсь собрать все силы, какие смогу спасти, — отвечает Ламиад. — Затем я намереваюсь нанести ответный удар предателям, сотворившим это.

— Какова. Сила. Вашей. Армии. Сейчас. Повелитель?

— Ты и я, Телемехр.

— Почему?

— Что «почему»? — переспрашивает Ламиад.

— Почему. Наши братья. Обратились. Против. Нас?

— Понятия не имею, друг мой. Но почти что боюсь узнать ответ. Боюсь, что в этом объяснении наше будущее вновь будет пылать. Брат против брата. Легион против Легиона. Гражданская война, Телемехр. Та беда, о которой Империум даже никогда не задумывался.

— Мы. Не. Изведаем. Страха. Повелитель.

Ламиад снова кивает.

— Я. Ожидаю. Ваших. Приказов. Повелитель.

— Город, — произносит Ламиад. — Нумин. Если мы и должны где-то устроить смертное поле, так это там. Там будет враг.

— Да.

Ламиад разворачивается.

— Что. С вокс. Сигналом. Повелитель?

— Каким вокс-сигналом?

— Кодированным. Сигналом.

— Мой вокс-модуль разбит, Телемехр. Скажи, какой сигнал ты имеешь в виду? Там кто-то есть? Кто-то говорит?

[отметка: 11.40.02]

Огромные защитные створки, вдвое превышающие по высоте рост легионера, с шипением расходятся, втягиваясь в бронированную раму. Следом за ними, словно моргающие веки, открываются внутренние противовзрывные заслонки.

Вспомогательный мостик «Чести Макрагга» открыт. Одна за другой, начиная сразу от правой створки и дальше вокруг помещения, начинают загораться консоли и посты мостика, запускающие автоматические циклы активации. Впомогательное управление обладает встроенными в него резервными параметрами. На данный момент оно чисто от мусорного кода. Шифровальные ключи, закрепленные за наиболее вышестоящими кадрами, дают вспомогательному управлению полномочия воссоединиться с основной служебной и контрольной системой флагмана, чтобы очистить и переписать командные коды и, если это необходимо, получить контроль над кораблем.

Один ключ был у капитана Зедоффа, и он мертв. Другой был у Жиллимана, и он пропал.

Третий у Мария Гейджа.

Он смотрит на капитана Гоммеда и двух высокопоставленных магосов, которых они спасли в ходе боя внутри корпуса. Гоммед помят, его форма задубела от крови других. Он пережил гибель своего корабля, «Святости Сараманта», лишь потому, что первый помощник уложил его бесчувственное тело в спасательную капсулу. Он бы предпочел умереть вместе с древним и прославленным кораблем.

Гоммед также согласен, что возложенная на него сейчас обязанность столь же важна, сколь и неожиданна. Место Зедоффа у руля «Чести Макрагга» должен занять квалифицированный и опытный капитан.

— Готовы? — спрашивает Гейдж. В его вопросе нет места «если». Он даже в теории не допускает, что Гоммед откажется от командования. Флот Ультрамара гибнет. Он рассыпан в окрестном пространстве Калта, за ним охотятся, его гонят и расстреливают хищные корабли XVII-го и неудержимая ярость оружейной сети. Нужно что-то делать. Может быть, уже слишком поздно, однако, по крайней мере, необходимо попытаться.

— Я готов, Магистр ордена, — отзывается Гоммед.

Сопровождаемый Гоммедом, магосами и толпой палубных офицеров с управляющими сервиторами, Гейдж подходит к главной консоли и вставляет последний шифровальный ключ. Его личность запрашивается, проверяется генетическим сканированием и по отпечатку сетчатки, потом сверяются голос и феромоны. Затем Гоммед делает шаг вперед и позволяет записать, сверить и закрепить его биометрические данные.

— Управление у вас, капитан, — произносит магос.

— Управление с честью принято, — отвечает Гоммед. — Начать первичное обслуживание, очистку и переписывание контрольной системы. Три, два ,один.

— Очистка выполняется, капитан.

— Подготовить протоколы перехвата, — говорит Гоммед. Он движется к стратегиуму со стремительно возрастающей уверенностью в себе, или, по крайней мере, решимостью не выглядеть дураком. На ходу он начинает указывать влево и вправо, направляя офицеров на их посты. Те поспешно подчиняются, пристегиваясь, или же, в случае с магосами и сервиторами, подключаясь.

— Всем быть наготове, — произносит Гоммед. — Всем постам, всем постам. Я подтвержу перехват через три минуты и хочу, чтобы в момент, когда мы оживем, все посты собрали и представили всю возможную информацию. Приоритет у двигателей, щитов, орудий и сенсоров.

— В течение двух минут после перезапуска внешние тактические системы стратегиума должны давать обзор и быть настроенными, — добавляет Гейдж.

— Пусть он это скажет, — шипит Гейджу Эмпион. — Гоммед знает, что делает. Ему нужно знать, что кресло принадлежит ему.

— А мне нужно знать, как выглядит сражение, — говорит Гейдж. Он не говорит другого: «Мне нужно знать, не жив ли каким-то чудом Жиллиман».

Тиель и его ударный отряд наблюдают за процессом через входной люк, принимая меры предосторожности против возможного нападения. В теории крайне вероятно, что Несущие Слово уже высадились на флагман. Даже если Гоммед поставлен командовать, корабль может на самом деле принадлежать вовсе не им. Тиель испытывает непреодолимое желание направить отделения к основным шлюзам и ангарным палубам.

Это те места, которыми он бы воспользовался, чтобы взять корабль на абордаж.

— Перехват завершен, — сообщает магос.

— Вспомогательное управление активно, — восклицает палубный офицер.

— Управление у меня, — подтверждает Гоммед.

И почти сразу же раздается возглас свеженазначенного вокс-магистра.

— Сигнал! — кричит он. — Кодированный сигнал с поверхности!

— С поверхности? — изумленно переспрашивает Эмпион. — Но…

Гейдж делает шаг вперед. Он кивком велит вокс-магистру активировать полное шифрование и берет переговорный рожок.

— Это Марий Гейдж, — произносит он. — Кто говорит от имени Калта?

10

[отметка: 12.00.00]

— Вентан из 4-й, — говорит Вентан. — Пожалуйста, подождите, пока мы проверим принадлежность и полномочия вашего кода.

Вентан опускает переговорный рожок и ждет, пока Кирамика не передает подтверждение от сервера.

— Это снова Вентан, — произносит он. — Хорошо вновь слышать ваш голос, Магистр ордена.

— И твой, Вентан, — раздается трескучий ответ, тональность которого изменена шифрованием сигнала. — Еще несколько секунд назад мы были слепы. Мы думали, что поверхность мертва.

— Не совсем, сэр, — откликается Вентан. — Однако не стану притворяться, будто картина благоприятна. Мы понесли тяжкие потери. После нападения мы потратили часы, пытаясь восстановить вокс-сеть и снова получить какую-то информацию. В течение следующих нескольких минут я начну передавать вам подробности касательно выживших сил на поверхности и их позиций, по мере того, как они будут приходить ко мне. С нами сервер Механикума, и она обрабатывает для нас входящие данные.

— Вентан, вы можете восстановить оружейную сеть? — трещит вокс. — Сервер в силах это с делать? Ее контролирует враг, который использует ее, чтобы уничтожать флот. У нас нет шансов чего-либо добиться, пока они управляют сетью.

— Подождите, — отвечает Вентан. — Я думаю, что когитационная мощность этой информационной машины недостаточна, однако сервер занимается этим вопросом. Я сейчас с ней поговорю. Вам будут передаваться данные. Капитан Сиданс останется на линии для поддержания голосового контакта.

— Гейдж принял.

Вентан передает переговорный рожок Сидансу и снова идет в стековый зал вместе с Кирамикой. На лице Таурен спокойное, но мертвенное выражение, как будто ее тело пусто, а разум удалился глубоко в дальние субфирные пределы, бросив физическую оболочку.

— Установлен вокс-контакт с шестьюдесятью семью группами выживших, — сообщает ему Кирамика, — включая два отряда машин в Северном Эруде, роту бронетехники возле залива Лиско и 14-й Гарнидский полк тяжелой пехоты, который практически не понес потерь в бункерном комплексе провинции Силатор.

— Продолжайте сбор. Активную практику будет кооридинировать примарх.

— С флагмана ответил Магистр ордена, — замечает Кирамика. — Не ваш примарх. Вы уже обсуждали орбитальные потери?

— Что ты имеешь в виду?

— Орбитальные потери критичны, и они ежеминутно возрастают по мере того, как сеть охотится за новыми целями. Жив ли ваш примарх? Возможна ли вообще активная практика?

Вентан резко смотрит на нее.

— Я могу поговорить с сервером? — спрашивает он.

— Она в глубоком интерфейсе.

— Я ценю ее усилия, однако мне необходимо поговорить с ней.

Кирамика кивает. Она подает деликатный бинарный сигнал.

Таурен открывает глаза.

— Капитан, — кивает она. Вместе с ее голосом постоянно пощелкивает фоновый неровный несущий сигнал.

— Сервер, наше приоритетное направление — оружейная сеть. Каковы ваши успехи?

— Я могу подтвердить, — спокойно произносит она, — что эта машина не в состоянии ни перехватить контроль над сетью, ни осуществить управление сетью после перехвата. У нее элементарно недостаточно мощности.

— Есть ли альтернатива?

— Я пытаюсь определить, — отвечает она. — Похоже, что на данный момент на Калте нет ни одной работающей информационной машины, которая подошла бы для этой задачи, и которая при этом не заражена вражеским мусорным кодом. Впрочем, для получения определенного ответа вам необходимо ждать моего окончательного решения.

— Сколько это займет? — спрашивает Вентан.

— Не знаю, капитан, — отзывается Таурен.

Вентан слышит позади себя звук шагов и оборачивается.

В дверном проеме стоит Сиданс.

— Вам стоит подойти, сэр, — говорит он.

Вентан кивает.

— Проинформируйте меня сразу же, как получите ответ, — говорит он Таурен и выходит.

Таурен вновь переносится в информационную вселенную. Ее безмятежность сознательна и выработана на практике. Держа разум в спокойном состоянии, сервер может справляться с гораздо более высокими степенями обработки данных. На самом же деле она борется с внутренним волнением.

Теперь, когда информационная машина работает, она видит все. Или, как минимум, видит ситуацию в большем объеме, чем кто бы то ни было, исключая врага. Она видит поистине устрашающий масштаб потерь: число погибших, нанесенную XIII-му Легиону рану, пылающие города, вырезанное население, опустошенные территории и систематическое уничтожение флота. При любых других обстоятельствах Калт бы сочли потерянным, а битву — проигранной.

Единственное, что их поддерживает — свойственная Ультрадесанту целеустремленность: их бесстрашная решимость придумать новый практический план, обойти и переиграть даже безнадежный расклад.

Это хуже, чем безнадежный расклад. Таурен видит. У нее есть синхронная инфосводка по планете, и она видит, что даже уцелевшие силы лоялистов находятся под мощным натиском и гибнут, будучи загнанными в угол, отбивая нападение со всех сторон, медленно оказываясь перед лицом уничтожения. Они слишком разрозненны и слишком изолированы друг от друга. У врага превосходство во всех отношениях.

Это угасание. Сеть могла бы изменить это, но ее невозможно вызвать, или взять под контроль.

Это вымирание. Это смерть Калта. Это конец XIII-го Легиона.

[отметка: 12.07.21]

— Я подумал, что вам необходимо это увидеть, — говорит Селатон. Он выводит Вентана наружу, на изрытые воронками газоны дворца.

— Пленник? — недоверчиво спрашивает Вентан.

Когда 4-я врезалась в них, большая часть врагов бежала. Многие не покинули позиции и дрались насмерть. Однако этот сдался в плен.

Он стоит на газоне возле разбитого фонтана, охраняемый четырьмя Ультрадесантниками.

Вентан предоставляет Селатону заниматься своими делами и приближается к Несущему Слово. Доспех воина помят и окровавлен. Лицо покрыто пятнами крови. Он смотрит на Вентана и кажется почти что улыбающимся.

— Имя, — спрашивает Вентан.

— Морпал Ксир, — отвечает Несущий Слово.

Один из стерегущих его Ультрадесантников показывает Вентану оружие, которое было при Несущем Слово во время пленения. Сломанный болтер. Большой кинжал из черного металла с обмотанной проволокой рукояткой. Кинжал необычен. Он выглядит, как ритуальный и церемониальный — в меньшей степени оружие, в большей — символ статуса.

— Ты был старшим офицером? — интересуется Вентан.

— Я командовал, — соглашается Ксир.

— Есть ли причины, по которым мне не следует просто тебя убить, ублюдок? — спрашивает Вентан.

— Потому, что вы все еще живете согласно законам. Согласно вашей Имперской истине. Согласно чести. Согласно этике.

— Все то, о чем вы забыли.

— Все то, что мы сознательно отвергли, — поправляет Ксир.

— Это старая вражда? — спрашивает Вентан.

Ксир смеется.

— Какое типичное высокомерие! Как же оно свойственно ультрамарскому образу мышления. Да, сегодня мы удовлетворили свою неприязнь к вам. Однако на Калт мы напали не поэтому.

— В таком случае, почему? — спрашивает Вентан.

— Галактика охвачена войной, — отзывается Ксир. — войной против Ложного Императора. Мы следуем за Гором.

Вентан не отвечает. В этом нет смысла, однако в контексте немыслимых событий этого дня нужно, как минимум, убедиться в очевидной бессмысленности. Он снова смотрит на ритуальный нож. Тот отвратителен. От его формы и исполнения Вентану становится неуютно. Он думает, что такое же оружие носили культисты братств. Он убирает нож в пояс. Он покажет его серверу. Возможно, информационная машина сможет предоставить какую-либо проливающую свет информацию.

— Итак, галактика охвачена войной? — переспрашивает он.

— Да.

— Гражданской войной?

— Гражданской войной, — отзывается Ксир, как будто гордится ею.

— Магистр Войны Гор обратился против Императора?

Ксир кивает.

— Новостям нужно время, чтобы дойти, — весело сообщает он. — Довольно скоро вы о ней услышите. Но только не вы. Никто из вас. Ни один из XIII-го. Смиритесь с тем фактом, что вам осталось жить считанные часы.

— Если ты позволил взять себя в плен только ради того, чтобы получить возможность попытаться запугать нас, то ты глупец, — произносит приближающийся к ним Сулл.

— Я здесь не для того, чтобы запугивать, — говорит Ксир. — Я бы предпочел умереть, однако у меня, как у командира, есть долг. Долг предложить вам условия.

Сулл вытаскивает меч.

— Разреши мне заткнуть этого предателя, — произносит он.

— Подожди, — отвечает Вентан. Он смотрит на Несущего Слово. У Ксира насмешливое и самоуверенное выражение лица.

— Ему известно, что мы не причиним ему вреда, пока он в плену, Сулл, — говорит Вентан. — Он насмехался над нами из-за этого. Насмехался над нашими цивилизованными законами и принципами. Он смеется над нами потому, что у нас гуманистическая этика. Если это худшее, что он может сказать — пусть говорит.

Сулл издает рычание.

— В самом деле, Тей, — произносит Вентан, — он думает, что это оскорбление? Что у нас есть моральные стандарты, а у него нет?

Ксир смотрит Вентану в глаза.

— Твоя этическая установка достойна восхищения, капитан, — говорит он. — Не пойми меня неправильно. Мы, XVII-й, восхищаемся вами. В благородных Ультрадесантниках есть много того, чем следует восхищаться. Ваша решимость. Ваше чувство долга. И в особенности ваша верность. Не хочу, чтобы эти замечания показались фальшивыми. Я говорю искренне. То, что вы воплощаете и поддерживаете — проклятие для нас, и мы обратили против этого оружие. Мы не успокоимся, пока оно не будет мертво и сброшено. Но это не мешает нам постоянно восхищаться силой, с которой вы это защищаете.

Ксир переводит взгляд с Вентана на Сулла, а затем обратно.

— Вы были всем тем, чем мы не могли быть, — произносит он. — А затем нам открылась истина. Изначальная Истина. И мы поняли, что вы были всем тем, чем мы не должны быть.

— Его болтовня меня утомляет, — говорит Вентану Сулл.

— Вы — люди чести и разума, — продолжает Ксир. — Вы понимаете условия. Именно поэтому я воздержался от смерти, которую бы с радостью принял, и пошел на это унижение. Я пришел предложить вам условия.

— У тебя минута, чтобы их изложить, — произносит Вентан.

— Не сумев захватить дворец и уничтожить вас, — начинает Ксир, — я разочаровал своего полевого командира. Лептий Нумин был обозначен как основная цель. Понимаешь, о чем я, капитан? Одно лишь то, что вы победили мои силы, не помешает придти другим. К моменту моего пленения на Лептий вместе со своим воинством надвигался командующий Федрал Фелл. У него их в двадцать раз больше. И он не человек чести, капитан, не в том смысле, как вы понимаете этот принцип. Сдайтесь сейчас. Сдайтесь мне, и я поручусь в вашу пользу. Ты и твои силы здесь — ваши жизни будут сохранены.

— Чего ради? — спрашивает Сулл. — Жизнь, сохраненная на таких условиях — это не та жизнь, о которой я стал бы заботиться.

Ксир кивает.

— Понимаю. Я это предвидел. Между нами не может быть сближения. Мы слишком глубоко в крови.

— Тогда чего ты ожидал? — интересуется Вентан. — Что мы сдадимся тебе? Объединимся с тобой, с XVII-м, с — если ты говоришь правду — Гором? Против Терры?

— Разумеется, нет, — отвечает Ксир. — Но я ждал. Что, быть может, вы хотя бы услышите нашу истину. Это не то, что ты думаешь, капитан. Она прекрасна. Ваше понимание галактики изменится. Сдвиг парадигмы. Вы будете удивляться, почему когда-то думали то, что думали. Будете гадать, как и почему в этом виделся смысл.

— Ксир, — произносит Вентан. — Я выслушал твои условия и твое предложение. Я официально отвергаю и то, и другое.

— Но вы умрете, — говорит Ксир.

— Все умирают, — отвечает Вентан, отворачиваясь.

— Это будет плохая смерть, — окликает его Ксир. — В ней не будет славы. Это будет печальный и жалкий конец.

— Даже славная смерть печальна, — отзывается Вентан.

— Фелл покарает вас! Покарает невообразимыми способами! Он вобьет вашу плоть в землю!

— Не обращай внимания, — говорит Вентан Суллу.

— Так же, как мы поступили с вашим примархом! — выкрикивает Ксир. — Мы будем резать вас, пускать вам кровь и убивать, как резали и пускали кровь ему! В конце он просил о смерти. Молил о ней! Умолял нас, как трус! Он рыдал! Умолял нас прикончить его. Прекратить его муки! А мы рассмеялись и помочились на его сердце, зная, что он боится.

Вентан не в состоянии его остановить. Сулл движется, будто размытое пятно. Тело Ксира рассечено от левого бедра до горла одним вспарывающим ударом. Кончик меча Сулла вонзается в обратную сторону челюсти Ксира.

Из Несущего Слово бьет кровь. Он качается. Черная кровь льется из раны по ногам, по застрявшему клинку и по руке Сулла. Она струится изо рта Ксира. Рот полуоткрыт. Вентан видит тонкое стальное острие меча, которое торчит между двух нижних зубов.

Ксир смеется.

Он что-то бормочет, давясь кровью и заткнувшим ему рот мечом.

Вентан отталкивает Сулла в сторону и хватается за меч, чтобы выдернуть его и милосердно подарить быструю смерть.

— Ну наконец-то, — булькает Ксир. — Я все д-думал, ч-что же п-понадобится… Я знал, ч-что у одного из в-вас найдутся яйца.

Он начинает падать, заваливаясь на колени прежде, чем Вентан успевает вытащить меч. На сухой земле вокруг него образуется кровавая лужа, которая растекается во все стороны, словно лиловое зеркало. Четверо стражей-Ультрадесантников отступают в молчаливом неодобрении. Сулл не отводит глаз, проклиная себя за то, что дал волю злости.

Волю получает что-то еще.

Ксир хохочет. От смеха изо рта выталкиваются волны крови. Она густая. В ней комки. Обрывки ткани. Смех — бульканье, словно от забитого водостока.

Ксир разделяется по линии нанесенной мечом раны. Он раскалывается от бедра до горла. Затем череп тоже расходится по вертикали, будто раскрывающийся стручок гороха. Плоть рвется и раздирается, как волокнистая материя. Лишенный опоры меч падает на окровавленную землю.

Ксир стоит на коленях, раскрывшись выше пояса, словно кровавый цветок. Каким-то образом он все еще смеется.

А затем выворачивается наизнанку.

Вентан, Сулл и охранники отшатываются в смятении. Их забрызгивает кровью. Хребет Ксира растет, будто окаменевший древесный ствол, отращивая странные ветви, которые выглядят так, будто состоят из костей рук. Грудная клетка распахивается, как костяные крылья. Органы пульсируют и разрастаются, размазывая ткани и жилы по перестраивающемуся скелету.

Ксир становится сосудом. Что бы ни таилось внутри него, что бы ни прорастало сквозь него из варпа, оно гораздо крупнее, чем могла содержать в себе его физическая форма.

Растущие конечности становятся черными и чешуйчатыми. Обрастают щетиной и шипами. Вытягиваются, будто ноги гигантского паукообразного. Вырастающие из открытых ребер скорпионьи хвосты извиваются и бьются, словно кошмарная гирлянда. Жала блестят, как ножи.

У Ксира прорастает и медленно раскрывается новая голова, которая медленно поднимается вверх из наклоненного положения. Ротовые органы пощелкивают. Огромные многофасетчатые глаза моргают и радужно поблескивают. Из черепа прорастают рога, громадные прямые рога какого-то древнего эгейского демона-быка.

Ксир все еще смеется, но это больше не Ксир.

Воздух, словно буря жужжащего пепла, заполняют мясные мухи.

— Самус, — хохочет Ксир. — Самус здесь!  

УШКУЛ // ТУ

«В Конечной Фазе любого сражения, или же в любой момент после осуществления Решительного Удара, необходимо признать поражение. Зачастую это является наиболее тяжелым уроком для воина. Об этом редко пишут, оно не ценится и не имеет определений. Вы должны понять, когда проиграли. Осознание этого состояния столь же важно, как и достижение победы. Когда, следуя каким-либо теоретическим критериям, вы сочли, что проиграли, то можете решать, какой наилучший практический итог можно получить. К примеру, вы можете выбрать отступление, сохраняя тем самым силы и военную технику, которые в противном случае будут потрачены впустую. Можете предпочесть сдаться, если продолжением вашей жизни, пусть даже и в плену, можно чего-либо достичь. Можете решить продлить последние усилия, нанося победителю как можно больше карающего ущерба, чтобы ослабить его для других противников. Можете выбрать смерть. То, как воин справляется с поражением, является более точным показателем его мужества, чем поведение при победе».

Жиллиман, «Примечания к Воинской Кодификации, 26.16.XXXV»

1

[отметка: 12.17.46]

— Кто такой… Самус? — спрашивает вокс-мастер. Затем он дергается и срывает гарнитуру с ушей.

— Докладывайте! — рявкает Гейдж.

— Внезапный и продолжительный перебой, — говорит вокс-мастер, ловко трудясь над консолью, чтобы восстановить соединение. — Похоже на помехи. Звучит, как крупное искажение штормового типа, как будто в области Лептия Нумина наступила плохая погода.

— Вы потеряли вокс-контакт? — спрашивает Гейдж.

— Вокс-связь с Лептием Нумином приостановлена, — сообщает вокс-мастер.

— Тем не менее, информационный канал все еще активен, — произносит магос на соседнем посту. — Информационная машина дворца все еще обрабатывает и передает данные.

— Восстановить связь, — говорит Гейдж вокс-мастеру.

Гейдж идет через зал к стратегиуму, где капитан корабля Гоммед и его офицеры изучают быстро создающийся тактический план. Это трехмерное гололитическое изображение Калта и окрестных областей космоса.

Оно сообщает горькие вести.

Практически все орбитальные станции погибли или настолько повреждены, что их понадобится разрушать и заменять, а не перестраивать. Формации флота XVII-го бомбардируют южное полушарие Калта. Остальная часть флота создала себе открытую господствующую позицию на орбите.

Флот Ультрамара раздроблен. От его изначальной мощи осталось около пятой части. Уцелевшие корабли либо отступают на дальнюю сторону местной звезды, чтобы избежать атаки флота или безжалостного обстрела со стороны оружейно сети, либо же, как «Честь Макрагга», беспомощно дрейфуют в зоне высокой швартовки.

Не осталось почти ничего, при помощи чего можно воевать. С ними разделались. Все кончено. Несущим Слово осталось лишь подбить последние сражающиеся корабли флота XIII-го

Похоже, что это не вызывает никаких сложностей у оружейной сети. Она уничтожила местный мир-кузницу, небольшую луну с наступательными возможностями, звездный форт возле точки Мандевилля, а также несколько линкоров.

— У нас есть сенсоры, — произносит капитан корабля, — и мощность нарастает. В течение пятнадцати минут я прогнозирую объем, достаточный для орудий или двигателя. Но не одновременно.

— А что со щитами? — интересуется Гейдж.

— Мне показалось, что орудия и двигатель обладают более высоким приоритетом.

Гейдж кивает. Теория логична. К флагману фактически пришвартованы три крейсера Несущих Слово. Оружейная сеть не станет стрелять по «Чести Макрагга», пока они настолько близко. Крейсеры не станут стрелять, поскольку до сих пор не сделали этого. Они подошли вплотную, чтобы начать действия по высадке.

Враг хочет получить флагман неповрежденным.

Гейдж видит схему. В какой-то момент он не мог понять, почему многие из уцелевших кораблей Ультрадесанта — это наиболее крупные и мощные линкоры. Ведь естественно, что противник, который контролирует оружейную сеть, в первую очередь стал бы сбивать самые серьезные угрозы.

Все сохранившиеся корабли беспомощны и дрейфуют, как «Честь Макрагга». Как только они избавятся от воздействия мусорного кода или электромагнитного импульса и начнут движение, или поднимут щиты, сеть уничтожит их.

Несущие Слово намереваются захватить нетронутыми как можно больше крупных боевых кораблей Легиона. Хотят усилить свой флот. Нарастить ударную мощь.

Они хотят повернуть корабли Ультрадесанта против Империума.

Что за чушь там вещал Лоргар в конце? Гор обратился? Гражданская война? Он был безумен, к тому же, это был не Лоргар. Это была какая-то подделка ксеносов. Какой-то эффект прорыва эмпиреев.

Гейдж знает, что лжет самому себе. Сегодняшний день изменил вид галактики так, как не смогла бы предсказать даже самая дикая теория. Он надеется, что ему не предстоит жить, безропотно снося новый порядок.

Сколь бы долгим ни оказался остаток его жизни, он не допустит, чтобы корабли Ультрамара использовали против Империума.

Он оборачивается к Эмпиону.

— Твои отделения собраны?

— Да, — отзывается Эмпион.

— Готовность, — распоряжается Гейдж. — Отбить тех, кто идет на абордаж. Найдите их и выбейте с этого корабля.

[отметка: 12.20.59]

Олл Перссон велит им ждать.

Дым покрывает реку, пристани и доки. В устье горят два контейнеровоза, которые образуют в неподвижном тумане пляшущие желтые пушинки. Как будто весь мир обращается в газообразное состояние.

Он велит им ждать — Графту, Зибесу, двум солдатам и безмолвной девушке. Они укрываются в домике пилота, из которого видно место посадки. Они все вооружены, кроме Графта и девушки. Она так и не проронила ни слова и не посмотрела никому в глаза.

Олл закидывает на плечо ремень винтовки и находит тихое местечко в одном из складов. В былые дни он часто приезжал на Неридскую косу на рынки. Там чегда был свежий улов, несмотря даже на то, что причальные районы были в первую очередь промышленными. Вдоль пристаней и платформ, среди громоздких контейнеров, сновали сотни лодок.

Теперь все перемешалось. Несколько громадных морских волн вышвырнули лодки на улицы и разбили их о жилища и заводские постройки. Улицы залиты водой и по щиколотку покрыты завалами мусора и обломков. Вода и того хуже. Она похожа на бурое масло, и в ней плавают тела, тысячи тел. Они загромождают платформы, сбиваются под мостами и дорожками молов, собранные взявшими верх течениями, будто выброшенный за борт хлам.

Это место пахнет смертью. Затопленной смертью.

Олл садится и открывает свою старую сумку. Он извлекает несколько предметов, которые спас из спальни, и раскладывает их поверх старого ящика.

Маленькая жестянка, табачная жестянка для грубо порезанных листьев лхо. Он давным-давно не курит, однако это делали несколько его более старых версий. Он со щелчком открывает жестянку, чувствует оставшийся запах лхо и вытряхивает на ладонь тряпичный узелок. Разворачивает его.

В точности такие, какими он их и запомнил. Маленький серебряный компас и агатовый маятник. Ну, они кажутся серебряным и агатовым, и он никогда не поправлял тех, кто так говорил. Черный камень подвешен на очень тонкой серебряной цепочке. Прошли многие годы с тех пор, как он в последний раз пользовался этими предметами. Олл подозревает, что их могло быть больше ста, однако отполированная черная сфера на конце цепочки теплая.

Компас изготовлен в виде человеческого черепа, это прекрасный образчик художественной работы по металлу размером не крупнее большого пальца. Череп слегка вытянут, чуть больше стандартных человеческих пропорций, что наводит на мысль, что образцом для исполнения на самом деле послужил не человеческий череп. Коробочка черепа открывается по линии челюсти на точно спроектированных петлях так, что нёбо рта оказывается шкалой компаса. Отметки на ободке настолько мелкие и тонкие, что для того, чтобы прочесть их, потребовалась бы лупа часовых дел мастера. У Олла есть такая.

Когда он перемещает крохотный прибор, простая черно-золотая стрелка плавно поворачивается.

Он ставит его, сориентировав на север. Наблюдает, как подергивается стрелка.

Олл достает из сумки небольшой блокнот с застежкой и раскрывает его на пустой странице. Половина блокнота заполнена старыми записями от руки. Он извлекает стилус, открывает его и записывает дату и место.

У него уходит несколько минут. Он подвешивает маятник над компасом на серебряной цепочке и позволяет ему раскачиваться. Он несколько раз повторяет процесс, занося в плотные столбцы углы и направления вращения вместе с подергиваниями стрелки компаса. Он высчитывает и записывает азимут. Затем пролистывает страницы блокнота назад, раскрывает сложенный желтый лист бумаги, вклеенный в заднюю часть обложки, и изучает таблицу. Ее написали на Терре двадцать две тысячи лет назад, это копия таблицы, составленной за двадцать две тысячи лет до того. В те дни его почерк выглядел заметно иначе. В таблице показана роза ветров сторон света. Это часть записанной тушью великой тайны. Олл размышляет о двух силах, которые столкнулись на Калте, и думает, что в одном обе они правы. В одном они сходятся. Слова — это сила, как минимум, некоторые из них. Информация — это победа.

— Фраскиада, — говорит он самому себе. Как он и подозревал, им понадобится лодка.

Он собирает вещи столь же аккуратно, как и разворачивал их, готовит ружье и отправляется на поиски остальных.

Бейл Рейн с сомнением глядит на ялик.

— Залезай быстрее, — говорит Олл.

Ялик — рыболовное суденышко на дюжину человек с небольшой крытой кабиной и длинным узким корпусом.

— Куда мы направляемся? — спрашивает Зибес.

— Отсюда, — отвечает Олл, загружая на борт несколько ящиков. — Далеко. Фраскиада.

— Что? — переспрашивает Зибес.

— На северо-северо-запад, — поправляется Олл.

— Зачем? — спрашивает Рейн.

— Мы должны идти туда. Помоги мне с ящиками.

Они погрузили кое-какую пищу в банках, завернутые в фольгу пайки, медицинские припасы и еще некоторые важные вещи, взятые из домика пилота. Кранк и Графт отошли по платформе, чтобы наполнить четыре больших пластековых бочки питьевой водой из портовых цистерн.

— Мы будем грести? — интересуется Рейн.

— Нет, тут есть мотор. Небольшая термоядерная установка. Однако она шумит, а временами нам понадобится вести себя тихо, так что мы берем и весла.

— Я не буду грести, — говорит Рейн.

— А я тебя и не прошу, парень. Для этого мы взяли Графта. Он не устает.

Этот мальчик, Рейн, начинает становиться суетливым. Олл это видит. Они все нервничают. Все, кроме Кэтт, которая просто сидит на швартовочной тумбе, глядя на тела в воде. На улицах выше по косе стрельба и шум танков. Танков и псов.

Вот только Олл знает, что это не псы.

— Иди и помоги своему другу с водой, — говорит Олл. Он забирается на борт, чтобы проверить электрику и запустить двигатель на холостых оборотах.

Рейн идет назад по платформе в сторону цистерн. Порывистый ветер гонит по пристани черный дым, заставляя его кашлять.

Он даже не думает о Нив. Вообще не думает.

И вдруг она просто оказывается там. Прямо перед ним, словно выступив из дыма.

Она улыбается. Она никогда не казалась ему настолько красивой.

— Я тебя искала, Бейл, — произносит она. — Я думала, что больше тебя не увижу.

Он не в силах говорить. Он идет к ней с распростертыми руками и слезами на глазах.

Возле цистерн Кранк поднимает голову. Он видит на мостках Рейна. Видит, что тот делает.

— Бейл! — кричит Кранк. — Бейл, нет! Нет!

Он бежит на помощь, но на его пути неожиданно оказываются люди. Люди на причале. Люди приближаются из дыма. Они грязные и крепкие, одеты в черное. Они худощавы, будто от недоедания. У них ружья, винтовки. У них ножи из черного стекла и грязного металла.

Винтовка Кранка прислонена к цистерне. Он пятится назад. У него нет шансов добраться до нее.

Братья ножа смеются над ним.

— Убить его, — обращается к Ушметар Каул Криол Фоуст.

[отметка: 12.39.22]

Загерметизировав доспехи, шестой истребительный отряд выходит из шлюзового порта номер 86. Во главе Тиель. Эмпион лично возложил на него эту ответственность, хотя среди собранных на борту корабля выживших было несколько капитанов, которые сочли бы такую обязанность за честь.

По «Чести Макрагга» движется сорок отрядов. Сорок истребительных команд, каждый численностью в тридцать человек. У них болтеры и оружие ближнего боя. Трое братьев в каждом отряде тащат магнитные мины.

Команда Тиеля выходит позади одного из основных позиционирующих двигателей левого борта. Это гигантская массивная громада, похожая на башню жилого блока. С каждой стороны установлены раструбы выпускной системы, из которых вышли бы купола для храмов приличного размера.

Над двигательным комплексом поднимается Калт: яркий восход планеты над проклятой башней. Калт похож на Старую Терру — зеленые массы суши и синие моря, затянутые белыми облаками.

Однако Тиель видит на нем смертельные раны. Часть сферы покрыта спиралью бурых, словно сажа, грозовых туч, а остальные места выглядят как помятости на кожуре плода. Атмосфера неимоверно обесцвечена. По ту сторону искривленной тени границы дня и ночи районы южного континента залиты сияющим оранжевым мерцанием, словно горячие угли на колосниковой решетке.

Магнитные захваты на подошвах удерживают его на поверхности корпуса. Продвигаясь вперед, он расширяет себе обзор. Он с необычайной отчетливостью видит окружающее Калт пространство. Видит, как орбитальные сооружения светятся от энергии пламени, пожираемые пожаром. Видит, что ближайший из естественных спутников планеты почернел и испещрен следами обстрела.

Ближе находятся корабли. Тысячи кораблей. Горящих кораблей. Дрейфующих, рассыпанных, ставших жертвами избиения, разбитых на куски и уничтоженных. Неторопливые рои обломков, безмолвные облака поблескивающего металлического мусора. В пустоте мерцают и вспыхивают лучи энергии.

Звездное небо, громадное бесконечное пространство галактики, безучастно и бесстрастно глядит на все это.

Свет звезд холоден. Он похож на резкий и ясный закат колоссальной яркости. Ничто не нарушает равнодушного сине-белого великолепия веридийского солнца. Все тени резко очерчены и глубоки. Вокруг него либо болезненно яркий свет, либо черная как смоль тень.

Все легионеры подготовлены к бою в условиях пустоты и при нулевой гравитации. Строго говоря, это ни то, ни другое. Флагман является источником ограниченного притяжения, а к корпусу корабля прилегает тонкая воздушная прослойка — атмосферная оболочка — которую поддерживают генераторы гравитационного поля, чтобы способствовать работе открытых пусковых ангаров и причальных боксов.

Впрочем, все же сложно различать верх и низ. Перед ними, словно горизонт улья, открывается ландшафт левого борта корабля. Это густое и сложное сооружение из труб и башен, вентиляционных шахт и арок, блоков и пилонов. Масштабы огромны. Истребительная команда перемещается гигантскими скачками от одной поверхности к другой, продвигаясь вниз по борту корабля, словно акробаты, которые движутся через городское пространство с крыши на крышу.

Пониженная гравитация увеличивает их силы. Один уверенный шаг превращается в десятиметровый прыжок. Несмотря на часы теории и тренировок, необходима секунда на овладение практикой. Слишком просто шагнуть слишком широко, оттолкнуться слишком сильно, улететь слишком далеко. У более широких пропастей, ущелий охлаждающих вентиляционных шахт левого борта и громадных каньонов межпалубных зубчатых стен, члены истребительной команды используют краткие импульсы тяги пустотных ранцев, пересекая адамантиевые рубежи и стальные разломы.

Крейсер Несущих Слово «Либер Колхис», громадное багряное чудовище, пристыковался к задней левой части «Чести Макрагга», словно кровососущий паразит. Пространство между двумя кораблями абсолютно черно, свет звезды полностью заслонен.

Однако в черноте есть огни. Продвигаясь со своим отрядом, Тиель опознает искры и свечение режущего инструмента и пристегнутых прожекторов. Готовые к эвакуации команды Несущих Слово хирургически вскрывают корпус флагмана, чтобы атаковать крупные шлюзы и позволить штурмовым силам осуществить прямой переход.

Предполагается, что от других точек выхода должны прибыть четвертая и восьмая истребительные команды, чтобы объединить силы против этого вторжения, однако Тиель не видит никаких их следов. Сколько еще времени ему следует дать им? По мнению Тиеля, угроза абордажа слишком долго оставалась без ответа.

Он бросает взгляд на Антероса, своего заместителя.

И подает сигнал.

Они атакуют.

Они быстро несутся на пустотных ранцах вдоль широкого каньона ярко освещенного теплообменного канала, пролетая в неподвижной тени силового соединения размером с подвесной мост. За ними по корпусу следуют их крохотные тени.

Половина являющейся их целью группы стоит на самом корпусе флагмана. Другая половина — на боку причальной башни, перпендикулярно остальным. К пластинам корпуса применяют мелта-инструменты. Из открытых грузовых люков пристыкованного крейсера выдвигаются громоздкие режущие головки. Относительно Тиеля крейсер находится наверху, а выдвинутые резаки свисают с него, вгрызаясь в корпус флагмана. С режущих головок во мрак срываются струи раскаленных добела искр.

Тиель стреляет из болтера, и заряды уносятся прочь, оставляя за собой подрагивающие хвосты огня, словно из паяльной лампы. Звука нет. Они разрывают нагрудник Несущего Слово, который охранял выход теплообменника, однако смотрел не в ту сторону. Торс взрывается огненным шаром, разбрасывая осколки и шарики крови. От удара он содрогается и, переворачиваясь, заваливается назад. Тиель проносится мимо вертящегося трупа, снова стреляя. Третий выстрел проходит мимо цели, бесшумно оставляя на корпусе воронку. Четвертый попадает в лицо Несущему Слово, разворачивая того в фонтане искр и пламени. Из разбитого черепа вздувается кровь, которая колеблется и извивается в околопустотном пространстве.

Остальная часть истребительной команды открывает огонь. Они мчатся через район цели, словно группа «Молний» на бреющем полете, и Несущие Слово гибнут, когда болтерный обстрел молотит по ним и пробивает их насквозь. Тела падают и подскакивают. Некоторые распадаются на части, выпуская наружу облака кровавых бусин, которые колеблются, словно ртуть. Один из Несущих Слово получает попадание такой силы, что его тело улетает прочь на огромной скорости, уменьшаясь в размерах и оставляя флагман позади. Еще одного задевает взрывом, из-за которого его собственный пустотный ранец дает сбой, и он взмывает вверх на раздвоенном столбе пламени, жестко сталкиваясь с бронированным корпусом находящегося над ними крейсера.

Четверо Несущих Слово умирают, не разомкнув магнитные захваты на своих подошвах, и просто остаются стоять на корпусе, безвольно опустив руки, будто изваяния, или ушедшие на дно моря тела с привешенным к ногам грузом.

Окружающее пространство заполнено плывущими и кружащимися скоплениями крови. Они разбиваются о Тиеля, разлетаясь на более мелкие кровавые бусинки и разливаясь по его доспеху. На мгновение ему заливает визор, и он лишается обзора.

Он резко тормозит, отлетает назад и приземляется.

Он протирает визор как раз вовремя, чтобы увидеть, как к нему по корпусу скачками движется Несущий Слово. Они оба находятся на боку причальной башни и их «земля» находится под углом девяносто градусов к плоскости корабля. Движение Несущего Слово, которому способствует пониженная гравитация, кажется преувеличенным, почти что комичным. Он стреляет из своего оружия. Болт проносится мимо Тиеля. Тиель стреляет в ответ. Бесшумные стремительные заряды отрывают врагу правую ногу и разносят в клочья оба наплечника. Удары мгновенно и жестко меняют его курс, превращая прыжок вперед в жестокое падение назад и верчение. Он отлетает от ускорительной установки, отскочив под другим углом.

Тиель разворачивается. Он еле-еле уворачивается от силового топора, рассекающего тьму. Он убивает его владельца одиночным выстрелом, который отбрасывает фигуру назад, из тени на свет. Но там еще двое. Оба приближаются с режущими инструментами: шипящей от нагрева корпускулярной горелкой и силовым резаком. Несущие Слово движутся к нему большими медленными прыжками.

У Тиеля при себе электромагнитный дуэльный меч. Он извлекает его из ножен и вгоняет два болтерных заряда в грудь Несущему Слово с резаком, образуя массу пляшущих кровавых бусинок. А затем встречает приближающуюся полыхающую горелку.

Она в состоянии рассекать пустотные корпуса. И уж точно в состоянии рассечь его.

Тиель пользуется длиной и остротой меча для достижения максимального эффекта. Он разрубает обтекатель горелки и держащую ее руку. Из отсеченной руки льется кровь, а из разорванной горелки рвется жгучая энергия. Попав в сферу белого пламени, Несущий Слово силится отойти назад, он бьется, плавится, сгорает. Тиель рискует один раз сильно ударить врага ногой в грудь, чтобы сбить того. Слишком яркий, чтобы на него глядеть, гибнущий Несущий Слово переворачивается, улетая прочь. Выпущенная на свободу энергия добирается до силовой ячейки горелки и воспламеняет ее. По причальной башне, направленные корпусом, прокатываются ударная волна и свет — оба бесшумные. Огненный шар бьет в броню крейсера и струится вовне, выпуская свою ярость.

Тиеля толкает назад. Сенсоры его доспеха на секунду слепнут, выдавая ему всплеск помех и треска.

Он пытается прикрепиться к корпусу, заново пристыковаться.

Свечение от взрыва меркнет. Он быстро оценивает ход сражения. Насколько ему видно, он потерял двоих, однако силы Несущих Слово были разбиты. Повсюду вокруг него плавают изломанные тела, окруженные морем подрагивающих несимметричных кровавых капель. И при этом никаких признаков других истребительных команд.

Тиель перелетает к громоздким режущим головкам. Это огромные приспособления, каждое крупнее «Носорога», которые выдвинуты изнутри вражеского крейсера на гигантских суставчатых серворуках. Тиель подает сигнал Бормару — одному из тех, кого назначили нести магнитные мины. Они начинают прикреплять их к первой режущей головке. Тиель оставляет Бормара трудиться и взлетает с серворуки на управляющую платформу, которая установлена на середине пути наверх. Если он сможет втянуть механизм внутрь вражеского корабля…

Словно дождь комет, вокруг него падает буря массореактивных зарядов. Некоторые попадают в плафторму и поручни, разрываясь яркими вспышками. Ливень огня колоссален. Там, где относительно него находится низ, гибнет полдюжины его людей. Рядом с телами в красной броне начинают плавать тела в синей. Все поблескивающие и подрагивающие кровавые бусины одного цвета.

Он смотрит «вверх».

Атака его истребительной команды не осталась незамеченной. Из открытых грузовых люков крейсера совершают выход основные силы Несущих Слово. Они появляются, стреляя. Их пустотные ранцы полыхают.

Тиель и его люди уступают в численности в восемь раз.

[отметка: 12.40.22]

Олл Перссон делает шаг с ялика на платформу. При нем его лазерная винтовка.

Резкое движение загрубевшего большого пальца правой руки отщелкивает предохранитель и приводит ружье в боевую готовность. Олл даже не смотрит на оружие. Он глядит прямо перед собой, вглубь платформы, на собравшиеся там фигуры. На лице мрачное выражение. От этого черты становятся жестче. Хмурясь, он щурится так, словно вышло солнце, и оно чересчур яркое.

Он не колеблется. Шаг, другой, затем он переходит на трусцу, а потом бежит, бежит прямо по платформе, вскидывая готовую винтовку к плечу, прижимая ее к щеке и целясь на бегу.

Первый выстрел. В брата ножа, в позвоночник между лопаток, как раз прежде, чем тот успевает ударить кричащего Кранка в шею. Второй и третий выстрелы. В брата ножа, в лицо, в человека, который прижимает Кранка к земле. Четвертый выстрел. В брата ножа, в нижнюю челюсть, когда он оборачивается, сбивает его в воду. Пятый, шестой и седьмой выстрелы. В двух братьев ножа, которые разворачиваются с винтовками, кучная тройка пробивает обоих насквозь.

Еще двое начинают палить в ответ вдоль посадочной площадки.

Восьмой выстрел. В одного из стрелков, ранит его. Девятый выстрел. Убивает его. Десятый выстрел. В другого стрелка, в верхнюю часть головы.

Одиннадцатый выстрел. Осечка. Магазин пуст. Сегодня он много стрелял. Вынимает его, продолжая бежать по платформе, с глухим звуком роняет пустую ячейку на мостки. Загоняет на место свежую.

Он добирается до них, он среди них. Ближний бой. Олл проводит блок и вгоняет приклад ружья в лицо. Траншейный стиль боя, как их учили столько лет тому назад в грязи снаружи… Верден? Эх, штык бы! Придется справляться голым дулом. Оно раскалывает лоб.

Пинок ногой вбок ломает лодыжку, еще один удар приклада дробит скулу. Он блокирует укол ножом при помощи винтовки, как дубинкой, отводя его в сторону. Снова стреляет. В упор. Сквозь грудину. Из спины брызжет кровь.

Темноту разрывают проходящие мимо лазеры. Он не уклоняется. Четверо братьев ножа карабкаются через перила на краю пристани, чтобы присоединиться к схватке. Добраться до него.

Олл разворачивается, лазерная винтовка у бедра, перевод на автоматический огонь. Одна очередь, дульная вспышка дергается, будто проблесковый маячок.

Позади хрустят кости. Олл резко оборачивается. В растекающейся луже крови лежит культист, которого он не заметил. Графт ударил его одной из подъемных конечностей.

— Спасибо, — произносит Олл.

— Он собирался вам навредить, рядовой Перссон.

В такие моменты Олл жалеет, что не может научить старого рабочего сервитора стрелять.

В такие моменты…

Сколько раз он молился, чтобы никогда больше не было таких моментов? Печальная правда состоит в том, что есть лишь война. Всегда нужно сражаться на очередной войне. Олл это знает. Знает лучше, чем кто бы то ни было.

Быть может, это она. Быть может, Грамматикус на этот раз оказался прав. Быть может, это последняя война. Быть может, это будет последний бой.

Кранк пытается подняться. Он потрясен. Олл ищет Рейна. Он видит, как нечто утаскивает парня в тень.

— Оно его схватило, оно его схватило! — бормочет Кранк.

— Все в порядке, — говорит ему Олл, глядя не на него, а только на Рейна. — Хватай воду. Лезь в ялик. Мы отправляемся.

Может быть, мальчишка мертв. Может быть, просто упал в обморок. Теперь от лазгана не будет пользы. Та тварь, которая его схватила, вышла прямиком из варпа. Олл не знает, что видят Рейн и Кранк. Наверное, что-нибудь из иллюстрированного бестиария. Олл видит его, как оно есть. Грязная материя, сплавленная в человекоподобную форму, облаченная в наряд кошмара. Оно достаточно реально — достаточно реально, чтобы убить, — однако, тем не менее, не реально. Это всего лишь отражение в энергии этого мира чего-то из Имматериума. Чего-то голодного, возбужденного, которому не терпится нанести удар.

Если угодно, называйте это демоном. На самом деле, это излишне конкретное слово, однако, может быть, в нем содержится все, чем являются демоны.

Олл бросает взгляд вниз, на тела убитых им оборванных воинов в черном. Им было известно о варп-магии. Не много, но достаточно, чтобы возиться с ней. Достаточно, чтобы поверить, будто они нашли невыносимую истину. Достаточно, чтобы создать культ, религию. Достаточно, чтобы лишиться разума. Как эти идиоты — Несущие Слово. Все, связанное с варпом, губительно. Как только ты к нему прикасаешься, оно прилипает. От него сложно избавиться.

Черные ножи их братства. Ритуальные ножи. Атамы. Он поднимает один из них, ближайший, и загоняет ручку в ствол винтовки. На крайний случай сгодится импровизированный штык-затычка. Он довольно неплохо справлялся при Аустерлице.

Олл заклинивает его, затем делает шаг вперед и вгоняет черный клинок в существо, которое вцепилось в Рейна. Во все стороны бьет черный свет. Облако дыма, вонь тухлых яиц и гнилого мяса.

Демоническая тварь кричит, словно женщина, и умирает. Материя, из которой она состоит, распадается на черную слизь. Она полностью покрывает Рейна и мальчишка отключается. Но у него все еще есть пульс.

Олл озирается. Позади него, глядя на Рейна, стоит девочка Кэтт.

— Помоги мне его тащить, — произносит Олл.

Она ничего не отвечает, но берет Рейна за ноги. Появляется Зибес, в глазах которого ужас, и помогает ей.

Олл выдергивает из ружья то, что осталось от ножа, и швыряет его в грязную воду. Он касается символа, который находится возле его горла, и шепотом благодарит своего бога за избавление. В конечностях старого тела покалывает адреналин. Он ненавидит спешку, ее жжение. Он думал, что оставил эту чушь позади.

Он поворачивается к ялику. Стрельба привлечет внимание, однако по его подсчетам у них есть время отчалить и направиться по каналу.

Он видит брата ножа, которого свалил Графт. Командир, офицер, вожак стаи. Маджир. Лицо внизу. Повсюду кровь из раны в голове. Возле него на мостках лежит нож, еще один атам.

Но у предводителя он хорош. Мастерски сделан. Специально, чтобы отметить его власть и значимость. Эта вещь лучше, чем грубые ритуальные шипы, которыми вооружены остальные, если нечто столь искаженное и злое по своей природе вообще можно назвать хорошим.

Возможно, это не в точности то, что ищет Олл, но оно самое близкое из того, что он видел, и он будет глупцом, если оставит его.

Он подбирает нож, заворачивает его в тряпку и запихивает в набедренный подсумок.

Через три минуты двигатель ялика с грохотом оживает, и лодка выходит на темную воду, прочь от платформы.

Криол Фоуст резко приходит в себя. Он садится, оторвав лицо от плохладного и сырого настила. Повсюду кровь, он весь в крови. Он ощупывает пальцами скальп и находит участок черепа, который болит действительно ужасно и который не должен вот так вот двигаться.

Его несколько раз тошнит.

Он знает, что у него кое-что забрали, нечто крайне особенное и драгоценное, данное ему Аруном Ксеном. От этого зависело будущее Фоуста. Он нуждался в этом, чтобы обрести могущество и власть, о которых грезил.

Кто-то умрет за то, что взял это.

Нет, куда хуже, чем умрет.

[отметка: 12.41.11]

Приглушенные удары. Как будто у него заложены уши. Как будто все в тумане. Похоже на стук крови в висках.

Шум. Пронзительный скрипучий шум. Это вокс. Вокс в шлеме. Передача. Что там говорят?

Вентан пытается ответить. Рот оцепенел, не слушается. Он перевернут вверх ногами. Он чувствует запах крови. Своей.

Он силится слушать. Оно начинает становиться громче, громче, проходит сквозь глушащие его слои, словно звук через воду, пока не становится отчетливым, громким и понятным.

— Самус. Это единственное имя, которое ты услышишь. Оно означает конец и смерть. Самус. Меня зовут Самус. Самус повсюду вокруг тебя. Самус — человек рядом с тобой. Самус будет глодать твои кости. Оглянись! Самус здесь.

— Кто говорит? Кто это? — запинаясь, спрашивает Вентан. — Кто на канале? Назовитесь.

Он лежит на спине на земле, на склоне из щебня и перемолотого газона. Он в парке дворца Лептия Нумина.

Он поднимается. Рядом двое мертвых Ультрадесантников — один раздавлен, другой разорван пополам.

Вентан вспоминает. Вспоминает, как менялся Ксир.

Он озирается.

Демон огромен. У него неимоверно длинные тонкие и костистые руки, он перемещается на них, как летучая мышь на сложенных крыльях. Два рога на голове громадны.

Он атакует дворец. Раздирает фасады. Рушащиеся секции извергаются наружу огромными, насыщенными пылью потоками каменной кладки и гипса.

Перед ним отступает Армия и боевые братья, которые поливают его при помощи всего, что у них есть: болтеров, лазеров, плазмы, твердых снарядов. Выстрелы решетят и пробивают гротескную черную громаду твари, однако похоже, что та не ощущает нанесенные ей повреждения. Вентан слышит в ухе ее голос, бормочущий в воксе.

— Самус. Это означает конец и смерть. Самус. Меня зовут Самус. Самус будет глодать твои кости. Оглянись! Самус здесь.

Вентан видит Сулла. Сулл подобрал свой меч — то меч, которй он использовал против Ксира. Вентан знает, просто знает, что Сулл пытается искупить то зло, которое выпустила на свободу его ошибка.

Сулл атакует демона, рубя его.

Вентан двигается вперед. Он переходит на бег.

— Сулл! — кричит он.

Сулл не слушает. Его покрывают брызги ихора, он врубается в протухшую плоть твари.

Похоже, что демон, наконец, замечает кобальтово-синюю фигурку, которая рубит основание его позвоночника.

И наступает на нее.

А затем продолжает движение, не обращая внимания на несущиеся в его плоть массореактивные заряды. Рушится очередная часть фасада дворца.

Вентан добегает до Сулла. Тело того вдавлено в газон в испускающей пар выжженной ложбине, которая сочится слизью. Он пытается вытащить его. Сулл жив. Его защитил доспех, хотя у него есть раны от давления. Кости переломаны.

Вентан слышит треск и шум колес. Во дворцовый парк прорывается один из «Теневых мечей». Он пересек мост и обрушил привратные укрепления, чтобы попасть внутрь периметра. Он снес ворота, в попытках уничтожить которые Несущие Слово потеряли сотни людей.

Сверхтяжелый танк с грохотом движется через изуродованные газоны, сшибая некоторые из огневых точек Спарзи. Он наводит свое вулканоподобное орудие. Вентан слышит характерный стонущий вздох конденсаторов, накапливающих энергию для выстрела.

Выстрел беспощаден. Вспышка света. Жгучий луч. Он попадает в тело демона. Кажется, что ослепительно яркое сияние нарушается от мрака демона, затмеваемое им. От тела существа струится темный пар, но не видно никаких признаков повреждений.

Оно поворачивается к танку.

Вентан снова начинает бежать через изодранный газон, мимо тел убитых демоном людей, к стене дворца. У него есть теория. Это немного, однако это все, чем он располагает. Демон невосприимчив к повреждениям тела, но голова может быть уязвимой. Раны в мозг или череп могут замедлить его, или нарушить деятельность. Быть может, даже изгнать проклятую тварь.

Она поймала «Теневой меч». Сверхтяжелая машина пытается перезарядить пушку, но этот ее знаменитый медленный темп стрельбы…

Демон хватает танк за переднюю часть корпуса, сгибая фальшборта и отрывая защиту гусениц. Он толкает трехсоттонный танк назад, сдирая дерн, словно скатерть. Танк газует, выбрасывая султаны выхлопов и пытаясь ехать на рогатую тварь, гусеницы скользят и извиваются. Брызжет грязь. Разлетаются куски дерна. «Теневой меч» старается развернуться, чтобы нацелиться в демона в упор. Демон бьет по дулу массивного орудия, и установка вырывается и разворачивается, как подбородок от удара. Вентан слышит, как рвутся и взрываются внутренние приводы вращения и сцепления. Разболтанный и разбитый лафет орудия опадает, покачиваясь на могучем шасси, пушка шлепается набок.

Демон наколняется, принюхиваясь, и откусывает кусок от корпуса. А затем снова толкает танк, пуская его задом через узорчатую клумбу с фруктовыми деревьями, и расшибает его о стену с террасами.

Вентан разбегается по склону из щебня, прыгает, широко расставив руки, и приземляется на плоскую крышу садовой колоннады. Он бежит по ней, перескочив через обрушенную атакой демона секцию, и снова прыгает, на сей раз — на мраморный парапет крыши самого дворца. Он бежит по ней, на одном уровне с демоном, практически над ним. Тот приканчивает танк, словно гончая кролика.

Вентан видит заднюю часть его шеи — морщинистую и бледную, почти человеческую. Видит пучки и пряди омерзительных черных волос, которые покрывают ее, будто веревки. Видит затылок черепа, где пестрая кожа дрябло свисает позади узловатых шипов нелепых рогов.

Вентан ускоряется. Он тянется к мечу, но ножны пусты.

Все, что у него есть — ритуальный нож Ксира.

Он выдергивает его, сжимает обеими руками острием вниз и с разбегу спрыгивает с крыши, занеся руки над головой.

[отметка: 12.42.16]

Деваться некуда. Несущие Слово потоком вырываются из грузовых трюмов, заполняя пространство огнем.

Тиель приседает и уворачивается, болты проносятся мимо него, оставляя бесшумные пламенные следы.

С его истребительной командой покончено. Миссия завершена. Перевес слишком велик.

— Отбой! — передает он по воксу и активирует пустотный ранец на полную тягу.

Жесткое ускорение поднимает его вверх по широкой дуге с загибом назад, стремительно унося прочь с поля боя. С ним поднимаются четверо, может быть, пятеро из его отряда. Зарид, последний из них, подбит обстрелом снизу, его кружащееся обмякшее тело уносится к звездам, подергиваясь и поворачивая, когда сопла ранца кашляют и дают сбои.

Их преследует огонь. Делая вираж, Тиель видит, как вспышки бесшумного света возникают на корпусе флагмана внизу и искрятся на бойницах и опорах.

Он приземляется, надеясь, что у него приличное укрытие. Нужно перезарядиться. Он пытается подсчитать величину рассеивания противника и углы, с которых тот будет приближаться. Он выкрикивает организующие распоряжения уцелевшим членам команды.

Как бы то ни было, Несущие Слово рядом. Двое появляются над верхушкой тепловентилятора, еще двое — из-за буфера обшивки. Он делает два выстрела. Что-то попадает ему в плечо.

Нет, это рука. Рука, которая тянет его назад.

Жиллиман отталкивает Тиеля в сторону и отталкивается в направлении Несущих Слово. Когда он находит сцепление, бронированные подошвы вгрызаются в обшивку корпуса. Он кажется громадным, словно титан. Не марсианская машина. Титан из мифов.

Его голова непокрыта. Невероятно. Плоть побелела от холода. Его рот распахивается в беззвучном крике, и он врезается в них.

Убивает первого. Он вдавливает голову легионера в грудь нижней частью кулака. В стороны брызжут колеблющиеся и сталкивающиеся друг с другом шарики крови. Тело медленно заваливается назад.

Жиллиман разворачивается, находит еще одного, пробивает торс легионера гигантским кулаком, и выдергивает его назад, вырывая позвоночник. Приближается третий, нетерпеливо жаждущий прославиться убийством примарха. Тиель разрывает его на части огнем перезаряженного болтера, держа оружие обеими руками и уперевшись ногами.

Мчится четвертый.

Жиллиман изгибается и сносит ему голову. Начисто. Голова и шлем, как единое целое, падают прочь, будто мяч, оставляя след из кровавых бусинок.

Начинается прикрывающий обстрел. Другой истребительный отряд, наконец, добрался до секции корпуса. Со всех сторон в каньоне теплообменника бушует яростная и бесшумная битва на болтерах. Пораженные тела, из которых сочатся текучие фигуры, кружась, улетают в ледяную тьму.

Тиель проводит триангуляцию своего местоположения. Он подает на мостик сигнал открыть шлюзовое отверстие номер 88.

Он смотрит на Жиллимана. Указывает на шлюз.

Примарх хочет сражаться. Тиель знает этот взгляд. Эту потребность. Жиллиман хочет продолжать драться. Вокруг него похожая на красные лепестки кровь, и он хочет, чтобы ее стало больше.

Как бы то ни было, время прекратить этот бой и начать тот, который имеет значение.

2

[отметка: 12.53.09]

Эреб стоит в окружении демонов.

Он все еще на дальнем севере, на ныне проклятом плато Сатрик. Небо кроваво-красное, цвета доспехов его Легиона. На горизонте кольцо огня. Земля — груда тлеющих углей. Образующие ритуальный круг черные камни, взятые с мира-кладбища Исстван-V, пульсируют горячей мощью. Завывает ветер. В его заунывных нотах, похожих на пение голосов, содержится истина. Изначальная Истина.

Истина Лоргара.

Истина слов, которые они несут.

Уцелевшие из Ценвар Каул уже давно отошли на безопасное расстояние, примерно на пятнадцать километров ниже по долине. Остались лишь воины Гал Ворбак под предводительством Зота, их непреклонные фигуры устояли на смертельном ветру и в неестественном огне.

Эреб утомлен, однако ликует. Почти что настало время второго восхода. Второго, еще более великого Ушкул Ту.

Он подает сигнал Эссемберу Зоту.

На обгоревших склонах и почерневших скалах вокруг Эреба скользят и тараторят потревоженные его движением демоны. Они нежатся в светоносном сиянии, поблескивая, сверкая и стрекоча. Некоторые из них вялы, прочим не терпится получить свободу.

Он успокаивает их тихими словами. Их фигуры тянутся вокруг него, насколько хватает глаз, будто колония ластоногих, греющихся на проклятом берегу. Они кружат вокруг друг друга, тела сплетаются, обнимаются, соединяются. Они корчатся и визжат, лают и шепчут, поднимая головы, чтобы обратить иномировые вопли в умирающее небо. Жужжат жирные мясные мухи, от которых чернеет грязный воздух. Рога и гривы раскачиваются в жутковатом ритме. Крылья летучих мышей раскидываются и трепещут. Суставчатые лапы шевелятся и трещат.

Эреб поет им. Ему известны их имена. Алголат. Сургофа. Этелелид. Мубоник. Балкарах. Уунн. Ярабаэль. Федробаэль. Н`Кари. Эпидемий. Сет Аш, воплощающий перемены. Орман. Перерожденный Тарик, тот-кто-теперь-Тормагеддон. Лацерат. Протаэль. Голгоф. Азмодех. И еще сто тысяч.

Только что вернулся Самус, который нырнул в круг, чтобы облечься новой плотью. Враг еще в силах сражаться, раз подобные Самусу возвращаются назад.

Этого не хватит. Это не пересилит того, что снисходит.

Реальность проминается. Эреб слышит, как она трещит и рвется, сгибаясь. Калт едва выдерживает такое сильное напряжение.

А затем, словно буря, прорвется разрушение.

Зот подносит варп-склянку.

Эреб настраивает ее, чтобы связаться со станцией «Зетсун Верид», с Кор Фаэроном.

Эреб осознает, что у него изо рта идет кровь. Он вытирает ее.

— Начинай, — произносит он.

[отметка: 12.59.45]

Сорот Чур наблюдает за лицом Кор Фаэрона, когда тот получает сообщение с поверхности. На нем ликование. Близится время.

Основная часть координат уже задана. После простого кивка Кор Фаэрона Чур раздает указания магосам у консолей управления. Вся планетарная оружейная сеть перенаправлена на новую одиночную цель.

Нетерпение Кор Фаэрона очевидно. Он играл с сетью, уничтожая линкоры, орбитальные сооружения и луны, однако забава быстро ему прискучила. Подлинная цель ждет.

Несущие Слово приобщены к звездам. Небесные солнца обладают для них глубоким смыслом. Слои организации их Легиона названы в честь солярных символов. Путем сверхчеловеческого усилия Эреб и Кор Фаэрон превратили всю планету Калт в солнечный храм — алтарь, на котором надлежит принести последнюю жертву.

Эреб истончил покров реальности и раскрыл оболочку, которая окружает Имматериум. Алтарь помазан.

Кор Фаэрон делает шаг вперед и возлагает левую руку на пульт управления.

Нажимает.

Оружейная сеть начинает стрелять. Концентрированной и когерентной энергией. Множеством ракет. Уничтожающими лучами. Боеголовками с антиматерией, окруженной тяжелыми металлами. Лучам и пучкам потребуется почти восемь минут, чтобы достичь цели. Твердым снарядам понадобится заметно больше. Но все они в свой черед нанесут удар и будут бить снова, снова и снова, пока продолжается безжалостная бомбардировка.

Цель — сине-белая звезда Веридийской системы.

Кор Фаэрон начинает убивать солнце.

[отметка: 13.10.05]

— Мы опасались, что вы погибли, — произносит Марий Гейдж.

Жиллиман только что вошел на вспомогательный мостик «Чести Макрагга» в сопровождении потрепанной истребительной команды.

— То, что меня не убивает, — отзывается Жиллиман, — не старается, как следует.

Он вызывает у них улыбку. Ему это хорошо удается. Но все они видят произошедшую с ним перемену. Он никогда не был человеком, к которому можно ощущать симпатию. Он был слишком жестким, слишком целеустремленным, слишком суровым. Теперь он ранен. Ранен, как может быть ранено животное. Ранен таким образом, от которого животное становится опасным.

— Выброшен наружу без шлема, — говорит Жиллиман. — Помогла биология примарха, однако моим истинным спасением стала атмосферная оболочка.

— Что… — начинает Гейдж.

— Что это была за тварь? — заканчивает Жиллиман. Все пристально глядят и слушают.

— Следует ли нам завершить эту беседу наедине? — спрашивает Гейдж.

Жиллиман качает головой.

— Как я понял со слов Тиеля, — произносит он, указывая на стоящего рядом сержанта, — вы все часами пробивали себе дорогу по кораблю среди демонов, подобных этому. Это вам дорого обошлось. Я вижу, что оно дорого тебе обошлось, Марий.

Гейдж внезапно болезненно ощущает изувеченную руку.

— Я не вижу смысла в том, чтобы скрывать истину от кого-либо из присутствующих здесь, — говорит Жиллиман. — Сегодня все вы послужили Ультрамару в большей мере, чем мог того требовать долг. И день не закончен. Непохоже, что мы что-то выиграем, или даже останемся в живых, однако мне бы горячо хотелось ранить нашего предательского врага прежде, чем мы погибнем.

Примарх озирает помещение. Его доспех лоснящийся и липкий от грязи. Лицо испачкано, в волосах кровь.

— Давайте обменяемся тем, что знаем, и выстроим какую-то стратегию. На этом этапе я буду рад чьим угодно теориям. Все будет рассмотрено.

Он переходит к стратегиуму.

— Думаю, мы можем пользоваться словом «демон». Одна сущность варпа появилась и уничтожила мостик. Вы бились с другими. Слово «демон» не хуже других. Это был Лоргар, или, как минимум…

Он прерывается и снова смотрит на них.

— Я не знаю, где Лоргар. Я не знаю, был ли вообще мой брат в этой системе во плоти, однако мне нанесли визит его облик и его голос, и это он преобразился. Это был не фокус. Лоргар и его Легион связались с силами варпа. Они заключили нечестивое соглашение. Оно извратило их. Оно начало войну.

Жиллиман вздыхает.

— Мне неизвестно, как с ними сражаться. Я знаю, как сражаться с большинством существ. Я даже в состоянии определить, как сражаться с воинами Легионес Астартес, хотя эта идея кажется еретической. Как и присутствующий здесь Тиель, я могу думать о немыслимом и строить теории на кощунственном. Но демоны? Мне представляется, что посредством Никейского Совета мы добровольно избавились от единственного оружия против варпа, которым могли обладать. Сейчас мы могли бы воспользоваться Либрарием.

Воины кивают в молчаливом согласии.

— Нам следует подать петицию об их восстановлении, — добавляет он, — если у нас будет такая возможность. Мы не можем сделать этого сейчас. Нет времени, нет средств. Но если кто-либо из нас останется в живых, знайте, что эдикт должен быть отменен.

Он задумчиво делает паузу.

— Все практически так, словно кто-то знал. Никея разоружила нас. Как будто наш враг знал, что грядет, и организовал события таким образом, что мы сознательно отбросили единственное практическое оружие до того, как в нем возникла нужда.

Раздается тихое тревожное перешептывание.

— Нас всех используют, — произносит Жиллиман, поднимая глаза и глядя на Гейджа. — Всех нас. Даже Лоргара. Когда он пытался убить меня, выбросить в космос, я ощущал боль внутри него. Я никогда не был близок с ним, однако существует братская связь. Я чувствовал его ужас. Его муку из-за того, как исказилась наша судьба.

— Он сказал, что Гор… — начинает Гейдж.

— Я знаю, что он сказал, — отвечает Жиллиман.

— Он сказал, что прочие уже мертвы. На Исстване, — настаивает Гейдж. — Манус. Вулкан. Коракс.

— Если это правда, — говорит Эмпион, — то это трагедия, в которую невозможно поверить.

— Трое сыновей. Три примарха, ужасающая потеря, — соглашается Жиллиман. — Четыре, если считать Лоргара. Пять, если то, что он говорил о Горе, правда. И, как он сказал, обратились и другие…

Жиллиман делает глубокий вдох.

— Я буду чрезвычайно скорбить о Кораксе и Вулкане. Мануса мне будет не хватать больше, чем кого бы то ни было.

Гейдж знает, что имеет в виду его примарх. Во всех тактических моделях Жиллиман проявляет особенное расположение к некоторым из своих братьев. Он говорит о них, как о немногих бесстрашных, тех, на кого он в наибольшей степени может рассчитывать, чтоб сделать то, ради чего они были созданы. Один — Дорн и его Легион. Другой — раздражительный спорщик Русс. Третий — Сангвиний. Жиллиман чрезвычайно восхищается Ханом, однако Белые Шрамы непредсказуемы и ненадежны. Четвертым из немногих бесстрашных всегда был Феррус Манус со своими Железными Руками. Жиллиман постоянно утверждал, что вместе с одним из этой ключевой четверки — Дорном, Руссом, Манусом или Сангвинием — он в состоянии выиграть любую войну.Абсолютно. С любым врагом. Даже в чрезвычайной ситуации Ультрадесант мог объединиться с одним из этих четырех союзников и повергнуть любого врага. Такова была основная теория. В сценарии любого судного дня, который встал бы перед Империумом, Жиллиман мог добиться практической победы при условии, что смог бы опереться на одного из этих четверых. И Манус был ключевым среди них. Неумолимый. Непоколебимый. Если он был на твоей стороне, то никогда бы не дрогнул.

И похоже, что теперь его больше нет. Сгинул. Мертв. Брат. Друг. Воин. Лидер. Самый стойкий из союзников Ультрамара.

Жиллиман нарушает мрачное молчание.

— Покажите мне тактические данные. Бой в окрестном пространстве. Кто-то говорил, что с поверхности, наконец, поступил вокс-сигнал?

— Из Лептия Нумина, повелитель, — говорит вокс-мастер.

— Кто это был?

— Капитан Вентан, — произносит Гейдж. — Какое-то время у нас был стабильный сигнал, и мы получали жизненно-важную информацию, однако около часа назад вокс внезапно отключился. Насильственное прерывание.

— Мне нет нужды спрашивать, пытаетесь ли вы восстановить связь? — интересуется Жиллиман.

— Нет, повелитель, — отзывается вокс-мастер.

Жиллиман оборачивается к Эмпиону.

— Соберите все силы, какие у нас есть на борту этого корабля. Истребительные команды. Все тяжелое вооружение, которое мы сможем найти. Забудьте про уровни орденов и рот, просто разделите и сгруппируйте имеющихся у нас людей в подходящие боевые группы. Пусть командиры отрядов покрасят шлемы в красный цвет.

— В красный, сэр? — переспрашивает Эмпион.

— Клорд, у нас нет надежного вокса, поэтому мне нужны простые и постоянные обозначения для цепи командования.

Жиллиман переводит взгляд на Тиеля.

— Кроме того, — произносит он. — Я полагаю, что после сегодняшних стараний Тиеля сейчас самое время, чтобы это перестало быть отметкой о дисциплинарном взыскании.

— Да, сэр, — отзывается Эмпион.

— Мой повелитель! — восклицает капитан корабля Гоммед.

— В чем дело?

— Оружейная сеть, повелитель. Она стреляет.

— По кому?

— По… солнцу.

3

[отметка: 13.30.31]

В пасмурном небе над дворцом Лептия Нумина грохочет гром. Начинается обильный дождь. Погодные условия измученной планеты снова бьются в судорогах.

Какое-то мгновение Вентан стоит на месте, позволяя струщемуся ливню смывать с доспеха черный ихор. Он ощущает, как вода бьет по лицу. Он открывает глаза и смотрит, как огнеметные отделения Спарзи выжигают слизь, жирную черную плоть и ядовитые чернильные внутренности, оставшиеся от демона после взрыва. Струи пламени яростно шипят и свистят под дождем.

Он заходит в то, что осталось от атриума дворца. Его ждет Селатон.

— Ты его убил, — замечает сержант.

— Я не согласен с таким определением.

— В таком случае, ты отправил его прочь. Как ты это сделал?

— Удача. Удача наихудшего толка.

Вентан бросает взгляд назад, на разрушенные сады, изорванные стены и оставшийся от ворот щебень.

— Мы не можем оставаться здесь, — произносит он. — Ксир говорил, что приближаются другие силы. Это место было трудно оборонять и раньше. Сделать это снова будет невозможно. Оно никогда не было крепостью.

— Согласен, но что с информационной машиной? — спрашивает Селатон.

— Хороший вопрос.

Вентан замечает, что сержант держит мешок. Он забирает его и заглядывает внутрь.

Тот полон черных кинжалов. Ритуальных ножей. Некоторые из черного металла, некоторые из стекла, некоторые из колотого кремня. Часть рукояток из проволоки, часть из кожи, часть из змеиной шкуры. Селатон собрал их с мертвых воинов братств.

— Ты воспользовался оружием Ксира против демона, — просто говорит Селатон. — С точки зрения теории: эти ножи работают. Их собственное оружие работает.

— Быть может, ты и прав, — произносит Вентан. Он смотрит внутрь мешка. Клинки сверкают и блестят в тени.— Однако боюсь, что эти предметы настолько же опасны и ядовиты, как те чудовища, против которых мы хотим их использовать. Выбрось их, Селатон. Скинь в колодец. Положи в мешок гранату и швырни в ров. Мы не можем начинать пользоваться ими.

— Но…

Вентан смотрит на него.

— Теоретически: вот так это и началось с XVII-м, — говорит он. — Целесообразное использование экзотического оружия, чтобы прогнать неожиданно стойкого нового противника. Странные кинжалы, найденные в какой-то гробнице или храме ксеносов? Какой от них может быть вред? Они режут демоническую плоть. Это оправдывает риск.

На лице Селатона проступает выражение предельного отвращения.

— Я избавлюсь от них, сэр, — говорит он.

Вентан идет к стековому залу. Он проходит мимо помещений, где Сиданс наблюдает, как магосы пытаются восстановить вокс-связь.

— Славный бой, — произносит Сиданс, сжимая его руку.

— На этот раз я был тринадцатым эльдаром, — отзывается Вентан, — но второй такой передышки мы не получим. Вокс готов?

— Они работают над этим. Информационный канал все еще активен. Сервер хочет тебя видеть.

— Хорошо. А я хочу видеть ее.

Вентан входит в стековый зал. Таурен отключилась от трещащей информационной машины. Одна из ее магосов, Улдорт, заняла ее место на канале ММИ, чтобы вести обработку.

— Капитан, — произносит Таурен.

— Сервер.

— Эта информационная машина недостаточно мощна, чтобы взять сеть под контроль, — без обиняков говорит она. — Более того, она недостаточно мощна, чтобы управлять сетью.

— Вот, значит, как? — произносит Вентан. Теперь наш вклад состоит в том, чтобы… подбирать и поставлять данные для флота, пока нас не уничтожат?

— Такова будет участь Лептия Нумина, — соглашается она. — Впрочем, прошу вас рассматривать этот вклад в общем контексте. Это единственная информационная машина лоялистов, которая работает на Калте. Это не просто жизненно-важный источник данных. Это единственный источник данных.

Она демонстрирует ему дисплеи инфопланшетов.

— Мы создали схему сопротивления по всей поверхности планеты. Оно ослаблено и разрозненно, однако ожесточенно. Разбросанные по сотням точек, все еще активны около тридцати тысяч ваших боевых братьев и двести тысяч воинов Армии и Механикума. При наличии координации они в состоянии достичь большего, чем без нее.

— Этот дворец сможет предоставлять координацию лишь малое время, — говорит Вентан. — Враг приближается.

— Картина не совсем мрачна, капитан. Примерно пятнадцать минут назад я сделала принципиальное открытие.

Воспоминание об откровении вызывает у Таурен улыбку. О нем горьковато-сладко, почти мучительно думать, но в то же время оно воодушевляет. Она нашла подарок Хесста. Нашла, над чем он трудился, когда погиб, и что он спрятал столь тщательно, что оно было бы в безопасности до тех пор, пока она бы не обнаружила его.

— Мой предшественник, — говорит она, — сумел настроить код-убийцу, чтобы бороться с мусорным кодом врага. Он сделал этот шедевр незадолго перед смертью. Это был акт отчаяния и гениальности. Грандиозное и интуитивное произведение кодирования, которое смог бы исполнить лишь Хесст.

— Мы можем использовать его для очистки? — спрашивает Вентан.

— Хесст спрятал код-убийцу в безопасной информационной машине, которую он затем блокировал и изолировал. Эта машина — декларативный когитатор гильдии погрузочных работ в космопорте. Она находится в безопасном бункере в промышленной зоне между космопортом Нумина и аэродромом Ланшира. Она выполняет грузовые операции для обоих портов, а следовательно — ее мощности более чем достаточно, чтобы справиться с объемом данных планетарной оружейной сети. Поскольку это гражданская машина, она не была первоочередной военной целью. Хесст очистил ее при помощи кода-убийцы, а затем запер.

Вот почему он держался до последнего момента, понимает Таурен. Вот почему не покинул свой пост, даже когда мусорный код искалечил его разум. Он должен был закончить. Он был полон решимости закончить. Он держался, сколько мог, чтобы закончить.

— Вы можете контролировать эту машину удаленно? — интересуется Вентан.

— Нет, капитан. Чтобы запустить код-убийцу, мне нужно прямое подключение к ММИ. Как только я очищу путь в систему, то смогу создать новый коллектор и принять командование сетью.

— Попасть в портовую зону будет нелегко.

— Разумеется, будет, — соглашается она. — Есть еще один момент.

— Продолжайте, — говорит Вентан.

— Враг контролирует сеть при помощи захваченной информационной машины на одной из уцелевших орбитальных платформ. Я могу очистить систему, но не в состоянии перехватить управление. Нам нужно, чтобы флот помог, сделав платформу своей целью.

Он кивает.

— А что со здешней машиной? — спрашивает он.

— Она должна оставаться работающей максимально возможный промежуток времени, — отвечает Таурен. — Магос Улдорт вызвалась остаться у машины и поддерживать ее работу, сколько сможет.

— Это смертный приговор, — говорит Вентан, глядя на молодого магоса у модуля ММИ. — Несущие Слово приближаются.

— Весь Калт — смертный приговор, капитан, — отзывается сервер. — Важно лишь то, как мы его встречаем.

Мгновение он молчит.

— Готовьте свой персонал к путешествию, сервер, — произносит он. — Посмотрите, что вам удастся сделать при помощи канала передачи данных, чтобы скоординировать силовой ответ для поддержки нашей атаки на портовую зону.

Он выходит обратно в помещение с воксом. Стоя в дверном проеме, он велит Сидансу, Селатону и Греву мобилизовывать силы.

— Мы эвакуируем это место, — говорит он. — Возвращаемся в порт. Собирайте столько ударной силы, сколько сможете. В особенности — боевые машины. Нам придется пробивать себе путь внутрь.

— Звучит не слишком хорошо, — замечает Сиданс.

— Звучит так, как звучит, — отзывается Вентан. — Это единственный стоящий практический вариант, который у нас остался. Мне нужен этот канал. Нужен вокс. Без координирования флота мы будем тратить время впустую. Скажите магосам, что мне нужен вокс.

Они спешно уходят. Он ждет. Размышляет.

Появляется Арук.

— Я остаюсь, — произносит скитарий.

— Ты мог бы мне пригодиться.

— У меня долг перед Механикумом, Вентан. Этой информационной машине нужно действовать максимально долго. Ты понимаешь, что такое долг.

Вентан кивает. Он протягивает руку.

Арук мгновение глядит на нее, озадаченный незнакомым ему делом социального взаимодействия.

Он сжимает руку Вентана.

— Мы маршируем во имя Макрагга, — произносит Вентан.

— Мы стоим за Марс, — откликается Арук. — Это означает то же самое.

Они оборачиваются при приближении Сулла. Доспех капитана сильно помят и исцарапан. Он хромает. Чтобы срастись, его костям потребуется много времени.

— Я тоже останусь здесь, Вентан, — говорит он. — Скитариям могут пригодиться несколько пушек Легиона. Прямо сейчас я не гожусь для дальнего перехода. Однако я в состоянии стоять и стрелять.

Вентан смотрит Суллу в глаза.

— Тей, это была не твоя вина, — произносит он. — Это…

— Это не искупление, Рем, — отвечает Сулл. — Мне не стыдно за себя. В этом не было ничьей вины, однако в конце все мы заплатим, сколько сможем. Захвати порт, отбей сеть, уничтожь их флот. Вспомни мое имя, когда будешь делать это.

— Есть вокс! — кричит Сиданс.

Вентан берет переговорный рожок, который ему протягивает магос.

— Говорит Вентан, командующий Лептием Нумином. Вентан, Вентан. Запрашиваю канал первостепенной шифровки с флотом XIII-го. Ответьте.

— Говорит флагман флота XIII-го, — трещит вокс. — Ваши авторизационные коды приняты. Ждите.

На канале раздается новый голос.

— Рем.

— Мой примарх, — произносит Вентан.

— В твоем голосе удивление.

— Я полагал, что для работы с вокс-сетями у вас есть офицеры, сэр.

— Так и есть. Кроме этой. Я был обеспокоен тем, что твое удивление могло быть обусловлено слухами о моей смерти.

— И этим тоже, мой примарх. Известие, что вы здоровы, поднимет здесь боевой дух.

Вокс шипит и визжит.

— Я сказал, что ты хорошо потрудился за день, капитан, — произносит вокс. — Отправляемые вами данные бесценны. Гейдж координирует наши силы.

— Это плохой день, сэр.

— Не могу вспомнить дня хуже, Рем.

— Этот канал не сможет долго сохранять функциональность, сэр. В течение нескольких ближайших часов ожидайте потери передачи данных. Но мы собираемся захватить сеть, сэр. Мы собираемся отбить сеть.

— Хорошие вести, Рем. Она убивает нас. И солнце тоже. Думаю, XVII-й хочет прикончить все живое.

— Здесь внизу это тоже так выглядит, сэр. Сэр, это важно. Мы…

Вокс снова захлебывается и трещит.

— … повторите, Лептий. Повторите. Вентан, ты принимаешь?

— Вентан, сэр. Я на приеме. Перебои становятся сильнее. Сэр, мы не в состоянии полностью взять сеть под контроль, если только флот не сможет сбить орбитальное сооружение, с которого враг управляет ей. Когда мы окажемся внутри, то сможем вычистить их код, однако мы не можем его взломать. Необходимо, чтобы флот в первую очередь выявил и уничтожил их пункт командования сетью.

— Я понял, Рем. Первоочередная задача. Ты можешь определить цель?

Вентан смотрит на Сиданса. Тот вручает ему инфопланшет.

— Могу, сэр, — произносит Вентан.

[отметка: 14.01.01]

— Рем? Повтори! — требует Жиллиман. — Вентан, ответь! Ответь! Какова цель? Какова цель?

Он смотрит на вокс-мастера.

— Связь потеряна, сэр, — говорит вокс-мастер. Из динамиков раздается электромагнитный хрип.

— Канал передачи данных из Лептия тоже только что отключился, — произносит Гейдж.

— Мы их потеряли? — спрашивает Жиллиман. — Проклятье, мы только что потеряли Вентана и его силы?

— Нет, сэр, — отвечает вокс-мастер. — Это перебой. Сильный перебой.

— Это солнце, — произносит Эмпион.

Они все смотрят на основной экран.

Бомбардируемая концентрированной энергией и бичуемая ядовитыми реактивными тяжелыми металлами, Веридийская звезда претерпевает явную неустойчивость ее солнечного метаболизма. Естественные внутренние цепные реакции и энергетические процессы были искажены и возбуждены. Радиационные показатели возрастают. Излучение заметно увеличивается, она начинает сжигать свои топливные ресурсы в неестественно ускоренном темпе.

Ее сине-белый гнев становится более яростным, словно злобный свет. Демонический свет. По всей истерзанной поверхности бурлят струпья черных солнечных пятен. С нее срываются ужасающие смертоносные вспышки в виде языков пламени и хлещущих дуг энергии шириной в миллионы километров.

Она превращается в новую.

[отметка: 14.01.59]

Гремит гром.

В мрачном тумане канала Олл ведет ялик по черной воде, минуя полузатонувшие горящие суда, минуя бледные раздутые трупы, которые плавают в бурой пене.

Ему кажется, что позади них есть лодка. Еще один ялик или баркас. Однако это может быть просто эхом их собственного двигателя в тумане.

Кранк спит. Зибес сидит, пристально глядя с носа. Кэтт и Графт где-то там, куда ушли их разумы.

Рейн подергивается в когтях кошмара. Они замотали его в одеяла. Вероятно, он не оправится от сурового испытания.

Олл вынимает свой компас и проверяет направление, насколько это в его силах.

Фраскиада. Похоже, что все еще Фраскиада. Этим словом называли ветер с северо-северо-запада до того, как стороны света на шкале компаса были использованы для других целей и получили более эзотерическое значение. Фраскиада. Так это называли грекане. Так они называли это, когда он плавал через лобызаемые солнцем воды в Фессалию в составе экипажа Язона с ведьмой и овечьей шкурой, чтобы представить ее в знак своих усилий. Романии называли это Цирциус. На весельных палубах галер его не слишком заботили имена ветров, против которых они гребли. Франки называли это Нордвестрони.

Олл смотрит вверх. Внезапно появилась звезда, которую видно даже через черный туман и загрязненность атмосферы. Она резкая, яркая, сине-белая. Злая. Звезда дурного предзнаменования.

Она означает, что конец грядет и грядет быстро.

Но, по крайней мере, теперь у него есть звезда, за которой можно следовать.

ГИБЕЛЬНЫЙ // ШТОРМ

Всё — враг.

Жиллиман, «Примечания к Воинской Кодификации, 645.93.VI»

1

[отметка: 19.22.22]

Над землей идет дождь. Дождь без перерыва идет около семи часов. Испарившиеся южные океаны, выброшенные в верхние слои атмосферы в виде пара, вернулись сперва как ядовитый туман, а затем — как апокалиптический потоп.

Горящие жилые центры шипят и испускают пар, их пламя не потушить. Расплавленные ядра городов-могил светятся воронками шириной в сотни километров. Вода заполняет кратеры и рубцы от ударов, от самой большой воронки улья до крошечной отметины от пули. Равнины превращаются в грязь, слизь, темную, словно кровь. Бассейны рек разливаются. Заросшие лесами пространства нагорий и систем долин Калта трещат и ревут, сгорая в тысячекилометровых линиях пожаров.

Дождь образует столь же плотную завесу, как предшествовавший ему туман.

Эпидемия радуг. Ливень сочетается с нарастающим сине-белым сиянием смертельной звезды, украшая каждый проспект, каждую разрушенную улицу, каждый пылающий жилой блок и почерневший от огня лес сверкающей радугой.

4-я рота движется под землей.

Боевая группировка, созданная на основе частей 4-й роты возвращается по следам Вентана в подветви аркологии, по безопасному пути, который был построен первыми губернаторами в колониальные времена.

Несмотря на оседания поврежденной толчками земли, которая местами расколола или завалила туннели, коридоры нетронуты и просторны. Они представляют собой магистраль, по которой могут идти даже более крупные боевые машины.

Длинные отрезки системы туннелей частично затоплены, все больше воды льется из разбитых труб и стоков и бежит через расщелины и трещины в крыше. Дождь забирается повсюду, куда может. Люди идут вброд, погрузившись по пояс. Танки и транспорты скользят, проталкиваясь через илистую черную воду, словно рептилии. Медленно движущиеся корпусы вздымают небольшие текучие волны.

Вентан идет впереди, вместе с Ваттианом и разведчиками. Он указывает дорогу, держа в руке штандарт.

Через два часа после того, как они покинули дворец, канал передачи данных и вокс, наконец, были восстановлены благодаря безграничным усилиям магоса Улдорт. Из канала передачи данных Вентан узнает, что для соединения с ним в портовой зоне приближается несколько ударных отрядов, включая крупную группировку, пробивающуюся из провинции Шаруд — собранные вместе остатки 111-й и 112-й под командованием сержанта по имени Анхиз. В другой день другой истории усилия Анхиза по сбору, формированию, разворачиванию и перенаправлению своих сил стали бы материалом для текста наставлений и легенд.

Сегодня на Калте это всего лишь очередная история последних часов человеческой жизни.

Вентан надеется, что силы Анхиза прибудут вовремя, чтобы осуществить поддержку. Он сомневается, что так будет. 4-я движется быстро, она не может позволить себе ждать или мешкать. Даже если Анхиз, или любое другое из запланированных подразделений поддержки, пробьется, все равно нет никаких гарантий. Портовая зона в руках врага. Нуминский порт — пылающие развалины, а Ланшир и литейные заводы разорены хищными воинствами Хол Велофа.

Велоф окружает с юга. С северо-запада приближается Федрал Фелл. Вентан гадает, сколько еще сможет сохранять активность ценный канал передачи данных Улдорт.

Они прошли под Щитовым валом и приближаются к служебному сочленению, где им придется выйти на поверхность и продвигаться в открытую.

Вентан делает краткую остановку, чтобы поговорить с предводителями подразделений: Кирамикой, которая командует силами скитариев; полковником Спарзи из Армии; Сидансом и сержантами его роты, Ваттианом из отряда разведки.

Разговаривая с ними, он держит в руках потрепанный золотой штандарт. Никаких приказов, никаких жалких ораторских потуг. Он говорит им, как обстоит дело и что нужно сделать. Сообщает им практический план и то, чего он от них ожидает.

Они ничего не говорят. Они кивают.

Это все, что ему нужно.

[отметка: 19.29.37]

У них есть то, что им необходимо. У них есть цель. Есть практический план.

Они готовы.

Примарху потребовалось около десяти минут, чтобы определить цель. Десять минут. Тиель наблюдал, как тот высчитывал ее. Жиллиман делал это на глаз, по наблюдениям, сверяясь со стопками записок и обрывков, а также разбросанными по стратегиуму набросками стилусом.

Решение появилось у него задолго до того, как был восстановлен канал передачи данных из Лептия.

— Это должно быть работающее сооружение, — рассуждал он. — Оно должно обладать информационной машиной мощностью, как минимум, сколько — 46 нКог? У него должен быть активный канал передачи данных, который мы, возможно, сумеем обнаружить посредством обратного отслеживания. Несущие Слово так хорошо потрудились, уничтожая сооружения на платформах, что становится легче заметить те, которые они сознательно оставили в покое.

Станция «Зетсун Верид».

Затем нужно было определиться с практикой. Капитан корабля Гоммед рекомендовал дистанционный обстрел: основные хребтовые орудия, лэнсы. Разумеется, у «Чести Макрагга» достаточно огневой мощи. Гейдж выступил в поддержку предложения. Но если бы они не добились прямого попадания первым залпом, существовала реальная угроза, что враг смог бы ответить при помощи сети и прикончить флагман.

Эмпион всецело выступал за атаку с ближней дистанции: запустить питание флагмана, поднять щиты, сбросить присосавшиеся вражеские крейсеры и двигаться к станции. Выбить ее из окрестного пространства. Протаранить, если это будет необходимо.

Вот только в то же мгновение, как они двинутся, как только хотя бы продемонстрируют энергетическую готовность, «Честь Макрагга» станет целью. Флагман в состоянии быстро перемещаться с опустошительным эффектом, но быстрее, чем можно перенацелить и разрядить оружейную сеть? Даже если предположить, что им не помешает ничего вроде проблемы с двигателем или вражеского корабля.

Таким образом, план Эмпиона также был отвергнут, и была рассмотрена альтернатива от Гейджа: направить всю энергию на систему телепортации. Перенести истребительную команду — быть может, две, если хватит мощности — прямо на «Зетсун Верид». Сделать все по старинке.

— Разумеется, я ее возглавлю, — сказал Жиллиман.

— Я так не думаю, — возразил Гейдж. Почти все присутствующие физически отшатнулись от взгляда, который примарх метнул на магистра ордена.

— Ну хорошо, — произнес Гейдж.

— Проклятье, Марий, — прорычал Жиллиман. — Если не сейчас, то когда?

В телепортационном терминале флагмана собирается первая истребительная команда из пятидесяти Ультрадесантников, которых возглавляют Жиллиман, Гевтоник и Тиель. Если останется достаточно мощности, за ними последует вторая группа под предводительством Эмпиона.

Шлемы Гевтоника и командиров отделений выкрашены в красный цвет, как у Тиеля.

Начищенная и отполированная боевая экипировка Жиллимана делает его похожим на мстящего бога войны больше, чем когда бы то ни было. На лицевом щитке его шлема раскинулись золотые крылья. Вместо левого кулака массивный силовой коготь, в правом великолепный болтер, который изукрашен, чтобы подходить к доспеху.

В помещении пахнет озоном, от тяжелой матово-серой платформы телепортационной системы поднимается острая металлическая вонь. В желтом освещении, словно туман, клубятся пары охладителя. Жиллиман получает сигнал от командиров отделений, а затем подает его магосам переноса, которые находятся по ту сторону освинцованных экранов.

Мощность нарастает. Нарастает до болезненной высоты.

Словно шторм, который вот-вот грянет и даст выход своей ярости.

[отметка: 19.39.12]

Сулл слышит, как дождь стучит по крыше. Он наблюдает за магосом Улдорт, которая трудится совместно с информационной машиной. Она как будто в трансе. Машина жужжит и трещит. Ее руки совершают гаптические движения по невидимым сенсорным панелям.

Суллу больно. Он ни разу не сказал Вентану или кому-то другому, насколько сильные повреждения получил. Он ощущает, как кости трутся, отказываясь срастаться, невзирая на пульсирующий в его теле лихорадочный жар биологического восстановления.

Боль, смерть — ничего такого он не боится. Лишь неудачи.

Связь в шлеме издает звуковой сигнал. Он поднимается, подбирает меч с болтером и хромает по галерее к западному входу.

Под дождем разрушенные сады и обвалившийся фасад дворца кажутся даже более гнетущими. Вода струится и барабанит с разбитой крыши, капая на величественные изразцы и мозаику, каскадом стекая по инкрустированным лестницам, превращая упавшие портьеры и гобелены в мягкие саваны.

Он ковыляет наружу по щебню. Дождь стучит по броне. Сквозь покров облаков злобно пылает ядовитой синевой звезда.

Его ожидает Арук Серотид.

— Они здесь, — произносит мастер-скитарий.

Сулл глядит в дождь. За рухнувшими стенами, за земляным рвом, за выкрошенным мостом собрался враг. Они тихо вышли из ливня. Они не поют. Ров окаймлен сотнями рядов черного строя братств, однако позади них очертания боевых машин и зловещий блеск красной брони.

За этой массой есть еще более крупные фигуры. Громадные существа, скрытые дождем, рогатые и сгорбленные.

Их даже больше, чем воображал Сулл. Штурмовые силы Федрала Фелла исчисляются десятками тысяч.

— Вот и конец, — говорит Арук.

Сулл обнажает меч.

— Я тебя умоляю, скитарий, — произносит он, поднимая голову. — Это только начало.

2

[отметка: 19.50.23]

4-я рота наносит удар.

Первым, о чем узнают Несущие Слово, становится жестокий последовательный обстрел из легких пушек и полевых орудий при поддержке колоссальной огневой мощи «Теневого меча» и нескольких других крупных машин.

Несущие Слово расположили силы вдоль Кетарского проезда — основной подъездной дороги, соединявшей контейнерные склады с северными сооружениями Ланширского порта. Предполагалось, что эти силы уберегут основную армию Хол Велофа от любой контратаки, произошедшей из-за восточного изгиба Щитового вала на территорию Нумина.

Эти силы не осознают, что, заняв зону вокруг Кетарского проезда, они так же эффективно охраняют информационную машину гильдии погрузочных работ, находящуюся в системе бункеров под величественной панорамой места собрания гильдии.

Это была величественная панорама. Испещренное дырами от снарядов, здание гильдии остается вдохновляющим сооружением, увенчанным изваяниями трудящихся носильщиков гильдии и гордым символом Ультимы.

Эта область не была целиком разорена. Она не военная, а торговая. Сервер Хесст сделал очень хороший выбор.

Артподготовка бьет по дороге, сравнивает с землей три жилых блока и рассеивает вражеский строй. Артиллерийский огонь убивает сотни братьев ножа и десятки Несущих Слово. Бронемашины гибнут, и их бросают гореть под дождем. Машина предателей «Пес войны», которая внезапно встревожилась и зашагала вперед, будто рассерженный моа^[9], выслеживает важную цель. Поток пушечного огня попадает по ней, обрушивается на нее и с совершенно безжалостным пренебрежением сбивает пустотные щиты. Затем подает голос «Теневой меч», и копье белого света приканчивает «Пса войны», словно пика какого-то мстительного божества.

Осколки падают ливнем на протяжении сотен метров, поражая некоторых из отступающих культистов. Другие же, подгоняемые своими разъяренными алыми повелителями, окапываются за стенами и барьерами из обломков и начинают стрелять в ответ.

По всей зоне звенят и визжат сообщения варп-склянок — отчаянные призывы к подкреплениям.

«Лендрейдеры», с корпусов которых струится дождевая вода, мчатся вперед, поднимая брызги с залитой ливнем дороги. Они сносят стены, перекатываются по щебню, с хрустом переезжая братьев ножа, оказавшихся в ловушке и убитых выбранным ими укрытием. Установленные на спонсонах лазпушки скрежещут в сине-белые сумерки, заставляя дождь испаряться и кружиться. Тяжелые болтеры рвут воздух своим шумом и орошают вражеские позиции гибелью.

Вентан возглавляет наступление пехоты за «Лендрейдерами», пересекая разрушенные улицы беглым шагом. Слева от него подразделения под командованием Сиданса, Лорхаса и Селатона. Справа — подразделения Грева, Архо и Барки. Скитарии Кирамики образуют широкий правый фланг, блокируя и пресекая попытки Джехварната перегруппироваться и контратаковать. Пехота Спарзи толпится позади и слева от атаки легионеров, выбивая братьев ножа из опорных точек и стрелковых окопов вдоль северо-западного края огромной проезжей части.

Чтобы блокировать основной натиск, поднимаются Несущие Слово — багряная линия под дождем. Ракеты обездвиживают первый из «Лендрейдеров» Вентана, лишая его гусениц и воспламеняя. Ведется огонь из автопушек, полосы массореактивных зарядов, каждая из которых опрокидывает атакующие кобальтово-синие фигуры.

Однако у Несущих Слово развился вкус к резне, аппетит для работы клинками. Возможно, он пришел из их рабских воинств братьев ножа. Возможно, это просто связано с жертвенным символизмом заточенного лезвия.

Концентрированная и хорошо направленная огневая мощь смогла бы сломить или повернуть натиск Вентана, однако ее не применяют. Несущие Слово просто ждут столкновения, наслаждаясь перспективой. Они обнажают клинки. Они хотят испытать собственное мужество против хваленого XIII-го в стычке, исход которой может повлиять на финальный итог Войны за Калт.

Предатели хотят проявить себя против парадигм, с которыми их столько раз сравнивали.

Сокрушительный гиперкинетический удар. Атакующие кобальтово-синие тела достигают твердого красного строя. Они врезаются в него. Прорываются сквозь него, коверкают его, синее вместе с красным, размытая картина. Идет обмен ударами. Огромная энергия, огромная мощь, огромная трансчеловеческая сила. Под проливным дождем брызжет кровь. Тела падают наземь, разбрызгивая воду. Рукояти клинков становятся скользкими от дождя, масла и крови. Щиты крошатся и ломаются. Броня дробится. Искры озона и энергетической механики, треск электрических разрядов.

Вентан в гуще этого. Болтер. Силовой меч. Штандарт поперек спины. Он отстреливает голову в облаке кровавого дыма. Пронзает. Отрубает руку и разбивает шлем надвое по диагонали.

Он никогда не ощущал себя настолько сильным. Настолько целеустремленным.

Настолько справедливым.

Ему никогда не было ведомо подобное состояние полного бесстрашия.

Несущие Слово больше ничего не смогут с ним сделать. Они сделали наихудшее, что было в их силах. Сожгли его мир, его флот, его братьев, пролили его кровь и выпустили на волю своих демонов.

Они могу стрелять в него. Могут колоть его. Могут схватить и повалить. Могут убить.

Это не имеет значения.

Его очередь. Теперь его очередь.

Вот что случается, когда оставляешь Ультрадесантника в живых. Когда делаешь своим орудием отвратительнейшее предательство. Вот так оно возвращается к тебе. Так Ультрамар платит по счетам.

Резня. Резня. Абсолютное и тотальное избиение. Пришествие смерти в виде бури золота и кобальтовой синевы. Несущий Слово отшатывается, раскинув руки, его панцирь рассечен до самой сердцевины, давая выход обилию крови. Еще один, лишившийся рук, обрубки тлеют, он медленно оседает на колени со сквозным отверстием от разрыва болтерного заряда в теле. Еще один, красный шлем вмят по всей левой половине, след силового меча. Еще один, подергивается и бьется в конвульсиях, массореактивные заряды разносят тело, пересиливая трансчеловеческие резервы. Еще один, разрублен силовым топором. Еще один, расчленен пушками «Лендрейдера». Еще один, со следами зубьев цепного меча.

Еще один.

Еще один.

Еще. Ворчат, шипят, проклинают, задыхаются, истекают кровью, бьют, разворачиваются, убивают и умирают.

Вентан добирается до здания гильдии, перескакивает через баррикады и приземляется среди братьев ножа, которые верещат и разбегаются от него. К нему приближается красный доспех, сержант XVII-го с громовым молотом. Вентан уклоняется от взмаха, предоставляя ему крушить рокрит. Он делает выпад и проталкивает меч острием вперед сквозь визор, лицо, череп, мозг и заднюю пластину шлема.

Он выдергивает клинок. Сержант падает, переворачивается, кровь хлещет из продырявленного визора, словно нефть из свежепробуренной скважины.

Кровь бежит по сточному желобу. Вентан сносит двоих из Ценвар Каул, оказавшихся достаточно глупыми, чтобы напасть на него, а затем стреляет в Несущего Слово, который спускается к нему с изжеванного выстрелами парадного крыльца. Взрыв разносит бедро дикаря, роняя того набок. Прежде, чем он поднимается снова, Вентан приканчивает его силовым мечом.

Поднимаясь по лестнице, мимо Вентана проходит Сиданс. Он палит перед собой из болтера, целясь в Несущих Слово наверху, возле главного входа в здание гильдии. К нему мчатся ответные выстрелы. Находящийся рядом с ним Ультрадесантник, брат Таэкс, завершает здесь свою службу, его мозги разлетаются. Заряды болтера Сиданса отбрасывают убийцу Таэкса назад через панельные двери.

Первые из XIII-го внутри здания. Вентан в их числе. Кровь и дождевая вода капают с них на мраморный пол.

— Назад, — предостерегает Грев.

Они освобождают место.

«Лендрейдер» въезжает через двери, обрушивая их и раскалывая деревянный массив.

Вентан и его люди прикрывают боковой люк, тот открывается, и скитарии выводят наружу Таурен.

— Скорее, — говорит сервер Вентану.

— Это не тот момент, который нужно подчеркивать, сервер, — отзывается тот.

Штурмовым командирам Хол Велофа не понадобится много времени, чтобы понять, что это не контрпрорыв в Ланшир. Здание гильдии было особой целью.

С верхних галерей огромного атриума щелкает огонь ручного оружия. Сержант Архо подает знак истребительной команде и уходит зачищать братьев ножа.

Снаружи продолжают греметь артиллерия и тяжелое вооружение. Подвесные светильники атриума раскачиваются и колеблются. С поврежденного ленточного окна высоко вверху падают куски стекла и черепицы.

Селатон обнаруживает бронированный подъемник, ведущий на подземные этажи здания гильдии. Они могут использовать питание «Лендрейдера», чтобы запустить и использовать систему, однако нужен перекрывающий код.

Таурен вводит его.

— Дата моего рождения, — говорит она, заметив, что Вентан наблюдает за ней.

— Там было два кода, — произносит Вентан.

— У меня два дня рождения. Мое органическое начало и дата модификации полного подключения. Хесст знал и то, и другое.

— Вы были близки. — замечает Вентан.

— Да, — отвечает она. — Думаю, он был моим мужем. Спутником жизни. Механикум не мыслит подобными старомодными терминами, наши социальные связи менее заметны. Но да, капитан, мы были близки. Бинарная форма. Мне его не хватает. Я делаю это ради него.

Заслонки лифта открываются. Какую-то секунду Вентан завидует ее утрате. Насколько бы приблизительными ни были ее отношения с Хесстом в сравнении со стандартными человеческими, все равно это было чем-то. Аналогом.

Он трансчеловек. Ему неведом страх, и существует много прочих простых эмоций, которые он также никогда не испытает.

Снаружи по стенам бьют выстрелы, и промокший под дождем полковник Спарзи оборачивается.

— Проклятье, твою ж мать, — стонет он.

Его люди тоже это видят.

Приближается Хол Велоф.

Он движется на здание гильдии, неся отмщение. Неся кару. С ним титаны, катафрактии и Гал Ворбак.

3

[отметка: 20.01.23]

Телепортационный импульс обжигает и встряхивает каждую молекулу их тел.

Это чрезвычайно рискованная операция. Существенная дистанция в околопланетном пространстве. Громадный расход энергии. Массовый перенос — целая истребительная команда в доспехах. Сравнительно небольшая зона назначения.

Тиель ненавидит телепорты. Такое ощущение, словно тебя проталкивают сквозь ячейку наэлектризованного сита. В мозгу всегда удар, как от термоядерной бомбы. Во рту постоянно послевкусие, будто от желчи и жженой бумаги.

Они материализуются.

Он спотыкается, равновесие на секунду полетело к черту. Он на палубе. Слышит вопль.

Принимая во внимание фактор риска и ужасные погрешности, телепортацию можно считать успешной. Вместе с Жиллиманом на поперечной сборочной палубе станции «Зетсун Верид» возникло сорок шесть человек из отряда. Они потеряли четверых.

Двое вплавлены в переборку позади них, из серого адамантия бесшовно выступают части визоров, латных перчаток и коленей. Еще от одного из-за сбоя переформирования осталась поблескивающая красная грязь. Он распределен по широкой площади.

Четвертый, брат Верк, материализовался, ниже пояса сцепившись с пластинами палубы. Это он кричит. Его нельзя вытащить. Теперь он — это палуба, а палуба — это он.

Тревожно слышать, как легионер кричит, настолько не сдерживая себя, однако говорят, что переналожение при телепортации — невообразимая боль.

Жиллиман бережно поддерживает его голову и быстро убивает, чтобы прервать страдания.

— Двигаемся! — командует он отряду.

Нет времени на раздумья, нет времени передохнуть. Нет времени преодолевать жгучий дискомфорт перемещения. Отряд проверяет место прибытия по схеме станции и рсаходится. Они осторожны, но не сбавляют шага. Они — транслюди, которые движутся с максимальной доступной им скоростью и эффективностью.

Поперечная сборочная палуба была выбрана, поскольку это самое крупное внутреннее помещение, что позволяло наибольшую погрешность переноса. Цель штурма — зал центрального управления станции двумя палубами выше.

Несущие Слово засекут вспышку телепортации. Невозможно замаскировать подобный энергетический показатель.

Гевтоник по воксу подтверждает переход «Чести Макрагга». Гейдж отвечает, что для второго перемещения недостаточно энергии. Истребительная команда Эмпиона не последует за ними, по крайней мере, пока что.

Они поднимаются по палубным мостикам, мимо огромного шлюза и швартовочных комплексов, где стоят корабли. Верхняя часть внутреннего пространства ярко освещена и заполнена обширной сетью хромированных труб, рычагов и кабельной проводки.

Сверху по ним открывают огонь Несущие Слово. Заряды мчатся мимо, разрываясь о голый металл и керамитовый остов станции. Взрывы и удары создают внутри искусственного сооружения сильный грохочущий шум.

Под первым градом снарядов гибнут двое Ультрадесантников, Пелий и Диракт. Продолжительный обстрел рассекает их на части. Затем брат Лисидор переваливается через перила, получив попадание в голову. Его кобальтово-синяя фигура, раскинув руки, падает в сборочную зону внизу.

Ультрадесантники палят в ответ, накрывая сооружения наверху облаком взрывов болтов. Несущие Слово падают, однако их место занимают новые. Много новых.

Жиллиман рычит, бросая им вызов. Он приговаривает их к смерти. Приговаривает их властителя к еще худшей участи.

И бросается на них.

Тиель осознает, что примарх, безусловно, является их главнейшим ресурсом. Не из-за своего физического превосходства, хотя его сложно переоценить.

Потому, что он — примарх. Потому, что он — Робаут Жиллиман. Потому, что он просто один из величайших воителей Империума. Сколько существ смогло бы сравниться с ним? Честно? Все семнадцать его братьев? Не все семнадцать. Далеко не все семнадцать. Четверо или пятеро, в лучшем случае. В лучшем случае.

Находящиеся на верхних сооружениях Несущие Слово видят, как он приближается. Они не уступают по силе истребительному отряду, большей части целой роты. Как минимум часть из них — превозносимая элита Гал Ворбак.

Однако они видят, как он приближается, и знают, что это означает. Не имеет значения, что за космическое помешательство осквернило их разумы и души. Не имеет значения, что за беспрерывные обещания нашептывают им в уши Темные Боги. Не имеет значения, какую завышенную храбрость варп влил в их вены вместе с безумием.

Жиллиман Ультрамарский идет прямо на них. Чтобы убить их. Убить их всех.

Даже если у них и есть шанс причинить ему вред, они упускают его. Они путаются. На мгновение их извращенным сердцам ведом страх. Подлинный страх.

А затем он добирается до них.

А затем — убивает их.

— За ним! За ним! — кричит Тиель. Они рвутся вперед. Изуродованные Несущие Слово пролетают над головой, или же бьются о палубы вокруг. Когда Тиель оказывается возле примарха, Жиллиман уже убил самое меньшее дюжину. Его болтер ревет. На силовом кулаке трещит поджаривающаяся кровь.

Это жестокий ближний бой. При Тиеле экзотичный дуэльный меч, который так хорошо послужил ему в этот мрачнейший из дней. Держа оружие обеими руками, он орудует им, рассекая алый керамит, словно шелк. Кровь Несущих Слово кажется черной, как будто она прокисла и загрязнилась. Тиель прикрывает примарху фланг, уверенно продвигаясь вместе с натиском атаки в направлении основного люка.

Они теряют восьмерых. Восемь Ультрадесантников. Но они прорываются в зал центрального управления, оставляя за собой ковер из мертвых врагов.

Там их ждет настоящая схватка.

Их встречает ошеломляющий шквал огня болтеров, который убивает Стеция, Аскретиса и Гевтоника.

Кор Фаэрон, магистр темной веры, магистр непроизносимого слова, посылает своих людей вперед.

А затем летит к Жиллиману, оставляя за собой след из темного тумана, сверкая черными энергиями, вырванными из бездн варпа.

— Ублюдок! — выкрикивает Жиллиман.

Он не отступает.

Ни на секунду.

[отметка: 20.06.23]

Здание гильдии сотрясается. По нему стреляют титаны.

— Мне нужны свежие данные, — кричит Вентан в вокс, вокруг него кружится вьюга из стекла и каменной кладки.

Он остался на поверхности, чтобы руководить отпором. Селатон спустился в бронированный бункер вместе с Таурен. Около пяти минут назад отключились все каналы вокс-связи и передачи данных из Лептия Нумина. Дворец пал. У Вентана есть только связь с его ротой через коммуникаторы ближнего радиуса действия.

— Сервер активировала машину, — отвечает по воксу Селатон. — Она подключается. Подключается к ММИ.

— Работает? — требовательно спрашивает Вентан.

— Я не знаю, как это выглядит, если работает, — отвечает Селатон.

— Могу гарантировать, что выглядит лучше, чем это! — отзывается Вентан.

По проезду неуклонно пробивается верная Несущим Слово бронетехника, которая накрывает их позиции градом снарядов и большим количеством лазеров. Дым и ливень сократили видимость почти до нуля. Здания фабрикаториев на другой стороне дороги рухнули мешаниной камня и пламени. Через дым полным ходом приближаются два титана «Налетчик», орудийные установки которых светятся от непрерывных разрядов.

Кирамика мертва. Лорхас мертв. Вероятно, Спарзи тоже мертв. Вентан не может найти Грева или Сиданса. Строй роты нарушен. 4-я сделала все, что могла.

Но это не смогло сравниться с подавляющей мощью атаки Хол Велофа.

— Сервер запустила код-убийцу, — докладывает Селатон. — Она запускает его в систему сети. Готовится к очистке.

Вентан пригибается, когда в нескольких дюжинах метров впереди огонь титана подбрасывает в воздух «Лендрейдер». Смятый и полыхающий, тот приземляется, так громко ударяясь об изорванную землю, что кажется, будто небо прогибается.

Разумеется, небо действительно прогибается. Над ливнем трещит сине-белое пламя. Солнечные вспышки выжигают верхние слои атмосферы Калта, озаряя израненный мир и вызывая огромные неестественные полярные сияния, когда заряженные энергочастицы бьют по термосфере. Вокруг Вентана скачут и крутятся свет и цвет: свет взрывов и свечение измученного неба.

— Это хорошо, да? — передает Вентан по воксу в ответ. — Это хорошо?

— Да, капитан, — отзывается Селатон, — но это бесполезно без контроля. Она не может получить контроль над сетью, пока не снят контроль врага. А этого не произошло. Она говорит мне, что этого не произошло.

Из темноты к Вентану приближается зверь из Гал Ворбак, замахивающийся силовым топором. На нем нет шлема. У него… не человеческое лицо.

Вентан встречает атаку, выставляя клинок поперек рукояти топора и блокируя замах. Они борются. Сокрушительная сила убийцы отталкивает Вентана назад. Сцепленное оружие разрывается, и Вентан резко приседает, чтобы избежать последующего косящего удара.

Вентан быстро выправляется, вгоняя клинок вверх. Острие меча задевает топор воина Гал Ворбак, отклоняется врагу в рот и пронзает голову.

Гал Ворбак не умирает. Недостаточно быстро. Он смеется над проткнувшим его рот клинком. Черная кровь толчками льется на эфес меча, кисть и руку Вентана. Воин Гал Ворбак глубоко вгоняет свой топор в бок Вентана.

Затем делает одолжение и умирает.

Вентан оседает на одно колено.

— Есть ч-что-нибудь?

— Капитан? Вы в порядке? — откликается Селатон.

— Есть что-нибудь еще?

— У вас странный голос.

— Селатон, она его получила? — рычит Вентан.

— Нет, сэр. Вражеский контроль все еще на месте.

Титаны рядом. Последний оставшийся у 4-й «Теневой меч» стреляет и повреждает одного из шагающих гигантов, но те отвечают все вместе и превращают сверхтяжелый танк в огромный костер, который достигает высоты находящихся позади него городских кварталов.

Больше никто не придет. Никакой поддержки, которая, как они надеялись, может прибыть и встать рядом. Никаких подкреплений.

У них была хорошая надежда, однако она была недостаточно сильна.

XVII-й Легион одержал верх в битве за Калт.

[отметка: 20.09.41]

Плато Сатрик купается в свете полярного сияния. Местная звезда извергает энергию по всей Веридийской системе.

Эреб наблюдает.

Идет дождь. Дождь — это кровь. Демоны вопят.

Разражается буря.

[отметка: 20.10.04]

Кор Фаэрон встречает Жиллимана лучом дымного света, колонной проклятого мрака, которая срывается с ладони его правой руки и впечатывает примарха XIII-го в стену помещения.

Жиллиман вновь встает, но он потрясен. Стена смялась в том месте, где он в нее врезался.

Кор Фаэрон идает резкий вопль от напряжения и творит еще один луч дымного свечения. Жиллиман атакует, но луч отшвыривает его обратно на переборку с настолько мощным кинетическим хлопком, что тот разносится оглушительным рокотом.

Жиллиман поднимается, пошатываясь, падает, вновь привстает, сжимая силовой кулак. Керамит на его нагруднике треснул. Жиллиман кашляет, и у него изо рта каплями сочится кровь.

Кор Фаэрон снова поражает его, на сей раз — странным негативным электричеством, которое потрескивает вокруг Жиллиана и заставляет того застыть в жестоких судорогах.

Жиллиман остается стоять на четвереньках, кобальтово-синяя броня обожжена, голова опущена, все тело тлеет от сжигающего кожу перегретого доспеха.

Несущий Слово вынимает атам и делает шаг вперед.

Кор Фаэрон видит выбор, и тот доставляет ему наслаждение. Он может оборвать жизнь великого Жиллимана. Единоличное убийство настолько ценнее далекого или массового.

Он может убить Робаута Жиллимана собственными руками.

Или же собственными руками обратить его.

Как обратили Магистра Войны.

Эреб это сделал. Стало быть, и Кор Фаэрон может.

Жиллиман ранен, слаб, уязвим. Укус атама отпустит здравый смысл Жиллимана на волю, пока тот в подобном состоянии, отсечет запреты. Болезненное жжение нанесенной атамом раны будет изводить его и, в конечном итоге, сквозь линзу бреда откроет Изначальную Истину во всем ее ужасном великолепии.

Они прибыли на Калт, чтобы убить Жиллимана и его совершенных воинов. Насколько большее значение будет иметь возвращение ко двору Лоргара и Гора Луперкаля с Жиллиманом в качестве добровольного и уступчивого союзника?

Жиллиманом, увенчанным рогами. Жиллиманом, облаченным в радужный плащ демоничества.

Кор Фаэрон склоняется над рухнувшим примархом. Дыхание Жиллимана быстрое и неровное. Его доспех дымится, утратив цвет, под ним образуется лужа крови.

— Ты столь многого не понимаешь, — произносит Кор Фаэрон. — Истина потрясет тебя, Робаут. Мне жаль, но так будет. Однако ты научишься приспосабливаться к ней. Я счастлив разделить с тобой мое знание. Помочь тебе понять. Расширить восприятие.

— Убирайся от меня, — тяжело выдыхает Жиллиман.

— Слишком поздно. Прими это.

Тиель слишком далеко, чтобы помешать. Застряв в упорной схватке, которая бушует на другом краю зала управления, Тиель бросает взгляд на то, что, как ему известно, скорее всего, будет последними несколькими мгновениями Робаута Жиллимана.

Он пытается пробиться, крича от ярости и разочарования. Несущие Слово оттеснили истребительный отряд Жиллимана назад, перебив большую его часть. Тиель и остальные бьются, чтобы оказаться рядом с примархом, но не могут этого сделать. Врагов слишком много. И это элита.

Эониду Тиелю преграждают путь трое воинов. Один из них — Сорот Чур. Чур блокирует все удары и выпады, которые делает Тиель, столь же уверенно, как тренировочная клетка, которая выставлена на максимальный уровень сложности.

Кор Фаэрон приставляет клинок атама к горлу Жиллимана.

4

[отметка: 20.11.39]

Верхние этажи здания гильдии рушатся. Вентан находит Сиданса, Грева и остатки их отделений и отступает через внешний вестибюль. Из-за серьезности раны он шаркает ногами, походка неровная.

Повсюду вокруг враги. На востоке только что возникли из пара еще два титана. Еще два. Это смешно. Академично. Силы врагов давно перешли за точку перелома. Хол Велоф привлек максимальную избыточную мощность.

По крайней мере, думает Вентан, они убили многих. Многих. Несущим Слово пришлось дорого заплатить, чтобы достичь конца этого мира.

К сожалению, похоже, что их это не волнует.

Здание гильдии падет следующим, и не имеет значения, насколько хорошо защищен бункер на подземных этажах. XVII-й раскопает его, убьет Таурен и разнесет информационную машину.

Один из титанов открывает огонь.

Другой титан взрывается выше пояса. Из верхней секции вздувается огромный огненный шар, который пожирает его, взвихряя в небе желтое и белое пламя.

Бункер в трехстах метрах под зданием гильдии содрогается. Шум идущей наверху последней войны — приглушенное ворчание, вибрация, которую скрывают треск и жужжание мощной информационной машины.

Подключенная к общности машин через ММИ Таурен хмурится.

Селатон видит, как меняется выражение ее лица. Ультрадесантник никогда не испытывал подобного раздражения. Он вне боя, бесполезен, обречен ничего не делать, лишь наблюдать и докладывать о безмолвных гаптических операциях загадочного магоса Механикума.

— Что? — спрашивает он. — Что такое?

— В схватку направились два титана, — тихо произносит она, изучая невидимые для него потоки движущихся данных. — Титана, только что оказавшихся не машинами предателей.

— Что?

— Это орудия лоялистов, — говорит она. — «Пылающее облако» и «Смертельный удар Каскардуса». Один из них только что совершил уничтожение машины в отношении титана Несущих Слово «Мортис Максор».

— Нас поддерживают? — спрашивает Селатон.

— Похоже…

— Сервер, вы говорите, что на подмогу к 4-й прибывают подкрепления?

— Да, сержант. Данные подтверждают данное предположение. Судя по данным, дело обстоит именно так.

Таурен остается абсолютно спокойной. Она не проявляет облегчения. Она изучает быстро обновляющийся поток информации, просеивая его.

— Силы капитана Вентана стояли перед перспективой уничтожения через три минуты и шестнадцать секунд. Этот предел изменен до шести минут и двенадцати секунд. До восьми мин… до десяти минут и пятидесяти одной секунды.

Таурен наблюдает за поступающими данными. Они идут с тысячи различных источников изображения и информации: вводов визоров легионеров Ультрадесанта, оптических каналов скитариев, ауспиков техники лоялистов, сенсоров зоны здания гильдии, все еще работающих фрагментов городской когитационной сети. Она наблюдает, как разворачиваются события.

Быстрые и маневренные силы подкрепления врываются в Ланширский пояс с востока. Они движутся вдоль Тарксисской горизонтали, проезда Малоник, откоса Бедрус и Ланширских магистралей. Пробиваются через пригородные строения за грузовыми хранилищами и кольцо домов к востоку от портового дока 18. Колонна «Лендрейдеров» поддерживает трех титанов: двух «Налетчиков» и «Полководца». За ними следует быстро движущаяся пехота. Она опознает их по символам, геральдике, регистрационным кодам и маякам обозначения подразделений. Силы в основном состоят из частей XIII-го и Механикума со сборов в Баррторе и Шаруде, однако там также двадцать тысяч солдат Армии, с которыми легкая бронетехника и орудия поддержки.

Она быстро переключается между полями подачи изображений, чтобы отслеживать продвижение. Деблокирующая группа образует два острия атаки. Одно — силы Легиона, которые ведут сержант 112-й Анхиз и капитан 19-й Эфон. Другое — главным образом Армия под командованием полковника 41-го Неридского по имени Бартол, однако физически ее возглавляют Эйкос Ламиад и тяжело двигающийся дредноут Ультрадесанта.

Перед тем как погибнуть, верная подчиненная Таурен Улдорт выполнила свои обязанности с необычайным усердием и скоординировала всю силу и огневую мощь, с какой смогла связаться.

Ламиад. Эйкос Ламиад, тетрарх Ультрамара, чемпион примарха. Он ведет потрепанное воинство солдат, собранное в пустыне и пылающих холмах вокруг Голофузикона. Он поднимает меч единственной здоровой рукой и взмахом направляет своих воинов в уличную схватку.

Возле него вышагивает «Контемптор» Телемехр, который тратит боеприпасы, раскалывая вражеские порядки. На его счету два убийства старших командующих Хол Велофа. Штурмовая пушка. Самое эффективное.

Таурен снова переключает картинки. Она следует за другими кодовыми обозначениями.

С отделениями Эфона идет почтенный Юстарий. Второй дредноут, введенный в бой. А в тени титанов и второй тетрарх — Таврон Никодим, который провел весь день, пробиваясь с юга и полей бойни в Комеше.

Смена обзора. Смена обзора. Таурен наблюдает за данными, практически напуганная скоростью обновления, быстрым смещением баланса сражения.

Наконец, она ощущает отчаяние Селатона и начинает сообщать ему, что видит.

Силы Хол Велофа отступают перед необузданной мощью атаки. Дело не только в огневой мощи, а в ее скоординированной силе. Раздробленные выжившие из XIII-го не должны были быть в силах организоваться с такой точностью и эффективностью. Посреди хаоса, сумятицы и пылающего мира они не могли собраться и сконцентрироваться вокруг подобного стратегически важного пункта.

Таурен проверяет прогноз по уничтожению.

Теперь он составляет сорок семь минут и тридцать одну секунду.

На этот раз уцелевшие в Калтском Побоище проявят свою ярость и жажду мести, нанесут врагу громадный ущерб. Возможно, они даже временно выбьют Несущих Слово из Ланширского пояса.

Однако это всего лишь последняя приятная возможность побушевать перед лицом смерти.

Она просто добавит Хол Велофу час-другой сражения. Во многом она послужит тому, чтобы сконцентрировать его жертв на едином удобном поле боя. Он может подтягивать дивизии поддержки со всех сторон.

XIII-й этого не может.

Если они надеялись пасть со славой, то это желание скоро исполнится.

У Таурен нет контроля над сетью, чтобы с ее помощью изменить динамику боя. У нее есть код-убийца, но нет проклятого контроля.

[отметка: 20.13.29]

Атам жалит. Вокруг рассеченной плоти растекается кровь Жиллимана. Он рычит сквозь стиснутые зубы.

— Пусть течет, — шепчет Кор Фаэрон. — Так начинается мудрость.

Жиллиман что-то бормочет в ответ.

— Что? — переспрашивает Кор Фаэрон, издевательски прикладывая ладонь к уху. — Что ты сказал, Робаут?

Каждое слово требует усилия.

— Ты совершил ошибку, — выдавливает Жиллиман.

— Ошибку?

— Ты выбрал неверный практический вариант. У тебя был выбор. Играть со мной. Убить меня. Ты выбрал не то.

— В самом деле? — улыбается Кор Фаэрон.

— Тебе не следовало оставлять меня в живых.

— Я сохраняю тебе жизнь, чтобы разделить с тобой истину, Робаут.

— Да, — произносит Жиллиман, втягивая воздух на каждом неровном вдохе. — Но пока я жив, я могу сделать вот так.

Резкий звук. Внезапный влажный треск. Бурный всплеск крови, как будто между ними лопнул бурдюк красного вина. Кор Фаэрон издает слабый шум: тонкий керамический звук, словно влажный палец скользит по стеклу.

Жиллиман поднимается. Хотя питание давно закоротилось и отключилось, он погрузил в грудь Кор Фаэрона руку доспеха. Он пробил броню, мышцы и улучшенные ребра. Пронзенный кулаком Жиллимана Кор Фаэрон подергивается. Его ноги оторваны от палубы, локти врезались в бока. Он трясется, голова бьется на шее.

Атам выпадает из его пальцев и отскакивает от пола.

Сорот Чур слышит шум, который издает его господин. Он сконцентрирован на бое с участниками рейда Ультрадесанта, однако он не в силах удержаться от того, чтобы на секунду отвести глаза. Меньше, чем на секунду. На микросекунду.

Тиель видит, как он открывается. Свой практический вариант. Бесконечно малый крошечный просвет в защите Несущего Слово. Он существует микросекунду и более не повторится.

Он бьет в него мечом.

Дуэльный меч отсекает правую сторону шлема Чура. Вместе с ней отделяются щека, ухо и часть черепа. Чур оступается, сбитый с толку болью, шоком и дезориентацией.

На мгновение Чуру кажется, что это Люциель. Кажется, что это Люциель, который восстал из мертвых, чтобы покарать его за преданное столь жалким образом доверие.

Тиель ударом плеча отшвыривает его вбок на другого Несущего Слово, забрызгивая их всех кровью. Он подныривает под рубящий удар третьего и обезглавливает того.

Он первый, кто прорывается и несется к Жиллиману.

Жиллиман смотрит Кор Фаэрону в глаза. Губы Кор Фаэрона дрожат. Он часто моргает, вокруг уголков трясущегося рта образуются пузыри слюны.

Жиллиман выдергивает руку. В ней сжато сердце Кор Фаэрона.

Кор Фаэрон падает на палубу, из-под него во все стороны растекается едкая черная кровь. Его тошнит, пол покрывается отвратительными молочными брызгами.

Жиллиман отшвыривает изуродованное сердце прочь.

Тиель поддерживает примарха, чтобы не дать тому упасть.

— Не волнуйся обо мне, сержант, — со скрежетом произносит Жиллиман. — Уничтожь проклятые системы. Делай то, ради чего мы пришли.

Тиель мчится к консолям системы. Перед ним лязгают и щелкают латунные когитационные блоки информационной машины.

— Во имя Терры, — рычит Жиллиман. — Тиель, стреляй в чертову штуку!

У Тиеля нет боеприпасов. Но есть меч. Сегодня тому предстоит еще одно дело.

[отметка: 20.20.19]

Управляющие коды разблокируются. Таурен видит, как это происходит. Видит, как по всей ноосфере внезапно меняется цифровая последовательность. Контроль приостановлен (сбой машины). Контроль приостановлен (сбой машины). Контроль приостановлен (сбой машины). Контроль приостановлен (сбой машины)…

Это похоже на миг информационного откровения. Абсолютное изменение последовательности данных. Все параметры меняются. Все права сбрасываются.

Она не колеблется. Хесст бы не стал. Она запускает код-убийцу прямо во внезапно открывшуюся систему и наблюдает, как тот прожигает себе дорогу сквозь испорченные численные данные мусорного кода Октета.

Код-убийца — ее авангард. Ее преторианцы. Ее истребительная команда Ультрадесанта. Ее Вентан. Она следует за ним при помощи своих авторизационных кодов.

Она берет управление. Выбирает дискреционный режим. Мгновенно появляются тысячи автоматически сгенерированных огневых расчетов. Она сортирует их, пользуясь едва заметной гаптикой, кодовыми формами и бинарным кантированием.

— Сервер? — обращается к ней Селатон. — Сервер?

Таурен не обращает на него внимания. Она открывает вокс-канал.

— Сервер Таурен XIII-му Легиону «Ультрадесант» и всем силам, объединенным под их знаменем. Приготовьтесь к удару. Повторяю, приготовьтесь к удару.

[отметка: 20.21.22]

На Ланшир обрушиваются первые удары лучевых орудий. Они исходят прямо с неба — колонны ослепительного вертикального света. Они льются с орбитальных оружейных платформ, тех платформ, которые Несущие Слово оставили нетронутыми для своих целей.

Лучи, созданные лэнс-батареями, корпускулярными туннелями и мезонными орудиями, бьют с хирургической точностью. Они выжигают городскую зону вокруг здания гильдии в северной складской области. Уничтожают титанов, растворяют бронетехнику и превращают порядки братств и Несущих Слово в пепел.

Укрывшиеся — порой менее, чем в полукилометре от мест попаданий — Ультрадесантники и силы Армии не задеты. У них рвутся барабанные перепонки. Горит кожа. Они наполовину ослепли от света, оглушены контузией, электромагнитным импульсом и жестокой ударной волной, но они держатся.

Отрицательное давление заставляет дождь кружиться вокруг зоны вихрем, водоворотом дыма и разрушенной атмосферы.

Ошеломленный взрывом Вентан смотрит вверх. К их мокрой броне прилип пепел, который покрывает их всех — пепел, который всего несколько секунд назад был Несущими Слово.

Окружающие его Ультрадесантники цвета серой пемзы, цвета оружейной стали, цвета старого облачения XVII-го.

[отметка: 20.21.25]

Таурен не закончила. Она разворачивает доступные ей элементы сети и поражает другие наземные цели. В это же время она захватывает орбитальные платформы и перенацеливает лэнс-станции. Она начинает систематически призывать к расплате флот Несущих Слово.

Впервые с момента разрушительного орбитального удара в окрестном пространстве взрываются и гибнут боевые корабли с алыми корпусами. Крейсеры и баржи детонируют многомегатонными пожарищами или приходят в негодность от опустошительных ударов.

Это активная перемена в сражении. Изменение игры. Хесст бы одобрил. Жиллиман бы одобрил.

[отметка: 20.21.30]

На вспомогательном мостике «Чести Макрагга» Марий Гейдж видит, как трещат и вспыхивают первые вражеские корабли. Он наблюдает за тем, как с орбитальной сети срываются фосфоресцирующие зеленые и белые лучи, которые поражают корабли Несущих Слово.

Он смотрит на Гоммеда.

— Скажите, пожалуйста, в каком состоянии выходная мощность?

— Сейчас у нас пятьдесят семь процентов, магистр ордена, — отвечает Гоммед. — Достаточно для переноса истребительного отряда Эмпиона.

— Я намерен предпринять более прямые действия. Запустите двигатель и направляйтесь к станции. Поднять щиты.

— Сэр, к нашему корпусу пристыковано три вражеских крейсера.

— В таком случае, полагаю, они пострадают, капитан. Поднять пустотные щиты. После этого сбейте их с нашей спины.

Титанический флагман запускает щиты. Один из крейсеров сгибается, его захватывает и разрывает пустотное поле, он взрывается по центральной линии и опустошает в космос значимые отсеки. Разрушенная громада остается пристыкованной к «Чести Макрагга», а флагман рвется вперед, его раскаленные добела двигатели светятся.

Второй крейсер отваливается, захваты взорваны и рассечены. Прежде, чем он оказывается в состоянии стабилизировать свое движение, его начинают разносить на части батареи флагмана.

По третьему раз за разом бьют с близкого расстояния правобортные орудия флагмана. Гейдж отказывается отдать приказ о прекращении огня, пока обращенный к нему бок крейсера не становится пылающей расплавленной преисподней и не обнажаются внутренние палубы.

Казненный крейсер отделяется, светясь, словно уголь, и выпадает из плоскости эклиптики.

[отметка: 20.24.10]

Зал центрального управления горит. Пламя и дым быстро заполняют жилые помещения станции «Зетсун Верид». Тиель и оставшаяся часть истребительной команды поспешно отступают к поперечной сборочной палубе. Они плотно группируются вокруг хромающего раненого примарха.

— Флагман приближается, — произносит Тиель.

Жиллиман кивает. Похоже, к нему возвращаются силы.

— Солнце, — бормочет один из отряда.

Они глядят вверх через огромные кристалфлексовые смотровые окна и видят Веридийскую звезду. Она поражена, ее свет уродлив и нездоров. Поверхность покрыта бубонной сыпью солнечных пятен.

— Думаю, мы кое-что выиграли как раз вовремя, чтобы все потерять, — говорит Жиллиман.

Тиель спрашивает у него, что им следует делать, однако примарх не слушает. Он перевел внимание вниз, на что-то, что он видит на промежуточной палубе под сборочным уровнем.

— Ублюдки! — шипит он. — Они что — не могут просто сгореть?

Тиель смотрит туда.

Он видит полдюжины уцелевших Несущих Слово. Те несут окровавленное тело Кор Фаэрона. Похоже, что проклятый Магистр Веры каким-то образом все еще жив, несмотря на то, что Жиллиман вырвал ему основное сердце. Он подергивается и корчится.

Во главе отряда Тиель видит Несущего Слово, которому он рассек шлем и череп.

Почувствовав их, Чур оборачивается, чтобы посмотреть. Сбоку его лица кровь, зубы и обнажившаяся кость.

Тиель вытаскивает болтер, перезаряженный боеприпасами павшего брата. Другие Ультрадесантники также начинают стрелять.

Несущие Слово мерцают. У них под ногами с треском самопроизвольно образуется круг инея, и их окружает коронный разряд. Они исчезают во вспышке телепортационной энергии.

— Гейдж! Гейдж! — кричит Жиллиман.

— Мой примарх! — отзывается Гейдж по воксу.

— Кор Фаэрон бежит. Он скрылся отсюда, телепортировался! Он побежит на свой корабль.

— Да, сэр.

— Просто останови его, Марий. Убей его и отправь в преисподнюю.

— Мой примарх…

— Марий Гейдж, это приказ.

— А что с вами, сэр? Мы заходим на станцию, чтобы забрать вас.

— Здесь пришвартованы корабли, — отвечает Жиллиман. — «Самофракия», пара эскортов. Мы сядем на один из них и будем в достаточной безопасности. Просто отправляйся за ним, Марий. Отправляйся за проклятым «Инфидус Император».

[отметка: 20.27.17]

Боевая баржа Несущих Слово «Инфидус Император» разворачивается в насыщенном обломками поясе окружающего Калт пространства, позади нее в огне гибнут корабли. Она запускает двигатель и начинает долгий и трудный прорыв за пределы системы.

Пока она ускоряется, наращивая тягу до максимума, «Честь Макрагга» поворачивает в погоню, ее основные двигатели светятся столь же яростной мощью.

Так начинается одна из наиболее печально известных дуэлей кораблей в имперской истории.

[отметка: 20.59.10]

Судьба исказилась, сбившись с курса. Эреб отчетливо это видит. Его это не волнует, и он не удивлен. Пути меняются. Ему это известно. Это одна из первых истин, которые ему преподала тьма.

Калт мертв. XIII-й выведен из строя и прикончен. Ритуал завершен и полностью удался. Поднимается Гибельный Шторм — варп-шторм, превосходящий все, что странствующее к звездам человечество видело с Эры Раздора. Он расколет пустоту на части. Разделит галактику надвое. Сделает широкие пути Империума непроходимыми на века.

Он изолирует и поймает в ловушку верные Императору силы. Разделит их и помешает их попыткам объединиться и поддержать друг друга. Нарушит коммуникацию и цепи связи. Не даст им даже предупредить друг друга о разворачивающейся в их царстве еретической войне. Гибельный Шторм обездвижит лоялистов и оставит Терру неподготовленной и одинокой, бесконечно уязвимой перед приближающейся тенью Гора.

Однако… каким-то образом враг кое-что спас. Они были побеждены с самого начала, оставались таковыми все время, и по итогам Несущие Слово могут посыпать солью разбросанные кости XIII-го. И все же те что-то отвоевали. Какую-то долю возмездия. Какую-то степень гордости. Они не сдались и заставили неожиданно дорого заплатить за их жизни.

Эребу жаль оставлять кого-то из них в живых. Они говорят, что их всегда нужно убивать. Ультрадесантников. Если делаешь одного из них своим врагом, не позволяй ему жить. Не щади его. Оставь Ультрадесантника в живых — и оставишь место возмездию. Лишь когда он мертв, тебе не угрожает вред. Так они говорят.

Хорошие слова. Гордая похвальба неизменно высокомерного Легиона. Они мало что значат. С Ультрадесантниками покончено. Калт выпустил им кишки. Они никогда уже не будут силой, с которой необходимо считаться.

Гору более нет нужды беспокоиться об угрозе XIII-го.

На плато Сатрик падает ядовитый свет солнца. Эреб греется в нем. Он воздевает руки вверх. Демоны поют, преклоняясь.

Темный Апостол чувствует, как поднимающиеся ветры Гибельного Шторма рвут его плащ. Он закончил здесь. Исполнил долг, доверенный ему Лоргаром. Пришло время уходить.

На краю круга из темных камней реальность стала тонкой — тонкой, словно выбеленная старинная тряпица. Эреб вынимает собственный изукрашенный атам и прорезает щель в материальной ткани вселенной.

Он шагает в нее.  

5

[отметка: 23.43.16]

Жиллиман наблюдает за поднимающимся штормом с мостика «Самофракии», у постов управления находится запасной командный состав. Все надежные источники утверждают, что буря будет худшей на памяти живущих.

— Мой примарх, мы должны переместиться из системы, — говорит капитан корабля. — Флот должен уйти, пока нас не смело прочь.

Жиллиман кивает. Он понимает необходимость. По крайней мере, нужно донести до центральных секторов Империума и Пятисот Миров Ультрамара ясные и четкие предостережения о демонической угрозе.

— Там внизу все еще находятся сотни тысяч, — говорит он Тиелю, глядя на сканы разоренной планеты.

— Мы вытащили, сколько смогли, при помощи всех бывших у нас кораблей, сэр, — отвечает Тиель. — Дальнейшая эвакуация теперь невозможна.

— А что с остальными? — спрашивает Жиллиман.

— Они отходят в аркологии, — произносит Тиель. — Есть неплохая вероятность, что подземные жилые системы и катакомбы уберегут их от воздействия солнечной радиации.Возможно, они смогут благополучно переносить шторм, пока мы не окажемся в состоянии вернуться с флотом Легиона, чтобы эвакуировать их.

— На это могут уйти годы.

— Могут, — соглашается Тиель.

— Если это вообще произойдет.

— В худшем случае, годы, — говорит Тиель. — Мы вернемся. Они будут спасены.

Жиллиман кивает.

— Прости мне мой настрой, Тиель. Я потерял мир Ультрамара. Потерял… слишком многое. Ты наблюдаешь меня не в лучшей форме.

— С точки зрения теории, — откликается Тиель, — верно обратное утверждение.

Жиллиман фыркает. Его лицо серое от продолжительной боли.

— Есть что-нибудь от Гейджа?

— Ничего, сэр.

— А среди вытащенных нами сил был Вентан?

— Нет, сэр, — отвечает Тиель. — Его не было.

[отметка: 23.49.20]

Вентан берет рожок вокса.

— Говорит Вентан, капитан, 4-я рота, — начинает он. — Я веду аварийную передачу по глобальной вокс-трансляции. Поверхность Калта более не является безопасной для жизни. Из-за повреждений местная звезда страдает вспышками и вскоре облучит Калт до смертельного для людей уровня. Эвакуировать планету более невозможно. Поэтому, если вы гражданин, член Имперской Армии, легионер XIII-го, или любой другой верный служитель Империума, спешно направляйтесь к ближайшей аркологии или аркологической системе. Аркологические системы могут предоставить достаточную защиту, которая позволит нам пережить происшествие с солнцем. Мы укроемся в них до дальнейшего уведомления. Не мешкайте. Направляйтесь прямо к ближайшей аркологии. Информация по местонахождению аркологий и доступу в них будет присоединена к этой циклической передаче в виде кодированного файла. Во имя Империума, торопитесь. Конец сообщения.

Он опускает устройство и смотрит на Таурен.

— Я поставила его на повторную передачу, — говорит она.

— Тогда мы должны идти. Времени очень мало, сервер. Отключайтесь от информационной машины.

— Мне ничего не известно об этих пещерах, — произносит она. — Думаю, там внизу будет неприятно.

— Не настолько неприятно, как будет на поверхности, — отзывается Селатон.

— Это не дискуссия, — говорит Вентан. — Выбора нет. Мы отходим в аркологии. Там мы продержимся. Конец обсуждения.

— Ясно, — говорит она. — Вы понимаете, что оставшиеся на планете силы врага тоже отступят под землю?

— Да, — отвечает Вентан.

— И что мы будем делать? — спрашивает Таурен.

— Мы продолжаем сражаться, — говорит ей Вентан. — Как всегда.

6

[отметка: 23.59.01]

Мир никогда еще не казался настолько темным. Невозможно сказать, где кончается качающаяся чернота моря и начинается извращенная тьма неба.

Остается только звезда, ядовитая и яростная, она светится в дыму и тумане, словно зловещее око.

Они причаливают ялик к покрытому галькой пляжу и сходят на берег. Олл сверяется с компасом. Они начинают пробираться по берегу, двигаясь вглубь суши.

— Где мы? — спрашивает Бейл Рейн.

— На севере, — отвечает Олл. — Побережье Сатрик. В той стороне огромное плато.

Он указывает в темноту.

— Хорошее место, — говорит Олл. — Бывал здесь когда-нибудь? Видел его?

Рейн качает головой.

— Что мы тут делаем? — интересуется Зибес.

Вдалеке ухают и тараторят странные, демонические голоса, которые разносятся по бухте.

Зибес повторяет вопрос с большей настойчивостью.

— Я ничего не понимаю, — говорит он. — Мы столько проплыли на этой проклятой лодке! Зачем? Здесь не безопаснее. Судя по звукам, тут даже хуже, если это вообще возможно.

Он измотан и нетерпелив. Олл бросает на него взгляд.

— Мы пришли сюда, — произносит он, — поскольку здесь единственное место, где мы можем выйти наружу. Единственное. Наш единственный шанс выжить и кое-что сделать.

— Что сделать? — спрашивает Кранк.

— Кое-что важное, — отзывается Олл, толком не слушая. Он что-то увидел. Что-то на берегу, возле лодки.

— Кто это, рядовой Перссон? — спрашивает Графт.

На берегу позади них находится человек. Он идет за ними. Быстро двигаясь, проходит мимо вытащенного на сушу ялика. Удаляясь от берега, на черной воде медленно кружится брошенная другая небольшая шлюпка — предположительно, та, на которой он прибыл.

— Вот дерьмо, — бормочет Олл. — Держитесь за мной, вы все. Продолжайте двигаться.

Он разворачивается, сдергивая с плеча винтовку.

Криол Фоуст — черное на черном, тень фигуры. Светлое только его лицо, натянутая кожа белого цвета и покрыта засохшей кровью из раны в голове. Он приближается, под ногами хрустит галька. В правой руке свисает лазпистолет. Олл встает перед ним, держа оружие наготове.

— Не подходи ближе! — окликает его Олл.

— Отдай его! — кричит Фоуст. — Отдай его мне!

— Я не хочу стрелять или проливать кровь в этом месте, — предостерегает Олл, — но я это сделаю, если ты меня вынудишь. Возвращайся обратно и оставь нас в покое.

— Отдай мне мой клинок. Мой клинок.

— Убирайся.

Фоуст делает шаг вперед.

— Знаешь, они его чуют, — шипит он. — Чуют.

— Пусть чуют, — отзывается Олл.

— Они придут. Ты не хочешь, чтобы они пришли.

— Пусть приходят.

— Ты не хочешь этого, старик. Отдай его мне. Он мне нужен.

— Мне он нужен больше, — говорит Олл. — Нужен для одного дела. Поэтому я сюда и прибыл. Он мне нужен для дела, которое настолько более важно, что ты и представить себе не можешь.

— Ничто не может быть важнее того, что я способен представить, — отвечает Фоуст.

— Последний шанс, — произносит Олл.

Фоуст кричит. Кричит во весь голос.

— Он здесь! Здесь! Прямо здесь! Идите и возьмите его! Идите и полакомьтесь им! Сюда! Сюда!

Винтовка издает треск. Умолкнув, Фоуст заваливается назад, на камни берега.

Однако существа шевелятся. Существа, которых потревожил и привлек звук вопля Фоуста и шум выстрела. Олл слышит их. Слышит, как во тьме хлопают крылья летучих мышей, скребут по камню копыта и скользят чешуйки. Голоса бормочут и рычат, издавая нечеловеческие звуки.

— Эй! — крчит Олл своим спутникам, которые прячутся во мраке. — Возвращайтесь ко мне! Назад. Соберитесь вокруг.

Они спешат к нему. Кранк и Рейн. Зибес. Девочка. Графт самый медлительный.

— Что это? — спрашивает Кранк, услышав звуки, которые издают существа, приближаясь в темноте вокруг. — Что производит этот шум?

— Не думай об этом, — произносит Олл, напряженно трудясь и пытаясь вспомнить простую последовательность жестов. — Просто оставайся рядом со мной. Здесь может быть хорошо. Может быть достаточно тонко.

— Что может быть достаточно тонко? — спрашивает Рейн.

— Откуда этот шум? — взволнованно повторяет Кранк.

— Что-то приближается, — говорит Зибес.

— Все в порядке, — произносит Олл. — В любом случае, мы вот-вот уходим.

У него в руке кинжал. Извлеченный атам. Он шепчет, прося у своего бога защиты и прощения. А затем делает разрез.

— Как ты это делаешь? — спрашивает Кэтт.

Они все глядят на нее.

Олл улыбается.

— Доверьтесь мне, — говорит он. Он сильнее нажимает на нож, углубляя порез. Делает вертикальную щель высотой в человеческий рост. Делает щель в воздухе, и реальность расступается.

Демонические звуки приближаются.

Олл оттягивает край разреза, словно занавес. Они открывают рты от изумления, увидев, что находится с другой стороны. Не это место. Не Калт. Не разоренный черный как смоль берег.

Олл смотрит на них.

— Не стану притворяться, что будет легко, — говорит он, — поскольку так не будет. Но это лучше, чем оставаться тут.

Они таращатся на него.

— Следуйте за мной, — произносит он.

УНИЧТОЖЕНИЕ

"Мы продолжаем сражаться"

Вентан, на Калте, перед началом Подземной Войны.

Эпилог

[отметка: 219,479.25.03]

Колхида, которую постиг горький и разгромный конец. Спустя все эти проклятые годы отсчет Калта все еще идет. В сущности, это бесполезное измерение, которое имеет лишь символическое значение, однако порой символизм — это все, что остается. Ритуал. По крайней мере, уж это-то колхидские подонки поймут.

Опустошенный мир пылает. Мир за мир. Осталось мало платы, которую можно взять, и мало удовлетворения от кары, которым можно насладиться. Но дело должно быть закончено, чтобы отсчет можно было прервать, и это огромный шаг к завершению.

Вентан, потрепанный судьбой и службой капитан-ветеран, стоит на скальном выходе, глядя на погруженный во мрак ландшафт. В его полированной броне и зловещем визоре отражаются огненные бури, на кобальтовой синеве и золоте пляшут яркие оранжевые узоры. Так много прошло с тех пор, как это началось. Галактика изменилась, а затем изменилась вновь. Перемены, ошеломлявшие его разум на Калте, кажутся незначительными рядом с тем, чему он стал свидетелем с тех пор. Конец. Падение. Начало. Утрата.

Он не изведал страха, но познал боль. Крушение порядка вещей. Он видел, как его род обнаружил, что сам является величайшим из врагов.

Годы, потраченные на ведение Подземной Войны, кажутся столь далекими. Они блекнут, почти забытые, как и та империя, что последовала за ними, и Ересь, которой все завершилось.

Его офицеры ждут. Сержанты в красных шлемах, младшие капитаны с плюмажами и мечами. Вентан еще помнит время, когда красный шлем означал…

Времена меняются. Вещи меняются. Пути меняются. Они ждут его, нетерпеливо желая продолжать, гадая, о чем думает старый ублюдок, что занимает его так долго.

Наверху, на низкой орбите ожидает баржа «Октавиус», приготовившая циклонные торпеды.

Вентан оборачивается. Он думает об утраченных братьях и глядит на братьев, которые находятся с ним. Он протягивает закованную в броню руку.

Сержант-знаменосец передает ему штандарт. Тот старый и потрепанный, помятый, древко слегка изогнуто в одном-двух местах. Разумеется, сержант думает, что проклятую штуку можно было бы почистить и залатать.

Вентан принимает его, чтя каждую отметину на нем.

Он ставит его вертикально на пылающей скале Колхиды. Мерцающий свет пламени падает на золотистый плюмаж штандарта.

— Мы маршируем во имя Макрагга! — провозглашает сержант.

— Нет, не сегодня, — отвечает Вентан. — Сегодня мы маршируем во имя Калта.

[отметка: неизвестно]

Пока Несущие Слово еще живы в безумии Мальстрима или в безднах варпа, отсчет Калта будет продолжаться.

Он идет и сейчас.