829
правок
Изменения
Перейти к навигации
Перейти к поиску
Нет описания правки
{{Перевод Д41Т}}
{{В процессе
|Сейчас =78
|Всего =10
}}
Потом он развернулся и двинулся прочь.
==='''VII''' <br>'''18.37 ч (сист. местное – Долумар IV, сег. Ультима#4356/Е)'''===
Песнь хора состояла из неприятных слуху слов да бесформенного бульканья, и звук этот отражался от сырых из-за испаряющейся жидкости подземных стен каверны. Лорд-губернатор Мейлох Север взял паузу, чтобы передохнуть и облизнуть губы. Слишком многие из чужацких фраз и литаний, давным-давно транскрибированных сервиторами, которых он добыл втайне от Адептус Механикус, требовали нестерпимого произношения множества слогов, что доставляли неприятные ощущения, вызывали сухость во рту и боль в горле. Небольшая цена, подумал губернатор.
Каждый из сервиторов, вспомнил Север, продержался около месяца, ибо их тщательно настроенные разумы не могли долго выдерживать бремя ксеноереси и прекращали работать, отчего дымящиеся киборги впадали в умоисступление. Один даже откусил собственные пальцы в отчаянной попытке перестать писать. Изуродованные огрызки вяло брызгали кровью и смазкой на пластинки для тиснения, над которыми сидел сервитор, а по полу цокал выпавший стилус. Если бы губернатор не торопился закончить перевод эльдарского текста с таким нетерпением, то нашёл бы это происшествие крайне забавным.
Орнаменты на печати, закрывавшей вход в храм-яму, обладали ничтожной ценностью и просто в напыщенной форме рассказывали о сотворивших варп-тюрьму колдунах и их лидере – ясновидце Джуре Телиссе. Север нередко видел в своих снах волнистый психошлем ксеноса-чародея и наслаждался ощущением того, как он расправляется с бледным умиротворённым лицом чужака множеством замысловатых способов. В такие ночи губернатор просыпался разочарованным, ведь знал, что Телисса слишком далеко от него, и отомстить эльдару не получится. Однако, чувствовал себя Север странно, будто бы испытываемые горечь и гнев принадлежали вовсе не ему.
И всё же, с годами звучание в голове второго голоса стало явлением абсолютно обыденным. Губернатор уже много лет считал его воплощением собственных потаённых инстинктов и желаний. Север вспомнил один давний случай, когда ненадолго задумался о том, наслаждались ли другие люди таким же внутренним монологом о страстях и амбициях, напоминающим кем-то нашёптываемую в голове мантру, но затем быстро решил, что до чужих ощущений и мыслей ему дела как до гроксовой задницы. Губернатор был выше этого.
Хотя, орнаменты принесли кое-какую практическую пользу. Как минимум, они пробудили в нём мрачный интерес к изучению и раскрытию легенды о Тарх'аксе. Со временем это любопытство лишь росло, а в итоге Север завладел преступным путём всеми возможными ресурсами, собрал тайную библиотеку материалов, включающих в себя даже копию ''«Либер Мэлигникус»'' с переплётом из кожи, открыл каналы связи с чёрными астропатами по всей галактике, в процессе отправки сообщений которым его собственные псайкеры превращались в невнятно бормочущих безумцев, и наладил связи с каждым сомнительным культом и ковеном в системе. В какой-то момент академический интерес сменился профессиональной одержимостью. Губернатор даже не помнил, когда именно исчезла его духовная косность, но после этого он начал стремительно и без оглядки менять объект своего поклонения, вовлекаясь в план по спасению Тарх'акса от пытки. Как оказалось, эльдар переоценил нравственность будущих поселенцев Долумара.
Он вернулся мыслями к настоящему.
По обеим сторонам от него стояли создания с накинутыми капюшонами. Тень и мешковатость одеяний мешали определить, сколь искажённые тела скрывались под тканью. Они продолжали безостановочно петь трудноразличимыми из-за физических мутаций голосами, а если и обратили внимание на паузу Севера или вообще замечали его присутствие, то никак этого не показывали, держа головы опущенными. Каждый стоял на главной вершине семиконечной звезды в окружении уймы выведенных на полу надписей и рун, в то время как губернатор занимал пятую.
Представитель старого дедушки Нургла, расположившийся слева и молящий своего гниющего бога чумы и распада, был иссохшим человеком, который тяжело опирался на сучковатую трость. Он носил потрёпанную одежду желчно-зелёного и коричневого цветов, а его голос звучал хрипло из-за мокроты вперемешку со сгустелой слюной. Ему часто приходилось прерываться, чтобы прокашляться, и тогда на пол брызгала вязкая чёрно-красная кашица. Летающие вокруг скорбной фигуры мухи распространяли смрад разложения.
Сбоку от него находился жрец Слаанеш в одеяниях, что выглядели как мозаика из всех цветов радуги и мерцающих драгоценных камней. Он величественно жестикулировал и шипел своим тонким голоском. Поклонение гедонистическому богу наслаждений и боли быстро приводило к потере чувствительности, ибо самые гнусные и бурные ощущения притупляли способность восприятия до такой степени, что последователям Слаанеш приходилось достигать вершин разнузданности. Именно поэтому облачение жреца являло собой смешение несочетающихся оттенков и ярких узоров, а сам он каждые несколько секунд резал неприкрытые руки ножами, лишь бы почувствовать хоть что-то. Стон наслаждения у него вызывал даже миг слабого дискомфорта.
На следующей вершине стоял массивный жрец Кровавого бога – Кхорна. Он носил широкую, украшенную цепями одежду мясника из чёрной кожи и махал блестящим косарём при каждом колдовском жесте. Судя по скрипучему голосу, жрец испытывал ярость и нетерпение, как будто сама идея о том, чтобы распевать заклинания, была скучной помехой, отвлекающей его от гораздо более отрадного стремления учинять резню и проливать кровь. Учитывая наполовину разрубленные головы и конечности, которые тот тщательно разложил вокруг себя, Северус предположил, что он был знатоком в обеих этих областях.
Наконец, справа от губернатора находился колдун-последователь Меняющего Пути – Тзинча. Сей жрец держал руки и ноги расставленными в сторону и ''светился'' силой. За исключением скрывающей лицо зеркальной маски абсолютно всё в его фигуре непрерывно изменялась: пальцы переплетались и сливались вместе, образуя когти, лезвия и осмотические пасти пиявок; поверхность рук, под которой что-то постоянно бурлило, являла собой непостоянный ландшафт из чешуек, волос, присосок и шипов; полиморфные ноги плавно перетекали из одного состояния в другое; голос был неустойчивым хором различных интонаций, где мягкость сменялась твёрдостью, а скрежет – трелью. Каждая черта жреца подвергалась бесконечным изменениям. Как и подобало статусу Тарх'акса в качестве отпрыска Тзинча, колдун занимал центральную вершину звезды, откуда рьяно направлял энергию.
Вместе четыре еретика-жреца (окружённые всевозможными приспешниками, фамилиарами и предметами силы) сплетали энергетическую паутину меняющихся цветов и звуков.
Последние две вершины пусть и были меньше, чем прочие, но этого более чем хватало для целей Севера. Их занимали два пленника, ставшие безвольными проводниками ужасающих энергий: адмирал флота Константин и аун'эль Т'ау Ко'ваш, прикованные к неподвижным столбам тянущимися от запястий цепями. Каждого окружал бледно-фиолетовый ореол, а на поверхности тел посверкивал неестественный огонь. Чуть больше десяти минут назад Константин замолчал, и слава варпу, так как его крики и проклятия начинали утомлять. Сейчас губернатор с удовольствием отметил, что плоть адмирала, чьи глаза уже закатились, начинала меняться в результате бурных мутационных процессов, которая распространились по организму подобно тому, как сгустки крови проталкиваются через вены и артерии, вызывая боль.
Всё идёт как надо, подумал Север.
Тау же напротив был всецело разочаровывающим индивидом. Казалось, будто энергии вокруг его черепа бурлят и изгибаются, бесплодно выискивая хоть какую-то опору в виде эмоции или крайности, хоть что-то, с чем можно работать. Однако, эфирный выказывал невосприимчивость к психическому воздействию и являл собой живое воплощение сосредоточенности и спокойствия. Такое существо очень тяжело поддавалось развращению. Как подозревал губернатор, после своего прихода Тарх'акс посчитает расу тау недостойной зловещего внимания Хаоса и решит уничтожить её.
Север мысленно пожал плечами. По крайней мере, он попытался. Поглядывая на наручные часы со всё растущим нетерпением, губернатор сделал вдох и продолжил громкое пение, которое освободит его нового владыку и хозяина, стоит лишь покрову ночи накрыть вход в храм высоко-высоко наверху.
Движущийся через промышленный район Леттики лэндспидер отрывисто «кашлял», а его побитый нос оставлял за собой длинный хвост чёрно-пурпурового дыма. Каждые несколько мгновений он опускался и громко скрежетал по дорожному покрытию улицы, после чего вновь поднимался.
Капитан Ардиас, привыкший к чёткости и точности, которые были характерны для следующих стандартам Кодекса Ультрадесантникам, едва ли мог назвать такое транспортное средство достойным. Преодолевая зоны напряжённых боевых действий, где царило насилие, где тела людей и тау смешивались с трупами воинов Хаоса, и где на каждом перекрестке велась стрельба и расцветали взрывы гранат, космодесантник крайне редко становился целью губительного огня. Мрачный капитан решил, что всё дело в изумлении врагов и союзников при виде столь забавной картины.
Как и они, Ардиас считал до сих пор работающий лэндспидер маленьким чудом, шёпотом вознося молитвы благодарности Гиллиману, Императору и тому неизвестному технодесантнику, который сконструировал это шасси. Несмотря на последствия мощнейшего взрыва бомбы – вмятины, искры, изрыгающие дым пробоины и множество мигающих предупредительных символов – парящий аппарат благополучно доставил его в тень центрального ангара района, оставив капитану лишь пульсирующую головную боль да раненую гордость. По прибытию он был не в настроении терпеть общение с ксеносом.
Покрытый кровью тау с помятым шлемом, внутри которого до сих пор находился несдетонировавший болтерный снаряд, стоял, скрестив руки, и следил за летящим по улице лэндспидером. Сутулящегося чужака и огромный ангар разделяло приличное расстояние.
''«Отколовшийся элемент»'', — сказал Дельфей перед смертью. ''«Воин с бомбой в голове.»''
Этот тау, этот «Каис», в одиночку вырезал мостик линейного крейсера типа «Император», вывел из строя орудия, пробился через объятый анархией корабль к десантным капсулам и до сих пор умудрялся выживать. Он в полной мере доказал свои способности, однако, даже такое доказательство шло вразрез со всем, во что верил Ардиас, а именно не якшаться с чужаками, не доверять им и не полагаться на их умения, даже если речь идёт о ком-то, кого одобрил библиарий Адептус Астартес. Теперь, когда капитан сравнялся с держащей руки на груди фигурой, каждый из его страхов подтвердился.
— Глупец! — взревел он, спрыгивая на песок и доставая пистолет. — Я сказал тебе повредить боевую машину, а не ждать моего прибытия! Теперь мы не сможем остановить её вовремя. Ты обрёк нас на гиб–
— Человек, — спокойно произнёс чужак и поднял что-то маленькое и серебряное. — Смотри.
После чего нажал на кнопку.
Ангар за ним взорвался словно набитая фейрверками коробка. Падающие стены напоминали слои сбрасываемой кожи, и на краткое мгновение Ардиас увидел среди пламени тёмные очертания огромного титана. Он был подобен сгорбленному гиганту из дыма и теней, великану колоссальных размеров, который грелся, нет, утопал в огненном облаке. Практически сразу же машину уничтожила череда детонаций, вырвавших куски из туловища и разорвавших сочленения, а наружу хлынули уродливые потоки плазмы и прометиевого топлива, словно струи пламени, выброшенные из дыхала умирающим китом, что изгибался в предсмертной агонии и создавал новые раны в теле, доигрывая яркий и жаркий спектакль.
Тяжёлая верхняя конечность медленно отделилась от туловища и устремилась вниз потоком крутящихся обломков. Последовавший грохот вырвал Ардиаса из состояния изумления. Капитан тут же почувствовал себя неуютно из-за близости к разрушающейся машине и, что раздражало его ещё сильнее, к тау-воину, который с упоением смотрел на удивлённое лицо космодесантника, наклонив голову.
Пробираясь через город, капитан отвлечённо размышлял о том, каких успехов мог добиться чужак. Он представлял, что найдёт тело существа у основания титана, небрежно выброшенное с того внутреннего уровня машины, на котором продвижение ксеноса остановилось. Он представлял, как тот ёжится в тёмном углу ангара, слишком напуганный величием имперской конструкции, чтобы даже двигаться. Он представлял, как тот терпит неудачу и погибает или же продолжает выполнять задачу, но слишком аккуратно и медленно. Говоря откровенно, Ардиас в него не верил.
Капитан даже не думал, что по прибытию обнаружит уже законченную работу.
— Лучше тебе отправиться со мной, — прорычал он, кивая в сторону лэндспидера, — пока всё это не рухнуло на нас.
— Приму это за «хорошая работа», — пробурчал чужак, пока опасливо забирался на пассажирское сиденье.
— Да как хочешь. Нам с тобой ещё кое-что нужно сделать.
Лэндспидер пришёл в движение, оставляя за собой след из клубящихся облачков пыли, сажи и пепла, а титан, тем временем, неуверенно покачнулся в результате деформации коленного сочленения, которое выгибалось с ужасающей неизбежностью. Из-за масштабов разрушения всё выглядело пугающе медленным. В конце концов, машина-здание повалилась будто шаткая башня, распавшись на металлические фрагменты и подняв каменную пыль. Вдоль её траектории падения образовалась дуга из дыма и искр.
Грохот сотрясал город на протяжении нескольких долгих неприятных секунд, а огромные куски брони вперемешку с кладкой давили окружающие здания и порождали тёмное пылевое цунами, жадно пожиравшее свет. Эхо же продолжало разноситься даже после того, как лэндспидер унёс Ардиаса и Каиса.
Кор'веса 66.Г#77 (орбспутниковое наблюдение) осторожно занял свою позицию относительно других, заполнявших воздушное пространство дронов и по приказу ''«Ор'ес Таш'вара»'' навёл свои сенсоры на поверхность планеты.
Флотилия тау спешно задействовала каждый доступный ей дрон, создав широкую сеть сенсорных блоков, сканирующих радиолокационных антенн и высотных наблюдателей. Орудийные дроиды смешивались с инженерными аппаратами, в скоплениях массивных дронов-отражателей изредка попадались ремонтные конструкты, а при близком сравнении спутниковых камер-шпионов высочайшего класса и практически неразумных регулирующих аппликаторов совместная работа таких в корне отличных друг от друга устройств казалась просто нелепостью. И все они – от наиболее технологически продвинутых до простейших одноцелевых моделей, от тех, что обладали сенсорным оборудованием, способным пробить сотни тор'канов атмосферы и облачного покрова и засечь отдельного индивида, до примитивнейших слепых дронов-топливомеров, чьей сканирующей чувствительности едва хватало для преодоления экзосферы – обратили колоссальную мощь объединённого восприятия на планетарную поверхность и зашлись в тщательно поставленном орбитальном танце, направляя своё внимание всё дальше от города.
Каждые три мор'тек-райк'ана 66.Г проводил быстрое сканирование на предмет точных биопоказателей и спектральных сигнатур аун'эль Т'ау Ко'ваша, сохранял результаты в своих блоках памяти и делился ими с остальной армией дронов. Таким образом, он выполнял сразу три различные операции: постоянно напоминал о цели, собирал информацию со своих сенсоров, а также сопоставлял и сверял данные. Этот процесс повторялся раз за разом, тридцать раз каждый райк'ан, и лишь когда показания сенсоров совпадут с сохранёнными значениями, 66.Г или один из его товарищей могут быть уверены, что местоположение эфирного точно установлено.
На радаре появилась точка – это в зоне наблюдения 66.Г возникла череда излучений энергии и следы топлива с сигнатурой гуэ'ла, которые стремительно тянулись на восток. Дрон сфокусировал внимание на показаниях, после чего провёл детальный анализ. Исходя из имеющихся данных и скудной информации касательно видов транспорта, хранящейся в его записывающих матрицах, 66.Г предположил, что засёк «лэндспидер» – низкотехнологичную человеческую машину-скиммер – и оповестил о своей находке родительский узел на борту ''«Ор'ес Таш'вара»'', но небольшие сенсорные флуктуации в показаниях вызвали у дрона некоторое недоумение. Явная энергетическая сигнатура линейного воина колебалась между значением невидимости и красным значением, предупреждающим о состоянии кризиса. Сверив опознавательный код с записями шас'ар'тола, 66.Г обнаружил у него отметку о немедленном извещении. В соответствие с ней дрон передал информацию о странном открытии штабу о'Удаса и стал ждать ответа.
Внизу терминатор планеты продолжал покрывать огромные расстояния. День перетекал в ночь, и тёмная дуга с размытой границей, что отделяла освещённую область от той, на которую уже не падали лучи солнца, упорно продвигалась вперёд.
В скором времени от подчинённых о'Удаса пришёл запрос на предоставление возможных пунктов назначения техники гуэ'ла. Наблюдательный дрон слегка наклонился, чтобы навести центральную оптику на машину, настроил автореактивные гироскопы в соответствии с направлением своего движения и стал следить за движущимся объектом, ведя панорамную съёмку.
Впереди маячили подножья протянувшихся зубчатой цепью гор, которые выглядели как гнилые зубы в пасти бродячей крутской гончей. 66.Г начал рутинно переключаться между фильтрами, совсем не ожидая что-то обнаружить.
И тут в искусственном сознании дрона что-то ярко вспыхнуло.
— Восток, эль'Луша! Мы установили местоположение!
— Что? Кто это?
— Сэр, на связи уи'Горти'л. Мы прежде уже говорили.
— «Сбои сенсора», да?
— Э…
— Точно. Так что тебе нужно? У меня тут сейчас врагов по оптический блок.
— Извиняюсь, шас'эль. Просто… вы хотели узнать о ла'Каисе.
— Ты нашёл его?
— Мы опять засекли фантомный сигнал. Это может быть он, хотя мы не уверены. Однако, тут есть–
— Где он?
— Ну, в том-то и дело… Направляется на восток. Мы считаем, он движется в транспорте гуэ'ла.
— Бессмыслица какая-то.
— Знаю, шас'эль, но… Мы примерно рассчитали пункт назначения и кое-что обнаружили.
— Да?
— Энергетический всплеск, который гораздо мощнее любого, виденного нами прежде. О'Удас считает, что мы нашли вражеский штаб.
— А эфирный?
— Показатели слабые, но они точно принадлежат ему.
— Восток, говоришь?
— Именно. Да прибудет с вами тау'ва, шас'эль.
Близился час расплаты. Каис сжал зубы и уставился вперёд, на горы, протянувшиеся вдоль горизонта словно иззубренный спинной мозг.
Ардиас сказал… Ардиас сказал, что знает, где найти вражескую базу. Он сказал, что везёт их туда.
Он сказал, что сотрёт в порошок этого человека, «Севера», и покончит с безумием, а Каис может присоединиться к нему, раз должен.
Ардиас сказал, что убьёт его, если он встанет у него на пути, и воин Огня был склонен поверить десантнику.
При взгляде на ястребиное, изборождённое шрамами лицо Ардиаса с его туго натянутой кожей и навеки застывшим хмурым выражением, характерным для напряжённого воина, Каис ощущал странную уверенность, которую придавала ему концентрация великана. В мирке воина Огня оставалось так мало хоть чего-то надёжного, но он и помыслить не мог о том, чтобы усомниться в железной решимости этого человека. ''Устремлённость'' десантника, пусть и направленная на конфликты и военные победы, а не на единство и равновесие, не уступала любой другой, когда-либо виденной Каисом у представителей своей расы.
Единство, Равновесие, Прогресс и Развитие…
Важные слова. Догматы веры.
Ардиас сказал… Ардиас сказал, что вера поддержит его. Ардиас сказал, что вера была единственным щитом, непроницаемым для Хаоса.
Каис выудил из кармана пластинку, слишком уставший и окровавленный, чтобы беспокоиться из-за демонстрации чужому крошечного прямоугольника со словами, который он так тщательно прятал. Неровные символы были ему словно старые друзья или, возможно, враги, а каждая линия и изгиб так же знакомы, как и собственное лицо.
Начиналось всё с двух слов: ''«Мой сын»''. Почему-то фамильярность этой фразы шла вразрез с отпечатавшимся в памяти Каиса образом отца, как будто бы даже простое принятие столь низменной вещи, как наличие кровного родственника, было ниже высоконравственных идеалов, которые Ши'ур исповедовал при жизни.
Дальше шли четыре строчки текста:
Нет расширения без равновесия.
Нет завоевания без контроля.
Цель достигается в безмятежности
''И служении тау'ва.''
Боевые, гармоничные, ясные и изящные слова. То, каким должен быть воин Огня. Элегантные, но чрезмерные. Амбициозные, но умеренные осознанием ограничений. Они воплощали эффективность.
Ниже этого размышления в свободной форме расположились ещё два слова, подобные скрытому среди лепестков шипу: ''«С гордостью»''.
Не думай о них, сказал себе Каис. Не сейчас.
Не думай о глазах. О больших тёмных глазах с нависающими над ними надбровными дугами с прямыми краями. О глазах, обрамлённых широкими скулами и подчёркнутых ровной чертой ротовой прорези словно какой-то грамматический акцент.
Не думай об огорчении. Не думай о тишине, воцарившейся в боевом куполе тау'киры назад, когда тот буравящий словно алмазный наконечник, преисполненный разочарования и меланхолии взгляд вперился в тебя, пронзил насквозь и заставил кровоточить душу.
Не думай о его словах.
''«Но, полагаю, его преданность тау'ва достойна похвалы? В этом он преуспевает?»''
Не думай о шас'вре, который бормочет в ответ, выставляя тебя в лучшем свете, хотя сказать ему хотелось лишь следующее: «Нет. Он справляется с трудом. Ему здесь не место.»
Вообще не думай об о'Ши'уре. Подумай о чём-то другом.
Не думай о том, как тебе так никогда и не представился шанс доказать ему, показать раз и навсегда, что да, я твой сын! Я достоин твоей крови!
Не думай о том, как он умирает в разорванном тиранидскими когтями боескафандре, как кровоточит его незащищённое тело, напоминающее скрученную улитку, чью раковину разбила вдребезги находчивая чёрная ворона. Не думай о том, как он умирает, твёрдо уверенный в том, что его сын, его единственная надежда на долговечное наследие, его последний дар машине, который оставался бы её частью даже после кончины Ши'ура, ущербен.
''Не думай об этом!''
— Что там у тебя? — спросил космодесантник голосом, сломавшим оковы забытья Каиса словно ударом куска гранита.
Он понял, что с огромной силой сжимает пластинку, из-за чего один уголок треснул, превращая слова в нечто аморфное и зыбкое. Искажая их. Искажая последнюю частичку чего-то чистого в его мире точно так же, как прежде всё остальное разрушалось, извращалось или давало слабину.
— Ничего, — сдавленно ответил Каис. — Ничего такого, что бы ты понял.
— Хм.
Тишина, если это можно было так назвать, возобновилась. Помимо вздохов, вызываемых астматическим фырканьем двигателя машины, да ворчания по поводу периодического грохота и скрипа, с которыми опускающийся нос лэндспидера тёрся о песчаный сланец, никто больше не издавал ни звука. Ардиас пилотировал технику с непоколебимой сосредоточенностью, и Каис смутно задумался, прочёсывал ли сейчас космодесантник собственные воспоминания в попытке найти там объяснение безумию этого ротаа, как и сам тау. Воин Огня был рад таким мыслям, ибо они отвлекали его от какофонии вины и ярости, бушевавшей прямо под поверхностью сознания.
Каис ничего не найдёт. Ничто не готовило воина Огня к этому.
Боевые действия являли собой отравленную чашу с опьяняющей смесью страхов и насилия. Поначалу всё кажется новым и пугающим, затем тебе кружит голову, и ты испытываешь веселье, а потом, в конце концов, часть ужаса возвращается, но уже от осознания того, что тебе весело.
Это словно открыть в себе талант обрывать жизни.
Это словно обнаружить, что на самом деле ты умелый убийца.
Это как примириться с тем, что ты по своей натуре получаешь удовольствие от чувства сильного страха.
Вот только… Вот только никаких «словно» не было.
У Каиса действительно имелся талант обрывать жизни. Он действительно являлся умелым убийцей.
Воин Огня наслаждался ужасом, резнёй и насилием. К такому тау'ва его не готовило. Пластинка в руке смеялась над ним (так сказал дьявол монт'ау, и разве прежде он не сослуживал ему хорошую службу?).
Безумие проползло по спине Каиса, забралось к тау в рот и произнесло:
Разве мы не одерживали победы?
Разве я не спасало тебя, не овеивало славой и не делало героем?
Разве я не направляло тебя в те моменты, когда ты нуждался во мне?
Разве я не позволяло тебе преуспевать, как ты всегда и хотел?
Оно продолжило:
Что бы ты сделал, шас'ла Т'ау Каис? Что бы ты сказал, если бы этот старик, этот пожилой генерал, этот старый уставший шматок хрящей и мяса с его высокомерным взглядом и самодовольной ухмылкой, оказался здесь?
Что бы ты сказал своему отцу, маленький воин Огня?
Каис обхватил пальцами пластинку и медленно, наслаждаясь каждым рай'каном, с треском разломал её на две половины с неровным краями.
Если Ардиас это и заметил, то не подал виду. Поворачивая спидер к сутулым закатным теням холмов, он показал в ту сторону пальцем.
— Там, — произнёс космодесантник.
За следующей возвышенностью находилась уходящая прямо в кишки мира яма. Она напоминала гигантское пулевое отверстие в земле с зубчатыми скалами по краям и чёрными обелисками, которые стояли на страже её глубин, а неподалёку валялся отброшенный в сторону и раскрошившийся каменный диск огромных размеров, чья поверхность была покрыта похожим на паутину орнаментом, выгравированным древней рукой чужака. Вниз с поверхности тянулись вьющиеся переходы и аппарели, что исчезали в напоминающих артерии туннелях в оголённой почве.
— Я готов, — сказал Каис больше самому себе, нежели космодесантнику.
Лэндспидер порывисто остановился, и два воина ступили на песок.
Обнаживший свои когти дьявол монт'ау приготовился к последней схватке.
Семиконечная звезда жадно пульсировала, а вдоль её вершин носился демонический свет, издавая треск будто тающий айсберг. Север перестал сдерживать энергию в своей душе, и этот тлеющий горячий уголёк быстро превратился в ослепляюще-яркую точку. Ему пришлось сдержать сильное желание закричать.
Пение хора звучных голосов достигло своего пика. Несвязные молитвы жрецов хаоса стали ненадолго совпадать и перекликаться друг с другом, близясь к естественному апогею, а пол храма-ямы начал излучать тошнотворный свет, который озарял четыре алтаря-румба в каждом из углов.
По одному для каждой старшей Арканы Хаоса.
''Нургл''.
''Слаанеш''.
''Кхорн''.
''Тзинч''.
Тарх'акс, сохрани варп его зловещее имя, выразит почтение им всем. Собственные силы демонического владыки подкреплялись Меняющим Пути – Тзинчем – но он был созданием редкостного коварства и понимал важность единства. Умолив каждого Тёмного Бога, Тарх'акс получит в дар силу и мощь, лежащие за пределами колдовской области его покровителя, что позволит ему вознестись, а затем привязать себя к царству смертности и материальности, дабы обрести в нём незыблемость.
И, судя по всему, это работало.
Чумной жрец слева от Севера завизжал, когда из-под его капюшона обильно потекли жидкости, после чего выронил сучковатую трость и принялся царапать грудь, словно в попытке остановить распространение нестерпимого огня, который мог видеть или чувствовать лишь он. Издав последний жалостливый крик агонии, жрец распался на части, а его отвратительные останки брызнули на пол потоком сгнившей плоти и желчи.
Посвящённый заразным удовольствиям Нургла алтарь, который Север видел только боковым зрением, озарился тошнотворно-зелёным светом, и раздутая статуя-идол безмолвно воззрилась на происходящее.
Следующим завопил облачённый в одеяния с капюшоном несущий боль – жрец Слаанеш. Казалось, будто пёстрая накидка сдавливает и сечёт своего владельца, разрушая его тело с медлительностью растворяющей кислоты. Пока плоть жреца отслаивалась, он в равной мере и кричал, и стонал.
Далее подошёл черёд жреца Кхорна. Его просто разорвало на части, и вверх поднялся столб исковерканной плоти и крови, что напоминало куски мяса на скотобойне.
Аморфная форма колдуна-последователя Тзинча изменялась и плавилась со всё нарастающей скоростью до тех пор, пока не начала угрожающе изгибаться и колебаться. В конце концов она подобно растаявшему льду стекла на пол жидкой мешаниной, образовав там лужу.
По мере того, как жрецы охотно, ну или горестно, отдавали жизни, жуткие лица идолов-статуй их покровителей, созданных за тысячи лет до заключения Тарх'акса, наливались ярко-красным светом нечистых божеств.
Четыре алтаря тьмы и смерти.
Пленники уже давно потеряли сознание и теперь безвольно висели в своих тугих оковах, что до крови раздирали их запястья. Выбросив из головы мысли об этих двух, Север сосредоточился на вздымающихся внутри его черепа варп-волнах.
Он остался единственным, кто наблюдал за последним этапом освобождения Тарх'акса.
Приливающая энергия сформировала в центре звезды светящийся столб сине-белой плазмы, который поднялся высоко над храмом-ямой и пробил облака, устремляясь всё дальше. Это был зыбкий духовный маяк, приветствующий демонического владыку в реальности.
Север вновь взглянул на часы. 18.59 ч. Осталось двадцать минут.
Туннель сменялся туннелем. Катакомба – криптой. Увядший зал – винтовой лестницей. Путь всегда вёл вниз. С каждым шагом воздух становился гуще и загрязнённее, а полужидкая масса под ногами – всё более и более шламообразной. Каис будто бы шёл по клею.
— Сойдёшь здесь, — сказал ещё наверху Ардиас, указывая на длинный и узкий наклонный путь, который змеёй уходил во тьму за краем бездны. — Я найду другую дорогу. Так у нас будет больше шансов спасти пленников. Сделай всё, что сможешь. Займи их, устрой диверсию. Север – мой.
Он многозначительно взвёл оружие, затем кивнул с чем-то похожим на профессиональное уважение и трусцой побежал прочь через истерзанный ландшафт, исчезая из вида за завитками зеленовато-жёлтого дыма и изломанными скалами. Отвесные поверхности внутри ямы были испещрены целым лабиринтом переходов и туннелей, поэтому наиболее разумным казалось начать поиски с противоположных сторон.
Каису же было всё равно.
Каждые несколько райк'оров его разум напоминал ему о том, что где-то внизу томится эфирный Ко'ваш, вот только воину Огня казалось, будто за этими напоминаниями скрывалась некая коварная цель. Тем не менее, очень скоро любые мысли о цели или намерении заслонила шипящая ярость, которая буйствовала и вопила в сознании воина Огня, понукая того искать врагов и стирать их в порошок. По мере спуска не только сгущался воздух и возникало какое-то неуловимое чувство усиливающейся чудовищности окружения, но и активнее становился шёпот монт'ау. Тор'лек за тор'леком он звучал всё громче, всё настойчивее…
Теперь Каиса мотивировали убийства. Жестокость была его рациональностью, а резня – праведностью. В дисгармонии он обрёл равновесие.
Стены стонали, а под их поверхностью изгибались и присасывались к сырой земле полусформировавшиеся фигуры, что напоминали отвратительных эмбрионов в амниотических мешках из грязи и заразы. Каис уже лопал несколько просто так, но удовлетворения это не приносило. Однако, он также встречал гогочучих демонических созданий и десантников Хаоса: реальную добычу, которая убегала, давала отпор или же, по крайней мере, даровала воину Огня удовольствие своей реакцией, когда тот пробивал высокоскоростными снарядами щерящиеся зубастые морды.
Каис представлял, как он, должно быть, сейчас выглядит. Существо, сотканное из грязи, теней и плоти. Человеческая кровь на нём приобретала ржаво-коричневый цвет по мере высыхания, маслянистые жидкости Хаоса покрывали тау нечистым налётом, а асимметричность его брони усиливалась полученными рваными ранами и шрамами. Шлем представлял собой деформированный лик циклопа с единственным зловещим глазом в виде болтерного снаряда, пристально смотрящего вниз со лба.
Рельсовая пушка давным-давно перестала быть изящным и чистым оружием. Теперь каждую её поверхность завешивали кровавые ошмётки, спутанные волосы и нечистоты, а с корпуса медленно стекали мерзкие жидкости. И'хол бы этого не одобрил, учитывая его щепетильность, когда дело касалось технологий.
Если, конечно, он вообще ещё был жив.
Если ещё был жив хоть кто-то, кого Каис знал.
Если это вообще имело хоть какое-то значение.
Чувствуя себя некомфортно на открытом пространстве, воин Огня стремительно бежал по неожиданно встретившемуся ему мостику, который дугой тянулся над глубокой ямой. Откуда из бездны устремлялось вверх ярко-синее копьё света, словно обращённый в противоположную сторону солнечный луч. Каис подавил желание посмотреть во тьму внизу и продолжил движение. Палец жадно теребил спусковой крючок рельсовой пушки в ожидании цели.
И тут, будто бы в ответ на некую безмолвную молитву, неподалёку раздался вопль: протяжный, резкий крик, исполненный птичьей ярости. Воин Огня развернулся на месте, поднял оружие и приготовился, а на его лице возникла порочная, виноватая улыбка.
Их было двое, и они атаковали Каиса вместе. Нападающие являли собой искажённые версии десантников Хаоса с обтекаемыми аэродинамическими телами и бороздчатыми когтями, которые с щелчком разошлись в сторону подобно какому-то механизму. Выглядели эти воины как пикирующие на добычу падальщики. Мудрёного вида реактивные ранцы исторгали миазматическую дымку, где перемешивалось топливо и смог, а сами подобия десантников выли, рассекая воздух с чёткостью скальпеля. Казалось, попытка уклониться от них не имела особого смысла, но Каис всё равно поступил именно так.
Лапа рассекла мясо в области плеча словно желе, отчего воин Огня вскрикнул, а силой удара его потянуло вперёд. На краткое мгновение он был уверен, что перевалится через край мостка и, молотя конечностями, понесётся ко дну ямы. Однако, похожее на хищную птицу создание тут же улетело прочь, оставив за собой в воздухе густой след из висящей нитями светло-голубой крови. Даже несмотря на пелену боли Каису хватило рассудка, чтобы повалиться на пол боком. В следующее мгновение второе визжащее существо пронеслось мимо, стремясь закончить работу.
Враг ожидал мягкой плоти, но вместо этого его когти бессильно скребанули по гладким камням мостика, в результате чего он с воплем потерял равновесие и стал заваливаться вперёд. Не обращая внимания на боль в плече, Каис мстительно вогнал снаряд рельсовой пушки ему в спину. Реактивный ранец вспыхнул, а вид хаотично танцующих языков пламени вызвал у воина Огня немалое удовлетворение.
На пол хлынули потоки порченой крови.
Выживший птицеподобный десантник над головой тау негодующе завопил словно ребёнок, оплакивающий смерть своего друга, после чего устремился к Каису вихрем когтей-клинков, образующих радужное пятно отражённого света. Из его волнистого клиновидного клюва вырывались причитания и вой. Наблюдая за ним с чем-то вроде восхищения, воин Огня выпрямился в полный рост, будто выгибающий спину кот, но оружие поднял лишь в тот момент, когда яростно орущее создание уже почти обрушилось на него.
Каис знал, каково это.
Выстрелив, он тут же упал на спину одним плавным движением. Мозг тау был слишком перегружен поступающей сенсорной информацией, поэтому воин Огня не смог определить, пришёлся ли выстрел в цель. Каис скорее почувствовал, нежели увидел, как над головой пронеслась похожая на кинжал фигура, а когти сверкнули опасно близко. Живот скрутило от отчаяния. Неудача. Враг до сих пор был жив, хотя оставлял за собой блестящее конфетти из обломков и капель жидкости. Воин Огня перевернулся на живот, готовясь к неизбежной последующей атаке.
Вопли прекратились. В итоге, он всё-таки попал.
За существом тянулись узкие ленты плоти, а его реактивный ранец кашлял. Изящный спуск превратился в хаотичное сваливание, и затем создание врезалось в стенку ямы. От удара бронированное тело разорвало на несколько кусков, которые полетели во мрак внизу.
Тяжело дышащий Каис продолжал лежать до тех пор, пока металл не лязгнул о каменное дно и не стихло последнее эхо. После этого в яме вновь воцарилась удушливая атмосфера. Воин Огня поднялся на ноги, снова стиснул зубы из-за боли в плече и заковылял вперёд.
Сейчас верным казалось любое направление.
Мельфеа Турней Борик опустился на колени и застонал.
Варп был серым туманом внутри черепа, структурированным потоком дыма и теней, что слабо освещался невероятно далёким Астрономиканом. Он привык к его изменчивости и причудам, к злобе обитающих там созданий и абстрактности ощущений, естественной для эмпиреев, но сейчас… сейчас что-то изменилось.
Нечто чрезвычайно мощное, словно гигантский чёрный левиафан, поднимающий свою скользкую от илистых осадков тушу из какой-то океанической бездны, рыскало на границе его сознания и пыталось через неё пробиться. Эта голодная сила скреблась и стучала зубами в попытке выбраться на свободу, уверенная в том, что момент избавления уже близко. Борик впился пальцами в лицо и забулькал, с трудом пытаясь дышать. Он чувствовал, как вокруг шумят слуги и новициэ, как стараются усмирить его, беспокоясь о состоянии мужчины. Борик не мог видеть их обычным зрением, поэтому ему казалось, будто они находятся где-то очень далеко, за многие галактики.
Он ничего не видел с тринадцати лет. С тех пор, как его, плачущего и кричащего, забрали из облучённых трущоб Кэр Малафори и уволокли на изолирующее судно-«заглушитель». С тех пор, как его затолкали в пещероподобные помещения на борту Чёрного корабля Адепта Астра Телепатика «Ламентация» и оставили томиться в залах звездолёта. С тех пор, как его душу расплавили и связали с сущностью Святейшего Императора, когда он всё кричал и кричал на протяжении трёх дней церемонии, когда из-за испытываемой боли сломалась каждая косточка в руках, а глаза вытекли из глазниц подобно жидкому металлу.
Он ничего не видел с тех пор, как прошёл обучение на астропата – психического проводника сообщений, способного охватывать громадные межзвёздные пространства, разделяющие имперские миры, корабли, станции и аванпосты. Размещаясь внутри ораклитус медиатариум на борту линейного крейсера типа «Воздаяние» ''«Пургатус»'' и никак не контактируя с внешним миром помимо сеансов связи с мостиком, Борик служил Богу-Императору вот уже двадцать девять лет. По меркам астропатов он считался древним, но эта сила, это присутствие чего-то злого, грозящего проявиться в местном варпе, не походила ни на что, с чем ему приходилось сталкиваться прежде.
Слуги почтительно, как и подобало рангу Борика, подняли его на платформу для медитаций. Астропат едва чувствовал их руки. Мужчина занялся прорицанием, силясь установить природу этого присутствия. Борик рассудил, что величайшим орудием пред лицом неизвестной угрозы станет информация. Варп-сущность, судя по всему, была изолирована, отрезана от обычных эмпиреев мембранной тюрьмой, которая всё больше напоминала паутину и истончалась прямо «на глазах» астропата. Она неумолимо разрушалась.
Создание – демоническое создание – заметило его.
Оно вдруг резко перестало вопить, и воцарившаяся тишина привлекла внимание Борика. А затем, медленно, словно рак, распространяющийся по огромному телу своего носителя, существо обратило эфирный взгляд на астропата.
— Маленький разум… — прошипело оно голосом, в котором свивались вместе зловещий огонь и шёлк, — маленький разум, я тебя вижу…
— П-проваливай… — заикаясь произнёс Борик, чей налившийся тяжестью язык плохо слушался.
Где-то далеко, в обыденной реальности, его слуги нахмурились и отошли назад, ибо уважали желания господина.
— Маленький разум. Я ''го-о-о-о-олоден''.
Запаниковавший Борик занялся обороной своего сознания, телепатически возводя крепостные стены и размещая мыслебомбы для защиты от духов, но, к сожалению, было уже слишком поздно. Растопырив когти из жидкого варп-вещества и пронзив ими рассыпающуюся ограду собственной тюрьмы, демонический владыка Тарх'акс схватил дрожащую душонку, после чего проглотил её целиком.
— Ско-о-оро… — пронзительно закричал он в бурлящий эфир, испытывая восторг от вкуса души смертного спустя столько долгих лет.
Его слова беззвучным эхо разнеслись по пустым пространствам, кои теперь составляли мозг Мельфеи Турнея Борика.
— Че… Чего ты от меня хочешь? — слабым голосом спросил эфирный, ненадолго придя в сознание.
Север захихикал и поднял сопротивляющегося чужака в воздух одним лишь жестом руки. Сверкающие энергии удерживали его на месте в неподвижном состоянии.
— А что у тебя есть? — сказал он.
Перед глазами всё расплывалось.
Ковёр из жидкой глины вперемешку с нечистотами чвакал и хлюпал под Каисом, неся того вниз по скользкому наклонному туннелю без какой-либо надежды на замедление или остановку. Он пытался ухватиться за стены из тусклого белого камня, чья поверхность приобрела органическую неровность за тысячи лет стекания по ней грязи, но все попытки как-то уменьшить скорость спуска были тщетными.
Где-то наверху, у зева сточного колодца, разносились последние отголоски взрывов боеприпасов, что сотрясали туннель. Там, словно ухмыляющийся великан-людоед, путь Каису преградило громадное чудовище Хаоса с конечностями из вязкой, истекающей жидкостями плоти, которая могла перекручиваться и менять форму, превращаясь во множество различного тяжёлого оружия. Стволы с хлюпаньем вырывались из локтей и плеч монстра. Пара метко брошенных гранат да несколько осторожных выстрелов с большого расстояния вскрыли мясистую оболочку и обнажили неестественное слияние металла и жижи внутри. В теле твари быстро формировались неровные комки боеприпасов вместе с высоковзрывчатыми веществами, а процесс этот напоминал обращённое вспять расплавление воска и сопровождался чмокающими звуками.
Отбросив всякую осторожность, Каис метнулся вперед, ощущая, как в ответ на столь опасный и импульсивный поступок его начинает наполнять возбуждение монт'ау. Болты оставляли вокруг воронки, а воздух с гудением рассекали выпущенные лазерной пушкой лучи, но тау преодолел шквал огня и закинул осветительную ракету с фосфором в рану, чьи влажные края начали обсасывать его руку словно беззубая пасть. Затем он нырнул в бок, что далось ему тяжело из-за боли в ноющих ногах.
При виде лица искажённого создания, когда то осознало последствия, Каис издал сдавленный смешок. Он внутренне приготовился к появлению радостных мыслей, которым, как и всегда, сопутствовало бы тайное чувство вины за столь несвойственные тау помыслы.
Однако, теперь всё это осталось позади.
Прежде, чем Каис успел даже задуматься о поиске места, где можно было бы укрыться от мощнейшего взрыва, земля под ним с хлюпаньем превратилась в густую жижу, и закричавший тау свалился в скользкий кишкоподобный колодец. Здесь, в самом сердце демонического храма, вероломство проявляли даже каменные стены и пол.
Смерть великана, вне всяких сомнений, была тем ещё зрелищем, но Каиса лишили возможность увидеть это, что сильно его разозлило.
Слизь полипов вперемешку с пеной и миазмы ещё больше загрязняли броню, просачиваясь сквозь ткань фио'дра и вызывая пульсирующую боль в раненой ноге и рассечённом плече. Он явно занёс туда какую-то ядовитую заразу, но сейчас воин Огня не мог позволить себе тратить время на беспокойство о подобных вещах, поэтому просто прикусил губу, чтобы вытолкнуть боль из разума.
А затем проносящиеся мимо стены туннеля исчезли, и гравитация сомкнула хватку на теле Каиса, когда наклонный колодец выплюнул тау словно комок мокроты. Он неуклюже упал в озерцо грязи, которое тут же яростно забулькало и запузырилось. Перекатившись, воин Огня поднялся на ноги и выпрямился, а с его рук и ног начала стекать пенистая жидкость.
Казалось, будто это помещение бесконечно тянулось во все стороны. Над грязевым озером висел зловонный туман, что пресыщал разум Каиса приятными ощущениями и наполнял того усыпляющей меланхолией, виляя вокруг него, неотступно преследуя.
''«Какой смысл?»'', — словно бы вещал смог, чьи щупальца из мускусной дымки гладили открытые участки кожи тау. ''«Лучше сдаться прямо сейчас… Лечь… Ненадолго расслабиться…»''
Колени воина Огня начали слабеть.
''Вот так…''
''Совсем ненадолго…''
''Озеро такое тёплое…''
Он ощущал тяжесть в веках и, как ни пытался, не мог придумать ни единой причины, зачем ему держать их поднятыми.
''Да-а-а-а…''
Но тут появилось что-то ещё. Возможно, запах или некое ощущение. Оно просачивалось в его разум через вкусовые рецепторы, назальное отверстие, уши и глаза. Нет, дело вовсе не в органах чувств. Это была простая, зарождающаяся в самих костях и распространяющаяся до самой кожи уверенность в том, что где-то, где-то совсем недалеко, находился кто-то очень важный.
Каис помнил, как чувствовал такое умиротворение прежде, и сейчас чувствовал его вновь – первые робкие отголоски некогда знакомой ему потрясающей сосредоточенности. Если бы он только мог вспомнить когда и где. Воин Огня ощущал проблески безмятежности, хоть и навязываемой неестественным образом, но всё равно охотно принимаемой. Каис уже испытывал спокойствие, трепет и уверенность раньше, всего несколько коротких райк'оров назад в присутствии…
В присутствии…
— Ко'ваш!
Он вздрогнул от звука собственного голоса, который гнал прочь беспамятство и усталость, коими заслонил его сознание висевший в воздухе смог, и каким-то образом убеждал Каиса в том, что аун'эль Т'ау Ко'ваш находится поблизости.
Разум воина Огня очистился, словно грязный драгоценный камень, омытый свежей водой. Расправив плечи, тау отправился в том направлении, где, как он предполагал – нет, знал – найдёт эфирного.
Север пристально взглянул на бледную фигуру и зарычал.
— Чужак!
Бормочущий ксенос не ответил, глубоко погружённый в некий транс или медитацию. Губернатора беспокоило нечто, что он не мог нормально выразить словами. Север сморщил нос и попробовал ещё раз.
— Чужак! Что ты делаешь?
И вновь ничего. Губернатор ненадолго задумался о вероятности существования доселе неизвестных психических способностей у тау, но потом с презрительной ухмылкой заверил себя в обратном. По мере того, как часы отсчитывали минуты до момента освобождения Тарх'акса, губернатор всё лучше контролировал тёмные силы, и вокруг него сформировалась аура потрескивающей энергии, напоминающая изменчивый нимб из дыма и теней. Теперь Север видел закручивающееся царство варпа с такой же лёгкостью, с какой открывал глаза. Этот висящий в воздухе мелкий ксеноген не был ни псайкером, ни умеющим зрить в имматериум мутантом, способным позвать товарищей на помощь. Губернатор убеждал себя, что имело смысл попробовать запятнать порчей высокопоставленного тау, ну а провал лишь обеспечил их расе полное истребление. Хаос не тратил время на тех, кто не поддавался осквернению.
Задумчиво поджав губы и рассеянно отмахнувшись от необычного запаха, который уже некоторое время дразнил его ноздри, он свирепо взглянул на чужака, после чего плавно вытащил из ножен кинжал, украшенный драгоценными камнями.
Дьявол монт'ау мешал мозгам Каиса работать, наполняя его кровь зловещим шёпотом. Главное – сосредоточение. Это было воспоминание из прошлого, а вместе с ним пришли воспоминания о запахе и ощущении близости эфирного.
''Сосредоточение''.
''Единство''.
Быть одним целым с тау'ва.
Пока он спускался всё дальше и дальше вглубь земли, ему всегда попадались жертвы. На воина Огня всегда кто-то нападал, ещё сильнее вбивая клин отчаяния и ярости в его голову.
От сио'та больше не было никакой пользы. Никакой пользы от повторения пустых обещаний и пропаганды СМИ пор'хой. Никакой пользы от размышлений, песнопений и уроков. Не осталось надежды на то, чтобы вернуться обратно на путь – Один Путь – выйти на свет тау'ва и обрести его безмятежность. Он забрёл слишком далеко. Он потерялся.
Я потерпел неудачу, подумал Каис.
Испытания огнём проводились для того, чтобы отделить элиту от обычных воинов. Не было никакого позора в том, что ты оставался в том же ранге. Самое важное найти свою нишу. Пройди испытание и получи следующий ранг. Не прошёл? Значит довольствуйся тем местом, которое сейчас занимаешь.
У Каиса своей ниши не имелось.
Он резко дёрнулся, когда вдруг осознал, что убивал чересчур искусно, и нелепость этого парадокса едва не заставила тау расхохотаться. Воин Огня упивался разрушениями и насилием, хотя невоздержанность и эмоции не поощрялись или вовсе не дозволялись. Каис был слишком хорошо в том, чем занимался.
Тогда, долгие тау'киры назад, шас'вре-ветеран под боевым куполом увидел это в молодом тау. Даже в том юном возрасте Каис уже понимал, что его будущее высечено в камне:
«Склонен к вспыльчивости», — пробормотал инструктор под суровым взглядом о'Ши'ура. «Это влияет на настрой и фокус».
Ущербный. Бесполезный. Неэффективный.
Он помнил, как стыд жёг щёки и мозг. Осуждающие слова шас'вре были ещё более ужасными из-за скрытой в них неотвратимой правды.
Дидактические воспоминания рассказывали Каису о том, что гуэ'ла, которые благодаря неисчислимости распространились по галактике подобно великой чуме, в полной мере использовали своих безумцев и неуравновешенных. Они давали им оружие, формировали из них расходные легионы сумасшедших и бросали в пасть врага подобно человеческому сену. Даже если такие бойцы и умрут, это неважно.
Однако, следуя философии гуэ'ла, один или двое могли оказаться настолько слетевшими с катушек, настолько безбашенными и неудержимыми, что в их силах было изменить ход войны.
Использование психически нестабильных в качестве жертвенного оружия. Более мерзких и эксплуататорских идей Каису на ум практически не приходило. Вот только… Вот только разве его собственные командиры не полагались на него? Разве эль'Луша не говорил ему, что лишь он мог сделать это?
Возможно, тау ничем не лучше гуэ'ла?
В разуме Каиса наполнился новый пузырь горечи и негодования, после чего зловеще лопнул, забрызгав сознание воина Огня своей кислотой. Они использовало его. Командиры знали, что он проклят, знали, что он сгинет, знали, что ему не светит направляющий маяк тау'ва…
И всё равно использовали.
Ярость монт'ау поглотила обиду, заменила её упоением и стала жадно искать кого-нибудь, чтобы убить. ''Кого угодно''.
Мимо проносилась пустыня, и с каждым гравипрыжком летящий Луша словно делал огромный шаг. Песок стал глинистым, а наносы из кусков раскрошенной земли и камешков, гонимые ветром с предгорий в эту пустошь, напоминали волны сухого моря.
Шас'эль приземлялся и прыгал одним движением, взметая вокруг шасси костюма облачка пыли, которые затем оседали в считанные мгновения.
— Шас'эль… — передал один из членов команды усталым голосом. — Мы отстаём.
Луша их проигнорировал. Он практически не обращал внимания на три удаляющихся на его ПД символа, так как не желал тратить время. Неестественной пульсирующий ярко-синий свет корчился будто какое-то прозрачное щупальце и висел над холмами, не сдвигаясь с места. Выглядело это как неровный столб энергии. Озадаченно взглянув на него, шас'эль задался вопросом, что за пагубное событие предвещало появление подобного маяка.
Вернувшись мыслями к своему путешествию, он собрал всю доступную мощь костюма, направил её в двигатели и совершил очередной прыжок. Где-то там находился Каис. Совсем один.
За спиной Луши начало заходить солнце.
Неподалёку кто-то охнул. Это был исполненный страха и боли протяжный стон, чьё эхо с лёгкостью разнеслось по сырому подземелью. Каил взвёл рельсовую пушку с рычанием трущихся друг об друга металлических поверхностей и повернул лицо в сторону звука, откуда стало доноситься ещё и шлёпанье чьих-то ног по грязи на полу помещения.
Появился сероволосый адмирал с корабля гуэ'ла, и то, что он безумен, было видно совершенно отчётливо, как нос у него на лице.
— Маленький… н-н… маленький тау… — захихикал человек, разглядев Каиса сквозь плывущую тёмную дымку. — Подойди сюда. М-м. Подойди ближе.
С какими бы суровыми испытаниями не столкнулся гуэ'ла, он явно из-за них чокнулся. Грязная и порванная флотская форма была мокрой от запёкшейся крови вперемешку с жижей Хаоса, а половина его волос отсутствовала. Лысый скальп покрывало шероховатое лоскутное одеяло ожогов и порезов. Адмирал принялся кататься по полу, что-то бормоча себе под нос, посмеиваясь и впиваясь ногтями в глаза каждые несколько секунд. Похожий на органический клапан проём, находящийся позади человека, плотно сжался с влажным звуком сокращающихся кольцевых мышц.
Гуэ'ла принял полусидячее сгорбленное положение и зашёлся кашлем.
Каис осторожно обошёл это тщедушное существо, борясь с желанием открыть огонь невзирая на то, что оно могло сказать. Будто бы потеплевшая в его руках рельсовая пушка коварно напрягала палец на спусковом крючке.
— Где аун? — дрожа спросил он, изо всех сил пытаясь сохранить самообладание.
— Ближе, да. Давай поближе. Я… Я хочу кое-что рассказать тебе. Ты должен выслушать.
Воин Огня боком приблизился к нему ещё на шаг, но оружие с цели не сводил. Если адмиралу и было не по себе при взгляде прямо в дуло, то он никак этого не показывал. Его налитые кровью глаза выглядели утомлёнными и старыми.
— Я видел такое… — пробулькал человек, сильно оцарапывая одно веко. — Такое, что… что… Такое, что ты даже не можешь себе представить. — Он начал смеяться, но слабое влажное хихиканье сменилось скрипучим звуком выходящего из лёгких воздуха. — А теперь взгляни на нас… — прошипел адмирал. — Спаси нас Император. Наша последняя надежда в руках чужака… В руках мелкого грязного тау!
Он запрокинул голову и маниакально рассмеялся, хотя поток буйного веселья очень быстро превратился в череду всхлипываний, а затем гуэ'ла упал на спину и стал тяжело вдыхать сухой воздух. Лежащий на полу адмирал что-то жалобно лопотал в перерывах между приступами кашля.
В глазах Каиса тот представлял опасности не больше, чем тау'кировалый ребёнок. Даже несмотря на бешеные порывы ярости в крови, мысль о том, чтобы выстрелить в это беззащитное создание, вызывала у него отвращение. Опустив оружие, воин Огня, испытывая любопытство, двинулся вперёд.
Человек отреагировал так, будто получил удар током. Он резко припал к земле, вдруг изменился в лице и вытянул в сторону тау растопыренную ладонь.
— Стой! — крикнул адмирал, чей голос внезапно потерял прежнюю неестественную гортанность. — Не подходи ближе! Оно пытается… н-н… — Гуэ'ла перекатился на спину и стал неистово изгибаться. Он подёргивался, истекал слюной и царапал своё лицо. — Прочьпрочьпрочь!
Каис немногое знал о людях. С ранних лет наставники учили его думать о них как о поразившей галактику болезни, считать, что они едва ли разумны и слишком далеки от того, чтобы принять кредо тау'ва. Тем не менее, даже для малоопытного воина Огня это выглядело так, будто адмирал боролся с какой-то тёмной частью самого себя.
Тут он мог его понять. Каис вновь навёл на человека рельсовую пушку и заставил себя перестать трястись.
— Прочь! — завизжал гуэ'ла, ударяя кулаком в глаз. — Убирайся обратно в в… н-н… П-просто пустые слова, маленький тау. Я уже чувствую себя лучше. Подойди ближе. Вот так… Нет! Держись подальше!
Два голоса, два лица, которые яростно боролись и сталкивались друг с другом. В конце концов, человек устало обмяк, после чего поднял измождённое лицо, чтобы вперить взгляд в Каиса.
— Всё… — тяжело дыша произнёс он. — Д-думаю, теперь я это контролирую…
— Это? — прорычал Каис.
Для нажатия на спусковой крючок ему требовалось ещё немного стимула.
Константин же свесил голову и стал тяжело дышать.
— Они… они изменили меня. Открыли чему-то… о, защити Бог-Император…
Человек вновь начал всхлипывать, а Каис прицелился, напрягая указательный палец и плотно сжимая губы под шлемом. ''«Считай это "милосердием"»'', — подумал он.
— Погоди! —зашипел гуэ'ла, подняв дрожащую руку. — Не сейчас. Я должен рассказать тебе! Тебе нужно знать…
— Рассказать мне что, человек? Мне нужен лишь эфирный. Ты стоишь у меня на пути.
— Кое-что важнее этого!
— И что же?
— Как остановить Тьму!
У создания не было имени как такового.
По меркам его рода оно являлось мелкой сущностью и никогда не изведывало «реальности» – этого рая с резкой геометрией. Существо прожило целую вечность в виде закручивающегося варп-порыва, в виде бесплотной злобы, что жаждала, нет, томилась по соблазнительному блаженству материальности. И путь открылся.
Душа была порченой и искажённой, разорванной на мириад лоскутов и оставленной с зияющим манящим входом для любого из бесчисленных варп-созданий, которые наблюдали и ждали. Она представляла собой свет, чьё сияние сулило перспективы и мощь, а демонические разумы без умолку трещали о ней и боролись друг с другом в стремлении добраться первыми.
Из многих миллиардов удача улыбнулась именно этой сущности.
Неопытная и до сих пор не привыкшая к странному телу, в которое она вошла, сущность обнаружила, что сознание носителя отталкивает её с досаждающей силой. Она начала присваивать себе его воспоминания и искать там информацию. Как оказалось, мелкий дрожащий кусок плоти называл себя человеком и носил имя «Константин», а вступив в борьбу со вторгнувшимся варп-разумом, он сумел оттеснить его. Какой позор!
Человек разговаривал с каким-то стоящим неподалёку чужаком, хотя слова его были бессмысленным лепетом. Разъярённый варп-разум сжался в шар, после чего изогнулся, вкладывая тысячи лет разочарования и мук в один-единственный бросок своего сознания вперёд, напоминающий удар кинжалом.
Разум человека треснул будто тонкий лёд. Варп-сущность быстро изучила новое тело и с ухмылкой решила внести кое-какие изменения.
—Т-ты понимаешь? Алтари! Запомни!
— Я запомню, — проворчал Каис, раздражённый невнятной речью гуэ'ла.
С каждым словом голос человека становился всё слабее, а глаза закатывались назад.
— Оно… оно уже рядом… — вдруг с ужасом пробулькал он.
— Что?
Каис «прочесал» глазами катакомбы на предмет приближающегося врага, но, судя по всему, никто появляться не собирался.
Константин натужился как при рвоте, после чего ''изменился''.
Челюсти зловеще расширилась и стали прерывисто, с хрустом, открываться, словно приводимые в движение храповым механизмом, а подбородок начал вытягиваться вперёд. Перекошенные от боли глаза запали в череп и принялись вращаться, приобретая гневный красный блеск. Изо рта обильно потекла кровь, которая, взбунтовавшись против гравитации, извивающимися потоками поднималась вверх и будто бы обхватывала голову жидкими тонкими пальцами. В итоге, череп лопнул с сухим хрустом.
Когда форма адмирала разорвалась, в туманном воздухе ненадолго зависли влажные клочки ткани, и то, что вспучивалось и пульсировало под броской одеждой, было чем-то очень далёким от человека.
Воин Огня отошёл назад. Кровавый кокон вокруг головы треснул словно яйцо, явив взору рептильную плоть со светящимися чешуйками. Волнистые тигровые полосы чёрного и синего цветов пересекали красные щеки, которые вытягивались в клювоподобную пасть, испещрённую крошечными зубами. Они были выгнутыми, из-за чего напоминали суставчатые лапки насекомого.
Создание щёлкнуло челюстями и потянулось длинным языком к глазу, чтобы очистить его от остатков засохшей крови, а тело монстра подняли нескладные ноги. Выгнув спину, он величественно расправил кожистые крылья, образовавшие ореол из разодранной кожи и костей.
Большего стимула Каису и не требовалось, поэтому он, зарычав, открыл огонь.
Врезавшийся в мерзость снаряд повалил её на спину и породил фонтан крови вперемешку с осколками костей. В воздухе вокруг обугленной плоти повисли дым и пыль. Издав вопль боли, чудовище перестало двигаться, а его когтистые лапы застыли, хватая пустоту. На секунду Каис решил, что уничтожил существо. Убийственная ярость в сознании тау захихикала и начала через шёпот вливать в воина Огня яд поздравлений.
''Ты можешь прикончить кого угодно.''
''Ты – бог.''
Труп вдруг резко выпрямился, повернул голову и завопил.
Ошеломлённый Каис, шатаясь, попятился назад. Мощь крика сотрясала его и заставляла бессильно прижимать руки к шлему в области ушей, хотя это никак не помогало заблокировать работу звуковых датчиков. Дрожащий мир крутился вокруг своей оси, расплывался пред мысленным взором воина Огня и вызывал ноющую боль в голове, отчего тау стучал зубами. Каис ещё даже не успел понять, что происходит, а уже лежал на спине и видел нависающий над ним сводчатый потолок катакомбы. Воин Огня потряс головой, чтобы прояснить зрение, попытался подвигать руками, попытался встать, попытался поднять оружие, но–
Но тварь уже была на нём, прижав к полу словно крутская гончая. Под кожей монстра, что сухо скрежетала будто наждачная бумага, натягивались толстые струны мышц. Рельсовая пушка оставила прямо в диафрагме создания дырочку с ушко иглы, из которой к груди Каиса тянулись качающиеся ниточки измельчённых внутренностей и выливались брызгающие на броню мерзкие жидкости. Внутри раны безвольно мотался перебитый еще на этапе формирования спинной мозг, поэтому чудовищу приходилось волочь за собой ставшие бесполезными ноги.
Оружие Каиса куда-то делось. В суматохе тау отбросил его в сторону.
Из подсознания выплыло воспоминание о начальном уроке рукопашного боя в первый тау'кир обучения. Тогда инструктор обвёл пристальным взглядом юных подопечных и безо всякой иронии сказал:
— Первое правило боя без оружия – не быть безоружным.
Но для этого уже слишком поздно. Каис боролся за возможность двигаться, но хватка монстра оказалась слишком сильной. Костяные, напоминающие кинжалы когти царапали руки Каиса, разрезали плоть и кромсали броню.
Тварь пропихнула к шлему воина Огня свою лошадиную голову, увенчанную длинными рогами-пантами из кости и хитина, после чего начала водить непристойно хлюпающим языком по местам соединения, ища дорогу внутрь.
Каис с кристальной ясностью осознал: ''«Теперь я умру»''.
— Убей меня, если должен, — спокойно произнёс эфирный. — Мой народ отомстит и сокрушит тебя, стерев в порошок.
Север захихикал, лениво водя кончиком лезвия по коже тау и наслаждаясь светло-голубыми завитками и узорами, которые тот оставлял после себя.
Неподвижно удерживаемый в воздухе невидимыми силами аун до сих пор ни разу не вскрикнул. Эти существа, эти тау, просто не доставляли ''никакого веселья''.
Губернатор бросил беглый взгляд на наручные часы.
Десять минут.
— …тик-так-тик-так-тик-так… — с ухмылкой пробормотал он тау, а затем расхохотался, словно произнёс самую смешную вещь на свете.
Теперь голос в его голове вещал так громко, что Север уже не мог сказать наверняка, какое из двух сознаний было там первым.
Рычащая демоническая тварь оторвала когтистую лапу от руки Каис и заскребла по шлему, озадаченная невозможностью добраться до головы тау.
— Х-х-х-хочу-у съе-е-есть твои глаза-а-а… — прошипела она голосом, который едва можно было разобрать из-за брызжущей слюны вперемешку с кровью.
Обнаружив, что одна рука теперь свободна, воин Огня начал искать оружие, но рельсовая пушка лежала слишком далеко, а ножны с ножом висели на другом бедре, придавленном весом врага. Не видя других вариантов, он вогнал кулак прямо в рану, в полость живота, где схватился за несколько скользких позвонков и потянул на себя.
Создание издало рёв. Оно ревело, пронзительно вопило и визжало, его мышцы непроизвольно сокращались, а ноги дёргались, пока истерзанные нервы посылали противоречивые сигналы по всему неестественному телу. Изрыгая из пасти густую кровавую слизь, которая заливала оптику Каиса, монстр попытался подняться с помощью гигантских кожистых крыльев, но ему не удавалось контролировать их взмахи. Чудовище дрыгалось, корчилось, рычало, ни на секунду не переставая выть так громко, что у воина Огня вибрировал даже мозг, однако, тау собрал все свои тающие силы, сжал изувеченный хребет, после чего резко повернул кисть.
Как оказалось, он вопил и выл не меньше, чем враг, хотя это его ничуть не удивило.
К счастью, в итоге чудовище плюхнулось на бок мешаниной окоченевших конечностей и окровавленной плоти. Напряжённая рука Каиса схватилась за рукоять ножа, хотя разум тау ещё не до конца отошёл от физической перегрузки. Безумие монт'ау само подняло его руку, влило в неё остатки сил и резко опустило вниз, описав в воздухе мерцающую дугу.
Голова твари Хаоса повисла с влажным резким звуком. Раздался хруст, и монстр, наконец, умер.
Словно в ответ на какой-то незримый сигнал, мышечное кольцо зловеще расслабилось, медленно открывая проём.
Теперь Каис смотрел на само основание Храма Бездны.
Ардиас погрузил цепной меч в кишки десантника-изменника с чем-то вроде упоения. Из бесчисленного множества врагов во всей галактике, что обступали слабый огонёк человечества, приятнее всего было истреблять именно предателей, подумал он.
Тварь пробулькала богохульное проклятие, содрогнулась, когда потроха вывалились из её бронированной оболочки, и затихла. Опустив голову, капитан перевёл дыхание, после чего окинул взглядом помещение.
Очередная крипта, одна из многих десятков. Её поверхности были покрыты влагой и грязью, из стен торчали смутные подобия органических форм, а хлюпающие проёмы пульсировали с частотой раз в несколько мгновений. Если по милости примарха он выберется отсюда живым, то с огромным удовольствием подвергнет это место орбитальной бомбардировке.
Спуск затянулся слишком сильно. Возможно, Ардиас повернул не туда или же просто заблудился среди змеящихся коридоров и лестниц, по которым ступал. Ультрадесантник не мог сказать, какой путь вёл обратно к шахте пропасти, а какой, извиваясь, бесконечно тянулся вглубь земли сквозь твёрдую породу и почву. Истинно было то, что наполнявшие яму гнусные энергии сбивали с толку его сенсоры и компас, но капитан достаточно долго служил во славу Императору, и потому научился полагаться не только на чувства боевой брони, но и на собственные. Если он заплутал, значит кто-то играл с его разумом.
— Тау, — передал по воксу Ардиас, обеспокоенный этой мыслью. — Тау, ты тут?
— Ардиас? — донёсся невнятный, искажённый помехами ответ. — Это ты?
— Ну конечно я. Где находишься? Уже рядом со дном?
Голос чужака как-то изменился, и перед тем, как вновь заговорить, ксенос мрачно усмехнулся.
— Не рядом, человек. Я на самом дне.
Ардиас захлопал глазами. Находчивость ксеногена вновь его удивила. Судя по всему, предсказание умирающего Дельфея оказалось точным.
Капитан уже начал размышлять, какие приказы отдать чужаку, но тут мёртвый десантник Хаоса решил, что он вовсе не мёртв, и с рёвом поднялся на ноги.
Ардиас как будто бы издалека услышал выстрелы, резкие металлические звуки бьющих по его доспехам болтерных снарядов, последний оборвавшийся треск разорванной вокс-линии–
А затем в разуме капитана вспыхнула острая боль.
Всё почернело.
Хотя усвоенные ещё с юности философские концепты говорили ему отвергать столь экстравагантные утверждения, шас'эль Т'ау Луша, остановившийся на краю ямы в форме широкой чаши, сразу же распознал ''зло''. Она находилась меж трёх холмов с усыпанными кремневой галькой склонами, на одинаковом расстоянии от каждого, и напоминала какую-то незажившую рану в земле, а за её широким выпуклым краем тянулась вниз неровная шахта диаметром примерно в пятьдесят тор'леков. Над бездной, словно выбросы тлетворного вулкана, поднималась завеса чёрного дыма и чудовищного зловония, проникавшего даже внутрь боескафандра. В стенках шахты виднелась система грубо выдолбленных переходов, которые уходили вглубь скальной породы будто мутировавшие ганглии и исчезали там во мраке. Внутри червоточины светились зелёным и синим.
Луша вдруг понял, что неосознанно читает вслух литании и размышления сио'та. Эти уроки несли его разуму безмятежность, восстанавливали внутреннее равновесие, отгоняли ужас невоздержанности и эгоизма, подтверждали превосходство тау'ва.
— Клянусь путём… — пробормотал себе под нос он, изумлённый масштабами опустошения.
Чирикающие демонические твари подобно воронью образовывали над ямой чёрную завесу и кружили вокруг сине-белого столба энергии, что поднимался вверх откуда-то из глубин. Его тонкие, похожие на разряды молнии потоки, из коих он и состоял, пронзали тучи и приобретали схожесть с волнистыми трубами, которые плавно перетекали в само небо, мало-помалу засасывая всё в устье шахты.
Луша задумался, куда та вела.
На край бездны упали длинные тени остальных членов команды, порождённые тонущим солнцем, чей свет окроплял небеса красным. Словно брызгами крови.
— Эль'Луша… — передал вре'Тонг. — Я кое-что нашёл.
Костюм шас'вре пронёсся по воздуху вперёд и вытянул жвалоподобные пальцы, которые держали какой-то маленький предмет.
— Это лежало на земле, — объяснил он.
Эль'Луша мысленно приказал собственным пальцам раскрыть их защитные оболочки и принялся с интересом наблюдать, как Тонг'ата передаёт ему два фрагмента пластинки.
Сложив треснутые куски вместе, он смог прочитать едва разборчивый текст.
— Ох, — прошептал Луша, начиная понимать. — Ох, Каис…
— Что это, шас'эль?
Луша вновь оглядел яму, вокруг которой, словно антисвет, сгущалась тьма.
— Это причина, шас'вре.
Его размышления прервал мягкий звуковой сигнал коммуникатора дальнего радиуса действия.
— Шас'эль? На связи ''«Ор'ес Таш'вар»''.
— Уи'Горти'л?
— Да. Шас'эль, что-то произошло. Сигнал Каиса больше не блокируется. Мы считаем, дело было в коммуникаторе гуэ'ла, который держал открытым канал с шас'ла.
— И теперь канала нет? Можете связаться с ним?
— Пока нет, шас'эль. Очень много помех.
Луша сделал вдох, чтобы перебороть влияние адреналина.
— Кор'уи, — произнёс он, стараясь говорить спокойно и размеренно. — Слушай очень внимательно. Найди фио'эля Борана. Скажи ему усилить сигнал. Скажи ему, что мне нужно поговорить с шас'ла Каисом.
