Битва за Клык / Battle of the Fang (роман)

Материал из Warpopedia
Перейти к навигации Перейти к поиску
Битва за Клык / Battle of the Fang (роман)
BattleFang1.jpg
Автор Крис Райт / Chris Wraight
Переводчик Ulf Voss
Издательство Black Library
Серия книг Битвы Космического Десанта / Space Marine Battles
Год издания 2011
Подписаться на обновления Telegram-канал
Обсудить Telegram-чат
Экспортировать EPUB, FB2, MOBI
Поддержать проект

Сюжетные связи
Предыдущая книга Охота на Магнуса / The Hunt for Magnus

Вот нить перерезанная

Харека Эйрека Эйрекссона

Прозванного ярлами Железным Шлемом

И долги его уплачены

На Мировом Хребте

Отце Гор

Попранный бог пришел

Руки напряжены

Раскрытый глаз единственный

Огнем окольцованный

И да будет это сказано, братья

Да будет увековечено

Предатель старый

Ущербный сын Всеотца

Протянул руку

Взгляд его холоден Хельской зимой

И Железный Шлем

Господин Волков Фенриса

С обнаженными клыками

Смеется подобно рассвету


Человек – это канат, натянутый между животным и сверхчеловеком, – канат над пропастью.

Фридрих Ницше, «Так говорил Заратустра».


Пролог

Ударный крейсер «Готтхаммар»[1] плавно летел сквозь пустоту, его огромные двигатели работали менее чем на половину мощности. Крыло эскортных кораблей уверенно следовало патрульным строем шириной в десять тысяч километров. На фоне абсолютной черноты космоса крейсер был металлически-серого цвета, его тяжелобронированные борта украшала голова рычащего волка. Он вышел из варпа всего несколько часов назад, и последние остатки отключенного поля Геллера все еще цеплялись, сверкая, за незащищенный адамантий корпуса.

Командный мостик «Готтхаммара» располагался неподалеку от кормы гигантского корабля, окруженный башнями, бастионами и угловыми орудийными батареями. Пустотные щиты струились как дымка над метровой толщины плексигласовыми перископами реального пространства, под которыми трудилась команда мостика, удерживая корабль на курсе и следя за всеми его системами, работающими максимально безупречно.

Внутри мостик был огромен, представляя собой пещеру длиной более двухсот метров, вырезанную в недрах корабля. Потолок был по большей части прозрачным. Его образовывали похожие на линзы порталы реального пространства, установленные на железной решетке. Под ним находились платформы, опоясывающие стены помещения, каждую из них охраняли кэрлы[2], сжимающие огнестрельное оружие скъолдтар. Ниже была первая палуба, по которой бродило еще больше смертных членов экипажа. Большинство было облачено в жемчужно-серые робы фенрисских корабельных трэллов[3], хотя среди них также были кэрлы, шагающие по металлической палубе в бронежилетах и полупрозрачных масках.

Пол первой палубы был вскрыт в нескольких местах, обнажая уровни, скрывающиеся ниже. Там были собраны суетливые тактические посты, ряды вибрирующих когитаторов, и тускло освещенные ниши, наполненные получеловеческими сервиторами. Многие из них были подсоединены кабелями к своим терминалам, их позвоночники и лица скрывались под массой трубок и проводов, обнаженные участки серой кожи были единственным напоминанием о том, что когда-то они были людьми. Теперь они служили иначе, будучи лоботомированными полуживыми рабами, навеки прикованными к машинам, поддерживавшим в них жизнь только для выполнения надлежащих заданий.

Над всеми этими уровнями в самом конце мостика находился командный трон – шестиугольная платформа десяти метров в поперечнике, выступающая из сводчатых стен и опоясанная толстыми железными поручнями. В центре этой платформы находился низкий помост. Посреди помоста стоял трон – массивное кресло, вырезанное из гранита. Оно было намного больше, чем надо было смертному, чтобы уютно в нём устроиться, но это не имело значения, потому что ни один смертный никогда не осмелился бы подняться на эту платформу. Трон пустовал уже многие часы, но когда «Готтхаммар» приблизился к своей цели, ситуация изменилась. Гигантские двери позади трона зашипели, когда соединительные поршни отошли. Затем они открылись, пропуская левиафана.

Ярл Арвек Хрен Къярлскар, волчий лорд Четвертой Великой роты Стаи, массивный в своем терминаторском доспехе, шагнул на платформу. Когда он двигался, его доспех издавал угрожающе низкий, пульсирующий гул. Керамитовая поверхность была покрыта глубоко вырезанными рунами, а на гигантских плечах покачивались костяные трофеи. Со спины свисала медвежья шкура, почерневшая с возрастом и усеянная старыми дырами от болтерных выстрелов. Его лицо было жестким, смуглым и усеянным металлическими кольцами. Широкие скулы были обрамлены черными, как ночь бакенбардами, лоснящимися как у хищника.

Вместе с ним пришли другие гиганты. Железный жрец Анъярм, облаченный в искусно выкованный доспех, его лицо было скрыто под бледной маской древнего шлема. Рунический жрец Фрей в усеянном символами доспехе, его седые косы свисали на воротник. Двери закрылись за ними, изолировав троицу на командной платформе. Под ними шумели палубы, ни на миг не прекращавшие работать.

Къярлскар сморщился, изучив обстановку, и обнажил клыки длиной с палец ребенка.

– Так, чего у нас тут? – спросил он. Его голос грохотал из огромной грудной клетки, как двигатель «Носорога», работающий на холостом ходу. Говорили, что он не повышал его даже в битве – в этом просто не было необходимости.

– Зонды запущены, – сказал Анъярм. – Скоро увидим.

Къярлскар фыркнул и уселся на троне. Для гиганта почти трехметровой высоты и двухметровой ширины, он двигался с легкостью и грацией. Его желтые глаза, спрятанные глубоко в низколобом черепе, блестели ясностью и бдительностью.

– Скитъя, мне это уже надоело, – сказал он. – Хель, это надоело даже смертным.

Он был прав. Уже весь флот Четвертой Великой роты разочарованно гудел. Тысячи кэрлов и сотни космодесантников месяцами гонялись за тенями. Великий Волк ордена, Железный Шлем, занял их всех преследованием своей навязчивой цели на границах Ока Ужаса. Все системы в их долгом поиске были по сути одинаковы: покинутые или умиротворенные, а встречавшиеся конфликты были слишком унылы и незначительны.

Погоня за призраками была изматывающей работой. Охотники нуждались в охоте.

– Мы получили кое-что, – сказал в этот момент Анъярм, его голова слегка наклонилась, когда он проверил электропитание линз своего шлема. Пока он говорил, пикт-экраны, полукругом висящие над командной платформой, сверкнули и включились. На них появились данные зондов. Красно-коричневая планета всплыла перед взорами, увеличиваясь с каждой секундой. Зонды все приближались, и на такой огромной дистанции изображение было неустойчивым и искаженным.

– И чего это такое? – спросил Къярлскар, не показывая значительного интереса.

– Система Гангава, – ответил Анъярм, внимательно рассматривая пикты. – Одна планета, заселена, девять спутников. Последняя точка в секторе.

Изображения продолжали прибывать. По мере изучения их настроение ярла начало постепенно меняться. Густые волосы на обнаженной шее слегка ощетинились. Жёлтые глаза уставились со звериным вниманием.

– Орбитальная защита?

– Пока ничего.

Къярлскар встал с трона, его взгляд был прикован к пиктам. Визуальный поток прояснился. Появилась поверхность планеты, темно-коричневая с грязно-оранжевыми полосами. Она выглядела как ржавый шар в космосе.

– Последний контакт?

– Перед Очищением, – сказал Анъярм. – Активность варп-шторма зарегистрирована семьдесят лет назад. По докладам эксплораторов этот мир зарегистрирован как заброшенный. Он в самом конце нашего списка, лорд.

Къярлскар не выглядел слушающим. Он напрягся.

– Фрей, – сказал Къярлскар. – Ты получил что-нибудь?

Планета продолжала увеличиваться, когда зонды заняли геостационарные позиции. Свирепые вихри облаков перемещались по поверхности. Когда рунный жрец посмотрел на передачи зондов, вены на его бритых висках начали пульсировать. Его рот сжался, словно от экранов поднимался какой-то едкий запах, вызывая отвращение.

– Кровь Русса, – выругался он.

– Что ты чувствуешь? – спросил Къярлскар.

– След. Его след.

Облака разошлись. Под ними были огни, расположенные геометрическими фигурами, огни невероятно огромного города. Формы были тщательно спланированными. Они причиняли боль глазам.

Къярлскар издал низкий рык удовольствия, смешанного с гневом. Его перчатки сжались в кулаки.

– Ты уверен? – спросил он.

Доспех рунического жреца начал светиться, сияние исходило из вырезанных на нем угловатых фигур. Впервые за многие месяцы вызывающий вирд выглядел взволнованным. Зонды-ауспики продолжали увеличивать изображение, показав в самом сердце города пирамиды.

Громадные пирамиды.

– Никаких сомнений, лорд.

Къярлскар позволил сорваться с губ свирепому, лающему смеху.

– В таком случае вызывайте говорящих со звездами, – прорычал он. – Мы сделали это.

Он посмотрел на Анъярма и Фрея, и его звериные глаза засияли.

– Попался, ублюдок. Магнус Красный на Гангаве!


Часть I: Старые счеты


Глава 1

Держась против ветра, Грейлок пригнулся и коснулся голой рукой плотного снега . Перед ним на север простиралась выбеленная равнина, опоясанная вдали огромными пиками.

Он вдохнул, глубоко втянув неимоверно холодный воздух. Добыча что-то чувствовала, и ветер пах страхом. Он напрягся, чувствуя, как натянулись его мышцы. Его суженные зрачки слегка расширились и стали едва различимы в почти белых радужных оболочках.

«Еще нет».

Внизу, в нескольких сотнях ярдов, стадо сбилось в кучу от ветра, нервничая, несмотря на свои размеры. Конунгуры, редкая порода. На Фенрисе все обучалось цепляться за выживание, и эти создания не отличались от остальных. Две пары легких, чтобы выцеживать до последней молекулы кислород из разряженного воздуха Асахейма, огромные грудные клетки из наполовину сросшихся костей, ноги как у лани – вот только каждая толщиной с талию человека, пара витых рогов, шипастый спинной гребень. Удар ноги конунгура мог оторвать голову человеку.

Грейлок оставался напряженным, наблюдая за их передвижением по равнине. Он оценил дистанцию, по-прежнему прижимаясь к снегу. В его руках не было оружия.

«Я – оружие».

На нем не было брони, и металлические разъемы панциря терлись о кожу его куртки. Рот оставался закрытым, и единственный тонкий след пара поднимался из его ноздрей. Асахейм был изнурительно холодным, даже для его усиленной физиологии, и здесь существовала тысяча способов умереть.

Конунгуры остановились. Вожак стада застыл, его величественный рогатый профиль возвышался на ослепительно-белом фоне.

«Сейчас».

Грейлок выскочил из укрытия. Его ноги заработали, отбрасывая назад снежную пыль. Ноздри горели, втягивая воздух в его поджарое тело.

Конунгуры тут же понеслись, удирая от бегущего хищника. Грейлок быстро приближался, его бедра уже пылали. Второе сердце колотилось, наполняя систему насыщенной адреналином кровью. В ней не было мёда – он несколько дней воздерживался от пищи, очищая организм от боевых стимуляторов.

«Мое чистое состояние».

Конунгуры бешено скакали, высоко перепрыгивая через разглаженные ветром сугробы, но Грейлок был быстрее. Его белые волосы развевались над вздымающимися плечами. Он обогнал самого медленного, несясь рядом со стадом и разжигая его панику. Группа разбила строй, бросившись врассыпную от несущего ужас среди них.

Грейлок сосредоточился на быке. Зверь был два метра в холке, более четырех тонн чистых мышц, двигавшихся на поразительной скорости. Он бросился за ним, чувствуя, как его ноги жжет резкой болью от перенапряжения. Страх зверя забил его ноздри, разжигая кровавое безумие, пульсирующее в венах.

Зверь резко повернул, пытаясь оторваться от него. Грейлок прыгнул, поймав шею животного вытянутой рукой и согнув ее для обхвата. Бык взбрыкнул, пытаясь разорвать хватку, лягаясь острыми копытами и ревя серию разносящихся эхом, кашляющих призывов о помощи. Грейлок взмахнул свободным кулаком и нанес удар по черепу конунгура. Он услышал треск костей, и существо отшатнулось в сторону. Грейлок вонзил свои когти в твердую, как лёд, плоть, потянув за связки и прижав зверя к земле.

Конунгур завопил и свалился, дергая ногами. Грейлок обнажил клыки и припал к глотке животного. Он укусил, один раз, второй, разрывая плоть и встряхиваясь как собака. Он сосал горячую кровь, чувствуя, как она струится по его зубам, и наслаждение убийством нахлынуло на него. Тело под ним дернулось, лягнуло последний раз, потом затихло.

Грейлок отбросил безвольную голову быка в сторону и запрокинул свою.

– Хьолда!

Все еще возбужденный погоней, Вэр Грейлок проревел о своём триумфе в пустой воздух, выплевывая кусочки крови и шерсть. К тому времени остальное стадо было далеко, удирая по льду на возвышенность.

– Фенрис хьолда!

Его крик разнесся по равнине. Грейлок посмотрел вниз и оскалился. Эндорфины насытили его кровь, и сердца колотились в тяжелый, волнующий унисон.

«Мое чистое состояние».

Туша начала испускать пар, когда кровь забила ключом из ее бока. Грейлок оторвал плечо голыми руками, чувствуя горячие, влажные куски. Он проигнорировал остекленевшие глаза быка, пустые и быстро остывающие, оторвал полосы мяса и с жадностью впился в них, восполняя энергию, потраченную во время погони. Мясо конунгура было жирным, достаточно жирным, чтобы удовлетворить потребности даже его тела хищника.

Только когда Грейлок наелся, он заметил, что снег впереди него был потревожен. Он оторвался от своего пиршества, кровь заструилась по его подбородку. Что-то приближалось.

Он недовольно зарычал и поднялся. Зверь внутри него был все еще возбужден и бдителен, все еще наполнен удовольствием от убийства. Вдалеке, темным пятном на бледном небе приближался флаер. Он летел быстро, кружа над равниной и резко снижаясь.

Грейлок вытер рот, размазав кровь по белым волосам. Каждая мышца была по-прежнему напряжена, каждый волос стоял дыбом. Он недовольно зарычал.

Лучше бы это были хорошие новости.

Флаер с тупым, коротким носом подлетел поближе, избегая сугробов. Это был штурмовой корабль «скарр» с экипажем из четырех человек, с открытыми бортами и вооруженный спаренными болтерами под крыльями. Единственная фигура стояла, не держась, в открытом пассажирском отсеке, длинные рыжие волосы разметались от турбуленции при спуске.

– Ярл! – заорал новоприбывший сквозь рев, когда флаер остановился, зависнув в метре над землей. Поворотные двигатели пробили глубокие колодцы в снегу, расплавляя и испаряя его, превращая сугробы в жижу.

– Тромм, – прорычал Грейлок, не заботясь скрыть свой гнев. Он все еще не остыл.

Волчий гвардеец Тромм Россек был в полном боевом доспехе. Он выглядел как обычно грозным и энергичным, а его глаза светились радостью.

– Новости от Къярлскара! Железный Шлем собирает нас!

Грейлок сплюнул на снег кровью.

– Прямо сейчас?

Россек пожал плечами, по-прежнему борясь с колебанием штурмового корабля.

– Так и сказал.

Грейлок покачал головой и бросил грустный взгляд на искалеченную тушу конунгура. Удовольствие от убийства сменилось оцепенением, тупой болью разочарования. С трудом он вернулся в охотничье состояние. Он почувствовал, как волосы на руках расслабились, когда он прыгнул и втянул себя в пассажирский отсек зависшего корабля.

– Доброе убийство? – осведомился Россек, широкая улыбка расплылась на его большом, татуированном лице.

– Доставь-ка меня назад в Этт, – пробормотал Грейлок, сев на металлический пол, когда кэрлы в кабине добавили мощности в форсунки.

Доброе.

Штурмовой корабль летел на северо-восток, лавируя между вечно вздымающимися пиками. Плато Асахейм было высотой в тысячи метров, и даже внизу на охотничьих равнинах воздух был опасно разряженным для смертных без дыхательных масок. Впереди флаера молодые горы громоздились друг на друга, покрытые льдом гигантские скалистые утесы смешались в восходящем порядке, все выше, все круче. Двигатели штурмового корабля завыли, неся его ввысь.

Грейлок повис на краю открытой платформы. Он чувствовал, как кровь на его лице начала кристаллизироваться. Он был почти без одежды и скоро холод обездвижит даже его тело, но он по-прежнему стоял на краю, позволяя холодному воздуху бушевать в его смертельно-белой гриве.

– Так что его растормошило? – спросил он, наконец, легко приспосабливаясь к резким виражам корабля.

Россек пожал плечами.

– Все ярлы в зале. Кажись, что-то серьезное.

Грейлок заворчал и покачал головой. Спад удовольствия от убийства был как прекращение приема наркотиков. Он становился угрюмым и заторможенным.

Два человека на палубе штурмового корабля были физическими противоположностями. Россек был огромным, рыжеволосым, бородатым, с крупным лицом. Его нос был плоским и сломанным, шея широка и увита мускулами. На левой щеке извивалась татуировка дракона, заканчиваясь на виске, где выступали из кости шесть металлических штифтов. В другом ордене это могло означать шесть веков службы. Россек не был таким старым – ему просто нравились штифты в черепе.

Его лорд был высечен из другого камня. Грейлок был жилист, гибок, а его кожа плотно обтягивала кости. Лицо Волчьего лорда было вытянутым, словно сохраненное и закаленное сухими ледяными ветрами. Отсутствие доспеха позволяло увидеть заметную подтянутость его тела. Он был охотником, убийцей в чистом виде, быстрым, бледным и смертельным. Жестокое братство Влка Фенрика, сверхчеловеческих воинов Фенриса, чувствовало себя неуютно рядом с ним. Весь Этт знал о его искусстве охоты, но они не доверяли его задумчивости – и цвету кожи. Она была белой, а глаза – цвета стали.

Как призрак, говорили они. Снег на снегу.

– И что, все уже здесь? – спросил Грейлок, по-прежнему подставляя лицо ветру. На ледяные мурашки на обнаженных руках он просто не обращал внимания.

– Трёх Великих рот ещё нет, одна из них – Къярлскара.

Грейлок кивнул. Железный Шлем собирал свои силы на Фенрисе, и бесконечные экспедиции ради охоты на его старого врага, казалось, закончились. Жажда Великого Волка найти Магнуса передалась и всем остальным, один только Грейлок высказывался против. Были тысячи других врагов для охоты, и многие из них будут стоять и сражаться, а не сбегать в эфир, когда петля затянется.

– Ну, посмотрим, – сказал Грейлок, глядя, как вырисовываются вдали горы.

Приближались громадные обрывы. Невероятно огромный пик вырастал на горизонте. Словно ядро Фенриса вырвалось сквозь его мантию поражающей воображение вершиной, конической горной массой, воспарившей в темнеющее небо. Её склоны были отвесны, покрыты снегом на зазубренных скалистых уступах, сверкая древним, непотревоженным льдом. В каждом направлении более низкие вершины переполняли пейзаж, теснясь к расколотому горизонту в тени Великого Плеча Всеотца, волда хамаррки, Мирового Хребта.

На фоне сгущающейся темноты разреженной атмосферы на далекой вершине сияли крошечные огни. Они отмечали обитель Небесных Воинов, дом полубогов, который сам был маленькой частью этого гигантского пика. Обитатели этого места, кэрлы и космодесантники называли его Эттом.

Для остальной галактики, охваченной благоговейным страхом перед вполуха услышанными легендами о крепости Русса и никогда не видевшей его, он был просто Клыком.

Грейлок бесстрастно смотрел на приближающиеся огни. Подлетали другие самолеты, по меньшей мере, три. Железный Шлем стягивал все свои силы домой.

– Неужто он всё-таки сдался? – сказал Грейлок, наблюдая, как приближаются мигающие огни стыковочной платформы. – Неужто его терпение наконец-то иссякло?


– Вирмблейд[4]! Хватит уже заниматься сплайсингом[5]!

Одаин Штурмъярт шагнул в лабораториум, нетерпеливо оттолкнув в сторону трэлла-телотворца. Огромный рунический жрец, облаченный в инкрустированную печатями броню, ударил посохом по полу и волны избыточной энергии растеклись по камню.

Тар Арьяк Хралдир, носитель Змеиного клинка, давшего ему имя, оторвался от своей работы. Слабое освещение придавало его глазам вид озер богатого смолой янтаря. Волчий жрец был рассержен, и его усталое, неприятное лицо нахмурилось. Пара изогнутых клыков оттянула его губы, когда он громко выдохнул. Медленно, испытывая боль от сутулой позы, в которой он находился так долго, Вирмблейд выпрямился.

– Гремящий костями, – пришел язвительный ответ. – Выбрал самое неподходящее время.

Перед ним на металлическом столе были расставлены длинными рядами пробирки, содержащие прозрачную жидкость. Каждый был маркирован одной руной. Некоторые стояли в стороне, некоторые были соединены друг с другом микрофиламентом[6], другие – полосами проводящего пластволокна.

Вирмблейд сделал знак пальцем, и свет в комнате усилился. Светильники показали облицованные белым кафелем комнаты, ведущие одна в другую, как помещения в норе. Противовзрывные двери закрылись, загородив то, что находилось за ними. Прежде чем они захлопнулись, промелькнула картина модулей оборудования, гудящих вокруг блестящих центрифуг, пиктов, постоянно обновляющихся рядами рун, и цистерн размером с человека с полупрозрачной жидкостью напротив стен. Внутри этих цистерн были подвешены темные тени, неподвижные и молчаливые.

– Ишь как заговорил, железная задница, – сказал Штурмъярт и его румяные щеки вспыхнули весельем. – Он сдерет с тебя кожу и пришьёт туда, где ему не хватает. Потому я пришел спасти тебя от этой участи.

Рунический жрец был скроен, как и все Адептус Астартес – крепкий, очень мускулистый, широкий и коренастый. У него была аугметика вокруг левого глаза и серая борода, жесткая и спутанная от возраста. С нагрудника на цепях свисали кости-талисманы, расположенные в нужном порядке, чтобы повелевать стихиями. Узор рун на броне выглядел произвольным, но это было не так, и каждая резьба и насечка была сделана после многих дней гадания и метания костей. Его жизнерадостность тоже была обманчивой – Штурмъярт был Верховным руническим жрецом ордена, и обладал мощью ужасающего масштаба.

– Он может попробовать, – пробормотал Вирмблейд, бросив последний взгляд на пробирки, прежде чем оставить их. Когда он отошел от длинного стола, ящик со стальными инструментами закрылся с мягким щелчком. – Если не вспомнит, кто вытащил его со льда и откуда у него первые шрамы.

Волчий жрец двигался бесшумно и медленно, неся свое тело с абсолютной легкостью. Он был стар, и века тяжело отпечатались на его потрепанных чертах. Черные, взлохмаченные волосы обрамляли его длинное лицо, а татуировки на коже со временем покрылись коричневой коркой. Его кожа выглядела такой же твердой, как пласталь, обветрившаяся и опаленная за более чем пятьсот лет беспрерывных боев. Однако, несмотря на возраст, его глаза были по-прежнему остры, а хватка – сильна. Его броня была такой же черной, как и кожа, висевшая на старых костях и покрытая второй кожей из рубцов, плазменных ожогов и шрамов от клинков. Каждое его движение излучало древнюю силу, проверенную и закаленную в огне войны.

Двое жрецов. Такие разные, такие одинаковые.

Штурмъярт бросил скептический взгляд на ряды пробирок.

– Есть прогресс?

– Ты никогда не поймешь важность этого. Если я не смог убедить тебя десять лет назад, я тем более не смогу сделать этого сейчас – ты стал ещё старше и глупее.

Штурмъярт расхохотался, и его смех раздался как вырвавшийся на поверхность краккен. – Старше, это да, хотя есть и другие способы стать глупее.

– Кажется, ты знаешь их все.

Двое жрецов вышли из лабораториума. Когда они повернули в длинный коридор, ведущий к транзитным шахтам и освещенный только огнем факелов на гладкой скале, трэллы-телотворцы в черных робах почтительно отошли в сторону и склонили головы.

– Я не знаю, сколько еще Железный Шлем будет терпеть это исследование, – сказал Штурмъярт. – Ты не покидал планету год.

– Он будет терпеть, пока оно не будет закончено. – Вирмблейд повернул свое суровое с глубоко посаженными глазами лицо к руническому жрецу. – И ты тоже будешь терпеть. Работа очень важна.

Штурмъярт пожал плечами.

– Не вмешивайся в вирд, брат, – сказал он. – Я предупреждал тебя раньше. Если бы на то была воля судьбы, ты бы уже всё сделал.

Вирмблейд зарычал, и волосы на его руках встали дыбом. Глубоко внутри себя он почувствовал, как его звериный дух скользнул наружу. Если Штурмъярт и заметил, то не подал виду.

– Не вздумай приказывать мне, брат, – ответил он, останавливаясь. – Ты не единственный, кто может видеть будущее.

Несколько ударов сердца ни один из них не двигался. Затем Штурмъярт отступил.

– Упертый старый сукин сын, – пробормотал он, повернувшись к коридору. Он покачал взлохмаченной головой, проходя между факелами.

– Никогда не забывай это, – сухо сказал Вирмблейд, следуя сразу за ним. – Вот поэтому мы с тобой так хорошо ладим.


Зал Аннулюса[7] находился в Вальгарде, возле самой вершины гигантской крепости, окруженный пластом чистого гранита. Это был один из первых залов, выдолбленных в скале терранскими геомантами, доставленными на Фенрис для основания VI легиона в легендарные времена. В ту эпоху техноадепты могли разрушать целые горы и поднимать их снова, создавать континенты и успокаивать сезонные колебания коры мира смерти. Они могли сделать Фенрис раем, если бы захотели, и только по приказу примарха зловещий облик планеты не был изменен. Русс желал, чтобы его родной мир оставался великим испытательным полигоном для воинов, горнилом, в котором его народ вечно проходил испытания и закалялся.

И когда это случилось, только у одной из сотен гор Асахейма была изменена первозданная форма. Её залы были выдолблены и обработаны древними устройствами забытой ужасающей мощи. Теперь знания, принесенные теми давно умершими мастерами, исчезли, и более не будет возведено ни одной цитадели, столь же неприступной и величественной. Клык был уникальным в Империуме, продуктом гения, который медленно исчезал из галактики, поскольку человечество оступилось и забыло уроки прошлого.

В Зале вокруг Аннулюса, огромного круга на полу с символами Великих рот, вырезанных на каменных панелях, стояли двенадцать фигур. Восемь из них были ярлами – Волчьими лордами, включая бледную фигуру Грейлока, к этому времени очищенного от крови охоты и облаченного в свой доспех. Три других Волчьих лорда находились за пределами планеты, хотя Железный Шлем отправил астропатические сообщения их флотам, известив об открытии Къярлскара. Стоявшие рядом с ярлами были Верховными жрецами: Вирмблейд, Штурмъярт и железный жрец Беренссон Гассийк Рендмар, великолепный в своем усовершенствованном литом доспехе.

Оставалось одно место. Оно было занято Хареком Эйрейком Эйрейкссоном, Наследником Русса и Великим Волком. В своем обычном терминаторском доспехе он производил впечатление огромной, грозной фигуры во главе совета. Его черные волосы и борода были длинными и густыми, концы заплетены в косы и скреплены костяными тотемами. За исключением Вирмблейда он был самым старым воином из присутствующих, возглавляя орден три столетия и служа по крайне мере еще сто лет до этого. Кровь жертв окрасила его боевое облачение так давно, что серый цвет потемнел. Только изогнутая металлическая пластина на правом полушарии черепа отражала свет факелов – наследие кровавой дуэли, которая принесла ему железные имплантаты и дала прозвище. В полумраке Зала Харек Железный Шлем выглядел угрюмым и задумчивым как призрак Моркаи.

– Братья, – сказал он, останавливая взгляд на каждом из Волчьих лордов по очереди. Его голос нес постоянное эхо грохочущей, подавляющей агрессии. – Объявляется охота. Ярл Арвек Хрен Къярлскар обнаружил логово Предателя и теперь, наконец, нас ждет финал.

Пока он говорил, в центре Аннулюса появился мерцающий зеленый гололит. Это была неспешно вращающаяся планета. Точки на гололите были отмечены боевыми знаками кораблей, все они были фенрисскими. Къярлскар блокировал мир.

– Гангава Прайм, – произнес Железный Шлем, наслаждаясь словами, покинувшими его потрескавшиеся губы. – Ее орбитальная защита была уничтожена, но пустотные щиты прикрывают крупные поселения. По оценке Къярлскара, в одном только главном городе десятки миллионов жителей.

Пока Железный Шлем говорил, его голос становился более живым. Грейлок видел правую руку Великого Волка, защищенную тяжелой перчаткой и сжатую в кулак во время речи. Едва различимый феромон жажды убийства витал в воздухе.

«У него боевое возбуждение. Уже».

– Мы отправимся всей Стаей, – объявил Железный Шлем, обнажив толстые, со сколами клыки в вызывающей дрожь улыбке, словно бросая вызов любому несогласному. – Вообще всей. Мы нанесём решающий удар. Эта добыча требует всей ярости Стаи.

Гололит мигнул, когда тактические схемы показали зоны высадки и маршруты движения к ним. Главная цель была громадным раскинувшимся городом на высокой северной широте, сотни миль в поперечнике. Спирали городского света были расположены стесненно, и когда Грейлок посмотрел на них, позади глаз вспыхнуло раздражение. Он услышал низкое рычание по залу, когда остальные узнали знак разложения в архитектуре.

– Насколько далеко? – спросил Морскарл, ярл Третьей, его вопрос был приглушен архаичной маской времен Ереси.

– Три недели в варпе. Флот в процессе подготовки.

– А ты уверен, что он там? – спросил железный жрец Рендмар своим странным, металлическим голосом.

– Рунический жрец Къярлскара подтвердил это. Предатель ждет нас, уверенный в своей силе.

– Он приглашает атаковать, – сказал ярл Пятой Эгьял Вракссон, сузив глаза под сильно иссеченными бровями и пристально разглядывая тактический дисплей. – Почему?

– В зоне цели более двух миллионов солдат. Она укреплена, а внутри производят вооружение. Он создает новый легион, братья. Мы схватим его, прежде чем он будет готов.

– Легион без флота, – мягко произнес Грейлок.

Он внезапно почувствовал, как к нему метнулись неприязненные взгляды. Энтузиазм Железного Шлема был заразителен, и они не хотели слышать возражающий совет.

– И что с того, щенок? – спросил Железный Шлем. Термин «щенок» в прошлом использовался в качестве шутки, при помощи которой старшие ярлы подшучивали над относительной молодостью Грейлока, но в этот раз в словах Железного шлема было больше резкости.

Грейлок холодно взглянул на Великого Волка. Весь Зал был переполнен ощущением финала. Охотникам нужно закончить работу, и они напряглись как гончие на поводке.

– Ты думаешь, Предатель не предвидел это, владыка? – сказал он, говоря негромко и сохраняя почтительную осанку. – Сколько ложных знаков он уже оставлял нам?

Рекки Ойррейссон, ярл Седьмой, косматое чудовище с тяжелой челюстью и могучими плечами, недовольно заворчал.

– Рунический жрец установил, – сказал он. – Магнус там.

– А если он там? – ответил Грейлок. – Как бы низко он ни пал, он – Примарх. Если Русс, слава ему, не смог с ним разделаться, на что надеемся мы?

В ответ на это красноглазый Борек Салвгрим из Второй шагнул вперед, потянувшись рукой к оружейному поясу. От остальных Волчьих лордов раздался хор низких, рассерженных рычаний.

– Ярл, ты забываешься, – предостерег Железный Шлем, его могучий голос разнесся по Залу.

Мгновенье опасность сохранялась. Предположение, даже намек, что существуют пределы способности Стаи кому-нибудь отомстить, были рискованными.

Затем Салвгрим нехотя отказался от своего вызова, обменявшись мрачными взглядами с Грейлоком.

– Мы приняли решение по этому вопросу, – сказал Железный Шлем, обращаясь к Грейлоку, словно демонстрируя железную хватку ребенку. – Это кровавый долг. Финал.

Снова это слово. Как и остальные Грейлок понимал важность этого. Они были охотниками, Волками, и не было ничего более важного, чем доведение погони до убийства. Многие в Империуме считали воинов Русса дикарями, но это выдавало их незнание галактической истории: Волки делали то, что необходимо, чтобы выполнить задачу, какой бы она не была. Это была характерная черта, которую они воспитывали в себе. Неудавшееся убийство было основанием для большого позора, чего-то, что вечно горело в душе, грызло ее, пока боль не была утолена.

– Давайте обсудим что-нибудь другое, – сказал Вирмблейд, слишком старый, чтобы бояться осуждения. Его морщинистое, циничное лицо повернулось к Железному Шлему. – Например, мою работу.

– Только не это, – пробормотал Вракссон, сердито взглянув на Вирмблейда. – Только на военном совете ещё не хватало очередной лекции о твоём богохульстве.

Вирмблейд холодно улыбнулся ярлу.

– Возможно, твой характер сможет немного потерпеть, Эгьял.

– Хватит, – прошипел Железный Шлем.

Грейлок внимательно наблюдал за Великим Волком, отметив раздувшиеся ноздри и сверкнувшие глаза. Желание убийства было сильно.

«Этот совет только подтвердит один итог».

– Я очень недоволен, – сказал Железный Шлем. – Алый Король, творец нашего бесчестия, в наших руках, а мы сомневаемся, прежде чем воспользоваться шансом. Стыдно, братья! Мы будем вечно ёжиться здесь, толпясь вокруг костров, пока деяния наших отцов греют нас?

По Залу прошелся новый шепот одобрения. Запах стаи изменился от мрачной воинственности к нетерпеливости. Грейлок видел, как искусно Железный шлем взывал к их гордости, и молчал. Предстоящее решение оспаривать не будут.

– Мы собрали всю нашу мощь, – продолжил Железный Шлем. – В Галактике не осталось силы, способной противостоять нам, когда мы соберемся вместе. Къярлскар поймал его, и когда мы присоединимся к нему, Гангава истечет кровью.

Салвгрим, чья страсть к погоне всегда была преобладающей, издал гортанные звуки одобрения

– Вот оно, братья, – прорычал Великий Волк, подняв сжатый кулак перед собой. – Вы чувствуете это? Ощущаете это в своей крови? Это время, когда мы уничтожим последние отбросы Просперо!

В ответ на эти слова раздался неожиданный, многочисленный рев собравшихся ярлов – оглушительный звук, отразившийся от холодного камня вокруг них.

Грейлок обменялся быстрыми взглядами с Вирмблейдом, своим единственном союзником в Зале. Как обычно, выражение лица у жреца было угрюмым.

– А кто будет управлять цитаделью, лорд? – спросил старый волчий жрец, выбрав удачное время, чтобы поддеть царящую вокруг эйфорию.

Железный Шлем посмотрел на Вирмблейда, и смесь пренебрежения и раздражения отметила его черты.

– А ты и будешь, – резко сказал он. – Ты и щенок, если уж ваши кишки слишком тонки для боя. Но не более того. Останется только одна Великая рота – остальные я отправлю на охоту.

Затем он повернулся лицом к кругу огромных бронированных фигур вокруг Аннулюса, и на его искаженном лице появилась кровожадная улыбка.

– Тем, кто присоединится ко мне, безмерная честь. Мы сделаем это, братья! Мы сделаем то, что даже наш наводящий ужас отец не сделал.

Его улыбка переросла в широкую, ожидаемую ухмылку, обнажившую клыки из зубов и металла.

– Мы схватим Алого Короля, – прорычал он, его голос заскрежетал глубоко внутри нагрудника, – и сотрем его с лица вселенной.


Глава 2

Освещение в комнате было тусклым, чуть-чуть выше уровня, необходимого смертному, чтобы видеть. Помимо света напольных светильников, под потолком парили всего четыре праказы. Похожие на драгоценности, они лениво проплывали по воздуху – медленные крошечные огоньки в мягкой темноте. Низкий гул варп-двигателей корабля из-под пола заставлял их трепетать подобно листьям на ветру.

Амуз Темех мог бы прочесть текст перед собой и в почти полной темноте, но ему нравились красноватые отблески света. Он потянулся к уголку хрупкой страницы и осторожно перевернул ее. Его слишком большие пальцы работали осторожно, избегая разрывов, которые уже обезобразили древнюю рукопись.

Фиолетовые глаза пристально рассматривали манускрипт. Он знал, что было написано в нем. Он знал, что было написано во всех книгах, которыми все еще располагал Легион. Наверно, только Ариман изучил больше, а он исчез.

– Ты не должен был сбиться с пути, брат.

Темех сказал вслух, чувствуя форму слов, скользящих вокруг его изящных губ. Он говорил на телапийе, ксеноязыке давно умерших авторов книги. Даже со своим сверхчеловеческим контролем мышц, он не мог воссоздать полный ряд необходимых звуков – для этого ему нужны были два языка, каждый с более цепким диапазоном, чем его собственный. Тем не менее, даже это грубое соответствие было уже чем то. С тех пор как последний телап был уничтожен, вполне возможно, что Амуз Темех был единственным говорящим на диалекте, которому был миллион лет.

Слабый звон раздался из коридора снаружи личного лексиканума Темеха. Он почувствовал вспышку раздражения и быстро подавил ее. Афаэль всего лишь делает свою работу.

– Входи.

Когда он это произнес, панель в затемненной комнате бесшумно отступила и открылась. Праказа разбухли, чтобы дать больше света и их лучи протянулись по комнате, демонстрируя ее эклектическое содержимое. Пишущая доска хаукс с Кареллиона, аквариум из полевого шпата, заселенный сверкающими цихлидами[8], ножны из призрачной кости с уничтоженного мира-корабля Сайм-Арвуэль.

Так много безделушек. На древней Терре они назвали бы его сорокой.

– Все читаешь, брат?

Херум Афаэль нагнулся и вошел в лексиканум. Он был в полном боевом доспехе, что делало его на полметра выше Темеха. Его броня была темно-синего цвета, украшенная в сочленениях бронзовыми завитками; только лысая, гладкая голова оставалась беззащитной. Лорд-маг Пирридов в эти дни проводил много времени в доспехах, и Темех не мог вспомнить, когда последний раз видел его без них.

– Времени достаточно, – ответил Темех, положив книгу на стол перед собой.

Афаэль фыркнул и встал перед ним. Он излучал нетерпение. Это было неудивительно – они всегда были нетерпеливыми, его вид. Это был дар их ордена, и за это их продолжал ценить Магнус.

– Зачем ты здесь, брат? – спросил Темех, не желая тратить попусту драгоценные дни, прежде чем начало операции сделает все, кроме мыслей о битве, невозможным.

– Что ты читаешь? – спросил в ответ Афаэль, подозрительно глядя на книгу.

– Ничего важного для текущей кампании. Свет авторов был изъят из вселенной. Думаю, Ангроном. Один из многочисленных примеров его терпимости.

Афаэль пожал плечами. – Он такой же варвар, как и Псы, но сосредоточься на важном.

– Я сосредоточен, уверяю тебя.

– Ты верно поступишь, заверив меня. Ты стал отдаленным.

– Если и так, то только в твоем воображении.

Афаэль невесело улыбнулся. – И ты должен знать все об этом.

Пиррид покачал головой. Когда кожа задела разъемы интерфейса горжета его доспеха, Темех увидел сморщивание, незначительную рефлексивность. Был ли это ранний признак, предательский симптом?

«О, нет. И ты тоже».

– В любом случае планы штурма отработаны, – сказал Афаэль. – Ты должен присоединиться к командной группе, или твое отсутствие вызовет еще больше замечаний среди конклава.

Тем не менее, Темех позволил своему разуму ненадолго покинуть тело и выйти в имматериум. Со своего выгодного положения он увидел флот вокруг них, летящий через варп. Ощетинившиеся оружием ударные крейсера, готовые к грядущей орбитальной войне. Позади них, огромные транспортные корабли, переполненные тысячами тысяч смертных, носивших на нагрудниках эмблему глаза.

А в трюмах огромных линкоров находились десантники-рубрикаторы, создания Аримана. Они безмолвно ждали, оживленные ничем иным как волей тех, кто вел их. Убивая Псов, они не будут чувствовать ненависти к ним, тем, кто привел их к нынешнему состоянию вечного, безмолвного ужаса. Для них годы со времен Предательства были ничем. Даже для Темеха и других, сохранивших свои души, прошли всего лишь десятилетия с момента разграбления Просперо, что бы еще ни случилось во вселенной смертных. Для детей Магнуса раны по-прежнему были свежими и кровоточащими.

Он расслабился, и его душа вернулась в свои физические рамки.

– Флот в хорошем состоянии, – сказал он. – Поздравляю.

– Мне не нужно твое одобрение. Ты нужен мне на мостике.

Темех склонил голову.

– Тогда я приду. И мы вместе уточним орудия нашей мести.

Афаэль нахмурился утомленному тону Темеха.

– Ты не хочешь увидеть их сожженными, брат? Ты не наслаждаешься болью, которую мы причиним им?

Темех едва не ответил словами, которые прочитал несколькими минутами ранее.

«В мести существует симметрия боли. Если человек не может отбросить чувства к тем, кого он хочет уничтожить, то даже побеждая, он уничтожает лишь часть самого себя».

– Причинение им боли не вернет Тизки, – сказал он, рассеяно глядя на цихлид, которые метались среди растений аквариума. – Но если мы настолько пали, что единственная оставшаяся у нас радость заключается в их уничтожении, тогда это должно быть сделано.

Его фиолетовые глаза сверкнули, глядя на товарища.

– Значит, они сгорят, брат, – сказал он безрадостно. – Он сгорят так, что даже не успеют понять.

Только самому себе, безмолвно и в глубине своего психически защищенного разума, он закончил предложение.

«И мы тоже».


Фрейя Морекборн держала Кровавого Когтя за глотку, и не отпускала.

– Чтоб тебя! – выругалась она, прежде чем опустить костяшки пальцев на его широкое, глупое лицо, ломая зубы и разрывая кожу. Небесный воин смотрел на нее затуманенным взором, опустив руки. – Прояви. Немного. Уважения.

– Дочка!

Фрейя услышала далекий голос, прервавший ее сон. Где-то глубоко в ее подсознании зашевелилось раздражение. Она получала от него удовольствие.

– Дочка!

В этот раз ее плечо сжали. Неохотно встряхнули. Последним образом из сна был избитый космодесантник, опустившийся на пол, побитый в бою, покорный и униженный, чего никогда бы не случилось наяву.

Она открыла глаза и увидела своего отца, наклонившегося к ней. В ее спальне по-прежнему было темно, светилась только колеблющаяся сальная свеча, установленная высоко в скальной стене.

– В чем дело? – пробормотала она, сбрасывая его шероховатые руки. Она могла различить знакомую линию его плеч, почувствовать его мозолистую кожу на своей.

– Вставай, – сказал он, отвернувшись в поисках большего освещения.

Фрейя поднялась с разбросанных на койке шкур. Ее песочные волосы превратились в непослушные заросли, обрамляющие лицо. В крошечной комнате стоял ледяной холод, но она не обращала на него внимание. На Фенрисе повсюду был ледяной холод.

– Что происходит?

Морек Карекборн нашел работающую светосферу и подкинул ее, придав вращение, в воздух. Тусклый серый свет залил беспорядок в комнате. Его грубоватое честное лицо полностью осветилось, и тревожные линии вокруг глаз выглядели более глубокими, чем обычно.

– Изменение плана, – сказал старый воин, проведя уставшей рукой по короткостриженной голове. – Одиннадцатая вызвана за пределы планеты. Мы возвращаемся на дежурство.

– Скитья, – выругалась Фрейя, протерев глаза и пытаясь прогнать тяжелое бремя сна. – Снова?

– Не спрашивай. Просто одевай униформу.

Фрейя с беспокойством посмотрела на отца. Морек был ривенмастером, командиром пяти сотен кэрлов Эттгарда. Его обязанности изматывали его, а он изматывал себя еще больше. На его лице были тени от длительной усталости.

Они убивают его, – подумала она. – И даже не знают об этом.

– Мы только сменились, – запротестовала она, свесив ноги с жесткой койки, и пошатываясь, пошла за серым мундиром, брошенным на пол. – Есть другие подразделения, которые могут это сделать.

Морек прислонился к стене.

– Уже нет. Остается только Двенадцатая. Привыкай – это продлится не одну неделю.

Фрейя все еще плохо соображала из-за сна, когда натягивала тунику через голову и пыталась выдернуть из волос самые запутанные клубки. Недели изнурительных оборонительных тренировок под присмотром Небесных Воинов, и приказы от улюлюкающих Кровавых Когтей, которые забыли, что значит иметь смертное тело и смертные слабости.

– Отлично, – холодно сказала она. – Чертовски отлично.

– Фрейя, дочь моя, – сказал Морек. Он подошел к ней и решительно положил руки ей на плечи. – В этот раз будь осторожна. Думай о том, что ты делаешь, о том, что говоришь. Они снисходительны к тебе из-за меня, но это не будет продолжаться вечно.

Она почти стряхнула его руки. Она ненавидела его поучения, также как и ненавидела его слепую веру в хозяев. Он поклонялся им, хотя знал, что все они когда-то были смертными. Небесные Воины едва осознавали, что существуют такие смертные, как он и она, хотя без их верной службы в Эттгарде они не смогли бы поддерживать в действии даже половину огромного лабиринта помещений Клыка.

– Не беспокойся за меня, – сказала она, отбросив свое зародившееся неповиновение. – Я могу сражаться. Это все, что их волнует.

Морек пристально посмотрел на нее. Она знала, что он чувствует. Как и многие отцы, он хотел все время защищать ее. Она была всем, что у него осталось. Часть нее хотела дать ему немного утешения, немного уверенности, что она последует по его стопам, усердно выполняя свой долг перед Руссом и бессмертными. Иногда это действительно было все, чего она хотела, но они так чертовски усложняли это.

– Ты слишком сильно демонстрируешь свои чувства, – пожаловался он, качая головой.

– И что ты хочешь, чтобы я делала? – выпалила она, сбросив его руки и наклонившись за ботинками. – Если они хотят покорных, съежившихся слуг, они получили не ту планету. Фекке, я – дочь Фенриса, и у меня горячая кровь. Смертная кровь, к тому же. Они могут утонуть в ней.

Затем она посмотрела на него, внезапно забеспокоившись, что переступила черту, но только увидела, как ее отец смотрит на нее со странным выражением лица.

– Да, ты, несомненно, дочь Фенриса, – сказал он и его карие глаза засияли. – Я горжусь тобой, Фрейя. И боюсь за тебя.

Он оттолкнулся от стены и собрался уходить.

– Быстро надень броню, и возьми с собой свое отделение. У нас есть час, чтобы принять пост от Одиннадцатой. Я не хочу паршиво выглядеть перед этим ублюдком Локкборном.

– Так что происходит?

Морек пожал плечами.

– Не имею понятия. Ни малейшего.


Высоко на вершине Вальгарда с пусковых платформ стартовали корабли, подобно воронам, покидающим насест. Десантно-штурмовые «Громовые ястребы» перемешались с немногими оставшимися в ордене «Грозовыми птицами», образуя бесконечный поток зазубренных теней на фоне пасленово-голубого неба. Среди них были более крупные по размерам эскортные корабли типа «хлаупа» – тяжеловооруженные варианты эсминцев Имперского флота «Кобра». Суда такого размера обычно не могли стыковаться в пределах планетарной атмосферы, но исключительная высота посадочных платформ Вальгарда делала возможной посадку на Фенрис. Двенадцать из них уже отбыли, и ангары быстро пустели. Прошло всего семь дней с открытия Къярлскара на Гангаве, а сбор флота уже почти завершился.

Высоко над процессией атмосферных кораблей завис космический флот. Каждый боевой корабль гудел активностью на всех палубах, это трэллы готовили плазменные двигатели для выдвижения к точкам прыжка. Некоторые корабли прибыли на сбор недавно, вызванные Железным Шлемом всего несколько дней назад с дальних патрулей. Другие оставались в готовности над Фенрисом многие месяцы, ожидая призыва к оружию Великого Волка. Зазубренные очертания ударных крейсеров скользили среди стай меньших кораблей, каждый из них был отмечен символом Великой роты и черной волчьей головой ордена.

В центре скопления, окруженный ровными колоннами штурмовых кораблей, ожидающих входа в похожие на пещеры пусковые отсеки, находилась гордость орден – колоссальный «Руссвангум». Построенное по проекту, утерянному в катаклизме Ереси, огромное судно неподвижно висело в вакууме. Ударные крейсеры, тоже крупные боевые корабли, проходя под ним, полностью накрывались его тенью. Он господствовал в местном пространстве, как альфа-самцы равнин господствовали в своих стаях. Как и все подобные суда космодесантников он был спроектирован только для одного: выпуска огромной, подавляющей боевой дух и сжигающей нервы ярости на поверхность непокорного мира с высокой орбиты. Он выполнял подобную работу много раз, и его комплекты посадочных капсул и торпед почернели от интенсивного использования. Вся Влка Фенрика состояла из хищников, но «Руссвангум» был, возможно, наиболее сильным выражением их ужасающего размаха и мощи. Только легендарный «Храфнкель» обладал большей силой, но теперь был просто воспоминанием в сагах.

Из своей башни высоко на склонах Ярлхейма Железный Шлем наблюдал за последними приготовлениями к сбору. Он видел тонкие и изящные следы «Громовых ястребов», когда те пронзали атмосферу и направлялись к точкам сбора. Вокруг него тактические дисплеи показывали позиции кораблей, медленно движущихся в эскортном строю. Скоро он тоже займет свое место на флагмане.

Как их много. Сколько мощи. Все в одном месте, все направлены в одну точку.

Знакомый трепет оживил его генетически выкованные конечности. Пройдут дни, даже недели, прежде чем он сможет направить свой пыл целиком в боевую ярость, и к тому времени вся его сущность будет в крайней степени готовности. Когда он думал о побоище, которое устроит, холодное выражение рассыпалось на его грубом лице.

«Они совсем забыли, на что мы способны. Напомнить им доставит мне много удовольствия».

Все враги Всеотца вызывали ненависть в сыне Фенриса, но Магнус находился в отдельной категории. Так было всегда с Тысячей Сынов. Саги по-прежнему рассказывали в пещерах Этта о предательстве колдунов, их высокомерии и, что хуже всего, их бегстве. Легион не был уничтожен на Просперо, только разбит. Этот позор нависал над Волками более тысячу лет, пятная все деяния, совершенные ими с тех пор и отмечая их неудачу как следы зверя на снегу.

Возможно, если бы предатель Магнус исчез в Оке Ужаса и никогда не возвращался, этот позор мог быть терпимым. Но он вернулся. Он вернулся спустя века, оставляя разрушение на своем неуловимом пути. Меткие удары по имперским мирам продолжались, каждый нацеленный на поиск какой-то ценной частицы знаний и тайн. Несмотря на невосполнимые потери, нанесенные им Руссом, у Тысячи Сынов все еще был потенциал устраивать рейды в защищенный космос, и осознание этого горело в Железном шлеме. Оно горело в нем десятилетия, пока все остальное перестало казаться важным.

Несмотря на все силы, которые он отдавал преследованию Магнуса, погоня всегда заканчивалась неудачей. После них всегда оставались следы, насмешливые подсказки, вызовы поймать творца разрушения и наказать его. На Правии, на Даггэггане, на Вреоле, на Хроморе. Предатель всегда оставлял позади визитные карточки, насмехаясь над Волками, которые всегда оставались ни с чем.

«Мы были терпеливыми. Мы ждали. И вот ловушка захлопнулась».

Краем глаза он заметил, как вспыхнула руна над дверью.

– Входи, – сказал он, отвернувшись от вида флота.

В комнату шагнул Штурмъярт. Глаза рунического жреца сверкали яростью.

– Почему? – спросил он.

Железный Шлем широко развел руки.

– Одаин, – начал он. – Это…

– Скажи мне почему.

Великий Волк вздохнул, и закрыл дверь щелчком пальца.

– Ты знаешь о работе Вирмблейда. За ним надо следить.

Штурмъярт зарычал, растянув губы.

– Как за ребенком? Это для тебя более важно?

– Только ты можешь обуздать его. Он играет с силами, которые могут уничтожить всех нас.

– Ты позволил ему.

– Потому что он может преуспеть.

– Прикажи ему подождать. Прикажи остановиться, пока Стая не вернется с Гангавы. Я не откажусь от этой чести!

Железный Шлем покачал головой.

– Это переломное время. Щенок – его протеже, и мне нужна мудрая голова, чтобы держать Этт под контролем. Ты не пойдешь с нами.

Штурмъярт зарычал, и вспышка желтой энергии проскользнула по его груди. Железный Шлем почувствовал как в теле рунического жреца бьется огонь разочарования,.

– Не делай этого, – настаивал он, его кулак крепко сжал посох.

Брови Железного Шлема поднялись. Штурмъярт никогда не оспаривал приказ.

– Ты угрожаешь мне, Одаин? – сказал он, позволив нотке вызова войти в его слова.

Минуту Штурмъярт стоял молча, глядя на него искаженным от гнева лицом. В конце концов, он неохотно опустил взгляд, недовольно сплюнув на пол.

– Ты не понимаешь, – пробормотал он. – Колдуны. Они берут стихии и портят их. Они – мои враги.

Железный Шлем внимательно посмотрел на рунического жреца. Штурмъярт был воином в своем сердце, неуступчивым и бесстрашным резчиком нитей, но он должен знать, кто контролирует стаю.

– Нет. Они – добыча для всех нас. Фрей будет там, и другие рунические жрецы, но ты мне нужен здесь.

Штурмъярт сжал кулаки, и новые полосы изначальной энергии пробежались по перчаткам. Он подавил свой гнев, но это причинило ему боль.

– В качестве няньки Вирмблейда, – горько произнес он.

– Нет, брат, – сказал Железный Шлем. – Вирмблейд играет с могущественными силами, и держит судьбу в руках. Если он оступится, ты должен быть там. Ты должен наблюдать за этим.

Выражение лица Штурмъярта неловко сменилось с разочарования на удивление.

– Ты слышал меня, – сказал Железный Шлем. – Что бы ни думал Грейлок, ты будешь моей правой рукой здесь. Мы должны помнить Волчьих Братьев, их неудачу и причины этого. Я не позволю, чтобы на этот путь снова ступили.

Глаза Штурмъярта сверкнули неуверенностью.

– Ты думаешь, он…

– Вирмблейд такой же преданный как Фреки[9], – сказал Железный Шлем, расслабившись, когда увидел, что гнев рунического жреца отступил. – Но мы должны присматривать ради будущего.

Он подошел к Штурмъярту и положил тяжелую руку на его плечо.

– Я делаю это, потому что могу доверять тебе, брат, – прошептал он, приблизив лицо. – Из всех моих Волков, более всего я могу доверять тебе. Ищи истину в вирде, если хочешь, и ты поймешь: Укрощение – это наше будущее.

Штурмъярт посмотрел в глаза Железного Шлема. Он все еще не примирился, но он примет приказ.

– Значит, у меня есть полная поддержка? – спросил он.

Железный Шлем мрачно улыбнулся.

– У нас она всегда есть, – сказал он.


Клык был невероятно огромен – гигантская сеть туннелей, шахт и залов, которые пронизывали самые высокие уровни пика. Но даже собственно крепость казалась маленькой в сравнении со всей массой горы, только самые верхние уровни были освоены для проживания. Главным образом Волки обитали внутри горы, их логова скрывались под километрами прочной скалы. Только на самой вершине, границе уровня Вальгарда, искусственные сооружения пробивались на поверхность в большом количестве. Там были построены посадочные платформы и стыковочные причалы, сгрудившиеся вокруг тяжелых башен, которые тянулись из отвесных скал на сотни метров в высоту. Древние приводные механизмы обеспечивали энергией служебные шахты километровой глубины, по которым доставляли оборудование и боевую технику из глубин горы и передавали их транспортам, ожидающим в ангарах. Эти места всегда кипели жизнью, как свидетельство неугомонного духа Волков и их беспрерывного плавания по морю звезд.

Хаакон Гилфассон стоял на краю одного такого ангара, наблюдая за десятком трэллов и сервиторов, ползающим по окутанным паром корпусам кораблей, как паразиты по телу. Дюжины судов уже отбыли, а большинство оставшихся были предназначены для военного флота. Кораблей, оставленных Двенадцатой, было немного и по большей части самые медленные и слабо вооруженные. Для защиты планеты на орбите оставался только один ударный крейсер «Скрэмар» и менее дюжины меньших кораблей в качестве его эскорта.

Подобное решение произвело впечатление на Гилфассона как полностью разумное. Что не было для него разумным, так это конфискация «Науро». Это было личное оскорбление, и большинство его боевых братьев отчасти смогли бы это понять.

– Извините, лорд, – сказала кэрл в третий раз, твердо уставившись в инфопланшет перед собой и пытаясь избежать зрительного контакта с Гилфассоном. – Это часть реквизиции. Великий Волк…

– Позволь сказать тебе кое-что, – произнес Гилфассон своим мрачным, кошачьим выговором. Он говорил не как обычный космодесантник, и в отличие от других в нем не было ничего угрожающего. У него была смуглая кожа, а растительность на лице густая и спутанная. Он был более строен, чем большинство членов стаи, даже будучи полностью облаченым в панцирную броню скаута. Только глаза выдавали его, янтарные круги с черными точками. Ни у кого, кроме сына Русса не было таких глаз. – Я неприятный человек. У меня нет великодушия моих братьев. Я не провожу с ними много времени, как и они со мной.

Кэрл выглядела так, словно предпочла бы находиться в другом месте, но слушала почтительно.

– Так что не думай, что я не приму это близко к сердцу. Не думай, что не найду твоего ривенмастера и не отправлю тебя во внешний патруль в Асахейм на месяц. Мне нужен этот корабль. Это мой корабль. Он останется здесь.

Кэрл настойчиво взглянула на свой инфопланшет, будто какая-нибудь новая информация в нем могла ей помочь. В пятидесяти метрах позади нее виднелся сам «Науро», сидящий на площадке ангара и тихо испускавшись пар. Он не был похож на другие суда, ожидавших на пласкрите. Черного цвета, в отличие от остального флота, выкрашенного в темно-серый. Неопределенной классификации – слишком маленький для фрегата, слишком большой, чтобы считаться трансатмосферным кораблем, и всего пятьсот человек экипажа. Необычно узкий, он низко сидел на земле. Почти треть его длины занимали плазменные двигатели, пропорция, которая делала его грандиозно быстрым. Именно за это он нравился Гилфассону.

– Ты не найдешь там того, что ищешь, – терпеливо сказал Гилфассон, наблюдая как кэрл пытается выиграть время.

Она посмотрела на него с унылым выражением лица. Женщина была скроена как большинство фенрисийцев, широкостная и широкоплечая. Судя по вышитым на ее униформе черепам, она видела бои, так что немногие вещи в галактике могли бы ее потрясти. Торги с Небесным Воином очевидно смогли.

– Оставь ее, Черное Крыло, – раздался металлический голос позади кэрла.

Доспех говорившего гудел низким, скрипучим тоном. По площадке шел железный жрец Двенадцатой Гарьек Арфанг. На нем был древний шлем Mk IV, но Гилфассон чувствовал веселье, исходящее от него. Где-то там, под всеми этими слоями брони и аугметики, он улыбался.

– Держись подальше от этого, жрец, – предупредил Гилфассон. – Это мой корабль.

– Ты – скаут, – сказал прямо Арфанг. Кэрл воспользовалась выгодой от паузы для отступления. – Ни один из этих кораблей тебе не принадлежит.

– Ни один не летает на нем так, как я.

– Верно. Так что радуйся, что ярл Ойррейссон не захотел его. Вместо этого он взял хлаупу. Он разорвет цель первым же залпом, но когда речь идет о технике у него плохой вкус.

Гилфассон подозрительно посмотрел на Арфанга.

– Так его не реквизировали?

– Уже нет.

– Тогда что произошло?

Из шлема Арфанга раздался скрипучий звук, когда железный жрец издал то, что сошло бы за смех.

– Ярл Грейлок хочет, чтобы ты был в патруле системы. Ты и остальные скауты. Я выяснил, что ему не нравится недоукомплектованный Этт.

Гилфассон широко улыбнулся.

– Обратно на службу в космосе, – сказал он, с удовлетворением рассматривая «Науро» и размышляя о долгих, свободных часах вдали от затхлого воздуха Клыка. – Ты не представляешь, как меня это обрадовало.


Грейлок стоял в Зале Стражи, омываемый столбом холодного сета, который ниспадал с потолка. Верхняя часть зала терялась во тьме. В тенях сновали туда и обратно трэллы, передавая инфопланшеты и переговариваясь шепотом. Пикты, расположенные по окружности помещения, мигали быстрыми обновлениями, отмечая движение флота к точкам прыжкам. Один за другим зеленые указатели становились красными.

– Открыть канал с флагманом, – приказал Грейлок.

Трэллы бросились выполнять приказ. Мигание иконки сказало ему, что связь установлена.

– Лорд, – обратился он, сохраняя почтительный тон, принятый на совете. – Мы получили сигналы полного сбора. Вы можете покинуть орбиту.

– Все подтверждено, – ответил потрескивающий голос Железного Шлема с мостика «Руссвангума». – Мы скоро отправимся, и Этт будет мил и тих. Точно так, как тебе нравится.

Грейлок улыбнулся.

– Действительно. Мне нужно продолжить охоту.

С другого конца раздался резкий взрыв помех. Это могло быть фырканье.

– Ты пропускаешь ее лучшую часть.

– Может и так. Да защитит тебя рука Русса, лорд.

– И всех нас.

Комм-связь оборвалась. Грейлок стоял неподвижно несколько мгновений, его худое лицо было задумчиво.

Затем пикты начали обновляться свежей информацией. Визиры позиции показывали многочисленное перемещение. Флот был в пути.

К неподвижному Волчьему лорду подошел трэлл и поклонился.

– Обзор орбитальной сети подготовлен, лорд, – сказал он, глядя в пол. – Вы можете просмотреть, когда пожелаете.

Грейлок кивнул, кажется, едва заметив фигуру перед собой. Его белые глаза были прикованы к скалистым стенам за ней. Камень оставался таким же голым и неприкрашенным, каким его впервые обработали.

Века мало сделали, чтобы приукрасить Этт. Он был такого же размера, что и во времена Русса, все такой же холодный, полупустой и обдуваемый ледяными ветрами Фенриса. Целые участки нижних уровней перестали использоваться, и даже Вирмблейд не знал, что осталось нетронутым в самых глубоких местах.

«Мы не развились. Мы остались теми же».

Трэлл замешкался на мгновенье, прежде чем поспешно выйти из света. Его заменила намного большая фигура, и по комнате разнеслась тяжелая поступь Россека.

– Тромм, – сказал Грейлок, оторвавшись от своих мыслей.

– Ярл, – ответил Волчий гвардеец.

– Ты занял делом Когтей?

– Они дубасят друг друга в пещерах.

– Хорошо. Пусть продолжают.

– А после этого?

Грейлок внимательно посмотрел на своего подчиненного. Россек был обычно таким кипучим, таким энергичным.

– Ты не согласен с моим решением, – сказал он.

Волчий гвардеец сохранял невозмутимое выражение лица. – Кто-то должен защищать Этт.

– Ты считаешь, что не мы.

– Раз ты настаиваешь на моем ответе, то нет.

Грейлок кивнул.

– Продолжай.

Россек смотрел ему прямо в глаза, как обычно. В них был упрек.

– У нас нет столько трофеев, как у других рот, лорд, – сказал он. – Ходят слухи, что нам не хватает духа. Они говорят, что твоя кровь холодна.

– Кто так говорит?

– Просто слухи.

Грейлок снова кивнул. Слухи были всегда. С момента принятия в Кровавые Когти он должен был сражаться за свою честь против обвинений, что он – не настоящий волк, что Хеликс не прижилась должным образом, что он больше ледяное существо, чем истинный воин из плоти Стаи. Дни, когда подобные новости беспокоили его давно прошли.

– Они и раньше говорили это. Почему ты прислушиваешься к ним сейчас?

Россек не отвел взгляда.

– Нам нужно быть осторожными, – сказал он. – Другие ярлы…

– Забудь о них. – Грейлок положил перчатку на руку Волчьего гвардейца, и керамит глухо лязгнул. – У нас нет причины унывать, и существуют другие способы сражаться, кроме тех, что записаны в сагах. Галактика меняется. Мы должны измениться вместе с ней.

Грейлок почувствовал, как внутри Россека зашевелилось беспокойство. Гвардейцу не нравился такой разговор. Ни одному из Волков с их почтением к традиции не нравился. Только давнее братство двух воинов удерживало Россека от дальнейших слов, от возражения методу войны, который Грейлок навязывал Двенадцатой роте.

– Ты веришь мне, Тромм? – спросил Грейлок, не убирая руку.

Колебание.

– Всей своей жизнью, лорд.

Его янтарные глаза не мигали. Грейлоку доставило это некоторое удовлетворение. В них были сомнения, подобно воронам, собравшимся вокруг падали, но ядро оставалось преданным. Оно всегда было таким, даже после того, как Грейлок победил его незначительным большинством голосов на выборах нового ярла вместо старика Ойя Аркенджо. Если голосование снова проведут, он не сомневался, что Россек получит много голосов. Старый воин всегда заявлял, что не хочет почестей, но любое мнение может измениться.

– Хорошо, – сказал Грейлок, отпуская его. – Ты мне нужен, Тромм. Вы все мне нужны. Когда Железный Шлем вернется со своей безумной охоты на скрэгра, ситуация должна будет измениться. Мы не можем позволить этим теням ослеплять нас вечно, заставлять нас гоняться за призраками прошлого. Ты увидишь истину этого, если посмотришь.

Россек не ответил. Такой разговор тревожил его и Грейлок знал, что он не может слишком сильно давить.

Когда арьергард флота отправился к точкам прыжка, на пиктах, установленных по стенам зала, потускнели последние из сигналов. В этот момент Грейлок испытал всплеск удовлетворения, и часть его забот отступила.

Последняя кампания Железного Шлема шла полным ходом. Этт принадлежал ему.


Глава 3

Кир Эсвай, прозванный Кулаком Хель, громко рассмеялся, разбрызгивая капельки слюны из полураскрытого рта.

– Русс, какой же ты медленный, – высмеял он товарища и снова бросился в атаку. Он раскрутил свой топор и обрушил его на плечо противника.

Огрим Рэгр Врафссон по кличке Красная Шкура, отскочил от приближающегося оружия.

– Достаточно быстрый для тебя, – он тяжело дышал, и, отступая, пустил в ход свой топор. Он отвел его в сторону, оставляя пространство для размаха и выжидая бросок оппонента.

Треск и звуки ударов раздавались по длинному ряду железных тренировочных клеток. Эта пара Кровавых Когтей не была единственной из тех, кто спарринговался на площадках – целому пехотному контингенту Двенадцатой было предписаны интенсивные тренировки после ухода флота Железного Шлема. Грейлок был хладнокровным, но не глупым: он знал какой разочарованной будет его рота из-за неучастия в операции на Гангаве, и постарался занять ее делом.

Кулак Хель продолжил атаку, осторожно подступая. Его линия скул была по-прежнему человеческой, но лицевые мышцы выдавали гигантизм, общих для всех космодесантников. Русые волосы были коротко подстрижены, а татуированные щеки отмечала щетина. Он сохранил звериную энергию выходца из племени хманни, и держал себя с напыщенной, самоуверенной угрозой.

– Нет, – он оскалился, кружа. – Ты чертовски медленный.

Красная Шкура мог быть его близнецом, если бы не грязная копна темно-рыжих волос и взъерошенные бачки. Его клыки были заметно короче, они еще не вытянулись под длительным воздействием Хеликс. В его нижней губе торчало железное кольцо, блестевшее от светосфер над ними. Когда он дико улыбался, что случалось часто, кольцо задевало зубы, скрипя как щебень о лед.

– Хватит трепаться, – сказал он, подманивая Кулака Хель. – И начинай драться.

Кулак Хель метнулся влево, затем остановился и поднял лезвие топора, целясь в корпус Красной Шкуры. Два оружия ударились в брызгах искр, сцепившись древками. Кулак Хель давил двумя руками, направив всю свою могучую силу в выпад.

Красная Шкура держался одно мгновенье, потом отшатнулся и потерял равновесие.

– Да! – завопил Кулак Хель и атаковал.

Топоры столкнулись, затем снова, каждый удар обрушивал волны ужасающей силы на защитные парирования. Кулак Хель действительно был быстрее, и его незащищенные руки двигались размытым пятном.

– А теперь держись… – прохрипел Кулак Хель сквозь стиснутые зубы со сконцентрированным выражением лица. На висках выступили капли пота, несмотря на то, что в боевых клетках было по-зимнему холодно, а на металле блестел лед.

Красная Шкура не ответил, занятый отражением яростной атаки своего товарища по стае. Оба Кровавых Когтя были без доспехов, облаченные в кожаные туники и наголенники, перевязанные тонкими шнурами. Лезвия топоров были затуплены для тренировок, но все еще могли ломать кости и рвать плоть. Это сделали инструкторы, чтобы внушить должное уважение к клинку и отучить возлагать надежду на боевой доспех.

Красная Шкура врезался в стенку клетки, почувствовав давление железа на спину. Он перекатился, и топор Кулака Хель прочертил дугу там, где только что была его грудь.

Снаружи клетки донесся взрыв хриплого смеха.

– Скитья, – выругался Красная Шкура, заметив темные фигуры других Кровавых Когтей, стоящих за пределами освещения светосфер. Он заработал зрителей. Раздались непристойные насмешки, когда Красная Шкура увернулся от очередного удара и с трудом выбрался из зоны досягаемости.

– Медленный, медленный, медленный, – насмехался Кулак Хель. Он шел с важным видом за Красной Шкурой и тяжело дышал, по лицу струился пот. Красная Шкура испытал небольшое удовлетворение от того, что Кулаку Хель пришлось непросто.

– Ты сражался бы лучше, если не говорил так много, – пробормотал Красная Шкура, пытаясь восстановить равновесие и вернуть инициативу.

– Можешь так думать, если от этого тебе лучше, – издевался Кулак Хель, шагая за ним и легко сжимая рукоятку топора. Когда он приблизился на дистанцию удара, на его лице была победоносная улыбка.

– Да, – зарычал Красная Шкура, сжавший для прыжка. – Лучше.

Он неожиданно бросился вперед на приближающегося Кулака Хель и отпихнул его назад. Кулак Хель подошел слишком близко, слишком самонадеянно, и не смог опустить вовремя топор. Красная Шкура обхватил его медвежьей хваткой и еще больше подтолкнул, загнав в дальний конец клетки. Они ударились о стенку с громким стуком.

Топор Кулака Хель выпал из его хватки, и он сжал кулак, собираясь нанести сокрушающий удар, давший ему кличку. Красная Шкура был быстрее, и ударил его головой прямо в лицо. Раздался треск кости о кость, и в воздухе повис металлический запах свежей крови.

Голова Кулака Хель качнулась назад, и его блестящие глаза остекленели. Красная Шкура бросил свое оружие и обрушил на шатающегося Кровавого Когтя шквал ударов, отчего тот упал на колени.

Рев одобрения разнесся по железной клетке, вперемешку с гиканьем и воем. Кровавые Когти проводили оружием по прутьям, звук отразился вверх и разнесся по всему залу.

Какофония была такой громкой, что почти заглушила гонг, сигнализирующий о конце боя. Сделав вид, что не расслышал, Красная Шкура нанес еще один зубодробительный апперкот, прежде чем двери клетки открылись и вломился Бракк, чтобы прекратить бой.

– Хватит, – прорычал он, оттащив Красную Шкуру от шатающегося Кулака Хель и отшвырнув его через всю клетку. Даже без силового доспеха Волчий гвардеец был намного сильнее, чем любой из них. – Это тренировка на клинках, а не драка.

Раздался хор разочарованного неодобрения, когда Красная Шкура встал, а Бракк поднял Кулака Хель и прислонил к стенке клетки.

Все тело Красной Шкуры болело. Из рассеченного лба вниз по лицу бежала горячая струйка крови.

Он чувствовал себя истощенным, помятым, побитым и превосходно.

Кулак Хель начал приходить в себя, его голова опустилась, а глаза все еще были расфокусированными.

– Это было глупо, – прорычал Бракк. – Я что, должен выбить глупость из тебя, Кровавый Коготь?

– Ты можешь попытаться, – протянул Кулак Хель, ошеломленно прислонившись к прутьям.

Красная Шкура оскалился, захромав к своему оппоненту. Бракк сплюнул на пол.

– Приведите себя в порядок, – сказал он. – Ярл требует доклады о вашей боевой готовности, и вы должны работать намного усерднее.

Бракк вышел из клетки, протолкнувшись через толпу зрителей, собравшихся снаружи. Красная Шкура поймал Кулака Хель, прежде чем тот снова упал на пол и грубо поставил его на ноги.

– Как я и говорил. Слишком быстрый для тебя, – сказал он.

Зрение Кулака Хель прояснилось. Кровь в его ранах потемнела от свертывания. Свалить его с ног отняло у Огрима много сил, но еще больше понадобилось, чтобы не дать ему подняться.

– В этот раз, брат, – ответил он и ухмыльнулся окровавленными зубами. – Только в этот раз.

Красная Шкура засмеялся гортанным ревом дикого удовольствия. Два бойца ударили правыми кулаками, и ободранные пальцы быстро сжались.


Вирмблейд откинулся назад на своем троне, чувствуя изматывающую усталость. Работа была изнурительной, даже для его генетически усиленной физиологии. Многие дни тестирования, очистки, снова тестирования, сплайсинга, поиска скрытых изъянов, уничтожения ложных позитивов и раскрытия секретов, витающих внутри пробирок и сосудов. Вокруг него стоял низкий шум лабораториума: трэллы усердно изучали образцы на лотках, когитаторы стрекотали, пробирки с жидкостью тихо пузырились в точно контролируемых температурах.

Девять дней. Девять дней как улетел Железный Шлем, забрав из Этта Великие роты и оставив пустоту в коридорах и приют для слухов. За это время почти ничего не было достигнуто, и многое было отменено. Каждый шаг вперед сопровождался многими шагами назад, в сторону и вниз. Было легко отчаяться, легко потерять надежду.

За исключением того, что отчаяние было также чуждо сыну Русса, как мир и тишина.

«Секрет ускользает от меня только потому, что я подошел ближе. Как добыча на льду, он чувствует охотника».

Аналогия помогла ему. Были времена, когда трудные проблемы решались благодаря представлению охоты. Желание убивать могло быть подавлено, превращено в источник чистой ментальной решимости. Это также давало ему надежду. Он столь многого не понимал, но столь многое начинало представляться очевидным. Это желание убивать имело те же истоки, что и позитивный знак.

«Осмеливаюсь ли я на слишком многое? Запретно ли это? Возможно. Но, с другой стороны, мы никогда не следовали правилам. Оставь их сынам Жиллимана».

Он снова проверил данные. Образец, который он исследовал последние несколько недель был отвергнут. Не безвозвратно, но с некоторыми последствиями, а он так в него верил. Потребуется еще одна неделя работы по корректировке, чтобы распутать клубок. Не в первый раз он осознавал благоговение перед изначальными творцами, теми, кто сложил элементы вместе, кто направил человеческий поток новым и прочным курсом.

Запретно ли это? – спросил он снова себя, уже зная ответ.

Конечно да.

На горжете его доспеха мигнула руна, предупреждая его о присутствии поблизости Штурмъярта. Рунический жрец, при всей его мощи на поле битвы, был неумелым шпионом. Вирмблейд вздохнул, положив инфопланшет в тайник подлокотника трона. Он сделал жест ближайшему трэллу, и смертный в кожаной маске понимающе кивнул. Противовзрывные двери глубоко в комплексе лабораториума закрылись, спрятав содержимое находящихся за ними комнат. Пикт-экраны с засекреченными данными очистились, их заменили обычно выглядевшие ряды рун.

Вирмблейд встал с трона, устало готовясь встретить пренебрежение и подозрение своего брата.

Он много боится, и о многом догадывается, подумал Вирмблейд, проходя через соединенные, покрытые кафелем комнаты в своей неуклюжей, старческой манере. Чтоб его. Если он догадается о большем, то будет больше бояться. Только Грейлок видит потенциал, но у него странная душа.

Вирмблейд подошел к приемной лабораториума и увидел массивную фигуру рунического жреца, ждущего его. Его богатый, инкрустированный печатями доспех был странной противоположностью стерильному миру телотворцев.

«Мне просто нужно больше времени».

Вирмблейд выдавил знакомую кривую улыбку на морщинистом лице и пошел приветствовать своего брата с ожидаемым несдерживаемым подшучиванием.

«Немного больше времени».


Флагман флотилии Тысячи Сынов «Херумон» начал замедляться, готовясь к прорыву барьера между варпом и материумом. Остальной флот – пятьдесят четыре сине-золотых боевых корабля и транспортных судна также снизили скорость до переходной.

На мостике «Херумона» бок о бок стояли Темех и Афаэль, Корвид и Пиррид. Вокруг них расположились другие члены старшей командной свиты – Ормана, Хетт и Чамин. Все были облачены в полные боевые доспехи поверх мантий и шлемы. Большинство из них провели долгие, наполненные скукой часы на Планете Колдунов, полируя и переделывая свои доспехи. Теперь шлемы носили плюмажи и выемки из золота и бронзы, а их поножи были гравированы напыщенными манускриптами, ссылающимися на давно забытые эпиграммы.

Темех относился к ним терпимо. Кажется, из его товарищей только он видел как сильно они пали.

«Мы утратили свой стиль. Мы становимся пародиями на самих себя».

Его собственный доспех был сравнительно немодифицированный Mk III, перекрашенный в сапфировый по приказу Магнуса, но в остальном такой же как до Предательства. Его борода, отпущенная на Просперо, как и светлые волосы были по-прежнему аккуратно подстрижены. Он удивлялся тому, что Амон, Собек и Хатхор Маат поступили также. Те, кто присоединились к отколовшемуся кабалу Аримана, всегда были наиболее своевольными и сильными. Оставшиеся верными примарху были посредственностями, которые не осмелились присоединиться к разработке Рубрики.

Не то, чтобы это имело значение. Контрмагия в любом случае повлияла на них всех, защитив менее сотни колдунов легиона и обратив остальных, рубрикаторов, в прах. Теперь остатки некогда наиболее искусно созданного оружия Императора были разбросаны по незначительным бандам мародеров, мстителей и расхитителей знаний. Этот великий флот, это скопление несравнимых сил, был финальным аккордом, последним эхом несчастья, которое произошло более тысячи лет назад.

– Лорд, мы готовы совершить переход.

Говоривший был бритоголовым членом экипажа с сильно подведенными глазами. На нем был китель старшего вахтенного офицера, и он должно быть много лет служил на флоте. Большая часть смертного экипажа была набрана недавно, продукты длительной программы насаждения культа на сотнях имперских миров.

Афаэль повернулся к Темеху.

– И что ты видишь, предсказатель? – спросил он, его голос искажался искусно сделанной вокс-решеткой.

Темех сдержал раздражение, когда его снова спросили, и бросил свой мысленный взор в Великий Океан. Мистические связи между варпом и реальным пространством раскрылись перед ним как ветки уравнений, которые едва заметно двигались одна против другой, находя и теряя равновесие.

Он установил местонахождение флота и проследил его до места назначения. Разница была незначительной. Если они сохранят свой прежний курс, то выйдут очень близко к Фенрису.

– Ты ведешь нас точно, – сказал Темех, вернувшись в настоящее. – Слишком точно.

Афаэль засмеялся.

– Ты хочешь дать им время подготовиться? – Пиррид покачал головой. – Вспомни как были сбиты наши орбитальные станции? За секунды. Так сжигаются миры. Для нас успокоили океан, чтобы позволить свалиться им прямо на головы.

Темех почувствовал, как Афаэль улыбается под своим шлемом, ощутил его жажду предстоящей битвы.

– В варпе нет ничего такого, чтобы потревожило нас, брат, – продолжил Афаэль. – Если бы ты сам посмотрел, то увидел что флот Псов уже во многих днях пути и не может быть отозван. Мы сделаем это быстро.

– Отлично. Просто не забрось нас в ядро планеты.

В этот раз Афаэль не засмеялся.

– Время до перехода? – спросил он, повернувшись к офицеру.

– Приближается, лорд.

– Тогда активируй экран.

Перед командной группой из бронзового пола изящно поднялось изогнутое зеркало. Глазурованная поверхность была залита краской, которая перемещалась и расползалась как масло на воде. Темех смотрел на него с неприязнью. Это был грубый образ эфира, результат наблюдения за ним через глаза духа машины.

– Начинайте, – приказал Афаэль.

По всему флоту отключили варп-двигатели. Пятьдесят четыре корабля действовали согласованно, их плазменные двигатели реального пространства зарычали, включаясь, а пустотные щиты заструились на своих местах.

Меняющееся изображение в зеркале раскололось, ее сменил космос. Перед ними ужасающе близко находился жемчужно-белый шар. Он устремился к приближающимся кораблям, с каждой секундой становясь больше. Флот Тысячи Сынов, ведомый их несравненными провидцами, вышел из варпа ближе и быстрее, чем смог бы любой корабль, ведомый смертным.

Темех ощутил, как по желудку крадется неприятное предчувствие. Итак, это был Фенрис – цель долгого и мучительного планирования Магнуса. Планета выглядела меньше, чем он ожидал, грязный шар воющих штормов и потрескавшегося льда.

Афаэль излучал дикую энергию. Впереди «Херумона» другие корабли флотилии становились видимыми через перископы реального пространства. Полосы перегретой плазмы прочертили пространство, когда ударные корабли помчались вперед, чтобы окружить цель. За ними огромные транспортники неуклюже занимали позиции. Не было ни ошибок, ни небрежных рематериализаций.

– Фенрис, – прошептал Афаэль, восхищенный открывшимся перед ним зрелищем. Ужасные силы рассыпались по космосу в тесном строю, подобные силы не видели вместе со времен Предательства.

Темех, видя то же, чувствовал только утомительный страх. Он рыдал над разрушением Тизки, но это не разожгло его чувство мести. Пыл Афаэля, напротив, был грубым и пустым.

«Мы утратили свой стиль».

Пиррид был невнимателен. Он подошел к зеркалу, наблюдая, как изолированный шар заполнил экран.

– Это причинит вам боль, – пробормотал он. – О, это причинит вам так много боли.


Последний день жизни Адамана Эарфейла начался плохо. Из астропатов коммуникационного шпиля в Вальгарде немногие были родом с Фенриса, что делало его одним из всего лишь дюжины или около того иномирцев на все планету. Его подчиненные-аборигены были грубыми, вонючими и отпускали сквернословные шутки в адрес его магии. Им не нравилось применение псайкерских сил, хотя их собственные гремящие костями пропускали немало эфирной энергии на уровень мануфакторума. Даже после сорокалетней службы он по-прежнему не избавился от привычек своего родного мира, планеты-улья Анрады. Он ненавидел Фенрис. Он ненавидел вонь, он ненавидел скуку, и он ненавидел холод.

После чуть более двух часов сна сигнализация, вызывающая его на астротелепатическую платформу, доводила до бешенства. Весь хор был полностью занят последние несколько дней, передавая данные для сбора флота. Он измождено вышел из своей кельи, стирая сон со своих незрячих глаз. В коридоре он почувствовал давку тел, носящихся вперед-назад. В вокс-бусинах стоял низкий, встревоженный стрекот. Что-то взбудоражило шпиль.

Эарфейл уверенно шагал по Санктум Телепатика через толпу кэрлов и трэллов, обнаруживая их только по запаху и звукам. Коридоры из его кельи к тронам-передатчикам были известны ему также хорошо, как очертания собственного тела. Тем не менее, каждый раз при пробуждении он чувствовал тупое давление позади глаз, которое проникало в его мысли и осложняло работу.

Он занял свое место, чувствуя себя ужасно. Плохо соображающий, вялый и раздражительный.

Сервитор заскрипел, чтобы помочь ему сесть в трон-передатчик, и он вздрогнул, почувствовав холодную сталь имплантата интерфейса во входных узлах кисти. Не было ни одной чертовой причины чувствовать такую боль – если бы дикари на этом забытом мире заботились о чем-то вроде комфорта, они бы установили новое оборудование много лет назад.

– Воды, – прохрипел он, зная, что сервитору понадобиться век, чтобы отыскать и принести чашку воды, холодной и с привкусом песка.

Его головная боль усилилась, и он начал кое-как расшифровывать программу предстоящей работы. Вокруг него усилился шум, когда другие астропаты начали читать свои литании.

– Благословенный Император, Защитник Человечества, Владыка Небес, направь мои мысли в Твоей службе и очисть мой разум…

Эарфейл начал цитировать вслух, одновременно настраивая ряд циферблатов и рычагов на панели управления перед собой. Оборудование было более теплым, чем обычно, иначе его высохшая старая кожа прилипла бы к холодному металлу.

Пока он говорил в его разуме начал появляться маршрут. Он не видел полностью текст, но отсылка была такой же четкой, как и ментальный образ.

– Да выдержит мое тело и останется чистой моя душа, мой Внутренний Глаз останется ясным, а Внеший Глаз – темным, как вечный знак Твоей благосклонности….

Он продолжал произносить знакомые слова, когда железный капюшон, ощетинившийся тонкими иглами зондов, опустился над ним. Он продолжал говорить, когда зонды проникли через стальные отверстия в его бритом черепе и остановились в предназначенных местах. Он продолжал говорить, когда голоса остального хора вышли из фокуса.

«Моя голова убивает меня».

Признаков воды не было. Эарфейл остановил первую передачу. Стандартное межпланетное коммюнике, что-то об эскорте конвоев в одной из защищаемых Волками систем.

– Сохрани оберег Твоей защиты… проклятье, Фрор, почему этот список такой длинный?

По каналу директора, двухсотлетнего фенрисийца, раздался треск помех.

– Фрор?

Эарфейл сдался. Старый дряхлый козел. Боль за глазами стала сильнее. Было такое ощущение, словно выжженные нервы каким-то образом восстановились.

«Что, во имя Хель, это значит?»

Он отключил контакт и подумал, не позвать ли апотекария, но затем отказался от этой идеи. В любом случае они все считали его слабым, мягкотелым иномирцем с поверхностными знаниями порочной магии.

Он открыл свой разум.

Эфир ворвался в него. Из пустоты на него уставился единственный глаз, опоясанный алым кругом.

– Святой Импе… – начал он, а потом началась настоящая боль.

Что-то огромное вошло в его сознание, что-то безбрежное и древнее, что-то такой величины, что Эарфейл сразу же понял, что он покойник.

– Фрор! – закричал он, может быть вслух, может быть мысленно. Смутно он услышал другие звуки, исходящие из темноты вокруг него. Послышались тяжелые шаги, словно кто-то бежал по комнате. Затем раздались крики. Потом все исчезло посреди боли – сокрушительной, вызывающей галлюцинации боли.

На краткий миг он подумал бороться с ней. На мгновенье, ужасающее мгновенье, его вернули к процедуре связывания души на Терре. Там он подвергся воздействию столь грандиозной сущности, что это сожгло его глаза и опалило душу.

«Это та же самая сила».

Нет, не та же. Не вполне та же, хотя и родственная ей. Даже когда он извивался в своих путах, пришпиленный к своему месту бегущими через него электродами, он смог различить знакомые формы в варп-сигнатуре.

«Закройте соединение!»

Было слишком поздно. Эарфейл почувствовал, как органы внутри него лопаются горячими, мучительными взрывами. Кровь бежала по его лицу, стекая в открытый рот, застывший в беззвучном крике. Око свирепо смотрело на него, пульсируя небрежной угрозой. Это существо даже не особенно старалось.

+ Что ты такое? + передал он, и его сообщение было подобно выстрелу микролюменом в звезду.

Око не колыхнулось, но добавило больше агонии. В этот момент Эарфейл понял, что оно делает то же самое со всеми астропатами. Это должно было быть невозможным – по всему шпилю находились обереги против проникновения, а все псайкеры были связаны душами. Это существо разрывало их на части, словно защиты не существовало.

Он дрожал на своем троне, чувствуя, как сознание покидает его. Его нервы сгорели, дав некоторое избавление от боли.

«Эта воля изолирует нас, – подумал он, погружаясь в смерть. – Она хочет нас заглушить».

Это была предпоследняя мысль Адамана Эарфейла. Последняя пришла сразу за ней.

И что бы это ни было, понял он, мучительно содрогаясь обожженным телом, оно походило на Императора.


Глава 4

Волчий скаут Хаакон Гилфассон, которого прозвали Черным Крылом, сидел на командном троне «Науро» и внимательно изучал изображение перед собой. Посадочные площадки были уже далеко позади, и темное небо в перископах реального пространства растворилось в черном фоне с пятнами звезд. Неоново-белый изгиб Фенриса уменьшался по мере того, как корабль поднимался все выше, его двигатели боролись с могучим тяготением удаляющейся планеты. Подготовка «Науро» к длительному патрулированию системы заняла много дней, но теперь раздражающее ожидание закончилось, и Хаакон вернулся на свое место.

Внизу, в сервиторском паддоке работала дюжина соединенных проводами автоматов. На верхних платформах находились шестеро кэрлов, пристегнутые ремнями безопасности до тех пор, пока корабль не выйдет из атмосферы и гравитационные генераторы не смогут должным образом стабилизироваться.

– Штурман, доложить по готовности, – мимоходом приказал Черное Крыло, наслаждаясь чувством корабля, когда тот взобрался на низкую орбиту. Металлический пол слегка дрожал под ним. Корабль был похож на охотничьего пса – тощий, дрожащий, натянутый на поводке.

– Вы сильно разогнали его, – пришел ответ по внутренней связи из машинных отделений. Штурман корабля долго служил с Черным Крылом, и в голосе смертного не было уверенности, что его предостережение будет принято во внимание.

Черному Крылу нравилось доставлять ему неудобство. Ему нравилось доставлять неудобство каждому. Он находил удовольствие в пилотировании перехватчиком с экипажем целиком состоящем из смертных – это была абсолютная власть, осознание того, что он может гнать корабль так сильно, как захочет. Это был великолепный корабль, породистый, и полеты на нем в пределах безопасных параметров не вызывали никакой радости.

– Верь в него, штурман, – ответил он. – Ему нравится, когда его подгоняют.

С другой стороны пробормотали ругательство, прежде чем связь прервалась. Черное Крыло усмехнулся и вызвал гололит из подлокотника трона. Тактический дисплей вспыхнул перед ним вращающейся сферой, отображающей локальный космос.

– Мы пролетим через сеть, – поделился он с тактиком, в уме проложив курс, который выведет их в нескольких километрах от первой орбитальной орудийной платформы. – Я отвлеку их от своих скучных жизней.

– Я не могу связаться с ними, – ответил тактик в серой униформе, сидящий за панелью управления прямо перед Черным Крылом.

– Что ты имеешь в виду?

– То, что не могу установить связь с ними.

Черное Крыло нахмурился и переключился на канал. Там шипели помехи.

– Наши коммы повреждены? – спросил он.

– У нас порядок, – ответил тактик, его пальцы пробежались по панели управления, которая больше походила на орган. – Проблема у них.

Черное Крыло взглянул на гололитический дисплей. Первая из орудийных платформ была в радиусе действия авгура, единственная руна плавала в изумрудной сфере.

– В чем проблема? – спросил он.

Тактик повернулся и пожал плечами.

– Отказ системы, – предположил он. – Или их подавили.

Черное Крыло резко засмеялся.

– Ага, похоже на…

Волчий дух внутри него внезапно зашевелился, словно пробуждаясь ото сна. Он почувствовал, как поднимаются волосы на его руках.

– Продолжай попытки, – приказал он и увеличил диапазон тактического дисплея. Когда границы расширились, символы внутри сферы превратились в крошечные точки. Внутри радиуса действия авгура оказалось больше орбитальных платформ.

– Мы можем связаться со «Скрэмаром»? – спросил он, не удовлетворенный увиденным.

– Нет ответа.

Сфера продолжала расширяться, по мере того как система датчиков охватывала все больше и больше пространства местного космоса. Затем на границе радиуса появилось много рун. Очень много. И все не с фенрисийскими символами.

– В каком состоянии наши щиты? – спросил Черное Крыло, сжав подлокотники трона чуть сильнее.

– В отличном.

– Так держать. Подключите вспомогательные плазменные модули.

Тактик повернулся и взглянул на него так, словно он сошел с ума.

– Мы все еще в зоне действия гравитации…

Черное Крыло устремил на него испепеляющий взгляд.

– Мне нужна скорость атаки. Немедленно. Затем предупреди Вальгард, чтобы они бросили все, что у них есть сюда. Потом начинай молиться.

Черное Крыло повернулся к тактическому дисплею и погрузил свои пальцы в подлокотники управления трона. Он увеличил мощность и почувствовал, как лихорадочный машинный дух протестующе завыл.

– Привыкай к этому, – зарычал он, вдавливая перчатки в металл. – Скоро станет намного хуже.


Что-то зашевелилось внутри разума Грейлока прежде, чем начали появляться оповещающие руны. Он находился глубоко в Клыке, обрабатывая лезвие своего старого топора Френгира, который он забрал из своей прежней жизни и держал при себе. Волчьим жрецам не нравилось то, что сохранялись следы смертных дней, но оружие было священной вещью, и теперь, когда он стал ярлом, у них не хватало власти обратить свое неудовольствие в приказ.

Он затачивал смертельное лезвие оселком, работая осторожно, чтобы сохранить режущую кромку. Обух был из более мягкого железа, чем у топора космодесантника, и не годился для соответствующего боя. Тем не менее, он поддерживал его долгие годы в изначальном состоянии, ни разу не позволив металлу притупиться или разрушиться. По мере работы металлическая стружка от точильного камня устлала голый пол у его ног.

Затем засветились руны, установленные высоко на стенах кузни. Одновременно на горжете его доспеха вспыхнули красные символы, уменьшенные версии данных, которые передавал бы шлем, будь он на нем.

Грейлок положил топор.

– Ярл, – раздался голос в наушнике. – Нас атакуют. Приближаются многочисленные цели, оборонительные системы под огнем. Передающие шпили не работают, несем потери.

Изменение было мгновенным. Грейлок схватил свой шлем с подставки и вышел из комнаты в коридор.

– Всем вожакам стай в Зал Стражи, – резко сказал по комму. – Включая Вирмблейда. Численность врага?

– Приближаются около сорока крупных целей, – пришел ответ. Это был Скриейя, находившийся в Зале Волчий гвардеец. – Возможно больше.

– Сорок? Откуда?

Последовала пауза.

– Неизвестно, ярл.

– Убедись, что Штурмъярт там, – прорычал Грейлок, перейдя на бег, все его тело напряглось. – Молот Русса, лучше бы была причина, по которой он не заметил этого.


Грегр Кьолборн, ривенмастер орбитальной платформы Рейке Ог, бежал по пласталевому коридору к командному модулю, полуоглохший от рева клаксонов на каждом углу. Раздался сильный, сотрясающий грохот, и его мир наклонился на несколько градусов.

Он врезался в ближайшую стену и выпалил проклятье.

– Откуда, Хель подери, они взялись? – пробормотал он, поднимаясь. Двери в командный модуль были заблокированы в открытом состоянии, и он увидел беспорядок внутри прежде, чем миновал их.

– Статус! – потребовал он, тяжело дыша и занимая место на возвышении в центре.

Командный модуль орудийной платформы был кругом диаметром семь метров. Потолок занимали перископы реального пространства. В обычной ситуации они должны были показывать пустой космос. Сейчас через плексиглас был виден ад. Вся конструкция – несколько тысяч тонн пластали и адамантиума, опасно накренилась. На полу модуля кэрлы и сервиторы работали с комплексом соединенных панелей, которые пылали рунами угроз. Далеко внизу светился снежно-белым цветом изгиб северного полушария Фенриса.

– Неизбежен отказ основного щита, – доложила его хускэрл Эмма Вреборн. Ее голос был тверд и решителен, что делало ей честь, когда пылающая панель управления осыпала ее искрами. – Мощность десять процентов выше минимума. У нас несколько минут.

Кьолборн кивнул и почувствовал, как кровь продолжает течь по телу. – Оружие?

– Критическое состояние, – доложил другой кэрл.

– Отлично.

Кьолборн пытался взять под контроль ситуацию. Семь минут назад сканеры дальнего действия уловили сигналы. Две минуты спустя сигналы стали линкорами. Либо с авгуром серьезные проблемы, либо флот вышел из варпа потрясающе близко к гравитационному колодцу Фенриса. Не было ни предупреждения, ни обнаруженных варп-следов, и не было времени сделать что-нибудь, кроме как зарядить батареи и подготовиться к ответному огню. Когда залп был дан, то он оказался удручающе недостаточным.

Стена кораблей на полной скорости неслась на них, посылая энергетические разряды в соединенную сеть орбитальных платформ. Несколько орудий было уничтожено почти сразу, подавленные массированным огнем, их пустотные щиты перегрузились и рассыпались в огне высвобожденной энергии.

Контратака защитников была спорадической, из-за нехватки времени на согласование должных расчетов для ведения прицельного огня. В след за первоначальной атакой, из тени крупных кораблей вылетели вражеские истребители, выйдя на дистанцию огня и яростно атакуя уцелевшие элементы оборонительной сети. Все это было слишком быстро, слишком ошеломляюще. Теперь внешняя сеть была в огне, пылая и падая в верхнюю атмосферу, а то, что осталось, могло только замедлить главные силы приближающегося флота.

– Этт предупредили? – спросил Кьолборн, глядя на побоище вокруг. Его разум лихорадочно работал.

– О, они в курсе, – ответила Вреборн.

– Удачи им.

На мгновенье Кьолборн тоскливо подумал о спасательных капсулах, подвешенных под обращенной к планете стороной платформы. Если бы он родился где-нибудь в другом месте, а не на Фенрисе, он мог даже попытаться добраться до них.

– Направить всю энергию со щитов на переднюю батарею, – приказал он, пробежав взглядом по вращающейся световой схеме на тактических дисплеях.

– Сэр?

Раздался второй удар, когда что-то тяжелое поразило платформу снизу. Пропало освещение, оставались только кроваво-красные аварийные огни. Расчет командного модуля выглядел как потусторонние призраки во мраке.

– Вы слышали меня. Мне нужен один выстрел, прежде чем мы погибнем.

Кэрлы подчинились без дальнейших вопросов. С невольной дрожью Кьолборн наблюдал, как на перископах реального пространства исчезли пустотные щиты платформы. Исчезновение оставило за собой мерцающий след, а затем отчетливый непосредственный вид космоса.

– Захват цели Фиф-Тра, пеленг 2.-2.-3. Как будете готовы, стреляйте.

Кэрлы поспешили выполнить приказ. Краем глаза Кьолборн увидел, как другая платформа взорвалась огромным шаром раскаленной плазмы и ее сигнал, мигнув, исчез с тактического дисплея. Он проигнорировал это, сосредоточившись на цели. Среди армады приближающихся кораблей вращался от чьего-то попадания вражеский фрегат. Он начал поворачивать, чтобы ввести в действие носовой лэнс-излучатель. На его бронированном носу отразился свет от полудиска Фенриса, и ненадолго сверкнула сапфировая обшивка.

– Попался, – мрачно произнес Кьолборн, не обращая внимания на лазерный огонь, исходящий от эскадрильи истребителей с надира левого борта.

– Расчет для ведения огня завершен, – доложил второй кэрл, работая над компенсацией крена, вызванного обстрелом.

– Вышвырнете его из космоса.

Огромные флуоресцентные лучи перепрыгнули дистанцию в сотню километров, врезались во фрегат и вскрыли оболочку пустотного щита. Громадные, безмолвные взрывы прокатились по нижним галереям левого борта судна, когда смертоносная энергия разорвала плиты обшивки. Корабль перестал поворачивать и начал вращаться неуправляемой смертельной спиралью. Еще больше взрывов вырвались наружу, когда что-то внутри судна вспыхнуло и вызвало цепную реакцию.

Кьолборн с холодным удовлетворением смотрел, как гибнет цель. Еще больше вражеских истребителей нацелились на темный диск платформы, разрывая физическую защиту массированным лазерным огнем.

– Что у нас осталось? – спросил он, вздрагивая с каждым тяжелым ударом, который получала платформа.

Вреборн криво улыбнулась в темноте, ее лицо было освещено снизу красным светом.

– Ничего, – доложила она. – Это прикончило нас.

Кьолборн дико засмеялся, наблюдая, как мстительные вражеские контакты хлынули к их позиции. Другие орудийные платформы стреляли теперь более часто, но они уничтожались так же быстро, как сбивали свои цели. На каждом перископе пылал космос вперемешку с темными формами разбитых кораблей и раскаленных обломков, падающих на планету.

– Вся ценность выстрела только в том, чтобы разозлить их, – сказал он себе, наблюдая за приближением новых сигналов и напрягшись в ожидании дальнейших попаданий. Эскадрилья штурмовых кораблей теперь поворачивала к ним, лавируя между медленно двигающейся фалангой крупных судов, чтобы произвести точный залп.

Вреборн повернулась к Кьолборну, внезапно оживившись.

– Спасательные капсулы, – сказала она.

– Ты не доберешься до них вовремя, хускэрл.

Если бы света было больше, Кьолборн увидел бы ее взгляд оскорбленного презрения.

– Они могут летать.

Тогда Кьолборн понял, что она имела в виду, и пожал плечами. – Если ты сможешь запустить их, действуй.

Сапфировые с клиновидными носами десантно-штурмовые «Громовые ястребы» стремительно вышли на позицию, их орудия были готовы открыть огонь. Кьолборн смотрел, как они приближаются, жалея, что у него не было времени напиться. Хотя он и не боялся смерти, это еще не значило, что мысль о ней ему нравится.

«И я даже не знаю, кто за этим стоит».

Вреборн неистово работала, наклоняя платформу вперед. Маневровые двигатели платформы из-за нехватки энергии никуда не годились, и громоздкий диск поворачивался крайне медленно. Когда он развернулся, Кьолборн услышал, как уровнем ниже отстрелили тяжелые зажимы, освободив стыковочные когти спасательной капсулы.

Он встал с трона и посмотрел, как со звезд идет за ним смерть.

– Не таким образом я хотел уйти, – сообщил он остальным в модуле. – Но вы были больше, чем заурядный экипаж. Я это имел в виду. Есть только еще двое, с которыми я предпочел бы умереть, и один из них…

Это были последние слова, сказанные на платформе Рейке Ог, прежде чем подлетевшие «Громовые ястребы» Тысячи Сынов разрядили свои основные орудия по выбранной цели. Без щитов конец был почти немедленным, и фрагменты металла, пластали и костей, которые не испарились сразу облаком атомов, влетели в верхнюю атмосферу, вспыхнули и полностью сгорели.

Хускэрл Вреборн так и не узнала то, что семь пустых спасательных капсул были выброшены за миллисекунды до взрыва: четыре упали на Фенрис, две были уничтожены ударной волной от взрыва другой платформы, в то время как одна из них вопреки всем шансам нашла свою цель. «Громовой ястреб», пролетая под разрушенной орудийной платформой на полной скорости атаки, не смог избежать удара усиленного адамантием металла, который был выброшен в последний момент. Он получил тяжелое попадание в кабину, лишился управления и ворвался в верхнюю атмосферу на смертельной скорости.

Он светился как метеорит вместе с обломками уничтоженной им платформы, прежде чем погибнуть во вспышке взрыва прометиума.


Грейлок ворвался в Зал Стражи несколько секунд спустя после Россека и Вирмблейда. Рунический жрец Штурмъярт был уже там, как и шестеро Волчьих гвардейцев Грейлока. Одного из них – Леофра все еще облачали в доспех дюжина трэллов, и звук их работы разносился по темному пространству.

– Рассказывайте, – прорычал ярл, занимая место внутри столба света. С этой позиции он мог видеть каждый пикт-экран в Зале.

Грейлок почувствовал, как его ум быстро работает, готовый выбирать из множества вариантов, оценивая каждый обрывок информации. Страха не было, только стремительный, механический процесс оценки. Все вокруг него стояли в ожидании.

– Флот атакован, ярл, – доложил Хамнр Скриейя, повернувшись от экранов к нему лицом. У светлого, громадного Волчьего гвардейца на лице был запечатлен стыд воина, и это делало его речь свирепой и резкой. – «Скрэмар» получил тяжелые повреждения, но удерживает позицию. Сеть уничтожена на восемьдесят процентов.

– Кто на это осмелился?

Скриейя на секунду позволил вспышке ненависти исказить его напряженное выражение лица.

– Архивраг, ярл. Сыны.

Грейлок застыл на секунду.

«Тысяча Сынов! Железный Шлем, что ты наделал? Ты был добычей для этой ловушки».

Он стряхнул с себя эту мысль и посмотрел на тактические гололиты. На мгновенье даже он – ветеран сотен боев в космосе, был поражен. Флот вторжения был огромен. Приблизительно пятьдесят четыре точки света обозначали крупные суда, сотни меньших сигналов кружились и атаковали. Красные огни, обозначающие оборонительные ресурсы, были окружены. Пока он смотрел, три из них погасли.

– Как они подошли так близко? – спросил он, чувствуя, как внутри него неожиданно поднимается недовольный гнев. – Почему не было предупреждения?

Далекий рокот прокатился по стенам Зала, когда оборонительные батареи Клыка открыли огонь, посылая грохочущие залпы ракет-убийц кораблей в космос.

– Мы были ослеплены, – сказал Штурмъярт. Как и у Скриейи на его лице был написан стыд. – Я ничего не видел, авгуры ничего не заметили.

– Чертов Железный Шлем! – выпалил Грейлок. Он почувствовал сильное желание наброситься, швырнуть что-нибудь тяжелое в экраны, которые докладывали о бойне над ними. – Мы можем связаться с флотом?

– Нет, – прямо ответил Скриейя. – Мы не можем связаться ни с кем. Все астропаты мертвы, все выходы из системы блокированы.

– Мы должны присоединиться к космической войне, – посоветовал Россек, отвернувшись от тактического дисплея и собираясь выйти. – В ангарах все еще есть «Громовые ястребы».

– Нет.

Грейлок сделал глубокий, резкий вздох. Тактические дисплеи давали четкую картину. Хотя война в небесах шла менее часа, она была проиграна.

– Подготовьте Стаю к обороне Этта. Мы не сможем остановить их высадку.

– Ярл… – начал Россек.

– Откройте канал со «Скрэмаром», – приказал он.

Потрескивающая связь была установлена. На заднем фоне раздавался гигантский, сотрясающий грохот. Ударный крейсер получал разрывающие сердце повреждения.

– Ярл! – раздался голос космодесантника по связи. Он булькал, словно кровь залила горло говорившего.

– Ньян, – ответил Грейлок. Его голос был мягким. – Как долго ты сможешь сдерживать их?

Раздался резкий смех. – Мы должны быть уже мертвы.

– Тогда избегай смерти еще немного. Нам нужно время.

Раскатистый грохот исказил радиосвязь, последовав за тем, что звучало как выброс огня.

– Это то, что мы собирались сделать. Наслаждайся боем, когда он придет к тебе.

Грейлок холодно улыбнулся.

– Буду. До следующей зимы, Ньян.

Затем связь прервалась, внезапно отключив доклады о далеком побоище. Все, что осталось от следов протекающей над ними битвы – безобидные светящиеся точки на тактических дисплеях.

Грейлок повернулся к своим командирам, его белые глаза пылали.

– Мы можем обсудить, как это случилось позже, – сказал он. – Сейчас готовьтесь к битве. Готовьте Когтей, готовьте Охотников. Когда они спустятся сюда, мы разорвем их глотки.

Последовал очередной рокот, когда колоссальные оборонительные батареи Клыка отправили ревущую смерть в орбитальный космос. Грейлок позволил волку внутри него выйти наружу, и уставился на собравшуюся Волчью гвардию с выражением абсолютной звериной ненависти.

– Это наш край, братья, – зарычал он. – Мы научим их бояться его.


«Науро» полным ходом прорывался сквозь багровые расцветы взрывающихся зарядов, лавируя между остовами погибающих судов и уворачиваясь от мерцающего узора лазерного огня. Маневрирование в холодной тишине космоса обладало исключительной красотой и представляло собой демонстрацию несравненного владения кораблем.

Внутри корабля кипела бурная деятельность. Члены экипажа бросились на борьбу с пожарами, бушующими на нижних палубах, в то время как кэрлы старались сохранить пустотные щиты. Температура плазменных двигателей была опасно высокой, а нижнефюзеляжная система авгуров почти полностью вышла из строя. Еще несколько серьезных попаданий и они станут быстро перемещающейся развалиной.

– Верни в строй эти лэнс-излучатели! – заревел Черное Крыло, направив корабль круто вниз, чтобы избежать залпа плазменных зарядов.

Два подвесных лэнс-излучателя – единственное оставшееся наступательное оружие корабля, были выведены из строя после столкновения с огромным, вращающимся обломком чьего-то носового щита. «Науро» уже был крайне уязвим, и невозможность вести ответный огонь добавляла проблем.

– Мы не можем спасти оба! – закричал матрос из кабин под ним. Черное Крыло не видел, кто это был – он едва мог разглядеть что-то еще кроме пляшущих огоньков на своем гололитическом дисплее. Пилотирование кораблем в трех измерениях через вихрь плазменного и лазерного огня было кошмаром, даже для пилота, обладающего его превосходной реакцией и тренировкой.

– Тогда дай мне один! – заревел Черное Крыло, развернув нос как раз вовремя, чтобы увернуться от разбитого, пылающего корпуса фрегата Космических Волков. – Всего один. Волосатые яйца Моркаи, я не прошу о многом.

Он рванул «Науро» в редкий коридор открытого пространства и попытался оценить тактическую ситуацию. Его стартовая траектория из Вальграда направляла его прямо в развернувшуюся орбитальную битву. Неподготовленные и сильно уступающие в огневой мощи Волки были разделены. Первая линия орудийных платформ была уже уничтожена, превратившись в круг темного, дрейфующего металла. Второй и последний уровень пока держался, но получил страшный удар. Каждый удачный выстрел защитников вызывал ураган ответного огня. Стремительные ударные корабли Тысячи Сынов быстро захватывали пространство для маневра, очищая путь для более крупных линкоров, чтобы те заняли позиции и подключились к битве.

Прибытие «Скрэмара» и его эскорта ненадолго остановило бойню, но флот защитников по-прежнему многократно уступал в численности. Только горстка фрегатов Космических Волков все еще была в строю, и как только их защитный кордон будет прорван, на «Скрэмар» обрушится вся мощь атаки.

– Лэнс-излучатель правого борта действует на половину мощности, лорд! – раздался триумфальный крик снизу командного трона.

– На половину? – прорычал Черное Крыло, отворачивая от крыла вражеских истребителей и подставляя им свой менее поврежденный правый борт. Контрольное устройство, вибрирующее в конструкции корабля, сказало ему, что там все еще действуют орудийные бортовые батареи, и это было кое-что. – Наполовину? Что это значит?

– У нас есть один, может быть два выстрела. Потом мы все сгорим.

– Еще одна жертва – это все, что я прошу.

Он знал, что они погибнут. Это произойдет в следующую секунду, или минуту, но скоро. Оборона планеты превратилась в кровожадную попытку уничтожить как можно больше врагов, прежде чем все они превратятся во вращающиеся по орбите потоки обломков. Несмотря на все это, ни один из кораблей Двенадцатой не отвернул и не сбежал. Ни один.

– Упрямые ублюдки, – подумал Черное Крыло, бросив слегка заинтересованный взгляд на лес предупреждающих рун на своей консоли. – Упрямые, великолепные ублюдки.

– Лорд, у меня связь с Фенрисом, – доложил кэрл из команды платформы связи. – Вы должны послушать это.

Черное Крыло кивнул, его внимание по-прежнему было сосредоточено на ведении корабля через Хель, и моргнул, чтобы получить информацию.

– «Науро», «Слейкре», «Огмар», – донесся прерывистый, сухой голос, отфильтрованный внутренними системами корабля. Это была запись – как долго они пытались пробиться? – Астропатическая связь не работает. Повторяю: Астропатическая связь не работает. Прорывайте блокаду и отправляйтесь в систему Гангава. Встретьтесь с Великим Волком и потребуйте срочного возвращения. Повторяю: Потребуйте срочного возвращения.

Черное Крыло выругался про себя.

– Они думают, что мы бросим их, – пробормотал он, уже разыскивая возможные курсы выхода. «Науро» был посреди кружащейся массы кораблей, и очевидной тактики бегства, подходящей для них не было. Позади непосредственного кольца атакующих кораблей приближались крупные суда. Сеть была отлично сплетена.

Впереди него, близко к краю растянувшейся сферы битвы он увидел вражеский эсминец, отходивший после прямого попадания лэнс-излучателя. Это было хорошо – по крайней мере, некоторые из платформ все еще действовали.

– Захватить ту цель, – прорычал Черное Крыло, уже планируя схему атаки. – Подготовить корабль для варп-перехода, но мы не уйдем, пока я не уничтожу его.


Глубоко внутри массивных стен Клыка ревели клаксоны, разнося звук по извивающимся каменным коридорам и встряхивая костяные трофеи на стенах, словно они были все еще живы. Из глубины поднимались крики, крики смертных людей, смешавшихся с ревом их сверхчеловеческих хозяев. Эттгард – армия кэрлов, предназначенная для обороны крепости Русса, мобилизировался. Сотни тяжелых ботинок барабанили по полу, когда целые ривены собирались на своих постах по всему уровню Хоулд, рапортуя в арсеналах для получения дополнительных патронташей и защитных шлемов.

Хоулд был бьющимся сердцем Этта. Тысячи смертных воинов, ремесленников, техников и рабочих, обслуживающих гигантскую цитадель, проживали всю свою жизнь здесь. Они редко покидали Клык, кроме как на бронетранспортерах: воздух был разреженным даже для рожденных на такой высоте. Их кожа была такой же бледной, как и лед, покрывающий верхние склоны, и все они были уроженцами Фенриса, из племени, которое по-прежнему скиталось по ледовым полям под Асахеймом и предоставляло рекрутов для Небесных Воинов. Их род забрали в громадные залы Этта, когда были выдолблены первые помещения, и все они могли проследить свою родословную до тридцатого колена и дальше. Только некоторые – кэрлы – носили оружие все время, но все умели орудовать клинком и стрелять из скьолдтара – тяжелого, бронебойного огнестрельного оружия, используемого Эттгардом. Они были детьми мира смерти, и от младенца до старухи владели искусством убивать.

Выше, за громадным и темным бастионом Клыктана находился Ярлхейм, обитель Небесных Воинов. Ни один из смертных не оставался на этих уровнях, кроме как по приказу своих хозяев, здесь были расквартированы двенадцать Великих рот. Залы Волков часто были пусты и тихи, так как их всегда вызывали на войну в какой-нибудь далекий уголок их галактического протектората. Тем не менее, минимум одна Великая рота всегда поддерживала огонь в очаге, присматривая за священным пламенем и выражая почтение оберегам, которые не пускали малефикарум в Клык. В Ярлхейме находились усыпальницы павших, тотемы, собранные руническими жрецами на далеких мирах, арсеналы, заполненные священным оружием. В святых местах изорванные знамена с последних кампаний присоединяли к остальным среди пыльных рядов черепов, доспехов и других трофеев.

Когда клаксоны заревели по владениям Двенадцатой роты, узкие проходы залил свирепый огонь. Хозяев горы вызвали, и было такое ощущение, словно сама земля обрела чувствительность. Камень сотрясали сильные толчки, когда ожили многочисленные волчьи духи. Надевалась броня, звериные шкуры почтительно набрасывались поверх керамита, на наплечниках густой кровью животных наносились руны, на шеи вешали амулеты и обматывали их вокруг бронированных кистей.

Глубоко внутри лабиринта шахт, галерей и тоннелей раздался бой большого барабана. Он подкреплял все остальные звуки, выбивая пульсирующий ритм диссонирующей свирепости. К нему присоединились другие барабаны, противопоставляя одной ноте какофоническую, колючую дисгармонию. Колебания искажали все, заставляя весь лабиринт резонировать растущим крещендо ненависти и энергии.

Во всей галактике было всего несколько зрелищ, более устрашающих, чем Великая рота Космических Волков, разжигающая желание убивать. Один за другим, облаченные в доспехи и благословленные подчиненными Штурмъярту руническими жрецами, появились Серые Охотники, массивные и окутанные смертоносной мощью. Они шли мягко как закаленная пехота, красные линзы их шлемов светились в маслянистой темноте. За ними вышли отделения огневой поддержки Длинных Клыков, мрачные и громадные, их лица сильно вытянулись в звериные пасти. Они сжимали свое тяжелое вооружение так, словно оно весило не больше рукояти топора.

Затем, последними из арсеналов появились Кровавые Когти, новые рекруты. Выкрикивая проклятья в адрес врага, они жаждали боя с ним. Красно-желтые полосатые бронированные гиганты толкались друг с другом, чтобы добраться до мест своего назначения. Они были наиболее человечными из всех ангелов смерти, только наполовину измененные формирующей силой запущенного Хеликс геносемени, но их глаза пылали горячее всех свирепым удовольствием от предстоящего насилия. Они жили только ради удовольствия от охоты, завоевания авторитета в бою, наслаждения запахом крови и страхом в тех, на кого их спустят.

Среди них, присоединившись к стае Сигрда Бракка, шли Кулак Хель и Красная Шкура. Поверхностные раны после их дуэли давно зажили, как и другие, полученные за многие дни постоянных тренировок. Стая в количестве двенадцати воинов, включая вожака из Волчьей гвардии, под грохот барабанного боя в ушах двигалась по широкому, полукруглому туннелю, отпихивая в сторону кэрлов и трэллов, слишком медленных, чтобы убраться с их пути.

– Моркаи, – выпалил Бракк, его голос был отфильтрован через помятую решетку шлема. – Взять вас, мешки с дерьмом… – Он покачал головой, и костяные тотемы задребезжали по его доспеху как дреды. – Просто сдохните быстро или не путайтесь у меня под ногами.

Кулак Хель оскалился.

– Мы сдерем твою шкуру, – свирепо засмеялся он, сжимая свой силовой коготь. Как и у всей стаи, на нем был шлем – почти космическая высота Клыка была слишком изнурительной для того, чтобы бравировать обнаженной головой, как ему нравилось.

– Если придумаем, что сможем получить за нее, – добавил Красная Шкура, подняв болт-пистолет и проверив счетчик боеприпасов на бегу. Его наплечники были покрыты алой краской, а по нижней кромке шлема тянулся ряд зубов.

– А все-таки, куда ведет нас этот старик? – спросил Кулак Хель. С его шлема свисала копна соломенных конских волос, а на нагруднике были выгравированы две Руны Смерти – Имир и Ганн.

– К Вратам Восхода, – прорычал вожак стаи. – Единственной более прочной вещи на планете, чем ваши черепа.

– Это была шутка, брат? – осведомился Кулак Хель.

– Думаю оскорбление, – ответил Красная Шкура.

Бракк остановился, когда потолок туннеля над ними неожиданно воспарил в пустоту. Впереди пол перешел в выступ, нависающий над огромной, темной шахтой. Яма внизу была громадной, обвитая тенями и освещенная разбросанными красными светосферами. Из ее глубины поднимался барабанный бой, низкий и угрожающий.

– Разве у нас нет Эттгарда для охраны ворот? – спросил другой Кровавый Коготь Фиэр Сломанный Зуб. Его гортанный и агрессивный голос был пропитан волчьим духом.

– Думаешь, мы будем ждать, пока ублюдки доберутся до ворот? – спросил Бракк, повернувшись лицом к стае и спиной к шахте. – Задница Русса, парень, отрасти клыки, а потом мозги.

Затем он исчез, прыгнув вниз сквозь теплые восходящие потоки воздуха, пролетая сотни метров за секунду от Ярлхейма до Хоулда.

Кулак Хель посмотрел на Сломанного Зуба.

– Думаю, это был хороший вопрос.

Сломанный Зуб проигнорировал его и последовал за вожаком стаи за край. Сигналы шлема Кулака Хель показали, что оба падают к уровню ворот.

– Попытайся не отстать, брат, – сказал он Красной Шкуре, присоединившись к остальной стае и беспечно шагнув за край.

– Попытайся остановить меня, – ответил Красная Шкура, встал последним и развел руки для контроля падения.

Сталкиваясь как камни в лавине, стая Кровавых Когтей мчалась к своей зоне. Над и под ними барабанный бой выбивал новый, неотложный вызов. На каждом уровне, в каждом переходе, люди занимали предназначенные им позиции. Болтерные батареи вращались, двигатели «Лэндрейдеров» хрипло оживали, а по всему Этту стаи воинов в серых доспехах неслись к своим постам.

Волкам бросили вызов в их логове, и как призраки, бегущие по снегу, они помчались ответить на зов.


Глава 5

Черное Крыло потерял счет повреждениям, нанесенным его кораблю. После того как множество рун на панели управления загорелись красным светом, их стало трудно различать. Картина была паршивой. «Науро» никогда не получал таких ударов. Даже если каждый последующий снаряд, лазерный луч и торпеда каким-то чудом пройдет мимо, поврежденный корабль, вероятно, был обречен из-за уже полученного урона.

Но сообщение с Вальгарда немного изменило ситуацию. В отличие от своих более горячих братьев Черное Крыло никогда особо не стремился к героическому последнему бою. Он был темным волком, крадущимся в тени, а это порождало сильное чувство самосохранения. Вот почему Когти и Охотники не любили его, а он не любил их. Однако семя Русса было щедрым и предусматривало весь спектр убийц – в конце концов, его нож в темноте был таким же смертоносным, как болтерный снаряд при свете дня.

Выбранный им в качестве цели накренившийся эсминец появился на нижних экранах. Он тоже был в тяжелом состоянии, получив прямое попадание с орудийной платформы. Подобные сооружения выбрасывали при выстреле ужасающее количество энергии, что давало при попадании весьма ощутимый эффект. Помимо тяжелых повреждений корпуса, вражеский корабль, судя по всему, потерял управление двигателями и дрейфовал в сторону планеты. Длинный след красно-ржавой плазмы вытекал из верхней части правого борта. Черное Крыло увидел огоньки света вдоль его бортов, когда тот пытался активировать бортовые батареи, но в ближайшее время он не сможет ими воспользоваться.

– Мы можем стрелять? – спросил Черное Крыло, повернув корабль, чтобы вывести орудия правого борта на линию с приближающимся крылом штурмовых кораблей.

– Так точно, – рявкнул кэрл за пультом управления артиллерийской стрельбой, говоря более уверенно, чем минуту назад.

– Тогда захвати цель и действуй, – выкрикнул Черное Крыло, недовольно отмечая потерю энергии в генераторе поля левого борта. Там было повреждено что-то серьезное, и он ничего не мог поделать с этим.

– Двадцать секунд.

Затем Черное Крыло увидел смерть, идущую за ним. Крыло фрегатов Тысячи Сынов прервало настойчивую атаку на «Скрэмар» и его эскорт и рвануло назад, что покончить с уцелевшим из разбитого флота Волков. Корабли быстро приближались. Слишком быстро. По крайней мере, трое из них будут на дистанции ведения огня, прежде чем он сможет выйти из боя и прорваться в открытый космос. Одно дело – штурмовые корабли, совсем другое – фрегаты.

– Лорд, у нас…

– Да, спасибо, у меня есть глаза. Определите траекторию на цель и дайте мне скорость атаки.

В этот момент все кэрлы уставились на него, даже те, кто был занят тушением пожаров на своих панелях управления.

Черное Крыло холодно взглянул на них.

– Или мне разорвать ваши глотки, одну за другой? – спросил он, вытягивая болт-пистолет из кобуры.

Экипаж быстро вернулся к своим обязанностям. «Науро» с трудом отклонился от курса, когда его двигатели форсировали еще больше и боевой курс был заменен курсом перехвата. Выбранный в качестве цели эсминец рос в размерах. Он становился все ближе, все быстрее.

– Десять секунд.

– Быстрее, – произнес Черное Крыло, он сжал ручки кресла и напряженно смотрел, как приближается цель. Волк видел языки пламени вдоль ее бортов, пожирающих золотую отделку палуб. Капитан корабля пытался убраться с пути, но с поврежденными двигателями это был также бессмысленно, как и на ледовом скифе в штиль. Расстояние между судами продолжало уменьшаться.

– Пять.

Фрегаты были уже в пределах досягаемости огня, и сенсоры на панели управления Черного Крыла зарегистрировали приток энергии на носовые лэнс-излучатели.

– Скитья. Увеличить скорость!

Он на мгновенье представил неистовые переговоры между эсминцем и приближающимися фрегатами. Со стороны это выглядело как самоубийственный таран, на который пошел варварский дикарь.

К тому времени Черное Крыло видел знак отличия на вычурном носу эсминца. Он назывался «Иллюзия Уверенности».

Как уместно.

– Огонь!

«Науро» содрогнулся, когда уцелевший носовой лэнс-излучатель полыхнул, выпустив жгучий луч ослепительного света. Разрывающая корабль энергия понеслась к эсминцу. Луч попал прямо в середину корабля, разорвал слабые щиты и глубоко вонзился в его конструкцию. Шар пламени с металлическими кусками вырвался наружу, разломив истребитель надвое.

– Мы почти врезались! – завопил кэрл.

«Науро» нырнул прямо в ад. Находясь слишком близко, чтобы сбросить такую скорость, он пронесся прямо сквозь середину разваливающегося корабля.

– Столкновение! – безумно закричал другой кэрл, перенаправив скудную энергию на передние щиты.

– Держи себя в руках! – проревел Черное Крыло, направляя корабль полным ходом через расширяющуюся сферу разорванного адамантиума. Крупная палубная секция эсминца, почти такой же длины, как и «Науро», неслась им навстречу. Черное Крыло бросил корабль круто вниз и обернулся, когда вращающийся вал с распорками и креплениями пролетел мимо левого борта. Обломки были повсюду, они вращались у них на пути и ударялись об ослабленные пустотные щиты, как демонические пальцы по полю Геллера. Что-то большое и тяжелое сильно ударило в нижнюю часть корпуса, отчего корабль подскочил как вол, прежде чем влететь в следующий ураган расколотой обшивки.

– Мы проскочили! – воскликнул он, потянув «Науро» в резкое восхождение на правый борт и дав двигателям все, что у него было. Когда он вырвался из разрушительной сферы, за ним тянулись языки плазмы.

Выход с обратной стороны взорвавшегося эсминца дал ему драгоценные секунды времени. Фрегаты предположили, что он уничтожен при таране. Когда они поняли свою ошибку, плазменный след ввел в заблуждение их прицельные когитаторы еще на несколько секунд.

Несколько секунд – это все, что ему было нужно на таком быстром корабле. Он был на периферии орбитальной битвы и впереди манил открытый космос.

– Быстрее! – заревел он, пытаясь выяснить, какие повреждения были получены при проходе через обломки эсминца. Похоже, он потерял большую часть щитов, а в верхнем машинариуме была большая пробоина. – Проклятье, поторопите его или я все же разорву ваши глотки!

Машинный дух «Науро» завопил в гневе, протестуя против безумных требований и угрожая отключить систему жизнеобеспечения. Черное Крыло не обратил на него внимания, выжимая все до последнего тераджоуля энергии.

– Статус «Слейкре» и «Огмара», – рявкнул он, следя за залпом лэнс-излучателей фрегатов, который мог сделать всю его отвагу бесполезной.

– Уничтожены, лорд. – Голос кэрла, несмотря на неохотную благодарность, подразумевал И мы должны быть. – Мы остались одни.

Черное Крыло оскалился. Что-то в обмане смерти за счет других притягивало его темную сторону души.

– Сохраняйте курс и скорость, – приказал он. Следов преследования фрегатами не было. Они в любом случае были слишком медленными, чтобы догнать его. Он посмотрел на тактический гололит, рой кораблей остался далеко позади. Вопреки всему они прорвались. – Направляйтесь к точке прыжка и рассчитайте курс перехода к Гангаве.

Он повернулся к линии рун на панели управления, которые игнорировал последние десять минут. Все они по-прежнему были красными. Технически это означало, что корабль почти наверняка обречен. Если он не развалится в обычном космосе, тогда его, возможно, прикончит варп. Без щитов, оружия, теряя атмосферу и с девятью охваченными огнем палубами. Невеселая ситуация.

– Я сделаю это, – громко произнес Черное Крыло, не в состоянии стряхнуть страшную улыбку. – Кровь Русса, я сделаю это.


«Скрэмар» был древним и могучим кораблем, закаленным за долгие десятилетия Великого Очищения и с тех пор носящим шрамы сотен боев. Некоторые из его сражений прославились на весь сектор: он две недели противостоял целой эскадре Архиврага в проливе Эмнона, пока не прибыло серьезное подкрепление, переломившее ход сражения; уничтожил намного более крупный флагман эльдар-корсаров «Ор-Иладриль» и возглавлял прорыв блокады Пилоса V в авангарде сильно уступавшего по силе Имперского Флота. Его дух машины был стар и хитер, и каждый дюйм его интриг был известен железному жрецу Беорту Ригу. Корабль был быстр, обладал смертельным ударом и не сдался бы легко.

И когда он, наконец, погиб, окруженный врагами на высокой орбите Фенриса, его смерть не была быстрой. Не было ни внезапного разрушения варп-ядра, ни решающей детонации цистерн с прометиумом. Его корпус был пробит в тысяче мест миллионами разных попаданий раскаленного лазерного огня, разрушен двумя десятками торпедных попаданий, обуглился от облаков пылающей плазмы. Они продолжали атаковать – волны штурмовых кораблей, танцующих вокруг сокрушающих столбов шипящей энергии, выбрасываемой в космос приближающимися линкорами.

«Скрэмар» не прекращал вести огонь, даже в конце. С пробитым корпусом, истекая огнем и кровью, осыпаемый градом снарядов, он поворачивал на поврежденных двигателях, чтобы продолжать вести огонь по кораблям Тысячи Сынов. После того, как весь его эскорт из фрегатов распался на атомы, а остатки орбитальной сети рухнули в дыму и искрах, он остался один, единственный темно-серый островок в золотисто-сапфировом океане.

Носовые батареи «Скрэмара» прогремели в последний раз, послав поток хлесткой, шипящей ненависти в поврежденный эсминец Сынов «Посох Хомека». Вся оставшаяся у него энергия была направлена в этот залп. Он разорвал вражеское судно на части от носа до кормы, сокрушив пустотные щиты чистой, ошеломляющей мощью.

«Посох Хомека» был небольшой победой, присоединившись в забвении к «Ахеоникальному», «Исчислению» и «Фулкрэмеску». «Скрэмар» взыскал тяжелую дань своим сопротивлением, но конец быстро приближался. Скользя сквозь волну медленно вращающихся обломков, как хищник в глубоком океане, из тени появился массивный профиль «Херумона» и вышел на дистанцию огня.

«Скрэмар» отвернул. Невероятно, но избитый ударный крейсер, теряя в больших количествах кислород, увидел опасность и каким-то образом смог произвести расчеты для ведения огня. На каждой палубе оставшиеся кэрлы взвалили на себя бремя выживания, проявляя чудеса героизма, чтобы просто удерживать плазменные двигатели от детонации, а обшивку корпуса от разрывов.

Единственным выжившим среди руин командного мостика был Ньярн Аньеборн, которого прозвали Серобоким. Он все еще управлял поврежденным ударным крейсером. Ньярн подготовился к следующему залпу, зная, что в этот раз уничтоженных кораблей не будет, но решив взять последнюю дань кровью.

Безжалостно и беспрепятственно удерживал свой курс «Херумон». Не давая ни единого шанса и наведя бортовые батареи с невозмутимой точностью, флагман Тысячи Сынов беспощадно свел все варианты к одному.

Он занял позицию, открыл огонь и космос залило светом.

Когда сияние рассеялось, изувеченный «Скрэмар», охваченный ледяной агонией, уходил от удара. Последние щиты изогнулись и с шипением отключились. Линия взрывов пробежалась по его левому борту, извиваясь как клубок змей. Приблизились другие корабли, понимая, что у флагмана Волков больше нет зубов, чтобы содрать краску с их обшивки.

На командном мостике Аньеборн старался выбраться из железной паутины вокруг него, волоча свое кровоточащее тело назад к пульту управления. Все пикт-экраны отключились. Системы жизнеобеспечения вышли из строя, обрекая выживших членов экипажа на удушение или переохлаждение. Он огляделся в поисках последнего выжившего, прежде чем энергетические копья перережут его жизнь.

Ничего не было. Машинный дух был холоден и не отвечал. Аньеборн посмотрел вверх через плексиглас перископов реального пространства на космос. Последнее, что он увидел, был огромный корпус «Херумона», заполняющий его поле зрения и оставляющий за собой разрушение. Он видел в непосредственной близости многочисленные ряды пусковых установок десантных капсул, набитые шаттлами стартовые отсеки, ряды испепелителей класса «космос-земля» и бронзовые выступы торпедных аппаратов. Все это пока не действовало.

Оружие, которое принесет Хель на Фенрис.

В то время как снизу пробивали себе дорогу взрывы, сотрясая то, что осталось от корабля и, разнося обломки далеко в небытие, Аньеборн смотрел, как за ним идет его смерть. Поднявшись с колен, он встретил ее стоя. Космический Волк выпрямил плечи, обнажил клыки и взглянул с дерзким высокомерием на врага, который прятался за таким превосходством.

– По вашим деяниям знают вас, – прорычал он, когда обрушились последние громоподобные удары и, наконец, ворвался вакуум. – Вероломные. Предатели. Трусы.


Волчья гвардия отправилась в бой. Россек, Скриейя и остальная элита Двенадцатой разошлись по своим постам, каждый во главе своей стаи. В Зале Стражи остались только трое Волков, но и они не задержатся там надолго.

– Орбитальная защита уничтожена, – мрачно сказал Грейлок, отвернувшись от свидетельства ее уничтожения. – Что посоветуете?

Вирмблейд почесал свою жесткую шею, его лицо с орлиным носом сморщилось в гримасу, когда он пробежался по вариантам. С пикт-экранов светились статистические данные авгура, отображая перемещения в космосе.

– Шаттлы сядут вне пределов досягаемости наших орудий и враги придут к нам по суше.

Штурмъярт вопросительно посмотрел на него.

– Космос под их контролем – почему не обстреливают оттуда?

Вирмблейд криво усмехнулся.

– Занимайся своими заклинаниями, жрец. Щиты над Эттом были построены, чтобы выдержать осаду вчетверо большего флота. С тех пор как мы разбили колдунов на Просперо, у них нет такой огневой мощи.

– В любом случае, – сказал тихо Грейлок, – они пришли не для того, чтобы нести смерть издалека. Они хотят захватить это место, осквернить его.

– Я ничего не чувствую, – пробормотал Штурмъярт. Он с сомнением на лице перевел взгляд с Вирмблейда на Грейлока. – Я вообще ничего не чувствую.

Волчий жрец пожал плечами. – Они – мастера вирда.

– Они ничего не знают о вирде! – выпалил рунический жрец.

– И все же они смогли ослепить тебя, и всех твоих аколитов. Что-то могущественное защищает их.

Никто из них не произнес имени вслух.

– Но есть средства защиты, – угрюмо произнес Штурмъярт. – Внутри Этта есть обереги, их сотни. Символы отвращения были вырезаны в скалах и наполнены мировым духом. Ни один колдун не сможет войти сюда, даже самый могущественный из них.

Грейлок кивнул.

– Твои братья заботились о них с исключительным вниманием. Теперь мы должны сберегать их и дальше. Сколько осталось рунических жрецов?

– Шестеро, но четверо – аколиты и их силы неиспытаны. Только я и Лауф Тучегон обладаем силой, сравнимой с колдунами Тысячи Сынов.

Грейлок снова выругал Железного Шлема, хотя и скрыл свои эмоции.

«Тебя предупреждали, Великий Волк. Были знаки. Магнус водил тебя за нос, а я должен был быть сильнее».

– Значит, они должны быстро научиться. Убедись, что обереги освящены, и ривенмастеры Эттгарда знают насколько они важны. Это звено обороны должно быть самым прочным.

Штурмъярт поклонился.

– Будет сделано, – сказал он, повернувшись, чтобы уйти. Когда он вышел, его походка была менее важной, чем обычно.

– Он чувствует свою ошибку, – сказал Грейлок, как только рунический жрец вышел.

– А не должен, – прямо сказал Вирмблейд. – Ты знаешь, кто направляет это, и единственный, кто виноват в происходящем – не на Фенрисе.

– Мы выдержим. Какой-нибудь корабль прорвал блокаду?

– Последний из них, корабль Черного Крыла, был уничтожен, таранив врага. Мы – одни.

Грелок глубоко вздохнул. Он поднял перчатку и пристально взглянул на ее. Бронированный кулак был отмечен множеством повреждений, полученных, когда он вонзал его в тела врагов в бесчисленных боях. Он долго смотрел на него, словно пытаясь вызвать какую-то силу, заключенную внутри.

– Стаи помешают высадке, – сказал он, наконец. – Они не ступят на Фенрис без сопротивления. Со временем мы встретим их здесь, и тогда ты мне понадобишься, жрец. Мне будет нужно, чтобы ты поддерживал стойкость в смертных.

Вирмблейд кивнул.

– Они не подведут. Но Укрощение…

– Знаю. Не позволяй ему затуманивать твое суждение. Весь Этт нуждается в твоем огне.

Вирмблейд собирался сказать еще что-то, но передумал. Когда он поклонился, под его глазами были темные тени.

– Так и будет, ярл. И когда они придут сюда, то узнают, как этот огонь может жечь.

Грейлок кивнул.

– Хорошо, жрец, – сказал он. – Я рассчитываю на это.


Космос над Фенрисом был завоеван. Теплое удовлетворение наполнило тело Афаэля. Он не чувствовал себя так хорошо с тех пор как… ну, за десятилетия он испытал много удивительных ощущений, некоторые из них были более свежими.

Он сидел на командном троне мостика «Херумона», его украшенный гребнем шлем был снят и лежал на коленях. Афаэль смотрел, как последние обломки судна Волков дрейфовали в сторону планеты, где будут уничтожены при входе в атмосферу. Он потерял больше кораблей, чем планировал, но ни одно транспортное судно не пострадало. Он ненадолго задумался о содержимом этих громадных судов, о том, что оно может сделать и как много его там, и почувствовал еще больше теплоты удовлетворения.

– Лорд, блокада достигнута, – раздался голос снизу.

Капитан Стражи Шпилей стоял по стойке «смирно» на золотых ступенях, ведущих к контрольному пульту управления. Афаэль весело взглянул на него. Он не чувствовал себя так хорошо много недель.

– Ты знаешь, почему зовешься Стражем Шпилей, капитан?

– Лорд?

– Отвечай.

Человек выглядел сбитым с толку.

– Так меня назвали.

Афаэль засмеялся.

– И тебе не любопытно? Мой друг Темех был бы разочарован. Слепо верить в судьбу – не наш путь, это путь тех, кого мы караем.

На мгновенье человек испугался, ремешок высокого золотого шлема мешал ему сглотнуть.

– Когда-то было место, – пояснил Афаэль, позволив отвлечься своему мысленному взору. – Там были настоящие шпили, за которыми следили тысячи людей, таких как ты. Многие тысячи.

Он оглянулся на капитана. Человек совсем не походил на просперианского воина. Он был невысок, жилист, с жесткой, бледной кожей. Все его товарищи были такими же. Их набрали на высогорных мирах и приучили к экстремальному холоду, и когда они пойдут в бой, на них будут тяжелая пластинчатая броня, маски и респираторы, а не алые нагрудники с полированным золотом. Фенрис был не тем местом, где отдавали должное элегантности на войне.

– Прости меня. Это было не так давно, по крайней мере, для меня.

Капитан терпеливо ждал. Они все ждали, эти новые смертные. Тысячи культов, на сотне миров гордого Империума, объединенные, чтобы создать Последнее Воинство, носителей мести. Их научили, что колдуны Тысячи Сынов – боги, герольды новой зари познания и просвещения среди сгущающихся теней невежества и слепой веры.

«Когда-то мы были богами. Действительно были».

– Вы должны подготовиться к высадке, – произнес Афаэль, вернувшись к более прозаичным делам. – Расположите транспорты над сектором Фʹи и получите приказы от Хетта. Бомбардировочные флотилии на месте?

– Да, лорд.

– Хорошо. Они могут начинать по готовности. А что с перехватчиком? Тем, что прорвал блокаду?

Капитан нерешительно продемонстрировал свое огорчение.

– Он совершил прыжок, прежде чем мы смогли его сбить, лорд. Но он будет уничтожен до прибытия на Гангаву, если будет угодно судьбам.

Афаэль насмешливо поднял брови.

– На борту «Иллюзии Уверенности» находилось отделение рубрикатов под командованием лорда Фуэрцы.

– Какое это имеет значение?

– Щиты судна Пса отключились, когда он пролетел сквозь обломки. Меня проинформировали, что на микросекунду была зарегистрирована деятельность переносчика.

– Ты уверен в этом?

– Нет, лорд. Записи авгура неполные. Но лорд Фуэрца – опытный мастер технологии.

– Это так. Возвращайся и разыщи больше деталей – от этого многое может зависеть.

Капитан поклонился и отступил назад по ступеням. По всему пространству мостика члены экипажа тихо и эффективно выполняли свою работу. По мраморному полу разносилось слабое эхо шагов одетых в белое ординарцев, которые передавали инфопланшеты дежурным из Стражи Шпилей. Широкие бронзовые рамы обрамляли высокие иллюминаторы реального пространства, сделанные из прозрачных кристаллов йемина. Низкий гул двигателей «Херумона» смешивался с мириадом других мягких звуков судовой активности.

Афаэль посмотрел на схему, пробежавшись по маршруту, который будет закончен прежде, чем он присоединится к своим войскам на Фенрисе. Диск самой планеты висел в нижних перископах левого борта. Она выглядела мирной, несмотря на бойню в ее верхней атмосфере.

Затем он снова почувствовал это – настойчивый зуд. Кожа на шее пульсировала, и он схватился за голову. Пот стекал по телу, облаченному в шелковую мантию и сапфировый доспех.

Он осторожно огляделся, проверив, заметил ли кто-нибудь. Экипаж по-прежнему был невозмутим.

Пиррид осторожно поднял руку к затылку и медленно прикоснулся пальцами к мягкой плоти там, где горжет его доспеха терся о кожу.

Становилось хуже. Там были колючки, и начинались какие-то мягкие завитки.

«Перья. Милосердный Магнус, перья».

Он отдернул руку и стиснул зубы. Он мог бороться с этим. Рубрика сделала их невосприимчивыми, а он был одним из воинов, Пирридом, сильный телом и минимально уязвимый к искажению Великого Океана.

Но Темех не должен этого видеть. Прежде всего, Темех. Во всяком случае, пришло время одеть шлем. Бой скоро наступит и это увеличит дистанцию между ним и смертными.

– Я ненавижу вас, – вдруг прошипел он, скривив бронзовые губы перед перископами реального пространства, где висел Фенрис, холодный и нетронутый. – Это то, чем вы заставили нас стать. Это то, что вы сделали из нас.

Он встал с трона и взял шлем, не обращая внимание на людей вокруг. Его синие глаза стали безжизненными. Настроение изменилось так быстро.

– Вы будете стремиться очистить свою порчу и не сможете, – прошептал он. – Мы помешаем вам. Мы оставим вас такими же изуродованными, как мы. Мы оставим вас такими же сломленными, как и мы. И когда придет Конец Времен, как и должно быть, вы будете слабыми и одинокими перед лицом Уничтожения.

Потом он опустил голову, удивившись всего на мгновенье, куда его ярость была направлена в действительности.

– Как и мы, – слабо прошептал он.


Зал Клыктан был связующим залом между Хоулдом и Ярлхеймом. Он был выдолблен в центре горы, точно под посадочными платформами Вальгарда. Клыктан был одним из нескольких бастионов внутри Этта и единственной дорогой из одного части в другую. Любой враг, каким-то образом проникший внутрь Клыка на уровне ворот, должен был пройти через Клыктан, чтобы попасть в верхние галереи.

Клыктан повергал в трепет более всего остального в крепости чудес. Его стены поднимались на сотни метров во тьму, мягко изгибаясь к потолку, затерянному в полумраке. Все население Хоулда, сотни тысяч душ, могло собраться в похожем на пещеру пространстве, наполнив ледяной зал теплым дыханием человечества. Они вошли с запада, поднимаясь по огромной Лестнице Огвая, вдоль которой из камня горы были вырезаны образы древних героев, освещенные мерцающим светом факелов.

В стенах зала были вытесаны образы Фенриса, каждый высотой более пятидесяти метров, украшенные замысловатыми узелками, принесшие славу каменотесам. Это были символы Великих рот прежних времен – волчьи головы, сломанные луны, когти, древки топоров и отбеленные черепа. В мерцающем свете различались монументальные изображения стихийных сил Фенриса – духа бури, носителя льда, сердца грома, которые, казалось, двигались вместе с пламенем и прыгающими тенями. Над ними были руны – священные знаки, проводящие душу мира смерти в сферу живых и защищающие от малефикарума.

Трэллы молча пришли на вызовы, зная о посвященном вирде места. Не было ни одной грубой шутки, которые обычно разносились по коридорам Хоулда, ни обычных непристойностей и гортанного смеха. Волк Стражи, ярл Двенадцатой Великой роты вызвал всех, кто еще не был призван к оружию. Подобное не случалось на памяти живущих, и не говорилось в сагах, известных трэллам, и в слухах, передаваемых от одного другому. Смертельная тишина была окрашена тревогой.

И вот, шеренги мужчин и женщин в серой униформе маршировали между двумя десятиметровыми гранитными статуями Фреки и Гери, которые охраняли западные врата. Каждая из фигур пригнулась, готовая к прыжку. Перед ними вдаль расширялся зал, обширнее любого собора, озаряемый только кроваво-красным огнем в железных жаровнях высотой с человека. А в дальнем конце возвышалась наиболее освещенная и самая большая из всех статуй – колоссальный образ Лемана Русса. Размером с титан класса «Боевой пес», гранитный примарх смотрел вдаль с рыком, застывшим на скалистых чертах. В одной руке он держал меч Мьялнар, другую сжал в кулак. Иные примархи могли быть запечатлены в более созерцательных позах, но не Русс. Он был вырезан каменотесами при жизни: орудие войны, живой бог, гремящий, всепоглощающий очаг насилия, персонализированное желание убивать.

Морек Карекборн ждал в первом ряду толпы, менее чем в сотне шагах от статуи, чувствуя обнадеживающий вес скьолдтара в руках. Его ривен – около пятисот кэрлов, построился на галереях вдоль стен Зала в целях поддержания порядка.

Его сердце по-прежнему колотилось от поспешного хода собрания. Он видел, как уходили Волки, как они выскальзывали из Клыка серыми тенями. Он видел, как другие разогревали «Громовые ястребы» или устанавливали тяжелое вооружение по всему Этту. Они действовали с быстрой, грубой эффективностью.

Как всегда он чувствовал недостаточность своего смертного отклика. Он упал духом, когда получил приказ охранять Клыктан до конца смотра, хотя и не возразил вслух.

«Не будет ни битвы, ни убийства. Я не могу служить Хозяевам внутри Этта».

Он подавил недовольство. Это было низко. У Небесных Воинов были способы истолковывать вирд, и они были скрыты от него.

«Я научусь мириться с этим. Есть другие способы служить».

И все же, если битва придет, он достоин встать на ее передовой. Он заслужил это за долгие десятилетия. Он заслужил это, вне всякого сомнения.

Впереди прозвучал гигантский гонг, разнося эхо по громадному пространству. Из дальнего конца помещения раздался другой шум, и камень под его ногами задрожал.

Те немногие разговоры, что были – затихли. Вэр Грейлок, ярл Двенадцатой, великолепный в своем массивном доспехе, шагнул на платформу у ног Русса. Смертный был бы карликом в сравнении с возвышающейся над ним фигурой примарха, но облик Волчьего лорда не просто было подавить. За короткое время, прошедшее с первого военного совета, Грейлок надел терминаторский доспех и пару волчьих когтей, которые пульсировали окутавшими их силовымы полями. На нем не было шлема и его белые глаза светились в колеблющемся свете факелов.

Как тень Моркаи. Снег на снегу.

– Воины Фенриса! – закричал Грейлок, и его голос возвысился над затухающим эхом гонга. Был ли он усилен неким акустическим эффектом или просто создан за пределами возможностей голосовых связок смертных, но он достиг всех уголков притихшего зала.

– Я зову вас воинами, так как все рожденные на Фенрисе – воины. Мужчина или женщина, щенок или старец, вы все носите дух Русса в своей крови. Вы – убийцы, порожденные на мире, который уважает только убийство. Для вас наступило время надеть эту мантию.

Его светлые глаза пробежались по неподвижным рядам. Морек перенес свой вес, позволив вниманию поколебаться, чтобы проверить на своих ли местах его люди. Они все были полностью сосредоточены. Редко кто из Небесных Воинов обращался к смертным таким образом, и они впитывали его слова.

– Архивраг здесь. Они скоро высадятся на этом мире, в количестве, невиданном за тысячу лет. Они пришли и значит верят, что захватят это место, сожгут его, осквернят дом наших отцов. Со времен, когда Всеотец ходил по льду, враг не ступал на Фенрис с оружием, чтобы сотрясти эти залы. Я не буду скрывать эту правду от вас. Этот день вновь настал.

Трэллы не ответили, но оставались невозмутимыми и сосредоточенно слушали. Морек в ходе кампаний бывал на далеких мирах и видел манеру поведения других смертных. Были места, где подобная речь вызвала бы панику или спровоцировала гневное осуждение, плач или падения духа.

Не на Фенрисе. Они принимали вирд и терпели.

– Вы – сыны вечного льда, поэтому я не буду говорить – не бойтесь, потому что знаю, что вы не будете бояться. Вы будете защищать свой дом изо всех сил. И вы не останетесь одни. В эти самые минуты Небесные Воины охотятся на первых высадившихся предателей, чтобы сжигать их плацдармы и нести им смерть. Когда война придет к стенам Этта, там, где необходимость будет наибольшей, они будут с вами. Гроза закончится здесь, в этом мы можем быть уверены, но когда она придет, мы будем в ее сердце вместе с вами.

Морек почувствовал, как участилось его сердцебиение. Эти слова он жаждал услышать.

«Они будут с нами. Небесные Воины, сражающиеся вместе с нами. Это честь, которую я жаждал».

– Вас вооружат, – продолжал Грейлок. – Сейчас оружие выносится из арсеналов. Кэрлы проинструктируют вас, как им пользоваться. Орудуйте им, как когда-то орудовали топорами. Каждый из вас будет призван на битву. Это наше время испытаний.

«Я приветствую это. Я горжусь этим. Мы будем испытаны вместе».

– Осталось немного времени до того, как нагрянет буря. Помните свою ненависть. Храните свой внутренний огонь. Предатели пришли, чтобы бросить вам вызов в вашем собственном логове. Их много, но они ничего не знают о гневе Фенриса. Мы покажем его им.

Слова Грейлока постепенно становились громче. Когда он говорил, его кулаки затрещали более ярко огромной энергией, заключенной в них.

– Не разочаруйте меня, – прорычал он, и угроза его гнева пронеслась холодным ветром по залу. – Не отвергайте эту веру, проявившуюся в вашем духе и решимости. Мы вышвырнем этих захватчиков обратно в космос, сколько бы усилий не пришлось приложить ради этого. Вы будете участвовать в этом. Вы сделаете это!

Когти поднялись в унисон.

– Вы сделаете это для Всеотца!

Толпа начала давить вперед. Их кровь закипела.

– Вы сделаете это для Русса!

Раздались рычащие возгласы одобрения.

– Вы сделаете это для Фенриса!

Непокорное бормотание становилось все громче.

– Вы сделаете это, потому что вы – душа и оплот мира смерти! – громко заревел Грейлок, и его когти вспыхнули кипящей энергией. Он словно отбросил в сторону свою холодную как лед натуру, и ее сменила другая – раскаленная, пылающая свирепой мощью.

Как один толпа ударила кулаками по груди. Тяжелый, глухой звук прокатился по Залу похожий на раскат грома на далеких пиках.

– Фенрис! – закричал Грейлок, вслушиваясь в волны ярости.

– Фенрис хьолда! – загремели они оглушительной стеной звука.

Барабаны забили из скрытых мест Зала, и неистовый ритм пробежался по возбужденным массам.

– Хьолда! –кричал Морек с остальными, чувствуя как начала сильнее пульсировать кровь. Пробудилось желание убивать, этот звериный дух народа Фенриса. Страшное и поразительное чувство. Ни на одном другом человеческом мире не было ничего подобного, и дрожь грядущей охоты побежала по его венам.

Морек, выкрикивая слова вызова, пристально смотрел на одинокого Небесного Воина перед собой. Облаченный в терминаторский доспех левиафан представлял все то, что он чтил и чему поклонялся.

Бог среди людей.

– Фенрис! – разнеслось по Залу. Огни взорвались багряной, свирепой энергией, облизывая камень и железо вокруг них, как извивающиеся звери.

– Фенрис хьолда! – повторил Морек, поднимая оружие и с чувством выкрикивая слова.

«Они будут сражаться вместе с нами.»

Когда весь Зал погрузился в рев и вопли дикой агрессии, и крылья войны опустились на Клык, Морек Карекборн посмотрел на образ Волчьего Короля и почувствовал, как его вера вспыхнула, словно комета в пустых небесах.

Это то, что они не могут понять, осознал он, думая о предателях, пришедших разграбить Этт в своей недальновидности и безумии. Мы умрем за Небесных Воинов, потому что они показали нам, кем мы можем стать. Против этого у них нет ничего. Ничего.

Он улыбался сквозь свой крик, чувствуя хрипоту в горле и приветствуя ее как символ своей преданности.

«За Всеотца. За Русса. За Фенрис».


Часть II: Пробуждение мертвецов


Глава 6

Через двенадцать часов после уничтожения орбитальной обороны огонь пришел на Асахейм.

Боевые корабли Тысячи Сынов «Александретта» и «Фосис Т’Кар» заняли геостационарную орбиту в ста километрах над Клыком и приготовились к обстрелу. На обоих кораблях находился минимальных экипаж – около двух тысяч человек – и фактически отсутствовало вооружения для боев в космосе. Они были прикрыты от битвы дюжиной фрегатов и держались подальше от кораблей, более приспособленных для ближнего боя. Формой они походили на огромные вертикальные цилиндры, втиснутые в надстройку обычного военного корабля. Все на борту этих судов было спроектировано для обслуживания цилиндров, обеспечения их огромным количеством прометиума и обогащенных плазменных производных. Изогнутые жерла были нацелены на планету, готовые выпустить энергию, уже зарождавшуюся внутри их гладких стенок.

Афаэль называл их чистильщиками планет. Они были способны сравнивать с землей города и уничтожать континенты, и в местном космосе не осталось ничего, что могло помешать их работе.

Приказы были переданы по оперативному каналу флота и устройства начали приводиться в действие. Внутри узких коридоров, тянущихся вокруг корпуса цилиндра загадочный вой уступил место низкому рокоту. Цепь молний проскочила в вакууме между стенками цилиндра, потрескивая об адамантиевую защиту и вырываясь в космос. Генераторы ускорились, закачивая энергию в гигантские преобразователи, и направляя ее в машины разрушения.

Эскортные корабли отошли на расстояние в несколько сотен километров. Весь флот держал дистанцию, как стадо испуганной добычи, сгрудившееся за пределами досягаемости охотника.

Из наблюдательной каюты на борту «Херумона» Темех смотрел, как происходит аккумуляция титанической энергии. Накопление энергии было стремительным, и когда были достигнуты пределы вместимости, он почувствовал набухающую, неистовую боль внутри оружия.

– Лорд, ваши покои подготовлены.

Стоявший рядом адъютант Стражи Шпилей нарушил концентрацию Темеха, и тот подавил желание наброситься на смертного. На секунду он закрыл глаза, удерживая себя внутри Исчислений. От некоторых старых привычек было трудно избавиться.

– Спасибо, – ответил он. – Перед уходом я посмотрю на это.

В этот момент чистильщики планет достигли стадии открытия огня.

Громадные извивающиеся столбы золотисто-серебряной энергии обрушились на цель внизу. Скручиваясь и пылая при прохождении атмосферы, они врезались в континентальный шельф. Поток не иссякал – сплошной дождь миллиона миллионов плазменных снарядов, слившихся в два столба опустошительной, иссушающей силы и нацеленных на вершины горных хребтов внизу.

– Клянусь Алым Королем, – прошептал, забывшись, адъютант, наблюдая за высвобождением смертоносного количества энергии.

Темех улыбнулся.

– Думаешь, это представление навредит Псам? Не обманывай себя, это просто для того, чтобы занять их, пока лорд Афаэль следит за высадкой.

Он отвернулся от окна и затемнил перископы ментальной командой.

– Есть другие способы содрать с них шкуру, – сказал он, направляясь от своей каюты к комнатам, которые с таким трудом были приготовлены для него. Конюший поспешил за ним. – Пришло время привести их в действие.


Фрейя Морекборн услышала удар раньше, чем увидела его признаки.

– Оставайтесь на местах! – рявкнула она своему отделению из шести кэрлов, не выдавая удивления в своем резком голосе.

Они находились на верхних уровнях Вальгарда, приписанные к ангарам для содействия персоналу арсенала в подготовке оставшихся «Лендрейдеров» и «Носорогов» к боевым действиям. Работа главным образом состояла в несении охраны на время проведения бесконечных ритуалов Механикус по запуску духов машин. В то время как другие отделения были отправлены на передовые боевые посты, их сводило с ума ожидание.

Затем пришел огонь. Ангар использовался «Громовыми ястребами» и выходил прямо в атмосферу Фенриса. За зияющим стартовым отсеком находились мощные щиты, как для защиты от бомбардировки, так и для поддержания пригодной для дыхания среды на такой высоте. В один момент снаружи было темно-синее небо коротких фенрисийских сумерек, в следующий оно вспыхнуло кипящим калейдоскопом цветов – результат удара потока сверхнапряженной плазмы в пустотные щиты, и сошло с ума.

Наполнявшие ангар лязг и скрежет механического оборудования и подъемных устройств неожиданно были заглушены громким шипением и свистом щитов, испытывающих перегрузки. Снова загремели предупредительные клаксоны над их головами, нарушив концентрацию техножрецов, сгрудившихся над ладаном и священными маслами.

– Что это? – спросил молодой кэрл, светловолосый рекрут по имени Лир, инстинктивно подняв ружье к поясу. Он был бесстрашен в обычном бою, но колоссальные энергии, сталкивающиеся всего в нескольких сотнях метров, несомненно, лишали его мужества.

– Стандартная схема бомбардировки, – сказала Фрейя, не имея понятия какой вид запретной технологии был запущен. – Отбой, солдат. Пока мы не получили приказ оставить помещение, мы не двигаемся.

– Совершенно верно, хускэрл, – раздался веселый, металлический голос.

Фрейя обернулась, чтобы встретиться с возвышающейся фигурой Гарьека Арфанга, железного жреца Двенадцатой. Она рефлексивно сглотнула и тут же выругала себя за слабость.

«Как это они делают? Как создают эту ауру устрашения?»

– Лорд, – поздоровалась она и поклонилась.

– Обстрел не может навредить нам, – продолжил жрец, говоря через вокс-решетку. Как у всех ему подобных, у него была массивная серворука, вырастающая из-за спины его необычного, готического доспеха. Вместо обычных тотемов и трофеев, он носил череп и шестеренку Адептус Механикус на груди, чередующихся с железными изображениями главных фенрисийских рун. Его темный боевой доспех был покрыт патиной от ношения и боев и выглядел так, словно не снимался долгое время. Фрейя, конечно, не видела ни одного железного жреца без их панцирей, и легко поверила бы слухам, что остатки их смертных тел безвозвратно слились с тайными технологиями внутри доспехов. Он носил тяжелый посох, как символ его жречества, увенчанный адамантиевым молотом, выкованным в виде рычащей морды.

– Они это делают, чтобы помешать нашему ответному огню.

Он прошел мимо нее и встал лицом к открытым стартовым отсекам, наблюдая за потоком пылающей плазмы, который обрушивался на барьер пустотного щита.

– Наши щиты питаются термальными реакторами, расположенными в километрах под нами, – сказал он, скорее самому себе. – Обстрел всего лишь окажет давление на наши щиты, но из-за него мы не сможем выпустить противокорабельные ракеты.

Он повернулся к Фрейе.

– Беспокоит, не так ли?

Откуда-то изнутри его доспеха раздался низкий скрежещущий звук.

Рычит? Прочищает горло? Смеется?

– Поясняет, лорд, – сказала она. – Значит, оставаясь на посту, мы в безопасности.

– Полностью, хускэрл. На данный момент.

Железный жрец посмотрел на кэрлов, одного за другим, оценивая отделение Фрейи на соответствие чему-то. У него была необычная, резкая манера говорить, а его телодвижения были странно неестественными для Небесного Воина.

«Металлические головы. Еще более пустые, чем остальные».

– Я выбрал вас, – заявил Арфанг. – Мне будет нужен эскорт для моих трэллов, а все мои техножрецы заняты.

– Как прикажете, лорд, – неуверенно ответила Фрейя. Все что угодно было предпочтительнее убийству времени в ангарах, но он все же не сказал, чего хотел.

Железный жрец кивнул самому себе, очевидно удовлетворенный. Он поставил свой молотоголовый посох на пол перед собой и несколько сутулых фигур выскочили их тени ближайшего «Громового ястреба». Это были сервиторы-трэллы, полулюди-полумашины, прислуживающие в арсенале. У некоторых все еще были человеческие лица, поникшие в лоботомизированных, безжизненных выражениях пустоты. У других вместо лиц были железные пластины, а руки заменяли буры, тиски, замки, храповики и когти-молоты. К тощим телам остальных заклепками прикрепили искусственно выращенные пучки пластековых мышц, управляемых через клубок проводов и контрольные иглы. Они представляли собой пеструю коллекцию кошмаров, результат темного союза Бога-Машины и фенрисийского стиля свирепости.

– Сейчас идет подготовка. Она займет несколько дней. Когда я призову тебя, приходи без промедления.

– Простите меня, лорд. Куда?

Железный жрец повернул покрытую броней голову и взглянул на нее. Линзы его шлема светились темно-красным светом, словно внутри были тлеющие угли.

– Куда же еще, хускэрл? Ты не слышала о совете провидцев войны? Итоги битвы не обдуманы как следует. Существует смертельная опасность.

Это был ответ на вопрос, по крайней мере, для него. Он прошел мимо нее, лязгая своим посохом-молотом о пол. Затем он остановился, словно взвешивая возможность того, что его не совсем поняли.

Он повернулся, и Фрейе показалось, что она заметила некое волнение в его неживом, загадочном голосе.

– Ярл Грейлок отдал приказ, хускэрл. Мы идем будить мертвых.


Клык был высочайшим из множества огромных пиков, сгрудившихся в центре Асахейма. Вокруг Мирового Хребта поднимали свои головы в ледяной воздух другие вершины, пронзая атмосферу по мере ее истончения к пустоте космоса. Они громоздились поверх уступов друг друга, посягая на пространство соседей, сражаясь как тянущиеся к свету темные сосны экка в долинах. Все на Фенрисе сражалось, даже сама изувеченная, изломанная земля.

Самые близкие к Клыку пики вошли в легенды Влка Фенрика, запечатленные в их общем сознании с тех пор, как Всеотец привел их туда в полузабытом прошлом основания. К югу находился Асфрик, белобокий и плосковерхий Разрывающий тучи. К востоку возвышались Фриемяки и Трор, братья грома. На западе был суровый Кракгард, темный пик, где сжигали героев, а на севере – Броддья и Аммагримгуль, стражники Врат Охотника, через которые кандидаты отправлялись на испытания превращения.

Дороги между пиками были ненадежными и известными только тем, кто протаптывал тропы в качестве кандидатов. Все они были изрезаны отвесными обрывами и глубокими расселинами. Некоторые охотничьи тропы проходили по прочному камню, в то время как иные шли по ледяным мостикам, рассыпающимися при первом же давлении. Некоторые вели в верном направлении, уводя охотника от расселин в тенях вершин вниз на равнины, где обитала добыча; другие вели во тьму, в пещеры, которые пронизывали недра древнего ландшафта, наполненные только изглоданными костьми и отчаянием.

При всем великолепии и ужасе этой дикой земли, здесь были островки стабильности, места, где гигантские каменистые выходы образовывали широкие плато среди отвесных скал. Это были места, куда Волки приходили общаться с дикой душой горной страны. В Лето Огня, когда на планете тает лед и к племенам смертных приходит война, огромные костры горят в таких местах и скальды рассказывают саги. Тогда воины Русса ненадолго отбрасывают в сторону потребность в битве и вспоминают тех, кто пал в Долгой Войне, а рунические жрецы исследуют тайны вирда, пытаясь разглядеть путь ордена в неизвестном пространстве будущего.

На таком собрании молодой Железный Шлем объявил первую из многих охот на Магнуса. В далеком прошлом на том же месте приняли решение о создании Волчьих Братьев, злосчастного ордена-преемника Космических Волков, позже расформированного и ставшего источником скрытого позора.

Для Тысячи Сынов, ничего не знавших и не беспокоящихся об этом, плато были просто зонами высадки, местом для выгрузки из шаттлов солдат и машин, готовых к предстоящему наземному наступлению. Таким образом, через сорок восемь часов после уничтожения орбитальных платформ, они пришли в спускающихся по спирали колонах, затенив небо своим количеством. Тяжелые, неуклюжие десантные корабли вылетали из трюмов транспортных судов и спускались к местам посадки, охраняемые штурмовыми кораблями и сопровождаемые огнем батарей класса «космос-планета» с боевых кораблей на орбите. Один за другим бронзовые и сапфировые суда входили в атмосферу, оставляя огненные следы при спуске.

К наступлению ночи спустились дюжины кораблей, всего капля из того числа, что последуют за ними. Волчий гвардеец Сигрд Бракк наблюдал за мигающими огнями последнего десантного корабля, спускающегося к его позиции, в тени Кракгарда, и его губ растянулись, обнажая клыки. Как и вся его стая, он был по плечи в снегу, укрывшись под нависающим сугробом и ожидая момента, когда обозреваемое им плато будет выбрано вражескими командирами.

– Этот, парни, – прошипел он довольно, двигаясь к спускающемуся кораблю. – Первое убийство ночи.


Капитан штурмовиков Скит Хемлок сжимал потными ладонями лазерную винтовку. Несмотря на броню и защитный костюм воздух был кошмарно холодным. Это не мешало ему потеть.

Его ноги хрустели по снегу, озаряемому светом фонаря его шлема, мечущегося по бело-синей поверхности. Его отделение численностью в тридцать человек, экипированное для сокрушающего дух климата, рассыпалось веером рядом с ним.

Значит, это Фенрис, подумал он, испуганно вглядываясь в темные силуэты гор. Ближайшая из них была намного крупнее, чем все, что он видел на своей родине – Квавелоне, который считался планетой с множеством гор.

В воздухе что-то было. Не просто холод, а что-то пронзительное и дикое. Даже измененный респиратором и обогащенный кислородом из ранца, он был разреженный и едкий. Возможно, это действовали лекарства от высотной болезни, все еще наполнявшие его кровь.

И было тихо. Единственный постоянный звук исходил от воющих двигателей десантного корабля. Громадный шаттл, высотой двадцать метров и еще большей ширины сидел на покрытой расплавленным снегом скале, постепенно разгружая свой груз – артиллерию и живую силу. Уже более сотни Стражей Шпилей вышли изнутри, маршируя с фальшивой бравадой по миру, который отчетливо хотел убить их и выглядел в полной мере способным сделать это вскоре. Они были первыми, они были на линии огня, они были теми, кого направили создать плацдарм.

И все же сопротивления не было. Не было движения. Сюрвейеры ничего не обнаружили.

Тишина.

– Быть наготове, – передал Хемлок, сосредоточившись на пейзаже перед собой.

Плато было шириной свыше восьми сотен метров. С трех сторон оно ныряло в пропасть, с четвертой в расколотые, головокружительные террасы круто поднималась скала. Проходимо, но сложно.

Он сглотнул, стараясь не позволять зрению помутнеть из-за мириадов точек света на плоской посадочной площадке. После высадки собрали стационарные прожекторные установки, а все солдаты включили нашлемные фонари на дальний свет. Это скорее сбивало с толку, чем помогало, так как ночь была рассеяна сотнями огоньков и модулями ослепляющей яркости.

Посреди открытого пространства сидел десантный корабль, из его выхлопных отверстий валил дым и пар, темный силуэт был опоясан мигающими огнями. Хемлок знал, что пилоты очень хотят снова взлететь. Несмотря на патрулирование штурмовыми кораблями зон высадки, транспортники были уязвимы на земле, как хищные птицы в гнездах.

Пока он смотрел, высадилась еще одна рота солдат, некоторые из них тащили за собой более тяжелое вооружение. Была выгружена громоздкая лазпушка, окруженная дюжиной канониров, готовых к развертыванию на границе зоны. В свое время будут установлены передвижные генераторы пустотных щитов и соответствующая зенитная артиллерия. Когда это произойдет, плацдарм станет в некоторой степени защищенным. Пока же они были уязвимы и все об этом знали.

– Поиск завершен, – пришел вокс с дальней стороны зоны высадки.

– Есть что-нибудь? – спросил Хемлок, говоря более настойчиво, чем собирался.

«Черт подери! Сохраняй спокойствие перед людьми».

– Ничего, сэр.

– Тогда удерживайте позицию. Пока мы не запустим стационарные сюрвейеры, все, что у нас есть – это ваши глаза.

Вокс-связь отключилась. Хемлок снова проверил ее, но ответа не было. Это было чертовски хреново.

– Будьте наготове, – снова произнес он. Он начинает выглядеть смешно со своей военной банальностью. Свист ветра на высоких пиках, отсутствие реакции защитников, пронизывающий холод. Это лишило бы духа намного более подготовленного человека, чем Скит Хемлок.

– Верьте в Хозяев, – пробормотал он.

На дальней стороне плато моргнула и потухла прожекторная установка.

Хемлок напрягся.

– Держитесь, – сказал он, проверив дисплей шлема, чтобы увидеть, кто отвечает за тот сектор периметра.

Еще один исчез.

«Дерьмо».

– Они идут! – закричал он, не обращая внимания, каким визгливым стал его голос. – Найти цели!

Он поднял лазган к плечу, поводил им из стороны в сторону, вглядываясь в темноту. Капитан смутно осознал, что его люди делают то же самое. Его измеритель дистанции был чист. Не было ни стрекота, ни обратной связи.

«Они также напуганы, как и я».

Затем слева от него вспыхнули обжигающие глаза полосы лазерного огня, за которыми последовал хлесткий шум их залпа. Он был отвратительно нацелен и дан в спешке. На одно мгновенье, краем глаза Хемлок увидел что-то огромное и неясное, бегущее по снегу.

Он развернулся лицом к нему, выстрелив из лазгана в ничто. Когда другие лучи пронзили темноту, раздались гневные вопли, некоторые из выстрелов поразили борта десантного корабля.

Хемлок испуганно припал к земле, чувствуя, как колотится сердце в груди.

«Это фарс. Они доберутся до нас, прыгая по теням».

Потом изнутри, из неизвестных самому Хемлоку глубин, пришла воля к сопротивлению. Надо организовать оборону, устроить какое-то сооружение. У Волков есть репутация, но они – только люди, как и уверяли Хозяева.

– Ко мне! – заревел он, вскочив на ноги, новая нотка решимости пронзила его голос. – Построиться, и взять те…

Перед его глазами появилось лицо, словно из ночных кошмаров. Он увидел два пылающих красных пятна, усеянный зубами темно-серый шлем, два гигантских, вымазанных в крови наплечника.

– Тише, – раздалось утробное рычание, невозможно низкое, больше подходящее леопарду, чем человеку.

За миг до того, как перчатка Огрима Красной Шкуры врезалась в голосовые связки Хемлока и разорвала их, к начинающему штурмовому капитану пришло понимание, но было уже поздно.

«Они не люди».


Кулак Хель мчался по зоне высадки, лавируя между мерцающими лазерными лучами более искусно, чем можно было ожидать от его бронированного тела.

В арсенале этих смертных было мало способов ранить его, но он сохранял абсолютную скрытность сближения и держал болтер безмолвным. Это было делом гордости – чистое убийство с минимумом шума. Ночное видение его шлема четко отображало местность. Этому способствовала беспорядочная стрельба врага, которые не пользовались подобной технологией.

По нему метнулся луч прожектора, на мгновенье вырвав его из темноты. Руны шлема показали шесть мишеней вокруг него, и он скорректировал свой стремительный бег к цели, чтобы напасть на них.

Шестеро смертных, в двадцати метрах, все одеты в бледно-серую камуфляжную броню, в масках и шлемах, с опущенными лазганами.

– Корм для скота, – выругался Кулак Хель про себя, уже плавно устремившись к ним, уже наслаждаясь брызгами их крови о его броню, уже поднимая силовой кулак в выверенном взмахе.

Прежде чем он оказался среди них, один шальной луч вылетел из толпы. Он безвредно отразился от гравированных символами наручей. Его кулак врезался в лицо одного из солдат, отшвырнув его далеко в темноту. Продолжая движение, рука ударила в грудь стоящего позади солдата.

Кулак Хель аккуратно развернулся на левой ноге и ударил рукояткой болт-пистолета в визор отступающего смертного. Просвистел воздух и человек упал на колени, схватившись за сломанную челюсть.

Остальные бросились врассыпную.

– Отбросы, – заревел Кулак Хель, схватив ближайшего и ломая ему спину резким движением силового кулака.

Его шлем показывал позиции боевых братьев, прорубающих себе путь к десантному кораблю. Повсюду потрескивал и щелкал в неприцельном урагане страха лазерный огонь. Все больше смертных солдат занимало позиции на плато, пытаясь организовать оборону, которая дала бы надежду остановить Волков. Это принесет им мало пользы. Кулак Хель увидел приближающиеся сигналы десантно-штурмовых кораблей, и распознал заряжание лазпушек, но ни то, ни другое ненамного увеличит их шансы.

Ничтожные. Это бесило его.

– Вы пришли сюда, – зарычал он, обезглавив смертного презрительным апперкотом. – Вы осквернили это место. – Выпотрошил другого силовым кулаком. Энергетическое поле даже не было активировано. – Вы осмелились на это. – Срывал дыхательные маски, разрывал нагрудники, отрывал конечности. – Вы оскорбляете меня своей слабостью. – Крушил черепа, ослеплял, вырывал позвоночники, купался в крови захватчиков. – Это меня очень разгневало.

Стремительный призрак пронесся слева от него. Кулак Хель вытряхнул жизнь из человека, которого держал, отшвырнул его и присоединился к своему боевому брату по охоте. Волчий дух внутри него, аватар желания убивать, выпрямился и вытянул когти.

– Все еще не стреляешь? – поинтересовался по связи Красная Шкура. Он запустил цепной меч и прочертил им наполненную кровавыми брызгами дугу сквозь паникующих смертных на своем пути.

– Нет надобности, – раздраженно ответил Кулак Хель, устремившись плечом вперед в завесу лазерного огня и врезавшись в испуганных стрелков. – Они просто не заслуживают этого.

Красная Шкура засмеялся, сильно ударив рукоятью пистолета в грудь следующей мишени. Человек отлетел назад, живот разорвало, кровь пролилась на стоптанный снег.

– Не спорю, брат.

Когда они достигли открытого отсека десантного корабля, слякоть под их ногами стала красно-розовой. Сломанный Зуб был все еще где-то позади, задержанный уничтожением наполовину подготовленных батарей лазпушек. Еще дальше Бракк сеял тихую смерть во впечатляющем масштабе. Он поддерживал радиотишину с начала атаки его стаи на зону высадки, позволив Когтям уничтожить главную цель, в то время как сам наводил опустошение среди пехоты.

Захваченные посреди выгрузки пилоты попытались взлететь. Вражеские солдаты протискивались назад, в ложную безопасность отсека, введенные в состояние слепого ужаса бронированными призраками, мчащимися среди них.

– Меня тошнит от них, – продолжил Кулак Хель, запрыгнув в огромный грузовой отсек и нырнув в перепуганную кучку людей.

Красная Шкура прыгнул за ним, задержавшись только для того, чтобы стряхнуть кровь с цепного меча, прежде чем снова запустить его.

– Волки среди вас! – заревел он на готике, дико расхохотавшись и испытывая удовольствие от совершения убийства.

Зажатый в ограниченном пространстве враг чувствовал себя пшеницей под взмахами косы, путаясь друг у друга под ногами и застыв в стадном ужасе. Некоторые тщетно пытались избежать бойни и прыгали мимо неиствовавших Кровавых Когтей обратно на лед, но ни один не ушел от вращающихся клинков Красной Шкуры. Остальные продолжали отступать в глубину трюма, откладывая смерть всего на несколько минут и посылая безрезультатные залпы лазерного огня.

Раздался рокочущий взрыв, и глухая, скрежещущая вибрация пробежалась по стальной палубе грузового отсека. Десантный корабль сумел взлететь.

– Кабина, – прорычал Кулак Хель.

Красная Шкура был впереди него, он пробежал через грузовой отсек и взбежал по первой лестнице. Громоздкие наплечники его доспеха задели узкие стены, оставив огромные полосы на прессованном металле.

Кулак Хель моргнул на руне дисплея шлема, и энергетическое поле его силового кулака включилось, послав синий электрический разряд по отсеку корабля. Он обрушил пылающую перчатку на вибрирующий пол и вырвал из него лист. Неистовым рывком он отшвырнул его, сбив с ног первый ряд съежившихся солдат, и обнажил внутренние части конструкции судна. Кровавый Коготь присел и выдернул пучок кабелей, разорвав контакты и тряхнув кабелями, как кишками, вырванными из раненного зверя.

Мигнув, свет в грузовом отсеке погас, погрузив его в абсолютную темноту. Пронзительные крики ужаса разнеслись из толпы солдат, внезапно бросившихся назад в водоворот теней и мечущихся лучей нашлемных фонарей.

– Бегите пока можете, человечишки, – прорычал Кровавый Коготь, убрав пистолет и двинувшись в темноту, его силовой кулак потрескивал разрядами разрушительной силы. – Хель идет за вами.

Красная Шкура поднялся на следующий уровень, каждый шаг его ботинок оставлял вмятины на решетчатых металлических ступенях. На верхней платформе ждала вооруженная охрана, и когда он появился, лазерный огонь ударил в его правый наплечник.

– Храбро, – прорычал он, выпрямившись и вонзив покрытый запекшейся кровью цепной меч в ближайшего солдата. – Но неразумно.

Он бросился на стражников, нанося удары мечом. Движения выглядели неконтролируемыми, но это было не так – несравненная физическая форма давала его убийственным ударам неожиданную эффективность.

Охранники не отступили перед стремительной атакой и поэтому погибли. Когда Красная Шкура убил последнего, его шлем показал Кулака Хель, двигающегося уровнем ниже. По меняющемуся углу тангажа[10] было очевидно, что десантный корабль находится в воздухе и набирает высоту.

В конце платформы была запертая дверь. Красная Шкура бросился к ней, выпустив три снаряда на бегу, все попали в стык. Реактивные снаряды взорвались, когда он врезался в металл, расколов дверь и отбросив две половинки внутрь.

Внутри было четыре человека, они попарно сидели за панелями управления. В дальнем углу тянулись окна кабины, через которые были видны вспышки перестрелки внизу, в то время как десантный корабль старался набрать скорость с открытыми люками грузового отсека.

Красная Шкура хрипло рассмеялся, и ужасающий звук разнесся по тесному пространству кабины. Трое членов экипажа подскочили и неуклюже попытались убраться с его пути. Им некуда было бежать. Цепной меч Красной Шкуры яростно зажужжал. Два тяжелых взмаха и все трое развалились на части, разбрасывая внутренности по металлическим креслам. Красная Шкура схватил за затылок оставшегося пилота и выдрал его из ремней безопасности. Позвоночник человека сломался от рывка, и тело обмякло в перчатке Красной Шкуры.

Презрительно зарычав, Кровавый Коготь отшвырнул тело в сторону. Штурвал без направляющей руки закачался, и десантный корабль начал сильно крениться.

– Хель, – передал он. – Время уходить.

Он сорвал крак-гранату с пояса, но затем заметил входящие руны опасности, мигающие на его линзах. Красная Шкура задрал голову, как раз вовремя, чтобы увидеть звено из четырех штурмовых кораблей Тысячи Сынов в нескольких сотнях метров. Они нацелились на плато и быстро приближались.

Интересно.

Он вернул гранату на место и схватил штурвал. Это выглядело так, словно гигантский кулак сомкнулся на детской игрушке, но десантный корабль немедленно выпрямился от его прикосновения. Вместо того чтобы позволить ему врезаться в землю, Красная Шкура вытянул его из пике и добавил мощности в двигатели. С протестующим воем измученные атмосферные двигатели заработали на полную мощность.

Пилоты штурмовых кораблей, ищущие цели на земле, заметили опасность слишком поздно. Огромный и медлительный десантный корабль поднялся, чтобы столкнуться с ними в лоб.

Красная Шкура оскалился и выбил ближайшее окно цепным мечом. Он отпустил управление, присел, а затем прыгнул головой вперед через окно. Кровавый Коготь вырвал металлическую раму и, кувыркаясь, полетел в ночь в тот момент, когда пикирующие штурмовые корабли изменили курс, чтобы уклониться от громадного куска стали и прометиума, оказавшегося у них на пути.

И только тогда он увидел, как высоко поднял корабль. Плато было более чем в двухстах метрах, все еще освещенное спорадическим лазерным огнем.

– Скитья, – выругался он. – Это будет…

Он падал как камень, едва заметив взрыв над собой, когда два штурмовых корабля столкнулись с неисправным десантным судном, и небо осветил огромный шар вспыхнувшего топлива и боеприпасов.

– …больно.

Кровавый Коготь ударился о скалу, откатился и заскользил по льду. Оба колена вспыхнули болью, несмотря на защиту силового доспеха, и он почувствовал резкий, горячий треск, пробежавшийся по сдавленному позвоночнику.

Он секунду лежал неподвижно, ошеломленный тяжелым падением. Затем зрение прояснилось. Сморщившись, Красная Шкура поднялся на ноги, не обращая внимания на предупреждающие руны, указывающие на повреждение мышц и перелом большой берцовой кости.

Красная Шкура смутно понял, что должен обратить внимание на что-то еще.

– Беги, тупой ублюдок! – передал по воксу Кулак Хель откуда-то поблизости.

И тут он понял, в чем дело. Он бросился в мучительный спринт по камням, когда огненный шар в небесах устремился к нему. Неуправляемое и разбитое в столкновении со штурмовым кораблем десантное судно снова повернуло к земле, истекая огнем как комета. Двигатели больше не могли удерживать его в воздухе.

Он бежал. Он бежал как бешенный скейскре, работая своими израненными конечностями, чувствуя, как пульсирует в его разбитом теле эндорфин.

«Клянусь Руссом, какой же ты медленный».

Когда металлический корпус ударился в скалу позади него, раздался сотрясающего землю рокот. Выжившие внутри были раздавлены, а осколки раскаленного металла разлетелись по всю полю боя. Разрушенный корабль продолжал кувыркаться, как поверженный зверь на равнинах, ревя в предсмертной агонии и воспламеняя новые взрывы внутри корпуса, прежде чем, наконец, со скрежетом застыть.

Только тогда Красная Шкура остановился и повернулся, глядя на устроенное им разрушение и ощущая, как тяжело работает его второе сердце. Когда его сломанные кости начали срастаться, заработали болеутоляющие, но сильнейшим импульсом внутри него был внутренний волк, неистовый и яростный. Он почувствовал, как его охватывает напор желания убивать, пьянящая смесь адреналина и генетической ярости.

– Фенрис! – заревел он, выписав цепным мечом огромную петлю вокруг головы, упиваясь своим триумфом. – Хьолда!

Затем сбоку кто-то появился. Кулак Хель сильно хлопнул его по спине, резко рассмеявшись по каналу связи.

– Задница Моркаи, ты такой же тупой, как унгур, – сказал он, также дав волю волчьей ярости внутри себя. Даже сквозь доспех, Красная Шкура уловил феромоны убийства, наполнившие воздух. – И такой же крепкий.

Затем подошел Бракк, и остальная стая, вырисовываясь на фоне пылающего корпуса. Лазерный огонь прекратился. Ни один Страж Шпилей не выжил, чтобы увидеть падение грузового корабля, а уцелевшие штурмовые корабли все еще разворачивались для следующего захода.

– В следующий раз просто используй гранаты, – раздраженно прорычал Волчий гвардеец. – Следующая цель к северу, они создали плацдарм. Вперед.

Стая немедленно перешла на бег. Они бежали по расколотым камням, как одно целое, словно скользящая по теням серая жидкость. Силовые кулаки были отключены, а цепные клинки затихли. Когти снова стали малозаметными, как призраки, что было ужасающим отражением их боевой ярости.

К моменту возвращения штурмовых кораблей, летящих низко над зоной высадки, все, что осталось на ней – это затухающие пожары, искореженный металл, и уже замерзшие трупы тех, кто был достаточно неосторожен, принеся войну на мир Волков.


Глава 7

Аурис Фуэрца из культа Павонидов прислонился к переборке, согнув свои наполненные болью конечности. Он видел смотрящую на него смерть, последние объятия изменения плоти, и это было ужасающе. Даже сейчас, окончательно избавившись от ужасов варп-безумия, он чувствовал, как работают его сердца, стучась о сломанную грудную клетку, как звери, пытающиеся вырваться на свободу. Как долго он был без сознания? Минуты? Часы? Дни? В варпе всегда сложно сказать.

Переход через злобные течения эфира всегда был требователен к физической форме, но совершение прыжка с таким вниманием и при таких условиях был болезненным и опасным. Когда он увидел, как судно Псов несется к его поврежденному кораблю, у него было только несколько секунд для принятия решения. К счастью подготовка к эвакуации уже была совершена из-за сильного пожара, охватившего «Иллюзию Уверенности». Даже в этом случае вычисление новых варп-векторов посреди свирепой космической битвы было далеко не простым делом.

Фуэрца мог испытать определенную толику гордости за то, что не отправил себя прямо в конструкцию корабля-адресата. Тот факт, что он дышит воздухом, а не металлом поразил его, как еще одно доказательство того, что у вселенной есть план, в который включен и он.

Впрочем, едва ли. Кожа на ладонях была содрана и они теперь блестели в темноте, как блестящие мясные бока. Его дыхание перешло в резкую, шумную отдышку, и под своей маской он почувствовал раны на лице.

В варп-пузыре с ним было четверо рубрикаторов, но только один уцелел. Двое должно быть погибли при прыжке, разорванные на части капризными течениями Океана. Третий материализовался внутри толстой адамантиевой балки, и черные металлические прутья быстро пронзили бездушное создание. Вспышки остатков варпа пробежались по сломанному нагруднику, все еще пытаясь воссоединить тело воина Тысячи Сынов.

Безнадежно. Десантники-рубрикаторы были одними из самых крепких живых созданий в галактике, невосприимчивые к боли и отчаянию, способные действовать даже после тяжелых увечий, но смешавшись с корпусом лоялистского перехватчика, десантник-предатель лишился целостности брони-оболочки. Пока Фуэрца смотрел, слишком слабый, чтобы вмешаться, бледный свет в расколотом шлеме рубрикатора погас. Дух воина, такой, каким он был, исчез.

Фуэрца ощутил глубокую печаль, эхо психической боли внутри своей физической агонии.

Так мало. Теперь на одного меньше.

Он медленно – в сдавленном позвоночнике стреляли спазмы мучительной боли, повернулся к выжившему. Тот стоял бесстрастно и не шевелился. Рубрикатор не проявлял ни малейшего интереса к судьбе товарищей. Не в первый раз Фуэрца удивился, насколько истонченными были жизни рубрикаторов. Видели ли они руны, пробегающие по дисплеям шлема, как он? Отражалась ли на них речь, как на смертных людях?

Сказать было невозможно. Ариман, будь проклято его черное имя, сделал их такими же холодными и бесчувственными, как высеченные образы Неюмас Терциус.

Несмотря на это, он производил впечатление. Огромной и подавляющий в своем сапфирово-бронзовом боевом доспехе, рубрикатор все еще хранил украшенный болтер, с которым шел в битву на Просперо живым, дышащим космодесантником. Его нагрудник демонстрировал изящные образы змей и драконов, созвездий и астрологических символов, неизвестных знаков и древних глифов силы, каждый представлял образец великолепного мастерства.

Образы изменились. Фуэрца не знал, каким образом и даже не заметил когда, но они редко оставались постоянными надолго. Единственной неизменной вещью было Око, символ, который они носили все время.

– Итак, брат, – прохрипел Фуэрца и внимательно посмотрел на него, чувствуя, как кровь бежит по подбородку и раненой груди. – Что будем делать?

Они рематериализовались в темном коридоре, который тянулся в полумрак в обоих направлениях. Фуэрца прислонился к стене, рубрикатор стоял. Стену образовывали незащищенные механизмы и трубопроводы, голые и отвратительные. Полом была металлическая решетка, потолком – мешанина силовых кабелей, охладительных труб и квадратных модулей жизнеобеспечения. Было темно и почти морозно.

Фуэрца предположил, что они были на нижних уровнях, поскольку рядом ощущался грохот машин. Шум варп-двигателей звучал достаточно ровно, но даже в своем критическом состоянии Фуэрца был достаточно чувствительным, что определить ущерб, нанесенный духу машины корабля. Высоко над ними раздавались слабые крики и тяжелый, резонирующий грохот. Экипаж старался изо всех сил, чтобы не дать судну развалиться.

– Мы в варпе, – задумчиво произнес Фуэрца, облизав сухие, потрескавшиеся губы. – Насколько мы знаем, это единственный корабль, прорвавший блокаду Афаэля.

Он посмотрел на шлем рубрикатора, наблюдая, как полированный керамит его гребня уловил слабый луч освещения и превратил его в красивый образ.

– Судно Волков, – продолжил он, пытаясь создать ментальный план вывода корабля из строя. – На борту их может быть много.

Он улыбнулся, сдержав кровавый кашель, и положил доверительно руку на наплечник рубрикатора.

– Не имеет значения, мой брат, – сказал он. – Я могу излечиться от этих ран. Ты будешь моим защитником в грядущие дни. К тому времени как этот корабль покинет объятия Океана, мы будем единственными живыми душами на нем.


Три дня продолжалась высадка в горах Асахейма. Три дня охотничьи стаи разрушали и сжигали, проводя атаку за атакой. Три дня они добивались побед, не позволяя занять постоянные плацдармы, очищая скалы от грязи захватчиков. Многие десантные корабли были уничтожены группами Длинных Клыков до посадки, еще больше выведены из строя мобильными стаями после нее.

Несмотря на все эти усилия, захватчики преуспели в захвате плацдармов. Время шло, и Волки столкнулись с еще большим количеством врагов. Они не могли быть везде одновременно, и битвы становились все более свирепыми и длительными. Тысяча Сынов создали прочные позиции в девяти точках горных гряд вокруг Клыка, высаживая все больше людей и материалов. После установления блокады начнется штурм.

Когда над Клыком наступил рассвет четвертого дня, крепость была опоясана огнем. Маслянистые черные столбы, порожденные озерами прометия, который горел даже на льду, образовали огромный многокилометровой ширины круг в цепи гор. Осадный лагерь приближался, созданный жертвой тысяч солдат, каждая их жизнь покупала пространство для приземления еще одного десантного корабля, разгрузки еще одной лазпушки, спуска по погрузочной рампе еще одного танка,

«Громовой ястреб» Грейлока «Вранек» приземлился в Вальгарде, нырнув под завесу взрывающейся плазмы туда, где пустотные щиты все еще сопротивлялись непрерывной орбитальной бомбардировке. Он остановился на скалистом полу ангара, двери пассажирского отсека открылись, и сам Волчий лорд сошел в Этт в сопровождении своей свиты из терминаторов. Его встретил Вирмблейд.

Доспехи Грейлока были с одного бока опалены и измазаны полосами засохшей крови. От его правого наплечника был оторван кусок, обезобразив руну Триск. Волчьи когти все еще шипели остаточной энергией, а корка засохшей крови на кистях говорила о том, что оружие интенсивно использовалось.

– Хорошая охота? – спросил Вирмблейд, глядя с одобрением на следы битвы.

Грейлок с шипением воздуха снял шлем и взял его под руку. Его белые глаза горели холодным огнем.

– Их слишком много, – пробормотал он, пройдя мимо Вирмблейда, вынудив волчьего жреца повернуться, чтобы не отстать от него. – Мы окрасили лед в красный цвет, но они продолжают высаживаться.

Вирмблейд кивнул.

– Первая волна десантных кораблей должна была отвлечь нас. Они посадят тяжелые транспортники позже. Отделения десантников-предателей теперь двигаются вместе со смертными.

Грейлок сплюнул комок кровавой слюны и покачал головой.

– Кости Русса, Тар, – прошипел он. – Я не хочу ничего, кроме продолжения битвы. Я мог бы остаться на льду, пока мои клыки разрывают их холодные, мертвые кости.

– Он посмотрел в глаза волчьего жреца, на его худом лице была жестокость.

– Я не хочу ничего другого. Ты понимаешь?

Вирмблейд внимательно посмотрел на него, его старые глаза искали симптомы. Он долго всматривался, уделяя особое внимание белым радужным оболочкам.

– Праведный гнев, брат, – сказал он, наконец, крепко похлопав его по плечу. – Так и должно быть.

Грейлок фыркнул, плохо скрыв свое облегчение, и стряхнул руку волчьего жреца.

– Рассказывай.

– Мы окружены, – сказал Вирмблейд. – Он говорил прямо, основываясь на фактах. – Сеть закрылась. Если ты оставишь стаи снаружи, они будут перебиты. Сейчас в рядах врага есть колдуны, а у нас нет рунических жрецов противостоять им.

– Их непросто отозвать.

– Тогда они погибнут. Я могу показать тебе данные ауспиков.

Грейлок молчал, мрачно взвешивая варианты.

– Мы – охотники, Тар, – сказал он, наконец. Резкость покинула его голос, когда отступило желание убивать. – Это мы преследуем. А они загнали нас в угол. Такой бой не подходит Клыкам.

Вирмблейд улыбнулся, его рот изогнулся, как ножевая рана на старом, морщинистом лице. – Тогда мы научимся новому способу. Разве не об этом ты всегда твердишь?

– У меня было видение. Укрощение…

– Они научатся. Ты должен вести их.

Грейлок холодно посмотрел на Вирмблейда. Его мысли были отпечатаны на его волчьем лице, и он не старался скрыть их.

«Они не доверяют мне. Я – Белый Волк, бесстрастный призрак. Они чувствуют, что я хочу сделать, как желаю изменить нас всех».

– Отзови стаи, – прорычал он, устало повертев головой и размяв мышцы, которые не один день были в боевом напряжении. – Мы встретим штурм здесь. Если ни остается ничего иного, тогда им выпустит кровь проход через Врата.


Открытое небо было испещрено грязными следами летящих снарядов. Враг ухитрился создать огневые позиции в нескольких километрах к востоку от позиции Россека, и теперь оттуда начали выдвигаться передовые группы.

– Ройк! – проревел он в рацию. – Где эта проклятая тяжелая поддержка?

В наушнике раздалось шипение помех. Или связь ближнего действия была подавлена, или отделение Длинных Клыков Торгрима Ройка выведено из игры. В любом случае ситуация усложнялась.

Отделение Россека в течение ночи атаковало шесть зон высадки, полностью уничтожив их. За четыре дня десять его Серых Охотников все-таки должны были понести потери, несмотря на уничтожение огромного числа вражеских солдат. Постепенно открылась истина. Первую волну высадившихся составляли новобранцы – слабо обученные и плохо экипированные рекруты, отправленные поглотить ярость Волков, в то время как настоящие солдаты высадились позже. Горы теперь кишели вражескими отрядами. Сотнями отрядов.

Как тот, к которому они сейчас приближались.

– Фрар, Меченный, – прошипел он по оперативному каналу. – В обход.

Двое Серых Охотников тут же отреагировав, отделились влево и помчались по склону долины. Стая Россека продвинулась далеко вниз по длинной, узкой расселине в горах, используя неприступные скалы с обеих сторон для маскировки своего продвижения. Расколотые валуны, некоторые размером с «Носорога», давали отличное прикрытие. В дальнем конце долины, всего в нескольких сотнях метрах от них продвигался противник.

Два танка катились к позиции Россека, прикрывая марширующую за ними фалангу солдат. Огонь был сильным и точным, раскалывая валуны перед ними и наполняя воздух их осколками. Машины были нестандартной модели. По внешнему виду шасси «Лемана Русса» с автопушками и тяжелыми болтерами. Они походили на собственные «Экстерминаторы» ордена. Истребители пехоты.

– Эрикссон, Вре, – прошипел Россек.

Двое других Серых Охотников отделились вправо, низко пригибаясь и лавируя между выступами скал, оставив семерых членов стаи в укрытии на дне долины.

Огромный камень раскололся в нескольких метрах справа от Россека, уничтоженный дальнобойным минометом. Огонь тяжелых болтеров танков тянулся по дну долины, подкрадываясь все ближе к позициям Волков.

Россек проверил локатор своего шлема, наблюдая, как его солдаты занимают наивыгоднейшие позиции.

– Сейчас, – проревел он.

Серые Охотники на флангах выскочили из укрытий и помчались к вражеским позициям, несясь по пересеченной местности, как удирающий конунгур. Они двигались невероятно быстро, уверенно передвигаясь по вероломному ландшафту. Их болтеры обрушили огонь в борта раскачивающихся танков и на передние ряды пехоты за ними.

Россек увидел, как установленные на танках тяжелые болтеры повернули, чтобы встретить фланговую угрозу, осознав за несколько секунд необходимость перенести огонь с фронтальной стороны. Россек крепко сжал кулак.

– Хьолда! – заревел он, выпрыгнув из укрытия.

Его Охотники выскочили вместе с ним, вызывающе рыча, с развевающимися шкурами на доспехах. Время уловок прошло, и теперь все решала скорость.

Болтерные снаряды пролетели мимо наплечника Россека, когда он петлял к своей цели. Его звериные чувства позволяли ему постоянно опережать реакцию смертных. Он открыл огонь с пояса короткими, резкими очередями из спаренного штурм-болтера в правой руке. Приблизившись к первому ряду, Волчий гвардеец активировал цепной кулак.

Машины были мощными, но медленными, им мешала пересеченная местность. Волки прыгали и ныряли, пока неслись к врагу. Несмотря на свои огромные силовые доспехи, они двигались плавно, быстро и пригнувшись.

Россек добрался до первого танка и при помощи сервомеханизмов брони запрыгнул на его крышу корпуса. Башня развернулась к нему, но он вдавил свой цепной кулак в металл, разрезая его и высекая искры.

Двое Охотников набросились на другой, а остальное отделение пронеслось мимо и атаковало пехоту поддержки. Тяжелый лай болтерного огня быстро заглушил треск ответных лазерных лучей.

Одним движением Россек пристегнул болтер, схватил крак-гранату и швырнул ее в вырванное им отверстие в броне башни, прежде чем спрыгнуть с крыши сквозь град ответного огня. Тяжелые болтеры танка повернули за ним, только для того, чтобы быть разорванными приглушенным грохотом взорвавшейся гранаты. Танк тряхнуло, его бронированные плиты от взрывов вспучились.

Потом взорвался второй танк, перевернувшись при детонации топливных баков. Из пары расколотых корпусов клубился черный дым.

Смертные сломались, побежав той дорогой, по которой они так уверенно шли всего несколько минут назад, некоторые в поспешном отступлении бросали оружие. Россек презрительно заревел, схватил штурм-болтер и собрался пожинать месть.

Только тогда его дистанционный сканнер уловил новые сигналы, исходящие от наступающей пехоты. Далеко на дне долины, двигаясь медленно, но неумолимо, поднималась линия сапфирово-бронзовых фигур. Россек припал к земле за укрытием, сверяя количество. Восемнадцать. Два раза по девять.

– Радиосигнал из Этта, от ярла, – запыхавшись, доложил Фрар, тяжело лязгнув о скалу рядом с ним. Его голос был насыщен желанием убивать. – Приказывает отступить.

Россек не вставал, увеличив обзор шлема и наблюдая, как линия десантников-предателей наступает сквозь бегущие остатки их смертных союзников. Они не скрывали свое присутствие, не делая попыток остаться в укрытии. Они приближались молча, дерзко, словно уже завоевали мир, по которому шли.

– Предатели, – выругался он, чувствуя, как усилилось его желание убивать. Смертные были просто мясом для его болтгана; эти были настоящим противником.

– Ярл? – спросил Фрар. – Ты ответишь?

Россек нашел вопрос раздражающим. Он только увидел воинов, достойных его клинков, которые не будут бежать как скот, лишившийся своего убежища. Он невольно издал низкий, гортанный рык, его палец потянулся к спусковому крючку болтера.

– Нет, брат, – прорычал он, отмечая позицию стаи, когда она снова собралась вокруг него, определяя дистанцию до приближающихся предателей, оценивая прикрытие местности и подверженность воздействию артиллерии. – Я не отвечу. Я не буду отвечать, если только голос самого Всеотца не отдаст мне приказ.

Он повернулся к Серому Охотнику, чувствуя готовность воина к совершению убийства. Вся стая сражалась много часов, и в его носу стоял насыщенный запах смерти.

– Отключите связь, – бросил он. – Мы разберемся с ними. По моему сигналу принесите гнев Русса тем, кто осмелился посягнуть на его владения.

Охотники напряглись, быстро схватили болтеры и цепные мечи и приготовились выполнить приказ.

– Гнев Русса, ярл, – подтвердил получение Фрар, и в его словах была жестокая, гортанная радость.


Рамсез Хетт перешагнул через грязь, края его светлой мантии уже промокли. Золотой доспех защищал его от переохлаждения, но суровый холод проник даже сквозь его герметичный силовой доспех.

Зона высадки Хекʹэль Махди выросла с нескольких сот квадратных метров до более километра, миниатюрный город, раскинувшийся на ледяной возвышенности. У нее были зенитные батареи, генераторы пустотных щитов, сборные штурмовые стены и поспешно выкопанные по периметру траншеи. Высадились более двух тысяч Стражей Шпилей и продолжали выгружаться каждый час. Среди них шагали отделения десантников-рубрикаторов, каждое в сопровождении мага, и сотни смертных солдат. Просперинские танки и самоходная артиллерия катились по серым участкам залежалого снега, их двигатели надрывались и выпускали клубы черного дыма. Хекʹэль Махди сам по себе вмещала грозную армию, но она была всего одной из девяти защищенных зон высадки. Масштаб амбиций Афаэля никогда не был более очевидным.

«Мы больше никогда не сможем повторить это. Все зависит от этого удара».

Маг-лорд Рапторов добрался до места своего назначения. Командующий Стражи Шпилей в тяжелой броне, защитной маске и тактическом боевом шлеме, в чем было отказано первым высадившимся, подошел и отдал честь.

– Он прибыл вовремя, командующий? – спросил Хетт, его голос был, как обычно, скрипучим. Он не вышел полностью невредимым из Рубрики, и его голосовые связки растянулись за пределы человеческой переносимости. Если Страж Шпилей замечал это, то не подавал виду.

– Идеально, лорд, – ответил он, глядя на небеса.

Они стояли на краю широкой посадочной платформы, очищенной мельта-зарядами и выровненной пласкритом. Рубрикаторы стояли на страже по периметру, такие же неподвижные, как и камни вокруг них.

Хетт проследил за глазами командующего, увидев корабль Афаэля, спускающийся к их позиции. Это была «Грозовая птица», одна из многих, которыми оперировал Легион, позолоченная и украшенная образами мифических животных. Кабина затерялась в буйстве вычурных бронзовых символов, геометрических и мистических. Над всем этим было Око, отделанное мозаикой из граната, рубина и беррилия.

Глядя, как корабль садится на платформу, Хетт размышлял над правдивостью слов Темех об утрате легионом вкуса. Судно было кричащим. Огромным. Вульгарным.

«Когда мы теряем свою рассудительность, свою способность понимать, мы теряем все».

Пассажирская рампа опустилась, мягко прикоснувшись к луже под ней. Лорд Афаэль спустился вниз, окруженный шестью возвышающимися терминаторами. Его бронзовый шлем с удлиненной вокс-решеткой выглядел самодовольно. Каждое движение командующего было элегантным, удовлетворенным, контролируемым.

– Поздравления, брат, – сказал Афаэль, подходя к Хетту. – Ты дал нам необходимую позицию.

Хетт поклонился.

– Мы потеряли много людей, лорд. Больше чем я принимал в расчет. Псы выскользнули из ловушек.

Афаэль пожал плечами.

– Это их мир. Мы должны были так же страстно защищать свой.

– Тем не менее, – сказал Хетт, развернувшись и следуя с Афаэлем. – Смертные не могу бросить вызов космодесантникам. В некоторых местах произошла резня.

Хетт заметил вспышку недовольства у Афаэля. При всей поверхностной невозмутимости командира, под ней что-то было, нечто хрупкое. Если бы Хетт был Атенейцем, он мог бы сказать, что это.

Не страх, но, возможно, что-то похожее.

– Вот почему рубрикаторы идут на войну, – ответил Афаэль. – Благодаря хитрости нашего лорда, в логове Псов осталась не более сотни их. Мы привели шестьсот наших безмолвных братьев. У нас есть два миллиона смертных солдат против нескольких тысяч. Какое количество сделало бы тебя более довольным, брат?

Хетт почувствовал настойчивость в словах командира.

«Боится ли он неудачи? В этом дело? Нет. Беспокойство более тонкое. Это что-то еще, что-то внутри него».

– Я не допускал…

– Допускал, – устало сказал Афаэль. – Так как это твое право. Ты – командир, как и я.

Он остановился и осмотрел пространство зоны высадки, которое кишело многочисленными рядами пехоты и грохотом танковых групп. Авиакрыло штурмовых кораблей пролетело низко над ними, некоторые несли следы недавнего боя. Это было впечатляющее зрелище, демонстрация силы, против которой во всей галактике немногие смогли бы выстоять.

– Если бы это был не Фенрис, я бы сказал, что у нас уже есть все, что необходимо, – произнес Афаэль. – Однако самоуспокоенность в этом месте убьет нас всех.

Он оглянулся на «Грозовую птицу», верхние люки грузового отсека которой были опущены. Что-то спускалось по рампе. Что-то огромное.

– Так что ты убедишься, Рамсез, что необходимые меры предосторожности предприняты. Мы пойдем в эту битву со всем оружием, которым все еще обладает Легион.

Огромная конструкция с грохотом вышла из полумрака грузового отсека. Она была вдвое выше рубрикаторов, подвижная гора из изогнутого металла. Ее голова располагалась прямо в центре громадной бочкообразной груди, окруженная бронзовым орнаментом. Громадные руки держали пушку и гигантский горный бур. Она двигалась тяжелыми, неторопливыми шагами, идеально балансируя на изгибе грузовой рампы. Позолоченное чудовище выделяло острый аромат насыщенных масел и охладителей, но ничего другого. У него не было души. Даже рубрикаторы имели больше присутствия в варпе.

Хетт уставился на него с шокированным удивлением.

– "Катафракты", – прошептал он, видя, как второй последовал за первым из открытого трюма. – Я думал они все были…

– Уничтожены? Не все. Эти – последние.

Хетт смотрел, как гигантские боевые роботы, продукт древней кибернетической техномагии, добрались до периметра посадочной зоны и остановились. Они выглядели грозно и непоколебимо. За ними последовали другие, целое отделение несущих смерть машин.

– Конечно, были проведены модификации, – пояснил Афаэль, указав на руки-буравы. – Если мы должны откопать Псов, мы это сделаем.

– Думаешь дойдет до этого?

– Меня это не волнует, – сказал Афаэль, сила ненависти в его голосе была неподдельной. На мгновенье тембр стал больше похож на Хетта. – Если они встретят нас на льду, мы придем за ними. Если они спрячутся в своих туннелях, мы придем за ними. Если они зароются в скалах, мы придем за ними. Мы откопаем их, втянем в бой, и будем ранить, пока их кровь не окрасит это место так сильно, что оно никогда не восстановится.


Глава 8

– За Русса!

Россек забрызгал визор шлема слюной и ударил цепным кулаком, прочертив лезвиями оружия по нагруднику десантника-предателя, когда тот повернулся. Краем глаза он увидел, как его братья бросились в бой, их болтеры замолчали, когда они ввели в дело оружие ближнего боя. Остатки армии смертных теперь были неуместны. Все, что имело значение – предатели. Восемнадцать десантников-рубрикаторов против стаи из одиннадцати Космических Волков с пылающим огнем в сжатых кулаках.

Равные шансы.

Рубрикатор, противостоящий Россеку, двигался так же быстро, как и он. Хотя сапфировые монстры шли в битву неторопливыми, невозмутимыми рядами, с началом боя они ускорились. Их реакция соответствовала астартес, быстрая и уверенная, сбалансированная генетическим мастерством и этой грозной, энергичной физической формой .

Керамит ударялся о керамит, темно-серый цвет против сапфирового и бронзового. Вопящая, ревущая стая Волков вступила в бой. Их костяные тотемы дико раскачивались, а завернутые в шкуры руки наносили могучие удары с перемалывающей, точно направленной силой.

Предатели отвечали безмолвно, мрачно противопоставляя каждому выпаду контрвыпад. Они также быстро разворачивались, с равным искусством обменивались апперкотами, парировали атакующие клинки и отвечали ударами силовых мечей с кристаллическими клинками.

Россек возвышался над всеми остальными, великолепный в своем обожженном лазерным огнем терминаторском доспехе. Он прорубился сквозь охрану предателя, разбросав ее одной лишь инерцией движения, выписывая своим жужжащим цепным кулаком огромные разрушительные дуги.

Десантник-рубрикатор покачнулся, стоически сражаясь с надвигающейся бурей, отбрасываемый назад шаг за шагом. В то время как острые клинки отрубали куски от его украшенной брони, он не издавал даже шепота.

– Смерть Предателю! – заревел Россек, чувствуя новые впрыскивания адреналина, накачивающего его тело. У волка внутри от боевого безумия шла пена изо рта, он выл и пускал слюни. Абсолютное молчание врага разжигала ярость Россека, поднимая атаку на новые высоты свирепости.

Затем рубрикатор споткнулся о неровность местности. Россек воспользовался небольшим пространством между ними, чтобы выпустить град болтерных снарядов. Когда он приблизился для завершающего удара, снаряды попали в цель, раскалывая прекрасный доспех и отрывая декоративные гребни на шлеме и наплечниках предателя.

– Гнев Фенриса! – закричал Россек, присоединившись к многочисленному вою и боевым кличам своих братьев.

Это была жизнь. Это было совершенство – принести битву врагу, сражаться на открытом льду, для чего и создал его Всеотец. Среди гнева, слепой ярости, было также знакомое удовольствие от желания убивать.

Удовольствие.

Россек засмеялся под тяжелым терминаторским шлемом, едва замечая руны-символы на линзах дисплея, показывающие позиции стаи, отметки убийств и жизненные сигналы. Окруженные десантники-рубрикаторы зашатались под напором Волчьей гвардии, не в состоянии ответить на неукротимую ярость атаки. Их убогая жизнь подходила к концу.

Затем все остановилось.

Россек увидел как Меченный прыгает по скалам справа от него, бросившись на двоих рубрикаторов, за его спиной развевались черные шкуры. Серый Охотник замедлился и остановился, замерев в невозможном, наполовину законченном прыжке.

Остальная стая поддалась: она сначала замедлилась, словно шла через сырую нефть, а потом остановилась.

Ошеломленный Россек развернулся, прежде чем почувствовал, как тяжесть давит на его конечности.

– Сражайтесь с этим, братья! – закричал он, почувствовав запах малефикарума, нечестивое зловоние колдовства, когда оно погрузилось в него. Руны на его доспехе вспыхнули красным светом, сопротивляясь наступающим волнам порчи. Его зрение дрогнуло, затуманившись по краям, словно по дну долины с неестественной неожиданностью прокатилась мгла. – Сражайтесь!

Десантники-рубрикаторы не испытывали пагубного воздействия. Они продолжали наступать с безжалостной эффективностью, бесстрастно вонзая клинки в неподвижных Волков, рассекая горжеты и обнажая под ними бледную плоть, равнодушные к приглушенным крикам боли умирающих Охотников.

Россек все еще мог двигаться, хотя медленно. Каждое движение было вязким, раздавленным смертельным весом тяжести.

«Слишком медленно, чтобы спасти их».

– Хнн-ургх! – прорычал он, заставляя свое тело продолжать сражаться одной силой воли. Пот бежал по его татуированным бровям, вниз к сжатым скулам. Просто удерживать кулаки поднятыми требовало гигантских усилий; использование их еще больших.

Трое десантников-рубрикаторов приблизились к нему. Среди них был тот, с которым он сражался, не выглядевший ни мстительным, ни потрясенным, несмотря на свой изуродованный доспех. Подняв меч в атакующую позицию, он спокойно подошел, чтобы убить.

Россек мучительно смотрел, как затухают руны стаи на дисплее шлема, одна за другой. Воинов, которых он вел в битву, безжалостно убивали, не в разгаре честного боя, но как скот.

Он, рассвирепев, сжал цепной кулак и стиснул зубы. У него было такое чувство, словно его сердца лопнут, а мышцы оторвутся от костей, но каким-то образом он заставил свое оружие подняться.

Потом он впервые увидел колдуна. В нескольких метрах от него из укрытия появился маг Тысячи Сынов, его очертания размылись и мерцали. Россек чувствовал его запах, острую сладость порчи в носу. Под этой мантией был воин из плоти и крови, чье сердце билось, а разум испытывал злобу.

Колдун держал золотой посох, и на его увенчанном знаком навершии ожила перламутровая молния.

+ Когда будешь умирать, воин-пес, знай вот что, + раздался в его разуме тонкий, искаженный ненавистью голос. Колдун навел наконечник посоха на него. + Мы сделаем это с каждым из вас. +

Затем мир Россека наполнился болью и светом. Огромная сила сбила его с ног, оторвала от скал и швырнула далеко в воздух. Он почувствовал, как его тело отлетело от взрыва, испытав шок даже под защитой доспеха. Удар о землю был тяжелым, тупым и травмирующим. Он почувствовал резкий вкус собственной крови во рту и острый запах взрыва крак-гранаты.

Он мучительно поднял голову, стараясь остаться в сознании. Его зрение расплылось и дрожало.

Взрыв крак-гранаты?

– Ярл, не двигайся.

Это был голос Ройка по связи. Зрение Россека начало проясняться, как раз вовремя, чтобы увидеть новый залп тяжелого оружия по отделению Тысячи Сынов. Неподвижные десантники-предатели были разбросаны по сторонам, как и остальные солдаты. Огромные, клубящиеся шары пламени вспыхнули из расколотых валунов, когда крак-ракеты и тяжелые болтерные снаряды посыпались на рубрикаторов. Он увидел разорванных в этом аду предателей, их броня разлеталась на куски, когда огненный град рвался на керамите. Выжившие отступали с дисциплинированным молчанием, чтобы избежать потока приближающегося огня.

Несколько мгновений спустя несколько рук опустились на доспех Россека, вытягивая его с места боя.

– Моя… стая… – прохрипел Россек, его зрение расплывалось.

Движение прекратилось. Перед ним замаячил знакомый шлем. Цвета кости и в форме страшного медвежьего черепа, он больше походил на шлем волчьего жреца, чем Длинного Клыка.

– Всего один жизненный сигнал, – сообщил Торгрим Ройк. В голосе старого воина было обвинение. – Мы подобрали вас обоих, и мы уходим.

Где-то рядом Россек различил глухой рокот двигателя «Лендрейдера». Болтерный огонь стал интенсивнее, и поток залпов Длинных Клыков прочертил воздух.

Россек стряхнул с себя руки и, пошатываясь, встал. Его тошнило. Он чувствовал себя испорченным.

– Геносемя, – невнятно произнес он, думая о своих падших братьях. Мир вокруг него по-прежнему раскачивался в потоке следов от снарядов и эха взрывов.

Ройк приказал своим людям отойти к открытому люку ожидающего «Лендрейдера». Ветераны отступали без паники, стреляя на ходу. Они несли с собой тело Аунира Фрара, неподвижное и истекающее темной кровью.

– Останемся здесь – погибнем, – хладнокровно сказал Ройк. – Посмотри.

Россек повернулся и чуть не упал. В нескольких сотнях метрах, за пределами зоны поражения, где среди камней лежала его вырезанная стая, он увидел выживших рубрикаторов, которые начали перегруппировываться. За ними, дальше по узкой долине, спешили присоединиться еще больше солдат, смертных и предателей. Далее на большой дистанции находились танковые группы, машины которых были намного крупнее тех, что он уничтожил. Под их массивными гусеницами раскалывались валуны.

Авангард поддерживали главные силы; теперь наступление Тысячи Сынов шло полным ходом. Он слишком долго тянул. Помимо всего этого в его ноздрях все еще стояла вонь малефикарума, острая и пресыщенная. Они не смогут сражаться против этого колдовства.

Оцепенев, он позволил наполовину вести, наполовину тянуть себя в ожидавший транспорт. Густой дым вырвался из выхлопных отверстий, когда запустили двигатель. Болтеры «Лендрейдера» уже безостановочно стреляли, прикрывая отступление.

Россек едва ощутил, как рухнул с лязгом на пол пассажирского отсека, как почувствовал скрипучий толчок от запуска двигателей, когда машина покатилась назад по усыпанному валунами дну долины. Мучительная пелена порчи пронеслась по его разуму, растворяя мысли и смешивая инстинкты.

«Лендрейдер» увеличил скорость и благополучно вырвался из урагана огня. Россек поднялся на колени, его изломанное тело с трудом боролось с поврежденными сервомеханизмами доспеха. Только тогда начала возвращаться ясность, некое понимание того, что сейчас произошло.

«Я убил их».

И тогда волк с янтарными глазами внутри него завыл, не от жажды битвы или славы, но от ужасного горя.


Матросу Рери Урфангборну нравился космос. Даже когда корабль находился в странном варп-путешествии со всей его тошнотой. Стать членом экипажа корабля Адептус Астартес было шагом вперед из обычной жизни смертного человека Империума. Он знал это, потому что видел другие миры и воочию наблюдал ужасы и чудеса галактики. Он видел города-улья из металла и пласкрита, которые поднимали свои вершины сквозь кислотные атмосферы, гигантские агрокомбинаты, заваленные пылью и бесконечной работой, миры-кузницы, покрытые мануфакторумами размером с континент, насыщенные маслянистым дымом и пронизанные загрязнением и болезнями.

Так что, при всех его испытаниях, пожизненно находиться в машинариуме «Науро» было не так плохо. Здесь было темно и холодно, но на Фенрисе тоже. Большую часть времени плохо пахло, но через несколько лет ты перестаешь замечать это. Кэрлы были грубиянами и не думали дважды, чтобы ударить прикладом ружья за небрежную работу, но за исключением этого были достаточно гуманными – после прорыва орбитальной блокады действующий штурман корабля даже приказал выдать полумёд – тяжелый алкогольный суррогат священного боевого стимулятора Небесных Воинов. Это было хорошо. Это подняло всем настроение, несмотря на последовавшие за этим несчастные случаи.

С тех пор объем работы стал изматывающим. Трудно было сказать, сколько времени прошло – внутренние хроносы были ненадежны в варпе, и только навигатор обладал хоть каким-то представлением о прошедшем времени с момента выхода к точке прыжка и запуска варп-двигателей. Наверняка дни, по крайней мере, тело Рери говорило об этом. Работа занимала почти все время – он спал не более пары часов в каждом цикле, прежде чем его поднимали на новое задание. Что-то заставляло капитана гнать корабль, выжимая больше скорости, несмотря на полученные над Фенрисом повреждения.

Как матрос нижних палуб Рери не имел истинного представления обо всем процессе ремонта, но кое-что знал о двигателях, а они по-прежнему были в плохом состоянии. Повсюду были утечки, и три из четырех главных топливных магистралей, ведущие из цистерн к двигателям были разорваны без возможности восстановления. Семь палуб было полностью задраено, создавая трудности при перемещении между разными уровнями и отнимая много времени. Однако выражения лиц командиров вернулись из состояния крайней тревоги до просто мрачного. Моркаи по-прежнему шел по пятам, но, возможно, не так близко, как раньше.

Это были хорошие новости для Рери Урфангборна. Он любил жизнь, особенно с тех пор, как Анийя из команды интенданта, наконец, отбросила свою робость и, кажется, искренне желала провести немного времени за переборками вместе с ним. Он не обманывал себя тем, что ею движут чувства. Его сутулая фигура и серая кожа – результат работы, которой он занимался всю жизнь, совершенно не выделяли его, как образец мужественности, но близкая смерть удивительным образом ослабила сопротивление женщины.

Он мастерски крался по служебным тоннелям, наученный годами беготни по недрам «Науро». Освещение было ниже нормы. Целые секции погрузились в темноту, когда работающие машины неожиданно увеличили потребление электроэнергии, поэтому он пристегнул два фонаря по обе стороны ржавого шлема. Рери слышал на ходу свое тяжелое, предвкушающее дыхание. Он шел долго и его ладони стали засаленными от желания и машинного масла.

Он повернул за угол, вдвое согнувшись в тесном пространстве, заботливо избегая выступающие пучки оголенных проводов. Металл вокруг него постоянно вибрировал под воздействием пульсации титанических двигателей над головой.

Как только он добрался до места назначения – склада, скрытого глубоко в лабиринте служебных туннелей, тусклые лампы потухли.

Рери ухмыльнулся, включив фонари. Бледные и дрожащие лучи неплохо освещали путь. Он спрыгнул из служебного тоннеля в выбранную комнату, отшвырнув в сторону при приземлении ящик изношенных подшипников. Матрос оглянулся, лучи его фонарей пробежались по разбросанной куче ящиков на металлическом полу.

Анийя уже была здесь, сгорбившись перед кучей деталей старой машины. Она ждала его в темноте, опустив голову. Рери увидел, как вспыхнули ее рыжие волосы в свете фонарей, и почувствовал пробежавшее по телу возбуждение.

– Значит, ты пришла, – сказал он жадно, подбежав к ней.

Женщина не ответила, и Рери на мгновенье замешкался. Может она больна? Или задумалась? Он присел перед ней, осторожно протянув свою тощую руку к челке. Он колебался, его пальцы дрожали. Она сидела неуклюже.

– Анийя?

Он убрал ее волосы, обнажив бледное лицо. На месте ее глаз были черные дыры, от которых тянулись кровавые линии, похожие на следы от слез.

Рери закричал, отпрыгнув и сильно ударившись спиной о стену.

Только это была не стена. Это был металлический гигант, монстр в позолоченном силовом доспехе и высоком шлеме с гребнем. Чудовище наклонилось и схватило его за плечо, сжимая плоть, пока не хлынула кровь.

Рери продолжал кричать, пока не появился еще один. На втором монстре была длинная ниспадающая мантия на таком же украшенном доспехе, но он хромал и сутулился, словно был тяжело ранен. Его шлем походил на голову кобры, увенчанную золотым капюшоном. Воин в мантии сделал мимоходом жест и Рери осознал, что не может больше кричать. Его открытый рот совсем не издавал звука, даже если крик продолжался в его голове. Он боролся, скорее инстинктивно, чем как-то еще. Он начал узнавать людей – какие-то искаженные космодесантники. Это сказало ему все, что нужно о его шансах выжить.

Над ним возвышался десантник в мантии. Лучи фонаря Рери пронеслись по золотому капюшону кобры, засверкав от усыпавших металл драгоценных камней. Словно в каком-то полузабытом кошмаре его рот не издавал ни звука. Лицевые мышцы постепенно расслабились, пока не лицо не приняло выражение спокойной скуки.

Воин в мантии сказал что-то молчаливому, но Рери не смог понять языка. Потом золотой шлем повернулся к Рери.

– Я рад, что ты пришел, – сказала маска кобры, на этот раз говоря на фенрисийском со странным произношением. Голос оказался на удивление мягким. Даже любезным. – Твоя подруга не пережила этот процесс. Думаю, ты сделан из более твердого теста.

Его перчатки поднялись. В одной был изогнутый скальпель. В другой два шара, сияющих нечестивым, бледно-зеленым светом. Помимо колдовского блеска они выглядели целиком как глаза.

Рери продолжал кричать. Он продолжал кричать, когда фонари погасли, продолжал кричать, когда мастер Фуэрца приступил к работе, и продолжал кричать, пока лорд-маг Тысячи Сынов не закончил. И хотя его лицо оставалось вялым и бесстрастным, заключенное под поверхностью невозмутимости магией более могущественной, чем он смог бы когда-либо осознать, часть Рери Урфангборна никогда не переставала кричать.


Кулак Хель прыгнул высоко в воздух. Угасающий свет отразился от его доспеха, крупные пласты снега осыпались с тела.

– Волки среди вас! – заревел он, нарушив долгую, настойчивую тишину.

В пяти метрах ниже него колонна марширующих смертных повернулась, уставившись с комичными выражением ужаса. С их стороны было глупо идти так близко к краю, так заманчиво углубиться в глубокие сугробы и удобно расположиться для ожидавшей их засады.

В двух метрах слева от Кулака Хель из снега выскочил с криком дикого восторга Красная Шкура. Вместе с ним появилась остальная стая, ведомая вопящей фигурой Сигрда Бракка, возвышающимся кошмаром в броне и клинком посреди сгущающихся сумерек. Волки прыгнули разом, как оползень, врезавшись в застигнутый врасплох отряд.

По ним ударил лазерный огонь, когда смертные бросились бежать из тени уступа по пересеченной, предательской земле. Многие спотыкались, ломали лодыжки и кисти, падая среди острых, как нож камней. Их было больше сотни, все хорошо вооруженные, хорошо защищенные. Для смертных.

Кулак Хель тяжело приземлился, ломая хребет убегающему солдату силовым кулаком, который теперь потрескивал пузырящимся разрушительным полем. Он развернулся, аккуратно сбил с ног следующую пару, сорвал с них маски и оставил задыхаться разреженным воздухом. Другой рукой он выпустил из пистолета поток убийственного болтерного огня, прочертив кровавый коридор в тесно сбившихся толпе солдат, а затем прыгнул к ним.

– Ярость Русса! – закричал Кулак Хель, наслаждаясь убийством и выбирая цели среди толпы поворачивающих, бегущих фигур.

К этому времени Красная Шкура и остальная стая также оказались среди солдат. Они рубили и кромсали, выпускали короткие, точные очереди из болтеров. Мрак сумерек освещали дульные вспышки и энергетические поля, затмевая лазерные лучи, когда враг изо всех сил старался сделать больше, чем просто умереть под атакой.

– Идите к моим клинкам, предательское отребье! – проревел Красная Шкура, перепрыгивая через камни с уверенностью истинного волка. – Почувствуйте мой…

Шальной лазерный луч ударил его прямо в грудь, сбив его с ног и опрокинув на спину.

Кровавые Когти с хохотом пронеслись мимо него, безжалостно убивая смертных с небрежной и страшной энергией.

– Почувствовать что, брат? – передразнил Кулак Хель, выпотрошив солдата из болт-пистолета, после чего схватил силовым кулаком другого и раздавил его.

Сломанный Зуб смеялся даже когда рубил мечом целую группу запуганных, ползающих солдат, мономолекулярные лезвия разрезали броню, словно ткань.

Красная Шкура тяжело поднялся, излучая смущение и ярость. С черного ожога на его нагруднике поднимался дым.

– Кто, фекке, это был? – проревел он, снова шагнув на дистанцию ведения огня, его рокочущий голос поднялся над криками и задыхающимися всхлипами убегающих солдат. Он косил болтерным огнем, срезая солдат дюжинами. – Попробуй еще раз. Попробуй еще раз.

Кулак Хель оскалился, ударив кулаков в лицо солдата, и развернулся, чтобы подстрелить еще нескольких из пистолета.

– Хотелось, чтобы кто-то попробовал, – сказал он по оперативному каналу. – Убивать больше некого.

Это было правдой. Бракк прорубил дорогу сквозь врагов, убивая с точностью и мастерством, которые превосходили даже искусство Кровавых Когтей. Как обычно, Волчий гвардеец оставался зловеще молчаливым во время бойни, позволив молодым выпустить из себя свирепость, в то время как сам занимался беглецами. К тому времени как он подошел к Кулаку Хель, местность была усеяна быстро остывающими телами.

– Хватит, – рявкнул Бракк, как только волна убийств пошла на убыль. Он вставил новый магазин в болтер. – Это конец. Мы возвращаемся в Этт.

Красная Шкура был все еще зол.

– Почему? – выпалил он, позволив цепному мечу продолжать жужжать. – Мы могли бы сражаться всю ночь.

Бракк фыркнул. В отличие от других вожаков стай он предпочитал оставаться в стандартном силовом доспехе, нежели более громоздком терминаторском, но каким-то образом по-прежнему возвышался над воинами вокруг него.

– Мы не останемся здесь для того, чтобы ты снова упал на свою задницу, – прорычал он. – Я получил приказ из Этта – мы возвращаемся.

Кулак Хель встал рядом с Красной Шкурой. Его тело было все еще наполнено эндорфинами. Счет убийств был высоким, несмотря на их низкое качество. Работы все еще хватало, и быть отозванным обратно в логово было оскорбительно.

– Мы должны остаться, – сказал он почти неосознанно.

Стая молчала. Бракк медленно повернулся к ней лицом.

– Действительно? И какая часть тактического гения заставила тебя сказать это?

Кулака Хель больно задел сарказм. Он почувствовал, как в голове пронесся резкий ответ, как рвутся наружу зревшие месяцами чувства.

«Наш Волчий лорд слишком осторожен. У него холодная кровь. Он не дает нам прославиться и превращает нас в щенков ордена. Им должен был быть Россек. Он бросил бы нас на врага, дал бы необходимое нам убийство».

Но слова не были произнесены. Бракк был старым Волчьим гвардейцем, твердым как адамантий и закаленным на наковальне бесчисленных кампаний. Он был высшим хищником, неоспоримым главой стаи. Кровавые Когти были вольны высмеивать эту силу, когда ими двигали юный пыл, но они никогда не бросят ей вызов.

Поэтому Кулак Хель смиренно поклонился, чувствуя, как от этого пылают его щеки.

– Теперь среди предателей есть колдуны, – пояснил Бракк, обращаясь ко всей стае. – Так далеко от оберегов Штурмъярта, мы уязвимы. Так что мы отступаем туда, где сможем лучше сражаться с ними. Ярл знает, что делает.

Стая убрала оружие, готовясь к возвращению в Этт. Один за другим, держась рядом, они отправились в путь в сгущавшихся сумерках.

Когда Кулак Хель собрался последовать за ними, к нему подошел Бракк. Он взял Кровавого Когтя за руку. Не мягко.

– Я знаю, что ты чувствуешь, – сказал он по закрытому каналу. – Твой пыл делает тебе честь, Кир Эсвай. Будет еще много убийств, и слава, которую ты жаждешь.

Хватка усилилась.

– Но еще раз подвергни сомнению приказ, – прорычал он, – и я разорву твою наглую глотку.


Амуз Темех осмотрел комнату. Он находился в центре «Херумона», защищенный от космоса километрами конструкции корабля. Комната имела форму идеального круга диаметром девять метров, ее стены были отполированы до зеркального блеска. Даже глаза Темеха, приученные к несовершенству во всех его формах, не могли разглядеть изъяны на поверхности – результат десятилетий работы его неофитов, прежде чем им сказали об операции на Фенрисе. Пол был таким же гладким и отражающим. Потолок, высотой около двадцати метров, богато украсили. Отделанные золотом и аметистом зодиакальные фигуры и пять Платоновых Тел[11] были расположены вокруг центральной эмблемы Ока.

«Око. Когда оно стало нашей эмблемой? Кто-нибудь из нас думал о том, что оно говорит, что значит?»

Темех посмотрел вверх психическим зрением, пристально разглядывая узор. Образы, хотя и были прекрасно исполнены, были не просто украшением – их расположили строго в определенных точках в центре комнаты, точках, обусловленных гармонией, которую они пробудили внутри эфира и резонансах, которые создали.

Иногда практики и другие неофиты предполагали, что имматериум и материум не имели точной взаимосвязи, и то, что происходило в одном, было только неполным отражением в другом. Это было не так, несмотря на то, насколько неясными эти взаимосвязи могли показаться непосвященным. Причинные связи были более постоянными и более определенными, чем любые безоговорочно существующие в физической реальности, хотя для того, чтобы понять, как бесконечные элементы разделенных вселенных сочетаются друг с другом, потребовалась бы целая жизнь исследований. Даже мастера-колдуны нуждались в знаках, чтобы понять смысл этих глубоких значений. Образы были частью этого, как и имена. Вот почему стены комнаты были исписаны словами силы, которые вычертили идеальными линиями машины, давно забытые и запрещенные в смертном Империуме.

Сами по себе имена имели мало значения. Но если их разместить в надлежащем порядке и относиться с должным почтением, значение могло быть ужасающим. Тут речь шла о взаимоотношениях, связях, причинах и следствиях.

В центре комнаты находился алтарь, отлитый из бронзы и украшенный дополнительными эзотерическими устройствами. Темех стоял рядом с ним последние двенадцать часов, неподвижно, со сжатыми руками, опущенной головой, в позе молчаливой медитации. Он был в высоких Исчислениях, настолько близко к отделению души от тела, насколько отважился, помня об опасностях, даже когда наслаждался возможностями.

Над алтарем нечто обретало форму. Хотя его фиолетовые глаза были закрыты, Темех видел, как форма растет. В настоящий момент фактически ничего нельзя было заметить. Мерцание тут, вспышка там. Время от времени будет дрожать воздух, колеблясь, словно в горячем мареве.

Задача была трудной, несмотря на долгую подготовку, усердные исследования, сделанные жертвоприношения. Как только достигались определенные состояния, как только определенная степень физического состояния отступала, вернуть ее было сложно. За долгие эры вселенная научилась сопротивляться проявлению в своих владениях чистой психической сущности. У материума была своя собственная душа – об этом тоже мало, кто знал – обобщенная способность замедлять вторжение с другой стороны пелены. Если бы ее не было, демонические силы давно бы свирепствовали в смертной галактике.

Для того чтобы выполнить волю его господина, эта сила должна быть нейтрализована, осторожно взломана. Ариман когда-то назвал это спеть колыбельную вселенной. Подходящее описание.

Вспомнив старого друга, Темех почувствовал, как его сердце замедлилось, пульс упал до одного слабого удара в час. Воспоминание помогло ему. Методика действовала.

Над алтарем на короткий момент вспыхнул окаймленный красным цветом зрачок, такой же темный, как глубины космоса. Затем он исчез, просто эхо среди полураспознанных форм, плавающих над бронзой и золотом.

Они ищут вас на Гангаве, мой лорд, подумал Темех, позволив части своего разума позабавиться иронией этого. Как-будто вы все еще ограничены физической геометрией. Они не знают каким могущественным и каким слабым вы сделали себя.

Тогда в теплом воздухе пробежала рябь, отголосок подобия раздражения, незначительная модуляция некоего огромного, властного существа, все еще способного быть оскорбленным и задетым за раненную гордыню.

Темех обуздал свои мысли. Необходима была концентрация. Она будет необходима много дней. Каждый материальный атом в комнате будем сопротивляться ему, каждый нарушаемый закон физики будет изгибаться и бороться. Материя чувствовала чудовищный произвол, который он хотел совершить, и из-за этого неистовствовала все еще могучей яростью.

Успокойся, – приказал Темех, безмолвно приводя в действие свою неуловимую силу в комнате. – Мой голос – закон в этом месте. Моя воля – главная. Я здесь по велению моего господина. Я здесь, чтобы уложить тебя спать.


Глава 9

Над Асахеймом вставал рассвет, отбрасывая тусклые золотистые лучи на горы и покрывая многие километры нетронутого снега слабым сиянием. Свет пробежал по склонам Клыка, отразившись от уступов Фриемяки.

Он показал картину опустошения. Возведение осадного лагеря Тысячи Сынов было завершено – стальное кольцо вокруг изолированного пика. Плазменный дождь с флота на орбите продолжал непрерывно падать, ударяясь в пустотные щиты крепости и стекая через разряженный воздух. Все входы и выходы Клыка были теперь перекрыты, заблокированные огромной массой пехоты и механизированных частей. Тяжелая артиллерия была расположена на скалах фронтом к Клыку, и каждый ствол был направлен на одинокий профиль бастиона Волков. Ряды людей по-прежнему двигались, занимая передовые позиции, прикрываемые фланговыми колоннами танков и низко летящими эскадрильями штурмовых кораблей. Тяжелые орудия уже были развернуты, и нескончаемый поток снарядов выл в морозном небе, чтобы обрушиться на далекий камень и лед цитадели Русса.

С наблюдательной платформы высоко над Вратами Восхода Грейлок, Штурмъярт и Вирмблейд наблюдали за развертыванием врага. Снизу доносился звук сверления и стука, вместе со светом от сварочных аппаратов и лазерных горелок. Гигантские батареи над и рядом с Вратами были усилены дополнительными противопехотными комплектами, извлеченными из арсеналов. Сами Врата, достаточно широкие, чтобы через них прошла сотня людей в ряд, были освящены руническими жрецами и покрыты новыми знаками отвращения. Колоссальное строение из адамантия, гранита и керамита ощетинилось примыкающими башнями тяжелых болтеров, ракетными установками и стационарными плазменными пушками. Собранная здесь огневая мощь была огромной, подобный арсенал больше подходил группе линейных крейсеров, чем наземной цитадели. За закрытыми дверьми Врат стояли защитники, облаченные в силовые доспехи или заключенные в отсеки «Лендрейдеров», ожидая момента, чтобы выйти из укрытия. По всей конструкции протянулись щиты, слегка сверкая, когда косые солнечные лучи пробивались сквозь тучи горящего машинного масла.

Грейлок приблизил изображение вражеского войска, оценивая численность, дистанцию, огневую мощь, которую они могли задействовать.

«Мы должны заставить их заплатить за проход через врата».

Он чувствовал себя спокойным, готовым, уравновешенным. Рейды против зон высадки дали его воинам трофеи и задержали нападение главных сил. Были потери, но несравнимые с теми, что понес враг.

– Как они собрали такую армию? – спросил Штурмъярт, выглядевший пораженным. – Саги говорят, что мы разбили их.

– Большинство из них мертвы, – сухо заметил Вирмблейд. – Радуйся этому.

– Они планировали это столетия, рунический жрец, – сказал Грейлок. – Железный Шлем должен был предвидеть это. Мы должны были предвидеть это.

Ноздри Штурмъярта раздулись под шлемом. Он работал с невероятной энергией последние три дня, чтобы напичкать Клык оберегами, и все еще страдал от своей неспособности прочитать руны.

Поняв его состояние, Грейлок повернулся к нему. – Я не критикую тебя, брат. Их способность искажать вирд – это их позор.

– Они не искажают вирд, – настойчиво повторил Штурмъярт.

Вирмблейд резко рассмеялся.

– Знаешь что, брат? Мне на самом деле наплевать, откуда берется их колдовство. Они горят в огне Хель также как и смертные, и только это имеет значение.

Штурмъярт одарил волчьего жреца долгим взглядом, словно не был уверен, высмеивает тот его или хвалит.

– Они будут гореть, – пробормотал он, повернув свой покрытый рунами шлем к далекому врагу. – О да, они будут гореть.

Позади них раздался стук кулака о нагрудник, и Хамнр Скриейя присоединился к ним на наблюдательной платформе. Как и вся Волчья гвардия, он носил следы недавних боев на своем доспехе – его силовой кулак обуглился от ожога силового поля, а шкуры на терминаторском доспехе были не более чем кусками спутанного меха.

– Скриейя, – поздоровался Грейлок. – Возвращение завершено?

– Да, ярл.

– Итог крови?

– Мы нанесли им большой урон, ярл. Потери минимальны, но… существенны. Погибла одна стая.

Грейлок поднял брови. Приказ о возвращении был дан до того, как прибытие колдунов сделало поле боя смертельным для его истребительных команд.

– Стая? Чья?

Скриейя колебался мгновенье.

– Тромма Россека, ярл.

У Грейлок было такое чувство, словно Скриейя ударил его в живот.

«Россек. Из всей моей элиты, Россек…»

– Он выздоровеет, но его стая погибла.

Грейлок сдержал порыв противоречивой эмоции в ответ на новости. Даже в доспехе состояние его феромонов было очевидным для остальных.

«Истинный сын Русса, упорный воин, неодолимый. Мой брат, вот почему ты никогда не сможешь быть ярлом».

– Он должен быть наказан, – сказал холодно Вирмблейд. – Его стая должна была сражаться вместе с нами.

– Не сейчас, – прорычал Грейлок. – Нам пригодятся его клинки.

На мгновенье показалось, что Вирмблейд собирался возразить, но затем он поклонился.

– Как пожелаешь, ярл.

Стояла морозная тишина. Вдали продолжалось сосредоточение вражеских сил. С каждым прошедшим мгновением ведущие к вратам долины заполнялись авангардом предателей. Они атакуют прежде, чем солнце достигнет зенита.

Грейлок оглядел будущее поле битвы. Под шлемом его бледное лицо застыло в мрачной маске горечи.

– Я хочу только, чтобы эта битва началась, – прорычал он, и волосы на его теле встали дыбом. – Кровь Русса, пусть они придут ко мне, и я покажу им, что такое агония.


Арфангу потребовалось больше времени, чем ожидалось, чтобы сделать вызов. На какое-то время Фрейя начала надеяться, что он нашел еще кого-то для охраны его драгоценных сервиторов, и честно сосредоточилась на других обязанностях хускэрла. У нее их было много, включая стрелковую подготовку со своим отделением, в котором многие не отвечали стандартам, на которые она надеялась.

Но железный жрец не забыл, и в тот момент, когда армия Тысячи Сынов начала сжимать блокаду вокруг Этта, с трудом устанавливая передовые позиции на окружающих пиках, он вернулся за ней.

– Время пришло, – сказал он, и этим ограничился. Итак, она покинула Вальгард со своим отделением, не задавая больше вопросов, готовая следовать за Арфангом куда бы то ни было. Очень скоро все станет ясно. Они направились вниз. Далеко вниз.

Смертные подобные Фрейе при всей их отваге уроженцев Фенриса, не были способны без посторонней помощи прыгать вниз по вертикальным шахтам, которые связывали уровни Клыка. Даже если бы она смогла это сделать, сервиторы наверняка нет – прыжки были возможны только для Небесных Воинов. Таким образом, путешествие вниз на многие сотни уровней из Вальгарда на вершине Клыка к низшим уровням Хоулда заняло много времени. Пестрая компания проехала на более чем дюжине турболифтов, прошла пешком несколько длинных винтовых лестниц, вырубленных в камне и промаршировала через бесчисленные, грубо вырезанные помещения, освещенные тлеющими углями старых костров. С каждым пройденным уровнем убранства в скалах становились все менее изощренными, светосферы все больше удалялись друг от друга, голоса становились все более тихими.

Они быстро прошли через Клыктан, кишащий трэллами. Фрейя знала, что на ее отца возложена ответственность по его обороне, но когда она с Арфангом пришла туда, среди снующих толп его не было видно. Отделения кэрлов были заняты установкой орудийных башен в дальнем конце, а по полу тянулись кабели толщиной с пояс. Одно это немного остудило ее горячую кровь. Клыктан был священным залом, и если ярл предполагал вести войну здесь, тогда приближающийся штурм действительно будет более серьезным, чем все, что обрушивалось на Фенрис ранее.

Фрейя удивилась бы, если Небесные Воины чувствовали даже малейшую степень беспокойства. Для этого они должны были быть людьми.

Но, конечно же, они ими не были. Они представляли не столько другой класс, сколько другой вид.

«Вид. Звучит так, словно я классифицирую зверей».

После Клыктана они продолжали идти, забираясь все в более глубокие уровни Этта. Хоулд, огромный и кишащий туннелями улей, в котором родилась и провела свое детство Фрейя, не походил на то шумное, гудящее место, которое она знала. С выражением напряженного ожидания сновали по своим делам трэллы, все с оружием, большинство под руководством опытных кэрлов. В стратегических точках сети туннелей сооружались баррикады, а на пересечениях – орудийные платформы. Руны-обереги, Глаза Отвращения, защищавшие каждый крупный перекресток, заново благословлялись руническими жрецами и их вирд-трэллами в кожаных масках. Складировались боеприпасы, за которыми бдительно присматривали хускэрлы по мере пребывания все большего количества ящиков из огромных арсеналов.

Время от времени мимо них проходил Небесный Воин по какому-то неотложному делу, в почерневшем и измазанном кровью доспехе. Они ни разу не поздоровались с ней, но все уважительно кивали Арфангу, прежде чем исчезнуть в тенях. Фрейя чувствовала повышенное напряжение в их телодвижениях – они уже сражались много дней и были предельно готовы к предстоящей битве, их золотистые глаза сверкали, и это делало их более немногословными и непостижимыми, чем обычно.

У подножья Хоулда, углубившись на километры в скалу, находилась Печать Борека – крупнейший из бесчисленных залов Клыка. Даже более крупная, чем Клыктан, гигантская пещера была мрачным и погруженным в тени местом. Так же как Клыктан защищал подходы из Хоулда в Ярлхейм, Печать Борека прикрывала проход на нижние уровни – Хранилище Молота и полуизученное Подклычье. Она была колоссальной, размером с корпус линкора, но почти полностью лишенная убранства и шкур, костей и резьбы, которые украшали большую часть залов Этта. Голые каменные стены были незаконченными и неровными, напоминая о первоначальной природе древнего происхождения Волков. Несколько костров горели в огромных круглых ямах, но их огонь был слабым и лишь слегка смягчал постоянный холод.

Пока она шла по огромной пещере в сопровождении прихрамывающих сервиторов, Фрейя разглядывала огромные колонны, поддерживающие далекий свод. Каждая представляла собой ствол из голого камня шириной с шасси «Носорога», который блестел красными пятнами от огней внизу.

Она никогда не спускалась так далеко прежде. И знала, что никто не спускался. Это было ниже уровня Врат, предел патрульных обходов кэрлов, и дальше никто, кроме железных жрецов не ступал.

– Испуганна, хускэрл? – спросил Арфанг, его посох стучал по камню во время ходьбы.

Испуганна на Фенрисе означало только универсальное, абстрактное оскорбление. – Осторожна, лорд, – ответила Фрейя так резко, насколько осмелилась.

Арфанг позволил вырваться скрипучему смеху.

– Как и положено. Не хотел бы иметь с собой щенков. Ничего бы не вышло.

Фрейя внимательно посмотрела на железного жреца. В темноте его доспех был черным, как обугленный металл, отмеченный красными полосами от костров.

– Простите меня, лорд, – осмелилась она. – Это необычно. Кэрлы не спускаются в Хранилище Молота.

– Не спускаются, – согласился Арфанг.

Они продолжали идти. Железный жрец, казалось, не чувствовал необходимости дать другое объяснение.

– Итак, если я могу спросить…

– Ты хочешь знать, почему я вызвал тебя, какая возможная польза может быть от смертного здесь.

– Не могу представить, что вам нужна моя помощь.

Арфанг остановился и повернулся к ней. Позади них вереница сервиторов с лязгом остановились.

– Думаешь в кузнях нет опасности?

– Мы внутри Этта, лорд.

– Мы на Фенрисе, хускэрл. Мы не уничтожим опасность на этом мире, даже если бы могли. Мы держим ее близко к себе, учимся жить с ней, использовать ее, чтобы оставаться сильными. В Подклычье много опасностей. Некоторые неизвестны даже Великому Волку.

– Но мы не идем в…

– Это время опасности, и есть пути из темных мест в Хранилище Молота. Если бы я мог выбирать, то бы пришел сюда со стаей Охотников. Но они все нужны для обрезания нитей, так что должны действовать смертные.

Он наклонился вперед и его глаза сверкнули, как старые звезды.

– Пробуждение мертвых – трудная задача, – прорычал он низким и грохочущим голосом. – Это займет мое внимание на долгие часы. Пока я буду занят, трэллам понадобится защита. Ты сможешь сделать это, хускэрл? Или ты боишься более глубокой тьмы?

Фрейя сердито посмотрела на него, ужаленная предполагаемой слабостью. Она почувствовала вспышку возмущения в своей груди, всегда присутствующее желание наброситься на высокомерие закованных в броню полубогов, которые диктовали каждый аспект ее жизни. У них всего лишь отсутствовал страх, потому что он был уничтожен в них Хеликс, но как же быстро они начинали презирать смертные эмоции, саму суть человечества, защита которого была им поручена.

– Я ничего не боюсь, лорд, – сказала она, скрывая раздражение в голосе.

Личина железного жреца скрывала его выражение лица, но легкое движение головы сказало Фрейе, что под этой потрепанной пластиной он улыбался ей.

– Увидим, хускэрл, – сказал он, продолжив движение. – Увидим.


Морек шел по Клыктану, петляя между прибывающими колоннами раненых и вернувшихся. Большинство приземлились на «Громовых ястребах» в Вальгарде, но некоторые прибыли через наземные врата. Громадный зал был наполнен шумом и движением – это кэрлы спешили установить дополнительные орудийные платформы, мимо них проходили колонны воинов, направляясь к другим точкам развертывания.

Среди всего этого появились Небесные Воины. Они шли напыщенно, неся след победы в своих золотистых глазах, шагая среди смертных, как полубоги. Другие стаи понесли потери и сгорали от стыда и очевидного желания вернуться в бой. Все пострадавшие были тяжело ранены, пылая зловещей, темной решимостью расплатиться по счетам. Морек слишком хорошо понимал необходимость избегать близкого контакта с ними. Когда зверь внутри них бодрствовал, у них иногда были проблемы с определением врага.

– Ривенмастер! – раздался гортанный, громкий голос.

Морек быстро повернулся и его сердце упало.

К нему прихрамывая, шел Волчий гвардеец. Огромная фигура в терминаторском доспехе выросла из освещенной огнями темноты. Доспех был потрескавшимся и отмечен боевыми повреждениями, таким же израненным выглядел и сам воин. Он снял свой шлем, обнажив сильно татуированное лицо, обрамленное красновато-коричневой гривой. На висках блестели штифты, а глаза выдавали дикую, уничтожающую скорбь.

Рядом с ним, на подвесной платформе парило тело Серого Охотника, привязанное к передвижным носилкам и абсолютно неподвижное. Его доспех был разрезан на части, и длинные кровавые следы текли по броне. Вдоль каркаса подвеска мерцали огоньки, отображая форму знаков. Морек не был апотекарием, но смог распознать Руну Смерти также как и любой другой фенрисиец.

– Служу, лорд, – сказал он, поклонившись.

– Доставь этого воина лорду Вирмблейду, – прорычал Волчий гвардеец. – Немедленно.

Морек поколебался, всего на мгновенье. Ему было приказано наблюдать за подготовкой обороны Клыктана. Здесь были бесчисленные трэллы, которые могли сопроводить раненного Небесного Воина к волчьим жрецам.

Он мог возразить. Это было бы бессмысленно. Волчий гвардеец перед ним был ранен и очевидно старался сдержать котел мрачной, разочарованной ярости.

– Сделаю, лорд, – сказал он, стараясь не думать о многих делах, которые останутся незаконченными в его отсутствие.

Волчий гвардеец заворчал, и толкнул подвесок к нему. Он слегка подпрыгнул от прикосновения. Морек увидел обширные повреждения на истерзанном теле, глубокие раны от мечей и свернувшуюся кровь. Похоже на то, что Охотник был в состоянии, которое его родичи называли Красный Сон, глубоком регенеративном процессе, запущенном слишком близкими объятиями Моркаи.

– Иди быстро, смертный, – прорычал Волчий гвардеец, повернувшись, чтобы вернуть туда, откуда пришел, затем остановился. – Как тебя зовут?

Морек посмотрел ему в глаза. Долгий опыт научил его всегда смотреть им в глаза.

– Морек Карекборн, лорд.

– Охраняй его хорошо, Морек Карекборн. Когда все закончится, я найду тебя. Его зовут Аунир Фрар, Серый Охотник из моей стаи. Теперь его и твой вирды едины. Помни об этом.

Морек сохранил зрительный контакт, хотя это было трудно. Янтарные радужные оболочки Волчьего гвардейца выглядели странным образом расфокусированными, словно сильный удар повредил что-то внутри него. В чем не было сомнений, так это в настойчивости в его словах.

– Я понимаю, – ответил Морек, уже планируя маршрут подъема к обители телотворцев, месту, к которому час назад просто приблизиться, означало для него смерть. – Его вирд – мой. Моя жизнь за его.


На восьмой день с момента прибытия Тысячи Сынов на орбиту Фенриса начался штурм ворот Клыка.

Хотя оба наземных портала – Кровавый Огонь и Восхода – находились высоко на отвесных склонах горы, они стояли на границе громадных хребтов между пиками, что позволяло подойти к ним с окружающих высот. Хребты тянулись к вратам цитадели, как огромные каменные дамбы, позволяя подойти к ним с близлежащих плато. В полузабытом прошлом тысячелетии Всеотец и Леман Русс ходили по тем же самым камням, вместе планируя строительство Этта, видя каким образом истерзанным ландшафт Асахейма может стать домом для величайшей крепости за пределами Терры. Русс сделал так, чтобы двое Врат возвышались над полностью открытыми подходами, превращая любое массированное наступление на них в бойню.

Когда Грейлок наблюдал, как огромные силы под командованием Тысячи Сынов начинают двигаться вперед, он молча поблагодарил за это предвидение. Собранная захватчиками армия, показавшаяся в резком свете полуденного солнца, превосходила все, что он видел под знаменем Предателя. Великое Очищение разгромило легионы предателей, а собственные войска Магнуса поредели во время ада на Просперо. В прошедшие века они, несомненно, были заняты делом.

Окружающая армия разделилась на две части, по одной на каждые Врата. В авангарде на тяжелых траках катились многочисленные колонны тяжелой артиллерии. Среди них были большие мортиры, машины, несущие осадные орудия, и гигантские плазменные пушки, высоко установленные на своих грохочущих шасси. За ними двигались еще более тяжелые машины, раскачиваясь, как пьяницы при выходе на дистанцию стрельбы. Присутствовали мобильные пусковые установки с целыми кассетами блестящих ракет, установленных на угол обстрела, и громадные сверхтяжелые штурмовые танки с осадными орудиями, выступающими из раздутых башен.

Вместе с ними приближались бронетранспортеры: «Химеры» смертных солдат и «Носороги» с «Лендрейдерами» десантников-предателей. Первых были сотни, вторых – горстка. Даже в этом случае, первая волна врага обладала большей живой силой, чем имелось у Грейлока во всей крепости, и он знал, что многие тысячи оставались в резерве.

Над наступающими рядами пронеслись соединения штурмовых кораблей, летящих низко и в сомкнутом строю. Выше на завывающих двигателях парили более крупные атмосферные корабли, набитые до отказа оружием и готовые атаковать поле боя.

Где-то среди разливающейся волны людей и машин были колдуны, падшие космодесантники, которые всем и командовали. Они были ключом, горсткой чародеев, держащей порочную силу варпа в своих бронированных руках.

Это была устрашающая сила, последние остатки одного из Легионов Смерти самого Императора, армия, способная поставить мир на колени.

Но Фенрис не был обычным миром, и его обитателей нельзя было запугать.

– Огонь, – приказал Грейлок.

По команде Волчьего лорда склоны Клыка извергли смерть.

Плазменные заряды и мощный лазерный огонь ударили по льду. Они потрескивали огромными, ужасными энергиями, устремившись к своим целям. С сотен позиций на склонах громыхали тяжелые болтеры, посылая масс-реактивные снаряды на громадные расстояния. Автопушки извергали потоки бронебойных снарядов во вражеские колонны. Ракеты с визгом вылетали из стартовых шахт высоко в ясное морозное небо, чтобы потом стремительно упасть на захватчиков.

Приближающиеся танки ответили сразу же, как вышли на дистанцию огня, и ураган огня вернулся, врезавшись в склоны горы, залив их адом воспламеняющегося прометия и детонирующих снарядов. Ад вспыхнул одновременно с плазменным дождем с орбиты. Неизменная колонна, сотрясавшая гору многие дни, усилилась, и всю верхушка Клыка омыла колыхающаяся завеса пламени.

Грейлок остался на открытой платформе, неподвижно и невозмутимо наблюдая, как щиты перед ним поглощают прибывающую кару. Вражеская ракета вырвалась из моря уничтожения, взорвавшись в нескольких метрах перед ним, послав пульсирующие ударные волны по пустотному барьеру. Он оставался неподвижным, сосредоточившись на развернувшимся обстреле внизу, следя за любым признаком слабости и нарушением баланса.

Наступление Тысячи Сынов не было ни опрометчивым, ни уязвимым. Даже когда Волки излили свою ярость на приближающуюся армию, огонь столкнулся со сверкающим разрядом щитов. Что-то, какое-то колдовство, защищало танки от вреда. Барьер не был идеальным – бронетанковые колонны уже дымили и раскололись – но достаточен, чтобы предотвратить полное истребление авангарда. По его следам ближе подбирались бронетранспортеры.

Посреди града мерцающих плазменных уколов и взрывов расстояние между Вратами и Тысячей Сынов уменьшалось. Каждый залп с Клыка уничтожал ряд тяжелого оружия на земле, но место каждой разбитой машины занимала другая, перекатываясь по сожженному, деформированному металлу. Дороги постепенно покрывались ковром ползущего металла, который выбрасывал ответный огонь по установленным над ними батареям и завоевывал метры с каждым мучительным, усеянным обломками шагом.

Потом началась воздушная атака. Армады бомбардировщиков и тяжелых штурмовых кораблей устремились на высокие склоны Клыка, атакуя орудийные установки, лавируя между трассерами зенитного огня. На каждом заходе оборонительные орудия сбивали самолеты, которые в дыму устремлялись вниз, врезались в собственные войска и несли опустошение. Но с каждым заходом уничтожалась очередная оборонительная батарея, или очередной пустотный щит оказывался в критическом состоянии, или очередной поток снарядов отвлекался от наземного наступления.

Воздух начал наполняться клубами вращающегося, чернильно-черного дыма. Перспектива изменилась с холодной, ясной безупречности в образ пылающего, обуглившегося опустошения. Растущие стены дыма затмили солнечный свет, окружив гору пеленой полумрака.

Грейлок невозмутимо проверил дисплей шлема, отметив позиции своей Волчьей гвардии, дислокацию рунических жрецов, размещение ключевых объектов, состояние обороны, которую он спланировал и внедрил.

«И вот настал час испытания. Да защитит нас Рука Русса».

Затем Волчий лорд отвернулся от платформы, его когти вспыхнули хлесткой энергией, мерцая парой разрушительных полей. Он стал спускаться на уровень Врат, готовый встретить волну ярости, когда та обрушится.


Повсюду раздавались удары молотов. Они проносились по залам, отражаясь в камнях, вибрируя в глубоких шахтах, повторяясь в тайных склепах. Даже сквозь акустические компенсаторы, встроенные в ее шлем, Фрейя находила беспрестанный шум дезориентирующим.

– Теперь я понимаю, почему это место так называется, – мрачно сказала она.

Железный жрец кивнул.

– Оно восхитительно, – ответил он, и в его отфильтрованным воксом голосе не было ни следа сарказма.

Они стояли на краю пропасти, глубоко в Хранилище Молота. Перед ними парил над бездной единственный каменный мост, шестиметровой ширины и без перил. Он исчезал во мраке и далекой дымке. В сотнях метрах под ними, в огромной пещере, перекрытой мостом, раскрылся образ Хель. Гигантские печи, каждая высотой с титана «Полководец» и вдвое шире, выбрасывали языки кроваво-красного пламени. Желоба из почерневшего камня несли потоки огня из одной преисподней в другую, проходя через железные шестерни и снующие вверх-вниз поршни. Силуэты сервиторов-трэллов, чьи усеянные кабелями спины извивались от толчков, ползали между колоссальными машинами, проверяя мерцающие пикты с данными и ухаживая за модулями когитаторов с медным покрытием. Огромное пространство гудело низким грохотом работы. На лентах конвейера между горнами Фрейя смогла разглядеть начальные формы обшивки транспортных средств, артиллерийские стволы, даже детали нательной брони.

И кроме того были молоты. Ими орудовали вереницы безликих сервиторов с усиленной мускулатурой и железными ребрами, прикованные к своим адамантиевым наковальням сегментированными нерво-проводами, бесконечно работая, бесконечно стуча. Их было множество, более машин, чем людей, вылепленных в безмозглых големов равнодушным искусством телотворцев. Они были идеальными рабочими: неустанными, безропотными, сверхсильными, удовлетворенными работой у тигельных печей, пока смерть от истощения не давала им окончательное освобождение.

Ничтожная жизнь.

– Мы тратим время, – сказал Арфанг, побуждая свою личную свиту сервиторов следовать по мосту. Железный жрец шагнул за ними, заставив Фрейю и кэрлов поторопиться.

– Кто надзирает за ними? – спросила Фрейя, не в состоянии отвести взгляда от трудящихся внизу среди огня и жары легионов.

– Им не нужен надзор, – холодно ответил Арфанг. – Они знают только один способ служить. Не презирай его, хускэрл, – без них наши воины пойдут на войну с пустыми руками.

– Я не презираю их, лорд. Я просто не представляла что … их так много.

– И это беспокоит тебя?

Беспокоит. Это беспокоит ее больше, чем она когда-либо признается ему. Ее беспокоит, что всю жизнь легионы полумертвых, полумеханических рабов путаются у нее под ногами. Ее беспокоит, что она не знала, откуда они взялись, почему она закончит жизнь хускэрлом, а они – пищей для кузни. Ее беспокоит то, что она так мало знало о подобных вещах, и то, что пути Этта были такими деспотичными и затуманенными традициями, и только Небесные Воины имели доступ к ним.

– Я просто любопытна, – сказала она.

– Опасный инстинкт. Будь осторожна, иначе он захватит тебя.

Потребовалось почти десять минут долгого пути, чтобы пересечь по мосту залы кузни. Арфанг шел быстрым шагом, который сервиторы с трудом поддерживали. Даже Фрейя почувствовала, как ноют ее натренированные мышцы к тому времени, как дальний конец показался рядом.

Мост заканчивался на грубо обтесанной скале. В нее была врезана обитая железом дверь, украшенная знаком двухголового волка Моркаи, стража мертвых. Изображение было старым, намного старшим, чем что-либо в Хоулде, а края были отполированы горячими ветрами. Дверь была открыта и не охранялась. Только зеленый свет мерцал у основания тяжелого каркаса.

Разрушительное поле.

Арфанг щелкнул пальцем, и свет стал красным. Он шагнул вперед. Туннель впереди был непроглядным, его не освещали ни факелы, ни светосферы.

Фрейя настроила свой визор на режим ночного видения, и в зернистом, бледно-зеленом цвете появились стены. Переступая порог, она невольно вздрогнула, хотя и была хорошо приспособлена к холоду и темноте. Казалось, холод стал каким-то образом более сильным и проникающим. По мере движения звук молотов стих, замененный мертвой, холодной тишиной.

Они спустились. Глубоко. Фрейя видела отверстия в стенах туннеля; боковые коридоры, из которых веяло морозными порывами ветра. Вскоре дорога впереди разделилась на несколько ответвлений, и начала петлять в глубинах горы. Все время туннель оставался достаточно широким и высоким, чтобы по нему мог с легкостью пройти «Носорог».

Она начала терять ощущение времени и пространства. Абсолютная темень и холод, проникший в ее кости, давали странное ощущение путаницы в этом забытом месте. Было очень легко представить, что за пределами этой вечной, изначальной темноты остальной галактики просто не существует.

Когда раздался первый звук, она вцепилась в свой скьолдтар, ее сердце заколотилось. Это был таинственный, низкий, урчащий рык, который пробежался по ее позвоночнику, как ртуть по термометру. Она увидела, как напряглись ее кэрлы, водя стволами оружия по сторонам.

– Что это было? – прошипела она.

Железный жрец продолжил спокойно идти.

– Я сказал тебе, хускэрл, – ответил он. Его рокочущий голос отражался от стен. – В темноте есть опасность. Держи оружие наготове, и не позволь навредить моим трэллам.

Фрейя сдержала ругательство. Железный жрец раздражал ее сильнее обычного.

– Не стоит волноваться, лорд, – сказала она, ее челюсть сжалась. – Мы здесь, чтобы служить.

– Рад, что ты так считаешь.

Фрейя бросила быстрый взгляд через плечо. Вдали, в конце извивающегося туннеля, она увидела две светящиеся точки. Она моргнула и они исчезли. Дрожь усилилась.

«Что здесь произошло?»

И они снова шли, все ниже и ниже, дальше в глубокую тьму, островок душевного тепла в бесконечном океане абсолютной, вечной пустоты.


Морек шел по уровням Ярлхейма, опустив голову. Большинство встреченных им людей направлялись в противоположную сторону, спеша туда, где битва была наиболее яростной. Те немногие, которым было по пути, были в основном канониры, направляющиеся на свою смену к зенитным батареям.

От вибрации, вызванной исходящей стрельбой, затрясло шахту лифта при спуске Морека.

«Как это возможно? Мы на сотни метров внутри горы. Что это за оружие?»

Подвесок парил позади него в стальной клетке, неся распростертое тело Серого Охотника. Хотя это казалось непочтительным, Морек не смог воспротивиться желанию взглянуть на раненного Небесного Воина.

Лицо Аунира Фрара было открытым с тех пор, как Длинные Клыки сняли с него шлем в «Лендрейдере». Оно было гордым, строгим, с острыми чертами. В открытом рту блеснули созревшие клыки, а нижняя часть лица вытянулась в волчий профиль ветерана. Возможно, он нацелился на повышение в Волчью гвардию. Красный Сон по-прежнему держал его в своей хватке, его дыхание было слабым, почти незаметным. Части его доспеха были разрезаны, обнажая более дюжины глубоких колотых ран, включая ужасный, разорвавший артерию разрез на шее. Будь Фрар смертным, его жизнь не удалось бы спасти.

Лифт с грохотом остановился. Морек открыл двери и вышел, потянув за собой подвесок. Перед ним были залы телотворцев. На каменных перемычках дверей были вырезаны знаки отвращения. Едкий, антисептический запах обжег его ноздри. Впереди тускло-красное освещение Этта сменилось резкими белыми светильниками. Стены были покрыты кафелем, а на металлических столах лежали хирургические инструменты. В отличие от остального логова Волков, которое изобиловало тотемами и отбеленными звериными черепами, жилье волчьих жрецов было чистым, холодным и неукрашенным.

Морек вошел, сощурившись от яркого света и держа подвесок рядом. Издалека раздавался шум, но признаков чьего-либо присутствия не было. Он двинулся дальше, миновал ряды металлических столов, прошел комнаты, заполненные оборудованием, о предназначении которого едва мог догадаться. Рядом с хирургическими машинами и физической аугметикой находились длинные модули тихо гудящих древних когитаторов в бронзовых контейнерах.

Звуки становились громче. Он приближался к их источнику. Повернув за угол, он вошел в большую комнату, с куполообразным потолком и даже более ярко освещенную, чем остальные. В ней стояли огромные, тяжелые столы, некоторые из которых были заняты. На них лежали двое Небесных Воинов, оба в сознании, обоих оперировали команды трэллов в кожаных масках. Смертные работали быстро и умело – разрезали плоть, пришивали мышцы, оперируя раны зондами-иглами и болеутоляющими. Все они носили железные визоры с зелеными линзами, каждая из которых мигала огоньками света.

– Смертный, – раздался низкий голос, и Морек повернулся на него. Волчий жрец, по виду один из помощников Вирмблейда, вышел к нему в иссиня-черном доспехе, его обнаженные руки были в крови. – Расскажи о своем деле.

Морек поклонился. – Мне поручили доставить этого воина, Аунира Фрара, под опеку лорда Вирмблейда.

Волчий жрец фыркнул.

– Ты думал он будет здесь? Когда Этт атакован? – Он покачал головой. – Мы заберем его. Возвращайся на свой пост, ривенмастер.

Пока жрец говорил, трэллы столпились вокруг подвески, потянув ее в сторону одного из металлических столов. В распростертое тело были вставлены стальные нити, а над ранами установлены сканирующие устройства. Волчий жрец повернулся к своему новому подопечному и начал руководить операцией.

Морек поклонился. Он повернулся и вышел, возвращаясь через пустые залы владений телотворцев так быстро, как мог. Что-то в этом месте лишало его присутствия духа. Ароматы были чужими, очень непохожие на запахи шкур и золы, среди которых он родился.

Слишком много света.

Он прошел через другую комнату, затем повернул налево, пройдя через открытые двери. Он сделал еще несколько шагов, прежде чем понял, что идет не туда. Комната, в которую он вошел, была меньше остальных, В ее центре находились три громадных резервуара, каждый был заполнен полупрозрачной жидкостью. Емкости были цилиндрическими, шириной не более одного метра, но высотой до самого потолка. Собранное у их оснований оборудование ритмично тикало и дребезжало.

Он знал, что должен отвернуться, но содержимое резервуаров удержало его. В них плавали тела, темные очертания людей, подвешенные в жидкости. Огромные грудные клетки, мускулистые руки, толстые шеи. Профиль принадлежал космодесантнику, такой же крупный и могучий. Они не двигались, просто висели, слегка покачиваясь. Морек смутно различил спирали шлангов прицепленных респираторов, закрывающих их опущенные лица.

Он отвернулся, зная, что зашел слишком далеко и подавляя любопытство.

«Любопытный разум открывает дверь к проклятью».

В этот момент он увидел слева металлический стол, в стороне от лучей светильников. Его глаза уставились на то, что было на нем.

Медленно, почти бессознательно, Морек почувствовал, как его ноги несут его к столу. Он прошел мимо резервуаров, забыв об их содержимом. Он не мог отвести взгляд, не мог повернуть назад.

На металлическом столе лежало тело, или возможно труп. Его гигантские легкие не дышали, по крайней мере, он не смог этого разглядеть. Он был такой же, как и остальные: обнаженный, распростертый на спине, руки вытянуты вдоль тела.

Морек сразу же испытал чувство неправильности. Мгновенье он не мог понять, что именно было не так в теле, он видел много их прежде, но потом он пригляделся.

Предплечья были гладкими, почти безволосыми. Ногти на руках не длиннее его собственных. Челюсть – квадратная, но без признаков волчьей вытянутости. Во рту не было места для клыков, только для зубов смертных.

Морек подошел поближе, его дыхание немного участилось. Глаза трупа были открытыми, пустыми и невидящими.

Они были серыми, как у него, со зрачками, как у смертных. На массивном лице не было ни излишней растительности, ни тяжелых надбровных дуг. Однако мускулатура присутствовала, она была твердой и крупной, но бесформенной.

Это существо было чем угодно, но не Космическим Волком. Оно было подделкой, подобием, насмешкой.

Морек почувствовал тошноту в горле. Для него Небесные Воины были священны, как и мировая душа, как духи льда, как жизнь дочери. Это же была мерзость, какое-то ужасное вмешательство в неизменный порядок вещей.

Он сделал шаг назад. Позади него, в операционной он услышал трэллов, которые старались спасти жизнь Аунира Фрара.

«Это запрещено. Я не должен быть здесь».

Его тошнота сменилась страхом. Он видел взгляд в глазах трэллов в кожаных масках, и знал о репутации телотворцев. Они не прощали нарушения владений.

Морек повернулся и поспешил тем же путем, которым пришел, отводя глаза от плавающих фигур в цистернах, игнорируя стоявшие за ними вдоль стен модули странного оборудования, едва видя ряды крошечных пробирок, расставленных в заботливом порядке под управляемым светом.

Где-то позади него раздались тяжелые шаги, и его сердце подскочило. Он продолжил идти, держа голову низко, надеясь, что тот, кому они принадлежали, направляется в другое место. Соединенные комнаты сбивали с толку, мешая найти верный путь, а звук исходил отовсюду.

Шаги стихли. Морек снова был в приемных покоях с пустыми металлическими столами. Перед ним был выход и коридор, ведущий к шахте лифта.

Его сердце сильно стучало.

«Любопытный разум открывает дверь к проклятью».

Он посмотрел на свои руки. Они были шероховатыми, мозолистыми, огрубелыми за время службы Небесным Воинам. Они тряслись. На мгновенье он остановился, не думая о том, что трэллы увидят его.

«Чем было то существо?»

Он все еще стоял несколько ударов сердца, неуверенный в том, чему был свидетелем. Волчьи жрецы были стражниками Этта, хранителями традиций Влка Фенрика. Если они санкционировали это, значит, имели на то разрешение.

Оно было мерзостью.

Он оглянулся через плечо. Перед ним тянулись выложенные кафелем комнаты, каждая из которых вела в следующую, каждая пахла антисептиками и кровью. Он почувствовал, как снова подступает тошнота.

В Зале Клыктана он кричал до хрипоты в знак преданности Небесным Воинам, олицетворению божественной свирепости Фенриса. Как он не старался, он не мог вернуть этот душевный настрой.

Пошатываясь, не помня, ради чего пришел в это место, он вернулся к шахте лифта. С его открытого, преданного лица исчезла уверенность.

На ее месте, впервые за всю жизнь Морека, было сомнение.


Глава 10

Черное Крыло резко сел на металлический конференц-стол, игнорируя дюжину людей, сидящих вокруг него, и провел руками по спутанным волосам. Он не обращал внимания на мерцающий свет ламп, на дюжину кэрлов, стоящих на вытяжку у стен в грязной униформе, и на раздававший снизу скрежет поврежденных двигателей.

Он чувствовал себя стесненным, грязным, запертым. Каждый день с момента бегства с Фенриса был изнурительной чередой аварий и ремонта, все ради того, чтобы не дать «Науро» развалиться.

Это была унизительная работа, годная возможно для смертных, но не для него. Он был рожден для более достойных дел, для мастерского убийства в тенях, для торжества в боях космической войны. Необходимость прислушиваться к совету засаленных рабочих машинариума и обреченным заявлениям тактиков корабля донимала его в высшей степени.

Не то, чтобы ситуация была гнетущей. Он достаточно знал о механике космического корабля, чтобы понять, когда он будет на грани. Откровенно говоря, это уже должно было случиться – корабль был все еще в двенадцати днях пути от Гангавы, и этот график был возможен только потому, что он продолжал подгонять варп-двигатели вопреки протестам штурмана корабля. Несколько дней назад он допустил ошибку, спросив инжинария «Науро» – смертного, прошедшего всестороннее обучение у техноадептов Адептус Механикус, что делает дух машины все это время.

– Вопит, сэр, – ответил тот своим грубым, деловым голосом. – Вопит, как унгор с перерезанным горлом.

К счастью Черное Крыло не был нечувствителен к подобным вещам.

В то же время он был нечувствителен ко многому. Он никогда не был близок со своими боевыми братьями, никогда не заводил дружбу, которая скрепляла отделения. Он презирал старших офицеров, его раздражала дисциплина, которую они устанавливали. Даже в ордене Космических Волков, известном по всему Империуму за вольное отношение к Кодексу Астартес, дисциплина была суровой.

Черное Крыло всегда был другим, подверженный мрачному настроению и приступам безумной, опасной самонадеянности. Корпус Скаутов был идеален для него, позволяя ему совершенствовать искусство одиночного убийства вдали от шумного братства Этта. В такой изоляции он нашел удовлетворение.

Однако сейчас он начал сомневаться, действительно таким уж хорошим был этот выбор. Никто из смертных «Науро» не мог сделать выбор командира или принять трудное решение, от которого зависели их жизни. Возможно, было бы лучше окажись здесь брат-воин для совета, кто-то, способный ненадолго разделить эту ношу.

Но вряд ли бы кто-нибудь из его боевых братьев охотно пошел бы с ним на операцию. Черное Крыло создал почти идеальную зону уединения вокруг себя, отвращая даже тех, кто не имел причин не любить скаутов.

Быть посему. Он выбрал этот путь, и до сих пор он неплохо подходил ему. Не все сыны Русса могли быть орущими берсеркерами.

– Лорд?

Голос принадлежал штурману корабля, седовласому человеку по имени Георит. Черное Крыло посмотрел на него. Даже без доспеха космодесантник доминировал в комнате. Когда его желтые глаза, утопленные в темные впадины, уставились на смертного, Георит сглотнул.

– Вы просили доложить о пожарах.

– Да, просил, штурман. Расскажи мне последние хорошие новости.

– У меня нет ни одной. Три уровня по-прежнему отрезаны, даже для трэллов-сервиторов. Пожар распространяется к отсекам управления. Когда запасы иссякнут, наша способность сдерживать его уменьшится.

– И я знаю, что ты посоветуешь.

Георит глубоко вздохнул.

– Мое мнение не изменилось, лорд.

– Ты хочешь, чтобы мы вышли из варпа, открыли палубы вакууму, промыли их и произвели ремонт.

– Да.

– И сколько времени займет подобная операция, при оптимальном выполнении?

– Неделю, лорд. Возможно меньше.

Черное Крыло одарил его холодной, надменной улыбкой. В ней не было ничего смешного, просто сознательное пренебрежение.

– Слишком долго.

– Лорд, если трубопроводы прометия…

Черное Крыло вздохнул и откинулся назад в кресло.

– Если их прорвет? Тогда мы умрем, штурман. Даже я, безграмотный воинствующий дикарь с нулевым инженерным обучением, знаю это.

Он устремил пронзительный взгляд на человека.

– Но подумай вот над чем, – сказал он. – Без помощи сил Великого Волка Этт падет. Корабли лорда Железного Шлема все еще должны быть в варпе. Если мы продолжим идти прежним курсом, без пауз и снижения скорости, мы прибудем к Гангаве намного дней позже них. Потом, даже если я смогу быстро передать донесение лорда Грейлока и убедить Железного Шлема вернуться на Фенрис, это займет еще двадцать дней. Это значит, что лорд Грейлок, который пользуется твердым уважением во всем этом ордене, должен будет удерживать цитадель с одной истощенной Великой ротой по крайней мере сорок дней. Ты видел силы на орбите, штурман. Ты видел, что они сделали с нашей обороной там. А теперь скажи мне откровенно, ты действительно думаешь, что этой армии можно противостоять на земле сорок дней.

Лицо штурмана посерело.

– Если Русс пожелает этого… – начал он почтительно, но его голос утратил уверенность и он умолк.

– Именно. Итак, ты, возможно, теперь понимаешь мое упорство в стремлении достичь Гангавы как можно скорее. Мы уже ускользнули из лап Моркаи в этом путешествии, и мы должны будем ускользать еще немного. Считай тебе повезло, что тобой командует скаут. Вот, что мы делаем. Ускользаем.

Штурман не ответил, но рухнул в свое кресло с пустым выражением лица. Черное Крыло видел, что его ум работает, уже пытаясь сообразить, как не допустить бушующие пожары до чего-нибудь взрывоопасного. Он не выглядел уверенным.

Черное Крыло обратил свой взгляд на остальных членов командного состава, все они пока молчали.

– Что-нибудь еще нам нужно обсудить? – сухо спросил он.

Тактик ничего не сказал. Из человека были выжаты все соки, и его глаза покраснели от усталости. Инжинарий уже дал свою оценку ремонтным работам и был нужен в трюме, а оружейник погиб, убитый взорвавшейся переборкой через несколько часов после ухода с Фенриса.

Навигатор Нейман был единственным, кто по-прежнему выглядел спокойным. Он также был единственным нефенрисийцем в экипаже, Велизарианцем с Терры, и таким же хитрым и холодным, как его сослуживцы – коренастыми и решительными. Он редко оставлял свою работу по проводке корабля через опасности имматериума. В присутствии немутантов его третий глаз был прикрыт шелковым платком поверх куска стали.

Он молчал. И пристально смотрел мимо стола, в сторону кэрлов, стоявших навытяжку вдоль стен совещательной комнаты. Его обычные глаза не двигались.

Черное Крыло раздражало это. Он вызвал человека на это собрание не для того, чтобы тот мечтал.

– Навигатор, не хотите поучаствовать? – спросил он.

Нейман не отреагировал.

– Кто этот человек? – спросил он, его взгляд сосредоточился на очень грязном кэрле. Черное Крыло бросил вопросительный взгляд на человека. Он был ниже остальных, немного более сутулый, с засаленными волосами и синяками вокруг глаз. Он был намного грязнее остальных, но бесконечные вопросы по выживанию сказывались на каждом. И все-таки, он был странным – непохожим на солдата.

Совсем.

– Это очень важно? – раздраженно спросил Георит. – Нам нужно решить другие вопросы.

Человек на вопрос не ответил. Он продолжал безучастно пялиться, выражение его лица было абсолютно пустым. Казалось, кэрлы рядом с ним вдруг заметили его присутствие. Один из них посмотрел на своего дежурного сержанта так, словно человек был невидим до этого момента.

Черное Крыло почувствовал, как на спине поднялись волосы. Его настроение мгновенно изменилось со скуки на полную боевую готовность. Почему он не заметил этого человека раньше? Что почувствовал навигатор?

– Взять его, – приказал он, поднимаясь с кресла.

Кэрлы схватили человека за плечи. Словно щелкнули переключателем, и человек с пустым лицом озверел. Он ударил тыльной стороной руки кэрла слева от себя, впечатав его в стену, затем схватил за шею другого и ударил его головой. По-прежнему не издавая ни звука, человек развернулся и направился к выходу, отшвырнув в сторону следующего кэрла, бросившегося ему на перехват.

Он двигался с ошеломительной скоростью. Но это все-таки была скорость смертного. Черное Крыло был быстрее. Он перепрыгнул через стол и врезался в человека, когда тот бросился к двери. Они вместе заскользили по металлической палубе. Черное Крыло схватил человека за волосы и впечатал его лицо в стену, оглушив его. Он быстро вскочил на ноги, таща человека за собой.

– Будь осторожен, лорд! – предупредил Нейман. – Я чувству…

Раненый человек повернул окровавленное лицо к Черному Крылу. Его глаза вдруг вспыхнули бледно-зеленым, тошнотворным светом.

Черное Крыло почувствовал наращивание малефикарума. Одним движением он швырнул человека, отправив его кувырком в дальний, пустой конец совещательной комнаты. Прежде чем человек приземлился, Черное Крыло выхватил болт-пистолет из кобуры и сделал один выстрел. Пуля прошла через голову человека и взорвалась, разбрызгав кости и блестящее серое вещество по стенам.

Безголовое тело ударилось о металл с влажным стуком. На мгновенье оно дернулось, затем затихло.

– Зубы Русса! – выругался Георит, без надобности наставив свое оружие на труп. – Что за Хель…

– Он знал, как оставаться невидимым, – сказал Нейман, с тревогой посмотрев на Черное Крыло. – Это колдовство – он был на виду для всех нас.

Черное Крыло остановился, чтобы поднять с пола какую-то вещь. Шар размером с глазное яблоко, который катилось по полу. Он мерцал зеленым колдовским огнем.

Он поднялся, уставившись на окровавленный шар на ладони. Тот был горячим, почти причиняя боль. Когда скаут посмотрел на него, позади его глаз вспыхнула тупая боль.

Черное Крыло раздавил его, сжав когтистые пальцы.

– Похоже, у нас новая проблема, – сказал он мрачно, медленно повернувшись к испуганному совету корабля. – На корабле есть что-то еще. Нечто, несомненно, желающее нам навредить. И чтобы это ни было, оно знает насколько мы слабы.


Железный жрец исчез. В его отсутствие темнота казалась даже более холодной, более отчужденной. Представление о дневном свете уже трудно было восстановить, как и течение времени. Фрейя утратила ощущение обоих. Возможно, штурм начался, или же Небесные Воины все еще удерживают врага в горах. Если битва придет в Этт, достигнут ли ее звуки такой глубины?

Она провела взглядом по залу. Он был большим, хотя трудно было сказать насколько – даже ее визор в режиме ночного видения не различал многого в дальних углах. Одна из стен, возле которой теснилось ее отделение, интенсивно эксплуатировалась. В центре нее находились огромные двери, также украшенные двуликим Моркаи. Пространство вокруг дверей было заставлено загадочными механизмами – спиралями охладительных труб, величественными группами энерготрансформаторов, железными решетками, скрывающими непонятную работу внутри. Невероятно, но, учитывая жестокий холод и расстояние до команд технического обслуживания, низкий гул машин звучал благотворно.

Трэллы-сервиторы определенно знали, что делать с этим. После того, как их хозяин прошел через ворота, они приступили к работе, подсоединив себя к входящим клапанам и начав непонятные серии протоколов. Чтобы они не делали, это издавало шум и повторялось. Вдоль стены с механизмами время от времени мигали огоньки, болезненно вспыхивая в остальном абсолютной темноте. Неподсоединеннные к устройствам сервиторы начали выполнять серию ритуалов перед главными машинными модулями: смазывать движущиеся детали едкими маслами, читать длинные списки благословений безжизненными, металлическими голосами, склонившись перед пассивным железом и сталью, словно это был алтарь давно спящих богов.

Они работали методично, неустанно, бездушно. Между ними и железным жрецом внутри не было связи. Арфанг был один, вероятно в месте, где только Небесным Воинам было позволено находиться. Не было указаний, как долго продлится его работа, хорошо ли она протекает или даже что он планирует.

Фрейя боролась с растущим бременем скуки. Гнетущая темнота сочеталась с унылыми интонациями сервиторов, из-за чего трудно было оставаться бдительной.

– Не расслабляться, – предупредила он по вокс-связи, обращаясь к себе в той же мере, что и к солдатам.

Четверо из шести кэрлов отделения стояли рядом с ней, лицом наружу от стены с механизмами, дула их винтовок были наведены в темноту. Еще двое отдыхали, беспокойно присев между своими товарищами и нервирующими ритуалами получеловеческих сервиторов.

Она снова услышала шум. Тут же все мысли о скуке были выброшены из головы, и она почувствовала, как вспотели руки под перчатками.

Остальные кэрлы тоже услышали его, и она увидела, как они напряглись. Двое отдыхавших вскочили на ноги, неуклюже схватив свое оружие в темноте.

Это был низкое, рокочущее рычание, гортанное и влажное, отдающееся в камне пола.

– Держать строй, – прошипела она по связи, пытаясь увидеть что-нибудь определенное в зернистом изображении, которое давал визор.

Позади нее сервиторы продолжали свою работу. Кэрлы провели ружьями в направлении дальнего конца зала, водя ими медленно и неуверенно. Она чувствовала их напряжение в коротких, нервных движениях.

Вдруг из ниоткуда раздался характерный скрежещущий лай скьолдтаров, их дульные вспышки ослепляли своей интенсивностью. Не отдавая отчета, Фрейя рефлексивно чуть не нажала свой спусковой крючок.

– Прекратить огонь! – закричала она, вглядываясь в тени. Ее измеритель дистанции был пуст, за исключением группы дружественных сигналов вокруг нее.

Эхо стрельбы долго не стихало. Виноватый, возможно это был Лир, она не могла сказать, встряхнул головой. К этому времени сердце Фрейи билось в нормальном ритме. Поблизости что-то было, что она не могла увидеть, что звучало, ощущалось чрезвычайно ужасающе.

– Держать строй, – снова приказала она, чувствуя, как скручивает желудок.

«Возьми себя в руки, женщина. Ты – дочь Русса, дитя бури».

– Мы мало что видим через визоры, – сказала она. – Я пройду дальше.

Ни один из ее солдат не ответил. Они остались там, где стояли, оцепив полукругом не обращающих ни на что внимание сервиторов.

Фрейя глубоко вздохнула и начала продвигаться. Она шла медленно, чувствуя свое учащенное тяжелое дыхание. Впереди себя она не видела ничего, кроме помех.

Затем он снова раздался, на этот раз ближе, мурлыкающий и резонирующий. Он исходил не из туннелей позади нее. Он был в зале, вместе с ними, наблюдая. Где-то.

Фрейя прошла десять метров, прежде чем остановилась. Он быстро оглянулась через плечо, проверив наличие своего отделения. Они были все еще там, окружив стену с машинами и охраняя двери.

Она повернулась.

Менее чем в метре на нее смотрела пара желтых глаз, с черными точками, ясные и огромные.

Фрейя застыла.

«Скитья.»


Огонь осаждающих был страшным, испаряя лед и снег и раскалывая камень, разрывая древние обнаженные породы гранита и растворяя их в облака щебня. Сверхтяжелые орудия были подведены на дистанцию огня, и Клык задрожал под мощным обстрелом. Его склоны окутали дым и пар, когда снег исчезал со скал, а орудийные установки уничтожались одна за другой. Вся гора была покрыта бушующими языками пламени, сверкающими так, словно магма из ядра планеты вытекла в вечную мерзлоту вершины Асахейма.

Защитники ждали за стенами, позволяя укреплениям крепости как можно дольше делать их работу. Стационарные орудийные установки гремели смертельной мощью, уничтожая наступающую бронетехнику и оставляя обломки, блокирующие продвижение. Отряды кэрлов без устали трудились, чтобы поддерживать технику в действии.

Это не будет продолжать вечно. Тысяча Сынов наступали, завоевывая каждый метр земли кровью и огнем. Только когда врата будут разбиты, Волки снова выйдут на поле битвы, приветствуя захватчиков объятиями Моркаи.

До тех пор задействованы были другие силы.


Одаин Штурмъярт был зол. Его обычное хвастовство исчезло, потрясенное неспособностью предсказать атаку Тысячи Сынов, поколебленное его неудачей увидеть обман, когда тот раскрылся. Он больше не смеялся от дикого веселья предстоящей битвы, но сердито смотрел пылающими глазами из-под загадочного психического капюшона. Усугубляло положение то, что он не смог присмотреть за Вирмблейдом, как ему было приказано. Он знал, что работа над Укрощением по-прежнему идет за закрытыми дверьми. Он провалился во всем, что имело значение, и оказанное Великим Волком доверие осталось неоплаченным.

До сих пор.

Штурмъярт работал с фанатизмом, как только был раскрыт провал, доведя себя почти до пределов даже его закаленного в боях тела. Обереги по всему Этту были усилены. Он работал, пока его руки не стали кровоточить, втирая в каменные фигуры свою собственную кровь, наполняя их силой мировой души. Теперь, с прибытием врага, время для подобных приготовлений прошло.

Он стоял, облаченный в свой рунический доспех, высоко в наблюдательном зале Клыка, наблюдая, как огонь отражается от пустотных щитов перед ним. Ни одна ракета не смогла бы пройти через разрушительную завесу, но существовало и другое оружие.

Штурмъярт ударил посохом по полу, и железное древко задрожало от удара. Душа бури начала ускоряться вокруг него. Он чувствовал воздушный поток, как он становился холоднее и интенсивнее. Его гнев питал надвигающееся смятение. Он может использовать свой гнев, обратить его в нечто ужасное, обладающее страшной силой.

Ветра носились вокруг остроконечной вершины горы, завывали в кипящем плазмой воздухе и хлестали раскаленные скалы. Ясно-синее и пустое небо начало покрываться облаками. Низкий рокот разносился меж окружающих пиков.

«Почувствуйте это. Почувствуйте приход души мира. Это сила, подобно которой ни один колдун никогда не будет обладать».

Штурмъярт прищурился, крепко сжав посох. Его второе сердце перешло на равномерный ритм. Вызывание было болезненным. Он наслаждался болью. Как обжигающие оковы оно выжигало еще более сильную боль внутри.

Рождалось все больше туч, срываясь с гребней гор на севере, их края мерцали молниями. В их тени пришел град, стремительная стена разрушения, обрушившаяся на землю внизу.

«Поднимите глаза к небесам, предатели».

Он видел колдунов среди вражеских войск, как звезды, их психические сущности выделялись даже сквозь шум и неразбериху. Они были сильными, погрязшими в отвратительных энергиях. Он чувствовал их высокомерие, их самоуверенность. Некоторые были физически извращенными, подавшимися ужасным изменениям плоти, которые разрушали весь их род. Один из них, самая яркая из всех звезда, был далеко внизу на пути разрушения.

«Вас много, а нас мало. Но это наш мир, и мы владеем его силой».

Буря расширилась, прошлась по вершинам и направилась к Клыку завывающим штормом. Небо потемнело, от чего взрывы вокруг горы были похожи на угли в костре. Град колотил, потрескивая и стуча по камню.

«Вы думаете, что пришли сражаться со смертными, такими как вы».

Ветер увеличил скорость и силу, вырастая в крещендо вращающегося, ужасающегося разрушения. Снежный буран приблизился, питаемый пульсирующей энергией бури. Танки переворачивались. Фланговые колонны пехоты были сметены к обрывам на краю дорог и сброшены вниз.

«Вы думаете, мы поддадимся колдовству, как сделали вы».

Штурмъярт почувствовал кровь во рту, стекающую по его лоснящейся бороде. Он проигнорировал ее. Резкая боль утонула в урагане психической силы, наполнившей его тело. Он был ничем иным, как каналом, сосудом, через который прошла дикая ярость вихря. Необузданный вой ветра превратился в бушующий рев. Огни вокруг Клыка превратились в ослепительные вспышки энергии, разрываемые свирепыми ветрами.

«Вы ошибаетесь».

Колдуны ответили, защищая те машины, которые могли, посылая собственные мерцающие молнии и полупрозрачные кинетические щиты в бой против опасности с небес. Они были могучими, и их были дюжины. Но они боролись со стихиями, и штурм поколебался. Штурмовые корабли падали на землю, как кометы, разрываемые на части раскаленным небом. Крики умирающих и устрашенных разнеслись по пульсирующим течениям бури.

Штурмъярт наслаждался криками. Они питали его силу. Они питали силу планеты. Захватчики принесли малефикарум с собой, и результатом стала праведная кара.

И даже, истекая кровью и забившись в укрытия, колдуны познавали урок; тот самый урок, который познавал каждый рунический жрец с тех пор, как Всеотец впервые принес путь вирда на холодный мир смерти.

Штурмъярт знал это. Он знал это столетиями, и получал наслаждение от объяснения этого тем, кто осмелился бросить ему вызов.

«Мы не защищаем Фенрис. Фенрис защищает нас. Планета и народ одно целое. Мы делим душу, душу ненависти, и теперь она пришла к вам, темная ненависть на крыльях бури».

«Выучите это как следует, так как эта истина скоро убьет вас».


Тень в темноте отступила, и ужасные глаза исчезли. Фрейя попятилась назад, неуклюже держа винтовку, и дала залп. Пули скьолдтара при должном обращении давали больше повреждений, чем автоганы Имперской Гвардии, и вой нечеловеческой боли разнесся по залу.

– Хускэрл! – раздался крик слева от нее.

Там полыхнули новые дульные вспышки, когда ее люди побежали вперед, стреляя с пояса туда, где недавно был… зверь.

– Назад! – завопила она, прекратив стрелять и пытаясь разобраться в сигналах на дисплее ее визора. На сканере дистанции ничего не было. Ничего.

Ее солдаты отступали вместе с ней, не прекращая стрелять. Движимые страхом выстрелы были неприцельными.

«Русс, где наша храбрость?'»'

– Соберись! – закричала она, ударив ближайшего солдата. – Стреляй прицельно.

Он продолжал стрелять, его палец вжался в спусковой крючок. Под маской Фрейя увидела пару глаз, расширенных от ужаса.

– Оно идет! – закричал он. – Оно возвращается!

Затем Фрейя увидела это – огромную, стремительно скачущую фигуру, внезапно появившуюся из темноты подобно страшному сну. Ружья продолжали стрелять, осветив ее сутулое, могучее тело ослепительно белыми трассерами. У нее было время только для впечатлений – желтые глаза, невероятно могучие плечи, кроваво-красные челюсти – а потом она тоже открыла огонь, отступая пока не почувствовала металлические конечности сервиторов за спиной.

Появилось еще больше ужасных фигур, выпрыгивающих из темноты, крадущихся, прихрамывающих. Они все были разными, все страшными, как наваждения телотворцев, разорванные и заново собранные в беспорядке собачьего ужаса.

– Держать позицию! – закричала она, опустошив магазин и дрожащей рукой вставив новый. – Сдерживайте их!

Она увидела, как одно из чудовищ отпрянуло, когда многочисленные очереди ударили в него, заставив от боли припасть к земле. Оно завопило смесью ярости и боли, затем снова прыгнуло к ним.

«Кровь Русса – оно все еще не умерло».

Затем другой зверь выскочил на свет, прыгнув через поток огня и не обращая внимания на попадания, словно они были небольшим дождем. Это был гигантское животное из мышц и толстой, жесткой шерсти. Длинная, оскалившаяся морда смотрела со злобой, из полной клыков пасти свисал блестящий язык. Тварь встала на огромные задние лапы в странной пародии на человека.

Фрейя развернулась с перезаряженным оружием и открыла огонь.

Ружье закашляло и его заело.

Выругавшись, она пошарила в темноте, чтобы наладить его, услышав крики своих людей, когда ужас добрался до них. Он поднял одного солдата и швырнул его через зал. Раздался влажный хруст, когда тот врезался в стену и сполз вниз. С быстротой мысли другие твари прыгнули к нему, пуская слюни и хрипя.

Фрейя низко наклонилась, когда вставляла обойму, рискнув бросить быстрый взгляд на сервиторов. Они работали так, словно вокруг них ничего не происходило, полируя и обслуживая машины, кланяясь и читая литании. Двери в зал оставались закрытыми.

«Будь он проклят».

Затем она вскочила на ноги и открыла огонь. Она услышала, как еще одного ее человека утащили во тьму, и ее страх растворился перед лицом бессильного гнева.

– Чтоб тебя! – закричала она, надавливая на спусковой крючок. Она обращала свое ругательство наполовину тварям Подклычья, наполовину железному жрецу, который привел их вниз на смерть.

«Умереть напрасно. Я могла бы сражаться рядом со своим отцом».

Одно из чудовищ, гигантский зверь, выглядевший как некая извращенная помесь волка и гризли, возвышался перед ней и яростно и вызывающе ревел, выплевывая слюну. Ее окатила вонь звериного дыхания, заставив поперхнуться даже через противогаз.

Она выстрелила в упор, выпустив все, что у нее было в потоке глухо звучащих пуль. Зверь отшатнулся, вздрагивая от каждого попадания, но не отступил. Когда скьолдтар опустел, он подошел к ней с открытой пастью, расширенные глаза были наполнены чужой ненавистью.

Фрейя отпрянула, скорее инстинктивно, потянувшись за ножом, пристегнутым к ботинку.

«Смотри ему в глаза».

Она заставила себя держать голову поднятой. Когда ужасающая тварь прыгнула к ней, нож в руках задрожал.

«Смотри ему в глаза».

Но удар так и не последовал. И только тогда она поняла, что все-таки зажмурила глаза. Она открыла их.

Тварь висела в воздухе, схваченная за шею, и извивалась в захвате под ее челюстями. Стрельба стихла, снова погрузив зал в абсолютную темноту.

Затем медленно в полумрак просочился красный свет. Откуда-то вернулось освещение. Раздавались визг и рычание. Твари были по-прежнему здесь, просто они не нападали.

Фрейя смотрела на зверя перед собой, от изгиба его грудной клетки к натянутым мышцам шеи. Громадный, когтистый, металлический кулак крепко держал его. Невероятно, но появилось что-то более могучее. Она поняла, что двери открылись. То, что находилось в зале, то, что Арфанг пришел пробудить, переступило порог.

– Ты потревожил мой сон ради этого, железный жрец?

Голос был резонирующим, глубоким басом, и он раздавался над ее плечом. Он многократно отразился от скалы вокруг нее, пробежавшись вниз по ее позвоночнику и заставив ее волосы встать дыбом. Голос был намного ниже, чем у ярла Грейлока, ниже, чем у Железного Шлема. В нем было древнее достоинство, властная самоуверенность, глубокая меланхолия, сдобренные вечной горечью. Даже через катушки инертного механизма это был самый могучий, самый волнующий голос, который когда-либо слышала Фрейя.

– Ты долго пробуждался, лорд, – пришел ответ Арфанга. Он был нехарактерно извиняющимся.

Ведомая любопытством, которое всегда было ее бедой, Фрейя медленно повернула голову, чтобы посмотреть на то, что прошло через двери.

– Действительно долго, – раздался голос Бьорна, именуемого скальдами при чтении саг Разящей Рукой, последнего из ордена, ходившего по льду с Руссом, могущественнейшего из всех Волков, живой связи со Временем Чудес.

Мертвеца разбудили.

Бьорн отбросил волка в сторону, словно он был щенком, и клубок меха и клыков отлетел с визгом в тени. Со скрипом сервомеханизмов и шипением пневматики огромная масса металла и вооружения сделала один тяжелый шаг в зал. Фрейя почувствовала, как отвисла ее челюсть и захлопнула ее.

– Но теперь, когда я вернулся, я вспомнил, чем стало мое предназначение.

Почтенный дредноут прошагал мимо Фрейи, по-видимому, не подозревая о ее присутствии. Звери отступили перед его массивными очертаниями, покорно опустив головы. Даже Арфанг выглядел немногим более щенком рядом с легендарной фигурой.

– Я здесь, чтобы убивать. Покажи меня врагу.


Глава 18

Темех должен был хорошо постараться, чтобы не выдать неподобающего волнения. Он знал, как и все маги, что его эмоции полностью прозрачны для его генетического отца. Так было всегда.

– Добро пожаловать на Фенрис, лорд, – сказал он, низко поклонившись.

– Ничего подобного, – возразил новоприбывший, отмахнувшись от церемониального жеста. – Ты введен в заблуждение появлением. Как я тебе уже показал, это наименее важный аспект моего присутствия здесь.

Темех осмелился поднять голову и улыбнулся.

– Возможно, – сказал он. – Но мои сердца радуются, видя вас вернувшимся в прежнее состояние.

Обе фигуры стояли в святилище Темеха на борту «Херумона». На маге-лорде Корвидов была его обычная мантия, шлем отсутствовал, а фиолетовые глаза сияли.

Перед ним стоял примарх, один из двадцати привилегированных сынов Императора, кователей Империума, полубогов, которые создали королевства людей в безразличных просторах космоса. Он больше не носил образ ребенка или старика, но предстал в форме, которую принял в долгие годы Великого Крестового похода. Высокий, широкоплечий, с бронзовой кожей и в бронзовой броне, наброшенной золотой мантии, сотканной из мерцающих перьев. Он носил золотой шлем с алым конским волосом. Его собственные волосы были густыми и длинными, окрашенными темно-красной кошенилью. Одна рука лежала на переплетенной кожей книге, прикрепленной к его огромному телу железной цепью, хотя это был не тот фолиант, что он носил до Ереси. Другая сжимала рукоятку спрятанного в ножны меча.

Магнус Красный, Алый Король, Циклоп Просперо.

Благословенным звали его и просвещенным.

Проклятым звали и глупым.

Теперь он снова находился в реальном пространстве, полностью воплощенный, сверкающий в рассеянном свете свечей в святилище. Для предстоящей битвы он приобрел облик, который носил прежде, еще одна часть симметрии мести. На его изможденном лице блуждала усталая, слабая улыбка.

– Как вы себя чувствуете? – спросил Темех, ободренный юмором своего господина.

– Во вновь обретенной физической оболочке? В сравнении с последним разом по-другому. Я никогда снова не буду полностью из плоти и крови. Но, несмотря на это, хорошо. – Примарх поднял гигантскую руку и согнул пальцы, один за другим. – Очень хорошо.

– Есть ли у вас приказы для меня, лорд?

Магнус прервал любование своей наружностью и с нежностью посмотрел на Темеха.

– Ты сделал все, о чем я просил, мой сын. Логово Волков не для тебя. Спущусь только я, хотя и поступлю вопреки своим правилам, сделав это.

– Лорд Афаэль проник на нижние уровни. Его солдаты снимают обереги, чтобы сделать возможным ваше перемещение. Они заперли Псов в изолированных бастионах внутри Клыка. Все же понадобиться несколько дней, чтобы условия позволили вам войти.

– Они все еще сражаются? Впечатляюще. Хотя, наверное, я не должен быть удивлен. В конце концов, это их искусство.

– Они безрассудные и дикие, как звери.

Магнус перестал улыбаться.

– Я больше не считаю их животными, Амуз, как когда-то. Теперь я думаю, они самые чистые из всех нас. Неподкупные. Всецело преданные. Безукоризненность в представлении моего отца.

Темех ошеломленно взглянул на своего примарха.

– Вы восхищаетесь ими.

– Восхищаюсь ими? Конечно. Они уникальные. И даже в бесконечной вселенной это качество более редкое, чем ты можешь представить.

Темех сделал паузу, прежде чем ответить, взвешивая риск, способный приговорить его.

– Если это так, лорд, тогда зачем мы ведем эту войну? Другие – Рапторы, Пирриды – ведут ее ради мести, чтобы причинить страдание тем, кто причинил его нам. Я не могу разделить это чувство. Оно кажется… недостойным нас. Мы выше этого.

Магнус подошел к магу-лорду и положил тяжелую руку на плечо Темеха.

– Да, – сказал он. – Мы намного выше этого. Позволь жажде мести мотивировать других – это заставит их сражаться лучше. Эта битва нечто намного большее, чем сведение счетов.

Его единственный глаз был неподвижен – золотой круг, отражающий весь спектр видимого света. Темех счел невозможным смотреть в него, как и отвернуться от него.

– Мы сражаемся, чтобы предотвратить возможное будущее. Это будущее в этот момент созревает в горе под нами. Если мы преуспеем, рана, которую мы нанесем Волкам Фенриса, будет соперничать с той, которую они нанесли нам. Если мы потерпим неудачу, тогда все, что мы достигли с момента прибытия на Планету Колдунов, будет напрасным.


Энергия первой атаки была выдержана, остановлена и притуплена. Орудийный огонь из туннелей под Клыктаном угас, а затем рубрикаторы атаковали нижние откосы лестницы. Волки выпрыгнули им навстречу, и узкое поле битвы немедленно наполнилось телами. Обладая преимуществом возвышенной позиции и лучше расположенной тяжелой огневой поддержкой, защитники на начальном этапе одержали вверх. Кровавые Когти сражались со всей их обычной энергией, едва сдерживаемые исполинской фигурой Россека. Их дополняли более методичные Охотники под командованием Скриейи, который много лет изучал, как оптимально использовать замкнутое пространство под горой.

Даже в этом случае потери были. Десантники-предатели без передышки наносили удары, их смертоносное искусство было не менее эффективным при всем их чудовищном безмолвии. Когда нападающих, наконец, отбросили, и они отошли, чтобы перегруппироваться после тяжелых потерь на подступах к лестнице, на камнях также лежали тела в серых доспехах, разрубленные и истекающие кровью.

И так продолжалось. Не было ни внезапных прорывов, ни решающего сдвига в балансе силы. Нападающие атаковали волнами с десантниками-предателями в авангарде, каждый раз пытаясь отбросить Волков выше по лестнице и захватить баррикады. Каждая атака продвигалась немного дальше, прежде чем невидимые колдуны отзывали своих рабов, оставляющих после себя раскаленные камни и остывающую кровь.

Шли часы, наполненные рваным ритмом атак и их отражений. Смертные солдаты сменялись на баррикадах свежими кэрлами из резерва. Магазины заменялись, доспехи чинились, оборонительные стены ремонтировались, из Клыктана доставлялись новые припасы. Тела забирались с передовой. Смертные шли одним путем, Волки – другим. Небесные Воины не умирали легко, но с каждой атакой Тысячи Сынов извлекалась очередная пара тел, каждое, как свидетельство героической борьбы против подавляющей численности атакующей армии.

В первых рядах каждого штурма и последним в отступлении к баррикадам после боя находился Тромм Россек. Он не утратил своей задумчивой, ужасающей энергии. Со смертью каждого защитника он, казалось, еще больше уходил в себя, все сильнее превращаясь в мрачного левиафана-убийцу, а не смеющегося, энергичного воина-бога, каким он был раньше. Его движения были сдержаннее, приказы резче, удары тяжелее. Потеря стаи сказалась сильнее, чем просто потушила старый огонь в душе; она сделала его мрачнее и смертоноснее.

Его новая стая, собранная из остатков других, ответила на этот новый дух. Они тоже утратили часть своей самодовольной манеры и стали меньше болтать по воксу, потакая своему грубому таланту к убийству, но они не забыли его. Кровавые Когти кружились, били руками и ногами, и прорывались в ближний бой с более традиционными противниками, не отставая от свирепого гиганта, впитывая необузданную ненависть, которая висела над ним, как зловоние смерти.

Они по-прежнему умирали. Когти всегда умирали, бросаемые в пасть Моркаи своим безрассудным, самоотверженным способом войны. Но когда они погибали, вокруг них всегда было больше разбитых доспехов, больше трупов бездушных, разорванных рубрикаторов, освобожденных от их непостижимой пустой жизни. Бракк был бы горд, видя, как посаженные им семена, наконец, дают всходы.

Атаки же все продолжались, вырастая в свирепости, когда часы, потом дни, расплывались друг в друге. У Тысячи Сынов были и солдаты, и время, и терпение. Охотники принимали на себя груз, давая Кровавым Когтям несколько часов отдыха. Затем процесс менялся. И снова, и снова, пока пропитанная кровью лестница не стала выглядеть, как врата Хель.

Оборона держалась. Каждый штурм отражался огромной ценой и страшными жертвами, но до тех пор, пока баррикады оставались целыми, а Волки стояли на ногах, Клык держался.


Бьорн снова бросился в бой, наблюдая сквозь модули оптических имплантатов, как враги падают под его лезвиями. Он едва замечал постоянный дождь снарядов, хлещущий по бронированному контуру. Его поле зрения была полно целей, мигая красными рунами на мерцающем фоне.

Он не обращал на них внимания. Он сражался так, как всегда – инстинктивно. Доставляющие когда-то удовольствие звериные рефлексы исчезли, будучи такими же далекими воспоминаниями, как и его настоящие конечности, но он по-прежнему двигался намного быстрее, чем можно было ожидать от его тяжелого, громоздкого корпуса.

У старейшего дредноута Подклычья были привилегии. Его шасси было невероятно древней модели, объединяя технологии, которые были редкими даже перед пожаром Ереси. Последующие железные жрецы столетиями вносили дальнейшие усовершенствования, каждый отчаянно старался превзойти других в славе, которую они могли добавить саркофагу Разящей Руки.

«Они думают, я не знаю, что они сделали с моей гробницей».

Бьорна не интересовало пышное убранство. Он был бы рад отдать все золотые эмблемы, вырезанные на его живом гробу, каждую серебряную руну, выписанную на керамите, ради шанса снова сойтись лицом к лицу со своей добычей.

Он никогда больше не почувствует брызги крови на своей коже, мгновенье, когда клинок атакует и перерезает нить его жертвы. Его нервные реле были хороши, намного лучше, чем те, которыми был оснащен любой другой дредноут в Империуме, но они никогда не передадут ощущения абсолютно точно.

«Поэтому, чтобы загладить свою вину, они украшают мою гробницу черепами и тотемами. Безделушками. Я ненавижу их».

Он опустил плазменную пушку, едва отметив, как сферы солнечной энергии пронзают темноту. Крики умирающих были всего лишь помехами на заднем фоне. Бьорн в одиночку уничтожил больше врагов, чем некоторые ордена полным составом. С таким достижением смерть перестала иметь большое значение. Удовольствие давно исчезло. Все, что осталось – это необходимость.

«И мне необходимо убивать. Клянусь Руссом, мне необходимо поделиться своей болью».

Боль была всегда, с тех пор как исчез Русс. Не было ни объяснения, ни слов утешения.

Одной ночью, одной зимней ночью неистовой бури примарх исчез.

Леман Русс ушел, не сказав почему, отправившись в космос, как делал всегда, пренебрегая опасностью, пренебрегая теми, кого оставил позади.

Бьорн крутанулся вокруг оси, раздавил своим когтем десантника-рубрикатора и швырнул его в воздух. Когда тело приземлилось, звери приступили к работе, разрывая пустой доспех когтями. Тем временем Бьорн взялся за две другие цели, пробивая дыры в керамите и разрезая стальные ребра жесткости.

«Знаешь ли ты, как меня разозлило, что ты так и не сказал почему?»

Он сражался иначе, когда был жив. Тогда, много жизней назад, он бросался в битву с Годсмотом, Ойе и Двумя Клинками, и их вирды были сплетены крепче, чем тяга дросселя. Нынешние волки сейчас перерезали нити с тем же самым несравненным величием, как и прежние, но это было не то же самое. Бьорн знал, что галактика постарела, а он – нет. Ему не место здесь, не с горячими щенками, которые унаследовали мантию Этта.

«Думаю, ты знал. Ты знал, что я буду ненавидеть это. Ты знал, что каждое мгновенье будет пыткой для меня».

Колдун приблизился на дистанцию броска, наполовину загороженный рядами предателей-десантников. Он начал разжигать малефикарум в ладонях рук, вызывая шары пламени, готовый броситься в бой.

Бьорн отметил колдуна с презрением. Или, по крайней мере, его разум испытал презрение. Возможно, эмоция преобразовалась в некую физическую форму на его изуродованном лице, погруженном в жидкость и высохшем под безжалостным весом возраста, но подобные тонкости, конечно же, не отражались на его защитной маске.

«И это, в первую очередь, заставляет меня верить, что ты скрыл от меня правду не без причины».

Он сделал один шаг, качнулся назад и разрядил пушку. Пылающий и разрываемый на куски колдун исчез под волной взрывов. Бьорн продолжал стрелять, изливая всю свою ненависть, усталость и боль на изуродованном предателе. Когда он, в конце концов, остановился, обратившись к поиску новой цели, доспехи его жертвы были не более чем перегретой лужей раскаленного углероводорода.

«Этот гнев, это предательство. Оно поддерживает во мне жизнь».

Звери держались рядом, отрывая голову любому врагу, который приближался слишком близко, но позволяя Бьорну пользоваться при необходимости оружием ближнего боя. Они бросались в битву, так как были созданы для этого, соперничая со сверхъестественной ловкостью Волков. Бьорн знал, насколько они были способны к таким вещам, и почему их создали. Немногие знали об этом.

«Я любил тебя как никто другой из твоих сыновей. Ты знал это».

Бьорн рассеяно заметил, что его товарищ-дредноут Хротгар попал под согласованную атаку целого отделения десантников-рубрикаторов, поддержанных неудержимым присутствием "катафракта". Рассерженный тем, что его отвлекли, он обернулся, получил данные на открытие огня и снес голову боевой машине. Прежде чем бронзовый череп рухнул на землю, он снова атаковал, погрузив свои когти-лезвия в свежую плоть.

– Благодарю, лорд, – передал Хротгар.

Бьорн не ответил. Он был занят убийством. Это было все, что он всегда делал. Был либо стазис, либо убийство. Бессознательность или ярость.

«Ты знал, что я буду ненавидеть тебя. Ты, оставивший меня этой судьбе. Я бы пронзил пелену реальности с тобой, отправился с тобой навстречу судьбе, стоял рядом с тобой против ожидающего врага».

Его пушка заревела, устроив опустошение в рядах врага. Он был непобедим, титаничен, намного превосходя любого врага перед собой. Ничто из противопоставленного Тысячей Сынов даже отдаленно не беспокоило его. Также как и на Просперо, Бьорн не имел равных.

Возможно, именно возможно, это было то, что чувствовал примарх в бою.

«И я знаю, что ты сделал. Ты породил эту ненависть во мне, такую же сильную, как и любовь, от которой я все еще не могу избавиться».

Если бы у него были слезные железы, он бы зарыдал. Если бы у него была челюсть, она была бы сжата в вечной гримасе ужаса. Если бы у него были голосовые связки, они бы вибрировали в вое абсолютной, сжигающей душу муки.

«Ненависть – самый мощный стимул во вселенной, и тебе нужно было дать мне такую силу, чтобы Волки никогда не оставались без защитника».

Но у Бьорна не было ничего из этого. Все, что он имел – ярость избранного сына, отверженного своим отцом. И, как галактика знала из горького опыта, эта ярость хранила только обещание смерти, разрушения, и крови, проливающейся, как слезы небес.


Очередная атака была отражена. Защитники Клыктана устало прекратили стрельбу, готовясь подсчитывать павших и раненых и оттаскивать их с передовой. Хотя бой ненадолго прекратился, в их работе не было пауз. Отделения кэрлов сменялись после короткой передышки: те, что приняли главный удар наступления, отводились в тыл, а их место занимали свежие части. Так как штурм – убийственная процессия атак и контратак – продолжался, то все смертные погибали без сна, и даже у недавно выдвинутых на позиции были медленные походки изнуренных людей. Обычная самоуверенность фенрисийских кэрлов давно исчезла, сменившись одним упорным сопротивлением.

Морек к моменту отзыва был на смене тринадцать часов. Волчий гвардеец отдал ему приказ. Его доспех был помят и обожжен, словно он перешел вброд озеро магмы.

– Ривенмастер, – рявкнул воин, его грохочущий голос искажался сломанным вокс-устройством. – Что ты до сих пор делаешь на посту?

– Выполняю мой долг, – ответил Морек, не в состоянии придумать что-нибудь другое, его голос дрожал от утомления,

Тогда Волчий гвардеец грубо толкнул его вверх по лестнице к тыловым позициям, мимо линий баррикад и орудийных позиций к открытому залу Клыктана.

– Твой долг – соблюдать схему очередности, – прорычал он. – Удостоверься, что твоя замена будет здесь до того, как ударит следующая волна.

И Морек, наконец, побрел с передовой, едва в состоянии поднять голову от горжета доспеха и держать ружье.

Он утратил любое понимание того, как долго длится бойня. Часы перетекали в дни, которые растягивались в длинную последовательность ужасающе жестоких боев и напряженных, изматывающих периодов ожидания. Когда мог, он урывал немного сна, но его все время было мало. В какой-то момент он неожиданно проснулся во время затишья между боями, крича что-то об ужасе, спрятанном в лабораториях телотворцев. К счастью, почти сразу начиналась битва, переключив внимание измученных кэрлов на более неотложные дела. Несмотря на удачное бегство, недостаток самоконтроля пугал его.

Когда Морек проходил через тыловые укрепления, идя в тени четырех крупных орудийных башен, он смутно осознавал движение вокруг себя. Кэрлы были повсюду: они таскали ящики с боеприпасами, доспехами и продовольствием, волочились с фронта, как он, или готовились занять позиции вместо него. Некоторые по-прежнему двигались со спокойной решимостью. Другие пошатывались на ходу, в их движениях было заметно изнеможение.

Не было похоже, чтобы кто-то из них мог уклониться от своих обязанностей и поискать себе менее опасное место. Фенрисийские ривены не имели аналогов комиссаров Имперской Гвардии. В них не было необходимости. Сама идея попытаться избежать боя ради кратковременной безопасности была такой же чуждой для духа мира смерти, как и благотворительность.

Когда Морек покинул артиллерийские позиции и вошел в громадное пространство зала, он почти натолкнулся на отделение тяжелого вооружения, спешащее на фронт. Пробормотав короткое извинение, он попятился от них, только, чтобы врезаться в штабель ящиков с сушеным мясом, предназначенным для защитников. Он неуклюже растянулся на полу, его ноги отказали, когда он попытался подняться.

Минуту он оставался в таком положении, чувствуя твердый камень под спиной, позволив соблазну, всего на мгновенье, проникнуть в его кости.

«Всего на минутку. Всего на две минуты. Затем снова на ноги».

Мир вокруг него кружился, теряя фокус, и он почувствовал, как закрываются уставшие веки.

Затем он почувствовал присутствие чего-то громадного. Инстинкт сказал ему, что не обращать на него внимания станет ужасной ошибкой, и он поднялся на колени.

– Прошу прощения, лорд, – пробормотал он, пытаясь не уронить больше ящиков при подъеме.

К его изумлению, гигант перед ним протянул массивную перчатку. Раздумывая взяться ли за нее, чтобы встать, Морек заметил, что керамит был не серым, но черным.

Его глаза поднялись, пробежав по иссеченному нагруднику, украшенному костьми зверей. Лицевая пластина шлема, такого же угольно-черного цвета, как и остальной доспех, была сделана в виде черепа, треснувшего от удара меча. Линзы ярко светились, пачкая нащечники, как кровавые слезы.

– Морек Карекборн? – раздался сухой, старческий голос телотворца Тара Арьяка Хралдира, прозванного Вирмблейдом. – Думаю, пришло время нам поговорить.

Морек поднял глаза на череполикого волчьего жреца. И тогда его усталость, казалось, прошла. Ее сменила холодная хватка страха.

– Как прикажете, лорд, – ответил он, но его голос был сух, как зола.


Афаэль шагал по пустым туннелям Хоулда. Бои за два ключевых пункта шли уже много дней, без явных признаков прорыва. Он рассчитывал выжигать их еще многие дни. Псы будут крепки в обороне. Они должны быть – им некуда было идти.

Это устраивало его. Целью атаки первой волны было не просто нанесение потерь, но очищение центра Клыка от защитников на достаточно долгий срок, чтобы уничтожить большую часть оберегов от колдовства. Эта работа была трудной и утомительной, особенно в его возбужденном состоянии.

Афаэль продолжал страдать от изменения плоти. Бой был только частичным облегчением. При его отсутствии он становился непредсказуемым, склонным к резким переменам настроения, неспособным к хладнокровному принятию решений. Он знал, что происходило. Как будто наблюдая за собой со стороны, он видел, как его мысленные процессы распадаются с каждым часом.

А теперь, новое присутствие начала давить на него, вытесняя контроль, которым он еще обладал. Глубоко внутри его разума шевелилось что-то сознательное. Внутри его мыслей пустила корни не его чувствительность, и она постепенно становилась сильнее. Одновременно с мятежом его тела, разум тоже стал ускользать от него.

Как только неотвратимость его гибели стала очевидной, последовала знакомая ответная реакция. Неверие. Гнев. Страдание. Он не мог бороться против этого процесса. Его тело так сильно смешалось с доспехом, что он никогда не сможет снять его. Единственное что оставалось, это выполнять свой долг так долго, сколько он сможет.

«Я увижу, как горят Псы. После этого делай со мной, что захочешь. Но я не уйду в забвение, пока наше возмездие не будет завершено. Не уйду».

Он знал, что такая бравада была бессмысленна. Изменяющий Пути не был силой, которой угрожают или упрашивают. И все же, слова придали ему немного утешения. Он по-прежнему был способен на сопротивление, по крайней мере, вербально.

Афаэль остановился перед очередным оберегом. Он размещался на пересечении четырех туннелей. Перекресток представлял собой круглый зал с пустым кострищем посередине. Оберег сделали на каменном столбе возле костровой ямы. Он был нацарапан на камне в форме глаза, с зазубренными насечками. На них была человеческая кровь, а ниже вырезаны несколько рун.

Так просто. Что-то подобное мог сделать ребенок. И все же сырая энергия, сочащаяся из символов, подавляла его магию, как кулак, затыкающий рот. Рунические жрецы, при всем их примитивном представлении о варпе, были экспертами по управлению его символами. Каким-то образом, какими бы необученными и невежественными они не были, им удалось научиться фокусировать параллельные энергии эфира, используя имена, знаки и жесты. Созданные в таких количествах, обереги Клыка действовали, как мощный гаситель магической энергии, так что даже вызывание самой незначительной магии становилось трудным и опасным делом.

Это должно закончиться.

Афаэль стоял перед оберегом, устало готовясь к ритуалу, который уничтожит его. Вокруг него заняла позиции его охрана из шести рубрикаторов. Последние огоньки пламени в кострище погасли, погрузив помещение в абсолютную тьму. Афаэль рассеяно моргнул, чтобы настроить линзовые фильтры шлема.

И только тогда он заметил детей. Их было семеро, съежившихся в темноте, прижавшихся друг к другу, как крысы.

Несмотря ни на что, несмотря на его внутреннюю панику, несмотря на необходимость в быстрой очистке от оберегов, Афаэль улыбнулся.

Он повернулся свою бронзовую голову к ним. В идеальной темноте его шлем различил очертания детей в смазанном зеленом цвете ночного видения. Он видел их испуганные лица, их тонкие пальчики, цепляющиеся за скалистые стены.

Почему их оставили в Хоулде? Неужели варвары Фенриса так мало заботятся о своей молодежи, что оставляют ее врагу? Или была совершена ужасная ошибка?

В любом случае это давало Афаэлю редкий шанс проявить свои навыки ради подлинного удовольствия. Их смерть будет медленной, подходящей карой за всю боль, причиненную его легиону Псами Фенриса.

– Не стесняйтесь кричать, малыши, – промурлыкал Афаэль, извлекая меч и выбирая первую жертву. – Времени дост…

Что-то тяжелое ударило его в шлем, брошенное с изумительной точностью и самообладанием. Затем оно взорвалось, заставив его покачнуться на пятках.

Фекке-хофуд! – завопил один из щенков, метнувшись мимо него в темноту.

Афаэль гневно взревел, и быстро опустил меч, собираясь скосить маленького дьяволенка на бегу. Удар прервала другая граната, на этот раз брошенная ему в грудь.

«Они вооружены! Их оставили здесь с оружием!»

– Убейте их всех! – закричал Афаэль и развернулся, чтобы схватить одного из бегущих детей. Он выхватил с пояса болт-пистолет. К этому времени в дело вступили рубрикаторы, также безрезультатно пытаясь поймать детей, как и он.

Они были быстрыми, как крысы, и чувствовали себя в туннелях, как дома. Взорвалось еще несколько гранат, одна из которых, как ни странно, свалила рубрикатора, поразив его лицо шквалом осколков и сбив с ног.

Затем они исчезли, юркнув вниз по коридору, как щенки-призраки, прыгая и смеясь в отдающейся эхом темноте.

Афаэль выхватил пистолет и выпустил очередь в туннельный вход. Ни один снаряд в цель не попал. Сорванцы Клыка, обученные жизни в темноте и искусству выживания, были слишком быстрыми, слишком хитрыми и слишком подготовленными.

Смех затих вдалеке. Сбитый с ног рубрикатор поднялся, выглядя еще более нелепо из-за полного отсутствия замешательства. Он снова занял позицию, такой же молчаливый и серьезный, как и прежде.

Серьезного вреда не было. При всей их хитрости и скорости, у туннельных крыс не было возможностей навредить космодесантнику.

Но это было унизительно. Глубоко унизительно.

– Я ненавижу этот мир! – заревел Афаэль, развернувшись к оберегу-колонне и позволив своему гневу воспламенить посох.

Железное древко взорвалось губительным светом, рассеяв тьму и распустив во все стороны мерцающие лучи эфирной энергии. Пылающий ад затрещал по оберегу, словно притягиваемый магнетизмом. Мгновенье символ сопротивлялся, раскалившись докрасна, поглощая ужасное количество энергии, льющейся из посоха колдуна.

Затем, неминуемо он сломался. Тонкая трещина пробежалась по изваянию, расколов его и рунический текст под ним. Холодный воздух полыхнул неожиданным, обжигающим жаром, а затем снова погрузился в холодную тьму.

Тяжело дыша, Афаэль позволил энергии втянуться обратно в посох. Все рубрикаторы вокруг выглядели непроницаемыми.

Оберег был расколот, и Афаэль тут же почувствовал, как увеличилась его сила. Чувство облегчения было мимолетным. Он был унижен, зол и разочарован. Впереди его ждали километры туннелей, все они кишели ловушки для неосторожных.

Это была недостойная работа, годная для аколитов, а не командиров. Если бы его подчиненные Пирриды были достаточно умелые, чтобы заменить его, он бы охотно призвал их вместо себя для уничтожения оберегов.

Но они не годились, и в любом случае большая часть колдунов была нужна, чтобы вести в бой рубрикаторов.

«Проклятый Ариман. Он превратил нас в легион глупцов, топчущихся повсюду со своими марионетками».

– За мной, – пробормотал он, выйдя из комнаты в следующий туннель. Рубрикаторы спокойно подчинились. Афаэль почувствовал, как изменение плоти ускорилось, поощренное его вспышкой гнева.

Время уходило, убегая, как песок между пальцев, стремясь к ужасу, который, как он знал, ждал его. Осталось недолго. Совсем недолго.


Вирмблейд провел Морека прочь от лестницы, через широкий ярус Клыктана, под статуей Русса. Воздух был наполнен грохотом машин снабжения, криками хускэрлов, приказывающим своим солдат возвращаться на позиции, далеким гулом сражения где-то еще в громадном пространстве Этта. Ни один не посмотрел на волчьего жреца и его спутника дважды.

Морек был немного огорчен этим. Если он шел на смерть, для кого-то, всего одного человека, было бы любезно бросить на него сочувственный взгляд. Но они, конечно, не имели понятия, какие дела были у Вирмблейда с Мореком. И даже если бы знали, что бы это изменило? Была ли власть волчьих жрецов настолько абсолютной, что не существовало никаких санкций в отношении их поступков со своей смертной паствой?

«Об этом я тоже думал, и не так давно. Когда моя вера была безоговорочной. Так должно быть».

Они миновали статую, и вышли из Клыктана в темные, холодные коридоры. Звук сражения у оборонительных баррикад стих, оставив вместо себя холод и уединение Ярлхейма. Вирмблейд шел быстро, и Морек должен был спешить, чтобы не отстать. Утомление начало возвращаться – только огромный страх мог сдерживать его.

В конце концов, Вирмблейд остановился перед дверьми в стене туннеля. Он открыл их и проводил Морека внутрь. Как только дверь закрылась, они остались одни и полностью изолированные в тесной, с высоким потолком комнате. Помещение, за исключением деревянного табурета и небольшой костровой ямы, было пустым. На висящей над пламенем и слегка покачивающейся веревке была подвешена коллекция костей. Несмотря на скромность, место выглядело и ощущалось, как жилище телотворцев. Возможно, это была комната для обрядов. Или для палачей.

– Садись, – приказал Вирмблейд, показав на табурет.

Морек подчинился, сразу же почувствовав себя еще более маленьким и незначительным. Волчий жрец продолжал стоять, гигантский и угрожающий, менее чем в двух метрах. Он не снял шлема, сделав свой голос, по возможности, суше и загадочнее, чем обычно.

Минуту Вирмблейд просто смотрел на него, ничего не говоря. Морек старался изо всех сил не выдать дрожь. В обычных обстоятельствах он, возможно бы смог, но после стольких дней непрерывных боев задача была сложной.

И он был стар. Возможно, слишком стар. Это само по себе было причиной для стыда. Немногие фенрисийцы умирали от старости, и он никогда к этому не стремился.

– Ты знаешь, почему ты здесь? – наконец, спросил Вирмблейд.

Голос не был любезным, но и не слишком резким. Он был сухим, суровым, властным.

– Думаю да, лорд, – ответил Морек.

Не было смысла увиливать. Вирмблейд кивнул, как будто удовлетворенный.

– Тогда нам нет необходимости вновь выслушивать, что привело тебя в мои покои. Я знаю, зачем ты приходил туда, и что ты видел. С тех пор, как я узнал твое имя, я наблюдал за тобой. Возможно, ты заметил. Я не считал нужным скрывать это.

Конечно, нет. Небесных Воинов никогда не беспокоило, что может думать о них смертный.

– Мне понадобилось много дней, чтобы решить, как поступить с именем, которое назвал мне Тромм Россек. Поскольку враг приближает нас к нашим пределам, я больше не могу откладывать. И все же, даже в этот момент, я все еще не принял решения. Твоя судьба стала для меня бременем, Морек Карекборн.

Морек ничего не ответил, но старался смотреть на череп-маску над собой. Он всегда говорил об этом Фрейе.

«Смотри им в глаза. Ты должна всегда, всегда смотреть им в глаза».

Эти слова все еще соответствовали действительности, несмотря на то, что глаза были скрыты за длинной маской убитого зверя и заперты внутри кроваво-красных, светящихся линз.

– Итак, – сказал Вирмблейд, по-прежнему говоря леденящим, несколько прозаичным тоном. – Как ты думаешь, что ты видел?

– Я был шокирован, лорд.

«Расскажи правду. Это твой единственный шанс».

– Потрясен.

Вирмблейд снова кивнул.

– Ты вырос в Этте. Все во что ты верил – здесь. Мы создали тебя по нашему образу, меньшую версию самих себя. Тебя научили не оспаривать порядок вещей, и ты не должен был.

Морек слушал, по-прежнему стараясь контролировать свое дыхание. Он чувствовал в венах свой учащенный пульс. Огонь за ним был непривычно горячим после лишений на баррикадах.

– То, что ты увидел – запрещено. При других обстоятельствах одно твое присутствие в той комнате означало бы смерть. Лорд Штурмъярт безуспешно пытался попасть туда много недель. Если бы события не привели к тому, что охрана стала слабее, чем должна, содержимое комнаты по-прежнему было бы тайной. Так что теперь я должен решить, как поступить с тобой.

Хотя это было невероятно, но у Морека было ощущение, словно страшное старое лицо за маской улыбается – кривая усмешка, обнажившая желтые зубы.

– И так как ты был честен со мной, я буду честен с тобой, Морек Карекборн, – сказал Вирмблейд. – Я решил перерезать твою нить. Опасность утечки информации о нашей работе всегда была высока, и это, ты должен понимать, никогда не должно было случиться.

Перспектива умереть от руки волчьего жреца удивительно слабо подействовала на Морека. Он уже приготовился к этому. Он был готов к этому каждую ночь с тех пор, как он побывал в залах телотворцев. Только странная нерешительность волчьего жреца оттягивала момент дольше необходимого.

– Если таков вирд, – Морек даже сумел произнести это наполовину уверенным тоном.

– Твоя вера достойна похвалы, Карекборн. Хотя я чувствую, твоя преданность уменьшилась за последние дни, что не удивительно.

Волчий жрец издал долгий, свистящий вздох.

– Не думай, что я так или иначе утратил решимость убить тебя, смертный, – сказал он. – Я убивал за эту работу прежде и, даст Всеотец, сделаю это снова. Но я не лишу тебя жизни. Твой вирд не закончится здесь, в этой комнате. По крайне мере, это я вижу четко.

Морек знал, что должен почувствовать какое-то облегчение. Но этого не произошло. Возможно из-за усталости, возможно, из-за утраты веры. Какой бы не была причина, он понял, что хочет только сна, передышки от бесконечной темноты, бесконечного холода, бесконечного сражения. Сколько он себя помнил, волчьи жрецы вдохновляли его, являясь реальной связью между человечеством и устрашающим образом вечного Всеотца. Сейчас же, когда почти трехметровый монстр возвышался так близко, что он мог видеть следы от клинков на иссеченном доспехе и слышать шум дыхания через фильтры шлема, Вирмблейд совсем не вызывал того пожизненного страха. Чары рассеялись.

«Я не боюсь вас. Теперь я, наконец, понял, о чем так мне долго говорила Фрейя. Дочка, прости меня. Ты была права».

– Но ты должен быть наказан, смертный! – продолжил Вирмблейд. – Если Ересь нас чему-то научила, так это тому, что проступок всегда должен наказываться. И поэтому я дам тебе самый ужасный дар, которым обладаю.

Шлем волчьего жреца слегка наклонился, приблизив красные глаза к Мореку. Они тускло светились посреди обожженной кости, как рубины в старом камне.

– То, что ты видел, зовется Укрощением. Оно навсегда изменит лицо ордена. Слушай и я объясню, как оно уничтожит и создаст заново все то, что тебя учили считать священным.


Глава 19

Печать Борека оглашалась звуками стрельбы, грохотом шагов боевых машин и шипением нефтяных печей. Тысяча Сынов снова наступали, их ряды двигались в унисон, поставив плотную стену болтерного огня.

Благодаря Бьорну и Грейлоку врагов сдерживали у порталов. Ни один из них пока не вошел в зал самой Печати, и многие стационарные орудийные позиции там безмолвствовали. Битва свирепствовала с тех пор, как Бьорн встретился с Грейлоком у арок входа, где окопались дредноуты и Длинные Клыки. Как и в Клыктане, баррикады из адамантия и траншеи обеспечивали укрытие для обороняющейся пехоты. Схема битвы была проста – бесконечные, повторяющиеся попытки захватчиков взять штурмом периметр и ворваться внутрь, лишив защитников преимущества, которое давал им узкий проход.

До сих пор это им не удавалось, но цена была высокой. Расположенные в зоне баррикад кэрлы страдали от болтерного огня, и за одну атаку гибли целые отделения. Небесные Воины тоже несли потери, несмотря на свои более совершенные доспехи и оружие. За исключением командной группы, которая выглядела почти неуязвимой в своих терминаторских доспехах и с силовым оружием, Охотники и Когти несли серьезные потери, увеличивающиеся в бою против рубрикаторов.

Фрейя делала свою работу во время повторяющихся атак, возглавляя отделение кэрлов. Они вели прикрывающий огонь, позволяя Волкам вступать в ближний бой. Это были самые тяжелые и яростные бои, в которых она принимала участие. Получив сигнал от Небесного Воина, она и ее солдаты выскакивали из относительной безопасности баррикад и прицеливались в просперинскую пехоту. Скъолдтары были более мощными, чем вражеские лазганы и наносили тяжелые раны, но кэрлы по-прежнему были уязвимы вне укрытия. Дюжины были убиты в предыдущих атаках, сраженные лазерными лучами или разорванные на куски рубрикаторами прежде, чем Волки смогли прийти на помощь. Собственная нить Фрейи уже не один раз была почти перерезана, спасенная только благодаря рефлексам, броне или удаче.

По мере того, как битва тянулась день ото дня, ее усталость начала расти, замедляя ее и делая прицел менее уверенным. Потери росли, так как нехватка сна и постоянная смена выматывали защитников. Просперинская пехота тоже страдала. Из-за столь длительных почти безостановочных боев каменный пол по щиколотку покрылся кровью и оружейной смазкой.

Фрейя ожидала, что Небесные Воины будут следить за передовой и позволят кэрлам заботиться о себе самим. Она думала, что им будет присуще позволить вспомогательным отрядам смертных принять главный удар обстрела, лишь бы они могли сблизиться для рукопашного боя, ради которого и жили.

Этого не случилось. С началом настоящего сражения, Волки, казалось, стали относиться к кэрлам почти как к равным. Словно сам бой уравнял их. В обычных обстоятельствах Кровавый Коготь едва заметил бы трэлла, не говоря уже о том, чтобы обратиться к нему. Но как только засвистели болтерные снаряды, различия между ними вдруг странным образом исчезли.

В ходе сражения Фрейя, заставляя свое тело сопротивляться истощению, которое наливало свинцом ее мышцы, поняла, что ее отношение к повелителям начало меняться. Она видела, как Серый Охотник безрассудно бросился на целый строй рубрикаторов, его меч жужжал, а болтер поливал градом снарядов. Он убил троих; после того, как закончились боеприпасы, бросился вперед; когда его топор выбили из рук, сражался голыми кулаками. Он продолжал мастерски и ожесточенно атаковать до самого конца, не отступая, пока пылающий клинок не вонзился прямо в щель между шлемом и нагрудником, почти отрубив ему голову.

Без страха. Совсем без страха. Он был великолепен, идеальный хищник, достойных своих предков в качестве лучшего образца воина в галактике. В прошлом Фрейю выводило из себя прямое высокомерие Небесных Воинов, но в бою она поняла, почему оно должно было быть таковым.

«Они не могут сомневаться. Даже на секунду. И должны верить в то, что они – самые острые клинки Всеотца, его самое мощное оружие».

«Теперь, когда я вижу их в чистом состоянии, они пугают меня».

Пример заставил Фрейю сражаться еще упорнее. Она находилась неподалеку от позиции Альдра, и дредноут был также великолепен в обороне, как и его боевые братья. Странное, почти детское замешательство, которое делало его таким уязвимым после пробуждения, испарилось. Теперь, несомненно, под влиянием бесподобного примера Бьорна Разящей Руки, Альдр устремлялся в бой со всей вызывающей уверенностью генетического наследия.

Он был поразителен – двурукий торговец смертью, и где бы он ни появлялся, захватчики отступали в замешательстве. Болтерные снаряды звенели безвредно о его тяжелую защиту, как градины, и даже у рубрикаторов не было ответа гигантским лезвиям когтя, который он обрушивал на них. Вместе с пятью другими дредноутами в оборонительном периметре, Альдр создал острова стабильности посреди грохота и напора атак, вокруг которых меньшие воины могли сплотиться и отталкиваться от них.

Может быть, Фрейя это выдумала, но дредноут, кажется, уделял особое внимание ее стае. Один раз, когда они были отрезаны от позиции и лишены укрытия, он продвинулся вправо между ней и наступающим врагом, приняв на свой корпус его огонь и ответив яростной контратакой.

Как только ее поредевшее, но по-прежнему сплоченное отделение оказалось под защитой баррикады, Фрейя посмотрела с немым восхищением на неистовствовавшую боевую машину, как окутанный огнем ее корпус неуклюже ступает навстречу опасности со всем самодовольством новичка, играющего своими каменной твердости мышцами.

Фрейя продолжала наблюдать за безрассудным героизмом на дисплее. Это взволновало ее. Впервые она почувствовала гордость. Гордость за свое наследие, за то, что такие боги войны были частью ее родины. Гордость за то, что Небесные Воины стояли рядом с ней в траншеях, сражаясь, чтобы сберечь то, что они вместе построили на Фенрисе.

«Я не боюсь вас».

Фрейя заменила магазин в винтовке и приготовилась открыть прикрывающий огонь. Это была ее роль, ее преданная роль в славной обороне Этта.

«Теперь, наконец, я понимаю, о чем мне так долго говорил отец».

Она оглянулась, чтобы проверить с ней ли ее отделение, затем вставила скъолдтар в прорезь на гребне бруствера. Она прижала подбородок к прицелу, удовлетворенно наблюдая, как строй наступающей просперинской пехоты входит в зону огня.

«Отец, прости меня».

Отдача приклада врезалась в ее бронежилет, вдавливая его в посиневшую кожу. Дождь прикрывающего огня просвистел мимо Альдра, окружив его покровом разрывающих снарядов, которые усилили его и так опустошающий атакующий потенциал.

«Ты был прав».


Когда Вирмблейд заговорил о прошлом, в его голосе изменился ритм и тембр. Он стал похож на декламирующий тон скальдов. Но все рассказчики саг Этта были смертными, и гигантское тело волчьего жреца придало своей речи такой резонанс, которым ни один из них не обладал.

– Ты знаешь о Всеотце, Повелителе Человечества, кого невежественные почитают как бога, и кого мы чтим как самого могущественного из всех нас и защитника вирда. В эти темные дни он пребывает на Терре, наблюдая за безбрежностью Империума со своего Золотого Трона и сражаясь с безмерными силами, которые стремятся погасить свет и надежду в Галактике. В прошлом было не так. Он ходил среди нас, одаривая своих вассалов частицей своей силы, идя на войну с примархами и избавляя звезды от ужаса, поразившего их.

– Это Всеотец создал Лемана Русса, прародителя Влка Фенрика, и сформировал легион, который служил ему. У каждого легиона, созданного им, было предназначение. Некоторые были благословлены способностью строить, другие искусством управлять, иные качествами хитрости. Наш дар был другим. Мы были созданы уничтожать. Вся наша жизнь – это уничтожение. Такова была воля Всеотца. Он создал нас не строить империи, но разрушать их. Мы были обучены выполнять задания, которые не мог ни один другой Легион, сражаться с такой крайностью, что даже наши братья-воины откажутся от предательства, зная, что мы – Стая – сделаем с ними.

– Эту силу использовали не один раз. Наиболее известный случай, как ты знаешь, с врагом, который сейчас стучится в наши двери. Но при всем нашем рвении мы потерпели неудачу в вопросе защиты. Пришло предательство, грянув как гром среди ясного неба, и галактику охватило пламя предательства. Хотя наихудшее зло было остановлено, многое из великого и доброго было потеряно. Империум сейчас беззащитен, а мечты его основателей увяли, мертворожденные и нереализованные. Мы знаем это, те, кто сберегает саги о минувшем. Хотя многие другие, полагающиеся на сомнительную передачу написанного слова и записанную вокс-модель, забыли те дни, мы, живущие повествованием скальдов, помним все. Мы знаем, кем мы были. Мы знаем, кем намеревались стать.

– И вот, наступила новая эпоха. Они зовут ее эпохой Империума. Потребности человечества изменились. Вместо двадцати легионов существуют многие сотни орденов. Ими руководят не примархи. Вместо этого Адептус Астартес сражаются по образу своих генетических отцов, повторяя возможности, спланированные для другого будущего. Такова ситуация сейчас, мечта, создавшая действительность не Всеотцом, но одним из его сыновей. Ордена не маршируют более рядами в десять тысяч или больше. Они создали преемников, потомство, управляемое тем же самым геносеменем, так что наследие их примарха сохраняется среди звезд. Больше преемников, более великое наследие. Сыны Жиллимана – прародители сотен, как и сыны Дорна, поэтому Империум создан по их образу.

Вирмблейд замолчал. Его словах были наполнены отвращением.

– Вот, что стало важным. Не доблесть. Не опасность. Стабильность. Надежность. Верность. Без этих качеств ни один из орденов не обходится, чтобы оказывать влияние. Преемники – вот что наши братья стремятся создать, чтобы гарантировать, что воины их склада процветали и жили, и не допустить создания иных, из другого металла.

– Считаешь ли ты, Морек Карекборн, что Влка Фенрика последует этим путем? Должны ли мы позволить себе быть разделенными на ордена-преемники, как сделали Ультрадесантники, Ангелы или Кулаки?

– Нет, – уверенно ответил Морек. – Мы – иные.

Вирмблейд покачал головой.

– Не то чтобы иные. У нас был преемник: Волчьи Братья, ведомые Беором Арьяком Гриммэссоном. Они должны были быть такими же многочисленными и могучими, как и мы. Им был дарован родной мир – Кэриол, планеты изо льда и пламени, как и Фенрис. У них была половина нашего флота, половина нашего арсенала, половина наших жрецов. Они должны были быть первыми из многих, целой линией наследственных фенрисийских орденов – Сынов Русса, способных создать звездную империю размером с Ультрамар. Такова была мечта: быть достаточно могущественными, чтобы полностью окружить Око Ужаса, чтобы не позволить предателям осмелиться когда-либо снова покинуть его. Так мы надеялись осуществить свою судьбу и найти новое предназначение в Эпоху Империума.

Морек смотрел на череп-маску волчьего жреца. Видения, которые его просили понять, пришли слишком быстро. В его разуме развернулся проблеск галактики, в корне отличный от того, что он знал. Хотя он покидал планету много раз и видел много чудес, эта версия реальности была самой необычной из всех.

– Что случилось с ними? С Волчьими Братьями?

– Они погибли.

– Уничтожены?

– Не все. Некоторые может еще живы, хотя их вирд неизвестен. Они были расформированы, рассеяны по всем сторонам света.

– Почему?

Вирмблейд сделал глубокий, резкий вдох.

– По той же причине, по которой у Стаи не могут быть другие преемники. Волк внутри. Мы слишком опасны, чтобы быть скопированными. Наследие, которое нас делает могучими, также делает нестабильными. Братья, размещенные слишком далеко от Фенриса, быстро опустились до состояния зверей. То же произойдет с любой попыткой вырастить новой плод из геносемени Русса.

Вирмблейд опустил голову. Но затем его глаза вспыхнули в темноте, уловив один проблеск света от огня.

– До настоящего времени.


Красная Шкура стоял на коленях и стрелял с пояса, следя за тем, как щелкает счетчик боеприпасов болт-пистолета. Его прицел был точен и ни один выстрел не пропал даром. Болтерные снаряды ударяли по приближающимся рядам рубрикаторов, убивая некоторых и взрываясь о броню других.

Затем они пришли снова, также как всегда, беспощадными волнами, продавая свои пустые души, чтобы прорвать тупик у лестницы Клыктана. Каждый раз их становилось все больше, некоторых укрывали мерцающие кинетические щиты колдунов, большинство полагались на защиту своих сапфировых доспехов.

Красная Шкура опустошил обойму. Он хладнокровно выбросил пустой магазин, схватил замену и вставил в ячейку. Когда он снова открыл огонь, враг приблизился не более чем на два шага.

Залпы тяжелого оружия Длинных Клыков пронеслись над его головой, ударяя в приближающихся десантников-предателей. Многие из них взрывались о кинетические щиты сверкающими каскадами искр и плазменных разрывов, но некоторые находили слабые точки и взрывались среди бронированных воинов, принося разрушение.

В эти разрывы прыгали Волки с жужжащими цепными мечами, выкрикивая литании ненависти и вызова. В этот раз Кулак Хель был в авангарде, силовой кулак пульсировал, а спасенный меч Даусвьер пел при каждом взмахе.

– Ближний бой, брат! – передал по воксу Красная Шкура, перейдя на спринт и бросившись за ним.

Кулак Хель резко пригнулся, уходя от удара приблизившегося рубрикатора, после чего отпрыгнул назад и задействовал свой клинок. Окутанные разрушительными полями лезвия столкнулись, выбросив взрыв скрученной энергии, прежде чем мечи отвели назад.

– Отбросы, – презрительно выпалил Кулак Хель.

В его голосе был странная интонация, скрежещущая и насыщенная кровью.

К этому времени Красная Шкура приблизился на расстояние руки, его меч вибрировал, а болт-пистолет стучал. В этом бою не было смертных. Кровавые Когти Россека делали то же, что и всегда, сражаясь с остервенением, наслаждаясь высвобожденным исполнением их желания убивать, держа Моркаи на расстоянии укуса. Предатели смело встретили их, парируя и нанося удары, ожидая удобного случая и пользуясь им с холодным мастерством, двигаясь дальше. Обе стороны с головой ушли в бой, сцепившись в битве, которая сохранит текущее положение либо сдвинет его с мертвой точки.

Предатель сумел ударить кулаком в лицо Кулака Хель, отправив его на землю. Красная Шкура выстрелил из пистолета, отбросив рубрикатора на несколько шагов в пелене взрывающихся снарядов.

– Небрежно, брат, – усмехнулся он по радиосвязи, развернувшись, чтобы встретить новую угрозу. – Теряешь хватку?

Кулак Хель не ответил. Красная Шкура вскоре вступил в рукопашный бой с другим предателем, и не мог оглянуться, чтобы проверить брата.

Кулак Хель не был так сильно ранен. Что не так?

Следующий рубрикатор вошел в контакт, всего один из дюжин, столпившихся в узком проходе.

– Предательские отбросы! – заревел Красная Шкура и нанос удар цепным мечом, целясь в брешь под правым наплечником.

Рубрикатор отступил, позволив жужжащим зубьям пройти мимо, после чего ударил своим мечом. Движения обоих воинов были завораживающе быстрыми, каждое стремилось к завершению, каждое было способно пробить адамантий. Красная Шкура наступал, в крови пульсировало желание убивать. Удары следовали один за другим, звеня о керамит и отражаясь.

Теперь у него был темп. Предатель хорошо сражался, но его вес был перенесен на отведенную назад ногу. Красная Шкура сделал ложный выпад влево, затем поднял клинки вверх и скрестил их, целясь под толстый нагрудник рубрикатора.

Он сделал бы это. Цепной меч вонзился бы глубоко, пробив броню и войдя в пустую оболочку за ней. Он убил бы очередную жертву, а дисплей шлема внес бы очередную руну рядом с дюжиной, которые там уже были.

Ему помешали, не враг, не взрыв из дальнобойного оружия, но Кулак Хель. Кровавый Коготь бросился между сражающимися воинами, врезался в рубрикатора и покатился по земле вместе с ним. В скорости этого маневра было что-то странное и тревожащее. Прежде чем Красная Шкура среагировал, Кулак Хель вскочил на ноги, вонзил Даусвьер в шею жертвы, вытащил его, схватил шлем пораженного предателя силовым кулаком и оторвал его.

Его движения были ужасающими, как ускоренные перемещения из кошмара. Кулак Хель больше не говорил, больше не шутил по связи. Когда Красная Шкура отступил, внимательно наблюдая за приближающимися целями, он услышал низкий, гортанный хрип.

– Брат… – начал Красная Шкура, почувствовав холод.

Кулак Хель не слушал. Он сражался. Сражался так, как никогда раньше, даже на дорогах. Рубрикаторы напали на него и были разорваны на части. Буквально разорваны на части. Конечности Кулака Хель превратились в серые пятна, разрывающие доспехи, словно те были из кожи, пробивая их и отбрасывая в сторону. Он ворвался в наступающие ряды врагов, как хищник, выпущенный в стадо медленно бредущих травоядных, поглощенный одной мыслью – убить столько, сколько сможет.

– Кир! – закричал Красная Шкура, видя, как его брат все больше отрывается от строя.

Ни один из Когтей не мог последовать за ним так далеко. Если бы они так поступили, то были бы перебиты рубрикаторами, оставшись без прикрытия стационарных орудий и вспомогательных отделений кэрлов. Кулак Хель шел к своей смерти.

Красная Шкура бросился к нему. Он не стал бы стоять и смотреть. Кровавый Коготь врезался в приблизившегося рубрикатора, вкладывая всю возможную силу в каждый удар и чувствуя разочарование от того, что не мог просто отшвырнуть его плечом, как Кулак Хель. Он сражался со всем умением его длительной подготовки, но этого было недостаточно.

Они были окружены. Кулак Хель проклял себя.

Тогда, и только тогда по связи пришли эти слова. Они были произнесены невнятно, словно пьяница пытался вспомнить речь. В них было немного от прежнего, почти исчезнувшего голоса Кулака Хель. Флегматичные тона, искаженные смесью рычания и слюновыделения, подходили больше зверю, чем человеку.

– Уходи, брат, – раздался рычащий, задыхающийся голос. – Я не смогу защитить тебя.

«Защитить меня?»

И тогда Красная Шкура понял. Кулак Хель убивал все, что приближалось к нему. Он зашел слишком далеко, и пути назад не было. Даже Россек не смог бы остановить его. Волк овладел Кулаком Хель, забрал его в свои темные объятья и уничтожил то, что осталось от его прежней человечности.

Красная Шкура, в конце концов, убил своего врага, но за ним последовало другие. Кулак Хель был теперь глубоко в боевых порядках противника, по-прежнему сражаясь как демон, по-прежнему разрезая их на части, как берсеркер из легенд.

Он не мог пойти за ним. Никто не мог пойти этим путем, пока Волк не выберет и его тоже. Кулак Хель был покойником, хотя в своей смертельной агонии он убьет больше, чем многие из его братьев за всю жизнь.

В глазах Красной Шкуры стояли слезы гнева. Они сражались вместе с самого начала, с полузабытых дней на льду, с тех пор, как волчьи жрецы впервые пришли за ними, чтобы превратить в бессмертных. Они вместе прошли испытания, вместе изучили путь Волков, вместе упивались убийством. Недолгое время, такое недолгое время, казалось, нет силы в галактике, которая сможет сравниться с необузданной мощью их объединенных клинков.

«Я не мог пойти за тобой. Слишком медленный. Кровь Русса, я был слишком медленным».

Затем Красная Шкура завыл, воем гнева и утраты, всепоглощающим пронзительным потоком чистой ярости и страдания. На краткий миг он заглушил звуки и эхо стрельбы, и его ужасающий вопль разнесся по длинным туннелям Этта. Проперинские солдаты отвлеклись от боя, подумав, что ожил какой-то демон Клыка, чтобы утащить их во тьму. Даже кэрлы, посвященные в ритуалы и обычаи горы, почувствовали, как стынет их кровь.

Они знали, что значит этот крик. Пришел Волк и забрал одного из них.


Вирмблейд сделал паузу, прежде чем продолжить говорить.

– Волк, – сказал он, наконец. – Проклятье и слава нашего вида. Целые поколения смертных я работал над исцелением от него. Ни один телотворец не открыл больше, чем я в особенностях Канис Хеликс, возможно даже больше тех, кто прибыли на Фенрис с самим Всеотцом. Я понял, что проклятье можно уничтожить, одновременно сохранив славу. Эта работа – мое призвание.

– Укрощение, – прошептал Морек.

– Именно. Я очистил Хеликс, изменил его, добившись сверхъестественной силы Адептус Астартес без разрушительного воздействия зверя внутри. Плоды работы такие же могучие, как и я, такие же быстрые в охоте и искусные в обращении с клинком, но они не вырождаются и не становятся жертвой Волка. Они приобрели качества, которые делают нас величественными, и очистились от факторов, которые не позволяли нам создавать наследников.

Морек начал понимать. Тошнота, которую он почувствовал, когда наткнулся на тела в лабораториум, стремительно вернулась.

– Тела…

– Самые близкие к моему идеалу. Они недолго прожили. На данный момент никто не прожил более нескольких часов. Они умерли… непросто. И все же я доказал, что цель на расстоянии вытянутой руки. Дайте мне больше времени, всего немного больше времени, и я направлю нас на новый путь, который сулит господство над звездами, господство Сынов Русса.

Вирмблейд гордо поднял голову.

– Ты видишь это будущее, Морек Карекборн?

Морек старался найти слова для ответа. В его разуме промелькнули образы космодесантников в темно-серых доспехах, тысячи космодесантников, каждая Великая рота была из разных орденов. Они сражались одинаково, убивали одинаково, сметали врагов волной твердо контролируемого убийства. Фенрис стал всего одним миром в сердце раскинувшегося союза, временной силой внутри огромного кольца галактического Империума, силой такой могучей, что даже Боги Погибели задрожали, когда увидели ее потенциал.

А затем видение исчезло. Комната вернулась, такая же темная и холодная, как и все помещения под горой. Перед ним стоял волчий жрец, выжидая.

– Это ужасает меня, лорд.

Вирмблейд кивнул.

– Конечно. Ты – добрый фенрисиец. Ты не видишь альтернативы и не потворствуешь любопытству о том, что может быть. Все, что волнует тебя это то, что есть, что ты можешь держать в своих руках. Горизонт будущего очень узок для тебя. Ты можешь умереть сегодня, или завтра, или в один сезон, поэтому как ты можешь жить, беспокоясь о ходе веков?

Морек оставался бесстрастным. Вирмблейд не высмеивал его, просто констатировал факты. До недавнего времени он воспринял бы такую проповедь, как источник гордости.

– Но я не могу потакать подобным утешениям, – сказал волчий жрец. – Мы хранители огня, призванные гарантировать постоянное наличие у Империума палачей, воинов, способных ответить на безжалостность врага равной безжалостностью.

– И, когда я смотрю на руны вместе с провидцами, когда я слушаю заявления Штурмъярта и других жрецов, у меня нет уверенности в будущем. Я вижу впереди темные времена, эпоху, в которой Влка Фенрика окажется слишком малочисленной, чтобы обуздать легионы тьмы, когда нам будут не доверять правители Империума и бояться его граждане. Я вижу время, когда смертные будут произносить слова «Космический Волк» не как воплощение идеала, а как символ прошлого и тайны. Я вижу время, когда институты Империума обратятся против нас в своем невежестве, считая нас немногим более чем зверьми, которых мы рисуем на наших священных образах.

– Запомни эти слова, ривенмастер: если мы сейчас выживем, но не завершим наш апофеоз, эта осада Клыка будет не последней.

Вирмблейд отвел взгляд от Морека и посмотрел на крозиус арканум. Он висел на поясе рядом с силовым мечом, символ его должности, знак распорядителя древними традициями ордена.

– Вот почему мы осмелились на это. Мы можем вырасти. Мы можем измениться. Мы можем избавиться от проклятья прошлого. Мы можем уйти с окраин Империума, чтобы стать силой в его центре.

Морек почувствовал, как усиливается тошнота в желудке, отравляя его и вызывая головокружение. Он видел раньше еретиков на других мирах, и всегда презирал их. Сейчас же безумие шло из уст волчьего жреца, самого хранителя святости.

– И это беспокоит тебя, Морек? – спросил Вирмблейд.

«Скажи правду».

– Это вызывает у меня тошноту, – сказал Морек. – Это неправильно. Русс, славься имя его, никогда бы не позволил это.

Вирмблейд засмеялся. Из решетки шлема вырвался жесткий, скрежещущий звук.

– Так ты теперь говоришь за примарха, а? Ты – храбрый человек. Я бы никогда не отважился угадать, как бы он поступил с этим.

Морек старался сохранить твердый взгляд, но усталость и стресс брали вверх. Даже сидя, он чувствовал головокружение. На один миг он увидел, как череп на броне волчьего жреца исказился в рванном, зубастом рыке.

Он моргнул и видение исчезло

– Зачем вы рассказали мне это, лорд? – спросил Морек, зная, что не сможет выдержать новых открытий. Его мир уже был разрушен.

– Как я говорил, – ответил невозмутимо Вирмблейд. – Чтобы наказать тебя. Ты согрешил, посчитав себя достойным секретов, хранящихся в покоях телотворцев. Теперь эта самонадеянность разоблачена, и ты вкусил всего лишь маленький глоток ужасного знания, которое я ношу ежедневно. Если бы я дал тебе всю чашу, ты бы утонул в ней.

– Так вот что вы хотите для меня?

– Нет. Я хочу, чтобы ты отдохнул, поскольку это приказ. Потом я хочу, чтобы ты сражался, держал оборону против Предателя, продал свою позицию за кровь, если дойдет до этого. Ты сделаешь это, зная все, что было сделано в Вальгарде.

Волчий жрец сделал жест пальцем, и огонь позади Морека потух. Комнату наполнила абсолютная темнота, и ривенмастер почти сразу почувствовал, как начало угасать сознание.

«Я рад этому. И хочу никогда не просыпаться».

– Мы просим, чтобы ты умер за нас, смертный, – сказал Вирмблейд, его удаляющийся голос был холоден, как могила. – Мы всегда будем просить, чтобы вы умирали за нас. Это для того, чтобы ты знал, за что умираешь.


Глава 20

Темех посмотрел в глаз своему примарху. У Магнуса было странное выражение лица, частично выжидательное, частично смирившееся.

– Клык открыт для меня, – объявил он.

Темех почувствовал неожиданный всплеск пыла, быстро подавленный. – Афаэль тяжело работал.

– Да. Он хорошо постарался.

Магнус отвернулся. В мерцающем свете святилища Темех чувствовал неограниченную мощь, сочащуюся из его образа. Столько огромную, что ее трудно было сдерживать. После того как он отбросил свою смертную плоть, примарху требовалось колоссальное количество энергии, чтобы просто существовать на физическом уровне. Это было похоже на попытку втиснуть солнце в бокал.

– Я снова буду возражать, – сказал Темех, зная, что это бесполезно. – Я мог бы помочь внизу. Волки все еще сражаются, а вы могли бы использовать другого мага.

Магнус покачал головой.

– Нет, говорю тебе в третий раз, Амуз. У тебя другая судьба.

Он оглянулся на лорда-мага.

– Ты получил приказы для флота. Не отклоняйся от них, чтобы ни случилось на Фенрисе.

Пока он говорил, очертания Магнуса расползались в небытие, как дым.

– Конечно, – сказал Темех. – Но будьте осторожны – мы разворошили осиное гнездо.

Магнус засмеялся, и звук разошелся по комнате, как перезвон колоколов. Его тело быстро угасало, пропадая из виду и превращаясь в тени.

– Осторожен? Буду считать, что это шутка. Отлично. Было время, когда в галактике хватало висельного юмора.

Темех смотрел, как ускользают последние фрагменты видимой формы Магнуса. Самым последним был глаз, алый по краям и наполненный весельем.

Как только видение исчезло, Темех отвернулся.

+ Лорд Афаэль, + передал он.

+ Приятно слышать тебя, + пришел ответ, саркастический и изнуренный. + Обереги сильно ослаблены. Скажи ему, что он может… +

+ Он знает. Он в пути. Отправляйся на позицию. У тебя немного времени. +

Афаэль ответил не сразу. Темех мог сказать, что его задел тон. Даже сейчас Пиррид все еще считал, что он командует операцией. Это было достойно жалости, хотя Темех не чувствовал особого сожаления.

+ Я возле бастиона, который они называют Клыктан, + в конце концов, передал Афаэль. + Я могу оказаться там через несколько минут. Было бы хорошо снова увидеть нашего отца в материальной вселенной. +

«Боюсь не для тебя, брат».

+ Он похвалил твою работу, + передал Темех.

У него появилось слабое ощущение горького смеха, а затем связь между ними прервалась.

Вздохнув, Темех отошел от алтаря. Воздух внутри комнаты был холодным и разреженным из-за присутствия примарха. Это походило на его собственное состояние. Он был истощен столь многодневной работой, и его пальцы дрожали от долгой, незначительной усталости.

Он указал на дверь и та плавно открылась. За ней в коридоре его ожидал силуэт, смертный в форме капитана Стражи Шпилей.

– Ты долго ждал? – спросил Темех, выходя из святилища.

– Нет, лорд, – раздался ответ.

«Ты бы не сказал мне, даже если был должен».

Человек выглядел необычно нервным, и передал Темеху инфопланшет.

– Это доклады корабельных провидцев, – сказал он. – Я подумал, вы должны увидеть их как можно скорее.

Темех взглянул на руны, мгновенно осознав их важность. Корабельные провидцы обладали силами, превосходящими способности любого лоялистского навигатора видеть приближающиеся буруны космических кораблей, плывущих через варп. Но сигналы, записанные на планшете, были приняты слепым ребенком в изоляриуме. Направляющийся к ним флот приближался быстро. Опрометчиво быстро.

– Благодарю, капитан, – сказал хладнокровно Темех. – Впечатляюще. Я не думал, что перехватчик сможет добраться до Гангавы.

Он передал инфопланшет, и скованно повертел головой, чтобы снять боль в плечах.

– Очень хорошо. Подготовьте флот к уходу с орбиты.

Капитан вздрогнул.

– Вы не имеете в виду…

Взгляд Темеха заставил его замолчать.

– Я устал капитан; вы же не хотите испытывать мое терпение. Подготовьте флот к уходу с орбиты и ждите мою команду.

Он щелкнул пальцем, и дверь в пустое святилище захлопнулась.

– Эта игра подходит к концу.


Афаэль шагал к Клыктану, его горечь поддерживала его так же сильно, как и химические стимуляторы. Тон в голосе Темеха был безошибочным. В то время как Корвид укрылся в безопасности на мостике «Херумона», его еще раз засунули в опасное положение.

Его не тревожила опасность. Он наслаждался боем, как и все Пирриды. Что беспокоило его, так это безапелляционная манера его назначения, высокомерие, с которым теперь командовал Темех.

Конечно, Магнус всегда питал слабость к Корвидам – провидцам и мистикам. Более воинственные культы-дисциплины всегда сдерживались и обуздывались. Это принесло много пользы. Корвиды были непредсказуемы. Если бы Тысяча Сынов больше верили в прямое применение силы варпа, возможно, они бы победили на Просперо, а не были парализованы сомнениями и видениями.

Он прибыл в помещение, ведущее к фронту боевых действий. Перед ним отделения рубрикаторов ждали вступления в бой, вперемешку с крупными частями смертной пехоты. С ними были колдуны, некоторые из них с трудом передвигались из-за ужасных ран. Издалека, в сотнях метрах по туннелям, ведущим к лестнице, раздались звуки оглушительных взрывов. Волкам сильно доставалось, но они, несомненно, все еще удерживали подходы к Клыктану.

– Приветствую, лорд, – раздался гнусавый голос Орфео Чамина, боевого командира Павонидов.

Афаэль почувствовал, как его лицо исказилось презрительным выражением. Это было совершенно ненамеренно – его лицевые мускулы теперь полностью слились с внутренней частью шлема и жили своей жизнью. Возможно, буквально.

– Как протекает штурм? – спросил Афаэль, сделав знак «вольно» своей свите.

Афаэль знал, что сейчас его голос походил на целый хор говорящих, каждый из которых частично не синхронизировался с другим. Это нельзя было скрыть, и не было надежды на улучшение.

– Мы перемалываем их, как и предписано, – ответил Чамин, не показывая удивления неестественными интонациями.

– К этому моменту логово должно было быть очищено от них, – сказал он. – У тебя было много дней, чтобы уничтожить их. Я могу…

Он замолчал. Чамин насмешливо посмотрел на него.

– Ты в порядке, лорд?

Афаэль понял, что не может ответить. Слова сформировались в его разуме, но его рот больше не подчинялся ему. Он почувствовал разочарование многих недель, пылающее внутри него. Он неистово сжал посох двумя руками, пока еще не зная, что делать с ним. Когда его бронированные пальцы сомкнулись на древке, по его длине заискрился колдовской огонь, пылая причиняющим боль, обжигающим огнем.

Чамин отступил, излучая тревогу.

– Лорд, ты среди братьев!

Но движения Афаэля уже не принадлежали ему. Посох начал быстро вращаться, набирая скорость с каждым переворотом. Железо завертелось, мерцая в темноте из-за нимба несущегося колдовского огня.

Он хотел закричать. Он хотел объяснить.

«Это – не я! Помоги мне! Милосердный Магнус, помоги…»

Но затем его мысли заменили другими. Присутствие в его разуме, которое росло день ото дня, вдруг заявило о себе.

+ Почему я должен помогать тебе, сын мой? Это то, для чего ты был рожден. В оставшееся для тебя время наслаждайся мгновением. +

Посох завертелся быстрее, образуя в своем центре воронку вращающейся энергии. Руки Афаэля стали размытым пятном, вращаясь как поршни двигателя, превратив посох в вихрь головокружительной скорости.

Сознание Афаэля теперь почти исчезло. То, что осталось, заметило, как Чамин отскочил назад, как бегут от него в ужасе отряды смертных. Он увидел, как скалистые стены Клыка озарились белым светом, прежде чем понять, что это он их осветил. Пиррид был охвачен жгучим, сухим огнем, погрузившим зал в яркий свет. Из его глаз, рта, щелей в доспехе вырвалась варп-энергия. Изменение плоти ускорилось, искажая его тело невозможным образом, разрывая твердую оболочку боевого доспеха и рассыпая его грохочущими обломками.

Изо всех сил, все еще оставшихся у него, Афаэль каким-то образом вытянул три слова из своего уходящего сознания.

«Покарай их, лорд».

+ О, непременно, + пришел ответ.

Затем он исчез. Вспышка света и движения больше не была Херумом Афаэлем. Несколько мгновением она была совсем ничем, просто несравнимой концентрацией эфирной энергии, необузданной и зарождающейся.

Раздался громкий удар, вызвавший колебания в воздухе и осыпание пыли с потолка помещения. По полу извивались искры, испускаясь из стремительно изменяющегося кокона света и шума.

С этого момента вращение стало постепенно замедляться. Свет потух, сгорев в одну блестящую точку. Когда она медленно исчезла, внутри нее показалась фигура, выше, чем был Афаэль и намного величественнее. С окончательным исчезновением портала, новоприбывший шагнул из мерцающих вспышек освещения.

Как только он появился, все поблизости в страхе упали на колени. Чамин низко поклонился, прикоснувшись посохом к земле в знак покорности.

– Отец, – произнес он и его голос задохнулся от радости.

– Сын, – поздоровался Магнус Красный, играя мышцами и улыбаясь. – Ты слишком долго находился в этом зловонном месте.

Он повернулся к лестнице Клыктана и в его глазу вспыхнул жадный огонь.

– Думаю время показать Волкам истинное значение боли.


Одаин Штурмъярт снова проревел свой вызов, его голос ломался от напряжения. Он вызывал бурю много дней, используя ее, чтобы расколоть и деморализовать силы, осаждающие Печать Борека, и давление начало сказываться. Его губы потрескались и затвердели под доспехом, а горло пересохло.

Передышки не было. Колдуны были сильными, и стали сильнее после того как многие обереги от малефикарума в Хоулде были уничтожены. У Штурмъярта было мало поддержки, и он нес почти весь груз по защите обороняющихся солдат от колдовства. Более слабый рунический жрец сдался бы много дней назад, сокрушенный необходимостью поддерживать постоянный поток силы вирда. Только такой как он, погруженный в бездонные резервы энергии, дарованной удивительными путями Фенриса, мог удерживать свою позицию так долго. Пока он держался, затеи врага не срабатывали, позволяя воинам Этта беспрепятственно бросаться в бой. Если он падет, их колдовство вступит в игру, безвозвратно повернув волну.

И поэтому он держался, ругая молчаливых рубрикаторов, когда те появлялись в поле зрения, поддерживая удары молний по их рядам, противостоя различным возможностям вражеских заклинателей и отражая укусы их рожденных эфиром атак.

Это вызывало у него гордость. После своей неудачи предсказать прибытие врага, он мог удовлетворенно поразмышлять над тем, что сделал с тех пор. Этт уже бы пал без его неутомимых усилий. Даже если он все-таки будет сокрушен, жрец дал крепости дополнительные драгоценные дни жизни. Пасть в битве после нанесения такого ущерба врагу было почетно; только в легкой, слабой смерти была причина для позора.

Штурмъярт стоял в центре оборонительных линий, частично защищенный баррикадами. С другой стороны от него находились орудийные позиции, все еще занятые истребительными подразделениями смертных. Стаи Волков действовали впереди них, предотвращая попытки захватчиков достичь траншей. Их поддерживали громадные очертания дредноутов и удивительные, стремительные атаки зверей Подклычья. Создания ночи вселяли в смертных просперинских солдат даже больше страха, чем сами Волки. Многие из тварей были убиты во время повторяющих атак, но все стаи продолжали сражаться, бесстрашные, неутомимые и ужасающие.

Штурмъярт украдкой взглянул вправо, где бой был наиболее ожесточенный. Грейлок по-прежнему сражался, как и все предыдущие дни без паузы. Его терминаторский доспех был почти черного цвета из-за плазменных ожогов, шкуры разорваны в клочья, а керамит под ними сильно иссечен сотней ударов клинками. Но он продолжал сражаться, холодный и бесстрастный, удерживая целостность позиции силой примера. Он больше не был Белым Волком, скорее, в мир живых выпустили угольно-черную тень Моркаи.

«Ты удивил меня, лорд. Под этой бледной кожей железо».

Грейлок и Бьорн управляли битвой за Печать Борека. Тысяча Сынов были слишком многочисленными, чтобы быть отброшенными на какое-то время, но захватчики мучительно медленно продвинулись вперед с начала полномасштабного штурма. Волки устроили патовую ситуацию на баррикадах и это само по себе, учитывая количество задействованных солдат, была выдающимся достижением.

Это не могло продолжаться вечно. В конце концов, оборону прорвут, и рубрикаторы ворвутся в зал. Но до этого ни пяди не будет уступлено.

– Фенрис хьолда! – закричал Штурмъярт, пытаясь, как обычно, воодушевить Волков вокруг себя на еще большие высоты героизма. Он ударил своим руническим посохом по полу, выбив их холодного камня языки молнии. – За Русса! За…

Он остановился. Тень прошла по его сердцам, заморозив их. Сила, которая омывала его рунический доспех, мигнула и потухла. Он зашатался, вытянув руку, чтобы не упасть.

– Ты тоже это чувствуешь, жрец.

Голос Бьорна был доминирующим, даже по радиосвязи. Перед глазами Штурмъярта проносились черные звезды, у него закружилась голова.

– Он здесь.

Грейлок вышел из боя.

– Что ты чувствуешь, Одаин? – спросил он, подбежав к руническому жрецу. За ним Серые Охотники старались заткнуть брешь в оборонительной линии.

Штурмъярт энергично потряс головой, пытаясь избавиться от затяжной дезориентации.

– Он был здесь все время. Везде и нигде.

Атака колдунов внезапно увеличилась в интенсивности. С атакующих рядов хлестнула потрескивающая эфирная энергия, окутав приближающихся десантников-предателей. Впервые за многие дни сопротивление Волков начало колебаться.

– Он здесь? – заревел Грейлок, его голос стал жестким от ненависти. – Покажи мне, где он, жрец.

– Он атакует Клыктан. Прямо сейчас он уничтожает его. Слишком далеко… – прошептал Штурмъярт.

– Мы должны добраться до него, – сказал Грейлок настойчивым голосом. – Есть пути через гору, короткие маршруты наверх. Никто в Клыктане не устоит перед ним.

– Ничто на Фенрисе не устоит перед ним.

– Я могу.

Штурмъярт стремительно обернулся к приближающемуся дредноуту, все еще чувствуя слабость и тошноту.

– Ты обманываешься! – выпалил он. – Ты не можешь чувствовать его, так как я. Он – примарх, равный самому Руссу. Это – смерть, Бьорн! Это перерезание нити.

Дредноут угрожающе поднял плазменную пушку, нацелив тяжелые, тупые стволы прямо на шлем Штурмъярта.

– У тебя сердце из огня. Если бы я этого уже не видел, ты бы умер там, где стоишь за свои слова.

Грейлок не медлил.

– Защита Печати будет передана Хротгару из Почтенных Павших – он сможет удержать позицию немного дольше. Я пойду за Предателем, как и моя Волчья гвардия. Бьорн будет с нами, как и ты, рунический жрец – твоя власть над вирдом будет необходима.

Штурмъярт выпрямился, посмотрев сначала на наведенный плазменный ствол на конце руки Бьорна, затем на почерневший и покореженный шлем своего ярла. Тошнота, принесенная переходом Магнуса, отступила. Он почувствовал, как его решимость начинает возвращаться, идя следом за стыдом от его вспышки.

– Да будет так, – прорычал он, подняв двумя руками свой посох. – Мы встретим его вместе.

Грейлок кивнул, и сделал знак двум выжившим Волчьим гвардейцам в терминаторских доспех следовать за ним.

– Конечно, сначала мы должны вырваться отсюда, – сказал он мрачно.

– Не переживай об этом, – прорычал Бьорн, его голос был низким и звучным, как двигатель космического корабля. Он развернулся вокруг оси, еще раз наведя оружие на врага. – Скажи Клыкам обеспечить интенсивное прикрытие. Теперь у меня есть жертва, достойная убийства, я чувствую необходимость вытянуть свои когти.


Руки Вирмблейда вяло опустились. Он стоял на вершине ступеней Клыктана, между громадными изображениями Фреки и Гери, последней линии обороны перед самим залом. Он был старым воином, закаленным в огне тысяч сражений, приученный к неожиданности или отчаянию, как любой из Влка Фенрика.

И, тем не менее, он не мог двигаться. Существо перед ним было таким подавляющим, таким превосходящим, что это наполнило его вены свинцом и сжало его сверхчеловеческие мышцы в ужасающем стазисе.

Магнус пришел. Демон-примарх стоял у подножья лестницы, притягивая раскаленные, яростные линии трассирующего огоня. Казалось, боеприпасы взрываются прежде, чем попасть в него, расцветая звездными вспышками ярко-красного и оранжевого цвета вокруг его гигантского тела. Длинные Клыки и отделения тяжелого вооружения выпустили в него все, что у них было, пролив потоки огня в голову и грудь чудовища.

Это не дало видимого эффекта. Магнус был гигантом, пятиметровым монстром, шагающим сквозь облака прометия, как человек по полям пшеницы. Он излучал свет, такой же сверкающий, как бронза, и ослепляющий среди теней горы. Ничто не могло навредить ему. Ничто не могло приблизиться, чтобы навредить ему. Он был создан для другой эпохи, эпохи, в которой боги ходили среди людей. В более холодной и слабой вселенной тридцать второго тысячелетия он был бесподобен, шагающим осколком воли Всеотца среди хрупкого мира смертной плоти и крови.

Пока Вирмблейд смотрел, охваченный тисками ужаса, машина смерти приступила к работе. Не было ни боевых криков, ни гневных воплей. Демон-примарх сохранил свой флегматичный нрав старых времен, и перерезал нити с ужасным хладнокровием. Вирмблейд видел, как его Волки набрасываются на мерцающего титана, как всегда невосприимчивые к страху, бросая свои тела на пути чудовища. От них отмахивались, швыряя тела о камень, где их спины ломались.

Магнус шагал вперед, достигнув нижнего уровня лестницы. Баррикады там удерживали многие дни, сопротивляясь каждой попытке прорвать их. Доты выплеснули огонь в примарха, окружив его завесой мерцающих, искрящихся попаданий. Он уничтожил их один за другим, и разбрасал по траншеям.

Магнус наступал. Лауф Тучегон встал на его пути, вызывающе подняв руки. Рунический жрец начал призыв, хлеща бурей вирда, сопротивляясь наступлению демона со всем умением, которым обладал. Примарх сжал кулак и Тучегон просто взорвался, исчезнув в кровавом шаре, его тотемы рассыпались среди обломков разлетевшейся рунической брони. Тогда кэрлы в беспорядке покинули траншеи, все мысли о сопротивлении были сокрушены огромной силой, шагающей к ним.

Магнус наступал. Еще больше Волков бросились ему навстречу, все еще не утратив мужества от бушевавшего вокруг разрушения. Вирмблейд увидел Россека, Волчьего гвардейца с грозным лицом, На мгновенье примарх задержался, поколебленный неожиданной атакой такого количества клинков, каждым из которых орудовали с пылом и отвагой. Россек даже смог попасть, заставив Магнуса остановиться.

Один удар. Единственный удар цепным кулаком, последовавший за градом снарядов штурм-болтера. Это было все, что он смог, пока кулаки Магнуса не попали в него. Примарх швырнул его на пол, разорвал на части и раздавил в кровавую пленку своими подкованными ботинками. Россек погиб, уничтоженный за секунды, его гордая жизнь была прервана случайно опущенной ногой чудовища. Остальных Волков он разорвал вскоре после этого. Еще больше стационарных орудий разрядили свои боеприпасы в примарха. Все они были уничтожены, вырваны со своих установок и отброшены в сторону как пустяк.

Магнус приблизился. Шесть дредноутов Клыктана ожидали его посередине лестницы, непоколебимые и неподвижные. Они одновременно открыли огонь, выпустив ракеты и плазменные заряды в разъяренный, сокрушительный шквал разрушительной энергии. За несколько секунд они обрушили огневую мощь, достаточную для уничтожения целой роты десантников-предателей, опустошив патронные ленты к тяжелым болтерам и энергетические модули. Магнус вышел из ада невредимым, за его броней тянулись сгустки дыма и пламени. Дредноуты приблизились, активировав свои огромные силовые кулаки и молниевые когти и приготовившись к схватке.

Магнус схватил ближайшего дредноута одной рукой и оторвал его от земли. Его огромный саркофаг поднялся над бурлящим огненным разрушением, оружие ближнего боя бессильно сжималось, а тяжелый болтер всаживал снаряд за снарядом в непроницаемую кожу примарха.

Магнус размахнулся и швырнул дредноута о стену лестницы. Почтенный Павший на скорости врезался в поверхность, расколов камень и проделав огромную дыру в скале. Магнус встал над пораженной боевой машиной и снова сжал кулак. Броня дредноута треснула посередине с оглушительным раскатом грома, раскрыв кипящую амниотическую камеру внутри. Изувеченные останки плоти и мышц на миг скорчились, все еще одержимые изначальной жаждой выживания, после чего Магнус сокрушил плексиглас и вытянул их наружу. Сжав могучий кулак, он раздавил останки дредноута в смесь крови и истощенных мышц.

Затем Магнус обернулся, чтобы заняться остальными.

Вирмблейд по-прежнему не двигался. Какая-то сила заставляла его оставаться неподвижным.

– Лорд.

Его конечности застыли, тяжелые и вялые. Его меч мертвым весом вонзился в пол.

– Лорд.

Позади его глаз опустилась черная пелена отчаяния.

«Ничто не может остановить это. Даже Бьорн не сможет ничего сделать с этим».

– Лорд!

Он отбросил свои видения, чье-то близкое присутствие стряхнули их. Несколько выживших Волков собрались вокруг него на вершине лестницы. Менее дюжины избежали атаки примарха. С лестницы к ним стекались кэрлы, возможно пара сотен. Под ними сражались дредноуты, умирая один за другим под ужасным воздействием Магнуса, удержав линию всего на несколько дополнительных минут, прежде чем его безжалостный марш продолжился.

Обратившийся к нему был Кровавым Когтем в залитом кровью доспехе и усеянном зубами шлеме. Как и все Волки, он прошел через тяжелые бои и его доспех был в выбоинах, ожогах и зарубках от мечей.

Вирмблейд должен был почувствовать это раньше.

«Малефикарум. Он сражается за мой разум».

Огромным усилием Вирмблейд отбросил ужасные ощущения отчаяния. Его солдаты обращались к нему за руководством. Кровавый Коготь схватил его за руку, нуждаясь в лидере.

– Какие будут приказы? – настойчиво спросил он.

Вирмблейд посмотрел на лица вокруг него. Всего несколько часов назад, они все еще смели надеяться. Баррикады держались так долго. Теперь за несколько ужасных минут все было уничтожено.

Он не знал, что сказать им. Впервые с момента принятия сана жреца, он не знал, что сказать.

– Мы будем удерживать его здесь, – раздался уверенный голос.

Все глаза обратились к говорящему. Это был смертный ривенмастер с честным лицом. У него единственного из кэрлов глаза не были наполнены страхом. Там была пустота, словно мысль прожить дольше стала какой-то отвратительной для него.

– Мы – смертные будет удерживать его столько, сколько сможем, – он продолжил говорить невозмутимо, несмотря на взрывы, поднимающие снизу по лестнице. – Мы – расходный материал, но вы – нет. Вы должны идти. Найдите способ противостоять ему в Вальгарде. Если вы промедлите, то погибнете.

Вирмблейд посмотрел на смертного. Наконец последние крупицы психического паралича Магнуса покинули его. Ривенмастер взглянул на него с выражением дерзкого высокомерия на лице.

«Морек Карекборн. О, как я недооценивал тебя».

– Смертный прав, – заявил Вирмблейд, восстановив свое самообладание и взмахнув мечом. – Мы отступим. Наша позиция будет в Аннулюсе.

Он сделал знак Мореку.

– Принимай командование над оставшимися отделениями тяжелого вооружения. Удерживайте его в Клыктане столь долго, сколько сможете. Остальные идут со мной. Мерзость не войдет в наши самые святые покои без сопротивления.

Затем он повернулся, его бронированные ботинки заскрипели о камень, перейдя на бег. Он направился через Клыктан к транзитным шахтам. Остальные Волки шли с ним, никто из них не оспаривал приказа, хотя Вирмблейд заметил упрямое нежелание выходить из боя. Выжившие кэрлы старались не отставать, охотно убегая от ужаса на лестнице. Когда они ушли, звук грохота со ступеней усилился, прерываемый отдельными выстрелами болтеров.

Вирмблейд только один раз оглянулся. Морек уже был занят, организуя смертных, способных встать рядом с ним. Он выстраивал последние огневые позиции и отделения тяжелого вооружения на вершине лестницы, в тени рычащих статуй волков. За ними виднелся приближающийся бронзовый левиафан.

Отважен. Крайне отважен. Как только погибнет последний дредноут, ему повезет, если он протянет больше нескольких секунд.

Волчий жрец быстро отвернулся, переключившись к происходящему, к выживанию.

«Я не могу чувствовать вину за это. На кону больше, чем жизни смертных».

Но, когда Вирмблейд пробежал по пустому Клыктану в сопровождении оставшихся под его командованием, оставив позади свирепствовавшего примарха, позорно отступая наверх в надежде, слабой надежде, что положение измениться в Аннулюсе, одна ноющая мысль не покидала его.

«Я не представляю, как сражаться с этим чудовищем. Совершенно не представляю».


Десантники-рубрикаторы неистовствовали. С уходом Бьорна, Грейлока и рунического жреца их силы значительно возросли. Фаланги воинов в сапфировых доспехах устремились в битву, окруженные сверхъестественной энергией и извергая холодный огонь из своих перчаток. Даже оставшиеся Волки на баррикадах не могли сравниться с такой мощью, и прибегали к отступлению с боем, отходя через линии траншей к укрытиям за ними.

Их прикрывал постоянный огонь из стационарных установок и неукротимое присутствие пяти оставшихся дредноутов. Последних возглавлял Хротгар, огромная боевая машина почти такая внушительная, как и Бьорн. Под его командованием Альдр и другие стойко держались при отступлении, поддерживая постоянный обстрел приближающейся волны, замедляя ее, хотя и не останавливая. Звери по-прежнему сражались с неубывающей свирепостью, бросаясь в горла молчаливых убийц, разрывая броню и сталь своими странными аугментированными клыками.

Фрейя видела, что этого недостаточно. Уход командного состава бастиона лишил защитников их самого могучего оружия. Он смотрела с растущим неверием, как они пробивают себе путь, открыто изумлялась, когда Бьорн прорубил дорогу сквозь перемолотые орды. Один Русс знал, добрались ли они до противоположной стороны и какое ужасное задание отозвало их от долга на баррикадах.

Что еще хуже, Тысяча Сынов, казалось, наполнились новым пылом к битве. Они быстрее вступали в бой, их реакция стала более отточенной, а удары – тяжелее. Что-то произошло, дав им новый импульс, и ход сражения решительно повернулся в их пользу.

Фрейя отступала, как было приказано, отходя через громадные порталы Печати Борека в пещеры за ними. Ее отделение держалось в тесном строю вокруг нее, все лицом к противнику, все без остановки стреляя. Вокруг них гремели тяжелые удары, многие из которых были болтерными снарядами, выпущенными наступающими рубрикаторами. Как только защитники отступили со своих долго удерживаемых позиций в порталы, орудия внутри самой Печати Борека открыли огонь, добавив новые взрывы к уже оглушительному урагану звука и света.

Позади были выдолблены траншеи и установлены дополнительные линии баррикад. Они отступят и перегруппируются, затем снова отступят. Это был весь план. Пока дредноуты держались, а Волки продолжали сражаться у них по-прежнему был шанс. У нее была вера. После стольких лет цинизма это была прекрасное чувство.

Затем она зашаталась, крича от боли.

Один из ее людей потянулся к ней, пытаясь поднять ее на ноги. Еще одна задержка будет фатальной – никто из отделения не сможет позволить себе ждать ее, если она упадет.

Мир Фрейи покачнулся. На мгновенье она подумала, что ее поразил лазерный луч, но затем поняла, что боль была внутренней. Как копье, пронзившее сердце, по ее телу пронеслась волна острой агонии.

– Поднимайся, хускэрл! – побуждал ее солдат, сильно дергая за доспехи.

Фрейя едва слышала его. Единственное, что она видела, было мимолетное видение гиганта в бронзовом доспехе, шагающего через огненные завесы, разрывающий все в пределах досягаемости своей ужасной хватки. Затем перед ним оказался человек, смертный, дерзко стоящий перед приближающимся адом. Он стоял между двумя волками, громадными и вырезанными из гранита. Хотя их морды застыли в рыке, они были неподвижны и бессильны.

Видение исчезло, и напряжение с яростью битвы в Печати Борека вернулось.

– Отец! – закричала она, осознав, что увидела.

Ее оружие загремело о землю, выпав из дрожащих рук. Солдат сделал последнюю попытку оттащить ее. Остальное отделение было уже во многих метрах позади, отступая под сильным огнем к назначенной точке сбора.

– Мы должны идти! – настойчиво закричал он.

– Он погиб! – она задыхалась, ее душило неведомое прежде горе. Слезы кололи ей глаза, горячие и жгучие. – Милость Всеотца, он погиб!

Тогда кэрл сдался, позволив ей упасть на камни, и побежал к своим товарищам. Фрейя опустилась на землю, не обращая внимания на бойню вокруг нее. Перед ней Волки сражались в последней, проигранной битве с безжалостным врагом. Линия сражения приближалась. Скоро она захлестнет ее, как волна, омывающая песок.

Ей было все равно. Она даже не обратила внимание. Ее мир раскололся под ее ногами, уничтоженный смертью человека, который дал ей все. Долгие дни изнеможения вдруг взяли свое, сокрушив оставшийся в ней дух.

«Он погиб».

И когда оборону у Печати Борека, в конце концов, прорвали, а десантники-предатели, наконец, пошли на штурм великого бастиона у основания цитадели Русса, Фрейя Морекборн, свирепая дочь и воин Фенриса, упала на камни, безразличная ко всему, кроме видения смерти.

Она оставалась там, пока на нее не упала тень. Тень одного из многих могучих воинов, которые пришли в Этт с одной целью – убивать. Когда он навел свое оружие, она даже не подняла голову.


Магнус стоял в Клыктане. Его мантия была охвачена огнем, который медленно затухал, как и убывал триумф от его восхождения. По огромному пространству все еще разносилось эхо стихающей огненной бури, но орудийные вспышки давно исчезли. Пол был устлан телами и расколотыми орудийными ящиками, которые частично скрывали стелющиеся по нему рваные клубы дыма. Фреки и Гери были разбиты, их конечности лежали среди обломков баррикад, как сгоревшие приношения.

По широкому пространству каменного пола двигались в плотном строю отделения рубрикаторов, готовясь к броску наверх. Стража Шпиля была занята демонтажем оставшихся укреплений и ремонтом самых серьезных повреждений лестницы. После ее падения верхние уровни Клыка лежали открытыми.

Магнус знал, что должен сделать. Он разрушит шахты и туннели, направляясь к самой вершине и прокладывая огненный путь через содрогающуюся гору. Затем он ворвется на вершину, приняв образ повелителя разрушения, и будет смотреть, как его сыновья разрывают на части остатки цитадели. Разрушение будет полным и непоправимым, подходящим ответом на опустошение Тизки. К моменту его ухода, Клык будет пустыми, непригодными для жилья руинами.

Но пока он отложит это. Оставалось одно дело в Клыктане, то, что он предвкушал многие столетия.

Магнус подошел к гигантской статуе Русса.

Он должен был согласиться – образ обладал большой схожестью. Беспощадная энергия его генетического брата была идеально отображена. Приблизившись к статуе, Магнус вытянулся в росте. Когда он остановился перед изваянием, его голова была на той же высоте. Они стояли лицом к лицу, как на Просперо. Магнус посмотрел в невидящие глаза своего старого врага и улыбнулся.

– Ты помнишь, что сказал мне, брат?

Магнус говорил вслух, его голос был отчетлив и могуч. Пальцы судорожно вцепились в бока, жаждущие того, что должно случится.

– Ты помнишь, что сказал мне, когда мы сражались перед пирамидой Фотепа? Помнишь ли ты сказанные тобой слова? Я помню. Твое лицо было искажено. Только представьте Повелителя Волков, чья свирепость исказилась в печаль. И все же ты выполнил свой долг до конца. Ты всегда делал то, о чем тебя просили. Такой верный. Такой упорный. Воистину, ты – цепной пес Императора.

Магнус перестал улыбаться.

– Ты не испытывал удовольствия от того, что делал. Я знал это тогда и знаю сейчас. Но все меняется, мой брат. Я не такой, каким был, а ты… ну, не будем вспоминать, где ты сейчас.

Магнус вытянул руки, схватил каменные плечи статуи, вдавливая бронзовые пальцы в гранит.

– Так что не думай, что делая это, я испытываю те же чувства. Я получу удовольствие от этого. И мне будет приятно видеть твой дом разрушенным, а сынов – рассеянными. В грядущие столетия это небольшое деяние будет вызывать у меня улыбку, незначительное утешение за зло, которое ты причинил моему невинному народу во имя невежества.

Магнус потянул вверх, и гигантская статуя оторвалась от своего основания, с треском сломавшись в лодыжках. Легко обращаясь с колоссальным весом, Магнус повернул статую лицом вверх, и поднес колено к выгнутой спине.

– Я долго ждал этого, Волчий Король. И нахожу этот момент действительно таким приятным, каким я надеялся, он будет.

Одним яростным ударом Магнус сломал спину Русса о колено. Две половины статуи рухнули на камни, подняв медленную волну пыли и камней. Рокочущий звук падения отразился от высоких сводов Клыктана, угасая как рыдания. Голова откатилась, по-прежнему застывшая в гримасе неподвижного гнева, мягко остановившись среди обломков.

Магнус остановился, глядя на останки образа своего врага. Долгое время он не двигался. На его лице было дерзкое удовлетворение, выражение человека, который хочет полностью насладиться долго ожидаемым моментом.

Но за ним, была глубокая боль, боль воспоминания, которую Ариман, несомненно, распознал бы. Там всегда будет боль. Это была трагедия прошлого, содеянного, которое нельзя было вернуть.

С самоанализом нужно было заканчивать. Когда пыль осела на трещинах в стенах Клыктана, Магнус еще раз встряхнул себя. Он знал, что его сыновья с нетерпением ожидают продолжения штурма, а у него перед ними все еще был долг.

– Последний бросок, – пробормотал он, обращаясь к самому себе. – Самый тяжелый из всех ударов.

И он ушел, уменьшаясь на ходу до своего обычного роста, хотя все еще возвышаясь над самыми высокими из своих слуг. За ним шли рубрикаторы и их выжившие колдуны-проводники. Многие погибли, но все еще оставалось несколько сотен воинов, как обычно непреклонных и преданных. Они маршировали со своей обычной жуткой уверенностью, тяжело ступая вверх по склонам к транзитным шахтам. Все они шли за своим отцом, не оставив никого позади.

После их ухода смертные Стражи Шпилей пробрались через руины зала. Они были измотаны многими неделями непрерывных боев, но держались с высоко поднятой головой. Они больше не боялись. Смертные видели, как было повергнуто величие Волков, и это чудесным образом повлияло на их уверенность. Многие из них считали, что все оборонявшиеся космодесантники погибли. Это было обоснованное предположение, вызванное недавними событиями.

Поэтому несколько часов спустя никто из часовых не заметил несколько пар светящихся красных глаз у основания лестницы. Они стремительно двигались в строю преследования. Только когда волчьи когти появились из темноты и гулкий боевой клич громадной военной машины снова посеял ужас среди смертных, стало ясно, что они слишком рано расслабились.

Остались живые Волки, и они охотились.


Глава 21

У Красной Шкуры не было времени восхищаться древними чудесами Зала Аннулюс. В другой ситуации он задержался бы у большого каменного круга, погрузившись в созерцание символов, вырезанных на нем. В текущих обстоятельствах это будет излишним. Он знал, что враг идет по пятам, вычищая транзитные шахты и туннели как приливная волна. Они будут здесь скоро, готовые закончить то, что начали.

Поэтому он работал не покладая рук, укрепляя помещение с несколькими оставшимися Волками и деморализованными кэрлами. Они приволокли в зал тяжелые железные листы, свалив их в дверном проеме. Они знали, что такие слабые заграждения долго не выдержат, но, по крайней мере, давали кэрлам какое-то укрытии от огня.

Смертные были готовы пасть духом. Они сражались уже много дней, лишь с короткими перерывами на сон, чтобы не сойти с ума или умереть от истощения. Даже их фенрисийское телосложение, одно из самых крепких в Империуме, едва выдерживало. Было чудом, что смертные все еще могли держать винтовки, не говоря о том, чтобы пользоваться ими.

Кулак Хель не стал бы понимать подобные вещи. Он всегда был нетерпим к слабостям смертных.

– Почему мы по-прежнему нуждаемся в них? – ворчал он. – Просто сделайте больше космодесантников. Тысячи. Не останавливайтесь пока не останемся только мы, и забудьте о слабаках.

В этих шутках всегда был серьезный подтекст. Он действительно не видел достоинства неаугментированных людей. Теперь он погиб, уничтоженный той самой силой, которая подняла его до сверхчеловечности.

«В этом все дело, брат. Мы расплачиваемся за нашу силу».

– Кровавый Коготь, – раздался сухой старый голос Вирмблейда.

Огрим резко повернулся. В ярком свете очагов стояла темная фигура волчьего жреца в наполовину уничтоженном доспехе.

– Вы будете удерживать Аннулюс некоторое время без меня.

На мгновенье Красная Шкура не мог поверить то, что слышит.

– Прости меня, лорд. Я не поним….

– Я должен позаботиться о вещи высочайшей важности. Если Русс пожелает, я вернусь раньше, чем враги доберутся до тебя. Но если нет, тогда держи оборону до моего возвращения.

Красная Шкура почувствовал рев гнева, поднимающегося внутри него. Он знал, что его силы на исходе и знал о наказании за неподчинение волчьим жрецам, но то, что Вирмблейд собирался сделать, было безумием. Не было ничего, ничего более важного, чем защита последнего и самого святого зала Этта.

– Ты не можешь, – сказал он, с трудом удерживая самообладание. – Ты нам нужен здесь, лорд.

Вирмблейд покачал головой.

– Не пытайся спорить со мной, Кровавый Коготь, – сказал он. – Я знаю, что ты чувствуешь, и буду идти как можно быстрее.

Еще одно мгновенье Красная Шкура раздумывал возразить. Хель, он даже обдумывал швырнуть волчьего жреца на пол и заставить его остаться.

Когда эта мысль пронеслась в его голове, он выдавил усталую улыбку, мрачное одобрение, вызванное полным отчаянием.

«Довели ли нас до этого?»

– Если ты пропустишь бой, я заявлю примарха как трофей, – сказал Красная Шкура. – Тебе придется жить с этим позором.

Вирмблейд рассмеялся в своей странной, циничной манере.

– Ты заслуживаешь это, Кровавый Коготь. Но ты не будешь сражаться с Магнусом в одиночку. Вот тебе моя клятва.

Затем он повернулся и зашагал через самодельные баррикады, продираясь через работающих кэрлов. Красная Шкура некоторое время наблюдал за его уходом, потом бросил взгляд назад на оставшихся защитников.

Двенадцать Волков: Когти, Охотники и Длинные Клыки. Несколько сотен кэрлов, засевших в узких подходах к Залу Аннулюса и занявших позиции внутри него. Немного тяжелого вооружения, но в основном личное оружие и то с ограниченным боезапасом.

Он оглядел находящиеся всего в нескольких метрах от него камни Аннулюса. Эмблема ордена – образ Волка, Крадущегося меж Звезд располагался в центре круга. Когда-то сам Русс стоял перед этим символом в окружении своей могучей свиты, все воины которой не имели себе равных.

«Так мало осталось. Так мало, чтобы защитить само сердце нашего мира».

Красная Шкура судорожно вздохнул. Он рисковал позволить событиям последних нескольких часов взять вверх над ним. Он мог представить Кулака Хель, смеющегося над этим, дразнящего его, как он всегда делал.

Не сейчас. Надо сделать работу.

– Ты! Смертный! – проревел он, шагнув к группе кэрлов, устанавливающих на место новую баррикаду. – Не туда. Я вам покажу куда.

А потом он снова был занят, поглощенный необходимостью сделать Аннулюс максимально защищенным. У них было мало времени. Пока защитники работали, далеко внизу под ними были слышны звуки приближающейся бури, затерянные в бесконечном лабиринте туннелей. Она все еще была далеко, но приближалась с каждым ударом сердца.


Магнус шагал по коридорам Этта, останавливаясь только для того, чтобы уничтожить слабые обереги против колдовства, которые все еще сохранились на верхних уровнях Ярлхейма. За ним неторопливо шли отряды десантников-рубрикаторов.

Сопротивления почти не было. Туннели и шахты были пусты, или быстро сдавались редкими отрядами смертных защитников, утративших надежду и руководство. Магнус знал, что Волки все еще сражаются на нижних уровнях, прижатые его солдатами и медленно задыхающиеся. Несколько защитников на верхних уровнях, готовые драться до конца, должно быть отступили к вершине, беспричинно надеясь удерживать последний редут еще несколько часов.

Сопротивление не удивило его, но и не вызывало большого восхищения. Он никогда не ожидал от них сдачи. Волки продолжали атаковать его, когда он поднимался по лестнице Клыктана, хотя должны были знать, что погибнут. Тот большой воин с цепным кулаком и с горечью в боевом крике, даже смог ранить его.

Магнус презрительно огляделся. Он знал, что на этих уровнях обитали Небесные Воины. Окружающая обстановка была такой же бедной и пустой, как и в остальной части окутанной тьмой горы. Хотя Клыктан и обладал суровым величием, в Клыке очень немногое производило впечатление. Он был не более чем большой скалой, наполовину изрытой, холодной и обдуваемой горными сквозняками.

Чамин – лорд-маг Павонидов шел рядом с ним, стараясь не отставать от примарха.

– Лорд, у вас есть еще приказы? – спросил он. – Я отправил отделения в боковые туннели для уничтожения оставшихся оберегов. Мы сможем нанести много ущерба там, прежде чем атакуем последних защитников.

Магнус кивнул.

– Выполняй. Сжигай, ломай и калечь все, что найдешь. Обращая особое внимание на тотемы и амулеты. Волки имеют необъяснимую слабость к ним, их разрушение ранит их души.

– Будет сделано. А потом, вершина.

– Именно, хотя там ты будешь без меня, по крайней мере, на время.

Чамин вопросительно наклонил шлем, хотя не осмелился задать вопрос.

– Мне предстоит встреча, – пояснил Магнус. – Когда ты закончишь крушить оставшиеся артефакты, ищи меня на вершине.

Магнус не старался скрыть выражение предвкушения на своем лице.

– Зал Русса близок, мой сын, тот, который он назвал Аннулюс. Тебе выпадет честь захватить его. Мы снова встретимся там, как только последняя надежда этого несчастного ордена будет погашена.


Вирмблейд вошел в помещение телотворцев. Он шел торопливо, быстро пройдя сквозь многочисленные соединенные комнаты. Оставленные помещения по-прежнему были ярко освещены, но выглядели скорбно в своей пустоте. В туннелях, ведущих из Аннулюса в его владения, он не столкнулся с врагами, но знал, что это только вопрос времени. У него были драгоценные мгновения; мгновения, которые он сможет использовать для спасения важных элементов его исследования, прежде чем все будет уничтожено. Он плохо представлял себе, что делать с ними после этого, но он что-то придумает. Так было всегда.

Вирмблейд шагал через пустые лаборатории телотворцов, едва замечая металлические столы, где лежали тела. После такой долгой задержки в Клыктане, он чувствовал необходимость вернуться в эти стерильные помещения, еще раз окунуться в резкий свет медицинских светосфер, отражающийся от стен из белого кафеля.

Волчий жрец подошел к внутреннему святилищу, месту, где там много лет тайно проводилась программа Укрощения. Противовзрывные двери были закрыты, какими он их и оставил. Он приготовился ввести активируемую голосом разблокировку, снижая свой пульс, как он обычно делал. Волнение только помешает механизму.

И в этот момент он остановился. Он оглянулся на длинные ряды безмолвных механизмов, чистые операционные столы.

Не было тел. Серый Охотник Фрар, принесенный сюда Мореком, исчез. Все остальные исчезли. Как будто их следов никогда не было. И в этот момент он осознал истину.

Он пришел в лабораториум не первым.

Медленно повернувшись, зная о последствиях того, что делает, он открыл двери.

За ними лежали комнаты Укрощения. Там царил хаос. Родильные трубы были разбиты, их содержимое медленно растекалось по кафельному полу. Тела экспериментальных Сынов Русса лежали на полу, растоптанные и разорванные. Все пробирки были уничтожены, разбиты на блестящие осколки стекла. В дальних комнатах потрескивали когитаторы, уничтожаемые пламенем. Незаменимое оборудование, некоторое со времен Объединения Терры, было полностью уничтожено, а бесценные внутренние механизмы выпотрошены, как кишки.

Оно погибло. Все погибло.

Вирмблейд мгновенье потрясенно смотрел на крушении работы его жизни. Затем его янтарные глаза сверкнули. Большая часть его внимания переместилось на человека, стоящего в центре разрушения.

Нет, не человека. Он был ниже ростом, чем на ступенях Клыктана, но все еще выше любого космодесантника. Его золотая мантия свисала с трехметровой высоты плеч, покрывая бронзовый нагрудник. Амнионовая жидкость стекала с его пальцев. Его единственный глаз сверкал триумфом.

Вирмблейд потянул свой меч, и драконье лезвие выскользнуло из ножен с голодным шипением.

– Ты действительно намереваешься сразиться со мной, Тар Хралдир? – невозмутимо спросил Магнус.

– Всеми своими сердцами, – сказал Вирмблейд, воспламеняя разрушительное поле клинка.

Примарх кивнул.

– Конечно собираешься. Но сначала знай, старик. Будущее, которое ты себе представлял, стоило стремления предотвратить его, и поэтому то, что осталось от моего Легиона, было принесено в жертву этому. Вторжения на Фенрис не состоялось бы без твоего вмешательства, волчий жрец. В последние мгновения своей жизни, подумай над этим.

Затем Вирмблейд заревел со всей своей старой, горькой яростью, и бросился к гигантскому примарху, направив клинок к его шее. Драконий меч, с вырезанным на нем извивающимся образом змея, завыл в свою очередь, метнувшись над бронзовым нагрудником к своей цели.

Магнус мгновенно извлек свое оружие. Его движения казались небрежными, неторопливыми, но каким-то образом дали незамедлительный результат. В одно мгновенье он был невооруженным и расслабленным, в другое он снова стал огненным ангелом, каким был в Клыктане.

Мечи столкнулись, и звон металлических лезвий отразился от стен.

Вирмблейд двигался так, словно был Кровавым Когтем в лучших кондициях, вращая свой клинок умелыми, резкими движениями, громко крича с каждым ударом. Усталость от долгой битвы прошла, заставив двигаться его конечности со старой сокрушительной и удивительной скоростью.

За все столетия службы он не сражался лучше, не направлял настолько всецело свое желание убивать. Вирмблейд кружился, нырял и колол с впечатляющей энергией, ведомый гневом и утратой, которые полностью его поглотили. Жгучая, ужасная скорбь подняла на несколько мгновений его мастерство за пределы даже Волков Фенриса, в категорию легенд.

Магнус парировал с непринужденной легкостью, двигаясь плавно и орудуя клинком со всем беспощадным искусством его наследия. Он словно предоставил волчьему жрецу его последний миг совершенства, подарил последние фанфары воинственной величественности перед наступлением конца.

Вирмблейд при всей его яростной энергии и самообладании был для примарха тем же, что и смертный для космодесантника. Когда даже его закаленные временем мышцы устали от свирепой атаки, драконий клинок на мгновенье опустился, открыв брешь в защите. Мечу Магнуса понадобился один удар, всего единственный укол, направленный прямо в грудь Вирмблейда. Жуткий клинок примарха беспрепятственно прошел сквозь доспех.

Пронзенный металлом Вирмблейд задергался. Он боролся еще немного, отчаянно пытаясь вырвать из себя меч. Его собственный клинок выпал из пальцев, его энергетическое поле все еще яростно шипело.

Волчий жрец закашлял кровью, горячей и черной, и она разбрызгалась внутри шлема.

В последний раз к нему пришла его мечта. Космические Волки, многочисленные как звезды, приносят войну в темнейшие уголки галактики, преобразуя Империум по представлению Волчьего Короля и делая его таким же полным жизни и могущественным, каким был Русс.

– Это было… сделано… ради Русса, – задыхаясь, произнес он, чувствуя, как холодная хватка смерти овладевает им.

Затем он обмяк, тяжело повиснув на вражеском мече.

Магнус мрачно вытащил клинок, позволив телу Вирмблейда рухнуть на пол.

– Если это так, значит, ты подвел его, – заметил примарх, бесстрастно взирая на истерзанное тело. – Эта борьба закончена.

– Нет, пока ты жив, предатель!

Магнус резко поднял взгляд. Поразительно, к нему неслись воины. Гигант, облаченный в терминаторский доспех, его волчьи клыки сверкали грозовой молнией. Рунический жрец в окружении двух телохранителей, с потрескивающим эфирной энергией посохом. И позади них и медленнее двигалось нечто массивное и громоздкое. Что-то знакомое ему с далеких, далеких времен.


«Руссвангум» ворвался в зону орбитальной бомбардировки, его лэнс-излучатели пылали. Эскортные корабли энергично следовали за ним, открыв огонь из всего оружия, которым обладали. Прибытие боевого флота Волков было опустошающим, окутанное огнем и яростью.

Флот Тысячи Сынов не атаковал их, но начал отходить от Фенриса маневром, который, несомненно, был спланирован. «Херумон», единственный корабль в армаде, способный бросить вызов флагману Железного шлема, плавно уходил от опасности, развернувшись на 180 градусов и направляясь прямо к точкам прыжка.

Фрегаты и истребители Космических Волков направились прямо в гущу врага, отдавая бортовые залпы по корпусам неповоротливых транспортных судов. Золотые суда начали пылать, их щиты рассыпались под яростью обстрела.

Но Железный Шлем прибыл не ради орбитальной войны. Он видел темный круг разрушения вокруг Клыка даже через перископы реального пространства. Многокилометровой ширины, он пятнал древний отражающий простор Асахейма, как рана на бледной коже.

Когда он смотрел на него, его разум вернулся к рядам Волчьих Братьев, воющих в насмешке и муке, даже когда их убивали. Воздух пирамиды Гангавы был пагубным, пропитанным безумием и ужасом. Прекращение этой битвы было самым тяжелым решением, принятым им за всю жизнь. Растворившись в ярости, он едва узнал Къярлскара, когда Волчий лорд пробился к нему. Даже тогда, даже после того как он услышал, что случилось на Фенрисе, часть него сопротивлялась призыву вернуться.

Глубина его безрассудности открылась мгновенно. Было бы менее болезненно продолжать сражаться, забыться в желании убивать, упиваясь праведным порывом стереть грязь из бытия.

Он по-прежнему видел лица тех, кого убил. Искаженные лица. Лица, которые скрывали чудовищное сознание. Где-то глубоко внутри Волчьи Братья знали, во что они превратились.

«Мы держим опасность близко».

– В капсулы, – прорычал он, спускаясь с мостика в посадочные отсеки. На каждом корабле флота ярлы Великих рот сделали то же самое. Сотни десантных капсул уже приготовились к планетарной высадке, каждая с полной нагрузкой. В ангарах запели двигатели «Громовых ястребов», ожидая команды «путь свободен», чтобы вырваться в тропосферу и на дистанцию ведения огня.

Весь орден достиг орбиты, сметая сопротивление с такой же пренебрежительной легкостью, что и Тысяча Сынов так много дней назад. До массированной высадки оставались минуты.

Железный Шлем нетерпеливо зашел на борт своей капсулы, прислонился к адамантиевой стене и почувствовал, как удерживающая клетка опустилась на место. Двери корпуса с шипением закрылись, и клаксоны запуска начали издавать громкий звук.

– Высади меня на вершину, – прорычал он по связи.

Это будет опасно, на грани ошибки – большая часть капсул направлялась на дороги. Тем не менее, операторы отсеков знали, что лучше не спорить и координаты были введены.

– Готов к запуску, лорд, – раздался голос по связи.

– Выполняй, – приказал Железный Шлем, приготовившись к отцеплению зажимов и последующему головокружительному спуску к поверхности. Он не мог дождаться этого.

«Я иду за тобой».

Люки запускного туннеля открылись, и капсулы начали падать. Суда Волков во всех направлениях неслись в битву, разрывая на части любой вражеский корабль, слишком медленный, чтобы ускользнуть от их орудий.

Он знал, о чем будет думать сейчас враг. Он знал, что по всем дорогам окопавшиеся батальоны Стражи Шпилей будут смотреть вверх, понимая, что флот бросил их на произвол судьбы. И когда они посмотрят на потемневшие небеса, одна и та же мысль войдет в каждый охваченный ужасом разум. Железный Шлем нашел в этом холодное удовлетворение.

«Это планета Волков. И они пришли вернуть ее».


Штурмъярт широко развел руки, разжигая неистовую энергию бури. Вылетели шары молнии, окутав Магнуса сверкающим нимбом. Сигилы на доспехе рунического жреца вспыхнули кроваво-красным светом.

Грейлок и двое его Волчьих гвардейцев бросились в бой, рыча со сдерживаемой яростью. Они набросились на Магнуса, как стая, загоняющая конунгура – один в горло, другой в грудь, третий – в ноги. Их доспехи мерцали от защитной эгиды Штурмъярта.

Грейлок был самым быстрым. Он нанес удар когтями в лицо примарха, Магнус отступил, потрясенный скоростью нападения. Хотя он был более чем на метр выше десантников-теминаторов, темп и свирепость атак заставили его отступить и он споткнулся.

Магнус Красный, сын бессмертного Императора, примарх Тысячи Сынов споткнулся.

– За Всеотца! – триумфально проревел Грейлок, вся его сущность была охвачена ужасающей, звериной энергией охоты. Как и у Вирмблейда до него, абсолютная ненависть, порожденная Магнусом, придала ему на время воистину поразительную силу. – За Русса!

Грейлок отвоевал у примарха еще один шаг, проревев свою ненависть с едва разумным бешенством. Магнус выставил свой меч, но свирепый взмах волчих когтей отбил его в сторону.

Волчий гвардеец нанес удар, вонзив когти в ногу Магнуса. Штурмъярт зарычал, наслаждаясь охотой, и его вирдовский огонь заревел с еще большей интенсивностью. Другой Волчий гвардеец вонзил коготь в грудь примарха. Волки почувствовали запах крови, и это невероятно подействовало на них.

Магнус снова пошатнулся, ударившись о стену позади себя и расколов ее. Он разрушил ее и прошел дальше. Грейлок прыгнул за ним, сопровождаемый остальными. Штурмъярт следовал по пятам, охваченный адом бушующего пламени вирда. Четверо Волков изводили, кололи и били отступающего демона-принца, их кулаки взмывали, а клинки кусали. Не было ни снижения темпа, ни передышки, просто шквал страшных ударов, каждый наносился с грубой, беспощадной энергией.

Они отбросили демона-примарха еще дальше назад, пробив следующую стену и разрушая все вокруг. Звук рева был оглушительным. Страшная какофония наполненного ненавистью вызова разрослась в тесном пространстве залов телотворцев.

– Смерть колдуну! – заревел Грейлок, полностью одержимой страстью убивать, все его тело пульсировало неистовой энергией.

Он сражался с такой степенью безупречности, что хотел кричать. Грейлок чувствовал, как сгорает в бою, нанося себе непоправимый вред самим действием с таким необузданным неистовством. Из этого состояния нельзя было выйти. Он сражался до смерти, используя каждый грамм потенциала своего смертного тела.

«Я – оружие».

Он сражался с живым богом, и только его неукротимая вера, его непоколебимая уверенность, его полнейшая готовность позволяли соответствовать этому грандиозному заданию.

«Мое чистое состояние».

Он снова оттолкнул Магнуса назад, не давая ни времени, ни пространства. Еще одна стена рухнула, уничтоженная увенчанной молниями яростью их неистового продвижения.

Они вырвались через развалины на широкое, открытое пространство. Это был какой-то ангар, один из сотен, которые усеивали гору возле вершины. Слева на площадке находился единственный штурмовой корабль, разрушенный и обгоревший от тяжелых боевых повреждений. За пусковым отсеком бушевала буря. Грохот мстительного ветра гудел в их ушах, свежий от холодного воздуха Асахейма, резкий и завывающий.

«Душа Фенриса. Она разделяет нашу ярость».

Волки рвались вперед, окутанные пламенем вирда Штурмъярта, вызывающе вопя, нанося удар за ударом, каждый из которых закончил бы другой бой, но в этом случае только продлевая его.

Но их сила, при всем невероятном величии, была ограничена четкими рамками. Магнус был ребенком Императора, одним из двадцати несравненных, которые зажгли пламя Великого крестового похода, и его равновесие могло быть нарушено только на короткое время. Атака была ужасающей, худшая из испытанных им за тысячу лет, но его сила была почти безгранична, а хитрость едва ли меньшей. Он выпрямился, возвышаясь над своими противниками, и вспомнил какая сила лежит в его руках.

Один из Волчьих гвардейцев потерял бдительность на долю секунды, и этого было достаточно. Кулак Магнуса обрушился на его лицо, отшвырнув на несколько метров. Волчий гвардеец с сильным хрустом рухнул на пол, его шлем раскололся, и он не поднялся.

Штурмъярт был следующим, пораженный опустошительным ударом колдовского огня из вытянутых рук Магнуса. Рунический жрец согнулся пополам, охваченный внезапной, мучительной болью.

– Хьолда! – закричал он, корчась в агонии, из сочленений доспеха брызгала кровь.

Магнус сжал кулак, и керамитовая оболочка взорвалась, разбросав град плоти и костей по полу ангара. Затем примарх стремительно обернулся к Грейлоку и выжившему Волчьему гвардейцу. Хладнокровие исчезло с его лица, обрамляемого спутанными клоками темно-красные волос. Он истекал кровью, и хромал из-за глубокой раны на ноге. Прежде только один раз его физическая оболочка получала такие раны, и воспоминание о той боли привело его в бешенство.

– Ты разгневал меня, Пес, – прорычал Магнус, тыльной стороной руки отшвырнув Волчьего гвардейца из боя и сломав его спину. Затем он навел потрескивающий кулак на Грейлока.

Он так и не выпустил колдовской огонь. Вращающийся шар плазмы ударил Магнуса прямо в торс, отшвырнув его через весь ангар. За ним последовал еще один, и еще, отбрасывая его все дальше. Размахивая руками, окутанными остатками раскаленных зарядов, Магнус врезался в остов сбитого «Громового ястреба». От удара корабль развалился на части. Золотые кулаки примарха прошли сквозь смятый адамантиевый корпус, как разозленный ребенок, угодивший в кукольный домик.

– Ты ничего не знаешь о гневе, предатель, – прогудел Бьорн, тяжело ступая из развалин ангарной стены и выпустив очередной шквал плазменных зарядов из своей руки-пушки. – Вот – гнев. Вот – ненависть.

Разряды ударяли один за другим, каждый нацеленный с безошибочной точностью. Магнус был окутан неистовым, воющим адом разрывов, отбрасывающих его назад, внутрь обломков штурмового корабля.

Он все еще стоял. Он сопротивлялся. На миг показалось, что примарх полностью уничтожит конструкцию «Громового ястреба».

Затем воспламенились цистерны с прометием.

Колоссальный взрыв потряс весь ангар, по площадке пронеслась ударная волна. Магнуса поглотила расширяющаяся сфера раскаленного разрушения, огненный шар, который поднялся до потолка ангара и растекался по камню, как ртуть. Грейлока швырнуло на пол. По площадке пробежались глубокие и широкие трещины. Ветер завыл, растягивая по воздуху языки пламени.

Только Бьорн выдержал. Он продолжал стрелять, изливая все больше плазмы в неистовый поток разрушения.

Когда Магнус, наконец, появился из центра ада, его лицо было искажено убийством. Кожа свисала с костей, тлея и пузырясь. Его золотая мантия почернела, а бронзовый доспех выгорел. Гриву волос сменил череп в лохмотьях кожи. Его единственный глаз пылал, как металл в горне кузнеца. Под огромными открытыми ранами была виден каркас меняющегося, яркого цвета. Физический покров, наброшенный на его демоническую сущность, был сорван пламенем.

Магнус выскочил из огня прямо на Грейлока, языки пламени тянулись за ним, как крылья ангела. Бьорн развернул плазменную пушку, но слишком медленно. Раненый примарх врезался в Волчьего лорда, когда тот пытался встать. Магнус сбил его с ног сокрушительным ударом кулака, все еще пылающего прометием. Голова Грейлока ударилась о камень, и на мгновенье он перестал сопротивляться.

Магнус вонзил обе руки, разорвав нагрудник ярла цепкими пальцами. Вспыхнула серебристо-золотая варп-энергия, растворяя керамит шипящими клубами. Магнус глубоко погрузил руки, схватив оба сердца Грейлока потрескивающими кулаками.

Волчий лорд закричал, его конечности оцепенели от агонии. Тошнотворным рывком Магнус вырвал бьющиеся органы из все еще живой груди Грейлока и, стряхнув запекшуюся кровь, и отбросил их.

На мгновенье Волчий лорд оставался в сознании, каким-то образом сумев удержать взгляд своего убийцы.

Под его шлемом было измученное, но непокорное белое лицо. В последний раз в его глазах отразился мимолетный образ гладкой заснеженной равнины, добычи, бегущей под суровым солнцем, ледяного ветра на обнаженных руках.

«Мое чистое состояние».

Затем руки повисли, а кровавый свет в линзах потух.

– Ярл! – заревел Бьорн, его голос исказила ненависть.

По-прежнему выпуская поток плазменных снарядов, дредноут шагнул прямо на примарха, его молниевый коготь пылал яростным разрушением. Два гиганта сошлись в грохоте варп-энергии, прометия и стали против стали.

Когда Магнус и Разящая Рука схватились в ужасной, опустошительной битве, буря вокруг них завыла с еще большей злобой. Пласкритовый пол под их ногами продолжал трескаться. Разгневанный древний дредноут снова заставил растерянного примарха защищаться, нанося ударом когтями и обстреливая из плазменной пушки. С такой дистанции ужасная обратная тяга плазмы воздействовала на Бьорна почти также сильно, как и на врага, но, несмотря на это, он продолжал стрелять.

Шаг за шагом, окутанные дымом и потоками кипящей энергии, две фигуры в причудливых, раскачивающих объятиях двигались в сторону открытого ангарного отсека, обмениваясь ударами сокрушительной, убийственной силы. Позади портала уже не было щитов. За пласкритовым краем площадки на несколько метров простиралась голая скала, далее отвесно устремляясь вниз. Они достигли обрыва, осыпая друг друга ударами такой силы, что край скалы раскрошился под ними.

Магнус был ранен. Ни один смертный не ранил его прежде так серьезно. Шок от этого сказался на его движениях, которые стали удивительно нерешительными и непредсказуемыми. Вся его естественная грация покинула его, и он сражался как драчун из закусочной, молотя по тяжелой броне дредноута, даже когда Бьорн отвечал.

Они подобрались ближе к краю. Камни продолжали срываться вниз, скатываясь по стальной твердости склонам горы. Обрыв был почти вертикальным. Враги находились в тысячах метрах от дорог, сражаясь на небесах, как боги фенрисийского мифа, окруженные мечущимися зигзагами молний и смертельным воплем бури.

Далеко внизу пылал огонь, и шла бойня. Волки высаживались сотнями и неистово неслись по камням, обрезая нити по желанию. Их колонны стекались к разбитым каркасам ворот, снова вступая в собственную цитадель со смертельным огнем преследования в глазах. Небеса усыпали очертания десантных кораблей и темные следы «Громовых ястребов». Высоко над ними, окруженные мечущимися вспышками зигзагообразных молний, более тяжелые корабли медленно спускались сквозь верхнюю атмосферу.

Они оба увидели это. Продолжая биться, Бьорн издал триумфальный рык.

– Железный Шлем здесь, колдун, – поддел он, глубоко вонзив свой коготь в бронзовый доспех и вращая клинки. – Это твоя смерть.

Кажется, Магнус не мог говорить. Рваная плоть вокруг рта была сожжена оставшимся прометием и рассечена ударами дредноута. Он сжал когтистые пальцы на раскаленном стволе плазменной пушки Бьорна.

Бьорн снова выстрелил, окутав кисть Магнуса жгучей энергией. Примарх не отпускал, поглотив ужасающий жар, скрутив и смяв тупое дуло ствола в скомканное месиво. Его пушка стала бесполезной. Бьорн переключился на свои когти, снова вонзив их в изуродованное лицо примарха. Когти соединились, сорвав еще больше плоти с демонической сущности.

Каменные столбы сломались и обвалились с края скалы. Под могучей ногой Бьорна пробежалась паутина трещин. Оба титана раскачивались на самом краю пропасти, обмениваясь ударами, даже когда ледяная бездна манила их вниз. Резкий ветер Асахейма вцепился в них, подтаскивая ближе к забвению.

И тогда усталый, раненный и пылающий Магнус, казалось, вспомнил, наконец, о своей страшной силе. Он отпустил сломанную руку, и флуоресцентная энергия варпа изверглась из его вытянутых пальцев. Коготь Бьорна смялся, раздавленный бурей разноцветного безумия. Когти безумно изогнулись, затем раскололись.

Оставшись без оружия, почтенный дредноут приблизился, пытаясь схватить примарха и выбросить его за край. Магнус уклонился и ударил свободной рукой. Несмотря на утрату меча, демоническая плоть была все еще достаточно сильна, чтобы расколоть саркофаг Бьорна, проделав рваное отверстие в длинной передней пластине. Костяные символы раскололись, а руны разлетелись в стороны.

Тогда Бьорн зашатался, став окончательно беззащитным перед всей мощью гнева примарха. Магнус поднял пылающий кулак, целясь в смотровую щель. Бьорн ничего не мог поделать. Последовал могучий удар, разорвавший усиленную плиту. Он отшатнулся назад на своей центральной оси, еще больше приблизившись к краю. Магнус повернулся, встав на более устойчивом месте, наполовину вытолкнув дредноута за обрыв и удерживая его одной рукой. Земля под когтистыми ногами Бьорна провалилась, вызвав небольшую лавину из камней и осколков льда.

– Ты был на Просперо, – прошипел примарх, его голос стал ужасающим эхом того, чем он был раньше. – Я узнал твой узор души.

Бьорн попытался ответить, но его вокс-генераторы были уничтожены. Он чувствовал отказ систем по всему искусственному телу. Похоже, адское существование, которое он был вынужден так долго терпеть, наконец, приближалось к концу. Он не очень сожалел об этом.

– Ты действительно думал, что сможешь убить тебя? – проскрежетал Магнус, одновременно недоверчиво и взбешенно. Его свободная рука заново разожгла колдовской огонь. – Если мой брат не смог, на что надеялся ты?

И в этот момент Бьорн увидел фигуру, несущуюся вниз по склону. Огромный, облаченный в броню воин бежал к ним по абсолютно ледяной поверхности. Еще выше виднелся профиль десантной капсулы, врезавшейся почти в самую вершину Вальгарда.

Внутри треснувшей оболочки то, что осталось от древнего рта Бьорна улыбнулось.

Железный Шлем атаковал, вытянув руки в прыжке. Он врезался в сцепившиеся фигуры с силой «Лендрейдера», несущегося на полной скорости. Раздался громкий лязг брони о броню. Край скалы обвалился, и все трое покатились вниз по крутому склону в облаке расколотого камня и разлетающегося льда.

Голова Железного Шлема дернулась назад, когда он на скорости врезался во что-то, затем его рука пробила обнаженную породу. Он скользил и кувыркался, падая снова и снова, сокрушая скалы горы при падении. Великий Волк смутно видел Бьорна, падающего прямо через ледяное поле, прежде чем огромное тело дредноута исчезло из виду. Он слышал, как громко кричит Магнус и заметил вспышки демонической плоти неподалеку, прежде чем они оторвались друг от друга.

Он падал, падал и падал. Ничто, за исключением рыхлого снега и почерневшего от огня камня, не могло прервать стремительное падение. Железный Шлем врезался в новый уступ и расколол его, прежде чем последовать далее. Все было в движении, дезориентируя и кружась в нулевой видимости.

Затем с отвратительным треском он врезался во что-то большое. Несмотря на терминаторский доспех удар был сокрушительным. Железный Шлем потерял сознание, его тело отскочило, как щелчок хлыста, прежде чем с мучительным скрежетом остановиться.

Это был уступ, один из тысячи среди острых верхних скал Клыка, шириной в сотню метров.

Железный Шлем почти сразу же пришел в себя, и понял, насколько серьезно был ранен. Боль нахлынула на его тело, как ревущий огонь, пылая в скрученных суставах и сросшихся костях. Он почувствовал, что стальная пластина в его черепе расшаталась. Это означало, что череп треснул, догадку подтверждала обжигающая боль позади глаз.

Он гневно зарычал и рывком поднялся в полулежащее положение. Магнус тоже был здесь. Они падали вместе, осыпая друг друга ударами. Следов Бьорна не было видно, хотя за спиной примарха бежал вниз по скале длинный след, вырванный в камне, как вспаханная борозда. Снег и паковый лед все еще сыпались вперемешку с отколотыми кусками скал.

Примарх встал. Всякое сходство с его прежним обликом исчезло. Не было ни золотой мантии, ни бронзового доспеха, ни покрытых великолепными зодиакальными образами наголенников, сверкающих на солнечном свету.

То, что осталось, было существом из энергии, смутно напоминающей человека совокупностью пульсирующего варп-вещества, живого и чудовищного. Единственной постоянной точкой на поверхности движущейся варп-сущности был глаз, гранатово-красный и пылающий, как огненный круг.

Вокруг изуродованного примарха кружил ветер, холодный и неистовый, пытаясь сбросить его с края горы в бездну. Душа планеты знала, что за мерзость явилась миру и вопила, чтобы изгнать ее обратно в варп.

Магнус сделал один, наполненный болью шаг к израненному телу Железного Шлема, его глаз метнул взгляд чистой ненависти. Он покачивался на ветру.

Железный Шлем с трудом поднялся, игнорируя пылающую агонию в могучем теле. Он чувствовал, как хлюпает кровь в ботинках, стекая в сочленения брони. Боль удерживала его сознание и концентрацию. Он пересек варп со всей скоростью и яростью, на которые был способен, ради этой встречи. Дважды.

– Колдун, – бросил он, насыщенная кровью слюна брызнула на лицевую пластину.

Его ледяной клинок потерялся во время падения, но у терминаторского доспеха был и другое оружие. Правая кисть хранила спаренный штурмовой болтер, встроенный в изгиб брони, а левая рука была заключена в массивный силовой кулак. Положившись на свое мастерство во владении обоими, Железный Шлем перешел на тяжелый, раскалывающий камни бег к колеблющимся очертаниям примарха. На бегу, он открыл огонь из обоих стволов болтера. Снаряды ударяли в тело Магнуса, но не взрывались. Казалось, они полностью исчезали, хотя удары, несомненно, ранили демона-примарха. Магнус заревел от боли и гнева, собравшись с духом, чтобы встретить атаку Великого Волка голыми руками.

Железный Шлем почувствовал, как вспыхнули его ноги, когда побежал к цели. Его доспех помог ему, двигая тонны крепкой плоти, костей, керамита и адамантия в тело примарха. При столкновении он нанес своим силовым кулаком тяжелый, сокрушающий удар прямо в мерцающее лицо Магнуса.

Магнус мастерски увернулся от кулака, сохраняя свое тело эластичным, и ударил кулаком в нагрудник Великого Волка, отбросив его назад. Железный Шлем пошатнулся на скользкой поверхности. Магнус замахнулся для следующего удара, но Железный Шлем сумел опередить его. Когда силовой кулак попал в цель, ощущение было такое, словно он ударил груду камней.

Магнус отлетел, ударившись о край скалы. Когда его тело врезалось в гору, оно замерцало, как гололит при недостаточной мощности. На лице примарха отразились неверие и боль.

Он уменьшился. Ужасно уменьшился.

Железный Шлем свирепо засмеялся. Он снова атаковал, используя свое массивное тело для создания импульса. Магнус встал, чтобы встретить его, его кулаки пылали колдовским огнем. Они столкнулись с тошнотворным хрустом. Железный Шлем почувствовал, как выстрелом раскаленного огня разорвало его руку с болтером. Он также ощутил, что его силовой кулак попал в цель, от чего демон-примарх пошатнулся.

Железный Шлем рычал от грубого наслаждения боем. После столь долгой погони за призраками и насмешек привидений, он, наконец, был в своей стихии. С каждым новым ударом своих измученных рук он чувствовал себя чуть более живым. Боль была нематериальной. Единственное, что существовало для него – это борьба, испытание силы, применение его несравненной способности к контролируемому насилию.

Эта способность поддерживалась гневом, который он взращивал с момента ухода с Гангавы. Лица Волчьих Братьев толпились в его разуме, по-прежнему завывая в ужасе и боли. Среди них были и лица погибших на Фенрисе, обвинительно рычащие. Грейлок был прав. Павшие были принесены в жертву на алтаре его высокомерия, и теперь они требовали воздаяния.

Он намеревался отдать его. Силовой кулак снова вгрызся в сотканный из эфира бок Магнуса, отбросив примарха назад к скале. Лицо с единственным глазом вспыхнуло от боли, когда Магнус врезался в острую скалу. Все его тело содрогнулось, колыхаясь, как огонь на ветру. Раны были глубокими, расходясь шоковыми волнами по узорчатой плоти. Высоко над ними с яростным триумфом заревела буря, разгоняя ледяные ветра вокруг склонов горы. Железный Шлем ударил его снова, и снова, вбивая в острые скалы Клыка.

И тогда Магнус закричал, издав крик боли, неслыханный с тех пор, как Волчий Король уничтожил его первое тело. Он отразился от скал, перекрыв ветер, перекрыв гром артиллерии внизу, где Волки прорубались через смертных солдат на дорогах. В этом крике была усталость эпох, отчаяние полубога, рожденного понимать глубокие тайны вселенной и вместо этого застрявшего в примитивных боях посреди грязного снега мира варваров. Это был крик утраты, расточительства, и безграничной тщетности нескончаемой войны, которой он никогда не желал.

Железный Шлем услышал этот крик и дико оскалился. Он продолжал наносить удары по мерзости перед собой, его руки работали, как могучая машина, растворившись в урагане кровавого безумия.

– Сражайся со мной, колдун! – заревел он. – Подними руки и сражайся со мной!

На мгновенье показалось, что Магнус утратил волю. Он принимал кару, сгорбившаяся спина прислонилась к скалам. Шлейфы огня все еще цеплялись за его изодранные очертания – остатки его извилистого подъема через Ярлхейм. Глаз широко раскрылся от боли. Он выглядел потерянным, брошенным на произвол судьбы на вершине мира смерти, который поклялся уничтожить.

Но потом, как и раньше, он начал приходить в себя. Откуда-то из внутренних глубин вспыхнул новый огонь. Примархи были обучены, прежде всего, выживать, выносить все, что безмерно враждебная галактика могла бросить против них. Унаследованные ими силы были почти неисчерпаемы, источником в глубоком океане несравненного могущества Императора. Даже сейчас, после того, как он столько вынес, перенес столько боли, его внутренняя сила, питавшая его огненную сущность, оставалась нетронутой.

Его спина выпрямилась. Магнус поймал один из ударов Железного Шлема ладонью, схватив силовой кулак и удерживая его огненными пальцами. Свободной рукой он нанес удар прямо в лицо Великому Волку. Железный Шлем покачнулся и отступил назад.

Магнус поднял себя выше. Раны на его теле вспыхнули алым цветом, залечивая себя. Под его ногами затрещали эфирные молнии. Единственный глаз снова пылал – слиток расплавленного железа среди льда. Он разомкнул кулак и из ладони вырвался неоновый поток, погрузив Железного Шлема во всепоглощающее, разрушающее электрическое пламя. Великого Волка отбросило назад к краю, и он рухнул на колени, окутанный необузданной квинтэссенцией имматериума.

Поток иссяк. Железный Шлем повалился на землю, его доспех обуглился и дымил. Он не вставал.

Порядок был восстановлен. Полубог посмотрел вниз на изломанного противника, последнего из множества Волков, которые противостояли ему.

– Ты должен был остаться на Гангаве, – заскрежетал Магнус, его сломанный голос играл на нереальных голосовых связках, как пальцы арфиста Хель. До определенной степени он все еще напоминал человека и выглядел истощенным.

– Гангава больше не существует, – закашлял Железный Шлем, почувствовав избыток крови во рту, когда попытался встать. – Орбитальная бомбардировка. Одни атомы.

Его рука с болтером была деформирована и бессильно свисала. Его силовой кулак дымился от губительного прикосновения примарха, а керамитовый слой покрылся пузырями и потрескался. Все, что у него осталось – это природная сила. Они оба знали, что ее будет недостаточно. Он поднялся на ноги медленным, мучительным усилием.

Магнус приблизился. Узоры на его раненной варп-плоти стали вращаться быстрее, принимая новые и странные формы. В нем снова что-то изменилось. Его короткое пребывание в физическом пространстве подходило к концу.

– Гангава послужила своей цели, – сказал он

Затем примарх бросился на Железного Шлема, налетев на него, как мстительная птица на добычу. Он широко развел руки, вызывая новые клинки из эфирного вещества.

У Железного Шлема не осталось ничего, чтобы отразить атаку, и не было времени, чтобы уклониться от удара. Он поднялся навстречу атаке, и когда она обрушилась на него, обнажил клыки под шлемом, сжал кулаки и вызывающе заревел.

Мир растворился в боли. Великий Волк почувствовал, как раскололся его доспех, разрываемый в клочья расщепляющей силой варпа. Он смутно осознал, что его органы вырываются с горячим, влажным звуком. Он услышал хруст в груди, и полуосознанно понял, что это была его грудная клетка. Его зрение расплылось, сменившись белой стеной жгучего, извивающегося колдовского огня. Ураган энергии – полное и окончательное выражение превосходства примарха – прошел сквозь него, как зимняя буря Хель – ужасная, холодная и неумолимая.

Он не упал. Каким-то образом он удержался на краю обрыва, вцепившись в расколотый камень. Когда агония прошла, он лежал на спине, распростертый перед гневом сына Императора.

Один глаз все еще действовал, видя, как за ним идет его смерть. По крайней мере, в этом смысле они были равны.

Железный Шлем выкашлял комок чего-то слизистого и горячего. Далеко внизу он слышал смутный грохот боевых машин ордена. Он знал, что они уже должны ворваться в Этт. Его Волки прогонят каждого захватчика из этих залов, одного за другим, ведомые беспощадной целеустремленностью, которая всегда была их отличительной особенностью. То, что они не успеют спасти его, было неважно.

– Этт выдержал, – прохрипел он влажным, скрипучим шепотом. – Твое время вышло. Я заберу эту победу.

Над ним возвышалось тело Магнуса. Узоры на его плоти по-прежнему двигались и кружились. Теперь он был прозрачным, и ветер вцепился в него. Он задержал на мгновенье смертельный удар. Примарх выглядел холодным, как труп.

– Какую победу? – спросил он. – Ты жаждал убить меня. Такой как ты никогда не сможет убить такого как я, Харек Железный Шлем – теперь я за пределами твоей мести.

Железный Шлем засмеялся, несмотря на то, что из-за этого его пробитые легкие вспыхнули новой агонией.

– Убить тебя? Нет. Я потерпел неудачу в этом. – Задыхающийся смех прекратился. – Но я ранил тебя, предатель. Мы ранили тебя здесь. Мы перерезали нити твоих сыновей и сломали посохи твоих колдунов. Мы стерли улыбку с твоего лица и содрали кожу с твоей спины. И я жил ради того, чтобы увидеть это. Это стоило потери нескольких бутыльков на подносе телотворца. Клянусь кровью Русса, ублюдок, я жил, чтобы увидеть, как ты воешь.

Магнус замолчал и поднял кулак. Перед тем, как он нанес смертельный для Харека Железного Шлема удар, Великий Волк снова засмеялся, выкашливая кровь на вокс-пластину и извиваясь от боли по всему телу. Он лежал на склоне горы, не надеясь на излечение, но смеясь, как сам старый Русс на заре галактики.


Глава 22

Сорок дней.

С момента прибытия Тысячи Сынов на орбиту Фенриса до убийства последнего Стража Шпилей внутри Этта прошло сорок дней. Это число дали скальдам и они перенесли его в саги. Саги были рассказаны, и дредноуты забрали их в холодные склепы Подклычья, чтобы их никогда не забыли.

Вместе с этим числом были имена. Вэр Грейлок, Белый Волк. Одаин Штурмъярт и Лауф Тучегон. Тар Арьяк Хралдир, которого называли Вирмблейдом. Тромм Россек, Сигрд Бракк, Хамнр Скриейя и другие Волчьи гвардейцы. Железный жрец Гарьек Арфанг и восемь дредноутов из Почтенных Павших.

Из Серых Охотников, Длинных Клыков и Кровавых Когтей Двенадцатой Великой роты выжили двадцать два. Двадцать один из них находились в Печати Борека, продолжая сражаться, когда деблокирующие силы прибыли к вратам. Единственным выжившим в Вальгарде был Кровавый Коготь Огрим Рэгр Врафссон, прозванный Красной Шкурой. Когда Эгьял Вракссон из Пятой ворвался в Зал Аннулюса со своей Волчьей гвардией, Красная Шкура стоял над центральным камнем, окруженный десантниками-рубрикатами, защищая священный образ своим телом. После этого он долго находился в Красном Сне, но выжил.

Бесчисленные кэрлы отдали свои жизни при обороне Этта. Их имена не были увековечены.


Неизвестно как, но десантники-предатели избежали мести. Правда, многих убили в туннелях. Но другие, включая большинство колдунов, исчезли с Фенриса в тот самый момент, когда их флот достиг точек прыжка в системе. Волчьи жрецы предполагали, что сам Магнус ушел таким же образом, хотя очевидцев его исчезновения не было. Когда тело Харека Эйрека Эйрекссона нашли, некоторые считали, что Великий Волк действительно убил примарха. Хотя еще долгие годы слухи упорствовали, наимудрейшие в Стае знали, что не в вирде Железного Шлема было совершить подобное, и готовились ко дню, когда Алый Король снова появится.

Ни один из смертных солдат, доставленных на Фенрис Тысячей Сынов, не был спасен их флотом. Когда вернувшиеся Волки высадились на планету, солдат вырезали тысячами. Дым от костров, на которых сжигали их трупы, затмил воздух планеты на целый месяц, так что племена за пределами льда попрятались в своих убежищах и возопили о пришествии Моркаи.

Но тьма прошла. По прошествии времени Небесные Воины снова пришли к ним, забрав лучших и храбрейших сражаться за Всеотца.

Так было всегда. Так будет всегда.

Огни Хранилища Молота никогда не погаснут. Теперь они ревут более гневно, чем когда-либо, тяжело трудясь, чтобы восполнить уничтоженное вооружение.

Альдр шагал по длинному мосту в сопровождении своих братьев. У него не было желания возвращаться во тьму. Ни у одного из них. Но долгое задание по выкуриванию врага из последних убежищ было завершено, а саги выучены. Работы для них не осталось, и поэтому Почтенные Павшие возвращались в Долгий Сон.

Они шли одни, без сопровождения живых. В свое время придет железный жрец, чтобы провести ритуалы и подготовить гробницы-колыбели. А пока братство дредноутов было предоставлено само себе, получив немного времени поразмышлять над своим временным пребыванием в мире живой плоти, прежде чем снова покинуть его. Живущие уважали это, зная, как важна точность исполнения ритуала.

Все за исключением одной. Фрейя Морекборн шла вместе с Альдром, по-видимому, не желая оставлять его, даже когда поманил портал Подклычья.

Альдр не мог сказать, что он жалеет об этом. С его стороны было безответственно поднять ее с пола Печати Борека и унести от опасности. Она потерпела неудачу в бою, а такая слабость обычно заканчивалась смертью на поле битвы. Но он был в долгу у нее за другие вещи, а долги были важны на Фенрисе.

– Что ты теперь будешь делать?

Фрейя устало улыбнулась.

– Мне было дано покаяние. В данный момент я все еще служу в кэрлах. Я предпочитаю сделать это в строю. Я не покрыла себя славой в Печати.

– Это была слабость.

– Я знаю. Я осознаю свою слабость, и буду стараться исправить ее. Думаю смогу победить свои пороки.

– Твой разум блуждает там, где не должен. Ты создана служить.

В прошлом Фрейя проигнорировала бы такие слова. Сейчас она просто склонила голову.

– Этот урок я выучу, – сказала она. – У меня есть пример моего отца.

Потом она посмотрела на Альдра.

– Морек никогда не сомневался. Перед лицом этого ужаса он никогда не сомневался. Даже в самом конце его вера в Небесных Воинов была абсолютной, и я постараюсь соответствовать ей.

Альдр ничего не сказал, и они шли некоторое время молча.

Дредноут знал, что пробудившись в следующий раз, он не узнает лиц. Это была здравая мысль. Возможно, второе пробуждение будет более легким. Возможно, оно становится менее мучительным после первого раза.

Он сомневался в этом.

Портал Подклычья приближался. Он продолжал идти, хотя каждый шаг давался тяжелее.

– Я знаю, я слишком любопытна, – вставила Фрейя, как только они дошли до точки, за которую она не могла пройти. – Я знаю – это слабость. Но скажи мне одну вещь.

Альдр остановился.

– Звери, которые сражались вместе с нами в Печати Борека. Что они такое? Ты сказал, что они – оружие, но кто их создал?

Альдр помедлил. За один ужасный момент он понял, как сильно будет тосковать по их беседам. Он будет скучать по бесконечным вопросам этой смертной, ее глупости, ее отсутствию самообладания. Это было недостойно его – чувствовать что-то к трэллу, тем не менее, он будет скучать по ней.

– Ты сказала, что будешь стараться исправиться, – ответил он. – Начни сейчас. Прекрати задавать вопросы. Это знание не для тебя.

Фрейя еще раз устало улыбнулась.

– Ты прав, – сказала она. – Я опять раздражаю тебя. Я пойду.

Тогда Альдр зашагал прочь, следуя за своими братьями в туннели. Его могучие механические ноги завыли, когда проходил через портал. Фрейя отошла, проявив, наконец, уважение святости события.

– Ты никогда не раздражала меня, – сказал он, его голос потускнел, прежде чем исчезнуть во тьме.


В мерцающем свете огня камина разносилось эхо двух голосов. Оба были невозможно низкими, резонирующими от древних доспехов. Один принадлежал ярлу Арвеку Кьярлскару, который скоро будет повышен до звания Великого Волка вместо Железного Шлема. Другой – Бьорну Разящей Руке, который был Великим Волком прежде и с тех пор стоял вне подобных титулов.

Почтенный дредноут был извлечен с горного склона на следующий день после того, как закончился последний бой. Его жизненный показатель был настолько слаб, что ни один ауспик не уловил его. Только визуальное сканирование склонов Вальгарда зафиксировало его местонахождение. При падении он вырвал половину вершины, оставив огромный след на голой скале, прежде чем застрять в глубокой расселине между двумя могучими отрогами. Его извлечение заняло два дня, а физическое восстановление намного больше. Даже сейчас его саркофаг носил следы битвы, и железным жрецам еще предстояло многое сделать, прежде чем он сможет присоединиться к своим братьям в стазисе.

– На Гангаве были Волчьи Братья?

– Да, лорд. Великая рота или около того. Они были искажены, и полностью поддались врагу.

– Значит, вы уничтожили их.

– Лорд Железный Шлем хотел лично покончить с ними, но мы получили известия об осаде, и я убедил его прервать бой. Город был уничтожен с орбиты, а одна эскадра осталась убедиться в том, что уничтожение было полным.

Бьорн заворчал с мрачным удовлетворением.

– Это вызывает у меня отвращение. Какую цель преследовал предатель?

– Он намеревался задержать нас на Гангаве. Он знал, что Железный Шлем не откажется от боя с порочными братьями. Он был прав. Если бы новости о битве здесь не дошли, мы бы много дней охотились на них, и Этт пал в наше отсутствие. – Голос ярла был любопытным. – Но, возможно, это не все. Там нам показали слабость наших наследников. Со всем тем, что обнаружилось здесь, я не считаю, что это была случайность.

– Ты говоришь об Укрощении.

– Я не знаю деталей. Только Железный Шлем и Вирмблейд были посвящены в них. Возможно ярл Грейлок тоже, с тех пор как сблизился с волчьим жрецом. Но мы все знали цели программы. Покои телотворцев неслучайно уничтожили до штурма Зала Аннулюса.

– Это никогда не должно было случиться. Это было предательством примарха.

Кьярлскар пожал плечами, его огромные наплечники только слегка шевельнулись.

– Возможно. В любом случае, она не может быть возобновлена. Теперь в живых нет тех, кто понимал работу Вирмблейда, а оборудование уничтожено. Мы остались одни, единственные наследники мантии Русса.

– Как и должно быть. Если бы я знал о работе, я бы сам уничтожил ее.

Кьярлскар сдержал улыбку. Он мог отлично представить, как дредноут делает это.

– Тогда ты должен быть доволен, лорд. Ты сражался с примархом и выжил, а Этт был защищен. Скоро саги будут полны твоими и ничьими иными деяниями.

Бьорн не выдал ни намека на улыбку.

– Не моими деяниями. Грейлок держался дольше всех, и это его победа.

– Так занесут, – сказал Кьярлскар. – Но не думаю, что так запомнят.


На вершине обозреваемого с Клыка темного пика Кракгарда пылал костер. Здесь со времен примархов чтили павших. Вершина горы была плоской и гладкой, выровненная во времена Всеотца и с тех пор почитаемая долгие годы. Весь орден собрался на ней, стоя в серых рядах, с обнаженными суровым стихиям головами.

Солнце висело низко, и тени были длинными. Пламя трепетало, красное и яростное, выбрасывая искры высоко в сумерки.

Кьярлскар стоял перед пламенем, его жар давил на спину. С ним был рунический жрец Фрей и другие лорды Волков.

– Сыновья Русса! – закричал он, и его голос разнесся далеко по обдуваемым ветром вершинам. – Как принято у нас, тела тех, кто погиб при обороне Фенриса, теперь предаются огню. Здесь лежат ярл Вэр Грейлок, рунический жрец Одаин Штурмъярт и волчий жрец Тар Арьяк Хралдир. Так мы чтим их жертву. Когда их смертные тела сгорят, это разожжет нашу бессметную ненависть к тем, кто сделал это. Помните вашу ненависть. Храните ее, и выкуйте из нее и злобы еще одно оружие в Долгой войне.

Ряды Космических Волков сосредоточенно слушали, каждый из них был безмолвен, как камень. В первом ряду стояли двадцать три воина, немного отделенных от своих братьев. Это были выжившие в Битве за Клык, последние из роты Грейлока. Среди них был Красная Шкура, его лицо все еще было сильно иссечено. Рядом с ним стояли несколько Кровавых Когтей. Пока еще не решили, как наилучшим способом восстановить стаи, но многие считали, что Красная Шкура больше не будет служить ни в одной, вместо этого выбрав путь Одинокого Волка. Смерть его товарищей потрясла его, и этот путь был достойным ответом.

Пока Кьярлскар говорил, Огрим смотрел на пламя, наблюдая, как тела павших превращаются в пепел. На его поясе висел ледяной клинок Бракка Даусвьер, последнее оружие, взятое его братом Кулаком Хель в бой. Никто из собравшихся не знал об этом, но в мече был заключен могущественный вирд, и тысячелетия спустя клинок найдет свое место в сагах. Однако сейчас он был просто вирой, напоминанием и предупреждением.

– Великий Волк Харек Эйрек Эйрекссон лежит не здесь, – сказал Кьярлскар. – Его тело отнесено в место, где он сражался с великим врагом. Я приказал построить там склеп, он будет местом паломничества для проверки стойкости верных. Пусть он служит в качестве памятника его недрогнувшей преданности. И пусть он также служит памятником его безрассудства. Никогда более мы не позволим себе быть втянутыми в войну, не нами порожденную. Из этого мы извлечем урок и используем его для совершенствования себя в дальнейшем.

Отдельно от двадцати двух ветеранов осады, сторонясь как обычно кампании своих братьев, стоял Черное Крыло. Скаут восстановил большую часть своего самообладания во время обратного путешествия с Гангавы. С тех пор ему было поручено задание по восстановлению способности Двенадцатой вести войну в космосе, хотя мало кто ожидал, что он надолго останется на этом посту. Он уже поссорился с арсеналом ордена из-за заявок на новые скоростные фрегаты, настаивая на проекте с форсированным двигателем, который большинство считало слишком непрактичным.

Пока Кьярлскар говорил, Хаакон смотрел на звезды, легкая скука играла на его темных чертах. Церемонии надоели ему, хотя он был удовлетворен тем, что его маневр над Фенрисом занял место в сагах. Это была определенная компенсация за потерю «Науро», единственной части его жизни на Фенрисе, к которой он чувствовал привязанность, и когда-либо будет чувствовать.

– Мы восстановимся, – сказал Кьярлскар. – Этт будет возрожден и станет даже более великим. Последнее пятно врага будет стерто со льда, а остатки его сил на других мирах будут найдены и уничтожены. Двенадцатая Великая рота будет восстановлена, ее честь незапятнана, а стаи будут возрождены.

Великий Волк пробежался глазами по собравшимся ротам.

– Наши враги не восстановят свои силы. Мы разбили их. Никогда более они не проведут подобную операцию, так как низведены до мелких банд похитителей знаний, скитающихся по галактике за обрывками тайных безделушек. Их позор не знает границ, а их нищета не имеет равных. Они пришли сюда, ведомые своим примархом и потерпели поражение.

Затем глаза Кьярлскара вспыхнули.

– Помните это, братья! – закричал он. – Они потерпели неудачу. Это будет величайшим из всех уроков, истиной, которую мы понесем с собой, когда снова отправимся на войну в море звезд. Наша вера определяет нас. Наша верность определяет нас. Наша ненависть определяет нас. И мы выдержали это, тогда как предатель споткнулся.

Его голос дрожал от пыла.

– Через тысячу лет люди будут говорить об этой битве. Пока стоит Империум Человека, скальды будут рассказывать о Битве за Клык, и надежда будет гореть в сердцах верных. Когда бы ни вернулось пламя войны, они будут помнить, что мы сделали здесь и находить силу, чтобы встать и принять испытание.

Кьярлскар ударил кулаком по нагруднику.

– Это наше наследие. Это наша цель. Это причина, по которой мы сражаемся.

Затем он поднял сжатый кулак в жесте вызова, гордости и приветствия.

– За Всеотца!

И на вершине Кракграда, две тысячи воинов Влка Фенрика, Космических Волков с грозной репутацией, ударили кулаками по своим доспехам и подняли их вверх к небесам. Рев их дружного ответа поднялся высоко в темнеющее небо. Этот древний и внушающий ужас боевой клич, был таким же энергичным и неудержимым, как рассвет на нетронутом снегу.

«За Всеотца. За Русса. За Фенрис».

  1. Искажённое «Божественный молот». Gott – нем., hammar – норв.
  2. Карл (др.-исл. karl) или бонд (др.-исл. bуndi) — свободный человек в скандинавских странах в раннее Средневековье, владевший своим хозяйством и не имевший отношения к знати. Сословие карлов включало в себя широкий спектр людей от нищих крестьян до состоятельных и влиятельных землевладельцев.
  3. Трэлл (др.-исл. юrжll) — термин, использовавшийся в скандинавском обществе в эпоху викингов для определения социального статуса человека как раба. Трэллы были низшим сословием и использовалось в качестве домработников, разнорабочих и для сексуальных утех.
  4. Искаженное «Змеиный клинок». Wyrm – норв., blade – англ.
  5. Сплайсинг (от англ. splice — сращивать или склеивать концы чего-либо) – процесс вырезания определенных нуклеотидных последовательностей из молекул РНК и соединения последовательностей, сохраняющихся в «зрелой» молекуле, в ходе процессинга РНК.
  6. Микрофиламенты – нити диаметром 6 нм, состоящие из глобулярных молекул белка актина, которые в присутствии АТФ соединяются друг с другом в длинные цепи.
  7. Annulus (anulus) – лат. кольцо, перстень, звено цепи.
  8. Цихлиды — рыбы семейства цихловых (лат. Cichlidae) отряда окунеобразные (Perciformes).
  9. В скандинавской мифологии Фреки и Гери — два волка, которые сопровождают бога Одина. На древнеисландском Freki означает «прожорливый», а Geri – «жадный».
  10. Тангаж (фр. tangage — килевая качка) — угловое движение летательного аппарата или судна относительно главной поперечной оси инерции. Угол тангажа — угол между продольной осью летательного аппарата или судна и горизонтальной плоскостью.
  11. Платоновы тела – совокупность всех правильных многогранников трехмерного мира, впервые описанных Платоном. Существуют всего пять объемных платоновых тел: тетраэдр, гексаэдр, октаэдр, икосаэдр, додекаэдр.