Изменения

|Сейчас =1416

Мысли о Ньеме подстегнули ее. Она запрыгнула в транспортный вагон и проехала по одноколейной линии половину пути до бедных районов, обрамлявших разлом на южной оконечности Аукторита, а затем, когда он замедлил ход у депо Факторума Нилгетум, соскочила и ринулась по улицам с круговертью взбудораженных людей. И опоздала, уже слишком опоздала. Впереди показались красные цвета скитариев – отделение в двадцать единиц, шедшее в авангарде. Они переходили от дома к дому со списком, взимая должное. Прибыла призывная группа. Два тяжелых фургона наполовину перегородили дорогу. Их кузова представляли собой просто клетки, уже заполненные на три четверти. В одной она увидела только детей: от малышей, вырванных из материнских рук, до ошарашенных, визжащих юнцов семи-восьми лет от роду. Призывники для имперских армий, которых переделают непосредственно в скитариев, заменив немощную плоть металлом, а волю – принудительным послушанием. Были и призывники более старшего возраста, мужчины и женщины на пороге зрелости, уже сутулые и покрытые шрамами от того, что с тобой делала жизнь на Мороде, которых согнали, чтобы бросить в мясорубку Астра Милитарум. Кровь, орошающая поля побед Империума, как гласило горькое изречение. По прошествии цикла, точно отслеживаемого по календарям техножрецов, но так и не получившего точного определенного места в изнурительном годе Морода, вновь наступал День Вознесения, и нищие районы города потрошили, чтобы выполнить норму.

– Прошу, – обратилась к нему Давиен. – Доктор Теслинг еще жив. Ньем жив. Даже ''Сакири'' жива. Прошу, они все умрут, если я не сомгу смогу поговорить со старейшинами.

Скитарии стояли начеку, поскольку это был была поворотная точка его плана – тот момент, когда он ради своего будущего рисковал собственной плотью. Если эти нечистые твари были просто фанатиками, рабски покорными своей крови ксеносов, то, скорее всего, пришлось бы пробиваться наружу через гору трупов. Вот только тогда погиб бы его план, и, возможно, Трискеллиан предпочел бы позволить монстрам порвать его на части, нежели возвращаться кланяться и расшаркиваться перед Бурзулемом.

Войска Морода, находившиеся под его прямым контролем – те, кто должен был обрушиться на всю омерзительную свару и зажать мятежников в Южном Разломе – следовали скрупулезным инструкциям до последней буквы, оставаясь готовыми к вмешательству, но реально этого не делая. Тем временем альфа примус Десять-Танграм продолжал выгружать все новых вернувшихся, расквартировывая их в гарнизонах возле Палатиума, дожидаться приказа Трискеллиана.

== '''14''' ==

  == '''15''' ==  Приходилось признать, он чувствовал потрясение. Кто бы подумал, что эта мелкая крыса-служащая имеет подобную склонность к риторике? Но без толку, все это без толку, заверил себя Трискеллиан. Последние угольки пламени, которое он затаптывал прямо сейчас. А что потом? Отребье из ее генетической линии станет всего лишь ресурсом, который он использует, чтобы создать своих улучшенных скитариев. Чтобы внести свой скромный, но значимый вклад в механизмы вселенской машины. К вящей славе Омниссии. Десять-Танграм уже приготовился утащить ее прочь, но она уперлась. – Я слышу их, жрец, – прошипела она. – А они слышат нас. Слышат и придут за нами! Трискеллиан непроизвольно развернулся к ней. – Лучше бы тебе надеяться, – прорычал он, – нет, лучше бы тебе ''молиться'', что это не так. Ведь иначе… – Когда я был ребенком, мне казалось, что я слышу голос. Челюсть Трискеллиана шевельнулась и пару раз дернулась, пока он пытался осмыслить произошедшее, так как слова произнесла не Давиен и даже не Теслинг. Десять-Танграм заговорил не в свой черед, и это было настолько неожиданно, что у него возникло чувство, будто голос вдруг подал какой-то древний механизм в полу или стенах. – Альфа примус, запустить диагностику ошибок, – раздраженно бросил он. – Но меня забрали. – Десять-Танграм не смотрел ни на него, ни на Давиен, да, в сущности, вообще ни на что. – И меня переделали, и каждый раз, когда из меня вырезали часть, между мной и голосом, что я слышал, словно закрывалась новая дверь. Трискеллиан уже подключался к его нейронной архитектуре, поскольку уже много поработал над реконфигурированием командных приоритетов Десять-Танграма, а это походило на какую-то петлю рекурсивной логики, которую необходимо было распрямить. – А когда я спал, на кораблях, в ожидании высадки, мне говорили, что я не буду видеть снов, – безостановочно продолжал скрежетать ровный голос Десять-Танграма. – Но мне снилось, будто я заблудился в огромном комплексе со множеством комнат и машин, и где-то кто-то звал меня, но он был в спрятанном помещении, и я никогда не мог его отыскать. И я звал его, но он не слышал меня. И я помнил, в этих снах, каково было до того, как меня переделали, а еще голоса, поющие. Теперь совсем неподвижно стояли уже все – Трискеллиан, поскольку он вел поиски по своим каналам связи с альфой, и Давиен с Теслингом, которые просто… не двигались. Просто слушали. – И в конце я забыл. В холодные годы пустоты. В горячие годы войны. Меня забрали из дома, переделали, заставили сражаться, и я забыл голос. Я думал, он пропал. Я думал, это был сбой внутри меня. – Его шлем стал наклоняться, пока бесстрастный взор не оказался направлен на Давиен. – Теперь я помню. Твои слова открыли те двери во мне. Она заерзала под его взглядом, выглядя практически так, словно ей было неловко. – Альфа, у тебя есть приказы, – обратился к нему Трискеллиан, надеясь, что это запустит нормальные протоколы. Он до сих пор боролся с командными структурами, который установил, и обнаруживал, что те нетронуты сами по себе, однако странным образом отделены от самого скитария. ''Низкопробная работа. Что здесь случилось?'' – Они пели мне, – произнес Десять-Танграм, уже очень тихим голосом, – а я позабыл, но ты разбудила во мне воспоминания. Казалось, он полон изумления, и это было совершенно не то, что следовало бы уметь скитарию. – Я передумал, – сказал Трискеллиан. – Убей ее. Убей ее сейчас же. Приставь свой пистолет к ее лбу. – ''Почему все вдруг так сложно?'' – Вытащи свой пистолет. Сперва расстегни кобуру. Вынь пистолет из нее. Вытяни руку, пока ствол пистолета не коснется лба пленной.  Он руководил процедурой, словно занимался каким-то странным кукловодством, дергая за внутренние нити разума Десять-Танграма. И вот – это сработало, хотя это едва ли был эффективный способ управления армией.  Хотелось верить, что со смертью девчонки этот неожиданный отказ схем сгладится, и можно будет продолжать. Давиен задрала подбородок, глядя вдоль оружия, вдоль линии руки Десять-Танграма – будущая мученица, вот только это никого и никогда не озаботит. – Нажми на спуск, – напомнил Трискеллиан. – Альфа примус, мне действительно нужно проговаривать все для тебя? Нажми. На. Спуск. Его воображение заполнило пробел следующих нескольких секунд, визуализировав, как дуговой пистолет разряжается, и голова девушки на миг становится шаром электрического огня, а затем от нее не остается ничего, кроме плывущего пепла. Участь, которую она совершенно точно заслужила этой последней нелепицей. И все же спуск не нажимался, и он снова втянул себя в командные системы аппаратной части Десять-Танграма, решив при необходимости полностью переписать их, срезать любые неподходящие органические соединения, которые могут сбоить, установить прямую связь между узлом ввода команд и пальцем на спусковом крючке, коль скоро это будет нужно. Они подались под его виртуальными пальцами. Словно он перенес свой вес на пласкритовый пол, а тот продавился и обвалился, будто мягкий песок. У всей колеблющейся логической структуры внезапно не оказалось фундамента. Плоть, на которой она была возведена, сместилась и извернулась, и все рушилось, осыпаясь хлопьями, ржавея и распадаясь в прах. Трискеллиан услышал, как сам издал звук, смесь отвращения и ужаса. Десять-Танграм опустился на колени. – Магус, – произнес он. – Я… – казалось, Давиен это сбило с толку так же, как Трискеллиана. – Я не магус. – Ты привела меня обратно к себе, – сказал скитарий. – Ты вернула мне того, кем я был рожден стать. Ты – голос Императора. Через тебя я снова слышу Его ангелов. И доктор Теслинг хихкнул. Трискеллиан яростно крутанулся к съеженному маленькому человечку и обнаружил, что тот… не ежится. Уже даже не кажется таким маленьким. – Мы никогда не знали, уцелеет ли она, – произнес доктор, по-крабьи пробираясь вдоль края комнаты, чтобы оставаться вне досягаемости стальной хватки Трискеллиана, и подошел к Давиен и Десять-Танграму. – Истина в них. Кровь. Но вы с вашей призывной группой приходили так много раз, подрывая нашу силу. Вы приходили за сбором, и что мы могли поделать? Всякий раз мы пытались прятать своих детей, но вы слишком часто заставали нас врасплох или охотились за нашими яслями. А мы должны были беречь от ваших глаз Тетушек и Дядюшек и потому отдавали молодежь. Истощая каждое поколение, поэтому мы так и не выросли в то, что задумывали ангелы. Вы забирали их, наших прекрасных малышей, надежду на наше будущее, и переделывали огнем и сталью. Я всегда задавался вопросом, что восторжествует – металл или же плоть. Наша сущность записана в каждой клетке наших тел. Наша сущность: то, что взывает к нашим божественным создателям. Я гадал, станете ли вы когда-нибудь резать достаточно глубоко, чтобы избавить своих солдат от этого. И вам следует радоваться, адепт. Как же вы были правы. Как же это подкрепляет ваши теории!  Ведь жизнь в галактике – это война и тяготы, но кто из ваших металлических солдат выстоял и вернулся домой, на Мород? Те, кто носит в себе родство с богами – кровь, которая позволяет им выдерживать больше, чем смогла бы несчастная человеческая плоть, даже после всех операций и изменений вашего ордена. У вас наконец-то есть доказательство вашей гипотезы! За тем лишь исключением, что вы неверно считали, какая плоть возьмет верх. – Нет, – выдавил Трискеллиан. – Это не оно. Не то, что я задумывал. – Вы брали наш род и наш голос и рассеивали его по своим мирам, поколение за поколением, – серьезно сказал Теслинг, словно искренне поздравляя Трискеллиана. – Все те призывные группы, все те Дни Вознесения. Все те скитарии Морода на ваших многочисленных планетах. Все они, ждущие лишь того, когда им напомнят о зове ангелов. – Нет, – повторил Трискеллиан. – Ему нечем было подкрепить отрицание, но он не мог оставлять это без возражений. – Но вы должны радоваться этому «''да''», адепт, – ответил Теслинг. – Именно этого вы и хотели, разве не так? Слияния нашей силы и вашей. Создания породы солдат, которая будет держаться, адаптироваться и побеждать, выходя за рамки слабостей ваших обычных Пустых Людей. Вы просто не знали, что эксперимент уже шел своим чередом и оказался успешным. Как и я, до настоящего момента. Но я уверен: вы как коллега-ученый отпразднуете со мной то, что мы воплотили свою гибридную армию в реальность. Хотя, боюсь, вы и не сможете записать свое сочинение о ней для архивов своего ордена. Альфа примус, все так? Теперь ты чувствуешь в себе веру? – Да, – отозвался Десять-Танграм. Трискеллиан отшатнулся от них всех, нащупывая потрескавшиеся экраны за спиной. – Ты слышишь песнь ангелов? – Да. – Ты поёшь им в ответ, в своем сердце, чтобы они смогли услышать тебя через всю пустоту космоса и прийти на твой зов? – Да. – Тогда время пришло. Убей техножреца. Шлем Десять-Танграма повернулся и уставился на Трискеллиана, который встретился взглядом с темной смотровой щелью и потрясенно ощутил контакт с врагом. Он до сих пор продолжал копаться в содержимом головы скитария, и там было ''нечто'', глядевшее на него. Нечто злонамеренное, коварное и совершенно нечеловеческое. Оно смотрело на него сквозь генетическое наследие, через сколь угодно много поколений терпеливого скрытного наблюдения. – Нет, – повторил он, и Десять-Танграм эхом отозвался: – Нет. Теслинг был озадачен. – Но… он враг веры. Один из главых угнетателей. – Да, – произнес альфа. – Но не мне приканчивать его. А ей. – И он вложил пистолет в руку Давиен. Маленькой служащей – и она тоже внезапно перестала выглядеть такой маленькой, такой незначительной, как раньше. Она посмотрела на оружие, а затем на Трискеллиана. – Ты совершаешь ошибку, – хрипло сказал тот ей. – Те твари, к которым ты хочешь воззвать. Они поглотят вас. Они не ангелы. Они чудовища. Когда Давиен ответила, ее лицо было прекрасно в своем спокойствии. – С чего ты взял, – произнесла она, – что это разные вещи? Она навела пистолет, безыскусно, неуклюже. Трискеллиан отступал, озираясь в поисках спасения и видя блоки мониторов. На их поверхности он видел, как красные шеренги бойцов Десять-Танграма отходят, разжимая железную хватку вокруг толпы. Видел, как они ломают упорядоченный строй, смешиваясь с бунтовщиками, словно капельки крови, подхватываемые потоком. И мятежники принимали их – они узнали своих. – Невозможно, – всхлипнул он, захлестываемый масштабами всего этого. ''Сколько поколений? Сколько там легионов порченых солдат? Как далеко мы разнесли их скверну''? Трискеллиан снова посмотрел вдоль ствола пистолета. – Нет, – попытался он в последний раз. – Я должен все исправить. Должен все уладить. Еще есть время. – Подобные тебе никогда ничего не исправляют, – сказала она. – Вы только распространяете поломку. Порой, чтобы сделать лучше, приходится снести все целиком. А затем из дугового пистолета полыхнуло сине-белое пламя, и это был конец.  == '''16''' ==  Падение Аукторита разожгло огонь, запылавший по всей поверхности Морода, словно вся администрация Адептус Механикус на планете опиралась лишь на одну эту несущую конструкцию. Вся безупречная математическая точность рушилась, распадаясь на части перед великим подъемом протеста и ненависти. Все эти далеко разбросанные жилые центры: города, трудовые лагеря, рудники. Жрецов в красных рясах и смотрителей волокли с молитв, вырывая из их металлических рук кнуты, дубинки и электрострекала, отдирая от плоти кибернетические части. Давиен видела пикты. Сейчас, спустя четыре недели со Дня Вознесения, завершающие судороги революции вычищали самые дальние пределы Морода. Потрошили последние анклавы Пустых Людей. И некоторые из них уходили спокойно, принимая происходящее как единственное решение неприятного уравнения, олицетворяемого восстанием. Другие упорно сражались или же уничтожали свои объекты и секреты взрывами ужасающей силы, которые ощущались по всей коре планеты. Это не имело значения. Что имело – так это то, что их больше не было. Порой с ними расправлялись руки праведных, а порой попросту те, кого они терзали и раньше времени сводили в могилу работой. Те, кто мог бы и не услышать зова Конгрегации, если бы с ними когда-нибудь обращались как с людьми, а не как с деталями машины. И Давиен знала: неважно, кто ответственен за каждую победу. Ангелы Императора примут их всех. Сегодня Кларесс призвала Давиен к себе, в новый центр власти в Палатиуме, или в тех его частях, что еще стояли. Она обнаружила часовню техножрецов, которую Конгрегация украсила всеми своими знаменами и символами. На стенах были новые изображения Многорукого Императора и толпившихся у Его ног верующих, похожих на детей, с выражением обожания на лицах. И Его ангелов, которые сыпались со всех этих рук с острыми пальцами, дождем падая на избранных, словно иззубренные звезды.  Давиен приходила сюда преклоняться и молиться. Петь, чтобы волны от голосов Конгрегации смогли разойтись по перекрученной ткани пространства, достичь ангелов и привлечь их. И те были в пути. Она уже слышала их эхо, когда она обратила в свою веру Десять-Танграма, когда противостояла Трискеллиану. Теперь же ее сны полнились их голосами: нечеловеческими, безграничными и невыразимо прекрасными. Это была антитеза мертвым догмам техножрецов. Голоса ангелов означали ''жизнь'', процветающую и разрастающуюся, двигающуюся вперед без оглядки назад. И вот, по прошествии долгих поколений, они возвращались к своим потерянным детям с Морода, с каждым днем все приближаясь. Давиен провела несколько дней за пределами агломерации Аукторита, разъезжая вместе с Фомораном, преследуя беглых техножрецов по бесплодной токсичной пустоши, занимавшей большую часть поверхности Морода. Она только что вернулась по вызову Кларесс и обнаружила, что весь город преобразился. Улицы были увешаны знаменами с сотней разнообразных вариаций Многорукого Императора, слышалась суета, болтовня и громко поющие голоса. Заводы встали, литейные остыли, и никто не трудился в шахтах. Аукторит словно пребывал в состоянии нескончаемого праздника. За исключением одной его части. Еще только приблизившись к Палтиуму и его проломленной стене, Давиен увидела взлетающие корабли. На мгновение она растерялась, подумав, будто что-то пошло не так. Последние из Пустых Людей каким-то образом спасались бегством? Пустотный док пал в результате некоего контрпереворота техножрецов? Будет бомбардировка и кошмар, у них в последний миг вырвут все завоеванное? Однако никто вокруг не выглядел встревоженным. Это была часть их дня, не более того. А когда она прибыла к Кларесс, это оказалось не участие в какой-то грандиозной службе перед полной комнатой верующих. Там находились только старая женщина, доктор Теслинг и альфа скитариев, Десять-Танграм. Их было всего четверо в огромном гулком помещении, где когда-то размещался зал для аудиенций генерала-фабрикатора. – Магус, – спросила Давиен, – почему корабли уходят? – Последователи Десять-Танграма должны вернуться к своим товарищам наверху. – Кларесс сидела на ступенях платформы, положив свой посох поперек коленей. Пусть она и была стара, но когда город захватили, Давиен видела, как магус, вновь обретя жизненные силы, шествовала в толпе, словно пророк, которого наконец-то чествуют в его отечестве. Она похлопала по растрескавшемуся камню рядом с собой, и Давиен села. Десять-Танграм стоял неподалеку, в своей солдафонской манере ожидая указаний к действию, поскольку былые привычки отмирали с трудом. Доктор Теслинг притащил откуда-то пласталевый стул и сидел, закинув ногу на ногу и сосредоточенно переписывая содержимое своего медицинского чемоданчика. Давиен почувствовала: что-то затевается. – Но они ведь должны быть здесь, внизу, – предположила Давиен. – Со всеми нами, ради Вознесения. Не бессмысленного торжества техножрецов, а истинного Вознесения, когда ангелы явятся и унесут их всех навстречу окончательному вознаграждению. – Ты слышала песнь, – тихо произнесла Кларесс. – Да. – Ты знаешь, что скоро они будут с нами. Что все, ради чего мы жили, все эти долгие поколения, наконец-то близится к благословенному завершению. – Из уголков ее глаз просочилось несколько слез, запетлявших в паутине морщин. – Я продержалась, Давиен. Я была крепка в вере. И теперь я узрю ангелов собственными глазами и познаю блаженство. – На мгновение показалось, что ей не совладать с этой мыслью, что присутствие Давиен и прочих полностью блекнет, пока она мысленно встречается с чудом. – Но путь праведника жертвенен, Давиен. До нас жило много тех, кто отрекся от себя, чтобы можно было вскармливать и поддерживать веру. Чтобы мы смогли уцелеть и призвать ангелов в мир, подготовленный к их приходу. Ты понимаешь? – Конечно, магус. – Тогда ты должна понимать, что эти жертвы не кончатся лишь потому, что для Морода настало подлинное время вознесения. Давиен ''не'' понимала, тупо глядя на Кларесс. – Империум огромен, малышка, – сказала ей магус. – В пустоте разбросана тысяча тысяч миров, и каждому из них ведомы лишь страх, несчастье и мрак. На каждом из них живут люди, ведущие жестокую, скоротечную жизнь под пятой своих Надсмотрщиков. И эту жизнь они проводят в неведении, ведь путь им указывает лишь бесплодная догма Пустых Людей, или еще какая-то ложная доктрина, которую им дали те, на кого они трудятся. Там снаружи вселенная страдания и слепоты, Давиен. И у нас есть долг. Такова воля Многорукого Императора. Такова воля Его ангелов. Мы одержали свою радостную победу здесь, на Мороде, но работа еще не закончена. Вот почему Десять-Танграм возвращается на свои корабли на орбите наверху. И вот почему также должны уйти и дети, забранные призывной группой. Потому что они наши дети. Потому что они несут в себе нашу кровь. Они станут солдатами-машинами, или же будут назначены в смертные армии фальшивого Императора. Они рассеются по всем людским мирам. И понесут наше послание в своих сердцах и нашу кровь в своих жилах. Ведь Десять-Танграм вернулся к нам, несмотря на все муки, которым его подвергли. Ты пробудила в нем песнь ангелов и показала нам, что мы сильнее, чем вся их сталь. Кровь Конгрегации нельзя подчинить. – Но ангелы не заберут его, – возразила Давиен. – И дети… Разве они не достойны стать частью Благословенного Единения? – Достойны, а мы им отказываем, – тяжело проговорила Кларесс. – Но наш долг в том, чтобы разнести слово веры за пределы этого отдельного мира. И именно поэтому они должны унести наше послание с собой, в своих сердцах и клетках своих тел. И именно поэтому ты и Теслинг также должны пойти с ними. Давиен показалось, будто ее внутренности сдавила рука – металлическая рука, вроде одной из стальных клешней жрецов.  – Магус… – Потому что они забудут. Им понадобятся наставники, которые напомнят, кто и что они такое. Вы должны отправиться во вселенную: двое тех, в ком сильна наша кровь, но это не видно по лицам. Вы должны донести Пустым Людям истинную весть от Императора. Вы возьмете с собой некоторых из старейших Прабабушек и Прадедушек. Они будут распространять собственное послание по всякому миру, куда вы придете. И вы научите наших детей, что значит быть праведным, пока Пустые Люди учат их сражаться. Ты сама станешь магусом, и Конгрегация расцветет на каждой планете, которую ты посетишь. Но тебе также будет отказано в Благословенном Единении. Такова цена, которая требуется от тебя, Давиен. Мне жаль. Надеюсь, однажды ты станешь такой же, как я: старой, радостной, торжествующей и наконец-то готовой примкнуть к ангелам. – Но я хочу быть здесь, с вами, – прошептала Давиен. – Я заслужила Единение, разве нет? Я поступала правильно, так ведь? Иссохшая рука Кларесс обвила ее плечи и притянула поближе. – Мне так жаль, дитя, но эти дела ложатся на те плечи, которые достаточно сильны, чтобы вынести их. Твое служение Конгрегации пока что не закончено, и твоя жизнь будет полна тягот. Но ты спасешь для ангелов целые миры, и это немало. Ты будешь магусом среди магусов, великим лидером веры. Бессчетные голоса будут вспоминать тебя в своих молитвах, и все же я скорблю о тебе: из-за цены, что необходимо уплатить за это, и награды, которой ты можешь так никогда и не познать.   Разумеется, прежде она никогда не покидала планету. Это оказался сплошной шумный и содрогающийся хаос, воздух в тесном трюме закручивался и бил по ушам так, словно был живым существом, которое пыталось выбраться любыми возможными способами. Корабль сражался с алчностью жадной гравитации Морода, и Давиен очень долго думала, что он не справится и рухнет обратно. Она прикрыла уши руками, подтянула колени к подбородку и обратила слух внутрь своей головы. Песнь ангелов успокоила ее. Теперь она звучала чрезвычайно отчетливо, и по мере того, как они поднимались ввысь, становилась все громче и громче. Бесчисленные чужие голоса, объединенные в странной, будоражащей гармонии, нетерпеливые и ликующие. Давиен оглянулась на доктора Теслинга. Тот прижимал к себе свою сумку, а его голова была откинута назад, и глаза под очками глядели в никуда. Она знала, что он внимает тому же самому хору. А потом грохот прекратился, и Давиен поняла, что они покинули худшую часть атмосферы, продравшись на орбиту. Пришел один из бойцов Десять-Танграма и попросил их присоединиться к альфе на мостике корабля. – Вам следует это увидеть, – произнес ровный голос того, когда они вошли. Тут были окна. А может и экраны, Давиен не знала точно. Через них открывался обзор поверх бурого и скалистого изгиба Морода, на колоссальную черноту космоса. Вот только ей всегда говорили, будто космос пуст, а то, что она видела сейчас, кишело жизнью. Ангелы выглядели не так, как она ожидала. Совершенно не как те лучезарные человекоподобные фигуры, изображения которых она порой встречала, хотя некоторые из них слегка походили на зубастые звезды с образов в часовне. И они были огромны. У Давиен отсутствовало реальное основание для сравнения, но она понимала, что они должны быть огромны – все эти колеблющиеся полосы с шипами, плавниками, крыльями и щетинящимися пастями. Они пришли, как раз в тот момент, когда ее забирали прочь от них. И она заплакала, как раньше плакала Кларесс, ведь они были светлы. Глазу они представлялись ужасными, чудовищными, однако крови внутри нее они говорили лишь о чуждой, но совершенной красоте. Бессчетные зубастые рты разевались, и Давиен увидела, как они извергли великий ливень менее крупных силуэтов, опускавшихся на планету внизу, и ''вот это'' было в точности так, как она представляла. В точности так, как рисовали столь много раз, они рассеивали по всему лику Морода голодные тысячи своих детей. Пришло время Благословенного Единения, и все праведники – все на Мороде – будут взяты наверх, чтобы стать одним целым с ангелами, чтобы вечно жить в бесконечном пожирающем странствии по вселенной. А Давиен этого лишили. Она могла лишь глядеть на награду, которая должна была достаться ей, и закалять себя для нового долга. Ей предстоит ходить среди невежественных. Предстоит пасти отпрысков божественной крови и наставлять, что значит нести их метку и их судьбу. Распространять прикосновение ангелов по всему Империуму людей и готовить новые миры к пришествию Многорукого Императора. И возможно, когда она будет стара и изнурена, если ей очень повезет, ненасытные ангелы однажды явятся и за ней.<br />