Изменения

|Сейчас =1112

== '''11''' ==

Трискеллиан не мог сказать, так это, или нет, но внимание Бурзулема всецело сосредоточилось на экране, и было более чем очевидно, что самому ему нечего терять. Издав шипение, заключившее в себе годы и годы ненависти к начальнику, он бросился вперед.  == '''12''' ==  Конечно же, Давиен отыскала второстепенный вход – крошечный проем с давно позабытым предназначением, сквозь который едва смогла пролезть. Он был окружен запретами и замками, однако она терпеливо подстраивала частоты своих электротатуировок, пока не начала транслировать верные полномочия, и старинный проход со скрежетом отворился. Потом последовал быстрый забег по территории до самого Палатиума. Поблизости никого не было, а дормитории и часовни жрецов молчали, забросив все ритуалы. Она услышала пронзительный свист машин, накапливавших предельный напор давления, который по древнему обычаю следовало сбрасывать вручную, а также треск и хлопки оставленных без надзора предохранителей. Жрецы сбежали в свою твердыню. Казалось, каждое из окон заполнено встревоженными головами в красных капюшонах: техножрецы выглядывали наружу, а в воздухе нарастал гром восстания. Ведя за собой Сакири, она никак не могла просто войти в переднюю дверь, да и в какую угодно дверь, но это не должно было стать проблемой. Давиен обошла угловатые стены огромного сооружения, выискивая старые пути, которыми уже пользовалась много раз прежде. Большинство служащих Палатиума знало, как входить и выходить, избегая глаз хозяев. В лопатке дернулось какое-то шестое чувство, а может Давиен уголком глаза заметила, как мелькнуло красное. Она поймала себя на том, что смотрит в просвет между дымящимся архивом и дормиторием для новициатов, в дальнем конце которого располагался четырехугольный двор с клуатрами по периметру, тихий и использовавшийся для медитаций техножрецов Сейчас им не пользовались. Тем не менее, он был полон людей. Стоящих прямо и неподвижно. Ждущих. Еще скитарии, поняла она. Но не девственно-полированные солдатики генерала-фабрикатора в их безупречно скроенной униформе. Это были вернувшиеся скитарии с кораблей на орбите. Она видела оружие, применявшееся на далеких мирах, которое без движения держали наготове руки тех, кто уже пускал его в ход. Ожидая своего череда нанести удар. Она побежала обратно к Сакири. – Нам следует предупредить других? Сакири бесстрастно оглядела ее. – Девочка, у нас есть своя роль. Лучше всего мы можем послужить, открыв эти ворота. – Но… – ''Верь'', дитя. Многорукий Император не вознаградит нас, если мы будем сомневаться. Его ангелы не явятся за нами, если мы не возвысим свои голоса с уверенностью. ''Многорукий Император – просто какая-то ложь ксеносов'', оцепенело подумалось ей. Хотя она и чувствовала внутри тягу, с которой ее кровь вздымалась на призыв Сакири к оружию, но разум изворачивался. Нет, нет, мы умрем, мы все умрем. И в этот вера показалась ей фальшивой. Она схватила Сакири за руку и взмолилась: – Но это правда? Есть ли Император и Его ангелы, или это прожорливое чудовище, о котором мне говорил техножрец? Сакири, пожалуйста. Лицо женщины было спокойным, даже умиротворенным. – С чего ты взяла, – произнесла она, – что это разные вещи? А теперь давай, девочка, покажи мне тайные входы в Палатиум, потому что я должна завершить задание. Давиен повела Сакири наверх, карабкаясь по заклепкам, коррозионным отверстиям и чеканным персонажам доктрины Адептус Механикус, пока они не попали на одну из нижних крыш, а затем в вышедшие из употребления воздуховоды, которые когда-то шли в смертоносный огонь топки, но теперь выходили лишь в холодную полузабытую комнату, где порой прятались новициаты, чтобы поэкспериментировать с химикатами, или побочными эффектами новых протезов. Как только они вылезли из труб, Сакири достала три своих пистолета. – Ты идешь убить генерала-фабрикатора, – сказала Давиен, которую озарило понимание. – Да благословит Он работу рук твоих. – Старое напутствие Конгрегации, казавшееся столь же уместным для убийства, как и для производства или копания. – Или это ворота… Сакири странно улыбнулась ей. – Есть более насущное дело. Спасение твоего брата. Сердце Давиен подпрыгнуло. – Ты пойдешь со мной?.. – и когда Сакири кивнула, она уже двигалась, торопясь, ныряя назад, чтобы пропустить краснорясых, а потом украдкой пробираясь из комнаты в комнату, выискивая быстрейший путь на подземные уровни. В лабораторию Трискеллиана, где, как она надеялась, до сих пор находился Ньем. И доктор Теслинг, конечно же. Его она тоже могла спасти. А потом ее товарищи окажутся у ворот, а она сможет их открыть и стать великим героем Конгрегации вместе с Сакири. Они все смогут пойти и вместе убить Бурзулема, а Трискеллиан… Сделает то, что собирается сделать. Она подумала о тех безмолвных часовых, собранных снаружи, готовых вмешаться. ''Но я верю'', напомнила она себе, цепляясь за это. Давиен потянулась к песне внутри себя, которая ранее наполнила ее уста храбрыми словами, но та ушла, стоило ей оказаться внутри железных стен Палатиума. ''Ксенос'', думал ее разум, а не ''божество''. А если они просто отродья какой-то чужеродной ''твари'', какова же их судьба? Но к этому моменту они уже приближались к дверям лаборатории. Разумеется, дальше этого ее план не заходил, поскольку Трискеллиан не допускал туда даже других техножрецов, и она не знала ни кодов или расчетов, которые бы открыли дверь, ни какого-либо пути, позволившего бы ей проползти сквозь стены и попасть внутрь. Вот только кто-то уже сделал все за нее. Двери растащили в стороны – единственный вывод, который она смогла сделать, увидев повреждения. Были видны отпечатки огромных пальцев, вклинившихся между створками и раздвинувших их. На основе своих познаний о техножрецах она решила, что это, должно быть, был один из их «Кастелянов» – громадных роботов, чья механическая сила казалась безграничной. Внутри четверо скитариев праздно приглядывали за лабораторией, сторожа сжавшегося техножреца, выступавшего помощником Трискеллиана, а также голову на тележке, которую он возил за собой. Не было никаких следов доктора Теслинга или самого Трискеллиана, однако громада Ньема – больше, чем когда она видела его в прошлый раз – так и сидела на корточках в своей стеклянной тюрьме. Давиен открыла рот, но Сакири уже пришла в движение. Она бурей ворвалась во взломанную лабораторию, и ее пистолеты быстро вынесли приговор, после которого все четыре скитария распростерлись на полу. Покончив с этим, она направила оружие на жреца – Клавена, вспомнила Давиен. Тот таращил на нее глаза: чудовище спасло его от своих же. – Кто это такие? – требовательно спросила Сакири. – Мне их оставить? Давиен подошла к Клавену. – Освободи моего брата – велела она, а когда он явно не понял, ткнула пальцем на колпак. – Его, его освободи! – Невозможно, – прошептал Клавен. – Подопытного нельзя извлекать из емкости. Эксперимент будет нарушен. – Давай-ка я изменю параметры твоего эксперимента, – предложила Сакири и навела пистолет на сшитое лицо человека. Клавен всхлипнул и побрел к управляющим блокам. – Нет! – внезапно закричала голова на тележке. – Неприемлемо. Клавен, я запрещаю тебе подвергать риску работу! Сакири, до этого не осознававшая, что это отдельная личность, уставилась на гротескное существо. Она добавила к своей угрозе второй пистолет, и Клавен с хныканьем положил руки на рычаги. – Клавен, предупреждаю тебя последний раз, – настойчиво произнесла голова, а после этого, когда ее слова очевидно его не остановили, раздался страшный треск, и между кабелей, соединявших эту парочку, проскочила голубая молния. Клавен задергался и затрясся у рычагов. Его руки на металле плавились и обугливались. Швы у него на лице порвались под череду хлопков и шипений, а затем он полностью замер, вытянувшись в струну и дымясь. – Слаб, – сказала голова. – Он был слаб. А потом Сакири выстрелила ей между глаз. Давиен поспешила к системам управления, поскольку уж точно могла попробовать ту же частоту, что использовала под ареной, пусть даже колпак Ньема был вдвое крупнее и из куда более толстого стекла. Однако ток, ударивший техножреца, сплавил их воедино, превратив просто в огромный ком мертвого металла. – Хватит, – произнесла Сакири и разрядила пистолет в бронестекло. Первые три выстрела срикошетили, не оставив и следа и представляя большую опасность для Давиен или самой Сакири. Затем один попал основательнее, и от точки удара разошлась розочка тонких трещинок, но даже тогда стекло осталось целым. – Следовало ожидать, – сказала Сакири. – Если уж Надсмотрщики что-то и построили хорошо, так это тюрьмы. – Нет, должен быть способ его разбить, – пробормотала Давиен. Но тут сам Ньем поднялся, пригнувшись под изгибом колпака. Стоя вертикально, он вдвое превосходил ростом высокого мужчину. Плечи и громадные бронированные мышцы спины были выше его головы. Он поднял руку с пальцами-лопатами и потрогал то место, где на бронестекле остался след от выстрела Сакири. Давиен наблюдала за его лицом – до боли знакомыми чертами, наполовину раздвоившимися и разошедшимися слишком широко, сдвинувшимися вниз, чтобы дать место хитиновыми пластинам на лбу. Что-то метнулось в стекло мимо него. На мгновение Давиен показалось, будто там находится какое-то существо, вроде змеи, однако это был мечущийся хвост, который он успел отрастить. Шип на кончике был таким быстрым, что она заметила его лишь когда он отскочил от внутренней стороны колпака. И тоже оставил шрам. Ньем тщательно изучил отметину. Все три его глаза двигались слегка несинхронно. Один из них встретился с ней взглядом. Как бы его ни преобразил доктор Теслинг, но она узнала это выражение. Это был тот памятный ей упрямый брат, который никогда не слушал наставлений и вечно должен был все сделать по-своему.  Он прижал руку к боку колпака, упершись ногой позади себя и приставив крючковатый коготь к раскрывшейся от пули розе. Давиен увидела, как мускулы зашевелились и вздулись, колыша кожистую шкуру и деформируя пластины панциря. ''Невозможно'', понимала она. Хоть они и нанесли небольшой ущерб, но это тюрьма Надсмотрщиков, а как и сказала Сакири… Между рубцом от пули и следом, оставленным хвостом Ньема, проскочила новая трещина. Его лицо было напряжено, будто жуткий деформированный кулак. Она увидела, как его рот открылся, вместе с воем давая выход злобе и досаде. Еще три белых линии на стекле. Сакири схватила Давиен за плечо и оттащила назад. Колпак разлетелся наружу. Зазубренные куски стекла толщиной в несколько дюймов как коса прошлись по полу лаборатории, еще сильнее разрушая тела павших скитариев. Ньем неуклюже вышел на свободу. Давиен встала в его тени. Он успел измениться еще до того, как его забрал Трискеллиан. Он шел по пути к монструозности, которая спасла бы его от губительной болезни, пожиравшей его заживо. Эксперимент, подношение Императору. Все, что она знала – иначе он бы умер, а также такова воля Многорукого. Она не понимала, что результатом станет вот ''это''. Теперь он распрямился в полный рост, и казалось, что вся лаборатория слишком мала для него. При каждом тяжелом вздохе от него исходило звериное ворчание. Облик напрочь утратил симметричность, приобретенная мышечная масса и чужеродная ткань проращивали и увеличивали каждый орган и конечность по собственной схеме. Его лицо кошмарно разделилось и разрослось. – Ньем, – прошептала она. – Д`рв`н. Несмотря на преображение тела, их родство заговорило с ней, показывая, что процедуры Теслинга не изуродовали и не преуменьшили его. Они привели его к чему-то более возвышенному. Получеловеческому и полубожественному, а на середине развития до совершенства все вещи, должно быть, всегда выглядят странно. ''Вот что значит быть нами'', подумалось ей. ''Мы всегда узнаем и любим своих. Если это от ксеносов, то как же одиноко и холодно быть человеком''. И она побежала вперед и обхватила его руками, а он опустился на колени и аккуратно сгреб ее в свои колоссальные объятия. Снаружи сражались и умирали, но конкретно сейчас она победила. Ньем был жив и свободен. Они воссоединились. Больше ничего не имело значения. – Это хорошо, – вмешался резкий голос Сакири. – Но нам надо открыть какие-то ворота, если хотим, чтобы наши товарищи добрались до Палатиума. Ньем издал вопросительный звук, щурясь на Сакири так, словно ему приходилось прилагать тяжкие усилия для осмысления слов. – День настал, – сказала ему Давиен. – Мы восстали против Пустых Людей. И… – ''И это ловушка. Но нам надо надеяться, что эта ловушка не сможет нас удержать. Надо надеяться, что мы сможем победить не только жречество, но еще и кукловода, Трискеллиана. Иначе нам конец''. – Понимаешь, Ньем? – Д`ыээ. – Его челюсть двигалась с трудом, но где-то там она расслышала «да». – Д`в`рнн... – Судорога досады. – Дрррвиен. А потом еще что-то – нечто, что он отчаянно хотел сообщить, но она не смогла понять. – Потом, – сказала она. – У нас будет уйма времени потом.   Перемещению по дворцу вместе с Ньемом недоставало изящества их предшествующего проникновения. Он резво скакал рядом, сгибаясь вдвое, чтобы пройти в двери, но и на четвереньках двигался со скоростью ее бега. Давиен знала, где находится комната, контролирующая огромные ворота. А еще там будут техножрецы, которые наводят пушки на стене. Это было тускло освещенное помещение с высокими потолками, цилиндрическая камера, возвышавшееся на три этажа в мудреной конструкции Палатиума. В верхних зонах мерцали неяркие переменчивые огни, искусственное созвездие, распавшееся на части от времени. По всем признакам это место изначально предназначалось для давно забытой цели, а потом, в эпоху, которая уже сама стала древней и полумифической, было переориентировано на управление воротами. Действующие интерфейсы контроля, все эти рычаги и переключатели, были наспех прикручены к стенам, а тянувшиеся от них кабели и провода змеились по полу. Давиен знала, что есть целая смена новициатов, чья задача в точности, до последнего дюйма беспорядка, поддерживать это состояние полуразобранности, поскольку ''так было всегда''. Существовали гимны и декламации, уникальные именно для этой комнаты, смысл которых за поколения бездумного повторения стерся до тарабарщины. «''Они так боятся перемен''», – подумала она. А затем: «''Мы устроим им перемены''». И разумеется, здесь были скитарии. Некоторые работали с орудиями, наклонившись и щурясь в крошечные окошки, дававшие им обзор за стены. Другие просто стояли на карауле у жрецов. Это были не те ветераны, которых она видела снаружи, однако их карабины убивали столь же легко. Но, конечно, она имела на своей стороне Сакири. И у нее был Ньем. – Как отпираются ворота? – спросила Сакири. На дальнем конце помещения, на мостике находилось огромное колесо. Оно было сделано из бронзы, а в центре был вычеканен череп, окруженный шипами. Давиен подозревала, что когда-то это была часть совершенно иного устройства. Позади них раздался шум шагов. Давиен предположила, что Конгрегация штурмует стену при помощи своих «Голиафов» и горнодобывающего оборудования, и кого-то послали посмотреть, как идет оборона. Мелкая служащая, которой она когда-то была, могла бы отступить, дожидаясь лучшего момента, а тот, возможно, не наступил бы никогда. Но она чувствовала там, на другой стороне стены Палатиума, кровь всех своих сородичей. Они пели ей, и ее собственное сердце тоже отвечало песней, а поверх всего она слышала свыше хор ангелов, призывавших их действовать. Опережая Сакири, она устремилась внутрь. Ньем с ревом грохотал за ними обеими. Она проскочила мимо треска карабинов скитариев, устремив глаза на колесо. При звуке пальбы марш ботинок снаружи сменился торопливым бегом. Прибывали новые солдаты, загромождавшие дверной проем. Давиен увидела, как пару новициатов срезало выстрелами своих же, и их песнопения превратились в визг боли и обратной связи. Ньем развернулся к новоприбывшим, обрушивая на них кулаки, похожие на молоты. Хвост хлестнул по ним, вспоров одного с ливнем искр и крови, а остальных опрокинув наземь. На ее глазах заряды с хрустом обожгли его панцирь. Она была у лестницы, ведущей к мостику. На дороге попался техножрец, который замахнулся на нее шипом инфозубца. Вновь обнаружив у себя в руке тот кривой нож, она вогнала изображение Императора в горло жреца, а затем отбросила дергающееся тело в сторону. Внизу Сакири плясала среди скитариев. В одной руке она держала нож, в остальных – пистолеты. Она сжигала все силы, какими ее наделяла божественная кровь, доводя свое поджарое тело до предела. Давиен буквально видела, как от нее шел пар, когда она подныривала и проносилась мимо прикладов оружия и цепких металлических рук. Однако героем положения стал Ньем. Она думала, что он стал неуклюжим, когда Теслинг преобразил его, чтобы спасти ему жизнь. Думала, будто он огромный неповоротливый гигант, тяжеловесный и неловкий. Она бы любила его и за это. Он все еще оставался ее братом. Но она думала, что он медлительный. Теперь она увидела, что он просто изучал свое тело; что он сдерживал себя, возможно, из страха навредить ей. Сейчас он обрел свою силу ''и также'' свою скорость. Он двигался с яростной неотвратимостью – колосс с пластинами брони, шипами и плотными как камень мускулами. В него стреляли и стреляли, а в ответ он убивал их, хватая скитариев своими громадными руками и раздирая их на рваные половины. На ее глазах вспышка дугового пистолета прорезала огромную почерневшую борозду поперек его груди, выстрел карабина оставил отметину на боку, но он не замедлился, а его плоть пузырилась, растекалась и заново отрастала под атакой. Офицер скитариев пустил в ход силовой меч, пропоров разрез на бронированной сгорбленной спине. Ньем взревел и прыгнул, схватив альфу за оба запястья. Предплечья практически исчезли в его гигантских ладонях. Давиен увидела, как кулаки Ньема содрогнулись, давя руки врага в кашу с искореженным металлом, а затем когтистая конечность, торчавшая у него из груди, чиркнула вперед и вскрыла офицера от горла до пояса, каскадом выпуская наружу рассеченные провода, прежде чем Ньему удалось врезаться в мясо за ними. А потом она оказалась на мостике, перед колесом и еще одним техножрецом, который обернулся и в бешенстве уставился на нее. Это было старое и иссохшее создание, тощее как палка, более чем наполовину являвшееся машиной. В его рясе, словно в змеином гнезде, извивались соединители и кабели. Из-под одеяния развернулось полдюжины насекомоподобных металлических конечностей, угрожая ей дрелями и клеймами. – Еретичка! – прошипел голос из коробки на груди. – Нечестивица! Она бросилась на него, а он, в свою очередь, схватился с ней, щелкая и колотя своими механическими конечностями. Металлическая клешня сжалась на предплечье, грозя вцепиться до кости, морщинистая живая рука нащупывала ее глаза. А она была маленькой и тощей, потому что всю жизнь недоедала, но в этот миг ощутила в себе силу своей крови, передававшейся через поколения божественной Конгрегации до тех пор, пока здесь, в центре событий, не оказалась только она одна, только Давиен.  Она сбросила старика, опрокинув его через перила, за которые он зацепился той же металлической рукой, да парой дергающихся кабелей. А потом взяла гаечный ключ – золоченый, изукрашенный, священный – и била его по лицу, пока не раздробила линзу и челюсть, пока не разбила сегментированные металлические шнуры, соединявшие его с ней, пока рука не подалась у локтя и он не упал на жесткий пол внизу. Безумная решимость продолжала придавать сил ее мышцам, и она взялась за огромное колесо и стала поворачивать, снова и снова, а схватка за ее спиной тем временем стихла. Ей представлялось, как ворота в стене раскрываются во всю ширину, а ее сородичи рвутся сквозь них на территорию Палатиума. – Мы это сделали, – проговорила Давиен. Ее голос был в равной мере окрашен потрясением и восторгом. – Еще нет, – сказала Сакири. Она шагала среди тел, прижимая одну руку к рваной кровавой ране на боку. Сакири тыкала и пинала, пока не отыскала техножреца, который был еще жив, хотя его металлические кишки устилали пол. – Где генерал-фабрикатор? – требовательно спросила она. – Где мне его найти? – Она запустила три больших пальца в разнообразные гнезда и трубки на горле умирающего. – У меня есть священный долг. Говори, во имя Императора! И, возможно, это и сработало: жрец неверно воспринял ее слова. Разумеется, его Император был не таким, как у Сакири, но Давиен предположила, что в последние секунды угасания он мог не понимать, кто к нему обращается. Когда Сакири распрямилась, утирая с рук масло и кровь, у нее была новая миссия. – Где передняя попечительская галерея? – спросила она. Давиен быстро обшарила свою внутреннюю карту дворца, тараторя указания с автоматической сноровкой, которой бы гордились техножрецы. Лицо Сакири озарилось святым огнем: она поняла, как близка цель. Когда она повернулась, чтобы уйти, дверной проем перегородили две фигуры. Одна принадлежала худощавому техножорецу, в котором Давиен признала локума генерала-фабрикатора, Аллоизию. Другая же, затмевавшая их всех, была массивным телом ее вечного спутника, «Кастеляна». – Нет! – прошипела Сакири. – Никаких больше задержек. Ее острые зубы были оскалены, а кожа отливала восковой бледностью. Давиен вдруг поняла, что раны, наложившиеся на истязания и скверное обращение в плену, уже истощают ее. Она растрачивала остатки сил, отчаянно стремясь исполнить свое последнее задание. Аллоизия ошеломленно таращилась на обнаруженное побоище, но спустя секунду она произнесла слова команды, и «Кастелян» с тяжелого топанья перешел на грохочущую атаку.  Сакири прыгнула вбок, а выстрел ее пистолета отскочил от брони робота. И хоть она и была быстрее, но она выдыхалась, а машина не знала усталости. Давиен почувствовала, как Ньем пришел в движение – не физически, а потому, что они были связаны, кровь к крови, воля к воле. Он врезался в «Кастеляна» сбоку, едва не снеся того с ног и оставлля на его корпусе вмятины ударами своих кулаков. – Иди, Сакири! – закричала Давиен. – Иди и исполни волю ангелов! Не ободрение, а прямой приказ. И Сакири, заряженная энергией, метнулась прочь. Ее плащ взвихрился за ней. Аллоизия заверещала и поспешила убраться в сторону, посчитав себя целью, но Сакири исчезла, выслеживая свою последнюю жертву.<br />