3756
правок
Изменения
Перейти к навигации
Перейти к поиску
|ПереводчикПояснение2 = (главы 14, 17-36)
__TOC__Хорус собирает армаду и готовится обрушить свой гнев на Терру. Восседая на Золотом Троне, Император ждёт возвращения непокорного сына. Но истинный враг Повелителя Человечества — Хаос, первобытная сила, жаждущая поработить и подчинить всех людей своим сиюминутным прихотям. Крикам невинных и мольбам праведных вторит жестокий смех Тёмных богов. Проклятие и страдания уготованы каждому, если Император падёт и война будет проиграна. Конец близок. Темнеют небеса. Прибывают великие армии. На кону стоит судьба Тронного мира и самого человечества... Осада Терры началась.
Император''Хорус'' — магистр войны Империума, Повелитель Человечества, Последний и Первый владыка Империумасосуд Пантеона
Гор, Магистр войны Империума, сосуд Пантеона
Ангрон, владыка Кровавых Песков''Магнус Красный'' — Алый Король, возвышенный демонический князь демонов КхорнаТзинча, примарх XII XV легиона
Магнус Красный, Алый Король, возвышенный князь демонов Тзинча''Рогал Дорн'' — Преторианец Терры, примарх XV VII легиона
Рогал Дорн, Преторианец Терры''Сангвиний'' — Архангел Баала, примарх VII IX легиона
Сангвиний, Архангел Ваала''Вулкан'' — Последний Страж, примарх IX XVIII легиона
Вулкан, Последний страж, примарх XVIII легиона
Диоклетиан Корос, трибун''Ханумараси'' — воин-гиканат
Ханумараси, воин-гиканат
Корсвейн, регент-командующий Полой Горы
Деифоб, воин 32-й роты
Шибан-хан, Тахсир, регент-командующий космопорта Львиные Врата
Рюкат, "Врагов Не Осталось", воин отряда "Крик Тоскующего Дракона", рота Тра
Архам, магистр хускарлов''Фафнир Ранн'' — заместитель командующего бастионом Бхаб
Фафнир Ранн, субкомандующий бастиона Бхаб
Зефон''Нассир Амит'', Вестник Скорби''Расчленитель'' — доминион 5-й ударноштурмовой роты, бывший экзарх Высокого воинстваСекуторов
Нассир Амит''Анзараил'', Расчленитель, доминион пятой ударно-штурмовой роты "Секуторы"''Несущий Гнев'' — экзарх Высокого Воинства
Анзараэль''Галлен Ул'заен'' — магистр связи, Вестник Гнева, экзарх Высокого воинства5-я ударно-штурмовая рота
Галлен Ул’заен, магистр связи, пятая ударно-штурмовая рота''Орион'' — дредноут модели «Контемптор»
Орион''Эристес'' — легионный трэлл, дредноут модели "Контемптор"оценщик
Эристес, ''Шафия'' — легионный трэлл, оценщикоруженосец
Шафия, ''Шенкай'' — легионный трэлл, оруженосицаоруженосец
Шенкай, легионный трэлл, оруженосец
Каргос, "Плюющийся кровью", апотекарий восьмой ''Кхарн'' — центурион 8-й штурмовой роты
Кхарн, центурион восьмой штурмовой роты''Лотара Саррин — капитан линкора «Завоеватель»''
Лотара Саррин, капитан боевого корабля "Завоеватель"
Кенор Аргонис, советник Магистра войны
Инзар Таер, капеллан капитула Костяного трона''Тарик Торгаддон'' — второй капитан
Давинн Кото, капрал класса примус''Инзар Таэр'' — капеллан ордена Костяного Трона
Цзя-Хэн Уквар, призывник, восьмой Нешамерский мотопехотный полк
Лорелея Кельвир, призывник'''''Имперская Армия'''''
Марлус Зенир, ''Давинн Кото'' — капралкласса «примус»
Сайлас Энварик''Цзя-Хэн Уквар'' — призывник, сержант 128-го полка Гелианских стрелковй Нешамерский мотопехотный полк
Таник Машраджеир, капрал 91-го полка Индустанских десантников''Лорелея Кельвир — призывник''
Малкадор Сигиллит, регент Империума''Таник Машраджеир'' — капрал 91-го Индустанского десантного полка
Церис Гонн, испрашивающий
Аркхан Лэнд, техноархеолог''Керис Гонн'' — дознаватель
Трансакта-7Y1, скитарий макроклады Тр1.акс
Магна-Дельта-8v8, скитарий макроклады Ин.7лиус'''''Адептус Механикус'''''
Сапиен, хомоподобный''Архан Лэнд'' — техноархеолог
Шива Макул, принцепс титана "Иракундос" типа "Налётчик" Легио Ингатум''Трансакта-7Y1 —'' скитарий макроклады «Тр1.акс»
Местол Вурир, дьякон''Магна-машиновидец титана "Иракундос" типа "Налётчик" Легио ИнгатумДельта-8v8'' — скитарий макроклады «Ин.7лиус»
Улиенн Грун, принцепс ''Местол Вурир'' — дьякон-машиновидец титана "Хиндара" ''«Иракундос»'' типа "Гончая войны" «Разбойник», Легио АудаксИгнатум
Химмар Кул, модератус титана "Хиндара" типа "Гончая войны" Легио Аудакс
Отеш Ралин, модератус титана "Хиндара" типа "Гончая войны" Легио Аудакс'''''Марсианский Механикум'''''
Ка’бандха''Отеш Ралин'' — модерат титана ''«Хиндара»'' типа «Гончая», чемпион бога войныЛегио Аудакс
Варак’суул, Убийца Тримира
– Луций Плутарх''Варак'суул, древнегреканский солнечный жрецУбиение Тримира''
– Тацат из этрусско-романского королевства, доисторический философ
''Неуверенность, которая привязывает Сангиния к Императору, возможно, больше, чем любого другого из сыновей нашего отца, рождается из убеждения, что ему нужно доказывать больше остальных. Это горькая ирония, потому что именно от него требуется меньше всего доказательств.''
''ТотСангвиний предан нашему отцу из беспримесной любви и беспримесного благородства, кому больше всего нужно доказать – варвар Нуцериии даже если бы этим всё ограничивалось, но Ангрон никогда не стремился оправдать ожидания Императораон и тогда оставался бы лучшим из нас. Но он также предан из беспримесного страха. Он боится причины, по которой у него есть крылья. Он считает такую судьбу хуже неудачибоится того, что они могут означать. Для него это не Он боится, что иное, как второе рабство"когда его создавали, случилось нечто скверное, и боится возможных последствий этого для своих генных сыновей.''
– Труды примарха ЛоргараНеуверенность, из которой рождается привязанность Сангвиния к Императору, — возможно, более прочная, чем у любого другого из сыновей нашего отца, — происходит из убеждения, что ему нужно что-то доказывать больше остальных. Это горькая ирония, потому что верно обратное.
<br />Больше всех нужно доказывать варвару с Нуцерии, но Ангрон никогда не стремился оправдать ожидания Императора. Он считает, что такой удел хуже неудачи. Для него это стало бы не чем иным, как вторым рабством.
==''Из трудов примарха Лоргара'Часть 1. Орда.'''==
==='''Один. Восход красного солнцаЧАСТЬ ПЕРВАЯ.ОРДА'''===
Весь этот священный камень пропал Все сакральные горные породы пропали впустую. Камень, использованный при При строительстве, был Дворца использовался не только терранского происхождения. Свой терранский камень — свой вклад внесли Луна, Марс, и многие луныспутники, вращающиеся что размеренно кружили в космосе в своем размеренном танце вокруг по орбитам газовых гигантов Солнечной системы Сол. Экзосистемный Долгими рейсами из-за её пределов в Тронный мир доставляли камень долго доставлялся на Терру из вновь заново открытых и завоеванных завоёванных миров, и а их население, не знавшее о Старой Земле ничего, кроме нашептанного мифалишь по легендам, теперь добывало мрамор для дворцачертогов, которого которые никогда не увидит.
ОтполированныеИх отполировали. ОчищенныеОчистили. ПереработанныеПереработали. Воплощённые в Архитекторы спроектировали из них шедевр архитекторами. Воплощённые в реальность рабочимиСтроители возвели из них осязаемые здания. Воплощённые в Солдаты создали из них укрепления солдатами.
Упадет Когда рушится одна башня, и ее пыль на несколько часов накроет накрывает городской блок. Дым Погребальный дым от падения низвержения пары шпилей будет окутывать регион в течение нескольких днейцелый район днями и ночами, превращая воздух в серую пыльсерое месиво. Но наблюдатель, парящий в небесах над разрушенной разгромленной Террой наблюдатель , не увидит сейчас ни падения одинокого шпиляотдельной башни, ни гибели всего даже двух башеншпилей. Дворец Там стёрт с лица земли дворец богов и полубогов был разрушен. Этот свидетель Зритель увидит лишь последствиятрагедии: пыль, пыль, бесконечную пыль – , тянущуюся от горизонта до горизонта.
На Над самыми разреженными слоями атмосферы, на высоте, куда никакая форма жизни не может способна добраться самостоятельно, над самыми разреженными слоями атмосферы, на орбите бросил якорь орбитальном якоре стоит флот Магистра магистра войны.
Пустота сгустилась Пустотная дымка сгущается в фигуры и формы, тысячекратно более крупные, нежели боевые звездолёты, — в тысячу раз превосходящие сами корабли; силуэтные обещания наблюдающих нечёткие намёки на силуэты созерцающих богов. В этом кипящем тумане эфире открываются и закрываются глаза размером с лунулуны. Скалятся зубы длиной с континенты. Огромные крылья, способные затмить солнце, расправляются и развиваются прежде чем сгнить и вырасти , складываются, сгнивают, а затем вырастают вновь. Орбитальные корабли Корабли на орбите впитывают этот туман, — и их железные конструкции металлические каркасы изменяются, насыщаясь им. Открыть вокс-канал означает — значит услышать, как сгорают души.
В Беженцы-альдари на борту искусственных миров в других частях галактики беженцы из искусственных миров расы альдари Галактики узнали бы эти нереальные потусторонние чудеса. Варп и реальность сплелись воедино, превратившись в ядро абсолютного сомкнулись вокруг ядра из безграничного страдания, которое показалось бы их провидцам слишком этой расы пугающе знакомым. Много веков назад именно Именно так их род много веков назад породил своего проклятого пагубного бога. Так погибла сгинула их империя.
Не нужно было быть экспертом, чтобы Чтобы понять, что война уже погубила Терру, не требовались экспертные знания. Достаточно было просто посмотретьХватало обычного зрения.
Она все еще была вернаСаррин всё ещё хранила верность. Даже когда безумие пробралось на ее корабльрасползалось по её кораблю, она оставалась верной. Даже когда Пожиратели Миров бесчинствовали в залах и палатахотсеках, убивая вырезая собственных слуг и рабов. Даже когда ей пришлось приходилось казнить воинов, с которыми она служила бок о бок плечом к плечу долгие годы и которые потеряли веру , пока те не разуверились в путь Магистра войнытом, что Луперкаль поступает правильно. Даже когда каждая капля запасы воды в баках корабельных припасов превратилась для экипажа превратились в гниющую кровь— все, до последней капли в баках. Даже когда ее бессонные ночи превратились в бессонные эпилептические припадки ужасаЛотары свелись к череде эпилептических припадков — быстро меняющихся жутких картин того, когда мертвые как её мёртвые товарищи кричали вопят из теней кораблязвездолёта, на котором они были вынуждены обитатьставшего темницей для их душ. Даже когда деградирующий "Завоеватель" ''«Завоеватель»'' начал исчезать выпадать из реальности и вновь появляться в ней, а целые отсеки его смертоносной громады стали прогорклыми протухли от варповой порчи варпа. Даже когда ее кожа начала стала покрываться чешуей от тяжести ее чешуёй — воплощением её грехов, проявившихся явленным на ее плоти.
Лотара Саррин Однажды она поклялась в верности до самого конца, — и вот конец настал. Она Саррин не ожидала, что он будет выглядеть так.
Отрывистые доклады анализировали облачную атмосферуВ отрывистых докладах звучали данные анализа отравленной атмосферы. Мраморной пыли в воздухе было достаточноней висело столько, чтобы сделать что вокс-связь невозможнойстала совершенно ненадёжной, но это было ничто казалось ничтожным по сравнению с истинным ущербом. В воздухе витали токсичные пары, образовавшиеся в результате от миллионов поверхностных взрывов на поверхности и орбитальных обстреловзалпов, терзавших обуглившующая поверхность что терзали богатую естественным углём кору Терры. Удары Под ударами снарядов и раздирающий мир жар орудийного огня опаляющих планету лучей, что выпускали армады Магистра магистра войны покрыли , Дворец кратерами и высекли пропасти в покрылся громадными воронками, а на окружающих территорияхвозникли глубокие ущелья. Умирающие титаны Лебединые песни гибнущих титанов тоже вносили свой вклад – вливались в какофонию катастрофы; их сердца-реакторы взрывалисьподобно сверхновым, когда они падали в могилы своих курганы из обломков, отмечавшие пути их неудачных походов.
И это было еще не все. Земля Мало того, земля истекала лавой , как гноем из нагноившихся язввоспалённых нарывов. Пирокластические потоки горящего газа и вулканической тефры вырывались из расколотой земликоры, укрывая районы боевых действий шламом и дымом и шламом, разъедающим плоть. Пепел Засорявшие воздух пепел и пыль, засорявшие воздух, теперь слились воедино, — многослойные, но неразделимые – . Они образовали бледно-серый занавессерую завесу, лишавший зрения что слепила и дыханияудушала. Пылевая масса забила легкие лёгкие миллионов выживших. ТеЛюди, у кого не было имевшие дыхательных аппаратов, рисковали задохнутьсяпогибнуть от удушья, просто оставаясь находясь во дворцеДворце, но бежать им уже было некуда.
Последним Последней среди факторов — по списку, но не по значимости фактором была — шла радиация. По воле случая или чьему-то умыслу в ходе войны были вскрыты разгерметизировались подземные хранилища безымянных материалов неведомых пережитков Тёмной Эрыэры. Многие газообразные вещества, вырвавшиеся из этих древних бункеров, были едва ли понятныпочти не поддавались пониманию, а как-то обозначить их названия были забытысогласно действующей системе именований не представлялось возможным, но их радиологические эффекты были выглядели убийственно знакомызнакомо. Это была Они воплощали собой смерть, последний ужас прошлого, последний заключительный вздох забытой эпохизабытых времён.
Для «Для тех, кто находится на поверхности, солнце стало краснымкрасным».
Она Женщина не могла избавиться от этого образавыбросить этот образ из головы.
– — Кхарн, – — произнесла она капитан вслух впервые за несколько часов, а . А может быть, и дней, ее голос был похож на иссохший шепот. Ближайшие члены экипажа не обратили на нее никакого внимания. Они сгорбились у своих консолей, потерявшись в собственной боли.
– Кхарн? – снова сказала ЛотараИз пересохшего горла вырвался только шёпот. Ближайшие члены экипажа не обратили на неё никакого внимания. Они горбились у своих пультов, утопая в собственных страданиях.
Единственным полученным ею предупреждением стал сжавшийся желудокВоин стоял неподалёку от командного трона. Ее внутренности скрутило с такой силойЕго лицо, что она упала с трона на коленибесформенное переплетение шрамов, в ушах звенело от давленияиспещряли хирургические скобы — швы, слюна текла между приоткрытыми губаминаложенные на поле боя. Она закричала от внезапной боли, от яда, подступившего к горлу, и ее крик превратился в горячий поток рвоты, оросившей палубуОн ничего не сказал. Он вообще больше ничего не говорил.
ЗадыхаясьТо, что случилось дальше, Лотара могла бы предугадать только по спазмам в желудке. Внутренности скрутило с такой силой, что она посмотрела вниз упала с трона на полупереваренные остатки своей последней трапезыколени. Лужа полупрозрачной желчиВ ушах зазвенело от перепада давления, из приоткрытого рта свесилась ниточка слюны. Саррин закричала от внезапной боли, от яда, подступившего к горлу, лоскуты стенок желудка и три чьих-то пальцаеё вопль превратился в горячий поток рвоты, шумно хлынувший на палубу.
На несколько драгоценных секунд неверие взяло верх над изнеможением. Она отшатнулась от лужиЗадыхаясь, она посмотрела вниз, усаживаясь обратно в свой тронна едва переваренные остатки своей последней трапезы. Это была всего лишь уловка ее бессонного разумаЛужа полупрозрачной желчи, вот и всё. Вот лоскуты ткани со стенок желудка и всётри чьих-то пальца.
Кхарн подошел к капитану флагмана и согнул колени, склонившись до её уровняНа несколько драгоценных секунд неверие взяло верх над изнеможением. Он не предложил свою помощьОтшатнувшись от лужи, пока она Лотара начала забираться обратно на дрожащих конечностях волочилась обратно в свое кресло. Он был безоружен, и Лотара не могла припомнить, чтобы раньше видела его без топора. Кровь потекла из её глаз, когда она всмотрелась в его сшитое из лоскутов лицо. С этими осквернёнными слезами её обезвоженное тело потеряло ещё больше драгоценной жидкоститрон.
– КхарнЭто просто иллюзия, – прошептала онапорождённая разумом от бессонницы, – что мы наделали?вот и всё. Вот и всё.
Этим вопросом задавались мужчины Кхарн подошёл к капитану флагмана и женщины по обе стороны войны опустился на всей Терре колени, чтобы их головы оказались на одной высоте. Он не предложил Саррин помощь, хотя у неё тряслись руки и над нейноги, пока она снова залезала на сиденье. Легионер был безоружен, а Лотара не припоминала, чтобы раньше видела его без топора. Когда офицер всмотрелась в сшитое из лоскутов лицо воина, из глаз у неё потекла кровь. С этими нечистыми слезами её иссохшее обезвоженное тело потеряло ещё больше драгоценной жидкости.
У Кхарна не было ответа— Кхарн… — прошептала Саррин.— Что мы наделали?
<br />Этим вопросом задавались мужчины и женщины по обеим сторонам фронта на всей Терре и над ней.
==='''ДваУ Кхарна не нашлось ответа. Сломленный гладиатор.'''===
Враг сломался и бежал. Минуты назад. Часы назад. Дни назад. Теперь он не мог их увидеть и не был уверенУ гладиатора было имя, хотя в каком направлении они бежалитот момент он едва ли помнил его. Суставы его доспехов заскрипелиБолее того, когда он дернул головойиграл почётную, реагируя на тени жизненно важную роль в пеплерядах своего легиона, на звуки, приглушенные до нереальности. В но знание об этом также вытеснилось давлением в его исхудавшем кулаке бездействовал цепной топорчерепе. Это был не его топор, и он не мог вспомнить, где нашел егоВживлённая машина боли глубоко вгрызалась в мозг. Иногда зубья оружия жужжалиБудто какой-то щёлкающий паразит, пережёвывая грязный воздух. Кровь, запекшаяся на клыках топора, засохла и превратилась в песчаную массуона пожирала центральную нервную систему воина.
У гладиатора было имяОн сглотнул слюну, хотя уставившись в тот момент он едва ли помнил егопыль. У него также была почётная, жизненно важная роль В такие моменты — которые становились всё более частыми — легионер отчасти превращался из разумного существа в рядах его Легиона, и знание об этом было также вытеснено давлением в его черепе. Машина боли, вживлённая в его мозг, глубоко вгрызалась в него, щёлкающий паразитсосуд, пожирающий его центральную нервную системунаполненный велениями нетерпеливого инстинкта.
Он сглотнул слюну''«Тик-так, уставившись тик-так, — пели Гвозди Мясника, посылая колющие электрические сигналы в пыльмясо его разума. В такие моменты – которые становились все более частыми – он был не столько разумным существом— Это боль, сколько сосудоми ты будешь чувствовать её, наполненным понятием о непосредственном инстинктепока мы не позволим тебе получить удовольствие».''
"''Тик-так, тик-так''", – пели Гвозди Мясника, посылая колющие электрические сигналы в мясо его разума. "''Это боль''", – обещали они, – "''и ты будешь чувствовать ее, пока мы не позволим тебе получить удовольствие''". И вот, подобно акуле, он пошел впереддвигался вперёд. Стоять на месте означало чувствовать бритвенные значило ощущать режущие поцелуи имплантата глубоко в черепе, — там, куда он воин не мог достать.
Под Его доспех под налипшим слоем пепла его доспехи представляли представлял собой рубищесмешение разнородных фрагментов. Годами он носил керамит в белых геральдических цветах XII легиона времён Крестового Походапохода, а лоскутные доспехино разномастная броня, в которые он был запечатантеперь покрывавшая его тело, лишь наполовину состояли состояла из первоначальных компонентов. Он не помнил, чтобы перекрашивал свою броню боевые латы или давал своим такое позволение слугам разрешение покрасить её. И всё же тамна участках, где пыль откуда ненадолго сдувалопыль, они были артериально-красными вместо привычных проступал не привычный грязно-белыхбелый, а красный цвет артериальной крови.
В один смутно припоминаемый момент времени он попробовал разбить себе череп о стенуОн услышал это слово, ритмично ударяясь лбом о разбитый мрамор в попытке выпустить всю мерзость из головыкогда поднимался по осыпи заражённых обломков. Это работало до тех порВоин знал такое сочетание звуков, пока но не пересталопонимал его смысл. Отравленные камни смещались под тяжестью сабатонов. Потом боль вернуласьЭту стену разрушили артиллерийским огнём, причём совсем недавно — обломки ещё дымились, вдвое сильнееи гладиатор тащился вверх по неровному склону. Наказание за нанесенные им самим себе раныГвозди воспринимали его решимость и могли бы проявить милосердие, но всё равно снова впились в него. Осуждение за попытку самоубийстваС губ легионера сорвалось животное ворчание, непроизвольное и беспомощно честное.
Гладиатор пошел дальше. Гвозди успокаивались, когда он шел вперёд«Апотекарий».
Он был не один в пепельной пустоши. Его братья – и то, что притворялось его братьями, – образовали вокруг него неплотную стаюОпять это слово. Вместе, но порознь, они двигались сквозь мглу. Некоторые из них были сделаны из огня. Некоторые из них были сделаны из крови Оно задерживалось в виде чудовищ. Некоторые из них были его братьями на протяжении всей жизниискажённых мыслях легионера, а некоторые просто носили плоть его родичейсловно хотело обрести какое-то значение.
– Апотекарий«Апотекарий. Апотекарий».
Он В следующий раз, когда воин услышал это слово, когда поднимался по осыпи зараженных обломков. Звук был ему знаком, но смысл он не понимал. Отравленные камни скользили под тяжестью его сапог. Стена была разрушена апртиллерийским огнём, причем настолько недавно, что еще дымилась, и гладиатор тащился вверх по разбитому склону. Гвозди почувствовали его решимость и могли бы проявить милосердие, но все равно снова зашипели. С его губ сорвалось животное ворчание, непроизвольное и беспомощно честное.произнесли вслух:
– — Апотекарий.!
Опять это слово. Оно задерживалось в его искаженных мыслях, словно хотело что-то значить. Апотекарийзвучало как имя. АпотекарийИли проклятие. В следующий раз, когда он услышал это слово, оно прозвучало громко:
– Апотекарий!Гладиатор прервал подъём. Обернувшись, он вгляделся в клубы пыли. Воин искал силуэты братьев и рыщущих тварей, которые называли себя его братьями. Они скопились у подножия склона из обломков. Их доспехи больше не были красными. Пепельная пыль вернула другим Пожирателям Миров их изначальный геральдический цвет — грязно-белый.
Это было имя. Или проклятие— Каргос! — крикнул ему один из них.
Гладиатор перестал подниматься и остановилсяИ слова неожиданно вновь обрели смысл. Он повернулсяГвозди укусили воина, вглядываясь словно в пыль. Он искал силуэты своих братьев и преследователейнасмешку над тем, что к нему вернулся рассудок, которые называли себя его братьями. Они скопились у подножия склона из обломков. Их доспехи больше но их мандибулы не были красными. Пепельная пыль вернула смогли помешать его товарищам из Пожирателей Миров их первоначальную грязно-белую геральдикуличности по капле заполнить опустевший сосуд.
– Каргос! – крикнул ему один из них.Гладиатор…
Вот так слова снова обрели смысл«Каргос, — подумал он. Гвозди кусались, как бы насмехаясь над его возвращением в сознание, но их мандибулы не могли остановить струящуюся по капле личность— Я Каргос».
Гладиатор – "Каргос", – подумал он, – "Я Каргос" – попытался …попытался связаться с ними бойцами внизу по вокс-каналу связи, но вокс-сеть в эти дни была бесполезнаныне стала бесполезной. Он прокричал в ответ закричал через голосовую решетку решётку шлема, из которой слова усилились вылетали усиленными и огрубели.огрубевшими:
– — Кто зовёт?
Ответ был вовсе не ответом, а требованием.Вместо ответа донеслось требование:
– Врач— Медик!
Двадцать Здесь погибли двадцать девять его сородичей погибли, их . Их тела разложили оттащили выжившиебойцы, которые сохранили достаточно здравомыслящиездравомыслия, чтобы сопротивляться песне Гвоздей. Он оглядел их изломанные останки, лежащие ровными рядами и изувеченные останки, уже окутанные присыпанные серо-белой пылью. Удары Их броню покрывали воронки от болтов и разрывы борозды от цепных клинков оставили отметины на их доспехах, керамит был вскрыт, обнажив разорванную под неровными пробоинами в керамите виднелась изорванная плоть.
– — Чего ты ждёшь? – — гаркнул один из них. Каргос не смог опознать его из-за облепившей доспехи пыли. — Собери урожай, — приказал воин.
Каргос Апотекарий оглядел собственную броню, пустой пояс и бандольеру. Когда он умудрился потерять орудия своего ремесла? Металлические флаконы со стимулирующими сыворотками и боевыми наркотиками исчезли. От нартециума остались одни обломки — повреждённый болтами кожух для утраченных инструментов. Экран анализатора потрескался и не мог идентифицировать воина светился, утратив контакт с источником питания брони. Даже клавиатура на его наруче стала бесполезной — из-за пыли, покрывавшей его доспехивыпавших клавиш она напоминала отчаянную улыбку щербатым ртом.
– Собери Неважно. Ему не нужны особые инструменты, чтобы собрать жатву. Сгодится и нож. Да, работа будет грязнее, а риск для извлечённых органов — выше, но апотекарий уже делал так раньше. Только нужно действовать осторожно и не медлить, чтобы пепельный воздух не загрязнил мясистые наросты, когда он их геносемя, – приказал воинвытащит.
Каргос оглядел свои доспехиПрисев возле первого тела, пустой пояс и патронташапотекарий достал нож. Когда именно он потерял инструменты своего ремесла? Металлические флаконы со стимулирующими сыворотками и боевыми наркотиками исчезли. Его нартециум представлял собой обломки, пробитую болтами оболочку для отсутствующих инструментовОбычный человек вполне мог бы пойти с таким оружием в бой. Дисплей сканера потрескался В хватке Каргоса оно выглядело выщербленным и не светился, больше не подключенный к источнику питания брони. Даже клавиатура на его наруче была бесполезна, с потерянными клавишами она была сродни отчаянной улыбке с отсутствующими зубамипотускневшим мачете.
Неважно. Ему не нужны были специализированные инструменты для сбора урожая, он мог воспользоваться своим ножом. Работа будет грязнее и рискованнее для извлечённых органов, но он уже делал это раньше. Всё, что требовалось, — Кто это осторожность и поспешность, чтобы пепельный воздух не загрязнил мясистые наросты, когда был? — спросил он вытащит иху братьев.
Он присел возле первого тела и достал ножТе не ответили. Каргос чувствовал, что они переступают с ноги на ногу в пыли, заставляя себя оставаться с мёртвыми, а не идти дальше в поисках новой добычи. Скорее всего, они тоже не знали, кто именно здесь погиб. В руках человека он был бы оружиемПодразделения рассеялись, которым вокс не стыдно было бы воеватьработал, а пыль служила отличным уравнителем, превращая всех в призраки самих себя. В руках Каргоса это был обломанный и потускневший ножТеперь уже не имело значения, кто есть кто.
– Кто это был? – спросил он у своих братьев. Они не ответили; Каргос почувствовалпотянулся к поясу, как они шаркают по пылигде висели примагниченные модули хранения — охлаждаемые изнутри армированные цилиндры из керамита, пытаясь остаться помеченные рунами награкали. Он носил с мёртвымисобой десятки таких капсул, а не идти дальше в поисках новой добычикаждая из которых предназначалась для прогеноидов одного павшего брата. Скорее всегоЕсли собрать геносемя убитых, они не знали, кем были погибшие; отделения были разбросаны, вокс не работалпродолжат жить в легионерах, созданных им на замену. За месяцы войны апотекарий извлёк прогеноиды из горла и пыль отлично уравнивала всех, превращая их в призраки самих себя. Теперь уже не имело значения кто есть ктогруди многих сородичей.
Каргос потянулся к ячейкам хранения, пристегнутым к поясуВот только его пальцы коснулись голой керамитовой пластины. Это были бронированные, охлаждаемые изнутри керамитовые цилиндры, помеченные рунами награкали. Он Вместо десятков капсул он носил с собой десятки таких ячеек, каждая была капсулой для прогеноидов павшего брата по легиону. После сбора их геносемени убитые продолжали жить в воинах, созданных им на заменупоясе три. За месяцы войны он извлек прогеноиды из горла И все три — пробитые и груди многих своих сородичейпустые.
Вот только его пальцы коснулись голого керамитаПо телу пробежала ледяная дрожь, достаточно сильная, чтобы охладить даже жало Гвоздей в затылке. У него Уже погибло множество бойцов, чьё геносемя собрать не было больше десятков ячеекудалось. Он носил триА скольких он обработал только для того, чтобы потерять их генетическое наследие в промежутках между проблесками ясности ума? За это ему самому грозила смерть. И те триВ лучшие, что остались, были пробиты более вменяемые времена его легион казнил апотекариев за подобный провал. Мог и пустысейчас.
По его телу пробежал холодок, достаточно сильный, чтобы охладить даже жало Гвоздей в затылке. За время войны множество уже погибло без сбора геносемени. Скольких он обработал только для того, чтобы потерять их генетическое наследие в перерывах между приступами ясности? За это он мог умеретьКаргос ощущал на себе взгляды собратьев. В лучшиеВоин знал, более здравые времена его Легион казнил апотекариев за подобный провал. Мог и сейчасчто они по-прежнему держат оружие.
Каргос чувствовал на себе взгляды своих собратьев— Я не могу, — признался апотекарий. Он знал, что их оружие все еще в их руках— Я не могу.
– Я Легионеры ничего не могусказали, – признался он ими Каргос почувствовал тяжесть их безмолвного осуждения. – Я не могуОн выпрямился, ожидая приговора. Гладиаторы всегда мужественно встречали судьбу. Только трусы умирали на коленях.
Они ничего Но оказалось, что других воинов уже нет. Все остальные Пожиратели Миров исчезли. Их поглотила пыль, если они вообще не сказалипочудились ему. Опустив взгляд, и Каргос почувствовал тяжесть их безмолвного судаувидел, что трупы тоже пропали. Он поднялся на ноги для вынесения приговора. Гладиаторы всегда мужественно встречали судьбустоял один в пыли. Только трусы умирали на коленяхСовершенно один.
Но там никого не былоОднако его одиночество нарушил внезапный прострел в спинномозговых нервах. Остальные Пожиратели Миров исчезли. Их поглотила пыльГвозди укусили воина, подали в него стимулирующий импульс боли и пообещали ещё больше, если они вообще там былион не сдвинется с места. Он посмотрел вниз; трупы тоже исчезлиКаргос повернулся — шатаясь, спотыкаясь, уже будучи не Каргосом. Он стоял один в пыли. Совершенно одинснова стал просто гладиатором.
Один, если бы не внезапное ущемление спинномозговых нервов. Гвозди укусили, подавая побуждающий импульс боли и обещая еще больше, если он останется стоять. Каргос повернулся, шатаясь, спотыкаясь, уже будучи не Каргосом. Он снова был гладиатором.
Это был приливОни казались приливной волной. Сотни тысяч воинов, солдат и демонических сущностей слились в волну напитанного богами намеренияцелеустремлённый вал, пронизанный волей богов. Среди смертных каст этой орды звание звания теперь мало что значило; воинская сплоченность значили. Сплочённость подразделений стала чем-то почти превратилась в мифмифическим. Они Бойцы шатались, спотыкались, а некоторые даже бежали – — воины из всех легионов Магистра войныЛуперкаля, кипящая масса извращенных измученных разумов и больных душ. Одни ликовали в своих оковах божественного рабствакандалах божественной неволи, другие ошибочно считали себя свободными. Разницы не было никакой. Раб оставался рабом, даже если короновал возлагал на себя королемцарскую корону.
Такое было сложно представитьПодумать только… Это шипели нерождённые. Рычал Ангрон. Сулил Хорус. Скоро придёт время разрушить стены последней крепости.
Нерождённые шипели этоЧто-то пронзило кровавое облако мыслей Каргоса. Ангрон рычал этоСнова его имя. Гор обещал этоКто-то рядом произносил его имя. Скоро придет Произносил уже некоторое время разрушить стены последней крепости.
Что-то проникло сквозь кровавое облако мыслей Каргоса. Снова его имя. Кто-то рядом произносил его имя. Он произносил его уже некоторое времяИнзар.
Это был Инзар. Инзар Таэр из XVII легиона, одетый в потёртые доспехи, истёртой песком броне и с оружием, прикованным к броне как символ его латам в знак совместной службы с XII легиономДвенадцатым. Свитки пергамента, всё ещё державшиеся на доспехах Инзара, потускнели и порвались, превратившись в потрепанные разорвались на измочаленные полоски. Он схватил Каргоса за плечо, не давая ему двигаться мешая следовать дальше вместе с ордой.
– — Я понял, что это ты, брат.
– — Как радостно встретить тебя перед самым нашим триумфом, — добавил Инзар.
– Пойдем — Пойдём со мной, Каргос. Ты сбился с пути. Я помогу тебе.
Каргос безмолвно посмотрел Апотекарий молча взирал на него Несущего Слово дрожащими в собственном ритме глазами, в которых бился собственный пульс. Он Каргос заговорил с третьей попытки, и смог произнести только два слова.:
– — Ты настоящий?
– Пойдем — Пойдём со мной, друг мой.
– — Нет. – — Каргос облизал потрескавшиеся губы и почувствовал вкус крови. – — Ответь мне. Ты настоящий?
– — Я настоящий.
Каргос Пожиратель Миров колебался еще ещё несколько секунд – — нерождённые уже лгали ему – , — а затем последовал за нимТаэром.
Вопросы задавались злобным ворчаниемТе, кто задавали вопросы, злобно ворчали, и на них отвечали в том им тем же тонетоном. Установить чёткую иерархию было невозможно без вокса вокс-связи и без знания того, какие подразделения где находятся; : какие легионы титанов сумели продвинуться наверх и перебраться через обломки Последней стены; , какие силы Астартес собрались в павших районах Внутреннего Дворца. дворца… Но это уже было хоть чтонаступающие чего-тода добились. Прилив превращался в Внутри прилива формировались волны, часть естественного ритма орды: скопления силы. Войска скапливались в группы, подобные этому, боевые отряды, собирающиеся собранию. Банды сплачивались для последнего решающего штурма.
Произносились Назывались имена первых капитанов, отмечалось их отсутствие. Ариман. Тифон. Абаддон. Они сражались в других местах Сражаются где-то ещё или уже были мертвы? Никто не мог сказать.
Изнеможение Каргоса ослаблоКаргос чувствовал, когда что изнеможение немного отступило: Гвозди, к счастью, перестали кусать впиваться так глубоко. Голоса Сами голоса говоривших успокаивали боль машину боли в его черепе, словно их планы были звучали молитвой. Война выиграна. Защитники сломлены. Щит незримой мощи Императора уменьшился лишь до малой толики его невидимой силыкрохотной частицы себя прежнего, а нерорждённые разбежались по опустевшим кварталам и нерождённые бесновались в разорённых кварталах Внутреннего Дворцадворца.
==='''Три. Богиня с копьём в спине.'''===
Экипаж Гончей войны "Хиндара" гордился своими усилиями. Подъём во Внутренний Дворец был нелёгким делом: корабли-саркофаги не могли сесть ''«Хиндара»'' и её экипаж шли в первой волне машин, сумевших взобраться по лавине из-за пыли, а упавшие секции обломков Последней стены создали многокилометровый склон . Они поднялись через один из десятков схожих проломов по огромному склону из обломковбитого камня, что высился между ними и возмездием, коего они так жаждали. На то, чтобы преодолеть скат, далеко выходящий потребовалось несколько дней. Пока «Гончая» старательно делала шаг за пределы возможностей шагом, датчики её стабилизаторов большинства титанов. Первые несколько богомашин, пробившихся компенсаторов и гиробалансиров уходили в районы Внутреннего Дворцабагровую зону, ступили на пустоши из разбомбленного мрамора, где не осталось ничего выше этих отдельных титанова спинной реактор ''«Хиндары»'' начинал источать термоядерное дыхание. Целые районы бастионовТогда они останавливались, замковчтобы раскалившийся металл остыл и техножрецы успокоили машинный дух, шпилей и колоннад лежали в руинаха затем, стёртые когда показатели приходили в порошок с орбиты или кишевшие ордами пехоты и бронетехники Магистра войнынорму, уже наводнившими Внутренний Дворецдвигались дальше.
Титаны марсианских Механикум не могли похвастаться такой быстротойДругие титаны отступили к своим кораблямсаркофагам, решив перебраться на плато по воздуху. Лишь немногие лояльные Титаны встретили их осторожное продвижениенемногим это удалось: пыль забила воздухозаборники двигателей и вывела из строя большинство посадочных модулей, пытавшихся перелететь туда. Некоторые колоссы направили орудия на уцелевшие участки стены. Большинство из них сгруппирорвались вокруг оставшихся бастионов или бежали Они плавили скалобетон, проделывая в нём туннели, распыляли камень на атомы и пробивали конверсионными излучателями бреши в безопасность Санктума Империалисвеличайших защитных сооружениях Рогала Дорна.
"Хиндара" и её команда были в первой волнеВремя, поднимавшейся по лавине из обломков Последней стены. Один из десятков таких жевремя, то был огромный склон из разбитого камня, лежащий между ними и возмездием, которое они так жаждали. Раз в несколько дней продвижения шаг за шагом, от которого раскалялись стабилизаторы, компенсаторы и гиробалансиры, реактор в спине "Хиндары" начинал источать термоядерное дыхание. Тогда они останавливались, давая покрасневшему железу остыть и позволяя техножрецам успокоить машинный духвремя… Всё это отнимало время, а затем, когда показатели приходили в норму, шли дальшезащитники меж тем отступали к укреплениям Палатинского кольца.
Другие Многие титаны отступили к своим кораблям-саркофагам, решив перебраться пробовали взобраться на плато по воздухустену. Лишь немногим это удалось: пыль сжевала воздухозаборники двигателей Им требовалось просчитывать и вывела из строя большинство пытавшихся лететь судовоценивать буквально каждый шаг, а также опустить пустотные щиты, чтобы направить энергию в другие системы. Некоторые направили свои орудия на неразрушенные участки стеныНаземные части — немногие пехотные подразделения скитариев, плавя скалобетонкоторые ещё в достаточной мере сдерживали себя, распыляя камень на атомы и пробивая конверсионными излучателями дыры чтобы не броситься вперёд в величайших защитных сооружениях Рогала Дорнапогоне за убийствами, — делали всё возможное, расчищая ровные места для огромных когтистых ступней.
ВремяНа пути к вершине ''«Хиндара»'' упала дважды. В первый раз она просто поскользнулась в самом начале, времяпросчитавшись в компенсации стабилизаторов, времяи стала заваливаться вперёд. Всё Какую бы опасность это занимало времяни несло, такое падение представляло для «Гончей» наименьшую угрозу. Отеш Ралин, спокойно и чётко действуя за пультом, с такой силой вбила съезжавшую ногу в склон под косым углом, что ступня вошла в осыпающуюся груду и удержала их на месте в течение тех драгоценных секунд, за которые модерат вернула ''«Хиндаре»'' устойчивость. Члены экипажа воздали Отеш должное аплодисментами и одобрительными возгласами. Даже другие титаны, а защитники отступали к укреплениям Палатинского кольцанаходившиеся достаточно близко, чтобы видеть в пыли силуэт «Гончей», воксировали похвалы или, в отдельных случаях, насмешки. Несмотря на сбоящую сеть связи, некоторые сообщения даже удалось разобрать, хотя и с трудом.
Многие титаны пытались взобраться Второе падение оказалось хуже. Через несколько дней медленного продвижения, уже на стену. Каждый шаг следовало просчитать и оценитьподходе к вершине, пустотные щиты всех титанов были опущеныосыпь из валунов начала разваливаться под ''«Хиндарой»'', как уже случилось с очень многими колоссами. Пока реактор ревел от досады машинного духа — а их энергия перераспределенаещё от его страха, — «Гончая» мучительно медленно теряла равновесие со скрежетом камня и воем железа под нагрузкой. С отталкивающим спокойствием богомашина кренилась вбок и назад. Наземные части – немногие пехотные подразделения скитариевДавление на стабилизаторы полностью исчезло, на которые ещё можно было положиться и которые не бросались вперёд в погоне за убийствами – делали всё возможное, чтобы расчистить ровные места для огромных когтистых лапэкипаж завизжал.
Во время подъёма "Хиндара" упала дваждыКоманда титана осознала, что они уже мертвы. Падение по лавине с такой высоты означало гибель. В первый раз она просто поскользнулась в самом началеДаже если они выживут, просчитавшись в компенсации стабилизаторовчто маловероятно, и опрокинулась вперёд. Как бы опасно это ни былодаже если их колосс не разлетится на куски, но падение вперёд было самым безопасным; модератус Отеш с холодной ясностью манипулировала элементами управленияпока будет кувыркаться вниз, вбив проскальзывающую ногу под острым углом с достаточной силойчто ещё менее вероятно, чтобы пробить осыпающуюся породу и удержать их ''«Хиндару»'' поднимут на месте в течение драгоценных секундноги не раньше чем через несколько недель, за которые она вернула "Хиндаре" устойчивостьа то и вообще никогда. Члены экипажа чествовали её аплодисментами Координация и одобрительными возгласами. Даже другие титаныорганизованность, находящиеся достаточно близконужные для подобной операции, чтобы видеть силуэт "Хиндары" в пыли, провоксировали признательность илиуже безнадёжно сгинули на войне. Экипаж знал об этом, держал в некоторых случаях, насмешки. Прерывающаяся сеть связи позволилауме при всяком шаге вверх по склону, хотя и с трудомкогда «Гончая» начала заваливаться назад, понять некоторые из нихв сознании каждого члена её команды промелькнуло горькое понимание.
Второе падение было хуже. Через несколько дней медленного движения вперёдОсыпаясь, уже ближе к вершине осыпь из валунов начала осыпаться под ними, как уже было со многими другими. Реактор взревел от разочарования машинного духа – и, по правде говоря, от его страха – когда мучительно медленно они начали падать со скрежетом камня, воем напряженного железа и отталкивающе спокойным креном. Хиндара опрокинулась вбок камни скрежетали и назад, её стабилизаторы завизжали, когда давление исчезлогрохотали.
Экипаж зналВпереди них находился «Разбойник» из Легио Мортис под названием ''«Варкарнерикс»'', что они мертвыуже пропадавший из наклоняющихся окон-глазниц. Падение в лавине с такой высоты означало смерть. Даже если они выживутКолосс стоял ещё ближе к вершине, что было маловероятно, и даже если их титан не разнесёт на куски при спускеокружённый небольшой ордой чернорабочих-технотрэллов, что было еще менее вероятно, "Хиндара" не встанет на ноги ещё нескольких недель, если вообще когда-нибудь сможеттрудились вокруг пяток богомашины. На этой войне не осталось достаточного уровня координации и организации для подобного. Экипаж знал и помнил об этом в течение каждого шага вверх по склону, и эта мысль промелькнула в сознании каждогоЕму потребовалось больше недели, когда они начали заваливаться назадчтобы добраться сюда.
Камни трескались Улиенна Грун без раздумий и грохоталиколебаний произнесла несколько слов. Никаких криков. Никакой паники. Лишь шёпот с придыханием, осыпались и скользилиголос её чутья.
Впереди них, едва видимый в закатывающихся окнах-глазницах, находился "Налётчик" Легио Мортис "Варкарнерикс". Он был ещё ближе к вершине, окружённый небольшой ордой чернорабочих-технотрэллов, трудящихся вокруг пяток богомашины. Ему потребовалось больше недели, чтобы добраться сюда— Выпустить «медвежьи когти».
Улиен Грун без раздумий У модерата-секундус Химмара Кула оставалось полсекунды, чтобы сопоставить смещающиеся секторы обстрела с собственными догадками. Полагаясь на мышечную память, он двинул рукой ''«Хиндары»'', не успев активировать фиксаторы для ведения огня, и колебаний произнёс словавслепую нажал на обе гашетки. Не выкрикнул. Никакой паникиКабина содрогнулась от отдачи. Лишь прошептал, задыхаясь от инстинкта«Гончая» заскулила — плечевой сустав её незафиксированной руки принял на себя основную мощь толчка.
– Выпустить "Медвежьи когти"Всё это — от проскальзывания до выброса «когтей» — случилось за полдесятка ударов сердца, но время не имело значения. Даже если бы им дали целый день, чтобы принять решение, это ничего бы не изменило. Они могли стрелять только по одной цели.
У модерати-секундус Химмара Кула было полсекунды, чтобы сопоставить мелькающие сектора обстрела с собственными догадкамиИх гарпун попал в спину ''«Варкарнерикса»''. С помощью мышечной памяти На пять метров выше или секундой позже — и он двинул рукой "Хиндары", не успев зафиксировать её в положении для стрельбы, и нажал на оба спусковых крючка. Кабина вздрогнула от отдачи его стрельбы вслепую. "Хиндара" заскулила, когда её не зафиксированная для стрельбы рука приняла на себя основной удар отдачибы прошёл мимо.
Всё произошло за полудюжину ударов сердцаТрёхпалые «медвежьи когти» пробили заднюю панцирную броню «Разбойника», от проскальзывания до выстрела "когтями"где композитное покрытие из адамантия, но время не имело значенияпластали и керамита было тоньше всего. У них мог быть деньС громовым треском вонзившись в нутро богомашины, чтобы принять решениеони разорвали двух техножрецов в машинном отделении на кровавые куски. Это Захваты не имело значениязадели реактор модели «Фетида», служивший сердцем титана, но углубились до хребта ''«Варкарнерикса»'' — колонны промышленных масштабов. У них была только одна возможная цельОгромные когти стиснули священный искорёженный металл и с лязгом сомкнулись в кулак после включения макромагнитной сцепки.
Их гарпун попал «Разбойник» полностью прекратил движение. Исполинская богомашина замерла на миг, с почти философским спокойствием стоя лицом к подъёму. В её тени скитарии и сервиторы застыли в изумлении, не в спину "Варкарнерикса"силах поверить исцарапанным линзам, что заменяли им глаза. На пять метров выше или секундой позже – и он бы прошёл мимоОни, истово верующие у ног высшей сущности, только что узрели, как их бога поразили копьём в позвоночник.
Трехпалые "Медвежьи когти" пробили заднюю панцирную броню "Налётчика"''«Хиндара»'' покачнулась. Согнулась. Начала изворачиваться под немыслимым углом. Оба модерата работали за пультами, где композитное покрытие из адамантия, пластали стискивая пальцы до белизны костяшек и керамита было тоньше всего. С громовым треском они вонзились во внутренности богомашины, превратив двух техножрецов в машинном отделении в кровавые ошмёткискрипя зубами. Они не задели реактор модели "Тетис", служивший сердцем титана, вместо этого пробив насквозь техническую колонну хребта "Варкарнерикса". Огромные когти сомкнулись управляли машиной на куче священного искореженного металла ипределе возможностей, активировавшись с лязгом макромагнитной связи, заблокировалисьчтобы вернуть ноги в нужное положение.
"Варкарнерикс" прекратил движение. На мгновение возвышающаяся богомашина замерла лицом к подъёму с почти философским спокойствием. В её тени скитарии и сервиторы застыли в изумлении— Не на что опереться, уходит из-под нас, не в силах поверить поцарапанным линзам, что заменяли им глаза. Они были верующими у ног своего божества, и их богиню только на что пронзили копьём в позвоночникопереться… — бормотала Отеш.
"Хиндара" покачнулась. Она согнулась. Она начала изворачиваться под диким углом. Оба модерати работали за пультами управления— Нет, стискивая пальцы — принцепс Улиенна повторяла одно и сжимая зубыто же, будто на какой-то беззвучный мотив. — Нет, и управляли машиной изо всех силнет, чтобы вернуть ноги в нужное положениенет.
– Не Одна нога с грохотом топнула по склону. Камень задрожал, затрясся ещё сильнее, продолжая скатываться вниз. Резко опустилась другая нога, затем снова первая. «Гончая» раскачивалась на осыпи, шатаясь, как раненый волк. В руке ''«Хиндары»'', на что оперетьсякоторой крепился гарпун, уходит из-под насвзревели моторы — экипаж, не стараясь вернуть машине равновесие, передавал нагрузку на что оперетьсязасевшие в цели «медвежьи когти».Благословенное железо пронзительно заскрежетало в плече титана.. – произнесла модератус ОтешСустав растягивался, деформируясь от напряжения.
– НетИменно тогда ''«Варкарнерикс»'' завопил. Исторгая звуки из боевого горна, – произнесла принцепс Улиенн единственное слово беззвучного напева«Разбойник» кричал, перекрывая рокот лавины. – Нет, нетВ тот момент машина звучала жалко, нетдо жути напоминая живое существо.
Одна нога с грохотом топнула по склону— Мы стабилизировались. Камень задрожал под ними— Модерат Кул глухо усмехнулся, задрожал ещё сильнее, потом продолжил сыпаться вниз. Другая нога обрушилась вниз, потом снова перваяне веря собственным словам. Они колебались на камнях, шатаясь, как раненый волк. В руке "Гончей войны", на которую крепился гарпун, взревели моторы, а её команда для стабилизации потянула за попавшие в цель "Медвежьи когти". Благословенное железо заскрипело в плече "Хиндары", когда сочленение растянулось и деформировалось от напряжения— Стабилизировались.
В этот момент "Варкарнерикс" заревелИ он был прав. "Налётчик" дал волю своему боевому горну и закричал''«Хиндара»'' замерла, перекрывая грохот лавинысуставы перестали выть, их скуление понемногу стихло. В этот момент он звучал жалко, до ужаса напоминая живое существоКабина больше не кренилась. Они действительно восстановили равновесие.
– Мы стабилизировались. – Смех модератуса Кула был глух от неверия. – Мы стабилизировалисьА ''«Варкарнерикс»'' повернулся к ним.
И По крайней мере, начал разворачиваться. Из-за сломанного хребта он был правуже не сумел бы завершить этот манёвр. "Хиндара" остановилась, её суставы перестали визжать, когда их протесты прекратились. Кабина Точно так же он никогда больше не крениласьсможет ходить и вести войны. Они были стабильныЕго поворот превратился в крен, а крен — в падение.
"Варкарнерикс" повернулся к нимБоевой горн ''«Варкарнерикса»'' издал ещё один вопль, последний крик преданного божества. Машина извергла плазму из сбросных прорезей в панцире, бесполезно выдыхая ядовитый огонь в грязный воздух. В порыве то ли бездумной паники, то ли беспримесной злобы она принялась палить из орудий. С рук «Разбойника» сорвались очереди ослепительных лазерных лучей, которым отозвалось громоподобное эхо. Под его предсмертной канонадой верующие у ног титана растеклись лужами, а окружающие валуны плавились и покрывались чёрным стеклом.
По крайней мере, начал поворачиваться— Отцепиться! — приказала Улиенна. — Он не мог сделать этого из-за сломанного хребта; он никогда не завершит этот поворот, никогда больше не сможет ходить, и не увидит больше войн. Его поворот превратился в крен, а крен – в падение.опрокидывается! Отцепиться!
Боевой горн "Варкарнерикса" издал еще один вопльНо у них не получалось. Падая по склону, последний крик преданного божества«Разбойник» увлекал их за собой, и выходило так, что они спаслись только для того, чтобы вновь обречь себя на гибель. ''«Хиндара»'' никак не отцеплялась. Он брызжал плазмой из прорезей в панциреКул дёргал рычаги и нажимал гашетки — снова, и снова, бесполезно выдыхая ядовитый огонь в грязный воздухи снова. В порыве то ли бездумной паникиМакромагнитная сцепка уже отключилась, то ли чистой злобы он открыл огонь из своих орудийхватка ослабла, с его рук сорвались залпы ослепительного лазерного огня, отозвавшегося громоподобным эхомно «когти» по-прежнему торчали в рёбрах ''«Варкарнерикса»''. Предсмертной канонадой она расплавила верующих в неё и сожгла скалы вокруг себя до состояния черного стеклаГарпун вошёл слишком глубоко.
– Отсоединиться! – приказала Улиенн— Вышибить крепления. – Она падает! Отсоединиться!
Но у них ничего Кул не получалось. В своём падении "Налётчик" увлекал их за собой, они спаслись только для тогонуждался в таком приказе, чтобы вновь обречь себя на гибель, и "Хиндара" не могла отсоединитьсяон уже занимался этим. Кул снова схватился за рычаги и переключателиРеактор ''«Хиндары»'' вспыхнул, попробовал ещё разкак от оскорбления, и ещёжаркий поток энергии хлынул к конечностям. Макромагнитные замки открылисьПрозвучали три гулких удара — это сработали аварийные предохранительные заряды в её плече, хватка ослаблавзорвавшие зацепы, но "когти" всё еще торчал в ребрах "Варкарнерикса". Они проникли слишком глубококоторыми пусковая установка «когтей» крепилась к телу титана.
– Взорвать крепления«Гончая» ампутировала себе руку как раз вовремя. ''«Варкарнерикс»'', рухнув ничком на склон из камней, мгновенно убил свой экипаж. Когда он всей своей громадной массой повалился на обломки, сила удара сотрясла землю и породила ещё один оползень. В стекающей волне перемолотого камня крутились валуны, скатываясь по склону высотой в километры. Внизу титаны из различных легионов, чья краска стёрлась с корпусов из-за пепла в воздухе, а сканеры страдали от неполадок, грузно отходили в сторону или по мере возможностей старались закрепиться на месте. Подобные обвалы происходили уже не раз. Сквозь шум помех и мусорного кода члены экипажа ''«Хиндары»'' слышали, как их то проклинают, то восхваляют за вероломство ради выживания.
Кулу не нужен был приказ. Он уже занимался этим. Реактор "Хиндары" вспыхнул от оскорбленияСреди сообщений выделялся один голос, когда энергия потекла к конечностямподобный влажному треску. Его хозяин обозначил себя как ''«Теллум Ире»''Бам. Эта «Гончая» из Легио Мортис находилась достаточно близко, бамчтобы разобраться в значении игры теней, бамзаметных сквозь пыль, и теперь ярилась на ''«Хиндару»'' – то сработали аварийные предохранительные заряды в её плече, взорвав крепления пусковой установки "когтей" к телу титана.
Рука была ампутирована вовремяМодерат Отеш покачала головой. "Варкарнерикс" упал на склон из камнейПаника отступала, врезавшись в него лицом вперёд и мгновенно убив свой экипаж. Огромный вес его тела, ударившегося об обломки, сотряс поверхность и породил но бледность ещё один оползень. По потоку гравия хлынули валуны, катясь вниз по километровому склону. Внизу титаны из различных легио, чья раскраска стёрлась от пепла в воздухе, а сканеры страдали от неполадок, медленно отодвигались в сторону или укреплялись, надеясь на лучшее. Это была далеко не первая подобная волна обломков. Сквозь шум помех и мусорного кода экипаж "Хиндары" слышал голоса, проклинающие их и хвалящие за вероломное выживаниесошла с её лица.
Среди них выделялся один голос – влажный треск— Они бы обстреляли нас, который представил себя как "Теллум ире". Он был "Гончей войны" Мортис, и находился достаточно близко, чтобы понять игру теней сквозь пыль, и теперь он ярился на Хиндаруесли бы могли.
Модератус Отеш покачала головойНо они не могли. Паника отступила''«Теллум Ире»'' располагался слишком далеко вниз по склону и, но она всё ещё была бледнаскорее всего, на такой неустойчивой поверхности, что просто не рискнул бы открыть огонь.
– Они бы обстреляли насПока Улиенна слушала рёв «Гончей», если бы моглиеё пульс замедлялся, приходя в норму. Хотя от содеянного по телу Грун пробежал холодок, он не перерос в чувство вины. В войсках Луперкаля всё равно больше не поддерживался порядок. Пока они опережают другие машины Мортис, никаких последствий не будет. Уже почти нет никакой иерархии командования, так что не перед кем держать ответ. С тех пор как пала стена, каждая богомашина сама за себя.
Но они не могли— Это принцепс Улиенна из Аудакс. "Теллум ире" был слишком далеко вниз по склону и, скорее всего, на слишком неустойчивой поверхности, чтобы рисковать, пытаясь стрелятьЯ говорю от имени ''«Хиндары»''.
Улиенн слушала их рёвГрун не знала, пока дойдёт ли её сердцебиение приходило в норму. Она ощущала холодок от сделанного еюсообщение до ''«Теллум Ире»'', но он не перерос в чувство само отсутствие чувства винывновь пробудило гордость. В войсках магистра войны всё равно больше не было порядка. Пока они опережали другие машины Мортис, никаких последствий Принцепс не будет; теперь не существовало никакой иерархии, и не перед кем было держать отчёт. С тех пор как пала стеналюбила, каждая богомашина была сама за себякогда к ней обращались подобным образом.
– Это принцепс Улиенн из Аудакса''«Теллум Ире»'' отозвался. Я говорю от имени "Хиндары"В ответе вновь прозвучал гнев, щедро сдобренный обещаниями отомстить. Улиенна, оскалив в улыбке окровавленные дёсны, позволила ему какое-то время звучать на фоне, а затем отослала своё короткое сообщение, после чего разорвала связь.
Она не знала, дойдёт ли её сообщение до "Теллум ире", но в отсутствие чувства вины в ней вновь проснулась гордость. Она не любила, когда к ней обращались подобным образом— Машина уничтожена.
В ответе "Теллум ире" было ещё больше гнева, сдобренного обещаниями возмездия. Улиенн позволила ему некоторое время звучать на фоне, оскалившись окровавленными дёснами, а затем послала в ответ свой собственный короткий ответ перед тем, как прервать связь.
– Машина уничтожена.<nowiki>***</nowiki>
Минуло Прошло два дня с момента их встречи тех пор, как они разминулись со смертью на вершине пролома. С тех пор как "Хиндара" достигла верха Взобравшись на склон и пересекла проломпройдя в брешь, она ''«Хиндара»'' шествовала среди разрушенных кварталов по разрушенным округам Внутреннего Дворца и час за часом дворца, где часами участвовала в тяжелых тяжёлых боях. Она соединилась с силами Легионес Астартес, осаждавшими бастион Меру, и, сражаясь одной рукой, помогала разрушать повергать стены и уничтожать вражеские танки залпами своего очередями из турболазера.
Авангард был изолированНаходясь в авангарде, «Гончая» действовала без поддержки: лишь немногие корабли суда снабжения Легио Аудакс смогли проделать путь за Последнюю стену. Правда заключалась в том, что "Хиндара" находилась в полевых условиях ''«Хиндара»'' пребывала на фронте уже несколько месяцев, с тех самых пор, как была развёрнута самого первого развёртывания на поверхности Терры, и ещё до ампутации руки её состояние оставляло желать лучшего. Случайные Накапливались несущественные повреждения накапливались, а от оставленных без ремонта железные кости «Гончей» гнили из-за более серьёзных необработанных ран её кости гнили. Накануне вечером, когда пал бастион Мерупал, по неудачной недоброй прихоти судьбы в голову ''«Хиндары»'' сбоку попала ракета попала в бок головы Хиндары. Она ударила Ударила она именно в тот момент отказа пустотных щитов, испещрив кабину когда отказали пустотные щиты. Кабина покрылась ожогами, повредив несколько систем управления и расколов получили урон, а армированное стекло иллюминаторовраскололось. Теперь они были испещрены паутиной окулус испещряла паутина трещин, что еще ещё больше ограничивало экипажу обзор, и без того затруднённый пеплом обзор экипажа.
Теперь она шла «Гончая» шагала с трудом, суставы её правой ноги клинило от повреждений, полученных при обстреле из орудий нанесённых орудиями лоялистов. Ей также Кроме того, ей приходилось экономить энергию. Пустотные щиты больше не загорались зажигались по команде, а из-за боли от ранений, проникающей проникавшей по кабелям-нервам-кабелям, экипаж приглушил её приглушал реактор, чтобы успокоить всё более неустойчивый менее послушный машинный дух.
Уже много дней не было никаких вестей о примархах. Ни ангела огня, в которого превратился Ангрон, ни существа, которое, скорее всего, когда-то было Мортарионом. Говорили, что Пертурабо отказался от осады, но Улиенн всё Вот так ещё различала среди орд множество Железных Воинов, и истинное положение дел оставалось загадкой. В треске передач с орбиты были обещания скорой высадки Гора, но, по мнению Улиенн, эти скандирования были не лучше пропаганды. Она сосредоточилась на войне перед собой, а не одна твердыня лоялистов сгинула на молитвахпути сил, доносящихся сверхунеукротимо продвигавшихся к Санктум Империалис.
Следующим был бастион АвалонУже много дней не приходило никаких вестей о примархах. Ни об ангеле огня, в которого превратился Ангрон, его крепостные стены тёмным пятном выделялись на горизонтени о существе, считавшемся преображённым Мортарионом. Согласно шифрованным воксГоворили, что Пертурабо покинул осаду, но Улиенна по-передачампрежнему различала среди атакующих орд множество Железных Воинов, все силы врага уже отступилиотчего истинное положение дел оставалось загадкой. Без организованной разведки никто не мог быть уверен в этомТрескучие передачи с орбиты сулили скорую высадку Хоруса, но те немногие офицеры, что ещё передавали приказыпо мнению Грун, обещализа этими ритуальными обещаниями не скрывалось ничего, что Авалон уже опустелкроме пропаганды. Многие дни его защитники уходили к другим бастионам с потоками беженцевОна сосредоточилась на войне перед собой, а не на молитвах, доносящихся сверху.
Дух "Хиндары" был нетерпеливНа горизонте тёмным пятном выделялись крепостные стены Авалона, психосоматически пульсируя в сознании Улиенн тупыми красными толчкамиследующего из цепи бастионов. Её команде приходилось держать её реактор в уздеСогласно пронизанным помехами вокс-передачам, чтобы её воинственная душа враг отступал по всем направлениям. Без организованной полевой разведки никто не заставила их атаковать без поддержки. Пока что Пожиратели Мировмог этого утверждать, Гвардия Смерти и Альфа-легионеры керамитовым потоком бежали перед Хиндарой. Десантно-штурмовые корабли не поддерживали их сверху – фаза воздушной поддержки войны окончательно завершилась – но похожие на жуков легионные танки разрывали ряды пехотыгорстка офицеров, а в загрязнённом небе парили крылатые твари. Краснокожие сущности в обличье мужчин и женщин; вздувшиеся твари в виде ксеномух – твариещё передававших приказы, которых команда "Хиндары" называла демонамиобещала, при этом радуясь слоям броничто Авалон уже опустел. Его защитники на протяжении многих дней уходили к другим бастионам, отделявшим их от этих существвливаясь в потоки беженцев.
Как только она пыталась посмотреть на нихНетерпеливый дух ''«Хиндары»'' впивался в сознание Улиенны изнутри, что проявлялось в виде красных вспышек и приступов тупой боли. Команде «Гончей» приходилось держать её взгляд всегда скользил реактор в сторонуузде, чтобы воинственная душа титана не заставила их атаковать без поддержки. Как только она отводила глазаПока что Пожиратели Миров, она забывала об бойцы Гвардии Смерти и Альфа-Легионеры керамитовым потоком бежали перед ''«Хиндарой»''. Сверху их существованиине прикрывали десантно-штурмовые катера — фаза войны, предполагавшая непременную воздушную поддержку, окончательно завершилась, — но в рядах пехоты двигались легионные танки, похожие на жуков, а в загрязнённом небе проносились крылатые твари. Краснокожие сущности в обличье мужчин и женщин… Раздутые монстры в виде чужеродных мух… Члены экипажа «Гончей» называли этих созданий «демонами», радуясь, что отделены от них слоями брони.
У орды было достаточно силВсякий раз, чтобы окончить войну, а защитников хватало только когда Грун пробовала посмотреть на то, чтобы отсрочить это – но потери будут громадными. Улиенн не хотела умирать из-за упрямства Императора. Она хотела жить, чтобы увидетьних, как амбиции Магистра войны воплотятся её взгляд скользил в жизнь. Она хотела Империум, который обещал Гор. Вечную империюсторону. Царство человечестваОтводя глаза от тварей, что никогда не падетона сразу же забывала об их существовании.
"Хиндара" ворчалаХотя у орды хватало сил, чувствуя беспокойство своего принцепсачтобы закончить войну, а у защитников — только на то, чтобы отсрочить финал, но слишком одурманенная наступающих ждали неописуемо громадные потери. Улиенна не хотела умирать из-за охлажденного реактораупрямства Императора. Она хотела жить, чтобы сделать увидеть, как устремления магистра войны воплотятся в жизнь. Она хотела узреть Империум, обещанный Хорусом. Вечную империю. Царство человечества, что-то ещеникогда не падёт.
И вновь представало это предательское видение''«Хиндара»'' заворчала, от которого Улиенн не мог избавиться. Гор был героемощутив беспокойство своего принцепса, Магистром войны Империумано, принёсшим мир галактике. Конечноодурманенная из-за охлаждения реактора, она последовала за ним. Легио Аудакс с готовностью надел его цвета и связал свою судьбу с его судьбойбольше ничего сделать не смогла. Но что останется после этой войны? Что останется от Терры и армий, сражавшихся за её захват?
А МеханикумУже сейчас затаившиеся королевства ксеносов на окраинах Империума вновь поднимали головы, да благословится это имяосмеливаясь бросать жадные взгляды на миры, обращался сам против себя, скандируя канты скрап-кодапотерянные ими во время Великого крестового похода. Бредящие пророки призывали отказаться от своего "я"Сохранится ли у Луперкаля достаточно сил, погрузиться в Манифольдчтобы удержать всю территорию Империума? И как будут выглядеть его армии, слиться когда из них полностью выскоблят порядок, дисциплину и человечность? Легионес Астартес уже одурманены кровью и сражаются вместе с машинным духомэтими… этими ''тварями''. Противоречивые философии культов, которые раньше не могли ни о чём договоритьсяДа и полки Имперской Армии, ноносящие Око магистра войны, по крайней мере, сдерживались и не лезли идеологии друг друга, теперь кричали о каком-то разрозненном единстве, молясь о принесении в жертву плоти и души, чтобы возродиться в колыбелях из священного железалучше.
"Хиндара" тоже этого Улиенна Грун не хотеламира. Улиенн чувствовала этоМир скучен. Мир для слабаков. Она желала войн, в которых могла победить.
Пока что "Хиндара" ждалаА Механикум, а женщинада благословится имя его, служившая разумом богомашиныобращался против самого себя, смотрела вереща псалмы на бронированный потокмусорном коде. Бредящие пророки призывали отказаться от своего «я», несущийся вперёдпогрузиться в манифольд, к силуэтам далеких крепостных стенслиться с машинным духом. Насколько Улиенн могла припомнитьВсё это — противоречивые философии культов, которые раньше не могли ни о чём договориться, однако хотя бы воздерживались от того, чтобы вмешиваться в идеологии друг друга. Теперь же все они впервые остановились за очень долгое времякричали — пусть и разрозненно, но словно бы единым голосом, — молясь, чтобы им позволили принести в жертву свою плоть и душу, дабы возродиться в колыбелях из священного железа.
Вот уже несколько месяцев её физический мир был ограничен кабиной "Хиндары"Улиенна чувствовала, что ''«Хиндара»'' тоже этого хочет. Она вырывалась из негоНо пока что «Гончая» ждала, а женщина, служившая разумом богомашины, смотрела на бронированный вал, что нёсся вперёд, лишь добавив к своим чувствам ещё и чувства машиныдалёким силуэтам крепостных стен. Насколько помнила Грун, живя её глазами и её оружиемтитан остановился впервые за очень, ощущая движения "Хиндары" как свои собственныеочень долгое время. Когда Улиенн в последний раз дышала не воняющими потом выхлопами фильтрационных щелей за её головой, а свежим воздухом? Когда она в последний раз пила что-нибудь, кроме переработанной мочи своих ближайших товарищей? Когда она в последний раз вставала со своего трона управления?
Улиенн вдохнула и ощутила запах собственного дерьма. Её выходные фильтры вышли из строя..Вот уже несколько месяцев осязаемая реальность для неё ограничивалась кабиной ''«Хиндары»''. Принцепс вырывалась за пределы этого мира лишь в те моменты, когда? Дни назад? Недели назад? Её ноги были покрыты объединяла своё восприятие с сенсорами машины, жила посредством её же собственными отходамиглаз и орудий, а униформа была заляпана рвотой и воняла несвежей питательной пастойощущала движения «Гончей» как собственные. Стоило только заметить Когда она в последний раз дышала не потной вонью из фильтрационных щелей за еёголовой, как вонь от различных нечистота свежим воздухом? Когда в последний раз пила что-то, покрывающих трон, становилась вездесущей. Практически непреодолимой.кроме переработанной мочи своих ближайших товарищей? Когда в последний раз вставала с трона управления?
С трудом она разглядела свою рукуВдохнув, Улиенна ощутила смрад своего дерьма. Её рука была чёрной лапойвыводные фильтры отказали… когда? Дни назад? Недели? Ноги принцепса покрылись слоем отходов её организма, вплавленной в металла мундир усеивали пятна рвоты, что пахла несвежей питательной пастой.Грун буквально присохла к трону, и эта корка из различных нечистот испускала вонь, которая, стоило её заметить, становилась вездесущей.Практически подавляющей.
– Мой принцепс?Улиенна с трудом рассмотрела свою руку. Чёрную лапу, сросшуюся с металлом…
Оставив свои мысли— Мой принцепс? — Вырвавшись из забытья, она Грун обратила свои липкие опухшие глаза на Отеш. "Модератус" – «Модерат» — пришло узнавание. Пески Марса, как же жутко она усталаустала… — Жду приказа, чертовски усталамой принцепс.
– Жду вашего приказаУлиенна уставилась на товарища по экипажу. Отеш, мой принцепсс болезненно бледной кожей и сухими глазами, напоминала труп. Грун чувствовала её запах — сладкий смрад подгнившего мяса.
Улиенн уставилась на члена экипажа. Отеш была похожа на труп, её кожа срадала от болезни и недостатка солнца, а глаза были сухи. Улиенн чувствовала её запах, сладкий запах испорченного мяса. Она Модерат была мертва уже по крайней мере неделюне меньше недели, то есть ещё до того, как они попытались подняться начали взбираться на стену. В какой-то момент перед смертью модератус Отеш прокусила свой себе язык. На Мухи, что тучнели, поедая её лице тучнели мухилицо, заползая заползали в открытый рот и вылетая вылетали из него.
Улиенн Улиенна открыла глаза. Или закрыла их. Сон прекратился — или, может бытьвозможно, начался вновь. Она не была уверенапонимала, какой из вариантов был вариант верен, и не была уверенасомневалась, что это вообще имеет значение.
– — Мой принцепс? – — снова сказала произнесла Отеш.
– — Ты мертва, – — сказала Улиенн. Или подумала. Она не могла понять, говорит она или думает. Даже в отключенном состоянии реактор "Хиндары" давил на задворки сознания Улиенн; постоянное давление прямо в сером мясе её черепаУлиенна.
– Ты Или подумала. Женщина не могла понять, говорит она или думает. Даже в приглушённом состоянии реактор ''сейчас«Хиндары»'' мертва, Отеш?воздействовал на рассудок Грун. Она ощущала это как постоянное давление прямо в сером веществе под черепом.
– Мой принцепс— Мертва ли ты, Отеш?
Улиенн услышала эти слова или представила, что слышит их. Их произнесла Отеш, существо в шкуре Отеш, или же они не были произнесены вовсе.— Мой принцепс?
Улиенн почувствовала тепло и влагу на своём лицеУлиенна или услышала эти слова, или представила, что слышит их. Она плакала. Или у нее снова шла кровь из глазИх произнесла Отеш, или существо, надевшее обличье Отеш, или же их вовсе никто не произносил.
– Идём, – сказала она, обхватив руками подлокотники своего трона управленияГрун ощутила тепло и влагу на лице. Она плакала. Или же у неё снова шла кровь из глаз.
Она почувствовала и услышала скрип своих перчаток. Она всё ещё носила их. Её руки не были чёрными лапами— Идём, вплавившимися в металл. Не были. Не были. Хотя — приказала она не могла заставить себя посмотреть, чтобы убедиться в этомобхватив руками подлокотники трона управления.
– Мы идёмПринцепс почувствовала и услышала скрип своих перчаток. Двигаемся вперёд Она всё ещё носила их. Её руки не превратились в чёрные лапы, сросшиеся с ордойметаллом. Нет. Нет.
"Хиндара" с грохотом и лязгом двинулась вперёд. Давление Вот только она не сумела заставить себя опустить взгляд, чтобы убедиться в голове Улиенн ослабло, совсем немного. Запах нечистот отступилэтом.
Оставшаяся рука "Гончей войны" поднялась— Мы идём. Её шаги, хотя и прерывистые, превратились в бег. Земля задрожала, когда она начала опережать пехоту. Она стремилась вперёд сквозь ряды наполовину скрытых в пыли существ, на которых было больно смотретьНаступаем вместе с ордой.
Поэтому Улиенн не отводила глаз со стен''«Хиндара»'' с грохотом и лязгом двинулась вперёд. Сквозь пыльный туман проступали шпили, потускневшие от бомбардировки, рухнувшие крепостные стеныДавление в голове Улиенны ослабло, разрушенные оборонительные башнисовсем немного. Если Авалон действительно был оставлен, то это означало, что беженцы и отступающие солдаты должны были хлынуть на просторы ничейной земли между ним и Вратами ВечностиВонь нечистот отступила.
Для "Хиндары" это означало добычу«Гончая» подняла уцелевшую руку. Душа богомашины взывала к своему командиру лёгкими соматическими толчками через клубок связей между нимиЕё широкие шаги, хотя и прерывистые, сменились бегом вприпрыжку. Улиенн ощутила покалываниеЗемля задрожала, когда титан начал опережать пехоту. Она приоткрыла губы''«Хиндара»'' мчалась через ряды наполовину скрытых пылью существ, и кровь заструилась между гнилыми зубамина которых было больно смотреть.
Стены бастиона Авалон становились всё вышеПоэтому Улиенна не сводила глаз со стен. Из тумана проступали шпили, затупленные из-за бомбардировок, темнелирухнувшие крепостные стены, становились яснееразрушенные оборонительные башни. А потом произошло что-Если Авалон действительно покинули, то новое. Над крепостными стенами, в пустом пепельном небе воссияла одинокая звездабеженцы и отступающие солдаты наверняка хлынули на просторы ничейной земли между ним и вратами Вечности.
Через железо костей своего титана Улиенн услышала, как легионеры ликуют, скандируют у ее ног, взывая к "Хиндаре"Это означало, что для ''«Хиндары»'' есть добыча. Душа богомашины воззвала к Горусвоему командиру лёгкими соматическими толчками через запутанные связи между ними. У принцепса защипало кожу. Она приоткрыла губы, к тварям среди них – и к Ангрону, Ангрону, Ангронумежду гнилыми зубами потекли струйки крови.
Новорожденная Стены бастиона Авалон становились всё выше, темнели, обретали чёткость очертаний. А потом произошло нечто невиданное. В пустом пепельном небе над укреплениями воссияла одинокая звезда начала падать, оставляя за собой огненный хвост.
=Новорождённая звезда начала падать, волоча за собой огненный хвост. =='''ЧетыреГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ. Путь к славе.'''===
– Воинов «Воинов создаёт не праведность, – — сказал тогда Инзар. – — Воинов создаёт войнавойна».
– — Хорошие были годы, не так ливерно?
– — Что?
– — Годы, когда мы вместе сражались в Великом Крестовом крестовом походе. Жестокое время, друг мой. Годы приятной плодотворной службы. Я часто вспоминаю те временаих.
– Во мне — Я всегда было чувство родства чувствовал родство с твоими кровными братьями, – — признался Инзар. -— Многие мои сородичи нашёптывали другим Легионам мысли в других легионах слухи о воинских ложах и гладиаторских культах, но тем из нас, кто сражался вместе с Пожирателями Миров, не нужно было требовалось проповедовать. Славная правда в том, что ты и твой легион с самого начала были готовы к просвещению.
– — Просвещение. Чертовски Дьявольски подходящее слово для текущей ситуациитого, где мы теперь оказались.
– — Не говори о своих благословениях как о проклятии, – сказал — отрезал Инзар. – — Гвозди болятпричиняют боль, но разве они не сделали тебя сильнее? Не стали ли твои мышцы мощнее, а рефлексы быстрее?
– — Опять ты со своей дерьмовая дерьмовой поэзией, – — пробурчал Каргос. – — Избавь меня от анализа медикээтой врачебной демагогии. Я апотекарий.
"''По «По крайней мере''," – — подумал он, – "''— был им. Был''"Был».
– — Благодаря твоему своему ремеслу ты должен лучше других понимать, что не следует отказываться от полученных тобой благословений. Как тебе не стыдно, брат?
– — Жертва должна причинять боль, Каргос. Это то, что Только это и делает её жертвойнастоящей. Ты отдаёшь что-то ценное, чтобы получить что-то нечто большее. Я не жалею тебя, брат. Я восхищаюсь тобой. Твоя сила, твоя жертва твоё самопожертвование вдохновляют всех нас.
– — Кхарн, – сказал — выплюнул он в пыль.
– — Брат?
– — Я, – — сказал ему Каргос. – — Я был тем, кто нашел нашёл Кхарна.
– — А-а, – — глубокий голос Инзара стал добрым наполнился добротой и понимающимсочувствием. – — Ты говоришь об Исстване. Я знаю эту историю, друг мой. Ты уже рассказывал её мне.
– — Нет. На Исстване его нашёл Скане. – Каргос — Апотекарий сумел сдержать подступающий смех. – — И Скане позвал меня.
– За время — А на этой войны войне я Скане ещё не видел Скейна, – — заметил Инзаркапеллан.
– Это потому, — Потому что он мертвмёртв.
– — Ах, это печалит менякак жаль. Он был отличным солдатом.
– Хннх. — Гм-м-м… Хотя в конце и концов стал предателем. Он пытался бежать от "Завоевателя"с ''«Завоевателя»''. Лотара казнила его.
– Действительно— Правда? Тогда Значит, капитан корабля Саррин сделала то, что должна былаисполнила свой долг. – — В таких вещах Инзар всегда был философски практичен. – — Но ты говорил о Кхарне.
– — Они сказали, что его зарубил Черный рыцарьЧёрный Рыцарь.
– — Понятно. Как интересно.
– — И ты взял его с тела Кхарна, или ? Или он сам отдал его тебе с последними словами?'
– — Что взял? Я ничего у Кхарна не брал у Кхарна.
– — Ты ничего не взял, мой друг?
– — Перестань ухмыляться, колхидский ублюдок. Я слышу насмешку в твоём голосе.
Пока они Они шли вместе, совсем близко. Инзар поднял зубчатую булаву-крозиус. Он и направил ее её на оружие, которое Каргос свободно держал в правой руке.
– — Если ты ничего не взял у Кхарна, то почему ты несешь несёшь его топор?
Когда Каргос нашёл Кхарна, тот стоял на коленях. Для Каргоса это, как ничто другое, было знаком, что мир сошел с ума. Когда он приблизился к своему командиру, судьба одарила его мгновениями ясности.<nowiki>***</nowiki>
Как давно Когда Каргос нашёл Кхарна, тот стоял на коленях. Для апотекария это было? Прошли часы? Дни? Недели? Никто больше не был уверен в томкак ничто другое послужило знаком, как течёт времячто мир сошёл с ума. Никто не знал, какой сейчас часКогда он приблизился к своему командиру, день или неделясудьба одарила его мгновениями ясности.
Чем ближе он подходил к поверженному Кхарну, тем прозрачнее становилась дымкаКак давно это было? Прошли часы? Дни? Недели? Никто больше не вёл счёт времени. Он Никто не был уверен, где находится – по его мнениюзнал, на границе одного из внешних бастионов – но личность вернулась к нему в достаточной мере для тогокоторый сейчас час, чтобы он почувствовал дискомфортный ужас от святотатства позы своего брата-капитанадень или неделя.
В смерти Чем ближе он подходил к поверженному Кхарну, тем быстрее рассеивался туман. Воин не было стыдабыл уверен, где находится, — по его предположению, на границе одного из внешних бастионов, — но ''встать на колени''? Колени преклоняли перед тиранами. Перед рабовладельцами. Перед императорамиличность вернулась к нему в достаточной мере, чтобы он почувствовал стыд и ужас при виде кощунственной позы брата-капитана.
– Плохой знакВ смерти не было стыда, братно ''стоять на коленях''? На колени падали перед тиранами. – Каргос склонился над трупомПеред рабовладельцами. – Плохой способ чтобы умеретьПеред императорами.
Топор Кхарна, Дитя Кровопролития— Плохой знак, лежал в обломках в нескольких футах от негобрат. Связующая цепь была перебита у запястья капитана— Каргос склонился над трупом. Кхарн умер без оружия в руке. Ещё один дурной знак – и Каргос не хотел, чтобы это увидели его братья— Плохой способ умереть.
Он позвал на помощь по воксуТопор Кхарна, вызвав десантно-штурмовой корабльДитя Кровопролития, который, как он знал, мог никогда лежал в обломках в паре метров от него. Связующая цепь лопнула у запястья капитана. Капитан умер без оружия в руке. Ещё один дурной знак — и Каргос не прилететь сквозь пепел. Услышав приближающиеся шаги братьевхотел, он подтащил Дитя Кровопролития ближе к несжатым пальцам Кхарначтобы это увидели его братья.
Как только он сжал рукоятьОн вызвал по воксу десантный катер — который, Кхарн заговорил с нимкак ему было известно, мог не пробраться сквозь пепел. Услышав приближающиеся шаги сородичей, апотекарий решил подтащить Дитя Кровопролития к несжатым пальцам Кхарна.
– Это был Сигизмунд.Едва он обхватил рукоять, капитан заговорил с ним:
Шея Кхарна была согнута— Это был Сигизмунд. Голова воителя поникла, гребень шлема склонился в знак поражения. Пыль лишила сделала его цветов, бесцветным — как и всех их. В прорехах доспеха уже давно засохла кровь, и пыль могла зацепиться за неёвперемешку со слоями пепла. Он не дышал. Каргосу не нужны были требовались медицинские инструменты его ремесла, чтобы увидеть это. И всё же он капитан заговорил.
– — Убит собственным братом по цепи, – — тихо сказал Каргос коленопреклоненной коленопреклонённой фигуре. – — Самый горький удар.
– — Я иду по Восьмеричному пути, – сказал — произнёс Кхарн, не шевеля губами. Вообще не шевелясьдвигаясь. – — Я иду по Пути к славе.
Облако Рой мух пролетело медленно танцевал над его неприкрытой кожей. Одна из них приземлилась прямо на его открытый глаз.
– — Верните его тело "Завоевателю"на ''«Завоеватель»''.
– — Он был лучшим из нас, – — сказал Каргос. – — Вот почему.
Каргос Апотекарий поднялся на ноги – — и вместе с ним из пыли поднялось Дитя Кровопролития. Цепь, привязывающая его крепившая топор к запястью, звенела в вековой гладиаторской мелодиипела вечный гладиаторский гимн. Вес оружия был приятен. Он чувствовал нащупал на рукояти вмятины от пальцев хвата Кхарна. Он чувствовал местоПровёл пальцем по руне активации, где руна активации была стёрта стёртой до гладкости.
– — Возможно, так оно и было, – — согласился Инзар.
– — Это бастион Авалон, – — сказал Инзаркапеллан.
– — Откуда ты знаешь мои мысли? – огрызнулся — рявкнул Каргос. – — Ты теперь умеешь читать в чужих разумах? Это дар тех, кого вы называете богами?
Голос Несущего Судя по голосу, Несущий Слово оставался терпеливым и понимающим.
– — Ты сказал это вслух, мой друг. Ты говоришь без умолку с тех пор, как мы встретились три дня назад.
– — Почти четыре, – — подтвердил Инзар.
– — И , готов поспорить, ты нашел нашёл Кхарна за неделю до этого. Возможно, даже раньше.
– — Как скажешь, проповедник.
– — Ты чувствуешь то же, что и я? В За последние несколько часов что-то изменилось в воздухе. Это Некое присутствие рядом".
Каргос Апотекарий не чувствовал ощущал ничего, кроме игл в глубине своего мозга. Он И не постеснялся сказать об этом.
– — Твой отец здесь, Каргос. Я чувствую его священный гнев, то, как он . Он ведёт орду за собойорду. Мы лишь пилигримы паломники в его тени.
– — Там. – — Инзар прервал его мыслиразмышления, указывая на небо. – — Видишь?
– — Ты тоже чувствуешь это, – сказал Инзар— кивнул капеллан.
– — Я вижу мерцание огня в небе. Ты веришь, что это Ангрон?
– — Я знаю, что это он. – Инзар завороженно — Несущий Слово заворожённо смотрел на далекое далёкое пламя. – — Нерождённые поют о нём за завесой. По правде говоря, это песня зависти. Они завидуют ему за честь славе его возвышения. Они были созданы бессмертными. И А мы, и даже наши примархи, смертны и должны бороться за этовечную жизнь. И благодаря священной ярости Ангрон победил, Каргос. Он Твой отец прошёл этот путь, — и о, как они любят и ненавидят его за то, что он преуспел.!
– — Путь, – — повторил Каргос.
Он Воин словно снова слышал услышал последние слова Кхарна.
– ''Мы идем «Мы идём по Восьмеричному Путипути. Мы идем идём по Пути к славеславе».''
Его кровь Кровь в жилах заледенела. Ему пришлось подавить унять дрожь.
– Как по — По мне, так это звучит как ещё более просто очередные нудные колхидские стишки.
– — Неужели? – — В голосе Инзара не было ни капли обиды на тон Пожирателя Миров. Капеллан шёл шагал рядом с Каргосомгладиатором, его обратив глазные линзы были обращены к небу. – — Я говорю это ради твоей души, друг мой. Я здесь, чтобы вести тебя вперёд, как Лоргар вёл Ангрона. Ни у кого из нас нет выбора, Каргос. Теперь мы все идём одной тропой.
– — Бессмертие. – Каргос пролаял это , — апотекарий выплюнул слово с насмешкой.
– — Бессмертие, – — согласился Инзар, – либо . — Либо вечная агония.
– — Я уже в агонии, – сказал — ухмыльнулся Каргос с ухмылкой. – Ты — И ты научишься так жить с этим.
– — Нет, друг мой. Ты испытываешь боль. Слова не могут выразить пропасть между известной нам смертной болью и агонией без конца, что ожидает всех нас.
– — Не шути со мной, проповедник.
– — Каргос, меня вряд ли можно назвать шутником.
Это было правдойЧто правда, то правда. По какой-то причине эта мысль заставила Гвозди зудеть, и Каргосу Пожирателю Миров пришлось прорычать слова рычать сквозь стиснутые зубы, сдерживая внезапный прилив нежелательного приступ непрошеного смеха.:
– — Ты действительно знаешь, что происходит произойдёт с нами после смерти?
– — Теперь ты решил игнорировать меня? – — Каргос рассмеялся, и это был настоящий смехна сей раз по-настоящему. Кровь Императора, как это было приятно.!
– — Твой отец преподнёс великий дар вашему легиону. Гвозди Мясника были стали маяком, освещаюшим освещающим путь. Лоргар дал нашему легиону такой наделил наш легион таким же дардаром. Он дал нам истину.
– — То была уродливая истина. Когда он узнал, что реальность – это — всего лишь ненавистная ложь, тонкая оболочка, под которой кипит улыбающееся клокочет и скалится проклятие, это чуть едва не сломило его. Ты можешь себе это представить, друг мой? Быть первым живым существом, которое узнало – — и по-настоящему осознало – , — что каждого мужчину, женщину и ребенка ребёнка после смерти ждёт растворение в океане кипящего ужаса?
– — Опять дерьмовая поэзия, – — пробормотал Каргосапотекарий, сомневаясь в своих словах даже тогда, когда произносил ихсам не веря собственным словам.
– — Напротив. Я говорю настолько ясно, насколько могу. Слабые души будут гореть пылать недолго, всего — лишь мгновения агонии, прежде чем сгорят дотла и станут частью варпа. Но более сильные души, души псайкеров, могут рассчитывать на вечность...вечность…
– — Мы все стоим перед простым выбором. Никакая вера в ложного Бога-Императора не может спасти душу. Самых слабых из нас ожидает забвение. Мучения и окончательное уничтожение перед окончательным уничтожением станут наградой для сильных. Боги за завесой – — удивительные существа, мой друг. Но они гневливыи, и по любым человеческим меркам человеческого восприятия они , безумны. Да, Несущие Слово воспевают Пантеон потому что и поклоняются ему. Но в нашей вере есть прагматизм. Мы – — легион, первым нашедший нечто достойное поклонения за пределами реальности. Но мы также и легион, который первым нашел первыми нашли то, чего стоит бояться.
– — Лоргар видел всё это. Он подвел подвёл Ангрона к пропасти и дал твоему отцу шанс на бессмертие. Глупцы Глупцам при взгляде на него видят мерещится чудовище. Зрячие же видят всё, что он преодолел. Он – — Красный Ангел. Он – — сын бога войны. Человек, что отказался принять смерть и агонию подземного мира. Ему была противна мысль о возможном забвении. Вместо этого... этого… он решил жить вечно, чего бы это ни стоило".
Вокруг них замаячили фигуры Силуэты и тени других воинов, раздался вой вокруг них принялись выть и рёврычать. Кожу По коже Каргоса закололопобежали мурашки; ему стоило огромных усилий не присоединиться к ним и не издать громкий звериный рык подобно другимс таким же звериным рёвом. Голос Инзара продолжал звучатьтеперь звучал, словно боевой барабан, теперь уже монотонно пылая как настойчивая прововедь проповедь и как братское утешение.
– — Ты ненавидишь Ангрона за то, что он сделал сотворил с тобой, за грех, сделавший вас сильнее в обмен на способность мыслить? Друг мой, он сделал отец даровал гораздо больше. Он дал вам ''выбор'', которого лишены многие другие. Вы можете умереть как смертные, страдать как смертные – — или идти по этому пути и жить вечно".
Инзар был глазом Несущий Слово в тот миг сделался оком бури, единственным очагом оплотом спокойствия. Шаги титанов сотрясали землю вокруг. Мужчины, женщины, демоны и мертвые завылимёртвые выли. Инзар Таэр поднял свой крозиус, указав им на одинокую звезду в небеодинокий светоч.
– — Посмотри на своего отца, Каргос. Ибо в первую очередь он дал своим сыновьям пример для подражания.
Над ними, высоко за Высоко над стенами Авалона, с небес низвергалась пылающая звезда начала падение.
– — Он дал вам мессию.
==='''Пять. Бессмертие через уничтожение.'''===
''Ангрон''
Боль может уничтожить человека. Существуют такие страданияЛичность Ангрона — в той мере, после которых личность просто не может существовать в том вместилищекакой ''он'' вообще оставался собой, что осталось— теперь свелась к кипящему вороху синапсов. Такая степень страдания достаточно часто встречается среди умирающихОн не обладал способностью рассуждать, но она потому что вихрь внутри головы не ограничивается темипозволял ни ощущениям, кто обречён на смертьни воспоминаниям развиться в мысли. От боли человек может кричать до утраты сознанияВместо мозга у него плескалась токсичная жижа, пронизанная искрящимися кабелями. Можно испытать такую больМесто многослойного разума заняла ярость, настолько полная и неприкрытая, что исчезнет всё, кроме способности биться в агонииграничила со счастьем.
СуществоПосле отключения высшей нервной деятельности им руководил инстинкт, которое когда-то было Ангрономокрашивавший мир в багровый, узнало, что ярость способна на то же самоеобращённый против самого себя.
Личность АнгронаИ самое горькое — Ангрон лишился возможности оплакать собственную судьбу. В сердцах его братьев-примархов под всеми слоями заблуждений ещё оставалось место для мучительного сострадания, в той мерена котором они и строили свою веру. Независимо от того, в какой ''он'' вообще оставался обман имподсовывали, теперь была сведена к кипящему вороху синапсов. Он не обладал способностью рассуждатькакой ложью они сами себя утешали, потому что вихрь внутри его головы не позволял ни ощущениямв них теплился разум, ни воспоминаниям развиться в мыслии горькие сожаления лишь подпитывали их силу. Вместо мозга у него был токсичный супНо Ангрону, брату, изрезанный искрящимися кабелями. Вместо многослойного разума – яростькоторый громче всех кричал о свободе, настолько полная и неприкрытаядаже не суждено оценить степень рабства, что она граничила с счастьемдо которой он дошёл.
В отсутствие высшего мышления остался только инстинктУ бессмертия много вкусов. И не все из них так сладки, целиком красный, обращённым против самого себякак кажутся.
Горше всего было тоВозможно, что в Ангроне не осталось ничегоКрасный Ангел мучился бы сильнее, благодаря чему он мог бы оплакать собственную судьбуесли б ему оставили хоть каплю сознания. В сердце заблуждений его братьевКакое-нибудь другое божество-примархов, как покровитель наверняка позволило бы они ни были обманутыосколку прежней личности бодрствовать внутри марионетки, наслаждаясь беспомощностью попавшей в его руки и всё же было место для мучительной эмпатии. Независимо от обмана, который им предлагали, и лжи, которой они себя утешали, в них теплилось мышление, ещё больше подпитывавшее их силу потоком полных сожаления страданий. Но Ангрону, брату, который громче всех кричал о свободе, даже не дано было понять, каким рабом он сталосознающей души.
У бессмертия было много вкусовНо Кровавого бога, Отца Резни и владыку войны, нисколько не занимали насмешки по ту сторону бытия. Страдания слуг не имели значения. Не все они были Ничто не имело значения, кроме проливаемой крови… и мало кто из его рабов служил этой цели так сладкихорошо, какими казалиськак существо, что некогда было Ангроном с Нуцерии.
ВозможноПримарх мчался во главе скандирующих его имя армий. Он парил над ними, пролетая сквозь пепельную взвесь, в которую превратился воздух Терры. Некоторые из тех, Ангрону было бы еще мучительнеекто шёл под ним и позади него, если бы ему позволили обрести хотя бы каплю разумабыли смертными, достаточную для тогоего сыновьями и дочерями в вознесении и проклятии. Другие никогда не имели плоти, чтобы он мог страдать от этого знаниякостей и крови. Какое-нибудь другое божество-покровитель позволило бы подобному пробуждённому осколку существовать внутри своей марионеткиОни сформировались в царстве за пределами реальности, и Ангрон уподобился им, наслаждаясь беспомощностью осознающей это душикогда перевоплотился, попавшей в сбросив оковы телесности. Только кровопролитие привязывало его рукик этому холодному реальному миру. В любую секунду пребывания на Терре примарха могла втянуть воющая пустота. Он убивал всех и уничтожал всё, удерживаясь на физическом уровне бытия только благодаря резне.
Но Бог крови был Отцом резни и Владыкой войныПод ним лежал Авалон, и ему не было дела до космической иронииодин из последних Палатинских бастионов. У Красного Ангела сохранилась едва различимая тень знаний об этом месте. Страдания его слуг не для него имели значенияНе как о крепости с защитниками — такие понятия слишком сложны. Ничто не имело значенияСкорее память об обещании, кроме проливаемой ими кровикоторое необходимо выполнить.В Авалоне кто-то находился.. и мало кто из его рабов служил этой цели Эта уверенность тоже гнездилась не в разуме, а стала инстинктом — так хорошо, как существо, что некогда было Ангронием с Нуцериираб боится поцелуя кнута даже во сне.
Ангрон мчался впереди скандирующих его имя армий. Он парил над ними, пролетая сквозь пепельную смесь, в которую превратился воздух Терры. Некоторые из тех, Здесь прячется кто стоял под ним и позади него, были смертными-то, его сыновьями и дочерьми в вознесении и проклятии. Другие никогда не рождались во плоти с кровью или костямичья кровь должна стекать по горлу Ангрона горячими глотками. Они сформировались в царстве за пределами реальностьиКто-то, и теперь Ангрон был подобен им. Его существование не было существованием смертного. Он был воплощён. Только кровопролитие привязывало его чья смерть прикуёт нуцерийца к этому холодному реальному миру. Каждую секунду его существования на Терре он мог быть втянут в воющую пустоту. Он убивал всех и уничтожал всёжизни, оставаясь воплощённым только благодаря резнеосвободив от боли засасывающей пустоты.
Под ним лежал Авалон, один из последних оставшихся бастионов Палатина. Он смутно знал о нём. Для него это была не крепости с защитниками – это осталось в прошлом – но скорее воспоминание об обещании, которое он должен был выполнить. В Авалоне был кто-то. Знание об этом также не сопровождалось мыслями. Он знал это подобно тому, как раб боится поцелуя кнута даже во сне.Но…
Здесь должен был Бастион Авалон перестал быть кто-тополем битвы. Враги бежали отсюда перед лицом орды. Паря над безмолвными крепостными стенами, Ангрон чуял, чья кровь должна стекать по его горлу горячими глоткамичто живых тут больше нет. Кто-тоОн не думал о том, чья смерть приковала бы его к этой жизничто это может означать с тактической или логистической точки зрения. Он только знал, освободив от боли засасывающей пустотычто здесь некого убивать. Нет того существа, которое нужно уничтожить. Вообще никого.
И В этот миг его глаза снова заволокла кислота. Стоило возникнуть крошечной передышке от войны и крови, как на примарха обрушилось видение — единственный постоянный образ посреди кипящего водоворота чувств. Он словно плетью хлестал по тому, что осталось от разума Ангрона, и гнал его всё жедальше.
Бастион Авалон был бескровным полем битвы. Враги покинули его, эвакуируясь перед лицом орды. Паря над безмолвными крепостными стенами, Ангрон чувствовал отсутствие жизни. Он не думал о том, что это может означать с тактической или логистической точки зрения. Он знал только то, что здесь нечего убивать. Ни одного существа, которое нужно было убить. Вообще никого''Крылья.''
В этот момент кислота снова застлала его глазаБелые крылья, запятнанные кровью. То было видениеКрылья, приходившее к нему в подобные мгновения без войны и крови: один образвыходящие из золотых доспехов. Крылья, кипящий в жерновах его чувствчто он пытался сломать своими когтистыми руками. Оно плетью побуждало его погрузиться Крылья, которые он ещё глубже, подстёгивало, хлестая по его разумувырвет из мускулов и костей.
''Крылья''От белизны в голове он зарычал, выплёскивая бессловесную ярость. Здесь нечего разрушать, некого убивать. Мёртвый камень. Холодный металл. Пусто, кругом пусто.
Белые крылья, запятнанные кровью. Крылья, выходящие из золотых доспехов. Крылья, что он с силой ломал в своих когтистых рукахангела. Крыльябелые, что он вырвет из мускулов и костейангел золотой.
От белизны Молния сверкнула по черепным имплантатам, паразитирующим в голове он зарычал, выплескивая бессловесную яростьмозгу. Здесь нечего разрушатьЭто было так мучительно, нечего убивать. Мёртвый камень. Холодный металл. Пусты, они были пустычто он почти упал с небес.
Молния сверкнула по черепным имплантамЕго брата, паразитирующих в его мозгу. Этого было почти достаточно, чтобы он упал с небескоторого здесь нет.
''Крылья''Ангрон снова огласил небеса хищным рёвом, по-звериному пытаясь уменьшить боль. Крылья Как и всегда, из этого ничего не вышло. В такие мгновения даже те жалкие обрывки личности, которыми он ещё обладал, тонули в песне бога войны, контролировавшей каждый атом его братасущества. Его братаНо где-то в пыли под собой примарх ощутил тепло жизни, ангелаи этого хватило, чья кровь должна была стекать по чтобы привлечь внимание его горлудеградировавшего мозга и пробудить первобытную жажду. Проблеск, не больше, принося силу но и избавление болиэтого оказалось достаточно.
Его братаАнгрон нырнул вслепую, которого здесь не былооставляя за собой огненный след. Лишённый грации, словно горгулья, быстрый, как падающая звезда. Здесь всё же была добыча.
Ангрон огласил небеса еще одним рёвом карнозавра, попытавшись уменьшить боль подобно зверю. Как и всегда, из этого ничего не вышло. В эти мгновения даже те жалкие обрывки личности, которыми он еще обладал, утонули в песне Бога войны, составлявшей каждый атом его существа. Но где-то в пыли под собой он почувствовал тепло жизни, и этого было достаточно, чтобы привлечь внимание его деградировавшего мозга и его первобытной жажды. Проблеск, не больше, но и этого было достаточно.
Ангрон нырнул вслепуюО гибели титана ''«Конкламатус»'' нет записей ни в одном имперском архиве — по крайней мере, оставляя за собой шлейф пламенини в одном, пережившем осаду Терры, — и она осталась незамеченной защитниками Дворца. Лишённый грацииЗа несколько дней до смерти его уже списали как потерю, подобно горгульеа те, быстрыйкто был в состоянии оплакать его, как падающая звезда. Всё же здесь была добычауже оплакали.
О смерти титана "Конкламатус" нет записей ни Принцепс и команда богомашины вызвались остаться в одном имперском архиве – Авалоне после того, как остальные покинут бастион. У них не было выбора. Война искалечила ''«Конкламатус»'', и титан едва мог двигаться. Вместо того чтобы ковылять по крайней мере, ни в одномничейным землям, пережившем осаду Террыпока неизбежный паралич не разобьёт реактор на полпути к Санктуму, – он вышел из бастиона Авалон и она осталась незамеченной защитниками Дворцаопустился на колено перед стеной. За несколько дней до смерти его уже списали как потерю, а теТам и остался, кто был в состоянии оплакать его, уже оплакалипыли и пепле. В ожидании.
У него Но плану не суждено было тоосуществиться. Можно только предполагать, что можно было бы назвать планом, хотя, правильнее было бы назвать это намерением. Когда орда обрушится на титан, тот пустит творилось в ход немногие оставшиеся боеприпасыумах принцепса и экипажа. Большую часть своих запасов он завещал отступающим однотипным титанам. Несмотря на шрамы реактора и коленопреклонную позуПожалуй, он оставался "Полководцем"правда, жестокая и намеревался умереть так жепростая, заключается в том, как жил – будучи владыкой войнычто последний бой ''«Конкламатуса»'' стал лишь одним из десятков миллионов в этой войне. Его руки были направлены тудаЗаслуживает ли его команда вечной памяти, гдетогда как множество других остались незамеченными, по представлениям командыбезвестными и обречёнными на забвение? Орде, находился горизонт. На правой крепилось орудие "Беликоза"несущейся к титану, гудящее от слабого заряда, способного, тем не менеебыло никакого дела до человеческих жизней под бронёй, разрушить городской блок. Левая оканчивалась клешнёй, чьи когти были изуродованы чрезмерным использованием, но всё ещё могли двигаться, всё ещё способны сжиматься а его убийцу они волновали и разжиматьсятого меньше. В корпусе оставался ничтожный запас артиллерийских боеприпасов, уже заряженный в наплечные орудия. Этим гатлинг-макробластерам следовало выть, вращаясь – они должны были составить единую и, как ожидалось, славную финальную симфониюПоэтому последний бой ''«Конкламатуса»'' прошёл так.
Этому плану не суждено было осуществиться. Можно только предполагать, что происходило в умах принцепса и экипажа. Правда, пожалуй жестокая и простая, заключалась в том, что последний бой "Конкламатуса" был лишь одним из десятков миллионов в этой войне. Почему его команду следовало увековечить, в то время как множество других осталось незамеченными, неизвестными или обречёнными на забвение? Орде, несущейся к титану, не было никакого дела до человеческих жизней под бронёй, а его убийцу это волновало ещё меньше. Поэтому последний бой "Конкламатуса" прошёл так.
И А если бы б Ангрон знал и узнал хоть чтоо чём-то из этого, то ему всё равно бы не было делаплевать. Такие истины были бессмысленны факты не имели смысла для существа, в которое какое он превратился.
Он Примарх знал лишь, что в теле титана есть кровь, которая может течь, и жизни, которые можно нужно оборвать, и кровь, что может течь. Он вырвал сердце-реактор "Конкламатуса"''«Конкламатуса»'', не обращая внимания на ожоги, нанесённые его плоти ядромкак ядро, извергающим огонь извергавшее пламя искусственного термоядерного синтеза, жгло его плоть. Эссенция варпаэмпирей, составлявшая его физическую формуоболочку, регенерировала, даже будучи уничтоженнойпосле полного уничтожения. Он Именно так он выживал, процветая за счёт разрушения. Ангрон достиг самой сомнительной вершины – : он совершил последние шаги на Пути к славе. Он достиг бессмертия Обрёл бессмертие через уничтожение.
Он И умер через четыре секунды после проявления.
Кому-то из Некоторые его рода была противна эта идея чистого оружиясобратья восставали против этой идеи. Другие приняли еееё. По обе стороны войны были фронта встречались приверженцы обоих принципови противники данной концепции.
Он А теперь он ничего не видел мог разглядеть в клубах пыли. Ни развалин развалины Дворца, занимающих горизонт на севере, востоке и юге. Ни последней преграды в виде Дельфийского укрепления последнюю преграду на пути орды — Дельфийскую стену на западе. Мир лежал в пепле накрыла зима пепла и дыму. Звуки обстрелов были повсюду, лишая сна в течение нескольких месяцев подряд, но теперь даже барабанный бой бомбардировок затих, став лишь глухим шепотом из-за пепла в воздухе. Пепла, что был воздухомдыма.
И ксеносы из другого измерения были здесь. Эти существа.Даже грохот обстрелов, который доносился отовсюду несколько месяцев подряд, лишая сна, даже барабанный бой бомбардировок теперь стихли до глухого шёпота, уловленные пеплом в воздухе.Пеплом, которым стал воздух.
''ДемоныИ ксеносы из другого измерения здесь. Ты знаешь, что они демоны. Почему ты сопротивляешься этому слову?''Эти существа…
Еще Ещё до того, как отказал вокс, выжившие защитники Терры знали, что всё кончено. Хан был ранен и лежал при смерти. Последняя стена пала, а вместе с ней пали и районы Внутреннего Дворцадворца. Они Выжившие также зналине сомневались в том, что будет дальше – , — предатели с триумфальной ухмылкой это повторялось вещали об этом тысячи и тысячи раз по линиям связи предателей: Гор всем каналам. Хорус готов к высадке. Его глашатай, Ангрон, расчищал последний путьдорожку, убивая всех между Последней стеной и Вратами вратами Вечности.
– — На юг, – — приказал он своим выжившим воинам и беженцам, которых они были вынуждены защищать. – — Не идите в Разави, они уже тоже эвакуируются. Идите к бастиону Голгофа. Если не сможете добраться до Голгофы, бегите в Санктум.
Насколько он зналКомандир сознавал, отправив их что отправляет людей в пустоши, он послал их на верную смерть. Никто достоверно уже не зналдостоверно, в какой стороне находился находится юг. Большинство приборов выдавали случайные произвольные данные о направлении и регистрировали течение времени случайными внезапными скачками. Два патруля, встретившиеся в пепле, сообщили доложили бы, что сейчас два разных дня недели. Все Всё искажалось пылью или помехами от..., которые насылали…
''Демонов«Демоны, они демоны''демоны».
…от нематериальных ксеносов…нематериальные ксеносы, попавших прорываясь из их реальности в эту.
Он шелЛегионер шагал. Прицельная сетка Амита визора свободно перемещалась скользила по неразличимому в белесой белёсой пыли ландшафту. Он не искал живых врагов. Он искал надеялся найти вообще хоть кого-нибудь живого.
На Такое случается на войне случались подобные затишья, внезапная нездешняя тишина : вдруг между долгими часами сражения. Времянастаёт нездешняя тишина, непрочная, когда но даже отдалённые раскаты артиллерийского огня затихали растворяются в непрочной тишиненей. И наоборот: внезапные порывы , внезапный взрыв звука и скачок адреналина между медленно тянущимися часами безделья.
– — Это доминион Нассир Амит из Девятого легиона, нахожусь к югу от бастиона Пифия в Палатине.
– — Бастион Пифия пал.
СтатикаПомехи.
– — Кто-нибудь слышит меня?
СтатикаПомехи.
Сколько времени прошло с тех пор, как Когда он в последний раз видел своего отца? В последний раз, когда он встречал Ангела Императора, тот день Сангвиний сам уже был на грани истощения, стремясь : Ангел Императора стремился сражаться везде и сразу в то время, как Хана не сталопока Хан умирал, а Дорн был окруженпопал в окружение. Находился ли Может, сейчас примарх в одном организует оборону одной из Палатинских бастионов, организуя его оборонуцитаделей? Или он всё ещё парит где-то над пеплом в поисках врагов на земле?
Его внимание привлекло движение. Рот мёртвой женщины открылсяОно всё ещё здесь, и из него показались длинные пальцы. Её тело сотрясалось. Амит приблизился, и из груды покрытых пылью мертвецов поднялась вновь рождённая рогатая тварь, использовавшая их смерть как дверь в реальностьгде-то рядом.
Они смотрели друг на друга, трансчеловек и монстрЕго внимание привлекло движение. Демона притягивало присутствие АмитаУ мёртвой женщины открылся рот, он питался гневом, бившимся в двух его сердцахиз него показались длинные пальцы. Краснокожее существо оскалилось на него, стоя на кургане из телТело покойницы вздрогнуло. Оно кричало, высунув языкНассир приблизился, и провозглашало свое превосходство. Оно выкрикивало свое имя на языкенавстречу ему из груды покрытых пылью трупов поднялась вновь рождённая рогатая тварь, который людям не суждено понятьиспользовавшая их смерть как дверь в реальность.
Амит уже слышал всё это раньшеОни смотрели друг на друга, сверхчеловек и монстр. Он поднял меч и кинжалДемона привлекло присутствие Нассира Амита, медленно покрутил имион питался гневом, чтобы ослабить боль бившимся в запястьяхдвух сердцах космодесантника. Краснокожее существо оскалилось, стоя на кургане из тел. Оно вопило, высунув язык, и двинулся вперёдпровозглашало своё превосходство. Оно выкрикивало своё имя на языке, который людям не суждено понять.
==='''СемьГЛАВА СЕДЬМАЯ. Прокажённое чрево.'''===
Он не хотел этого говорить. Он не зналЛишённый выбора, почему он это сказал лежал на спине, наблюдая за мерцанием маломощных лампочек над собой и прислушиваясь к биению двух своих сердец. Ритм одного был медленным и что это значитрегулярным, другое билось лишь раз в десять секунд или около того — оно станет активным при экстремальных нагрузках. За этим барабанным боем удалось расслышать, как слабо урчат его доспехи.
Голос, который он не узнал, произнёс незнакомое имя. Он не мог увидеть говорившего; он всё еще не мог даже повернуть голову. Он Когда воин попытался сказать, что не понимаетзаговорить, что происходитголос оказался запинающимся, но слова опять выходили неправильнымихриплым от усталости.
– Противник уже вблизи наших передовых позиций. Артиллерия. Если наши настенные орудия стреляют— Они пристрелялись по главной стене, то и их тоже. Дальнобойное оружие есть у обеих сторон— сказал он мерцавшим над головой осветительным шарам. Почему вы — Вам нельзя здесь? Вы не ополченец"находиться.
Вновь послышался другой голос, такой же спокойныйОн не хотел этого говорить. Сам не знал, как почему это сказал и раньше. На этот раз он произнёс не только имячто это значит.
– ИнтересноГолос, – сказал онкоторый ему не удалось узнать, из-за трещащего динамика голос был металлическим и слабымпроизнёс незнакомое имя. Но это был человеческий голосВоин не видел говорившего; он всё ещё не мог даже повернуть голову. – Остатки воспоминаний. ВозможноПопытался сказать, что ничего не понимает, это самые последние но слова, предшествовавшие потере сознанияопять выходили неправильными.
– Они прорвали основную линию обороны, – повторил он— Враг подошёл вплотную к передовым укреплениям. Произносить эти слова было отвратительноАртиллерия начала обстрел. Как будто кто-то засунул пальцы в его горлоЕсли орудия на стене стреляют, заставляя мышцы издавать неправильные звуки. Ему хотелось закричатьзначит, освободить горло от перекрывших его странных словони тоже могут по нам попасть... но он боялся, что его крик прозвучит спокойноИ у них, как "Они прорвали основную линию обороныи у нас есть шанс достать неприятеля на большом расстоянии. Вам нельзя Что вы здесь оставатьсяделаете? Вы не из ополчения.
– Слушай меняВновь послышался голос, такой же спокойный, – продолжал другой голоскак и раньше. На этот раз он произнёс не только имя. – Ты же слышишь меня?
Да— ''Интересно, – попытался сказать он'' — сказал кто-то; проходя через трещащий динамик, звук становился металлическим и безэмоциональным, но это был человеческий голос. — ''Остатки воспоминаний. – ДаВозможно, это последние слова, я слышу тебяпредшествовавшие потере сознания.''
– Действительно? – ответил ''— Слушайте меня, — продолжал голос. – Как бы ни были увлекательны ваши предстазисные бормотания, сейчас не время для таких рассуждений. Я должен извлечь тебя из прокаженного чрева твоего перерождения. А теперь... сожми кулак. Ты можешь это сделать— Вы же слышите меня?''
Он сжал кулак. По крайней мере«Да, — попытался ответить он думал. — Да, что сжимаетя слышу тебя».
– Хорошо— Они пристрелялись по главной стене, – — сказал голос. – Хорошо. Теперь снова открой глазакосмодесантник вместо этого.
Он ''— Действительно? — проронил голос. — Сколь бы занимательным ни было предсмертное бормотание, сейчас не заметил, что закрыл ихвремя для подобных рассуждений. Он открыл их – глаза были липкими, а зрение нечёткимЯ должен извлечь вас из прокажённого чрева вашего перерождения. Он попытался сказать об этом, но снова не смогА теперь… сожмите кулак.Вы можете это сделать?''
– Они прорвали.Воин сжал кулак.По крайней мере, думал, что сжимает.
– Священный Марс''— Хорошо, заткнись, – вздохнул — похвалил голос. Затем он пробормотал: – Возможно, они были правы насчет повреждения мозга— Хорошо. Теперь снова откройте глаза.''
Другие голоса присоединились к нимОн и не заметил, бормоча с похожей тревогойчто закрыл их. С трудом распахнул — ресницы были липкими, а зрение — нечётким. Он попытался сказать об этом, но снова не смог.
– Мы должны его осмотреть, – сказал один из них.— Они пристрелялись…
– Всенепременно''— Священный Марс, – ответил первый. – Выполняйте свои функциида заткнись! — вздохнул голос, а затем пробормотал: — Возможно, они были правы насчёт повреждения мозга.''
– Повелитель? – Этот новый голос был гораздо мягче. – ПовелительК нему присоединились другие голоса, это Шафия. Я с вами. Мы все с вамитакие же обеспокоенные. Можете ли вы открыть глаза, господин?
Он снова открыл их. Над ним склонилась расплывчатая фигура, её черты были неразличимы. Послышался звук спрея, по — ''Мы должны его лицу пробежал холодок влагиосмотреть, а вокруг глаз провели тканью'' — сказал один из них.
Это немного помогло. Фигура исчезла''— Непременно, и он вновь видел потолок над собой— согласился первый. Это зрелище не принесло просветления, потому что увиденное было бессмысленно— Приступайте к своим обязанностям.''
– Как— Повелитель? — Новый голос звучал гораздо мягче. — Повелитель, – спросил онэто Шафия. Я с вами. Мы все с вами. Можете ли вы открыть глаза, – как может гнить металлгосподин?
Ни один из голосов не стал отвечать на этот вопросОн снова открыл их. Он слышалСклонившаяся над ним фигура расплывалась, как неразличимая в полутьме вокруг него двигались несколько фигурчертах. Послышался звук распыляемого спрея, слышал их шаркающие шаги и завывающую пневматику бионических протезов. Он слышал дыхание незнакомцев – медленноепо лицу пробежал холодок влаги, спокойное, но какое-то затруднённое. Эти звуки были ему знакомы. Так двигались и дышали сервиторыа уголки глаз промокнули тканью.
– ХозяинЭто немного помогло. Фигура исчезла, вы можете сесть?и он вновь уставился в потолок над собой. Зрелище не принесло просветления, потому что увиденное было абсурдно.
Он поднялся— Как, суставы доспехов затрещали— спросил он, и тут тошнотворной вспышкой в затылке пришла боль. С этим он мог справиться. Головокружение и тошнота были менее приятны. Тошнота была редкостью для его вида. Астартес были спроектированы быть выше таких недостатков смертных.— как может гнить металл?
Он двигался медленно, опираясь Ни один из голосов не стал отвечать на конечности, гудящие от плавно работающей изысканной бионикивопрос. Когда недомогание прошло, он посмотрел на свои руки и увидел ладони и пальцы из полированного металла, почувствовалВоин слышал, как они гудят от мягкой радости аугметического совершенства. Обе его руки были бионическимив полутьме вокруг него двигались несколько фигур, как слышал их шаркающие шаги и одна из ногвоющую пневматику бионических протезов. То были не грубые и функциональные легионные протезыОн различал дыхание незнакомцев — медленное, а прекраснаяспокойное, искусно сделанная бионика, по форме и нервной чувствительности повторяющая конечности человекано какое-то затруднённое. Они не казались фальшивымиЭти звуки были ему знакомы. Они ощущались как его руки, его кисти, его ноги. Они были естественнымиТак двигались и дышали сервиторы.
– Знаешь— Хозяин, я могу обтянуть их кожей, – сказал первый голос где-то вдалеке. – Покрыть бионику клонированной плотью было бы достижением искусства. В некотором смысле, это довольно заманчиво. Но сейчас не время для таких вещей.вы можете сесть?
Зефон опустил свои серебряные рукиКосмодесантник приподнялся. В его грудь Сочленения доспехов затрещали, и бедра, через раструбы тут же с тошнотворной вспышкой в броне, были введены химические капельницы, внутривенно наполняющие его организм жидкостями из стального резервуара, пристегнутого сбоку к хирургическому столузатылке пришла боль. Теперь, сидя, С ней он чувствовалмог справиться — легче, что к нему возвращаются силы, а вместе чем с ними головокружением и ясность мыслитошнотой. Но это было медленный процесс, неохотное возвращениеТошноту астартес испытывали крайне редко: генная инженерия поставила их выше слабостей смертных.
Комната вокруг него была каким-то образом зараженаОн двигался медленно, она разрушалась не ржавчиной поднимаясь с помощью плавно работающей тонкой бионики. Когда недомогание прошло, воин посмотрел на свои руки и увидел ладони и пальцы из полированного металла, почувствовал, как те плавно гудят, радуясь аугметическому совершенству. Обе его руки теперь стали искусственными, как и одна из ног. Не грубые и естественным разложениемфункциональные легионные протезы, а изуродована гнойникамипрекрасная, искусно сделанная бионика, по форме и нервной чувствительности копирующая конечности человека. Под металлом проступали отвратительно вздувшиеся веныОни не казались фальшивыми. Многие из них сочились чёрной жижейОщущались как его руки, его кисти, которая не была похожа на масло и пахла больной кровьюего ноги. Они были естественными.
Он находился в медицинской камере''— Знаешь, я могу обтянуть их кожей, — произнёс первый голос где-то вдалеке. Та была далеко не пуста – в ней находились почти что одни мертвецы— Покрыть бионику клонированной плотью — значит доказать высочайший уровень мастерства. Мужчины и женщины в потрёпанной войной форме безмолвно лежали на койках и операционных столахВ некотором смысле это довольно заманчиво. Судя по тому, как они вздулись, большинство из них были мертвы уже несколько дней, но пыль тонкой пеленой покрывала их всех так, словно те пролежали здесь несколько месяцевНо сейчас у нас нет времени.''
Потолок Зефон опустил свои серебряные руки. В его грудь и железные опорные балки были изъедены коррозией. Они выглядели разлагающимисябёдра через разъёмы в броне входили химические капельницы, наполняющие организм жидкостями из стального резервуара, их разрушение было невозможно биологическимсбоку пристёгнутого к хирургическому столу. Вдоль стен стояли стазисные капсулыТеперь, некоторые из них были открыты и пустысидя, в других дремали воины Астартес, чья жизнедеятельность была приостановлена. Несколько капсулвоин чувствовал, ещё сохранивших энергиючто к нему возвращаются силы, излучали слабый голубой свет на смешанную а вместе с кровью суспензию внутриними и ясность мысли. Но это был медленный процесс. Неохотное возвращение.
Он почувствовал запах этого местаКомната вокруг оказалась чем-то заражена — не ржавчиной или естественной плесенью, а изуродована гнойниками. Под металлом проступали отвратительно вздувшиеся вены. Запах нескольких сотен людейМногие из них сочились чёрной жижей, оставленных умирать которая походила на масло и медленно разлагаться, пока органические процессы разрушали их. Это заставило боль снова вспыхнуть в его затылкепахла больной кровью.
– Что Он находился в медицинской камере вместе с множеством других пациентов — по большей части уже мертвецов. Мужчины и женщины в потрёпанной военной форме безмолвно лежали на койках и операционных столах. Судя по тому, как они вздулись, эти люди умерли несколько дней назад, но пыль тонкой пеленой покрывала всех так, словно покойники пролежали здесь произошло? – спросил оннесколько месяцев.
– Не произошлоПотолок и железные опорные балки изъела коррозия. Они выглядели разлагающимися, а ещё происходитих разрушение невозможно было объяснить биологическими причинами. Вдоль стен стояли стазисные капсулы: некоторые — открытые и пустые, – огрызнулся первый голосв других спали введённые в анабиоз воины Астартес. Ему чтоНесколько капсул, сложно было ответить? – Можешь вознести благодарственные молитвы Омниссии за то, что я нашел тебяещё сохранивших энергию, пока не стало слишком поздноизлучали слабый голубой свет на смешанную с кровью суспензию внутри.
Последние стояли с отвисшими челюстями и тусклыми глазами. Потрёпанная группа в грязных комбинезонах, их головы покрывали шрамы и татуировки с тюремными кодами. На каждом были заметны следы бионического наказания: руки заменены металлическими когтями или громоздкими тяжелыми болтерами, мускульные кабели пропущены сквозь позвоночники, вместо глаз они смотрели поцарапанными красными линзами. У одной из них по подбородку стекала слюна, и она бормотала снова и снова бормотала по слогам одну и ту же бессмыслицу. Остальные стояли тихо, но не беззвучно: воздух с силой втягивался и вырывался из их тел благодаря грубым и простым кибернетическим имплантам— Что здесь произошло? — спросил воин.
Людей он узнал сразу. Шафия''— Не «произошло», преданная Шафияа ещё происходит, в своём платке красного цвета легиона; Эристес в монашеской робе, окрашенной в тот же знакомый багровый цвет; и Шенкай— огрызнулся первый голос. Ему что, выглядевший таким же изможденнымсложно просто ответить? — Можешь вознести благодарственные молитвы Омниссии за то, как и его родителичто я нашёл тебя, его тёмные глаза прищурены и прикрыты надетым капюшономпока не стало слишком поздно.''
– Мы очень рады видеть васОн огляделся вокруг, господинпока зрение продолжало восстанавливаться. Несколько спасителей окружили его хирургический стол — некоторые из них были людьми, – сказал Эристесдругие — сервиторами.
Они отнюдь не выглядели обрадованнымиПоследние стояли с отвисшими челюстями и тусклыми глазами — группа оборванцев в грязных комбинезонах. Их головы покрывали шрамы и татуировки с тюремными кодами. Каждый подвергся бионическому наказанию: руки заменены металлическими когтями или громоздкими тяжёлыми болтерами, мускульные кабели обвивают позвоночники, на месте глаз у нескольких — поцарапанные красные линзы. У одной из бывших заключённых по подбородку стекала слюна, заметил Зефони женщина снова и снова бормотала по слогам одну и ту же бессмыслицу. Они выглядели испуганнымиОстальные стояли тихо, но не беззвучно — воздух с силой втягивался в их тела и вырывался обратно благодаря простым и грубым кибернетическим имплантатам.
– Рад видеть вас троихЛюдей он узнал сразу. Шафия, преданная Шафия, в своём красном платке — цвет их легиона. Эристес в монашеской робе, окрашенной в тот же знакомый багровый оттенок. И Шенкай, выглядевший таким же измождённым, как и его родители: тёмные глаза прищурены и прикрыты надвинутым капюшоном.
Еще недавно это было бы ложью— Мы очень рады видеть вас, сказанной из вежливости – илигосподин, что более вероятно, не сказанной вовсе. Когда его сослали на Терру в составе крестового воинства, присутствие его оружейных трэллов лишь напоминало ему, что он больше никогда не сможет сражаться. Он был капитаном-калекой, ангелом-инвалидом— заверил Эристес. Что толку от его арсенальных слуг?
Аугметические дары Лэнда изменили ситуацию«Они отнюдь не выглядят радостными», — заметил Зефон. Сначала особые операции, позволившие ему сражаться в Паутине, затем более интенсивная аугментация, вернувшая ему превосходствоОни выглядели испуганными.
Зефон оглядел своих слуг и сопровождающих их сервиторов. Двое сервиторов стояли по обе стороны от него: один управлял химическими батареями, подключёнными к разъёмам его доспехов, другой смотрел мёртвыми глазами на ручной ауспекс-сканер, неуклюже зажатый руке в перчатке. Не обращая внимания на сервиторов, он посмотрел на используемый бак с химикатами и на рунические метки на его металлическом боку— И я рад видеть вас троих.
Всё Ещё недавно это – происходящий сейчас химический ритуал – связал осколки было бы ложью, произнесённой из вежливости, — или, что вероятнее, не сказанной вовсе. Когда его потрёпанной памяти. Он видел это раньшесослали на Терру в составе Воинства Крестоносцев, присутствие оружейных трэллов лишь напоминало, что он больше никогда не сможет сражаться. Он зналбыл капитаном-калекой, что это значитангелом-инвалидом.Что толку от его арсенальных слуг?
– Зачем они это делают? – спросил онАугметические дары Лэнда изменили ситуацию. Сначала — особые операции, позволившие Зефону сражаться в Паутине, затем — более интенсивное протезирование, вернувшее ему превосходство среди астартес.
После этого вопроса наступила паузаКосмодесантник оглядел своих слуг и сопровождавших их сервиторов. Его трэллы не ответилиДвое переделанных заключённых стояли по обе стороны от него: один управлял химическими батареями, но первый голос прозвучал обеспокоенноподсоединёнными к разъёмам доспехов, другой смотрел мёртвыми глазами на ручной ауспик-сканер, неуклюже зажатый рукой в перчатке. Переведя взгляд, воин принялся разглядывать рунические метки на металлическом боку бака с химикатами.
– Они восстанавливают тебя после стазиса космодесантниковПроисходящий ритуал связал обрывки его потрёпанной памяти. Вливают в тебя химикатыОн видел это раньше. И знал, необходимые для очистки от токсинов, образовавшихся в результате приостановки жизнедеятельности. Это должно быть очевидно даже при твоей дезориентации"что это значит.
– Вы меня неправильно поняли, – сказал Зефон. – Я знаю, что это за процесс. Но почему — Почему они это делают они? Почему сервиторы, почему не легионные апотекарии?— спросил Зефон.
– Потому что много апотекариев твоего легиона погиблоПосле его вопроса повисла тишина. Вообще много кто погибТрэллы не ответили. Наконец вернулся первый голос — теперь он звучал обеспокоенно.
Что-то в тоне голоса пронеслось ''— Они восстанавливают тебя после стазиса. Вливают химикаты, необходимые для нейтрализации токсинов, образовавшихся в его сознании, вызывая по пути новые воспоминаниярезультате приостановки жизнедеятельности. Он представил лицо, лицо старика с гримассой презрения и отвращенияЭто должно быть очевидно даже при твоей дезориентации.''
Да— Ты меня неправильно понял, — возразил воин. Последний туман рассеивался. Ему пришло на ум имя— Я знаю, что со мной делают.Но почему этим заняты они? Сервиторы, а не легионные апотекарии?
– Где ты, Аркхан? Не вижу тебя''— Потому что большинство апотекариев твоего легиона погибли.Вообще много кто погиб.''
Сверху послышалось жужжание дешёвой, скрипящей антигравитационной системы. ДрожаЧто-то в тоне голоса отозвалось в сознании пациента, сервочереп неуклюже опустился внизвызывая к жизни новые воспоминания. Он представлял вдруг увидел перед собой полированную кость со вживлённым скоплением игл сенсоров в глазницах, его челюсть была заменена помятым вокс-динамикомлицо — лицо старика с гримасой презрения и отвращения.
– Основы памяти, похоже, не повреждены, – треща, отметил черепДа. На кончиках его сенсорных игл замигали красные огонькиОстатки тумана рассеивались. – Ты, по крайней мере, узнаёшь меня и, предположительно, этих трех рабов"Из глубин памяти всплыло имя.
– Они не рабы— Где ты, – сразу же ответил ЗефонАрхан? Не вижу тебя.
– ДаСверху послышалось жужжание дешёвой скрипучей антигравитационной системы. Подрагивая, это таквниз неуклюже опустился сервочереп. Он представлял собой полированную кость с вживлённым скоплением игл сенсоров в глазницах, и мы не собираемся спорить об этома челюсть была заменена помятым вокс-динамиком. Ты помнишь своё имя?
Воин почувствовал легкий дискомфорт; ему действительно пришлось на мгновение задуматься''— Долговременная память, похоже, не повреждена, — треща, отметил череп. На кончиках сенсорных игл замигали красные огоньки. Он не замечал тревожных взглядов— Ты, по крайней мере, узнаёшь меня и, предположительно, которыми обменялись его трэллыэтих трёх рабов.''
– — Они не рабы, — тут же запротестовал Зефон, – сказал он. – Доминион Кровавых Ангелов. Экзарх Высокого Воинства. Мои братья знают меня как Вестника Скорби".
Голос – Архан Лэнд – издал противный смешок''— Да, разумеется, и мы не собираемся спорить об этом.Ты помнишь своё имя?''
– Драматизм космодесантников! Всем вам мало поджечь галактикуВоин ощутил лёгкий дискомфорт: ему действительно пришлось на мгновение задуматься. К тому же он успел заметить, вы ещё и считаете себя героями, достойными таких титулов, которые всем остальным кажутся смешными"насколько тревожными взглядами обменялись его трэллы.
Проснувшийся воин не был уязвлён подобным отношением старика— Зефон, — назвался космодесантник. Почему-то это неуважение показалось ему знакомым и ничего не значащим— Доминион Кровавых Ангелов. Экзарх Высокого Воинства. Мои братья знают меня как Несущего Печаль.
– Хозяин?Голос — Архан Лэнд — издал противный смешок.
Это была Шафия''— Пафос Космодесанта! Вам мало поджечь Галактику, самая главная из его слугвы ещё и считаете себя героями, достойными титулов, над которыми все остальные потешаются.''
– Вы можете встать?Пробудившийся воин не стал обижаться на старика. Почему-то неуважение показалось ему привычным и не слишком искренним.
Зефон вздохнул— Хозяин? — Это была Шафия, еще раз оглядел отравленный залстаршая среди его слуг.— Вы можете встать?
– Пока нетЗефон вздохнул и ещё раз оглядел отравленный зал. Однако мои чувства вновь при мне. Честно говоря, то, что я вижу, удивляет меня. Что это за ужасное место?
– Позволь мне, – сказал Архан Лэнд своим трескучим тоном— Пока нет. Сервочереп несколько раз щёлкнул, Но чувства и из его левого глаза хлынул поток голубого света. Потрёпанный гололит показал худого старика в рваных одеждах, зависшего в нескольких дюймах над окровавленной плиткой поласилы понемногу возвращаются. Даже в виде низкокачественной голограммы Лэнд выглядел не просто измождённымЧестно говоря, а ещё хуже. Его лицо исхудалоя удивлён тем, кожа покрыта грязью. Одна из его неуклюжих рук дрожалачто вижу.Что это за ужасное место?
– Вы хорошо выглядите— ''Позволь мне, мой друг, – мягко солгал Зефон'' — трескучим голосом сказал Архан Лэнд.
– ОСервочереп несколько раз щёлкнул, заткнись, – усмехнулся Лэнди из его левой глазницы хлынул поток голубого света. – Что касается твоего местонахождения, то ты Рябящий гололит показал худого старика в одном из медикэ-склепов бастиона Разавирваных одеждах, зависшего сантиметрах в катакомбах под нимдвадцати над заляпанными кровью плитками пола. Здесь тебя хранили тебя вместе с неизвестно сколькими другими мёртвыми, ранеными и застывшими Даже в стазисе. Мне сказаливиде низкокачественной проекции Лэнд казался не просто измождённым, что либо ты мёртв, либо твой мозг необратимо повреждён – что одно и то же в случае с вами, транслюдьмиа ещё хуже. Отчёты были противоречивыЛицо осунулось, и я решил проверить самостоятельнокожа грязная. Ты должен был храниться в Бхабе. Я потратил целую вечность, чтобы найти тебяОдна из костлявых рук дрожала.
Зефону не понравилось слово "храниться"— Хорошо выглядишь, но сейчас было не до диспутов. Он поднял рукудруг мой, пытаясь прервать Лэнда и попросить его говорить медленнее, но марсианина было не остановить. Череп продолжал передавать голос Лэнда, на полсекунды отставая от движения голограммы— мягко солгал Зефон.
– Подземные уровни уже покинуты''— О, а поверхностные готовятся к эвакуациизаткнись, — усмехнулся Архан. — А находишься ты в одном из медицинских склепов бастиона Разави, в катакомбах. Я собрал твоих слуг Здесь тебя хранили вместе с бессчётным множеством других мёртвых, раненых и отправил команду вниззастывших в стазисе. Мне сказали, либо ты мёртв, либо твой мозг необратимо повреждён — что в случае с вами, сверхлюдьми, почти одно и то же. Отчёты противоречили один другому, и я решил проверить лично. Ты должен был храниться в Бхабе. Я потратил целую вечность, чтобы найти тебя. Я бы сказал, вопреки здравому смыслу.''
ВсёЗефону не понравилось слово «храниться», но сейчас было не до диспутов. Он поднял руку, что говорил Лэндпытаясь прервать Лэнда и попросить говорить медленнее, но марсианина оказалось не имело смыслатак легко остановить. Чтобы защитники эвакуировали бастион РазавиЧереп продолжал передавать голос, враг должен был..на полсекунды отставая от движений гололита.
– Аркхан''— Подземные уровни уже покинуты, – обратился он а верхние готовятся к мерцающей голограммеэвакуации. Я собрал твоих слуг и отправил команду вниз, – Последняя стена и вправду пала?чтобы найти тебя. Я бы сказал, вопреки здравому смыслу.''
Улыбка марсианина была Всё, что говорил Лэнд, не слишком приятнойподдавалось уразумению.Чтобы защитники покинули бастион Разави, враг должен…
– Она пробита во многих местах. Орда Магстра войны продвигается через районы Внутреннего Дворца— Архан, — обратился воин к мерцающей проекции.— Последняя стена и вправду пала?
В наступившей тишине слышалось гудение доспехов ЗефонаУлыбка марсианина получилась не слишком приятной.
– Господин, – мягко сказал Эристес''— Она пробита во многих местах. Зефон видел, что он пытается не выказывать нетерпениеОрда магистра войны продвигается через районы Внутреннего дворца. – Вы уже можете стоять?''
Ему с трудом удалось встать на ноги. Сервоприводы в бёдрах и коленях двигались плавно, но силы не спешили возвращаться. Увидев, что его оружие висит на гравиобвязке за спиной Шенкая, он почувствовал почти глубокое облегчениеВ наступившей тишине слышалось гудение силового доспеха Зефона.
Когда он поднялся— Господин, его пронзило чувство, похожее на голод, пробуждаясь вместе с восстановлением сознания и движения. Его язык огрубел— мягко позвал Эристес. Это чувство было в его пересохших венахКровавый Ангел видел, как будто все механизмы его тела требовали смазки. То была жажда за пределами обезвоживаниячто трэлл пытается не выказывать нетерпения.— Вы уже можете встать?
"Я бескровенЕму с трудом удалось подняться на ноги." – подумал онСервоприводы на бёдрах и коленях двигались плавно, но силы не спешили возвращаться. – "Я иссушенУвидев, что его оружие висит на гравиобвязке за спиной Шенкая, космодесантник почувствовал облегчение, которое вполне можно было назвать глубоким. Пустая оболочка. Разве они этого не видят?"
Но они не видели. ВидимоКогда ноги коснулись пола, это нельзя было увидеть. Все три его трэлла приблизились к немупронзило чувство, осматривая его бионикупохожее на голод, — оно возрастало по мере восстановления сознания и способности двигаться. Язык воина стал тонким, разглядывая повреждения доспеховкак лоскуток кожи. Ощущение расползалось по пересохшим венам — все механизмы тела требовали смазки. Оно было сильнее, заделывая трещины мазками цемента для доспеховчем жажда от обезвоживания.
– ПовелительНо они не замечали. Вероятно, – произнёс кто-товнешне его состояние проявлялось не так ярко. Все трое трэллов приблизились к нему, осматривая бионику, оценивая повреждения доспехов, заделывая трещины на броне мазками герметика.
– ИнтересноЭкзарх никогда не чувствовал жажду крови вне поля боя. Там она давила на него, была внутренним врагом, которому следовало противостоять силой воли. Здесь же, – сказал кто-то другойв темноте, она кипела в горле и грозила задушить Кровавого Ангела. – ИнтересноБиение сердец его трэллов было странно приятным, ритм завораживал и манил.
Зефон дышал сквозь разделенные зубы— Повелитель, фокусируясь заново— произнёс кто-то.
– Расскажи мне всё— ''Интересно, что произошло, – обратился он к Аркхану Лэнду'' — сказал кто-то другой. — ''Ин-н-нтерр-ресно.''
Голопризрак покачал головойЗефон выдохнул сквозь приоткрытый рот, заново собираясь с мыслями.
– Я не собираюсь оглашать список того— Расскажи мне, что мы потеряли после твоего ранения. Война закончится раньшепроизошло, чем я дойду до половины— обратился он к Архану Лэнду.
– Тогда кратко. Мне нужна информация, АркханГололитический призрак покачал головой.
Наступила пауза. На мгновение Зефон был уверен''— Я не собираюсь зачитывать список всего, что мелочность Лэнда возьмет верхмы потеряли после твоего ранения. К счастьюВойна закончится раньше, он ошибсячем я дойду до половины.''
– Ты был ранен в Горгоновом рубеже— Тогда кратко. Твоя при-ан мембрана ввела тебя в стазис космодесантниковМне нужна информация, травматически среагировав на отказ органов, нарушение целостности черепа, потерю крови..Архан.
Зефона шаталоПовисла пауза. На миг Зефон поверил, но чувствовал себя хорошо, по крайней мере относительно восстановления от ран, нанесённых… ''яркий, ослепивший его огонь, дар, обжигающий одним своим звуком, нереальный грохот падающих камней''..что мелочность Лэнда возьмёт верх. ранК счастью, нанесённых взрывомон ошибся.
– Я помню''— Тебя ранили на Преграде Горгона. Стазисная мембрана ввела тебя в анабиоз, – сказал он. – я помню Горгонов рубеж.среагировав на отказ органов, нарушение целостности черепа, потерю крови…''
– Ну''Зефона шатало, после этого всё пошло крайне неудачно. Они заполонили Внутренний Дворец. Почти всё палоно чувствовал он себя великолепно — учитывая, кроме Палатинского кольца. Бастион Кидониякакие раны… огонь, Мерунастолько яркий, Шеол... все они паличто ослепил космодесантника. ПоследнееЖар, что мы слышали о бастионах Пифия и Авалон – тотакой сильный, что они почти разрушеныу него появился собственный обжигающий звук. Бхаб и остальные всё ещё держатся, но все они осаждены ордой, их защитники окружены. Четвёртый<ref>Почему-то Лэнд называет Дорна четвёртым примархом, хотя тот седьмой. Рогал Дорн - четвёртый по счёту верный примарх (после Льва, Хана и Русса), но дальше Лэнд использует общую нумерацию, называя Сангвиния и Ангрона девятым и двенадцатым.</ref> примарх окружен в бастионе Бхаб, он в ловушке"Невероятный грохот падающих камней… воин получил во время взрыва.''
Четвёртый примарх— Я помню, — сказал он. Зефон почувствовал небольшой и слабый прилив раздражения, не пересиливший голод в пересохших венах— Я помню Преграду Горгона.
– Скажи его имя''— Ну, – произнёс Кровавый Ангелпосле этого всё пошло крайне неудачно. Враг заполонил Внутренний дворец. Почти все укрепления пали, кроме Палатинского кольца. Бастионы Меру, Сидон, Шеол… все они потеряны. Последнее, что мы слышали о бастионах Пифия и Авалон, — они разрушены. Бхаб и остальные ещё держатся, но осаждены, их защитникам не выбраться. Четвёртый<ref>Лэнд называет Дорна Четвёртым примархом, хотя по счёту тот седьмой. – Скажи "Рогал Дорн"— четвёртый верный примарх (после Льва, Хана и Русса), но позднее Лэнд использует общую нумерацию, называя Сангвиния и Ангрона Девятым и Двенадцатым.</ref> примарх — в окружённом бастионе Бхаб, он в ловушке.''
– Как я уже сказал, – продолжил Лэнд, не сбившись ни на секунду. – Четвёртый примарх. И пока мы говорим, бастионыЗефон почувствовал слабый прилив раздражения, ещё не лежащие пересиливший голод в руинах, захватываются или покидаются. Всё во Внутреннем Дворце разлагается. Или заражено. Или гниёт. Или мутирует. Или больно раком. Мы отступаем так быстро, как только можем, опережая эту гадость. Ты не знаешь, каково там, Зефонпересохших венах.
– Хозяин— Произнеси его имя, – перебил Эристес, даже не взглянув на голопризрак Лэнда— потребовал Кровавый Ангел. – Мы должны исследовать ваш двигательный диапазон— Скажи: «Рогал Дорн».
Зефон кивнул в знак согласия''— Как я уже сказал, — продолжил Лэнд, его внимание оставалось приковано к Лэндуне сбившись ни на секунду, — Четвёртый примарх. И пока он по очереди напрягал и расслаблял свои мышцымы говорим, бастионы, как биологическиеещё не лежащие в руинах, так и бионическиепокидают или захватывают. Всё во Внутреннем дворце разлагается. Или заражено. Или гниёт. Он повращал плечами и вытянул рукиИли мутирует. В зловонной тьме затрещали суставы брони и захрустели сухожилияИли болеет раком. ЭристесМы отступаем так быстро, его оценщик физической формыкак только можем, внимательно следил за нимопережая эту гадость. Ты не знаешь, высматривая болезненностькаково там, скованность и другие недостаткиЗефон.''
На серебристых кибернетических конечностях играл свет. Несмотря на повреждения – царапины и вмятины от камней— Хозяин, — перебил Эристес, обрушившихся даже не взглянув на них в Горгоновом рубеже, – они были сделаны очень изящногололит Лэнда. Марсианин сам разработал их, чтобы заменить отказавшую бионику Кровавого Ангела— Мы должны проверить ваш двигательный диапазон.
"Они прорвали основную линиюТусклый свет играл на серебристых кибернетических конечностях. Почему вы здесь? Вы не ополченец." Когда начался обстрелНесмотря на повреждения — царапины и вмятины от камней на Преграде Горгона, он столкнулся с гражданской— протезы были сделаны очень искусно. И он защитил её. Обхватил еёМарсианин сам разработал их, когда здание обрушилось на них, прикрыл её тело своим..чтобы заменить отказавшую бионику Кровавого Ангела.
В Горгоновом рубеже была гражданскаяК нему возвращались воспоминания — и хорошие, – пробормотал он. Артиллерия... Я пытался спасти ееи плохие.
– Действительно«Они пристрелялись по главной стене. Что вы здесь делаете? – Лэнд был далеко Вы не очарованиз ополчения». Когда начался обстрел, он столкнулся с гражданской. – Какая захватывающая историяИ защитил её.Обхватил, когда здание обрушилось на них, прикрыл её тело своим…
– Её звали Церис Гонн— На Преграде Горгона была гражданская, — пробормотал Зефон. Одна из новых испрашивающих Преторианца— Артиллерия… Я пытался спасти женщину. Вы не знаете, выжила ли она после взрыва?
– Не только ''— Действительно? — Лэнда рассказ явно не знаю, но и не стремлюсь узнать. Кстати, не за что. Ты был бы мёртв, если бы не обширные археологические нанотехнологии Тёмного века и искусная бионика, которые я использовал для восстановления твоего мозгового ствола и центральной нервной системы месяцы назадрастрогал. Их способности к регенерации, конечно, невелики – и, хах, несколько нелегальны – но этого было достаточно, чтобы ты не умер от мучительного кровоизлияния в мозг— Какая захватывающая история.''
Тёмный век.— Её звали Керис Гонн.Одна из новых дознавателей Преторианца.Вы не знаете, выжила ли она после взрыва? Зефон колебался.
– И вы говорите об этом так буднично?''— Не знаю и знать не хочу. Кстати, не за что. Ты был бы мёртв, если б не найденные при археологических раскопках нанотехнологии Тёмных веков и кустарная бионика, которые я использовал для восстановления твоего мозгового ствола и центральной нервной системы месяцы назад. Их способности к регенерации, конечно, невелики — и, хе-хе, несколько незаконны, — но этого оказалось достаточно, чтобы ты не умер от мучительного кровоизлияния в мозг.''
– Думаю, — Тёмные века?.. — Зефон колебался. — И ты хотел сказать: "Спасибо, Архан, твоя легендарная щедрость снова окупилась".говоришь об этом так буднично?
Зефон вздохнул и пристально посмотрел на голопризрака.''— Думаю, ты хотел сказать: «Спасибо, Архан, твоя легендарная щедрость снова окупилась!»''
– Я сказал именно то, что хотел сказатьЭкзарх вздохнул и насмешливо посмотрел на техноархеолога-призрака.
– Зефон— Я произнёс именно то, твоя мучительно душевная искренность как всегда скучна, и у меня нет ни времени, ни терпения разбираться с ней. Полагаю, теперь, когда я спас тебе жизнь, мой долг перед тобой исчерпан. Кроме того, – добавил он фыркнув, – в этом моём творении нет ни одного компонента, который был бы полностью безопасен и который бы я полностью понималчто хотел.
– Это утешает''— Как всегда, – ответил Зефон, твоя щемяще проникновенная искренность — скукотища, на которую у меня нет ни времени, ни терпения. – В какой-то степениПолагаю, теперь, когда я спас тебе жизнь, мой долг перед тобой исполнен. Кроме того, — фыркнув, добавил Лэнд, — в этом моём творении нет ни одного компонента, который был бы полностью безопасен и принцип работы которого бы я полностью понимал.''
– Как я уже сказал – всегда пожалуйста— Это утешает, — улыбнулся экзарх. Теперь, будь добр, вставай и уходи оттуда— В какой-то степени.
– Кажется, всё в порядке, – ''— Как я уже сказал Эристес, продолжая ходить вокруг и наблюдать за процессомвсегда пожалуйста. Он смотрелА теперь, будь добр, как сервиторы – под управлением Лэнда – извлекают химические батареи из гнёзд брони Зефонауходи отсюда.''
Кровавый Ангел провел пальцами по своим длинным волосам— Кажется, собрав их всё в узел за головойпорядке, чтобы они не спадали ему на глаза. Он делал это осторожно— сказал Эристес, помня о пульсирующей в задней части черепа боли. Его руки остались целы продолжая ходить вокруг и невредимынаблюдать за процессом. По крайней мереОн смотрел, это было уже кое-чтокак сервиторы под управлением Лэнда извлекают химические батареи из гнёзд брони господина.
Теперь он мог вспомнить всё: каждый час войны, каждую минуту боёв, отходов назад, снова боёв Кровавый Ангел провёл пальцами по своим длинным волосам и снова отступлений... И собрал их в узел на мгновение ему показалосьзатылке, что чтобы не падали на глаза. Он действовал осторожно: боль всё ещё пульсировала в неведении было блаженствозадней части черепа. Недостойная мысль для воина, Крови после этого на руках не говоря уже об Ангеле Ваала, но всё же она былаоказалось. Уже хорошо.
– Что с моим легионом? Где примарх?Теперь он мог вспомнить всё: каждый час войны, каждую минуту боёв, тактических отступлений, снова боёв и снова отступлений… И на миг неведенье показалось ему блаженством. Недостойная мысль для воина, не говоря уже об Ангеле Баала, но всё же.
– Мы не знаем, повелитель, – ответила Шафия отрицательно. – Об Ангеле Императора не было никаких достоверных известий.— Что с моим легионом? Где примарх?
– Горстка твоих собратьев по легиону ещё жива, – добавил Лэнд, – но что касается генетического мутанта, которого ты называешь отцом— Мы не знаем, боюсьповелитель, я понятия — ответила Шафия. — Об Ангеле Императора не имеюбыло никаких достоверных известий.
Семья трэллов напряглась от такого неуважения''— Горстка твоих собратьев по легиону ещё жива, но Архан — добавил Лэнд. — А вот о судьбе генетического мутанта, которого ты называешь отцом, конечно жебоюсь, полностью проигнорировал этоя понятия не имею.''
– Двенадцатый примарх охотится на Девятого. Это всёСемья трэллов вздрогнула от такого кощунства, что мы знаемно Архан Лэнд, и знаем мы это только потомуконечно же, что земля дрожит, когда он выкрикивает имя Девятого в небеса. Твой возлюбленный отец, возможно, уже мёртв, Зефон, и если у Девятого есть хоть капля разума, он прячется от Двенадцатого. Лучше пока выбросить это из головыне обратил на них ни малейшего внимания.
После этих слов''— Двенадцатый примарх охотится на Девятого. Это всё, что мы знаем, — и знаем только потому, за которые некоторые члены IX легиона могли убить Лэндачто земля дрожит, когда он выкрикивает имя Девятого в небеса. Твой возлюбленный отец, возможно, уже мёртв, Зефон уставился в голографические глаза старика.Или, если у него есть хоть капля разума, он прячется от Двенадцатого. Лучше пока выбросить это из головы.''
– Вы выглядите усталымПосле слов, Аркханза которые многие из воинов IX легиона убили бы старика на месте, Зефон уставился в его гололитические глаза.
– Ах, – вздохнул марсианин. – — Ты даже не представляешьвыглядишь усталым, насколькоАрхан.
Зефон поднялся и взял ауспик из рук слуги''— Ах, активируя его и медленно проводя им по своему телу— вздохнул марсианин. Это была простая модель для использования в бою, но она выполняла свою функцию медикэ-считывателя. Когда он провел им над головой, прибор сразу же подал предупреждающий сигнал. Мигающие руны подробно описывали закрытый перелом черепа, возможное повреждение черепных нервов и рубцевание тканей мозга. Более точных данных — Ты даже не было, ауспик был слишком примитивен для нужного уровня точности. Взглянув на Эристеса, Зефон понял, что его помощник-трэлл уже провел такое же сканирование и получил те же результатыпредставляешь насколько.''
Ему повезлоЗефон поднялся и взял из рук сервитора ауспик, это было очевидноактивировал устройство и медленно провёл им вдоль тела. Подобные травмы точно бы убили человекаЭто была простая модель для использования в бою, но его генетически улучшенное тело погрузилось в целительный сонона выполняла свою функцию медицинского считывателя. Когда космодесантник поднял прибор над головой, даруемый его улучшениями при самых тяжёлых раненияхтот мгновенно подал предупреждающий сигнал. Его жизненные функции замедлилисьМигающие руны описывали закрытый перелом черепа, а имплантированные органы получили время, необходимое для заживления, запечатывания возможное повреждение черепных нервов и рубцевания самых серьёзных поврежденийрубцевание тканей мозга. Для более точных данных ауспик был слишком примитивен. Более чем вероятноВзглянув на Эристеса, экзарх понял, что апотекарий или медикэ трудились над ним, пока его жизнедеятельность была замедленатрэлл уже провёл такое сканирование и получил те же результаты.
Ещё стоило учесть.Без сомнения, ему повезло.Подобные травмы убили бы человека, но генетически улучшенное тело астартес погрузилось в целительный сон, даруемый при самых тяжких ранениях. Жизненные функции замедлились, а имплантированные сокровища Лэндаорганы получили время, необходимое для заживления и рубцевания наиболее серьёзных повреждений. Компенсирующие операцииВесьма вероятно, что, проведенные после той катастрофической экскурсии пока воин находился в Паутинуанабиозе, над ним трудились апотекарии.
Зефон вздрогнулЕщё стоило учесть… вживлённые сокровища Лэнда. Он окинул взглядом ряды стазис-капсулКомпенсирующие операции, увидев сотню только проведённые после их катастрофического погружения в этой камере. Тридцать две из них были запечатаны и занятыПаутину.
– Здесь есть Зефон вздрогнул. Он окинул взглядом ряды стазисных капсул и другие легионеры насчитал сотню только в стазисеэтом отсеке. Я не могу их оставить. Их убьют во снеТридцать две из них запечатаны и заняты.
Голопризрак посмотрел на него так, словно у него выросли рога — Здесь есть и он заговорил на неведомых языкахдругие легионеры. Я не могу их оставить. Их убьют во сне.
– Люди умирают Голопризрак посмотрел на войнеэкзарха так, Зефон. Жаль, что Астартес нужно напоминать об этомсловно у того выросли рога и он заговорил на неведомых языках.
– Я не могу бросить своих братьев''— Люди умирают на войне, Зефон.Жаль, что астартес нужно напоминать об этом.''
– Не можешь? Тогда ты умрешь вместе с ними здесь, внизу. Большинство из них уже мертвы. Они хранятся здесь для сбора геносемени, а — Я не потому, что смогут скакать после хирургического восстановлениямогу бросить своих братьев.
– Я не слепой''— Не можешь? Тогда ты умрёшь вместе с ними здесь, Аркхан, я в состоянии читать с дисплеев стазис-гробоввнизу. Некоторые Большинство из них живы. После операции они выйдут из состояния приостановленной жизнедеятельностиуже мертвы. Они будут житьхранятся для сбора геносемени, а не потому, что смогут скакать после хирургического восстановления.''
– Ты понимаешь— Я не слепой, что твой собственный легион бросил этих несчастных?Архан, и в состоянии прочесть данные на дисплеях стазисных капсул. Некоторые из моих братьев живы. После операции они выйдут из анабиоза. Они будут жить.
– Мои братья никогда бы так не поступили.''— Ты понимаешь, что твой собственный легион бросил этих несчастных?''
Лэнд рассмеялся над отрицанием— Мои братья никогда бы так не поступили.
– Война продолжается, Зефон. Каждый из твоих ещё дышащих родичей борется за свою жизнь в пыли. Думаешь, у верных легионов есть свободные воины, которые будут вслепую тащить носилки и каталки через километры ничейной земли? Я послал за тобой в темноту слуг и сервиторов не потому, что они бы справились с этим лучше всех. Я сделал это, потому что послать было больше некого. Все остальные где-то там, сражаются, умирают или уже мертвыЛэнд рассмеялся.
– ЗефонКосмодесантник стоял у одной из капсул и смотрел на погружённую в сон фигуру. Он не узнавал лицо воителя, хватитхотя капсула была помечена энохианскими рунами его легиона, а тело облачено в доспехи Кровавых Ангелов. Нет времени Разложение, разъедающее стены, перекинулось и на твои сентиментальные причуды. Если ты можешь двигатьсядремлющего астартес, тебе нужно убираться оттуда. Я потерял очень много сервиторов просто для тогопокрыв левую часть его тела чернотой, чтобы добраться до тебя. Подземные уровни переполнены мутациями из другого измерениясверхъестественной порчей.
Почувствовав''— Зефон, что пора, Шенкай благоговейно повернулся спиной к своему господинухватит. В ремнях гравиобвязки Нет времени на его спине лежали орудия ремесла Зефона: его меч в ножнахтвои сентиментальные причуды. Если ты можешь двигаться, его болтер, его пистолеты..нужно убираться оттуда. Любой из предметов был бы непосильной ношей Я потерял очень много сервиторов просто для человекатого, но обвязка, которую носил Шенкай, уменьшала вес чтобы добраться до приемлемого уровнятебя. Подземные уровни переполнены мутантами из другого измерения.''
Зефон не сразу потянулся за нимиПочувствовав, что пора, Шенкай благоговейно повернулся спиной к своему господину. В ремнях гравиобвязки на его лопатках были закреплены орудия ремесла Зефона: меч в ножнах, болтер, пистолеты… Любой из предметов — непосильная ноша для человека, но обвязка, которую взял Шенкай, уменьшала вес до приемлемого уровня.
– Шафия? – спросил он мать Шенкая. Она была его оруженосицей. Она носила гравиобвязку, и честь нести его оружие принадлежала ейКровавый Ангел не сразу потянулся за ними.
– Время пришло, повелитель. Возможно, даже прошлоТа слабо улыбнулась.
– — Спасибо, Шенкай, – — сказал он Зефон своему новому носителю оружияоруженосцу.
Он Кровавый Ангел медленно вытащил свой извлёк клинок, оставив ножны прикрепленными прикреплёнными к спине трэлла. Свободной рукой он потянулся к одному из своих пистолетов. Оружие было чистымотремонтировали, отремонтированнымвычистили, привели в идеальном состоянииидеальное состояние. Меньшего он и не ожидал.
– ''— Всё это очень трогательно, – сказал — заметил Лэнд. – — Но, пожалуйста, поторопитесь. Вы тут единственные живые существа там внизу, но не единственные движущиеся.''
– — ''Пусть они умрут внизу, – '' — сказал Лэнд, и проекция его образа дрогнула, искажённая расстоянием и очередным всплеском помех. – — ''Теперь они бесполезны. Следуйте за мной.''
– — Где вы находитесьты находишься? – — в какой-то момент спросил поинтересовался Зефон у проекции.
– ''— Далеко над вами, готовлюсь покинуть бастион Разави, – — ответил Архан, явно отвлекаясь на другой разговор. – — С одним из конвоев, направляющихся в Санктум Империалис, вместе со всеми, кто ещё сохранил толику здравомыслия. Но ты ведь не об этом хотел спросить, не ведь так ли? Что ты хочешь услышать на самом деле?''
– — Мы проигрываем войну?
– — ''Не трогай это, – '' — раздался впереди трескучий голос Лэнда.
– ''Он''— «Его», – — пробормотал Зефон. – — Не "''это''"«это». Прояви уважение. Этот воин отдал свою жизнь за Империум.
Завернув Свернув за угол, Кровавый Ангел посмотрел на оглядел длинный коридор, устланный ковром из павших. На их плоти виднелись резаные раны, ''раны от лезвий цепных клинков'', возвещая о предсмертных мгновениях, в которые они были разорваны когда этих людей разорвали на части. Некоторые из тел погрузились в сталь, каким-то образом вгнив в стены и пол. Избежать Обойти их было невозможно.
– Поторопись— ''Поторопитесь, – сказал '' — велел голопризрак, проплывая в нескольких сантиметрах над мертвецамитрупами.
– Аркхан— Архан, здесь дети.
– ''— Конечно, они тут есть, – сказал — отозвался Лэнд, двигаясь впередвперёд. – — Подуровни Бастиона бастиона Разави служили одним из последних укрытий для беженцев за пределами Санктум Империалис укрытием для беженцев.''
– — Как враги спустились сюда?
– ''— Они просто появились здесь. Можно сказать, проявились.''
– — Я не понимаю, – — признался Зефонкосмодесантник.
– ''— Как и мы, – сказал Лэнд— заявил Архан. – — Никто толком не знает, что произошло после падения Последней стены. Все Всё пошло наперекосякпрахом, Зефон. Сотни миллионов погибли. Мы все в неведении. Они бомбардировали Враги бомбили нас с орбиты. Они сравняли сровняли плато с землейземлёй. Большая часть Внутреннего Дворца превратилась дворца лежит в пустыню из обломковруинах. Связь между бастионами была ненадежной ненадёжной целые недели и совсем не работает вот уже несколько дней.''
Зефон продолжал двигаться. Он Экзарх снова двинулся дальше и оглянулся на остальных. Те : слуги старались не отставали от негоотставать.
– Экзопланарные ксеносы проявляются ''— Ксеносы из другого измерения появляются по всей пустоши и внутри последних бастионовкрепостей. Воля Омниссии больше не сдерживает их. Мы видели их в бастионе Кидония... Сидон… в конце, перед тем, как мы бежали сбежали оттуда, чтобы добраться до Разави. Они возникли восставали из мертвецов. Они вырвались рвались из живых. Вскоре это произошло началось и здесь, внизу. Это происходит повсюду. Кровь Бога-Машины, кора планеты нестабильна, а атмосфера задыхается от пыли. Этот мир умирает. В своем своём стремлении завладеть Террой Гор Хорус убивает её.''
Он Воин повернулся и увидел скопление раковых плотских опухолей в форме женщины, приклеенное к стене собственным разложениемсоками разложения. Оно потянулась потянулось к нему с неуверенной чуткостью— робко, неуверенно, словно проверяя, настоящий ли онЗефон.
– — Пожалуйста, помоги мне, – — повторило оносущество.
– ''— Не обращай внимания, – сказал — велел Лэнд. – — Игнорируй их. Они думают, что они всё ещё люди.''
– — Не оставляйте меня здесь, – сказала — выдохнула тварь. Расколотая Составленная из наростов голова продолжала открываться раскрываться там, где у неё когда-то был рот, обнажая сотню ужасных нитевидных зубов.
– — Кто ты? – — спросил онкосмодесантник, стараясь не выказывать своего беспокойства.
– ''— Дженна, – — ответило существо, его и голос напоминал бульканье каши. – — Дженна ВирнэВирне. Пожалуйста, помоги мне. Помоги моей семье. Не оставляй нас здесь.!''
– — Я не могу помочь тебе... тебе… Дженна.
– ''— Продолжай двигаться, – огрызнулся ! — рявкнул Лэнд. – — Не дай ему проникнуть в твой разум.''
– — Кажется, теперь я лучше понимаю, что угрожает Терре, – — сказал он Кровавый Ангел голопризраку Архана.
– — Нам не следует медлить, хозяин, – обратилась к нему ! — воскликнула Шафия.
– Да''— Чистая правда, конечно, – сказал — подтвердил Лэнд. – — Послушай трэллов. Продолжай двигатьсяУходи.''
==='''ВосемьГЛАВА ВОСЬМАЯ. Тысяча огоньков.'''===''РюкатРикат''
Это была Происходящее уже не одна война. Каждое проводимое Гором укладывалось в рамки старого определения войны — хотя вторжение превосходило слово "война"Хоруса с самого начала поражало масштабами, но никогда это не было так очевидно, как сейчас, когда оборона была прорванапосле прорыва обороны. Сражения росли и делились на частимножились, и бесчисленные отдельные войны бушевали по всему лицу лику Терры. Сплочённость уступила место изоляции, — оставшиеся силы Императора были оказались окружены в своих последних крепостях и окопах, отрезанные друг от друга.
Тысяча Тысячи огоньков по всей Евразии всему Евразийскому континенту гасли одна один за другойдругим.
Рюкат Рикат стоял на укреплениях бастиона Арджуна, — дворцового небошпиляшпиля, пронзающего небеса и связанного километровыми арками с бастионом Меру. Когда После того как Меру был захваченпал, Арджуна уже несколько часов стоял держался в одиночествеодиночку, обороняемый всё уменьшающимся числом защитниковгарнизоном. Хоть они верные Императору и сражались превосходно, но они не были богами, чтобы и не могли переписать ход течение судьбы. Враг взобрался Изменники взобрались на стены, перебрался перебрались по мостам и обрушил стены обрушили укрепления непрерывной канонадой. Это стало концом Арджуны.
РюкатОкружённый телами братьев, окруженный своими мёртвыми братьями, был близок к одному Рикат стоял недалеко от одного из последних оставшихся на стене кораблей. Он не был дураком, и никто не заподозрил бы его никогда нельзя было заподозрить в оптимизме. Он Воин знал, что погиб. В его ушах, над рёвом Сквозь рёв пламени и грохотом тысячи грохот тысяч болтеров, сквозь скрежет вокса вокс-бусины в ухе пробивался голос, призывавший его умолявший Волка бежать. Но он легионер не побежал – как уже говорилосьсдвинулся с места — ведь, в самом деле, он не был дураком. Он предпочел бы Не Оставляю Врагов предпочёл умереть с клинком в руке, чем а не среди искорёженных металлических останков разбившегося обломков челнока.
Здесь был Вот Каргир, которого звали Тринадцать Падающих Звезд, родившийся Звёзд. Он родился под метеоритным дождем – дождём — величайшим предзнаменованием у северных племён, — а теперь павший от клинковых ранений в пал, когда клинок пробил оба его сердца. Был Вот Ваэгр, за сходство с предками названный Эхом Трёх Героев, родившийся в бесконечную фенрисийскую фенрисскую зиму и убитый болтом в голову. Был Вот Ордун, названный Родичем Побратим Ночи, рождённый для охоты во тьме и погибший в на войне, которую не следовало вестиначинать. Они были сложили головы последними; — остальные из его стаи погибли несколько недель назад. На Терре почти не осталось Волков, а из тех этих немногих дышало ещё меньше.
Затем И в этот миг враги, преследовавшие убегающих защитниковчто гнались за отступающими, пришли за нимвышли к нему. Он Воин поднялся, держа в руках не только свой цепной меч, но и включённый силовой клинок павшего вождя. Один меч разъяренно разъярённо взревел, другой сверкнул убийственной смертоносной молнией.
Это было Всё правильно. Так и должно быть.
Он столкнулся Машина столкнулась с одним из вычурных переходов между бастионами Меру и Арджуна, который его пилот даже при всём желании не смог бы заметить. Большую часть левой половины корабля оторвало, и обломки, вращаясь, попали в двигатели, натужно визжавшие до тех пор, пока пыль не задушила их полностьюокончательно. То, что осталось от корпуса, вылетело на ничейную землю, обломки и шрапнель фрагменты шрапнелью разлетелись во все стороны, рассекая неплотный и посекли разрозненный полк пехоты в цветах ГораХоруса, преследующий который преследовал колонну отступающей отступавшей Имперской Армии.
==='''ДевятьГЛАВА ДЕВЯТАЯ. Последняя шутка.'''===
– — Тэшка, – сказал Энварик — позвал слева от неенеё Энварик.
Он Энварик знал об этом. Она поведала ему об этом, когда Когда они только объединились, объяснивТрансакта поведала ему, как могла, что святая аура её оружия была одновременно невидимой невидима и смертельной смертельна для неподготовленных людей.
– — Ты говоришь про радиацию? – — спросил тогда Энварикмужчина. Трансакта-7Y1 кивнула, потому что таковым было так действительно звучало обыденное название той божественной ауры, излучаемой её оружиеморужия скитария. Энварик взглянул на карабин с латунным корпусом и светящимися внутренностями в её руках и пожал плечами.
– — Я получу болт в голову раньше, чем радиация доберётся до меня. Все Всё равно никто из нас не выберется из Принципа Принципии живым. Как тебя зовут? Они Вам вообще дают вам имена?
Она 7Y1 указала на серийный код, выгравированный на нагруднике.
– — Это не имя.
– Отлично— Хорошо, Трансакта-Семь-Игрек-Один. Я сержант Сайлас Энварик из Двенадцатого Гелианского стрелкового полка Геликанских стрелков. Похоже, мы умрём вместе.
– — Тэшка, – — повторил он, и это слово звуки едва можно было понять из-за приступа различались в приступе кашля, настолько сильного, что ему солдату пришлось снять маску и сплюнуть кровь на землю.
– Есть какие— Кто-нибудь признаки остальныхто из наших рядом?
Энварик Сайлас кивнул, и Трансакта-7Y1 прочла (как ей показалось) разочарование на его лице (той части, что которую она могла видетьрассмотреть). Между ребризером, очками и пятнами грязи его лица было виднелось не так уж много.
– — Ну, – Тэшка, — сказал онмужчина, тяжело вздохнув, – Тэшка, — мы с тобой прорвёмся. Всё равно остальные нас только задерживали.
Она Воительница знала, что он человек пытается быть смешным. Он упорно продолжал делать это, пытался пробовал шутить. Возможно, ему шутка даже было смешноудалась, но ТрансактаТрансакту-7Y1 была совершенно неспособна на лишили способности оценивать подобное. Она чувствовала слабое, но истинное чувство единства и благодарности за то, что он мужчина решил остаться. Он не принадлежал к её кладе, и она марсианка не испытывала ничего похожего на человеческие понятия об одиночестве или страхе, но его присутствиерядом Энварика, что было любопытнокак ни странно, приносило комфорт. Даже если оно было временнымлишь временное. Даже если оно убивало убивает его.
Энварик Сержант на мгновение прикрыл глаза, прислонившись затылком к стене. Земля сотрясалась от подземных толчков очередного катаклизма, развернувшегося неподалёку от их укрытия, но он не отреагировал. После каждого усилия ему требовалось всё больше времени на отдых.
– — Неплохо, неплохо, – — пробурчал Энварик с явно фальшивым энтузиазмом. – — Давай, пошли.
Они Пара снова двинулись впереддвинулась вперёд, не высовываясь. Приближаясь Приблизившись к тому, что когда-то было изогнутой внешней изогнутой стеной аудиториума, возникшей над ними а теперь просто возвышалось в пылинагромождением камня, они бойцы обнаружили тела трех трёх гелианцев. Те были , совсем недавно разорваны разорванные болтами. Они Скитарий и сержант прошли мимо, едва взглянув на трупы.
– — Сколько их? – — спросил её Энварик.
Она 7Y1 ввела символ и передала ему инфоплитуинфопанель. На его узком экране высветился символ значок ''[множество]''.
Энварик Сержант с гримасой боли бросил прибор обратно. Внутри пластексового пластекового ребризера кровоточили его дёсны кровоточили.
– — Ты срёшь мне в уши, – — сказал он.
– Обоссака— Обоссаться купоросом, – — выругался онЭнварик. Это было новое слововыражение, которое она 7Y1 не могла понять из контекста. Возможно, он человек говорил об инфекции мочевыводящих путей. – — Когда же нам улыбнётся удача, а?
– — Тэшка. Скажешь мне кое-что, пока мы не умерли?
– — Ты красотка под всем этим?
Ей потребовалось Потребовалось мгновение, чтобы обработать эту фразу. Её никогда не спрашивали о подобном.
Он Сквозь кровь Сайлас улыбнулся сквозь кровь.
– — Да, так я и думал.
==='''ДесятьГЛАВА ДЕСЯТАЯ. Последний страж.'''===
– — Было ли тебе одиноко, отец? Не поэтому потому ли ты создал нас?
С момента прихода Стоя в Тронный Зал отца Тронном зале, Вулкан много размышлял о том, сколько мастеров трудилось над этим шедевром и сколько времени заняла их работа. Как и многие другие работы изделия для Императора, она был заказана врата были заказаны и выполнена выполнены в тайне. Требовали ли художники и инженеры платы за свой гений и пролитый пот? Конечно, находились и такие. Были Стоило ли они, по понятным причинам, меркантильными в своих низменных интересахсчитать, что ими двигала низменная меркантильность? Да, кто-то былвероятно. Или большинству было достаточно того, что они удостоились чести внести свой вклад, трудясь с разрешения Повелителя Человечества в преддверии Его Тронного Залазала?
Какой Как бы то ни была истинабыло, подлинная трагедия заключалась в том, что эту уникальную работу дано было могли увидеть лишь немногимнемногие. Новые Врата врата Вечности, наследник этого имениунаследовавшие это имя, стоявшие закрытыми высились далеко над этими подземными залами, и были самым укреплённым и защищённым проходом в Империуме. Забытую дверь здесь, внизу, укрывало лишь мастерство.
– — Приветствую тебя, Малкадор, – сказал он, — не поворачиваясь, сказал примарх. – — Время пришло?
Малкадор Сигиллит безмолвно кивнул.
– Он выглядит здесь почти безмятежным— Здесь, принимая капитуляцию у этого человека, Он выглядит почти безмятежным. Будущее Его будущее ещё не было написанопредначертано. В те времена безумие, с которым мы столкнулись, невозможно было даже представить.
– Это было целую — С тех пор прошла целая жизнь назад, – — ответил Малкадор. В его голосе звучала старца звучали усталость, и кое-что похуже. Он звучал разбитымСигиллит казался подавленным. – — От Сангвиния нет никаких вестей. Как и от сил войска Хана у Львиных Вратврат.
– — Мы победим, Мал. Изгони пораженчество пораженческие нотки из своего голоса.
– — Да, всё может окончиться победой. – — Теперь, по крайней мере, в его голосе звучала задумчивость, а не поражениеобречённость. – — Но кто из нас выживет, чтобы насладиться ею?
– — Есть новости от Рогала?
– — Бастион Бхаб держится, но прорваться из него Дорн ещё пока не может покинуть его.
– — Сможет ли он покинуть его прорваться или нет, не имеет значения', – — сказал Вулкан. – Он — Мой брат слишком самоотвержен и слишком связан долгом, чтобы оставить свой пост. Он доверяет нам, Мал. Верит, что мы справимся без него. Мы его не подведём".
Малкадор Сигиллит явно чувствовал себя неуютно.
– Он — Дорн также прислал весть, что мертвецы оживают. Примарх на мгновение замер.
Вулкан на мгновение застыл.— Что он имеет в виду?
– Что он имеет в виду?Регент снова опёрся на посох, медленно выдыхая.
Малкадор оперся — Он говорит, что мёртвые с обеих сторон поднимаются — и идут на свой посох, медленно выдыхаяСанктум.
– Он говоритВулкан бросил последний взгляд на барельеф, что мёртвые с обеих сторон поднимаютсяизображавший отца, что они идут на Санктума затем отвернулся и двинулся обратно в Тронный зал.
Вулкан бросил последний взгляд на барельефПо сторонам сновали жрецы и адепты Механикус, изображающий отцазанимаясь своей работой, затем отвернулся и двинулся обратно в трудясь над секретными машинами Императора. Тронный Залзал менялся день ото дня, постоянно расширяясь, подвергаясь ремонту, лязгая металлом. Одни механизмы перегорали, другие появлялись. Непрерывный гул энергий Тёмной эры действовал многим смертным на нервы. Вулкану же он казался песней, мелодией не до конца освоенного дивного мастерства из легенд. Грохот перегруженных работой машин казался звуком утерянной эпохи. Чудом.
По бокам сновали жрецы и адепты МеханикусВсю стену занимал портал в Паутину. Через огромный закруглённый проём уже не удалось бы увидеть царство чужаков, занимаясь своей работойлежащее за пределами этого мира, трудясь над секретными машинами Императорано и состоящая из песчаника украшенная стена Тронного зала позади него тоже не просматривалась. Тронный зал менялся день ото дняЗащитники попытались уничтожить портал, постоянно расширяясьспалив пробудившие его механизмы и отключив источники энергии, ремонтируясьчтобы навсегда запереть проём, лязгая металлом; одни механизмы перегорали, другие появлялись. Постоянный гул мощи Темной Эры действовал многим смертным на нервыно тот остался приоткрыт. Для Вулкана же он был песней, мелодией Твари по ту сторону не до конца освоенного искусства из легенд. Грохот перегруженных работой машин был звуком утерянной эпохи. И он тоже было чудомдавали ране затянуться.
Всю стену занимал портал в ПаутинуТеперь Император держал его запечатанным силой собственной воли. Через огромный закруглённый проём больше нельзя было увидеть ни царство чужаков, лежащее за пределами этого мираОставленный с малой толикой своих возможностей, ни состоящую из песчаника украшенную стену Тронного Зала позади него. Они попытались уничтожить порталпредставлял собой огромное серое око, спалив пробудившие его механизмы и отключив источники энергии, чтобы навсегда закрыть проём, но проход остался приоткрыт. Он не закрывался до конца. Твари по ту сторону не давали ране затянутьсянепрерывно выдыхающее белый туман в Тронный зал.
Теперь Император держал его запечатанным силой волиДаже работавшие здесь смертные и слуги чувствовали тяжесть псионического давления. С толикой своих возможностей портал представлял собой огромный серый глазНосы кровоточили. Глаза краснели от кровавых слёз. Бионика аугментированных отказывала, их имплантированные органы и конечности сами по себе выходили из строя. Те же, непрерывно выдыхающий белый туман кто не обладал имплантатами, страдали от истощения мышц и медленно развивающейся эмболии. Иногда люди заговаривали на неизвестных им языках. Им снились сны о жизни, которую они никогда не вели. На их память наслаивались войны эры Раздора… Первобытное существование мальчика на берегах Сакарьи… Осязание зёрен пшеницы на кончиках пальцев, тяжесть первого болтера в Тронный Зал.руках…
Даже смертные Над всем этим, подвешенный в огромной паутине кабелей и слугиопор, работавшие возвышался Золотой Трон — центр грандиозной симфонии. Некоторые в Тронном зале, чувствовали тяжесть психического давления. Носы кровоточили. Глаза покраснели защищались от кровавых слёз. Бионика аугментированных отказывалаего света при помощи тёмных очков, их имплантированные органы и конечности сами по себе выходили из строя. Те же, кто не был аугментировандругие прикрывали глаза руками, страдали от истощения мышц и медленно развивающейся эмболии. Иногда они заговаривали на неизвестных когда им языкахприходилось поворачиваться к нему. Им снились сны о жизни, которую они Многие просто старались никогда не велисмотреть вверх. Их память была переписана войнами Эры Раздора... Примитивным мальчишеским существованием на берегах Сакарьи... Осязанием пшеницы на кончиках пальцевСам Вулкан не видел пылающей ауры — только слабый ореол, бьющий по глазам не сильнее, тяжестью первого болтера в руках..чем пламя свечи.
Над всем этимЕго отец сидел на Троне безмолвно — глаза закрыты, подвешенный лицо напряжено от импульсов боли. Император вцепился в огромной паутине кабелей и опорподлокотники, возвышался Золотой Трон – ядро всей симфониипальцы в перчатках сжимались в такт со спазмами. Некоторые в зале защищались от его света при помощи тёмных очковКогда-то загоревшая до бронзы кожа побледнела, другие прикрывали глаза рукамищёки впали, когда им приходилось поворачиваться в его сторонусловно Владыку Человечества изнутри пожирал рак. Многие просто старались никогда не смотреть вверх. Вулкан не видел пылающей аурыСлуги стояли на платформах по бокам, только слабый нимб светавытирая кровь, бьющий по глазам не сильнее пламени свечитекущую из Его закрытых глаз.
Его отец сидел на Троне, глаза были закрыты, черты лица напряжены от импульсов безмолвной боли. Император вцепился в подлокотники, пальцы в перчатках сжимались в такт со вздрагиваниями. Его загоревшая до бронзы кожа побледнела, а щёки впали, словно рак пожирал Его изнутри. Слуги стояли на платформах по бокам, вытирая кровь, вытекающую из Его закрытых глаз''«Вулкан».''
"''Вулкан''"Сначала имя прозвучало голосом отца.
Сначала его имя было произнесено голосом отца. Горькая ирония.
Он Прометеец повернулся к порталу, вглядываясь в серый туман несбывшихся амбиций.
"— '''''Вулкан'','''", – — повторил голос. – "— '''''Брат. Иди ко мне''.'''".
– — Это он?
– — Это он. – — Сердце Вулкана начало биться сильнее. – — Давай посмотрим, что он скажет напоследок.
Вулкан Последний Страж закрыл глаза и погрузился в драгоценную ложь.
Во сне его брат всё ещё выглядел как его брат. Пейзаж вокруг них представлял собой вулканический кошмар – царство черного неба и кипящей земли, место под стать дракону. В психическом молчании братья сошлись, встав друг напротив друга на арене нереальности.<nowiki>***</nowiki>
Каждый раз именно Во сне его брат приводил их обоих сюдавсё ещё выглядел его братом. Если же это происходило не по его желаниюПейзаж вокруг являл собой вулканический кошмар — царство чёрного неба и кипящей земли, торай дракона. Общаясь в псионической тишине, должно быть, это происходило по прихоти тех тварей, чьи когти обхватили его сердце. Вулкан больше не верилпримархи сошлись, что между этими вариантами осталась разницавстав друг напротив друга на арене нереальности.
Когда он смотрел на свое отражение в пруду из вулканического стеклаКаждый раз именно его брат приводил их обоих сюда. Если же это происходило не по его желанию, то видел себя измождённым до предела, именно такимдолжно быть, каким себя чувствовал. Это можно было легко скрыть в Тронном залепо прихоти тех тварей, но не здесьчьи когти обхватили его сердце. В этом месте Вулкан выглядел как дракон на грани истощения. Его чешуя больше не переливалась изумрудным блеском; вместо этого она потускнела, словно блеклый нефрит. Глаза, раньше огненно-красные, сузились и померкли от муки. Даже огонь внутри него был не больше чем тлеющими углямиверил, слабым мерцанием теплачто между этими вариантами осталась разница.
– Мне ненавистно видеть тебя такимЕго брат, – сказал Колдун, медленно спустился в дымке очищающего света. В Сияние согрело Дракона, разогнало кровь и срастило внутренние раны в его единственном глазу светилось состраданиетеле. – БратСвет обещал истинное исцеление, так не должно бытьесли только Владыка Змиев перестанет сопротивляться.
– Ты мне — Невыносимо видеть тебя таким, — начал Колдун. В его единственном глазу сверкало сострадание. — Брат, так не братдолжно быть.
Дракон зарычал, переместив своё израненное тело. Болели даже его кости. Они посылали импульсы холода сквозь мясо мышц— Ты мне не брат.
– Ты всё ещё отвергаешь меня, – сказал колдунДракон рванулся и зарычал. В его израненном теле болели даже кости, в его словах звучало сожалениепосылая импульсы холода сквозь мясо мышц. – Разве не я привёл тебя сюда, на Ноктюрн, чтобы облегчить твой дух?
Дракону рассмеялся— Ты всё ещё отвергаешь меня, — произнёс Колдун, и в словах прозвучало сожаление. — Разве не я привёл нас сюда, хотя на вкус это была пыльНоктюрн, а не огонь.чтобы у тебя стало легче на душе?
– Это не Ноктюрн, – сказал он. – Звёзды висят на небе там, где им положено, но их свет неверен. В скалах протекают ровно те же химические процессы, но камень на ощупь фальшивДракону удалось рассмеяться. Это воспоминания тогоНа вкус это отдавало прахом, кто видел Ноктюрн, но так и не постиг его. Он никогда а не любил мой родной мирогнём.
Дракон— Это не Ноктюрн, несмотря — сказал он. — Звёзды висят в небе там, где им положено, но их свет неверен. В скалах протекают ровно те же химические процессы, но камень на пульсирующие болью суставыощупь фальшив. Это воспоминания того, обнажил свои хрупкие клыки в усталой улыбкекто видел Ноктюрн, но так и не постиг его. Он никогда не любил мой родной мир.
– ОнДракон, – добавил оннесмотря на пульсирующие болью суставы, – или ''оно''обнажил хрупкие клыки в усталой улыбке.
Колдун опустился на одно колено— Он, являя собой воплощение не способной навредить вежливости. Его голос— добавил ноктюрнец, дрожащий от эмоций, едва ли поднимался выше шепота— или ''оно''.
– Я – это всё еще яКолдун опустился на колено, братвоплощая собой кроткую деликатность. Я говорю правдуЕго голос, дрожащий от эмоций, едва ли поднимался выше шёпота.
Дракон вздохнул еще раз— Я — всё ещё я, брат. Я говорю правду.
– Правда, если она вообще имеет значение во сне, заключается в том, что мой брат давно умер. Ты не Магнус. Ты – идея Магнуса, придуманная невозможным богомДракон снова вздохнул.
Смех эхом разнёсся вокруг. Смех тысячи насмешливых голосов— Правда, восхищённых шуткойесли она вообще имеет значение во сне, которую мог понять только один из братьевзаключается в том, что мой брат давно умер. Дракон пополз прочь от хора безумного смехаТы не Магнус. Колдун стоял в тишине, излучая состраданиеТы — представление тёмного бога о Магнусе, терпение и пониманиене имеющее ничего общего с реальностью.
– Как ты можешь не слышать этот Вокруг эхом разлетелся смех? – спросил . Тысяча голосов глумливо восхищалась шуткой, которую мог понять только один из братьев. Драконотполз прочь от безумного хора. – Над тобой без конца насмехается богКолдун стоял молча, излучая сострадание, которому ты якобы не молишьсятерпение и понимание.
– Здесь нет никакого смеха— Как ты можешь не слышать этот хохот? — спросил Владыка Змиев. — Над тобой без конца насмехается бог, – сказал Магнус Красный. – Я которому ты якобы не слышу ничего, кроме твоей лжи, Вулканмолишься.
Дракон слабо улыбнулся— Здесь никто не смеётся, оскалив клыки— возразил Магнус Красный. — Я не слышу ничего, кроме твоей лжи, Вулкан.
– Хватит. Хватит с меня тебя и сущностиДракон слабо улыбнулся, что даёт тебе жизнь. Оставь меня в покоеснова оскалив клыки.
– Впусти — Хватит. Хватит с меняи тебя, – возразил колдун. – Это только начало твоей болии сущности, братчто даёт тебе жизнь. Я предвижу Оставь меня в твоём будущем такие муки, что даже ты не сможешь их вынести. Но эта боль закончится с милосердием, которое я принесу. Вместо опустошения я предлагаю тебе просвещениепокое.
Дракон не дерзнул повернуться спиной к одноглазому брату даже здесь— Впусти меня, во сне— воскликнул Колдун. Ползя по камням— Это только начало твоей боли, он медленно удалялсябрат. Я предвижу в твоём будущем такие муки, но его взгляд что даже ты не отрывался от Колдунасможешь их вынести. Но эту боль изгонит милосердие, которое я принесу. Вместо опустошения я предлагаю тебе просвещение.
– Дракон не дерзнул повернуться спиной к одноглазому родичу даже здесь, во сне. Ползя по камням, он медленно удалялся, ни на миг не отрывая взгляд от Колдуна. — Впусти меня, – — повторил Магнус. – — Сколько сил осталось у отца? Сколько времени ещё будет длиться Его драматичное неповиновениетеатральное сопротивление? Час? День? Небо над облаками из пепла кипит от явления богов— сюда явились боги. С Ханом покончено. Гиллиман всё ещё потерян блуждает в бесконечной чернотетьме. Ангрон топит Палатинское кольцо в имперской крови, и скоро он сломит сломает Сангвиния. Судьба поёт обо всем всём этом, Вулкан. Я ''обязательно'' доберусь до портала в Паутину. Я ''обязательно'' разрушу барьеры отца. В миллионе вариантов будущего я уже сделал это. Не заставляй меня сломать вынуждай ломать и тебя.
– Я не — Не уверен, что меня можно сломать.
– — Ты всё же можешь умереть, Вулкан. Тебя можно рассоздать. Всё, у чего есть смертные истоки, может быть расплетено под звуки колыбельной забвения. Пожалуйста, не заставляй меня стать тем, кто покончит с тобой.
– — Неужели твоя судьба поёт и об этом?
– — Брат, мне горько говорить об этом, но да. Противостоять мне – — значит подвергнуться уничтожению. Я бы хотел, чтобы это было не так. И этому не обязательно быть так.
Дракон сумел Дракону хватило сил улыбнуться в ответ. Он был слишком утомлён, чтобы забавляться, но настойчивость Колдуна всё жё же зажгла в глубине души нечто похожее на веселье.
– — Из всех неудачников в нашей семье, – — сказал Дракон он сквозь стиснутые зубы, – — ты ставишь себя превыше остальных, с комфортом укутавшись в свои иллюзии. По крайней мере, у других хватает мужества признать, во что они превратились. Только ты, Магнус... Магнус… Только ты всё ещё – — ''всё ещё'' – — не можешь увидеть, кто ты есть на самом деле.
– — Вот и ты, — Дракон выдохнул эти слова, чувствуя, как внутри пробуждается огонь, пробуя на вкус дым, проходящий между его больными зубами. — Вот и ты, брат.
Дракон выдохнул эти слова'''''— Он должен умереть, чувствуяВулкан, как внутри пробуждается огонь— прорычало существо, пробуя на вкус дымбывшее Магнусом Красным. — Из-за него наш вид исчезнет. Впусти меня. Позволь мне исцелить все раны, проходящий между его больными зубамичто он нанёс. Встань подле меня! Тебе не нужно умирать вместе с остальными.'''''
– Вот и ты, брат. – '''''Он должен умереть, Вулкан''''', – прорычало существо, бывшее Магнусом Красным. – '''''Из-за него наш вид исчезнет. Впусти меня. Позволь мне исцелить все раны, что он нанёс. Встань подле меня! Тебе не нужно умирать вместе с остальными'''''. Дракон ничего не сказал пред лицом такого гнева. Он отполз подальше от неизбежности победы брата, от смеха бога брата его покровителя и от самого сна. Ему нужно было Нужно беречь свои силы. Он не мог Нельзя тратить их здесь. Его отец Отец нуждался в нём.
– — Он явил себя, – сказал — изрёк Сигиллит, его голос . Голос едва доносился сквозь нарастающий гул пробуждающихся машин Императора. – — Так ведь?
– — Он не собирался этого делать. Сомневаюсь, что он заметил, как сбросил маску. По правде говоря, я не уверен в том, что он вообще знает, как сейчас выглядит. Его праведность способна задушить всех нас. Он ослеплён светом собственного нимба.
– — Кто-то может сказать, что в этом отношении Магнус является сыном своего отца.
– — Вы критикуете нашего Императора, о благородный регент?
– — Это всего лишь наблюдение. Прозрение в восприятии других людей. – — Малкадор не выказал ни веселья, ни стыда, оставаясь сверхъестественно нейтральным.
– — Давай покончим с этим.
– — Тогда идём. Всё готово.
Долго ждать было нельзяВремени мало. Малкадор настойчиво внушал ему эту мысль, хотя он не нуждался в подобных напоминаниях. Вулкан никогда не видел в Малкадоре Сигиллите ничего более похожего на сдающие нервы, чем то, что как он стремился сделать очевидное ещё более очевидным.
"''Такова «Такова ли твоя воля, отец?''"»
Он Прометеец высоко воздел Урдракул. Узоры электрического света отразились от оружия, когда механизмы Тронного Зала зала достигли крещендо своей техномагической песни. Машины Императора выли, ревели, плевались предупреждающими сигналами. В ту же секунду, не показав несинхронности в своих действиях ни на один удар сердца, каждый кустодий и каждая сестра безмолвия Сестра Безмолвия за его спиной подняли оружие наизготовку.
=='''Часть 3. Дорога к вечностиЧАСТЬ ТРЕТЬЯ.ДОРОГА К ВЕЧНОСТИ'''==
==='''ОдиннадцатьГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ. Роза, вспоенная кровью.'''===
– — Держись, – — прошептала она своему кораблюфлагману. – — Мы проходили и через худшее, не так ли?
– — Где же твои манеры? – — сказала она емукапитан. – — Это мои личные покои.
Это должна Должна была быть получиться шутка между солдатами, прослужившими вместе много лет, но у неё получилось Лотары вырвалось лишь хриплое бормотание, едва достигшее её собственных ушей. Кхарн либо не услышал, либо не захотел отвечать. Он Воин отвернулся, глядя мимо флота на удушливую сферу Терры. Ядовитые приливы варпа заменили ночное небо вокруг колыбели человечества.
– — Ты останешься здесь? – — спросила она у фигуры Саррин фигуру у окна. – — Если да, то не мешай.
– — Тебе повезло, что ты выжил.
– — Но ведь ты не выжил, не так ли?
– "Завоеватель"— «Завоеватель»'', – '' — протрещал голос в воксе. – — ''Это "Мстительный дух"'' «Мстительный дух»''. Защищенный Защищённый канал установлен. Вы можете говорить.''
– Это — Говорит Саррин. – — Лотара усилием воли вернула своему голосу прежнюю силу. – — Пожалуйста, подключите голопередачу.
– — Мне нужен Магистр магистр войны, – — сказала она. – — Я использовала свой допуск высшего уровня. При всем всём уважении, Аргонис, я устала каждый раз видеть твоё лицо.
Кенор Советник магистра войны Кинор Аргонис, советник Магистра войны, склонил голову в знак сочувствия.
– ''— Я – — голос Гора Хоруса Луперкаля, мои . Мои слова – — это его слова.''
– — Если эти слова исходят из твоего рта, то это не слова Магистра магистра войны, не так ливерно же?
– ''— Капитан Саррин, – — сказал он наконец. – — Вежливы, как и всегда.''
– — Советник, пожалуйста , объяснитесь.
– — Сукин сын, – Лотара выругалась, — не сдерживаясь, выругалась Саррин. Сейчас она была больше всего похожа на себя за последние месяцыпоходила на себя. – — Ублюдочный космодесантник-молокосос.
В Вдруг в конце этой фразы гололит снова вспыхнул и ожил. На этот раз это был устройство показало не АргонисАргониса. Фигура, ссутулившаяся с уязвлённым величиемв уязвлённом величии, возвышалась над белым керамитом и витым металлом. В запавших глазах, ярких скорее от лихорадки, чем нежели от блеска разума, виднелась боль. Металлические когти длиной с целый меч барабанили по подлокотнику трона со звоном, слышимым что слышался через вокс.
– — ''Надеюсь, вы говорили не про меня? – '' — спросил он. Лотара отсалютовала, прижав кулак к сердцу.
Лотара отсалютовала, прижав кулак — Мой магистр войны. Я обращалась к сердцувашему советнику. Он меня раздражает.
– Мой Магистр войныХорус махнул рукой, приняв её ответ, и на долгие мгновения установилась тишина. Я обращалась к вашему советникуЛотара услышала, как вне поля зрения прозвучало её имя. Он меня раздражаетНаверняка Аргонис.
Гор махнул рукой, приняв её ответ, и на долгие мгновения установилась тишина. Лотара услышала, как вне поля зрения прозвучало её имя. Она была уверена, что там был АргонисПримарх снова улыбнулся.
Гор снова улыбнулся''— Капитан Саррин… Лотара Саррин, капитан боевого корабля «Завоеватель».Надеюсь, всё в порядке. Чем я могу быть полезен?''
– Капитан Саррин. Лотара Саррин, капитан боевого корабля "Завоеватель". Надеюсь, всё в порядке. Чем я могу быть полезен?— Магистр войны Луперкаль…
– Магистр войны Луперкаль..Хорус прервал её.
Гор прервал ее. – ''— Роза, вспоенная кровью.''
– Меня... — Меня… удивляет, что вы знаете об этой поэме, Магистр магистр войны.
Гор провел Луперкаль провёл рукой в перчатке по бритой голове, настолько расслабленно, насколько это вообще возможно для полубога в непринужденной непринуждённой беседе.
– ''— Её ведь написал сочинитель саг Эврикидас ДеМартосде Мартос? Что с ним случилось, капитан Саррин?''
ДеМартос Де Мартос погиб вместе со всеми остальными летописцами на борту "Завоевателя"''«Завоевателя»'', когда Ангрон отдал приказ навсегда покончить с их постановками. По мнению Лотары, невелика потеря.
– — Его убил Кхарн, повелитель. – "''И — «И получил от этого огромное удовольствиеудовольствие».''" – — Я только сожалею, что мы не смогли уничтожить и поэму.
– — ''И правда. – Гор ,'' — Хорус усмехнулся.
– — Магистр войны, я хотела бы спросить... – спросить… — начала она, но Гор Луперкаль снова прервал ее, его улыбка её. Улыбка примарха превратилась в оскал.
– ''— И в преклонении враги дарили ордена, врезая в плоть ихшрамами шрапнели и огнём из ниоткуда.''
– — Магистр войны, я хочу нам нужно поговорить о снабжении флота. Пепел оседает, и мы можем собирать больше ресурсов с поверхности. Мой экипаж голодает и умирает от жажды. Я...Я…
Она Саррин видела, что Гор Хорус не слушает. Его ухмылка исчезла, и магистр войны с холодной уверенностью Магистр войны расчётливостью поманил кого-то большим когтем.
– ''— Малогарст, подойди ко мне.''
– ''— Я устал, капитан Саррин. – — Голос Гора был лишён Хоруса звучал лишённым эмоций, практически лишён и почти лишённым жизни. – Я полагаю— Полагаю, как и вы. Да. Мы все устали, не так правда ли? Но наш триумф близок. Он так близок. Я обещаю вам.''
– — Магистр войны, пожалуйста...пожалуйста…
На Однако на этом она прерваласьЛотара осеклась. Ей не нравилось, как он собеседник посмотрел на неенеё, — в его болезненных глазах прмелькнула промелькнула внезапная пылкость.
– ''— Ты даже не понимаешь, да?''
– — Понимаю что, лорд?
– ''— Что ты не она. Ты не Лотара Саррин.''
Прежде И прежде чем она смогла собраться Лотара собралась с духом для ответа – — она понятия не имела понятия, что сказать – , — всё закончилось. Сигнал прервался. Гор Хорус исчез.
==='''ДвенадцатьГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ. Брат Братья по цепи.'''===
"Лэндрейдер" «Лэндрейдер» нёсся по пустоши, качаясь раскачиваясь и трясясь на пересечённой местности. Каргос, находящийся в находившийся у турели стрелка, сжал рукоятку тяжёлого болтера, направив и направил ствол на проступающие сквозь пыль проступавшие в пыли фигуры. Они Танк быстро приближались приближался к арьергарду колонны беженцев. То был чёртов конвой— чёртову конвою, двигавшийся что следовал через пустошь к Санктум Империалис. Судя по его размерам, для последнего рывка к безопасному месту убежищу в нём слились сразу несколько обозов с беженцами людьми и отступающие силы легионеров.
"''Скоро''"«Скоро, – — мысленно сказал он Гвоздям. – "''— Почти пришли''"приехали».
Они Имплантаты укусили в ответ, не успокоившись. У Гвоздей Гвозди не было имели терпения – приготовления для них были бессмысленны; , не считывали смысл приготовлений — они питались только эмоциями. Им нужны были адреналин Жаждая адреналина и кровькрови, и Гвозди они будут наказывать его апотекария до тех пор, пока не получат своегосвоё.
– — ''Что ты видишь? – '' — спросил Инзар изнутри танка.
– — Он большой. Чтобы разгромить его, нам нужно ударить со всей силы.
"''Пример «Пример для подражания для своих сыновей''", – — как сказал проповедник. – "''Мессия''"— Мессия».
Он Апотекарий повернул магнокуляры магнокль на запад. Теперь он мог смутно видеть видел смутный намёк, смутную неясную тень где-то там, где должен был находиться горизонт. Это была , — последняя из стен, которую следовало осадить, далеко отсюда, но недостаточно далеко.
– — Я вижу Санктум.
– ''— Мы подбираемся слишком близко к Санктуму. – , — прорычал Инзар капеллан в ответ. – — Давай это будет быстрый рейд. Начали и закончили, друг мой. Никаких последних отчаянных боёв. Никакого геройствованиягеройства. Оставь это для финального штурма.''
Бывшие их Имперский конвой, который они выбрали своей целью имперские конвои замедлял , тормозил груз ответственности. Под Неспособные себя защитить раненые и гражданские двигались под прикрытием легионных танков и бронетехники Имперской армии двигались не способные защитить себя раненые и гражданскиеАрмии, но прорваться сквозь уступающих числом защитников и разделить их силы на части было доваольно довольно просто. Даже их "Лэндрейдер"«Лэндрейдеру», несущийся несущемуся по рыхлой земле со скоростью едва ли сорок километров в час, был достаточно быстрхватало прыти, чтобы догнать разъезды у краёв отягощённого конвоя.
– — Зачем ты это делаешь? – — спросил он у ИнзараНесущего Слово. Проповедник улыбнулся.
– — Мне нравится медитировать под мелодию просветления.
– — Проповедник, – — поприветствовал его Каргос.
– — Мой друг, – — ответил ИнзарНесущий Слово.
– — Мы возьмем возьмём этот "Лэндрейдер"«Лэндрейдер», – — сказал капеллан, не отвлекаясь от скальпированиядела.
– — Как скажешь, – — уклончиво проворчал Каргос.
– — Поможешь с этим?
– — За Императора, – — поклялся Имперский Кулак. – — За Императора.
– — Да, даконечно, – — хмыкнул Инзар.
Приблизились Подошли другие воины – космодесантники — смесь всех девяти легионов Магистра магистра войны, с каждым сражением становившаяся всё более привычной. Инзар привязал свой новый скальп к поясу, используя волосы мертвеца и порцию цемента для брони. Он , и оглядел собравшихся астартес.
– — Кто-нибудь хочет сесть за штурвалруль?
Тяжелый Тяжёлый болтер бился в руках Каргоса. Он сгрёб его в охапкуАпотекарий покрепче сжал оружие, стреляя, чтобы покалечить, а не убить. "Носорог" Двигавшийся впереди «Носорог» Белых Шрамов, двигавшийся впереди них, с грохотом сбросил левую гусеницу, теряя скорость и выпадая из строя. Они промчались мимо, и Каргос ухмыльнулся, когда две машины Пожирателей Миров развернулись в сторону отставшей добычи. Всё, на что его хватило, — это не спрыгнуть с крыши танка и не присоединиться к резне.
– — В твоей мысли больше философии, чем ты признаёшь.
– — Не вижу никакой философии, – — признался он.
– — А я думаю, что видишь, – — сказал Кхарн. – — Но предпочитаешь считать, что ты себя просто воинвоином. Удачи в яме, Плюющийся кровью"Кровью.
Болт ударился о О бронепластину "Лэндрейдера" «Лэндрейдера» всего в метре от негоударил болт, и его детонация вернула Каргоса к реальности. Он почувствовал ощутил укол Гвоздей, наказывающих его за рассеянность. Развернув орудие, он апотекарий открыл огонь по ближайшему "Носорогу"«Носорогу», целясь в его гусеницы.
''...падает на землю, рыча в пыли, когда мимо проносится Белый Шрам. Он падает в самую гущу пыли. Дитя Кровопролития на земле вне пределов досягаемости, но это неправда, потому что одним рывком он тянет цепь, и топор прыгает к нему в руку, он хватает топор и снова поднимается на ноги.''
''...слышит остальных через вокс, он почти может разобрать смысл их слов; их превзошли числом, к конвою подошли подкрепления, им нужно отступать; но он не может, просто не может. Бой продолжается, и отступать нельзя, бежать нельзя, Гвозди расколют его череп, если он попытается, они превратят химикаты в его голове в кислоту и смолу.''
''...поворачивается в пыли, шатаясь, спотыкаясь о последнего убитого им Кровавого Ангела, и Гвозди вдавливаются в его череп, как расплавленные поршни. Там, среди срадающихся теней, среди пепельных силуэтов, он видит офицера, удерживающего позицию и отдающего приказы. Шатающеся походкой Каргос бежит к нему, его мышцы горят, а жужжащее Дитя Кровопролития поёт свою песню.''
=[[Файл:Echoes of eternity1.jpeg|центр|мини|''Каргос Плюющийся Кровью сходится в дуэли с Нассиром Амитом'']] =='''ТринадцатьГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ. Слишком ценный, чтобы умереть.'''===
Аркхан Архан Лэнд нажал на курокспусковой крючок. Воин перед ним дезинтегрировалразвоплотился, быстро и безжалостно уничтоженный на атомном уровне. Альфа-легионер еще Легионер ещё кричал, когда почти семьдесят процентов его тела превратились в дымку.
"''Потрясающе"''«Потрясающе», — подумал Лэнд, несмотря на то, что сам едва не обоссалсяобмочился.
Лэнд Архан вцепился в твёрдую землю: он был , слишком напуганнапуганный, чтобы притихнуть где-то в одном месте и не высовываться и двигаться медленно, и одновременно боялся встать и побежать, рискуя навлечь на себя шальной огонь. В результате столкновения противоречивых страхов он сгорбился и передвигался всё же вприпрыжкупобежал. Неизменное чувство Неизменный инстинкт самосохранения было всегда был одной из самых ярых добродетелей Лэнда, и оно не раз сослужило прекрасно ему прекрасную службуслужил. Однако оноэто же, как правило, не красило его как мужчину. На бегу Лэнд техноархеолог вопил, умоляя Зефона прийти на помощь, умоляя да и вообще кого угодно , спасти его, помочь ему. Несколько раз он даже выкрикнул своё собственное имя, сообщая всем, кто сражался в пределах слышимости, что он – тот самый Аркхан Архан Лэнд, и его работа слишком ценна, чтобы умереть здесь вот так.
"''Если Зефон погиб всего через несколько дней после того«Если Зефона убьют, как едва я вытащил его из стазиса...''"стазиса…»
'...атакован — …Атакованы рейдерами, в четырех четырёх километрах к востоку от Дельфийского укрепления...'Дельфийской стены…
Лазерный Воздух над головами прошил лазерный огонь прошил воздух над ними. Мимо прогрохотал дымящий из-за от внутреннего взрыва бронетранспортер "Носорог"броне транспортёр «Носорог», заглушивший заглушив большую часть слов речи офицера. Болты ударялись и взрывались о его побитую броню, пока он ехал мимоПо побитой броне машины молотили реактивные болты. Лэнд ещё сильнее вжался в сотрясающуюся трясущуюся землю, пока офицер продолжал криками запрашивать подкрепление. На одно услышанное слово приходилось три-четыре, заглушённых проглоченных войной.
'...почти — …Почти у Санктума... Санктума… налётчики Астартес... -астартес… тысячи мирных жителей...'жителей…
Солдат Вдруг солдат резко умолк, потому что был мёртвумер. Луч волкитного оружия Волкитный луч пронзил его грудь, и форму вокруг дыры лизало лизнуло пламя, когда тот упал назад аморфной кучейповалился на спину.
Он Однако не успел сделать несколько и нескольких шагов, прежде чем удар сзади сбил его с ног, и в . В него врезалось что-тонечто, что было похоже похожее скорее на грузовик. Лэнд ударился о землю Техноархеолог распластался на земле и перекатился, извергнув священное бинарное проклятиеот того, когда что его пистолет проскользил по землевыскользнул из руки.
Нарастающая истерика, которую он с болью осознавал, начала заполнять его горлоГорло начало сдавливать от болезненного осознания собственной нарастающей истерики. Лэнд кричал о помощи, зная, что в сражении никто не услышит его заглушённый ребризером голос, а бесполезный вокс не поможет ему пробиться сквозь ревущие и раздирающие цепные мечи и гремящие в фицелиновой какофонии болтеры. И всё же чудесным образом это сработало.
"''Я «Я смогу, я обязательно справлюсь с этим''", – эти слова пронеслись — пронеслось в потоке мыслей. "''— Масляная ссанина Бога-МашиныМашинного бога, больно, как же это больно, нужно ! Нужно добраться до Санктума, справлюсь там разберусь с этим там, пески этим… Пески Священного Марса, как же больно''".больно…»
– — Я не могу идти! – — заорал он на Астартескосмодесантника, в тени которрого которого лежал. – — Помогите мне подняться!
– — Ты Аркхан Архан Лэнд.
''Гвардеец «Гвардеец Смерти'', — Лэнд то ли прошептал это вслух, то ли произнёс про себя.Он не был уверен. — Омниссия, защити меня…»
Он то ли прошептал эти слова вслухВ книгах о войне часто пишут, то ли произнёс их про себячто в моменты решающего противостояния время замедляется. Он не был уверенАрхан всегда считал это описание в лучшем случае квазипоэтическим, а в худшем — смехотворным, и потому похолодел, когда почувствовал, что воздух вокруг сделался плотным, а возвышающееся над ним нечто задвигалось поразительно заторможенно, словно под водой. Единственный вдох потребовал всех внутренних сил и занял целую вечность.
''Омниссия— Ты — Архан Лэнд, защити меня.— заключил Гвардеец Смерти, потянувшись к техноархеологу.— Ты крайне ценен.''
В книгах о войне часто пишутЛэнд возопил, что солгал, что в моменты решающего противостояния время замедляется. Аркхан он не Архан Лэнд всегда считал это описание в лучшем случае квазипоэтическим, а в худшем – смехотворнымчто Архан Лэнд давно мёртв, и поэтому похолоделчто Архан Лэнд погиб, когда почувствовалпала Последняя стена. Но эти протесты, как воздух вокруг него стал плотнымбездумно выкрикиваемые на марсианском готике, а возвышающееся над ним нечто пошевелилось так медленно, словно оно было под водой. Единственный вдох потребовал всех его сил и занял целую вечностьничего не дали.
– Ты – Аркхан Внезапно из пыли возник солдат Имперской Армии, покрытый пеплом, как всё вокруг, и вонзил штык лазерной винтовки в брюхо Гвардейца Смерти. Лэндв благодарном ужасе смотрел на каждую деталь разворачивавшейся картины: на пустой разъём для батареи оружия, – заключил Гвардеец Смертина испуганный взгляд с лица, наполовину скрытого пластековым респиратором, даже на трепет в сузившихся глазах солдата, потянувшись к нему. – Ты крайне цененпока он вдавливал штык всё глубже в клубок скользких кишок.
Солдат Имперской АрмииКем бы ни был этот безрассудно храбрый смертный, покрытый пепломон поплатился за свою отвагу, как всё упав на колени и вся вокругвизжа, появился из пыли пока его лицо и вонзил штык лазвинтовки в кишки Гвардейца Смертиподнятые руки буквально растворялись. Лэнд в благодарном ужасе смотрел на каждую деталь этой картины: на пустой разъём для батареи лазружьяКрик Архана слился с воплем умирающего, на испуганный взгляд, наполовину скрытый пластековым респиратором, даже на трепет в сузившихся глазах солдата, пока он вдавливал штык всё глубже ненадолго превратив предсмертную песнь в клубок скользких кишокдуэт.
Паралич грозил полностью охватить ЛэндаА третий визг, на этот раз механический, превратил её в хор. Он едва пошевелилсяНа землю обрушилась ещё одна фигура, как Гвардеец чью спину укрывали сдвоенные турбины прыжкового ранца. В броню Гвардейца Смерти изверг поток желчи через ротовую решетку шлемаврезался цепной меч, обдав ею солдатавысекая искры.
Кем бы ни был этот безрассудно храбрый смертный«Зефон, он поплатился за свою отвагу— подумал Лэнд, упав на колени и визжа, пока его лицо и поднятые руки растворялисьобезумев от облегчения. Крик Лэнда слился с криком умирающего— Зефон, ненадолго превратив предсмертный вопль в дуэтнаконец-то».
Третий визг''—'' Это Архан Лэнд, на этот раз механический и порождённый воем турбин— прохрипел раздувшийся предатель, превратил его в хоротбивая бешеные удары клинка своими бронированными предплечьями. Еще одна фигура ударилась о землюКерамит ломался и крошился, её спину венчали сдвоенные турбины прыжкового ранцавынуждая больного легионера отступать шаг за шагом. Цепной меч воина врезался в броню Гвардейца Смерти, высекая искры— Глупец! Он ценен.
"Имя Зефона умерло на устах Лэнда. Гребень ''Зефонкадере ремиссум''"на шлеме новоприбывшего был трофеем, – подумал Лэндкоторый носили только брызжущие слюной псы XII легиона. На протяжении этой войны уже поступали сообщения, обезумев от облегчения. – "''Зефон. Наконец-то''"что Пожиратели Миров в беспричинной жажде крови обращаются против своих же, и сейчас Архан воочию наблюдал это вблизи.
''–'' Это Аркхан Лэнд, – прохрипел раздувшийся Гвардеец Смерти, отбивая бешеные удары меча своими бронированными предплечьямиЕго вовсе не спасали. Керамит ломался и крошился, вынуждая больного легионера отступать шаг Враги сражались за шагом. – Глупец! Он цененнего друг с другом.
Имя Зефона умерло на устах ЛэндаЛэнд перекатился, волоча раздробленную ногу, и пополз по неровной земле. Гребень ''caedere remissum'' на шлеме новоприбывшего был трофеемДвигаться было непривычно тяжело. В один миг его посетили две мысли, который носили только брызжущие слюной псы XII Легиона. На протяжении этой войны уже поступали сообщенияодной из которых была холодная уверенность, что Пожиратели Миров в беспричинной жажде крови обращаются против своих жеу него болевой шок и только поэтому он вообще может ползти, и сейчас Лэнд воочию наблюдал это вблизиа не кричит от боли.
Его вовсе не спасали. Его враги сражались за него.Вторая, куда более практичная мысль, вопрошала: «Где мой пистолет, куда он упал, в какой стороне, где…»
Лэнд перекатилсяВ пыли, волоча раздробленную ногумежду схлестнувшимися тенями воинов-чудовищ, и пополз по неровной к землеприльнула крошечная фигурка. Двигаться было непривычно тяжелоСилуэт мог бы походить на худого ребёнка, если бы тот обладал длинным хвостом и огромными бионическими глазами. В один миг его посетили две мыслиНо то был не ребёнок, одной из которых была холодная уверенность, что у него болевой шокравно как и не обезьяна, хотя фигура относительно точно напоминала её. Это был эксперимент генетического и только поэтому он вообще может ползтикибернетического гения, а не кричит от боли в ногевоссоздавшего давно вымерший вид терранских приматов. В своих ловких маленьких когтях существо держало упавший пистолет Лэнда.
Второй, гораздо более практичной мыслью была "''Где мой пистолет, куда он упал, в какой стороне, где— Сапиен! — позвал Архан...''"
Там, в пыли, между сражающимися тенями воинов-чудовищ, стояла прильнувшая к земле крошечная фигуркаЗверёк приблизился. Это мог бы быть силуэт худого ребёнка, если бы тот обладал длинным хвостом и огромными бионическими глазами. Но то был Манера движений не ребёнок, равно как и не обезьяна, хотя фигура относительно точно напоминала еёроднила его с настоящими приматами. Это был эксперимент генетического и кибернетического гения, воссоздавшего давно вымерший вид терранских приматов. В своих ловких маленьких когтях существо держало упавший Обезьянка положила пистолет Аркхана Лэндас атомными пулями в протянутые руки своего хозяина.
– Сапиен! – позвал Лэнд. Сапиен приблизился, его прыжки отнюдь не напоминали настоящих приматов. Он положил пистолет с атомными пулями в протянутые руки своего хозяина. – — Хороший мальчик, – — прошептал Лэнд сквозь слезыслёзы. – — Мой самый лучший мальчик.
– — Кровь, – — выдохнула тварь через вокалайзер своего вокализатор шлема, слова . Слова сплавились с горловым смехом. Казалось, его предателя забавляло миниатюрное оружие в руках своей жертвы. – — Кровь для...для…
– — Кровь для Бога-МашиныМашинного бога, – произнес он — произнёс техноархеолог сквозь стиснутые зубы.
– — Позови на помощь. – Лэнд — Магос посмотрел на псиберпсайбер-обезьяну спутника сузившимися глазами. – — Найди Зефона, найди или Амита, найди . Найди кого угодно.
ЧтоНад головой пронеслось что-то огромноегромкое, большое и металлическое и громкое пронеслось над головой, оставляя оставив за собой огонь. Снаряд титана, штурмовик, стрелявший по наземным целям... Он целям… Архан не знал, для него это была лишь вспышка огненной пламенной тьмы, которая только что была рядом, а в следующую секунду исчезла. Лэнд Он хотел продолжать ползтидальше, но с какой цельюзачем? Сапиен отправился за подмогой и мог не найти его, если он продолжит движение. Кровь Омниссии, он всё равно едва ли мог двигатьсяшевелиться.
Вдалеке виднелась "Химера". В Поодаль в пыли были видны её виднелись очертания«Химеры». Укрытие. Пусть жалкое, но всё же ''укрытие''. Но будучи так далеко, да ещё учитывая одну оставшуюся ногу, для Архана с его одной оставшейся ногой этот войсковой транспорт мог с таким же успехом находиться на другом краю света.
Ещё Небо над ним пронзила ещё одна огромная чёрная фигура пронзила небо над ним, на этот раз достаточно низко, чтобы можно было различить силуэт. Это был "Громовой ястреб", орудийный корабль— «Громовой ястреб», летевший с запада, из Дельфийского укрепленияот Дельфийской стены.
''Подкрепление''«Подкрепление».
В нём Внутри зажглась надежда. И, словно насмехаясь над дерзостью внезапного спасения, судьба решила подкинуть ещё один поворот: в этот момент начался новый обстрел.
Стреляли титаны. Стреляла Била артиллерия. Стреляли Гремели танки на краю поля боя. Стреляли Палили богомашины, возвышающиеся возвышавшиеся над всем этим.
Стакатто Стаккато взрывов прошило землю, когда титаны и артиллерия открыли гибельный огонь по сражающимся отрядам. Скопления Астартеснакрыл сражающиеся отряды: скопления астартес, простых солдат-людей, скитариев, ксеносов из другой реальности... реальности… Когда пустошь покрывали покрывают беспорядочные взрывы, не имеет значения сторонабез разницы, на которой какой стороне ты сражаешься. В рядах войск появились огромные дыры; , тела горели, разлетались и рассыпались и разлетались. Лэнд знал, что происходит, потому что тут мог быть только один вариант, но от причины этого – — от бездонной злобы – — у него перехватило дыхание.
Он Магос перестал ползти, соединил дрожащие костяшки пальцев в знак Зубьев Шестерни и вознес вознёс молитву Богу-МашинеМашинному богу. "''Просто «Просто дай мне выжить''", – взмолился — просил он сквозь какофонию барабанного боя, звон в ушах и боль в разрушенной ноге. – "''— Просто позволь мне лежать здесь и жить''"жить».
Над ним Вдруг над Лэндом нависла тень, слишком большаякрупная, чтобы быть человеком, . Зарычали сочленения её брони рычали. Её Чужая рука потянулась, пытаясь попыталась схватить его. Лэнд Техноархеолог перекатился, заставив искалеченную ногу запылать воспылать от новой боли, и его палец сжал железный курок спусковой крючок с силой, почти достаточной, чтобы сломать его.
– — Нет! Лэнд отполз назад — Архан подполз к клочьям горящей, распыляющейся брони и плоти, превратившейся в дым на пепельном ветру. – — Нет! Я не хотел!
Появился еще Из пыли выскочил ещё один силуэт, еще ещё один Астартес, выбегающий из пылиастартес.
– — Я не хотел этого делать! – — закричал ему Лэнд.
Аркхан Лэнд уставился на это зрелище. "''Как занимательно''", – «Как интересно…» — удивлённо-искренне подумал онмагос, созерцая зрелище.
Один Опустив дуговую винтовку, в пыли возник один из техностражей появился из пыли, опустив дуговую винтовку. Сапиен вскочил на плечо скитария и затараторил в слуховой рецептор на шлеме. Сам шлем был сильно помят помяло с левой стороны, как и нагрудный щиток техностражабойца.
– — Не нужно извиняться, – — сказал Лэнд. – — Ты как раз вовремя.
– — Спасибо, что спас меня.
– — Несомненно, я понимаю скит-код, – — сказал ЛэндАрхан, у которого кружилась голова от боли в раздробленной ноге. – — Я гений. Ты знаешь, кто я такой?
– — Я не в бреду, – — настаивал Лэнд.
– — Мне просто... просто… мне нужно присесть. Надеюсь, я не умру вот так. Это было бы позорно. Нога болит не так сильно, как должна. Наверное, это не очень хороший знак, да? Как тебя зовут? Я имею в виду В смысле, твой идентификатор, каков он?
– — Рад познакомиться. Меня зовут Аркхан Архан Лэнд.
Его слова Слова всё время пытались слиться в одну непрерывную скороговорку, и он остро чувствовал, что должен говорить как можно чётче. Этогр Этого требовали его манеры.
– Извини... Я думаю— Извини… Думаю, я собираюсь... собираюсь… отключиться ненадолго. Извини Прости за, понимаешь ли, беспокойство...беспокойство…
Аркхан закрыл глазаАрхан опустил веки. Ему показалось, что техностраж издал ещё одну закодированную кодированную фразу, но её смысл улетучивался вместе с восприятием остального мира. Забытье Забытьё выглядело как милость, которую он более чем желал принять.
– Я думаю— Думаю, нам стоит серьезно задуматься всерьёз подумать о побеге.
==='''ЧетырнадцатьГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ. Верность сокрушенного сокрушённого апостола'''===
Она Видела она теперь не слишком очень хорошо видела. Это , и это беспокоило её как с практической, так и с религиозной точки зрения. С практическими проблемами все первой всё было понятно: — из-за поврежденного шлема и повреждений шлемного моновизора она испытывала сложности трудности с восприятием глубины пространства, поле зрения а зрение застилали визуальные помехи. Это , что мешало ей успешно выполнять свои поставленные задачи. Но больше её больше тревожили вопросы веры. Если кто-то из надзирателей всё ещё смотрел её глазами или считывал информацию с катушек в её черепе, он мог видеть, что данные искажены.
Она Скитарий ответила на скит-коде, который в сравнении с божественной речью обезьянки был выглядел исковерканным жаргоном, но для дивного существа он оказался достаточно хорош.
ПсиберПсайбер-обезьяна затрещала ей в ухо. Она — она знала воина. Его звали Зефон. Трансакте-7Y1 это имя ни о чём не говорило.
Она не могла Трансакте нечего было сказать водителю ничеготакого, что он был чего тот бы в состоянии понятьсам не понимал. Инфоплита Инфопанель потерялась несколько дней назад в руинах Принципии. Всё И всё же она постаралась издать своим потрескивающим вокодером самый вопросительный звук, на какой была способна.
– — Почти добрались, – — ответил водитель. Смотровая щель перед ним посерела от грязи; он вглядывался в неенеё, смаргивая пот с ресниц и стискивая зубы. – — Почти добрались. Мы почти у Великого Путипроспекта. Слышишь выстрелы? Этот чертов Чёртов гром? Это орудия на стенах. Они нас прикрывают. Должны прикрывать. Обязаны.
"Химера" «Химера» наехала на кучу камней с такой силой, что встала на дыбы. Трансакту-7Y1 бросило на стену пассажирского отсека для экипажа, уже повреждённые ребра неприятно хрустнули с новой вспышкой боли. Поднявшись на ноги, она скитарий почувствовала, что ход машины замедлился. Двигатель фыркнул и затих.
"Химера" «Химера» забуксовала, дёрнулась еще ещё раз и остановилась. Последовала секунда полной тишины, а потом псиберпсайбер-обезьяна, свисающая с поручнейповисшая на поручне, за которые который зацепилась своим скорпионьим хвостом, испуганно заверещала на своем выразительном бинарике в явной надежде, что скитарий техностраж сделает что-нибудь и исправит всё, что пошло не так. Как по сигналу, снаружи раздался послышался грохот, двигатели простонали в последний раз, а нечто из другой реальности издало громкий и протяжный рёв не так уж далеко от них.
Трансакта-7Y1 – полуслепаяПолуслепая, вооруженная вооружённая мифическим пистолетом, тянущая носилки с нагруженная полубессознательным телом, возможно, величайшего марсианского ученого учёного эпохи – открыла , Трансакта-7Y1 откинула рампу и сошла в пыль.
Еще Ещё один выстрел, и снова мимо. Пожиратели Миров двигались слишком быстро для её дефектного зрения. Сапиен заверещал ей на ухо, и его речь была звучала кристально ясной ясно посреди окружающего ее окружавшего безумия. Она на несколько градусов скорректировала прицел, увидела, что псиберпсайбер-обезьяна скакнула на плечо одного из воинов, и выстрелила.
Завыли Взвыли двигатели. Кровавые Ангелы – — она узнала их по красной броне – — спустились с неба на столбах пламени. Их было больше, чем Пожирателей Миров, и они лоялисты отбросили предателей; клинки . Клинки встретились с оглушительным лязгом. Трансакта-7Y1 снова подхватила носилки и потащила к стене, что возвышалась позади неевпереди.
ПсиберПсайбер-обезьяна снова что-то проверещала. Оказывается, она Трансакта шла в неправильном направлении, тащя таща свой груз прочь от Санктума. Она ввела поправку, полагаясь на данные обезьяныживотного. От усилия она задохнулась и вспотела, зрение исказилось ещё сильнее. Теперь она была ослепла больше чем наполовину слепой.
Вой Это вой гравицикла, который пронесся пронёсся так близко, что задел ее её плащ; она не узнала ни всадника, ни Легионлегион, к которому он тот принадлежал. Хриплый треск Это хриплый грохот тяжёлых болтеров. Пронзительный визг волкитных лучей. Топот, рёв рокот цепных мечей, клятвы Императору и клятвыкличи, объявляющие объявлявшие Императора ложным. Всё это сливалось в единый звук, в единый сплошной рёв, доносящийся доносившийся отовсюду сразу.
На неё пала Скитария накрыла тень. Ей ничего не оставалось, кроме как заслонить собственным телом человека, которого она стремилась защитить. Это был жалкий щит против гнева полубога, но ей нечего было предложить, кроме своей жизни.
– — Ты это видишь? – — спросил Лэнд.
– — Они отступают, – сказал Лэнд— сообщил техномагос.
– — Ты звучишь грустно, – — заметил Лэнд. – — Что случилось? Мы ведь спасены. Мы живы!
Она Скитарий никогда не думала, что человек может способен распознать эмоции в скит-коде. В ответ Трансакта-7Y1 сказала ему правду.
Аркхан Архан Лэнд хихикнул, что прозвучало крайне по-детски.
– — Поверь, Омниссии глубоко наплевать плевать на твои повреждённые данные. Я знаю Омниссию. Встречался с ним лично. Я, между прочим, несколько раз беседовал с Богом-МашинойМашинным богом.
– — И вообще, я могу тебя починить, – — добавил Лэнд Архан c жутковатой небрежностью.Она повернулась к нему лицом, ощущая, как болезненно хрустят жилы и сервоприводы в шее. — Что? Ты просто скит. Я починю тебя за минуту. Это меньшее, что я могу для тебя сделать. Кстати, ты не видела мой пистолет?
Она повернулась к нему лицом, ощущая, как жилы и сервоприводы в шее болезненно хрустят. – Что? – спросил Лэнд. – Ты просто скит. Я тебя починю за минуту. Это меньшее, что я могу для тебя сделать. Кстати, ты не видела мой пистолет?<br /> ==='''ПятнадцатьГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ. Отказывающее сердце войны.'''===
Бастион В зависимости от точки зрения приготовления Преторианца либо сделали бастион Бхаб либо стал ещё выше и сильнее, либо убили его красотакрасоту, как и всё многого другого на Терре, пострадала от приготовлений Преторианца – это зависело от вашей точки зрения. Задолго до прибытия армады Гора Хоруса его окружили орудийными точками и оборонительными турелями, укрыли армированной кладкой и абляционным покрытием и , а также утыкали вокс-реле ввода-вывода, которые должны были донести приказы Преторианца примарха Дорна до миллиардов верных ушей, готовых их исполнить. Одним он казался уродливым, другим – — надёжным, но для человека, командующего командовавшего за его стенами, он был прежде всего функционален. Это было важнее всего.
Он Примарх знал, что это случитсятак будет. Он учитывал это, планировал; он , просчитывал все возможности и вероятности. Война полна превратностей, но Преторианец Терры был готов к этому настолько, насколько это возможно для смертного разума. По правде говоря, после пятилетки расчётов и симуляций он почувствовал испытал облегчение, когда началась вражеская высадка.
Его голос Голос примарха был лишь одним из многих, что эхом отражавшихся отражались от арочных стен гигантской залы. Самый влиятельный голос, — самым влиятельным, безусловно, но в конечном итоге счёте это было лишь просто ещё один тон, сливающийся сливавшийся с другими передающими приказы напряжёнными голосами. Хору вторили гудение тактических гололитов и лязг высококлассных когитаторов, за которыми, в свою очередь, присматривал большой ковен марсианских адептов, чьей задачей были священные ритуалы обслуживания.
– — Милорд, – — раздался позади него голос Архама.
Постоянное Бдительное командование Преторианца следовало дозволялось прерывать только лишь в случае получения важных сведений, и в данный момент он получал доклад от полковника, командовавшего районом Предел Магистра Магистерским подъёмом к северу от горящего бастиона Меру. Дорн обдумывал логистический вопрос о том, : что делать с подконтрольными тому силами полковника и куда их лучше всего направить. Его инстинкт Инстинкт подсказывал использовать их в качестве застрельщиков позади авангарда орды, позволив им нанести урон, который будет по силам какой только получится нанести, прежде чем Предел Магистра переполнят район заполонят новые силымятежники, прибывающие прибывавшие через всё расширяющиеся бреши в Последней стене.
Дорн Преторианец сообщил полковнику, как именно она и шесть тысяч её солдат продадут свои жизни. Затем он получил от офицера подтверждение, одобрил её непреклонный тон и повернулся к Архаму, стоявшему за спинойАрхаму.
– — Говори.
– — Это ваш брат, повелитель, – — сказал Архаммагистр хускарлов.
Гололит Проектор вспыхнул. В одном из крыльев его брата торчало копьё.
– ''— Они здесь'', – — сказал Ангел. – ''— Они собрались перед Дельфийским укреплениемДельфийской стеной, заполонив землю от горизонта до горизонта. Щит Отца отца отказывает. Они будут у стен с восходом солнца.''
В этот миг От услышанных слов строгость внезапно покинула Дорна наконец покинула его. Он Примарх заговорил, удивляясь своей собственной откровенности.:
– — Я дал тебе стольковремени, сколько мог.
– ''Ты, — Тебе как никто другой, никому другому не должен стоит говорить такое. Никто не сделал больше тебя.''
"''В «В нём говорит ангельская скромность''"скромность», – — подумал ДорнРогал. Как будто это не Сангвиний и Хан были воевали на передовой с тех пор, как небо в первый раз потемнело от десантных кораблей. Как будто это не защитники из числа людей и легионеров сопротивлялись невыразимой мерзости и жертвовали своими жизнями.
Но нетНет. Сангвиний, Сангвиний конечно же , знал об этом. "''Он «Он говорит так не из смирения''", – — понял Дорн. – "''— Он говорит из братской любви''"любви».
Это Но это тепло исчезло со следующим вопросом Ангела.
– ''— Есть новости от Робаута?''
– — Нет.
– ''— Значит, Гиллиман нас не спасетспасёт.''
– ''— Но он отомстит за нас.''
– ''— Прощай, Рогал. — Ангел поднялся на ноги, и гололит устремился вверх вместе с ним. — Если мы больше не встретимся во плоти, знай, что для меня честь быть твоим братом.''
Ангел поднялся на ногиПреторианец кивнул, желая найти нужные слова, выискивая их — и голограмма устремилась вверх вместе с нимне находя. Молчание затянулось.
– ''Если мы больше не встретимся во плоти, знай, что для меня было честью быть твоим братомСангвиний понимающе улыбнулся.'' Преторианец кивнул Ангелу, желая найти нужные слова, ища их и не находя. Молчание затянулосьГололит отключился.
Сангвиний понимающе улыбнулся. Гололит отключился.[[Файл:Echoes of eternity2.jpeg|центр|мини|''Медики заботятся о Сангвинии, Великом Ангелепомогают Великому Ангелу Сангвинию'']]
==='''ШестнадцатьГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ. Длинный путь.'''===
Когда он впервые попал Впервые попав сюда, ему пришлось сражаться. В этом он тоже сражался — в том не было ничего удивительного, и он был готов к подобному. При необходимости он был готов сражаться биться на каждом шагу. Удивительно было Удивительным оказалось то, что, когда он врезался в кишащую фалангу когтей, челюстей и разящих клинков и прорвался вквозь сквозь неё, там дальше его ждало странное спокойствие.
У этого места были свои правилаЭто место существовало по собственным правилам, и Малкадор пытался внушить их ему. Но они понятия были глупы, теоретичны и полны метафизики. Не то чтобы Вулкану было трудно их понять. Эти уразуметь — заповеди были туманнызвучали туманно, но простыпросто. Однако он знал достаточно, чтобы понять, что : осмысление – это не то же самое, что принятие. Для того, чтобы Чтобы осознать некоторые вещи, нужно испытать их на собственной своей шкуре. И резкий переход от нахождения пребывания по колено в мёртвых демонах к одинокому странствию... странствию… Это было только начало.
– Значение будет иметь твоё стремление«Там будут важны твои стремления, – сказал ему — напутствовал Малкадор. – — В этом месте цель, к которой ты стремишься, будет значить больше, чем всё остальное. Путь будет соткан из желаний твоей душидуши».
"''Даже «Даже без ущерба от предательства Магнуса... Магнуса… Всё было сделано слишком быстро, слишком поспешночересчур поспешно».''"
"''Не «Не знаю, сработало ли бы это. Не Вряд ли надолго. Возможно, даже ''слишком ненадолго.''"ненадолго».
Путешествовать здесь – это делать нечто большее, чем просто переставлять ноги. Малкадор рассказывал об этом, но это был ещё один аспект, который Вулкан мог понять только на себе. В Паутине можно было заблудиться, потому что это измерение реагировало на волнения в душе путешественника. Чёткая цель, решительное сердце... Всё это было важнее физической выносливости. Вы достигнете цели, если захотите её достичь. Если в сердце поселятся разногласия или решимость ослабнет, можно сбиться с пути.<nowiki>***</nowiki>
Но эти правила были справедливыПутешествовать здесь — значит совершать нечто большее, пока в Паутине всё было в порядкечем просто переставлять ноги. Насколько прозаичным должен был быть этот лабиринт нереальных чудес для Древних в те временаМалкадор рассказывал об этом, когда они создавали но это место из материаловбыл ещё один аспект, что теперь не имеют ни имени, ни физического аналога? который Вулкан мог понять только на себе. В их эпоху он действовал такПаутине можно заблудиться, как они его задумалипотому что это измерение реагирует на волнения в душе путешественника. Чёткая цель, его работа была обыденной мелочьюрешительное сердце… Всё это важнее физической выносливости. Вы достигнете цели, соответствующей тому, как работал их разумесли захотите её достичь. Человеческий мозг функционировал на другом уровнеЕсли в сердце поселятся разногласия или решимость ослабнет, вместе можно сбиться с другими органами чувств, его понимания было недостаточно... Кроме того, теперь большая часть Паутины была повреждена. Управляющие ею правила больше не были незыблемы. Построившие её существа были мертвы целую вечностьпути.
"''Значение будет иметь твоя решимостьНо эти правила были справедливы, пока в Паутине всё было в порядке. Насколько прозаичным должен был быть этот лабиринт нереальных чудес для Древних в те времена, когда они создавали его из материалов, что теперь не имеют ни имени, ни физического аналога? В их эпоху это сооружение работало так, как они его задумали, в симбиозе с их разумами. Обыденная мелочь. Человеческий мозг функционировал на ином уровне, в связке с другими органами чувств, и его понимания определённо недоставало… Кроме того, теперь большая часть Паутины была повреждена. Управлявшие ею правила больше не были незыблемы. Построившие её существа сгинули целую вечность назад.''"
Поэтому Вулкан шёл с верой в то, что его воля приведет его туда, куда нужно. Он верил, что доберется до Магнуса раньше, чем Магнус достигнет повреждённого портала в Тронный Зал. Это была авантюра, но авантюра – это всё, что им оставалось. Никто не желал узнать, какие разрушения может учинить Магнус, если ему удастся добраться до портала''«Там будут важны твои стремления».''
По правде говоряПоэтому Вулкан шёл с верой в то, он боялсячто воля приведёт его туда, куда нужно. Он верил, что заблудилсядоберётся до Магнуса раньше, чем Магнус достигнет повреждённого портала в Тронный зал. А если бы и заблудилсяДа, рисковая авантюра, но авантюры — это сейчас всё, разве можно было бы что им оставалось. Никто не желал узнать об этом наверняка?, какие разрушения может учинить Алый Король, если ему удастся добраться до портала.
Окружающая архитектура всё время меняласьПо правде, и, несмотря на важность цели, переменчивость Паутины завораживала Вулкана. Он шел по туннелям, материал одних напоминал призрачную кость альдари, другие состояли из неизвестного психополимерного материала, издававшего едва слышный звенящий гул. Он поднимался по туннелям, уходящим вверх, и спускался по темВулкан боялся, что шли вниззаблудился. Не раз он оборачивался и видел, что путь, по которому он пришёл, исчезал, растворялся в тумане. Стены вокруг него – А если они вообще существовали – были столь же ненадежны. Иногда он мог протянуть руку и коснуться изогнутых поверхностейзаблудился, осязаемых, но невидимых. Иногда он видел стену из пересекающихся контуров, напоминающих сегментированные внутренности какого-то огромного червя.как можно узнать об этом наверняка?
Что за существа Кем были эти Древниесущества? Какие химические элементы, имеющие имевшие решающее значение для их появлениявозникновения, рассеялись из недр взорвавшихся звездзвёзд? Были ли они теплокровными или холоднокровными? Состояли ли спирали их генетических таинств из водорода, кислорода и углерода подобно сродни человеческим? Или же главную роль в их космологической смеси играл мышьяк? Мог ли аммиак, а не углерод, быть ключевым ингредиентом их биохимического восхождения? Или даже кремний? Или то были неизвестные элементы – пока — ещё не открытые человечеством или давным-давно принесённые в жертву времени?
<br /> =='''Часть 3. Скованные кровавой цепьюЧАСТЬ ЧЕТВЁРТАЯ.ДЛИНА ЗАПЯТНАННОЙ КРОВЬЮ ЦЕПИ'''== ==='''Семнадцать. Пожиратели мёртвых.'''===''Сотни лет назад, на заре Великого Крестового похода''
И они Они взяли его, эти апотекарии в серых доспехах, они . Они забрали его из родного племени, вытащили из метафорической сточной канавы техноварварства. Они схватили его, и вскрыли его, и снова зашили. Они трудились над ним с иглами и пилами, они орудовали в его внутренностях ножами и зондами. Они насытили его вены кровью, которая – , как они настаивали – , не была святой, хоть и заставляла его терять рассудок и приходить в себя, и снова сходить с ума, и видеть обрывки прошлого и будущего, когда он закрывал глаза. Его же собственная кровь, пресуществлённая в нечто иное, жгла изнутри, и каждый удар сердца отдавался болью. Когда в его расширившуюся грудную клетку поместили второе сердце, боль удвоилась.
Однажды Примарха он однажды видел примарха. Это событие повлияло на него не так, как он ждал и надеялся. Встреча произошла в конце затянувшегося приведения к Согласию Кий-Бурана, где Несмертный Легион Неумершие без всякой поддержки сражался сражались с мутировавшим населением целого мира. Воины других легионов – тех— те, что любили кто любил покрасоваться своей честью или полагалии полагал, что она может быть запятнана, – — давно бы покинули бы планету. Возможно, или, возможно, лишения тяготы принудили бы их погрузиться в анабиоз. Даже космодесантник может страдать от голода, если он не ел несколько месяцев. Но Несмертный Легионлегион Неумерших, как всегда, выдержал все испытания; несмотря . Несмотря на скверну, что вползала в их мысли в промежутках между битвами, его воины преуспели.
Магистр Вперёд выступил магистр легиона Ишидур Оссуран<ref>В других книгах его зовут Ишидур Оссурос.</ref> выступил вперёд; его Его шаги прогрохотали по палубе. Он и его отмеченные кровью братья стояли перед безупречными рядами Имперских Кулаков и их золотым полубогом-обцомотцом. Без шлема Оссуран Оссурос был прекрасен, как и все НесмертныеНеумершие. Он словно сошел сошёл с картины великого мастера, хотя полотно было изрядно порезано и обожжено из-за от дурного обращения. На тираду Дорна он ответил двумя словами:
– — Мы победили.
Рогал Дорн Преторианец указал им на их очевидные проступки. Они поедали мёртвых врагов не для того, чтобы пробудить омофагию, не в "надлежащих «надлежащих тактических целях"целях», а для ''пропитания'', как ''мясо''.
Оссуран Ишидур согласился. Так они и делали. И они победили.
ОниНеумершие, настаивал Дорн, употребляли в пищу собственных слуг своего собственного легиона.
Оссуран Магистр снова ответил утвердительно. Император поручил Девятому IX легиону выиграть эту войну, а не погибнуть от голода и отсутствия в отсутствии помощи. И потом, примарх не учел существования многочисленных учёл существование различных кровавых ритуалов. Не только Несмертный ЛегионНеумершие, но и множество человеческих культур были проникнуты обрядами, освящавшими каннибализмпрактиковали обряды каннибализма. И разве результат ничего не значил для владыки ДорнаКулаков? Разве Неужели его интересовали только методы, которыми велась война?
– — И мы победили, – — повторил он.
Только Лишь один воин пойдет пойдёт в похоронной процессии магистра. Капитан Заурин был единственным центурионом, пережившим Кий-Буран, и эта честь досталась принадлежала именно ему. Амит следил за светлыми глазами Заурина, прикованными к носилкам, и за тем, как выживший лейтенант Заурина передает ему передаёт тому церемониальный свежевальный нож. Нож Инструмент был так же прост и неизящен, как и другие принадлежности ритуала – — пила для костей и скальпель.
– — Мелкайя, – — сказал Заурин. – — В Пятой роте нет капитана. Это звание твоетвоё.
– — Как пожелаете, магистр.
– — Амит, – — обратился к нему Заурин.
– — Да, магистр ОссуранОссурос.
– — Кто-то должен занять место Мелкайи. Ты станешь сержантом. – — Даже в тоне Заурина теперь слышались интонации Оссурана; его Оссуроса. Его дыхание отдавало кровью и мясом.
– — Я вас не разочарую. Оссуран смотрел на него глазами Заурина, обратив к нему лицо Заурина, покрытое шрамами, принадлежавшими Заурину, но разум и душа в этих глазах слились с разумом и душой магистра легиона, перейдя из плоти в плоть.
– Я знаюИшидур Оссурос смотрел на него глазами Заурина, братобратив к нему лицо Заурина, покрытое шрамами, принадлежавшими Заурину, но разум и душа в этих глазах слились с разумом и душой магистра легиона, перейдя из плоти в плоть.
Он произвел ещё несколько повышений с той же быстротой— Я знаю, продиктованной необходимостью. Больше никто из погибших не был признан достойным того, чтобы его имя и деяния продолжились в ком-то из братьев. Только Оссуран, магистр легиона, сегодня удостоился такой честибрат.
– Возвращайтесь к своим людямОн произвёл ещё несколько повышений с той же быстротой, – отпустил их Оссуран; они отошли без единого слова продиктованной необходимостью. Больше никто из погибших не был признан достойным того, чтобы его имя и опять принялись исполнять кровавые ритуалы, что сходили за формальности деяния продолжились в Бессмертном Девятомком-то из братьев. Только магистр легиона сегодня удостоился такой чести.
Как и многие подобные ему, Амит отмерял время чередой войн. По этой мерке он был ещё молод, когда Несмертный Легион оказался на планете Нитандер. Они сошли с небес, будто ангелы, запятнанные кровью; одной рукой они предлагали милосердие, а другой – истребление. Благую весть несли они: Император желает (если мягко формулировать) Согласия.
"''Присоединяйтесь к нам''"Они пришли с Терры, – передала армада с орбитыистинной Земли, и их целью было объединить затерянные колонии человечества. Даже — особенно — те из них, что процветали независимо. На Нитандере они не встретили мутантов. – "''Мы – ваши братья и сёстры''"Люди там были чистокровными человеческими существами, не затронутыми порчей Долгой Ночи.
"''Не вставайте у нас на пути''"«Присоединяйтесь к нам, – предупредили ангелы в доспехах на встрече — передала армада с королями орбиты. — Мы ваши братья и королевами Нитандера. – "''Иначе мы вас уничтожим''"сёстры».
Но люди Нитандера отклонили попытки Империума заключить мирный союз«Не вставайте у нас на пути, поэтому характер приведения к Согласию изменился. Магистр Оссуран приказал посланникам вернуться — предупредили ангелы в доспехах на орбитувстрече с королями и королевами Нитандера. Одновременно его воины приготовились в десантированию— Иначе мы вас уничтожим».
Несмертный Легион атаковал столицу Но люди этой планеты отклонили попытки Империума заключить мирный союз, поэтому характер приведения к Согласию изменился. Магистр Оссурос приказал посланникам вернуться на рассвете. Война оказалась короткой, как и все войны, в которых люди сражались против Легионес Астартесорбиту. Она закончилась почти сразу же после того, как началась – выражение, которое часто бывает гиперболой, но в этот раз оказалось трагически вернымОдновременно его воины готовились к десантированию.
На закате первого и последнего дня приведения к согласию Нитандера Амит шёл мимо мёртвых и умирающихЛегион Неумерших атаковал столицу на рассвете. Враги были обычными людьми с оружием на основе когерентного светового излученияВойна выдалась короткой, эффект которого был очень похож на имперскую лаз-технологию. Однако конструкция оружия сильно отличалась от всё ещё формирующегося имперского стандарта. Вместо силовых элементов как и фокусирующих линз нитандерцы додумались использовать шлифованные кристаллы и камеры газопередачивсе войны, где люди сражались против Легионес Астартес. Проводя свое исследованиеОна закончилась почти сразу после того, Амит изучил доклады о культурекак началась, поступившие с поверхности до начала приведения к Согласию— выражение, и сам разобрал несколько единиц оружиякоторое часто бывает гиперболой, в этот раз оказалось трагически верным.
Путь развития их технологии был примечательнымНа закате первого и последнего дня приведения Нитандера к Согласию Амит шёл мимо мёртвых и умиравших. Враги оказались обычными людьми с оружием на основе когерентного светового излучения, но далеко не самым впечатляющим. Самым интересным отличием эффект от культуры Империума было токоторого очень походил на лазерную технологию, что они строили здания из искусственно выращенного камня вместо настоящегохотя конструкция оружия сильно отличалась от всё ещё формирующегося имперского стандарта. С точки зрения профессионального военного Амит первым делом прикинулВместо силовых элементов и фокусирующих линз нитандерцы додумались использовать шлифованные кристаллы и камеры газопередачи. Проводя своё исследование, как городаНассир изучил доклады о культуре, построенные из этого материалапоступившие с поверхности до начала приведения к Согласию, выдержат обстрел имперской артиллериии сам разобрал несколько единиц оружия.
Не слишком хорошоПуть развития их технологии был примечательным, но далеко не самым впечатляющим. Самым интересным отличием от культуры Империума было то, что местные строили здания из искусственно выращенного камня вместо настоящего. С точки зрения профессионального военного Амит первым делом прикинул, как оказалось. По правде говорягорода, построенные из такого материала, совсем плоховыдержат обстрел имперской артиллерии.
Битва была такой жеНе слишком хорошо, как столь многие другие битвы: столица сгорела, сопротивление нитандерцев оказалось храбрым, но совершенно бесполезным, и столько жизней пропало зазря только потому, что население предпочло просвещению невежество. Амит обладал воображением и не чужд был своего рода солдатской философии. Эти люди погибли, защищая свой образ жизни; во множестве историй говорилось, что это прекраснейшая причина, чтобы пожертвовать жизнью. Но разве это правда? Что такого ценного было в их культуре, что непременно нужно было сберечь? Возможно, если бы нитандерцы поменьше болтали о том, что лучше умереть свободными, чем жить рабами, они осознали бы, что судьба вовсе не уготовила им рабство. Империум пришёл, чтобы пробудить их, помочь им подняться из тьмы эгоизма. Теперь же те, кто выжил в этом измученном войной мире, так или иначе станут гражданами Империума, и, значитПо правде, весь героизм и самоотречение были бессмысленнысовсем плохо.
Размышляя об этомБитва отгремела так же, как большинство других битв: столица сгорела, сопротивление нитандерцев оказалось храбрым, но совершенно бесполезным, он шел мимо трупов и техмножество жизней пропало зазря лишь потому, кто скоро должен был стать трупамичто население предпочло просвещению невежество. Нассир обладал воображением и не чурался некоторого рода солдатской философии. Неподалеку поле боя обходил взвод Имперской АрмииЭти люди погибли, защищая свой образ жизни; они грузили на носилки и своихво множестве историй говорилось, что это прекраснейшая причина, и чужих раненых без разборучтобы пожертвовать жизнью. Бойцы смотрели на Амита такНо разве это правда? Что такого ценного было в их культуре, что непременно нужно было сберечь? Возможно, если бы нитандерцы поменьше болтали о том, что лучше умереть свободными, как люди всегда на него смотрели: зрачки расширялись при виде его обагренной кровью красотычем жить рабами, пульс учащался в страхе перед его физической мощьюони осознали бы, усиленной доспехомчто судьба вовсе не уготовила им рабство. Армейский медик склонился над женщиной в нитандерской военной формеИмпериум пришёл, чтобы заняться ее ранамипробудить их, помочь подняться из тьмы эгоизма. По мере тогоТеперь же те, как медик снимал с нее пластины анатомической броникто выжил в этом измученном войной мире, так или иначе станут гражданами Империума, Амит фиксировал в уме травмы: осколочное ранениеи, ожоги третьей степенизначит, обширное повреждение тканейвесь героизм и самоотречение были бессмысленны.
Он подошел к группе людейРазмышляя об этом, равнодушно отметив вспышку страха он шагал мимо трупов и враждебности тех, кто скоро должен был таковыми стать. Неподалёку поле боя обходил взвод Имперской Армии; солдаты грузили на носилки и своих, и чужих раненых без разбору. Бойцы смотрели на Амита так, как люди всегда на него смотрели: зрачки расширялись при виде обагрённой кровью красоты, пульс учащался в глазах женщиныстрахе перед его физической мощью, усиленной доспехом. Военврач склонился над женщиной в нитандерской униформе, чтобы заняться её ранами. "''Как много всего пропадает впустую''"По мере того как медик снимал пластины анатомической брони, Амит фиксировал в уме травмы: осколочное ранение, ожоги третьей степени, – подумал онобширное повреждение тканей.
– ПовелительОн подошёл к группе людей, – Амит заметил, что офицер Армии приветствовал его не ударом кулака равнодушно отметив вспышку страха и враждебности в грудь, как было принято во время Объединительных войнглазах женщины. «Как много всего пропадает впустую», а всё чаще встречающимся жестом аквилы— подумал он.
– — Оставьте нас.
– — Повелитель, э-э-э… наши приказы… мы обязаны оказывать помощь раненым врагам.
– — Эта – — моя. Она принадлежит Девятому легиону.
– — Я получил приказыприказ, сержант Амит. Она ранена.
Амит Нассир быстро оглядел развалины. Он , а после наклонился и подобрал камень размером с человеческий кулак; сервоприводы . Сервоприводы брони заурчали, когда он отвел отвёл руку назад и без затей швырнул камень в лицо женщины. После удара от ее её головы остались только кровавые ошметки ошмётки да обрубок шеи.
– — Теперь она мертва. Можете уйти с чистой совестью. Ваш долг в точности исполнен.
– — Я… я сообщу об этом командованию, сержант Амит.
– — Делайте всё, что вам заблагорассудится.
Он Нассир съел ещё.
Солдаты Бойцы переговаривались между собой, и Амит Нассир случайно услышал: "А «А что, если он такой же, как они?"»
– — Что случилось? Пожалуйста, повторите и уточните. Повторите и уточните. Они повторили, но яснее не стало, пока в вокс-сети не затрещал голос Ишидура Оссурана; приоритетный сигнал подавил все остальные. Он контролировал свой тон, также как и всегда, но Амит ощущал скрытое волнение под маской суровости.
– Братья Несмертного ДевятогоТам повторили, но яснее не стало, пока в вокс-сети не затрещал голос Ишидура Оссуроса; приоритетный сигнал подавил все остальные. Император нашёл егоМагистр контролировал свой тон, как и всегда, но Амит ощутил скрытое волнение под маской суровости. Император нашёл нашего примарха.<br />
==='''Восемнадцать— Братья Девятого. Император нашёл его. Бог поневолеИмператор нашёл нашего примарха.'''===''Много лет назад, во время Великого Крестового похода''
"''Стражи «Стражи моего отца''"отца», – — подумал СангинийСангвиний. В этой мысли заключалась не только идея, что такому существу, как его отец, нужны стражи, но и то, что у него вообще есть отец. Столько лет он размышлял о собственном наследии, не имея представления о своем своём происхождении – , — и вот, наконец, в тени судна из пустоты перед ним лежала истина.
– — Добро пожаловать на ВаалфоруБаалфору, чужеземцы!
– Сын мой«Сын мой», – — каким-то образом беззвучно произнёс один из облачённых в золото.
– — Я – — Император, – — сказал мужчина, выходя из тени космического корабля. – — И я – — твой отец.
"«''Отец''" – » — так сказал мужчина, и среди тишины в этом слове слышалось "«''хозяин''"», "«''творец''"», "«''создатель''"».
– — В твоих глазах я вижу свет многих душ. Многих мужчин. Многих женщин.
– — Ты видишь это?
– — Я искал тебя много лет, – — сказал Император. И в этих словах Сангвиний почувствовал ликование толп и сожжение миров. Даже в жаре пустыни его кровь похолодела.
– — В своих снах я много раз видел тени этой встречи, – — признался Сангинийон.
– — Ты беспокоишься, – — сказал Императорчужеземец. – — Это естественно, сын мой. Я пришел пришёл не только возвратить тебя из изгнания, но и принести облегчение твоему сердцу и разуму, рассказав обо всём, что тебе нужно знать.
– — Спрашивай, – — сказал Император. – — Задай вопрос, который, как я чувствую, вертится у тебя на языке.
– — Кто я?
– — Ты мой сын, – — сказал Император. И снова за этими словами скрывались последовали смыслы и понятия. На слова "«''ты Ты мой сын''" » наложились "«''ты примарх''"», "«''ты мой Девятый генерал''"», "«''ты часть Великой РаботыВеликого Труда''"», "«''тебя украли враги''" » и – — что самое тревожное – "— «''возможно, они изменили тебя''"».
– — Я не понимаю, что ты имеешь в виду.
– — Поймёшь, – — заверил его Император.
– — Ты – — смерть веры, – — ответил Сангвиний. – — Это мне известно.
– — Да, – — согласился его отец, – и . — И в то же время нет. Откуда ты знаешь об этом?
– — Я говорил тебе, что мне снился этот день. Фрагменты. Тени. Указания. Иногда они являются мне, наполненые наполненные эмоциями, но лишённые деталей.
– — Вера – — это оружие, – — сказал Император. – — Оружие, которое нельзя доверить нашему виду.
– — Мой народ почитает меня как своего бога, – ответил — изрёк Сангвиний. – — Это несколько успокаивает их. Несомненно, тебе и твоим бороздящим небеса спутникам мы кажемся примитивными, тараканами в этой отравленной пустыне. Но я вознаграждаю их за веру в меня. Я служу им. Я милосерден, когда мой народ нуждается в этом больше всего, и я несу смерть их врагам".
– — Это не делает тебя богом, сын мой.
– — Я не говорю, что я бог. Я сказал, что мой народ считает меня таковым.
– — Мой народ, Чистые, должен быть оставлен в покое. В чём бы мы ни поклялись сегодня, моё нерушимое условие таково: без моего разрешения ни один корабль не войдет войдёт в небеса Ваалфоры Баалфоры и ничто не вмешается в жизнь кланов Чистой Крови. Мы вместе создали здесь спокойный мир. Ты не станешь ему угрозой, отец.
– — Вот почему ты боишься меня, не так ли? Ты боишься поставить под угрозу то, чего вы достигли здесь.
– — Я говорю о верности и любви, – — мягко сказал Ангел. – — А ты говоришь о достижениях.
– — Разве я не прав? – — спросил Император.
– — Я боюсь за жизни моего народа, заслуживающего только мира. Мира, за который мы так упорно боролись. В твоих словах я слышу триумф культур, видящих в тебе своего спасителя. Но также я слышу разрушение городов и сожжение миров. Я слышу погребальные песни по ныне запрещенных запрещённым религиям и скорбь по народам, что следовали им. Разве я не прав?
– — Ты не отрываешь взгляда взгляд от моих крыльев. Но я заметил, что ни у тебя, ни у твоих последователей нет таких же.
– — Мои крылья – — это часть твоего замысла или прихоть судьбы?
– — Ты изысканно создан, – — сказал Император. – — Изысканно и кропотливо.
– — Кто я? – — снова спросил Сангвиний, на этот раз с укором в голосе.
– — Ты – — авантюра против смерти надежды, сын мой. Ты – — бросок игральных костей в конце игры. Как ты зовёшь себя?
Он называл себя именами, данными его народомНарод дал ему много имён. Сначала то были прозвища юности. Затем, когда вырос и возглавил кланы Чистой Крови, он получил имя. Имя, священное для племени, которое стало считать его своим богом. Имя, означавшее, что он принадлежит им по духу, если не по рождению, означавшее "и гласившее «''Чистокровный''"».
– — Сангвиний.
– — Сангвиний. Ты – — примарх, часть Великой РаботыВеликого Труда, украденный у меня и лишённый своего места, отделённый от меня все эти годы. Ты нужен мне, сын мой. Человечество нуждается в тебе. Ты – — орудие для спасения целого вида. Я пришелпришёл, чтобы вознести тебя, чтобы повести тебя к звездам – звёздам — дать тебе Легионлегион, которым ты будешь командовать, и будущее, за которое ты будешь сражаться.
Тогда он спросил о том— А что, о чём не спрашивал ни один другой примарх. Даже Ангрон, будучи найденным, принял судьбу, не задав вопроса, который задал Сангвиний.если я откажусь?
– А чтоКазалось, если я откажусь?Император задумался.
Казалось— Ты не откажешься. Я знаю тебя. Здесь ты спас десятки тысяч жизней. Со мной ты спасёшь миллиарды на миллионах миров. Ты спасёшь жизнь каждого человека, что Император задумалсякоторому ещё только предстоит родиться. Ты не сможешь отказаться от такого.
– Ты не откажешься. Я знаю тебя. Здесь ты спас десятки тысяч жизней. Со мной ты спасешь миллиарды жизней на миллионах миров. Ты спасешь жизнь каждого человекаОни смотрели друг другу в глаза, отец и сын, которому ещё только предстоит родитьсясоздатель и творение. Ты Никто из них не сможешь отказаться от такогооспорил правоту высказанных слов. здесь
Они смотрели друг другу в глаза, отец и сын— Мне кое-что нужно от тебя. Мне нужна твоя клятва. Император молчал, создатель и творение. Никто из них не оспорил правоту слов Императорапозволив сыну продолжить.
– Мне кое-— Какие бы клятвы ни имели для тебя значение, клянёшься ли ты, что нужно от оставишь кланы Чистой Крови в покое? Не затронешь их своими замыслами, если только они сами не попросят тебя. Мне нужна твоя клятва.? Оставишь их такими, какие они сейчас, дав им верить во всё, во что они решат верить?
– Какие клятвы не имели бы для тебя значение, клянёшся ли ты, что оставишь кланы Чистой Крови в мире? Не затронешь их своими замыслами, если только они сами не попросят тебя? Оставишь их такими, какие они сейчас, дав им верить во всё, во что они решат верить?Наконец Император заговорил:
Император заколебался. Сангвиний увидел взвешивание решения в глазах отца и задался вопросом: "''Потрясен ли он любовью, которую я питаю к своему народу, или он просто рассматривает пути обхода этого препятствия в его Великой Работе?''" Наконец Император заговорил. – — Я обещаю.
– — Тогда давай поговорим о будущем, отец.
И так Так они и сделали.
==='''Девятнадцать. Владыка Девятого легиона'''=== ''Три года спустя, во время Великого Крестового походаСангвиний'' Сангвиний
Сангвиний стоял в отсеке для экипажа «Громового Ястреба»— Волнуетесь, окруженный воинами в безукоризненно-белых доспехах. В голове крутились мысли о Ваалфоре, с которой все началось. После трех лет сражений рядом с братом Хорусом он наконец здесь. После трех лет изучения нарождающегося Империума во всей его бесконечной сложности. После трех лет войн плечом к плечу с теми, кто его сейчас окружал. Их броню украшали полумесяц и волчья морда – символы Лунных Волков. Без сомнения, они были превосходнейшими воинами – превосходнейшими людьми – каких он знал в жизниповелитель? — спросил один из них.
– Волнуетесь— Нет, повелитель? – спросил один из нихЭзекиль. — повернувшись к легионеру, ответил невинной ложью Сангвиний. — Но спасибо, что беспокоишься.
– Нет— Я бы на вашем месте волновался, Эзекиль— с усмешкой сказал другой. – повернувшись — Вы наверняка успели привыкнуть к воинувысоким стандартам, ответил невинной ложью Сангвинийповелитель. – Но спасибоЧто, что беспокоишьсяесли они дерутся хуже нас? У вас же просто сердце разорвётся.
– Я бы на вашем месте волновался— Тарик прав, – с усмешкой сказал другой— улыбнулся, сверкнув зубами, Эзекиль, которому труднее давалась непринуждённость. – Вы наверняка успели привыкнуть к высоким стандартам— Мы, повелитель. Чтонаверное, если они дерутся хуже нас? У избаловали вас же просто сердце разорветсяза эти годы.
– Тарик прав— Я только надеюсь, – улыбнулсяВолчата, сверкнув зубамичто если воинам моего легиона не хватает вашего упорства на поле боя, Эзекиль, которому труднее давалась непринужденность. – Мы, наверное, избаловали вас за эти годыто им недостаёт и вашего безграничного самодовольства.
– Я только надеюсьКосмодесантники засмеялись, Волчатаи Сангвинию пришлось скрыть свою печаль. Он будет с грустью вспоминать время, проведённое с возлюбленным XVI легионом брата, это уж точно. Говоря языком Баалфоры, они были воинами, что если воинам моего Легиона не хватает вашего упорства на поле бояс которыми можно пойти в пустыню: верными, то им недостает стойкими, дисциплинированными. Хорус превратил терранских бандитов и вашего безграничного самодовольствахтонийских варваров в прекрасное в своей безупречности, подлинно благородное оружие.
Они засмеялисьСлово «волнение» не совсем точно описывало чувство, что омрачило его душу, но и Сангвинию пришлось скрыть свою печальвовсе неподходящим оно не было. Он будет с грустью вспоминать времяМногое рассказывали о Бессмертном Девятом, проведенное с возлюбленным Шестнадцатым легионом братао легионе Неумерших, это уж точно. Говоря языком Ваалфорыо Пожирателях Мёртвых, они были воинамии Сангвиний не испытывал никаких сомнений в доблести воинов, с которыми можно пойти в пустыню: вернымисобирался впервые встретиться. В сущности, стойкимисклонность к насилию была единственным, дисциплинированными. Хорус превратил терранских бандитов и хтонийских варваров в прекрасное в своей безупречности, подлинно благородное оружиечего он с уверенностью от них ожидал.
Слово «волнение» не совсем точно описывало чувство— Мне понравилось, что омрачило его душуповелитель, но — сказал Тарик и вовсе неподходящим оно не былосхватился за поручень. Многое рассказывали о Бессмертном ДевятомЧелнок задрожал, о Несмертном Легионезаходя на посадку. — Сражаться вместе с вами, о Пожирателях мертвецов, и Сангвиний не испытывал никаких сомнений я имею в боевой доблести воинов, с которыми собирался впервые встретиться. В сущности, склонность к насилию была единственным, чего он с уверенностью от них ожидалвиду.
– Мне понравилось— Это было честью, повелитель, – сказал Тарик и схватился за поручень. Челнок задрожал, заходя на посадку— добавил Эзекиль. – Сражаться вместе с вами, я имею в виду— Мы будем скучать по вам.
— Это было честьюИх привязанность вызвала у примарха более искреннюю улыбку. Ангел посмотрел на обоих, – добавил Эзекиль. – Мы будем скучать по вамзатем оглядел остальных воинов отделения, державшихся за поручни на случай турбулентности.
Их привязанность вызвала у него более искреннюю улыбку— Это для меня было честью сражаться рядом с вами, племянники. — Сангвиний едва не добавил пожелание, чтобы их легионы всегда связывали такие же крепкие узы, но будущее казалось столь неопределённым, что это прозвучало бы банально, если не хуже. Он посмотрел решил остановиться на обоихтех искренних словах, затем оглядел остальных воинов отделения, державшихся за поручни на случай турбулентностичто уже произнёс. Пока и этого достаточно.
— Это для меня было честью сражаться рядом с вамиДесантный катер задрожал, племянникикоснувшись поверхности. – Он едва не добавил пожеланиеСангвиний услышал, как двигатели сбавляют обороты, чтобы их легионы всегда связывали такие же крепкие узы, но будущее казалось таким неопределенным, что оно прозвучало бы банально, если не хужезатихающий вой сменился грохотом муссонного ливня по обшивке. Он решил остановиться чувствовал на тех искренних словахсебе взгляды Лунных Волков, чувствовал, что уже произнес. Пока те находятся под впечатлением от обыденного величия этого момента, и этого достаточно.ощущал их любопытство — что же он скажет, когда опустится рампа?
Корабль затрясся; они приземлились. Сангвиний услышалНикого не удивило, как двигатели сбавляют оборотычто именно Тарик осмелился нарушить задумчивое молчание перед встречей сына Императора с воинами, их затихающий вой сменился грохотом муссонного ливня по обшивкесозданными из его генного материала. Он чувствовал на себе взгляды Лунных ВолковТарику Торгаддону, чувствовалцентуриону 2-й роты, что они находятся под впечатлением от обыденного величия этого момента, и ощущал их любопытство – что же он скажет, когда опустится рампа корабля?редко удавалось настроиться на торжественный лад.
Никого не удивило— Вы подготовили речь, что именно Тарик осмелился нарушить задумчивое молчание перед встречей сына Императора повелитель? Луперкаль выдал ту ещё лекцию, когда мы собрались, чтобы встретиться с воинаминим в первый раз. Братство, долг, ответственность… Всё, созданными из его генного материалачто душе угодно. Тарику Торгаддону, центуриону Второй РотыДовольно трогательная получилась речь, редко удавалось настроиться на торжественный ладскажу я вам.
– Вы подготовили речь— Теперь ты шутишь, повелитель? Луперкаль выдал ту еще лекцию— заметил Абаддон, когда мы собрались, чтобы встретиться с ним в первый раз. Братство, долг, ответственность… Все, что душе угодно. Довольно трогательная получилась речь, скажу я вам— а тогда плакал вместе со всеми.
– Теперь ты шутишьТоргаддон ответил низким смешком, – заметил Абаддонно Сангвиний в этот раз не улыбнулся. Он смотрел вперёд, – а тогда плакал вместе со всемибудто сквозь металлический корпус корабля мог разглядеть ряды ожидавших его воинов.
Торгаддон ответил низким смешкомЭзекиль, но Сангвиний сегодня облачённый не в этот раз не улыбнулся. Он смотрел впередчёрную боевую броню юстаэринской элиты, а в церемониальную белую, наблюдал за Ангелом с несколько большей почтительностью, будто бы сквозь металлический корпус корабля мог разглядеть ряды ожидающих его воиновчем Тарик.
Эзекиль— Вы знаете, сегодня облаченный не в черную боевую броню Юстаэринской элиты, а в церемониальную белую, наблюдал за Сангвинием с несколько большей почтительностью, чем Тарикчто им сказать? — спросил он.
– Вы знаете«Три года, что им сказать? – спросил он— подумал Сангвиний. — За эти три года ни единого часа не прошло, чтобы я не думал об этом».
Три годаОн просмотрел пикт-запись первой встречи Хоруса с Лунными Волками, подумал Сангвинийизучил его слова, язык тела и чувства, что скрывались за ними. Когда он готовился к тому, что должно было сейчас произойти, в его уме мелькали речи, гимны, лекции и даже проповеди — разумеется, сугубо мирного и нерелигиозного свойства. Он исписал столько свитков, полных тщательно выверенной искренности, и бросил неоконченными столько томов, полных отрывочных размышлений. За эти три года ни единого часа не прошлоМножество фраз приходило ему в голову, чтобы я не думал об этоми каждую из них он мог бы произнести через несколько минут.
Он просмотрел пикт-запись первой встречи Хоруса с Лунными Волками— Нет, изучил его слова, язык тела и чувства, что скрывались за ними. Когда он готовился к тому, что должно было сейчас произойти, в его уме мелькали речи, гимны, лекции и даже проповеди – разумеется, сугубо мирного и нерелигиозного свойства. Он исписал столько свитков, полных тщательно выверенной искренности, и бросил неоконченными столько томов, полных отрывочных размышленийЭзекиль. Множество фраз приходило ему в головуЕсли честно, и каждую из них он мог бы произнести через несколько минутне знаю.
– НетДаже Торгаддон не нашёлся, Эзекильчто ответить на такую прямоту. Если честно, не знаюСангвиний услышал гудение сервоприводов брони — Лунные Волки за его спиной обменялись молчаливыми взглядами.
Даже Торгаддон не нашелся, — А что ответить насчёт войны на такую прямоту. Сангвиний услышал гудение сервоприводов брони – Лунные Волки за его спиной обменялись молчаливыми взглядамиТегар Пентавра? — опять начал Тарик.— Как думаете, мы вам понадобимся?
– А что насчет войны на Тегар Пентавра? – опять начал Тарик— Посмотрим, — ответил Ангел. – Как думаете, мы вам понадобимся?
– ПосмотримСнова воцарилась тишина, – ответил Сангвинийещё более неловкая, чем прежде.
Снова воцарилась тишинаК счастью, еще более неловкаяв воксе затрещал голос пилота: ''«В сторону, чем преждев сторону!»'', и с рёвом гидравлики рампа корабля опустилась. В кабину ворвался шум дождя.
К счастью, Сангвиний вышел в воксе затрещал голос пилота: «В сторону, непогоду. За ним шагали Лунные Волки. А перед ним в сторону!», и с ревом гидравлики рампа корабля опустилась. В кабину ворвался шум дождястрою стояли воины легиона Неумерших.
Сангвиний вышел в непогодуОни ждали, выстроившись рядами и вытянувшись под ливнем по стойке смирно, как статуи. Несколько тысяч лиц без шлемов были словно отлиты по его образу и подобию; с помощью генетической техномагии их вылепили заново, чтобы они походили на лицо неведомого отца. Разные оттенки кожи этого не скрывали, даже разный цвет волос и причёски лишь подчеркивали непреложный факт — каждый носил его лицо. Сангвиния предупреждали, что, вероятно, так и будет, но реальность поразила его. За ним шагали Многие Лунные Волкипосле своего возвышения в ранг астартес стали похожи на Хоруса; для легионеров это было обычным делом. Перед ним Здесь же Сангвиний видел не сходство, но полное подобие. Сыны Хоруса напоминали своего примарха, как сыновья, очень похожие на отца. Сыны Сангвиния напоминали его собственное отражение в строю стояли воины Несмертного Легионатреснувшем зеркале. Лица воинов покрывали боевые шрамы, но они были его точными копиями.
Они ждали, выстроившись в ряды и вытянувшись под ливнем по стойке смирно, как статуиИ они боялись его. Несколько тысяч лиц без шлемов были словно отлиты Это читалось по его образу и подобию; с помощью генетической техномагии их вылепили зановоглазам, чтобы они что так походили на лицо неведомого отца. Разные оттенки кожи этого не скрывалиего собственные, разный цвет волос и прически тоже подчеркивали непреложный факт: у каждого было его лицопо напряжённым чертам таких знакомых лиц. Сангвиния предупреждалиМука ожидания заставила Ангела поверить, что, вероятно, так и будетсыны возликуют при одном его виде, но реальность поразила его. Многие Лунные Волки после своего возвышения в ранг Астартес стали похожи на Хоруса; для легионеров это было обычным деломсамом деле всё оказалось намного сложнее. Здесь же Сангвиний видел не сходствоОни боялись того, но полное подобие. Сыны Хоруса напоминали своего примархачто он представлял собой, как сыновьяи перемен, очень похожие на отца. Сыны Сангвиния напоминали его собственное отражение в треснувшем зеркале. Лица воинов покрывали боевые шрамы, но они были которые предвещало его точными копиямипоявление.
И они боялись его. Это было ясно по глазам, что так походили на его собственные, по напряженным чертам таких знакомых лиц. Мука ожидания заставила его поверить, что сыны возликуют при одном его виде, но на самом деле все оказалось намного сложнее. Они боялись того, что он представлял собой, и перемен, которые предвещало его появление. Выйдя из тесного кораблякатера, он расправил крылья навстречу дождю. Это был просто инстинкт, как если бы кто-то поднял руку, чтобы заслониться от ветра, или размял плечи перед тяжелой тяжёлой работой. Но в мгновение, когда раскрылись его белые оперенные оперённые крылья, некоторые воины в первых рядах вздрогнули. Сангвиний понял, что они боялись не того, что он символизировал. Они боялись его самого. Может быть, их пугали признаки мутации, трепещущие за его спиной? Примарх не думал, что все всё так просто. Их пугало само его присутствие.
– — Как тебя зовут? – — спросил Сангвиний ближайшего из НесмертныхНеумерших, первого из сынов, с кем он оказался лицом к лицу. Он задал вопрос мягко, но уверенно, с очевидным любопытством.
– — Идамас, – — ответил воин с мокрым от дождя, покрытым шрамами лицом. В его темных тёмных глазах Сангвиний увидел замешательство; Астартес астартес помедлил, не зная, стоит ли добавить титул.
– — Спасибо, – — сказал Сангвиний. Он Ангел и повернулся к следующему. – — А тебя как зовут?
– — Амит. – — И снова короткая пауза, хотя потом Амит все Неумерший всё же добавил сдержанно: – — Повелитель.
– — Спасибо. А тебя?
– — Вы назвали мне свои имена; я . Я читал отчеты отчёты о ваших деяниях. Я знаю вас, и знаю, как Империум моего отца – — наш Империум – — относится к вам. Вы служили верно, но были вознаграждены в равной мере благодарностью и злобой. Вам давали трудные задания, а потом платили недоверием, когда вы выполняли их, как вам казалось, наилучшим образом. Я не стану говорить, что вы были неправы, когда делали то, что делали, но и винить тех, кто начал вас бояться, тоже не стану. Все Всё это в прошлом; теперь . Теперь у нас есть возможность отступить от края гибели. По моему первому приказу вас снова собрали вместе. Мы будем сражаться вместе, как кровные родичи. С этой минуты вы больше не сломленный легион.
– — Не приносите мне клятв. Не давайте обещаний. Не присягайте мне только потому, что в ваших жилах течет течёт моя кровь.
– — Впрочем, не присягайте мне вовсе. До тех пор, пока не убедитесь, что я достоин этого.
– — Вместо этого я присягну вам. Примите мою клятву здесь и сейчас. Я – — Сангвиний, сын Императора, примарх Девятого легиона, и я обещаю, что буду стоять рядом с вами в славе или умру рядом с вами в стыде. Сегодня я пришел пришёл к вам не для того, чтобы навязать свой путь, но для того, чтобы учиться у вас.
Несмертный Легион Неумерших смотрел на него владыку в немом изумлении. Ни наказаний, ни обличений, к которым они готовились, не последовало. Их новообретенный Новообретённый отец не произносил самодовольных клятв перековать их по своему образу и подобию, как они ожидали.
– — Этот легион – — не мой, – — воззвал Сангвиний к своим сыновьям, поднявшись на ноги. – — Он не вещь, с которой я могу поступать , как мне угодно. Этот легион – — наш. И хотя вы мои сыновья и обязаны отвечать передо мной, я – — ваш примарх, и буду отвечать перед вами.
– — Каждый из вас – обагренный — обагрённый кровью ветеран Великого похода. Я тоже сражался за Империум, изучая его бок о бок с моим братом Хорусом. Но я новичок в моем моём звании, так же как и в военном деле. Когда-нибудь я смогу командовать вами. Но сейчас я прошу только о возможности сражаться рядом. Если вы откажете, я не затаю обиды. Я разорву мой договор с Императором и вернусь на ВаалфоруБаалфору, а вы останетесь выживать, как выживали до этого. Но если вы примете мое моё предложение… тогда мы вместе узнаем, каким станет наш легион. Давайте же напишем его историю как единый род, связанный узами крови!
– — Император приказал нам взять этот мир. Он хочет Тегар Пентавра. Он хочет привести этот мир к согласию Согласию не позднее чем за земной месяц. Я видел планы. Я видел сообщения, в которых Имперская Армия умоляла Лунных Волков прибыть сюда, и официальные запросы, из которых безупречные сыновья моего брата могли понять только одно – : что Девятому легиону нельзя доверить приведение к согласиюисполнение задачи.
Несмертные Неумершие зашевелились, задвигались, крепче сжали в руках оружие. Гордости у них хватало в избыткес избытком. С нее неё и надо было начинать.
– — Император хочет этот мир, и Лунные Волки с радостью преподнесут его на блюдечке, — Сангвиний сделал паузу с полуулыбкой на прекрасном лице; сейчас он походил на человека, который делится остроумной шуткой с ближайшими друзьями.— Но мне почему-то кажется, что мы обойдёмся без наших многоуважаемых кузенов. Мне кажется, мы возьмём эту планету без их помощи и напишем первую главу настоящей истории нашего легиона!
Сангвиний сделал паузу с полуулыбкой на прекрасном лице; сейчас он походил на человекаОн повернулся, который делится остроумной шуткой с ближайшими друзьямисловно посредник между офицерами Лунных Волков и смешавшимися рядами Неумерших. Эзекиля, казалось, слегка забавляло происходящее. Тарик открыто улыбался во весь рот.
– Но мне почему-то кажется— Что скажете, что мы обойдемся без наших многоуважаемых кузеноввоины Девятого легиона? — крикнул Сангвиний. Мне кажется, мы возьмем эту планету без их помощи и напишем первую главу настоящей истории нашего легиона!— Что вы скажете нашим достойным представителям Шестнадцатого?
Он повернулсяСловно раскаты грома, словно посредник между офицерами Лунных Волков раздались тысячи голосов, в которых звучали насмешки, несогласие и смешавшимися рядами Несмертныхвызов. ЭзекиляВесь легион Неумерших орал, казалосьчтобы поставить на место Лунных Волков, слегка забавляло происходящее. Тарик улыбался во весь роти этот слитный рёв заглушал бурю.
– Что скажетеЭзекиль шагнул вперёд, воины Девятого легиона? – крикнул Сангвинийуспокаивающе подняв руки. Тишина наступила не сразу. Тарик вышел вместе с ним и отвесил изысканный шутливый поклон, в то время как Абаддон склонил голову в знак уважения к смолкающим Неумершим. – Что вы скажете нашим достойным представителям Шестнадцатого?
Словно раскаты грома— Что ж, раздались тысячи голосоввладыка Сангвиний, в которых звучали насмешка— сказал Торгаддон достаточно громко, несогласие чтобы его услышали даже задние ряды. — Мы с моим дорогим первым капитаном Абаддоном посовещались и вызов. Весь Несмертный Легион орал, чтобы поставить на место Лунных Волковрешили, что вполне можем отозвать наши силы и этот слитный рев заглушал бурюпозволить Девятому самому со всем разобраться.
Эзекиль Абаддон шагнул впередСангвиний взглядом поблагодарил обоих, успокаивающе подняв руки. Тишина наступила не сразу. Тарик вышел вместе с ним и отвесил шутливыйпроследил, изысканный поклонкак они вернулись на борт «Громового ястреба», в то время как Абаддон склонил голову в знак уважения и вновь повернулся к смолкающим Несмертнымсвоему легиону.
– Что ж— Друзья мои, владыка Сангвиний, – сказал Тарик достаточно громко, чтобы его услышали даже задние ряды. – Мы с моим дорогим Первым капитаном Абаддоном посовещались и решили, что вполне можем отозвать силы нашего легиона и позволить Девятому самому со всем разобраться— обратился он к Неумершим.— Мои сыны! Готовьтесь победить в нашей первой войне!
Сангвиний взглядом поблагодарил обоих, проследил, как они возвращаются на борт челнока, и снова повернулся к своему легиону== '''ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ.Высокое Воинство''' ==''В поздние годы Великого крестового похода''
– Друзья мои, – обратился он к Несмертным, – мои сыны! Готовьтесь победить в нашей первой войне!''Шенкай''
==='''Двадцать. Высокое ВоинствоИз санкционированных архивов трэллов IX/57437-AJc/94-DVk'''===''В поздние годы Великого Крестового похода''
Шенкай'''Приписан к легионеру Зефону'''
Из санкционированных архивов трэллов IX/57437AJc/94-DVk
Приписан к легионеру Зефону
Господина зовут Зефон. Он экзарх Высокого Воинства. Его зовут Вестником Скорби, потому что он очень беспощадный и потому что он один из Священнейших, Разрушителей, один из тех, кто владеет оружием, запретным для остальных. Для нашей семьи честь служить ему.
Я много раз смотрел записи с камер на шлеме господинаГосподина зовут Зефон. Он экзарх Высокого Воинства. Его зовут Несущим Печаль потому, мы вместе с отцом их смотримчто он очень беспощадный, когда он проверяет данные. Я тогда стою рядом с креслом отцаи потому, а что он и много других трэллов просматривают архивные данные на консолях корабельного атенеума. На многих кораблях стали появляться летописцыодин из Священнейших, но их сюда не пускаютразрушителей, потому что эти данные священны для легиона. Я слышалодин из тех, как некоторые летописцы жаловалиськто владеет оружием, но так им и надозапретным для остальных. Нечего сюда нос соватьДля нашей семьи честь служить ему.
В общем, я Я много раз виделсмотрел записи с камер на шлеме господина, как господин сражаетсямы вместе с отцом их смотрим, иногда его собственными глазамикогда он проверяет данные. Я тогда стою рядом с креслом отца, а иногда глазами он и много других воинов из Высокого Воинстватрэллов просматривают архивные данные на консолях корабельного атенея. Он красивыйНа многих кораблях стали появляться летописцы, но их сюда не пускают, потому что эти данные священны для легиона. Я слышал, как все Ангелынекоторые летописцы жаловались, но не по-человечески: он больше похож на картины или статуи, которые спрятаны на нижних палубах флагманатак им и надо. Нечего сюда нос совать.
Лучше всего В общем, я помню запись с шлема воина по имени Ториан. Перед теммного раз видел, как на этой записи появляется мой господинсражается, видно только черный туманиногда его собственными глазами, который поглощает землю. Это ядовитый дым от их алхимического оружияа иногда глазами других воинов из Высокого Воинства. Высокое Воинство сверху накрыло землю радиоактивным туманомОн красивый, а теперь собирается спуститься в него и убить всехкак все Ангелы, кто выжилно не по-человечески. Пока Ториан падаетОн больше похож на картины или статуи, его зрение застилает дым. Потом он приземляется которые спрятаны на ноги, а вокруг ничего не видно, только помехинижних палубах флагмана.
Потом включается тепловизорЛучше всего я помню запись со шлема воина по имени Ториан. В ядовитом тумане появляются тениПеред тем как на этой записи появляется мой господин, размытые фигуры вооруженных мужчин и женщин – это тевидно только чёрный туман, кто против согласиякоторый поглощает землю. Это ядовитый дым от их алхимического оружия. Некоторые умираютВысокое Воинство сверху накрыло землю радиоактивным туманом, но не все. Те из ниха теперь собирается спуститься в него и убить всех, кто вовремя загерметизировал свои костюмывыжил. Пока Ториан падает, еще сражаютсяего зрение застилает дым. Высокое Воинство крошит их в капусту. Тепловые пятна мечутсяПотом он приземляется на ноги, падаюта вокруг ничего не видно, и всего через несколько минут после начала съемки они уже холодные и темныетолько помехи.
Торианова камера выходит из туманаПотом включается тепловизор. С краев он становится жижеВ ядовитом тумане появляются тени, размытые фигуры вооружённых мужчин и женщин — это те, кто против Согласия. НуНекоторые умирают, то есть рассеиваетсяно не все. И Ториан Те из него выходитних, кто вовремя загерметизировал свой костюм, ещё сражаются. Высокое Воинство рубит их на куски. И разворачиваетсяТепловые пятна мечутся, падают, и всего через несколько минут после начала съёмки они уже холодные и тёмные.
То, что происходит потом, занимает меньше трех секундТорианова камера выходит из тумана. Я это точно знаю, потому что в углу экрана С краёв дымка становится жиже. Ну то есть рунические указатели временирассеивается. Ториан из неё выходит. Я много раз пересматривал этот моментИ разворачивается.
Из смертельного тумана выбегают двое врагов. Их странная броня не пропускает радиоактивный дым. Один из них только успевает показаться из туманаТо, как его сразу же затягивает обратно. Его криков не слышночто происходит потом, и до конца записи мы больше его не видимзанимает меньше трёх секунд. Я узналэто точно знаю, потому что с ним случилось, только когда посмотрел запись с глазных линз господина: Зефон схватил его за трубки, которые торчали из брони на спине, и затащил обратнов углу экрана есть рунические указатели времени. Потом разбил ему шлем, и туда попал яд. И он умерЯ много раз пересматривал этот момент.
Вторая успевает отойти на несколько шагов от стены Из смертельного тумана и вдруг останавливаетсявыбегают двое врагов в необычных латах, не пропускающих радиоактивный дым. Она выгибаетсяОдин из них только успевает показаться, как его сразу же затягивает обратно. Визор ее шлема изнутри заливает кровьЕго криков не слышно, лица и до конца записи мы больше его не видновидим. То ли она ее выкашлялаЯ узнал, что с ним случилось, то ли выблевала. Трудно разглядеть мечтолько когда посмотрел запись с глазных линз господина: Зефон схватил его за трубки, который пробил ее тело насквозь и вышел которые торчали из грудиброни на спине, потому что сталь почернела от токсичного дымаи затащил обратно. С оружием Высокого Воинства всегда так бываетПотом разбил ему шлем, и нам приходится надевать специальные перчатки и защитные костюмы, чтобы почистить оружие и доспехи, если они применяли в бою свои Разрушительные боеприпасытуда попал яд. И он умер.
Вот Вторая фигура успевает отойти на пару шагов от стены тумана и оружие господина почти вдруг останавливается. Она выгибается. Визор её шлема изнутри заливает кровь, лица больше не видно. То ли враг её выкашлял, то ли выблевал. Трудно разглядеть меч, который пробил его тело насквозь и вышел из груди, потому что он выключил силовое полесталь почернела от токсичного дыма. С оружием Высокого Воинства всегда так бывает, а Астартес это делают только по одной причине – потому что не хотяти нам приходится надевать специальные перчатки и защитные костюмы, чтобы враг умер сразу, а хотятпочистить оружие и доспехи, чтобы он умирал медленноесли они применяли в бою свои разрушительные боеприпасы.
На той неделе, перед тем как идти в апотекарион, мы с отцом пошли на нижние палубы. Отец говорит, что там, в глубинах боевых кораблей Кровавых Ангелов, скрыты самые прекрасные произведения искусства во всем Империуме. Когда я его спрашиваю, почему легион никому не показывает свои сокровища, он говорит, потому что Ангелам наплевать на славу. Они творят искусство для себя, а не для других.
Мы шли мимо картинНа той неделе, перед тем как идти в апотекарион, мы с отцом пошли на которых были чужие пейзажи и городанижние палубы. Еще Отец говорит, что там были статуи, вырезанные из камня с многих разных планетв глубинах боевых кораблей Кровавых Ангелов, скрыты самые прекрасные произведения искусства во всём Империуме. Когда я его спрашиваю, почему легион никому не показывает свои сокровища, некоторые изображали животныхон говорит, другие – чудовищ или Императорапотому, а некоторые были вообще ни что Ангелам наплевать на что не похожиславу. Они называются абстрактными. Я это знаютворят искусство для себя, я а не тупой, хоть и не понимаю, что означают статуидля других.
Я видел скульптуры девМы шли мимо картин, на которых были чужие пейзажи и варваровгорода. Ещё там были статуи, и ксеносов. Некоторые ксеносы стояли в благородных позахвырезанные из камня с многих разных планет, некоторые изображали животных, другие — чудовищ или Императора, они а некоторые были совсем вообще ни на что не похожи на побежденных. СтранноОни называются абстрактными. Я это знаю, зачем так изображать враговя не тупой, будто ими восхищаешься?хоть и не понимаю, что означают статуи.
– — Чтобы мне стало грустно? – — спросил я, потому что это была какая-то чепуха.
– — Чтобы показать тебе его утрату.
Это было вроде как мое официальное представление, но он и внимания на меня не обратил. Едва взглянул. Глупо представляться господину в апотекарионе, но дело в том, что он оттуда почти не выходил с тех пор, как был ранен, и еще после всех этих операций, которые пошли насмарку.
Так что Это было вроде как моё официальное представление , но он и внимания на меня не состоялось, зато мы увидели последнее, что господин сделал как Экзарх Высокого Воинстваобратил. Едва взглянул. Он отдал команду прямо из койки Глупо представляться господину в апотекарионе «Красной Слезы» – велел повысить субкоммандера Анзараэля. Ему сделали еще одну операцию, но бионика опять отказала. Никак она дело в том, что он оттуда почти не хотела соединяться выходил с его нервной системой. Он хромалтех пор, как был ранен, и руки у него тряслисьещё после всех этих операций, и пальцы не слушалиськоторые пошли насмарку.
Анзараэль принял командованиеТак что представление не состоялось, зато мы увидели последнее, что господин сделал как экзарх Высокого Воинства. Он отдал команду прямо из койки в апотекарионе ''«Красной слезы»'' — велел повысить заместителя Анзараила. Ему сделали ещё одну операцию, но отказался от меча Зефонабионика опять отказала. Никак она не хотела соединяться с его нервной системой. Он хромал, руки у него тряслись и пальцы не слушались.
Моя мать – оруженосица Зефона, и это ей господин приказал принести меч к его постелиАнзараил принял командование, но Анзараэль отказался от чести принять егомеча Зефона.
– Вряд ли он мне понадобится на ТерреМоя мать — оруженосица Зефона, – сказал и это ей господин. – Все равно я не смогу им воспользоватьсяприказал принести меч к его постели, даже при всем желаниино Анзараил отказался от чести принять его.
Анзараэль как будто удивился, и родители — Вряд ли он мне потом сказалипонадобится на Терре, что — сказал господин никогда не разговаривал со своими воинами таким тоном. В легионе считается очень важным контролировать свой гнев. Если присмотреться, он всегда сквозит в их взглядах, но они считают, что нужно — Всё равно я не поддаваться емусмогу им воспользоваться, а преодолеватьдаже при всём желании.
Господин хотел все равно отдать мечАнзараил как будто удивился, но бросил его сильнееи родители мне потом сказали, чем собирался, потому что бионика подвелагосподин никогда не разговаривал со своими воинами таким тоном. Анзараэль поймал его и несколько секунд смотрел на богато украшенную рукоять и ножныВ легионе считается очень важным контролировать свой гнев. НаверноЕсли присмотреться, мы должны были расчувствоватьсяон всегда сквозит в их взглядах, но когда он пробормотал слова благодарностиони считают, что нужно не поддаваться ему, нам всем стало ужасно неловкоа преодолевать.
Я думалГосподин хотел всё равно отдать меч, все закончилось – охно бросил его сильнее, чем собирался, потому что бионика подвела. Анзараил поймал оружие и несколько секунд смотрел на богато украшенную рукоять и ножны. Наверно, как мне этого хотелосьмы должны были расчувствоваться, – но Анзараэль сказал:когда он пробормотал слова благодарности, нам всем стало ужасно неловко.
– СэрЯ думал, я хотел бы кое-что передать вам от имени Высокого Воинства.всё закончилось — ох, как мне этого хотелось, — но Анзараил сказал:
Господин сжал зубы. Не знаю— Сэр, я хотел бы кое-что передать вам от раздражения или потому что мышцы были повреждены и еще не исцелилисьимени Высокого Воинства.
– Что?Господин сжал зубы. Не знаю, от раздражения или потому что мышцы были повреждены и ещё не исцелились.
– Сэр…— Что?
– Хватит обращаться ко мне «сэр». Ты старше меня по званию. Ты Экзарх Высокого Воинства, а я – обрубок на больничной койке.— Сэр…
– — Хватит обращаться ко мне «сэр». Ты старше меня по званию. Ты теперь экзарх Высокого Воинства, а я — обрубок на больничной койке. — Зефон, – — сказал АнзараэльАнзараил; странно, но имя господина тогда показалось мне нелепым и каким-то стыдным. – — Высокое Воинство велело мне передать их пожелание. Все Всё подразделение умоляет вас принять одну из предложенных вам позиций…
– — Убирайся.
Воинство Крестоносцев – почетная гвардия воинов Легионес Астартес на Тронном Мире. Предполагается, что это вроде как дипломатическая должность, а легионеры – послы своих легионов. Мой господин никакого почета в этом назначении не видит. Он считает свое новое Воинство сборищем изгнанников и неудачников.
В экспедиционном флоте ему предлагали разные занятияВоинство Крестоносцев — почётная гвардия воинов Легионес Астартес в Тронном мире. Быть инструктором. Военным советником. Консультантом. Другие должностиПредполагается, что это вроде как дипломатическая должность, которые я знаю только по названияма крестоносцы — послы своих легионов. Ему предлагали командовать военным кораблем легиона – крейсером «Неслышная песнь»Мой господин никакого почёта в этом назначении не видит. Мать и отец думали, что он согласится, потому что это был шанс остаться с легионом Он считает своё новое Воинство сборищем изгнанников и сражаться вместе с ним. Мать сказала: «Он мог бы остаться тем, кем он был, при том, кем он стал»неудачников.
Но он отказалсяВ экспедиционном флоте ему предлагали разные занятия. Быть инструктором. Военным советником. Консультантом. Другие должности, которые я знаю только по названиям. Ему предлагали командовать военным кораблём легиона — крейсером ''«Неслышная песнь»''. Вместо этого Мать и отец думали, что он принял пост в Воинстве Крестоносцевсогласится, потому что это был шанс остаться с легионом и сражаться вместе с ним. Я спросилМать сказала: «Он мог бы остаться тем, зачемкем он был, и отец ответилпри том, чтобы не видеть свое отражение в глазах братьевкем он стал».
Господин не стал передавать свой отказ Великому Ангелу личноНо он отказался. Он отправил ему сообщение по корабельной системе связиВместо этого он принял пост в Воинстве Крестоносцев. Просто сухой текст на экране. Ответным сообщением Великий Ангел потребовалЯ спросил зачем, и отец ответил: чтобы господин явился к нему перед отбытием, но господин не выполнил желание Великого Ангелавидеть своё отражение в глазах братьев.
Мы ждали господина у челнока во вспомогательном ангаре Господин не стал передавать свой отказ Великому Ангелу лично. Он отправил сообщение по левому борту «Красной Слезы»корабельной системе связи. Он шел Просто сухой текст на экране. Ответным со общением Великий Ангел потребовал, чтобы господин явился к нам, прихрамывая, и хотя изо всех сил старался смотреть холодно и сердито, по глазам было виднонему перед отбытием, что он расстроенно господин не выполнил желание Великого Ангела.
– Хорошо, что никто не стал разводить прощальных церемоний, – сказал он отцуМы ждали господина у челнока во вспомогательном ангаре по левому борту ''«Красной слезы»''. Мы думалиОн шёл к нам, чтоприхрамывая, можети, Высокое Воинство придет проводить егохотя изо всех сил старался смотреть холодно и сердито, пожелать счастливого пути. Но оказалосьпо глазам было видно, что мы там одни, если не считать палубной команды, и грузчиков-сервиторов, и обычной суматохи на взлетно-посадочной палубеон расстроен.
– Идите в челнок— Хорошо, – что никто не стал разводить прощальных церемоний, — сказал онотцу. И Мы думали, что, может, Высокое Воинство придёт проводить его, пожелать счастливого пути. Но оказалось, что мы пошли. Мы несли наши пожиткитам одни, если не считать палубной команды, а сервиторы тащили ящики со снаряжением господинагрузчиков-сервиторов и обычной суматохи на взлётно-посадочной палубе.
– И всё-таки они попрощались. Мы обнаружили это уже в полёте. Я его нашёл. Он был в ящике в грузовом отсеке — закрытый металлический футляр. На нём был сигил легиона и ещё знак Высокого Воинства: погребальная маска с распростёртыми чёрными крыльями. Я сразу понял, что там внутри, как только его увидел. — Что ты делаешь, мальчик?
– — Мой меч.
– — И я так думаю, повелитель.
– — Глупцы, – — сказал господин про своих воинов. Но он сказал это не зло, а очень грустно. – — Без сомнения, они думали, что хорошо поступают.
– — Царский подарок, повелитель. – — Я храбрился и старался показать своим видом, что я его не боюсь.
– — Мне не нужно милосердие легиона или его жалость. Когда мы доберемся доберёмся до Терры, отправь его на хранение.
– — Повелитель? – — Мне показалось, что я его не расслышал.
– — Не заставляй меня повторять дважды, трэлл. – — Он немного помедлил, потому что хоть у Астартес астартес и идеальная память, но он не знал или не помнил моего имени, потому что ему было все всё равно. Господин позволил футляру захлопнуться и оставил меня в грузовом отсеке одного.
===''Каргос'Двадцать один. Sanguis extremis.'''=== В последние годы Великого крестового похода.
Каргос.
О, как упоительно зашумела толпа, когда он раскроил до кости красивое лицо Нереша. Одобрительные крики и насмешки братьев обдали его осязаемой волной, как свежий ветер среди палящей жары джунглей. Нереш, к его чести, сделал еще два неверных шага назад, упрямо не желая осознавать, что с ним покончено. Потом реальность взяла свое. Со всей грацией падающего в огне боевого корабля он повернулся и осел на палубу, словно в нем не осталось костей. Тело рухнуло навзничь, и толпа снова пришла в волнение. – — Уже не такой красавчик, а? – — Каргос ухмыльнулся, глядя на бесчувственного воина, на месте глазницы и скулы которого зияла глубокая яма. – — Похоже, прошли те времена, когда ты впечатлял летописцев и поэтов, брат.
– — Ну , вот и всевсё, – — весело сказал Каргос. – — Лежи, не вставай.
– — Чемпион Восьмой Штурмовойштурмовой! – — заорал он в такт выкрикам зрителей. – — Чемпион Восьмой Штурмовойштурмовой!
– — Медик! – — крикнул кто-то в толпе. – — Апотекарий!
– — Не нужен ему апотекарий. Ему капеллан нужен.
– — Помоги ему, ты, подонок!
– — Помочь? Но как? Я тебе скажу, в чем чём проблема твоего героя: он жалкий слабак, как и вы все. В таком тяжелом тяжёлом случае уже ничем не поможешь.
– — Нереш, друг мой! Ты плохо выглядишь. Что же с тобой случилось?
– Пойдем— Пойдём-ка поговорим, – — сказал Кхарн.
– — Мне не очень нравится, как это звучит, сэр.
– — Сейчас же, Каргос.
Каргос Тот послушно встал. Он чувствовал на себе взгляды остальных, когда Кхарн вел вёл его к выходу из казарм.
– — Ты убил его, – — сказал Кхарн, глядя перед собой.
– — Я знаю, – — ответил Каргос. – — Я там был.
Кхарн Капитан вздохнул.
– — Ты прекрасно понимаешь, что я хочу сказать, идиот.
– — Нет, правда не понимаю. Объясните, пожалуйста, сэр. Только без длинных слов.
– — Это не был смертельный поединок. Не до ''sanguis extremis''.
– — Это же арена, брат. Мы рискуем жизнью каждый раз, когда входим в круг за щитом. Нереш сражался и умер. Хотел я его убить? Нет. Ты доволен? Это не был смертельный поединок, и я не хотел его убивать. Волнует меня его смерть? Ни черта. Он знал, чем рискует.
– — Вы сердитесь? – — поддел его Каргос. – — Почему бы это, сэр? У меня, кажется, серьезные серьёзные проблемы.
– — Ты апотекарий, – — проговорил Кхарн сквозь сжатые зубы.
– — Когда я в ямах, я гладиатор, как и мы все.
– — Брат умирал у твоих ног.
– — Щиты все еще всё ещё были подняты. Я не мог сбегать за нартециумом и медицинскими инструментами. Что я должен был сделать? Провести жизненно необходимую операцию при помощи собственных ногтей? У него осколки кости в мозгах застряли. Недоумок уже был мертвмёртв, Кхарн. Я ничего не мог сделать.
– — Ты смеялся над ним.
– — Потому что было смешно! – — Каргос изобразил предсмертные судороги Нереша, закатив глаза. Правда, эффект был несколько подпорчен тем, что он не мог смог сдержать улыбку. – — Чего ты ждал, — что я спою погребальную песнь?
– — Ты правда злишься, да?
– — Ты сама проницательность. Да плевать мне, что Нереш мертвмёртв. Меня волнует, что будет дальше. Из-за того, что ты, полоумный идиот, натворил.
– — Ну, вызов, наверное. Возможно, до ''sanguis extremis''. Придется Придётся убить Феракула. Вот и всевсё.
– — Тебе никогда не приходило в голову, что твоя ребяческая злоба может вызвать далеко идущие последствия?
– — Думаешь, я не справлюсь с Феракулом? – — спросил он Кхарна. – — Да он сдохнет вдвое быстрее Нереша. Никто из Одиннадцатой Бронетанковой мне не соперник.
– — А, – сказал Каргос— наконец-то осознал апотекарий.
– — Ага, – — согласился Кхарн. – — Точно.
– — Я уже заказал челнок. Сам полетишь туда и все всё ему расскажешь.
Три часа спустя на борту «Красной Слезы» именно этим Каргос и занимался.
– Три часа спустя на борту ''«Красной слезы»'' именно этим Каргос и занимался. — Я, возможно, немного ошибся тактически, – — признался он брату по цепи.
– — По-моему, я в первый раз от тебя это слышу.
– — Не вижу, отчего центурион Кхарн недоволен, – — сказал Кровавый Ангел, когда Каргос закончил описывать недостойную смерть Нереша. – — Если Феракул хочет драться с тобой до ''sanguis extremis'', так пусть деретсядерётся. Таковы ваши обычаи, если я правильно понимаю.
– — Ты все всё правильно понимаешь. Но дело в том, что вызов брошен и теперь мы имеем, э-э-э, риск дипломатического инцидента. – — Каргос показал ему диск.
Амит Нассир наклонил голову, рассматривая жетон. Его светлые глаза заблестели пониманием и весельем. Рядом с именем Каргоса было нацарапано его собственное имя.
– — Он хочет боя в цепях, – — сказал Амит.
– — В одиночку ему меня не одолеть, – — ухмыльнулся Пожиратель Миров. – — Но его брат по цепи – — Джегрет из Тридцать Второй второй роты, а Джег – — опасный ублюдок.
Амит Расчленитель должен был поговорить со своим примархом. Сангвиний никогда не отказывал своим сыновьям, когда они те изъявляли желание сражаться в бойцовых ямах ''«Завоевателя»''; Амит принимал участие в гладиаторских боях уже почти десять лет, и последние три года был связан цепью с Каргосом. Когда бы два флота ни встречались – — будь то в военных кампаниях, или когда они пополняли запасы и обновляли вооружение, – — Амит и Каргос с Каргосом сковывали запястья освященным освящённым кровью железом и бок о бок выходили на арену.
Амит Нассир немного подумал.
На «Завоевателе» было тридцать бойцовых ям: от Арены 17 – перестроенного склада, в котором воняло мокрой ржавчиной, – до вершины инженерной мысли, Арены 5, многоуровневой системы люков и платформ, которая раньше была тренировочным полигоном для боевых стрельб. Каргос знал достоинства и недостатки каждой из арен как свои пять пальцев. Он сражался на них год за годом, копя воспоминания о победах и случайных поражениях.
Арена 30 была самой новой и уж конечноНа ''«Завоевателе»'' имелось тридцать бойцовых ям: от Арены 17 — перестроенного склада, где воняло мокрой ржавчиной, самой большой из всех. Это была идея капитана Саррин вскоре после ее назначения на «Завоеватель». Узнав— до вершины инженерной мысли, что Пожиратели Миров собираются ликвидировать ангар истребителейАрены 5, чтобы устроить на его месте еще одну бойцовую ямумногоуровневой системы люков и платформ, она предложила альтернативукоторая раньше служила тренировочным полигоном для боевых стрельб. Примерно в середине верхней части корпуса корабля между надстройками поднимался укрепленный наблюдательный куполКаргос знал достоинства и недостатки каждой из площадок как свои пять пальцев. Первоначально он представлял собой одно из немногих мест Он сражался на кораблях класса «Глориана», предназначенных исключительно для комфорта. На флагмане Несущих Слово «Фиделитас Лекс» такой купол служил личной обсерваторией примарха Лоргара, где он, по слухамних год за годом, проводил дни копя воспоминания о победах и недели варп-транзита в медитациях и наблюдениях за течениями варпаслучайных поражениях.
На «Завоевателе» в нем жили официальные лица с политическим весомАрена 30 была самой новой и, которые пользовались военными кораблями для своих поездокуж конечно, случайные дипломаты с приведенных к согласию миров, а в последние годы Великого крестового похода – чиновникисамой большой из всех. Это была идея капитана Саррин вскоре после её назначения на ''«Завоеватель»''. Узнав, посланные Терройчто Пожиратели Миров собираются ликвидировать ангар истребителей, чтобы следить за темустроить на его месте ещё одну бойцовую яму, как идут дела легионаона предложила альтернативу. Лотара приказала снести жилые помещенияПримерно в середине верхней части корпуса корабля между надстройками поднимался укреплённый наблюдательный купол. Первоначально он представлял собой одно из немногих мест на кораблях типа ''«Глориана»'', а оставшихся чиновников переселить в более скромные покоипредназначенных исключительно для комфорта. Когда это было сделаноНа флагмане Несущих Слово ''«Фиделитас Лекс»'' такой купол служил личной обсерваторией примарха Лоргара, она отдала огромное помещение под гладиаторские игрыгде он, по слухам, проводил дни и недели варп-переходов в медитациях и наблюдениях за течениями эмпирей.
Это решило сразу две проблемыНа ''«Завоевателе»'' в нём жили официальные лица с политическим весом, которые пользовались военными кораблями для своих поездок, случайные дипломаты с приведённых к Согласию миров, а в последние годы Великого крестового похода — чиновники, посланные Террой следить за тем, как идут дела легиона. Все были довольныЛотара приказала снести жилые помещения, а оставшихся чиновников переселить в более скромные покои. То есть всеКогда это было сделано, чье мнение имело значениеона отдала огромное помещение под гладиаторские игры.
Каргос с Кхарном и Скане как раз находились на капитанском мостике, когда выдворенные терранские дипломаты обратились к Лотаре Саррин с официальным протестомЭто решило сразу две проблемы. Развалившись на своем командном троне, она выслушала их, а потом тоном веселого удивления – трудно было поверить, что они решились сунуться к ней с этим вопросом – посоветовала их лидеру запихнуть петицию себе в задницу и сплясать веселую джигу. Капитан Саррин поклялась жизнью, что если он это сделает, она изменит свое решениеВсе были довольны.
Чиновник не принял ее предложение. Неловкий отказ немало разочаровал Каргоса и его товарищей из Восьмой ротыТо есть все, они бы с удовольствием посмотрели представление. Некоторое время спустя адепты с Терры и остальные канцелярские крысы решили переселиться на другие суда флотилиичьё мнение имело значение.
В полутемном восточном аванзалеЧиновник не принял её предложение. Неловкий отказ немало разочаровал Каргоса и его товарищей из 8-й роты, где он готовился к битве, был слышен оживленный рокот толпыведь они бы с удовольствием посмотрели представление. О, он любил этот звук, даже такой, как сейчас — приглушенный, резонирующий Некоторое время спустя адепты с железными костями корабляТерры и остальные канцелярские крысы решили переселиться на другие звездолёты флотилии.
Амит пришелКаргос надеялся заполучить Арену 5, как и обещал. Неяркий свет отражался от лезвия его потрошильного меча. Оба выше пояса были обнаженынедавно оборудованную новыми шипастыми ловушками, с которыми поединки становились намного интереснее, но Амит хладнокровно и сосредоточенно разглядывал металлические засовы перед собой, тогда как Каргос вздрагивал от желания убивать. Гвозди пели ту же песню, что и толпа; в самой сердцевине его разума они издавали тот же белый шум нетерпениясразиться с размахом на Арене 30 тоже было заманчиво.
– Кровь для ИмператораВ полутёмном восточном аванзале, – пробормотал Каргосгде он готовился к битве, слышался оживлённый рокот толпы. – Черепа для Трона ТеррыО, он любил этот звук, даже такой, как сейчас, — приглушённый, резонирующий с железными костями корабля.
– Должен признаться— Кровь для Императора, когда мы с тобой встретились на Уриссии, такого я не ожидал— пробормотал апотекарий. — Черепа для Трона Терры.
Каргос глянул Амит облизнул клыки, глядя на брата по цепи и на саму цепь, что сковывала их запястья. Длина цепи, если растянуть ее, составляла три метра. Его левая рука была прикована к правой руке Амита; не то чтобы это имело значение – большинство Астартес были амбидекстрами. Свободная рука каждого сжимала рукоять зазубренного гладиязапертые двери.
– — Должен признаться, когда мы с тобой встретились на Уриссии, такого я не ожидал. Каргос глянул на брата по цепи и на саму цепь, что сковывала их запястья. Длина цепи, если растянуть её, составляла три метра. Его левая рука была прикована к правой руке Амита; не то чтобы это имело значение — большинство астартес были амбидекстрами. Свободная рука каждого сжимала рукоять зазубренного гладия. — Я рад, что ты здесь, – — сказал Каргос. Он говорил тихим, низким голосом, но не от смущения или неловкости. Если уж не можешь быть откровенным с братом по цепи, то ни с кем не можешь быть откровенным. Нет, ему трудно было выговаривать слова. Гвозди начали кусаться. Из носа потекла кровь; он ощутил тонкую теплую тёплую струйку, стекающую стекавшую к верхней губе.
– …претенденты— ''…Претенденты, требующие '' sanguis extremis…, – extremis''…'' — объявил комментатор, но Каргос уже терял связность мыслей, он . Он метался, как зверь в клетке. Он слышал слова, но до него доходили только обрывки смысла. Он слышал, как назвали гладиаторские прозвища Феракула и Джегрета, слышал, как зачитали их претензии к нему, и знал, что в западном аванзале, за такими же запертыми на засов дверьми, они дрожат от такой же жажды крови и так же чувствуют укусы Гвоздей.
– — Ты скрипишь зубами, – — заметил Амит.
– ''— …Плюющийся Кровью, – — объявил комментатор, – — и Расчленитель!''
Еще Ещё больше криков. Еще Ещё один укол Гвоздей. Снова заскрипел металл. Каргос вздрогнул, когда рука Амита опустилась на его обнаженное обнажённое плечо. Они слишком много сражались рядом, чтобы Кровавый Ангел стал произносить речи о самообладании, и все всё же его светлые глаза поймали бегающий взгляд Каргосатоварища:
– — Готов?
– Ммм— М-м-м.
На всю оставшуюся жизнь Амит запомнил каждый взмах клинка, каждое столкновение костяшек с плотью, каждый вдох и каждое проклятье четырех бойцов. Для Каргоса, как с ним часто случалось, подробности той ночи превратились в рваную последовательность мгновений, замаранных кровью и не связанных с другими, каждое – отдельная вспышка ощущений. Некоторые из них – он знал – были воспоминаниями. Некоторые, скорее всего, представляли собой просто набор впечатлений, которые он принимал за воспоминания. Впрочем, он не был уверен, сильно ли отличаются между собой эти состояния ума и имеет ли это какое-то значение.
Там были их примархиНа всю оставшуюся жизнь Амит запомнил каждый взмах клинка, каждое столкновение костяшек с плотью, каждый вдох и каждое проклятье четырёх бойцов. Этого он Для Каргоса, как с ним часто случалось, подробности той ночи превратились в рваную последовательность мгновений, замаранных кровью и не смог бы забыть при всем желаниисвязанных с другими, каждое — отдельная вспышка ощущений. Когда они с Амитом вышли на гладиаторскую аренуНекоторые, он едва не зарычал при виде Ангрона и Сангвиниязнал, были воспоминаниями. Другие, скорее всего, представляли собой просто набор впечатлений, стоявших рядом на зрительских трибунахкоторые он принимал за воспоминания. Они возвышались над своими воинамиВпрочем, глядя внизон не был уверен, на аренусильно ли отличаются между собой эти состояния ума и имеет ли это какое-то значение.
Ангрон, как обычно, Там присутствовали их примархи. Этого он не выказывал ничегосмог бы забыть при всём желании. Когда они с Нассиром вышли на гладиаторскую арену, кроме раздражительного безразличия; его внимание привлекли он едва не имена бойцовзарычал при виде Ангрона и Сангвиния, а кровь, запах которой скоро должен был примешаться к воздухустоявших рядом на зрительских трибунах. Он приходил посмотреть на поединок только для тогоДвое возвышались над своими воинами, чтобы вынести суждение о боевом духе своих людейглядя вниз, и никогда – чтобы поддержать одного из соперников. Его грудь в доспехе поднималась и опускалась в такт медленному дыханию; он слегка кивнул Каргосу в знак одобрения, когда тот в своей обычной манере стал подзадоривать толпуна арену.
АнгелАнгрон, ослепительный в своем золотом убранствекак обычно, не выказывал ничего, кроме раздражительного безразличия; его внимание привлекли не имена бойцов, а кровь, запах которой скоро должен был непостижимпримешаться к воздуху. Его лицо хранило намеренно отсутствующее выражениеОн приходил посмотреть на поединок только для того, чтобы вынести суждение о боевом духе своих людей, и контраст между идеальными чертами никогда — чтобы поддержать одного из соперников. Его грудь в доспехе поднималась и полным отсутствием живых эмоций ужасалопускалась в такт медленному дыханию. Примарх слегка кивнул Каргосу в знак одобрения, когда тот в своей обычной манере принялся подзадоривать толпу.
Капитан Саррин также присутствовала Ангел же, ослепительный в зале; как капитан флагмана, она имела право стоять рядом с примархами. Повернувшись к Ангронусвоём золотом убранстве, она сказала что-то через плечобыл непостижим. Примарх скривил щель своего изуродованного шрамами рта в быстройЕго лицо хранило намеренно отсутствующее выражение, неприятной улыбкеи контраст между идеальными чертами и полным отсутствием живых эмоций ужасал.
Кроме примархаКапитан Саррин также присутствовала в зале. Как капитан флагмана, никто из легиона Амита не пришел посмотреть на поединокона имела право стоять рядом с примархами. Трибуны заполняли Пожиратели Миров и люди из экипажа «Завоевателя»Повернувшись к Ангрону, которые аплодировали, кричали, распевали каждый на свой ладженщина сказала что-то через плечо. Каргосу было не по себе из-за странной неподвижности Сангвиния, и все же он ликовал, ощущая, как стена звука давит на барабанные перепонкиПримарх скривил щель своего изуродованного шрамами рта в быстрой неприятной улыбке.
Над ними раскинулись звезды – видКроме примарха, который заставлял мужчин никто из легиона Амита не пришёл посмотреть на поединок. Трибуны заполняли Пожиратели Миров и женщин замирать от благоговения люди из экипажа ''«Завоевателя»'', которые аплодировали, кричали, распевали каждый на свой лад. Каргосу было не по себе из-за странной неподвижности Сангвиния, и всё же он ликовал, ощущая, как стена звука давит на который Каргос не обратил ни малейшего вниманиябарабанные перепонки.
Они вышли в центр металлической палубыНад ними раскинулись звёзды — вид, где их ждали Феракул который заставлял мужчин и Джегрет. Амит поприветствовал их, приложив кулак к сердцу. женщин замирать от благоговения и на который Каргос отсалютовал толпе поднятым клинком, потом повернулся своим обнаженным до пояса соперникам и коротко кивнул имне обратил ни малейшего внимания.
Традиция требовалаОни вышли в центр металлической палубы, чтобы они отсалютовали друг другу. где их ждали Феракул и Джегрет так и сделали. Каргос подбросил гладийНассир поприветствовал оппонентов, и тот описал в воздухе дугу, крутясь и отбрасывая блики от резкого освещения арены, прежде чем он ловко поймал меч другой рукойприложив кулак к сердцу. В Каргос отсалютовал толпе захохотали поднятым клинком, потом повернулся к своим обнажённым до пояса соперникам и заулюлюкали – не всем нравились ужимки Каргосакоротко кивнул.
ПотомТрадиция требовала, все еще улыбаясь, он отсалютовалчтобы они отсалютовали друг другу. Он был доволенФеракул с Джегретом так и сделали. РазгоряченныйКаргос подбросил гладий, и тот описал в воздухе дугу, подергивающийся крутясь и отбрасывая блики от жажды кровирезкого освещения арены, все же он был доволен – прежде чем ловко поймать меч другой рукой. В толпе захохотали и готов закончить делозаулюлюкали — не всем нравились ужимки Каргоса.
Четверка воинов повернулась к примархам Потом, всё ещё улыбаясь, он отсалютовал. Он был доволен. Разгорячённый, подёргивающийся от жажды крови, всё же он был доволен — и подняла оружие в салюте, четыре голоса одновременно выкрикнули:готов закончить дело.
– Идущие на смерть приветствуют тебя!Четвёрка воинов повернулась к примархам и подняла оружие в салюте. Четыре голоса одновременно выкрикнули:
Ангрон в ответ ударил кулаком по грудной пластине своего доспеха. Сангвиний, бесстрастный, безмолвный, сделал то же, но медленнее и тише. Толпа заревела, Лотара подняла руку, и колокол ударил в первый раз.— Идущие на смерть приветствуют тебя!
Четверо бойцов встретились лицом к лицуАнгрон в ответ ударил кулаком по грудной пластине своего доспеха. ФеракулуСангвиний, казалосьбесстрастный, не давала покоя больбезмолвный, причиняемая Гвоздями; он был бледенсделал то же, из носа текла кровьно медленнее и тише. ДжегретТолпа заревела, выше и массивнее егоСаррин подняла руку, лучше владел собой. Он дышал так же тяжело, как и Каргос, но его взгляд оставался яснымколокол ударил в первый раз.
С мрачнымЧетверо бойцов встретились лицом к лицу. Феракулу, казалось, не давала покоя боль, причиняемая Гвоздями; он был бледен, из носа текла кровь. Джегрет, выше и массивнее, лучше владел собой. Он дышал так же тяжело, нетерпеливым выдохом как и Каргос двинулся было вперед. Амит удержал , но его, в последний момент предотвратив нарушение правилвзгляд оставался ясным.
– С мрачным, нетерпеливым выдохом апотекарий двинулся было вперёд. Амит удержал его, в последний момент предотвратив нарушение правил. — Второй колокол, – — проговорил он. – Ждем— Ждём.
– — Жаль, что тебе сегодня придется придётся умереть, Нассир.
– — Сегодня, Джег, – — встрял Каргос, – твое — твоё безголовое тело будет лежать в апотекарионе, а я в своей каюте буду обдирать кожу с твоего черепа и полировать его до блеска. Не как трофей, понимаешь? Я, брат, собираюсь подарить его капитану Саррин, чтобы она использовала его в качестве ночного горшка.
– — Вспороть тебе горло, Каргос, будет истинным удовольствием.
– — Меньше слов, больше дела.
Потом трэллы их вымыли. Апотекарии позаботились об их ранах. Каргоса все еще мучила боль от Гвоздей, он дрожал и потел. Амит, спокойный, практически безмятежный, задумчиво облизывал клыки. После боя всегда особенно заметно было их несходство: ярость Кровавого Ангела быстро угасала, но бешеный гнев Пожирателя Миров нелегко было унять.
Они сидели лицом к лицу в медицинском отделенииПотом трэллы их вымыли. Апотекарии позаботились об их ранах. Каргоса ещё мучила боль от Гвоздей, где после поединков оказывались он дрожал и раненыепотел. Нассир, и мертвые: первым зашивали раныспокойный, у вторых извлекали геносемя. Амит был неподвиженпочти безмятежный, как статуя, пока трэллы промывали и обеззараживали небольшие повреждениязадумчиво облизывал клыки. Он едва вздрагивалПосле боя всегда особенно заметно было их несходство: ярость Кровавого Ангела быстро угасала, когда мокрые от крови инструменты апотекариев зондировали глубокие раныно бешеный гнев Пожирателя Миров нелегко было унять.
Несмертному Легиону Неумерших не выпала судьба подвергнуться варварской хирургии и адреналиновой перестройке. Да, они были стервятниками и пожирателями падали, но обуздали себя ради своего примарха. Сангвиний обещал НесмертнымНеумершим, что, научившись управлять темными тёмными желаниями, они станут сильнее. Перемены наступили стремительно. Легионы сохранили отголоски прежнего братства, но пошли разными путями. Кровавых Ангелов больше не отправляли в самые враждебные гадюшники на галактической карте. Им давали кампании, в которых они покрывали себя славой. Их удостаивали почестями и похвалами, тогда как на Пожирателей Миров сыпались одни порицания – — особенно после того, как их изменили Гвозди Мясника.
– — Вот и они, – — проговорил АмитНассир, возвращая Каргоса товарища в реальность.
– — Ты хорошо справился, – — сказал Ангрон, и, как всегда, его голос напоминал нечто среднее между хрипом и рычанием. Ему было больно говорить. Ему было больно думать. Весь легион это знал, потому что они чувствовали в себе далекое далёкое эхо этой боли.
– — Ты разочаровал меня, Нассир.
– — Я знаю, повелитель.
– — Ты уменумён, – — мягко продолжил Сангвиний, – — и знаешь, о чем чём я тебя попрошу. Я не буду заставлять тебя и не буду обещать тебе прощение за участие в этом бессмысленном бессмыслен ном фарсе, если ты меня послушаешься. Но я хочу, чтобы ты запомнил этот момент, Нассир. Я хочу, чтобы ты жил с воспоминаниями об этой ночи, запечатленными запечатлёнными в тебе. Ты сделаешь это ради меня?
– — Да, повелитель.
– — Благодарю тебя.
Амит бросил взгляд Нассир посмотрел на Каргоса и встал. Если этот взгляд что-то и выражал, то недостаточно ясно; Каргос так и не решил, был ли в нем намек нём намёк на извинение. Пожиратель Миров смотрел, как его брат по цепи берет берёт хирургическое лезвие у одного из людейсмертных-медиков.
– — Нет, – — сказал Ангел. Неважно, прочитал он мысли Пожирателя Миров или сделал правильные выводы из его единственного шагаапотекария.
– — Спасибо тебе, – — сказал Каргос. – — Спасибо, брат.
– — До следующего раза.
===''Гладиаторы'Двадцать два. Я видел его.'''===
Последние дни осады Терры.
Гладиаторы. Нассир Амит стоял на Дельфийской стене Дельфийского укрепления, всматриваясь в скапливающуюся скапливавшуюся на горизонте орду. Она была еще ещё слишком далеко, чтобы разглядеть детали сквозь пелену пыли, но ему это не мешало. Черная Чёрная отметина неисчислимого воинства, собирающегося вместе для последней битвы, пятнала горизонт. Уже скоро.
– — Что ты там ищешь? – — спросил Зефон.
– — Ничего. Я просто смотрю.
– — Мне так не кажется.
– — Ты страдаешь, Нассир. Я же вижу.
– — Чуть раньше, во время отступления, я встретил Каргоса. – — Амит все всё так же вглядывался немигающим взглядом в линию горизонта. – — Я перерезал ему глотку.
Зефон Несущий Печаль положил руку на наплечник брата. Они никогда не были близки, даже до ссылки Зефона на Терру, но среди Кровавых Ангелов ходили легенды о том, как Амит сражался в бойцовых ямах XII легиона. Хоть и сомнительные, все но всё же это были легенды.
– — Мне жаль, АмитНассир. Вряд ли мои слова тебе помогут, но ты сделал то, что должен был сделать.
– — Я в этом не уверен.
– — Они – — предатели, – — мягко сказал Зефон. – — Для них нет искупления. Ни для кого из них. После всего, что они сделали.
– — Я не об этом, – — проговорил Амит. Он Расчленитель, снова перевел переведя взгляд на нечистый горизонт. – — Я не уверен, что убил его.
В пяти километрах к востоку воин, швы на шее которого все еще сочились загустевшей кровью, покрепче ухватил спасенный топор Кхарна и прислонился к обшивке искореженного, мутирующего «Лэндрейдера». Он смотрел на далекие стены Дельфийского укрепления, излучая ненависть, словно раненое животное.
Воздух входил в его легкие с хрипом – физиология все еще приспосабливалась В пяти километрах к аугметикевостоку воин, которую ему наскоро вживили вместо голосовых связок. В его глазах была ненавистьшвы на шее которого ещё сочились загустевшей кровью, покрепче ухватил спасённый топор Кхарна и это нисколько не удивляло находившихся рядом воинов; но были в них и слезыприслонился к обшивке искорёженного мутирующего «Лэндрейдера». Кто-то Он смотрел на него с презрением. Другие понималидалёкие Дельфийские укрепления, излучая ненависть, словно раненое животное.
К нему подошел еще один воинВоздух входил в его лёгкие с хрипом: физиология ещё приспосабливалась к аугметике, которую ему наскоро вживили вместо голосовых связок. В глазах горела злость, облаченный и это нисколько не удивляло находившихся рядом воинов, но были в исписанный рунами доспех священного черного цветаних и слёзы. Благодаря ему первый все еще был живКто-то смотрел на него с презрением. Другие понимали.
– ОтдохниК нему подошёл ещё один легионер, – сказал капелланоблачённый в исписанный рунами доспех священного чёрного цвета. – Битва начнется на зареБлагодаря ему первый всё ещё был жив.
– Нет— Отдохни, – Пожиратель Миров покачал головой— сказал капеллан. Его голос был узнаваем, но искажен механической вставкой. – Мне и здесь хорошо— Битва начнётся на заре.
– Что ты там пытаешься разглядеть— Нет. — Пожиратель Миров покачал головой. Его голос был узнаваем, мой друг? – поинтересовался Инзарно искажён механической вставкой. — Мне и здесь хорошо.
Каргос с трудом кашлянул своей новой глоткой. Звук— Что ты там пытаешься разглядеть, что вырвался из нее, напоминал скрежет цепной пилымой друг? — поинтересовался Инзар.
– ВрагаКаргос с трудом кашлянул своей новой глоткой. Звук, что вырвался из неё, напоминал скрежет цепной пилы.<br />
=='''Часть 5— Врага. Санктум Империалис.'''==
==='''Двадцать три. Последний советЧАСТЬ ПЯТАЯ.САНКТУМ ИМПЕРИАЛИС'''===
Корабль позвал ее— Вокс, и — скомандовала она проснулась. Конечно— Мостик, он не говорил словами; он звал ее скрежетом металла под давлениемэто Саррин. Доложите обстановку. Вокс, будил протестом терзаемой сталитвою мать, установи связь с мостиком. Лотара села в кровати, различив в стоне костей «Завоевателя» свое имяЭто капитан. Доложите обстановку.
– ВоксКорабль снова вздрогнул, – сказала онано вокс не ожил. – Мостик, это Саррин, доложите обстановкуЭта дрожь не походила на отдачу от артиллерийских залпов или сотрясение от взрыва. Лотара знала каждую вибрацию своего звездолёта. ВоксЭто скорее похоже на давление варпа, твою матьмнущего корпус, установи связь с мостиком. Это капитан. Доложите обстановкучтобы забраться внутрь.
Корабль снова содрогнулся— Свет, но — сказала она в темноту своей каюты. Результат был тот же, что и у её попыток включить вокс не ожил. Эта дрожь не походила на отдачу от артиллерийских залпов или сотрясение от взрыва. Лотара знала каждую вибрацию своего корабля. Это скорее было похоже на давление варпа, мнущего корпус, чтобы забраться внутрь— Свет.Свет! Освещение! Да чтоб тебя…
– Свет, – сказала У Лотары не осталось сил на всё это. Ни на что у неё не осталось сил. От недоедания и обезвоживания она превратилась в темноту своей каюты. Результат был тот жескелет, что и у ее попыток включить воксдаже этот жалкий приступ гнева заставил её задохнуться. – СветОна слабо махнула прислуге-сервитору. Свет! Освещение! Да чтоб тебя…
У Лотары не было сил на все это. Ни на что у нее не было сил. От недоедания и обезвоживания — Одень меня, — приказала она превратилась в скелет, и даже этот жалкий приступ гнева заставил ее задохнуться. Она слабо махнула прислуге-сервитору— В мундир.
– Одень меняСервитор, – приказала который до своей прискорбной попытки взбунтоваться в ходе голодных мятежей в прошлом месяце был офицером связи четвёртого ранга Эльзабетой Рэм, куда-то подевался со своего обычного места у иллюминатора. Как оказалось, он валялся у стены, по терминологии Механикум — иммобилизованный, а по терминологии Саррин — охренеть какой дохлый. Лотара присмотрелась к нему в темноте. Лысая голова сервитора наполовину вросла в металлическую стену. Череп существа раздулся и вспух, кровеносные сосуды уходили прямо в тёмный металл. Судя по выражению его лица, оно вопило, пока Лотара спала. Капитан не пожалела его, хотя задумалась, сколько же времени она. – В мундирнаходилась в отключке и как крепко нужно было спать, чтобы проморгать такое происшествие в собственной каюте.
Сервитор, который до своей прискорбной попытки взбунтоваться в ходе голодных мятежей в прошлом месяце был офицером связи четвертого ранга Эльзабеттой Рэм, куда-то подевался со своего обычного места у иллюминатора. Как оказалось, он валялся у стены, по терминологии Механикум – иммобилизованный, а по терминологии Саррин – охренеть какой дохлый. Лотара присмотрелась к нему в темноте. Лысая голова сервитора наполовину вросла в металлическую стену. Череп существа раздулся и вспух, кровеносные сосуды уходили прямо в темный металл. Судя по выражению его лица, оно вопило, пока Лотара спала. Капитан не пожалела его, хотя задумалась, сколько же времени она была в отключке и как крепко нужно было спать, чтобы проморгать такое происшествие в собственной каюте. Противовзрывной щит на иллюминаторе был поднят, снаружи в каюту проникал бесполезный не-свет варпа. Он , он пульсировал, этот не-свет, но и ничего не освещал. Он собирался в лужицы и переливался по всем поверхностям.
– — Бортовой хронхронометр, – — сказала она, не ожидая ответа; его и не былопоследовало. Ничего больше не работало. Вот уже несколько месяцев ничего не работало.
Она Капитан глянула на тумбочку, на которой где стояла полупустая фляжка и лежали несколько завернутых завёрнутых в фольгу рационов, но от одного вида у нее неё сжалось горло. Несмотря на слабость, она была не голодна. Несмотря на жажду, вряд ли она смогла бы сделать хоть глоток теплой тёплой воды.
Кхарн был на мостике. Он стоял у ее командного трона, на высоком помосте, под роем уродливых бронзовых горгулий, которых там раньше не было. Лотара пригляделась к отвратительным скульптурам, свисающим с потолочных балок; они похотливо наблюдали за экипажем. Их полудетские тела сплелись друг с другом в коллективном объятии, из множества разинутых ртов торчали ряды острых зубов. Казалось, они готовы в любой момент схватить кого-то из членов экипажа своими жадными маленькими ручонками и утащить к себе в пространство между балками, и, судя по кровавым пятнам на их бронзовых зубах, несколько раз такое уже случалось. Пока Лотара смотрела на них, они не двигались. Возможно, больше и не будут.
Она удержалась от взгляда Кхарн был на Кхарнамостике. Как всегдаОн стоял у её командного трона, на высоком помосте, он ничего под роем уродливых бронзовых горгулий, которых там раньше не скажет, потому что умер и его здесь нетбыло. Вместо этого она взошла на помост и оглядела команду скелетовЛотара пригляделась к отвратительным скульптурам, все еще работающую на мостике. В лучшие времена Великого Крестового похода тут трудилось несколько сотен душсвисавшим с потолочных балок; те похотливо наблюдали за экипажем. ПотериИх полудетские тела сплелись друг с другом в коллективном объятии, война, время и топоры собственного легиона истощили их из множества разинутых ртов торчали ряды до нескольких потрепанных десятковострых зубов. Трупы валялись на палубе тамКазалось, где упали; они готовы в любой момент схватить кого-то из команды своими жадными маленькими ручонками и утащить к некоторым отнеслись более уважительно себе в пространство между балками — и сложили , судя по кровавым пятнам на их у стен неровными штабелямибронзовых зубах, несколько раз такое уже случалось. Самые свежие мертвецы гнили всего несколько днейПока Лотара смотрела на них, они только начали менять цвет и раздуваться, привлекая непонятно откуда взявшихся жирных, блестящих мухне двигались. Другие, на более поздних стадиях разложенияВозможно, постепенно скукожились больше и ссохлись, как извлечённые из гробниц мумиине будут.
Лотара чувствовала их вонь – собственноОна удержалась от взгляда на Кхарна. Как всегда, она чувствовала запах тоготот ничего не скажет, во потому что превратился «Завоеватель». Острый металлический запах крови был ей не в новинку, он практически въелся в кости корабля, но теперь умер и его перекрывало зловоние гнилого мяса, отвратительная вонь биологического разложенияздесь нет. Почти все знали запах разлагающихся туш животных, Вместо этого Саррин взошла на помост и нетрудно было найти записи летописцев о смраде войныоглядела команду скелетов, но что-то в генах людей упорно восставало против запаха гниющих человеческих телвсё ещё работавшую на мостике. Ослабевшие внутренности Лотары свело от насыщенности этого запахаВ лучшие времена Великого крестового похода тут трудилось несколько сотен душ. Ей даже не нужно было вдыхатьПотери, война, он сам просачивался внутрьвремя и топоры собственного легиона истощили их ряды до нескольких потрёпанных десятков. Вонь пропитала корабль насквозьТрупы валялись на палубе там, она въелась в ее формугде упали; к некоторым отнеслись более уважительно и сложили у стен неровными штабелями. Самые свежие мертвецы гнили всего несколько дней, кожу они только начали менять цвет и волосы, в кровьраздуваться, что текла по жилампривлекая непонятно откуда взявшихся жирных блестящих мух. Где-то внутри шевельнулся страхДругие, что стоит только позволить себе глубоко вдохнутьна более поздних стадиях разложения, постепенно скукожились и вонь не покинет ее до конца жизниссохлись, как извлечённые из гробниц мумии.
Открытый окулюс Лотара чувствовала их вонь — собственно, она чувствовала запах того, во что превратился ''«Завоеватель»''. Острый металлический запах крови был направлен прямо на окутанный смогом шар Терры. На орбите вокруг планеты кипело пирокинетическое безумиеей не в новинку — он почти въелся в кости корабля, — но теперь его перекрывало зловоние гнилого мяса, отвратительная вонь биологического распада. ЦветаПочти все знали запах разлагающихся туш животных, которым не и нетрудно было названиянайти записи летописцев о смраде войны, плясали на лицах выживших членов экипажано что-то в генах людей упорно восставало против запаха гниющих человеческих тел. Ослабевшие внутренности Лотары свело от насыщенности аромата. Никто из команды Ей даже не подал виданужно было вдыхать, что заметил ееон сам просачивался внутрь. ОниВонь пропитала корабль насквозь, казалосьвъелась в её форму, в кожу и друг друга не замечаливолосы, в кровь, что текла по жилам. Где-то внутри шевельнулся страх, сгорбившись над своими приборамичто стоит только позволить себе глубоко вдохнуть, и только иногда рывком поднимали головы в усталой тревогевонь не покинет её до конца жизни.
Лотара заняла свой тронОткрытый окулус смотрел прямо на окутанный смогом шар Терры. Прошли те славные денечкиНа орбите вокруг планеты кипело пирокинетическое безумие. Цвета, когда она могла развалиться которым не было названия, плясали на немлицах выживших членов экипажа. Никто из команды не подал вида, перекинув ноги через один из подлокотниковчто заметил появление капитана. Теперь она сидела на громадном тронеОни, казалось, и друг друга не замечали, сгорбившисьнад своими приборами, как усохшая старухаи только иногда рывком поднимали головы в усталой тревоге.
– Почему окулюс открыт? – спросила Лотара заняла свой трон. Прошли те славные денёчки, когда онамогла развалиться на нём, перекинув ноги через один из подлокотников. Теперь она сидела на громадном троне, сгорбившись, как усохшая старуха.
В ответ один из рядовых членов экипажа выдал на проекторы ее трона поток данных. Сообщение, которое спроецировалось в воздухе, пришло от самого Магистра Войны – как подозревала Лотара, это означало, что оно было от Аргониса, а Хорус, возможно, в глаза не видел этот приказ. В нем не давалось никаких объяснений, почему все суда должны раскрыть глаза навстречу варпу, кроме нудных увещеваний искать правду в волнах пустоты и других намеков, которые Лотара не хотела понимать. Уж — Почему окулус открыт? — спросила она-то точно не собиралась медитировать, глядя на кипящее снаружи безумие. Все пустотники знали, что тот, кто смотрит в варп, рискует потерять рассудок; а теперь варп был здесь, трепал армаду на орбите, запускал свои щупальца в атмосферу Терры. Изменял все вокруг. Кто-то сказал бы, что он искажал вещи – так, как способен был искривлять пространство. Наверное, это был самый буквальный и честный способ описать происходящее.
– Что слышно В волнах она видела лица. Не те образы, что обитатели планет могут разглядеть в облаках, а лица, настоящие лица с поверхности? – спросила вырванными глазами, лица мужчин и женщин, которых она знала. Людей из её экипажа, которых больше не было в живых. Легионеров, погибших в Крестовом походе и добавила почти безнадежно: – Есть связь последовавшем за ним восстании. Она видела в бурлящей пучине Ивара Тобина, своего первого помощника, его безглазый смех, его безъязыкий крик, его перекошенное лицо размером с примархомлуну. Потом на смену Тобину — или он просто почудился Лотаре?— пришла волна энергии эмпиреев, хлестнула дугой и расщепилась о несколько кораблей; ''«Завоеватель»'' снова содрогнулся. Лотара тоже вздрогнула из сочувствия к кораблю.
Не то чтобы он еще был в состоянии говорить. Но все же остатки надежды заставили ее задать нелепый вопрос.— Что слышно с поверхности? — спросила она и добавила почти безнадёжно: — Есть связь с примархом?
И снова экипаж ответил без словНе то чтобы Ангрон ещё был в состоянии говорить. Несколько человек ввели команды на своих панелях управления, и над центральным пультом вспыхнула большая голопроекция Санктума Империалис. Рунические обозначения приблизительно указывали расположение сил Магистра Войны. Орда собиралась под стенами последней крепостиНо всё же остатки надежды заставили её задать нелепый вопрос.
Уже «Уже скоро, — подумала онаСаррин. — Так скороскоро».
Это был Таков финальный гамбит Дорна. Дельфийское укрепление – Дельфийская стена — оборонительная стена оболочка Санктума; если оно падетона падёт, не останется ничего. Путь Магистра Войны магистра войны будет свободен, ничто не помешает ему заявить о своих притязаниях и пройти прямо к Вратам вратам Вечности.
– — ''Капитан Ранн, – '' — Сангвиний дал ему знак говорить.
– ''— Мой повелитель Дорн думает, что мы сможем удерживать Бхаб от семи до девяти дней, в зависимости от обстоятельств, не имеющих отношения к нашему совещанию. Он поручил мне передать ответ на ваш запрос, владыка Сангвиний: при существующем положении дел мы не можем прислать подкрепления. Мы все еще всё ещё окружены и не в состоянии прорвать осаду.''
– ''— Передайте моему брату благодарность за его прямоту, капитан Ранн. И спасибо вам за доклад.''
– ''— Мой повелитель Дорн также обращается к вам с просьбой направить подкрепления к нам, в бастион Бхаб, как вы уже однажды сделали, – — при условии, что Дельфийское укрепление Дельфийская стена не подвергнется опасности.''
– ''— Даже если учесть те войска, что здесь размещены, нас с трудом набирается семьдесят тысяч. Каждый нужен на стене. Скажи это моему брату, и передай ему мои сожаления.''
– — ''Во имя Императора, – '' — ответил Ранн, сделав жест аквилы. Его гололит мигнул и погас.
Он Гончая Калибана также не сообщил сообщила защитникам ничего хорошего. Темные Тёмные Ангелы в своей горной твердыне ежечасно ожидали нового нападения. Любое уменьшение их и без того небольшого количества означало бы потерю АстрономиконаАстрономикана, возвращенного возвращённого так недавно и по такой невероятной случайности.
– ''— Повелитель, – — Корсвейн обратился напрямую к Сангвинию. – Все — Всё же я спрошу. Должны ли мы покинуть гору Гору и сражаться рядом с вами? Мы сделаем так, как вы прикажете.''
– ''— Нет, паладин. Удерживайте Астрономикон Астрономикан любой ценой. Маяк должен снова засиять, ибо ваш свет укажет Тринадцатому легиону путь домой.''
– ''— Даже если владыка Жиллиман Гиллиман и Тринадцатый достигнут края системы прямо сейчас, Ультрамарины Ультрадесант уже не успеют успеет вам помочь.''
– ''— Даже если мы падем падём здесь, племянник, подкрепления все же ещё могут прибыть вовремя для того, чтобы помочь остальным – — тем, кто втянут в собственные войны. Если же вы превыше всего печалитесь о нас, так зажгите маяк, чтобы почтить нашу память. Он будет лучшим из всех погребальных костров.''
Что «Как же они дошли до такого, — подумала Лотара. — И как дошла до этого я здесь делаю? Что мы все здесь делаемсама?»
Почему она пошла за Хорусом и Ангроном, когда они начали эту войну«Что я здесь делаю?Что мы все здесь делаем?»
Тогда это решение казалось таким правильным. Таким необходимым. Миры страдали под гнетом непомерных поборов. Император терял контроль над Великим Крестовым походом; адепты, чиновники Почему она пошла за Хорусом и бюрократы брали на себя управление растущим Империумом. Не то чтобы Лотара или ее примарх задумывались об угнетенных мирах, но Хорус – да. Хорус был лучшим из них. Ей нравилось быть орудием войны. Ее делом было служить, преследовать, убивать. Она была клинком в праведных рукахАнгроном, в руках Магистра Войны.когда те начали эту войну?
Потом начались шепоткиТогда решение казалось таким правильным, таким необходимым… Миры страдали под гнётом непомерных поборов. Мир внезапно превратился не просто в полушутливую, отдаленную возможность где-то в конце Крестового похода – сначала он стал ясной цельюИмператор терял контроль над Великим крестовым походом; адепты, а потом чиновники и неизбежностью, до воплощения которой люди, служащие в экспедиционном флоте, вполне могли дожитьбюрократы брали на себя управление растущим Империумом. Но как насчет Легионес Астартес? Какое занятие нашлось бы для идеальных воинов в мирную эру? Пошли разговоры о выбраковке, казняхНе то чтобы Лотара или её примарх задумывались об угнетённых мирах, даже о полном уничтожениино Хорус — да. Те самые воины, которые построили Империум болтером и клинком, солдаты, рядом с которыми Лотара служила всю свою взрослую жизнь, стали беспокойными и тревожнымиХорус был лучшим из них. Между разрозненными флотами курсировали слухиЕй нравилось быть орудием войны. Слухи о планах Терры, о предательствахЕё делом было служить, об изменахпреследовать, шестеренки которых уже закрутилисьубивать. Слухи о пороках, изначально заложенных Она была клинком в праведных руках — в геносемени. Слухи о новых, мирных временах, когда меж звездами не нужны будут солдаты, воины и пустотникируках магистра войны.
А Потом начались шепотки. Мир внезапно превратился не просто в полушутливую отдалённую перспективу где-то в конце Крестового похода — сначала он сделался ясной целью, а потом и неизбежностью, до воплощения которой люди, служащие в экспедиционном флоте, вполне могли дожить. Но как насчет смертныхнасчёт Легионес Астартес? Какое занятие нашлось бы для идеальных воинов в мирную эпоху? Пошли разговоры о выбраковке, казнях, что сражались бок даже о бок с этими воинами? Они тоже запятнаны? Просто потомуполном уничтожении. Те самые воины, которые построили Империум болтером и клинком, солдаты, что были рядом? Наградят их за тос которыми Лотара служила всю взрослую жизнь, что они завоевали галактикустали беспокойными и тревожными. Между разрозненными флотами курсировали слухи. Слухи о планах Терры, или отправят умирать на отдаленные миры, в черной тишине пустотыо предательствах, лишь за тооб изменах, что они напоминают Империуму шестерёнки которых уже закрутились. Слухи о кровавом прошлом? Или их уничтожат на подлете к Террепороках, сожгут изначально заложенных в небесах Тронного Мирагеносемени. Слухи о новых, мирных временах, когда их корабли вернутся в колыбель человечества?меж звёздами не будут нужны солдаты, воины и пустотники.
Такое случалось раньше. Это было в архивах. Армии ОбъединенияА как насчёт смертных, что сражались бок о бок с этими воинами? Они тоже запятнаны? Просто потому, Громовые Воины – воинствочто были рядом? Наградят их за то, что покорило Терру во имя Императора. Все они мертвы. Убиты по приказу Императора завоевали Галактику, или отправят умирать на отдалённые миры, в награду чёрной тишине пустоты, лишь за верную службу. В некоторых документах говорилосьто, что они погибли из-за генетической нестабильностинапоминают Империуму о кровавом прошлом? Или их уничтожат на подлёте к Терре, а сожгут в других – что небесах Тронного мира, когда их вырезали Десять Тысяч, кустодии Императора.корабли вернутся в колыбель человечества?
Никто не знал, что из этого правдаТакое случалось раньше. Лотара уж точно не зналаАрхивы помнили. А ИмператорГромовые Воины — армия, вернувшись на что покорила Терру, отказался просветить тех, кто умолял его дать ответво имя Императора. На их просьбы о правде он отвечал молчаниемВсе они мертвы. Даже когда Магистр Войны молил его об этомУбиты по приказу Повелителя Человечества в награду за верную службу. Даже его собственный сын не заслужил большегоВ некоторых доку ментах говорилось, чем холодное молчание. Что что они погибли из-за человек правил ими? Что это за корольгенетической нестабильности, который покинул а в других — что их вместо тоговырезали Десять Тысяч, чтобы направлять своей рукой?кустодии Императора.
Для некоторых этих разговоров и чудовищных обвинений оказалось достаточноНикто не знал, что из этого правда. Если честно, Лотару Лотара уж точно не нужно было долго убеждатьзнала. НалогиА Император, вернувшись на Терру, планы уничтожения и все такое – в отказался просветить тех, кто умолял его дать ответ. На их просьбы о правде он отвечал молчанием. Даже когда об этом она его молил сам магистр войны. Даже его собственный сын не разбираласьзаслужил большего, чем холодное молчание.Что за человек правил ими? Что это за король, который покинул их, вместо того чтобы направлять своей рукой?
Но правдаДля некоторых таких разговоров и чудовищных обвинений оказалось достаточно. Если честно, в которой Лотара могла себе признаться сейчас, когда сидела, прислонясь спиной к стенеЛотару и не требовалось долго убеждать. Налоги, планы уничтожения и с трудом дышала отравленным воздухом своего изуродованного корабля – эта правда состояла всё такое — в том, что этом она пошла с Магистром Войны, потому что хотела этогоне разбиралась.
Когда Ангрон поклялся Но правда, в верности Хорусукоторой Саррин могла себе признаться сейчас, когда он заставил свой легион сражаться против Императорасидела, Лотара проглотила свои слабые сомнения без особой борьбы. Что она должна была сделать? Восславить имя далекого монарха и повернуться прислонясь спиной к мужчинам стене, и женщинамс трудом дышала отравленным воздухом своего изуродованного корабля, — эта правда состояла в том, рядом что она пошла с которыми всю жизнь проливала кровь? Оставить командование «Завоевателем» ради сомнительной чести поклясться в верности Императору-неудачнику?магистром войны, потому что хотела этого.
Нет«Нет, — подумала она со слабым энтузиазмом, неубедительным даже для нее неё самой. Нельзя— Нельзя».
– ''— Последний штурм начнется начнётся на заре. ==='''Двадцать четыре. Владыка Красных Песков.'''=== Ангрон
<br />== '''ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ. Завтра все мы будем смертны''' ==''Зефон''
==='''Двадцать пять. Завтра все мы будем смертны'''===
Зефон
Не смотреть вверхКогда воздух очистился настолько, что стало возможным разглядеть это мутное откровение перламутрового буйства, на ночное небо вернулись звёзды. Вместе с небом вернулись и горизонт, и лучший обзор на пустоши, окружавшие последнюю крепость. Для многих защитников неведение было счастьем. Пыль скрывала следы мучений, которые сносила Терра, и не давала мужчинам и женщинам, собравшимся на стене, оценить противостоящую им силу. Зефон физически ощущал их отчаяние, словно миазмы, наполнявшие воздух. Когда воин обходил бастионы, оно отягощало каждый шаг.
Приказ пролетел Цитадель над Дельфийскими вратами стала средоточием изматывающего труда. Трэллы-оружейники, не покладая рук, латали броню, которой по рядам защитниковсовести нужен был не ремонт, его передавали то вслуха полная замена. Сервиторы раздавали ящики с боеприпасами из тайных запасов, то шепотомсделанных Рогалом Дорном для этих последних дней. Удары молотов напоминали неустанное и неритмичное биение громадного сердца. Легко отдать такой приказ, но трудно выполнитьСварочные горелки трещали и рассыпали искры. Какое бы калейдоскопические безумие ни пришло на орбиту, теперь оно пускало корни Снаряды с лязгом следовали по металлическим кишкам автозагрузчиков в небесах Террыглотки орудий. Оно затронуло пепел в воздухеКерамитовые пластины, истончив егокогда-то щеголявшие красными, высосав его из атмосферыбелыми и жёлтыми расцветками, обесцветив остаткитеперь были отмечены шрамами и серыми мазками клея для брони. Оно превратило разреженную пыль в зловонный туманРаны стягивали, переливающийся бледнымисшивали и скрывали под бинтами. Боль подавляли наркотическими анестетиками. Отряды на укреплениях проверяли и перепроверяли оружие, безымянными цветамиа над ними колыхались небеса в конвульсивном танце полуразумного пантеона.
Когда воздух очистился настолько, что стало возможным разглядеть это мутное откровение перламутрового буйства, на ночное небо вернулись звезды. Вместе с небом вернулся и горизонт, и лучший обзор на пустоши, окружающие последнюю крепость. Для многих защитников неведение было счастьем. Пыль скрывала следы мучений, которые переносила Терра, и не давала мужчинам и женщинам, собравшимся на последней стене, оценить противостоящую им силу. Зефон физически ощущал их отчаяние, словно миазмы, наполнявшие воздух. Когда он обходил бастионы, оно отягощало каждый шаг. Цитадель над Дельфийскими вратами стала средоточием изматывающего труда. Трэллы-оружейники, не покладая рук, латали броню, которой по совести нужен был не ремонт, а полная замена. Сервиторы раздавали ящики с боеприпасами из тайных запасов, сделанных Рогалом Дорном для этих последних дней. Удары молотов напоминали неустанное, неритмичное биение громадного сердца. Сварочные горелки трещали и рассыпали искры. Снаряды с лязгом следовали по металлическим кишкам автозагрузчиков в глотки орудий. Керамитовые пластины, когда-то щеголявшие красными, белыми и желтыми расцветками, теперь были отмечены шрамами и серыми мазками клея для брони. Раны стягивали, сшивали и скрывали под бинтами. Боль подавляли наркотическими анестетиками. Отряды на укреплениях проверяли и перепроверяли оружие, а над ними колыхались небеса в конвульсивном танце полуразумного пантеона. А в тихих уголках, где втайне от Астартес астартес собирались люди-защитники, возносили молитвы к отсутствующему Богу-Императору.
Все Всё это слуги делали уже тысячи раз. По залу негромким эхом разносились их шаги, тихие голоса сливались в неясный гул. Знакомые звуки, знакомые чувства. Даже шум, доносящийся снаружи, не изменился с тех пор, как эти ритуалы проводили в прошлом: приглушенные звукиприглушённые шорохи, с которыми облачались в доспехи другие воины, слабый рокот двигателей боевых машин и сотрясающая землю поступь титанов, смягченная смягчённая расстоянием.
Он Зефон не мог сказать с уверенностью, как ко всему этому относится. Скорее всего, отстраненноотстранённо-философски.
Амит«Амит».
– — Пожалуйста, поднимите руки повыше, повелитель, – — сказал Эристес.
Он Воин так и сделал, позволив стареющему слуге приладить к трехглавой трёхглавой мышце плеча подкладную пластину из эластичного материала. Ждать уже недолго. Скоро разнесется разнесётся призыв к битве и прогонит эти бесполезные мысли. Зефон осознал, что медленно и шумно дышит полуоткрытым ртом. Ощутил первые признаки зова битвы, ноющую боль в челюстях, говорящую о жажде крови. Трэллы напряглись. Их запах стал едким от страха. Воин Космодесантник заметил, как они те обмениваются взглядами.
– — Я не зол на вас, – — попытался он успокоить рабов.
Они Смертные не стали просить дальнейших разъяснений. И так было ясно, что лучше этого не делать. Их отношения с господином не способствовали такому нарушению протокола и приличий, как разговоры вроде разговоров во время обряда.
– — Я вижу, вы вооружились.
– — Вам показали, как ими пользоваться?
– — Мы и так знаем, повелитель, – — ответила Шафия. – — В легионе нас годами этому учили.
– — Ясно. – Ему — Кровавому Ангелу почти ничего не было известно было о том, как они трэллы жили в свободное от служения ему время. Насколько он понимал, они весьма эффективно избегали его внимания. – — Я не знал.
– — Я устрою так, что вы трое будете в резервных частях, которые отступят в Санктум.
– — Я не побегу за Врата врата Вечности, повелитель, – — заявил Шенкай тоном, который показался Зефону почти оскорбительным. – — Я не хочу прятаться.
– — Мы умрем умрём на стене, – — сказал Эристес. – — Вместе с вами.
– — И с Великим Ангелом, – — добавила Шафия.
Он Зефон не знал и не хотел спрашивать. Стыдно было сознавать, как мало он знал о них.
– — Я прошу прощения за то, что не интересовался вашей жизнью. Это было грубо с моей стороны.
Еще Ещё хуже. Они не привыкли к такому обращению и ничего не ответили. Теперь никто не знал, как продолжить их спотыкающуюся беседу. Шафия и Эристес приладили на место его левую перчатку и стали принялись ввинчивать соединительные иглы, предугадывая движения друг друга с грацией, которую могли дать только десятилетия опыта. Эта задача была не просто привычна им, она стала ритуалом длиною в жизнь. Он Воин шевельнулся – — редкий момент неловкости – — и услышал, как Шенкай, стоявший позади, негромко выдохнул от раздражения. Трэлл причесывал причёсывал Зефона и туго заплетал его волосы, чтобы они не мешали в шлеме.
– — Пожалуйста, не двигайтесь, повелитель, – — сказал Шенкай. Зефон почти услышал, как молодой человек старается не вздыхать.
Зефон Несущий Печаль замер на месте.
– — Я завтра, скорее всего, умру, – — признался он. – — И мне в голову приходят мысли, которые никогда не пришли бы при других обстоятельствах. Вы отлично мне служили все эти годы. Спасибо вам за вашу верность.
– — Спасибо, повелитель, – — сказал Эристес, приладив один из наручей Зефона к руке. Воин не мог с уверенностью сказать, что выражали лица трэллов. Единственное, что было очевидно – , — их неловкость из-за направления, которое приняла беседа.
– — Старайтесь держаться ко мне поближе. Я позабочусь о том, чтобы вы как можно дольше оставались в живых.
– — Вы лучше занимайтесь врагами, повелитель, а мы уж позаботимся о том, чтобы вы как можно дольше оставались в живых.
– — Зефон?
Он Воин снова поднял голову и нашел нашёл глазами в толпе ту, что заговорила с ним. На ней была разномастная, с бору по сосенке , броня, а на плече она женщина несла потрепанную потрёпанную лазвинтовку. Как и все остальные, она была лишь тенью себя, война раздавила ее – её — и, как у всех, оставшихся в живых в эти последние часы войны, ее её глаза светились необъяснимой твердостьютвёрдостью.
– — Они прорвали основную линиюпристрелялись по главной стене, – — тихо произнес произнёс Зефон, и холод прошел пробежал по его телу. Трэллы замерли, мгновенно узнав эти слова. Они обернулись к той, что вызвала внезапный ужас их господина.
– — Вы Зефон, правда ведь?
– — Да.
– — Я так и думала, что это вы. Все Ангелы похожи, но у вас… – — Она подняла руки в перчатках и несколько раз сжала и разжала кулаки, изображая его серебристую бионику.
Он Зефон посмотрел на женщину с волосами-сосульками и грязным лицом и вспомнил их первую встречу несколько месяцев назад на Горгоновом рубежеПреграде Горнона. Как он Вспомнил, как приказал ей убраться со стены, когда начался артобстрел. Как прижал ее её к груди и заслонил своим телом, когда стены обрушились на них.
– — Приветствую, Церис Керис Гонн.
– — Мне сказали, что вы погибли. Или так близки к смерти, что разницы почти нет. Знаете, я ведь сопровождала ваше тело до бастиона Разави. Тогда, несколько месяцев назад.
– — Нет, я не знал. – — Это тронуло его до такой степени, что он не мог выразить словами. – — Вы очень добры.
– — Когда мы добрались, вас поместили в стазис, а мне сказали уходить. Потом я узнала, что вы живы. Я была уверена, что это еще ещё одна дурацкая военная байка. Еще Ещё одна ошибка среди, ну, знаете, многих.
– — С учетом учётом физиологии Астартес астартес и то, и другое технически верно. Я был одновременно и мертвмёртв, и жив. – — Цитадель затряслась. По наплечнику Кровавого Ангела забарабанила забарабанили камешки и пыль. – — Я рад, что вы тоже пережили Горгонов рубежГоргон.
– Я — На самом деле это не так и не видела вашего лица. Вы и вправду похожи на других. Но вы бледнее. Я почти могу разглядеть вены на щеках… и глаза у вас светлее. Вы выглядите мягче, чем некоторые из ваших братьев.
– На самом деле это не так— Поверю на слово.
– Поверю на словоДознаватель Гонн казалась намного увереннее, чем та заблудившаяся архивистка из нового ордена владыки Дорна, которую он запомнил. Керис ощутила, что прикосновение вызывает у него неловкость, и со слабой улыбкой убрала руку.
Она казалась намного увереннее— Я отправляюсь в Санктум. Прикомандирована к Третьей Зохаринской стрелковой бригаде. — Гонн оглянулась назад, чем та заблудившаяся архивистка из нового ордена владыки Дорна, которую он запомнилгде её с разной степенью нетерпения ждали несколько имперских солдат. — Я просто… Я должна была сказать вам спасибо. Вы спасли мне жизнь. Церис почувствовалаИ не говорите «не за что», потому что прикосновение вызывает у него неловкость, и убрала руку со слабой улыбкой.ещё как есть!
– Я отправляюсь в Санктум— Пожалуйста, Керис. Прикомандирована к Третьей Зохаринской стрелковой бригаде. – Церис оглянулась назад— Зефон не знал, где ее с разной степенью нетерпения ждали несколько имперских солдат. – Я просто… Я должна была что ещё сказать вам спасибо. Вы спасли мне жизнь. И не говорите «не за что», потому и смущённо добавил: — Право, я рад, что еще как есть!вы живы.
– ПожалуйстаПо крайней мере, Церисещё на несколько дней. – Он Ему пришлось сделать над собой усилие, чтобы не знал, что еще сказать, и смущенно добавил: – Право, я рад, что вы живыдобавить этого.
По крайней мереА Керис Гонн явно почувствовала неловкость момента и попрощалась, еще на несколько дней. Ему пришлось сделать над собой усилие, чтобы не добавить этогожелая затягивать.
Она явно почувствовала неловкость этого момента и попрощалась— Да хранит вас Бог-Император, не желая затягивать егоЗефон.
– Да хранит вас Бог-ИмператорОн вскинул голову, Зефонуслышав эту фразу, но её тон не допускал возражений, словно эхо того, чем стало её звание в последующие тысячелетия. Женщина отошла, оставив его с трэллами, и только ещё раз оглянулась через плечо.
Он вскинул голову, услышав эту фразу, но ее тон Больше он её не допускал возражений, словно эхо того, чем стало ее звание в последующие тысячелетия. Она отошла, оставив его с трэллами, и только еще один раз оглянулась через плечовидел.
Больше он ее не видел.
Аркхана Архана Лэнда он нашел нашёл на укреплении. Похоже, марсианин применил свою обычную антисоциальную магию и занял место на стене, где почти никто больше не захотел задержаться. Зефон пробрался к Лэндову облюбованному Лэндом уголку изоляции по краю ближайшей толпы, извиняясь перед солдатами Имперской Армии, которые шарахались с его пути. Там они и стояли, не говоря ни слова. Просто глядели на пустоши.
Дельфийское укрепление казалось Дельфийская стена казалась Зефону отвратительнымотвратительной. Будто памятник компромиссу, оно было приговорено она была приговорена к уродству под давлением необходимости. До войны оно служило она служила только для украшения. Куртина из сияющего мрамора, окружающая окружавшая грандиозный дворец Императора, не дальше километра от безупречных шпилей Внутреннего Санктума.
Как они могли «Как можно сражаться за такое, ? — подумал Зефон, наблюдая за кишащей на горизонте ордой. — Как могли могут они хотеть такого?»
Они Предатели верили, что это необходимо, ответил он на собственный вопрос, потому что ибо знал, что это правда, хоть и не понимал, как она стала возможной. Что они бывшие побратимы должны были пережить, что увидеть, чтобы поверить в необходимость этого?
Не «Не смотреть вверхвверх».
– — Эй, ты опять, – — с ухмылкой сказал Лэнд с ухмылкой.
– Я — Понятия не знаюимею, что ты имеешь в виду. Лэнд прищурил глаза, которые и в лучшие времена походили скорее на узкие щелочки. Надтреснутые очки он сдвинул на потный лоб. – Ты опять созерцаешь мир с этим до жалости одухотворенным видом. В самом деле, Зефон, это просто невыносимо. Ты такой серьезный. Такой искренний. Ты практически олицетворяешь свой мелодраматичный легион, и, скажу я тебе, это утомляет хуже боевых действий.
– ААрхан прищурил глаза, – Кровавый Ангел кивнулкоторые и в лучшие времена походили скорее на узкие щёлочки. – Прости меня, друг мойНадтреснутые очки он сдвинул на потный лоб.
– Вот видишь? Опять! Не «извини— Ты опять созерцаешь мир с этим до жалости одухотворённым видом. В самом деле, Аркхан»Зефон, а «прости меня, друг мой»это просто невыносимо. Ты такой серьёзный. Такой искренний. Ты почти олицетворяешь свой мелодраматичный легион, и на Горгоновом рубеже мне нервы портил, а уж после бастиона Разави… – Лэнд остановился и издал раздумчивое «хммм» продолжительностью в несколько секундскажу я тебе, это утомляет хуже боевых действий.
Зефон поднял брови в ожидании ответа— А. — Кровавый Ангел кивнул. — Прости меня, друг мой.
– — Вот видишь? Опять! Не «извини, Архан», а «прости меня, друг мой». Ты и на Преграде Горгона мне нервы портил, а уж после бастиона Разави… — Лэнд остановился и издал раздумчивое «хм-м-м» продолжительностью в несколько секунд. Зефон поднял брови в ожидании ответа. — Ты такой же, как был, только хуже. Еще Ещё тише. Еще Ещё спокойнее. Знаешь, это раздражает.
– — Я все еще по-прежнему не понимаю, что ты имеешь в виду. – Все же — Однако Зефон уже засомневался, вправду ли это так.
– — А что ты не единственный Кровавый Ангел, с которым кем я разговаривал в этом году, понимаешь? Я ведь слышал истории про Вестника СкорбиНесущего Печаль. Ты был такой горячий. Весь этот гнев, агрессия. агрессия… Когда мы встретились, ты страдал из-за увечья, и твои притупленные притуплённые эмоциональные реакции объяснялись химией депрессивного мозга. Но теперь-то…
– — А впрочем, все всё равно. Почему бы тебе не плюнуть на нас, презренных смертных, как Амит, и не отшвырнуть нас с пути, как замешкавшихся собак?
– — Ты преувеличиваешь резкость моего брата АмитаНассира.
– — Ничего я не преувеличиваю, и ты сам это знаешь. – — Марсианин отвел отвёл взгляд и указал на пустоши, простирающиеся до пыльного горизонта. – — Мы завтра умремумрём, да?
– — Да. Если не завтра, то через день или два. Боюсь, ты прав.
– — Я всегда прав, – — отрезал Лэнд. – — Но подожди. Ты ''боишься'', что я прав? Я думал, вы не знаете страха.
– — Мы знаем страх, – — тихо сказал Зефон. – — Мы просто приучены с ним справляться.
– А — Завтра Девятый завтра будет говорить так же откровенно?
– — Владыка Сангвиний, – — мягко поправил его Зефон – . — Мой отец произнесет произнесёт те слова, что захочет произнести. Не мое моё дело предполагать или заранее воображать, что он скажет. Ты когда-нибудь слышал речь примарха?
Аркхан Архан Лэнд уклончиво покряхтел.
– — Никогда не угадаешь, что он скажет. Он действует и думает не так, как другие примархи.
– — Судя по тону, ты этим страшно гордишься. – — В голосе Лэнда техноархеолога вдруг послышалась усталость. – — Почему ты здесь, Зефон? Чего ты от меня хочешь?
– — Я буду сражаться вместе с остатками моей бывшей роты, Высокого Воинства.
– — Знаю, знаю, как волнующе. Но я-то тут при чемчём?
– — Многие наши трэллы будут с нами в качестве вспомогательных отрядов. Я хотел бы попросить тебя держаться рядом с Эристесом, Шафией и Шенкаем, поближе ко мне.
– — И всевсё? – — Лэнд фыркнул со своей обычной заносчивостью. – — Что ж, если хочешь… В последний раз, когда мы встречались, они показались мне вполне сносными, а одно место на этой стене ничуть не хуже другого.
– — Я серьезносерьёзно, АркханАрхан. Ты согласен стоять рядом с ними? Защищать их?
– — Да, да, да. Хватит причитать.
– — И это всевсё? – — повторил Лэнд. – Все— Всё, чего ты хотел? ПредполагаюПолагаю, что сейчас ты уйдешьуйдёшь.
– — А ты… хотел бы, чтобы я остался?
Лэнд Старик сглотнул с таким звуком, будто у него в горле и правда что-то былозастряло.
– — Я не хочу умирать, Зефон.
– — Я слишком важен, – — в промежутках между рыданиями Архан Лэнд выговаривал слова, полные накопившихся чувств. – — Мне еще ещё нужно столько всего открыть заново, столько секретов Темной Эры. Тёмной эры… Я могу принести так много пользы. За столь многое меня еще ещё не оценили по достоинству.
Аркхан Лэнд Техноархеолог поднял на Кровавого Ангела красные, усталые глаза.
– — Я боюсь.
– — Бояться – — это очень по-человечески. Я бы подумал о тебе хуже, если бы ты не был напуган, АркханАрхан.
– — Некоторые люди тратят жизнь на то, чтобы пулять друг в друга генетическим материалом и плодить своих отвратительных мелких полуклонов. И так гордятся этим, будто иметь детей, выполнять свою базовую биологическую функцию – — бог весть какое достижение. Их потомки – — это то, что останется от них в будущем. Они находят в этом утешение. Но не я. У меня есть Поиск Знания. У меня есть мои переоткрытия. Однажды весь Империум будет знать мое моё имя. Вот как все всё должно быть. Я не хочу, чтобы все всё закончилось здесь, вот так. Не хочу, чтобы меня затопил поток черного чёрного ужаса.
Зефон Космодесантник нерешительно протянул руку.
– — Не трогай меня! – — рявкнул АркханАрхан, и Кровавый Ангел отстранился. – — Что будет завтра, Зефон? Ты-то хоть знаешь?
– — Они подойдут к Дельфийскому укреплению Дельфийской стене максимальными силами, сосредоточив свой натиск на арке. Как только они прорвутся через врата или переберутся через стену, сражение превратится в отдельные конфликты, поддерживаемые обеими сторонами. Они будут драться, чтобы удержать позиции, а мы – — чтобы выбить их оттуда, пока они не закрепились. Когда стена падетпадёт, те, кто назначен в арьергард, пожертвуют собой, чтобы удерживать врага от прорыва в Санктум так долго, как только возможно. За исключением кустодиев. Некоторые из них останутся с нами на стене, но большая часть будет в Санктуме для предотвращения неожиданных диверсий. Когда мы потеряем Дельфийское укреплениестену, что случится в промежутке между одним и тремя днями сражений, у всех выживших будет шаткая возможность отступить с боями по Королевскому Трактутракту. Но до того, как враг достигнет Санктума, владыка Сангвиний и кустодии замкнут Врата врата Вечности.
– — Это что, шутка?
– — Н-нет, – — Зефон ответил не сразу, полувопросительно, неуверенный, правильно ли он понял вопрос. – — Я, кажется, не сказал ничего особенно смешного.
– — Они бросят нас здесь?
– — Мы стоим на стене последней крепости Императора. Отсюда отступать некуда. Да, Гвардия Кустодиев вернется Кустодианская гвардия вернётся к Императору, чтобы умереть вместе со своим повелителем, но не раньше, чем здесь, на стене, все всё будет потеряно. Мы сделаем всевсё, что в человеческих силах, чтобы продержать Врата врата Вечности открытыми так долго, как это возможно, но Дельфийское укрепление – Дельфы — это и вправду последняя линия обороны. Именно здесь мы можем собраться в количестве, достаточном, чтобы отражать атаку в течение нескольких дней, если все пойдет всё пойдёт по наилучшему из сценариев. Именно здесь у нас наиболее защищенные защищённые позиции на всей Терре. Именно здесь у нас есть слабая надежда дождаться подкреплений откуда бы то ни было. Но все эти преимущества исчезнут, как только враг пройдет пройдёт во Врата врата Вечности. Не останется ни тактики, ни стратегии, ни надежды. В Санктуме бой пойдет пойдёт за каждую комнату, за каждый зал, а твари из варпа будут проявляться где угодно по собственному капризу. Это будет резня.
Слезы Слёзы в глазах Лэнда высохли. Он смотрел на Зефона с выражением холодного, отстраненного отстранённого ужаса на лице. Это был человек, разгадавший загадки Темной Эры ТехнологийТёмной эры технологий, которые сводили других с ума, человек, возглавлявший экспедиции в гробницы-ловушки неведомых машинных королевств… Но пока он слушал Зефоналегионера, спокойно описывающего описывавшего грядущую битву, вся кровь отлила от его худого лица.
– — Это еще ещё не всевсё, – — проговорил он. – — Ты что-то скрываешь, по глазам вижу.
– — Пока мы удерживаем Санктум, мы готовы ко всему. Но , я думаю, прежде чем напасть, они попытаются нанести ущерб нашему боевому духу. Они не могут сломить нас, но могут уязвить нашу решимость и ослепить нас гневом.
– — Она спрашивает, что ты имел в виду.
– — Я не хочу говорить об этом, АркханАрхан, на случай, если ошибаюсь. Я надеюсь, что не прав. – — Зефон взглянул на пустоши, в сторону бесчисленной орды. – — Но если прав, то на заре вы сами увидите.
– — Скажи мне, Зефон. Просто скажи. Ты боишься?
– — Да, – — сказал он. – — Я боюсь.
– — Боишься смерти?
– — И да и нет. Меня не пугает мысль о том, что клинок или болт оборвут мою жизнь. Я не боюсь боли и не боюсь пустоты, что придет придёт позже. Но вся эта физиология… Когда орда набросится на нас, мои сердца забьются сильнее, во рту пересохнет, я испытаю потребность бежать. Несмотря на постчеловеческую сверхчеловеческую выдержку, что-то человеческое затрепещет во мне, захочет отступить, сохранить мое моё существование. Я почувствую это, но не покорюсь. Когда говорят, что мы не знаем страха, это потому, что так кажется со стороны. Но мы ощущаем страх, просто не поддаемся поддаёмся ему. Мы не позволяем эмоциям влиять на наши поступки. В этом смысле мы не бесстрашны, просто смелы.
Лэнд Архан поразмыслил над этимуслышанным.
– — Знаешь, если бы ты сказал, что боишься только покрыть себя позором или погибнуть, не исполнив свой долг, меня бы стошнило.
– — Слишком поэтично?
– — Нет, слишком похоже на гроксово дерьмо. – — Лэнд смахнул с лысой макушки осевший на ней пепел. – — Но вообще-то нетрудно быть храбрым, если ты практически бессмертен.
– — Да, это играет свою роль. Но , так или иначе, завтра я умру, несмотря на всю генетику Легионес Астартес. В этом отношении я так же смертен, как и ты, и все эти отважные люди, стоящие с нами на стене.
– — Ты правда в это веришь, да? Что глубоко внутри ты совсем как мы.
– — А теперь, мой ваалитский баальский друг, я объясню, насколько ты неправ. – — Лэнд указал на них обоих. – — Разница между нами – — разница между нашими видами – — в том, что мы живемживём, а вы существуете. Когда мы умираем, галактика Галактика теряет наши мечты, надежды и устремления. ВсеВсё, что мы могли бы сделать, исчезает из мироздания, навеки теряет возможность осуществиться. Не рождаются дети. Не совершаются открытия. Даже если умирает один из хнычущей массы, которому суждено совершить ничтожно мало, это все всё равно безмерная утрата потенциала. И это трагедия, потому что трагичность измеряется утратами. А вы?Вы — оружие. Вы созданы для войны, вы никогда не имели иного предназначения или иного будущего. Ах, ты завтра погибнешь? Возможно. Но ты погибнешь, делая то, для чего создан, умрёшь в точности так, как тебе назначено умереть. О чём ты мечтаешь, Зефон? Какую жизнь ты ведёшь, когда не сражаешься? Какой вклад ты вносишь в процветание вида, кроме расширения его территории с помощью своих недюжинных способностей к пролитию вражеской крови? Когда умирает кто-то из твоего вида, астартес, — и давай не будем забывать, что именно по вашей вине половина Галактики сейчас в огне, — так вот, когда погибает кто-то из твоего вида, это не большая трагедия, чем когда ломается меч. Не разбиты мечты. Не разрушены судьбы. Просто оружие сломалось, выполняя своё предназначение. Вот почему вы не имеете права на страх, Кровавый Ангел. Смерть для вас почти ничего не значит. По сравнению с нами вам нечего терять.
Вы – оружие. Вы созданы для войныТеперь в глазах Зефона не осталось никакого веселья, и никогда не имели иного предназначения или иного будущегопусть даже холодного. Ах, ты завтра погибнешь? ВозможноНе осталось ничего. Но ты погибнешь, делая то, для чего создан, умрешь в точности такЕго черты потеряли даже те едва заметные следы индивидуальности, как тебе назначено умеретьчто Лэнд до сих пор за ним признавал. О чем ты мечтаешь, Зефон? Какую жизнь ты ведешьОстался только ангельский шаблон, когда не сражаешься? Какой вклад ты вносишь в процветание вида, кроме расширения делавший его территории с помощью своих недюжинных способностей к пролитию вражеской крови?неотличимым от прочих воинов легиона.
Когда умирает кто-то из твоего вида, Астартес, – и давай не будем забывать, что именно по вине вашего вида половина галактики сейчас в огне – так вот, когда погибает кто-то из твоего вида, это не большая трагедия, чем когда ломается меч. Не разбиты мечты. Не разрушены судьбы. Просто оружие сломалось, выполняя свое предназначение. Вот почему вы не имеете права на страх, Кровавый Ангел. Смерть для вас почти ничего не значит. По сравнению с нами вам нечего терять. Теперь в глазах Зефона не осталось никакого веселья, пусть даже холодного. Не осталось ничего. Его черты потеряли даже те едва заметные следы индивидуальности, что Лэнд до сих пор за ним признавал; остался только ангельский шаблон, делавший его неотличимым от прочих воинов легиона. Зефон задумался, что сказать, и стоит ли вообще что-то говорить. До этого момента все всё их общение шло в таком духе – — остроумные замечания Лэнда, полные объяснимого отвращения к генетически измененным постлюдямизменённым сверхлюдям, шутливые и добродушные возражения Зефона. Но теперь Кровавому Ангелу стала понятна вся глубина ненависти Аркхана Архана Лэнда, и он обнаружил, что у него нет подходящего ответа.
– — Не трогай м…
– — Заткнись, АркханАрхан. Пожалуйста, хоть раз в жизни заткнись.
– — Может, ты и прав. Ты не сообщил мне ничего нового: все всё это я передумал уже сотни раз. Но мне нужно твое твоё обещание, что завтра ты преодолеешь свою обычную трусость. Ты отбросишь свое себялюбие, которое выдаешь выдаёшь за здравый смысл, и будешь стоять рядом с Шафией, Эристесом и Шенкаем. Я могу терпеть твою ненависть, злобу и бесконечные нападки, но трусости не прощу. Запомни эти слова, друг мой. Если я узнаю, что ты бросил их перед лицом опасности после того, как согласился стоять рядом с ними, я найду тебя, где бы ты ни прятался – — без сомнения, в луже собственной мочи – , — и убью.
– — Я забью тебя до смерти голыми руками, АркханАрхан. Этими самыми руками, которые ты мне дал. Ты меня слышишь? Ты понимаешь, что я говорю?
Лэнд Марсианин закивал.
– — Хорошо. – Зефон — Несущий Печаль отпустил его. – — Теперь иди поспи, пока можешь. Тебе будет полезно. И не смотри вверх.
– — А он изменился.
==='''Двадцать шестьГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ. Любопытный выбор посланника'''===''Трансакта-7Y1''
Когда по всему Дельфийскому укреплению прозвучал сигнал к подъемуТрансакта-7Y1 ответила на собственном варианте кода — похожем на тот, скитарий ухватила свою новую винтовку за ремень и поднялась на металлические ноги. На самом деле она не спала – во всей полноте этой роскоши создатели ей отказаличто использовало создание, но приправленном жаргоном её макроклады, – просто дремала— что да, прислонившись к парапету между двумя бойницами. Вокруг сотни солдат делали то же самое: хватались за оружиеона примет все меры, стряхивали остатки неглубокого сначтобы защитить обезьянку. Аркхан ЛэндСапиен выразил кодированную надежду, прикорнувший на мраморном полу что она останется в своем ветхом плащеживых, заворчал, отказываясь вставать. Сапиен проявил много больше энтузиазма. Обезьяноподобный вспрыгнул на ее плечо и зачирикал простенькие фразы если окажется на скит-кодеэто способна.В ответ скитарий согласилась, что выживание было бы самым желательным исходом, но не самым вероятным, правда?
ТрансактаПсайбер-7Y1 ответила на собственном варианте кодаобезьяна сузила механические глаза и осмотрела то, похожем что собиралось на тот, что использовало создание, но приправленном жаргоном ее макроклады, что да, она примет все меры, чтобы защитить обезьянкугоризонте. Секунду спустя Сапиен выразил кодированную надеждуподтвердил, что она останется в живыхда, если окажется на это способнавыжить вряд ли представляется возможным. В ответ она согласилась, что выживание было бы самым желательным исходом, но не самым вероятным, правда?
ПсиберТрансакта-обезьяна сузила механические глаза и осмотрела то7Y1, что собиралось на горизонтевопреки действующему приказу, быстро взглянула вверх. Секунду спустя Сапиен подтвердилВ небесах, что дакоторые лишь периодически открывались восприятию сквозь завесу пепла, колыхались щупальца тошнотворного сияния ''aurora borealis''. Казалось, выжить вряд ли представляется возможныммагнитное поле Терры поражено раком.
Трансакта-7Y1, вопреки действующему приказу, быстро взглянула вверх. В небесах, которые лишь периодически были доступны восприятию сквозь завесу пепла, колыхались щупальца тошнотворного сияния aurora borealis. Казалось, магнитное поле Терры поражено раком. – — Началось? – — спросил Лэнд из своего убежища.
– — Титаны? – — спросил Лэнд, не поднимаясь. – — Они послали вперед вперёд титанов?
Трансакта-7Y1 Скитарий ответила не сразу. Она вернула изображение к нормальному масштабу и посмотрела на защитников, стоявших слева и справа от неенеё. С одной стороны теснились солдаты Имперской Армии из 91-го Индустанского Десантного десантного (без твоих своих традиционных гравишютов – : в последней битве им ниоткуда десантироваться не придетсяпридётся), и ей не нужна была требовалась особая проницательность, чтобы увидеть, как они растеряны. Те, у кого были имелись магнокли, выглядели не просто растерянными, они явно были в ужасе.
– — Бесчестные ублюдки.
Затмевалась«Затмевалась», — подумала Трансакта-7Y1скитарий.
– — Он в пределах досягаемости стеновых стенных орудий, – — заметил кто-то из ближайших Кровавых Ангелов.
– Ждем— Ждём, – — ответил Амит.
Она Скитарий взглянула на великолепную фигуру в золоте, поприветствовала ее её марсианским салютом – — костяшки сомкнулись в символе шестеренки – шестерёнки — и отвернулась к пустошам, сжимая в руках винтовку.
– — Мы должны уничтожить его, повелитель, – — сказал один из капитанов. Трансакта-7Y1 идентифицировала его по знакам на броне: АполлоАполлон, офицер 48-й роты. – — Если позволим ему добраться до стены, ничего хорошего из этого не выйдет.
– — Разве? – — перебил его Зефон. – — Каждая секунда имеет значение. Каждая. Если Хорус желает тратить время на мелодрамы, так пусть его. А Тринадцатый легион тем временем все всё ближе к Терре. Весь этот театр на пользу нам, не врагу.
Аполло Аполлон посмотрел на Зефона в упорна Несущего Печаль.
– — Тысячи пленных умирают в мучениях. Это не театр, Зефон.
– — Я уничтожу его, – — тихо сказал Сангвиний, – — но не сейчас.
– — Конечно, – — пробормотал он. – — Конечно, это так.
– — Можно узнать, что сказал киборг?
– — Тебя зовут Шенкай, правильноверно?
– — Да, господин Лэнд.
– — Ну, Шенкай, это Трансакта-7Y1Семь-Игрек-Один. Она сказала, что больно видеть богомашину, созданную из священного металла по образу и подобию Омниссии, на неправой стороне в войне. И тем больнее, что она сражалась вместе с Легио Мордаксис, а теперь их механизмы одушевлены еретической волей, и она горюет об этом.
– — Она говорит, можешь звать ее её Тэшка.
– — Так и буду тебя звать. Спасибо.
– — Любопытный выбор посланника, – — подумал вслух Лэндтехноархеолог.
Низким, напряженным голосом Зефон ответилнизким напряжённым голосом:
– — У него в руке что-то есть.
– — Стой, – — прошептал Сангвиний; это был приказ. Приказ прозвучал мягко, мягкий, как словно нож у горла.
Зефон Бывший экзарх глянул на примарха через плечо.
– — Но…
– — Стой, Зефон. Ты действительно веришь, что сможешь прыгнуть туда и спасти его? Остановись, Вестник СкорбиНесущий Печаль.
– — Кто это? – — спросил Лэнд, вглядываясь сквозь очки и щелкая щёлкая боковыми регуляторами, чтобы получше их настроить. – — Кого они распяли?
– — Трансакта-7Y1, – — тихо сказал позвал Сангвиний. – — Пожалуйста, прикончи добей его.
Она Скитарий помедлила – — не каждый день к ней обращались примархи, – — и Амит принял ее её неуверенность за нежелание.
– — Стреляй, – — прорычал онофицер.
Она 7Y1 выстрелила. Аркебуза дрогнула от отдачи, выплюнув бронебойную пулю из обедненного обеднённого трансурана. В километре от нее неё капитан Кровавых Ангелов дернулсядёрнулся, и его затылок взорвался, окрасив красным опускающийся большой палец титана. Трансакта-7Y1 передернула передёрнула затвор, выпала пустая гильза. Курясь голубоватым дымком, она с нежным звоном ударилась о мрамор.
– — Спасибо, – — сказал Сангвиний. Он Примарх смотрел на титана и на тело, что которое тот сжимал титан, с видом человека, слишком преданного долгу, чтобы закрывать глаза и отрицать правду.
– — Что за безобразная смерть, – — пробормотал Лэнд, будто бы себе под нос.
– — Но он прожил жизнь воина, – — возразил Сангвиний.
– ''— Хорус, Магистр Войны магистр войны и истинный Император человечества, тепло приветствует защитников Санктума Санктум Империалис. Он хвалит вас за решимость, проявленную до сего времени, и восхищается теми усилиями, которые все вы приложили в борьбе за то, что считали правым.''
– — Восхищается он, как же, – — прорычал Амит, оскалив клыки в усмешке, и уголки безгубого рта Трансакты-7Y1 приподнялись с тайным весельем. Она бросила взгляд на Сангвиния, но лицо примарха оставалось бесстрастным, как мрамор.
Трехголосый Трёхголосый указ титана разносился из динамиков, расположенных на кабине.
– ''— Император Хорус, истинный наследник Трона и короны Терры, также желает, чтобы всем вам стало известно: любому – — человеку или Астартес – астартес, — кто сложит сейчас оружие и покинет Дельфийское укреплениеДельфийскую стену, будет позволено уйти с поля боя свободным и невредимым.''
– ''— Далее, – — прогрохотал «Разбойник», – Император — император Хорус Луперкаль провозглашает, что после высадки он желает предпринять прогулку к Санктуму Санктум Империалис. Если к его прибытию Врата врата Вечности будут открыты, он предлагает императорское помилование всякому всем и каждому из вас, без условий и оговорок. Он дарует прощение всем.''
– — А дальше идет идёт «но»…
– ''— Однако, – ревел — проревел титан, – — если Врата врата Вечности будут закрыты, он воспримет это как акт дальнейшей враждебности. С любым, кто не признает Хоруса Луперкаля Повелителем Человечества и окажет сопротивление вступлению истинного Императора в Санктум Империалис, поступят как с врагом Империума.''
– ''— Армия Магистра Войны перейдет магистра войны перейдёт в наступление через час. Если вы решитесь прекратить эту пародию на сопротивление, тогда запустите сигнальные ракеты с Дельфийского укрепленияДельфийской стены, чтобы мы могли засвидетельствовать вашу капитуляцию. Если вы уничтожите этого посланника, мы расценим это как дальнейшее неповиновение, и вы утратите дарованный вам час милости. Император Хорус Луперкаль сказал свое своё слово.''
И все же Однако Девятый примарх молчал. Он ни словом не выразил переполнявшие его чувства, и ''«Дочь Терзаний» терзаний»'' зашагала к своим рядам, а земля сотрясалась все всё тише с каждым удаляющимся шагом. Ей позволили жить в обмен на драгоценный час милости.
– — Некоторые из смертных, повелитель… Обещание, что они будут в безопасности после сдачи в плен – , — оно может подействовать.
– — Я не хочу быть здесьнаходиться, – — сказал идеальный сын Императора. Он говорил тихо, словно голос его прогорк от правды. Не торжественно произнес он эти произнёс слова, но так, словно они были плодом спокойных раздумий. Словно эта идея недавно пришла ему в голову. Так, словно он только-только припомнил сами слова.
==='''Двадцать семь. В башне Алого Короля'''===
Вулкан
Восемнадцатому примарху не хотелось задерживаться в некрополе чужаковВулкан прокладывал извилистый путь по необыкновенно широкому проспекту. Ему приходилось пробираться мимо разбитых антигравитационных «Носорогов» и «Лэндрейдеров», и не только между курганами иззолотых мертвецов. Когда-за того, что время было против него. На этом городе, Каластаре, лежал отпечаток трагедии, краха настолько глубокого, что он, казалосьто Кустодианская гвардия Императора насчитывала десять тысяч душ — величайшее достижение генетической инженерии, влиял и на Вулкана. Он был не из тех, кто витает в облаках; он твердо стоял на ногах и гордился своей практичностьюсчитая самих примархов. Но Большинство стражей погибло здесь, где физика была всего лишь сводом законов, который так легко нарушить, атмосфера мертвого города душила его. Он вдыхал вонь духовной катастрофы отдав свои жизни в попытке исправить Безумие Магнуса и чувствовал, как она растворяется в его крови. Это было странное, трансцендентное чувствоотвоевать мечту Императора.
Чего в Каластаре было Имперские силы, несколькими годами ранее расквартированные в изобилииэтом некрополе, так это имперских труповзвали его Невозможным городом. Улицы и площади города населяли сотниВнутри туннеля невообразимых размеров построили город из ксеноматериалов, а местами – тысячи мертвецов. Скитарии. Секутарии. Мирмидонызатмевавший почти любой из человеческих мегаполисов, боевые техножрецы с Марсабашнями, арками, мостами, проспектами, расположенными под всеми возможными углами. Сестры Тишины. Кустодии. Большая их часть была мертва уже многие годыГлядя на восток или на запад, и природа этого места превратила их можно было в голые костиподробностях рассмотреть застройку отдалённых районов, заключенные в проржавевшую броню. Некоторыевозведённых на стенах огромного туннеля, казалосьсловно на лежащей перед глазами карте, испустили дух совсем недавно – либо они погибли всего пару месяцев назад— от этого голова шла кругом. Глядя вверх, либо их сохранил «свеженькими» какойвы видели город-то каприз Паутины. Все они были убиты демонами. На всех таких трупах видны были ужасающие раныотражение, оставленные нечеловеческими клинками, или последствия уродующей болезни, или их просто наполовину съелишпили-сталактиты которого росли из «потолка» в километрах над головой.
Вулкан прокладывал извилистый путь по необыкновенно широкому проспекту; ему приходилось пробираться мимо разбитых грав-«Носорогов» и «Лэндрейдеров»Как бы ни называли город из разрушенного психопластика, между курганами из золотых мертвецовон служил памятником двум потерпевшим крах империям. КогдаСначала какой-то Императорская Кустодианская Гвардия насчитывала десять тысяч давно забытый катаклизм погубил всех эльдар, что здесь жили, — возможно, Мальстрём, что возник при рождении бога, положившем конец расцвету их декадентской культуры. Краем глаза Вулкан замечал их призраки — или, возможно, призраки призраков. В окнах башен, в уличных арках мелькали осколки сияющих душ – величайшее достижение генетической инженерии, не считая самих примарховменее материальные, чем даже тени. Большинство их погибло здесьЭто было видимое эхо, отдав свои лишённое разума. Давно мёртвый город всего лишь вызывал в своей памяти фрагменты прошлой жизни в попытке исправить Глупость Магнуса и отвоевать мечту Императора.
Имперские силы, несколькими годами ранее расквартированные в этом некрополе, звали его Невозможным городомПотом на пустую скорлупу Каластара наложил руку Империум. Город из ксеноматериалов, затмевавший почти любой из человеческих мегаполисов, Вооружённые мечтой Императора и гением Механикум люди связали этот район древней Паутины с башнями, арками, мостами, проспектами, расположенными под всеми возможными углами, был построен внутри туннеля невообразимых размеровноворождёнными — Троно-рождёнными — имперскими путями. Глядя на восток или на запад, вы могли в подробностях рассмотреть застройку отдаленных районов, возведенных на стенах огромного туннеля, словно на лежащей перед глазами карте – от этого могла голова закружиться. Глядя вверх, вы видели город-отражение, шпили-сталактиты которого росли из «потолка» в километрах над головойИх также постигла неудача.
Как бы ни называли город из разрушенного психопластикаНо катастрофа, он был памятником двум потерпевшим крах империям. Сначала которая покончила с замыслами человечества, была какой-то давно забытый катаклизм погубил всех эльдаругодно, что здесь жили – возможнотолько не забытой. Здесь проложил себе дорогу Магнус Красный, это был мальстремстремясь предупредить Императора о предательстве Хоруса. Его астральное тело, который возник при рождении богараздутое от чувства собственной правоты и подпитанное энергией человеческих жертвоприношений, положившем конец расцвету их декадентской культурыпроломило хрупкие защитные покровы Паутины. Краем глаза Вулкан замечал их призраки – илиПробиваясь сквозь это измерение и каждым шагом, возможнокаждым вдохом, призраки призраков. В окнах башенкаждым колдовским шёпотом и безрассудной прихотью разрушая всё больше, в уличных арках мелькали осколки сияющих душон погубил всё, менее материальныечто сделали Механикум ради спасения человечества, чем даже тениуничтожил их Великий Труд и позволил демонам наводнить это священное место. Это было видимое эхоС сердцем, полным благих намерений, лишенное разума: давно мертвый город всего лишь вызывал в своей памяти фрагменты прошлой жизнион приговорил к смерти собственную расу.
Потом на пустую скорлупу Каластара наложил руку ИмпериумИ так началась война в Паутине. Вооруженные мечтой Императора Война, что продолжалась долгими годами в полнейшей секретности, вне поля зрения тех бесчисленных триллионов, которые должна была спасти. Кустодиев и гением МеханикумСестёр Безмолвия оттесняли всё дальше, дальше, дальше… пока они связали этот район древней Паутины не оставили сначала Невозможный город, а потом и саму Паутину, — и вместе с новорожденными – Троноэтим последним отступлением они оставили и мечту Императора. Будущее человечества, не отравленное ядом поклонения богам и варп-рожденными имперскими путями. Их также постигла неудачапутешествий, было потеряно.
Но катастрофаВулкан многое узнал, которая покончила с замыслами человечествапока находился в Императорском Подземелье. По капле, по обрывку, по клочку он воссоздавал эту картину — из лекций Малкадора, из шёпота кустодиев, из жалоб, была какой угодночто выпевали адепты Механикус. И он задумался: а знал ли его брат обо всём, только что натворил? Они с Магнусом никогда не забытойбыли близки. Здесь проложил себе дорогу Магнус КрасныйОн не мог предположить, стремясь предупредить Императора о предательстве Хоруса. Его астральное телочём сейчас думает его брат с Просперо, раздутое от чувства собственной правоты возвышенный и подпитанное энергией человеческих жертвоприношений, проломило хрупкие защитные покровы Паутины. Пробиваясь сквозь это измерение порабощённый своим покровителем и каждым шагомгосподином, каждым вдохомболее могущественный, каждым колдовским шепотом и безрассудной прихотью разрушая все большечем когда-либо, он погубил всено выполняющий волю далёкого, что сделали Механикум ради спасения человечества, уничтожил их Великую Работу и позволил демонам наводнить это священное место. С сердцем, полным благих намерений, он приговорил к смерти собственную расукудахчущего от смеха бога.
И так началась Война в Паутине. Война, что продолжалась сотни лет в полнейшей секретности, вне поля зрения тех бесчисленных триллионов, которые должна была спасти. Кустодиев и Сестер Безмолвия оттесняли все дальше, дальше, дальше… пока они не оставили сначала Невозможный город, а потом и саму Паутину – и вместе с этим последним отступлением они оставили и мечту Императора. Будущее человечества, не отравленное ядом поклонения богам и варп-путешествий, было потеряно. Вулкан многое узнал, пока находился в Императорском подземелье. По капле, по обрывку, по клочку он воссоздавал эту картину – из лекций Малкадора, из шепота кустодиев, из жалоб, что выпевали адепты Механикус. И он задумался: а знал ли его брат обо всем, что натворил? Они с Магнусом никогда не были близки. Он не мог предположить, о чем сейчас думает его брат с Просперо, возвышенный и порабощенный своим покровителем и господином, более могущественный, чем когда-либо, но выполняющий волю далекого, кудахчущего от смеха бога. Подходя к городу, Вулкан поймал себя на размышлениях о том, чтов Каластаре, возможно, в Каластаре все еще всё ещё полным-полно уродливых существ из демонического рода. Возможно, его поджидали поджидают миллионы Нерожденныхнерождённых, прячущихся прячась в тени тенях шпилей из призрачной кости или еще ещё более редких психопластиков. Но их тварей там не оказалось. Для них там ничего не осталось ничего. Нечем , нечем было кормиться. Нечего было переваривать, обретая плотское воплощение.
Он пришел Вулкан пришёл к выводу, что это были эльдарские корабли, скользящие скользившие сквозь туннели в сопредельных измерениях. Крейсеры размером с город, которые проходили так близко, что он почти мог дотронуться до них. Эта гипотеза, что основывалась единственно исключительно на интуиции, была полностью верна.
Все Всё выше и выше поднимался он по спиральной лестнице.
Он Примарх шагнул впередвперёд, не обращая внимания на извивающихся извивавшихся энергетических змеек, и сильнее стиснул пальцы на рукояти молота. Сам воздух противостоял ему. Невидимая сила, что сокрушила бы смертного или парализовала Астартесастартес, сгустила его атмосферу до такой степени, что Вулкан должен был приходилось одолевать каждый шаг со сжатыми зубами, словно человек, перебарывающий перебарывая штормовой ветер.
– — Не подходи, – предостерег — предостерёг его Магнус, и одновременно мир снова изменился.
– — Не подходи, – — снова рыкнул Магнус. И снова мир повернулся вокруг них.
– — Хватит, – — проворчал Вулкан. – — Довольно.
– — '''''Вулкан, – ''''' — промурлыкал демон-принцдемонический князь. – — '''''Я же говорил тебе не подходить.'''''
==='''Двадцать восемь. Последний выбор'''===
Лэнд
Ну вотСлова Сангвиния передавали по всей величественной многокилометровой стене; до тех, пожалуйстакто был далеко, их доносили пощёлкивающие, тикающие, потрескивающие динамики сервочерепов и дронов Механикус. Лэнд приготовился Солдаты сгрудились вокруг инфопланшетов, чтобы не пропустить воззвание примарха. Сотни тысяч защитников Дельфийской стены, набранных со всего горящего Империума, прислушивались к неизбежным идиотским фразамсловам Великого Ангела. Все они видели его, даже те, предназначенным поднимать дух дураков кто находился в отдалении и укреплять сердца имбециловвынужден был довольствоваться гололитическим изображением. Призывы к оружиюВсе слышали его, обещания победы. Ну дадаже те, ну дак кому его голос доносился из трескучих ртов летающих зондов.
Примарх мерно взмахивал крыльями, повернувшись спиной к врагу. Он парил в воздухе лицом к защитникам стены, свет скудной зари из последних сил вспыхивал на кромках его золотой брони. По всей крепости, на всех гололитических консолях и экранах, встроенных в наручи, мерцали его двойники. Они возникали из портативных проекторов – тысячи одинаковых крошечных, машущих крыльями голубоватых призраков. Слова Сангвиния передавали по всей величественной многокилометровой стене; до тех, кто был далеко, их доносили пощелкивающие, тикающие, потрескивающие динамики сервочерепов и дронов Механикус. Солдаты сгрудились вокруг инфопланшетов, чтобы не пропустить воззвание примарха. Сотни тысяч защитников Дельфийского укрепления, набранных со всего горящего Империума, прислушивались к словам Великого Ангела. Все они видели его, даже те, кто находился в отдалении и вынужден был довольствоваться гололитическим изображением. Все они слышали его, даже те, к кому его голос доносился из трескучих ртов летающих зондов. Лэнд ожидал речи, исходящей демагогическим вдохновением. Сам он нашел нашёл бы ее её безвкусной, но знал, что большинство защитников-людей, многие из которых реагировали на примархов гораздо позитивнее, чем Механикусмеханикусы, высоко оценили бы это представление.
– — Я не хочу быть здесьнаходиться, – сказал Сангвиний— произнёс Ангел. – — Я не хочу того, что сейчас происходит, и еще ещё меньше я хочу будущего, что придет придёт следом. Нам противостоят наши братья и сестрысёстры, за спиной у нас Врата врата Вечности, и победить в этой битве мы не сможем. Если вы когда-нибудь гадали, как вам придется придётся умереть – , — теперь вы знаете. Если вы когда-нибудь гадали, где будет лежать ваше тело – , — теперь вы знаете. Вас убьют у последней стены, между надеждой и ужасом. Ваше тело будет лежать здесь непохороненным, глядя мертвыми мёртвыми глазами в отравленное небо. Когда Санктум падетпадёт, падет падёт и Терра. И я говорю вам: , мы не удержим эту стену. Вы видите сами, : их слишком много, нас слишком мало. Если мы сделаем невозможное, то сможем продержаться неделю. Вероятнее всего, что мы все будем мертвы через три дня. Возможно, мои слова удивляют вас. Или пугают. Но я не буду лгать. Только не вам, не тем, кто прошел прошёл через двести дней ужаса только для того, чтобы оказаться здесь. Я смотрел в ваши лица и видел, чего вам стоила эта война. Я следил за течением всех битв, в которых вы выжили, чтобы вернуться в строй здесь, на последнем укреплениипоследней стене. Я читаю по вашим глазам повесть о том, что вам пришлось пережить. Сейчас Магистр Войны лжетмагистр войны лжёт, предлагая вам жизнь, обещая милосердие, на которое его воинство не способно, если только мы оставим эту последнюю стенуцитадель. И я должен приказать вам здесь и сейчас снова выстоять против него. Отдать всевсё, даже самые ваши жизни, если это поможет продержаться еще ещё один день, еще ещё один час, еще ещё одну секунду. Ведь от меня требуется именно это, правда? Молить вас о последнем самопожертвовании? Сангвиний спикировал ближе в укреплению и швырнул меч туда, где неплотной группой стояли Кровавые Ангелы. Оружие задребезжало о камень, но ни один из воинов не сделал движения поднять его. Лэнд смотрел на него несколько долгих секунд; потом он перевел взгляд на примарха, который снова взмыл в небо и показал пустые руки тысячам людей, столпившимся на стене.
– НетСангвиний спикировал ближе к укреплению и швырнул меч туда, где неплотной группой стояли Кровавые Ангелы. Оружие задребезжало о камень, но ни один из воинов не сделал движения поднять его. Лэнд смотрел на клинок несколько долгих секунд, а потом перевёл взгляд на примарха, – отчетливо выдохнул Сангвинийкоторый снова взмыл в небо и показал пустые руки тысячам людей, столпившимся на стене.
Мощные взмахи крыльев поддерживали его в воздухе. Обращаясь к тишине— Нет, что встретила его отречение, он с силой качнул головой, чтобы подчеркнуть твердость единственного произнесенного им слога— отчётливо выдохнул Сангвиний.
– Нет. Я не стану просить об этом. Вы уже отдали все, что у вас было. Вы сделали все, что вам приказывали, сто раз и даже более. Невообразимая тьма этой войны потребовала от вас такого напряжения сил, какого не испытывал ни один солдат Мощные взмахи крыльев поддерживали его в истории нашего видавоздухе. И тоОбращаясь к тишине, что вы еще живывстретила его отречение, еще боретесь… Я не могу вообразить, какая отвага и стойкость нужныон с силой качнул головой, чтобы встречать этот рассвет и смотреть на горизонт с винтовкой в рукахподчеркнуть твёрдость единственного произнесённого им слога.
Лэнд услышал— Нет. Я не стану просить об этом. Вы уже отдали всё, как солдаты Армии зашаркали ногамичто у вас было. Вы сделали всё, увиделчто вам приказывали, как они переглядываютсясто раз и даже более. Никто Невообразимая тьма этой войны потребовала от вас такого напряжения сил, какого не заговорилиспытывал ни один солдат в истории нашего вида. Все были увлечены речью примархаИ то, что вы ещё живы, ещё боретесь… Я не могу вообразить, какая отвага и стойкость нужны, чтобы встречать этот рассвет и смотреть на горизонт с винтовкой в руках.
– В то время Лэнд услышал, как Хорус предложил вам ложьсолдаты Армии зашаркали ногами, я предлагаю правду. Те из васувидел, кто хочет бежать… Бегитекак они переглядываются. Уходите отсюда. Не со стыдом из-за невыполненного долга, Никто не в знак капитуляции перед предателями, но с честьюзаговорил. Идите с моей благодарностью, ибо вы уже отдали все, что у вас просилиВсе были увлечены речью Ангела. Разве я имею право – разве имеет право кто бы то ни было – требовать от вас большего? От вас, кто выдержал страдания без счета, ужас без меры?
Если вы хотите оставить стену и попытать счастья Сангвиний посмотрел через плечо на пустошах до того, как начнется битва – ради Императора, вы заслужили право на попыткуудалявшегося посланника. Торопитесь же, и унесите с собой гордость за то, что ''«Дочь терзаний»'' уже внесли героический вклад в войну, которой никто из нас не хотелпроделала четверть пути к линиям противника. Когда Ангел снова обернулся к стене, но все увидели в которой мы вынуждены были сражатьсяего глазах решимость.
И если — Обо мне рассказывают — и я каждый день слышу эти легенды, которые вы хотите правдышепчете друг другу, — будто мне ведом час своей смерти. В историях говорится, что это придаёт мне мужества, что я скажу правду с радостьюне чувствую страха, ибо вы ее заслужилизнаю, что умру не сегодня. Мне стыдно Вот что в этом признаватьсяних правда. Предсказанная мне смерть приближается. Сейчас. Сегодня. Завтра. Я не знаю, когда и как мне суждено умереть, — чувствую только, что участь моя идёт за мной по пятам. Я остаюсь здесь не из храбрости, которую дарит бессмертие. Я остаюсь здесь, потому что, но если бы мне суждено умереть, я выбираю такую смерть. Я выбираю погибнуть, защищая последние врата. Я выбираю отдать свою жизнь, чтобы подарить ещё один час, или минуту, или даже единственную секунду отсрочки тем, кто не может сражаться рядом со мной. Я выбираю эту смерть, потому что ещё не сделал всё, что мог. Кто-то должен встать и сражаться, и если у меня остался только один этот выбор, я бы тоже покинул сделаю его сейчас. Я буду стоять. Я буду сражаться. Я буду удерживать стену. Примарх во мне, та часть менязная, которую называют полубогомчто Тринадцатый легион летит к Терре со всей возможной скоростью, жаждет жить так яростнои если они не принесут нам спасение, что я сгораю от стыдато принесут отмщение за нас. Если бы Останусь я подчинился этому инстинктуодин или вы, сотни тысяч, встанете со мной плечом к плечу, но когда орда магистра войны нахлынет на эту стену, я взлетел бы буду ждать с клинком в небесаруке. Не потому, не оглянувшись. Но я не что могупобедить, а потому, что это правильно. Я наполовину человекне знаю, что за безумие владеет теми, кто был раньше нашими братьями и сёстрами. И человек во мне требуетНо знаю, чтобы я осталсячто должен противостоять им.
Сангвиний посмотрел через плечо Над Дельфийской стеной повисла тишина, но лишь на удаляющегося посланника. «Дочь терзаний» уже проделала четверть пути к линиям противникамгновение. Когда он снова обернулся к стенеАнгел взмахнул рукой, словно охватив ею все увидели в укрепления и стоявших на них верных защитников. Тысячи голопризраков повторили его глазах решимостьжест.
– Обо мне рассказывают – и я каждый день слышу эти легенды, которые вы шепчете друг другу, – что я знаю час своей смерти— Я сказал достаточно. В историях говорится, что это придает мне мужества, что я Вы не чувствую страха, потому что знаю, что буду убит не сегодня. Вот что в них правдаобязаны выслушивать мои признания и страхи.Мне остаётся только спросить… Вы побежите?
Предсказанная мне смерть приближается. Сейчас. Сегодня. Завтра. Я Поначалу никто не знаю, когда и как мне суждено умереть, чувствую только, что участь моя идет за мной по пятам. Я остаюсь здесь не из храбрости, которую дарит бессмертие. Я остаюсь здесь, потому что если мне суждено умереть, я выбираю эту смерть. Я выбираю погибнуть, защищая последние врата. Я выбираю отдать свою жизнь, чтобы подарить еще один час, или минуту, или даже единственную секунду отсрочки тем, кто не может сражаться рядом со мной. Я выбираю эту смерть, потому что еще не сделал всенашёлся, что могответить перед лицом такой откровенности.
Кто-то должен встать и сражаться, и если у меня остался только один этот выбор, я сделаю его сейчас. Я буду стоять. Я буду сражаться. Я буду удерживать стену, зная, что Тринадцатый легион летит к Терре со всей возможной скоростью, и если они не принесут нам спасение, то принесут отмщение за нас. Останусь ли я один, или вы, сотни тысяч, встанете со мной плечом к плечу, но когда орда Магистра Войны нахлынет на эту стену, я буду ждать с клинком в руке. Не потому, что я могу победить, а потому, что это правильно. Я не знаю, что за безумие владеет теми, кто были раньше нашими братьями и сестрами. Но знаю, что должен противостоять им.
Над Дельфийским укреплением повисла тишинаКапрал Таник Машраджеир из 91-го Индустанского десантного не знал, но только на мгновениечто сказать. Сангвиний взмахнул рукойВ нём боролись здравый смысл и долг — битва, словно охватив ею всю стену знакомая каждому перенёсшему суровые испытания солдату. Он мог выжить. Мог сбежать и стоящих на ней защитниковвыжить. Тысячи голо-призраков повторили Всё равно его жестполк не годился для таких сражений: индустанцы были партизанами, их учили выполнять диверсионные задания в тылу врага. Да он и так всю долбаную войну прошёл по земле.Что гравишютисту делать на стене? Как ему помогут тренировки по прыжкам в высоких слоях атмосферы, когда у него в руках только лазвинтовка и штык?
– Я сказал достаточноНо Маш знал, что это всё отговорки и оправдания. Вы не обязаны выслушивать мои признания Он умел преодолевать и отбрасывать сомнения и страхивместо этого думать только о том, как достигнуть цели. К тому же ему было некуда бежать. Вообще некуда. Тактически разумнее остаться здесь. Если уж придётся помирать, лучше сдохнуть там, где смерть принесёт пользу. Мне остается только спросить… Вы побежите?
Поначалу никто — Нет! — крикнул он примарху. Он не нашелсябыл первым, что ответить перед лицом такой откровенностино его голос вместе с другими прорезал тишину в первой волне протеста. Он не уйдёт со стены. Он не побежит.— Нет!
Капрал Машраджир из 91-го Индустанского Десантного не знал, что сказать. В нем боролись здравый смысл и долг – битва, знакомая каждому перенесшему суровые испытания солдату. Он мог выжить. Он мог сбежать и выжить. Все равно его полк не годился для таких сражений. Они были партизанами, десантниками, их учили выполнять диверсионные задания в тылу врага. Да он и так всю долбаную войну прошел по земле. Что гравишютисту делать на стене? Как ему помогут тренировки по прыжкам в высоких слоях атмосферы, когда у него в руках только лазвинтовка и штык?
Но Маш зналСкитарии не праздновали дни рождения. Магна-Дельтa-8V8 не была исключением, однако её макроклада — иерархическая военная структура, которая определяла не только её воинскую должность, что это все отговорки но и оправданиясоциальное положение в целом, — имела традицию отмечать годовщину первой битвы солдат. Он умел преодолевать Из-за постоянных потерь и отбрасывать сомнения пополнений в рядах макроклады, развёрнутой в зоне конфликта, эти события происходили часто, и вместо этого думать только о томим не придавали большого значения. Точная аксиома, плохо, но с сохранением смысла переведённая со скит-кода на любой вариант готика, как достигнуть цели. К тому же ему было некуда бежать. Вообще некуда. Тактически разумнее было остаться здесьзвучала так: «Каждый день чья-нибудь годовщина». Если уж придется помиратьОбычай включал обмен подарками, лучше сдохнуть тамкоторые часто — и неоднократно — передаривались внутри полка, где его смерть принесет пользуведь скитариям позволялось иметь совсем немного собственных вещей.
– Нет! – крикнул он примархуСегодня была годовщина Магна-Дельты-8V8. Он не был первымТолько её — из всех, но его голос вместе с другими прорезал тишину в первой волне протеста. Он не уйдет со стены. Он не побежиткто остался, а осталось их немного. – Нет!
Скитарии не праздновали дни рожденияНе имело значения, что сам аватар Омниссии находился в крепости за её спиной. Магна-Дельта-8V8 не была исключениемНе имело значения, однако ее макроклада, то есть иерархическая военная структура, которая определяла не только ее воинскую должность, но что орда на горизонте превышала их в числе и социальное положение вооружении в целом, имела традицию отмечать годовщину первой битвы солдатбессчётные разы. Из-за постоянных потерь и пополнений в рядах макрокладыВ любой другой день, развернутой в зоне конфликтаконечно, эти события происходили частосоображения имели бы немалый вес, и им не придавали большого значения. Точная аксиома, плохо, но с сохранением смысла переведенная со скит-кода на любой вариант готикаона встала и сражалась бы, звучала так: «Каждый день чья-нибудь годовщина»повинуясь бинарному диктату долга. Обычай включал обмен подарками, которые часто – и неоднократно – передаривались внутри полка, ведь скитариям позволялось иметь так немного собственных вещейНо сегодня эти опасения были неуместны.
Сегодня была годовщина Магна-Дельты-8V8Не могло быть и речи о том, чтобы она сбежала в свою годовщину. Конечно, даже её урезанный разум мог поддаться соблазну. Она оставалась частично человеком и полностью смертной. Только ее – Но когда трое выживших из всехеё родной клады пришли к ней за считаные минуты до выступления Девятого примарха, кто остался, а осталось их немногопринятое решение стало твёрже священного железа. Они принесли подарки.
Не имело значения, что Сам аватар Омниссии находился в крепости за ее спиной. Не имело значения, что орда на горизонте превышала их в числе и вооружении в бессчетное количество раз. В любой другой день, конечно, эти соображения имели бы немалый вес, и она встала и сражалась бы, повинуясь бинарному диктату долга. Но сегодня эти опасения были неуместны. Не могло быть и речи о том, чтобы она сбежала в свою годовщину. Конечно, даже ее урезанный разум мог бы поддаться соблазну. Она была частично человеком и полностью смертной. Но когда трое выживших из ее родной клады пришли к ней за считанные минуты до выступления Девятого, принятое решение стало тверже священного железа. Они принесли подарки. Беневола-919-55 подарила камешек со склона Олимпа – — самой высокой горы родного Марса.
Лорелея Келвир не должна была здесь находиться. Если бы у нее еще оставались силы на веселье, она закатилась бы грубым, как лай, неприятным, саркастическим смехом.
Ее Её преступление и предыдущие дезертирства остались нераскрытыми – — ну, хоть что-то.
– — Лор, – — позвал ее её стоявший рядом солдат, что стоял рядом. – — Что с тобой такое?
– — Меня зовут не Лорелея, – — ответила она, смахивая слезыслёзы. Она понятия не имела, почему плачет. Будто ее её прокололи, и из дырки потекли слезыслёзы. – Меня зовут Даэника— Вообще-то я Деника.
– — Лорелея Келвир – — это была сотрудница из Муниторума. Я ее её убила несколько месяцев назад. Взяла ее её имя. Ненавижу себя за это. Вот бы вернуть все всё обратно.
Она Деника подняла глаза и встретила их взглядытоварищей. Они Те смотрели прямо ей в душу, смотрели с усталым смирением. Без гнева. Без отвращения. Без Безо всякого осуждения. Только не теперь, когда они столько прошли вместе.
– — Я не хотела попасть на войну, – — объяснила она. – — Не хотела я воевать. Это было до того, как мы встретились. Этот полк у меня не первый. Просто единственный, из которого я не смогла сбежать. Трон, я так устала. Наконец-то мы можем уйти, оставить все всё это дерьмо позади, а я, мать его, так устала.
– — Но мы не уходим, Лор, – — мягко сказал сержант Гатис. Владыка Сангвиний на его наруче замолк. Примарх задал свой последний вопрос, и по Дельфийской стене уже разносились крики : «Нет! Нет!» уже разносились по Дельфийскому укреплению. Трудно было говорить в таком галдеже.
– — Я знаю, – все— всё-таки выкрикнула она. – — Я тоже.
Голоса Даэники И голоса Деники и ее её товарищей присоединились к общему хору.
Нельзя сказать, что никто не захотел уйти после слов примарха. Многие хотели уйти. Многие ушли бы, но причин остаться было столько же, сколько защитников на стене. В душе у каждого жили гнев, вина и стыд, и вместе они порождали отчаянную храбрость, какая возникает у человека в самые мрачные моменты.
Некоторые остались из чувства долга. Другие – из-за надежды, ложной или нетНельзя сказать, что к ним еще могут прибыть подкрепленияникто не захотел уйти после слов примарха. Некоторых заставил остаться только стыд перед товарищамиМногие хотели уйти. Кто-то осталсяМногие ушли бы, потому что Сангвиний был прав: они уже отдали все, что моглино причин остаться было столько же, и терять было нечегосколько защитников на стене. К этому времени их жизнь была простой формальностью, привычкой организма; война высосала все, что их определялоВ душе у каждого жили гнев, вина и остались одни пустые оболочки. Кто-то остался, потому что надоело убегать: после двухсот дней отступлений с боями им наконец-то предстояла последняя битваугрызения совести, и вместе они собирались держать оборону из одной лишь усталой злостипорождали отчаянную храбрость, какая возникает у человека в самые мрачные моменты.
Годы спустя Лэнд гадал: а сбежал ли ктоНекоторые остались из чувства долга. Другие — из-то в самом деле? Ведь ктоза надежды, ложной или нет, что к ним ещё могут прибыть подкрепления. Некоторых заставил остаться только стыд перед товарищами. Кто-то должен остался, потому что Сангвиний был побежатьправ: они уже отдали всё, что могли, и терять нечего. Удержали К этому времени их товарищи или пристрелили в спину офицеры? Было ли им позволено покинуть стену беспрепятственножизнь стала простой формальностью, как обещал Девятый? Весьма вероятно (с точки зрения статистики можно было говорить об этом с уверенностью)привычкой организма; война высосала всё, что такие случаи наблюдались, но всякий раз, когда он обращал свои очки назад, к Королевскому Трактуих определяло, ведущему к Вратам Вечности… Врата стояли открытыми, они изрыгали поток солдат и техникиостались одни пустые оболочки. Не похоже былоКто-то остался, чтобы ктопотому что надоело убегать: после двухсот дней отступлений с боями им наконец-то шел против потока или дерзнул войти внутрь. Равно как никто не спускался со стеныпредстояла последняя битва, чтобы попытать счастья на пустошии они собирались держать оборону из одной лишь усталой злости.
ВозможноГоды спустя Лэнд гадал: а сбежал ли кто-то в самом деле? Ведь кто-то должен был побежать. Удержали их товарищи или пристрелили в спину офицеры? Было ли им позволено покинуть стену беспрепятственно, как обещал Девятый? Весьма вероятно (с точки зрения статистики можно говорить об этом с уверенностью), если бы Лэнд и что такие мужчины и женщиныслучаи имели место, но всякий раз, как когда он – хотя во все времена такихобращал свои очки назад, как онк Королевскому тракту, было очень немноговедущему к вратам Вечности… Врата стояли открытыми, – лучше разбирались в человеческой природеизрыгая поток солдат и техники, он и не удивился бы так сильно томубыло похоже, что множество людей решило остатьсячтобы кто-то шёл против потока или дерзнул войти внутрь. Равно как никто не спускался со стены, имея возможность уйтичтобы попытать счастья на пустоши.
Нет! – кричали защитники стены. Они отвергали предложение примарха слитноВозможно, громогласноесли бы Архан и такие мужчины и женщины, словно единое существокак он — хотя во все времена таких, как он, было очень немного, — лучше разбирались в человеческой природе, он не удивился бы так сильно тому, что множество людей решило остаться, имея возможность уйти.
– — Только не говорите, что он собирается убить титана.
Его внимание было приковано к далекому морю вражеского войска и к лесу распятий, что они воздвигли, гордясь своим варварством.
Великий Ангел развернулся и посмотрел на волну, приближающуюся с горизонта. До того, как она должна была оказаться в пределах досягаемости стенных орудий, оставались считанные секунды— Легион! — вскричал примарх.— Легион!
– Легион! – вскричал онПризыв передали по всей стене, от одного офицера к другому, и прокричали дальше по воксу. – Легион!Лэнд слышал, как поток удаляющихся голосов несёт клич, словно призрачное эхо:
Призыв передали по всей стене, от одного офицера к другому, и прокричали дальше по воксу. Лэнд слышал, как поток удаляющихся голосов несет клич по стене, словно призрачное эхо: легион, легион— Легион! Легион! Легион, легион…
– — Пусть они разобьются о нас, – — повелел Сангвиний, и Лэнд с внезапным трепетом восторга осознал, что Великий Ангел обращается не к своему легиону. Снова взмахивая крыльями, он взывал к людям, столпившимся за рядами Астартескосмодесантников. — Вы знаете, что делать, — обратился примарх к армейским подразделениям и к гражданским с оружием в непривычных руках. Его тихий голос долетел до ближайших отрядов, а дальше его передали по воксу. — Вы знаете свои обязанности. Держитесь и помогайте, где сможете. Но сначала пусть они разобьются о нас.
– Вы знаетеСангвиний — ''нет, что делатьДевятый, – обратился Сангвиний чёртов Девятый примарх!'' — повернулся к армейским подразделениям и к гражданским с оружием в непривычных рукахвражеской армии. Его тихий голос донесся до ближайших отрядовК далёкой армии, дальше его передали по воксу. – Вы знаете свои обязанности. Держитесь и помогайте где сможете. Но сначала пусть они разобьются о нас.которая, впрочем, была уже достаточно близко для…
Сангвиний – нет, Девятый, чертов Девятый примарх – повернулся к вражеской армииМеч Великого Ангела опустился. К далекой армии, которая, впрочем, была уже достаточно близко для…
Меч Великого Ангела опустилсяИ разом запели миллионы орудий Санктум Империалис.
Миллионы орудий Санктума Империалис запели разом= '''ЧАСТЬ ШЕСТАЯ.ОТГОЛОСКИ ВЕЧНОСТИ''' =
==Из инстинктов и эмоций, которые испытывали поколения принцепсов, подключённых к его системам, у титана Легио Критос ''«Безмятежность возмездия»'Часть 6' развилось какое-то подобие гибридного разума. Отголоски вечности''«Безмятежность»'==' могла чувствовать и — в значительно меньшей степени — думать. Ей были знакомы боль и страх, восторг и облегчение победы, но лучше всего она умела ненавидеть. И люди, и титаны Критоса умели ненавидеть очень хорошо.
==='''Двадцать девятьВсе эти чувства испытывали её принцепсы, поэтому она теперь тоже их испытывала. Она понимала эти процессы только в самых общих чертах и была не властна над ними, но земному богу железа и огня тонкости эмоционального регулирования были ни к чему. Осада Санктума Империалис'''===
Из инстинктов и эмоцийШагая к Дельфийской стене, которые испытывали поколения принцепсовона наслаждалась ощущением великой цели. Боевой рог ревел в унисон с её криками, подключенных к его системамподобными рёву доисторического ящера, напоминая кишащей у титана Легио Критос «Безмятежность возмездия» развилось какое-то подобие гибридного разумаеё ног пехоте, что надо бы поблагодарить предводительницу за оказанную им честь. «Безмятежность» могла чувствовать За стеной её ждала последняя и – в значительно меньшей степени – думатьокончательная победа. Ей знакомы были боль и страхБлагодаря необъятности эмоций у неё выработалось даже что-то вроде воображения, восторг и облегчение победы, но лучше всего она умела ненавидеть. И людиуже представляла, какие хвалы будут распевать её почитатели и титаны Критоса умели ненавидеть очень хорошосколько новых триумфальных знамён украсят её орудия.
Все эти чувства испытывали ее принцепсыЕё команда давно мертва. Их трупы так и остались в голове ''«Безмятежности»'': одни навалились на свои консоли, другие лежали плашмя на палубе. ''«Безмятежность возмездия»'' не знала об этом — к счастью, потому что, поэтому если бы она теперь тоже их испытывалаузнала, это открытие могло бы уничтожить её только-только возникшее сознание. Она понимала эти процессы только Для любой формы жизни путь к разуму полон опасностей, и часто даже самый сильный машинный дух не выдерживал этого пути. Но пока ''«Безмятежность возмездия»'' функционировала на остатках отпечатавшихся в самых общих чертах ней человеческих инстинктов, и была не властна над нимидаже Архан Лэнд задумался бы, но земному богу железа смогут ли эти остатки слиться с духом машины и огня тонкости эмоционального регулирования были ни к чемусоздать подлинный разум. Впрочем, у Лэнда имелись теории на этот счёт.
Гордость ей тоже была знакома. Это ощущение яростнее всех струилось Она полным ходом шагала по электрическим цепям ее мозга. Если бы речь шла о меньшем созданииВеликому проспекту под надёжными слоями перегруженных пустотных щитов, такую одержимость собственными достижениями можно было бы назвать тщеславием, но она не мыслила такими категориями. Все, что знала сшибая по пути мраморные статуи и чувствовала «Безмятежность», она знала превращая изображения героев в белый щебень и чувствовала тучи пыли. Вместе с ошеломительной силой. Она пережила многие поколения принцепсов – их количеством другими титанами она измеряла время – возглавляла атаку, а энергетические барьеры давали убежище множеству людей и каждый врагтанков, которого она встречала лицом к лицу, умирал или убегалчто двигались в её тени. В своем сознании (то есть в круговерти вычисленийИз-за вражеского огня щиты временами становились видимыми — несколько слоёв побитых выгнутых линз, которая была ее сознанием) она имела полное право быть тщеславнойпо которым на укрывшихся внизу бойцов напалмовым дождём стекал огонь.
Шагая к Дельфийскому укреплениюНад изъязвлённой пустошью от Дельфийской стены прогрохотал первый ракетный залп — сотни, она наслаждалась ощущением великой целитысячи боеголовок. Боевой рог ревел в унисон с ее крикамиДаже своим инстинктивным умом, подобными реву доисторического ящеракоторый едва ли можно назвать мышлением, напоминая кишащей у ее ног пехоте''«Безмятежность»'' осознала, что надо бы поблагодарить предводительницу за оказанную им честьблизка к смерти. За стеной ее ждала последняя и окончательная победаГибель этого гордого «Владыки войны», принадлежавшего к легиону Сокрушителей Богов, не стала ни первой, ни самой катастрофической. Благодаря необъятности ее эмоций у нее было даже что-то вроде воображенияЕго гибель была всего лишь сноской в списке имён, слишком длинном, чтобы сохраниться полностью в вечно ненадёжных имперских записях или в изустных легендах и она уже представляларелигиозных песнопениях, какие хвалы что будут распевать ее почитатели и сколько новых триумфальных знамен украсят ее орудияслужить архивами тем, кто последовал за магистром войны.
Ее команда была мертва. Их трупы Машина так и остались не узнала, сколько ракет в голове «Безмятежности»неё попало, одни навалились на свои консоли— как и многое в дни войны, другие лежали плашмя на палубе. «Безмятежность возмездия» это одновременно не знала об этом – к счастью, потому что если бы она узнала, это открытие могло бы уничтожить ее только-только возникшее сознание. Для любой формы жизни путь к разуму полон опасностей, поддавалось подсчёту и часто даже самый сильный машинный дух не выдерживал этого путиимело значения. Но пока ''«Безмятежность возмездия» функционировала на остатках отпечатавшихся '' содрогнулась от ударов, точно воин в ней человеческих инстинктовстене щитов, и даже Аркхан Лэнд задумался быкоторого пронзили три десятка копий за секунду. Она упала уже мёртвой — пустотные щиты схлопнулись мгновенно, смогут ли эти остатки слиться с духом машины надстройка тоже загорелась и создать подлинный разум. Впрочемвзорвалась, у Лэнда были теории а её осколки разлетелись на этот счетполкилометра во всех направлениях.
Она полным ходом шагала по Великому Пути под надежными слоями перегруженных пустотных щитовПримечателен инстинктивный альтруизм последней мысли ''«Безмятежности»'' — последней команды, сшибая по пути мраморные статуи и превращая изображения героев отданной в белый щебень и тучи пыли. Вместе с другими титанами она возглавляла атаку; пустотные щиты давали убежище множеству людей и танковотсутствие принцепса, что двигались в ее тени. Из-за вражеского огня ее щиты временами становились видимыми – несколько слоев побитых выгнутых линз, само по которым на воинов, укрывшихся внизу, напалмовым дождем стекал огоньсебе поразительно.
Над изъязвленной пустошью прогрохотал от Дельфийского укрепления первый ракетный залп – сотни, тысячи боеголовок; даже своим инстинктивным умом, который едва ли можно было назвать мышлением''[ПРОТОКОЛ «УТЕШЕНИЕ-УБЕЖИЩЕ»], подумала она осознала, что близка к смерти. Гибель этого гордого «Владыки войны», принадлежащего к легиону Сокрушителей Богов, не была ни первой, ни самой катастрофической. Его гибель была всего лишь сноской в списке имен, слишком длинном, чтобы сохраниться полностью в вечно ненадежных имперских записях или в изустных легендах и религиозных песнопениях, что будут служить архивами тем, кто последовал за Магистром Войны.''
Она так и не узналаРовно за 2,7 секунды до того, сколько ракет в нее попало; как и многое в дни войныпервый залп Санктума достиг цели, это одновременно не поддавалось подсчету и не имело значения. «Безмятежность возмездия» содрогнулась от попадания, точно воин в стене щитов, в которого вонзилось тридцать копий за секундуиз бронированной кабины — её головы — выпали штифты. Она упала уже мертвой; пустотные щиты взорвались мгновеннонамеренно обезглавила себя: следуя протоколу катапультирования, надстройка тоже загорелась голова отделилась от плеч и взорвалась, ее осколки разлетелись на полкилометра во всех направленияхотлетела по спешно рассчитанной траектории.
Примечательным был инстинктивный альтруизм ее последней мысли – последней Разумеется, её самопожертвование оказалось тщетным, и даже если бы члены командывсё ещё были живы, они не смогли бы спастись. Голову-кабину, отданной в отсутствие принцепсакоторой застряла одна из ракет, охватило пламя; из-за взрыва она сбилась с курса и рухнула в пустошах. Там развороченная взрывом гробница трёх человек, умерших ещё несколько недель назад, наконец остановилась, что само по себе поразительноа через пару секунд её разнесло вдребезги второй волной артиллерийского огня.
[ПРОТОКОЛ «УТЕШЕНИЕ-УБЕЖИЩЕ»], подумала она.
Ровно за 2,7 секунды до того, как первый залп Санктума достиг своей цели, из бронированной кабины – ее головы – выпали штифты. Она намеренно обезглавила себя: следуя протоколу катапультирования, ее голова отделилась от плеч и отлетела по поспешно рассчитанной траектории.<nowiki>***</nowiki>
РазумеетсяДавинн Кото никто не призывал, ее самопожертвование оказалось тщетнымона пришла добровольно. Магистр войны освободил её мир от несправедливых требований хозяев-чужаков и даровал не только свободу, но и даже если бы члены команды все еще были живыединство с Империумом Человечества. Когда десять лет спустя к ним прибыл вербовочный корабль и их оповестили, что магистру войны Хорусу нужны верные солдаты, чтобы бороться с недостойным Императором, они не смогли бы спастисьдело было решено. Голову-кабинуДавинн, в которой застряла одна из ракетконечно, охватило пламя; из-чувствовала вину за взрыва она сбилась с курса и рухнула в пустошах. Там развороченная взрывом гробница трех человекто, умерших еще несколько недель назадчто со сбором урожая придётся справляться без неё, наконец остановиласьно есть вещи поважнее, а через пару секунд ее разнесло вдребезги второй волной артиллерийского огнячем ссыпать в амбары зерно на будущий сезон. Родители наймут кого-нибудь в помощь. Давинн вместе со старшим братом сели в поезд до ближайшего города и там немедля записались в полк.
Давинн Кото никто не призывал, она пришла добровольноЭто случилось пять лет назад. Магистр Войны освободил ее мир от несправедливых требований хозяев-чужаков и даровал ему Её брат уже умер; Нессин даже не только свободу, но и единство с Империумом человечестваувидел Терру. Когда десять лет Его убили в абордажном бою спустя к ним прибыл вербовочный всего несколько месяцев после вербовки. Их корабль и их оповестилиатаковали… в общем, что Магистру Войны Хорусу нужны верные солдаты, чтобы бороться с недостойным Императором, дело было решенокто-то. Давинн, конечно, чувствовала вину за Какие-то, что со сбором урожая придется справляться без нее, но есть вещи поважнее, чем ссыпать в амбары зерно на будущий сезонлояльные Императору силы. Родители наймут когоКакие-нибудь в помощь. Давинн вместе со старшим братом сели в поезд до ближайшего города и там немедля записались в полкто жуткие марсианские киборги.
Это случилось пять лет назадТочные детали редко просачивались к рядовым сквозь все уровни командования. Ее брат уже умерСначала Давинн пугало то, как мало им известно, Нессин даже не увидел Терруно прошло время, и она привыкла. Его убили в абордажном бою спустя всего несколько месяцев после тогоОна поняла: всё, что им нужно знать, как их завербовали; их корабль атаковали… — куда идти и в общем, кто-то ещекого стрелять. Какие-то лояльные Императору силыВсё остальное выступало приятным бонусом. Какие-то жуткие марсианские киборгиЭто означало, что она стала ветераном.
Точные детали редко просачивались к рядовым сквозь все уровни командованияКапрал-примус Кото погибла в «Химере». Сначала Давинн пугало то, как мало им было известноСперва Дельфийская стена выпустила ракетный залп по высящимся над полем боя титанам, но прошло времятеперь по орде била обычная артиллерия — дождь снарядов накрыл пустошь огнём и фосфексом. Думая о грядущей смерти, и она привыкла. Она понялавсегда представляла, что все, умрёт со словами любви к семье на устах или — когда позволяла себе помечтать на полную катушку — что им нужно знать – куда идти и в кого стрелять. Все остальное было приятным бонусом. Это означалогеройски погибнет, что она стала ветераномистекая кровью на куче тел убитых врагов.
Примус-капрал Кото погибла Но войне плевать на личные человеческие мелодрамы. В реальности Давинн мгновенно сжёг снаряд «Грифона», попавший в «Химере». Сперва Дельфийское укрепление выпустило ракетный залп по высящимся над полем боя титанамеё «Химеру», но теперь по орде била обычная артиллерия; дождь снарядов накрыл пустошь огнем и фосфексом. Думая о грядущей смертиостанки девушки никто бы не отличил от плоти девяти других мужчин и женщин, она всегда представлялавплавленной в шрапнель, что умрет со словами любви к семье на устах, или – когда позволяла себе помечтать на полную катушку – что геройски погибнет, истекая кровью на куче тел убитых враговв которую превратился их танк.
Но войне было плевать на личные человеческие мелодрамы. В реальности Давинн мгновенно сжег снаряд «Грифона», попавший в ее «Химеру», и ее останки никто бы не отличил от плоти девяти других мужчин и женщин, вплавленной в шрапнель, в которую превратился их танк.
Деифоб Дейфоб из Детей Императора покрывал пустошь гигантскими скачками, каждый раз взмывая по высокой дуге с помощью двигателей своего прыжкового ранца и опускаясь в контролируемом падении, чтобы снова оттолкнуться от земли. Он был не один: воздушно-— штурмовые отряды всех легионов объединили свои силы в мощной атаке.
Цзя-Хэн Уквар, рядовой Нешамерского Восьмого мотопехотного полка, ехал в одной из шестнадцати орудийных башен бронетранспортера «Орион». С его языка в любое время дня и ночи срывался непрекращающийся поток молитв и проклятий; он уже так охрип, что с трудом мог говорить. Каждый раз, когда он пытался поспать – в один из тех редких периодов, когда его полку представлялась возможность отдохнуть – перед его глазами снова и снова проходили события последнего полугода. От недосыпания можно сойти с ума. Цзя-Хэн узнал это на собственном нелегком опыте.
Его выбросило Цзя-Хэн Уквар, рядовой 8-го Нешамерского мотопехотного полка, ехал в одной из башнишестнадцати орудийных башен бронетранспортёра «Орион». С его языка в любое время дня и ночи срывался непрекращающийся поток молитв и проклятий; он уже так охрип, когда транспорт взорвался вместе что с сотнями находившихся в нем солдаттрудом мог говорить. Он был без сознания меньше минутыКаждый раз, а когда очнулсяон пытался поспать — в один из тех редких периодов, лежа на земле, у него не было больше сомнительной защитыкогда его полку представлялась возможность отдохнуть, которую обеспечивали его товарищи — перед глазами снова и бронетранспортерснова проходили события последнего полугода. От недосыпания можно сойти с ума. Цзя-Хэн увидел дымящийся остов транспорта, который годами служил движущимся укрытием для его взвода; рядом валялось множество труповузнал это на собственном нелёгком опыте.
Он был одинЕго выбросило из башни, вооруженный только пистолетом, вокруг него сама земля взрывалась, боевые корабли ревели, снижаясь перед жесткой посадкой, над ним горели и вопили титаны, мир сотрясался, словно когда транспорт взорвался вместе с сотнями находившихся в сейсмических толчкахнём солдат. Сознание он потерял меньше чем на минуту, а небо затянули непостижимые гибельные мороки. Он кричал изо всех силкогда очнулся, лёжа на земле, сам об этом у него не догадываясьбыло больше сомнительной защиты, и не только потому что которую обеспечивали его поврежденные голосовые связки почти не издавали звука; как товарищи и тысячи людей с обеих сторонбронетранспортёр. Цзя-Хэн увидел дымящийся остов машины, он оглохкоторая годами служила движущимся укрытием для его взвода, барабанные перепонки лопнули от чудовищного грохота орудийного огня, что велся над ним, вокруг него и по немуа рядом валялось множество трупов.
ПожалуйстаОн остался один, вооружённый только пистолетом. Вокруг него взрывалась сама земля, пусть это закончитсяревели боевые корабли, подумал онснижаясь перед жёсткой посадкой, над головой полыхали и это была самая ясная мысль из вопили титаны, мир сотрясался, словно в сейсмических толчках, а небо затянули непостижимые гибельные мороки. Он кричал изо всехсил, сам об этом не догадываясь — и не только потому, что приходили к нему за последние неделиего повреждённые голосовые связки почти не издавали звука. Он сунул ствол пистолета в рот Как и тысячи людей с обеих сторон, он оглох, барабанные перепонки лопнули от чудовищного грохота орудийного огня, что вёлся над ним, вокруг него и нажал на курокпо нему.
Его анима – то«Пожалуйста, что некоторые назвали бы душой – покинула телопусть это закончится», вопя, прошла сквозь завесу, отделяющую материальный мир от нереальности— подумал он, и тотчас же погрузилась в бурные волны варпа. Слабый огонек души, что был когда-то Цзя-Хэном Укваром, познал последнееэто была самая ясная мысль из всех, что ждет все живое после смерти, и этим последним была боль. Боль распадаприходили к нему за последние недели. Боль души, что привлекает демонов, как кровь Он сунул ствол пистолета в темных водах привлекает акулрот и нажал на спуск.
Наконец судьба смилостивилась над нимЕго анима — то, что некоторые назвали бы душой, — покинула тело, вопя, прошла сквозь завесу, отделявшую материальный мир от нереальности, и тотчас же погрузилась в бурные волны варпа. Сбылось его Слабый огонёк души, что был когда-то Цзя-Хэном Укваром, познал последнее желание: все закончилось, что ждёт всё живое после смерти, и этим последним была боль. Боль распада. Боль души, что привлекает демонов, как кровь в тёмных водах привлекает акул.
Варак’суул не повезло с происхождениемНаконец судьба смилостивилась над ним. Насколько ее племя придерживалось представлений о телесности, она была женского пола, ибо Нерожденные обретают форму человеческих деяний и страхов. Как и большую их часть, ее вызвало к жизни злодеяние, в ее случае – измена, которая привела к кровопролитиюСбылось его последнее желание: всё закончилось.
И она была слаба. Варак’суул родилась из порочного удовольствия, которое получил убийца в глухом переулке давно мертвого города в давно забытой империи на планете, погибшей столетия назад во мраке Эпохи Раздора. Как и все из ее племени, у кого не было постоянного питающего их источника веры или поклонения, она появилась в варпе и набиралась сил целую вечность. С самых первых мгновений ее существование было паразитическим и трусливым, она питалась мелкими страхами, таящимися в сердцах слабых людей, и пряталась от своих сородичей, которые иначе напали бы на нее и не пожрали, чтобы умножить собственную силу.
Она недолгое время служила фрейлиной в Чертогах Желанной и Блаженной СлепотыВарак'суул не повезло с происхождением. Это место, в котором правил Хранитель-изгнанник по прозвищу БледныйНасколько её племя придерживалось представлений о телесности, было обнищавшим царством вдали от большого двораона была женского пола, пребывающего во Дворце Удовольствийибо нерождённые обретают форму человеческих деяний и страхов. Но даже в таком отдалении от взора Совершенного Принца в сердцах детей Слаанеш жили честолюбивые устремления, Как и они вели междоусобные войны при помощи лжибольшую их часть, ядовеё вызвало к жизни злодеяние, искушений и тысячи других коварных приемов. Варак’суул бежала из свиты Бледного и блуждала в дальних пределах Царства Хаоса – достаточно далеко, чтобы скрыться среди других падальщиков, но не настолькоеё случае — измена, чтобы развоплотитьсякоторая привела к кровопролитию.
Прошло уже несколько недель с тех пор, как она туда явилась, зубами Она недолгое время служила фрейлиной в Чертогах Желанной и когтями проложив себе путь в холодную материальностьБлаженной Слепоты. Это место, где в воздухе витали запахи страха и мольбы об избавленииправил Хранитель-изгнанник по прозвищу Бледный, было обнищавшим царством вдали от которых у нее текли слюнкибольшого Дворца Удовольствий. За это время она успела отведать мозга пленников – лакала его шершавым языком прямо из разбитых черепов. Со всей грацией, на какую было способно ее созданное по образу бога тело, она танцевала Но даже в таком отдалении от взора Совершенного Принца в боюсердцах детей Слаанеш жили честолюбивые устремления, пронзая насквозь и человеческуюони вели междоусобные войны при помощи лжи, и постчеловеческую броню. Вместе с собратьями она упивалась ощущениями людейядов, распаляла их чувства и раздавала лживые обещания; искушений и всегда, всегда они двигались вглубьтысячи других коварных приёмов. Названия стен Варак'суул бежала из свиты Бледного и районов ни о чем ей не говорили. Она только зналаблуждала в дальних пределах Царства Хаоса — достаточно далеко, что в сердце всего этого железа и камня лежит дворецчтобы скрыться среди других падальщиков, а внутри дворца таится плотское тело созданияно не настолько, которое Пантеон насмешливо именовал Анафемойчтобы развоплотиться.
Но она не могла войти во дворецИ вот их призвали. Никто из них не могОна ощутила непреодолимую тягу, зов её юного бога звучал подобно песне сирены. Желание овладеть им трепетало в ее Он не вполне вещественной грудипросто манил, словно злокачественная опухоль, пульсирующая пагубной жизнью, но каждый раз, пытаясь приблизиться к дворцуон тянул за самые нити её существования. Он влёк её на Терру, хотела она наталкивалась на невидимую стену. Словно ее отвергали. Никто из ее племени не мог преодолеть стену – такой плотной и бесполезной становилась рядом с ней реальностьтого или нет.
Даже Владыку Красных Песков стена отбрасывала всякий разПрошло уже несколько недель с тех пор, как он она туда явилась, зубами и когтями проложив себе путь в холодную материальность, где в ярости на нее налеталвоздухе витали запахи страха и мольбы об избавлении, от которых у неё текли слюнки. За это время она успела отведать мозга пленников — лакала его шершавым языком прямо из разбитых черепов. Он был отвратительнымСо всей грацией, неестественным существомна какую было способно её созданное по образу бога тело, смертнымона танцевала в бою, возвышенным до бессмертияпронзая насквозь и человеческую, и Варак’суул задумывалась поройсверхчеловеческую броню. Вместе с собратьями она упивалась ощущениями людей, способны ли вообще этот Ангрон распаляла их чувства и раздавала лживые обещания — и его братья-примархи понятьвсегда, какое омерзение всегда они вызывают у истинных Нерожденныхдвигались вглубь. Названия стен и районов ни о чём ей не говорили. В постлюдяхОна только знала, стремящихся последовать за генетическими отцами по пути преображения, она что в сердце всего этого железа и ее собратья видели лишь новые заманчивые возможностикамня лежит дворец, лишь жертвыа внутри дворца таится плотское тело создания, которым можно было обещать вечность и обманом подчинять своей волекоторое Пантеон насмешливо именовал Анафемой.
Один из недавно возвышенных смертныхДаже Владыку Красных Песков стена отбрасывала всякий раз, тот, кто называл себя Магнусом, выполнял волю Повелителя Перемен когда он в глубинах измерения-лабиринтаярости на неё налетал. Варак’суул была ничтожествомОн был отвратительным, непосвященным в военные тайнынеестественным существом, но и она ощущала движение энергий. Она чувствоваласмертным, как ослабевает воля Императоравозвышенным до бессмертия, как нечтои Варак'суул задумывалась порой, бывшее прежде Его сыномспособны ли вообще этот Ангрон и его братья-примархи понять, подтачивает Его силукакое омерзение они вызывают у истинных нерождённых. Благодарение богам, теперь щит Императора сокращался быстрее, уже не день ото дняВ сверхлюдях, а час от часу. Отталкивающее поле стремящихся последовать за генетическими отцами по-прежнему медленно разъедало ее плотьпути преображения, и все же она – и ее родичи – подбирались ближееё собратья видели лишь новые заманчивые возможности, лишь жертвы, ближекоторым можно обещать вечность и обманом подчинять своей воле.
Когда орда бросилась в атаку, к стене устремилась волна смертных, а Варак’суул, как Но об этом она не слишком беспокоилась. Поохотиться на отчаявшиеся души можно и многие тысячи демонов, осталась позадипозже.
Улиенн Грун, принцепс «Гончей Войны» «Хиндара», сгорбилась Когда орда бросилась в своем троне, имитируя размашистый ход своего другого тела – богомашины. Перед ней склонилась над рычагами Отешатаку, которая вела «Хиндару» выворачивающей душу тряской рысью. Химмар – мертвыйк стене устремилась волна смертных, они оба умерлиа Варак'суул, она заперта с их трупами в кабине – водил на ходу руками-орудиями то в однукак и многие тысячи демонов, то в другую сторонуосталась позади.
– Вижу цельОна смотрела, – сказал Химмаркак люди и сверхлюди магистра войны несутся вперёд. Смотрела, глядя на экран ауспексакак они роятся у стены. И хотя это сказал Химмарвсякий раз, Улиенн слышала свой собственный голос и чувствовалачувствуя, что щит отступает, как слова выходят из ее ртаона делала шаг вперёд.
Я разговариваю сама с собой, подумала она, потому что Отеш и Химмар умерли несколько недель назад.
– Новый курс проложенПринцепс Улиенна Грун, мой принцепсхозяйка «Гончей» по имени ''«Хиндара»'', – доложила сгорбилась в своём троне, имитируя размашистый ход другого своего тела — богомашины. Перед ней склонилась над рычагами Отеш, ведшая титан рысью, тряска от которой выворачивала душу. Химмар — ''мёртвый, они оба умерли, она заперта с их трупами в кабине'' — водил на ходу руками-орудиями то в одну, то в другую сторону.
Они бежали вслепую. В глаза-окна «Хиндары» не видно было ничего— Вижу цель, — сказал он, кроме огня: мир снаружи погибалглядя на экран ауспика. Несмотря на тоИ хотя это сказал Химмар, что кабина была хорошо изолирована Улиенна слышала свой собственный голос и экранированачувствовала, грохот стоял почти непереносимый. Вся эта входящая информация ошеломляла ее чувства, перегружала сенсорные системы. Улиенн сосредоточилась на одном-единственном мигающем топографическом экране, пытаясь извлечь максимум пользы как слова выходят из того небольшого количества информации, которое она могла воспринять. На изрытой земле перед Дельфийским укреплением кишели миллионы воинов ордыеё рта.
Чем ближе они подходили к стене«Я разговариваю сама с собой, тем чаще вспыхивали мелкие схватки, предвещающие большую битву. Вот «Грозовая птица» снижается по спирали и врезается в крепостной вал. Вот другой титан взрывается сверхновой, так близко— подумала она, — потому что на многострадальные щиты «Хиндары» сыплются его обломки. Вот полчища Астартес, многие тысячи их, несутся по усеянному щебнем Королевскому Пути; еще больше карабкается по самому Дельфийскому укреплению, используя для этого крюки Отеш и шанцевый инструмент. Но сюрреалистичнее всего была гора стреляных гильз у подножия стены, лавина пустых боеприпасов, что непрерывным звякающим потоком сыпалась от стенных орудийХиммар умерли несколько недель назад».
– Десять— Новый курс проложен, – крикнул Химмар. – Девятьмой принцепс, — доложила Отеш.
Улиенн направила «Хиндару» впередОни бежали вслепую. В глаза-окна ''«Хиндары»'' не было видно ничего, сгибаясь под ураганом встречного кроме огня, — мир снаружи погибал. Свет прожекторов пробивался сквозь пыльный воздух Несмотря на то что кабина была хорошо изолирована и освещал ближайшие бронетранспортеры и танкиэкранирована, грохот стоял почти невыносимый. Вся эта входящая информация ошеломляла чувства Улиенны, перегружала сенсорные системы. Принцепс сосредоточилась на одном-единственном мигающем топографическом экране, пытаясь извлечь максимум пользы из того небольшого количества данных, которое она могла воспринять. На изрытой земле перед Дельфийской стеной кишели миллионы воинов орды.
– Первые боевые корабли уже на бастионахЧем ближе они подходили к стене, – сказала Отештем чаще вспыхивали мелкие схватки, вглядываясь предвещавшие большую битву. Вот «Грозовая птица» снижается по спирали и врезается в помехи крепостной вал. Вот другой титан взрывается сверхновой, так близко, что на экранах внешних пиктеров многострадальные щиты ''«Хиндары»'' сыплются его обломки. – Первые титаны почти Вот полчища астартес, многие тысячи их, несутся по усеянному щебнем Королевскому тракту; ещё больше карабкается по самой стене, используя крюки и шанцевый инструмент. Но сюрреалистичнее всего выглядела гора стреляных гильз у подножия стены, лавина пустых боеприпасов, что непрерывным звякающим потоком сыпалась от стенных орудий.
Вот только это были не первые корабли и не первые титаны— Десять, — крикнул Химмар. Обломки первых дымились в пустоши. Те, кто добрался до стены, были всего лишь первыми уцелевшими под беспощадным огнем, который обрушила на них имперская артиллерия— Девять.
– ПятьГрун направила ''«Хиндару»'' вперёд, четыре, – отсчитывал Химмарсгибаясь под ураганом встречного огня. Свет прожекторов пробивался сквозь пыльный воздух и освещал ближайшие бронетранспортёры и танки.
Улиенн изо всех сил старалась не обращать внимания — Первые катера уже на грохот попаданий по щитам и трясущуюся землю под ногами. «Хиндару» отремонтировали и перевооружили несколько дней назадбастионах, — сообщила Отеш, когда они встретились вглядываясь в помехи на передовой с машинами техобслуживания Аудакс, и вес обеих рук придавал уверенности, но это было слабым утешением по сравнению с концом света, творящимся вокругэкранах внешних пиктеров ''«Хиндары»''. Она услышала отвратительный электрический треск: слетел еще один пустотный щит. Где-то на задворках ее сознания «Хиндара» зарычала, как пес, будто обвиняя ее в том, что должна нестись сломя голову все дальше в безумие— Первые титаны почти у стены.
– ОдинВот только это были не первые катера и не первые титаны. Обломки летательных аппаратов дымились в пустоши. До стены добрались счастливчики, кому повезло уцелеть под беспощадным огнём, – сказал Химмар. – Нолькоторый обрушила на них имперская артиллерия.
«Хиндара» снова рыкнула на нее— Пять, мысленно делясь своим отвращениемчетыре, и по коже Улиенн побежали мурашки, а перед глазами все поплыло. Заряд статики прошел через подлокотники трона в ее пальцы. Потом все закончилось: они прорвались— отсчитывал Химмар.
– Мы прошли сквозь их пустотные щитыУлиенна изо всех сил старалась не обращать внимания на грохот попаданий по щитам и трясущуюся землю под ногами. ''«Хиндару»'' отремонтировали и перевооружили несколько дней назад, – подтвердил Химмаркогда они встретились на передовой с машинами техобслуживания Аудакс, и вес обеих рук придавал уверенности, но это служило слабым утешением по сравнению с творящимся вокруг концом света. – ИзГрун услышала отвратительный электрический треск — слетел ещё один пустотный щит. Где-за трения потеряли один слой наших щитовто на задворках её сознания ''«Хиндара»'' зарычала, как пёс, будто обвиняя её в том, что должна нестись сломя голову всё дальше в безумие.
Ей не нужно было отдавать приказ перезарядить щиты: — Один, — сказал Химмар и так уже этим занимался. — Ноль.
– Держитесь подальше от Дельфийских врат''«Хиндара»'' снова рыкнула на хозяйку, мысленно делясь своим отвращением, и по коже Улиенны побежали мурашки, а перед глазами всё поплыло. Пусть подъемными воротами занимаются подрывникиЗаряд статики прошёл через подлокотники трона в её пальцы. А мы найдем кого-нибудь из наших «Разбойников» или «Владык войны» и усилим их своей огневой мощьюПотом всё закончилось: они прорвались.
– Есть— Мы прошли сквозь их пустотные щиты, мой принцепс, – ответили оба мертвых модерати в унисон— подтвердил Химмар. Или, возможно, она сама — Из-за них ответила. Это не имело значения. Она взглянула на Астартес, которые в беспорядке штурмовали стену, представила себе тысячи защитников, ждущих их на разных уровнях укреплений, а потом сосредоточилась на текущей задачетрения потеряли один слой наших щитов.
От Каргоса осталось немного. Иногда он пытался припомнить что-то или хотя бы почувствовать, но всякий раз находил в своей душе только ярость. Казалось бы, что может быть ужаснее, чем осознавать, что от твоего разума почти ничего не осталось; но он не ужасался. Если он вообще что-то чувствовал, то это была чистота. Ничто так Ей не очищает душу, как яростьтребовалось отдавать приказ перезарядить щиты. Ничто Химмар и так не питает чувство собственной правоты, как гневуже этим занимался.
Он был в «Лэндрейдере»— Держитесь подальше от Дельфийских врат. Это он точно помнилПусть подъёмными воротами занимаются подрывники. По крайней мере, помнил ощущение, что заперт в нем. Тесноту. Тьму. Но прежде всего – такой грохот, словно весь мир вне корпуса «Лэндрейдера» рушился. Этот грохот был больше чем просто звуком, он захлестнул все пять его чувствА мы найдём кого-нибудь из наших «Разбойников» или «Владык войны» и усилим их своей огневой мощью.
…ничего, он не знает ничего, пока самозабвенно рубит направо и налево, режет, кромсает, убивает.
Каргос бьется ради своей жизни''…ничего, ради увеселения Бога Войны он не знает ничего, пока самозабвенно рубит направо и ради того, чтобы следовать за своим отцом по пути кровавой божественностиналево, ибо все иное означает проклятие. Назад возврата нет. Есть только Путьрежет, шаг за шагомкромсает, труп за трупомубивает.''
Он не задумывается об этом сознательно. Истина ему не дорога. Но она ведома ему''Каргос бьётся ради своей жизни, ради увеселения бога войны и ради того, он знает все истинычтобы следовать за своим отцом по пути кровавой божественности, и они его изменилиибо всё иное означает проклятие. Назад возврата нет. Все истины искаженного мира обосновались на задворках его разумаЕсть только Путь, и когда его захлестывает волна адреналина и инстинктовшаг за шагом, вместе с ними в его вены вползают истинытруп за трупом.''
Зефон сражался рядом с Анзараэлем, окруженный немногими выжившими из Высокого Воинства''Он не задумывается об этом сознательно. Их клинки дымились – силовые поля сжигали оставшуюся на стали кровьИстина ему не дорога. Эта война во всем отличалась от техНо она ведома ему, он знает все истины, что и они вели в славные дни Великого Крестового походаего изменили. То были временаВсе истины искажённого мира обосновались на задворках его разума, и когда они парили на реактивных струях прыжковых ранцев его захлёстывает волна адреналина и давали волю самым разрушительным из воссозданных заново алхимикатов Эпохи Раздора. Они воистину были ангелами – самой смертьюинстинктов, нисходящей вместе с небес на огненных крыльях. Здесь же, на земле, они сошлись меч к мечу, кулак к кулаку. Врагам не было концаними в его вены вползают истины.''
– Простите меня за эти слова, сэр, – передал по воксу Анзараэль в разгар битвы, – но это совсем не похоже на радостное воссоединение.
Все началось с грома дальнобойных орудий. Когда орда атаковала, обе стороны открыли огонь, который мог бы уничтожить город. Титаны изрыгнули в сторону стены тучу ракет; другие титаны уничтожили приближающиеся снаряды и ответили собственной обжигающей яростью. Стена сотряслась под ногами защитников, когда батареи открыли огонь по пустошам. Она все еще тряслась – Дельфийское укрепление уже почти сутки обстреливало неприятеля, хотя тот уже вплотную подобрался к защитникам; немногие оставшиеся орудия палили, приданные им механизмы автоматического заряжания лязгали, и вся стена непрерывно дрожала.<nowiki>***</nowiki>
Сколько десятков тысяч нападавших убил первый залп со стены? Сколько титанов разорвало Зефон сражался рядом с Анзараилом, окружённый немногими выжившими из Высокого Воинства. Их клинки дымились — силовые поля сжигали оставшуюся на части канонадой? Сколько боевых и десантных кораблейстали кровь. Эта война во всём отличалась от тех, сколько военных транспортников уничтожили что они вели в небе? Масштаб потерь был безумным; подсчитать их было невозможнославные дни Великого крестового похода. То были времена, да когда они парили на реактивных струях прыжковых ранцев и бессмысленнодавали волю самым разрушительным из воссозданных заново алхимикатов эры Раздора. Даже в помощью своей эйдетической памяти Зефон не мог обработать и малой части этой информацииВоистину, они были ангелами — самой смертью, нисходящей с небес на огненных крыльях. И это был только пролог. Всего лишь смехотворный пролог Здесь же, на земле, они сошлись меч к моментумечу, когда орда достигнет стеныкулак к кулаку. И врагам не было конца.
Нападавшие бросили в атаку все силы''— Простите меня за эти слова, что у них былисэр, не задумываясь о тактике— передал по воксу Анзараил в разгар битвы, а может, и — но это совсем не нуждаясь в ней. Они стаями налетали на прыжковых ранцах, как неистовые берсерки-самоубийцы. Они спускались в боевых кораблях и транспортниках, оставляя глубокие борозды похоже на валах, и вырезали защитников сразу же после жесткой посадки. Они затмили небо десантными кораблями и громадными фигурами переродившихся титанов. Они приходили с пустошей, с топорами и мечами карабкались по Дельфийской стене, взбирались по курганам из собственных мертвецов или по кучам пустых гильз, вылетевших из каналов для отвода отработанных боеприпасов. А когда они добирались до парапетов, стена защитников в красном керамите встречала их сомкнутыми щитами и разящими клинкамирадостное воссоединение.''
Для Зефона это Всё началосьс грома дальнобойных орудий. Когда орда атаковала, когда ходячая геенна, что раньше была титаном «Владыка войны»обе стороны открыли огонь, воздвиглась над ним, будто горящее чучелокоторый мог бы уничтожить город. Умирающий от ран титан, Одни титаны изрыгнули в огне с головы до когтистых ног, состоял более из плоти, чем из священного железасторону стены тучу ракет, другие уничтожили приближавшиеся снаряды и двигался не так, как подобало титануответили собственной обжигающей яростью. Плавно работали связкиСтена сотряслась под ногами защитников, вены и мускулы, одевшие металлический скелеткогда батареи открыли огонь по пустошам. Он ухватился за стену гигантскими ручищами из металла и костей, нагнулся и раскрывал, раскрывал свою железно-телесную пасть, пока из нее, словно кровавый язык, не вывалилась аппарельИ она всё ещё тряслась — Дельфы уже почти сутки обстреливали неприятеля, а потом изрыгнул свой груз – Пожирателей Миров – прямо на стенухотя тот уже вплотную подобрался к защитникам. И все это время тварь хохоталаНемногие оставшиеся орудия палили, смех раздавался и из вокс-динамиков в ее мордеприданные им механизмы автоматического заряжания лязгали, и из глотки, она хохотала, даже сгорая дотлався стена непрерывно дрожала.
Зефон стоял Сколько десятков тысяч нападавших убил первый залп? Сколько титанов разорвало на части канонадой? Сколько боевых и десантных катеров, сколько военных транспортников уничтожили в первом ряду; он поймал цепной топор Пожирателя Миров плоской стороной клинка – и с этой секунды всенебе? Масштаб потерь ошеломлял, что происходило на стенеподсчитать их было невозможно, превратилось в насилие над чувствамида и бессмысленно. Он больше Даже с помощью своей эйдетической памяти Зефон не ощущал, но претерпевал все, что приходилось видеть, слышать мог обработать и обонятьмалую часть этой информации. Простой солдат потерял бы рассудок из-за одного И это был только воздействия на чувствапролог. С тысячами людей так и случилосьВсего лишь смехотворный пролог к моменту, когда орда достигнет стены.
Второй Пожиратель Миров добрался до верха стены через полсекунды после тогоНападавшие бросили в атаку все силы, что у них были, не задумываясь о тактике, а может, и не нуждаясь в ней. Они стаями налетали на прыжковых ранцах, как Зефон убил первогонеистовые берсерки-самоубийцы. Он ударил рукоятью меча по лицевому щитку воина – разОни спускались в боевых катерах и транспортниках, другойоставляя глубокие борозды на валах, третийи вырезали защитников сразу же после жёсткой посадки. Керамит вмялсяОни затмили небо десантными кораблями и громадными фигурами переродившихся титанов. Треснул. Разлетелся на куски. Пожиратель Миров издал этот их рыкОни приходили с пустошей, в котором звучал голос богас топорами и мечами карабкались по Дельфийской стене, схватил Зефона за горло и нанес удар ножомвзбирались по курганам из собственных мертвецов или по кучам пустых гильз, зажатым в другой рукевылетевших из каналов для отвода отработанных боеприпасов. Кровавый Ангел отбил вибрирующее лезвие ребром ножной брони; сжав рукоять меча двумя руками, он А когда изменники добирались до половины вогнал клинок под ключицу воина. Он едва успел вытащить егопарапетов, прежде чем Пожиратель Миров упал с рассеченными сердцамистена защитников в красном керамите встречала их сомкнутыми щитами и разящими клинками.
И все же защитники сохраняли какое-то подобие порядкаДля Зефона это началось, когда ходячая геенна, что раньше была «Владыкой войны», воздвиглась над ним, будто горящее чучело. Солдаты Имперской Армии взбирались на задние парапетыУмирающий от ран титан, в огне с головы до когтистых ног, состоял более из плоти, чем из священного железа, бросали оттуда гранаты и прошивали лазерными лучами воздух над головами сражающихся Астартесдвигался не так, метя во вражеские рядыкак подобало титану. Когда линия оказывалась прорванаПлавно работали связки, когда Кровавых Ангелов оттесняли или убивали вены и мускулы, одевшие металлический скелет. Он ухватился за стену гигантскими ручищами из металла и костей, нагнулся и раскрывал, раскрывал свою железно-телесную пасть, пока из неё, словно кровавый язык, не вывалилась аппарель, а потом изрыгнул свой груз — Пожирателей Миров — прямо на местестену. И всё это время тварь хохотала — смех раздавался и из вокс-динамиков в её морде, кустодии вводили в бой резервыи из глотки. Она хохотала, чтобы сдержать напор врагадаже сгорая дотла.
По воксу передавали новости о СангвинииЗефон стоял в первом ряду. То он был Он поймал цепной топор Пожирателя Миров плоской стороной клинка — и с этой секунды всё, что происходило на южной стене и отражал там саперную атаку, то на западной – вел людей на абордаж титана класса «Император»превратилось в насилие над чувствами. Он больше не ощущал, но претерпевал всё, что приходилось видеть, то на северной – воодушевлял разбитых защитников слышать и возвращал потерянные позиции, то на восточной – охотился обонять. Простой солдат потерял бы рассудок из-за офицерами противника, пикируя одного только воздействия на них с высоты, пронзая копьем чувства. С тысячами людей так и снова взлетая после того, как удостоверялся, что жертва убитаслучилось.
Кто знаетВторой Пожиратель Миров добрался до верха стены через полсекунды после того, что из этого было правдой? Каждый воин как Зефон убил первого. Ангел ударил рукоятью меча по лицевому щитку изменника — раз, другой, третий. Керамит вмялся. Треснул. Разлетелся на стене был заперт в клетке собственной войныкуски. После начала битвы Зефон видел Сангвиния лишь однажды – мимолетное золотое видениеПожиратель Миров издал этот их рык, кружащее высоко в небекотором звучал голос бога, которое безнадежно преследовали несколько предателей с прыжковыми ранцамисхватил Зефона за горло и нанёс удар ножом, зажатым в другой руке. Сангвиний заложил вокруг них петлю и снес троих с небес за те же три секундыКровавый Ангел отбил вибрирующее лезвие ребром наручей; сжав рукоять меча двумя руками, затем взмахнул крыльями и взлетел так высокоон до половины вогнал клинок под ключицу противника. Он едва успел вытащить оружие, что выжившие не смогли за ним угнатьсяпрежде чем Пожиратель Миров упал с рассечёнными сердцами.
Анзараэль упалИ всё же защитники сохраняли какое-то подобие порядка. Солдаты Имперской Армии взбирались на задние парапеты, сцепившись с заливающимся смехом легионером из Детей Императорабросали оттуда гранаты и прошивали лазерными лучами воздух над головами бьющихся астартес, а люди в обрывках брони принялись наносить удары силовыми ножами по соединениям между пластинами его доспехаметя во вражеские ряды. Зефон освободил его и протянул рукуКогда линия оказывалась прорвана, когда Кровавых Ангелов оттесняли или убивали на месте, помогая встать; прошло меньше минутыкустодии вводили в бой резервы, и Анзараэль отплатил ему – убил Пожирателя Миров и помог упавшему Зефону подняться на ногичтобы сдержать напор орды.
Сангвиний исчезПо воксу передавали новости о Сангвинии. То он появлялся на южной стене и отражал там сапёрную атаку, вернулся в царство вокс-сообщенийто на западной — вёл людей на абордаж титана типа «Властитель», которые уже стали похожи то на легенды. Зефон продолжал сражаться с холодной головойсеверной — воодушевлял разбитых защитников и возвращал потерянные позиции, несмотря то на товосточной — охотился за офицерами противника, что его плоть терзал жар. Обычно к этому времени изо рта у него шла пенапикируя на них с высоты, он почти терял контроль над собой от изнурения и жажды крови. Но сейчас он оставался хладнокровным пронзая копьём и здравомыслящимснова взлетая, он держалсяудостоверившись, страдал и билсячто жертва убита.
Любая битва – это последовательность отдельных боев, и этот эффект еще усиливается, если речь идет об осаде. В ста метрах от линии столкновения воины могли стоять в фаланге в полной боевой готовности, до сих пор не обагрив мечи кровью, знаяКто знает, что не должны расстраивать ряды и оставлять свои позиции незащищенными. А в ста метрах из этого было правдой? Каждый воин на стене был заперт в другом направлении воины дрались за свои жизни – дрались уже часами. Но потом течение клетке собственной войны изменилось. В бой были введены свежие частиПосле начала битвы Зефон видел Сангвиния лишь однажды — мимолётное золотое видение высоко в небе, чтобы сменить уставших защитниковкоторое безнадёжно преследовали несколько предателей с прыжковыми ранцами. ТеПримарх заложил вокруг них петлю и снёс всех троих за три же секунды, кто сражался часами, обнаружили вдругзатем взмахнул крыльями и взлетел так высоко, что могут насладиться недолговечным спокойствием, отдохнуть и собраться с силами перед следующей неизбежной атакойвыжившие не смогли за ним угнаться.
Даже фалангиты Старой ЗемлиАнзараил упал, что сражались сцепившись с тесно сомкнутыми щитами, за считанные минуты доходили до полного упадка сил. Эти древние битвы, продолжавшиеся часамизаливающимся смехом легионером из Детей Императора, а люди в действительности разделялись на десятки мелких схваток, которые прерывались, чтобы участники могли закрепиться на местности, продвинуться вперед, отступить, передохнуть, восстановиться. Это было правильно. Тогда человеческое тело могло положиться только на собственную мускулатуруобрывках брони принялись колоть силовыми ножами по соединениям между пластинами его доспеха. В эпоху окопной войны и огнестрельного оружия битва превратилась в чудовищно долгое состязание в стремительных ударах Несущий Печаль освободил брата и атакахпротянул руку, перемежающихся периодами ожидания, которые могли длиться несколько дней или даже месяцев, пока не представится возможность для наступления. Чтобы взять город, все еще нужны были конвои, которые отправлялись за линию фронта в бронемашинах, чтобы пополнить запасыпомогая встать; прошло меньше минуты, и эти рейды могли продолжаться неделями. Боевые действия были спорадическими, а не постояннымиАнзараил отплатил ему — убил Пожирателя Миров и помог упавшему Зефону подняться на ноги.
Но Сангвиний исчез, вернулся в царство вокс-сообщений, которые уже стали похожи на Дельфийском укреплении страдали даже Астартес. Толчея не давала сосредоточитьсялегенды. Зефон ничего не виделпродолжал сражаться с холодной головой, кроме бешеногонесмотря на то что его плоть терзал жар. Обычно к этому времени изо рта у него шла пена, ошеломляющего движения со всех сторон, под всеми угламион почти терял контроль над собой от изнурения и жажды крови. Он чувствовалНо сейчас он оставался хладнокровным и здравомыслящим, что мышцыон держался, которые все еще были плотью, а не металлом времен Темной Эры, вот-вот сведет судорога. Хрон на краю экрана его глазных линз отсчитывал время неровными скачками страдал и в обоих направлениях. Просто еще одна вещь, которая потеряла всякий смыслбился.
Повсюду сновали трэллы Любая битва — это последовательность отдельных боёв, и этот эффект ещё усиливается, если речь идёт об осаде. В ста метрах от линии столкновения воины могли стоять в робах легиона фаланге в полной боевой готовности, до сих пор не обагрив мечи кровью, зная, что не должны расстраивать ряды и серебристых нагрудникахоставлять свои позиции незащищёнными. Они сгибалисьА в ста метрах в другом направлении воины дрались за свои жизни — дрались уже часами. Но потом течение войны изменилось. В бой вошли свежие части, приседали и пробирались между своими господамичтобы сменить уставших защитников. Те, Кровавыми Ангелами; некоторые оттаскивали трупыкто сражался часами, чтобы повелителям было куда поставить ногуобнаружили вдруг, другие стреляли между плечами сражающихся легионеровчто могут насладиться недолговечным спокойствием, поливая солдат-людей Магистра Войны лазерным огнемотдохнуть и собраться с силами перед следующей неизбежной атакой.
КазалосьДаже фалангиты Старой Земли, каждый атом вокруг него приобрел зримость и вибрировал в безустанном движениичто сражались с тесно сомкнутыми щитами, за считаные минуты доходили до полного упадка сил. Он слышал всеЭти древние битвы, буквально всепродолжавшиеся часами, тысячи звуков, сливающихся в рев океанадействительности разделялись на десятки мелких схваток, и ни один из звуков невозможно было отделить от других. Клинок лязгал о клиноккоторые прерывались, грохотал болтерный выстрелчтобы участники могли закрепиться на местности, но сотни тысяч звуковпродвинуться вперёд, раздающихся одновременно и непрерывноотступить, становились белым шумомпередохнуть, которому не было концавосстановиться. Его ноздри заполняла вонь горелой брони и орудийного дыма, такая плотная, что почти заменила собой воздухИ это правильно. Каждый вдох приносил с собой вкус фицелинаТак человеческое тело могло положиться только на собственную мускулатуру. Каждый выдох приносил вкус бесчисленных химикатовВ эпоху окопной войны и огнестрельного оружия битва превратилась в чудовищно долгое состязание в стремительных ударах и атаках, применявшихся в деле всеобщего разрушения. В те редкие моментыперемежающихся периодами ожидания, когда он видел что-то кроме ближайшего врагакоторые могли длиться несколько дней или даже месяцев, перед глазами мелькала дуэль титанов рядом с укреплениемпока не представится возможность для наступления. Они разили друг друга зазубренными клинками, и кулакамиЧтобы взять город, и молотамивсё ещё нужны конвои, и палили друг которые отправлялись за линию фронта в друга орудийными залпами малой дальностибронемашинах, дым от которых скрыл их от Зефоначтобы пополнить запасы, прежде чем тот успел определить, за какую из сторон сражался каждый титани эти рейды могли продолжаться неделями. Боевые действия стали спорадическими, а не говоря уже о том, кто побеждалпостоянными.
Так оно Но на Дельфийской стене страдали даже астартес. Толчея не давала сосредоточиться. Зефон ничего не видел, кроме бешеного, ошеломляющего движения со всех сторон, под всеми углами. Он чувствовал, что мышцы, которые всё ещё оставались плотью, а не металлом времён Тёмной эры, вот-вот сведёт судорога. Хронометр на краю визора отсчитывал время неровными скачками и шлов обоих направлениях. Просто ещё одна вещь, которая потеряла всякий смысл.
Машины Легио Игнатум отражали каждую атаку на подъемные воротаПовсюду сновали трэллы в одеяниях легиона и серебристых нагрудниках. Они сгибались, закрывавшие арку Дельфийских врат. В ход пошла такая огневая мощьприседали и пробирались между своими господами, что пустошь была изрыта до степени полной эрозииКровавыми Ангелами; теперь еенекоторые оттаскивали трупы, насколько хватал взглядчтобы повелителям было куда поставить ногу, покрывали холмы и оврагидругие стреляли между плечами сражавшихся легионеров, по которым надвигалась орда Магистра Войныполивая солдат магистра войны лазерным огнём.
Принцепс титана «Иракундос» Шива Макул изо всех сил старалась прореживать ряды пехоты Казалось, каждый атом вокруг приобрёл зримость и вибрировал в безустанном движении. Зефон слышал всё, буквально всё — тысячи звуков, сливающихся в рёв океана, и бронетехникини один нельзя было отделить от других. Клинок лязгал о клинок, грохотал болтерный выстрел, но она помнила приказ Великого Ангела: Игнатум здесьсотни тысяч звуков, раздававшихся одновременно и непрерывно, становились белым шумом, которому не было конца. Ноздри заполняла вонь горелой брони и орудийного дыма, такая плотная, что почти заменила собой воздух. Каждый вдох приносил с собой аромат фицелина. Каждый выдох приносил вкус бесчисленных химикатов, применявшихся в деле всеобщего разрушения. В те редкие моменты, когда он видел что-то, кроме ближайшего врага, чтобы убивать вражеских перед глазами мелькала дуэль титановрядом с укреплением. Врата должны устоятьБогомашины разили друг друга зазубренными клинками, и кулаками, и молотами, и палили орудийными залпами малой дальности, дым от которых скрывал их от Зефона, прежде чем тот успевал определить, за какую из сторон сражался каждый титан — не говоря уже о том, кто побеждал.
Они сражались без всякого пехотного прикрытия; для титанов такой способ ведения войны представлял опасность. Так они были уязвимы, несколько богомашин Игнатума уже стояли неподвижно: их взяли на абордаж воины орды, оно и сейчас экипажи сражались в тесноте между искусственными костями своих титановшло.
Их главным преимуществом были Дельфийское укрепление за спиной, цитадель над вратами и батареи орудий на них, способные пробивать щиты. Первой жертвой «Иракундоса» пал воинственный «Разбойник», боец Легио Интерфектор, который вышагивал далеко впереди собственной манипулы, жаждущий славы или ведомый неразумным машинным духом. С сорванными пустотными щитами и дырявой от лазерного огня гордой красно-черной геральдикой, «Разбойник» Интерфектора был уже на три четверти мертв. «Иракундосу» даже не пришлось открывать дальний огонь. К тому времени, как задира подошел вплотную, из поврежденных соединений его рук сыпались искры, а из десятка глубоких ран хлестало масло и другие жидкости. «Разбойник» Игнатума шагнул вперед, встретил противника перед вратами, обошел его, чтобы добраться до задней части корпуса, где броня была тоньше всего, и прикончил из перегруженного лазерного орудия.
Но шли часыМашины Легио Игнатум отражали каждую атаку на подъёмные ворота, и охота становилась труднеезакрывавшие арку Дельфийских врат. Шива увиделаВ ход пошла такая огневая мощь, как рухнул «Гильгамеш», наполовину стертый из бытия залпом варп-ракет. Она увидела, как «Оптима Диктат» погиб в схватке с другим «Владыкой войны»что пустошь изрыло до степени полной эрозии; теперь её, с унизительной медлительностью выпотрошенный цепным кулаком соперника. Псы Аудакс набросились на «Магну Эксцельсиор»насколько хватало взгляда, свалили ее с ног целой сетью «медвежьих когтей» покрывали холмы и отдали на растерзание ксеносам с другого плана бытия (эвфемизмовраги, который быстро выходил из моды в среде Механикус. Большая часть экипажей теперь называла их Нерожденными. Некоторые даже употребляли слово «демоны»)по которым надвигалась орда магистра войны.
Никто не позаботился о том, чтобы записать это в марсианские или терранские архивы, но после падения погибли не всеОни сражались без всякого пехотного прикрытия; для титанов такой способ ведения войны представлял опасность. Выжившего звали Местол ВурирТак они становились уязвимы, и был он дьяконом-машиновидцем средней руки в иерархии Адептус Механикуснесколько богомашин Игнатума уже стояли неподвижно — их взяли на абордаж воины орды, а также пожизненным слугой и союзником благородного Легио Игнатум. С ногами, зажатыми сейчас экипажи сражались в обломках внутренностей «Иракундоса», он прожил еще почти два часа. Он лежал там, страдая от мучительной боли и вознося молитвы Богу-Машине, которому всегда верно служил, умоляя Омниссию не оставить еготесноте между искусственными костями своих титанов.
В последние сто восемь минут своей жизни (между молитвамиИх главным преимуществом была Дельфийская стена за спиной, конечно) Местол тщетно пытался сдвинуть обломки с ногцитадель над вратами и батареи орудий на них, потому что дышать становилось все труднееспособные пробивать пустотные щиты. Он Первой жертвой ''«Иракундоса»'' пал воинственный «Разбойник» Легио Интерфектор, который вышагивал далеко впереди собственной манипулы, жаждущий славы или ведомый неразумным машинным духом. С сорванными щитами и дырявой от лазерного огня гордой красно-чёрной геральдикой, «Разбойник» был уже на три четверти мёртв. ''«Иракундосу»'' даже не уверен былпришлось открывать дальний огонь. К тому времени, умрет он от отказа органовкак задира подошёл вплотную, когда из повреждённых соединений его аугметические сердце рук сыпались искры, а из десятка глубоких ран хлестало масло и легкие не смогут больше поддерживать жизнь в другие жид кости. «Разбойник» Игнатума шагнул вперёд, встретил противника перед вратами, обошёл его изломанном теле, или от потери жидкостей – кровичтобы добраться до задней части корпуса, где броня тоньше всего, реагентов и смазочных масел, – которые вытекали прикончил из его размозженных ногперегруженного лазерного орудия.
Новая нога Аркхана Лэнда ''«Иракундос»'' держал оборону до самой смерти его раздражала, последовавшей от рук «Воинствующей немезиды» по имени ''«Дева копья»''. Не до буквальной смертиШива этого не ожидала; погибель пришла к её титану, как и к многим другим, с предельного расстояния, но иногда человеку можно простить небольшую гиперболу в подходящем контекстекогда манипулы собрались вместе и скоординировали сектор обстрела. И ЛэндЧерез 6, в гуще войны между полубогами61 секунды после того, как слетел последний слой пустотных щитов «Разбойника», прихрамывая на бионическую ногутитан поразил снаряд сотрясательной пушки ''«Девы копья»'', которая плохо приживалась уничтожив его голову и все реже соглашалась ему подчинятьсязначительную часть надстройки над левым плечом. Когда богомашина лишилась команды, чувствовалеё стабилизаторы стравили давление, отключились и просели. Труп титана накренился вперёд, что контекст у него самый что ни с грохотом обрушился на есть подходящийземлю и тихонько догорел, уже наполовину похороненный в кратере, вырытом попаданием вражеской артиллерии.
Также ему пришлось узнать кое-чтоНикто не позаботился о том, чтобы записать это в марсианские или терранские архивы, о чем он предпочел бы но после падения погибли не знать всю свою жизнь: первобытный ужасвсе. Выжившего звали Местол Вурир, который пробирает тебяи служил он дьяконом-машиновидцем средней руки в иерархии Адептус Механикус, когда ваши ряды дрогнулиа также пожизненным слугой и союзником благородного Легио Игнатум. Лэнд понялС ногами, что переломный моментзажатыми в обломках внутренностей ''«Иракундоса»'', когда чаша весов начинает клониться к поражению он прожил ещё почти два часа. Вурир лежал там, страдая от мучительной боли и появляется риск отступлениявознося молитвы Машинному богу, страшнеекоторому всегда верно служил, чем открытый бойумоляя Омниссию не оставить его.
Пока вы держите оборонуВ последние сто восемь минут своей жизни (между молитвами, ты можешь положиться на товарищейконечно) Местол тщетно пытался сдвинуть обломки с ног, которые сражаются рядом так же упорнопотому что дышать становилось всё труднее. Он не знал, умрёт он из-за отказа органов, как когда его аугметические сердце и тылёгкие не смогут больше поддерживать жизнь в изломанном теле, или от потери жидкостей — крови, реагентов и на солдат за спинойсмазочных масел, готовых поспешить на помощь в случае нужды. Даже в самом страшном хаосе это безотчетно успокаивает— которые вытекали из размозжённых ног.
Силы Магистра Войны прорывались снова и снова, поначалу их отбрасывали Кровавые Ангелы, потом – объединенные отряды кустодиев и людей. Лэнд представления не имел, как Астартес в передних рядах ухитрялись хотя бы видеть, что происходит. Он сосредоточился на стрельбе в просветы между сражающимися Кровавыми Ангелами и принялся распылять на атомы Пожирателей Миров, Гвардейцев Смерти и кто знает сколько солдат-людей в цветах полков, верных Магистру Войны. Когда Зефон и другие спотыкались о кучи трупов, он с Эристесом и другими трэллами оттаскивал трупы подальше, туда, где их сжигала команда огнеметчиков. Трансакта-7Y1 прикрывала его без всяких просьб. Он твердо решил взять ее с собой на Марс, если им каким-то чудом удастся выжить.
Многие из техНовая нога Архана Лэнда до смерти его раздражала. Не до буквальной смерти, кого они тащили, на поверку оказывались живымино иногда человеку можно простить небольшую гиперболу в подходящем контексте. Это была серия неприятных открытий; каждый раз, когда труп начинал шевелиться, И Лэнд подпрыгивал от неожиданности. Некоторые были уже одной ногой в могиле; других так чудовищно покалечило, как это могло случиться только с теми несчастными, кто оказался достаточно глуп или фанатичен, чтобы вступить в бой с Астартес. Они стоналигуще войны между полубогами, метались и звали прихрамывая на помощьбионическую ногу, пока Лэнд тащил их в тыл. У многих еще оставалось достаточно сил, чтобы ударить его или попытаться застрелить; таких он отправлял на тот свет атомным зарядом в лобкоторая плохо приживалась и всё реже соглашалась подчиняться, либо трэллы приканчивали их штыками. Примечательночувствовал, что лишь немногие из них были настолько в себе, чтобы заметить команду огнеметчиков, поджидающих их контекст у заднего парапета; такие дрались и молили о пощаде. Лэнд оттаскивал их к огненной смерти, него самый что ни на протон не чувствуя себя виноватыместь подходящий.
Он был весь в поту. Вонь собственного разгоряченного тела преследовала егоТакже ему пришлось узнать кое-что, пока о чём он тащилпредпочёл бы не знать всю свою жизнь: первобытный ужас, стрелял и – если начистоту – прятался и убегал много часов подрядкоторый пробирает тебя, когда ваши ряды дрогнули. Как и другие людиАрхан понял, он выбился из сил задолго до тогочто переломный момент, как Астартес начали выказывать первые признаки усталости. Когда прозвучал приказ выдвинуться первым резервам, Лэнд от изнеможения упал где стоял. С окровавленных губ сталактитами свисала слюна. Мышцы дрожали от утомлениякогда чаша весов начинает клониться к проигрышу и появляется риск отступления, слишком глубокогострашнее, чтобы его анализироватьчем открытый бой.
Он лежал не двигаясьПока вы держите оборону, а мимо него иты можешь положиться на товарищей, разумеетсякоторые сражаются рядом так же упорно, над ним пробегали солдаты из резервакак и ты, пока Трансакта-7Y1 не помогла ему встатьи на солдат за спиной, когда пересмена закончилась. Он поднялся готовых поспешить на ноги, и они побрели к тыловым укрытиям, которые приспособили для отдыхапомощь в случае нужды. Трэллы Зефона были с ним, им тоже разрешили отдохнуть. Бесчисленных раненых несли по Королевскому пути через открытые Врата Вечности Даже в Санктум. Кустодии и Сестры Безмолвия руководили десятками отрядов Имперской Армии, выходящих из Санктума, указывая им, к какому участку осажденной стены отправлятьсясамом страшном хаосе это безотчётно успокаивает.
– Мы сражаемся уже целую вечностьНо если ваши ряды расстроились, – сказал Лэнд с усталым удивлениемты теряешь даже эти драгоценные остатки уверенности. Ты больше не можешь положиться на мужчин и женщин рядом — если они вообще ещё живы. Становится очевидно, что враг сильнее. Ты можешь потерпеть поражение. Ты можешь погибнуть. И наверняка погибнешь, если останешься на своей позиции и позволишь себя окружить. Что же делать? Остаться и умереть? Или отступить и бросить тех немногих, кто выжил и остался в строю? Если они увидят, что ты бежишь, они тоже побегут, из точно такого же благоразумия или из точно такой же трусости, и разложение пойдёт дальше. События складываются в цепь, и каждое неумолимо следует из другого по мере того, как защитники один за другим покидают рассыпающиеся ряды.
Трэллы кивнули; на Силы магистра войны прорывались снова и снова. Поначалу их лицахотбрасывали Кровавые Ангелы, потом — объединённые отряды кустодиев и людей. Лэнд представления не имел, как астартес в передних рядах ухитрялись хотя бы видеть, что происходит. Он сосредоточился на стрельбе в просветы между сражавшимися Кровавыми Ангелами и у других принялся распылять на атомы Пожирателей Миров, Гвардейцев Смерти и кто знает сколько простых солдатв цветах полков, верных магистру войны. Когда Зефон и другие спотыкались о кучи трупов, он с Эристесом и другими трэллами оттаскивал мертвецов подальше, лежащих вповалку вокруг нихтуда, выражалось мрачное изумление тем фактомгде их сжигала команда огнемётчиков. Трансакта-7Y1 прикрывала его без всяких просьб. Магос твёрдо решил взять её с собой на Марс, что они еще живыесли им каким-то чудом удастся выжить.
Трансакта-7Y1Многие из тех, чье лицокого они тащили, естественнона поверку оказывались живыми. Целая серия неприятных открытий: каждый раз, когда труп начинал шевелиться, Лэнд подпрыгивал от неожиданности. Некоторые были уже одной ногой в могиле, было скрыто шлемомдругих так чудовищно покалечило, заметилакак это могло случиться только с теми несчастными, кто оказался достаточно глуп или фанатичен, чтобы вступить в бой с астартес. Они стонали, метались и звали на помощь, пока Лэнд тащил их в тыл. У многих ещё оставалось достаточно сил, чтобы ударить его или попытаться застрелить, — таких либо он сам отправлял на тот свет атомным зарядом в лоб, либо трэллы приканчивали штыками. Примечательно, что прошла вовсе лишь немногие из них были настолько в себе, чтобы заметить команду огнемётчиков, поджидавших их у заднего парапета; такие дрались и молили о пощаде. Архан оттаскивал их к огненной смерти, ни на протон не вечность. Она передала ему точные данные о прошедшем временичувствуя себя виноватым.
– ПочтиОн весь обливался потом. Вонь собственного разгорячённого тела преследовала его, Тэшкапока он тащил, стрелял и — говоря начистоту — прятался и убегал много часов подряд. Как и другие люди, он выбился из сил задолго до того, как астартес начали выказывать первые признаки усталости. Когда прозвучал приказ выдвинуться первым резервам, – беззлобно вздохнул Лэндот изнеможения упал где стоял. С окровавленных губ сталактитами свисала слюна. – Почти вечностьМышцы дрожали от утомления, слишком глубокого, чтобы его анализировать.
Не прошло Он лежал не двигаясь, а мимо него — и часа, как разумеется, над ним — пробегали солдаты из резерва, пока Трансактa-7Y1 не помогла ему встать, когда пересменка закончилась. Техноархеолог поднялся на ноги, и они вернулись на передовуюпобрели к тыловым укрытиям, которые приспособили для отдыха. Трэллы Зефона были с ним, им тоже разрешили отдохнуть. Бесчисленных раненых несли по Королевскому тракту через открытые врата Вечности в Санктум. Кустодии и Сёстры Безмолвия руководили десятками отрядов Имперской Армии, выходивших из Святилища, указывая им, к какому участку осаждённой стены отправляться.
Над всем парил Владыка Красных Песков. Взмахивая ободранными крыльями— Мы сражаемся уже целую вечность, он снова и снова устремлялся на Санктум Империалис. Каждая попытка заканчивалась тем, что его отбрасывало назад в небеса, и в ушах у него отдавался смех богов, потешающихся над его неудачей— с усталым удивлением сказал Лэнд.
Ангрон проревел тоТрэллы кивнули; на их лицах, как и у других солдат, что на протяжении грядущих столетий определило его легион. Он прорычал свой обет в небесалежавших вповалку повсюду вокруг, едва ли отдавая отчет в смысле своих слов. Словвыражалось мрачное изумление тем фактом, что эхом прозвучали в криках всех живых Пожирателей Миров. Слов, принятых невежественными защитниками за бред берсерков и убийцони ещё живы.
Кровь для Кровавого Бога! Черепа для Трона Черепов!Трансакта-7Y1, чьё лицо, естественно, было скрыто шлемом, заметила, что прошла вовсе не вечность. Она передала ему точные данные о минувшем времени.
Он был сильнее всех. Он знал это инстинктивно, как хищник, что охотится на своей территории, знает, что превосходит остальных живых существ. Но эта сила его ограничивала. Более слабые Нерожденные продвигались вперед, просачивались сквозь швы незримого щита. Владыка Красных Песков видел, как они— Почти, эти меньшие сущностиТэшка, наступают вслед за войском людей— беззлобно вздохнул Лэнд. Но сильнейших все еще отталкивала ненавистная сила— Почти вечность.
Сотни Не прошло и часа, как они вернулись на передовую. Над всем парил Владыка Красных Песков. Взмахивая ободранными крыльями, он снова и снова устремлялся на Санктум Империалис. Каждая попытка заканчивалась тем, что его отбрасывало назад в небеса, и в ушах отдавался смех богов, потешавшихся над его неудачей. Ангрон проревел то, что на протяжении грядущих столетий определило его легион. Он прорычал свой обет в небеса, едва ли отдавая отчёт в смысле собственных слов. Слов, что эхом прозвучали в криках всех живых Пожирателей Миров. Слов, принятых невежественными защитниками за бред берсерков и убийц. — Кровь для Кровавого бога! Черепа для Трона из Черепов! Он был сильнее всех. Он знал это инстинктивно, как хищник, что охотится на своей территории, знает, что превосходит остальных живых существ. Но эта сила его ограничивала. Более слабые нерождённые продвигались вперёд, просачивались сквозь швы незримого щита. Владыка Красных Песков видел, как они, эти меньшие сущности, наступают вслед за войском людей. Но сильнейших всё ещё отталкивала ненавистная сила. У стены сражались сотни тысяч душ сражались у стены. Он жаждал их крови. Он бы упивался ею, кидал пригоршни черепов себе в глотку, купался бы в оборванных жизнях, если бы только мог прорваться сквозь щит. Если бы только их отец достаточно ослабел…
Инзар был осторожным безумцем. Он бился в первых рядах, но бился с холодком, выставляя вперед Пожирателей Миров и Гвардейцев Смерти, чтобы они встречали грудью самые нетерпеливые клинки; сам же он занимался тем, что приканчивал упавших Кровавых Ангелов. Укрепление под ним непрерывно сотрясалось. Оно все еще палило по пустоши, рявкая на надвигавшуюся орду, выводя из строя титанов, полки и танки, которые еще не были слишком близко к стене. Несмотря на превосходящие силы Магистра Войны, он подозревал, что взятие Врат Вечности потребует несколько больше времени, нежели о том трубили – и так горячо – его более слабые умом сотоварищи.
Эта разновидность войны, эта безжалостная молниеносность постлюдей, убивающих друг друга быстрееКапеллан должен сохранять спокойствие и не поддаваться соблазну забыть обо всём, чем за ними мог уследить глаз человека, была пагубна даже для физиологии Астартескроме битвы. Инзар как полевой командир своего легиона хорошо знал пределы возможностей своего организма и других космодесантников. Первейшим достоинством генетической матрицы Астартес была зашёл так далеко не сила, а выносливость. Именно благодаря способности превозмогать трудности они побеждали враговдля того, превосходящих их численно или технологическичтобы погибнуть в последние дни.
Но здесь это не имело значенияЭта разновидность войны, эта безжалостная молниеносность сверхлюдей, убивавших друг друга быстрее, чем за ними мог уследить глаз человека, была пагубна даже для физиологии астартес. Обе стороны воевали с одинаковой скоростьюИнзар, с одинаковой свирепостью как полевой командир Несущих Слово, хорошо знал пределы возможностей своего организма и с совершенно одинаковой выносливостьюдругих космодесантников. Преимущества Первостепенным достоинством генетической матрицы астартес была не было ни у когосила, а выносливость. Именно благодаря способности превозмогать трудности они побеждали врагов, и шансы были равныпревосходивших их численно или технологически.
В давке Инзар с трудом мог пошевелиться. Он никогда Но здесь это не мог похвастаться, что безупречно владеет крозиусом, но сейчас любое мастерство было фикцией, нереальным воспоминанием из давно минувших битвимело значения. Как и все остальныеОбе стороны воевали с одинаковой скоростью, сейчас он мог только сцепиться с врагом одинаковой свирепостью и ударить его ножом – с врагом настолько близким, что мог слышать его прерывистое дыхание сквозь решетку шлемасовершенно одинаковой выносливостью. В толчее передовой воины душили друг друга, кинжалами выпускали друг другу кишки – там просто Преимуществом не было местаобладал никто, чтобы размахивать топорами или мечамии шансы были равны.
Его первичное и вторичное сердца бились двойными толчками, усиливая кровоснабжение переутомленных мышц и насыщая их кислородомВ давке Инзар с трудом мог пошевелиться. Он ощущал их в груди такникогда не мог похвастаться безупречным владением крозиусом, как никогда раньше: примитивные органические насосыно сейчас любое мастерство стало фикцией, нереальным воспоминанием из давно минувших битв. Как и все остальные, благодаря которым сейчас он жил. Дыхание вырывалось мог только сцепиться с врагом — с врагом настолько близким, что мог слышать его прерывистое дыхание сквозь сжатые зубырешётку шлема, — и тот же животный звук доносился от каждого воина рядом с нимрезать его ножом. То были нежеланные звуки и ощущенияВ толчее передовой воины душили друг друга, напоминавшие о собственной смертности. Смерть казалась неизбежной, он кинжалами выпускали друг другу кишки — там просто не знал лишьбыло места, прошьет его пуля чтобы размахивать топорами или пронзит мечмечами.
Пожиратели Миров рвались в драку. Кто бы сомневался. Гвардейцы Смерти Его первичное и Тысяча Сынов почти не уступали имвторичное сердца бились двойными толчками, хотя усиливая кровоснабжение переутомлённых мышц и не до такой степени теряли головунасыщая их кислородом. Даже стаи Повелителей Ночи пикировали с небесОн ощущал органы в груди так, пронзительно кричакак никогда раньше: примитивные органические насосы, благодаря которым он жил. Дыхание вырывалось сквозь сжатые зубы, и тот же животный звук доносился от каждого воина рядом с идиотским бесстрашием бросались на клинки Кровавых Ангеловним. То были нежеланные звуки и ощущения, напоминавшие о собственной смертности. Кончина казалась неизбежной — он не знал лишь, прошьёт его пуля или пронзит меч.
Так что Пожиратели Миров, кто бы сомневался, рвались в драку. Гвардейцы Смерти и Тысяча Сынов почти не уступали им, хотя и не до такой степени теряли голову. Даже стаи Повелителей Ночи пикировали с небес, пронзительно крича, и с идиотским бесстрашием бросались на клинки Кровавых Ангелов. И только Инзар и другие Несущие с другими Несущими Слово, что находились повсюду в гуще орды, озаботились тем, чтобы люди шли в первых рядахшли люди.
Так «Так вот и кончится мир. Не всхлипом, но огнемогнём.<ref>Отсылка к последним строкам стихотворения Т. С. Элиота «Полые люди»: “This is the way the world ends Not with a bang but a whimper.”</ref> Мы взяли колыбель человечества, и очистили еееё, и обратили в маяк, и священный труд правоверных воспламенил егоего».
Скоро«Скоро, — пообещал он богам. Скоро. === '''Тридцать. Затерянный в мире между мирами''' ===Вулкан— Скоро».
– '''''— А теперь ты должен сказать: «Зачем эти трюки, Магнус? Почему ты не хочешь встретиться со мной лицом к лицу?»'''''
– '''''— Судьба безжалостна к своим жертвам. Даже сейчас ты не понимаешь ситуацию. Ты придержал язык и решил не произносить предсказанные мною слова, но не догадался, что я сделал предсказание именно для того, чтобы заставить тебя промолчать. Вот какова сила пророчеств. Они дают власть манипулировать людьми. Здесь у тебя нет свободы воли, дракончик, ты . Ты можешь только играть предназначенную тебе роль.'''''
– — '''''Что теперь, Вулкан? – ''''' — лицо демона Магнуса преобразилось, в знакомых чертах брата проступила циклопическая чудовищность того, во что он превратился. Изменчивый, текучий, вечно в движении.
– — Теперь…
– '''''— Позволь мне, – — перебил Магнус. – — Теперь ты скажешь, что никогда этого не хотел. Что у меня была возможность принять предложение отца, и я упустил ее её в последний момент. Я вижу это по твоим глазам, ибо они ведут рассказ в созвучии с судьбой. А сейчас ты крепче ухватишься за рукоять той игрушки, которую сюда притащил. Видишь? А теперь с тяжелым тяжёлым сердцем сделаешь шаг впередвперёд, уверенный, что должен прикончить меня, как раненое животное. Видишь? И все всё это время ты будешь верить, что cможешь сможешь одолеть меня, успеешь убить до того, как я уничтожу щит Императора.'''''
– '''''— А теперь ты думаешь, вправду ли я здесь, или ты только уничтожишь еще ещё одну статую, если замахнешься замахнёшься на меня этим своим молотом.'''''
– Ты — Ты хоть слышишь, каким высокомерием веет от твоих слов? Или тварь, которая владеет твоей душой, не позволяет тебе даже такой вольности?
– '''''— Ты всегда был таким занудой, Вулкан. Ты самый скучный из нас, самая яркая твоя черта – — недостаток воображения. Я говорю о судьбе и свободе воли, проникаю мыслью в тайны Творения, а ты бросаешься дешевыми дешёвыми оскорблениями в тщетной надежде ранить мои чувства. Я ведь зря трачу свое своё время, правда? Ждать, что ты поймешь поймёшь меня, все всё равно что ожидать от камня, что он уразумеет принципы поэзии.'''''
Вулкан Владыка Змиев чувствовал, как вокруг него движутся потоки энергии. Он ощущал легкоелёгкое, подтачивающее силы прикосновение чужой воли Магнуса, чувствовалощущал, как демон вытягивает метафорические нити из далекого далёкого щита Императора.
– — Ты в тупике, – — сказал Вулкан, шаг за шагом приближаясь к нему. – — И ты – — всего лишь плохая копия Магнуса Красного.
– '''''— Я и есть Магнус Красный.'''''
– — Ты был им, – — допустил Вулкан. – — Но теперь от него остались одни пороки и слабости, раздутые и выставленные напоказ. Мой брат никогда не сказал бы тех слов, что сказал ты. Возможно, он думал об этом порой, когда был слишком опьянен опьянён собственным сиянием. Ослепленный Ослеплённый гордостью, Магнус мог быть тщеславным, особенно когда воображал себя смиренным. Но он никогда не сказал бы ничего подобного. Мой брат Магнус мог быть каким угодно, но он редко бывал злобным, и никогда – — мелочным. До того, как мы покончим с этим, ответь мне. Осталось ли в тебе достаточно от Магнуса, чтобы сожалеть о заключенной заключённой сделке?
– — '''''Сожаление, – произнес король''''' — произнёс князь-демон. Он прекратил свое своё занятие и принялся сжимать и разжимать длинные когти. Вулкан слышал, как натягиваются сухожилия – — звук был такой, словно на старом деревянном корабле натягивали паруса. Демон полузакрыл единственное око в тихом, нечеловеческом восторге. – — '''''Я могу творить и уничтожать жизнь с помощью энергий, недоступных твоему восприятию. Я бессмертен, время не властно над моими прозрениями. Я вижу прошлое и будущее. В потоке бесконечных откровений нет места сожалениям.'''''
Вулкан Он остановился в нескольких метрах от демона вдвое выше него ростом и задрал голову, чтобы посмотреть ему тому в лицо. Он заметил, как черты чудовища исказились в чемчём-то похожем на раздражение.
– '''''— Ты насекомое, Вулкан. Ты настолько слеп к собственной незначительности, что не можешь даже приблизиться к пониманию того, как бесконечно ты неуместен в Космическом Миропорядкекосмическом миропорядке.'''''
– — Я здесь не для того, чтобы пререкаться с тобой, Магнус. Я здесь, чтобы убить тебя.
– '''''— Тебе не понять…'''''
– — Хватит! Хватит Довольно разговоров. – — Устремившись к королю-демонудемоническому князю, Вулкан Прометеец швырнул в него молот. На лице твари мелькнуло удивление, и на секунду Вулкан увидел не самодовольного демонасамодовольное исчадие, а создание, которое, скрючившись от усилий, что-то бормотало, водило когтями по воздуху и чарами вызывало к жизни таинственные потоки света и звука. Впервые он заметил, как нечеловеческое лицо Магнуса потемнело от напряжения.
Вулкану Вулкан успел только подумать: «Теперь я тебя вижу, теперь я знаю, что ты на самом деле делаешь», и видение исчезло, его место снова занял надменный демон.
Удар В этот раз удар достиг цели. Магнус разбился на осколки красного стекла, ; на пол пролился поток зазубренных рубинов пролился на пол. Вулкан, не обращая на них внимания, снова нанес удар врезал туда, где только что был находился его брат. Осколки хрустели под его ногами, превращаясь в облачка пыли, пока он наугад размахивал молотом.
– '''''— Ты мне надоел, дракончик.'''''
Вулкан вывалился на открытый, обжигающий воздух. После прохлады Паутины первый глоток этого воздуха обжег его гортань, как кипяток. Вдохнув второй раз, он почувствовал на языке вулканический пепел. Третий вдох перенес его домой.
Я все еще в Паутине. Я там, а не здесь. Сюда я никак не мог попасть.<nowiki>***</nowiki>
Он стоял под звездамиВулкан вывалился на обжигающий открытый воздух. После прохлады Паутины первый глоток этого воздуха опалил гортань, такими знакомымикак кипяток. Вдохнув второй раз, что больно было смотреть. На горизонте над черной потрескавшейся поверхностью застывшей лавы виднелась гора Смертельный Огонь. Он был он почувствовал на Ноктюрнеязыке вулканический пепел. На своей родной планетеТретий вдох перенёс его домой.
Вулкан побежал, его ноги выбивали фонтаны камешков из бесплодной земли Ноктюрна«Я всё ещё в Паутине. Он выкрикнул имя братаЯ там, но ответа а не былоздесь. Он взмахнул молотом – а что, если это еще одна иллюзия? – и снова его удар упал в пустотуСюда я никак не мог попасть».
– Магнус! – закричал он в просторОн стоял под звёздами, звездамтакими знакомыми, что больно было смотреть. На горизонте над чёрной потрескавшейся поверхностью застывшей лавы виднелась гора Смертельный Огонь. Он оказался на Ноктюрне. На своей родной планете. – Брат!
Бег привел Вулкан побежал, и его к пропасти, к одному ноги выбивали фонтаны камешков из множества безымянных шрамов на поверхности бесплодной земли Ноктюрна. Из расщелины на него жарко дохнуло сердце родного мираОн выкрикнул имя брата, но ответа не последовало. Он взмахнул молотом — а что, если это ещё одна иллюзия? — и снова его удар упал в пустоту.
Меня здесь нет. Я — Магнус! — закричал он в Паутине. Мое стремление определяет путьпростор, звёздам.— Брат!
Вулкан шагнул вперед. И полетелБег привёл его к пропасти, он летел к одному из пламени в лед, летел сквозь холодный, колючий воздух, пропитанный неотвязным химическим привкусом фосфексамножества безымянных шрамов на поверхности Ноктюрна. Из расщелины на него жарко дохнуло сердце родного мира.
Он с силой врезался «Меня здесь нет. Я в землю и катился, грохоча, пока не остановилсяПаутине. Под ним было ложе из трупов; саваном им служил керамит, в который они были облачены, когда их убилиМоё стремление определяет путь».
ИсстванОн с силой врезался в землю и катился, грохоча, пока не остановился. Под ним расстелилось ложе из трупов; саваном им служил керамит, в который они были облачены, когда их убили.
ПаутинаВулкан с трудом поднялся и занёс молот над головой. Я в ПаутинеВокруг него простирался океан зелёной с золотом брони времён Великого крестового похода… Брони жестоко разбитой, обнажившей истерзанную чёрную плоть. Он стоял на равнине из тел своих мёртвых сынов.
Нет«Нет. Паутина. Я в ПаутинеПаутине».
Башни больше не было. Вулкан очутился на колоссальном мосту из призрачной кости, что перекинулся через бесконечный туман. Он не знал, существовала ли когда-нибудь башня в реальности, или она была еще одной иллюзией Магнуса, или частью стихийного символизма, присущего этой чужой реальности. Это не имело значения. Он вернулся.
Или это тоже Башни больше не было. Вулкан очутился на колоссальном мосту из призрачной кости, что перекинулся через бесконечный туман. Он не знал, существовала ли когда-нибудь башня в реальности, или она была иллюзия?ещё одной иллюзией Магнуса, или частью стихийного символизма, присущего этой чужой реальности. Это не имело значения. Он вернулся.
Нет. Эта сцена казалась столь безнадежно одинокой, что просто не могла быть иллюзорной. Созданию, которым стал Магнус, доступно было почти неограниченное могущество, но его переполняла гордыня. По собственной воле он никогда не предстал бы перед Вулканом таким.Или это тоже иллюзия?
Магнус стоял на коленяхНет. С опущенной головой он выговаривал заклинания сквозь расшатавшиеся клыки; единственный глаз был крепко зажмуренСцена казалась столь безнадёжно одинокой, из уголков текла кровьчто просто не могла быть иллюзорной. Он скорчился посередине мостаСозданию, которым стал Магнус, когтистые пальцы тряслисьдоступно было почти неограниченное могущество, пока но его переполняла гордыня. По собственной воле он рисовал в воздухе магические знаки чертами мертвенного света. Потоки психической силы тянулись из пальцев демона и исчезали, соединяя Магнуса с отцом узами, которые Вулкан не понимал и никогда не хотел пониматьпредстал бы перед Вулканом таким.
– Сейчас все закончитсяОн направился к коленопреклонённой фигуре, демонне пытаясь скрываться. От его шагов по призрачной кости шёл низкий, почти мелодичный гул.
В ответ Магнус рассмеялся; это был слабый и усталый смешок— Сейчас всё закончится, демон.
– В ответ Магнус рассмеялся. Получился слабый и усталый смешок. '''''— Ты так смело бросаешься словами вроде «сейчас», будто понимаешь, что они означают. Думаешь, ты страшно спешил сюда, дракончик? Время в этих стенах движется рывками, и ты проблуждал дольше, чем тебе казалось. От Палатинского сектора осталось только пылающее воспоминание. Наши силы уже осаждают Санктум.'''''
– — Ты лжешьлжёшь.
– '''''— Случается, и всегда по веским причинам. – — На надтреснутых зубах Магнуса поблескивала поблёскивала слюна. – — Но не здесь и не сейчас. Твои драгоценные защитники вот уже сутки истекают кровью на этой стене. Скоро займется займётся вторая заря.'''''
Вулкан Прометеец выдохнул. Здесь, в самом сердце нигде Нигде и никогдаНикогда, он смотрел на Магнуса и пытался не думать об ужасающих потерях, которые, должно быть, понесли защитники стены. Целый день отражать нападения на Врата Вечности. врата Вечности… Столько часов вести борьбу против невообразимой угрозы. угрозы… Даже по некоторым расчетам расчётам Дорна они теряли укрепление в первые же сутки.
– '''''— Тебя позабавила забавляет мысль о собственной неудаче, дракончик?'''''
– — Нет, о твоей. – — Вулкан жестом обвел обвёл туманное не-место вокруг них. – — Я только что внезапно понял то, что было очевидно с самого начала. Ты проиграл. Вот почему ты делаешь свое черное своё чёрное дело здесь, в отдалении, а не у самого портала в Паутину. Ты не можешь туда попасть, правда?
– '''''— Я могу противопоставить мою волю отцовской везде, где захочу.'''''
– — Но ты мог бы атаковать отца прямо у портала. Проложить себе путь силой и закончить все всё это. Вместо этого ты прячешься здесь и творишь свою слабеющую магию. – — Вулкан улыбнулся; он . Он больше не спрашивал. – — Ты не можешь найти портал в Тронный Зал зал отца.
– — Паутина подчиняется стремлению. То, как ты пройдешь пройдёшь по этому пути, зависит от твоего упорства и силы духа. Мне это сказал Малкадор.
– '''''— Старый дурак.'''''
– — Тогда почему я здесь, а ты заблудился? – — Вулкан склонил голову; его красные глаза смотрели безжалостно. – — Ведь однажды ты уже разгромил это место, когда пробивал себе путь. Ты знаешь, как прорваться через него, но не можешь управлять им. Теперь, когда ты служишь силам, которым оно призвано противостоять, оно сопротивляется тебе сильнее.
– '''''— Позволь сказать тебе…''''' — Ты не скажешь ничего, что мне нужно услышать, и не знаешь ничего, что я хочу знать. Ты приговорён к смерти, Магнус. Я не дам тебе уничтожить щит отца. Алый Король пристально посмотрел на брата, и его жемчужно-белые зубы обнажились в улыбке. Единственный воспалённый глаз зажёгся весельем. '''''— Тогда тебе нужно было убить меня пару часов назад.''''' [[Файл:Eoe3.jpg|центр|мини|''Вулкан сходится с Магнусом в Паутине'']] '''ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ''' '''Вина''' Сигнал пришёл не с Дельфийской стены, а из самого Санктума. Залы последней крепости заполонили тысячи беженцев, раненых бойцов и последних защитников. Ханумараси, воин-гиканат, был одним из немногих кустодиев, оставшихся в Святилище, и он слишком хорошо знал, как случилось, что его собратьев осталось так прискорбно мало. Он проходил по залам и галереям из светлого мрамора с прожилками золота кинцуги<ref>Кинцуги — японская техника реставрации керамических или каменных изделий, когда трещины не маскируются, а, наоборот, подчёркиваются золотом.</ref>, и каждый покой, прежде исполненный суровой тишины, теперь кишел немытыми людьми. Ему понадобилось совсем немного времени, чтобы привыкнуть к вони гноящихся ран и нужды. Пока он совершал обход, к нему подходили уцелевшие гражданские, спрашивали, какие новости из разных частей Дворца, просили о помощи, которую он не мог им оказать. Некоторые даже умоляли отвести их к Императору — просьбы настолько умопомрачительно бредовые, но вместе с тем вполне понятные, что он даже не знал, как ответить. Ханумараси старался отказывать мягко, но решительно. Он шёл по залам за несколько часов до рассвета второго дня и чувствовал стыд от того, что проходит перед усталыми глазами людей Императора в повреждённых доспехах. Об этом никто не говорил вслух, но все кустодии знали, что их долг — заботиться, чтобы Империум представал перед врагами Императора и Его подданными абсолютно несокрушимым. Война изменила это, она извратила и омрачила всё, что раньше было в порядке вещей. Ханумараси было стыдно, что он больше не являет собой образ имперского совершенства, и эти последние выжившие видят истину его истерзанных войной аурамитовых пластин. Он вошёл в Ризницу Красного Железа; теперь в помещении, где находился Великий Архив договоров с Марсом, ютилось несколько сот семей. Здесь хранился Пакт Двух Королевств — документ, которым скрепили прочнейший союз между двумя мирами в самом сердце Империума. В дальней части зала выстроились другие, более личные клятвы, имевшие огромную важность, — например, взаимные присяги между орденами Легио Титаникус и Императором как воплощённым Омниссией. Здесь висели бесценные знамёна времён Долгой Ночи, и пергаменты в герметичных стазисных витринах, и цифровые записи на гололитических экранах. Всё это имело громадную, жизненно важную ценность — но теперь для напуганных людей всё это было не более чем мусором. Шаги Ханумараси, ступавшего по полу из иномирного оранжевого песчаника, не отдавались больше гулким эхом. Негромкие голоса сгрудившихся в зале людей сливались в ровный шум, в котором тонул звук его шагов, а их общий запах не слишком отличался от запаха скотины в стойле. — Золотой господин, золотой господин! — послышался слабый голосок. С тихим рычанием сервоприводов Ханумараси обернулся, снова почувствовав укол стыда за то, как пощёлкивали сочленения доспехов — ещё один признак, что в бою их повредили. Оказалось, его звала маленькая девочка. Как и все остальные здешние жители, замарашка. Вряд ли в стенах Санктума осталась еда, а вода выдавалась по строгим нормам, которые рассчитывали адепты, специально обученные распределять ресурсы. Никто из беженцев не смывал с себя грязь и пот войны с тех пор, как попал сюда, а некоторые жили здесь уже несколько месяцев. Им ещё повезло, что до сих пор не случилось ни одной вспышки чумы. — Да, малышка? — Гиканат уже научился смягчать голос, когда приходилось разговаривать с людьми. Низкие голоса кустодиев заставляли смертных чувствовать себя неловко и пугали многих детей. Ханумараси узнал эту девочку. Когда её семья несколько недель назад прибыла в Санктум, она тут же спросила, где находится Тронный зал Императора. Она хотела увидеть своего властелина. Кустодий не слишком хорошо умел лгать, но, разумеется, не хотел ей говорить, что до Тронного зала Императора отсюда много километров и, чтобы добраться туда, нужно долго спускаться под землю. Как и многие урождённые терране, ребёнок видел Санктум и думал, что крепость размером с небольшой город — это и есть личные покои Императора. Девочка смотрела на него большими глазами. Этим утром у неё не было вопросов. — Тут что-то странное, золотой господин. Моя семья что-то нашла. Вам нужно посмотреть. Ханумараси незаметно напрягся. Его скрытый шлемом взгляд скользил по залу, отмечая детали. Прицел переходил с одного лица на другое. Он не видел ничего подозрительного. — Что это, малышка? Она завернулась в грязную робу, как в шаль, и пошла к дальней каменной стене, к которой жалась её семья. Скорее всего, беженцы её кровной линии не знали, что нашли пристанище под знаменем Легио Лисанда во всей красе его яркой геральдики. Они хотя бы умели читать? А даже если бы и умели, какое им дело? Они соорудили навес и разложили свои жалкие пожитки там, где нашлось свободное место. Рядом с дверями в вестибюль, отметил про себя Ханумараси. Кустодий обогнал ребёнка — своей широкой поступью он покрывал расстояние быстрее, чем девочка с её крохотными шажками. На полпути к нему стали подбираться беженцы, словно нищие, просящие подаяния. Они знали, что неразумно так близко подступать к кустодиям, но иногда эмоции брали над ними верх — особенно над теми, кто недавно попал в Санктум. Гиканат сделал то, что и всегда, — активировал своё копьё. Поднимать его или направлять на беженцев не потребовалось — окружавшее остриё силовое поле мерцало, будто ленивая маслянистая молния, и угрожающе гудело. Это всегда помогало отпугнуть смертных. Но не сейчас. — Назад, — приказал он, не трудясь в этот раз умерять голос. Руки просительными жестами поглаживали его броню, пока он проходил мимо; они даже смогли несколько замедлить его шаг. Кустодий слышал, как ногти скребут по золоту. — Все назад! Это помогло — совсем немного. Ему едва хватило пространства, чтобы дойти до семьи. Беженцы тянулись за ним, толпились вокруг, но он не обращал внимания; он смотрел только на незапертую дверь в вестибюль. Вокруг трещин и стыков на белом дереве вились мухи. — Отойдите, — приказал он семье. Те оказались достаточно благоразумны, чтобы без лишних слов послушаться. Ханумараси вышиб дверь и занёс копьё для удара. В вестибюле, растерзанные и сваленные кучами на мозаичном полу, валялись десятки трупов. Некоторые ещё кровоточили. Голые, мёртвые — должно быть, здесь погибло больше сотни семей. С копьём наготове гиканат развернулся, уже передавая по воксу, когда беженцы из Ризницы Красного Железа набросились на него. Хватило двух слов — двух слов, которые услышали все кустодии в Санктуме: — Они внутри! Нерождённые просочились в умы измождённых людей, опустошили их, вселились в тела… И наконец, раз делались с теми, кто устоял против одержимости. Теперь они сбрасывали фальшивую плоть с костей — нужда притворяться людьми отпала. Открытие Ханумараси нисколько не поразило его. Он был первым, но другие кустодии уже обнаруживали похожие сюрпризы во внешних покоях Санктума. Демоны прорывались в реальность по всему Святилищу — одни раздирали остатки слабеющего щита Императора и прокладывали себе путь силой, другие проявлялись во плоти, изменяя тела подходящих марионеток. По всей последней крепости взвыли сирены. Нерождённые, которые пировали на Терре и предвкушали скорый конец войны, обернулись в сторону Санктум Империалис, будто паломники, что молятся, обратившись лицом к священной стороне света. Сигиллит поднял глаза к потолку пещеры. Лаборатория, которую триллионы граждан Империума представляли себе похожей на тронный зал короля из волшебной сказки, стала центром лихорадочной деятельности. Малкадор стоял у выхода, рядом с Серебряной дверью. Как и Вулкан за несколько дней до того, он разглядывал изображение, выгравированное над первоначальными вратами Вечности, и размышлял о его сомнительном сходстве с реальностью. Учитывая все обстоятельства, последние два столетия не слишком-то походили на эти великолепные рельефы. Даже самые преданные из его соратников не знали, каким загнанным и отчаявшимся лорд-регент порой ощущал себя. Великие планы всегда встречали непреодолимые препятствия, а мечта Императора была поистине величайшим планом, которому встретилось невообразимо серьёзное противление. — Они внутри. Малкадор повернулся и кивнул Диоклетиану Коросу, последнему трибуну. Кустодий навис над Сигиллитом, прилаживая на место шлем, скрывавший его черты. — Я знаю. — Старик вздохнул. — И мы не сомневались, что до этого дойдёт. Кустодии и последние Сёстры выходили в открытую дверь. Малкадор чувствовал, как Диоклетиану хочется последовать за ними. — Оставь здесь символические силы, — сказал он воину, — а сам веди остальных защищать Санктум. Очистите верхние залы, насколько сможете, а потом готовьтесь принимать выживших с Дельфийской стены. Нам понадобятся все, кто сумеет добраться до Санктума. Неожиданно его голос задрожал. — Когда надежды больше не будет, закрой врата Вечности. Те, кто останется снаружи… Регент откашлялся. Час пробил, враг стоял у ворот, но нужные слова почему-то не шли с языка. — Сигиллит? — осторожно спросил трибун Корос. — Когда надежды не останется, ты закроешь врата Вечности. Это всё. Но Диоклетиан медлил. Малкадор редко замечал такое за золотыми воинами. — Как нерождённые проникли внутрь? Девятый подвёл нас на стене? Или Восемнадцатый — в лабиринте? Мог ли он ответить на этот вопрос так, чтобы ответ удовлетворил одного из Десяти Тысяч, вернейшего из верных? Кустодии требовали от всех соответствия стандартам, которым никто, кроме них самих, не мог соответствовать. И менее всего примархи — пантеон возвеличенных людских слабостей. Неудивительно, что Легио Кустодес презирали их. — Иди, Дио. Хорошей тебе смерти. Золотой воин сотворил знак Единства, костяшки стукнули по нагрудной пластине. — И тебе, старик. Архан Лэнд бежал. Когда пришёл всеобщий приказ к отступлению, он схватил Шенкая за пряжку на грудной пластине и потащил. Волна ксеносов с другого плана бытия, наводнившая укрепления, ознаменовала конец его карьеры храброго и исполнительного солдата. Последний из трэллов Зефона отступил от существ, материализовавшихся на стене. Он возился с перезарядкой, что-то бормоча, и в потоке энохианской чепухи слышалась нарастающая паника. Трансакта-7Y1, безо всяких видимых признаков страха, подняла руку к своему визору и постучала по нему, пытаясь хоть немного восстановить чёткость изображения. — Не смотрите на них! — выпалил Лэнд, всё ещё дёргая Шенкая за пряжку. — Вы оба, не смотрите! Пошли! Они пошли. Трое людей и скачущая псайбер-обезьянка присоединились к людскому потоку, что валил сломя голову с Дельфийской стены. Королевский тракт представлял собой дорогу ошеломляющих пропорций. Он строился для парадов с участием титанов и стотысячных полков, чьи знамёна развевались пред величием врат Вечности. При всей относительной молодости Империума (и в самом деле, что такое два века, если говорить об империи?) весь тракт по мере подъёма к Святилищу украшали сотни статуй учёных, путешественников и генералов — живая история, отлитая в бронзе. Многие изваяния изображали ныне живущих отпрысков Империума. Тут была и статуя Архана Лэнда. Он никогда её не видел, и, если честно, ему казалось глупым быть увековеченным для потомства в виде банальной статуи. Слава — это когда люди узнают твоё имя по текстам, а лицо — по статуям. Люди могут прославиться красотой, или остроумием, или даже просто богатством, и вывод из этого простой — слава ничего не стоит. Признание — это когда целые сферы жизни людей меняются благодаря твоим деяниям и открытиям. Архан Лэнд предпочитал славе признание. Сказать, что за много часов до второго рассвета он был измождён, означало на порядок преуменьшить бесконечные спазмы мышц. Ему казалось, что каждую минуту последних суток он сражался вопреки физическому истощению, доводившему до бреда. Ночью — на пике этого состояния — Архан засыпал на долю секунды, пока моргал, а когда открывал глаза, каждый раз оказывалось, что мир прыгнул на мгновение вперёд. В горле першило от порохового дыма, каменной пыли и криков — его просто никто бы не услышал, если бы он не кричал. Руки так тряслись от неимоверной усталости, что он не мог как следует прицелиться и в последние часы только и делал, что неопределённо тыкал оружием, молился и стрелял. Его намного чаще, чем других, отправляли в укрытие отдохнуть и прийти в себя, пока две армии сверхлюдей в какой-то сотне метров от него разрывали друг друга на куски. Пока они бежали от стены, его новая нога (бесполезная дрянь, а не нога) постоянно отказывала. Споткнувшись в третий раз, он упал и неуклюже покатился вниз по ступеням Королевского тракта, из карманов полетели инструменты и всякая мелочь. Трансакта-7Y1 и Шенкай подхватили его и повели, поддерживая с двух сторон. Мимо сплошным потоком шли гражданские и солдаты, отступая по тракту к бело-золотой громаде врат Вечности. Сапиен скакал рядом с хозяином, беспокойно озираясь расширенными глазами. Обезьяноподобный не имел никакого представления о том, что происходит, но когитатор в его маленьком черепе полагал, что текущая ситуация не может считаться оптимальной ни для какой формы жизни. Паника имела свой запах. И особое ощущение. Лэнд осязал её, чувствовал её вонь в тяжёлом дыхании бегущих. Это было нечто большее, чем истощение, и не имело ничего общего с трусостью — просто примитивная аура животной воли к жизни. Архан не знал, найдётся ли у него что возразить на давешние угрозы Зефона. Он честно старался защищать слуг Кровавого Ангела, но теперь с ним осталась только треть от прежнего числа его подопечных. В бесконечном движении первых рядов, истреблявших друг друга с рассвета минувшего дня, он почти сразу потерял из виду Зефона и Анзараила. То же случилось в ярости битвы с тысячами трэллов IX легиона — разлучённые со своими хозяевами, они помогали тем Кровавым Ангелам, кто оказался рядом. Даже мысль о том, что в керамитовой свалке на стене можно найти одного-единственного воина или отдельный отряд, казалась нелепой. Всё перемещалось, всё постоянно менялось. Вчера погиб Эристес. Это был один из первых случаев, когда силы магистра войны прорвались сквозь ряды защитников в тыл. Один из кустодиев — Лэнд так и не узнал, как его звали, — возглавил контратаку, поведя несколько сотен гражданских и солдат в прорыв, чтобы Кровавые Ангелы не попали в окружение. Медленно, ценой огромного количества жизней, орду оттеснили назад к стене, уничтожили их плацдарм и восстановили линию защиты. Когда люди впоследствии отходили в тыл (цепные мечи Сынов Хоруса сильно уменьшили их число), Архан постарался оттащить столько убитых и раненых, сколько смог… и, подхватив второй труп, вдруг осознал, что тащит Эристеса. Руки марсианина по локоть запятнала кровь трэлла. Цепной меч глубоко вошёл в грудную пластину и вгрызся в плоть под ней. Эристес был абсолютно, на сто процентов мёртв. Трансакта-7Y1 накрыла его руки своими неуклюжими металлическими ладонями и разжала его хватку на окровавленных одеждах оценщика. Скитарий выдала скороговорку кода. Лэнд смотрел на труп, на открытые глаза мертвеца, и чувствовал, будто его каким-то образом предали. Он с запинкой ответил: — Но я защищал его. Трансакта-7Y1 признала, что да, так оно и было; да, он сделал всё, что было в его силах; и нет, он не виноват. На переживания времени не оставалось. Шафия и Шенкай оттащили тело к поджидавшей в тылу кремационной команде сервиторов. Они вернулись спустя пару минут, с сухими глазами и оружием наготове, опустошённые усталостью. Когда первый день перешёл в ночь, умерла Шафия. Не сказать, чтобы было темно — небо кипело от эфирных фантазмов, да ещё и один за другим взрывались перегруженные реакторы, вспыхивали залпы энергетических орудий, извергали пламя огнемёты, и всё, что могло гореть, горело. На всей протяжённости стены было светло, будто при жутком дневном свете. Шафию убили, когда их атаковало подразделение Пожирателей Миров с реактивными ранцами. Их самоубийственный прыжок через первые ряды сражающихся закончился между десятками солдат из резервных отрядов и второй, третьей и четвёртой волной Кровавых Ангелов, ожидавших вызова на передовую. Сотни Пожирателей Миров погибли, но прежде они обратили мощь своих огнемётов на резервистов и склады боеприпасов, с готовностью жертвуя собой ради того, чтобы в тылу защитников распространились пожары. Какое бы алхимическое варево ни булькало в резервуарах их огнемётов, оно горело яростнее, чем любая прометиевая смесь из всех, что знал Лэнд. Жидкое пламя, будто одержимое какой-то лихорадочной жизнью, перепрыгивало с одного солдата на другого, насмехаясь над законами физики, и поджигало тела с первого же прикосновения. Вода только усиливала его. Химические супрессанты не имели никакого эффекта. Люди сгорали за секунды и превращались в замершие в агонии статуи из пепла. Шафия стала одной из них. Шенкай закричал: «Мама!» и направил на неё ручной огнетушитель, который висел на его поясе с инструментами для обслуживания брони Зефона. Трансакта-7Y1 сбила трэлла с ног и прижала к земле, чтобы он не подходил ближе к адскому пламени в форме человека. Вокруг них металась и вспыхивала пылающая скверна, перескакивая с солдат на слуг и скитариев. Даже на расстоянии она полыхала так свирепо, что зачерняла кожу и поджигала одежду. Лэнд подбежал к ним секунду спустя и уронил всего в нескольких сантиметрах от лица Шенкая нечто, похожее на гранату. Вместо того чтобы взорваться, «граната» издала тонкий, как звон в ушах, писк и спроецировала вокруг них трёхметровый силовой купол. Пламя, обжигавшее барьер, рассыпалось яркими вспышками — поле превращало всё тепло и кинетическую энергию в свет. Вокруг них сотнями сгорали люди, некоторые — на расстоянии вытянутой руки, а они отсиживались в своём пузыре, приглушавшем звук и преломлявшем свет. Всё это время Лэнд чувствовал, как Шенкай содрогается от беспомощных рыданий, но вслух он больше не кричал. К счастью, мерцание купола не давало увидеть, как его мать превращается в пепел. Архан решил, что это непредусмотренное, но, безусловно, весьма полезное свойство. К тому моменту, как последний Пожиратель Миров испустил дух, свидетельством злодеяний XII легиона стал целый музей фигур из пепла. Когда всё закончилось, Лэнд подобрал проектор. В излучателе не осталось энергии, и как его починить, техноархеолог не знал. — Я нашёл его в гробнице Энкар-Туна, — тихо сказал он. — В Восточной Фарсиде. Шенкаю было всё равно. Трэлл обходил пепельную статую, которая несколько минут назад была его матерью. Черты Шафии сохранили душераздирающую чёткость: она обхватила голову руками, безмолвный крик исказил лицо. Женщина умерла, пытаясь сбить пламя с волос. Архан Лэнд задумался, какие же химические свойства смертоносного огня сделали возможной такую сохранность, и, что редко с ним случалось, почувствовал укол вины за своё любопытство. Потом стена снова затряслась, и тысячи фигур из пепла рассыпались в скорбном единстве. Омерзительный прах в воздухе заставил выживших закашляться. Даже по прошествии часов Лэнд ещё ощущал его в глотке. При мысли, что это вкус людей, он чувствовал нечто большее, чем некоторый дискомфорт. Сейчас, сбежав со стены и неуклюже взбираясь по ступеням Королевского тракта, старик сделал ошибку — оглянулся. Он ожидал, что увидит позади отступающую армию и Кровавых Ангелов, доблестно — хоть и тщетно — защищающих стену в отдалении. Но всё было не так. — Они прорвались, — выдохнул он. Его спутники в ответ, соответственно, бессильно зарычали и выплюнули фразу на скит-коде. За ними летели голоса смерти — всех форм, какие она принимала в этой войне. Механическое жужжание суставов дредноута. Грохот болтеров. Вой цепных мечей, прерывающийся гортанными руладами, когда зубья впивались в мясо. Не поддававшиеся описанию звуки, которые издавали неуместные в реальности существа. Хор голосов, вливавшихся в единую песнь Терры. Крылатые демоны пикировали на поток отступающих, выхватывали тех, кому не повезло, и уносили их, чтобы пожрать или сбросить на других беглецов, словно живые бомбы. Демон утащил солдата рядом с Шенкаем — его исчезновение отметил замирающий крик, — и Архан хотел было остановиться, чтобы пристрелить похитителя. И он бы сделал это, скорее подчиняясь инстинкту, чем желая быть героем, если бы Трансакта-7Y1 не схватила его и не потащила вперёд, как только обнаружила заминку. Похищенный вернулся к ним — правда, уже без головы. Он рухнул с небес на нескольких солдат и сбил их с ног. Если бы у Лэнда была привычка держать пари, он поставил бы на то, что от столкновения и падения сломались не одна конечность и не один позвоночник. Смешавшись с потоком, они бежали по мраморной площади, которая отмечала половину пути по Королевскому тракту. К рёву двигателей, чудовищ и всему прочему присоединился завывающий гул антигравитационных систем, когда над головами пронеслись «Лэндспидеры» и гравициклы. Кровавые Ангелы мчались к Санктуму. Пожиратели Миров рвались вперёд, чтобы обогнать их. Невозможно было понять, кто это, с такой скоростью летели машины. Они пробежали между ногами «Разжигателя войны» по имени ''«Малакс Меридиус»'', сквозь вызывающее зуд в дёснах силовое поле в его гигантскую тень. Слева поднялась нога титана, громадная, словно башня из скрежещущего металла. Конечность проплыла мимо с ужасающим, божественным грохотом, будто над ними пронеслось звено десантно-штурмовых катеров. Людей окатило животным жаром титана, они задыхались от вони священного хрома. Несколько мгновений Лэнд боролся с крайне неприятным ощущением тошноты и снова падал, потеряв представление о том, где верх, где низ. Похоже, нельзя пройти между ногами ходячего собора, каждая размером с жилой шпиль, без того, чтобы ваши чувства не пришли в некоторое расстройство. Сотни солдат Имперской Армии уже виднелись впереди на скалобетонных баррикадах — последних линиях защиты перед вратами Вечности. Они занимали места на огневых позициях, прислушиваясь к выкрикам выживших офицеров или кого угодно, кто повышал голос, пытаясь восстановить дисциплину. Многие просачивались мимо этих позиций и бежали дальше, в Санктум. «Почти добрались», — подумал Лэнд. Глупая мысль, пресная в своей очевидности. Он всю жизнь закатывал глаза, когда слышал, как люди изрекают подобные банальности. А теперь он и сам мыслил, как эти люди. Врата Вечности во всей своей адамантиево-керамитовой славе возвышались более чем на километр у них над головами. Первые лучи бледной зари окрасили их оранжевым, и чем ближе их группа подходила, тем выше казалось сооружение — оно почти доставало до осквернённого неба, где исполинские когтистые лапы подгоняли облака и… «Не смотреть вверх». Старик снова споткнулся, и снова Шенкай с Трансактой подхватили его. С каждым шагом от бионической ноги исходили волны ярко-красной боли, отдававшей в позвоночник и тазобедренные суставы. Лэнд подозревал, что хирургические швы примитивного имплантата (место, где мясо соединяется с металлом, если уж выражаться грубо) на грани инфицирования. Рядом с ними и поверх голов воздух прорезали лазерные лучи, пахнуло озоном. Они со всех ног бежали между копьями яростного света, зная, что каждое может убить, но если остановишься, ты тоже всё равно что мёртв. Они добрались до первой баррикады и повалились на землю, чтобы перевести дух, пока вокруг занимали позиции Кровавые Ангелы и солдаты. «Вот и всё, — понял Архан. Ещё одна раздражающе банальная мысль. — Вот и всё. За спиной врата». — Знаете, — сказал он, отдышавшись, — думаю, мы сейчас умрём. Шенкай проверил свой болтер и улыбнулся без малейшего веселья. Трансакта, перезаряжая очередную новую винтовку, которую она недавно подобрала, признала, что да, в текущей ситуации прекращение существования кажется наиболее вероятным исходом. Взъерошенный Сапиен скакнул к ним в укрытие, задрав кверху свой скорпионий хвост. Его механическое чириканье не добавило к беседе ничего особенно весомого, и всё же его встретили с одобрением. Отступая с головы до ног в слизи, которая служила нерождённым кровью, Нассир Амит чувствовал горечь на языке. Как будто не сплюнул кислоту. Какая-то небольшая часть его разума, всё ещё слишком человеческая, сетовала на несправедливость происходящего. Они продержались так долго — до рассвета второго дня, а ведь всё говорило о том, что битва закончится за несколько часов! Легион сделал невозможное, но этого оказалось недостаточно. Что за бедствие постигло Санктум? Как нерождённые смогли проникнуть в его стены, когда буквально все и каждый из них наводняли собой небо, пустошь и саму стену? Поскольку Амит остался одним из немногих уцелевших за эти сутки капитанов, на него легло командование постепенной эвакуацией. Первым и единственным приказанием, которое отдал ему Сангвиний, было разделить эту ответственность с другими выжившими офицерами. — А где будете вы, сир? ''— У Врат. — Голос Великого Ангела в воксе казался неверным и слабым. — Я отхожу к Вратам. Мы продержим их открытыми столько, сколько сможем. Поспеши, Нассир.'' Амит отступил вместе с последними оставшимися от его 5-й роты воинами. До того как Секуторы добрались до Терры, их ряды насчитывали сто пять душ. На рассвете вчерашнего дня у него оставалось пятьдесят восемь воинов. Этим утром он отступал с последними пятнадцатью. Силы легиона требовалось разделить, и Амит на ходу отдавал магистру связи Галлену множество приказов и решений, которые тот передавал далее. Шлем Галлена и гололитический проектор на его наруче были оснащены специальным интерфейсом, который позволял подключаться к имперской вокс-сети и преобразовывать имеющиеся в наличии тактические данные во входящие и исходящие потоки. В последние недели прибору не многое давалось из-за помех от пепла и пыли, а потом и от загрязнившего небо варпа, но для того, чтобы передавать приказы Амита по всей протяжённости стены, его диапазона хватало. Приказы эти звучали предельно ясно в своей простоте. Половина отрядов легиона спешно направлялась в Санктум, чтобы оказать кустодиям помощь, о которой те просили. Существовала опасность, что по пути они подвергнутся нападению, поэтому некоторые отделения назначили в арьергард, чтобы они, насколько могли, замедляли продвижение врага по Королевскому тракту. Половина оставалась на стене. Им приказали сражаться и умереть. Ни при каких обстоятельствах они не сумели бы сдержать орду — защитники были заведомо обречены, но каждый меч и каждый болтер на стене выигрывали время для тех, кто продвигался к Святилищу. Никто из отрядов, рот и капитанов, которых он приговорил остаться, не возразил и даже не промедлил с ответом. Они только подтверждали по воксу получение приказов и прибавляли короткие клятвы держаться как можно дольше или пожелания Амиту и остальным удачи в Санктуме. Так благородно принимали свою судьбу эти несколько тысяч Кровавых Ангелов, идущих на верную смерть. Нассир сам хотел остаться. Галлен видел это в глазах капитана и, с обычным для Секуторов презрением к формальностям, приказал выжившим воинам их роты силой тащить доминиона Амита к вратам, если тот попытается впустую загубить свою жизнь. Отходя от стены, Секуторы взяли с собой «Носорог», и командир вместе с магистром связи ухватились за внешние поручни, не переставая раздавать указания по ходу разворачивавшегося отступления. Долгое время Королевский тракт оставался одним из последних мест на Терре, не затронутых войной. Но через считаные минуты после того, как объявили отступление, он превратился в привычное поле боя. Амит смотрел, как оно проносится мимо их громыхающего «Носорога», который задрал нос, преодолевая громадные ступени. Передовые отряды магистра войны уже прорвались через стену в огромных количествах и наводнили тракт. Сама идея линии фронта стала иллюзией; теперь друг с другом сражались изолированные группы воинов, банда с бандой, свора на свору. Теперь одна линия превратилась в миллион — где двое воинов стояли лицом к лицу с обнажёнными мечами, не желая пропускать друг друга, там и проходил фронт. На миг в уме Нассира промелькнула безрадостная мысль, что он мог просто остаться на стене и умереть. Он и так всё равно мёртв. Как и все остальные. Если Кровавые Ангелы будут защищать Санктум от нерождённых, орда магистра войны захватит стену. Если они попытаются удержать стену, Санктум будет потерян. Если захотят удержать и то и другое, то потеряют всё. Амит повернулся к великим Вратам. Они возвышались над ним во всём своём чудовищном великолепии, и на секунду он задержал взгляд на барельефе Императора, изображённого в миг триумфа, с копьём в руке, снисходительно взирающим на коленопреклонённых противников Великого крестового похода. Что до самого Расчленителя, ему вспоминалось больше уничтоженных цивилизаций, чем покорённых, но он давно понял, что имперские художники и ремесленники не слишком склонны к правдивому воссозданию действительности. Амит организовал какой-никакой временный командный пост у первых баррикад. Он собрал защитников и отправил выживших солдат выше, к Вратам. Каждый раз, когда он слышал, что кустодии говорят о вторжении демонов или что один из оставшихся на стене Кровавых Ангелов рапортует об окружении, ему невыносимо хотелось уйти, отправиться назад или вперёд, на стену или в Санктум, и будь проклято это ожидание между небом и землёй. Как вышло, что он теперь несёт ответственность за то, куда пойдут тысячи других людей? Он капитан, а не генерал! Укрепление всё ещё держалось, несмотря на все проломы и на орду, наводнившую стену. Оно удерживало титанов магистра войны на расстоянии от пустотных щитов Санктума — к счастью, потому что стоило «Владыке войны» преодолеть стену, как всей пехотной обороне Королевского тракта пришёл бы конец. Амит бросил попытки настроиться на вокс-волну Легио Игнатум. Пусть умрут с честью, в присмотре они не нуждаются. Даже на расстоянии слышался грохот сражавшихся на пустоши за стеной богомашин. Галлен спустился к первой линии баррикад. Магистр связи распределял боеприпасы между Кровавыми Ангелами, пополнившими ряды смертных защитников. Внимание Амита приковала приближавшаяся к ним первая волна предателей. Легионеры Девятого и солдаты, оказавшиеся в голове отступающей колонны, прошли дальше за баррикады; капитан распорядился, чтобы большая часть их продолжала путь, кроме наименее пострадавших, которым он приказал укрепить линию. — Продержитесь сколько сможете, — крикнул он достаточно громко, чтобы его услышали на всех баррикадах из мешков с песком и обломков скалобетона. — Пусть они налетят на нас. Задержите их. Потом отступайте, сохраняя порядок. Ему ответил хор подтверждений. По сравнению с другими его план хотя бы имел преимущество простоты. Орда приблизилась настолько, что танки обеих сторон начали стрелять, ионизируя воздух красными, цвета головной боли, и синими, цвета мигрени, лучами. Ослепительные вспышки лазерных пушек и волкитных орудий оставляли ожоги даже на сверхчеловеческой сетчатке. Неожиданно для себя Амит обернулся и посмотрел на врата Вечности. Его взгляд снова задержался на лице Императора, монарха, взиравшего на гибель своей империи. Всё казалось таким ясным, каждая деталь отчётливо выделялась в свете слабеющего солнца… «Идущие на смерть приветствуют тебя». — Почему вы улыбаетесь, сэр? — поинтересовался Галлен. Нассир снова повернулся к орде и крепче сжал в руках оружие. — Так, вспомнил кое-что из прошлой жизни. ''Каргос режет и кромсает и убивает. Они уже близко, так близко, всё почти кончено. Они берут стену, и потом они бегут. Потом он держится за борт «Лэндрейдера». Танки ползут сквозь пролом в стене. Танки. Воины. Демоны. Пока это струйки, но скоро они станут волной. Дорога под ногами белая и длинная и ведёт к славе. Вот что он знает, и не помнит, чтобы когда-то знал что-нибудь ещё. Королевский тракт тянется вперёд. Каргос зальёт его кровью, кровью, кровью для Кровавого бога.'' ''Впереди баррикады. За ними Врата.'' ''Грохочут болтеры, визжат волкитные бластеры, и Каргос спрыгивает с «Лэндрейдера» прямо за баррикаду. Кровавые Ангелы умирают, и это хорошо. Вот что делают Кровавые Ангелы: они умирают, когда он рубит и режет их, и кровь плещет на его броню. Он носит их пролитую жизнь как медали, и Кровавый бог смотрит. Это тоже хорошо.'' ''«Расчленитель», — думает он, и эта мысль такая ясная, яснее всех других, такая ясная, как будто не его.'' ''Кровавые Ангелы встают перед ним и умирают, потому что они не такие быстрые, потому что они дураки, они умирают, и кровь льётся во славу бога, в которого они не верят. Они умирают, и души летят в варп, в челюсти к бого-тварям, что ждут там.'' ''Даже те, кто молится Богу-Императору — от их смиренности Каргос скрипит зубами, — даже их души отделяются от тел и попадают не в тёплые объятия их ложного бога, а в пасти демонов, которые хохочут, и рыгают, и давятся этим урожаем.'' ''«Расчленитель, — думает он. — Расчленитель».'' ''Он разворачивается, он не старается больше прорвать линию, он с боем идёт вдоль неё. Кровавые Ангелы опять умирают. Люди опять умирают. Некоторые Ангелы пробуют ранить его, и у них получается, они ранят его, но боль — это для смертных, боль — это слабость выходит из тела, боль — это хорошо, боль — это удовольствие, потому что боль — это война, а война — это когда течёт кровь и мышцы отрываются от костей.'' ''«Расчленитель. — Снова чувство, что мысль не его, она попала в ум откуда-то сверху. — Расчленитель. Расчленитель».'' ''С ним другие, так много других, как будто на свете остались только Пожиратели Миров и красные штуки с бронзовыми мечами, которые притворяются Пожирателями Миров, и Каргос бежит, прыгает через баррикады и убивает защитников, которые там прячутся. Лавина его братьев катится вместе с ним, и кто-то смеётся, пьяный от обещаний бога войны и горя, кто-то кричит, а кто-то рыдает от выбросов эмоций, плохо переработанных больным мозгом.'' ''Проповедник ещё с ним, и проповедник говорит, что Санктум — это храм, что он будет Собором Лоргара, а у Каргоса нет на это времени, нет у него времени на причитания проповедника, на его колхидское гроксово дерьмо.'' ''«Расчленитель».'' ''И да, он уже близко, он убивает женщину кулаком в лицо, и мужчину локтем в шею, и ещё одного топором Кхарна, что называется Дитя Кровопролития. Кхарн был его братом, Кхарн был его капитаном, Кхарн был лучшим из них, и…'' ''— Расчленитель!'' ''…и Амит поворачивается на рык, в котором слышится его имя. Мир — красная пытка, и Каргос ничего не видит, кроме Амита, но больше ничего не нужно, только Амита ему сейчас и нужно видеть.'' ''Лицо его брата по цепи знакомо, но и незнакомо: оно выражает не боль и не скорбь, но смесь того и другого. Каргос больше не помнит таких чувств, но они у Амита на лице, и Каргос знает, что это из-за него.'' ''Завывают двигатели, и Каргос знает этот вой, это вой прыжковых турбин, и приходят Кровавые Ангелы, и всё рвётся на куски и разлетается. Он убивает Кровавых Ангелов, потому что они на пути, и его братья убивают Кровавых Ангелов, и он кричит, чтобы Расчленитель сразился с ним.'' ''Амит бьётся, но не стремится к нему и даже не пытается уйти от него. Он сражается и убивает так, будто Каргоса не существует, будто другие схватки значат для него больше, и Каргос снова рычит, выкрикивает имя и прозвище брата по цепи, и он уже так близко, так близко, и неважно, что Амит умрёт с топором в спине, если кровь Амита потечёт по земле, а череп будет прикован к керамиту XII легиона. Кровавый бог хочет душу Расчленителя, Каргос это чувствует, и гладиатор даст ему эту душу.'' ''Два Пожирателя Миров с обеих сторон от Каргоса умирают, не от клинка или болта, они просто исчезают, просто перестают существовать, и Каргос не понимает, пока не видит старика с археотековым оружием. Оно снова стреляет, и воин справа от Инзара растворяется в воздухе, пронзительно вопя, как не должен вопить ни один астартес, как будто легионер Детей Императора наслаждается тем, что его уничтожают.'' ''Между Каргосом и Амитом стоят слабаки, и поэтому они умирают, он разрубает их пополам — один скитарий, и Дитя Кровопролития рассекает его кабели до кишок, и один трэлл IX легиона, и он напрочь отрубает молодому мужчине руку.'' ''Инзар с ним, и один из слабаков — мелкая тварь с тощими конечностями и фальшивым мехом — прыгает на Инзара, впивается своим шипастым скорпионьим хвостом в соединения между пластинами его доспеха, и Инзар хватает одной рукой голову твари, и сжимает, и механические и органические части её черепа хрустят под пальцами проповедника.'' ''Старик с уничтожающим оружием визжит, как ребёнок, потому что скитарий, и трэлл, и обезьяна мертвы или всё равно что мертвы, но это ничего не значит, ничто не имеет значения, потому что он наконец прорубил себе путь к Амиту, и их мечи скрещиваются, и они снова лицом к лицу, совсем как раньше.'' ''— Назад, — выплёвывает Амит, но это не Каргосу, это людям, потому что нерождённые осквернили Санктум, и его защитникам нужна каждая винтовка и каждый клинок, чтобы спастись, но они не понимают, что уже мертвы. — Сохранять порядок! Назад!'' ''Лицом к лицу с братом по цепи, и теперь очередь Каргоса выплюнуть слова:'' ''— Sanguis extremis.'' ''Амит показывает клыки, совсем как в ямах.'' ''— Меньше слов, больше дела.'' ''И случается то, что всегда происходит на арене. Всё разбивается, всё превращается в тысячу алых мгновений, которые позже он едва ли вспомнит.'' == '''ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ. Потери''' ==Если Каргос в тот день сражался яростно, то Амит бился расчётливо. Вокруг них Кровавые Ангелы и Пожиратели Миров крошили друг друга десятками, но для двух гладиаторов война сузилась до них самих и оружия в их руках. Нассир знал, как дерётся его брат по цепи, лучше самого Каргоса. Гвозди давали апотекарию силу, но забирали у него память, тогда как Расчленитель помнил каждый удар, каждую секунду, проведённую вместе с ним в ямах. Для Плюющегося Кровью, когда его грызли Гвозди Мясника, каждый бой становился боем против незнакомца. Он полагался на силу и скорость в ущерб опыту — и эта тактика всякий раз оправдывала себя, не мог не признать Нассир. Но даже с теми, с кем Каргос сражался уже сотни раз, он всегда бился как впервые. Амит заранее знал, под каким углом будет направлен каждый удар и какую силу Пожиратель Миров в них вложит. Он знал, какие выпады стоит блокировать, какие — парировать или отклонять, от каких лучше уйти в сторону или отскочить. Этот новый жуткий топор Каргоса служил опасным обстоятельством, но апотекарий орудовал им так же, как тремя предыдущими, и Амит понял это в первые мгновения. Сдерживаться, блокировать удары, ускользать от них — всё это шло против инстинктов Кровавого Ангела. Его создавали не для бескровной битвы. С мышечной памятью Амита и его вековым военным опытом трудно было не броситься в атаку, увидев, что противник открылся, но он слишком хорошо знал быстроту Каргоса, чтобы рисковать. А у того уже шла пена изо рта. Нассир знал это, потому что пол-лица его брата по цепи виднелось из-под разбитой личины шлема. Ворчание превратилось в рык, в рёв, в вой, что звучали после каждого неистового удара, рубившего один лишь воздух. Совсем как на арене, Каргос жаждал контакта — чтобы лилась кровь, чтобы кулаки припечатывали плоть. Иначе Гвозди впивались в мозг, подгоняли его, наказывали за неудачу. Нассир отвёл лезвие наручем и уклонился от другого размашистого выпада. Утомить врага он не сможет — Гвозди не позволят. Скорее Пожиратель Миров сотрёт руки до бесчувственной кости, чем машина боли в мозгу позволит ему осознать пределы своей выносливости. Амит выжидал удобный момент, когда его собственная усталость и вызванное Гвоздями раздражение Каргоса придут в равновесие. Однако, если он прождёт слишком долго, уже неважно будет, в какое исступление придёт Каргос и насколько примитивной станет его техника. Силы Кровавого Ангела всегда иссякали быстрее. ''Он рубит и рубит, рассекая воздух, и хриплое дыхание вырывается из его рта, а Расчленитель не дерётся — делает что угодно, только не дерётся. Каргос слышит рык и нечленораздельные проклятья, это он, это же он рычит как побитый волк?'' ''Он рубит, он рубит, он рубит, ещё, ещё, в его слюне кислота, он чувствует, как она выделяется из железы Бетчера, наполняет рот, он издаёт очередной вопль и чувствует её тепло на подбородке. Расчленитель как призрак, он трус, он не здесь и не там, и Дитя Кровопролития жаждет, он чувствует, что топор едва не выпрыгивает из рук, он жаждет крови или нового хозяина, который его не подведёт, и Гвозди щиплют и кусают и…'' ''Сверлят, сверлят, они сверлят, они сверлят его мозг, и Амит смеётся, а Гвозди сверлят и сверлят, отчего его мозг должно быть кровоточит и…'' ''Амит тянется за топором, нет, не за топором, за цепью, он хватается за неё, и Каргос сильнее, но Амит хватает цепь и…'' ''Он не может дышать. Он не может освободить скованную цепью руку. Его собственная цепь душит его, словно рабский ошейник, и он не может дышать. Это ничего — он астартес, он может выжить и не дыша, но кости и связки в его шее щёлкают и хрустят, и звук такой, будто ломается сухая ветка и…'' ''И он видит. Каргос видит то, что всегда было в Амите. Он видит то, что оживало в душе его брата по цепи каждый раз, когда они выходили на арену. Когда Амит добирается до его лица, под маской совершенства он видит хищника, и клыки сверкают, как белоснежные ножи. Он чувствует, как брат приникает к его щеке и впивается в неё, и запрокидывает голову. Он слышит неправдоподобный мокрый звук рвущейся кожи, и хлещет кровь, и Амит выплёвывает кусок лица своего брата.'' ''Каргосу не больно, хотя он знает, что боль придёт потом, когда Гвозди оставят его в покое. Тогда будет много боли.'' ''И в глазах Амита нет ни насмешки, ни веселья, ни даже триумфа, только царственная ненависть пылает в этих светлых глазах, и по сравнению с ними брызги крови Каргоса кажутся такими яркими… Потом он снова кусает, он опять кусает его, в этот раз клыки смыкаются на носу и на другой щеке, и звук похож на скрип гравия. Вместе с кожей Кровавый Ангел отрывает хрящи и кости.'' ''И в этот раз Амит глотает. Он глотает плоть своего брата и вбирает в себя вкус его крови. Каргос чувствует обнажённой костью утренний холодок и думает, даже сквозь туман Гвоздей он думает, что же осталось от его лица…'' ''В следующую ужасную секунду приходит звук-ощущение — резкий треск, похожий на скрип и на выстрел одновременно, и Каргос шатается, потому что это трещит его позвоночник. Он слепо тянется вперёд, пальцы шарят и находят нож у Амита на поясе и вытаскивают и бьют через плечо брата в его грудную пластину. Нож скребёт и рубит и скользит по керамиту, пока не находит сочленение и не вонзается в него. Мясо кровит. Течёт кровь. Амит отступает.'' ''Каргос свободен. Свободен. Шею больше не давит, и он хватает топор и с криком разворачивается, чтобы положить этому конец. Его встречает удар слева в остатки лица, слышится хруст. Кулаки Амита — как разряды молнии, они окрашивают его чувства мазками ослепительной боли, буквально лишающей зрения, и Каргос ощущает, как суставы челюсти со щелчком смещаются, как череп сминается, словно жестянка, и чувствует холодный воздух и кислотную слюну на изуродованном лице.'' ''Клинок Амита вонзается в его кишки и высвобождается быстрее, чем Каргос успевает вздохнуть. Он шатается, но не падает, хотя внутри у него что-то разорвалось, он это знает. Ноги слабеют, и он поднимает Дитя Кровопролития, взмахивает им, но Амит отражает удар, и меч Ангела снова входит в живот Каргоса, но в этот раз он тянет лезвие вверх, прежде чем вытащить. Лицом к лицу, глаза в глаза… это самый интимный момент в жизни Каргоса, момент близости без всякой чувственности, только они двое и вогнанный в тело клинок, что их соединяет, и…'' ''…всё…'' ''…замедляется.'' ''— Я же сказал тебе жрать дерьмо, предатель, — выдыхает ему в лицо Амит.'' ''Кровавый Ангел отстраняется. Каргос не преследует его. Ноги не слушаются.'' ''Проходит время. Или так кажется. Может, проходит, а может, и нет. Грохот войны затих. Каргос лежит на земле. Он смотрит на Амита. Теперь его зрения вполовину меньше; он понимает, что лишился глаза. Всё, что он видит, красное.'' ''Гвозди больше не кусают. Будто они выжгли себя изнутри, взорвались у него в затылке и не способны больше распространять свой яд.'' ''Вот сейчас. Сейчас настанет миг истинного братства. Их взгляды встретятся, и они осознают, как далеко зашли. Без слов они поведают друг другу всё, что привело их к этому роковому моменту.'' ''Но прекрасных братских объяснений не случается. Амит опять бьётся — он схватился с другим Пожирателем Миров. Он сражается в войне, вместо того чтобы посвятить себя одной-единственной дуэли. Каргос смотрит на него и булькает через имплантированный в горло вокализатор. Требует, чтобы Амит обратил на него внимание. Но Амит продолжает воевать.'' ''И вот уже Амита нет. Вокруг слышен топот. Каргоса несколько раз пинают. Он может встать, точно может, просто теперь, когда Гвозди его покинули, нужно для этого собрать все силы.'' ''Пожиратель Миров поворачивает голову. Его повреждённый позвоночник, точно удар молнии, пронзает боль. Он смотрит на истерзанные останки псайбер-обезьяны, на её череп, который Инзар размозжил своей железной хваткой. Странная, безобразная маленькая тварь.'' ''Он снова поворачивает проломленную голову. Над ним мечутся дерущиеся, совершенно неузнаваемые фигуры. На него брызжет тёплая кровь.'' ''— Инзар, — пытается позвать он. — Я ещё могу его одолеть. Помоги. Помоги мне встать.'' ''Фигуры разделяются, и одной из них оказывается Инзар. Каргос тянет руку — чтобы встать; ему нужна помощь проповедника.'' ''Но проповедник только рассматривает его сквозь линзы своего шлема-черепа. Он не подаёт Каргосу руки. Он наступает Каргосу на грудь.'' ''— Ты так же жалок, как Кхарн, — размышляет вслух Несущий Слово. — Можешь порубить на куски кого угодно на этой планете, кроме того единственного, кого хочешь убить.'' ''— Брат, — пытается выговорить Каргос. — Помоги мне встать.'' ''То ли у него не получается, то ли Инзар не обращает внимания. Несущий Слово убирает ногу и поворачивается к возвышающемуся над ними Санктуму.'' ''— Уже так близко.'' ''— Инзар…'' ''— Не произноси моё имя своим поганым ртом, слабак.'' ''— Проповедник!'' ''Но он кричит впустую. Инзара уже нет.'' ''— Медик… — бормочет Каргос. — Апотекарий…'' ''И начинает смеяться.'' Лэнд и остальные бежали, но далеко уйти не удалось — только до следующей баррикады. Солдаты Имперской Армии уже оставили свои позиции и отходили к третьему и четвёртому редутам, всё ближе и ближе к Вратам. Шенкай весь побелел. Юноша с видимым трудом прижимал ладонь к обрубку, которым заканчивался бицепс другой руки. С одной стороны его одежда потемнела от вытекшей крови. Алая жидкость ещё сочилась между его слабеющими пальцами, но уже намного медленнее, чем прежде, когда она била энергичными толчками. Лэнд помог ему сесть и сам опустился рядом на корточки. Своими грязными пальцами он взял Шенкая за подбородок и заглянул тому в глаза. — У тебя гиповолемический шок<ref>Гиповолемический шок — опасное состояние, вызванное сокращением объёма крови в организме, что приводит к снижению кровяного давления и количества кислорода, поступающего к органам и тканям.</ref>, — сказал он. Трэлл кивнул, но Архан видел, что тот не понимает слова и не узнаёт его. Трансакта-7Y1 повалилась рядом с ними и с запинкой проскрежетала что-то на скит-коде. Лэнд поблагодарил её — разумеется, скитарий была права — и потянулся за баллоном с цементом для брони, закреплённым на обвязке легионного слуги. — Я собираюсь прижечь рану, — сказал Архан трэллу, которого била дрожь, — а потом… Слушай, Шенкай, просто держись. Просто держись. Магос направил свой древний пистолет, настроенный на максимальную мощность, вверх и выстрелил. В небо ушёл заряд, способный разнести на атомы «Носорог». Пробормотав «извини», Лэнд прижал обжигающе-раскалённый ствол к обрубку руки Шенкая. Мясо зашипело, и юноша закричал — Архан воспринял это как хороший знак, учитывая обстоятельства. — Почти закончили, — пообещал он. И добавил, потому что для молодого слуги это была новая информация, и настолько же истинная: — Мы почти добрались. Уже почти у Врат. Техноархеолог размазал по прижжённой культе цемент для брони, отчего кровотечение полностью прекратилось. Лэнд выдохнул и повернулся к Трансакте-7Y1. Тэшка не смогла удержать биомеханические кабели, заменявшие ей тонкий кишечник. Несколько петель выпало ещё по пути от первой баррикады. Из её внутренностей неверными струйками текла кровь необычных, священных оттенков. Тот Пожиратель Миров… тот, что выкрикивал имя Амита… Он почти убил её. Лэнд грубо выругался по-марсиански. Трансакта-7Y1 возразила, что не верит, будто такой акт возможен чисто физически. Потом добавила, что знает это и что пошутила. Она осведомилась, находит ли Лэнд шутку смешной. Архан не улыбнулся. Старик смотрел через плечо на сто сортов ада, приближавшихся по Тракту, тогда как их едва сдерживали горстки окружённых защитников. Трансакта сообщила, что, по её взвешенному мнению, лучшей тактикой для него было бы оставить её и уйти. — Я тебя не брошу. — Лэнд неоднократно слышал и читал в различных художественных произведениях, как эти слова произносили болваны с симметричными чертами лица, и всегда находил их немыслимо банальными. Но теперь, когда они слетали с его собственного языка, он верил в них всей душой. Скитарий возразила, что он ставит под угрозу свои и без того призрачные шансы выжить, и добавила, что умирает и что если Лэнд умрёт рядом с ней, это ничего не изменит. Она также испытывала значительную боль, но не стала об этом упоминать. Ей не хотелось усиливать эмоциональную нестабильность своенравного техноархеолога. — В нашу первую встречу, — сказал Архан, — ты спасла мне жизнь. Трансакта признала, что да, это правда, и что с тех пор он составлял ей довольно приятную компанию, поэтому она не сожалеет о своём поступке. — Я бы назвал первенца в твою честь, — добавил магос, — но я терпеть не могу детей. 7Y1 указала, что он также находится в крайне преклонном возрасте, далеко за пределами оптимального для размножения периода. — Ну да. Тоже верно. Вставай же. Мы дойдём. Мы дойдём, Тэшка. Я тебя починю, нужно только взглянуть, что с тобой. Старик встал сам и неловко напрягся, чтобы поднять бесчувственного Шенкая. Хромая нога тут же подвернулась. Нет, ему не справиться. Даже в расцвете сил он, тощий как палка магос, вряд ли бы смог поддерживать вес мускулистого юноши, который ежедневно тренировался, готовясь к войне. И всё же Лэнд снова попытался его поднять, а когда не получилось — попробовал в третий раз. После третьей неудачи марсианин осел, застонав от усталости. — Омниссия, — начал молиться он, — это твой самый преданный слуга Архан Лэнд… За баррикаду нырнула группа солдат — все грязные, как черти, и все переводили дух перед последним броском к Вратам. — И мои молитвы не остались без ответа, — закончил он. Солдаты в нервном замешательстве уставились на старика. — Меня зовут Архан Лэнд, — заявил марсианин, — и я очень важный человек. Возможно, вы обо мне слышали. Мне нужно, чтобы вы помогли донести моих друзей до Санктума. — Он замолчал, потом спохватился: — Пожалуйста. Двое подняли Шенкая, и Архан, улыбаясь, обернулся к Тэшке. — Пошли, упрямый ты скит. Ещё немного. — Улыбка магоса увяла. — Тэшка? Тэшка? Трансакта-7Y1 не ответила. Почему после этого Лэнд сделал то, что сделал, он и сам до конца не знал, и если бы кто-то спросил его об этом, он бы всё отрицал. Но Архан прижал к груди её закрытую шлемом голову и поцеловал в металлический лоб. Спрятанный в его одежде дозиметр предупреждающе щёлкнул. На Архана упала тень, и с ней пришло гудение силовой брони. Он вскинулся, нашарил свой пистолет, навёл — всего лишь на Кровавого Ангела, который небрежно отбросил оружие в сторону. Зефон получил несколько новых ран, от которых должны были остаться шрамы, а его лицо лоснилось от крови. Лэнд никогда не видел Несущего Печаль настолько убитым усталостью и болью — даже в те времена, когда они вместе странствовали по Имперской Паутине. Честно говоря, даже вскрытым на хирургическом столе он выглядел получше. Воинство Кровавых Ангелов спускалось с небес перед вратами Вечности, отходя от наступающей орды. — Иди, — приказал Зефон. — Это конец, Архан. Беги к Вратам, пока ещё есть время. — Зефон. — Он произнёс его имя с тупым безразличием. Над головой визжали лазпушки, а пустотные щиты преломляли их лучи. В воздухе стоял запах грязного озона. — Архан, — настойчиво проговорил Кровавый Ангел. — Друг мой. Врата. Идём, пока ещё есть возможность. Мы больше не можем их удерживать. — Зефон, — повторил Лэнд так же безучастно. Несколько секунд он не знал, что сказать. А потом — во второй раз за неделю и всего лишь во второй раз за все шестьдесят лет своей взрослой жизни — он разрыдался. — Зефон, они убили мою подругу! И мою обезьяну! == '''ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ. Бич Девятого Рода''' ==Бич Девятого Рода позаимствовал форму и материальность из ангельских останков. Их плоть стала его плотью, их броня — его бронёй. Мясо и керамит почернели и переплавились в нечто иное, но вся телесная оболочка демона была плодом жатвы, снятой со скорбных полей, где покоились Кровавые Ангелы. Эти нивы принесли обильный урожай. Но своё оружие существо добыло прямо из варпа. Плеть и топор появились в руках демона, стоило ему только сжать когти в кулаки. Иссохшаяся и изорванная плеть, сверкающий в лучах отравленного рассвета топор. Щит Малодушного бога не давал демону и его соплеменникам подобраться к Санктуму, но полусмертная марионетка из Паутины почти добилась успеха. Возможно, всё же стоило смириться с возвышением этой твари, Магнуса. Не восхвалять и, избави боги, не доверять ему, но смириться. Демон сделал первый шаг по исчерченному золотыми прожилками мрамору Королевского тракта, направляясь к Дельфийским вратам, и возвестил о своём прибытии меньшим родичам. Когда-то это был рык, от которого трескался камень, рёв, переполненный гордыней. Теперь он куда больше походил на голос живого существа — натужный вой, исходящий из вибрирующих мышц гортани. Демон научился скромности. У него не оставалось выбора. Меньшие сородичи разбегались от него. Их собственная связь с реальностью пока не укрепилась, ведь аура Малодушного Бога была низвергнута совсем недавно. Бич чуял высоко в небе ещё одного возвышенного смертного — Владыку Красных Песков, всё ещё бьющегося об остатки воли своего лживого отца. Это не имело значения. Чудовищу не требовалась помощь какого-то полусмертного самозванца. От поступи демона мрамор тускнел до черноты гранита, алхимия не-реальности превращала золотые прожилки в кровь. Некоторые из смертных выкрикивали хвалы, когда он проходил мимо. В прежних воплощениях это позабавило бы его, в самых давних он был бы даже польщён. Но теперь демон небрежными движениями убивал молящихся — просто на случай, если в их славословиях таились насмешки. На то, чтобы явиться здесь, потребовалось могучее усилие воли, и от шкуры демона всё ещё исходил дымок эфирных испарений. Позади него, словно послед от противоестественных родов, скакали более мелкие кровопускатели, оседлавшие меднобоких чудовищ с единственным рогом во лбу, какие то ли рождаются, то ли выковываются только во владениях бога войны. Демон расправил крылья, чувствуя, как те хрустят и пощёлкивают в суставах. Они казались непривычными и неуклюжими — какими, собственно, и были. В этом воплощении он ещё не летал, а в своей минувшей инкарнации потерял крыло — в ту ночь, когда сполна отведал стыда. Он снова огласил воздух по-звериному мощным и по-звериному бессловесным предостерегающим воем хищника. Первый взмах топора превратил в щебень три статуи — акт бессмысленной злобы, который тем не менее принёс толику удовольствия. Здесь находился Санктум Малодушного Бога. Здесь всё закончится, и перед тем, как всему придёт конец, Бич Девятого Рода насытится вдоволь. На стене ещё воевали ангелы — редеющие отряды, что отчаянно сопротивлялись ордам демонов, до того многочисленным, что те затмевали небо. Королевский тракт заполняли люди и прикрывавшие их отступление ангелы. Толпы смертных так и просились под топор. Со всех сторон сражались друг с другом ложные божки с телами из металла — люди называли эти штуки титанами. Славная будет охота! Демон содрогнулся от холода материальности, коснувшегося его разгорячённой кожи, и повернулся к подъёмным воротам, которые закрывали пасть Дельфийских врат, точно стиснутые зубы. Он мог бы очистить укрепление от всего живого десятком взмахов своих влажных от варпа крыльев, но те были ещё слабы и недоразвиты, перепонки слишком тонки, вены пока не перекачивали по ним то, что заменяло существу кровь. Прежняя сила ещё не вернулась, и путь к ней лежал через кровопролитие. Бог войны хотел крови IX легиона. Вот почему он отправил сюда своего опозоренного чемпиона, посулив, что в финале охоты его ждёт искупление. Ведь превыше всего этот демон желал именно искупления. Титан типа «Владыка войны» по имени ''«Обероза»'' пошатнулась, когда из её внутренностей высвободился цепной кулак. Из выпотрошенного корпуса посыпался дождь механических обломков, давя пехотинцев магистра войны, что суетились у её ног. Она знала, что уже мертва, но в её последние секунды команда не потеряла управление. Два «Разбойника», вскрывшие её нутро, отступили, чтобы великанша не достала их силовым кулаком оставшейся руки, но экипаж и не смог набрать достаточный импульс для последнего удара. Одним безнадёжным выдохом она продула реактор и заглушила его, а затем с чудовищной медлительностью повернулась и сумела сделать ещё три шага по направлению к Дельфийским вратам, пока движущий свет не покинул её машинную душу. Титан падал, словно ослабевший человек: сначала подогнулись колени, потом он переломился в поясе. Убийцы кружили вокруг него, «Разбойники» поливали огнём хладеющую сталь корпуса, но лишённый энергии реактор так и не взорвался. Когда ''«Обероза»'' наконец рухнула, задуманное она исполнила в полной мере. Труп «Владыки войны» раздавил пехотинцев у подъёмных ворот и перекрыл проход грудой мёртвого металла. Там он и остался — ещё один павший титан Игнатума, верный до самой смерти и, несомненно, после неё. Место «Разбойников», развывшихся из вокс-динамиков, заняли «Гончие» Легио Аудакс. Среди них была и ''«Хиндара»'' вместе с манипулой из полудюжины Угольных Волков, которые запускали свои гарпуны в обломки и изо всех сил старались оттащить препятствия с дороги. Оставшиеся стенные орудия сосредоточили огонь на ближайших к арке титанах и солдатах. На участках стены, перешедших в руки орды предателей, воины в цветах мятежных легионов закладывали в автозагрузчики снарядов взрывчатку или затыкали их телами погибших. Ка'Бандха горящими глазами наблюдал за всем происходящим. За отчаянием смертных, за полной бесполезностью их трепыханий. Он с хрустом расправил крылья и перелетел через одну из «Гончих», испытав мгновенное раздражение от осиного жужжания потревоженных пустотных щитов. Бич ринулся к подъёмным воротам пятном размытого огня, равнодушный к тому, что мог испепелить в своей яростной атаке. Демон рвался сквозь врата, его топор не подчинялся законам физики — лезвие не рубило металл, оно разрывало ткань реальности. Он пробил дыру, разодрал вширь и пролез сквозь неё. Пехота последовала за ним; людишки визжали, молились и хохотали. Жалкие, ничтожные твари. Они думали, что всё это ради них. Ради их желаний. Ради их заслуг. Прорвавшись сквозь первые подъёмные ворота, Бич оказался прямо под Дельфийской цитаделью, и автоматическая система защиты тут же обстреляла его из сотен бойниц. Когда-то, во тьме времён, защитники замков лили через подобные отверстия кипящее масло или сыпали горячий песок. Сейчас на пехоту, идущую вслед за Бичом, изливали свой гнев тяжёлые болтеры и волкитные орудия. Демон не обратил на это никакого внимания. Он уже пробивался через третьи ворота. У демона не было вокса, и он ничего не знал о планах легионеров. Их мольбы о том, чтобы Бич проделал дыру пошире, в которую могли бы пройти танки и титаны, не достигали его слуха. И даже услышь он их, в какой безумной вселенной Ка'Бандха стал бы делать работу смертных за них? Если они так слабы, что не могут войти сами, пусть себе гибнут снаружи. Кровавому богу нет дела до того, откуда льётся кровь. Неважно, принадлежит она поклонникам или врагам. Волкитные лучи полосовали эктоплазменное тело Бича, и кровавый пот, выступивший на его шкуре, воспламенялся, как прометиевое топливо. Однако демон ни секунды не медлил и не колебался, стремясь к кровопролитию, которое начнётся, стоит ему преодолеть преграду. Когда он наконец продрался сквозь листы искорёженного металла, то снова издал рык, который мог бы исходить из глотки одного из давно вымерших тираноящеров, владевших некогда девственными континентами Старой Земли. Он оказался внутри. Перед ним простирался мраморный проспект, где сражались десятки тысяч смертных, а в самом конце его зияли врата Вечности. Демон почувствовал, как гнев и жажда бога-покровителя тянут его к открытым створкам, через которые жалкие человечишки бегут в Санктум. Но между ним и Вратами в толчее врагов сражались тысячи Кровавых Ангелов, и кровь их была обещана богу войны. Они уже бежали к демону. Одни возвращались с Королевского тракта, чтобы лицом к лицу встретить новую, большую угрозу; другие спрыгивали со стены и атаковали его сзади. Существо ощущало, что меньшие из титанов и танки удвоили свои усилия в разбитых вратах и что к нему подступают ревностные, праведные души Кровавых Ангелов. В этот раз, когда он напомнил о себе набухшим небесам, в его рёве звучали эмоции. В этом звуке была и ярость, и решимость, но больше всего — радость. Искупление совсем рядом. «Пусть же оно свершится». Орион умер так давно, что успел позабыть, каково это — быть живым. Он так долго ощущал холод, что уже и не помнил, что такое тепло. Даже мёртвые устают, и Орион сам служил тому доказательством. И хотя его утомление было не физическим, а умственным, всё же то, что осталось от его тела, саднило. Пробуждённый дредноут мог функционировать без обслуживания самое большее несколько недель. Орион не спал и сражался без всякого ухода вот уже четыре месяца. Он плавал в ледяной молочно-белой жидкости своего амниотического резервуара, которой отчаянно требовалась очистка, чувствуя, как его кожи касаются частицы и органические отходы. Несколько внутривенных кабелей забились сгустками крови. Корпус, в который его заключили, уже несколько недель отвечал на команды с задержкой — то ли механизм испытывал затруднения, подчиняясь его мысленным импульсам, то ли сам он слишком устал, чтобы поддерживать чистую когнитивную связь. В любом случае результат одинаков. Трупы — грязные вещи. Его медленно отравляли яды собственных выделений. Никто из его братьев не видел этого. Они вместе сражались со стороны подъёмных ворот, обращённой к тракту, и оберегали Дельфийские врата от наземных атак. Другие Ангелы видели только дредноут «Контемптор», который поставил ногу на груду вражеских тел и сеял опустошение среди нерождённых с помощью своей штурмовой пушки «Кхерес». Они слышали искусственный гром его боевых криков — механический гул, лишь отдалённо напоминавший собственный голос Ориона. Они не видели полуживого мертвеца внутри, не видели, как он свернулся, точно эмбрион, в грязной жидкости, как немо открывался его рот, когда мысли превращались в звуки и движения. Он воевал среди братьев — и всё же был отделён от них грязным холодом своей ложной утробы. Труп вздрогнул. Его губы задвигались. — ''За Ангела и Императора!'' — вскричал дредноут. Он развернулся, поводя орудиями из стороны в сторону; огонь дульных вспышек освещал его бронированный корпус. В их отряде осталось чуть больше двухсот Кровавых Ангелов, и они сражались с нерождёнными постоянно сжимающимся замкнутым кругом. Пушки «Контемптора» без умолку трещали, в клочья разрывая брызжущую ихором плоть демонов, рассекая их пополам, вспарывая и расчленяя их тела. Что бы ни происходило в Санктуме, дела шли всё хуже. Перебравшееся через стену воинство нерождённых росло, и не только в числе, но и в размерах. Невозможно было уследить даже за долей того, что здесь творилось. Над головами проносились существа из теней. Земля сотрясалась — иногда до того сильно, что защитников сбивало с ног. Твари, что не поддавались описанию и иногда даже наблюдению, появлялись и исчезали, и появлялись снова, и резвились, и дрались, и убивали — и порой, недостаточно часто, они умирали. Каждые несколько секунд броню Ориона пытался пробить очередной меч. Братья убивали демонов, которые орудовали этими клинками, хотя всё чаще и чаще ему приходилось заботиться об этом самому — при помощи орудийного ствола или собственной необъятной ноги. Мертвец ощутил обратную связь, лёгкую пульсацию в тех местах, где раньше были руки. Осторожно пробираясь между телами, дредноут отступил в сердце круга Кровавых Ангелов. Там всё ещё жалась кучка трэллов и слуг-киборгов. Труп вздрогнул. Его губы задвигались. — ''Перезарядка,'' — приказала боевая машина, опускаясь на одно колено под протестующий скрип изношенных суставов. Слуги подтащили к дредноуту ящики с боеприпасами и принялись за работу. На секунду, когда от орудий отсоединили пустые контейнеры, он ощутил странную свободу и вместе с тем уязвимость, но затем успокаивающий вес новых снарядов вернулся на место под звук щелчков фиксации. Мгновения тянулись невыносимо медленно, и через повреждённые слуховые рецепторы он слышал, как сражаются и умирают его братья. Так как сенсоры постепенно отказывали, все звуки казались призрачными и неясными через броню и амниотическую жидкость. Один из трэллов стукнул кулаком по керамитовой пластине. Труп вздрогнул. Дредноут поднялся на ноги. Орион не чувствовал себя бессмертным. Люди из экипажей титанов рассказывали сказки о том, каково вселяться в тела богомашин, которые они пилотировали, — как-де они ощущали гигантские металлические конструкции собственными плотью и кровью. Орион не испытывал подобной связи со своим корпусом. Он просто мертвец в холодном гробу. Пушки «Кхерес» не казались ему руками, а корпус — телом. Рёв, что исходил из вокс-динамиков, был его эмоциями, переработанными машинным духом в слова — довольно точно, но несовершенно. Он не ощущал вещественности мира. Он был живым трупом в сердце боевой машины, которая убивала, когда он приказывал убивать. Труп вздрогнул. Его губы задвигались. — ''Мы — гнев Ангелов!'' — раздалось из вокс-динамиков дредноута. — ''Мы — смерть предателей!'' — Он зашагал туда, где шеренга защитников прогнулась, на ходу запуская обе пушки. Орудия ожили и завращались с двойным металлическим гулом, прогреваясь, а затем застучали при отдаче, пока очереди снарядов превращали нерождённых в пар. Строй сломался. Демоны прорвались внутрь круга, самые быстрые уже добрались до группы трэллов и сервиторов. Орион развернулся, и его пушки снова застрочили, превращая иномирных тварей в эфирную слякоть. Он шагнул вперёд, безразличный к их клинкам, и его металлические ноги погрузились в месиво варп-материи, что пятнала красный цвет его корпуса. Земля снова зашлась ходуном, да так сильно, что компенсаторы в суставах ненадолго заело. Труп воина корчился в амниотической жидкости, открывая и закрывая рот; он пытался различить хоть какие-то данные на виртуальном экране. Он видел/ощущал неприятеля повсюду — слишком много врагов, они подбирались к его корпусу со всех сторон. Казалось, каждое сотрясение Королевского тракта рождает всё больше этих тварей. «Братья, — подумал он. — Братья, ко мне». Но слова застряли где-то между мозгом и вокс-динамиками, и в результате вышел только яростный рёв. Однако они пришли. Несколько братьев отогнали тварей от его корпуса и дали время на то, чтобы восстановить контроль над оболочкой. Сердце наполнилось признательностью — сильнейшее чувство из всех, что он ощущал за последние дни. Труп вздрогнул. Его губы задвигались. — ''Я благодарен вам,'' — произнёс за него дредноут, но, говоря это, он уже снова сражался, и пока его корпус отбрасывал последних атакующих противников, он уже разворачивался, чтобы встретить лицом к лицу новых врагов. Ангелов неумолимо оттесняли, круг защитников сужался с каждой потерянной жизнью. Они сгрудились вокруг запаса патронов и оружия, когда вокс затрещал непрерывным потоком сообщений от других отрядов, оставшихся, чтобы сражаться и умереть. Орион смотрел сквозь подъёмные ворота, где титаны Легио Игнатум собрались, чтобы защищать проход от богомашин магистра войны. Его зрение представляло собой многоуровневый виртуальный экран, с помощью которого в мозг транслировались данные пикт-линз, эхолокатора и импульсы ауспик-сканера. Он вспыхивал каскадами ощущений всякий раз, как в пустоши падал титан. И сейчас экран вспыхнул невообразимо ярко, когда что-то ударило в подъёмные ворота с другой стороны. Что-то, что не должно было здесь находиться, что-то, что прокладывало себе путь, а его шкура пылала неестественным пламенем. Орион дрался на Сигнусе-Прайм. К началу той кампании он был мёртв и похоронен в этом гробу уже почти столетие, и в перерывах между битвами его пробуждали к жизни крайне редко — но он был на поверхности Сигнуса-Прайм, когда легион постиг первые горестные истины о войне Хоруса. Он уже знал, что происходит, пока топор прорубал подъёмные ворота, и мгновенно узнал демона, который показался следом за адским оружием. Вокс разрывался от изумлённых, предостерегающих, непокорных голосов сотен воинов, и все они повторяли одно и то же имя. — ''Ка'Бандха,'' — прозвучало из вокс-динамиков дредноута вслед невысказанной мысли Ориона. Труп вздрогнул. Боевая машина подняла орудия и открыла огонь. Он стал первым Ангелом, которого убил демон. Топор ударил его с такой силой, что разрубил корпус, и дредноут рухнул на мрамор Королевского тракта. Когда оболочке пришёл конец и на мостовую потекли масло и жидкость из искусственной утробы, сквозь трещины в броне показался труп. Системы жизнеобеспечения в его разрушенном гробу перестали работать, без них изуродованное тело могло только беспомощно подёргиваться; открытый воздух жёг его, как кислота. Орион умирал почти минуту, впервые за столетие глядя в небо собственными глазами и давясь воздухом, которым он не мог больше дышать. Его смерть технически могла считаться мертворождением, потому как он скончался при рождении, наполовину выброшенный из своей искусственной матки-гроба. Таковы уж чудеса имперской технологии. Демон выпивал жизнь из всех, кого убивал. Вокруг его головы кружили души — нимб, видимый каждому из его рода, корона, вызывавшая зависть. С каждым ударом топора он отнимал жизнь ангела и чувствовал, как его тело распирает от новообретённой силы. Души самых героических Кровавых Ангелов бились в его ауре и, распадаясь, становились частью его самого. Бич чувствовал, как рассыпаются в пыль их сознания и пустоту его естества наполняют их воспоминания. Он вспоминал войны с чужаками, в которых никогда не сражался. Помнил почести, которых не заслужил. Он пылал — даже, можно сказать, дымился — праведным гневом живого оружия человечества. Шаг за шагом Ка'Бандха вершил свою месть легиону, который видел его поверженным несколько земных лет назад. В своём прожорливом бешенстве он жаждал их жизней. Он не мог покорить Вечность, не вернув себе полную силу. Он сокрушал ангелов голыми руками, сжимая их, пока раздавленное мясо не начинало лезть из трещин в керамите. Он растирал копытами по земле раненых, которые в последние секунды жизни всё ещё надеялись прикончить его болтерным огнём. Он убивал с каждым шагом, не просто поглощая души, но глотая целиком тех ангелов, которые в приступе дурацкой храбрости подбирались к нему слишком близко. Некоторым хватало ума держаться подальше, но и до них дотягивалась плеть и, захлёстывая в кольца, подтаскивала ближе к нетерпеливо сжимавшимся когтям. Крылья уплотнялись, становились сильнее. Когти твердели, и Бичу больше не казалось, что они сломаются при первой же попытке их во что-то запустить. Он слизнул кровь с пальцев и ладоней, наслаждаясь вкусом предсмертного отчаяния воина, которого убил последним. Звали смертного Арманд. Шестьдесят лет доблестной службы — не только империи невежественного человечества, но и Кровавому богу, которому, сам того не зная, служит каждый воин. Как они могли этого не знать? Всякая капля крови питала Отца Войны. Где, как не здесь, они могли просто поднять головы и увидеть лица, зубы, улыбки, что заполняли бурлящие небеса от горизонта до горизонта! Все их здешние деяния питали Пантеон. Даже если они победят, они проиграют. Впоследствии о битве за Санктум Империалис расскажут легенды — и, как во всех таких историях, в них смешаются правда и ложь. Зефон услышит множество историй — во времена, когда у IX легиона останется только память об отце. Он услышит рассказы о том, как Великий Ангел защищал врата Вечности, и будет знать, что в них правда, что — миф, обязанный своим существованием идеализму, а что — пропаганда, служащая целям рассказчика. Лишь изредка он возвысит голос, чтобы подтвердить что-то или опровергнуть, что бы ни говорилось в истории. Намного чаще он будет терпеливо слушать и запоминать эти новые рассказы и недосказанности. Потом, когда настанет время, он отправится на покой в стазисный склеп на борту боевой баржи ''«Инвиктрикс»''. В стазисе не видят снов, но в годы, последовавшие за войной, Зефону они будут сниться постоянно. В этих видениях услышанные им рассказы станут смешиваться с истинными воспоминаниями, балансируя на грани между правдой и вымыслом. После пробуждения он, разумеется, прогонит эти нежеланные отголоски сна, но с годами это будет всё труднее. Зефон очень мягко поправит рассказчика лишь в одном случае — если тот скажет, что Сангвиний выжидал. Он будет частенько слышать такое вперемешку с историями о том, как Великий Ангел бросил вызов всей орде магистра войны в одиночку, — что звучит великолепно, но вместе с тем неправдоподобно и невероятно. С тихим рычанием сервоприводов чёрной брони он подастся вперёд и скажет, что нет, Великий Ангел не стоял перед вратами Вечности и не смотрел, как Бич Девятого Рода прокладывал себе путь по Королевскому тракту. После такого рассказчики неизбежно становятся слушателями. Вот и его собеседники яро возжелают узнать, что же всё-таки произошло, от того, кто сражался рядом с Великим Ангелом. Зефон обычно предоставит слово кому-нибудь, кто знает правду, и лишь в редчайших случаях он сам разъяснит истинное положение вещей. «Что, — спросят слушатели, — случилось на самом деле?» И Зефон скажет: — Схватка была быстрой. В этом старые легенды не лгут. Человек и демон нанесли друг другу едва ли пять ударов. Но тварь, о которой мы говорим, пришла не за нашим отцом. Его имя не Бич Великого Ангела, он — Бич Девятого Рода. Он пришёл за нами. Зефон сделал шаг назад, отбросил пустой пистолет и выхватил болтер из рук павшего брата. Он быстро оглянулся на Архана Лэнда, который ковылял к Санктуму в потоке раненых солдат и ополченцев. Снова повернувшись к тракту, он открыл огонь поверх голов отступавших братьев, целясь в Пожирателей Миров, что преследовали их по пятам. На баррикадах перед вратами Вечности находились сотни Кровавых Ангелов, которые помогали выжившим добираться до Святилища. В воксе непрерывно бубнили, перебивая друг друга, голоса. Те, кто был внутри, сообщали о нападениях по всей территории Санктума; те, кто оставался снаружи, твердили одно и то же имя — то, которое Зефон видел в архивных данных о Сигнусе-Прайм. Он не прошёл Сигнус-Прайм. Он тогда сидел на Терре в своём увечном изгнании. На немногих имевшихся пиктах трудно было что-либо разглядеть из-за эфирных помех. Крылатые силуэты. Отрывки аудиозаписей, на которых какое-то существо рычало угрозы, хлопая громадными крыльями. Из таких отрывков и рождаются легенды. И всё же он узнал демона, как только увидел резню, которую тот устроил на Королевском тракте. Чудовище охотилось на Кровавых Ангелов, и только они падали под ударами его топора. На людей демон не обращал внимания — те спасались бегством или становились жертвами воющих тварей из свиты монстра. Кустодии требовали закрыть врата Вечности, а Зефону по должности не полагалось соглашаться или противоречить. Он услышал среди других голос Диоклетиана и на секунду снова оказался в Паутине, сражаясь с ордами нерождённых вместе с Арханом Лэндом, Коросом и кустодиями, когда пало Безумие Магнуса. — Нет, — произнёс рядом с ним Великий Ангел. Сангвиний взмахнул мечом, отрясая с клинка кровь демонов. Примарх обращался не только к Зефону, он говорил с каждым Кровавым Ангелом в пределах слышимости и с каждым кустодием в зоне действия вокса. — Держите врата открытыми так долго, как только сможете. Я с ним разберусь. Пообещав это, Сангвиний взмыл в небеса. Меж зубами скрипел керамит, перемолотый и перетёртый так, чтобы его можно было проглотить. Каждый кусочек бронированного мяса имел особый вкус плоти IX легиона. Каждая смерть пресекала множество путей. Этот воин не добьётся первенства. Этот легионер не будет более убивать божьих детей. Этот офицер не станет героем. Пантеон, ненадолго и ненакрепко единый, упивался этими прерванными судьбами, но Ка'Бандху они не заботили. Для демона добытые души и пролитая кровь Ангелов служили платой за искупление. Дворы четырёх богов многое позаимствовали у древней терранской аристократии. После Сигнуса Ка'Бандха приполз к подножию Трона из Черепов, раненый и намеренный вынести все насмешки бога войны. Он мог выдержать злорадство сородичей, отмечая тех, кто громче прочих хохотал в тени создателя, и запоминая их имена, чтобы расправиться с ними, когда пройдёт время позора. Каждый смешок, каждая ухмылка только подзадоривали его. Но он не был готов к презрению. Повелитель не высмеял его, подобно своим придворным. Он не набросился на него в гневе, как это случилось с Бескрылым, с изгнанником Скарбрандом, посмевшим в глупости своей поднять топор на самого Кровавого бога. Облачённый в рунический доспех Кхорн, чья голова упиралась в окованные цепями небеса, рассматривал своего побеждённого чемпиона, что принёс вонь поражения в его священные владения в самых тёмных безднах варпа. Ни наказаний. Ни насмешек. Ка'Бандха чувствовал, как взгляды прежних прислужников, словно черви, сверлят его распростёртое израненное тело. И там, перед придворными в обличьях тысяч различных тварей и чудовищ, Кровавый бог щелчком бронированных пальцев отринул опозоренного рыцаря. Реальность превратилась в ничто, и когда он снова обрёл форму, двор Медного Повелителя был уже далеко. Ярость, что поддерживала его существование и делала его самим собой, остыла, и нелегко было разжечь её вновь. Он прятался от собственных бывших прихвостней в глухих уголках владений Кровавого бога, где тени сливались с бесформенными эмпиреями. Там, в Смутных Пределах, он питался жалкими душами тех, кто погиб бесславно и чьей смерти никто не заметил. Только милость бога войны могла помочь ему возродиться. Оружие его пропало, броня раскололась, крылья были слишком искалечены, чтобы взлететь. Скрываться от сородичей казалось мудрым — в извращённом, животном смысле. Иногда на него охотились. В Смутные Пределы врывались стаи хищников — те, кто раньше были ему равны, подзуживали своры меньших собратьев. Ка'Бандха прятался от погони, съёжившись в руинах воспоминаний о давно забытых городах-храмах. Он познал вкус унижения. И вместе с ним обрёл новое оружие, которое презирал прежде, когда полагался только на силу своей ярости. Ка'Бандха научился хитрости. Он начал охотиться на охотников. Сначала он рыскал по воспоминаниям об умерших цивилизациях и ловил слабейших из своего племени. Раньше он постыдился бы поглощать мелких демонов — всё равно как человек постыдился бы драться с бродячей собакой за голую кость. Но после поражения на Сигнусе он стал так слаб, что даже эта скудная пища постепенно восстанавливала его силы. Прошло безвременье — в тех местах время было всего лишь сказкой, которую рассказывали друг другу существа, не имевшие о нём представления. Ка'Бандха питал остатки своей силы и подбирал оружие, потерянное добычей. Это медленное обновление стало смыслом его существования. Он прошёл долгий путь ко двору своего создателя, стараясь никому не попадаться на глаза, таясь на окраинах и в тёмных углах истерзанного войной царства Кхорна. Бывшие приспешники и равные — хотя, по правде, многие из них обладали большей силой, чем он, — глумились и угрожали, когда он встал перед троном того, кому прежде служил как чемпион. Доспех его в тот день состоял из разрозненных пластин, которые он снял с убитых демонов, — и хотя это были жалкие трофеи, Ка'Бандха бросил к подножию трона клинки и черепа тех, кто охотился на него в Смутных Пределах. Он пришёл не пресмыкаясь, словно жалкий неудачник, но со смирением охотника, выжженным в его сердце. Демон не ждал второго шанса и не просил о нём. Он требовал. '''''— Я стерпел позор и выучил горький урок. Теперь позволь мне искупить свою ошибку или убей меня, ибо я по горло сыт стыдом и не вынесу, если он будет длиться вечность.''''' Кровавый бог выслушал его и дал задание из тех, какие некогда смертные цари поручали своим героям. Пять сотен душ. '''''— Пять сотен душ из рода, что унизил тебя.''''' Это не могло быть испытанием. Он выполнит его за день. Даже за час, если силы восстановятся достаточно быстро. Злобная надежда поднялась в сердце демона. '''''— Пять сотен душ из рода, что унизил тебя, — повторил бог войны, а после добавил: — И ты возьмёшь их в присутствии Ангела Крови.''''' Демон пировал их телами, пил их кровь, как обжора, что заливает в глотку вино, поглощал их жизни, становился сильнее от их смертей. И вскоре побежали даже Кровавые Ангелы — они отступали к вратам Вечности или забирались в свои танки в попытках найти хоть какое-нибудь оружие, способное навредить ему. Но они бежали медленно, слишком медленно. Ка'Бандха был словно сама война, что обрела материальную форму. Тех, кто бежал, он настигал гигантскими скачками или подтаскивал к себе плетью. Те, кто оставался на месте, там и умирали. Он слышал, как они зовут генетического отца — и как же сладостна их сдержанная паника! Как красноречиво эти «сверхлюди», претендующие на бессмертие, молили о помощи своего ангельского принца… Ка'Бандха истреблял легионеров на середине мольбы и чувствовал их боль, терпкую от отчаяния, когда души ангелов смешивались с его сущностью. Демон не вёл счёт убитым так, как это делал бы смертный; он просто знал. Он чувствовал число душ всем своим существом, ибо каждая вливалась в его тело после того, как отлетала от плоти, беспомощная перед силами варпа. Тварь, отъевшаяся до своей прежней мощи, ни на миг не замедлялась и не останавливалась. Когда добыча бежала, он преследовал её; он сбивал врагов с ног и пропарывал топором глубокие траншеи, изливая свой гнев на землю и пожирая целые группы бескрылых ангелов. С его появления прошло всего лишь несколько земных минут, но он уже приблизился к цели. Он ощущал, как создатель смотрит на него с небес и как рьяно, ревниво ненавидят его меньшие собратья-кровопускатели. Ангел, опустившийся перед ним, словно сошёл с полотна художника: распростёртые крылья впечатляли устрашающей красотой, а бледные, невозмутимые черты несли отпечаток воинственной безмятежности. И такой безмятежности было бы легко поверить, если не обращать внимания на ненависть, что горела в прекрасных глазах. Но Ка'Бандху не заботило фальшивое совершенство примархов. Он знал, что в крови его врага течёт страх неудачи, и чувствовал знакомый запах ангельского гнева. Битва сосредоточилась вокруг них, словно само их присутствие притягивало всё вокруг. Кровавых Ангелов, посмевших напасть на владыку демонов, кромсали и утаскивали краснокожие дети Кхорна. Демонов, настолько безрассудных, что они бросались на Великого Ангела, уничтожала фаланга астартес, окруживших примарха. — Демон, — произнёс Сангвиний мягко, будто не веря своим глазам. — Тебе так не терпится умереть во второй раз? Ка'Бандха, для которого мир состоял из ярких мазков жизненной силы и обещаний кровопролития, увидел, что Ангел отягощён усталостью. Он ощутил запах изнеможения, испарявшийся с кожи крылатого врага вместе с потом. И алчущий крови усмехнулся, чувствуя, как рассеивается его тревога. Меж приоткрытых челюстей выскользнул язык и облизнул растрескавшийся обсидиан зубов. По сторонам пасти повисли нити слюны. '''''— Ты устал, Ангелочек Малодушного Бога.''''' Схватка началась на земле. Ангел и демон сошлись клинок с клинком, взмахивая крыльями, чтобы удержать равновесие. — Однажды я уже убил тебя, — прорычал Ангел в звериную морду противника. В ответ Ка'Бандха напряг мускулы глотки и пищевода, поднимая волну из своих переполненных кишок. Демон со смехом изверг поток крови поверженных сынов Сангвиния прямо в лицо их отцу. Ангел вынес боль и унижение, не отступив, чем привёл демона в ещё больший восторг. — Я снова тебя убью, — поклялся Девятый примарх, изо всех сил пытаясь преодолеть сопротивление твари. Кровь с шипением испарялась с его доспехов и лица, скапливалась в уголках губ. Ка'Бандха обнажил зубы, ярость ушла, уступив место насмешливой ухмылке. Тварь ожидала этих слов. Изречённые, они были встречены с радостью. '''''— В своём высокомерии ты ещё думаешь, что дело в нашей с тобой вражде. — Демон расхохотался лающим смехом. Кровавая слюна забрызгала и без того обагрённое лицо Ангела. — О чистейший, тщеславие твоего отца так ярко горит в тебе!''''' Демон не обладал даром читать по человеческим лицам, но черты его противника омрачило что-то похожее на боль — и всё же лик его остался прекрасным. Ка'Бандха запрокинул свою горгулью голову, беззастенчиво готовясь нанести ею удар. Ангел отшатнулся, как и ожидал демон, и Бич использовал эти драгоценные секунды свободы, чтобы размахнуться и снести громадным топором разом и Кровавых Ангелов, и нерождённых, сражавшихся рядом. Он проделал в их рядах широкую просеку, не отличая своих от чужих. Сила влилась в него с болезненной судорогой, и существо развернулось как раз вовремя, чтобы его топор плашмя встретил клинок Ангела. И снова заклятые враги оказались лицом к лицу. — '''''Я здесь не ради тебя.''''' — Пасть демона была создана не для того, чтобы выговаривать человеческие слова, а вид его клыков предопределялся эстетикой насилия, а не ходом эволюции. — '''''Ты ничто. Мимолётный про блеск в огне времён. Ты пешка с милыми крылышками, что мнит себя королём.''''' Сангвиний глядел сосредоточенно, прищурившись от напряжения. Слова пролетали мимо него почти незамеченными, на лице и шее резко выделялись набухшие вены и сухожилия. Глотка Ка'Бандхи, покрытая слоем крови, уже охрипла от людской речи, но ещё больше слов клокотало в пасти с острыми, как ножи, клыками. '''''— Ты научил меня терпению, Ангел Малодушного Бога. Ты показал мне моё место. Я — зверь, который столетия спустя будет пировать останками твоих сынов. Я — рак, который будет разъедать твой род, пока последний из мужей твоей кровной линии не станет прахом на ветру Баалфоры.''''' В клинке примарха отражалось пламя горящего проспекта. — Всякий раз, как ты осмелишься выползти из своей адской тюрьмы, я буду убивать тебя, демон. Ка'Бандха заговорил сквозь стиснутые от напряжения зубы, и от его дыхания несло кровью астартес. Голос монстра истекал злобным сладострастием. '''''— Ты не сможешь защитить своих детей, когда тебя не будет рядом.''''' Под грязью, покрывавшей его лицо, Сангвиний побледнел ещё сильнее. Ка'Бандха заревел и отшвырнул Ангела. Примарх изогнулся в воздухе, избежав топора, но не хлыста. Сильного удара не вышло, плеть обвилась вокруг одного крыла, но демону этого более чем хватило. Ка'Бандха дёрнул за кнутовище и стащил противника вниз, на разломанный мрамор мостовой. Сангвиний упал с нечеловеческой грацией, уже готовый отрезать спутавшую его плеть. Но Ка'Бандхе не было до этого дела. Он бросил плеть и, взмахнув крыльями, прыгнул прямо в центр Королевского тракта, куда лоялисты стянулись в наибольшем числе. Пожиратели Миров и другие полусмертные приспешники магистра войны громко прославляли его. Как будто их хвалы что-то значили для такого существа, как он, в такой момент, как сейчас. Он приземлился в толпе Кровавых Ангелов и принялся похищать их у жизни взмахами своего топора, оглашая воздух рёвом карнозавра, поглощая их души и деяния. Чужие имена, лица и воспоминания насыщали его, угрожали затмить разум — и всё же чудовище убивало, пользуясь каждой драгоценной секундой. «Ещё немного… — В разуме опозоренного чемпиона бушевал ураган беспокойных неприкаянных душ. — Ещё немного…» Дважды Сангвиний налетал на него, рубил и терзал, и дважды демон освобождался от врага, отталкивая его или отбрасывая в сторону. В попытке убежать Ка'Бандха снова взлетел, и в этот раз примарх взвился в воздух вместе с ним. Спустя всего пару секунд они оба рухнули на землю — стройная золотая фигура оседлала огромного демона, неустанно поднимая и опуская свой меч. Демон сшиб Ангела обухом топора, но из глубины его существа уже вновь поднималось отчаяние. Эта схватка развивалась быстрее, чем на Сигнусе-Прайм, — никто не изрекал высоких слов и не стремился покрасоваться мастерством. Противники просто дрались, грубо и жестоко. Поднявшись на ноги, монстр взревел, набросился на ближайших Кровавых Ангелов и принялся раздирать их на куски. Их болтеры плевались в него огнём, мечи вонзались в его плоть, и воины умирали, служа примером бессильного гнева. Ангел ударил исчадие снова, в этот раз с такой силой, что сбил с копыт. Словно охотничий сокол, весь крылья и острые когти, примарх наносил демону удары один за другим, пока тот пытался вырваться. Ка'Бандха прикрыл голову свободной рукой, но слишком поздно. Монстр заворчал, когда серебристое лезвие раскроило его морду до кости, лишив одного глаза. Ему не было больно — демон не испытывал боли в том смысле, в каком испытывают её смертные, — но стыд и ярость жгли не меньше. Ка'Бандха слепо потянулся вперёд и по чистой случайности ухватился за ногу Ангела. Он поднял примарха в воздух, размахнулся и швырнул его в одну из статуй, стоявших вдоль тракта. Тварь даже не повернулась узнать, серьёзно ли ранен Ангел, — она могла думать лишь об одном: она свободна. Бич Девятого Рода убьёт ещё несколько жалких детишек Ангела и доберётся до открытых врат Вечности… И тогда бог войны наградит его, вернёт ему милость… Он взмахнул крыльями, взлетел и метнул свой топор в тёмно-красный «Разящий клинок» IX легиона. Оружие пробило броню и вошло в сердечник танка. Реактор сдетонировал, выбросив столб огня вместе с несколькими новыми душами. «Ещё совсем чуть-чуть…» Демон уклонился от смехотворных лазерных лучей и разошедшихся веером ракет. Не вооружённый ничем, кроме собственных когтей, Ка'Бандха спикировал на ближайших к вратам Кровавых Ангелов. Когтей более чем достаточно. Зефон оказался одним из тех, кого отбросило в волне ломающегося керамита, когда демон расчищал себе путь. Окровавленные крылья, словно рваные знамёна, возвещали о том, что он надвигается на врата Вечности. Когти длиной с копья пробивали красную броню и впивались в лакомую плоть. Каждая вырванная из тела душа убыстряла шаг чудовища, усиливала его натиск. Ему нужны были врата и кровь защитников врат. Тварь не желала биться с Ангелом в небесах, где у Сангвиния было преимущество в ловкости. Легионеры атаковали демона с мечами, что ломались об его шкуру, и открыли по нему болтерный огонь, который отрывал от тела чудовища куски, но ни на йоту не замедлял поступь. Тварь когтила, и рвала, и давила, и выкручивала. Трещал керамит, лилась кровь. И ни на секунду демон не отводил взгляд от защитников Вечности. Чем занимались танки, титаны и примархи, значения не имело. Существовал только этот последний шанс. Зефон обхватил рукоять меча двумя руками и нанёс мощный удар по голени существа — всё равно что пытаться пробить скалу. Генератор в рукояти засбоил, заискрил и выключился. На протяжении следующих двух секунд Зефон провёл ещё одну, столь же бесполезную атаку и полетел в сторону от шлепка одного из необъятных крыльев. Он покатился по широкой верхней ступени Королевского тракта и остановился вблизи от края. Одна из глазных линз разбилась. Ретинальный дисплей верещал, предупреждая о повреждениях доспеха и мышц. «Будто я сам не знаю…» Воин с трудом поднялся на ноги и подобрал валяющийся неподалёку меч, готовый снова бессмысленно броситься на чудовище вместе с другими братьями. Сангвиний упал на демона с неба, словно молния из золота и серебра. Тварь старалась не обращать внимания, но потом — после нескольких ран, полученных от клинка Ангела, — монстр вынужден был замедлить своё продвижение, выплеснув свою боль и разочарование в очередном громовом рыке. Он попытался схватить примарха когтями, не для того, чтобы растерзать, но чтобы стянуть того на землю. С третьей попытки демон всё-таки вцепился в Сангвиния и швырнул себе под ноги, на надтреснутый мрамор. Никогда ещё Зефон не видел, чтобы два создания столь неимоверного величия и мощи опустились до такой исступлённой драки. Они покатились по верхней площадке тракта, по бесценному иномирному камню, тыкая друг другу пальцами в глаза и молотя кулаками по броне. Каждый раз, когда Великий Ангел вырывался на свободу, противник затягивал его обратно в драку. Когда демон снова устремлялся к вратам Вечности, Сангвиний в мгновение ока набрасывался на него — как белокрылый сокол, он кружил вокруг твари, осыпая её серебряными ударами. Рёв Ка'Бандхи превратился в вой, а вой — в звериные взрывы ярости и боли. Демон потерял глаз — Зефон видел, как Великий Ангел раздавил его в кулаке и отбросил оставшуюся слизь. Несущий Печаль вместе с несколькими братьями подбежал к примарху, но Сангвиний напряжённым голосом через вокс наказал им держаться подальше. ''— Пожиратели Миров, — прошипел он. — Задержите их.'' Демон и Ангел вцепились друг другу в глотки: демон пытался задушить противника, Ангел же схватил врага за шею только для того, чтобы колотить его затылком о мрамор. Сангвиний, лицо которого потемнело от удушья, а с зубов свисали нити слюны, вздёргивал голову демона и с силой толкал вниз, снова и снова, ещё и ещё. Мрамор под черепом Ка'Бандхи сначала треснул, потом и вовсе разбился. Камень поддался, и, хотя того же нельзя было сказать о голове чудовища, этого оказалось достаточно: хватка кошмарных когтей ослабела на один долгий миг, и Ангел сумел освободиться. Зефон увидел, как его повелитель взмыл в небо. Возможно, демон уже не мог оставить в покое своего врага, или он был слишком уязвлён для этого, или обезумел от крови. Ка'Бандха погнался за примархом, и зловонная жижа струилась из раненых крыльев. Позже он пожалеет об этом. Позже демон поймёт, что упустил последний шанс на ускользающую победу в миг, когда прекратил охоту на души IX легиона и позволил ярости и страху затмить разум. Позже это будет уже неважно. Зефону, по счастью, удалось увидеть, чем закончился поединок. Он смотрел, как Сангвиний спускается с небес, а демон взлетает ему навстречу. У примарха остались и копьё, и меч, и Ангел с надсадным криком метнул Телесто. Копьё попало демону в грудь и, пробив броню с плотью, погрузилось в тело, словно там ему и было место. С земли раздались громовые крики радости, и среди них звучал голос Зефона. Демон заревел от негодования, точно загнанный зверь. Он наконец получил серьёзную рану и теперь лихорадочно пытался взлететь выше, почти напуганный, но жаждущий добраться до своего мучителя. И Сангвиний дал раненой твари то, чего та желала. Зефон увидел, как примарх прижал к спине белые крылья и сам подлетел к демону. Пока чудовище с трудом набирало высоту, Ангел увернулся от тянущихся к нему когтей и нанёс удар сзади, настолько мощный, будто гнев самого Императора придал ему сил. Он всадил меч между дьявольских крыльев. Клинок до рукояти вошёл в позвоночник демона, раздробив его, и вырвался из нагрудной пластины Ка'Бандхи. Остриё шипело от дыма украденных душ, засочившихся из раны, и монстр завис в воздухе на лишнее мгновение, словно отрицая законы реальности. Бич Девятого Рода поперхнулся, и месиво непереваренных душ хлынуло из отверстых челюстей. Ка'Бандха наконец рухнул. Кошмарная тварь врезалась в стену Санктума и сползла по ней, оставив за собой след из демонической крови. Её крылья поникли, конечности не шевелились. Всё это время Сангвиний не отлетал от тела, одной рукой удерживая демона за шею, а другой — за рукоять меча, торчавшую из позвоночника врага. Примарх мог бы отпустить чудовище. Зефон думал об этом все последующие дни, годы, десятилетия, когда уже носил чёрное и сражался за Империум, которого больше не понимал. Сангвиний мог просто позволить демону упасть, рухнуть на землю у врат Вечности. Но Ангел закричал, вложив в свой крик не меньше ярости, чем если бы тот вышел из глотки демона, и швырнул умирающее чудовище на середину Королевского тракта. Труп приземлился в гуще надвигавшейся орды и безвольно покатился вниз по мраморным ступеням — будто павший монумент поражению, что потерпела сама ярость. В последний раз Зефон видел Ка'Бандху, когда на того накинулись шайки меньших демонов, обдирая мясо с трупа. В этом зрелище не было ни утешения, ни воздаяния — слишком уж оно походило на старые ритуалы IX легиона, а Несущий Печаль не хотел признавать ни малейшего сходства между его родом и этим племенем. Сангвиний опустился на землю у врат Вечности и припал на колено от слабости. Его лицо скрыли платиновые волосы, загрязнённые потёками крови. Сердце в груди билось неправильно — то чересчур сильно и быстро, то, напротив, слабо и медленно. Примарх чувствовал на плечах вес каждого часа войны. Слишком много накопилось этих часов, они сгустили его кровь, заполонили ум. Он нужен везде и должен делать всё одновременно. Он старался, он делал что мог, час за часом, день за днём, неделю за неделей. Но этого всегда недостаточно. Им всегда нужно ещё. И он хотел, он правда хотел всё им отдать… Орда увидела его слабость и ринулась к вратам Вечности. Предатели и демонические твари хлынули вперёд единодушно, покатились приливной волной. Вокруг примарха сплотились ближайшие Кровавые Ангелы, окружили керамитовым кольцом, заслонили своими телами, давая повелителю столь необходимое время, чтобы восстать снова. Он слышал, как его сыновья бьются и как умирают, отдавая свои жизни, чтобы продлить его существование. Сангвиний вцепился в рукоять брошенного меча, и встал, и вступил в битву — на земле, пока натруженные мышцы спины сводило судорогой от окровавленных крыльев. Сзади послышался грохот закрывавшихся без его приказа врат Вечности. Примарх почти касался створок — те двигались с помощью устройств, которые никто никогда не проверял. Вокс разрывался от голосов кустодиев, которые требовали, чтобы он отступил в Санктум, умоляли его помочь с очищением последней крепости от врагов. «Ангел нужен Императору», — сказали они. Врата должны быть закрыты. Враги внутри Святилища превосходят их числом. Все прочие голоса перекрыл голос Диоклетиана. Последний трибун приказал Ярчайшему отступить, словно примарх был обычным солдатом, а не сыном самого Императора. Сангвиний смотрел на битву, развернувшуюся на всём протяжении Королевского тракта: тысячи его сынов ещё сражались на мраморных ступенях, тысячи оставались на Дельфийской стене. Солдаты Имперской Армии. Титаны Легио Игнатум. И его собственные Кровавые Ангелы. Десятки тысяч душ. Столь немногие добрались до Санктума — и всё же земля дрожала под запорными механизмами врат Вечности, принявшими решение за него. Пожиратели Миров лаяли, и выли, и умирали у его ног за то, что осмелились помыслить, будто могут прикончить его. Нерождённые распадались и исчезали под его мечом. Врата продолжали движение, их двойные створки — каждая высотой с жилой шпиль — с тектоническим скрежетом медленно закрывались. Эти механизмы ещё никогда прежде не включали. Сангвиний отступил. Шаг, другой — не бегство, но отступление с боем, и оно привело его в тень смыкающейся Вечности. Кровавые Ангелы, что находились рядом, отходили вместе с ним и оставили господина только тогда, когда он приказал бежать и помочь тем, кто борется с нерождёнными в Санктуме. — Всё кончено, — выдохнул примарх. Вот так и кончился мир — с грохотом закрывающихся дверей. Великий Ангел стоял в сгущающейся тени, наблюдая за тысячами врагов, бегущих к вратам. Слишком поздно, они уже не успевали. Мрамор Королевского тракта сотрясал шагами титан, одинокая «Гончая». Неровная поступь кричала об изношенных стабилизаторах, а клубы пара, вырывавшиеся из вентиляционных отверстий, обещали скорую детонацию реактора, если его немедленно не отрегулировать. В своём стремительном собачьем беге богомашина крушила под ногами воинов обеих враждующих сторон, не заботясь о последствиях. Она пригнулась и помчалась по парадной лестнице ещё быстрее, пошатываясь, но не сбиваясь с темпа. Пластины брони носили на себе чёрный и потёртый красный цвета Легио Аудакс. На корпусе значилось имя: ''«Хиндара»''. И в этот момент Сангвиний осознал, зачем титан бежит. «Гончая» остановилась невдалеке от врат, вогнала в суставы стабилизаторы и выпустила «медвежьи когти». Гарпун ударил в створки со звоном похоронного колокола. Хорошее вышло попадание: когти пробили многослойную броню и вонзились в гравированное изображение Императора. Цепь натянулась с тем же звуком, с каким щёлкала плеть Ка'Бандхи, и ''«Хиндара»'' включила задний ход. Левая створка врат прогнулась; теперь она закрывалась медленнее по сравнению с правой. «Гончая», натужась, тянула за свой конец цепи. У её ног торжествующе кричали воины орды. Ангел взлетел на истрёпанных крыльях — он оборвёт цепь, у него есть время, ''время ещё есть'', — но тут один за другим раздались ещё несколько громоподобных ударов — это в цель впивались другие гарпуны. Шакалы Аудакс явились всей стаей, целой манипулой, и все их копья пронзили одну и ту же дверь. Титаны подступили к жертве с уродливой волчьей гармонией, и цепи их натянулись до предела. Створки замедлились. Остановились. Пять цепей. Он мог оборвать все эти пять цепей. Он… …поднял светлые глаза и увидел пылающую звезду, что неслась вниз с укрытого варпом неба. Крылатую звезду, что голосом брата ревела его имя. ''Ка'Бандха на воле'' == '''ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ЧЕТВЁРТАЯ. Последние секунды жизни''' ==''Вулкан'' Он лежал на мосту из призрачной кости, мучимый болью от сломанного позвоночника, повернув голову в ту сторону, куда упал молот. Рука всё ещё сжимала рукоятку, хотя оружие отделял от него добрый десяток метров. Из отрубленного запястья вытекала струйка крови. Вулкану уже приходилось умирать. Боль угасания была знакомой — нежеланной, но и не страшной. Однако само ощущение, что его «я» удаляется по тёмному туннелю и память начинает растворяться… Да. Это никогда не перестанет ужасать. — '''''Отважная попытка,''''' — похвалил демон. Он шевельнул крыльями, самодовольный, как павлин, и гордый тем, что оказался способен на братоубийство. Сердце Вулкана останавливалось. Дыхание замедлялось вместе с ним, становилось поверхностным, неглубоким; каждый вдох давался с трудом, но, как ни странно, ещё труднее было выдохнуть. Он решил, что в какой-то момент успел закрыть глаза, но на самом деле свет померк от кислородного голодания. Магнус ещё что-то сказал, но Вулкан был уже слишком далеко и услышал только поток бессмысленных звуков. Потом ничего не стало. Он ударился о призрачную кость с такой силой, что треснул череп, и почувствовал, как по лицу зазмеилась обжигающе-красная трещина. Руки и ноги его дрожали, пока он вставал, опираясь на молот, как на костыль. Из сломанной челюсти выплеснулась кровь, и Вулкан сплюнул жизненную влагу на мост. Даже не прикасаясь к голове, он знал, что сквозь рану на лице видна кость. Прохладный воздух был как лёд. Чуть поодаль на мосту тяжело дышал Магнус, и каждый его выдох сопровождался рычанием. — '''''Забавно,''''' — проворчал владыка-демон, хотя, судя по голосу, его всё происходящее вовсе не забавляло. Вулкан сделал три неверных шага вперёд, занося молот для удара. Однако подойти ближе ему не удалось. С громовым раскатом Магнус ударил крыльями воздух, и могучий порыв ветра снова опрокинул Прометейца на мост. Он не мог добраться до молота — и всё-таки примарх пополз к нему, зная, что не доползёт, но попытаться должен. Серповидное лезвие Клинка Ан-Нунурты вошло Вулкану между лопаток, пронзив хребет с неописуемым треском. Он не мог дышать, не мог двигаться, хотя старался изо всех сил. Владыка Змиев скрёб пальцами по призрачной кости, пытаясь уползти от оружия, что пригвоздило его к мосту. Всё стало серым. А потом наступила тьма. И мир перевернулся. Вулкан уронил окровавленный молот. Слизь, что служила Магнусу кровью, кипела на силовом поле оружия, пузырилась и испарялась. Она воняла чем-то, что давно умерло, но всё же каким-то образом продолжало двигаться. «Так вот что течёт в твоих жилах, — подумал Владыка Змиев, глядя на брата. — Эта вонь… Эта мерзость… Как ты не чувствуешь?» Демон прижал когтистую лапу к груди, где алая кожа почернела от удара Урдракула. Из пасти свисали нити слюны, цветом и густотой напоминавшей болотную воду. В единственном глазу чудовища пылало пламя негодования, пришедшего на смену остаткам веселья. Не в силах более оставаться на ногах, Вулкан упал на колени. Нанесённые ему раны были шедевром мясницкого искусства. Он рухнул, обессиленный, и призрачная кость порозовела от крови. Магнус встал над ним. Болотная слюна брызнула в глаза Прометейца. Он чувствовал, как кровь подступает к горлу, но не мог повернуть голову и откашляться. Примарх начал задыхаться. Над ним возникла птичья лапа Алого Короля. Вулкан видел, как на ней извиваются мельчайшие варп-паразиты, как между перепончатыми когтистыми пальцами демона пируют червеобразные твари. Потом когти опустились, и ничего не стало. Вулкан отшатнулся. Его окровавленная кожа лоснилась от пота, прижатая к горлу рука не могла остановить поток крови, хлеставший на нагрудник. Магнус зарычал, звериный в своём гневе, и его единственный глаз покраснел от разбухших капилляров. Для создания, которое не нуждалось в дыхании, Алый Король дышал тяжело. Его грудь поднималась и опускалась, как меха; на ярко-красной коже поблёскивали бусины влаги. Из ран на торсе сочились струйки психоорганической жидкости, что текла по его венам. — '''''Хватит!''''' — крикнул демон. — '''''Довольно!''''' Силы оставили Вулкана вместе с хлынувшим изо рта алым потоком. Магнус внезапно стал выше, и Прометеец не сразу понял, что стоит на коленях. В этот раз сознание ускользало быстро. — '''''Довольно, брат,''''' — прошипел демон. С последним словом мир потемнел, и ничего не стало. Магнус отступил, выплюнув что-то на тизканском диалекте языка Просперо — свистящую мантру, которая могла оказаться как заклинанием, так и ругательством. Слова демона заставили призрачную кость под их ногами измениться — древний материал расцвёл пурпурными кристаллами, которые, в свою очередь, треснули, породив на свет множество диковинных насекомых. И эти членистоногие превратились в клёклую массу под ногами Вулкана, когда тот вновь двинулся на брата. '''''— Я вижу за тобой его тень, — бросил Магнус. — Вижу, как он дёргает тебя за ниточки, разыгрывая спектакль твоих смертей и воскресений.''''' Вулкан ничего не ответил: он ничего не мог ответить. Все клетки его тела одновременно воспламенились, их генетическая информация в один миг изменилась и придала им способность к самовозгоранию. Примарх сделал ещё пять шагов, всё медленнее и медленнее — живой факел, охваченный неестественным белым огнём. На шестом он упал, распадаясь, рассыпаясь углями в пламени. Это была одна из самых болезненных смертей, что испытал Владыка Змиев, и не кричал он даже не из-за своей нечеловеческой стойкости — просто его лёгкие и голосовые связки сгорели. И наконец, пришла тьма. О счастье, наконец-то ничего не стало. Он смотрел, как колдун появляется из тумана и ступает на мост с видом безумного отчаяния, пахнущего паникой. Демон истекал кровью, его кожа утратила цвет от повреждений; казалось, с каждым разом он восстанавливался всё медленнее. Всякий раз, когда Магнус пытался бежать, он исчезал в дымке Паутины — и возвращался секундой позже, крича от разочарования. Снова и снова существо взлетало в туман только для того, чтобы опять возникнуть над мостом. Сейчас он спускался, глядя на молот в руках брата с необычным для себя опасением. Вулкан атаковал раненое чудовище, отбил в сторону хопеш Магнуса и обрушил на бедро демона драконоголовый молот. Неживая плоть разошлась под навершием оружия совсем не так, как настоящая, и существо отступило с воплем, похожим на ослиный рёв. Прометеец услышал в этом крике боль; более того, он услышал страдание. Невидимые нити энергии, тянувшиеся отсюда к Тронному залу Императора, вибрировали, истончаясь. Вулкан чувствовал, как воля Магнуса слабеет. Сгорбившись и обливаясь слюной изо рта, Алый Король глядел на него с неприкрытой ненавистью. '''''— Задай себе вопрос, брат. Спроси себя, почему мы решили восстать? Почему мы разожгли в Галактике огонь войны?''''' Вулкан продолжал надвигаться в тишине. Рык демона был полон усталости и муки. Словам примарха-колдуна недоставало даже той силы ненависти, что пламенела в его взгляде. '''''— Сколько ещё раз мне нужно тебя убить?''''' По выражению лица отступника Вулкан понял, что Магнус не ожидал ответа, хотя и жаждал его получить. В молчании он прошёл последние шаги, гадая, как всё произойдёт на этот раз. Алый Король лишил брата дыхания, превратив воздух в лёгких Прометейца в янтарь. Второе заклинание запечатало губы жертвы, сплавив их вместе телотворческой магией. Колдун пристально смотрел, как Вулкан задыхается на мосту из призрачной кости, и лишь когда стихли посмертные судороги, он отошёл от тела. Для самого Восемнадцатого примарха последние минуты стали удушливо-красными. Затем пришла пульсирующая чернота, а потом снова ничего не стало. Магнус отступал со сломанным клинком в руке, словно боялся отбросить его в сторону. '''''— Плану отца никогда не суждено осуществиться. Даже ты должен был это понять, пройдя свой путь в этом мире между мирами.''''' — Не убеждай меня, Магнус. Это казнь, а не суд. Вулкан атаковал — и замер на месте. Конечности отказались повиноваться. Он стоял, даже не одеревеневший, а полностью обездвиженный, в ступоре столь полном, что не чувствовал, как бьётся его сердце, не ощущал молот в собственной руке. Все сенсорные пути между мозгом и телом оказались разорваны. Магнус, на вид измождённый до предела, шагнул вперёд. Он взмахнул своим сломанным мечом — и тело Вулкана рухнуло, а голова откатилась в сторону. Магнус взвыл и отшатнулся, прикрывая одной громадной рукой разбитое лицо, а другой, вытянутой, удерживая кинетический барьер. Колдун больше не шипел дерзости, но вызов по-прежнему ясно читался у него на лице. С одной стороны его череп — или то, что служило ему костной структурой, — исказился от последнего удара драконоголового молота. Удар, который мог бы уничтожить «Лэндрейдер», оставил всего лишь вмятину на голове Алого Короля. '''''— Ты не знаешь, — выдохнул отступник, — почему сражаешься.''''' Вулкан подбежал и взмахнул молотом, зарычав от усилия. На одиннадцатом ударе он почувствовал, что кинетический барьер дрогнул и ослабел. На девятнадцатом преграда лопнула. Высвободилось столько энергии, что по мосту из призрачной кости разбежалась паутина новых трещин. В последний момент Магнус отклонил молот отчаянным телекинетическим толчком. '''''— Ты даже не понимаешь, за что сражаешься!''''' Вулкан неустанно теснил демона, заставляя того бесконечно отступать и тратить энергию. Каждый выпад исчадию приходилось отражать телекинетическим противодействием. Последний достиг цели, сломав один из декоративных бивней на нагруднике Алого Короля. Магнус вскрикнул, его эфирное тело раздулось. Разразившись оглушительной силы рёвом, он снёс брата с моста, швырнув в безжизненный туман. Пока Вулкан падал, смех Циклопа, резкий и натужный, становился всё тише. Потом пришла неизменная, неподвижная бесконечность золотого тумана. За ней — тьма. А после ничего не стало. Сожжение. Обезглавливание. Удушение. Потеря крови. Электрошок. Распыление. Свежевание. Алхимическая трансмутация. Неконтролируемое разрастание клеток, из-за которого в теле Вулкана появилось столько злокачественных опухолей, что он умер за считаные секунды. Всякий раз была боль, да такая, что смертный давно потерял бы рассудок; боль, способная свести с ума даже вечного. И случались минуты — годы, — когда мысли Вулкана становились такими хрупкими, что, казалось, ещё немного — и они разлетятся на части. Ниспосланный ему дар не проявлял милосердия к его разуму. Но Прометеец был рождён, чтобы вынести всё. Его создали — по собственному замыслу отца или под влиянием таинственных сил, вмешавшихся в процесс, — чтобы вынести то, что не смог бы вынести никто другой. Всегда была боль. Потом тьма. Потом ничто. А потом, после ничего, возникали мост из призрачной кости, долг перед далёким отцом и молот в руках. Магнус с переломанными крыльями припал на колено. Его лицо превратилось в мешанину из трещин и ран. — '''''Хватит, Вулкан,''''' — выдавил он сквозь сломанную челюсть. — '''''Хватит.''''' Владыка Змиев обошёл поверженное создание. Сузив красные глаза, он наблюдал за врагом в ожидании малейшего движения. Демоническая кровь на молоте примарха дымилась, от неё пахло погребальным костром. Вулкан не верил в беззащитность брата и видел отражение своей осторожности в покрытом красными прожилками глазу Магнуса. — Я чувствую энергии, которые ты вызвал, — сказал Прометеец. — Они истончились и ослабели, но всё ещё вьются вокруг нас. Ты ещё не оставил отца в покое. Он ожидал услышать в ответ смех, но колдун только вздохнул. '''''— Ты имеешь дело с силами, которые не понимаешь. Если ты меня убьёшь, Императору, возможно, станет легче, но ты не освободишь его от Золотого Трона.''''' Голос Вулкана был словно лёд и железо. — И всё же ты умрёшь. '''''— Ну так давай. — Магнус согнулся и подставил голову под карающий удар. — Спаси Императора. Пусть невежество восторжествует над истиной.''''' Вулкан помедлил. — '''''Ты можешь позволить себе ждать, дракончик?''''' — Магнус медленно поднял голову. В его взгляде сверкнула именно та насмешка, какую ожидал Вулкан. — '''''Куда подевалась спешка? Где же весь твой праведный гнев?''''' Зная, что это ловушка, и зная, что у него нет иного выбора, Вулкан поднял молот. Когда он опустил оружие, мир перевернулся. В этот раз не было сплошной черноты. Он смотрел на планеты, вращавшиеся в глубокой тьме, планеты всех цветов и условий на поверхности, прекрасные в своей бесконечной сложности. Глядя на очередную планету, Вулкан не видел территорий, городов или ресурсов. Он видел геологическую жемчужину, сферу, созданную законами астрофизики и геоматематическими процессами, которые связали элементы воедино. Каждый сотворённый так мир уникален. Вулкан умел замечать в этом красоту. Примарх летел сквозь пространство, спускаясь к одному из миров, пока тот не превратился в бескрайнюю дикую равнину под голубой дымкой атмосферы. Он сразу узнал этот мир. — Просперо, — произнёс рядом Магнус. Сейчас брат не был демоном. Алый Король обернулся тем же человеком, каким был раньше: красная, потемневшая от солнца кожа, тога из белого шёлка… От него пахло чернилами, хорошим пергаментом и ложью. — Я подумал, что мы могли бы поговорить, — пояснил колдун. — В последний раз. Вулкан напрягся, приготовившись… — Нет, брат. — Магнус показал свои бледно-красные ладони, в которых не было никакого оружия. — Время остановилось. В Лабиринте Древних мы замерли, вцепившись друг другу в глотки, и не решено ещё, кому жить, а кому умереть. Здесь мы существуем между двумя ударами сердца. Вулкан вгляделся в единственный глаз брата. — Я верю тебе. Магнус грустно улыбнулся. — Давненько я не слышал этих слов. Под ними вращался Просперо. Прометеец смотрел на дикие земли необъятного континента и далёкую серебристую искру — Тизку, единственный город на планете. — Так говори. — И ты будешь слушать? Вулкан кивнул. — Хорошо. Вот что ты должен понять, брат. Империум — это небылица, которую мы рассказываем сами себе, чтобы найти смысл в окружающей нас ужасной реальности. Мы говорим друг другу, что это необходимо. Что мы делаем то, что должно быть сделано. Что все другие варианты хуже. Но подумай о том, о чём мы молчим. Наш отец — тиран, и именно ты должен был понять это первым. Империум построен на лжи несостоявшегося бога и жестокости его притязаний. Разве милосердный монарх начал бы крестовый поход? Под властью Императора мы продолжали священную войну, которая полностью высасывала из миров ресурсы и стоила миллиардов жизней. Мы растрачивали чужие судьбы, словно те ничего не стоили, потому только, что один человек убедил нас в необходимости этого. Сколько цивилизаций мы разрушили, Вулкан? Сколько ассимилировали и лишили воли к жизни, заменив их устремления конформизмом? Сколько знаний мы уничтожили, потому что отец решил, что нам не позволено ими обладать? Вулкан обдумал сказанное. Планета, несмотря на свою относительную астрономическую скорость, вращалась спокойно и даже сонно. Вдруг примарх осознал, что не ранен. На нём были доспехи, но безупречные — не то что жалкие остатки керамита, в которых он бился на мосту. — Вот как он тебя заполучил, верно? — Вулкан знал ответ ещё до того, как задал вопрос. — Та тварь, что забралась в твою душу и отложила там яйца. То существо, которое дёргает тебя за ниточки. Оно обещало тебе знание? Оно убедило тебя, что при Императоре у просвещённости нет будущего? Выражение лица Магнуса ответило лучше любых слов. Длинные красные волосы упали на глаза, и колдун отбросил их нетерпеливым жестом. — Имперская Истина — ложь. Империю, которую мы построили, нельзя реформировать, её можно только уничтожить. С насилия она началась — насилием и закончится. Как ты не понимаешь? Лишь когда мы сметём фигуры с доски, то сможем начать сначала — с открытыми глазами, зная правду о мироздании! — Ты так говоришь, будто это принципиальная позиция, — заметил Вулкан. — Будто это может оправдать то, что сделал Хорус и что сделал ты сам. Алый Король резко повернулся к брату. — Я? Что я должен оправдывать? Всякий раз, когда на меня нападали, я защищался. Всякий раз, когда меня пытались заткнуть, я делал всё, чтобы быть услышанным. Империум осыпал мой легион наказаниями, окутывал нас своим лицемерием, точно погребальным саваном. Мы лишь сопротивлялись. Прометеец встретился взглядами с Циклопом и увидел в его глазу железную уверенность. Всё бесполезно — Вулкан знал это и всё же не смог промолчать. — Посмотри на все ужасы, что вы навлекли на Терру. Эта резня, эти… мутации. Магнус, из-за вас, из-за ''тебя'', человечество исчезнет с лица земли. Ты не можешь всерьёз думать, что делал всё правильно. Даже ты, брат. Даже ты, со всем твоим высокомерием, не можешь верить, будто всему происходящему есть оправдание. — Необходимость оправдывает всё. И так действительно было необходимо. Без этой первичной силы, без этого ''Хаоса'', наступила бы стагнация. Невежество вместо просвещения. Существование вместо жизни. Не я установил законы Вселенной, брат. Истина этой реальности меня не радует. Но я не закрываю на неё глаза. Вулкан посмотрел на оппонента так, словно тот говорил на другом языке. — Необходимость, говоришь? — Магнус кивнул, и Владыка Змиев продолжил: — Кто сказал, что это необходимость? Чуждый бог, который возвысил тебя и теперь требует, чтобы ты истребил собственный род? Магнус сжал зубы, и мир перевернулся… …но совсем чуть-чуть. Мир повернулся настолько, чтобы явить взглядам Тизку, Город Света. Мегаполис белых пирамид и серебряных шпилей горел у них под ногами, подожжённый адским огнём, что изливал на него с небес имперский флот. Золотые суда избранников Императора. Изящные чёрные охотничьи звездолёты Сестёр Безмолвия. Бесчисленные, цвета грозового неба, военные корабли Космических Волков. — Разорение Просперо. — Единственный глаз Магнуса светился убийственной ненавистью. Ненавистью и горем. — Смотри, как наш брат Русс принёс смерть моему родному миру и моему народу. Скажи мне, Вулкан, смог бы ты сдержать гнев, будь это разорение Ноктюрна? Вулкану не нужно было смотреть на орбитальную бомбардировку. Он читал отчёты, видел пикты и видеозаписи, говорил со многими кустодиями, которые принимали участие в наземной операции. Ничего из происходящего здесь ему не хотелось бы пережить во второй раз. — Руссу солгал Хорус. Обманул его, чтобы заставить напасть на тебя. — Я знаю. Это ничего не меняет. — Но должно! Ты так ценишь истину и при этом охотно вверяешь себя человеку, который спланировал смерть Просперо. И когда флот Космических Волков появился в небесах, что ты сделал, Магнус? Разве ты попытался поговорить с Руссом? Разве ты использовал свою силу, чтобы предотвратить нападение? Или ты считал себя таким несчастным и гонимым, что поверил в худшие намерения Императора? Все свидетели утверждают, что ты томился в своей башне и принимал разорение как заслуженную кару, пока не решил наконец сразиться лично в последние часы, когда остановить бойню было уже невозможно. Вулкан указал на смерть, что нисходила из верхних слоёв атмосферы: лазерные удары, десантные капсулы, инверсионные следы снижающихся не так быстро десантных кораблей. — Зачем Императору приказывать уничтожить тебя и весь твой легион? Тебя не поражает масштаб этого недоразумения? В ответ Магнус рассмеялся горьким, булькающим смехом. Он ткнул в противоположную от пылающего города сторону, отчего мир снова перевернулся и исчез. Они вернулись в Паутину, но теперь оба оказались не на затерянном мосту. Они неслись по туннелям с закруглёнными стенами, огибали углы, на которые было больно смотреть человеческому глазу. А впереди летел огненный аватар, что прожигал себе путь сквозь туннели, бездумно разрушая их оболочку из призрачной кости, слепой и глухой к полчищам демонов, наводнявшим Паутину по его следам. — Это сделал я, — сказал Магнус. — Я думал, что отец хотел наказать меня за то, что я уничтожил его Великий Труд. — Пару секунд Циклоп медлил, глядя на заполнявшее туннели воинство нерождённых, словно видел их в первый раз. — Но откуда мне было знать? Он не рассказывал о своём плане. Если бы он сказал мне… Вулкан подавил желание сплюнуть, неожиданно ощутив во рту неприятный привкус. — И снова ты видишь в других самое худшее, снимая с себя всякую вину. Зачем тебе нужно было знать о Великом Труде? Тебя предупредили, что не нужно играть с варпом. Как и нас всех. Но ты не мог устоять. Ты думал, что знаешь больше, что знаешь лучше. Но почему только ты жалуешься, что тебя не поставили в известность о планах отца? Почему Сангвиний не разъярён оттого, что не знал о проекте Паутины? Почему я не злюсь, что меня держали в неведении? Зачем тебе было знать? Глаз Магнуса блеснул отражением горящего образа, что нёсся впереди. Его прежнее «я», на несколько лет моложе, спешило предупредить Императора о предательстве Хоруса. И оставляло за собой осквернённые развалины Паутины. — Если бы я знал правду, я бы никогда не… сделал то, что сделал. Отец должен был сказать мне. Владыка Змиев расхохотался, не в силах поверить своим ушам. — Откуда отцу было знать, что ты нарушишь его единственный приказ? Ты не просто использовал варп вопреки его запрету, ты умножил силу своего псионического сообщения с помощью человеческих жертвоприношений! Никто из нас и подумать не мог, что ты способен на такое варварство! Магнус медленно выдохнул. Красные пальцы сжимали складки тоги. Он произнёс слово силы, и мир перевернулся. Они очутились в Тронном зале. Пылающий аватар материализовался перед учёными и техномагами, помогавшими Императору в его тайной работе. Портал в Паутину распахнулся и засиял болезненным светом — светом, который уже темнел за силуэтами приближавшихся демонов. Присутствовавшие кустодии — их было совсем немного, ибо кто мог предвидеть внезапную гибель мечты Императора? — открыли огонь по огненному призраку. Тот пренебрёг их жалким сопротивлением, как не обратил внимания и на взрывы, которые вызвало в огромной лаборатории его прибытие. Он подлетел к Императору, будто некий дух из религиозных откровений прошлых веков, когда простодушные люди ещё верили в такие вещи. — Я должен был предупредить его, — наблюдая за сценой, проронил Магнус. — Нет, — мягко возразил Вулкан. — Ты ''думал'', что должен был предупредить его. Ты верил в то, во что верил всегда, — что ты знаешь лучше, что ты должен действовать, что ты один понимаешь, как поступить. И пока ты ломился сквозь все преграды, в твоей голове ни разу не промелькнула мысль, что тебя обманули. Колдун искоса взглянул на дракона. — Почему ты говоришь так, будто я какая-то пешка в этой игре? И магистр войны, и Император знают, что я — самая важная фигура на доске для регицида. Вулкана не тронули ни эти слова, ни разворачивавшаяся перед ним катастрофа. Его тон оставался терпеливым, как в дни до войны. — Тобой владеет тщеславие, Магнус. Ты задыхаешься от высокомерия, не в силах понять, что твоё падение — твоих же рук дело. Все остальные, все эти сломленные чудовища Хоруса, по крайней мере, способны увидеть прутья своей клетки. Даже сам Луперкаль, загнанный в угол собственного разума, который теперь служит ульем Пантеону, в глубине души понимает, что им владеет чужая воля. И только ты ещё считаешь себя свободным. Циклоп молча покачал головой. С этим движением мир перевернулся. Они всё ещё находились в Тронном зале, но громадные машины стали темны и недвижимы — их уничтожили неведомые силы, и рабочую обстановку лаборатории сменила воинственность солдатской жизни. Места прозрениям больше не осталось — теперь в сокровенном помещении располагались казармы. Картина казалась ближе к настоящему — так выглядел Тронный зал, когда Вулкан видел его в последний раз. Двое примархов одновременно и присутствовали в этом недавнем прошлом, и наблюдали за ним в своих настоящих воплощениях. Они смотрели на прежних себя у подножия Золотого Трона: Вулкан — непреклонный, но с выражением сострадания на сумрачном лице; Магнус — создание света, сиявшего сквозь все уровни реальности, видимые человеческому глазу. — Здесь, — произнёс Магнус Настоящий, глядя на себя прошлого. — Здесь я сделал выбор. Ты видел, как Император поставил мне последнее условие. Ты слышал, как он пообещал дать мне новый легион, если только я оставлю Хоруса и присоединюсь к вам. Всего несколько недель назад, брат. Скажешь, ты забыл это? Вулкан вздохнул. Он внезапно почувствовал усталость. — Всё было не так, Магнус. Последний незапятнанный осколок твоей души ворвался в Тронный зал и молил о спасении. С тяжёлым сердцем отец отказал тебе. Вот что я видел. Вот что произошло. Смех Магнуса прозвучал резко, словно насмешливый лай. — И ты ещё говоришь, что это я обманут? Вулкан слишком устал, чтобы поддаваться на провокацию. На колкость Магнуса Владыка Змиев ответил со всей серьёзностью: — Эта… сущность, что пронизывает тебя, эта сила Хаоса, которую ты считаешь свободой, не болезнь, которую можно подхватить от прикосновения. Это пласт эмоций, находящийся за гранью реальности, яд, который почти обрёл разум. Он заставляет жертв желать собственной погибели, стремиться к ней. Он расколол твою душу, Магнус. Он опустошил тебя. И он уже присутствовал в твоём легионе, в крови и генетическом коде твоих сынов, в виде Изменения Плоти. Когда ты заключил сделку с Пантеоном, веря, что исцеляешь своих детей, в действительности ты только усилил порчу, скрыл её от чужих глаз, отсрочил неизбежное. Эту сущность… эту силу нельзя вылечить, Магнус. Ты не можешь изгнать её, если гниль уже укоренилась. Как только ты вступил на Путь… твоя судьба предрешена. — Подожди, Вулкан. Подожди. Как такое может быть? Откуда ты узнал всё это? В тишине, что воцарилась после этих слов, Тронный зал начал блёкнуть. Вокруг двоих врагов заклубилась золотистая дымка, в которой то и дело проявлялись фрагменты строений из призрачной кости. Вулкан был неумолим, его голос стал твёрже. — Как Император смог бы верить тебе теперь? Зачем ему предлагать тебе новый легион, не говоря уже о месте рядом с собой? Ты намечтал себе искупление только для того, чтобы было на что обратить свой гнев. Потому что тебе нужно чувствовать, будто ты выбираешь сам, а не принимаешь выбор, сделанный за тебя. Та тварь, что возвысила тебя, никогда не даст тебе увидеть цепи, связывающие тебя с её волей. Теперь туман был везде и сгущался. Магнус почувствовал, как что-то в нём сдвигается, как иллюзию всесилия заменяет ощущение, что его тянут, дёргают, что триллионы нитей вплетены в каждую клетку его тела и что-то тащит за них. — Как?.. — произнёс он слабым, не громче выдоха голосом. Там, где к нему прикасался туман, плоть темнела и вспухала. Над плечами нависла тень истрёпанных крыльев. — Как ты узнал всё это? Вулкан не двигался, не отвечая ни словом, ни жестом. — Кто ты? — вскричал Магнус. Мир перевернулся, и в этот раз не по его колдовской воле. Первый удар молота поверг Алого Короля на мост из призрачной кости. Из разбитой головы демона вырвался магматический поток эктоплазмы. Второй взмах перебил кости крыла, расщепил позвоночник и лопатку под ним. Третий уничтожил правую руку примарха-изменника, превратив её в испаряющуюся слизь. Задыхаясь, Вулкан занёс Урдракул над обездвиженным, изуродованным телом брата. В тот миг Магнус каким-то образом сумел поднять голову. Взгляд колдуна был устремлён мимо палача, на что-то у того за спиной, — Циклоп или ничего не видел, или видел без помощи глаза, который превратился в нечто вроде лопнувшего плода и вытекал из разбитой глазницы. — '''''Подожди,''''' — прохрипел демон, коверкая слова. Его зубы теперь напоминали могильные камни. — '''''Отец. Подожди.''''' «Отца здесь нет», — едва не сказал Прометеец. На секунду он задумался, какие видения посетили умирающий разум брата. На лице Магнуса отчётливо читался страх, смешанный с раскаянием. Этого хватило, чтобы заставить Вулкана заколебаться. «Я не должен этого делать». Но он должен был. Не только для того, чтобы избавить Императора от атак колдуна, и не только потому, что тысячи людей умирали сейчас перед вратами Вечности, но и потому, что именно так Архивраг впивался в сердце и душу. Твари запускали щупальца в колебания людей и превращали их в сомнения. Они восхваляли добродетели мечущихся душ, приумножали их — и превращали в пороки. Они могли сотворить то же самое и с милосердием Вулкана. Именно с милосердия начал бы Пантеон, чтобы заставить его выполнять свою волю. Он мог бы поверить кому-то, кто дышал ложью. Он мог бы разделить судьбу человека, который должен умереть. И он бы чувствовал себя правым, как чувствовали себя правыми его девять братьев-предателей, пока, глухие к смеху богов, они плясали под их эфирную музыку. Как и братья, Вулкан бы верил, что его рукой движет его собственная добродетель. — '''''Теперь я вижу,''''' — прошептал ослеплённый демон. — '''''Прости меня…''''' +Он лжёт,+ голос Императора коснулся слуха Вулкана, холодный, словно лёд. Он толкался в виски изнутри, нащупывая путь из черепа. +Он лжёт даже самому себе. Это всё, что он сейчас может. Убей его.+ Магнус застонал, будто услышал эти слова. Раскаяние его стремительно оборачивалось злобой. Лицо колдуна помрачнело, и следующий наказ Императора ударил Вулкана с силой штормового ветра. +ОНИ ИСПОЛЬЗУЮТ ТЕБЯ И ТВОЁ МИЛОСЕРДИЕ. ОН НАБИРАЕТСЯ СИЛ. УБЕЙ ЕГО.+ Братья двигались в противоборствующей гармонии, словно совершенные отражения друг друга. Вулкан нанёс свой карающий удар, и в тот же миг Магнус нанёс свой. Вулкана нельзя было убить. Оставалось только одно. Всё началось с узора. С двойной спирали генетического кода, с формулы, лежащей в основе существования каждого смертного. Даже потеряв глаз, Магнус видел эти последовательности, вписанные в кровь и плоть брата. По жилам Вулкана текли знаки тайной науки их отца. Он проследил все закономерности — если рассуждать метафизически, это как прочитать ноты с листа и услышать в голове мелодию. Едва Магнус разобрался в этой математике крови, он последовал за ней по темпоральной оси. Путешествуя сквозь время, он наблюдал деградацию и обновление клеток; по изменению атмосферы и окружения узнавал все места, где побывал брат; он прозревал всё больше, видел необъятное море людей, которых Вулкан встречал, деяния, которые совершал, планеты, по которым ступал… Он узнавал комбинации кода, окончательные ответы на свои неизбежные вопросы. Он увидел достаточно. Колдун вернулся обратно и вновь погрузился в сердцевину кода, чувствуя потоки жизни, струящиеся по телу брата. Он сомкнул зубы своего разума на нитях этого тайного узора, захватив не сам код, но свитые им клубки. Математика крови. Генетика. Жизненные процессы. Чем сильнее он впивался в них, тем глубже проникал — всё ниже и ниже, к уровню молекул, к протонам и нейтронам, к атомам. В какой-то момент его разум оказался полностью рассеян по плоти Вулкана, растворён в кровотоке. Достаточно. Если Магнус не может убить Вулкана, он отменит его существование. Колдун рассёк нити кода. Он вмешался в закономерности и лишил их смысла. Он распустил нити и клубки математики крови — в буквальном смысле отменяя их на молекулярном уровне, разделяя сами атомы. В физическом смысле Вулкан распался по биологическим швам. Его чёрная кожа полопалась, из открывшихся дыр вырвался свет. Эти бескровные разрывы распространились на его кости, органы, на его броню. То, что осталось от кожи, воспламенилось, а затем, мгновение спустя, разлетелось пеплом, подхваченное невесть откуда взявшимся ветром Паутины. Частично сочленённый скелет, который держался лишь благодаря истлевающим сухожилиям, отшатнулся, когда загорелись его глазные яблоки. Сила вытекала из Магнуса. Он весь вложился в эту последнюю попытку, размазал свою сущность по синусоиде существования брата. Когда распадающийся скелет покачнулся, колдун ощутил, как из его разбитого рта вырвался хриплый смешок. Попытка вышла неидеальной — она и не могла получиться идеальной; ей недоставало ритуальной структуры, её породила одна лишь отчаянная воля, — но она сработала. Вот подтверждение его мощи и верности выбранного пути. Это чувство торжествующей гордости стало предпоследней мыслью Циклопа — гордость собой и тем, на что он оказался способен: распустить нити бытия брата, переписать реальность в угоду собственным желаниям. И всё же Магнус Красный не мог понять, как жертва перед ним ещё держалась на ногах. Он не мог поверить, что это ободранное, обгоревшее существо, буквально стёртое из существования, выдержало всё это и ещё взмахивает молотом. Он не может проиграть, не может умереть, он не… На Паутину опустился покой, такой же ощутимый и реальный, как золотистый туман. В этой нежданной тиши неподвижно стояло существо, прежде бывшее Вулканом. Оно ещё немного подержало молот — бескожая рука вплавилась в рукоять, так что вариантов у него и не было. Но вот локтевые суставы щёлкнули, ломаясь, вытянулись на нитях расплавленных сухожилий и, наконец, разорвались. Лишь тогда Урдракул громыхнул о призрачную кость — вместе с предплечьями примарха. Труп Вулкана упал на колени рядом с безголовым телом Алого Короля. Там они и лежали, в самом сердце Безумия Магнуса, словно человечество в миниатюре. Этюд «Братоубийство». Сквозь обугленные зубы скелета просвистел последний вздох. И наступила тишина. За ней явилась темнота. А после не стало ничего. Позже по некрополю альдари, мимо шпилей — памятников неудавшимся попыткам двух рас укротить Паутину, шагала одинокая фигура. Из-за ран она двигалась осторожно, иногда волочила ноги, но ни разу не остановилась. Она больше походила на скелет, чем на человека; золотистый туман касался почерневших костей. Она была одновременно и мёртвой, и живой… или живой, но мёртвой — к какому бы из решений философского вопроса ни склонился наблюдатель, факт всё равно один. Это существо, этот живой мертвец, должно было сделать всё возможное, чтобы вернуться домой. Оно это знало. И было готово. По пути фигуру сопровождал звук железа, трущегося о призрачную кость. Сжимая рукоять лишённой плоти рукой, за собой она тащила молот. == '''ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЯТАЯ. Врата Вечности''' ==''Ангел и демон встречаются в небе, затянутом тучами цвета крови, вдыхая воздух, пахнущий смертью. Первый удар клинка о клинок подобен металлическому раскату грома. Их сыновья воюют внизу, сражаются и умирают в тени отцовских крыльев.'' ''Владыка Красных Песков взмахивает мечом, и клинок визжит, его сталь преисполнена душами — но Ангела уже нет, он увильнул, взлетел выше. Ангрон бросается в погоню, бьёт крыльями, разъярённый собственной неуклюжей силой. Он словно дерётся с тенью. Всякий раз, стоит ему приблизиться к Сангвинию, Ангел уклоняется или, сложив крылья, падает на несколько метров ниже. Каждый тщетный взмах меча, каждый раз, когда его огромные когти хватают пустой воздух, отдаются в черепе Ангрона всплеском кислоты. Гвозди кусают, чтобы придать ему сил, это так, но они и наказывают его. И сейчас Гвозди впиваются сильнее, чем когда-либо, вместе с настойчивыми приказами, даже мольбами Хоруса убить наконец Ангела.'' ''Ангрону — тому немногому, что осталось от Ангрона теперь, когда его душа слилась с псевдоплотью эфирного божества, — ни разу не приходилось слышать, чтобы Хорус умолял. Слабость в голосе магистра войны заставляет содрогнуться от отвращения.'' ''Ангел круто пикирует к земле, Ангрон рвётся за ним. Волкитные лучи прорезают небо, метя в них обоих. Враги пролетают сквозь взрывы, что пятнают броню Сангвиния и чернят его крылья, но демону не причиняют ни малейшего вреда и лишь делают его воплощение реальнее. Каждая смерть на планете, каждая жизнь, что угасает внизу, придаёт Ангрону сил и исцеляет его раны.'' ''Владыка Красных Песков всё ближе. Всё ближе. Он чувствует запах пота на коже брата. Он слышит барабанный бой его сердец. Он чувствует сладость его ран.'' ''И Сангвиний знает это. Ангел разворачивается с грацией, которая Ангрону и не снилась; широко распахнутые крылья останавливают падение, и проблеск чистого серебра вспарывает морду демона. Ему не больно. Большая часть лица срезана с черепа, но ему не больно. Ангрон ощущает боль, как другие ощущают горе, или потрясение, или разочарование, — для него она означает беспомощность, ранит изнутри. Боль можно вытерпеть, боль можно превозмочь, пролив вражескую кровь. Он слеп, лицо разрублено серебристым мечом, но без болевых рецепторов он страдает лишь от собственной слабости.'' ''Глаза исцеляются, пока он слепо размахивает мечом. Он снова видит — сначала тускло и смутно, потом уже отчётливо, — что пронзает пепел и пыль, крутящиеся в воздухе. Он видит не так, как обычные люди. Ангрон видит пламя душ, и душа его брата сияет ярче всех прочих.'' ''Встретившись снова, они сходятся в смертельном объятии. Владыка Красных Песков срывает Ангела с небес, сжимает золотого брата своими огромными когтями и тащит вниз. Они падают, и падают, и падают, и пролетают сквозь стекломозаичную крышу марсианского храма на верхушке «Разжигателя войны» — титана по имени «Малакс Меридиус». Если бы смертные рухнули на пол с такой силой, то переломали бы себе все кости. Клубок из двух примархов давит в пыль мозаику, изображающую Опус Махина — священную икону как Адептус Механикус, так и марсианского Механикума. Ни один из братьев не замечает этого святотатства. Техножрецы и слуги разбегаются от них. Этого братья тоже не замечают.'' ''Ангрон вцепляется когтистой лапой в лоб Ангела. Он бьёт Сангвиния головой об пол — один, два, три раза, и по плиткам бежит паутина трещин — они как вены, раскалывающие камень, — четвёртый раз, пятый…'' ''И снова слабость. Вероятно, должна быть и боль тоже, но вернее всего он ощущает слабость. Хватка Ангрона разжимается, и его рука испаряется — буквально испаряется ниже локтя. Владыку Красных Песков отбрасывает назад, тогда как Ангел поднимается на ноги. В руке Сангвиния пистолет, и остатками разума Ангрон узнаёт оружие — это мелта-пистолет «Инфернус», одноразовый выжигатель. Ангел отшвыривает его, взлетает и бросается на демона, выставив перед собой меч. Демонический владыка поднимает собственный клинок. Он чувствует направление ударов противника, словно кто-то шепчет ему предостережения, и отражает каждый выпад до того, как Ангел успевает его провести.'' ''Скрежещет металл. Сталкиваясь, клинки высекают искры, которые так прекрасны в миг своего падения. На мгновение — и только на мгновение — он переносится на равнины Деш'ра'жень, где под бледной луной раскинулся примитивный лагерь, и смотрит, как над прикрытыми от ветра кострами его армии освобождённых рабов пляшут светлячки. Та ночь была такой мирной, хоть Гвозди и стучали в его затылке… Какой же мирной была та ночь, после которой Император оторвал его от братьев и сестёр — от братьев и сестёр по духу, а не по искусственно созданной крови, — и бросил их сражаться одних, бросил умирать, заставил его жить этой нежеланной жизнью и…'' ''Сангвиний пронзает его. Ледяное копьё проходит там, где должно находиться его сердце. Два брата оказываются лицом к лицу: один являет собой окровавленное совершенство человеческого облика, другой — создание абсолютной нечеловечности, сама ярость во плоти.'' ''Они так близко, что, несмотря на своё новое зрение, Ангрон видит в чертах Сангвиния неизгладимую усталость. Лицо Ангела покрыто почти незаметными порезами и царапинами — отметинами битвы за Терру. Эта война сделала совершенство несовершенным.'' ''— Умри, — произносит Девятый так мягко, словно предлагает чудесный подарок. — Я освобожу тебя от этой пытки.'' ''Ангрон обнажает зубы в карикатуре на улыбку. Он пытается ответить. Говорить трудно — не потому, что он умирает, а потому, что теперь он существо, для которого речь перестала быть чем-то естественным или необходимым. Речь — отголосок прошлой жизни. Владыка Красных Песков изъясняется с помощью рыка, от которого из пасти летит слюна, и вражеских смертей.'' ''Сангвиний это видит. Видит, как искажается лицо Ангрона, когда тот старается вспомнить, как произносят слова. Видит, что демон не умирает.'' ''Владыка Красных Песков делает движение, но Ангел быстрее. Сангвиний высвобождает клинок и взвивается в небо. Истекая кровью и хохоча, демон летит за ним.'' ''Они проносятся между башнями храма, что вырастает из спины «Малакс Меридиус», и взмывают вверх, в открытое небо. Здесь Ангелу недостаёт скорости, но он лучше приспособлен к воздушному бою — ему помогают грация, опыт и то, что он в буквальном смысле рождён для этого. У Ангрона есть сверхъестественная сила демонических мускулов, но он неуклюж, словно горгулья, преследующая сокола. Сангвиний уклоняется, вырывается вверх и ускользает от его когтей…'' '''''+''Убей его.''+''''' ''Это Хорус в разуме демона. Это его слова, напоённые Хаосом, полные заёмной силы богов. За ними таится обещание боли — настоящей боли, той, что приносят Гвозди. Владыка Красных Песков сильнее бьёт крыльями, его меч оставляет за собой след из вопящих душ — мертвецы Терры поют свою песнь.'' ''Они мчатся низко над землёй, едва ли на расстоянии вытянутой руки над головами их сражающихся сынов, так быстро, что армии сливаются в размытое пятно. Ангрон взмахивает чёрным мечом. Клинок вспахивает землю, изуродованные тела Кровавых Ангелов и Пожирателей Миров разлетаются в стороны, а их души выплёскиваются в варп, к миллионам жаждущих пастей.'' ''Внезапно Сангвиний набирает высоту и устремляется высоко в небо.'' '''''+''Это твой шанс. Вот для чего ты родился, вот для чего был перевоплощён.''+''''' ''Владыке Красных Песков плевать на хныканье Хоруса. Он чувствует, что Сангвиний устал, видит, как мерцает пламя его души. Сущность брата трепещет невыносимой сладостью отчаяния. Война… Стена… Бич Девятого Рода… Да, силы Ангела истощаются.'' ''Демон берёт разгон и мчится сквозь пыльный ветер. Рядом с ним воздух прошивает огонь зенитных батарей. Сангвиний уклоняется от ослепительных лазерных лучей, ускользает от «Грозовой птицы», которая проносится мимо, сильно вибрируя. Ангрон не так ловок, он налетает на машину — проламывается сквозь неё — и чувствует вкус обречённых душ, что погибают, когда их корабль разваливается на куски.'' ''Для него это ничто — усилие, стоящее не более одного вздоха. «Грозовая птица» за спиной падает, охваченный пламенем корпус распадается надвое. Большая часть рухнет на стену Санктум Империалис и взорвётся, столкнувшись с мощнейшими из когда-либо созданных пустотными щитами. Обломки посыплются на воинов обеих враждующих сторон. Владыка Красных Песков ничего об этом не знает и не узнает никогда.'' '''''+''Не подведи меня, Ангрон.''+''''' ''Лепет напуганного существа, которое притворяется, будто он в его власти. Демон не обращает на него внимания.'' ''Противники влетают в облако, поднявшееся после падения убитого титана, в чёрный дым и белый плазменный огонь. Густая пелена не может скрыть свет души Ангела. Ангрон уже близко, близко, так близко, что разевает пасть, открывая щербатые ряды разнокалиберных зубов, торчащих из окровавленных дёсен. Они кружат в огне и дыму, которые, однако, обжигают и душат лишь одного из них, и демон издаёт драконий рёв. Это животный, ликующий звук, сплошная неосмысленная эмоция, выражающая скорее триумф, нежели злобу.'' ''Пасть Владыки Красных Песков ещё открыта, когда вылетевшее из руки Девятого копьё поражает цель. Оно выбивает большую часть зубов демона, разрубает надвое корень его языка и выходит из затылка. Шейные позвонки превращаются в бесполезные сгустки эктоплазмы, и Ангрон — обмякший, оглушённый — низвергается с небес.'' ''В дыму Ангел изворачивается и летит вслед за братом.'' ''Ангрон падает на Королевский тракт, в самую гущу двух воюющих легионов, с такой силой, что на месте его приземления образуется кратер. Удар убивает почти сотню воинов с обеих сторон, но демон не обременяет остатки своего разума этими подробностями. Живые Пожиратели Миров приветствуют его сквозь пыль, лают, словно верные псы, но для Ангрона не существует ничего, кроме собственной ярости.'' ''Он хватается за копьё и рычит, рык буквально омывает чужое оружие. В эти секунды беспомощности, барахтаясь в грязи, он и движениями, и рёвом напоминает больное животное. Копьё выходит из его глотки, скользкое от ихора, притворяющегося кровью. На серебристой поверхности шипят ошмётки демонической плоти. Благодаря неведомому метафизическому процессу, поддерживающему его существование, демон уже исцеляется, его раны срастаются. Владыка Красных Песков отбрасывает вражеское оружие в сторону как раз вовремя, чтобы встретить его обладателя. Сангвиний сходит с небес в молчании, которое попахивает ложной праведностью — будто он слишком уж просветлён, чтобы испытывать гнев.'' ''Братья сходятся в воронке, образованной их падением. Вокруг них продолжается битва за врата Вечности. Пожиратели Миров наступают — они же сейчас и Забиратели Жизней, и Кровопускатели. Сангвиний чувствует, как враги подбираются ближе, слышит их завывания. Ангрон же видит тень тревоги в глазах Девятого. Ангел наносит удар за ударом, но демонические клинки и цепные топоры порыкивают всё громче. Его стараний недостаточно. Белые крылья бьют по воздуху, и верный примарх взмывает ввысь.'' ''Владыка Красных Песков знает, что в небе ему Сангвиния не поймать. Он шарит по земле в поисках отброшенного копья — и находит его. В этот раз никакой погони не будет. В этот раз Ангрон готов.'' ''Он швыряет копьё, всё ещё покрытое ихором из его собственной глотки. В секунду броска оружие разрывает воздух громовым ударом, преодолевая звуковой барьер.'' ''C грацией существа, рождённого для полёта, Сангвиний уворачивается от этого овеществлённого стремления к убийству… хотя нет, видит Ангрон, не уворачивается. Быстрее, чем способен уследить человеческий глаз, Ангел схватил копьё в воздухе, качнувшись от импульса, и теперь с надсадным криком бросает его обратно.'' ''Ангрон без труда поймает этот прутик, и тогда…'' ''Но он хватает лишь воздух, а в его грудь влетает нечто с силой, подобной удару метеора, опрокидывает навзничь, приковывает к осквернённой варпом земле. Несколько немыслимых секунд пронзённый Владыка Красных Песков не в силах сдвинуться с места. Он не чувствует боли, только унижение.'' ''Он освобождается как раз вовремя, чтобы увидеть Сангвиния, который взлетает всё выше. Оставляет его позади. Раны закрываются, но медленнее, заметно медленнее, сильно медленнее, чем раньше. Гвозди кусают сильнее, ибо они презирают слабость.'' ''Ангрон отворачивается от брата и ищет глазами красную броню меньших Кровавых Ангелов. Он проходит сквозь них, как нож сквозь масло, изничтожает их, отшвыривает тела могучими взмахами своего жадного до душ меча.'' ''Если он не может поймать Ангела, надо приманить Ангела к себе. Он научился этому у Бича.'' ''Долго ждать не приходится. Ангрон только успевает войти во вкус, как слышит рядом шум ангельских крыльев. Владыка Красных Песков стряхивает с меча корчащиеся тела шавок из IX легиона и оборачивается, чтобы снова встретить брата лицом к лицу. В него попадают болтерные снаряды, цепные мечи врезаются в не-плоть его ног. Но он не обращает внимания на жалкую дерзость племянников с их маленькими пушками и потешными клинками. Он убьёт и пожрёт их, и принесёт их черепа к Трону из Черепов, да, но сначала он убьёт Ангела.'' ''Братья набрасываются друг на друга, меч к мечу. Для окружающих дуэлянты сливаются в размытое пятно. Клинки их встречаются так часто, что поют одну долгую ноту; всё тянется и тянется их звон, не стихая и не делаясь громче. Этот металлический вой даже красив — тем, как виртуозно он нарушает законы физики.'' ''Но только один из примархов бессмертен. Сангвиний двигается медленнее, ослабленное войной смертное тело предаёт его. Вместо того чтобы наносить удары, он их отражает; вместо того чтобы рубить — парирует. Он отступает — сперва понемногу, потом большими шагами. Его теснят к осквернённым вратам Вечности.'' ''На лице Ангела Владыка Красных Песков видит осознание, что пока они сражаются, лишь один из них слабеет. Хотя разум Ангрона и захлестнуло огненным хаосом, он понимает, к чему всё идёт, и знает, что скоро руку его брата станет направлять отчаяние.'' ''Клинки звенят. Они звенят. Они звенят, и звенят, и звенят, и…'' ''Ангрон позволяет серебристому мечу пронзить его, жертвуя своим демоническим телом. Он упивается болью, он приветствует раны, что приближают его к развязке. Сквозь щербатую преграду зубов пузырится жижа — эктоплазма, что течёт по венам и поддерживает в демоническом князе жизнь, — но это неважно, оно того стоит. Когтистая рука обхватывает горло Ангела. Другая, с мечом, делает выпад.'' В самом сердце сегментума Ультима плыла планета — впрочем, не совсем планета. Облако мелких объектов сконденсировалось в достаточной степени, чтобы образовать планетарную кору, но в ядре мира бурлил метаестественный круговорот эфирной энергии. Этот космический путник, похожий на кривобокий ёлочный шар, назывался Сарум. Во время Великого крестового похода его освободили Пожиратели Миров, и после того, как окровавленные спасители ушли с планеты, большая часть оружия и брони поступала легиону именно оттуда. Точнее всего Сарум можно было описать как мир-тюрьму. Под его корой томился демон неимоверной силы и хитрости, источник опустошающей порчи. Малые отражения этой мерзости — осколки, если хотите; дети, если пожелаете, — распространились по всей планете, и механикумы тайно держали их в заточении в своих подземных городах-кузницах. Несколько лет назад — жалкое мгновение в общем течении событий — в священных подземных залах литейной Секоракс был выкован клинок. Покрытый техноритуальными рунами, привязавшими к его лезвию ковен воинственных демонов, меч самой своей сущностью причинял вред материальной вселенной, а его чернёный металл был несовместим с реальностью. Как и наиболее могущественные из триллионов противоестественных племён нерождённых, своим существованием он разъедал ткань мира, становясь сильнее с каждой поглощённой душой. Завершение работы над ним стоило жизней нескольких искусных мастеров, которых он поглотил в процессе создания, а после того, как он покинул огонь кузницы, его остудили в крови не одной сотни рабов, как и требовали правила ритуала. Невольников пленили экспедиционные флотилии Великого крестового похода, после чего их направили на Сарум согласно секретным приказам высокопоставленных представителей марсианского техножречества. Этот кусок заговорённого металла на биомеханическом языке Сарума звался Вураг'т — Чёрный Клинок. Механикумы преподнесли его Ангрону в честь восхождения того к бессмертию; их дар одновременно чествовал триумф примарха в конце Пути и служил его дальнейшему возвышению. К тому времени, как два брата встретились у врат Вечности, меч испил кровь более чем миллиона терран. От клинка погибали невинные души и солдаты, взрослые и дети, люди и астартес — мечу, как и его хозяину, как и богу, который владел его душой, не было дела до того, откуда лилась жизненная эссенция. С каждой каплей крови, что вплавлялась в металл, с каждой душой, что всасывали заключённые внутри клинка голодные твари, его разъедающее реальность воздействие делалось всё сильнее. Оружие стало почти столь же тлетворным, как и его обладатель, оно с той же силой изменяло и ненавидело окружавшую его действительность. Творцы Чёрного Клинка явно возрадовались бы и ударились в свои строгие смертоносные ритуалы, если бы узнали, что однажды их создание отведает крови Великого Ангела. ''Сангвиний вздрагивает, когда клинок мучительно медленно входит в его живот. Совершенные черты искажаются болью, и Владыка Красных Песков упивается этим зрелищем — упивается тем, как Ангел скалит зубы, упивается запахом густой братской крови. Чистота ощущения опьяняет, словно наркотик. Даже бог войны, в тени которого пребывает Ангрон, подвывает от удовольствия, видя пролитую кровь этого существа.'' ''Ангрон сильнее сжимает пальцы на шее Ангела. Он вонзает клинок глубже и рычит, когда изо рта брата выплёскивается новый алый поток. Губы Сангвиния шевелятся, но слов поначалу не слышно.'' ''— Брат… — вот и всё, что может выдохнуть верный примарх.'' ''Владыке Красных Песков трудно говорить, но при виде боли, что наполняет прекрасные глаза его брата, в памяти всплывает его полная горечи прошлая жизнь. Ангрон ещё глубже погружает меч во внутренности Ангела, до самой рукояти, и подтаскивает Сангвиния ближе, пока они не оказываются лицом к лицу — так близко, что он чувствует запах крови в дыхании брата. Так близко, что она окропляет его лицо.'' ''— Ангрон…'' ''В жизни он не слыхал звука слаще, чем своё имя, которое придушенно хрипит его безупречный, излюбленный, примерный братец. Пасть Ангрона плохо приспособлена для человеческой речи, но Владыка Красных Песков всё же выговаривает:'' '''''—'' Слушайте, как поёт умирающий Ангел!''' ''Сангвиний тянется к нему слабеющей рукой. Он жалок. Он сама слабость во плоти. Владыке Красных Песков нет дела до того, что рука брата скользит по его шее, — ведь ему даже не нужно дышать.'' ''Но наслаждение проходит. Прилив адреналина спадает. Вправду ли Ангел умрёт вот так? Вправду ли это всё, на что способен Сангвиний с его прославленным воинским искусством?'' '''+Ангрон!+''' ''Хорус. Магистр войны, трус, что сидит на орбите. Владыка Красных Песков слышит голос сквозь дымку экстаза и понимает, что Луперкаль уже давно пытается пробиться к его залитому кровью рассудку. В его сознании Ангрон чувствует презрение, но более всего — страх.'' '''+Отпусти его! Отпусти, он…+''' ''Рука Сангвиния сжимается на пучке уходящих в череп Ангрона кабелей. Ангел сдавливает кибернетические косицы, служащие внешними регуляторами Гвоздей Мясника, и чудовище, которым стал Ангрон, осознаёт, что уже поздно, слишком поздно. Братец вёл ту же игру, что и он сам, — не избегал меча, но приветствовал его, чтобы подобраться ближе.'' '''+Убей его, пока…+''' ''Слова исчезают, их сменяет боль — настоящая боль, которую Ангрон, как он думал, неспособен испытать, теперь ошеломляет его неведомой доселе жестокостью.'' ''Владыка Красных Песков ревёт так громко, что силовые щиты вокруг Санктума начинают рябить, как миражи. Он выдёргивает меч из тела брата, борется, пытается отшвырнуть его, но Ангел остаётся недвижим. Белые крылья бьют по лицу демона и отталкивают его когти. Ангрон бросает меч, рвёт и терзает Ангела, отдирает куски от золотой брони. Крылья кровоточат. Разлетаются перья. Сангвиний не издаёт ни звука.'' ''Владыка Красных Песков кричит, и впервые с момента его возвышения в этом крике есть что-то, кроме ярости. Боль пронзает его голову, словно молния. Огонь и лёд, лёд и огонь — ощущение, которое мозг больше не воспринимает, но которое убьёт его, осознаёт он это или нет. Демон взлетает, хлопая неуклюжими крыльями, стремясь в небеса. Он изворачивается, старается вырваться, сбросить напрягающего все силы Ангела.'' ''Внизу, на поле боя, легионы сражаются под кровавым дождём — это кровь их примархов. Владыка Красных Песков — «Ангрон, я помню, теперь я вспомнил, я Ангрон…» — чувствует, как черепные швы скрипят и подаются. Потом раздаётся хруст, от которого глазные яблоки будто обдаёт кислотой, будто скрипит оконная рама, из которой медленно выдавливают стекло, будто трещит череп под гусеницами танка.'' ''Теперь он слышит брата — неровное дыхание Сангвиния и царапанье латной перчатки по механическим щупальцам машины боли. Их взгляды встречаются, и в светлых глазах Ангела нет милосердия — он уступил страсти, с которой всегда боролся. Владыка Красных Песков видит, как его зрачки сужаются до размера булавочных головок, как заостряются белоснежные клыки. Ангел поддался жажде крови; на его бледных щеках резко выделяются голубые вены. Вот каков его гнев. Вот каков Ангел, когда он перестаёт сдерживать свои инстинкты.'' ''Его гнев столь абсолютен, что Ангрон чувствует укол давно забытого чувства — зависти. То, что он видит в глазах Ангела, — это не горькая злоба, вызванная обидой за загубленную жизнь, и не ярость, которую разжигает бог, желающий одной только бойни. Да, этот гнев питает бога войны, как и всё, что имеет отношение к кровопролитию, но не им он рождён.'' ''Он принадлежит самому Ангелу, который не чтит ничего, кроме справедливости. Как он прекрасен… Как наивен… Как чист.'' ''Это последняя связная мысль демона. В животной панике, что мешается с осознанной яростью, Ангрон отчаянно рвёт Сангвиния когтями, но никак не может от него избавиться. Крепко схватившись друг за друга, братья падают; при всей своей силе демон способен лишь судорожно отбиваться, а изодранные окровавленные крылья Ангела не в состоянии удерживать обоих в воздухе.'' ''Кабели-косицы плотно сидят в мозговом веществе чудовища. Они не просто подсоединены к нему — они стали его частью, они извиваются вокруг машины боли, которая заменила, и так скверно, целые участки мозжечка, таламуса и гипоталамуса Двенадцатого примарха. Гвозди Мясника прошивают ствол головного мозга — их вбили туда, чтобы связать со спинным мозгом и центральной нервной системой. Этот процесс, в своей варварской эффективности почти достойный восхищения, был с болезненным совершенством воспроизведён в час его восхождения от смертности к бессмертию.'' ''Ангрон слышит доносящийся из-за завесы смех. Это над ним смеётся бог, которому всё равно, откуда льётся кровь. Гибель Владыки Красных Песков так же угодна этому божеству, как и смерть любого другого чемпиона.'' ''Из трещин в деформирующемся черепе монстра вырывается эфирный огонь. Хруст превращается в треск и пожаром проносится по нервным волокнам Ангрона от глаз до спинных шипов. Он чувствует, что над ним совершают насилие, чувствует глубокую, коварную неправильность того, что у него что-то отнимают, вытаскивают из его сокровенного нутра.'' ''Тогда, заходясь криком, он делает то, чего не делал прежде никогда — ни в смертной, ни в бессмертной жизни. К его рёву, полному боли и ярости, добавляется звук столь постыдный, что на всю оставшуюся часть вечности он откажется поверить, что это случилось. Этот звук — слово, и это слово — мольба. Он умоляет.'' ''— '''Нет,''' — хрипит чудовище брату.'' ''Этот момент не войдёт в легенды ни одного из легионов. Примархи всё ещё высоко над полем битвы, и те немногие из их сынов, кто в состоянии увидеть своих господ, слишком далеко, чтобы осознать происходящее. Только Сангвиний слышит последнее слово Ангрона, и этот момент близости он унесёт в могилу.'' ''Земля приближается с ошеломляющей скоростью. Сейчас или никогда.'' ''Пока они вдвоём ещё пребывают в свободном падении, Ангел тянет в последний раз и выворачивает металлических змей из их гнёзд. Голова демона взрывается. Да, это настоящий взрыв — внутреннее давление выходит наружу, словно гной из раздавленной кисты, и львиная доля мозга Ангрона выплёскивается фонтаном огня и кислотной крови. Крылья демона трепещут, но это просто рефлекторная дрожь.'' ''Хватка его когтей слабеет. Борьба прекращается.'' ''Сангвиний освобождается от падающего трупа и взмахивает израненными крыльями, сперва — чтобы обрести устойчивость, потом — чтобы набрать высоту. Под ним на ступени Королевского тракта падает демон, сотрясая проспект и лишая воинов-гладиаторов XII легиона последних остатков разума.'' ''К нему — туда, где он парит над полем битвы, — взмывает двойной крик. Кровавые Ангелы, созерцая своего победоносного отца, убийцу демонов, обретают новую надежду и бросаются в бой с новыми силами. Пожиратели же Миров, потрясённые психической отдачей от гибели их повелителя, видят Ангела Императора, окружённого ореолом заходящего красного солнца.'' В окружении Пожирателей Миров Инзар почти добрался до верхней площадки Королевского тракта глубоко в тени Санктума, когда на кладку с небес рухнул труп. Тело Владыки Красных Песков разбилось о мрамор и золото ступеней, ведущих к вратам Вечности. От удара земля содрогнулась, и вслед за этим капеллана накрыл истошный крик, вырвавшийся у всех до единого воинов Двенадцатого, — плач не в полной мере физический, и Инзар ощутил в нём нечто богохульное. «Полубоги не должны умирать», — подумал проповедник, когда ужасный крик взметнулся к окружённому ореолом ангелу. Инзар дышал неровно; его подгонял адреналин, но и отягощала усталость. Он чувствовал боль, но не помнил, как получил эти сотни колотых и резаных ран в том хаосе, что творился на линии фронта. Воины несметных легионов тут и там сходились в схватках, как бешеные своры, потеряв всякое подобие единства, но в результате силы магистра войны постоянно наступали. До этого момента. Несущий Слово посмотрел вперёд, мимо гротескного, как туша мёртвого кита, изломанного трупа Ангрона — туда, где зияли открытые врата. За ними лежала победа. Изнурённые отряды Кровавых Ангелов всё ещё отступали через портал, отстреливаясь от атакующей орды. — Вперёд! — закричал Инзар Таэр. — Вперёд, за Пантеон! Смерть Ложному Императору! — Он ткнул крозиусом в сторону врат Вечности и вложил всю силу воли и молитвы в попытку подстегнуть беснующихся от крови воинов. Колхидские татуировки на его лице начали кровоточить. — Проповедник, — проворчал один из ближайших Пожирателей Миров. Таэр лихорадочно обернулся; он нуждался в каждом союзнике. Этого воина капеллан не знал. Просто один из тех, кто остановился и перестал наступать. Несущий Слово встретился с ним взглядами, как всего несколькими минутами ранее в небесах встретились взгляды двух братьев-полубогов. Впервые Инзар почувствовал, каково это — когда на тебе останавливаются налитые кровью глаза безумца, которого терзают Гвозди Мясника. В этом взгляде он увидел не просто отсутствие здравого смысла, но его смерть. — Убивай, — прорычал воин. Его голос охрип от крови — или от слизи, или от того и другого вместе. — Идём, мы ещё можем сплотить других и… — Калечь. — Во взгляде Пожирателя Миров не осталось ни признака мысли. — Я Инзар Таэр из Семнадцатого легиона. Прислушайся ко мне и пойми. Следуй за мной, и мы покончим с этим. Мы уже так близко… Казалось, до Пожирателя Миров дошло. Боец протянул ладонь, словно хотел произнести клятву. Инзар взял её. — Сжигай. Пожиратель Миров схватил проповедника за руку и замахнулся топором c ревущими цепными зубьями. Не встретив никакого сопротивления, оружие прошло через сустав, как всегда проходило через кость — будто сквозь воду. Инзар отшатнулся. Обрубок его руки, ампутированной в локтевом суставе, врезался в воина позади. За долю секунды капеллан увидел, как Гвардеец Смерти, которого он задел, падает под топором другого Пожирателя Миров. Эта прискорбная сцена повторялась всюду, куда бы Несущий Слово ни посмотрел. Мясники Ангрона обратились против своих союзников, завывая и рубя. — Кровь для Кровавого бога. — Убивай. Калечь. Сжигай. — Черепа для Трона из Черепов. Пожиратель Миров теснил его, спотыкаясь о трупы. Инзар дрался одной рукой, размахивая крозиусом, но враг двигался так быстро, что капеллан осознавал его движения, лишь когда было уже поздно. Легионер не уклонялся и не защищался — он рубанул по рукояти булавы, лишив её навершия. Следующий удар вспорол плечо Несущего Слово и оставил его без второй руки. Ещё один удар пришёлся в живот, и цепной топор с рёвом превратил его кишки в фарш. Следующий разрубил нагрудную пластину Инзара. В том, как крутились зубья, вгрызаясь в керамит, мышцы, кости и органы, была какая-то утончённая жестокость. Ретинальный дисплей капеллана покраснел от крови, которой его стошнило. Боевые наркотики и медитация не могли заглушить мучительную боль, с какой внутренности Инзара перемалывало в кашу, но даже такая агония не шла ни в какое сравнение с охватившей его бредовой ясностью. Чем сильнее его потрошили, тем холоднее становилась эта ясность. Вопреки реальности того, что с ним происходило, Несущий Слово подумал: «Подожди, не делай этого». И, секунду спустя: «Мы ещё можем победить. Мы… ещё…» Сквозь залитый кровью визор, который начал сереть по краям, он увидел, что Пожиратель Миров навис над ним. «Я упал? — подумал Инзар. — Я что, лежу на спине?» Их стало больше. Берсерки набрасывались друг на друга, обезумев после смерти примарха. Один из них конвульсивно дрожал, и цепь, приковывавшая к руке его оружие, лязгала по броне. Он окинул взглядом распростёртого на земле Несущего Слово и ухмыльнулся, показав окровавленные металлические зубы. Инзар увидел, как крутятся зубья топора — крутятся и опускаются. Умирая, он слышал смех богов, и впервые это его не радовало. Они смеялись над ним. Они всегда смеялись над ним. Лотара Саррин молча наблюдала, как вокс-сеть и подключённые к ней гололиты изрыгают потоки невозможностей. Офицеры и матросы суетились у консолей, которые возвращались к неполноценной жизни. На командной палубе ''«Завоевателя»'' уже несколько месяцев не случалось такой активности. Капитан переходила от одного поста к другому, просматривала данные с поверхности, которые никак не могли быть подлинными, и слушала, как испуганные голоса рапортуют о чём-то невразумительном. — Кто-нибудь, добудьте мне нормальный отчёт о том, что происходит внизу. — Лотаре был противен собственный дрожащий голос. — Рулевой, поднимай щиты, направление на восход. Корабль медленно повиновался. Поднялись бронированные ставни, что защищали гигантские иллюминаторы мостика, и палубу мгновенно залил бурлящий не-свет эмпирей. Это ничего не изменило: эфирные волны по-прежнему скрывали поверхность планеты, и команде оставалось полагаться только на гололиты. — Мне кто-нибудь ответит? — крикнула Саррин. Выжившие члены экипажа, казалось, всецело погрузились в свои задачи, пытаясь найти хоть крупицу смысла в том, что они видели. Лотара выругалась при мысли, что её старший помощник и почти все исполнительные офицеры мертвы. Её затошнило. Она разозлилась, и истощённый организм наказал её за это. Когда она в последний раз ела? Когда пила чистую воду? Трон, сколько раз она задавала себе эти вопросы с тех пор, как добралась до Терры? Лотара потёрла слипающиеся глаза и постаралась сосредоточиться. Она медленно пошла к своему трону, но в последний момент отвернулась, почувствовав позыв к рвоте. Как и всё на мостике, место капитана давно покрылось каким-то кровавым налётом, и смотреть на него было так больно, словно глаза вот-вот лопнут. Вместо трона Лотара решила сесть на палубу; она устроилась на ступеньках, ведущих к помосту. Руки так дрожали, что пришлось стиснуть кулаки и упереться костяшками в грязный металлический пол. Гололитические экраны продолжали выдавать информацию, но лишь изредка в сообщениях проскакивал какой-то смысл. Лотара просматривала всё и, где могла, собирала кусочки смысла воедино. В глазах её, словно в омутах, отражались бегущие по экранам слова. Ангрон мёртв. Сангвиний сорвал корону с головы Двенадцатого примарха и сбросил труп на ступени Санктума. С одним только этим уже невозможно смириться. Она никогда бы не поверила, если бы не видела нечёткие записи со шлемных камер, на которых громадное тело Ангрона падало на землю и разбивалось о ступени. После смерти отца его легионеры утратили последние остатки разума, обезумели, словно берсерки. Рапорты без конца кричали о том, что Пожиратели Миров в бездумной ярости нападают на своих союзников и друг на друга. Даже отчёты, сообщившие об унизительной смерти Ангрона, пришли не от космодесантников, а от людей из района Санктум Империалис Палатин, кто по какому-то недоразумению ещё остался в живых. На других гололитах воины из Тысячи Сынов… изменялись. Многие из них претерпевали стремительные мутации, броня лопалась под давлением плоти; казалось, несчастные впадали в неистовство, в психическое буйство. Мир вокруг них превращался в камень, стекло и мясо — и поначалу никто не понимал почему. Козни это Сигиллита, гнев Императора? Или боги выражали так своё недовольство? Саррин знала, что это не так, хоть и не могла сказать откуда. Просто больше ничего не имело смысла. «Магнус тоже погиб». Попытки связаться с офицерами Пожирателей Миров на поверхности закончились полным провалом. Капитану отвечали крики и помехи, и она слышала завывания, которые наводили на мысли о боли, какую она никогда бы не хотела познать. Наконец Лотара прекратила даже стараться и просто смотрела на гололиты, живописавшие карнавал кровопролития и мутаций. Двое примархов мертвы. Два легиона одновременно потеряли рассудок. Только один из Пожирателей Миров оставался спокойным. Рядом с Лотарой преклонил колени Кхарн, безмолвно наблюдая в окулус за горящей Террой. Его не интересовали гололиты, светившиеся над консолями экипажа. Его ничуть не трогали отчаянные рапорты. Кхарн молча наблюдал, как медленно вращается и горит мир. Когда связь с поверхностью всё-таки появилась, канал искажали помехи. Саррин вгляделась в изображение на окулусе. Похоже, она собиралась говорить с существом, которое состояло из трёх сросшихся безногих людей и смыкалось с полом и стенами кабины арками из костей и пульсирующей красной плоти. Его руки расползались на трубки и кабели, образующие источники питания для различных механизмов. Оно смотрело шестью глазами и отвечало тремя ртами, ни один из которых даже отдалённо не напоминал человеческий. В голосе чудовища звучало напряжение, и было видно, что ему трудно произносить слова. ''— Говорит принцепс Улиенна Грун из Легио Аудакс. Я командую «Хиндарой». Ангрон погиб. Наступление провалилось. Мы не сможем держать врата Вечности открытыми, если нам немедленно не пришлют подкрепления.'' Большая часть существа отмерла. Целые участки его тела покрылись пятнами разложения. То, как оно соединялось со своим окружением, похоже, неким образом поддерживало в нём жизнь, но на все конечности силы не хватало. Четыре глаза из шести заплыли молочной белизной — в лучшем случае ослепшие, но, вероятнее всего, они уже разлагались. Качество передачи не позволяло рассмотреть всё в подробностях. — Чтоб тебя, — выдохнула Лотара. — ''Ангел…'' — проговорило существо, и его голоса оборвались стоном перенапряжения. Три языка, два из которых почернели и покрылись множеством ран от неуклюжих клыков, быстро облизнули нижние части лиц. — ''Мы не смогли…'' Окулус потемнел. Светильники командной палубы, и без того приглушённые от недостатка энергии, внезапно вспыхнули тревожно-красным. На корабле так давно не звучала боевая тревога, что изнурённая команда не сразу поняла, что происходит. — Щиты на полную! — крикнула Лотара. Несколько офицеров уже разгоняли генераторы с минимальной мощности до активной защиты. Корабль задрожал, но это был не глубокий гул от ударного повреждения, а дрожь от расплескавшегося по пустотным щитам вражеского огня. — Что за хрен по нам стреляет? Лотара встала перед троном, наконец-то чувствуя себя собой — больше, чем за все предыдущие месяцы. Её мозг снова набирал обороты. «Измена, — подумала капитан. — Кто-то из флота стреляет по нам, и этот кто-то скоро сдохнет». — Рулевой, выводи нас на геостационарную орбиту и вызывай приписанную к нам эскадрилью. Запускай дополнительные реакторы и выдвигай орудия. Кто бы по нам ни палил, он об этом пожалеет. Один из офицеров, что сидел за консолью вокса, держал руку у присоединённого к черепу наушника. — Говори, — приказала ему Саррин. — Весь флот атакован, — сообщил тот, глядя мимо Лотары. — Докладывай мне, а не моему трону, — велела капитан. Глаза офицера расфокусировались: он обрабатывал сразу несколько десятков перебивавших друг друга голосов с нескольких десятков звездолётов. — Нас атакуют не с другого корабля, а с поверхности. Непрерывно обстреливают весь флот. Кровь застыла в жилах Лотары. На поверхности осталась лишь одна установка, способная… — Отходим из зоны поражения. Пусть нас прикроет вторая эскадрилья. Открой канал связи с ''«Мстительным духом»''. ''«Завоеватель»'' затрясся, медленно разогревая двигатели. Пустотные барьеры продолжали дрожать. — Флагман удерживает позицию в верхних слоях атмосферы. — Офицер у консоли помолчал. — И… его щиты опущены. Лотара повернулась к мужчине. — Что? — Щиты флагмана опущены. — На минимальной мощности? — Нет. — Он снова обращался к её трону, а не к ней самой. — Полностью опущены. Окулус снова ожил. Поначалу на нём крутилась метель сильных помех, но потом они немного разошлись и показался силуэт ''«Мстительного духа»''. Вокруг него звездолёты всех типов, усеянные отметинами от попаданий, отходили с прежних позиций, чтобы избежать огненной бури, что поднялась с поверхности. Только флагман оставался на месте. Его обстрел не затронул. В плотном строю корабли вспыхивали и горели, пытаясь вырваться на свободу, но ''«Мстительный дух»'' не двигался, невозможно невредимый. — Входящий сигнал, — выкрикнул офицер, исполнявший обязанности магистра вокса. Центральный геополитический терминал вернулся к жизни и спроецировал образ сурового легионера в цветах Белых Шрамов. Мигающее изображение окрасило обращённые к нему лица неверным голубым светом. ''— Я Шибан-хан из Пятого легиона, в настоящий момент исполняющий обязанности регента-командующего космопорта Львиных врат. Это моё послание флоту псов-предателей, претендующих на небо Терры. Скоро вы обнаружите, что противоорбитальные защитные системы Львиных врат снова в рабочем состоянии. Конец сообщения.'' Гололитический образ исчез. Просто пропал. Лотара почти засмеялась. Кровь Императора, она восхищалась тем, как держался Белый Шрам. Развеселившись, капитан повернулась, чтобы впервые за несколько недель занять свой трон. Она подошла к огромному сиденью из перекрученного металла и замерла. — Не смотри, — произнёс Кхарн. Он был всё так же безоружен, в броне, разбитой убившими его ударами. Но Саррин уже смотрела. Смотрела и не могла отвести глаза. На её троне восседала кровожадная тварь — монстр с блестящими чёрными глазами и кошмарным телом, будто по чьему-то извращённому капризу сам корабль обрёл отдалённо человеческую форму. Чудовище на троне носило её униформу, с её знаком Кровавой Длани на тощей груди. Седеющие чёрные волосы завязаны в жалкий пучок, в полуоткрытой щели рта виднелся целый арсенал зубов, похожих на зубья пилы. Вид твари очаровывал, как очаровывает вид высших хищников. Её фигура излучала ту же смертельную опасность. И она намертво слилась с троном. Судя по тому, как её конечности погрузились в тёмный металл, она не вставала с него месяцами. Неприятно человеческая голова качнулась влево, вправо, носовые щели расширились, когда она принюхалась к воздуху — бесстыдно, как животное. Тварь казалась голодной. Как вампир. — Это Лотара Саррин, — сказал Кхарн. Лотара отшатнулась. Тварь не обратила на неё никакого внимания. Глаза без белков влажно мигали окровавленными мембранами. Когти длиной с ножи клацали по подлокотникам железного трона. — Отправьте сигнал на ''«Мстительный дух»'', — произнесла тварь на троне Лотары Саррин скрипучим голосом, немного похожим на голос Лотары Саррин. — Сообщите магистру войны, что мы готовы. Команда немедленно повиновалась без малейших признаков страха, с одним лишь усталым послушанием. Лотара вспомнила слова магистра войны несколько дней назад. ''«Ты не Лотара Саррин».'' Она повернулась к Кхарну и сказала то, что должна была сказать, сама не вполне в это веря: — Эта тварь… не я. Я Лотара Саррин. — Ты — призрак, — возразила прикованная к трону хищница. В её низком, по-змеиному свистящем голосе звучало сочувствие. — Ты — то, что ''«Завоеватель»'' помнит о Лотаре Саррин. Ты — воспоминание машинного духа о том, что было когда-то, живущее ложной жизнью вместе с другими привидениями, что бродят по залам моего корабля. — Я Лотара Саррин, — повторила Лотара, и твёрдость тона сделала её утверждение ещё более отчаянным. — Ты даже не первый из моих призраков, — заявила тварь, и в её чёрных глазах блеснула искренность. — ''«Завоеватель»'' снова и снова призывает тебя, как и других. Он возвращает мёртвых, которых помнит, и живых, которые изменились. Команду преследуют их прежние воплощения. Эти духи — лишь одна из многих причуд корабля, просыпающегося в эмпиреях. С первыми из вас я была вежлива. Теперь стараюсь вас игнорировать. Вы расстраиваетесь, когда узнаёте правду. — Я Лотара Саррин, — ещё раз заявила она шёпотом, вылетевшим из её рта, словно пар. — А знаешь, что я думаю насчёт тебя? — Хищница склонила голову, разглядывая призрак. — Ты — вырезанная из меня слабость. Ты — одолевавшие меня сомнения, которые тревожат корабль. Ты — та часть меня, что хотела покинуть ''«Завоеватель»''. «Я Лотара Саррин», — подумала женщина, но ей не хватало голоса, чтобы подкрепить тающую уверенность. Призрак тускнел на глазах. Лотара перестала думать о нём и откинулась на спинку своего грязного трона. Несомненно, скоро появится другой — придёт, сбитый с толку, из населённых привидениями залов корабля. Он тоже сможет управлять малой частью систем корабля и будет считать себя хозяйкой ''«Завоевателя»''. — Входящее сообщение, — обратился к ней магистр вокса. — Только текст, переданный импульсами извне Солнечной системы. Флот перехватил его на пути к Терре. Шевельнув когтями, Лотара открыла канал связи. Сообщение извне? День определённо становится всё интереснее. Она вывела сообщение на покрытый запёкшейся коркой экран, встроенный в подлокотник трона, и пробежала по строчкам чёрными глазами без белков. Почти бессознательно окровавленные губы растянулись в ухмылке, обнажив белоснежные кинжалы, что заменяли ей зубы. — Кто бы знал, что владыка Тринадцатого легиона так сентиментален… — проговорила Саррин сквозь нити розоватой слюны. — Продолжайте блокировать сигнал. Не позволяйте ему достигнуть поверхности. ''Сангвиний опускается на землю. За его спиной врата Вечности. Он уже давно вышел за пределы истощения и сжёг все резервы собственного тела. За прошедшие месяцы он перенёс множество лёгких и серьёзных ранений, и под разбитой золотой бронёй он словно сшитый из кусков восставший мертвец.'' ''К нему подходят двое сыновей — они несут его упавший меч и золотое копьё. К стыду Ангела, боль не позволяет ему узнать их по знакам отличия на доспехах. Но примарх всё равно благодарит воинов и принимает клинок по имени Обагрённый. От копья Телесто в этот раз он отказывается.'' ''Какой бы скверной ни был насыщен огонь, вырвавшийся из черепа Ангрона, рука Сангвиния сильно обожжена. Пальцы в обугленной перчатке сгибаются, но с трудом, их связки ослабли. Это далеко не худшая из его ран, но с самой тяжёлой он ничего не может поделать. Ярчайший Ангел только чувствует, как что-то растекается по венам, как жгучий яд кристаллизуется в суставах, затрудняет дыхание. Брат никогда не стал бы использовать яд. Это нечто иное, намного хуже.'' ''Сангвиний всё ещё держит Гвозди Мясника — корону Ангрона. Наполовину биологическая, наполовину эфирная штука в руке примарха напоминает дохлого спрута из мокрой стали. За ним, как триумфальные ленты, тянутся более короткие косицы и остатки позвоночника. Ангел переворачивает машину-паразита — причину стольких страданий и раздоров — и видит последние искры порченых электрических сигналов, пробегающие по кабелям-сосудам. На бритвенно-тонких ниточках свисают окровавленные глаза его брата.'' ''Ангел бросает последний взгляд на орду магистра войны — на чудовищ, что подбираются всё ближе, на Пожирателей Миров, забывших себя во взаимной резне, на титанов, готовых расстреливать своих, если это даст хоть крошечный шанс поразить примарха. Они вымещают свою ярость на пустотных щитах Санктума, лишь украшая воздух рядом с вратами Вечности призматическими радугами и фракталами.'' ''Королевский тракт выгибается с оглушительным треском ломающегося мрамора. Статуи, что стоят вдоль проспекта, искажаются, превращаясь в греховные образы. Земля разверзается, пламя опаляет её, и то, что ожидает человечество после смерти, вылезает из бездны, цепляясь когтями за края разломов. Боги здесь. Реальны они или нет, но боги уже здесь.'' ''— Врата! — кричат ему кустодии и собственные сыновья. — Закройте Врата, закройте Врата! — Верные солдаты сражаются и умирают повсюду вокруг него: одни так близко, что он может их коснуться, другие только-только добрались до портала, третьи ещё проливают кровь в последнем отчаянном отступлении. Те, кто входит в тень Санктума, выживут — на какое-то время. Те же, кто остаётся снаружи…'' ''Многим, слишком многим уже не добраться до Святилища, и они умирают несколькими широкими ступенями ниже, ибо это непреодолимо далеко. Окружённые врагами, защитники бьются отчаянно, но их не спасти. Сердце Сангвиния разрывается при виде такой доблести и при мысли, что он должен от неё отвернуться.'' ''— Сир! — кричит из потока отступающих воинов его сын. Это Несущий Печаль — тот, что по собственной воле отправился в позорную ссылку на Терру. Сейчас стоит плечом к плечу с Расчленителем. Двое сыновей, что подвели примарха в лучшие времена, теперь, когда почти всё потеряно, вызывают у него гордость. Ангел любит их, как любит весь свой легион. И хотя он никогда не произносит это вслух, больше всего его сердце болит за неудачников, за тех, кто изо всех сил боролся, чтобы достичь совершенства, которое остальные принимали как должное. — Сир! — кричит Зефон, сражаясь рядом с братом в тени отца. Его столь знакомые черты искажает отчаяние. — Врата!'' ''Сангвиний расправляет больше не белые крылья — они обожжены, местами разодраны до крови, местами из них вырваны перья — и взмывает ввысь с мечом в одной руке и Гвоздями Мясника в другой. Поочерёдно он разбивает вражеские цепи, что крепко вцепились в створки врат Вечности. Какие-то рвутся с одного удара, каким-то требуется два, но всякий раз железо Аудакс поддаётся под клинком примарха.'' ''Снова скрежещут освобождённые механизмы ворот. Последним из Кровавых Ангелов, чтобы успеть пройти в них, нужно бежать сломя голову. Не все так поступают. Некоторые решают развернуться, принять бой, обеспечить братьям ещё несколько драгоценных секунд. Сангвиний опускается между закрывающимися створками. В эти мгновения примарх и сам не знает, куда пойдёт — назад в Санктум или вперёд, в битву, к тем, кто решил встать в арьергарде и драться до конца. Он знает, чего хочет, но ему ведомо и то, как он должен поступить.'' ''Ангел Императора бросает на землю остатки мозга своего брата и давит их сабатоном. А после он отворачивается от войны, что бушует снаружи, и врата Вечности закрываются за ним с грохотом, который пронизывает до глубины души.'' ''Этот грохот делит его жизнь на две части. За спиной остаётся прошлое. А впереди ждёт судьба.'' = '''ЭПИЛОГ. Голос в темноте''' =''Сангвиний!'' ''Мне неизвестно, что происходит на Тронном мире. Не могу даже представить, какие ужасы вам пришлось перенести.'' ''Но я твёрдо знаю одно: всего через несколько дней я буду у края системы, а через земную неделю — в небе над Террой.'' ''Со мной вся мощь Тринадцатого легиона, и я не один: пришли вести, что нас нагоняют Лев и Русс во главе авангардов Первого и Шестого. Наших сил достаточно, чтобы очистить небеса и вырвать планету из когтей Архипредателя.'' ''Не теряй надежды, брат. Больше я ни о чём не прошу. Ты ведь сможешь? Ты выстоишь в эти последние, решающие часы? Победа и Месть, близнецы, что так долго ускользали от нас, уже грядут. Война окончится, как только я достигну Терры.'' ''Держись, во имя Императора и Империума, который мы вместе создали.'' ''Скоро я буду с тобой.'' = '''ПОСЛЕСЛОВИЕ''' = Просветим их! ''Магистр войны Хорус Луперкаль,'' ''из «Возвышения Хоруса» Дэна Абнетта, год 2006'' '''1''' Скажу вам честно, у меня были опасения, когда я начинал читать «Ересь Хоруса». Я немного боялся того, что могло мне открыться в мифическом прошлом Империума. Я думал, что лучше бы ему оставаться в недосказанных, противоречащих друг другу легендах, и беспокоился, что Тёмное тысячелетие потеряет свою значимость, если всё внимание и любовь достанутся «Ереси Хоруса». С другой стороны, я влюбился в серию, едва только прочёл первую страницу «Возвышения Хоруса». Я знаю, что в душах многих людей происходило нечто подобное, и сам до сих пор не сумел разрешить это противоречие. Лучший выход, который я нашёл, — это признать, что падение Рима, с его масштабами и временным охватом, не менее увлекательно, чем осада Трои, — но по-разному и по иным причинам. Однако мне эти события одинаково интересны. Цитата в начале этого послесловия очень важна. Когда говорят о «Возвышении Хоруса», чаще всего приводят другую: «Я был там, когда Хорус сразил Императора». Я понимаю, почему все выбирают именно её. Это остроумное высказывание. Звучное. В нём присутствует мрачный юмор. Но ближе к концу романа вы видите фрагмент диалога, который выражает дух Warhammer 40,000 точнее любой из когда-либо напечатанных фраз, который описывает сущность любой здешней цивилизации и который убедительнее всего показывает нам место Империума Человечества в сердце этого мира. «Просветим их!» Просто задумайтесь. Что это за боевой клич? Как во многих произведениях о войне и книгах жанра «гримдарк», сюжет и пафос Warhammer 40,000 обычно не о том, чтобы победить врага или получить в итоге награду. Они о надежде, которую находишь в жизни, о мгновениях человечности среди боли, о ярости, которую ощущаешь, когда умирает свет. Мы рассказываем историю Трои не потому, что все её герои верили в правильные вещи и в конце, взявшись за руки, пошли навстречу закату. Мы рассказываем её потому, что понимаем их неправоту и упрямство и сопереживаем им, потому, что видим, к каким прекрасным и ужасным последствиям всё это привело. Вот почему эта история и другие такие же, как она, остаются с нами навсегда. Когда я впервые прочёл «Возвышение Хоруса», мне было двадцать пять лет и я лежал в постели с таким тяжёлым гриппом, что в глазах темнело, стоило приподнять голову. Чтение мне было противопоказано — даже проглядывая дозировку лекарств, я чувствовал, будто глаза варятся прямо в черепе, — но «Возвышение Хоруса» было ни на что не похоже. Я проглотил его за день, а назавтра перечитал ещё раз. То есть, вы представляете моё состояние: забитый соплями череп словно зажат в тисках, а я читаю книгу, которую вообще не собирался читать, и не могу остановиться. Ближе к концу истории Империум имеет дело с ещё одной человеческой империей — интерексами, которые значительно более просвещены, чем сам Империум: они принимают к себе ксеносов, которые могут послужить благу цивилизации, знают больше о Хаосе, чем любой имперский персонаж, и нехотя готовятся разделить это культурное богатство с развивающимся Империумом Людей. Напротив, Империум — это новорождённая держава, ничего не знающая о том, как устроена Вселенная, и способная взаимодействовать с другими фракциями лишь на самых воинственных условиях. Куда уж очевиднее — даже называется всё это их предприятие Великим крестовым походом! В нарративе немало подтверждений тому, что имперцы — никакие не Хорошие Парни. Они бороздят Галактику и предлагают другим планетарным государствам присоединиться к ним или погибнуть. У иных рас нет и того выбора: им обычно остаётся только погибнуть. Мы (читатели, игроки и фанаты), возможно, ассоциируем себя с Империумом просто потому, что мы сами люди, но даже в условном Золотом Веке человечество возвело невежество в абсолютную ценность. Вот в чём смысл. Вот в чём трагедия. И вот чем Warhammer 40,000 привлекает особенно сильно. Никто не прав. Все в какой-то степени ошибаются. Разлагающийся Империум существует во лжи, невежестве и по чистой инерции. Во мраке далёкого будущего есть только война. Но что происходит, когда новорождённый Империум отправляется на войну? Наш возлюбленный Империум, который гордится своими варварскими корнями и упивается собственным невежеством… Встретив сопротивление со стороны этой высокоразвитой империи, магистр войны имеет дерзость крикнуть своим астартес: «Просветим их!». Вот он, Империум как он есть. Ужасающе, трагически, неотразимо неправ — и всё же убеждён в своей абсолютной правоте. Это убеждение так или иначе красной нитью пройдёт сквозь души каждого персонажа в течение следующих десяти тысяч лет. Ничто из этого для вас не ново, я знаю. Это подразумевается и явно проговаривается в тексте, причём с самого начала. И вот мы подходим к концу книги. Точнее, к началу конца. '''2''' «Во мраке далёкого будущего есть только война». Сколько раз мы слышали эти слова? Очевидно, Warhammer 40,000 — не наше далёкое будущее. Это вселенная, где существует второй уровень бытия и где душу каждого живого существа поглощают созданные действиями и эмоциями всех смертных полуразумные бури, которые, в свою очередь, превращаются в осколки самих себя. Этот мир был бы нашим будущим — если бы всё это существовало. У нас есть для этого названия. Варп. Боги Хаоса. Демоны. Когда мы обсуждаем их за кулисами, то употребляем выражение «в корне сломанная вселенная». «Мясо» мира Warhammer 40,000 составляют тоталитарный гнёт, сенильная дистопическая тирания и множество рас, которые медленно, но верно перестают противиться собственному вымиранию, тогда как варп и его аспекты образуют метафизические «внутренности» этого мира. Теперь немного приблизим изображение. Половина Империума восстала против Императора. Сцена готова к представлению, которое сделает вселенную такой восхитительно мрачной на следующие десять тысяч лет. Приблизим ещё раз. Терру атакуют. Она окружена военным флотом, её поверхность пылает. Это конец Осады. Теперь остановимся. На минуту задержим эту картину в объективе. Посмотрим на горящую Землю. На орбите и на поверхности находятся триллионы людей и миллиарды военных машин в составе миллионов полков, подразделений и групп, в сотнях и тысячах отдельных районов боевых действий. За сорок лет сложено множество противоречащих друг другу историй, составлены списки сотен персонажей. Об одних уже написали. О других ещё напишут. Третьих даже не трогали. Четвёртые вообще не оживут, если ты не вдохнёшь в них жизнь. Перед тобой чистая страница. Какую историю ты расскажешь? '''3''' Каждый писатель получает заказ на книгу по-разному — точно так же, как по-разному справляется с питчингом, синопсисом и написанием текста. Мне всегда везло: я получал заказы менее официальным путём благодаря доверию редакции и слепой удаче. Но с «Осадой Терры» всё сложилось по-другому. Теперь не я забрасывал папку входящих сообщений моего редактора идеями о развитии персонажа и предложениями по срокам. Нет, на этот раз редакция решала, кто и о чём пишет. Это был довольно-таки (читай: безумно) нервный процесс. Не то чтобы нас заставили долго ждать, но я всё равно проверял входящие примерно каждые семнадцать секунд с момента, как закончилась последняя встреча по «Ереси Хоруса». После этого начались совещания по «Осаде Терры». С возрастающим ужасом мы стали понимать, что десять лет обсуждений «Ереси Хоруса» служили не более чем тренировкой. Теперь дополнительные колёсики сняли, в лексикон вошли новые ругательства, и мы приступили к настоящей работе. Я читал послесловия к шести предыдущим романам и рискну сказать, что примерно представляю, о чём будет сказано в послесловии к следующему. Другие авторы говорили об увлечении всей жизни; о том, какой честью для них было написать книгу для цикла «Осада Терры»; о давлении от ожиданий; о том, как трудно решить, что из написанного убрать, а что оставить. Они говорили о том, как краткие, в одно предложение, описания превращаются в целые романы с запутанными линиями повествования. Они говорили о тяжести бесконечных совещаний и многих, многих цепочках электронных писем, где обсуждались сюжет, история, последовательность событий и всё прочее. (Я начал подсчитывать электронные письма, которые относились только к романам «Осады», но мне надоело, когда их количество перевалило за тысячу. И до конца было ещё далеко. Только за месяц мне прилетало более двухсот.) Ещё они говорили о более эмоциональных вещах, таких как чувство меланхолии, которое возникает, когда заканчивается книга. Это чувство бывает — позвольте мне выразиться языком Архана Лэнда — пугающе интенсивным. В этот момент ты понимаешь, что больше никогда не будешь работать с этой преданной, дружной, творческой командой. Другие уже говорили о том, каково это — работать в коллективе, где эго полностью уходит на задний план (а в случае с писателями это непросто, уж поверьте) и все прикрывают друг другу спину; где мы испытываем радостное напряжение и напряжённую радость, когда углубляемся в противоречащие друг другу описания, чтобы проложить курс сквозь хаотичные (а временами — шаткие) основы Warhammer 40,000. Обо всём этом уже сказано. Вы это читали. Вы это знаете. Но я понимаю, что многие читатели хотят узнать закулисные подробности. Я горжусь этой штукой, которую вы держите в руках (или читаете с экрана, или слышите из наушников). И я благодарен за то, что вы справились со всеми этими предложениями и добрались до конца. Так о чём же на самом деле «Отголоски вечности»? Что это за книга и каковы её истоки? Почему она такая и в чём причина этой таковости? '''4''' У каждого романа свой вкус. Мне очень повезло, что я получил именно эту книгу. Да, я так её хотел, что самому стыдно; но мне повезло ещё и потому, что я стоял на плечах всех остальных авторов и всех остальных романов, которые вышли раньше. Я прочитал их книги и решил, в какую сторону пойдёт сюжет моей. Я смог разобраться, с каким масштабом работали они, и решить, на что сам направлю внимание. В этом отношении — а ещё в том, что я получил возможность завершить сюжетные арки некоторых персонажей (а это всегда любимая часть повествования у читателей), — мне и вправду невероятно повезло. Мы, завершающее трио — Крис, я и Дэн, — очень благодарны за это. Но передо мной встала проблема. Я прочитал шесть предыдущих книг, пришёл в восторг от их масштаба и огромного количества героев, и я знал, что будет в восьмой части «Осады» — следующей после моей. На протяжении шести романов мы наблюдали за глобальной и метафизической войной. Мы следили за эпическими сюжетами, в которых сотни персонажей занимались разными делами по всей Терре. У нас сложилась прекрасная Большая Картина происходящего, её приближали и удаляли (и ещё удаляли… и ещё…), насколько того требовала история и её масштаб. Это само по себе замечательно, но это уже было. И когда я предложил изменить тон моего романа, команда меня полностью поддержала. Мне хотелось приблизить картину, погрузиться так глубоко, как только бы получилось, и показать последние дни войны глазами нескольких людей, застигнутых в пламени исхода. Это должна быть война глазами людей, ослеплённых пылью, людей, чьи сведения неумолимо устаревают, а снаряжение ломается. Хаос набирает силу, но никто не знает наверняка, что это для них означает, кроме разгула непонятных ужасов на Терре. Ни один полк не избежал потерь. Все разбиты усталостью. У кого-то не осталось сил ни на что, кроме терпения. Неудивительно, что, проводя свои обычные литературные исследования, я часто обращался к собственным старым записям разговоров с ветеранами Второй Мировой и ко многим историческим книгам о войне. Что ты на самом деле можешь увидеть на поле боя, среди пыли и шума? Что ты знаешь о большой войне, когда ты в самой её середине? «Всего несколько персонажей, — сказал я на одной из первых встреч смущённо, как я обычно говорю, когда приходится высказывать идею вслух, а не писать о ней. — Просто, знаете, несколько персонажей, защищающих стену. Кто они, как туда попали и о чём думают теперь, когда им некуда деваться». На совещаниях я говорю немного. По большей части идеи приходят ко мне много позже, когда встреча уже давно закончилась и я в тишине у себя дома. И всё же я ходил на встречи по «Осаде» с чувством, что в седьмой книге всё должно идти определённым образом. Там не будет недель глобальной войны — только несколько дней, не больше. Не будет огромного количества персонажей. Не будет Вечных. Не будет внутренних монологов Хоруса. Не будет Абаддона, который ждёт своего часа как будущий магистр войны. Не будет объяснений грандиозных планов. Для всего этого в моей книге нет места. Всё это уже было и будет, но моя книга — это конец Осады глазами тех, кто воюет. Тех, кто потерял себя на службе Хаоса, и имперцев, сражающихся на войне, которую они толком не понимают. Моя книга о том, что они думают о войне и о самих себе, и о том, что они узнают о себе в шаге от победы или поражения. Я хотел, чтобы эта книга была более камерной; чтобы она увлекала, но по-другому. '''5''' '''О Кровавых Ангелах и легионе Неумерших:''' «На геносемени Кровавых Ангелов лежит древнее проклятие мутации, незримая порча, прикрытая изяществом, умом и доблестными деяниями, коими с полным правом может похвастать благороднейший орден. И всё же в очах сынов Сангвиния горит жажда, утолить которую можно лишь человеческой кровью. О да, мудрее будет лишь прошептать слово, что проистекает из тьмы времён, отягощённых веками и страхом, слово, что вторит поступи Кровавых Ангелов… вампиры». ''«Кодекс Империалис», 1993 год'' Кровавые Ангелы находятся в удивительном состоянии перехода. Красный керамит — пока лишь тонкий слой на старом сером легиона Неумерших. Мы часто говорим, что Кровавые Ангелы — олицетворение Ренессанса в силовой броне, но только не здесь и не сейчас. В описываемый период они ещё недалеко ушли от своего каннибальского прошлого. Они полны надежд и стремятся оправдать ожидания Сангвиния. Позже они будут более сосредоточены на себе, и то, что сейчас они делают ради самовыражения и самосовершенствования, в дальнейшем станет для них защитой против усиливающейся Красной Жажды и недавно появившейся Чёрной Ярости. В ходе Великого крестового похода искусство для них — это связь с человечностью в себе. Позже оно станет единственным способом сохранить её остатки. Писатели из Forge World, от Алана Блая до Нила Уайли и Ануджа Малхотры, хорошо поработали над историей Кровавых Ангелов, и «Отголоски вечности» развивают многие их идеи. Было сущим удовольствием, основываясь на их видении, писать о первой встрече Императора и Сангвиния, как и о запятнанном кровью IX легионе до встречи с примархом. В каком-то смысле Кровавые Ангелы ищут себя. Хотя они ещё не испытали те страдания и не приобрели те черты, которые позже будут характеризовать их как орден, в их пути между двумя различными образами есть своё очарование. Амит и Зефон — две разные грани одного алмаза «Кровавый Ангел», и каждый в той или иной степени воплощает собой разные аспекты легиона. Многие читатели заметят, что эти два персонажа также воплощают идеи орденов, которые им предстоит основать, — соответственно, Расчленителей и Погребальную Стражу. Сейчас они оба Кровавые Ангелы, но, как и в случае со всеми воинами-астартес, культура легиона подталкивает их в определённых направлениях. У Амита есть те черты берсерка, которые обновлённые Ангелы стараются подавить, и развитие этого персонажа помогает проследить, как его ангельское перерождение наложилось на прошлое каннибала. Зефон ближе к идеалу ангела, но обстоятельства усиливают более тёмные аспекты его кровной линии. Возможно, он смог побороть кровожадность, которая составляла сущность старой гвардии легиона, но он настолько же вампир, насколько и ангел. Как же я спешил поскорее приступить к повествованию о Кровавых Ангелах! Я так долго этого хотел и наслаждался каждой минутой. '''О Ка'Бандхе:''' А вот этот рабочий процесс шёл не без сбоев. В один из самых бестолковых моментов в наших исследованиях у нас на руках оказалось примерно девятьсот противоречащих друг другу географических отчётов о том, что вообще такое «врата Вечности» и где они находятся. В те времена, когда география Терры была намного примитивнее, их называли то Последними вратами, то вратами Вечности. Судя по некоторым источникам, они стояли на земле, по другим — находились под землёй; в одних говорилось, что они были входом в Санктум Империалис, в других — в Императорское Подземелье, и ещё мы нашли случайные вопросы с конвентов, где упоминалось, что они буквально служили дверьми в Тронный зал Императора. Для блага «Осады Терры» со всем этим требовалось разобраться. Когда мы подробно, в стиле географического справочника, составляли карту Терры, то остановились на том варианте, который имел наибольший смысл, а также противоречил наименьшему количеству источников. Эта часть оказалась относительно простой. Теперь насчёт Ка'Бандхи. Ещё задолго до того, как началось обсуждение седьмой книги «Осады», мы задумывались о том, что делать с Ка'Бандхой. Или, скорее, что делать без Ка'Бандхи. Знаменитая битва уже случилась. По старому лору Ка'Бандха победил Сангвиния на Сигнусе-Прайм, а потом ангелокрылый примарх взял реванш у врат Вечности. Книжная «Ересь Хоруса» всё изменила. В ней Сангвиний дважды встречается с демоном на Сигнусе-Прайм, терпит поражение в первый раз и побеждает во второй. Команда не хотела вновь использовать Ка'Бандху в этой роли, потому что он, в общем, уже проиграл Великому Ангелу, когда канонический реванш хронологически сдвинулся с Осады к более раннему эпизоду Ереси. Когда другие авторы в своих послесловиях говорят о том, как трудно привести в соответствие друг с другом многие события из древнего лора — которые вообще-то предполагались скорее мифическими и/или аллегорическими, нежели реальными, — они имеют в виду что-то вроде этого. С другой стороны, имелись врата Вечности, и Сангвиний просто обязан был сразиться перед ними с возвышенным демоном-князем Кхорна. Более того, это должно было иметь особое значение. «Думаю, Ангрон подойдёт в самый раз», — сказал я. Ангрон казался очевидным и уместным выбором. Настолько очевидным, что никто даже не возразил, все за столом просто покивали и пробормотали что-то одобрительное в стиле римского сената. Мы иногда так делаем — я вам покажу, если вы меня лично попросите. '''Об Ангроне и Пожирателях Миров:''' Как пали сильные. Как сильны падшие. В «Отголосках вечности» Терра испытывает на себе несущее порчу воздействие Хаоса. Пантеон почти в апогее, и это заметно по постепенному ослабеванию щита Императора, по скверне в небесах и по непрерывному исцелению Ангрона. Хаос близок к полному господству. Стоит только взглянуть в небо — и вот они, боги. Хорошие времена для плохих парней, правда? Ну… С самых первых версий Warhammer Fantasy Battles и Warhammer 40,000 Путь к славе был особым понятием, самым настоящим процессом со своими правилами. Это условное обозначение для реального и метафизически-духовного пути, который проходит каждый персонаж, затронутый Хаосом. Одни навсегда остаются на первой ступеньке, так и не делая следующий шаг. Подавляющее большинство гибнет или превращается в отродья Хаоса, знают они об этом или нет. И лишь немногие достигнут конечной цели — станут демоническими князьями, или принцами (ура, бессмертие!) — и только тогда поймут, что стали неотделимой частью полуразумного божества. Эта вселенная (сломанная в корне, не забудьте) сожрёт вашу душу. Кто-то верит, что избежит проклятья, играя в Великую Игру. Увы, карты в ней краплёные. Если проигрываешь, то теряешь больше, чем если бы вообще не играл. Если выигрываешь, то всё равно проигрываешь, только иначе. Самоидентификация — моя любимая тема. «Остаёшься ли ты собой, если?..» — это один из классических вопросов жанра фантастики, и, разумеется, им задаются все направления философии. В описываемое в книге время Ангрон — воплощение ярости неистового бога. Он буквально часть Кхорна. Сколько же в нём остаётся от настоящего Ангрона? Зависит от капризов бога, но ответ всегда один — «слишком мало». В этом и трагедия. Каргос — пример цены, которую Пожиратели Миров платят войне. Гвозди разъедают то, что осталось от апотекария, опустошают его, превращают в то, кем суждено стать всем Псам Войны. Всё это время его направляет (кто-то сказал бы «им манипулирует») Инзар, как тёмная сторона связи между двумя легионами. Их отношения напоминают братские узы между Кхарном и Аргелом Талом, но они омрачены временем и обстоятельствами. А Лотара… Мне понравилась идея описать корабль Хаоса, который всё более поддаётся порче, но с неожиданным поворотом. Не с точки зрения чудовища на борту звездолёта, но глазами одного из призраков, обречённых бродить по его палубам. Кто на самом деле Лотара — монстр на чёрном троне, который командует ''«Завоевателем»''? Или тень (тени?) мертвеца, что блуждает по собственному кораблю? Или часть её есть в каждом из этих воплощений? Или ни в одном, и она фактически мертва, подменённая чудовищными отголосками своей личности? Я люблю такие вопросы, особенно когда ответ на все четыре: «Вообще-то да». '''О Вулкане и Магнусе:''' Магнус Красный был популярным персонажем с самого зарождения вселенной Warhammer 40,000. Магнус и Тысяча Сынов всегда были легионом предателей, которых предали; легионом, с которым несправедливо обошёлся Империум; легионом «хороших плохих парней» — по крайней мере, в глазах многих читателей и фанатов. И это правда. И за это я тоже их люблю. Но одновременно это и ложь. Точнее, не вся правда. Warhammer 40,000 так задуман. Один из самых привлекательных элементов мира, который делает персонажей правдоподобными, — то, что никто из них не прав. Если вам нужна фракция или герой, которые так и дышат правотой — моральной, духовной или сюжетной, — то вам в другую вселенную. Warhammer работает не потому, что кто-то прав, а потому, что все гарантированно неправы. Они достоверны в своём невежестве. Иногда их обманывают. Иногда своё восприятие реальности приводит их на, казалось бы, надёжный, но в конечном итоге гибельный путь. Иногда (чёрт, да почти всегда) дорога в ад вымощена благими намерениями. Это намного важнее для описания персонажа и намного реалистичнее. В любом случае вечная правота — это скучно. Никто не любит зазнаек. Команда обсудила многочисленные грехи Магнуса (тут вспоминается очень своевременная и удачная мысль Грэма Макнилла; спасибо, Джи-Мак!), и с этим багажом Вулкан отправился в Паутину, чтобы разобраться с Алым Королём. Как и во всех противостояниях между воплощениями их различных аспектов, каждый в чём-то прав и в чём-то неправ. Взгляды примархов обоснованы их жизненным опытом. Бесспорно, оба проигрывают. Магнус сталкивается лицом к лицу со своими заблуждениями — хотя, учитывая его любовь к Трагедии (с большой буквы Т), вряд ли он когда-либо полностью их осознает. Вулкан же встречает всё больше свидетельств того, что Империум, возможно, не таков, как он думал, и что планы Императора всегда зиждились на шатком основании. Слепец видит проблеск своих изъянов. Хороший человек видит проблеск истины — что он всего лишь шестерёнка в неисправной машине. Достаточно ли этого, чтобы изменить их точки зрения? Нет, абсолютно недостаточно. Но посеять в умах предательские семена сомнения? О да. '''О Сангвинии:''' Мне страшно хотелось написать всю книгу от его лица. Ответить на каждый вопрос, который когда-либо о нём задавали, показать в романе, какой он непобедимый и лучший во всём и так далее и тому подобное. Но я не смог. Знаю, такая книга стала бы популярной. И написать её легче лёгкого… Но это было бы жульничеством. К концу войны Сангвиний устал больше всех. Вот почему тот факт, что Ангел продолжает бороться, так сильно отзывается в наших сердцах и так поднимает дух защитников. Не потому, что он непобедим, но потому, что он, как и все остальные, истерзан, измучен — и всё равно он сражается. Девятый примарх не воплощает собой недоступное для смертных совершенство — это было бы слишком просто. Он воплощает ту доблесть, которой они и сами могут достигнуть. И Сангвиний это знает. Так он вдохновляет их. Я прочитал много исторических книг, и лучшие романы в основном написаны с точки зрения персонажей, близких к историческим фигурам. Они не влезают в головы к Александру Великому, королю Артуру, Ахиллесу или царю Леониду. Они погружают читателя в историю о том, каково это — находиться в присутствии великих людей. Они описывают, каково проходить вместе с ними через эпохальные моменты, любить или ненавидеть их, бороться с ними или стоять на их стороне. Это истории, которые рассказывают о знаменитых мужчинах и женщинах во время зарождения их мифа глазами ближайших к ним людей. Я люблю такие книги. В них всё кажется предельно реальным. «Отголоски вечности» показывают Сангвиния глазами двоих его невезучих сыновей; глазами представителей Адептус Механикус, у которых есть множество причин ненавидеть примархов; глазами легионных трэллов и солдат Имперской Армии, кто практически поклоняется ему; глазами его братьев и племянников-предателей, которые завидуют Ангелу и презирают его совершенство. Поэтому я не передаю мысли Сангвиния, кроме нескольких важных моментов озарения или уязвимости. Когда он впервые встретился с Императором. Когда врата Вечности оказались за его спиной. Когда их створки закрылись. Хотя «Отголоски» больше, чем просто книга о вратах Вечности, роман мог закончиться только так — грохотом захлопывающихся створок. Что аккуратно подводит нас к… '''6''' «Первый еретик». «Предатель». «Повелитель Человечества». «Отголоски вечности». «Аврелиан». «Принц воронья». Неплохой результат. За время работы над сериями «Ересь Хоруса» и «Осада Терры» я отправил в печать более полумиллиона слов, главным образом в составе этих четырёх романов и двух повестей, которыми я страшно горжусь. Это была запутанная, унизительная, трудная, потрясающая, эмоциональная гонка, и вот мы уже у финиша. Я вступаю на территорию, которую Архан Лэнд назвал бы «раздражающе эмоциональной», поэтому пора включать титры. Надеюсь, вам понравилось, как я дополнил мифологию. Надеюсь, вы рады были познакомиться с новыми героями и услышать истории, которые мне захотелось рассказать. Спасибо, что позволили мне стать частью этого пути. ''Аарон Дембски-Боуден'' ''Графство Тирон, Ирландия'' ''Октябрь 2021 года'' == '''БЛАГОДАРНОСТИ''' ==В этот раз я должен поблагодарить многих. Главная благодарность полагается всем Мастерам Осады — Джону, Гаю, Гэву, Крису и Дэну, по кому я буду безмерно скучать, ведь наша работа подходит к концу. Спасибо вам от всей души за поддержку, за то, что вытерпели бесконечную переписку по электронной почте, за перепроверки, за похвалы, идеи и потоки сознания. Сюда же надо отнести и пространные беседы с Джи-Маком, который сейчас завоёвывает обе Америки. Было бы упущением с моей стороны отдельно не поблагодарить Дэна. Отчасти за многочисленные звонки по Скайпу в пять утра, чтобы обсудить планы на седьмую и восьмую книги «Осады» и их тёмный симбиоз, но в основном за его неустанные усилия в более личной области. Ты знаешь, о чём я говорю, Дэн. Спасибо тебе. Ещё одна (но не менее искренняя) благодарность уходит Джейкобу, который все руки себе отбил, запечатлевая каждое слово, произнесённое на примерно восьми миллионах встреч по «Осаде Терры». Спасибо доктору Дэниелу Смиту, Дж. Вуду и Ричарду Флетчеру за их «Ну, геологические процессы здесь пойдут вот так…», когда мы обсуждали уничтожение Терры. В равной степени я благодарен консультантам (особенно Дж. Кларку), которые помогали мне со специфическими вопросами по артиллерийскому делу, архитектуре и метеорологии. Сердечное ''«ta, mate»''<ref>«Спасибо, друг» на австралийском сленге.</ref> Робу Данфи за подключение к удалённому рабочему столу, когда в один прекрасный день пришлось спасать приличный кусок книги от случайного удаления. Спасибо Альфабусе<ref>Bruva Alfabusa — автор комедийного анимационного сериала по вселенной Warhammer 40,000 «If the Emperor Had a Text-to-Speech Device», рассказывающего о возвращении Императора (при помощи древнего устройства, преобразующего текст в речь) и хаосе, который последовал за этим.</ref> за его идеи и эмоциональную поддержку. Чувак, ты офигенный. Я перед тобой в долгу. Спасибо Крису Метцену и Тоби О'Харе — за то, что всегда были рядом, если нужно было поздно вечером поговорить о психическом здоровье. Спасибо Генри Кавиллу за приятные слова в нужный момент, хотя вряд ли прощу ему то, что он не ответил на моё (допустим, крайне неловкое) личное сообщение. Спасибо Кейт Хамер (''WarHamer 40Kate'') и Ханне Хьюз буквально за каждое слово, что вы произнесли, пока я писал эту книгу. Спасибо Нилу Робертсу за изумительную обложку (одна из лучших у тебя, Н!) и Франческе Баэральд за потрясающую карту. И особая благодарность моему редактору Нику Кайму — по всем обычным причинам и примерно пятидесяти новым. И как профессионал, и как человек я слишком многим тебе обязан, чтобы это перечислять. У нас всё получилось, дружище.
– Ты Последнее, но не скажешь ничего, что мне нужно услышать, менее важное — спасибо читателям за ваше терпение и не знаешь ничего, что я хочу знать. Ты приговорен к смерти, Магнус. Я не дам тебе уничтожить щит отцаэнтузиазм.
Магнус пристально посмотрел на негоЧасть дохода от этой книги пойдёт в Фонд онкологических исследований Великобритании и в «Приют Элли» — благотворительную организацию в Северной Ирландии, которая занимается исследованиями синдрома H-ABC и его жемчужно-белые зубы обнажились в улыбке. Единственный воспаленный глаз зажегся весельемпомогает семьям детей с этим заболеванием.
– Тогда тебе нужно было убить меня пару часов назад== '''ОБ АВТОРЕ''' =='''Аарон Дембски-Боуден''' — автор признанных бестселлерами по версии ''New York Times'' романов «Первый еретик», «Предатель» и «Повелитель Человечества» о Ереси Хоруса, а также повестей «Аврелиан», «Принц воронья» и аудиопостановки «Гвозди Мясника».<br />[[Категория:В рамках вселенной Warhammer 40,000]][[Категория:Ересь Гора: Осада Терры / Horus Heresy: Siege of Terra]][[Категория:Ересь Гора / Horus Heresy]][[Категория:Империум]][[Категория:Хаос]][[Категория:Легио Кустодес]][[Категория:Космический Десант]][[Категория:Темные Ангелы]][[Категория:Дети Императора]][[Категория:Белые Шрамы]][[Категория:Космические Волки]][[Категория:Имперские Кулаки]][[Категория:Кровавые Ангелы]][[Категория:Пожиратели Миров]][[Категория:Лунные Волки / Сыны Гора]][[Категория:Несущие Слово]][[Категория:Адептус Механикус / Механикум]]<references />он написал романы «Копьё Императора» и «Рагнар Чёрная Грива», популярную трилогию о Повелителях Ночи, сборник «Армагеддон» из серии «Битвы Космодесанта», дилогию «Коготь Хоруса» и «Чёрный Легион», книгу «Дар Императора» о Серых Рыцарях и множество рассказов. Аарон живёт и работает в Северной Ирландии.
Нет описания правки
{{Другой перевод|Отголоски вечности / Echoes of Eternity (роман) (перевод Alkenex)}}
{{В процессе|Сейчас= 30|Всего = 36Перевод_Д41Т}} {{Книга
|Обложка =eternity.jpg
|Описание обложки =
|Переводчик =Shaseer
|Переводчик2 =Praesagius
|Переводчик3 =
|Переводчик4 =
|Переводчик5 =
|Редактор =First Raven|Редактор2 =Георгий Воронов|Редактор3 =Ирина Синицына|Редактор4 =Татьяна Суслова|Редактор5 =Larda Cheshko|Редактор6 =Urbasian
|Издательство =Black Library
|Серия книг =[[Ересь Гора: Осада Терры / Horus Heresy: Siege of Terra (серия)|Ересь Гора: Осада Терры / Horus Heresy: Siege of Terra]]
|Год издания =2022
}}
__TOC__
''Это легендарное время.''
Галактика в огне. Надежды на славное будущее, задуманное Императором для человечества, уничтожены. Его любимый сын Хорус отвернулся от света отца и принял Хаос.
Армии могучих и грозных космических десантников схлестнулись в жестокой гражданской войне. Когда-то эти непобедимые воины сражались плечом к плечу, как братья, завоёвывая Галактику и собирая разрозненное человечество под знамёна Императора. Теперь же братство раскололось.
Некоторые остались верны Владыке Людей, тогда как другие переметнулись на сторону магистра войны. Самые выдающиеся среди участников конфликта — примархи, предводители многотысячных легионов. Величественные сверхчеловеческие создания стали венцом генетических изысканий Императора, и исход усобицы между ними предсказать невозможно.
Миры пылают. Одним сокрушительным ударом на Исстване V Хорус практически уничтожил три верных легиона, начав войну, которая затянет в огонь всё человечество. Честь и благородство уступили место предательству и коварству.
В тенях крадутся убийцы. Формируются армии. Каждый должен выбрать сторону или погибнуть.
= '''Действующие лицаДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА'''=''Император'' — Повелитель Человечества, Последний и Первый владыка Империума
'''''Примархи'''''
'''Примархи'Ангрон''— Владыка Красных Песков, возвышенный демонический князь Кхорна, примарх XII легиона
'''''Легио Кустодес, Последние из Десяти Тысяч'''''
'''Легио Кустодес, Последние из Десяти Тысяч'Диоклетиан Корос — трибун''
'''''I легион, Тёмные Ангелы'''''
'''I легион, Тёмные Ангелы'Корсвейн''— регент-командующий Полой Горы
'''''III легион, Дети Императора'''''
'''III легион, Дети Императора'Дейфоб''— воин 32-й роты
'''''V легион, Белые Шрамы'''''
''Шибан-хан''V легион, Белые Шрамыпо прозвищу ''Тахсир''— регенткомандующий космопорта Львиных врат
'''''VI легион, Космические Волки'''''
''Рикат''VI легион, Космические Волкипо прозвищу ''Не Оставляю Врагов'' — воин стаи Плача Скорбящего Дракона, рота Тра
'''''VII легион, Имперские Кулаки'''''
'''VII легион, Имперские Кулаки'Архам''— магистр хускарлов
'''''IX легион, Кровавые Ангелы'''''
'''IX легионЗефон, Кровавые Ангелы'Несущий Печаль''— бывший экзарх Высокого Воинства
'''''XII легион, Пожиратели Миров'''''
''Каргос''XII легион, Пожиратели Мировпо прозвищу ''Плюющийся Кровью''— апотекарий 8-й штурмовой роты
'''''XVI легион, Сыны Хоруса'''''
'''XVI легион, Сыны Гора'Кинор Аргонис''— советник магистра войны
'''''XVI легион, Лунные Волки (в час Великого крестового похода)'''''
''Эзекиль Абаддон'XVII легион' — первый капитан, Несущие Слово'''боевой вождь юстаэринцев
'''Имперская армия''XVII легион, Несущие Слово'''''
''Марлус Зенир — капрал''
'''Имперские персонажи'Сайлас Энварик''— сержант 12-го Гелианского стрелкового полка
'''''Представители Империума'''''
'''Адептус Механикус'Малкадор Сигиллит''— регент Империума
''Сапиен'' — мехобезьянка
''Шива Макул'Марсианские Механикум'— принцепс титана ''«Иракундос»'' типа «Разбойник», Легио Игнатум
''Улиенна Грун'' — принцепс титана ''«Хиндара»'' типа «Гончая», Легио Аудакс
''Химмар Кул'Нерождённые'— модерат титана ''«Хиндара»'' типа «Гончая», Легио Аудакс
'''''Нерождённые'''''
''"Нет зверя свирепее, чем человек, если к страстям его присоединяется власть."Ка'Бандха'' — чемпион бога войны
Нет зверя свирепее, чем человек, если к страстям его присоединяется власть.
''"ПохищатьЛуций Плутарх, убивать, грабить – это на их лживом языке называется управлением''<ref>''Прим. пер.'' В английском тексте здесь употреблён термин “Empire” (с большой буквы). В первоисточнике на латыни (Тацит, “Агрикола”, часть 30) использовано слово “imperium” (с маленькой буквы) – власть, приказ, полномочия. Традиционно это слово в данной цитате переводится на русский как “управление”, а на английский как “empire” (с маленькой буквы).</ref>'', а когда всё превращают в пустыню, это они называют миром."древнегреканский солярный жрец''
Похищать, убивать, грабить — это на их лживом языке называется «управлять империей», а когда всё превращают в пустыню, это они называют миром.
''"Сангвиний предан нашему отцу из совершенной любви Тацат<ref>Искаж. от Тацит. Публий Корнелий Тацит — древнеримский историк и совершенного благородства, и даже если бы это было всё, он все равно был бы лучшим из насписатель. Но он также предан Приведённая цитата из совершенного страхаего сочинения «Жизнеописание Юдия Агриколы». Он боится причины, по которой у него есть крылья— Здесь и далее примеч. Он боится того, что они могут символизироватьред. Он боится, что что</ref> из этрусско-то пошло не так во время его созданияроманийского королевства, и боится последствий, которые это может иметь для его собственных генетических сыновей.доисторический философ''
== '''ГЛАВА ПЕРВАЯ. Восход красного солнца''' ==
''Лотара''
Война была оконченазакончилась.
Императорский дворец был мертвДворец сгинул. Это было тектоническое образованиеНа месте тектонического образования, захватывающее что захватывало дух своими масштабами; мраморный рубец , этого мраморного рубца размером с континент, покрывающий своей коркой покрывшего сушу Евразии, простираясь от сухого восточного побережья до пустого западного моря. Теперь это были , остались только обломки. Те регионы, которые не были Все его территории либо разрушены, были либо заражены. Ещё не заброшенные сектора пылалиВсе области либо заброшены, либо объяты огнём.
Но большую часть своих костей внутренностей под этот проект отдала сама Терра. Она уже была разграблена Уже разграбленная в Тёмную Эру Технологий эру технологий и покрыта покрытая шрамами от непостижимых разрушений последовавшей за ним наступившей следом эры Раздора – и , она снова страдаланастрадалась вновь, когда имперские амбиции опустошали её корувыскоблили ради имперского честолюбия. Люди Императора вырвали из недр земли драгоценный камень стоимостью в столько ценных пород, что хватило бы на целую планету. Рабы, добывая его из глубин земли пленные и сервиторы трудились в поте лица рабов, пленников и сервиторовдобывая камень в глубинных шахтах. Без собственного согласия Терра отдала свои кости, и они были извлечены их вытащили наружу под взглядами надзором адептов; полезная нагрузка для закодированных имперских машин, понукавших грузовые машины кодовыми командами.
А теперь все всё это исчезло. Континент разрушенснова разорён. Полушарие превратилось лежит в руиныруинах.
Аксиома из более просвещенной просвещённой эпохи гласит: "''Общество становится великим«Общество достигает величия, когда старики сажают деревья, даже зная, что им сами никогда не отдохнут в их тени»<ref>Высказывание расхоже называют греческой поговоркой, однако её истоки можно проследить до книги «Жизнь, которую мы ценим» (The Life We Prize, 1951) американского писателя, квакера и теолога Дэвида Элтона Трублада (1900-1994). Его формулировка звучит немного иначе: «Человек открывает смысл жизни тогда, когда сажает тенистые деревья, зная, что ему никогда не придётся отдохнуть в их тени''"тени» (A man has made at least a start on discovering the meaning of human life when he plants shade trees under which he knows full well he will never sit).</ref>. Это высказывание говорит не только о самопожертвованиисамоотверженности, но и о виденииперспективах. БудущееО будущем, стоящее что зиждется на фундаменте, построенном возведённом делами мертвых ныне мёртвых альтруистов. Вместо этой жертвыНо теперь не осталось ни самоотверженности, ни перспектив, ослеплённая и Терра теперь горит из-за оружия в человеческом обличье.
Космос больше уже не был пустотойназвать «пустотой». За Пространство за пределами Терры то, что когда-то было холодным вакуумом космосапрежде холодный вакуум, запятнано проявлениями свернулось от проникновения нереальности. Вокруг Теперь вокруг армады кружились безымянные цветавились щупальца цветов, окутывая которым не придумали названий. Окутывая корабли когтистой дымкой и погружая свои когтистым туманом, они погружали туманные протуберанцы в экзосферу планеты.
Тысячи членов экипажа смотрели на ядовитые небеса тлетворное небо и на мир под ними, ним — на свою победуто, превращающуюся как их победа обращалась в пепел. Терра умирала. Знатоки Лишь мудрецы и ученые учёные Нового Механикума Кельбор-Хала могли различить отдельные процессы уничтожения, улавливая тонкие балансы отброшенных уловить, как тонко сбалансированные законы жизни и физики отбрасываются во имя цареубийства жизни и физики, но правда была очевидна для всехсуть происходящего понимали все. ЛюбойЕё ясно видел любой, кто выглядывал из иллюминатора или смотрел в широкие окна командной палубы, мог ясно увидеть её.
Лотара Саррин смотрела на разрушенный мир созерцала осквернённую планету с мостика флагманского корабля«''Завоеватель», "Завоевателя". Она сидела, '' ссутулившись, на своем своём командном троне, ее . Её измождённое тело находилось на грани смертельного обезвоживания. Она смотрела Капитан взирала на мир, который помогла уничтожить.
Когда-то она была гордой. Она была верна Лотара примкнула к восстаниюпо праведным мотивам, к которому присоединилась, верна Легионухранила верность легиону, который дорожил ею, верна экипажу, которым командовала, под её началом и солдатам, которых защищалапод её защитой. Она была убийцей флотаистребляла флоты, охотницей среди звёздкак звёздная охотница, командовала одним командир одного из самых мощных кораблей, когда-либо задуманных и созданных сотворённых человеческой изобретательностью. Ее Её послужной список пестрил наградами изобиловал поощрениями и благодарностями. На ее форме её мундире красовалась Кровавая рука Длань Двенадцатого – — высшая награда, которую какой только мог удостоиться смертный мог заслужить в её Легионелегионе.
В ее её глазах отражался шар тошнотворного болезненно-серого цвета с фиолетовым ореолом фиолетового безумия. Ни видимых участков поверхности, ни признаков жизни. Она Лотаре ничего не могла разглядеть удавалось различить под слоем грязной мути. Сканеры "Завоевателя"''«Завоевателя»'', если они вообще функционировали, не могли пробиться сквозь пыль. Терра уже не была похожа на Террувыглядела Террой. Она была похожа на напоминала Венеру. Она задыхалась Задыхалась под таким же отравленным небом.
Всё это складывалось в единое целое: смешивались . Смешивались и воспламенялись газы, ранее покоившиеся под землейв недрах земли. Из открытых взрывами вскрытых детонациями пор сочился ''сульфа диоксид''<ref>Искаж. диоксид серы — сернистый газ с характерным запахом, как у загорающейся спички, в высоких концентрациях крайне токсичен, при соединении с водой образует сернистую кислоту.</ref> — вещество, хорошо известное мудрецам Марсианского марсианского Механикума. Этот химический яд клубился химическими нитями в грязном воздухе, разрушая пронизывал его , отравляя ещё сильнее и превращая преобразуя в кислоту.
Разрушение Императорского дворца дворцового комплекса также вызвало выброс химических веществпривело к выбросу химикатов, использовавшихся применявшихся на заброшенных ныне заводах Терры. Из-за неисправности систем сдерживания на нескольких дворцовых мануфактурах в атмосферу вылилось веществонесколько мануфакторумов обильно излились веществом, обозначенное обозначенным как ''метилмефал-изоцианит''<ref>Искаж. метилизоцианат — органическое соединение, бесцветная летучая жидкость, применяемая в производстве гербицидов. Этот газ льнул Пожарои взрывоопасна, крайне ядовита, бурно реагирует с водой.</ref>. Его испарения льнули к земле с почти разумной хищностью, затопляя нижние уровни немногочисленных оставшихся горстки уцелевших бастионов невидимой приливной волной химического яда, растворяющегося который просачивался защитникам Терры в глазах горла и горле защитниковглаза. Он ослеплялслепил, сжигалобжигал, убивал в течение нескольких часовза считаные часы. Астартес могли Космодесантники смогли пережить его действиевоздействие, хотя многие остались изувеченнымидаже многих из них отрава изувечила. Полчищам человеческих защитников обычных людей, беженцев и беженцев бойцов, повезло меньше.
Ранее Лотара взяла последний прочтённый ею отчет, и отдала его одному из немногих оставшихся на борту "Завоевателя" ''«Завоевателя»'' мудрецов МеханикумМеханикума последний из прочитанных ей рапортов. Его Проржавевшая аугметика проржавела и натирала его уродливую кожу. В искрящихся венах плоть адепта, а под его кожей проступали разветвлённые, как молнии, жилы, по которым текла отравленная кровь. Ему приходилось Магосу пришлось набирать ответ на преобразователе текста в речь, потому что поскольку его вокодер вокализатор не подлежал ремонту. Он А ведь мудрец даже не ступал на поверхность, "Завоеватель" — всё это сотворил с ним этокорабль.
Когда он адепт напечатал свой ответ, Лотара прочла его три раза, чтобы полностью понятьубедиться, что именно верно ли она поняла, насколько жестоко братская война сделала обошлась с Террой. Текст был безжалостно всеобъемлющОписание получилось мучительно всеобъемлющим. Абсолютное Оно указывало на абсолютное уничтожение родного мира человечества. ВойнаБорьба, из-за которой сгорела галактикаГалактику объял огонь, теперь шла на каждом дюйме поверхности Террыкаждой пяди родного мира человечества, затмевая небеса и вгрызаясь в минеральную плоть планеты.
Но её внимание Саррин привлекли не отравление факты отравления или ослеплениеослепления, а одно из простых и незамысловатых прямолинейных замечаний техножреца, сделанных им по ходу анализа. Он подробно описал, как ''сульфуриковые''<ref>Здесь: сернистые.</ref> соединения серы просочились в воздух из ран планетыв воздух, рассеивая падающий свет Сола Солнца в пределах видимого человеком спектра. Вместе с этим объяснением в кратком примечании приводился один простой факт:
Сейчас она Лотара смотрела на обзорный экран окулуса, и при взгляде планету, наблюдаемую с орбиты мир , покрывала серая пелена. Они прибыли, чтобы захватить Тронный мир, а вместо этого укутали его в погребальный саванпогребальным саваном.
— Кхарн стоял неподалеку от ее командного трона. Его лицо было изрезано шрамами и скобами, наложенными на поле боя. Он ничего не сказал. Он больше никогда ничего не говорил? — снова позвала Саррин.
== '''ГЛАВА ВТОРАЯ. Сломленный гладиатор''' ==
''Каргос''
Где-то в посреди пыли, в слабом свете алого рассвета алой зари охотился гладиатор. Он не столько шелшёл, сколько шатался, не столько бежал, сколько спотыкался, и всякое чувство грацииот ловкости, которым которой он когда-то обладал, теперь превратилось в обрывки воспоминанийсохранились лишь обрывочные воспоминания. Его движения были похожи на движения больного зверяДвигался воин будто больной зверь, а его сознание пылало рассудок пылал от пожиравших разум желаний, пожирающих разум. Его гребневидный шлем , увенчанный гребнем, поворачивался то в одну, то в другую сторону животными, резкими рывками, словно голова животного. Казалось, боец страдает бешенством. Его противники дрогнули и побежали — минуты назад… часы назад… дни назад… Теперь он не видел врагов и не знал точно, в каком направлении те удирали. Он двигался как бешеныйГладиатор мотнул головой, реагируя на тени в пепле, на звуки, приглушённые настолько, что они мнились ненастоящими, и сочленения доспеха заскрежетали. В его латной перчатке, сжатой в кулак, вхолостую работал цепной топор. Оружие, однако, не принадлежало воину, и он не мог вспомнить, где нашёл его. Иногда зубья клинка жужжали, перемалывая грязный воздух. Кровь, запёкшаяся на клыках оружия, превратилась в песчаное месиво.
Всё менялось. ''Уже'' изменилось. После того как Когда машина боли перестроила его сознаниерассудок легионера, химия химическая основа его сознания была разрушенараспалась. Адреналин насилияДаруемые насилием выбросы адреналина, который которые когда-то приводил приводили в экстаз, теперь приносил лишь приносили только слабое облегчение. Драгоценное— драгоценное, да, но вряд ли вовсе не то же самое. Раньше гладиатор гнался за чувством возбуждениястремился к чувству восторженности. Теперь он гнался за дразнящими ласками облегченияутоления. Их никогда даже близко не было достаточнохватало, чтобы стать удовольствиемиспытать удовольствие или нечто похожее, но они с ними хотя бы сопровождались прекращением приходило временное избавление от боли.
Да, всё менялось.
Это не беспокоило его. Возможно, если бы задумайся он задумался об этом по-настоящему, то проявил интересбы проявился, но в те редкие моменты, когда он воин обращался мыслями в этом том направлении, Гвозди грызли его так сильно, что вызывали мышечную дрожь. Они обещали ему мир , что гладиатор обретёт покой, только если он будет бежать, реветь, убивать, калечить, жечь. Поэтому он делал всё это, когда мог, и упивался больюв перерывах. Легионер смутно помнил, что в какой-то момент пробовал разбить себе голову о стену, ритмично ударяясь лбом о расколотый мрамор, чтобы выпустить всю мерзость из черепа. Тогда это вроде бы сработало, но потом оказалось, что нет. Боль вернулась, усилившись вдвое. Она карала за то, что он нанёс раны самому себе. Осуждала за попытку самоубийства. Гладиатор двинулся дальше. Гвозди успокаивались, когда он шёл вперёд. Он был не могодин в пепельной пустоши. Его братья — и существа, что притворялись его братьями, — образовали вокруг него неплотную стаю. Они пробирались во мгле вместе, но как бы и порознь. Одни его спутники состояли из огня. Другие — из крови, которой придали облик чудовищ. Третьи были его братьями на протяжении всей жизни. Четвёртые просто носили плоть его родичей. «Апотекарий».
Каргос спустился вниз, наполовину местами соскальзывая по каменным обломкам. Скопление силуэтов сначала превратилось в фигурынеясные формы, затем в фигуры его братьев. Его настоящих братьев. Не техНастоящих, а не существ, что притворялись ими.
Каргос перевел перевёл взгляд на стоящих уцелевших Пожирателей Миров— тех, что ещё стояли на ногах. Другие проносились шагали мимо них в пыли, карабкаясь карабкались по склону из обломков, ища искали добычу по велению грызущих мозг машин боли, вгрызающихся в их мозг. Даже тех, у кого хватало кому хватило самообладания, чтобы заняться мертвецами Легионапозаботиться о мертвецах легиона, мучили жестокие тики и подёргивания. Эти похороныПохороны, пусть такие же грубые и небрежные, как и любой другой ритуал XII ЛегионаДвенадцатого, требовали от тех, кто был способен их выполнить, высшей степени сосредоточенности.
Время в пепле шло текло странно. В какой-то момент во время нетвёрдого шествия Каргоса вокруг него появились фигурыкакие-то создания. Сначала несколько человек, затем они превратились во многихпотом много, а затем многие стали — более чем достаточным числомдостаточно. Он Воин знал, что некоторые одни из них были — его братьями братья по Легионулегиону, а некоторые – другие — нет, и он мог отличить их отличал первых от техвторых, наблюдая, кто мог видетьзнают ли они, куда они идут. Он Каргос и его братья родичи были слепы, но те, кто выдавал себя за его братьев и сестёргладиатора, видели достаточно хорошо, чтобы охотиться. Эти кровожадные твари охотились рыскали впереди орды; безмолвный крик Императора лишал их сил, но однако они видели проблески вычленяли свечение жизни в удушливой пыли, и они увлекли увлекали за собой силы Магистра посланников магистра войны. Они продвигались к Санктум Империалис, где в последней крепости собрались последние защитникиостатки организованных защитников Дворца.
Хотя восприятие Каргоса притупляла боль от Гвоздей и притупилась, Каргос он чувствовал, как меняется воздухизменения в самом воздухе. Теперь завеса Завеса между мирами была тонкауже невероятно истончилась. Нерожденные пробивали Нерождённые прогрызали себе путь в реальность лишь при помощи обрывков , цепляясь даже за обрывки мыслей. Одна-единственная капля крови , упав на разбитой земле искорёженную землю, порождала ужасы.
Император слабел.
Даже спустя столько лет голос Инзара был низок Таэра не изменился и звучал через вокалайзер из динамика шлема подобно низкому мурлыканию. Каким-то Неведомым образом он пробивался сквозь ветерего речь перекрывала шум ветра.
Каргос не знал, что ответить – , — ничто из происходящего не походило на триумф – , поэтому он ничего не сказал. Прикосновение Инзара оставило отметину на плече Однако Таэр не убирал руку с плеча Пожирателя Миров. Направляющая рукаДержал её, как направляющую длань.
Инзар фыркнулхмыкнул. Возможно, и этот он издавал такой звук мог бы быть смехом, когда смеялся.
На этот раз никакого смеха не было. Только кивок, жест в знак понимания.
Посреди пустошей был собран созвали совет, сформированный вокруг собрания костяк которого образовала группа офицеров и их помощников, всё еще ещё сохранявших рассудок. Вокруг собрания грохотали тени танковтанки, подобные теням. Воины всех Представители разных легионов стояли в смешанных группах, смешанными группами — теперь их всё чаще их объединяла вновь обретенная верностьновым соратникам, а не происхождение от кровных отцов. Каргос был одним из нихЭто относилось и к Каргосу. Он оставался Как бы ни истончилась товарищеская связь между ним и капелланом, он держался рядом с Инзаром из-за вымученного знакомства, наблюдая следя больными глазами за первыми признаками порядкатого, появляющегося как из беспорядка, наблюдаемого им воином уже целую вечность хаоса, возникает порядок.
А как же Рогал Дорн, Преторианец Императора? Что насчёт Джагатай-хана и Ангела Крови? Затаились ли они в Санктум Империалис, ожидая последней битвы, или оказались попали в ловушке ловушку в охваченных войной районах Внутреннего Дворцадворца, осажденные осаждённые в своих бастионах и неспособные вырваться? Говорили, что Хан умер от нечестивых ран, полученных в космопорте львиных Врат Львиных врат несколько дней назад. ГоворилиПо слухам, когда Дворец обратился в прах, что Преторианец, после того как Дворец превратился в пепелисчерпав всю свою гениальность и осознав, что его гений был исчерпан, а планы разрушенысорваны, скрывался за стенами бастиона Бхаб и , где готовил свой последний план побега замысел — побег с Терры. Поэтому оставались учитывать стоило только Ангел Ангела и истощенные остатки трёх истощённых легионов, которыми он тот командовал.
Что же будет дальше? Магнус сломит волю Императора, а вместе с ней и психический псионический щит. Объятый яростью Ангрон в своей ярости найдет найдёт и убьет прикончит Ангела Крови, а затем пойдет пойдёт на Санктум Империалис. Сам Гор Хорус вскоре должен был высадиться на планетуповерхность. Они разрушат Врата врата Вечности и сожгут Санктум Империалис убежище тирана дотла. Они превосходили защитников числомИх достаточно много. Защитников мало.
Да будет это сказано, и да будет это сделано. Терра : вскоре будет принадлежать имони завладеют Террой.
== '''ГЛАВА ТРЕТЬЯ. Бог с копьём в спине''' ==
''Улиенна''
Экипаж «Гончей» под названием ''Улиенн«Хиндара»''гордился проделанными им усилиями. Подняться во Внутренний дворец было нелегко: корабли-саркофаги просто не могли сесть в саване пыли, а рухнувшие секции Последней стены создали многокилометровый склон из обломков, скат тектонических масштабов, почти неприступный для большинства титанов из-за серьёзных ограничений их стабилизаторов. Когда первые несколько богомашин пробились во внутренние районы комплекса, они ступили на пустоши из разбомблённого мрамора, где эти отдельные колоссы оказались самыми высокими объектами. Целые районы бастионов, замков, шпилей и колоннад лежали в руинах, стёртые в порошок с орбиты или кишащие ордами пехоты и бронетехники магистра войны, которые уже наводнили Внутренний дворец.
Титаны марсианского Механикума не могли похвастаться такой быстротой. Впрочем, лишь немногие колоссы лоялистов давали отпор их осторожному продвижению. Большинство вражеских исполинов теперь расхаживали вокруг уцелевших бастионов или сбежали в безопасный Санктум Империалис.
Каждый из бастионов Палатина сам по себе был городом-крепостью, окружая кольцом окружавших Санктум Империалис кольцом, представлял собой город-крепость. Уродливее всех был бастион Меру – воплощённая грубость , самый уродливый из них, воплощал безыскусность в виде крепостиформе цитадели. Старые инфопотоки описывали его как дворецдворцом, но вся красота, которой он когда-то прежде обладал, исчезла, когда Рогал Дорн облачил его в камнебетон скалобетон и керамит и установил нагромождения противопехотных башенных орудий , а затем разместил на стенахскопления башенных противопехотных установок. Сносить его было ''«Хиндара»'' сносила их с удовольствием: еще одна твердыня лоялистов погибла при неостановимом продвижении к Санктум Империалис.
И даже сейчас притаившиеся ксенокоролевства на окраинах Империума пробуждалисьтогда Улиенну вновь посетила та мелкая предательская мыслишка, от которой ей никак не удавалось избавиться. Безусловно, осмеливаясь бросить завистливый взгляд на мирыХорус — герой, которые они потеряли во время Великого Крестового похода. Останется ли достаточно воинств Магистра магистр войны, чтобы удержать всю территорию Империума? И как будут выглядеть эти воинства, когда из них исчезнут всякие порядокусмиритель Галактики. Конечно, дисциплина и человечность? Легионес Астартес уже одурманены кровью она последовала за ним. Легио Аудакс с готовностью встал под знамёна Луперкаля и сражаются вместе связал с этими.ним свою судьбу.. этими тварями. Полки Имперской Армии, носящие Око Магстра Но что останется после этой войны? Что останется от Терры и армий, были не лучше. Улиенн Грун не хотела мира. Мир скучен. Мир для слабаков. Ей нужны были войнысражавшихся, которые она могла выиграть.чтобы захватить её?
Через железные кости своего титана Улиенна услышала, как легионеры ликуют, скандируют у её ног, взывая к ''«Хиндаре»'', к Хорусу, к тварям среди них — и к Ангрону, Ангрону, Ангрону.
''Каргос''
Он снова двинулся кочевал с ордой, на этот сей раз вместе с Инзаром. Он ставил Ставил одну ногу перед другой, и тяжёлые шаги складывались в бесконечный марш, порождая уколы Гвоздей отзываясь в глубине его мозга. Они посылали боль и кусалисьуколами Гвоздей — те с недавних пор словно превратились в гадючьи клыки, но в присутствии присутствие Инзара уменьшало боль была меньше. Его голос был Голос Таэра оказался одним из техпротивоядий, что ослабляли их ядовитую капельспособных ослабить жгучие укусы.
Думать тоже стало немного легче. Он начал кое-что вспоминать: кем он когда-то был, что он сделал, имена воинов вокруг него. Вот Дрелат, центурион 53-й штурмовой роты. А вот Рангор, изукрашенный — увешал броню гладиаторскими клинками. Каргос не мог вспомнить звание воина, но он знал, что Рангор жульничал в при игре в бабки кости на борту "Завоевателя"''«Завоевателя»''.
Странно, что он вспомнил об этом сейчас.
Каргос взглянул на Инзара, пока они шли в неровном ритме, оступаясь, брели рядом. Несущий Слово, казалось, почти не изменился, и в этом было что-то удивительно приятное. Это заставляло Каргоса вспомнить Напоминание о былых временах. Когда Несущие Слово послали Семнадцатый послал своих капелланов в другие легионы в самый разгар Великого Крестового крестового похода, многие сочли это ненужным братанием. Пожиратели Миров были одними из среди тех, кто довольно быстро смирился с этим назначениемпоявлением гостей. На примере Инзара можно было понять, почему: тот служил в Восьмой 8-й штурмовой роте, и капитан Кхарн очень восхищался его вскоре начал восхищаться холодной стойкостью, доверяя новичка и доверять его советам Инзара.
Если бы легион Лоргара послал проповедников, сыны Ангрона не выказали бы им ни малейшего почтения. Но Несущие Слово прислали воинов-священников – — и в большей степени воинов, чем связенниковсвященников. Капеллана не интересовали правила ведения законы и обычаи войны. Когда в спорах заходила речь о воинской чести, он вздыхал; по его мнению, такие вещи придуманы мужчинами придумали мужчины и женщинамиженщины, желающие желавшие укрыться от истины сомнительным отрицаниемпод камуфляжной сеткой отрицания.
Настоящий воин сделает всё, что необходимо для победы в войне. Все остальное было Остальное несущественно. Таково было кредо Инзара Колхидского, и благодаря этому его тепло приняли в рядах Пожирателей Миров.
Каргос прочистил горло.
Каргос кивнул. То были хорошие дни. Непокорённая Галактика лежала перед ними в ожидании разрежущих её клинков , ещё не покорённая, ожидая, когда клинки легионов и примархов, чьи прихоти разделят разрежут её на частии разделят по прихоти примархов.
Каргос облизал потрескавшиеся губы. Хотя это было не смешноНичего смешного, но он космодесантник чувствовал, как смех, подобно желчи, подступает к горлу. Он боролся с тошнотворным чувствомспазмом, сколько мог, но оно все тот всё равно накатило на него: охватил тело — внезапный приступ смехахохота, похожий на серию прерванных завываний. В этом звуке не было радости. Он Воин смеялся только потому, что устройство в его черепе в этот момент защемило нервы, и он танцевал под его дудку.
Каргос смеялся хохотал так несколько раз за последние недели. ЧувствоОщущение в миг, когда тебя заставляли вынужден биться в конвульсиях от удовольствия, которого ты не ощущалиспытываешь, было хуже боли.
Инзар никак не прокомментировал этостал комментировать происходящее. Он продолжал продолжил говорить так, словно никакого смеха и не былораздалось. Его тон был оставался тёплым и приподнятым.
Каргос в ответ проворчал ответ, который нельзя было назвать ни "да", ни "нет"нечто невразумительное. Как давно с ним никто не разговаривал вот так, по-братски подшучивая над ним? Он порылся в окровавленной кровавой мути, что заменяла ему мысли. Он не знал. Казалось, прошла целая вечность.
У него были сохранились лишь отрывочные воспоминания о первых анализах исследованиях Гвоздей, о докладах, которые он видел транслировались на светящихся гололитических дисплеях. Эти диаграммы роста мускулатуры – — данные, полученные из цифрового расчленения после того, как его братьев – были довольно интересныосвежевали в цифровой проекции, — рассказывали сведущему захватывающую историю.
Даже генетически перестроенное тело космического десантника было оставалось в основе своей смертнымчеловеческим. У сигналовСигналы мозга, перемещающихся между мозгом, мышцами мышц и центральной нервной системойсистемы не могли передаваться быстрее, были ограничения чем у смертных. Но Гвозди сняли эти ограничения. Машины боли переписывали электрические импульсы между мозгом и телом, позволяя воинам эксплуатировать собственное телособственную плоть, заставляя мышцы и сухожилия отдавать больше кинетической энергии независимо от того, могли были они это чувствительны или нет. И вместе с этим пришла радость. Когда все остальные эмоции притупились притуплялись (прискорбный побочный эффект технологии имплантаимплантации), адреналиновый восторг жестокости взлетел вверхбитвы взлетал до небес.
По желанию воле Ангрона апотекарии легиона вбили Гвозди в черепа своих братьев. А затем, праведно удовлетворённые своим праведным трудом, мясники-хирурги XII легиона вживили их друг другу. Они пожертвовали утешением сладостью безболезненной жизни ради большей физической силы на поле боя.
Инзар обратил свои красные глазницы-глазные линзы на Пожирателя Миров.
После этого воцарилась тишина. Сколько она длилосьдлилась, Каргос не знал. Спустя неизвестное Неизмеримое время он спустя воин нарушил её.
Инзар повернул свой к нему шлем в сторону Пожирателя Миров.
В тот день целую жизнь назад, ещё в самом начале, они вытащили своего капитана из-под гусениц "Лэндрейдера"«Лэндрейдера». Сколько времени прошло с тех пор, как Каргос в последний раз думал об Исстване?
Вместо того чтобы кивнуть, Каргос пробурчал буркнул в знак согласия вместо того, чтобы кивнуть. Еще Ещё один маленький сдвиг в обыденности обыденной жизни с тех пор, как он получил имплантимплантат. Движение Движения головой, даже простой кивок, иногда подстегивало активировали Гвозди.
Улыбался ли Инзар за своим лицевым щитком? Каргос думалрешил, что да. Несущий Голос Несущего Слово говорил звучал так, словно слушал с ним обсуждали весьма трогательную историю.
Каргос вздрогнул. Смех снова подступал, Снова подступил смех — Гвозди собирались заставить его засмеятьсяхохотать, но он не хотел этого, не так быстро скоро после последнего прошлого раза.
Инзар был воплощенным оставался воплощённым терпением.
Сигизмунд.
Имя отозвалось в сознании смутило душу Каргоса тревожащей искренностьюотрадным воспоминанием. На мгновение он снова оказался на арене, в бойцовых ямах "Завоевателя"''«Завоевателя»'', наблюдая, как Кхарн и Сигизмунд, скованные запястьямиодной цепью за запястья, дерутся бок о бок. Правда, в В те времена ни один из двух капитанов дни оба они ещё не снискал большую часть своей снискали славы на гладиаторской аренев гладиаторских поединках. Общепризнанным было тоВсе знали, что, когда на кону стояла жизнь, они были эти двое неизменно оказывались одними из самых свирепых воинов Легионес Астартес. На войне они были лучшими. Но то была войнана войне. В бойцовых ямах они эти капитаны считались средними бойцамисередняками. Всегда дрались до первой крови, редко до третьей; — и никогда до сангвис экстремис''sanguis extremis'', никогда до смерти.
Каргос был стал гладиатором Восьмой 8-й роты. Его называли "Плюющимся кровью"и заслужил прозвище Плюющийся Кровью, потому что его излюбленным грязным приёмом был плевок в глаза врага. У них у всех были данные братьями Братья всем давали имена, и одно было напыщеннее другого. ''Плюющийся кровью''«Плюющийся Кровью». ''Чёрный рыцарь''«Чёрный Рыцарь». ''Расчленитель''«Расчленитель».
Каргосу было безразлично: , сражаться в одиночку или прикованным к брату по яме. На его коже красовались шрамы, отмечающие отмечавшие совершённые им убийства. В тот день, когда Делварус Делвар поддался жажде крови и покинул свой пост на борту "Завоевателя"''«Завоевателя»'', он гладиатор победил центуриона триариев в тот день на борту "Завоевателя". Лишь тогда Каргос И единственный раз проявил милосердие, оставив противника в живых по просьбе своего капитана.
Если драка была не до смерти, то её не стоило и начинать. Зачем вообще сражаться, если когда на кону ничего не стоит? Как говорил его соратник на арене, его брат по цепи, ''в «в играх не было славы''нет славы». Тогда это было истинно. Истиной осталось Истина для того мира — и осталась истиной навсегда.
Лицевая пластина Кхарна была расколотараскололась, обнажая обнажив большую часть лица. УдарТот же удар, разбивший что проломил шлемкапитана, также выбил половину его зубов. Казалось бы, что раны на лице и груди, не говоря уже об отсутствии дыхания, должны были затруднить его речь, но слова звучали отчётливо.
Каргос ничего не сказалответил. На него апотекария упало несколько теней. Подошли его — подошли братья.
Реакция была разнойпоследовала разная. Кто-то усмехнулся, кто-то одобрительно заворчал. "Зачем«Зачем?" – » — пробормотал один из воинов позади него.
После этого всё быстро стало блёклымпоблёкло. Он Каргос не мог вспомнить , как грузил тело Кхарна на какой-либо десантный кораблькатер, но также и не мог вспомнитьпомнил, как он оставил своего капитана там, под обломками. Либо то, либо другое должно было быть правдой, но он понятия не имел, что именно. Когда Воспоминания превратились в серый смерч, сквозь который он поплёлся вперёдбрёл, следуя за фигурами в пыли, его воспоминания превратились в серый круговорот.
Возможно, именно тогда и начался поход к Вратам вратам Вечности.
Каргос молча смотрел на горизонтнаблюдал за линией горизонта. Его пересохшее горло спускалось в измученное болью мясо его телаПересохший колодец горла не мог ни капли дать истерзанному телу. Кровь Императора, как же его мучила жажда.он хотел пить!
Впереди в тумане начали появляться стеныпроступать укрепления. Высокие, тёмные пятна, которыесилуэты, несомненно, были зубчатыми крепостными стенами одного из Палатинских бастионов. Возможно, Меру. Или Пифии. Или Авалона. Нет. Стоп. Разве они уже пали?
Три дня. дня… Три ''дня''?
Каргос фыркнул, что могло означать как согласие, так и — или нет.
Через вокалайзер вокализатор шлема Инзара донёсся его глубокий вздох.
Ангрон. Здесь.
Как давно Каргос не видел того, во что превратился его отец? Он Воин постарался удержать эту мысль, но она ускользнула из его головы, не сформированная и не высказанная.
Над далёкими стенами сияла одна-единственная звезда. Как только Едва Каргос взглянул на неё, она приковала его взор, и по его коже пробежала холодная дрожь. Гвозди укусили чуть сильнее, но боль притупилась. Это было — почти облегчение.
На востоке прогрохотали шаги титана "Налётчик"типа «Разбойник». Он сотрясал разорённую землю, и Каргос смог разглядеть его двигающийся крадущийся вперёд гигантский сгорбленный силуэт. Пока он приближался богомашина приближалась к стенам, множество фигур, которые могли быть людьми, а могли и не быть, двигались за ним ней по пятам. Он Космодесантник слышал их стайный вой этих фигур. Он слышал Слышал шёпот, слишком далёкий, чтобы достичь его ушей. Каргос Воин почувствовал, что крепче сжимает топор, и снова посмотрел на капеллана.
Впервые язык тела Инзара выдал его удивление. Каргос Апотекарий услышал слабое , как у собеседника на миг перехватило дыхание другого воина и кратковременное вздрагивание в сочленениях доспехов своего собеседникакоротко щёлкнули сочленения доспеха. Он Таэр не ответил сразу, а вместо этого устремил свой взгляд в небо, наблюдая за тем, что, по его словам, было звездой гнева Ангрона.
Инзар наконец опустил взгляд с небес.
Каргос позволил своему взгляду устремиться вдаль. Не на звезду – — она ощущалась как колючий жар на коже, несмотря на броню, – — а на силуэты и тени орды вокруг. Он наблюдал за ними: за своими братьями, за существами, притворяющимися что притворялись его братьями, и за людьми, порабощенными порабощёнными всеми ими. Успокаивающий голос Инзара звучал подобно барабанусловно отбивал гипнотический ритм.
Каргос крепко стиснул зубы, чтобы не дать звуку то, что скапливалось в горле, выйти наружуне воплотилось в звук. Ему Воину казалось, что его сейчас стошнит смехоми, и если тот вырвется наружу, то он боялся, что потеряет контроль над своими конечностями. Как будто веселье Гвоздей каким-то образом овладеет им, и неизвестно, надолго ли.
Капеллан запнулся. ЗамешкалсяЗамолчал. И начал снова.
Каргос чувствовал почуял запах крови, и его затылок становился тошнотворно жгло. Гвозди кровоточили, кровь вытекала горячая влага скапливалась в шлемшлеме. Он чувствовал, как влага его жизни течёт жизнь каплями стекает по шее. Он Воин попытался заговорить, но ничего не вышло.
== '''ГЛАВА ПЯТАЯ. Бессмертие через уничтожение''' ==
''Ангрон''
Боль может уничтожить человека. Есть такие страдания, после которых личность просто не способна существовать в том вместилище, что осталось. Эта степень мучений часто встречается среди умирающих, но она охватывает не только тех, кто обречён на смерть. От боли человек может кричать до утраты сознания. Можно испытать такую боль, что исчезнет всё, кроме способности биться в агонии.
Существо, которое некогда было Ангроном, узнало, что так же действует и ярость.
''Крылья''. Крылья ангелаего брата. Оперённые белым крылья золотого Его брата, ангела, чья кровь должна стекать по горлу нуцерийца, принося силу и избавление боли.
Его принцепс и команда вызвались остаться стабилизаторы пробило насквозь, а движители барахлили после месяцев службы во Внешнем дворце. После отступления для ремонта ''«Конкламатус»'' получил приказ вернуться в Авалоне после строй ещё до того, как остальные покинут бастион. У них не осталось выборахоть один адепт поднёс сварочный аппарат к его разбитому корпусу. Война искалечила "Конкламатус", и Поэтому он едва мог двигаться. Вместо того, чтобы хромать сквозь ничейные земли и неизбежно заработать паралич реактора на полпути к Санктуму, он остался преклонил колено в бастионе Авалон и присел с внешней стороны стены. Там, в пыли и пеплепыль — не ради символизма, он был и сейчаса для устойчивости, ожидаямаксимально приспособив свою ветхую конструкцию для ведения огня.
У команды имелось то, что можно было бы великодушно назвать планом, хотя правильнее — намерением. Когда орда обрушится на титан, тот пустит в ход немногие оставшиеся боеприпасы. Большую часть своих запасов он отдал отступающим братьям. Несмотря на травмы реактора и приниженную позу, он оставался «Владыкой войны» и намеревался умереть так же, как жил, — владыкой войны. Его стабилизаторы руки были пробиты насквозьнаправлены туда, где, а движители барахлили после месяцев во Внешнем Дворцепо представлениям экипажа, проходила линия горизонта. После отступления для ремонта "Конкламатус" был возвращен в строй На правой крепилось орудие «Беликоза», гудящее от слабого заряда — способного тем не менее сровнять с землёй квартал города. Левая оканчивалась клешнёй, чьи когти были изуродованы непосильным использованием, но всё ещё до тогомогли двигаться, как хотя бы один адепт поднес паяльную лампу к его разбитому корпусувсё ещё сохраняли способность сжиматься и разжиматься. Поэтому она погрузила колено В корпусе осталось несколько артиллерийских снарядов, уже заряженных в пыль для устойчивостинаплечные орудия. Эти макробластеры при вращении станут выть — исполнят единую и, а не из-за символизмакак ожидалось, максимально приспособив свою ветхую конструкцию для ведения огняславную финальную симфонию.
Добыча Ангрона была закована в ненужное мешавшее ему железо, поэтому он ударил и примарх нанёс первый удар не в попытке убить, а чтобы пробить оболочкупанцирь.
Он многого не знал в тот моментосознавал. Он не Не знал, что ударил "Конкламатуса" ''«Конкламатус»'' между гигантских лопаток с силой, достаточной для того, чтобы сломать механизмы его позвоночника и расколоть десятки поршней в позвонках. Он не Не знал, что принцепсу командиру титана, удостоившегося удостоившемуся почестей за сорок шесть лет безупречной службы в Легио Игнатум, вышгло зрение от столь близкого появления Ангронапри взгляде на Красного Ангела выжгло глаза. Он не Не знал, что душу принцепса уже вырвало из плоти, и она начала кипеть в варпе ещё до того, как тот закончил он перестал кричать.
Обезумев от ярости, он бросил нуцериец швырнул свою горящую ношу на стены в стену бастиона Авалон. На краткий миг вспыхнуло ложное солнце, — ещё один взрыв среди миллионов других на этой покрытой шрамами планете. Затем в мире рушащихся стен рухнула ещё одна стена, и Ангрон проревел единственное слово, которое ещё был в состоянии произнести.
Он выкрикнул имя своего брата.
= '''ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ОСЛЕПЛЁННЫЙ МИР''' =
=='''Часть 2. Ослеплённый мир.'''====='''ШестьГЛАВА ШЕСТАЯ. Последний человек на Терре.'''===
''Амит''
Демон родился в тот моментмиг, когда умерла королева, отравленная королём, которого она любила. Когда она вздохнула в испустила последний развздох, запутавшись в шелковых шёлковых простынях с кровавым узоромиз капель крови, демон издал младенческий крик рождения в царстве за реальностьюпределами реальности.
Первым, что сожрал демон, была стала потерянная душа королевы, вырванная из ее тела в кипящий варп. Пожалуй, в этом была своя мрачная поэзия.
История – , этот хищный ненасытный лжец – , со временем поглотит имена вероломного короля и преданной им королевы. Для космоса их правление ничего не значило: это были всего — лишь два человека среди кишащих квинтиллионов, ещё одни тщеславные правители очередной империи на очередном миреочередной планете, движущемся движущейся сквозь бесконечную тьму. Настоящим вкладом смыслом их жизней стало убийство в ночи, вспыхнувшая за ней ним война и чума, последовавшая за войной. Столько страданий из-за щепотки трав в одном кубке вина.
Существо, родившееся в результате их действий, не знало имен имён тех, благодаря кому родилось появилось на свет. Его настоящим отцом было предательство, а настоящей матерью – — болезнь. Оно росло за завесой между реальностью и нереальностьюимматериумом, обретая форму среди волнтечений варпа. У кипящего варпа эфира были свои законы, но они ничем не напоминали физику реальности. Времени там не существовало.
Демон росразвивался. К нему пришло самосознание. Вместе с ним росла Он начал осознавать себя, и силаего возросла.
Создание получило имена от служителей культов, выросших для основанных ради поклонения ему, а также от кажущихся набожными мужчин и женщин, стремившихся уничтожить его. Оно принимало эти имена, поклонение и ненависть как должное.
Безвременье закончилось в точке между "всегда" «всегда» и "никогда"«никогда». Демон проявился воплотился в мире, который когда-то назывался ЗемлейЗемлёй, а теперь – — Террой. Вместе с бесчисленными армиями своих сонмами сородичей он был призван, чтобы вопить о своем своём отвращении и ярости у разрушенных стен бастионов сражающегося Императора. Все безвременное Всё прежнее существование этой твари вело к этому моменту. Наконец-то демон мог нести мучения в реальный материальный мир.
Перестав быть сном, он вырвался из варпа в реальность.
Его руки представляли собой девятисуставчатые когти, сросшиеся с рукоятью проржавевшего ржавого меча. Единственный вытаращенный глаз был шаром молочного цвета, наполовину скрытый корочкойскрывала засохшая корка. В плазме раковой плазмеопухоли, что выдавала себя за его плоть, он нёс чуму, которая некогда пронеслась по давно забытому королевству забытой стране короля и королевы. Со слюной он источал вирусы. Он кричал вопил о болезни.
Словно на скотобойне, его тело было рассечено рассекли на исчезающие куски, и те распались. Останки демона, — несвязанные витки эктоплазматической жижи, — сгорели дотла в грязном воздухе.
Его убийцей стал воин Астартес -астартес в потрескавшихся от войны доспехах, с зажатым зазубренным ножом в одной руке зазубренным ножом и цепным мечом в другомдругой. С обоих клинков стекали нити нереальной струйки призрачной крови. На его нагруднике красовался откованный выкованный из бронзы крылатый череп. Это был — Империалис, символ знак чистой верности, который носили все оставшиеся в живых воинызащитники. Один На одном из его наплечников нёс энохианским шрифтом<ref>Енохианский язык — искусственный язык, созданный в конце XVI века английскими оккультистами Джоном Ди и Эдвардом Келли. На енохианском языке будто бы говорили сверхъестественные существа — «енохианские ангелы».</ref> было указано имя "— Нассир Амит", написанное на символическом енохианском свитке.
Как и все ему подобные, Амит и был, иодновременно, строго говоря, не был человеком. Точнее было бы сказатьЕсли точнее, что воины Легионес Астартес – это представляли собой особый подвид, созданный из изменённого видения человеческого шаблонапутём манипуляций с человеческим геномом. Если Или, ещё точнее, то Амит был почти Амита следовало считать не человеком, а скорее живым оружием, созданным разнообразным генным мастерством и заключенным плодом геноконструирования, заключённым в слои силового керамита.
Амит твёрдо принадлежал к последнимеё поддерживал. Заботы, обременявшие людей, отвлекали бы его от достижения цели. Он оставил отринул свою человечность как нечто обременительноеустаревшее.
«Демоны. Ты знаешь, что они демоны. Почему ты избегаешь этого слова?» …лишь изредка проявлялись появлялись в пределах Палатинского кольца. Император, в своей славе, сдерживал их.
Но не теперь.
Амит стоял в сердце задыхающегося от пепла под пеплом мира и снова запрашивал раз за разом вызывал подкрепления, запрашивал доклады и приказы, но больше не получая получал ответов. Он пытался связаться уже выйти на связь в девятнадцатый раз после падения бастиона Пифия. Уже несколько часов он не встречал ни других выживших, ни врагов.
Затем вокс начал умиратьзатихать. С других сражающихся аванпостов на линии огня доносилось всё меньше напряжённых голосов. Они не предлагали друг другу никакой помощи, лишь сообщали о своём бедственном положении – некоторые : кто — с мрачным юмором, некоторые кто — со страдальческими проклятиями, некоторые кто — с печальной, неприкрытой честностьюискренностью. Голоса, которые с треском доносившиеся по приходящим транслировали приходящие в негодность вокс-связямпередатчики, были звучали то задыхающимися, то напряженными напряжёнными от подавления боли и скрытых эмоций. Все они намекали на ранения, о в которых говорящие не хотели признаваться. На фоне каждого сообщения слышались выстрелы, и всех говорящих объединяла слепота. Все они были окружены. Никто не мог вырваться, и никто не мог ничего увидетьразглядеть.
Бастион Пифия пал три часа назад. Перед тем как покинуть крепость, Амит добавил свой последний отчет в рой аудиосообщений к рою вокс-связисообщений свой заключительный отчёт. Он был Нассир уходил одним из последних защитников, покидавших крепость, и бастион сотрясался цитадель сотрясалась вокруг него, осыпаясь дождём обломков.
Амит не снял шлем, чтобы не встретить тишину беззащитным. Даже его усовершенствованные лёгкие с трудом справлялись с загрязнившим воздух пеплом, загрязнявшим воздух. Вместо этого он двинулся Воин шёл по пересечённой местностиизраненной земле, по впадинам через колдобины, воронки и кратерамзавалы на месте дорог, бывших дорогами, площадями площадей и колоннадами – колоннад — всё это было стёрто стёрли в пыль орбитальной бомбардировкойорбитальные бомбардировки, огнём огонь титанов, артиллериейартиллерия, передовыми отрядами передовые отряды орды ГораХоруса. Всё это разрушалось и уничтожалось в актах с тупой ненавистиненавистью.
Земля была заражена. Он ступал осторожно ступал по ней, обходя участки, где земля была покрыта почва покрылась мозолями и бородавками, держась и держался подальше от рябящих луж вонявшей раком не-воды, которые воняли, как раковая опухоль. Кто бы мог подумать, что мрамор может сочиться гноем? Кто бы мог предположить, что земля может твердь способна кровоточить?
От этого такого невозможно было оправиться. Независимо от того, кто выиграет Кто бы ни выиграл войну, Терра будет вечно нести эту болезнь навсегда останется в сердцесердцевине Терры.
Амит продолжал идти. Его целью было соединиться с одним Он решил присоединиться к одному из конвоев. Некоторое время компанию ему составлял только звук его собственных шагов, но к данному моменту он уже . Легионер давно и смертельно устал, утомление пропитало его до костей. Когда он в последний раз спал по-настоящему? Несколько недель назад в Горгоновом рубеже , на Преграде Горгона, перед великой битвой за удержание Сатурнианской стены он стену Сатурна урвал полчаса. Это словно было Словно в другой прошлой жизни. Жизни, принадлежавшей комуКоторую прожил кто-то другомудругой.
Он проходил мимо телмёртвых — врагов, некоторые из них принадлежали врагамбратьев, некоторые – его братьям и кузенам сородичей или солдатамсолдат, которыми они командовали. Большинство из них покойников поглощала вздыбленная земля, — нити нереальной материи нереальности сплетались вокруг мертвых поверх тел и сплавляли их с заражённым камнем. Другие тела трупы медленно срастались, соединяясь клейкой грязью, превращаясь в массу некротической плоти. На пустоши рос В пустошах прорастал сад, плодоносящий фруктамии нельзя допустить, которым не должно было созреватьчтобы его плоды созрели.
Но всё же по спине бежал холодок от непрошенной непрошеной мысли: , что война на самом деле закончилась, и только он один остался в живыхне убит. Последний выживший в некрополе человечества.
За этой мыслью следовала последовала другая: что он и сам уже умер. Возможно, он погиб Погиб в бою и теперь блуждает в этих белых пустошах. Может бытьВозможно, после смерти он попал отправлен сюда, став изгнанником в пепельном пепельное чистилище.
Шум статикипомех.
Амит наткнулся на новые тела. Ещё больше людей, погибших во время бегства из Пифии или какого-то другого бастиона. На них уже осела пыль, скрыв радиационные ожоги и укутав их с долей облачив покойных, что вернуло им толику достоинства. Один из них умер с открытым ртом – — теперь он тот был полон серой пыли – , — и вялая рука мертвеца лежала на раскрошенном камне, пальцы скрючились в дюйме паре сантиметров от упавшей лазвинтовкилазерной винтовки.
Они умирали так легко, эти солдаты Имперской Армии. В самом деле, что такое человек, как не мешок с кровью и костями, лопающийся при малейшем давлении? Но, к их чести, они умели сражаться. Во всехЛюбой, кто смог дожить до этих последних часов войны, была приличная смесь из обладал немалой долей мастерства, решительности и чертовского везения. Теперь на счету была каждая винтовка, равно как и каждое сердце, которое билось за ней.
Когда линия фронта стала лишь фикциейрастворилась в пепельном тумане, эта территория стала вражеской. За время войны Амит не раз бывал на вражеской территориив захваченных противником областях, видел врытые в землю огромные железные столбы, поддерживаемые подпёртые обрезками строительных лесов и увешанные мертвецами. Гордо возвышались виселицы, на которых болтались казнённые защитникиТерры. Солдаты-люди, гражданские, воины Астартес – все они астартес — их смерть превратили в надругательство. Трупы были осквернены смертью, их трупы закованы в цепи, освежёваны и осквернены десятком других способов, чтобы привлечь взгляды чёрных глаз безумных богов.
Но эти тела никто не были оскверненыосквернил. Что бы ни убило бегущих спасавшихся мужчин и женщин, оно буквально появилось из ниоткуда.
Амит вглядывался в окружающее ничто, суставы пустошь вокруг. Сочленения его изношенных доспехов потрескивали барахлящими сервоприводами, когда он воин поворачивал голову. Оно всё ещё было здесь, где-то рядом.
Амит уже слышал всё это раньше. Он поднял меч и кинжал, медленно вращая ими, чтобы ослабить боль в запястьях, и двинулся вперёд.
''Зефон''
Он проснулся во тьме и тишине, и пробуждение было выдалось неприятным. Обычно пробуждение транслюдей сверхлюди из Легионес Астартес было быстрым и резкимпрекращали сон мгновенно, они приходили приходя в сознание синаптическим рывком. Сейчас было произошло по-другому. Это было — не столько пробуждение от дремоты, сколько восстановление сознания, вынырнувшего из глубин комы. У него не было выбора: он лежал на спине, наблюдая за мерцанием маломощных лампочек над собой и прислушиваясь к биению двух своих сердец. Один ритм был медленным и регулярным, другое сердце билось лишь раз в десять секунд или около того, его камеры были припасены на случай сильных нагрузок. За этим барабанным боем слышались звуки работы его доспехов, урчащих на малой мощности. Когда он попытался начать говорить, его голос был тягучим, хриплым от усталости. – Они прорвали основную линию, – сказал он мерцающим над головой осветительным шарам. – Вам нельзя здесь оставаться.
— Они прорвали основную линию обороныпристрелялись по главной стене, – сказал — повторил воин. Произносить эту фразу было мучительно. Словно кто-то засунул пальцы в горло, заставляя мышцы издавать неправильные звуки. Хотелось закричать, освободить гортань от перекрывших её странных слов… Но он боялся, что вместо этогокрика снова прозвучит размеренное «Они пристрелялись по главной стене. Вам нельзя здесь находиться».
Он огляделся вокругпочувствовал запах этого места. Запах нескольких сотен людей, пока его зрение продолжало прояснятьсяоставленных умирать и медленно разлагаться под влиянием органических процессов. Несколько спасителей окружили его хирургический стол – некоторые из них были людьми, некоторые – сервиторамиЭто снова вызвало вспышку боли в затылке.
«Я обескровлен, — подумал Зефон никогда не чувствовал жажду крови вне поля боя. Там она давила на него, была внутренним врагом, которому нужно было противостоять силой воли— Иссушён. Здесь же, в темноте, она кипела в горле и грозила задушить его. Биение сердец его трэллов было странно приятным, образуя гипнотический ритм жидкостиПустая оболочка.Разве они этого не видят?»
Воин кивнул в знак согласия, однако его внимание оставалось приковано к Лэнду, пока легионер по очереди напрягал и расслаблял мышцы, как биологические, так и бионические. Он повёл плечами и вытянул руки. В нему возвращались воспоминания – зловонной тьме затрещали сочленения брони и хорошиезахрустели сухожилия. Эристес, оценщик его физической формы, пристально наблюдал, высматривая болезненность, скованность и плохиедругие изъяны.
''— Война продолжается, Зефон стоял . Каждый из твоих ещё дышащих родичей борется за свою жизнь там, в пыли. Думаешь, у одной из капсул верных легионов есть свободные воины, которых отправят вслепую тащить носилки и смотрел на погруженную каталки через километры ничейной земли? Я послал за тобой в сон фигуру. Он темноту слуг и сервиторов не узнавал лицо воинапотому, хотя капсула была помечена енохианскими рунами его Легионачто они бы справились с этим лучше всех. Я сделал это, а тело потому что послать больше было облачено в доспехи Кровавых Ангеловнекого. Разложение, разъедающее стены, перекинулось на дремлющего Астартес, покрыв левую часть его тела чернотойОстальные сражаются, превращая его в сверхъестественную грязьумирают или уже мертвы.''
— Шафия слабо улыбнулась? — спросил он мать Шенкая. Именно женщина числилась его оруженосцем. Гравиобвязка принадлежала ей, и честь хранить оружие была её привилегией.
— Время пришло, господин. Возможно, даже прошло. Теперь, после этих слов, Зефон не мог не заметить, что Эристес и Шафия постарели. Он почти не обращал внимания на своих слуг с тех пор, как они те пришли с ним на Терру годы тому назад, и их . Но возраст был виден проглядывал в уголках их глаз, в поредевших волосах и еще ещё в дюжине других признаков, которые космодесантники инстинктивно не замечали. Их сыну Шенкаю было сколько, где-то двадцать пять? Возможно, даже тридцать. Под его красной одеждой виднелись проступали мускулы от тяжелых тяжёлых тренировок. Очевидно, он был готов. Вероятно, Зефону следовало возвысить Шенкая еще его ещё лет пять лет назад.
Их движение отступление не походило на быстрый побег. Целиком бастион Бастион Разави был размером с город, и большая его большая часть находилась представляла собой сложные катакомбы под землёй в виде сложных катакомб. Император отвоевал отбил его у техноварварской королевы-воительницы во время Объединительных войн, и а затем Империум сделал то, что у него получалось лучше всего: , — уничтожил все любые следы предыдущих владельцев и использовал то, что могло принести пользу добычу для его собственных целей. Подземные уровни крепости составляли десятки километров туннелей и залов. Зефон никогда не был оказывался так глубоко под поверхностью – — по крайней мере, в сознании, – — поэтому он следовал за парящим сервочерепом Лэнда. Сервиторы не двинулись за нимними, даже когда Зефон экзарх позвал их.
И вот Зефон повёл своих слуг сквозь дрожащую темноту. Эристес, не обученный владению оружием, шел шёл с напускным спокойствием, делая вид, что не слышит разговора своего разговор хозяина. Шенкай был поглощен поглощён своей ношей и, казалось, не интересовался речами Лэнда. Только Шафия слушала в открытую; она и неприязненно покачала головой в ответ на фразу марсианинатехноархеолога. Очевидно, она женщина была невысокого мнения об Архане ЛандеЛэнде.
Он не хотел этого говорить. Даже спрашивать казалось вопрос казался предательством.
Архан Лэнд рассмеялся расхохотался так сильно, что его гололитическое изображение замерцало гололитическая проекция замерцала искажениями.
Прошло совсем немного времени, прежде чем Зефон наткнулся на первого из своих погибших сородичей, — скорее кузена, чем брата. Имперский Кулак привалился к стене коридора, его потрескавшиеся доспехи заросли пульсирующим мхом.
Он наблюдал за мясистым мхом, за его неровной пульсацией. Пока он смотрел, корка, образовавшаяся В ту же минуту покрытый коркой нарост на лице мертвого мёртвого космодесантника, набухла набух и медленно лопнулалопнул, породив выпустив поток неуклюжих слепых пауков. Эти твари были цвета человеческой плоти. Безглазые, они дрались друг с другом, и пожирали друг друга собратьев с тупой ненавистью, истекая человеческой кровью.
Зефон шагнул ближе. Почувствовав его движение, несколько пауков бросились кинулись на него, в диком вызове раздвинув хелицеры и передние лапы, шипя и выбрасывая свои бесцветные внутренностивнутренние соки. Зефон Воин уклонился от брызг кишечной кислоты и, не оглядываясь, пошёл прочь.
Сервочереп, проецирующий проецировавший изображение АркханаАрхана, летел впереди, часто останавливаясь, чтобы просканировать коридоры и комнаты залы заброшенного бастиона. Здесь произошла отгремела битва, и становилось всё более ясноочевиднее, какая из сторон одержала победу. Повсюду лежали непогребённые мертвецы. Большинство из них были одеты — большинство в форму форме Имперской Армии, но не все. Многие были безоружны, в лохмотьях и одеждахбалахонах. Паломники. Гражданские. Беженцы.
Семьи.
Зефон перешагивал через нихмёртвых, но тяжесть его доспехов расплющивала мертвецов останки под его ногами, как бы он ни старался быть осторожнымон двигаться осторожно. Он Воин слышал, как позади него с трудом идут его пробираются трэллы – , — для них это тьма здесь была почти кромешная тьма. Люди кромешной, люди полагались на ручные факелы – но он фонарики. Он же сам был кем угодно, только не человеком. Он , — и ясно видел, куда и на кого наступаетступает.
Сервочереп повернулся медленно развернулся по медленной дуге, и появившийся проекционный призрак окинул его собеседника безжалостным взглядом.
Лэнд же, в своей манере, продолжал говорить на ходубубнить.
На это нечего было ответить. Опираясь одной рукой на стену для равновесия, Зефон пошел Кровавый Ангел шагал дальше, стараясь не наступать на павших. Многие тела трупы находились в процессе какого-то невозможного, трупного противоестественного слияния, срастаясь там, где соприкасалась их мертвая мёртвая плоть. Он видел тела, сросшиеся спаянные со стенами; скрюченные пальцы, тянущиеся из металла, полустертые ; полустёртые лица, беззвучно кричащие из стали.
Одно из них попросило его о помощи.
Оно замолчало, подвешенное на стене, истекая кровью, разлагаясь. Зефон не видел в этом живом уродстве ничего человеческого. Он боялся, что, сказав этотакое вслух, причинит ему несчастной ещё больше боли.
Хотя нет, мог. Он Экзарх почувствовал тяжесть пистолета в своих рукахруке.
Оно – — ''она'' – — внезапно рассмеялась, звук был рассмеялось. Звук стал густым и влажным.
'''''– — Они прорвали основную линиюпристрелялись по главной стене.'''''
Эта тварь, женщина, начала течь, её . Её тело превратилось в грязь, которая испарялась, стекая оползая по стене.
'''''– — Они прорвали основную линию''''', – сказала пристрелялись по главной стене… — выплюнула она сквозь шатающиеся зубы в тающем рту. – '''''— Сын Сангвиния, мы видим и слышим сквозь железо и камень, пепел и пыль... пыль… Мы знаем, мы знаем, мы знаем...знаем…'''''
Зефон нажал на курокспусковой крючок. Останки Дженны Вирнэ Вирне украсили стену шипящим узором, не имеющим имевшим ничего общего с кровью. Кровь не растворяла металл. Кровь не текла подобно смоле.
И на этот раз Зефон так и сделал.
Человечеству всегда удавалось найти поэтический оборот речи для прогнозируемого предсказанного конца света. Писатели любят говорить вещать о всеобщем распаде, когда центр не может способен удержать части целого, противопоставляя подъём океанов падению империй. Философы утверждают, что конец наступит не с грохотомгромом, а с плачем. А что насчёт смерти? Они обещают, что бояться нечего. Смерть – — это просто ещё один путь.
Так всегда рассуждают мужчины и женщины, далёкие от опыта тогомалейшего представления о том, каким как на самом деле будет выглядит вероятный конец всего сущего. Когда не можешь постичь истину, легко скатиться к сангвинической философиив жизнерадостный оптимизм. Да, центр не может в силах удержать части, но распад означает геноцид триллионов. Да, смерть – — это ещё один путь, но этот путь ведёт он к тому, что душа каждого мужчины, женщины и ребенка ребёнка попадёт прямо в открытые рты распахнутые пасти безумных богов.
Если бы древние мудрецы увидели всё это своими глазамисами, возможно, их изречения были получились бы не столь безмятежныблагостными.
Но у монеты есть две стороны. С безмятежностью незнания соседствует призрак надежды. Люди будут сопротивляться до конца, даже вопреки свидетельствам своих собственных глаз и выводам своего доводам разума. Логика здесь не играет никакой роли, здесь правит балом бал надежда, а инстинкты выживания заложены в мозг каждого живого существа. Подобные им Порождённые ими эмоции сжигают холодные дотла любой холодный и прямые доводыпрямой довод.
Так было происходило и сейчас, в последние дни войны. Не имело значения, что война закончиласьвсё кончено. Неважно, что Терра горела день и ночь под погребальным саваном из пылипепла. Защитники Её защитники продолжали сражаться.
Идея линии фронта в войне битве за Терру была обернулась фикцией; уже сомнительная. Выглядевшая сомнительно, ещё когда в Последней стене появилась возникла первая брешь, эта концепция стала всего лишь мифом, когда Джагатайокончательно изжила себя при попытке Джагатая-хан атаковал хана вернуть космопорт Львиных врат. Рогал Дорн наметил спроектировал и спланировал во Внутреннем Дворце нанёс на карту целую страну из запасных точек обороны, баррикад, опорных пунктов, складов оружияво Внутреннем дворце... и И защитники заняли занимали их, затем сражались за них, истощили их истощали и оставили их покидали — каждый раз точно в непрерывной цепочкетакой неотвратимой последовательности. Те, что не были покинутыпродержались дольше, были разбомблены предатели уничтожили с орбиты – стёрты — стёрли неприцельными бомбардировками капитанов капитаны кораблей, не способных способные сдерживать себя, – — или же разгромлены ордой Магистра разгромили орды магистра войны. Уцелевшие бастионы были осаждены, а взяли в осаду; их защитники сражалисьбились, продавая отдавая свои жизни, чтобы задержать продвижение ордыврага.
Там, в бесконечном пеплебесконечных пепельных пустошах, лежал стоял воин по имени Рюкат – Рикат — хотя даже этот первый факт это простейшее сведение о нём был, было в некотором роде, ложью. "Рюкат" было его имперским именем«Рикат» — имперское имя, которое он носил, словно неудобный плащ, ради других. Его фенрисийские братьяФенрисцы, поклявшиеся и связанные кровью с ним кровной клятвой братства, как встарь, называли его по имени, данному дали воину прозвище по его деяниям. Они Братья звали его Не Оставляю Врагов Не Осталось.
Он был как одновременно охотником, так и воином, — и гордился различием любил рассуждать о различии между этими понятиями. Для имперских писцов Имперским писцам он был виделся просто ещё одним космическим десантником в беспорядочном легионе астартес, винтиком внутри беспорядочной мешанины легиона Космических Волковс их непривычной иерархией. Их взгляды не могли проникнуть за мешанину частокол отметок рот и отделений, непроницаемую непроницаемый для сторонних наблюдателей. Они не знали ни его места в отряде "Крик тоскующего дракона"«Плач Скорбящего Дракона», ни его роли в стае под названием "Вой «Вой Родного мира"Мира».
На шее у него висел гладкий кожаный шнурок с талисманом из фенрисийского фенрисского янтаря, подаренным ему который целую жизнь вечность назад подарил воину его верховным вождемверховный вождь, Леманом Леман из племени Руссовруссов. Получение этого талисмана было самым гордым моментом То был самый торжественный момент в его жизниНе Оставляю Врагов. Он будет носить его не снимет реликвию до самой смерти.
Десантно-штурмовые корабли катера не могли надёжно лететь нормально летать в облаках пыли. Пепел в воздухе критически истирал крылья с обеих сторон, взрывал стёкла отрезал воздушную поддержку обеим сторонам конфликта: он облеплял фонари кабин в морозе, прогрызал внутренние механизмы машин и заставлял "Громовые ястребы" задыхаться, «Громовые ястребы» глохнуть, и умирать умирая от удушья. Реактивные двигатели штурмовиков раскалялись добела, плавя пепел в стекло, от которого лопасти турбин тупились, а двигатели глохликоторое забивало турбины и выводило из строя моторы. Не было осталось ни одного окна чистого участка воздуха, где можно было бы зависнуть стабилизировать полёт, сколько ни набирай высоту и восстановиться, независимо от того, насколько корабль поднимался или опускалсяни снижайся, и за несколько дней ни один из них катер не смог сумел благополучно достичь орбиты. Пилоты не могли видеть; они летели Видимость упала почти до нуля, пилоты вели машины вслепую с мёртвыми приборами по мёртвым приборам через утыканный зданиями размером высотой с горные хребты горящий город масштабом размером с целую страну. Они боролись с управлением машиндаже после того, как двигатели которых не могли дышатьих «Ястребов» испускали последний вздох. Но это уже никого не остановило ни одну из стороностанавливало. Одних заставляло Некоторых принуждало отчаяние, других воодушевляла надежда— и, как всегда, и многих подстёгивала жажда крови всегда была мотивирующим фактором для многих.
Он оплакивал убитых. Он — и то не терял лишало его достоинства; . В фенрисской культуре, как и во традициях многих других традициях родного мира легионалегионов, фенрисийская культура скорбь не видела ничего постыдного в скорбисчиталась чем-то постыдным. У его ног лежали братья, рядом с которыми он сражался на протяжении двух человеческих жизней. Он И любил их больше самой жизни. Конечно, он воин плакал. Машина На его месте лишь автоматон не могла плакатьпролил бы слёз. Трус не стал бы плакатьИли трус.
Умоляющий голос не умолкал, пока он воин не разорвал свою связь с воксомотключил вокс. Рюкат остался Рикат оставался на месте, пока мимо него в пыли проносились фигуры. Люди. В масках, бегущие, хромающие. Защитники, спасающиеся бегствомбастиона пытались спастись. ПочемуЗачем? Куда бежать? Что особенного в том, чтобы Разве лучше умереть там, а не здесь?
Он присел и положил руку на разорванный разбитый нагрудник своего брата и офицера и брата, Тринадцать Тринадцати Падающих Звёзд. Грязные бронированные кончики Кончики пальцев в запачканной броне дотронулись до разбитого осколков Империалиса его брата. Он Не Оставляю Врагов улыбнулся сквозь горькие слезы, потому что случайный символизм момента был слёзы — настолько прямым и точным, что он не мог не усмехнутьсябыл случайный символизм момента.
В сагах его родного мира – — и легиона, выросшего на столь ледяной почве – у героев в краю льдов, — герои всегда были находили достойные последние слова. Они доблестно бравировали превозмогали и бросали величественные последние вызовы на поединоквеличественный последний вызов, заставляя врагов недругов внимать им с неохотным уважениемневольным почтением. Но Рюкат Рикат никогда не любил саги, а эти враги – эти ревущие изменники — орущие Пожиратели Миров и поющие Тысяча Сынов – — слишком упивались упились молоком своих чёрных богов, чтобы уважать своих враговтех, чью кровь они проливали. Да и сами они предатели не заслуживали уважения.
Он встретил их лицом к лицу и сразился с ними. Эта часть, по крайней мере, совпадала с сагами Фенриса. Но убийства на рассвете последнего дня не было приносили радости в его убийствах на этом рассвете. От любого воина ожидалосьждут, что тот будет убивать он уничтожит своих врагов. В эти последние такие мгновения для него было становится важно не то, кого он убивает, а то, где он находится, готовый к смертивстретит смерть. Он умирал вместе со своими братьями. Часть своей родной стаи до самого конца.
Его братья восхищались тем, что он всегда сражался до тех порне прекращал битву, пока не оставалось враговпротивник жив. И теперь Не Оставляю Врагов Не Осталось, названный так за свою стойкую неутомимость, наконец, единственный раз не оправдал своё имя. В этом не было ничего постыдного. Как может быть стыдно за поражениеможно стыдиться поражения, когда не было если нет никакой надежды на победу?
Когда настал тот самый моментмиг, Рюкат Рикат не мог перестать ухмыляться. Он ухмылялсяусмехался, стоя по щиколотку в мертвецахсреди трупов, когда сталь вражеских клинков его врагов встретилась внутри него. Он ухмылялся , даже тогда, когда падал, и жизнь вытекала из него потоком гордой фенрисийской фенрисской крови.
Воин, убивший его, один из Тысячи Сынов, взял силовой меч из его умирающих цепенеющих пальцев. Меньше чем через минуту этот воин был убит этого еретика убило случайным потоком огня лазпушекзалпом лазерных пушек, а клинок, некогда столь ценимый воинами Волками Воя Родного мираМира, испарился, навсегда забытыйзабвенный отныне и навеки.
Таковы были причуды войны.
К тому моменту, когда РюкатРикат, захлёбываясь кровью, усмехнулся в последний раз, челнок Имперских Кулаков, стоявший дальше на укреплении, стене катер Имперских Кулаков уже взлетел. Остаться на стене Оставаться означало умереть, и пилот решил рискнуть в небе. С протяжным ревом "Громовой ястреб" рёвом «Громовой ястреб» вдохнул пепел своим механическим чревом нутром и оставил землю позади.
Он рванул в небо, — уже на пределе сил, уже обречённый. Когда его двигатели задохнулись от плавящегося стекла, пилот спикировал, нагнетая через воздухозаборники охлаждающий воздух, надеясь в надежде отвердить расплав и очистить от осколков засорившиеся турбины. Его Воина за штурвалом звали Эктар, — уроженец Терры, Имперский Кулакиз Имперских Кулаков. Никто не видел, что он сделалувидел его манёвр, но манёвр тот был великолепен. Солдат, находившихся на борту, бросило швырнуло на внутренние стенки корпуса и на ремни своих полётных тронов, многие ограничителей. Многие из них думали, что попали под зенитный огонь, не понимая, что мастерство их пилота дало подарило им еще ещё несколько секунд жизни.
Но в конце пикирования нижней точке мёртвой петли тоже не было чистого воздуха. На Его не осталось нигде на всей Терре больше не было чистого воздуха. Кувыркающийся корабль катер прочистил горло , только чтобы вновь наполнить его пеплом и пылью. Он вновь снова захлебнулся грязью через несколько секунд после того, как избавился от еёнеё.
В акте абсолютного отчаяния "Громовой ястреб" «Громовой ястреб» запустил свои орбитальные ускорители и на форсаже прорвался сквозь ослепляющую пыль. В течение На протяжении трёх секунд он набирал высоту ценой стирающегося корпуса и умирающих двигателей, пожирая себя в полётервении к свободе, пока рассыпалась обшивка и умирали двигатели.
Бастион Арджуна пал менее чем через час, и ещё один огонек огонёк угас.
''Трансакта-7Y1''
Снова вниз, сквозь пыль. Мимо остовов Имперских Рыцарейимперских рыцарей, всё ещё стоящих прямо, пока пламя пожирало пожирает их костиостовы. Над десятками тысяч тел, устилающих устилавших землю. Вверх и вверх по боевым укреплениям бастиона Пифия, стены которого были расколоты и захвачены, а знамёна теперь развевались на древках развеваются по ветру под цветами Горастяги Хоруса.
За павшей Пифией, ещё дальше, ещё глубже в пыль. Здесь не было величественной архитектуры Величественная архитектура Палатинских бастионов. Здесь осталась позади — здесь бои шли на заваленном обломками пустыре, который когда-то был рядом улиц вокруг Принци́па КоллегияКоллегии Принципия, где послы из покоренных покорённых миров изучали устоит устои Империума Терры. То была академия В академии с огромными библиотеками и архивами данных, в ней обитали шесть тысяч душ, прибывших с других мировпланет, и две тысячи наставников, тщательно отобранных для наблюдения за их перевоспитанием. А теперь это были пустые Война всё превратила в пустынные руины.
Трансакта-7Y1 не могла моргнуть, потому что даже кратковременное закрытие глаз означало потенциальную потерю данных. Возможность этого была недопустима для Такую возможность её хозяев хозяева сочли недопустимой и хозяек, приспособивших её – приспособили 7Y1 — как и большинство ей подобных – — для работы без век. Она смотрела на умирающий мир вокруг себя сквозь потрескавшийся пластик своего моновизора. Линза всё время постоянно щёлкала и вращалась, пытаясь сфокусироваться, пытаясь увидеть что-нибудь в ослепшем мире.
Она была родилась марсианкой по рождению и выросла марсианкой по воспитанию. Её колыбель грел жар благословенных кузниц, и она была подготовлена к всё её нутро пропитывалось смертельной святости святостью дарованного Омниссией оружия, которое носила. Она была стала скитарием.
Трансакта-7Y1 шла по мраморным руинам, выполняя последний полученный ею приказ. : ''Защищать Принципа«Защищать Принципию»''. Слова , написанные готическим шрифтом, всё ещё мелькали готическим шрифтом в глубине ее её глаз. «''Защищать ПринципаПринципию''. ''Защищать ПринципаПринципию»''.
В самом начале, месяцы назад, ещё до того, как война поглотила всё разумное, её приказы отдавались вознаграждающими адреналином голосами ее ей отдавали голоса повелителей, вызывая благодатный всплеск адреналина. С течением времени и с ухудшением связи приказы распоряжения доходили до макроклад скитариев уже при помощи священных шифров, затем — через стандартный бинарный двоичный кант, затем потом — через простые оперативные коды, и – в самую последнюю очередь – — посредством обычного текста.
Она не слышала священной речи своих владык три недели, пять дней, девять часов, тридцать одну минуту и девять секунд. Десять. Одиннадцать. Двенадцать.
На краю поля зрения мелькала надпись "«''Защищать ПринципаПринципию»,''", и она Трансакта-7Y1 знала, что приказ был верным (верен — когда он начал мигать шесть дней назад, сопровождающие его знаки верности были корректны)сопровождали корректные индикаторы принадлежности, — но она уже не зналаимела возможности понять, оставался остаётся ли приказ команда в силе. В конце концов, Принципа Коллегия Принципия превратилась в руины. Здесь было уже мало того, за что стоило сражаться, и лишь немногие из ее сородичей её товарищей по кладе были еще достаточно боеспособнысохранили достаточную боеспособность, чтобы защищать это место. Других приказов повелений за это время не были получены получали ни Трансактойсама Трансакта-7Y1, ни кемкто-либо из её братьев и сестёр, носящих священный красный цветносивших одеяния священного красного цвета.
Это вызывало чувство тревоги. Ей не нравилось рассматривать возможность нравилась перспектива того, что её хозяева и хозяйки были мертвы. Лишь немногим чуть менее неприятным было предположение, что они отдали оставили отданный приказ, до сих пор не исправленный без исправлений и не обновлённыйобновлений.
Если только, рассуждала она, её повелители не знали узнали о таком исходезаранее, когда отдавали приказ, обдумывая неизбежноепросчитав все возможности. В таком случае, она была 7Y1 назначена сюда для смерти в бою, потратив валюту в виде и обязана ценой своей жизни на то, чтобы замедлить врага. И Вот в этом таком случае никаких дальнейших приказов не последовало бытребовалось.
Это был самый вероятный вариант. Он не был идеальнымВерсия неидеальная, не был яснымпоскольку оставались неясности, и мысль об исполнении потенциально неверного приказа алгоритма причиняла ей гораздо больше неудобствбольший дискомфорт, чем мысль о смерти во исполнение правильного приказа. НоК тому же, оперевшись опираясь на похожие случаи, она рассудила, что, если бы её и её сородичей с товарищами послали сюда продать свои жизнина смерть, это было им бы указано в первоначальном приказесразу так и сообщили.
Неважно. Она сделала всё, что могла, и верила, что не отклонилась от своего места в плане Омниссии.
Трансакта-7Y1 повернулась к немутоварищу. Он умирал, и она 7Y1 продолжала испытывать дрожь эмоций по этому поводудрожь эмоций. Его Мужчину убивал не враг, его убивало а её оружие. От близости к ее её священному арсеналу его кожа почернела, и он кашлял кровью.
Энварик скорчил гримасу, которую она не смогла расшифровать. Он , и сказал:
Но это было имя. Это было её Её имя. Она снова указала на негокод, на этот раз теперь постучав по нему пальцем.
С тех пор они пережили два дня, сражаясь в руинах ПринципаПринципии. Теперь Энварик человек заметно ослабел.
Трансакта-7Y1 не могла говорить. Она И даже не могла вспомнить времена, когда была способна издавать звуки ртом. Её повелители удалили отсекли эту способность при переделке. Она могла лишь издавать импульсы кода из вокодера в горле. Сейчас это было бесполезноэтот навык оказался бесполезным, потому что Энварик был неаугментированным человеком, неспособным обрабатывать не имел аугментаций и не считывал марсианские кодовые вспышкисигналы, поэтому так что она полагалась на свою наручную инфоплитуинфопанель. Она Та отображала серию пиктограмм, которые примерно соответствовали тому, что она марсианка пыталась передать.
Когда она Трансакта впервые предупредила его предупреждала о смертоносности своего оружия, она то сделала это, введя несколько сигиловсимволов, изображающих изображавших её саму, винтовку, руну биологической опасности, осторожность, болезнь и , а также пиктограмму, изображающую мёртвого человека. Но сейчас ей не нужны были требовались эти сомнительные нюансы. На крошечном экране инфоплиты мигал всего один символ.
''[?]''
Энварику было трудно дышать. Он Мужчина сидел, прислонившись спиной к низкой разрушенной стене, за которой они сидели прятались последние пятнадцать минут. Переведя дыхание, он сержант посмотрел через сквозь очки на инфоплитуинфопанель, а затем на непроницаемый визор её шлема – спутницы — ближайший имеющийся у неё скитариев аналог лица.
Трансакта осмотрелась поверх их баррикады, сканируя местность за низкой каменной стеной. Она Затем прекратила бдение, и неуклюже набирая код на своей инфоплите набрала толстыми бионическими пальцамикод на инфопанели. Та пискнула единственным сигиломзначком.
''[одиночество]''
Где-то в руинах прогремел взрыв. После раздался треск будто бы засадного радиевого огня из засады и ответные выстрелы из болтеров. По-видимому, они были всё же остались не совсем одни.
У разбитой арки, ведущей в аудиториум, они остановились, прижавшись спинами к стене. Изнутри доносилось доносились завывание и скрежет силовых доспехов.
Из них только Трансакта-7Y1 могла попытаться увидеть врага. Она Воительница подняла свой радиевый карабин и медленно спустилась по ступеням, смотря глядя сквозь пыль, ища...выискивая…
Вот они. Силуэты в пеплетумане из пепла, слишком высокие для людей и слишком неизящные, чтобы происходить с Марса. Воины Предатели крались через руины без видимого единого направления, как сбившиеся с тропы муравьи. Трансакта-7Y1, никогда не видевшая муравьевмуравьёв, отметила сходство космодесантников перед ней с рабскими единицами низкого уровня, чья связь с высшим разумом была прервана. Она вернулась в укрытие.
Его причудливые аксиомы постулаты были уже знакомы ей, и она теперь марсианка знала, что он человек говорит не о биологических выделениях. Трансакта-7Y1 издала тихую отрицательную вспышку кода. Онане, как он выразилсямужчина, не срала ему в уши.
На это у нее неё не было имелось ответа. Концепция удачи противоречила божественному плану Омниссии и поэтому была ложью. Она почувствовала Скитарий ощутила слабое веселье от того, что её соратник верит в подобные вещи, но, в конце концов, его мозг был полностью плотским и не содержал механических аугментаций.
Трансакта-7Y1 сжала кулак – — символ, о котором они договорились в начале своего совместного пути. Они оба Оба напряглись, готовясь к движению. На их стороне был фактор неожиданности. Больше Иных преимуществ не былонет, и они поэтому соратники старались использовать всё имеющееся.
Но Энварик хотел сказать еще кое-чтозахотел напоследок узнать нечто важное.
Она повернулась к нему, глядя через моновизор на его распадающееся тело через свой моновизор. Она Воительница ничего не сказала, но он спутник привлёк её внимание. В его глазах читалось то, что она скитарий распознала как веселье. Оно и было им. Последняя шутка.
Под броней бронёй она была облучённым пехотинцем Бога-МашиныМашинного бога. Её кожа, тёмно-коричневая от рождения и ничем не отличающаяся от кожи Энварика, посерела от голода и отсутствия солнца. Её ритуально лишили конечностей, заменив их руками и ногами недорогой кибернетической чистоты. К её чести, она служительница Омниссии достигла такого состояния изящества такой благодати в своей мехаморфозе, что теперь доля святого железа в её теле превосходила остатки несовершенной плоти, полученной от рождения.
Под шлемом она была испещрена криоконтролируемыми радиационными опухолямиеё испещряли криоконтролируемые радиационные опухоли. У неё не было ни век, ни волос, ни зубов, ни носа – а — то, что не было удалено удалили хирургическим путём, сгнило за годы священного служения.
Короче говоря, она была скитарием.
Трансакта-7Y1 ввела символ код и снова бросила ему инфоплитушвырнула мужчине инфопанель. Он Тот поймал её прибор слабеющими пальцами и прочитал символ на экране.
''[утвердительно]''
Хотя никто из них не знал этого наверняка, но они были последними остались единственными выжившими из их своих объединённых взводов. Их А их атака несколько мгновений спустя, в которой они убили убьют из засады двух Детей Императора из засады, стала станет последним актом сопротивления в обороне Принципа КоллегияКоллегии Принципия.
Трансакта-7Y1 упала пала первой, её . Её радиевый карабин был выбит выбили из рук, прежде чем удар силовой булавы отделил металлические ноги от тела. Они Предатели оставили её скитария умирать в верхних рядахна галерее аудиториума. Сайлас Энварик продержался ещё немногочуть дольше, отчаянно пытаясь отомстить за Тэшку. Конечно, ему это — одному умирающему человеку против семи сверхлюдей — ничего не удалось – он был одним умирающим человеком против семи транслюдей – , и, к сожалению, он был ещё жив, когда те изменники нанизали его на древко штандарта, а затем наблюдали, как тот сержант дёргается и задыхается в собственной крови.
К счастью для Энварика, он уже был мёртвиспустил дух, когда космодесантники установили древко над открытым огнём и зажарили его. Эти благородные сыновья Благородные сыны III легиона, некогда пользовавшиеся благосклонностью Императора, позавтракали пропитанным радиацией мясом ЭнварикаСайласа.
Так пала Принципа КоллегияПринципия. Ещё один огонёк угас.
''Вулкан''
Примарх провел провёл рукой по серебряной отделке, обводя линииследуя за линиями. Они изображали коленопреклонённого военачальника-человека, стоящего державшего оружие на коленях с оружием в вытянутых руках. То была сцена великого милосердия, а сам Император – — запечатлённый здесь в личине техновождятехноварварском облачении искусной работы, которую он которое Он носил во время в ходе Объединительных войн, – милосердно — принимал капитуляцию со склонённой головой, благодушно наклонив голову к поверженному.
Вулкан дорожил этими сценами из жизни своего отца. Они показывали Императора во времена до того, как появился первый из примархов; , до того, как были осуществлены самые грандиозные шаги великого плана. Времена до Имперских ИстинИмперской Истины. Времена до До Империума.
Вулкан отступил от изображения. Большой Подобные барельефы украшали высокий проём был украшен подобными барельефами, простиравшимися от каменного пола до сводчатого потолка зала. Сейчас его это называли Серебряной дверью, но раньше здесь были стояли первоначальные Врата врата Вечности, памятник древним триумфам, барьер, отделявший Тронный Зал зал Императора от остальной части лабиринта Его лаборатории-лабиринталабораторий. В открытые врата створки мог пройти титан, хотя они сильно уступали в размерах великим вратам на поверхности, затмившим своего подземного предшественника которые затмили свой подземный образец и укравшим украли его имя. Тем не менее, у этой реликвии было своё захватывающее очарованиеэта реликвия обладала захватывающим очарованием.
Неподалёку послышались шаги. Чувства Вулкана выходили далеко превосходили чувства смертныхза предел, положенный смертным. Даже сквозь скрежет лабораторных механизмов лаборатории Императора вокруг он мог слышать слышал скрип сухожилий другого человека, шорох одеяний, стук знакомого чёрного посоха о камень.
Вулкан еще ещё раз провел провёл кончиками пальцев по лицу отца.
Его тон заставил Вулкана обернуться. В хищно-красных глазах сверкнул вызов.
Малкадор, регент Терры, опёрся на свой посох и, вглянув из-. Его глаза блеснули под капюшонакапюшоном, встретился глазами с примархомвстречая пристальный взгляд примарха. В зависимости от того, в какие истории вы вериликаким историям верить, Малкадор Сигиллит был древним, извечным нестареющим либо бессмертным. Однако Выглядел же он выглядел , однако, увядающим, и охваченным слабостью, которая с каждым часом становившейся становилась всё сильнее.
Вулкан крайне осторожно, с малейшим усилием положил рукавицу удерживая руку в латной перчатке на весу, опустил ладонь на костлявое плечо старика.
Вулкан покачал головой, уловив услышав знакомую дипломатичность в словах речи Малкадора. Бастион Бхаб являлся стал вторым сердцем осады, ядром имперской логистики и центром координации обороны. Системы бастиона были цитадели оставались одним из немногих коммуникационных узлов, способных прорваться сквозь атмосферные искажения. Дорн Преторианец и его командный состав контролировали не только контролировали боевые действия во Внутреннем Дворцедворце, но и оставались в курсе почти всех бесконечных сражений, бушевавших по всей Террена просторах Терры. Рогал Дорн покинет Бастион Бхаб только в тот момент, когда тот падёт, и ни секундой раньше. Только не сейчас, когда десятки миллионов солдат ещё нуждаются в его командовании.
Малкадор стоял рядом с Вулканомпримархом, внимательно наблюдая за выражением его лица.
Он увидел своё отражение в пруду из вулканического стекла: измождённый до предела, именно такой, каким себя чувствовал. Это легко получалось скрыть в Тронном зале, но не здесь. Теперь Вулкан выглядел как дракон на грани истощения. Его братчешуя больше не переливалась изумрудным блеском, Колдунона потускнела, медленно опустился в дымке очищающего светасловно блёклый нефрит. Этот свет согрел ДраконаГлаза, разогнал его кровь раньше огненно-красные, сузились и срастил внутренние раны в его телепомеркли от муки. Свет обещал истинное исцелениеДаже огонь внутри был не более чем тлеющими углями, если только тот перестанет сопротивлятьсяслабым мерцанием тепла.
Дракон зарычал.
Магнус улыбнулся.
Дракон продолжал ползти, медленно отступая. Небо расколол кинжальный смех. Иллюзия перед ним распалась на части.
Магнуса больше не было. Вернее, Магнус Красный наконец-то явил себя. Колдун больше не был прикидывался братом Вулкана; — теперь он стал огромным чудовищем, зверем на раздвоенных копытах и в огненной короне, монстром с крыльями, с которых сыпались перламутровые перья. Дракон пристально смотрел на эту тварь из мутаций и увечий, и от неё воняло ложью, которую ей незаметно скормили.
Дракон открыл глаза.
В реальности не минуло ни мгновения. Малкадор стоял рядом, глядя вверх с ястребиным беспокойством, которое Вулкан слишком много видел часто наблюдал за последнее время.
Малкадор посмотрел на Золотой Трон.
Взгляд Вулкана примарха сверкнул изнурённым весельем.
Вулкан уже отвернулся. Его взгляд неизбежно тянулся к полуживому порталу, огромной арке из терранской стали и инопланетного камня, ведущей в измерение между измерениями. Он чувствовал, как где-то в этом измерении там приближается Магнус. Скоро Алый Король постучится в дверь.
Его глаза сузились. Его костяшки Костяшки пальцев сжались.
Малкадор кивнул в ответ на шёпот примархаПрометейца.
Людям, выстроившимся неплотными рядами позади него, тоже не нужны были требовались напоминания, равно как не нужны были и предварительные воодушевляющие речи. Эти мужчины и женщины в доспехах из имперского золота были лучшими из тех, кто всё ещё мог сражаться, и у них было несли на себе меньше всего ранений. Малкадор несколько дней трудился, не покладая рук, чтобы собрать их со всего осаждённого Палатинского кольца. Все они отступили, получив приказ, и смирились с тем, что их просят пожертвовать жизнью в Имперской Темнице Подземелье ради безумной авантюры.
Вулкан не ждал ответа, — и, конечно, не получил его. Да будет так.
Он не стал оглядываться ни на Золотой Трон, ни на фалангу воинов позади негоза спиной. Он смотрел впередвперёд, держа в руках гигантский молот ''Урдракул''— Опаляющую Длань, — и сжал суровые губы, не давая вырваться последним вопросам. Он не хотел показывать сомнений окружающим – — ни адептам, которые сейчас держали оборону, ни мужчинам и женщинамсолдатам, готовым умереть, чтобы дать ему этот единственный шанс.
Возможно, отнюдь не имело значения, была ли на то воля Императора или нет. Это Такова была воля Малкадора, голос которого имел немалое значение, но ещё важнее было желание самого Вулкана, направившее их по этому пути. Примарха XVIII легиона было трудно заставить отступиться. Дело должно быть сделано.
Молот опустился.
Золотой Трон, державший дверь между измерениями запечатаннымзапечатанной, завизжал в какофонии разрывающего железо открытия порталаразрывающегося железа. Серый туман превратился в золотой свет, хлынувший в зал через громадный портал, и армия всевозможных адских ужасов с яростью ринулась в реальный мир.
А Вулкан побежал устремился к вратам Паутины.<br /><br />
''Лотара''
Она больше не спала. В часы, отведенные отведённые для отдыха, она бродила по коридорам "Завоевателя"''«Завоевателя»'', слушая, как скрипят металлические кости корабля, сгибаясь по прихоти варпа. По коридорам Под сводами эхом разносились крики и смех, похожий на крики. Раньше Лотара бы она отправила отделения Пожирателей Миров для поиска источников этих звуков, но, как и многие основные процессы базовой боевой эффективности, эта практика больше не выполнялась. На борту флагмана остались только те, кто слишком обезумевшие от обезумел в жажде крови для того, чтобы спуститься на Терру, Пожиратели Миров. Сейчас они с такой той же лёгкостью могли стать оказаться причиной этих звуков, как раньше – — их концом.
Лотара двигалась медленно, немощная , как старуха. Обезвоживание и голод истощили её, и она прекрасно понимала, что ощущение битого стекла в суставах – отнюдь не добрый знак. Несмотря на это, она двигалась перемещалась по кораблю , не страшась того, что скрывается скрывалось за каждым углом. Пожиратели Миров смотрели, как она проходит мимо, и больше не обращали на неё женщину внимания. Человеческий экипаж мудро избегал её взгляда. В эти дни у неё Саррин не было для них приказов – — обязанности флота теперь заключались в том, чтобы висеть на низкой орбите над Террой и стрелять в тот момент и в то место, что когда и куда укажет Аргонис, советник Магистра магистра войны. Для этого подобного требовался лишь костяк экипажа, не более нескольких тысяч душ – — и большинство из них составляли рабы и трэллы на орудийных палубах.
Сегодня ей нужны были ответы. Чтобы получить их, она собиралась дойти до самого верха.
Лотара направилась в свои личные покои. Из-за очередного сбоя корабельных систем дверь отказалась считывать отпечаток ладони. В эти дни она капитан даже не могла уследить за всеми ошибками. После нескольких попыток усиленная дверь створка с грохотом открылась отъехала сама собой. Она Саррин сомневалась, что датчик вообще опознал её, скорее . Скорее это было похоже на переменчивую прихоть машинного духа "Завоевателя"''«Завоевателя»''.
Железо застонало вокруг неё, словно подражая раздражению капитана, в глубине себя протестуя против внешнего насилия. Варп-туман, окутывающий окутывавший Терру, не был ласков обходился неласково и с флотом Магистра магистра войны; грубая . Грубая якорная стоянка деформировала корпуса кораблей. Уже несколько недель освещение на борту "Завоевателя" было приглушено ''«Завоевателя»'' приглушили до аварийного красного света из-за перепадов напряжения, но теперь даже малиновый цвет кризисного освещения мерцал, грозя угаснуть.
Эта ложь уже не помогала, но она всё равно повторяла её.
Капитанская каюта являла собой пример брутализма "Завоевателя"''«Завоевателя»''. Это была комната с серыми углами , панелями и панелямибронированным иллюминатором, бронированное окно, выходящим выходившим на утыканный орудийными башнями хребет корабля. Когда после повышения годы назад она впервые попала в эту каюту, сюда её проводил именно Кхарн. Он и сейчас ждал её женщину здесь, стоя спиной к армаде ГораХоруса.
После возвращения на корабль Кхарн не разговаривал. Изрезанные шрамами черты его лица почти ничего не выражали, лишь изредка подергивались подёргиваясь при укусах Гвоздей. И всё равно было как-то не по себе видеть его капитана 8-й штурмовой роты без топора.
Когда Лотара посмотрела на него, всё поплыло перед её глазамивсё поплыло, покраснело и потемнело. Там, где стоял Кхарн, с потолка свисал ворох цепей, оканчивающихся мясницкими крючьями. На них висели болтались мёртвые Пожиратели Миров, обескровленные при ритуальной казни – , — лишь мёртвое трупное мясо в обесточенных доспехах, головы отрезаны, а черепа поднесены...поднесены…
Чтобы справиться с ядом собственного воображения, она закрыла глаза и дважды дала себе пощечинупощёчину. Это немного помогло.
Кхарн повернулся, чтобы посмотреть на гололитический проектор к гололитическому проектору у стены. Когда он двинулся, Лотара увидела сёрьезные серьёзные повреждения доспехов, нанесённые болтами и клинками. Его нагрудник представлял собой потрескавшуюся развалинувыглядел потрескавшейся развалиной, под которой виднелась виднелись разорванная плоть и можно было увидеть лопнувшее, смятое мятое мясо лёгкого. Пока она капитан смотрела на неголегионера, ей слышался тихий звон цепей, двигающихся колышущихся под дуновением вентиляции каюты. Она не помнила, когда именно Кхарн вернулся на корабль – , — просто однажды она оглядела мостик и увидела его на своем своём посту.
Кхарн наклонил голову, как всегда делал, когда искал нужные слова. Лотара почувствовала слёзы, настоящие слезы слёзы на своем своём лице, что было невозможно. Она не плакала по-настоящему с тех пор, как была подростком в Журсканской академии для одаренной одарённой молодёжи. В тот день ей сообщили, что её брат умер во время вспышки холеры, опустошившей столицу.
Год назад этот вопрос показался бы безумным. Теперь она действительно не была уверена в ответе. Она Саррин знала только, что слишком устала, чтобы бояться.
В ответ он воин лишь отвернулся к окну, глядя на умирающий мир и его разноцветное небо. Лотара почувствовала, как кровь капает из носакапает кровь. Ей было больно долго Долго смотреть на Кхарнастановилось больно. От этого у нее неё всегда шла кровь, и эта кровь была неприятно густа.
Гололитический терминал издал вспышку белого шума, свидетельствующую возвещая о соединении. Она Капитан Саррин повернулась к немуприбору, опёршись опершись кулаками на панель управления. Её всю трясло, и она не была уверена в причине.
Проектор щёлкнул и выдал искажённое мерцающее искажённое изображение. Это был один одного из астартес, его . Его доспехи были обесцвечены обесцветило гололитом, но талисманы и шипы на его доспехах броне безошибочно указывали на его верностьпреданность. Сердце Лотары упало.
Лотара старалась не скрежетать зубами. Ей было приятно снова чувствовать злость. Это было так очищающесловно очищало душу.
Аргонис напрягся, это было заметно даже несмотря на отвратительное качество в отвратительном качестве голопроекции. Лотара шла по тонкой грани между своим авторитетом на бумаге и иерархией в реальности. Она была одним из самых высокопоставленных офицеров армады и имела полное право говорить с Магистром магистром войны. Но ещё она была человеком. Ей становилось ясно, что это война легионов, противостояние полубогов. Лотара всё чаще чувствовала, что она сама и другие ей подобные – всего лишь —лишь мелочь для легионеров. И этот разговор не избавил её от этой такой мысли.
Пока она женщина наблюдала за ним, Аргонис отключил аудиоканал и переговорил по крайней мере с одним невидимым членом экипажа. Она считалаПохоже, что за последние месяцы дипломатические способности советника значительно снизились.
Но он тот не стал этого делать. Его гололитическое изображение погасло во вспышке статики. Лотара молчала. Неужели Аргонис действительно повёл себя так позорно? Неужели он разорвал их личный канал , чтобы избежать разговора?
Упырь в шкуре Магистра магистра войны пристально смотрел на неё капитана Саррин возбуждённым рассеянным взглядом. Затем А затем он улыбнулся и снова вновь стал Гором Хорусом Луперкалем. Боль исчезла с его прекрасного лица.
Челюсти Лотары сжались.
''шрамами шрапнели и огнем из ниоткуда.Эта паства,''
''эта её паства,''
''ее паства'' ''непогребенныенепогребённые''
''в блуждающих гробницах в безмолвном вражеском железе.''
''Отбрасывая царственную тень''
''на сумрачный театр вечных бдений,''
''погребены в величии железа,''
''мы высекаем к ней мольбы''<ref>Перевод Alre_Snow из рассказа "[[Роза, вспоенная кровью / A Rose Watered with Blood (рассказ)|Роза, вспоенная кровью]]"Альре Сноу.</ref>''.''
Лотара смотрела на него, сына Императора, Магистра магистра войны Империума, пока тот произносил последние строки написанной в её честь поэмы. Неприятно было терпеть то, как люди из высшего общества по всему Империуму, словно болваны, внимали этому ничтожному стишку, хлебали из корыта литературной пропаганды, считая, что обедают высоким искусством... искусством… Но слышать эту поэму, читаемую глубоким и приятным голосом Магистра войны, было ощущалось почти невыносимо. Она Лотара не была уверена, издевается ли он Луперкаль над ней таким образом. Она И не была уверена, что хочет знать.
Лотара придержала язык. Малогарст был Кривой давно мертв; вместо него появился умер, его место и занял Аргонис. Он Кинор наклонился и начал что-то говорить на ухо Горугосподину. Она Женщина не могла разобрать его слов. Ей стоило немалых усилий не показать показывать своё беспокойство перед лицом умирающего упыряумирающим упырём, в которого превратился Магистр магистр войны.
''Каргос''
Однако орда Магистра магистра войны была многочисленнее. У Каргоса зудело в затылке.
Штурм так близко к стенам Санктум Империалис будет рискован— рискованное дело. Дельфийское укреплениеДельфийская стена, замыкающее замыкающая кольцо вокруг замка Императора, находился находилась всего в пяти километрах к западу, и они были практически Пожиратели Миров почти вошли в пределах пределы досягаемости настенных оборонительных орудий. Также— а также, безусловно, они уже находились в пределах досягаемости орудий пушек титанов и, разумеетсячто ещё вернее, в пределах досягаемости "Громовых ястребов"«Громовых ястребов».
Войска в Санктуме не стали бы стрелять вслепую по своим собственным прибывающим конвоям, а из-за пепла точное прицеливание наведение на таком расстоянии стало невозможноделалось невозможным. Но вот штурмовики были угрозойпредставляли серьёзную угрозу, поскольку день ото дня пыли становилось всё меньше. Титанов также тоже следовало опасаться: они начали рисковатьте, отходя хоть и шли на риск, регулярно отходили от Дельфийского укрепления Дельфийской стены и расправляясь со всеми расправлялись с налётчиками, подступающими подступавшими слишком близко.
Линзы Каргоса уже давно не могли увеличивать и перефокусировать изображение. Эти функции были уничтожены извело бесконечными случайными повреждениями шлема в ходе войны. Ему пришлось смотреть в магнокулярымагнокль, чтобы понять размеры конвоя – — или хотя бы той части, что можно было которую удавалось разглядеть сквозь пепел.
Каргос услышал, как после его ответа проповедник передал по воксу ещё несколько приказов. Их танк «Лэндрейдер» VII легиона двигался во главе ударной группы, его украденный "Лендрейдер" VII легиона шел впереди всех, образуя верхушку неровного строя. Многочисленные имперские конвои, пересекающих пересекавшие пустоши между Палатинскими бастионами, были легкой манили лёгкой добычей. Почуяв запах крови, сотни тысяч воинов из орды Магистра магистра войны хлынули в ничейные земли, без оглядки охотясь на бегущих имперцев.
Даже самая бессмысленная резня бойня всё равно вносила свой вклад в ход войны. Каждый убитый в районах Внутреннего Дворца дворца уже никогда не поднимет оружие на защиту Санктум Империалис. Полевые легионные офицеры спустили своих воинов с поводка, позволив бойне и резне стать тактическим благом.
Император, где бы он ни былнаходился, по-прежнему не хотел отказывался принимать поражение. Для орды Магистра магистра войны это было очевидно – : чем ближе они подходили к стенам последней крепости, тем слабее становились их союзники-нерождённые, и тем реже были их проявленияони проявлялись. Каргос не видел своего примарха со времени астральной демонстрации над Авалоном несколько дней назад, но Инзар в любой момент был готов подтвердить, что Ангрон где-то там, сносит Палатинские бастионы. Мысли о его генетическом повелителе заставляли Гвозди возбуждаться в мозге мозгу Каргосавозбуждаться. Этот жар не был совсем уж неприятен.
Свобода от смерти. Бессмертие через уничтожение. В бесконечном круговороте слова эхом отдавались в голове гладиатора. Он больше ничего не говорил об этом, хотя продолжал чувствовать на себе постоянно оценивающий взгляд Инзара.
Когда они приблизились к конвою, Пожиратель Миров перевел перевёл видоискатель на далекие далёкие очертания легионных бронемашин и армейских транспортов. Продвигающаяся орда скоро окончательно отрежет все лоялистам пути отступления. Санктума достигало всё меньше и меньше подкреплений. Эта колонна могла стать последней.
Это был девятый рейд Каргоса. Или, возможно, десятый. Подобно — подобно дням и ночам, они вылазки сливались друг с другом. Во время последнего рейданабега, восьмого или девятого по счёту, они угнали танк, которым теперь командовали. Это была идея Инзара; Каргосу было довольно того, что он трясся хватило и тряски внутри "Носорога"«Носорога», но он охотно признавалпризнал, что с их новой машиной охотиться стало значительно легче. Кроме того, ситуацию облегчало то, что пепел и пыль рассеивались со временем, рассеивались и штурмовые корабли катера снова могли летать небольшими рывками. Снова появилась Вернулась поддержка титанов. Орбитальное десантирвоание десантирование больше не зависело от слепого случая. Охотиться стало значительно легчепроще, когда можно было видетьвидишь, на что кого охотишься.
Он вызвал позвал Инзара.
Вместе с этими словами в воксе было звучало кое-что ещё. Общий канал связи орды превратился в какофонию голосов. В эти дни порядок в армии был остался лишь ширмой.
Уже несколько таких защитных колец предпочли отступить без боя. Каргос не думал об этом, ведь то был чисто практический подход – : воины этих легионов сочли более разумным добраться до Санктума Санктум Империалис, чем напрасно умирать в пустоши. Инзар, однако, получал огромное удовольствие, наблюдая, как имперцы бросают своих раненых солдат и беззащитных беженцев. Каждый раз, когда это происходило, он возносил хвалу и благодарность своим безумным богам, обещая им урожай жертвоприношений. И каждый раз он выполнял обещание.
Двигаясь вперёд, они псы магистра войны оставляли за собой резню... резню… они оставляли за собой своих позади собственных солдат и демонов, что родились в минуты после резниизвращённого насилия. С каждой смертью с обеих сторон орда увеличивалась, и Каргос оказался в авангарде гигантской волны. Иногда в его поле зрения попадал Инзар, прислушивающийся к масштабам этой волны; проповедник настраивался . Проповедник настроился на общую вокс-сеть, позволяя бесконечным крикам, визгу, рычанию и мусорному коду оглушать себя. Для Каргоса это был всего лишь шум. Он твердил себе, что не слышит музыку в этом шуме, под его оболочкоймузыку, неуловимую и дразнящую...дразнящую…
После последнего прошлого рейда Инзар капеллан подозвал Каргоса. Они стояли в тени танка, который собирались угнать. На западе горящим силуэтом в пыли возвышался бастион Меру. Инзар ходил среди тел, отбирая заинтересовавших его раненых. Тех, кто был ему неинтересенне привлекал внимание, он отбрасывал в сторону, оставляя их истекать кровью и умирать от ран.
Капеллан отвлекся, поднимая поднимал на колени умирающего однорукого Имперского Кулака. Нагрудная пластина Нагрудную пластину воина была порвана разорвали на части, а шлем тоже был разодран. На лице воина виднелась чудовищная рана от клинка, лишившая его отпрыска Дорна обоих глаз и повредившая мозг. Чудо, что воин он вообще остался жив.
Инзар начал принялся снимать с него скальп.
Имперский Кулак вырывался, но Каргос апотекарий держал умирающего коленопреклоннымжертву на коленях. Несущий Слово прорезал изогнутым колхидским кинжалом круг на макушке воина, затем взял в кулак его волосы.
Капеллан усилил хватку и потянул. Раздался звук рвущейся мокрой кожи, а затем Инзар Таэр пнул скальпированного воина на землю.
Каргос посмотрел вниз на Имперского Кулака. Тот полз к нему, протягивая руки, и в угасающих глазах виднелась бесполезная непокорность. Это восхитило Пожирателя Миров. В умирающем был жил гладиаторский дух. Выпущенный пистолетом Каргоса болт разорвался, положив конец бесполезным тщетным протестам Имперского Кулака.
Колонна оказалась богата добычей. Множество машин Имперской армииАрмии, немногочисленные шагоходы скитариев, и всё это в окружении легионной бронетехники Легиона: — несколько меньших колонн из Палатинских бастионов, сгруппировавшиеся на пути к Санктуму Санктум Империалис. Из-за такого количества защитников бой был выдался почти равным, тяжёлым, что , в свою очередь , делало его вдвойне приятным.
Всё началось так, как всегда начинались подобные схватки, — под знакомые звуки войны легионов: сначала был . Сначала произошёл обмен огнём лучами дальнобойных лазпушек лазерных и лучами волкитного оружияволкитных пушек, затем за которым последовал треск грохот тяжёлых болтеров на средней дистанции. Рейдеры надвигались стаями хищников, отсекая патрулирующих и отставших , прежде чем вклиниться в основную массу конвоя.
Каргоса отнюдь не мучали мучили мысли о чести и бесчестии. В этом отношении он разделял подход Инзара. Шла война, а на войне солдаты сражаются, чтобы победитьради победы. Честь была выдумкой, неуместной фикцией для убийц, чтобы дать им утешение от мысли о совершённых ими убийствах. Он Апотекарий никогда не жалел о том, что легионы подчинили галактику Галактику своей подавляющей силой. Ни одна цивилизация, ни человеческая, ни чужацкая, не смогла им ничего противопоставить. В уничтожении истреблении целых культур, у которых которые не было имели шансов противостоять Империуму, было столько же чести, сколько в вырезании этих беженцев. Война – — это война.
Когда-то, когда Каргос был чемпионом8-в-ямах Восьмой ротый штурмовой, а легион лишь недавно получил Гвозди, он сказал это Кхарну. Вся Восьмая штурмовая рота собралась посмотреть на своих братьев в гладиаторских ямах. Звуки ударов топоров отражались от металлических стен "Завоевателя"''«Завоевателя»''. Его капитан осторожно улыбнулся.
Каргос покачал головой, продолжая привязывать топор к своему наручу. Он В следующем бою сражались он и его брат по цепи сражались в следующем бою.
Края его глаз начало застилать красным, и вместе с этим Каргос ощутил адреналиновый укус облегчения. Это начиналось вновь. Он…
''...на …на земле. Среди , среди пепла. Дитя Кровопролития воет в его руке и в его голове. Кто-то кричит на непонятном языке прямо ему в уши. Это его собственный голос, раздающийся внутри шлема, но после осознания этого крик не прекращается.''
''Приближается Кровавый Ангел приближается. Медленно, слишком медленно. Каргос видит опускающийся меч, видит, где он будетклинок окажется, и отступает назад, отсекая руку Ангела в запястье. В обратном движении Обратным движением он вбивает Ангела в землю обухом Дитя Кровопролития. Звон от удара способен расколоть небеса. Пена изо рта забрызгивает его шлема шлем изнутри, пока он кричит, кричит, молится и...и…''
''...поднимается …поднимается по борту вражеского танка, его мышцы . Мышцы сжимаются с окончанием приступа смеха. Последние Из горла вырываются последние смешки вырываются из его горла. Он на крыше "Лэндрейдера"«Лэндрейдера», в движении, всегда в движении. Болт встряхивает его, детонируя о наплечник; он качается. Он покачивается, продолжая двигатьсяно не останавливается.''
''Солдат за турелью – — человек, слишком смертная, чтобы остановить его: она астартес. Она поднимает пистолет, и но Каргос опускает ногу, пока ее её рука поднимаетсяещё движется. Все кости в ладони и предплечье женщины хрустят, размалываясь в пасту, становясь грязью грязь на подошве его сапога, Дитя Кровопролития взлетает, зубы режут, и солдата разрубает сверху вниз, и он...он…''
''...и …и он режет, купаясь в искрах, зубья его . Зубья топора с визгом пробиваются сквозь пробивают корпус заглохшей "Химеры"«Химеры». Он уже внутри, здесь . Здесь воняет кровью, костным мозгом и страданиями. Он видит раненых солдат Имперской Армии на носилках; те . Те едва могут сопротивляться, но это неважно – — они могут истекать кровью , как все, и он замахивается, рубит и режеткромсает.''
''Приходит облегчение; сладость . Сладость ритма Дитя Кровопролития, поднимающегося и опускающегося, поднимающегося и опускающегося; , и благоухание крови, и песня криков, боли криков… Боли больше нет, и он бы заплакал от облегчениялёгкости, потому что боли нет; но нет… Но теперь они все здесь мертвы, и Гвозди снова кусают, и он...он…''
''...он бок о бок с Инзаром, как некогда был бок о бок с Кхарном в бою; как некогда был бок о бок со Скане на тренировках; как некогда был бок о бок с Расчленителем в боевых ямах.***''
''Проповедник размахивает своей булавой-крозиусом и кричит, воодушевляя воинов вокруг него сражаться, провозглашая, что боги наблюдают за ними и что это кровопролитие священно. Каргос не знает, правда ли это, и ему всё равно; его волнует только то, что Гвозди даруют ему облегчение после каждого взмаха топора, каждого удара по керамиту, каждого хруста плоти, каждого перемалывания человеческого мяса. На его доспехах кровь, теперь он весь красный: кровь для Ангрона, кровь для победы, кровь для Бога войны, …он бок о котором кричит Инзар, если это поможет почувствовать облегчение.бок с Инзаром… как некогда был бок о бок с Кхарном в бою… как некогда был бок о бок со Скане на тренировках… как некогда был бок о бок с Расчленителем в боевых ямах…''
''Инзар здесьПроповедник размахивает своей булавой-крозиусом и кричит, с нимпобуждая воинов вокруг него сражаться, сражается на его сторонепровозглашая, распевая молитвычто боги наблюдают за ними и что это кровопролитие священно. Каргос не знает, правда ли это, и каждый удар его крозиуса ему всё равно. Его волнует лишь то, что Гвозди даруют ему облегчение после каждого взмаха топора, каждого удара по керамиту отдаётся со звуком церковного колокола; это гром, божественный громкаждого хруста костей, каждого перемалывания человеческого мяса. На его броне кровь, теперь он звенит в ушах Каргосавесь красный. Кровь для Ангрона, жаля Гвозди с тем же холодным облегчениемкровь для победы, что и текущая кровьдля бога войны, о котором кричит Инзар, и он..если это поможет почувствовать облегчение.''
''Инзар здесь, с ним, сражается на его стороне, распевая молитвы, и каждый удар его крозиуса по керамиту отдаётся со звуком церковного колокола. Это гром, божественный гром, он звенит в ушах Каргоса, жаля Гвозди с тем же холодным облегчением, что и текущая кровь, и он…''
''Белого Шрама больше нет…валится на землю, рыча в пыли, когда мимо проносится Белый Шрам. Каргос поворачивается и выискивает врагов Он падает в самую гущу пыли. Дитя Кровопролития будто вне пределов досягаемости, видит ещё одного Белого Шрама – этот уже вылетел из седла и схватился с Пожирателем Миров, и через три удара сердца всё кончилосьно это неправда, потому что Каргос ударил снизу вверходним рывком он тянет цепь, лезвие врезалось и топор прыгает к нему в воина между ног, и зубья топора вгрызались, выбрасывая дуги крови и искр, раздались крики, руку. Он хватает оружие и он..снова поднимается на ноги.''
''Белого Шрама больше нет. Каргос поворачивается и выискивает врагов в пыли, видит ещё одного отпрыска Хана — этот уже вылетел из седла и схватился с Пожирателем Миров, и через три удара сердца всё кончилось, потому что Каргос ударил снизу вверх, и лезвие врезалось в воина между ног, и зубья топора вгрызались, выбрасывая дуги крови и искр, и раздались крики, и он…''
''Он…слышит остальных через вокс, он почти может разобрать смысл их слов.Их превзошли числом, к конвою по дошли подкрепления, им нужно отступать.Но он не в силах, просто не может. Бой продолжается, и отступать нельзя, бежать нельзя, Гвозди расколют его череп, если он попытается, они превратят химикаты в его голове в кислоту и смолу.''
''Он…''
''Он движется мимо Инзара…поворачивается в пыли, забивающего до смерти упавшего Имперского Кулакашатаясь, мимо Дрелата, вырывающего свой меч из кишок другого спотыкается о последнего убитого им Кровавого Ангела, мимо слишком многих других дуэлянтов, зарубленных и задушенных, и их слова были правдойГвозди вдавливаются в его череп, они проигрываюткак расплавленные поршни. Там, защитники конвоя одолевают ихсреди сражающихся теней, но ему всё равносреди пепельных силуэтов, он жаждет череп этого видит офицера, он жаждет скоростиудерживающего позицию и отдающего приказы. Шатающейся походкой Каргос бежит к нему, он жаждет облегчения в кровиего мышцы горят, которое приходит со славойа жужжащее Дитя Кровопролития поёт свою песню.''
''Он пробивает себе путьдвижется мимо Инзара, рубит топором, мышцы горят от молочной кислоты, и Дитя Кровопролития – князь клинков, убивает, разрывает и рубит гораздо легче, чем любое другое цепное оружие, которое он когда-либо держал в руках; в его лезвии вращаются зубы слюдяного драконазабивающего до смерти упавшего Имперского Кулака, и поэтому он так хорошо режет броню и мясо. Каргос рубит наотмашьмимо Дрелата, рассекая вырывающего свой меч из кишок другого Кровавого Ангела до позвоночника, отбрасывает умирающего воина мимо слишком многих других дуэлянтов, зарубленных и бросает вызов офицеру, не говоря ни задушенных… Их словабыли правдой — они проигрывают, потому что его рот сейчас не способен произнести словазащитники конвоя одолевают их, но это неважноему всё равно… Он жаждет череп этого офицера, это неважноон жаждет скорости, вызов не требует словон жаждет облегчения в крови, нужна только яростькоторое приходит со славой.''
''Он подходит к офицерупробивает себе путь, рубит, мышцы горят от кислоты, и Дитя Кровопролития, этот князь клинков, убивает, разрывает и кромсает гораздо легче, а Гвозди поют; инстинкт бойцачем любое другое цепное оружие, дерущегося всю жизнь заставляет какое он когда-либо держал в руках. В его заметить цепной меч в одной руке лезвии вращаются зубы слюдяного дракона, и потому он так хорошо режет броню и мясо. Каргос орудует им наотмашь, рассекая Кровавого Ангела до позвоночника, отшвыривает умирающего и свежевальный нож в другой; это выглядит знакомоследующим бросает вызов офицеру, настолько знакомоне говоря ни слова, потому что причиняет больего рот сейчас не способен произнести слова, но это неважно, важно это неважно, вызов не требует слов, нужна только убить его.ярость…''
''Каргос наносит удар сверху внизОн приближается к офицеру, удар блокирована Гвозди поют. Инстинкт бойца, и раздается лязгдерущегося всю жизнь, зубья цепи вылетают из меча заставляет его заметить цепной меч в одной руке Кровавого Ангела; Каргос снова наносит удар, и снова его блокируют, и он хрипит от усилия; он отступает назадсвежевальный нож в другой — это выглядит знакомо, чтобы было больше места для более широкого замаханастолько знакомо, и Кровавый Ангел уклоняетсячто причиняет боль, и Каргос кричитно это неважно, рассекая пустой воздух.важно только убить его…''
''Они снова сходятсяКаргос наносит удар сверху вниз. Удар блокирован, клинок к клинкуи раздается лязг, забрало к забралузубья цепи вылетают из меча Кровавого Ангела. Каргос снова бьёт, и снова всё выглядит таким знакомымего блокируют, но и он не может выстроить мысленную цепочкухрипит от усилия, не может сообразитьи отступает назад, в его разуме есть только яростьчтобы было больше места для широкого замаха. Оба воина задыхаютсяКровавый Ангел уклоняется, и Каргос кричит, дыхание в рваном темпе вырывается через вокалайзеры шлемоврассекая пустой воздух.''
''Их клинки сцепились, топор сошёлся с мечомОни снова сходятся, меч против топораклинок к клинку, и оба воина пытаются перебороть противника. Они – статуизабрало к забралу, застывшие в идеальном равновесии ярости и силы, и тот, кто уступит, получит смертельный удар. Генетически усиленные жилы напряжены вместе с пучками волокон искусственных мышц брони, а они снова всё ещё сцепились, всё ещё в тупике. Сейчас любой из них мог бы пробить каменную стенувыглядит таким знакомым, но ни один он не может оттолкнуть другого. Каргос ощущает поединок как напряжение всего телавыстроить мысленную цепочку, каждой клеточкой своего существа давя на сцепившиеся клинкине может сообразить, и он знаетибо в разуме есть только ярость. Оба воина задыхаются, что Кровавый Ангел делает то же самое, потому что он тоже это чувствуетвоздух в рваном темпе вырывается через вокализаторы шлемов.''
''– У тебя Их клинки сцепились — топор Кхарнасошёлся с мечом, меч против топора, — и оба пытаются перебороть противника. Они статуи, – выдыхает ему застывшие в лицо идеальном равновесии ярости и силы, и тот, кто уступит, получит смертельный удар. Генетически усиленные жилы напряжены вместе с волокнами искусственных мышц брони, а бойцы всё ещё сцепились, всё ещё в тупике. Сейчас любой из них мог бы пробить каменную стену, но ни один не может оттолкнуть другого. Каргос ощущает поединок напряжением всего тела, каждой клеточкой своего существа давя на сцепившиеся клинки, и он знает, что Кровавый Ангелделает то же самое, потому что это он тоже чувствует. – Ты обобрал его тело, когда Чёрный Рыцарь покончил с ним?''
''Каргос не отвечает— У тебя топор Кхарна, потому что Гвозди крадут его слова и вливают — выдыхает ему в лицо враг. — Ты обобрал его разум адреналин вместо речи. Но он узнаёт этот голос. Тот знаком ему достаточно, чтобы пробиться сквозь Гвоздитело, когда те тисками впиваются в его разум. Он узнаёт этот голос, не зная, почему он его узнаёт.Чёрный Рыцарь покончил с ним?''
''Но это ослабляет егоКаргос не отвечает, это узнавание ослабляет потому что Гвозди крадут его слова и ослабляет Гвозди; оно крадет чистую красную ясность, которую дают его драгоценные импланты, заменяя ярость смятением, сомнением, ползучей тревогой, которую мышцы интерпретируют как слабостьзаливают мозг адреналином вместо речи. Но он узнаёт этот голос. Каргос чувствует, что скользит назадТот знаком ему достаточно, отступает сначала на несколько сантиметров по пыльной землечтобы пробиться сквозь хватку Гвоздей, потом ещё на несколько. Гвозди уже не кусают так сильно; вместо их болезненно-ненормального затопления сознания Каргос чувствует жжение молочной кислоты когда те тисками впиваются в ноющей плотиразум. Он смотрит в глазные линзы Кровавого Ангела и чувствуетузнаёт этот голос, что смертен – безоговорочноне зная, опасно смертенпочему он его узнаёт.''
''Значит вот такНо это откровение ослабляет. Узнавание ослабляет его и приглушает Гвозди, оно крадёт чистую красную ясность, которую дают его драгоценные имплантаты, подменяя ярость смятением, сомнением, ползучей тревогой, думает которую мышцы интерпретируют как слабость. Каргосчувствует, именно что скользит назад, отступает по пыльной земле сначала на несколько сантиметров, потом ещё на несколько. Гвозди уже не кусают так чувствовали себя его враги сильно, вместо болезненно-ненормального потопа в сознании Каргос ощущает жжение кислоты в боевых ямахноющей плоти. Вот каково это – знатьОн смотрит в глазные линзы Кровавого Ангела и чувствует, что ты можешь проиграть. Он может умереть здесь. Пасть обещанного проповедником ада уже здесьсмертен — безоговорочно, раскрывается под нимопасно смертен.''
''Кто-то врезается в него сзади«Вот так, значит», другой воин толкает — думает Каргос. Именно так чувствовали себя его сбоку, и враги в боевых ямах. Вот каково это не просто поединок— знать, он помнит это, он знает это; это битва, они всё ещё в гуще схватки, им обоим нужно следить за другими бойцамичто ты можешь проиграть. Он хочет позвать Инзара, призвать проповедника на помощьможет умереть здесь. Гордость мешает ему, но эта гордость быстро проходит, разъедаемая чем-то, что слишком напоминает страхПасть обещанного проповедником ада уже раскрывается под ним.''
''Он чувствует Кто-то налетает на него сзади, другой воин толкает сбоку, и это не просто поединок, он помнит это, он знаетэто — это битва, что это должно произойтиони всё ещё в гуще схватки, и настаёт решающий моментим обоим нужно следить за окружающими бойцами. Он хочет окликнуть Инзара, когда они должны разойтисьпризвать проповедника на помощь. Каргос движется со всей сверхъестественной скоростьюСперва этому мешает гордость, дарованной трансчеловеческой генетикой и технологическими чудесами боевых доспехов Астартес; он с рёвом отступаетно она быстро проходит, разъедаемая чем-то, отходит назад и..что слишком напоминает страх.''
''Кровавый Ангел всё ещё прямо перед ним, движется быстрее, не давая ему места. Каргос захрипел, когда Кровавый Ангел ударил его головой между их скрестившимися клинками: звучит хруст, треск, звонкий лязг керамита. Но всё хорошо, всё хорошо, Он чувствует это лишь боль, ему нужно место, ему нужно пространство чтобы взмахнуть Дитём Кровопролития, и тогда он сможет закончить бой, он сможетзнает, вот только в этот момент его глаз вспыхивает болью, потому что удар головой разбил линзу его шлемаэто должно произойти, инастаёт решающий момент, пытаясь моргнуть, он понимает, что осколки пластека впились в его глазницукогда противники должны разойтись. Каргос движется со всей сверхъестественной скоростью, какую дарует трансчеловеческая генетика и он наполовину ослептехнологические чудеса силовых доспехов Астартес. Он с рёвом отступает, и...отходит назад и…''
''– Слишком медленноКровавый Ангел всё ещё прямо перед ним, он движется быстрее, не давая Каргосу места. Плюющийся Кровьюхрипит, – рычит Кровавый когда Ангел на награкалибьёт его головой между их скрестившимися клинками. Звучат хруст, треск, звонкий лязг керамита. Но всё хорошо, всё хорошо, это лишь боль, ему нужно место, ему нужно пространство, чтобы взмахнуть Дитём Кровопролития, и тогда он сможет закончить бой, ублюдочном языке XII Легионаон сможет. – Слишком медленноВот только в этот момент его глаз вспыхивает болью, потому что удар головой разбил линзу шлема.Пытаясь моргнуть, он понимает, что осколки пластека впились в глазницу, и он наполовину ослеп, и…''
''И он узнаёт. Слова Кровавого Ангела продираются сквозь последний укус Гвоздей— Слишком медленно, и Каргос узнаёт тогоПлюющийся Кровью, с кем сражается – он знает эту лицевую пластину, он знает эти доспехи, он видит имя — рычит Ангел на наплечнике Кровавого Ангеланагракали, имя, написанное запылившимся золотом, имя человека, к которому он был прикован сотни раз, когда они вместе сражались на арене, имя, выкрикиваемое в ямах Завоевателя, и он узнаёт насмешку в голосе Кровавого Ангела, потому что той же насмешкой Кровавый Ангел раззадоривал своих врагов, и они двое впервые сталкиваются лицом к лицу, иублюдочном языке XII легиона. — Слишком медленно.''
''ВсёИ он узнаёт. Слова врага продираются сквозь последний укус Гвоздей, и Каргос узнаёт того, с кем сражается. Он знает эту лицевую пластину, он знает эти доспехи, он видит имя на наплечнике — имя, написанное запылившимся золотом, имя человека, к которому он был прикован сотни раз, когда они вместе сражались на арене, имя, выкрикиваемое в ямах «Завоевателя»… И он узнаёт насмешку в голосе Кровавого Ангела, потому что той же насмешкой Кровавый Ангел раззадоривал своих врагов, и они двое впервые сталкиваются лицом к лицу, и…''
''ЗамедляетсяВсё замедляется.''
''Гвозди умолкают в сознании Каргоса, как и война вокруг него.''
''– — Амит, – говорит — произносит он. – Мой брат— Брат мой.''
''И А Нассир Амит, Расчленитель, его многолетний напарник по арене, его брат по цепи, плюёт ему Каргосу на развороченное лицо и перерезает ему горло.''
''– — Жри дерьмо, предатель.''[[Файл:Echoes of eternity1.jpeg|центр|мини|Дуэль Каргоса Плюющегося Кровью и Нассира Амита.]]
''Лэнд''
Техноархеолог опустил пистолет, поблагодарил возблагодарил Омниссию, наверное, в пятитысячный раз с тех пор, как война достигла Терры, и пополз прочь от распадающихся остатков вражеской брони. Он должен был добраться до безопасного места. Он не мог может умереть здесь. Всё не должно закончиться вот так, из-за рейда на конвой.
Что бы Империум делал Империум без него?
С треском ионизированного воздуха пыль рассёк лазерный огонь прорезал пыль. Болтеры ревелиРевели болтеры, озаряя туманный рассвет взрывами своих детонациями снарядов. В этой пыли дымке едва можно было различить Астартес – возвышающихся астартес — исполинских монстров, покрытыми облепленных слоем пепла. Лэнда окружали бронированные чудовища со скрежещущими суставами и грохочущим оружием, безнаказанно убивающие убивавшие всех вокруг себя.
Все говорили, что мир ослеп, но это было не совсем верно. Гораздо точнее было бы сказать, что мир сошел сошёл с ума.
Позже, когда ему расскажут о том, как насколько жалко он настолько недостойно тогда просил о помощи, Лэнд старик отвергнет это как клевету. Он просто не мог повести себя так недостойно. Подобные слова скорее многое могут сказать говорят о сущности его обвинителей, а не о нём самом.
Но сейчас он действительно бежалво весь опор. Лазерный снаряд разряд ионизировал воздух в футе считаных сантиметрах от его лица, — достаточно близко, чтобы подпалить опалить бороду. В своем своём бесславном, но отнюдь не неразумном безрассудном отступлении он рванул в сторону, избегая возникшего впереди скопления солдат, появившихся впереди.
Неровная земля, на которой они сражалисьгде кипело сражение, когда-то была Кушмандским архивом, — группой библиотек, посвящённых сохранению фрагментов преданий и артефактов из человеческих миров, не переживших Старую Долгую Ночь. Когда Великий Крестовый крестовый поход достиг этих мировпланет, ожидая либо сопротивления, либо согласияСогласия, они имперцы не нашли встретили ни того, ни другого. Вместо этого их Их ждали безмолвные просторы мёртвых городов, населённых лишь воспоминаниями. Целые цивилизации не смогли преодолеть внутренние разногласия или и превратились в пыль, стоило только отсечь их от остальной части древней человеческой империи до Империумадоимперской державы. Реликвии и записи этих тех потерянных королевств были доставлены на Терру, где их изучали в куполообразных залах Кушмандского архива.
Теперь они обратились всё здесь обратилось в руины: . От обители знаний остались лишь низкие стены, за которыми можно было укрыться, да камни, под которыми проходили танки давимые траками танков и ноги ногами титанов.
Где же Зефон? Где хоть один из облачённых в керамит и наделённых сверхчеловеческими способностями идиотовкретинов, которые должны были сделать делать всё возможное для его защиты? Не правда ли, что в этом заключалась одна из самых раздражающих особенностей подвида Астартес? В сражении большинство из них с идиотским упорством пытались найти отыскать вражеских офицеров и полководцев, когда тогда как им стоило удерживать позиции и благоразумно защищать ценных людей, таких, как... как… ну, как Аркхан Архан Лэнд.
Он воззвал к ним через вокс в своём модифицированном ребризере. Никто из командиров конвоя не ответил.
Опять же , позже ему казалось, что эта мысль пришла ему в голову посетила его в полном спокойствия раздумии. На Но на самом же деле он Архан вслух пробормотал её, прижавшись спиной к разрушенной стене. Лэнд пробыл там всего пару секунд, прежде чем болты ударили в камень слева ударили болты и осыпали его горящей шрапнелью, что вызвало у него ещё один крик вскрик обиды и страха. Он сорвался с места и побежал ринулся прочь от укрытия.
Впереди него два солдата Имперской Армии укрылись в кратере, как в окопе. Лэнд, задыхаясь, присоединился бросился к ним. Один из них лежал на животе в грязи, стреляя из побитого лазлока лазерного ружья поверх края кратераворонки. Офицер – Лэнд — Архан предположил, что это был офицер, поскольку именно он кричал в микрофон вокс-передатчика – , — скрючился чуть ниже в кратере, стянув ребризер, чтобы перекричать звуки боя.
Оставшийся в живых пехотинец оглянулся на Лэндатехноархеолога. Что бы он ни сказал, его слова не были слышны из-потерялись за глухой дыхательной маски маской и окружавшего окружавшим их ужасного шумаужасным шумом. Видя, что Аркхан Лэнд не собирается использовать вокс-передатчик, солдат начал сползать в неглубокий кратерсам пополз на дно неглубокого кратера, чтобы занять место офицера. Он был на середине пути, когда в яму рухнули два дерущихся Астартес рухнули в яму, их астартес. Их оружие высекало фонтаны искр из их керамитовой брони. Люди для них не существовали – — всё их внимание было сосредоточено на бешеной работе мечом, и космодесантникилегионеры, даже не замедлившись, просто затоптали ползущего солдата своими сапогами.
Один из десантников космодесантников шатался, стоя рядом с раздавленным ими трупом и сжимая зажимая шею единственной оставшейся рукой. Другой Второй воин нанёс ему смертельный удар, взмахом своего цепного меча свалив снеся голову проигравшего с плеч. Без празднования и без передышки Астартес астартес отшвырнул обезглавленное тело своего врага и выбрался выскочил из кратераворонки, чтобы продолжить бой.
Лэнд понятия не имел, на чьей стороне те сражались, и не собирался осматривать труп, чтобы выяснить это. Он побежал.
Глядя на скользящий кувыркающееся прочь археоатомный пистолетархеоатомное оружие, он успел подумать: "''Если «Если эта штука разрядится...''"разрядится…»
Все волнения вылетели из головымгновенно улетучились, когда что-то весом примерно с титан "Император" обрушилось на его правую ногуобрушилось нечто весом с императорский титан. Боль была оказалась настолько внезапной, а давление — настолько сильным, что он Архан даже не закричал, а лишь содрогнулся и зашипел, брызгая брызжа слюной, когда весь воздух вышел выбило из неголёгких.
Неловко повернувшись, он увидел лежащего на земле легионера, из разбитых доспехов которого сочились кровь и охладитель. Наплечник воина придавил ногу Лэнда ниже колена.
Его охватили боль и паника. Он попытался освободиться, брыкаясь , как попавшее в капкан животное. Свободной ногой он техноархеолог пнул мёртвого Астартесастартес. Он бросил Потом швырнул горсть земли в лицевую пластину воина. Реакция того была ожидаемой – — ничего не произошло.
Один из Астартес астартес остановился рядом с ним, подхватил мертвого воина мертвеца и отбросил труп в сторону. Почему-то исчерзновение исчезновение давления оказалось больнее самого давления, и, . Шумно втянув воздух и сжав зубы, Лэнд посмотрел на свою ногу. На месте, где должна была быть находиться конечность, под пропитанной кровью штаниной виднелось красное месиво.
Хотя воин запыхался от схватки, слова он прорычал медленно прорычал эти слова, что жутко контрастировало с происходящим вокруг. Голос был оказался булькающим и хриплым, как будто в его горле копошились склизкие существа.
Лэнд поднял глаза на своего спасителя. Он взглянул на Окинул взглядом пепельный керамит, разбухший от мутагенов гниющей под ним плоти внутри. На Отметил вздутую брюшную пластину, повреждённую не болтерным выстрелом, а лопнувшую изнутри. Змеящиеся Между ног воина, подобно клубку верёвок, свисали змеящиеся петли запылившихся кишок подобно клубок верёвок свисали между ног воина.
Паралич грозил полностью охватить Лэнда. Он кричал, что солгал, что он не Аркхан Лэнд, что Аркхан Лэнд уже мёртв, что Аркхан Лэнд погибедва мог шевелиться, когда пала Последняя Стена. Но эти протесты, бездумно выкрикиваемые на марсианском готикеГвардеец Смерти изверг поток желчи через ротовую решётку шлема, ничего не далиобдав ею человека.
Он перекатился как раз в тот момент, когда тень гребня затмила тусклое красное солнце. В схватке за его голову определился победитель. С клинка Пожирателя Миров капала тёмная кровь, предвестник будущего.
Лэнд выстрелил. Пожиратель Миров попятился, медленно распадаясь на атомы, — молекулы его тела загадочным образом отрывались друг от друга, каким-то образом воспламеняясьи воспламенялись. Аркхан Лэнд Архан не был солдатом, — он был просто человекомчеловек, обожавшим обожавший свои непостижимые игрушки из Тёмной Эры Технологийэры технологий.
Его охватило облегчение настолько чистое, что он разразился бессильным, диким смехом. А Пожиратель Миров умер захлебнулся в крике, отправившись к тому зловещему божеству, которому продал душу.
Задыхаясь от боли, которую какую ещё никогда на его своей памяти он не испытывал, Архан Лэнд стянул спектралокулярные мультиспектральные очки с влажных глаз и вытер слёзы, а затем снова начал принялся ползти. Сапиен бежал семенил рядом с ним, подбадривая его звуками, которые не могла издать ни одна настоящая обезьяна.
Сапиен убежал, оставив его одного в самом сердце бури. Вокруг него умирали мужчины и женщины, их чью униформу покрывало слишком много пыли для того, чтобы он мог точно определить, в кого стрелять. Астартес с обеих сторон тоже умиралигибли, но, по мнению Аркхана ЛэндЛэнда, недостаточно быстро.
Он бросил поднял взгляд над "Химерой"«Химерой». Позади неё сражались машины дрались нечёткие призраки двух богов. Два титана, чьи класс чей тип и верность нельзя было не представлялось возможным определить, схватились, медленно качаясь и ударяя избивая друг друга, на что способны только богомашины, сражающиеся насмерть в ближнем бою. Лэнд увидел, как На глазах техноархеолога один из титанов замахнулся оружием – — кулаком, лезвием или пилой – , — и услышал раздался протяжный гром удара. Он Лэнд увидел начало зачин ответного ударавыпада, прежде чем пепел снова поглотил обоих богов.
Орда магистра войны обрушивала обрушила огонь на своих же воинов только ради возможности убить побольше имперцев.
Пистолет выстрелил. Имперский Кулак, тянувшийся вниз , чтобы помочь емумагосу, получил атомную пулю в горло и, шатаясь, отступил назад, начав распадаться уже рассыпаясь на части. Воин Легионер успел протянуть вскинуть руку к границе молекулярного распада, распространяющейся распространявшегося от шеи, прежде чем опрокинуться на землю.
Но это оказался один из Сынов Гора, его шлем Хоруса. Шлем космодесантника усеивали клановые шипы, и новоприбывшему не было никакого дела до безвкусной сцены, разыгравшейся на земле у его сапогсабатонов. Он навел навёл свой болтер, стремясь убить кричащего человека и пойти дальше, но так и не нажал на курокспуск. Аркхан Архан услышал, как в глухом взрыве в шлеме Астартес внутри шлема глухо разорвалась голова воинамятежника. Кровь начала вытекать из Из ротовой решетки шлемарешётки засочилась кровь.
Труп не упал назад , подобно Имперскому Кулаку. Сработавшие стабилизаторы брони заблокировали суставы, в результате чего Астартес астартес остался стоять неподвижно, с прямой спиной и болтером, висящем на в скрюченных пальцах одной руки.
Второй взрыв врезался в свалил уже мёртвого воина, повалив труплегионера. Тот Труп корчился на земле, окутанный червями рассеивающегося электричества.
Скитарий присел, его волоча красный плащ начал волочиться по пыльной земле. Он Солдат протянул бионическую руку, чтобы помочь Лэнду подняться на ноги , с такой учтивостью, которую ни один Астартес астартес и не подумал бы проявить. На памяти Аркхана Лэнда Архана он никогда ещё не испытывал настолько ни к кому столь сильную благодарность.
Многие техностражи не умели говорить, и этот не был исключениемпринадлежал к таким. Он издал серию бинарных всплесков, помогая хромому техноархеологу добраться до корпуса армейской "Химеры"«Химеры».
А затем, удивив даже самого себя, произнёсдобавил:
Скитарий слегка дёрнулся, поскольку не ожидал, что его поймут. Имплант Имплантат в горле издал ещё одну порцию машинного кода.
Техностраж издал низкий визг кода.
Всё вокруг стало серым, успокаивающее онемение омывало его зрение.
Скитарий наполовину перенёс его занёс магоса по трапу в "Химеру"внутрь «Химеры», по пути передавая свой идентификатор на ровном бинарном наречии.
Однако вскоре в этой милости ему было отказано. Небо разверзлось от новорождённой рождения пылающей звезды. Лэнд прикрыл глаза от света, и небесный огонь окрасил черты его лица в янтарный цвет, когда он выглянул в люк "Химеры"«Химеры».
Сначала это выглядело как гнев гневом высоких небес, словно вновь возобновилась безнаказанная орбитальная бомбардировка. Но Пожиратели Миров завыли, подобно волкам, Несущие Слово скандировали свои безумные песнопения, а Сыны Гора Хоруса ликовали – — и Архан Лэнд не мог не заметить, что у горящей звезды были крылья.
Рядом с ним скитарий тихо прокодировал запрос, якобы самому себе, словно это была непреднамеренная вокализация. Но Лэнд всё же ответил, подобно последним словам перед тем, как потерял потерять сознание.:
''Трансакта-7Y1''
Конечно, раны, полученные несколько дней назад у Принципа КоллегияКоллегии Принципия, тоже её беспокоиливолновали Трансакту. Булава разворотила доспехиброню, сломала по крайней мере пять реберрёбер, нанесла серьёзный урон хрящам ещё трёх и раздробила грудину. Она подозревала, что одно из легких лёгких повреждено или вовсе не работает, потому что не могла глубоко вдохнуть, и каждый вдох сопровождался а каждая попытка сопровождалась болью. Правая рука стала намного слабее левой и потеряла хватку. В завершение – , если говорить о серьёзных травмах – , то с тех пор, как она очнулась в руинах Принципа Коллегии, у неё болела голова, и это были не были привычные тупые толчки обычной головной боли, которую могли которые могла облегчить инъекции инъекция препаратов. Боль пульсировала глубоко в мозгу, словно туда залили яд или расплавленный металл, а потом запечатали в черепе вместе с мыслями. Трансакта-7Y1 спросила себя, не значит ли это, что её мозг также повреждентоже повреждён, и решила, что так оно и есть. Ей было трудно было вспоминать события, которые произошли до ПринципаПринципии. Нет, все данные остались на месте, — все образы и ощущения, всё, что она видела и делала за годы службы, — но каково было испытывать это – , она не помнила.
Но именно зрение вызывало у нее неё почти что философскую озабоченность. Искажение данных означало неэффективность, а неэффективность была грехом перед Богом-МашинойМашинным богом. Небольшим грехом, понятным и простительным, вызванным превратностями битвы, но тем не менее однако всё же грехом. Трансакта-7Y1 не хотела прощения за свои грехи. Она хотела, чтобы её не за что было прощать.
С отстраненным отстранённым любопытством она подумала, не лучше ли было умереть. Она, безгрешное создание с незапятнанным послужным списком, уже охотнее приняла бы благодать Бога-Машины; негодная информация милость Омниссии, чем позволила негодной информации из её ущербных глаз не осквернила бы осквернить великий Поиск Знаний.
По этой такой логике, лучше бы она умерла непорочной.
Но это вызывало дальнейшие религиозные сложности. Она была солдатом Бога-Машины, а магистр войны угрожал его существованию. Да, она ущербна, но разве не лучше ей сражаться за Омниссию, хоть бы она даже и была будучи сокрушённым апостолом?
По этой такой логике, в масштабах войны её непорочность не имеет значения. Кроме того, только лишь в смерти кончается долг.
Затруднительная дилемма.
Теперь, когда Принципа Коллегии Принципия не существовалостало, её приказы определенно определённо больше не действовали. Защищать было нечего. Слушая вокс-перехваты и встречая остатки разрозненных имперских подразделений, она достаточно хорошо понимала ход войны и сознавала, что орда подступает к стенам Санктум Империалис, где аватара Бога-Машины аватар Машинного бога восседает на Своем своём Золотом Троне. Раненая или нет, Трансакта-7Y1 встанет между Омниссией Воплощённым и хоть всем войском Магистра Войнымагистра войны, если до этого того дойдёт.
Вот почему она туда направлялась. Первый отряд, к которому она присоединилась, в свою очередь влился в обширный поток беженцев, который, в свою очередь, объединился с другой колонной, и всему этому скопищу солдат и гражданских оставался последний рывок к безопасности Санктума. Она так и не получила никаких новых приказов распоряжений от своих марсианских хозяев, и никто из других выживших скитариев не мог поделиться сведениями. Многие из них были техностражи, очевидно, пребывали в таком же замешательстве, как она сама, очевидно без связи со своими с повелителями. Те Тех же, кто всё ещё был в контакте с вышестоящими, не в состоянии были озаботиться существованием одинокого мало заботило существование одного отдельного альфа-скитария из авангарда.
В эти дни она сражалась Трансакта воевала в составе сборного полка осиротевших техностражей, каждый из которых должен был свыкнуться с новыми, непохожими на него товарищами, и все они общались на гибридном бинарном диалекте, сформированном из вариаций кода различных (и часто соперничающихсоперничавших) клад. Их атаковали, — не в первый раз, но с чудовищной силой. В облаке пыли Трансакта-7Y1 вместе с остальными воинами бойцами стреляла из подобранного где-то дугового ружья, с каждой вспышкой энергии надеясь, что потеря ее её радкарабина не означает ещё одного греха один грех перед лицом Бога-Машины. (Она опасаласьИ опасаясь, что, к несчастьюскорее всего, означает).
В самом разгаре битвы из праха выскочила маленькая обезьянка и вспрыгнула запрыгнула на ее её плечо. Она запищала Зверёк запищал на универсальном бинарике, выдала и выдал инфопоток, который представлял собой чистый смысл без всякой сопутствующей лексики.
Трансакта-7Y1 еще ещё никогда не разговаривала с обезьяной. Она даже не особо понимала хорошенько, что это за создание, однако язык, на котором оно говорило – , — язык, который напомнил бы обычному человеку треск плохого контакта в проводке – , — был самым чистым бинарным кантом, что какой она слышала в жизни; возможно, он брал свое своё начало в исходном коде техно-лингвы. Без всякого преувеличения, для неё он звучал как молитва.
Оно передало, что нуждается в её помощи, что его господин в опасности, и указало направление, в котором она должна была куда требовалось двигаться. Нечто в его коде побуждало к быстроте, говорило о срочности. Трансакта-7Y1 схватила дуговое ружьё и побежала.
Двадцать две секунды спустя она встретила прославленного Аркхана Архана Лэнда. Так как её ранг в культе Механикус был сравнительно низким, а свою жизнь она провела по большей части в кузницах-лабораториях и на полях сражений, она Трансакта никогда о нём не слышала. Однако, судя по природе его компаньона, он этот человек был либо высокопоставленным техножрецом, либо гением, либо и тем, и другимсразу.
Прошла еще ещё одна минута и восемнадцать секунд, и после чего небо взорвалось, а битва превратилась в беспорядочное бегство.
В отличие от Лэнда, Трансакта-7Y1 не увидела ужасающее генетическое и духовное фиаско, существование которого позорило Бога-Машину. Не увидела она и Ангрона, омытого славой или же погрязшего в порче примарха XII Легионалегиона, как многие из сражающихся легионеров. Нет, она увидела сына Омниссии, необузданного полубога, чьё физическое присутствие попирало законы реальности. Создание, чьи метафизические свойства постоянно изменялись.
Глядя на него, она почувствовала неотвязный холодок страха. В этом отношении она скитарий ничем не отличалась от прочих живых существ, что находились рядом с ней.
Ангрон упал с небес, грянувшись о землю с такой силой, что ближайшие танки легионов отбросило в сторонуразметало, словно ураганом. Огромный, неуловимый для глаз, как тень, каждым ревущим взмахом своего массивного меча он рассекал танки бронемашины и рыцарей на частикуски. Громоподобный звук, с которым этот клинок обрушивался на металл и камень, был слышен за разлетался на десятки километров.
Защитники дрогнули и побежали; поток техники и пехоты устремился к вратам последней крепости. ТрансактаТрансактa-7Y1 смотрела на всё это с орудийной башни "Химеры"«Химеры», пока БМП мчалась к отдаленному отдалённому силуэту Санктум Империалис. ПсиберПсайбер-обезьянка всё ещё по-прежнему сидела у неё на плече. Она прикрыла глаза лапами, когда крылатая фигура демона набросилась на защитников Дворца, которые не смогли убежать. Трансакта-7Y1 осторожно погладила Сапиена; кажетсязверька. Кажется, ему тому это понравилось.
Имперские силы отступали с боем. Войска предателей преследовали их, обстреливали, таранили, с криками и воем брали на абордаж. В погоню за "Химерой" «Химерой» пустился "Спартанец" «Спартанец» Детей Императора с облезлой черночёрно-пурпурной раскраской. На его крыше танка теснились легионеры, которые вели ведя огонь из ручного оружия; по , а на броне машины грохотали ответные болтерные очереди. Трансакта-7Y1 нырнула внутрь башни, повернула турель и открыла ответный огонь добавила к ним разряды из мультилазера. Выстрелы обжигали лобовую броню «Спартанца» без всякой пользы обжигали лобовую броню "Спартана"; , и скитарий почти сразу же прекратила стрельбу, грохнула крышкой люка и вытащила свое своё дуговое ружьеружьё.
В броню "Химеры" «Химеры» прямо перед ней попал угодил болт, осколки брызнули в её лицевую пластину. Она 7Y1 выругалась, потому что поле зрения снова застили помехи, а в моновизоре появилась новая глубокая выемка. Ради Бога-МашиныМашинного бога ради, она и так уже была полуслепанаполовину слепа. Она Боец не перестала прекращала стрелять, но перестала куда-либо попадать. Мощные вспышки электрической энергии выплескивались выплёскивались из её дугового ружья и прорезали воздух рядом с легионерами, сгрудившимися на крыше "Спартанца"«Спартанца». Вражеский танк увеличил скорость, прокладывая себе путь по земле, усеянной булыжникамиземле, и почти настиг "Химеру"; легионеры приготовились к прыжку «Химеру». Предатели вознамерились запрыгнуть на корпус БМПбронетранспортёра.
Но глухой звук удара пришёл сверху. На тут с глухим ударом на крышу "Химеры" «Химеры» рухнул воин в доспехе артериально-красного цвета; его прыжковый ранец выпустил в лицо Трансакте-7Y1 клуб густого дыма. Он не остановился; задержался на месте — пробежав два шага, он снова взлетел и помчался к приближающемуся "Спартанцу"приближавшемуся «Спартанцу».
Этот Зефон был явился не один. Еще Ещё два воина ударились о бронюлегионера ударили по броне, используя "Химеру" «Химеру» как трамплин для атаки на "Спартанец" «Спартанец» преследователей. Трансакта-7Y1 хотела было поддержать их огнемогнём, но ее её ущербное зрение не фиксировало ничего, кроме расплывчатых, сливающихся нечеловеческих силуэтов.
Она соскользнула по лестнице внутрь машины. Лэнд так и сидел, пристёгнутый к месту для стрелка, и голова его из-за тряски моталась туда-сюда. Это было приемлемо. Больше она ничего не могла для него сделать. Она 7Y1 повернулась к водителю, ветерану Имперской Армии, который тоже едва уцелел на поле боя, — один из десятков миллионов солдат, отбившихся от своего полка. Если своих полков, если полк его полк всё вообще ещё существовал. Несмотря на то, что "Химера" не переставая «Химера» без конца подскакивала и тряслась на своем своём пути по пустоши, она скитарий нашла секунду для тогона то, чтобы вспомнить Энварика, умирающего умиравшего из-за радиоактивной ауры ее её священного оружия. Хоть она и сожалела о потере радкарабина, зато близость к ней больше не представляла опасности для неулучшенных людей.
Водитель, имени которого она так и не узнала, обвис на сиденье. Его череп раскололсяголова раскололась, когда ударился ударилась о металл крыши. Она 7Y1 не стала трогать его, чтобы понять, жив он еще ещё или нет. Кровавое месиво на месте его макушки ответило отвечало на этот вопрос решительно и ёмко.
Трансакта-7Y1 уже двигалась. Из отсека снабжения для снаряжения экипажа она достала носилки, опустила их на пол и расстегнула ремни, удерживавшие Аркхана Архана Лэнда на сидении. Так мягко, как только могла, она уложила его бесчувственное тело на носилки, при этом осознавая, но умышленно игнорируя тот факт, что рёв полубога раздаётся все всё ближе.
В болезненном полусне Лэнд что-то пробормотал. Это она скитарий тоже проигнорировала. Она неохотно забросила за спину дуговое ружьеружьё, повисшее на ремне, и приготовилась тащить носилки по взрытой земле с километр или около того.
Сапиен бросил ей новое оружие. Пистолет— пистолет, каких она раньше не видела и о каких даже не имела понятия. Создание пропищало инструкции по его использованию; она Трансакта всё поняла, но не особо поверила. Переносное мощное атомное оружие было чем-то из красивых древних легенд. Она спрятала пистолет в кобуру под своим плащом и потащила носилки в заднюю часть к корме машины.
Позже у неё запросили отчёт о том, что она видела.
Запрос вызвал у неё неприятные чувства, ведь её зрение всё-таки было неисправносбоило. Несмотря на это, Трансакта-7Y1 сделала всё, что могла: вместе с закодированными данными она передала свои собственные наблюдения в форме эмоций и ощущений. Добавлять их к отчету отчёту было непривычно, но вместе с тем она чувствовала странное удовлетворение.
Большую часть отчета рапорта составили впечатления и догадки; — её изложение событий вовсе не было построено строилось по принципам серьезной серьёзной прозы. Она Скитарий придерживалась фактов – — в той степени, в которой какой могла их зафиксировать.
Вот что она видела, пока еще ещё могла видеть.
Пыль. Прах. Дым. Аркхан Архан Лэнд, трясущийся на носилках, которые она тащила метр за мучительным метром.
Мимо прогрохотало несколько бронетранспортеровбронетранспортёров. Неподалеку Неподалёку от них с шумом затормозил грязный "Носорог"«Носорог», помеченный символами Белых Шрамов. Не успел открыться люк, как машина взорвалась, перевернулась в воздухе и рухнула на бок. Трансакта-7Y1 понятия не имела, хотели воины из БТР ей помочь или просто не успели вовремя покинуть обречённый транспорт.
Тащить носилки было труднее, чем идти и прятаться, — труднее даже, чем целиться и стрелять. Это отнимало последние силы у её израненных конечностей и ноющих суставов. За плечами горизонт заслонили стены последней крепости. Почти добрались, как сказал водитель. Почти добрались.
К ней приблизились воины Астартес. Услышав, что они выплевывают выплёвывают слова на награкали, она бросила носилки и вытащила пистолет, который ей дала псиберпсайбер-обезьяна. Она 7Y1 нажала на курокспуск, целясь метя в их расплывчатые фигуры, и пистолет безо без всякой отдачи выпустил испустил атомную вспышку, — не поразив, однако, ни одну из целей. Она почувствовала, что оружие в руках автоматически перезаряжается.
Космодесантник умер. Она Трансакта не совсем поняла, какая именно смерть его постигла; это , — всё выглядело так, будто он необычайно медленно растворился в воздухе. Но подходили остальные. Ещё Уже приближались другие враги, но ещё раз выстрелить она не могла: оружие вибрировало, перезаряжаясьвибрируя, перезаряжалось.
Она наступила на неустойчивый камень, пошатнулась и упала на колени. Поднималась на ноги она7Y1, казалось, целую жизнь, хотя на самом деле хронометр отмерил только шесть секунд; — мгновение, которое растянулось в бесконечность.
Снова прогремел гром, — безжалостно-прекрасная песня стенных орудий Санктума. Они оглушили её, отняли ещё одно чувство, как будто потери одного зрения было недостаточно. Теперь она могла что-то слышать только в звенящей тишине между залпами артиллерии.
На неё смотрели статуи. Вокруг высились их неясные очертания, хотя она скорее узнавала их по архивным данным, чем видела своим угасающим зрением. Это были отлитые из священной марсианской бронзы герои Империума, статуи изваяния терранских иерархов по обеим сторонам Великого Путипроспекта. Она почти добралась до стены. Она была почти у врат.
И пришёл звук, которого она боялась более всего. Вопреки всякой логике он был таким громким, что посрамил гигантские орудия; он . Он походил на рёв карнозавра, и звук такой силы никогда бы не смог вырваться из смертной груди. Её зрение почти отказало, но она 7Y1 чувствовала жар, исходящий исходивший от необузданного полубога, и – — непонятно как – — его неистовство. Он излучал ярость подобно больному, горящему от лихорадки.
И тогда…
Возможно, она и Трансакта никак не могла должна была расслышать этот звук сквозь барабанный бой орудий и крики пылающего полубога; — но она услышала его, и, судя по раздавшимся вокруг приветственным крикам, которые раздались вокруг, другие могли видеть видели то, что она только слышала.
А услышала Трансакта-7Y1 услышала биение огромных крыльев.
Спустя неизвестно сколько времени какое-то время она полулежала, прислонившись к пьедесталу статуи, и истекала смесью крови и машинного масла из открывшихся старых ран; она . Она не помнила, чтобы получила получала новые. Аркхан Лэнд, Рядом сгорбился бледный от потери крови, сгорбился рядомАрхан Лэнд. Глаза у него были стеклянные, он неглубоко и часто дышал, но по крайней мере очнулся. Ну, почти.
Трансакта-7Y1 призналась, что нет. Она подозревала, что умирает; , — а даже если и нет, всё равно она была так изранена, что, скорее всего, навсегда наверняка потеряла возможность когда-либо снова сражаться в макрокладе скитариев.
Это было хорошо, так Трансакта. Так Тpансакта-7Y1 ему и сказала.
Лэнд продолжал говорить. Рассказывал ей обо всемвсём, что она не могла увидеть. Что Девятый примарх был здесь, собирал собирает выживших, возглавлял возглавляет подкрепления, прикрывающие отступление по Великому Путипроспекту. Что Двенадцатый примарх был отброшенДвенадцатого примарха отбросили, что он не мог смог подобраться ближе, не мог смог ступить на широкую дорогу, ведущую в Санктум Империалис. Невидимый щит Императора всё ещё сдерживал существ с другого плана бытия. ВозможноПусть, возможно, ненадолго.
Трансакта-7Y1 почти ничего не понимала, она . Она могла только сказать, что события развиваются позитивно, поэтому вновь и вновь подтверждала, что это хорошо.
Трансакта-7Y1 онемела перед лицом такого величайшего заблуждения. Ей захотелось, чтобы глупый попутчик дал ей спокойно умереть.
''Дорн''
На начальном этапе войны Великий северный стратегиум Великое Сияние в самом сердце бастиона Бхаб служил основным узлом имперского командования. С момента первого залпа первых залпов на границе Солнечной системы Сол всё проходило вся информация проходила через стратегиумэтот огромный мозговой центр. Его шпиль возвышался над остальной частью Палатинского кольца, самого величественного замка в районе вокруг Санктум Империалис.
''Функциональный''. Это слово как будто бы ничего не значило, но оно в действительности означало всё. На войне функциональность была главенствует над всемпрочим. Для солдата функционирующее оружие означалоозначает, что им можно убивать. Для генерала функционирующая логистика означалаозначает, что он может руководить армиями и следить за ходом войны.
На протяжении недель, превратившихся в месяцы, седьмой сын Императора вёл свою войну из бастиона Бхаб. Рогал Дорн сражался не на отдельных полях боя, как Хан и Ангел, но — он сражался на ''каждом'' поле боя. Его война была десятью тысячами складывалась из десяти тысяч эпизодических войн, которые шли что разворачивались одновременно. Солдаты на местах, выполнявшие его приказы, видели отдельные только свои сражения. Из стратегического центра Дорн же контролировал всю осаду.
Для многих защитников в первые дни Солнечной войны предстоящая осада всё ещё была казалась нереальной; пролитая кровь была приглушена , а кровопролитие на границе системы приглушалось расстоянием и холодом пустоты. Кто мог по-настоящему осознать, что в холодной темноте вокруг Плутона из-за гибели , например, одного военного корабля было потеряно сгинули сразу тридцать тысяч жизней? И кто может осознать реальность таких потерь, когда они происходят десятки раз каждую минуту ежеминутно на расстоянии семи с половиной миллиардов километров? Каждая фаза этой войны включала в себя подразумевала разрушения не поддающегося пониманию масштаба.
Персонал, собранный в бастионе Бхаб в начале войныещё до первых выстрелов, был лучше всех наиболее подготовлен к решению таких вопросов и поиску ответов. То были лучшие военные, что остались в распоряжении верных Императору сил, и по мере того, как война продолжаласьразвития конфликта, когда Луперкаль с каждым шагом приближая Гора приближался к Вратам вратам Вечности, персонал бастиона менялся специалисты менялись вместе с меняющимся конфликтомизменяющейся ситуацией. Адмиралы и пустотные командиры в конце концов уступили место генералам и советникам, лучше подходившим для затяжных наземных сражений. На протяжении всех этих месяцев бастион оставался центральным ульем военной разведки и имперской власти.
То, что бастион Бхаб всё ещё действовалфункционировал, было удивительносущим чудом, особенно учитывая нестабильные атмосферные условия. Постоянные бомбардировки и удушливый пепел, задушивший воздух, в воздухе критически нарушили работу мешали работе имперской вокс-сети, и во многих районах Внутреннего Дворца дворца связь не работалаотсутствовала. Дольше всего она держалась в пределах Палатинского кольца — именно благодаря силе технологий самого Бхаба. Несколько менее обнадеживающим, но не менее важным было то, что это обстоятельство также позволяло Дорну Благодаря этому Дорн мог оперативно узнавать, какие крепости и резервные опорные точки разрушались находятся под атакой или уже были разрушены, — обстоятельство несколько менее обнадёживающее, но отнюдь не менее важное.
С тех пор он Рогал Дорн наблюдал за усилением разрастанием войны в миллионах отчетов и отчётов, мигающих локационных рун местоположения, и в сотнях тысяч потоков, приводящих приводивших цифры потерь. Он наблюдал, как день ото дня, час от часа шансы падают, а потенциальных путей к будущему становится всё меньше и меньше.
Приближалась развязка. Все эти бесчисленные цифры вели обратный отсчетотсчёт.
Начало конца наступило с пробитием ознаменовалось падением Последней стены. Как только титаны Легио Мортис проломил проломили стену, клыки Гора Хоруса оказались у шеи Императора. Внутренний Дворец был дворец стал уязвим ещё до того, как магистр войны сравнял с орбиты целые регионы. Палатинские бастионы были осаждены, половина из них уже пала или эвакуировалась, и предательскую орду больше нельзя было удержать в Санктуме Санктум Империалис. Только замедлить.
Преторианец Терры стоял в ядре Великого северного стратегиума Великое Сияние, омываемый голубым светом тактических гололитовмониторов, ведя и вёл одновременно сто тысяч партий в регицид. Вспышки от инфоэкранов отражались на его небритом лице, наполняя его глаза цифрами, числами, рунами. Его взгляд Взгляд примарха переходил с экрана на экран, с карты на карту, и он постоянно думал, постоянно обрабатывал увиденное, постоянно говорил. Он отдавал приказ за приказом, делая паузы только для того, чтобы вдохнуть.
Иногда, — даже ''часто'', — он знал, что находящиеся на другом конце вокс-соединения не слышат его приказов. Но он команды, но всё равно отдавал излагал их — на всякий случай. День за днём всё больше районов Внутреннего Дворца дворца погружались во тьму, в вокс-сети было звучало всё больше помех и всё меньше ответных голосов. Но это не имело значения. Функциональности хватало на то, чтобы упорство оправдывало себя. Альтернатив не былооставалось.
Его голос был сильным, но, несомненно, хриплым охрипшим после того , как он почти девять дней только и делал, что передавал раздавал команды по вокс-сети. Он Дорн не спал. Он и ни разу не покидал свой постсвоё место — впрочем, да он и раньше, до этого последнего усилия покидал его батального марафона, отлучался крайне редко.
Но ему до боли хотелось сражаться. Он хотел ощутить почувствовать кровь на своих перчатках. Он хотел взмахнуть клинком и ощутить мгновение победы, уничтожить врага, добиться чего-то осязаемого в этой бесконечной рутине. Желание было давило так сильно, что стало сделалось постоянным искушением, но он отказался Рогал отказывался поддаться эгоизму. Если он оставит свой пост, миллионы солдат во Внутреннем и Внешнем Дворцах дворцах потеряют свой лучший шанс на выживание и – — что звучит безжалостнее, но на деле тактически важнее – — потеряют свою сплоченность сплочённость как часть обороны Терры. Дорн был голосом в их ушах и направляющим направлявшим их оком. Каждый полк, каждый отряд, каждый взвод был частичкой в развивающейся, меняющейся, ломающейся системе. Ему нужно было, чтобы они играли свою роль свои роли во всей грандиозной осаде, задерживая врага здесь, разбивая потенциальные подкрепления там, жертвуя собой для этого, сплачиваясь и отвоевывая отвоёвывая территорию ради всего замысла целиком.
Чем больше врагов он мог сможет удержать во Внешнем Дворцедворце, тем дольше мог продержаться продержится Внутренний Дворец. Десятки миллионов умирали ради этой неоспоримой истины. Не раздумывая, Рогал Дорн отправил их жизни в мясорубку.
Стратегиум сотрясался – сейчас тряхнуло. Нынче он всегда сотрясался: постоянно, уже без перерывов — его щиты содрогались под горькими ударами артиллерии. Несколько офицеров вокруг Дорна зашатались. То были работали не просто артиллерийские орудия и титаны, обрушивающие огонь на поливавшие огнём стены. Результаты каждого сканирования показывали выявляли признаки существ, не поддающихся описанию. Их называли демонами, но этот — термин был почти звучал до насмешливости неподходящ. Но неподходяще, но это не имело значения: в рядах бесконечной армии, осаждающей осаждавшей бастион Бхаб, было сражалось множество тварей, что которые никак не должны были существовать.
Примарх уже вызвал голограмму гололитическое изображение пустоши вокруг бастиона Авалон. Если бы он мог выделить небольшой отряд, то он смог бы чтобы собрать выживших в руинах, и те могли бы двинуться на перехват...перехват…
Вулкана не было, а Хан был мертв, погиб — или настолько близок же находился так близко к смерти, что разница не имела значения. Оставался только один брат, который мог бы связаться с ним, и он Преторианец хотел бы услышать его голос, но не новости.
Дорн вызвал восемь ближайших офицеров, отдав каждому приказ каждому из них по очереди связываться с другими бастионами и оборонительными укреплениями. Покончив с этими срочными деламиэтим срочным делом, он положил обе руки в перчатках на центральный гололитический стол и кивнул Архаму.
Ангел преклонил колено, но не в знак почитания, а для того, чтобы дать медикам возможность работать. Сангвиний стоял на колене в окружении прислуги, вытянув обе руки, а несколько адептов в мантиях работали трудились над его доспехамидоспехом. Они Те ударами возвращали пластинам правильную форму и сплавляли повреждения, а легионный апотекарий – Рогал отвлечённо— Дорн походя, но с гордостью не без гордости отметил, что это был один из его Имперских Кулаков самого Дорна, – — с помощью хирургической пилы разрезал металлическое копьекопьё, пронзившее правое крыло Ангела.
Сангвиний поднял голову и посмотрел на Дорна брата из-под испачканных кровью длинных волос. В последнее время между ними не было случалось спокойных разговоров. Необходимость и усталость не давали возможности продемонстрировать их братскую связь. Ни на кого другого Дорн не мог положиться так, как на братаАнгела, представшего перед ним по голосвязи на одном колене по голосвязи.
Преторианец был служил генералом имперской обороны, но Сангвиний... Сангвиний… Сангвиний был её символом. Где бы ни пролетел Ангел, защитники воспревали духом. Где бы Ангел ни сражался, силы магистра войны ждало поражение. Дорн день за днем днём следил за братом по обрывкам вокс-переговоров и мигающим рунам на картах, в хрониках выигранных битв и удержанных позиций.
И этот вот миг настал. Дорн Рогал с самого начала знал, что это когда-нибудь случится. Момент, знаменующий конец.
Сангвиний взглянул на него.
Преторианец не нуждался в одобрении своих усилий; он . Он никогда не жаждал похвалы и не стремился к признанию. Тем не менее, в этот тот миг разговора между братьями в конце всего сущего, слова Сангвиния согрели его.
Дорн осознал, что всё внимание было приковано к нему. Во взглядах офицеров, адептов техноадептов и прислуги по всему стратегиуму не было осталось надежды.
Ангел зарычал, когда апотекарий вытащил сломанное копьё из его крыла. Братья молчали, пока Сангвиний расправлял крылья, разминал плечи, чтобы восстановить гибкость.
Дорн не знал, что сказать. Ни одна фраза не была казалась достаточно ценнаценной, чтобы произнести её. Он просто не был создан для таких разговоров. В подобные моменты многие считали его холодным, даже бессердечным, но ни то, ни другео другое не было являлось правдой. Просто — просто ему было чуждо претило поражение, равно как и эмоции, светившиеся во взгляде Сангвиния. Что можно было сказать, когда слова были не нужны? Что ответить брату, которого плохо понимаешь, но который, тем не менее, сражался рядом с тобой от начала и до конца?
Сангвиний получил ответ, даже не задумываясь над вопросом.
''Вулкан''
Временами он был оставался один, иногда ему приходилось прорубать себе путь к цели, но он ни на мгновение миг не прекращал идти. Он чувствовал течение времени, усталость, голод, жажду – — но эти бренные заботы ощущались не так, как в реальности. Теперь это были любопытные причуды, а не слабости смертных. Он не знал, было свойство ли это свойством лабиринтного измерения, по которому он шелшёл. Никто из кустодиев, размещённых здесь в те времена, когда мечта Императора ещё не умерла, не сообщал о подобном. Это была загадка, но далекая далёкая и приземлённая по сравнению с увиденными им чудесами.
Он знал, что сёстры Сёстры и кустодии в Тронном Зале зале выполняли свой долг. Они не пали. Война ещё бушевала, Император ещё был жив. Вулкан оплакивал погибших и дал себе обещание, что по возвращении – — если, конечно, он вернётся – , — он узнает имена стражей, отдавших свои жизни за то, чтобы он мог совершить свое своё путешествие.
И всё же это раздражало.
Ответ на один вопрос породил другой. Его путь вёл его прочь от величайших демонических воинств... воинств… но как обстояли дела у Магнуса в его собственном путешествии? Был В Паутине ли уже Алый Король уже в Паутине? Мог Способен ли Магнус прорываться к порталу гораздо быстрее, чем Вулкан в одиночку удалялся от него?
Стены Имперской Паутины, в которую куда он попал через портал в Тронном Залезале, представляли собой жёсткий каркас из скрученных между собой ферм из марсианского металла, сплавленный с различными подобными кости материалами чужаков и искусственно выращенным психопластиком. В этой смеси человеческих и инопланетных технологий он узнал мечту своего отца: далёкое прошлое, сплавленное и скреплённое с настоящим ради смутно понятного будущего. Ему было Было горько сознавать, что всё это потерпело крах. Гору было Хорусу есть за что ответить. Как и Магнусу.
Вулкан был кузнецом, формовщиком, творцом. Он , ибо владел искусством созидания. Он знал, как направить мастерство по швам вдохновения, как работать с материалом, а не против него, как творить, сплетая исследования и воображение. И всё же его чувства восставали против окружающего слияния. Оно было казалось неправильным, противоестественным, соткано его соткали вывернутым наизнанку из плохо подобранных заменителей оригинальных материалов. Оно работало, но однако работало плохо. Система Сооружённая система преследовала какую-то некую цель, но почти не имела возможности достичь её.
Вулкан не сомневался в амбициях своего отца или достоинствах конечной цели Императора, но ремесленнику в нём был не по душе импровизированный гений имперских частей Паутины. Человеческая изобретательность в этом измерении была груба и несовершеннапроявилась грубо, несовершенно и походила на опухоль. То был уродливое Уродливое единение. Без бесконечного обслуживания Императоромпостоянного присмотра Императора, без его постоянного текущей психической воли построенные Механикус секции Механикус уже разрушались, гнили, погружались в бездну, где умирает метафизика.
Признавать это подобное было больно, но именно так это отозвалось в его сердце ремесленника. Конечно, тут сыграла свою роль нужда, но результат был неоспорим. Вулкан провел провёл рукой по стенам из марсианского железа, покрытым подавляющими гасящими схемами. Ощущение подавления проникло в его перчатки, вызвав слабое покалывание в кончиках пальцев.
Несовершенство. Это было , вот подходящее слово. Система была всегда несовершенна, когда единственным приемлемым вариантом было остаётся совершенство.
А что, если бы отец обратился к нему? Смог бы Вулкан привнести своё мастерство в это царство за реальностью? Смог бы его брат Феррус помочь ему? Присоединился бы Магнус к ним, образовав триумвират провидцев, посвятивших себя строительству моста к судьбе человечества?
Нет. Он ничего не смог бы здесь сделать – — в этом он был уверен.
Прошло совсем немного времени, и прежде чем Вулкан оставил позади имперские сегменты. Он Покидая их, он не испытал печали, когда они остались позади.
Окружающая архитектура постоянно менялась, и эта переменчивость Паутины завораживала примарха. Он шагал по туннелям: материал одних напоминал призрачную кость альдари, другие состояли из неизвестного психополимерного вещества, издававшего едва слышный звенящий гул. Он поднимался по туннелям, уходящим вверх, и спускался по тем, что шли вниз. Не раз он оборачивался и видел, что путь, по которому он пришёл, исчезал, растворялся в тумане. Стены вокруг, если они вообще существовали, были столь же ненадёжны. Иногда он мог протянуть руку и коснуться изогнутых поверхностей — осязаемых, но невидимых. Иногда он видел стену из пересекающихся контуров, напоминавших сегментированные внутренности какого-то огромного червя. В одну секунду Вулкан чувствовал себя вне реальности, а в следующую – — в чреве огромного зверя. Это дезориентировало, но с этим можно было бороться.
Он шёл дальше.
Нечеловечность этого царства проявлялась и в мелочах. Золотистый туман, окутывавший туннели, ничем не пах. Не потому, что он действительно не имел запаха, а потому, что Вулкан принадлежал к виду, чьё чья биологическая эволюция не привела к появлению восприятия этих таких элементов , подобно Древним. Его обоняние не могло распознать эти запахи, эти частицы; , просто не было на такое способно распознать их.
Некоторое время эти вопросы не давали ему покоя. Во время своего долгого пути он перебирал их в уме, одновременно наслаждаясь и терзаясь невозможностью получить ответы.
Однако иногда ему приходилось сражаться.
Поодиночке или целыми толпами ему встречались демоны, населявшие туннели, залы и просторы изменчивой пустоты. Они выкрикивали свои имена на языках культур, затерянных в истории, и в этих словах заключались рассказы о происхождении и предназначении существ. Большинство из них их погибло под ударами Урдракула. Самые трусливые и хитрые бежали. Вулкан знал, что это были отщепенцы и паразиты, и поэтому не был уверен, что точно ли уничтожает их. Он не обращал внимания на следы, которые они оставляли на его плоти и доспехах, негодуя лишь от того, что демоны замедляют его.
Иногда ему казалось, что за ним кто-то наблюдает. Этот кто«кто-то то» не помогал и не нападал, а ограничиваясь наблюдением. Вулкан поворачивался и Примарх видел игру теней, появление и исчезновение силуэтов , слишком тонких, чтобы быть человеческими. Один раз он заметил лежащую на земле грязно-белую, похожую на окровавленный фарфор маску. Лик маски был одновременно маниакальным и ухмыляющимся – — лик смеющегося убийцы.
Вулкан оставил её там, где она лежала, не задумываясь о её значении. Если у неё вообще был смысл.
Он понял, что идёт по верному пути, когда достиг мёртвого города.
== '''ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ. Пожиратели Мёртвых''' ==
''Сотни лет назад, на заре Великого крестового похода''
''Амит''
Нассир Амит был одним из первых. Потомок многих поколений с отравленной кровью, он едва ли мог называться человеком, — если судить по его генетическому коду. Его нашли в склепе-тюрьме под поверхностью Беотии; там он питался останками тех, кто был слишком слаб, чтобы убежать. Он был омерзительным, совершенно немыслимым кандидатом в легионеры, отдаленно напоминающим отдалённо напоминавшим человека мутантом, которого любой другой легион немедленно казнил бы.
Но у других легионов был выбор. У Несмертных Неумерших выбора не было. Мальчишка-мутант их вполне устраивал.
Апотекарии обращались с ним настолько мягко, насколько требовалось, иными словами – — почти безжалостно. Они исполняли свой долг, а их долгом было протащить его, кричащего и вырывающегося, по пути возвышения.
Он был одним из первых, кто пережил эту процедуру. Медицинское шаманство превратило его в совершенно иное существо, в котором где ничего не осталось от прежней жизни – — даже имени. Он взял себе новое имя из легенды на Высоком высоком готике: — Нассир Амит был персонажем из древней пьесы, действие которой происходило в Старой Гималазии. Он не чувствовал никакой эмоциональной привязанности к тексту. То была — просто одна из книг, по которым он учился читать. Вы могли бы ему сказать, что будто имя персонажа что-то значилозначит, что оно несло какой-то несёт некий символический смысл, но ему было все всё равно. Он просто удивился бы, зачем вы это сказали.
Амит не гордился красотой, которую обрел обрёл после возвышения. Гордиться надлежало тем, чего достиг сам. Физическое совершенство, что отражалось в глазах трэллов или в стали великолепного клинка, было явилось просто одним из последствий его генетического преображения, общей со всеми братьями чертой. Его можно было замечать и даже ценить, но с должным смирением.
Он знал, что в новом существовании есть основополагающая истина, которая останется с ним на все времена. Он пронёс ее её сквозь годы своего возвышения, через пропитанные радиацией пустоши Терры, через бойню в тесных туннелях-лабиринтах замерзших замёрзших лун Нептуна, в безмерное пространство галактикиГалактики. То было не великое философское откровение, но просто истина, как она есть: какое значение имеет, что из зеркала на тебя смотрит принц, если ты – всего лишь невообразимо отвратительное оружие?
Никаких сверкающих медалей для Несмертного ЛегионаНеумерших. Никаких песнопений во славу Пожирателей Мёртвых. Их убранство – потрепанный — потрёпанный в боях керамит цвета зимней бури, их награды – — кровавые пятна, которые никто не побеспокоился смыть. Их легион пополняют генетические уроды, набранные в отчаянной попытке предотвратить вымирание, а ближе всего к песням в их славу был звучал шёпот отвращения, которым их обсуждают другие легионы.
Красота была бесполезной. Для Амита существовал только долг, как и для тех апотекариев, что влили кровь неведомого примарха в его обезображенное тело.
Рогал Дорн, который всё-таки явился с подкреплениями, по окончании войны подверг Бессмертный Девятый порицанию. Преторианец Терры, недавно воссоединившийся с Имперскими Кулаками, заставил выживших Несмертных Неумерших повзводно выстроиться в ряды рядами на борту его драгоценной "Фаланги" ''«Фаланги»'' и холодно разъяснил им добродетельную суть Империума, как — будто он участвовал в его основании; как , будто это он очистил Терру в Объединительных войнах; как , будто это он покинул свет Сола, неся первые знамёна Великого Крестового крестового похода.
Амит, тогда ещё даже не сержант, вдыхал вонь мутантской крови, засохшей на пластинах доспеха, и не верил своим ушам. Когда Рогал Дорн вежливо потребовал от Несмертных Неумерших ответить за свои действия, не он один подумал, что это какая-то абсурдная шутка. Кое-кто из Несмертных даже засмеялся вслух засмеялся, и в этом смехе в равной мере слышались веселье и замешательство.
Это было не то, что стоило сказать.
Дорна эта риторика ничуть не тронула. Ему докладывали о том, что серые воины пожирали врагов – — и их семьи – , — чтобы сломить боевой дух противника.
И вновь Оссуран Оссурос согласился с ним, будто говорил с глупым ребенкомребёнком, а не с примархом. Они так поступали не только на Кий-Буране, но и на других планетах.
Рогал Дорн отпустил их Неумерших c усталым отвращением, позволив вернуться на ''«Серую дочь»'', их флагман типа "Глориана", "Серую Дочь"«Глориана». Нерадостным было возвращениеВозвращение выдалось безрадостным: за десятилетия до того, как стать "Красной Слезой"''«Красной слезой»'', "Серая Дочь" ''«Серая дочь»'' была мрачной и пустой – — зачастую такой же пустой, как космическое пространство, в котором где она плыла.
Их победа – — приведение к согласию Кий-Бурана – к Согласию — не попала в имперские летописи и анналы Великого крестового похода, хотя столько Несмертных Неумерших проливали кровь и умирали за неенеё. С командной палубы "Серой Дочери" ''«Серой дочери»'' Амит прищуренными глазами наблюдал через окулюсокулус, как "Фаланга" ''«Фаланга»'' с орбиты уничтожает Буран – , столицу этого мира, – стирая с лица земли планеты победу Несмертного Легиона легиона Неумерших и его так называемые грехи.
Потом были и другие порицания. Возможно, их было меньше, чем тех, что позорили Восьмой VIII или Двенадцатый XII легионы… Но все всё же достаточно для того, чтобы Девятый окружала аура подозрительности.
Амит не испытывал ненависти из-за от того, что сделали Имперские Кулаки. Он не чувствовал гнева по отношению к их отцу и повелителю Рогалу Дорну. Нет, когда он стоял на командной палубе и наблюдал за тем, как кровавые труды его братьев превращаются в ничто, всё его существо пронизывала тревога. Он не мог не задавать себе вопросавопрос: будут ли все другие найденные примархи такими же, как этот? Такими же негибкими? Такими же догматичными в своих методах и суждениях о том, что правильно и что неправильно?
Будет ли их собственный примарх обращаться так же с воинами, созданными по его образу и подобию?
Обычай звал их в мавзолей "Серой Дочери"''«Серой дочери»''. То, что они там делалисовершали, не имело официального наименования; между собой воины Легиона легиона звали это погребальным пиром.
Во времена, когда Несмертные Неумершие уже не были Несмертными Неумершими и сражались за Империум под более благородным прозванием, этот ритуал назвали Обрядом Памяти. Будущий Девятый IX легион превзойдет превзойдёт себя в умении скрывать свое своё кровавое наследие под маской одухотворенностиодухотворённости, но тогда, в самом начале, они не утруждались церемониями. Тем, кто собрался в свете факелов в стылом, бедно убранном чреве "Серой Дочери"''«Серой дочери»'', оставались десятилетия до того, как они станут Ангелами Крови. Здесь они поедали своих мертвецов.
Проглотить плоть брата означало поглотить его память, принять в себя сущность мёртвого, постигнуть жизнь, увиденную глазами другого. Так они хранили историю Несмертного Легиона свою и так избегали необходимости переносить ее её на пергамент, под осуждающие взгляды посторонних. И, что было не менее важно, так они сберегали тени достойнейших из умерших.
Амит глотал ледяные кубики целиком, почти не жуя. К их вкусу он был равнодушен – — солёное мясо, оно и есть солёное мясо, – — но каждый кусочек, проходящий по его пищеводу, словно гнал по венам ртуть. Он ощущал их в гортани, чувствовал, как они медленно растворяются в кислоте его желудочного сока, а кровь кипела мыслями и воспоминаниями, которые ему не принадлежали. Перед мысленным взором проходили проносились образы войн, на которых где он никогда не сражался; он , Нассир чувствовал знакомую тяжесть оружия, которым никогда не владел, и ощущал кровожадное удовольствие от истребления врагов, которых никогда не встречал. Каждая смерть, которую он принимал в себя, делала его всё менее человеком и все всё более – — легионером; каждая . Каждая трапеза означала ещё один шаг от презренных корней к трансчеловеческому идеалу, и его это вполне устраивало.
Он был не один. В храме собралось почти двести Несмертныхдве сотни Неумерших, но он мог помещение могло вместить в пятьдесят раз больше. И убийцы-ветераны, и недавно возвышенные воины сидели у подножий мемориальных статуй, под гравированными почетными почётными списками, и ели из окровавленных серебряных чаш.
Трэллы легиона, в чьи обязанности входило приносить пищу легионерам, предлагали яства трясущимися руками. Для острого слуха воинов, которым они прислуживали, их сердца грохотали , как барабаны. На погребальном пиру ни один человек не мог чувствовать себя в безопасности: каждый мог пасть от клыков потерявшего над собой контроль НесмертногоНеумершего. Убийство собственного слуги считалось достойным сожаления, но не наказания.
В легком лёгком оцепенении Амит сидел на холодной металлической палубе; перед . Перед ним, подобно галлюцинациям, проплывали воспоминания его мёртвых товарищей. Примерно раз в минуту, когда образы начинали меркнуть и расплываться, он зачерпывал из чаши ещё порцию мозгового вещества и с надлежащим почтением отправлял ее её в рот. Бок о бок с ним сержант Атаксеркс, командир его отделения, привалился спиной к списку погибших, выгравированному на бронзовой табличке. Атаксеркс соблюдал полуформальный ритуал с такой же молчаливой искренностью, как и Амит, но и все они ждали своего магистра легиона Ишидура Оссурана.
Клада однозадачных сервиторов принесла Оссурана Ишидура Оссуроса на погребальных носилках, задрапированных черной чёрной тканью. В других легионах похороны сопровождались бы скорбным песнопением или зачитыванием вслух многих и многих подвигов погибшего, но Несмертные Неумершие избегали помпезности, хотя втайне и желали еееё. Конечно, сейчас в ней не было необходимости. Оссуран Оссурос умер, но не покинул их. Это была не первая его смерть.
Заурин сомкнул пальцы вокруг рукояти. Другие Астартес астартес молча наблюдали за ним. Некоторые кивнули в знак уважения или признательности. Большинство просто смотрели.
Тело Ишидура Оссурана Оссуроса пронесли мимо них в зал МагистровЗал магистров, где хоронили командиров IX легиона. Заурин прошел в зал прошёл туда вслед за телом, не торопясь, бесстрастно сжимая в руке свежевальный нож. И он, и труп были обнажены – — ещё одна первобытная черта и без того примитивного ритуала. Замыкали шествие сервиторы с броней Оссуранабронёй Оссуроса, которую починили после битвы, где он пал.
Двери в дальнем конце зала захлопнулись. Заурин, труп, сервиторы и те немногие воины-жрецы, что ещё оставались в IX легионе, заперлись внутри до тех пор, пока не закончится тайная часть ритуала.
Впрочем, продлилась она недолго. Миновало едва ли полчаса, когда ОссуранОссурос, в сомнительном блеске потрепанных потрёпанных серых доспехов, сам распахнул двери усыпальницы и шагнул к своим братьям. Магистр легиона бросил взгляд на почтительных каннибалов и позвал некоторых по имени.
Амит был оказался одним из них. Услышав приказ, он встал, отдал чашу ближайшему трэллу и подошелподошёл. Вблизи в Оссуране видны были Оссуросе виднелись перемены. Хотя большинство легионеров Девятого были похожи друг на друга – — и, как предполагалось, на неведомого примарха – , — их глазам было доступно больше, чем неразвитому зрению обычных людей. Астартес различали друг друга по малейшим чертам: по осанке, выражению лиц, костной структуре, шрамам. Непривычный человек мог бы принять их за практически почти идентичных клонов, но для Амита Нассира каждый из его братьев во всем всём отличался от других.
Теперь Заурин вел вёл себя совсем по-другомуиначе. Его поза напоминала Оссурана Оссуроса с его сдержанной агрессией, а не спокойную уверенность Зауринакапитана. Перед тем, как что-то сказать, он, как ОссуранОссурос, смотрел на них воинов исподлобья, словно над чем-то раздумывая. Даже для Амита, который привык к тому, как делаются дела в Легионелегионе, такая перемена казалась странной. Он задумался о том, какие привычки погибших братьев он сам, не замечая, перенял – — и чувствует ли ещё Заурин вкус плоти ОссуранаОссуроса, насыщенной его воспоминаниями.
Воин отсалютовал в знак согласия.
Амит кивнул.
— Возвращайтесь к своим людям, — отпустил их Оссурос. Воины отошли без единого слова и снова принялись исполнять кровавые ритуалы, что сходили за формальности в Бессмертном Девятом.
Как и многие подобные ему, Амит отмерял время чередой войн. По этой мерке он был ещё молод, когда легион Неумерших оказался на планете Нитандер. Они пришли сошли с Террынебес, с истинной Землибудто ангелы, их целью было объединить затерянные колонии человечества. Даже – особенно – те из нихзапятнанные кровью; одной рукой они предлагали милосердие, что процветали независимоа другой — истребление. На Нитандере Благую весть несли они не встретили мутантов. Люди там были чистокровными человеческими существами, незатронутыми порчей Древней Ночи: Император желает — если мягко формулировать — Согласия.
— Повелитель. — Амит заметил, что офицер Армии приветствовал его не ударом кулака в грудь, как было принято во время Объединительных войн, а всё чаще встречающимся жестом аквилы. Нассир без улыбки обнажил клыки.
Все бойцы, кроме медика, подобрали свои меховые плащи и торопливо спешно удалились.
Амит вскинул голову. Это было что-то новое. Обычно неулучшенные люди, входящие входившие в состав экспедиционного флота, не подвергали сомнению действия Несмертного Легионалегиона. Несмертные Неумершие понимали, что армейцы находят их ритуалы отвратительными, но раньше они не встречали никаких возражений, не говоря уже об открытом противодействии. Командование экспедиции никак не реагировало на официальные жалобы. И вообще, по большому счетусчёту, разве это каннибализм? Вряд ли Амит был одинок в своем своём убеждении, что Астартес астартес имеют весьма отдаленное отдалённое отношение к исходной генетической основе человечества.
Рукой без перчатки Амит Нассир указал на раненую женщину. Он мог бы выбрать кого угодно из бесчисленных раненых и убитых, но реакция союзников-людей заинтриговала его.
Товарищи медика отчаянными жестами и шепотом шёпотом звали его медика к себе. Амит нашел нашёл его упрямство восхитительным.
Мягким и рассудительным тоном Амит произнесНеумерший произнёс:
Медик, который в ужасе попятился назад, перевёл выпученные глаза с подергивающегося подёргивавшегося трупа на внушительную фигуру убийцы. Амит услышал, как его сердце бешено забилось, и в эту ту же секунду, словно в естественной биологической гармонии, сердце трупа стукнуло в последний раз.
Амит вытащил свежевальный нож и придвинулся к телу. То ли здравый смысл наконец победил, то ли имперская храбрость дала трещину, но взвод ретировался. Амит Нассир не обратил на них смертных никакого внимания.
Он склонился над трупом и кончиком ножа стал копаться во влажном месиве, оставшемся от черепа. Несмотря на учиненное причинённый им разрушениеот камня вред, там ещё оставалось несколько съедобных кусочков. Он подцеплял их ножом лезвием и сбрасывал серые ошметки ошмётки в ладонь. В мозговом веществе то и дело попадались мелкие камушки и осколки кости; его зубы с хрустом их перемалывали.
Амит вкушал жизнь мёртвой женщины. Вместе с кусочками фрагментами мозга он поглощал её мечты. Они накатывали волнами, отрывочные, но внятные ему, потому что вместе с образами приходили и чувства. Детское лицо, которое он видел в её воспоминаниях, принадлежало не чужому ребенку ребёнку с мятежной планеты, а Лелвину, любимому сыну, который умолял её не идти на войну. Амит Нассир чувствовал слёзы мёртвой женщиныубитой, хотя его лицо оставалось сухим. Через броню он чувствовал теплые ощущал тёплые объятия ее ребенкаеё ребёнка.
Её глазами он глядел на небо, с которого шёл огненный дождь из десантных капсул. Он чувствовал её страх – — но ощущал и приятное любопытство, – — с которым она смотрела на первого из встреченных ею врагов. Это был один из облаченных облачённых в серое НесмертныхНеумерших, прорубавшийся сквозь её отделение c такой безжалостной эффективностью и так стремительно, что его движения казались размытыми.
Под взбаламученной поверхностью эмоций находилась – — простите эту игру слов – — пища для ума. Амиту не приходилось управлять возиться с краном в доках Торуса на востоке столицы; он . Он никогда не видел эту машину, но теперь в точности знал, как она та выглядит и функционирует, а руки помнили, как ею управлять. Он помнил десятилетней давности учебу учёбу в Академии Нитандера, полученные там знания, принадлежавшие изоляционистской культуре, что побоялась дотянуться до звёзд и тем самым навлекла на себя проклятие. Помнил лекции по предметам, которые никогда не изучал. Тренировки с оружием, которое никогда не держал в руках. Всё это смешивалось с мгновениями, которые он поглотил раньше, с фрагментами других жизней. Сборная солянка из краденых воспоминаний.
Сейчас эти воспоминания едва ли могли дать ему какую-то тактическую информацию. Перед началом битвы – — да, тогда им нужны были требовались данные о логистике врага и его слабых местах. Но после битвы они совершали поминовение; они , осмысляли то, что произошлопроизошедшее. И в эти умиротворённые минуты можно было себе признаться: они Неумершие делали это ещё и ради удовольствия. Удовольствием было погрузиться в чужую жизнь, узнать и запомнить врага ближе и вернее, чем помогало в этом сомнительное бессмертие экспонатов музея на борту корабля.
Он ещё не закончил свой кровавый ритуал, когда вокс взорвался множеством сбивчивых докладов. Сообщения приходили не от тех, кто ещё сражался на поверхности планеты, а со сравнительно безопасной орбиты. Амит мгновенно вскочил на ноги, оглядываясь в поисках своих товарищей по отделению и ближайшего десантного корабля.
В общем шуме вокс-канала трудно было понять уловить смысл сообщений. Они , они забивали и перекрывали друг друга; . Амит видел, как Несмертные Неумершие застывали среди мертвецов, силясь разобрать то, что они слышали. На лицах солдат Имперской Армии, отряды которых работали неподалекунеподалёку, появлялось выражение чистого шока, когда их командиры и коммоператоры-операторы связисты передавали им вести с орбиты.
Он перестал обращать внимание на людей и заговорил в вокс:
== '''ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ. Бог поневоле''' ==
''Много лет назад, во время Великого крестового похода''
''Сангвиний''
Он шёл в одиночку. За его спиной не маршировала армия из верных последователей; , этапы его пути не отмечали церемонии. Он отправился в пустыню один, будучи приспособленным к трудностям пустошей так, как ни один никакой смертный не мог и надеяться.
Как во всех подобных случаях, редких и немногочисленных, об этом событии сложат истории. Это путешествие и встреча в конце него расщепились на множество различных преданий. В основе некоторых лежала правда, но гораздо больше было лжи, которая по прихоти судьбы запомнилась правдой.
Множество таких историй, дошедших до Несмертного Легионалегиона Неумерших, были запутаны и искажены их собственной осторожной, тревожной надеждой, ведь им больше не на что было положиться. Эти слухи доходили до них через краткие обмены между экспедиционными флотами в глубокой пустоте и в визжащих астропатических посланиях, впечатлениях полубезумных медиумов, простиравших свои чувства в ненадёжный варп. Какое-то время у Несмертного Легиона были они довольствовались лишь рассказы рассказами о бесконечных хорах и ликующих толпах – — в подобное было слишком легко поверить, и эта неприятная для них сцена врезалась в их мятущиеся сердца.
Но правда, почти бессмысленная на фоне этой вездесущей лжи, заключалась в том, что он пошёл один. То был его выбор. Он хотел задать вопросы, хотя и боялся ответов, и предложить сделку, в которой не могло быть компромисса.
Сангвиний никогда прежде не видел космических кораблей, не считая причудливых видений в его снах наяву. Но этот корабль посреди пустыни, чью золотую броню которого обжигало солнце, выглядел словно хищник. В его основе лежали мощь и эффективность, прямота и грубость. Он летал не благодаря понятию об изяществе, но извергая пламя.
Вокруг посадочных опор корабля, подобно огромными металлическими когтям вцепившимся вцепившихся в пропитанную радиацией пыль пустоши, подобно огромным металлическим когтям, сгрудились фигуры. Подобно кораблюКак и сам корабль, эти мужчины и женщины были кропотливо облачены и украшены золотом.
Он подставился под дуновение пустынного ветра, разминая мышцы и потянувшись к теплу сурового бриза. Как обычно, ему хотелось взмыть ввысь, отдалиться от земли и от своих обязанностей, подняться в небо и отправиться в дальние дали, где были погребены секреты войн древности. Сегодня это желание было пламенело одновременно и сильнее, и слабее; — его сердцу было тревожно от возможного значения этой встречи, но, тем не менее, он горел желанием узнать, что ждёт его впереди.
Он слетел вниз и приземлился, с последним взмахом крыльев легко шаркнув ногами по земле. Когда он шагнул впередвперёд, пыль взвилась вокруг его ног. Золотые фигуры носили разнообразное оружие: топоры, копья и крупнокалиберные автоматы. У Сангвиния был только его меч, висевший в ножнах на бедре.
Он говорил на энохианском языке, языке своего народа, Чистых. Ему было интересно, смогут ли чужеземцы понять его, или же им придётся полагаться на жесты рук и неуклюжую мимику.
Вот так он в первый раз ощутил голос отца – — не как звук, но как одну из своих собственных мыслей, как ощущение, за которым чувствовалась гигантская подавленная сила. Обратившийся к нему золотой человек – — если это был вообще человек – , — казалось, прилагал значительные усилия, чтобы сдержать себя или обуздать внутреннюю силу внутри себя.
Однако в этой фразе было таилось нечто большее... большее... большее… большее… В словах "«''Мой мой сын''" слышались "» слышалось «''моё оружие''"», "«''Девятый''"», слышались другие понятия, которые Сангвиний не мог разобрать. Эта реплика была глубока, словно целая жизнь, и Сангвиний он ощутил лишь пропасть между безмолвными словами отца и смыслом, скрывающимся скрывавшимся за ними.
Но он не чувствовал угрозы в соприкосновении разумов. В контакте была уверенность. Нетерпение. Любовь. Осторожность. Это было Очень приблизительное описание того, что нельзя выразить словами.
Человек – — а он действительно казался человеком: ; его кожа и волосы были темны, от него пахло металлом и потом, а его сердце билось – , — подошёл ближе.
Сангвиний встретил взгляд Императора. И в сиянии отцовского взгляда он увидел ответ на вопрос, о котором даже не задумывался.
Это существо – — этот Император – — был человеком. Но в тоже то же время он не был человеком.
Император улыбнулся.
Его энохианский был безупречен, но эта безупречность сама по себе была служила недостатком. Он говорил на этом языке с тем же произношением и интонацией, что и сам Сангвиний. Либо Император либо извлекал это знание из разума Ангела, либо сам напрямую вкладывал в него смысл своих слов. В любом случае, он не владел энохианским по-настоящему. Кроме того, Сангвиний не был уверен в том, что его рот вообще двигается.
С востока подул сильный ветер. Он Ангел инстинктивно приподнял крыло, чтобы укрыться от пыльного воздуха.
Глаза Императора проследили за его движением. Он медленно начал обходить Сангвиния по кругу, вытянув руку в перчатке и проводя кончиками пальцев по перьям ангела. Бесцветный взгляд Сангвиния следовал за кружащим отцом, но его крылья беспокойно вздрагивали, когда Император скрывался из виду за его спиной.
С губ Сангвиния готово было сорваться множество вопросов. Но , но среди них был один, стоящий стоял впереди других. Из всех них один-единственный вопрос мучил его и преследовал его народ с тех пор, как племя Чистой Крови обнаружило его в диких землях. Они поклонялись ему за его силу и благодеяния, но боялись его из-за вопроса, лежавшего невысказанным между отцом и сыном.
Ангел отпрянул от отца, не сложив крылья, но расправив их. Во внезапном порыве он ударил кулаком по звериной шкуре на груди. Одинокое сияющее белизной перо, раскачиваясь в танце, опустилось на пыльную землю.
Император посмотрел на негосмерил его взглядом, прежде чем заговорить.
Сангвиний посмотрел в нечеловеческие, но слишком человеческие глаза своего отца.
Император кивнул, но не в знак согласия, а в знак мгновенного понимания.
Император не ответил ему.
Позднее – , много раз за последующие десятилетия – , Сангвиний будет вспоминать эти слова. При всей чистоте намерений Императора, в них было крылось так много компромиссов. Веру нельзя было терпеть... терпеть… за исключением случаев, когда её можно было терпеть. Религии смешивались с пеплом непокорных миров... миров… если только они не были полезны для Великой РаботыВеликого Труда. Императору были нужны Механикумы механикумы Марса, и он позволил им поклоняться ему как Омниссии, воплощённой аватаре воплощению Бога-Машины. Пожалуй, необходимость могла побороть принципы любого, как человека, так и бога.
Но всё это придёт позднее. В тот день, среди песков пустыни , у Ангела были и другие вопросы.
Сангвиний осмотрел мужчин и женщин, всё ещё ожидавших у десантного корабля, затем вновь обратил взгляд на Императора.
Император посмотрел на него пытливым взглядом изобретателя, оценивающего прототип, и прощающим взглядом отца. Безупречное сочетание.
Это отнюдь не было ответом.
Голос Императора собеседника смягчился, равно как и выражение его лица. Неизменными остались только его глаза, в которых по-прежнему горели неразделимые бесчисленные души.
Император кивнул.
И снова Сангвиний услышал ликование толп под ярким светом и крики жителей горящих миров. Тогда он спросил о том, о чём не спрашивал ни один другой примарх. Даже Ангрон, будучи найденным, принял судьбу, не задав вопрос, который задал Сангвиний.
Император молчалпомедлил. Сангвиний увидел по глазам отца, что тот раздумывает, какое решение принять, позволив сыну продолжить.и задался вопросом: «Потрясён он, что я питаю такую любовь к моему народу, или просто размышляет, каким способом обойти это препятствие на пути его Великого Труда?»
Сангвиний сложил крылья.
== '''ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ. Владыка IX легиона''' ==
''Три года спустя, во время Великого крестового похода''
В ночь, когда он встретился со своим легионом, шёл дождь. Позже об этом будут рассказывать совсем не так — многие истории рисуют (иногда буквально, на холсте) картину Ангела, стоящего в потоках солнечного света перед стройными рядами его великолепных сынов. На самом же деле в северном полушарии планеты Тегар Пентавра был самый разгар сезона дождей. Струи воды секли снижающиеся корабли, по раскалённой после входа в атмосферу броне били порывы штормового ветра.
Сангвиний стоял в пассажирском отсеке «Громового ястреба», окружённый воинами в безукоризненно-белых доспехах. В ночьголове крутились мысли о Баалфоре, когда с которой всё началось. После трёх лет сражений рядом с братом Хорусом он встретился со своим легионом, шел дождьнаконец здесь. После трёх лет изучения нарождающегося Империума во всей его бесконечной сложности. Позже об этом будут рассказывать совсем не так: многие истории рисуют (иногда буквальноПосле трёх лет войн плечом к плечу с теми, на холсте) картину Ангела, стоящего в потоках солнечного света перед стройными рядами кто его великолепных сыновсейчас сопровождал. На самом же деле в северном полушарии планеты Тегар Пентавра был самый разгар сезона дождейИх броню украшали полумесяц и волчья морда — символы Лунных Волков. Струи дождя секли снижающиеся кораблиБез сомнения, по раскаленной после входа это самые превосходные воины — и превосходнейшие люди, — каких он только знал в атмосферу броне били порывы штормового ветражизни.
Но почему?
Ливень хлестал без устали, заполняя грозную тишину непрекращающимся шумом. Сангвиний ощущал спиной взгляды Лунных Волков так же явственно, как видел разглядывающих разглядывавших его НесмертныхНеумерших. Плотно прижав крылья к телу – — скорее для удобства, чем нежели в качестве предосторожности – , — он пошел пошёл вдоль рядов воинов в мокром сером керамите. Он смотрел им в глаза, проходя мимо, и отмечал про себя шрамы, что пятнали их броню и преображенную преображённую плоть.
Они, в свою очередь, смотрели на него не только с отчаянной надеждой, как он ожидал, но и с неожиданным вызовом. Они хотели, чтобы этот день наступил, мечтали о немнём, но теперь решалась их судьба. Напряжение ощущалось физически, оно довлело над всеми.
Он читал по их лицам повесть о Великом Крестовом крестовом походе. О том, как они поглощали кровь и плоть для того, чтобы обрести тактическое преимущество, для того, чтобы выжить, а иногда – — слишком часто – — для удовольствия. По шрамам, что омрачали их красоту, он читал хроники подземных сражений с ордами мутантов и почти нечеловеческими племенами ради отчаянно необходимых пополнений. В их суженных, полных смятения глазах он видел безосновательные отказы Дивизио Милитарис предоставлять им боеприпасы и бронетанковые подразделения наравне с другими новорожденными новорождёнными легионами – — из страха перед выродками из НесмертногоНеумерших. Он видел , как имперские распоряжения разделяют их на малые группы, и осколки осколков прикрепляют к другим легионам – — вот почему так долго не удавалось собрать весь легион воедино. Он Сангвиний видел, как тяжелы были их кампании и на какие компромиссы им приходилось идти, когда к этому принуждала судьба. В наклоне головы, в линии рта он видел, какие приговоры выносили им другие, более достойные «достойные» легионы. Он видел, какие грехи они совершали против собственной империи, и какое презрение должны были из-за этого выносить. Он видел, как они щеголяли этим презрением, словно знаком нежеланной чести.
Словом, он видел их такими, какими они были: каннибалами и убийцами с лицами ангелов.
И наконец, в их дерзких взглядах светилось знание о собственной гибели. Их история подходила к концу. Даже если бы Сангвиний не стоял сейчас перед их рядами, срок жизни Несмертного Девятого определенно определённо истекал. Другие легионы, какими бы свирепыми они не ни были, представляли собой надежные надёжные орудия из арсенала Императора. Восьмой он посылал, чтобы навести на планету раздирающий страх. Двенадцатый – — чтобы утопить восстание в крови самих бунтовщиков. Безжалостность этих легионов все всё же сдерживалась рамками Великого Плана.
Но Девятый… эти запятнанные кровью рыцари с их багряными ритуалами, эти Пожиратели мертвецов… Мёртвых… Они уже были сломлены, на их силу как легиона нельзя было положиться. Целые армады экспедиционных флотов отказывались иметь с ними дело. Снова и снова они были близки к полному уничтожениюоказывались на грани полного уничтожения, и не раз им удавалось отползти от края только лишь благодаря отчаянному набору пополнений, поддерживая свою численность за счет счёт генетических отбросов человечества, которых они наделяли имперским совершенством. Вот почему в их рядах оказалось нашлось множество воинов, тела которых были великолепны, но души пусты. Их вел вёл один только долг. Эти постлюди сверхлюди воевали за Империум, но мало о чем чём заботились и ничего не любили. Страдания не облагораживали их, а только давали повод гордиться своей стойкостью.
Гордость животного, загнанного в угол – , — вот всевсё, что у них осталось.
Сангвиний прогнал эту мысль сразу же, как только она появилась. Нет. Не всевсё, что осталось. У них никогда больше ничего и не было. Им больше ничего не позволено было иметь.
Как же похожи они были на людей Ваалфоры – Баалфоры — такие уязвимые при всем своем всём своём мужестве, ; они умели выживать, но никогда не процветали. Сангвиний был принят в кланы Чистой Крови и стал их чемпионом. Он мог бы править ими, как царь и бог, которым они его считали, но хотел он только одного – — защитить их. Не как господин он Ангел смог облегчить страдания, что племена Чистых терпели на своих пропитанных радиацией землях, не как господин, но как слуга.
Теперь он понимал, почему Несмертные Неумершие боялись его. Он Примарх собственными глазами видел правду, которую не мог передать никакой гололитический отчетотчёт. Чего потребует от них этот крылатый полубог? Смогут ли они оправдать его ожидания? И захотят ли, если новообретенный новообретённый отец и его идеи вызовут у них только презрение?
Сангвиний шел шёл дальше, не переставая изучать их. Он мог бы заставить их принести клятву верности. Он мог бы пообещать им славу, поделиться с ними гордостью, которую испытал, когда Император даровал ему собственный легион. Он был их примархом, и ничто не помешало бы ему поступить именно так, как его сыны ожидали – , — привязать их к себе священными обетами.
Но его первые слова, обращенные обращённые к легиону, были далеки от тех напыщенных речей, которые ему приписали бы историки позднейших лет.
Так оно и пошло. Скоро он перестал задавать им вопросы по очереди, позволив вместо этого нарушать строй и подходить к нему небольшими группами. Он смотрел им в глаза, когда они называли свои имена; многие, разгорячившись, перекрикивали друг друга, и он запоминал всех, отводя каждому место в своей сверхъестественной памяти. Это его первые сыновья, и он будет помнить их до конца своих дней.
Когда они закончили, снова опустилась тишина – напряженная — напряжённая тишина ожидания. Раньше Несмертные Неумершие смотрели на него со смесью надежды и непокорного страха. Теперь же вызов в их глазах был почти лихорадочным. Зачем он спрашивал их имена? Что будет делать теперь, когда он их знает?
Сангвиний отсалютовал им, прижав кулак к сердцу. И наконец заговорил.
Все Несмертные Неумершие смотрели на него. Он больше не чувствовал сомнений. Он точно знал, что хотел сказать.
Сангвиний вдруг засмеялся: его смех . Смех прозвучал музыкой на фоне барабанного стука капель.
Примарх вынул меч из ножен и вонзил его в землю перед строем. Он расправил крылья, и капли дождя украсили их, словно жемчужины. И тогда, к восторженному ужасу своих сынов, он почтительно опустился перед ними на одно колено. Хоть он и опустил голову, его голос все всё же перекрыл шум бури.
Сангвиний услышалслышал, как Лунные Волки неловко переступили переминались с ноги на ногу. Все Всё шло не так, как на их первой встрече с Хорусом. Эти Такие встречи вообще не должны были проходить подобным образом.
Ангел вытащил меч из мокрой земли и возвысил голос, чтобы перекричать гром.
Сангвиний позволил струям дождя омыть лезвие меча. Плавным движением он вложил его в ножны, а по крыльям прокатилась волна дрожи от штормового холода.
Начать запись.
Меня зовут Шенкай из рода Исмаранта. Мне двенадцать стандартных циклов. Это первая запись из моего официального архива, я ее её записываю по пути на Терру.
Я ваалфоранецбаалфоранец, но ни разу не был на ВаалфореБаалфоре, только видел ее её на пиктах и сканах. Я родился в пустоте, но я сын ваалфоранцевбаалфоранцев, поэтому знаю ритуалы и историю моего народа.
Я раб. Мои родители и учителя говорят, что я не должен произносить это слово. Они говорят, что рабы несчастные и с ними плохо обходятся, а мы не несчастные, и обходятся с нами обходятся хорошо, — значит, по-настоящему мы не рабы. А я думаю, что рабство не имеет никакого отношения к счастью или несчастью. Мне кажется, тут дело в том, можешь ты сам решать за себя или нет. Мы не можем. Воины из Девятого легиона благородные, добрые и чистые, служить им – — это честь. Но я не понимаю, как они могут быть добрыми, благородными и чистыми чисты ми и все всё равно держать нас в рабстве. У нас важная работа и мы ей гордимся, но иногда мне кажется, что сервиторы делали бы ее её почти не хуже. Еще Ещё мне кажется, что мы все всё равно делали бы нашу работу, даже если бы нас не заставляли.
Учителя и родители говорят, чтобы я молчал про такое. Говорят, у меня это пройдетпройдёт. Еще Ещё они говорят, что Великий Ангел, наш примарх, огорчится, если узнает, что я считаю нас рабами.
Я видел Великого Ангела четыре раза в жизни, один раз он со мной даже разговаривал. Мне тогда было девять стандартных циклов и я заплакал, потому что многие заплакали, когда его увидели. Я спросил отца, почему мы плачем, и он сказал— потому, потому что Великий Ангел совершенен и смотреть на него – все всё равно что смотреть на солнце. Я не знаю, как это, потому что никогда не был на поверхности планеты и не смотрел на солнце. Мы видим солнца сквозь затемненные затемнённые окна ''«Красной Слезы»слезы»'', но они не такие яркие.
В тот раз, когда наш примарх со мной разговаривал, мы были в оружейной Высокого Воинства. Великий Ангел искал нашего господина Зефона, но его там не оказалось. В оружейной было полным-полно трэллов, которые чинили оружие и доспехи, а мать и отец учили меня ухаживать за экипировкой господина. Я еще ещё никогда не видел Великого Ангела так близко. Он поблагодарил моих родителей и сказал, что они хорошо управляются со снаряжением нашего господина, и, наверно, они были рады, но я на них не смотрел.
Великий Ангел повернулся ко мне, потому что я потрогал его крыло. Родители расстроились и немного испугались, но Великий Ангел улыбнулся, наклонился ко мне и заглянул мне в глаза. Когда смотришь ему в глаза, то чувствуешь себя так, как будто с тобой ничего плохого не может случиться и как будто ты вообще не раб. Он вытер мне слезы слёзы своими белыми пальцами и тихонько сказал: «Привет, малыш».
Он спросил, как меня зовут, и я попробовал ответить, но слова застряли в горле. Мои родители хотели ответить за меня, но Великий Ангел остановил их и сказал: «Если твои родители Эристес и Шафия из рода Исмаранта, то ты, должно быть, Шенкай».
Я подумал, откуда он это узнал, но он улыбнулся, как будто прочитал мои мысли, и сказал: «Я знаю всех на этом корабле и каждого в нашем легионе». Он сказал, что , когда я доучусь, легион будет мной гордиться. Еще Ещё он сказал, что приятно было со мной познакомиться.
Потом он сказал одну вещь, про которую я все всё время думаю. Я признался, что хочу стать Ангелом, когда вырасту, и он перестал улыбаться и сказал: «Нет, не хочешь».
Я спросил, почему у него такой грустный голос, а он сказал, что нипочему, он не грустный, все всё в порядке.
Он поднялся на ноги, но не просто взял и ушелушёл, а сначала поклонился моим родителям, как будто это они примархи, а он – — трэлл, и некоторые трэллы ахнули, а другие опять заплакали. Все так сильно его любили, я прямо чувствовал, что комната полна этой любви. Потом он ушелушёл, а мы смотрели ему вслед.
В прошлом месяце моя учеба учёба закончилась. Меня, как обученного трэлла, по традиции представили нашему господину Зефону, но все всё пошло не так.
Вот и оружие господина почти не видно, потому что он выключил силовое поле, а астартес это делают только по одной причине: потому что не хотят, чтобы враг умер сразу, а хотят, чтобы он умирал медленно. Женщина падает, и господин выходит из ядовитого облака. Красные доспехи почернели от жаркого огня Разрушителейразрушителей. Женщина умирает у его ног, а он в это время отдает отдаёт Ториану новые распоряжения. Вокс трещит, передавая поздравления от других капитанов. Потом господин поворачивается и запускает турбины. Он прыгает, вспыхивают огни реактивного ранца, и он снова исчезает.
Вот он какой, Зефон. Ну то есть раньше был. Он уже много месяцев не такой.
Я видел пейзажи Ваалфорыскульптуры дев, и отец сказалварваров, что они завораживают, но и тревожатксеносов. Некоторые ксеносы стояли в благородных позах, потому что это Ваал из отдаленных воспоминаний воинов, некоторые из них – аж столетней давности, и сейчас они были совсем не похожи на выжженной земле все по-другомупобеждённых. Я на Ваалфоре не былСтранно, поэтому не скажузачем так изображать врагов, правда это или нет.будто ими восхищаешься?
Я видел пейзажи Баалфоры, и отец сказал, что они завораживают, но и тревожат, потому что это Баал из отдалённых воспоминаний воинов, некоторые из них — аж столетней давности, и сейчас на выжженной земле всё по-другому. Я на Баалфоре не был, поэтому не скажу, правда это или нет. Но там еще ещё много чего вызывало такие чувства – : статуи, которые словно мучились, картины, на которых погибали миры. Я сказал отцу, и он ответил: «Ты прав», как будто это что-то объясняло.
Я видел на стене скульптурные лица, такие спокойные на вид, хотя на глазах у них были повязки из колючей проволоки. Их сделал апотекарий Амастис, и отец сказал, что это в память о его погибших братьях.
Я видел три сферы, изукрашенные глубокими ранами, они покачивались в невидимом антиграв-поле. Их сделал воин Нассир Амит. Отец сказал, что они изображают восход трех трёх лун над миром под названием Уриссия. Наверно, для капитана Амита это было важно.
Я видел много картин с самими Ангелами, потому что воины часто рисуют своих братьев. Многие из них изображены в мирные времена, они одеты в тоги или робы. Я видел картину, на которой нарисован Дарамир из Слез Слёз Ангела, — он стоит в своих одеяниях с поднятой рукой и произносит речь на легионном симпосии. Это картина воина Геката, который рисует только своих братьев, и всегда в спокойных и мягких позах. Я спросил отца, почему, и он ответил, что Гекат хочет показать внутреннюю сущность других воинов.
Там было много гололитических записей музыкальных выступлений: они Ангелы играли на всех инструментах, которые только можно представить, о некоторых я даже не слышал. Иногда это была не запись, а просто в темной тёмной комнате играла музыка.
Мой господин не художник, не скульптор и не поэт. Его музыка играет в пустом вестибюле. Вы заходите туда и слышите тихую мелодию, которую кто-то играет на пианино. В эту комнату отец меня и привелпривёл, и закрыл глаза, как будто слышал что-то в этой музыке, чего я не слышал.
Мне не понравилась музыка господина. Она почему-то была очень грустная, и пока я ее её слушал, в голову приходили мысли про то, как я ошибался в учебеучёбе, и про ссоры с другими учениками. Иногда он брал несколько нот подряд, и звуки словно рассыпались в воздухе, а иногда позволял самым длинным нотам звучать долго-предолго.
Я сказал отцу, что музыка мне не нравится и от нее неё у меня грустные мысли, и он ответил, что поэтому и привел привёл меня сюда перед тем, как представить господину.
Я тогда все всё равно ничего не понял. Понял только потом, когда встретился с Зефоном.
Он не закончил, потому что Зефон перебил его.
Господин попытался махнуть рукой, чтобы прогнать АнзараэляАнзараила, но не смог разжать кулак. На секунду я подумал, что Анзараэль Анзараил останется и возразит ему, но что тогда? Господин начнет начнёт кричать на своего заместителя прямо с больничной койки, на которой где он лежит совсем беспомощный?
Но Анзараэль Анзараил не возразил. Он отдал честь и вышел, и забрал подаренный меч с собой. Наступила тишина, и я подумал, что теперь господин признает меня, как требовала традиция, но он вместо этого посмотрел на моих родителей и велел им убираться.
Они убрались, и я, конечно, тоже.
Вот так мы здесь и оказались.
Зефона назначили в Воинство Крестоносцев. Мы сейчас на борту транспортного корабля, летим летящего на Терру.
— Идите в челнок, — сказал он. И все-таки они попрощалисьмы пошли. Мы обнаружили это уже в полете. Я его нашел. Он был в ящике в грузовом отсеке – закрытый металлический футляр. На нем был сигил легиона и еще знак Высокого Воинства: погребальная маска с распростертыми черными крыльями. Я сразу понял, что там внутринесли наши пожитки, как только его увидела сервиторы тащили ящики со снаряжением господина.
Я подпрыгнул, услышав голос господина, но не стал притворяться, будто мне не интересно. Я сказал, что проверяю, а вдруг мы что-то забыли, и что я имею право, потому что я теперь обученный трэлл.
Он увидел закрытый футляр и тоже сразу понял, что в немнём. По глазам было видно.
Это точно был его меч. Анзараэль Анзараил вернул его, чтобы он улетел в ссылку вместе с господином.
Он открыл ящик, чтобы убедиться в нашей правоте, но оказалось, что мы оба были неправы.
Это был меч, но другой. Он был завернут завёрнут в красный бархат и показался мне даже красивее, чем тот, что он отдал АнзараэлюАнзараилу. Я сразу подумал не о том, каков он в бою, а как здорово будет ухаживать за ним, и как это – — сделать такой меч. На рукояткерукояти, армированной украшенной марсианским золотом, стояло клеймо главы ремесленников Девятого легиона. Я еще ещё никогда не видел вблизи такого драгоценного меча.
Вдоль лезвия серебристой струйкой лились енохианские энохианские руны. Они были вытравлены в металле кислотой, очень четко чётко и изящно. Там было написано «Спиритум Сангвис» – — «дух крови», но это не совсем верный перевод. Это скорее не имя, а молитва или благословение. Меч обещал, что дух легиона не оставит господина.
Я понял, почему Сангвиний хотел побеседовать с ним до отъезда. Великий Ангел хотел передать ему эту чудесную вещь. Скорее всего, это Высокое Воинство попросило сделать меч, а может, и сам примарх приказал его выковать.
Вот я и заканчиваю мою первую запись. Мы прилетим на Терру через месяц. Господин начнет начнёт служить в Воинстве Крестоносцев. Я знаю, что должен любить его, но не люблю. Он как сломанный меч, который ранит тебя, когда ты его чистишь.
Надеюсь, на Терре ему будет лучше, даже без музыки, и без искусства, и без братьев.
Конец записи.
== '''ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ. Sanguis extremis''' ==
''В последние годы Великого крестового похода''
О, как упоительно зашумела толпа, когда он раскроил до кости красивое лицо Нереша. Одобрительные крики и насмешки братьев обдали его осязаемой волной, как свежий ветер среди палящей жары джунглей.
Нереш, к его чести, сделал ещё два неверных шага назад, упрямо не желая осознавать, что с ним покончено. Потом реальность взяла своё. Со всей грацией падающего в огне боевого корабля он повернулся и осел на палубу, словно в нём не осталось костей. Тело рухнуло навзничь, и толпа снова пришла в волнение.
Нереш ответил не словами, но кровью, хлынувшей из раны на лице и из открытого рта.
Он поднял руки над головой; кожа . Кожа блестела от пота, кулаки – — от братской крови брата. Толпа заревела еще ещё громче; , и в шуме слышались равно и приветствия, и издевкииздёвки.
Нереш на полу затрясся, изо рта у него пошла пена. При виде предсмертных судорог соперника Каргос театрально отпрянул.
Каргос удивленно удивлённо и радостно рассмеялся, не отводя взгляд от корчащегося на палубе тела. Как-никак, он сам был апотекариемапотекарий. Даже без медицинских инструментов поставить диагноз было несложно: он вбил несколько осколков кости в мозг бедного ублюдка. По чистой случайности, сами понимаете.
Он с усмешкой обернулся к остальным легионерам из Одиннадцатой Бронетанковой 11-й бронетанковой роты, которые собрались на краю арены и молча смотрели, как он вышибает дурь из их чемпиона.
Феракул, центурион Одиннадцатой 11-й Бронетанковой, ударил кулаком в латной перчатке по плохо настроенному пустотному щиту, что отделял толпу от противников.
Каргос облизнул железные зубы.
Офицер злился все всё больше, подергиваясь подёргиваясь от жажды крови и давления Гвоздей. Он крикнул, чтобы щит опустили, хотя это противоречило правилам арены. Удерживающее поле должно было оставаться на месте в течение девяноста секунд после каждой схватки. Как — как раз достаточно, чтобы сделать круг почетапочёта, хотя правило вводилось не для этого. Щит нужен был, чтобы не дать разъяренным разъярённым зрителям ворваться на арену и затеять драку, если их не устроит исход поединка.
Каргос обошел обошёл умирающего, отсчитывая секунды. Он изобразил на лице самое что ни на есть сочувственное выражение; все всё это время товарищи Нереша не сводили с него глаз.
Половина толпы взревела от смеха, вторая половина – — от гнева. Но что уж тут поделаешь, на арене всегда так.
Позже оказалось, что Кхарн им сильно недоволен. Капитан лично пришел пришёл за ним в казармы Восьмой Штурмовой 8-й штурмовой роты, и по выражению его лица Каргос понял, что предстоит нелегкая нелёгкая беседа. Вокруг них десятки воинов чистили оружие, приводили в порядок доспехи, лежали в беспокойном трансе, в котором не так чувствовалась боль от Гвоздей, не дававшая им нормально спать.
Центурион был в полной броне; . Каргос же так и сидел в одних штанах от поддоспешника, в которых обычно дрался в ямах. Его изрезанный шрамами торс напоминал карту местности, куда ни один разумный человек не сунется.
Каргос почувствовал, что его улыбка несколько увяла.
Кхарн в упор посмотрел на апотекария в упор – , но без вызова во взгляде, — казалось, он просто позволил своим усталым глазам наконец отдохнуть.
Они немного прошлись по спартанским коридорам ''«Завоевателя»''. Флаг-капитан Саррин, которая с недавних пор командовала кораблемкораблём, была прямо-таки одержима эффективностью и дисциплиной. Над воинами легиона никакой власти она не имела – — даже примарх не смог бы призвать их к порядку (хотя не то чтобы Ангрона беспокоили такие мелочи), – — но в том, что касалось корабля, ее её слово было законом. Никто не мог бы назвать ''«Завоеватель» '' красивым; , ему далеко было до изысканных интерьеров судов, что носили цвета III и IX легионов. Все излишества здесь были урезаны урезали до чистой функциональности и военной эффективности. Сменяющие друг друга бригады сервиторов и обслуги и частые проверки поддерживали судно звездолёт в таком состоянии.
Каргос несколько раз бывал на ''«Красной Слезе»слезе»'', флагмане Сангвиния, по различным поручениям и в составе эскортов. Всё это золото, статуи, резная кость… Каргос не видел в них ни малейшего смысла. Хуже была только ''«Гордость Императора»'', которую Фулгрим практически превратил в музей имени себя. Степень претенциозности этого корабля была поистине невыносима. Каждая полированная заклепка заклёпка источала пафос.
Кхарн повел повёл его на одну из укрепленных укреплённых галерей над многокилометровым хребтом ''«Завоевателя»''. Верхняя часть корпуса корабля представляла собой целый город из зубчатых укреплений и оборонительных надстроек. Этот вид Каргос тоже не мог с уверенностью назвать красивым – — если честно, он вообще не очень понимал, что означает это слово – , — но, по крайней мере, все всё здесь имело свою цель.
В своей силовой броне Кхарн был намного выше апотекария. Он Капитан выглядел усталым – устало — впрочем, как всегда. Обязанности советника Ангрона вымотали бы кого угодно. И все всё же Каргос испытал сочувствие, увидев, как центурион ухватился обеими руками за поручень и уныло уставился в пространство. Под ними в сонном танце вращалась планета Серрион; в разрывах между облаками виднелись зеленые зелёные лоскуты плодородной земли и чистый простор океана. На траверзе ''«Завоевателя» '' со стороны борта, обращенного обращённого к звездамзвёздам, был пришвартован гигантский клинок ''«Красной Слезы»слезы»''. Над верхними надстройками сияла украшенная ненужным золотом эмблема Кровавых Ангелов.
Каргос всосал воздух между металлическими зубами.
Кхарн покачал головой. В его глазах блеснул гнев, и Каргос понял, что Кхарн капитан 8-й роты сдерживается. Это он умел лучше всех. Центурион редко поддавался Гвоздям – — одна из причин, почему он был служил таким хорошим советником. О самоконтроле Кхарна среди его братьев ходили легенды. С другой стороны, Каргос иногда задумывался: возможно, весьма средние достижения Кхарна на аренах были другой стороной медали? Не было Пожирателя Миров, рядом с которым он сражался бы с большей охотой – — если говорить о настоящей битве. Но в ямах Кхарн никуда не годился. Он не мог сосредоточиться, не мог вызвать у себя нужное настроение. Бился, как на тренировке, и проигрывал по меньшей мере столько же схваток, сколько и выигрывал.
Каргос фыркнул.
Губы Кхарна дернулисьцентуриона дёрнулись. Сервоприводы в перчатках, сжимающих сжимавших поручень, завыли от напряжения.
Каргос перестал улыбаться.
Каргос все всё равно не понял.
Кхарн потер потёр виски.
Он вытащил из поясной сумки жетон – — диск из красного металла, на котором были грубо выгравированы глифы именимён. Диск вызова. Каргос не мог разглядеть символы из-за плотно сжатой ладони Кхарна, но ему и не нужно было их видеть. Он и так знал, какие там имена.
Меньшего апотекарий не ожидал. Жетоны из серого металла предназначались для поединков до первой или третьей крови. Красный означал смертельную схватку. Он почувствовал, как при виде диска по его телу пробегает дрожь возбуждения. Гвозди нежно укусили в ответ, оставив лишь ощущение легкого лёгкого покалывания.
Кхарн перебросил ему диск вызова. Каргос поймал его; на штуковину. На обеих сторонах были вытравлены имена. На одной стороне – — Феракул Шен и Каргос Маран. На другой – — Джегрет Халас и…
Он указал в пустоту, где на высокой орбите дрейфовал флагман Кровавых Ангелов.
Нассир Амит поднял бровь.
Он говорил таким тоном, словно только и искал возможности заняться чем-нибудь поинтереснее. Каргос нашел нашёл его в оружейной, где Амит в одиночестве вручную счищал грязь с сочленений своего красного доспеха. Согласие на этой планете проходило невыносимо спокойно, и не было никакой надежды, что это изменится. Амит Нассир несколько часов простоял в почетном почётном карауле и был сыт по горло; последовавшая за парадом встреча с летописцами наскучила ему почти до слезслёз. Все Всё это время он наполовину спал, отключив целые участки мозга: функционировало только . Функционировало лишь поверхностное восприятие, а более глубокие слои дремали. Необычайно — необычайно полезная способность мозга Астартесастартес.
И все всё же прошло уже несколько дней помпы, церемоний и нестерпимого позирования для картин. Амиту было скучно. Каргос мог это точно сказать.
Пожиратель Миров пересказал произошедшие во время последней дуэли события, почти ничего не приукрашивая, и Амит Нассир слушал без всяких признаков осуждения. Как ветеран ям ''«Завоевателя»'', он знал, чем в них рискуют.
Девятый примарх просил только об одном (и то скорее выражал надежду, чем приказывал): чтобы Кровавые Ангелы не принимали участия в смертельных поединках. По его мнению, было бы низостью и грубостью порубить на куски брата из другого легиона просто ради развлечения, и глупостью – — дать брату порубить себя. Дни Несмертных Неумерших давно прошли. Кровавые Ангелы старались возвысить свой дух, чтобы превозмочь низменные потребности плоти. Их примарх был служил в этом живым примером.
Пожирателю Миров и в голову бы не пришло, что Амит может отказаться. Они вместе сражались в трех трёх кампаниях и сто шесть раз дрались скованными в ямах.
У Каргоса был только один вопрос. Из-за него он здесь и находился.
— Что скажет Ангел?
— Это зависит от того, убьют нас или убьем убьём мы.
Каргос надеялся заполучить Арену 5, недавно оборудованную новыми шипастыми ловушками, с которыми поединки стали намного интереснееКхарном и Скане как раз находились на капитанском мостике, но сразиться когда выдворенные терранские дипломаты обратились к Лотаре Саррин с размахом официальным протестом. Развалившись на Арене 30 тоже своём командном троне, женщина выслушала их, а потом тоном весёлого удивления — трудно было заманчивоповерить, что они решились сунуться к ней с этим вопросом, — посоветовала их лидеру запихнуть петицию себе в задницу и сплясать джигу. Капитан Саррин поклялась жизнью, что, если он это сделает, она изменит своё решение.
Нассир пришёл, как и обещал. Неяркий свет отражался от лезвия его потрошильного меча. Оба выше пояса были обнажены, но Амит облизнул клыкихладнокровно и сосредоточенно разглядывал металлические засовы перед собой, тогда как Каргос вздрагивал от желания убивать. Гвозди пели ту же песню, глядя на запертые дверичто и толпа; в самой сердцевине его разума они издавали тот же белый шум нетерпения.
Амит в ответ обнажил клыки в холодной улыбке, разрезавшей ангельскую маску его лица.
Они выслушали правила боя, прозвучавшие из вокс-передатчиков на арене. Вместо того, чтобы заставить толпу притихнуть, объявление возымело противоположный эффект: ожидающие ожидавшие схватки Пожиратели Миров завопили и завыли с утроенной силой.
Он впечатался лбом в дверь и с наслаждением ощутил жгучий поцелуй холодного металла; боль на мгновение уняла Гвозди.
На краю восприятия что-то противно-металлически ныло. Это раздражало. Будто звон в ушах.
Каргос с усилием заставил челюсти разжаться. Металлический звук прекратился.
Дверь с грохотом поползла вверх, и они сдвинули вместе скованные запястья. Волна звука ворвалась в комнату и вынесла их с собой. Два воина шагнули на арену одновременно.
Каргос согласно хмыкнул и сделал шаг назад.
Джегрет усмехнулся, заметив промах Плюющегося Кровью.
Слабо улыбаясь, Джегрет покачал головой, слабо улыбаясь.
Из всех четверых у Амита был самый низкий и мягкий голос.
Колокол ударил во второй раз, и память Каргоса накрыло алой волной.
Вот что он запомнил.
Ощущение, с каким зазубренный меч скрежещет о кость. Этот звук, приглушенный приглушённый мясом, в плоти человеческого тела.
Лязг цепей. Отрывистый, похожий на удар хлыста звук, с которым свободная цепь туго затягивается вокруг скользкой от пота глотки. Восхитительный тихий скрип сдавленных позвонков. Пока только скрип. Потом натужный щелчок. Потом – — хруст, как от сухой ветки, когда межпозвоночные диски начинают поддаваться. Еще Ещё немного. Еще, ещё. Близость паралича, — худшего, что можно сделать с сопротивляющимся врагом. Хруст превращается в треск. Позвоночник начинает ломаться.
Музыка. Это музыка.
Резкая боль, когда череп сталкивается с другим черепом, карающая близость удара головой; лобная . Лобная кость с глухим стуком врезается в более мягкую решетчатую решётчатую кость синусов и в свою главную цель – — носовую полость, крушит хрящи, раздирает сосуды, нарушая кровоснабжение лица. И зрение, и обоняние резко ухудшаются из-за некстати заработавшего слезного слёзного протока и крови из разорванных черепно-мозговых сосудов.
Это отвлекает. Раздражает. На это вполне можно не обращать внимания.
— Меч, — кричит его брат, меч.— Меч!
Он бросает свой клинок Амиту Нассиру и остается остаётся безоружным. Кровавый Ангел, прекрасный, насколько может быть прекрасным создание, покрытое шрамами и следами хирургических операций, разворачивается и разит обоими мечами. Амит сражается, будто танцует. Оба клинка вонзаются в плоть, порождая реврёв, который переходит в крик, который переходит в хрип. Рассекают мышцы. Течет Течёт кровь.
Жар. Вонь чужого дыхания. Смрад последней трапезы врага, приправленный его страхом и желудочной кислотой. Зубы погружаются в мясо, зубы давят все всё сильнее. Поток жизненной влаги, красный, густой и отвратительно-медный. Глотаешь чужую кровь, пьешь пьёшь жизнь врага, терпишь мерзкий вкус только ради того, чтобы увидеть ужас в его глазах. Он знает, что это его кровь, его плоть, его тело между твоими зубами. Его жрут заживо.
Локоть врезается в лицо, хрустит скуловая кость. Великолепный удар проламывает скулу и глазницу. Из пустой глазницы свисает раздавленный, бесполезный глаз. Фоновым шумом звучит смех – — смех и аплодисменты. В шуме толпы не различить отдельных голосов: она превращается в гештальт, в единого бога, который питается кровью, пОтом потом и впустую растраченными жизнями. Ему нет дела до того, откуда льется льётся кровь, лишь бы она лилась в изобилии.
И она льетсяльётся, она течеттечёт, она бьет струейбьёт струёй. Не фонтаном, как в гиперболе из плохих стихов, которые распирает от символизма, а намного более обыденной струей струёй крови из разорванных артерий. Нет спасения от ее её запаха, он повсюду. Ее Её поцелуй обжигает лицо; она кровь быстро остывает, но в первую секунду горяча , как кипяток.
Тьма и свет, снова и снова сменяющие друг друга. Грохот, с которым череп ударяется о металлическую палубу; и без того переломанные кости крошатся еще ещё сильнее. Крик – — о братской помощи, не о милосердии, потому что , пока его череп вдавливается в металл, клинок судорожно рубит и режет спину. Ирреальное ощущение скрюченных от ненависти пальцев, впивающихся в его тело, когтящих позвоночник. Чувство раздирания.
Жар бешенства, из-за которого все слова теряются где-то на полпути между мозгом и языком. Брань превращается в реврёв, в звериный хрип, с каждым выдохом изо рта вылетают нити слюны. Ненависть столь отчаянная, что лишает членораздельной речи.
Давишь языком на нёбо, чтобы заработали слюнные железы, чтобы рот наполнился ядом. Плюешь Плюёшь и промахиваешься, слышишь, как плевок шипит на палубе. Еще Ещё раз, ближе, уже не плюешьплюёшь, а просто открываешь рот как можно шире, чтобы слюна стекала через зубы… Заливаешь кислотой его бегающие, безумные глаза. Лижешь глазные яблоки, чтобы уж наверняка, чтобы он больше ничего не видел, втираешь едкий яд в зеркала его души.
Снова рядом с братом. Набрасываешь вашу общую цепь на чью-то глотку и душишь, душишь. Бессильные руки наносят слабые удары и судорожно хватаются за потные, окровавленные тела. Рот раскрывается все всё шире, превращается в пасть, но не может ни укусить, ни вдохнуть. Теперь кости не скрипят, не трещат и не хрустят. Теперь они выдерживают. Теперь он умретумрёт, умрет умрёт бескровной смертью, как преступник, будет казнен казнён через удушение.
Глухой удар, с которым труп валится на арену.
Звериный рев рёв бога-толпы.
Взгляды повелителей двух легионов: один смотрит с отстраненным отстранённым одобрением, другой – — с горестным смирением. Один видит победу. Другой – — поражение.
Дрожащей рукой поднимаешь с палубы меч.
Пилишь затупившимся лезвием уступчивую плоть.
Поднимаешь в воздух отделенную отделённую от тела голову, на пол шлепаются шлёпаются сгустки крови и костного мозга. Такой знакомый, но неизменно отвратительный запах.
Гордость оттого, что сражался рядом с воином, которому доверяешь превыше всего. Благодарность и братская любовь в налитых кровью, утомленных утомлённых глазах; — вместе вы выдержали испытание, через которое прошли немногие.
Два кулака, его и брата, поднятые вверх; их , и запястья, все еще всё ещё скованные кровавой цепью.
Они сидели лицом к лицу в медицинском отделении, где после поединков оказывались и раненые, и мёртвые: первым зашивали раны, у вторых извлекали геносемя. Амит был неподвижен, как статуя, пока трэллы промывали и обеззараживали небольшие повреждения. Он едва вздрагивал, когда мокрые от крови инструменты апотекариев зондировали глубокие раны. У Каргоса не было ни грана грамма его спокойствия. Губы, изуродованные шрамами, то и дело кривились в явно самодовольной ухмылке – — отчасти из-за Гвоздей, приводящих в действие мышечную память, отчасти из-за трупов Джегрета и Феракула, что лежали тут же на секционных столах. Изрубленные, изрезанные – — нетрудно будет расширить их раны, чтобы извлечь геносемя, это уж точно.
Кашель и бурчание вокруг них затихли, пилы для костей прекратили визжать. Все взгляды обратились к двум входящим из главного зала фигурам, к двум величественным божествам, каждое в окружении своих сынов. Все, кроме взгляда Каргоса. Он смотрел на Амита.
Он знал Амита еще ещё в дни Несмертного Легионалегиона Неумерших. Не так хорошо, как знал своего брата по цепи сейчас, но Несмертные Неумершие и Псы Войны сражались вместе в нескольких кампаниях; из. Из-за пренебрежительного отношения со стороны имперской бюрократии они пришли к определенному определённому взаимопониманию. Каргос видел его с губами, покрасневшими из-за кровавых ритуалов. Он видел Амита, сражавшегося, как сражались тогда Несмертные – Неумершие, — их вела жестокость столь абсолютная, что она не оставляла места для соображений морали. Они побеждали, они поедали плоть мертвых мёртвых в своих памятных ритуалах и двигались дальше. Никаких знамензнамён, развевающихся в сиянии славы. Никаких триумфальных торжеств в их честь.
Тогда оба легиона имели репутацию, в лучшем случае запятнанную их поведением во время войны. Оба легиона получали назначения в гущу самых жестоких конфликтов Великого крестового похода, где они делали свою кровавую работу тихо и незаметно.
Но с годами все всё больше Легионес Астартес воссоединялись со своими примархами. Вслед за этим каждый легион претерпевал изменения. Псы Войны стали Пожирателями Миров и покорежили покорёжили свою центральную нервную систему в подражание изувеченному повелителю. Они вбили в черепа Гвозди Мясника и искалечили свой разум. Они не стыдились больше своего кровавого прошлого, но кичились им, они утратили способность испытывать удовольствие от чего угодно, кроме битвы. Пожиратели Миров оказались лучшим оружием, чем Псы Войны, если измерять успех количеством трупов на их пути. Они ни перед чем не останавливались, ничто не могло удержать их от резни; , их не заботили понятия вины и невиновности, они преследовали только одну цель – — полное и абсолютное Согласие.
Вот кем был Каргос теперь, когда сидел лицом к лицу со своим братом по цепи, дергаясь дёргаясь от электрических сигналов, что змеились по его нервам. Машина-паразит, угнездившаяся в черепе, вгрызалась в мозг. Глядя на Амита, он видел, что за ангельским фасадом его товарищ держит свою ярость в уздеярость.
Глядя на Амита, он больше не видел того ангелоподобного вурдалака, которого встретил несколько десятилетий назад. На его месте было умиротворенное Его место заняло умиротворённое создание, в один момент способное на абсолютное насилие, а в следующий – — полное небесного покоя.
В такие минуты Каргос его ненавидел. При этой мысли Гвозди злобно укусили, кровь вскипела наркотическим наслаждением. Пальцы скрючились, когда он представил, как мертвой мёртвой хваткой сжимает горло Амита.
Пожиратель Миров повернулся к двум примархам, подошедшим ближе. Он поднял глаза; : Ангрон подергивался подёргивался от боли так же, как он сам, божественный же лик Сангвиния выражал твердость твёрдость и решительность. Братья, созданные по одной генетической матрице, не могли быть более несхожими. То, что у них было общего в костной структуре и чертах лица, меркло перед различиями в осанке, шрамах, мимике и движениях. Они были решительно непохожи во всемвсём, кроме физической основы.
За двумя братьями стояли Кхарн и Ралдорон, Первый первый капитан Кровавых Ангелов. Кхарн смотрел сурово, но когда он выглядел иначе? Благородный Ралдорон не скрывал легкого лёгкого отвращения, и Каргос подумал, что по его лицу можно понять, зачем примархи пришли сюда.
Каргос отсалютовал ему, приложив кулак к сердцу, и невольно заметил нитку серебристой слюны в уголке отцовского рта. Он рефлекторно вытер рукой собственные губы.
Сангвиний не стал хвалить Амита. Казалось, Ангела с плотно сложенными за спиной крыльями больше всего заботит, как бы ненароком не коснуться чего-нибудь или кого-нибудь в отделении. Единственным, к кому он прикоснулся, был его сын; Сангвиний необыкновенно нежно взял его за подбородок пальцами в золотой перчатке. Амит и без того смотрел в глаза своему отцу и примарху. Жест Сангвиния не давал ему возможности отвести взгляд.
Осторожное прикосновение Сангвиния Ангела не помешало Амиту кивнуть. Он не стал извиняться, не стал притворяться, что молит о прощении.
Ангел отпустил своего окровавленного сына и сказал:
Амит посмотрел на АнгронаВладыку Красных Песков, потом снова перевел перевёл светлые глаза на отца. Судя по безучастному выражению покрытого шрамами лица, Ангрон заранее дал разрешение на то, что должно было произойти.
От разговора Сангвиния и Амита по коже Каргоса Плюющегося Кровью пошли тревожные мурашки. Если бы воин из его легиона разочаровал Ангрона, он то был бы уже мертвмёртв. Ничего общего с этим кротким, хоть и неодобрительным смирением.
Когда Амит подошел подошёл к секционному столу, на котором лежал Феракул, от пилы для костей отразился резкий свет медицинских ламп.
В общем-то, ничего особенного не произошло. Никаких песнопений. Никаких молитв. Как и многое в жизни Легионес Астартес, то, что вызвало бы ужас у человека, стало для них будничным и обыденным. Завизжала пила, затрещали кости. Руки небрежно отрезали и положили в рот серое вещество. Неохотно, но стоически жующий рот вымазался в крови и спинномозговой жидкости.
Амит не стал опустошать череп мертвеца. Он ел сдержанно, не забывая о своей цели – — впитать память и ощущения, а не насытиться всем существованием Феракула.
Каргос смотрел, как его брат по цепи исполняет старый ритуал НесмертныхНеумерших, и думал о том, каков на вкус мозг Астартесастартес. Он поедал мозги убитых ксеносов и бесчисленных людей, чтобы узнать секреты их культур и армий, но одна мысль о том, чтобы попробовать мозг другого легионера, заставила его передернутьсяпередёрнуться. В этом было что-то слегка извращенноеизвращённое. Он не хотел, чтобы воспоминания Феракула блуждали на задворках его сознания. Боли Хватало и боли от Гвоздей было вполне достаточно.
Хотя…
В том, чтобы испытать последние мгновения жизни мертвого мёртвого кретина, было и что-то соблазнительное. После этого он мог бы рассказывать историю с большим мастерством и самоотдачей…
Покрытые рубцами губы Каргоса растянулись в ухмылке.
На плечо легла золотая рука и мягко придержала его. Каргос даже не заметил, что уже сделал шаг впередвперёд. Он отвел отвёл взгляд от безмолвного каннибала, Амита, и посмотрел в светлые глаза владыки Сангвиния.
Насколько Каргос Плюющийся Кровью помнил, это был первый и единственный раз в его жизни, когда он посмотрел в глаза Ангела.
Когда скромный ритуал закончился, Каргос они с Амитом попрощались. Амит Нассир ничего не сказал о том, каково было поглотить память соперника, а Каргос не стал спрашивать. Они пожали друг другу запястья и обнялись. Для того, кто провел провёл всю жизнь в броне, всегда странно было ощущать своим телом обнаженное обнажённое тело другого существа. Но они были братьями, и объятие вышло крепким и искренним.
Амит нечасто улыбался, но в его глазах было тепло – — в его светлых глазах, так похожих на отцовские.
Они отпустили друг друга, и каждый пошел пошёл своей дорогой. На следующий день их легионы разделились.
== '''ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ. Я видел его''' ==
''Последние дни осады Терры''
Приходили и уходили другие офицеры, молча наблюдали за сосредоточением немыслимой силы на севере, востоке и юге. Амит кивал или хмыкал в знак приветствия, но его взгляд был прикован к орде на краю пустоши.
Из всех братьев на стене задержался только Зефон. То ли Зефон Несущий Печаль недостаточно хорошо его знал, чтобы понять, что он хочет остаться один, то ли ему тому было все всё равно. Как бы то ни былоТак или иначе, Нассир Амит продолжал наблюдать за ордой; его . Его глаза изучали местность медленно, но неустанно.
От Кровавого Ангела исходило холодное спокойствие, которого Амит раньше не замечал. До своего ранения много лет назад Зефон был вспыльчивым, а после того, как его покалечило, стал невыносимо жалким. Его теперешнее спокойствие не похоже было походило на обычный стоицизм. Преодолев путь из катакомб бастиона Разави на поверхность, он обрел обрёл новую решимость.
Амит всевсё-таки посмотрел на негособрата.
== '''ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ. Последний совет''' ==''Лотара.''
Корабль позвал её, и она проснулась. Конечно, флагман не говорил словами — он звал её скрежетом металла под давлением, будил протестом терзаемой стали. Лотара села в кровати, различив в стоне костей ''«Завоевателя»'' своё имя.
Лотара опустила щит перед тем, как лечь спать. В этом она была уверена.
«Что ж, оденусь сама». Она Капитан решила, что сможет одеться облачиться и без чужой помощи. Возможно. Это займет займёт какое-то время, и вряд ли своими трясущимися пальцами она сможет завязать шнурки, но…
Лотара выбралась из постели и слабо усмехнулась. Ей оказалась вовсе не нужна была помощь с одеванием: — она опять спала в форме. Мундир у нее неё был мятый и грязный, но по сравнению с окровавленными лохмотьями, в которых ходили сейчас многие члены экипажа, он годился хоть для парада.
Корабль снова задрожал, и в скрежете его костей она Лотара разобрала свое своё имя. ''«Завоеватель» '' чего-то хотел от неенеё. Чего – — она понятия не имела. Когда он не пытался сделать ей приятное, вызывая призраки мертвых мёртвых членов экипажа, он то требовал от нее неё чего-то, что не мог объяснить.
Лотара поднялась на неверные нетвёрдые ноги и пошла к двери. Снаружи до нее донесся неё донёсся крик, но коридор за дверью оказался пустым. Еще Ещё недавно по ее коже прошел прошёл бы холодок страха. Но сейчас она просто потерла потёрла виски и направилась к скоростному лифту.
В волнах она видела лицаответ один из рядовых членов экипажа выдал на проекторы её трона поток данных. Не те образыСообщение, что обитатели планет могут разглядеть которое обрисовалось в облакахвоздухе, а лицапришло от самого магистра войны — вероятно, как подозревала Лотара, настоящие лица с вырванными глазамиот Аргониса, лица мужчин и женщина Хорус, которых она знала. Людей из ее экипажавозможно, которых больше в глаза не было в живыхвидел этот приказ. ЛегионеровВ нём не давалось никаких объяснений, погибших почему все звездолёты должны раскрыть глаза навстречу эфиру, кроме нудных увещеваний искать правду в Крестовом походе волнах пустоты и последовавшем за ним восстаниидругих намёков, которые Лотара не хотела понимать. Уж она-то точно не собиралась медитировать, глядя на кипящее снаружи безумие. Она видела Все пустотники знали, что тот, кто смотрит в бурлящей пучине Ивара Тобинаварп, рискует потерять рассудок; а теперь варп был здесь, своего первого помощникатрепал армаду на орбите, его безглазый смехзапускал свои щупальца в атмосферу Терры. Изменял всё вокруг. Кто-то сказал бы, его безъязыкий крикчто имматериум искажал вещи — так, его перекошенное лицо размером с лунукак способен был искривлять пространство. Потом на смену Тобину – или он просто почудился Лотаре? – пришла волна энергии эмпиреевНаверное, хлестнула дугой это был самый буквальный и расщепилась о несколько кораблей; «Завоеватель» снова содрогнулся. Лотара тоже вздрогнула из сочувствия к кораблючестный способ описать происходящее.
И снова экипаж ответил без слов. Несколько человек ввели команды на своих панелях управления, и над центральным пультом вспыхнула большая голопроекция Санктум Империалис. Рунические обозначения приблизительно указывали расположение сил магистра войны. Орда собиралась под стенами последней крепости. География последней линии обороны была выглядела обманчиво простапростой. Вот и хорошо, потому что война подходила под ходила к концу, а Лотара вымоталась до полного изнеможения. Ей безумно хотелось приказать кораблю уйти с орбиты и направиться в пустоту, подальше от… от всего этого.
Но что ей мешало? Нужно просто открыть рот и сказать…
Из-за помех гололит зашипел и перезагрузился. Она моргнула и снова сконцентрировалась на работе.
На мутной проекции появились возникли пустоши перед Дельфийским укреплением; сотни Дельфийской стеной. Сотни рунических знаков указывали на отряды, полки и группировки сил Магистра Войнымагистра войны, слишком неорганизованные для единого фронта. Они собрались перед громадной куртиной, заключающей в себе Санктум Империалис, окружив Дельфийское укрепление и последнюю крепость, которую оно защищало.
Пустотные щиты, закрывающие закрывавшие Санктум Империалис, находились за пределами человеческого понимания и машинных расчетов расчётов (ранее Лотара из чистого любопытства уже произвела несколько небрежных залпов в том направлении), но с запада Санктум был слабее всего. Там-то орда и собралась в наибольшем количестве. Самым укрепленным укреплённым местом на западе были Дельфийские врата, но они же были и главной уязвимой точкой. Здесь схватка будет самой жаркой; многие и многие ряды защитников преградят единственный проход в последней стене. Здесь желчь их отчаяния будет горчайшей, здесь кровь польется польётся рекой.
Когда орда переберется переберётся через стену, – — скоро, капитану Саррин не нужен был военный советник, чтобы это предсказать – , — перед ней откроется Королевский Тракттракт. Проспект длиною в километр, что неторопливо возносит свои ступени, способные выдержать поступь титанов, по пути…
Она смотрела на мерцающую проекцию. В самом конце Королевского Тракта тракта находились Врата врата Вечности – — вход в твердыню Императора. Стены Санктума были незыблемы. Но не его врата.
Сейчас они были открыты, облегчая солдатам и технике проход к укреплениюстене. Но когда враг прорвется прорвётся через укрепление… тогда они закроются, преграждая путь орде.
Последний предел. Когда они сорвут Врата врата Вечности с петель, все всё будет кончено. Эта злополучная война наконец завершится.
Лотара смотрела, как перед ней проходят симуляции, как руны исполняют свой логистический танец, разыгрывая сцены поражения Императора. Судя по некоторым из них, до неизбежного конца оставалось всего несколько часов; другие занимали от одного до трех трёх дней, а одна из симуляций – — статистическое отклонение – — предполагала целых четыре дня. Это не имело значения. Исход никогда не менялся.
Краем глаза она опять увидела в иллюминаторе Терру. Лотара старалась не смотреть туда; каждый раз при виде колыбели человечества на нее наваливалось осознание того, что планета мертва.
Не ''умирает. Уже '' — уже ''мертва''. Даже имея доступ к атмосферным преобразователям и терраформирующим городам-машинам времен Темной Эры, – времён Тёмной эры — уж насколько Механикум смогли в них разобраться – , — Терра была мертва. На ее её поверхности не осталось нужного количества органического вещества, чтобы начать цепную реакцию терраформирования заново. Огромные территории настолько пропитались радиацией, что пройдут века, пока ее её уровень снизится до приемлемого. Последний океан, который после ресурсных войн Эпохи эры Раздора и Императорского Объединения и так был размером с высыхающее морескукожился до размеров высыхающего моря, превратился в застывшую гладь сгущенного сгущённого пылью ила.
Война Хоруса положила конец последним сомнительным претензиям Терры на самообеспечение. Лотара сама, с помощью хоть и не без помощи адепта МеханикумаМеханикум, просмотрела цифры и обозначения на вспомогательном экране и отметила миллионы подземных грибных ферм и водорослевых плантаций, стертых стёртых из существования бомбардировками или вторжениями налётами армий и не обеспечивающих обеспечивавших больше многочисленное население Терры даже нищенской порцией продовольствия. С самого начала Великого Крестового крестового похода Тронный Мир мир паразитировал на недавно присоединенных присоединённых к Империуму мирах. Он поглощал их ресурсы механическими челюстями имперской военной машины, успокаивая граждан славословиями и одновременно обирая их, чтобы поддерживать свою неустанную экспансию.
Но если Империум все всё же переживет переживёт последние дни этой войны, притворству придет придёт конец. В отчаянной нужде Терра будет открыто грабить другие миры. Она вопьется вопьётся в сердце империи, как серая раковая опухоль, вытягивая пищу, воду, металл, веру, надежду… Все Всё для того, чтобы бесконечно насыщать планету, которая отказывается признать свою смерть.
Мысль не из приятных.
Лотара запустила повтор сообщений с контрольной панели в подлокотнике трона и начала просматривать разведданные, добытые с поверхности в последние несколько часов с помощью вокс-паразитических систем ''«Завоевателя»''. Ее внимание Внимание капитана привлекло одно из последних сообщений, помеченное цепочкой хтонийских рун.
Она ввела код доступа. Гололит мигнул. Изображение дернулосьдёрнулось, сменилось другим и наконец пришло в норму.
Проекция, еще ещё менее материальная на вид, чем раньше, засветилась анемично-голубым светом; в ее её неверном тумане появились фигуры силуэты и лица. Фигуры стояли широким кругом, будто некий бестелесный совет. Прошло несколько секунд, прежде чем Лотара поняла, что она видит.
Она знала многих из этих воинов, если не лично, то по внешности и репутации. Там были находились Фафнир Ранн и Сигизмунд, — оба выкроили по нескольку несколько драгоценных минут от защиты своих бастионов. Эти двое казались призраками призраков; они , поскольку присутствовали на собрании в виде голо-проекцийголопроекций, а не физически. Остальных было видно лучше: увечный капитан Зефон стоял рядом с капитаном Амитом в неплотном строю командиров Кровавых Ангелов. Рядом, среди пары сотен офицеров Имперской Армии, возвышались несколько легионеров из Имперских Кулаков и Белых Шрамов.
Никто не улыбался. Никто не шутил. Все смотрели молча. В центре круга примарх Сангвиний вглядывался в подвижную, разворачивающуюся вращавшуюся на глазах карту Внутреннего Дворцадворца. В центре гололита зыбко, но стоически светился образ Палатинского района Санктума Санктум Империалис.
Лотара тихо выругалась. Они врезались в самое сердце коммуникаций защитников. Сигнал исходил из сторожевой башни на вершине Дельфийского укрепления – Дельфийской стены — это был чертов чёртов военный совет на последней стене! С помощью систем трона она проверила архивные данные: сообщению было не больше получаса.
Лотара завороженно заворожённо смотрела, как карту приближают и наводят резкость. Фокус на Палатинское Кольцо: кольцо — неприступные бастионы, окружающие самый Санктумокружавшие самое Святилище. Еще Ещё ближе; карта разделяется на множество небольших изображений, на которых где можно различить руины и следы порчи между бастионами. Отдельно от них – укрепленные — укреплённые районы на периферии, где все еще всё ещё сосредоточены значительные имперские силы; на этих изображениях картинах ничего нельзя различить, они зашифрованы. Это всего лишь клочки информации, части большой картины. Сколько миллионов еще ещё сражаются во Внешнем Дворце, дворце и сколько биллионов миллиардов разбросаны по остальной Терре, ведя свои собственные войны?
Такой масштаб был превыше ее выше её понимания – превыше — выше понимания всех, кроме, возможно, феноменальных умов Магистра Войны магистра войны или Рогала Дорна, – — но она Лотара снова и снова задумывалась о тех, кто бился в смертельных схватках вдали от последней крепости. Каждая из этих войн была так же важна, как и сражение при Дельфийском укрепленииДельфийской стене, ибо они удерживали воинство Магистра Войны Луперкаля от сбора к последней битве.
Проекция Фафнира Ранна обратилась к совету; осажденный . Осаждённый бастион Бхаб вспыхнул на карте напряженным напряжённым оранжевым цветом.
Сангвиний кивнул. Лотара ясно видела, что большего он примарх и не ожидал.
Сангвиний покачал головой; на . На его лице, обрамленном обрамлённом золотистыми волосами, было застыло ласковое и усталое выражение.
Гора АстрономиконАстрономикан, которую враг пока не беспокоил, светилась приглушенным приглушённым белым светом, практически почти единственная в своей нетронутости. Изображение Темного Мутное изображение Тёмного Ангела, Корсвейна, было мутным, расплывчатымрасплывалось, как призрак; . И из-за большого расстояния связь прерываласьработала нестабильно.
В ответ на предложение Темного Тёмного Ангела Сангвиний покачал головой.
Корсвейн ответил с видимым нежеланием, едва слышно из-за помех:
Лотара сглотнула, услышав решимость и принятие собственной судьбы в голосе Великого Ангела. С каким же достоинством он держался, несмотря на поражение.поражение…
Следующим был Кишар Колоссеум, куда Рогал Дорн бесконечно направлял подкрепления; в бастионе нашли приют беженцы со всех концов Внутреннего Дворцадворца. На карте он был подсвечен безнадежным безнадёжным красным. Полковник Имперской Армии, отвечающий отвечавший за его оборону, дал неутешительный прогноз, пока полевой медик перевязывал ему лицо. Он полагал, что к завтрашнему вечеру им придется придётся сдать последние позиции.
Сангвиний сделал дал знак другому офицеру, женщине, под командованием которой находились вокзал Сарку-Лайата и пара сотен прилегающих прилегавших к нему улиц. Сарку-Лайат когда-то был районом, где жили миллионы счастливцев, достаточно богатых для того, чтобы поселиться во Внутреннем Дворцедворце. Теперь же он пульсировал чернотой; на топографической съемке съёмке его ландшафт уродовали кратеры, оставшиеся после чудовищных разрушений. Сарку-Лайат уничтожила не орбитальная бомбардировка, а падение одного из кораблей Хоруса во время осады Последней стены.
Лотара видела, как погиб корабль: сорвавшись с орбиты, линкор Пятнадцатого XV легиона ''«Королевский дешрет<ref>Дешрет — красная корона Нижнего Египта</ref>» дешрет»'' пронзил атмосферу, столкнулся с защитной эгидой Дворца и разлетелся на куски, которые обрушились на жилые кварталы и убили почти двадцать миллионов человек человек за один удар сердца. Еще Ещё больше сотрясений. Еще Ещё больше пыли. Еще Ещё больше всего того, что ослепляет и оглушает, еще ещё один знак препинания в истории о гибели планеты.
Офицер-командующая боями в руинах Сарку-Лайата не смогла наладить устойчивую вокс-связь с советом; она . Женщина передала краткое текстовое сообщение, из которого следовало, что ее её подразделения не имеют возможности покинуть свои окопы и добраться до Санктума.
Так оно и продолжалось. Каждый бастион, каждый сектор, каждый район Внутреннего Дворца был дворца находился в осаде, в сердце своей собственной войны. Большинство не смогли даже установить вокс-связь, а те, кто смогкому удалось, умоляли о помощи, которая не придетпридёт. Санктум не в состоянии был отозваться ни на один из все всё более отчаянных запросов о подкреплениях.
Защитники были оказались в безвыходном положении. Им оставалось сделать всего несколько ходов, и игра закончится. Как же они дошли до такого, подумала Лотара. И как дошла до этого она сама?
Когда Ангрон поклялся в верности Хорусу, когда он заставил легион сражаться против Императора, Лотара проглотила свои слабые сомнения без особой борьбы. Что она должна была сделать? Восславить имя далёкого монарха и повернуться спиной к мужчинам и женщинам, рядом с которыми всю жизнь проливала кровь? Оставить командование ''«Завоевателем»'' ради сомнительной чести поклясться в верности Императору-неудачнику? Хорус не имел себе равных: полководец . Полководец из полководцев, Магистр Войны магистр войны Империума. Служить ему – это — честь; , занять столь высокий пост в знак его доверия – — счастье, которое невозможно описать словами. Некоторым хватило бы и этого, но Лотара выбрала свой путь из-за тех, кто был рядом с ней. Она жила и дышала ради воинов из легиона Пожирателей Миров. Она годами проливала кровь рядом с ними, оберегала их с орбиты и опустошала миры, что отказывались им подчиниться. Всю свою жизнь она почитала их принципы и цели. Она уважала и их, любила их, и, в свою очередь, наслаждалась их уважением.
Но более всего она доверяла им.
Им. Не Императору. Она доверяла Кхарну, и Каргосу, и Ангрону, и самому Хорусу. Она доверяла своей команде и другим капитанам их флота. И если ей суждено будет умереть, она умрет умрёт рядом с теми, кого любит и кому доверяет. Можно ли представить смерть прекраснее?
Снова показалась Терра – — серо-коричневая жемчужина сомнительной ценности. Она была Планета уже мертва, задохнулась от яда гордыни, но щупальца варпа все всё так же сжимали планету Тронный мир в своих цепких объятиях, как будто там было еще оставалось ещё что душить.
Лотара теряла ясность сознания от слабости и обезвоживания. Теперь ей было хорошо знакомо это ощущение. Она сглотнула ком в горле и заставила себя снова посмотреть на гололит.
В конце импровизированного совета не было прозвучало никаких вдохновляющих речей. Сангвиний приказал офицерам вернуться к своим обязанностям на стенах. Возможно, несколько месяцев назад эти люди источали бы тревогу; возможно, страх оставил бы на их лицах свой иссушающий след, но война избавила их от этого. Они выжили. Им повезло. Они выдержали всевсё. Эти люди видели и испытали слишком много, чтобы трястись от страха, когда за их спиной последняя стена.
Внутри нее Саррин что-то встрепенулось. Что-то — нечто немощное, давным-давно омертвевшее, похороненное в пыльной дыре на месте ее её совести.
Они должны были казаться жалкими. От них, осажденных осаждённых в своих бастионах, окруженных окружённых ордой Магистра Войнымагистра войны, медленно умирающих от голода, должно было смердеть отчаянием. Лотара должна была хохотать, глядя, как они выпрашивают друг у друга подкрепления, которых не будет.
Но нет.
Какими же отважными они казались. казались… Даже дойдя до грани полного истощения, они не сдавались. Снова и снова отступая, оттесненные оттеснённые за последние стены, они были готовы защищать то, во что верили, и умирать за это. Для них не имело значения, что империя, за которую они сражались, состояла из лжи и утаенной утаённой правды; они вынесли полгода ужаса, непрерывных атак и бойни планетарного масштаба во имя верности. С этой точки зрения их наивность была скорее трагической, чем смешной.
Она внезапно почувствовала, что должна быть с ними. С этими усталыми, изможденнымиизмождёнными, обреченными обречёнными дураками. Она хотела стоять рядом с ними и…
И что? Для сожалений уже слишком поздно.
Лотара вздрогнула; ее смятение . Смятение несколько улеглось, хотя хоть и не прошло полностью. Она поискала взглядом Кхарна, но того нигде не было.
Секундой позже ожил общий вокс-канал флота; — он пробудился с протяжными, точно крики новорожденногоноворождённого, звуками помех. Над мостиком ''«Завоевателя» '' заскрежетал голос Хоруса Луперкаля, отдаваясь эхом на каждой командной палубе армады. Он произнес произнёс всего пять слов, но это была самая длинная речь из всех, что верные Магистру Войны магистру войны войска слышали от него в последние за целые месяцы.
== '''ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЁРТАЯ. Владыка Красных Песков''' ==
''Ангрон''
Он убивает. Убивает. Убивает.
Конец близок. Это он знает точно; , это крупица реальности, застрявшая в его пропитанном не-реальностью мозгу. Конец близок. Осталось всего лишь несколько часов, хотя он больше и не понимает концепцию времени так, как раньше. И все всё же он знает, что конец близок, и поэтому он охотится – — не только для того, чтобы поддержать свои силы, но и для того, чтобы избежать распада.
Его плоть – — не плоть более; метафизическая . Метафизическая субстанция, из которой состоят его мышцы, никогда не устаетустаёт. Его дыхание – больше не воздух, что входит в его уста, когда он говорит и дышит. Теперь он порывами вбирает в себя запах крови и вонь праха, а его могучий выдох так раскаленраскалён, что воздух перед ним дрожит, как перед открытой топкой. Усталость для него – всего лишь воспоминание, настолько поблекшеепоблёкшее, что кажется, будто прошли столетия с тех пор, как он чувствовал ее её в последний раз; он не может даже вообразить еееё, не то что почувствовать.
И все всё же…
Распад его тревожит. В те моменты, когда он не сражается, в те секунды – — не дольше удара сердца – в которые , — когда он не охотится, он чувствует, что связь между атомами, составляющими его сущность, слабеет. Будто они могут разлететься во все стороны, развеяться по ветру.
Он принимает это. Он не знает, почему так, но принимает это – — как ребенок ребёнок принимает на веру, что родители знают лучше, как человек принимает, что ему нужно есть, дышать и спать. Так уж все всё устроено.
Но есть и моменты покоя. Их все всё больше. Они наступают, когда он обращает свой взгляд к стенам последней крепости. Они приходят, когда он видит разбросанные по мертвой мёртвой земле тела ангелов в алом керамите. В эти редкие моменты, которые, однако, случаются все всё чаще, он понимает, что не всегда был таким. Раньше он был другим существом – — слабым, ограниченным силой своих мышц и костей. Он бы был существом – — ''нет, человеком, я был человеком, верно? – '' — порабощённым болью.
Но это было тогда, а сейчас все всё по-другому. Он больше не то существо. Ему нельзя больше быть тем существом. Что-то ещеещё, что-то невероятно огромное, как буря, что пожирает все всё небо, и даже еще ещё громаднее, не позволяет ему быть тем, кем он когда-то был.
То, что еще ещё осталось от его личности, считает себя Владыкой Красных Песков; — в остатках его сознания это нечто среднее между «человеком» и «существом». Этих вспышек осознанности хватает только лишь на то, чтобы поманить его пробуждением, но они тут же растворяются в бурлящем вареве его нетерпения. И снова ярость, снова охота, снова он убивает, чтобы уберечься от распада.
Он убивает. Убивает. Убивает. Он нисходит с небес на колонны беженцев и подкреплений, в самую их гущу, оставляя в грунте воронки, терзает плоть, и кость, и железо, и камень, насыщает воздух брызгами крови, и земля становится темной тёмной от льющейся жизненной влаги. То, что он делает – , — свято; он не знает почему, знает только, что это так. Это молитва богу, которого он не признаёт сердцем, молитва веры, которой он не ощущает, и песнь его резни возносится в вышние пределы.
Он знает, что нужен другим, — тем, кто слабее его, — для последнего штурма. Даже такое обрывочное представление долго было ему не по силам. Это еще ещё одна перемена, еще ещё одно отличие, которое принесла близость конца. Он нужен тем, кто слабее. Да. Их голоса славят его, подобно еще ещё одной молитве.
И это так странно. Даже сквозь гнев – — почти единственное, что ему дозволено чувствовать – , — кажется странным, что они превозносят его, эти смертные берсерки, те, кто зовет зовёт себя его сыновьями. Те, кто стремится к апогею, которого он уже достиг. Но он не может остаться с ними надолго. Он должен охотиться. Он должен рвать, и крушить, и когтить, и убивать. Каждый раз, стоит только ему присоединиться к своей растущей орде, боль распада начинает терзать его тело. Каждый раз, стоит ему продвинуться к последней стене – Дельфийское укрепление— ''Дельфийской, оно она называется Дельфийским укреплением – его Дельфийской,'' — движения замедляются, слабеют, становятся неуверенными… Под неминуемой угрозой распада какая-то невидимая сила удерживает его от нападения, сдирает не-плоть с материи, в которую превратились его кости. С воплем он отступает – — назад, к охоте.
Он не может атаковать последнюю крепость. Еще Ещё нет. Его сыновья, слабые в своей телесности, должны преодолеть стену. И тогда… и тогда…
''Крылья.''
''Белые крылья.''
''И золотой ангел.''
Да! Да! Что за смерть это будет! Что за кровь прольетсяпрольётся! Ее Её вкус обжигает язык. Ее Её сила льется льётся по жилам. Из его щербатой пасти сочится вонючая кислота, свисают сталактиты слюны при мысли о грядущей смерти ангела.
''Убей его.''
Да. Он убьет убьёт его. Но не сейчас, сейчас он не может.
''Убей его для меня.''
Существо, что было когда-то Ангроном, трясет трясёт чудовищной головой, отравленные косицы разлетаются в стороны с металлическим бряцаньем.
''Убей его для меня, Ангрон.''
Чей это голос? Кто говорит, кто нашептывает нашёптывая свои замыслы кипящему вареву его сознания? В помраченном помрачённом рассудке демона – , Владыки Красных Песков – , всегда звучат неясные, бессмысленные голоса его сынов, но это не голос дитяти у ног отца. Это приказ, давно назревшая и, наконец, высказанная необходимость.
Демон взмывает в небеса, и земля содрогается. Воздух раскалывается, когда он преодолевает звуковой барьер.
Чей это голос? Ни в небе, ни на кишащей ордами земле он не видит никого, кто мог бы произносить эти слова.
''Убей его для меня, Ангрон. Повергни его на ступени последней крепости и распахни Врата врата Вечности. Нашим отцом займусь я. Тебе нужно только убить нашего брата.''
Эти слова кажутся… знакомыми. Он ощущал их тысячу раз, а может быть, десять тысяч, но тогда они были всего лишь одним из примитивных желаний, что бурлили в его крови. И все всё же он знал их. Он чувствовал их. А теперь он их слышит.
И в этот момент, в момент сближения, когда говорящий тянется к нему, Ангрон тянется в ответ. Со стороны его демонической части это не жест любви или доверия, но предостерегающий оскал. Владыка Красных Песков тянется к говорящему, и видит, и знает правду о душе говорящего.
Говорящий верит, что он человек. Он верит, что он – брат Ангрона Хорус. Это не так. Говорящий верит, что его судьба – — занять трон, и, хотя его притязание на обреченный трон обречённый престол может быть и правдиво, он больше не человек, и едва ли он Хорус. Ангрон изменился; : вещество , что составляло молекулы тела примарха, претерпело трансмутацию, метафизическое слияние. Но с человеком, которому принадлежит голос, случилось другое. Он был опустошенопустошён. Он – — оболочка для четырех четырёх сущностей, марионетка, пляшущая по воле четырех космических кукловодов. Он – — иллюзия личности, что скрывает дыру в реальности.
'''''«Хорус?» – ''''' — думает Владыка Красных Песков. Это первая ясная мысль демона за долгое, долгое время.
+Да, брат. Император слабеет. Магнус скоро уничтожит невидимый щит. Я готовлюсь к высадке. Ждать осталось недолго. Ты мой герольд, Ангрон. Предай разорению Дельфийскую стену. Вырви белые крылья из спины Сангвиния и распахни Врата врата Вечности. Убей Ангела, и ты насытишься. Обещаю.+
Там было что-то ещеещё, голос сказал что-то ещеещё, но смысл ускользает от него. ускользает… Он снова растворяется в клокочущем сумбуре того, что сходит за разум Ангрона. Владыка Красных Песков преследует потоки жизни, которых он не видит, но чувствует их; он устремляется вниз – — он охотится, чтобы насытить себя и бога крови и войны, которому служит, сам того не зная.
Он видит еще ещё один конвой, но осознает осознаёт это только в самом примитивном смысле – — перед ним добыча, а на добычу надо охотиться. Защитники вступают с ним в бой, стараются отпугнуть его ураганом лазерного огня, волкитных лучей и градом болтерных зарядовснарядов. Они ничего не добиваются, но ему больно; любопытная . Любопытная вещь – — боль, которую испытывает бессмертное существо. Владыка Красных Песков чувствует боль, как и любой смертный, – — клинок, вонзенный вонзённый в его мутировавшую плоть, ранит так же, как если бы он был человеком – , — но может терпеть ее её бесконечно. Его нервы пылают; , и этот стимул пробуждает к жизни визжащую машину боли в его мозгу. Однако боль не останавливает его, как она могла бы остановить живое и думающее существо, которое знает, что может погибнуть.
Он размахивает черным чёрным клинком направо и налево, забыв о том, что раньше в совершенстве владел оружием, — да ему теперь это и не нужно. Его размеры и сила делают бессмысленными любые поединки; его . Его разум берсерка более не заботит искусство боя.
Он убивает. Убивает. Убивает. Тех, кто бежит от него, приканчивает орда, что катится в его тени. Тех, кто встречает его лицом к лицу, ждет ждёт смерть.
Капрал Марлус Зенир взлетает в воздух, лазвинтовка лазерная винтовка выскальзывает из его руксолдата. Он понимает, что его ждетждёт, всего за несколько секунд до того, как встретить свою судьбу, и сжимается в безмолвном ужасе, когда под ним раскрывается пасть. Потом все всё становится влажным, красным и обжигающе горячим. Вокруг него смыкаются податливые стены, вышибая воздух из легкихлёгких, ломая плечевые кости. Едкая слизь, что покрывает пищевод чудовища, разъедает его руки, протянутые к бессветной черноте Ангроновой глотки, но Зенир еще ещё жив, он еще ещё не умер, плоть его . Плоть рук темнеет, и пузырится, и лопается, и ему . Ему так больно, что крик достигает предельной силы и обрывается. Все Всё это время он смертный скользит вниз, в еще чернейшие пределы, и тело твари сжимает его со всех сторон. Все Всё ниже и ниже, к пародии на пищеварительный тракт безумного бога, где его ждут кости мужчин и женщин, которых он хорошо знал.
После того, как капрал Марлус Зенир оказывается в чаше с протоплазматическими пищеварительными соками, у него остается еще остаётся ещё семь секунд нежеланной жизни. Он скрывается под поверхностью, выныривает в виде кричащего красного черепа с плотью, сползающей с костей, и погружается снова. На этот раз навсегда.
Владыка Красных Песков знает об этой драме только лишь с точки зрения позиции собственного отвлеченного отвлечённого удовлетворения. Ангрон убивает. Скоро невидимый и неслышимый щит падетпадёт. Скоро он продвинется к Дельфийскому укреплениюДельфийской стене. А пока он убивает.
Он убивает. Убивает. Убивает.
«Не смотреть вверх».
Приказ пролетел по рядам защитников, его передавали то вслух, то шёпотом. Легко отдать такое распоряжение, но трудно выполнить. Какое бы калейдоскопическое безумие ни пришло на орбиту, теперь оно пускало корни в небесах Терры. Оно затронуло пепел в воздухе, истончив его, высосав из атмосферы, обесцветив остатки. Оно превратило разреженную пыль в зловонный туман, переливающийся безымянными бледными цветами.
Завтра все, кто может держать оружие, будут на стене.
Сотни Кровавых Ангелов, Имперских Кулаков и Белых Шрамов находились в помещении, ранее известном как мемориал героев Объединительных Войнвойн. Теперь оно было битком набито воинами, которые занимались последними приготовлениями к битве, каждый – — в кольце рабов и сервиторов. Во всех комнатах, залах и коридорах Дельфийской Цитадели цитадели происходило то же самое, как и на всем всём протяжении стены под истерзанными небесами. Большая часть легионных офицеров все еще всё ещё оставалась в цитадели после сбора, на котором Сангвиний отдал им последние приказы.
Так странно – — его окружало множество людей, и все всё же он ощущал свою отдельность от них. Все были пребывали на грани полного истощения. Все теперь боролись сами по себе. Приказы и дисциплина почти ничего не значили. Две армии сойдутся в смертельной схватке и будут перемалывать друг друга до тех пор, пока одна из них не сможет больше удерживать позиции. Кровавый Ангел находил определенное определённое утешение в этой варварской простоте.
Когда пришло время для собственных сборов, он отправился в цитадель, где его ожидали трэллы. Зефон стоял с опущенной головой и вытянутыми в стороны руками. Поза, которую Астартес астартес обычно принимали, когда их облачали в доспехи броню или проводили техническое обслуживание, неосознанно воспроизводила жертвенный символизм распятого полубога древних катериков. Он молчал, пока трэллы выполняли свою кропотливую работу: — промывали запекшиеся запёкшиеся раны стерильными губками и снова подсоединяли броню куда положеночасти доспехов. Они прилаживали пластину за пластиной, вводили контакты в телоконтакты, подключали интерфейсные иглы к черному чёрному панцирю, имплантированному под кожу. Там, где кожи не было кожи, где плоть и кровь заменял металлический композит времен Темной Эрывремён Тёмной эры, броню закрепляли крепили с помощью адаптивных магнитов и дополнительных разъемовразъёмов.
Это были такие же звуки войны, как выстрелы или звон мечей, время которых еще ещё не пришло. Это было соло перед тем, как вступает хор.
Зефон прислушивался к знакомой песне войны; для . Для трэллов он выглядел так же, как и всегда. Но они помощники не могли заглянуть в его разум, а там засела новая мысль, что порождала дальнейшие размышления.
Ему предстоит умереть.
Принятие собственной смерти, ее её ожидание, подготовка к ней вполне соответствовали мировоззрению Легионес Астартес. Они Космодесантники были особым видом существ, рожденных рождённых и трансформированных для смерти в бою. Они не сомневались, что погибнут на войне; , — вопрос был только в том, на каком именно поле битвы они испустят свой последний вздох.
Но быть уверенным в неизбежности смерти – — это одно; столкнуться же с ее её неотвратимостью – это — совсем другое. Он Зефон мог погибнуть сегодня, а если нет – — тогда завтра. Осознание того, что его жизненный путь почти закончен, принесло с собой необыкновенную ясность. Перед глазами снова и снова проходили важнейшие моменты жизни, он вызывал их в памяти с задумчивым смирением. Ни сожаления, ни горе не угрожали больше поглотить его. Он размышлял над решениями и действиями, которые привели его сюда, не с мелодраматическим пафосом, а с холодной объективностью.
В сущности, он умер уже давно.
И не одной смертью. Впервые он умер, когда получил ранение, после которого не смог больше служить в легионе. Вторая смерть была внутренней, когда перестал к чему-либо стремиться и потерял себя. Потом он погиб на Горгоновом рубежеПреграде Горгона, спасая вопрошающую Церис Керис Гонн. Его Его тело было мертво, из-за заваливших его обломков стены он впал в состояние анабиоза – на грани жизни и смерти.
Ни разу он не погиб в бою. Ни одна из этих смертей не была славной. Ни одна не была достойна того, чтобы ее её внесли в летописи. Теперь он жил снова, дважды воскрешенный Аркханом воскрешённый Арханом Лэндом, : в первый раз – — благодаря его уникальной бионике, затем, всего несколько дней назад – , — вопреки риску пробуждения из стазиса.
Когда Шафия чинила несколько порванных кабелей в фибросвязке брони вокруг одного из бицепсов, он заметил свое отражение в ее её отполированном нагруднике. Это было лицо Кровавого Ангела – — лицо, общее для всех Кровавых Ангелов, но в его чертах не было ни следа индивидуальности. Он смотрел на себя, на свое собственное лицо, и видел любого из сотен тысяч братьев.
Но это было правильно, разве не так? Единство в братстве. Единство в смерти, в частности в старых ритуалах Несмертного Легионалегиона Неумерших, которые воины все еще всё ещё втайне совершали, хотя давно носили красное, а не серое.
Кем он был? Действительно ли человек – — сумма его действий? Были ли все люди всего лишь суммой их действий поступков и решений? Если так, то он принял очень мало решений, — если не считать тех, что касались стратегии на поле боя. Он был настолько же инструментом, насколько и человеком, настолько же оружием, насколько живым существом. И, разумеется, он был ''холодным '' оружием. Его это всегда устраивало. Даже сейчас. Но теперь, перед лицом смерти, его душу леденила мысль о том, что в этот момент на его месте мог быть оказаться любой из братьев, и его томили бы те же чувства. Эта неотличимость всегда казалась ему силой и сутью их единства – — быть всего лишь одним из винтиков в машине праведного гнева.
Но теперь он сомневался. Единство это или всего лишь единообразие? Или даже нечто вовсе бесполезное? Все Всё в жизни Зефона вело его к этим последним часам, но что отличало его от остальных братьев? Что делало его им самим?
Он смотрел на искаженное искажённое отражение в нагруднике Шафии, зная, что где-то за этим ангельским образом скрывается лицо мальчика, которым он когда-то был, и мужчины, которым ему не позволили стать. Но никак не мог их разглядеть. Ни единой черты.
Эта мысль пришла непрошеной, но он не стал ее её прогонять. Подняв голову, он посмотрел на Амита, который стоял в противоположной стороне зала, тоже окруженный окружённый трэллами. Это его брат, равный по положению, человек с его лицом. Кожа Амита Нассира темнее, и еще а ещё больше их отличают шрамы: ни один воин не носит на себе точно таких же отметин, как и его братья. Кроме того, Амит Расчленитель выбрил голову, и хотя Зефон приказал трэллам подстричь свои когда-то длинные локоны покороче, все всё же он сохранил их темный шелктёмный шёлк. И все всё равно, как большинство Кровавых Ангелов, они могли бы быть близнецами.
Амит всегда казался ему таким… живым. Даже сейчас, когда Нассир просто стоял и молча размышлял, он выглядел кем-то большим, чем просто воин или офицер. Амит имел свои привычки; : он стискивал зубы, когда раздражался, ворчал, когда ему было скучно, и крутил головой, пощелкивая пощёлкивая позвонками, когда засиживался на долгих совещаниях. В его глазах часто было заметно мелькало напряжение сдерживаемого гнева. Амит был Кровавым Ангелом, но он был и самим собой, он . Расчленитель настолько не вписывался в шаблон Легионес Астартес, что Зефону о таком приходилось только мечтать.
Но Зефон снова удивил их, когда тихо сказал:
На ближайшем ящике лежали три лазвинтовки, каждая со штыком, к каждой прилагались пистолет, чехлы и кожаная перевязь. Они были стандартного образца, побитые и потрепанныепотрёпанные, так что нетрудно было домыслить их истории: подняты с трупов и розданы живым.
— Это ничего, повелитель. К чему вам обращать внимание на такие вещи.
Но Зефон продолжал наблюдать за ними, как никогда раньше прежде заинтересованный тремя смертными, что помогали ему служили. Удивительно, как постарели Шафия и Эристес. Удивительно, как Шенкай походил на них обоих. Он впервые увидел Шенкаяюнца, когда тот был подростком – — тощим как жердь мальчишкой, который поступил к нему на службу как ученик родителей, проведя первые годы в корабельных яслях для трэллов. Еще Ещё раньше он узнал, что Шафия беременна, но его беспокоило только одно: сможет ли она исполнять свои обязанности как прежде. К ее её чести, она смогла. Зефону ни разу не пришлось сделать ей делать замечание или отметить отмечать в уме какой-то промах. Некоторое время спустя он начал замечать ребенкаребёнка, бегающего за трэллами. Вот и всевсё. Он почти ничего не знал о мальчике. Ни разу не подумал о нем нём спросить.
Эристес и Шафия служили ему десятилетиями. До них ему служили Гиу и Шен-Ру-Лай, родители Эристеса. Как быстро прошло время.
Это жалкое обещание могло добавить к их жизни не больше нескольких часов, и Зефон поморщился при мысли о том, насколько оно бесполезно. Когда падет Дельфийское укреплениепадёт Дельфийская стена, падет падёт и Санктум – — не пройдет пройдёт и дня. Незавидный подарок, но это было всевсё, что он мог им дать.
Он не ожидал такой отваги и был польщен польщён их преданностью. И все всё же он задумался, так ли уж тверда их решимость. Неужели Шафия и Эристес не хотели бы, чтобы их сын насладился еще ещё несколькими часами жизни? Или они гордились тем, что он стремится к такой смерти?
И снова между тремя рабами промелькнуло мгновенное мимолётное замешательство. Они продолжали свою работу, но Зефон видел в их поведении признаки, выдающие выдававшие волнение: вставшие дыбом волоски на руке Шафии, звук, с которым Шенкай сглотнул комок в горле, сжатые губы Эристеса, сильнее обозначившиеся морщинки в углах его рта. Человеческие реакции. Инстинктивные сигналы дискомфорта.
Когда они подняли нагрудную пластину на место, он легионер сказал:
Он не видел выражения лица Шенкая, но слышал, как голос молодого человека стал глубже из-за обуревающих обуревавших его чувств.
Зефон не смог найти достойного ответа достойный ответ перед лицом такой наивной преданности. Он позволил им закончить обряд облачения в тишине, прислушиваясь к музыке крови, пульсирующей в их жилахлюдей. Сотни Мимо, занимаясь последними приготовлениями, проходили сотни солдат, гражданских и сервиторов проходили мимо, занимаясь последними приготовлениями.
— Это вы Зефон?
Кровавый Ангел кивнул.
Женщина подошла поближе , и, о чудо, она улыбалась. Усталая, но все всё же настоящая улыбка – — здесь, в самом неподходящем для этого месте.
— Это благодаря вам, – Церис . — Керис протянула руку и коснулась его лица. В этом жесте не было чувственности, скорее осторожное любопытство. Она Женщина провела кончиками пальцев по линии скулы и челюсти, ; материя перчатки казалась еще ещё темнее на фоне его белой кожи. — Я так и не видела вашего лица. Вы и вправду похожи на других. Но вы бледнее. Я почти могу разглядеть вены на щеках… и глаза у вас светлее. Вы выглядите мягче, чем некоторые из ваших братьев.
Была ночь… то есть относительная ночь. И день, и ночь теперь выглядели одинаково – — как фиолетовый закат.
Небо, на которое все старались не смотреть, раздирали электромагнитные помехи, танцующие зарева, созданные из скверны варпа и отраженного отражённого огня тысяч других войн на поверхности планеты. Зефон уже видел, как из-за присутствия на орбите огромных флотов возникали атмосферные возмущения, и это был не тот случай. Низко над горизонтом, над далекой далёкой ордой, окружающей окружавшей Санктум, он замечал туманные по форме и богоподобные по величине фигуры, что когтями и зубами пробивались сквозь тучи. В последний раз, когда он посмотрел прямо вверх, в штормовой черноте кружил почти человеческий череп в полнеба размером. Его челюсть двигалась на сухожилиях из клубов дыма. Из пустых глазниц слабо поблескивали поблёскивали чахлые звездызвёзды. Потом, то удаляясь, то приближаясь, он исчез, растворился в грозовых тучах. Зефон не стал ждать, что появится следом.
Рядом с техноархеологом стояла солдатженщина-скитарий. Она и тоже молчала. Зефон не знал, почему – — потому , что ей было нечего сказать , или потому , что она была из тех, кто не мог говорить. Вроде бы почти никто из них не мог. Сапиен, обезьяноподобный, сидел на ее её наплечнике. Он Зверь бесцельно проводил своими до странности человеческими пальцами по царапинам на ее её шлеме, будто составлял в уме их карту.
Зефон поприветствовал его щелкающим щёлкающим звуком, одним из тех, что обезьянка иногда издавала. Сапиен глянул на негокосмодесантника, повторил тот же звук и продолжил свое своё исследование скитариева шлемаголовы скитария.
Мимо проходил титан, совершая обход вокруг стены. Это была одна из богомашин Игнатум, ее но её красно-желтая жёлтая геральдика почти облезла из-за месяцев битв и пыли в воздухе. Земля дрожала в согласии с ее её медленной поступью. Силовые кабели свисали с соединений брони, словно растянутые вены. Руки титана с со встроенным в них оружием могли сравнивать с землей стирать в порошок жилые башни, но сейчас они стонали под собственным весом – — так ослабила война плечевые механизмы.
На корпусе машины, выведенное облупившейся бронзой, красовалось ее её имя: ''«Иракундос» – «Вспыльчивый»'' — «вспыльчивый». Она казалась такой же изнуреннойизнурённой, как люди, которых накрывала ее её тень. И почему-то такой же нетерпеливой.
Зефон отвел отвёл взгляд от титана и посмотрел на стену – — влево, потом вправо. Бросались в глаза поблекшие поблёкшие в битвах цвета доспехов Астартесастартес, поредевшие отряды которых принимали по готовности новые подразделения, а редкие всплески золота отмечали последних выживших Сестер Сестёр Безмолвия и кустодиев.
Прогнозируя, какую форму примет война, когда достигнет этого рубежа, Дорн сделал все всё возможное, чтобы последние защитники готовы были встретить наступающую на них орду. Подстраховка следовала за подстраховкой. Стену напичкали оборонительными турелями, укрепили многочисленными слоями пластали и рокритаскалобетона, превратили в бастион, который защищали более ста тысяч воинов, дислоцированных во Внутреннем Санктумев Святилище. Кустодии. Сестры Сёстры Безмолвия. Кровавые Ангелы. Белые Шрамы. Имперские Кулаки. Солдаты Имперской Армии. Беженцы. Гражданские. Все они плечом к плечу стояли в тени присматривающих присматривавших за ними титанов.
По верху стены размещались батареи ПВО. Встроенные в стену колыбели для титанов, в которых где стояли богомашины Легио Игнатум, были защищены массивными пустотными щитами и готовы приступить к ремонту подопечных, как только титаны машины вернутся в свою обитель. На поверхности бастионов виднелись посадочные площадки, где заправлялись и готовились к вылетам штурмовики и низковысотные истребители. Сложный комплекс машинных духов, вмонтированный в наиболее укрепленные укреплённые участки стены, управлял сетью противоартиллерийских орудий: он выдавал постоянно обновляющийся обновлявшийся поток данных, который командовал движением тысяч оборонительных батарей и источников отражающего поля. Дельфийское укрепление готово было Дельфийская стена была готова перехватить вражеский огонь в любом виде – — физического ли обстрела или завывающей энергии. Вдобавок ко всему, за спинами защитников вышагивал специально оснащенный оснащённый титан класса типа «Разжигатель Войны» войны» ''«Малакс Меридиус»''; нацелив все свои вооружения вовне, он патрулировал территорию между Санктумом и укреплениемстеной, чтобы уничтожить любой летательный аппарат или снаряд, который мог прорваться мимо батарей.
Как бы великолепно это все всё ни звучало, Зефон не был слеп к реальности, которая его окружала. Орда, что скоро обрушится на них, сотрет сотрёт с лица земли все эти грандиозные приготовления в течение нескольких часов. Для другого исхода защитников было слишком мало, а врагов – — слишком много.
Их слабостью была арка. Дельфийские Врата – врата — часть укрепления, возведенная возведённая над Великим Путем – были построены проспектом, — строили без учета учёта соображений обороны. Их проектировали для парадов, для того, чтобы солдаты и титаны могли пройти по Путипроспекту, миновать арку и Дельфийское укрепление Дельфийскую стену и подняться по ступеням Королевского Трактатракта. Не предусмотрели ни врат, которые можно было бы закрыть, ни баррикад, которые можно было бы возвести. Десятилетиями арка представляла собой открытый зев, ведущий прямиком к Вратам вратам Вечности.
Когда настало время для подготовки к обороне Терры, Дорн приказал своим военным инженерам встроить в арку одни за другими несколько подъемных подъёмных ворот, которые могли бы перекрывать Путьпроспект, усилить и защитить их настолько, насколько позволяли пределы мастерства Механикусмеханикусов, а потом возвести над аркой укрепленную укреплённую цитадель. Эта цитадель крепость была не просто орудийной платформой, но собором, посвященным посвящённым смерти вражеских титанов.
Орда Магистра Войны магистра войны могла атаковать стену с любого направления, но самая жестокая битва будет здесь, где рубеж слабее всего, вокруг недавно укрепленной укреплённой арки. Здесь защитники собрали львиную долю своих сил. Уже на подходе к вратам орда будет разделена минными полями, огнем артиллерии артиллерией и оборонительных турелейоборонительными турелями, единственная цель которых – — уничтожить всевсё, что приблизится по Великому Путипроспекту. Десятки тысяч захватчиков погибнут, не достигнув даже первых подъемных подъёмных ворот, а за ними теми ждут еще ещё двое, каждые – в шесть метров толщиной, каждые – идеальный очаг — идеальные очаги сопротивления, откуда защитники смогут поливать врагов огнем огнём и насмехаться над ними, если те будут прорываться через одну преграду за другой.
Зефон перевел перевёл взгляд от стены к лежащим за ней пустошам. Сама Там гибла даже земля там гибла. Будто недостаточно было убить на ней все всё живое, сама земля почва потемнела от порчи, превратилась в бугры, ухабы и глинистые выступы. Кратеры от бомбардировок стали лужами дымящейся органической грязи. Даже смотреть на это было больно, так же, как болела голова от взгляда в иллюминатор во время варп-транзитаперехода.
Над рядами врагов воздвиглись силуэты титанов. С каждым часом все всё больше их стекалось от павшей Последней Стеныстены, они и машины группировались для решающего штурма, словно пантеон сгорбленных богов. Дорн поступил правильно, когда удержался от соблазна ввести силы Игнатума Легио Игнатум в бой и сохранил значительное количество их вокруг Санктума в готовности к этим последним дням, но даже богомашины титаны в марсианском красном, что вышагивали рядом с Дельфийским укреплениемДельфийской стеной, теперь были оказались в меньшинстве. Что же до титанов, высящихся высившихся над ордой в своем своём неусыпном бдении… Они отбрасывали странные тени, их спины согнулись в новых положениях, на их «головах» чудились лица с непостижимым уродливым, непостижимым выражением. Некоторые, казалось, состояли скорее из плоти и крови, чем из священного железа. Другие плотоядно взирали на стену; даже с такого расстояния ощущалась их болезненно-животная аура.
А над ними, в ночном небе…
Он снова перевел перевёл взор ниже горизонта.
Ни в одну из этих мыслей Зефон не посвятил Лэнда. Было приятно находиться в компании если не друга, то, по крайней мере, приятеля. Их с Лэндом Арханом взаимоотношения никак не касались войны, а в жизни Кровавого Ангела такое встречалось нечасто. Зефон дорожил этой дружбой, хотя к Аркхану техноархеологу трудно было испытывать симпатию.
Зефон прислонился к зубчатой стене, положив руку в перчатке на верх зубца.
Лэнд снова остановился на середине фразы и испустил очередное долгое «хммм»«хм-м-м».
Зефон почти улыбнулся.
Зефон задумался, как ответить на этот вопрос, и это было странно, потому что ответить можно было только одно.
Трэллы заплели длинные волосы Зефона, чтобы они те не лезли в лицо, и все всё же он отбросил выбившуюся прядь с виска. Он Воин смотрел на расплывчатые силуэты далеко в пыли. Орда пока была находилась за пределами досягаемости стеновых стенных орудий, но каждый из защитников вел вёл в уме безмолвный отсчетотсчёт.
И снова упала тишина. Относительная тишина – — даже на их участке стены были другие солдаты, которые переговаривались неподалекунеподалёку, турели, которые сканировали местность, ветер, который просто дул, и гром артиллерии, который что зловеще доносился с другого конца осажденного осаждённого континента. Но между ними тремя – — четырьмя, если считать Сапиена, которого Зефон, впрочем, всегда считал – , — повисло напряженное напряжённое молчание.
Наконец Лэнд повернулся к нему. В его глазах Зефон легионер увидел жадное любопытство.
Кровавый Ангел склонил голову, наблюдая за маленьким марсианином с бесконечным терпением.
Зефон поблагодарил его.
Кровавый Ангел начал отвечать, ожидая от марсианина знакомой иронии, но старик мужчина вдруг заплакал. Совершенно застигнутый врасплох, Кровавый Ангел Несущий Печаль секунду помедлил, а потом опустился на одно колено, чтобы приблизиться к Лэнду. Он не стал трогать человека. Он знал, как Лэнд Архан ненавидел прикосновения.
Зефон подавил вздох. Глупо с его стороны было поверить, будто в излияниях Лэнда могло содержаться что-то , кроме еще ещё большего тщеславия.
Скитарий, стоявшая рядом, наблюдала на за этой сценой в хрупкой тишине, не проявляя ни неловкости, ни сочувствия. Потом она прикоснулась к Лэнду – магосу — положила железную руку на плечо марсианина. Поразительно, но Лэнд тот с ласковой признательностью погладил эти металлические пальцы. Зефон едва мог поверить своим глазам. ПсиберПсайбер-обезьяна, до того удобно устроившаяся на плече скитария, перепрыгнула на спину Лэнда и нежно зачирикала что-то хозяину.
Вряд ли Лэнд желал, чтобы ему подробно очертили тактическую ситуацию, подумал Зефон. Все Всё и без того было предельно ясно.
Лэнд смотрел на него со смешанным выражением подозрительности и тревоги.
Иногда Зефону трудно было понять, как Аркхану Архану Лэнду, человеку неоспоримой гениальности, может настолько недоставать проницательности.
Зефону не нравилось то, что он уже рассказал, — не пришёл он в восторге он был восторг и от того, что пришлось сказать следом.
Лэнд обменялся взглядом со своей новой приятельницей-скитарием, которая проблеяла что-то на скит-коде, а потом снова посмотрел на Зефона.
Лэнд снова сверлил его взглядом. И снова Кровавый Ангел обнаружил, что понятия не имеет, какой гамбит старик попытается провернуть в разговоре с ним в следующий раз. Взгляд скитария, скрытый за гудящим, недавно отремонтированным моновизором, встроенным в помятый шлем, тоже был направлен на него. Он Легионер никак не мог понять, о чем чём она думает; какими бы ни были ее её мысли и чувства, они, должно бытьвероятно, навсегда останутся тайной. По крайней мере, для него.
Что ответить в такую минуту? Может быть, он должен оставаться Астартес – астартес — непоколебимым до самого конца, скалой, о которую разобьются волны врагов? Конечно, такое непреклонное мужество ободрило бы защитников. Конечно, такой и была его роль как легионера в эти последние дни… разве нет?
Или он должен быть человеком? ПостчеловекомСверхчеловеком, конечно, но сохранившим в себе человечность. Должен ли он признаться, что испытывает эмоции, в которых воины легионов не признались бы ни за что или которые приучили себя не ощущать?
Ответ был очевиден. Он поступит, как Кровавый Ангел. Все остальное оказалось Всё прочее было бы фальшью.
Лэнд уставился на него собеседника немигающим взглядом.
Неожиданно для себя Зефон улыбнулся.
С этим Зефон не мог поспорить. Даже пытаться не стал.
Марсианин все всё смотрел на него, словно стараясь разглядеть что-то в его лице. Чересчур уж долго он смотрел.
Зефон не ответил. Он уже изложил свою точку зрения, которая говорила сама за себя.
Потому что он прав. Эта предательская, чудовищная мысль обожгла его.
Лэнд уже отвернулся, его не интересовало, что Зефон может сказать в ответ. Бронированная рука Кровавого Ангела с мягкой, но непререкаемой силой опустилась на плечо старика.
Лэнд моргнул. Изумление лишило его дара речи, что и в самом деле случалось нечасто.
Лэнд вытаращился на него с раскрытым ртом.
Он отошелотошёл, оставив Лэнда краснеть под взглядами ближайших солдат. Последним, что Кровавый Ангел от него услышал, было умозаключение, которое марсианин техноархеолог высказал своей спутнице-скитарию:
Когда по всей Дельфийской стене прозвучал сигнал к подъёму, скитарий ухватила свою новую винтовку за ремень и поднялась на металлические ноги. На самом деле она не спала — во всей полноте этой роскоши создатели ей отказали, — просто дремала, прислонившись к парапету между двумя бойницами. Вокруг сотни солдат делали то же самое: хватались за оружие, стряхивали остатки неглубокого сна. Архан Лэнд, прикорнувший на мраморном полу в своём ветхом плаще, заворчал, отказываясь вставать. Сапиен проявил много больше энтузиазма. Обезьяноподобный вспрыгнул ей на плечо и зачирикал простенькие фразы на скит-коде.
Трансакта-7Y1 подтвердила, что да, началось.
Глаза Лэнда марсианина расширились от страха, но этот страх был притуплен притуплён тем, что могло возобладать над любыми эмоциями. Усталость пересиливала все всё остальное, тело и разум не могли отдать больше, чем уже отдали, и Аркхан отчего Архан Лэнд уже выглядел полумертвымполумёртвым. Провести в этом безумии почти год, днем днём и ночью, от рассвета до заката; , месяцами задыхаться от пепла и пыли; , снова и снова отступать от горящих бастионов, бежать от наступающей орды; , вслепую драться в руинах, участвовать в сотнях военных советов, от которых так и разило предстоящим провалом; , исчерпать последнюю йоту своей энергии, сколько ее её ни было, только чтобы оставаться в живых, пока Терра вокруг полыхала… Он совсем выбился из сил. Теперь, когда бежать больше некуда было бежать, Лэнд слишком обессилел, чтобы бояться.
И не он один. Трансакта-7Y1 не могла авторитетно судить о человеческой мимике, но то, что она видела наблюдала в изможденных измождённых чертах Аркхана Архана Лэнда, отражалось на лицах у всех – вокруг — у гражданских, у беженцев, у солдат.
Хотя, подумала она, теперь все они были стали солдатами. Любой, кто мог держать винтовку, сжимал ее её в руках. Конец света оказался выступил великим уравнителем.
Трансакта-7Y1 всмотрелась в пустошь; моновизор щелкнул. Моновизор щёлкнул, приближая изображение, и наводя резкость.
С другой стороны стояли Зефон, офицер Легионес Астартес, бывший доминион Высокого Воинства, и три неаугментированных человека, которых он называл своими трэллами. Далее на стене находилась группа Кровавых Ангелов, одним из которых был Нассир Амит, доминион Расчленителей, без шлема. Она Трансакта увидела, как он легионер наклонился, опершись кулаками на парапет, и вгляделся в надвигающуюся на них воплощенную воплощённую злобу. Она 7Y1 услышала, как он – — очень отчетливо – произнесотчётливо — произнёс:
Трансакта-7Y1 снова окинула взглядом орду на горизонте. Хоть ее её шлем и починили, расстояние все всё же скрадывало важные визуальные детали. Она положила ствол своей новой трансурановой аркебузы на парапет перед собой и прильнула к оптическому прицелу.
Нелегко было соотнести то, что она видела, с каким-либо контекстом. Так она и передала коротким отрывком кода своему новому благодетелю.
— Это звучит Звучит неоптимально, – — ответил обеспокоенный реакцией окружающих Лэнд, наконец поднимаясь на ноги.
Трансакта-7Y1 регулировала снайперскую винтовку, а Лэнд техноархеолог рядом с ней крутил и настраивал свои мультиспектральные очки. Вдвоем Вдвоём они вглядывались в пустоши, где сама земля оживала. Дышала. Менялась.
Волна порчи прокатилась по истерзанной земле, поглощая расстояние между укреплением и остановившимися рядами врагов. Развороченная взрывами почва на глазах разлагалась, камни чернели, кое-где пузырились, в других местах прорастали щупальцами плоти, растрескивались, выпуская шевелящиеся корни.
У порчи был вестник: . Из орды выступил один-единственный титан выступил из орды и размеренно зашагал по пустоши, внешне спокойный, хотя Трансакта-7Y1 почти ощущала жар ядерного синтеза в его сердце-реакторе. Отходя от от вражеских рядов по распространявшемуся все всё дальше ковру порченой земли, Титан рос богомашина росла на глазах. Прошло полминуты, и вот она скитарий уже слышала его громовую поступь, приглушенную приглушённую расстоянием.
Трансакта-7Y1 все еще всё ещё смотрела в оптический прицел. Это был титан класса типа «Разбойник»; , и по мере того, как он приближался, сквозь редеющий туман проглядывала его раскраска – окраска — королевский пурпур Легио Мордаксис. Ей довелось недолго сражаться вместе с Мордаксис ними девять лет назад, во время приведения к согласию Триста Восемь ТринадцатьСогласию мира с обозначением «308-13», и она тогда скитарий очень гордилась этой честью.
Сердце ее упало; точнее . Точнее сказать, она Трансакта пережила затянувшийся миг эмоциональной нестабильности, который в действительности не имел ничего общего с процессами, происходящими в ее её сердце.
Она повела прицелом сначала в одну, потом в другую сторону от титана, рассматривая скопища орды в отдалении. По краю линии фронта вырос лес арматуры и шестов из исковерканного металла, возведенный возведённый в последние дни тяжким трудом неизвестного количества рабов, сервиторов и демонических созданий. В слабом утреннем свете видно было, что лес не простаивал впустую; он использовался как колья — его использовали в качестве кольев и виселицы виселиц для дергающихсяузников, дёргающихся и искалеченных пленников.
Трансакта-7Y1 навела фокус на одного из пленныхпленников, привязанного к ржавому столбу. Она не узнала полковые цвета его униформы, но он определенно определённо был пехотинцем, бронежилет . Бронежилет висел клочьями, разорванный ударами бича. Вместо лица у него было месиво из крови и колючей проволоки. Ни зубов, ни глаз, ни рук – все — всё это отняли те, кто пленил его, прежде чем связать и повесить здесь умирать.
Внизу, на уровне ног несчастного с отрезанными ступнями, его агонией наслаждался мутант-надзиратель – — рогатый зверолюд ревел по-ослиному и хохотал, неслышно из-за расстояния, но животная радость ясно выражалась на лице твари.
Титан приближался. Позади него сотни замученных пленников, выставленных напоказ перед защитниками, превращались в тысячи. Они висели на пронзенных пронзённых конечностях, покачивались в колыбелях из колючей проволоки. Некоторых даже заставляли брести впередвперёд, со смехом подталкивая к линиям противникалоялистов, словно низкий прилив, набегающий на Дельфийское укреплениеДельфийскую стену. Многие ползли по порченой земле, — обрубки ног не оставляли им иного выбора, кроме как тащиться животом по грязи. За ними двигались те, кто не мог даже ползти – , — безрукие и безногие, отравленные, умирающие.
Втиснутые в гражданские транспортеры транспортёры с открытым верхом, прикованные к бортам грузовиков снабжения и армейских «Химер». Сотни машин катились впередвперёд, и ни одна не стала объезжать волну калек на их скорбном пути к укреплению. Ноги и гусеницы вминали раненых в землю с полным безразличием. Разумеется, на изъеденной порчей земле машины сталкивались и переворачивались, одни вязли в раскисшей почве вместе во со своим жалким, умирающим грузом, другие расстреливали ракетами их собственные надзиратели.
Среди пленных Трансакта-7Y1 видела изуродованных скитариев. Она видела техножрецов и марсианских слуг, чьим единственным грехом была непоколебимая вера в Омниссию и в его представление о том, каким должен быть Марс. Желчь обожгла ее горло при виде таких же солдат, как она сама, лишенных лишённых божественной бионики, пронзенныхпронзённых, распятых, связанных полотнами колючей проволоки, ползущих по распаханной земле в тщетной попытке найти убежище.
Что двигало этими беглецами, самыми жалкими из всех, задумалась она? Что за смесь из жуткой надежды и безрадостной реальности плескалась в их одурманенных болью мозгах? Возможно, некоторые и впрямь надеялись обрести безопасность, получить помощь – — возможно, даже лечение, – — если бы они добрались до своих собратьев-защитников Дельфийского укрепленияДельфийской стены. Но сколь многие, лишенные лишённые органов чувств, не осознавали, где находятся? Сколь многие знали только одно – : что впереди еще ещё большие мучения, и молились о смерти, в которой им было отказано?
Она инстинктивно взглянула на цифры дальномера винтовки, чтобы проверить, сможет ли она подстрелить кого-нибудь с такого расстояния. Потом опустила аркебузу. Хватит, насмотрелась. С обеих сторон стены послышались тревожные, нестройные голоса офицеров-людей. Они Те хотели открыть огонь из стеновых стенных орудий. Они хотели Хотели обстрелять пустошь. Они хотели , избавить пленников от страданий. Но несчастные были слишком далеко, и орудия промолчали. Тем временем титан приближался.
Когда на стену рядом с ней внезапно опустился Сангвиний, Девятый примарх и владыка легиона Кровавых Ангелов, опустился на стену рядом с ней, она Трансакта повела себя не так, как многие кругом. Кровавые Ангелы отсалютовали, некоторые – — знаком аквилы, другие – — по старому обыкновению, ударом кулака в грудь. Пораженные Поражённые солдаты-люди отступили, бормоча приветствия и хвалы, если вообще смогли что-то сказать. Легионные трэллы, которые собрались на этом участке стены в количестве около сорока, почти одновременно опустились на колени, словно запрограммированные, и благоговейно склонили головы. Даже Аркхан Архан Лэнд вздрогнул в изумлении, на его лице появилось ошеломленное ошеломлённое выражение, пока он не осознал, что происходит, и не отвел подчеркнуто отвёл подчёркнуто взгляд. В конце концов, владыка Сангвиний отказал в просьбе Лэнда отвоевать Марс до того, как Магистр Войны магистр войны достигнет Терры. Некоторые вещи простить нельзя.
Но Трансакта-7Y1 видела примархов с точки зрения скитария. Она смотрела на возвышающуюся над ней фигуру с уважением, но без малейшего благоговения. Это громадное крылатое существо не было полубогом, и Трансакта-7Y1 не собиралась относиться к нему как к полубогу. Вне сомнения, оно было плодом провидения Омниссии. Но не сыном Омниссии. Если бы Омниссия хотел создать потомство, то Его творения несли бы отпечаток Его божественного совершенства, а не дошли бы до той точки, где половина полови на сыновей восстает восстаёт против отца и поджигает галактикуГалактику. Кроме того, были и философские соображения. Зачем Богу-Машине порождать восемнадцать в основном биологических детей? У некоторых из них были имелись небольшие аугментации, но ничего значительного, ничего, что говорило бы о чистоте.
Нет. Она Трансакта признавала, что они примархи были любопытным результатом генетических экспериментов Омниссии. Но их безумные претензии на то, что они были Его сыновьями, она признать не могла. Скорее всего, причиной их изъянов было непонимание терранскими ученымиучёными-жрецами замысла Омниссии – еще — ещё одно доказательство ошибочности и полного отсутствия божественности во всем всём этом предприятии.
Поэтому она не преклонила колено и не стала – — как выразился бы в своем своём красочном стиле ее её бывший товарищ Энварик – — «вилять хвостом» перед прибывшим примархом.
За ее её спиной обсуждали, что же будет дальше. А «Разбойник» подходил ближе. Все Всё ближе. Он уже обогнал раненое воинство и был теперь почти на полпути к стене, пересекая невидимую сеть нереализованных огневых траекторий. Сангвиний мог бы щелкнуть щёлкнуть золотыми пальцами, и артиллерия, способная пробиться к мантии планеты, стерла стёрла бы одинокого титана с лица земли.
Трансакта-7Y1 перестала слушать. Ей были неинтересны их расчетырасчёты, чего больше в сложившейся ситуации – — выгод или убытков, . Да и в любом случае она знала, что офицеры легиона и их повелитель не замечают еееё.
Некоторое время она смотрела на титана. На посланника Мордаксис. Не задумываясь, она выдала скороговорку кода. Лэнд кивнул и облизнул потрескавшиеся губы.
Самый юный из трэллов Кровавых Ангелов в красном одеянии поверх неподходящего бронежилета прочистил горло и обратился к техноархеологу.
Трансакта-7Y1 глянула на молодого человека, но не с целью коммуникации; она . Она не сделала попытки объясниться. Она и сомневалась, что Лэнд Архан утрудит себя переводом; несмотря на свою явную и несомненную гениальность, он, кажется, находился в состоянии глубокого эмоционального потрясения. Зефон просил его защитить своих слуг, но не просил быть с ними приветливым, поэтому скитарий удивилась, когда Лэнд повернул землистое лицо к легионному трэллу.
Юноша с таким же грязным, как у всех, лицом кивнул.
Шенкай внимательно посмотрел на скитария. Трансакта-7Y1 прочла в его взгляде понимание и почувствовала, что в измученной путанице ее её собственных эмоций расцвела благодарность. В ответ на участие трэлла она склонила голову в шлеме и выдала еще ещё строчку кода.
Лэнд снова перевелперевёл:
Шенкай улыбнулся.
Трансакта-7Y1 снова повернулась к пустоши. Она смотрела, как чернеет земля. Смотрела, как титан вышагивает все всё ближе. Она Скитарий заметила, что правая рука титана сжата в неплотный кулак, и что-то стиснуто в гигантской клетке его пальцев.
«Разбойник» – — Трансакта-7Y1 прочла на его покатом щите имя: ''«Дочь терзаний» – '' — замедлил ход и остановился. Из-за инерции ему потребовалось некоторое время, чтобы привести поршни в положение, необходимое для остановки и отключения двигательных функций. Теперь защитники могли своими глазами разглядеть знаки принадлежности богомашины: она была находилась менее чем в километре от стены. Там титан и встал, достаточно близко, чтобы применить свое своё оружие, если таково будет его желание, и достаточно далеко, чтобы его реактор в случае взрыва не повредил укреплениестену. Его знамена знамёна развевались на ветру; между бедрами, перевитыми кабелямибёдрами, словно набедренная повязка варвара, свисал вымпел.
Посланник Мордаксис медленно поднял руку. Даже на таком расстоянии, при всем всём шуме, что издавали люди на стене и действующие реакторы их собственных титанов, Трансакта-7Y1 слышала лязг его суставов при этом движении.
Титан стоял напротив стены, протянув руку к тысячам собравшихся там мужчин и женщин. Несмотря на свою позу просителя, он принес принёс дар. На его ладони лежала единственная сверкающая красная драгоценность.
Трансакта-7Y1 услышала, как Амит зарычал. Она услышала, как Зефон выдохнул, а другие Астартес астартес тихо выругались. И отчетливее отчётливее всего она услышала, как Сангвиний произнес произнёс что-то голосом, полным любви и жалости, на енохианскомэнохианском, как она предположила, языке.
Титан с обманчивой осторожностью держал на ладони Кровавого Ангела. Как и пленники-люди, он тот был искалечен, но ему оставили все атрибуты его ранга, золотую окантовку доспехов, благородно струящийся плащ. На его щеках видны были черные потеки виднелись чёрные потёки и ожоги, и Трансакта-7Y1 заподозрила, что в глазницы влили разъедающее вещество. Она смотрела, как шевелится его рот – — точнее, распухшее, безъязыкое, красное месиво на месте рта – , — и пыталась угадать, что он воин говорил. Возможно, он в чемчём-то клялся. У воинов Астартес астартес не было недостатка в клятвах. Но вместо слов изо рта лилась кровь.
Кровавый Ангел умирал, было . Вообще казалось чудом – — из разряда злых чудес, – — что он до сих пор был еще жив. Перенесенные пытки Пытки не могли по-настоящему ему навредить; космодесантнику — его убивали пронзившие тело семь копий, что пригвождали его офицера к ладони титана и не давали двигаться.
Зефон сделал шаг впередвперёд, и двигатели его прыжкового ранца хрипло взвыли, будто из сочувствия.
Зефон сдержался, но его черты омрачились холодным, рассудочным гневом. Он оскалился, отчаянными глазами глядя на это творимое кощунство отчаянными глазами. НапротивАмит, напротив, Амит горел молчаливой яростью. Ненависть окружала егодоминиона, словно аура, сервоприводы сервоприводы доспеха рычали в ответ на сокращения мускулов.
Ответил ему Сангвиний, который скорее выдохнул, чем проговорил:
— Это Идамас.
Имя как будто послужило сигналом. По всей стене тысячи голосов поднялись в гневе, в вызове, в отрицании. Трансакта-7Y1 увидела, что распятый Идамас, капитан 99-й роты, приподнял голову и повернулся туда, откуда шел шёл звук. На его изуродованном лице появилось что-то нечто вроде жалкой надежды.
Именно этого и ждал титан. Он начал сжимать руку, пальцы . Пальцы сгибались со скрежетом трущихся друг о друга суставов.
Хотя «Разбойника» ''«Дочь терзаний»'' лишили возможности продемонстрировать жестокость, он все «Разбойник» всё же завершил свое своё дело и раздавил труп между пальцами. Раздался короткий, невыразительный хлопок искристой энергии – — это детонировал сдетонировал силовой ранец капитана Идамаса. Теперь от него остались только кровавые, спрессованные с мясом обломки керамита, зажатые в пальцах богомашинымятежной машины.
Трансакта-7Y1, которая смотрела на проблему с обеих сторон, не была уверена, что второе перевешивало первое. Не понимала она и того, почему гибель одного офицера Кровавых Ангелов так глубоко, по всей видимости, огорчала Девятого примарха. Что такого особенного в капитане Идамасе?
''«Дочь терзаний» '' преподнесла свой дар и сделала свой ход. Теперь титан диктовал условия. Предложение высказали высказывали три перекрывающих перекрывавших друг друга голоса, как будто кости «Разбойника» оживляли три противоборствующие души. Все три голоса принадлежали женщинам, все три, казалось, были наполнены ядом, которым бурлила пустошь. Трансакта-7Y1, с начала своей метаморфозы не испытывавшая ровно никаких эротических переживаний, все всё же почувствовала, как влажные, отвратительные, шелковистые голоса словно ласкают что-то внутри.
По стене прошел шепотукреплениям прокатился шёпот. Это было неожиданно. Это было что-то новое.
Амит хмыкнул.
Динамики «Разбойника» изрыгнули последние слова. Они прозвучали так, будто в глотках экипажа где-то в сердце богомашины клокотало машинное масло.
Передав сообщение, посланник начал запустил сложный процесс пробуждения своих двигателей и медленного разворота.
Все глаза обратились к Сангвинию. Он был повелителем последней стены. Он один имел право дать ответ.
Трансакта-7Y1 подумала, что он мог бы открыть огонь из одного чувства противоречия, ведь примархи были печально известны своей эмоциональностью. В один момент они казались неким идеалом во плоти – — поистине более людьми, чем сами люди. В другой – — такими же мелочными, как пантеон божков из языческих легенд Старой Земли. Бессмысленно было бы расходовать боезапас таким образом – — смерть одного титана никак не изменила бы изменит баланс сил, – — но скитарий все всё же подозревала, что приказ будет отдан. Гнев часто перевешивал расчетырасчёты, показывающие показывавшие тщетность усилий, – — по крайней мере, у смертных.
Амит заговорил так тихо, что никто больше не слышал его голос не слышен был больше никому.
Трансакта-7Y1 не знала, правда ли это. Да, человеческое поведение отличалось крайностями, но оно было непостижимо. Впрочем, если судить по кивку Аркхана Архана Лэнда, предположила она, капитан Нассир Амит был прав в своем своём утверждении. Некоторые из неаугментированных действительно могли надеяться на бегство. И Трансакта-7Y1 отчасти понимала их. Во многих проповедях, что проникли в коммуникационную сеть Механикус вместе с порченым кодом, содержались пугающие опровержения постулата о непогрешимости Омниссии. Она тоже обдумывала возможность покинуть свой пост. Конечно, она никогда не признается, что испытала минутный кризис веры. Это останется между ней и ее её богом.
Девятый примарх не ответил экземпляру генетически модифицированного воина, которого иногда называл сыном. Он откликнулся на предостережение Амита так, как Трансакта-7Y1 могла ожидать меньше всего.
Потом он сделал три шага к самому краю стены, белые . Белые крылья зашумели, и он взмыл в небо.
== '''ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ. В башне Алого Короля''' ==
''Вулкан''
Восемнадцатому примарху не хотелось задерживаться в некрополе чужаков, и не только из-за того, что время работало против него. На этом городе, Каластаре, лежал отпечаток трагедии, краха настолько глубокого, что он, казалось, влиял и на Вулкана. Прометеец был не из тех, кто витает в облаках; он твёрдо стоял на ногах и гордился своей практичностью. Но здесь, где физика становилась лишь сводом законов, который так легко нарушить, атмосфера мёртвого города душила его. Он вдыхал вонь духовной катастрофы и чувствовал, как она растворяется в его крови. Это было странное, трансцендентное чувство.
Чего в Каластаре хватало в изобилии, так это имперских трупов. Улицы и площади города населяли сотни, а местами — тысячи мертвецов. Скитарии. Секутарии. Мирмидоны, боевые техножрецы с Марса. Сёстры Безмолвия. Кустодии. Большая их часть была мертва уже многие годы, и природа этого места превратила их в голые кости, заключённые в проржавевшую броню. Некоторые, казалось, испустили дух совсем недавно — либо погибли всего пару месяцев назад, либо их сохранил «свеженькими» какой-то каприз Паутины. Всех их растерзали демоны. На всех таких трупах виднелись ужасающие раны, оставленные нечеловеческими клинками, или последствия уродующей болезни, или их просто наполовину съели.
Похоже, демонам не нравилось плясать на могилах врагов. Они унеслись, ведомые алчностью, ибо остаться здесь означало голодать.
Итак, Вулкан был шёл один. Один, затерянный в этом вопиюще пустом месте. Ни ветерка, ни солнца, хотя свет здесь был, исходящий ниоткуда и никуда не направленный, дающий туманное освещение. Сквозь неподвижный воздух струилось – — или это всего лишь воображение? – — что-то ещеещё: что-то осязаемое, словно невидимый поток энергии, вне поля зрения и почти вне восприятия. Он Примарх не знал, что это было: , — естественный фактор, неотделимый от самой Паутины, или свидетельство незримой войны сил между Магнусом и их отцом.
Опираться на время тоже было бесполезно. Каждый раз, когда Вулкан проверял хрон хронометр своей брони, тот рассказывал другую иную историю. Что он идет бредёт третий день. Что он путешествует уже месяц. Что он сделает первый шаг не раньше чем через шесть лет. Но это не имело значения. Нигде не было ни единого знака присутствия его брата Магнуса. ВсеВсё, что он мог – , — идти, и он шелшёл, отдавшись на волю мятежным законам этого измерения. Время могло замереть на месте, все всё равно у него не было никакого способа проверить, так это или нет.
И пока он шелпримарх шагал, он думал о кустодиях и Сестрах БитвыСёстрах Безмолвия, отдавших свои жизни, чтобы он смог войти в Паутину. Он боялся не оправдать их жертву.
Не однажды единожды он чувствовал, как мимо него проносится какая-то огромная эфирная сущность. Каждый раз он ощущал себя глубоководным ныряльщиком, которого, к счастью, не замечают громадные океанские чудища, проплывающие рядом. Это явление было одновременно похоже и непохоже на ветер, ласкающий разгоряченную разгорячённую кожу, и оставляло по себе аромат, что отдаленно отдалённо напоминал жженый жжёный камень. Любопытно – — он знал, что чувствует не чувствует истинного запахаистинный запах, но лишь ближайшее к нему ощущение, которое его мозг мог силился выдать в ответ на что-то настолько чуждое.
Когда он наконец наткнулся на признаки жизни в этом безжизненном пространстве, на десяток ударов сердца он застыл как вкопанный. Вулкан стоял, задрав голову, и таращился на башню из призрачной кости. Это был всего лишь еще ещё один шпиль из тысяч, что Вулкан уже видел в Каластаре, и одновременно он был апофеозом их всех. Он понял каким-то неизвестным ему дотоле, почти звериным инстинктом, что это было — самое сердце мертвого мёртвого города. Там, где он стоял, сливались воедино все истинные планы бытия, и все всё находилось в идеальном равновесии.
Входом в башню служила арка на дальнем конце длинного моста – — полуразрушенной дуги из раскрошившегося психопластика, обе стороны которой разъедали струйки золотого тумана, что поднимался из разверзшейся внизу пропасти. Не было здесь ни мертвых мёртвых тел, свидетельствующих свидетельствовавших о давней битве, ни демонов, таящихся притаившихся во тьме; только цепочка следов в пыли вела по мосту к зияющей арке, : одни следы – — огромные, но почти человеческие, другие – — словно от раздвоенных копыт демона. Существо, что оставило эти следыих, непрестанно изменялось, превращаясь из человека в демона, из демона – — в человека.
Вулкан положил молот на плечо и пошел пошёл по следам.
Позже он пытался припомнить свой путь к вершине шпиля. После осады – — и действительно, для Вулкана это было «позже», много позже, это было время обнаженных обнажённых нервов и боли настолько невыносимой, что она изгоняла разум из его бескожего черепа, – — он ни разу не смог восстановить в памяти то, что случилось с ним после того, как он перешел перешёл мост из призрачной кости.
Остались смутные воспоминания, неравномерно накладывающиеся накладывавшиеся друг на друга, не об одном пути, а о трехтрёх. Он помнил, как под ногами хрустели обточенные туманом ступени из призрачной кости. Но помнил Вулкан и о том, как поднимался по ступеням из пронизанного золотистыми жилками тизканского мрамора. И самое невообразимое из всех воспоминаний – — как его ноги тяжело ступали по перерожденным перерождённым плоти и кости.
Возможно, все эти восприятия были верными, а возможно – — ни одно из них, но подъем подъём на башню занял целую вечность. Это он помнил абсолютно четкочётко, и длительность не имела ничего общего с расстоянием. Позже – — во время того долгого и одинокого «позже», к которому он был приговорен – приговорён, — он размышлял о том, что делалось происходило в шпиле, и пришел пришёл к выводу, что башня становилась все всё выше по мере того, как он поднимался. Ее Её внутренняя структура не была высечена в камне или в призрачной кости, но воплощалась из небытия в ответ на его восхождение. Это он был основным элементом, он был выступал источником метафизической прочности. Он принуждал реальность выпасть из непрерывного потока изменений и избрать для воплощения всего лишь щепотку вероятностей.
В шпиле из древней кости он проходил мимо остовов эльдарских конструктов из психопластика, что лежали там, как марионетки с перерезанными ниточками, и прислушивался к тому, что шептали ему призраки призраков.
На лестнице из просперианского просперинского мрамора он вдыхал запах дыма, а в окнах, выходящих выходивших на хрустальный город Тизку, белые пирамиды горели под закатным солнцемгорели белые пирамиды.
В башне из плоти, кости и измененного изменённого камня он встретил воинов из незнакомого легиона. Эти воины, облаченные Облачённые в грязный кобальт и истершееся истёршееся золото, они спокойно стояли на страже, и ни один из них не поприветствовал Вулкана, и ни один не ответил на его приветствие. Они смотрели мертвыми мёртвыми линзами шлемов, в которых светилось лишь подобие жизни. С медленной настойчивостью автоматонов они поворачивали головы, провожая его взглядами. От них несло погребальным прахом.
Высоко вверху слышались крики его брата. Но это было еще ещё и пение. И бормотание, отчаянно похожее на молитву.
Когда Вулкан открыл последнюю дверь с вырезанными на ней защитными рунами, когда он прошел прошёл под последней мраморной аркой с выписанными на ней иероглифами, когда он прорвался сквозь танцующие миражи последнего сияющего портала, он он оказался под куполом величественной обсерватории. И там, пораженный поражённый его видом, и разъяренный разъярённый его появлением, и улыбающийся в предвкушении, стоял его брат Магнус.
Магнус Красный предстал перед ним блистательной ложью, существом из обжигающего света. В его ауре бились и извивались тысячи энергетических цепочек, каждая служила силовым каналом для каскадов энергии. Вулкану приходилось прикрывать глаза ладонью, когда свет вспыхивал особенно ярко, но с царившим в зале оглушительным грохотом нестабильной энергии, царившим в зале, он ничего не мог поделать.
Он почти разглядел лицо Магнуса: в обманном свете его нового обличья оно было как текучаяпоходило на текучую, изменчивая маскаизменчивую маску. В своей долгой смерти зал вокруг них оставался первозданно чист, его призрачную кость не затронули силы, что бушевали вокруг, и Вулкан видел, как эфирные линии тянутся из обсерватории к горизонту чужого некрополя. В воздухе они бледнели – — не из-за одного лишь расстояния, но из-за того, что выходили за пределы, вне которых не требовалась визуальная метафора. Вулкан Прометеец не был знатоком тайных наук, не изучал мистику, но знал, что видит. Так являла себя атака его брата на Императора.
Комната вокруг них плясала и мерцала. Снова мраморный зал. Снова темница из плоти и камня. Снова обсерватория из призрачной кости.
Изменчивые черты Магнуса напряглись, изо рта излился поток противоестественных заклинаний. Он проклинал, и волхвовал, и бесновался, и Вулкан не мог отличить слова злобы от слов колдовской силы.
Зал, где они стояли, повернулся вокруг некой невидимой, метафизической оси. Нет, он не двигался с места, не вращался и не кружил вокруг них. Все эти слова предполагали движение, которого не было. Но все всё же он изменился.
То, Что Сейчас и То, что Что Будет исчезли; — осталось только То, Что Было.
Вулкан смотрел на воплощение своего брата, которого не существовало уже многие годы. Магнус Красный поднял голову, и сердце Вулкана Прометейца упало при виде опустошенностиопустошённости, что он увидел на его лице. При виде глубины его горя. И неожиданной вины. Горящий город за широкими окнами был янтарным отражением в единственном оке. К концу дня Тизка погибнет.
То была ночь, когда Космические Волки принесли смерть Городу Света.
Примарх с Просперо казался потерянным, морщины. Морщины, избороздившие его лицо, делали его на вид много гораздо старше любого из братьев. И все всё же Тизка ли это? С тех пор, как погиб Город Света, прошли минули годы.
Или эти годы ему примерещились?
Обсерватория лежала открытой под закатным небом, где первые проблески неведомых созвездий возвещали о грядущей ночи. В любой другой вечер он Вулкан не устоял бы перед искушением полюбоваться танцем звезд звёзд над родным миром брата. Но сейчас он наступал с молотом в руках, разрывая оковы невидимой силы.
То, Что Сейчас и То, Что Было распались, уступив место Тому, Что Будет.
Обсерватория стала платформой на вершине шпиля, под порчеными небесами, что полыхали ведьмовским светом. Этот мир, объятый варпомэфиром, определенно определённо принадлежал к числу древних эльдарских миров колыбелей в варп-шторме ''Ocularis Terribus''<ref>Око , Оке Ужаса на высоком готике.</ref>, обезображенных влиянием эмпиреев. Более всего его смущало украшавшее небо кольцо вокруг планеты, которое состояло не их из камней и частиц, но из душ. Они вопияливопили; с такого расстояния Вулкан не должен был слышать их жалобную песнь. Но он слышал, и по коже его прошел бежал холод.
Подумать только, что Магнус был приговорен приговорён к этой такой трагедии – — править порченым миром неизмеримое время в будущем… Сама мысль об этом ранила сердце Вулкана. Видеть, что его брат существует в месте таких страданий, в царстве, где единственной возможностью уберечься от его мерзости было вообразить себя его повелителем.
Но Магнус Красный медленно обернулся, и Вулкан похолодел от того, что сделал с ним варп. Здесь он снова встретил того Магнуса, которого Дракон видел как Короля-Колдуна – , — гиганта с сияющей красной кожей и глянцевитыми крыльями. Его лицо было сделалось маской снисходительного ужаса, самодовольной от накопленного знания. ЦиклопическоеЦиклопический, клыкастоеклыкастый, звероподобное – все звероподобный — всё благородство покинуло эти чертыблагородного примарха, на его месте а осталось лишь животное превосходство.
Вулкан придвинулся ближе к этой громадной фигуре, оперенные оперённые крылья которой купались в ядовитом звездном звёздном свете и трепетали на колдовском ветру.
Он взмахнул молотом, собрав все свои силы до последней частицы. Он ни на йоту не сдерживался. Это была казнь, смертельный приговор, приведенный приведённый в исполнение.
Тысячелетия спустя все всё более невежественный Империум будет рассказывать сказки о сыновьях Императора. Эти примархи, скажут они, могли летать, они могли выдержать любую пытку, они могли раскалывать горы могучими ударами своего оружия. Что-то из этого было правдой, а что-то обернулось ложью, но в этот день Вулкан размахивал молотом с силой, достаточной для того, чтобы пробить фюзеляж «Грозовой птицы». Удар, который он нанес нанёс в сердце брата, мог бы разнести на куски ногу могучего титана «Владыка Войны»войны».
Магнус поймал молот одной рукой. Чудовище взглянуло на темное, напряженное тёмное напряжённое лицо ВулканаПрометейца, и плоть вокруг его единственного глаза собралась в морщинки, когда оно усмехнулось.
== '''ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ. Последний выбор''' ==
''Лэнд''
Ну вот, пожалуйста. Архан Лэнд приготовился к неизбежным идиотским фразам, предназначенным поднимать дух дураков и укреплять сердца имбецилов. Призывы к оружию, обещания победы. Ну да, ну да.
Примарх мерно взмахивал крыльями, повернувшись спиной к врагу. Он парил в воздухе лицом к защитникам стены, и свет скудной зари из последних сил вспыхивал на кромках его золотой брони. По всей крепости, на всех гололитических консолях и экранах, встроенных в наручи, мерцали его двойники. Они возникали из портативных проекторов — тысячи одинаковых крошечных, машущих крыльями голубоватых призраков.
Но ни ему, ни остальным его не показали.
— Тогда как Хорус предложил вам ложь, я предлагаю правду. Те из вас, кто хочет бежать… Бегите. Уходите отсюда. Не со стыдом из-за невыполненного долга, не в знак капитуляции перед предателями, но с честью. Идите с моей благодарностью, ибо вы уже отдали всё, что у вас просили. Разве я имею право — разве имеет право кто бы то ни было — требовать от вас большего? От вас, кто выдержал страдания без счёта, ужас без меры? Если вы хотите отступить в Санктум Империалис и провести последние часы жизни вместе с вашими детьми – — так и сделайте. Знайте, что я не только благословляю вас на это, но и завидую. Если вы хотите оставить стену и попытать счастья на пустошах до того, как начнётся битва, — ради Императора, вы заслужили такое право. Торопитесь же, и унесите с собой гордость за то, что уже внесли героический вклад в войну, которой никто из нас не хотел, но в которой мы вынуждены были сражаться. И если вы хотите правды, я скажу правду с радостью, ибо вы её заслужили. Мне стыдно в этом признаваться, но, если бы я мог, я бы тоже покинул стену. Примарх во мне, та часть меня, которую называют полубогом, жаждет жить так яростно, что я сгораю от стыда. Если бы я подчинился этому инстинкту, то взлетел бы в небеса, не оглянувшись. Но я не могу. Я наполовину человек. И человек во мне требует, чтобы я остался.
Юриспруда-Гранат-12 подарила инфопланшет-переводчик вместо потерянного пару месяцев назад.
Кане-Гамма-А-67, за неимением более личных вещей, подарил ей пригоршню патронов. И на том спасибо.
Магна-Дельта-8V8 чувствовала вес этих даров, этих драгоценных талисманов, в складках своего плаща, когда слушала речь Девятого примарха. И когда Девятый Ангел задал свой вопрос, у нее неё уже был готов ответ.
Она не могла произнести его, — по крайней мере , на готике, — но протестующий крик на скит-коде означал то же, что и все остальные.
Лорелея Келвир не должна была здесь находиться. Если бы у неё ещё оставались силы на веселье, она закатилась бы грубым, как лай, неприятным саркастическим смехом. Конечно, она оказалась здесь не по своей воле. Еще Ещё до того, как начались первые бомбардировки, ее её освободили из от пожизненного заключения и вытащили из холодных кишок-туннелей Севастопольского шахтного шпиля, и она Келвир не сомневалась, что уж ей-то не придется придётся ехать на фронт. Если честно, она поверить не могла в свою удачу. Ты двадцать Двадцать лет надрываешься в истощенных истощённых шахтах за преступления, которых не совершала и которые собственная семья заставила взять на себя, — и вот тебя внезапно вытаскивают на солнышко, дают в руки нож и винтовку и отправляют подальше от назойливых глаз тюремных надзирателей. Наконец-то ей повезло, и она многое собиралась наверстать.
Но это случилось уже, дай Император памяти… год назад.
Не то чтобы ей не представлялось случая сбежать. Совсем наоборот. Она сбегала запросто и не однажды. В самый первый раз это был групповой побег, и один из ее её товарищей прикончил часового, пока они выбирались из временных казарм. Беднягу придушили и кое-как запихнули в служебный шкаф, а сами беглецы затерялись в грандиозном хаосе Транс-Европейского маглев-магниторельсового узла.
Исчезнуть в толпе было легко, а вот выбор нужного поезда, чтобы удрать, оказался сплошным расстройством. С каждого чертового чёртового пути отправлялся состав с войсками на какой-то из фронтов будущей войны. Вот так и случилось, что ее её первая попытка побега – — не просто из полка, но из целого сектора – — закончилась через тысячу километров, где ее её выгрузили вместе с толпой других бойцов и немедленно записали в новый полк. Офицеры Легионес Астартес в конце строя отказались выслушивать ее её доводы: по их разумению, она была здесь, она была с полком, и с ним должна была оставаться.
Следующая попытка побега была мучительно долгой. По прошествии нескольких недель в новом полку она прибилась к группе последователей новой веры (если честновообще, их с полным правом можно было назвать культом). От их болтовни про Бога-Императора тошнило, но в то же время она странным образом придавала сил. Лорелея знала, все: всё, что они говорят – , — отчаянная чепуха, но если бы это была правда… Да, они и впрямь верили в нечто прекрасное. Никогда она так не желала, чтобы религия оказалась истиной.
Общение с ними дало ей возможность ускользать на тайные молитвенные собрания, что, в свою очередь, позволило войти в контакт с представителем Администратума, посещавшим проповеди; его . Его нетрудно было оказалось убедить в том, что Лорелею нужно перевести на другую работу. Понадобилось только признаться, что ее её посещают видения Бога-Императора, и дело было сделано: он — олух поверил, что ее её коснулся божественный свет. Впрочем, у Лорелеи Келвир были основания предполагать, что она и без того смогла бы его убедить.
Если бы только она преуспела, если бы возвысилась до жалкой власти над однозадачными сервиторами где-нибудь на складе… если бы только приказ о развертывании развёртывании войск не опередил ее её продвижение по службе. Она ждала до последнего, даже на платформе маглева, оглядываясь в напрасной надежде, что вот-вот придет придёт распоряжение о переводе, пока ее её угрозами и дубинками не загнали в вагон.
Следовало полагать, что флот Магистра Войны магистра войны приближался к Терре. Времени оставалось мало.
Лорелея бежала снова, три ночи спустя. Она вовсе не жалела о том, что бросила свой второй полк; в . В недели, следующие последовавшие за побегом, она Келвир залегла на дно в трущобах, что сгрудились у подножия шпиля-улья Праксия. Там она жила в полуразвалившейся хибаре, покинутой предыдущими жильцами – — скорее всего, их тех тоже забрали в армию. К этому времени она уже несколько недель рылась в отбросах, разыскивая себе пропитание, как бездомная королева, вместе с другими дезертирами. Но еды было мало с самого начала и становилось все всё меньше, и скоро они набросились нищие уже грызли друг на друга, пора другу глотки. Пора было или помирать, или уходить. Сначала Лорелея была уверена, что уж она-то не помрёт: с самыми здоровыми отморозками она договорилась. Но она многовато накопила, — слишком уж хорошо побиралась, — вот и стала жертвой собственного успеха. Эти сволочи Сволочи сговорились и набросились на нее неё с цепями и заточками.
Так что прощай, Праксия. Прощай, дерьмовая хибара.
После этого… ну, в общем, после этого она впала в отчаяние. И сделала одну вещь, одну-единственную в жизни, которой она стыдилась. Кому-то пришлось умереть, чтобы она жила.
В то время она притворялась писцом Муниторума; впрочем, разве это притворство, если хорошо делаешь свое своё дело? А она в самом деле выполняла свои обязанности, что, по ее её мнению, давало ей все законные права. Работа была выдалась до жути скучная и нескончаемая, но нетрудная: отслеживать передвижения полков, инвентаризировать запасы, и так далее, и тому подобное, целая вечность занудства. Даже документы у нее были неё имелись подлинные – — в основном потому, что они были не еееё. Они Бумаги принадлежали женщине, которую она убила, чтобы занять ее её место в бесконечной рутине имперской бюрократии.
Лишь по глупому невезению ее её поймал этот бесполезный администратор-капитан, и на чем – чём — на обычной арифметической ошибке! Разве она не должна быть квалифицированным савантом? Ну конечно, об этом говорилось в ее её документах. Как же она умудрилась допустить такую ошибку? Почему ее её прогнозы относительно потребности в ресурсах так далеки от реальности?
Сначала она думала подкупить его, что само по себе было звучало смешно – — у нее неё за душой ровным счетом счётом ничего не было; потом . Потом даже хотела его убить, что было еще казалось ещё смешнее – — это была не тощая, малорослая от недоедания счетоводша, а армейский ветеран в отставке, вдвое тяжелее нееЛорелеи, да еще ещё и с бионической рукой, которая мокрого места бы от нее неё не оставила. Вдобавок она уже была по уши в шестеренках шестерёнках машины Муниторума, где даже малейший чих не обходился без вороха бумаг.
И она сбежала – — в буквальном смысле, исчезла в ночи, спряталась в безымянном трущобном городке в тени еще ещё одного прекрасного шпиля. Если бы ее её поймали, казнили бы.
Не прошло и пары дней, как ее её загребли в следующую волну принудительной мобилизации; протесты . Протесты ничего не дали. Практически Почти каждый на планете, кто не работал на жизненно важном посту, был мобилизован в Имперскую Армию, поэтому Лорелею объявили уволенной и записали в третий полк, который был размещен размещался во временном пункте сбора и готовился к отправке в другой сектор, где они обязательно должны были усилить уже находящиеся там подразделения.
В общем, ей, похоже, суждено было повоевать. Несмотря на все усилия. Такие вот дела. И ее её отправили на фронт.
И какое-то время она Лорелея воевала. Несколько месяцев. Несколько месяцев она голодала и терпела лишения, отгоняла от лица дым и сидела в окопах вместе с мужчинами и женщинами, которые по ночам гадили под себя, чтобы не замерзнутьзамёрзнуть, и притворялась, что она лучше их, что им здесь самое место, а вот ей – — нет, и между тем становилась с каждым кровавым днем все днём всё костлявее и злее. Несколько месяцев она дралась во тьме и видела, как ее её товарищей потрошили, распинали, вспарывали болтерным огнем огнём и разрубали пополам цепными мечами. Несколько Не сколько долгих, долгих месяцев она делала то же, что и все. Была пешкой в войне, что затеяли Астартесастартес.
А теперь, после всего, через что она прошла, нате вам. Сам Великий Ангел говорит, что она может идти.
Все семеро, кто остался в живых из ее её взвода, толкаясь и воняя потом, дерьмом и горелой землейземлёй, столпились вокруг зыбкой гололитической проекции, исходящей исходившей из наруча сержанта Гатиса.
Лорелея поняла, что плачет. Что с ней такое? Да ничего. Все Всё в порядке. Все Всё просто замечательно. Не она одна здесь дала волю чувствам. И вообще, по-настоящему она не плакала. Это просто боль медленно выходила из неенеё, слишком уставшей, чтобы плакать по-настоящему.
Теперь весь взвод смотрел на неенеё.
Бессильные слезы слёзы уступили место смеху. Это был слабый, усталый, но настоящий смех.
— Нет! — кричали защитники стены. Они отвергали предложение примарха слитно, громогласно, словно единое существо. — Нет! Нет! Нет!
Лэнд не кричал вместе с другими. Вся эта драма и непокорные крики были не для него. Но все всё же… все всё же было что-то первобытное в том, как шум захлестывал захлёстывал его с головой. В какой-то момент он обнаружил, что рывками втягивает в себя воздух, будто собирается заорать вместе со всеми. Естественно, он воспротивился порыву. Как унизительно и неприлично было бы, если бы он заоралзакричал.
Помня всевсё, что Сангвиний наговорил относительно значения каждой секунды, и зная мнение Зефона о том, что жизненно важно не спровоцировать врага раньше времени, совершенно ошеломленный ошеломлённый Лэнд несколько раз моргнул, когда Сангвиний приземлился примарх опустился на стену, поймал меч, который ему бросил один из Кровавых Ангелов, и снова взмыл в небеса. Лэнд недоверчиво наморщил длинный крючковатый нос, глядя, как Великий Ангел устремляется к горизонту на востоке.
Вдоль всей стены крики защитников слились в реврёв. Это был ликующий, кровожадный, радостный звук. Лэнд никогда не слышал ничего подобного. Сапиен, примостившийся на плече Лэндатехноархеолога, прикрыл ушки рукамилапами.
Слова марсианина утонули в волне шума.
Каким-то образом, несмотря на общий гвалт, Зефон услышал его бормотание. Кровавый Ангел взглянул на негостарика, и Лэнд порадовался, что благодаря этой какофонии ему не надо будет придётся выслушивать очередную нотацию. Он и так наперёд знал ее её содержание: боевой дух шаток, нужно воспользоваться моментом, когда сильные чувства взяли верх над защитниками, — и прочая мура, применимая только к мужчинам и женщинам, которые неспособны не способны регулировать свои собственные эмоции с помощью здорового чувства расстояния и перспективы.
Впрочем, судя по буре голосов, едва ли он смог бы опровергнуть эти доводы. Жаль было терять час отсрочки, но то, как речь Сангвиния и его намерения – — что бы он ни собирался делать там, на пустоши, – — подняли настрой защитников, явно того стоило.
Лэнд вручную перефокусировал свои очки и вгляделся в проклятые земли. Он не смотрел на титана. Нечего там было разглядывать. Ну да, генетическая мерзость-бог, отрезающая голову-кабину отступническому аватару Омниссии. Ну да, ну да. На этой войне Архан Лэнд видел такое уже раз десять. Его внимание было приковано к далёкому морю вражеского войска и к лесу распятий, что они воздвигли, гордясь своим варварством.
Когда голова «Разбойника» слетела с плеч, случились две вещи.
Первая – и самая очевидная – то, — что передовые линии орды двинулись с места. Лэнд даже не был уверен был, что они мятежники вообще ждали; они . Они могли начать движение еще ещё до того, как голова титана ударилась о землю, подняв облако пепла и пыли. Впереди титанов и танков, впереди гигантских шагающих штуковин, которые, как подозревал Лэндмарсианин, были какой-то доселе неизвестной разновидностью биомеханических осадных машин, небо над авангардом орды затмевало воинство шипастых, крылатых тварей. Твари Монстры пронзали небеса, стремясь к одинокой фигуре Девятого примарха посреди поля битвы.
Вторая вещь случилась одновременно с первой, и Лэнд заметил ее её только потому, что направил свои мультиспектральные очки на труп богомашины: . Сангвиний немедленно развернулся и направился к укреплению.
''«Дочь терзаний» '' не сразу повалилась на землю. Неуклюжее падение началось спустя почти минуту после того, как онамашина, обезглавленная, лишенная лишённая мозга, перестала контролировать энергию, оживлявшую ее её костиэнергию. Тогда она упаларухнула, вперед вперёд и немного набок, извергая реакторный огонь из разрубленной глоткиреакторный огонь. К этому моменту небо оскверняли уже тысячи летающих тварей. Аномалии с другого плана бытия – — демоны, если уж обязательно надо выражаться грубо – , — хлопали кожистыми крыльями, преследуя Великого Ангела по пути к убежищу.
Где-то на полпути к стене летящие твари начали терять скорость. Некоторые остановились и повернули назад. Другие попадали с небес, самые слабые растворялись в воздухе, еще ещё не достигнув земли. Самые большиеНаиболее крупные, быстрые и, возможно, самые сильные – — в системе координат, о которых Лэнд Архан не имел ни малейшего понятия, – — продолжали гонку, но и они трескались и сочились кровью, будто бы расходились по швам с каждым ударом крыльев. Наблюдать за их распадом было необыкновенно увлекательно, и даже Лэнд, который гордился своей проницательностью, не сразу понял, что видит психический в действии псионический щит Омниссии в действии.
От восхищения он вслух рассмеялся, и его смех утонул в таких же радостных возгласах, раздававшихся вокруг. По коже у него побежали мурашки – — так странно было разделять радость с множеством находящихся рядом людей.
Сангвиний с заносом приземлился на бастион, золотые сабатоны высекли из камня искры, он широко раскрыл крылья, чтобы затормозить. Его меч все еще всё ещё был испачкан священными маслами и смазками в тех местах, которыми он перерезал шейные тросы «Дочери терзаний»«''Дочери терзаний''».
Все закричали еще ещё громче. Сапиен снова прикрыл уши. Великий Ангел развернулся и посмотрел на волну, приближавшуюся с горизонта. До того как она окажется в пределах досягаемости стенных орудий, оставались считаные секунды.
В грохочущей гармонии керамита Астартес – астартес, все Астартес – до единого, шагнули впередвперёд. Солдатам-людям Простым солдатам ничего не оставалось, как отступить назад. Муштра и тренировки взяли своесвоё: смертные защитники убрались с дороги. Шеренга воинов в красной броне Кровавых Ангелов заняла свое своё место на стене, ее ; её однообразие нарушали только желтые жёлтые доспехи Имперских Кулаков и белые – Белых Шрамов—Шрамов Хана. Десятки тысяч болтеров поднялись взметнулись в готовности.
== '''ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ. Осада Санктум Империалис''' ==
Гордость ей тоже была знакома. Это ощущение яростнее всех струилось по электрическим цепям её мозга. Если бы речь шла о меньшем создании, такую одержимость собственными достижениями можно было бы назвать тщеславием, но она не мыслила такими категориями. Всё, что знала и чувствовала ''«Безмятежность»'', она знала и чувствовала с ошеломительной силой. Она пережила многие поколения принцепсов — их количеством она измеряла время, — и каждый враг, которого она встречала лицом к лицу, умирал или убегал. В своём сознании (то есть в круговерти вычислений, которая служила ей сознанием) она имела полное право быть тщеславной.
Он изменился с тех пор, как началась война. Теперь в его глотке что-то жило, — он чувствовал, как ''оно'' шевелилось и извивалось, а шея от этого распухала. Иногда ''оно'' заставляло Деифоба Дейфоба говорить ''его'' голосом и думать ''его'' мыслями. Он больше не носил шлема; шлем, нагрудная платина его пластина доспеха проржавела, потому что теперь у него всегда текла слюна, а слюна его по химическому составу напоминала гидраклоровую кислоту.
Задолго до начала терранской кампании Деифоб Дейфоб заходил к апотекариям III легиона, чтобы они удалили паразита. Но они те сказали, что никакого паразита нет, они показали ему снимки и отчитали за недостаток благодарности и прозорливости. Он был благословен. Преображение сделало его лучше, смертоноснее, и разве он не оружие, рожденное рождённое и взращенное взращённое для упоения убийством?
Он сдался. Точнее, штука из глотки заявила его голосом, что не возражает.
Втайне он обдумывал, как бы ее её оттуда вырезать, но потом вспоминал эти снимки. То, что он видел, было скорее частью его самого, его измененной изменённой плотью, а не чем-то внедрившимся извне. Вряд ли он пережил бы сделанную собственноручно операцию.
Скоро его отклонения перестали замечать. Другие из его отряда претерпели намного более серьезные серьёзные изменения, и никто не звал их «мутациями», — все говорили, что это «улучшения» и «усовершенствования».
Иногда он поглаживал свое своё горло. Чувствовал, как оно пухнет от невысказанных грехов и тайн. От этой ласки по зубам текли сладкие ручейки дымящейся кислотыкисло ты. Деифоб Дейфоб давно привык к своим улучшениям. Он их оценил. Не только первое, и не только за его смертоносность, но и другие, те, что последовали за ним – , — за странные желания, что они принесли.
Ему хотелось почувствовать на языке кровь Сангвиния. Вот почему он был здесь и штурмовал Санктум вместо того, чтобы забавляться в южных землях, как многие его братья. Ему хотелось проглотить еееё, почувствовать, как она хлынет на перерожденную перерождённую плоть его глотки, ощутить божественное покалывание, когда она польется польётся внутрь. Желание снедало егоДейфоба; неделями он не мог думать ни о чем чём другом. Никакая другая трапеза не могла утолить его жажду. Ни — ни кровь IX легиона, которую он пил, ни плоть IX легиона, которую он пожирал. Желание было таким жгучим, что заставляло его содрогаться и трепетать; надо . Надо же было так пристраститься к вкусу, которого он еще ещё даже не пробовал.пробовал…
Он не получил того, чего желал. Он не добрался даже до Дельфийского укрепленияДельфийской стены. Что-то почти столь же горячее, как солнце, и вдвое ярче , ударило по его нагрудной пластине, и он сорвался с небес в тошнотворное крутое пике. Его свободное падение продолжалось четыре головокружительных, бездыханных секунды; он . Он погиб от удара о землю, так и не осознав, что сквозь его грудь прошел прошёл луч лазпушкилазерной пушки.
И вот их призвалиона была слаба. Она ощутила непреодолимую тягуВарак'суул родилась из порочного удовольствия, которое получил убийца в глухом переулке давно мёртвого города в давно забытой империи на планете, зов ее юного бога был словно песнь сиреныпогибшей столетия назад во мраке эры Раздора. Он Как и все из её племени, у кого не просто манилбыло постоянного питавшего их источника веры или поклонения, он тянул за самые нити ее существованияона появилась в варпе и набиралась сил целую вечность. Он влек ее С самых первых мгновений её существование было паразитическим и трусливым, она питалась мелкими страхами, таящимися в сердцах слабых людей, и пряталась от сородичей, которые иначе напали бы на Террунеё и пожрали, хотела она того или нетчтобы умножить собственную силу.
Но об этом она не слишком беспокоиласьмогла войти во дворец. Поохотиться Никто из них не мог. Желание овладеть им трепетало в её не вполне вещественной груди, словно злокачественная опухоль, пульсирующая пагубной жизнью, но каждый раз, пытаясь приблизиться ко дворцу, она наталкивалась на отчаявшиеся души можно было невидимую стену. Словно её отвергали. Никто из племени Варак'суул не мог преодолеть стену — такой плотной и позжебесполезной становилась рядом с ней реальность.
Один из недавно возвышенных смертных — тот, кто называл себя Магнусом, — выполнял волю Повелителя Перемен в глубинах измерения-лабиринта. Варак'суул была ничтожеством, не посвящённым в военные тайны, но и она ощущала движение энергий. Она смотрелачувствовала, как люди и постлюди Магистра Войны несутся вперед. Смотреласлабеет воля Владыки Людей, как они роятся у стенынечто, бывшее прежде Его сыном, подтачивает Его силу. И всякий разБлагодарение богам, чувствуятеперь щит Императора сокращался быстрее — уже не день ото дня, что щит отступаета час от часу. Отталкивающее поле по-прежнему медленно разъедало её плоть, и всё же она делала шаг вперед— и её родичи — подбирались ближе, ближе.
— Есть, мой принцепс, — в унисон ответили оба мёртвых модерата. Или, возможно, она сама за них ответила. Неважно. Она взглянула на астартес, которые в беспорядке штурмовали стену, представила себе тысячи защитников, ждущих их на разных уровнях укреплений, а потом сосредоточилась на текущей задаче. От Каргоса осталось немного. Иногда он пытался припомнить что-то или хотя бы почувствовать, но всякий раз находил в своей душе только ярость. Казалось бы, что может быть ужаснее, но он не ужасался. Если он вообще что-то чувствовал, так это чистоту. Ничто так не очищает душу, как ярость. Ничто так не питает чувство собственной правоты, как гнев. Он находился в «Лэндрейдере». Это он точно помнил. По крайней мере помнил ощущение, что заперт внутри. Тесноту. Тьму. Но прежде всего — такой грохот, словно весь мир вне корпуса танка рушился. Этот грохот был больше чем просто звуком, он захлестнул все пять его чувств. Он помнил, какую гордость почувствовалиспытал, когда опередил Нерожденныхнерождённых. Почему-то это было важноказалось важным. В этом была доблесть. Пусть хотя бы вначале живые противостоят живым. Человек против человека, легион против легиона.
Он помнил, что сказал проповедник перед тем, как гусеницы танка пришли в движение.
''«Последний вздох войны между смертными».''
Да. Вот в чем чём дело. Инзар так говорил, словно наслаждался этой мыслью, словно уходило время чего-то примитивного, чего-то, что лучше просто забыть.
Потом взревел двигатель. «Лэндрейдер» рванулся впередвперёд. Они приближались к Дельфийской стене, и все всё вокруг стало красно-чернымчёрным. Что там было ещеещё? Он помнил… Погоди-ка… А помнил он, как добрался до стены? Как лез по ней? Как дрался за бастион? Разве он все всё это помнил?
Нет. Не помнил. Но…
Стоп. А может, он прилетел на боевом кораблекатере? На одном из множества «Громовых ястребов», исполосовавших небо хвостами огня и дыма после того, как их подбила ПВО…противовоздушная оборона…
Да. Никакого «Лэндрейдера» не было. Они прилетели на кораблекатере.
Правда ведь?
Он не знал. Все Всё это забрали у него Гвозди. Но он знал…
Принцепс титана ''«Иракундос» держал оборону до самой смерти, последовавшей от рук «Несущего войну» «Дева-копье». '' Шива этого не ожидала; погибель пришла к ее титану, как и к многим другим, с предельного расстояния, когда манипулы собрались вместе и скоординировали сектор обстрела. Через 6,61 секунды после того, как слетел последний слой пустотных щитов «Разбойника», его поразил снаряд сотрясательной пушки «Девы-копья», уничтожил его голову Макул изо всех сил старалась прореживать ряды пехоты и значительную часть надстройки над левым плечом. Когда богомашина лишилась командыбронетехники, ее стабилизаторы стравили давлениено она помнила приказ Великого Ангела: Игнатум здесь, отключились и проселичтобы убивать вражеских титанов. Труп титана накренился вперед, с грохотом обрушился на землю и тихонько догорел, уже наполовину похороненный в кратере, вырытом попаданием вражеской артиллерииВрата должны устоять.
Но в обоих этих предположениях он оказался неправшли часы, и охота становилась труднее. Случайная искра Шива увидела, как рухнул ''«Гильгамеш»'', наполовину стёртый из горящей проводки титана подожгла озерцо растекающегося прометиябытия залпом варп-ракет. Она увидела, а он не мог уползти от огнякак ''«Оптима Диктат»'' погиб в схватке с другим «Владыкой войны», с унизительной медлительностью выпотрошенный цепным кулаком соперника. Пламя охватило его Псы Аудакса набросились на ''«Магна Экцельсиор»'', свалили её с ног целой сетью «медвежьих когтей» и пожрало вместе с остатками внутренностей «Иракундоса». В отличие от скитариев отдали на растерзание ксеносам с другого плана бытия (эвфемизм, который быстро выходил из моды в среде Механикус; большая часть экипажей теперь называла их бинарным блеяньемнерождёнными, его голос остался почти человеческим, и он мог кричать. И он кричалнекоторые даже употребляли слово «демоны»).
Но если ваши ряды расстроилисьв обоих этих предположениях он оказался неправ. Случайная искра из горящей проводки титана подожгла озерцо растекавшегося прометия, ты теряешь даже эти драгоценные остатки уверенностиа дьякон не мог уползти от огня. Ты больше не можешь положиться на мужчин Пламя охватило его и женщин рядом пожрало вместе с тобой – если они вообще еще живыостатками внутренностей ''«Иракундоса»''. Становится очевидно, что враг сильнее. Ты можешь потерпеть поражение. Ты можешь погибнуть. Ты наверняка погибнешь, если останешься на своей позиции и позволишь себя окружить. Что же делать? Остаться и умереть? Или отступить и бросить тех немногихВ отличие от скитариев с их бинарным блеяньем, кто выжил и его голос остался в строю? Если они увидят, что ты бежишь, они тоже побегут, из точно такого же благоразумия или из точно такой же трусостипочти человеческим, и разложение пойдет дальшеон мог кричать. Это цепь событий, и каждое неумолимо следует из другого по мере того, как защитники один за другим покидают рассыпающиеся рядыИ он кричал.
+Нет, не «если».+
'''''Хорус?'''''
+Не «если», брат. «Когда».+
Инзар предавался безумию осторожно. Он должен был сохранять спокойствие бился в первых рядах, но бился с холодком, выставляя вперёд Пожирателей Миров и не поддаваться соблазну забыть обо всемГвардейцев Смерти, чтобы они встречали грудью самые нетерпеливые клинки. Сам же он занимался тем, кроме битвычто добивал упавших Кровавых Ангелов. Стена под ним непрерывно сотрясалась. Инзар зашел так далеко Артиллерия всё ещё палила по пустоши, рявкая на надвигавшуюся орду, выводя из строя титанов, полки и танки, которые ещё не для тогоподошли слишком близко к стене. Несмотря на превосходящие силы магистра войны, чтобы погибнуть в последние днион подозревал, что взятие врат Вечности потребует несколько больше времени, нежели о том трубили — да так горячо — его более слабые умом сотоварищи.
Дураки вроде Каргоса (и каким же полезным дураком оказался Плюющийся Кровью!) хотели воевать по-старому, легион против легиона, но те дни давно прошли. Это было намного важнее, чем потакать идиотским предрассудкам вроде гордости легиона.
Люди, которые входили в войско Магистра Войны – магистра войны — на каждого Астартес астартес с обеих сторон приходилось по сотне солдат, культистов, призывников – , — были самой опасной его частью. По отдельности они ничего не значили. Кровавые Ангелы убивали, убивали, убивали их без конца; их убивали даже Пожиратели Миров, которые в своем своём массовом умопомешательстве расправлялись с оказавшимися перед ними людьмисмертными, чтобы добраться до Кровавых Ангелов. Никого не интересовали цвета их мундиров и миры, откуда они прибыли; это был просто бесконечный поток безликих существ. Кровавые Ангелы проламывали им черепа и с размаху швыряли о землю. Инзар видел, как сыны Сангвиния отрывали им конечности, вспарывали животы, топтали их и вышибали из них дух. Но поток плоти не спадал. Если одного разрывали на части, как по волшебству появлялись еще ещё трое мужчин и женщин, которые тыкали Кровавых Ангелов штыками и орали на них – — Инзар уж уже не разбирал в общем гвалте, на каком диалекте готика.
Разумеется, никто не рассчитывал, что они простые пехотинцы прорвут оборону. Они нужны были, чтобы От них требовалось умирать. Эти бедняги едва ли наносили защитникам какой-то урон, но они их замедляли. Изматывали. Само мясо человеческих тел отягощало ихлоялистов, забивало зубья цепных мечей, утяжеляло конечности, истощало силы лоялистов благодаря одному только количеству тех, кого нужно было убить. Инзар усмехнулся под лицевой пластиной своего капелланского шлема, когда впервые увидел, как воин из Девятого IX легиона тщетно пытался стряхнуть нескольких солдат, а люди цеплялись за его руки и грудную пластину, сковывая движения, пока Каргос не разрубил его голову пополам.
Поначалу трупы в беспорядке валялись на поверхности стены; потом покрыли ее её ковром; теперь они лежали в несколько слоевслоёв. Нападавшие и защитники спотыкались о них, Астартес астартес перемалывали мертвецов своими сабатонами, сражаясь по щиколотку в ошметках ошмётках трупов. Не осталось надежной надёжной опоры для ног – — кровь тысяч убитых хлестала ручьями, впадала в общий поток, текущий по каменной кладке, хлюпала под ногами воинов. По поверхности кровавого моря, словно блестящая ледяная корка, плавали стреляные гильзы. Они украшали груды мертвецов, как вульгарные дымящиеся, вульгарные драгоценности.
Это была непревзойденная непревзойдённая бойня. Это было великолепно. Душа Инзара пела, и песнь ее её возносилась к бурному небу. Он взглянул вверх, откуда на побоище жадно смотрели взирали сияющие, как ''aurora borealis'', лица лики богов. Они были истиной, а что может быть прекраснее истины? Разве приятие и исповедание истины не считаются высшими добродетелями? Разве истина – — не та фундаментальная идея, к которой стремятся все души?
Терра пылала в бесконечной ночи космоса. Пантеон пришелпришёл, как и было предсказано.
== '''ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ. Затерянный в мире между мирами''' ==
''Вулкан''
Статуя из призрачной кости разлетелась на куски, обломки лица и торса загремели по богато украшенному полу. Осколки цвета черненой чернёной слоновой кости слегка дымились. От статуи изваяния осталась только лишь пара стройных чужацких ног в отвратительно элегантных башмаках; от обрубков тоже шел шёл дымок.
В зале на вершине шпиля наступила тишина, и Вулкан обернулся, но не стал поднимать молот. Пять разбитых статуй всем своим видом доказывали, что это бесполезно.
В другом конце зала помещения стоял Магнус, равнодушно глядя поверх Невозможного города – — в сторону Императорского подземельяПодземелья, подумал Вулкан. Громадная фигура заговорила, не утруждая себя взглядом на него.
Вулкан уже набрал в грудь воздуха, чтобы произнести именно эти слова, но теперь просто выдохнул.
Магнус продолжил с улыбкой в голосе:
Наконец Магнус Алый Король обернулся к немубрату. Его перламутровые Перламутровые крылья затрепетали, и Вулкану тотчас же пришел пришёл на ум Сангвиний. Ангел никогда не давал проявиться в полную силу тому блистательному, что в нем нём было; Сангвиний он почти стыдился своего великолепия и чистоты. Но королькнязь-демон так и лучился самодовольством, в восторге от возможности покрасоваться и расправить перышкипёрышки.
В следующий миг, когда Вулкан Прометеец двинулся впередвперёд, алые черты Магнуса скривились в усмешке.
Но Вулкан покачал головой.
Глубокий, гортанный смех Магнуса Алого Короля напоминал рычание чудовища. Вулкан отважился сделать еще ещё несколько шагов.
Чудовище не перестало переставало улыбаться.
Он взмахнул молотом. Магнус Алый Король исчез – — если он вообще там был. Вулкан мог бы задержать удар, но зачем? Он позволил молоту обрушиться на стену из призрачной кости, пробив дыру, сквозь которую был виден виднелся сводящий с ума эльдарский город.
Потом он развернулся. Магнус был там, как Вулкан и предполагал. Демон присел посреди зала, лениво выцарапывая на полу рунические мандалы своими черными чёрными когтями.
И снова Вулкан приблизился к существу, что прежде было его братом. Что еще ещё он мог сделать? Если такова игра МагнусаЦиклопа, ему придется придётся следовать правилам.
— Значит, немного в тебе осталось от Магнуса, если ты не сожалеешь о своем своём рабстве. Простого «нет» было бы достаточно.
Урдракул не коснулся Магнуса; он врезался в невидимую стену перед ним и, вращаясь, отлетел назад. Вулкан подбежал к гигантской фигуре демона и выхватил молот из воздуха. Он замахнулся, и сочленения доспехов завыли от напряжения, в то время как он сам зарычал от усилия.
Его удары встречали только воздух. Он Вулкан сражался с пурпурным дымом, вдыхал его пепельный запах, замах – — и мимо, еще ещё один замах – — и снова мимо. Он закрыл глаза, прислушался к шороху крыльев и снова взмахнул молотоморужием.
Отдача сотрясла его до костей, но ни на секунду не удержала его от следующего удара, и еще ещё одного, и ещеещё. На обоих братьев сыпались искры, пока Вулкан пробивался сквозь кинетический барьер, и каждый удар звучал надтреснутым звоном разбитого колокола. Чем дольше он бил по щиту, тем более видимым он тот становился: сначала – сперва — как легкая лёгкая рябь теплового миража, потом – — как надтреснутое красное стекло. И за этим рвущимся барьером, согнувшись, бормотал заклинания владыка-демон.
Магнус оскалил зубы, его лицо исказила ненависть.
Вулкан размахнулся, и мир взорвался светом. Он не поразил ни призрачную кость, ни тело демона, ни кинетический барьер, созданный волей его брата. Его удар обрушился в ничто, потому что там ничего не было.
Вулкан с трудом поднялся и занес молот над головойшагнул вперёд. Вокруг него простирался океан зеленой с золотом брони времен Великого Крестового похода… Жестоко разбитой брониИ полетел — он летел из пламени в лёд, летел сквозь холодный колючий воздух, обнажающей истерзанную черную плоть. Он стоял на равнине из тел своих мертвых сыновпропитанный неотвязным химическим привкусом фосфекса.
«Исстван». «Паутина. Я в Паутине». Он размахнулся, и молот опустился между двумя убитыми Саламандрами. Тремя ударами Урдракула он пробил землю; под ней была открылась пустота. Не космическая тьма и не кипящие волны варпа, а настоящая пустота, край, где заканчивалась иллюзия. Вот где она была, прямо под тонкой коркой земли.
Он бросился туда, размахивая перед собой молотом.
Удар пришелся пришёлся по толстой железной стене и проломил металл. Вулкан вытащил оружие из вмятины, развернулся… и понял, что уже был здесь. Это место являлось ему в нестерпимых воспоминаниях, наполнявших его сны. Он был находился в машинном чреве военного корабля «Сумерки»«''Сумрак''», в лабиринте, который построил его брат КёрзКонрад, владыка Восьмого VIII легиона.
Здесь он был пленником, и Кёрз мучил его в угоду собственной прихоти. На один безумный момент миг мороз прошел прошёл по его коже: что, если он так и остался в этом лабиринте? Что, если вся война после Исствана была всего лишь плодом слабости его истерзанного разума?
Он снова обрушил молот на стену, разнес ее её на куски, потом таким же образом разрушил следующую стену. За ней снова была оказалась пустота. Где-то в пустоте, он слышал, Магнус распевал фразы на языке, что который не имел ничего общего с готиком.
Вулкан ринулся в ничто.
Алый Король стоял на коленях. С опущенной головой он выговаривал заклинания сквозь расшатавшиеся клыки. Единственный глаз был крепко зажмурен, из уголков текла кровь. Он направился к коленопреклоненной фигурескорчился посередине моста, не пытаясь скрыватьсякогтистые пальцы тряслись, пока он рисовал в воздухе магические знаки чертами мертвенного света. От его шагов по призрачной кости шел низкийПотоки психической силы тянулись из пальцев демона и исчезали, соединяя Магнуса с отцом узами, почти мелодичный гулкоторые Вулкан не понимал и не хотел понимать.
Впервые в голос Вулкана закралась неуверенность.
И все всё же надежда оставалась. Как бы он ни сожалел об упущенном времени, стена стояла, и Император удерживал Нерожденных нерождённых на расстоянии. То, что защитники дожили до зари второго дня, означало, что они уже совершили чудо. На сердце у Вулкана примарха стало легче при мысли об их непокорности.
Он засмеялся, и Магнус ощетинился:
— '''''Это место скрыто от меня. – ''''' — Слова колдуна прозвучали нежеланным признанием.
Всего несколько раз в жизни Вулкан оказывался более осведомленнымосведомлённым, чем его брат, и это был один из них. Но сейчас это его вовсе не утешало.
Магнус огрызнулся:
