Изменения

Перейти к навигации Перейти к поиску

Мортис / Mortis (роман)

76 571 байт добавлено, 21:38, 20 июня 2021
Нет описания правки
{{В процессе
|Сейчас= 34
|Всего = 23
}}
– Все так говорят.
 
 
 
== '''ЧЕТЫРЕ''' ==
'''Легио'''
 
'''Опустошить небеса'''
 
'''Слепая зона'''
 
 
''Зал сбора, уровень семь подземного убежища, Санктум Империалис Палатин''
 
Чашу зала сбора наполнил звук. Тетракаурон остановился у входа, глядя на каменные ярусы, поднимающиеся от центра помещения. Командиры Легио, более четырех сотен мужчин и женщин, стояли разрозненными группами, их лица и волосы выделялись пятнами ярких красок на фоне графитово-черной униформы. Гребни неоново-зеленого цвета, хромированная кожа, геометрические фигуры и схемы в цветах драгоценных камней и химических отходов. Волосы самого Тетракаурона были пострижены ярким гребнем красных и черных полос. Со лба до шеи свисала лента цвета индиго. Линию челюсти украшали серебряные кольца. Каждое было шестеренкой с гравировкой даты, отмечающей убийство машины. Радужные оболочки глаз были цвета желтого топаза, окрашенные собственноручно введенным осветляющим токсином. Все это кричащее великолепие на их лицах было другой отличительной чертой Легио, отражением души войны, с которой они боролись, отголоском духов их машин, носимым на теле.
 
Тетракаурон вошел в зал в сопровождении Дивисии и Карто. Принцепсы и модератусы их манипулы склонили головы в знак приветствия. Другие уважительно кивнули. Некоторые выкрикнули приветствия, на которые он ответил, направляясь к скоплению на нижнем ярусе.
 
При его приближении от ближайшей группы отделилась коренастая фигура. Тетракаурон улыбнулся.
 
– Почтенная принцепс Артуса, – обратился он.
 
– Выглядишь ужасно, – ответила Артуса. Принцепс-сеньорис седьмой манипулы щеголяла движущимися электротатуировками красных шестеренок, которые вращались и переплетались на ее коже.
 
– Люди постоянно об этом говорят, – ответил Тетракаурон и пожал ей предплечье. – Но я думаю, что вы все просто завидуете.
 
Артуса пожала плечами, словно говоря «считай, как хочешь», и кивнула Дивисии и Карто.
 
– Принцепс, – ответили они и коротко кивнули.
 
– Есть идеи, для чего нас собрали? – спросил Тетракаурон.
 
Она метнула в него взгляд, в котором он прочитал «ты прекрасно знаешь».
 
– Жречество… – осторожно произнесла она.
 
– А… – Он посмотрел на нее и поднял бровь. – Так это политика. Знаешь, я когда-то думал, что подобная война отметет все это, по крайней мере, на время.
 
– Ты никогда не был таким наивным, – фыркнула она. – Война – это власть. Чем больше и катастрофичнее она, тем больше власти задействовано, а политика – всего лишь ожесточенное соперничество за власть. Вероятность уничтожения не останавливает войну – фактически, она только делает ее хуже.
 
– Ты всегда была настолько склонна к философии?
 
– Да, – ответила она.
 
Тетракаурон в ответ рассмеялся.
 
– Жречество в панике, – сказала она, понизив голос, – и за последние несколько дней ситуация ухудшилась, и не только на нижних уровнях. Чем выше поднимаешься, тем хуже становится. Машина, благословенная превыше всего, – это логика, но думаю… думаю, они боятся.
 
– Чего? – спросил он. – Поражения?
 
– Утраты всего.
 
Он снова взглянул на нее. Теперь она не улыбалась.
 
– Откуда ты об этом знаешь?
 
– Оттуда, почтенный принцепс, что я использую свое время, когда не воплощена, для подключения к внешним данным. Мне нравится знать, на что похоже изнутри поле битвы перед тем, как отправиться на другое. Тем не менее, я могу сказать тебе одно: принцепс-максимус не доволен, совершенно не доволен. Как и Баззаний с Клементией. Жречество чего-то хочет, а мы не хотим этого давать. Шестеренки вращаются, и когда остановится колесо, кто знает …
 
– Что ты там говорила о политике и власти…? – спросил он. – Продолжай в том же духе и станешь следующим принцепсом-максимусом.
 
Она поморщилась, и красные электротатуировки шестеренок на щеках закружились в противоположную сторону.
 
– Не тупи, Тетра. Я знаю, для тебя это не просто, но ты постарайся. – Артуса усмехнулась. – Кстати о повышении, – сказала она, указав на Дивисию, – когда она пойдет своим путем? Я бы сказала, давно пора. Без обид, Карто.
 
Старший модератус склонил голову, с беспристрастным лицом.
 
– Без проблем, принцепс. Я признателен за доверенную мне функцию в великом вращении.
 
Тетракаурон посмотрел на Дивисию, которая старалась не выглядеть слишком довольной.
 
– Когда сойдутся шестеренки, – ответил принцепс, – не раньше.
 
Дивисия переступила с ноги на ногу под взглядом двух старших принцепсов.
 
– Осмелюсь спросить, есть больше данных о причине нашего вызова?
 
– Политика, – одновременно ответили Артуса и Тетракаурон.
 
В зале раздался звон колокола, один раз, затем второй, и, наконец, третий.
 
Двойные двери открылись. В проем проник белый туман. В колокол снова ударили. Каждый из сотен собравшихся в зале принцепсов и модератусов выпрямился. Из темноты снаружи промаршировали две шеренги гоплитов-секуторов в серебряной броне и с длинными щитами с желтыми и черными зигзагами Игнатума, на наконечниках копий развевались красные вымпелы. Над ними летели хромированные сервоустройства, проецируя голосветовые образы зазубренных геометрических схем огненно-оранжевого и ярко-синего цветов. За ними шли мужчина и женщина в черной униформе, без головных уборов, с суровыми лицами под гребнями и локонами волос. Это были принцепсы манипулы манипул, представленные на Терре – Баззаний и Клементия. Командиры двух машин типа «Император» и члены внутреннего совета принцепса-максимуса Кидона. За ними следовали их модератусы, с такими же мрачными лицами. Последовала пауза, момент, наполненный ударом другого колокола, а затем вошел Кидон. Десять столетий во главе старейшего Легио и в соединении с богом-машиной могли довести многих принцепсов до амниотического резервуара или экзоскелета. Не Кидона. Он шел сам. Лицо было худым, темная морщинистая кожа плотно облегала узкий череп. Гребень его волос был серебристым с черными жемчужинами на прядях. На щеках горело золотое пламя искусных электротатуировок. Левый ослепший глаз был молочно-белым, зрачок правого – расколотой звездой в центре янтарной радужной оболочки. Рот – тонкая черта над сжатой челюстью. Принцепс-максимус выглядел старым, жестким и яростным.
 
Все в зале склонили головы, когда процессия развернулась в круг, заполнивший самый нижний ярус. Кидон занял место последним, справа от него встал Баззаний, слева – Клементия. Наступил момент тишины. Тетракаурон чувствовал напряжение в воздухе, натянутое и жалящее, словно растущий заряд в орудийном конденсаторе. Кидон пошевелился, и Тетракаурон понял, что принцепс-максимус почувствовал то же самое и подумал о том же самом. Старик повернулся и посмотрел на мужчин и женщин своего Легио, заполнивших верхние ярусы. Он кивнул.
 
– Спокойно, мои воины, – обратился Кидон. – Старайтесь держать себя в руках. Оставьте раздражение мне.
 
По залу прокатился тихий смех, словно низкий рокот грома.
 
Колокол под потолком снова ударил.
 
Вошел Геронтий-Чи-Лямбда. Он пришел не один. По бокам и сзади следовали три тяжелых боевых сервитора, орудия были опущены, красная броня сверкала священной шестнадцатеричной кодировкой, выгравированной тонким золотом. С ними вошли два жреца более низкого звания, каждый нес вокс-передатчик на длинном шесте. Последним следовал, издавая лязг и шипение, боевой автоматон в панцире серо-черного цвета графита. Процессия остановилась в центре зала. Автоматон и сервиторы замерли на месте с идеально синхронизированным лязгом. Из вокс-передатчиков в руках жрецов загудел бинарик.
 
Никто из принцепсов и модератусов не пошевелился. Кидон не казался впечатленным.
 
Геронтий-Чи-Лямбда повернул массивную голову вверх, взглянув на фигуры на ярусах, а затем на Кидона.
 
– Омниссия знает все… – прогудел из передатчиков его голос.
 
– Так как знание – божественно, – закончил ровным голосом Кидон.
 
– Вас созвали внять воле машины, – продолжил Геронтий-Чи-Лямбда.
 
– Мы слушаем, – ответил Кидон.
 
– Вам передан код и приказ…
 
– Нет. – Слово Кидона рассекло усиленный голос эмиссара. Тетракаурон почувствовал его. Подобно льду. Подобно массе нейтронной звезды. На затылке поднялись волосы. Он ощутил ярость принцепса-максимуса, холодное пламя в только что сделанном вдохе. Он почувствовал это, и знал, что по всему залу четыреста пятьдесят девять его товарищей почувствовали то же самое. Они называли это интерфейсной синхронизацией. Вероятно, это происходило и в других легионах, но в Легио Игнатум более всего. Все из-за накала. Экипажи Легио не спали и не отдыхали, как другие, но видели сны в соединении с боевыми архивами своих машин. Их сны были общими отголосками прошлых побед и утрат. Внутри соединения они проживали битвы, которые провели мертвые и живые. Это приближало их к подлинному воплощению со своими машинами, к единству, которого некоторые экипажи титанов страшились, но которое по убеждению Игнатума было священным пламенем истины. По этому соединению текли, словно кровь, образы мыслей и инстинкты, отпечатываясь в каждом из них. Иногда общие раздражители безотчетно проявляли эти образы в экипажах титанов, и на миг они воспринимали мир одинаковым способом. Синхронизированным, настроенным, как сотни часов, установленные на звон в одно и то же время.
 
Глаза Геронтия-Чи-Лямбды зажужжали, рефокусируясь на Кидоне.
 
– Как эмиссара и голос воли Механикус, вы услышите меня и…
 
– Нет, – снова произнес Кидон. Затем наклонил голову вперед. – Хотите, чтобы я снова это сказал?
 
Геронтий-Чи-Лямбда не ответил, но щелчки фокусирующихся колец замедлились.
 
– Вы внемлите словам эмиссара, что стоит перед вами, по воле стражей Омниссии.
 
– Лучше, – сказал Кидон. – Но ответ все равно будет тем же. Который я уже дважды озвучил вам. – Он покачал головой, словно разочаровавшись. – Вам следовало прислать Веторель, но сомневаюсь, что она бы пришла. Она не глупа.
 
Техножрец повернул голову, глядя на ряды принцепсов и модератусов.
 
– По воле защитников самой священной истины шестеренки и кода вы должны приготовить свои священные машины. Приготовить к выступлению.
 
Снова тишина.
 
– Это прошение генерала-фабрикатора, Преторианца Дорна, Совета Терры? – голос Кидона постепенно повышался в тональности, источая пламя.
 
– Это воля машины.
 
Тетракаурон сказал бы, что этот разговор уже произошел, и теперь повторялся в большем масштабе.
 
– Воля машины… – медленно произнес Кидон, тщательно контролируя себя. – Вы заявляете, что говорить от имени Омниссии?
 
– Знание необходимо сохранить, – сказал Геронтий-Чи-Лямбда. – Святость должна выжить. Вы должны подчиниться этому долгу. Вы должны выступить. – Магос перевел взгляд от Кидона, линзы сканировали ярусы с экипажами титанов. – Машины под вашим командованием должны пробудиться, должны выступить. Вы прислушаетесь к этому долгу. Это воля…
 
– Куда мы выступим? – спросил Тетракаурон. Геронтий-Чи-Лямбда посмотрел на него. Тетракаурон посмотрел на Кидона. Принцепс-максимус мягко кивнул в знак позволения. – Нам следует выступить на войну за стены? Таково наше желание, так зачем вы требуете? Но вы говорите не о выступлении на войну, которая ведется здесь, не так ли, магос? – Глаза всего Легио впились в техножреца. – Вы здесь не по приказу генерала-фабрикатора. Вы здесь, чтобы принудить нас к уходу. Вы пытаетесь заручиться поддержкой для Механикус, покидающих эту битву, и способ, который, по вашему представлению, сделает это возможным – сила титанов.
 
– Что остается необходимо сохранить, – заявил Геронтий-Чи-Лямбда. – Это долг. Это истина.
 
– А что на счет долга иерархии? Что на счет веления клятв, верности, чести?
 
– Все расчеты должны свестись к тому, чтобы шестеренка продолжала вращаться. Вы должны выступить. Вы должны помочь нам спасти то, что у нас есть, пока есть возможность.
 
– Битва продолжается, она не проиграна. – Теперь заговорила Артуса, ее голос рявкнул из круга Тетракаурона. – За последние дни провалились три крупных штурма Дворца или вы удаляете эти данные из расчетов?
 
Линзы магоса щелкнули и сфокусировались на Кидоне, Баззании и Клементии. Принцепс-максимус и двое командиров манипулы манипул бесстрастно смотрели в ответ. Тетракаурон задумался, не потребовал ли магос этот сбор ради надежды на раскол Легио, апеллируя к его линейным командирам. Если и так, то это был глупый ход, и он говорил о неосведомленности, избытке высокомерия и страхе. Тем не менее, магос не уступал. Какая бы отчаянная линия логики не привела его к этой точке, Геронтий-Чи-Лямбда продолжал давить, как механизм, который скорее сломает себя, чем отступит.
 
– Порт Вечная стена пал, – сказал магос. – Расчеты данных об эскалации конфликта очевидны. Вчерашние победы только отсрочат поражение. Соотношение сил изменилось в пользу врага, объем использования важнейших материально-технических ресурсов изменился в его сторону. Вероятность краха увеличивается, а с ней уменьшается вероятность сохранения нашей священной истины. Последствия диктуют простой набор требований. Бегство и выживание.
 
– Теория, гипотеза, – сказал стоявший рядом с Кидоном Баззаний. – Но самое важное – не воля Омниссии или Его генерала-фабрикатора. Вы пришли сюда продать свои страхи, словно они свершившийся факт, а ваши желания – приказы. Они ни то, ни другое. Вы хотите, чтобы мы присоединились к фракции и продавили план, который уже отвергли остальные. Мы этого не сделаем.
 
– Вы предадите священные таинства и машины в нашем распоряжении разложению, энтропии.
 
– Мы остаемся верными своему предназначению, – сказал Кидон, впервые возвысив голос, который прокатился по залу. – Мы не псы на побегушках. Мы – первые из Триады. Мы – те, кто идет в пламя, кто несет пламя. Мы не ломаемся. Мы не бежим. Мы противостоим тому, что осмелится пойти против нас. – А затем Кидон улыбнулся. Широко, невесело. – И, самое важное, магос, мы побеждаем.
 
Геронтий-Чи-Лямбда минуту молчал, а затем повернулся вполоборота, голова слегка вращалась из стороны в сторону. Это был самый человеческий жест, который Тетракаурон видел от магоса, и когда он заговорил, ответ пришел от него одного – тихий уставший голос.
 
– Вы не сможете победить, – сказал он.
 
– Вы говорите о мятеже, – отрезал Баззаний. – Вы приносите слабость в час, когда необходима сила. Это вы будете осуждены.
 
– Этот факт и вероятность не важны. Итог моего жизненного уравнения не важен. Я хочу, чтобы данные были не таковыми, какими они есть, но прежде всего я – слуга истины машины: грядет истребление.
 
– Вы ошибаетесь, – сказал Кидон.
 
– Разве? – спросил магос и повернулся, направившись к двери. Техножрецы, сервиторы и автоматы зашагали следом. Он остановился у двери и обернулся. – Наступает стадия, когда решение уравнения заключается не в том, как победить, а как выжить. – Затем он повернулся и вышел из зала. Командиры Легио смотрели ему в след.
 
– Не думал, что вращению шестеренки может служить подобный глупец, – сказал Тетракаурон Аретусе, когда необходимость в церемониях отпала. Она нахмурилась, шестеренки ее электротатуировок перестали вращаться.
 
– Надеюсь на это, – сказала она и посмотрела на дверь, через которую вышел техножрец. – Надеюсь.
 
 
''Северный оборонительный обвод, зона Меркурианской стены, нижний горизонтальный пояс.''
 
По равнине перед тремя застывшими рыцарями катился рассветный туман. Каждый из них принадлежал меньшей породе – втрое выше человека, тело из гладкой брони балансировало на изогнутых назад поршневых ногах. Пластины покрыты выцветшим кремовым и изумрудным лаком. С оружейных рук свисают красно-серебристые знамена, тяжелые и влажные от рассветной росы. Два скакуна вооружены тупоносыми термальными копьями и цепными мечами. Капли конденсированной влаги свисают с неподвижных цепных зубьев и бегут из вентиляционных отверстий орудий. Автопушки третьего нацелены в небо, напоминая пики, с которыми шли на войну рыцари другой эпохи. По длинным стволам завиваются спиралью кремовый и алый цвета – яркие и чистые.
 
В тишине кабины Акастия наблюдала за тем, как туман отступает от озаряемого мира. Сенсоры ''«Элата»'' могли окрасить местность данными, термальными, электростатическими, тактическими или скорректированными движением абстракциями, но она решила смотреть на нее собственными глазами. Отсюда она видела вершины гор на севере, белые кончики зубов впились в небеса. Под ними землю все еще окутывала серая мгла, скрывая ее покрытую шрамами кожу. Это была выровненная местность.
 
Воля Преторианца сравняла города и районы, которые находились здесь. Армии рабочих и машин обрушили здания, башни и дома в землю и пыль. Жилые кварталы, лачуги, мануфактории, базилики, зарождающиеся ульи – все исчезло, разрушенное и измельченное в плато, которое протянулось от подножья далекой горы до окружавших Внутренний дворец стен. Местность превратили в обстреливаемую зону, которая простиралась от стены на сто двадцать километров. Акастия и ее соратники по знамени стояли в месте, которую канониры на стенах называли линией горизонта – точке, где прицельная линия с самых высоких участков стены сходилась с изгибом земли. Отсюда, оглянувшись в сторону Дворца, она могла увидеть только зубцы на вершине Меркурианской стены. Эту картину венчали грозовые тучи, клубившиеся там, где пустотные щиты соприкасались с атмосферой. В облаках мигали вспышки молний. Между тремя рыцарями и стеной лежал огневой рубеж Меркурианской-Ликующей: сто сорок километров холмистой местности, усеянной изменившимися руслами рек, горами мусора и расщелинами. Армии рабочих сравняли поселения за стеной, но то, что осталось, стало заветом простому факту – ничто нельзя сделать совершенно плоским, ни в таком масштабе, ни за то время и ни теми инструментами, которыми воспользовались. Здесь находились скопления машин размером с небольшие города, массивные фундаменты ульев, которые не поддавались усилиям разрушить их. Волю Преторианца исполнили, но достигнутым результатом стала пустошь под прицелом орудий стены. Это было поле битвы площадью в тысячи квадратных километров, ожидающее битву.
 
Для Акастии оно было по-своему красивым. Отсюда в этот момент оно виделось медленно движущейся безмятежностью, покоем и свободой, отрицающими общую ситуацию.
 
Далекая вспышка молнии…
 
Белая пелена тумана плавится…
 
Тонкая молния касается облаков…
 
– Нам нужно идти, – прозвучал в ухе Акастии голос Доллорана.
 
– Скоро, – ответила она. Она не хотела уходить. Еще нет. Она знала, что Доллорану не терпится начать, она чувствовала его нетерпение по симпатической связи между машинами. Он хотел идти, хотел шагать, и того же хотел его скакун. ''«Киллар»'' относился к типу ''«Боевая глефа»'', являясь прямым родичем ''«Элата»'', рожденным в той же кузне, близнецом, разделившим железо их создания. Оба были машинами огня и ярости, нетерпеливыми и быстрыми. Акастия ощущала инстинкт собственного скакуна, рычащего по нейронным связям ее шлема. Но в отвержении призыва было свое удовольствие, ощущение силы скакуна, сдерживаемой ее волей. В ее нервах звучала песня, а в сердце – растущий ритм. Скоро это пройдет, заглушится в движении поршней. Еще несколько сот метров и они окажутся за прицельной линией орудий стены, в слепой зоне, охотясь на врага. Они будут свободны, а инстинкты ''«Элата»'' будут править в той же степени, что и ее собственные. В землях за пределами видимости со стены, они станут глазами и когтями защитников. И там, на некоторое время, она может представить, что свободна.
 
– Все системы и сенсоры откалиброваны, – сообщил Доллоран, – необходимости ждать больше нет.
 
– Скоро, – повторила она. Она почувствовала гул открывшегося отдельного вокс-соединения.
 
– Думаю, ты достаточно себя побаловала, Акастия. – Голос Плутона был ровным, терпение в голосе старика было таким же очевидным, как и нотка ворчания.
 
– За стенами, в безмятежной тишине есть красота, кто растратит такой дар впустую.
 
– Верно и хорошо сказано, – ответил Плутон, – но у нас есть долг и он не станет ждать ради красоты и поэзии.
 
На миг ей захотелось огрызнуться, но она подавила инстинкт, сдержав раздражение той же волей, которой удерживала на месте ''«Элата»''.
 
– Ну ладно, – сказал она, разрывая связь и выпуская немного напряжения в рвении ''«Элата»''. Его поршни пришли в движение. Металлическая лапа заскребла по земле. Оружейные руки согнулись. Она почувствовала в висках отголосок радостного рыка. Она невольно оскалилась. Рядом встрепенулись два других рыцаря-оруженосца.
 
– Вперед, – приказала она, и три рыцаря направились в земли за горизонтом.
 
 
''Императорский дворец''
 
Они опустошили небеса. На рассвете двадцать седьмого квинтуса солнечный свет пробежался по изгибу мира и коснулся хребтов кораблей, спускавшихся через верхнюю атмосферу Терры. Грузовые баржи и боевые корабли стыковались на верхних шпилях космопортов Львиные Врата и Вечная стена. Стыковочные фалы фиксировались. Противовзрывные двери в недрах кораблей с шипением открывались. Мимо проносились другие корабли, чтобы пристыковаться на нижних уровнях портовых шпилей. Десантно-штурмовые корабли и макролифтеры садились на посадочных площадках. Груз начали выпускать на конвейеры. Сразу после выгрузки корабли покидали доки, а их место занимали другие, сгрудившиеся на нижней орбите и выше в космосе, двигаясь к портам подобно зубцам вращающихся шестеренок.
 
В портах адепты Нового Механикума и рабочие команды IV Легиона непрерывно работали с транспортирующими механизмами. В мирные времена огромные космопорты Терры ежечасно перемещали миллиарды тонн грузов и миллионы людей с орбиты на поверхность и обратно. Теперь их использовали для одной цели: перебросить всех до последнего людей и материально-технические запасы с флота магистра войны на поверхность планеты. Кольцо из кораблей и десантных судов вращалось неустанно, каждый согласно графику и схеме с точностью до минуты. Рулевые и буксиры Железных Воинов направляли корабли этих сил, которые серьезно не дотягивали до требований и точности Повелителя Железа.
 
Каждый раз, как корабль стыковался или покидал док, орбитальные шпили содрогались от грома. Ржавые и спекшиеся частицы отрывались от секций башни размером с горы. Компенсаторы вибрации пели, не позволяя металлическим горам развалиться от противоборствующих сил. На стыковочных ветках и посадочных площадках стоял лязг перемещающихся машин. Команды сервиторов и понукаемых кнутами рабов тянули контейнеры со снарядами, цилиндры плазмы, ящики с патронами. Танки катились прямиком из недр кораблей к макроподъемникам. Боевые машины шагали, скользили и волочились в транзитные отсеки, откуда спускались на нижние уровни. Полки солдат, стада существ, порожденных в тенях варпа, и волны заблудших и проклятых стекались к поверхности Терры. Снова и снова, подобно воде, хлещущей из открытого шлюза, подобно крови из стучащего сердца.
 
Форрикс, первый капитан и кузнец войны Железных Воинов наблюдал за развернувшейся операцией с башни логистикаторов космопорта Львиные врата. Здесь верховные кланы транспортной и торговой фракций устроили себе штаб-квартиры и наблюдали, как голод Терры увеличивает их богатства. Больше их здесь не было: они сбежали во Внутренний дворец или их вырезали. Немногие присягнули истинному делу и теперь помогали превратить место своей алчности в канал для армий, которые переделают Империум. С вершины башни двухсотметровой ширины, закрытой кристаллическим куполом, открывался вид на изгиб земли. Форрикс мог увидеть мерцающие вспышки битвы во Внешнем дворце в километрах внизу, полускрытые облачным слоем. Вверху свет звезд скрылся за синим сводом дня. В помещении под ним множество когитаторов издавали пульсирующий гул, от которого у него ныли зубы. Весь персонал в этом зале постепенно утратил возможность покинуть свои посты, когда техновирус, выпущенный Вольком в машины порта распространился и размножился. С каждой командой и вводом данных эти люди становились машинами, с которыми работали. Не похоже, чтобы это снизило эффективность и точность, скорее наоборот, увеличило. Теперь не было звуковых сообщений, только поток сигналов и команд через человеческие формы, которые медленно сливались с данными разрушения. Через этот зал направлялась, обобщалась и растекалась далее вся совокупность фазы развертывания.
 
Они подготовились к этому с момента взятия Львиных врат, но реальность происходящего по-прежнему воспламеняла искру благоговения в разуме Форрикса. Миллиарды знаков данных, расчет времени, оценка и координация, и все это взаимодействует и корректируется так, чтобы поток с небес на землю никогда не останавливался. Глядя вверх, он видел, как эти операции меняют мир. У него на глазах десятикилометровый боевой барк отстыковался от шпилевого дока и развернулся, двигатели вспыхнули, поднимая его в небо. За ним бронированный макротранспорт в цветах Легио Фуреанс уже занимал его место – струи пламени ударили из регуляторов высоты пятидесятиметровой ширины, когда он пришвартовался к стыковочным веткам.
 
Это походило на тиканье часов, подумал кузнец войны, каждая минута – это боевое подразделение, усиливающее давление штурма на поверхность, каждая секунда – уменьшение оставшейся жизни Империума.
 
Они столько сил держали в тылу. Даже со всеми этими миллионами, выпущенными в боевую сферу, даже с основными силами шести Легионов Космодесанта, развернутыми и действующими, даже с армиями, достаточными для завоевания звездных империй, они все еще не использовали всю свою мощь. Все дело, как и было всегда, в численности. Форрикс проверил и отдал вторичные приказы для перемещения в эту фазу битвы.
 
Сатурнианский гамбит провалился, но это не имело значения. Дорн спас себя от быстрого финала, но исход по-прежнему был неминуем. Внешний дворец пал, в руинах площадью тысячи километров больше не шли бои. Теперь у них были оба космопорта Дворца и внешние порты, как Дамокл на севере. Они давили на стены Внутреннего дворца. На двух участках находились в шаге от прорыва фронта. Теперь они просто устроят штурм всего обвода Последней стены, на все тысяча триста километров. В течение считанных дней все до единого подразделения армий магистра войны окажутся на поверхности Тронного мира. Общее давление. Сокрушающая сила со всех сторон, пока обвод не расколется. У защитников не хватит людей, патронов или воли, чтобы помешать этому. Это была война, как прогрессия растущих уравнений, победа, как холодная неотвратимость.
 
Тихий звон отвлек Форрикса от размышлений. Он взглянул на устройство связи, прикрепленное к кисти, и прочитал руны на экране. Нахмурился, ввел код, и проекция из горжета доспеха заполнила зрение. Он моргнул при виде короткой спирали данных, затем отключил ее. Оскалился. Затем сделал выдох и повернулся к центру зала.
 
Пертурабо, Повелитель Железа и магистр осады Гора, сидел в расположенной в центре помещения инфоколыбели. Вокруг него на рельсах и шарнирных конечностях двигались экраны и голопроекторы. Кабели прямого интерфейса, подключенные к доспеху, вились между оружейными подвесками и поверх толстых пластин брони. Двигались только глаза примарха, перескакивая с экрана на экран, которые проплывали через поле его зрения. Он поглощал необработанные данные боевой сферы: от уровня боеприпасов на передовых базах Внешнего до данных об убийствах от титанов Легио Вульпа, причем все – от микро до макроуровней. Форрикс никогда не видел своего примарха настолько погруженным в ход битвы. Повелитель Железа слился с уничтожением, которое создавал, его сущность сфокусировалась на одной точке, как прицел орудия или лезвие ножа. В этом также присутствовал такт, почти органический ритм с движениями колыбели и шумом машин. Как дыхание. Как пульс. Форрикс ощущал его каждый раз, как подходил к примарху.
 
– Повелитель, – обратился он, остановившись рядом с инфоколыбелью. Мимо прожужжал на рельсах экран, информация на нем текла стремительным потоком боевых данных. Пертурабо не ответил. Форрикс выждал двадцать секунд и снова заговорил. – Повелитель.
 
Движение экранов и проекций замедлилось. Глаза Пертурабо продолжали следить за появлением и движением информации.
 
– В чем дело? – спросил Повелитель Железа.
 
– Прибыл советник магистра войны, – доложил Форрикс. – Его корабль приземлился три минуты назад. Он будет здесь через две минуты.
 
Пертурабо молчал. Форрикс ждал. Хотя концентрация и осознание боевой сферы Повелителя Железа были почти абсолютными, но и также направленными. Один очень специфический подкласс данных был изъят. Все связанное с самим магистром войны поступало по другим каналам, устно, через посыльных. Форрикс не удивлялся, он знал причину. Победа в этой битве требовала концентрации. Такую концентрацию существо подобное Гору могло разрушить в мгновение ока. Эта война велась от имени магистра войны, но не с ним.
 
– Данных о причине визита нет, – добавил Форрикс после долгой паузы. Отсутствие данных не мешало догадке – потери у Сатурнианской стены: Морниваль, лучшие из сынов Гора, попавшиеся в ловушку и вырезанные в провалившемся гамбите.
 
Глаза Пертурабо не отрывались от движущихся боевых данных.
 
– Впусти его, – приказал он.
 
Форрикс поклонился и отошел.
 
Впусти его… словно был другой выбор. Аргонис мог быть разным, и мало что в нем нравилось Форриксу, но он был советником магистра войны, и когда он приходил в качестве посланника, это было проявлением воли и власти Гора. Нельзя становиться на пути воли магистра войны. Это было не мудро. Форрикс знал об этом. Он надеялся, что его примарх тоже по-прежнему знал это.
 
Двери в зал открылись, и вошел Аргонис в плаще и шлеме. За ним следовало отделение Сынов Гора в шлемах с красными гребнями. В затухающем свете, проникающем сквозь купол, их броня была черного цвета, как море на закате.
 
– Он в колыбели? – обратился Аргонис к Форриксу, проходя мимо и едва удостоив взглядом первого капитана. Рука Форрикса преградила путь Аргонису. С лязгом поднялось оружие легионеров Сынов Гора. От края зала шагнули автоматы Железного Круга. Аргонис посмотрел на прижатую к его груди бронированную перчатку Форрикса.
 
''«Не мудро'', – сказал голос в голове Форрикса, – ''очень не мудро»''. Он сам удивился своему поступку, но не пошевелился. ''«Возможно, в моей крови все еще есть немного старого железа»,'' – подумал он и почти улыбнулся.
 
Аргонис снял шлем и посмотрел прямо на Форрикса. Советник выглядел уставшим, как человек, чья жизнь с каждым днем утрачивала смысл. В его глазах было что-то еще, чего Форрикс никогда не ожидал увидеть. Сожаление.
 
– Дай мне пройти, первый капитан, – сказал Аргонис низким голосом.
 
– По какому вопросу? – спросил Форрикс.
 
– Дай мне с ним поговорить, Форрикс, – повторил Аргонис.
 
– Нет, если не скажешь, что происходит.
 
Аргонис надолго замолчал.
 
– Ничего из того, чему можно помешать, – ответил он, наконец.
 
– Зачем ты пришел? – прорычал голос Повелителя Железа. Пертурабо поднялся из инфоколыбели, кабели интерфейса со щелчком отсоединились, когда он выпрямился. На руках и плечах зарядились оружейные подвески, словно псы, стряхнувшие дрему.
 
– Я здесь от имени магистра войны, которого все любят и которому все покорны, – сказал Аргонис. – Он требует вашего присутствия.
 
– Где? – спросил Пертурабо.
 
– На флагмане. На «Мстительном духе».
 
 
''Северный оборонительный обвод, слепая зона Меркурианской стены''
 
Акастия и ее товарищи-рыцари прошли аванпосты в полдень. Здесь, в слепой зоне, северный оборонительный обвод был воспоминанием, оставшимся за пределами видимости. В этом районе прошли сражения, взрывы снарядов и прочих боеприпасов с обеих сторон оставили свои следы в этом разрушенном месте из голой земли и обломков. Тут и там перемешанными грудами лежали металлические останки мертвых скитариев, плоть свисала с их аугметики влажными, полусгнившими кусками.
 
Бои вдоль северного обвода шли в первые недели осады. Их вели силы Темного Механикума со стороны предателей, и дома рыцарей с бронетанковыми и механизированными частями со стороны защитников. Изменники окружили укрепления и продвинулись в тень Меркурианской стены и Индомитора, но орудия и масштаб укреплений остановили их. Северный обвод стал ареной маневренной войны между подразделениями силой взвода и роты в простреливаемой настенными орудиями зоне поражения и слепом районе за линией горизонта. Предатели пытались создать плацдармы: передовые операционные базы, артиллерийские зоны, наблюдательные посты. Добившись успеха, они расширялись, окапывались и сосредотачивали больше запасов, машин и солдат. Они пытались продвинуться достаточно далеко, чтобы задействовать против стены артиллерию средней дальности. Благодаря этому они смогли бы провести прямой штурм, и оказать определенное давление для прорыва Гелиосских врат. На данный момент они не преуспели в создании постоянной передовой базы в пределах видимости стены. По мнению Акастии им просто не доставало численности. Была причина, по которой восток оставался зоной яростных сражений: порты позволили бы изменникам быстрее доставлять силы с орбиты, а укрепления во Внешнем перед Львиными вратами были мощными, но не шли ни в какое сравнении с масштабом и стойкостью Меркурианской, Индомитора или Ликующей. Зачем бросать силы против самых сильных укреплений, когда можно перемолоть слабый участок, а затем прорваться через Львиные врата? Нет, смысл боев на Северном обводе заключался в желании сторон не дать противнику передышку или шанс на переброску сил на другие участки. Небольшая, необходимая, недостойная битва ради победы в другом месте.
 
«Это было почти идеальное отражение моего рождения и жизни», – размышляла Акастия.
 
– Тебе не суждено подняться высоко, – эти слова она слышала от матери с тех пор, как помнила себя. Незаконнорожденная, связанная кровью служить и подчиняться, но всегда находясь на обочине, немного выше сервов и присягнувших дому, но только немного. С разрешением управлять скакуном, но только одним из малых, без шансов на ''«Странника»'', без шансов на длинноногого церастуса или могучего ''«Кастеляна»''. Война, слава и красота всегда на виду, но вне досягаемости и без ее участия.
 
– ''Идентифицируйтесь''. – По вокс-сети раздался тяжелый и монотонный голос. Они находились на линии аванпостов. Из пустоши вырос блокпост в форме барабана, он походил на гигантскую гильзу, упавшую в битве между богами. Четыре этажа залитого камнебетона, укрепленного металлической обшивкой, орудийные амбразуры закрыты. Акастия услышала звон сигнала и захвата цели при их приближении. Цепь подобных блокпостов тянулась по слепой для настенных орудий зоне. Некоторые были потеряны, но большинство уцелели. От каждого расходились туннели для обеспечения боеприпасами и продовольствием, и для сообщения со следующим в сети. Как и у тройки рыцарей Акастии их главной задачей являлось информирование командования стены о перемещении противника. И кроме того пресечение попыток вражеских сил проникнуть на плато перед стеной. Орудия и укрепления поста не продержатся долго против серьезной атаки, но расправятся с Акастией и ее тройкой за считанные минуты, окажись они врагами.
 
– Приветствую от имени дома и всадников Виронии, – ответила Акастия. Системы ''«Элата»'' замурлыкали, передавая идентификационные энграммы. Трое рыцарей замедлили шаг. Акастия почувствовала, будто ей в череп вонзились иглы, когда сенсоры орудий окрасили ее скакуна. Одно неверное движение на спусковом крючке или сбой прицельного протокола, и ее перемолят болтерные снаряды.
 
Приборы в кабине засвистели, и ощущение иголок пропало.
 
– ''Проходите,'' – раздался голос по воксу. – ''Доброй охоты, Виронии.''
 
– Принято, – ответила она, затем включила вокс с остальными машинами копья. – Вперед. Я хочу пройти сотню километров вглубь зоны, прежде чем мы повернем. Плутон, наведи ауспик на левый фланг, максимальная дальность. Доллоран, то же на правый. Я возьму фронтальный сектор. – Она ударила по педали движения до их ответа. Шаг ''«Элата»'' увеличился. Плазма потекла по трубопроводам. Рядом в том же темпе шагали ''«Киллар»'' и ''«Тавмант»'', разойдясь широко в обе стороны. Впереди раскинулась земля, груды обломков, выраставших в искусственные горы. Вокруг возвышались скалы, оставшиеся от неидеально срытых гор. По земле стелился туман. За рыцарями волочился ветер, растягивая их орудийные знамена.
 
– Тихо, – сказал Плутон по мере роста отсчета дистанции. – На ауспике ничего. Даже остаточных сигналов от выстрелов нет.
 
– Разочаровывает, – призналась Акастия.
 
– И явно тревожит, – добавил Плутон, и она почти расслышала, как он хмурится. – Должно быть что-то, хотя бы на низком уровне.
 
– Он прав, – согласился Доллоран. – Этот сектор кишит частями ложного Механикума. Почему ничего нет?
 
– Потому что они знают о нашей вылазке, – резко ответила она. – Какая еще причина нужна псу, чтобы сбежать в свою нору?
 
– Плохой признак, – заметил Плутон.
 
– Так что, нам вернуться? – поинтересовалась она.
 
– Нам нужно быть начеку.
 
– Достойное напоминание себе проснуться, Плутон.
 
Вокс замолчал.
 
Пустая земля миновала. Ауспик звенел тихо и мягко, зондируя за пределами видимости и не находя ничего. Акастия почувствовала, как рассеивается раздражение под ритм тряски шагающего ''«Элата»''. Она знала, что Плутон прав. Это пустая тишина не вызывала чувство покоя. Скорее ощущение, будто море отхлынуло от берега, и они идут по обнаженному морскому дну, перед тем, как волны вернутся. Тем не менее, она не повернет. Вернуться означало отказаться от свободы, которая ей нужна. И она хотела убивать. Она заставит Карадока отметить шкуру ''«Элата»'' почетным знаком. Мысль о лице господина, со стиснутыми зубами и холодным взглядом наносящем знак, и понимание, что это означает равенство с ним на поле боя… это станет наградой, достаточно приятной, чтобы шагать по этой ненадежной земле целыми днями.
 
– Вперед, – приказала она, и три рыцаря направились дальше.
 
 
''Императорский дворец''
 
Армии магистра войны маршировали по руинам Дворца. Они выступили из огромных космопортов Львиные Врата и Вечная стена, а также из Домокла и посадочных полей на южных равнинах. Перед ними двигались армии рабочих. В Магнификане Внешнего дворца отсутствовали подходящие им дороги, поэтому они построили их сами. Батальоны рабов и демонтажных машин перемалывали, взрывали и сносили развалины районов размером с города. В их работе не было никакой утонченности. Войскам на земле и тем, кто ожидал на орбите, необходимо как можно быстрее добраться до стен Внутреннего дворца. Скорость и их численность были доминирующим фактором. Океану уничтожения нужно добраться до стен Внутреннего дворца.
На тысячах километрах Внешнего дворца начертили линии, которые стали огромными шоссе шириной в сотни метров, ведущими от космопортов на запад. Строения взорвали. Камни и железо раскололи на куски и измельчили. Руки тысяч рабов просеяли землю на наличие невзорвавшихся боеприпасов, после чего за ними последовали боевые машины и военные транспорты. В некоторых случаях наступающие войска догнали рабов и перемололи покров из паникующих душ в разбитый камень и пыль. Перед этой волной ауксилия снабжения спешно возводила лагеря топлива и припасов, огромные хранилища ящиков, генераторов, топлива и цистерн с водой. Большую часть взяли из самого Дворца, захватили у защитников ударными группами IV и XVI Легионов. Теперь запасы, которые поддерживали бы защитников, будут питать их машины. Планирование подобных потребностей, даже после падения Внешнего дворца, требовало особенно жестокой формы прагматизма. Таковой была истина железа, текущего в жилах Пертурабо и его сыновей. В то время как другие сделали выбор в пользу ярости и гнева, они придерживались чистоты уничтожения: продуманного, вечного, безжалостного.
 
Здесь – на дорогах, проложенных через Внешний дворец, находились значительные силы Железных Воинов. Надзиратели наблюдали за огромными колоннами танков, боевых машин и солдат. Когда происходили задержки или конфликты, они справлялись с ними стрельбой и резней. Трупы тех, кто мешал продвижению, вешали на столбах вдоль дорог. Вокруг них кружили мухи. Кровь создавала скользкие, липкие узоры в пыли. Некоторые из проходивших мимо кричали из страха или жалости при виде этих картин. Реки железа и плоти текли вперед. Дороги, по которым они двигались, проложили за считанные часы до начала движения. Эти реки днем и ночью неумолимо катились к Внутреннему дворцу.
 
В космопорты начали прибывать многочисленные подразделения боевых машин. Оставшиеся титаны из полудюжины легионов, рыцари с геральдикой великих домов, сотни танковых дивизий. С ними пришли существа, порожденные союзом Гора с силами варпа. Звери размером со здания, волокущие холодные железные цепи, твари, что были машинами, но теперь бежали, ревели и клокотали. Над ними парили звенья самолетов, атмосферные машины, которые превратили шпили космопортов в свои насесты. Они кружили над колоннами, словно летучие мыши.
 
 
На самых восточных укреплениях и стенах Внутреннего дворца защитники почувствовали волну наступления, как колебание воздуха. На полуразрушенном парапете укреплений Колоссов Джагатай-хан ощутил вибрацию и всмотрелся в сумрак восточного горизонта. За спиной стояли его воины и грозовые пророки. Их белая броня порозовела от крови. На некоторых была их собственная. В глазах смотрящего вдаль Хана читалась усталость, и только насмешка обреченного сдобрила улыбку, которая появилась на его лице.
– Буря, сотрясающая землю, – сухо сказал он. – Похоже, это дурное предзнаменование даже я могу прочесть.
– Нам выступить ей навстречу, мой Хан? – спросил Наранбаатар. – Перехватить черную молнию, прежде чем она ударит в землю.
– А что если мы падем во время атаки?
– Тогда мы умрем и отправимся за горизонт, мой Хан.
Джагатай-хан не ответил, продолжая, не мигая, смотреть вдаль.
 
 
Южнее Сангвиний почувствовал эхо молчания брата, словно дуновение ветра в лихорадочном жаре своих мыслей. Когда он ощутил дрожь земли, в его голове закружилось пламя и гибель. Накануне он нашел надежду во тьме, но сейчас… что? Не тьму, но нечто иное: вопрос? Вопрос, который он еще не слышал, ожидающий в пекле, которым было будущее, вопрос, ответом на который были только кровь и убийство.
 
 
В десантно-штурмовом корабле, летящем на восток между защитным щитом и вершинами зданий, Рогал Дорн увидел волну в виде растущего потока донесений от передовых частей на восточных стенах. Во тьме и одиночестве примарх молчал. Он думал о словах, сказанных братьям и командирам: что им только нужно держаться, что помощь идет. Он знал, что эти слова верные. Он надеялся, что верил в них.
 
''Архам, магистр хускарлов''.
170

правок

Навигация