Вера предателя / Traitor’s Faith (рассказ)

Вера предателя / Traitor’s Faith (рассказ)
Автор	Ноа Ван Нгуен / Noah Van Nguyen
Переводчик	Luminor
Издательство	Black Library
Серия книг	Ересь Гора / Horus Heresy
Входит в сборник	Расплата Хтонии / Cthonia's Reckoning
Год издания	2022
Подписаться на обновления	Telegram-канал
Обсудить	Telegram-чат
Экспортировать	EPUB, FB2, MOBI
Поддержать проект

Хтония. Грязные слоги вонзаются в язык Коварного, словно нож меж рёбер, словно пуля в голову, словно отбойный молоток в сердце. Истощённая поверхность родного мира такая же тёплая и знакомая, как пламя соляного костра. До чего же приятно вернуться, пусть даже и на войну. Приятно смаковать жирное пламя в разрушенных шпилях и вновь ощущать аромат дыма литейных в бездушном, пепельном небе.

Его передовой отряд, Язычники, здесь по особой причине. От них требуется обезглавить силы лоялистов, что держат улей в своей мёртвой хватке. Пощады просить они не станут, да и не получат.

Таковы были приказы.

Коварный проверяет тикающий хронометр на своём наручном дисплее, после чего засовывает боевой клинок за цепной ремень. Следом втягивает в лёгкие прощальный глоток смога — и, наконец, застёгивает шлем.

Дисплей мерцает. Щёлкает ссылка на канал отделения.

— Проверка связи, — говорит Коварный.

Собираются остальные, его сержанты: Уродливый Тилоджур, Рутимант, Вереддон Длинношеий, Любастус. Все, как один — Язычники, Сыны Гора и последние братья Коварного по воинской ложе. Официально магистр войны распустил ложи, но в прежние времена само существование Тайного Ордена держалось в секрете. Повторить это снова ничего не стоит. Сколько всего осталось братьев, Коварному неведомо.

— Вождь, — рычит Любастус, — ждём приказаний.

Коварный хмыкает, его искалеченные губы продолжают ныть. Гримаса на челюсти никогда не исчезнет, такова цена игр с огнём варпа.

— Приказы капитана Ашурхаддона ясны, — отвечает он. — Имперские силы засели на средних уровнях, изводя нас бесконечными уколами, мешая нашему продвижению. Войска на поверхности не смогут консолидироваться, пока эта угроза не будет устранена.

— Астартес? — спрашивает Тилоджур.

Коварный кивает.

— Имперские Кулаки. Ветераны из 212-й роты. Свежая кровь из 465-й и 532-й. Смертные на подхвате. Ауксилия, ополчение. Ничего особенного. Ведёт же их всех капитан Гарриус, Имперский Кулак, 465-я рота. Он командует сопротивлением из-за Врат Луперкаля.

— Врат Предателя, — поправляет его Вереддон.

На лице Рутиманта появляется ухмылка.

— Да уж, в этом есть смысл, а?

— Точно, — говорит Коварный. «Откровенно тупорылый смысл». Ему никогда не нравился взгляд лоялистов на эту войну. Легионеру кажется, что единственные предатели — те Астартес, что ставят никчёмные грёзы Императора об Империуме выше своего братства с другими легионами.

— Параметры миссии? — спрашивает Рутимант.

— Мы Сыны Гора, — отвечает Коварный. — Вскроем им глотки.

Любастус скалит зубы.

— Пленных не брать.

Остальные довольно хрюкают. Насилие пылает в их нутре, словно кипящее масло. Каждый из них создан ради этого.

— Теперь самое сложное — Гарриус, — продолжает Коварный. — Ашурхаддон хочет, чтобы он жил.

Легионеры хмурятся.

— Жил? — переспрашивает Вереддон.

— Жил, — отвечает Коварный, — сердца бьются, лёгкие дышат. Жил — значит, оставался в живых.

Подобное никому не нравится, но все молчат. Они последуют за Коварным в саму Преисподнюю и обратно. Ну, по правде говоря, они уже в ней.

Коварного радует, что возражений не последовало.

— Пара минут. Однажды...

— Почему? — вопрошает Уль-Баас.

Голос Несущего Слово сладкозвучен, словно предсмертный хрип или шелковистая, шелестящая трупная плоть. Он тёмный апостол Тайного Благодеяния, прикреплённый к Язычникам в качестве миссионера. Его желтоватое лицо отмечено благословенным прикосновением варпа. Черты лица дряблы, словно жизнь в нём поддерживает только засевшая глубоко внутри бравада его веры. Каждый раз, когда Коварный видит Уль-Бааса, выцарапанные на предательском багряном керамите последнего нечестивые литании заставляют хтонийца вспоминать о прокисшем вине. О его вкусе, да и виде тоже. Сердца наполняются едким огнём.

Впрочем, они ладят. Несущему Слово нравится жизнерадостная вера Коварного в Четвёрку, а Сын Гора наслаждается кровавой театральностью Уль-Бааса.

— Что «почему»?

— Почему живым? — интересуется Уль-Баас. — Гарриуса живым не возьмёшь.

Ответный взгляд Коварного преисполнен злобы.

— Тогда мы обязательно попросим его — очень вежливо.

Остальные гогочут. Но отвлеклись они ненадолго, ибо Коварный знает — каждый из них согласен с Уль-Баасом. Никто не желает сдерживаться, когда речь заходит о верных Трону Астартес — но в случае Гарриуса им всё же придётся.

Уль-Баас склоняет голову набок.

— Гарриус. Вы знали его?

У Коварного загорелось второе сердце. Ещё бы. Он хорошо его знал.

— Вовсе нет, — соврал он.

Пальцы Уль-Бааса сжимаются на покрытой хрящами рукояти его проклятого крозиуса.

— А я знал. И я знаю Ашурхаддона, вождь. Он упоминал, что суть операции — обезглавливание, но что-то тут не сходится. Никто не жаждет захвата пленников больше, чем я — боги требуют подношения, но поимка Гарриуса — это опаснейший риск. Кулаков следует вырезать, и вы не пожалеете, поступив именно таким образом.

— Замечания приняты, Несущий Слово, — отзывается Коварный, после чего обращается к остальным. — Ещё вопросы будут?

Вопросов нет. Удовлетворённый Коварный отдаёт приказ выдвигаться, в то время как сержанты передают суть боевой задачи своим отделениям.

Прежде, чем они уходят, Коварный хлопает дулом болтера по мерзкой на вид багряной броне Уль-Бааса.

— Больше никаких приказов, Несущий Слово. Они на тебе словно мишень рисуют.

Уль-Баас опускает дуло.

— Мой долг — служить, вождь. Считайте моё предложение не более чем советом.

Коварный кивает, и Уль-Баас присоединяется к остальным. Вскоре отряд начинает движение. Вокс-канал активизируется, Язычники выкрикивают краткие отчёты о статусе на хтонийском, их голоса отдаются скрежетом по всей частоте отделения.

Несущий Слово может стать причиной неприятностей. Лучше, если он начнёт сотрудничать, размышляет Коварный. А ещё лучше — если будет держать своё щебеталище на замке.

Потому как Ашурхаддон вовсе не приказывал Коварному пощадить Гарриуса. То была инициатива Коварного. Неважно, во что превратилась эта война, Гарриус — его брат. Он навеки останется им, а Коварный не оставляет братьев умирать.

Брат. Кривая ухмылка Коварного вызывает ностальгию.

Именно Гарриус научил его значению этого слова.

— Легионер!

Крепость из рассветно-жёлтых доспехов устремилась вперёд. Имперский Кулак — в звании лейтенанта, судя по геральдике. Отдельные легионеры прикрывают тылы живой стены, вокруг них — трупы и чужаки.

— Сир. — Коварный оторвал голову ещё одному недочеловеку, пристегнув её с привычной лёгкостью.

Кулак установил свой штурмовой щит, продолжая вести огонь.

— Терра, ты с ума сошёл?

— Да, сир, — отозвался Коварный. Тогда он не был лжецом, ещё нет.

Ударом щита Гарриус отбросил вражеский дрон.

— Дикарь.

Коварный расхохотался. Шестнадцатый легион забрал его у банды малолетних хтонийских головорезов, которые рыскали по высохшим туннелям родного мира в поисках черепов. Ясное дело, что он был дикарём.

Легионер устремился вперёд, сбив лактрикальского недочеловека-раба, собиравшегося ударить лейтенанта зубчатым энергетическим оружием со спины.

Коварный оторвал голову мертвеца, нацарапав отметку убийства на своём наруче.

— Ты обязан этому дикарю жизнью, сир.

Гарриус усмехнулся, а затем весь сотрясся от хохота.

— Думаю, я бы мог к тебе привыкнуть, брат.

В тот день они сражались под молочным сиянием лун Лактрикаля вместе.

На следующий вечер они сделали это снова.

Врата Предателя — это покрытые кратерами и изрытые болтами охотничьи угодья. Непрекращающийся заградительный огонь обрушивается на поверхность, зенитные снаряды пронзают пылающие небеса. Битва бушует в атмосфере, в производственных секторах, в разрушенных жилых хабах, когда-то кишевших человеческой жизнью.

Коварному нравится эта война. Это завет, подобный полям смерти Исствана III, где он в катарсической простоте узнал, кто был ему братом, а кто нет. Хтония же — персональное испытание для него, демонстрирующее, кто он есть и кем ему суждено быть. Хтония — это погребальный звон, один из многих, нескончаемо звенящих в пустоте.

Лоялисты пытаются удержать Врата Предателя — и, быть может, им это удастся. Сыны Гора рыскают среди шпилей — а как же могло быть иначе. Капитан Ашурхаддон мог присоединиться к магистру войны на Терре, но вместо этого привёл сюда свои силы, стремясь доказать собственную точку зрения. Ровно то же самое, думает Коварный, желают продемонстрировать и лоялисты своим сопротивлением.

Гарриус выбрал себе сторону, как и любой другой легионер. Коварный это знает. Он ничего ему не должен.

И всё же братья не бросают друг друга. Они не отрекаются друг от друга. Не по этой ли причине Коварный последовал за своим легионом в ересь? Не с этого ли всё началось?

И всё же, несмотря на его воинственную жажду крови, вождя преследуют сомнения. За все эти долгие годы славы и резни после Исствана он убил больше Астартес, чем ему хочется помнить. Братья никогда не должны убивать братьев.

Если Коварный сумеет склонить Гарриуса на свою сторону, его сомнения разгладятся, подобно несовершенствам на металлическом изделии при шлифовке. Все его непростые решения за прошедшие годы наконец-то обретут смысл. Он знал, что сделал правильный выбор. И он это докажет.

Гарриус увидит правду. Имперский Кулак всегда был рассудителен, и тот факт, что он обязан Коварному жизнью, ничем не помешает. Он сделает выбор, который сделал Коварный — ему просто нужен шанс.

Бралкар — ветвящееся соединение в кровоточащем сердце улья. Узел соединяет воедино умолкнувшие транзитные сети Врат Предателя. Отсюда Гарриус на протяжении нескольких месяцев координировал свою тщетную войну. Отсюда вылазки лоялистов разделили ту кувалду, которую представляли собой силы Ашурхаддона, предотвратив консолидацию и отсрочив то, что должно было стать быстрым, беззвучным триумфом.

Бралкар идеально подходил для этого. Доступный, безопасный, защищённый. Это место настолько хорошо соответствовало роли оперативной базы, что Язычники точно знали, где её найти.

Продвигаясь в зону видимости, Коварный издаёт протяжный низкий свист. Укрепления перекрёстка впечатляют. Туннели и пути, ведущие к многоуровневой станции, со всех сторон защищены всевозможным оружием. Боевые и вспомогательные заграждения из колючей проволоки прошивают проходы, направляя неприятеля в зоны поражения. Лазвинтовки «Калибракс» Солярной Ауксилии, подобно иглам кактуса, щетинятся из-за залитых скалобетоном преград и баррикад из мешков с песком. Сверкающие жерла более тяжёлых орудий выглядывают из дотов, словно завистливые чёрные глаза.

Замок посреди крепости внутри цитадели. Вот что построил Гарриус. Если бы он был здесь, чтобы защищать своё творение, лоялисты могли бы удерживать перекрёсток в течение нескольких дней, пока постоянный натиск, наконец, не сломил бы обороняющихся.

Так где же он есть?

Сыны Гора начинают атаку. Жужжащий ураган болтерного огня и вой цепного оружия, подобный волчьему. Они сокрушают внешнюю оборону, но ни один Кулак не показывается. Они втаптывают смертных защитников в каменную кладку, но ни один из вражеских болтеров не стреляет в ответ. Уль-Баас разрывает ауксилариев на части, вскрывая их пустотную броню образца «Соляр» и выпуская внутренности наружу чёрными зубцами своей булавы.

Всё ещё ни единого следа Кулаков.

Язычники восстанавливают разбитую оборону Бралкара, втыкая болты в коробчатые магазины и нанизывая свежие зубья на покрытые запёкшейся кровью цепные клинки. Коварный снимает свой шлем, выдыхая пары перекрёстка.

— Где они?

— Здесь, если верить показаниям авгуров. — Рутимант демонстрирует Коварному мерцающий экран своего ауспика.

Коварный оглядывается по сторонам.

— Но «здесь» их явно нет.

— Ков, — Тилоджур вытащил вперёд устройство, вокс-передатчик был сорван с крепления, — я тут заметил, что командир терции испортила связь.

Коварный вздрагивает. Нет, это вовсе не то, что бы сделал желавший защитить это место — в особенности если защитники нуждаются в подкреплении.

Вечная улыбка хтонийца запульсировала.

— Приведи-ка её сюда.

Тилоджур вздрагивает. Затем Коварный замечает свисающий с пояса сержанта череп, всё ещё сочащийся влагой.

— Ты же сказал — никакой пощады. — Тилоджур опускает взгляд. — Вы капитан Гарриус, мэм?

Язычники посмеиваются.

Коварный указывает на следующий уровень развязки.

— Вон там располагается бункер с топливным складом. Очистить его. Если там осталось хоть что-то, кроме чада, отметьте, чтобы рабы вынесли запасы топлива. Остальным — следить за соседними туннелями. Гарриус может вернуться в любой момент. Выполнять.

Бойцы ушли.

Оставшись наедине с Коварным, Уль-Баас обратился к хтонийцу.

— Вас что-то тревожит, вождь.

Коварный безо всякой определённости развёл руками.

— Всё это.

Сломленная оборона перекрёстка, раскатанная безжалостным катком Солярная Ауксилия, взорванное транспортное оборудование, поспешно превращённое в баррикады. Пути ведут в транзитную сеть на трёх уровнях, со всех сторон зияют пасти туннелей.

— Оглянись вокруг, — процедил Коварный. — Это крепость. Но Гарриус не стал её защищать. Вместо этого он обманывает наши авгуры ложными показаниями силовой брони. Почему?

— Вы уверены, что это приманка?

— Приманка, да, просто не пойму — на кой. Если Гарриус хотел устроить нам засаду, у него был шанс сделать это аккурат во время штурма. Теперь мы держим перекрёсток, мы разделали его псов. Тут что-то не то. Гарриус не оставляет союзников на смерть. Это бесчестно.

— Откуда вы знаете?

Коварный оскалился.

— Он Кулак. Все Кулаки такие.

— Эта война изменила нас всех, — говорит Уль-Баас. — Быть может, Гарриус больше не сражается в точности по заветам Дорна.

— Может, и так. Но утрата опорных пунктов не принесёт ему никаких блестяшек. Тилоджур, что у тебя?

Щёлкнул канал отделения.

— Топливный склад, нашли неочищенный прометий. Ничего, что могло бы нам пригодиться. Покидаем зону мобильной загрузки. Мы готовы.

Коварный поворачивается к Уль-Баасу.

— Непохоже, чтобы Гарриус хотел удержать Бралкар. Думаю, он хотел, чтобы мы его взяли.

— Ков, — прерывает его Рутимант по воксу.

— Слушаю.

— Авгуры сообщают о другом размытом сигнале. Главный туннель, второй уровень, быстро приближается. Что-то здоровое.

— Астартес? — спрашивает Коварный.

— Возможно. Если так, то они близко, и их много. С твоего благословения, мы займёмся нашими гостями.

— Быть по сему.

Пока Сыны Гора проходят сквозь туннель, направляя оружие во мрак, Коварный хранит молчание. Происходящее раздражает его. Слишком уж всё просто.

Затем сверху, со стороны топливного бункера, раздаются звуки болтерной стрельбы, сопровождаемые приглушённым треском взорвавшейся гранаты.

— Тилоджур, — говорит Коварный, — ответь мне.

Вместо ответа — визги статики.

— Кулаки в зоне загрузки. Нет, клянусь зубами Гора, это всего лишь один из них, он здесь, чтобы умереть!

Отделение Любастуса, Наполнители Урн, уже выдвигаются на помощь.

— Я тоже пойду, — подаёт голос Уль-Баас.

Коварный останавливает его.

— Одинокий легионер, отсиживающийся в топливном бункере — это не защита. Это жертва. Они заманивают нас в...

Теперь до него дошло.

— Язычники, — рявкнул Коварный на хтонийском. — На выход, братья. Вспомогательная шахта, первый уровень, северо-северо-запад. Пошли.

— Ков, туннель... — начал Рутимант.

Коварный не даёт ему закончить.

— Не обращай внимания. Это ловушка. Гарриус охотится за нами.

Язычники подчиняются без лишних вопросов. Весь перекрёсток содрогается от громовой поступи идущих легионеров. Вместе с отступающими бойцами Тилоджура Любастус и его Наполнители Урн направляются к вспомогательной шахте.

Болтерный огонь всё ещё гремит рядом с топливным бункером, когда по всему главному переходу проносится эхо металлического лязга. Колёса стучат по рельсам во тьме.

Грузовой трамвай, столь же широкий и длинный, как и «Грозовая птица», влетает в Бралкар из туннеля. Тяжеловесная платформа провисает под весом боеприпасов. Она отбрасывает стрелу крана в сторону, устремляясь к самому сердцу перекрёстка, прямиком к куполообразному топливному складу.

Язычников почти не осталось. Рутимант, Вереддон, Любастус...

— Тилоджур, — зовёт Коварный и устремляется к топливному бункеру.

Уль-Баас хватает его за силовой ранец и отбрасывает в сторону, за ферробетонный край вспомогательной шахты.

— Вождь, тебя убьют!

Он прав. Рыча от досады, Коварный бросает последний взгляд на Тилоджура. Раненый сержант выползает из камеры по замкнутому переходу. Потрёпанный легионер в ярко-жёлтом хромает позади него, прищурив глаза, он поднимает оружие и целится в затылок Тилоджура.

— За Терру! — ревёт Имперский Кулак.

Коварный не может оторвать взгляда.

— За Импе...

Грузовой трамвай врезается в бункер и взрывается. Пары прометия из пустого бункера воспламеняются, превращая армированный пластальной экран в смертоносную шрапнель.

Взрыв подобен урагану. Бункер разваливается с первых же уровней как раз в тот момент, когда Коварный отступает в укрытие. Измельчённые кирпичи и металлические осколки устремляются в туннель, со звоном барабаня по его доспеху.

Вот так ушёл Тилоджур.

Язычники перевооружаются в тесном туннеле, чьи стены выложены кирпичной кладкой. Суровые наставления Уль-Бааса несутся сквозь раскалённую тьму.

Коварный мрачен и хранит молчание. Отсутствие Тилоджура тяготит его, словно висящий на душе тяжкий груз. Сержант мёртв. Ничто не сможет изменить этого, как и тот факт, что вина за произошедшее лежит на Коварном.

Впрочем, такова суть войны. Отлично. Коварный не питает иллюзий в отношении значения произошедшего. Тем не менее, вождь не может не задаваться вопросом, что всё могло бы пойти иначе, не возьмись он за эту миссию по обращению Гарриуса. Он проявил бы больше терпения, больше осторожности. Не заставлял бы Язычников ждать, пока Гарриус активирует свою ловушку.

Коварный отбрасывает эти мысли, втягивая в себя ещё один глоток грязного воздуха через свою болезненную улыбку.

— Рутимант, всё готово?

— Почти, — отзывается Рутимант, перенастраивая свой ауспик-сканер. Спасённый командный вокс Солярной Ауксилии лежит между ними, квадратный и уродливый, шнуры и силовые компоненты тянутся за ним, словно упавшие вымпелы.

Затем ауспик издаёт звуковой сигнал.

— Ну вот и готово, — говорит Рутимант.

Коварный подносит трубку к своей изувеченной физиономии.

— Гарриус! Твоя работа поистине впечатляет. Легионер, которого ты принёс в жертву, как там его звали?

Передатчик щёлкает, но затем воцаряется тишина. Надежда, жидкая и тёплая, медленно растёт в пустом нутре Коварного. Она кипит, испаряясь, подобно пару, пока опустевший сосуд не станет обжигающим и сухим.

По-прежнему ничего, кроме тишины. Коварный опускает трубку, его улыбка выглядит нездоровой.

Внезапно канал связи захрипел.

— Солон. Его звали Солон. Откуда ты знаешь меня?

Взор Коварного останавливается на Уль-Баасе, который всё ещё бродит вместе с толпой Язычников за пределами слышимости.

— Со времён призрачных лесов Лактрикаля, — отвечает Коварный. — Убивая ксеносов и их рабов, я вырывал головы из трупов недолюдей. Я — тот самый дикарь, что спас тебе жизнь.

Рутимант вздрагивает и прищуривается.

— Коварный, — рычит Гарриус, его голос отливает металлом.

Сын Гора облизывает покрытые шрамами губы. Стало быть, Гарриус помнит его.

— Ты мне кое-что сказал перед тем, как мы расстались. Припоминаешь?

— Я помню о тебе всё, предатель.

Коварный усмехнулся.

— Вот и мы, братец. Как ты и предсказывал, снова сражаемся вместе.

— Коварный, — говорит Гарриус, — прежде, чем эта битва закончится, я порежу тебя на лоскуты. Убить тебя — вовсе не то, что принесёт мне удовольствие, это всего лишь необходимость. Дорога заканчивается здесь, предатель.

Канал щёлкает, и эфир забивают помехи.

Улыбка Коварного вновь начинает болеть. Гарриус знает, что он придёт.

Чудесно. Это личное. И так было всегда.

— Я отследил их позицию, — обращается к командиру Рутимант, — они идут.

Началась потасовка. При всех своих сверхчеловеческих достоинствах собравшиеся легионеры вели себя не лучше детей.

Поводом для спора стал вопрос о том, чей примарх лучше.

— Коварный, — позвал его Гарриус, — участвуешь?

Сын Гора стиснул зубы.

— Оскорбление Луперкаля — это оскорбление для всех нас!

Земля тряслась от рёва Лунных Волков. Имперские Кулаки хмурились — оппонентам не удалось впечатлить их, оскорбить или вывести из себя.

— Умерьте пыл, — вмешался Гарриус, — мы убивали одних и тех же врагов на одних полях сражений. Мы братья, как и наши генетические отцы. Так что давайте уладим вопросы, как это подобает братьям.

Коварный сжал кулаки.

— Неплохо сказано.

Гарриус напустил на себя серьёзный вид и поднял свою кружку.

— У Императора, Возлюбленного Всеми, есть любимый сын! За Луперкаля, повелителя Шестнадцатого!

Собравшиеся Кулаки подняли свои кубки, завывая на луны Лактрикаля.

Это был... тост. Тост и игривое глумление.

Коварный перестал дуться.

— Вы чтите Луперкаля?

Смех Гарриуса был подобен землетрясению.

— Примархи — братья, как и все мы! Чтить одного из нас — значить, уважать нас всех!

Центральная ось Врат Предателя представляет собой беспорядочное нагромождение извилистых судоходных маршрутов. Транзитные пути парят друг над другом, пересекаясь и устремляясь ввысь вдоль скалистых опор улья. Их арки чудесным образом переходят в нижнюю надстройку улья, являя собой зримое свидетельство людских дерзновений.

Основные транзитные хорды соединяют контрфорсы. Макромаршруты заполнены более мелкими транспортными каналами. Все они заброшены, открыты на милость горящего неба. Гражданские жертвы конфликта — пустые автомобили, а также перевёрнутые грузовые контейнеры — загромождают дороги.

Коварный всматривается вдаль, выискивая на мосту лоялистов. Сокрытый туманом пейзаж вызывает ассоциации с гнездом из горных лиан, соединяющих пару утёсов.

Вереддон указывает своей обременённой планшетами рукой в сторону.

— Вон там. Восток-северо-восток. Легионеры продвигаются к следующему контрфорсу. Отделение, это как минимум.

— Заметно, — отвечает Коварный, — всего лишь часть от их сил.

— Тот самый отряд, за которым мы и пришли, — хрипло говорит Любастус. — Сюда ведёт авгурный след Рути.

— Тогда Гарриус будет с ними. — Коварный проверяет свой боезапас. — Приготовиться к ликвидации.

Остальные обмениваются нерешительными взглядами, явно не испытывая восторга от приказа.

— Ваши братья страшатся озвучить правду, вождь, — начинает Уль-Баас. — Сей мост — место довольно узкое. Ещё больше лоялистов будут охранять проход издалека. Если мы начнём погоню, они перебьют нас всех, словно жертвенных агнцев.

Коварный вскидывает голову.

— Ближе к делу.

Выражение лица Несущего Слово смягчается.

— Запросите воздушную поддержку. Обрушьте на их головы всё, что есть, а затем ещё немного. Если хорды уцелеют, мы убедимся в гибели Кулаков и заберём ваши трофеи.

— А если нет?

Уль-Баас пожимает плечами.

— Скатертью дорожка.

— Гарриус...

— Умрёт. А миссия по обезглавливанию окажется успешной, провал тщеславной просьбы Ашурхаддона в таком случае — невеликая цена, — челюсти Уль-Бааса твердеют, — живой Гарриус бесполезен. Вам это прекрасно известно.

Коварный глядит на остальных. Ашурхаддон хотел, чтобы он расправился с сопротивлением на среднем уровне, но этот фактор никогда не касался задания. Речь идёт о братстве, о попытке доказать что-то самому себе, ибо больше некому.

— Живым, — отмечает Коварный, — это не обсуждается.

Вождь Сынов Гора отдаёт приказ начать движение. Уль-Баас возвращается в строй, молчаливый и меланхоличный.

Имперские Кулаки уже пересекли зияющую пропасть между опорами улья. Теперь они занимаются чем-то на дальней стороне.

Язычники ступают дальше. Их продвижение будет простым. Любастус проведёт отделение Наполнителей Урн по нижнему уровню транзитной хорды. Затем бойцы под командованием Коварного вместе с Уль-Баасом пройдут по поверхности. Они встретятся на дальней стороне, оставив прочих легионеров в качестве резерва и огневой поддержки, покуда их помощь не потребуется.

Затем они захватят Гарриуса и убьют остальных. Кулак узрит причину, и выбора у него не останется.

Как и ожидалось, орудия лоялистских часовых с рёвом оживают на дальней стороне. Ни Любастус, ни Коварный не замедляют шага. Их силовая броня выдерживает самые сильные попадания стрелкового оружия и стробирующих лазерных лучей. Вскоре огневая поддержка Язычников заходится ответным лаем, отвлекая лоялистов.

На дальней стороне держатся люди Гарриуса. Этого достаточно, чтобы заставить Коварного насторожиться — он нутром чует очередную ловушку. Имперские Кулаки могли бежать — такая возможность у них была. Но после обмена любезностями по командному воксу Коварный почему-то в этом сомневается. Это личное.

Так чего же ждёт Гарриус? И почему улей содрогается?

— Что это? — кричит Коварный.

— Взрывы, — отвечает Вереддон, — взрывпакеты на ближнем стыковочном узле моста. Мигом срезали опорную стойку.

— Слушайте, — прерывает Любастус, — я вижу их на дальнем стыковочном узле. Люди Гарриуса — узнаю геральдику капитана. Закладывают новые взрывпакеты.

Гарриус. Улыбка Коварного пульсирует от боли. Он хочет взорвать транзитную хорду. Неважно, очередная ли это западня, или же Кулак просто-напросто хочет оторваться от преследования Коварного. Если мост рухнет, Язычникам конец.

Ещё один взрыв заглушает фоновый треск приближающегося пламени. Хребет. Изменение уклона незначительное, но внезапное и пугающее. Парящий каркас хорды стонет под сапогами Коварного.

— Любастус, — рычит Коварный, — займись ими. Задержать их.

— Принято, вождь.

— Вереддон, Рутимант, не обращайте внимания на часовых. Сосредоточить огонь на Кулаках. Обеспечьте Любастусу прикрытие.

— Так точно, Ков.

Вожак Язычников делает краткий запрос о поддержке с воздуха. Прежде, чем он успевает отдать новые приказы своему отряду, обстоятельства сами диктуют их ему. Приближаются Имперские Кулаки. Не бойцы Гарриуса, нет — другие, целая стена, ярко-лимонная и отделанная грязным железом. Увесистые болтеры с ненавистью выглядывают из-за штурмовых щитов.

Приближается Уль-Баас, активируя свой жужжащий крозиус. Он декламирует мрачную молитву, кудахча при каждом слоге, рисуя в воздухе зловещие пассы. Какая театральность, проносится в мыслях Коварного.

Его отделение атакует, волчья стая вгрызается в стену щитов. Болтерный огонь с близкой дистанции жужжит над головой смертоносными шершнями, врезаясь в керамит, лязгая о пласталь. Безумная тарабарщина забивает частоту отделения. Бой размывается. Кажется, что всё происходит одновременно. Коварный увяз в бою; Любастус запрашивает поддержку; Язычники из резерва маневрируют на хорде. Если Любастус умрёт прежде, чем сумеет помешать Гарриусу взорвать дальний стыковочный узел, им всем конец.

Уль-Баас произносит злобную молитву, скользя между заставляющими ныть уши варп-языками и своим болезненно-медовым колхидским диалектом. Его проклятый крозиус вспыхивает зловещим светом, потрескивая и плюясь кровью сыновей Дорна.

Болтер Коварного изрыгает огонь. Вождь вонзает остриё своего клинка в сочленение жёлтой боевой брони. Авточувства брони помогают его сверхчеловеческому восприятию, Он погружается в море ошеломляющих раздражителей, планируя необходимые реакции на мелькающие перед взором моменты. Стимул, реакция. Стимул, реакция.

Надстройка транзитной хорды стонет вновь, прогибаясь ещё на градус вниз. Буквально на один короткий момент предельной ясности Коварный думает не о сражении, а о падении вниз. Кувыркаясь в воздухе, он полетит через всю поверхность Хтонии, сквозь изрешечённую туннелями кору, где когда-то рыскал в поисках черепов.

А затем небеса загораются.

Звено «Огненных хищников», окрашенных в цвета XVI легиона, снижается и устремляется в бой. Они совершают свой первый заход мимо дальнего погрузочного узла, обстреливая тот участок, где умолк Любастус. Установленные в носовой части штурмовые орудия оживают в свирепом унисоне. Следом за ними подают голос и тяжёлые счетверённые болтеры, их выстрелы подобны поступи драконов.

После второго захода сторожевые позиции лоялистов ломаются. К третьему Рутимант и Вереддон устанавливают огневое превосходство. Язычники из резерва присоединяются к отряду Коварного. Противостоящие им Имперские Кулаки вскоре встретят свою смерть.

После четвёртого артиллерийского залпа сопротивление врага сломлено.

— Вождь, — хрипит Уль-Баас. Он истощён. Сражение с Легионес Астартес — дело непростое. — Любастус.

Любастус. Он запрашивал поддержки.

Коварный разворачивается, ведя остатки своего отряда по оставшемуся отрезку хорды.

Погрузочный узел на дальней стороне представляет собой опустевшее, разрушенное промышленное хранилище. Во время обстрелов действующие склады снаряжения рванули по цепной реакции прежде, чем их удалось бы эвакуировать. Весь хаб буквально устилают мёртвые тела. Целые кучи израненных легионеров, облачённых в броню жёлтого цвета или доспехи оттенков морской волны, питают землю растущими вокруг них лужами богатой кислородом крови.

— Найдите Гарриуса, — приказывает Коварный. Предвкушение лишает его самообладания. Он зашёл слишком далеко и слишком многим пожертвовал, чтобы позволить Гарриусу уйти. Всё не может закончиться вот так.

Когда его воины расходятся веером, к нему приближается Уль-Баас.

— Коварный. Гляди.

Глаза вождя округляются. Любастус разбросан по всему полю мертвецов, но даже по частям его удаётся узнать.

Коварный снимает шлем и выдыхает, прогоняя сконденсированный воздух силовой брони и глотая закопчённую атмосферу своего мёртвого мира. Видя Любастуса таким, он чувствует все прошедшие годы. В прежние времена они вместе были послушниками легиона.

Уль-Баас осматривает убитых, в его взгляде — угрюмый туман.

— Это дело рук Гарриуса, Коварный. Он сотворил подобное со своими братьями. И с нашими.

Коварный молча вгоняет новый магазин в своё оружие. В скором времени возвращаются с докладом его легионеры. Гарриуса здесь нет. Ушёл.

Коварный становится на колени рядом с погибшим братом, проводя пальцами по его влажной плоти. Он пробует кровь, удивляясь её медному привкусу. Омофагия вождя обрабатывает генетический материал Любастуса, превращая его в странные видения из последних мыслей его брата. Коварный не может понять, что он видит, но видения всё равно утешают.

Этот поход за Гарриусом зашёл слишком далеко. И дальше будет только хуже.

Во Вратах Предателя само понятие ночи бессмысленно. Тлеющие строения испускают слабый свет; израненный улей мерцает, подобно мусорным кострам. Корабли пронзают горящие небеса. Транспортные грузовики со свежими боеприпасами, топливом и новыми рабами.

Коварный знает, что их танец практически завершён — известно об этом и Гарриусу. Оба воинства затаились, не желая двигаться первыми и открываться тем самым вражеским авгурам. Это такая же охота, как и любая другая. Терпение побеждает плоть.

— Вождь, — обращается к Коварному Уль-Баас, — нам надо поговорить.

Улыбка Коварного кривится. Пламя войны в улье напоминает ему о более простых деньках, когда он пускался в пляс вокруг горящей ямы вместе со своей бандой, размахивая добытыми головами.

— Говори, — разрешает он.

— Гарриус. Он был вашим другом во время Великого крестового похода, не так ли?

Все фибры души Коварного напрягаются. Он улавливает полосы отравы в атмосфере, горячее бульканье своей перегруженной брони, неравномерный пульс войны за улей.

— Он был моим братом. И всё ещё остаётся им.

Уль-Баас чрезвычайно мягок — призрак самого себя на поле боя. Коварный может думать лишь о том, что его крозиус хранит безмолвие.

— Ты преследуешь благородную цель, — говорит Уль-Баас, — желаешь обратить ещё одного легионера. Хочешь способствовать распространению Изначальной Истины. Это праведный поступок. Сильный.

— Говори прямо. Ты осуждаешь меня.

— Нет, Коварный. Мне известна твоя история. Я могу поставить себя на твоё место. Десятилетиями я мечтал освободить легионы от лжи Императора. Я тайно трудился, чтобы донести до вас истину. И сделал это по той же самой причине, по которой ты пытаешься спасти Гарриуса. Во имя любви. Во что бы ты ни верил, вождь, мы тоже братья. Ты пребываешь в поисках чего-то важного, как когда-то и я. Но Гарриус сделал предельно ясный выбор. Он наш враг, Коварный. Когда же ты поймёшь это?

Тёмный апостол прав. Имперский Кулак убивает легионеров Коварного. Если Язычники — братья вождю, как может он называть своим братом Гарриуса?

Коварный хотел что-то доказать, обратив его. Доказать свою правоту и верность узам братства, а не Императору. Теперь его же собственное лицемерие бросили ему в лицо.

— Ты не знаешь Гарриуса так, как знаю его я, — говорит Коварный, — он обратится. Он один из нас. Брат. Ему нужно только показать истину.

Уль-Баас продолжает смотреть на собеседника.

— Я знал Гарриуса куда лучше, чем ты думаешь. Сыны Гора были вовсе не единственным легионом, служившим вместе с Кулаками. Гарриус — это камень, и в то же время огонь. Думаю, тебе об этом известно. Но ещё мне кажется, что ты ослепил самого себя, и я не могу понять, почему. Я знал, что Гарриус не примет нашу сторону с тех самых пор, как ты отдал свой приказ. Даже если бы он это сделал — даже если бы тебе удалось воплотить свой план в жизнь — у тебя есть куда более близкие братья, чем этот жестоковыйный Кулак. Подумай о Язычниках. Подумай о жизнях, которых нам стоило это высокомерие, подумай об уцелевших. Вот братство, за которое ты должен сражаться, вождь — а не за какое-то тщеславное стремление вернуться в своё потерянное прошлое.

Коварный молчит, чувствуя, как тает его естество. Словно ртуть, просачивающаяся сквозь щели его брони, стекающая по склонам Врат Предателя. Он чувствует себя обнажённым. Ему кажется, что Уль-Баас смотрит сквозь всё, чем он является, и видит уродливое мясо внутри. Коварный убил так много Астартес. Ему не хочется поступать так же с Гарриусом.

Голос Несущего Слово смягчается.

— Гораздо больше легионеров присоединились к магистру войны во имя братства, чем ради награды за веру. Никто не пытается закрывать на это глаза. Ты не одинок. Уважай узы, что скрепляют тебя с нами, ибо они защитят тебя. Твои поиски путей спасения Гарриуса будут стоить тебе всего. Он забыл тебя. Должен забыть его и ты.

Коварный поднимается, его доспехи скрипят под собственным весом.

Уль-Баас нажимает руну активации на своём крозиусе, оружие пробуждается к жизни с глухим гулом.

— Осторожнее, вождь. Я не стану предупреждать тебя дважды.

Коварный взводит свой болтер.

— Нет. Ты прав. Брат он мне или нет, но Гарриус уже не тот легионер, каким я его считал. Без тебя я бы не увидел этого, Уль-Баас. Прими мою благодарность. Настало время исправить ошибку.

Уль-Баас не расслабляется и продолжает держать крозиус включённым.

— Мой долг — служить.

Коварный вздыхает, глядя на поднятый крозиус Уль-Бааса. Несущий Слово не дурак. Какая жалость.

Одним-единственным движением вождь обнажает боевой клинок, метя режущим ударом в шею тёмного апостола.

Уль-Баас быстр. Он блокирует выпад, вонзает собственный крозиус в грудь Коварного, но кулак хтонийца устремляется прямиком в его лицо.

Оба удара достигают своих целей одновременно. Броня Коварного звенит, подобно удару колокола. Уль-Баас отшатывается, потеряв ориентацию.

— Я спас ему жизнь! Он спас мою! — Кислотная слюна летит со стиснутых зубов Коварного. Он наносит ещё один удар, и ещё. — Ты не понимаешь! Вам не дано! Несущие Слово, змеи! Вы настроили нас друг против друга! Вы — гниль в нашем братстве! Язва в наших душах!

Подобным кувалде удару Коварный разбивает лицо Уль-Бааса. Могучие, словно тиски, руки хтонийца сжимают мясистую челюсть Несущего Слово, отрывая её от черепа.

Из открывшейся верхней челюсти тёмного апостола, с его разорванных сухожилий и обнажённых костей сочится слюна и кровь. Жужжащая булава со звоном падает на палубу. Уль-Баас издаёт влажные хрипы, пытаясь что-то сказать, тянется к своему теперь уже бесполезному рту, затем к пистолету.

Коварный хватает его и толкает к пропасти, словно таран. Уль-Баас вылетает в расщелину каньона Врат Предателя, беззвучно исчезая за краем. Восемь секунд спустя доносится хруст от его приземления.

Коварный смотрит вниз, созерцая изломанный образ трупа Несущего Слово. Чувство головокружения подкатывает к самому горлу, от живота к глазам, и оно не имеет ничего общего с высотой, с которой он смотрит вниз.

— Не брат ты мне, — бормочет Коварный сквозь зубы, уходя на поиски захваченного вокс-передатчика лоялистов.

— Лейтенант Гарриус.

— Коварный! Какой приятный сюрприз, брат. Не ожидал увидеть тебя вновь.

Сын Гора протянул ему зеркальную монету: традиционный хтонийский символ чести банды, на сей раз выбитый из толстого панциря лактрикальского дрона-ежа, обладал совершенным сиянием.

Гарриус заколебался.

— Что это?

— Монета смерти. Мой подарок тебе. Напоминание о том, где бы ты был, если б я не вмешался.

Гарриус нахмурился, пока Коварный больше не смог сдерживать ухмылку на своём лице.

Затем улыбнулся и Гарриус.

— Ты шутишь?

— Ты спас и мою шкуру, лейтенант. Считай это знаком моего уважения. Своего рода напоминанием. Друг без друга мы бы уже были мертвы.

Гарриус осмотрел монету. Он взял руку Коварного и вложил подарок обратно в его ладонь.

— Я не могу принять эту вещицу. Моё командование решит, будто я присоединился к одной из ваших лож. Кроме того, мне не нужен сувенир для напоминания о том, что ты — мой брат. Отличная работа, Коварный. Я с нетерпением жду новой возможности увидеть дикаря в деле.

— Осторожнее, — отвечает Коварный, — однажды ты можешь обнаружить, как этот самый дикарь выковыривает тебя по кусочкам из своего оружия.

Гарриус рассмеялся, затем его лицо приняло выражение серьёзности.

— Мы прибыли из разных мест. Но традиции наших легионов — это атрибуты, не более того. Нас объединяет гораздо больше вещей, — он постучал по броне Коварного, — чем разделяет. Ты из 4-й роты капитана Сеянуса?

Хтониец кивнул.

— Я отыщу тебя в следующий раз, как только наши легионы встретятся. Чувствую, для нас обоих это не последняя совместная кампания.

«Это не последняя совместная кампания для нас обоих, брат».

Коварный упаковывает старую зеркальную монету обратно в пояс. Прошлое мертво, и лишь будущее остаётся неопределённым. Стоящий перед ним вокс потрескивает пустыми искажениями. Гарриус до сих пор не ответил.

Уль-Баас мёртв. Любастус и Тилоджур мертвы. Более пятнадцати боевых братьев, все как один из практически вымершей ложи Коварного — мертвы. Все эти факты сковывают вождя, словно цепи. Он не в силах изменить свершившееся.

Приоритеты миссии ясны. Тактические решения очевидны. Коварный должен отозвать своих Язычников. Должен использовать воздушное превосходство XVI легиона, разрушить контрфорсы улья. Пускай лоялисты будут вычищены из Врат Предателя и окажутся на расстоянии вытянутой руки. Пускай силы Гарриуса рухнут с пылающей горы, словно бесполезные муравьи. Возможно, Уль-Баас был прав. Возможно, братства с лоялистами просто-напросто не могло быть. Возможно, все они были такими: бездушные трутни, преданные бесплодной идее Империума больше, чем ярко горящему братству своих собственных генетических сородичей.

Возможно, Коварный и Сыны Гора действительно были предателями, о чём постоянно кричали лоялисты.

Предводитель Язычников включает вокс.

— После Лактрикаля, — начинает он, — Луперкаль собрал ветеранов нашего легиона на брифинг. Крестовый поход достиг своего апогея, брат. Луперкалю хотелось узнать, какие уроки мы извлекли за время совместного истребления ксеносов с вашими преторианцами.

Нет ответа.

— Началась дискуссия о ваших отделениях прорывников, — продолжает Коварный. — Штурмовые щиты, Гарриус. Я считал, что подобные подразделения идеально продемонстрировали свои тактические возможности. Другие открыто высмеивали подобную идею. Они шутили, что вы, сыны Дорна, прячетесь за своими щитами, поскольку не можете идти на войну, не укрепив что-нибудь.

Коварный посмеивается своим воспоминаниям. Тем не менее, вокс сохраняет удушающую тишину.

— Я высказывался в вашу защиту, — говорит Коварный, — ведь вы были моими братьями. Поначалу мои товарищи не видели, как когда-то не видел и я. Но ваши победы были и нашими победами тоже. Я не страшился твоих сил, потому что они были и моими силами. — На одно ослепительное мгновение улыбка Коварного становится лёгкой. — Я выступил против мнения других участников дискуссии, и в конечном итоге они согласились. Когда Луперкаль ввёл в легион отделения прорыва, мы с братьями первыми начали тренироваться биться таким образом.

Тем не менее, ответа всё ещё нет.

Сухая гримаса Коварного становится трупной.

— Ты тоже был мне братом, Гарриус. Желаю удачи в предстоящей бойне.

— Довольно, Коварный. Что ещё за игры?

Второе сердце Коварного оживает.

— Это конец, Гарриус. Вы обречены. Тебе это известно не хуже меня. Скоро за вами придёт Ашурхаддон, и он пошлёт в бой куда более грозную силу, чем потрёпанный передовой отряд из старых головорезов вроде нас. Образумься! Сдавайтесь. Ваши смертные должны быть принесены в жертву — это неизбежно. Но Ашурхаддон умеет быть великодушным. Я поручусь за ваших легионеров. Все они…

— Нет.

Коварный стучит по скалобетону. Земля прогибается.

Однако Гарриус ещё не закончил.

— Ты — тот, кто должен видеть причину, Коварный. Если ты откроешь своё сердце тому, что я сказал много лет назад, для тебя ещё есть надежда. Откажись от своего магистра войны. Отрекись от своих лживых богов и предательского легиона. Вернись к своим истинным братьям. Мы ждём тебя.

Коварный моргает.

— Я слушаю.

Гарриус указывает время и место, которое ему знакомо.

— Приходи к нам. Один. Докажи, что искупление возможно и что вера стоит того, чтобы за неё бороться. — Кулак делает паузу. — Я с нетерпением жду нашей встречи. Не подведи меня.

Выше в структуре улья Рутимант с сомнением изучает свой ауспик, после чего буравит взглядом молчаливую загрузочную палубу.

— Их здесь нет, — говорит он, — вокс-трафик концентрируется глубже к основанию, у опор улья.

Коварный доверяет словам Гарриуса гораздо больше, чем показаниям авгура Рутиманта. Эти сигналы ложные, как и тогда, в Бралкаре. Он уверен в этом.

— Задержи Язычников здесь, — приказывает Коварный, — когда я вернусь с Кулаками, оставьте Гарриуса в живых. Остальных убить.

Рутимант останавливает Коварного.

— Вождь, вы только посмотрите на себя. Ваша улыбка кровоточит тенью. Ваши глаза сияют светом варпа. Ваше суждение ошибочно.

Коварный подталкивает его.

— Будь готов.

— Коварный, — Рутимант стискивает зубы, сверля командира взглядом, — а куда подевался Уль-Баас?

Вождь останавливается. Он чувствует, как кислотный ожог отдаётся в груди вкусом кислого вина.

Затем он уходит на погрузочную палубу, уходит в одиночку, оставив вопрос Рутиманта без ответа.

Погрузочная палуба темна. Посадочные платформы и широкие причалы заполняют собой всё окружающее пространство. Грузовые трамваи стоят аккуратными рядами у стен, словно «Грозовые птицы» в пусковых установках. Движущая сила в этом секторе мертва. Жаркое свечение с поверхности планеты слабо сияет внутри, в унисон с неясным грохотом войны.

— Гарриус? — Коварный вглядывается в тени, готовый ко всему. Найти Гарриуса — это только полдела. Затем ему придётся выманить Кулаков наружу, помочь Рутиманту схватить Гарриуса и прикончить всех остальных. Ему придётся объяснить свои решения Ашурхаддону. Придётся как-то объяснить смерть Уль-Бааса.

И даже тогда, даже если Ашурхаддон примет последствия действий Коварного и их первопричины, обратить Гарриуса будет непросто. Имперские Кулаки славятся стойкостью характера и силой воли. Если Гарриус решит проявить упрямство, сломить его будет не проще, чем согнуть камень.

Зрелище будет не из приятных, даже для тех, кто пришёл насладиться агонией других. Гарриуса ждут страдания. Он будет сопротивляться прикосновению варпа, как когда-то Коварный, как это до сих пор делает Рутимант.

Но если только подумать, какова награда! Коварный представляет рядом с собой Гарриуса, теперь он часть отряда Язычников. Он видит их, ощущает в воздухе аромат обугленной плоти и кордита, когда они торжествуют на руинах разрушенных миров.

Кровь будет литься бесконечно. Бесконечной будет и слава. И когда Гарриус примет Изначальную Истину, Коварный наконец-то сможет убедиться в праведности пути, который привёл его сюда.

Жаль, что у них никогда не будет шанса сразиться рядом с Любастусом или Тилоджуром. Сердца Коварного сжимаются при мысли о том, чего ему стоило это предприятие. Он должен помнить, чтобы быть милостивым. Не обижаться на своего брата за то, чего им стоило его неповиновение. Гарриус просто не ведал, что творит.

— Гарриус, — зовёт Коварный, готовясь к стене болтерного огня в ответ.

Безмолвие. Лишь эхо его собственного голоса да медленное капанье машинного масла из неиспользуемых трамваев. Пульс варварской войны стучит по всему улью, подобно барабанам.

Вон там. Жёлтая плита, едва различимая в неровном свете фонаря погрузочной платформы.

Но это вовсе не легионер. Это штурмовой щит.

Коварный останавливается, сервоприводы его брони жужжат, когда он поднимает щит, каждый вздох медленный и полон горечи. Имперских Кулаков здесь нет. Гарриус так и не пришёл.

Имперский Кулак лгал, даже когда всё было в его пользу. Он мог попытаться устроить засаду Язычникам. Мог поставить западню и захватить Коварного. Хтониец бы на это не обиделся; в какой-то степени он был даже готов к подобному. Дело должно было стать личным, и теперь действительно стало таковым.

Язычников снаружи больше нет.

Коварный покидает погрузочную палубу. Его болтер дрожит в руке, изнывающей от ненависти и красного, свирепого голода.

— Рутимант, — кричит Коварный, — будь ты проклят, ты где?

На частоте отряда слышны звуки стрельбы.

— Контакт, брат. Внизу, в сегменте Трудар-Серебро, у лепестковых балок. Нам бы не помешало твоё присутствие на этой охоте, вождь.

Коварный уже в пути.

Генетические кузни в кожухах осевых балок улья, на самом нижнем уровне его контрфорсов. Вот за что сражался Гарриус. Вот почему он затянул своё тщетное сопротивление — ради защиты того драгоценного геносемени, что содержалось в этом месте.

В этой тесной, причудливой, бесполезной лаборатории.

Коварный сосредотачивается. Резервуары пусты. Всё, что в них хранилось, пропало. Взрыв с точностью скальпеля открыл разрез в армированном пластальном полу. Разлом ведёт вниз, к нижним блокам улья.

Язычники в обожжённых войной доспехах кружат над разломом, их оружие рявкает, изрыгая снаряды в пропасть, плечи вздрагивают, когда ответный огонь отскакивает от их наплечников.

Коварный находит Рутиманта.

— Где он?

Рутимант практически не поднимает взгляда, опустошая ещё один магазин в глубину.

— Похоже, что там.

Коварный смотрит вниз. Темно. Спорадические вспышки выстрелов пронзают мрачные коридоры.

Рутимант перезаряжается.

— Вереддон ищет способ отрезать их. Они готовятся взорвать строение и эвакуироваться. — Он снова стреляет. — Близки к цели, Ков.

Коварный уворачивается от шального выстрела, глядя в пропасть. Не слишком-то далеко. Тридцать метров, плюс-минус.

— Коварный, — говорит Рутимант, — когда всё это кончится, нам надо будет поговорить. Об Уль-Баасе. И Гарриусе…

Коварный прыгает в сумрак.

Он разбивает асфальт. Швы трескаются по всей длине его ножных пластин. При подъёме его доспехи стонут. Они определённо не для такого воздействия создавались.

Стоящий наверху Рутимант ошалело смотрит на командира. Звено отряда оживает, когда до Язычников доходит смысл произошедшего, после чего они переходят на поддержку атаки Коварного.

Коварный игнорирует братьев, потому как это вовсе не атака — о, а вот и они. Имперские Кулаки обстреливают Язычников, поддерживая друг друга в ребристом проходе, забитом клубами угольно-чёрного дыма.

Наконец-то Коварный видит правду. Гарриусу плевать на узы братства. Его обман был обыкновенной уловкой, чтобы выиграть время для этой добычи. Для выполнения его задания.

Коварный стонет, тяжело дыша. Он думает о Язычниках, которые погибли за это. Погибли ни за что.

Он прикончит Гарриуса. Не ради живых, не во имя мёртвых. Просто для себя.

Язычники разбросаны между этим уровнем и следующим. Коварный их не ждёт. Он бросается вперёд. Лоялисты, застигнутые врасплох полнейшим безумием его одиночной атаки, поднимают болтеры и стреляют.

Но Коварный действует быстрее. Он отбрасывает ствол в сторону, хватает его владельца, выкрикивая имя того, кого ищет.

— Гарриус!

Лоялисты отвечают. С душераздирающими боевыми кличами, оружием и жестокими, дубовыми кулаками. Коварный отбрасывает в сторону свой дымящийся болтер с опустевшим магазином. Его боевой нож мелькает в воздухе, раскалывая закалённый керамит.

Дым ослепляет зрительные фильтры хтонийца, он срывает шлем. Чувствовать огонь в лёгких куда приятнее. Приятно вообще чувствовать что-то ещё помимо ножа, который Гарриус вонзил ему в спину.

Коварный сражается, ревёт от безнадёжности и невозможности узреть свой триумф.

— ГАР… РИ… УСС!!!

Искажённые слоги, что выплёвывает Коварный — имя, которое они едва узнают — мешают Имперским Кулакам убить его. Позади него Язычники несут тяжёлые потери под градом огня лоялистов, обезглавленные отсутствием своего вожака.

Коварный молотит руками по ближайшей вспышке глазных линз. Что-то отбрасывает его назад, бьёт по лицу, продавливая череп.

Кулак с капитанской геральдикой подходит к Сыну Гора и снимает свой шлем.

— Коварный. Священная Терра, да ты больное животное.

Одно-единственное слово стекает с разбитой улыбки Коварного.

— Брат.

Горделивые черты Гарриуса размыты, но сквозь них просвечивает былое. Яркость, смелость. Абсолютная твёрдость камня.

Затем Гарриус качает головой.

— Ты мне не брат, Коварный.

— Нет, — отвечает хтониец, — но когда-то был им. Я пришёл за тобой, Гарриус. Ты назвал меня братом на Лактрикале. Ты солгал. Братья не поворачиваются спиной друг к другу. Они не бросают друг друга умирать.

— Я не предатель, — отрезает Гарриус.

Коварный хохочет.

— «Верным братом» тебя тоже не назовёшь.

Хмурый взгляд Гарриуса становится глубоким, цельным и кислым, словно желчь.

— Быть может, когда-то это и было правдой. Возможно, мы с тобой и были братьями. Но эта война изменила нас всех. Вы — чёрные сердца из предательского легиона, разоряющего Империум. Я — стена, охраняющая его от таких кошмаров, как вы, — Гарриус наклоняется к нему, — и я сделаю всё, чтобы защитить его, Ков. Всё, что угодно.

Барабанная дробь выстрелов пробивает стену. Избыточное давление сотрясает воздух, и свет сменяется тьмой. Струи химического дыма вырываются из удушливых коридоров в пылающие небеса Хтонии.

«Грозовые птицы» парят в поле зрения, их корпуса золотисто-жёлтые, а двигатели завывают.

Имперские Кулаки садятся на свои десантные корабли, их болтеры распевают прощальную песнь подавленным, рассеянным Язычникам Коварного. Гарриус разворачивается, чтобы присоединиться к своим людям.

Оба сердца Коварного бьются неровно. Каким же идиотом он был. Гарриус никогда не понимал смысла братства. Он никогда бы не принял его сторону, что бы ни сделал Коварный. Гарриус был предателем с самого начала.

При этом хтониец не может перестать хохотать от своего прозрения. Безумие сцены абсурдно и тревожно: мускулистый полубог в богато украшенном боевом доспехе, смеющийся, поверженный разъедающей ненавистью, раб непреодолимой злобы.

Он прикончит Гарриуса. Убьёт предателя. Он наклоняется ближе, волоча своё изломанное тело и истерзанные доспехи вперёд, поднимая с пола обломанное лезвие. Он бросается на Гарриуса, кашляя запёкшейся кровью, смеясь сквозь зубы.

Коварный делает выпад. Гарриус инстинктивно разворачивается, используя импульс тела врага, и швыряет его прямо в брешь в надстройке.

Коварный падает с Врат Предателя, кружась в горящих небесах. Когда он приземлится, сила удара будет невероятной. Столкновение пробьёт его доспехи, превращая сверхчеловеческое тело в такую же груду отбитого мяса, в какую превратился Уль-Баас. Он знает об этом с такой же ясностью, как и обо всём остальном. От этого не спрятаться.

Но на одно чудесное мгновение, когда основание улья становится всё ближе, Коварный успокаивается осознанием одной-единственной горькой правды.

Он оставался верным до конца.