Изменения

|Сейчас =1011

== '''10''' ==

Давиен показалось, будто она – это два разных человека. У одного сама кровь горела от неоспоримой веры, у другого же мутился разум от тревоги, что она предала всех во имя игры техножреца. Она проследила, как мотоциклы с ревом ожили и унеслись прочь.  == '''11''' ==  – Твой монстр завершен? – сухо поинтересовался Трискеллиан. Тварь под колпаком явно разрослась где-то вдвое от первоначального размера, став уже такой крупной, что он сомневался, пройдет ли она через горловину камеры в том маловероятном случае, если ему когда-нибудь захочется ее извлечь. Ну, извлечь целиком. Со временем он мог бы многое сделать и с частями или кусками. Громоздкое создание злобно глядело на него, положив одну плитообразную кисть на прозрачную стену своей темницы. Теперь у нее было несколько рук. Процессы, которые запустил доктор Теслинг, привели в действие такие же процессы, обычно активные у растущего зародыша, так что подопытный – Ньем, как его звал Теслинг – претерпел буйный рост и дупликацию. Не только костей и мышечной массы: были мелкие рудиментарные конечности, а одна из основных рук расщепилась в локте надвое, и ее пальцы согласованно подергивались и скрючивались. Голова начала аналогичное деление, с отвращением отметил Трискеллиан, однако остановилась на полпути. На него таращились три глаза – один голубой человеческий, два других желтые и лишенные зрачков. Процедура подтолкнула метаболизм твари к проявлению еще и множества черт, полностью произраставших из чужеродного наследия. У нее был длинный сегментированный хвост, оканчивавшийся костяным клинком длиной в фут, а шкуру хаотично покрывали пластины дермальной брони. Вдоль позвоночника выступали костяные стрелки, а на одной из дополнительных рук красовались три кривых когтя, бесполезных для каких-либо цивилизованных задач. Клавен принес ему результаты последних тестов, изложенные плотными строками текста. Из-за его плеча раздался голос Гермы: – Физическая стойкость подопытного с момента прошлого отбора проб увеличилась на четырнадцать процентов. Это превышает ожидания, Гаммат. – Весьма. – Трискеллиан осмотрел чудовище, размышляя о том, что не все отношения, в которых были превзойдены ожидания, являлись положительными. – Когда мы дойдем до нашего следующего проекта, доктор, – вынес он вердикт, – тебе придется проявить немного больше дисциплинированности. Мы сохраним увеличение физической силы и стойкости, податливость плоти. Но можно обойтись без этих излишеств. Существо под колпаком беззвучно зарычало и бросилось на разделявший их прозрачный барьер. Трискеллиан не дал ему удовольствия увидеть, как он вздрогнет. Без аварийных кодов стекло не могла разбить даже эта ''тварь''. Доктор Теслинг заломил руки, шевеля губами в какой-то еретической молитве. Довольно скоро придется выбить из него эту привычку. Трискеллиан задумался, не доберется ли когда-нибудь Теслинг до того момента, когда сможет носить красную рясу и показываться на публике. Все-таки он достаточно походил на человека. Пусть он и был лысым, но так выглядело большинство техножрецов – как-никак, фоновая радиация. Надень он очки, чтобы скрыть свои обесцвеченные глаза… ну, он едва ли отличался бы от среднестатистического машинного провидца или специалиста по работе с данными. Нет, изменения, которые требовалось внести Трискеллиану, были внутренними. Этот человек еще не вполне сломался. ''Заставлю Герму читать ему тексты моральной коррекции. Она это хорошо умеет''. – Доктор, я пока что отвлеку тебя от твоего пациента, – произнес он, кладя металлическую руку на плечо Теслинга. Прикосновение стальных пальцев всегда заставляло того вздрагивать. ''Еще одна привычка, которую нужно из него выбить. Возможно, когда у него появится собственный протез…'' – Клавен, Герма, продолжайте наблюдать за подопытным в наше отсутствие. Трискеллиан уже успел выбрать наблюдательный пункт для совершения сегодняшних генеральских подвигов. На этажах над его лабораторией располагался старинный смотровой зал, который когда-то использовался для наставления новых поколений техножрецов в священных и предписанных ритуалах обслуживания и ремонта. Само помещение типичным образом затем вышло из употребления, а классы переместились в другие места, однако Трискеллиан отрядил полдюжины своих младших сотрудников, чтобы отчасти восстановить функциональность, и те, надлежащим образом применив молитвы и тяжкий труд, подключили основной экран к некоторым видеосенсорам, выходившим на Додекаэдрическую площадь перед стеной Палатиума. Многие из этих древних глаз полностью ослепли, но благодаря нескольким оставшимся в его распоряжении был хороший обзор на наступление. Прихоти Бурзулема за десятки лет лишили дворец изначальной неприступности. Этот человек обожал окна, арки и архитектурные глупости, элегантно демонстрирующие математические истины, однако непригодные для задачи не впускать нежелательных гостей. Впрочем, он не нарушил безопасность внешней стены, которая шла по всему периметру, охватывая как Палатиум Люцидиум, так и непосредственно прилегающую территорию. Стена быа высокой и отвесной, увенчанной электрифицированными шипастыми кулаками и утыканной огневыми точками, часть из которых до сих пор функционировала. Этого должно было хватить, чтобы сдержать толпу, пока Трискеллиан не будет готов их встретить. Пусть тратят свои силы на сталь. Он отвел Теслинга в смотровой зал. Помещение было в полном его распоряжении: собратья прятались в своих дормиториях или молились об избавлении от ужасной толпы. ''И я вас избавлю, мои товарищи. Как только это фиаско убедит всех, что Бурзулем не годится для своего поста, я заколочу отребье обратно в их лачуги и спасу положение. Кто тогда станет отрицать мое превосходство? Алгоритмам придется избрать нового лидера, а кого еще можно выбрать, как не человека, сокрушившего восстание?'' Мысленно он уже составлял соответствующие передачи на Марс. Он поставил Теслинга перед экраном, и тот тускло замерцал, оживая. Конгрегация и ее мятеж находились в поле обзора стены: неуправляемый поток полулюдей, сочившийся по подступам к огромным главным воротам. Словно какой-то жуткий организм-колония, слизевая плесень или грибная поросль, подумал Трискеллиан. Они были такими ''беспорядочными'' и недисциплинированными. Стоило им одержать победу в нескольких стычках, как все мероприятие приобрело практически праздничный дух. Некоторые пели, некоторые даже танцевали. Он видел флаги и знамена – ужасно исковерканную фигуру Императора с кошмарной улыбкой и когтистыми руками, переполненными звездами.   – Что это вообще за нелепость? – спросил он Теслинга, чувствуя снисходительность. Пускай исчерпает последние остатки своей ереси. – Это Многорукий, – прошептал тонкий голос Теслинга. – Он явится за нами с тысячью своих отпрысков. Сотня Его рук прижмет нас к Нему. Он заберет нас с собой в полет среди звезд, и мы будем жить вечно. Он глядел на громадную массу своих сородичей, и его голос дрожал, близясь к слезам. – В самом деле? – Трискеллиан передал команду, которая открыла еще несколько глаз вблизи от дворца, так что часть экрана теперь показывала воинство Десять-Танграма, в безмолвной готовности ожидавшее его приказов. Контраст между их мертвенным спокойствием и неуместным ликованием бунтовщиков был разительным. – Забегая вперед, доктор, позволь рассказать тебе, между нами, как все будет – любезно пояснил Трискеллиан. – Это дело скоро подойдет к концу. Я выдавлю жизнь из вашей Конгрегации, уничтожу угрозу, которую она для нас представляет. Как только она выполнит свою задачу. Как только позволит моим коллегам увидеть, насколько по-настоящему слаба та рука, что управляет нами. Как только я приму эту мантию и заработаю роль генерала-фабрикатора, хлыстом разогнав ваших шавок обратно по норам. Своей металлической рукой он сжал подбородок медикэ и запрокинул голову Теслинга назад, а живой сдвинул очки на морщинистый лоб. Водянистые желтеющие глаза Теслинга беспомощно уставились на него. – Не впадай в отчаяние, – сказал ему Трискеллиан. – Вы получите свое бессмертие. – Он позволил себе улыбнуться. Он ''не собирался'' идти путем Бурзулема с самодовольными шуточками и хихиканьем, однако ощущал, что после всех тяжких трудов заслужил скромную улыбку. – Сломав хребет вашему гнусному культу, искоренив все мерзости, вычистив гнезда и логовища, я все же сохраню его. Будучи надлежащим образом одомашнены и приручены, те части вашего генетического кода, которые можно подчинить нашей человеческой силе, будут поставлены на службу в наших телах, совсем как население Морода служит на наших заводах. Они сделают нас сильнее, доктор. Помогут нам сопротивляться ядам, излучению и недугам, сопутствующим нашей вечной работе. Они придадут новую жизненную энергию плоти, чтобы та лучше выносила наше священное единение со сталью. Он без жалости вперил взгляд в искаженное лицо Теслинга, получая удовольствие от ярости, которую видел там. – Изящная ирония, не правда ли? Когда ваши прародители-ксеносы прибыли на эту планету, они стремились подкупить и подчинить человеческое внутри своих жертв. Но теперь, когда они сделали это – поголовно будучи невежественными и бесчувственными животными – я подчиню начало ксеносов внутри их потомков и сделаю его рабом человеческого. Я одержу победу при помощи их же орудий, а ваша вечная жизнь наступит внутри обновленного и улучшенного Адептус Механикус. А затем вмешался новый голос, который произнес: – Аллой, я думал, что это наверняка нечто до ужаса органическое, но никогда и не представлял, насколько изменятся приоритеты нашего друга Простейшего. Трискеллиан вихрем обернулся. Дверь смотрового зала успела беззвучно отодвинуться. Он не получил об этом никаких предупреждений. Он увидел специалиста по данным Аллоизию, которая была подключена к двери одним из своих кабелей и вежливо улыбалась ему. В проеме маячила огромная громада ее «Кастеляна». Впереди, в окружении шестерых личных скитариев – находившихся за пределами командных структур Трискеллиана – стоял Бурзулем. Колоколообразная фигура генерала-фабрикатора поплыла вперед, стуча по плитам пола множеством ног. Трискеллиан невольно отметил, что в одной из его рук был тяжелый волкитный бластер, более чем достаточный для нанесения непоправимых повреждений как плоти, так и протезам. – Я вами разочарован, Простейший, – сказал Бурзулем. Он пытался по обыкновению держаться легкомысленно, но в немногочисленных остатках плоти внутри него поднималась настоящая злость, придававшая словам резкость и рычащую интонацию. – Вы явно считаете, будто я какой-то слепой идиот и не замечу измены, за которую вы взялись. Я уже предпринимаю меры, чтоб реинтегрировать основную массу наших скитариев в унифицированную командную структуру. Или это делает Аллой. Она всегда была лучше меня в таких вещах. Или вас, если уж на то пошло. Вы правда думаете, что наш славный порядок простоял бы столь долго, будь любой честолюбивый бунтарь в состоянии просто вмешиваться в иерархию и оставаться безнаказанным?  Он подался вперед, наклоняя тело, чтобы компенсировать отсутствие талии. Теперь уже Трискеллиан оказался в положении, когда над ним нависали, и изменение обстановки ничуть ему не нравилось. – И вот я пришел сюда выразить вам протест, Простейший, – протянул Бурзулем. – Поставить вас на место. Небольшая беседа с начальником, которая вернула бы вас в строй. И что же я слышу, как не наивысшую и мерзейшую ересь? Якшаться со скверной ксеносов вместе с… кем бы ни было ''это'' червеподобное существо. Внедрять ужасный материал в сами наши тела. Вас не спасти, Трискеллиан. Мне придется разделать вас на части. И, поскольку я не могу лишить вас возможности поразмыслить о своих прегрешениях и взыскать прощения Омнисии, я склонен полагать, что сделаю это, пока вы будете еще живы. Какое там слово вы, генеторы, так любите? Вивисекция? Весьма подходящий конец для предателя именно с такими наклонностями, как у вас. Уместно, тебе не кажется, Аллой? – Чрезвычайно уместно, генерал-фабрикатор, – отозвалась локум. – Совершенно подобающе и правильно, – в свою очередь подтвердил Бурзулем. – А теперь, Аллой, не будешь ли ты так добра заняться безопасностью наших ворот, пока дела снаружи Палатиума не вышли из-под контроля. Но оставь мне скитариев на тот случай, если у нашего Простейшего окажутся и другие неправомерные амбиции. Насмешливо улыбнувшись самой этой мысли, Аллоизия удалилась. Ее «Кастелян» старательно затопал следом за ней. – Генерал-фабрикатор, – хрипло проговорил Трискеллиан. – У меня есть… доказательства. Я веду исследование. Существует так много проблем – у плоти, стали и там, где они сходятся – которые можно решить, задействовав этот новый ресурс. Это ничем не отличается от нового минерала, который мы могли бы открыть, от смеси металлов. Это просто нечто такое, что можно ''использовать'' для нашего блага. Нечто новое. – Новое, – повторил Бурзулем так, словно во вселенной не было более отвратительного слова. – Мы не хотим вашего ''нового'', Простейший. Мы – организация, основанная на традиции и почтении ко всем нашим поколениям вплоть до самого первого. Если бы предполагалось, что мы должны использовать это ваше ''новое'', Омниссия снабдил бы нас соответствующими руководствами и ритуалами. Это мерзкая девиация, и я ее не потерплю. Я… – Его тело дернулось назад, а голова повернулась к экрану позади Трискеллиана. – Так и должно происходить? Трискеллиан рискнул бросить взгляд и увидел, что площадь перед Палатиумом охвачена хаосом и заполнена знаменами и телами протестующих. Из всевозможных амбразур и огневых точек самой стены велся спорадический огонь, однако толпа не рассеивалась, а по боковым улицам двигались большие камнедробильные машины. Ему следовало бы высылать бойцов Десять-Танграма ''сейчас'', если бы Бурзулем не… – Они что… – вопросил генерал-фабрикатор внезапно боязливым голосом, – проходят ''через'' ворота? Трискеллиан не мог сказать, так это, или нет, но внимание Бурзулема всецело сосредоточилось на экране, и было более чем очевидно, что самому ему нечего терять. Издав шипение, заключившее в себе годы и годы ненависти к начальнику, он бросился вперед.<br />