Они приближались, чтобы убить их.
– Неважно, . – Хорак вновь повернулся на троне, лениво оттолкнувшись от палубы потёртым сабатоном, – Идём на Агарвиан, но готовьтесь к пустотному бою. Добраться до убежища будет нелегко.
– Так точно, командующий, – поклонился Нараг. Он помедлил, а затем продолжил, и в голосе его смешались гордость и обречённость. – Но мы доберёмся до Агарвиана.
Хорак кивнул. Возможно, так и будет, но это наверняка станет последним полётом капитана. И по огневой мощи, и по силе они серьёзно уступали врагу, и похоже, что порождённый бойнями на Исстваане рок, наконец, настиг их. Возможно, так и должно было произойти.
– Я верю тебе, – сказал воин. – Теперь действуй.<br />Они мчались на всех парах. Казалось, что сам корабль чувствует неизбежную гибель, и черпает силы в раненой гордости и гневе, вновь наполняя былой мощью дребезжащий инженериум. Теперь, когда они были слишком далеко от точки Мандевилля Мандевиля для перехода в варп, Нараг вёл «Гоголлу» глубоко под солнечной плоскостью системы Леопс. Враг не отставал. Вот они прошли в десяти тысячах километров от шелковистых облаков метанового гиганта Хереба, а затем ворвались в сердце системы и на полной скорости ринулись к Агарвиану.
Ничего этого не видел Харак, устало бредущий к главному ангару на подставленной звёздному ветру стороне корабля. Там его уже ждали названные братья, облачённые в полные доспехи – старую броню XIV–го легиона, бывшую на них с самых полей смерти Исстваана Исствана и верно служившую все эти годы жестоких сражений.
Стоявший у ската Хесч, его заместитель, молча отсалютовал своему командиру, прижав истерзанный цепной меч к покрытому вмятинами от снарядов нагруднику. Рядом с ним выстроились трое остальных: Ургаин, державший чёрную как уголь волькитовую серпенту, Тургалла, тяжело поднявший обеими руками радракетомёт, и Лифас, крутивший рукояти висевших на поясе цепных топоров. Хорак выглядел самым могучим и грозным из всех, потому как нёс на себе тяжёлый и старый терминаторский доспех, бледный, словно выцветшая кость, и весь покрытый пятнами после битв на сотнях миров. Он поднял перед собой силовую косу, «Жнеца», и затрясся весь отсек, но не от почтения, а от первого попадания.
Лифас невесело усмехнулся. Позади них с шипением опустилась рампа «Скарвора», открыв пассажирский отсек. Вой турбодвигателей нарастал, поток воздуха давил на атмосферный пузырь ангара.
– Идём, братья, – приказал Хорак, шагая к «Грозовой птице». – Действуем, как мы планировали.<br /> Но такого, чёрт побери, они не планировали. Предполагалось, что когда они доберутся до Агарвина, корабль останется на низкой орбите и будет наблюдать. При всей дряхлости корабля, на нём всё ещё была энергия и производственные мощности, но теперь после его уничтожения они окажутся в ловушке на планете – живые, но отрезанные от всех.
Впрочем, ключевым словом было ''«живые»''. Пока бьются их сердца, всё может измениться вновь.
Хорак не остановился. Он помнил слова Нарага, ставшие для него мантрой во время высадки.
''На твёрдой земле.''Слишком давно он не сражался, крепко стоя на поверхности планеты. Лучше умереть так, чем внутри машины, даже не видя врага, не пролив его крови.
– Придут другие, – проворчал он, размахивая косой, чтобы расчистить путь. Они шли, заходя всё глубже в лес, а над шлемами смыкались узловатые сучья. – Мы выживем, несмотря на охоту. А потом дадим бой, – ему нужно было что–то сказать Хесчу. – Мы выберем поле боя, и тогда их кровь прольётся.
Остальные немедленно оценили место. Тургалла засел слева, наведя установку на болото. Лифас скорчился чуть ниже, наполовину закопавшись в грязь. Хесч и Хорак заняли позиции в самой узкой точке расщелины и прижались спинами к скале.
Они ждали, застыв совершенно безмолвно, совершенно неподвижно. Потребление энергии их доспехами опустилось до минимума. Положив стволы оружия на влажные кочки, воины больше не двигались. По их наплечникам текла горячая и искрящаяся влага. Вокс–фильтры Вокс-фильтры тихо шелестели, напряжённо втягивая воздух внутрь и наружу так, как дышал бы бесконечно терпеливый хищник. Вокруг шипел и бурлил мир, никогда не замолкавший в своём разложении. Хорак ждал. Он глубоко втянул воздух с привкусом металла и ощутил, как обожгло лёгкие. Такого воин не чувствовал с тех пор, как покинул родину. Он вновь ощутил укол, но теперь ностальгии.
– Пусть идут, – вздохнул Хорак и начал ждать.
Воин поднял руки, неловко отвёл затворы горжета, а затем снял шлем. Вышедший изнутри воздух казался зеленоватым и бурлил, словно пар. Открывшееся лицо было месивом из шрамов и струпьев, скреплённым торчащими из худых щёк металлическими стержнями. Он мог дышать. Он мог вдыхать тлетворный воздух и не падать. Так значит, под чёрной бронёй был Гвардеец Смерти, воин старого легиона?
– Моё имя – Кризос Мортург, – без всякой гордости объявил воин. Теперь, без решётки вокса, было видно, что акцент не принадлежал ни Терре, ни Барбарусу. – Когда–то я вёл уничтожителей на войну под знаменем четырнадцатого легиона. Возможно, что ты видел, как я возглавлял их на Исстваане 3Исстване III. А возможно в тот день ты отвернулся, не в силах сдержать стыд.
Так вот оно что. Охотники вовсе не принадлежали к одному из верных легионов, но были изгоями, отвергнутыми неверными хозяевами, недостойными и отсталыми, теми, кого давно следовало отсеять.
И пока Хорак слушал, в его разуме зародилась хрупкая, жуткая надежда. Они всё ещё в чём–то оставались боевыми братьями, разделёнными лишь временем и выборами. Возможно, что это надежда была недостойной, возможно, она была последним проявлением слабости, но, что важнее, она у него была.
– Я больше не тот, кем был, – заговорил Хорак, – Я наблюдал за полями смерти на ИсстваанеИсстване, ни разу не отвернувшись, ведь все погибшие заслуживали смерти… так я думал тогда. Я остался тенью своего хозяина, его избранным стражем, и следовал за ним в пустоту, когда мы начали сжигать Империум изнутри.
Он помедлил, вспоминая своё второе предательство. Самое сложное из двух.
Но Хорак больше его не слушал. Он смотрел на покрытое шрамами лицо боевого брата и видел, как под ним вздымается неестественный свет.
''Как же ты выжил?Никто там не выжил.''– Тогда ты был убит, – произнёс Хорак, обвиняя брата. – Все были убиты.
– И всё же я превозмог, – парировал Кризос.
Когда всё закончилось, когда всё, что могло пригодиться – прогеноиды, восстановимое снаряжение, топливные баки со сбитых штурмовых кораблей – было погружено на транспорты, группировка Кризоса Мортурга вновь собралась на высокой орбите. Ударный крейсер «Злоба» разогревал двигатели, готовясь к долгому пути к варп–маршрутам. Глубоко в арсеналах его воины – Гвардейцы Смерти, оставшиеся верными Трону, легионеры из Разбитых Легионов, изгнанники, чьего происхождения не знал никто – чинили броню и точили клинки.
Сам же Мортург, бывший в прескверном настроении после событий на Агарвиане, закрылся в тактическом зале в одиночестве, если не считать гололита, кружившего перед ним на панели управления. На экране был виден набор слишком многочисленных механических рук, видневшихся из–под из-под одеяний другого призрака – адепта Механикуса, который находился далеко, но поддерживал связь через усилители сигнала.
''– Я ожидал, что ты будешь в лучшем расположении духа,'' – раздался хриплый как у мертвеца голос Каллеба Децимы, который забрал цеплявшегося за жизнь лишь благодаря психической силе Мортурга с места смерти его тела и сделал для него новую железную оболочку. Теперь Кризос существовал как амальгама, тёмное слияние нечистой техники и биомантии, что было анафемой для их бывших хозяев как с Барбаруса, так и с Марса. В последовавшие годы Мортург и Децима вместе трудились в пустоте, выслеживая отбившиеся от основных сил отряды XIV–го легиона всюду, где могли найти их.
– Я думал, что достаточно причинить страдания моим старым братьям, – начал Мортург. – Я думал, что убийство их – достаточная цель для сотворённой нами призрачной жизни. Он думал так же. И смотри, куда его это привело, – он позволил руке опуститься, дал сомкнуться микропоршням на оболочке пальцев. – Устал я от этого и нуждаюсь в большем.
''– Тогда ты знаешь, что должен сделать.'' – Знаю, – кивнул Мортург.
Выжить. Быть стойким. Найти способ пережить бушующее пламя.