Снимок Киилер / The Keeler Image (рассказ)

Перевод из WARPFROG
Перейти к навигации Перейти к поиску
WARPFROG
Гильдия Переводчиков Warhammer

Снимок Киилер / The Keeler Image (рассказ)
KeelerImage1.jpg
Автор Дэн Абнетт / Dan Abnett
Переводчик Йорик
Издательство Black Library
Серия книг Инквизитор Эйзенхорн
Год издания 2011
Подписаться на обновления Telegram-канал
Обсудить Telegram-чат
Скачать EPUB, FB2, MOBI
Поддержать проект

Медона Едок, названный так за свой непомерный аппетит, объявил о начале аукциона, и вести о торгах привлекли дельцов и спекулянтов со всего субсектора – пусть даже им пришлось тащиться в редкостную глухомань.

Один из выставленных на продажу товаров привлёк и моё внимание. Сначала я отправил посредника, чтобы убедиться в наличии такой диковинки, а затем, получив от него вполне достоверное подтверждение, отправился в путь, чтобы лично присутствовать на аукционе.

Медона Едок жил на выжженном войной каменном шаре под названием Паллик. Непредсказуемая орбита и переменчивая скорость вращения наделили планету сложной и непостоянной системой дней и ночей, что могли быть как долгими, так и мимолётными, как ослепительно яркими, так и мрачными. Конечно, мудрецы на таком материале исписали много тяжёлых томов астрономическими и зодиакальными таблицами, но я не удосужился выучить все названия и протяжённости местных временных циклов. Достаточно было знать, что мне следует завершить дела до начала долгого и пугающего «жгучедня» – периодического события, когда планету освещали все три звезды.

Многие гости аукциона высадились на катерах и орбитальных шлюпках, опустившихся на печальные пустоши за высокими покатыми стенами дворца Медоны. Другие прибыли в местный город Барит-Прайм, а затем заплатили караванщикам за право пройти вместе с ними путь в шестьсот сорок километров. Аппетит Медоны был так велик, что загруженные всякой снедью караваны почти каждый день выходили из городских ворот. Я сел на плоскогорье в пяти километрах от дворца, а дальше шёл пешком. На планете стоял «низкий день», период, когда в небе светило лишь второе солнце, и длился он недолго – только шесть с половиной стандартных часов.

Было холодно и сухо. Сквозь светозащитный экран я видел глубокую синеву неба и солнце – белый шар, от которого по экрану пробегали блики всякий раз, когда я поворачивал голову. Сверкали корпуса челноков, стоявших вместе с катерами на посадочных площадках. Где-то в тринадцати километрах от меня над пустыней вздымались клубы песка, поднятые караваном. Раскинувшийся впереди дворец был так велик, что больше напоминал город, но город, сокрушённый войной. Здесь и там у покатых стен валялись обломки, по виду которых можно было предположить, что под землёй таятся и другие, древние здания, занесённые песками истории.

Наконец, моё приближение заметили стражи у ворот.

– Ты пришёл к Медоне? – спросил меня один из них, зашипев сквозь скрывающий черты респиратор. Оба были одеты в стандартные бронежилеты и униформу Астра Милитарум, теперь перекрашенную в яркие цвета, достойные циркачей и фигляров.

– Да, – с улыбкой ответил я.

– И кто же ты?

– Грегор Эйзенхорн, – причин врать у меня не было.

– И чем занимаешься?

Я показал им свою розетту. Они даже не моргнули.

– Сэр, вы ведь пришли не зачищать дворец? – расхохотался один из стражников.

– Даже не знаю… а что, кто-то здесь отрицает святость Трона?

– Только не мы, – усмехнулся другой. – Поверьте, все мы до единого верны Святой Терре.

– Значит, я пришёл, чтобы предложить лучшую цену за нужный мне товар.

Меня пропустили внутрь.

В холле дворца собрались многочисленные покупатели, каждый из которых, как я заметил, привёл с собой пышную свиту. Сервиторы Медоны таскали тяжёлые подносы, заставленные свежими блюдами и напитками, и каждое из них пышно одетый дворецкий объявлял с такой обходительностью, словно приветствовал дорогих гостей. Мне предложили флягу воды, традиционный дар любому пришедшему из пустыни, и я принял её с благодарностью, вежливо отказавшись от бокала вина. В залах были и самые разные лоты, выставленные на всеобщее обозрение перед аукционом. Среди них я увидел молитвенные колёса из длинных могил на Трациане, диадемы из Рабских Миров, прекрасно сделанный бюст святого Кидоруса, неподвижно стоящий в обитой атласом коробке, и великолепный портрет Жиллимана – масляные краски, кисть Манксиса с Юстиса-Майорис. Во всяком случае, так она была подписана. Да, замысел был хорош, но в работе не было изящества, характерного для самого Манксиса. Скорее, это была копия или работа одного из его учеников и последователей. Я наслаждался экспонатами, когда услышал за спиной голос.

– Я знаю, зачем вы здесь.

Пришлось обернуться.

– Я – Медона, – представился мне высокий, худой, улыбающийся мужчина, одетый в зелёный комбинезон и полуплащ. Пожалуй, на нём было даже слишком много украшений, в том числе тиара из кристаллов и жемчуга.

– Действительно…?

– Ну, скорее его уста, – усмехнулся он и улыбнулся ещё шире – пугающе шире. – Медона говорит через меня, а я занимаюсь его делами.

– Ты его посредник или аватар?

– Аватар, – ответил он. Теперь я понял, что тиара и кольца были частью сложной телекинетической системы, что позволяла Медоне использовать мужчину как марионетку и действовать через него. – А ты – Грегор Эйзенхорн из Ордосов.

– Действительно.

– Твоя слава бежит впереди тебя. И кстати, в продаже есть одна вещь, которая могла бы тебе приглянуться. Хочешь посмотреть?

Он провёл меня в боковую часовню с высокими окнами, сквозь решётки которых проникали тусклые лучи дня. На пьедестале в центре комнаты стоял защищённый светофильтрами предмет – прозрачная покрытая пластеком плита примерно в треть квадратного метра шириной.

– Великолепно, сэр, не правда ли? – спросил рот Медоны.

Это было самой омерзительной вещью, какую я когда-либо видел.

Но, и правда, великолепной.

– А теперь я вас оставлю. Наслаждайтесь видом.

В зале был не только я – товар осматривали и другие покупатели. Одним из них был решительного вида мужчина, из черепа которого выступали сложные зрительные имплантаты.

– Какая диковинка, – восхищённо произнёс он.

– Действительно.

– И настоящая, – добавил незнакомец. Его имплантаты зажужжали. – Поверьте, я могу оценить как возраст стекла, так и пластековый футляр. Формат снимка совпадает с её известными нам предпочтениями… да, просто чудо, что столь хрупкая вещица дожила до наших дней, когда сгинуло столь многое.

– Действительно, – повторил я.

– Но ещё важнее сам снимок. Его замысел. Да, даже по меркам летописцев она владела превосходным глазомером. Едва ли кто-то в истории Империума достигал её уровня мастерства в создании снимков.

– Да, так про неё пишут. Про великолепный дар. Конечно, поэтому её и избрали для экспедиции.

– Подумать только… – вздохнул ценитель, – что она обладала таким непревзойдённым талантом, но прославилась не благодаря ему, – он посмотрел на меня. Оптика закрутилась, не переставая жужжать. – А что думаете вы? Как считаете, что невероятнее – то, что перед нами оригинальный снимок, сделанный десять тысяч лет назад прославленной основательницей имперского кредо? Или то, что на нём изображён Гор Луперкаль?

– Думаю, самое невероятное, – я усмехнулся, – что он стоит здесь перед нами, а не заперт в подземелье далёкой Терры.


Евфратия Киилер была летописцем. В последние годы Великого крестового похода, благодаря своим острым глазам и мастерству фотографа, она получила назначение в 63-й Экспедиционный флот, чтобы наблюдать за подвигами Лунных Волков и сохранять их для истории. Её работы были великолепны, а слава росла. К ней относился благосклонно сам магистр войны. В те далёкие времена Бог-Император провозгласил, что труды растущего Империума должны быть записаны и зарисованы творцами искусства и историками, чтобы преобразиться в хронику зарождения Эры Человечества. Таким мыслили в те времена, желая честно, свободно и независимо сберечь для потомков великий труд сотворения цивилизации.

И это было не похоже на того Императора, каким его знал я.

Конечно, теперь этих свобод не стало, они сгинули за годы кровопролитных войн Ереси. И Киилер была там в самые первые дни. Она стала свидетелем первых зверств. Евфратия жила, когда пробил тёмный час, и встретила его с пиктером в руке, запечатлев жуткие перемены. Но её история там не закончилась. Оказалось, что её жизнь не так легко оборвать, как жизни бесчисленных миллиардов людей, сгинувших в том пламени.

В наши дни её знают иначе… знают, как святую Евфратию. Благословенная божественной милостью и дарами, она, вместе с близкими к ней в те мрачные годы людьми, заложила устои Имперской Веры и стала одной из самых первых святых. Благодаря ей и её последователям распространились догматы Лектицио Дивинатус, выросшие в истину для всех нас, гласящие, что Император Человечества был не человеком, а богом. Эту истину признали благодаря ней. Благодаря Киилер родилась наша вера.

Человека с оптикой звали Сеян Карил. Вернувшись в главные залы, мы сидели и обсуждали увиденное.

– Ты ведь знаешь, что действительно ценен не сам снимок?

– Но он невероятно ценен, – возразил я. – Ведь это образ Луперкаля при жизни, до того, как он пал. Запечатлённые в нём красота и сила раскрывают нам глубины произошедшей катастрофы.

– Иные могут счесть, что его никогда не должны увидеть.

– Какие «иные»?

– Например, инквизиторы, к которым, как я слышал, принадлежишь и ты, – усмехнулся он.

– Я думаю, что его должны увидеть и сделать предостережением, показывающим, что даже величайшее совершенство может подвергнуться осквернению… и это укрепит нашу решимость противостоять тьме.

Он пожал плечами.

– Конечно, если это Гор до падения.

– Думаешь, что на нём он уже падший?

– Разве это не стало бы более занятным уроком? Если бы это было лицо того, чью душу украл Хаос? Ведь тьма так старательно скрывает свою природу.

– Ты сказал, что настоящей ценностью является не сам снимок…? – поинтересовался я, решив увести в сторону разговор.

– Согласно каталогу, – улыбнулся он, – важнее заметки. Хрупкие документы, написанные её рукой и описывающие как снимок, так и то, когда и как он был сделан.

– И ты их видел?

Карил покачал головой.

– Их выдадут лишь тому, кто купит снимок. Но я слышал об их содержании.

Конечно, про них слышал и я. Отчасти, поэтому я сюда и прибыл, ведь говорилось, что заметки были настоящим откровением. В них собственным, достоверно подтверждённым почерком Евфратии было записано, что она считала Гора человеком, а не преображённым демоном. Также упоминалось, что в те времена Император всенародно отвергал свою божественность. Он вновь и вновь объявлял, что не был богом, и стремился подавить распространение иных взглядов, воплощённых в уже распространявшейся вере Лектицио Дивинатус. В заметках говорилось, что Император запретил и приказал преследовать веру в Него…

Записки гласили, что Император не считал себя богом. Что Киилер и её спутники-святые заложили основания Имперской Веры против Его пожеланий.

Это было совершенно иной ересью, и я даже не был уверен, кого назвал бы еретиком – Киилер… или самого Императора.

– Никому не узнать правды.

– Но правда написана в заметках.

– Нет, – возразил я, – там скрыта опасность, ведь правда у каждого бывает своя. Вопрос в том, что же с ней будут делать люди. Скажем, кто-то, выступающий против Имперской Истины, может превратить снимок и писания столь благородного и возвышенного человека в основание новой веры.

– Чтобы подорвать нынешнюю религию и отринуть божественность Императора?

– Неразумно думать об этом.

– Полагаю, затем сюда и прибыла Инквизиция… заполучить снимок и устранить угрозу.

– Я никогда не говорил, зачем я прибыл сюда, – усмехнулся я.

– А другие говорили.

Он едва заметно кивнул в сторону женщины, беседовавшей на другой стороне зала с гостями.

– Галанор Куртекз. Как я слышал, она из Ордо Еретикус.

– Если бы Ордо Еретикус хотел заполучить снимок Киилер, – возразил я, – то просто взял бы штурмом дворец, предал всех внутри мечу, а затем, для надёжности, выжег бы здесь всё с орбиты.

– Возможно. Конечно, если они не хотят сначала выяснить, кто заинтересуется аукционом и выйдет ради такой реликвии из укрытий и теней.

Конечно, он был прав. Так же думал и я. Да, торги были частными, но всё равно являлись невероятно соблазнительной наживкой. Со своего места я видел по меньшей мере шестерых людей, которые могли бы находиться в розыске Ордосов: отступников, рецидивистов, еретиков. У них, возможно, даже слюнки текли при мысли о столь богохульном артефакте. Если бы я возглавлял операцию Ордо Еретикус, то не стал бы сразу махать цепным мечом, а дождался бы торгов и разместил во дворце агентов. Затем я одним ударом заполучил бы еретический снимок, покончил с десятком опасных врагов Империума, а затем, выбив из них информацию на пытках и допросах, смог бы даже, возможно, искоренить основные сети культов в субсекторе. Да, отчасти я прибыл именно за этим. Мне не нужен был сам снимок – я хотел лишь увидеть, но не заиметь слишком опасную реликвию. Я прибыл сюда, чтобы выследить желающих его приобрести. В частности, одну особу.

И теперь я не сомневался, что нашёл её. Карил со своими острыми аугментическими глазами сразу её заметил. Галанор Куртекз. Она не была инквизитором. Отслеживающие сенсоры и распознаватели психических схем обнаружили достаточно показателей: обличье, маскировка, омолаживающая терапия… они могли многое скрыть. Но я был чертовски уверен, что под видом Галанор Куртекз сюда явилась архиеретичка Лилеан Чейз.

Когнитэ. Старейшую, величайшую и самую тлетворную секту Хаоса в истории представляла здесь её легендарная и неуловимая предводительница. Её могло выманить из укрытия лишь что-то подобное снимку Гора Луперкаля, сделанному рукой Киилер.

Скоро мой долгий и кровавый труд завершится.


За полчаса до начала торгов меня пригласил к себе Медона.

Он находился в личном зале. Его «Уста», не перестававшие улыбаться, поприветствовали меня у дверей и провёли внутрь.

Медона Едок уже много лет не являлся полноценным человеком, став жертвой собственного ненасытного аппетита. Его бледное физическое тело, настоящую пирамиду плоти, весившую больше девяти тонн, удерживал на месте каркас из захватов и гравитационных гондол. Даже конечности бедняги скрылись в этой горе. Бригады рабов бесконечно втирали масла в его плоть, чтобы та осталось мягкой, а сервиторы по цепочке несли продукты, которыми Медону подкармливали кибердроны, парящие высоко среди кольца опор. Было сложно различить его истинное лицо – на вершине горы плоти была лишь маленькая точка.

– Дорогой инквизитор Эйзенхорн, – заговорил он уже собственными устами. – Хотел вот перекинуться с вами парой слов. У меня такое чувство, что сегодняшний день закончится не очень хорошо, и потому мне хотелось бы услышать от вас обещание, что вы не станете меня преследовать.

– Медона, вы зря торгуетесь. Насколько мне известно, вы не нарушали законов.

– Сэр, прошу вас пообещать мне это.

– Обещаю. Медона, могу ли я высказать идею: если вас так тревожит аукцион, то, наверное, не следовало его открывать?

– Я бы и не стал, – ответили его Уста, улыбаясь. – Я собирался продать снимок частным образом. Частным. Но всё изменилось.

– Что ты хочешь сказать? – спросил я, ощутив шестым чувством слабую дрожь. Возможно, страх, а быть может, и предвкушение. Бесконечно малая, но нарочитая задержка между мыслями Медоны и его словами, доносящимися изо рта аватара, оставляла место для предположений.

– Я решил, что будет лучше устроить аукцион, – сказали Уста Медоны.

«Меня заставили устроить открытые торги», – подумал его разум.

Я бросился влево.

Лазерные лучи, яркие, словно раскалённая звезда, опалили пол сзади меня.

Медону также явно вынудили устроить встречу со мной с глазу на глаз. Я злобно выругал себя, осознав, что Медона Едок, который так стыдился своего облика, что даже говорил через аватара, никогда бы не захотел ни с кем увидеться лично.

Неловко перекатившись, я случайно сбил Уста с ног и в тот же миг увидел щёлкнувший капкан – два киберчерепа пикировали с высокого потолка и наводили лазерное оружие для нового выстрела. Первый луч опалил пол позади меня. Второй угодил прямо в Уста, пробив их насквозь. Задохнувшись от собственной крови, аватар рухнул лицом вниз и забрызгал плиты красными каплями и клочьями органов, что вывалились изо рта. Высоко надо мной настоящий рот Медоны испустил мучительный вой от шока психической обратной связи.

Высвободив гнев, я обрушил силы своего разума на приближающиеся киберчерепа, чтобы стереть ухмылки с их костяных лиц. Свирепый психический удар взорвал механизмы автоуправления, отрезав черепа от направлявшего их псионического импульса. Первый рухнул на землю, словно метеор, и взорвался. Другой, потеряв управление, пронёсся над моим плечом и врезался в стену. С каркаса Медоны дождём посыпались искры. Психический удар сжёг и его телекинетические механизмы.

В зал ворвались трое людей, в которых я узнал сопровождавших Галанор Куртекз – поджарых, сильных, быстрых. И псионически защищённых.

Я потянулся за пистолетом, но первый из них уже прыгал на меня, сжимая изогнутый кинжал. Отведя удар, я перекатился назад и сбросил убийцу с себя. Вскочив на ноги первым, я снова сбил с его с ног, в развороте выхватил мой верный «Тронзвассе» и застрелил остальных. Ещё дрожащие тела отлетели назад.

Первый набросился на меня сзади, схватил рукой за горло и потянул назад. Лишь удар запястьем руки с пистолетом помешал ему вонзить мне в лицо кинжал. Выпад локтя прошёл мимо. Враг мой явно обладал искусственно увеличенной силой. Ну конечно, из него ведь сделали убийцу – возможно, жизнехранителя или же одного из ликвидаторов Когнитэ. Я же был калекой уже много десятилетий – ступни, ноги и нижнюю часть тела сковывал тяжёлый каркас из механических шарниров, позволявших мне ходить. Тяжело шагнув назад, я сокрушил стопу левой ноги убийцы сапогом с железной оковкой.

Он застонал от боли. Хватка чуть заметно ослабла, и я вновь ударил локтём.

Когда враг отшатнулся, я резко обернулся и ударил его в голову рукоятью. Убийца рухнул с расколотым черепом, из его уха хлынула кровь. Мимо меня пролетели выстрелы: в зал ворвались новые бойцы Куртекз, палившие из крупнокалиберных автопистолетов и лазерных обрезов.

Стреляя в ответ, я бросился в укрытие, проталкиваясь сквозь толпу ошарашенных очевидцев – замершей цепочки сервиторов с деликатесами. После уничтожения командных систем они могли лишь молча глядеть на воцарившийся пандемониум. Я отбросил в сторону двоих, и киборги рухнули, их подносы зазвенели по полу. Ещё больше сбитых с толку механических рабов рухнуло под огнём моих несостоявшихся убийц. Разбились плиты. На землю рухнули прожаренные продукты. Нападавшие тем временм пытались рассредоточиться по залу. Мои выстрелы – отрывистые, но меткие выстрелы сквозь толпу скулящих сервиторов – загоняли людей Лилеан Чейз в укрытие с другой стороны туши Медоны. Один из них убрал пистолет и потянулся за спину, где висела роторная пушка.

Я прыгнул что было сил.

Шквальный огонь в упор пронёсся по залу, разрывая сервиторов на части и отбивая со стен слои отделки. От витражных окон во все стороны полетели осколки эмалированной керамики и стекла. Я услышал, как вхолостую взревел мотор пушки, когда стрелок начал менять патроны.

С другой стороны завыли выстрелы из «адского» ружья. Разряды, выпущенные с невероятной меткостью, взорвали крепления опор, что удерживали тушу Медоны. Последовал долгий и жуткий вой терзаемого металла, а затем вся девятитонная туша рухнула на пол, подбрасывая в воздух сервиторов и визжащих от ужаса рабов. При падении Медона, словно обвал, раздавил собою засевших в укрытии убийц.

Единственный уцелевший выполз наружу и бросился бежать. Выстрел, разнесший череп, остановил его.

Я осторожно встал. В воздухе пахло кровью, дымом, едой и маслом. Рабы выли, рыдали, держались за свои сломанные руки. Из-за угла показался Гарлон Нейл с ружьём наперевес и готовый стрелять.

– Ты как?

– Нормально.

Именно его я отправил разведать аукцион.

– А я-то гадал, где тебя носит.

– Держался в тени, как ты и приказал.

Я покосился на обрушившееся тело Медоны Едока – живого, беспомощного, стонущего. Рабы пытались поднять хозяина прежде, чем его органы лопнут под собственным весом. Из-под колышущегося тела растекалась кровь людей Чейз.

– А я ведь обещал не трогать его, – вздохнул я.

– Я не обещал, – ухмыльнулся Нейл. Он присел рядом со своей последней жертвой, перевернул тело, достал что-то из кителя и показал мне. Знак Инквизиции.

Тут Гарлон выразительно поднял брови.

– Когнитэ, Нейл, – сказал я, – они прикидываются Ордо Еретикус.

Он пожал плечами.

– Надо найти Чейз.

– В смысле Куртекз?

– Она здесь под этим именем.

– Что, серьёзно?

– Похоже на то, – кивнул я. – Не могу поверить, что мы наконец-то подошли так близко.

– Ну, путешествие сюда было крайне интересным. Мы повидали столько дружелюбных, веселых людей. Знаешь, говорят, что путь важнее цели.

Я нехорошо покосился на него.

Нейл вздохнул.

– Просто хотел разрядить обстановку.

– Чейз пытается заполучить снимок, Нейл. Пошли.


Выстрелы, предсмертные крики и слухи о прибытии Ордо Еретикус вызвали панику во дворце, поэтому все гости и возможные покупатели спасались бегством. Гарлону и мне пришлось проталкиваться в часовню через толпу. Снимок всё ещё был там, но его уже снимал с подставки мой знакомый в перчатках. У ног Сеяна Карила наготове лежал бронированный кейс.

– Пользуешься случаем? – окликнул его я, нацелив «Трозвассе».

Карил печально улыбнулся.

– Похоже, торги окончены, а я так хотел приобрести этот лот.

Он осторожно опустил в чемодан стеклянную плиту, а затем повернулся обратно к выставочному стенду. Под бархатной подушкой лежал маленький свёрток. Заметки Киилер, настоящая ценность.

– Я не позволю тебе забрать их. Галанор Куртекз… ты её видел?

– Нет, – ответил Карил. Он взял свёрток и вскрывал его.

– Положи на место. Карил, постарайся вспомнить. Когда ты последний раз видел Куртекз?

– Думаю, что она сбежала, – рассеянно ответил он и улыбнулся. – Забавно. Не думал, что когда-нибудь буду рад увидеть Ордо Еретикус, но теперь благодаря ним заметки принадлежат мне.

Нейл шагнул вперёд, нацелив «адское» ружьё.

– Босс сказал тебе положить свёрток, так что не дури. Ты слишком спокоен. На тебя нацелено два ствола, ты же не думаешь просто взять и уйти?

Я огляделся. Да, Карил был в чём-то уверен. Но в чём?

– Думаю, что должен поблагодарить и тебя, – кивнул мне Сеян. – Если бы не ты, то Ордосы не затеяли бы эту маленькую операцию, а Куртекз…

– Она не из Ордо Еретикус, – перебил его я. – Она даже не Галанор Куртекз. Её зовут Лилеан Чейз.

Карил посмотрел на меня, как на ненормального, а затем по его лицу расплылась широкая усмешка.

– Ох… – расхохотался Сеян. – Знаешь, а я ведь был очень высокого мнения о тебе, но теперь вижу, что ты такой же болван, как все. Лилеан Чейз? О, это просто умора…

Он развернул свёрток и начал читать заметки.

– Какая прелесть, – усмехнулся он. – Киилер весьма точна. Император – не бог. Он не одобряет любых попыток поклонения. Видишь, вот? Она пишет, что встреча с демонами на корабле Гора Луперкаля заставила её верить. Если есть демоны, то должен быть и бог. Иначе вселенная слишком ужасна. Существование бога нужно как противовес ужасам варпа. Лектицио Дивинатус основан на лжи. Имперская вера основана на страхе. И это признаёт сама «святая».

– Отдай записки мне. Это весьма еретический текст, и я не позволю тебе его забрать.

– Это? – Карил улыбнулся, взмахнув бумагами. – Это только приятная добавка, награда за терпение. Она станет славным прибавлением к нашей библиотеке, но не откроет ничего нового.

– Ты – один из Когнитэ.

– Точно, Грегор. Кстати, привет от Лилеан. Она надеялась однажды встретиться с тем, кто так страстно её искал все эти годы… но дела, дела. Поэтому она послала меня забрать товар. И здесь твой путь оборвётся.

Нейл прицелился из ружья в голову Сеяна.

– Не думаю, что ты можешь сейчас кому-то угрожать.

– А мне и не надо, – расхохотался Карил. – Видишь ли… все торги – наживка. Ордо Еретикус узнали, что снимок у Медоны, и поняли, что пикт неизбежно заманит сюда многих еретиков. Поэтому инквизиторы заставили его устроить аукцион, а не частные продажи, зная, что Когнитэ неизбежно пошлёт за снимком агента, – он широко улыбнулся. – Кстати, это я.

– Значит, Галанор Куртекз… – выдавил я.

– Действительно инквизитор из Ордо Еретикус. Она возглавляет операцию. Как я уже сказал, торги – наживка для преследуемой ей добычи.

– Для Когнитэ…

– Боги, нет! Для куда более страшной угрозы. Отступника, псайкера, диаболус… Грегора Эйзенхорна. Всё это было сделано ради тебя, Грегор. Теперь ты в розыске. И твои бывшие хозяева из Ордо Еретикус хотят прикончить тебя.

Из залов позади я услышал крики и выстрелы. Пока Нейл держал Карила на мушке, я отошёл назад, чтобы выглянуть за дверь. По дворцу Медоны продвигались истребительные команды Ордо Еретикус, убивая на своём пути всё живое. Для грязной работы они взяли с собой Отпрысков Темпестус – штурмовиков, среди которых была сама инквизитор Куртекз, отдающая приказы и указания найти меня и задержать любой ценой.

Я думал, что приготовил ловушку для Чейз и её проклятых Когнитэ, но на самом деле сам попал в западню. О, меня впечатлило, с каким мастерством и изяществом Куртекз и её коллеги выманили меня на открытую местность. И ужаснуло осознание, куда более отчётливое, чем раньше, каким изгоем я стал. Для Ордо Еретикус я превратился в столь же ужасную угрозу, как и Когнитэ, которые были в сегодняшней операции лишь заметкой на полях. А Чейз использовала подвернувшуюся возможность, чтобы захватить сокровище, пока за мной гонялось Ордо.

Меня переиграли обе стороны: и Когнитэ, и бывшие хозяева.

Я почувствовал отвращение к тому, сколь слепы были ордосы, не видевшие разницы между мной и столь страшной угрозой, как секта Чейз. Нет, не зря я разорвал все связи и начал действовать один. Это понимание принесло мне слабое утешение.

Гарлон закричал. Я обернулся и увидел, как он падает на землю. Карил держал в руках закрытый чемодан и целился в Нейла из лазружья. Впечатляюще. Не так-то просто перехитрить Гарлона Нейла, когда он нацелил пушку тебе в голову.

– А теперь, Грегор, я уйду, – сказал Карил.

Я выстрелил в него, но пули зависли прямо в воздухе. Сеян – как бы его не звали – был превосходно обученным псайкером. Вот как он перехитрил Нейла, вот почему он казался таким уверенным. Раньше он скрывал свою силу, но теперь высвободил её. В меня словно врезался невидимый таран, впечатав в стену.

Я почувствовал, как хрустнули рёбра.

Но хоть раз сегодня кто-то меня недооценил. Я ведь тоже был превосходно обученным псайкером. Да, Карил обладал могучей силой, но Чейз стоило отправить гораздо, гораздо более серьезного посланника. Пока я держался в тени, люди не понимали, на что я действительно способен. Чейз не понимала, с чем имеет дело. Раньше мою силу сдерживали мысленные щиты Инквизиции. Но теперь она была свободна, усилена гневом и горечью.

Я выкрикнул единственное слово силы.

Его мощь, пронёсшаяся в воздухе подобно пылающей стене, ударила Сеяна Карила и не просто впечатала его в стену, но пробила им стену насквозь, раздробив каменные плиты. Сквозь уродливую дыру хлынули лучи жуткого, ослепительного света. Я быстро опустил защитные экраны и помог Нейлу встать. Затем мы накинули тяжёлые капюшоны плащей.

Пустыня снаружи сверкала так ярко, что было больно смотреть. Жар был невообразим. Пока мы были внутри дворца закончился низкий день, промелькнула короткая ночь и начался жгучедень.

Карил лежал на спине на груде обломков. Каждая кость в его теле была раздроблена, но он всё ещё был жив. Текущая из ран кровь кипела, а открытая плоть жарилась. В одной почерневшей и скрюченной руке Сеян сжимал древний манускрипт Киилер, но бумага уже горела. Он пытался погасить её, но горел и сам.

Я смотрел, как умирает враг, а вместе с ним исчезают заметки.

– Вызови Медею, – обратился я к Нейлу. – Скажи, чтобы она поднимала орудийный катер. Требуется срочная эвакуация.

Он кивнул, и я услышал, как он говорит на глоссии в надетый на голову передатчик.

Я открыл разум.

+ Черубаэль? Ты меня слышишь? +

+ Конечно, Грегор. +

+ Мне требуется твоя помощь. +

+ Ах, Грегор, Грегор. Ты, наверное, хочешь, чтобы я пришёл и убил для тебя очень, очень многих людей? +

Я помедлил, думая об Отпрысках Темпестус и командах Инквизиции, которые прочёсывали дворец и могли найти нас в любую минуту.

– Да, – очень неохотно сказал я.

+ Прости, дружище, не расслышал. +

+ Да. +


Нейл и я подхватили бронированный кейс и вышли в пылающую пустыню. Медея приближалась, она была меньше чем в минуте от нас. Мы уже достаточно далеко удалились от дворца, когда я оглянулся и увидел, как с небес опускается свет ярче и ужасней сияния всех трёх солнц жгучедня. А затем под домом Медоны словно разверзся вулкан.

Я отвернулся.

Откуда-то издалека донёсся глубокий довольный смех.

Наверно, это был демонхост, упивающейся резнёй, но на мгновение мне показалось, что раскаты смеха доносятся из чемодана в моей руке. Что смеется воин с благородно улыбающимся лицом, которое так давно запечатлела Евфратия Киилер.