827
правок
Изменения
Перейти к навигации
Перейти к поиску
Новая страница: «{{Книга |Обложка = ChampionsAll.jpg |Описание обложки = |Автор = Марк Коллинз / Marc Collins |П...»
{{Книга
|Обложка = ChampionsAll.jpg
|Описание обложки =
|Автор = Марк Коллинз / Marc Collins
|Переводчик =Хелбрехт
|Издательство =Black Library
|Серия книг =
|Сборник =
|Предыдущая книга =
|Следующая книга =
|Год издания =2019
}}
Кенрик опустился на колени и молился.
Всё остальное перестало существовать. Остались только шёпот его губ и биение сердец. От горящих на равнинах перед крепостью жаровен повеяло запахом благовоний. Его служба продолжалась всю холодную ночь, пока над Дарончем не взошло багровое солнце и равнины не омыл кровавый рассвет. Словно распростёртые огромные крылья...
''Багровый ангел, несущая свет Императора в одной руке, и смерть в другой. Её крылья, пылающие сангвинической славой, отбрасывали длинные тёмные тени. От неё зависела сама судьба.''
Император говорил с ним в видениях подобных этому. Накануне битвы, в момент истины, Он говорил. Так было последние пять лет Эдиохского крестового похода. Кенрик сражался сорок семь лет, от неофита до посвящённого... до того, как он был ''выбран'', возвышен до чемпиона Императора. Боевые братья, которые когда-то стояли с ним плечом к плечу, теперь смотрели на него с благоговением. Капелланы и маршалы просили его о наставлении.
Кенрик закончил молитву и встал. Он проверил цепи на запястье, убедившись, что они крепко держатся за скованную славу чёрного меча, и провёл пальцами по их звеньям к выгравированным на обсидиановой рукояти словам. На ней теперь был и его имя, создавая самую прочную цепь, с которой ничто не могло сравниться. Он ещё не поднял клинок в настоящем бою, но осталось недолго. Скоро тот попробует кровь и познает битву. Он будет владеть им так, как когда-то владел Сигизмунд, когда сражался с предателями у стен Дворца, когда нёс свою долгую службу перед вратами ада. Это было наследием героев, кровью крестоносцев.
''Это – вечность, это – долг. Мы не можем и не будем от него уклоняться''. Мантра была подобна железу, ядру решимости, лежавшему в основе его мыслей. Он прошёл через ряды своих братьев, которые в почтении опустились на колени перед капелланами. Воины с лицами-черепами рисовали пепельные кресты над бровями Храмовников, или стряхивали масло со священных кропил. Сервиторы бродили между рядами, их предплечья заменяли раскачивавшиеся автоматические кадила. Это была война, самая священная и самая совершенная.
– Брат! – Голос разнёсся над равниной, подобно неотвратимому грохоту артиллерии. Маршал Адальберт смотрел на него со сдержанным беспокойством, его тёмная кожа под палящим солнцем напоминала резное дерево. Он был увенчан простым бронзовым обручем, гладкий металл которого облегал его голову, являя собой символ власти. Его доспехи были помяты, лишая маршала истинного присущего ему величия. Рядом с ним стоял неофит Болдуин, и, если Кенрик не ошибся, он держал знамя крестового похода. Оно развевалось на ветру, окутывая маршала своей неровной тенью. – Он говорит, брат Кенрик? Благословляет ли Бог-Император наше святое начинание?
Кенрик кивнул:
– Император говорит на Своём языке огня, наказывая недостойных и одаривая верующих.
– Восхитительно, – пророкотал Адальберт. Он не стал расспрашивать дальше; ему это было не нужно. Вера сама по себе являлась для него наградой. – Он сказал своё слово, и всё, что тебе остаётся, – это быть острием Его клинка, Его защитником.
Он положил руку на плечо Кенрика и подался ближе:
– Я знаю твою боль, брат. Галактика горит, и мы сражаемся одни. Без поддержки. Измученные. Некоторые просили меня отправить сообщение Геликоскому крестовому походу, чтобы объединить наши силы. – Он покачал головой, и Кенрик увидел, как давит на него бремя столетий службы. – Пока в моём теле ещё есть сила, мы продолжим выполнять работу Императора. Сыновья Дорна не отказываются от самопожертвования. Именно так вечный крестовый поход пережил эти тысячелетия. Именно так мы пережили собственные полвека битвы.
Кенрик склонил голову и оставил свой совет при себе. ''Когда-то нас было больше тысячи, теперь же нас просто горстка. Ранены Вечным врагом, покрыты шрамами от коварства ксеносов, измотаны попытками пересечь Разлом. Сколько ещё мы сможем выдержать?''
– Как пожелаешь, брат, – он произнёс эти слова так, словно пустынный песок забил его горло. – Наши союзники готовы?
Адальберт сухо усмехнулся и обвёл рукой равнину:
– Пойдём, чемпион. Пойдём посмотреть на славных верующих.
Они миновали сомкнутые ряды братства и священные ароматы преданности. Воины прижимали кулаки к нагрудникам с лязгом керамита или изображали знак святой аквилы, когда маршал и чемпион проходили мимо. Они казались потрёпанными, их доспехи выглядели помятыми, а краска слезла. Они склонялись в почтительном поклоне, как оборванные межевые рыцари древности, тень гордых начинаний их крестового похода.
За ними лежали поля смотра Адепта Сороритас. Кенрик и Адальберт прошли под чёрными знамёнами с изображениями сердца и креста ордена Доблестного Сердца. Полотнища колыхались на ветру, потревоженные гулом церковных гимнов и хвалебных приветствий, словно они были овеяны фанатизмом человеческих последователей.
Канонисса Аурея встретила их у границы полей сбора, женщина с суровым лицом и богато украшенным силовым мечом в руках. Она смотрела на клинок с небрежным равнодушием, взгляд её голубых глаз скользил по выгравированным витиеватым буквам, которые она, несомненно, читала тысячу раз. Она была облачена в чёрную броню, как и он, хотя её доспехи казались бледной тенью на фоне ярких и насыщенных цветов Кенрика.
– Канонисса, – сказал Адальберт, уважительно склонив голову.
– Маршал, – ответила она, а затем склонила голову перед Кенриком. – И ты, инструмент Его воли. Слава Императору.
– Слава Императору, – раздался хор голосов за её спиной, и хвалебные осанны из громкоговорителей зазвучали ещё громче. Кенрик кивнул, хотя обожание покоробило его. Они должны благодарить только Императора.
– Наши воины ждут приказов, оружие готово. – Её губы сжались, едва сдерживая бушевавший внутри гнев. – Мы вернём то, что было запятнано. Мы изгоним чужаков.
Она посмотрела мимо Храмовников, и Кенрик проследил за её взглядом к источнику их общей ярости.
Вдали вырисовывались очертания крепости.
Когда-то это был собор, высеченный из скалы в пустыне, навевая воспоминания о древнем искусстве резьбы по дереву или кости только в циклопическом масштабе. Ветры пели в нём на протяжении многих поколений, и миллион ремесленников вырезали, придавали форму и создавали каннелюры в его структуре. Множество подьячих записывали его песню, в поисках святого слова Императора. Как понял Кенрик, они записывали даже когда в них врезался скрап-корабль орков.
Теперь собор превратился в руины, его стены были разбиты и испещрены чуждыми граффити, залатаны большими пластинами трофейного металла. Осквернённый. ''Захваченный''.
Кенрик оценил нависающий ужас цитадели, её неровные углы ощетинились многочисленными орудиями, в воздухе стоял густой смог и древесный дым. Уже доносилось эхо первых пристрелочных выстрелов. Внезапный взрыв осыпал их камнями и осколками, но никто не двигался. Аурея даже не вздрогнула, когда отколотый кусочек камня прочертил тонкую линию на её бледной щеке. Во всяком случае, её решимость, судя по всему, только возросла.
За её спиной Кенрик видел коленопреклонённые ряды кающихся. Женщины сорвали боевые доспехи, в некоторых случаях настолько яростно, что интерфейсные порты всё ещё кровоточили. Они молчали, не отводя взгляда. Их мантии были разорваны, к ним крепились обеты епитимии и раскаяния. На специальных кусках брони вырезали новые осуждающие надписи, и вбили их в обнажённую кожу в качестве импровизированных доспехов. У некоторых во рту были кляпы или капюшоны из грубой мешковины на головах, у других рты были зашиты или запечатаны воском и тиснёными геральдическими лилиями. Перед ними лежали большие цепные мечи, эвисцераторы, к которым они сегодня пока не притронулись. Кенрик отвернулся, когда маршал вынес решение.
– Мы наступаем, – просто произнёс Адальберт, обнажив свой клинок. – Покончим с этим.
Небо пылало, когда они атаковали под огнём артиллерии зелёнокожих. Снаряды разрывали огненные линии в небесах, обрушивая дождь адской злобы на праведных. Над равниной разносились молитвы, божественный ритм яростных верующих. Кенрик разделял это чувство и гордился им. Он добавил свой голос, осуждая чужаков, мутантов, еретиков.
– Я – Его гнев и Его меч! Суд и справедливость! – Везде, куда бы он не бросил взгляд, были враги. Они изливались из покосившихся ворот или бросались со стен, издавая свиноподобные вопли. Они были паразитами. Они умрут за свои преступления, за свою фундаментальную бесчеловечность.
Кенрик бросился в самую гущу врагов и рассёк первого из зелёнокожих воинов, не замедлив шага. Окутанный энергией клинок вспыхнул ярко-белым светом, уничтожив ревущего врага в ярком магниевом взрыве вскипевшей крови и измельчённой плоти. Он обрушил его на броню следующего орка, пробив броню и отрубив руку у плеча. Зверь взревел и протянул к нему оставшуюся руку, выронив огромный тесак и пытаясь задушить его. Пальцы дикаря царапнули его незапятнанные доспехи, но Кенрик отбросил орка ударом наруча. Пронзив мечом его брюхо, он вывернул клинок в сторону и разрубил врага пополам.
– Сразитесь со мной, ксенопсы! – Крик вырвался из его груди, усиленный воксом брони и эхом разнёсшийся вокруг. – Сразитесь с проявлением воли Императора!
Меньшие звери убирались с его пути, то ли в страхе, то ли в попытке добраться до его братьев, Кенрику было всё равно. Они были ничто перед ним, ничем в сравнении с б''о''льшими представителями их грязной породы. Там, где шли эти твари, он мог видеть золотой свет Императора, выделявший их для Его божественного суда. Кенрик разорвёт их чемпионов и повергнет их тиранов. Только человечество воцарится над этим пылающими миром.
Кенрик снёс голову ещё одному зелёнокожему, и труп завалился на спину, продолжая стрелять из грубого оружия. Он двигался в шторме ударов меча и парирований, наблюдая, как клинки ксеносов ломаются о его священное лезвие или соскальзывают с доспехов. Император был с ним, в каждом движении. В каждом дыхании. Сжимал ли он меч двумя руками и повергал врагов широкими взмахами, или брал в одну руку и стрелял из болт-пистолета, каждый удар был священным.
Он видел, как остальные братья врезались в орочью орду. Адальберт пронзил мечом грудь чужака в искусном выпаде, разорвав броню и плоть и забрызгав себя ксенокровью. Братья Меча и капелланы наступали слева и справа от маршала, разя булавами или мечами и щитами. Убивая, они скандировали военные гимны, вознося песнопения преданности Ему на Земле. Аурея прорубалась вперёд, словно пытаясь доказать, что её вера не уступает вере Храмовников. Ей не нужно было этого делать, все присутствующие знали, что сердца Сороритас бьются истинно и преданно. Она сражалась в целеустремлённом молчании, плотно сжав губы, когда не двигала ими, вторя громогласным хвалебным гимнам.
Сопровождавшие её Сёстры-Репентистки являли собой волнообразную лихорадочную единую группу. Их движения выглядели расплывчатыми, почти безумными, они перемещались с такой скоростью, что казались выпадавшими из окружавшей их битвы. Огромные цепные клинки рассекали и рубили врага, выбрасывая большие фонтаны крови и внутренностей. Они вкладывали в каждый удар весь свой вес, направляя огромное оружие вниз, ведомые только человеческим рвением и решимостью искупить свою вину. Вместе они продвигались вперёд, противостоя океану ревущей ксеномерзости. Животный запах чужаков напоминал приливную волну перед их яростью.
Он осмотрелся. Более крупные орки, похоже, отступили, чтобы сплотить своих подопечных рычанием и яростными жестами. Если он поможет маршалу, то они смогут прорубиться к предводителям врага. И тогда наступит расплата, которую так жаждет Кенрик. Взяв меч в одну руку, он продвигался вперёд, разрубая вражеские отбросы с пренебрежительной лёгкостью.
Впереди из земли внезапно вырвалась группа покрытых пылью и яркой фиолетовой краской орков. Они посмотрели на него со звериной злобой, но он заметил вспышку веселья в их глазах. Каждый держал громоздкое устройство, тыча в него пальцами и на всякий случай встряхивая. Огоньки мерцали на поверхности устройств и во все стороны безумно торчали антенны. Они дрожали с разрушительным потенциалом.
''Детонаторы. Во имя Тро…''
Кенрик не успел закончить мысль, прежде чем мир поглотило пламя.
Когда он очнулся, то не ощутил чувства времени.
Мир изменился и искривился, как свернувшийся от жара пикт. За затянутым дымом небом раскинулась ещё большая тьма. Смерть, огонь, зловоние горящего мяса.
Он заставил себя встать и проверил свою броню. Искусно сделанные пластины держались крепко, хотя он ощутил слабость собственной плоти. Под доспехами текла кровь, в основном от незначительных порезов. Когда он начал двигаться, то почувствовал, что сросшиеся рёбра местами разошлись или треснули. Он будет жить. Имперские Кулаки, генетический прародитель его ордена, считали, что страдания связывают их с героями прошлого.
Но здесь Кенрик ощущал только собственное одиночество.
Он упал. Это было ясно. Он находился в яме, вырубленной в земле мощной взрывчаткой. Древние проходы обрушились и их завалило разбитыми настенными барельефами. Расколотые лица святых и героев беспомощно и осуждающе смотрели на него. Трубы, по которым когда-то текли священные масла, лопнули, пылая ярким разноцветным пламенем. Свет пробегал рябью по обшарпанным стенам, выхватывая детали и ужасы.
Его окружали тела, придавая помещению атмосферу склепа. Кучи врагов лежали мёртвыми, рядом с множеством воительниц Сестринства и его братьев. Он крепче сжал чёрный меч. Это была не та победа, которую ему обещали. Он вдавил остриё в треснувший камень и склонил голову.
''Не оставляй нас в час нашей славы или в час страданий. Мы преклоняемся пред тобой, мы верим в твоё руководство. Это не может быть концом. Это не может быть всем, ради чего ты меня создал.''
Он чуть не задохнулся от гордости в своих мыслях. Не его дело сомневаться; его дело – только служить. Сражаться и умереть по воле Императора. Тогда его тело и клинок будут возвращены на “''Вечный крестоносец''”, чтобы он лежал рядом с другими павшими героями ордена. Честь, которой будут лишены братья здесь, если апотекарии не найдут их, когда, ''если'', битва будет выиграна.
– Я не оставлю вас здесь гнить, братья, – поклялся он. – Когда враг падёт от моей руки, вы получите почести, которых заслуживаете. Ваше наследие вернётся в орден, дабы будущие поколения служили нашему делу во имя Императора.
Его слова заглушил мучительный механический крик. Земля затряслась и задрожала, выбрасывая обломки со стен ямы. Они без всякого вреда соскользнули с его брони, даже не поцарапав чистую черноту керамита. Он поднял голову. Наверху скользили огромные механические пластины, закрывая небо и издавая громкий скрежет. Послышалось эхо скандирований зелёнокожих, и он услышал их топот и стук по неказистым мостам.
Солнечный свет погас, и он остался один в мерцающей тени.
Авточувства доспехов быстро приспособились к изменениям. Там, где его взгляд раньше был устремлён к небу, теперь он видел разрушенный беспорядок обрушившихся туннелей и древних потрескавшихся сводов. Повсюду лежали каменная пыль и старые кости, которые вывалились из разбитых реликвариев и святилищ. Такие миры, как Даронч, были пронизаны ими, как плоть капиллярами. И все они неизбежно вели к великим музыкальными орг''а''нам соборов. Он посмотрел на север, где находилась нечестивая цитадель врага. Туннели были ненадёжными, скорее всего, они всё ещё кишели отставшими зелёнокожими, но они были всем, что у него оставалось.
''Он указал мне путь, и я пойду по нему, даже если он приведёт меня к смерти.''
Для других это могло показаться странной мыслью, но она принесла ему уверенность. Так было предопределено; так и должно быть. Разве галактика не поворачивалась по Его воле?
Кенрик двинулся дальше, забыв о боли, сжимая активированный клинок.
Сияние силового оружия раскололо темноту и осветило украшенные причудливой резьбой стены коридоров. Даже здесь они были обработаны и высечены так, чтобы лучше направлять ветры пустыни в священную песнь. Теперь они отдавались эхом далёких звуков звериного рёва и рычания, звона металла о металл и грохота битвы. Они превратились в вульгарный чуждый гимн осквернения.
И сражения.
Он услышал приглушённое рычание оружия и звуки тяжёлого человеческого дыхания, эхом отдававшиеся в этой схватке. Орочьи крики и насмешки стремились заглушить их своей дикостью. Гул становился то громче, то тише, доносился скрежет зубьев о металл. Кто-то из последних сил сражался за свою жизнь. Кенрик пробрался мимо груды обломков и грубых баррикад, дробя керамитовыми ботинками камни в порошок. Он обогнул очередной угол и оказался в круглом куполообразном помещении. Там он нашёл свою цель.
Женщина сражалась, как загнанный в угол зверь, рассекая воздух массивным цепным мечом. Её окружали трое зелёнокожих, смеясь со свинячьим весельем. Они играли с ней и казалось не обращали внимания на дыры в доспехах и раны, вырезанные на их шкурах её неповиновением. Глаза женщины сияли, поражая неудержимой ненавистью. Она безрассудно рубила, не заботясь о том, что теряет силы, думая только о том, чтобы ударить, чтобы выдержать. Она не покорится до самой смерти.
Любой брат ордена был бы горд сражаться так – и умереть так. Эта мысль заставила Кенрика остановиться, долг требовал единственного решения, как остро отточенный клинок.
Он бросился вперёд, гневно взревев:
– За Дорна! За Сигизмунда! За Императора!
Звери повернулись, их красные глаза внезапно сосредоточились на нём. Воительница воспользовался предоставленным шансом и собралась с силами. Огромный клинок поднялся, зубы заскрипели, когда она обрушила его на спину ближайшего орка. Тот зарычал от боли и ярости, повернулся к ней и получил следующий удар в лицо. Его голова исчезла в фонтане кровавой жижи, тело содрогнулось и упало. Она уже двигалась мимо него, в бой, вернув себе инициативу.
Кенрик нанёс широкий удар, сжимая чёрный меч двумя руками, и ближайший орк отпрянул, но слишком медленно. Потрескивавшее острие клинка оставило открытую рану в его громоздкой броне. Ручейки расплавленного чугуна с едким треском потекли по обнажённой коже, и он взмахнул топором по отчаянной дуге. Плоская сторона грубого оружия ударила сбоку в шлем Кенрика, отбросив его назад. Визуальный дисплей замигал, руны повреждений окрасили всё вокруг мерцающим тёмно-красным цветом.
Он стиснул зубы и снова атаковал, обходя защиту врага. Подтянув меч, он резко развернулся, позволяя клинку покачнуться вперёд, когда он двинулся прочь от орка. Рука зверя последовала за ним и была отсечена от тела. Он остановился, вытащил пистолет и сделал два выстрела орку в голову. Череп раскололся в фонтане фрагментов мозга и костей, но Кенрик уже отворачивался от него, забыв, как о паразите, которым тот и был, чтобы сразиться с последним врагом.
Чемпион и Сестра ударили вместе, двигаясь почти одновременно. Он рассёк клинком горло, в то время как Репентистка пригнулась и её цепной меч с влажным чавканьем обрушился на колени. Зверя разорвали на части, его тело разлетелось в разные стороны. Женщина тяжело дышала, но Кенрик стоял совершенно спокойно. Он поднял клинок, осторожно коснувшись им лба, а затем слегка расслабился.
– Обрети покой, Сестра.
Она резко подняла голову, её глаза встретились с линзами его шлема. Она стиснула зубы и выпрямилась, не сводя с него пристального взгляда. Клятвенные пергаменты прилипли к её ранам, кровь уничтожила всё, что было на них написано. Грубого покроя мантия была усеяна смазанными кровью от полученных ран колючками и шипами. Он заметил остатки воска на недавно запечатанных губах. Её волосы были неровно обрезаны рваными линиями, и темнели в местах, где начали снова отрастать. Она являла собой истинное воплощение смиренной воительницы. И всё же она сражалась с преданностью, которая могла бы посрамить меньших мужчин.
– Вы... – Хрипло произнесла она, она так долго молчала, что её голосовые связки атрофировались. – Он послал вас ко мне.
Она чуть не рассмеялась, отводя взгляд, словно могла ослепнуть, посмотрев на него. Она опустилась на колени и склонила голову.
– Я недостойна стоять в Его свете, пред Его чемпионом.
– Я видел, как ты сражалась. Достоинство определяется делами, совершенными во имя Императора. Встань. – В каждом его слове звучало глубокое уважение, и она поднялась, повинуясь его жесту. – Я – Кенрик, названный чемпионом Императора Чёрных Храмовников.
Он положил руку ей на плечо, чтобы успокоить.
– Искупление, – прошептала она. – Это имя, данное мне в милости и раскаянии. Я – Искупление, или я – ничто.
– Искупление. – Кенрик склонил голову. – Прекрасное имя.
Её лицо вспыхнуло от внезапного гнева, и на мгновение он задался вопросом, не поднимет ли она свой клинок. Костяшки её сжимавших рукоять меча пальцев побелели и цепной меч взревел в симпатической ярости.
– Прекрасное имя? Рождённое из позора? У меня было имя, прежде чем меня признали недостойной его носить. Я верну его после смерти, когда исполню свои клятвы. – Она сплюнула в сторону кровавой слюной.
– Я не хотел тебя оскорбить, – он произнёс эти слова в раскате искреннего грома. – Император поручает нам самую тяжёлую работу, на войне и в мире. Он ожидает от нас всего, но многие подводят Его. Они могли казнить тебя за твои ошибки, как многие среди Милитарума. Вместо этого у тебя есть возможность смыть прегрешение кровью. Своей или врагов. Это мало что меняет для Него на Земле.
Она отвела взгляд, словно её обожгло.
– Возможно, вы правы, – сглотнув, с горечью ответила она. – Мы все ещё живы, и у нас есть шанс на искупление.
Она посмотрела на небо.
– Вы думаете, они выстоят? Ваши братья и мои сёстры?
– Все, кто служат Ему, пребывают в Нём. – Почти наизусть произнёс Кенрик. – Если они продолжат сражаться, то есть надежда.
Он поднял меч, указывая острием на катакомбы впереди. Окутанный молниями силового поля чёрный металл клинка сиял, освещая путь во тьме подобно маяку.
– Единственный выход из бездны там.
Он повернулся к ней, его шлем был бесстрастен, но светился величием его призвания.
– Ты со мной, Сестра?
Какое-то время они шли в тишине.
Они оба изучали стены обезображенных туннелей. Священные надписи покрывали грубые каракули, не избежали осквернения и фрески. Каменные плиты под ногами уже начинали трескаться, уступая прораставшим ксеногрибам. Пальчатые выступы пробовали воздух на вкус, окрашивая плотную атмосферу спорами и мягким светом биолюминесценции. Они, словно находились на дне странного океана, а не в ловушке в недрах храма Императора.
Стены сотрясались от отдалённых звуков сражения, дрожа от эха осады и обороны. Они не могли сказать, кто выигрывает или на чьей стороне преимущество. В пустых коридорах иногда раздавалось звериное сопение, но они никого не видели. Возможно, все враги находились выше, сражаясь против их союзников, а всё, что оставалось в глубинах, – призраки ксеносов, тени их жестокого прошлого.
– Сколько ещё идти? – спросил Кенрик, когда остановился и провёл пальцами по покрытым искусной резьбой стенам туннеля. Они были щедро украшены выгравированными гимнами и молитвами там, где орки не стёрли их и не изменили направленную песню ветра. Он медленно и задумчиво провёл рукой в перчатке по словам IMPERATOR GLORIANA.
– Мы должны подходить к основанию собора. Эти туннели – поющие нотные линии, предназначенные для того, чтобы пронести песню через равнины к пастве верующих.
– Получается, что ты хорошо их знаешь? – спросил он. Его пальцы по-прежнему танцевали на словах. Он размышлял о предостережениях против гордыни и той слабости, которую несло с собой подобное тщеславие.
– Я когда-то имела честь патрулировать их. Ветер был бодрящим, песня… – она замолчала. – Я не могу описать это.
Искупление стряхнула с себя задумчивость, обуреваемая мыслями о более благородных временах.
– Моей последней службой была защита реликвариев. – Она посмотрела на него, на его неподвижный взгляд. – Почему вы медлите, Кенрик?
– Я… – Он остановился, его пальцы замерли над надписью. Он сжал их в кулак и отвернулся от Искупления и резьбы. – Я размышляю. О моём долге перед Императором и о моих обязанностях перед орденом.
Он оглянулся. Она внимательно следила за ним, и кивнула, когда он говорил.
– Долг очищает всё. Даже самые вопиющие проступки могут быть исправлены на службе.
– Как мои.
– Как твои, – согласился он, а затем резко поднял руку.
Что-то лязгало впереди них, и донёсся звук движения стали по камню. Он услышал низкое звериное рычание, голодное и слюнявое. Послышался новый скрежет, затем звон натянутых цепей, и в неожиданной вспышке вонючей плоти и зубов перед ними появился враг.
Пять зверей-сквигов были круглыми и толстыми, их шкуры покрывали шрамы от драк в ямах и природной злобы. Их глаза светились бешенством, челюсти пенились, когда ошейники плотно сомкнулись вокруг того, что можно было бы назвать шеей. За ними он увидел дрессировщика, который хихикал, щёлкая цепями, словно кнутами, подгоняя их. Первое существо бросилось на Кенрика, сжав челюсти вокруг его предплечья с мечом. Он яростно ударил тыльной стороной второй руки, перчатка врезалась в морду со звуком сломанных зубов. Он впечатал зверя в стену, используя схваченную руку, чтобы прижать тварь к холодному камню. Сквиг разжал челюсти и издал удивлённый визг, выплёвывая зубы и кровь. Кенрик опустил на него ботинок, и сквиг лопнул в фонтане дрожащих органов. Позади своих питомцев орк сдавленно вскрикнул, возможно от изумления или горя. Кенрика это не волновало. Он бросился вперёд.
Искупление подалась назад, с трудом подняв эвисцератор, от нового напряжения из её ран потекла кровь. Зубы завращались в воздухе и задели каменную кладку, осветив темноту искрами и заполнив туннель пыльными миазмами. Она приготовилась и упёрлась ногами в пол, когда зверь атаковал. Челюсти сквига сомкнулись на клинке, и она встряхнула оружием, пытаясь его освободить. Зверь открыл пасть и заревел, падая назад, размахивая крошечными ручками и осыпая её остатками своей последней трапезы. Слюна и кровь запятнали священное оружие, и она яростно взревела прямо ему в морду.
– Тебе меня не убить! – закричала Искупление, когда бросилась вперёд. Эвисцератор опустился, и превратил круглого зверя в красное месиво. Она прошла сквозь его остатки, снова размахнулась и на ходу вбила следующего сквига в стену. Она встала рядом с Кенриком, а затем повернулась.
Они сражались спина к спине. Искупление обрушилась на двух оставшихся зверей, охраняя Кенрика, пока он наступал на дрессировщика. Орк заворчал и атаковал толстой дубинкой из кованого металла. Она врезалась в шлем, и Кенрик отшатнулся, а затем поднял меч. Потрескивавшее энергетическое поле раскололо темноту, и орк споткнулся, выкрикивая оскорбления на своём гортанном языке. Зелёнокожий нащупал пистолет на поясе и выстрелил. Снаряд скользнул по наплечнику резко развернувшегося Кенрика. Он ударил чёрным мечом в грубый нагрудник, пронзив насквозь существо, которое брызгало слюной и рычало.
Дубинка снова взметнулась в мощных размашистых ударах, отскакивавших от шлема и нагрудной брони, пока орк не стал бить ей по искрившему силовому полю меча. Его глаза были широко раскрытыми от боли и гнева, и он лупил дубинкой по мечу, пока та не сломалась и не потёк расплавленный металл. Орк взревел, его зубастая пасть широко раскрылась и блестела от слюны. Несмотря на раны, орк рванулся вперёд и нанёс колющий удар сломанным оружием. Кенрик подавил вспышку боли, когда в суставе его руки застрял металлический шип. Он даже не поморщился. Он сжал болт-пистолет и ткнул им в ненавистную морду зверя.
– Умри, – выплюнул он. – Умри, и больше не оскверняй Его творение!
Кенрик выстрелил, затем стрелял снова и снова, пока пистолет не опустел. Череп орка взорвался, и Храмовник снова сжал меч обеими руками. Он протащил его вверх и через труп, полностью разрезав орка пополам. Он обернулся как раз вовремя, чтобы увидеть, как Искупление вбивает последнего из сквигов в землю. Кровь окружила её словно ореолом, на мгновение превратив в…
''Багрового ангела''.
Кенрик стряхнул головокружение узнавания, почти гравитационное притяжение пророчества. Искупление тяжело дышала, она была измученной и истекала кровью. Она снова посмотрела на него и просто кивнула.
– Мы живы, чемпион.
– Пока. Он оглянулся вокруг и покачал головой. – Начиная отсюда их будет всё больше. Ты говорила, что мы рядом с фундаментом собора?
– Даже ближе. – Она зашипела от боли сквозь зубы, заставляя себя стоять. Ноги дрожали, но она облокотилась на эвисцератор. – Мы поднимаемся. Мы сражаемся, возможно, умрём. Но такова воля Императора. Эти каменные пути приведут нас к отпущению грехов.
– И лежащий перед нами путь и в самом деле не выложен цветами. – Он в раскаянии склонил голову. – Интересно, как я оказался на этой дороге. Я допустил ошибку? Я должен был прорубиться к маршалу? Я был простым посвящённым, прежде чем Он возвысил меня как Своего чемпиона. Я стремился являть собой воплощение нашего кредо – всегда вперёд, никогда не проявляя трусости перед лицом врага.
Он посмотрел на свой меч, прикованный цепью к запястью. Такой же несгибаемый, как честь.
– Могу ли я сделать больше?
– Мы можем сделать только то, что поручил нам Император. Он – упорядоченная вселенная, Он – закалённый клинок. Мы все – инструменты в этой конструкции, орудия под этой эгидой. Раньше я занимала высокое положение. Я была старшей сестрой, наблюдала за внешними святилищами. – Она остановилась, погрузившись в воспоминания. Слезы потекли по её покрытому пеплом и кровью лицу. – Я ошиблась. Я сражалась и выжила там, где погибли мои Сёстры. Я не смогла спасти реликвии. Тысячи лет истории, втоптаны в пыль сапогами чужаков. И они смеялись. Они ''смеялись''. Если бы я могла выбирать, то потребовала, чтобы меня посадили в машину кающегося, и бросили в огонь битвы. Однако это моя награда.
Она тяжело сглотнула, прежде чем продолжить:
– Но именно Его план направляет нас. Именно воля Бога-Императора привела нас сюда и сейчас. Что значит гордость в сравнение с этим? Что значат наши жизни?
– Слова истинно верующего. – Его голос был мрачным, и она повернулась к нему и замолчала. Он поднял взгляд, склонив голову, пока обдумывал варианты. – Значит вверх, как ты и сказала.
Они поднимались по крутой винтовой лестнице, пока не оказались на узкой площадке, которая оказалась бы вполне на своём месте в каком-нибудь подземелье.
– Проходы, – прошептала Искупление. Когда-то они использовались священнослужителями; одни обеспечивали лёгкий доступ в хранилища, другие пригодились для бегства. В стенах встречались отверстия размером с кулак, там взорвались боеприпасы или огромные руки в бешенстве разорвали каменную кладку. Когда наступил конец, эти проходы пали с такой же неизбежностью, как и остальная оборона.
К тому времени, как их заметил первый враг они прошли уже почти половину лестницы, Кенрик двигался осторожно, внимательно поворачиваясь в громоздких доспехах, а Искупление устало двигалась вслед за ним.
Посыпался дождь обломков, брошенных с почти детской ленью, словно забавлялся какой-то великан. Огромный кусок тёсанного камня раскололся у края лестницы. Кирпичи задрожали. Раствор треснул. Они ускорили шаг, направляясь к следующей площадке. Вокруг падало всё больше обломков. Голова святого разлетелась на куски на нагруднике Кенрика, слегка ошеломив его. Его зрение затуманилось мраморной крошкой, и он едва успел отреагировать, когда метнувший камень орк спрыгнул на их уровень.
Лезвие топора скользнуло по броне, осквернив чёрную краску доспехов веры длинной царапиной. Он отступил, чуть не сбросив Искупление с платформы. Не активировав силовое поле, он обрушил меч на голову орка, оставив вмятину на его железном шлеме. Тот издал утробный рык, встряхнул головой и снова атаковал. Кенрик вытянул руку, схватил его за запястье и впечатал свой шлем в грубую морду. Орк подался назад, наполнив воздух тошнотворной вонью своей крови. Кенрик вскинул клинок двумя руками над головой, насколько это было возможно в таких стеснённых условиях. Как только он опустил его плоской стороной на череп орка, поле сработало с озоновым щелчком. Голова зверя лопнула с громовым раскатом высвободившейся энергии. Ударом ноги он сбросил всё ещё дёргавшийся труп в пропасть.
– Отбросы и бродяги. Изгои, оставленные бродить по глубинам. Если мы сможем найти вожака, и он примет бой, то мы покончим со всем этим. – Он произносил слова с новой уверенностью, очищенный крещением кровью и битвой.
Они закончили восхождение, и Искупление пошла впереди. Его устраивал подобный расклад. Она ходила по этим залам, жила среди них. Разрушенное величие великого собора было её домом, а теперь стало охотничьими угодьями. Они прошли под потрескавшимися арками, с которых свисали сожжённые знамёна. Мозаики разбили на плитки, уничтожив лица святых и героев. Позолота на полах потускнела, покрылась толстым слоем грязи и конденсата. Кенрик с трудом пробрался сквозь неё и в этот момент, когда на них обрушилась какофония звуков.
Это был первобытный вой войны, грохочущих пушек и артиллерии. Удары кулаков о грудь, голой плоти о камень и звериное завывание бесчисленных орков. И над всем этим, вплетённое и поющее в разрушенных воздушных путях храма, звучало слово. Боевой клич, ликование.
''Грашбах! Грашбах! Грашбах! ГРАШБАХ!''
Ему понадобилось несколько секунд, чтобы понять, что это имя. Целая армия в один голос скандировала единственное имя. Племя, чествующее своего вождя. Злобное сердце вражеских орд. Он почувствовал, как воздух становится сжатым и плотным, наэлектризованным предвкушением битвы. Он закрыл глаза, и, открыв их, снова видел глазами божественного. Сам Император снизошёл овладеть его чувствами.
– Слава Императору, – благоговейно прошептал Кенрик.
Всё, что он мог видеть, это идеальный золотой свет, его пылающее ядро за следующей стеной. Свет цеплялся за его взгляд – как огонь, как лихорадка, как ласка звёздного излучения.
Он двинулся вперёд, положил обе руки на большие дубовые двери и шагнул в святилище.
Зал был слегка освещён грубыми низко горящими жаровнями и солнечным светом, который проникал сквозь разбитые окна; остатки витражей превращали его в странные, эфирные узоры, придавая огромному помещению неземное ощущение. Как будто они шагнули за пределы реальности в ненавистные эмпиреи.
В центре располагалась грубая куча мусора, которую хорошенько помяли и побили, придав форму трона. Перед ним, похоже, размещалось ещё больше странных нагромождений из мусора. Кенрику потребовалась секунда, чтобы понять, что это поле боя снаружи, воссозданное варварскими руками в насмешке над стратегиумом.
Надо всем возвышался вожак.
Грашбах был огромным даже по меркам своей нечестивой породы. Пластины брони были просто прибиты к его коже, заклёпки застряли в обожжённой плоти. Его голова была помята, пробита, переделана и по большей части заменена грубой кибернетикой. В уродливой челюсти влажно блестели железные зубы, а повернувшиеся им навстречу глаза были разными: один налитым кровью и сверкающим, другой пульсировал красной бионикой. Огромная изогнутая железная клешня потрескивала, она с лёгкостью могла охватить Кенрика целиком, в то время как вторую руку не было видно за беспорядочной мешаниной стволов. Кенрик непроизвольно зарычал от живого богохульства и чудовищного оскорбления, которое олицетворял собой вожак. Рука врага повернулась в поисках цели. Орк излучал угрозу, окутанную миазмами убийства.
Кенрик поднял чёрный меч, и указал остриём на сердце существа:
– Я объявляю тебя Зверем и осуждаю тебя.
Грашбах взревел, и яростный рёв ударил сплошной стеной звука. Все они сорвались с места; Кенрик и Искупление разошлись влево и вправо, пока орк пытался в них прицелиться. Очереди огня протянулись по всей длине зала, мощные цельные снаряды покрывали кратерами мраморные полы, а зловещие энергетические разряды превращали колонны в расплавленный шлак. Чемпион и Сестра ныряли и кружились, проходя сквозь огненную бурю, пока не миновали простреливаемое пространство, и их клинки не начали вращаться в дугах разрушения.
Кенрик вскинул клинок, и чёрный меч оставил глубокие борозды в броне вожака. Отвалилось несколько дымившихся и смятых пластин. Искупление ударила низко, пока зубы эвисцератора не задрожали и не задымились, пытаясь вгрызться в крепкую бионическую ногу. Она отвела клинок назад и развернулась, ударив поперёк бронированной спины в брызгах искр и осколков. Кенрик воспользовался тем, что зверь отвлёкся, и сделал выпад в горло, но Грашбах протянул руку, силовое поле клешни со щелчком включилось и он сжал клинок в искрящемся кулаке. Молнии танцевали между сцепившимся оружием с мучительным воем. Кенрик видел, как меч окружил ореол ужасного света, клинок безумно дрожал от нараставшего давления. Он надавил, пытаясь протолкнуть лезвие сквозь яростный вихрь, но оружие не двигалось. Орк прищурился, а его пасть искривилась в торжествующей усмешке. Тем временем в его сжатом кулаке сила заключённой в клетку энергии достигла крещендо. Одновременно Кенрик слышал громовой рёв цепного меча, пока Искупление кружилась вокруг, рассекая и рубя. Он даже не мог закричать, чтобы предупредить её.
Взрыв разбросал их в разные стороны. Кенрик и Искупление отшвырнуло назад, и они покатились по полу. Грашбах грязно выругался, размахивая дымившимися остатками клешни и пытаясь подняться на ноги. Кенрик лежал на спине, приняв на себя основную тяжесть взрыва. Его броня дымилась, и цепь вокруг запястья порвалась. Он вытянул руку, кончики пальцев попытались коснуться рукояти до чёрного меча, но не могли найти его.
''Не так. Не в поражении и позоре''.
Он заметил движение справа, когда пытался подняться. Искупление опустилась на колени, проверяя, нет ли у него ран, но не забывая о ревущем звере позади них, который с трудом выпрямился. Она потянулась к бронебойной гранате, висевшей на поясе Храмовника, и со щелчком отсоединила её.
– Самопожертвование, чемпион. Самопожертвование – это душа долга.
Она бросилась вперёд, хотя раны замедляли её движения. Она взмахнула мечом, неловко подняв его, и наклонилась к Грашбаху. Тот мог выстрелить, но не стал. Кенрик поднял голову и увидел, как слегка растерянно сморщился его рот. Он играл с ней. Играл. Позволял ей приблизиться. Она пригнулась, когда он замахнулся стволами оружия, погрузив их в осквернённый мрамор. Искупление покачнулась в сторону, подняла меч и развернулась. Вихрь рычащих зубьев вонзился в плоть в фонтане нечестивой крови и приглушённом болезненном стоне.
Она подняла взгляд.
Грашбах наклонился и схватил её дымившейся клешнёй. Она отпустила меч, все ещё глубоко застрявший в его внутренностях, но не сопротивлялась. Она подняла руки, словно в молитве. Кенрик увидел лежавшую в её ладонях гранату, словно благословение. Обещание. Самопожертвование.
Последовала вспышка, волна света и жара. На мгновение он почти ослеп, но Кенрик по-прежнему видел её. Оказавшись в самом центре взрыва, она была окружена ореолом крови и огня. На одно славное мгновение она стала багровым ангелом, несущим свет Императора и смерть.
Её тело отлетело, сквозь поднимающийся дым и мраморную пыль. Кенрик с усилием встал и поднял голову, когда услышал приближавшийся грохот. Из смога внезапно выпрыгнул Грашбах.
Половина его лица исчезла, превратившись в месиво из изуродованной влажной плоти, блестящей кости и обгоревшего металла. Он взревел и обрушил остатки своего сломанного оружия на пол. В ярости он безрассудно опрокидывал жаровни и разбивал колонны. Конструкция собора задрожала, когда он неуклюже двинулся вперёд, охваченный какой-то невыносимой болью. Кенрик закрыл глаза.
Он всё ещё видел золотой свет. Суд Императора. Он горел, как и очищающий жар восходящего солнца. Как янтарные крылья.
Он протянул руку, чувствуя разбитые звенья все ещё дымившейся цепи.
Он сжал рукоять меча.
Острие оружия заскрежетало по треснувшему мраморному полу, и он рванулся в размытом движении, вверх и в сторону, с внезапным всплеском скорости, который застал Грашбаха врасплох. Раздался тошнотворный рёв, но Кенрик не обратил на него внимания. Он врезался в орка сбоку, рубя и рассекая. Раненый зверь ударил в ответ, царапая его доспехи сломанной клешнёй. Он почувствовал, как они прогнулись, но выдержали. Кенрик взревел, его глаза пылали ненавистью. Он непрерывно атаковал, снова и снова, а затем вытянул свободную руку. Он сжал рукоять эвисцератора, застрявшего в боку вожака, и ''толкнул''.
Орк взвыл от боли и ярости, молотя руками. Кенрик не стал уклоняться от ударов, позволив им захлестнуть себя. Он вгонял цепной клинок в вожака с каждой йотой своей трансчеловеческой мощи. Он смотрел, как Грашбах рухнул на ржавые колени, уставившись на него с чистой животной ненавистью.
Кенрик отступил, тяжело дыша. Он поднял чёрный меч, нацелил его на горло зверя и вынес приговор:
– ''Imperator Vult'', – прошептал он, и клинок опустился. Ревущая голова орка отделилась от шеи в фонтане нечестивой крови и замолчала. Кенрик стоял секунду во внезапно наступившей тишине, дрожа, пока исчезала благодать Его наставления. Исчез и божественный свет, но зал казался ярче, солнечный свет освещал нетронутый алтарь, стоявший под взором золотой аквилы. Он подошёл к Искуплению, нагнулся и проверил пульс на её шее, но она умерла. Её тело чудесным образом оказалось не тронуто огнём.
– Хвала Ему, за милость Его, как и за гнев Его. – Кенрик склонил голову в благоговейном страхе.
Он протянул руку в перчатке и осторожно закрыл ей глаза. Он поднял её, такую хрупкую и смертную, и положил на алтарь.
Он вернулся к трупу вожака, подобрал голову и направился к главным дверям. Он на секунду напрягся, чёрный меч пробудился в его руке, и затем распахнул двери, высоко поднял голову орка и проревел свой вызов миру.
А внизу, в верности и в неправедности, на этот вызов ответили.
Когда его наконец нашли, он был один.
Он преклонил колени в молитве перед алтарём, окружённый телами ксеносов. Он снял шлем, и тот лежал рядом, словно забытый. Он долго ждал, когда первый из них войдёт в зал.
Им хватило вежливости удивиться его присутствию.
– Чемпион, – спросил дрожащий голос. – Брат Кенрик?
Это говорил Болдуин, молодой неофит, который сопровождал Адальберта. Сейчас он был без своего повелителя, и потрёпанное знамя безвольно свисало с древка. Слова на ткани почти исчезли от огня и пепла, остались только буквы “ЭДИО”.
– Маршал? – спросил Кенрик, и по щекам Болдуина потекли слёзы. Такой молодой. Такой слабый. Был ли он когда-нибудь таким же?
– Погиб. – Ответила вместо него Аурея. – Он погиб во время атаки, удерживая брешь, чтобы ваши братья смогли создать плацдарм. Герой, до самого конца.
Старая канонисса хромала, окровавленная, но несломленная.
– Мы перед ним в большом долгу. – Она кивнула в сторону вожака. – И, похоже, ещё больше должны вам.
– Ты мне ничего не должна. Мы слуги одной цели. – Он склонил голову, вспоминая. Он указал на алтарь. – Эта Сестра погибла на нашем задании, храбро сражаясь перед лицом мерзости. В её позоре её назвали Искупление.
– Я знаю её.
– Я хочу знать её настоящее имя. Имя, которое она носила в верности.
– Она...– Аурея замолчала, но затем выпрямилась, вновь обретя самообладание. – Её звали старшая сестра Осита.
– Спасибо, – ответил Кенрик. Он посмотрел на Болдуина. – Много произошло того, чего мы не желали, но сейчас не время бояться или сомневаться, мой оруженосец.
Болдуин едва успел показать удивление. Кенрик посмотрел на собравшуюся толпу: боевые братья и Сёстры, все чемпионы.
– Мы укрепим этот мир во имя Его и изгоним чужаков. Как только это будет сделано, я отправлю сообщение в Геликоский крестовый поход. Мы страдали и жертвовали собой. – Он замолчал. – Но мы восстанем в славе и триумфе по Его воле. Аве Император!
Каждый голос повторял его слова, пока они не заполнили зал и протянувшиеся под ним туннели. Пока мир не запел заново, с гимном веры и обещанием нового рассвета.
[[Категория:Warhammer 40,000]]
[[Категория:Империум]]
[[Категория:Космический Десант]]
[[Категория:Чёрные Храмовники]]
[[Категория:Сестры Битвы / Адепта Сороритас]]
[[Категория:Орки]]
[[Категория:Тёмный Империум /Dark Imperium]]
[[Категория:Марк Коллинз / Marc Collins]]
|Обложка = ChampionsAll.jpg
|Описание обложки =
|Автор = Марк Коллинз / Marc Collins
|Переводчик =Хелбрехт
|Издательство =Black Library
|Серия книг =
|Сборник =
|Предыдущая книга =
|Следующая книга =
|Год издания =2019
}}
Кенрик опустился на колени и молился.
Всё остальное перестало существовать. Остались только шёпот его губ и биение сердец. От горящих на равнинах перед крепостью жаровен повеяло запахом благовоний. Его служба продолжалась всю холодную ночь, пока над Дарончем не взошло багровое солнце и равнины не омыл кровавый рассвет. Словно распростёртые огромные крылья...
''Багровый ангел, несущая свет Императора в одной руке, и смерть в другой. Её крылья, пылающие сангвинической славой, отбрасывали длинные тёмные тени. От неё зависела сама судьба.''
Император говорил с ним в видениях подобных этому. Накануне битвы, в момент истины, Он говорил. Так было последние пять лет Эдиохского крестового похода. Кенрик сражался сорок семь лет, от неофита до посвящённого... до того, как он был ''выбран'', возвышен до чемпиона Императора. Боевые братья, которые когда-то стояли с ним плечом к плечу, теперь смотрели на него с благоговением. Капелланы и маршалы просили его о наставлении.
Кенрик закончил молитву и встал. Он проверил цепи на запястье, убедившись, что они крепко держатся за скованную славу чёрного меча, и провёл пальцами по их звеньям к выгравированным на обсидиановой рукояти словам. На ней теперь был и его имя, создавая самую прочную цепь, с которой ничто не могло сравниться. Он ещё не поднял клинок в настоящем бою, но осталось недолго. Скоро тот попробует кровь и познает битву. Он будет владеть им так, как когда-то владел Сигизмунд, когда сражался с предателями у стен Дворца, когда нёс свою долгую службу перед вратами ада. Это было наследием героев, кровью крестоносцев.
''Это – вечность, это – долг. Мы не можем и не будем от него уклоняться''. Мантра была подобна железу, ядру решимости, лежавшему в основе его мыслей. Он прошёл через ряды своих братьев, которые в почтении опустились на колени перед капелланами. Воины с лицами-черепами рисовали пепельные кресты над бровями Храмовников, или стряхивали масло со священных кропил. Сервиторы бродили между рядами, их предплечья заменяли раскачивавшиеся автоматические кадила. Это была война, самая священная и самая совершенная.
– Брат! – Голос разнёсся над равниной, подобно неотвратимому грохоту артиллерии. Маршал Адальберт смотрел на него со сдержанным беспокойством, его тёмная кожа под палящим солнцем напоминала резное дерево. Он был увенчан простым бронзовым обручем, гладкий металл которого облегал его голову, являя собой символ власти. Его доспехи были помяты, лишая маршала истинного присущего ему величия. Рядом с ним стоял неофит Болдуин, и, если Кенрик не ошибся, он держал знамя крестового похода. Оно развевалось на ветру, окутывая маршала своей неровной тенью. – Он говорит, брат Кенрик? Благословляет ли Бог-Император наше святое начинание?
Кенрик кивнул:
– Император говорит на Своём языке огня, наказывая недостойных и одаривая верующих.
– Восхитительно, – пророкотал Адальберт. Он не стал расспрашивать дальше; ему это было не нужно. Вера сама по себе являлась для него наградой. – Он сказал своё слово, и всё, что тебе остаётся, – это быть острием Его клинка, Его защитником.
Он положил руку на плечо Кенрика и подался ближе:
– Я знаю твою боль, брат. Галактика горит, и мы сражаемся одни. Без поддержки. Измученные. Некоторые просили меня отправить сообщение Геликоскому крестовому походу, чтобы объединить наши силы. – Он покачал головой, и Кенрик увидел, как давит на него бремя столетий службы. – Пока в моём теле ещё есть сила, мы продолжим выполнять работу Императора. Сыновья Дорна не отказываются от самопожертвования. Именно так вечный крестовый поход пережил эти тысячелетия. Именно так мы пережили собственные полвека битвы.
Кенрик склонил голову и оставил свой совет при себе. ''Когда-то нас было больше тысячи, теперь же нас просто горстка. Ранены Вечным врагом, покрыты шрамами от коварства ксеносов, измотаны попытками пересечь Разлом. Сколько ещё мы сможем выдержать?''
– Как пожелаешь, брат, – он произнёс эти слова так, словно пустынный песок забил его горло. – Наши союзники готовы?
Адальберт сухо усмехнулся и обвёл рукой равнину:
– Пойдём, чемпион. Пойдём посмотреть на славных верующих.
Они миновали сомкнутые ряды братства и священные ароматы преданности. Воины прижимали кулаки к нагрудникам с лязгом керамита или изображали знак святой аквилы, когда маршал и чемпион проходили мимо. Они казались потрёпанными, их доспехи выглядели помятыми, а краска слезла. Они склонялись в почтительном поклоне, как оборванные межевые рыцари древности, тень гордых начинаний их крестового похода.
За ними лежали поля смотра Адепта Сороритас. Кенрик и Адальберт прошли под чёрными знамёнами с изображениями сердца и креста ордена Доблестного Сердца. Полотнища колыхались на ветру, потревоженные гулом церковных гимнов и хвалебных приветствий, словно они были овеяны фанатизмом человеческих последователей.
Канонисса Аурея встретила их у границы полей сбора, женщина с суровым лицом и богато украшенным силовым мечом в руках. Она смотрела на клинок с небрежным равнодушием, взгляд её голубых глаз скользил по выгравированным витиеватым буквам, которые она, несомненно, читала тысячу раз. Она была облачена в чёрную броню, как и он, хотя её доспехи казались бледной тенью на фоне ярких и насыщенных цветов Кенрика.
– Канонисса, – сказал Адальберт, уважительно склонив голову.
– Маршал, – ответила она, а затем склонила голову перед Кенриком. – И ты, инструмент Его воли. Слава Императору.
– Слава Императору, – раздался хор голосов за её спиной, и хвалебные осанны из громкоговорителей зазвучали ещё громче. Кенрик кивнул, хотя обожание покоробило его. Они должны благодарить только Императора.
– Наши воины ждут приказов, оружие готово. – Её губы сжались, едва сдерживая бушевавший внутри гнев. – Мы вернём то, что было запятнано. Мы изгоним чужаков.
Она посмотрела мимо Храмовников, и Кенрик проследил за её взглядом к источнику их общей ярости.
Вдали вырисовывались очертания крепости.
Когда-то это был собор, высеченный из скалы в пустыне, навевая воспоминания о древнем искусстве резьбы по дереву или кости только в циклопическом масштабе. Ветры пели в нём на протяжении многих поколений, и миллион ремесленников вырезали, придавали форму и создавали каннелюры в его структуре. Множество подьячих записывали его песню, в поисках святого слова Императора. Как понял Кенрик, они записывали даже когда в них врезался скрап-корабль орков.
Теперь собор превратился в руины, его стены были разбиты и испещрены чуждыми граффити, залатаны большими пластинами трофейного металла. Осквернённый. ''Захваченный''.
Кенрик оценил нависающий ужас цитадели, её неровные углы ощетинились многочисленными орудиями, в воздухе стоял густой смог и древесный дым. Уже доносилось эхо первых пристрелочных выстрелов. Внезапный взрыв осыпал их камнями и осколками, но никто не двигался. Аурея даже не вздрогнула, когда отколотый кусочек камня прочертил тонкую линию на её бледной щеке. Во всяком случае, её решимость, судя по всему, только возросла.
За её спиной Кенрик видел коленопреклонённые ряды кающихся. Женщины сорвали боевые доспехи, в некоторых случаях настолько яростно, что интерфейсные порты всё ещё кровоточили. Они молчали, не отводя взгляда. Их мантии были разорваны, к ним крепились обеты епитимии и раскаяния. На специальных кусках брони вырезали новые осуждающие надписи, и вбили их в обнажённую кожу в качестве импровизированных доспехов. У некоторых во рту были кляпы или капюшоны из грубой мешковины на головах, у других рты были зашиты или запечатаны воском и тиснёными геральдическими лилиями. Перед ними лежали большие цепные мечи, эвисцераторы, к которым они сегодня пока не притронулись. Кенрик отвернулся, когда маршал вынес решение.
– Мы наступаем, – просто произнёс Адальберт, обнажив свой клинок. – Покончим с этим.
Небо пылало, когда они атаковали под огнём артиллерии зелёнокожих. Снаряды разрывали огненные линии в небесах, обрушивая дождь адской злобы на праведных. Над равниной разносились молитвы, божественный ритм яростных верующих. Кенрик разделял это чувство и гордился им. Он добавил свой голос, осуждая чужаков, мутантов, еретиков.
– Я – Его гнев и Его меч! Суд и справедливость! – Везде, куда бы он не бросил взгляд, были враги. Они изливались из покосившихся ворот или бросались со стен, издавая свиноподобные вопли. Они были паразитами. Они умрут за свои преступления, за свою фундаментальную бесчеловечность.
Кенрик бросился в самую гущу врагов и рассёк первого из зелёнокожих воинов, не замедлив шага. Окутанный энергией клинок вспыхнул ярко-белым светом, уничтожив ревущего врага в ярком магниевом взрыве вскипевшей крови и измельчённой плоти. Он обрушил его на броню следующего орка, пробив броню и отрубив руку у плеча. Зверь взревел и протянул к нему оставшуюся руку, выронив огромный тесак и пытаясь задушить его. Пальцы дикаря царапнули его незапятнанные доспехи, но Кенрик отбросил орка ударом наруча. Пронзив мечом его брюхо, он вывернул клинок в сторону и разрубил врага пополам.
– Сразитесь со мной, ксенопсы! – Крик вырвался из его груди, усиленный воксом брони и эхом разнёсшийся вокруг. – Сразитесь с проявлением воли Императора!
Меньшие звери убирались с его пути, то ли в страхе, то ли в попытке добраться до его братьев, Кенрику было всё равно. Они были ничто перед ним, ничем в сравнении с б''о''льшими представителями их грязной породы. Там, где шли эти твари, он мог видеть золотой свет Императора, выделявший их для Его божественного суда. Кенрик разорвёт их чемпионов и повергнет их тиранов. Только человечество воцарится над этим пылающими миром.
Кенрик снёс голову ещё одному зелёнокожему, и труп завалился на спину, продолжая стрелять из грубого оружия. Он двигался в шторме ударов меча и парирований, наблюдая, как клинки ксеносов ломаются о его священное лезвие или соскальзывают с доспехов. Император был с ним, в каждом движении. В каждом дыхании. Сжимал ли он меч двумя руками и повергал врагов широкими взмахами, или брал в одну руку и стрелял из болт-пистолета, каждый удар был священным.
Он видел, как остальные братья врезались в орочью орду. Адальберт пронзил мечом грудь чужака в искусном выпаде, разорвав броню и плоть и забрызгав себя ксенокровью. Братья Меча и капелланы наступали слева и справа от маршала, разя булавами или мечами и щитами. Убивая, они скандировали военные гимны, вознося песнопения преданности Ему на Земле. Аурея прорубалась вперёд, словно пытаясь доказать, что её вера не уступает вере Храмовников. Ей не нужно было этого делать, все присутствующие знали, что сердца Сороритас бьются истинно и преданно. Она сражалась в целеустремлённом молчании, плотно сжав губы, когда не двигала ими, вторя громогласным хвалебным гимнам.
Сопровождавшие её Сёстры-Репентистки являли собой волнообразную лихорадочную единую группу. Их движения выглядели расплывчатыми, почти безумными, они перемещались с такой скоростью, что казались выпадавшими из окружавшей их битвы. Огромные цепные клинки рассекали и рубили врага, выбрасывая большие фонтаны крови и внутренностей. Они вкладывали в каждый удар весь свой вес, направляя огромное оружие вниз, ведомые только человеческим рвением и решимостью искупить свою вину. Вместе они продвигались вперёд, противостоя океану ревущей ксеномерзости. Животный запах чужаков напоминал приливную волну перед их яростью.
Он осмотрелся. Более крупные орки, похоже, отступили, чтобы сплотить своих подопечных рычанием и яростными жестами. Если он поможет маршалу, то они смогут прорубиться к предводителям врага. И тогда наступит расплата, которую так жаждет Кенрик. Взяв меч в одну руку, он продвигался вперёд, разрубая вражеские отбросы с пренебрежительной лёгкостью.
Впереди из земли внезапно вырвалась группа покрытых пылью и яркой фиолетовой краской орков. Они посмотрели на него со звериной злобой, но он заметил вспышку веселья в их глазах. Каждый держал громоздкое устройство, тыча в него пальцами и на всякий случай встряхивая. Огоньки мерцали на поверхности устройств и во все стороны безумно торчали антенны. Они дрожали с разрушительным потенциалом.
''Детонаторы. Во имя Тро…''
Кенрик не успел закончить мысль, прежде чем мир поглотило пламя.
Когда он очнулся, то не ощутил чувства времени.
Мир изменился и искривился, как свернувшийся от жара пикт. За затянутым дымом небом раскинулась ещё большая тьма. Смерть, огонь, зловоние горящего мяса.
Он заставил себя встать и проверил свою броню. Искусно сделанные пластины держались крепко, хотя он ощутил слабость собственной плоти. Под доспехами текла кровь, в основном от незначительных порезов. Когда он начал двигаться, то почувствовал, что сросшиеся рёбра местами разошлись или треснули. Он будет жить. Имперские Кулаки, генетический прародитель его ордена, считали, что страдания связывают их с героями прошлого.
Но здесь Кенрик ощущал только собственное одиночество.
Он упал. Это было ясно. Он находился в яме, вырубленной в земле мощной взрывчаткой. Древние проходы обрушились и их завалило разбитыми настенными барельефами. Расколотые лица святых и героев беспомощно и осуждающе смотрели на него. Трубы, по которым когда-то текли священные масла, лопнули, пылая ярким разноцветным пламенем. Свет пробегал рябью по обшарпанным стенам, выхватывая детали и ужасы.
Его окружали тела, придавая помещению атмосферу склепа. Кучи врагов лежали мёртвыми, рядом с множеством воительниц Сестринства и его братьев. Он крепче сжал чёрный меч. Это была не та победа, которую ему обещали. Он вдавил остриё в треснувший камень и склонил голову.
''Не оставляй нас в час нашей славы или в час страданий. Мы преклоняемся пред тобой, мы верим в твоё руководство. Это не может быть концом. Это не может быть всем, ради чего ты меня создал.''
Он чуть не задохнулся от гордости в своих мыслях. Не его дело сомневаться; его дело – только служить. Сражаться и умереть по воле Императора. Тогда его тело и клинок будут возвращены на “''Вечный крестоносец''”, чтобы он лежал рядом с другими павшими героями ордена. Честь, которой будут лишены братья здесь, если апотекарии не найдут их, когда, ''если'', битва будет выиграна.
– Я не оставлю вас здесь гнить, братья, – поклялся он. – Когда враг падёт от моей руки, вы получите почести, которых заслуживаете. Ваше наследие вернётся в орден, дабы будущие поколения служили нашему делу во имя Императора.
Его слова заглушил мучительный механический крик. Земля затряслась и задрожала, выбрасывая обломки со стен ямы. Они без всякого вреда соскользнули с его брони, даже не поцарапав чистую черноту керамита. Он поднял голову. Наверху скользили огромные механические пластины, закрывая небо и издавая громкий скрежет. Послышалось эхо скандирований зелёнокожих, и он услышал их топот и стук по неказистым мостам.
Солнечный свет погас, и он остался один в мерцающей тени.
Авточувства доспехов быстро приспособились к изменениям. Там, где его взгляд раньше был устремлён к небу, теперь он видел разрушенный беспорядок обрушившихся туннелей и древних потрескавшихся сводов. Повсюду лежали каменная пыль и старые кости, которые вывалились из разбитых реликвариев и святилищ. Такие миры, как Даронч, были пронизаны ими, как плоть капиллярами. И все они неизбежно вели к великим музыкальными орг''а''нам соборов. Он посмотрел на север, где находилась нечестивая цитадель врага. Туннели были ненадёжными, скорее всего, они всё ещё кишели отставшими зелёнокожими, но они были всем, что у него оставалось.
''Он указал мне путь, и я пойду по нему, даже если он приведёт меня к смерти.''
Для других это могло показаться странной мыслью, но она принесла ему уверенность. Так было предопределено; так и должно быть. Разве галактика не поворачивалась по Его воле?
Кенрик двинулся дальше, забыв о боли, сжимая активированный клинок.
Сияние силового оружия раскололо темноту и осветило украшенные причудливой резьбой стены коридоров. Даже здесь они были обработаны и высечены так, чтобы лучше направлять ветры пустыни в священную песнь. Теперь они отдавались эхом далёких звуков звериного рёва и рычания, звона металла о металл и грохота битвы. Они превратились в вульгарный чуждый гимн осквернения.
И сражения.
Он услышал приглушённое рычание оружия и звуки тяжёлого человеческого дыхания, эхом отдававшиеся в этой схватке. Орочьи крики и насмешки стремились заглушить их своей дикостью. Гул становился то громче, то тише, доносился скрежет зубьев о металл. Кто-то из последних сил сражался за свою жизнь. Кенрик пробрался мимо груды обломков и грубых баррикад, дробя керамитовыми ботинками камни в порошок. Он обогнул очередной угол и оказался в круглом куполообразном помещении. Там он нашёл свою цель.
Женщина сражалась, как загнанный в угол зверь, рассекая воздух массивным цепным мечом. Её окружали трое зелёнокожих, смеясь со свинячьим весельем. Они играли с ней и казалось не обращали внимания на дыры в доспехах и раны, вырезанные на их шкурах её неповиновением. Глаза женщины сияли, поражая неудержимой ненавистью. Она безрассудно рубила, не заботясь о том, что теряет силы, думая только о том, чтобы ударить, чтобы выдержать. Она не покорится до самой смерти.
Любой брат ордена был бы горд сражаться так – и умереть так. Эта мысль заставила Кенрика остановиться, долг требовал единственного решения, как остро отточенный клинок.
Он бросился вперёд, гневно взревев:
– За Дорна! За Сигизмунда! За Императора!
Звери повернулись, их красные глаза внезапно сосредоточились на нём. Воительница воспользовался предоставленным шансом и собралась с силами. Огромный клинок поднялся, зубы заскрипели, когда она обрушила его на спину ближайшего орка. Тот зарычал от боли и ярости, повернулся к ней и получил следующий удар в лицо. Его голова исчезла в фонтане кровавой жижи, тело содрогнулось и упало. Она уже двигалась мимо него, в бой, вернув себе инициативу.
Кенрик нанёс широкий удар, сжимая чёрный меч двумя руками, и ближайший орк отпрянул, но слишком медленно. Потрескивавшее острие клинка оставило открытую рану в его громоздкой броне. Ручейки расплавленного чугуна с едким треском потекли по обнажённой коже, и он взмахнул топором по отчаянной дуге. Плоская сторона грубого оружия ударила сбоку в шлем Кенрика, отбросив его назад. Визуальный дисплей замигал, руны повреждений окрасили всё вокруг мерцающим тёмно-красным цветом.
Он стиснул зубы и снова атаковал, обходя защиту врага. Подтянув меч, он резко развернулся, позволяя клинку покачнуться вперёд, когда он двинулся прочь от орка. Рука зверя последовала за ним и была отсечена от тела. Он остановился, вытащил пистолет и сделал два выстрела орку в голову. Череп раскололся в фонтане фрагментов мозга и костей, но Кенрик уже отворачивался от него, забыв, как о паразите, которым тот и был, чтобы сразиться с последним врагом.
Чемпион и Сестра ударили вместе, двигаясь почти одновременно. Он рассёк клинком горло, в то время как Репентистка пригнулась и её цепной меч с влажным чавканьем обрушился на колени. Зверя разорвали на части, его тело разлетелось в разные стороны. Женщина тяжело дышала, но Кенрик стоял совершенно спокойно. Он поднял клинок, осторожно коснувшись им лба, а затем слегка расслабился.
– Обрети покой, Сестра.
Она резко подняла голову, её глаза встретились с линзами его шлема. Она стиснула зубы и выпрямилась, не сводя с него пристального взгляда. Клятвенные пергаменты прилипли к её ранам, кровь уничтожила всё, что было на них написано. Грубого покроя мантия была усеяна смазанными кровью от полученных ран колючками и шипами. Он заметил остатки воска на недавно запечатанных губах. Её волосы были неровно обрезаны рваными линиями, и темнели в местах, где начали снова отрастать. Она являла собой истинное воплощение смиренной воительницы. И всё же она сражалась с преданностью, которая могла бы посрамить меньших мужчин.
– Вы... – Хрипло произнесла она, она так долго молчала, что её голосовые связки атрофировались. – Он послал вас ко мне.
Она чуть не рассмеялась, отводя взгляд, словно могла ослепнуть, посмотрев на него. Она опустилась на колени и склонила голову.
– Я недостойна стоять в Его свете, пред Его чемпионом.
– Я видел, как ты сражалась. Достоинство определяется делами, совершенными во имя Императора. Встань. – В каждом его слове звучало глубокое уважение, и она поднялась, повинуясь его жесту. – Я – Кенрик, названный чемпионом Императора Чёрных Храмовников.
Он положил руку ей на плечо, чтобы успокоить.
– Искупление, – прошептала она. – Это имя, данное мне в милости и раскаянии. Я – Искупление, или я – ничто.
– Искупление. – Кенрик склонил голову. – Прекрасное имя.
Её лицо вспыхнуло от внезапного гнева, и на мгновение он задался вопросом, не поднимет ли она свой клинок. Костяшки её сжимавших рукоять меча пальцев побелели и цепной меч взревел в симпатической ярости.
– Прекрасное имя? Рождённое из позора? У меня было имя, прежде чем меня признали недостойной его носить. Я верну его после смерти, когда исполню свои клятвы. – Она сплюнула в сторону кровавой слюной.
– Я не хотел тебя оскорбить, – он произнёс эти слова в раскате искреннего грома. – Император поручает нам самую тяжёлую работу, на войне и в мире. Он ожидает от нас всего, но многие подводят Его. Они могли казнить тебя за твои ошибки, как многие среди Милитарума. Вместо этого у тебя есть возможность смыть прегрешение кровью. Своей или врагов. Это мало что меняет для Него на Земле.
Она отвела взгляд, словно её обожгло.
– Возможно, вы правы, – сглотнув, с горечью ответила она. – Мы все ещё живы, и у нас есть шанс на искупление.
Она посмотрела на небо.
– Вы думаете, они выстоят? Ваши братья и мои сёстры?
– Все, кто служат Ему, пребывают в Нём. – Почти наизусть произнёс Кенрик. – Если они продолжат сражаться, то есть надежда.
Он поднял меч, указывая острием на катакомбы впереди. Окутанный молниями силового поля чёрный металл клинка сиял, освещая путь во тьме подобно маяку.
– Единственный выход из бездны там.
Он повернулся к ней, его шлем был бесстрастен, но светился величием его призвания.
– Ты со мной, Сестра?
Какое-то время они шли в тишине.
Они оба изучали стены обезображенных туннелей. Священные надписи покрывали грубые каракули, не избежали осквернения и фрески. Каменные плиты под ногами уже начинали трескаться, уступая прораставшим ксеногрибам. Пальчатые выступы пробовали воздух на вкус, окрашивая плотную атмосферу спорами и мягким светом биолюминесценции. Они, словно находились на дне странного океана, а не в ловушке в недрах храма Императора.
Стены сотрясались от отдалённых звуков сражения, дрожа от эха осады и обороны. Они не могли сказать, кто выигрывает или на чьей стороне преимущество. В пустых коридорах иногда раздавалось звериное сопение, но они никого не видели. Возможно, все враги находились выше, сражаясь против их союзников, а всё, что оставалось в глубинах, – призраки ксеносов, тени их жестокого прошлого.
– Сколько ещё идти? – спросил Кенрик, когда остановился и провёл пальцами по покрытым искусной резьбой стенам туннеля. Они были щедро украшены выгравированными гимнами и молитвами там, где орки не стёрли их и не изменили направленную песню ветра. Он медленно и задумчиво провёл рукой в перчатке по словам IMPERATOR GLORIANA.
– Мы должны подходить к основанию собора. Эти туннели – поющие нотные линии, предназначенные для того, чтобы пронести песню через равнины к пастве верующих.
– Получается, что ты хорошо их знаешь? – спросил он. Его пальцы по-прежнему танцевали на словах. Он размышлял о предостережениях против гордыни и той слабости, которую несло с собой подобное тщеславие.
– Я когда-то имела честь патрулировать их. Ветер был бодрящим, песня… – она замолчала. – Я не могу описать это.
Искупление стряхнула с себя задумчивость, обуреваемая мыслями о более благородных временах.
– Моей последней службой была защита реликвариев. – Она посмотрела на него, на его неподвижный взгляд. – Почему вы медлите, Кенрик?
– Я… – Он остановился, его пальцы замерли над надписью. Он сжал их в кулак и отвернулся от Искупления и резьбы. – Я размышляю. О моём долге перед Императором и о моих обязанностях перед орденом.
Он оглянулся. Она внимательно следила за ним, и кивнула, когда он говорил.
– Долг очищает всё. Даже самые вопиющие проступки могут быть исправлены на службе.
– Как мои.
– Как твои, – согласился он, а затем резко поднял руку.
Что-то лязгало впереди них, и донёсся звук движения стали по камню. Он услышал низкое звериное рычание, голодное и слюнявое. Послышался новый скрежет, затем звон натянутых цепей, и в неожиданной вспышке вонючей плоти и зубов перед ними появился враг.
Пять зверей-сквигов были круглыми и толстыми, их шкуры покрывали шрамы от драк в ямах и природной злобы. Их глаза светились бешенством, челюсти пенились, когда ошейники плотно сомкнулись вокруг того, что можно было бы назвать шеей. За ними он увидел дрессировщика, который хихикал, щёлкая цепями, словно кнутами, подгоняя их. Первое существо бросилось на Кенрика, сжав челюсти вокруг его предплечья с мечом. Он яростно ударил тыльной стороной второй руки, перчатка врезалась в морду со звуком сломанных зубов. Он впечатал зверя в стену, используя схваченную руку, чтобы прижать тварь к холодному камню. Сквиг разжал челюсти и издал удивлённый визг, выплёвывая зубы и кровь. Кенрик опустил на него ботинок, и сквиг лопнул в фонтане дрожащих органов. Позади своих питомцев орк сдавленно вскрикнул, возможно от изумления или горя. Кенрика это не волновало. Он бросился вперёд.
Искупление подалась назад, с трудом подняв эвисцератор, от нового напряжения из её ран потекла кровь. Зубы завращались в воздухе и задели каменную кладку, осветив темноту искрами и заполнив туннель пыльными миазмами. Она приготовилась и упёрлась ногами в пол, когда зверь атаковал. Челюсти сквига сомкнулись на клинке, и она встряхнула оружием, пытаясь его освободить. Зверь открыл пасть и заревел, падая назад, размахивая крошечными ручками и осыпая её остатками своей последней трапезы. Слюна и кровь запятнали священное оружие, и она яростно взревела прямо ему в морду.
– Тебе меня не убить! – закричала Искупление, когда бросилась вперёд. Эвисцератор опустился, и превратил круглого зверя в красное месиво. Она прошла сквозь его остатки, снова размахнулась и на ходу вбила следующего сквига в стену. Она встала рядом с Кенриком, а затем повернулась.
Они сражались спина к спине. Искупление обрушилась на двух оставшихся зверей, охраняя Кенрика, пока он наступал на дрессировщика. Орк заворчал и атаковал толстой дубинкой из кованого металла. Она врезалась в шлем, и Кенрик отшатнулся, а затем поднял меч. Потрескивавшее энергетическое поле раскололо темноту, и орк споткнулся, выкрикивая оскорбления на своём гортанном языке. Зелёнокожий нащупал пистолет на поясе и выстрелил. Снаряд скользнул по наплечнику резко развернувшегося Кенрика. Он ударил чёрным мечом в грубый нагрудник, пронзив насквозь существо, которое брызгало слюной и рычало.
Дубинка снова взметнулась в мощных размашистых ударах, отскакивавших от шлема и нагрудной брони, пока орк не стал бить ей по искрившему силовому полю меча. Его глаза были широко раскрытыми от боли и гнева, и он лупил дубинкой по мечу, пока та не сломалась и не потёк расплавленный металл. Орк взревел, его зубастая пасть широко раскрылась и блестела от слюны. Несмотря на раны, орк рванулся вперёд и нанёс колющий удар сломанным оружием. Кенрик подавил вспышку боли, когда в суставе его руки застрял металлический шип. Он даже не поморщился. Он сжал болт-пистолет и ткнул им в ненавистную морду зверя.
– Умри, – выплюнул он. – Умри, и больше не оскверняй Его творение!
Кенрик выстрелил, затем стрелял снова и снова, пока пистолет не опустел. Череп орка взорвался, и Храмовник снова сжал меч обеими руками. Он протащил его вверх и через труп, полностью разрезав орка пополам. Он обернулся как раз вовремя, чтобы увидеть, как Искупление вбивает последнего из сквигов в землю. Кровь окружила её словно ореолом, на мгновение превратив в…
''Багрового ангела''.
Кенрик стряхнул головокружение узнавания, почти гравитационное притяжение пророчества. Искупление тяжело дышала, она была измученной и истекала кровью. Она снова посмотрела на него и просто кивнула.
– Мы живы, чемпион.
– Пока. Он оглянулся вокруг и покачал головой. – Начиная отсюда их будет всё больше. Ты говорила, что мы рядом с фундаментом собора?
– Даже ближе. – Она зашипела от боли сквозь зубы, заставляя себя стоять. Ноги дрожали, но она облокотилась на эвисцератор. – Мы поднимаемся. Мы сражаемся, возможно, умрём. Но такова воля Императора. Эти каменные пути приведут нас к отпущению грехов.
– И лежащий перед нами путь и в самом деле не выложен цветами. – Он в раскаянии склонил голову. – Интересно, как я оказался на этой дороге. Я допустил ошибку? Я должен был прорубиться к маршалу? Я был простым посвящённым, прежде чем Он возвысил меня как Своего чемпиона. Я стремился являть собой воплощение нашего кредо – всегда вперёд, никогда не проявляя трусости перед лицом врага.
Он посмотрел на свой меч, прикованный цепью к запястью. Такой же несгибаемый, как честь.
– Могу ли я сделать больше?
– Мы можем сделать только то, что поручил нам Император. Он – упорядоченная вселенная, Он – закалённый клинок. Мы все – инструменты в этой конструкции, орудия под этой эгидой. Раньше я занимала высокое положение. Я была старшей сестрой, наблюдала за внешними святилищами. – Она остановилась, погрузившись в воспоминания. Слезы потекли по её покрытому пеплом и кровью лицу. – Я ошиблась. Я сражалась и выжила там, где погибли мои Сёстры. Я не смогла спасти реликвии. Тысячи лет истории, втоптаны в пыль сапогами чужаков. И они смеялись. Они ''смеялись''. Если бы я могла выбирать, то потребовала, чтобы меня посадили в машину кающегося, и бросили в огонь битвы. Однако это моя награда.
Она тяжело сглотнула, прежде чем продолжить:
– Но именно Его план направляет нас. Именно воля Бога-Императора привела нас сюда и сейчас. Что значит гордость в сравнение с этим? Что значат наши жизни?
– Слова истинно верующего. – Его голос был мрачным, и она повернулась к нему и замолчала. Он поднял взгляд, склонив голову, пока обдумывал варианты. – Значит вверх, как ты и сказала.
Они поднимались по крутой винтовой лестнице, пока не оказались на узкой площадке, которая оказалась бы вполне на своём месте в каком-нибудь подземелье.
– Проходы, – прошептала Искупление. Когда-то они использовались священнослужителями; одни обеспечивали лёгкий доступ в хранилища, другие пригодились для бегства. В стенах встречались отверстия размером с кулак, там взорвались боеприпасы или огромные руки в бешенстве разорвали каменную кладку. Когда наступил конец, эти проходы пали с такой же неизбежностью, как и остальная оборона.
К тому времени, как их заметил первый враг они прошли уже почти половину лестницы, Кенрик двигался осторожно, внимательно поворачиваясь в громоздких доспехах, а Искупление устало двигалась вслед за ним.
Посыпался дождь обломков, брошенных с почти детской ленью, словно забавлялся какой-то великан. Огромный кусок тёсанного камня раскололся у края лестницы. Кирпичи задрожали. Раствор треснул. Они ускорили шаг, направляясь к следующей площадке. Вокруг падало всё больше обломков. Голова святого разлетелась на куски на нагруднике Кенрика, слегка ошеломив его. Его зрение затуманилось мраморной крошкой, и он едва успел отреагировать, когда метнувший камень орк спрыгнул на их уровень.
Лезвие топора скользнуло по броне, осквернив чёрную краску доспехов веры длинной царапиной. Он отступил, чуть не сбросив Искупление с платформы. Не активировав силовое поле, он обрушил меч на голову орка, оставив вмятину на его железном шлеме. Тот издал утробный рык, встряхнул головой и снова атаковал. Кенрик вытянул руку, схватил его за запястье и впечатал свой шлем в грубую морду. Орк подался назад, наполнив воздух тошнотворной вонью своей крови. Кенрик вскинул клинок двумя руками над головой, насколько это было возможно в таких стеснённых условиях. Как только он опустил его плоской стороной на череп орка, поле сработало с озоновым щелчком. Голова зверя лопнула с громовым раскатом высвободившейся энергии. Ударом ноги он сбросил всё ещё дёргавшийся труп в пропасть.
– Отбросы и бродяги. Изгои, оставленные бродить по глубинам. Если мы сможем найти вожака, и он примет бой, то мы покончим со всем этим. – Он произносил слова с новой уверенностью, очищенный крещением кровью и битвой.
Они закончили восхождение, и Искупление пошла впереди. Его устраивал подобный расклад. Она ходила по этим залам, жила среди них. Разрушенное величие великого собора было её домом, а теперь стало охотничьими угодьями. Они прошли под потрескавшимися арками, с которых свисали сожжённые знамёна. Мозаики разбили на плитки, уничтожив лица святых и героев. Позолота на полах потускнела, покрылась толстым слоем грязи и конденсата. Кенрик с трудом пробрался сквозь неё и в этот момент, когда на них обрушилась какофония звуков.
Это был первобытный вой войны, грохочущих пушек и артиллерии. Удары кулаков о грудь, голой плоти о камень и звериное завывание бесчисленных орков. И над всем этим, вплетённое и поющее в разрушенных воздушных путях храма, звучало слово. Боевой клич, ликование.
''Грашбах! Грашбах! Грашбах! ГРАШБАХ!''
Ему понадобилось несколько секунд, чтобы понять, что это имя. Целая армия в один голос скандировала единственное имя. Племя, чествующее своего вождя. Злобное сердце вражеских орд. Он почувствовал, как воздух становится сжатым и плотным, наэлектризованным предвкушением битвы. Он закрыл глаза, и, открыв их, снова видел глазами божественного. Сам Император снизошёл овладеть его чувствами.
– Слава Императору, – благоговейно прошептал Кенрик.
Всё, что он мог видеть, это идеальный золотой свет, его пылающее ядро за следующей стеной. Свет цеплялся за его взгляд – как огонь, как лихорадка, как ласка звёздного излучения.
Он двинулся вперёд, положил обе руки на большие дубовые двери и шагнул в святилище.
Зал был слегка освещён грубыми низко горящими жаровнями и солнечным светом, который проникал сквозь разбитые окна; остатки витражей превращали его в странные, эфирные узоры, придавая огромному помещению неземное ощущение. Как будто они шагнули за пределы реальности в ненавистные эмпиреи.
В центре располагалась грубая куча мусора, которую хорошенько помяли и побили, придав форму трона. Перед ним, похоже, размещалось ещё больше странных нагромождений из мусора. Кенрику потребовалась секунда, чтобы понять, что это поле боя снаружи, воссозданное варварскими руками в насмешке над стратегиумом.
Надо всем возвышался вожак.
Грашбах был огромным даже по меркам своей нечестивой породы. Пластины брони были просто прибиты к его коже, заклёпки застряли в обожжённой плоти. Его голова была помята, пробита, переделана и по большей части заменена грубой кибернетикой. В уродливой челюсти влажно блестели железные зубы, а повернувшиеся им навстречу глаза были разными: один налитым кровью и сверкающим, другой пульсировал красной бионикой. Огромная изогнутая железная клешня потрескивала, она с лёгкостью могла охватить Кенрика целиком, в то время как вторую руку не было видно за беспорядочной мешаниной стволов. Кенрик непроизвольно зарычал от живого богохульства и чудовищного оскорбления, которое олицетворял собой вожак. Рука врага повернулась в поисках цели. Орк излучал угрозу, окутанную миазмами убийства.
Кенрик поднял чёрный меч, и указал остриём на сердце существа:
– Я объявляю тебя Зверем и осуждаю тебя.
Грашбах взревел, и яростный рёв ударил сплошной стеной звука. Все они сорвались с места; Кенрик и Искупление разошлись влево и вправо, пока орк пытался в них прицелиться. Очереди огня протянулись по всей длине зала, мощные цельные снаряды покрывали кратерами мраморные полы, а зловещие энергетические разряды превращали колонны в расплавленный шлак. Чемпион и Сестра ныряли и кружились, проходя сквозь огненную бурю, пока не миновали простреливаемое пространство, и их клинки не начали вращаться в дугах разрушения.
Кенрик вскинул клинок, и чёрный меч оставил глубокие борозды в броне вожака. Отвалилось несколько дымившихся и смятых пластин. Искупление ударила низко, пока зубы эвисцератора не задрожали и не задымились, пытаясь вгрызться в крепкую бионическую ногу. Она отвела клинок назад и развернулась, ударив поперёк бронированной спины в брызгах искр и осколков. Кенрик воспользовался тем, что зверь отвлёкся, и сделал выпад в горло, но Грашбах протянул руку, силовое поле клешни со щелчком включилось и он сжал клинок в искрящемся кулаке. Молнии танцевали между сцепившимся оружием с мучительным воем. Кенрик видел, как меч окружил ореол ужасного света, клинок безумно дрожал от нараставшего давления. Он надавил, пытаясь протолкнуть лезвие сквозь яростный вихрь, но оружие не двигалось. Орк прищурился, а его пасть искривилась в торжествующей усмешке. Тем временем в его сжатом кулаке сила заключённой в клетку энергии достигла крещендо. Одновременно Кенрик слышал громовой рёв цепного меча, пока Искупление кружилась вокруг, рассекая и рубя. Он даже не мог закричать, чтобы предупредить её.
Взрыв разбросал их в разные стороны. Кенрик и Искупление отшвырнуло назад, и они покатились по полу. Грашбах грязно выругался, размахивая дымившимися остатками клешни и пытаясь подняться на ноги. Кенрик лежал на спине, приняв на себя основную тяжесть взрыва. Его броня дымилась, и цепь вокруг запястья порвалась. Он вытянул руку, кончики пальцев попытались коснуться рукояти до чёрного меча, но не могли найти его.
''Не так. Не в поражении и позоре''.
Он заметил движение справа, когда пытался подняться. Искупление опустилась на колени, проверяя, нет ли у него ран, но не забывая о ревущем звере позади них, который с трудом выпрямился. Она потянулась к бронебойной гранате, висевшей на поясе Храмовника, и со щелчком отсоединила её.
– Самопожертвование, чемпион. Самопожертвование – это душа долга.
Она бросилась вперёд, хотя раны замедляли её движения. Она взмахнула мечом, неловко подняв его, и наклонилась к Грашбаху. Тот мог выстрелить, но не стал. Кенрик поднял голову и увидел, как слегка растерянно сморщился его рот. Он играл с ней. Играл. Позволял ей приблизиться. Она пригнулась, когда он замахнулся стволами оружия, погрузив их в осквернённый мрамор. Искупление покачнулась в сторону, подняла меч и развернулась. Вихрь рычащих зубьев вонзился в плоть в фонтане нечестивой крови и приглушённом болезненном стоне.
Она подняла взгляд.
Грашбах наклонился и схватил её дымившейся клешнёй. Она отпустила меч, все ещё глубоко застрявший в его внутренностях, но не сопротивлялась. Она подняла руки, словно в молитве. Кенрик увидел лежавшую в её ладонях гранату, словно благословение. Обещание. Самопожертвование.
Последовала вспышка, волна света и жара. На мгновение он почти ослеп, но Кенрик по-прежнему видел её. Оказавшись в самом центре взрыва, она была окружена ореолом крови и огня. На одно славное мгновение она стала багровым ангелом, несущим свет Императора и смерть.
Её тело отлетело, сквозь поднимающийся дым и мраморную пыль. Кенрик с усилием встал и поднял голову, когда услышал приближавшийся грохот. Из смога внезапно выпрыгнул Грашбах.
Половина его лица исчезла, превратившись в месиво из изуродованной влажной плоти, блестящей кости и обгоревшего металла. Он взревел и обрушил остатки своего сломанного оружия на пол. В ярости он безрассудно опрокидывал жаровни и разбивал колонны. Конструкция собора задрожала, когда он неуклюже двинулся вперёд, охваченный какой-то невыносимой болью. Кенрик закрыл глаза.
Он всё ещё видел золотой свет. Суд Императора. Он горел, как и очищающий жар восходящего солнца. Как янтарные крылья.
Он протянул руку, чувствуя разбитые звенья все ещё дымившейся цепи.
Он сжал рукоять меча.
Острие оружия заскрежетало по треснувшему мраморному полу, и он рванулся в размытом движении, вверх и в сторону, с внезапным всплеском скорости, который застал Грашбаха врасплох. Раздался тошнотворный рёв, но Кенрик не обратил на него внимания. Он врезался в орка сбоку, рубя и рассекая. Раненый зверь ударил в ответ, царапая его доспехи сломанной клешнёй. Он почувствовал, как они прогнулись, но выдержали. Кенрик взревел, его глаза пылали ненавистью. Он непрерывно атаковал, снова и снова, а затем вытянул свободную руку. Он сжал рукоять эвисцератора, застрявшего в боку вожака, и ''толкнул''.
Орк взвыл от боли и ярости, молотя руками. Кенрик не стал уклоняться от ударов, позволив им захлестнуть себя. Он вгонял цепной клинок в вожака с каждой йотой своей трансчеловеческой мощи. Он смотрел, как Грашбах рухнул на ржавые колени, уставившись на него с чистой животной ненавистью.
Кенрик отступил, тяжело дыша. Он поднял чёрный меч, нацелил его на горло зверя и вынес приговор:
– ''Imperator Vult'', – прошептал он, и клинок опустился. Ревущая голова орка отделилась от шеи в фонтане нечестивой крови и замолчала. Кенрик стоял секунду во внезапно наступившей тишине, дрожа, пока исчезала благодать Его наставления. Исчез и божественный свет, но зал казался ярче, солнечный свет освещал нетронутый алтарь, стоявший под взором золотой аквилы. Он подошёл к Искуплению, нагнулся и проверил пульс на её шее, но она умерла. Её тело чудесным образом оказалось не тронуто огнём.
– Хвала Ему, за милость Его, как и за гнев Его. – Кенрик склонил голову в благоговейном страхе.
Он протянул руку в перчатке и осторожно закрыл ей глаза. Он поднял её, такую хрупкую и смертную, и положил на алтарь.
Он вернулся к трупу вожака, подобрал голову и направился к главным дверям. Он на секунду напрягся, чёрный меч пробудился в его руке, и затем распахнул двери, высоко поднял голову орка и проревел свой вызов миру.
А внизу, в верности и в неправедности, на этот вызов ответили.
Когда его наконец нашли, он был один.
Он преклонил колени в молитве перед алтарём, окружённый телами ксеносов. Он снял шлем, и тот лежал рядом, словно забытый. Он долго ждал, когда первый из них войдёт в зал.
Им хватило вежливости удивиться его присутствию.
– Чемпион, – спросил дрожащий голос. – Брат Кенрик?
Это говорил Болдуин, молодой неофит, который сопровождал Адальберта. Сейчас он был без своего повелителя, и потрёпанное знамя безвольно свисало с древка. Слова на ткани почти исчезли от огня и пепла, остались только буквы “ЭДИО”.
– Маршал? – спросил Кенрик, и по щекам Болдуина потекли слёзы. Такой молодой. Такой слабый. Был ли он когда-нибудь таким же?
– Погиб. – Ответила вместо него Аурея. – Он погиб во время атаки, удерживая брешь, чтобы ваши братья смогли создать плацдарм. Герой, до самого конца.
Старая канонисса хромала, окровавленная, но несломленная.
– Мы перед ним в большом долгу. – Она кивнула в сторону вожака. – И, похоже, ещё больше должны вам.
– Ты мне ничего не должна. Мы слуги одной цели. – Он склонил голову, вспоминая. Он указал на алтарь. – Эта Сестра погибла на нашем задании, храбро сражаясь перед лицом мерзости. В её позоре её назвали Искупление.
– Я знаю её.
– Я хочу знать её настоящее имя. Имя, которое она носила в верности.
– Она...– Аурея замолчала, но затем выпрямилась, вновь обретя самообладание. – Её звали старшая сестра Осита.
– Спасибо, – ответил Кенрик. Он посмотрел на Болдуина. – Много произошло того, чего мы не желали, но сейчас не время бояться или сомневаться, мой оруженосец.
Болдуин едва успел показать удивление. Кенрик посмотрел на собравшуюся толпу: боевые братья и Сёстры, все чемпионы.
– Мы укрепим этот мир во имя Его и изгоним чужаков. Как только это будет сделано, я отправлю сообщение в Геликоский крестовый поход. Мы страдали и жертвовали собой. – Он замолчал. – Но мы восстанем в славе и триумфе по Его воле. Аве Император!
Каждый голос повторял его слова, пока они не заполнили зал и протянувшиеся под ним туннели. Пока мир не запел заново, с гимном веры и обещанием нового рассвета.
[[Категория:Warhammer 40,000]]
[[Категория:Империум]]
[[Категория:Космический Десант]]
[[Категория:Чёрные Храмовники]]
[[Категория:Сестры Битвы / Адепта Сороритас]]
[[Категория:Орки]]
[[Категория:Тёмный Империум /Dark Imperium]]
[[Категория:Марк Коллинз / Marc Collins]]
