Безжалостный / Relentless (роман)

Материал из Warpopedia
Перейти к навигации Перейти к поиску
Безжалостный / Relentless (роман)
Relentless.jpg
Автор Ричард Вильямс / Richard Williams
Переводчик Хелбрехт
Издательство Blck Library
Предыдущая книга Живое топливо / Mortal Fuel
Год издания 2008
Подписаться на обновления Telegram-канал
Обсудить Telegram-чат
Экспортировать EPUB, FB2, MOBI
Поддержать проект

Брошенный умирать вернулся отомстить


Посвящается Эвминидам де Валенс

Спасибо Джулсу, Маккейбу и Гному

Пролог

– Господа!

Серебряный нож с рукоятью из кости рорша застучал по хрустальному бокалу. Вокруг всё ещё заставленного остатками последней перемены блюд роскошного стола звучали громкие голоса, но постепенно дружеские разговоры смолкли.

– Господа офицеры “Безжалостного”, – повторил тучный оратор, поднявшись и привлекая внимание гостей. – Спасибо, что присоединились ко мне сегодня вечером на столь знаменательном событии. Вот уже двадцать один год с учётом сегодняшнего дня мне доставляет исключительное удовольствие быть капитаном этого корабля и его непреклонного экипажа. Двадцать один год? Я слышу, что вы говорите. Не может быть! – Несколько самых храбрых офицеров усмехнулись. – Но скажу вам, что всё намного хуже, потому что прошло уже больше сорока пяти лет с тех пор, как я ступил на борт. Да, когда-то я был младшим мичманом, прямо как те молодые парни, которые прислуживали нам этим вечером. Капитан тогда был на редкость бессердечным товарищем, скажу я вам. В его руке этот корабль стал жёстче, чем задница инквизитора!

Все офицеры расхохотались. Многим из них пришлось использовать все свои связи, чтобы попасть на этот ужин, поскольку говоривший мог продвинуть по карьерной лестнице или сломать её любому на корабле.

– Были и тяжёлые времена и много хороших людей, которых сегодня нет с нами. Имя “Безжалостный” действительно устрашало. Конечно, мы и сами не раз оказывались в рискованных переделках, не так ли? Не единожды налётчики ксеносов пытались подпалить нам борт, прежде чем мы заставляли бежать их с разбитым носом!

– И коммандер Вард был там, – продолжил оратор, показывая на своего первого помощника на другом конце стола, – он может рассказать вам пару историй о столкновении лицом к лицу с врагом, или лицом к кулаку, если ему так приятней, не так ли, коммандер?

Вард покорно улыбнулся, и гости насладились редкой возможностью повеселиться за счёт смущённого первого помощника.

– И всё же вернёмся к серьёзным вещам, в прошлом “Безжалостного” есть много, чем можно гордиться, и я знаю, что со мной, коммандером и всеми вами, товарищи и друзья, ему будет много чем гордиться и в будущем. Так что, господа, поднимите бокалы и присоединитесь к моему тосту. Давайте, вставайте! Вставайте! Господа: за великолепные традиции “Безжалостного” и славное будущее.

– За будущее! – ответили собравшиеся офицеры.

С этими словами и фиолетовым вином на губах, выражение ужаса появилось на лице старого капитана “Безжалостного” и он рухнул замертво.


Некоторое время спустя и далеко, очень далеко, это происшествие стало темой разговора другого более трезвого собрания.

– Переходим к следующему пункту в повестке дня, сэр, – произнёс адъютант, почтительно передавая по кругу новые инфопланшеты. – Как все вы знаете, мы получили сообщение с имперского военного корабля “Безжалостный”, крейсера типа “Луна”, который в настоящее время находится на затянувшемся патрулировании в дальних субсекторах. В сообщении говорилось, что их капитан обрёл Милость Императора.

– В бою? – спросил один из вице-адмиралов.

– Никак нет, сэр, похоже, в силу естественных причин, во время званого ужина.

Вице-адмирал усмехнулся, хотя и у него было куда больше шансов разделить подобную судьбу, чем погибнуть в ходе сражения.

– Какая жалость, – спокойно вмешался исполнявший обязанности председателя коммодор и обратился к адъютанту. – Я просмотрел подготовленный вами доклад. Есть какие-то расхождения с записями официального сообщения?

– При дальнейшем расследовании, сэр, было выявлено, что из-за незначительных неисправностей стабилизаторов ретранслятора произошла задержка примерно в семь месяцев, прежде чем официальное сообщение достигло нас. Ничего важного. “Безжалостный” продолжил исполнять предписанные обязанности во главе с первым помощником.

– Да, и в вашем докладе рекомендуется присвоить ему звание капитана.

– Верно, сэр. Коммандер Вард прослужил на борту “Безжалостного” восемнадцать лет, пять из них в качестве первого помощника. Насколько мне известно, он подходит для этой должности и пользуется уважением сослуживцев. Как вам известно, сэр, из-за недавних конфликтов мы испытываем нехватку старшего офицерского состава.

– Он станет нашей рекомендацией, если никто не пожелает ничего добавить?

– Неприемлемо.

– Да, адмирал? – председатель напрягся, чтобы лучше слышать скрипучие слова, искажённые вокс-устройством, при помощи которого восстановили горло адмирала.

– Коммандер Вард… неприемлем в качестве капитана.

– Почему?

– Три раза за прошедшие десять лет… “Безжалостный” прикомандировывали к боевым группам… расчёты во всех случаях были правильные, и всё же технопровидец сообщал о неисправностях и “Безжалостный” опаздывал… неспособный достичь зоны конфликта вовремя.

– Корабль – старый, возможно, дело в просроченном ремонте.

– Неверно… корабль – исправен… экипаж – нет.

– О чём вы говорите? У “Безжалостного” прекрасная история.

– История – да… настоящее – нет. “Безжалостный” утратил свой дух… поддерживает изнутри… настоящее станет будущим… история станет историей.

– Тогда у вас есть альтернативное предложение? Другие доступные офицеры едва ли подойдут.

– Вот этот.

– Он? Я думал “Граник” потерян со всем экипажем.

– Было несколько выживших.

Так точно, сэр, – произнёс адъютант и вывел новый файл на инфопланшете председателя. – Капитан выжил. Он возвращается, чтобы предстать перед военным трибуналом.

– Только формально.

– Прошу прощения, адмирал, – сказал председатель, – но он потерял свой корабль, корабль, прослуживший больше пятисот лет и являвшийся жизненно важным для защиты субсектора. Никакие рассказы об отважной защите не изменят ситуацию. Если мы переназначим его до вынесения решения трибунала…

– У нас есть корабль без капитана… капитан без корабля… и достаточно духа в обоих… решение очевидно.

– Хорошо, я предоставлю оба варианта лорду-адмиралу…

– Согласен… моя оценка… вот он станет новым капитаном “Безжалостного”.

– Таким образом, если мы можем продолжать. – Председатель многозначительно посмотрел на адъютанта.

– Так точно, сэр, следующий пункт в повестке – запрос линейного флота Юлиум относительно вторжения ксеносов в субсектор Сегеста. Я составил следующий список местных активов, которые можно направить им на помощь.

Один

– Проверяющий? Извините, проверяющий?

Интегрированный в главный аггрегатум проверяющий повернулся и посмотрел на молодого вахтенного офицера.

– В чём дело, сынок?

– Это ваше животное, оно… э…

– Его зовут Тенгир, сынок. Лучше тебе запомнить это имя, ему не нравится, когда его называют животным.

– Так точно, проверяющий. Ваше… ваш Тенгир, оно мешает. – Он беспокойно переместился, пытаясь спихнуть морду огромного снежно-белого пса со своих коленей.

– Ему просто любопытно, стукни его, если он тебе надоел.

– Э… так точно, проверяющий.

Он стал искать что-нибудь, чем можно было отпихнуть голову собаки и не потерять при этом руку или ещё хуже. Проверяющий наверху резко свистнул, пёс мгновенно выпрямился и направился к хозяину.

Вахтенный офицер вздохнул, устроился поудобнее за панелью аггрегатума и снова сосредоточился на ползущих по экрану светящихся строчках. Каждая строка представляла собой поступавшие от одного из множества сервиторов данные. Сервиторы располагались во встроенных в стены нишах, ряды которых по спирали спускались в глубокий колодец, а надо всем этим возвышалась платформа центрального командования. Первый год службы на имперском посту прослушивания С-157 “Exaudiare Veritam” оказался не таким, как он ожидал. “Exaudiare Veritam” являлся новым аванпостом, первым в субсекторе Понт. Он являл собой самый первый этап интеграции этих миров в Империум. В последующие десятилетия многое будет построено, и сеть расширят. В конце концов, охват станет достаточно полным для того, чтобы Империум достиг надлежащего уровня прямого наблюдения над субсектором. Речь идёт не только об обуздании агрессии пиратов и ксеносов, но и обеспечении значительного контроля над местными планетарными правителями, действующими в качестве имперских губернаторов.

Однако пока эта сеть не была создана “Exaudiare Veritam” оставался в одиночестве и вслушивался в темноту. Молодой офицер был готов к тяжёлой работе и скуке, потому что любовь к Императору заключается в том, чтобы трудиться на Императора, а осмысление полученных ими многочисленных и едва поддающихся расшифровке обрывков информации, действительно было трудной работой. Но он совершенно не был готов к домашнему любимцу проверяющего.

Он знал, что на странные привычки командующих постов прослушивания порой закрывали глаза, пока они предоставляли результат, а в этом секторе не было никого ценнее проверяющего. Но всё же, конечно, это животное до неприличия раздвигало рамки странных привычек.

Прямо у его уха раздался громкий лай. Вахтенный офицер подскочил, от неожиданности у него сердце едва не выпрыгнуло из груди.

– Проверяющий! – он умоляюще уставился на пост наверху. Проверяющий открыл глаз и посмотрел в его сторону.

– Похоже, ты задремал, а? – Проверяющий закрыл глаз, и на его лице появилось знакомое хмурое выражение, как когда он о чём-то задумывался. – Возвращайся к работе, сынок. Проверь данные из Гамма-Циркон, там есть что-то интересное. Мальчик уже, конечно же, и сам увидел это, а как же иначе, мальчик.

Пёс дважды пролаял, словно соглашался, и затем убежал по ступенькам на верхний пост, где располагался его хозяин, подключённый к главному аггрегатуму. Вахтенный бросил последний взгляд на чудовищную фигуру проверяющего. Главный аггрегатум представлял собой массивную машину, которая почти полностью поглощала человеческие очертания. Мало что можно было увидеть у проверяющего, кроме лица. Тело находилось в саркофаге жизнеобеспечения, а голову венчал лес толстых трубок, входящих в разъёмы черепа. Через них проверяющий поглощал всю информацию, полученную арсеналом странных устройств наблюдения.

Вахтенный офицер знал, что безумие или зависимость, а часто всё вместе, становились неизбежными последствиями подобного воздействия. За последние несколько месяцев он всё реже и реже видел проверяющего за пределами главного аггрегатума. Он знал, что однажды тело проверяющего, наконец, не выдержит, и им придётся вынуть из машины его останки и подключить другого. Возможно, настанет его очередь занять это почётное место. Проработав так долго и так близко к нему, он перестал ожидать этот день с радостным предвкушением.

Животное село рядом с хозяином и потёрлось мехом о его холодные пальцы. Мимолётная улыбка появилась на лице проверяющего, прежде чем он повернулся и посмотрел на вахтенного офицера внимательным командным взглядом:

– Гамма-Циркон, сынок.

– Так точно, проверяющий, – ответил офицер, зафиксировав соединения и снова подключаясь к посту.

Гамма-Циркон занимался состоянием местной окружающей среды. Единственным, что он обычно обнаруживал, были дрейфующие поблизости пылевые облака, иногда мешавшие работе, но что более важно – помогавшие скрыть их положение. На первый взгляд аномалия, на которую указал проверяющий, была таким же перемещавшимся облаком, но когда вахтенный офицер обработал больше строчек, он начал различать то, что командующий увидел сразу. Внутри что-то было.

Гамма-Циркон идентифицировал это просто как объект внутри облака. Активное зондирование обнаружит намного больше информации, но одновременно раскроет местоположение поста. Вместо этого он переключил Тета-Оризон и Эпсилон-Роба на наблюдение за окружающей средой для триангуляции положения и вектора объекта.

С едва заметным прерыванием группы сервиторов переключились от одной конфигурации к другой. Новые строки поступили из панели аггрегатума. Вахтенный офицер прочитал их, проверил, а затем проверил ещё раз. Объект вообще не перемещался с облаком, он перемещалась прямо сквозь него, и направлялся к посту.

– Разрешение перейти к активным мерам…

– Разрешение предоставлено, – перебил проверяющий напряжённым голосом.

Вахтенный быстро подал сигнал Зета-Радиа, где лишённый разума сервитор запустил активное сканирование. Для любого датчика в пределах миллиона километров станция внезапно расцвела энергией посреди глубин чёрного пространства. Несколько секунд спустя подробная информация хлынула на экран.

– Излучения двигателя на минимальном уровне, проверяющий. Это грузовое судно типа “Мул”, похоже “Пикадор”.

– Если это “Пикадор”, то, дым и пар, почему он опоздал на месяц? И почему не передаёт торговый идентификатор? – проверяющий на мгновение замолчал. – Это единственный неопознанный объект поблизости?

– Так точно, проверяющий. Больше никаких объектов не обнаружено.

– Через сколько времени он достигнет нас?

– Через пять часов, проверяющий.

– Не хочешь прогуляться, сынок?


Потребовался час для подготовки одного из катеров станции и сбора группы неофитов и штурмовых сервиторов, а затем ещё час полёта на максимальной скорости, чтобы преодолеть расстояние до пылевого облака, которое всё ещё скрывало приближавшийся фрегат грузовой корабль. Когда катер вошёл в аномалию, увеличилась нагрузка на целостность защитного пустотного щита. Вахтенный офицер знал, что сзади на посту посвящённые спешно подготавливают батареи орудий, мощные флотские лансы и другое не настолько обычное вооружение, которым была оборудована станция. Корабль уже находился в радиусе поражения и если отдадут приказ, они были абсолютно готовы уничтожить его, находится на борту поисковая группа или нет. Станция продолжала активное сканирование и сигнализировала “Пикадору” на плотной волне, но не поступало никаких ответов, ничто не указывало на то, что на корабле находился кто-то живой, и ещё меньше на то, что им управляли.

Существовало несколько причин, почему корабль мог оказаться в подобном состоянии. Одной являлось заражение, линейный флот соблюдал строгие карантинные инструкции, но ни для кого не было секретом, что торговый флот небрежно относился к этому вопросу. Случайное или намеренное повреждение воздушных или водных перерабатывающих систем также могло убить экипаж, оставив корабль неповреждённым. Выход из строя чего-то столь маленького, как терморегулятор, было способно превратить экипаж в замороженные трупы. И всё же с судами, путешествовавшими сквозь мальстрём, могли произойти вещи и хуже: массовая истерия, варп-безумие, одержимость. Вахтенный офицер сжал пальцы в отключённой силовой перчатке. Невозможно было угадать, какие кошмары поразили “Пикадор”, даже когда тот тихо скользил к ним сквозь пыль.

– Примус катеру Берака, статус. – Протрещал в воксе голос проверяющего.

– Катер Берака, постоянные неидентифицируемые показания, скоро входим в непоражаемую “мёртвую зону”. Подтвердите.

– Подтверждаю, сынок. Механикус Деум.

– Механикус Деум, примус.

Они приближались к “мёртвой зоне”, хотя оставалось ещё достаточно далеко, чтобы увидеть корабль невооружённым глазом. Вахтенный получал данные от каждого датчика катера напрямую в мозг.

Каждый из них работал на грани перегрузки, собирал как можно больше информации о цели и передавал результаты на пост. На основе этих данных они создавали картину в его мозгу, которая ясно показывала покинутого “Мула”, опознаваемого только по слабому излучению двигателя. Пока он смотрел на сенсоры, корпус корабля начал мерцать. Сигнатура двигателя разрушалась. Возможно, наконец, не выдержали плазменные генераторы.

– Берака, щиты на полную мощность! – проревел по воксу голос проверяющего.

Даже не успев задуматься, вахтенный офицер повиновался приказу, и пустотные щиты начали поглощать перенаправленную энергию, одновременно борясь с окружающей пылью.

– Разворот! Разворот! Двигатели на полную мощность!

– Подтверждаю, примус, подтверждаю! – сердце вахтенного сжалось от безотлагательности в голосе проверяющего и лая животного на заднем плане. Как раз, когда он отдавал распоряжения, показания изменились.

– Энергетический всплеск! Взрыв?

Это не был взрыв. Сигнатура двигателя корабля раскололась и разрушилась, а затем превратилась во что-то совершенно иное.

– Деус мортем, только не это, – раздались в воксе слова проверяющего, – Это не он. Я должен был увидеть это, сынок. Я должен был увидеть…

Стремительные энергетические лучи из таинственного корабля мгновенно пробили не выдержавший пустотный щит и за долю секунды прожгли корпус насквозь. Смертельно раненый катер задрожал и погиб, воздух вырвался из носа и кормы, а спустя минуту двигатели последовательно вышли из строя и разнесли катер на куски. Последним, что успели сделать сенсоры, это передать единственное изображение нападавшего в разум вахтенного офицера: изображение безумия и зла, которое оставалось с ним, даже когда он мчался к Милости Императора.


– Сохраняйте курс, мистер Кричелл, подведите нас настолько близко, насколько сможете. Мы не упустим его. Мистер Кирик, продолжайте держать его на прицеле батареи. Если варп-двигатели хотя бы замерцают – подбейте его. Если он сбежит, я сдеру с вас шкуру, мистер Кирик. Мистер Астер, убедитесь, что они по-прежнему получают наш приказ: “Сдавайтесь или будете уничтожены”.

Хор подтверждений разнёсся по командному возвышению. Коммандер Вард наклонился вперёд на капитанском кресле “Безжалостного”. Перед ним четыре офицера мостика внимательно следили за своими панелями управления. Под ним ещё больше офицеров и членов экипажа энергично работали на своих постах. Над ним и над всеми ними висел массивный символ имперской аквилы, её крылья простирались от одной стороны командной палубы до другой.

– Они поворачивают, сэр, движутся в другом направлении.

– Заставьте эти гексаметры работать и проложите курс на перехват! Немедленно! – Символы замелькали на консолях, и новая линия вспыхнула и протянулась между ними.

– Они движутся в прежнем направлении.

– Мистер Аден, – произнёс Вард, повернувшись к офицеру ауспика на мостике, – правильно я понял, что по вашей оценке корабль-цель не вооружён?

– У него нет серьёзного вооружения, коммандер.

– Когда-нибудь, мистер Аден, я испытаю какое-нибудь несерьёзное вооружение на вашем черепе и посмотрю на вашу реакцию.

– Так точно, сэр.

– Мистер Кирик, продолжайте держать корабль на прицеле и не вздумайте промахнуться или я лично вышвырну вас за борт.

– Батарея готова к стрельбе, сэр.

– Сообщение от цели, сэр, – доложил лейтенант Астер, офицер связи. – Они останавливаются.

Вард позволил себе довольную улыбку и энергично встал.


– Выравнивайте скорость и относительную дальность. Мистер Кирик, не вздумайте позволить орудийным расчётам расслабиться. Мистер Викерс?

Старший армсмен Викерс, стоявший на своём обычном месте возле командного помоста, шагнул вперёд. Он поднял руку, отдав честь:

– Сэр.

– Берите своих людей. Вы знаете, что нам нужно, убедитесь, что найдёте это.

– С удовольствием, сэр.

Викерс улыбнулся коммандеру в ответ, снова отдал честь и быстро ушёл. Вард вернул внимание к торговому судну, которое сжалось под прицелом его орудий, и почувствовал волнительную дрожь. Какую добычу они найдут на этот раз?

Как только Викерс скрылся из вида, другой человек показался на командной палубе и направился к помосту; впрочем, ему вовсе не были здесь рады.

– Комиссар Бедроссиан, чем мы обязаны подобной чести?

– Это сегодняшний перехват, не так ли? – Комиссар занял своё место на командном возвышении, серебристая маска, которую он носил, заблестела на свету.

– Верно, комиссар, – не глядя, ответил первый помощник. – “Богатство Раффли”, зарегистрирован как часть торгового флота, но вы знаете, насколько мало здесь это значит.

Комиссар уже отошёл в сторону и сел рядом с капитанским креслом. Сопровождавшие его серьёзные кадеты-комиссары отступили на почтительное расстояние и стояли по стойке “вольно”. Комиссар облокотился на подлокотник и положил подбородок на кулак.

– Хорошо, коммандер, продолжайте.


Осмотр “Богатства Раффли” превзошёл все ожидания. Армсмены вошли, не встретив сопротивления, десантный транспорт без происшествий состыковался с корпусом судна, а несколько членов экипажа, с которыми они встретились, вели себя более чем любезно. Конечно, вспомнил старший армсмен, ведь это был не первый раз, когда “Богатство Раффли” удостаивался внимания “Безжалостного”. Экипаж явно извлёк уроки из прошлых осмотров. Каждый встреченный ими люк и дверь, пока они шли по главному дорсальному транзитному коридору, был открыт и распахнут. Да, всё шло настолько хорошо, насколько только могло, пока они не достигли командной палубы трампового судна.

Викерс шёл впереди отделения, он всегда поступал таким образом, независимо от того участвовали они в параде или сражались в проломе, о чём свидетельствовал испещрявший его кожу настоящий гобелен из ожогов, шрамов и следов от пуль. Он первым вошёл на мостик грузового судна и поэтому первый столкнулся с непредвиденной неприятностью.

– Ваше вторжение – неприемлемо! Этот груз – личная собственность губернатора Хаясда, и я, как его личный представитель, – разошёлся облачённый в пышные одежды щёголь, – требую немедленно освободить нас, возместить все убытки и принести прямые извинения от вашего капитана.

Викерс остановился на мгновение, чтобы позволить испуганному хлыщу оценить выражение его лица, оружие в руке и дюжину других армсменов, которые вошли на мостик и прицелились в членов экипажа. Представитель видимо оказался слепым или тупым, а потому и не думал униматься:

– Кроме того мне нужно ваше имя и имя каждого человека здесь, все вы будете включены в мой окончательный доклад губернатору. Он позаботится о том, чтобы вас вздёрнули, если вы продолжите вести себя таким… таким…

– Неподобающим? – подсказал Викерс.

– Да, таким неподобающим образом. – Голос посланника сломался, когда его отчаяние, наконец, исчерпало себя. – Что вы теперь на это скажете?

Старший армсмен Викерс на секунду задумался, а затем ударил представителя губернатора прикладом дробовика сбоку по голове. Потерявшее сознание тело с многозначительным звуком рухнуло на палубу. Викерс выпрямился во весь свой внушительный рост и обратился к экипажу мостика грузового судна, ни один из которых не двинулся на помощь упавшему пассажиру:

– И так, кто из вас капитан этого корыта?


– Они сотрудничают, коммандер.

– Отличная работа, мистер Викерс. Я ожидаю от вас инвентаризационную опись в течение часа. – Коммандер Вард отключил вокс-передатчик в подголовнике кресла.

– Операция проходит хорошо, коммандер? – произнёс рядом комиссар, продолжая смотреть на небольшой корабль посреди космоса. Вард взглянул на него, увидел собственное отражение в маске и отвёл взгляд.

– Всё идёт, как ожидалось, комиссар. Мистер Викерс исключительно эффективен.

– Да.

Слово висело в воздухе между ними несколько секунд, Вард ждал, когда комиссар продолжит.

– И скрупулёзен.

– Да, комиссар, мистер Викерс очень скрупулёзен. – Ещё несколько секунд молчания.

– Да.

– Возможно, я могу спросить, комиссар, если есть какие-то причины для беспокойства…

– Держите меня в курсе, коммандер, – произнёс комиссар, встав без предупреждения и отходя от капитанского кресла. Кадеты шли в ногу за ним.

Вард открыл рот, чтобы ответить, но понял, что вместо этого заскрипел зубами.

– Разумеется, комиссар, – произнёс он, когда фигуры в чёрных плащах исчезли из вида. Вард откинулся назад и внимательно посмотрел на располагавшихся перед ним на командном возвышении офицеров, все они немедленно сосредоточились на своей работе за консолями и прозрачными экранами. Коммандер попытался поудобнее устроиться в капитанском кресле, но ощутил его внезапно раздражающим. Вместо этого он подошёл к переднему поручню помоста и посмотрел вниз на командную палубу, где суетились и трудились сто членов экипажа и офицеров. “Как насекомые”, – подумал коммандер.

Одно из насекомых приближалось и, конечно же, не принадлежало к тем, что суетились и трудились. Это был исповедник Пульчер Парцеллум, или, как порой называли его аколиты “Сера” Парцеллум из-за неизменно сопровождавшего священника зловония несвежих благовоний и мазей. Вард проявил большую, чем обычно щедрость к предоставившему эту информацию осведомителю.

Вокруг полной фигуры исповедника кружила пара синекожих херувимов, они поочерёдно порхали вперёд на несколько метров, разворачивались и возвращались, чтобы вцепиться или схватить свободные складки одежды священника, помогая ему подниматься по боковому мостику на командный помост. Первый помощник наблюдал за этой нелепостью, пока, наконец, один из херувимов не подлетел прямо к нему, взглянул в его лицо, издал детский крик и устремился вниз. Он спрятался среди встроенных в стену рядов логистического оборудования, где к нему быстро присоединился его товарищ, оставив исповедника в одиночестве разбираться со своим бедственным положением.

Не желая, чтобы тучный священник поднялся на помост, а затем, без сомнения, устроился там отдохнуть, Вард направился вниз, чтобы встретить его на полпути.

– Исповедник.

– Ах, коммандер, рад, что нашёл вас здесь.

– Где ещё вы ожидали найти меня? Мы в боевой обстановке, исповедник, и о вашем присутствии не просили, впрочем, оно и не требуется.

– Ах, вот как? – Он всмотрелся в главный обзорный экран. – В таком случае я должен быть здесь. Мои хоры должны быть здесь. Мы должны молиться и просить Императора даровать нам сегодня победу.

– Исповедник, не думаю, что мы должны беспокоить Его сегодня.

– Все мы нуждаемся в Нём, коммандер, и больше всего те, кто думает, что не должен Его беспокоить.

– Да, исповедник. – Вард кивнул двум подошедшим младшим офицерам, каждый из которых аккуратно взял священника под одну из рук. – Но, как вы видите, враг уже побеждён. Император уже даровал нам победу.

– В таком случае мы должны спеть Ему нашу хвалу и благодарность.

– Конечно, исповедник, вы должны возглавить службу для всего экипажа, как только минует опасность, но пока мы должны ещё немного позаботиться о Его воле.

– Ах да, экипаж. Вот причина, по которой я пришёл сюда. Сложилась критическая ситуация.

– Что? О чём вы?

– Об экипаже, как мы и говорили.

– Да, да… нам стоит обсудить это в будущем, – произнёс Вард, хотя за весь срок службы он так и не смог запомнить все те десятки мнимых несчастий, которые имел в виду Парцеллум. – Но не сейчас, исповедник.

– Аморальность, безбожие, возможно, даже еретическое поклонение, кто знает насколько далеко всё зашло?

– Прошу прощения? Я могу заверить вас, что здесь все крепки в своей вере.

– Не здесь, не здесь. Я не сказал, что здесь. Нет, экипаж внизу, кабальные работники, призывники. Вы можете стоять на капитанском месте и повелевать их телами, но я ответственен за их бессмертные души. Я знаю, что там происходит. Поверьте, коммандер, я знаю. Этим палубам требуется праведное очищение. Пусть лучше они умрут и предстанут перед судом Императора сейчас, когда ещё могут снискать искупление, чем оставить всё как есть и потерять их.

– Исповедник, мы поговорим об этом позже, я должен вернуться к своим обязанностям. Но я уверен, что грешники внизу умрут достаточно скоро.


Шкипер “Богатства Раффли” оказался намного услужливее представителя губернатора. Викерс без малейших затруднений получил полный доступ к судовому журналу и грузовой декларации. Несмотря на демонстративное сотрудничество старший армсмен знал, что не стоило расслабляться. Торговцы Хаясда обладали заслуженной репутацией в двух вещах: театральным раболепием перед лицом силы и хищным вымогательством при её отсутствии. Викерс велел своим людям держать оружие наготове.

Он переслал для анализа журнал на “Безжалостный”, и отправил уорент-офицера Кджона и половину армсменов обыскивать грузовые трюмы и проверять декларацию. Пытаясь оказать некоторое давление, шкипер достал несколько внушительных пачек позолоченного пергамента, демонстрируя, что они торговали под защитой губернатора. И всё же Викерс не сомневался, что непосредственно этот груз не предназначался для губернатора. Да, они перевозили предметы роскоши, но как заметил Кджон:

– Ничего настолько превосходного, чтобы заинтересовать Великого панжара лично, а старший?

– Какие бы слухи не ходили о Хаясде, Кджон, они едва ли сравнятся с одной десятой правды о губернаторе. Подобный мусор не украсит стол планетарного правителя, его просто впарят тем, кто не видел ничего лучше.

То, что Викерс видел лучше, особенно учитывая его прошлое, являлось тем, о чём он не желал вспоминать. Он просто был благодарен, что ангелы нашли его раньше демонов.

Спустя три часа Кджон вернулся с заключением, что грузовая декларация точная.

– Я поостерегся бы утверждать, что эти мерзавцы ничего не скрывают. Хаясд не стал бы отправляться в путь с таким барахлом.

Оставалось что-то ещё. Не было торгового капитана Хаясда, который бы не припрятал несколько ящиков за пазухой, и не было в галактике того, что они охраняли бы более ревностно. Несомненно, приложив время и терпение, он вытянул бы у шкипера местоположение контрабандного груза, но забрать его он сможет только возвышаясь над телами шкипера и каждого члена экипажа, который был в доле. И на это коммандер просто не предоставил ему времени.

Несмотря на плохое мнение Кджона о грузе, несколько предметов привлекли внимание Викерса. Он только надеялся, что коммандер позволит ему оставить один из них.

– Вы забираете это? Вы забираете всё это? – прошипел шкипер на ломанном низком готике, увидев список конфискованных товаров. – Это слишком много. Конечно, это слишком много.

И он и Викерс знали, что это была отговорка, но если он думал, что Викерс собирался торговаться, то сильно ошибался.

– Поднимите всё указанное из трюма. Подготовьте к транспортировке. Мы проверим конфискованные товары перед отправлением, не сомневайтесь.

– Это слишком много. Представитель сказал правду. Этот груз – личная собственность губернатора Хаясда. Забирая его – вы рискуете головой.

– Первой станет твоя голова, мерзавец. Губернатор знает, как здесь всё устроено, и ты тоже. Просто поблагодари своего Императора, что на этот раз легко отделался.

Он вырвал список из руки шкипера и затем толкнул им его в грудь. Тот отшатнулся.

– Поднимайте груз и приготовьтесь, – проревел Викерс, вскинул дробовик и для убедительности выстрелил в пустое кресло шкипера. – Шевелитесь!


На “Безжалостном” коммандер нетерпеливо просматривал прокручивавшийся текст вахтенного журнала “Раффли”. Детали жалкой судовой жизни не представляли для него интереса, но записи показаний ауспиков и примечания о встреченных на торговых маршрутах кораблях воистину могли оказаться на вес золота. Торговые флотилии были не меньше одержимы поиском информации о грузах и местах назначения коллег, чем и своими собственными. Даже один торговец собирал объём информации, намного превосходивший то, чем обладал любой военный корабль линейного флота, и каждое записанное судно могло привести к новому осмотру и стать очередным успешным уловом. Единственное препятствие состояло в расшифровке их чёртового шифра, но когитаторы “Безжалостного” получили в этом значительную практику за те два прошедших года с тех пор, как старый капитан обрёл Милость Императора.

Вот! Коммандер остановил прокрутку текста и использовал палочку, чтобы вывести на экран отдельную запись. Их ждала новая цель. Он подошёл к офицеру связи:

– Мистер Астер, соедините меня с куполом Навис, а точнее с лордом-принципалом Менандером.

– Сию минуту, сэр.

Эта цель станет отличным уловом. Он уже находил ссылки на неё в некоторых судовых журналах, но они всегда оказывались слишком старыми, чтобы начать поиски. На этот раз местоположение и курс были недавними. “Безжалостный” мог перехватить её. Вард заметил, что офицер связи рядом с ним замер.

– Итак, мистер Астер?

– Он… он… они приносят свои извинения, сэр, но лорд-принципал Менандер сейчас недоступен. Они предлагают поговорить с одним из его заместителей.

Хорошее настроение Варда сразу испортилось. Недоступен? Менандер и его трёхглазые уродцы только и делали, что бездельничали и сидели, сложа руки. Но ниже его достоинства будет позволить им отмахнуться от него одним из вырождавшихся прислужников Менандера.

– Тогда пусть они свяжутся с лордом-принципалом и сделают так, чтобы он уделил внимание коммандеру корабля, на котором он служит, – холодно произнёс первый помощник.

Офицер связи снова склонился над своим постом. Вард подождал минуту, вторую, на третьей он увидел, как на лбу Астера выступил пот.

– В чём дело, мистер Астер?

– Они говорят, что не знают, когда лорд-принципал сможет уделить вам внимание. Он неважно себя чувствует… на неопределённое время.

– И чем лорд-принципал занят в это неопределённое время?

Офицер связи сглотнул, а затем выдавил слова:

– Медитацией, сэр!

Медитацией! Ему отказывали, потому что главный навигатор “Безжалостного” спал? Вард подавил раздражение. Он знал, что прежний капитан поступил бы иначе. Навигаторы являлись единственными членами экипажа, без которых они совершенно не могли обойтись. Без их способности вести “Безжалостного” среди течений и волн варп-пространства, путешествия между системами занимали бы месяцы вместо недель. Хотя на борту они номинально находились в его подчинении, в реальности они оставались независимыми и не упускали возможности подчеркнуть свой статус.

Вард откашлялся и произнёс:

– Сообщите куполу Навис, что коммандеру “Безжалостного” через десять часов потребуется их служба. Это всё.

– Есть, коммандер, – ответил Астер, но вскрикнул, когда Вард схватил его за ухо.

– Передайте такое же сообщение магосу-майорису и лично доставьте его, или я отправлю вас туда с приказом переделать вас в сервотоматона. Это всё.


Коммандер оставался на возвышении ещё несколько часов, и ушёл только после того, когда получил сообщение, что штурмовые транспорты абордажной команды и их грузовой коллега вернулись без происшествий. Затем он передал мостик вахтенному офицеру и направился в свои покои.

Пока он шёл, то на ходу изучал инвентаризационную опись того, что доставила абордажная группа. Викерс хорошо поработал. Торговые суда часто перевозили много товаров, которые представляли ценность для них, но были почти бесполезными на “Безжалостном”. Экзотические продукты питания и лёгкие алкогольные напитки идеально подходили для вознаграждения младших офицеров, поскольку поддерживали их в хорошем расположении духа и делали лояльными к первому помощнику. Офицеры постарше часто содержали женщин и свиты, которые очень ценили безделушки, украшения и ткани. Коммандер, конечно же, знал, что в его покои доставили рулон прекрасной солнечной ткани, что гарантирует отличное настроение его женщин в течение нескольких дней. Самые высокопоставленные офицеры имели разные вкусы, но всегда с радостью принимали пользующиеся спросом драгоценные камни и металлы, всё, что они могли использовать в портах назначения, чтобы купить то, что они желали у сухопутных крыс.

Он подошёл к двери, отмеченной крупными выгравированными буквами “КК”. После смерти прежнего капитана не прошло много времени, как первый помощник перебрался в его каюту. Это не являлось проявлением неуважения, а было простой практичностью. Прежний капитан содержал соразмерное своему званию окружение из женщин, и когда он скончался, первый помощник, как требовал долг, включил их в свою свиту. Не всех, конечно, откровенно говоря, прежний капитан видимо сохранял при себе несколько особ не первой молодости исходя из чувств к ним, а не качеств, которыми те обладали.

У первого помощника не было места для женщин капитана в его собственной каюте, и вряд ли он мог оставить их без присмотра там, где они были. Так что оказалось вполне логичным, что он переехал из каюты первого помощника по правому борту верхней палубы в покои капитана по левому борту.

По правде говоря, это было вполне в его праве, он являлся капитаном во всём, кроме звания. После того рокового банкета, что забрал у них прежнего капитана, Вард развил такую бурную деятельность, подавляя ожидаемую панику среди офицеров и членов экипажа, что у него совсем не было времени написать депешу линейному флоту, сообщая им о потере. Когда строгость его обязанностей, наконец, пошла на спад, он, со всеми надлежащими обоснованиями, снова задержал её отправку. “Безжалостный” придерживался маршрута патрулирования и губернаторы лежащих на нём миров рассчитывали на его посещение. Здесь, на просторах сектора Вифезда, они могли увидеть военный корабль линейного флота не чаще пары раз за десять лет, что только усиливало важность сохранения подобных встреч. Даже здесь им и их людям не стоило забывать, кому принадлежала их верность.

В любом случае, что все эти высокомерные адмиралы линейного флота могли сделать? Всё равно лучшим решением являлось оставить командование за ним. Его промедление просто помешало им совершить глупую ошибку. Невзирая на требования сложившейся ситуации или простой здравый смысл, они могли приостановить патрулирование “Безжалостного”, поставив власть первого помощника под сомнение и парализовав управление кораблём. Что ещё хуже, “Безжалостный” могли даже отозвать для полной проверки к центральному командованию линейного флота Вифезда на Эмкор. Должность капитана мог получить какой-то чужак. Это стало бы абсолютным бедствием, постороннее лицо было последним, что требовалось экипажу в такое время. Им нужна была власть и знакомый голос, чтобы повиноваться. “Безжалостный” являлся почтенным кораблём, кораблём со своими собственными обычаями и практиками, особенным устройством, сложившимся за сотни лет. Переведённый капитан никогда не сможет понять его.

Как бы то ни было, кроме подтверждения получения окончательного отчёта, по этому вопросу линейный флот хранил молчание. Они заставили его ждать намного дольше, чем он их. Однако его больше не беспокоило их решение. Чем дольше они молчали, тем комфортнее он себя чувствовал. Очевидно, они согласились с его решением принять командование и продолжать патрулирование и, хотя не стоило так говорить, но благодаря далёкой войне Император быстро лишал их любых компетентных альтернативных кандидатов. Он не хотел даже думать об этом, но каждый отчёт с фронта о гибели кого-то из старшего командного состава заставлял его чувствовать себя ещё немного спокойнее.

Оставалось только вопросом времени, прежде чем прибудет курьер с его новым офицерским чином.

Переступив порог в капитанские… в свои покои, он почувствовал, как улетучивается тяжесть дня. Каюта была пуста за исключением заказанных им угощений и вина. Женщины знали, что лучше не беспокоить его, когда он возвращался; они придут, когда он позовёт их. Они узнают о новом грузе на борту, и будут особенно внимательны к своему покровителю, каждая станет надеяться, что он предоставит именно ей самые изысканные предметы из реквизированной для личного использования доли.

Это был хороший день, а следующие будут ещё лучше.


– Коммандер. – Металлический голос из внутреннего вокса ворвался в его сновидения. – Коммандер, коммандер, – повторил голос.

Многочисленные потрясения и опасности флотской жизни не оставляли места для лени. Вард резко проснулся.

– Вард здесь, – прохрипел он, позволенные им минувшим вечером послабления не прошли даром. Не хотелось, чтобы его разбудили из-за какой-то чёртовой ерунды.

– Коммандер, приближается корабль.

Приближается? Они покинули “Раффли” несколько часов назад.

– Что за корабль?

– От линейного флота, сэр, переданный идентификатор Benedictus Lentonius.

Вард выпрыгнул из кровати. Это был высокоскоростной посыльный прямо от линейного флота. Наконец-то пришло подтверждение его нового офицерского чина.

– Они отправили официальное сообщение.

– Скажите им, что могут подняться на борт и лично передать его. – Ему потребуется парадная форма. Ему потребуются адъютанты. Он должен пойти и встретить их, как только они пристыкуются.

– Сэр, с ними новый капитан.

Два

Капитан Бекет стоял, выпрямившись и расправив плечи, на мостике командной палубы “Безжалостного”, его пристальный взгляд был устремлён на звёзды перед носом корабля. Он стоял там с момента завершения первого собрания со старшими офицерами и не двигался уже три часа. Сторонний наблюдатель мог решить, что его поставили там сразу после ввода корабля в эксплуатацию, хотя первый помощник подозревал, что именно этого эффекта он и пытался добиться.

Сначала первый помощник стоял рядом с ним, рассматривая происходящее как испытание на силу духа. Впрочем, спустя час он был благодарен за то, что его вызвали для решения другого вопроса. Он не спешил возвращаться, но не мог слишком долго затягивать незначительную регулировку вспомогательного куратиума. В этот момент к нему подошёл чем-то взволнованный младший лейтенант Кейстер.

– Сэр, – нерешительно начал он.

Вард с удовольствием решил отвести на нём душу.

– Да, мистер Кейстер. У вас вопрос?

Кейстера на мгновение ошеломил столь энергичный ответ и с его лица исчезли все эмоции. Он вернул самообладание и продолжил говорить невыразительным тоном:

– Это касается… вещей капитана, сэр. Грузчики интересуются, куда лучше всего их переместить.

“Пропади всё пропадом, – подумал Вард, – если дело не идёт к тому, что мне придётся вернуться в старую каюту”.

– Да, я понимаю. Пожалуйста, примите меры, чтобы моё имущество было упаковано и перенесено назад в…

Вард замолчал. Лейтенант Аден прошёл мимо него и протянул планшет с отчётом капитану, который принял его с кратким кивком. Самодовольное выражение лейтенанта Адена придало первому помощнику решимости. Вард отвёл младшего лейтенанта Кейстера в сторону.

– Мистер Кейстер, вы надеетесь на долгую и блистательную карьеру на борту этого корабля, не так ли?

– Конечно, сэр, – ответил Кейстер.

– Мне кажется, мистер Кейстер, что человек, которого ждёт долгая и блистательная карьера на борту этого корабля, это такой человек, который в ближайшие два часа удалит ошибочные упоминания о покоях капитана. Я говорю о тех упоминаниях, где указано, что они расположены по левому борту верхней палубы, хотя хорошо известно, что они испокон веков должны находиться по правому борту верхней палубы.

Младшему лейтенанту Кейстеру потребовалось несколько секунд, чтобы ответить. Вард решил, что он явно не подходит для службы на командной палубе.

– Так точно, сэр. Думаю, что я понял.

– Все ошибочные упоминания о левом борте, мистер Кейстер.

– Так точно, сэр, все ошибочные упоминания.

– Прекрасно. Полагаю, вы ждёте разрешения уйти и сразу же приступить к своим обязанностям.

Так точно, сэр.

– Разрешение дано.

– Так точно, сэр. Спасибо, сэр.

– Спасибо, мистер Кейстер. – Вард вздохнул, когда младший лейтенант поспешно ретировался.

– Мистер Вард. – Раздался сверху повелительный голос.

– Мистер Вард. – Первому помощнику потребовалось секунда, чтобы отреагировать, никто не обращался к нему так уже два года. – Да, капитан?

– Присоединитесь ко мне, пожалуйста, – спокойно произнёс капитан.

Первый помощник поднялся на командный помост и быстро направился к капитану, ломая голову над тем, что произошло. Не мог же капитан подслушать его короткий разговор. Для этого у него должны быть уши, как у летучей мыши. Он приблизился и замер по стойке “смирно”. Капитан поднял инфопланшет, который передал ему Аден.

– Мистер Аден представил отчёт о вашей недавней встрече с “Богатством Раффли”, мистер Вард.

Первый помощник протянул руку за планшетом, но капитан оставил его при себе.

– Ваш осмотр не выявил никаких незаконных товаров на судне?

– Никак нет, сэр, они были чисты. Ничего, что могло бы представлять для нас интерес, сэр. Более того груз сопровождал чиновник имперского губернатора Хаясда, и был полностью утверждён их правительством, сэр.

– Да, здесь это отмечено, но вы проявили интерес к их вахтенному журналу, содержавшему важную информацию о местоположении предполагаемого контрабандиста, которого мы теперь преследуем.

– Так точно, как мы и обсуждали, сэр. Я знаю, что это немного отклонит нас с курса на Понт, сэр, но по моим оценкам оно того стоит.

– Нет, если приведёт ещё к одному безрезультатному осмотру, коммандер. Я полагаю, вы проверили информацию из журнала. В конце концов, это может быть ловушкой; это может быть попыткой отклонить нас с курса, чтобы мы не обнаружили что-то ещё. Это может быть просто ошибкой.

– Боюсь, сэр, что здесь просто нет такой необходимой инфраструктуры для подтверждения полученной информации, к которой вы могли привыкнуть. Ситуация острой необходимости порой требует немедленных действий.

– У вас есть их текущий курс, коммандер. Вы могли проверить места их вероятных последних остановок и узнать, действительно ли они были там. Вы могли проверить их предполагаемое место назначения, чтобы выяснить, ждут ли их там. В этой области расположен пост прослушивания, с которым вы могли связаться, для согласования с имеющейся в их распоряжении информацией. Что-то, что могло пригодиться в будущем. Как бы то ни было, я полностью верю вашей оценке в этом начинании. Не сомневаюсь, что всё пройдёт успешно.

Вард лишился дара речи. Хотя капитан говорил в непринуждённой и неофициальной манере, фактически он жёстко выступил против решения первого помощника. Вард хотел сказать, что дела здесь так не делались. “Безжалостный” вне всяких сомнений являлся самым большим военным кораблём в субсекторе. Торговцы и контрабандисты не устраивали засады, они не останавливались, чтобы принять бой, а склоняли головы и бежали при виде “Безжалостного”.

– На собрании старших офицеров присутствовали почти все, не так ли, мистер Вард? – прервал его мысли голос капитана.

– Так точно, сэр. – Это и в самом деле было так, почти все офицеры, которые могли присутствовать, пришли, чтобы посмотреть на диковинное животное, которое стало их новым капитаном.

– Хотя я не заметил представителя нашего Навис Нобилите.

– Никак нет, капитан, полагаю, что навигаторы прислали извинения. Им нездоровится.

– Нездоровится? По какой причине?

– Они не уточнили, сэр.

– Думаю, что раз даже почтенный магос-майорис смог лично принять участие, это не должно было составить труда для Навис Нобилите. Они постоянно отсутствуют на подобных собраниях?

Первый помощник ответил не сразу, он не слишком задумывался над необъяснимым нежеланием навигаторов участвовать в жизни корабля в последние годы.

– Я всегда старался полностью вовлечь их во все соответствующие процедуры, сэр.

– Понимаю, мистер Вард. Спасибо. Полагаю, что лично нанесу им визит. – Капитан, наконец, пошевелился и спустился с возвышения.

– Очень хорошо, сэр.

– О, и мистер Вард. Тот пост прослушивания, “Exaudiare Veritam”, как я понял из полученных сегодня зашифрованных данных, он уже необычно долго не передаёт сообщений, а посланный на пополнение запасов “Мул” также давно не выходит на связь. Это ещё официально не рассматривается, как повод для беспокойства. Однако, я более осторожен. Как только мы закончим на Понте, мы остановимся там проверить его состояние. Сделайте все необходимые приготовления, коммандер.


Глубоко в механическом сердце “Безжалостного”, в самом священном алтаре-кузнице, магоса-майориса Нестратана осторожно опустили в механическое святилище. Раздался отчётливый щелчок, когда он снова соединился с духом-машиной. Вокруг облегчённо выдохнули напряжённые служители. Магос удобно устроился, и знакомые потоки данных потекли через его мозг. Это было тяжело, тяжелее чем когда-либо прежде, отделиться и посетить собрание, но оно того стоило. Наконец-то, новый капитан. Магос возлагал на него большие надежды с тех пор как услышал новости, и не разочаровался. Нестратан считал, что капитан Бекет может стать тем человеком, который справится с гнилью.

На протяжении многих лет Нестратан оставался последним свидетелем, последним сохранившимся связующим звеном с ярким и славным прошлым “Безжалостного”. Он пытался передать это видение своим жрецам, пытался отгородить их от нового поколения офицеров и сохранить их веру чистой. Его усилия оказались бесплодными. Несмотря на всё обучение и преданность они оставались всего лишь людьми, а люди могли поддаться искушению и свернуть с пути, когда им позволяли забыть о полном величии их бога.

Новый капитан хотя бы на словах заявил, что снова явит им машину во всём её величии. Нестратан что-то почувствовал через свои схемы.

Кто-то обращался к нему. Это был денунциатор, который сообщал, что магос-минорис просит аудиенции. Что ж в таком случае аудиенцию следует предоставить.


Магос-минорис Валинарий сдерживал нетерпение, пока майорис выходил из единения с духом-машиной. Этот предмет антиквариата не только решил временно покинуть свой алтарь, но и посетил собрание высокопоставленных офицеров, хотя отлично знал, что оно являлось прекрасной возможностью для Валинария упрочить отношения со старшими членами экипажа и новым капитаном. Когда его выбрали в качестве минориса, Валинарий был в курсе, что Нестратан воспринял это решение, как навязанное, потому что Валинарий был слишком популярным и уважаемым кандидатом на получение необходимой для управления жрецами власти. Несмотря на начальные опасения Нестратана они всё же пришли к молчаливому соглашению. Как минорис Валинарий публично оказывал поддержку Нестратану, но друг перед другом они были равны. По правде говоря, он был всё же ровнее, поскольку майорис почти всегда целиком и полностью посвящал себя священному общению с духом-машиной. В результате Валинарий уже давно исполнял обязанности Нестратана, и всё же реликт ещё цеплялся за атрибуты своего положения, в том числе и сейчас, заставляя минориса ждать аудиенции.

– Вы можете приблизиться, – наконец, объявил денунциатор.

Валинарий приблизился и склонил голову в формальном почтении. Никто не видел выражения его лица, скрытого, как и у всех жрецов, капюшоном и дыхательной маской.

– Величественный магос, наши жрецы и мирские техники экипажа закончили работы в третичном кормовом генераториуме. Нам требуется только ваше благословение.

Наступила тишина. Никто из служителей майориса не отошёл от своего поста, пока разум Нестратана общался с духом-машиной.

– Внутри есть скверна, – объявил майорис. – Работа не была выполнена с чистыми намерениями и оставила это пятно.

– Величественный, работы проводились в соответствии со всеми священными писаниями. Я не понимаю, как могла появиться какая-то скверна.

Со стороны служителей донёсся шум, они сочли его слова дерзкими.

– Вы сомневаетесь в моих словах, магос? Внутри скверна. Необходимо провести повторное освящение.

– Ваши слова будут исполнены. Я организую освящение.

Освящение, кипел от злости Валинарий, генераториум прекрасно функционировал, он лично наблюдал за испытаниями. Это было ничем иным, как прихотью майориса, который воспользовался всей своей немногочисленной оставшейся властью. Освящение займёт несколько часов, возможно, день, и Валинарий напрасно потратит время посвящённых, которые будут проводить службу.

– Организуете? – произнёс Нестратан. – Нет, магос, вы лично должны провести освящение.

– Величественный, неужели это настолько необходимо? – Его вопрос вызвал новый шум со стороны служителей.

– Это является самым необходимым. Очевидно, тем, кто проводил первое освящение, не хватило веры. Для обеспечения успеха работы мы должны приказать исполнить её нашему самому верному слуге.

– Вы оказываете мне честь, величественный. Ваши слова будут исполнены.

– Механикус Деум, магос. – Нестратан отпустил его, и Валинарий покинул кузню-алтарь. Новый капитан, видимо, вселил обновлённую силу духа в скрипящее старое тело майориса, понял он. Стало ясно, что Нестратан преисполнился решимости восстановить свою былую власть над жрецами. Равноправное сотрудничество между ними, явно, подошло к концу.


Капитан ожидал в вестибюле перед куполом Навис Нобилите. Он назвал своё имя автоматону, который поспросил его представиться, и теперь оставалось только ждать. В прошлом он уже служил с навигаторами, даже стал уважать некоторых из них, но никогда не чувствовал себя комфортно в их обществе. Мало кто чувствовал. Навигаторы обладали врождённой самоуверенностью, самоуверенностью настолько чуждого человека, который смог посмотреть в самый центр мальстрёма и выжить. Это вызывало осторожность и открытый страх у обычных людей, которые верили заученной догме, что любой мутант и любое отклонение являлись ересью без надежды на искупление.

И всё же навигаторы являлись желанными париями, и они знали это. Империум существовал только благодаря их талантам, и всё же такое служение предоставляло им только частичную отсрочку за грех быть иными. Навис Нобилите, благородные семьи навигаторов, к которым принадлежали все они без исключения, являлись закрытым сообществом, вырождавшимся от смешанных браков, и интровертами. Их третий глаз, варп-глаз, гарантировал, что они никогда не смогут стать едиными с человечеством, и поэтому вместо того, чтобы скрывать его, они упивались своим различием.

Навигаторы “Безжалостного” приложили все усилия, чтобы недвусмысленно дать понять любому посетителю, что он оказался в чужих владениях. Вестибюль был украшен орнаментами, резьбой, картинами и гобеленами самого причудливого, угловатого и замысловатого дизайна. Капитан не мог различить имели они имперское или ксено происхождение, но любой человеческий разум, способный создать такие вещи, явно погружался в нечто нечестивое.

Главной достопримечательностью вестибюля являлся купол: столь чистый, даже чистейший, что почти невидимый. Перемещение из коридора в этот зал создавало ощущение, словно выходишь на корпус корабля и оказываешься в окружении бескрайнего и бесконечного пространства.

Для капитана, который каждый день смотрел на космос сквозь обзорный экран командной палубы, это было терпимо. Для члена экипажа, который, несмотря на жизнь в космосе никогда его не видел, это грозило безумием. Так навигаторы объявляли о своём отличии от тех, кто не принадлежал их виду.

Как и всех остальных Бекета учили ненавидеть и бояться мутантов. Став капитаном, тем не менее, он почувствовал, что причина подобной осторожности изменилась. Капитан являлся бесспорным правителем, повелителем и хозяином своего корабля. Контроль, которым он обладал над своим экипажем, был больше, чем у любого другого, кроме Императора. У капитана всегда была полная власть на корабле, за исключением тех случаев, когда он пересекал мальстрём. Там капитан становился всего лишь одной из тысяч беспомощных смертных душ, которые служили добычей для кошмарных обитателей этого измерения. Его судьба, его экипаж и его корабль полностью находились в руках навигатора.

Лицо возникло в портале перед ним, вытянутое, худое, необычно старое, к счастью третий глаз на лбу скрывала повязка.

– Говорите, – произнесло оно.

– Вы – лорд-принципал Менандер?

– Говорите, – повторило оно.

– Я – капитан “Безжалостного”, и буду разговаривать только с принципалом Менандером.

Лицо секунду смотрело на него, а затем исчезло. Появилось другое лицо, очень похожее на первое, но капитан увидел властность в его глазах.

– Лорд Менандер, я – капитан Бекет, новый командир этого корабля. Сегодня утром я провёл собрание руководящего состава. Я обратил внимание, что вы не приняли в нём участие.

Лицо продолжало смотреть, глаза не мигали.

– Я хотел убедиться, что вы получили сообщение, – продолжил Бекет, – и что вы были полностью осведомлены…

– Ваше сообщение получено, – перебило лицо, а затем быстро исчезло.

И на этом всё закончилось.


– Двигайтесь! Двигайтесь! Двигайтесь! – всё громче кричал главный старшина, пока вокруг суетились оружейные техники.

– Первый пост! – раздался крик, когда один из участков озарился светом. – Второй пост! – Последовал ещё один крик. – Шестой пост!

– Третий пост!

Главный старшина с растущим раздражением ждал оставшиеся подтверждения. Они уже восемь раз проходили эту тренировку, и каждый раз сталкивались с проблемами. Это всё приказ нового капитана, эти постоянные тренировки, проверки и аттестации. Мягко говоря, они пришлись ему не по душе, коммандер Вард никогда не вмешивался подобным образом в надлежащее управление кораблём.

– Пятый пост! – Главный старшина услышал облегчение в голосе техника.

Он обернулся к единственному оставшемуся посту, четвёртому, где яростно спорившие старшина и старший мастер вытаскивали внутренности из перегруженного пульта управления. Главный старшина знал, что первый помощник не одобрял происходящее. Коммандер Вард доверял им, но новый капитан настоял на том, чтобы все без исключения тренировки проводились на время, и если результат оказывался не таким, который он считал удовлетворительным, они должны были повторять всё снова и снова. Всё, начиная от проверок боеготовности, строевой и физической подготовки, учебных тревог по борьбе за живучесть корабля и до осмотра казарм. Это было смешно!

– Четвёртый пост! – наконец раздался крик.

Несмотря на демонстративно невозмутимый внешний вид, главный старшина почувствовал, как его плечи опустились. Он посмотрел на наблюдавшего за тренировкой лейтенанта. Тот покачал головой.

– Хорошо! – подстегнул он сам себя. – Ещё раз!

Раздался общий стон.

– Закройте рты, жалкие сухопутные крысы! Ещё раз!


Капитан тяжело упал на пол. Он перекатился в сторону от устремившихся к голове жёстких рук, и, покачиваясь, поднялся. Бекет понял, что ему некуда деваться, когда кулаки снова устремились к нему. Ему конец. Первый удар пришёлся в локоть, и предплечье пронзила резкая боль; второй прошёл низко под его защитой, и попал точно в почку.

Его руки опустились, и третий и четвёртый удары пришлись прямо в солнечное сплетение. Капитан пошатнулся назад, зрение помутилось, и он почувствовал, что схватили и вывернули запястье. Тело выгнулось и скривилось в боли, и в этот момент из-под него выбили ноги. Он снова упал, и на этот раз не смог сопротивляться стальной хватке вокруг горла, крепко сжимавшейся, перекрывая трахею. В отчаянии Бекет поднял руку над матом. Давление на горло ослабло, и он обмяк без сил, глубоко и тяжело дыша.

– Прошу прощения, капитан, – раздался над ним низкий голос. – Я думал, что даже на том ялике вы сумеете сохранить форму. И всё же неплохо. Вы должны гордиться собой.

– Я буду чувствовать гордость… – прохрипел Бекет, – как только смогу что-то чувствовать вообще.

Его противник громко рассмеялся. Бекет перекатился на спину и посмотрел на улыбавшееся тяжёлое лицо уорент-офицера Варранта.

– Если у вас остались силы шутить, то вы способны выдержать ещё один бой, – произнёс Варрант, поднимая капитана на ноги.

– Спасибо вам, сэр, но позвольте мне самому решать так это или нет, – поморщился Бекет, и хромая направился от подбитого палестой мата к умывальникам с водой в центре ряда колонн. Колонны протянулись вдоль широкой пустой палубы и были увешены всевозможным снаряжением, которым явно давно не пользовались: канатами, сетями, шестами и гантелями.

Бекет обычно никогда не вёл себя настолько неформально, даже во время тренировок в офицерских спортивных залах, но Варрант был единственным из оставшихся в живых на “Гранике”, кто перешёл с ним на “Безжалостный”. Они через многое прошли вместе, и Варрант давно заслужил дружбу капитана. Возможно, Бекету стоило оставить всех старых призраков в прошлом, но Варрант подтвердил свою ценность на борту “Безжалостного”. За пару недель благодаря своему непринуждённому и открытому поведению он завязал множество знакомств среди служащих своего ранга. Младший командный состав был гораздо откровеннее с одним из своих, чем когда-либо будет с капитаном. Кроме того Варрант обладал силой и быстротой, чтобы положить на лопатки любого человека, который принимал его добродушие за слабость.

– Когда вы на командной палубе, капитан, то решаете – вы. Когда вы здесь, то решаю – я, – возразил Варрант.

– Мне следует присматривать за тобой, – улыбнулся капитан. – Это – нарушение субординации. Некоторые могут посчитать твоё поведение мятежом.

– Увы! Никто не видел.

Капитан признал правду его слов, стянул тельняшку и смыл густую пыль с ноющих рук и груди. Спортивные залы в прошлом явно были хорошо оснащены, но длительная заброшенность привела большую часть снаряжения к преждевременному обветшанию. Не стоит и упоминать о том, что никто не прервал их примерно за час, который они здесь провели.

– Офицеры размякли, – сказал Варрант, – и позволили всему этому пропадать зря.

– Весь корабль размяк, Варрант. Раньше я не мог в это поверить, но теперь я здесь и это буквально бросается в глаза.

– Экипаж давно не видел реального боя.

– На самом деле меня беспокоит не экипаж. Они следуют за поведением своих офицеров. Они – тело, а тело следует за разумом, понимает оно это или нет.

Не экипаж беспокоил его, а отношения экипажа с офицерами. Не было лучшего барометра, который показывал бы командные качества человека, чем состояние его подчинённых. Бекет не имел в виду ситуацию, когда экипаж хвалил и благодарил своих офицеров, нередко хорошего офицера проклинали чаще, чем плохого, но для эффективного лидера являлось жизненно важным ощущение внимания и доверия окружающих. Хорошие командующие не заводили друзей, а заслуживали уважение, и во время кризиса им повиновались мгновенно и охотно, потому что верили в то, что они знали, как лучше действовать.

– Итак, – ворвался в его мысли Варрант, – чего вы хотите?

– О чём ты?

– Полагаю, вы не позвали меня только для того, чтобы продемонстрировать свои недостатки в технике панкратиона. Что вам от меня нужно?

Бекет на секунду задумался.

– Я должен знать всё об этом корабле и экипаже, что не записано в журнале или не перечислено в инвентарной описи.

– Ха! Немного же вы просите.

– Но ты что-то знаешь, не так ли? Ты можешь мне кое-что посоветовать.

– Вы собираетесь поступить также как и на “Гранике”? Приказы-инструкции?

– Да.

– Хорошо. Им это может пойти на пользу. – Варрант закончил вытирать палесту и направился к раковине. – Порой вы слишком полагаетесь на систему. Вы думаете, что если сможете найти идеальную систему, тогда всё будет работать настолько хорошо, насколько только возможно.

– Я не могу быть везде, Варрант. На борту “Безжалостного” находится десять тысяч человек. Я не могу указывать каждому матросу на то, как лучше драить палубу. Я не могу советовать каждому старшине, как лучше обращаться с экипажем на посту. Всё что я могу сделать – дать им правила, которые предоставят лучшую возможность принять правильное решение. Именно так произошло на “Гранике”. Он был тем кораблём, которым стал, не из-за того, что я принимал всегда единственно правильное решение, а потому что все на борту принимали тысячу правильных решений каждую секунду.

– Что вы думаете о его офицерах? Они были хорошими людьми?

– Конечно, они были хорошими людьми, – ответил капитан несколько резче, чем собирался. Он прикусил язык. – Ты хочешь сказать, что здесь не так?

– На “Гранике” офицеры были хорошими людьми, которым просто требовался лидер, кем вы и стали. Я не знаю, какие офицеры здесь, но я точно знаю, что у них уже есть лидер.

– Коммандер Вард.

Варрант кивнул, вытерся насухо и собрался уходить.

– Просто не забывайте о людях, капитан. Даже самая мощная крепость не устоит, если её камни не хотят устоять.

Бекет наблюдал, как ушёл Варрант, и затем сел, чтобы надеть ботинки. Ситуация с первым помощником всегда складывалась непросто. Он надеялся, что линейный флот заранее отправил сообщение, предупредив “Безжалостный” о его прибытии. Однако по реакции Варда стало ясно, что тот совершенно не ожидал ничего подобного. Бекет пока так и не сформировал окончательное мнение о первом помощнике. С самого начала тот проверял его даже больше, чем странный комиссар, который делал мало, а говорил ещё меньше. В первые несколько дней Вард передал несколько низкоприоритетных решений на рассмотрение капитана. Вопросы достаточно простые для опытного капитана, но способные заставить сделать ошибку невежественного или небрежного. Когда они одновременно находились на мостике, коммандер порой с излишней демонстративной лёгкостью предугадывал его приказы, желая посмотреть, окажется ли Бекет настолько неуверенным, что отменит их просто из упрямства. Самым же большим раздражением являлось то, что запрошенные Бекетом журналы оказались заархивированными и не содержали меток приоритетов и содержания. Невозможно было быстро свериться с ними, если только вы не написали их сами. Он приказал трём логистам со стираемой памятью посвятить всё своё рабочее время журналам и добавить недостающие примечания.

Другие представители старшего руководящего состава корабля также проверяли нового капитана. Магос-майорис направил запрос на проведение некоторых проверок, когда они выйдут на орбиту Понта, на что он предварительно согласился; исповедник попросил несколько отделений армсменов, чтобы поддержать старания миссионеров установить надлежащее почитание Императора на нижних палубах, в чём он категорически отказал.

Бекет также пригласил комиссара Бедроссиана, чтобы узнать его мнение относительно офицерского состава и корабля. Несмотря на неизбежную напряжённость в отношениях между любым капитаном и корабельным комиссаром, Бекет ощущал определённое сходство с этим спокойным человеком. Серебристая маска, которую носил Бедроссиан и нервировавшая столь многих, на капитана оказывала прямо противоположное воздействие. Раны, которые она скрывала, отмечали комиссара, как человека, видевшего войну и пережившего некоторые из самых худших вещей, что только можно было вообразить. В этом он и Бекет были одинаковыми. В отличие от первого помощника, самое близкое знакомство которого с полномасштабным конфликтом являлось закончившееся ничем участие в какой-то пародии на преследование пиратов-ксеносов, атаковавших торговый конвой.

Капитан обладал определённым запасом терпения к действиям первого помощника, для временно принявшего командование было тяжело вновь оказаться под чьим-то руководством, но терпение начинало заканчиваться. Линейный флот не отличался вниманием к человеческому эго. Они поручили Бекету работу и, во имя Императора, эта работа будет выполнена. Первый помощник проверял его, и это не обязательно было проблемой. Главный вопрос состоял в том, почему он проверял его? Существовали проверки, которым каждый первый помощник был обязан подвергнуть нового капитана: чтобы выяснить его личные качества; убедиться, что тот не глуп, не слаб и не нечестен; и понять, как лучше всего сотрудничать. Корабль значил всё, и если его самая большая уязвимость сидела в капитанском кресле, то в таком случае первый помощник был обязан принять меры.

Существовал и другой тип проверок, проверки, которые использовал хищник, чтобы выявить слабости добычи и расправиться с ней. Если дело обстояло подобным образом, то следовало предпринять серьёзные меры.

Так первый помощник был просто мотивированным и способным офицером, оценивавшим нового капитана, как сам Бекет оценивал его, или кем-то ещё?

В любом случае время вступительного обмена любезностями подошло к концу. Настало время “Безжалостному” по-настоящему познакомиться с новым капитаном.


– Надеюсь, эти результаты потрясли вас не меньше, чем меня, коммандер.

– Ну, я… – начал Вард, прежде чем понял, что должен признаться, что либо он небрежно исполнял обязанности, либо был некомпетентным. – При всём уважении, сэр, не было почти никаких предупреждений.

– Предупреждений? Враг не станет предупреждать вас, коммандер! Если бы корабль был на линии фронта, то с такими результатами его отправили бы сопровождать отступавшие тральщики! – возразил капитан. – И всё же я не считаю вас за это ответственным, мистер Вард, учитывая, как долго вам пришлось ждать, пока линейный флот пришлёт нового командующего офицера. Некоторое ухудшение было неизбежно. Вот.

Бекет бросил бумаги на стол. Вард взял их, возмущаясь смягчением капитана сильнее, чем первоначальным осуждением действий экипажа.

– Новые приказы-инструкции, коммандер, – продолжил Бекет. – Что мы должны сделать для улучшения ситуации на корабле.

Вард пролистал их. Всего страниц было пятьдесят семь. Уже по названиям он видел, что они касались новых тренировок, новых наказаний, увеличения продолжительности смен, ужесточения контроля, ограничений на поведение, комендантских часов и множества других дисциплинарных мер. Он вернулся к первому.


ПРИКАЗ-ИНСТРУКЦИЯ I


Каждый человек на борту должен знать, выполнять и быть способным процитировать Основные Положения Устава имперского Военного флота.


– Они – отправная точка. Остальные будут добавляться по мере необходимости.

– Капитан, если вы хотите внедрить их среди экипажа, я настоятельно рекомендую проявить более постепенный подход. Возможно, полдюжины…

– Не я буду внедрять их, коммандер. Это станет работой офицеров. Они объявят о них, претворят в жизнь и обеспечат соблюдение. Не вы и не я должны являться олицетворением власти для экипажа, а все офицеры. Мы командуем офицерами, они командуют своими подчинёнными, а их подчинённые командуют обычным экипажем. Именно так должно быть, и именно так и будет.

– Как я уже сказал, сэр, экипаж не примет их.

– Экипаж будет вдохновлён примером своих офицеров.

– Вы же не хотите сказать…? Это относится и к офицерам?

– К офицерам в первую очередь! Каждый человек на борту корабля должен взять себя в руки. Экипаж примет их, потому что его офицеры примут их, и будет видеть, что офицеры следуют им. Здесь просто нет выбора. Обычные члены экипажа превосходят офицеров на корабле в численности сто к одному, даже больше. Если до этого когда-нибудь дойдёт, то это будет не противостояние, а резня. Вы когда-нибудь видели мятеж, коммандер?

– Никак нет, сэр.

– Как и я, и не собираюсь увидеть его здесь. Дисциплина не достигается потворствованием, оно раздувает в экипаже самомнение и ведёт по пути, который заканчивается казнью или проклятьем. Нельзя позволить им даже думать об этом. Нельзя позволить им решить, что у них есть власть. Они должны знать своё место в порядке на корабле и им нельзя предоставить возможность подвергнуть это место сомнению. Если мы сами не будем дисциплинированными и деятельными, то сохрани нас Император, конечно же, и они не будут такими.

Вард отступил. Он рассуждал, что было неизбежно, что новый человек захочет отличиться, а капитан действовал полностью в рамках своих прав. Если всё сведётся только к этому, то Вард сможет справиться с ним; несколько месяцев придётся постараться, а затем обо всём этом можно будет спокойно забыть, как только Бекет станет более сговорчивым. Со временем Бекет успокоится, и Вард не сомневался, что его власть над офицерским составом всё ещё достаточно сильна, чтобы управлять возмущением новыми приказами, пока капитан не привыкнет.


ПРИКАЗ-ИНСТРУКЦИЯ 63


Офицерам запрещается играть в азартные игры на деньги или предметы, имеющие номинальную стоимость. Все существующие игровые долги должны быть задекларированы перед судовым казначеем или аннулированы.


Вард прочитал ещё одно из официальных предписаний капитана.

– Наши офицеры должны полностью сосредоточиться на своих обязанностях, коммандер, – произнёс Бекет. – Мы не можем позволить им отвлекаться на игровые долги во время несения службы, или, что ещё хуже, стать уязвимыми для неправомерного влияния.

– И это только для офицеров, не экипажа?

– У экипажа мало ценного для азартных игр, и никто не предоставит им значительных сумм, не имея никаких гарантий. Они рискуют тем, что могут позволить себе потерять, в отличие от некоторых младших офицеров.

Вард внимательно обдумывал услышанное. Некоторые из младших офицеров задолжали ему значительные суммы, и это помогало обеспечивать их послушание, но он, конечно же, не собирался публично заявлять о своей заинтересованности.

– Офицеры очень тяжело работают, сэр. Небольшие игры – всего лишь возможность расслабиться.

– Я уверен, что если игры на фишки им придутся не по душе, они найдут другие способы расслабиться. Мне сказали, что офицерские спортивные залы давно пустуют.

– Так точно, капитан.


ПРИКАЗ-ИНСТРУКЦИЯ 70


Ни один офицер не может получить повышение или награду без письменного разрешения капитана.


– Поэтому, боюсь, я должен не согласиться с вами, коммандер. Младший лейтенант Кейстер пока просто не готов к дальнейшему продвижению. Из вашего одобрения я понял, что вы считаете его многообещающим кандидатом, но мне совершенно ясно, что каким бы потенциалом он не обладал, этот потенциал ещё не проявился в реальных делах выше его текущего звания.

Конечно, Вард кипел от злости, Кейстер оказался первым, кто попал под действие новых приказов-инструкций капитана, и теперь, одобрив его, коммандер выглядел дураком. Вард проследит за тем, чтобы устроить Кейстеру хороший разнос и сказать ему, что именно некомпетентность самого младшего лейтенанта сделала продвижение невозможным. Тем не менее, он знал, что пойдут слухи о том, что благосклонность первого помощника больше перестала быть таким преимуществом, как раньше. Покровительство и преференции являлись важными инструментами в руках командующего офицера для обеспечения лояльности подчинённых, и теперь капитан, с его упорным желанием оценивать их по способностям, отказывался от этого, и даже не понимал, что делал.


ПРИКАЗ-ИНСТРУКЦИЯ 88


Ни один офицер не может уклониться от выполнения своих обязанностей под предлогом болезни без надлежащего медицинского предписания. Все предписания должны регистрироваться в канцелярии капитана.


– Я не против, когда один офицер заменяет другого, но думаю, вы согласитесь, что мы должны точно знать, какой именно офицер ответственен за выполнение тех или иных обязанностей. Кроме того мы действительно должны заботиться и контролировать здоровье наших офицеров. Мы не можем позволить им молча страдать, если есть риск инфекции.

Первый помощник, которого несколько офицеров сменяли после тяжёлых вечеров, просто кивнул:

– Так точно, капитан.


ПРИКАЗ-ИНСТРУКЦИЯ 112


Все работы по техническому обслуживанию и ремонту должны лично проверяться и утверждаться офицером, отвечающим за соответствующий участок. Устранение всех обнаруженных впоследствии недостатков будет являться обязанностью непосредственно ответственного офицера.


– Младшему лейтенанту-стажёру Байсану понравилось чистить вспомогательный котёл на его участке?

– Он не комментировал, сэр.

– Но каково ваше впечатление?

– Вероятно, нет, сэр.

– Думаете, он продолжит не должным образом проверять работу своих подчинённых, коммандер?

– Никак нет, капитан.


Вард стоял в спальне перед зеркалом во весь рост, и возился с застёжкой кителя. Застёжка отказывалась поддаваться и, несмотря на элегантное одеяние и благородное выражение лица, Вард ругался словами, которые выучил ещё во время службы мичманом.

Упрямая застёжка, как и все остальные его текущие проблемы, являлась виной капитана. Вард никогда не находился в таком бешенстве, как после недавних событий. Никто не сомневался, что капитан вышел из-под контроля, он ежедневно сочинял новые приказы-инструкции и требовал, чтобы каждый член экипажа знал их наизусть и мог рассказать. Вард пытался успокоить его и даже в интересах экипажа умышленно проигнорировал некоторые, что закончилось выговором от капитана. Ему было совершенно ясно, что капитана следовало поставить на место. В конце концов, ему же на пользу будет узнать, что “Безжалостный” являлся кораблём со своими традициями. Вард, конечно же, не испытал ни малейших затруднений в поиске единомышленников среди сослуживцев, на которых пришёлся главный удар дисциплинарных бесчинств Бекета.

Он передал капитану традиционное приглашение на ужин в кают-компанию со старшими офицерами. Капитан был абсолютным правителем на корабле, но в некоторых случаях приоритет переходил к правилам приличия и протоколу. Кают-компания старших офицеров являлась владениями первого помощника, и капитан был там таким же гостем, как сам коммандер за столом капитана.

Бекет принял приглашение, хотя на взгляд Варда не проявил особого энтузиазма по этому поводу, и добросовестно пришёл в назначенный час.

Бекет, Вард и старшие офицеры сидели и обедали из великолепной посуды. Вард вспомнил, что тот же самый сервиз прошлый капитан использовал во время своей последней трапезы, но, увы, судьба решила не повторяться. Стюард кают-компании в полной мере воспользовался предоставленной возможность поразить гостей множеством вкусных и экзотических блюд. Бекет ел и поддерживал вежливый разговор. Офицеры сумели вытянуть из него несколько историй времён службы младшим офицером и капитаном “Граника”, хотя он старательно избегал любых вопросов об обстоятельствах его гибели.

В конце трапезы гости наслаждались крепкими ликёрами и откинулись на спинки стульев, чтобы лучше слышать разговоры во главе стола. Настроение было максимально комфортным, и казалось, что у Бекета начали слегка слипаться глаза. Идеальное время для начала. После незаметного сигнала от Варда, лейтенант-коммандер Гвир рассказал колоритную историю о легендарном контр-адмирале Бореге из Тортина, который завоевал себе место в легендах линейного флота Вифезда не великими победами или хитрыми стратагемами, а огромным количеством жён. Лейтенант Кирик поддержал эту тему. Лейтенант Кричелл начал жаловаться на свою жену, вызвав дружный стон собравшихся. Кто среди них ещё не слышал бесконечные причитания Кричелла о приветливой девушке с захолустной планеты, которую он привёл на борт, и которая быстро превратилась в жестокого тирана, едва обосновавшись в его каюте? Не было более тяжёлой работы, шутили младшие лейтенанты, чем та, к которой Кричелл возвращался каждую ночь.

Вард смеялся со всеми, но не сводил взгляда с капитана. Бекет широко улыбался, но не скрывалась ли за этим какая-то неловкость? Слабость? Настало время выяснить.

– Итак, капитан, – начал Вард, привлекая внимание всех собравшихся за столом, – вы не привели с собой никаких “спутниц”, покинув командование линейного флота?

Бекета не удивило, что разговор перешёл к нему. Он весь вечер ждал, что Вард проверит его, пока капитан находился на территории первого помощника.

– Боюсь, нет, коммандер, – ответил Бекет. – Вам придётся довольствоваться теми, что у вас уже есть.

Этот предсказуемый ответ вызвал несколько смешков, но большинство собравшихся были нацелены на то, что, как они знали, должно стать кульминацией вечера.

– О, у меня более чем достаточно женщин, чтобы согреться ночью. – Мерцание глаз Варда вызвало намного больше смеха у офицеров. – Но вы – наш гость! Сегодня вечером у вас должна быть дружеская компания. Выберете одну из моих или, если доверяете моему мнению, – позвольте мне выбрать одну для вас.

Офицеры внимательно смотрели и слушали. Пришло время захлопнуть ловушку.

– Если, конечно, ни одна из моих женщин не достойна вашего внимания. – Вард не скрывал стальные нотки в голосе. – В таком случае выбирайте любую! Здесь есть хоть один человек, который не предложит свою женщину капитану? – Нет! – ответили они, и одним махом Вард объединил их всех против чужака. Капитан остался в одиночестве.

Бекет ничего не ответил, но Вард мог позволить себе быть терпеливым, зная, что у капитана не осталось ни малейшей возможности уклониться от выбора. Бекет мог прикинуться скромником, пробормотать вежливый отказ, поджать хвост между ног и сбежать, а офицеры будут дружно смеяться над ним после его ухода. Или он мог прикинуться развратником и уступить давлению, приняв предложение.

Скромник, по крайней мере, сохранит остатки достоинства, но в таком случае он сбежит от своих же объединившихся подчинённых, и после этого они никогда не будут относиться к нему серьёзно. Развратнику придётся ещё тяжелее, потому что он возьмёт в качестве близкой спутницы женщину, лояльную к первому помощнику, и тем самым окажется полностью во власти Варда.

Бекет нахмурился, словно тщательно обдумывал предложение, и тянул время.

– И вы все согласны? Любая, какую я захочу? – рискнул он.

– Да! – крикнули они в ответ, желая увидеть, как он сломается.

– В таком случае, – уступил он. – Я согласен.

Собравшиеся офицеры бурно приветствовали его решение. Отлично, поздравил себя Вард, немного социального давления и капитан уступил. Он оказался намного проще, чем ожидал Вард.

– Итак, капитан, какую? – спросил Вард, вызвав новую волну веселья.

– Он может взять мою! – воскликнул Кричелл, спровоцировав общий взрыв смеха.

– Какую, капитан? – повторил Вард, не собираясь отпускать свою жертву.

– В смысле “какую”? – растягивая слова, ответил Бекет, офицеры успокоились, чтобы лучше слышать. – Конечно, их всех.

Приветствия стали ещё громче. Даже Вард присоединился к ним, прежде чем застыл.

– Всех?

– Да, их всех! – Бекет встал, веселье в его глазах исчезло, сменившись взглядом праведного бога на грешников. – Каждая спутница, куртизанка, жена и шлюха на корабле, все без исключения, явятся завтра на медицинскую палубу для полного обследования, – решительно приказал Бекет голосом, который ясно слышали ошеломлённые офицеры. – Вас может не заботить, какие болезни вы передаёте друг другу, но это – корабль Императора, и подвергнуть его опасности – значит предать самого Императора. Это – преступление, за которое не может быть прощения.

После этого капитан покинул кают-компанию. Никто не смеялся.

Следующим утром незамедлительно был издан приказ.


ПРИКАЗ-ИНСТРУКЦИЯ 139


Все иждивенцы на борту и другие лица, не являющиеся личным составом, должны раз в два месяца проходить полное медицинское обследование. Любой, кто не пройдёт обследование в указанный срок, будет отправлен на гауптвахту и высажен с корабля при первой же возможности. Первое обследование должно быть проведено в день издания данного приказа.


Никто из офицеров не посмел ничего сказать Варду, но они перешёптывались за его спиной. Медицинское обследование было плохим и само по себе, но ситуация усугубилась тысячекратно дополнительными приказами капитана о том, что все женщины должны явиться в одно и то же время. Потому что наряду с чётко определённой командной структурой из капитана, офицеров и экипажа, существовала и сложная иерархия среди женщин.

На взгляд Варда являлось само собой разумеющимся, что спутницы первого помощника прочно обосновались на самом верху вышеупомянутой иерархии. Выше стада женщин, вцепившихся в младших офицеров, мичманов, и тех странных представительниц женской популяции, которые находились на уровне ниже тех, кто официально относился к офицерскому окружению, и всё же над массой кабальных призывников, среди которых пол не имел значения и во многих случаях был неразличим.

Вард ясно дал понять своим домочадцам, что если они добровольно не явятся на медицинскую палубу, то их пинками и криками притащит туда отделение армсменов. Такой угрозы оказалось достаточно, чтобы заставить спутниц первого помощника согласиться, но одновременно она ещё сильнее распалила их возмущение. Вард решил, что его влияния хватит для решения этого вопроса. Конечно же, как и во всём, что делал новый капитан, ничто и никогда не решалось, пока максимально публично не унижало Варда.

Как обычно его спутницы явились со значительным опозданием, они специально надели самые роскошные наряды, чтобы вызывать благоговение у низших, и гордо прошествовали мимо длинной очереди ожидавших женщин. По крайней мере, гордо прошествовали, пока перед ними не появилась группа крепких санитаров, которые отказались их пропустить. Капитан оставил точные инструкции, что женщин должны принимать строго в порядке прибытия, без исключений.

Чувствуя себя униженными и ни капли не смущаясь, женщины первого помощника устроили настоящий яростный балаган, попеременно пытаясь то запугать, то обольстить санитаров, пока, наконец, об этом не узнал Вард, который стоял рядом с капитаном на командной палубе и слушал отчёт о прошедшей вахте.

Извинившись со всем достоинством, которое он смог собрать, он связался по воксу с медицинской палубой и потребовал объяснений. Санитар ответил, что он будет более чем рад пропустить первыми благородных дам первого помощника, Вард особо отметил “благородных”, учитывая визги и ругательства на заднем плане, как только первый помощник предоставит разрешение капитана.

У Варда не было желания демонстрировать перед капитаном даже малейшую слабость, и меньше всего – неспособность управлять собственной свитой. Он велел санитару исполнять его долг, отключил вокс и отодвинул всё произошедшее на задний план, вернувшись к более тривиальным вопросам, касавшимся безопасности корабля.

Поэтому его женщинам не оставалось ничего иного, кроме как ждать, кипеть от злости и планировать всё более порочные способы выражения своего недовольства его пренебрежением, что включало и отказ помогать с этой трижды проклятой застёжкой! Вард сделал последнюю отчаянную попытку и она, наконец, сдалась. Первый помощник бросил последний взгляд в зеркало и покинул свои покои.

И всё же женщины являлись наименьшей из проблем, которые доставил ему капитан. Вард назначил двух младших офицеров адъютантами Бекета, и впечатлил их наградами, которые они получат, если будут представлять подробные отчёты о действиях капитана: куда он пошёл, с кем говорил, и обо всей интересующей его информации.

Их отчёты были неутешительными. Капитан крутился на грузовых палубах. Грузовые палубы были огромными, некоторые отсеки простирались больше чем на километр в длину. Где-то там хранилось абсолютно всё необходимое для корабля в космосе и поддержания жизни и рассудка экипажа. Оборудование, топливо, сотни тонн продовольствия, вода, ткани и запасные части фактически для всего на борту, потому что если что-то сломается в космосе в десяти световых годах от ближайшего аванпоста, то без этого вы можете быть уже мертвы. Однако крошечная часть содержимого отсеков, рассеянная повсюду среди жизненно важных запасов, являлась личным грузом первого помощника, доставленным с каждого осмотренного ими транспорта или ялика торгового флота. Он копил его в течение всей службы. Он доверил одному главному корабельному старшине, которому платил потрясающе щедро, сохранять груз рассредоточенным и скрытым. Теперь туда влез капитан и только этим утром издал новый приказ-инструкцию.


ПРИКАЗ-ИНСТРУКЦИЯ 142


Всё имущество, которое согласно Уставу Флота считается незаконным, должно быть заявлено и сдано. Всё имущество, которое получено в результате конфискации, должно быть заявлено и сдано. Всё имущество, количество которого превышает предусмотренное Уставом Флота, должно быть заявлено и сдано. Любой офицер, нарушивший данные приказы, незамедлительно понесёт наказание.


Выбор Варда был прост: объявить трофеи принадлежащими Флоту и, несомненно, лишиться их, или промолчать, рискуя, что в случае обнаружения его карьера и, вероятно, жизнь закончатся.

Для коммандера Варда, последнего истинного поборника духа старого “Безжалостного”, учитывая выбор между потерей богатства и жизнью, решение выглядело однозначным.

Капитан должен умереть.

Три

Правительственные солдаты швырнули Фрамира в закрытый кузов бронированного грузовика и захлопнули тяжёлые двери. Фрамир сплюнул кровь на пол, по крайней мере, им досталось не меньше, чем ему. Он даже не знал, за что его взяли, впервые за месяц он на самом деле занимался законным делом, но солдат это не волновало. Они просто схватили его посреди улицы, не задавая никаких вопросов, ничего.

– Заключённые! Схватитесь за что-нибудь внутри! – раздался в кузове громкий голос.

– Пошёл ты! – крикнул в ответ Фрамир, пытаясь подняться.

Он почувствовал, как в темноте его плечо сжала рука, и сбросил её.

– Не трогай меня!

– Полегче, друг, полегче, – прошептал голос. – Это ничего не изменит. Просто сядь прежде…

Двигатель под ногами взревел, и грузовик рванул вперёд. Фрамир потерял равновесие, покачнулся и упал на спину. Спутник снова дотронулся до него и на этот раз Фрамир позволил усадить себя на скамейку.

– Задница эпитрапоса, что это? – спросил он, пока грузовик набирал скорость.

– Это, друг, билет в один конец.

– Они не сказали, за что забрали меня. Они даже не спросили моё имя!

– Для них имена не важны, друг.

– Ты в курсе, что говоришь, как чёртов заумник? Солдаты не раз забирали меня, но никогда так.

Грузовик свернул за угол и Фрамир схватился за в скамью, чтобы не соскользнуть.

– Это – имперцы. Имперцы пришли за нами. Ты должен был слышать о солдатах, которые приходят ночью и забирают любого, кого захотят, и тех, кого они забрали, больше никто и никогда не видит.

– Какое имперцам до меня дело, – пробормотал Фрамир, но он слышал о них: правительственные солдаты самого эпитрапоса приезжали в городские трущобы и увозили людей.

– Не только до тебя, десятки, сотни, возможно, тысячи, забрали за последние несколько недель из Синопа, со всех концов Понта, но наш великий эпитрапос не позволяет никому говорить об этом. Это – десятина, десятина в людях, которую он платит Империуму.

Космоголовый неожиданно крепко схватил Фрамира и отчаянно зашептал:

– Но мы знаем, друг, слово прозвучало. Мы нанесём ответный удар и навсегда избавимся от Империума. Время выбрано.

Фрамир попытался отпихнуть его, но человек не уступал и произнёс последнее слово так близко, что его губы почти касались уха Фрамира:

– Конкордия.

Грузовик с визгом остановился. Фрамир избавился от заумника и отошёл в другой конец кузова. Он услышал, как хлопнули двери, когда солдаты выгрузились и поспешно ушли. Где-то взревел другой двигатель, и затем рёв стал удаляться. Именно в этот момент Фрамир заметил, что не было никаких других звуков. Они покинули трущобы Синопа. Солдаты отвезли их в пустыню и бросили, но зачем? Фрамир не понимал.

Внезапно весь грузовик задрожал и закачался. Двери распахнулись, и в кабину хлынул яркий свет. Фрамир прикрыл глаза, прищурился и посмотрел на свет и фигуры в нём, которые пришли за ними. Космоголовый опустился на колени и начал петь “Император, Император”, но Фрамир понял, что они не были похожи ни на каких виденных им ранее имперцев. Они даже не были людьми.


– Корабль-цель остаётся на месте.

Судно контрабандистов неподвижно зависло посреди космоса, штурмовой транспорт “Безжалостного” уцепился за его борт. Предполагаемых контрабандистов, поправил себя Бекет, потому что пока не было никаких доказательств, что корабль перевозил какой-то незаконный груз.

Он позволил коммандеру Варду возглавить инспекционную группу. Риск таким высокопоставленным офицером на подобном задании нельзя было назвать строгим следованием протоколу, но Бекет не мог отказать, когда тот вызвался добровольно. Они оба знали, что стояло за этой инспекцией. Если она закончится ничем, значит, Вард охотился за химерами, и это стоило двухнедельной задержки на пути к Понту. Если же всё окажется так как он утверждал, то, возможно, для него ещё оставалось место в принятии следующих стратегических решений. Бекет стоял у поручня в передней части мостика и смотрел вниз. На командной палубе кипела работа, как и полагалось в потенциально боевой ситуации. Артиллерия Империя гудела, пока экипаж контролировал готовность орудий батарей и передавал прицельные поправки на основе относительных движений двух кораблей. Расположенная рядом Империя Ординатус не производила столько шума, но все оружейные техники находились на своих постах и напряжённо работали за панелями управления. Они были готовы в любой момент по его приказу подготовить торпеды “Безжалостного” к запуску. В таком же ожидании находились и блоки скутумов, их офицеры старались поддерживать идеальный баланс, сводя к минимуму постоянную энергетическую утечку щитов, но были готовы в любой момент вывести их на полную мощь, если ситуация окажется тщательно подготовленной засадой. Погруженные глубоко в пол гравитариум и куратиум оставались тёмными и тихими, пока операторы систем ауспика и картастра переговаривались на своём запутанном языке. Наконец, в стенах на двадцать метров до самого потолка размещались уровни с логистами и рядами когитаторов. Вместе они отслеживали и подтверждали все без исключения обрабатываемые и полученные внизу данные. Этот вид всегда наполнял Бекета чувством удивления и смирения на каждом корабле, на котором он служил. Было что-то ещё, когда дело касалось корабля, которым он командовал, что-то, что он чувствовал на “Гранике”, а теперь чувствовал и здесь.

С этой мыслью капитан вернулся на командное возвышение и спокойно сел в кресло. И всё же улучшение работы экипажа не привело к улучшению отношений с офицерами, особенно с теми, кто наслаждался спокойной жизнью и извлекал выгоду при старом порядке. Те, кто был менее успешным под руководством коммандера Варда, быстро приняли сторону Бекета, но он сохранял дистанцию даже с ними. Бекет не хотел поощрять лесть и не мог рисковать появлением покровительства. Он не был капитаном фракции среди офицеров, он был капитаном всего корабля, чтоб их всех!

В отношении офицеров к нему наступал критический момент. Так было на “Гранике”, так будет и здесь. Их разочарование новым капитаном достигнет максимума, а преимущества его приказов всё ещё будут неясно маячить на горизонте. Как только они преодолеют этот критический момент, то почувствуют, как поменялась атмосфера, почувствуют, как возвращается их гордость, и разочарование отступит. Он по-прежнему будет им не нравиться, но они продолжат работать с ним, чтобы вернуть “Безжалостный” до боевого стандарта. Бекет просто надеялся, что все они преодолеют этот критический момент, прежде чем он потеряет слишком многих из них.

Он был не один на возвышении. Хотя первый помощник отправился на инспекцию, комиссар Бедроссиан сидел на своём обычном месте, а рядом стоял один из кадетов. Капитан обменялся с ним любезностями, но дальнейший разговор не клеился. По опыту Бекета одной из повсеместных особенностей флотских комиссаров являлось то, что они были в высшей степени уверены, что их чёрные фуражки давали им не только власть, но и право командовать потрясающе сложным биомеханическим организмом, который представлял собой военный корабль Императора. Было приятно, наконец, встретить того, от кого не исходила аура, что он являлся законным хозяином капитанского кресла. Поэтому они сидели в товарищеской тишине, ожидая отчёта инспекционной группы.


– Это выглядит не слишком хорошо, коммандер.

– Давайте пройдёмся, мистер Викерс.

На борту корабля, идентифицировавшего себя, как “Вызов Тарая”, Вард отвёл старшего армсмена в угол, где их не могли услышать.

– Теперь докладывайте.

– Комиссия шкипера выглядит законной. Инспекционные группы до сих пор так и не нашли расхождений между его декларацией и содержимым на палубах хранения.

Вард спокойно воспринял новость. В последние дни он чувствовал себя удивительно спокойным, несмотря на то, что капитан обнаружил и конфисковал его коллекцию в грузовых отсеках, а также проводил расследование относительно главного корабельного старшины, ответственного за ту область. Возможно, это было потому, что он нашёл окончательное решение, и то, что делал капитан, мало беспокоило его. Важно было только оставаться достаточно близко к Бекету для осуществления своих планов, и издержки, на которые он должен был пойти ради сохранения подобного положения, больше не имели значения.

– Есть хотя бы что-нибудь? – спросил он.

– Только одно, сэр. Одна из палуб хранения оказалась абсолютно пустой и разгерметизированной.

– Получается, они выбросили то, что было внутри?

– Возможно, сэр. Они говорят, что дело в негерметичном уплотнителе на наружном люке. Вот почему они держат палубу без давления.

– Что ж подозрительно, но для него недостаточно.

– Вероятно, нет.

Вард надолго замолчал, а затем резко повернулся к Викерсу.

– Старший армсмен, я потрясён вашей небрежностью.

– Сэр?

– Потому что я нашёл запрещённые товары на этом корабле почти сразу же, как ступил на него. Я велел перенести их в штурмовой транспорт для сохранности и гарантии, что ни один из членов экипажа не найдёт их и не перепрячет. Пожалуйста, отправляйтесь и соберите их, а также убедитесь, что они должным образом включены в инвентарный отчёт этого судна.

– А… понимаю, сэр. Я немедленно сделаю это. Если меня спросят, кто нашёл их, сэр?

– Пожалуйста, пожалуйста… я – всего лишь наблюдатель. Все заслуги принадлежат вам и вашим армсменам.

– Так точно, сэр. Как скажете, сэр.


Бекет внимательно изучал лицо Варда на обзорном экране. Оно было абсолютно невыразительным и профессиональным, без малейших следов облегчения или торжества, которые он должен чувствовать.

– Поздравляю, коммандер. Похоже, ваша информация о судне оказалась верной.

– Спасибо, капитан. Мы конфисковали незаконные товары и готовы вернуться на “Безжалостный” по вашему приказу.

– Оставайтесь на месте, коммандер, и возьмите шкипера и его людей под стражу. Как вы помните, Устав Флота недвусмысленно требует, чтобы любой корабль, который использовался для незаконной перевозки грузов, был немедленно конфискован и доставлен вместе с экипажем для суда и справедливого приговора. Я соберу призовую команду, чтобы принять управление судном и сразу же направлю её.

Пока он говорил, за пределами экрана возник какой-то шум. Вард отступил, и в поле зрения появились несколько бежавших армсменов. После криков и пары-другой тяжёлых ударов, снова, наконец, наступил мир.

– Проблема, коммандер?

Вард вернулся на передний план:

– Только шкипер, сэр. Полагаю, он думал, что полное применение Устава Флота слишком сильное наказание за незначительное правонарушение.

Вард был настолько откровенен, насколько мог, подвергая сомнению решение капитана. Во времена, когда он управлял кораблём, было так: “десятина” контрабанды заменяла соблюдение имперского закона. Неудивительно, что у главного корабельного старшины обнаружили так много контрабанды. Видимо первый помощник получал долю с каждого осмотренного судна.

– Серьёзные правонарушения совершаются, потому что потворствуют мелким, коммандер. Оставайтесь на месте, пока вас не сменят. Это – приказ. “Безжалостный” связь закончил.

Мостик вокруг капитана затих после резких слов. Что же, решил Бекет, у него не было другого выхода. Варрант предупреждал его, что они по-прежнему считали первого помощника своим лидером. Пришла пора пошатнуть эту веру. Теперь у них появился новый лидер.

– Лейтенант Аден, – приказал он, – предоставьте мне список людей, которые потребуются вам для призовой команды, не меньше пятидесяти человек.

– Так точно, капитан. – Пока Аден засиял от удовольствия, получив столь высокую привилегию, сослуживцы – офицеры мостика – бросали на него завистливые взгляды.

– Я хочу, чтобы вы собрались и были готовы к перелёту в течение часа, лейтенант.

– Так точно, капитан.

– Лейтенант Астер, свяжитесь с лордом-принципалом и магосом-майорисом и попросите каждого направить представителя на призовое судно. Пусть согласуют свои действия с лейтенантом Аденом.

– Так точно, сэр.

Он с удовольствием оставил бы там Варда и насладился бы оставшейся частью пути до Понта без него, но было бы просто неуместно так с ним поступить. От обязанностей первого помощника нельзя было отказаться с такой же лёгкостью, как от обязанностей лейтенанта мостика. И в любом случае Бекет хотел держать его на виду.


“Неожиданный поворот”, – думал Вард, наблюдая, как штурмовой транспорт возвращался на “Безжалостный”. Если бы он не знал нового капитана так хорошо, то мог бы подумать, что Бекет являлся ещё более алчным и беспринципным человеком, чем он сам. Даже у него никогда не хватило бы наглости захватить целый корабль и весь его груз, потому что он знал, что гораздо выгоднее стричь овцу, чем сдирать с неё шкуру.

Когда капитан отдал приказы, Вард на секунду решил, что его оставят здесь. Это вынудило бы его приостановить планы, так как он едва ли смог осуществить их на расстоянии, но спустя час он приветствовал отвратительно восторженного лейтенанта Адена, который уже стал прихвостнем капитана Бекета. Как только капитана не станет, лейтенант Аден быстро поймёт, насколько глупо он поступил, сменив сторону, как и все те, кто забыл, что в долгу у него. Поэтому не имела значения и конфискация личной коллекции. Не важно, как крепко Бекет запер её, ключи скоро будут у Варда.

Пока Вард предвкушал будущий успех, на “Вызове Тарая” уорент-офицер Варрант завершил другую часть приказов капитана и, пожелав лейтенанту Адену счастливого пути, вернулся на транспорт призовой команды и направился назад на “Безжалостный”.


Внутри корабля тёмный мир Лорката из Адептус Астра Телепатика состоял из очень небольшого количества ощущений. Слышимые им звуки всегда были обыденными и повседневными; вкус пищи был не более чем пепельным; а зрение он утратил много лет назад, ослеплённый красотой души Императора.

Хотя он дорожил этим воспоминанием, но пустота его существования в сравнении с ним становилась ещё более контрастной. Были только слова, закодированные сообщения, что он передавал между другими разумами среди далёких звёзд, и всё же не имевшими для него никакого значения.

– Приветствую, достопочтенный астропат.

Этот голос он знал хорошо, голос, который мог получить доступ в святилище Телепатика без приглашения.

– Коммандер?

– Да, Лоркат.

– Мы одни.

Это не был вопрос. Лоркат слишком хорошо чувствовал присутствие палача, который обычно возвышался над ним, чтобы не заметить его отсутствие.

– Да, Лоркат. Я решил, что лучше нам поговорить конфиденциально. Вы помните, как мы говорили конфиденциально прежде. Вы помните то, что я потом сделал? Вознаграждение, которое я дал вам за верную службу?

Сердце Лорката забилось быстрее. Как он мог забыть? Это был взрыв, открытие. Прикосновение оставалось единственным сохранённым им чувством, держать, быть окутанным горячей женской плотью… на короткое время это даже затмило Его чудо.

– Я снова нуждаюсь в подобной службе, и если вы согласитесь, то будете вознаграждены десятикратно.

Астропат понял, что у него пересохло во рту. Десятикратно? Что может десятикратно превзойти предыдущий опыт озарения?

– Можете рассчитывать на меня, коммандер, – прошептал он, но вспомнил, – я могу гарантировать только отправление. Получатель также должен…

– Не беспокойтесь о получателе. Если сообщения будут отправлены, то найдут своё место назначения. Единственное в чём я сомневаюсь – это ваше благоразумие.

– Тогда больше не сомневайтесь, коммандер, поскольку оно полностью и навсегда принадлежит вам до самой смерти!

“Может быть, может быть, – подумал Вард, – но возможно, что смерть можно ускорить, если в будущем появятся какие-то сомнения”.

– Куда вы хотите направить сообщения?

– На Понт, астропат, во дворец эпитрапоса. Моим контактам потребуется некоторое время, чтобы подготовить то, что я задумал.


– Как идут дела, мистер Гвир? – спросил Вард второго помощника.

– Ситуация с десантной группой под контролем, коммандер. Могу заверить, что всё будет соответствовать вашим… предложениям.

– Спасибо, мистер Гвир. К сожалению, принимающая сторона не столь квалифицирована, как вы. Потребуется задержка, чтобы дать им время подготовиться.

– Задержка? Я не уверен, что могу что-либо сделать…

– Но вы обратите на неё своё внимание, не так ли лейтенант-коммандер?


– Да, коммандер, – радостно произнёс магос-майорис, – вы можете сообщить капитану Бекету, что мы получили всё, что нам требуется. Вы также можете передать наши поздравления в связи с его настолько успешным вступлением в командование нашим кораблём.

Вард низко склонил голову перед алтарём-кузней:

– Он будет очень рад услышать такое поздравления от человека вашего положения.

– Да, уверен, что так и будет.

– Я немедленно передам ему их. – Вард снова поклонился и магос кивнул в ответ.

Денунциатор громко объявил:

– Ваша аудиенция у величественного закончена.

“Раздувшееся жирное ничтожество”, – подумал Вард. Он должен был взять жрецов Механикус под полный контроль, когда они находились под его командованием. Их нескрываемое высокомерие становилось невыносимым. Слова магоса “нашим кораблём” не проскользнули мимо его ушей. Однако, несмотря на напыщенность, Механикус всегда оставались послушными и спокойными, и не заслуживали усилий, чтобы подчинить их себе. Это капитан был виноват, что они почувствовали новую власть. Пока не появился Бекет, Вард даже не видел, чтобы майорис покидал эту машину на алтаре, а теперь он регулярно присутствовал на командной палубе. Раньше он всегда имел дело с одним из его подчинённых, который вёл себя намного сговорчивее.

Как только возникла эта мысль, Вард схватил за руку проходящего мимо жреца в мантии с капюшоном, который отшатнулся от подобной бесцеремонности.

– Отведите меня к магосу Валинарию. У меня к нему дело.


На мостике не было никаких признаков проблем, пока неожиданно не ожил куратиум и не начал передавать информацию на кресло капитана. Произошла потеря мощности одного из варп-двигателей, некоторое время спустя удалось установить, что её источником оказался неисправный регулятор. В сообщении Механикус не говорилось много, но из их слов было нетрудно сделать вывод, что произошедшее связано с нарушением штатного обслуживания проверками и тренировками, которым капитан подвергал технические бригады.

Бекет не хотел отдавать приказ возвращаться в реальное пространство, пока Механикус не убедятся, что контроль над работой двигателей восстановлен. Он принял решение позволить “Вызову Тарая” продолжить путь, пока навигаторы “Безжалостного” подготовят более безопасный маршрут к Понту. Бекет полагал, что если лейтенант Аден выполнит полученные инструкции к моменту прибытия “Безжалостного”, то это значительно уменьшит время, которое он должен будет провести на орбите.


После осторожного путешествия “Безжалостный” выпрыгнул в нормальное пространство и вырвался из варпа на краю системы Понт. Каналы связи мгновенно активировались, когда ближайшие автоматические станции отправили запросы, а корабль ответил запрашиваемыми идентификаторами. Подобные средства и системы раннего оповещения располагались вокруг входных маяков в каждой развитой системе субсектора, вынуждая нежелательные транспортные потоки принимать меры для создания убедительной поддельной идентичности или пытаться использовать более опасные “пиратские точки”, разбросанные в пустующих системах.

Как только когитаторы станций удостоверились в том, кто перед ними, “Безжалостный” направился вглубь системы и, по мере приближения к месту назначения, его встречали всё новыми проверками и требованиями идентифицировать себя, как отправленными людьми, так и переданными в автоматическом режиме. После того, как обычная связь между планетой и кораблём стала возможной, “Безжалостный” и станция флота Понта начали непрерывно обмениваться огромными объёмами информации. С межзвёздной коммуникацией, осуществляемой почти исключительно с помощью астропатов-псайкеров, существовал гигантский объём данных, который считали недостаточно важным для срочного использования, и поэтому он физически доставлялся кораблями флота. Каждый раз, когда корабли встречались или прибывали на базу флота, происходил обмен и копирование всеми подлежащими распространению сводками. Логисты по всему “Безжалостному” лихорадочно переговаривались, пока каждый элемент коммуникационного объёма сравнивался с метками аванпоста флота, и отмечали их следующими образом: для приёма, для передачи, как дубликат или для удаления. Конфиденциальность не имеющих военного значения сводок обеспечивала сама огромная масса данных, среди которых и находилось сообщение. Таким образом, приказы линейного флота и любой имперской организации сектора передавались из центральной базы на Эмкоре каждому аванпосту и кораблю под их началом, и галактический Империум мог существовать. В одном из этих коммюнике был пункт, ставший кульминацией всех усилий Варда, и который окажет серьёзное влияние на будущее “Безжалостного”. Это было личное приглашение от эпитрапоса Понта капитану Бекету.


Слухи о приглашении распространились быстро, и прошло немного времени, прежде чем коммандер Вард получил личный звонок от провост-арбитра Понта. Он был недоволен.

– Вы не услышали меня, коммандер.

– Поверьте мне, арбитр, – произнёс Вард, подавшись вперёд в кресле, – я уделяю вам всё своё внимание.

– Тогда почему вы не отменили визит?

– Арбитр, когда мы получили приглашение, то связались более чем с дюжиной членов правительства губернатора, включая самого эпитрапоса. Ни один из них не подтвердил масштаб упоминаемых вами общественных волнений.

– Я не просто упоминаю их, коммандер, я прямо о них говорю. Приближение церемонии повторного подтверждения Конкордии стало прекрасной возможностью для антиимпериалистов значительно укрепить свои позиции.

– Эпитрапос сказал, что присутствие капитана Бекета на церемонии снизит напряжённость, – произнёс Вард, – и продемонстрирует людям на улицах Синопа и по всему Понту, что он вручает официальное прошение непосредственно представителю Императора. Полагаю, что обычно этот представитель – вы, не так ли?

– Им становится самое высокопоставленное имперское должностное лицо, которым в предыдущих случаях являлся провост-арбитр, и так и должно было произойти и в этом случае, пока от эпитрапоса не поступило приглашение вашему капитану.

– Как сказал нам эпитрапос, кто может быть лучшим символом, – заметил Вард, – далёкого Бога-Императора, чем воин, путешествующий среди звёзд. Конечно, думаю, что жители Синопа оценят различия между вами и ним.

– Независимо от любого символизма, – не уступал провост, всё больше и больше раздражаясь, – если ваш капитан достаточно безрассуден, чтобы ступить на землю для подписания Конкордии, я не могу гарантировать его безопасность, и эпитрапос, конечно же, также не может.

– Насколько я понимаю, провост, ваша обязанность заключается в том, чтобы гарантировать безопасность, а не искать оправдания, почему вы не можете это сделать. Если дело в людских ресурсах, то эпитрапос может привлечь свою личную гвардию, туреосов, если конечно мне не нужно сказать эпитрапосу, что главный арбитр его мира считает его личную гвардию настолько неэффективной, что представитель Бога-Императора не может полагаться на них в своей безопасности.

– Я не делаю выводов относительно эффективности или неэффективности туреосов, коммандер, но капитан Бекет не должен считать их заменой имперским арбитрам. У меня здесь небольшой участок и всего несколько сотен людей…

– Тогда их должно быть более чем достаточно для защиты жизни одного человека, а это единственное, что вас просят сделать.


– Как только вы возьмёте свиток жалоб, вам и эпитрапосу будет преподнесена Конкордия для повторного подтверждения, – продолжал чиновник по протоколу. – Там будет перо, чтобы вы поставили подпись и написали своё звание, как имперский представитель. Сначала вы должны подписать…

– Насколько он большой? – перебил капитан, пока портной суетился с его эполетами.

– Насколько он большой? Насколько большое перо?

– Нет, – сказал Бекет, пытаясь сосредоточиться, несмотря на возню портного. – Насколько большой свиток? И что я должен делать с ним, пока подписываю Конкордию? Достаточно ли он мал, чтобы удержать в одной руке? Мне передать его кому-то? Это – десять лет жалоб целой планеты Империуму, вряд ли я должен засунуть его за пояс?

– У меня нет информации… я уточню.

– Будьте так любезны.

Двери открылись, и первый помощник кивнул капитану.

– Вам следует переслать ответ в шаттл, – сказал Бекет и вырвался из объятий портного. Он подошёл к воксу на стене и активировал его. – Капитан – мостику.

– Мостик слушает, говорит лейтенант-коммандер Гвир.

– Мистер Гвир, мы собираемся покинуть вас. Пока я и первый помощник отсутствуем, командование переходит к вам.

– Так точно, сэр, – прогремел в ответ металлический голос.

– Коммандер, – Бекет кивнул Варду, и они вышли.

Они вдвоём вошли в транспортный лифт. Бекет махнул следовавшим за ними младшим офицерам, и когда двери закрылись он и Вард остались одни.

– Лейтенант Аден вернулся, вы в курсе, коммандер?

– Я видел его отчёт, сэр.

– Да, я также говорил с ним. Кажется, его путешествие прошло без происшествий.

– Так точно, сэр.

– В любом случае гораздо спокойнее нашего.

Они замолчали и стояли так несколько секунд. Бекет не хотел начинать этот разговор здесь и сейчас, когда было ограничено время, но просто не смог сдержаться.

– Вам уже приходилось бывать на Понте?

– Несколько раз, сэр. Конечно, это же центральная система субсектора, многие маршруты патрулирования проходят через неё. Командование линейного флота полагает, что настолько далеко от Эмкора особенно важно напоминать эпитрапосу и его двору, кто здесь главный.

– Значит, вы знаете некоторых людей, с которыми мы встретимся.

– Совсем немногих, сэр. Конечно же, персонал мог поменяться за прошедшие годы.

– Что вы думаете о провосте-арбитре?

“Ага”, – подумал Вард, он понял, куда направлялся разговор.

– Я никогда не встречался с ним лично…

– Недавно провост связался со мной. Он хотел поговорить непосредственно со мной. Он сказал, что не верит, что вы уделили надлежащее внимание его проблемам.

Вард промолчал. Капитан не задал вопрос.

– Что вы на это скажете, сэр? – продолжил Бекет.

– Я скажу, что провёл всестороннюю оценку касательно безопасности нашей группы, сэр, я принял во внимание множество источников, включая провоста, и решил, сэр, что нет никаких дополнительных вопросов, которые требовали бы вашего внимания.

– Провост-арбитр планеты выражает своё беспокойство взрывным ростом антиимперских настроений в столице, а вы решили, что это не требует моего внимания?

– Это работа провоста иметь дело с подобными проблемами, сэр. Моё решение было продиктовано представлением о доминирующих целях имперского флота в системе. Я со всем надлежащим вниманием отнёсся к беспокойству провоста, но представленные им доказательства оказались недостаточными для отмены высадки на планету, впрочем, вы и сами пришли к такому же выводу, сэр.

– Я пришёл к такому же выводу?

– Пришли, потому что вы сами сказали, что в курсе беспокойства провоста, но всё же отправляетесь на планету. Если бы моё решение было неправильным, то вы просто отменили бы его.

– Причина, по которой я направляюсь на планету, коммандер, – начал Бекет, – заключается не в том, что я согласен с вашим решением, а прямо в обратном. С тех пор как я ступил на борт этого корабля вы только и делали, что пытались скрыть от меня правду: правду о корабле, правду об экипаже и правду о вашем поведении, и теперь я боюсь, что вы скрываете правду о ситуации на Понте.

– Вы прослужили на этом корабле восемнадцать лет, сэр, – продолжил он, не в силах удержаться от того, чтобы указать на халатность первого помощника. – За это время он останавливался у Понта не менее девяти раз, и всё же, несмотря на это вы никогда не встречались с провостом-арбитром, который ответственен за поддержание здесь имперского порядка. Вы были представителем Императора и обладали намного большим влиянием, чем он. Если ересь или измена пустили корни на Понте тогда вы, сэр, виновны не меньше, чем он.

– Причина, по которой я направляюсь на планету вопреки его предупреждению, – голос Бекета загремел в ограниченном пространстве транспортного лифта, – заключается в том, чтобы оценить полную глубину последствий вашей некомпетентности на этом мире и в соблюдении здесь интересов Флота. Я делаю это как часть моего основного долга офицера, сэр, независимо от того, почему меня изначально направили сюда!

Капитан буквально обрушился на него с обвинениями, и потрясённому Варду ничего не оставалось, кроме как ответить тем же.

– Вас направили сюда, сэр, – вспылил Вард, – потому что вы оказались настолько некомпетентным, что потеряли свой корабль, и поэтому вам взамен пришлось отдать мой!

Жар капитана внезапно сменился льдом:

– Меня направили сюда, сэр, чтобы гарантировать, что в случае необходимости этот корабль будет готов к войне.

– При всём уважении, сэр, он уже готов к войне!

– Вовсе нет, сэр!

– Почему нет, сэр?

– Потому что вы, сэр, – трус!

Капитан выкрикнул последние слова прямо Варду в лицо. Тот покачнулся, словно его ударили. Для человека с его статусом и послужным списком не существовало более серьёзного оскорбления, которое один офицер мог нанести другому. Бекет внимательно посмотрел на него и затем спокойно продолжил:

– Если вы намерены воспользоваться ей, коммандер, тогда вытаскивайте и мы закончим с этим, как мужчины. – Вард посмотрел вниз и увидел, что его рука инстинктивно скользнула к рукояти сабли.

– Иначе, – продолжил Бекет, – посмеете мне угрожать в будущем, и я осужу вас как мятежника и привяжу к внешней стороне корпуса.

Вард не мог думать, его разум оцепенел, но рука отодвинулась сама собой. Капитан выгнул бровь, а затем застегнул перчатки.

– В таком случае, коммандер, мы прекращаем обсуждение ваших действий. Остальное, – произнёс капитан, выходя из капсулы на посадочную палубу, окружённую почётным караулом армсменов, – мы прибережём, пока не вернёмся с этого представления.


Бекет смотрел в иллюминатор шаттла на лениво раскинувшийся внизу огромный город Синоп. Пришедший с берега утренний туман испарился под лучами солнца, и город лежал, запекаясь в мареве. Покрашенные в светлые тона квадратные дома террасами протянулись друг над другом до самого горизонта, и ни один не был выше нескольких этажей. Здания, к которым направлялся шаттл, высокомерно поглядывали сверху на весь город, как гиганты среди муравьёв, располагаясь над растущими рядами жилых лачуг. Величественный размах и плавные очертания грандиозной резиденции эпитрапоса излучали власть и контроль. Неподалёку виднелась тёмная и приземистая крепость арбитров. Могучий собор Конкордии затмевал их обоих, возвышаясь над городским пейзажем и являя собой оплот имперской веры на планете. В зависимости от собственных предпочтений одни назвали бы город прекрасным гобеленом, другие – жалкими театральными декорациями. Для Бекета это стало ещё одной проблемой.

Пассажиры в шаттле были тихими. Плохое настроение капитана повлияло на всех и они ограничились только необходимыми во время полёта переговорами. По крайней мере, Варда не было на борту. Протокол линейного флота требовал, что в случаях, когда капитан и первый помощник направлялись в одно место, они не должны лететь в одном транспорте из-за возможного авиационного происшествия или атаки. На этот раз Бекет решил, что соблюдение протокола линейного флота принесло облегчение, а не лишнее бремя.

– Уорент-офицер Варрант, вы не могли бы ко мне присоединиться? – Он счёл разумным включить Варранта в десантную группу, потому что мог рассчитывать на него в любой ситуации. Секундное сомнение могло стать фатальным. Учитывая угнетающую атмосферу, он был вдвойне рад видеть дружественное лицо.

Варрант сел рядом и наклонился, чтобы посмотреть на открывавшийся из иллюминатора вид. Бекет впервые заметил, что его форма изменилась: на ней появились знаки различия “Безжалостного”.

– Вы знаете, во что ввязываетесь? – тихо пробормотал Варрант, его слова поглощал шум двигателей.

– Думаю, да, – ответил Бекет.

Он изучил настолько подробно, насколько позволяло время архив “Безжалостного” об взаимоотношения Флота с Понтом и личные отчёты провоста-арбитра о текущем положении дел. Правда о вхождении Понта в Империум потерялась ещё в далёком прошлом. По легенде Император посетил их во время величайшего климатического катаклизма. Он успокоил моря и поднял небеса, и, в благоговении и благодарности, эпитрапос того времени подписал с Ним Конкордию. Именно это соглашение, наряду с бесчисленными последующими поправками и интерпретациями, определяло роль Понта в галактической империи человека.

– Получается, Император шагал по этим землям?

– Так они заявляют.

– Миллиард миров, и каждый заявляет, что Император ступал по ним. Получается, что Император был моряком, как и мы.

Бекет улыбнулся. Хотя учёные бесконечно спорили о деталях прошлого, один аспект всегда оставался незыблемым, и это было то, что Конкордия даровала право гражданам Понта предоставлять жалобы на рассмотрение непосредственно представителю Императора в надежде на возмещение.

Подача прошения давно превратилась в символическую демонстрацию, но теперь она стала знаменем, вокруг которого могли сплотиться антиимперские силы.

– Эти протестующие, капитан. Чего они на самом деле хотят?

– Большинство просто хотят быть услышанными. Некоторые надеются представить прошения для удовлетворения. Меньшинство желает воспользоваться предлогом, чтобы покинуть Империум.

– Предательские разговоры.

– Естественно, но они наглядно показывают, насколько плохо всё стало, раз такие настроения сразу не подавили. Они – глупцы, маленькие глупцы со своими незначительными жизнями. Они наслаждаются привилегиями Империума: защитой, порядком. И всё же протестуют против него. Если бы они видели то, что видели мы, Варрант, то имперский хомут сразу показался бы им намного терпимее.

– Некоторые вещи, капитан, невозможно описать словами, их можно только пережить.

Гул двигателя стал громче, когда шаттл замедлился перед посадкой.

– Прикрывай мне спину, Варрант.

– Как всегда, капитан.

Шаттл снижался, линии стали улицами; точки – машинами и животными; и на последних нескольких секундах земля превратилась в тёмное море недовольных кричащих лиц.


Радушный приём со стороны эпитрапоса в большом и закрытом саду в его доме оказался экспансивным, щедрым и абсолютно равнодушным к собравшимся всего в несколько сотнях метров недовольным толпам. После того, как капитана и сопровождавших официально представили, началось яркое представление народов и традиций планеты: музыканты с островов Триммисса, яркие танцоры с холмов Асабара и старой столицы Амасеи, постановочные бои актёров с Тавтолуги. Великолепие и роскошь лились рекой. Эпитрапос явно не торопился с ратификацией Конкордии. Бекет, однако, не мог сосредоточиться ни на развлечениях, ни удержаться от косых взглядов на большинство присутствующих с “Безжалостного”.

Коммандер Вард пытался поддерживать вежливый интерес, но от Бекета не ускользнуло, что он чем-то обеспокоен. Исповедник Парцеллум, который настоял на путешествии на планету, выглядел очень впечатлённым кружащимися телами и летающей тканью. Только старший армсмен Викерс казался по-настоящему сосредоточенным и внимательным, но, пожалуй, в этом не было ничего удивительного. Викерс был могучим человеком, каждое движение которого говорило о брутальной силе и властности, и всё же Бекет знал, что старший армсмен обладал хорошим эстетическим вкусом и приобрёл небольшую, но тщательно подобранную коллекцию редкостей. Бекет знал, что он был исключительно компетентным в своих обязанностях, но, в равной степени, он являлся правой рукой Варда, что снова вернуло Бекета к произошедшему в транспортном лифте и грядущим последствиям.

Эпитрапос оказался человеком с благородным лицом и острым взглядом, облачённым в богато украшенные, но лёгкие, плавно ниспадающие одеяния. Он приветствовал Бекета улыбкой и до сих пор сохранял это доброжелательное выражение. Слуги мгновенно реагировали на любой его незначительный жест, предоставляя ему и гостям еду или напитки, или переходя от одного представления к следующему. Даже когда танцоров сменили каскадёры с мечами, огнём и животными, эпитрапос оставался в центре внимания зала.

Наконец, выступление подошло к концу, и Бекета и его людей вывели из здания. Выйдя на улицу, они буквально врезались в стену жары и звука. Толпы не было видно, её сдерживали в нескольких улицах от резиденции эпитрапоса, но горячий воздух не мог приглушить шум.

Их ожидал провост с облачёнными в серое арбитрами и серыми же транспортами. Они распределили представителей Флота по колонне одинаковых приземистых гусеничных машин, которые выглядели такими же тяжёлыми и грозными, что и танки. Бекет убедился, что Варрант поедет вместе с ним.

С воздуха собор Конкордии и резиденция эпитрапоса казались расположенными рядом. Однако на земле расстояние между двумя монолитными зданиями было намного внушительнее. Опасения провоста выглядели оправданными. Даже с его арбитрами и туреосами не хватало людей, чтобы удерживать людские массы на расстоянии по всему маршруту, также протестующие наводнили площадь, на которой располагался собор, и где охранники смогли организовать только защитное оцепление вокруг здания и входа.

Бекет всматривался в затенённое окно. Он пытался рассмотреть отдельных людей, но они превратились в размытое пятно позади золотого и фиолетового барьера туреосов эпитрапоса. Он даже не мог прочитать символы и лозунги, потому что они были на местном языке, лишь изредка мелькали слова узнаваемом низком готике. Варрант смотрел в окно на другой стороне.

– Что думаешь? – спросил капитан.

– Непрактичная униформа.

– У кого?

– У туреосов.

Гвардейцы эпитрапоса стояли спиной к колонне, сдерживая толпы людей. Бекет не слишком задумывался о них.

– Я имел в виду толпу.

– Не собираюсь на неё смотреть, – возразил Варрант. – Все туреосы и арбитры смотрят на толпу. Не думаю, что увижу что-то, что не увидели они.

– Тогда куда ты смотришь?

– Во все остальные места. Гусеничный транспорт остановился прямо перед боковым входом в собор. Использованный при строительстве редкий зелёный камень пронизывали прожилки цвета слоновой кости, и он ярко сиял на свету. Капитан подождал, пока отделение арбитров с силовыми щитами окружит выходной люк, и только затем вышел.

Его ботинок коснулся настоящей грязи впервые за год с тех пор, как он покинул Эмкор, даже больше. Он посмотрел на синее небо и почувствовал тепло солнца на щеке. Воздух был горячим и свежим, без всякой примеси переработки. Шум толпы свободно разносился вокруг. Сзади его толкнули в спину плечом.

– Прошу прощения, капитан, – пробормотал Варрант. Арбитры окружили их плотным кольцом и двинулись вперёд, сопровождая капитана по ступенькам к портику в изумрудных стенах.


Капитан с большой торжественностью взял предложенный эпитрапосом толстый пергаментный свиток. Затем эпитрапос очень низко поклонился. Капитан, как олицетворение Императора Земли был единственным, кому эпитрапос Понта оказывал подобное уважение.

– Hoi Anaforae! – объявил голос на необычном понтийском диалекте высокого готика, слова разнеслись в нефе собора над головами десяти тысяч преклонивших колени просителей.

Капитан положил свиток в руки специально выбранного для этой цели благородного юноши, которого считали мудрейшим в его поколении.

Эпитрапос выпрямился и вместе с Бекетом шагнул к символическому соглашению Конкордии.

Бекет взял длинное полосатое перо и написал своё полное имя, звание и титул.

– Ho Emperatos Gi!

Эпитрапос взял у него перо и сделал то же самое с другой стороны.

– Ho Epitrapos Pontoi!

Затем Эпитрапос шагнул к Бекету и опустился перед ним на колени, символизируя своих людей, и прижался виском к ногам капитана.

– Конкордия!


Если Эпитрапос надеялся, что церемония успокоит волнения снаружи, то его ждало разочарование. Когда Бекет появился в окружении арбитров, хаос оказался ещё больше, чем когда он вошёл. Скандирования стали громче, скопившиеся напротив линии туреосов люди кричали вместе, используя эффект своего крика, чтобы одновременно наваливаться на баррикады.

Бекет увидел, что провост-арбитр также осознал реальную опасность происходящего и потянулся к воксу, но в этот момент поддалась одна из баррикад, и ужасный треск разнёсся над площадью. Ближайшие к месту прорыва туреосы бросились врассыпную. Первые ряды протестующих устремились в брешь, отталкивая тела тех, кто был раздавлен о баррикады, а их самих в свою очередь толкали в спину ликующие товарищи. Не имело значения, были их намерения мирными или нет – они не могли остановиться на пути к капитану.

Арбитры вокруг Бекета действовали без колебаний. Он почувствовал, как они шагнули к нему и сомкнули силовые щиты, полностью окружив капитана и не позволяя никому приблизиться. И всё же провост на секунду замешкался, ему пришлось принимать мгновенное решение о том, мчаться ли к гусеничному транспорту или доставить капитана назад за крепкие стены собора, потенциально заперев их всех в ловушке. Пока он обдумывал решение, которое могло спасти или погубить их всех, несколько туреосов от прорванной баррикады собрались вокруг группы арбитров и в поиске поддержки инстинктивно приблизились слишком близко. Наконец провост приказал своим людям схватить Бекета и мчаться к транспорту, стена щитов арбитров слегка дрогнула, когда они пришли в движение. Во вспышке золотого и фиолетового цветов Бекет увидел спрятанный пистолет, который достал один из туреосов.

Кто-то сильно толкнул его в спину, и он услышал свист приглушённого выстрела.

– Прошу прощения, капитан, – пробормотал Варрант, получивший предназначавшуюся Бекету пулю.

Звук выстрела разнёсся всего на несколько метров, но арбитры услышали его. Они обрушили силовые булавы сначала на туреоса с пистолетом, а затем на всех поблизости, кто был облачён в золотые и фиолетовые цвета. Арбитры набросились на туреосов с неизбирательной жестокостью; они не могли рисковать и выяснять являлся каждый конкретный гвардеец сообщником нападавшего или нет. Они были слишком близко. Их было необходимо нейтрализовать. И всё же остальные туреосы увидели, что серые арбитры напали на их товарищей. Они увидели упавшего среди них капитана и, отвлёкшись, дрогнули в своих попытках сдержать толпу.

Провост прокричал в вокс, капитана подхватили и потащили, оторвав от упавшего Варранта. Его буквально несли к гусеничному транспорту, водомёты которого ударили по прорвавшейся толпе. Последним, что он видел, прежде чем его швырнули в люк транспорта, были вырывавшиеся из грудных клеток протестующих красные взрывы, когда арбитры пустили в ход дробовики. Люк захлопнулся, закрываясь. Двигатель транспорта взревел. Капитан слышал только голос, кричащий имя Варранта. Свой голос.


– Уверяю вас, капитан. Он в порядке.

– Вы уверены?

– Да! – взволнованно ответил провост. – Уорент-офицер Варрант отправлен на втором транспорте, как и остальная часть вашей команды.

– Спасибо Императору, – с облегчением выдохнул в кабине Бекет.

– Если позволите, капитан, он – крепкий ублюдок, ваш Варрант.

– Вы даже не можете представить насколько, провост-арбитр, – ответил Бекет, и его мысли вернулись к последним дням “Граника”, – вы даже не можете представить насколько.


Бекет молча сидел на своём сидении в шаттле. При всей спешке провоста отправить его в безопасное место и с планеты, с некоторыми вещами не следовало спешить, и одной из этих вещей была подготовка к запуску шаттла. Он уже связался с лейтенантом-коммандером Гвиром и комиссаром Бедроссианом на “Безжалостном”, подтвердив, что находится в безопасности. Линейный флот традиционно плохо относился к угрозе жизни своим высокопоставленным офицерам. В более тёмные времена за нападение на них орбитальными обстрелами сравнивали с землёй целые города. В любом случае потенциальный убийца был мёртв. Он умер, пока лежал без сознания на земле. Причину ещё окончательно не установили, но провост подозревал, что, скорее всего, это был яд. Принял ли он его сам или нет – это был уже другой вопрос.

Провост и сам был по горло в проблемах. Он не стал распространять информацию о том, что нападавший был одним из личных гвардейцев эпитрапоса или, по крайней мере, человеком, который очень хорошо замаскировался под него, потому что это, несомненно, только усугубило бы ситуацию. Это стало бы обвинением против эпитрапоса. С другой стороны, росли и ширились слухи об арбитрах, без причины напавших на туреосов. Ещё до наступления ночи участок арбитров возьмут в осаду. Впрочем, участок именно для этого и проектировался, и Бекет не сомневался, что не пройдёт и недели, как толпа будет разогнана и провост восстановит контроль над городом. “Безжалостный” окажет ему любую помощь, которая только может потребоваться.

Бекет посмотрел на сидевшего рядом уорент-офицера Варранта, отверстие в униформе и повязка вокруг средней части туловища служили единственными свидетельствами проявленного ранее героизма. Бекет открыл рот, собираясь что-то сказать, но запустились главные двигатели шаттла и мысли вернулись к “Безжалостному” и первому помощнику.


– Коммандер, послушайте меня.

– Нет, исповедник, я не стану вас слушать. Мистер Викерс, не могли бы вы проводить исповедника к нашему шаттлу?

– Но подождите! Послушайте! Что мы собираемся делать?

Коммандер Вард махнул Викерсу вернуться, а тем временем шаттл капитана стартовал и взлетел над раскинувшимся городом. Исповедник совсем расклеился, и Вард удивлённо покачал головой. Как мог человек, который каждый день проповедовал за кафедрой об огне и адских муках, настолько быстро пасть духом?

– Мы ничего не собираемся делать, Пульчер.

– Но ваш человек провалился!

Его слова оскорбили Варда до глубины души:

– Слушайте меня очень внимательно, исповедник, или я стану последним, кого вы услышите. Я не имею никакого отношения к той жалкой попытке. Это не был мой человек. Всё под контролем.

– Но я думал…

– Император не создал вас думать, Пульчер, он создал вас молиться. Ограничитесь этим.

Похоже, сказанное возымело какое-то действие и успокоило исповедника.

– Да, да, я помолюсь о наших душах, коммандер.

– Ох, исповедник, – предостерегающим тоном произнёс Вард, – молитесь не о наших душах. Есть кое-кто, кому это нужно гораздо больше.

– Кто?

Вард не ответил. Вместо этого он, слегка улыбаясь, смотрел, как высоко над ними взорвался шаттл капитана.

Четыре

Капитан попытался открыть глаз. Запёкшаяся кровь помешала это сделать. В нос ворвался опасный запах хладагентов шаттла, горящих волос и невыносимая вонь человеческих выделений. Грудь, поясница, ноги, руки – всё болело, но Зубы Императора, по крайней мере, он чувствовал их. В ушах всё ещё звенело от грохота, но пробивались и другие звуки: огонь и что-то ещё, крик. Взрыв! Память о взрыве вспыхнула в голове, чёрный дым поступал в пассажирское отделение из передней части шаттла, ослеплял и заполнял лёгкие. Затем порыв ветра унёс дым, стало видно безвольно свисавших на ремнях безопасности пилотов и слышны крики моряков.

Незадолго до этого на земле Бекет посмотрел в глаза убийцы-туреосу и оцепенел, но когда корабль, любой корабль, оказывался в опасности, настоящий моряк всегда мог о себе позаботиться. Капитан уже действовал. Он встал и позвал Варранта. Он едва услышал собственный голос среди рёва пикирующего шаттла. Один из офицеров с окровавленной головой присоединился к нему, но не устоял на ногах, когда шаттл покачнулся, и отлетел на корму. Затем шаттл сильно встряхнуло, и Бекет с Варрантом поскользнулись и заскользили по покрытой ковром палубе к кабине. Варрант освободил тела несчастных пилотов от ремней безопасности, а Бекет взялся за средства управления. Синоп по-прежнему лежал под ними, повсюду внизу виднелись широко раскинувшиеся пригородные трущобы. Не было никаких разрывов между домами, никакого свободного пространства, чтобы найти место для посадки – одни лачуги и запруженные людьми улицы.

Падение выровнялось, но набирать высоту было уже слишком поздно. Кто-то втолкнул его в спасательную капсулу. Капсула закрылась, и её выбросило в воздух.


Засохшая кровь треснула, и веко слегка приоткрылось. Он видел только размытое пятно, взгляд не мог зафиксироваться, пока не прошло некоторое время, и он не сумел сосредоточиться. Оказалось особо и не на что смотреть, только несколько сантиметров перед лицом со спасательными инструкциями на официальном шрифте Флота. Он всё ещё находился в спасательной капсуле.

Бекет осторожно переместился в сторону в ограниченном пространстве. Капсула не сдвинулась и не закачалась. По крайней мере, во что бы он ни приземлился, оно было прочным. Капсулы создавались с расчётом защитить пассажира от вакуума, по крайней мере, на короткое время, достаточное для организации спасения. Они также могли выдерживать снижение с высокой орбиты на гравишутах и замедляющих спуск стабилизаторах. Но шаттл находился так низко, что почти не оставалось времени для срабатывания любой из этих систем. Он не должен был выжить.

Проигнорировав протесты тела, Бекет начал возиться с выходным люком. Он должен выяснить, что произошло. Он должен выбраться из капсулы, и звуки огня снаружи только подстёгивали это желание. Он попробовал глубоко вздохнуть. Грудь болела, но была только ушиблена. Возможно, сломано ребро. Капсула выдержала удар, но туловищу пришлось тяжелее всего, когда ремень безопасности сдержал рванувшееся тело. Он старался не двигать шеей, опасаясь хлыстовой травмы или чего-то хуже, но беглый осмотр не показал ничего, кроме слабого окоченения.

Корпус капсулы приглушал звуки огня. Они казались далёкими, но всё равно угрожающими. Капсула могла защитить его от жара, но станет могилой, когда закончится воздух. Он открыл люк, и на секунду мельком увидел окружение, а затем ворвался огонь. Он захлопнул люк, но лицо и рука уже обгорели. Он сдержал крик, борясь с шоком и болью. Затем прикусил щёку, зажал непострадавшую руку подмышкой, останавливая инстинктивную дрожь от ожогов, и начал медленно дышать, настолько глубоко, насколько мог, пока полностью не пришёл в себя. Он вывернулся из тяжёлого кителя и обернул им голову, стараясь не касаться болезненной раны. Потом снова открыл люк, и, пробормотав молитву, бросился в огонь.


Лом повернулся, с трудом расширяя трещину в боку спасательной капсулы.

– Коммандер, – позвал старший армсмен Викерс, всё ещё держа капсулу открытой.

Первый помощник посмотрел внутрь на раздавленное и покалеченное тело.

– Лейтенант Аден. – Вард узнал труп амбициозного бывшего офицера мостика. Он кивнул адъютанту, который сделал маленькое примечание стилусом на планшете.

Старший армсмен Викерс подозвал пару других армсменов, чтобы они помогли вытащить тело, а коммандер Вард направился назад к фюзеляжу шаттла, пока вокруг пылали трущобы Синопа.

Огонь вспыхнул сразу после крушения и быстро распространился. Топливные баки шаттла были заполнены до отказа, чтобы вырваться из объятий гравитации планеты. Эти баки разорвал начальный взрыв, а затем они подверглись дополнительной нагрузке во время последнего спуска. Тесные и переполненные трущобы представляли собой пороховую бочку, и если бы этим вечером дул сильный ветер, то, возможно, в опасности находилась бы вся южная половина города.

Обломки шаттла капитана лежали в центре почерневшего круга опустошения, вырезанного среди покосившихся сараев и жилых многоквартирных домов лазерными лучами шаттла первого помощника, пока расчищали место для приземления.

Многие обитатели трущоб уже убежали либо от огня, либо от лазеров шаттла, разрушивших их дома. Некоторые, однако, требовали пропустить их к развалинам и позволить вытащить имущество или родственников из-под обломков. Вард приказал сопровождавшим его двум дюжинам армсменов оцепить периметр вокруг места падения и сдерживать обитателей трущоб всеми доступными средствами.

Стоял запах, который Вард ненавидел сильнее всего, не тел, а этого места. Смесь гниющих продуктов, химических отходов и человеческих нечистот. Это было зловоние нищеты. Они не могли дождаться, пока армсмены Викерса найдут тело капитана. Тогда он навсегда сможет убраться из этой помойной ямы. Разумеется, здесь никто не был рад видеть Варда и группу с “Безжалостного”. Его шаттл был почти готов, когда капитан взлетел, и поэтому они оказались здесь первыми – в восьми километрах к западу от резиденции эпитрапоса в предместьях Синопа. Им потребовалось около двадцати минут, чтобы добраться до места падения: стометровая борозда протянулась сквозь переполненные лачуги и многоквартирные дома одной из пригородных трущоб Синопа.

Как только они приземлились, то объявили, что область переходит под юрисдикцию Флота. Вард уже связался с “Безжалостным” и приказал лейтенант-коммандеру Гвиру направить на поверхность дежурный шаттл полный армсменов. Вард не ожидал найти что-нибудь в обломках, что указывало бы на его связь с происшествием, но не желал рисковать.

При обычных обстоятельствах командование мог взять провост-арбитр, но он продолжал сражаться с протестующими в центре города. По иронии судьбы, он впоследствии похвалил решительные действия первого помощника и принятие им командования, как “хрестоматийный пример быстрого развёртывания при происшествии”.

Как только прибыло подкрепление армсменов, Флот полностью взял под контроль область вокруг места крушения. В любом случае эти пригороды фактически являлись запретными зонами для местных аварийно-спасательных служб. Без надлежащих дорог и с переполненными обитателями трущоб улицами, район был почти непроходим. Те немногие спасательные бригады и блюстители порядка Синопа, что добрались до места крушения, были встречены армсменами “Безжалостного” и получили недвусмысленный совет ограничить своё внимание местным населением и оставить Флоту самому разбираться со своими делами.

Обезопасив периметр, коммандер Вард начал отправлять поисковые группы к обломкам шаттла и спасательным капсулам. Даже при помощи второго шаттла в небе было трудно определить, где среди ветхих и заброшенных лачуг упали капсулы. Дым от пожаров затянул целые кварталы, а жар от огня сделал полёты на низких высотах опасными.

Даже обнаружив капсулу, поисковые группы сталкивались с проблемой, как пересечь оставшееся расстояние до периметра. Огонь вокруг места крушения погас, и убежавшие жители начали возвращаться и собираться свободным кольцом вокруг периметра, иногда крича, иногда что-то скандируя. Они были беспомощны, когда смерть и разрушение обрушились на них сверху, но разрушители спустились на землю, их можно было увидеть и потрогать, и обрушить на них месть.

Викерс не предоставил им подобной возможности. Он лично возглавлял каждую вылазку, и его дробовик стал обжигающе горячим от стрельбы. Когда он и его армсмены выходили, они целились высоко, стреляя грязным аборигенам в голову и грудь. Возвращаясь, они целились низко, стреляя преследователям по ногам и ступням так, чтобы они падали и мешали тем, кто бежал за ними. Каждый раз, когда Викерс возвращался, ещё одно имя вычёркивалось в списке погибших офицеров, но пока среди них так и не оказалось того, что так горячо желал услышать Вард.


Бекет вжался в дверной проём, когда очередная узкая повозка прогремела мимо, загруженная семьёй, её имуществом и кричащими хныкающими детьми. Он приземлился прямо в многоквартирный дом, пробив насквозь хлипкую крышу и дешёвые перекрытия, пока капсула не врезалась в землю. Он понятия не имел, жил ли кто-то на пробитых им этажах. Огонь вспыхнул где-то на среднем ярусе, возможно, причиной пожара стала разбитая лампа или кухонная плита. Пламя разогнало всех выживших и превратило дом в огненный ад. Он едва успел выбраться, прежде чем обрушилось здание, завалив капсулу обломками и едва не задев его. Теперь он был один и брошен на произвол судьбы в городе, жаждущем имперской крови. Он потерял в пожаре китель, а лицо почернело от сажи, поэтому он закутался в кишащее блохами одеяло и укрылся в сточной канаве. У него даже не было пистолета. Ему придётся скрываться, пока он не найдёт своих людей. Он сполз в тёмную дренажную канаву на задворках улицы и оставался там, ожидая спасателей, пока сновавшие туда-сюда над капитаном могучего “Безжалостного” толпы не разошлись.

Спасатели не пришли. Он не увидел ни одного армсмена или арбитра, ни даже одного местного солдата, которому мог бы сказать, кто он, не рискуя быть разорванным толпой. Он обернул голову найденной грязной сухой тряпкой и вылез назад на улицу, сутулясь и скрывая лицо. Сразу же он направился к самому большому столбу дыма, который поднимался над тесными переулками, рассуждая, что это было местом крушения и что спасатели будут там, но продвижение сквозь плотные толпы оказалось очень медленным, а столб тем временем перемещался по мере того, как огонь искал новое топливо.

Он сбился с пути и заблудился. Не было никаких указателей, никаких карт, одни только одинаковые, покрытые слоем глубоко въевшейся грязи здания из песчаных кирпичей и грубых досок. Боль в груди, лице и руке вернулась и становилась сильнее. Он прищурился и снова посмотрел на дым, который вырисовывался на фоне заходящего солнца, пытаясь понять его источник. Ноги налились свинцом, и он не раз и не два падал на землю, когда мимо проталкивались люди.

Воздух был спёртым, он задыхался от поднятой беженцами грязи и пыли. Давка на улицах стала просто ужасной. Он никогда не прижимался так близко к другим телам, никогда не оказывался в ситуации, где было так мало места, чтобы двигаться или дышать, даже когда вёл забитые взводом армсменов штурмовые транспорты и ожидал, что врежется в борт цели или будет мгновенно испарён защитными турелями.

Затем он услышал дальше по улице характерный грохот дробовика. Толпа закричала и побежала к любым выходам, которые могла найти. Подстёгнутый звуком Бекет врезался в людскую массу. Он получил удар сбоку по голове и упал. Он перекатывался под ногами, пока не врезался в стену. Капитан огляделся и на мгновение увидел в переулке мелькнувшую униформу Флота. Он поднялся на ноги и споткнулся. Это бежало отделение армсменов и уорент-офицер. Один из армсменов перекинул через плечо тело. Толпа преследовала их, швыряла камни и кричала. Уорент-офицер снова повернулся и, не целясь, выстрелил. Преследователи завопили, и Бекета повалили на землю, хотя выстрел безопасно прошёл над головой. Затем он поднялся вместе со всеми, и они продолжили преследование до самого места крушения.


– Коммандер, у нас выживший.

Вард почувствовал в животе холод. Каким-то образом он знал, что мерзавец выживет. Он повернулся к Викерсу, который без видимых усилий нёс на плече тело. Остальная часть его отделения расположилась вдоль периметра, а преследовавшие их голодранцы кричали и бросали камни, укрываясь позади обломков.

Викерс аккуратно снял тело с плеча и положил перед первым помощником. Тяжёлое лицо было покрыто синяками и ушибами, и кровоточило, волосы спутались в крови. Полученная днём огнестрельная рана в боку вновь открылась, и кровь впиталась в униформу.

– Это не капитан Бекет.

– Никак нет, сэр, это – уорент-офицер Варрант. Он спустился в баке для мусора. Ему просто чертовски повезло, сэр.

Коммандер Вард протянул руку адъютанту, который передал стилус и планшет. Вард отпустил его кивком головы и снова повернулся к старшему армсмену.

– Капитан привёл этого человека с “Граника”, да? Его личный помощник?

– Так точно, сэр.

– Этот человек сегодня днём заслонил капитана от пули, да? На ступеньках собора?

– Так точно, сэр, заслонил.

У коммандера в руке появился пистолет.

– Если он может заслонить капитана от пули, мистер Викерс, то он может заслонить от пули и меня.

Варрант моргнул, открывая глаза, и первый помощник выстрелил ему в голову.

Увидевшая сцену фигура в толпе, которая проталкивалась вперёд, внезапно остановилась. Человек скрылся в толпе.

Вард отошёл и сделал последнюю заметку стилусом. Викерс не двигался.

– Возьмите тело, мистер Викерс. Мы ничего не можем оставить. Произошла ужасная трагедия: тело нашего капитана пропало в огне, погибло так много прекрасных и многообещающих офицеров, но мы искали столько, сколько могли, и не нашли ни одного оставшегося в живых, мистер Викерс, ни одного оставшегося в живых.

– “Безжалостный” был моим прежде и снова стал моим. Вспомните, мистер Викерс, какую услугу я вам оказал. Вспомните, чем вы обязаны мне. Забирайте его и уходим. Не волнуйтесь, дальше всё будет, как прежде.


Моряки погрузились в шаттлы и покинули опустошённые районы, оставив их в руках местных обитателей. Некоторые жители трущоб начали постепенно возвращаться, они искали друзей или родственников, или просто подбирали всё, что могли найти. Многие из тех, кто жил там, имели слишком мало и потеряли даже это, поэтому не стали утруждать себя возвращением. Они взяли то, что могли и направились в другую часть пригорода, чтобы попытаться осесть там. Другие, по большей части молодые люди, которые не сумели отомстить морякам, собирались в группы, чтобы начать мстить всем подряд.

С наступлением ночи пришла пора уже ближайшим районам окунуться в волну насилия, когда банды пересекли границы и начали грабить и красть всё подряд. Жители сопротивлялись и защищали свои дома. В тенях под прикрытием праведного возмездия явила себя бесчисленная вражда, и были сведены старые счёты. Командиры местных войск не желали посылать своих людей в лабиринты глухих улочек, и довольствовались сдерживанием волнения в трущобах, не давая ему перекинуться на богатые районы. Насилие пошло на убыль только после трёх дней террора, и произошедшие злодеяния часто использовались в будущих стычках между бандами из разных районов в качестве оправдания.

Эпицентр, те самые окрестности вокруг места крушения, относительно не пострадали. Возможно, потому что никто из тех, кто ходил среди оставшихся в живых и видел их лица и слёзы, не смог поднять на них руку, чтобы усугубить страдания несчастных.

Хуже всего пришлось раненым. Та немногая работа, что была доступной в трущобах, представляла собой неофициальный и неквалифицированный тяжёлый труд.

Физически искалеченным, по сути, не оставалось ничего иного, кроме как побираться на улицах, моля о милостыне тех, кому было нечего им дать.

После аварии шаттла ближайшая благотворительная богадельня распахнула двери для раненых и обездоленных. Она оказалась быстро переполнена, и монахи и их помощники решили занять пустующие соседние здания, чтобы предоставить приют нуждающимся. Сначала поступали в основном пострадавшие от огня, а затем, когда Флот приземлился, последовало несколько волн огнестрельных ранений, для лечения которых монахи прибегли к помощи поселившегося неподалёку и скрывавшегося от властей подпольного хирурга. К раннему вечеру богадельня начала пустеть, когда многие здоровые отправились собирать то, что осталось после моряков, или просто желая первыми покинуть район. С наступлением ночи монахи закрыли отдалённые здания и собрали всех в главной палате. Происходившие время от времени ситуации, которые требовали неотложного медицинского вмешательства, и эмоциональные вспышки оправившихся от шока, заставили их напряжённо трудиться до самого утра.

Перерывы случались нечасто. Все занимались или чей-то чужой болью, или своей. Поэтому никто не потревожил тихого человека, который забился в один из углов и не издавал ни звука, но достаточно размеренно дышал. Те, кто мельком бросал на него взгляд, видели, что он просто смотрел в космос, и быстро забывали о нём, направляясь к пациентам в критическом состоянии.

Капитана мутило, тошнота поселилась в животе. Она уходила намного глубже, сквозь пол, сквозь кору планеты в её расплавленное ядро. Он видел место крушения. Он видел коммандера Варда. Он видел, что они сделали с Варрантом. Это должно быть ошибкой. Это должно быть просто какой-то ужасной, ужасной ошибкой.

Пять

Коммандер Вард не мог позволить себе расслабиться и насладиться победой. Каждый отдельный винтик в его небольшом заговоре следовало затянуть потуже. Он вернулся на “Безжалостный”, который встретил его шквалом сообщений по внутренней корабельной связи, на каждое из которых следовало ответить конфиденциально и лично.

– Да, лейтенант-коммандер, всё прошло по плану. Я приложу к отчёту мою рекомендацию о вашем повышении по службе.

– Да, магос-минорис, ваши настройки в шаттле сработали идеально. Как мы и договаривались, вы получаете полную свободу действий. Поступайте внутри вашего ордена как вам угодно.

– Да, главный врач, ваше заключение отвечает требованиям. Не забывайте, о чём мы говорили.

– Да, достопочтенный астропат, у меня есть для вас новое задание и последующие вознаграждения.

– Не беспокойтесь о комиссаре, я позабочусь о нём.

Похоронные церемонии должны были состояться в самое ближайшее время, этим же днём, и Вард объявил, что до тех пор корабль находится в состоянии траура. Только главные обязанности и сообщения командного уровня, день молитвы, поста и размышлений. Это позволит ему успеть.


Бекет открыл глаза. Он ещё не умер. Ему снилось, как Вард стоял над ним, его чудовищное лицо с выражением полнейшего безразличия и холодное прикосновение дула пистолета к виску.

Тело чувствовало себя замёрзшим и мёртвым. Разум всё же жил и глаза различали серый свет раннего утра и очертания съёжившихся вокруг обитателей трущоб. Руки и ноги свело судорогами и они онемели за ночь, но он сумел заставить их шевелиться. Он пытался разгладить лицо. Одна половина двигалась, но другая, обгоревшая сторона, онемела.

Он почувствовал, что ноги замёрзли. Кто-то украл его ботинки. Один из монахов оставил маленькую миску супа у его ног. Он потянулся вниз, чтобы взять её, и увидел свою руку. Кожа стала кроваво-красной, покрытой чёрной грязью и струпьями. Бекет задышал быстрее от инстинктивного приступа паники. Бывало и хуже. Разум знал, что с ним бывало намного хуже. Нужно просто убедить в этом тело. У тела, тем не менее, были другие проблемы, и урчащий желудок напомнил о более насущных заботах. Он поднял миску дрожащей не раненой рукой и постарался влить холодный суп в неповреждённую часть рта.

Раздалось ворчание, когда один из спящих пошевелился во сне, и Бекет поставил миску. Он не должен оставаться здесь. Надо двигаться. Он не может позволить им найти его. Нужно уходить. Осторожно, опираясь об угол, он поднялся на ноги. Потребовалось несколько секунд, чтобы восстановить равновесие, и потом он, пошатываясь, вышел из палаты в вестибюль, а затем на улицу. Когда он проходил мимо двери, кто-то сзади обратился к нему, голос был мелодичным и хриплым, но Бекет не понял ни слова. Он не оглянулся, и никто не последовал за ним.

Улицу затянул туман. Получается, что он всё ещё недалеко от побережья. Туман заглушил воздух, сделав его тихим, как в могиле. Бекет шёл вдоль края, используя стену для равновесия. Он пытался разобраться в запутанных воспоминаниях о минувшей ночи, стараясь понять, где оказался. Одно было совершенно точно – он всё ещё находился в трущобах.

В то же самое время как Бекет сосредоточился на том, чтобы, спотыкаясь, двигаться вдоль обочины, часть его разума, которая руководила кораблём и нередко тысячами людей, продолжала работать, делать выводы, планировать. Вард не потрудился скрыть убийство бедного Варранта. Это была казнь. Его не волновало, что кто-то увидит это. Значит, он был уверен, что все в десантной группе находятся в его власти. Возможно, все на корабле, Бекет не мог думать иначе. Даже если кто-то из членов экипажа “Безжалостного” ещё оставался на планете и даже если он сумеет разыскать их, они просто передадут его Варду.

Бекет подумал об офицерах, которым можно было доверить жизнь, но все они находились на его шаттле. Теперь он понял, что это спланировали специально. Тогда он был благодарен за возможность провести несколько часов в их обществе, но его покой сделал всех одной уязвимой целью. Вся эта охрана, вся эта защита от убийцы извне, а тем временем прямо под их ногами лежала и тикала бомба.

Какой позор! Он споткнулся, поддавшись эмоциям. Даже потеря корабля в бою, когда он гордо смотрел вперёд и обменивался с врагами залпами, являлась ощутимым позором. Он уже пережил подобное, и потеря была ужасной, но он отдавал тот приказ с Императором в сердце. Но когда корабль крадут? Один из твоих же подчинённых вырывает у тебя из рук? Человек, хватку и амбиции которого, ты столь критически недооценил. Да, именно коммандер Вард был ответственен за всё это, но данное обстоятельство не извиняло Бекета. Власть капитана над кораблём была абсолютной, но абсолютной была и его ответственность. Любой капитан, который позволил захватить свой корабль предателю, хуже – мятежнику, не заслуживал своего звания, и Варрант и остальные поплатились за его неудачу.

Вард захватил “Безжалостный”, и именно Бекет позволил ему сделать это. Он видел, как первый помощник стоял над Варрантом и лишил его последней связи с “Граником”. Он не мог вернуть эту связь, и не мог вернуть жизни погибшим офицерам Императора, но не было никакой силы в галактике, которая могла бы помешать вернуть Императору то, что принадлежало Ему. “Безжалостный” будет спасён, даже если ничего иного нельзя сделать.


Исповедник Пульчер Парцеллум осторожно положил руку на гроб капитана Бекета и прочитал короткую молитву быстрого перехода перед загрузкой в пусковую шахту. Исповедник убедился, что внутри было тело. Первый помощник не позволил никому, кроме главного врача осмотреть его, но положение исповедника предоставляло некоторые привилегии. Все заинтересованные лица считали, что гораздо лучше восстановить тело, чтобы устранить любую тень сомнения, если линейный флот решит расследовать произошедшее. Высшему руководству совсем не понравится, если они покинут систему, оставив тело капитана гнить на планете.

Один из херувимов на мгновение уселся на крышку, но Пульчер прогнал его, когда главный артиллерист направил оружейных техников поднять гроб. Бдение исповедника подошло к концу, и он направился к смотровой площадке, где состоится служба. Присутствовал почти весь офицерский корпус. Также как и почётный караул корабля, хотя в меньшем составе, чем обычно, отметил исповедник. Конечно, вспомнил он, они также потеряли несколько человек в авиакатастрофе, но они относились к сержантскому составу и их останки не включили в эту службу.

Церемония шла очень хорошо, хотя исповедник несколько сократил перечисления достижений погибших, чтобы осталось больше времени для напоминания о мудрости Императора и предупреждения тем, кто мог отступиться от веры в Него. Пульчер почувствовал, что этот переход от традиционных скучных перечислений наград и сражений пришёлся по душе собравшимся.

Одной из традиций, которую, конечно же, нельзя было проигнорировать, являлся корабельный салют. Гробы при помощи принципал навигатора были направлены так, что предполагалось, что их курс проложен к сияющему свету Астрономикона Императора на Терре, и были выпущены в пустоту. Когда каждый из них уходил, “Безжалостный” стрелял из пушки. Выстрел за выстрелом, объявляя Императору, что возвращался один из Его верных воинов, дабы предстать пред Его судом. Даже Пульчер, который знал, что должен быть являть собою оплот силы для собравшихся, почувствовал, как сжалось сердце и пересохло горло, особенно, когда гроб с капитаном последним покинул корабль под залп целой батареи. Уважение и власть, вот что делало Флот великим.

В заключении во главе с коммандером Вардом собравшие повторили клятву линейному флоту и, с последним салютом в пустоту все торжественно разошлись.

В целом Пульчер счёл это одной из самых волнительных служб на сегодняшний день и большим успехом. Пожалуй, он не отказался бы от большей возможности использовать такое уникальное собрание для необходимого предостережения о снижении благочестия на нижних палубах, но всему своё время.

У него было сильное подозрение, что первый помощник станет намного более открытым для его вполне обоснованных вопросов, чем был раньше.


– Я сказал это эпитрапосу и скажу это вам, дикастерий Таббуур. Я возлагаю полную ответственность на ваше правительство за гибель членов моего экипажа и капитана. Совершенно очевидно, что какие-то ошибки в ваших системах безопасности предоставили предателям возможность нанести Имперскому флоту такой отвратительный удар.

– Коммандер, – поспешно ответил дикастерий эпитрапоса, – пожалуйста, будьте уверены, что я досконально изучил все системы безопасности, и они неукоснительно соблюдались.

– Значит, они были недостаточными, дикастерий, и за это вы также несёте ответственность.

– Мы проверили всех, у кого был доступ к той области, и ничего не обнаружили.

– Так же, как вы, видимо, проверили личную гвардию эпитрапоса? Это был один из ваших людей, ваших людей, который сумел оказаться в пределах досягаемости до капитана Бекета. И только героическое самопожертвование одного из моих людей спасло ему жизнь. Могу добавить, что этот матрос погиб, сражённый трусливым нападением, которое вы не смогли предотвратить.

– Примите мои самые искренние соболезнования в связи с вашей большой утратой, коммандер.

– Я прослежу, чтобы их обязательно включили в мой отчёт линейному флоту, – резко ответил Вард, – как и то, что последним действием капитана Бекета стало повторное подтверждение священной Конкордии между вашими людьми и моим Императором. Что, как вы утверждали, должно было привести к снижению антиимперских настроений на планете. И всё же, я читаю всё новые и новые сообщения обо всё новых и новых демонстрациях и беспорядках.

– Потребуется время…

– Напомню вам, что “священная” Конкордия также включает положения о низложении вашего правительства и введении прямого имперского правления, если вы не сможете поддерживать Его законы. Кстати я недавно разговаривал с провостом. Вам интересно услышать его мнение о нападении туреосов на арбитров? Вам интересно услышать, как ваши “примеренные” люди осаждают его ворота?

– Ситуация вокруг участка арбитров является самой тяжёлой. К ней приковано всё моё внимание. Вопросы будут улажены, как только представится возможность. Всё о чём вы сказали, будет полностью расследовано, и виновные наказаны. Даю вам слово!

– Вы же слышали рассказы, не так ли, дикастерий? О том, как линейный флот обходится с теми, кто столь низко ценит жизни его капитанов?

– Конечно, вы же не со…

– Вы слышали их, дикастерий? – громко спросил Вард, перебив чиновника Понта.

– Да.

– Вы когда-нибудь слышали, чтобы военный трибунал осудил офицера за такое возмездие?

– Нет.

– И я не слышал, дикастерий, и я не слышал, – завершил Вард с демонстративной угрозой в голосе, и затем оборвал связь. Теперь они охотнее станут сотрудничать.


Солнце светило ярко, даже ярче, чем накануне. И всё же у Бекета не было сил смотреть на огромное и прекрасное небо. Жажда мести ослабевала по мере увеличения усталости. Она не прошла, а просто отступила в кости, ожидая, когда представится шанс. Он шёл, низко опустив голову. Он не смотрел на людей, которых встречал, а они не смотрели на него. Их мысли были слишком заняты новостями о происходящих неподалёку столкновениях между бандами в трущобах и далёкими демонстрациями в центре города. Они высматривали вооружённых молодых людей, которые могли явиться, чтобы ограбить их, или правительственных солдат, которые искали волнения для подавления. И не обращали внимания на сгорбившегося от возраста или болезни неопрятного путника, который куда-то целеустремлённо двигался.

Примерно километр спустя его заметила группа беспризорных детей, окружила и потребовала деньги и еду. Затем они мельком увидели его лицо и убежали, указывая на него пальцами, издеваясь и свистя. Бекет осмотрел ожоги, которым был уже почти день. Они раздулись и начали покрываться волдырями. Лицо всё ещё было тёмным от грязи и засохшей крови. Он очень хотел умыться, очиститься от вони этого крысиного гнезда и всего пережитого здесь, но подавил порыв. Стратег в его разуме знал, что лучше не обнаруживать себя.

Ему требовалась помощь. Он застрял здесь без связей или ресурсов и ничего не мог сделать. Как только “Безжалостный” пополнит запасы, то покинет орбиту и потребуется флот, чтобы вернуть его. Не важно понимал это первый помощник или нет, он пересёк черту, он стал мятежником. Простого приказа линейного флота будет недостаточно, чтобы заставить его отказаться от командования. Для возвращения “Безжалостного” потребуются корабли, орудия и кровь. Бекет задумался к кому он мог бы обратиться? Он и прежде не доверял эпитрапосу, и, конечно же, не доверял и сейчас. Он не знал, как далеко в понтийское правительство проникли щупальца заговора коммандера, но в любом случае Вард как-то отправил сюда сообщение до прибытия “Безжалостного”, и кто-то убедил эпитрапоса нарушить традицию и отправить приглашение ему, а не провосту-арбитру.

Кто-то сделал весьма вероятным путешествие Бекета на поверхность, независимо от того, знал этот кто-то о том, что произойдёт после или нет. В любом случае, если он раскроет свою личность одному из правительственных солдат, то это всё равно, что играть в кости, попадётся ему честный чиновник раньше, чем нечестный, а затем играть в рулетку, что и его начальство также окажется честным. Только астропаты эпитрапоса могли передать сообщение на Эмкор, тогда как, скорее всего, любой чиновник сначала свяжется с “Безжалостным” для подтверждения его личности, а затем выдаст в руки Варда и заговорщиков.

Именно туреос пытался убить его у задней двери собора. Это также было частью плана первого помощника? Ему удалось дотянуться сквозь звёзды и убедить одного из элитных гвардейцев совершить неудавшееся покушение от имени сторонников независимости Понта? Конечно же, он не мог так высоко оценивать даже коммандера Варда. Если бы Бекет пал от руки местного убийцы, то Варду пришлось бы обрушить на Синоп возмездие Флота. Это навсегда испортило бы его драгоценные связи с правительством. Нет, эти два покушения на его жизнь вряд ли связаны. Это было простым совпадением, которое только ухудшало ситуацию. Если есть один местный, готовый не считаясь с последствиями убить имперского капитана, тогда сколько же ещё их готово сделать то же самое?

У него оставался только один выбор, одна организация, которая поможет ему, организация, которую не мог затронуть даже заговор Варда: арбитры. Они никогда не колебались и не сомневались в решимости поддерживать Закон Императора по всей галактике. Имперские командующие, флоты, полки Гвардии и даже ордена Астартес в тот или иной момент отворачивались от Него, но арбитры – никогда. Итак, когда туман рассеялся, и он увидел центр города и три высоких здания, капитан “Безжалостного” направился к крепости арбитров.


– Вот, господа, – произнёс Вард, привлекая внимание всех сидевших за столом старших офицеров, – мой полный и окончательный отчёт об этом трагическом происшествии. Я знаю, что все вы прочитали его. Учитывая гибель капитана Бекета, процедуры требуют, чтобы каждый из вас либо одобрил, либо отклонил изложенное в нём и моё решение. Поэтому в данный момент я прошу вашего одобрения.

– У вас есть моё одобрение, коммандер, – немедленно заявил лейтенант-коммандер Гвир. Раздался согласный хор других старших командных офицеров.

– Выступая в качестве высокопоставленного представителя Министорума на корабле, я также предоставляю вам своё одобрение, коммандер.

– Спасибо, исповедник. Главный врач, что насчёт медицинской службы?

– Я… я подтверждаю отчёты о вскрытии. Я ничего не знаю о произошедших событиях, – добавил врач, – но я полностью доверяю коммандеру, и даю ему своё одобрение, – быстро закончил он.

– Спасибо, главный врач, я лично разговаривал с лордом-принципалом Менандером, который выразил аналогичное решение. – На самом деле ответ состоял в “ваше сообщение получено”, но Вард знал, что Навис Нобилите не станет вмешиваться в его дела.

– Я говорю от имени Механикус, коммандер, – произнёс магос-минорис Валинарий, – вы имеете наше полное одобрение.

– Спасибо. Почему магос-майорис не смог присоединиться к нам?

– Увы, здоровье магоса-майориса сильно пошатнулось, когда он узнал о трагедии.

– Передайте ему наилучшие пожелания от Флота о скорейшем выздоровлении.

– Спасибо, коммандер.

Когда все одобрения были получены, взгляды собравшихся обратились к последней фигуре за столом в стальной бесстрастной маске.

– Комиссар Бедроссиан?

В отличие от остальных перед комиссаром лежала печатная копия отчёта. Он пролистал несколько страниц и взвесил его в руке.

– Коми… – нетерпеливо начал Вард.

– Согласно ожиданиям моего начальства и моему праву, я добавлю некоторые комментарии.

Тишина повисла над столом, и несколько командных офицеров беспокойно заёрзали. Даже на основании одних подозрений о том, что они сделали, комиссар имел право расстрелять их всех прямо на месте. Наконец, холодное мерцающее лицо оторвалось от изучения отчёта, глаза позади маски уставились на Варда, который решительно встретил пристальный взгляд.

– Но… мои комментарии будут следовать версии, которую уже изложил коммандер.

Никто не вздохнул от облегчения. Никто расслаблено не обмяк на стуле. Никто не делал таких вещей в присутствии комиссаров, если не желал привлечь их внимание.

– Тогда все согласны. Спасибо, господа. Я отправлю отчёт с помощью одного из адептов Телепатики, как только получу дополнения комиссара. Будем надеяться, что он дойдёт до линейного флота несколько быстрее, чем в прошлый раз, – пошутил Вард, отлично зная, что сообщение будет идти ещё дольше.

– И запомните, господа, прежде чем уйдёте: я знаю, что произошедшее всё ещё свежо в ваших умах, но мы не позволим этой трагедии стать причиной отставания от графика. Мы должны пополнить припасы, набрать новых людей, и убедиться, что все передачи данных завершены согласно графику. Всё это следовало сделать ещё вчера, поэтому будьте любезны приступайте к делу.

Встреча закончилась. Последние кусочки мозаики вставали на место. Вард позволил себе момент самодовольства, поздравляя себя с успешным завершением трудной работы. Настало время пожинать её плоды.


– Что? – воскликнул Вард. – Что он сделал с ним?

– Он забрал его, сэр. Он забрал с корабля, – запинался главный корабельный старшина. Когда его выпустили с гауптвахты, он был полон решимости напомнить первому помощнику о том, сколь много ему должны за вызванные лишением свободы неудобства. Однако сначала он благоразумно решил переговорить со своими подчинёнными, бригадирами грузчиков, которые убедили его, что коммандер Вард пребывал далеко не в самом благостном настроении.

– Забрал с корабля? Когда? Куда?

– Его перевезли на…

– “Вызов Тарая”, конечно же. Его перевезли на транспорте призовой команды?

– Так точно, сэр. Никто из моих парней ничего не знал, сэр, пока это не произошло. Пришёл уорент-офицер, который передал приказ непосредственно от капитана. У него были подтверждения и всё такое, видимо, какой-то старый товарищ капитана.

– Да, Варрант. – Мысли Варда вернулись к авиакатастрофе на Синопе, и потерявшему сознание выжившему, которого принёс Викерс. – Бекет велел Варранту забрать… нет, украсть мою коллекцию, а затем этот мерзавец Аден направился прямиком на Понт.

– Он объявил это конфискованным имуществом, сэр, для транспортировки прямо на Эмкор. Груз отбыл ещё до нашего прибытия.

– Мы можем перехватить его?

– Сэр?

– Вы слышали меня, мы можем перехватить его?

– Перехватить реквизированный Флотом транспорт, который везёт конфискованные товары прямо на Эмкор?

Вард обдумал услышанное.

– Нет, вероятно, нет. Проклятье! – Он ударил кулаком по столу, и главный корабельный старшина поспешно направился к выходу. Бекет, Варрант и Аден, если бы кто-то из этих мерзавцев был ещё жив, он бы с удовольствием прикончил его снова!


– Это количество абсолютно неприемлемо, – произнёс лейтенант-коммандер Гвир, обращаясь к чиновнику Понта. – Очень хорошо, что мне о нём стало известно раньше, чем коммандеру, иначе он порекомендовал бы вашему начальству расстрелять вас за грубую некомпетентность.

– Оно является лучшим, что я могу обеспечить, лейтенант-коммандер, вы не понимаете, насколько здесь всё сложно. Три года голода, засухи…

– Не говорите мне, что я что-то не понимаю, – ответил Гвир. – Десятина линейного флота в людях предельно ясна. Если у вас случилось три года засухи, то вы не должны испытывать недостатка в людях, которые борются за привилегию добровольно поступить на военную службу, чтобы покинуть планету и получить то, что им может предложить Имперский флот.

– Дело в другом, со всеми этими демонстрациями и происшествием в южном Синопе никто не пойдёт на такое.

– На вашей планете девять континентов, десятки крупных городов, тысячи, десятки тысяч городков, деревень и ещё чего угодно, поэтому не оскорбляйте мой интеллект, заявляя, что у вас нет людей. Люди есть, но вы просто не потрудились их найти. Не похоже, что вы оставили нам другой выбор, кроме как быть более убедительными.

– Отряды вербовщиков очень деструктивны. Нам придётся столкнуться с множеством проблем, после вашего ухода.

– Это – ваши проблемы. Решение уже принято. Подготовьте всех квалифицированных людей, что вы удерживаете, мы сами найдём остальных. Ни один корабль не покинет орбиту, пока его не досмотрят под страхом конфискации и реквизиции. Тем временем вы найдёте живой груз. У вас на это два дня и вы должны утроить то, что есть в данный момент.

– Утроить? Это совершенно невозможно. Вы не понимаете…

– Что? Что я не понимаю? – проревел Гвир.

– Ничего лейтенант-коммандер.

– Хорошо, приготовьте их за два дня, и чтобы никаких полуголодных слабаков, которых вы подсунули нам в прошлый раз. Мне нужны люди, которые переживут путешествие, возможно, даже два путешествия. Я знаю все ваши уловки, помните?

– Да, лейтенант-коммандер.

После этого в дело вступили отряды вербовщиков.

Шесть

Принудительная вербовка! Эти слова были смертельным проклятьем среди гражданского флота. Вас могли забрать с вашего судна, от ваших товарищей или вашего дома на службу на борту военных кораблей Императора на годы, или на десятилетия, если вам повезёт прожить так долго. Многие считали её равноценной смерти. Даже те немногие, кого освобождали со службы, могли оказаться в добром секторе от того места, откуда их забрали и без средств для возвращения. Такова была цена, которую торговые суда платили за сомнительную привилегию путешествовать под “защитой” линейного флота. Торговцы говорили, что вся эта скромная помощь состояла в предупреждении от пары жалких сигнальных маяков в системе, когда тебя уже атаковали ренегаты или ксеносы. Поэтому шкиперы торговых судов были готовы хорошо платить за предупреждение о появлении имперского военного корабля во внешних пределах. Если они могли закончить свои дела, и быстро убежать, они так и делали. В ином случае они просто молились, чтобы у могучего линейного флота было достаточно людей.

Репутация “Безжалостного” бежала впереди него. Поэтому все оставшиеся на орбите шкиперы знали, что к ним явятся отряды вербовщиков. Устав Флота запрещал вербовщикам забирать с одного судна слишком много людей, иначе оно становилось неспособным продолжать путешествовать. И когда “Безжалостный” потребовал списки экипажа от каждого корабля на орбите, шкиперы отправили их сокращёнными по максимуму, и укрыли большую часть людей на поверхности, как и самые прибыльные и не слишком законные грузы. Они надеялись, что инспекторы Флота сочтут, что экипажи не превышают ограничения, хотя Устав Флота весьма широко трактовал количество “необходимой” команды. Как только военный корабль покинет систему, они вернут остальных людей с поверхности и продолжат путешествие.

Поэтому на каждом корабле инспекторов “Безжалостного” встретили бесчисленными рассказами о несчастных случаях и бедствиях: про болезни, насильственные смерти, дезертирства и простое невезение – про всё что угодно лишь бы объяснить пустые койки спрятанных людей. Инспекторы не возражали и даже ожидали этого. Они сочувственно выслушивали все выдумки, покорно записывали полные драматизма россказни шкиперов и проверяли, что у тех не хватило наглости спрятать “лишних” членов экипажа на борту. Это стало почти ритуалом. Обе стороны понимали, что реальные дела происходили на поверхности.

Ещё прежде чем с “Безжалостного” поступил первый приказ об осмотре, старший армсмен Викерс и его люди уже в полной готовности находились на планете. С предоставленными шкиперами поддельными списками экипажей на “Безжалостном” подсчитали каждого человека, официально прикреплённого к торговому флоту. Это означало, что все моряки на Понте не обладали официальным местом службы и могли быть мобилизованы без объяснений или существенных послаблений. Это стало простой игрой в прятки. Моряки прятались, а армсмены искали, если не принимать во внимание, что ставки в этой игре были невероятно высоки с обеих сторон. Армсмены имели мало времени и ещё меньше желания церемонится, поэтому они по всему Синопу штурмовали ночлежки и дешёвые гостиницы, о которых было известно, что там укрывают представителей торгового флота. Они хватали всех подряд, кто не был похож на местных, запирали их, и затем несчастным оставалось только пытаться доказать, что их нельзя мобилизовать. Моряки же сопротивлялись всеми средствами в их распоряжении, часто прибегая к помощи местных жителей. Последние получали гораздо больше прибыли от торгового, чем от линейного флота, и чувствовали намного меньше раскаяния, даже когда дело доходило до убийств, потому что в отличие от моряков могли неограниченно долго скрываться в городских районах, и просто дождаться, пока корабль улетит. Армсмены “Безжалостного” приходили вооружённые до зубов, с дробовиками и дубинками, и, конечно же, впереди всех шёл Викерс, выбивая забаррикадированные двери, проламывая головы и вытаскивая ошеломлённых моряков, которых швыряли в передвижные камеры предварительного содержания.

Некоторые моряки попробовали перехитрить преследователей. Они приземлились в отдалённых районах и попытались там спрятаться, не понимая, что вдали от крупных городов намного сложнее затеряться среди местных. Часто встревоженные появлением незнакомцев сельские жители сами оповещали отряды вербовщиков, которые просто высаживались рядом и забирали моряков. Иногда к этому времени моряки и так были на всякий случай арестованы. Поэтому игра всегда возвращалась к жестокой борьбе в городах, благодаря чему “Безжалостный” пополнял свои ряды квалифицированным персоналом.

Другие необходимые человеческие ресурсы, скот, получали совершенно иным способом.


Бекет присел в дверном проёме и нетерпеливо наблюдал за ходом осады крепости арбитров. Ему потребовался почти день, настолько медленно он шёл, чтобы добраться сюда, и он ожидал, что просто войдёт в ворота. Вместо этого ему пришлось ждать остаток дня и большую часть ночи, выискивая возможность проскользнуть внутрь. Количество протестующих людей у ворот постоянно увеличивалось и росло, поэтому арбитры отступили и забаррикадировались. Они выжидали, пока толпа рассеется на меньшие группы, чтобы сделать вылазку и контратаковать. Также он заметил в толпе фиолетовые и золотые знамёна. По какой-то причине правительственные солдаты, которые действовали последние дни на пределе возможностей, явно не собирались вмешиваться. Их крайне незначительные силы рассредоточились вокруг собравшихся и со скучающим видом наблюдали за происходящим. Казалось, они находились там, чтобы не позволить толпе уйти в другое место, и хотя участок был небольшим, Бекет знал, что у арбитров достаточно огневой мощи для прорыва, пусть это и привело бы к многочисленным жертвам среди протестующих. Какую бы закулисную политическую игру эпитрапос не вёл с провостом, Бекет должен был попасть в крепость.


– Спасибо за ваше терпение, провост-арбитр, – произнёс чиновник Понта, обращаясь к изображению на экране. – Скоро вы сможете покинуть укрытие.

– Мы не укрываемся здесь. Мы остаёмся внутри только по вашей просьбе.

– Да, провост, и как я уже сказал, это было прямой и недвусмысленной просьбой с “Безжалостного”. И они, и я очень ценим ваше терпение.

– Только из-за просьбы с “Безжалостного” я согласился ждать так долго. Я знаю, что сам принял решение вернуть арбитров, но мы были готовы идти на прорыв уже этой ночью.

– Ещё раз приношу извинения, провост. Нам потребовалось время, чтобы доставить необходимое снаряжение, амуницию и передвижные тюрьмы. Надеюсь, вы согласитесь, что именно благодаря вашим безупречным решениям нам удалось сдержать распространение возмущений.

– Когда придёт время, мы предпримем меры, чтобы не осталось никаких сомнений относительно нашего священного присутствия. Это событие не должно быть воспринято, как ослабление власти Императора на Понте.

– Уверен, что и не будет так воспринято, и мы окажем вам поддержку в любых действиях, которые вы сочтёте необходимыми. Итак, провост, мы на позициях и готовы. Разрешите начать?


– Разрешаю.

Экран замерцал и погас, лицо провоста исчезло.

– Что ж, по крайней мере, это станет последней партией. Он не сможет сказать, что мы подсунули ему слабаков – они кричали целый день и целую ночь. Если он знает лучший способ собрать втрое больше людей за два дня, то пусть явится сюда и сделает это сам. Начинаем!


Бекет услышал, как в толпе началось какое-то волнение, и поднял взгляд. Люди увидели движение на стенах крепости. Арбитры занимали позиции. Они, наконец, решили выйти. Толпа встряхнула оцепенение и направилась к кольцу баррикад, которые возвела вокруг крепости. Те, кто принёс оружие, начали доставать его и заряжать. Бекет поспешил вперёд. Если он сумеет вырвать вокс-громкоговоритель у одного из подстрекателей, то сможет привлечь внимание арбитров. Он знал коды, коды, которые, как надеялся капитан, узнают и они, что помешает им пристрелить его, пока он будет бежать к стенам.

Вот. Один оставили лежать на земле. Он захромал к нему, но прежде чем добрался до цели, толпа внезапно взревела. Арбитры включили в комплексе три широкополосных прожектора, и все три луча указывали на верхнюю часть флагштока. Там медленно поднималось знамя с имперским орлом. Толпа снова начала вопить и выкрикивать лозунги, люди старались как можно ближе подобраться к баррикаде. Это было явной провокацией, совершённой именно ради подобной реакции. Совершённой для отвлечения внимания, понял Бекет, когда услышал среди скандирования безошибочный гул мощных двигателей. Повсюду позади баррикад на толпу надвигались бронированные транспорты. В низких зданиях по краям площади тяжеловооруженные правительственные солдаты выбивали окна. Осталось совсем мало времени. Бекет потянулся за громкоговорителем, но один из лидеров демонстрантов успел поднять его раньше, собираясь выкрикивать команды. Бекет вырвал его у него, а затем сильно ударил подстрекателя коленом. Несколько стоявших поблизости людей увидели произошедшее, и попытались схватить Бекета, но он бросился в сторону и затерялся в толпе. Транспорты сделали крутой поворот и остановились, создав непроницаемое стальное кольцо вокруг протестующих. Выгрузились новые солдаты и прицелились из тяжёлого оружия.

– Сохрани меня Император, – прошептал Бекет, пока пробирался сквозь перепуганную толпу к баррикаде. Он добрался до неё и попытался взобраться наверх, но соскользнул, потому что сжимал в здоровой руке громкоговоритель. Он почувствовал руки на спине и плечах, которые подталкивали его наверх. Ближайшие протестующие заметили, как он попытался подняться с вокс-усилителем. Они решили, что он собирается произнести сплачивающую речь. Как и солдаты, которые выбрали его в качестве главной цели. По единственной команде они выстрелили: от транспортов, от зданий, со всех сторон. Бекет понял, что выпустили гранаты, когда увидел, как протянулись по дуге к толпе шлейфы дыма. Газовые гранаты, понял он, когда они запрыгали, и появился цветной дым. Он переключил громкоговоритель на максимум и повернулся к молча стоявшим на стенах арбитрам. Он глубоко вдохнул, и почувствовал неприятный привкус парализующего газа.

– Iudex… – начал он, а затем упал. Он потерял сознание раньше, чем коснулся земли.


Бекет проснулся, он тонул и захлёбывался. Вода снова врезалась в него и перевернула на бок.

– Встать, мрази! – отразился эхом крик от окружавших стен.

Вслепую и неуклюжий из-за промокшей одежды, он неловко поднялся на ноги. В него немедленно врезалось другое тело. Оба тут же рухнули на землю и были снова облиты потоком ледяной воды.

– Встать! Встать! Встать!

Он протёр глаза и заметил встроенную в стену жёлтую цистерну. Он схватился за неё и поднялся, прежде чем его снова окатили бы водой.

Тут были несколько десятков таких же, как он: шестьдесят, восемьдесят, они ничем не отличались от него. Всех их разбудили таким же бесцеремонным способом, и они плескались, пытаясь найти опору в мелком бассейне. Они находились в яме почти в пять метров глубиной, и по периметру стояли правительственные солдаты и матросы “Безжалостного”.

Бекета ударили, сильно, сверху в плечо.

– Отойди от стены! – Он посмотрел вверх и увидел матроса с длинным шестом, собиравшегося нанести ещё один удар. Бекет подчинился.

– Мрази! Сбросьте свои тряпки и хорошенько вымойтесь!

Все они молча смотрели на говорившего, жестокого звероподобного человека со знаками отличия старшины. Затем раздался второй голос, но говоривший на другом языке. Это правительственный солдат переводил сказанное гигантом. После этого остальные призывники поспешно начали раздеваться.

– Десять секунд. Любой, кто провозится дольше, будет застрелен!

Гигант прижал ружьё к плечу, подчёркивая сказанное. Призывникам не потребовался перевод. Старшина считал в обратном порядке и на цифре "три" последняя из промокших крыс, мрачный и жилистый юноша, сорвал с себя оставшуюся одежду и встал с остальной толпой оборванцев в центре ямы.

Уорент-офицер опустил ружьё и передал стоявшему рядом матросу.

– Хорошо. Я – бригадир Брэнд, и вы будете проклинать моё имя, даже когда обретёте Покой Императора. И вот ваш первый урок!

Ружьё издало треск, и недовольный юноша взвыл. Он прижал руку к голове. Пуля оторвала кусок уха. Он в шоке смотрел на окровавленную руку, пока вода под ногами становилась красной.

– Хочешь жить? Не будь последним.

Старшина махнул рукой, и потоки воды снова ударили в толпу.

Уорент-офицер и остальные матросы прошли по краю ямы, и вышли через дверь. Правительственные солдаты продолжили внимательно следить за своими подопечными. Накануне им сказали, что любой, кто упустит призывника, займёт его место в утробе “Безжалостного”.

Двое из них подняли лестницу и опустили в яму. Они снова закричали на родном языке, но смысл был ясен, потому что ближайший призывник схватился за лестницу и начал подниматься. Остальные толкались сзади. Бекет убедился, что не был последним.

Как только человек вылезал из ямы, его тут же хватали двое солдат и отводили в комнату со старшиной и матросами, и больше его не видели. Бекет ждал у лестницы, голый и промокший, пока люди поднимались перед ним.

Затем настала и его очередь. Солдаты подхватили его на лестнице и втолкнули в дверь.

– Так-так, кто у нас здесь?

Бекета схватили за руки, и он почувствовал безошибочно узнаваемое прикосновение пистолета к затылку.

– Ну, Джира? – спросил Брэнд того же правительственного переводчика, которого Бекет видел раньше. Рядом с Брэндом сидел дряхлый старик в медицинском халате. Бекет не узнал его и искренне надеялся, что справедливо и обратное. Переводчик откашлялся и посмотрел в свои бумаги.

– Протестующие у крепости арбитров говорят, что он может быть одним из подстрекателей.

– О, так ты у нас возмутитель спокойствия? – Брэнд посмотрел прямо на Бекета. – Я уже слежу за тобой, мразь. Ты меня понимаешь? Подведите его ближе к свету. Давайте хорошенько его рассмотрим.

Брэнд присмотрелся получше. Взгляд скользнул по лицу капитана и раненой руке.

– Он покалечен, Джира. Он бесполезен для нас. Бросьте его обратно и можете оставить себе. Доставьте нам другого или сами займёте его место, – произнёс Брэнд, делая беглое примечание в контрольном списке.

– Вы сказали, покалечен? – возмутился чиновник. – Посмотрите на него, он – здоров. Шрамы заживут. Он высокий и сильный. Вырос в хороших условиях, как вы там говорите: “вырос в хороших условиях и просто связался с плохой компанией”.

Брэнд подозрительно посмотрел на переводчика, а затем разразился неприятным смехом.

– Однажды ты окажешься в моей команде, Джира, – усмехнулся Брэнд, переписывая примечание, – и сможешь тогда всё лично проверить. Несколько дней там поменяют твоё отношение.

Брэнд взглянул на морщинистого врача, который устало кивнул, и снова посмотрел на Бекета. Все ждали и с нетерпением смотрели на него. Человек с оружием у головы надавил ещё сильнее, и Бекет мог поклясться, что почувствовал, как дрожит пистолет. Он понял, что здесь есть кто-то ещё, кого он не видел. Кто-то, кто касался его разума в поисках порчи.

Это закончилось также внезапно, как и началось. Конвоиры, продолжая держать его за руки, провели Бекета мимо Брэнда и втолкнули через другую дверь в помещение, где в воздухе витал резкий запах жареной плоти. Внутри стояли два матроса “Безжалостного”. Они встретили его злыми усмешками, один из них сжимал в руке странную железную кочергу, которая светилась раскалённым металлом.

Они прижали раскалённое клеймо к обнажённой груди капитана. Металлическое навершие в форме перевёрнутой стилизованной буквы “Б”, что означало “Безжалостный”. Бекет не смог сдержать крик и матросы расхохотались.

– Добро пожаловать во Флот!

Семь

Одна тысяча семьсот восемьдесят два только что призванных матроса “Безжалостного” стояли рядами на посадочной палубе, произнося клятву линейного флота. Каждому недавно побрили голову и выдали грубый красный комбинезон. Как с усмешкой сказали охранники: “на тёмно-красном не видно кровь”.

Повсюду патрулировали бригадиры, щедро раздавая удары плетьми, если призывники не держали строй или сутулились. Бригадир прошёл мимо, и Бекет бросил беглый взгляд на своего соседа. Ему потребовалось несколько мгновений, прежде чем он понял, что это женщина. Даже после этого он не мог понять, откуда она взялась. Без волос и в бесформенном комбинезоне, с оставленными украшениями, которые она, видимо, раньше носила, маленькими отверстия в ушах и бровях. От её прошлой личности не осталось ничего. Она стала обезличенной. Бекет задумался, не показался ли и он ей таким же. Если раньше призывники являлись отдельными личностями, то теперь они стали просто массой, человеческим топливом, которое “Безжалостный” потреблял с такой же охотой, как и любое другое.

Ещё вчера шестьсот шестьдесят один из них являлись гражданами Синопа. Большинство митинговали на улицах против имперской несправедливости, остальные просто оказались не в то время и не в том месте.

Ещё вчера восемьсот двенадцать являлись жителями других городов, городков и деревень с девяти континентов Понта. Не важно спасались ли они от голода, бедности или врагов, каждый из них оказался достаточно отчаянным, чтобы добровольно принять жизнь, которую предлагал линейный флот. Мало кто среди них говорил на чём-то кроме местного наречия и понимал слова, что кричали им или заставляли повторять. В любом случае они отлично понимали удары бригадиров. Ещё вчера двести тридцать шесть являлись заключёнными по приговору эпитрапоса. Практика миров, когда квоту заполняли осуждёнными, была запрещена в линейном флоте. Им требовались овцы, а не волки, но это мало на что влияло. Местные вербовщики не испытывали недостатка в преступниках, готовых и желающих солгать о своём прошлом, чтобы избежать казни.

Ещё вчера семьдесят два являлись членами экипажей других судов, которых отыскали на планете и насильно завербовали отделения армсменов. Они отчаянно пытались избежать подобной судьбы, но едва их поймали, как они с не меньшим энтузиазмом стали демонстрировать похитителям свои полезные в космосе умения. Они сделают всё, чтобы получить жизненно важное звание старших матросов доверенной команды, что предоставит им некоторую защиту от плетей бригадиров. Тем, кто обладал соответствующей квалификацией, позволили сохранить одежду и причёски. Их не заклеймили. Они не были из стада.

Ещё вчера последний человек являлся капитаном имперского флота, обладавшим наградами и привилегиями, он пользовался уважением, и ему повиновались. Он был дураком.

Бекет не сразу понял, что с ним произошло. Последствия газа, шока и боли мешали ему мыслить ясно. Затем, когда он смотрел в глаза бригадира, реальность поразила его. Его призвали. Вернули в руки врагов и убийц. Он запаниковал и едва не начал метаться в поисках любой возможности спастись, но они приняли это за реакцию на боль от ожога клейма и держали, пока подстригали.

Затем привязанный ремнями безопасности к сидению громоздкого транспорта он почувствовал знакомое давление стартовавшего шаттла, и новая реальность явила себя. Он понял, зачем Император вернул его на “Безжалостный”. Раньше он был слепцом, потерпевшим неудачу и низвергнутым. Теперь же он понимал, что Император в Его милости даровал ему второй шанс. Он не позволил ему попасть к арбитрам, где Бекет мог только просить о помощи и в позоре ждать спасения. Он поднял его и снова поместил среди звёзд, где Бекет мог спасти себя сам.

Он потерял “Граник”, который было невозможно сохранить, но ещё оставалась возможность спасти “Безжалостный”. Тогда Бекет понял, что, несмотря на все ожидавшие его испытания, это не его доставили к врагам, а врагов доставили к нему. Он стал человеком без индивидуальности среди множества таких же людей, и то, что он поначалу воспринял, как наказание, на самом деле обернулось защитой. Комиссар, он найдёт комиссара. Каким бы влиянием ни обладал первый помощник над остальными старшими офицерами, оно не могло распространяться на одного из комиссаров Императора. При помощи Бедроссиана “Безжалостный” снова станет его.

Он стоял на огромной посадочной палубе и приносил клятву вместе с остальными, как уже принёс её десятилетия назад. Он клялся в своей вере в Императора, в службе линейному флоту и в долге перед капитаном “Безжалостного”, которого он больше не подведёт.


На этом все формальности закончились. Едва утихло эхо последних священных слов, как снова раздались крики бригадиров. Призывников распределили по колоннам, и погнали прочь. Их вели на корму, подальше от командных палуб, подальше от жизни, которую он знал, к двигателям и на нижние уровни. Они проходили через пещеры с лужами странных пузырящихся жидкостей и мимо покрытых ужасными символами закрытых хранилищ. Они спускались по мосткам, хватаясь за грубые перила; по шахтам с чудовищными поршнями, которые приводили в движение бригады людей, скованные цепями друг с другом и с механизмом. Они миновали отсеки, где с потолков свисали жуткие светящиеся решётки, и начали подниматься на гигантский монолит, окружённые поющими сервиторами, которые выплёвывали число с каждом проходящим призывником. На протяжении всего пути вверх призывнику снова и снова повторяли одно и то же число, каждый призывник слышал число на единицу больше, чем человек перед ним. Голоса сервиторов были слишком неразборчивыми и искажёнными, чтобы Бекет расслышал каждую цифру, но числа были большими, очень, очень большими. Колонна пересекла путь, по обеим сторонам которого протянулись ряды металлических пластин в форме аквилы с распятыми людьми. Некоторые были ещё живы, другие – нет. Это были матросы, такие же, как и он, призывники, познавшие на себе карающий меч корабельного правосудия и оставленные в качестве назидания другим. В конце ужасного пути над палубой возвышалось чёрное и зловещее здание в форме черепа, место наказания. Слово шептали по всей колонне, холодное слово: “Перга”.

Бекет знал, что их маршрут не был случайным, его специально разработали, чтобы внушить сухопутным крысам, призывникам, насколько ничтожное место они занимают в новом мире и заставить добровольно стать рабами нового бога. Но, даже зная, что его отчаянием управляли, он всё равно чувствовал себя не в своей тарелке, столкнувшись с чудовищностью и мощью машины во всём её тёмном великолепии.

Наконец, они достигли места назначения. Пока они проходили через ворота на новую палубу, Бекет слышал, как каждый человек перед ним ахал от изумления. Их взорам предстало с десяток огромных башен, которые поднимались на тридцать метров вверх. Потолок маячил где-то высоко над их головами, почти невидимый в мареве и дыме. По потолку и стенам непрерывно перемещались гигантские механические манипуляторы и краны, направляясь к башням, скользя с самого верха до палубы. Окутанные непроглядными тенями башни казались бездействующими, усмирёнными, но всё равно обладали аурой ошеломляющей мощи, словно затянутое тучами небо перед бурей. Их поверхности шевелились и менялись прямо на глазах у Бекета, словно живые. Затем, сквозь мрак, он сумел разглядеть, что каждая была покрыта множеством работающих людей.

Брэнд и бригадиры не позволили группе Бекета тупо таращиться на происходящее, и повели к подножию ближайшей башни. Основание было окружено длинными зубчатыми колёсами, и бригадиры погнали призывников прямо к ним. Они разделили их по одиннадцать с каждой стороны, а затем приковали руки цепью к перекладинам наверху. По команде Брэнда бригадиры достали плети и обрушили жестокие удары на спины всех без исключения призывников, крича тем двигаться. Инстинктивно Бекет и остальные шагнули к следующему зубцу шестерёнки. Зубчатое колесо завращалось по кругу и нижняя ступенька начала уходить из-под ног. Поскольку они были прикованы цепью к верхней части, то у них просто не осталось выбора кроме как шагнуть на верхнюю ступеньку, а затем ещё на одну, чтобы сохранить равновесие.

Кто-то справа от Бекета поскользнулся и упал, тело потянуло вдоль зубчатого колеса, подвешивая на цепях. Несчастный закричал, когда зубья шестерёнки начали вгрызаться в его туловище. Ближайшие призывники попытались замедлить темп, но приставленный к ним бригадир начал стегать их всё сильнее, а затем набросился на поскользнувшегося человека, крича ему встать.

Ноги Бекета уже ныли от путешествия по кораблю, и не прошло много времени, как мышцы начали гореть. Лишения последних нескольких дней, авиакатастрофа, раны, нехватка еды и воды истощили его резервы. С усилием он сделал два быстрых шага и, в поисках опоры, крепко схватился за перекладину, к которой был прикован. Ближайшие призывники увидели, что он сделал, и незамедлительно последовали его примеру. Больше он ничего не мог сделать, оставалось только двигаться и бороться с навалившимся на тело изнеможением.

За последующие двенадцать часов он дважды поскальзывался.. В обоих случаях ему удавалось вовремя восстановить равновесие, хотя это и стоило ему ушибленных колена и головы, а также ещё трёх полос на спине от плети бригадира. Бесчисленное число раз он слышал испуганные крики, а позже, когда усталость поразила их всех, приглушённые жалобные всхлипывания, когда его товарищей по несчастью постигала такая же судьба. Он старался отвлечься, думать о более счастливых местах и временах, но тело отказывалось отпускать его. Он пытался сосредоточиться на гневе на тех, кто предал его, убил его друга, но даже гнев сбежал и скрылся где-то глубоко внутри.

Осталось только прерывистое дыхание, боль мышц и шаги, шаги, шаги, толкая зубчатое колесо вперёд. Что они вообще делали? Куда направлялась производимая ими энергия? Она хранилась в башне? Она шла к подъёмным кранам, что проносились над головой? За этим вообще стояла какая-то цель, кроме желания истощить их тела и сломать дух? Он не мог думать. Он не знал. Он являлся законным и истинным капитаном этого корабля, и всё же пространства нижних палуб были для него даже более чуждыми, чем вращавшаяся во множестве километров внизу планета.

Казавшаяся давно забытой молитва всплыла в его разуме.

– Imperator, partis meus patientia. Будьте здесь со мной, будьте здесь со мной. – Он выучил её молодым кадетом, чтобы легче переносить регулярные и изощрённые наказания. Несколько часов он шевелил губами, пока повторял слова из другой жизни и другого времени.

Наконец бригадиры остановили зубчатые колёса и вернули его на твёрдый пол. Он начал смену уверенным в себе, полным решимости выполнить то, что поручил ему Император и отомстить своим обидчикам. Он закончил смену, чувствуя себя пустой оболочкой того, кем он был раньше. Он не мог думать ни о чём кроме как об очередном шаге вперёд, и испытывал жалкую благодарность за возможность сесть на палубу и получить несколько часов отдыха, прежде чем всё начнётся заново.


Коммандер Вард удобно устроился в капитанском кресле. Впервые после происшествия, нет, впервые после появления на борту капитана Бекета, он чувствовал себя в безопасности. Все окружавшие его представители экипажа мостика с головой погрузились в подготовку к тому, чтобы покинуть орбиту планеты. Каждое утро в течение прошедшей недели он боролся с желанием связаться с командной палубой, приказать начать процедуры экстренного выхода и сбежать с места преступления, оставив все эти несчастливые события в прошлом. И всё же он всякий раз останавливал себя и напоминал: всегда нужно следовать протоколу. Он во всём придерживался графика, припасы собирались и доставлялись с поверхности, и он демонстрировал должное уважение как по отношению к эпитрапосу, так и к тем континентальным губернаторам, которые связались с ним.

Вербовщики ушли, призывники пришли, а логисты по-прежнему безумно переговаривались, обмениваясь и сравнивая сообщения, и продолжат так делать, даже когда корабль направится из системы. Разумеется, он лично привёл в порядок отчёт Флота о происшествии и постарался продемонстрировать достаточный, но не слишком назойливый интерес к официальному отчёту Понта и отчёту провоста-арбитра. Он знал, что в отчёте Понта не содержится ничего, что могло бы его побеспокоить, а к тому времени как арбитры после осады и беспорядков добрались до места крушения, там осталось слишком мало того, что можно было бы исследовать.

Вард почувствовал цепочку подтверждений через датчики в капитанском кресле. Картастра закончила вычисления для манёвровых двигателей и правильной ориентации в пространстве. Ауспик изучил препятствия вокруг и объявил, что путь чист. Как обычно, на командной палубе не было представителей Механикус. Тем не менее, они подтвердили по воксу, что всё в порядке. Последние проверки закончились, и произошёл обмен прощальными сообщениями с диспетчерскими вышками планеты, хотя “Безжалостный” продолжит передавать и получать данные пока не достигнет границ системы. Все были готовы и ждали его команды.

– Запустить главные двигатели, – не без небольшого чувства удовлетворения приказал он.

Команда была передана и на палубах под ним жрецы Механикус произнесли последнее благословение, пробуждая удивительные плазменные двигатели. Каждый человек на борту почувствовал лёгкий толчок, когда “Безжалостный” покинул орбиту и начал путь из системы Понт. “Всё идёт, как и должно идти”, – подумал первый помощник.

Его удовлетворение было прервано вспышкой активности в яме куратиума. С одной из палуб поступило сообщение о повреждении. Произошло незначительное снижение давления в одном из топливных поглотителей. Логисты зашумели, и данные начали поступать на капитанское кресло. Один из сотен поглощающих цилиндров двигателя разорвало и затопило окружающий отсек. Цилиндр был немедленно отключён и проведена проверка, подтвердившая, что переборки в пострадавшем отсеки справились, как им и было положено. Это не являлось критической проблемой, потому что остальные цилиндры просто увеличили свой поток для компенсации. И всё же среди суеверных моряков происшествие во время первого запуска двигателей при выходе с орбиты считалось плохой приметой.

В конце концов, на место отправили исследовательскую бригаду техников и жрецов Механикус, и они обнаружили, что сбой являлся следствием микротрещин на внутренней поверхности цилиндра. Скорее всего, проблема медленно накапливалась в течение многих лет. Это было просто случайностью, что цилиндр вышел из строя именно сейчас.

Они также обнаружили, что один из бригадиров разместил в тесном пространстве сто новых призывников, которых позже заперли во время активации двигателя, как предписывали процедуры. Все они сгорели за считанные секунды после разрыва, хотя учитывая текущий избыток неквалифицированной рабочей силы, потерю сочли второстепенной в сравнении с ухудшением производительности двигателя.

Задержка в восстановлении отсека была вызвана намного более серьёзным событием, которое произошло в то же время, но в отличие от гибели призывников стало известно гораздо быстрее.


Личные владения Адептус Механикус не слишком изменились с прошлого визита коммандера Варда. Жрецы всё также проходили мимо него с беззлобным безразличием, их мысли были посвящены другим более высоким материям. Помещения для испытаний, на которые он мельком взглянул, проходя по главному коридору, выглядели столь же оживлёнными, что и всегда. Не было никаких видимых проявлений объявленного ими общего траура.

Не было никого у входа в кузню-алтарь, кто мог бы остановить его, и поэтому он шагнул внутрь. Всё выглядело, как и прежде: магос-майорис обосновался на алтаре, рядом неподвижно замер денунциатор, и все остальные помощники стояли там же, где и всегда. Единственным дополнением стало долговязое существо, которое занималось тем, что наносило какое-то вещество на лицо денунциатора. Его тяжёлая мантия не могла скрыть движение и работу множества конечностей.

– Он и так был едва жив, не так ли?

Вард резко повернулся к голосу из темноты.

– Валинарий?

– Конечно, коммандер, – ответил магос-минорис, появившись из теней.

Вард кивнул ему и снова повернулся к телу майориса в алтаре.

– Это хотя бы произошло быстро?

– Трудно сказать, коммандер. Рано или поздно это должно было произойти. Общение с духом – уникальное благословение, но последствия для тела могут быть ужасными. Как это ни прискорбно, хотя я и полагаю, что его душа всё ещё была крепка, мы думаем, что когда поглощающий цилиндр ослабел, он, должно быть, почувствовал это внутри машины и приложил все силы, чтобы предотвратить аварию. Несомненно, что его сила духа могла справиться с проблемой, но напряжение от таких нагрузок на тело оказалось слишком велико.

– Невосполнимая утрата, минорис… или я должен теперь обращаться к вам “майорис”?

– Ещё не время, – ответил Валинарий с хитрой улыбкой. – Обсуждение наследования состоится в ближайшее время. Пусть я и очевидный кандидат, мы должны выждать положенное время, как из уважения к покойному, так и, конечно же, чтобы керхекс закончил свою работу, – Валинарий кивнул на существо, которое раскрашивало лицо продолжавшего стоять неподвижно денунциатора.

– Офицеры и экипаж “Безжалостного” приносят свои глубочайшие соболезнования, и мы продолжим с надлежащим уважением относиться к автономии духовенства в его внутренних…

– Делах?

– Именно так.

– Спасибо, коммандер. Или я должен теперь обращаться к вам “капитан”?

– Ещё не время, минорис, ещё не время.

Они обменялись короткими кивками уважения и сопричастности. Затем первый помощник повернулся и оставил безмолвную картину позади.


Не слишком далеко от них кое-кто изучал “Безжалостный” с живым интересом. Чуждые глаза архонта Ай’Жрафима блестели, пока он с мостика своего изящного корабля наблюдал, как имперский крейсер неуклюже покидал систему. Архонт знал, что его брюхо набито новой командой, и ощутил, как внутри пробудилось знакомое чувство охотника. Он и его воины несколько недель скрывались на орбите этого мира, прежде чем появление человеческого военного корабля заставило их прекратить экспедиции за рабами на поверхность, но пока активны теневые поля, примитивная технология людей никогда не сможет обнаружить его на таком расстоянии. Однако посадочные группы не могли столь же хорошо скрывать своё присутствие, прожигая путь сквозь атмосферу и обратно.

Его последователей не беспокоила задержка, потому что они уже получили множество этих понтийцев. Ай’Жрафим едва мог поверить в наивность их мелкого планетарного правителя. Через своих агентов он и в самом деле рассчитывал поторговаться с ним, подкупить рабами, которых мог поставлять из тех, о чьей пропаже никто не станет переживать, маскируя это под имперскую десятину. Разумеется, Ай’Жрафим брал рабов, но никакие обещания представителям одной из меньших рас не помешают ему делать то, что он хочет.

Его последователи с упоением накинулись на дань эпитрапоса. Архонт же в целом находил подобную плату скучной. Рабы были просто скотом. Их жизни были пресными, а разумы наполовину сломанными. Возможно, их хватало для его менее искушённых воинов, но он давно развил более изощерённые вкусы. При всём том, что дань уже сделала набег успешным, а также учитывая лёгкость и клиническую эффективность, с которой она была получена, не это являлось истинным удовольствием, ради которого он рисковал.

Если бы он захотел убежать, когда появился военный корабль, то легко смог бы это сделать, но разум заставил его остаться. У каждого ножа две стороны, напомнил он себе, и у его воинов было достаточно развлечений, чтобы занять их время. Он отвёл корабль на безопасное расстояние, затаился и слушал, пока рабы-переводчики непрерывно извлекали крупицы смысла из грубых гортанных звуков имперского языка.

Явно воплощаемый в жизнь на борту военного корабля заговор предоставил ему мимолётное развлечение, как от наблюдения за детьми, которые пытались играть во взрослых, но больше всего его интересовало точное количество экипажа. Кроме того, это были не простые животные, а закалённые люди, опытные и обладавшие силой духа, солдат обучали переносить и сопротивляться всем методам, за исключением самых изобретательных. Другими словами, это были его любимые деликатесы.

Понт мог подождать, и с ироническим восхищением Ай’Жрафим понял, что эпитрапос примет это за соблюдение данного слова и будет готов передать ещё больше своих подданных после его возвращения. Архонт отдал приказ преследовать человеческий корабль, как только тот покинет систему. Охота началась. Он почувствовал волнение, но сопротивлялся ему. Он будет осторожен. Он будет игрив. Он не станет спешить, а вытянет из зверя каждую унцию ужаса, и затем нарежет его на кусочки и выпьет до дна.


Бекет знал, что у еды, которую им давали, было какое-то официальное название. На протяжении своей карьеры он видел бесчисленные отчёты об её изготовлении, распределении или нехватке. Для кабальных призывников “Безжалостного” это были всего лишь “помои”.

Их кормили помоями два раза в день, первый раз после подъёма и второй раз после работы. После подъёма на пути на работу они получали чем-то намазанный чёрствый хлеб. После завершения работы смена получала полчаса на еду, чтобы съесть что-то горячее. Призывники пальцами ели серую и неаппетитную на вид субстанцию. При достаточном усилии можно было съесть всё, что им давали, от помоев до чёрных и подгоревших кусков чёрствого хлеба. Они не получали ничего, что можно было бы сохранить или использовать в качестве оружия.

Рецепт, возможно, был разработан или просто развился за тысячелетия путешествий людей в космосе. Его огромным преимуществом, по крайней мере, для главного стюарда, являлась универсальность. Какие бы пищевые отходы не остались, их всегда можно было использовать для приготовления помоев, а помои были важны, потому что обеспечивали все необходимые белки и питательные вещества для поддержания тела в живом и рабочем состоянии. Не говоря уже о достаточном количестве химических веществ для поддержания разума спокойным, а человека – покорным.

Еда, как и всё остальное в их жизни, находилась под полным контролем.

Их график был составлен таким образом, чтобы каждая смена призывников оставалась изолированной и отделённой от остальных и происходящего на корабле. Никто, включая руководителей смен, не знал даже, что они покидают Понт, пока не услышал оглушительный рёв двигателей, когда корабль вырывался из гравитации планеты. Каждый призывник работал, ел и спал только в своей смене.

Они находились под постоянным наблюдением бригадиров, и Бекету было просто невозможно ускользнуть. Куда бы они ни направлялись, их сковывали вместе цепью. Во время работы бригадиры охраняли каждый вход. Для сна их сгоняли в изолированные камеры и оставляли там на несколько часов так называемого отдыха, но даже тогда бригадир оставался где-то поблизости. Бекет однажды провёл час, спрятавшись и сжавшись в крошечном служебном люке, ожидая, пока бригадир уйдёт. Он так и не ушёл, и когда их поднимали на работу, Бекету оставалось только выбраться назад, пока просыпались остальные призывники и ещё не заметили его отсутствия.

Бригадиры сами были бывшими призывниками и знали все уловки. Когда один отчаявшийся призывник набирался сил напасть на другого бедолагу, они просто безучастно стояли в стороне. При несчастном случае или болезни, они оставались столь же равнодушными. Если призывник не мог идти, тогда его тащили товарищи. Если он не мог работать, тогда в дело шли дубинки и кнуты, которыми били и стегали, пока призывник не начинал двигаться или не умирал. Смерть являлась единственным избавлением от наказания. Тела оставляли прямо на месте до конца работы, а затем забирали для утилизации.

Бекет понимал, что даже если он сумеет ускользнуть, пока остальные спят, то безнадёжно заблудится. Единственный известный ему путь на верхние палубы представлял собой извилистый маршрут страданий, которым они прошли в первый день. Он никогда не сможет вернуться незамеченным. Рваные грязные красные спецовки наглядно говорили о том, кем он был. Он не мог позволить, чтобы его поймали. В лучшем случае, он окажется в руках Варда. В худшем – его привяжут к аквиле на пути к Перге и оставят там гнить. Здесь комиссар Бедроссиан был далёкой угрозой, просто именем и ничем больше. Здесь Перга наполняла людей страхом. Апатия, непослушание и ошибки вызывали быстрое возмездие кнутов бригадиров. Но сделаешь что-то большее: дашь сдачи бригадиру, попытаешься сбежать или заведёшь разговоры о ереси – и тебя отправят в Пергу. Тех, кого туда отправляли, больше никто не видел. Вскоре после появления на борту смена Бекета смогла убедиться в этом.

Было всего несколько человек, которые нарушали их повседневную жизнь. Иногда появлялись посыльные, кто-нибудь из доверенной команды, доставлявшие сообщения между сменами. Они приходили неожиданно и тихо, и спокойно пересказывали сообщения Брэнду, который отправлял их обратно, иногда с ответом, иногда без.

Посыльные даже не удостаивали призывников взгляда. После того, как первоначальное любопытство угасало, и работа возвращала с небес на землю, смена также перестала обращать на них внимание. Они стали просто ещё одним процессом, ещё одной из тысяч функций по обслуживанию механического зверя.

С тех пор как они покинули Понт, прошло с дюжину рабочих смен, и именно тогда появился посыльный с необычным сообщением. Призывники работали среди аккумуляторных башен, счищая окисления и при каждом движении скребка рискуя мгновенно умереть от разряда электрического тока. Посыльный вошёл, увидел Брэнда и направился к нему, привлекая любопытные взгляды. Он был молод, этот посыльный.

Бекет уголком глаза наблюдал за тем, как парнишка что-то прошептал Брэнду и затем указал на одну из рабочих бригад. Брэнд кивнул и подозвал бригадира. Тот подошёл и Брэнд что-то тихо пробормотал ему, кивнув в сторону призывников. Бригадир вернулся и забрал одного из них. Тогда Бекет не знал имени этого человека. Бригадир быстро переговорил с ним и затем повёл к Брэнду. Там уже были два других бригадира, и они, призывник и парнишка-посыльный ушли. Бригадир Бекета проревел на остальных, и они продолжили работать.

Ушедшие бригадиры вернулись перед перерывом на еду. Парнишка несколько недель спустя, как и остальные посыльные, никогда не смотря по сторонам. Призывник не вернулся и смена больше его не видела.

В ту ночь нервные в смене шептались, умные молчали, а циничные комментировали, что в помоях оказалось больше мяса, чем обычно.

Тогда среди шёпота Бекет впервые услышал имя человека: Ашил. После этого смена перестала игнорировать посыльных.


На следующее утро никто не спешил подниматься. Бригадиры кричали всё громче и громче, заставляя призывников двигаться, их провели вдоль линии раздачи помоев и погнали на один из самых нижних уровней возле корпуса. Воздух был холодным и разреженным. Ничто в тот день не казалось Брэнду достаточно быстрым. Он ревел и кричал на бригадиров, кнуты которых щёлкали всё чаще, заставляя смену работать до изнеможения. Однако и это оказалось недостаточно быстро для Брэнда, у которого буквально пена пошла изо рта, пока он, наконец, чтобы успокоиться не схватил кнут и не содрал кожу со спины одного из призывников.

Даже бригадиры не осмеливались приблизиться к нему и вместо этого обратили всё внимание на призывников. Один из них попытался ударить Бекета, промахнулся, и попал стоявшему сзади человеку по голове. Несчастный упал, и бригадир начал избивать его за “лень”. Бекет же даже не заметил предназначавшегося ему удара. Его разум отупел, а чувства закрылись от окружающей жестокости. Вперёд шагнул второй бригадир с поднятой дубинкой. Запаниковав, Бекет едва не упал вместе со своим грузом, и затем со всех ног бросился к выходному люку. Второй бригадир не стал преследовать его и присоединился к первому, нанося удары не сопротивлявшемуся призывнику.

Пока внимание смены переключилось на избиение, Бекет свалил груз рядом с остальным и на мгновение рухнул на палубу. Он задрожал от внезапного прилива адреналина. Он тяжело дышал в разреженном воздухе, пытаясь успокоиться. Кровь перестала стучать в ушах, и он услышал бормотание за спиной. Странная фигура стояла на лестничной площадке и что-то торжественно читала из книги.

Её мантия была выткана из прекрасной ткани, украшенной священными письменами и печатями чистоты. Это был чтец, младший проповедник из обителей Экклезиархии на борту корабля. Он на секунду замолчал и посмотрел на Бекета, затем перевернул страницу и продолжил чтение. Это было благословение, он благословлял всех их.

Гневный рёв прервал божественное мгновение. К ним приближался Брэнд, его лицо покраснело от ярости, а слова буквально окрашивали воздух. Бекет сжался, но гнев Брэнда был направлен не на него. Он ревел на чтеца, крича, что они пришли рано, и что у него ещё осталось время. Чтец, невозмутимо, закрыл книгу и вышел. Невидимые руки повернули и закрыли люк. Кипя от ярости, Брэнд обрушил на люк пласкритовую арматуру. Он ударил раз, другой, а затем арматура сломалась. Опустошённый Брэнд повернулся к смене и велел им начинать петь.

Призывники недоумённо переглядывались, но бригадиры затянули нестройную мелодию. Брэнд начал вытаскивать отдельных призывников, и они быстро присоединились к бригадирам. Спустя минуту это превратилось в настоящую какофонию, потому что все шумели, шумели всё что угодно, лишь бы избежать гнева Брэнда. Сквозь гвалт вновь пробилась мелодия, потому что бригадиры пели всё громче и громче, повторяя:

– Imperator, patronus, tectum.

Это была защитная литания. Бекет и сам много раз пел её раньше, но это происходило прямо перед тем как…

Корабль закричал. Воздух разорвался. Бекет рухнул на палубу. Повсюду вокруг падали люди, прижимая руки к ушам, призывники кричали от ужаса, а бригадиры повторяли слова настолько твёрдо, насколько могли:

– Imperator, patronus, tectum. – Ничего нельзя было услышать среди пронзительного рёва, когда прямо за корпусом пространство разорвалось на части.

Брэнд первый поднялся на ноги, и начал тянуть вверх ближайших к себе людей. Призывники без всякого принуждения присоединились к литании священных слов, ведомые паникой, пока волны энергии разбивались о корпус, и казалось, что по стенам прокатывалась лёгкая рябь. Бекет кричал, пока не заболело горло:

– Imperator, patronus, tectum. – Никогда эти слова не значили для него так много. Люди цеплялись друг за друга, словно за единственный якорь в мире. Смена объединилась в страхе и вере, каждый голос стал частью хора из десяти тысяч голосов, дружно звучавших по всему кораблю. Они стали единым целым, чтобы противостоять ужасам, которые скребли и царапали энергетические поля, отделявшие одну реальность от другой, пока, наконец, звуки мальстрёма не отступили. Бригадиры и призывники одновременно замолчали.

Прыжок в варп прошёл успешно.


Бекет совершал прыжки в варп бесчисленное количество раз, но всегда на хорошо защищённой от могучих энергий командной палубе. Он никогда не испытывал последствий мощнейшего выброса варп-двигателей, не слышал шума атомов, расщеплявшихся на части в считанных метрах от него. Опасность ещё не миновала. Единство между бригадирами и призывниками подошло к концу, когда Брэнд достал дубинку и хорошенько врезал по рёбрам бедолаги, который не слишком торопился встать на ноги. Худшее было впереди. Когда смена закончила работу, и люк открыли, их встретило отделение вооружённых до зубов армсменов. Призывники и бригадиры проходили в люк по одному. Каждый из них стоял там примерно полминуты, в считанных сантиметрах от направленных в грудь шести дробовиков армсменов, пока не получал приказ отойти в сторону. Сначала всё шло быстро, но после того, как прошла примерно треть смены, продвижение начало замедляться. Каждому приходилось отстоять целую минуту, иногда две, прежде чем получить разрешение шагнуть в сторону. Ожидание ничуть не успокаивало испуганных призывников.

Бекет знал, что это было: это был – exsacriamentum, испытание чистоты, ну или, по крайней мере, оно пыталось им быть. Где-то стоял скрытый от глаз санкционированный псайкер, который касался души каждого выходившего человека и искал любой след демонического влияния или порчи. Жеста, слова, даже намёка на напряжение псайкера было достаточно, чтобы армсмены открыли огонь и прикончили бы не прошедшего проверку, а иногда подобная судьба ожидала и всю смену. Ради сохранения безопасности корабля никакие меры не считались чрезмерными и никакая предосторожность слишком обременительной. Даже одна запятнанная душа во время путешествия в варпе станет маяком для обитающих там нечестивых кошмаров. Маяком и порталом в лишённый душевного равновесия разум, который станет психическим проводником, проходом сквозь корпус, сквозь щиты и прямо в мальстрём. Так теряли целые корабли. Десять тысяч жизней находились под угрозой. Что ещё хуже, их бессмертные души оказывались в опасности и, возможно, никогда уже не смогут обрести заслуженной Милости Императора, став пищей для обитателей варпа.

Смена Бекета оказалась слишком близко к корпусу во время прыжка. Все они являлись потенциально уязвимыми, и на такой риск нельзя было пойти. Порой несчастный даже не знал, что его душа подверглась порче. Истину мог установить только exsacriamentum. Поэтому каждый человек в смене стоял в очереди, ожидая услышать, есть ли среди них чудовище. Небольшое милосердие состояло в том, что заражённый не будет долго нести это бремя. Благословенные выстрелы оружия Императора даруют мгновенное отпущение грехов. Очередь шагнула вперёд, и exsacriamentum шёл своим чередом.

Что насчёт других его секретов? Что ещё мог показать exsacriamentum? Не будет ли он спасён от выстрелов армсменов только за тем, чтобы попасть в руки предателей? Он должен мыслить соответственно своей маскировке, и думать, как самый последний матрос. Он должен заполнить голову только страхами, обидами, прелюбодеяниями и чревоугодием, но он понял, что после всего произошедшего воля покинула его. Ничего его больше не волновало. На этих палубах, в этой жизни, край был так близок. Тебя могут разорвать на куски выстрелом, забить дубинкой, ты можешь оступиться на аккумуляторной башне, потеряться в пустоте или уйти с посыльным – всё это стало для него безразличным. Каждая минута подобного существования являлась всего лишь шагом на пути к суду Императора. У него не было желания забивать голову ложными мыслями. У него не было желания думать вообще о чём-либо.

Призывник впереди не разделял спокойствие Бекета. Он дрожал от страха. Он сжал руки и что-то бормотал сам себе на наречии Понта. Несомненно, слова молитвы, хотя было бы мудрее молиться на готике, чтобы не разжигать подозрения у проверяющих. По мере приближения к выходу дрожь и бормотания всё росли. Последние два призывника перед испуганным человеком прошли быстро. Теперь все уставились на него. Бекет рассмотрел за его плечом чёрный коридор: армсмены стояли с оружием наготове; чтец задержал дыхание, сжав рукой благословенную печать; было ещё двое священников с татуировками веры и огня, один с курильницей, другой держал открытую книгу, собираясь перелистнуть страницу. Он не видел псайкера, но понимал что тот где-то поблизости.

По команде армсмена призывник успокоился, но губы всё ещё дёргались, пока испуганное тело пыталось справиться с непослушными нервами.

– Не двигаться, – произнёс армсмен, но призывник мог управлять телом не больше, чем звёздами. Он сжал кулаки, сморщился и сжался.

– Не двигаться, – повторил армсмен, его палец напрягся на спусковом крючке. Больше он не станет предупреждать. Огонь разорвёт призывника на куски, а заодно и стоявшего сзади Бекета. Что ж, если такова была его судьба, то Бекета это больше не волновало.

Слова чтеца и армсмена возымели действие. Слишком человеческий крик отчаяния вырвался сквозь сжатые зубы призывника, и затем превратился в тишайший вздох. Позор побежал по грязной ноге и стал лужицей на палубе вокруг ботинка. Чтец подал знак и армсмен утащил призывника в сторону.

Затем они повернулись к Бекету, и тот вышел вперёд. Он стоял считанные мгновения, а затем чтец произнёс:

– Dimit. – И он шагнул в сторону. Двинувшись, он увидел псайкера. Она стояла за широкой фигурой чтеца, пустые глазницы означали, что псайкер прошёл ритуал связывания души. Орехового цвета кожу покрывали морщины, волосы казались ломкими и слабыми, но ничто из этого не могло скрыть молодость её лица. Решение о жизни и смерти выносила простая девушка, почти ребёнок.

Возможно, именно её лицо вдохновило Брэнда впоследствии сделать то, что он сделал. Он показал слабость. Перед прыжком в варп его закрыли, показали пределы его власти и отказались от его требования на глазах у всей смены. Это выглядело, как удар по его авторитету, что, на его взгляд, необходимо было исправить. Поэтому во время следующего выхода смены на работу он нашёл обмочившегося призывника, повалил его и вырезал ножом глаз. Показав этим пример остальным, Брэнд несколько успокоился, решив, что его власть восстановлена, а дело – улажено.

Восемь

Группировки и фракции, размышлял Бекет, группировки и фракции существовали везде. От адмиралов линейного флота до его товарищей-призывников на нижних палубах, всё было одинаковым. Люди находили единомышленников, формировали союзы, добивались успеха или были преданы и низвергнуты. Единственными различиями являлись ставки. Адмиралы ставили на кон планеты, корабли, карьеру и жизнь, а призывники ссорились за крошки и отбросы. У них ничего не было, и всё же некоторые сражались не на жизнь, а на смерть за обладание даже этим.

В смене Бекета нормальный общественный порядок был перевёрнут с ног на голову. Горожане Синопа, многих из которых схватили, когда правительственные солдаты подавляли протесты, по-прежнему смотрели на происходящее широко открытыми глазами, словно это всё было просто ужасным кошмаром. Они оказались в нижней части пищевой цепи. Добровольцы со всех концов планеты, отчаявшиеся люди, бегущие от голода и бедности, по крайней мере, привыкли к тяжёлому труду за незначительное вознаграждение, и поэтому стояли на ступеньку выше.

Но были и преступники, осуждённые, которых вышвырнули из исправительных учреждений Понта, и которые всплыли на поверхность этого людского моря. Они зашли дальше, чем простые добровольцы, они боролись за возможность поменять перспективу неизбежной казни на превратности жизни и смерти на службе в линейном флоте. Они быстро определяли подобных себе. Они умели использовать угрозы и страх против тех, кто ниже себя, и вести себя тише воды и ниже травы перед теми, кто выше. Единственное спасение состояло в том, что никто из верных своей природе двадцати трёх бывших заключённых в смене не знал или не доверял другим, и поэтому каждый искал перспективных подчинённых из низших рядов.

В первые дни несколько из этих группировок проявляли интерес и к Бекету. Он был силён и откормлен, они могли, как минимум использовать его в качестве бойца, но Бекет держался в стороне. Он не подпускал их близко, чтобы они не узнали его тайну. Вард позаботился о том, чтобы на корабле не осталось никого, кому он мог бы доверять, и, конечно же, он не мог доверять этим выродкам, которые, не моргнув глазом, продадут его бригадирам.

И всё же без группировки Бекет опустился ещё ниже добровольцев и жалких протестующих, которые просили у бывших заключённых защиты. Он не мог в одиночку добраться до комиссара, но одновременно не знал никого, кто не предал бы его. Он оказался на дне, настоящем дне, самой нижней ступени даже этого жалкого общества.

И всё же он не был в этом совсем одинок. Были и другие: слишком слабые, отличавшиеся или независимые, чтобы найти место в зарождавшихся небольших иерархиях смены. Среди них был юноша, совсем недавно переступивший порог детства, который решил примкнуть к Бекету. Его звали Ронах.

Тссс, Вон. – Раздался из темноты шёпот. Несмотря на всё то время, что смена проводила вместе, было очень мало моментов, когда они могли просто поговорить. Не относившиеся к делу разговоры во время работы или еды влекли за собой жестокое наказание со стороны бригадиров. Единственная возможность появлялась только когда гасили свет, и многие в этом случае предпочитали сон, как более насущную необходимость.

– Вон, вы не спите? – повторил Ронах. Бекет открыл глаза. Вон было именем, которым он назвался для остальных призывников.

– Что случилось, Ронах? – как обычно спросил Бекет.

– Ничего, – пришёл знакомый ответ. Довольный, что его не прогнали, Ронах устроился рядом с Бекетом.

– Есть вопрос для вас, да, – продолжил юноша.

– Какой?

– Вы хорошо говорить на имперском, да?

– Сносно.

– Сносно вы сказать. Ха! Вы порой говорите лучше, чем бригадир, Вон. – Ронах поймал взгляд Бекета и снова перешёл на шёпот. – Я разговаривал с Санджатой и кое-кем из его людей.

– Ты разговаривал с ними обо мне? – в словах Бекета послышался гнев.

– Нет-нет, ни о чём таком. Просто болтали и всё. Санджата и некоторые из них хотят лучше выучить имперский.

– С чего вдруг?

– С чего? Вы вообще не слушаете, что происходит вокруг, Вон? Всё больше из нас говорит на нём. Санджата недолго протянет главным, если не будет знать, о чём говорят остальные.

Это было правдой. Всё больше и больше разговоров, которые Бекет слышал среди призывников, велись на низком готике, и всё меньше на любом из языков Понта. На Понте насчитывались не меньше тридцати официальных диалектов, некоторые из которых были почти непонятными для остальных обитателей планеты, не говоря уже о разнообразных региональных и социальных наречиях. Товарищей-призывников Бекета собрали со всей планеты, и никто не мог выжить, общаясь только с немногочисленными ближайшими земляками.

– И дело не только в этом. Санджата хочет учиться, чтобы знать, о чём говорят Брэнд и его бригадиры. Что говорят посыльные, другие призывники. Он хочет знать, что происходит снаружи.

– Ты говоришь вполне неплохо, почему сам не слушаешь для него?

Ронах поморщился:

– Брэнд и остальные говорят слишком быстро и пользуются кодом.

– Они не говорят на коде. Это всего лишь наречие линейного флота.

– Видите, видите? Вы уже знали. Вы – лучший учитель для него. Или учите меня, а я буду учить его. Это будет и для вас хорошо. Сделайте это, и он присмотрит за вами. Вам всё равно нужны друзья, Вон, и лучше раньше, чем позже.

Так Бекет начал учить Ронаха. Они разговаривали в темноте в самой середине отведённого для сна времени, когда было меньше всего шансов, что их подслушают. Складывалось впечатление, что Ронаху вообще не требовался отдых. Каким-то образом он защитил молодость и энергию ото всего, что его окружало и пыталось истощить. Ронах пересказывал слова Бекету, слова, которые он и другие слышали и теперь хотели понять, а в ответ Бекет узнавал обо всём, что вся смена собирала о мире нижних палуб за пределами насаждаемой им повседневности.


Вскоре после того, как они покинули Понт, начались религиозные службы. Каждый десятый день вместо работы их сначала отводили в отсек, перестроенный в импровизированную часовню для миссионерства среди опустившихся на самое дно и обездоленных. Они сидели рядами и слушали стоявшего за кафедрой проповедника чтеца, который упрекал их за грехи и молился на таинственном высоком готике. Затем одна смена уходила, и приходила другая. Для призывников это стало отсрочкой в час.

– Никакой работы, никаких кнутов, просто сиди и слушай, – вздохнул Ронах.

– Ты и в самом деле понимаешь, что они говорят?

– Кое-что, кое-что. Проповедь, да. Молитвы, нет. Мне кажется, что они не имеют никакого смысла. Но может я один такой.

– Не думаю, Ронах. Сомневаюсь, что многие тут понимают высокий.

– Но вы понимаете, да? – Бекет кивнул в ответ.

– Что он говорит каждый раз в конце? Что это означает?

– In Ius Imperator. В правосудии Императора.

– Звучит неплохо.

– Так иногда говорят о мёртвых.

Ронах испуганно хмыкнул.

– Возможно, мне тогда стоит его выучить. Возможно, я когда-нибудь скажу это над телом Брэнда.

– Ха. Не думаю, что его это будет волновать.

– Он – не человек веры. Я наблюдаю за ним с самого начала, как он стоит здесь и всё ненавидит. Папай говорит, что единственная причина, почему он терпит всё это – из-за приказов прямо с верхней палубы. Час молитвы – час, который не работает на него. Я слышал после подъёма, что он заставлял бы нас работать без сна, если при этом и ему самому не пришлось бы работать дольше, – усмехнулся Ронах. – Он не из тех людей, кто верит.

Бекет удивился, если хоть кто-то бы здесь верил.


– Этот Брэнд, – как-то начал Ронах, – он думает, что такой важный, но он – ничто. Это – большой корабль, а мы всего лишь одна смена. Есть ещё десятки, может быть больше сотни. Эскима говорит, что раз мы являемся самыми худшими, тогда бригадиры других смен должны думать, что и Брэнд самый худший, – с большим удовлетворением сказал Ронах. – Некоторые из других более важных смен не занимаются подобной дерьмовой работой. Они занимаются важной работой. Они живут хорошо.

– Доверенная команда.

– Это название! Вы тоже его слышали? Они работают по всему кораблю, а не только здесь на дне. Когда-нибудь и я покину это место и стану одним из них. Вы тоже, тогда мы оба уйдём. Мы избавимся от Брэнда и станем жить лучше, чем он, и затем он получит то, что заслужил.


– Ты вообще когда-нибудь спишь, Ронах?

– Нет с тех пор, как Брэнд наградил меня этим, – ответил Ронах, задрал верхнюю часть комбинезона и повернулся, чтобы показать Бекету спину. Её крест-накрест покрывали шрамы от кнута. Они были глубокими и частыми, некоторые успели зажить, а затем открывались снова и снова после нового избиения.

– Извини, – сказал Бекет.

Ронах наполовину пожал плечами, наполовину кивнул и опустил комбинезон:

– Не важно. Скоро мы убежим от него.


– Почему вас заботит всё это? – однажды ночью неожиданно спросил Ронах.

– А почему не должно заботить? Мы собираемся прожить здесь оставшуюся жизнь. Мы должны учиться, чтобы выжить.

– Знаю, но вас не волнует то, что происходит в смене. Вас не заботит, кто из нас самый сильный, кто с кем общается, кто хочет видеть вас на своей стороне, кто говорит с боссами. Вы волнуетесь только о том, что снаружи, вот всё что вы хотите слышать. Это говорит мне, что вы не собираетесь здесь надолго задерживаться. Я думал, что вы собираетесь убежать, но затем я спросил себя: “Ронах, ты сошёл с ума, мы на корабле, космическом корабле. Куда отсюда можно убежать”? Но тогда мне пришло в голову, что, возможно, этот человек уже бывал здесь прежде.

Бекет замер и у него пересохло во рту. Что парнишка сумел выяснить?

– Я прав, не так ли? – продолжил Ронах. – Вы уже служили в линейном флоте? На корабле? Вы уже сбегали? Возможно, вы знаете, как убежать ещё раз?

Бекет спокойно выдохнул:

– Возможно. – "Возможно", сказал он. Ну, возможно, первый способ побега подойдёт и для второго способа побега? Возможно, да?

– Возможно, Ронах, – осторожно ответил Бекет, но для парня этого было достаточно.

– Мама предупреждала меня, что я плохо закончу. Она сказала, что если я буду водиться с бандами, то попаду в неприятности, а затем придут имперцы и заберут меня. Я никогда не слушал её, никогда не слушал. Я отвечал, что слишком быстрый и маленький. Как мелкая рыбёшка, знаете? Даже если бы они поймали меня, то выбросили бы назад, чтобы я набрал вес и подрос. Похоже, я ошибался. Похоже, стоило слушать мать, – хихикнул Ронах.

– Думал, что был в безопасности. Думал, что в безопасности. Не прошло и месяца, как они забрали меня, как они забрали и моего кузена Фрамира. Я просто решил, что имперцы и так уже забрали многих из нас и им больше не нужно. Остальные должны находиться в безопасности. Я, конечно, жалел кузена, но он сам выбрал свой путь. Он всё время влезал в неприятности. Мама всегда говорила, что однажды имперцы заберут его, и она оказалась права.

– Ну а раз они забрали и меня, значит, мама была права и на мой счёт.


– Эй, важные новости, Вон. Я кое-кого сегодня видел.

– Кого?

– Джола, я познакомился с ним, когда меня забрали. Мы были рядом, пока нас везли сюда. Я увидел его, когда мы ели, он был среди тех, кто раздавал еду, и он вспомнил меня!

– Он работает на стюарда?

– Да, да, он покинул смену! Но это не всё. Я сказал ему, что тоже хочу покинуть смену, и он попробует перевести меня к стюарду! Начну как посыльный, может быть, потом даже выбьюсь в доверенную команду. Я выберусь отсюда!


Однажды ночью Ронах пришёл к Бекету почти сразу после того, как выключили свет.

– Вон, вы должны услышать это! – Ронах едва не плясал от радости. Бекет услышал, как несколько ближайших призывников прекратили шевелиться и прислушались.

– Что? В чём дело, Ронах?

– Санджата, он услышал одну очень смешную вещь! Вы знаете о столкновениях между доверенными командами?

– Конечно. – В смене кое-что шептали об этом. Борьба за лучшее положение между доверенными командами была для них абсолютно чуждой и увлекательной, особенно когда дело доходило до редких всплесков насилия, когда сталкивались горячие головы из двух соперничающих палубных бригад. Теперь, когда офицеры проводили почти всё время, наслаждаясь жизнью на верхних палубах, физическое запугивание становилось наилучшим способом добиться самых выгодных работ.

– Санджата подслушал разговор двух бригадиров. Они говорили, что Брэнд пытался перевестись в палубную команду и едва ли не целовал в задницу их босса, чтобы тот принял его к себе.

– Говори тише, – прошептал Бекет, но Ронах не мог остановиться.

– Знаешь, что, Вон? Они сказали, “нет”! Они сказали “нет” большому страшному Брэнду. После всего его хвастовства, после всего его бахвальства, он застрял здесь с нами! О да, он большой и важный человек здесь, но для них он – никто. Ронах выпятил грудь и сделал вид, что марширует на месте, размахивая руками и жестикулируя, как бригадир.

– Я – бригадир Брэнд, мрази! Запомните моё имя! Я – бригадир Брэнд. Запомните моё… – Раздался громкий пуууукк, когда Ронах выпустил газы, вызвав согласный хор смешков призывников.

– Я – бригадир пуууукк, мрази! Запомните моё имя, чтобы проклинать его, когда будете гореть в пуууукк! – Смех стал громче и дружнее, потому что проснулась уже почти вся смена. Ронах обратился к новообретённой аудитории:

– Ты смеёшься надо мной, Фавил? – Ронах указал на призывника и шагнул к нему.

– Ты смеёшься надо мной, и я заберу твой глаз! – Ронах взмахнул воображаемым ножом. – Держу пари, что тебе жаль, что я не забрал твой нос? Пуууукк, пуууукк, пуууукк. – Выпуская газы, Ронах раздувал губы, словно играл на трубе.

– Ты! Эскима! Ты дерзишь мне? Как тебе понравятся мои щёки. Пуууукк, пуууукк, пуууукк.

– Ронах! – Бекет встал.

– О! – Глаза Ронаха светились. – Это один из больших боссов! Пожалуйста, заберите меня, Мистер Босс! Заберите меня из этой грязи! Посмотрите, какой я хороший работник. Посмотрите, как я хорошо хлещу людей. Я хлещу их без перерыва каждый день! Хлыст! Хлыст! Смотрите, как хорошо я целую вашу задницу! Чмок, чмок! Хлыст, хлыст! Чмок, чмок! Хлыст, хлыст! Чмок…

Ронах уже не мог остановиться. Постоянные побои, тяжёлая работа и отчаяние росли и росли внутри него, пока он, наконец, не сломался и не дал выхода безумию. Теперь оно овладело им, а поддерживающие крики и свист призывников только распирали его ещё сильнее.

– Прекрати, Ронах, – Бекет оттащил его назад и толкнул к стене. Одержимость Ронаха сменилась гневом, и он попытался оттолкнуть Бекета. Учитывая худощавое телосложения Ронаха в этом не было никакого смысла. Бекет крепко схватил его и легко прижал к стене.

– Чёртов идиот, – быстро прошептал он в ухо юноши, пока смена продолжала весело смеяться. – Неужели ты не понимаешь, что наделал?

Тело Ронаха расслабилось, и Бекет осторожно ослабил хватку. Неожиданно, повинуясь внезапному порыву, Ронах вырвался. Бекет решил предоставить его самому себе. Ронах бросил на него равнодушный взгляд и отошёл.

Те из смены, кто переел помоев, продолжали весело смеяться. Те, кто ещё не потерял остатки здравомыслия, отвернулись, зная, что опасно смеяться над теми, от кого зависит твоя жизнь. Те, кто были доносчиками, притворялись, что улыбаются, одновременно мысленно составляя отчёты Брэнду.

Его ответа не пришлось долго ждать.


Прошло шесть недель с тех пор как они покинули Понт, и смену загнали в паровое отделение, на межпалубный служебный уровень, где располагался доступ к обветшавшему узлу сбора отработанного пара. Хотя место являлось глубоким и широким, оно было высотой только в половину обычных палуб, вынуждая всех наклоняться или приседать, чтобы пройти через входной портал и двигаться внутри. Палуба представляла собой лес толстых промышленных труб, которые протянулись из стороны в сторону или уходили вертикально с потолка в пол. Все они были изолированы, чтобы перемещать отработанный ненужный пар по системе фильтрации, но на палубе всё равно стояла жара, как в духовке. Бекет вспотел, едва вошёл внутрь, и солёная жидкость впиталась в одежду, обещая поцарапать незащищённую кожу, когда высохнет.

Удушливая жара заставляла всех молчать. Бригадиры объяснили, что надо делать и оставили смену в одиночестве. В любом случае банально не было места, чтобы размахнуться дубинкой или хлестнуть кнутом. Работа заключалась в том, чтобы заменять внутренние “рёбра” каждой трубы. Они были изготовлены из специального металла, который быстрее ржавел и защищал металлические стенки. Это означало, что трубу можно было использовать гораздо дольше без полной замены. Рёбрами жертвовали, и смене предстояло убрать старые и установить новые.

Это была трудная и болезненная работа. Люди карабкались внутри труб и едва могли повернуться. Поток пара перенаправили, но стены оставались обжигающе горячими. Призывники обматывали руки и ноги тряпками, чтобы не обжечь кожу. Тяжёлое ребро каждой секции предстояло открутить, протащить вручную по всей длине трубы и вытащить через маленький эксплуатационный люк. Затем протаскивали замену, и призывники перевязанными руками прикручивали её на новое место. Это было трудно и достаточно тяжело даже в располагавшихся горизонтально трубах, но трубы, которые проходили вертикально от потолка до пола, являлись гораздо большей проблемой. Призывник внутри не мог ползти, поэтому ему приходилось работать, опасно свисая на ненадёжной верёвке, удерживаемой его товарищами по команде.

Бригада Бекета приготовилась, открыла люк доступа, и он посмотрел в одну из шахт. Внизу в тридцати метрах виднелся закрытый клапан. Над их головами располагался ещё один клапан, и он был единственной защитой, что сдерживала горячий пар от этой секции. Выбрали двух человек, а остальные разделились на две группы. Выбранных обвязали страховочными ремнями, и они начали осторожно спускаться внутрь шахты, пока одна половина бригады действовала, как их поддержка и якорь. Другая половина тем временем поднимала открученные альпинистами рёбра и опускала новые.

Все они по очереди проходили через это. Не имело значения, кто именно находился в шахте, после почти месяца на помоях все они весили одинаково мало. В роли поддержки Бекет перемещался назад и вперёд, пытаясь сохранить страховочные ремни в постоянно натянутом состоянии. Бесчисленное количество раз он чувствовал, как верёвка впивается в талию, когда альпинист соскальзывал с ребра и падал. Однажды один альпинист схватился за товарища, чтобы не упасть, и они оба сорвались. Хватавшуюся за поручни поддерживающую команду дотащило до самого люка, прежде чем они остановили падение. Когда настала очередь Бекета спускаться в шахту, то он вывихнул почти все пальцы, откручивая болты, и получил множество порезов по всему телу от впивавшегося в кожу страховочного ремня. Плотное телосложение помогало сохранять устойчивое положение, опираясь ногами, но зато не способствовало тому, чтобы держаться подальше от горячих поверхностей. Все призывники выбирались из шахты с красными рубцами и ожогами. Все кроме Ронаха, который, казалось, лазал с ловкостью змеи и обладал пальцами из термопласта. Он пояснил с неизменной щербатой усмешкой, что ему уже посчастливилось заниматься подобной работой в трущобах Синопа.

Это была двадцатичасовая смена, но благодаря тому, что изнемогавшие от жары Брэнд и бригадиры держались в углу и оставили призывников в покое, время шло быстро. Когда работа в трубе подходила к концу, приходил один из бригадиров, закрывал люк доступа и открывал клапаны, выпуская пар. Бригада призывников тем временем направлялась открывать следующую. Выходки Ронаха накануне ночью всё ещё были свежи в умах многих из смены. Каждому из них передалась часть его настроения, и оно искрилось в глазах, пока они трудились в жаре. Необходимые для работы короткие разговоры перемежались тихими шутками и сдерживаемыми смешками. Бекет также поддался изменившемуся настроению. Они все поспешно замолкали, когда поблизости появлялся бригадир, но требовалось мало усилий, чтобы всё начиналось заново. Когда же мимо проходил Брэнд, согнувшийся почти вдвое между потолком и полом, он казался равнодушным к брошенным искоса взглядам, которыми призывники смотрели на него и бригадиров. Работа шла быстрее, чем он мог ожидать. Возможно, жары оказалось достаточно, чтобы сделать покладистым даже его.

Двадцать часов подходили к концу, и день тяжёлого труда и пота выжал призывников почти досуха. Они перестали переговариваться, потому что рты слишком пересохли для этого. Голова и спина Бекета болели, а кожа туго натянулась на костях. Брэнд и бригадиры собрались вокруг нескольких последних работающих групп, всячески поторапливая их и одновременно мешая. Ронах ещё оставался в трубе, прикручивая последнее ребро. Он сам вызвался провести там последние несколько часов, после того как все призывники получили многочисленные ожоги. Брэнд видел, как он зафиксировал ребро на месте и велел бригаде поднимать его. Бекет и остальные начали быстро тянуть верёвку. Наконец Ронах показался из люка доступа, усмехаясь от облегчения, что работа подошла к концу. Брэнд наклонился, схватился за страховочные ремни и поднял его так, чтобы видели все остальные.

– Иди сюда, весельчак.

Нож Брэнда мелькнул, и ярко-красная линия появилась на горле Ронаха. Затем мелькнул ещё раз, и Бекет с остальной группой рухнул на палубу, когда нож рассёк туго натянутую поддерживающую верёвку. Ронах всё ещё улыбался, когда Брэнд отпустил его и позволил незадачливому шутнику упасть в трубу.

Раздался приглушённый удар, затем ещё один и ещё, когда маленькая фигура Ронаха врезалась в ребро трубы, изящно изогнулась, врезалась в другое ребро и снова отскочила. Брэнд отошёл в сторону. Бекет бросился к люку доступа и посмотрел вниз. В ста метрах внизу, на крышке люка у основания трубы лежало разбившееся тело Ронаха.

Пока Бекет смотрел, вывернутая рука дёрнулась и крошечная ладонь поползла по груди Ронаха, чтобы сжать глубокую рану в горле. Милосердие Императора, он был ещё жив! Мысли замелькали в разуме Бекета: ему нужна страховочная верёвка, носилки и что-то, что он мог использовать, чтобы снова вытащить Ронаха, что угодно! Он должен добраться туда, прежде чем… Крепкие руки оттащили его от края за долю секунды, перед тем как бригадир захлопнул люк. Они продолжали держать его, пока Брэнд поворачивал зажимы. Мысли Бекета о спасении потерялись в равнодушном рёве вырвавшегося перегретого пара. Брэнд и бригадиры ушли. Пример был показан и дело улажено.

Державшие Бекета товарищи-призывники медленно отпустили его. От рёва трубы заложило уши. Он всё рос и рос, пока не превратился в крик, крик, который не могло издать ни одно человеческое горло. Брэнд услышал его и оглянулся. Призывники услышали его и подались назад. Что-то пошло не так. Пар миновал первый люк, но снова оказался в ловушке. Расположенный выше люк не открылся, и тысячи фунтов давления накладывались друг на друга, собираясь, уплотняясь и проверяя каждый миллиметр трубы в поисках слабого места. Согнувшись вдвое, бригадир бросился к пульту управления и резко потянул за рычаг, чтобы закрыть нижний люк. Слишком поздно. Пар нашёл выход и вырвался на свободу.

Он нашёл микротрещину возле эксплуатационного люка и объявил о своём триумфе пронзительным свистом. Смена запаниковала и люди начали пробираться к выходу, забыв об усталости в стремлении остаться в живых. Сто призывников превратились в единую толкающуюся массу, зажатую в крошечном пространстве между полом и потолком, которая ползла по слабым и медлительным в отчаянной попытке протиснуться в выходной люк. Брэнд и бригадиры уже были там, они расталкивали мешавшие им тела и отпихивали призывников, перед тем как заблокировать выход.

Бекет знал, что это являлось общепринятой практикой. Паровой свист был только началом. Давление продолжит расти, пока не вырвет эксплуатационный люк, а затем палуба будет потеряна. Стандартная процедура: обезопасить палубу, защитить корабль, а всех оставшихся внутри несчастных ублюдков ждёт смерть.

В отличие от остальных, его бригада осталась на месте. Они находились дальше всех от выхода и видели, что нет никаких шансов пробраться сквозь толпу. Бекет понял, что на него смотрят испуганные лица. Они смотрели на него в поиске спасения. Он снова стал лидером, когда его экипаж оказался в опасности, любое чувство эгоизма отступило перед лицом необходимости. Он схватил бригадира, который всё ещё пытался закрыть люк, и подтащил к себе.

– У нас нет выбора, – обратился он ко всем. Командный голос вернулся легко, даже перекрыл пронзительный свист. – Все мы знаем, что произойдёт, поэтому перестаньте думать об этом. Мы не выберемся отсюда, когда труба взорвётся. Мы должны сами позаботиться о себе. Мы должны найти безопасное место.

Сказав это, он увидел его. На противоположной стороне палубы один из эксплуатационных люков был всё ещё открыт. Большая часть призывников оставила его, услышав свист и увидев паническое бегство, но некоторые продолжали держать страховочные верёвки и тянули изо всех сил, вытаскивая товарищей из шахты. Бекет повёл туда бригаду, они словно крабы ползли по палубе настолько быстро, насколько только могли. Когда они приблизились, один из призывников с верёвкой посмотрел на них.

– Что происходит? – опередил его Бекет.

– Фидлер, – крикнул в ответ призывник, стараясь одновременно обращаться и к Бекету и к бригадиру позади него. – Они уронили на него ребро. Больше мы его не слышим!

– Не важно, – ответил Бекет, пробираясь вперёд, – мы спускаемся к нему.

Позади них раздался второй свист, и, не встретив никаких протестов, Бекет заставил бригаду работать. Он сделал так, чтобы они опустили незадачливого Фидера на дно шахты и затем привязал страховочную верёвку наверху. Призывники полезли внутрь и начинали спускаться, время от времени повисая на верёвке для равновесия, пока перебирались с ребра на ребро. Третий и четвёртый свист присоединился к первым двум, и едва последний призывник исчез в шахте, как капитан понял, что их время закончилось.

Снаружи остались только он и бригадир.

– Я не иду, – крикнул бригадир.

– Что?

– Люк нельзя закрыть изнутри. Кто-то должен остаться и закрыть его!

– Ненужно! – Бекет поднял вторую верёвку. Он привязал её к эксплуатационному люку, чтобы потянув закрыть его изнутри.

Бригадир покачал головой:

– Ничего личного, мразь, но я не слишком высоко оцениваю свои шансы там с двадцатью такими, как ты! Лучше поспеши!

Бекет натянул верёвку и посмотрел бригадиру прямо в глаза:

– Пойми одну вещь, матрос! Если я сказал, что ты в безопасности, значит ты в безопасности! Теперь пошевеливайся!

Оказавшись внутри, Бекет и бригадир начали медленно тянуть за привязанную к тяжёлому люку верёвку. Повреждённая труба, наконец, окончательно лопнула, и пронёсшийся по палубе поток пара с неожиданной силой захлопнул люк, отчего они оба едва не свалились на остальных отчаянно цеплявшихся в шахте бедолаг.

Изолированные стены трубы исполнили свою задачу и защитили их, когда температура на палубе снаружи прыгнула от неприятно жаркой до смертельной. Они слышали только победный рёв затопившей палубу волны пара. После этого было мало звуков кроме их собственного дыхания. К счастью они не слышали крики десятков призывников, которые продолжали бороться друг с другом, чтобы добраться до выхода, который уже закрыли Брэнд и другие бригадиры.

Потребовалось добрых полчаса, прежде чем все двадцать три человека в шахте спустились настолько низко, насколько это было возможно. Диаметра трубы едва хватало для работы одного человека или для двоих, которые тесно прижимались друг к другу. При этом им приходилось держаться за одно ребро прямо друг напротив друга. Никто не мог расслабиться, иначе рисковал свалиться на людей внизу. Вначале они барабанили по стенам, пытаясь позвать на помощь, но быстро устали. Только Бекет продолжал, выстукивая на эксплуатационном люке старый код бедствия Флота. Больше ничего не оставалось кроме как ждать и надеяться, что спасатели появятся раньше, чем закончится воздух или хуже – нижний люк откроется и их сварит заживо.

Через час Фидлер на дне шахты очнулся и начал кричать. Ближайшие товарищи стали успокаивать его и он, наконец, замолчал. Вскоре до Бекета донеслись тихие всхлипы. Он проглотил комок в пересохшем горле. Он всё ещё оставался их лидером. Сейчас не время для демонстрации слабости. Он застучал громче, пытаясь заглушить мысли.


Через два часа раздались первые жалобы. Мышцы сводило, раны начали гноиться, а призывники уже и так провели почти целый день без еды и воды посреди жаркого марева. Бекет заметил, что снаружи было много воды. Бригадир, который держался рядом с ним, не высказывал жалоб. Каждое его действие было направлено на то, чтобы соответствовать стойкости Бекета и ни в чём ему не уступать. Он даже также выстукивал сигнал бедствия, причём абсолютно синхронно. Бекета не волновала его борьба за власть. Он слишком отчаянно устал.

Через три часа воздух в шахте стал заметно теплее. Никто больше не разговаривал. Никто не жаловался на боль и лишения. Все просто терпели на пределе своих сил.

Через три часа люк, наконец, открылся, и свет хлынул в верхнюю часть шахты. Фигура в полном изоляционном костюме посмотрела вниз. Раздался крик, протянулись руки в перчатках и вытащили бригадира. Затем едва ли не нехотя они протянулись к Бекету и начали спасать остальных людей.


Позже Бекет узнал, что именно заклинило второй люк и привело к взрыву, сварившему заживо почти восемьдесят человек. В отчёте говорилось, что авария произошла из-за появления в трубе постороннего предмета, который заблокировал сверху люк. Этим посторонним предметом был Ронах. Даже сухого и бесстрастного тона отчёта хватило, чтобы его вырвало той жалкой пищей, что оставалась в животе.


Конденсированный пар заполнил всю палубу. Аварийная бригада не ожидала найти живых. Как только их всех вытащили, бригадира, которого, как узнал Бекет, звали Цвебба, отправили на медосмотр. Пара санитаров, которые присутствовали для контроля над утилизацией трупов, начали бегло проверять призывников. Пока они занимались своим делом, Бекет и остальные выжившие опустились на колени в воду, и молча уставились на сваленные и ошпаренные тела своих бывших товарищей по смене.

Их так и оставили смотреть на них некоторое время, пока аварийная бригада пыталась выяснить, куда отправить оставшихся в живых. Несмотря на испытываемую призывниками жажду, ни один из них не стал пить воду с палубы. Наконец, пришёл один из бригадиров с хлебом и водой, и повёл в камеру, где они воссоединились с остатками смены, теми, кто успел убежать, прежде чем Брэнд закрыл дверь.

Именно это воссоединение, наконец, нарушило молчание выживших в трубе. Убежавшие думали, что уцелели только они, и обе стороны громким шёпотом пересказывали друг другу свои истории. Больше не существовало никаких фракций, бывший уголовник Санджата запросто разговаривал с активистом Кималем, словно они были ближайшими друзьями, а не непримиримыми лидерами противостоящих группировок, как накануне. Бекет говорил мало, и позволил другим, например, Папаю и Фидлеру, повторять рассказ для тех, кто убежал, пока те не узнали все детали.

Неизбежно, после того, как прошло облегчение от нежданной встречи, разговор перешёл к будущему и тому, что ждёт Брэнда. Бригада Бекета подробно рассказала остальным о том, как Брэнд убил Ронаха и к чему это привело, оставив мало сомнений в том, кто был ответственен за всё произошедшее. Чем дольше длился разговор, тем мрачнее и страшнее становились идеи наказаний, которые начальство могло ему устроить. Бекет молчал, потому что прекрасно знал, что случится с Брэндом.

Несколько часов спустя подозрения Бекета подтвердились. Вновь появился бригадир Цвебба. Как и после обычного окончания работ он отвёл их поесть помоев и затем вернул в камеру, чтобы они поспали несколько часов. Цвебба не был расположен добровольно делиться информацией, и никто не желал рисковать расспрашивать его, кроме бесстрашного Санджаты, который задал этот вопрос, когда они вернулись в камеру.

– Брэнд? С Брэндом ничего не случилось. Он вернётся к подъёму, если ты соскучился по нему, мразь. – Затем Цвебба запер их и ушёл.


Наступила “полночь”. Остальные, наконец, исчерпали негодование и горечь и уснули. Конечно, с Брэндом ничего не случилось. Он принял решение, которое минимизировало ущерб кораблю. Его начальство не знало, что он сделал с Ронахом, и, откровенно говоря, Бекет сомневался, что их это особо волновало. Почти мгновенно погибло около восьмидесяти человек, но они были призывниками, человеческим топливом, которое доставили на борт для потребления. Важным было то, что корабль не получил значительных повреждений и продолжал нести службу. Как капитан он, в отличие от остальных, понимал истинные приоритеты Флота.

И всё же, как человек Бекет чувствовал жар пара, жар мести. Апатия прошла, и он снова смог ясно мыслить. Брэнд был убийцей, трусом и предателем, и его труп скоро будет лежать у ног призывников.


– Встать, мрази!

Знакомый звук голоса Брэнда заполнил помещение и эхом отразился от стен.

– Встать! Встать! Встать! Встряхнитесь! Шевелитесь или останетесь голодными!

Бекет открыл глаза. Он не спал, он ждал. Вокруг неохотно начала подниматься сильно поредевшая смена. Брэнд заметил взгляды, которые они бросали на него.

– Потеряли несколько своих дружков, а? Потеряли несколько своих приятелей? Вы – мерзкие сухопутные крысы! Вы – тупые сыновья шлюх! Разве вы не поняли, что уже мертвы? Ваши грязные дружки ещё легко отделались! Легко, вы слышите меня? К концу дня вы пожалеете, что не сварились заживо вместе с ними!

Бригадиры не стали рисковать. Здесь находилась только половина из тех, кто был в котельной, других уже перевели на новые места. В смене просто не осталось столько призывников, чтобы сделать их присутствие стоящим. Поэтому, когда Бекет вышел из камеры его сразу же приковали к колонне призывников. Только после этого он получил намазанный помоями чёрствый хлеб.

Теперь, когда их осталось так мало, смена двигалась намного быстрее, чем раньше. Однако это не мешало Брэнду непрерывно орать на них. Они продолжали идти и постоянно спускались, их цель явно находилась на корме корабля в одном из отсеков по переработке отходов.

Смена хорошо знала эту работу. Сюда их отправляли каждый раз, когда они в чём-то провинились. Каждый раз, когда призывники демонстрировали несколько большее присутствие духа, чем положено, их отправляли сюда, чтобы снова сломать. Каждый переработчик представлял собою немногим больше, чем уходившую в палубу гигантскую цистерну. Сюда стекались отходы со всего корабля. Призывники сортировали их и отбирали из пропущенного автоматическими фильтрами всё, что можно было стерилизовать или повторно использовать. Корабль не мог себе позволить впустую тратить отходы. Закончив, призывники выбирались из цистерны. Оставшийся груз осушался, чтобы позже его сожгли или сжали, после чего последние бесполезные остатки выбрасывали в космос. Затем шлюз наверху открывался, опускался новый груз, призывники забирались назад в цистерну, и всё начиналось сначала.

Протухшие отходы из запасов стюарда, слишком грязные для очистки материалы с медицинских палуб, наименее токсичные побочные продукты экспериментов Механикус, всё это щедро приправленное человеческими нечистотами с каждой палубы корабля. Зловоние для стоявших по краям цистерны бригадиров было ужасным; для копавшихся в вязкой массе голыми руками призывников оно было просто неописуемым.

Не заняло много времени, прежде чем недавно съеденная пища добавилась к канализационным стокам, в которых они копались. И всё же они работали, чёрт возьми, работали. В течение долгих часов единственной передышкой были несколько минут, когда они покидали цистерну на время выгрузки старого груза и загрузки нового.

Бригадирам же просто нечем было заняться. Все призывники трудились внизу, они могли подняться только по небольшой лестнице и по ней же могли спуститься бригадиры. Некоторые ушли, используя любую причину, которую могли придумать, например, сказав, что получили сообщение или решили проверить другие смены. Брэнд остался, хотя и не двигался, впившись сверху взглядом в смену с такой же ненавистью, что и они испытывали к нему. Цвебба также остался, тенью следуя за Бекетом.

Закончили с очередным грузом, но лестницу не опустили. Брэнд положил руку на рычаги, которые управляли верхним шлюзом. Если он откроет его и впустит новый груз, то прикончит всю смену. Те, кому повезёт, умрут быстро. Остальные задохнутся, оказавшись под отходами. Призывники зашептались и направились к стенам. “Потяни рычаг, Брэнд, – вспыхнула в разуме Бекета мысль. – Потяни рычаг, ты – песчинка, ты – комар, ты – мелкий жучок в заднице этого гордого корабля. Ты – ничтожество. И останешься им навсегда. Этот момент – твой шанс, твой последний шанс, повлиять на что-то, убить меня. Потяни рычаг, Брэнд. Повлияй на что-то. Убей капитана корабля. Жаль, что никто и никогда не узнает, что ты сделал это”.

Лестница опустилась, и призывники нетерпеливо бросились к ней. Это – твоя ошибка, Брэнд, твоя последняя ошибка. Призывники поднимались по одному. Когда они приближались к вершине, каждому Брэнд и Цвебба надевали на руки кандалы, а затем сковывали с общей цепью. Бекет ждал своей очереди одним из последних. Он спокойно поднялся по лестнице и протянул руки, когда Брэнд и Цвебба взялись за кандалы. Они защёлкнулись вокруг одного запястья, и в этот момент Бекет атаковал. Его вторая рука метнулась вперёд и вырвала кандалы у Цвеббы. Он ловко защёлкнул их на запястье Брэнда, а затем прыгнул назад в цистерну. Вес Бекета вывел Брэнда из равновесия и тот свалился следом за ним. Подняв брызги, они оба упали в зловонную жижу.

Бекет, который был готов к этому, вскочил первым и подтянул к себе Брэнда, их запястья по-прежнему были скованны вместе. Бекет сильно ударил, раз, второй, третий, брызги сточных вод разлетались во все стороны, когда его кулак достигал цели. Он не мог ни на секунду остановиться, ни на секунду позволить Брэнду прийти в себя или масса бригадира и его мышцы возьмут своё. Брэнд выпрямился, взревел и размахнулся дубинкой. Она врезалась в бок Бекета, и он почувствовал взрыв боли, когда сломались рёбра. Он покачнулся назад, свободная рука опустилась в жижу в поисках опоры, а Брэнд шагнул вперёд, развивая успех. Дубинка устремилась сверху на плечо Бекета, и тот дёрнул скованной рукой, пытаясь обернуть её цепью. Брэнд остановил удар и в этот момент полная нечистот “Безжалостного” ладонь Бекета ударила прямо ему в лицо. Бекет давил, проталкивая грязь в глаза Брэнда и глубже в горло.

Брэнд согнулся, подавившись и хрипя, но дубинки больше не было в его руке. Она была у его противника. Один удар, второй, и Брэнд обмяк. Бекет сделал несколько глубоких вдохов вредного воздуха и посмотрел на край цистерны. Цвебба стоял там и смотрел вниз, под его подбородком виднелась накинутая улыбающимся Санджатой цепь.

– Спускайтесь сюда все, – приказал Бекет. – И его прихватите.


– И что ты собрался делать, Вон? – выплюнул Цвебба, когда его толкнули к телу Брэнда. – Ну, прикончишь ты и меня. А что потом? Ударишься в бега? Здесь некуда бежать. Мы на корабле, ты мерзкая сухопутная крыса!

– Ты забыл, начальник, – резко прошептал ему в ухо Кималь, – мы уже мертвы. Так сказал Брэнд. И он ещё легко отделался. Не факт, что тебе также повезёт.

Остальные призывники не разделяли его смелость. Они встали свободным кольцом вокруг Брэнда, всё ещё запуганные его аурой. Бекет по очереди посмотрел каждому из них в глаза. Они не отвели взгляда, и они верили в него.

Он медленно поднял дубинку Брэнда, так чтобы все видели, а затем передал её Санджате.

– Один удар по голове.

– Что?

– Один удар по голове, – повторил Бекет и показал на лежащего в грязи Брэнда.

– С удовольствием, – ответил Санджата и сделал, о чём его просили. Он замахнулся для второго удара, но Бекет остановил его:

– Только один удар. – Санджата кивнул и отдал дубинку. Бекет шагнул к Кималю.

– Только один удар по голове, – повторил он. Кималь охотно взял оружие и нанёс сильный удар прямо по затылку Брэнда, а затем вернул дубинку. Затем настала очередь Фидлера, подчинившегося Папая, потом Ах Дата, Ефрема, Музафха, Зеркахияба и всех оставшихся в смене. Некоторые были возбуждены, некоторые – равнодушны, некоторые – боялись, но никто не отказался. Последний призывник отдал дубинку, но перед Бекетом оставался ещё один человек, который должен был нанести удар.

– Цвебба, – произнёс Бекет.

– Тебя ждёт Перга, ты знаешь это, Вон? Тебя и всех остальных.

Бекет протянул дубинку бригадиру:

– Один удар по голове.

– Ты – свихнувшаяся мерзкая крыса, ты знаешь это? Ты знаешь это?

Бекет ничего не ответил, продолжая протягивать дубинку.

– Просто к чёрту убейте меня, хорошо? Просто убейте! – воскликнул бригадир.

– Цвебба! – перебил Бекет. – Ты и я знаем друг друга. Ты знаешь, что он сделал. Теперь возьми дубинку. Один удар по голове.

– Ты ни хрена не знаешь, Вон, – пробормотал Цвебба и взял дубинку у Бекета. Он ворвался в середину круга и обрушил её на голову Брэнда, затем ещё и ещё, пока не проломил череп. Брэнд без всяких сомнений был мёртв, но никто не знал, когда именно он умер и кто нанёс смертельный удар. Цвебба отбросил дубинку.

– Теперь мы все покойники. Ты доволен?

Бекет не ответил, у него не было времени на бесполезные споры с бригадиром.

– Все вон отсюда! – крикнул он смене. – Мы должны выпустить этот груз и открыть шлюз, чтобы работать с новым. Быстрее! Быстрее!

Призывники, не оглядываясь, начали подниматься.

– “Все” касается и тебя, Цвебба, – позвал Бекет.

– Что ты задумал?

– У нас есть работа. Мы должны её закончить. Затем нас окатят водой из шланга и поведут назад. Мы съедим помои и ляжем спать.

– Ты не можешь просто… Что насчёт Брэнда?

– Кто-то пришёл за ним, скорее всего, посыльный. Брэнд ушёл с ним. Все мрази копались в баке, поэтому не было смысла волноваться. Больше мы его не видели.

Бекет видел, как в глазах бригадира появилась мысль. “Сегодня я не умру”.

– Ты собираешься выбросить его тело с мусором?

– Так и будет. Затем его сожгут и развеют в космосе с остальной мерзостью.

Девять

В часовне на нижних палубах чтец заканчивал проповедь и сделал знак пастве встать и повторить вместе с ним загадочные слова молитвы на высоком готике.

– Вон не знает, как быть дальше, – прошептал Ефрем своему соседу на языке Понта. – Поверь мне, Кималь. Ты знаешь, что он сделал для всех нас. Они теперь просто ждут, когда кто-то из нас проболтается и наблюдают.

Ефрем кивнул на незнакомые лица вокруг. С тех пор как их осталось так мало, они стали работать вместе с другой бригадой. Но это не была ещё одна бригада заключённых, это была доверенная команда со всеми положенными званиями и привилегиями, и они не переставали бросать взгляды на призывников во время всей службы. И за последние несколько дней они были не одни такие.

– Ты слишком волнуешься, Ефрем.

– Да? А что же тогда случилось со Цвеббой? Куда он делся после того, как всё произошло?

– Не знаю.

– Возможно, он прямо сейчас рассказывает всё про нас. А что с другими боссами? Их всех заменили.

– Цвебба ничего не расскажет. Это станет концом для него, а другие не могут признаться, что их там не было. Им придётся подтвердить всё, что он скажет.

– Почему тогда вообще слушаешься его приказов, Кималь? Перед котельной ты был одним из лидеров смены, а кем был Вон? Он был никем, просто странным переводчиком того парнишки Ронаха. Я не понимаю, почему ты миришься с этим?

– Верно. Ты не понимаешь. Я понял это, Ефрем. Поверь мне, понял. Я чувствую, как всё это давит: страх, вина. Если ты думаешь, что сможешь выторговать у Перги помилование, то ты – дурак.

– Дело не в помиловании, а в справедливости.

– Их не интересует справедливость, только порядок. Произошедшее было целесообразным, ни Брэнд, ни мы не имеем значения, и он попортил нам немало крови, прежде чем мы, наконец, поумнели.

– Как скажешь, – фыркнул Ефрем. – Не знаю, почему я ожидал больше от такого городского труса, как ты. Посмотрим, так ли думает Санджата.

– Так, – сказал Кималь и сел, когда последние слова сложной молитвы эхом отразились от стен. – Это он убедил меня.

Они трижды выходили на работу с тех пор, как убили Брэнда, и прошло пять дней после происшествия в котельной. Семьдесят восемь человек погибли в мгновение ока, но офицеры даже не почесались. Повреждения просто отремонтировали, и всё продолжило идти своим чередом. Однако это не могло относиться к Брэнду. Если призывник ударил бригадира – его ждала смерть. Бригадир мало значил на корабле с десятитысячным экипажем, но удар по системе являлся совсем другим делом. Система давала им кров. Она кормила их. Система сохраняла корабль целым и безопасным, пока он путешествовал среди звёзд. Если призывник ударит бригадира и не понесёт мгновенного наказания, то система развалится, и всё же прошло уже три рабочих дня, как они убили Брэнда, но ничего не изменилось.

Три ночи призывники заново переживали те события и питали свои страхи, размышляя о последствиях, которые могли наступить, и тяжести наказания, с которым они тогда столкнутся. Одно слово висело в воздухе в каждом разговоре, оставаясь понятным, скрытым и никогда не произносимым вслух: мятеж.

У них не было никаких свидетельств о том, что в историю исчезновения Брэнда не поверили. Смена ходила на работу, питалась и отдыхала по тому же самому графику. Систему не волновало, потерялся ли Брэнд на призрачных палубах или его забрали обитатели Перги. У системы было ещё много Брэндов.

Бекет знал, что не стоило утруждать себя ложью, в которую должны поверить. Надо дать ложь, которую легко принять. Приняли же ложь про аварию с шаттлом, вместо того, чтобы поверить в заговор офицеров, как и приняли ложь, что он, скорее всего, сгорел в пожаре, а не выжил.

Вот как всё работало. Система не пострадала и готовилась жить дальше. Так было, пока кто-то не проявил личный интерес.


Посыльный пришёл за Бекетом на четвёртый день. Это был тот же самый мальчишка, который приходил за Ашилом несколько недель назад. Их разбудили пятнадцать новых крепких бригадиров, каждый из которых был облачён в броню и вооружён дубинкой и щитом. Смена напряглась, одновременно испуганная и успокоенная, что развязка, наконец, близко. Бекет секунду помедлил, собираясь с мыслями, а затем махнул им не сопротивляться.

Мальчик увёл его с двумя доверенными матросами, которые следовали позади них. Они миновали отсеки призывников и носовые отделения, направляясь к передней части корабля, но они не зашли слишком далеко, остановились и втолкнули его в боковой люк, отмеченный символами поста безопасности.

Стоял резкий запах объедков, которые жевали матросы, смешанный с несвежим потом. Внутри находился человек в чёрной шинели, но это не был комиссар. Он сидел на одной из сторон тонкого складного стола и поднял руку, показывая на стул напротив.

– Присаживайтесь, капитан.

Бекет не пошевелился. Чёрная шинель, не спеша и спокойно, повторил команду.

– Почему вы так ко мне обращаетесь? – спросил Бекет.

– Именно так они обращаются к вам, разве нет? Ваша смена? Разве они не называют вас капитаном?

– Нет, не называют.

Чёрная шинель, не моргая, смотрел на него.

– В таком случае садись, мразь.

Бекет сел. Два сопровождавших согнули его руки сзади вокруг спинки стула и крепко привязали.

– Имена – важны, разве не так? – продолжил чёрная шинель. – Назовёшь человека капитаном – и увидишь одну его сторону. Назовёшь подонком – и увидишь другую. Назовёшь человека жертвой – и именно ей он и окажется. Убийцей – именно им он и станет.

– Как мне называть вас? – перебил Бекет.

Если вопрос и застал его врасплох, то чёрная шинель не показал этого.

– Имена – важны. Например, то, что сейчас происходит между нами – это разговор, но всё может очень быстро измениться, если будет идти не так, как мне хочется.

Бекет был крепко привязан и почувствовал резкую боль в плече, когда один из сопровождающих вонзил иглу и ввёл какой-то препарат.

– Просто что-то, что поможет поддерживать беседу, не стоит беспокоиться.

Бекет поморщился, пока химикат проникал по всему телу. Он чувствовал, как мысли замедляются. Похоже на успокоительное, но кто знает, что там ещё? Чёрная шинель кивком отпустил сопровождавших, а затем достал нож.

Это не мог быть нож Брэнда, тот должен был парить среди космоса в световых годах отсюда. И всё же он выглядел чертовски похожим. Чёрная шинель положил нож на стол между ними. – Теперь давай поговорим о бригадире Брэнде.

Бекет знал, что лучше не говорить лишнего. Терпеть. Если получится пройти через этого подчинённого, то он сможет добраться до комиссара, человека, который спасёт его. Несомненно, чёрная шинель хотел запутать его и попытаться подловить на выявленных противоречиях.

– Ты убил бригадира Брэнда, затем ты и твои товарищи по смене выбросили тело с мусором.

Или возможно нет.

– Нечего сказать? – Чёрная шинель с сомнением посмотрел на него.

– Вы не задали мне вопрос.

– Ты не отрицаешь, что сделал это?

– Мы этого не делали.

Чёрная шинель рассмеялся:

– Осторожнее, мразь. Ты уже во второй раз солгал мне.

– Я не задал тебе вопрос, – продолжил он, – потому что мне и не нужно его задавать. Младший бригадир Цвебба рассказал нам всё.

– Если он так сказал вам, значит, он солгал.

– Ты думаешь, мы поверим, что Брэнд просто заблудился? Сбежал на призрачные палубы? Брэнд на этом корабле уже пятнадцать лет. Он начинал таким же призывником, как и ты. Он прокладывал себе путь наверх, пробивался в люди. За все эти годы он никогда не уклонялся от борьбы и вот как всё это закончилось.

О чём говорил чёрная шинель? Это было мало похоже на холодное неэмоциональное расследование от имени комиссара. Тут скрывалось что-то личное. Дыхание Императора! Бекет понял, что чёрная шинель не имел отношения к Перге. Он не был ниточкой к комиссару. Он представлял одну из команд, являлся одним из союзников Брэнда, который желал свести счёты, и это означало, что Бекета ждали серьёзные неприятности.

– Я ничего не делал с Брэндом, – пробормотал он, начав растягивать верёвки на руках.

– Конечно, ты сделал. Мы видели. Даже слепому ясно видно, как твоя смена на тебя смотрит, ты – их лидер, их капитан. Послушай меня и назови имя. Назови одного из своих людей, кого хочешь спасти. За ними уже идут, но если ты поторопишься, они могут пощадить одного из твоих.

Чёрная шинель на секунду замолчал, позволяя пленнику осознать услышанное. Им был нужен не только он, им была нужна вся смена.

– Нет? Ни одного? Не пытайся затягивать разговор. Скоро они закончат с ними, а затем придут сюда. Нужно совсем немного времени, чтобы все собрались незаметно от офицеров. Вот почему я держу тебя здесь в безопасности, где с тобой ничего не случится, пока все не смогут насладиться этим. – Нож снова появился в его руке. – Однако уверен, что они не станут возражать, если я отрежу небольшой кусочек… чего-нибудь.

Он остановился на середине фразы. Бекет услышал снаружи в коридоре приглушённый удар плоти о плоть. Замок двери внезапно начал поворачиваться и затем она открылась. За ней стоял человек, силуэт в тёмном помещении на фоне яркого света за спиной. У его ног лежали потерявшие сознание охранники.

– Ты чертовски зарвался, Якоб. Чем ты здесь занимаешься?

– Феррол! – воскликнул чёрная шинель. – Ничем, что касалось бы тебя. Здесь власть принадлежит…

Якоб завизжал, когда Феррол буквально за один шаг пересёк помещение, схватил его за гимнастёрку и поднял со стула.

– Я считаю, что касается. Относительно твоей власти, то можешь запихнуть её себе в задницу! – ответил Феррол, прижав Якоба к стене. – Это только такая мелкая крыса как ты мог попытаться обойти всех и первым до него добраться. Что в нём такого важного, а? Попытаешься продать его, а?

– Ты не можешь мне ничего сделать, Феррол! – Якоб попытался вырваться из крепкой хватки. – Ты знаешь, что произойдёт, если тронешь меня…

Феррол резко ударил его кулаком в живот. Якоб выпучили глаза, тихо застонал, согнулся пополам и соскользнул на пол. Феррол посмотрел на него сверху:

– Похоже, уже тронул.

Он впервые обратился к Бекету:

– Ты идёшь или что?


Они вышли из поста безопасности и Феррол повёл его по коридору. Бекет слышал, что Феррол что-то говорил ему, но не мог собраться с мыслями. Феррол схватил его и стал трясти, пока не привёл в чувство.

– Ты – Вон, верно?

– Верно, – ответил Бекет.

– Ты знаешь, что дела твои плохи? Ты по уши в неприятностях, – Феррол схватил его за плечо и толкнул вперёд.

– Постой! Мои люди… Моя смена, они…

– Да, и они по уши. Вот почему мы должны вернуться туда, прежде чем…

Сзади в коридоре раздался крик, и Феррол побежал, не оглядываясь и таща за собой Бекета.

– Проклятье, у этих парней черепа толще, чем я думал, – пробормотал Феррол, когда они выбежали за угол, схватились за палубную лестницу и соскользнули вниз. – Ты! Вон! Многие люди ищут тебя.

– Знаю. Некоторые уже нашли.

– Ха! Якоб – самая меньшая из твоих проблем. Мы бежим от флоггеров, которых он позвал.

– И кто же они?

– Если не заткнёшься и перестанешь бежать – тогда узнаешь.

Феррол добрался до другой палубной лестницы и начал подниматься. Бекет потянулся вперёд, крепко схватил его, притянул к себе и посмотрел прямо в глаза:

– А кто в таком случае ты?

Феррол с не меньшей силой отпихнул Бекета.

– Я – самый лучший друг в твоей жизни, – ответил он и вырвался. – Теперь мы идём спасать твоих людей или ты предпочитаешь продолжать хлопать меня по заднице?

Бекет выдержал его взгляд и затем согласился:

– Веди.


Бекет внимательно запоминал маршрут, по которому его вели на допрос, но Феррол бежал по коридорам со знакомой уверенностью, используя обходные пути, чтобы не попадаться на глаза, и проскальзывая в пустые каюты или эксплуатационные люки каждый раз, когда они слышали звуки, что кто-то приближается. С каждой такой вынужденной остановкой отчаяние Бекета росло. На бегу он услышал крик. Они знали, что произошло, и его люди были беспомощными и полностью находились в их власти. Одно сообщение по воксу и удерживавшие его людей армсмены могут перестрелять их.

– С тех пор как мы покинули орбиту Понта, – не останавливаясь, произнёс Феррол, – палубные команды были готовы перегрызть друг другу глотки. Как только офицеры перестали спускаться сюда, сторонники старых порядков стали пытаться снова взять своё. Конечно, были и другие, кто решил, что настало время для перемен, и, что они заслуживают более тёплых местечек. Они неделями устраивали мелкие стычки. Пусть им и не нужен был Брэнд в их рядах, но мерзавец стал хорошим поводом. Некоторые команды подумали, что если они последуют примеру того, кто так обошёлся с ним, а это, кстати, ты, то смогут подняться на несколько уровней выше, если ты понимаешь, о чём я.

– Я понимаю, Феррол, но мы слишком опаздываем. Те люди, что отвели меня к Якобу, их осталось ещё больше охранять мою бригаду. Я полагал, что они там просто, чтобы убедиться, что они не последуют за мной, но…

– Я послал вперёд нескольких своих парней. Они справятся, не волнуйся.

Они услышали шум в коридоре впереди, шум десятков мужчин, сердитых мужчин. Феррол остановил Бекета.

– Видишь, что я тебе говорил? Дверь закрыта. Твоя команда пока в порядке.

Впереди раздался громкий скрежет, когда взломали дверь, радостные вопли жаждущих крови людей и затем удивлённый крик первого из них, который нашёл защитников намного лучше подготовленными, чем ожидал.

Феррол схватил Бекета, прежде чем тот рванулся вперёд:

– Подожди.

Феррол нажал маленькую кнопку на воротнике и несколько секунд спустя за его спиной начали появляться люди. Новые доверенные матросы, но на их одежде были такие же символы, что и у Феррола, и каждый держал тяжёлый инструмент, первоначально предназначавшийся для внутрикорабельного ремонта, но не менее эффективный при нанесении тяжелейших повреждений любому человеку, который окажется на его пути.

– Это – моя команда, – не без некоторой гордости произнёс Феррол. Бекет узнал их. Это была та же самая бригада, вместе с которой они вчера работали.

– Вы наблюдали за нами.

– Мы наблюдали за теми, кто наблюдал за вами, – поправил Феррол. – Всё, парни, недолго осталось. Давайте хорошенько им врежем.

Бекет услышал гул среди людей Феррола. От предвкушения опасного боя кровь застучала в голове. Он снова был молодым лейтенантом, который вёл абордажную группу в пасть вражеского огня. Он был ветераном-коммандером, призывавшим войска прорваться сквозь брешь в еретическую крепость. Он был капитаном, направлявшим корабль в самый центр вражеского флота, стреляя из каждого орудия, пока руки стрелков не покрылись пузырями от жара стволов.

– Вперёд! – закричал он, инстинктивно шагая вперёд и приближаясь к звукам врагов. – В атаку! В атаку!

– Вы слышали, что он сказал! – воскликнул Феррол, следуя за Бекетом.

– “Безжалостный”! – закричал Бекет.

– “Безжалостный”! – проревела команда.

Бекет свернул за угол и впервые увидел противника. Они столпились в коридоре возле камеры для призывников, где забаррикадировались его товарищи. Они сгрудились вокруг выбитой двери, проталкиваясь внутрь. Это были матросы, доверенная команда. Люди, которые несколько недель назад приветствовали Бекета энергичным салютом и взглядом, устремлённым прямо перед собой, теперь встретили его перекошенными от гнева лицами и покрасневшими от ярости глазами.

Бекет бросился вперёд, тело вели полученные в молодости бойцовские инстинкты. Удивлённые противники только поворачивались, чтобы встретить вновь прибывших. Они были сильными и хорошо подготовленными, но столпились вокруг двери и не ожидали атаки с тыла. Они были уязвимы. Когда оставалось всего несколько шагов, прежде чем две линии соприкоснулись, Бекет пригнулся и выставил вперёд плечо. Он врезался в грудь человека в переднем ряду, смял его и отбросил на стоявшего сзади матроса. Бекет усилил натиск, толкая обоих мужчин, пока первый окончательно не лишился равновесия и не повалил за собой второго. Бекет продвинулся в третий ряд и столкнулся лицом к лицу с курносым и опытным на вид бойцом, который замахнулся багром, собираясь обрушить его на голову капитана. На секунду Бекет оказался совершенно беспомощным, импульс его атаки прошёл. Он почувствовал, как его сильно толкнули в спину, и шагнул вперёд, нагнув голову. Висок врезался прямо в переносицу бойца, и лицо Бекета забрызгала кровь. Чужая кровь.

Боец упал и исчез из поля зрения, когда один за другим люди Феррола пробивались вперёд. Встань, закричали инстинкты Бекета, найди опору, если упадёшь – они затопчут и тебя. Он резко опустил ногу вниз. Она встретила что-то мягкое, но Бекет надавил сильнее, пока не нашёл опору и снова не бросился на врагов.

Люди столпились слишком тесно, поэтому не было места, чтобы использовать оружие. Бекет дико размахивал локтями, не позволяя прижать руки к телу, и бил кулаками по лицам перед собой. Если же руки всё же удавалось прижать – он бил ногами по лодыжкам и коленям, всему чему угодно, лишь бы свалить противника на палубу. Один из упавших крепко схватился за него, угрожая утянуть за собой, но появился Феррол и помог восстановить равновесие, а затем ловко ударил матроса, который целился в голову Бекета кувалдой.

Непрерывно отступая, один из врагов повернулся и бросился бежать, затем другой, а затем и ещё. Началось повальное бегство. Один из них с самодовольной манерой держаться и рёвом бригадира попробовал сплотить их и закричал:

– Люди Морли! Люди Морли, ко мне!

Но те немногие, кто послушались его, также недолго продержались, прежде чем бросились спасаться в глубинах корабля.


Как только схватка закончилась, Бекет первым ворвался в камеру. Полдюжины незнакомцев немедленно подняли оружие и прицелились ему в голову. Они расслабились, только когда увидели вошедшего следом Феррола.

– Опустите оружие, парни, – приказал Феррол, протолкнувшись вперёд. Ему навстречу шагнула невысокая темнокожая женщина, прижимавшая к бедру тяжёлый строительный пистолет, и начала доклад:

– Мастер.

– Шрут, как всё прошло?

– Неплохо, сэр, неплохо. Оказывается, люди Якоба не ожидали проблем, и это сыграло нам на руку, потому что именно ради проблем мы и пришли.

Незнакомые мужчины вокруг неё засмеялись, каждый из них небрежно держал самодельное, но всё равно смертоносное оружие. Пока они смеялись, Бекет посмотрел мимо них. Кто-то лежал на палубе. Похоже, Санджата, а Кималь опустился на колени рядом с ним, прижимая кусок ткани к голове. Остальные товарищи по смене собрались вокруг них, целые и невредимые.

– Вон, уводи свою команду отсюда. Мы должны уходить, пока у нас ещё есть шанс.

Его люди направились к нему навстречу, похлопывали его по плечу и пожимали руку, словно не до конца верили, что он был настоящим.

– Что здесь случилось? – спросил Бекет, посмотрев на лежавшего Санджату.

– Застали его врасплох, – начал объяснять Папай. – Неудачно упал. Но ещё дышит. Нам просто надо ждать, пока он очнётся.

– Мы берём его с собой, и понесём как можно осторожней, – приказал Бекет, и смена принялась мастерить импровизированные носилки. Подошёл Фидлер.

– Вам следовало видеть их в деле, босс, – усмехнулся он, кивнув на Шрут и остальных из команды Феррола. – Та девушка, она вошла, смелая как сам чёрт. Как только один из флоггеров попытался остановить её, она всадила два гвоздя ему в ногу. Бух! Бух! Они сразу стали, как шёлковые! Вы должны были видеть их, босс.

– Не называй меня так.

– О, конечно, да, Вон.


Как только они оказались в безопасности, ничто не могло помешать им всем вместе отпраздновать победу. Команда Феррола великодушно поделилась тем, что имела с людьми Бекета, которые всё продолжали благодарить своих спасителей. Еда была довольно простой, но впервые почти за два месяца у призывников оказалось что-то кроме помоев и чёрствого хлеба. Только когда празднования несколько стихли, у Бекета появилась возможность сесть и поговорить с Ферролом один на один.

– Кто такой этот Морли? – спросил Бекет.

– Кто Морли? – рассмеялся Феррол. – Ты не знаешь, кто такой Морли? – В этом есть что-то смешное?

– Совсем нет, Вон, совсем нет. Не принимай на свой счёт. Вас же призывников фактически держат взаперти. Морли – низкорождённый мерзавец. У него мало достоинств, но можешь мне поверить, он агрессивен до бешенства. Возглавляемая им палубная команда хочет заслужить себе имя. С тех пор как мы покинули Понт, они стремятся увеличить свои ряды, получить лучшие назначения, подняться на корабле. Морли давил на некоторые меньшие команды, такие как наша, раздавая пустые обещания и пытаясь заставить примкнуть к нему. Чем больше у тебя доверенных матросов, тем больше у тебя содержание и пайков, а также больше обязанностей, за которые ты можешь взяться. И, конечно же, он решил, что с тобой ему очень повезёт.

– Потому что он думал, что я стою за исчезновением Брэнда.

– Если он сумел бы заставить тебя признаться, то его дела пошли бы просто отлично. Все говорили бы только о нём. Он смог бы удвоить доверенную команду, если бы захотел.

– А ты нет? – спросил Бекет, поняв, что мучило его. Феррол оказал ему и его людям большую услугу, но это не означало, что он мог доверять ему.

Феррол услышал подозрение в голосе Бекета.

– Мы так дела не делаем, Вон. Мы пошли против Морли не для того, чтобы перетянуть вас на свою сторону. Мы просто должны были немного подрезать ему крылья, чтобы он некоторое время нас не беспокоил. Мои люди и я – мы не похожи на остальных. Мы не палубная команда, по крайней мере, не такая, как остальные. Мы – настоящая команда.

– С корабля? – спросил Бекет, часть загадки Феррола встала на своё место. – Вот почему некоторые из твоих людей обращаются к тебе “мастер”. Ты – шкипер?

– Был когда-то. Был когда-то. “Морено”. Уродливое корыто, похожее на задницу, но я считал его прекрасным. Высококлассный торговый транспорт. Всегда был забит под завязку. Он не был большим, но он был домом.

– Что с ним произошло?

Лицо Феррола потемнело.

– Его забрали.

– Налётчики?

Феррол глухо рассмеялся: – Налётчики? Я никогда не позволил бы чёртовым налётчикам забрать “Морено”. Нет, это проклятый линейный флот забрал его. Реквизировали прямо на орбите. Флот заявил, что он им нужен для войны. Я ответил, что здесь нет никакой войны. В любом случае “Морено” им не подошёл бы. Он не мог взять на борт полк и не мог перевозить достаточно припасов, чтобы в этом был смысл. Никакой брони, оружия или щитов. Но нет, они словно плазменной пыли наглотались, вероятно, какой-то важной шишке Флота надо было срочно куда-то добраться.

– О, правда, я получил от них компенсацию. Вот только она бесполезна без корабля, а корабль было негде купить. Для работы мне нужен был корабль. Без работы половина экипажа ушла, забрав свою долю. Оставшимся со мной пришлось наняться на тяжёлый грузовой транспорт, направлявшийся на Понт. Мы добрались туда, высадились на поверхность, чтобы посмотреть, что можно купить, нас схватили и вот мы здесь.

Феррол замолчал. Бекет не знал, что сказать. Он знал, что такие вещи происходили, о Император, могло быть ещё хуже. Когда появлялись большие угрозы – сектор подвергался опасности и миры опустошались – в сражение отправлялись целые линейные флоты. В такие времена каждое судно, любое судно, мобилизовалось для защиты. Те, которые можно было переделать в военные корабли, модернизировали, их двигатели доводили до предела, чтобы приводить в действие оружие и щиты. Энергосистемы подвергались такой перегрузке, что уничтожали себя столь же часто, как и врагов, а заодно и свои экипажи. Те, которые нельзя было переделать, отправлялись на маршруты снабжения, где подвергались постоянным набегам со стороны рейдерских групп врага, а также обычных пиратов-ксеносов, слетавшихся к линии фронта в поисках добычи.

Самым старым находилось место в системной защите или, в крайнем случае, их использовали в качестве до отказа набитых взрывчаткой брандеров, чья единственная надежда заключалась в том, чтобы своими смертями поцарапать врага.

Когда Император звал, ожидалось, что люди пожертвуют и своими кораблями и своими жизнями ради защиты человечества, как поступил Он. Бекет никогда не видел настолько большой угрозы, которая заставила бы линейный флот провести полную мобилизацию для войны и да будет на то воля Императора, никогда не увидит.

– Так что, мастер, да, – продолжил Феррол. – Некоторые из них, кому нравится вспоминать старые добрые времена, называют меня мастер Феррол.

Бекет понял, что снова посмотрел на дверь.

– Тебе не стоит волноваться, Вон. Ты в безопасности здесь, по крайней мере, сегодня. Морли и остальные слишком заняты, зализывая раны и пытаясь оправиться от произошедшего.

– И всё же они вернутся, парни Морли или кто-то ещё.

Феррол сделал ещё один глоток.

– Ты – сегодня главный приз, друг мой. Нужно несколько месяцев, чтобы всё улеглось. Если тебе нужен мой совет: уходи вниз на призрачные палубы.

Бекет покачал головой:

– Не могу. Мне нужно на верхние палубы.

– Верхние палубы? Ты не сможешь туда попасть.

– Знаю, знаю, но если я смогу проскользнуть мимо Перги, тогда, по крайней мере, у меня появится шанс.

– Перги? Можно пройти и мимо неё, но только если ты из палубной команды. Послушай мой совет: нечего тебе туда лезть. Что бы ты ни задумал, забудь об этом.

– Палубной команды? Ты – из палубной команды.

– О нет, Вон, нет. Тебя сейчас едва ли не под микроскопом рассматривают, разве ты не слышал, что я сказал? Я всего лишь разок вытащил твою задницу из огня, чтобы Морли и его парни не поднялись ещё выше.

– Ты думаешь, что они не найдут нас на призрачных палубах? Почему ты вообще влез во всё это, если это даст лишь небольшую отсрочку в несколько дней? Почему ты вообще влез во всё это? – раздражённо спросил Бекет.

– Почему я влез в это? Потому что нельзя было позволить Брэнду выйти сухим из воды после того, что он сделал! – резко ответил Феррол. – И тебе не следует переживать из-за того, что поквитался с ним. В галактике много плохого, но некоторые вещи просто неправильные.

Выплеснув эмоции, оба на несколько секунд замолчали.

– Послушай, Феррол, – начал Бекет, – ты поможешь мне с моим делом, а я помогу тебе и твоей команде.

– И как ты собираешься нам помочь?

– Я помогу вам сбежать.

– Что поможешь нам? Сбежать?

– Ты же не в первый раз служишь на борту военного корабля, не так ли, Феррол? Ты на “Безжалостном” всего несколько недель, а уже делаешь карьеру, словно родился для этого. Ты уже служил, а это означает, что ты уже сбегал. Получается, что ты надеешься сбежать и теперь, или я не правильно тебя понял? – Бекет знал, что не ошибался, потому что именно это в нём самом увидел Ронах.

Феррол внимательно посмотрел на Бекета.

– Нет, – наконец ответил он, – ты правильно меня понял, но чем ты можешь помочь?

– Коды доступа к пусковым палубам.

– Ты их знаешь?

– Я могу получить их и даже больше. За это ты поможешь мне попасть на верхние палубы, и сделаешь меня и мою смену частью своей палубной команды.

– Твою смену? Забудь об этом. Я получаю пайки и оплату на доверенную команду, а не призывников. Ты – ещё ладно, но не остальные. Ты хотя бы знаешь, кто среди них? Кто они? Почему оказались на корабле?

– Не имеет значения. Они – мои люди. Таково моё условие.

Феррол откинулся назад и провёл рукой по коротким волосам.

– Полагаю, если дело дойдёт до новой драки, то нам пригодятся лишние руки. – Он поджал губы, и на его лице появилось задумчивое выражение.

– Вон, я согласен, но у меня есть особое условие.

– Какое?

– Все, абсолютно все, кто присоединится к моей команде, подчиняется мне, без исключений и послаблений. Я не могу управлять командой, верность которой разделена. Для твоих людей это означает, что я не могу позволить им смотреть на тебя всякий раз, когда отдаю им приказ. Для тебя это означает, что ты не идёшь наверх, пока я не скажу, что мы готовы. Я не знаю, что ты собираешься делать, но готов поспорить, что это запросто может обрушить на наши головы чёртов шторм самого Императора, поэтому только когда мы готовы. Только так и никак иначе.

– Слово чести? Здесь? – почти усмехнулся Бекет.

– Думаешь, это смешно? Для многих других да, но думаю, что для тебя это кое-что значит. Ты согласен?

Бекет колебался. Он никогда не хотел получить свою команду призывников, но теперь понял, что их оказалось сложнее бросить, чем он ожидал. Но Феррол мог помочь ему встать на путь возвращения того, что принадлежало ему. Что было важнее?

– Согласен.


Бекет лежал с открытыми глазами на незнакомой койке. Его тело так привыкло засыпать, едва рухнув от истощения, что теперь он обнаружил, что никак не может собраться с мыслями.

Он почти не знал своих новых людей, и всё же так быстро принял командование и так свирепо их защищал. Они были его, и если они были его, то значит они того заслуживали. “Безжалостный” грубо вырвали из его рук, и с тех пор не дали ничего, что он мог бы назвать своим: ни места, ни самого маленького предмета, ни даже ту одежду, что сейчас была на нём. Император в Своей милости снова даровал ему команду, пусть и столь жалкую, и он схватился за неё обеими руками.

И всё же он должен теперь отказаться от них. Призывники являлись десятинными рекрутами, людьми “подаренными” Флоту планетарным губернатором, выполнявшим свой имперский долг. Во избежание опасных волнений у линейного флота были строгие критерии качества людей, которые им требовались, но данное обстоятельство имело мало значения. Десятина являлась прекрасной возможностью для губернаторов забить корабли отбросами своих обществ, а линейный флот охотно забирал всё предложенное. Преступники, провокаторы, подстрекатели и просто те, кому не повезло вызвать недовольство у губернатора, но кто не стоил времени и возни с казнью, все они хлынули из тюрем и домов сумасшедших и никто и никогда о них больше не слышал. Рекруты часто сами охотно шли на это, потому что им говорили, что их ждёт второй шанс, начало новой жизни, досрочное освобождение из заключения. Они внимательно слушали тех, кто приходил и объяснял им, как обмануть процедуры проверки Флота, с радостью принимали дополнительные пайки, чтобы набрать необходимый вес, и повторяли ложь, которую их научили говорить. В конце некоторые верили, что линейный флот даст им лучшую жизнь и для очень немногих, о Император, это было даже верно.

Осторожная поступь привлекла его внимание к дальнему концу казармы. Это была женщина, которую звали Шрут, тихо вошедшая в каюту Феррола. Вполне ожидаемо, Бекет предполагал, что их двоих связывают подобные отношения. Женщины на корабле почти всегда имели покровителя, и похоже нижние палубы не являлись исключением. Шрут, однако, совсем не была похожа на игрушки офицеров или подружек надсмотрщиков. Бекет видел, как Феррол разговаривал с ней прошлым вечером. Он говорил с ней не как с предметом обстановки, а как командир с заместителем. Так что, возможно, за этим тайным посещением стояло больше, чем казалось на первый взгляд.


– Это не было частью сделки.

– Я знаю, Шрут.

– Двадцать четыре новичка… это могло бы сработать с ним одним, но не со всеми ними, – женщина покачала головой. – Одного мы смогли бы узнать, одному мы смогли бы доверять, но не всем им.

– Ты в этом уверена? Думаешь, кто-то из них хочет остаться здесь?

– А ты уверен, что кто-то из них не предаст нас при первой возможности, чтобы не попасть в Пергу? И что с начальниками смен?

– Им не нужны люди. Им не нужны лишние рты. Мы всё ещё забиты до краёв сухопутными крысами с Понта.

– Они же не откажутся от желания поквитаться с ними? За Брэнда?

– Он доказал свою невиновность.

– Ха, с чего это ты так решил?

– Испытание боем, Шрут. Он победил, а Морли бежал. На мой взгляд, это делает его невиновным.

– Если ты хочешь, чтобы люди разделяли твои взгляды – тогда основывай свою религию. Если бригадир смены решит, что ему что-то нужно, то кому-то придётся заплатить. Мы завели немало верных друзей на корабле, мы поднялись быстро, слишком быстро на взгляд некоторых, и у нас есть он. Они ожидают от нас предложения.

– Чёртовы лицемеры. Им не нужен был Брэнд, когда он был жив. Призывники на цепи – вот единственная работа, на которую он мог рассчитывать.

– Именно поэтому они согласятся на плату, а не кровь.

– Если им нужна будет плата – я дам им её, Шрут. Он стоит того, чтобы заплатить.

Шрут на несколько секунд замолчала, осторожно подбирая слова. Были некоторые вещи, которые Феррол должен понять:

– Эти люди не обойдутся тебе просто так. Сейчас команда крепка и верна тебе, мы прошли через множество неприятностей и даже вещи похуже, но не путай этих сухопутных крыс с нами.

Феррол ответил не сразу. Шрут всегда была откровенна с ним, он полагался на её откровенность и уважал её за это, но она всегда отстаивала свою позицию, столь же неумолимо, как гвозди в строительном пистолете, который она носила на поясе. Она редко отождествляла себя с остальной командой, когда говорила об их настроении.

– Так думаешь только ты или остальные тоже?

– Не важно, они станут так думать, когда утром ты скажешь, что теперь мы будем жить вместе с сухопутными крысами.

– А. – Феррол замолчал. Шрут уже догадалась, что он решил. – Вижу, ты узнаёшь мои мысли раньше меня самого.

– Словно в этом есть что-то сложное, – пробормотала она, опустив голову и поправляя кобуру. – Просто не забывай о нас и всё. Нам тоже придётся нелегко.

– Поверь мне, Шрут, всё будет совсем не так, как могли бы ожидать сухопутные крысы, – ответил Феррол. – Кстати, ты что-то хотела сказать о Якобе?

– Хотела. Он передаёт привет и обещает поквитаться с тобой за тот удар в живот, когда ваши пути снова пересекутся на тёмных палубах. – Феррол рассмеялся и она продолжила. – Он хочет знать, когда ему заплатят.

– Он хорошо справился. Отнеси это ему завтра, пораньше, до начала новых смен.

– Он может попросить больше… за удар в живот.

– Тогда дай ему ещё один, – беззаботно ответил Феррол. Он отпустил её кивком головы. – Чистые небеса, Шрут.

– Чистые небеса, мастер, – сказала она, выходя из каюты.

Десять

Младший лейтенант-стажёр Байсан посмотрел на хронометр на стене и вздохнул. Это потребует времени. У него были планы заглянуть в кают-компанию для младших офицеров этим вечером после вахты. Гавдон только вчера дал понять, что у него ещё осталась в запасе партия ашраджида от его человека на Синопе, и что он не прочь сыграть. Да, да, именно этого, так долго ждал Байсан, но как назло лейтенант Арилл заставил его заниматься этим чёртовым происшествием.

Он пролистал лежавшие на столе отчёты, которые Арилл дал ему. Всё та же утомительно знакомая писанина: какая-то драка между парой матросских бригад. Сверху лежала первоначальная оценка Арилла, где он отметил происшествие как заслуживающее “дальнейшего расследования”, добавил напоминание о том, что “надлежит всегда и везде поддерживать установленный порядок” и, учитывая, что совсем недавно доставили новых рекрутов “необходимо преподать урок”. Ниже следовало непосредственно содержание: довольно красочный отчёт о происшествии от матроса, который по предположению Байсана, являлся одним из платных осведомителей лейтенанта, рассчитывавшим завоевать его расположение. Конечно же, в этом плохо построенном сочинении не содержалось никаких имён и ничего сколь-нибудь полезного. В самом же низу лежал медицинский отчёт, добавлявший некоторую законность всему делу. Врач сообщал, что к нему обратилось несколько человек, все страдали от нанесённых тупыми предметами повреждений. Никто из раненых, разумеется, не упомянул никакую драку. Было общеизвестно, что нижние чины не отличались словоохотливостью, если речь не заходила о деньгах, женщинах или алкоголе. Врач прилежно записал их объяснения о “неудачном падении” с технической башни и добавил примечание с собственным мнением о вероятной причине травм.

Обычно Байсан не утруждал себя подобными делами и передавал их бригадирам смен, чтобы те просто привели к нему виновных. Однако присвоение ему звания полноправного младшего лейтенанта зависело от Арилла. Байсан знал, что должен произвести впечатление перед следующим этапом повышений, потому что младший лейтенант-стажёр Орт уже несколько месяцев подлизывался к Ариллу, пытаясь обойти его.

В любом случае такое поведение выходило за рамки дозволенного. Матросы должны беречь силы для исполнения обязанностей, а не разборок друг с другом. Император знал, что они более чем с неохотой исполняли его приказы. Нет, его обязанности были ясны. Ему придётся отложить встречу с Гавдоном. Расследование нужно провести тщательно и досконально, и он займётся им лично. Он предоставит Ариллу виновных и сделает так, чтобы все чётко и ясно уяснили, что при нём правила будут соблюдаться всегда.

Он знал, что обладал особым талантом вытягивать правду, особенно из нижних чинов, и вряд ли стоило ожидать, что они сравнятся с его интеллектом и способностями. Если бы Император решил, что его судьба должна пойти по немного другому пути, то Байсан не сомневался, что уже носил бы чёрную шинель и фуражку уважаемых комиссаров.

В дверях показался какой-то человек. Пришёл первый допрашиваемый и, Золотой Трон, это был какой-то оборванец. Он тупо и исподлобья смотрел на Байсана, и младший лейтенант-стажёр едва заметным жестом велел ему войти. Именно о нём болтали больше всего. Байсан обычно не прислушивался к матросским сплетням, в конце концов, его наблюдательности и проницательности хватало за глаза. Однако он твёрдо верил, что нет дыма без огня, а пресловутый дым просто валил из этого типа.

– Как твоё имя?

– Феррол, сэр. Доверенный матрос Феррол, сэр.

– Да, да, я вижу, матрос Феррол.

– Сэр.

– Мне приказали расследовать поступившие сообщения о конфликте на нижних палубах.

Байсан позволил словам повиснуть в воздухе, предоставляя матросу возможность признать вину или, что более вероятно, состряпать какую-нибудь нелепую ложь в жалкой попытке оправдаться. Но матрос просто молчал, тело, лицо и глаза оставались совершенно неподвижными. “Возможно, – подумал офицер, – он просто слишком невежественный, чтобы понять смысл слова “конфликт”.

– Другими словами драка с участием некоторых из твоих людей.

– Драка, сэр?

– Да, да, драка. Матрос Феррол, с…

– Я считаю это очень тревожным, сэр, – перебил Феррол.

– Тревожным? – переспросил сбитый с толку Байсан. – Да, да, именно так, очень тревожным, и явно…

– Совершенно против правил, сэр. Очень серьёзное дело, сэр.

– Да, да, это…

– Это необходимо немедленно расследовать.

– Ну, именно этим я…

– Если на некоторых моих парней напали и им пришлось защищаться, необходимо принять меры. Я имею в виду, сэр, если позволите, сэр, что узы корабельной лояльности могут мешать им сообщить компетентным органам о тех, кто на них напал. По-своему это похвально, сэр, но правила необходимо соблюдать, и часть долга моих парней перед Императором, сэр, состоит в том, чтобы опознать и позволить наказать правонарушителей.

Байсан сидел, слегка открыв рот, и пытался осмыслить услышанное.

– Я очень рад, что вы обратили на это внимание, сэр. – Феррол опустил взгляд и шагнул к столу.

– Что? О хорошо, хорошо…

– Это отчёты, сэр? – Феррол взял их со стола и, нахмурившись, начал внимательно изучать.

– Вообще-то я не думаю, что…

Глаза Феррола снова вспыхнули.

– Полагаю, вы захотите получить отчёт о моих находках в течение двадцати четырёх часов, сэр.

– Что? О? О! – В его разуме разговор внезапно вернулся на круги своя. – Да, да, двадцать четыре часа, матрос, не подведи меня.

– Так точно, сэр.

– Это очень серьёзное дело, матрос. Правила необходимо соблюдать.

– Так точно, сэр.

– Ты за это отвечаешь, матрос. Ты должен узнать, что произошло. Это должно быть немедленно расследовано.

– Так точно, сэр.

– Я жду твой отчёт в течение двадцати… нет двенадцати часов.

– Двенадцати часов, сэр?

– Да, двенадцати часов, матрос. Ты глухой? Немедленно означает немедленно.

– Двенадцать часов, сэр. Так точно, сэр. Очень хорошо, сэр.

– Хорошо. Хорошо. – Байсан уставился на стоявшего перед ним неподвижно Феррола. – Ну? Свободен!

– Так точно, сэр, – Феррол быстро отдал честь, развернулся на месте и вышел.

Байсан покачал головой. Наглец, который сомневался в его приказах, только и желавший тянуть время и бездельничать. Эта мразь считала его дураком? Он сверился с хронометром на стене. Что ж всё может закончиться гораздо быстрее, чем он ожидал. В конце концов, у него останется время заглянуть в кают-компанию.


– Следите за его курсом, мистер Кричелл, – приказал коммандер Вард. – Сохраняйте его прямо и ровно.

– Есть, коммандер.

– Мистер Кирик, когда мы окажемся в пределах досягаемости?

– Мы выйдем на предельную дальность огня в течение пятидесяти пяти секунд, сэр.

– Хорошо, – ответил Вард. Прошла почти неделя с последнего многообещающего контакта, и он становился всё нетерпеливее. Он не сомневался в верности офицеров мостика, но также знал, что каждый моряк, каким бы рассудительным и рациональным он ни был, оставался суеверным. С этим ничего нельзя было поделать, если днями напролёт всматриваешься в бесконечность космоса. Даже непричастные к заговору ощущали тень рока вокруг путешествия, за такой короткий промежуток времени потеряв капитана и остальных в шаттле, а затем и магоса-майориса. Вард знал, что являлось крайне важным как можно быстрее наградить их за победу. И всё же он не мог наколдовать из воздуха забитые до отказа предметами роскоши грузовые суда для осмотра и десятины.

– Какая-нибудь идентифицирующая информация о цели, мистер Астер?

– Ещё нет, сэр.

– Она нужна мне в течение тридцати секунд, вы меня поняли? А, Гвир, – произнёс он, когда лейтенант-коммандер сел в кресло рядом с ним, – наша сегодняшняя добыча оказалась стеснительной.

Гвир согласно хмыкнул и переключил внимание на передний обзорный экран. От Варда не ускользнуло, что лейтенант-коммандер Гвир буквально раздулся от чувства собственной важности. Он был заместителем командира корабля после столь печального ухода прежнего капитана и снова стал им. Чего ещё он ожидал от своего соучастия? За исключением одобрения, Вард отвечал за его продвижение по службе не больше, чем за прилёты и отлёты торгового флота.

Гвир заметил краем глаза раздражённый взгляд Варда. С тех пор, как они покинули Понт, коммандер становился всё вспыльчивее и безрассуднее. Гвир надеялся, что как только они вернутся к привычной для всех рутине, Вард немного успокоится, но всё же что-то изменилось. Мрачная мысль не давала покоя Гвиру: если Вард сумел убить капитана, то устранение любого из них вообще не представляло для него проблемы.

– Я получил идентифицирующую информацию о цели, сэр, – сообщил Астер. – Это – “Дуга Элоны”. Когитаторы подтверждают, что она находится в наших отчётах.

Вард изучал данные, которые прокручивались на экране капитанского кресла, и его глаза засветились. Удачная цель, как раз вовремя.

– Мистер Кейстер. – Недавно повышенный офицер мостика посмотрел на него. – Полное сканирование цели, подтвердите правильность отчётов. Полная оценка угрозы.

– Есть, сэр. – В ответе послышалась лёгкая неуверенность, пока Кейстер возился с пультом.

– Гвир, – пробормотал Вард заместителю и кивнул в сторону незадачливого офицера ауспика. Гвир встал за его плечом.

– Входим в предельную дальность огня, сэр, – сообщил Кирик.

– Мистер Астер, выходите на связь, – приказал первый помощник. – Мистер Кейстер, какие-нибудь подвижки?

– Пока нет, – ответил Гвир.

– Оценка степени риска, сэр, – заговорил Кейстер, – минимальные броня и щиты. Значительное вооружение отсутствует. Системы жизнеобеспечения работают, двигатели включены, но не задействованы.

Вард мог представить хаос на командной палубе цели и выкрикиваемые противоречивые приказы, когда к ним приближался имперский военный корабль. Они не могут ни бежать, ни сражаться. Единственным вариантом оставалось сдаться.

– Мистер Астер, они отвечают?

– Никак нет, сэр.

– Входим в максимальную дальность огня, коммандер.

– Никакой активности? Вообще ничего?

– Никак нет, сэр.

– Мистер Кейстер, подтвердите, что их системы работают, и проводится активное сканирование. Они хотя бы знают, что мы здесь?

– Так точно, сэр. Мы фиксируем излучение от активного сканирования. Ауспик показывает, что все системы в рабочем состоянии, вокс включён, корпус в полном… Подождите, что-то есть. – Новые строки побежали по его экрану. – Здесь что-то неправильно.

– Что, мистер Кейстер? Мистер Гвир?

Гвир отодвинул Кейстера от пульта.

– Ауспик показывает пробоину в корпусе. Работающие системы отсутствуют. Активное излучение ауспика отсутствует. Сигналы двигателя отсутствуют, – быстро ответил Гвир.

– Что? – Вард встал с капитанского кресла.

– Он дрейфует, сэр.

– Груз? – На мгновение Вард представил, что его шанс начать восстанавливать коллекцию испарился.

– Грузовые отсеки выглядят… неповреждёнными.

Для ушей Варда не было слов слаще.

– Привести пусковые палубы в полную готовность. Старший армсмен Викерс, подготовьте отделение для высадки на брошенное судно. Кто бы ни совершил это злодеяние, мы не можем позволить ему сбежать. Славные традиции “Безжалостного” запрещают это.


Старший армсмен Викерс осторожно плыл по пустому коридору “Дуги Элоны”. Было темно и тихо, только фонари скафандра освещали путь впереди. И было не просто тихо, стояла абсолютная тишина. Викерс слышал только звуки своего дыхания и сердца. Вездесущий гул двигателей исчез. Они стояли безжизненными, а вспомогательные генераторы – опустошёнными, поэтому не было никакой энергии. Отсутствие энергии означало отсутствие освещения и силы тяжести. Также отделениям приходилось кропотливо открывать каждую дверь и люк вручную, что ещё больше затруднялось громоздкими космическими скафандрами, в которые им пришлось облачиться, потому что судно лишилось воздуха. Они даже не смогли найти грузовую декларацию, и поэтому были вынуждены проверять каждый отсек и контейнер. В результате продвижение было бесконечно медленным.

Однако, похоже, первый помощник не возражал. На самом деле с каждым разом, когда Викерс связывался с ним на частной частоте и докладывал о результатах, Вард становился всё довольнее и довольнее. Перехваченная информация о богатом грузе “Дуги Элоны” подтверждалась, а поскольку корабль являлся покинутым, он мог по праву забрать его целиком. У Варда ушли годы, чтобы собрать то, что он называл своей “коллекцией”, и хотя Викерс никогда не знал её истинный размер, подобный трофей, конечно же, станет хорошим первым шагом для её восстановления. Более того, щедрые подарки, которые он сможет раздать офицерам, обеспечат их лояльность на оставшуюся часть патрулирования. Викерс, как обычно, ничего не получит, кроме, возможно, одной вещи, которую он мог бы специально попросить. Это являлось ценой, которую он платил за молчание первого помощника и защиту от тех, кто в ином случае уничтожил бы его.

Он достиг перекрёстка и направился по одному из коридоров. В главных трюмах хватало грузов, но где-то должно быть спрятано что-то ещё. Так было всегда.

Ему не терпелось побыстрее найти его и убраться с покинутого судна. Дело было не только в пропаже экипажа, отсутствии выживших и даже тел, Викерса охватывало чувство тревоги, когда он видел корабль, любой корабль, в таком состоянии. Он не верил в Императора. Император не был богом таких как он. Те местные боги, о которых он узнал ещё ребёнком, были слабыми, далёкими и историей, и не заслуживали его веры. И всё же когда он впервые увидел “Безжалостный” в иллюминатор транспорта, то понял, что есть существо, достойное его поклонения. Бог, который обрушивал огонь на тех, кто осмеливался бросать ему вызов, но убаюкивал последователей и ограждал их от вреда; бог, который был реальным и не требовал верить в себя, а позволял верить. Великолепный “Безжалостный”, Dei Veritas. Он очень хотел вернуться на него. Здесь среди этих безжизненных помещений снова приходил кошмар, кошмар, что однажды его бог может умереть.

Его взгляд упал на ничем не отличавшуюся от других переборку и никогда не подводивший инстинкт сказал ему: “Всё. Мы на месте”.


– Коммандер, сэр. – Сильный голос Викерса прозвучал необычно тихо на частном канале вокса.

– Очередные хорошие новости, мистер Викерс? – ответил Вард.

– Сэр, я нашёл выживших.

Кровь Варда застыла.

– Выживших?

– Они прятались в отсеке для контрабанды, сэр. Всего их трое, – немного напряжённо произнёс Викерс. Спасённые люди плясали вокруг него в скафандрах, которые не снимали с начала атаки. Один улыбался, другой кричал, третий пытался обнять старшего армсмена. Все они дико жестикулировали. Вокс Викерса не был настроен на частоту корабля, поэтому он не мог услышать то, что они пытались сказать. Однако их действия говорили красноречивее любых слов.

– Это был корабль налётчиков, сэр, отступники, возможно, ксеносы, я не уверен. Большой корабль налётчиков застал их врасплох. Их подбили и взяли на абордаж, а эти трое спрятались. Если мы вернём их на борт, то сможем хорошенько расспросить.

Вард ничего не ответил. Викерс знал, о чём он думал. С выжившими членами экипажа “Дугу Элоны” больше нельзя было считать покинутой. Груз принадлежал им. Что ещё хуже – в соответствии с Уставом Флота “Безжалостный” был обязан подобрать выживших и доставить вместе с грузом к месту назначения. Конечно же, Вард сумеет присвоить часть груза за время путешествия, но вовсе не так много, как планировал.

– Коммандер?

– Возвращайтесь к своему отделению, мистер Викерс. Скоро пристыкуется транспорт, и вы проконтролируете передачу груза.

– А выжившие, сэр?

– Не было никаких выживших, мистер Викерс. – Никто не сможет предъявить права на мой груз, никаких доставляющих неудобства пассажиров на моём корабле, никаких жалоб, что я конфисковал всё это.

– Если мы заберём их на борт, сэр, они смогут рассказать…

– Это нужно сделать здесь и сейчас. Не должно остаться никаких незаконченных дел. Не забывайтесь, старший армсмен, – сказал Вард, подчеркнув его звание. – Не забывайте, кто вы и что вы мне должны. Не было никаких выживших.

– Так точно, сэр. Я позову своих людей.

– Не привлекайте отделение, мистер Викерс. Займитесь этим лично.

– Так точно, сэр.

Викерс сделал многое на службе Варду за эти годы, но никогда прежде первый помощник не уязвлял его так глубоко. Закройте глаза, славный “Безжалостный”, закройте глаза, молил корабль Викерс. Это не тот день, который вам стоит помнить.


В конечном счёте, коммандер Вард счёл экспедицию исключительно удачной. Богатства “Дуги” доставили на борт, и контейнеры немедленно рассредоточили в огромных грузовых отсеках. Члены экипажа, которых он использовал, получат свою долю, но и для него самого это был ошеломляющий трофей. Оставалось только разобраться, почему судно сначала было неправильно идентифицировано. Кейстер, Гвир, а затем и сам Вард изучили более ранние записи ауспика и не нашли причины внезапной переоценки. Они даже просмотрели записи излучения сканеров “Дуги Элоны”. Такое объяснение, однако, не смогло бы ответить на вопросы офицеров мостика.

Официальным объяснением стала ошибка оператора. Кейстер признал вину и был отстранён от исполнения обязанностей на командной палубе. В обмен на молчание он сохранил звание лейтенанта. Впрочем, сделка оказалась не слишком эффективной. Разозлённый Кейстер разболтал всё, разумеется, в строжайшей тайне, нескольким своим товарищам по кают-компании для младших офицеров. От подслушавших стюардов слухи о произошедшем на мостике дошли до старшин, а затем и до матросов. Не прошло много времени, прежде чем на каждой палубе стали шептаться, что патруль проклят.

Сплетники не знали, что часть правды о проклятье была доставлена и дремала в грузовых контейнерах, награбленных с “Дуги” и спрятанных внутри корабля. Если бы они знали, то не шептались, а кричали бы.


Если люди Бекета думали, что их жизнь за пределами смен призывников станет легче, то они были жестоко разочарованы. Палубные команды отвечали за обслуживание и ремонт коридоров корабля, транзитных помещений и транспортных магистралей. На корабле длиной более чем в три километра и с более чем шестьюстами палубами им приходилось обходить сотни километров коридоров: от колоссальных двигателей на корме до могучего тарана на носу. Было всего несколько мест, которыми они не занимались: более чувствительные и секретные части корабля, такие как арсенал и пусковые палубы – те “независимые” области, которыми управляли Механикус, Навис Нобилите и Адептус Астра Телепатика – а также призрачные палубы.

Однако, как узнал Бекет, среди палубных команд существовали строжайшие ограничения. Более успешные палубные команды ревностно защищали свои привилегии работать на верхних палубах. Инициативные бригадиры верили, что смогут добиться лёгкого продвижения по службе, произведя впечатление на офицеров, которые проходили мимо, редко когда удостаивая их взгляда. Люди из других палубных команд, пойманные на чужой территории без серьёзной причины, и в самом деле сильно об этом пожалеют.

Команда Феррола между тем располагалась намного ступенек ниже. В более тяжёлые времена, когда численность бригад сокращалась, принимали решение прекратить заведомо проигрышный бой с наступавшим на нижних палубах упадком. При таких обстоятельствах затраты на поддержание функционирования секций перевешивали их полезность. Выход нашли в консервации части из них, чтобы другие получали достойный ремонт. Некоторые палубы закрывали на годы, даже десятилетия. Чем дольше палуба оставалась закрытой, тем сложнее было её восстанавливать, когда она снова могла потребоваться. Некоторые, пожалуй, использовались настолько редко за тысячелетнюю историю “Безжалостного”, что от подобного пренебрежения появлялись призрачные палубы.

Впрочем, сейчас на борту людей более чем хватало, и команда Феррола занималась расширением обитаемых палуб. Секции, которые закрыли самыми последними, ремонтировали и заново открывали. Работа была непростой. Они находились далеко от удобств более обжитых областей корабля, занимались тяжёлым трудом за незначительное вознаграждение, а близость призрачных палуб способствовала распространению всевозможных историй. Кое-кто из людей Феррола пытался напугать новичков рассказами о скрывавшихся во тьме демонах, но это возымело мало эффекта. Призывники уже убили своё чудовище.

Работа всё равно оставалась опасной: необходимые для восстановления освещения и отопления электрические кабели были очень старыми, а потолки и полы могли обрушиться в любой момент. Прорыв трубы мог заполнить помещения токсичными газами или жидкостями, а несколько изолированных отсеков около корпуса лишились части атмосферы, и момент открытия люка сопровождался жутким ветром, пока возвращался воздух.

Феррол чувствовал себя здесь как рыба в воде. Пусть неженки занимаются своими вылизанными палубами, говорил он. Здесь внизу за ними почти не присматривали. Возможно, раз-другой между работами заявится с инспекцией самый младший лейтенант, проверить, что они сделали. Первые несколько дней команда оставалась настороже, ожидая любой мести со стороны Морли или каких-то иных союзников Брэнда, но поскольку одна работа сменялась другой без происшествий, они начали возвращать внимание к своим другим тайным делам.

Палубные команды отвечали не только за палубы, но и за области между ними. Котельная не была единственным местом, существовавшим в промежутке между одним уровнем и другим. Корабль пронизывали межпалубные служебные уровни, технические этажи, шахты и трубы. Это был настоящий лабиринт, доступный только при наличии специального оборудования, которое, разумеется, было у палубной команды Феррола. Пока большая часть бригады занималась восстановительным ремонтом, Феррол отправлял группы в этот лабиринт, чтобы составить карту наверх.

– Вот твой путь мимо Перги, – показал Феррол Бекету. Они забрались далеко между палубами. Это был примерно километр или около того вверх по кораблю, но им потребовалось несколько часов в темноте и тесноте, чтобы добраться сюда. Бекет направил фонарь, куда указывал Феррол, и свет побежал по полу, а затем исчез в чёрной пропасти шахты. Провал был примерно пятнадцать метров шириной. За ним Бекет увидел другую сторону, где продолжался туннель.

– Ты уверен? Я не вижу так далеко, – сказал он.

– Настолько уверен насколько возможно. Любой другой проверенный нами путь обрывался, возвращался назад или просто заканчивался тупиком. Этот единственный, который мы нашли, что идёт дальше этой точки.

– Насколько глубока шахта?

– Тридцать пять – сорок метров в каждом направлении, вверх и вниз, влево и вправо. Мы думаем, что раньше она использовалась, как один из гигантских вентиляторов, который не пропускал воздух наверх, чтобы офицерам не приходилось терпеть запахи с нижних палуб. Не самый плохой путь, если бы не пришлось перебираться на другую сторону. Стены гладкие и не за что зацепиться.

– Выглядит не слишком гостеприимно.

– Не думаю, что она планировалась выглядеть гостеприимной.

– Вы пытались перебраться на ту сторону?

– Мы нашли этот путь только две недели назад. Полагаю, что это возможно, но придётся тащить доски в такую даль и это будет только половина дела. Мы переберёмся на ту сторону, когда придёт время.

Наблюдая за Ферролом среди его людей Бекет начал понимать, как бывшему шкиперу удавалось удержать команду вместе. Он знал каждого человека не только в лицо и не просто по имени, он знал их характеры и желания. Он знал, что мотивирует их и что угнетает, и это знание позволяло ему удерживать команду несмотря на всё произошедшее с ними. Бекет отдавал приказы на мостике “Безжалостного” и ему повиновались из-за его звания. В котельной и яме с отходами призывники доверились ему из-за крайнего отчаяния. Люди Феррола выполняли приказы, просто потому что они исходили от Феррола.

Бекет размышлял в часы сна, если бы Феррол оказался в такой же ситуации, как он, то сделал бы бывший шкипер что-нибудь по-другому? Он уже вернул бы себе корабль? Всё это вообще случилось бы с ним? Сумел бы он сразу раскусить Варда? Здесь внизу Феррол снова стал хозяином, каким был на “Морено”. Он рассказал о неудачной потере корабля, но такое событие не могло не отразиться на любом капитане, который хоть чего-то стоил. Поэтому Бекет пришёл к выводу, что это была ложь.

Клятва сохраняла его связанным, по крайней мере, честью, на службе Ферролу, но Бекет знал, что тот не полагался только на его честь. За ним постоянно следили. Когда Феррола не было рядом, то рядом находилась Шрут в сопровождении, по крайней мере, двух – трёх людей Феррола. Пусть Бекет и не был больше прикован к цепи призывников, но личную свободу он так и не получил, и кто мог поручиться относительно планов его нового похитителя? Брэнд, по крайней мере, действовал прямолинейно. Феррол же оставался загадкой, и Бекету требовалось преимущество.

– Тидир, – прошептал Бекет в ухо юноши, когда они сидели на церковной службе.

– Да, Вон?

– Мне нужно, чтобы ты нашёл кое-кого для меня.


Магос-майорис Валинарий стал единым целым с “Безжалостным”.

На это ушло немало времени. Неделями он становился всё ближе и ближе к высшим уровням единения с духом-машиной. Многочисленные ложные шаги, отступления и проверки, пока его, наконец, не приняли. Он ощущал каждую частичку корабля. Его кожа стала холодной от вакуума космоса вокруг корпуса, а сердце билось синхронно с гулом колоссальных двигателей. Энергия текла по его венам, словно кровь, каждое помещение стало клеткой его тела, каждый коридор – капиллярным сосудом, а большая металлическая конструкция формировала его кости. И всё же единение не было полным. Оставался разрыв, изъян в прекрасном союзе. Это была пустота, слепое пятно, которое ускользало при попытке на нём сосредоточиться.

Он снова собрал себя, отсоединившись от духа и притянув назад каждую частичку своей души, и устремился к алтарю-кузне. Изъян стал зудом в задней части черепа. На долю секунды он словно со стороны увидел своё тело и затем резко оказался внутри.

Валинарий.

Валинарий открыл глаза, свои настоящие глаза, и увидел перед собой пустой зал. Этот голос, он появился в разуме в самый момент перемещения. Он казался старым, скрипучим. Это был корабль? Он был так близко к окончательному единению? Наслаждался ли подобной близостью Нестратан? Если так, то Валинарий начинал понимать глубину верности своего бывшего господина. Что бы тебя назвало по имени и признало священное существо такой силы и величия, он никогда прежде не испытывал подобного волнения. У него возникло искушение погрузиться снова, но нет, он должен сопротивляться. Он вернулся не просто так, была причина. Он осторожно отсоединил подключения с алтарём, на котором лежал, и неуверенно встал.

Он был один в великолепном алтаре-кузне. У Нестратана была свита, помощники, потому что у него больше не осталось сил функционировать самостоятельно. У Валинария не было таких проблем. Он всё ещё оставался здоров и относительно молод. Он не нуждался в подобном раболепии и после первой неудачной попытки единения был рад, что мог проводить свои эксперименты без свидетелей. Старый магос должен был освободить ему место гораздо раньше и заняться обучением Валинария, и тот не совершил бы столько болезненных ошибок. Если бы Нестратан просто отступил в сторону, его не пришлось бы подталкивать.

Валинарий понял, что его мысли снова занимает дух корабля, как всегда в последние дни. Была причина, почему он вернулся, но какая? Первый помощник хотел поговорить с ним и назначил время. Валинарий сверился с внутренним хронометром. Он уже опоздал. Это было странно: с духом он знал так много, и всё же время всегда ускользало от него. Он предположил, что время имело мало значения для бессмертного машинного духа. Он должен найти коммандера. Слова приглашения прозвучали вполне обыденно, но в тоне слышалось лёгкое волнение. Магос накинул капюшон и направился к остальным. Однако у ворот он услышал голос коммандера. Видимо тот пришёл искать его. Он разговаривал с адептом по имени Тертион. Валинарий мог прервать их, поскольку коммандер, конечно же, должен обращаться к нему, но инстинкты заставили его сдержаться и наблюдать. Они поговорили ещё минуту, затем коммандер ушёл. Тертион поклонился, выражение его лица скрывал капюшон. Магос вышел.

– Что хотел первый помощник, адепт?

– Величественный магос, – произнёс Тертион, низко поклонившись, – первый помощник хотел поговорить лично с вашей августейшей особой. Он настаивал, заявляя, что встреча была назначена заранее.

– И что вы ответили?

– Я сообщил коммандеру, что вы медитировали, величественный, и что вас не следует беспокоить. Я ошибся, праведный магос?

– Нет, – ответил Валинарий, подумав несколько секунд, – вы были вполне правы. Коммандер сказал, что собирался обсудить?

– Коммандер не доверил мне эти данные, величественный.

– И это всё?

– Простите, величественный, я не понимаю вас.

– Вы и коммандер больше ни о чём не говорили?

– Коммандер действительно проявлял большую настойчивость, величественный, однако он не указал, что дело требовало немедленного рассмотрения и не могло быть отложено, поэтому я не изменил своего решения.

Валинарий не поверил услышанному. Увиденное им не было похоже на то, как подчинённый спорил со вспыльчивым начальником, всё происходило слишком любезно. Валинарий отметил, что разговор скорее напоминал те, которые он сам вёл с коммандером, по крайней мере, до повышения.

– Очень хорошо, адепт. Скоро я отправлюсь к нему. Займитесь необходимыми приготовлениями.

– Немедленно займусь, величественный. – Всё ещё склонившись, Тертион попятился, находясь лицом к Валинарию, пока не оказался на почтительном расстоянии.

“Вот так, адепт, – подумал Валинарий. – Не поворачивайся ко мне спиной. А я, конечно же, не повернусь спиной к тебе”.


Лейтенант-коммандер Гвир вошёл на мостик командной палубы. Он пришёл на полчаса раньше своей вахты, но не смог нормально отдохнуть. Большой обзорный экран был пустым, потому что корабль пересекал варп по торговому маршруту между двумя маяками. Первый помощник сидел в капитанском кресле и с кем-то разговаривал. Гвир подошёл ближе и увидел, что за тёмная фигура там сидит рядом. Это оказался комиссар Бедроссиан. Гвир на мгновение опешил. Буквально вчера он обратился к коммандеру Варду по очень серьёзному делу, которое касалось комиссара. Двое из его людей пришли к нему и рассказали, что один из старшин передавал комиссару информацию за вознаграждение. Этот человек немало задолжал своим товарищам, но неожиданно сумел расплатиться, объясняя появление денег удачными сделками на Понте. Он также задавал вопросы, ничего компрометирующего, но раньше такого за ним не замечали. Затем они увидели, как он разговаривает с одним из кадетов комиссара и после этого пришли к Гвиру.

– Как много он знает? – спросил Вард.

– О том деле? Ничего. Его держали и будут держать подальше от всего важного.

– Тогда не вижу в чём проблема, мистер Гвир.

– У комиссара есть шпион среди моих людей, первый помощник. Вот моя проблема.

– Шпион? Какое драматичное слово, Гвир. Вы говорите так, словно в любой момент могут явиться штурмовики и забрать вас. Всё что у вас есть – паршивая овечка, которая протянула несколько нитей к комиссару, чтобы избежать наказания за мелкие правонарушения. Не обращайте внимания, я уже знаю.

Гвир на мгновение потерял дар речи.

– О, неужели вы думали, что никто из ваших людей не общается ни с кем из моих, Гвир? – продолжил Вард. – И не сомневаюсь, что некоторые из них держат уши широко раскрытыми с вашего прямого одобрения.

– Это совсем другое дело. – Так и было. Находиться в курсе скрытых настроений на корабле являлось частью его обязанностей.

– Разумеется, но теперь, когда вы знаете имя этого человека, возможно, вам стоит подумать, как воспользоваться сложившейся ситуацией.

Гвир понял, но всё равно остался недовольным.

– Я думал, что вопрос с комиссаром будет улажен.

– Я занимаюсь этим вопросом, лейтенант-коммандер. Если вас терзают сомнения, возможно, вы невнимательно смотрите.

Что ж теперь Гвир смотрел внимательно, как Вард и комиссар тихо переговаривались прямо у него под носом. При взгляде на них возникла невольная мысль, что если Вард полностью подчинил комиссара своему влиянию? План о крушении шаттла принадлежал ему, но осуществил он его чужими руками. Мог ли первый помощник убедить комиссара, что всё это придумал кто-то другой? Если это получится, то он сможет устранить всех остальных заговорщиков одним ударом и получить “Безжалостный”, не оставаясь ни у кого в долгу. Возможно штурмовики всё же явятся за ним.

– Ах, лейтенант-коммандер, вы рано, – произнёс Вард, увидев своего заместителя, который поднялся на командный помост.

– Так точно, сэр, если вы желаете, я могу вернуться…

– Нет, вовсе нет. Как видите, здесь нет…

Негромкий сигнал тревоги зазвучал от пультов в передней части возвышения, и разговоры вокруг системы ауспиков мостика внезапно достигли пика. Новый офицер ауспика доложил:

– Обнаружен корабль, коммандер, максимальная дальность, ровно за кормой.

– За кормой? – удивлённо переспросил Гвир. Единственные корабли, с которыми они могли столкнуться, являлись торговыми судами, и должны были появиться впереди или на траверзе. Конечно же, никто на маршруте патрулирования не мог догнать “Безжалостный”?

– Вы идентифицировали его?

– Трудно, течения варпа искажают… Есть. Ещё немного. Это… – оператор замялся на секунду и снова посмотрел на экран.

Гвир и Вард переглянулись. Это был момент неуверенности, момент, который решит, являлись они хищником или добычей.

– Это “Дуга Элоны”, сэр.

Одиннадцать

– Кималь, вечно у тебя шило в заднице.

– Ты хочешь, чтобы я показал тебе, что у меня в заднице, Санджата?

– Ты просто не можешь не нести чушь о своих тупых и грёбаных демонстрациях. Очнись, здесь всем плевать на них.

– Наши демонстрации были ради людей! Скольких ещё из нас нужно было раздавить танками эпитрапоса? Скольких сыновей и дочерей должны были забрать у нас ради Трупа-Императора? Наши демонстрации были ради таких как ты, неблагодарная…

– Вот уж точно не ради меня. Я бы так и остался гнить в клетке, разве нет?

– Что ж, именно там и место животным – в зоопарке!

– По крайней мере, я встретился бы там с твоей матерью…

– Ну всё!

Кималь и Санджата ругались уже не первый день, и все знали, что было только вопросом времени, когда один из них сорвётся. Кималь, бывший агитатор, нанёс первый удар, но уголовник был полон решимости нанести последний. Остальные призывники кинулись к ним, пытаясь разнять, но попав под беспорядочные удары, сами набросились на дерущихся и друг друга. Феррол вышел из своей каюты. Он проревел приказ остановиться, и в этот момент в него врезались сцепившиеся Фидлер и Зеркахияб.

К тому времени как Феррол отпихнул их и сумел подняться, в драке уже участвовали и его люди, и потребовалось почти пятнадцать минут и сбитые костяшки пальцев, чтобы восстановить порядок. Ушло ещё около получаса на получение ответов и разнос обеих команд, прежде чем он и Шрут наконец заметили, что Вон исчез.

Феррол просто сыпал ругательствами и угрожал выдать всех людей Вона, если они не заговорят. Большинство смотрели на него вызывающе, но старый призывник, Феррол, вспомнил, что его зовут Папай, поднял руку.

– Мастер Феррол? Я скажу вам, куда он направился.


Бекет поспешно выскользнул из технического этажа и поставил решётку на место. Несмотря на то, что это был его корабль, он находился на вражеской территории. Если его обнаружат, то придётся бежать назад к Ферролу. Если его поймают, то об этом останется только мечтать. В любом случае он должен был попробовать.

Он остановился возле каюты, отмеченной, как и говорил Папай. Рассказанный старым шахтёром маршрут оказался идеально точным. Он открыл дверь и увидел висевшую на вешалке нетронутую чёрную шинель. Человек, ради которого он пришёл, спал. Бекет опустился на колени рядом с ним.

– Привет, Якоб.


Нервы младшего лейтенанта Хоффора были натянуты до предела. Тревожный сигнал ауспика не прекращал звенеть ни на секунду. Молодой офицер хотел обхватить голову руками, зажать уши пальцами, но на него были устремлены все взгляды на мостике.

Каждый датчик и каждый фрагмент данных на экране указывали на то, что “Дуга Элоны” следует за ними по пятам, и всё же он знал, что этого не могло быть. С тех пор как она появилась, они испробовали всё, что могли. Они поворачивали, сбрасывали скорость и, несмотря на активные возражения навигаторов, настолько приблизились к остановке, насколько осмелились среди течений варпа. Всякий раз после этого “Дуга” устремлялась вперёд, а затем исчезала. Они продолжали путешествие, но минуты, часы, день спустя она появлялась снова, и снова звенели сигналы тревоги.

Хоффор стал третьим офицером ауспика, назначенным на мостик за прошедшие недели. Его предшественник исполнительно снова и снова докладывал об обнаруженном корабле, пока, наконец, коммандер Вард не накричал на него и не велел убраться. Поэтому Хоффор встал за пульт на командном возвышении, и ждал, и ждал. Затем зазвенел сигнал тревоги. Первый помощник ледяным тоном велел доложить. Он ответил, что произошла ошибка, и сумел затянуть “ремонт” почти на час, в течение которого “Дуга” исчезла, а он смог расслабиться. Следующий час прошёл в тишине, и второй, и третий.

Он вспомнил все старые истории и ночные кошмары, которыми раньше пугали его братья, когда они лежали в темноте: корабли мёртвых, фантомы варпа, нечестивые герольды бедствий и отвратительные чудовища, которые скрывались в мальстрёме и радостно пировали слабыми смертными, посмевшими ступить в их владения. Когда он вырос, то забыл такие вещи. Он больше не был ребёнком. Он сражался в бою, солдаты относились к нему, как к лидеру, он женился и завёл детей. Конечно, не было дыма без огня и, служа в линейном флоте, он узнал реальные истории о смерти и безумии тех, кто рисковал путешествовать в мальстрёме.

Ещё час вздохнул Хоффор и его вахта закончится. Тогда это станет проблемой другого бедняги.

Сигнал тревоги продолжал звенеть.


– Этому есть совершенно рациональное объяснение, Пульчер, – объявил Вард за ужином своему гостю.

Исповедник недоумённо оторвал взгляд от тарелки. Он не стал ничего спрашивать.

– Оно может быть неочевидным для человека, который не является моряком, как, например, вы, но мне всё предельно ясно, – продолжил Вард. – За нами следует корабль, который мы идентифицировали, как “Дугу Элоны”, и всё же этого не может быть. Мы встретились с этим кораблём несколько дней назад, и он представлял собой выпотрошенный корпус. Что же это может быть? Ошибка ауспика? Мы проверили системы, а затем перепроверили, и они прекрасно работают. Возможно, мы столкнулись со странным эхом варпа, но нет, оно появляется слишком регулярно. Кое-кто в экипаже начинает поговаривать, что это – некое злобное присутствие, мистическое существо, которое преследует нас за наши грехи. Что скажете, исповедник?

Жевавший в этот момент Пульчер был застигнут врасплох, он торопливо проглотил еду и откашлялся:

– Ересь! Один только Император является нашим судьёй. Скажите мне, кто распускает подобные сплетни, коммандер, и я займусь ими.

– Да, Пульчер, но порой мы должны позволять нашим людям неопасные простые суеверия. Это сохраняет их мысли занятыми. Им легче представить, что вернулся потерявший ход корабль и преследует их, как призрак, чем в то, что просто может быть два корабля.

– Два корабля? – эхом отозвался исповедник.

– Один – приманка, второй – сеть. Редкая тактика для пиратов и налётчиков, довольно затратная по времени, но не неслыханная. Они захватывают корабль возле маяка, оставляют его и ждут. Когда другие корабли пытаются выяснить, что произошло, они захлопывают ловушку и атакуют. Вот только с “Безжалостным” они поймали слишком большую рыбу и поэтому позволили нам уйти. Теперь они просто следуют за нами. Возможно, они всего лишь пытаются установить наше место назначения, или надеются подобрать те крохи, которые мы оставляем за собой.

– Понимаю. – Пульчер ненадолго задумался. Это и в самом деле должны быть странные налётчики, раз оставили такой богатый груз, не важно насколько Вард пытался прикрыть свой грабёж сбором “доказательств”. – А что с показаниями ауспика?

– Иллюзия, Пульчер, и только. На предельной дальности ауспик полагается в основном на сигналы, которые посылает цель. Если вы сможете воспроизвести их, то на самых больших расстояниях корабль сможет ходить под чужим флагом, если можно так выразиться, – Вард улыбнулся своему обороту речи. – Единственная проблема состоит в том, что вам нужно скрыть излучение своего корабля, иными словами стать глухим, слепым и беспомощным, с полностью выключенными двигателями. На Эмкоре мы изучали отчёты о тех немногих капитанах, которые верили, что подобный манёвр предоставит им тактическое преимущество. Поверьте мне, они не прожили долго.

– Ах, что ж, всё это чрезвычайно обнадёживает, коммандер. Когда вы, наконец, разгадали эту загадку?

– О, я разгадал её сразу, Пульчер, – солгал Вард.

– Тогда почему…

– Почему я продолжаю этот фарс? Это полезный опыт, исповедник. Что лучше может сказать о характере человека, чем испытания: кто поддержит вас, а кто может предать.

Пульчер мельком взглянул на роскошную пищу, которую он только что ел. Конечно же, Вард не стал бы, не так ли? Первый помощник продолжил говорить, по-видимому, не обратив внимания на испуг Пульчера.


– У нас с вами есть нечто общее, Пульчер, у вас и у меня: вера в экипаж этого корабля. Вера в Императора и вера в тех, кого Он избрал для командования.

– В некотором роде это так.

– Вере команды был нанесён большой удар, когда Он забрал у нас капитана, удар от которого, боюсь, до сих пор не все оправились даже среди моего ближайшего окружения.

– Понимаю.

– В это непростое время я считаю своим долгом помогать тем, кто находится под моим командованием. Однако это гордые люди, не желающие никому показывать даже намёка на своё душевное волнение, никому, пожалуй, кроме вас, исповедник.

– Некоторая раскрытая информация, коммандер, священна между просящим и Императором. Я – простой посредник, связанный бессмертными клятвами.

Вард выгнул брови.

– Надеюсь, вы не думаете, что я могу предложить вам нарушить ваш обет перед Ним, исповедник.

– Конечно, нет.


– Что ты сказал ему, Якоб? – спросил Феррол, хорошенько встряхнув избитого человека.

– Я ничего не сказал ему, клянусь!

– Ты что-то ему сказал, иначе он до сих пор был бы здесь!

– Он уже знал, что ты нанял меня! Он даже не стал спрашивать!

– Но ты подтвердил это, не так ли, ты – жалкий кусок…

– Он хотел только узнать, почему я назвал его капитаном и всё!

– И что ты сказал?

– Ты так и не объяснил мне почему! Просто, что я должен его так называть и рассказать о его реакции. Ты сказал, что это выведет его из равновесия.

– Проклятье! – выругался Феррол и опустил Якоба на пол. Капитан Бекет оказался умнее, чем он думал.


Феррол и его команда осторожно пробирались наверх по знакомым межпалубным коридорам. Когда они достигли шахты, Феррол увидел сияющий на противоположной стороне свет. Он и Шрут навели туда фонари и увидели Бекета. Он даже не посмотрел на них. Он просто продолжил спокойно сворачивать в аккуратную бухту две цепи, которые принёс с собой, чтобы перебраться через пролом.

– Что с людьми, которых я отправил вперёд, чтобы поймать тебя? – позвал Феррол.

– Посмотри вниз, – посоветовал Бекет. Феррол посмотрел и увидел моряков, которые висели над шахтой, прикреплённые к выступу кандалами.

– Ты можешь вытащить их, прежде чем они очнутся, – крикнул Бекет, – или можешь подождать. Полагаю, это зависит от того, что ты за человек.

Феррол махнул остальным, и они начали вытаскивать незадачливых товарищей.

– Ты дал мне честное слово, – заявил Феррол.

– А ты лгал мне, – ответил Бекет.

– И ты лгал мне, каждый раз, когда я говорил “Вон”, а ты отвечал “да”!

– Получается, ты знаешь, кто я.

– Конечно, знаю, ты мог обгореть и лишиться волос на голове, ты мог стать кроваво-синим, но это не имело значения. Ты лишил меня командования, ты лишил меня корабля, “Вызов Тарая”, для тебя это ничего не значит, не так ли? Но для меня это было всем.

Бекет остановился и ещё раз взглянул на Феррола. Его мысли вернулись к разговору со стоявшим на мостике “Вызова Тарая” Вардом. Он вспомнил непонятный шум, когда приказал конфисковать корабль. Шум, причиной которого стал шкипер. Он ничего не знал о хозяине “Вызова Тарая”, но тогда его это не волновало.

– Ты забрал мою чёртову жизнь. Так что нет, я никогда не забуду твоё лицо. – Приглушённо рассмеялся Феррол. – Я никогда не узнал бы о тебе, если бы не история с Брэндом. Быстро разошлись слухи о призывнике, который сумел провернуть такое и выйти сухим из воды. Он казался хорошим человеком, возможно, подходящим для моей команды, которого я должен был проверить. Знаешь, что я почувствовал, когда увидел тебя на той церковной службе? Такого я и представить не мог. Я думал, что ты зажарился до хрустящей корочки на Понте.

– И поэтому ты нанял Якоба, чтобы разделить меня и бригаду, так ты смог бы помочь, а затем отвести обратно, чтобы мы спасли остальных. Или Морли также был у тебя на зарплате?

– Чтоб тебя, он из кожи лез, чтобы добраться до тебя с яростью бортового залпа линкора. Ты не принёс мне никакой пользы, одни убытки и как капитан этого корабля, и как один из моей команды.

– Приберегал меня для себя? Удивлён, что ты так долго сдерживался.

– А ты у нас получается просто ещё один прислужник орла? Всё дело в тебе и пусть твоя команда будет проклята. Я спас тебя, потому что с твоей помощью мог бы вытащить своих людей на следующей планете, у которой мы остановились бы. Мои люди для меня значат всё. Не думаю, что ты можешь сказать то же самое.

– Я делаю всё это ради своей команды, для всех тысяч матросов, которые заслужили лучшего.

– Санджата, Кималь, Фидлер, Папай, что насчёт всех остальных? Ты уже забыл о них. Ты оставил их в руках человека, который тебя ненавидит.

– Ты забыл, мастер Феррол. Они принесли тебя клятву верности. Теперь они – твои люди, а твои люди для тебя значат всё. – Бекет начал отворачиваться. – Если у тебя возникнет искушение совершить ошибку, то подумай вот о чём: раз ты знаешь, кто я и что собираюсь сделать, то также знаешь, что Его священный гнев покажется ничем в сравнение с яростью, что я обрушу на тебя и твоих людей, если хотя бы волос упадёт с их голов. Подумай об этом, мастер Феррол.

– Послушай меня, – крикнул Феррол, пока Бекет поднимался на верхние палубы. – Теперь я могу тебе сказать. Ты напрасно тратишь время. Они все замешаны в этом, ты слышишь меня? Они все замешаны в этом! – Но Бекет уже скрылся из вида.

– Шрут! Достань мне что-нибудь, чтобы перебраться на ту сторону. Будь я проклят, если потеряю его теперь.


По коридору на верхних палубах прогуливались два занятых дружеским спором мичмана.

– Да ладно, ты никогда не видел ни одного, – сказал молодой мичман своему товарищу.

– Видел, просто ты не веришь мне, потому что удрал бы от одного взгляда, – ответил его товарищ.

– И где же?

– На Эмкоре перед отлётом. Старый главный корабельный старшина “Свирепого” нёс одного из них в коробке.

– Нёс одного в коробке? Теперь я знаю, что ты – врун. Он не мог поместиться в коробке.

– Не целиком, не тупи, только голову. Никто не станет таскать с собой целое тело. Оно может ожить!

– Такое невозможно.

– Возможно. Спроси любого. Он дал мне зуб.

– Не может быть! Покажи!

– Что взамен?

Прежде чем мичман успел ответить, они оба отскочили, когда из-за угла появилось отделение армсменов. Юноши безупречно отдали честь, пока рослые мужчины проходили мимо, окружая комиссара, который покинул каюту и направился по коридору. Серебристая маска даже не взглянула на них. Сзади следовали кадеты, пытаясь не отстать от ведущей группы и не выглядеть при этом слишком нелепо.

Бекет наблюдал за всеми ними из технического прохода под полом и покачал головой. Что произошло, пока он был внизу? Комиссар Бедроссиан утроил число телохранителей, и они следовали за ним, куда бы он ни направился. Были и другие, они постоянно стояли у двери в его каюту и прилегающих коридорах. Было трудно представить имперского комиссара, который чего-то боялся, но Бедроссиана явно что-то сильно беспокоило, раз он пошёл на подобные меры предосторожности. Путешествие между палубами не прошло для Бекета даром: он стал оборванным, неопрятным и очень грязным. Если он попытается приблизиться к комиссару, то любой из телохранителей, скорее всего, пристрелит его, как только увидит. В любом случае вызванная суматоха сообщит о его возвращении каждому офицеру на палубе. Нет, он не мог так рисковать. Однако каюты вдоль коридора выглядели более многообещающими. Если он помоется и украдёт чистую офицерскую форму, то это предоставит ему секунды, за которые комиссар сумеет узнать его.

Бекет вернулся в боковой туннель и пополз дальше, пока не добрался до ближайшей каюты. Около пола располагалась панель для служебного доступа. Он открутил болты одним из реверсивных ключей, что выдали его бригаде, и очень осторожно начал толкать панель вперёд. Внутри было темно. Бекет затаил дыхание и прислушался, стараясь различить даже малейший храп по ту сторону. Он ничего не услышал. Приободрённый, он сдвинул панель ещё немного и посветил фонарём. Внутри оказалось пусто. Бекет облегчённо выдохнул и вылез из люка. Никаких сигналов тревоги и ловушек. Он в безопасности. Он встал и вытянулся. Приятное чувство после долгого ползания в темноте. Он увидел одну из коек, жёсткую и маленькую в сравнении с его бывшими покоями на корабле, но после месяцев внизу даже перина и шёлк не выглядели бы привлекательнее. Впрочем, у него было мало времени на пустые фантазии. Он положил фонарь и включил свет над раковиной в углу, отделённой от остального помещения. Бекет внезапно почувствовал покрывавшую его въевшуюся в кожу и засохшую грязь. Всё тело зачесалось. Он не мог дождаться, когда смоет её.

Включился главный свет. Кто-то вошёл.

Бекет отпрянул и прижался к перегородке, между ванной и дверью. Он не мог дышать. Он слышал звуки, как кто-то копался в рундуке: молодой голос раздражённо бормотал и затем торжествующе воскликнул, когда нашёл забытый предмет, потом тишина. Бекет почти видел, как человек повернулся, собираясь уйти, и заметил свет над раковиной. “Оставь это, – подумал Бекет изо всех сил. – Плюнь на это, ты опаздываешь. Уходи”.

Послышались шаги, быстрые шаги, которые приближались. Кадет-комиссар протянул руку к выключателю. На долю секунды он успел увидеть нападавшего: дикого и загнанного человека, скрывавшегося совсем рядом. Затем его оторвали от пола и впечатали спиной в стену. Он попытался закричать, но грязная рука закрыла рот. Он попробовал вырваться, но руки держали крепко. Всё что он мог видеть, было испачканное чёрным лицо и налитые кровью синие глаза.

– Послушай меня, – прошептал Бекет. – Не сопротивляйся. Прислушайся к моему голосу. – Кадет мог только паниковать и смотреть.

– Закрой глаза, – прошептал он. Затем скомандовал знакомым сильным голосом. – Это приказ, кадет. – Вторая рука закрыла лицо.

– Прислушайся к моему голосу. – Тон стал сильнее. – Ты помнишь мой голос. Ты знаешь, кто я. Я – твой капитан. Кивни головой, кадет. Покажи, что понял.

Ноздри кадета раздулись, пока он попытался дышать, но он кивнул головой.

– Послушай меня, кадет. Это – приказ твоего капитана. Через секунду я уберу руки. Ты не будешь кричать, ты не будешь драться. Мы просто поговорим. Кивни, если понял.

Кадет снова кинул.

Руки убрали, и он мог снова видеть и дышать. Он посмотрел на человека перед собой. Это больше не был дикарь, это был его капитан, грязный и неопрятный.

– Теперь, – произнёс капитан, – как тебя зовут?


Раньше Бекет никогда не обращал внимания на кадетов-комиссаров. Они просто всегда тенью следовали за Бедроссианом и находились за пределами его ответственности. Встреча с этим нетерпеливым, но всё же вдумчивым молодым человеком, и вид небольшой каюты, которую он делил с тремя товарищами, дала ему возможность взглянуть на их жизнь. Как и ожидалось, здесь всё выглядело безупречно чистым и подчинённым порядку, но кое-где можно было увидеть кусочки их личностей: старый катехизис, образ Императора. У этого кадета, Микаэля, рядом с койкой располагался список чисел в обратном порядке. Первые две трети были аккуратно зачёркнуты.

Бекет поведал ему очень сокращённую версию об авиакатастрофе, выживании и возвращении на корабль. Кадет не стал спрашивать про недосказанности. Не стал он спрашивать и о том, чем капитан занимался внизу всё то время, что они покинули Понт. Жизнь в линейном флоте привила ему повиновение, а подготовка в качестве комиссара научила тщательно скрывать свои мысли. Он внимательно слушал с серьёзным выражением лица, неопытный юноша, в силу обстоятельств оказавшийся вовлечённый в события, с которыми он ещё совсем не был готов иметь дело. Он предложил позвать комиссара.

– Куда он ушёл? – спросил Бекет.

– На командную палубу, сэр. Он сказал, что должен поговорить с коммандером.

– Тогда нет. Мы не можем вызвать комиссара под носом у Варда. Мы не можем сделать ничего, что вызвало бы у коммандера подозрения.

Бекет не одну неделю планировал свои следующие шаги. У комиссара были полномочия избавиться от первого помощника одним махом, но щупальца Вард глубоко укоренились среди офицеров. Комиссары являлись ужасающими и внушающими страх фигурами для многих слуг Империума, но станет ли человек, который пытался убить своего капитана, колебаться, перед тем как сделать следующий шаг на пути отступника?

Бекет знал, что следует соблюдать осторожность. Комиссару предстоит проверить занимавших важные посты офицеров и определить их истинную лояльность. У Варда были верные последователи, но сколько человек просто приняли то, что им сказали?

– Кадет, скажи мне, как объяснили авиакатастрофу?

– В отправленном линейному флоту отчёте, сэр, утверждалось, что всему виной стала ошибка пилота, но мне это всегда казалось странным, потому что сначала говорили о механической неисправности. Стажёр, кадет Косов, сэр, рассказывал, что во время встречи комиссара и коммандера первый помощник ругал понтийцев, заявляя о пробелах в их системе безопасности.

Бекет постарался вспомнить лицо пилота, но не смог, хотя и оттаскивал его труп от панели авионики шаттла. Значит, всю вину возложили на него. В случае механической неисправности приборов или духа-машины расследование пришлось бы продолжить. Если бы ответственность несли понтийцы, то линейный флот ожидал выдачи виновного. Обвинение пилота являлось самым быстрым и безопасным вариантом.

– О чём ещё говорилось в отчёте?

– О, у меня есть копия, сэр, хотите прочитать?

– Да, спасибо. – Микаэль направился к своей койке, покопался под ней и вытащил маленький рундук.

– Комиссар, сэр, даёт нам читать копии своих официальных сообщений. Это – часть нашего обучения, – с лёгкой грустью произнёс кадет, – чтобы подготовить нас ко дню, когда нам, возможно, придётся писать их самим. Вот она.

Микаэль вручил её Бекету и тот начал бегло просматривать текст.

– Полагаю, это немного странно для вас, сэр, я хочу сказать иметь возможность прочитать её?

– Да, – ответил Бекет, не отрываясь от текста.

Кадет Микаэль решил молчать, пока капитан читал. Обобщённые результаты, предыстория, временной график, анализ, даже самые необычайные события излагались сухим бесстрастным языком, как и полагалось в линейном флоте. Бекет покачал головой от наглости первого помощника, включавшей сфабрикованный отчёт о вскрытии капитана. Очевидно, что главному офицеру медицинской службы стоило уделить особое внимание. В нижней части находились подписи старших офицеров, включая слегка затянутый пересказ фактов от самого комиссара. Они сопровождались несколькими незначительными пояснениями и примечаниями по мелким ошибкам и затем:

“Рассмотрев всю предоставленную информацию и установив её подлинность благодаря личному допросу свидетелей и экспертизе всех останков и материалов, которые вернули на корабль, я принял следующее решение. Первый помощник, коммандер Томиас Иллони Цертаниан Вард, должен исполнять все полномочия и иметь все привилегии капитана этого корабля до его официального назначения на пост. Подписано: Бедроссиан, комиссар Императора”.

Бекет прекратил читать. Он едва услышал шаги снаружи в коридоре и кадет повернулся к двери.

– Возможно, это комиссар, сэр, может открыть?

Бекет не ответил. Он не пошевелился, а просто снова пробежался взглядом по строчкам. Бедроссиан солгал. Он откровенно солгал. Зачем он это сделал? Бекет задрожал и внезапно почувствовал холод.

– Мне позвать его, сэр? – снова спросил кадет.

– Нет, – прошептал Бекет. – Нет, – повторил он громче. Отчёт выпал из рук, и он повернулся к кадету.

– Что случилось, сэр?

– Он замешан в этом.

– Сэр? – Микаэль увидел взгляд Бекета и слегка попятился.

– С самого начала. По-другому и быть не могло.

– Не понимаю, сэр. Мне позвать комиссара? – Микаэль шагнул к двери.

– Нет! – Бекет бросился к кадету и оттащил его. – Ты не должен говорить ему. Понимаешь? Ты не должен говорить ему!

Микаэль уставился на него. Дикарь вернулся. Он попытался вырваться, но пальцы капитана вцепились, словно клещи. Бекет не хотел причинять ему боль, но страх рос. Он сильно толкнул, оба закружились и упали, капитан оказался сверху.

Бекет не мог думать, он не мог думать. Все предали его, все. Он должен помешать кадету вернуться к Бедроссиану. Он должен продолжать его держать. Он не мог позволить ему встать, позволить говорить. Ему нужно время, время подумать. Он поднял кадета за лацканы, а затем ударил о палубу. Тот секунду не двигался, но затем начал бороться, пытаясь вырваться. Он попытался закричать и позвать тех, кто был прямо за дверью. Бекет снова зажал ему рот ладонью и ударил головой вниз, раз, второй, и снова и снова, пока, наконец, не понял, что юноша обмяк. Жар покинул голову Бекета, и он неуверенно выдохнул. Нужно действовать быстро. Его могли обнаружить в любую секунду. Он потащил Микаэля к панели доступа, закрыл рундук и пихнул его назад под кровать. Он схватил фонарь и только тогда заметил отчёт, который уронил на пол. Он взял его, оглянулся на запертый рундук под койкой, и затем спрятал бумаги под рубашку. Он выключил главный свет, затем свет над раковиной, и, наконец, затащил Микаэля в боковой туннель, закрыв панель за собой.

Дыхание Императора, что, во имя звёзд, ему теперь делать?


Феррол нашёл их на перекрёстке, где шахты расширялись, и почти можно было стоять или лежать. Бекет стал таким серым от пыли и грязи, что едва выделялся на фоне стен. Феррол заметил светлые и розовые полосы, что протянулись по каждой щеке от глаз, но не стал упоминать о них. Вместо этого он бросил цепь, которую принёс с собой.

– На тот случай, если придётся тащить тебя обратно, – произнёс он.

Бекет кивнул и попытался сглотнуть.

– Как ты узнал? – спросил он.

– Что?

– Что он замешан в этом. – Феррол на секунду задумался. – Я не знал, – признался он. – Я просто хотел тебя остановить. – Бекет безучастно посмотрел на него, а затем кивнул.

– Кто это? – Феррол указал на Микаэля.

– Один из его кадетов. Он наткнулся на меня. Я думал, он сможет… Я рассказал ему всё. Затем, когда я понял, мне пришлось вырубить его. Не знаю, что с ним делать. Я не могу запереть его где-то. Не могу помешать ему рассказать.

– Я не стал бы об этом беспокоиться, – сказал Феррол, осмотрев кадета. – Он – мёртв.

Бекет продолжал смотреть в никуда. Он поднёс кулак ко рту и стал грызть костяшки. Он продолжал кивать и смотреть. Феррол подошёл ближе и осторожно убрал руку.

– Мы позаботимся об этом. Мы позаботимся обо всём.