День Вознесения / Day of Ascension (роман)

Перевод в процессе: 1/16 Перевод произведения не окончен. В данный момент переведена 1 часть из 16.

День Вознесения / Day of Ascension (роман)
Автор	Эдриан Чайковский / Adrian Tchaikovsky
Переводчик	Brenner
Издательство	Black Library
Год издания	2022
Подписаться на обновления	Telegram-канал
Обсудить	Telegram-чат
Экспортировать	EPUB, FB2, MOBI
Поддержать проект

Более сотни веков Император недвижимо восседает на Золотом Троне Земли. Он – Повелитель Человечества. Благодаря мощи Его неистощимых армий миллионы миров противостоят тьме.

Однако он – гниющий труп, Разлагающийся Властелин Империума, удерживаемый в живых чудесами из Темной эры Технологий и тысячью душ, приносимых в жертву ежедневно, дабы Его собственная могла продолжать гореть.

Быть человеком в такие времена – значит быть одним из бесчисленных миллиардов. Жить при самом жестоком и кровавом режиме, какой только можно вообразить. Вечно терпеть резню и побоища, где вопли муки и горя тонут в жадном хохоте темных богов.

Это мрачная и ужасная эра, где мало покоя и надежды. Забудьте о силе технологии и науки. Забудьте о перспективах прогресса и развития. Забудьте всякую мысль о простой человечности и сострадании.

Нет мира среди звезд, ибо в мрачной тьме далекого будущего есть лишь война.

1

Тело генерала-фабрикатора Бурзулема, повелителя Морода, походило на огромный бронзовый колокол в красно-золотом облачении. Из тени верхних скатов без каких-либо видимых признаков шеи выступала его лысая голова, располагавшаяся в колышущемся гнезде из сегментированных кабелей и чаще всего склоненная вниз, словно чтобы надлежащим образом снизойти до коленопреклоненных подчиненных. Перемещался он раскачивающейся походкой, будто каждый шаг должен был сопровождаться ударом колокольного языка. Движение выглядело подозрительно плавным для того, кто давным-давно отделался от человеческих ног. У Гаммата Трискеллиана было сильное ощущение, что дюжине суставчатых конечностей, переносивших Бурзулема, следовало бы создавать суету, а не позволять столь большому грузу металла плыть и кружиться подобно обитателю бессолнечного дна чужеземных морей.

Конкретно сейчас генерал-фабрикатор пребывал в состоянии покоя, что в его случае не означало сидения, поскольку у металлической оболочки его тела напрочь отсутствовала талия. Вместо этого Бурзулем припал к платформе, выполненной с наклоном, чтобы наблюдать за просителями внизу с выражением милостивого расположения, или же каким-то иным: в зависимости от настроения. Возле одного из его плеч – или, по крайней мере, тех сочленений, где от тела отходили кибернетические руки – стояла фабрикатор-локум Аллоизия, неизменная его прихлебательница. Это была женщина-стилет, сплошные острые грани и клубок сервощупалец, которые держали предписания, свитки и старинную расчетную машину. Запросы каждого из выступавших техножрецов взвешивались и измерялись на шестернях этой реликвии, и выделялась доля от щедрот Бурзулема на предстоящий год.

И для Трискеллиана и его товарищей по ордену генеторов уже бывали бедные годы. Их работа редко вызывала у Бурзулема одобрение. Ошибка и предвзятость, думал он, ожидая своей очереди, но что можно было поделать вне этих протоколов и процедур? Трискеллиан подал от своего ордена запросы на грядущий календарный цикл исследований – длинный перечень убористо выписанных предложений по экспедициям, экспериментам и молитвенным практикам для поиска того конечного совершенства, в котором плоть и машина смогли бы изящнее выразить замысел  Омниссии. Настолько, что мы уже на самом его пороге. Вот только у Бурзулема имелись фавориты, и люди Трискеллиана в их число не входили.

Нынешний проситель был многословен. Аллоизия шевельнулась на остриях своих металлических ног. Позади нее это движение тяжеловесно повторила махина ее робота «Кастелян».

– Целиком, абсолютно и во всех прочих отношениях противопоказано, – прервал Бурзулем человека. – Чрезвычайно утомительно, Матрикулус. Тебе не кажется, Аллой?

– Монотонно до усыпления, генерал-фабрикатор. – Аллоизия крайне демонстративно зевнула, в чем ее искусственная дыхательная система вовсе не нуждалась.

– Матрикулус, вам ничего. Присоединяйтесь к призывной группе. Отловите для нас подходящие дары. – По телу Бурзулема прошел гулкий смешок. – Так, кто тут у нас? Пронотум Тан? Вперед, магистр Тан, предоставьте нам ваши соображения.

На попечении Тана, старинного закадычного друга Бурзулема, находилась дюжина мануфакторумов Морода. Как он говорил, ему хотелось восстановить металлургическую технологию, которая давно вышла из употребления, но недавно была раскопана его исследователями. Ничего существенного, с презрением отметил Трискеллиан. Всего лишь очередная шелуха знаний, свалившаяся на пол литейной сотней лет ранее, а теперь выметенная из-под столов скучным работягой вроде Тана. И, конечно же, ртуть. Тан был одержим ртутными сплавами, как бы за это ни расплачивалась плоть. Сейчас он в быстром темпе озвучивал свои оценки: прочность выше на два процента, четырехпроцентный прирост скорости производства. А еще, в недрах цифр, одиннадцатипроцентное сокращение ожидаемой продолжительности жизни работников мануфакторума из-за контакта со всем этим токсичным металлом. Что, как понимал Трискеллиан, через поколение ударит по продуктивности, из-за чего, несомненно,  от этой практики и отказались изначально. Мы ходим и ходим по кругу, отбрасывая плохие идеи лишь для того, чтобы кто-нибудь обнаруживал и «открывал» их снова и снова…

Однако за свою плохую идею Тан получил  щедро выделенный бюджет на исследования, а затем настал черед Трискеллиана выступить вперед – почти в самом конце долгой очереди – и выдвинуть собственные предложения. Он встал как можно прямее, сузив свои искусственные глаза в синевато-стальные точки, и вручную слегка сбросив давление в грудных мехах, чтобы придать голосу более ровную интонацию.

– О, – произнес Бурзулем, закатив свой единственный органический глаз. – Смотри, Аллой, это наш достопочтенный коллега, Простейший Трискеллиан.

Прозвище, которое преследовало Трискеллиана со времен их совместной юности  в семинарии.

– Генерал-фабрикатор…

Но ему велели умолкнуть взмахом руки: дергано вломился сервитор с новостями. Бурзулем принял у человекообразного создания свиток и досконально изучил. Его живой глаз щурился, а латунный дублер телескопически двигался вперед-назад.

– Ага! – От радостного восклицания его тело отозвалось звучным эхом. – Наши стальные чудеса вернулись, прекрасно. Мои ученые коллеги… – Тут его голос резко стал вдвое громче, чтобы охватить все помещение. – Меня проинформировали, что сегодня у нас на орбите будут гордые сыны и дочери Морода. Наши верные призывники, в минувшие времена покинувшие здешние берега, чтобы из грубой плоти их переделали в доблестных скитариев. Оставив этот мир ради благородной миссии под светом иных звезд, они вернулись приветствовать тех, кого мы отправляем примкнуть к их кибернетическому братству. И мы не должны посрамить их, мои ученые коллеги. Мы должны проследить, чтобы их встретили с салютами и церемониями, а также всеми точно высчитанными степенями надлежаще выверенного ликования. И свежими призывниками, разумеется. Многими и многими призывниками. Простите меня, коллеги, это возлагает на мою голову такое административное бремя.

И колокол его тела приподнялся на многочисленных ножках, готовясь уплыть прочь, словно уносимый ветром.

Трискеллиан снова подстроил меха, пока из его груди не раздался звук, похожий на кашель. Бурзулем остановился и повернул вниз сперва один глаз, а потом и другой.

– О, – без удовольствия сказал он. – О да, нельзя уходить, не выслушав старого Простейшего. Распаковывайте свои предложения и показывайте все, Простейший.

Трискеллиан скрежетнул зубами, но сохранил и выдержку, и достоинство.

– Генерал-фабрикатор, – произнес он, передавая свои свитки сервитору, чтобы тот доставил их в бронзовые руки Бурзулема. – Генеторы выдвигают широкий и пандисциплинарный план исследований, в первую очередь сфокусированный на моей собственной работе со скитариями. Как вы знаете, текущая практика удаленной реконфигурации наших скитариев в полевых условиях в значительной мере опирается на адаптацию лишь их механических компонентов, что зачастую вредит оставшимся у них живым системам, нарушая их деятельность и снижая срок службы. Я экспериментирую с зельем, которое придаст органической ткани большую стойкость и адаптивность, тем самым позволяя нам в той же степени управлять и манипулировать живой субстанцией, а следовательно…

– Ух, – перебил Бурзулем. – Все тот же старина Простейший. Я знаю, ваша порода любит возиться со всевозможными отвратительными веществами, но это можно охарактеризовать исключительно как нечто недостойное. Нездоровое. Ты согласна, Аллой?

– Положительно пропитано органическими выделениями, – подтвердила Аллоизия. – Она держала уже массу предложений, листая их расплывающимися в движении щупальцами. – И беспрецедентно, генерал-фабрикатор. Я не вижу ни единой печати или предписания, которые бы разрешали это исследование. Откуда изначально были взяты эти техники, Простейший?

– Я придерживаюсь проверенной версии, – осторожно сказал Трискеллиан. – Вы увидите, что я провел анализ пробелов в восстановленном исследовании и пытаюсь воссоздать исходник посредством… новых процедур, следуя статистически наилучшей модели.

Пока она читала, он по чуть-чуть пододвигался вперед и теперь находился у самого основания платформы, глядя на них снизу вверх. Ненавидя себя за необходимость выпрашивать, но на сей раз требовалось произвести впечатление на отвратительную пару начальников. Я мог бы протянуть руку и…

– Следуя, вот как? – отозвался Бурзулем. – Но Трискеллиан, сдается мне, вы вообще ничему не следовали. Все звучит так, будто вы просто выдумывали это, как мог бы делать любой мирянин в своей глупости. – Его лицо внезапно сделалось совсем жестким и суровым, прогнав легкомыслие. – Если эта работа – праведный труд техножреца, так покажите мне, где ее совершенствовали и исполняли наши предшественники. Покажите же мне в записях, о своевольный генетор, где подобные вещи сочли уместными для наших обрядов и доктрины. Ведь мне видится, что вы считаете, будто можете попирать порядок, в котором все делается, из-за вашей спешки попасть туда, куда ни разу не заходили наши предки. А если они не заходили, Простейший, то неспроста. По этим вашим новым запросам вы проследуете до самой ереси. Если бы задумывалось, чтобы мы делали эти вещи, то эти вещи уже были бы сделаны.

И большинство прочих присутствовавших техножрецов монотонным гулом повторили эту литанию.

Я мог бы просто…

– Когда древние практики неполны, только экспериментированием можно определить, каковы были изначальные процессы, – торопливо уклонился от ответа Трискеллиан. – Клянусь властью Омниссии, я…

– Нет, – заявил Бурзулем. – Мы удержим вас от соблазна, мой своевольный генетор, ибо это наша обязанность: беречь вас от ваших же наихудших порывов. – Металлический смешок. – Аллой, никакого выделения ресурсов Гаммату Трискеллиану и его генеторам. Зафиксируй это.

– Зафиксировано надлежащим образом, генерал-фабрикатор.

– Вместо этого – призывная группа. Как-никак, мы не должны посрамить наших возвращающихся героев, коль скоро превратности варпа привели их обратно к нам на наши праздники. У нас будет День Вознесения, который стоит запомнить! Величайший за столетие! Но не думайте, что я о вас позабыл, дорогой Простейший. Перед вами открывается призывная группа. В сущности, поскольку я люблю и ценю вас, это вы будете нести ответственность за выполнение нормы. Пусть ваши новые изыскания будут наилучшим образом приложены к отлову свежей партии будущих сервиторов и скитариев. Соберите нам славный урожай, Простейший, и, возможно, в следующем году получите и себе небольшой бюджет.

– Генерал-фабрикатор, прошу вас! – И не успев остановить себя, Трискеллиан подался вперед, даже положил руку на туго натянутую ткань одеяния Бурзулема. Зашел настолько далеко, что дернул его, увлекая вперед, наклоняя к краю платформы. И я мог бы. Мог бы его сбросить. Мысль была одновременно святотатственной и будоражащей. Что за предвзятые расчеты поставили его выше меня? Сдвинуть одну десятую – и это я бы отказывал ему!

– Как вы смеете? – взвизгнул Бурзулем. – Аллоизия, пусть он меня отпустит!

Он еще не закончил говорить, как началась стрельба. Между собравшихся техножрецов, раскидывая их, словно булавки, прорвалась фигура. Трискеллиан увидел две руки, размахивавшие пистолетами. Две, а затем третью. За убийцей проталкивались скитарии, которые так спешили до него добраться, что буквально сшибали младших жрецов наземь. Первые выстрелы пропороли в одеянии Бурзулема огромные дыры, оставив на металлическом панцире тела блестящие рубцы. Следующие…

Трискеллиан потянул. Изодранная ряса так и оставалась у него в кулаке, и он дернул за нее со всей силы, стаскивая завопившего генерала-фабрикатора с пьедестала. Бурзулем ударился об пол со звучным звоном бронзы, дрыгая и дребезжа своими многочисленными ногами в поисках опоры. Пушки полыхнули.

Мир Трискеллиана побелел. На мгновение он ощутил в руке и плече пылающую боль, а затем встроенные им в плоть ограничители устранили ее, пока она не взяла над ним верх. Внутренний хронолог проинформировал его о пропуске в полторы секунды воспринимаемого времени, пока принудительно восстанавливалась перегруженная нервная система. Он лежал поверх раскачивавшегося, протестующего тела Бурзулема. Точнее, большая его часть. Среди лохмотьев и ошметков, забрызгав ступени возвышения, лежала рука. Левая рука Трискеллиана. Залп пистолетов начисто снес ее от плеча.

Аллоизия наверху стояла столбом, оцепенев так, словно у нее отказали конечности. Робот «Кастелян» копировал ее ошеломленную позу, совершенно никак не помогая.

Над ним стоял убийца. Глаза Трискеллиана – пара дубликатов с синими линзами, которые он поставил после одной чрезмерно взрывной аварии в лаборатории – продолжали переводить фокус между тремя стволами. Три руки. За секунды до очевидно надвигавшейся смерти он сосредоточился на нелепых мелочах: жесткой, ороговевшей коже на этих пальцах, напоминавшей хитин или механизм и безупречной в своей сегментации. Он перевел взгляд с пушек на лицо убийцы и увидел напряженные черты женщины. Глаза были полностью черными, рот – широко раскрыт.

И тут скитарии открыли огонь, и в зале затрещали сине-зеленые огни их карабинов. По меньшей мере один из младших техножрецов оказался там, где не следовало, и был убит по ошибке – необходимо откалибровать их целенаведение; ну и мысли в последние мгновения жизни! – но затем убийца пошатнулась: ее достали. Однако несмотря на это, она развернулась и застрелила двоих из них, пули нашли жизненно-важные разъемы батарей и жидкостные насосы. По ней вновь прошлась переливающаяся россыпь зарядов, и она упала на одно колено. Пистолеты выскочили из конвульсивно дергавшихся рук.

Бурзулем взбрыкнул и сбросил с себя седока. Трискеллиан приземлился жестко, тело пронзило жгучее ощущение – не боль, но воспоминание о ней – ранее запертое в той одной целой и пяти десятых секунды затуманенной памяти. Убийца рычала и шипела, прижатая к полу металлическими руками пятерых скитариев. Еще один направил винтовку на ее деформированную голову.

– Стойте. – Судя по голосу, Бурзулем, которому помогла встать Аллоизия, был полностью спокоен. – Столь непростительное оскорбление, как это, заслуживает более публичных процедур.

Казалось, он даже не запыхался, но, разумеется, то, что дышало за генерала фабрикатора, было независимо от того, что за него говорило.

– Как-никак, близится День Вознесения, и помимо немалых даров нам потребуется развлечение. Думаю, истязание электричеством, к вящей славе Омниссии.  И в данном случае нам нужно будет сделать специальную раму. Шахты все испускают из себя мутации, не так ли? – Он потыкал в раны убийцы, висевшей в хватке скитариев. – Примечательно. У нее слишком много рук, а у вас, Простейший, теперь недостаточно.

Бурзулем поглядел сверху вниз на Трискеллиана, который изучал свое изуродованное плечо, рассматривая, что еще можно спасти.

– Несомненно, предоставь вам экспериментировать самостоятельно, вы бы ампутировали одну у нее и просто пополнили этим слабости своей плоти. Я спасу вас от низменности ваших устремлений. Ступайте, пусть вам приделают надлежащую металлургическую замену. А потом за работу! В конце концов, у нас запланирован важнейший день. Идите и докажите, что достойны некоторой ответственности.

Не оглядываясь, Бурзулем выплыл из помещения, слегка постукивая по полу своими многочисленными ножками. Прочие жрецы последовали за ним, кланяясь, расшаркиваясь и отмечая его мудрость.

Один из скитариев помог Трискеллиану подняться на ноги. Тот безуспешно попытался двинуться к остаткам утраченной руки, чувствуя головокружение от потери крови, ну или как минимум жидкостей. Он понимал, что наступает шок. Нужно было вернуться к себе в лабораторию, где коктейль биологических подавителей снова вернет ему ясность мышления.

– Подождите. – Слово вырвалось у него изо рта, прежде чем он понял, зачем это произнес. Скитарии уже волокли убийцу прочь; как он видел, она тоже лишилась сознания от шока и кровопотери.

– Техножрец?

– Проследите, чтобы она выжила, – выкрутился Трискеллиан. – Дабы ее можно было казнить публично.

Появились сервиторы, чтобы прибрать бардак, и ему опять захотелось подобрать свою руку – еще одну часть убывающего биологического материала, с которым он появился на свет. Однако это являлось сентиментальностью, а ей не было места в человеке его положения. Он пристально глядел на обмякающие черты убийцы, на голову со странными пропорциями. Это напомнило ему кое-что, о чем он читал, давным-давно. Невразумительные исследования жрецов, предшествовавших ему. Мутант, сказал Бурзулем. Трискеллиан не был в этом так уверен.

Но к этому моменту ему уже действительно требовалось добраться до лаборатории, пока шок не одолел имплантаты и не свалил его. А потом предстояла призывная группа, и так уже жестокая и черная работа. Он побрел прочь, отмахиваясь от всех попыток помочь. Нужно было поразмыслить о своем будущем.