827
правок
Изменения
Перейти к навигации
Перейти к поиску
Нет описания правки
{{В процессе
|Сейчас= 1113
|Всего = 27
}}
– Как вы и сказали, – устало пробормотал Дорн. – И вот так заканчивается мир, не в неповиновении, а в безумии.
== ДВЕНАДЦАТЬ ==
'''Атмосферное трение'''
'''Не готовы'''
'''Проценты'''
“Да, безумие”, – подумал Айо Нута. Единственное подходящее слово. Такое никогда не делали, и по веским причинам. Само присутствие орбитальной платформы “Небо” в нижних слоях атмосферы уже было чем-то на грани абсурда, но её ''перемещение'' – на сотни километров через зону активных боевых действий – выходило за рамки всего, о чём его просили помыслить раньше.
Нуте пришлось приложить немало усилий, чтобы заставить часть экипажа следовать приказам, как только они поняли, о чём он их просит. Он мог объявить им выговор за это, но, по правде говоря, он понимал, что они чувствовали. Они были изнурены. Они были напуганы. Они знали, что их шансы выбраться отсюда живыми, всегда небольшие, просто исчезли, и теперь предстояло совершить безумное путешествие через атмосферу, о чём только теоретизировали кораблестроители в надёжно хранившихся в архивах верфи Луны томах.
Но с другой стороны, иммерсионные двигатели всегда допускали такую возможность. Если вы могли опустить плиту в истинную атмосферу, сохранив её неповреждённой, автономной и способной функционировать, почему бы вам не пойти немного дальше и не использовать её в качестве полноценной мобильной платформы? Вы могли посеять опустошение в радиусе километра или около того, завихрив Трон-знает-что и вызвав буйство погоды, но в нынешних обстоятельствах это больше не казалось чем-то, о чём стоило особо беспокоиться. Вся планета превратилась в постоянный электрический шторм из-за обрушенных на поверхность с кораблей объёмов лазерного огня, и все физические законы, когда-то применявшиеся к атмосфере, были полностью вытеснены.
Путешествие всё равно стало настоящим светопреставлением. Колоссальное сопротивление распространилось по передним пластинам, быстро превратившись в огненный шторм, который испытывал пределы брони в атмосфере. Конструкция платформы, более обширная и громоздкая, чем самый мощный космический линкор, сотрясалась, визжала и звенела заклёпками везде и всюду. Стоял невероятный шум, непрерывный гул и гром, которые отражались от машинных отделений и мешали нормально думать. Все линзы в главном контрольном куполе вспыхнули багровым цветом, не сообщая экипажу ничего, что они уже не почувствовали – что это безумие, безумие, безумие.
И, несмотря на всё это, Нута не мог не наслаждаться происходящим – смелостью, невероятной, бесстыдной дерзостью этого поступка. Они ''делали'' это. Они оставляли свой след в битве как раз тогда, когда, казалось, что им суждено закончить в роли опустевшего ангара для атмосферных самолётов. Кто знает, что сейчас происходит в головах врагов, которые прожгли себе путь до самой Последней стены, только для того, чтобы увидеть, как объятый пламенем кусок орбитального мусора с рёвом летит прямо на них, разрезая атмосферу надвое и посылая фрикционные молнии на километры во все стороны.
– Сохраняйте курс и скорость! – крикнул он уже охрипшим голосом. – Перекрыть утечку энергии – верхние пустотные щиты на пределе!
Он ничего не видел на визуальных приборах, которое все теперь стали порталами в стены огня. Многие из дальних ауспиков были забиты помехами, но некоторые по-прежнему давали ненадёжную картину внешнего мира.
Они миновали причальную станцию в южном Дворце, пересекли секторы Европа и Санктус, наконец достигли Последних врат и повернули строго на восток. В течение этого времени он был свидетелем отдельных эпизодов постепенно распадавшихся полей сражений, от интенсивных боев, по-прежнему продолжавшихся внутри Последней стены, до опустевших секторов за пределами старых Внешних барбиканов. Он задумался, повлияло ли продвижение орбитальной платформы на какой-либо из этих конфликтов – были ли вражеские батальоны на мгновение потрясены видом небес, извергавшихся над ними и забивавших авгуры статическими помехами. Он надеялся на это. Каждая мелочь на счету, каждый небольшой поворот судьбы.
Только после того, как они миновали крепость Последних врат, вершины которой всё ещё дико пылали, из Колоссов начали поступать приказы. Нута немного замедлил продвижение, стремясь к идеальной координации с запланированным наземным наступлением. Это было сложным делом – платформа “Небо” обладала поистине колоссальной инерцией, движимая своей огромной массой и манёвровыми двигателями ограниченной мощности, и поэтому скорость следовало рассчитывать с высокой точностью. Около девяноста процентов всей выходной мощности было отдано монументальным репульсорным катушкам, которые удерживали её от падения, оставляя сравнительно мало для чего-либо другого.
В конце концов, синхронность стала настолько близкой, насколько можно было надеяться. Платформа потащилась на восток, осветив вершины коммуникационных флюгеров Колоссов, как раз в тот момент, когда наземная атака набрала полную скорость и начала долгий путь к космическому порту. Оставшиеся эскадрильи истребителей V легиона носились вокруг них, прикрывая на всём пути. Сама платформа имела минимальное вооружение – когда-то на ней размещались орудия “Нова”, все их демонтировали и использовали на стенах Дворца – но оставшееся атмосферное сопровождение тоже хлынуло из ангаров, и активировались сохранившиеся системы тяжёлых болтеров.
Затем начался лазерный огонь космос-поверхность. Нута был готов к нему. Вот зачем они были здесь – стать щитом для незащищённой бронетехники. Орбитальные платформы всегда проектировались так, чтобы противостоять оружию линкоров, и пустотные щиты “Неба” были полностью заряжены и функционировали.
Тем не менее, первые удары были сокрушительными. Ланс за лансом обрушивались с небес, вырываясь из мчавшихся грозовых фронтов и вонзаясь прямо в верхнюю поверхность диска платформы. Пустотные щиты визжали, прогибаясь под ударами и рассеиваясь в интерференционные узоры диаметром в сотни метров. Не было никакой возможности стрелять в ответ, поэтому ничего не оставалось, кроме как терпеть и продолжать двигаться, не допуская отключения генераторов и обнажения физического корпуса.
– Обнаружены новые всплески! – закричал главный связист, терранец по имени Уве Айзен. – Удары через зоны девять и десять!
Нута напрягся, его пальцы забарабанили по подлокотникам командного трона. Кроме изменения пульсации пустотных комплексов, он мало что мог сделать.
– Всем приготовиться, – приказал он. – Держите все носовые датчики открытыми и сканируйте.
Лансы ударили снова, последовательно поражая верхние палубы и посылая волны по щитам. Сработали сигналы тревоги, как всегда, быстро отключённые аварийными бригадами, которые уже достаточно наслушались их. Люмены мигнули, погрузив всех в полную темноту, прежде чем снова вспыхнуть. Палуба содрогнулась, и звук взрыва эхом отразился от репульсорных камер далеко внизу.
Эти огромные лазерные лучи выпускались по наземным координатам, чтобы посеять неразбериху среди плотно сбитых танковых колонн. С кривой усмешкой Нута поймал себя на мысли, что задаётся вопросом, знают ли наводчики на космических кораблях, на что натыкаются их энергетические разряды.
– Сколько ещё мы сможем это выдерживать? – спросил он Ио Слеву, своего начальника оперативного управления.
Узкая голова Слевы высунулась из-за приборной панели управления:
– Такие попадания? Мы сильно пострадали. Ещё несколько часов, если это не прекратится.
– Это не прекратится. Делай, что можешь.
Ещё несколько часов было в самый раз. Танки двигались быстро, их сопровождали ещё более быстрые спидеры V легиона. Они хорошо использовали импровизированное воздушное прикрытие, сокращая потери от огня с большой дистанции. Нута начал думать, что, возможно, вся эта затея была не такой уж безумной. Может быть, у неё даже есть шанс сработать.
– Входящее сообщение от командования легиона! – крикнул Айзен.
Нута принял его.
– ''Вражеские атмосферные самолёты запущены'', – раздался забитый помехами голос Джангсай-хана на частоте связи воздушных эскадрилий. – ''Эскадрильи выдвигаются на перехват, но вам лучше приготовиться''.
– Ясно, милорд-хан, – ответил Нута, прежде чем снова повернуться к посту Айзена. – Дай мне всё, что сможешь, от систем передового наблюдения.
Группа линз вокруг трона взорвалась белым шумом, шипя, как клубок змей, прежде чем некоторые из них очистились и показали прыгавшие, зернистые сигналы от носовых авгуров. Изображения были очень плохими, смесь помех и плохой обработки от компенсаторов ночного видения, и на мгновение или два было неясно, удалось ли зафиксировать что-то необычное. У Нуты возникли смутные впечатления о маячащем на дальнем горизонте космическом порту, едва различимом среди дождя и темноты.
Затем он увидел их – приближавшиеся размытые точки света, целые облака из них, вскоре окружённые вспышками массированного лазерного огня. Цифры сразу же стали пугающими, а безрассудная лётная агрессия только усилила впечатление.
Он глубоко вздохнул и связался со своим коммандером артиллерии.
– Джафда, предупреди расчёты болтеров класса “воздух-воздух” во всех секторах. Свободный огонь по моей команде.
Он не сводил глаз с прицелов, даже когда с орбиты обрушился ещё один сокрушительный удар, едва не сбросивший его с трона. Линзы побелели, люмены снова погасли, что-то ещё взорвалось.
– Должен был знать лучше, – пробормотал он, возвращаясь в исходное положение и вызывая новые данные о повреждениях. – Это по-прежнему чёртово безумие.
Морарг наблюдал, как из ангаров вылетают флайеры – “Огненные рапторы”, “Штормовые орлы”, несколько “Штормовых птиц” и “Громовых ястребов”. Некоторые из них двигались непредсказуемо, как будто пилоты боролись с управлением. Или, может быть, они просто слишком сильно изменились и их набухшие конечности больше не влезали в тесные кабины. В любом случае, XIV легион никогда не специализировался на флайерах. Они имели атмосферные самолёты, как и любая полномасштабная армия, но никогда не любили их, и те, кто управлял машинами, не пользовались особым почётом.
Поэтому он мало на них рассчитывал. Конечно, они нанесут некоторый урон, но V легион был мастером такой войны, и этот нелепый кусок парившего адамантия, который они как-то притащили, должен ещё пострадать, прежде чем окончательно развалится. Лучшее, на что они могли надеяться – это нанести удар по медленно продвигавшимся наземным войскам, уничтожить их как можно больше и перекрыть пути на восток, но он сомневался, что Белые Шрамы позволят им это легко.
Ещё секунду он смотрел на западное небо, по-прежнему не уверенный, стоит ли верить своим чувствам. Орбитальная плита не столько двигалась сквозь атмосферу, сколько разрывала её на части, принося с собой низкочастотный гул, от которого дрожала сама земля. Наблюдение за тем, как космическая платформа диаметром одиннадцать километров с грохотом приближалась, всё время получая постоянные попадания от флота и непрерывного рокота огня с земли, было одним из самых захватывающих зрелищ, которые он видел за свою долгую службу. Датчики показывали, что платформа довольно хорошо подстраивается под скорость бронетехники под ней, но с такого расстояния она выглядела почти неподвижной, что было нарушением как физических законов, так и здравого смысла, оскорблением того, какой должна быть война.
Помедлив ещё мгновение, он устало покачал головой и отправился на поиски Калгаро. Это заняло у него некоторое время, поскольку переходы космического порта оставались незнакомыми, и всё, казалось, находилось в состоянии полного беспорядка. Когда он, наконец, обнаружил его, отчасти благодаря подсказке услужливого демона, свисавшего, как связка гнилых фруктов, со сводов потолка, он был рад увидеть, что магистр осады, по крайней мере, кажется, воспринимает всё всерьёз.
– Что сказал примарх? – спросил Калгаро, не сбавляя шага, когда Морарг присоединился к нему. Вместе они поплелись вниз, к нижним уровням.
– Он был заинтригован, когда я рассказал ему, – ответил Морарг.
– И это всё? Ничего больше?
– Возможно, это как-то связано с его новым взглядом на вещи.
Морарг вспомнил, каким был Мортарион, когда услышал новость. Грустная улыбка, как будто это было что-то, чего почему-то всецело ожидали и чего теперь нельзя было избежать, но о чём всё равно следовало сожалеть. А затем предписание привести всё в готовность и переориентировать легион, сделать то, что нужно было сделать.
– И это истощает его душу. Искусство.
Калгаро хмыкнул. В легионе были некоторые, у кого сохранились смешанные чувства по поводу “искусства”.
– Я рад, что ты здесь главный, Каифа, – сказал он. – Я даже сейчас не могу понять некоторых других. Тех, которые изменились больше всего.
Они вдвоём тяжело спускались по извилистой лестнице, вокруг них мерцал бледно-зелёный колдовской свет.
– У меня есть серьёзные опасения, – сказал Морарг, стараясь сохранять спокойствие. – Всё не так. Половина наших подразделений перевооружается. Лорд Тиф увёл с собой на восток значительные силы, а у нас слишком много частей вне досягаемости на главном фронте. Заставить вещи двигаться... сложно. Мы здесь не так сильны, как должны были бы быть.
Калгаро усмехнулся:
– Ты слишком много беспокоишься.
– Неужели? Этот железный ублюдок нанёс столько урона, что больше не осталось надёжного периметра для защиты. Внешние стены лежат в развалинах, старые генераторы пустотных щитов разнесены на куски. Всё не так, как было, брат, мы никогда не предполагали, что так будет, и теперь нас застали врасплох.
Калгаро остановился и повернулся к нему.
– Значит, они войдут, – сказал он. – Пускай. Добро пожаловать. Ты видел, что происходит внутри? Внизу, в темноте? Это место снова превращается в адский мир, и если для нас это ад, то для них будет ещё хуже.
– Они будут этого ожидать. Мы слишком часто сражались друг с другом, чтобы сейчас чему-то удивляться.
– Верно, слишком часто – мы как старые спарринг-партнёры, снова встречающиеся в бойцовских ямах. – Он фыркнул резким смехом. – Я беспокоился, что мы можем пропустить это. Я беспокоился, что примарху потребуется слишком много времени, чтобы отдать приказ, что больше некого из них будет убивать. Так что для меня это хорошо. Они бежали от нас в Катуллусе. Теперь они возвращаются за добавкой, и я только рад.
Морарг еле сдержался. Они обладали господством в космосе, численностью, импульсом. Они спланировали это со всей тщательностью, с какой всегда планировали наступательные действия. Вот в чём они преуспели – медленный контроль, всё тщательно продуманно и учтено. Теперь ситуация изменилась на противоположную, требуя быстрого реагирования, быстрой смены курса, импровизации. Даже при всех их преимуществах, после всего, чего они уже достигли, это никогда не было их сильной стороной.
– По крайней мере, отправь бронетехнику, которая готова, – сказал он в конце концов. – Что-нибудь, что замедлит их, пока мы перевооружаем остальных. Если они должны попасть внутрь, я хочу, чтобы при этом они были повреждены.
– Уже сделано, – сказал Калгаро, снова шагая. – Они истекут кровью двигаясь сюда, и истекут кровью, чтобы пройти через стены. – И снова этот жёсткий смешок. – А потом, когда они пройдут через всё это, мы по-настоящему приступим к работе. Поверь мне, Кайфа, – мы будем по колено в крови чогориан, прежде чем закончится их безумие.
“''Айка 73''” пронёсся сквозь россыпь щебня, немного покачнулся, а затем рванулся вперёд. Эрнама, командир ведущего танка роты, задала жёсткий темп, едва останавливаясь, чтобы снять показания локатора, и остальному подразделению из шести машин приходилось потрудиться, чтобы не отставать.
– Спокойно, – сказал Каска Дреси, по-прежнему не зная точно, как с ней обращаться. Водитель была яростно сосредоточена – почти слишком яростно – и они находились на грани износа главного двигателя.
Она не ответила, просто наклонилась вперёд на сиденье и продолжила набирать скорость.
Каска снова повернулся к скопам. Его узкий пост на самом верху башни был усеян ими – множеством засаленных линз со стекавшей по ним паутиной тактической информации. Помимо сканеров ночного видения, у него были показания авгуров от остальной части роты и набор тактических данных о местности и окружающей среде. Узкая бронированная щель прямо перед ним давала ему единственный реальный обзор происходившего впереди, хотя часто приходилось использовать и выдвижной перископ.
Несмотря на всё это, он почти ничего не видел. Атмосфера снаружи представляла собой сплошное месиво из пыли и дыма. Внутри “Леман Русс” заполнял обычный рёв двигателя, отдававшийся эхом по всем вызывавшим клаустрофобию постам экипажа, и всё дребезжало, как перевёрнутая консервная банка. У него был строгий приказ не открывать люк даже до того, как заметят врага, и поэтому всё приходилось делать через скопы и ауспики, которые мерцали, дёргались и продолжали исчезать в полях помех именно тогда, когда они были нужны. Всё казалось таким искусственным, таким ненастоящим. Он почти мог представить, что они снова в тренажёре, в коробке, подключённой к неисправным когитаторам и двигателям.
Они ехали слишком быстро. Он уже связался по воксу с Эрнамой, чтобы сообщить ей об этом, но она не ответила. Показания локатора стали ненадёжными, и он едва мог следить за другими танками в колонне. Сообщения от командования легиона просочились некоторое время назад, оповестив всех, что воздушное прикрытие на месте, но помимо того факта, что несколько кусочков открытого неба, которые он видел, были темнее и краснее, чем обычно, он не мог толком сказать, что это означало – это было не так, как если бы он мог остановиться, вылезти и посмотреть, как следует.
– ''Враг замечен, прямо по курсу'', – раздался сигнал от Эрнамы в его наушниках. – ''Всем подразделениям, вступить в бой''.
Вступить в бой с чем? Чёртова Эрнама. Он мельком увидел старые стены и структурные интерьеры, обнажённые до голого камнебетона среди рукотворного моря пыли и каменных обломков. Остатки некогда огромных зданий возвышались по обе стороны, окружая канал менее ста метров шириной. Рота была неудобно сконцентрирована, зажатая городскими утёсами с обеих сторон – было бы лучше рассредоточиться веером, освободить место для использования орудий, не задев своих. В такой темноте и условиях Каска слишком легко мог представить себе снаряд, пробивавший более слабую заднюю броню его танка, выпущенный вслепую восторженным стрелком с нервным пальцем на спусковом крючке.
– Фош, приготовься, – приказал он башенному наводчику, которая сидела рядом с ним на дальней стороне казённой части пушки. – Цели впереди. Яндев, лупи по ним.
Вооружение “Леман Русса” было грубым, но эффективным. Переднее лазерное орудие обладало приличной скорострельностью и могло поражать цель мощными лучами, пока силовые элементы оставались активными. Основная пушка имела гораздо меньшую скорострельность, но при попадании наносила мощный удар. Фош знала, как с ней обращаться – Каска никогда не работал с кем-то, кто был бы более искусен в понимании поступавших от скопов прицельных данных, умело управляя рычагами и поршнями, чтобы получить оптимальный угол наклона длинного ствола.
Каска отрегулировал усиление ауспика, и главный объектив двинулся сквозь чёрно-серую жижу. Теперь он вспотел, как от мучительного тепла решёток двигателя под ним, так и от близкого напряжения предстоявшей перестрелки.
– Держи нас правее, – предупредил он Дреси, которая очень усердно работала, чтобы оставаться в строю на такой высокой скорости. – Мы окажемся перед пушками Фрало, а он не будет сдерживаться.
Затем он увидел, как в восьмистах метрах впереди что-то пробило себе дорогу прямо сквозь остатки старой железной балюстрады и с грохотом выкатилось на землю. “Сикаран” XIV легиона, за которым быстро последовал другой, оба вооружены автоматическими пушками на турели и лазерными орудиями на спонсонах. За ними появились неясные очертания – тяжёлая пехота, в силовой броне, намного выше и шире любых стандартных человеческих солдат.
Эрнама, “Леман Русс” которой был ближе всего, выстрелила мгновенно. Снаряд из главного орудия пролетел мимо, взорвавшись у верхних стен зданий вдали. Лучи её лазерной пушки вспыхнули секундой позже, к ним присоединились лучи следующих двух танков роты, проносясь ослепительными линиями и осветив крыши ослепительно белыми вспышками.
– Резко вправо! – снова приказал Каска, быстро оценивая местность по ауспику. Если они сохранят эту позицию, то не получат ни чистого выстрела, ни гарантии того, что уйдут с пути снарядов с тыла. – Фош, займись вторым.
Воздух вокруг них взорвался перекрёстным адом переплетавшихся огненных лучей. “Сикараны” были очень манёвренными, и их экипажи состояли из пилотов с превосходной реакцией и восприятием – они, казалось, скользили по руинам, как угри, несмотря на свою массу. Они были скользкими и в других отношениях – их пологая броня затрудняла нанесение решающего удара, в отличие от кирпичных квадратных корпусов имперских танков. Автоматические пушки “Сикаранов” были свирепыми тварями, сдвоенные стволы выплёвывали снаряды гораздо быстрее, чем могла ответить ручная перезарядка, их поддерживали бесшумные вспышки лазерных пушек.
Последствия всего этого были разрушительными. “Леман Русс” слева – Каске показалось, что это был танк Алчака – получил критическое попадание под башенный механизм, от удара его разнесло и броневые пластины с грохотом упали на землю. Эрнама успела сделать ещё один выстрел, прежде чем её корпус пробили тяжёлыми снарядами, попавшими в воздухозаборники двигателя, и обездвижили. Единственная оставшаяся машина роты впереди “''Айки 73''” влетела прямо в шторм автоматических пушек, который почти полностью перевернул её. Пристрелявшись, второй “Сикаран” развернулся, чтобы прикончить “Леман Русс”.
– Полная остановка! – закричал Каска. – Зафиксируйте эту цель!
Останавливаться в перестрелке было опасно. Некоторые командиры никогда не делали этого без крайней необходимости, но Каска на собственном горьком опыте убедился, что когитаторы наведения “Леман Русса” быстрее вычисляют цифры, когда всё проще.
Дреси ударила по тормозам. Яндев спокойно навёл лазерную пушку, а Фош умело опустила основное орудие.
– Огонь!
“''Айка 73''” вздрогнул, когда выстрелила боевая пушка. Каска инстинктивно дёрнулся в сторону, когда затвор выбросил гильзу, наполнив башню дымом. Мерк немедленно приступил к работе, рывком открыв люк и перезарядив орудие. Яндев непрерывно стрелял концентрированными очередями, направляя лазерные лучи в “Сикарана”. Враг исчез за стеной чёрного смога, его очертания были полностью скрыты.
– Ещё раз, – приказал Каска, всматриваясь в прицел и рискнув сделать ещё один выстрел, оставаясь неподвижным.
Фош ответила, немного скорректировав второй залп, чтобы попасть точно в болтерную установку на лобовой скошенной броне “Сикарана”.
Это был хороший выстрел, он пришёлся в самое слабое место и отколол кусок брони внутри. Яндев последовал её примеру, посылая лазерный огонь в рану, даже когда Дреси снова заставила “Леман Русс” двигаться. К тому времени два других активных танка роты также вышли на дистанцию поражения, открыли огонь по тому же “Сикарану” и обстреляли его повреждённый корпус. Что-то в этом потоке лучей и снарядов, должно быть, пробило броню противника насквозь, попало в моторный отсек и дальше в топливные баки. Сила взрывов на мгновение оторвала тяжёлый танк от земли, прежде чем он снова рухнул, дымя и выведенный из строя.
Но первый по-прежнему был цел. “Сикаран” прикончил головной танк Эрнамы дождём снарядов автоматической пушки, разорвав гусеницы жертвы на ленты и пробив дыры по всему корпусу. Затем он приблизился к третьей раненой имперской машине и развернул башню, чтобы выпустить ещё больше бронебойных снарядов. Однако, как только он выстрелил снова, оставшиеся подвижными “Леман Руссы” выдвинулись на позиции, быстро поворачивая длинные стволы. Трио выстрелило одновременно, послав в цель три кружившихся свистевших снаряда, за которыми последовал шквал лазерных разрядов, нацеленных на любую брешь.
“Сикаран” исчез за очередным клубившимся облаком чёрного дыма, за которым немедленно последовал приглушенный грохот. Чернильные струи хлынули из каждого отверстия, из каждого открытого ствола, и вспыхнуло ещё больше кровавых вспышек, когда под непрерывным дождём лазерных разрядов загорелись новые системы.
Оба вражеских танка были подбиты, но опасность ещё не миновала. Пехота поддержки, опрометчиво отставшая от передовой бронетехники, теперь неуклюже приближалась к цели, их было больше десятка, их бесстрастные шаги поднимали пыль. У Каски были только мимолётные проблески самих пехотинцев, поскольку его зрение дрожало и прыгало, но он разглядел достаточно, чтобы понять, что со всеми ими было что-то очень неправильно – они тащились почти как инвалиды, хромая и пошатываясь, их доспехи натянулись, искривились и блестели. Вокруг них мерцал бледный свет – глаз, клинков, доспехов – и одного этого было достаточно, чтобы заставить его сердце бешено колотиться, заставить его захотеть отступить, дать полный задний ход и каким-то образом убраться с пути этих невозможных, ужасных тварей.
Массированная пехота всегда представляла опасность. График наступления по пересечённой местности был настолько плотным, что обычные структуры поддержки со смешанным вооружением всегда опаздывали. Инструкции от V легиона состояли в том, чтобы посылать приоритетные сигналы связи всякий раз, когда встречались вражеские отделения, но сейчас не было времени, потому что эти чудовища подбирались всё ближе, и все знали, что сделает воин легиона, когда он приблизится к повреждённому танку.
– Вперёд! – крикнул Каска, каким-то образом подавив ужас. Если бы ему удалось врезаться в парочку из них, затащить их под гусеницы, это могло бы дать им шанс прорваться.
Ему не представился такой шанс. Визжа, словно выпущенные на волю соколы, казавшиеся размытыми бледными полосами из-за своей невероятной скорости, три гравицикла V легиона внезапно пронеслись по каналу и закружили среди брызг грязи. Остаточные дымовые облака разорвали свежие болтерные очереди, вспахивая пыль бороздами и жестоко расправляясь с приближавшимися легионерами. Гвардейцы Смерти пошатнулись под молниеносной атакой, спотыкаясь, падая, сбитые с ног или разрезанные на куски. Ещё больше спидеров развернулись, открыв огонь в атакующем заходе, прежде чем высадить пехоту. Белые Шрамы на полной скорости врезались в грязь, энергетическое оружие вспыхнуло ещё в воздухе.
Должно быть, Эрнама вызвала их в самом начале. Трон, она спасла всех остальных.
“''Айка 73''” прокладывал путь вперёд, Дреси следовала указанному Каской направлению, в тени двух других активных танков. Первые две коробочки роты, включая Эрнаму, были полностью уничтожены. Третья была обездвижена, что означало почти то же самое. Теперь предатели сражались с Белыми Шрамами, и Каска ловил фрагментарные, близкие проблески абсурдно жестокого боя, дикую смесь совершенно необузданной ненависти. Он видел мечника V легиона, разрубленного почти пополам тяжёлым цепным клинком, как раз в тот момент, когда два бойца с глефами повергли на колени одного из искорёженных ужасов. Вы не могли смотреть на это долго, не морщась, не отшатываясь инстинктивно от высот концентрированного насилия.
Яндев связался по воксу со своего места.
– Поддержать огнём? – спросил он, поворачивая ствол лазерной пушки так сильно, как только мог.
Будет ли от этого какая-нибудь польза? Будет ли у него шанс попасть во что-нибудь в этой растянутой, беспорядочной, более быстрой, чем можно было представить, драке?
Однако, прежде чем Каска успел ответить, на коммуникаторе появилось сообщение легиона, переданное с одного из спидеров.
– ''Рота, наступать. Все машины продолжают движение. Рота, наступать''.
Это было именно то, что они говорили на брифингах. Никогда не останавливаетесь. Никогда не увязайте в этом. Продолжайте. Мы разберёмся с противотанковыми отделениями – просто держите двигатели горячими, добирайтесь до порталов.
Каска глубоко вздохнул, его потные руки скользнули по рычагам управления. Эрнамы больше не было. Никкала, её заместитель, находилась в обездвиженном танке. Это поставило его командиром того, что осталось от роты. Прошла пара часов, а они уже потеряли пятьдесят процентов.
– Нет, полный вперёд, – рявкнул он по вокс-сети всей роты. – Всем стрелкам, перезарядить оружие и приготовиться. Водители, двигаться, двигаться.
Они сделали, как им было приказано, обходя рукопашный бой и продвигаясь вперёд, набирая обороты и мчась по пересечённой местности. Пока Каска вёл их, стараясь не обращать внимания на смесь диких боевых криков и звериного воинственного рычания, доносившихся из решёток авгура, он уловил десятки активных сигналов на ауспике – всё больше рот, точно таких же, как его, устремлялись вперёд, прорываясь сквозь оборонительные линии, постепенно приближаясь к цели, все в движении, каковы бы ни были потери в брошенных и тлеющих коробочках.
Никогда не останавливаетесь. Никогда не увязайте в этом. Эрнама, храни её Трон, была совершенно права, настаивая на этом.
– Полный вперёд! – приказал он, поразмыслив и с удивлением обнаружив, что всё ещё жив, и решив оставить всё как есть – любое ощущение искусственности было отброшено навсегда. – Чтоб всё, продолжайте в том же духе! Это работает! Это реально работает!
== ТРИНАДЦАТЬ ==
'''Имажист'''
'''В пределах видимости'''
'''Властительница Хаоса'''
Теперь ничто не было реальным или чем-то близким к этому. Всё это место превратилось в сон, размышлял Гарвель Локен. Как выцветший образ чего-то физического, отголосок чего-то твёрдого. До тех пор, пока держалась Последняя стена, вы могли представить себе грубую структуру битвы – орды у ворот, защитники внутри. Теперь этот великий барьер больше не действовал, и наводнение хлынуло через проломы, затопив город внутри. Районы превратились в пустоши. Некоторые островки продолжали сражаться. Другие были полностью забыты, оставлены изолированными, пока жилые башни горели в других местах. Вы можете переместиться с одного места – освещённого битвой, рёвом шума и движения – и в одно мгновение оказаться в параллельном мире жуткой тишины, лежавших рядами мёртвых, сухого ветра, стонавшего над открытыми глазами.
Он не знал, какую форму приняли боевые действия, если таковая вообще была. Связь стала хуже, чем бесполезной, ауспики перестали быть надёжными. Всё зависело от зрения и инстинкта, затуманенных бесконечными волнами раскалённой в бою пыли, которая стекала по узким щелям между массивами зданий. Конечно, он знал, что не должен был выходить один, без связи с основным командованием. Сигиллит будет зол, если у него остались на это силы. Возможно, и Дорн тоже. Ещё один клинок был желанным гостем в центре, в окрестностях Санктума и его Палатинского пригорода, в этом узком круге твёрдой земли, который уменьшался даже тогда, когда он покинул его.
Но ему нужно было уйти. Как только он обнаружил, что они планируют использовать её, ему нужно было уйти. И он почти догнал её – почти сумел вернуть её в последний момент, остановить всё это. Он убил многих – как тех, кто считал себя её защитниками, так и тех, кто явно желал ей зла. Однако вся эта бойня потребовала времени, и поэтому в конце концов она сбежала от него, исчезнув в разрушенном городе на пороге уничтожения.
Теперь он в одиночку охотился в царстве теней, взымая плату с тех, кто пришёл разграбить его. В этом вопросе не было никакого реального выбора, только побуждения чувства, которое в другую эпоху можно было бы назвать совестью. Он должен найти её – это было так просто. Какое-то безумие сочло нужным выпустить её на свободу, как будто она была игрушкой для изучения интеллектуалов. Однако для него она никогда не могла быть такой. Она была одной из последних нитей, что по-прежнему связывали его с прошлым, которое он не хотел терять. Она быстро умрёт, если её обнаружат, а этого нельзя допустить.
Он снова убивал, предпочитая старый психосиловой клинок Рубио, но переключаясь на более длинный меч Аксиманда, когда это было необходимо. Оба позаимствованных оружия, в стали которых сохранились частички их старых хозяев, теперь принадлежали ему, как бы долго ему не осталось ими владеть. Он облачился в доспехи Лунных Волков, возможно, единственный воин на всех полях боя, который по-прежнему носил их. Однажды он увидел себя в грязном куске разбитого оконного стекла и поразился тому, как выглядел в отражении. Вездесущая плёнка чёрной пыли не совсем стёрла бледное мерцание под ней, заставляя его выглядеть больше призраком, чем любой из ужасов, которых он убил, – неуместным, вне времени, чем-то, что нужно забыть и содрогнуться.
Теперь он направлялся на север, следуя наполовину запаху, наполовину предчувствию. Она быстро скрылась, растворившись, словно струйка дыма. Эти проклятые дураки выпустили её слишком близко к фронту. Или, может быть, они не ожидали, что Меркурианская стена падёт так быстро. В любом случае, это было безрассудно.
Вы по-прежнему могли найти информацию в этих местах, если сохраните терпение. Некоторые из врагов заговорят, прежде чем вы их убьёте. Некоторые из защитников, там, где они ещё оставались, кое-что видели. Шаг за шагом он выстраивал картину происходившего чего-то странного. Гражданские, которые давно должны были быть мертвы, продолжали собираться вместе, прятались в затопленных подвалах, цеплялись за жизнь.
Начали распространяться слухи. Он снова и снова сталкивался с двумя из них. В первом говорилось о мече, чёрном мече, благословлённом божественной волей Императора, выискивавшем повелителей вражеских армий и убивавшим их одного за другим. Месть, шептали они, Его месть, обрушенная на неверующих. По их словам, если бы они могли сами найти этот меч, то непременно присоединились бы к нему и стали частью армии истинно верующих.
А потом был другой слух – леди костей, собирательница погибших. Они сказали ему, что она бессмертна, превзошла смерть. Враг не мог прикоснуться к ней, и против её властных слов падшие были бессильны. Рассказчики собирали черепа – их было нетрудно найти – и тщательно очищали их, размещая в нишах и на верхних частях стен. Некоторые даже покинули свои укрытия, чтобы последовать за ней в темноту. Другие, оставшиеся позади, помнили, как она говорила с ними, и благоговейно ухаживали за её храмами с мерцавшими свечами и пустыми глазницами.
Он пошёл за слухами о ней. Он двигался зигзагообразным маршрутом на северо-восток, пробираясь через призрачное царство затхлого разрушения. В этих местах всё ревело, слышался глухой звук падавших разрушенных зданий, огромных машин, медленно передвигавшихся по развалинам. Всякий раз, когда он мельком видел небо в узких полосках высоко вверху, он замечал слабевшую ауру пустотных щитов и знал, что теперь она не сможет долго оставаться целостной. Он избегал крупных скоплений врагов, но убивал любого из них, кто позволял себе свободно бродить, самые неосторожные явно считали, что война уже почти выиграна.
В конце концов, он оказался внутри выскобленных остатков старого жилого квартала, который, похоже, уничтожили уже давно, потому что камнебетон остыл. Мало что уцелело кроме фундамента и несимметричного лабиринта стен первого этажа, стоявших вертикально среди ровных слоёв каменной пыли. По лабиринту пронеслись клубы чернильного дыма – продукт по-прежнему бушевавшего прометиевого пожара. Здесь сильно пахло смертью, тела были сложены почти так же высоко, как уцелевшие стены – мужчины, женщины, дети, сервиторы, все переплелись в импровизированную архитектуру из окоченевшей плоти.
Локен осторожно прошёл сквозь него, держа психосиловой клинок наготове. Чем дальше он заходил, тем дальше его тянуло вглубь, в ущелья с серебристыми вершинами и на узкие извилистые тропинки. Слабый свет подсвеченных облаков исчез, сменившись почти полной темнотой. Он начал что-то чувствовать, упрямо проступавшее сквозь вонь мертвечины. Присутствие, возможно, какого-то окружающего душевного тепла.
Он добрался до двери – старого металлического люка, скрытого у подножия прочной внутренней стены, едва видимого даже для его глаз, ржавого и заклёпанного. Он остановился, прислушался на мгновение, затем запустил сканирование. Ничего. Он разрезал замок клинком, проведя остриём по проржавевшему металлу. Затем он вошёл, шагнув в совершенно тёмное мрачное окружение.
Ночное видение шлема показало помещение, которое, казалось, тянулось под землёй очень далеко. Опорные колонны были квадратными и функциональными, а пол терялся под слоем доходившей до щиколотки чёрной пыли. Это пространство, похоже, когда-то было зоной обслуживания верхних уровней, возможно, населённой только сервиторами. Теперь, однако, в нишах виднелись следы недавнего проживания – пустые упаковки из-под пайков, ящики с боеприпасами, скатанные в кучу постельные принадлежности. Органы чувств брони не уловили никакого движения, сканеры – никаких тепловых сигнатур.
Он продолжил идти. Маршрут вёл его вниз, всегда вниз. Вскоре он уже шагал по центру узкого прохода, прорубленного между прочными каменными стенами с обеих сторон. В конце длинного туннеля был постамент, покрытый каменными обломками.
Только, подойдя ближе, он понял, что обломки вовсе не были каким-либо мусором – это была груда черепов, все они были очищены и отполированы, сложены один на другой, все смотрели вперёд. На лицевой панели пьедестала был изображён ещё один череп, установленный в полукруглой нише. Под нишей были вырезаны слова – грубо, словно боевым ножом: “''Imperator Protegit''”. А под этими словами было изображение, выведенное чернилами, показывавшее великодушного мужчину на золотом троне.
Она не была великим художником, но у неё всегда был талант к яркому наброску, эффектной композиции, и он сразу узнал её стиль. Это было то, что она делала, так или иначе – создавала образы, символы, вещи, которые оставались в сознании.
Локен поднял череп. Тот казался лёгким в его руке, полый кусочек сухой кости.
– О, Эуфратия, – выдохнул он про себя. – Ты бы так сильно смеялась, если бы я сказал тебе там на “''Духе''”. Ты бы ответила мне, что я всё выдумал.
Он огляделся вокруг. Кто-то постарался придать этому месту подобающий вид. Помимо черепов на камне виднелась резьба, полоски пламени старых свечей. Это была театральная постановка, притворная игра серьёзности, готическая фантазия, которая могла бы внушить благоговейный трепет только фанатику или простаку.
И всё же. Он оглянулся назад, туда, откуда пришёл, и увидел, сколько ещё черепов собралось на стенах туннеля, и все они мрачно смотрели на него. Это был труд многих рук, в течение многих часов, как раз в то время, когда мир вокруг них разваливался на куски. Очевидно, она убедила владельцев этих рук. И многие другие могут оказаться такими же, если продолжат оставаться достаточно напуганными.
– Зачем же я спустился сюда? – спросил он себя, возвращаясь тем же путём, которым пришёл. – Чтобы спасти тебя от них? Он снова начал карабкаться, выбираясь из неподвижного воздуха и мрачных рядов костяных ликов. Теперь он почувствовал новую потребность, которая была острее, чем то побуждение, что привело его сюда. – Или чтобы спасти их – и нас – от тебя?
Эреб на самом деле не знал, что почувствует, когда увидит её. Может быть, благоговение? Возможно, боязнь – в той мере, в какой он ещё был способен на это? В конце концов, это оказалось ни тем, ни другим – скорее некое интеллектуальное любопытство, как если бы он открыл совершенно новую разновидность скорпионов.
– Кто ты? – спросила она, её удивление сменилось негодованием.
Имя. Такая простая вещь, но ведь за эти годы у него их было так много. Совсем недавно, на комете, он был апостолом Безмолвия. Он по-прежнему носил те же чёрно-красные доспехи с цепями, по-прежнему держал железный скипетр, хотя и снял бронзовый шлем без глаз и отказался от услуг голосового раба. Всё это было хитростью, чтобы не позволить ведьмакам Магнуса разгадать его личность, теперь это больше не требовалось.
– Я – Рука Судьбы, – сказал он, не покраснев от стыда. Он знал, что люди смеялись над титулом, который он себе взял, но ему было всё равно. Никто другой – ''никто'' – не сделал столько, сколько он, чтобы привести всё это в движение, так что он его заслужил. Он уничтожил величайшую империю, которую когда-либо знала галактика. Только он, годами упорно работавший, как прожорливое насекомое, грызущее фундамент прогнившего здания. Он страдал ради этого. Его заставили страдать. Даже армии, которые он помогал создавать, больше не хотели иметь с ним ничего общего.
Но это было прекрасно. Пророк в своей стране и всё такое. Искупление наступит достаточно скоро, как только раскрытые им истины будут явлены даже самым упрямым душам, и поэтому будет правильно, если он будет рядом, чтобы направлять события в самом конце, так же, как делал в начале.
– Рука Судьбы, – повторила женщина, ничуть не удивившись. – Ну что ж.
Она приподнялась на постели, коротко махнув рукой на свечу, которая снова зажглась. Снаружи поднялся ветер, и тенты хлопали на привязи.
– А как вы себя называете, миледи? – спросил он.
– Ты не знаешь? Ты вломился сюда, все эти трудности, и ты не знаешь?
– Я никогда не мог угадать имя. Неясно. В любом случае, я подозреваю, что у вас их больше одного. Как вы хотите, чтобы вас знали?
– Я хочу, чтобы ты ушёл. Тебя не приглашали.
Эреб печально улыбнулся:
– Меня больше никто никуда не приглашает. Но здесь существуют законы гостеприимства, не так ли?
– Законы применимы к тем, кто их соблюдает.
Эреб оглядел помещение. Это было странное место – скромная обстановка, но наполненное приятными вещами. От некоторых безделушек исходил варп-смрад глубокой древности, их грубые очертания искажались отпечатками множества душ.
Здесь была сила. Глубокая, изъеденная временем сила, тщательно спрятанная, но всё же заметная для того, у кого намётанный глаз. Проникнуть внутрь было нелегко, даже после нескольких месяцев подготовки.
– Я имел в виду то, что сказал, – сказал он ей. – Я хочу поговорить.
– Они на так долго оставили меня одну, – пробормотала женщина. – А теперь спешка. – Она бросила на него усталый взгляд. – Мне больше нечего сказать никому из вас. Я давным-давно сыграла свою роль в этой жалкой игре, а теперь хочу просто выйти из неё.
– Да, – сказал он, поворачиваясь к ней лицом и положив руки в перчатках на край кровати. – Я так и думал, и поэтому усердно работал, чтобы найти вас, пока всё это не будет уничтожено. Я должен, по крайней мере, засвидетельствовать своё уважение – вы понимаете?
Тогда она выглядела по-настоящему сбитой с толку:
– Своё... уважение.
– Ничего бы не получилось. Всё, что мы делали, всё, ради чего мы работали, всё началось с вас. Хоры Пантеона до сих пор поют об этом. Вас ''почитают'', миледи, те, кто знает правду. Я должен был найти время, чтобы прийти сюда, хотя путь оказался длинным, и мне пришлось следовать за бандой слепых бедолаг через несколько сложных участков, на случай, если я навсегда заблужусь в лабиринтах. Но теперь они сами по себе, а я оказался там, где всегда хотел быть – с архитектором. Матерью всего этого.
– Послушай, я не знаю, какие предзнаменования ты изучал, но с ними явно что-то не так.
– Нет, я никогда не ошибаюсь. Вы – архитектор. Рассеиватель. Орудие самих богов.
При этих словах она, наконец, начала терять самообладание:
– Богов! Опять. Что ты вообще можешь знать о богах? Посмотри на себя! Ты одеваешься как какой-то тронувшийся умом мальчишка-дьяволёнок, которого выгнали из деревни за отравление колодца. Что-то ввело тебя в заблуждение, и мне всё равно, что это такое. Мне важно только, чтобы ты ушёл сейчас, пока я по-настоящему не разозлилась.
Эреб понял, что наслаждается этим. Она оказалась такой впечатляющей, как он и надеялся. Конечно, она упорно трудилась, чтобы скрыть это, но теперь он чувствовал, как её сила бурлит под поверхностью. Это не было похоже ни на что, с чем он сталкивался раньше – не явная, яркая сила, а тонкая, как аромат.
– Может быть, вы даже сами не знаете, – упорствовал он. – Может быть, вы верили, что действовали в одиночку, по причинам, которые казались вам чистыми. Они наслаждаются этим, когда это происходит. Но всё равно это были они. Вы покалечили врага ещё до того, как Он как следует начал. Ха! Когда магистр войны убьёт Его в своё время, ваше имя будет на устах верующих.
Она встала. Она снова сделала жест, и комната полностью осветилась. Она была высокой – почти такой же высокой, как он – и двигалась властно, как танцовщица.
– В тебе есть что-то от дешёвого искусства, дьяволёнок, – сказала она низким и опасным голосом. – В удачный день ты можешь напугать ребёнка, но меня ты не пугаешь и не впечатляешь. Уходи немедленно и никогда не возвращайся.
Он упорствовал:
– Вы участвовали в этом с самого начала. У вас есть сила разбросать примархов через время и пространство. Сознательно или нет, это не имеет большого значения. Неужели вы действительно думали, что это можно просто проигнорировать сейчас, всего за несколько дней до рождения нашего нового порядка? Мне нужно выяснить, зачем вы сделали это. То, чего вы надеялись достичь.
Он говорил быстро, осознавая опасность. Она перестала приближаться к нему, возможно, заинтригованная, а может просто потрясённая, и он воспользовался этим.
– Невыясненные вопросы, – продолжал он. – Я разыскиваю их, допрашиваю. Придерживаетесь ли вы своих действий? Намерены ли вы довести их до конца? Это может открыть новые двери. Это может сделать вас силой, с которой мы могли бы сотрудничать.
Теперь ошибки быть не могло – она была в ужасе – но это был тот самый момент.
– Потому что я создал Гора, понимаете, возвысил его, сделал его Властелином Хаоса, – сказал он, делая предложение, точно так же, как он сделал его на Давине. – Подумайте об этом. Я мог бы сделать то же самое для вас.
Аркета на мгновение вырвался из укрытия на краю кратера и выпустил очередь из болтера. В тот же самый момент двадцать девять его воинов сделали то же самое, все вышли из укрытий и открыли огонь.
В двухстах метрах впереди остатки стены, защищавшей оборонительную позицию Кровавых Ангелов, взорвались от масс-реактивной атаки, превратившись в кружившиеся осколки кирпича и камнебетона. Связка гранат пролетела сквозь ночь, чтобы завершить работу, взорвавшись при ударе и разорвав на куски то, что осталось. В ответ последовал беспорядочный огонь, теперь уже спорадический, но старый жилой блок, в котором укрывались Кровавые Ангелы, перестал быть надёжной защитой. Он отдал команду, и ещё больше солдат просочилось через руины с обеих сторон, волоча тяжёлое оружие. Когда осаждённые Кровавые Ангелы отступили, эти орудия пустили в ход, образовав глубокие впадины между несколькими устоявшими секциями и разбросав осколки по пустым оконным рамам.
Так продолжалось уже несколько часов. Враг по-прежнему неуклонно отступал, по-прежнему ошеломлённый огромным числом атакующих, но местность замедляла любое продвижение. Всё было разрушено, всё обваливалось и падало, поднимая густые облака ядовитого пепла и пыли. Транзитные артерии были заблокированы. После каждого артиллерийского удара требовалось время, чтобы расчистить тлеющие остатки. На каждом шагу, в этих джунглях разрушения, вы могли столкнуться с засадой, контрударом или атакой смертника. И Имперские Кулаки, и Кровавые Ангелы были смертельно хороши в такого рода сражениях, и они знали каждый дюйм территории, которую уступали. Они знали, где оставить осколочные заряды, противопехотные мины, заминированные люки-ловушки, которые отправят наступавшее отделение вниз, в полузатопленные своды.
Тем не менее, в эту игру могли играть и Сыны Гора. Аркета пробился сквозь тысячи городских пейзажей как во время Крестового похода, так и во время Восстания, и успех всегда следовал одной и той же схеме: продолжайте нажимать, продолжайте давить, держите пехоту и бронетехнику вместе, следите за флангами и не будьте беспечны. Стремительная война была по-своему волнующей, но и в этом тяжёлом истощении, в этом медленном удушении были свои положительные моменты.
Он нырнул обратно в укрытие, когда над головой засвистели ответные болт-снаряды. В двадцати метрах от него второе и третье отделения перезаряжали оружие и готовились к наступлению. Мерцавший тактический экран сообщил ему, что четвёртое, шестое и седьмое успешно продвигаются сквозь нагромождения металлолома к северу, а вспомогательные роты “Спартанцев” под командованием его лейтенанта неминуемо пробьются на юг, восстанавливая порыв, необходимый для зачистки этого блока.
– ''Капитан'', – пришёл приоритетный сигнал по защищённой частоте связи шлема.
Это был Беруддин, капитан пятой роты. Аркета подал сигнал отделению продолжать движение, затем скользнул вниз, под прикрытие грязного края кратера.
– Капитан, – ответил он. – Как дела?
– ''Медленно. Кроваво. Приятно''.
Аркета улыбнулся. Беруддин в душебыл воином.
– Значит, ты будешь с нами?
Две их роты должны были встретиться в тридцати километрах дальше, как раз в поле зрения уже обстрелянного поля Крылатой Победы, местом сбора для общего наступления на Палатин.
– ''Никак нет. Нет, если ты сейчас не отступишь''.
Ему не понравилось, как это прозвучало:
– Мои приказы...
– ''Сигизмунд, брат. Сигизмунд. Его заметили, секция Меркурия. Они потеряли там целый батальон с поддержкой Налётчиков, и из-за этого командование легиона исходит желчью. В этой шайке неудачников ещё есть какая-то жизнь''.
Сигизмунд. Одно из немногих имён, о которых можно говорить с неподдельным уважением в любом легионе, в любой фракции. Ходили слухи, что его сила ушла, что он пал духом под удушающим контролем своего примарха. Никто не хотел, чтобы это было правдой. Все хотели убить зверя на пике его силы, просто чтобы показать себе, на что способны. Такие вещи имели значение. Это были вещи, которые позволяли командиру продвигаться по служебной лестнице, контролировать лояльность линейных войск, изменять баланс сил в легионе.
– Я нахожусь в пределах видимости места сбора, – сказал Аркета, хотя и без особой убеждённости. Его разум уже лихорадочно работал. Баракса, который упорно продвигался вперёд, мог оказаться в Палатине раньше него. – Мне по-прежнему нужно добраться до...
– ''Послушай. Эзекиль уже внутри Последней стены. Говорят, он прокладывает себе путь быстрее, чем любой из когда-либо живших. Он хочет убить. И у него это может получиться. Но мы ближе, брат мой. Мы гораздо ближе, и мы заслуживаем этого больше, тебе не кажется?''
Почему это не исходило от примарха? Проклятье, ''где'' он? Почему они ссорились из-за призов, как бандиты, когда должны маршировать вместе в тени его подбитого мехом плаща?
И всё же в словах Беруддина был смысл. Они были ближе. И они истекали кровью в этой битве, в то время как первый капитан зализывал раны после Сатурнианского разгрома.
– ''Это важно. Чтобы не он это сделал. Понимаешь? Они уже называют его магистром легиона. Некоторые открыто – это богохульство. Так что это не должен быть он – кто-то должен взять это на себя''.
Всё это было правдой. И это была лучшая причина, чтобы изменить направление сейчас. Аркета произвёл кое-какие расчёты, едва слыша грохот выстрелов вокруг себя. Когда он закончил, его взгляд остановился на ножнах любимого клинка, того самого, который шептал ему в моменты тишины. Прошло много времени с тех пор, как он вынимал его из ножен. Он ждал достойного случая, почти отчаявшись, что тот наступит.
– У тебя есть координаты? – спросил он
Ответом стал смех.
– ''Они мне не нужны! Он – единственное сопротивление между этим местом и Палатином. Все идут туда – чтобы присоединиться к нему или уничтожить его. Пойдём, брат. Мы должны быть там''.
Аркета поднял голову. Тактические данные показывали, что “Спартанцы” почти вышли на позиции. Кровавые Ангелы теперь окончательно отступали, оставляя тела убитых. Но даже в этом случае на захват фронта уйдут часы, а может быть, и дни. Это будет тяжёлая, неблагодарная работа, и в тени Великого Потенциального Убийства.
И когда вы смотрите на это так, на самом деле выбора просто нет.
– Моя искренняя благодарность, брат, – сказал он, положив болтер и готовясь отдать команду. – Я отдам приказ, как только мы здесь закончим. Мы будем охотиться на него вместе.
– ''Во имя чести магистра войны!''
Аркета улыбнулся.
– Да, верно, – сухо сказал он. – Во имя чести Гора.
[[Категория:Ересь Гора: Осада Терры / Horus Heresy: Siege of Terra]]
[[Категория:Ересь Гора / Horus Heresy]]
