Изменения

|Сейчас =46

== '''5''' ==

И тут он понял, какое применение может найти этой любопытной мелкой служащей.  == '''6''' ==  Давиен провела под колпаком три дня. По ее прикидкам, еще два – и она бы либо пропустила День Вознесения, либо же оказалась одним из центральных элементов гульбищ техножрецов. Единственный плюс состоял в том, что ей было хорошо видно доктора Теслинга, трудившегося над ее братом под надзором двух сцепленных приспешников. Похоже, Ньем меньше мучился, а от процедур доктора разросся еще сильнее. Доктор Теслинг не просто спас его, но и возвысил. Ньема так раздуло от мускулов и пластин кожной брони, что он бы еле пролез в дверь этих помещений. Впрочем, такой возможности ему бы не представилось, поскольку все они были пленниками техножреца.  А тот как раз вернулся, важно войдя в свои покои во главе горстки скитариев. Отрывистое распоряжение подчиненным – и в горловину ее емкости уже спускалась лебедка. Пока жрец отсутствовал, Давиен пыталась заставить доктора Теслинга привести ее в действие, однако тот казался совершенно разбитым и боялся вызвать раздражение у жестокого тюремщика. Сейчас она задумалась, не отказаться ли вставать на подвес, однако что-то в испуге Теслинга оказало на нее влияние. Да и кроме того – кто знает, чего она сможет достичь, выбравшись из стеклянной темницы? Или же – кто знает, какую участь для нее запланировал этот человек? Возможно, это была прелюдия к казни. Вот только, как выяснилось, это был обед. За эти три дня она ничего не ела. В емкости была труба для тепловатой воды, имевшей металлический привкус, и еще одна для биологических потребностей – ее удивило, что жрецы вообще об этом подумали – но больше ничего. Теперь же жрец уселся на высокий табурет, а один из скитариев бросил к ее ногам пригоршню запечатанных упаковок. Пайки, как получали шахтеры. Она жадно разорвала один из них, откусила, а затем, жуя, стала настороженно наблюдать за жрецом. – Меня зовут Гаммат Трискеллиан, магос биологис из ордена генеторов. Ты можешь обращаться ко мне «адепт». Полагаю, тебя наделили именем, или каким-либо названием. – Давиен. Адепт. – Эти титулы заставляли ее вздрагивать. У себя дома она преклоняла колени перед ''магусом'' Конгрегации, Кларесс, и слышала, как Теслинга именуют ''биофагусом''. ''Они крадут наши имена и извращают их'', думала Давиен, но в данный момент, изголодавшись, находясь в плену и взаперти, она не сумела избежать невеселой мысли, что эта кража могла произойти и в обратном направлении.  – Давиен. – Пока она ела, Трискеллиан навис над ней. – Ты примечательное маленькое чудовище. Возможно, не столь примечательное, как эта тварь, твой брат. – Кивок на камеру-колпак, к стеклу которой прижалось широкое лицо наблюдавшего Ньема. – Ты принадлежишь к… подмножеству населения Морода. Вы реликт вторжения, произошедшего поколения назад. Вероятно, ваши чудовищные прародители желали, чтобы вы захватили этот мир в угоду их аппетитам, гм? – Он неприятно улыбнулся. – Однако этого не случилось, не так ли? Покушение вашей убийцы на нашего генерала-фабрикатора было чистым отчаянием. И оно провалилось. – Он поднял одну руку, сделанную из металла. – Что представляется ироничным, учитывая нашу нынешнюю ситуацию. Насколько бы иначе могло обстоять дело, стой я хоть на шаг дальше от Бурзулема. Давиен моргала и глядела на него, не поспевая, но дожидаясь любой возможности, какую подкинут ей слова адепта. – Очевидно, тебе известно, что все деяния нашего жречества должны способствовать совершенствованию вселенной, в направлении более эффективного миропорядка и безупречности человечества. – Он протрещал это почти что ласково и улыбнулся ее непроизвольной хмурой гримасе. – О, ты не веришь? Что ж, с учетом того, кто ты, могу это понять. Я мог бы прямо сейчас пойти к генералу-фабрикатору и рассказать ему, что обнаружил в Южном Разломе, а он велит мне искоренить все это: привести вас для очищения на нашем пиру, или же попросту испепелить в ваших норах. Такова участь, которую ваш мелкий омерзительный штамм заслужил под властью Бурзулема. Он сочтет вас… ненужно органическими. Давиен могла лишь тупо смотреть на него и ждать. – Но я, – продолжил жрец, – более милостивый руководитель, или являлся бы таковым, будь у меня шанс руководить. Уверен, в вашем собственном представлении вы желаете послужить Императору и человечеству. И все вещи можно заставить служить. В служении они становятся частью большой машины, и когда машина продолжает работу, они движутся вместе с ней, а не перемалываются ее шестернями. Для вашего крысиного гнездышка есть способ стать не просто обугленным пятном в историях, маленькая Давиен. Для вас есть способ послужить. – А если мы ''не хотим'' служить? – с нажимом спросила она. Последовало мгновение ошеломленного молчания. Давиен сама не знала, как такое получилось. Она была пленницей Пустых Людей – тех, кто пользовался народом, а затем отбрасывал его в сторону. Ее ролью в этом мире было подчинение. И все же она ощутила прилив непокорства, которое пульсировало в унисон с биением сердца и ждало, когда же скитарий выступит вперед и ударит ее. Трискеллиан рассмеялся: как будто задребезжало что-то сломанное. – Всё служит, – сказал он. – Либо как компонент, либо как топливо. Твои товарищи, схваченные на улицах Южного Разлома, они станут топливом. Их очищение подпитает веру и понимание праведных. Они будут полезным уроком. Или же таковой из них сделает Бурзулем. Если бы я мог принимать решения, то, возможно, рассудил бы иначе. Я мог бы найти путь, как внедрить их сильные стороны в машину. Твоя семья – атавизм, Давиен. Когда-то она могла представлять угрозу чистоте этого мира. Но сколько поколений вы изображали из себя больных, незаметные и никчемные, словно рудиментарный орган? Если когда-то и был час исполнить волю ваших чудовищных предков, то он давно миновал. Теперь вы уравнение, имеющее всего два возможных решения: служба или вымирание. И ''ты'' в той роли, которая поможет выбрать. Давиен сознавала, что Теслинг застыл между ней и Ньемом, сцепив перед собой бледные руки. Она бросила взгляд в ту сторону, а затем виновато и резко перевела глаза обратно на Трмскеллиана. – Давай же, – пригласил техножрец. – Поговори с вашим врачом. Он знает. – Доктор?.. – прошептала Давиен. Ведь Теслинг был одним из старейшин, высоким лицом в рядах Конгрегации. Наверняка он бы устоял перед любыми стимулами сотрудничать с ненавистными Надсмотрщиками. Однако доктор лишь ссутулил плечи. Его морщинистое лицо вытянулось от волнения. – Он сожжет нас, – тихо произнес Теслинг. – Мы так долго скрывались. Продолжали бороться в тени. Но теперь он увидел нас, и он знает о нас. Дитя мое, ты должна… Здесь, в покоях Трискеллиана, он выглядел маленьким, слабым и старым. – Должна что? – вопросила Давиен: у него, у техножреца. Она видела, что Ньем бессловесно глядит на нее, и порция братского сочувствия придала ей сил. – Чего ты хочешь, Надсмотрщик? Оскорбление отскочило от него, не оставив и следа. – Я? Ну, Давиен, я хочу встретиться с твоей семьей. Хочу, чтобы ты отвела меня к своему народу выродков, и я смог переговорить с вашими старейшинами.   Он не стал связывать ей руки. Эта небрежность уязвляла сильнее всего. Давиен ничего не значила сверх функции аборигена-проводника в анклавах Южного Разлома. Она не могла сделать ничего такого, что угрожало бы Гаммату Трискеллиану. И конечно, у того за спиной находилось отделение скитариев, механические лица которых были постоянно обращены к неясно вырисовывавшимся с обеих сторон многоквартирникам, однако Трискеллиан просто шагал вперед, словно владелец всего, что озирал. И уже довольно скоро они оказались в знакомых ей местах. Сперва просто одно-два убежища в тех зданиях, где Конгрегация обосновалась, завела приверженцев и разместила потаенные часовни. Затем Давиен перебиралась через завал там, где прошла призывная группа, и поняла, что несколькими днями ранее Трискеллиан и его солдаты опустошили целые этажи и флигели с праведниками. А еще всего одна улица, и… Она остановилась. Ощущение предательства было слишком сильно. Пройти еще чуть-чуть – и станет видно место, где находилась клиника Теслинга. Она увидит разрушенные стены здания, в котором родилась, в котором располагалось сердце Конгрегации. Там жила магус Кларесс, и там были сборища старшего поколения, ее Тетушек и Дядюшек, а также Бабушек и тех, кто был даже древнее. Тех, кто был ближе к звездам, чем она, сородичей ангелов, которые – да, она до сих пор в это верила! – однажды вскоре явятся спасти их всех. Принять своих несчастных праведников в то божественное Единение, что ей всегда обещали. – Чего ты ждешь? – поинтересовался Трискеллиан. А затем один из скитариев подался вперед, передал жужжащее сообщение, которого она не уловила, и техножрец произнес: – За нами наблюдают. Несомненно, твои сородичи. Позови их. Дай им знать, что они должны сделать. И она не смогла. Она просто повесила голову, угнетенная позором от того, что находится здесь в такой компании. Впрочем, это не имело значения. Народ уже показывался – ее собственный народ, ну или таковым он был до сих пор. Давиен видела лица в окнах, тела, которые заслоняли дверные проемы или переползали через завалы на месте своих домов. Лица людей и лица не просто людей. Тетушки и Дядюшки впервые вышли наружу, горбясь в рясах и лохмотьях, едва скрывавших божественный облик. Собиралась толпа, и скитарии нервозно шевельнулись. Она видела молоты и лазерные резаки, гаечные ключи и ножи, а еще там были простые пистолеты и дробовики, производившиеся на заводах, когда смотрители отворачивались. Достаточно, чтобы убить одного техножреца с его свитой, а также стереть пятно в роду, которым стала Давиен. Касайся дело только ее, пускай, однако если что-то случится с Трискеллианом, Теслинг и Ньем умрут. Она должна была сыграть свою роль ради них. А Трискеллиан просто свысока разглядывал их. В нем не было ничего, кроме самоуверенного превосходства, которым обладали все техножрецы. Как будто механические усовершенствования ставили их выше простых людей. В Конгрегации всем было известно: именно плоть, а не сталь, служит мостом к божественному. Он подтолкнул ее, и она, спотыкаясь, двинулась вперед, навстречу голодной толпе. Она видела, что там взвинчивают себя, чтобы покарать незваных гостей, и требовалось успеть, пока они не сорвутся. Подняв руки, Давиен стала пробираться по изломанному пласкриту и упавшим камням. – Мне нужно поговорить со старейшинами! – разнесся ее тонкий, высокий голос поверх недовольного гула. Из рядов выступила кренящаяся фигура: Дядюшка Эддарк, хотя в тот момент его черты никак не подтверждали родства с ней. Желтые глаза на лиловато-белом растянутом лице вперились в нее. Он горбился, опираясь на пару вывернутых босых ступней и лапу-кисть дополнительной руки. Дядюшка Эддарк был ангелом более чем наполовину. – Прошу, – обратилась к нему Давиен. – Доктор Теслинг еще жив. Ньем жив. Даже ''Сакири'' жива. Прошу, они все умрут, если я не сомгу поговорить со старейшинами. Тонкие губы Эддарка скривились, демонстрируя ряды кинжаловидных зубов. Через мгновение он рванулся вперед и схватил ее за руку своими когтями. Его лицо не выражало ничего, кроме разочарования, что причиняло больше боли, чем могли бы сделать лапа или клык. – Не сражайтесь с ними! – воззвала она к толпе, пока ее волокли прочь. – Прошу! Мы все сгорим, если будете сражаться! А потом она оказалась внутри многоквартирника. Ее тащили за пределы досягаемости солнца, в погребенные под землей помещения. Это были святые места, но прямо сейчас она находилась здесь не как одна из вознаграждаемых верующих, а как судимый враг. Замаранная машинным маслом и двигательной смазкой, она ощущала себя грязной, недостойной. «''Предательница''», – шептали голоса старших, и Давиен понимала: они правы. И наконец Дядюшка Эддарк швырнул ее на каменный пол подвала, на котором было неприятно стоять на коленях, умоляюще припадая к земле. Она подняла глаза, и вот они – старейшины. Они лепились к стенам вокруг нее, друг к другу, даже к потолку, цепляясь за него когтями. Это были предшествующие поколения – те, кто был вынужден оставаться в укрытии, поскольку не существовало способа их замаскировать. Ангельская кровь в них преобладала над человеческой. Вместо кожи у них были панцири, пурпурно-черные или синеватые. Три, иногда четыре руки; клубок кривых когтей вместо кисти, продолговатая голова с пылающими янтарными глазами и ребристой волной чешуи, украшавшей лоб. Когда Давиен была молодой, она думала, будто это отметина в том месте, где их коснулся перст истинного Императора, чтобы наделить подобной божественностью. Они покачивались и цеплялись, шуршали и мрачно глядели на нее, и она съежилась. Они были слишком прекрасны. Она уже не была достойна даже падать ниц перед ними. – Старейшины, – выдавила она. – Дядюшки, Тетушки. Простите меня. У меня не было выбора. – Она предала нас, – провозгласил Дядюшка Эддарк. – Она привела сюда Пустого Человека. Он ''знает''. Она выдала наши тайные имена чужакам. – Нет! – запротестовала Давиен. – Я ничего не рассказала! Но да, он знает. У него доктор Теслинг. У него мой брат. Он делал ''тесты''. Помещал нашу кровь в машины. Он сожжет нас, если не сможет поговорить с вами. Он хочет… – На самом деле, она не знала, чего хочет Трискеллиан. – Он хочет заключить сделку. Она надеялась, что это правда. – Разорвать ее! – потребовала одна из Тетушек. – Пожрать ее! Давиен склонила голову, сознавая, что не заслуживает большего. Уповая, что ее предательство не имеет для них привкуса отравы. По щекам бежали слезы. ''Я просто хотела спасти Ньема''. Но затем из сумрачных ниш раздался иной, более глубокий голос. Одна из Бабушек, гораздо больше человека, облеченная авторитетом старших поколений. Возможно, дитя самих ангелов.  – Отправьте Кларесс. Отправьте нашего магуса. И другие шепчущие голоса поверх него: «''Час уже слишком скоро. Мы не можем рисковать. Придут пожары. Мы так близки…».'' Сердитый шелест старейшин, которые бесчисленные десятилетия ожидали полузабытого обещания и теперь столкнулись с гибелью всего, что было им дорого. А потом Бабушка протиснулась поближе и нависла над распростертым телом Давиен. Крючковатый коготь лег на плечо – не чтобы раздирать, а ласковым жестом единения.  – Иди с нашим магусом. Наш час очень близок, малышка. Ты ошиблась, но еще можешь исправиться и получить награду праведных. А теперь ступай.<br />