Воющий корабль / The Howling Ship (рассказ)

Материал из Warpopedia
Версия от 14:13, 12 февраля 2020; Shaseer (обсуждение | вклад)
(разн.) ← Предыдущая | Текущая версия (разн.) | Следующая → (разн.)
Перейти к навигации Перейти к поиску
Воющий корабль / The Howling Ship (рассказ)
FabiusBile Primogenitor.jpg
Автор Джош Рейнольдс / Josh Reynolds
Переводчик Йорик
Издательство Black Library
Серия книг Фабий Байл
Год издания 2016
Подписаться на обновления Telegram-канал
Обсудить Telegram-чат
Экспортировать EPUB, FB2, MOBI
Поддержать проект

Царапая палубу скрюченными пальцами, Борджиа тянулся к рукояти выпавшего болт-пистолета и задыхался в студёном воздухе грузового трюма. Если бы он только смог дотянуться... Один выстрел... только один... Волны боли проносилась через его тело, впиваясь в спину отравленными когтями. Мускулы пылали, кости трещали, а сердце билось невпопад. С трудом выговариваемые молитвы не могли ни облегчить его мучений, ни помочь дотянуться до пистолета. Инквизитор бы закричал, но сил не было...

А у других были. Из тёмных камер доносился вой, расходясь по всему отсеку и обрушивался на Борджиа, впиваясь в его разум, словно цепной меч. Это был вопль невыразимого мучительного страха и бессильного гнева. Сотни глоток и разумов выли как один. Звуковая волна обрушивалась на всё подобно цунами, приводя к сбоям когитаторов и перегрузке вокс-рупоров. Она эхом расходилась по всему кораблю, безжалостно терзая всё живое. Борджиа пытался не слушать вопль, побороть боль от неведомой отравы, расходящейся по его организму.

– Император, помоги мне... – его голос был слабым, дребезжащим.

– Ты ведь знаешь, что он не услышит молитвы, которые ты так старательно бормочешь, ведь он мёртв, и былые силы покинули опустевшую оболочку, – раздался голос его мучителя, глубокий, но глухой, похожий на звон колокола на похоронах. Под его ногами скрипела платформа. Враг был так близко, что Борджиа чувствовал запахи формальдегида, гниющей крови, едкую химическую вонь стерилизующих составов. В разъёмах потрёпанного керамитового доспеха завыли сервомоторы, когда отступник плавно опустился на корточки. Похоже, что его совсем не тревожили вопли заточённых псайкеров, напротив, он что-то тихо напевал себе под нос, словно бы услышав знакомую песню.

– Знаешь, я ведь с ним разговаривал. Недолго, конечно, но был воистину впечатлён. Необыкновенный разум. Истинный человек науки. Король-философ, окружённый дикарями. Теперь же его... превратили в идола под гогот самодовольных дураков, – невозможно сильные пальцы схватили инквизитора за затылок и вздёрнули его голову вверх. Он уставился на худое пожелтевшее лицо, освещённое мерцающими лампами. Лицо чудовища, запечатлённое на допотопных пиктах, давным-давно стёртых изо всех архивов и хранилищ информации в Империуме, кроме тайных когитаторов, скрытых на пустынном Марсе и грозном Титане.

Первозданный кошмар из позабытых времён оказался правдой и смотрел прямо на него.

– Даже эти корабли были созданы по его задумкам во времена, когда эти мрачные обители должны были стать местами для спокойных размышлений и медитаций. В те времена колдуны были редкими созданиями, их ценили. Теперь же... М-да. Как всё изменилось, не правда ли?

Запавшие холодные глаза изучали Борджиа с ног до головы. Чудовище оценивало его, заглядывая в самые глубины души, но явно было не впечатлено. Инквизитор корчился под этим зловещим взором, чувствуя страх.... нет, даже не страх, но ужас. Чистый ужас, столь же сильный, как паника бессильного ребёнка. Запавшие глаза не моргали, не замечали паники Борджиа, словно безразлично изучали пришпиленное к столу насекомое.

– Ему бы это не понравилось... всё это. Впрочем, он мог бы и понять, как понимаю я. Меня всегда восхищала готовность человечества к самолечению, ведь это именно то, чем вы занимаетесь. Пытаетесь вылечить незнакомую болезнь, а может быть, забытую. Вы действуете глупо и расточительно, однако стараетесь, да, – мучитель выпустил голову инквизитора и поднялся. Борджиа застонал, видя, как далеко от него пистолет. Пальцы ему не повиновались. От мучительной боли он не мог двигаться, не мог думать ни о чём, кроме поражения, но всё равно пытался дотянуться до рукояти.

– Друг мой, меня восхищает твоё упорство, Не может не восхищать, – монстр вздохнул, а затем тяжёлый сабатон опустился на лопатки Борджиа, придавив его к покрытой изморозью платформе. – Но, так или иначе, я получу то, ради чего пришёл.


Ранее


– Значит, добрая была охота?

Борджиа отвернулся от оккулюса, нахмурив изборождённое шрамами лицо.

– А такая вообще бывает, Сарбан? – спросил он, проведя рукой вдоль украсившей его горло ложбины из рубцовой ткани. Инквизитор был невысоким человеком, темноволосым и широкоплечим, облачённым в серую мантию и тяжёлые доспехи цвета кости. На пластинах брони висели печати чистоты и молитвенные ленты. Тяжёлый силовой меч мордианской модели висел на боку Борджиа, и его энергогенератор тихо загудел, когда инквизитор постучал пальцем по рукояти.

– Ну, ты ведь её пережил, – обманчиво кротким голосом ответила ему управительница орудий Чёрного корабля "Саванорола".

Сарбан была истинной дочерью Перкунаса, тонкой, как ива, и бледной, как молоко. Она с раннего детства обучалась адептами-артиллеристами Громовых Домов и теперь прекрасно владела языком бризантных зарядов и иных взрывчатых веществ. Управительница снова посмотрела на голокарты:

– На что я даже не рассчитывала, право слово.

– Я старался оправдать все твои ожидания, – Борджиа с трудом удержался от улыбки. Некоторые вещи не менялись. Сарбан мыслила категориям курсов и траекторий, расстояния и мощности взрывов, не задумываясь о соблюдении такта даже тогда, когда разговаривала с представителями Святейшей Инквизиции. Он снова поглядел на обзорный экран и, увидев проблески далёких звёзд, почувствовал, как сомнения отступают. – Нет, охота была не доброй, но успешной. Воющий Человек схвачен, связан по рукам и ногам и будет принесён в жертву Императору, когда душа его будет очищена.

Подходящая судьба для тех, кто стремился помешать исполнению Его воли, сделав себя проблемой.

– Скольких он убил? Несколько сотен? – отстранёно спросила Сарбан, изучая карты. Корабль сошёл с курса и отставал по графику, что, разумеется, было бы неудивительно в свете того, сколь беспокойны были Эмпиреи в такой близости от Ока. Женщина была одной из самых опытных управительниц орудий из всех, когда-либо обучавшихся в Громовых Домах, и служила на Чёрном корабле дольше, чем Борджиа знал её.

"Савонарола" был одним из тысяч крейсеров, входивших в Лигу Чёрных кораблей, поисковую армаду Адептус Астра Телепатика, второй по численности человеческий флот во всей Галактике и первый по внушаемому им ужасу. В мирах, на которые опускалась тень Чёрных кораблей, исчезали невинные, святые и чудовища, проходил отлов незаконных псайкеров и сбор тех, кто мог после обучения служить Империуму при жизни или же как психическое топливо Астрономикона.

Борджиа предпочитал не задумываться об этом. Ни о том, что требовалось, чтобы великий маяк продолжал гореть, ни о том, что может случиться, если он погаснет. Сами мысли об этом и всех возможных последствиях часто не давали инквизитору уснуть и побуждали его продолжать исполнять долг, забыв об угрызениях совести. Ради выживания Империума нужно было идти на жертвы.

– Сколько бы ни было погибших, едва ли это оправдало вызов нашего корабля и такое отставание от графика, – добавила Сарбан. Она так серьёзно относилась к своей работе, что воспринимала задержку как личное оскорбление.

– Скорее несколько миллионов, если учесть солдат, погибших в разожжённых им мятежах, – нахмурился инквизитор. Истинное количество погибших было до сих пор неизвестным и вероятно останется таким, ведь Парамар по-прежнему был охвачен беспорядками. Впрочем, инквизитор не сомневался, что теперь благородные дома смогут с ними справиться так, как сочтут нужным. Искрой, разжёгшей охватившее всю систему пламя, был Сул Осман, больше известный как Воющий Человек. Теперь же он был скован в карцере глубоко в трюме "Савонаролы", и пламя со временем угаснет. Наверное...

Борджиа встряхнулся, отгоняя тревогу. Теперь это уже было не его дело, да и после недолгой встречи с представителями Ста Семейств он не был уверен, что правители системы не заслуживают всех своих проблем. Воющий Человек был лишь проявлением широко раскинувшейся скверны, но не заразы Ереси, а проблем в обществе. Он был революционером, а не культистом. Однако революция является столь же великой ересью, как и поклонение созданиям со слишком большим количеством звуков в имени, особенно если её предводитель может тихим шёпотом расколоть керамит как стекло.

Парамар погряз в трясине упадка нравов, погружаясь всё глубже, пока аристократы пытались подавить мятежи, при этом не отказывая себе ни в чём за счёт простого народа. Ересь прорастала, словно сорняк в трещинах камней имперского закона. Воющий Человек был лишь первым и самым громким голосом недовольства... Появятся и другие. Но пока это не было заботой Борджиа.

– Сколько ещё лететь?

– До Солнечной системы или из Парамара?

– И то, и другое.

– Слишком долго, – Сарбан покосилась на него. – Всё было так плохо, да?

– Хуже, чем я ожидал, лучше, чем я боялся, – инквизитор покачал головой. – Парамар болен, и если не излечить эту болезнь, то вспыхнет война. Убрав Османа из уравнения, я отсрочил неизбежное, возможно, на десятилетия, но...

– Но он лишь симптом, а не причина болезни, – управительница постучала по карте. – Ты сделал всё, что мог. Мы все делаем всё, что можем, Борджиа. Это то, что требует от нас Император.

– Возможно, – согласился инквизитор, разминая руку, и ощутил, как натянулась едва зажившая кожа. На Парамаре он оказался куда ближе к смерти, чем ожидал... Лишь благодаря милости Императора психокинетическая мощь Османа не раздавила его в лепёшку. Бесславная вышла бы гибель... Он сжал кулак, отмахнувшись от мрачных раздумий.

– Ну, что бы ни думал Император, я уже предвкушаю, как уберусь подальше от этой системы, – проворчал Хельгик, капитан "Савонаролы", человек невысокий, словно пень, рождённый в условиях низкой гравитации и крепкий, как камень. Пересекающиеся шрамы избороздили его и без того уродливое лицо, отчего оскал выглядел воистину чудовищным.

– Что, капитан, вам не пришлось по нраву парамарское гостеприимство? – спросил Борджиа.

– Это уж точно, да и пиратов слишком много. Вся система кишит ими, – капитан стоял на краю мостика, скрестив руки за спиной.

– Ни один пират не осмелится напасть на Чёрный корабль, кроме выживших из ума, – возразила Сарбан.

– Даже так, есть более системы получше, да звёзды побезопасней, – Хельгик покосился на инквизитора. – Чем дальше мы от Ока, тем лучше, особенно когда у нас колдунов полон трюм.

– С этим не поспоришь, – кивнул Борджиа и вздрогнул, подумав о проклятых душах, что томились в изоляционных кельях "Савонаролы". Кроме Воющего Человека туда согнали почти тысячу псайкеров. Звездолёт собирал десятину в близлежащих системах, когда Борджиа вызвал его для проведения собственной операции. Ведь "Савонарола" был единственным кораблём в пределах трёх систем, на котором было установлено снаряжение, необходимое для сдерживания столь могущественного псайкера.

– Не понимаю, почему ты его просто не убил, – проворчала Сарбан, откинувшись на спинку трона. – Тогда бы нам не пришлось менять курс. Ведь вы, инквизиторы, этим и занимаетесь? Убиваете людей? – она сказала это мягко и без злобы, но даже так её слова уязвили инквизитора. В них была правда.

– Только тех, кто угрожает Империуму, – возразил Борджиа.

Однако, уже говоря это, он мысленно вернулся на встречу с правителями системы. Они не были рады его видеть, впрочем, никто не был рад видеть представителей Инквизиции на пороге, даже нуждаясь в их помощи. А они нуждались. Аристократы были надменными созданиями, заплывшими жиром за счёт чужого труда. В управлении ульем не было ничего постыдного, но что-то в знати Парамара заставляло Борджиа скрипеть зубами. Он даже подумывал начал расследование их дел, хотя бы для того, чтобы преподать им воистину нужный урок, пристыдив. Но, взяв Воющего Человека, он решил не задерживаться в системе дольше необходимого.

– И кому решать, кто является угрозой? – надавила на него Сарбан. – Сколькими ты пожертвовал ради блага Империума, Борджиа?

Теперь в её голосе были узнаваемые нотки. Спор был старым, знакомым и являлся одной из причин, по которым он позволял ей так свободно говорить. Вера, как и меч, должна была быть отточенной, и борьба с сомнениями была лучшим способом укрепить веру.

– Столькими, сколько потребовалось, – тихо ответил инквизитор. Сарбан промолчала.

– Довольно, – Хельгик опустил руку на вершину её сидения.

– Всё в порядке, – покачал головой Борджиа.

– Нет, не в порядке, и она сама знает, что не права. Просто не в духе, ведь мы немного задерживаемся.

– Мы опаздываем на пятьдесят шесть часов. Пятьдесят. Шесть, – Сарбан хлопнула рукой по подлокотникам. Похоже, она была рада сменить тему. – Это не немного.

– Мои извинения, – усмехнулся инквизитор.

– Извинения не приняты.

Но прежде, чем она смогла добавить что-то ещё, тишину на мостике разорвал вой. Долгий и протяжный, отдающийся эхом из каждого вокс-рупора, становящийся с каждым мгновением всё громче и сильнее. Крик не зверя, но измученного человека. Он вздымался всё выше, обрушиваясь на палубу, словно приливная волна. Он бил по ушам и мозгам с неистовой яростью. Сарбан что-то закричала. но Борджиа не слышал ничего, кроме воя. Прижав руки к ушам, он увидел, как младший офицер падает на колени, как сыплют искры из раздираемых отдачей кибернетических систем. Лишь тогда Борджиа понял, что слышит не один крик, но множество голосов, объединившихся в едином полном ужаса вое...


Сарбан резко произносила числа, едва осознавая их. По её голопланшету прокручивались исходные данные для огневых решений, карты для войны в океане длинны. "Савонарола" содрогалась под осыпающим её борта огнём излучателей. Хельгик отдавал отрывистые приказы, не повышая свой голос выше привычного рокочущего баса. Стреляли батареи орудий, изрыгая во тьму пылающую смерть. По мостику разносилось эхо воя датчиков, показывающих близкую угрозу, и пробивающихся сквозь треск помех докладов занявших боевые посты матросов. Из-за пробоины в корпусе на палубах с третьей по пятую не действовала гравитация .

Точнее, двух пробоин, осознала Сарбан, слушая донесения.

Но только двух и расположенных близко как друг к другу, так и к месту, где заканчивались психически экранированные верхние палубы и начинался трюм. Чёрные корабли были практически двумя объединёнными судами, которые соединяли внутренние транспортные шахты. Их взяли на абордаж? Если так, то необходимо предупредить Борджиа. Сарбан ощутила вспышку тревоги. Надеясь, что инквизитор ещё жив, она вернулась к своей задаче, когда палуба вновь содрогнулась. Если она не будет внимательной, то они все умрут.

– Разве эти глупцы не знают, кто мы?

Уже много веков никто не осмеливался напасть на Чёрный корабль, вооружённый до зубов. Пираты понимали, что дело того не стоит, что один-единственный сборщик псайкеров может уничтожить планету. Но эти напали. Вокруг шёл бой. Взгляд Сарбан вновь привлекли доклады о пробоинах... Но почему их было лишь две? Дело было в удаче или чем-то другом? Если бы это был абордаж, им бы уже доложили. И в расположении пробоин было что-то абсурдное... они располагались слишком близко на корпусе, так что враг не пытался поразить важные системы.

– Если и знают, то им плевать. А если не знают, то поздно им рассказывать. Мне нужны числа. Мы вышли из-под огня. Теперь рассчитай курс, чтобы я смог прикончить ублюдков, – зарычал ей на ухо Хельгик.

Она посмотрела на внезапно оказавшееся так близко уродливое лицо, продолжая говорить числа, практически неосознанно. Вычисления были всем. Траектории, огневые решения, координаты, расстояния, предсказательные уравнения... пустотная война была, по сути, войной на числах.

Один набор вычислений следовал за другим. Сарбан закрыла глаза, пытаясь успокоиться, но не могла.

Вой продолжался, его отзвуки раздавались из каждого вокса и от половины сервиторов, прикованных к своим постам управления. Надрывный рёв, полный ужаса и паники, становился всё громче, угрожая поглотить её. Сарбан постучала кулаком по вискам.

– Разве мы не можем их заткнуть? Я не могу думать! Почему Борджиа ещё не заставил их умолкнуть?! – закричала она. – Не могу так работать...

Хельгик положил руку на её плечо и надавил, и, как ни странно, это придало Сарбан сил. Капитан оставлял среди звёзд след из плывущих в никуда трупов ещё до того, как она родилась, уничтожил втрое больше целей, чем средний офицер фрегата, побывал под шквальным огнём на по крайней мере пяти кораблях. Но он не проигрывал никогда. Поэтому Астра Телепатика избрала его капитаном "Савонаролы", ведь Хельгик был таким же безжалостным, как и они.

– Две пробоины корпуса... нас взяли на абордаж... – начала Сарбан голосом, охрипшим от тревоги. Кто-то должен был предупредить инквизитора. Даже если она ошиблась, возможная опасность была слишком большой. – Ты слышишь? Возможно...

– Дай мне числа, управительница орудий, дай мне уравнения. Это всё, что от тебя требуется, – ответил Хельгик, сжав её плечо. – Сконцентрируйся на этом, я же стану беспокоится обо всём остальном, – панель управления взорвалась, сервитор пронзительно завопил и умолк. Матросы бросились тушить огонь... Капитан лишь щёлкнул пальцами перед её глазами. – Числа, Сарбан. Забудь о вое, забудь о Борджиа. Он может позаботиться о себе, а мы должны думать о корабле. Мне нужна траектория. Если мы не прикончим их, то они прикончат нас без всяких чёртовых абордажей.

Она дала ему числа. Хельгик поморщился и махнул рукой, выкрикивая приказы. "Савонарола" содрогнулась, словно раненный зверь. Сарбан ощутила дрожь двигателей, пока звездолёт разворачивался вокруг своей оси, медленно, так медленно. Казалось, что бесконечно малое мгновение растягивается на часы. Да, пустотная война была войной чисел, но числа могут убить так же легко, как и болт в голову. Даже быстрее. Палуба содрогнулась вновь от выстрела главной батареи. От отдачи орудий у неё задрожали зубы, на мгновение умолк даже непрестанный вой, доносившийся из вокса. Но ненадолго.

– Ха, так-то лучше – спалите их, лентяи! Выжгите их скверну из пустоты! – крикнул капитан, подавшись вперёд с воинственным задором. Палуба выскальзывала из-под его ног, но Хельгик даже не дрожал. На экране оккулюса были видны разряды излучателей, яркие потоки плазмы, оставляющие в плоти бесконечности тусклые шрамы. В пустоте не было ни верха, ни низа, и нападавшие шли на сближение с "Савонаролой". Один свернул прочь, истекая плазмой, но другой продолжал идти на перехват.

Это ведь фрегаты, поняла Сарбан, и старые. Ощетинившиеся незаконными и нечестивыми доработками. Укреплённые носы, похожие на волдыри сенсорные узлы и причудливые жуткие украшения. Всякий раз, как датчики Чёрного корабля пытались опознать нападавших, взрывались панели управления, и искры дождём сыпались на палубу, наполняя воздух светом и жаром. Вдали кто-то кричал, и вой продолжался, невозможно громкий, невозможно долгий.

Где же Борджиа? Что с ним сталось?

Она заставила себя перестать думать об этом, проводя новые вычисления. Инквизитору придётся позаботиться о себе. Но она всё равно тихо молилась за него.


Ранее


Члены экипажа спотыкались, вцепившись руками в голову, вой доносился из каждого вокс-рупора и решёток когитаторов. На мгновение оглушённый звуком ударом Хельгик выругался, опёршись на трон Сарбан. Она ощутила во рту кровь и протянула к лицу руку. Вопль становился всё выше, подходил к границе диапазона слышимых звуков, но давление оставалось. Воздух содрогался, словно от ударов исполинского сердца. Давление на разум заглушало всё остальное, Сарбан видела, как Борджиа пытается говорить, выпалить из себя на одном дыхании что-то – наверное, молитву. Что бы он ни хотел сказать, это не помогало. Давление всё нарастало. Над палубой поднимался психический туман, подобно дыму выходящий из вокс-рупоров. Сарбан сгорбилась на троне, пытаясь найти путь к безопасности, чувствуя, как её охватывает паника. Она пыталась уцепиться за привычную дисциплину, которой учили всех отпрысков Громовых Домов, найти в ней опору, что-то, что защитить её от безумного рёва.

– Меня не сломить... шуму... – зашипела Сарбан.

На Чёрные корабли назначали лишь самых дисциплинированных кандидатов. Лишь тех, кто мог испить из отравленной чаши такой почести и выжить, принести славу дому и своему роду. Громовые семьи обучали распорядителей орудий для Имперского Флота с незапамятных времён, и будь она проклята, если станет первой, кто сломается в бою. Она начала шептать сорок третью строфу своей присяги, повторяя один стих за другим, снова и снова, окружая себя щитом. Она – Сарбан, и её не сломить. Ей предстояло выполнять свой долг, пока её не покинут числа, пока её душа не рассыплется в прах.

Боль постепенно ослабевала. Вой стал тише, хотя и не исчез, но теперь она могла думать, фокусироваться на окружающем мире. Сарбан облегчённо вздохнула. Внизу содрогнулись сервиторы, начавшие выкрикивать безумные потоки кода. Числа перемешивались, вливаясь в вой, укрепляя его, усиливая его. Многие матросы обмякли, теряя сознание или рыдая. Хельгик выкрикивал приказы, пытаясь перекричать вопль. Борджиа же просто выхватил пистолет и выстрелил, разнеся череп сервитора на части. Другие замолкли. Затихли и вокс-рупоры. Хельгик посмотрел на инквизитора.

– Что...?

– Я разорвал цепь, – пояснил Борджиа, потирая ухо. – Обычно этого достаточно.

– Что это было? – простонала Сарбан, пытаясь избавиться от боли в висках. Звук, чем бы он ни был вызван, был психически усиленным. Она прослужила на Чёрном корабле достаточно долго, чтобы научиться узнавать характерный привкус железа и корицы. Сарбан вытерла рот, скривившись от отвращения, и задумалась о том, ощутил ли это и Борджиа.

– Это был Воющий Человек, – ответил инквизитор. – Я узнаю этот вопль. Похоже, что он смог вывести из строя ограничители. Он...

Что бы он ни хотел сказать дальше, это заглушил вой, вернувшийся снова и ставший после недолгого молчания ещё громче.

– Невозможно... – рявкнул Хельгик, срываясь на крик, и затем махнул рукой. – Знаю, знаю. Похоже, возможно.

Прежде, чем Борджиа смог ответить, завыли датчики движения, начали поступать путанные доклады с боевых постов. Вой раздавался по всем частотам, отчего всё остальное было едва слышно.

– Два корабля приближаются на полной скорости! – громко произнесла Сарбан.

– Пираты?

– Не знаю! Не могу точно навести на них датчики, – управительница кричала, чтобы её было слышно сквозь отзвуки воплей, – но они быстрые! Нам не уйти... – она моргнула. – Ты улыбаешься? – с таким лицом, как у Хельгика, это было нелегко понять.

– Да, – ответил капитан. – Давненько у меня не было случая набить кому-нибудь морду. Если они хотят драки, я им устрою, – от засунул палец в ухо и покрутил. – Конечно, без этих дьявольских воплей было бы лучше, но что поделаешь, всё сразу невозможно получить.

– Кем бы они ни были, главная угроза не они, а Осман. Если он вырвется... – выдохнул Борджиа, положив руку на рукоять меча.

– Он – ваша ответственность, инквизитор, а корабль и его груз – моя. Позаботьтесь о своей, а я разберусь с теми, кто заглянул на огонёк, – ответил Хельгик, спокойно встретив взгляд инквизитора. Это впечатлила Сарбан. При всей своей вежливости Борджиа был грозным человеком, говорившим со всем авторитетом Инквизиции. Но Хельгик был капитаном Имперского Флота с хребтом из чистого керамита.

– У нас на это нет времени, – вздохнула Сарбан, и оба посмотрели на неё...

– Приближаются ракеты, – с явным отсутствием тревоги доложил сервитор. Мостик содрогнулся. Из панели управления посыпались искры, механический слуга загорелся. Матросы бросились тушить огонь, а Борджиа снова посмотрел на капитана.

– Мне нужна команда безопасности. Необходимо удостовериться, что он в своей камере, а если псайкер вырвался, удостовериться, что он больше не будет угрозой. Остальное я оставляю в ваших достойных руках.

– Как скажете, инквизитор, – ответил ему капитан, ударив по своей груди кулаком в знак уважения. – Бойцы будут ждать вас на переходной палубе.

Завыли новые сирены.

– Спасибо, Сарбан, – сказал Борджиа, наклонившись к ней.

– Поблагодаришь меня, если мы это переживём. Заставь его умолкнуть, а мы разберёмся с остальным, – ответила она, глядя на неё. – Борджиа, будь осторожен. Я чувствую что-то... в этом вое. Думаю, что они напуганы, – слова казались глупыми даже ей самой. Конечно, они боялись, зная, куда их везут, иначе были бы глупцами, но то, что она чувствовала, было другим, вызванным более близкой угрозой. Даже не страхом. Ужасом.

– Буду, – медленно кивнул Борджиа и прикоснулся рукой к её плечу, легко, осторожно. А затем он исчез, оставив Сарбан наедине с числами и молитвами.


– Только послушай, как они надрываются, извергая чувства своих сердец. Как будто разница в несколько децибел повлияет на их судьбу. Полагаю, что дело в желании достичь катарсиса, освободиться от страха и боли, – непринуждённо говорил инквизитору монстр. – Временами я сам так поступал, мне даже жаль обрывать такой хор, но... ах. Вот и всё.

Вой умолк, совсем как на мостике, когда Борджиа застрелил сервитора и на мгновение разорвал цепь. Предатель подошёл к камере и попытался открыть её, но лишь сам Борджиа знал нужную для этого последовательность цифр. Инквизитор услышал раздражённое ворчание, когда дверь выдержала все усилия вора, и это придало ему сил. Осман был его пленником и останется таким.

Вой вернулся, пусть и став тише, но остался достаточно громким. Чудовище недовольно фыркнуло, отойдя от камеры.

– Знаешь, от этого не будет толку, – сказал зловещий призрак. Борджиа не понял, к кому тот обращался. – Со временем я смогу взломать замок. Но времени мне никогда не хватает. О, если бы только у меня были нужные коды... – он вздохнул, словно старик, внезапно поражённый воспоминанием. – Ах, время, оно было всегда моим врагом. Даже не смерть, но время, злое, жестокое, поглощающее всё. Разве ты не согласишься с этим, инквизитор?

Поручни платформы заскрежетали. Краем глаза Борджиа видел, как зловещий гигант склонился над ними, словно желая заглянуть в бездну.

– Когда-то в командах этих кораблей были Сёстры Безмолвия, и немногие добровольно вставали у них на пути, да и вообще связывались с ними. По понятным причинам с ними не хотели бы столкнуться даже самые пылкие из моих братьев... – смех, жуткий и совершенно невесёлый, пробился сквозь отзвуки воя. Дрожащая рука Борджиа была уже совсем рядом с рукоятью пистолета. На расстоянии пальца от спасения. Его нервы всё ещё обжигал попавший в кровь токсин, но он сдерживал боль. Хотя бы пытался. Даже обучение Инквизиции не могло вечно ослаблять страдания. Но вечно и не надо было. Хотя бы несколько секунд, дотянуться до пистолета...

Борджиа молился, зная, что если он сдастся, то будет всё равно, что мёртв. А монстр продолжал говорить.

– Полагаю, что теперь они сгинули, как и столь многие. И если так будет продолжаться... О, друг мой, энтропия подобна великому червю, гложущему всё изнутри. Рассыпаются основы, рушится всё творение, но я чувствую, что даже среди развалин терпится жизнь. И под моей направляющей волей она будет процветать. Как некогда нас направлял твой Император, так и я поведу будущих людей, новое человечество. Но я не стану безразличным отцом, о нет... я встану у его плеча, дабы показать новым людям все чудеса и величие вселенной. Хочешь это увидеть?

Монстр вновь склонился над ним, бронированные пальцы вцепились в шею, словно когти бешеной хищной птицы. Или ангела, лишённого жалости и милосердия. До лица Борджиа донёсся воздух, в котором из-за дыхания предателя пахло чем-то гниющим.

– Ты силён, друг мой. Более слабый человек бы уже умер, сожжённый заживо болью, но ты цепляешься за жизнь с каждым вздохом. Меня это восхищает. Поэтому я сделаю тебе предложение. Я могу избавить тебя от мук, если ты лишь дашь мне коды от камеры, – он подтолкнул пистолет на миллиметр ближе к Борджиа, после чего оттолкнул прочь. – Или я могу сделать твои страдания хуже. Выбирай, друг мой.

Борджиа обмяк. Его руки дрожали, казалось, что костяной мозг изнутри пожирает пламя. Перед глазами расходились красные пятна, нервы словно погрузили в кислоту. Его поглощало изнутри, и с каждым мгновением боль становилась сильнее. Но он продолжал тянуться к болт-пистолету.

Мир сузился до тонкой филиграни на рукояти и выгравированного на ней символа Инквизиции. Пальцы на его шее разжались.

– Смерть – удел глупцов. В безумной мире нам нужны люди со здравым смыслом, не так ли? Кто лучше покажет человечеству путь, чем тот, кто пережил встречу с худшим? Дай мне код, усвой урок и останься в живых. Сделай выбор.


Ранее


Облачённый в чёрное кошмар проломился сквозь переборку. По воксу раздались вопли и проклятия, а гигант взревел, замахиваясь цепным топором. Острые словно алмазы зубья впились в горжет несчастного бойца, разрубив металл, словно бумагу. Голова слетела с плеч, а следом фонтаном забила кровь, растёкшаяся по оставшемуся без гравитации коридору. Отскакивая от палубы, голова катилась к ногам Борджиа. Космодесантник завыл, словно громадный волк. Его доспехи покрывали амулеты и тотемы, дикарские символы, на которые было больно смотреть. Предатель был омерзительным, невозможным. Борджиа никогда прежде не видел еретиков-астартес во плоти, но читал о них в Архивах Абоминатус.

С его губ сорвался пятьдесят седьмой стих мантры Сигсанда. Обучение служителей Инквизиции начиналось с возведения бесчисленных стен веры в сознании, дающих возможность сдержать натиск Первозданного Уничтожителя. Однако Борджиа не думал, что его старые учителя готовили его к такому противостоянию. Инквизитор выстрелил из болт-пистолета в надвигающегося на него отступника, открыли огонь и собравшиеся вокруг него выжившие бойцы.

Экипажи Чёрных кораблей набирались из тех, кто мог выдержать чувство терзающей разум тревоги, вызванной присутствием тысяч напуганных и сходящих с ума псайкеров на борту одного судна. Среди них были и «пустышки», люди, напрочь лишённые психического потенциала, и просто необычайно бесстрашные бойцы. Дисциплиной отличались все. Десять выживших солдат держали строй и согласованно отступали по приказу инквизитора. Конечно, они могли повергнуть гиганта, однако лишь ценой серьёзных потерь. Лучше было отступать, чтобы у него остались люди для более важных задач, таких как защита трюма.

Судя по поступающим отрывочным сообщениям, нападение здесь было лишь отвлекающим манёвром. Одного отступника, даже двух или трёх, можно было удержать...

Предатель настиг бойца, оказавшегося медленнее других, взмахнул цепным топором, разрубая несчастного от макушки до паха. Еретик-астартес отбросил половинки тела в сторону, не замечая стучащих по его опалённому силовому доспеху лазерных разрядов. Сжимая рукоять обеими руками, он направлялся к остальным матросам.

– Отступаем, – приказал Борджиа, пытаясь сохранять спокойствие. – Отступаем к узловой точке С-5.

Инквизитор прицелился, веря, что Император направит его. От отдачи рука Борджиа содрогнулась, а по замкнутому пространству разнёсся приятный рёв выстрела. На мгновение он даже заглушил вой. Отступник пошатнулся, когда снаряд задел его шлем по касательной. Помедлил достаточно долго, чтобы инквизитор добрался до следующей переборки и запечатал её. Опустились адамантовые плиты, зашипели гермозатворы. Через считанные секунды с другой стороны донёсся глухой удар, а затем полный гнева вопль.

– О, Трон, что это было? – выдавил из себя один из бойцов. Как и остальные он носил на себе спецодежду с защитным покрытием, армапластовыми пластинами брони на груди и плечах, а также надёжную боевую разгрузку, в которой находились дополнительные энергобатареи для лазерного ружья и нож. Нагрудник украшали знаки аквилы и око в круге, символ Адептус Астра Телепатика.

– Отвлекающий удар, – ответил Борджиа. – Нас взяли на абордаж. Вы двое, отступайте к транспортным шахтам. Запечатайте переборки за собой, закройте нижние трюмы. Создания вроде этого... – он показал рукой на преграду на пути врага, – могут напасть на такой корабль лишь по одной причине. Остальные идут со мной. Нужно оценить положение пленников и в случае необходимости выполнить действующие приказы.

И без того встревоженные бойцы переглянулись. В нижние трюмы никто не хотел спускаться даже в лучшие дни. Конечно, в экипаже были "пустые", но в отряде – только обычные, пусть хорошо обученные матросы. Люди, чьи выкованные из железа нервы были растянуты до предела увиденной ими резнёй и вездесущим воем, который они слышали по воксу. Конечно, Борджиа менял частоты, чтобы ослабить действие вопля, но он всё ещё доносился из каждой сирены и вокс-рупора.

– Другого выбора нет, – добавил инквизитор, посмотрев каждому в глаза. – Вой становится лишь громче, и мы должны остановить это. Нельзя позволить проклятым душам в трюме попасть в руки предателей. Мы – слуги Бога-Императора, и у нас есть священный долг. Я не стану осуждать вас за то, что вы чувствуете страх, но, упаси меня Трон, осужу, если вы поддадитесь ему, – он поднял болт-пистолет, – Если вы уступите страху, то станете всё равно что мертвы, а значит, бесполезны как для меня, так и для Императора.

– Сэр, мы с вами, – сказал один из матросов, крепкий кадиец по имени Горман. Он провёл рукой по татуировке аквилы, нанесённой вокруг глаза. – Во имя Его.

– Во имя Его, – кивнул Борджиа.

На каждой узловой точке были укреплённые люки, ведущие в трюм. От носа до кормы корабля тянулось огромное открытое пространство, где откидной каркас удерживал платформы, мостики и изоляционные кельи. При необходимости трюм можно было открыть пустоте, как и камеры, выбросив груз наружу. Если до такого дойдёт, то инквизитор лично отдаст приказ. Лучше пожертвовать грузом, чем потерять весь звездолёт. Борджиа слышал истории о том, как псайкеры сходили с ума и, несмотря на сдерживающие их оковы, становились чем-то чуждым. Как новорождённых чудовищ выбрасывали в Имматериум вместе с их несчастными жертвами... Ходили слухи, что подобные твари не умирали, а ждали лишь возможности забраться на пролетающий корабль и вновь начать буйствовать, уничтожая всё вокруг.

Борджиа не думал, что это произошло на борту "Савонаролы". В усмиряющей Османа системе были пречистые электронные цепи, благословенные высокопоставленными адептами. Они сдерживали его голосовые связки, не давая псайкеру использовать свои способности в полную силу... Хотя, судя по дьявольскому кошачьему концерту в воксе, Осман смог перегрузить ограничители.

Короткий путь к верхним платформам трюма Борджиа, Горман и остальные проехали на подъёмнике. Повсюду вокруг во мгле исчезала плоская равнина из железных конструкций. В тусклом свете люменов виднелись парящие в воздухе снежинки. Трюм был изолированным от холода или жара, но его не отапливали. Ко всем поверхностям цеплялась изморозь, а выдыхаемый инквизитором воздух собирался в облака пара. А ещё был вой. Он терзал воздух и вибрировал от платформы к платформе. От силы вопля содрогались все опоры и подпорки, непрестанная звуковая атака раскалывала лёд. Весь трюм превратился в огромный усилитель, который делал вой всё громче, и громче, и громче... Вопль раздавался из самых нижних камер и поднимался ввысь, а инквизитор пытался не слушать его. Если вой станет слишком громким, то все системы корабля выйдут из строя.

Безмолвно сверкали сигнальные устройства, отбрасывая жуткие тени. Это значило, что нечто пробралось в трюм. Через разум Борджиа пронеслись мрачные предчувствия. Возможно ли, что один из пленных псайкеров открыл разлом в варп? Но нет... у дьявольщины был особый, сразу узнаваемый запах, которого здесь он не чувствовал. Нет, это дело рук Воющего Человека, в этом инквизитор был уверен. Мысль отчасти успокоила его, ведь Осман был известной угрозой. Опасный, да... могущественный... но знакомый.

– Этот звук... словно муравьи ползают у меня в голове, – прошептал Горман. Борджиа покосился на бойца, увидев, как сильно тот потеет. Глаза кадийца расширились и были полны тревоги, он вздрагивал от каждой тени. Другие выглядели не сильно лучше, перешёптывались, держались близко друг к другу.

Трюм Чёрного корабля всегда был пугающим местом, ведь собранные в таком тесном помещении и в таком количестве псайкеры разрушали естественный порядок вещей, даже когда были скованными. От одной близости к ним неподготовленный разум порой страдал от галлюцинаций или просто... ломался. Конечно, все бойцы прошли спецподготовку, но теперь вой словно погружал их нервы в кислоту, медленно разъедая дисциплину. Нужно было заставить Османа умолкнуть, и быстро...

– Сила заключена в вере. Найдите в себе веру, найдите в себе силы. Или я найду их за вас, – Борджиа смотрел в глаза Гормана, пока тот не отвернулся. – Спускаемся. Каждый из вас прочешет один из этажей. Сохраняйте вокс-молчание. Если увидите что-то, доложите.

Пока они спускались, бойцы оставляли отряд один за другим, тихо крадясь по лестницам и идя по мостикам, ища любые следы противника. Они исполняли приказы – неохотно, но без возражений. Последним ушёл Горман.

– Сохрани вас Трон, инквизитор, – сказал он.

– И тебя, боец. Помни, что Он всегда наблюдает за нами, – ответил Борджиа.

Горман резко кивнул и исчез в клубах холодного тумана. Инквизитор спускался один, намереваясь лично проверить Османа. Матросы получили приказы, которые, как он знал, они выполнят, несмотря на все тревоги и сомнения. Вой продолжался, становясь то громче, то тише, сотрясая мостики между изоляционными камерами. От его силы содрогался сам воздух. Не раз Борджиа едва не падал в тёмные глубины, когда из-за вибраций ослабевали крепления платформ. Взрывались энергопроводники, сыпля искрами, лопались и гасли люмены. Связь то появлялась, то вновь исчезала, по каналу связи разносилось жужжание и треск помех. Корабль умирал. Вой постепенно уничтожал все его системы.

Из каждой камеры, мимо которой проходил Борджиа, на него смотрели псайкеры с одним выражением на лице... страхом. Они съеживались в оковах, и звук становился громче, когда инквизитор оказывался рядом с их кельями. Казалось, что они пытаются не дать приблизиться ему... или кому-то другому. Борджиа услышал первый шёпот, когда спускался по ступеням на уровень 7-С. Глухой рокот, вкрадчивый, скрипучий, доносящийся сквозь вой. Мольба, нашёптываемая тысячью ртов, но одним голосом. Знакомым голосом. Несмотря на пси-блокираторы и сковывающие литании Осман говорил через своих соседей-пленников. Не раз сознания слабых псайкеров входили в резонанс с сильными разумами. Зачастую подобный гештальт возникал потому, что слепые разумом инстинктивно собирались вместе, ища покоя, столь редкого в мрачной Галактике.

Борджиа мог выдержать мощь этого гештальта лишь из-за его рассеянной природы. Сознания не были направлены на что-то конкретное, и только поэтому звездолёт, не говоря уже об экипаже, до сих пор не разорвало на части. Это напомнило инквизитору об инстинктивном защитном механизме... слабые разумы словно оказались затянуты Османом, словно водоворотом, а не присоединились к нему добровольно.

Сопение отвлекло инквизитора от раздумий, он замер и посмотрел вниз. Под ним крались искажённые создания, едва видные в тусклом свете люменов. Каждое из них было крупнее человека, а тела их были подобным невозможным переплетениям мускулов и костей, так, словно их создатель хотел понять пределы смертной плоти. Звериные глаза смотрели на мир с лиц-масок из рубцовой ткани и ненормальных костяных наростов. Неловко сжимающие в лапах старое оружие мутанты пробирались по нижней платформе. Их смрадное дыхание застывало туманом в воздухе трюма, и они явно искали конкретную камеру. Борджиа уже знал, какую, ему не требовалось ничего проверять. Воющий Человек...

Без промедлений Борджиа схватил за перила и спрыгнул на нижнюю палубу. Его сапоги ударили по спине мутанта, ломая ненормальные кости, и тварь рухнула, визжа от боли. Инквизитор схватил врага за шею и свернул её, а затем вскинул болт-пистолет. Другой мутант бежал к нему, семеня похожими на ласты ногами, и круглая клыкастая пасть содрогалась, брызжа слюной. Снаряд прошёл через эластичную плоть, сбросив тварь с мостика.

На руку инквизитора обрушилась усыпанная заклёпками дубинка. Выронивший пистолет Борджиа впечатал локоть в брюхо зверя. Мутант застонал, согнувшись пополам, и инквизитор воткнул потерявшие подвижность пальцы в его фасеточные глаза. Завопивший от боли мутант отшатнулся, вцепившись в лицо руками, а Борджиа бросился на него, выхватывая силовой меч. Клинок загудел, опускаясь по дуге, и рассёк звериную плоть, словно дым. Тварь покатилась, пытаясь удержать обгоревшие кишки.

Воздух содрогнулся от вопля, разряда чистого звука, и голова четвёртого мутанта взорвалась прежде, чем тот успел ударить Борджиа. Труп рухнул на инквизитора, с проклятием отбросившего его прочь. Кто-то закашлялся. Борджиа поднялся на ноги и включил люмен, осветив камеру.

Заточённый в ней человек свирепо уставился на него.

– Ты, – сказал Осман, чей голос был таким же хриплым, каким его помнил Борджиа. Несмотря на вопль, он слышал псайкера так, словно они просто беседовали. Конечно, на Воющем Человеке сказался плен: его раны покрылись коростой, но Сул всё ещё был бледным от кровопотери, а щёки его запали. По худому телу с ног до головы тянулись переплетения бандитских электу и старых шрамов. Осман припал к полу посреди паутины цепей, к звеньям которых были прикреплены орлы-амулеты.

– Я. Прекращай выть, еретик.

– Нет. Нет, пока я не уберусь отсюда. Открой камеру и выпусти меня, или я поджарю мозги в твоём черепе, что стоило бы сделать ещё на Парамаре.

Он дёрнул оковы на себя. Теперь, увидев выгоревшие энергопроводники и конденсаторы, Борджиа понял смысл воя. Воплем Осман пытался освободиться, а остальные пленники невольно служили ему усилителями. Однако резонанс гештальта перегружал электроцепи не только в камере Сула. Никто не мог сказать, что разрушилось бы раньше – кандалы Османа или весь корабль.

– Не тебе ставить здесь условия, еретик. Ты – пленник, а не пассажир, – ответил инквизитор, скривившись от напряжения.

Если он рискнёт открыть камеру, чтобы всадить в мозг псайкера болт, то, возможно, Осман убьёт его прежде, чем он успеет нажать на спуск.

– Я знаю, кто я, Борджиа, а ещё знаю, что я... все мы... в опасности. Я чувствую, как корабль содрогается каждый раз, когда я кричу, и буду выть, пока всё не взорвётся, если не останется другого выбора. Я знаю, какую судьбу он мне уготовил, и не позволю этому произойти. Скорее убью всех нас, чем дамся ему в руки. Слышишь?

– Кого ты боишься... отступников? Они – не угроза для корабля. Мы сдержим их, – ответил Борджиа, вспомним гиганта в чёрных доспехах, так легко расшвырявшего бойцов Хельгика. Они пришли за Османом? Служители Губительных Сил уже не раз пытались украсть то, что принадлежало Императору.

– Не их. Того, кто гораздо ужасней... – Осман осёкся, его взгляд посуровел. – Ты должен выпустить меня! – он откинул голову и начал кричать.

Мир вокруг Борджиа расплылся, то появляясь, то исчезая среди звуковой волны. Он отшатнулся от камеры, пытаясь прийти в себя. Здесь вой был гораздо сильнее, настолько, что смог пробить его мысленную защиту. Когда инквизитор упёрся спиной в ограждение, вопль сменился тяжёлым кашлем.

– Я не дам ему забрать меня, – прохрипел псайкер. – Выпусти меня. Или убей. Сделай что-нибудь.

– Кто, Осман? Кого ты так боишься? – спросил Борджиа, глядя на человека в камере и думая, а не пристрелить ли его сейчас, покончив с проблемой. Но сперва ему нужно было узнать, что могло быть более страшным для беглого псайкера, чем недра чёрного корабля. – Поэтому ты утопил систему в крови?

– Ты знаешь, зачем я это сделал, – захрипел Воющий Человек. – Так было нужно. Правители Парамара – чудовища. Их нужно остановить.

– Решать не тебе.

– А кому? Императору, что ли?

«Императору, Императору, Императору...»

В соседних камерах зашелестели голоса людей, слишком охрипших, чтобы кричать.

– Глупец, там всё прогнило от корней до ветвей. Парамар уже давно превратился в славную чашку Петри. Всё началось с правителей системы и разошлось, словно вирус, – глаза Османа расширились, слюна зашипела на энергетическом поле камеры. Энергопровод выпал из его смирительной упряжки и рухнул на пол, искря.

– Я увидел там лишь один вирус – тебя!

Но даже сам Борджиа знал, что это не так. Он почувствовал на Парамаре нечто. Похоже, что он ошибался, что его долг не исполнен. Если в словах Османа была хоть капля правды, то, возможно, придётся зачистить всю систему.

– Я лишь симптом, а не болезнь! – рявкнул Сул, забившись в оковах. – Возможно, тебе стоило присмотреться внимательнее, инквизитор. Но теперь он пришёл за мной и уже слишком поздно. Выпусти меня!

Звук голоса отдался в костях Борджиа, а затем его заглушил треск корпуса. Звездолёт содрогнулся. На верхних платформах завыли сирены, и Осман обмяк.

– Нет. Слишком поздно.

«Слишком поздно, слишком поздно, слишком поздно!!!»

По всему трюму закричали голоса, и Борджиа передёрнуло от чистой животной паники этого звука.

– Слишком поздно для чего? О чём ты говоришь?

Внезапно вой прекратился. Умолк не только Осман, но и все псайкеры. Казалось, что все рты в трюме одновременно закрылись.

Оглушённый внезапной тишиной Борджиа огляделся по сторонам.

– Он здесь, – прошептал Осман.


Вычисляя траектории, Сарбан молилась Богу-Императору о спасении. Её голова раскалывалась от воя псайкеров, криков в воксе, стона переборок из-за разворотов "Савонаролы", двигавшейся медленно и неторопливо, словно ледник. Глубоко внизу орудийная палуба содрогалась с гневом раненого зверя, освещая тьму вспышками пламени. Наблюдавшие за пустотными щитами члены экипажа что-то кричали Хельгику, орущему в ответ. Капитан покосился на неё.

– Щиты держатся, но мы под шквальным огнём. Мне нужна траектория для перехвата, если возможно, такая, чтобы этот корабль слева оказался между нами и его приятелем. Берквальд, докладывай, видит ли кто незваных гостей?

– Никак нет, капитан, – ответил Берквальд через плечо. – У нас пять, нет, шесть, пробоин корпуса. Отдельные сообщения о боях на палубах «С», «Д» и «Е». Обрывочные донесения о чудовищах и... гигантах в доспехах. Есть потери, но ни следа абордажных торпед.

Похоже, что он был встревожен, и Сарбан могла его понять. Если доклады были точными, а не следствием паники, то их атаковали не обычные грабители.

– Это не нормально, – проворчал Хельгик. – Пираты действуют иначе, а отступники тем более.

Сарбан нахмурилась. Корабли были слишком ценными, а потому при наличии возможностей их пытались захватить все, а пираты – тем более. Крейсера были летающими крепостями, на строительство которых уходили бесчисленные человекочасы. Их забирали целыми, даже если впоследствии захватчики намеревались разобрать их по винтикам. В обычной ситуации пираты уже начали бы абордаж, пробиваясь к мостику с целью убить или взять в плен тех, кто мог управлять кораблём. Сарбан подумала о первых пробоинах в корпусе. Вспомнила числа, оценила время и траекторию начальной перестрелки.

– А что, если они не собираются нас захватывать?

– Что? – закричал Хельгик, слушая не слишком внимательно. Его взгляд был направлен на потрескавшийся обозревательный экран. На нём виднелся характерный силуэт того, что могло быть фрегатом типа "Гладий", чьи двигатели сверкали, словно крошечные звёзды.

– Что если они не собираются захватывать "Савонаролу"? Нам нужно проверить корпус на предмет челноков, – вой внезапно затих, и лишь тогда управительница поняла, что кричала. Хельгик встревоженно посмотрел на неё. – Челноки, – повторила она. – Им потребуются лишь магнамельты и хороший отвлекающий манёвр, – вроде фрегата или двух. Сарбан снова посмотрела на панель управления. – Первые две пробоины были ниже переходной линии... прямо... прямо в трюме... – прошептала она.

Вой умолк. Либо Борджиа справился, либо... она заставила себя не думать об этом.

– Они бегут, – сказал Хельгик, глядя на экран. Глухой рокот его голоса пробился через туманящие разум исчисления, напугав Сарбан. Он не слушал её.

– Что?

– Они выходят из боя и отступают. Мы истекаем топливом и огнём, а они бегут, – повторил Хельгик, сжав руки за спиной. Он не отводил взгляда от экрана, на котором были видны два удаляющихся корабля, исчезающих в пустоте, словно раненные тигры в подлеске. На мгновение Сарбан ощутила облегчение, а затем прилив тревог.

Пираты не бегут. Не тогда, когда чувствуют в воде кровь, да ещё без единой выпущенной торпеды. Матросы что-то ликующе кричали, торжествуя, но явно чувствуя в это мгновение облегчение. Они радовались тому, что выжили, что победили, что могут слышать свои голоса.

– Должно быть, мы нанесли им более серьёзные повреждения, чем я думал, – покосился на неё капитан.

– Или они взяли то, за чем пришли.

– О чём ты?

– Борджиа уже вышел на связь?

Хельгик повернулся к ней, моргнул, выругался и начал отдавать приказы экипажу. Сарбан обмякла, забыв о числах. Но она продолжала молиться.


Ранее


Борджиа слышал звук металла, царапающего металл. Скрежет, скрип.

– Впечатляющее звуковое возмущение. Я полагал, что это ты так рад меня видеть, – голос рассёк вновь начавшийся гул, словно кинжал. Он был холодным, беспристрастным, надменным. – Но, судя по состоянию моих ассистентов, это не так. Какая досада.

– Покажись! – крикнул Борджиа, держа руку на кобуре. В камере позади него стонал Осман, а с ним, похоже, все псайкеры до единого. Они плакали, ревели и кричали.

– Нет. Ты... инквизитор, не так ли? Так они вас называют? – что-то прогремело в темноте. – Другими словами, хирург, вырезающий опухоль и отчаянно пытающийся найти её источник. Мне это так знакомо...

– Кто ты?

– Старый призрак. В одном мире меня зовут Свежевателем, в другом – Владыкой Клонов. Но больше всего мне по душе Патер Мутатис, Отец всех Мутантов. Конечно, им я не являюсь, но мне по душе суть такой похвалы.

Имена вспыхивали в разуме Борджиа одно за другим. На поверхность его сознания всплывали воспоминания о часах, проведённых в изучении древних инфопланшетов в архивах Администратума, принося с собой чувство растущего ужаса.

– Фабий Байл, – тихо сказал инквизитор. Хрипло. От внезапного страха ему стало сложно думать о чём-то другом. Мясник Терры из чёрных легенд, тот, кто убил миллионы людей и поступил еще хуже с теми, кого пощадил. Чудовище, перечисление злодеяний которого целиком заполняло три отдела Архива Абоминатус.

– Фабий Байл, – прошептал Осман.

«Байл. Байл. Байл», – повторили за ними эхом голоса из других камер, и в вездесущем вое возникла новая мрачная нотка. Одни псайкеры вновь завопили, другие же начали молиться, а те, кто был ближе всего к Сулу, забились в оковах, словно решив биться о стены, пока не потеряют сознания.

– Здравствуй, Осман. Я уже давно хотел тебя увидеть. Мои слуги говорят, что ты можешь криком разорвать танк, словно гнилой фрукт. Этому дару можно найти весьма занимательное применение, – донёсся из тьмы голос Байла, раздавшийся отовсюду и из ниоткуда. Инквизитор не мог понять, наверху отступник или же под ним.

– Зачем ты пришел, чудовище? – спросил инквизитор, уже знавший ответ. Ему нужно было заставить монстра говорить, чтобы понять, куда стрелять.

– Разве это не очевидно? Я пришел забрать то, что моё по праву.

Осман застонал, сотрясая палубу, но Борджиа продолжал следить лишь за Фабием.

– Сии души отправляются на Священную Терру, и ни одна из них не достанется тебе.

Смех. Вкрадчивый и хриплый. Кишки Борджиа скрутило, когда этот звук разнёсся по платформе и утих, словно рассыпавшись в пепел.

– Священная Терра... так вы её теперь называете? О, как бы Он это возненавидел. Наш прародитель не выносил подобных суеверий, ведь у него были очень неприязненные взгляды в отношении религии – взгляды, которые разделяю я.

– Ересь, – внезапно охрипшим голосом прошептал инквизитор.

– Истина, – ответил ему Байл. – Впрочем, в наши дни это одно и то же, не так ли?

Платформа заскрипела, и Борджиа обернулся, гадая, где же Горман и остальные. Возможно, уже мертвы.

– Истина стала ересью, а ложь – святым писанием. Такова наша история, похороненная в могиле заблуждений. Император был настоящим обманщиком, а последовавшие за ним – лишь одарёнными любителями, поверившими в собственные вымыслы.

Богохульные слова рассекали воздух, словно пули. Борджиа вытащил пистолет из кобуры.

– Я скорее убью его, чем отдам тебе. Покажись, – сказал инквизитор, включая вокс-связь в надежде, что его услышат бойцы. Если он сможет заставить врага рода человеческого говорить достаточно долго, то придёт помощь. Если придёт. Корабль вновь содрогнулся. Вой стал громче, снова затих. Где-то наверху раздался треск лазерных разрядов, а потом внезапно оборвавшийся вопль. Мимо платформы пролетело тело, исчезнув в мрачных глубинах. Вероятно, один из бойцов, может быть даже Горман. Борджиа прошептал тихую молитву.

– Я не люблю насилие, – продолжал Байл. – Это столь примитивный инструмент, но, увы, необходимый в эти суровые времена. Мои помощники позаботятся о твоих. Инквизитор, у тебя есть то, что принадлежит мне, и я хочу вернуть его.

– Нет... – прошептал Осман.

«Нет, нет, нет...»

– Да. По моим оценкам, на этом корабле примерно тысяча душ, в основном лишённых особых талантов. На редкость жалкий шабаш певцов войны. Осквернённый демонами и бредящий псайкер. Но настоящая добыча – Осман, ведь он – кульминация длившегося поколения избирательного скрещивания, боевой псионик, не уступающий никому. Мои служители на Парамаре следили за ним с самого его рождения, и я изучал доклады о его развитии с удовлетворением, возможно даже ликованием. Он опасен, смертельно опасен... а теперь связан по рукам и ногам и готов для проведения анализов. Прими мою искреннюю благодарность.

– Он – не твой, мразь! Его душа принадлежит Императору, – процедил Борджиа.

Слова Байла напомнили ему о подозрениях в отношении правителей системы. Возможно, что Фабий говорил о них, что это имел в виду Осман? Мысль одновременно вызвала у него отвращение и любопытство. Нужно было заставить Байла говорить дальше, если возможно, узнать имена тех, кто с ним работал. Борджиа слышал крики и запросы помощи по вокс-частоте отряда, отзвуки выстрелов и вой цепного топора, который не спутать ни с чем. Горман и остальные стали жертвами на алтаре необходимости.

– Сегодня я чувствую себя великодушным. Это не твоё дело, инквизитор, оставь его и уходи. Если ты отдашь мне Османа, то я отзову атаку. Мне не нужен ни этот корабль, ни его экипаж, ни остальной груз. Отступись и спаси тысячи жизней. Тебе даже не потребуется открывать для меня камеру, ведь я смогу сделать это сам.

Ощутив сомнения, Борджиа оглянулся на камеру. Осман выглядел покорившимся, сломленным. Таким же, когда Борджиа схватил его в Садах Пламени... Утратившим надежду.

– Я сам – врач, – продолжал Фабий, – и спас бы все жизни во вселенной, если бы смог. Но иногда приходится идти на жертвы ради великой победы. Тебе ведь это знакомо?

О, Император, это было знакомо Борджиа. В делах Инквизиции жертвы миллионов ради спасения миллиардов превращались в искусство. Осман закрыл глаза.

– Умоляю... – прохрипел псайкер.

«Умоляю, умоляю, умоляю...»

Инквизитор огляделся, ища своего врага. Холод обжигал его лёгкие.

– Нет... – сказал Борджиа. Голос казался слабым даже ему самому, и он обругал себя за это. Глаза Османа распахнулись от изумления. Инквизитор горько улыбнулся. – Нет. Я не позволю тебе этого сделать. Их участь – суд Императора, и потому они под Его защитой на пути к Священной Тере. Ты – Экскоммуникатус Абоминатус Экстремис. Ты их не получишь.

Слова отдались в студёном воздухе эхом, воцарилась тишина. Мгновение, другое, а потом тихий вздох.

– Есть старая притча, написанная задолго до начала Древней Ночи и восхождения Императора... в ней называемый Несокрушимым человек выступает против Ада. Маленький человек, думаешь, что ты Несокрушимый? Видишь это как свой поход в Ад? Или же тобой движет отчаяние хирурга, чьё время истекает?

Голос раздавался ближе, слышался и странный перестук. Тик. Тик. Тик. Что это было? Откуда это доносится? Борджиа покосился на псайкера и постучал по горлу. Секунду Осман смотрел на него, не веря, а потом кивнул. Если инквизитор падёт, то псайкеру придётся защищаться. С кодовым замком и воем псайкера они могут сдержать Байла достаточно долго, чтобы Хельгик прислал помощь. Действовать вместе с еретиком было странно, но Османа ждал суд Императора, и Борджиа хотел доставить его на Святую Терру. Он обернулся, вновь услышав перестук. Словно механические руки. За холодным туманом на платформе что-то двигалось. Другие мутанты? Борджиа прицелился. Глаза Османа внезапно расширились.

– Сзади! – закричал Воющий Человек.

Сзади, сзади, сзади, раздалось эхо из всех изоляционных камер.

Борджиа обернулся, вскидывая пистолет, сжимая палец на спусковом крючке. Выстрел прогремел в холодной тишине трюма словно гром. Паучья лапа ударила его, наконечник пронзил броню и впился в плоть, а затем быстро отдалился. Пистолет выпал из руки инквизитора.

Борджиа отшатнулся, протянув руку к ране, от которой расходился жар, пока каждый его нерв не охватила дикая боль. Инквизитор пытался схватить рукоять меча, но пальцы уже не слушались. Он закашлялся и рухнул, все конечности свело судорогой, мир вокруг исчез, осталась лишь мука. Борджиа скорее почувствовал, чем увидел, как к нему подходит враг.

– Я сам создал этот токсин, синтезировав его из организма ящера, живущего на одном из миров эльдаров, которые зовут себя экзодитами. Мне говорили, что он воистину восхитителен для тех, кто любит боль. Если же нет... ну что же, у тебя был выбор.


Борджиа услышал шипение какой-то машины, а затем затихающий стон Воющего Человека.

– Думаю, этого достаточно, – голос Байла доносился словно издалека. – Спи. Спи и наслаждайся снами о грядущем мире. Лучшем мире, чем заслуживаем мы все... – Фабий посмотрел на инквизитора. – Друг мой, ты мудро поступил, дав мне код. Горстка жизней за тысячи людей из экипажа корабля. Знаю, выбор труден, но таков удел прагматиков. Если это успокоит тебя, то знай, что я не вор. Он – мой, ведь я удобрил землю, из которой он вырос. Я – садовник, а он – мой урожай. Знаешь, я бы не стал объяснить свои поступки, но... таков уж порядок вещей, мне нужно заботиться о репутации, в конце концов. Не хорошей, но вполне заслуженной.

– Парамар, – прошипел Борджиа сквозь сжатые зубы. Он не хотел давать Байлу код, но числа вырвались через бреши, оставленные мукой в стенах его веры. Чувство стыда от этого гремело в сознании Борджиа так же громко, как вопль Османа, причиняя такую же боль, как пожирающий его нервные окончания токсин. Ещё одна из многих неудач. Он ошибался. Стоило копнуть глубже. Инквизитор знал, что правители системы что-то скрывают, но был слишком ослеплён кажущимся успехом и так хотел вернуться на Терру с победой. Поэтому он подвёл Святейшую Инквизицию и своего Императора. Мысль об этом терзала его почти так же сильно, как и яд.

– Да, Парамар, – Байл склонил голову на бок. – Кстати, правители системы передают тебе привет, ведь ты произвёл на них неизгладимое впечатление, а моих созданий не так легко впечатлить. Они просили меня убить тебя, но... я, как я уже говорил, не люблю насилие. И как бы ты ни был силён, весьма вероятно, что ты и так умрёшь от яда. Пусть всё решит судьба, – он бросил болт-пистолет на грудь инквизитора. – Как я и обещал.

Он шагнул в камеру и быстро освободил обмякшее тело от оков.

– Отдыхай, зная, что я буду с ним добр. Мы делаем всё, что можем, ради тех, о ком заботимся. Таково наставление, полученное мной прежде, чем всё пошло кувырком. "Делай всё, что можешь, ради тех, кто нуждается в этом". Таково наше предназначение. Ради него мы сотворены и облачены в керамит.

Борджиа неловко пытался поднять пистолет, желая застрелить Байла, но был слишком слаб. Фабий, прижимавший к груди обмякшее тело, повернулся к нему.

– В любом случае это был весьма оживлённый спор. Знаю, это небольшое утешение, но иногда стоит довольствоваться тем, что есть, – Байл улыбнулся Борджиа. В тусклом свете люменов его исхудалое лицо напоминало череп. – И должен сказать тебе, как один врач другому, что ты сделал всё, что мог, и даже больше...

И с этими словами он перешагнул через тело инквизитора и исчез, оставив его в холодной тьме наедине с неудачей и болт-пистолетом в руках, нацеленным в голову. Борджиа слушал, как затихают вдали тяжёлые шаги, и страдал от яда, опалявшего его вены. Его мысли вновь и вновь возвращались к вопросу Сарбан. Сколькими он бы пожертвовал ради блага Империума?

– Столькими, сколько потребуется, – прохрипел инквизитор, глядя на пистолет. У него было достаточно сил, чтобы нажать на спуск. Но он не станет. Веру нужно было оттачивать, и это мгновение было точильным камнем. Осман был прав, он не увидел того, что было прямо перед носом. Борджиа ошибся, но он останется в живых... сделает выводы из ошибки... выживет. Он должен. Чего бы это ни стоило. Даже если боль выжжет его изнутри, оставив пустую оболочку.

Он отбросил пистолет.

Борджиа то терял сознание, то приходил в себя, и ему казалось, что он слышит голоса наконец-то нашедших его вопросов. Казалось, что он чувствует, как его трясут, пытаются поднять. Он был уверен, что слышит, как его имя выкрикивает Хельгик, но голос капитана был далёким и глухим. Хорошо, что Хельгик выжил. Капитан ему понадобится, когда они вернутся в Парамар. Правителям системы предстоит за многое поплатиться, и Борджиа собирался призвать их к ответу.

Ему казалось, что боль слабеет, покидает его измученное тело. Он выдержал её, пережил, но при этом совершенно обессилел. Нужно было поспать. Борджиа слышал, как кто-то зовёт медика, а затем – почти ничего.

– Парамар... – прошептал он.

Правители системы были созданиями Байла, как и Осман, как и мутанты, убитые инкивизтором в трюме. Теперь он знал это и был уверен, что они – не единственные творения Фабия. Теряя сознание, Борджиа гадал, сколько ещё чудовищных семян Повелитель Клонов посеял по всей Галактике.

И сколько из них уже готовы для жатвы?