Ангрон: Красный Ангел / Angron: The Red Angel (роман)

Перевод коллектива "Библиотека Нагаша" Этот перевод был выполнен коллективом переводчиков "Библиотека Нагаша". Их канал в Telegram находится здесь.

Перевод в процессе: 2/22 Перевод произведения не окончен. В данный момент переведены 2 части из 22.

Ангрон: Красный Ангел / Angron: The Red Angel (роман)
Автор	Дэвид Гаймер / David Guymer
Переводчик	Евгений К.
Издательство	Black Library
Предыдущая книга	2023
Подписаться на обновления	Telegram-канал
Обсудить	Telegram-чат
Экспортировать	EPUB, FB2, MOBI
Поддержать проект

ПЕРВАЯ ГЛАВА

Над горой Анарх шёл дождь. Капли жидкого этана пятнами проступали на высоких окнах из стеклостали. В условиях силы притяжения менее одной пятой от стандартной терранской они словно бы и не падали вовсе, а торжественным строем дождевых легионов спускались на опустошённую поверхность Титана в честь победы своей над временем.

Грауц Теломейн посмотрел в отражение и встретил холодный взгляд собственных серых глаз. Он всё никак не мог вспомнить, когда в последний раз выглядел таким молодым, таким наивным, а ведь c прошлого визита на Титан, в этот самый зал, минуло пять сотен лет.

– Нет, – медленно прошептал он. – Не здесь.

***

– Ты не готов, Теломейн. Не в этот раз. Великий магистр Таремар сделал ошибку, попросив меня об этом, и его просьбу я не удовлетворю.

Юстикар Элос запомнился ему великаном, коим, в сущности, никогда не был. С годами волосы воина поседели, а его клятвенный щиток покрылся записями о доблестных деяниях. По многим пунктам Грауц перерос своего бывшего наставника, но с тех пор они ни разу не встречались, и потому он так и остался колоссом в памяти новоиспечённого брата.

– Я готов, – сказал Грауц.

– То, что ты считаешь себя таковым, доказывает лишь обратное.

– Но великий магистр третьего братства думает иначе.

Элос покачал седой головой.

– Тому, что Серые Рыцари не закаляют младших братьев в бою, есть причина. Знаешь, какая?

– Нет, – ответил Грауц, нахмурив брови. – Не здесь.

***

Над горой Анарх шёл дождь. Капли жидкого этана пятнами проступали на высоких окнах из стеклостали. Грауц Теломейн замер у пустого стола посреди не менее пустой залы. В Сатурналии не было ни души. Капли углеводородного дождя барабанили по стеклу, а огромный планетарий, служивший потолком, неторопливо скрежетал наверху, – более ничто не нарушало соборную тишину чертога. Внутри царил мрак, не считая дымчатых пятен от нескольких тысяч свечей. Но они и не должны были освещать. С тех самых пор, как человечеству открылось колдовство, ритуальные свечи служили мостком, переброшенным через завесу. Они были серого цвета – цвета мудрости, познания и защиты от злых сил.

Кольца планетария продолжали вращаться.

Грауц поднял голову.

Его братья-новициаты именовали планетарий Часами Деймоса. Согласно легенде, впервые в истории их собрал и привёл в действие генеральный фабрикатор луны-кузницы в память о том дне, когда её переместили с орбиты Марса. В центре вращался Сатурн, серебристый шар размером с шасси «Носорога»; его поддерживала целая паутина мистических несущих полей, а кольцами ему служили концентрические хрустальные ободки толщиной не более нанометра. Сам Титан был размером со снаряд для болтера. Вдоль гладкой, стеклянной проволоки проходила его орбита радиусом в сто с лишним ярдов – именно такое расстояние Титан преодолевал каждые триста восемьдесят два часа. Вся система была настолько безупречно отлажена, что, со слов юстикара Элоса, Серый Рыцарь, наделённый достаточно острым умом, терпением и опытом, мог определить точное время и год Имперского календаря по одному лишь положению Сатурна и его восьмидесяти двух естественных спутников.

Вот уже восемь с половиной тысяч лет планетарий работал безотказно.

Шёл 444.М41.

– Нет, – сказал Грауц, чувствуя, как ярость закипает внутри. – Не здесь.

***

Дождь всё шел. Багровый поток с шипением и брызгами поливал золото и освящённое серебро его боевых доспехов. До него эту броню носил Эйгон из четвёртого братства, а до него – легендарный паладин Фокс. Теперь она хранилась у Грауца, но именно тогда, перед боем, ему предстояло впервые облачиться в неё. В голове мелькнуло щемящее воспоминание.

Юстикар Элос был, конечно же, прав, но кто из ста девяти Серых Рыцарей, перенёсшихся в тот день на поймы реки Стикс, кто из них был действительно готов встретиться с Круор-Преторией и повелителем XII легиона?

Не те девяносто шесть, что ушли и не вернулись.

И не те тринадцать, которые всё же выбрались оттуда.

В тот день Грауц был самым младшим из Серых Рыцарей, вышедших на поле боя. Он не знал, почему выжил, тогда как Дим, Галео и Таремар Золотой сложили свои головы; быть может, в доказательство тому, что законы «темпус материум» иррациональны.

– Нет! – крикнул он в искажённую маску ненависти, маску из красного мяса, которую носил сын Императора. – Не здесь!

***

Капли жидкого этана пятнами проступали на высоких окнах из стеклостали. В Сатурналии, Цитадели Титана, он сидел на том же самом месте, где недавно стоял во весь рост. Внутренней стороной ладони он разминал мышцы бедра, словно повредил его. Но никакой боли не было и в помине. Не здесь.

– Почему я снова и снова возвращаюсь сюда?

Нирамар пожал плечами. Он расположился по другую сторону стола, перед доской для игры в регицид.

Грауц был младше этого Серого Рыцаря всего на год, но несмотря на узы дружбы, связывающие их, он всегда ощущал пропасть меж ними, причём не только во времени. Всё, чего Грауц добился за годы, проведённые на Титане, Нирамар достиг раньше. Когда он преодолел последние ступени чертога испытаний, чтобы стать полноправным членом передовых братств Серых Рыцарей, именно Нирамар встретил его в полном боевом облачении. Здесь он выглядел не хуже, чем после смерти. А смерть настигла его очень скоро, через пять недель после партии в регицид.

– Это твои воспоминания, – произнёс Нирамар. – Думаешь, отыщешь здесь что-то, чего пока не знаешь? Или то, чему мог бы полностью доверять?

– Назвать вещь по имени – значит познать её, – возразил Грауц, озвучив слова из пятьсот восемнадцатого гимна «Либер Демоника». – Познать демона – значит овладеть его сущностью. Я знаю, где границы моего разума, брат, и сколь незыблема моя душа.

Нирамар кивнул, разглядывая стол между ними и будто планируя свой следующий ход.

– Тогда слушай, брат. Ответ, что ты ищешь, распростёрт перед тобой. Достаточно увидеть его.

Последовав совету, Грауц взглянул на доску. В психическом мире даже самые незаметные детали могли обладать смыслом.

Доска была круглой, деревянной, поделённой на равное количество чёрных и белых квадратов. Он играл черными. Нирамар – белыми. Партия длилась уже несколько ходов, белые пеоны стояли в начальных позициях Преторианского гамбита. Игроком Нирамар был искусным, хоть и не очень оригинальным. Пешки Грауца вели себя всяко агрессивнее – под стать своему военачальнику, – и потому левая область доски была открыта для наступления экклезиарха. У такой стратегии было множество названий, но для Грауца и тех, кто принадлежал к его вырождающемуся поколению, она всегда будет известна как Армагеддонский манёвр: жертвуешь фигурами среднего класса, окружаешь противника и император у тебя в руках.

Грауц чуть не улыбнулся наперекор себе.

– Я помню этот ход.

– Ещё бы.

– Мы так и не закончили ту партию.

– Верно.

Палец Грауца застыл на фигурке примарха, выполненной из чёрной слоновой кости, но лишённой отличительных черт кого-то из двадцати. Она служила целостным образом, идеальным представлением о том, каким должен быть примарх: крылья Сангвиния, лавровый венок и лорика Гиллимана. Правда, из-за приглушённого света и некоторой доли самовнушения казалось, будто она застыла в момент яростного рыка. Первое сердце Грауца вздрогнуло, и он опустил фигуру, вернув руку на колено.

– Всё это в прошлом. Я здесь, чтобы увидеть будущее.

– Время, брат. Ровен ли его поток? Или он так и норовит свернуть в сторону? А может, в сущности, – Нирамар показал на доску, слегка наклонив голову, – время – это круг?

Грауц кивнул сам себе.

Цикличность истории, повторение ошибок предков – всё это достаточно распространённые мотивы в мифологии Старой Земли и уж точно не откровение для подсознания Серого Рыцаря.

– Тень Ангрона вновь затмевает галактику. Я видел дурные знаки, читал знамения, слышал его голос, пока он ярился за тончайшей завесой. Я чувствовал, как кричат низшие хоры, возвещая о его приходе. Все они твердили о воле, которую Великий Зверь не являл со времён Армагеддона. Но куда этой тени предначертано пасть? Если не здесь, то что же это за место?

– Будь осторожен в своих желаниях, брат.

– Старейший совет колдунов.

– К которому герои не спешат прислушаться.

Губы Грауца скривились в улыбке.

– Я не герой.

– Все герои так говорят.

– Последние шестьсот лет, после Армагеддона, я провёл в подготовке, собирая союзников и оттачивая свои навыки. Я готов ко всему.

– То, что ты считаешь себя таковым, доказывает лишь обратное.

Грауц нахмурился, услышав знакомые нотки отеческого осуждения в голосе старого друга. Он почувствовал, как улыбка застыла на лице, как медленно растворилась в гримасе, когда мышцы бедра внезапно заныли от боли. Руки потянулись вниз. Бледно-серая ткань его робы пропиталась кровью.

– Нет, – пробормотал он, сдавив рану, которая так и не затянулась. – Не здесь.

***

Над горой Анарх шёл дождь. Не переставая. Капли жидкого этана пятнами проступали на высоких окнах из стеклостали. Сатурн, окружённый кольцами водородный монстр, нависал над мерзлым горизонтом; жёлто-коричневое око космического гиганта глядело вниз, на мёртвый ледяной мир. Ещё неофитом Грауц Теломейн стоял под этими самыми окнами и медитировал. Юстикар Элос не раз бросал вызов своим подопечным: заглянуть в око этого удивительного мира, ощутить его гравитацию – ньютоновскую точность, с которой он повелевает своей армией меньших миров, и понять, что физические законы не властны над такой хаотичной вселенной.

До этого самого дня он ни разу не ошибался. До этого дня.

– Почему я…

Он отвернулся от окна, и вопрос повис в воздухе. Его внимание привлекла едва заметная дрожь эмпирейного покрова – все миры, раскинувшиеся над ним, влекла масса Сатурна. Свечи в мраморных светильниках на стенах и в серебряных канделябрах на столах уже не были серыми. Они покраснели. Они источали запах серы и шкворчали, словно жир на термоэлементе. Грауц почувствовал, как по спине пробежало колючее чувство опасности: огни свечей потянулись в сторону, один за другим, пока все они не трепыхались под неестественно прямым углом к фитилям.

Они тянулись к нему.

Нет, внезапно понял он, не к нему.

Грауц медленно повернулся, поднял голову и посмотрел наверх, сквозь окна из стеклостали. Мир, нависший над ним, более не был Сатурном. Впрочем, не был он и Армагеддоном, несмотря на его подозрения и пламенные надежды.

Грауц никогда не видел его раньше, но все детали видимого полушария тут же отложились в его генетически совершенной памяти. Мир был небольшим, гористым, размером примерно с Терру. От и до его покрывали пески. Грауц отвлёкся, и его взгляд переметнулся к сухой коричневой сфере, которая медленно вращалась вокруг барицентра двух тлеющих красных солнц. Империум Человечества охватывал миллионы людских миров. Если это один из них, Грауц непременно найдёт его.

Сатурналий всё также кружился над ним, преобразуя криволинейное движение в отрезки линейного времени, впрочем, как и с самого основания Империума.

– Будь осторожен в своих желаниях, – раздался голос у него за спиной. Слоновая кость заскрипела по деревянной доске, и Грауц обернулся на звук. Он взглянул на старый стол, где белый примарх, сделав совершенно невозможный ход и протиснувшись мимо собственных пеонов и пеонов Грауца, предстал перед чёрным императором.

Нирамар осклабился, его голова повисла на свёрнутой шее, а кожа на лице стала трещать и лопаться, открывая взору кости черепа. «Это не Нирамар, – уверил себя Грауц, – всего лишь плод моего воображения».

– Шах, брат, – произнёс мертвец. – Твой ход.

***

Киберхерувим Юнец Благочестия MMXIV издал обеспокоенный звук. Он парил в воздухе, прямо над Серым Рыцарем, источая запах формальдегидных препаратов и алоэ-гелей, которые наносил на его обожжённую кожу. Эпистолярий Грауц Теломейн глядел будто сквозь него, расширенные зрачки его безжизненных глаз искали место, которое было далеко отсюда. Как ни странно, гудение допотопного антиграва и сухой скрип искусственных крыльев успокаивали его. Он осязал разум киберхерувима, застрявшего на фетальной стадии развития, его тонкую, неиспорченную душу, и оттого ему становилось легче.

Грауц сидел в палате для медитаций, на борту ударного крейсера Серых Рыцарей «Меч Дионы», который висел на высокой орбите Армагеддона.

Он моргнул – ощущение было такое, словно полируешь песчаник. В голову закрался вопрос – сколько же времени он сидит здесь, вглядываясь в варп?

Из трубки Юнца Благочестия MMXIV, погружённой между его высохшими щеками и покрытой патиной, вырвался резкий металлический звук. Киберхерувим отпрянул, и Грауц, схватившись за инкрустированные серебром подлокотники, приподнялся в кресле. Его доспех гудел и скрежетал. Дремота отступала. Сила возвращалась к рукам.

Грауц тяжело застонал, когда бесчисленные боли и ноющие травмы, позабытые его сознанием, дали о себе знать – словно кровь, разлившаяся по омертвелой конечности. Три четверти всей его кожи, по большей части спрятанной под доспехом, изнывали от рубцов и ожогов. Психических ожогов, которые вспыхивали болью всякий раз, как он погружался в варп. На Титане апотекарии предостерегли его, что раны могут никогда не зажить, и в этом оказались правы. Со временем он перестал обращать внимания. Были, конечно, и другие боли, рассеянные, непостоянные, возникающие по причине того, что вот уже пять сотен лет минуло с того времени, когда он был в самом расцвете сил. Но ни одна из них не шла ни в какое сравнение с раной на ноге.

Грауц потёр ноющее бедро через толстую керамитовую пластину.

Гиперион, герой, которого Волки прозвали «Мечеломом», разбил клинок Ангрона на тысячу нечестивых осколков в ходе битвы на Армагеддоне, и один из них поразил Грауца. Всего один единственный осколок осквернённой бронзы. Но он никуда не делся, он всегда напоминал о себе. Порою Грауц чувствовал жар, порою – мучительное онемение. Бывали дни, когда боль приводила его в ярость, когда несправедливость, с которой космос распределял дары и испытания, вгоняла его в отчаяние. Иногда Грауц пытался нащупать осколок, и тот перекатывался под пальцами как липома, но стоило поднести его под биосканер, стоило апотекарию полоснуть скальпелем по окружающим тканям, как опухоль принимала психосоматический характер.

В самые мрачные дни, коих накопилось немало за шестьсот с лишним лет безуспешных поисков, Грауц подумывал о том, чтобы просто-напросто отхватить себе всю ногу и избавиться от Ангроновой скверны, но каждый раз, в самый последний миг, он отказывался от этой затеи.

Он не собирался идти на уступки. И уж тем более признавать своё поражение.

Рана была его испытанием, но ещё и даром.

Его связью с Ангроном.

Грауц безучастно отвернулся, его замутнённый взор упал на окно, сквозь закалённое стекло которого пробивался холодный свет Тизры, звезды Армагеддона.

«Меч Дионы» бороздил космос под геральдикой капитула либрариуса и флота Титана, но за столетия всё более эзотерических изысканий стал личным флагманом Грауца – только название не претерпело изменений. Корабль знал его цель. Корабль подчинялся его воле.

«Меч Дионы» участвовал в операции по очищению сектора Бета-Тиракуза, когда первые знамения грядущего кровопролития, предвестия резни галактических масштабов, стали просачиваться в материальный мир сквозь эмпирейную завесу. В капитуле Грауц пользовался высочайшим авторитетом, и потому великий магистр четвёртого братства Кромм даже не потребовал объяснений, когда военный корабль покинул сектор, чтобы вернуться в варп.

А уж здесь психические силы Грауца были на высоте. Он явственно чувствовал присутствие своего заклятого врага.

– Нет, – пробормотал он. Голос прозвучал сипло и резко, совсем не так, как помнило его психическое «я». – Не здесь.

Если Ангрон вернулся не ради завоевания Армагеддона, как предсказывал Грауц, то где же он тогда?

Он откинулся в кресле и сощурил уставшие глаза. Перед глазами снова мелькнул образ планеты, посетивший его в варпе: пустынный мир, вращающийся вокруг двойного красного гиганта. «Меч Дионы» располагал навигационными архивами последних тысячелетий, но Грауц не верил, что такие скромные характеристики хоть как-то ускорят поиски. Млечный Путь – это старая, умирающая галактика: три четверти всех её звезд были медленно угасающими красными гигантами, не меньше половины из которых относились к двойным звёздным системам. Впрочем, одни только размеры самой галактики поражали воображение; посетить хотя бы один процент от всех её миров сродни невыполнимой задаче, даже для такого знаменитого судна как «Меч Дионы».

Работы предстояло много.

Грауц вскинул руку и почувствовал, как на другом конце комнаты дрожит психосиловой посох «Немезида». Он поднялся с кресла, и в ту же секунду его хватка сомкнулась на оружии.

– Вызови станцию Навис Империалис в Доке Святого Йовена на «багряной» частоте и запроси хор астропатов, – приказал он Юнцу Благочестия MMXIV.

В последнее время сообщения с Титана поступали редко, а распознавать их было непросто. Грауц знал, что Серые Рыцари выступили бок о бок с Адептус Кустодес во время обороны Императорского Дворца. Их численность в Империуме-Санктус значительно сократилась. Разреженность собственных сил была данностью для Серых Рыцарей, но сейчас чувствовалась особенно остро. Даже несмотря на то, что под их надзором осталась только половина галактики.

Кому-то предстояло упредить Ангрона и сорвать его планы, и Грауц заключил, что должен позаботиться об этом.

Киберхерувим воспроизвёл короткий гимн, захлопал факсимильными крыльями и под шипение антиграва унёсся прочь из гулкой камеры, пока Грауц смотрел ему вслед.

Пробил час созывать остальных.

ВТОРАЯ ГЛАВА

Палец Коссолакса отстукивал по гравированному подлокотнику костяного трона, словно бы снова и снова нажимал на спусковой крючок цепного топора, по неведомой причине не лежавшего в руке. Нервный тик проявлялся каждый раз, когда на глазах у Коссолакса Отрёкшегося убийство вершил кто-то другой. И всё же он не поднимался с места, его руки, покрытые массивными перчатками, перетирали подлокотники в мелкую крошку. Самоотречение было давно забытой добродетелью. Поддаться искушению – значит стать рабом его, и Коссолакс понимал это как никто другой. В прошлом он был рабом Императора, рабом Ангрона, рабом легиона и более такого не потерпит. Он стал лучше, чем все они.

Впившись руками в подлокотники, Отрёкшийся наблюдал за пустотным боем, развернувшимся в сангвилите.

Сангвилит представлял собой большую медную купель в центре командной палубы «Завоевателя». Восемь ведьм, заклеймённых руной Кхорна, висели под самым потолком. Они истекали кровью, и чаша, расположенная внизу, грозила вот-вот переполниться. Но сколько бы времени ни прошло, кровь не проливалась через край. Вокруг резервуара стояли низкорослые инкубы с короткими крыльями и зубами-иглами: они без устали бормотали и осыпали друг друга проклятиями на непередаваемом наречии Тёмных богов, с каждым взмахом погружённых в кровь когтей трёхмерное изображение боевой сферы менялось прямо в воздухе.

Капли крови обращались тучами истребителей, фрегатов, корветов, крейсеров и флагманов всевозможных типов, которые собирались в продолговатые, иззубренные пятна.

Десятки этих багряных игл подчинялись Коссолаксу напрямую. Вдвое большее их число принадлежало к отребью предателей и отступников, после падения Кадии бороздивших космос под началом Отрёкшегося, а не под флагами Разорителя. Крейсеры типа «Стилет» в тёмно-синих цветах Повелителей Ночи кружили по внешней границе боевой сферы в поисках слабой добычи, тогда как линкоры Гвардии Смерти штурмовали орбитальные оборонительные сети: они принимали вражеские снаряды, словно больные киты, влекущие чаек, но умудрялись снова и снова избегать уничтожения.

Все они пренебрегли наступлением Абаддона на Терру и последовали за Коссолаксом в Нигилус, потому что Коссолакс платил им кровью за верность.

Со времён Великого Разлома Трибуна Калкина, похоже, обзавелась куда более серьёзной защитой. Если раньше это был гарнизонный мир Экклезиархии с восемнадцатью прецепториями Адепта Сороритас и не менее чем тремя миллиардами ополченцев Фратерис Милиции, то теперь Трибуна являла собой духовную столицу небольшого межпланетного владения внутри Нигилуса.

На этой стороне галактики с передвижением и связью было не всё так просто, и потому целые области древнего царства Императора погрузились во тьму. Миры, подобные Трибуне Калкина, располагали ресурсной базой и производственными мощностями для содержания собственных флотилий; остальные, кому повезло значительно меньше, безропотно сгинули в забвении Новой Ночи, постигшей человечество, – никто этого не видел, не слышал и о том не вспоминал. На глазах у Отрёкшегося Империум разваливался на части, мелких вотчин, до которых хватало коротких прыжков или околосветовой скорости, становилось всё больше и больше. Путешествие в реальном пространстве между соседствующими звёздами отнимало целые годы, а то и десятилетия, но даже в такие отчаянные времена было не редкостью. Связь между постимперскими содружествами трещала по швам, их единственной надеждой была эта последняя линия коммуникации.

Выбравшись из властной тени имперских министерств, личности, обладавшие исключительной харизмой и совершенным мастерством в бою, занимали высшие ступени иерархии. Глупцы и слабаки либо продолжали бессмысленное сопротивление и неизбежно шли ко дну, либо становились на колени перед новыми покровителями.

Эпоха Отчаяния сделала из них лицемеров, и Коссолакс непременно заполучит их черепа. Он разрушит бастионы надежды, один за другим, и будет смотреть, как падальщики лакомятся останками сожжённых государств.

– Вызовите «Гнев Камедона» и «Лезвие пустоты», – прошипела старуха в призрачных лохмотьях. Намеренно повысив тон, чтобы перекрыть фоновый гул, она едва ли сознавала, что обращается к рогатому скелету, распятому на выцветшем знамени с изображением Ангрона в ходе Улланорского Триумфа. – Они увлеклись. Прикажите корабельным капитанам держать строй, пока остальная часть флота не займёт свои позиции. – Оставив за собой след кровавого тумана, призрачная карга сцепила руки за спиной и неторопливо перелетела на другую станцию. Пустым взглядом она смерила мерцающие экраны, в которых словно дым в стекле отразилось её лицо – напрочь лишённое человеческих черт, но покрытое зловещим узором, по которому время от времени удавалось определить её мысли и расположение духа. Существа, ловившие её взгляд, буквально съёживались от страха, первопричина которого была им неясна. – Эскадра прорвала оцепление по правому борту. Четыре судна типа «Кобра» вышли вперёд. Где, во имя примарха, мои эскортники?

Трон, обременённый хваткой Коссолакса, медленно рассыпался, а сам Пожиратель Миров наблюдал за призрачной старухой.

Он не знал её имени и откуда она родом, лишь то, что она была частью «Завоевателя» после поражения на Армагеддоне, когда Коссолакс впервые принял командование кораблём, – а может и задолго до этого. Он называл её Госпожой, но пускай она умела говорить – на вопросы никогда не отвечала. Со временем стало ясно, что Коссолакс – единственный, кто видит её и слышит.

При приближении Госпожи смертные рабы чувствовали дрожь по всему телу и мгновенно испарялись «по зову долга». Даже демоны со звериными головами и раздвоенными копытами, то и дело нарушавшие покой палубы, чтобы похитить очередного прислужника и скормить его какой-нибудь жадной машине, невольно расступались перед ней.

– Пускай «Воплощение ярости» поворачивает налево, – пробормотала Госпожа, подлетев к шипящему пульту управления, переливающемуся кровью. – Они должны прикрыть наш фланг.

– Видишь ли, они даже не подозревают о твоём присутствии, – произнёс Коссолакс, но Госпожа, не обратив никакого внимания, продолжила суетливый обход палубы. Коссолакс огрызнулся и прорычал приказ: – Утихомирьте «Гнев Камедона» и «Лезвие пустоты». – На «Завоевателе» царили сера и пепел. Здесь не было строгой иерархии, знакомой корабельным капитанам Империума. Коссолакс не имел ни малейшего представления, кем судно было укомплектовано, как вооружено и каким образом оно получало топливо. Его исправное функционирование зависело только от преданности и самопожертвования. Но каким-то образом, пока он восседал на командном троне, экипаж исполнял полученные приказы, а судно продолжало свой ход. – Выйдем к поверхности, когда я прикажу, и ни секундой раньше. Что касается «Воплощения ярости»… – Он взглянул на Госпожу, и уголки его губ поползли вверх. Трибуна Калкина и Империум-Веритас были не единственными врагами, коих он намеревался сокрушить в этой битве. Его указательный палец вновь забарабанил по подлокотнику. – Пусть придерживается своего курса. И пропустите имперские эсминцы.

Госпожа медленно повернулась, бросив недовольный взгляд в сторону командной платформы, как если бы впервые заметила гиганта, восседающего на троне.

И будто бы к тому моменту он не испробовал все возможные способы убить её, изгнать или подчинить своей воле.

– Корабль сопротивляется приказу, – доложил варповый кузнец Могривар с кровавым хрипом мусорного кода.

– Славно, – ответил Коссолакс, ещё крепче сжав подлокотники и борясь с желанием сорваться с места. – Отследите его. Найдите мне источник сопротивления.

– Да, лорд-регент.

На борту «Завоевателя» оставалось мало Пожирателей Миров. Большинство из них к этому моменту уже перебрались на боевые корабли и штурмовые капсулы «Ужасающий Коготь», с нетерпением ожидая высадки на поверхность. Коссолакс не считал, что командует ими, он скорее направлял их на битвы по своему усмотрению.

Тех, кто остался, называли Четверкой. Вместе они представляли собой лучших из Пожирателей Миров, собранных из зон боевых действий по всей галактике, чтобы служить, не всегда добровольно, на его стороне. Могривал воинственно постукивал пальцем по кровоточащей консоли. Охотник за черепами Шалок одержимо точил лезвие своего топора, дуясь, улыбаясь и шепча уголками губ, обожженным черепушкам, свисавшим с рукояти топора. Лорехай, прославившийся на весь Империум Нехилус как самый продуктивный мясник-хирург со времен Генны, когда примарх приказал массово вживлять Легионы Гвозди Мясника, стоял на палубе на коленях, словно медитируя, решив не играть никакой роли и не получать никакой радости от этой битвы. Знаменательную цифру завершал Визитей Хавайн, Темный Апостол, которого все остальные люто ненавидели и избегали за отвратительное влияние его даров на Гвозди Мясника, а также склонность изрекать пророчества словами богов.

Могривал продолжил свой мистический обряд.

Коссолакс был достаточно древним, чтобы помнить времена, когда технологии были инструментом, который можно использовать, а не демонической силой, с которой приходилось бороться. Когда едва резвившийся характер машины был источником веселья, а не смертельного вызова. Примером тому стал «Завоеватель». Это был не столько корабль, которым он командовал, сколько бог, которого он заковал в цепи. Он не подчинялся его воле. А Хозяйка была голосом и формой этого неповиновения.

Коссолакс восхищался ее воинственностью и даже уважал ее. Но с него было довольно. Тысячелетия, прошедшие с момента гибели легиона на Скалатраксе, он потратил на восстановление того, что разрушил Предатель. Флагман Ангрона должен был стать жемчужиной в его короне.

Пришло время «Завоевателю» подчиниться своему новому хозяину.

– Проклятье, – прошептала демоническая фигура, направляясь к грохочущему дифферентному двигателю, над которым трудился нечеловечески массивный сервитор, облаченный в клепанную латунь. – «Кобры» запустили торпеды. Удар через семь минут. Что случилось с моим сопровождением?

Коссолакс рассмеялся, затем хмыкнул.

В голове нарастала тупая боль.

Гвозди мясника.

Если бы Ангрон постарался оставить сыновьям, которых он презирал при жизни, более мучительное наследство, ему бы это не удалось. Коссолакс знал об происхождении гвоздей немногим большим, чем многие другие, - только то, что они были реликтами Темной эры Технологий, разработанные и затем забытые до возвышения Империума Человечества. На родине примарха, Нуцерии, их продолжали использовать в ямах для гладиаторских боев рабов. При имплантации устройство неразрывно срасталось с мозгом жертвы, перестраивая ее нейронную химию так, чтобы вознаграждать за насилие и наказывать за любую мысль или ощущение, не направленные на достижение этой цели. В каждом мозгу были свои особенности, не существовало двух одинаково опытных хирургов, и никто из оставшихся в живых не знал, как именно должны работать «Гвозди Мясника», поэтому каждый воин переносил имплантацию по-своему.

Коссолакс научился ценить боль.

С его точки зрения, это была еще одна битва, которую нужно выиграть.

Шалок зарычал, слюна потекла по его подбородку, когда субпсихический резонанс когтей Коссолоакса повлиял на его. Ховайн с голодным взглядом смотрел на снующих вокруг них рабов. Коссолакс поднял дрожащую руку и крепко сжал кулак, пока желание наброситься не прошло.

– Убрать щиты, – приказал он, не обращая внимания на внезапное рычание Ховайна, и повернулся к Могривару. – Все. Пусть все торпеды попадут в нас.

– Сопротивление! – рявкнул кузнец.

– Где?

Из глубин герметичного шлема Могривара донесся недовольных рев помех.

– Разум корабля сокрыт слишком глубоко.

– Щиты все еще подняты, – заметил Ховейн, поднимая глаза к потолку, где сталактиты из застывшей крови тянулись к плитам палубы, и сгорбившейся под ними команды. Он дернулся, глаза его закатились. – Алфаитха хакстата гадхаб.

Коссолакс вновь воспротивился желанию ударить его. Он презирал дар пророка, но, в отличие от многих Отрекшихся и их порабощенных банд, он видел его пользу. Ховейн содрогнулся, уходя в себя и скрежеча окровавленными доспехами.

– Вам стоит поручить это задание мне, лорд-регент. Я бы нашел, где обитает демоническая сущность Хозяйки.

– Я найду ее, – возразил Могривар.

Удовлетворившись тем, что четверка достаточна мотивирована, Коссолакс вернулся к битве в пустоте, разворачивающейся в сангилите.

– «Лезвие Пустоты» еще не вернулась в строй.

– Оно разгоняется для атаки, – подтвердил Могривар, поднимая взгляд от своего пульта и сравнивания показания с трехмерным дисплеем сангилита. – И запускает абордажные торпеды по главной орбитальной крепости.

Едва сдерживаемая улыбка появилась на серьезном лице Коссолакса, когда он просчитывал свои варианты.

Покончить с сопротивлением Завоевателя и сопротивлением его власти означало выманить Хозяйку и уничтожить ее дух раз и навсегда. Но для этого требовалось найти настоящую Хозяйку, а не ту пустышку, которая бродила по его командной палубе, отдавая приказы вместо него.

И если он хотел это сделать, то ее нужно было выманить.

– Открыть огонь по «Лезвию Пустоты».

Хозяйка окинула его взглядом со своего места на палубе. На ее лице появилось выражение растерянности, когда реальность Пожирателя Миров в ее кресле, наконец пробилась к разорванному сознанию, а затем стала еще более ужасающей. Ее гладкая, как расплавленное стекло, бледная кожа расслаивалась, пока Коссолак не увидел под ней восковые выступы костей. На удлиняющемся черепе появился рот, заполненный рядами блестящих, похожих на рыбьи, зубов.

Коссолак оставался невозмутимым.

Призрак, способный одурманить смертных рабов, которыми он командовал, вообще не обладал над ним никакой властью.

– Ты хочешь открыть огонь по своему собственному кораблю? – спросил Могривар.

Все они были предателями, в большей или меньшей степени, хотя, пожалуй, ни один из них не был столь велик, как Коссолакс, сражавшийся и убивавший своих братьев в битвах, которые с тех пор стали легендой или вовсе были забыты. Они были пропитаны кровью за пределами понимания смертных, и все еще жаждали большеего, независимо от того, откуда она бралась, но даже для такой испорченной, полумашинной мерзости, как Мохгривар, хладнокровное уничтожение собственных кораблей в разгар битвы попахивало безумием.

– «Завоеватель» будет моим, и только моим. Я отказываюсь делить его с кем-либо. Отдай его мне, Кузнец Войны, или я позволю Ховейну сделать это вместо тебя.

Мохгривар склонил голову и прорычал.

– Лорд-регент.

Коссолакс ударил по подлокотнику своего трона и зарычал, когда «Гвозди Мясника» начали защемлять болевые центры его мозга.

– Уничтожь этот корабль, варп-кузнец.

«Лезвие Пустоты» был тяжелым крейсером класса Хадес. Его длина составляла пять миль, а изрезанный шрамами профиль значительно отклонился от Марсианского образца за шесть тысяч лет войн и периодических модернизаций на верфях Медренгарда. Его экипаж насчитывал семьдесят тысяч человек, и на борту находилось девяносто воинов Пожирателей Миров, и за свою нечестивую жизнь он пролили крови по всему Империуму и бесчисленным владениям ксеносов.

Его смерть длилась меньше минуты.

Коссолакс наблюдал, как его сангилитовый значок распадается под мощным огнем орудий «Завоевателя. Одна из несчастных безумцев, подвешенная на петле из колючей проволоки над бассейном, дернула за конец своей петли.

– Корабль мертв, – прошептала она, и слезы, навернулась на ее пустые глаза. – Корабль мертв. Корабль мертв. Корабль мертв.

С воплем, от которого лопнули стекла приборов в радиусе пятидесяти ярдов вокруг нее, Хозяйка залетела на командную палубу. Служащие даже не заметили ее. Те, кто оказался на ее пути, просто рухнули на палубу, с выпученными глазами, белыми волосами и остановившимися сердцами. Она мчалась вверх по помосту, как рваное облако, подгоняемое ветром.

Коссолакс не встал.

С воплем, от которого по Гвоздям Мясника пробежала дрожь, она сделала выпад, ударив по его броне, как туман по стене. Коссолакс не почувствовал ничего, кроме, пожалуй, слабого озноба, когда Хозяйка прорвалась сквозь него и рассеялась в воздухоочистителях и общей какофонии палубы, словно ее и не было вовсе.

Коссолакс разжал кулак.

– Лорд-регент. – Могривар поднял голову. Линзы его шлема блестели от триумфа. – Я знаю ее местонахождение.

Только тогда Коссолакс согласился подняться.

С ворчанием он обхватил кулаками подлокотники своего трона и поднялся с кресла. Его древний костюм катафрактария был белым, как когда-то доспехи Пожирателей миров, хотя, по правде говоря, Коссолакс уже потерял счет векам, когда его свободная воля распространялась только на цвет его одежды. Боги хорошо знали сердца тех, кого они призвали. При всем своем уродливом непостоянстве, при превращении чемпионов в выродков, при сведении героев с ума под тяжестью своих даров, они знали, как мучить воина его сокровенными желаниями. И вот, когда Коссолакс Отступник повел свой разбитый легион в бой, на нем была белая броня XII до его гибели от рук чудовища. Под воздействием варпа и порчи Завоевателя костюм Терминатора превратился в живую, самовосстанавливающуюся кость. Широкая пластитовая грудная пластина представляла собой череп, похожий на акулий.

При каждом шаге, корабль слегка сотрясался, а в остальном его живой костюм был удивительно бесшумен, он спускался по ступеням помоста, увлекая за собой Четверку, словно собак.

«Завоеватель» долгие годы страдал на поводке Ангрона.

Теперь, наконец, он возьмет его.

Как только Хозяйка будет мертва.

ТРЕТЬЯ ГЛАВА

Судя по тому не многому, что Ортан Лейдис успел разглядеть на этой луне – до того, как этот идиот Корво, стремясь быстрее вступить в бой с Имперским легким крейсером, стоявшим на низкой орбите для пополнения запасов, загнал их корабль в ее атмосферу, - она была покрыта льдом от полюса до полюса. Им повезло, или, как говорил Архор Краснокожий, было божьим промыслом, что в результате аварии они оказались на том же континенте, что и небольшая вокс-ретрансляционная станция на луне и ее драгоценный флот Арвуских лихтеров.

Укрывшись за покрытым инеем противоударным барьером, он выглянул наружу и посмотрел на ряд огромных навесов, которые выступали из снега по другую сторону взлетной полосы.

Корво должен был находиться справа среди бочек с прометием, прикрывая полосу своим тяжелым болтером. Веррот занял позицию позади него, уничтожая имперских защитников на конечной остановке фуникулера. Военачальник Архор и остальные бойцы пробирались по пермакритовому перрону к лагерю на дальнем конце полосы. Огненный шар, пожирающий ауспекс башню и вокс-ретранслятор, едва видимые сквозь снег, был достаточным доказательством того, что работа военачальника была закончена.

Звук взрыва донесся до Лейдиса с двухсекундной задержкой – грохот, словно что-то, где-то, возможно на соседней горе, уничтожалось с орбиты. Куски пеноблока и железобетона, окрасившие снег в грязно-серый, стучали, словно градины, по гофрированным крышам трансорбитальных ангаров.

Однако от Корво с его тяжелым болтером, не осталось и следа. Лейдису показалось, что кровожадные вопли, раздающиеся в четверти мили к востоку от того места, где должен был располагаться Корво – дело рук техномарина и его предполагаемого прикрытия. Все выглядело так, словно Лейдис остался предоставлен самому себе.

Он громко выругался, когда снегоуборочный грузовик с гусеницами вместо передних колес и броней на корпусе, раскрашенной камуфляжными пятнами белого и серого цветов, с ревом выехал из полуоткрытых дверей одного из ближайших ангаров. Лейдис снова выругался, когда не менее четырех полных отделений смертных гвардейцев выскочили из-за него. Их униформа представляла собой пластинчатые доспехи из белых бронепластин, надетых поверх плащей длиной до щиколоток, с полностью закрытыми шлемами, окаймленными ауспекс устройствами ближнего действия и дыхательными аппаратами.

Люди заняли оборонительные позиции вокруг грузовика.

Они были хороши.

В последние годы в системе Гремулид происходили ожесточенные бои, пираты орков выползали из Облака Миноса в поисках новых миров для захвата, и война ни к чему не приводила, кроме как к выращиванию лучших солдат. Отряд Архора находился в системе уже несколько месяцев, из-за отсутствия корабля с варп-двигателем, который смог бы доставить их куда-нибудь в более подходящее место, и без разбору совершал рейды как на имперские базы, так и на пиратов-орков.

Местные созвездия стали привычным сосредоточением ненависти.

В открытом кузове грузовика стрелок выбивал лед из ствола мультилазера, защелкнул провода от пары зарядных устройств, похожих на кирпичи, и повернул гудящие стволы в сторону Лейдиса.

Ирония заключалась в том, что до того, как его скитания привели их на Гремулид, он бы без малейших сомнений уничтожил этот мультилазер. Он принял бы своей броней огонь, сломил бы стоящего перед ним гвардейца сверхчеловеческой мощью, а затем голыми руками разнес грузовик на куски. Отчасти именно из-за этого инстинкта он и покинул свой родной мир Эдем. Его раб-оруженосец Джинева делала все возможное, чтобы поддерживать его боевое снаряжение в рабочем состоянии, но существовал предел ритуалам технического обслуживания, которых можно было проводить без готовых запасных частей или надлежащего святилища.

Ему повезло, что Крайтн погиб при крушении. Иначе на нем бы не оказалось сейчас ни почти полного комплекта боевой брони, ни полного магазина для болтера.

Крик разочарования вырвался из решетки вокс-передатчика его шлема, когда он помчался по снегу к следующему укрытию из блоков. Турель мульти-лазера преследовал его на каждом шагу, удары и шипение лазерных снарядов, попадающих в снег, перетекли в грозный стук по защищенному от радиации свинцу, когда он укрылся за штабелем ящиков с припасами, направлявшихся к боевому кораблю класса «Бесстрашный», ожидавшему их на орбите. Он абстрагировался от этого, его генетически совершенный слух позволил ему полностью отвлечься и сосредоточится на отрывистых проклятиях наводчика, за которыми последовал рев двигателей машины и тяжелый лязг гусениц.

Он оставлял пехоту позади. Они обходили его слева.

Лейдис прикинул их расположение. Беззвучно шевеля губами, он мысленно рисовал себе карту. Каждый штабель с припасами, бочка с горючим, куча снега, достаточно большая, чтобы укрыть человека или остановить лазерный снаряд. Огромные трансорбитальные ангары. Ограждения из пластстали с полосами безопасности, разделяющие пермакритовый перрон на упорядоченные квадранты. Он наметил позиции Архора и остальных, прикинул, сколько времени ему понадобится, чтобы уничтожить имперские позиции и преодолеть четверть мили открытой местности.

Он подумал о Корво и его тяжелом болтере, потом покачал головой и сразу же отбросил обоих.

Веррот заскочил в укрытие рядом с ним.

Броня его товарища по отступничеству представляла собой беспорядочное нагромождение желтых и зеленых пластин, края которых были заляпаны кровью, ржавчиной и грязью нескольких десятков планет пояса Койпера и малых лун. Изначально он принадлежал к капитулу, известному как «Изумрудные змеи». Их кочевые флоты действовали на галактическом северо-западе и в районе Ореола Звезд, пока гибель астрономического корабля не привела к тому, что их корабли оказались в дрейфе и в конечном счете исчезли. Как и сам Лейдис, он не носил шлема, отказавшись от его материалов и схем, чтобы сохранить остальную часть костюма в работоспособном состоянии, а его лицо не переставало удивлять отсутствием чудовищности. У него отсутствовали рога. Кожа не поросла чешуей. Глаза не мерцали огнем. Но он смотрел так, будто находящейся перед ним воин стоил не больше, чем снег, на котором он стоял.

– Есть гранаты, брат? – Лейдис потратил свои, расчищая фуникулер. Он протянул руку.

Не говоря ни слова, Веррот отстегнул пару осколочных гранат, прикрепленных к его нагруднику с помощью магнитного замка, и протянул их.

– Иди на право, – сказал Лейдис.

– Когда это Архор умер и назначил тебя командиром? – зашипел Веррот. Его губы были тонкими и бескровными. А язык двойным.

– Сейчас.

Лейдис выдернул чеку из одолженной гранаты, металлическая чека блеснула в его руке,  и он бросил гранату вслепую через плечо.

Гвардейцы так и не увидели ее на снегу.

Запал сгорел еще при падении гранаты, запоздалые крики тревоги оборвались на полуслове приглушенным треском взрыва в воздухе.

Взрыв сотряс полый ящик, за которым укрылся Лейдис. Попавший в него лазерный заряд разбил его на мелкие осколки, но Лейдис уже двигался. Поднявшись, он перешел из ходьбы в бег. Болт-пистолет Веррота ревел, как дракон, дрожа от холода, но с каждым шагом все больше уходя в снег.

Снеговоз был именно там, где Лейдис и предполагал.

Он огибал ящики с припасами и заваленные снегом автопогрузчики, за которыми укрывался Лейдис, чтобы обойти его с фланга, а его многоствольный лазер вел наблюдение за пехотой, которая, как предполагалось, прижимала его к земле. Не успел Лейдис выскочить из снега ему навстречу, как наводчик рефлекторно нажал на спусковой крючок.

Тысячи коллимированных лучей прожигали снежную землю вокруг его сапог. Большинство промахнулось. Из тех, что попали, большинство безвредно отразились от его брони. Мультилазер был в первую очередь вспомогательным оружием против пехоты, весьма эффективным против пиратов-орков, но ренегат космодесантник был танком. В данном случае его угроза заключалась в чудовищной скорострельности, общей непригодности боевого снаряжения Лейдиса и в том, что из сотни или около того лучей, которые он выпустил за последние несколько секунд, лишь одному из них достаточно было повезти.

Лейдис взревел, набирая скорость. Его тело бурлило от избытка адреналина. Его сердца-близнецы забились в предвкушении и ярости.

Это было то, ради чего он жил.

Он жил ради этого, еще до того, как свет далекой Терры померк и безумие охватило галактику.

Стрелок выкрикнул предупреждение, когда Лейдис бросился под дугу огня мультилазера. Водитель издал запоздалый крик паники, пытаясь выхватить оружие и выскочить через дальнюю боковую дверь, как раз в тот момент, когда Лейдис плечом толкнул дверь со стороны пассажира и запер ее.

Легкая разведывательная машина была слишком тяжелой даже для космодесантника, но инерция была даром, который давался легко.

Ближние гусеницы дико хлопали, осыпая пластронную пластину Лейдиса солью и снежной пудрой, когда он отрывал ее от скалабетона. Те, что со стороны водителя, вместо этого вдавились глубже, в результате чего весь автомобиль занесло и он внезапно развернулся вокруг своей оси. Стрелок закричал, когда центробежные силы выбросили его из кузова грузовика, в то время как полуоткрытая дверь со стороны водителя была сорвана с петель со скрежетом грубо распиленного металла и уткнулась в стену ангара в пятидесяти ярдах от него. Вращающаяся гусеница врезалось Лейдису в лицо, а за ним - двухтонный бронированный грузовик.

Удар пришелся ему в челюсть и отбросил назад.

Грузовик снова развернуло, прежде чем водитель смог убрать ногу с педали акселератора. Он перевернулся на спину и лежал неподвижно.

Лейдис выплюнул расшатавшийся зуб и перенес свой вес на переднюю часть тела. Он ухмыльнулся, проведя сухим, как камень, языком по окровавленным деснам.

Жажда сводила с ума, но он был полон решимости насладиться этим.

Возможно, после того, как он убьет столько же людей ради собственного удовольствия, сколько и во славу далекого Императора, он переосмыслит, делает ли это его чудовищем или нет. В смерти была красота, а в кровопролитии - искусcтво, которые он всегда ценил. Он давно подозревал, что во вселенной есть нечто большее, чем заученно повторяющийся цикл пустой бойни и торжественного покаяния.

У всех этих смертей должна была существовать какая-то цель.

Сквозь падающий снег раздались крики, когда линейные офицеры с впечатляющей дисциплиной подняли своих гвардейцев и открыли прицельный огонь по последней позиции Лейдиса у перевернутого грузовика и опаленной лазером баррикады Веррота. Его брат-отступник уже отступил в укрытие и не высовывался. Лазерный огонь окрасил броню снегохода в черный цвет, вызвав отчаянные крики водителя, зажатого внутри, но столкновение явно отбросило Лейдиса дальше, чем они предполагали, поскольку все выстрелы, кроме самых неудачных, просвистели над его головой.

Пригибаясь, он сунул руку под землю и вытащил свой болтер. Он поставил его на землю и оперся подбородком на приклад. Его ушибленная челюсть отозвалась вспышкой боли. Он проигнорировал это и прицелился. Когда у него остался только один полупустой магазин, каждый выстрел стал таким же драгоценным, как кровь, которую он должен был пролить.

Он нажал на спусковой крючок. Одиночный выстрел.

Болт пробил гвардейца насквозь, его бронежилет с зимним камуфляжем треснул, как недожженная глина, и осыпал товарищей по отделению содержимым его разорванного торса. Лейдис рассмеялся, слизывая снег с губ, как будто чувствовал на них вкус крови, а затем всадил второй болт в шлем другого. Он оторвал подбородок от приклада болтера, приоткрыв рот, пораженный в этот момент чистой эстетикой крови, костей и мозгового вещества, разбрызгивающихся по девственному снегу и блестящей белой броне бывших товарищей мертвого гвардейца.

Он хотел бы, чтобы его бывшие братья по Эдему были здесь и видели это.

Может быть, тогда они бы поняли.

Отвлеченный, как не подобало настоящему космодесантнику, Лейдис не заметил сержанта подразделения, который яростно жестикулировал в его сторону, прежде чем лечь на землю. Оставшиеся гвардейцы сместили прицел, и лазерные разряды посыпались на его распростертое тело, как ползучий шквал, нащупывающий свою дальность.

Он лег плашмя, прикрыв голову бронированным сгибом локтя, и положил болтер поперек запястья, чтобы стрелять вслепую. Однако прежде чем он успел нажать на спусковой крючок, раздался громкий хлопок, и один из нападавших разлетелся в луже запекшейся крови.

Звук превратился в рев.

Люди и снег одинаково вырывались из пермакритовой поверхности перрона подобно скрытым гейзерам. Тяжелые снаряды пробили искалеченный снегоуборочный грузовик, его беспомощный водитель больше не кричал, разнесли в клочья баррикаду Веррота, в то время как ренегат выругался и рухнул на землю, и пробили дыры размером с кулак в трех ближайших ангарах.

Лейдис почувствовал пламенный укол гнева.

Корво и его проклятый тяжелый болтер.

Он отказался застрять на этой луне, убивая заблудившиеся отряды гвардии до тех пор, пока местное имперское присутствие либо вообще не рухнет под тяжестью атак зеленокожих, либо не перенесет свою орбитальную станцию снабжения на какую-нибудь более защищенную скалу.

Лейдис хотел большего.

Именно Корво был ответственен за их аварийную посадку здесь, и если он был достаточно неосторожен, чтобы прострелить болтерным снарядом их лучший шанс на спасение, то Лейдис сам убьет техномарина.

Он перекатился на спину, и жесткие снаряды просвистели над его телом, и поднял свой болтер. Он увидел Корво на снегу.

Безумно модифицированная броня техмарина дымилась на морозе. Он сжимал тяжелый болтер в обеих руках, и его отдача била по нагруднику, как по животному, с которым плохо обращаются. Несмотря на то, что дух оружия явно намеревался причинить вред своему владельцу, Корво все время ревел от смеха, а за решеткой его шлема мерцало угольное зарево.

– Прекрати огонь, – крикнул Лейдис.

Корво не ответил. Он продолжал разряжать свое тяжелое оружие в ангар.

Зарычав, Лайдис тщательно прицелился. Это будет не первый раз, когда ему придется убить брата. И не последний.

С крайней неохотой он заставил себя прицелиться на два фута выше и левее и выстрелил. Болт разнес один из пучков антенн, торчавших из рюкзака техномарина.

Корво отшатнулся назад с яростным ревом, раздавшимся из его шлема, - он был слишком массивным и невосприимчивым к боли, чтобы совершить что-то столь кульминационное, как падение. Однако шквал реактивных снарядов стих, и горстка деморализованных гвардейцев устремилась в укрытие ангаров для шаттлов.

Веррот высунул голову из укрытия и улыбнулся.

– А я, уже думал пристрелить Корво, – произнес он и повернулся, чтобы выстрелить в спины бегущих солдат.

Лейдис приподнялся, пока Корво топал к нему.

Оставив тяжелый болтер висеть на ремне, техномарин повернул голову и посмотрел поверх своего наплечника на уничтоженные антенны. Казалось, что их разбили молотком.

– Ты стрелял в меня, – прорычал он.

– Предупредительный выстрел, – ответил Лейдс. – Если я увижу, что ты повредил один из шаттлов Арвус внутри, то следующий выстрел будет точным.

Корво опустил руку. Линзы его шлема запотели.

– Я требую, чтобы твой раб-оружейник обслужил меня первого, как только мы поднимемся на борт.

Лейдис хотел было поправить его, Джинева последовала за ним из Эдема по собственной воле. Он остановил себя, поняв, что ему все равно, во что верит Корво.

Из всех них, он ценил мнение лишь самого Архора. Страйкид был травмированной развалиной. Лестард животным. Веррот обладал холоднокровием, но ему не требовалось ни каких причин, чтобы перерезать им глотки, пока они спят. Аркхор не был отступником, как все остальные. Он был настоящим Пожирателем Миров. И только у него есть ответы на вопросы, которых так жаждал Лейдис.

– Считай, что она в твоем распоряжении, брат.

– Так и сделаю, – прорычал Корво и зашагал мимо него по обгорелому снегу.

Со скрежетом неправильно настроенных сервоприводов и дрожью протестующих сочленений брони Лейдис встал и повернулся к ближайшему ангару. Двери, через которые проехал грузовик, были приоткрыты, изнутри доносились звуки того, как людей-пехотинцев забивают насмерть тяжелым болтером.

Он молился о шаттле. Лейдис молился, чтобы легкий крейсер класса «Бесстрашеный» все еще оставался на орбите и забрал его из этой системы. С пятью космодесантниками и эффектом неожиданности, они смогли бы с легкостью захватить его.

Он молился богам.

Лейдис сбежал из Ордена, потому что каким-то неосязаемым способом понял, что перерос их. Их нездоровую одержимость наследственной виной. Их отрицание аппетитов, которые их же и определяли.

Обещание полтриллиона звезд, пропитанных кровью, битвами и скрытой красотой, привлекло его на Гремулид, чувство, которое он не мог ни назвать, ни описать, влекло его в эту компанию отступников. И оно все еще не отпускало его. Лейдис ощущал то же самое странное чувство притяжение, что и на Эдеме. Пульсация в черепе. Словно кровь, бурлящая в его ушах, могла рассказать ему об этом более понятными словами, если бы он только мог понять. Он поднял голову, снежинки таяли, касаясь неестественно теплого лица, а глаза, как бы идеально ни были сконструированы, расфокусировались.

Серое небо, засыпанное снегом, колыхалось и расплывалось.

Падающие хлопья стали перемещаться. Словно рисуя ему карту.

Проведя языком по пересохшим губам, Лейдис покачал головой и моргнул. Снегопад, как он заметил, возобновил свой обычный неторопливый ход, но ощущение вызова, которое он ненадолго пробудил, оставалось сильным.

Еще раз тряхнув головой, он поднял болтер и направился к ангару, чтобы присоединиться к Верроту и Корво.

Лейдис покончил с системой Гремулид.

Его ждала целая галактика, и он хотел стать ее частью.

ЧЕТВЕРТАЯ ГЛАВА

Завоеватель множество раз пытался убить Коссолакса.

Он уже потерял счет случаям, когда палуба, которую ему приходилось пересекать, внезапно разгерметизировалась, теряла энергию или таинственным образом на ней менялась гравитация. Терминалы имели тенденцию воспламенятся, когда он находился поблизости, а его присутствие на любом участке приводило к заметному увеличению количества утечек плазмы, избыточного давления в печах и самоубийств среди низшего обслуживающего персонала.

Завоеватель был зверем, который все время пытался извернуться, пытаясь перегрызть ошейник на своей шее. Каждый день приносил очередное восстание из трюмов, демона, побуждавшего обитавшего там племена экипажа к крестовому походу в густонаселенные районы в поисках крови, войны и спасения.

Ублюдочные мутанты, на триста поколений удаленные от первоначального экипажа древнего боевого корабля и единицы оставшихся людей, наблюдали за космодесантниками-предателями из воздуховодов и подземелий, когда те проносились мимо, так и не решаясь атаковать.

В дополнении к четверке Коссолакс вызвал с десантных кораблей пару Мутиляторов, а также десять воинов из того, что он считал тактическим отрядом. Два Мутилятора бессвязно переговаривались друг с другом, задумчиво следуя позади. Коссолакс не слишком вслушивался в их слова. Техновирус Облитератора, поразивший их организмы и покрывший их тела липкой плюрипотентной плотью, также лишил обоих воинов рассудка.

Если бы Завоеватель решил убить его сегодня, то он бы обнаружил, что Коссолакс хорошо подготовлен.

– Мы близко, – объявил Мохгривар, переключая свое внимание между портативным инфопланшетом и ауспексом.

Они шли уже несколько часов.

Они пришли в заброшенный отсек, один из множества, существовавших в недрах корабля и никогда не пересекающихся с шахтами лифтов и коридорами, которые изгибались вокруг них. Гравитация была слабой. Атмосфера отсутствовала. Все его воины надели шлемы.

Перед ними, словно капилляр, изгибался длинный коридор. Все вокруг было залито свежей кровью. Она покрывала стены переборок, сочилась по заклепкам в такт какому-то неуловимому импульсу, капала на плиты палубы, несмотря на сильный холод и отсутствие гравитации. Те интерфейсные панели и двери, которые Коссолаксу удалось разглядеть, были не более чем незаживающими ранами на металле, зарубцевавшимися и частично скрытыми.

Изредка доносился рокот проходящего поезда с боеприпасами. Далекая вибрация батарей Завоевателя.

Битва за Трибун Калкин не прекратилась, когда Отступник отошел от своего мостика. Более того, теперь, когда корабельные мастера и военачальники под его командованием более не чувствовали его руки на своих цепях, она ускорилась.

– Сержант Солакс.

Голос пробился сквозь грубую металлическую оболочку «Гвоздей Мясника» прямо в его слуховую кору. Его не называли эти именем уже тысячу лет, и он убил воина, который последний раз это сделал. Во время чистки на Исстване он был простым воином третьей штурмовой роты. За последующие годы войны, в связи с убылью офицерского состава и отсутствием разумных кандидатов на повышение, он дослужился до звания сержанта, но не выше.

Он посмотрел вниз. Перед ним проплыла Хозяйка в своей полупрозрачной униформе. У нее отсутствовали глаза и лицо, но Коссолакс был уверен, что она смотрит на него снизу в вверх.

Знал ли его демон? Знал ли он ее?

Или она, по мановению богов, просто видела в нем ту часть его прошлого, которая все еще могла причинить ему наибольшую боль?

– У вас нет допуска на командную палубу. Если вы не согласны с этим приказом, то вы можете обратиться к Кхарну.

Коссолакс фыркнул. Она соизволила заговорить. Это могло означать лишь одно, что он приблизился к чему-то, чего она не хотела, чтобы Коссолакс достиг.

– Или же, мы можем просто призвать Ангрона.

Коссолакс рассмеялся, чем вызвал недоуменные взгляды тех, кто не видел и не слышал демона, с которым он разговаривал. Она, как и все призраки, говорила о мертвецах и безумцах.

– Мы продолжаем, – прорычал Коссолакс.

– Вы еще пожалеете о своем неповиновении, сержант.

Не обращая на нее внимания, Коссолакс жестом приказал своим воинам следовать за ним.

Он больше не был Солаксом.

Времена изменились, и он сыграл в этом не последнюю роль. Именно Коссолакс предъявил права на «Завоевателя» на Армагеддоне, именно Коссолакс собрал разрозненные силы Пожирателей Миров для нападения на Кадию и даже удерживал их вместе достаточно долго, чтобы прорвать железный кордон Астартес Прасес и вбить клин в Сегментум Солар. Он не боялся Кхарна. И уже тем более Ангрона.

И он более не был Солаксом.

Если бы Коссолакс Отступник встретился лицом к лицу со своим отцом сегодня, то возможно, его поражение не было бы таким очевидным, как когда-то.

Ведь повелитель XII может быть только один.

– Вы вынуждаете меня принимать меры, сержант.

Выстрел из болтера, неслышимый, кроме как по вибрации палубных плит, придал угрозе демона весомость. Окровавленные поверхности заблестели под треснувшими наплечными фонарями Пожирателей Миров, когда пора вооруженных сервиторов, пошатываясь, вышла на свет.

Они были похожи на трупы, которые только что выбрались из криокамеры морга и подобрали оружие. Открытые поверхности органических компонентов рук и лиц сдавило жестким вакуумом, и их покрывали лопнувшие капилляры, образовывающие синяки похоже на цветки. Один из них тащил на плече устаревшую роторную пушку. У другого к обрубку запястью был приварен волкитный колибратор.

Весь отсек представлял собой капсулу времени времен Великого Крестового Похода. Словно бы эта часть корабля была поглощена «Завоевателем», отгорожена от Пожирателей Миров и их безумия c момента бегства с Терры или даже раньше.

Коридор, по которому шли сервиторы, сузился, а затем внезапно расширился, стены задрожали, словно сообщая ему какой-то код.

В поле зрения появились пятна, превращающиеся в вытянутые и ухмыляющиеся лица, которые манили его откуда-то из конца коридора. Звали его.

Притягивали его.

От хмыкнул, стряхивая это наваждение, когда Гвозди Мясника ответила на коварное колдовство очищающим уколом боли, хотя не все его воины перенесли это с его невозмутимостью. Шалок и Лорехай одновременно взвыли, поливая узкий коридор болтерным огнем и забрызгивая стены месивом из уничтоженных сервиторов.

Хозяйка, как заметил Коссолакс, уже исчезла.

– За мной. – Он двинулся вперед, сминая свой колоссальной поступью изрешеченный болтами ковер из мяса. – Сегодня «Завоеватель». Завтра Легион.

Вторая пара сервиторов уже маршировала с безразличием к своей неминуемой гибели. Пули вылетали из вскинутый оружий, разрывая губчатый слой, покрывавший переборки, и забрызгивали Пожирателей Миров кровью.

Длинная очередь из роторной пушки могла пробить рокрит, но тяжелые снаряды отскакивали от его Терминаторской брони, окутывая его костяной пылью и посылая рикошеты, в направлении четверки.

Они укрылись за его огромной массой и толстой броней и открыли ответный огонь. Взрывная волна от мелты Могривала превратила одного из вооруженных сервиторов в дымящуюся кучу из стекающей плоти и металлического шлака. Второй продолжал наступать, забивая переборки дробью, пока град болтов Космодесантников Хаоса не разнес его на части.

Коридор разветвлялся. Разрыв в слое струпьев дрожал, словно сердечный клапан. Могривар сверился со своим планшетом и сообщил, что логово хозяйки впереди, и, миновав развилку, они двинулись дальше.

Два тяжеловооруженных сервитора с трудом выбрались из проигнорированного коридора и встали позади. Двое других встали спереди. Они напоминали муравьев, вставших на защиту своего муравейника, но при достаточной численности и вооружении даже муравьи могут оказаться смертельно опасными.

Резко выкрикнув какой-то код, Мохгривар отступил назад, сменив мельтаган на огнемет, и залил коридор позади них огнем. Два Мутилатора, одного из которых частично охватило пламя, пришли в ярость, из-за того, что их лишили возможности самим разорвать конструкции, а Шалок, Лорехай, Ховайн и тактический отряд, уничтожили двух появившихся спереди сервиторов очередями.

Коридор еще дважды разветвлялся. Коссолакс подозревал, что «Завоеватель» специально открывает новые проходы.

Перед ними появилось еще шесть тяжелых сервиторов. А двое встали на смену тем, кого сжег Мохгривар. Мутиляторы агрессивно всхрипнули и устремились им навстречу, из их липких кулаков уже прорастали странные металлические сросшиеся когти, топоры и пилы.

Коссолакс потратил десятилетия, пытаясь составить схему лабиринтов воздуховодов, коридоров и подсобных помещений, которые составляли ужасные и постоянно меняющие внутренности «Завоевателя». В конце концов, такое знание собственного флагмана когда-то считалось обычным делом. «Это не безумие», повторял он себе, - «стремиться понять свой корабль».

Исследовательские группы, вооруженные, как боевые патрули, в количестве взвода, проникали на «Завоеватель» и не возвращались. Время от времени они появлялись, даже спустя столетия, их внутренности обозначали границы племенных территорий, или они ходили по коридорам, как духи, как Хозяйка, все еще охваченные задачей по составлению карты коридоров «Завоевателя», не имеющие возможности упокоения даже в смерти.

«Завоеватель» был кораблем смерти, и он не отпускал тех, кого забирал.

Этого участка Коссолакс не видел ни на одной карте.

Сервитор ближнего боя, грудь которого была расширена до размеров астартес с помощью пересадки мышц и проварена щитами из армапласа, впитывал в себя огневую мощь Космодесантников Хаоса, даже когда более легкие подразделения рядом с ним лопались, словно перезрелые тыквы. Собиратель Черепов Шалок пробормотал клятву Владыке Черепов, и выбежал вперед Коссолакса.

Внезапное изменение местной гравитации отбросил его в сторону, прямо в момент замаха, и впечатал в стену переборки.

Сервитор, ничуть не пострадав, пронесся мимо.

Коссолакс зарычал. «Завоеватель» сопротивлялся ему всеми имеющимися в его распоряжении средствами. Неужели она заманила его сюда? – задался он вопросом. И вообще, находится ли здесь Хозяйка, или она лишь очередной дух, заблудившийся в его залах, антропоморфная фигура, на которую мог обрушить ярость Коссолакс, в то время как его истинный враг был «Завоеватель».

Сервитор включился. Каждую его руку венчали силовые когти.

Он нанес удар правой рукой в грудь Коссолаксу.

Космодесантник поднял перчатку, чтобы блокировать удар. Силовой коготь ударил по его запястью с силой, достаточной, чтобы пробить защитный барьер эгиды. Кусочки костей, выбитые из его наручника, разлетелись в сторону головы Коссолакса. Он почти не почувствовал этого. Ответный удар левой перчатки смял голову сервитора под его кулаком. Сервитор взвизгнул, сопротивляясь смерти, и даже с размозженной головой, болтающейся на хромовом клочке шеи, нанес левый апперкот в подбородок Коссолакса.

Космодесантник поймал его удар левой ладонью.

Легкое сжатие и силовой коготь раздавило в его хватке. Сквозь его пальцы посыпались искры, когда он выдернул из усеченного запястья сервитора крепление для оружия, а затем, подняв ноющий механизм с пола, швырнул его обратно в коридор, словно мяч.

Занятый планированием компании по завоеванию Трибун Калкина, Коссолакс уже несколько дней ничего не убивал, и прилив сил, вызванный Гвоздями мясника, был настолько яростным, что космодесантник взревел в потолок, словно дикий бык.

С ухмылкой, застывшей на его широких, нечеловеческих чертах лицо, он вытащил мерцающий красный силовой топор из застежки, прикрученной к его бедру. Оружие щелкнуло и загудело, когда его большой палец коснулся руны активации, разрубив густой медноватый вакуум, и вырвалось на свободу.

Он ускорил шаг.

Воин в обычной терминаторской броне не мог бежать, но поврежденная экипировка Коссолакса, не создавала таких препятствий.

Вооруженный сервитор прокричал предупреждение на искаженном бинарике и облил его пламенем. Коссолакс проигнорировал его, перерубив руку с оружием по локоть и отбросив сервитора в стену. Следующему он нанес удар с такой силой, что его челюсть и все кости, связанные с ней, разлетелись вдребезги, и выбитая бионика вылетела из разрушенного лица и осыпала осколками приближающихся сзади бойцов. Коссолакс отбросил его в сторону.

Медный пилон обрамлял массивные бронированные двери в конце коридора. Они выглядели точной копией тех, что находились на командной палубе, только были значительно старше и пересекались с нитями кровоточащего мяса. Из плотных рядов ниш, находящихся по обе стороны от переборки, продолжали отсоединяться и выходить защитные сервиторы. Они выходили из своих ниш и становились по двое, чтобы устранить угрозу, которую Коссолакс и его воины представляли для того, что находилось за этой дверью. Теперь их было несколько десятков. Впереди и позади. Автоматические турели «Жнец», вмонтированные в потолок над дверями, уперлись в струпья, мешающие им вращаться, и открыли огонь.

Коссолакс оскалил зубы и принял огонь на себя, его живая броня сразу же начала исцеляться, в то время как двое его Космодесантников пали под шквалом снарядов.

– Оруженосцы, – зашипела Хозяйка, внезапно оказавшись у Коссолакса за спиной. – Сопроводите этих легионеров с моего мостика и поместите их в казармы.

Коссолакс почувствовал, как холод, более глубокий, чем холод пустоты, пробежал по его шее.

Он повернулся.

Шалок в упор разряжал свой пистолет в сервитора, совершенно не обращая внимания на формирующегося рядом с ним призрака. Она была одета в накрахмаленную белую куртку с кроваво-красной отделкой, более официальной, чем когда-либо на командной палубе, и в то же время вытянутой, ее живот дымился и растягивался, делая ее не по человечески худой и в то же время почти равной палачу по росту.

– Ты что, не видишь ее? – прорычал Коссолакс, не столько желая предупредить своего Мастера Казней, сколько доказать собственную разумность.

Шалок наклонил шлем в сторону Коссолакса, как раз в тот момент, когда Госпожа провела когтями по его горлу.

Кровь хлынула сквозь разорванные уплотнители в разгерметизированный коридор: гиперкоагулянты в его крови в этот момент не смогли сделать того, для чего они были предназначены. Воин прижался к переборке, окровавленная рука обхватила его горло, а Космодесантники Хаоса с диким криком набросились на то, чего они не могли ни увидеть, ни поразить. Лорехай опустился рядом с Шалоком, громыхая баллончиком с распылителем и обрызгал разорванное горло палача пузырящимся жидким керамитовым герметиком.

Без всякого заметного перехода Хозяйка уменьшилась до человеческих размеров. Она сцепила за спиной залитые кровью руки.

– Мне все равно, кто ты. Я не потерплю неуважения на своем мостике.

Демон был безумен.

Кем бы она ни была в жизни, если только не просто симптомом развращения самого «Завоевателя», она не имела четкого представления о реальности окружающего ее мира.

Взяв болт-пистолет Шалока в свой массивный кулак, он выпустил яростную очередь в грудь духа. Снаряды пробили ее насквозь, как туман, запустив реактивные ядра в переборку позади и осыпав марширующих слуг стальной стружкой и комьями корки.

– Ховайн!

Не зря он держал священника под рукой. Темный апостол начал читать нараспев.

Хозяйка взревела в ответ, пока ее голова не уперлась в потолок, раздуваясь, пожирая массу, пока не заполнила всю ширину коридора.

Однако никто из его воинов не отреагировал на ее присутствие.

Шалок продолжал истекать кровью, прижавшись к переборке. Лорехай боролся с ним, стреляя с одной руки в приближающихся слуг. Могривар не давал им обоим умереть, меняя оружие быстрее, чем оно успевало перезаряжаться, и поддерживая потрясающую скорострельность. Космодесантники Хаоса утопили их в масс-реактивных снарядах, а два Мутилатора, все еще находясь в тылу, яростно разрывали слуг на части.

– Примарх узнает об этом... – Хозяйка сжала когти, ее очертания исказились, словно какая-то крошечная неуверенность заставила ее колебаться. – Примарх... Примарх...

С рычанием Коссолакс послал еще один залп в удлинившуюся грудь призрака, целясь на этот раз не в саму Хозяйку, а в боевых слуг, все еще послушно пробирающихся сквозь нее и находящихся в зоне ближнего боя.

И вдруг они остановились.

Слуги застыли на месте. Их оружие отключилось. Даже турели автопушек закрутились, повиснув в своих нишах и потемнев от утечки энергии из коридора.

Могривар осмотрел, из решетки его рогатого шлема вырывались помехи. Шалок корчился и рычал, борясь с хваткой Лорехая на его горле, и их обоих окутывал туман аэрозольного керамита, который висел в вакууме, как удушливое облако. Хозяйки не было. Как будто ее и не существовало.

Коссолакс почувствовал, как снова болят Гвозди Мясника.

Она была еще сильнее, чем раньше.

Скрежеща зубами, полный решимости победить ее, как победил все остальное, он опустил позаимствованный у Шалока пистолет и сделал шаг к дверям. На его пути встал сервитор. Он толкнул его. Сервитор упал на переборку, как манекен из мяса и металла, и не сделал ни малейшей попытки встать на ноги.

Коссолакс почувствовал, что его влечет, тянет, что все, что находится за дверями Хозяйки, хочет его так же сильно, как и он ее.

– Вперед, – приказал он и зашагал вперед.

Завоеватель будет принадлежать ему.