3870
правок
Изменения
Перейти к навигации
Перейти к поиску
м
Нет описания правки
|Следующая книга =
|Год издания =2014
}}''Фрегат "Сэр Армадьюк", шесть дней после Пролива Избавления, 782 .М41 (27 год Крестовых походов в Миры Саббат)''
– Это по поводу женщин, – сказала Элодия.
– А что с ними не так? – спросила Тона. – Ты так ничего и не рассказала. Выкладывай уже хоть что– что-нибудь, если хочешь, чтобы я помогла.
– Всякие мелочи, – ответила Элодия. – Я знаю многих из них. Это жены, подруги и просто женщины рабочие.
– Нет, я не хочу чтобы ты это сделала, – произнесла она. – Я просто….
– Я понимаю. Ты волнуешься. Может попробуешь что– что-нибудь выяснить? Поговори с кем– кем-нибудь из старших. С кем– кем-нибудь из лидеров, если ты их знаешь. И приходи через пару дней.
– Ты уверена? Я не хочу тратить твое время впустую.
В этом узком пространстве едва хватило бы места для двоих, чтобы просто передвигаться, не говоря уже о борьбе. Ему нужно было держать все под контролем. Нары отделялись друг от друга листами пластали. Вместо люков были занавески, а укромное местечко было только в отсеках в конце рядов напротив опорных балок.
– Пойми, – прошипел он, чтобы его не услышал кто– кто-нибудь из солдат, тут и там шныряющих возле жилых отсеков. – Если ты кому– кому-нибудь скажешь мое имя, я тебя убью. А ты знаешь, я на это способен.
Женщина наконец обмякла. Харджеон не смог удержать весь вес ее тела. Он отпустил ее, и Элавия неуклюже повалилась на землю. Он услышал, как хрустнул ее локоть, а затем еще один похожий звук, когда она ударилась головой в области брови. Рука была сломана. А на голове останется серьезный синяк.
– Все что я знаю – это то, что я смазывала ожоги, обрабатывала ссадины и утирала слезы. Я знаю, что женщины страдают больше обычного. И знаю, что их рты на замке.
– Должны же они об этом говорить. Кто– то обязан был сказать хоть что– что-нибудь.
– Они говорят это все от неуклюжести. Что они спотыкаются и падают. Они говорят, что не заметили дверь под носом. Но это ничего не значит. Это значит лишь то, что я слишком много говорю.
Когда она перестала кричать, когда он наконец отпустил ее, он едва ли осознал, что только что натворил. Единственное, что он знал – он сделал это, чтобы обезопасить себя, от комиссариата, от угроз Мерина, от этой женщины, которая могла его выдать.
– Ты – моя, – сказал он. – Ты мне обязана. И все будет еще хуже, если ты кому– кому-нибудь взболтнешь мое имя.
Она пыталась говорить, но ее нос и рот были полны крови, каждый вздох отзывался чудовищной болью. Она поднесла руку к плечу. Оно тоже болело.
– Прости, – сказала Элодия. – Я забыла, что вы ужинаете на пятой склянке.
– Приглашаем присоединиться. Кто– Кто-нибудь все равно пристанет, а таких в округе полно. Боюсь, что нормальной еды сегодня не будет, но орудовать у плиты я умею.
– Я не хочу говорить при ребенке, – попыталась возразить Элодия.
Саландра нуждалась в этом пособии. Ее дети нуждались. Ее дети, которых все считали сиротами от других женщин. Сироты гвардии. Не имело значения как, когда и почему это произошло – это были ее дети и ее семья жила так уже дюжину лет. Процент от пособия уходил в карман Харджеону, но это для нее тоже не имело значения. Она была неприхотливой. Научилась справляться.
Почему он решил, что она кому– кому-нибудь расскажет? Почему избил ее? Она презирала его, но ничего не могла поделать.
Она схватила ведро и снова придвинула к себе. Сколько раз ее уже стошнило? Почему шею было не согнуть? Ей надо сходить… Увидеться… С этой пожилой женщиной, как ее там зовут?
– Тебе что– что-нибудь нужно, Тона? – спросила ее Ана Курт, пока та шла размашистыми шагами по лазарету.
– Пять минут твоего свободного времени, если есть такая возможность, – спросила Тона.
Стремми волновалась о своей маме – она была больна. Пыталась встать, но продолжала падать и говорила всякие смешные вещи, в которых не было никакого смысла. Все началось после того, как в последний раз приходил рядовой Харджеон. Стремми и ее брата близнеца Флори отправили погулять, а когда они вернулись, их мама лежала и у нее болела голова. Тем вечером они ничего не ели.
Прошло уже два дня, а ее маме стало хуже. Стремми попыталась спросить маму, что ей нужно сделать. Когда мама ей не ответила, то девочка перестала волноваться. Вместо этого она испугалась. Стремми решила, что ей придется сделать что– что-нибудь самой.
– Выяснила, кто виновен? – спросила Криид.
– Нет, ничего не известно. Женщина, которая сопроводила ее, сказала, что у нее не было ни мужа ни любовника. Поэтому я проверила записи о ней и там не оказалось никаких записей о том, что она была связана с каким– каким-нибудь мужчиной. Она попала к нам с женщиной солдатом в улье Вервун. Матерью ее детей. Она погибла при Хагии.'
– Значит это не случай семейного насилия, – заметила Элодия.
