Ариман: Вечный / Ahriman: Eternal (роман)

Материал из Warpopedia
Перейти к навигации Перейти к поиску
Pepe coffee 128 bkg.gifПеревод в процессе: 2/20
Перевод произведения не окончен. В данный момент переведены 2 части из 20.



Ариман: Вечный / Ahriman: Eternal (роман)
AhrimanEternal.jpg
Автор Джон Френч / John French
Переводчик Летающий Свин
Издательство Black Library
Серия книг Ариман / Ahriman
Предыдущая книга Монета для Воров Падали / A Coin for the Carrion Thieves
Следующая книга Демонология: Вопрос, заданный тьме / Daemonologie: A Question Asked of Darkness
Год издания 2022
Подписаться на обновления Telegram-канал
Обсудить Telegram-чат
Экспортировать EPUB, FB2, MOBI
Поддержать проект


На Тысячу Сынов обрушился рок. Сквозь пространство и время их преследует недуг огня и праха, порождённый заклятьем Рубрики, что спасло легион от гибели, но обрекло на вечное проклятье. Один за другим духи рубрикантов исчезают из узилищ своих доспехов, и, один за другим, их место занимают обречённые живые колдуны.

Ведомый страстным желанием спасти легион и искупить давнишнюю вину, Азек Ариман пытается заполучить технологию позабытых некронов, способную менять само время, чтобы исправить ошибки прошлого. По пятам за ним следуют таинственные арлекины альдари, а в рядах последователей множатся секреты и зреют расколы, однако архиколдун твёрдо намерен отыскать новый путь к спасению, и успеть до того, как всё обратится в прах.


«Дабы уничтожить душу, богам нужно лишь дать ей вкусить мёд победы. Тот золотой нектар исполняет чаяния и утоляет желания, однако сладость его мимолётна, а страдание — вечно».

Из Андоликских свитков, около М2,

Обнаружено имперской консерваторией в 994.М30,

Запрещено указом Инквизиции в 781.М31


ПРОЛОГ

ПАДАЮЩАЯ ЛУНА

Драйллита, Госпожа Мимов, а ныне Чадо Старухи, ковыляла вверх по склону под сполохами расцветающих в сумерках взрывов. Она двигалась дёргано — вышагивала, пошатывалась, крутилась, голова запрокидывалась к ночному небу в агонии. Её заметил человеческий воин. Он был одним из варваров-исполинов, закованных в красное умирающих светил и старой крови. Он был смертью, явившейся закончить её терзания. Воин выругался и вскинул тупоносое оружие, чей широкий зёв полнился тёмным обещанием избавления в тишине, которую вот-вот оборвёт его глас. Драйллита пошатнулась вновь, упала, цепляясь за серый пепел, не в силах идти дальше, сломленная мучениями, загубленная предательством…

Выстрел прошёл у неё над самой головой.

Взрыв в грязи склона.

Никакого избавления, даже сейчас. Чадо Старухи должна страдать. Она поднялась. По щекам катились большие ярко-звёздные слезы. Изо рта рвался бесконечный вопль. Почему она должна жить, когда все её братья и сёстры мертвы?

Красный варвар выстрелил ещё раз. Корчи скорби швырнули её прочь от снарядов. Взрывы разметали серо с белым лохмотья савана. И вот она обернулась, ибо Чадо Старухи осознала, что мира забвения ей не видать. Ей судилось идти и идти, скитаться меж миров и светил, бесконечно страдая, потерянное дитя, глашатай неотвратимых горестей.

Красный варвар, ниспосланный милостивой смертью, стрелял без передышки. Ни одна пуля так и не коснулась Драйллиты. Она оказалась подле воина. Его глаза походили на грубо огранённые изумруды на личине из острых краёв. Она взвыла от грусти, нежным движением пробив красные латы, плоть и кость. Легчайшим прикосновением взяла бьющееся сердце. Отвела руку назад, с органа в её ладони скапывала кровь. Варвар, не сумевший подарить ей смерть, прожил несколько дольше, второе его сердце продолжало колотиться, когда он свалился на колени, призывая слабнущие члены подняться вновь — и каким-то чудом у него получилось, красный доспех содрогнулся, оружие взлетело вверх, а Чадо Старухи не шевелилась, ибо, может, сейчас наступит конец затянувшейся издёвке, коей было её существование? Сердце темнело у неё в руке. Капли крови падали на серую землю алыми слезами. Изумрудные очи неотрывно смотрели на неё. Она протянула ему сердце, моля об избавлении…

Каскад света и смеха, вихрь движения, резкого и серебристого — Трижды Глупец приземлился между красным варваром и Чадом Старухи. Он дёргался, извиваясь от веселья, иль боли, иль умиротворения. Его мечи раскроили варвара от горжета до паха. Кровь хлынула широким мазком, расходящимся по серой земле.

На вершину склона выбрался ещё один варвар. Быстрый и скорый на ярость. Чадо Старухи подумала, что это, возможно, очередная шутка смерти, и конец всё-таки настигнет её здесь. Затем второй варвар упал, точь-в-точь как первый. Его голову рассекла бритвенная полоса, протянувшаяся от одного виска к другому.

Трижды Глупец упал на красного варвара и крутанулся. Он стал золотым глумом и багряной резнёй. Он извернулся к Драйллите, серебрящимся взмахом меча указав Чаду Старухи следовать за ним.

Она отпрянула, затем поднялась на цыпочки, укрытая лохмотьями печали и варварской кровью. Она могла бы пойти с Трижды Глупцом, могла бы плясать и смеяться и подобно дитю, коим была. Могла бы взять Трижды Глупца за руку и обратиться в золото и багрянец, в Дочь Зари, кружащую в бесконечной яркости… Она потянулась к ожидающей руке.

Их разлучил огонь, разорвав воздух, взметнув ввысь густой пепел. Появились братья мёртвых варваров, мчащиеся с вершины гряды, ревущие, палящие из оружия. Чадо Старухи попятилась назад; повернув голову, она увидела, как Трижды Глупец удирает, оставляя за собой цепочку взрывов и насмешливый хохот. Драйллита поднялась, воздевая к небесам руки от несправедливости того, что её лишили веселья. Она воззвала к духам потерянных и устремилась в шквал выстрелов. И покойные ответили на зов. Они явились призрачными ликами тех, кого Чадо Старухи знала в своей скорбной жизни: Царица Звёздного Света, Багряная Муза, Сломленный Ясновидец, целый хор злобных мертвецов. Духи пришли, вопя в тишине, сотканные из белого и красного, подобное буре, вырвавшейся из недр подземного царства.

Варвары были стремительными, а ещё сильными, но теперь их не спасёт ни скорость, ни мощь. Мгновение Драйллита просто наблюдала, а затем, каждым своим движением источая кручину, она пошатнулась и упала, и поднялась снова, и взяла в руки ещё несколько сердец. Чадо Старухи сожалела, что вынуждена так поступать, что вместо того, чтобы смеяться рассвету, она визжала в мстительной резне. Но иначе она не могла. Она должна была идти дальше, ступая по пеплу, танцуя со смертью, которая всё никак не приходила. Её роль — страдать за ошибки, допущенные не ею, и в отместку отнимать жизни ещё не умерших.

Она взглянула на обагрённую руку. С неё скапывала кровь. Меж падающих капель взвихрялся голодым и россыпи алмазов. Вокруг неё кружились духи мщения, их маски — гримасы боли. Они воздели клинки, и их очертания померкли, слившись с мглой. Чадо Старухи подняла красную руку к небу, после чего кулём упала на землю, едва сумерки украли солнце…


Драйллита встала. Одеяние Чада Старухи, её ролевой наряд, рассеялось, убранное голокостюмом-датеди. Саван и рваньё распались пылинками голосвета, а затем обратились в ничто. Чадо Старухи исчезла, покинув её мысли. Рвущийся из-под маски крик иссяк. Застывшие чёрты стали пустыми и белыми, подобно холсту, ждущему кисти художника.

Остальные мимы труппы уже отворачивались, точно так же освобождаясь от своих ролей. В их движениях сквозила тщета, эхом повторяющая её собственную. Она видела перед собой Шутов Смерти, облачённых в белое, порхающих среди мертвецов, словно вороны-альбиносы. Вся их жизнь была танцем, циклом историй и ролей, однако часть, наполненная ожиданием, неизменно оставалась безликой. Именно здесь они сейчас и находились — в промежутке между окончанием одного повествования и началом следующего. Она взглянула на кровь на своих руках. Та уже начала сворачиваться. От неё разило генопороком так называемых космодесантников. Драйллита смахнула вязкие алые нити в пепел. Их, впрочем, было на ней гораздо больше. Она вскружилась в дикой пляске, стряхивая с себя остатки кровяных сгустков.

Когда она приземлилась обратно, Ийшак уже ждал её. Он тоже сбросил с себя мантию Трижды Глупца. Его наряд лишился золота и багрянца. Злорадствующий лик сменился оскалом черепа. От каждого движения Ийшака ромбовидный узор на его плаще переливался тусклой синевой и едва различимыми оттенками черноты. Для этой интерлюдии между циклами он выбрал архетип убывающей луны. Вполне подходящий его творческой натуре.

~Мы уходим,~ показала она. Драйллита была Госпожой Мимов, а потому не разговаривала и не издавала звуков, вместо этого общаясь посредством системы жестов, известной как ламбруит. Каждая деталь позы, сокращение мышцы и движение таило в себе определённое значение, так что даже не проронив ни слова она могла передать полутона и смыслы лучше, нежели с помощью самого сложного языка. У этой жестовой речи не существовало твёрдых правил и словаря: то был код спонтанностей, искусство, не выражавшееся одним и тем же образом дважды. Она протянула Ийшаку руку. Тот принял её, и они отправились в дорогу. Вокруг них горели огни разыгранной ими трагедии, взвиваясь среди пепельных барханов и раскиданных человеческих трупов.

Они пересекали гряду, когда Драйллита ощутила, как напряглась ладонь Ийшака. Он замер, приняв позу застывшего посреди представления актёра. Мгновением позже Госпожа Мимов увидела причину. У них на пути стояла фигура. В багрянце. За ней волочились алые и карминные ромбы, а тень вздымалась вверх и в стороны, в дым, подобно крыльям. Лицо же скрывалось за гладким серебром.

Драйллита дёрнулась от неожиданности и остановилась. Вместе, она с Ийшаком воспроизвела сценку, где героя Ультанеша и убийцу песен Шелве-ток на Солнечной тропе застигает врасплох Кхаин. Следом за ними на гребень взошли остальные члены маскарада, заметили фигуру и позы Ийшака с Драйллитой, и плавно обступили их полумесяцем. Они закачались, уподобляясь Лесу скорбей, их пальцы-ветки задрожали на гонящем дым ветру, маски приняли выражения печали и грусти.

Драйллите стало не по себе. Ничего подобного в цикле, который она знала, не было. Они только-только закончили финальный акт представления «Красные слёзы Чада и Глупца». Теперь, после его завершения, им предстояло уйти, после чего разыграть небольшую трагикомедию, взяв на себя роли рассеянных отпрысков Иши, бегущих от войн богов. И всё же перед ними стоял Ирлла, теневидец, загораживая им проход. Ему не следовало здесь находиться. В заключительном акте у судьбы не было роли, а потому Ирлла не должен был выходить на подмостки битвы. Ему не следовало быть тут…

Но вот он здесь.

Теневидец приблизился, поступь его была неспешной, чёрная с красным тень становилась больше и шире. Наконец, он встал перед маскарадом и замер в неподвижности, ожидая. В такой момент, когда судьба приходила в обличье Красного Гостя, ей следовало дождаться, когда к ней обратятся.

~Зачем ты здесь?~ спросила, наконец, Драйллита.

— Я явился с предупреждением, — ответствовал Ирлла.

— Что за зло ты узрел? — задал вопрос Ийшак.

— Возникают новые сны, пробуждая тех, кто долго спал. — Теневидец воздел руку. Она выглядела как конечность трупа, вся ссохшаяся и сморщившаяся, отчего напоминала скорее коготь. Под ногтями темнела запёкшаяся кровь. От неё поднялся огонь, облизывая дым, и в воздухе вокруг Ирллы заплясали тени. Драйллита различила воителей в рогатых и гребенчатых доспехах. Он протянул длань к небу и схватил звёзды, что на краткий миг проступили сквозь клубы тумана. Затем землю подле теневидца устлали дремлющие фигуры, в сиянии голосвета принимавшие то чёрный, то золотой, то серебряный цвет. Спящие поднялись, и светила скрылись из виду. Осталась лишь фигура огромного, чудовищного человека с рогатыми посохом и шлемом. В глазах его горел свет украденных звёзд. Госпожа Мимов вздрогнула, и хор актёров, бормоча от боли, повторил её движение. — Такие смены актёров и сцены требуют ответа. Подобные деяния и действия не должны происходить сами по себе.

~Какой сэдат-цикл начинается теперь?~ вопросила Драйллита.

— Их может быть несколько, — ответил теневидец и обернулся, смахнув дым с голосветом подобно рваному красному плащу. — «Веселье сломленного бога», с рыдающими звёздами и быстрыми финалами. «Костёр и Феникс», где всё заканчивается пёплом и двусмысленностью, и всякий, кто исполняет его акты, должен сойти со сцены, не ведая, наступит ли после ночи утро… — Тем временем над Ирллой тень и свет приняли подобия силуэтов, кружащих в огне и дыму, стискивающих в руках мечи силы, сшибающихся, карабкающихся друг на друга в попытке коснутся полумесяца, что походил на лезвие косы. Затем все они упали бездыханными, канув в серую тень, а после растворились во мраке.

— Но есть ещё один, — возвестил Ийшак, отпустив руку Драйллиты и начав кружить, его наряд и лицо менялись с каждым сделанным шагом. — Молви о сэдат, который, по-твоему, нам следует начать.

— «Падающая луна», — сказал теневидец, и окружавший их хор отозвался протяжным горестным стоном. Драйллита склонила голову.

~Много смертных эпох прошло с тех пор, как его разыгрывали в последний раз. Стоит ли начинать сейчас?~

— Может, и не стоит, — ответствовал Ирлла. — Избрав его, мы создадим историю грядущего.

~Судьба изменённая…~

— Горше конца отвращённого.

~Но какой ценой?~

— Ценой большой. Ценой радости и победы.

— Мы сыграем, — произнёс Ийшак, кружась всё быстрее, вращаясь, его облачение теперь стало пурпурно-чёрным, зачёсанные гребнем волосы — радугой, жестокую белизну маски рассекла красная ухмылка. — Итак, предстоит нам выбрать свои роли. Я, видимо, будут Шуткой Убийцы, ибо я — аватара всего, что умрёт по ошибке глупца. — Он говорил громко, его голос звенел от насмешки и злобы.

— Значит, в это горнило я вступаю как Глас Многих Окончаний, — сказал Ирлла и подскочил ввысь. Кровавая дымка и тень, висевшие в воздухе, рассыпались осколками изумрудного и красного, жёлтого и фиолетового, бирюзового и пламенного. Когда теневидец приземлился, его скрытая под капюшоном маска превратилась в потускневшее зерцало. Остальные члены труппы принялись плясать и крутиться, принимая новые роли для начинающегося цикла. Сзади приблизились Шуты Смерти, все наряжённые в черное, все — один в один, ибо будущее приберегало для всех равный финал.

Драйллита поднесла руки к лицу, рухнула, словно придавленная скорбью, и выпрямилась снова. Её лик стал расколотой маской, одна половина корчилась от боли, треснувшая и проливающая рубины с угольками. Вторая — кривилась от веселья, обнажая острые красные зубы, в глазу блестела злоба.

~Я — Истина Сновидца, ибо всяк должен спать, и всё должно заканчиваться.~

Подле белого с красным зареяло пепельно-серное и кроваво-красное. Госпожа Мимов развела руки и двинулась вперёд, прочь от остальных. Она должна идти первой, как предупреждение, герольд, пришедший слишком поздно к тем, кому придётся страдать.

— Какие актеры пока не ведают ролей? — услышала она Ийшака, вопрошающего высоким голосом Шутки Убийцы.

— Их много, — ответил теневидец. — Но первый, кто займёт своё место, — это колдун, в прошлом человек, ныне глава изгоев, сын лжекороля, предавший всех, верящий в надежду. Его имя — Ариман.


ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

ИЗГНАННЫЕ


ГЛАВА I

ВУАЛЬ ПРИЗРАКОВ


Харгорон, Первый среди Железорожденных, Сокрушитель Наковален, прислушивался к скрипу, что издавал его корабль от прикосновений призраков. По рамам иллюминаторов расползались кристаллики льда. Во тьме за ними плыли и свивались тонкие как паутина очертания. Возникали и тут же исчезали подобия лиц. Тянулись руки, перерастая в когти, лишь чтобы померкнуть и раствориться в иссиня-зелёном тумане. Проглядывавшие сквозь мрак светила походили на окружённые нимбами яркие точки. Стоило Харгорону перевести взгляд на обзорный портал, в нём сгустилось очертание головы. Глаза его были похищенным свечением звёзд, блеклыми катарактами на лице из ошмётков кожи, обрамлявших круг игольных зубов. Харгорон осклабился в ответ.

— Отчёт с сенсоров, — произнёс он, его голос разнёсся в тишине мостике сухим скрежетом.

— Око зрит, о великий лорд… — отозвался в ответ главный раб-авгур — тощее существо с длинной, закованной в жёсткий металлический ошейник шеей под выпуклой головой. Скоплением глаз, напоминавшим сгусток лягушачьей икры, он пробежался по содержимому треснувших экранов на панели перед собой. — Ответных сигналов нет. — Из его рта потянулась вязкая нить слюны, мокрота собралась на подсохшей корке, уже густо укрывавшей наборные диски пульта.

Харгорон скривился от омерзения и отвернулся, задумчиво почёсывая подбородок когтистым пальцем. От его кожи отшелушились хлопья похожих на ржавчину струпьев. Всё начало разваливаться с тех пор, как они вошли в Саван Горгона. Ничто в Оке Ужаса не могло существовать без того, чтобы приспособиться к пограничной жизни между реальностью и варпом, однако это путешествие обошлось Харгорону и его воинам слишком дорого. Здесь свет звёзд из-за пределов Ока лился сильнее, чем адское свечение, просачивавшееся из его ядра, но притом течения варпа были мощными и пронизаны истощающим касанием энтропии. В объятиях Савана вращались обломки, разламываясь на куски под напором трущихся между собой настоящего и нереального. Системы корабля отказывали одна за другой. В металл проникала коррозия, в сигналы — шум статики, в мышцы и кости — слабость. Ему уже пришлось бросить один свой корабль в сердце Савана. Его двигатели вышли из строя, а обшивка начала вминаться внутрь корпуса, словно засохшая кожура гниющего плода на пустынном ветру. Таким образом, завершить путешествие ему придётся всего с двумя кораблями.

Впрочем, жертвы того стоили. Его трюмы ломились от награбленного с планет и дрейфующих в пучинах Савана судов: огромное множество бронетехники, орудийные системы, извлечённые из остовов мёртвых звездолётов; боеприпасы и топливо, по-прежнему пригодные несмотря на время, проведённое среди призрачных течений. А ещё подлинные сокровища, уникальные предметы, за которые он получит что угодно от военачальников и восходящих сил в Оке. Достаточно богатств и трофеев, чтобы заплатить геноворам и плоть-механикам за новорожденных воинов. Никаких бродяг-легионеров, верных лишь силе или возможности, но воинов, преданных ему и только ему одному. А тогда… Кто знает? Всё, что теперь оставалось — добраться до границы Савана. Путешествие это было опасным, и имело свою, особую цену.

Он взглянул туда, где на платформе кормчего стоял Призрак Варпа. Доспех его был бледно серым, окаймление — тускло-бронзовым со стальным отливом. Линзы шлема — блеклыми, напоминавшими катаракты. Он не двигался вот уже несколько часов. Время от времени он подавал сигнал или произносил пару слов, веля сменить курс, но по большей части просто крутил головой, как будто всматриваясь во что-то снаружи корпуса и за иллюминаторами, наблюдая за плавающими во мраке созданиями, которых сам Харгорон не видел и видеть совершенно не хотел. Его собственный корабль держался у левого борта, чуть впереди, плывя сквозь разряды молний и клубы газов.

Призрак Варпа повернул голову, и бледные глазные линзы встретились с взглядом Харгорона. Лишь приложив усилие, Железорожденный подавил инстинктивное желание вздрогнуть. Взор Призрака заскользил дальше. Харгорон сплюнул. Сгусток кислотной мокроты зашипел, проедая палубный настил. Никто не знал, из какого капитула или легиона происходило братство Призраков, ни того, благодаря каким сделкам или тайнам они обрели умение ориентироваться в насыщенных варпом пучинах Ока. Он ни разу не видел их больше горстки за раз, однако они всё равно вызывали у него беспокойство. Призраки Варпа заберут себе львиную долю добычи, но Харгорон не сомневался, что без их пилотов его корабли присоединились бы к другим обломкам, медленно дрейфующим на течениях Савана. Их услуги стоили того, чтобы за них платить, хотя это и не означало, что ему должно было нравиться находиться рядом с ними. Вокруг загадочных существ витала своеобразная аура, и казалось, будто они не просто заглядывают тебе в душу, но словно видят тебя насквозь. Подобное Харгорону было совсем не по нутру. Следуй он инстинкту, то давно бы всадил в глотку Призраку когти и велел бы кораблям расстрелять сопровождавшее их судно. Свой инстинкт он усмирил — не стоило переходить дорогу Призракам, если хотел и дальше странствовать по Оку живым.

— Полный стоп, — внезапно произнёс Призрак Варпа.

Харгорон огляделся. Экипаж мостика уже приступил к исполнению приказа. В иллюминатор он увидел, как второй его корабль и космолёт Призраков Варпа запускают маневровые двигатели и постепенно замедляются.

— Какого… — зарычал он, однако Призрак Варпа поднял руку. Харгорон стиснул кулаки, подавляя рвущийся наружу гнев. Призрак медленно повернул голову, затем ещё раз, уже быстрее, посмотрев вверх и в сторону, а потом вниз. Корабль вокруг них продолжал скрипеть.

— В течениях рядом с нами кто-то есть, — сказало существо, его голос походил на глухое карканье. — Тени… ждущие в пучинах Великого Океана, таящиеся среди глубинных течений…

— Что происходит? — рыкнул Харгорон.

Блеклый морок за бронестеклом сгущался. Его прошила вилка жёлтой молнии, на мгновение утопив картину в белизне, а затем снова, и ещё раз. Железорожденный повернулся к платформе кормчего, уже собираясь потребовать от того информацию.

Призрака Варпа там не оказалось.

— Лорд, — окликнул его главный раб-авгур. — Наши эфирные резонаторы засекли мощные локальные флуктуации.

Харгорон открыл было рот, чтобы отдать приказ всем оставаться настороже. Двое воинов из его личной гвардии двинулись вперёд.

Очередной разряд озарил морок за иллюминаторами, и во вспышке он увидел тень корабля. Военного корабля. Прямо над ними, взявшийся из ниоткуда и вполне реальный, его крутые борта напоминали горные утёсы, боевые башни обращали контуры вершин в зазубренные клинки. Вокруг них полыхнула молния, обрамив в нимб. В пульсирующий свет.

— Щиты! — закричал Харгорон. На время путешествия через Саван Горгона корабль опустил большинство пустотных экранов. Несколько членов экипажа бросились выполнять команду, но остальные просто ошеломлённо глазели.

Впрочем, они бы и так не успели. Военный корабль выстрелил. Тонкая дымка щитов перегрузилась за секунду до того, как лопнули иллюминаторы. По мостику разлетелись осколки кристалла. Из глоток людей вырвались крики, тут же подхваченные уносящимся в пустоту воздухом. Следом за ними кубарём полетели брызжущие кровью тела. Харгорон прикрыл голову руками. Его когти укутали силовые поля, и он уже орал в шипящий от помех вокс, как вдруг в центре мостика полыхнул столб слепящего пламени.

Он ощутил в воздухе прогорклый смрад колдовства и без промедления двинулся к противовзрывным дверям. Двое воинов окружили Харгорона с обеих сторон, не переставая стрелять. Сам он кричал в вокс, созывая своих последователей на бой. В пусковых ангарах находились штурмовые корабли и транспортные челноки. Он и его избранные бойцы могли сбежать. Пусть атакующие забирают корабль. Сам он возьмёт наиболее ценные трофеи с собой и выживет, дабы однажды поквитаться с обидчиками.

Харгорон достиг дверей. Двое воинов шли подле него, паля из болтеров по расширяющейся колонне света. В зареве энергии возникла рогатая тень, становясь всё отчётливей и больше, как будто шагая к ним из незримых далей. Сияющий столб исчез.

Болт-снаряды зависли в воздухе. На палубе расцвела изморозь, расползаясь по конечностям дёргающихся членов экипажа.

Там, где прежде горел свет, стоял человек. Поверх сапфирового доспеха были накинуты багровые одеяния. Из шлема тянулись высокие изгибающиеся рога. Посох у него в руке походил на проделанный в ткани реальности разрез, на чёрную рану, источающую звёздное свечение.

Харгорон зарычал. Силовые поля на его когтях резко затрещали. Воины снова открыли огонь. Железорожденный пришёл в движение.

Колдун перевёл взгляд на него. Его глаза напоминали синие светила.

Конечности Харгорона застыли. Дульные вспышки, протянувшееся из болтеров его соратников, стали оранжево-красными бутонами. Чародей шагнул к ним. Поднял руку. Парившие в воздухе масс-реактивные снаряды развернулись и поплыли обратно, пока не остановились перед глазными линзами его воинов. Харгорон попытался сделать хоть шаг, шевельнуть языком, чтобы изречь одну из защитных фраз, которые узнал от жреца Рогатой Тьмы.

+У меня нет времени на твои пустяки,+ прозвучал голос у него в черепе. Пальцы колдуна дёрнулись. Болты пробили глазные линзы Харгороновых воинов и разнесли им затылки вместе с задними стенками шлемов. Чародей оказался прямо перед ним. +У тебя есть кое-что, чего ты не понимаешь, но весьма нужное мне.+

Харгорон почувствовал, как удерживавшая его на месте сила чуть-чуть ослабла. Он рванулся вперёд, вытянув перед собой когти. Броня на руках смялась и расслоилась. Лезвия отогнулись назад, и его конечности замерли вновь. Он смотрел, как когти выкручиваются до тех пор, пока не погрузились ему в предплечья. Из ран закапала поблёскивающая кровь, обращаясь кристалликами красного льда.

Железорожденный понял, что может двигать ртом и языком.

— Я ничего тебе не дам! — выплюнул он.

Колдун наклонил голову.

+Тебе и не нужно, + раздался тот же голос в голове Харгорона. А затем всё утонуло в рёве, и его мысли развеялись, словно подхваченная ветром пыль.


Азек Ариман посмотрел на лежащего ничком Харгорона, Первого среди Железорожденных, Сокрушителя Наковален. И вот он снова стоит над очередным поверженным представителем сломленной знати и ложных чаяний. Он прочёл его прошлое в послевкусии мыслей, вырванных из разума воина. Воина… Да, когда-то Харгорон был воином, боевым братом IV легиона, присоединившимся к нему в долгие годы войны против Императора. Он не знал ничего, кроме противостояния с Империумом, что его создал, не знал времён, когда война казалась скорее актом оптимизма, нежели горечи и возмездия. Да, он служил, и выжил, и пытался цепляться за остатки благородства, которые ещё помнил. В конечном итоге варп исказил и это, превратив его жизнестойкость в раковую опухоль, что съела Харгорона-воина изнутри, оставив лишь треснувшую оболочку низменных устремлений и жестокости.

Ариман тряхнул головой, отрываясь от несвоевременных раздумий, и позволил мыслям воина упасть на сито своего чутья. Кровавые воспоминания, горькие эмоции, обрывки образов и бессердечности замелькали перед его внутренним взором до тех пор, пока он не нашёл искомое.

+Нижняя палуба тридцать четыре, передняя секция семьдесят шесть, снарядный погреб рядом с главными ангарами. Поторопитесь,+ послал Армиан своим братьям, уже выбегая из руин мостика. +Я иду к вам.+


Ктесий пошатнулся, пока вокруг него меркла вспышка телепортации. Даже после жизни, выстроенной на множестве других похищенных жизнях, и состоявшей сплошь из чародейства и варповства, прибытие оставляло после себя ложный звон в ушах и кислотный привкус во рту. Часть его всё ещё думала, что он находится на «Гекатоне», а рядом с ним орут послушники, заканчивая ритуалы пересылки ударной группировки. Ликомед опомнился быстрее и уже шёл вперёд, утягивая за собой пятерых рубрикантов. Ктесий, чуть медленней, двинулся следом. Вершину его посоха обрамлял призрачный свет. Полосы пергамента, приколотые к доспеху, обугливались по мере сгорания выведенных на них чар-оберегов. Он уловил поблизости родовой смрад сторожевых демонов.

+Они почуяли нас,+ окликнул Ктесий своего ученика. +Жди моих приказов.+

Он привёл свои мысли в порядок, подавив поднимающееся внутри чувство тошноты. Когда имеешь дело с призывом и изгнанием, нужно быть свободным от эмоций. Любая ошибка, и демоны варпа не преминут вцепиться тебе в душу. В идеале он бы предпочёл потратить некоторое время на то, чтобы подготовить всё необходимое, но время, как обычно, было недоступной роскошью. Он почувствовал, как к нему сползаются щупальца ощущений и мыслей: отчаяние души, медленно задыхающейся в пустоте, липкий пот на горячечном теле, острая боль отказывающего сердца, наполняющая последние мгновения ничтожной жизни.

Корабль кишел призрачными следами. Заклёпки в металлических стенах покрывала ржавчина. Язва успела пустить корни в гниющие кости судна до того, когда оно отправилось в пучины Савана Горгона за падальными сокровищами, а разъедающие течения имматериума лишь разнесли хворь глубже. К его обшивке цеплялись существа, странствуя вместе с ним. Железоломатели, или как там называли себя хозяева космолёта, не обладали нужными навыками, чтобы изгнать паразитов из своего корабля, однако некоторым хватило знаний, чтобы приковать их к месту. Они превратили демонов в сторожевых собак. Ктесий понял это, едва начал прозревать добычу в зерцале и дыму, но сейчас, ощутив их костями и в мыслях, пожалел о том, что Ариман попросту не сжёг корабль и не обыскал его пепелище. Кто-то мог бы счесть такую реакцию странной — призыватель и сковыватель демонов, кривящийся от смрадного касания варпа. Для него, впрочем, никаких противоречий здесь не было: хозяину гончих не требовалось любить вонь экскрементов своих зверей. Его душа была старой и исчахшей, и на своём веку он повидал достаточно, чтобы перестать лгать самому себе. Будь у него выбор, он бы держался подальше и от этого корабля, и от трофея, за которым они сюда пришли. Ариман, впрочем, не предоставлял подобных выборов. По крайней мере, надолго они тут не задержатся.

Ликомед врезал по взрывозащищённому люку тараном из телекинетической энергии. Крышка сорвалась с петель, осыпав палубу со стенами проржавевшими осколками металла. Ктесий шагнул внутрь. Перед ним протянулся широкий коридор. В сиянии растрескавшихся светоламп дрейфовали споры. По стенам и настилу расползались нити проросшей плесени. Демонолог почувствовал, как под его торопливой поступью проседает металл. Почувствовал, как приходит в движение варп. Тягучий, словно слизь. На краю зрения начали лопаться пузырьки. В нос ударил трупный смрад.

+Они здесь!+ послал он.

И нерождённые пришли за ними. Они выбрались из стен, протаскивая завитки мягкого жира сквозь слои ржавчины. Существа плюхнулись на палубу, отращивая конечности и усики, и широко распахнули пасти.

Ктесий ощутил импульс воли Ликомеда, и рубриканты тут же вскинули болтеры и открыли огонь. Масс-реактивные снаряды попали в демонов и взорвались синим пламенем. Жир расплавился. От корчащихся горящих созданий повалил густой грязный дым. Нерождённые, впрочем, не исчезли, а только разрослись, вздуваясь и сбрасывая с себя лопнувшую кожу. Они поползли вперёд, оставляя на палубе полосы выгоревшей жижи. Из ран вывалились мотки внутренностей, и, взвившись, опутали ближайшего воина Рубрики. Воля Ликомеда дёрнула рубриканта на себя, но кишки лишь стянулись туже, размазывая по пластинам брони кислотную слизь. Ктесий учуял в воздухе вонь скисшего молока и желудочных соков, и в голове у него раздалось жужжание мух.

+Уйди прочь,+ рявкнул Ктесий. +Другие уже идут — проход должен быть чист.+ Он по-прежнему шагал к колышущейся массе демонической плоти, заполонившей весь коридор перед ним. Истинные имена и слова призыва, подготовленные им заранее, стали протянувшейся из его разума в варп цепью.

Он промолвил первое имя вслух.

— Су`ко`сел`су…

Язык покрылся волдырями. Рот и нос наполнился запахом жженого сахара. За стенами реальности подчинённые демоны задёргались в оковах его воли.

— Ах`кел`мур`хил`су`сел…

Он вытащил нерождённых в настоящее, выволакивая их слогами своих имён. В воздухе возникли красные прорехи. Из них хлынула кровь, забрызгав палубу, пенясь, сворачиваясь в мышцы, кожу и хитин. Свет, коснувшись опалесцирующей кожи, взорвался радугами. По палубе громыхнули копыта. Из чешуйчатых шей вытянулись длинные головы. Ктесий не стал смотреть на них — некоторых созданий лучше было не видеть. Масса раковых демонов отшатнулась, а затем ринулась вперёд. Рубриканты с Ликомедом поспешно убрались с пути.

— Ешьте, — скомандовал Ктесий, и призванные демоны хлынули к врагам маревом сиреневого дыма. Копыта с грохотом раскололи воздух и рассыпали на краю зрения шипяще чёрные искры. Когти-бритвы встретились с набухшей плотью. Стены оросились желчью и ароматной кровью. Ктесий позволил демоноциду продлиться шесть полных ударов сердец, прежде чем изречь слово изгнания, всё это время вертевшееся на кончике языка. Демоны взвыли, и их рывком дёрнуло обратно за пелену. Секунду он стоял на месте, водя языком по зубам, чтобы избавиться от привкуса пепла во рту. Куски жира и хрящей растекались эктоплазмой по потолку, стенам и полу.

+Путь чист,+ послал он и двинулся дальше, Ликомед и рубриканты построились вокруг него. +Мы движемся к трюму. Игнис, ты успеваешь?+


Послание Ктесия зашипело в голове у Игниса. От него не укрылась насмешка в словах и издевательский тон призывателя демонов. Он не ответил. Для этого у Игниса не было ни времени, ни терпения. Дребезжание десантного корабля стало громче, когда его двигатели заработали в полную мощность. «Грозовой орёл» нёсся к своей цели со скоростью выпущенного из пушки макроснаряда.

Он принялся считать, мысленно разделяя секунды на доли и наблюдая за тем, как те образовывают узоры перед его третьим взором. В отсеке возле него полязгивал Жертвенник, словно пытаясь избавиться от боли в суставах. Автоматону пришлось сложить конечности, чтобы уместиться в тесном отделении, но всё равно внутри он помещался едва-едва. Рядом с ними в маг-сбруе неподвижно сидели восемь рубрикантов. В их глазах тускло горел призрачный свет, а варп вокруг них полнился слабым шипением сыплющегося песка.

Игнис досчитал до одного из священных значений.

+Пробуждай их,+ послал он.

Птоллен кивнул и начал мысленно проговаривать имена.

+Мабиус Ро, Истигелис, Т`латтон…+ Головы рубрикантов начали подниматься одна за другой. Шипение, доносившееся из доспехов, стало громче. Игнис различил тона и звуковые образы голосов, доносимых до него наполненным пылью ветром.

+Готово,+ послал ему Птоллен. Его воля сплелась с воинами Рубрики, так что теперь те станут подчиняться чародею, подобно частям его собственного тела.

Игнис не удостоил меньшего колдуна ответом, по-прежнему отсчитывая секунды до столкновения. Конечно, он мог бы следить за процессом через сенсорные системы, позволив машинным духам корабля вычислять расстояние и подлётное время до цели. Мог бы, но не стал. Всё, что ему требовалось знать, таилось в соотношениях и образах, непрерывно возникавших и преобразовывавшихся у него в голове. Временные промежутки, вес топлива, взрывная мощность снарядов — всё это и даже больше расщеплялось на доли и спиралью раскручивалось в его мыслях. В далёком прошлом его называли Властителем Разрухи, тем, кто умел сплетать разрушение с секретной геометрией Вселенной. Титул давным-давно перестал нести какую-либо смысловую нагрузку, но знание, что он знаменовал, никуда не делось.

Прошла секунда. Перед его внутренним оком возникли фрактальные образы. Всего на миг Игнису показалось, будто он взирает на нечто по-настоящему божественное.

+Выпускай,+ послал он. Самолёт содрогнулся, когда из его подвесных гондол вырвался первый залп ракет.

+Встать,+ скомандовал Птоллен, его тёмно-синие облачения заструились подобно воде. Маг-сбруя гулко откинулась. Рубриканты поднялись на ноги.

Игнис ощутил, как образы у него в голове преобразились, почувствовал, как меняются параметры спрогнозированного расстояния и времени, становясь идеальным бутоном причинно-следственного эффекта. Властитель Разрухи вытолкнул разум за пределы корабля и погрузился в открытый вакуум. Он самолично сотворил следующие моменты, и теперь собирался понаблюдать, как они обратятся явью.

Ракеты попали в двери ангарного отсека. Мелта-боеголовки сдетонировали. Металл створок раскалился до желтизны от жара. Девять наносекунд спустя долетела вторая волна, и фугасные заряды разнесли наполовину расплавившийся металл фонтаном брызг. Штурмовые трапы «Грозового орла» разом откинулись. Воздух с воем рванул наружу. Игнис увидел клубящийся в космосе пыль и пар, придававший звёздному свету желтушно-зелёный, охряный цвет. Птоллен уже стоял у края передней аппарели. Из пробоины в корабле кубарём вылетали фигурки. Пылающая дыра разверзалась перед ними всё шире…

А затем они оказались внутри.

Самолёт запустил маневровые двигатели, начиная торможение. Птоллен спрыгнул, и его топоры сверкнули синим пламенем. Рубриканты последовали за ним. Они приземлились на палубу и встали, в тот же момент открыв огонь. Большинство врагов в ангаре были смертными, людьми с ржавой аугментикой, но среди них затесались троё Железорожденных. Тусклый металл их силовых доспехов покрывали комья густой коррозии. Из вокс-решёток и сочленений ручьями сочилось машинное масло. Залп рубрикантов ударил по латам воинов и окутал их голубым пламенем. Те продолжали идти вперёд, словно не замечая запекающихся на броне струпьев грязи. Птоллен налетел на них с разгону. Среди изгнанных Тысячи Сынов он входил в число тех, кто предпочитал ратное дело умственному труду. Его сила и знания всегда были большими — достаточно большими, чтобы заслужить место во внешних кругах первого кабала Аримана — однако сила эта неизменно концентрировалась на войне. На убийстве. Игнис бы даже сказал, что тот ему нравится.

Один из Железорожденных отвёл руку. Он сжимал окутанную молниями булаву, чьё навершие походило на звезду из зазубренных шипов. Птоллен принял удар на топор. Игнис ощутил, как взвыл варп, когда оружие чародея перерубило рукоять булавы. Из места рассечения с криком вырвался свет. Воин попытался выпрямиться, но к тому времени лезвие топора уже погрузилось ему в горло, раскроив его до самой груди, попутно обращая плоть в дым.

Десантный корабль сел на палубу. Игнис спустился по трапу, душой слыша биение проходящих секунд. Жертвенник развернулся и двинулся следом, его орудие уже поднималось, готовясь открыть огонь. Луч несвета с визгом пронёсся через весь ангар и попал в двух оставшихся Железорожденных, подступавших к Птоллену. Они стали смутными тенями, а затем взорвались, их тела попросту исчезли в один оглушительно громкий миг. Рубриканты пошли вперёд, расстреливая выживших смертных из экипажа.

+Открыть внутренние двери,+ послал Игнис. Жертвенник повернулся, и выпущенный из пушки луч ударил в противовзрывные ворота, ведущие вглубь корабля. Металл задрожал, расплываясь волнами. Птоллен направился к ним, воздев топоры над головой. Из него вырвалась молния, и, врезавшись в дверь, заветвилась по створкам.

Игнис ощутил, как содрогнулась палуба, когда ещё один корабль приземлился рядом с его машиной. Этот самолёт был поменьше, его линии отличались плавностью по сравнению с острыми гранями «Грозового орла». Корпус его был чёрным, с золотым окаймлением. Пластины брони покрывали шрамы от постоянных ремонтов. Едва когтистые лапы корабля вцепились в палубу, из его подбрюшья выдвинулся трап. По нему спустилась пария. Она была человеком, женщиной, высокой, тонкорукой. Неприкасаемая носила тёмно-багровый нательник, с её плеч ниспадал плащ, сотканный из чёрно-золотых чешуек. Голова женщины скрывалась под золотым шлемом, из-под безликого визора которого виднелся только рот и подбородок. Над её спиной выглядывала длинная рукоять двуручного меча. Разум Игниса съёжился от одного только вида женщины. Его мысли и чувства соскальзывали с неё, не в силах проникнуть внутрь, и чародея не покидало ощущение, словно его душу затягивает в себя нечто пустое и голодное.

Чудовище… Мысль невольно пришла ему в голову, несмотря на то, что он находился в её обществе уже достаточно раз с тех пор, как она попала на орбиту Аримана. Её звали Мэхэкта, и она была пустышкой: её душа не отражалась в варпе. Обычные люди испытывали дискомфорт, оказываясь рядом с ей подобными. Для тех же, кто обладал психическими дарами, их присутствие могло стать настоящей мукой. Игнис сглотнул комок подкатившей к горлу желчи.

— Держись от меня подальше, — прорычал он.

— Конечно, — ответила неприкасаемая.

Противовзрывные двери в другом конце ангара рухнули, рассыпая молнии.

Игнис внутренне содрогнулся, и, отвернувшись от Мэхэкты, двинулся внутрь.


Двери перед Ариманом отзывались у него в голове тупой ноющей болью. Они были из холодного железа. Их испещряли линии, выцарапанные глубоко в тусклой серости, слова и символы сходились вместе ярко пылающей перед его внутренним оком паутиной. Древние слова, старые символы. По поверхностям возле двери расползалась ржавчина и гниль. С потолка свисали бутоны металлической плесени, стены покрывали бусинки молочно-белой влаги. В некоторых местах настил и боковые плиты стали мягкими, будто кожа. А, посреди всего этого, дверь вместе с рамой упорно сохраняли чистоту и твёрдость.

+Где носитель ключа?+ резко спросил Ариман, когда из одного из туннелей показался Ктесий.

Из проходов, ведущих в другие части корабля, всё ещё доносились стрельба и крики. Ктесий выпустил часть своего зверинца нерождённых на нижние палубы, и под присмотром его ученика демоны занимались тем, что было для них естественным. Ариман оградился от психической отдачи, которую создавали убийства, но всё равно чувствовал, как призрачные отголоски когтей-бритв скрежещут по скорлупе вокруг его разума, и слышал вибрации ужаса и боли.

+С Игнисом,+ отозвался Ктесий. От Азека не укрылась настороженность в голосе брата. +Они идут.+

Глубоко внутри, под слоем спокойствия, Ариман подавил вспышку гнева. На мгновение его мысли спутались.

Конечно, Мэхэкта с Игнисом… Ему нужно собраться. Нужно выполнить все действия так, чтобы решить проблему. Он закрыл невидимые под шлемом глаза.

Хлоп.

Чернота.

Горящая полоса вдалеке, расходящаяся от края до края его мысленного взора. Она что, стала ближе? Он ощутил пыль и прах…

«Нет», — твёрдо скомандовал он.

Хлоп.

+Обереги исключительно сильны,+ послал Ктесий, встав перед дверями в хранилище. Ариман заставил себя сосредоточиться на том, что говорил демонолог. +Мы смогли бы распустить их, будь у нас время. Нет никаких гарантий, что они не запустят какое-то мерзкое противодействие. Мы можем перегрузить их, но то, что находится внутри, едва ли уцелеет. Ещё можно позволить Игнису воспользоваться мелта-зарядами, хотя и это не лучшая затея.+ Колдун ощутил, как Ктесий упёрся в него пронзительным взглядом. Их телепатическая связь сузилась, так что теперь разговор не слышал никто, кроме них двоих. +Что там внутри, Ариман? Может, настало время поделиться секретом?+

— Мы… — начал Азек.

Хлоп.

Горящая полоса никуда не делась. Мигрень на горизонте его разума.

Контроль. Нужно двигаться дальше. Нужно. Им всем.

— Нам не нужно взламывать дверь, — произнёс он.

— Почему?— нахмурившись, спросил Ктесий.

— А зачем ломать дверь, если есть ключ?— раздался холодный женский голос.

Мэхэкта вышла из зёва коридора. Игнис с Птолленом следовали за ней, держась на расстоянии, движения колдунов выдавали их отвращение к парии. Ктесий невольно дёрнулся, едва та прошествовала мимо него к дверям хранилища. Ариман удержал разум в спокойствии и не пошевелился, даже когда тень неприкасаемой скользнула по его пограничным мыслям. В руке женщина стискивала чёрный железный ключ на мотке потускневшей цепи. Она провела пальцем по поверхности створки, нашла то, что походило на глубокую скважину, и вставила в неё ключ. Щелчок, поворот, а затем двери отодвинулись в стены. Им в лица дохнул охлаждающий пар.

По ту сторону царил кромешный мрак. Дисплей шлема Аримана зашипел, пытаясь соткать картинку из доступного света. Он ощутил, как охранные обереги, встроенные в стены, пол и потолок помещения, отталкивают его разум прочь.

— Нуль-комната… — произнёс вслух Ктесий.— Правильно возведённая… — Он шагнул на порог и протянул внутрь руку. Ариман понял, что демонолог пытается ментально преодолеть пси-подавляющий эффект помещения за дверью.— Мощная, и очень хорошо спроектированная. Её точно сделали не отребья, пользовавшиеся кораблём.

— Свет, — приказал Ариман. Жертвенник загудел. Из орудийной установки автоматона ударил яркий луч. Пространство было огромным. На полу валялись целые груды того, что на первый взгляд казалось выброшенным мусором. Ариман двинулся меж куч поломанных силовых доспехов, горки рогатых черепов и костей, и каменных чаш, наполненных кусками кристаллов, ярко поблёскивавших в сиянии люмена. Колдун ощущал отголоски гнева, и боли, и ненависти в каждом предмете, мимо которого проходил.

— Это не сокровищница, а куча хлама, — заявил Ктесий. Он, Игнис, Птоллен и Мэхэкта последовали за ним. Рубриканты остались охранять вход. Звуки резни на остальном корабле стихли.— Какие-то отбросы. Они отправились в Саван и забрали каждый кусок пропитанного варпом мусора, какой лишь смогли найти. То, что они решили, будто это, — призыватель демонов указал на нечто, напоминавшее силовой кулак, покрытый костяным наростом с перьями, — достойно попасть в хранилище, уже говорит тебе всё. О боги зла, легионы Ока и впрямь заслуживают вымирания.

— Мы здесь лишь ради одного, — отозвался Ариман, по пути озираясь то туда, то сюда. Возле груды потускневших серебряных цепей покоился угловатый предмет. Чародей подошёл ближе. Предметом оказался непримечательный блок из кристалла, восьми футов в самом длинном участке, и по четыре — в ширину и глубину. Его поверхность покрывали трещины, неровности и пыль, однако на вершине располагалось небольшое отполированное до прозрачности окошко. Ариман заглянул внутрь. Минуту он оставался неподвижным, после чего отступил в сторону, освобождая место Мэхэкте. Женщина выпрямилась и посмотрела на Аримана.

— Это оно, — заявила неприкасаемая.

Ариман кивнул, и вдруг пошатнулся. Он моргнул. Горящая полоса по-прежнему была там, но уже ближе.

«Нет, — подумал колдун. — Нет. Ещё немного времени». У него пересохло во рту. Он почувствовал жар. Разве они ничего не замечали? Должны же видеть. Ему нужно… что-то… сказать. Но он не мог. Он не мог сказать ни слова, не мог открыть глаз, не видел ничего, кроме подступающего огненного горизонта.

Нет, только не здесь. Не сейчас… Если это настигнет его прямо тут, то у остальных не останется шансов. Не останется времени…

— Что это? — поинтересовался Ктесий, решив самому изучить кристалл.

Демонолог шагнул вперёд и взглянул на то, что хранилось внутри блока. Полированная поверхность была идеально прозрачной, так что ему показалось, будто он смотрит сквозь окно на воздух. Внутри лежала человекообразная фигура. Она отдалённо напоминала скелет, изготовленный из матированной стали и углеродного материала. Посреди лба располагалась чёрная сфера. В некоторых местах по телу существа тянулись золотые линии, формируя узоры из кругов и линий.

— Пришелец? — обернувшись, спросил он. — И он должен нас спасти?

Ариман не ответил. Ктесий попытался установить с ним телепатическую связь. Азек поднял руку. Его пальцы дрожали.

— Он… идёт… — выдавил он.

И тогда Ктесий ощутил это сам, ощутил, как в его разум и тело вливается жар, словно он вдохнул воздух из домны.

Игнис застыл на месте. Рубриканты у двери затряслись. Птоллен свалился на колени.

Ктесий только и успел глубоко затянуться.

А затем началось.

Взрыв бомбы у него в черепе.

Белый свёт.

Рёв.

Опаляющий жар.

Всё вокруг утонуло в огне.


Пиродомон. Вот как его назвали демоны, призванные Ктесием. Всё началось с того момента, как Ариман и остальные Изгои сбежали с Планеты Чернокнижников после попытки наколдовать Рубрику во второй раз. Сначала ясновидцы и авгуры перестали прозревать будущее. Их внутреннее око заволокло мглой, пока они не стали видеть лишь на пару мгновений за настоящим моментом. Затем они узрели горящий горизонт. Гильгамос, могущественнейший после Аримана предсказатель, описал его как золотую полосу, прочерчённую на чёрном листе. Остальные тоже начали видеть его, неважно смотрели они в грядущее или нет. Однажды Ктесий закрыл глаза от усталости и также впервые заметил его, яркий и режущий взор. Вскоре он стал его постоянным спутником, пылающей полосой во тьме за веками. Ариман созвал Круг своих сподвижников. Они дискутировали и спорили, однако ни один из них не имел ни малейшего представления, что же это такое. Большую часть дебатов Ариман оставался безмолвным. И это Ктесий нашёл наиболее тревожным — не потому, что Азек не знал, что происходит, а, как подозревал демонолог, потому что знал. А затем оно начало приходить к ним.

Сначала возникал жар. Ктесий чувствовал, как он нарастает изнутри, расходясь из глубин тела до самой кожи. Потом плоть охватывала боль. Затем свет, с рёвом докатывающийся из чёрной дали. Всё происходило так быстро. В промежуток между одним ударом сердца и следующим. Ощущение заполняло его без остатка. Боль, и пламя, и рёв огненной бури. Всё длилось будто целую вечность. А когда ужас заканчивался, Ктесий обнаруживал себя свернувшимся на полу, с привкусом пыли и праха во рту.

Это происходило с ними всеми. Каждый из Тысячи Сынов, всего на миг, испытывал одно и то же. Не обошло оно стороной и рубрикантов. Они замирали, забывая обо всём, чем бы ни занимались до этого. В их глазах загоралось призрачное пламя. Некоторые, казалось, говорили, надломленными шелестящими голосами зовя старых товарищей, моля о помощи, о том, чтобы огонь прекратился. Такого просто не могло быть. Рубриканты представляли собой запечатанные комплекты доспехов, внутри которых находились отголоски душ воинов, что когда-то их носили. Рубрика, наколдованная Ариманом, превратила их в наполненную прахом скорлупу. Всё, что осталось от тех Тысячи Сыновей — это эхо их имён и жизней, навеки заключённые в клетки. Они не могли действовать самостоятельно, а лишь подчиняться. Однако с приходом огня что-то изменилось.

Изгоев охватила паника. Испуганные чародеи строили теории и рассуждали, что делать дальше. Это была атака. Проклятье, насланное на них Магнусом Красным в наказание за то, что Изгои вернулись в его царство. Результат происходящих в Оке Ужаса изменений.

А затем это случилось снова. И снова. Каждый раз всё сильнее, каждый раз — всё неожиданней. И теперь оно не просто проходило без последствий. Теперь оно отнимало.

Огонь низошёл из варпа, а когда он исчез, один из рубрикантов обратился в прах. Не осталось даже отголоска его души. За ним последовали другие. Ариман велел Ктесию разузнать, что об этом известно демонам варпа. Он вернулся с именем: Пиродомон, апофеоз, метаморфоза в пламени. А вскоре оно забрало первых из живых.

Самым первым пал чародей по имени Искиад. Он был прорицателем грёз и воителем тонких искусств. Они нашли его после очередного проявления Пиродомона. Места соединений на его доспехах были запечатаны. Линзы шлема горели тусклым призрачным светом. Внутри брони был только прах и тихое эхо имени. Искиад, переживший наложение Рубрики, стал теперь духом в клетке-доспехе. Рубрикантом.

И тогда, наконец, Ариман назвал вещи своими именами: это было последствие Второй Рубрики. До них, наконец, докатилась эфирная ударная волна от содеянного. Великий ритуал, проведённый ими в попытке спасти легион, не завершился. Он вышёл из-под контроля, словно пожар, перекинувшийся на бескрайний лес, который не погаснет до тех пор, пока все деревья в нём не станут пеплом. И они не знали, как это прекратить.


Ктесий окунулся в огненный ад. Он кричал, не открывая рта. Перед глазами расплывались и расцветали золотые, красные и оранжевые пятна. Он чувствовал на коже под бронёй пыль и песок.

«Только не я! — Услышал он собственный крик. Это была не мольба, а скорее безмолвный яростный рёв. Он продал свою душу так много раз, и отнял столько жизней, дабы уцелеть самому, что просто не мог закончить вот так. — Только не сейчас. Только не я».

Огонь исчез. Он закашлялся, весь дрожа. Перед глазами лопались цветные пузырьки.

— Ктесий. — Это был Ариман. — Игнис.

Моргая, он заставил себя подняться. По щекам катились обжигающие кислотные слёзы.

Ариман был прямо перед ним. Демонолог заметил, что тот едва-едва держится на ногах. В поле зрения ввалился Игнис. Его оранжево-чёрный терминаторский доспех побледнел от чародейской изморози. Мэхэкта неподвижно стояла перед кристаллическим блоком. Казалось, она даже не шелохнулась.

— Это было хуже, — выдохнул Ктесий. — Сильней, чем в прошлый раз.

+Доставьте артефакт на корабль, нам нужно уходить,+ раздался мысленный голос Аримана, срывающийся, вот-вот готовый дрогнуть. +Быстро.+

— Жертвенник, — произнёс Игнис. Автоматон с лязгом подошёл к ним и поднял блок. Поршни в корпусе машины зашипели, принимая на себя вес предмета. Они повернулись к двери.

Птоллен стоял там же, где Ктесий видел его в последний раз. Он не пошевелился. И не смотрел на них.

Все замерли.

+Брат,+ наконец послал Ктесий. — Птоллен?

Колдун поднял голову и оглянулся. В его глазах плескался бледный свет. Ктесий услышал в своём разуме медленный крик бесконечно сыплющегося праха.