Аркадийская гордость / Arcady Pride (рассказ)

Перевод коллектива "Дети 41-го тысячелетия" Этот перевод был выполнен коллективом переводчиков "Дети 41-го тысячелетия". Их группа ВК находится здесь.

WARPFROG Гильдия Переводчиков Warhammer Аркадийская гордость / Arcady Pride (рассказ)
Автор	Джастин Хилл / Justin D. Hill
Переводчик	Летающий Свин
Редактор	Larda Cheshko, Татьяна Суслова, Григорий Аквинский
Издательство	Black Library
Предыдущая книга	Скала Предателя / Traitor Rock
Следующая книга	Тень Восьмого / Shadow of the Eighth
Год издания	2023
Подписаться на обновления	Telegram-канал
Обсудить	Telegram-чат
Скачать	EPUB, FB2, MOBI
Поддержать проект

Со штурма Скалы Предателя прошло три дня. Среди горящих руин Горы Кранног до сих пор раздавались глухие выстрелы: Комиссариат делал свою работу за заборами штрафных лагерей. Массовые казни будут продолжаться ещё долго. Расплатой за ересь была смерть.

В качестве признания их заслуг 101-му Кадианскому доверили гарнизонную службу в старом дворцовом районе. Расположенный на верхушке утёса, дворец превратился в груду мрамора и обломков. Он стал лёгкой мишенью для имперских канониров. На опоясывавших его улицах не уцелело практически ни одной стены.

От обстрела пострадал каждый жилблок, бункер и арсенал. Огороженные поместья и престижные жилища были стёрты до оснований. Повсюду висела нездоровая вонь от паров фицелина, скалобетонной пыли, пепла, а также гнилостный смрад разлагающихся трупов. Весь район пах как лепрозный больной на смертном одре, пока измотанные кадианцы брели среди развалин в поисках отдыха, укрытия или благословенного забвения.

На всех давила тяжесть битвы: потерянные товарищи, отнятые жизни, понимание того, что они выжили и теперь будут сражаться дальше, на новой планете против новых врагов Бога-Императора.

Некоторые кадианцы находили укромные уголки, чтобы вздремнуть, или перевязать раны, или посидеть в одиночестве, уставившись вдаль невидящими глазами. Другие, не в силах оставаться на месте, копошились среди руин богатых домов. Появился стихийный рынок, где можно было выменять пайки на разную всячину: золотые украшения, карманные хроно, найденные на телах мертвецов, палочки лхо в вычурных костяных портсигарах и миниатюрные фарфоровые статуэтки имперских святых, покрытые царапинами и пылью от засыпавшего их мусора.

Но Минку безделицы не интересовали. Она хотела выпить.

Бланчез сказала, что нашла старый дом офицеров, и повела небольшой отряд в составе Минки Леск, Урэ Йедрина и Яромира через завалы к месту, расположенному на полпути к нижним ярусам.

— Пришли, — сказала Бланчез, когда они остановились на распаханной воронками улице.

Минка подняла глаза. Из расколотого скалобетона вырастало мрачное сооружение с темнеющими бойницами и капонирами, к округлой стене которого цеплялась густая копна спутанной свежевательной проволоки. Восточная сторона была снесена попаданием «Землетряса». Или двумя, сказать было сложно. На верхних этажах зияла дыра. Оттуда свисал металлический каркас кровати, чьё муниторумное постельное бельё трепыхалось на вечернем ветру, а среди обломков внизу валялись скалобетонные блоки размером с танк.

— Это он? — спросила Леск.

Бланчез закинула снайперскую винтовку за спину.

— Да, сэр.

Минка обернулась, проверяя разрушенную улицу, когда меж домов эхом прокатился далёкий залп. Йедрин поставил ногу на основание склона и попытался подняться, но обломки оказались такими неустойчивыми, что заскользили на него. Парень отскочил назад от посыпавшихся камней и пыли. Леск, в свою очередь, обошла здание с восточной стороны.

Яромир побрёл за ней с лазкарабином наготове, между тем как Бланчез дождалась, когда Урэ попытается снова, с тем же, однако, успехом.

— Здесь нам не пройти, — подытожил он. Бланчез кинула на него взгляд, когда тот спустился обратно на улицу и отряхнулся от пыли.

Минка попробовала взобраться по борту полугусеничной машины. Ухватившись за грузовую сетку, она вскарабкалась на раму. Платформа грузовика была завалена кучами гниющих мешков и кольцами покрытых смазкой стяжных ремней. К задней части помятой кабины были приварены скобы. Девушка поднялась наверх, после чего ногой испытала крышу на прочность. Та заскрипела, но выдержала, когда Леск прошла по ней и прыгнула, вцепившись в край пробитой во втором этаже дыры.

Несколько секунд она болталась, пытаясь нащупать опору, а затем залезла внутрь.

— После тебя, — сказал Яромир Йедрину, когда тот вместе с Бланчез присоединился к ним.

Юноша сделал быстрый вдох и залез на крышу грузовика, не сводя глаз со своего командира, которая стояла в проёме и протягивала ему руку, всем своим видом словно говоря: «Прыгай!»

Урэ не любил высоты, однако теперь он был ударником. Он кинулся вперёд, схватился за руку Минки, и та вытащила его наверх.

— Спасибо, — сказал он, отряхиваясь от пыли. Бланчез последовала за ними.

Яромир прыгнул последним. Крыша жалобно затрещала под его весом, и он не стал терять времени. Когда боец оттолкнулся, одна его нога провалилась сквозь ржавый металл, и он не долетел, задев пальцами кромку скалобетона.

Минка и Йедрин поймали его за разгрузку, не дав сорваться, а затем подняли к себе.

— Я в порядке, — сказал Яромир, поправляя порвавшуюся штанину, однако на его лодыжке остался длинный кровоточащий порез.

— Уверен? — переспросила Леск.

Здоровяк улыбнулся.

— Ага. Ничего, с чем не справилась бы доза стиммов.

В пещерах и разбитых казематах, куда повела их Минка, гулял ветер.

— Такое чувство, словно я бывала здесь раньше, — заметила она.

Бланчез нахмурилась, но по сосредоточенному лицу Яромира поняла, что здоровяк испытывал нечто схожее. Урэ тоже озирался по сторонам. Место казалось им всем знакомым.

— Ага, — сказал он. — Я рос в похожем бастионе.

Яромир кивнул.

— Оно напоминает мне Кадию.

В голове Леск всплыло воспоминание — меньшие бастионы вдоль Западных Жилищ имели схожую планировку. Однако несоответствие между ними на секунду привело девушку в замешательство. На Кадии те вековечные стены покрывали боевые награды полков древности, почётные свитки, медные таблички с перечислением побед или погибших, истрёпанные от возраста штандарты; лазружья, чей старый, ветхий металл скрывался под налётом патины; заключённые в рамки футляры с древними медалями, заслуженными на далёких планетах. Здесь же стены были голыми, а на скалобетонном полу валялись израсходованные батареи, пара скомканных комплектов грязной униформы в углу, а ещё груда старых одеял.

Минка протяжно выдохнула.

— Возможно, его строили кадианские инженеры, — предположил Йедрин. — Гора Кранног изначально служила перевалочным пунктом для Врат Кадии.

К щекам Бланчез прилила кровь. Сама она выросла в зловонных, сотрясаемых эпидемиями недрах огромного сборного мира, среди всевозможных маркитантов, а также отпрысков и изгоев, живших на подачки, что перепадали им из далёких крепостей Муниторума. Кадия была для неё лишь слухом. А теперь планета сгинула, и девушка ощущала её утрату как навсегда закрывшуюся дверь.

Во главе с Леск они достигли следующего помещения. Вдоль стены здесь лежали покрытые пятнами матрасы, возвышавшиеся над кучами скомканного грязного белья. Сама стена была разбита и выглядела так, будто кто-то вырвал из неё провода до самого потолка.

Минка вспомнила, как Безымянные использовали такие кабели во время Битвы за Кадию. На миг девушка снова увидела болтающиеся вдоль Евфратской улицы трупы. Она обошла вывалившиеся провода стороной и, когда Яромир последовал за ней вниз, просто сказала:

— Осторожно.

Каждая комната напоминала предыдущую отсыревшими белёными стенами, покрытыми надписями, однако Минка знала, где должны находиться ступени в подвал, и, найдя искомую лестничную клетку, двинулась вниз. Этот блок представлял собой классический кадианский укреплённый пункт — скалобетонное сооружение, способное выдержать самую свирепую атаку, с глубокими подвальными комплексами и достаточным количеством припасов, чтобы защитники могли держаться здесь годами.

С обеих сторон тянулись пустые, уже разграбленные склады и арсеналы с распахнутыми настежь взрывозащищёнными дверями. Наконец они достигли нижнего яруса. Воздух здесь был холодным и сырым, и они поняли, что оказались глубоко под землёй. Через световые шахты внутрь проникали солнечные лучи.

Леск сделала глубокий вдох.

— Пахнет многообещающе.

В подвале витал ощутимый аромат спиртного. Яромир пригнулся под тяжёлой скалобетонной перемычкой, когда Минка повела их внутрь и, с хрустом пройдя по разбитому стеклу, миновала следующую арку, где лучи из световой шахты падали на невзрачный муниторумный стол со стульями.

Глаза Яромира постепенно приспособились к сумраку. Повсюду валялись пустые жестянки из-под пайков и обрывки бумаги, а из дальнего угла исходила застойная вонь мочи. Солдаты не отличались чистоплотностью. У тебя не было времени думать или заботиться о том, какую грязь ты за собой оставлял, когда за тобой по пятам шла смерть.

У дальней стены выстроились сбитые из досок шкафы. К каждому были приколоты листочки с выведенными от руки надписями, успевшие свернуться и пожелтеть от возраста. Йедрин сорвал один и поднёс к лучу света. Слова были написаны чёрным стило, но чернила давно выцвели, став практически неразличимыми.

Он бросил листок на пол и заглянул внутрь, для верности пошарив рукой в пыли.

— Ничего нет, — вздохнул он.

Минка выругалась, когда посветила туда люменом, и конус жёлтого света выхватил лишь пустые полки, усеянные чёрным крысиным помётом.

— Вот ублюдки!

Бланчез направилась в другой конец зала. Она поочерёдно засовывала голову в шкафчики, осторожно обыскивая каждую полку. Осторожность не была лишней. Повсюду лежал густой слой пыли, но ещё кое-где встречалось битое стекло. Наконец её пальцы нащупали гладкую, твёрдую поверхность горлышка бутылки, запрятанной в дальнем конце стеллажа. Она достала её и по тяжести сразу определила, что та полная.

— Есть! — ликующе крикнула Бланчез, вскинув руку с пыльной бутылкой.

Снайпер ухмыльнулась, протянув её вперёд, под свет.

Леск хохотнула, когда та сдула с неё густую пыль. Название на этикетке оказалось ей незнакомым, но это не имело значения. Она прочла напечатанное вверху слово и широко улыбнулась.

Амасек.

Она похлопала Бланчез по плечу.

— Хорошая работа, боец.

Девушка покраснела.

— Мне повезло, — сказала она.

Минка рассмеялась.

— Кадианский ударник сам создаёт свою удачу.

Пробка вышла с мягким хлопком, после чего Яромир поднёс бутылку к носу и глубоко вдохнул. Он закрыл глаза, а затем с тихим присвистом выдохнул.

— Хорош? — спросила Минка.

Яромир протянул ей бутылку, чтобы она понюхала сама. Запах оказался крепким, с нотками ванили.

— Трон, — ахнула она, передав её Йедрину, а затем Бланчез.

Парень закашлялся, а на глаза снайпера навернулись слёзы.

Урэ нашёл на одной из полок стопки, а Яромир снял трёхкупольный шлем и влил в неговоду из фляги.

— Вот, — сказал он. Кадианцы промыли в каске стаканы, после чего потрясли их, избавляясь от капель.

Леск махнула стопкой ещё раз, пока Йедрин вытирал свою насухо краем куртки. Затем они подтянули к себе стулья и сели, а Яромир принялся разливать.

Закончив, он аккуратно передал каждому доверху наполненную стопку.

Все они знали, как должен звучать первый тост, однако посмотрели на Минку, дожидаясь, пока его не произнесёт она.

Но она не стала. Не смогла.

Пока нет. Для начала ей требовалось выпить. Сперва она произнесёт другой тост, собираясь с силами для того самого, правильного.

— За лорда-кастеляна Урсаркара И. Крида! — сказала она. — И освобождённые винные погреба Империума Человека.

Бланчез предложила второй:

— За тот факт, что мы ещё живы.

— За того, кто припарковал грузовик под окном, — добавил Йедрин.

Они стукнулись и выпили. Алкоголь обжёг им горла, наполнил животы теплотой и растёкся по конечностям, снимая боль и усталость.

Леск откинулась на металлическую каркасную спинку.

— Во имя Его Золотого Трона, — сказала она, и на мгновение на глазах девушки заблестели слёзы. Она вскинула голову, зажмурилась, а затем сделала глубокий вдох.

Двое новеньких не знали, что сказать. Они посмотрели на Яромира, но тот просто поднял бутылку и спросил:

— Ещё?

Минка подняла стопку вместе с остальными, и Яромир наполнил их одну за другой. На этот раз после тоста они не стали опрокидывать их сразу, а по примеру Леск сделали долгий медленный глоток.

Она подержала обжигающую жидкость во рту.

— Хорош, — сказала девушка, когда амасек огнём опалил ей нутро.

— Тяжёлый был бой, — отозвался наконец Йедрин.

Минка кивнула.

— Это был твой самый тяжёлый бой? — спросила Бланчез у Яромира.

Здоровяк нахмурился. Думать ему давалось с большим трудом, поскольку в своё время его голову зацепило выстрелом из болтера. Шлем тогда спас ему жизнь, но он потерял кусок черепа, который позднее подлатали и закрыли стальной пластиной. «Годен к службе», — гласил отчёт медике, но правда заключалась в том, что, если бы кадианцы внезапно не оказались в дефиците, его бы давным-давно списали в учебные корпуса.

Яромир протяжно выдохнул.

— Нет, — признался наконец он и отпил ещё амасека. Остальные молчали, дожидаясь, не скажет ли он ещё что-нибудь. Боец сделал новый глоток, подержал его во рту, затем проглотил. Он снова нахмурился, по-прежнему думая. — Я мало что помню до этого… — Яромир показал на стальную пластину, что скрепляла его череп, — а после, что ж, все битвы кажутся одинаковыми.

— Ты ничего не помнишь? — спросила Леск.

Яромир покачал головой.

— А того торговца рекафом? На Потенсе?

Здоровяк снова мотнул головой.

— Он делал лучший фрекков рекаф.

Яромир был бы рад вспомнить, однако смущённо покраснел и покачал головой ещё раз.

— А у вас, сэр? — спросила Бланчез.

С минуту Минка не сводила с девушки фиолетовых глаз, а затем перевела взгляд на тьму и не ответила.

Следующий глоток они сделали в тишине. Бутылка почти опустела. Бланчез со скрежетом отодвинула стул и отправилась на поиски следующей. Спустя пару минут она вернулась с новой бутылкой.

Яромир поднёс её к свету и сдул пыль.

— «Аркадийская гордость», — прочёл он, а затем поморщился. — Никогда о такой не слышал.

Пластековая пробка треснула, когда он попытался её вытянуть.

— Затолкни внутрь… — предложил Йедрин, но это не сработало.

— Да просто срежь венчик, — посоветовала Бланчез.

Яромир достал нож и отвёл руку с бутылкой подальше от себя.

Остальные привстали, когда тот поджал губы, а затем взмахнул ножом.

Горлышко разбилось, и амасек закапал по руке и меж пальцев Яромира. Он сдул пару прицепившихся кусочков стекла, после чего облизал пальцы. Его улыбка была красноречивее любых слов.

— А вот этот действительно хорош! — воскликнул он.

Они осушили бутылку наполовину, когда Леск вдруг произнесла:

— Я встретила её на «Пакс Империалис».

Все поняли, что она говорит о Дайдо. Минка закрыла глаза, мысленно вернувшись в те месяцы после страшной утраты родины. В комнате повисло молчание.

— Меня перевели из белощитников, — наконец продолжила она, — но я не попала ни в один полк. Я вообще понятия не имела, что со мной будет. Я даже не знала, распустят ли кадианские полки. Никто этого не знал. Мы были как беспризорники. Мы думали, что направляемся к Святой Терре, но дальше Ваксинских Врат не прошли. Дайдо вошла с таким видом, что её никто не посмел остановить. «Должно быть, ты — Последняя Белощитница!» — сказала она. «Так меня зовут?» —ответила я, на что Дайдо рассмеялась и произнесла: «Да. Я — Дайдо. Ты со мной». Никто не умел вести себя так, как она. Понимаешь, о чём я?

Бланчез кивнула. Она и впрямь понимала.

Свет снаружи тускнел, и подвал постепенно начал погружаться во тьму.

— Она теперь с Богом-Императором, — сказал наконец Яромир.

— Наверное, ты терял друзей… в своё время, — сказала Леск, протягивая стакан.

Яромир кивнул.

— Ага, — сказал он и нахмурился. — Много. — Он вытянул руку. Под светлыми волосами виднелась чёрная татуировка дракона, обвивавшегося вокруг Врат Кадии. Он показал девушке набитый чернилами рисунок. — Потерял весь полк, но я их не помню. В смысле, я не могу представить их лица, но я помню, как шёл вместе с ними в битву. Они были моими братьями и сёстрами, и я любил их.

Повисшую тишину нарушила Бланчез.

— Какой она была? Кадия, в смысле. Я разное слышала и не уверена, чему верить. — Она посмотрела на Минку. — А вы были там… до самого конца.

Леск кивнула.

— Была.

— Тогда как ты выжила, раз была там? — раздался вдруг голос.

Перевернув стулья, кадианцы вскочили на ноги и увидели, как к ним, пошатываясь, из теней бредёт человек.

Его голова была обрита, за исключением широкой полосы волос, тянувшейся ото лба до затылка. Они сразу узнали его: флаг-сержант Зарв из десятой роты, и он явно был пьян.

— Как ты можешь жить, если Кадия погибла? — прорычал он. — Ты удрала?

В Минке разгорелся гнев, внезапный и мощный, словно от боевых стимуляторов. Её сердце бешено заколотилось, зрение сузилось, и она перестала различать что-либо, кроме угрозы. Яромир попытался удержать её, но та стряхнула его руки и шагнула к Зарву. Тот вдвое превосходил её ростом, поэтому девушка набросилась на него первой, быстро и резко.

— Пошёл к фрекку! — прошипела она, и оба покатились по полу.

Здоровяк попытался поймать её, но Леск выскользнула из его хватки, извернулась и села Зарву на грудь, впечатав его телом и головой в землю.

Он был слишком пьян, чтобы оказать надлежащее сопротивление, однако зарычал сквозь сжатые зубы:

— Тебе следовало умереть.

— А тебе следовало быть там! — рявкнула Минка, ещё раз приложив его головой об пол.

Яромир поймал её за руку и оттащил прочь. Она поднялась, тяжело дыша, стискивая кулаки, готовая к следующей атаке громилы.

— Где, Трона ради, был ты? — выплюнула кадианка.

Флаг-сержант перекатился набок и тихо застонал.

Поначалу Минка решила, что покалечила его, однако всхлипывал он вовсе не от боли, а от душевных мук.

Вой его был бессловесным и едва различимым.

Йедрин раньше не слышал, чтобы человек издавал подобные звуки. Яромир замер, отпустив девушку и не зная, что делать дальше, когда Зарв свернулся калачиком, будто его скорбь была опухолью, пустившей метастазы по всему организму.

Одна только Бланчез встала возле Минки, всем своим видом словно говоря: «Дерёшься с ней, дерёшься и со мной». Впрочем, при виде тихо всхлипывающего Зарва ярость Леск улетучилась сама собой.

Наконец лейтенант подошла к флаг-сержанту и сказала:

— Хочешь знать, что случилось с Кадией? Вставай, и я тебе расскажу.

Она взяла его за руку и подняла с пола, пинком толкнула ему стул, затем взяла один себе.

Как только Яромир убедился, что между ними не вспыхнет новая драка, он также поднял собственное кресло. Бланчез села последней. Она прежде не слышала о том, какая участь постигла Кадию. Никто из тех, кто там был, не говорил о тех событиях, а Бланчез не осмеливалась спросить напрямую.

— Кадия, — сказала Минка, глотком амасека придав воспоминаниям яркости. Повисла долгая пауза, прежде чем она начала: — Чёрный флот заполонил небеса. Его кораблям нет числа — вот откуда он получил своё имя. За ним не было видно ни солнца, ни даже Ока Ужаса. Над нами как будто сомкнулась стальная скорлупа ненависти, и вся планета погрузилась во мрак.

Удары лэнсов напоминали электрошторм. Их вспышки озаряли наши лица, пока всё не утонуло в ужасном белом свете. Враги сбрасывали на нас пустотные корабли, словно ракеты. Я видела, как к касру Мираку устремилась горящая торговая шхуна. Я не думала, что наша защита сможет выдержать такую ненависть. Ещё в полёте корабль развалился на куски, превратившись в огненный шар из расплавленной стали и адамантия, который врезался в пустотный щит у нас над головами.

Электрическое сияние ослепило всех нас, однако экраны выстояли, и корабль разбился, а его части со скрежетом рвущегося металла посыпались на землю. Из обломков выбрались горящие фигуры. Их лица выглядели странно отчётливыми. Некоторые из них кричали, другие выли или, может, хохотали. Понять было невозможно.

Я молилась Богу-Императору. Но всё становилось только хуже. Космолёты стали падать сплошным ливнем. — Девушка закрыла глаза. Её ноздри раздулись, когда она медленно втянула воздух. — Это могло продолжаться неделями или месяцами. Сложно сказать. Мы были обычным маленьким касром на Кадии-Секундус. Одному Богу-Императору на Терре ведомо, что происходило в Тайроке. Землю вокруг нашего касра разворотило и разорвало на куски непрестанными бомбардировками. Вся планета как будто стонала от боли.

Я знаю, о чём вы думаете. «Именно этого мы ожидали. Сквозь это прошли наши предки, и они удержали планету». — Леск помолчала. — И вы правы. Мы держались, несмотря на натиск. — Она вздрогнула от нахлынувших воспоминаний. — Штурмовые капсулы дождём сыпались на город, и под непрерывный вой сирен ветераны устремлялись на нейтрализацию угроз. Нами, белощитниками, затыкали дыры. Мы смотрели, как один за другим отбывают отряды, и видели, как они возвращаются. От взводов оставались жалкие отделения. От отделений — один дрожащий боец. Глаза выживших говорили лучше всяких слов. А они были ветеранами. Закалёнными ветеранами, которые — как вы —сражались по всему Империуму. Но мы видели их взгляды и чувствовали их страх.

Среди нас разошлось слово, которое шептали не иначе как с ужасом, — предатели-астартес.

У неё на лбу выступил пот. Глаза Минки расширились, когда она мысленно вновь оказалась на стенах бастиона в тот день.

— Оно наполнило нас страхом, но лучшим нашим оружием было неведение. Мы были белощитниками. Мы не имели опыта и знали лишь то, чему нас научили. Жрецы зачитывали перед нами молитвы памяти, ненависти и непоколебимой воли. Мы молились девяти примархам, которые одержали победу и теперь спят, присматривая за человечеством в ожидании возвращения Архиврага. Но молитвы нам были ни к чему. Мы были кадианцами и твёрдо верили в силу лазвинтовки в руках храброго защитника…

Когда начался наземный штурм, мы возликовали! Через облака пепла и дыма устремились десантные корабли. Орудия касра открыли огонь. Обломки разорванных челноков посыпались на землю. Мы ощутили сквозь подошвы ботинок толчки и радостно завопили. Однако место каждого самолёта занимало пять других.

Стакан Леск опустел. Яромир плеснул в него снова, и она залпом осушила его, после чего протянула опять и взглядом проследила за тем, как золотая жидкость наполняет стопку до самых краёв.

— Земля вокруг касра почернела от воинов и их инфернальной техники, — продолжила она. — Перед нами развернулась армия Разорителя. Он бросил против нас полчища еретиков. Целые легионы! Но близилось сражение, и мы затянули торжественные гимны, ведь теперь мы могли наконец вступить в бой.

Воинство было громадным — оно напоминало катящийся на нас тёмный вал из миллионов еретиков, ползущих и бредущих по усеянной кратерами и обломками земле. Бомбардировка не утихала. Лэнс-лучи и макроснаряды били прямо по ним, но они продолжали идти. Для их повелителя они были ничем. Их жизни не стоили ни гроша.

Мы выстроились плотными рядами на многочисленных стрелковых ступенях. Наш сержант бушевал оттого, что Разоритель не снизошёл послать против нас свои лучшие силы. «Фрекковы отребья! — орал он. — Даже жаль тратить на них лазлучи».

Я подумала обо всех вторжениях, которые выдержал наш бастион. Прошлые Чёрные крестовые походы захлёстывали его основание и каждый раз откатывались назад. И наш каср стоял дальше. Сами камни под моими ногами придавали мне уверенности.

«Пусть подходят!» — крикнула я. Меня обуревал гнев, однако командовавший нами сержант приказал не стрелять. Враги подступили так близко, что мы могли различить отдельных еретиков. Я взяла одного на прицел — щуплое кособокое существо, наполненное ненавистью и яростью.

Я не сводила с того лица глаз. Всё, чего мне хотелось, — это убивать. Когда прозвучала команда, мы выстрелили как один. Залп был ослепительным. Передние ряды рухнули до последнего человека. Казалось, будто их срезало лезвием косы. Я ликовала. Я перестала быть белощитницей. Я убила во имя Его. Пролив кровь, я стала полноправным кадианским ударником и теперь чувствовала, что у моего плеча стоит Император. Он видел, Он знал, и Он одобрял.

Так продолжалось часами — или днями? Я не знаю, скольких убила. Сотни? Тысячи? В их атаке не было никакой осмысленности, они шли словно спятившие звери. Мы выкашивали их из болтеров и лазвинтовок. Каждый раз, когда у меня садилась батарея, подбегал подносчик боеприпасов. Лет ему было с десять или двенадцать. Он протягивал мне свежую батарею, и я вгоняла её в винтовку. Ствол накалился до такой степени, что у него светилось дуло. Затем упали новые челноки и исторгли на равнины бригады ходячих танков — кошмарных, чудовищных конструкций, изрыгавших сгустки жуткого огня. Мы открыли огонь и по ним, пусть даже и не могли причинить тем машинам вреда.

Мне было больно жать на спусковой крючок, но я не останавливалась…

Лицо Минки побелело, рука сжалась в кулак. Йедрин испугался, что она может разбить стакан.

— Что случилось? — спросил Зарв. — В конце. В смысле, как пала Кадия?

Когда Леск продолжила, её голос дрожал.

— Мы не спали три дня. Мертвецы лежали грудами. К стенам приближались буровые заряды, вспучивая в земле длинные гряды.

За парапетом приземлялись новые десантные капсулы. Они летели с воем, от которого стыла душа, резко обрывавшимся при столкновении. Капсулы упали позади нас, и мы услышали возгласы, крики и стрельбу. «Смотреть вперёд!» — приказал наш сержант, однако мы чувствовали, как сзади, будто холодный туман, расползается ужас. Я не осмеливалась оглянуться. Я стояла на колене и продолжала стрелять, пока предатели вырезали кадианцев на баррикаде рядом с нами. Но я тряслась как малое дитя.

Враги были так близко, что я чувствовала щекой жар от взрывов мелт. Фраг-гранаты разрывались на парапете у нас над головами. Нас атаковали снаружи и изнутри, и мои пальцы дрожали так сильно, что я с трудом могла держать винтовку. «По местам стоять!» — ревел сержант, однако потом умер и он, прижимаясь спиной к парапету. Его голос стал хрипом, он держался за рану в боку, из которой по пальцам лилась кровь. Но он продолжал сражаться, борясь до самого конца. А затем взорвались мины…

Казалось, будто планета встрепенулась. Небо и земля подскочили, а затем смешались, и когда я наконец остановилась, то обнаружила, что лежу у стены, раньше находившейся в тридцати ярдах от меня. Бастион треснул и покосился, но стоял дальше.

Я вскарабкалась обратно на стрелковую ступень, хотя по земле уже расходились трещины. Снизу приближалось нечто большее, чем буровые заряды. Раздался рёв железных зубьев, крошащих железобетон в густую пыль. Бастион вздыбился и накренился ещё больше. Я услышала, как ветераны орут от ужаса, и учуяла зловоние смерти, поднимающееся у нас из-под ног.

Я заметила, как через парапет перекинулось щупальце. Ничего подобного я раньше не видела. Оно было не-цвета Ока, с присосками из скрежещущих зубов. Отросток обвился вокруг сержанта и стянулся на нём, будто стальной трос. Его тело лопнуло, забрызгав дёргающееся щупальце внутренностями. Затем оно потянулось ко мне, и я вскинула винтовку и открыла огонь.

В этот момент часть бастиона треснула и, отколовшись, сошла вниз. Я покатилась вместе с ней. Больше я своё подразделение не видела…

Три месяца спустя мы всё ещё сражались. Мы назвали еретиков Безымянными. Они шли без конца, но мы сражались с ними за каждую улицу и бункер. В конце нас осталась сотня, а их как будто лишь становилось больше. Они теснили нас до тех пор, пока мы не упёрлись в реку. Мы заставили их платить за каждый захваченный дюйм нашего дома. Затем, когда они закончились, их заменили волсканские катафракты. Целый полк против несчастной горстки кадианцев.

Отступать дальше было некуда. Наш командир дал мне озверин, но я не хотела умирать как животное. Я была кадианкой.

Какое-то время они сидели в молчании. Тишину нарушило лишь журчание амасека, когда Яромир снова наполнил стопки.

— На равнинах Крид выпустил резервы, и свежие войска ударили по вражеским силам, но в Мираке нас осталось всего двое, — наконец сказала Минка. — В глубине души я знала, что мы победили. Мы обескровили противника. Мы сделали всё, чего от нас ожидали. Я могла умереть, довольная собой.

Зарв дрожал, слушая, как история о его родине близится к завершению.

— Так как пала Кадия? — прошептал он.

Леск сделала глубокий вдох. Она оградилась от этих воспоминаний давным-давно, чтобы не потерять рассудок. Однако алкоголь сделал своё дело, истончив стены.

— Из тех, кто защищал наш дом, остались только мы двое… Но мы не сломались. Гвардия несокрушима. Мы сражались, когда что-то рухнуло с небес, — сказала она, и её голос превратился в едва слышимый шёпот. — Оно было размером с луну.

Я не могу сказать, что конкретно произошло, но, когда оно столкнулось с Кадией, нас накрыла буря. Кругом воцарилось безумие. Око Ужаса выплеснулось наружу и поглотило нас… Затем начали восставать мертвецы. Кадианцы, волсканцы, Безымянные. Наши братья и сёстры по оружию. Это не имело значения. Мужчины, женщины, дети — они напоминали марионеток, которых дёргали за ниточки. Они поднимались один за другим, гниющие и нечестивые, выбираясь из-под завалов. Один труп был раскроен от шеи до паха. Из него вываливались внутренности, а он продолжал идти вперёд, путаясь в кишках…

Наконец девушка закрыла глаза.

— Я не могу говорить о том, что случилось дальше. Мы были всё равно что мертвы, когда нас нашёл воин Адептус Астартес. Он затащил нас в челнок, и мы улетели с гибнущей Кадии. Планета уже не была нашим домом. Не в большей мере, чем восставшие мертвецы были теми же кадианцами. Я была рада, когда покинула её. Она стала Оком Ужаса.

Флаг-сержант потянулся, нашёл руку Минки и взял её в ладони.

— Спасибо, — только и смог выдавить он.

Леск закрыла глаза и сделала глубокий вдох, что наполнил всё её естество, а затем снова выдохнула.

Зарв откашлялся, прочищая горло.

— А Крид? Что случилось с Кридом? Он выжил?

— Я не знаю, — прошептала Минка. — Я не верю, что Крид мог бросить свой пост. Погибло так много людей. Если он выжил, разве он не связался бы с нами? Когда Кадия пала, выживших разбросало кого куда. Некоторые говорят, будто видели его, хотя мне это кажется тщетной надеждой. Однако я могу сказать, каким был его последний приказ. «Это не поражение, — сказал он нам. — Борьба продолжится. Мы понесём пламя Кадии обратно в Империум».

Зарв стиснул её ладонь, благодаря девушку ещё раз.

Леск кивнула. Один за другим Яромир, Урэ, а затем Бланчез взяли друг друга за руки и почтительно склонили головы.

Тишина, казалось, длилась вечность. Они продолжали держаться за руки. Это было всё, что у них осталось, — непобеждённый дух Кадии, подобно факелу передававшийся от одного воина другому.

Минка закрыла глаза и на один пьяный момент ощутила за спиной призрак Дайдо.

Она не шевелилась. Ей не хотелось вспугнуть привидение. Она зажмурилась, чтобы сполна насладиться последним визитом подруги, и почувствовала на плече приятную тяжесть её ладони. Жест дружбы. Или, может, извинения. Жест поддержки от поколений мёртвых кадианцев, призывающих не оставлять борьбу.

Минка глубоко вдохнула и в тишине мыслей принесла клятву от имени всех отлетевших душ кадианцев: «Я буду нести пламя Кадии. Я буду нести пламя».