Лукас Трикстер / Lukas the Trickster (роман)
 | Перевод в процессе: 2/22 Перевод произведения не окончен. В данный момент переведены 2 части из 22. |
 | |
| Автор | Джош Рейнольдс / Josh Reynolds |
| Переводчик | AzureBestia |
| Издательство | Black Library |
| Год издания | 2018 |
| Подписаться на обновления | Telegram-канал |
| Обсудить | Telegram-чат |
| Экспортировать | EPUB, FB2, MOBI |
| Поддержать проект
| |
Содержание
ПРЕДИСЛОВИЕ ОТ АВТОРА
Дурак — распространенный фольклорный персонаж. Он есть в каждой культуре. Дураки — те проказники, что балансируют на краю общества, дергая его за бахрому. Как шут короля Лира, они существуют для того, чтобы показывать то, что есть, чего не может быть, и что может быть, и чего нет. Дурак — ходячее противоречие, вроде бы смешное, но чаще всего — нет. Дураки рассказывают горькую правду невнимательным слушателям и показывают истинные лица, прячущиеся за сладкой ложью. Дураки испытывают саги на прочность.
Задача дурака — указать тебе на твои ошибки самым чудовищным из всех возможных способов, напомнить тебе, что ты ничего не знаешь и никогда не знал, показать, что жизнь куда больше и куда меньше, чем ты думал.
Дурак часто расплачивается за свое стремление к истине. Ренар в конце концов подвергся суду собратьев-животных. Асы наказали Локи за его преступления. Хитрый Койот умирает снова и снова из-за своей глупости или чужих интриг.
Но дураки всегда возвращаются. Бейте их, режьте, топите в колодце — наутро побитого снова заметят на краю села.
Правду невозможно изгнать навеки.
Лукас Трикстер — дурак. Он считает себя призраком тех горьких истин, которые Космические Волки в сорок первом тысячелетии предпочли бы забыть.
Он смеется над их самыми священными традициями и презирает их законы. Несмотря на то, что его наказывают, кара никогда не бывает долгой и тяжелой. Так же, как Койот или Локи, Лукас никогда не учится на своих ошибках. Он — та неистребимая заноза, которая прокалывает дырки в сказаниях о славных древних победах.
Писать о таком персонаже, как Лукас — интересный вызов. В одних вещах Трикстер — полная противоположность Космическим Волкам, в других — ярчайший их представитель. Любая история про него — это прогулка по тонкой грани между двумя крайностями.
Лукас показывает Космическим Волкам, кто они на самом деле, превращая подвиги в бардак.
Из всех других черт именно эта, пожалуй, привлекла меня настолько, чтобы написать о нем. Лукас для своего ордена — это то, что сами Волки для всего остального Империума — они раздражают, порой даже угрожают, но при этом они необходимы.
Когда я впервые прочитал о нем, у меня возникло несколько вопросов. В частности, почему Лукасу позволяют себя так вести и не наказывают. А если его все-таки наказывают, почему он продолжает так поступать?
Конечно, это вполне можно объяснить просто — таков его характер, потому что он — ходячее воплощение того высокомерия, с которым Космические Волки взирают на окружающую вселенную. Для сынов Русса только одна планета по-настоящему важна. А все остальные — это всего лишь просторы, населенные мелкими или крупными хищниками.
Лукас считает свое право делать то, что захочется, священным и нерушимым. Однако для космического десанта, — даже если речь идет о таком культурно своеобразном ордене, как Космические Волки, — дисциплина и иерархия командования все равно важны. Существование таких маргиналов, как Лукас, попросту немыслимо — по крайней мере, должно быть немыслимо, — и уж точно не осталось бы незамеченным. И все же…
Таким было мое первое впечатление. Лукас — дурак, но в оригинальном значении этого слова, предвестник удачи и культурных перемен. С учетом того, что говорилось о нем в справочных материалах, искушение сделать его просто шутником с большой буквы было велико, но я решил придерживаться более серьезного тона.
Лукас шутит, но лучшие шутки питаются кровью. Он одинаково издевается над своими и чужими, постоянно испытывая на прочность узы братства.
По сути своей Лукас воплощает собой испытание — в самом глубоком смысле этого слова. Он — тяжкая ноша. Юродивый, который служит оселком и предостережением одновременно. У Космических Волков есть цель, и неважно, кто поставил ее перед ними — кто-то другой или они сами, — по крайней мере, так убеждают себя сами сыны Русса.
Держа в уме эти соображения, я решил копнуть глубже. Не буду врать и притворяться, будто бы я хорошо представлял всю глубину и широту сведений о Космических Волках. Я располагал только основной информацией, и ее было достаточно, чтобы начерно продумать несколько сцен. Узнав о Волках больше, я осознал, что мне выпала возможность описать Влка Фенрика с новой точки зрения. Я мог взглянуть на них глазами персонажа, который был одновременно и частью их стаи, их культуры, и отдельно от них.
Для Космических Волков, как и для многих других орденов космического десанта, цели становятся ритуальными. Обряды становятся неотъемлемой частью миссий — культурный пережиток, передающийся каждому новому поколению Кровавых Когтей. Нерушимые узы всеобщей идентичности, живущие в историях, которые они рассказывают сами себе, в том, как они предпочитают вести себя. Это — верный путь, путь Русса и Фенриса. Бывшие чудовищами, они становятся героями.
И Лукас напоминает им об этом каждый день. Он дразнит зверя в клетке, провоцирует братьев, стравливает их друг с другом. Не всегда, конечно. Порой он поступает совершенно наоборот, напоминая волкам, что они люди. Что бы они не думали о себе, он показывает им другую истину, неважно, хотят они того или нет.
Он насмехается абсолютно над всем, не давая своим братьям утонуть в самодовольстве. Когда Космические Волки слишком глубоко погружаются в легенды, в размышления о чести и славе, Лукас тут как тут — он напоминает им о том, что жизнь запутаннее любой саги. Он проверяет на прочность истории, которые Космические Волки складывают о себе, и братья наказывают его за это. Но еще ни одно наказание не длилось вечно. И Лукас каждый раз остается в живых — чтобы снова приняться за свои шутки.
Вот какую историю мне хотелось рассказать в этой книге — о Лукасе и о том, как он вписывается в жизнь стаи. О том, зачем нужен юродивый в сорок первом тысячелетии.
Книга писалась и переписывалась. Добавились злодеи, которые сами были дураками, но иного сорта. Тот же Слиск, к примеру, во многом являет собой отражение Лукаса — отщепенец, который смеется и издевается над своими людьми и своей культурой. Как и Лукаса, его избегают до тех пор, пока он не понадобится. Как и у Лукаса, у него есть куда большая цель, чем он когда-либо мог бы себе представить.
В конце концов, эта книга отказалась становиться такой, какой я ее задумывал.
Впрочем, возможно, именно так и надо было, учитывая ее тему. Шуты часто делают все возможное, чтобы превзойти ожидания.
Почему, собственно, Лукас Трикстер не должен этого делать?
Джош Рейнольдс, 2017
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ХЕЛЬВИНТЕР
Глава I. ВОЛК
640.M41
Волки выли. Вожаки стаи сшибались друг с другом — лавины мускулов и меха, бросающиеся друг на друга с противоположных сторон. Неотвратимые, как сама смерть. Их тени бились и скакали по стенам Эттергельда, узкого каменного зала с высокими сводами и массивными нефами, расположенными между двух половин гигантского стола в форме подковы.
Зала освещалась лишь сиянием костров, разведенных посредине, колышущиеся тени теснились по краям, словно пытаясь проскользнуть между тенями собравшихся воинов. Древние боевые стяги свисали с потолка, колыхаясь от поднимающегося жара. Оружие и другие, менее заметные трофеи покрывали грубо вытесанные стены. Здравицы и свист то и дело наполняли воздух. Скамьи были заполнены, и мьод лился рекой.
Естественно, там были и зрители. У Волков не было секретов друг от друга. По крайней мере, никто из них не признался в этом вслух.
Лукас Трикстер устроился в стороне от всеобщего веселья, у самого большого костра из тех, что согревали залу. Он облокотился спиной на волка, лениво почесывая его за ушами.
— Так все-таки, кто это будет, как думаешь? — спросил Лукас, опустив взгляд на волка.
Огромный зверь фыркнул и попытался откатиться, явно не заинтересованный в разговоре. Лукас усмехнулся и пристроил ноги на спину второму волку.
Он разлегся между двух больших мохнатых туш, которые устроились рядом с ним посреди валяющегося барахла. Лукаса окутывал запах мокрого меха и животного мускуса. Здесь, посреди этих залов, этот запах не считался неприятным, но не заметить его было невозможно. Еще дюжина-другая спали вокруг Лукаса целой стаей. Эти зверюги часто искали тепла в Этте в самое холодное время года, где им вдоволь доставалось мяса и воды. В душе волки всегда были меркантильными тварями, и это была одна из причин, по которым Лукас предпочитал их компанию.
— Вы самые радушные товарищи, хотя, конечно, запах от вас тот еще, — проговорил он, пытаясь рассмотреть древние знамена и побитые в сражениях трофеи, увешивающие стену. С самого первого дня, когда был построен Клык, Эттергельд использовался как зал суда и приговора. Свен Железноголовый объявил на этом месте о своем изгнании, а Гарн Беззубый подставил горло топору Великого Волка. Здесь взвешивали споры, оплачивали кровавые долги и осуждали виновных. Это было место, где отдавали долги и возвращали права.
Лукас уже сотни раз бывал в этом месте, и наверняка побывает еще столько же раз, прежде чем его нить перекусят зубы Моркаи. Таков был его вюрд, и он был в этом уверен. Лукас был фальшивой нотой в песне о героях, и весьма этим гордился. Какой интерес в абсолютно идеальной песне? Лучше быть интересным, чем совершенным.
Лукас знал, что у него много недостатков — ленивый, непочтительный, частенько плюющий на гигиену, — но никто не назвал бы его скучным. Он был единственным из ныне живущих, кто убил руками доппельгангреля, и единственный из десантников, кому довелось получить удар от Берека Громового Кулака и устоять на ногах.
Он был Шакалом. Страйфсоном. Весельчаком. Трикстером. Воины Своры собирали имена, как дети обычно собирают ракушки. Каждое имя доставалось им с историей, сагой о героизме или глупости — иногда одновременно. Каждый воин был ходячей коллекцией историй, с самого начала и до самого конца.
По рядам Волчьих гвардейцев прокатился рык, когда одного из поединщиков швырнули сквозь костер. Боец приземлился на ноги и сорвал пылающую рубаху. Даже без доспехов эти воины обладали достаточной силой, чтобы разбить камень или согнуть металл. Один плохо рассчитанный удар — и Великой роте придется выбирать нового Волчьего лорда еще до конца дня.
Все скамейки были опрокинуты в схватке. Из жаровен на пол рассыпались тлеющие угольки, и ковер, сделанный из гладкой шкуры морского тролля, загорелся. В центре залы две могучих фигуры схватились снова, рыча и посыпая друг друга проклятиями. Собравшиеся вокруг хускарлы топали ногами, добавляя грома бушующей буре.
Снова пришел Хельвинтер, и настал час Шакалу искать себе новую стаю. Вернее, наступило время выбрать новую стаю, которая будет тяготиться Шакалом. Из всех ярлов, что тянули палочки, осталось только двое, и теперь, по традиции, эти двое должны были биться до крови, пока кто-то из них не уступит. Довольно простая процедура, к тому же забавная.
Лукас ощутил, как земля под ним едва уловимо вздрогнула, когда буря обрушилась на гору снаружи. В холле заморгало несколько светильников, но никто не обратил на это внимания, все были поглощены наблюдением за двумя Волчьими лордами, которые метелили друг друга. Каждый пытался заставить своего оппонента уступить. Габариты и мощь у обоих воинов были одинаковые, они были великанами среди великанов. Обветренные лица их загорели на солнце, загрубели от времени и покрылись морщинами от непрерывного дикого рычания. Искривлённые челюсти ощерились, демонстрируя клыки, желтые глаза горели жаждой убийства. Остальные ярлы окружили поединщиков, подбадривая их криками. Не все из них присутствовали на этом знаменательном собрании. Лукас постучал костяшками пальцев по голове волка.
— А моих старых спарринг-партнеров не видать, ни Хротгара Стального Клинка, ни Берека Громового Кулака. Гуннар Кровавая Луна прячется, да и Эгиля Железного Волка тоже не видно. Хотя, надо сказать, в его случае это и хорошо. Часть души Лукаса трепетала перед тем днем, когда его всучат той стае. Одной вони машинного масла будет достаточно, чтобы его убить.
— Великого Волка тоже не видно. Гримнар, конечно, частенько хвастается, что разделяет все бремя долга со своими подчиненными, но на эту часть, похоже, это не распространяется, — Лукас хохотнул и запустил пальцы в ярко-рыжие завитки своей бороды. — С учетом того, что именно он и запустил эту традицию, видимо, таким образом он получил от нее освобождение. Ну или же он просто уже сыт мной по горло.
Среди оставшихся было лишь несколько знакомых лиц. Энгир Гибель Кракенов, по понятным причинам. Лукас мало обращал внимания на своего нынешнего ярла. Энгир старался держать лицо, но все равно выглядел как осужденный, которого вот-вот помилуют. Лукас воспринял это как комплимент.
До того места, где обустроился Лукас, долетали обрывки разговоров — хускарлы бились друг с другом об заклад, прикидывая возможности обоих бойцов. Кьярл Лютокровый был старше, его серебристые волосы и борода взметались вверх, когда он наносил очередной сокрушительный удар в лицо противника. Бран Красная Пасть пошатывался, но отвечал почти на каждый удар. Его жесткая грива стояла дыбом и вены на висках выпучились, как натяжные канаты. Он судорожно сжал зубы и бил Лютокрового снова и снова, вынуждая его отступить.
— Ты — тот, кто видит будущее, Лютая Кровь, — рыкнул Красная Пасть, и его слова эхом отозвались под сводами зала, — ты знаешь, как это закончится!
— Будущее, которое показал мне огонь, выглядело не так, — огрызнулся Кьярл. Его огромные кулаки, кривые и изрубленные, работали как поршни, награждая противника одним ударом за другим. — Он не мой вюрд, не на этот сезон! Забирай его и будь проклят!
— Если бы я к этому не привык, я бы сейчас обиделся, пожалуй, — шепнул Лукас одному из волков. Зверь широко зевнул, и Лукас почесал ему уши. — И все-таки, это традиция, и кто я такой, чтобы с этим спорить, а?
Волк не ответил. Впрочем, они никогда не отвечали. И это была еще одна причина, по которой Лукас предпочитал их компанию братьям. Заметив, какой сокрушительный удар Лютокровый нанес Красной Пасти, Лукас усмехнулся.
— Еще один такой удар, и решение будет вынесено.
Лукасу было любопытно, кто одержит верх на этот раз. Чьим он будет на этот сезон.
— Не всем Волчьим лордам нужен Шакал, — проговорил он, лениво перебирая шерсть одного из волков. — Кому-то нужен Весельчак, а кому-то Страйфссон. Разные лица для разных мест.
Волк пустил ветры и мягко лягнулся, словно показывая, что он обо всем этом думает. Лукас помахал рукой, пытаясь отогнать запах.
— И все-таки Железный Волк воняет хуже тебя.
Лукас был сплетением множества историй, и рассказывал ту или другую, в зависимости от слушателей. Для Убийцы Кракенов он сыграл роль агитатора и подстрекателя, выбив его самодовольных воинов из их давно достигнутого равновесия. Какую роль придется играть теперь, зависело от того, кто проиграет в битве.
Красная Пасть схватил одну из лавок, разгоняя сидевших на ней Волчьих гвардейцев. Он обрушил ее на Лютокрового, отшвыривая его на пол вместе с облаком обломков. Кьярл зарычал и откатился, истекая кровью. Он сел, и, когда Красная пасть подошел ближе, жестом велел ему отойти.
— Достаточно, брат. Хватит. После твоего последнего удара у меня все мозги расплескались.
— То есть, ты сдаешься? — с нажимом спросил Бран.
— Ага, сдаюсь. Сейчас, погоди секунду — мир все еще слишком быстро вертится… — Лютокровый принял протянутую одним из ярлов руку и его подняли на ноги. Он аккуратно ощупал челюсть, и добавил более официальным тоном:
— Я сдаюсь.
Бран Красная Пасть поднял кулак, и верные ему воины разразились громкими криками радости и застучали кулаками по столу. Красная Пасть обвел взглядом остальных Волчьих лордов.
— Вы слышали его. Я выиграл. Шакал будет его бременем в наступающем сезоне.
Лукас нахмурился, сделав себе пометку подмешать какую-нибудь гадость Красной Пасти в мьод, когда подвернется возможность.
— Значит, решено, — проговорил Энгир Убийца Кракенов. Темнокожий и угрюмый, Убийца Кракенов обладал глубоким, как морские волны, голосом. — Теперь он стал твоей ношей так же, как был до этого моей, и как до меня он тяготил Горссона. — он указал рукой на другого Волчьего лорда, с головы до пятого покрытого татуировками и вымазанного медвежьим жиром и оружейной смазкой. Потянув себя за одну из косиц темно-алой бороды, Энгир прищурил янтарно-желтые глаза.
— Ну так поприветствуй же этого ублюдка.
— Спасибо, брат, — выплюнул Лютокровый. Лукас едва не рассмеялся, глядя на его лицо, но все же решил придержать свой характер и дать разгоряченным головам остыть.
— Мы все согласились разделить эту… ответственность, — проворчал Убийца Кракенов. Он покосился на Лукаса. Тот с приветливой улыбкой помахал рукой, и ярл отвернулся. — Мы принесли клятву перед лицом Рунного Владыки и Великого Волка.
— Я помню, — прорычал Лютокровый.
— Конечно, ты помнишь. Ты просто бесишься, — насмешливо оскалился Красная Пасть, и Лютокровый шагнул было к нему. Убийца Кракенов вклинился между ними, и его лицо потемнело.
— Перестаньте, вы, двое. Цапаетесь как Кровавые Когти. Неужели этот долг для вас настолько в тягость, что вас оскорбляет необходимость его принять?
Вообще-то это было именно так, и они действительно себя чувствовали оскорбленными, чтобы там не пытался изобразить Убийца Кракенов. Лукас не обижался — таков был его вюрд, простиравшийся и на них.
— Хротгара спроси, — проговорил Лютокровый, — а, погоди, ты же не можешь его спросить, потому что его здесь нет. Он сумел избежать участия в этой комедии. Между прочим, уже второй раз подряд. Прямо как тот жирный медведь Гуннар, или этот железнозубый громила Эгиль.
— У них свои обязанности, у нас свои, — Убийца Кракенов скрестил на груди руки. — Ты отступишь от своего вюрда, Кьярл Лютая Кровь? Или заставишь кого-то другого занять твое место?
Тот раздраженно рыкнул и обессиленно ссутулился.
— Нет. Это моя ноша, и она отдана мне честно. Я буду отвечать за Шакала до следующего Хельвинтера. Но не днем дольше! — он обвел взглядом залу. — И, будь я проклят, я заставлю каждого из вас прийти сюда и испытать свою удачу.
Красная Пасть хрипло рассмеялся.
— Сначала поймай меня.
Лукас запрокинул голову и расхохотался. Все взгляды обратились на него. Один из волков заскулил, и Лукас шутливо похлопал его по голове.
— Ну наконец-то! — воскликнул он, — А то я уж заскучать успел, пока вы там принимали свое решение, братья.
Лукас посмотрел на кислое лицо Кьярла Лютокрового, раздумывая, какая из масок лучше подойдет, и, поразмыслив, выбрал одну из них. Лютокровый был воином пугающей наружности. Некоторые товарищи, основательно набравшись, рассказывали, что он умеет видеть будущее в языках пламени. Он видел знамения и обтесывал будущее по своему вкусу, как мечом, так и словами. Провидцы всегда относились к своему дару слишком серьезно.
— Вставай, Кровавый Коготь, — проворчал Лютокровый, подойдя к новоиспеченному члену своей стаи. Его борода заскорузла от высыхающей крови, но взгляд пылал от плохо сдерживаемой ярости. — Мог бы хотя бы постоять, пока решалась твоя судьба.
Лукас улыбнулся шире, не двигаясь с места.
— Да ладно, мне и тут хорошо.
Лютокровый фыркнул и посмотрел на волков.
— Удивляюсь, почему они тебя до сих пор не сожрали. — он перевел взгляд на Лукаса. — Ты, видимо, слишком ядовитый даже для них.
— Может быть, им просто нравятся мои шутки.
— Хоть кому-то они должны нравиться.
— О, не переживай, Лютокровый, — негромко проговорил Лукас, вставая на ноги. — У меня и для тебя есть в запасе несколько хороших шуток. Мы с тобой славно повеселимся, ты и я.
— Нет. Мы не повеселимся.
Лукас посмотрел на него в упор.
— Ты же сам об этом знаешь, Лютокровый.
В воздухе все еще висели запахи крови и пота, перемешивающиеся с парами машинных масел, с резким привкусом прометия, который ярче всего ощущался около Лютокрового. Поговаривали, что воины из Великой роты Кьярла Лютокрового обожали запах паленой плоти. Лукас подумал, что, возможно, они просто так хорошо привыкали к нему, что переставали его замечать.
— Ты не будешь шутить. Не в этот раз. — Лютокровый мрачно взглянул на Лукаса. — Никаких больше этих твоих розыгрышей.
— А кто мне помешает, брат? — вскинулся тот. — Уж явно не ты, я думаю. По крайней мере, до тех пор, пока пламя не прикажет тебе обратное. — он снова засмеялся и наклонился к огню. — Ну как? Что вы об этом думаете?
Он приложил руку к уху, делая вид, что к чему-то прислушивается, затем помрачнел и выпрямился.
— Они говорят, что я буду ходить за тобой хвостом долгие месяцы.
Лютокровый метнулся вперед и поймал Лукаса за бороду. Дернув его на себя, Кьярл ударил его по лицу. Сдавленно вскрикнув, Лукас рухнул на спину, и несколько волков поднялись с мест, угрожающе рыча. Лютокровый зарычал в ответ, вынуждая их умолкнуть.
— Я твой ярл. Ты должен уважать меня, недоумок.
В зале повисла тишина. Лукас неуклюже рассмеялся.
— Тебя еще легче разозлить, чем Убийцу Кракенов, ярл. Это хороший знак для одного из нас.
Кровь, капающая из разбитого носа Лукаса, потихоньку успокаивалась, и, сев, он с хрустом трескающихся хрящей вправил нос на место. Он ухмыльнулся, глядя на Волчьего лорда, и кулаки Кьярла снова сжались, готовые нанести удар еще раз.
Лукас медленно поднялся, и провел по лицу тыльной стороной ладони, больше размазывая кровь, чем стирая ее. Он лениво вытер руку о шкуры Лютокрового, не отрывая взгляда от лица их владельца.
— Уважение… — наконец сказал он. — Уважение еще заслужить надо, ярл. Его не дают просто так. А теперь идем. У нас осталась неисполненная традиция. Давай с ней закончим.
На мгновение ему показалось, что Кьярл ударит его опять. Но вместо этого ярл отвернулся.
— Ты тут не для того, чтобы отдавать приказы, Страйфссон, — презрительно пробурчал он, — а для того, чтобы выполнять их.
— Ну так прикажи мне, о, провидец, — Лукас низко поклонился, и со стороны Волчьих гвардейцев и хускарлов послышались смешки. Убийца Кракенов резким жестом оборвал их.
— Обнажи горло и молчи, пока тебя не спросят, Весельчак.
Лукас не очень почтительно кивнул и всем своим видом изъявил готовность слушать. Убийца Кракенов прокашлялся. Зал наполнился стуком кружек — ярлы и таны забили по столам, выстукивая ритм для грядущей саги.
— Перед нами стоит осужденный, — начал Энгир. — Я оглашу список его преступлений.
Вот так началось исполнение следующей традиции. Один за другим подробно перечислялись все проступки Лукаса, которые он совершил под началом Убийцы Кракенов, сопровождаемые стуком кружек и топотом ног.
Иногда раздавался смех, так как даже те из ярлов, кто начисто был лишен чувства юмора, находили забавным перенаправление сливных труб в жилые помещения или обрезание локонов спящего воина, который по пробуждении обнаруживал вместо роскошной гривы короткую стерню. Некоторые смеялись над спрятанными боевыми трофеями, доставшимися дорогой ценой, или неприличными фразочками, в которые несколькими царапинами превращались рунные надписи на латах хвастуна. Никто не выразил сочувствия невезучему Длинному Клыку, облитому тролльими феромонами, и тем несчастливым событиям, которые за этим последовали.
Все это время Лукас улыбался, обнажая клыки в насмешливой ухмылке. В вызывающей ухмылке. Каждый раз этот ритуал проходил одинаково. Шуточный суд, обвинение без наказания. Ярл обязывался наказать его, тогда и так, как ему покажется уместным. Энгир Убийца Кракенов однажды связал его по рукам и ногам длинным буксировочным тросом и выкинул из десантно-штурмового корабля «Клык бури». Его оставили болтаться посреди бушующих морей, пока корабль завершал патрульный облет вокруг Асахейма.
Некоторые поступали еще хуже. А некоторым было все равно.
Когда Энгир закончил перечислять грехи Лукаса, он спросил:
— Ты выслушал список своих преступлений. Что ты скажешь?
— Скажу только, что жалею, что не успел сделать его еще длиннее, — Лукас запрокинул голову и зашелся воющим смехом, глядя, как лицо Убийцы Кракенов исказил яростный оскал. Хускарлы топали, хлопали, свистели и издевательски улюлюкали, и Лукас повысил голос, чтобы перекричать гвалт:
— Однако наше время еще придет, мой ярл. Как сам Клык, моя орбита неизменна и бесконечна.
— Продолжай смеяться, и она перестанет такой быть, — рыкнул Красная Пасть. — Нам, пожалуй, стоит покончить с этой комедией раз и навсегда, и с тобой заодно. — Он огляделся, ища поддержки остальных. — Наверняка я не единственный, кто задается вопросом, почему мы должны терпеть это безумие. С ним давно пора разобраться, мы все это знаем.
Лукас рассмеялся громче.
— И что же ты сделаешь, Красная Пасть? Запихнешь меня себе в пасть? — Он хлопнул в ладоши и присвистнул. — А я бы посмотрел, как ты пытаешься это сделать, Проклятый. Я бы прорезал себе путь сквозь твои длинные кишки до конца цикла. Красная Пасть дернулся было в сторону Лукаса, но его остановил лязг металла, ударившего по камню. Смех Лукаса умолк, когда звук раздался еще раз. Шерсть на его загривке встала дыбом, и он перевел взгляд на дверь, уже зная, что он там увидит.
В конце холла стояла высокая фигура, и огни в том углу тускнели, словно что-то высасывало из них силу. По столам прокатились шепотки. Рунный жрец был закован в полный боевой доспех, будто готовясь к битве. Руны покрывали серый керамит, и дикарские тотемы были вделаны в его поверхность. Жрец держал посох, увенчанный черепом волка, покрытым извивающимися сигилами. Борода жреца походила на наморозь, покрывавшего его нагрудник, а лицо было покрыто ритуальными шрамами там, где его не закрывали выцветшие племенные татуировки.
— Вы сделали свой выбор, ярлы?
Кьярл Лютокровый кашлянул.
— Ты оказываешь нам честь своим присутствием, Хрек Буревестник.
Лукас ощущал магию, которая окутывала рунного жреца. Она заставляла воздух сворачиваться и следовать странными путями, подчиняясь своей прихоти, а костры меркли, когда жрец проходил мимо, и вспыхивали снова, когда он отходил от них.
— Вы сделали свой выбор? — прорычал Буревестник.
Лютокровый кивнул.
— Да, к худу или к добру, — он бросил короткий взгляд на Лукаса, — но он — мое бремя на этот сезон. Моя ответственность.
— Хорошо. Значит, все в порядке. — Рунный жрец снова стукнул по полу наконечником посоха, и камни зазвенели, как колокола. — Нить скручена. Руны брошены. А эта комедия закончена. Я пришел, чтобы отвести его к его новой стае, как велит традиция.
Лютокровый поклонился.
— Да будет так, как было всегда. Иди, — обернулся он к Лукасу, — и, если у тебя достаточно ума, я не увижу твою физиономию до следующего Хельвинтера.
Глава II. КРОВАВЫЕ КОГТИ
640.M41
Лукас мурлыкал себе под нос совсем не подходящую случаю неприличную песенку, пока Буревестник вел его по коридорам Этта. Рунный жрец всю дорогу демонстративно хранил молчание, не обращая внимания на провокации Лукаса. Тот не возражал. Он привык.
Буревестник относился к нему прохладно по каким-то своим причинам. Впрочем, рунные жрецы вообще отличались прохладным отношением ко многим вещам. Они были слишком суровыми и не нуждались в шутках. Даже Зовущий Бурю, сильнейший из всех жрецов, сворачивал со своего пути, чтобы обойти Лукаса как можно дальше.
Лукас насмешливо оскалился. Он знал, что именно старик Ньял предложил передавать его из роты в роту, потому что никто не мог вынести присутствия Лукаса дольше одного сезона. Владыка Рун, похоже, видел в нем необходимое зло.
— И что я на это могу сказать, помимо «спасибо»?
— О чем ты? — откликнулся Буревестник.
— Я спросил, долго ли еще идти.
Буревестник недовольно кашлянул. Лукас засмеялся и продолжил напевать свою песенку. Рабы и кэрлы старались побыстрее убраться с их пути, забиваясь подальше. Что их сильнее отпугивало — его песенка или мощь Буревестника, — Лукас не знал.
Каждая Великая Рота занимала отдельные залы и арсеналы внутри горы, и Лютокровые не были исключением. Общие покои Кровавых Когтей роты располагались так далеко от остальных, как только это было возможно. Они теснились на внешнем краю Этта, на границе между Ярлхеймом и Хульдом, затерянные в лабиринте длинных сквозных коридоров и боковых ответвлений, грубо вытесанных сквозь камень.
Буревестник потянул себя за бороду, всем своим видом пытаясь утихомирить поющего Лукаса, но тот только запел погромче, и его голос разнесся по коридору, эхом отдаваясь под сводами. Буревестник вздохнул.
— Перестань, Лукас. Пожалуйста.
Тот умолк. В конце концов, ему и самому уже наскучило пение. Он ухмыльнулся, глядя на рунного жреца.
— Кстати, ты вовремя появился. Если бы ты не вошел тогда, думаю, Красная Пасть бы оторвал мне голову.
— Он бы этого не сделал. Даже Красная Пасть не настолько презирает традиции, — Буревестник посмотрел на Лукаса, — но ты не должен его дразнить. На самом деле они не ненавидят тебя настолько сильно, как это может показаться. Это Хельвинтер разъедает корни их самообладания, как он разъедает всех нас.
— Однако в этой буре есть доля истины, — ответил Лукас, — и меня не тяготит тяжесть их ненависти, — он хмыкнул. — Таков мой вюрд, в конце концов. Лучше уж пусть меня ненавидят, чем кого-то другого, а? Разве не так рассудил в своей мудрости Владыка Рун? Разве он не велел мне играть роль козла отпущения для их разочарований?
Буревестник усмехнулся.
— Ты на самом деле доволен этим, брат?
Лукас пожал плечами.
— Что может знать воин об удовлетворении, кроме того, что получает на поле боя?
— Изящная увертка, брат, особенно в твоем случае. Но ты не сможешь избегать моих ударов вечно, — Буревестник посмотрел на него в упор, и его глаза потемнели, затянутые тьмой знания, давшегося ему дорогой ценой.
— Моркаи идет по твоему следу, как и по следам каждого из нас. Он идет за твоей спиной, неумолимый и неотвратимый. Что ты будешь делать, когда наконец встретишь его? Устроишь для него такой обед, который он запомнит надолго, или он просто проглотит тебя, как проглотил несметное множество других?
Лукас усмехнулся.
— Он будет делать то, что он сам захочет, я думаю.
— А что будешь делать ты?
— А я буду делать только то, что захочу я.
— Твой пусть извилист, и мало кто осмелился бы пойти по нему за тобой. — Буревестник отвернулся. — Я часто думал о том, что было бы, если бы мы осмелились. Когда-то мы бы с радостью по нему пошли. Но теперь мы слишком далеко ушли по пути, проложенному для нас Железным Шлемом, Мрачным Молотом и самим Руссом. По пути, который тянется так далеко, что однажды пересекает сам себя, — он пошевелил пальцами, вырисовывая искрящиеся узоры в холодном воздухе. Когда они погасли, он продолжил:
— Этот путь — наше спасение и наша погибель. Кьярл Лютокровый — не единственный, кто умеет видеть знамения в пламени.
— Время — это такая же сага, — пожал плечами Лукас, — и ее конец не сможет предугадать никто.
Рунный жрец улыбнулся.
— А в этой голове прячется бойкий ум. Он понадобится тебе в ближайшие дни.
— Это тебе руны сказали?
— Нет. Скорее, здравый смысл, — Буревестник вздохнул, — не делай вид, что твой вюрд был возложен на тебя. Ты сам его выбрал, так же, как на твоем месте мог бы сделать любой другой воин. И если ты — козел отпущения, то ты стал им добровольно, стараясь сделать так, чтобы твоя ноша стала еще тяжелее.
Лукас фыркнул и отвернулся, отмахиваясь от увесистого пучка проводов, оплетавшего коридорные опоры как виноградная лоза. Люм-полосы тускло поблескивали вдоль стен, отбрасывая вытянутые тени. Прохладный воздух пробивался сквозь невидимые отдушины, принося с собой брызги ледяного дождя и отголоски грома.
Из-за своих титанических размеров Этт постоянно находился в состоянии ремонта, не прекращавшегося веками. Колосс такого размера требовал почти постоянного обслуживания целыми поколениями рабов, сменявших друг друга. Целые секции Этта обрушивались или затапливались в те сезоны, когда сильнее всего свирепствовали бури, и могли оставаться в таком состоянии веками.
Потомки тех первых рабов, которых пригнали сюда для строительства крепости, все еще трудились где-то в ее недрах, продолжая дела, начатые еще их пращурами. Все их существование было одной чудовищной монотонностью.
От мыслей об этой тягомотине, не прекращающейся веками, Лукаса передернуло. А может быть, он просто наконец-то осознал тяжесть своего наказания. Он провел в Этте слишком много времени. Слишком много циклов прошло с тех пор, как он выпустил своего внутреннего зверя из клетки и позволил ему утолить жажду смерти.
Коридор едва уловимо сотрясло, и люм-полосы потускнели. На плечи Лукаса посыпался иней. Асахейм был единственным островком спокойствия на Фенрисе, но и на его долю выпало достаточно потрясений. В юности Лукасу доводилось слышать об Часе Сотворения, и о том, как Всеотец зашвырнул Фенрис в Море Звезд. С трепетом слушал он рассказы скьяльдов о том, как Фенрис ощутила холод великой тьмы и вернулась обратно, в тепло Волчьего Ока. Но скоро взгляд его стал слишком горячим, и тогда планета ускользнула в прохладу темноты.
И с тех пор так и повелось, сезон за сезоном — Фенрис переходила с холода в жару и обратно, и в процессе наступал свирепый сезон Хельвинтер, когда вздымались морские волны, когда двигались льды и сотрясались горы. Глубоко внутри Лукаса все еще жил тот мальчик, съежившийся у грубого деревянного борта родной ладьи, слушающий пение, которым остальные пытались заглушить отголоски чего-то большого и страшного, проходящего под самым кораблем.
Гроза вызывала у Лукаса чесотку и зубную боль. За ее ревом он мог слышать отголоски грохота из кузниц, расположенных наверху, в Хаммерхольде, и жар от огромных геотермальных реакторов, питавших каждый уголок Этта, от самых нижних помещений до суборбитальных посадочных платформ высоко наверху. С этих платформ теперь долго ничего не взлетит, пока погода не прояснится. Фенрис никогда не бывала так оторвана от остального мира, как в это время.
Лукас помотал головой, отгоняя эту мысль. Они с рунным жрецом добрались до входа в коридор, поврежденный сильнее остальных. Рабы пометили стены предупреждающими рунами. Лукас присмотрелся к ним внимательнее.
— А щенки-то, гляжу, любят пошутить.
— А какой Кровавый Коготь не любит?
Лукас почувствовал, что Буревестник смотрит прямо на него.
— Коридор заминирован.
— Почти наверняка, — ответил рунный жрец.
— Сколько стай Кровавых Когтей ходит под началом у Лютокрового?
— На данный момент — шесть. Они уже наверняка услышали о твоем переводе. Ты же знаешь, как быстро разлетаются новости по Этту.
— Полагаешь, они там для меня приветственный пир готовят? — Лукас переплел пальцы и выразительно ими хрустнул — звук вышел не хуже, чем от взрыва болт-снарядов. Каждый Кровавый Коготь — кроме самого Лукаса, — жаждал завоевать высокий статус среди стай. Упрямые и своевольные, почти все они старались как можно сильнее отличиться в бою. Но некоторые из них были похитрее и не стеснялись использовать любую подвернувшуюся возможность, чтобы подняться повыше. Например, попытаться добыть скальп самой нечестивой твари — Шакала.
— Только не убей кого-нибудь, — предостерег Буревестник.
— За кого ты меня держишь? — обернулся Лукас.
— Ответ на этот вопрос займет куда больше времени, чем мне хотелось бы на него потратить. Я знаю тебя, Страйфссон. И я знаю, что скрывается за этой улыбкой. Оставь их в целости — или просто не трогай.
— Если я дам тебе свое честное слово, это удовлетворит тебя, жрец? — усмехнулся Лукас.
— Могло бы, если бы я был уверен, что у тебя есть хоть какая-то честь.
— Мудро, — Лукас рассмеялся, — и все-таки, я не буду никого убивать. Правда, никого не покалечить тоже не обещаю. Они, в конце концов, Кровавые Когти, и у них мало здравого смысла.
— А уж ты-то о нем все знаешь, конечно.
— Конечно. И кто обучит их ему лучше меня? — Лукас потер ладони друг об друга. — Не переживай, это будет нежный урок. Такой мягкий, что они подумают, что это их матери пришли сквозь льды, чтобы навестить их.
— Никто и никогда не спутает тебя с их матерью, Лукас.
— И слава Руссу. — Лукас хлопнул в ладоши. — Ладно, дальше я пойду один, пожалуй. А то моя репутация может серьезно пострадать, если я приду к ним за ручку с нянькой. — Он улыбнулся, но в этой улыбке не было ни тени насмешки. — Спасибо тебе, брат.
— Я здесь не при чем, Лукас, — Буревестник отвернулся и направился прочь. — Хорошо это или плохо, но твой вюрд — только твой.
Лукас проводил его взглядом, и, помотав головой, шагнул в проем — и почти сразу же остановился.
Перед ним торчал воткнутый в пол штырь. На него был надет череп — человеческий, хотя и побуревший от грязи и времени. А на темени черепа была вырезана всего одна руна.
Хлойя.
«Смейся».
Предупреждение, похоже. А может быть, просто шутка. В случае Кровавых Когтей всегда было сложно отличить одно от другого. Лукас прошел мимо черепа, рассматривая стены и пол в поисках любых следов возможной ловушки. Остановившись, он наклонился и сгреб пригоршню пыли, скопившейся в тех местах, где стены соединялись с полом. Лукас глубоко вдохнул и сдул пыль с ладони.
В облаке пыли обнаружилась сеть фотонных лучей. Лукас усмехнулся и стащил с плеч шкуру доппельгангреля. Он подался вперед и махнул ею перед собой. Что-то щелкнуло, и он ощутил, как по полам его плаща ударил какой-то снаряд, как будто кто-то запустил в него какой-то вонючей массой из невидимой пушки. По запаху Лукас заключил, что это были останки какого-то мелкого животного. Ударившись о плащ, куча развалилась на части, и Лукас ощутил жужжание множества маленьких тел и уловил знакомый едкий запах.
— Кровяные вши! — хохотнул Лукас, спешно сгребая кучу плащом и отшвыривая ее подальше. Когда он убедился, что ни одной вши не осталось поблизости, он встряхнул плащом и снова набросил его на плечи.
— Умно, щенки. Очень умно.
Обычно эти вши гнездились в трупах хищников. Они собирались в шар в утробе подергивающихся тел и дожидались, пока кто-нибудь не потревожит их. Тогда они вырывались на волю, изжаливали свою жертву до смерти и устраивали новые гнезда. Правда, хотя токсины на их жалах были опасны для человека, особого вреда генетически усовершенствованной физиологии космических десантников они не наносили.
В конце коридора на креплениях обвисли две больше двери — петли их разболтались от слишком частого открывания настежь слишком сильными руками. Лукас осторожно открыл их, и потревоженные крепления застонали еще громче.
Помещение, в котором оказался Лукас, было большим общим залом, заполненным шкурами и стойками для доспехов и оружия. Огромные камины были выгрызены прямо в стенах, и невидимые дымоходы уводили гарь вверх, сквозь пористый корпус Этта. Все кругом было покрыто алым и золотым цветом, а ароматы жареного мяса и льющегося мьода перемешивались с более резким запахом предвкушения.
В зале было около тридцати Кровавых Когтей, в разной степени пьяных. Разные стаи перемешивались без оглядки на старшинство. Кто-то боролся друг с другом, катаясь и валяясь на каменном полу, а другие громко пели невпопад. Некоторые возились с оружием, или отдавали должное мясу, разложенному на сервировочных блюдах, выстроившихся вдоль больших столов из дерева и гранита. Механизированные рабы бесшумно шныряли между ними, доливая мьода или убирая опустевшую тарелку.
Гул их попойки ударил Лукаса по ушам. Кровавые Когти были воплощением дурной юности и не менее дурной силы. Многие из них даже еще не поняли толком, что за изменения с ними происходят. И многие так и не поймут. Так всегда было. Смерти нельзя избежать, можно лишь отстрочить.
В зале повисла тишина, когда самые трезвые из Кровавых Когтей заметили вошедшего Лукаса. По залу из конца в конец покатились шепотки, становящиеся все громче и громче по мере того, как все больше юнцов узнавало Лукаса, и их желтые глаза уставились на него.
— М-да, должен признать, я разочарован, — Лукас шагнул вперед и демонстративно принюхался. — Мне обещали братство волков. А я вижу перед собой выводок скулящих кутят, которых недавно оторвали от матери и у которых еще глаза толком не открылись.
Шепотки превратились в раздраженное бормотание. Лукас улыбнулся, ощутив, как в воздухе сгущается напряжение. Кровавые Когти никогда не упускали случая ввязаться в драку. В них бурлила жажда убийства. С годами, конечно, придет и умение контролировать эту жажду, но эти юнцы, похоже, пока про это умение даже не слышали. И Лукас собирался сделать все, чтобы как следует их спровоцировать.
— Так, кто тут у вас главный? — спросил он.
— Я, — подал голос Кровавый Коготь, бывший крупнее всех. Он, похоже, родился большим для смертного, и добрал габаритов в свою бытность рекрутом. Кровавый Коготь поднялся на ноги. Половина его головы была выбрита, а оставшаяся часть волос торчала, как драконий гребень. Его голые руки и грудь покрывали шрамы и татуировки, как будто пытающиеся отвоевать немного места у темных пятен жестких черных волос. Судя по исходящему от него запаху, он уже достаточно долго пил, чтобы растерять все те немногие тормоза, которые еще могли его удерживать.
— И как тебя звать?
— Кадир.
Лукас сверкнул зубами и шагнул в море столов с видом единственного хозяина. Он легко перевернул ближайший, опрокидывая кружки и вызывая проклятия.
— Ну, тут ты ошибаешься, дружок. Не ты здесь главный. А я.
— А кто ты такой? — зарычал Кадир.
Лукас приглашающе развел руками.
— Подойти и узнаешь, щенок.
Кадир с воем бросился на него, протянув длинные руки. Лукас изящно увернулся, вытянув руку. Его пальцы стальным захватом вцепились в горло Кровавого Когтя, и Лукас отшвырнул юного бойца прочь. Тот отлетел на пол и прокатился по нему, задыхаясь. Лукас ударил его в голову. Кость влажно хрустнула, и Кадир обмяк, его пятки застучали по каменным плитам.
Лукас наклонился и поднял бесчувственное тело на ноги.
— С ним все в порядке. Подсадите его в уголок и дайте в руки кружку. Она ему понадобится, когда он очухается.
— У него из ушей кровь идет, — неуверенно заметил один из Когтей.
— Пока что это только кровь, — ответил Лукас, пихнув безжизненное ему на руки. — А теперь принесите мне чего-нибудь выпить. Эта работенка меня утомила.
— А кто назначил тебя главным? — рыкнули сбоку. Вперед вышел еще один Кровавый Коготь, его желтые глаза сверкали. Его руки изгибались, словно у него были когти. Он был ниже своих товарищей-щенков, но держался твердо и воинственно. Его голова казалась шишкой на короткой жилистой шее, почти незаметной под непомерно засаленной и колючей гривой алых волос.
— Я. Вот только что. Ты что, не видел, что ли? Мне повторить? Кружку, щенки, и побыстрее. Жажда у меня долгая, а терпение короткое. — Лукас посмотрел на подошедшего Когтя. — Тебя как зовут, малыш?
Вместо ответа тот бросился вперед — на этот раз тихо и без лишних расшаркиваний. Они быстро схватывали, эти щенки.
— Покажи ему, Аки! — крикнул кто-то. Аки налетел на Лукаса и их черепа столкнулись с гулким стуком. Кровавый Коготь пошатнулся, и Лукас вскочил на ноги, чтобы ухватить его за место почувствительнее. Аки жалобно заскулил и поковылял прочь, его глаза заслезились.
Лукас ухватил его за шкирку и впечатал лицом в стену. Повернувшись к остальным, он выразительно хрустнул пальцами.
— Следующий.
Они бросились на него скопом, рыча и завывая. Не совсем все, но многие. Лукас рассмеялся и схватил ближайший табурет. Он размахивал им как боевым топором, наполняя воздух вокруг брызгами крови и щепками.
Они сражались, как герои. А он — нет. Он тыкал пальцами в глаза, бил в пахи, ломал носы, разбивал черепа и сдавливал руки. Он наступал на ноги, выбивал коленные чашечки и вывихивал плечи из суставов.
Первая волна отступила, ругаясь и баюкая раненые конечности.
— Урок первый, щенята. Лукас — главный. Всегда. Помните об этом даже тогда, когда ваши шкуры посереют. — Он принюхался. — А это что за запах?
Источником запаха оказался молодой воин, обвешанный невероятным количеством амулетов удачи, висящих у него на шее и вплетенных в сальную гриву. Кровавый Коготь протиснулся сквозь толпу и вышел вперед. Лукас сморгнул выступившие слезы и помахал рукой перед носом.
— От тебя несет так, как будто тебя пещерный медведь пометил, щенок.
— Я — Хальвар, Трикстер. Я — твоя погибель.
Лукас поднял бровь.
— Теперь играем по-взрослому, да? Хорошо. — он поманил Хальвара рукой. — Тогда давай, подходи. Только не очень близко, а то твоя вонь убьет меня раньше твоих кулаков.
Хальвар взревел и бросился вперед, покрытые татуировками пальцы потянулись к горлу Лукаса.
— Нет, парень, не так. Я же так тебя достану, — усмехнулся Лукас, швырнув ему в лицо обломки табурета. Пока Хальвар пытался выскрести щепки из глаз, Лукас схватил его поперек туловища и крепко сдавил, заставив резко выдохнуть.
— А вот теперь я еще и дыхания тебя лишил. Какой прок от бронированных легких, если в них пусто? Иди садись на место. — Лукас поймал неловкий пинок предплечьем и наклонился, ударяя Кровавого Когтя кулаком в колено. Послышался хруст, и Хальвар с воем рухнул на пол к остальным лежащим.
Еще один юнец прыгнул на Лукаса сзади и дернул, пытаясь свалить с ног. Лукас невозмутимо оглянулся на него и улыбнулся.
— Твое лицо кажется мне знакомым.
Бледный и худощавый, с острыми, точеными чертами, паренек напомнил Лукасу одного из тех полуголодных зверей, похожих на лисиц, которые бродили по верховьям Асахейма. Лукас ударил головой назад и услышал громкий треск. Кровавый Коготь отцепился и отшатнулся прочь, его нос сплющило. Лукас повернулся, рассматривая его.
— Да, я точно видел такое лицо. Наверное, мы с твоей матерью встречались в прошлой жизни.
Кровавый Коготь сдавленно взвыл и бросился на него. Лукас скользнул в сторону.
— Да, я узнаю эти глаза. Так ты один из моих, что ли? У меня столько, что всех не отследишь. Как тебя зовут?
Кровавый Коготь развернулся, выпучив глаза.
— Даг, — рыкнул он. — Меня зовут Даг.
Лукас нырнул вперед, и его кулак впечатался в живот юного воина с такой силой, что едва не сбил его с ног.
— Привет, Даг. А я — Лукас.
Кровавый Коготь отступил на несколько шагов, пытаясь хоть сколько-нибудь расширить дистанцию между ними. Лукас с улыбкой продолжал наступать на него. Остальные воины — те, кто еще стояли на ногах, — отступили назад. Они уже получили свою порцию веселья, и это была маленькая, но очаровательная победа. А дальше уж пусть что будет, то и будет.
— Беру свои слова обратно, Даг. Ты точно не один из моих. Теки в твоих жилах моя кровь, у тебя было бы чувство юмора.
Лукас подсек ноги Кровавого Когтя, и когда тот рухнул, склонился над ним, сгребая его за волосы, и очень выразительно впечатал его лицом в пол. Затем выпрямился в полный рост и улыбнулся.
Он окинул взглядом лежащие вокруг него бессознательные тела побитых Кровавых Когтей.
— Думаю, я достаточно ясно выразился, щенки. Я — Лукас. И теперь я тут главный. Кто не согласен — шаг вперед.
Никто не шевельнулся, и Лукас кивнул.
— Отлично. Думаю, мы поладим. У меня в закромах лежит множество премудростей, которыми я могу поделиться. — он вытер окровавленные руки об одежду. — И да, где моя выпивка?
