Изменения

Станцию сюрвейера наводнили мерцающие ложные сигналы битвы, протекающей на абсурдно близкой дистанции. Велунд обогнул содрогающиеся руины «Славной гончей» «Искателя славы» – корабля типа «Марс» – пылающей от носа до кормы.

Heliosa Велунд откинулся на спинку пилотского кресла и стиснул зубы от боли.  Она неслась огненными потоками от оторванной ноги по всему телу, наполняя каждую частицу его сущности почти парализующей агонией. За прошедшие после Исствана V годы его доспех истощил запасы болеутоляющих средств, но не вся боль, которую он чувствовал, принадлежала ему.  От его перчатки в открытый короб проводов, который он извлек из внутренностей фюзеляжа «Грозового орла», тянулись толстые кабели. Железнорукий чувствовал агонию машинного духа в сердце десантно-54штурмового корабля, High Matriarch of Luna's Selenar cults - Гелиосаего ярость и муку от того, что его подбили.  Она подавила боль самого космодесантника, ведь это было страдание от разбитого о суровую реальность желания.  Велунд прошептал бинарные катехизмы ремонта и восстановления, чтобы успокоить сломанный дух. Боль машины была ужасной, и воин чувствовал, что ее раненная душа в шаге от того, чтобы рассеяться по эфиру. Велунд потянулся к ней, но она развернулась, как раненый зверь, осыпая его потоками бинарика.  Связь между штурмовым кораблем и Велундом разорвалась с яростным ревом из вокса, и глаза легионера резко открылись. Кожа покрылась ледяным потом.  Он отсоединился от панели радиоэлектронного оборудования, неуклюже двигаясь из-54, Верховная матриарх Селенарских культов Луныза боли и остаточных отголосков объединенных сознаний. Легионер поднялся из пилотского кресла и захромал в десантный отсек.

Ta'lab Vita-37 Фратер Таматика стоял на коленях возле неактивного тела глубинного спайщика, Gene-witch of the Selenar - которого подстрелила Та'лаб Вита-37. Его внешний облик нес мало признаков имперских технологий, а причудливое головоногое тело обладало непривычной для глаз Велунда органической формой. Таматика с привычным энтузиазмом тыкал механическими руками своей сервоупряжи в схемы внутри панели доступа, геноведьма Селенаракоторую он взломал.

Trastevere Железный отец обычно предпочитал работать собственными руками, captain of the Eye's Watch – Трастеверено масштаб работ, капитан Стражи Оканеобходимых для восстановления «Грозового орла», был так велик, что ему пришлось достать сервоупряжь из грузового отсека. Концы электродов сварочной горелки на его мехадендрите все еще светились раскаленным жаром.

Vornak – Ворнак Что ты с этим делаешь? – спросил Велунд.

Urgave – УргавИзучаю, – ответил Таматика, не поднимая головы. – Я никогда раньше не видел такую технологию. Было бы стыдно, по крайней мере, не взглянуть на нее. Соединения МИУ удивительны, на грани подлинной машинной анатомии. Дай ему свободу действий, и он смог бы сам управлять флотом десантно-штурмовых кораблей. Если я просто отключу эти ингибиторы, то смогу подсоединить его к…

Dianic rites – Дианические ритуалы «Грозовой орел», – перебил Велунд. – Расскажи о его состоянии.

Magna Mater – Магна МатерРазрывов фюзеляжа столько, что я сбился со счета, а огромное число плоскостей управления настолько серьезно повреждены, что практически исключает эффективное маневрирование. Шасси разбито, а топливные баки почти пусты.

Lema Two-Twelve – Лема Два-ДвенадцатьКакой прогноз? Он годен для полетов?

Glory Hound – Славная гончаяЯ заделал все пробоины и перенастроил все, что смог, но без ремонтного дока Легиона и дивизиона сервиторов, боюсь, это будет его последний полет.

Black Joke – Черная шуткаНо все мои труды будут напрасны, если машинный дух разбит.

Divine Lip – Божественная губаЯ не могу дотянуться до него, Фратер, – сказал Велунд. – Дух шарахается от каждой моей просьбы, как дикий зверь в капкане, он слишком поглощен гневом и болью, чтобы понять, что я пытаюсь помочь.

Dextrous Gladiator – Искусный гладиаторНикто не умеет так ладить с духом машин, как ты, Сабик, – сказал Таматика. – Я знаю, ты можешь достучаться до него. Тебе просто нужно быть терпеливым. И все будет хорошо, нам нужно продержаться в воздухе ровно столько, чтобы вернуться на «Сизифей».

Bittersweet Reunion – Горькое воссоединениеВсе будет хорошо? – резко спросил Велунд. – Насколько хорошо шли наши дела с Исствана V?

Aebathan – АэбатанНе думал, что ты опустишь руки, Сабик.

Oceanus Procellarum – Океан Бурь Нашим силам есть предел, Фратер.

Serena d'Angelus Они вошли в складское помещение – Серена д'Ангелусхолодный, вырубленный в скале зал, заставленный неиспользованными строительными материалами, сломанными машинами и скопившейся породой из заброшенных помещений. Единственная трапециевидная арка вела вглубь горы.

demersal Шарроукин услышал далекие звуки криков вперемешку с лязгом металла о металл и холостой гул двигателя какой-splicer – глубинный спайщикто тяжелой машины.

По меньшей мере, трансорбитального корабля.  Один за другим они вошли в зал. За Шарроукином шли Кадм Тиро и Та'лаб Вита-37, затем Тарса, следующий – Игнаций Нумен и, наконец, Ульрах Брантан. Последний пригнулся, когда вошел. Гаруда вцепилась в металл его плеч.  – Хранилище впереди, – сказала Та'лаб Вита-37.  – Нам следует ждать сопротивления? – спросил Тиро.  – Нет, – ответила Та'лаб Вита-37. – По крайней мере, пока мы не доберемся до самого хранилища.  Несмотря на заверения геноведьмы, космодесантники передвигались идеальным прикрывающим строем, каждый воин защищал другого по мере продвижения вглубь горы.  В облицованных штампованной сталью внутренних туннелях вулкана тяжелым саваном висела пыль и тишина. Воины передвигались от перекрестка к перекрестку под безошибочным руководством Та'лаб Виты-37. У сводчатого входа в открывшийся перед ними зал они нашли баррикады из сваленных каталок и пустых бочек с маркировкой биологической опасности. Стены были испещрены следами лазерных ожогов, осколков гранат и выбоинами от пуль.  – Что там? – спросил Шарроукин.  – Камеры для выращивания, – пояснила Та'лаб Вита-37. – Там в генетических капсулах созревали жизнеспособные субъекты.  – Выродки и чудовища? – спросил Шарроукин. – Это все, что осталось здесь?  – Нет, – сказала Та'лаб Вита-37. – Мы уничтожили всех чудовищ, чтобы Император не мог использовать их.  Они прошли через разбитую баррикаду и вошли в огромное помещение, в котором царила холодная темнота под звуки падающих капель. Давно неработающие машины собирали пыль на стенах, на подъемных кранах болтались такелажные цепи, а на полу среди осколков разбитого стекла лежали сверхпрочные кабели.  Тысячами, словно воины на сборе Легиона, стояли ряды генокапсул с прозрачными стенками. Большинство были пусты, но некоторые наполнены застоявшимся молочно-белым веществом, в котором через замутненное стекло виднелись гигантские формы. Разобрать их точную природу было невозможно, но Шарроукин увидел фигуры трансчеловеческих размеров. Но эти были чудовищными великанами, выше и шире самых крупных космодесантников.  Шарроукин шел рядом с Та'лаб Витой-37 и воспользовался моментом, чтобы рассмотреть геноведьму.  – Что ты хочешь узнать? – спросила она, почувствовав его изучающий взгляд.  – Не знаю, – ответил он. – Не каждый день встречаешься с одним из своих создателей.  – Вот как ты думаешь обо мне?  Шарроукин пожал плечами.  – До нашего прибытия на месяц я вообще не думал о Селенаре. Вы были сноской к ранней истории экспансии с Терры. Так мало известно о вас и вашей секте.  – Ты не задумывался о причине этого?  – Ни разу.  Та'лаб Вита-37 повернулась к нему, но безликая поверхность шлема не давала подсказок о ее эмоциях.  – Селенар всегда существовал в трещинах восприятия, – сказала она. – Мы были известны под многими именами и использовали много личин, перемещаясь по миру мужчин – Элевсинцы, Осирика, Дамия, Иммаколата… Список продолжается, но каждое имя и каждая личина служила одной цели. Знаешь, какой?  – Нет, – ответил Шарроукин.  – Оберегать нашу силу творения от рук мужчин.  – Почему?  Та'лаб Вита-37 отреагировала своим хриплым смехом.  – Потому что мы знали: вы сделаете то, что ваш род всегда делает с подобным даром – постараетесь превратить его в оружие завоевания и господства. И именно это сделал Император, когда похитил его у нас много лет назад.  – Похитил? В моем представлении, да, Луна и Терра воевали, но когда Император изложил Свое видение Империума, Селенар добровольно присоединились, чтобы воплотить его.  Та'лаб Вита-37 покачала головой, словно Шарроукин разочаровал ее.  – Конечно, это твое представление. Признание того факта, что все, за что ты воевал основано на лжи, убийстве и краже не вяжется с той историей, которую вам пришлось выдумать, чтобы продолжать верить, будто вы – герои этой галактики. Посмотри, что стало с твоим Империумом и скажи мне: разве не было мудро с нашей стороны скрывать такой невероятно могущественный секрет столько времени?  – Войны шли задолго до этой.  – Верно, Гвардеец Ворона, но войны смертных выжигали миры смертных, они не поджигали саму галактику, – сказала Та'лаб Вита-37, повернувшись и постучав многосуставными костяшками по нагруднику с клеймом орла. – Когда боги устраивают войну, вместе с ними сгорают все остальные.  Прежде чем Шарроукин ответил, Та'лаб Вита-37 согнулась с криком боли.  Шарроукин тут же схватил ее и оттащил в укрытие, выискивая угрозу. Он ничего не услышал и не почувствовал. Остальные воины последовали его примеру, прячась за машинами и строительными деталями.  Та'лаб Вита-37 схватилась за живот и опустилась на колени. Если бы не ее посох, она бы упала на пол. Ее тело билось в конвульсиях, как после удара шоковой булавы.  – Что происходит? – спросил Шарроукин. – Ты ранена?  Ее грудь забилась быстрыми, отрывистыми вдохами.  На поверхности шлема закружились ярко-красные спирали.  – Седьмая печать взломана, – сказала Та'лаб Вита-37. – Предатели в хранилище.  Таматика сделал все, что мог с имевшимися инструментами и материалами, чтобы «Грозовой орел» снова мог летать, но и даже тогда он не был уверен, что этого будет достаточно. Так много элементов конструкции корабля не годились для полевого ремонта, и постоянное использование изношенных деталей на протяжении многих лет, в конце концов, сыграло свою негативную роль.  Фратер ощущал обоснованную уверенность, что корабль в конструктивном отношении пригоден к полету, но без согласия духа машины он вряд ли долго протянет в воздухе. Без духа десантно-штурмовой корабль был всего лишь тоннами металлолома.  Таматика обвел взглядом десантный отсек и посмотрел в сторону пилотской кабины, где Велунд снова пытался убедить дух корабля отступить от края пропасти. От его руки тянулись кабели к пульту электрооборудования, и между человеком и машиной сновали туда и обратно пульсирующие сообщения. Таматика предложил помощь, но Велунд покачал головой.  – Нет, – сказал он. – Я вывел этот корабль из огней Исствана V. Я летел на нем против воинов Фулгрима и Альфария. Этот дух знает меня. Доверяет мне. Но он настороженно относится к тебе.  Таматика не винил его. Не так чтобы очень. Машинные духи «Сизифея» общались друг с другом, передавая секретные сведения в каждом бинарном шепоте. Они знали Таматику, как… экспериментатора. Того, кто старался изменить их.  Нет, Велунд был прав, отвергая его помощь.  Но с этим спайщиком все обстояло совершенно иначе.   Это был потрясающий образец технологий.  Железный отец открыл корпус, и его внутренние механизмы оказались чудом. Исходные элементы спайщика были старыми, компоненты сделаны с нуля, без всяких намеков на образец СШК. Электрическая схема на вид сделана вручную. В единичном экземпляре. Сама мысль о таком существе вызывала у Таматики радостное возбуждение, подсказав идею, как они могут использовать его, хотя Велунд уже назвал спайщика слишком опасным.  Его модуль управления был исключительно сложным. Искусственная нейронная сеть с эвристическими возможностями намного превосходила то, что они увидели внутри Гаруды, когда Таматика с Велундом вскрыли птицу для ремонта. Та'лаб Вита-37 сказала, что устройство было спроектировано для захвата управления вражескими самолетами и последующего их уничтожения, или для захвата управления жизненно важных систем. Изобретательный и эффективный способ обратить силу врагов против них самих.  – Проклятье! – выругался из кабины Велунд.  – Все так же не отвечает? – спросил Таматика.  – Нет, – сказал Велунд измученным голосом. – Почти сдался.   Сводчатый зал – неровный круг километрового диаметра – был вырублен в глубине южных склонов вулкана. Его наполняла актиническая вонь горящего металла и плавящего жара лазерных резаков. Как и все предыдущие, это помещение было забито брошенными машинами, сломанными сервиторами-погрузчиками и пустыми грузовыми контейнерами. Шарроукин переместился в укрытие за беспорядочно сложенными металлическими ящиками. В воздухе густым туманом висела пыль и пары, превращая движущиеся фигуры в размытые контуры.  Вся кальдера на вершине вулкана была вычищена, и темнота пустоты просачивалась через энергию изолирующего поля. Свет звезд за ним не отличался от мигающих огней орбитальных взрывов и падающих обломков. Массивный трансорбитальный корабль без обозначений сидел прямо под верхним входом, его двигатели светились, увеличивая обороты в готовности к взлету.  Команда грузовых сервиторов тянула дюжину крупных силовых элементов на репульсорных поддонах вверх по погрузочной рампе, опустившейся под кормовой секцией. За ними многорукий техножрец надзирал за группой сбоящих технотрэллов в перепачканных маслом брезентовых герметичных костюмах, которые грузили испускающие пар охлаждающие цилиндры в грузовые отсеки трансорбитального корабля.  В центре огромного пространства находилась глубокая круглая шахта, напомнившая Шарроукину о старом мире эльдар, куда они отправились вслед за Фулгримом и Пертурабо, и бездонную яму в его сердце. С обеих сторон шахты были подняты две украшенные орнаментом бункерные двери, каждая пять метров толщиной и тридцать длиной. Снизу поднимался ядовитый пар, словно облака из страшной преисподней.  Пол вокруг входа в хранилище устлали тела сервиторов и лексмехаников в темных мантиях. Они явно были мертвы, но их тела дергались и извивались, изливая жизненно важные жидкости, в то время как плоть покрывалась рябью под тканью их мантий, как поверхность беспокойного океана.   – Что с ними происходит? – спросил Нумен, постукивая пальцами по ложу волкита.  – Предохранители моих генетических замков не любезны с теми, кто пытается взломать их, – пояснила Та'лаб Вита-37.  – Что это значит?  На шлеме Та'лаб Виты-37 мигнули огни узором, который вызвал у Шарроукина ассоциацию со зловещим весельем.  – При неудачной попытке взломать мои генетические коды в нападающих переносится сверхагрессивный мутаген, который немедленно и бессистемно погружает их генетический строй в хаос. Смерть гарантирована и не безболезненна.   Шарроукин восхищенно усмехнулся. Он насчитал, по крайней мере, две сотни тел, возможно, больше.  Но как бы много их не было, этого недостаточно.  – Ты недооцениваешь готовность предателей заплатить любую цену за взлом твоего святилища.  – Недооценка глубины жестокости, которой обладают мужчины, всегда была нашей проблемой, – признала Та'лаб Вита-37.  – Мы не можем здесь оставаться, – сказал Атеш Тарса, сверившись со своим нартециумом и указав на высокие красные башни, тянувшиеся по окружности огромного пространства. – Уровень радиации такой высокий, что даже наша броня не убережет нас надолго.  Каждая башня была выкрашена в желтые и черные предупредительные полосы и отмечена легко узнаваемым символом радиации. Шарроукину отчетливо напомнили, что это место продолжало служить в качестве хранилища радиоактивных отходов, собранных здесь в далеком прошлом Луны.  – Ты же сказала, что это место стерильно, – сказал Ульрах Брантан, неуклюже присев в тени тяжелого гусеничного подъемного крана.  – В годы работы этого объекта так и было, – ответила Та'лаб Вита-37. – Но система фильтрации с тех пор перестала полноценно очищать атмосферу, а это внутреннее пространство насыщено варевом из тяжелых металлов и смертельных изотопов.  – Тогда давайте сделаем это, – сказал Тиро, сжав рукоять болтера.  – Подождите, – сказал Шарроукин, когда земля задрожала от растущей низкой вибрации. По краям шахты начали мигать оранжевые аварийные огни, и из ее глубин поднялся тяжелый подъемник.  Техножрец и его трэллы с почтением смотрели на появление кого-то, чью форму скрывали зловонные клубы туманного конденсата.  Когда аммиачные клубы рассеялись в холоде пещеры, глаза Шарроукина расширились при виде чудовищного сервиторного паланкина из плоти и металла. Корпус, сделанный из тела громадного мигу, дополняли стальные конечности, химические шунты и модуль привода. Спину искусственно согнули, а в плоть и кости бедер имплантировали медные подножки.  Наверху этого несуразного паланкина на цепной упряжи сидел высокий и худой марсианский адепт в красно-черной мантии. Его неподдающуюся описанию форму обрамляли соединенные кабелями конечности и хирургические устройства. Тело мигу стремительно превращалось в массу пульсирующих опухолей и неестественных наростов, лопающихся и изменяющихся между тяжелыми вдохами.  «Результат воздействия одного из предохранителей Та'лаб Вита-37?»  Под многочисленной аугметикой мигу колыхалась некротическая ткань его бледной плоти, а голова раскачивалась из стороны в сторону под рев боли. Измученное невыносимым генетическим хаосом внутри его тела, существо рухнуло, а взбунтовавшиеся внутренности хлынули через рот вспененным супом из разжиженных органов. На глазах Шарроукина измененные части тела мигу продолжали попытки воссоединиться, в мгновение ока снова и снова исцеляясь и вырождаясь.  – Трон, – прошептал Тарса при виде смерти существа.  Магос на спине страдающего зверя выскользнул из своей упряжи и без промедления спустился на пол пещеры. Техножрец и его свита из трэллов опустились на колени, когда он повернулся, чтобы снять какой-то предмет со спины содрогающегося трупа.  Когда магос опустил на вид тяжелый ящик из серебристой стали, язык тела Та'лаб Вита-37 тут же изменился.  Шарроукин нашел контейнер непримечательным для хранения секретов самой жизни.  – Магна Матер… – прошипела геноведьма.  == '''КНИГА 3 / СТАРУХА''' == ''Возможно, смерть – величайшее из людских благ''  == '''8 На врага / Железо выдержит / Огнедышащая краса''' ==   Магос поднялся на борт трансорбитального корабля, оставив мертвого скакуна. Темп операций ускорился, когда бездумные трэллы начали последние приготовления к старту. Двигатели самолета пульсировали растущей мощью, а за его кормой сгорал туман из пыли и паров. – Мы не можем позволить этому кораблю взлететь, – сказала Та'лаб Вита-37.  – Ты видишь оружие, способное сбить корабль такого размера? – спросил Тиро.  – Тогда нам нужно забраться на борт, – не уступала геноведьма.  – Это можно сделать, – согласился Шарроукин. – Затем пробьемся к пилотской кабине.  – Как? – спросил Тиро. – Мы выглядим совсем не как они.  Шарроукин наклонился, зачерпнул пригоршню светлой пыли с пола и размазал ее по доспеху. Он нанес искажающий узор на символ своего Легиона на наплечнике. И хотя пыль не скрыла его полностью, но этого камуфляжа будет достаточно, чтобы подойти к трансорбитальному кораблю до того, как их принадлежность к лоялистам раскроется.  – Капитан Брантан, возьми ящичный поддон, – сказал Шарроукин. – Из-за твоих размеров они могут принять тебя за грузоподъемник или грузового сервитора. Пыль должна скрыть наши эмблемы, пока мы не доберемся до посадочной рампы. Затем мы с боем пробьемся на командную палубу.  – Я не стану прятать руку Десятого, – сказал Нумен, глядя, как Шарроукин обсыпает свой доспех.  – Если у тебя есть другой план, давай послушаем его, – ответил Шарроукин, – но мы должны действовать сейчас же.  Нумен посмотрел на Брантана и после его кивка неохотно начал натирать пылью свою броню. Он довольно небрежно затер бронированную руку на своем наплечнике, и Шарроукин не стал его просить замаскировать свой боевой доспех получше.  Брантан повернулся, чтобы поднять тяжелый ящик, пока космодесантники наносили достаточно пыли, чтобы скрыть свою принадлежность.  Тиро кивнул и сказал: «Выдвигаемся. Идем уверенно. Они должны решить, что мы – свои».  Атеш Тарса вывел их из укрытия. Его зеленый доспех, покрытый светлой пылью, больше остальных напоминал сине-зеленые цвета Сынов Гора и, несмотря на слабую маскировку, мог выиграть для них несколько метров.  А несколько метров могли означать разницу между жизнью и смертью.  Шарроукин и Железные Руки шли за Тарсой, и Гвардеец Ворона чувствовал, как каждая частица его тела восстает против такой дерзости. Идти открыто прямиком к врагам было антитезой всего, чему его учили, и шло вразрез с каждым принципом, которым руководствовался его Легион.  Они шли быстро, двигаясь вокруг края центральной шахты к трансорбитальному кораблю. Его двигатели испускали раскалено-синее пламя, пыль кружила тепловыми вихрями.  Шарроукин немного развернул верхнюю часть тела, чтобы трэллы, стоявшие у посадочной рампы, не видели его руки на рукояти болтера.  Воин оглянулся, отметив, что Тиро и Нумен выглядят неуклюже на открытой местности. Они провели столько боев после Исствана на периферии войны, нанося сильные удары и отступая, двигаясь незаметно.  Это сближение нервировало их точно так же, как и его.  Следом шел, раскачиваясь, Брантан, неся на вытянутых руках тяжелый ящик. Он держал свой груз высоко, чтобы лучше скрыть свое неестественное тело. Шарроукин не заметил Гаруды и просто надеялся, что птица не собиралась выкинуть что-нибудь необъяснимо глупое.  Он увидел, как размытые силуэты трэллов повернулись к ним.  Их позы не выглядели угрожающими. И с чего бы? Луна была теперь владением их господ – у них не было причины ожидать, что кто-то из транслюдей был не из Сынов Гора. Один из трэллов выпалил поток резкой статики, бинарный вопль, чтобы перекричать растущий рев двигателей. Другие повернулись с жуткой синхронностью.  Ближайший трэлл снова выкрикнул, в этот раз через имплантированный в шею аугмиттер.  – Мы принесли вам желанную добычу, хозяева! – сказал он. – Большой успех.  Шарроукин не хотел, чтобы Тарса отвечал.  Пятьдесят метров отделяли их от трансорбитального корабля. Если их разоблачат сейчас, то у них не останется времени, чтобы попасть на борт до того, как рампа поднимется.  Озадаченный трэлл шагнул вперед. Его слабая автономия подчинялась техножрецу, который уже находился на борту корабля. Трэлл не мог принять решение без позволения хозяина, и его ошейник замигал огоньками, когда трэлл запросил приказы.  Сорок метров.  На вершине рампы появилась фигура в мантии со светящимися аугметичными глазами. Эту оптику не одурачит никакая пыль или туман. Техножрец, несомненно, сразу же распознает их камуфляж.  Тридцать метров.  Шарроукин крепче сжал рукоять болтера.  Его доспех зарегистрировал проход энергетической волны. Духов машины разгневал запрашивающий поиск ауспика. Техножрец тут же застыл, а вентральные огни трансорбитального корабля начали мигать одновременно с подъемом посадочной рампы.  Мышцы Шарроукина уже напряглись, готовые бросить его в бой, и в этот момент серебристое пятно пронеслось через туман и обхватило голову техножреца, словно сверкающая металлическая маска. Молотящие металлические крылья, заканчивающиеся острыми клинками, рассекали плоть и сталь каждым ударом. Когти Гаруды напоминали изогнутые кинжалы, они сдирали и разрывали узел кабелей, поднимающихся из позвоночника предателя-марсианина. Дугообразная струя черной как смоль жидкости ударила в посадочную рампу, когда клюв кибер-орла разорвал горло техножреца.  Трэллы дернулись в эмпатическом шоке, их нервные системы органически соединялись с физиологией их хозяина.  – Вперед! – завопил Шарроукин.  Тарса всадил масс-реактивный снаряд в голову ближайшего трэлла, затем переключился на второго. Шарроукин бросился вперед, прижав болтер к плечу и сделав пару идеально точных выстрелов, которые взорвали черепа двух следующих трэллов.  Перед лицом неминуемой гибели последние четыре трэлла пришли в себя от шоковой травмы, вызванной болью техножреца, и бросились бежать.  Два следующих выстрела угодили в ближайших трэллов и разорвали изнутри их незащищенные тела. Шарроукин помчался к поднимающейся посадочной палубе, примагнитив болтер к бедру и выхватив два гладия с черными лезвиями. Он прыгнул на рампу, перекатился и низким ударом разрубил хребет первому трэллу, затем развернулся и метнул второй клинок.  Тот вонзился в спину последнему трэллу, погрузившись до рукояти между лопатками.  Гаруда закончил терзать голову техножреца, его клюв и когти покрылись черно-красными жидкостями, которые совсем не походили на человеческую кровь.  Птица прокаркала и поднялась в воздух, направившись внутрь трансорбитального корабля.  – Куда ты? – крикнул Гвардеец Ворона ей вслед, но птица, как обычно, промолчала.  Гаруда исчез, и Шарроукин наклонился, чтобы вынуть брошенный клинок. Он вытер его, оглянувшись в поисках механизма подъема рампы, и в этот момент она дернулась под ногами – корабль начал отрываться от земли.  – Проклятье, мы взлетаем.  Скрипучий вой протестующей гидравлики заставил его обернуться, и он увидел, что Ульрах Брантан удерживает рампу на месте, пока остальные взбираются.  Тарса, Нумен и Тиро уже были на борту, и Брантан закряхтел, опустив рампу достаточно низко, чтобы подняться на нее с удивительной гибкостью как для такого большого существа. Он почти запрыгнул на корабль, когда тот, наконец, взлетел, а рампа закрылась.   – Все вперед, – приказал он, откинув руки назад, чтобы зарядить подвешенные под ними штурмовые болтеры. – Быстро берем этот корабль.  Для такого ценного приза трансорбитальный корабль имел небольшой экипаж Воины «Сизифея» прошли через его пустые каюты и коридоры почти без сопротивления. Посты обслуживали в основном трэллы и сервиторы.  Трэллов убили, сервиторов пощадили – не из милосердия, а чтобы те могли продолжить полет.  Они нашли приписанного к кораблю магоса подключенным к одинокой панели, словно огромному органу в театральном зале. Вокруг его дергающегося тела сверкали электрические разряды, как при системном сбое.  Брантан сразил его болтом в спинной мозг, и тряска прекратилась. Та'лаб Вита-37 переступила через тело и вырвала все механдендриты и инфошипы магоса из машины. Для верности она наклонилась и вытянула свой шип из кисти и вонзила его в висок убитого магоса.  – Он звал на помощь, – сказала она.  – У него вышло? – спросил Брантан.  Тиро пробежался взглядом по многочисленным панелям и инфопланшетам, встроенным в пульт управления.  – Не могу сказать, – ответил он. – Но если да, то скоро узнаем.  Рядом с магосом лежал серебряный ящик, который он вынес из шахты. Та'лаб Вита-37 подтянула его к себе, как мать, воссоединившаяся со своим ребенком после долгой разлуки. Она вставила свой все еще влажный инфошип в разъем на боку ящика, и все ее поведение изменилось.  – Она в безопасности, – сказала она. – Они проникли в хранилище, но не пытались открыть саму Магна Матер. Не осмелились.  Тарса опустился на колени рядом с Та'лаб Витой-37, словно рыцарь в конце пути перед целью своих поисков.  – Могу… могу я увидеть ее? – спросил он. – Мы никогда… никогда не думали, что она реальна. Для нас это был миф.  – Мы хотели, что бы вы так думали, – сказала Та'лаб Вита-37, отодвинув ящик от него в бессознательном жесте защиты. – Силу, которой вы не должны были завладеть, необходимо было низвести до аллегории, что вы никогда не искали ее.  – Нет, я…  – Что помешает забрать ее сейчас? – спросил Брантан.  – Она не принесет вам добра, – сказала Та'лаб Вита-37. – Вам она не откроется. И мне, раз уж на то пошло. Только Верховная Матриарх может открыть ее.  – А Сыны Гора, вероятно, захватили ее, – сказал Брантан.  – Тем более стоит ее забрать с Луны, – сказал Тарса.  – Тем более стоит уничтожить ее, – поправил Тиро.  Дальнейший спор прекратил крен трансорбитального корабля, и Шарроукин почувствовал волну атмосферного изменения, когда неуклюжий самолет пересек изолирующее поле. За ним последовал жуткий звук скрежета стали о камень.  – Что-то не так, – сказал он. – Нам нужно добраться до мостика.  Шарроукин бросился бежать, следуя трафаретным указателям на стене, которые вели на мостик. На боевом корабле никогда не предусматривались такие указатели, но это судно предназначалась всего лишь для перевозки груза между поверхностью планеты и стоящими на орбите кораблями. Оно не годилось для боя или отражения абордажа.  Еще один удар сотряс корабль, но Шарроукин легко удержался на ногах.  К мостику вел длинный узкий коридор, единственная возможность для организации обороны. Шарроукин и Тиро заняли позиции по обеим его сторонам.  – По всей вероятности, пилотами будут всего лишь проводные монозадачные сервиторы, – сказала Та'лаб Вита-37.  – Мы не можем полагаться на это, – сказал Гвардеец Ворона. – Все, что мы знаем, там может быть еще один магос или хуже того – легионер.  – Ты имеешь в виду – или лучше, – поправил Тиро.  Шарроукин усмехнулся.  – Или лучше.  – На два, – сказал Тиро.  – Раз, – начал Шарроукин.  – Два, – закончил Тиро, и они выскочили из укрытия, двигаясь быстро с нацеленными на вход болтерами. За их спинами Брантан заполнил коридор, наведя штурмовые болтеры поверх их голов.  Бронированная дверь открылась, и палец Шарроукина напрягся на спусковом крючке.  Ничего не последовало – ни урагана болтов, ни шквала лазерных лучей.  Они добрались до противовзрывной двери и вошли внутрь – налево и направо.  Мигали аварийные огни и яростно ревели сигналы опасного сближения.  Из вокс-трубки, свисающей с панели радиоэлектроники, тарахтели сбивчивые потоки бинарного канта.  – Чисто, – сказал Шарроукин, и Тиро повторил подтверждение.  – Трон, – сказал Тарса, войдя на просторный мостик и увидев, что находится внутри.  Как и предсказала Та'лаб Вита-37, экипаж трансорбитального корабля состоял из монофункциональных проводных сервиторов, гибридов человека и машины, которые никогда не покидали свои места и всегда выполняли одну функцию: пилотировать корабль вверх и вниз, снова и снова в бесконечном цикле повторения.  Команда мостика корабля такого размера состояла из шести членов, и все они были мертвы.  Фонарь кабины и панели приборов были забрызганы кровью.  Череп каждого пилота был пробит. В темени каждого из них зияли влажные красные дыры, из которых при наклоне корабля проливались капли розоватого мозгового вещества, стекая по бесстрастным лицам.  Гаруда сидел на спинке гравикресла ведущего пилота, приводя себя в порядок. Его крылья, клюв и когти были влажными от крови. Под ней почти не было видно серебра.  – Трон, – произнес Тиро. – Что ты наделал?  – Для этого нет времени, – настойчиво произнес Шарроукин.  – В чем дело? – спросил Тиро.  – Два момента, – сказал Шарроукин. – Первый, с мертвыми пилотами мы упадем. Второй…  Он указал на забрызганный кровью фонарь кабины.  – Смотри.  «Отпрыск Хтонии» разворачивался. Его черно-золотой нос двигался в сторону вулкана, как меч, который вынимают из ножен. Вспышка света, крошечная на такой дистанции, отделилась от его пускового отсека и понеслась через темноту лунного неба.  – «Громовой ястреб», – сказал Тиро. – Сыны Гора.  – Магос передал предупреждение, – подытожил Шарроукин.   Велунд ощущал вокруг себя тело раненного корабля.  Боль корабля была его болью, пылая в его венах. Она растекалась огнем по оптоволоконным кабелям, которые соединяли их, терзая тело легионера многочисленными ранами «Грозового орла». Часть него желала, чтобы тело было больше аугментировано, чтобы уменьшить ощущение агонии, но большая часть него знала, что, не разделяя страдания машины, он обесчестит ее жертву.  Сообщение от Шарроукина было коротким и по существу.  «Нужна немедленная эвакуация. Приближаются Сыны Гора».  Он видел, как трансорбитальный корабль поднялся из кальдеры вулкана, затем почти тут же опустился обратно в вулкан. Что-то пошло не так, и по воксу никто не отвечал. Велунд подключился напрямую к когитаторам «Грозового орла». – Я знаю, тебе больно, и я знаю, что прошу слишком многое, но мне нужно, чтобы ты взлетел. Больше, чем когда-либо. Наши братья в опасности и им нужно, чтобы мы были в воздухе. Он почувствовал желание машины, почувствовал, как остатки ее энергии вливаются в сталь костей.  – Да, да! Плоть может подвести, но железо выдержит. Машина выдержит, – сказал он, зная, что дух услышит его, если не слова, то, по крайней мере, мысль. – Где существует одно, там будет и другое. Где выдержит одно, другое может восстановиться. Ты – хищник железных небес, охотник на слабых. Твои крылья сломаны, когти – затупились, но ты все равно можешь охотиться, можешь убивать твоих врагов.  Его слова раздули пламя души «Грозового орла», горящий уголь в глубине его сердца, но Велунд по-прежнему гадал, будет ли этого достаточно.  Таматика сотворил чудеса с корпусом штурмового корабля, чтобы тот смог летать, но дух почти был сломан, вытекая в эфир с каждой прошедшей секундой. Велунд знал духи машин, был связан с ними и заслужил их доверие. В руинах Эскалора он разжег затухающие угли разбитого «Лендрейдера», чей дух был при смерти, и направил его прямо в сердце вражеских порядков к окончательной победе.  Тот дух выдержал, и назвал Велунда другом машин.  – Что скажешь, брат? – спросил Велунд. – Одна последняя охота.  Он почувствовал ответ «Грозового орла», вокруг железного отца ожили пульсирующие потоки энергии и жизненной силы машины. По разорванным соединениям хлынула возрожденная энергия.  Панель электрооборудования замерцала, последовательно мигая огнями. Технодесантник пустил энергию по венам «Грозового орла», стараясь не давить слишком сильно, и улыбнулся, когда корабль взлетел, поднимая клубы пыли из оставленной им борозды. Велунд задрал нос штурмового корабля и направил энергию в двигатели.  – Вот так, брат. Последний совместный полет.  Столкновением с землей вышло жутким.  Охваченный предсмертными судорогами убитых пилотов, трансорбитальный корабль упал с высоты полутора тысячи метров медленным разрушительным ядром массой свыше тысячи тонн обратно в вулкан. Под воздействием внутренней гравитации обитаемой части кальдеры, он перевернулся с тяжеловесной величественностью и врезался во внутреннюю поверхность выдолбленной горы.  Корпус деформировался, и тысячи литров топливного прометия хлынули вязкой пеленой, переливающейся словно радуга. Из разбитых грузовых отсеков посыпались сотни грузовых контейнеров с серебристой обшивкой, кувыркаясь, словно дождь монет из руки мертвеца.  Трансорбитальный корабль перевернулся на бок, его двигатель все еще работал, когда он врезался в высокие бункеры древних радиоактивных отходов. Облученный шлак из смертельно опасных электростанций и расщепляющих реакций поднялся в воздух и повис между противоборствующими силами внутренней гравитации и внешней невесомости.  Пылающие обломки посыпались из падающего корабля, когда тот пронесся через бункеры и врезался в посадочную платформу. От сильного удара киль корабля раскололся. Внутренние отсеки сложились внутрь, как скомканная фольга, когда его огромная масса смяла конструктивные опоры и вонзила их в грунт. Жар от двигателя воспламенил аэрозольную смесь топлива и воздуха, заполнившую внутреннюю часть вулкана, и превратил пространство в расширяющееся пекло атомного пламени.  Поток раскаленного пламени поднялся по жерлу вулкана и выплеснулся из кальдеры  Геродот Омега словно вернул огнедышащую красу своего прошлого.  9Пробуждение горыУр-змииОни выживут  Шарроукин видел только пламя. Оранжевые языки облизывали потрескавшиеся линзы шлема, а их жар он почувствовал через трещины в доспехе. Визор заволокла красная дымка, и он обезумел от искажений. Внутренний ауспик передавал непрерывный поток предостерегающих щелчков, но из-за разбитой правой линзы легионер не мог прочитать их содержание.  Шарроукин выпрямился, подавил боль от множества сломанных позвонков и раны в боку. Потеря крови была минимальной – его улучшенная физиология убедилась, что доспех не в состоянии сдержать боль. Гвардеец Ворона поднялся, пытаясь сориентироваться. Вокс визжал помехами. Никто не отвечал.  Красноватый дым заполнил остов корабля, и Шарроукин увидел обмякшее тело, придавленное к панели когитатора. Дым и жар не позволяли определить, кто это был. Структурные элементы, достаточно прочные, чтобы выдержать выход и вход в атмосферу, от удара согнулись, как стебли пшеницы. Легионер наклонился над телом, вытягивая его из пут висящих кабелей и листов металла, которые хлопали, словно ткань. Кадм Тиро. Это был Кадм Тиро.  Шарроукин попытался разглядеть, чем прижало капитана. Неверное движение могло привести к катастрофическому смещению металлоконструкции и смерти Тиро. Шарроукин не был технодесантником и не мог сказать, как поддерживались взаимосвязанные элементы корпуса корабля.  Шарроукин понимал, что у него нет на времени на осторожность.  Он выбрал наугад и толкнул.  Безрезультатно.  – С дороги, Шарроукин, – приказал Ульрах Брантан, выйдя из дыма.  Брантан наклонил свое механическое тело к ближайшему пиллерсу и уперся плечом в металл. Закряхтев от усилий, он толкнул – срощенные искусственные мышцы дредноута и чистая воля против сокрушительного веса, придавившего Тиро.  Стальная колонна застонала и выгнулась вверх.  Всего чуть-чуть, но этого было достаточно.  Шарроукин вытянул Тиро, как только давление на грудь капитана уменьшилось. Тиро сделал глубокий судорожный вдох и поднялся, приняв протянутую руку Шарроукина.  – Все на месте? – спросил он чуть слышно.  – Нет, – ответил Шарроукин. – Я больше никого не видел.  Обломки вокруг них застонали, тяжелые балки структурной стали сминались, как выкручиваемое мокрое белье. Откуда-то снизу вырвалась стена пламени. Грохочущая череда взрывов сотрясла руины трансорбитального корабля.  – Мы должны выбраться отсюда или нас завалит, – сказал Шарроукин.  Словно в подтверждение его слов, вокруг них посыпался дождь обломков – сталь, кабели и горящий изоляционный материал.  – Магна Матер? – спросил Тиро.  – Кто знает? Если кто-то не вытащил ее, тогда она погибла.  Брантан шел впереди, за ним – Шарроукин и Тиро. Они петляли через руины корабля. Коридоры, которые должны были вести к точкам эвакуации, были завалены обломками или горели, вынуждая обходить их или пробиваться через разорванные переборки в поисках пути наружу.  Настойчивое щелканье в ухе Шарроукина становилось громче, но он не мог отключить его.  Разбившийся корабль наполнился оглушающим ревом пламени и разрываемого металла, но чувства Шарроукина уловили что-то ритмичное, что-то размеренное, что не соответствовало хаосу предсмертных воплей корабля.  – Стойте, – сказал он, остановившись на горевшем сходном трапе.  – Что бы это ни было, Шарроукин, у нас нет времени останавливаться, – сказал Брантан.  Шарроукин выбрал путь по деформированному коридору, с потолка которого падали капли горящего топлива, напоминая шипящие жемчужины.  – Вперед! – закричал Шарроукин, когда стены выгнулись внутрь под давлением сверху.  Железнорукие сразу же последовали за ним, доверившись его инстинктам выживания в поиске пути наружу. Теперь, зная к чему прислушиваться, Шарроукин легко различал стук.  Он пробился в широкий коридор, который должен был находиться глубоко в дорсальной части умирающего корабля, но теперь был почти открыт. Целые куски палубы сорвало, а Игнаций Нумен пробивал путь через согнутый участок того, что сейчас фактически было внешним корпусом.  У его ног лежали куски разбитого шлема, и даже не будь он почти полностью глухим, то не услышал бы их приближения из-за рева пламени. Шарроукин подошел сбоку, позволив увидеть с себя со значительной дистанции. Изумленный ветеран поднял взгляд. Он кивнул, проверив, кто был с Шарроукином.  – Тарса? Геноведьма? – спросил он.  – Неизвестно, – ответил Брантан, пробираясь через обломки, чтобы присоединить свои кулаки к усилиям Нумена. Вдвое они быстро разорвали металлическую шкуру корабля, и волна печного жара хлынула внутрь. Пламя от топливных баков разбитого судна поднялось на сотни метров, а клубы смолисто-черного дыма бурлили бесконечной бурей.  – Идем! – сказал Брантан, и Нумен выбрался наружу. За ним последовал Шарроукин, затем Тиро, и, наконец, Брантан.  Из-за жара и дыма видимость была почти нулевой, и даже Шарроукину не удавалось сориентироваться. Они припал насколько мог к земле, осматривая их местонахождение. В кратерах скопились озера пылающего топлива, а в пропасть в центре кальдеры изливался водопад горящего прометия.  Жар становился нестерпимым, против обжигающей до самых костей боли доспех не давал защиты. Шарроукин почувствовал, что его обычно мертвенно-бледная кожа реагирует на температуру. Из пор сочился маслянистый пот, защищая и охлаждая его.  Шарроукин увидел ящики и упаковочные материалы, за которыми они прятались. Каким-то чудом они остались невредимыми, и за ними он увидел обратный путь через гору к месту падения «Грозового орла». Велунд наверняка заметил падение трансорбитального корабля и был достаточно смышлен, что догадаться о необходимости их эвакуации.  – Там, – сказал он, вскочив на ноги. – Это наш путь наружу.  – А что с Магна Матер? – спросил Нумен. – Она у нас?  – Возможно, у Та'лаб Виты-37, а может и нет. Но если она все еще на корабле, то долго не протянет, – сказал Тиро. – Может мы и не получим ее, но, по крайней мере, предатели тоже. Я бы сказал, что для нас это победа.   – Но другие…? – поинтересовался Нумен. – Мы не можем бросить нашего брата.  – Если мы вернемся искать Тарсу, то погибнем все, – сказал Шарроукин.  – Нет, должен быть выход, – возразил Нумен.  – Игнаций, – обратился Тиро, твердо, но несурово. – Он погиб.  Всегда прагматичный Нумен кивнул, и Шарроукин повел их через хаос.  Повсюду вокруг них раздавались взрывы, сверху падали камни от падающих сооружений и скал. Каждый сделанный Шарроукином вдох обжигал и причинял сильную боль. Он почувствовал влагу в горле и понял, что легкие и пищевод адаптируются, чтобы лучше фильтровать вдыхаемый воздух.  Но легче от этого не становилось. Он чувствовал, как горит под доспехом кожа, а мозг охватывает смертельная, разъедающая летаргия. Он споткнулся, но Тиро подхватил его. Они вместе продвигались вперед. В глазах все расплывалось, превращаясь в серую, пронизанную венами пелену. Он заметил движение впереди, серебристую вспышку, но не был уверен, не было ли это влияние раскаленного жара.   Тиро опустился на одно колено, его грудь вздымалась от усилий. Даже Брантану приходилось непросто из-за дыма и высокой температуры. Железное Сердце пульсировало на его груди так, словно находилось на грани выхода из строя.  – Что происходит? – спросил Шарроукин, слова давались тяжело и выговаривались невнятно. – Один огонь не должен на нас так действовать.  – Дело не только в температуре, – сказал Тиро, поднимаясь.  Они пошли дальше, и Шарроукин снова увидел блеск серебра впереди. Мумифицированная фигура, обмотанная бандажами и в горящем плаще. Геноведьма сорвала плащ и поманила их вперед.  Хромающие, разбитые и смертельно уставшие космодесантники добрели до укрытия из контейнеров со снаряжением. Невыносимый жар немного снизился, и из ящиков шел дым. Этого укрытия надолго не хватит.  – Она у вас? – спросила Та'лаб Вита-37. Все поняли, что она имела в виду.  Шарроукин покачал головой.  – Нет  Голова Та'лаб Виты-37 поникла.  – Я подвела тебя, моя матриарх, – сказала она, обращаясь к той, кто уже, вероятно, была мертва.  – Может к лучшему, что она горит, – сказал Шарроукин. – Ты сама говорила, что Магна Матер слишком опасна, что попасть в неправильные руки.  – Опасна или нет, – ответила геноведьма, – она была наследием Селенара, и я поклялась сберечь ее.  – Лучше пусть сгорит, чем попадет в руки предателей, – сказал Тиро.  – Лучше пусть сгорит, чем достанется любому из вас, – прошипела Та'лаб Вита-37. – Лоялист? Предатель…? Фо был прав, вы все – ублюдочные чудовища.  – Трон! – воскликнул Ульрах Брантан, указав туда, откуда они пришли.  Шарроукин повернулся и теперь понял источник настойчивых щелкающих предупреждений в ухе.  Жар, который он чувствовал, исходил не просто от огня.  Все, за исключением одного, гигантские бункеры с древними радиоактивными отходами получили катастрофические повреждения. Волны облученной пыли, расщепленного железобетона и отработанных топливных стержней вываливались в кальдеру и наполняли воздух чудовищным количеством смертельно токсичных веществ и паров.  Но Брантан указывал не на разбитые башни.  Из пылающих обломков трансорбитального корабля появилась одинокая фигура.  Она шла прямо через высыпавшиеся радиоактивные отходы. Некогда нефритово-зеленый доспех почернел, а металл и керамит пузырились и плавились.  Он раскачивался с каждым неуверенным шагом, волоча серебряный ящик Магна Матер.  Шлема не было, и даже через марево пламени отчетливо угадывалась его агония.  – Тарса! – выкрикнул Нумен.  Боль была невообразимой. Она прожгла его броню, его плоть и сам его дух. Он не видел ничего, кроме пламени, но пламя не вызывало страх у Атеша Тарса.  Он был рожден на Ноктюрне. Прометеев сын, выросший в тени горы Смертельное пламя и выкованный на ее базальтовых склонах. Каждый шаг отдавался стреляющими шипами боли из таза в позвоночник. Тарса едва помнил, зачем он здесь, его разум наполнился разбитым стеклом и плотью, сгорающей на его костях.  Кожа изжарилась, отслаиваясь мельчайшими частицами от черепа.  Один шаг, затем следующий. Не останавливаясь. Голова опущена. Пламя ревет на красной земле, выжигая поверхность горы. Он поднял взгляд, увидел склоны горы Пустошь, извергающей дым и огонь. Сквозь мучительную боль, терзающую его тело, Тарса улыбнулся. Он давно потерял всякую надежду снова увидеть Ноктюрн, но вот он здесь, приветствуя воина дома, как подлинного сына Вулкана.  Ярко светило пылающее солнце, и Тарса охнул, когда на его фоне пролетел силуэт орла. Его крылья сияли золотом в огненном свете.  Тарса никогда не видел ничего столько прекрасного.  Легионер тянул за собой тяжелый, вопреки внешнему виду, серебряный ящик, хотя больше не знал, что это такое. Все, что он знал – его доверили ему, и он должен донести его в целости и сохранности. Но ящик был слишком тяжелым бременем.  Слишком тяжелым для любого воина. Кто мог попросить Атеша об этом?  Но долгом каждого Саламандра было нести бремя, непосильное для других.  Держаться там, где падали другие, идти в пламя, когда другие отворачивались.  Всю окружающую действительность поглотили пламя и дым.  Его темная кожа облезла, плоть рассыпалась в окружающей адской буре, словно пепел, собранный из очага.  Но он продолжал идти. Ничто не остановит его. Ничто не могло остановить.   Он пошатнулся, вихрь перегретого воздуха грозил повергнуть его на колени.  Он не позволит. Очередной шаг сквозь огонь, который убивал его с каждым отравленным вдохом. Он шел в пламя и обжигающее атомное марево.  Орел сопровождал каждый шаг его пути, пока небеса горели, а земля плавилась. Каждый его шаг по склонам горы приближал его к дому, и он был рад этому, желая в последний раз взглянуть в лицо своему примарху. Его нога поскользнулась, и Тарса опустился на одно колено.  Он попытался встать, но сила покинула его тело.  Как легко было бы просто лечь и умереть.  Но не таков путь Саламандров. Они жили ради огня, наслаждались вызовом встречать его каждый день. Быть сожженным означало понять, что ты жил.  Он услышал крик орла и с непокорным ревом Тарса поднялся. Бушующая вокруг него атомная ярость почти содрала с него кожу. Он сделал следующий шаг.  Еще два. Он снова поскользнулся, и в этот раз ему не подняться.  Но он не упал.  Его подхватил гигант в пылающем доспехе.  – Я держу тебя, брат, – сказал он.  Тарса посмотрел в лицо, такое же полуночно-черное, как и его собственное. Лицо Саламандра.  Но не обычного Саламандра. Это было лицо полубога. В ореоле огня и черных склонов горы, выковавшей его, с кузнечным молотом в одной руке и клинком в другой.  – Милорд… – прошептал Тарса. – Вы… ''живы''.   – Да, Тарса, я жив, – сказал примарх Вулкан.  – Я видел вас, – сказал воин, отчаянно стараясь произнести эти последние слова. – На Терре… мертвого, но я верил. Я знал. Вулкан жив! Я знал, что вы… никогда… не оставите своих сыновей.  – Я не оставил ни одного из вас, – ответил Вулкан.  Тарса кивнул и попытался повернуться, чтобы передать свой груз, но у него не осталось сил.  Вулкан протянул руку и поднял серебряный ящик, словно тот ничего не весил.  В конце концов, он был примархом, одним из любимых сыновей Императора.  – Я… пытался… милорд, – сказал Тарса, последние угольки его души потускнели. – Я пытался доказать, что достоин вас.  Вулкан кивнул и сказал: «Однажды ты спросил меня, верю ли я в тебя. Помнишь?»  Тарса не вспомнил, но кивнул. Все ради своего генетического отца.  – Я сказал: «Ты пришел из огненной земли. Ты жил в свете пылающих гор. Да, я верю в тебя». Ты помнишь?  Всплыло воспоминание: жестокий гигант по колено в трупах.  Но теперь это не имело для Тарсы никакого значения.  Он услышал где-то рядом рев Огненного змия. Судя по звуку – большого.  – Я верю в тебя, Атеш Тарса, – сказал Вулкан.  Багровые глаза Тарсы потускнели, словно последний свет остывающей кузни.  Он снова услышал рев, растущий хор зверей Ноктюрна.  ''И ур-змии, обитающие в расплавленном сердце Ноктюрна, поднялись, чтобы отнести его домой.''   Велунд держал энергию на низком уровне, выписывая «восьмерку» у южных склонов Геродота Омеги. Десантно-штурмовой корабль трясло от ярости вулканического извержения. Первый выброс был чудовищным, концентрированной волной перегретого газа и пламени  Он отвел корабль от склонов, инстинктивно испугавшись опустошительного пирокластического дождя из обломков и камней, но концентрация пламени и отсутствие обломков сказали ему, что это было не обычное вулканическое извержение.  Это пламя обладало всеми признаками катастрофической аварии на посадочной платформе.  Он увидел падающий трансорбитальный корабль, но надеялся, что пилот достаточно мастеровит, чтобы безопасно посадить его. Выброс пламени из кальдеры положил конец этой надежде и сжал холодной хваткой сердце Велунда.  Велунд сосредоточился на управлении десантным кораблем, в то время как Таматика сканировал вокс-каналы в поисках передач от братьев.  – Есть что-нибудь? – спросил Велунд.  Таматика покачал головой. Они оба могли представить разрушение, которое должно наполнить вулкан. Воины Легиона могли выдержать многое, ''но это''…?  – Они выживут, – сказал Велунд, как будто сила его слов могла заставить вселенную уступить его желанию. – Они выживут.  – Да, Сабик, – согласился Таматика. – Они выживут.  == '''10 Время умирать / Бегство / Выродки и чудовища''' ==   Гордость и благоговение наполнили Кадма Тиро, когда он смотрел, как Игнаций Нумен несет Атеша Тарсу и Магна Матер из атомной огненной бури, поглотившей трансорбитальный корабль. Саламандр упал на их глазах, и видеть приз, но не иметь возможности добраться до него, было сродни удару ножом в сердце. То, что Тарса дошел так далеко, было подлинным чудом, но Тиро понимал, что даже воодушевляющий клекот Гаруды не поможет ему дойти до них.  Игнаций Нумен тут же шагнул навстречу обреченному воину, сбросив руку Тиро с яростным рыком, в котором звучали одновременно скорбь и гнев.  – Я должен довести его. Он – наш брат.  – Ты умрешь, – сказал Тиро.  Нумен пожал плечами.  – Кто-нибудь из нас думал, что мы доживем до этого момента?  У Тиро не было ответа, и он смирился со свидетельством одного из самых самоотверженных поступков, которые встречал в своей жизни. Он видел, как упал Тарса и как его подхватил Железнорукий. Он видел, как Нумен держал умирающего Тарсу, почтив его жертву словами, которые никто из них не узнает.  И теперь Игнаций Нумен завершил путь Саламандра.  Ветеран, пошатываясь, вышел из растущей огненной бури. Его голова обгорела до кости от радиоактивного пламени. Он упал на колени рядом с Тиро и Шарроукином, позволив, наконец, телу Тарсы соскользнуть с его плеча, а Та'лаб Вите-37 взять у него Магна Матер. Они опустили ветерана на землю, и Тиро поморщился от вида его ран. Грудь Нумена превратилась в кошмар из расплавленного металла и почерневшей плоти. Изнутри влажно блестели кости и органы.  Гаруда спикировал из бури. За крыльями волочился дым и пыль.  Голова кибер-орла склонилась. Он тоже знал, что это конец.  – Она цела? – спросил Нумен.  – Не говори, – сказал Тиро. – Береги силы, чтобы выбраться отсюда.  – Она цела? – снова спросил Нумен, глядя мимо Тиро на Та'лаб Виту-37.  Она оторвала взгляд от показателей на передней части серебряного ящика и кивнула.  – Она цела.  – Хорошо, – сказал Нумен. – Думаю, теперь я умру.  Тиро сжал руку Нумена в воинской хватке. Он хотел сказать что-то значимое, чтобы почтить героическую жертву этого воина, высказать безграничную гордость и восхищение службой ветерана.  Но Игнаций Нумен был мертв.  – Нам нужно идти, капитан Тиро, – сказала Та'лаб Вита-37. – Уровень радиации растет.  Тиро проигнорировал ее, прижимая кулак Нумена к орлу его нагрудника.  – Я никогда не знал такого же сильного и бесстрашного воина, как ты, – сказал он. – Твое доверие было нелегко заслужить, но когда это произошло, оно стало нерушимым. Ты был истинным сыном Железных Ру…  – Ну же, – резко оборвала его Та'лаб Вита-37. – У нас нет времени на тоскливую сентиментальность.  В Тиро вспыхнул гнев, и он обратил его на Та'лаб Виту-37. Капитан резко выпрямился и схватил геноведьму за горло. Развернул ее и поставил на колени рядом с обгоревшими телами Тарсы и Нумена. Он мог сломать ей шею, чуть усилив нажим, и на кратчайший миг ему этого захотелось.  – Эти люди были героями, – проревел он. – Посмотри на них.  Тиро почувствовал легкое прикосновение к руке и повернулся. Шарроукин покачал головой.  – Возьми себя в руки, капитан, – сказал он.  Гнев Тиро резко сменился хорошо знакомой пустотой внутри. Боль от потери людей под его командованием, которая никогда не уменьшалась.  Тиро отпустил Та'лаб Виту-37 и сказал: «Эти воины умерли за то, что находится в этом контейнере. Они выполнили свой долг, и ты почтешь их память или я убью тебя прямо сейчас».   Та'лаб Вита-37 кивнула и поднялась, потерев расцветшие на шее кровоподтеки.  – Не совершай ошибку, Кадм Тиро, я презираю твой род и цель, ради которой вас создали, – сказала она, – но клянусь, я почту их имена. А теперь мы должны идти и немедленно.  – Она права, – сказал Ульрах Брантан, вглядываясь в пламя и дым, клубящиеся на вершине вулкана. Изнутри кальдеры раздавался вой, и ослепительная реактивная струя накрыла землю ударной волной перегретого воздуха.   Десантно-штурмовой корабль «Громовой ястреб» вынырнул из дыма, выполнив штурмовое десантирование как по учебнику.  Огонь выжег его цвета до голого металла, но щиток с выгравированной волчьей головой на наклонной броне был отчетливо виден.  – Сыны Гора, – закричала Та'лаб Вита-37. – Они здесь.  На фюзеляже открылись десантные двери и шесть массивных фигур выпрыгнули из корабля. Облаченные полностью в черную броню и слишком громоздкие для легионеров в доспехах Тип IV, они приземлились с громким ударом металла о металл.  Существовал только один тип воинов, которые осмелились бы высадиться в сердце расширяющейся атомной бури.  ''Терминаторы.''   – Бежим! – завопил Тиро.  Они побежали.  Против шести воинов в терминаторских доспехах не выстоять.  Каждый был ходячим танком, непробиваемым ничем, кроме самого тяжелого оружия, и почти неубиваемым. У трех тяжелораненых легионеров и полубезумной геноведьмы шансов не было вообще.  Обломки трансорбитального корабля сломали часть позвоночника Тиро, а оба легких были разорваны. Его дополнительное легкое также получило повреждения, и его отказ был только вопросом времени. Рыхлость в груди говорила ему, что костяная защита внутренних органов расколота. Каждый вдох и шаг отдавался огненными стрелами в теле, и он чувствовал, что в пустотах доспеха скапливается кровь.  После обжигающей яркости кальдеры темнота в туннелях, прорубленных в вулкане, казалась абсолютной. Коридоры с серыми стенами разделялись, направляя через заброшенные лаборатории и безлюдные исследовательские храмы.  – Вперед, – сказала Та'лаб Вита-37, выбирая крайний слева туннель. – Тем же путем, что пришли.  Шарроукин повернулся, когда за ними дернулся дым. Над голым каменным полом извивались отвратительные тени, и Шарроукин ощутил мерзкий привкус скисшего молока, в котором он научился узнавать варповство.  – Ложись! – закричал он, когда поток огня из штурмовых болтеров разбил скалобетон. Коридор наполнился резким грохотом масс-реактивных снарядов. Сокрушительный удар сбил Тиро с ног, а осколки снарядов раскромсали щеку и выбили левый глаз.  Брантан поднял геноведьму и прикрыл собой. Пара масс-реактивных снарядов врезались ему в спину. Из ребер Брантана шрапнелью разлетелись куски плоти и осколки и посекли руки и ноги Та'лаб Виты-37.  Она закричала от боли и уронила ящик с Магна Матер на землю.  Шарроукин прыгнул, чтобы оттащить его, когда Брантан опустился на колени. В спине капитана зияли две дыры размером с кулак, а выходящие отверстия были в два раза больше.  – Ульрах! – закричал Тиро. Его глаза залило кровью, когда он перекатился в укрытие коридора. Брантан не ответил, просто тряхнул головой и зарычал, поднимаясь. Он снова прикрыл геноведьму своим телом, кровь обильно лилась из ран, слишком тяжелых, чтобы даже трансчеловеческая физиология могла их исправить. Железное Сердце излучало пульсирующее изумрудное свечение, доводя энергию Темной Эры до предела, чтобы сохранить Брантану жизнь.  – Веди нас, – приказал он сквозь стиснутые зубы Шарроукину.  Гвардеец Ворона кивнул и направился вглубь горы.  Стрельба прекратилась, за ними следовали только звуки нечеловеческого смеха.  Тиро знал, что врага играются с ними. Терминаторы были ужасающе мощными врагами, и, несмотря на невысокую скорость, отличались абсолютной неутомимостью. Они знали, что их добыче некуда бежать. Ее уничтожение было всего лишь вопросом «когда», а не «если».  – Ты ранен, – сказал Брантан, заметив окровавленное лицо Тиро.  – Ты тоже, – ответил Тиро. – Даже сильнее.  Шарроукин привел их в огромный зал с рядами генокапсул. Здесь звенели свисавшие с потолка цепи подъемников, а рокот древних скрытых машин придавал воздуху маслянистый электрический привкус. От взрыва в кальдере сотни капсул упали со своих креплений и разбились о каменный пол.  Через железные решетки вытекли лужи молочных вязких жидкостей, а потрескивающие энергии долго бездействующих механизмов ожили, наполнив зал узорами света.  – Что здесь произошло? – спросил с трудом дышавший Тиро. Та'лаб Вита-37 постучала посохом по полу, а за гладкой поверхностью шлема мелькнули красные огоньки. Она тоже дошла до предела своей выносливости. Левая рука безвольно висела, а правая нога от бедра вниз пропиталась кровью.  Часть пола в центре пещеры застонала, когда начали открываться заслонки. Замигали аварийные огни, и снизу поднялась широкая платформа из темного металла. Вокруг центрального когитаторного пульта кольцом размещались десять генокапсул с блестящей черной поверхностью. В отличие от прочих матовая и непрозрачная поверхность не позволяла увидеть, что находится внутри.  Волоча окровавленную ногу, Та'лаб Вита-37 направилась к центру возвышенной платформы и пульту управления.  – Что это такое? – спросил Шарроукин.  – Я ведь говорила вам, что здесь производили выродков и чудовищ? – сказала Та'лаб Вита-37, вытянув из тыльной стороны кисти раздвоенный инфокабель. Один конец подсоединила к пульту, второй вставила в свой посох. По всей его длине замелькали огни.  – Говорила, – ответил Шарроукин. – И кроме того сказала, что вы их всех уничтожили.  – Я солгала, – сказала Та'лаб Вита-37.   Трастевере продвигался все дальше вглубь горы, выставив перед собой штурмовой болтер. Он со своим отделением юстаэринцев мог без усилий захватить город, за день взять штурмом крепость и превратить ее в руины. Задействовать так много воинов для уничтожения нескольких неожиданно появившихся легионеров, которые каким-то образом попали на поверхность Луны, было настолько абсурдно излишним, что он почти поставил под сомнение приказ Первого капитана.  Глаза Эзекиля Абаддона сказали ему, что следующий подобный вопрос будет последней ошибкой в его жизни. Что бы здесь ни стояло на кону, этого было явно достаточно, чтобы отвлечь элитных солдат Сынов Гора.  Их добыча ранена и загнана в угол. Пролитая кровь вела прямиком к ним, и сбежать от преследования терминаторов, несмотря на их неповоротливость из-за доспехов, было невозможно. Гора дрожала от ударов спрятанных механизмов, словно медленно пробуждаясь после многовековой спячки. Это напомнило Трастевере о его юности в смертельных пещерах Хтонии. Тогда его жизнь состояла из темноты и постоянного барабанного грохота машин для горных работ. Смерть таилась вокруг каждой разработки, а жизнь стоило дешевле глотка воды. Но он больше не был зеленым юнцом, который сжимал кинжалы из кремневых наточенных осколков и сражался за жизнь зубами и яростью. Теперь он был ходячей смертью.  – Впереди жизненные показатели, – доложил Ворнак, оторвав взгляд от ауспика.  – Разомкнутый боевой порядок, – приказал Трастевере, прижав штурмовой болтер к груди.  – Серьезно? – удивился Ургав. – Их только четверо, и они серьезно ранены.  – Они легионеры, – предостерег Трастевере.  – Они – сброд, – ответил Ургав. – Я видел метки доспехов. Это недобитки с Исствана V.  Трастевере почувствовал гнев.  – То, что они так долго выживали, должно предостеречь от их недооценки.  Он услышал свои слова и неожиданно сам поверил в них.  Возможно, Первый капитан был прав, отправив такое количество воинов. Любые лоялисты, вырвавшиеся из резни на черных песках, несомненно, были воинами, чья доблесть заслуживала уважение.  – Стойте, – предупредил Ворнак.  – В чем дело?  – Жизненные показатели.  – Что с ними? – спросил Трастевере.  – Я… не уверен, – сказал Ворнак. – На секунду показалось как…  – Как что?  – Как будто появились новые сигналы, – закончил Ворнак.  – Новые? Их всего четверо, – прошипел Ургав. – Мы тратим время. Идем дальше и покончим с этим. Думаешь, Луперкаль будет нас ждать, прежде чем начнет штурм Терры? Будь я проклят, если не окажусь в числе первых на поверхности Тронного мира.  Трастевере вывел данные из ауспика Ворнака на свой визор.  Изображение сбивало с толку, представляя размытые нарастающие сигналы несоразмерной активности. Он не видел смысла в них, но приказы были четкими.  Убить нарушителей и завладеть трофеем под Геродотом Омега.  – Мы в святилище Селенара, – сказал он. – Вполне ожидаемо, если мы наткнемся на аномальные жизненные показатели.  Вопрос решен, Трастевере повел их вперед, идя по следам добычи: крови, пота и смрада страха. Темноту под горой освещали мигающие люмены. Неужели это добыча разбила их, надеясь замедлить преследователей?  Коридор перешел в гулкий зал, который смердел пролитыми амниотическими жидкостями и протухшим мясом. Аккуратными рядами стояли вертикальные капсулы, напоминая анабиозные резервуары в апотекарионе. Внутри плавали мертвые призрачные тела странной формы.  Потолок помещения достигал сотен метров высоты, а от стены до стены протянулись тяжелые подъемные устройства на рельсах. Сверху свисали цепи с крюками, перемещая раскачивающиеся тяжелые грузовые контейнеры.  Авточувства терминатора зарегистрировали прогорклый запах, знакомый каждому воину.  Гнилое мясо и разложившиеся органы.  Трастевере посмотрел по сторонам, выискивая движение.  Отточенные веками войны инстинкты говорили ему «что-то не так», но он не видел отчетливых следов их добычи.  По залу прокатился низкий стон. Оседающий металл или что-то враждебное?  – Что это было? – спросил Ворнак.  – Тихо, – рявкнул Трастевере.  Они дошли до центра помещения, где десять таких же анабиозных резервуаров стояли в правильном порядке. В растекающейся луже крови сидела фигура в плаще, прислонившись к когитаторному пульту. По забрызганной кровью поверхности блестящего серебряного шлема в медленной пляске скользили затухающие огоньки.  ''Геноведьма.''  Фигура подняла голову, когда юстаэринец приблизился.  – Вы опоздали, – сказала геноведьма. – Они уже ушли.  – Лжешь, – ответил Трастевере. – Я чувствую их запах.   Она попыталась заговорить, но выкашляла желчную жидкость внутри шлема. Она сняла его и бросила на платформу с тяжелым лязгом металла.  Открывшееся лицо было худым, с резкими чертами и гермафродитным, кожа белая, как сам месяц, череп выбрит и покрыт шрамами. Глаза были цвета шокирующе яркого индиго, но Трастевере видел, как жизнь вытекает из них с каждым замедленным ударом сердца.  – Тебе остались считанные мгновения, – заметил он.  – Я прожила достаточно долго, – ответила геноведьма. – Достаточно долго, чтобы увидеть, как родились и выросли мои сыновья.  Трастевере навел оружие на ее грудь и спросил: «Какие сыновья? Что в этих капсулах?»  – Ничего, – ответила геноведьма с последним вдохом. – По крайней мере, больше ничего.  Слева раздался завывающий вопль, и Трастевере повернулся вовремя, чтобы увидеть, как замыкающего воина сбило с ног нечто такое же громадное. Влажное и зловонное тело было обрюзгшим и призрачно-бледным от долгого пребывания в неизвестных жидкостях. За ним тянулись сочащиеся кабели из незаконченных разъемов в позвоночнике.  Оно яростно заревело. Кошмарное творение безумного анатома, выродок, который каким-то не спонтанным образом устроил себе выкидыш. Даже мигающее освещение и скорость, с которой оно перемещалось, не скрыли его отвратительную форму.  Вздувшаяся скрученная мускулатура и гибкие конечности сплавились с рудиментарными органами и костяными рогами, выросшими из плоти. Раздутые костяные выпуклости и болтающиеся полосы неиспользованной кожи. Хрящи и плоть, образованные из искаженных геномов, которые никогда не предназначались для человеческого телотворения.  И зубы, так много зубов.  Оно подняло похожие на кузнечные молоты кулаки и двойным ударом раскололо шлем и череп воина на куски.  Масс-реактивные снаряды пробили неестественное тело, вырывая куски мертвенной плоти из спины и бока. Изрешеченное существо упало на колени, ревя в безумной ярости. Трастевере всадил болт в череп твари, и она рухнула с болезненным рыком. Но продолжало пытаться встать, и Сыну Гора пришлось сделать еще два выстрела для уверенности. – Добей огнем, – приказал он, и Ургав направил на него медно-черные форсунки тяжелого огнемета.  Над телом существа полыхнула струя ослепительно яркого прометия. Свет пламени блеснул в хищных глазах других чудовищ. Они вырвались из резервуаров вокруг юстаэринцев. Стая прожорливых зверей с чудовищно мутировавшими телами. Все хрящи и обнаженные ребра, плоть их тел усеивали покрытые волдырями костяные рога и пятна грубых, как проволока, волос. Их многочисленные глаза светились безумием и животной яростью вечной боли. Штурмовые болтеры взревели и десятки масс-реактивных снарядов начали рваться в телах нападавших.  Вонь вскипевшей крови и опорожненных кишечников наполнила чувства Трастевере.  – Что они такое? – спросил Ворнак.  Мерзости. Это слово пришло на ум, но Трастевере увидел что-то жутко знакомое в их генетически увеличенных размерах и намеках на прочный панцирь под грудами разросшихся мышц и костей, словно его сородича противоестественно напичкали усилителями роста, которые безудержно смешались в первобытный суп со случайным ассортиментом генетического материала.  Типичный Селенар.  – Они – чудовища, – сказал он, стреляя по целям. – Незаконные творения Селенара.  Масс-реактивные снаряды одним попаданием убивали большинство существ втрое большего размера, но на убийство этих уходил целый магазин.  Опрокинули очередного юстаэринца. Огромная сила чудовищ Селенара разорвала его броню, словно бумагу. Ворнак заревел в ярости, когда существо с шестью зверски сильными руками вырвало его штурмовой болтер, а затем оторвало ему руку. Он чуть отступил и врезал кулаком оставшейся руки в лицо твари.  Она не остановилась, так как у нее были другие лица – одно наполовину погруженное в складку плоти, напоминавшую воротник плащеносной ящерицы, другое с клыкастым отверстием, служившим ртом.  Другое существо с мультифасеточными глазами и чем-то похожим на стальные тросы вместо сухожилий. Но следующий обладал странной и неземной красотой, которая напомнила Трастевере о моменте, когда он увидел Фениксийца в бою на полях Исствана. Ворнак пал под градом ударов звериной толпы. Они вырвали ему глотку, и когда один из них поднял голову с куском окровавленной плоти в пасти, Трастевере увидел нечто настолько ужасающе знакомое, что буквально застыл в шоке.  Он единственный среди нападавших обладал совершенно человеческим лицом или, точнее, совершенно трансчеловеческим. У него были те же широкие генетически увеличенные скулы и высокий лоб, обычный для большинства легионеров, но это существо повторяло насмешливые ястребиные черты самого Гора Луперкаля.  Гнев грозил овладеть Трастевере, но он был юстаэринцем и не поддался эмоциям. Сын Гора подавил первобытное желание атаковать в слепой ярости. Он отделил свою ярость, готовясь обрушить ее на легионеров-лоялистов.  Пятеро его людей были убиты, другие истекали кровью, но продолжали сражаться с твердой дисциплиной.  Вот ''в чем'' была разница. Вот ''что'' решит этот бой.  Чудовища не обладали не отточенным мастерством, ни дисциплиной.  Они сражались не как единое целое, но как отдельные монстры.  Потрясение от их атаки было жутким, но с ее начала прошли считанные секунды.  – Сомкнуть ряды, – приказал Трастевере.  И дисциплина с подготовкой юстаэринцев приговорили нападавших.  Стихли последние выстрелы, и Шарроукин понял, что все чудовища Та'лаб Виты-37 мертвы. Она обещала, что ее протолегионеры купят им немного времени, но Гвардеец Ворона видел юстаэринцев в деле и понимал, что его будет немного.   Они выживали дольше, чем он рассчитывал, но этого все равно будет недостаточно.  Он, Тиро и Брантан были серьезно ранены, их искалеченные тела теряли смертельное количество крови внутри своих доспехов. Они оставляют липкие следы, которые даже слепой заметит. Сопровождавший их Гаруда летел неустойчиво из-за погнутых крыльев и помятого тела.  Брантан раскачивался с каждым шагом, одной рукой опираясь на стены. Железное Сердце сохраняло ему жизнь благодаря какому-то древнему чуду технологий, которое он не понимал, но, наверняка, даже оно не сможешь поддерживать его долго.  Тиро бежал, согнувшись. Его скручивало от мучительного давления сломанной спины, сам позвоночник рассыпался на осколки под мышечной оболочкой. Если он выберется из горы, это будет история, достойная лучших воинов Медузы, легенда, вдохновляющая будущие поколения Железных Рук  Собственные раны Шарроукина были сравнительно незначительными, хотя терзающая тело боль не соответствовала этой объективной оценке. Сломанный позвонок в спине отдавал агонией с каждым шагом, а рана в боку не затягивалась. Ощущение пустоты в груди говорило ему о лопнувшем основном сердце, и второстепенный орган взял на себя нагрузку. Резервное сердце легионера предназначалось только для поддержки раненого воина на короткие отрезки времени, пока он не доберется до апотекариев.  Оно не предназначалось для таких длительных нагрузок, как эта.  Гвардеец Ворона гадал, сколько времени оно еще протянет.  – Ты слышал это? – задыхаясь, спросил Тиро, упав на колени с рыком боли. – Они догоняют нас.  – Тогда вставай, чтоб тебя, – сказал Брантан, поднимая Тиро на ноги. – Ты – Железнорукий. Мы не становимся на колени в присутствии врага.  Тиро сдержал крик боли и судорожно вдохнул.  – Извини, капитан, – прохрипел он, сжав кулаки. – Больше не повторится.  – Вход в трубопровод недалеко, – сказал ему Шарроукин. Тиро кивнул, но ничего не сказал, каждая частица его воли сосредоточилась на перемещении одной ноги за другой.  Зычный голос, наполненный негодующим гневом и жаждой мести, разнесся по подземному коридору.  – Вы не сможете бежать вечно, – сказал он. – Мы поймаем вас, и ваши смерти не будут быстрыми, как у чудовищ вашей геноведьмы. Я, юстаэринец Трастевере, капитан Стражи Ока, обещаю вам это.  Они не останавливались, каждый метр добывал победу, каждый шаг, приближавший их к открытому пространству, был даром. Они слышали грохот шагов юстаэринцев за спиной, тяжеловесных и неумолимых, как приближающаяся гроза.  Насмешки Трастевере преследовали лоялистов, каждое слово обещало кровавое возмездие и боль.  Шарроукин не сомневался в этом.  Его дух воспарил, когда он увидел трапециевидную арку, которая вела в складское помещение. Облученные пары клубились прямо под потолком, вентиляционная система больше не работала и не вытягивала токсины изнутри.  – Мы на месте, – сказал Шарроукин, пробираясь через штабеля нагроможденных строительных материалов и сломанных машин к входу в вентиляционную сеть. – Скорее.  Он остановился у входа в трубопровод, когда увидел, что Тиро и Брантан не идут за ним. Один взгляд на позиции двух капитанов сказал Шарроукину, что они задумали.  – Если примите бой, они убьют вас, – сказал он.   Тиро проверил оставшиеся боеприпасы к болтеру. Подвешенные под руками Брантана загрузчики с лязгом отправили последние снаряды в магазины.  – Нам не оторваться от них, – сказал Брантан, глядя через арку. – Значит, будем сражаться.  Инстинкты Шарроукин дать бой врагам боролись с его желанием выбраться из горы. Он не испытывал любви к Брантану, но считал Тиро верным товарищем по оружию. Они не были друзьями, но вместе проливали кровь. Свою и предательскую.  Брантан прочитал бушующую в Гвардейце Ворона борьбу эмоций.  – Мы не может оторваться от Сынов Гора, но ты можешь, – сказал он, отворачиваясь. – Иди, Гвардеец Ворона, забери Магна Матер. Считай это моим последним приказом.  Шарроукин колебался, разрываясь между подчинением приказу и желанием биться рядом со своими братьями.  – Никона, – сказал Тиро. – Миссия на первом месте. Всегда, иначе быть не может.  Шарроукин вынул магазин из болтера и вручил его Тиро.  – Потрать каждый снаряд с пользой, Кадм, – сказал он.  == '''11 Славная смерть / Прорыв / Один во тьме''' ==   Необычное спокойствие наполнило Кадма Тиро, когда он вогнал последние снаряды в магазин своего болтера. Ему хотелось найти на прощанье слова получше для Гвардейца Ворона, как-то передать, что для него было честью биться рядом с ним. Теперь остались только он и Брантан. Даже Гаруда исчез. Птица села на плечо Брантану и наклонилась, словно беззвучно шепча ему на ухо. Брантан кивнул, и кибер-орел нырнул в трубопровод, даже не оглянувшись.  – Куда он летит? – спросил Тиро.  – Куда пожелает, – ответил Брантан. – Хватит о Гаруде. Следи за оружием.  Тиро следил. Даже с боеприпасами Шарроукина, магазин был неполон.  – Несколько очередей и нам останется только рукопашный бой, – сказал он. – Против терминаторов, – напомнил Брантан. Тиро поднял голову, медленно кивнул и сказал: «Почти нечестно для них».  – Они получат от нас на память славную смерть.  – Я готовился встретить этот день с самого Исствана V. Наше бегство с мира черных песков только отсрочило эту смерть, – сказал Тиро.  – Я умер там, – ответил Брантан. – Или так близко подошел к смерти, что не было никакой разницы. Каждый раз, как ты возвращал меня из стазиса, я считал, что он последний. Я всегда знал, что мне придется заплатить жизни долг, взятый в тот день. Теперь он выплачен.  – А я всегда считал, что умру далеко от света Терры на каком-нибудь безымянном поле битвы на границе известного космоса, – признался Тиро. – Я буду на века старше, седой и с долгой историей службы Империуму. И проживу достойную жизнь с редкими сожалениями.  – До того, как галактика обезумела, я никогда не думал о своей смерти, – ответил Брантан. – Даже в теоретических беседах с Тринадцатым. Апотекарии говорили, что мы, по сути, бессмертны, а летописцы утверждали, что мы – боги. Это само по себе должно было стать предупреждением, ведь какая история богов не заканчивается их свержением и истреблением?  Тиро не ответил. Он увидел тени приближающихся юстаэринцев.  – Капитан Брантан, это было честью, – сказал он.  Три массивные фигуры зашли под арку. Терминаторы в черной броне. Их вид шокировал Тиро, так как они были изодраны и выглядели так, словно прорывались с боем из одного конца звездолета в другой. Редко какой враг устраивал группе ветеранов такую взбучку.  Брантан как будто пожал плечами, и его подвесные орудия выбросили тяжелые болтерные снаряды с дозвуковой скоростью. Они поразили первого терминатора, и от попаданий в доспех посыпались искры и разлетелись, словно шрапнель, куски металла и керамита.  Воин пошатнулся и отступил на шаг, но не упал. Он навел собственное оружие.  Тиро высунулся из укрытия и, прицелившись, нажал спусковой крючок.  Пара масс-реактивных снарядов угодила в магазин терминатора, и кулак воина исчез в сверкающем ливне последовавших взрывов. Второй терминатор навел штурмовую пушку на Тиро, ее длинные вращающиеся стволы уже раскручивались до скорости стрельбы.  Разрушительный ураган скорострельных снарядов пробуравил ящики и материалы. Тиро нырнул в сторону, стреляя на ходу. Скрежет сломанной кости в спине наполнил его тело болью, а глаза заволокло серой дымкой. Он кувырком поднялся на ноги и прицелился в магазин в тыльной части орудия. Железнорукий выстрелил, но прицел вышел неверным, и снаряд только помял ящик.  Он срикошетил, и Тиро заскрипел зубами из-за боли, омывшей тело пламенем.  Снаряд ударил ему в грудь и взорвался на нагруднике. Он не пробил броню, но энергия удара отбросила воина. Тиро пошатнулся и выстрелил в ответ. Следующий снаряд попал ему в стык бедренной кости и бедренного сустава, и в этот раз пробил доспех.  Взрыв оторвал левую часть таза Тиро, осколки бедренной кости и металла вонзились в живот и пах. Кровь наполнила рот Тиро, и он почувствовал, что отказали целые участки внутренней анатомии. Повреждения органов были катастрофические и совершенно несовместимые с жизнью. Его охватила жуткая боль, и он рухнул на штабель ящиков, как король, развалившийся на своем троне.  Серая мгла перед глазами сменилась красной, и он увидел, как Брантан движется, словно пикт-кадр, прокручиваемый на половине скорости. Затворы его болтеров бесполезно щелкали – магазины были пусты. Грудь товарища-капитана была разорвана, превратившись в месиво из пробитых в его теле кровавых туннелей.  Только Железное Сердце оставалось целым, его серебряная оболочка яростно пульсировала.  Брантан вырвал штурмовую пушку у одного из юстаэринцев и взмахнул ею, как дубиной. Тяжелый казенник обрушился на череп владельца. Из обломков шлема разлетелось огромное количество крови, осколки костей и влажные куски мозгового вещества. Брантан повернулся и замахнулся на третьего терминатора, но снаряд из штурмового болтера, не разорвавшись, прочертил борозду в верхней части его черепа. Брантан раскачивался, но держался прямо, его тело застыло на месте. На кратчайший миг Тиро осмелился понадеяться, что он продолжит бой, как много раз до этого.  Но одного взгляда на залитые кровью глаза Брантана было достаточно, чтобы понять: Ульрах мертв. Железное Сердце, наконец, остановилось, и герой Железных Рук ушел из жизни. Хотя его тело из плоти и крови умерло, неподвижное шасси, когда-то принадлежавшее саркофагу брата Бомбаста, все еще удерживало его прямо.  Даже в смерти Ульрах Брантан не преклонил колени перед врагом.  Сын Гора повернулся к Тиро.  Он поднял болтер и нажал спусковой крючок в последний раз.  Оружие щелкнуло. Как и в болтере Тиро, у него не осталось снарядов.  Убивший Брантана юстаэринец возвышался над Кадмом. Воин носил знак отличия капитана и другие неизвестные Тиро отметки, но от которых он инстинктивно отпрянул. Капитан юстаэринцев подобрал штурмовую пушку, металл которой все еще был влажным от крови и мозгов его убитого брата. Несомненно, это был Трастевере.  – Остался только один, – сказал предатель.  Тиро собрал последние силы, чтобы выплюнуть свое презрение.  – Да, только один, но он – Гвардеец Ворона, – проговорил он. – У него четыре минуты форы, что больше чем ему нужно. Шарроукина тренировали повелители теней Ликея, и он знает каждую тайную тропу отсюда до Моря Спокойствия. Трон, да он знает кратеры Луны лучше, чем Селенар! При небольшом везении, он уже на полпути к Терре.  Трастевере рассмеялся отвратительным злобным смехом.  – Из Железных Рук выходят ужасные лжецы.   Тиро покачал головой.  – А из Сынов Гора выходят ужасные легионеры.  Трастевере поднял штурмовую пушку.  – Скажешь что-нибудь на прощание?  – Я прожил достойную жизнь с редкими сожалениями, – сказал Тиро. – Можешь сказать то же самое?  Штурмовая пушка заревела, и взятый на Исстване V долг был, наконец, выплачен сполна.   Шарроукин выбрался из вулкана под визг помех в шлеме и яростный голос Велунда.  – … кин… веть… Если можешь… сообщи… пози…  – Велунд, я снаружи, – сказал он, задыхаясь от боли. – Магна Матер у меня, нужна немедленная эвакуация. Подчеркиваю – немедленная.  Ответа нет, только шипение новых помех. Он осмотрел чернильную черноту над собой, выискивая любой признак «Грозового орла», но ничего не увидел. Он повернулся, когда услышал лязг металла, потянувшись за болтером, пока не вспомнил, что отдал последние боеприпасы Кадму Тиро.  Вылетел Гаруда, раскинув помятые крылья. Он летел неуверенно. Кибер-орел тоже был ранен. Сначала, Шарроукин обрадовался, увидев птицу, но затем у него сжалось сердце, так как ее появление могло означать только одно – Тиро и Брантан мертвы.  Шарроукин подавил скорбь, грозившую захлестнуть его.  – Велунд? Ты здесь?  По-прежнему нет ответа. Были ли они все еще на месте крушения? Неужели повреждения настолько серьезны, что Велунд и Таматика не могли починить их. Нет, он не верил в это. Если был хоть малейший шанс убедить штурмовой корабль подняться, то железные отцы воспользуются им.  – Трон, Шарроукин, – раздался голос Велунда. – Мы боялись худшего. Я вижу тебя. Захожу со спины.  Шарроукин повернулся и увидел приближающийся силуэт «Грозового орла». Между его крыльями и стенами каньона было чуть больше метра. Корабль пролетел над головой, Велунд поддерживал низкую скорость из-за опасения, что машина может развалиться. Ее двигатели визжали и запинались, и Шарроукин увидел весь масштаб повреждений, полученных при крушении.  – Трон, не верю, что ты снова поднял его в воздух, – сказал он, когда корабль снизился и опустил кормовую штурмовую рампу. Велунд держал его в метре над землей по стандартам боевой эвакуации, но Шарроукин увидел, что он и так не мог посадить его безопасно – посадочные лыжи были разбиты.  Как только рампа достаточно опустилась, Шарроукин закинул Магна Матер в отсек и взобрался сам. Гаруда влетел в штурмовой корабль вслед за ним и почти упал на продырявленную палубу.  Каждая частица тела и души Шарроукина болела, но он поднялся и ударил ладонью по механизму закрытия рампы.  – Я внутри, – сказал он. – Убираемся отсюда!  – Что с остальными?  – Я один, – ответил Никона, стараясь сдержать эмоции.    Трастевере и Ургав поднялись на поверхность Луны вовремя, чтобы увидеть десантно-штурмовой «Грозовой орел», который не имел права находиться в воздухе на поврежденных двигателях, которые сбивчиво выбрасывали синее пламя. Его корпус покрывали вмятины и пробоины, но блестящая серебряная рука на его борту не потускнела.  Юстаэринец увидел воина в пыльном черном доспехе на штурмовой рампе, когда трясущийся корабль приблизился.  Трастевере изумленно рыкнул.  – И в самом деле, на полпути к Терре.  Он поднял штурмовую пушку и нажал на спусковой крючок.   Шарроукин почувствовал, как снаряды пробивают его грудь и спину, словно обжигающие огненные прутья.  Энергия попаданий развернула его, и он рухнул на палубу корабля. Из истерзанного тела хлынула кровь. Пылающий жар растекался из ран, пока перегруженная физиология попыталась взять под контроль повреждения.  Забрызганный багрянцем контейнер с Магна Матер упал рядом с ним.  – Шарроукин, – вызвал Велунд из пилотской кабины. – Что это было?  Гвардеец Ворона сполз по избитому фюзеляжу, силясь заговорить, пока по его телу циркулировала боль.  Он попытался отстраниться, оценить урон и варианты действий в этой ситуации.  Два дымящихся отверстия раскромсали его правое плечо, сквозная рана походила на чашу с кровью, зияющую в узле из кабелей в его животе. В обоих случаях он мало что мог сделать.  – Если надо угадать, – сказал он между судорожными вдохами, – я бы сказал, штурмовая пушка.  Велунд поднялся над каньоном и развернул штурмовой корабль вокруг его оси, направившись к постепенно падающему обломку, в котором находился «Сизифей». «Грозового орла» сотрясли новые попадания. Огонь вели из штурмовой пушки, Шарроукин был прав. В обычной ситуации, это не доставило бы проблем штурмовому кораблю, но корпус получил столько повреждений, что их не счесть.  Велунд увеличил мощность, насколько осмелился, и попадания прекратились.  – Мы оторвались, – сказал он.  Время для незаметности прошло, и путь к поверхности, который занял у них несколько часов, сменился обратным, на который уйдет чуть больше трех минут. Но эти три минуты они будут открытыми и уязвимыми.  Все, что они могли делать – это бежать.  Десантно-штурмовой корабль мчался, прижимаясь к земле, над бледной поверхностью Океана Бурь, поднимая за собой медленно оседающие завесы пыли. Впереди и ближе к лунной поверхности, чем ему бы хотелось, Велунд увидел сверкающую форму обломка пусковой установки, в котором они спрятали «Сизифей».  Возможно, две тысячи метров и тридцать минут до падения на поверхность.  Он ввел угловую поправку курса, рискуя малой высотой, пока старался удержать корабль ровно. Поврежденные рулевые поверхности усложняли любые эволюции, напоминающие прямую линию.  Панель угроз издала скрипучий вой.  – Ракета в воздухе! – завопил Велунд, дернув ручку управления в бок. Штурмовой корабль сделал «бочку», и Железнорукий почувствовал, как корпус протестующе задрожал. Все еще соединенный с раненным машинным духом, легионер почувствовал, как лопаются недавно сваренные швы на фюзеляже.  Таматика сделал все, что в его силах, чтобы машина могла летать, но маневры уклонения накладывали совершенно иные требования. Велунд увидел, как пылающий хвост ракеты врезался в поверхность спутника. Плотный лунный реголит заглушил замедленные последствия взрыва.  – Всего одна? – прошептал Велунд. – Как мало вы с нами считаетесь.  Он сделал «бочку» и лег в вираж, насколько осмеливался, пытаясь засечь нападавшего.  ''Там!'' Десантно-штурмовой «Громовой ястреб» с обгоревшим корпусом после боевой посадки в пылающую кальдеру вулкана. Тот развернулся, выходя на идеальную атакующую позицию выше сзади, и Велунд увидел длинные языки дульных вспышек носовых орудий.  Он потянул ручку на себя. Слишком поздно, чтобы увернуться от очередей снарядов.  «Грозовой орел» содрогнулся и накренился от колотящих попаданий. Велунд поморщился от повторяющейся боли. Он почувствовал пробоины в левом борту фюзеляжа.  Новые удары орудийного огня пробили дорсальную броню «Грозового орла», продвигаясь вперед, пока «Громовой ястреб» поливал их сверху. Фонарь пилотской кабины разлетелся, а панель угроз взорвалась от попаданий снарядов большого калибра.  Кровь человека и машины забрызгала кабину. У Велунда перехватило дыхание от внезапной и шокирующей боли.   – Таматика! – закричал он. – Сейчас самое время попробовать твою опасную идею!  Таматика едва слышал Велунда.  Он видел, как Шарроукин упал на палубу, но был бессилен помочь.  Его тело застыло в гравикресле, соединенное через два десятка подкожных разъемов с внутренней частью глубинного спайщика. Чужеродные внутренности были залиты фиолетовым светом. Духи машины спайщика не походили на диких существ в сердце большинства имперских механизмов, это были системы холодной расчетливой злобы.  Таматика подсоединился к нему в надежде укрепить дух машины «Грозового орла», но последний поддался на уговоры Велунда. И не нуждался в прикосновении этой безжалостной машины Луны.  Но сейчас уникальные возможности межмашинного соединения были крайне необходимы.  Таматика мог заглянуть в сферы за пределами своего обычного зрения.  Он словно находился внутри гипердетализированного ноосферного пространства. Таматика повсюду видел потоки света, сигнатурные идентификаторы и растекающиеся данные из миллионов машин Селенара по всей поверхности Луны и под ней. Он видел их всех, как яркие узоры, движущиеся в изящном балете.  – Мы и не догадывались… – прошептал он. – Насколько вы отличаетесь.  Он – идеолог чуждых учений Марса, разрушитель и поработитель машин – не был желанным гостем в этом пространстве. Он ощутил, как технология Луны возмущается его сознанием, стремится выбросить его из своей сети, подобно тому, как плоть старается изгнать инородное тело.  Нет, скорее как белые клетки крови стремятся подавить и уничтожить инфекцию.  Единственная причина, по которой он проник в это пространство – повреждения глубинного спайщика. Посох Та'лаб Виты-37 нарушил его способность защищаться, и это дало Таматике доступ. Канты служения, усовершенствованные железными отцами Медузы, временно поработили его, но, как и дикий грокс, спайщик пытался сбросить и растоптать Фратера.  Существо ненавидело Таматику, и он понимал, что оно обратиться против него при первой возможности.  Железный отец почувствовал вопль корабля и возникшие наклонные копья света, когда вражеские снаряды пронзили корпус.  Таматика ощущал, как «Грозовой орел» начал разрываться, пока Велунд бросал его во все более отчаянные маневры, что удержать их в воздухе и уйти с линии огня. Это не сработает.  Залатанный «Грозовой орел» не сравнится с полностью боеспособным «Громовым ястребом».  Им оставались считанные секунды.  Таматика погрузился в мысленное пространство спайщика, раскинув свою сеть по ближайшему району. Ему хватило доли секунды, чтобы найти воинственный дух «Громового ястреба», такого же чужака, как и они.  В ноосферном пространстве он был разгневанным красным дротиком, кровавым ножом, нацеленным им в сердце.  – Видишь его? – сказал он. Слова разнеслись по общему мыслепространству.  Спайщик зарычал, словно хищник на истертом поводке.  Он рычал странным машинным кантом. Слова были незнакомы, но смысл не вызывал сомнений.  ''«Сначала это, потом – ты».''  Таматика спустил спайщика с поводка.  Он смотрел, как его сознание разматывается, словно скрученная двойная спираль данных, прекрасная в сравнении с ноосферным исполнением марсианского кода. Спайщик сократил виртуальную дистанцию до «Громового ястреба» в мгновение ока и тут же опутал жестокое сознание машинного духа корабля.  Таматика почувствовал мимолетную боль сожаления, глядя, как ледяные когти спайщика впиваются в дух «Громового ястреба», щупальца его холодного сознания проникают в каждую грань сущности корабля и кооптируют их одну за другой.  Красный дротик корабля Сынов Гора покачнулся в воздухе, пока пилот боролся с бунтом, разожженным глубоко в системах «Громового ястреба». Глядя на полное разрушение, происходящее внутри, Таматика знал, что у вражеского пилота нет ни единого шанса.  «Громовой ястреб» резко задрал нос, крутанулся и спикировал прямо в землю.  Таматика увидел разложение его машинного духа и вознес молитву Омниссии, прося о прощении за его убийство.  Спайщик отпрянул от своей добычи, и Таматика, даже зная, что его усилия бесполезны, попытался освободиться от общего мыслепространства.  Спайщик бросился к нему, словно спущенный с поводка хищник.  ''«Теперь ты».''   Велунд направил «Грозового орла» в носовую посадочную палубу «Сизифея» и быстро сбросил тягу. Вес десантно-штурмового корабля вызвал деформацию его разбитого каркаса, и Велунд заскрипел зубами, когда гравитация ударного крейсера добила его.  Он попытался подняться с кресла пилота, но его ноги не работали.  Только сейчас Велунд отважился посмотреть вниз.  Попадания, разбившие фонарь кабины и пульт угроз, угодили в нижнюю часть спины и раздробили основание позвоночного столба. Он почувствовал боль, но его собственные и штурмового корабля ощущения так смешались, что он не смог разделить их.  Сабик почувствовал присутствие рядом с плечом, но не смог повернуться в кресле.  – Таматика?  – Нет, – прохрипел Шарроукин из-за проникающего ранения грудной клетки. – Он скончался.  – Скончался? Как?  – Не знаю, – ответил Шарроукин. – Машина, к которой он подключился, что-то сделала с ним. Нейронная обратная связь или психошок. Что бы это ни было, он не выжил.  Велунд кивнул и сказал: «Помоги мне, моя нижняя половина теперь не работает, как следует».  Хотя Шарроукин едва стоял, он наклонился, чтобы поднять железного отца с кресла. Тело Велунда повисло мертвым грузом, и он обхватил рукой плечи друга. Вмести они с трудом добрались до десантного отсека, где Гаруда сидел на плече Таматики. Железный отец застыл в своем гравикресле, бледный зимний свет бурлил под его кожей и пульсировал в невидящих глазах.  Велунд сразу же понял, что случилось.  – Он спас нас. Фратер освободил спайщика, чтобы сбить «Громовой ястреб», зная, что существо обратится против него.  Шарроукин ничего не сказал, но кивнул в знак уважения железному отцу, когда они, пошатываясь, направились к выходу из десантно-штурмового корабля.  – Доведи меня до мостика и подключи к командному модулю, – сказал Велунд. – У нас чуть меньше пятнадцати минут, прежде чем «Сизифей» врежется в поверхность.  – А что потом?  – Потом мы уберемся отсюда, – сказал Велунд. – И найдем где-нибудь укрытие.  – Где? Посреди всего этого, где?  Велунд улыбнулся сквозь боль и сказал: «Где-то в глубинах темноты».  Им понадобилось еще двенадцать минут, чтобы добраться до мостика, несколько раз упав по пути. Гаруда летел перед ними, сбиваясь с ритма и задевая внутренние переборки корабля.  В латеральном коридоре они взяли в помощь технического сервитора, и Шарроукин смог сосредоточиться на том, чтобы не потерять сознание. Оба воина были на пределе своей выносливости. К тому моменту, как Шарроукин с сервитором подняли Велунда на командный трон, Гвардеец Ворона задыхался от усилий и потери крови.  По инструкциям Велунда Шарроукин подключил железного отца к навигационному когитатору и запустил предварительные пусковые протоколы. Понимая, что их старт может понадобиться в любой момент, Велунд оставил реактор на малых оборотах и синхронизировал запуск двигателя с встроенной макропрограммой, которой он мог управлять без команды мостика.  За считанные мгновения «Сизифей» избавился от привязей и магнитных зажимов и дал газ. Шарроукин смотрел через обзорный экран, как уносятся, кружась, останки пусковой установки. Его веки отяжелели, и когда он снова посмотрел, она врезалась в бледную пыль на краю Моря Познанного.  Сколько времени он был без сознания?  Постепенно дуга Луны исчезла, и спектральное свечение ее поверхности сменилось чернильной чернотой космоса. Далеко над «Сизифеем» могучие боевые корабли плыли бриллиантовыми стаями, каждый из светящихся соборов мог с легкостью уничтожить их.  Дыхание Шарроукина замедлилось, и он положил ладонь на корпус Магна Матер. Его кровь была все еще липкой, и он надеялся, что то, что лежало внутри стоило тех жизней, что были пожертвованы для его защиты. Легионер почувствовал, что его сознание начинает уплывать.  Рядом с ним закаркал Гаруда, вытянув одно из крыльев. Шарроукин повернулся и увидел, что металл как бы развернулся и исправил значительную часть повреждения, как будто птица каким-то образом восстанавливала себя.  – Ты мог бы научить меня такому трюку? – спросил он. Птица наклонила голову вбок, словно решая, отвечать или нет.   Шарроукин выбросил мысли о птице из головы и оглянулся на Велунда. На миг ему показалось, что его друг умер, но затем он увидел движение под веками. Железный отец соединился с душой корабля и подключился к каждой его системе. Раны «Сизифея» были тяжелыми, и если раньше Велунд терпел и лечил увечья корабля, теперь крейсер переносил раны самого легионера.  Шарроукин мигнул, когда в его отрешенное состояние ворвался звук.  ''Сигналы опасного сближения.''  На посту наблюдения открылось новое окно, и Шарроукин увидел приближающийся снизу черно-золотистый кинжальный силуэт, словно глубоководный хищник, поднимающийся для трапезы.  – «Отпрыск Хтонии», – сказал он, повернувшись к Велунду, но если железный отец услышал его, то не подал виду. Эсминец Сынов Гора шел прямым курсом на них, точно зная, где именно они находились.  Сбить преследующий «Громовой ястреб» было одним дело, но эсминец космодесанта…?  На носу корабля мигнули вспышки огня.  – Торпеды в пустоте, – сообщил Велунд бесцветным голосом. – Попадание через восемьдесят пять секунд.  Шарроукин ждал приближения убийц кораблей, понимая, что они никак не могли уклониться от них. «Сизифей» был слишком серьезно поврежден для маневров уклонения, и даже с макрокомандами управления Велунда вести пустотный бой без экипажа было просто невозможно.  – Шестьдесят секунд, – произнес Велунд далеким и отрешенным голосом.  Хронометр в углу поста наблюдения вел обратный отсчет, отмеряя последние мгновения их жизней.  Сигналы опасного сближения стали громче, словно предупреждая, что они вот-вот врежутся в гору.  Шарроукин с болезненным рыком выпрямился. Усилие было чрезмерным для него, но будь он проклят, если встретит свою смерть, сидя на заднице.  – Сорок секунд.  Тень накрыла пост наблюдения, и Шарроукин на секунду подумал, что это некая реакция «Сизифея» на неминуемое уничтожение. Уменьшая свое зрение, корабль избавлял свой экипаж от зрелища собственной гибели.  Затем Гвардеец Ворона увидел, что это был не акт милосердия со стороны ударного крейсера и не сигналы опасного сближения в ответ на приближение «Отпрыска Хтонии».  Тень превратилась в украшенные вентральные плиты титанического боевого корабля, его позолоченная поверхность и огромные плиты брони были видны в мельчайших подробностях. Из многокилометрового корпуса золотистого и лазурного цветов выступали огромные рули. Гравитация гиганта на такой близкой дистанции вызвала вибрацию «Сизифея», и каждый раз в ответ на мысль о скором окончании корабля появлялись новые зубчатые элементы конструкции, покрытые эмалью и украшенные кольцевыми геометрическими узорами и тайными символами.  – Это не линкор, – сказал Велунд, благоговейно хлопая глазами. – Это Глориана…  Корабль все не заканчивался, и Шарроукин увидел символы, украшавшие лес серебряных башен, за которыми тянулись странные эфирные энергии. В центре серебристого хребта на его корме находилась огромная кристаллическая пирамида, святилище и командный мостик в одном лице.  – «Фотеп», – сказал Велунд. – Флагман Алого Короля.  Его огромный размер было невозможно осмыслить, он отвергал саму идею, что был создан руками смертных, а не возник по воле какого-то нечеловеческого божества. Шарроукин почувствовал в животе холодное пламя от вида огромного капитального корабля.  Всплыли воспоминания. Он на Эйрене Септимус, один и раненный против самого Альфария. Примарх Альфа-Легиона мог убить его, не вспотев, но пощадил. Он обратился к Шарроукину по имени, словно они были старыми приятелями, а не смертельными врагами.  Шарроукин вспомнил слова, которыми они обменялись, словно их вырезали в его памяти.  ''– Ты не будешь со мной сражаться? '' ''– Я не буду тебя убивать, Никона, как бы мне этого ни хотелось. Во всяком случае, сегодня,'' – ответил Альфарий. ''– Об этом меня попросил Магнус.'' Когда Кадм Тиро спросил, что это значит, Шарроукин пропустил слова примарха мимо ушей, посчитав манипуляцией и ложью, но теперь вот он – флагман Магнуса Циклопа, вклинившийся между «Сизифеем» и убийственным залпом торпед.  Обратный отсчет на обзорном экране остановился на нуле.  Если бы не Алый Король, направивший свой корабль между «Сизифеем» и торпедами, они бы уже были мертвы.  – Почему? – спросил он у сверкающей пирамиды в центре «Фотепа». – Почему?  Ответа не последовало, и Шарроукина охватила странная летаргия, когда исцеляющие механизмы его тела погрузили воина в темноту.  Ему снились блестящие пещеры, удивительный золотой свет и армия новорожденных гигантов, шагающая из этого света в войну, не имевшую конца.  Шарроукин проснулся от прикосновения руки Велунда к плечу. Его наполнил миг невесомости, когда он вышел из своих снов о свете и тени. Мимолетное мгновение, пока не вернулась пронизывающая до костей агония ран.   Он застонал от боли и воспоминаний.  – Мы на месте, – сказал Велунд. – Пора идти.  Боль и дезориентация замедлили мыслительные процессы Шарроукина в момент выхода из объятий анабиозной мембраны. Он сглотнул, избавляясь от сухости в горле, и вытер глаза тыльной стороной покрытой красными пятнами руки.  – Идти? Куда? Сколько времени я был в отключке?  – Десять дней, – ответил Велунд. – Обратная дорога заняла чуть больше времени, чем наш спуск.  Замешательство затруднило понимание Шарроукином смысла слов Велунда.  – Путь? Велунд, где мы?  – Не думаю, что у нее есть имя, – сказал Велунд, и Шарроукин посмотрел на обзорный экран, увидев черную, похожую на слиток, форму заправочной станции, где они ремонтировали «Сизифей» перед тем, как спуститься к Луне.  – Ты должен идти, – сказал Велунд, и Шарроукин кивнул, по-прежнему не полностью понимая смысл слов друга.  – Не думаю, что смогу нести тебя, – сказал Шарроукин.  – Все в порядке, мой друг, – ответил Велунд. – Тебе не придется.  – Что ты имеешь в виду?  – То, что ты должен идти без меня. Это конец нашего общего пути.  – Нет, я возьму того сервитора, – возразил Шарроукин, но он понимал, что это бесполезно.  Тело Велунда прошло ту точку, когда апотекарий мог восстановить его или техножрец перестроить. Осунувшиеся и измученные черты Железнорукого выдавали историю внутреннего анатомического каннибализма, который потребовался, чтобы сохранять в нем жизнь до этого момента.  – Ты должен забрать Магна Матер с «Сизифея», – сказал Велунд. – Долг Та'лаб Виты-37 теперь ложится на тебя.  – Я не могу, – ответил Шарроукин.  – Ты должен, – сказал Велунд, и отчаяние в его голосе забрало последние силы. – Несмотря на вмешательство «Фотепа» мы все еще в Солнечной системе, и за нами идут охотники. Я ускользал от них до этого момента, но они почти догнали нас. Они не должны найти тебя и Магна Матер на борту.  – Куда ты отправишься?  Железный отец улыбнулся, и вернулась частичка прежнего Велунда.  – Я с «Сизифеем» уведу их за Звезды Гало, в трансгалактические пустоши, – сказал он с хриплым смешком. – Когда они поймают нас, я буду давно мертвым, и они не найдут тебя.  Шарроукин покачал головой.  – Нет, позволь мне отнести тебя. Введи курс в автопилоте и делу конец.  – Корабль не дойдет достаточно далеко без управления, – сказал Велунд. – Так должно быть. Теперь иди, мой друг.  Шарроукин увидел решимость в лице своего друга и понял, что его не переубедить. Кроме того, он был прав.  С тяжелым сердцем Шарроукин поднял Магна Матер и отошел от командного пульта.  – Знакомство с тобой было честью для меня, Сабик Велунд, – сказал он.  – Как и для меня, – ответил Велунд.  Безымянная заправочная станция была такой же темной, какой ее помнил Шарроукин.  «Сизифей» и Велунд давно улетели, отправившись в темноту меж звезд.  Шарроукин привык работать в одиночку, полюбил это состояние, активно отказывался от общества, но теперь, находясь в одиночестве на краю пустынного космоса, ему вдруг сильно захотелось оказаться в компании своих братьев.  Он не был совсем один. Его сопровождал Гаруда, летая по широким открытым пространствам заправочной станции. Птица выглядела, как новенькая, как в тот момент, когда он впервые увидел ее. Блестящие крылья с тщательно выполненными перьями, словно только что с верстака мастера.  Трансчеловеческая физиология Шарроукина могла поддерживать его в состоянии гибернации веками, но он подозревал, что пробудет здесь не так долго. Покрытые пятнами палубы и остатки воздуха, что цеплялись к стенам огромных помещений, все еще воняли неочищенным прометием.  Шарроукина встретила чернота. Она окутывала его, как старый друг, приветствующий товарища-путешественника в темноте.  Шарроукин точно знал, где будет ждать грядущие времена.  Он с Гарудой направился путем, которым он проходил много раз, пока Железные Руки ремонтировали «Сизифей». Дорога безошибочно привела в зал неподалеку от центра заправочной станции, стены которого покрывали выгравированные имена любимых судов и павших товарищей.  Теперь легионер понял, что недооценил численность гравировок.  Сотни тысяч имен и деяний.  Героические мужчины и женщины, чьи имена забылись.  Об их отваге нигде не написали, кроме этих стен.  Их истории никогда не рассказывались.  Шарроукин прислонился спиной к стене, его дыхание замедлилось, а пульс снизился, как только механизмы анабиозной мембраны снова коснулись его сознания.  Нет. Еще нет. Сначала ему кое-что нужно сделать.  Как воину лучше всего умереть?  На протяжении многих лет Шарроукин много думал об этом  Мысли из его юности об истерзанных войной полях сражений и славе были мечтами глупца.  Лучшего места для упокоения воина Гвардии Ворона он и не мог вообразить. Никона вынул гладий и провел пальцами по стене, чувствуя шероховатость там, где ножи и резцы оставляли следы.  Наконец, он нашел место для своей метки.  Шарроукин наносил быстрые экономные удары, вырезая имена воинов из экипажа «Сизифея» рядом с давно умершими пионерами Империума.  Он высек свое имя последним и после завершения опустил клинок.  Его тело было изувечено и не могло исцелиться, пока он бодрствовал.  Могли пройти века, прежде чем он очнется, если вообще очнется. Эта мысль не слишком его беспокоила. Он надеялся, что какой-то незнакомец из далекой эпохи может наткнуться на их имена и задуматься, кем они были, какими людьми, и через эту связь они присоединятся к деяниям тех, кто ушел раньше.  Шарроукин положил руку на Магна Матер, когда Гаруда спустился и сел на его плечо. Гвардеец Ворона едва почувствовал вес кибер-орла. Его когти вонзились в керамит доспеха, и Шарроукин засомневался, что мог их вырвать, если бы захотел.  Птица подняла голову и раскинула крылья.  Она застыла безмолвным наблюдателем и стражем.  Взгляд Никоны скользнул вниз, и ему захотелось узнать название этого места. Было бы неправильно отдаться во власть темноты, не зная, где находишься.  Словно в ответ на эту мысль, его блуждающий взгляд наткнулся на резьбу на перекрытии арки, ведущей в зал. Наполовину скрытая полосками масла и растущей ржавчиной, но все еще разборчивая.  Именная табличка, возможно с погибшего звездолета или забытой битвы.  Шарроукин решил, что не важно.  Она сгодится.  ''Сангпримус Портум.''   ПОСЛЕСЛОВИЕ  Так заканчивается путь «Сизифея» и его отважного экипажа.  По правде говоря, итоговая судьба корабля, как и воинов Разбитых Легионов, вряд ли могла завершиться хорошо, по крайней мере, в том, что касается возможности выжить в сражениях в тылу наступающего на Терру Магистра войны. По-моему, эта сюжетная линия могла закончиться только одним итогом.  Но Сабик Велунд и Никона Шарроукин…? Ах, да, у меня были планы на них: героические судьбы в кошмарных сражениях на подходе к Терре, отчаянные тайные миссии вопреки всем препятствиям в тенях величайшей войны. Я сильно привязался к этим героям за время их приключений по захвату Криптоса, преследованию Фулгрима и Пертурабо в Око Ужаса, и последней схватки с Альфарием на Эйрене Септимус. Эти воины могли вопреки всем обстоятельствам бросить вызов судьбе.  По крайней мере, это говорил я себе, приступая к этой книге.  «Сыны Селенара» должен были стать классическим романом о людях на операции по образцу «Пушки острова Наваров» или «Куда долетают только орлы» Алистера Маклина (хотя, справедливости ради, последний фильм уже послужил вдохновением для «Мертвого неба, черного солнца»). Герои вынуждены взяться за почти невыполнимую миссию, требующую для успеха скрытности, хитрости и неукротимого духа. Это была бы увлекательная гонка, требующая жертвенности, решительности и отваги за пределами простого веления долга. Но она, в конечном итоге, привела бы наших героев от заслуженного захватывающего спасения к трогательной триумфальной развязке. Они бы спустились на потрепанном, но неукротимом «Сизифее» через атмосферу Терры, чтобы воссоединиться со своими братьями-лоялистами.  Но чем больше я писал, тем больше лейтмотив новеллы «делай то, что необходимо сделать, не взирая на личную цену» становился все более ясным, тем больше я понимал, что иногда судьба, в конце концов, добивается своего. Когда книга прошла экватор, и счет погибших рос с каждой последующей главной, я понял, что, если Велунд и Шарроукин выйдут невредимыми благодаря личной сюжетной броне, в которую я их облачил, это принизит цену тех жертв.  Каждый поворот сюжета этой книги приближал героев к жестокой развязке, и чем очевиднее становилось, что должно произойти, тем больше это ощущалось верным… тем сильнее становилось чувство, что это единственное возможное завершение. Нельзя сказать, что это было легко, и что я не пытался бороться, когда понял, куда ведет конец.  Я продолжал искать способы направить историю к благополучному завершению или, по крайней мере, к такому благополучному финалу, который когда-либо случался в книгах Черной Библиотеки. В синопсисе к «Сынам Селенара» говорилось об отчаянной храбрости и большом числе героев, вернувшихся домой за чаем и медалями, но, как часто бывает, персонажи и история решили иначе. Для моего рабочего процесса это не является чем-то необычным: лучшие идеи часто появляются во время написания книги. То, что первоначально считается отличным направлением для истории, когда я еще не написал ни слова, часто заканчивается резким поворотом, когда ручка касается бумаги.  Когда экипаж «Сизифея» проник в таинственные подземелья Луны, у меня возникло чувство, что эта миссия не могла (и не должна) быть завершена без тяжелых последствий. Но это породило собственные проблемы. Это означало, что мне необходимо придумать, как закрыть некоторые линии, которые я ранее создал в «Седьмом змее», в частности, слова, сказанные Альфарием Шарроукину и касающиеся одного чародея-циклопа. Я провел много долгих и обстоятельных бесед с Ником Каймом, и их итоги сыграл огромную роль в моих размышлениях над направлением и сюжетом моего следующего проекта в серии «Осада Терры». Я не забыл эту фразу Альфария в «Седьмом змее» и ее значение станет свидетельством мировоззрения Алого Короля в этот период Ереси Гора.  Другим следствием этих дискуссий стало понимание, что финалу «Сынов Селенара» необходимо придать вес и значение, иначе какой смысл был в жертве экипажа? Чтобы эта история стала лебединой песней воинов «Сизифея», они должны одержать в определенном смысле победу, иначе читатели, закрыв книгу, сочтут, что напрасно разделили приключения этих героев на всем пути с Исствана V. Движущей силой сюжета всегда была Магна Матер, но, как и в случае с большинством макгаффинов <ref> распространённый в западной нарратологии термин для обозначения предмета, вокруг обладания которым строится фабульная сторона произведения </ref>, я первоначально собирался метафорически запереть ее на складе для изучения «важными персонами». Но для концовки книги в духе последнего эпизода «Семерки Блейка» <ref> английский научно-фантастический телесериал, выходивший на канале ВВС с 1978 по 1981 </ref> этого явно было недостаточно. Отсюда и название «безымянной» заправочной станции, которая предоставила команде «Сизифея» временную передышку, чтобы провести ремонт их корабля и, в конечном итоге, сложить свои уставшие головы. В этом времени и месте это имя не имеет никакого значения, но спустя многие тысячи лет (с возвышением примарха, которому еще предстоит встретить свою судьбу) оно возвестит возрождение Адептус Астартес в их более крупных, быстрых и крепких инкарнациях. Финал «Сынов Селенара» оказался не таким, как я планировал вначале, но, по-моему, он лучше отражает дух отваги и трагедии книг Ереси Гора, которые вышли ранее и хорошо передает тон будущих книг «Осады Терры».  Что ж… занавес опустился.  Изобразите знак Опус Макина, чтобы попрощаться с гордым «Сизифеем», летящим сквозь пустоту со смертельно раненным Сабиком Велундом за штурвалом.  Держитесь теней, изображая аквилу в честь умирающего в холодной тьме тела Никоны Шарроукина.  Они хотели бы, чтобы их запомнили так.  ''Грэм Макнилл'' ''Лос-Анджелес, 2019''   '''Глоссарий''' Heliosa-54, High Matriarch of Luna's Selenar cults - Гелиоса-54, Верховная матриарх Селенарских культов Луны Ta'lab Vita-37, Gene-witch of the Selenar - Та'лаб Вита-37, геноведьма Селенара Trastevere, captain of the Eye's Watch – Трастевере, капитан Стражи Ока Vornak – Ворнак  Urgave – Ургав Dianic rites – Дианические ритуалы  Ergodic Vault – Эргодическое хранилище Magna Mater – Магна Матер Lema Two-Twelve – Лема Два-Двенадцать Glory Hound – Искатель славы The Covenant of Truth – Завет истины Europa's Wrath – Гнев Европы Carnager – Забойщик  Black Joke – Черная шутка Divine Lip – Божественная губа Dextrous Gladiator – Искусный гладиатор Bittersweet Reunion – Горькое воссоединение Aebathan – Аэбатан Lunar Dome Herodotus Omega – лунный купол Геродот Омега Oceanus Procellarum – Океан Бурь  Cthonian Scion – Отпрыск Хтонии Serena d'Angelus – Серена д'Ангелус demersal-splicer – глубинный спайщик Omnia-Schiaparelli stratum – группа Омния-Скьяпарелли

garjana generation-pairings - – конъюгация поколения гарьяна Ur-Drakes – ур-змии Sangprimus Portum – Сангпримус Портум