Игра в алмаз / A Game of a Diamond (рассказ)

Перевод коллектива "Вольные Криптографы" Этот перевод был выполнен коллективом переводчиков "Вольные Криптографы". Их канал в Telegram находится здесь.

Игра в алмаз / A Game of a Diamond (рассказ)
Автор	Гай Хейли / Guy Haley
Переводчик	StacyLR
Редактор	Pticeioj, Mikael Loken
Издательство	Games Workshop
Источник	White Dwarf №470
Год издания	2021
Подписаться на обновления	Telegram-канал
Обсудить	Telegram-чат
Экспортировать	EPUB, FB2, MOBI
Поддержать проект

Трущобы Айворда – это место, куда честные люди ходят редко. Прижавшиеся друг к другу лачуги, будто скопления морских желудей, цепляются за уступы, привязанные полосами железа и потрепанными веревками и приклеенные на смолу, хотя на деле главным вяжущим веществом является надежда. Но случается, что реальность вмешивается, а железо, веревки, смола и надежда разрушаются – и целые секции трущоб падают в небо.

Ходить по мосткам Айворда – все равно что накликать опасность. Между досками голубизной сияет воздух – бездонный провал Адромитовых Небоотмелей. В лабиринтах хибар рыщут разбойники и могут столкнуть ограбленного человека, просто чтобы поглазеть, как он летит. Падение оттуда бесконечно, если только собравшиеся в стаю бритвоклювы не поймают тебя раньше. Впрочем, смерть, дарованная ими, хотя бы быстрая.

Многие в Айворде – выбракованные судьбой отщепенцы великого города Бастиона. Нищие, обездоленные, безумные. Рожденные бедняками или ставшие таковыми. Но есть те, кто приходят сюда по собственному выбору, ради азарта или по работе. Здесь можно найти команду, напиться, заключить сделки и купить секреты. Айворд – это такое место, где вне зависимости от расы и принципов собираются люди, предпочитающие избегать внимания. Другие приходят, чтобы покутить, а в особенности ради игр. Айворд расположился на краю, и потому находится в выгодном положении. А это привлекает людей с определенным складом ума, хотя они и могут быть глупцами.

На окраинах района, где последние пирсы уступают чистому небу, а нечистоты с Холма Герцога льются нечасто, находится «Древняя Раковина». Это один из самых известных баров Айворда, расположенный в старом панцире граневого моллюска, намертво приклеенном животным к скале, когда оно еще было живо, и все еще крепко держащемся спустя века после его смерти. К двери, вырезанной в боку панциря, ведут мостки, в большинстве своем, покрепче. В жемчужном нутре, подернутом дымом и наполненном светом, окрашенным грязными витражами, установленными между разделенными половинами, секретов собирается столь же много, как и людей.

Людей вроде Дундрина Сренрикссона.

В нынешней работе Дундрина наступил перерыв. По сообщению его источников, цель прибыла в Бастион днем ранее. Теперь за ней охотились его сообщники. Чтобы убить время, перед тем, как убить жертву, он играл в алмаз в «Древней Раковине». Дундрин был коренастым и мускулистым даже по меркам дуардинов, крепких как камень, внутри которого многие из них жили. Было очевидно, что он воин. Убери прислоненную к столу свет-секиру, сбрей рыжий гребень волос, добавлявший к его росту еще фут, потом натяни на него нежнейшие одежды Обездоленных собратьев – и все еще будет ясно, кто он. На его смуглой коже мерцали руны из Ур-золота. Над усами поблескивало тяжелое кольцо в носу. Широкая, как салфетка, рыжая борода распласталась у него на коленях. Он был огненным убийцей – довольно частое зрелище в парящем городе, но вот что не являлось очевидным, так это природа его ремесла, ибо Дундрин Сренрикссон был наемным убийцей.

Его партнером по игре был человек с темной кожей – ремесленник из стабильных земель на далеком западе, где камни не парят, и можно пройти тысячи лиг, не видев под ногами неба. Он был украшен золотом более привычного сорта, заработанным через продажу жизней. Дундрин не знал его имени и не собирался его узнавать. Его интересовали лишь фишки человека и его кошелек.

– Думаю, три рубина, – уверенно, будто уже выиграл, произнес мужчина. Он взял тельдритовый треугольник из своей руки и поместил его в пустое гнездо на алмазе – что относилось к форме игры, а не материалу, из которой она была сделана. Алмаз являлся пустой рамой из двух шестигранных пирамид, скрепленных основание к основанию так, что получался двенадцатигранный правильный полиэдр.

Когда треугольник вошел внутрь, с треском появилась небольшая искорка магии. Сверкнули рубины на внешней грани тельдрита. Алмаз покачнулся. Мужчина усмехнулся ловкостью своего хода.

– Твой черед, – сказал ремесленник.

Дундрин раздраженно фыркнул. Он пытался отрешиться от шума, производимого посетителями. В это время их было не так много, чтобы забить бар, но вполне достаточно, чтобы наполнить его низким, частым гулом. Казалось, заговоры разрастались в каждом углу. Всевозможные создания низко пригибались, чтобы обсудить свои дела. Двое огоров шумно ели рядом с барной стойкой, методично продираясь через целого кабана в какой-то своей игре. Они пристально смотрели друг другу в глаза, набивая брюхо, с каждым укусом их лица становились все ближе. Хрустели кости, по их подбородкам стекал жир.

Дундрин перебрал фишки в большой ладони и сощурился на алмаз. Эта игра была магической, дорогой, впрочем, ее популярности это не ограничивало. Играть мог любой, у кого имелось шесть фишек. Суть была в том, чтобы заполнить отверстия в оболочке, поднять алмаз в воздух и заставить его вращаться. Побеждал тот, кто положил последнюю фишку. Поднимешь алмаз слишком рано – и проиграешь. Поднимешь слишком поздно – то же самое. Дундрин бросил взгляд на соперника. У него были белые, как бриллиант, глаза и прямое, как адромитовый откос, лицо, но дуардин видел, что мужчина наслаждается. Что бы это значило для игры?

Дундрин сгорбился сильнее, погладил бороду, глотнул пива и стер пену с усов толстыми ловкими пальцами. Он посмотрел на свою ладонь. Два рубина, один сапфир, пять гранатов и одиночный топаз. В мешочке у него оставались фишки получше. Первый розыгрыш был неудачный.

– Пропускаешь и тянешь или вставляешь сейчас? В этом хитрость алмаза, – сказал над его ухом веселый голос.

Дундрин медленно выпрямился и повернулся к угрозе. Его сузившиеся глаза встретились с глазами дуардина, светлыми и простодушными. Незнакомец был высок для своей расы и немного поджарый, но в остальном презренный. Мягкий городской дуардин.

– Кто отрывает огненного убийцу от его досуга?

Незнакомец даже улыбнулся. Их роду такое не подобает.

– Я. Могу присоединиться к тебе, друг? – спросил новоприбывший, уже обходя стол и отодвигая стул. – Вижу, вы только начали.

– Я не против, – сказал человек. – Чем больше игроков, тем больше выигрыш, – он вопросительно посмотрел на Дундрина.

– Кажется, ты себя уже пригласил, «друг», – мрачно сказал огненный убийца.

– Благодарю, благодарю, – сказал новенький. Он сел и потер руки, звякнувшие большими кольцами. От него пахло духами, борода и волосы были завиты. Он носил добротную, пошитую людьми одежду, которая была мешковатой и предназначалась, чтобы сделать его хорошую, бочкообразную дуардинскую фигуру больше похожей на их. Для огненных убийц грубой набедренной повязки было достаточно. Они не стеснялись своих мускулов! Дундрин скривил губы. Типичный городской уфди. Обездоленный, изнеженный, ослабленный поколениями, проведенными среди умги. Едва ли вообще дуардин.

– Меня зовут Боррик, – сказал новоприбывший с избытком добродушия. Он схватил руку человека и энергично потряс ее. Несмотря на слабый внешний вид, ладонь его полностью скрыла пальцы ремесленника. – А как вас зовут? Грубо играть без небольшого знакомства.

– Чекенсевайли Аданиадронсай, – произнес человек. – Но здесь меня знают как Чека.

– О, нет, – отозвался Боррик. – Я буду звать тебя настоящим именем. Мой девиз – всегда старайся. Это хорошая привычка, мой дорогой Чекенсваливал... Чекенвесалли... Чекенсе... – язык дуардина безнадежно спотыкался о незнакомые звуки.

– Поэтому я и пользуюсь торговым именем, – сказал Чек со сдержанной улыбкой. Для человека, он был вполне приятным. – Чек подойдет, все в порядке. Если будешь когда-нибудь в моей стране, тебе тоже придется выбрать что-то более простое для произношения. Тут мое имя сложно выговорить другим людям, не то что вам, дуардинам. Без обид, но ваши слова твердые, как камень и железо.

– Никаких обид, и также приношу извинения. Так, значит, Чек! А ты, мой сородич? – он протянул руку Дундрину. Она была напудрена. Напудрена!

Дундрин смотрел на протянутую ладонь, пока ее не убрали. Боррик сидел с висящими перед грудью отвергнутыми пальцами, столь привычный к роскоши, что не мог даже держать руку прямо. Она согнулась в кисти, как мертвая рыба.

– Наши народы не родичи, – проворчал Дундрин. – Кто ты, харадронский облачный толстяк? У меня с ними дел нет – они бесчестные псы, парящие в небе, где у хорошего дуардина нет права находиться, – потом он широко ухмыльнулся, едва ли не оскалился. – Впрочем, я с радостью заберу твои фишки.

– О, нет, совсем нет, – сказал Боррик. – Я не из небесных владык. Сесть на один из этих небесных кораблей? Нет, нет! Я полностью согласен с тобой, мой друг. У Грунгни и Гримнира под ногами была хорошая, твердая земля, – он постучал пальцем по столу. – Я следую их примеру. Я из города. Родился, вырос и поднялся в Бастионе. По профессии – торговец, – он приложил ладонь к лицу и подался вперед. – Знаешь, я весьма богат, но люблю порой спускаться в эти трущобы, – произнес он несуразным театральным шепотом. – Лучшие игры в алмаз в городе, – он подмигнул, слегка пожал плечами и пошевелил пальцами так, что принял еще более жалкий вид.

Настроение Дундрина улучшилось. Если этот дуардин богат, у него будут хорошие фишки. Они и были ставкой. Так работала эта игра. Ты мог играть годами, чтобы собрать хороший набор, но богатые просто покупали себе путь наверх.

Он тяжело посмотрел на другого дуардина и сделал долгий глоток эля. Боррик, должно быть, пригубил сладкого меда или даже вина, будто какой-то слабый, как шелк, аэльф. Дундрин поставил кружку. Может, это будет неплохо. Ему не составит труда ободрать этого состоятельного дурака. Богатеи часто были плохими игроками. Он может уйти сегодня с выигрышем, да в довесок с мешочком получше, а потом забрать остальную выручку вместе с головой своей цели.

– Ну ладно, – сказал Дундрин несколько более дружелюбно. – Я Дундрин. Чек сделал свой ход. Первый ход. Ты сел справа от него. Почему бы тебе не присоединиться сейчас и не сделать следующий?

Конечно, в том, чтобы ходить последним в раунде, было преимущество. Боррик слегка улыбнулся, будучи слишком глупым, чтобы понять, что уже начал проигрывать.

– Хорошо, хорошо! Благодарю, – даже манера речи Боррика была оскорбительной – городским диалектом, лишенном резких, острых краев, какие должны быть у согласных. Ухмылка Дундрина лишь расширилась, когда Боррик вытащил мешочек для алмаза, выглядевший больше как сумочка-клатч молодой квинн, сделанный из парчи и с парой птичьих крыльев из серебра сверху в качестве застежки. Он суетливо открыл мешочек, отвернулся и покопался внутри, вслепую вытащив первые четыре фишки. Закончив, он посмотрел на них, и глаза его расширились, как у бородаченка, получившему каменную сладость.

– Ох-хо-хо! – усмехнулся он. – Весьма удачно, – он улыбнулся остальным, потом скорчил рожу. – Прошу прощения! Нужно выглядеть серьезно, да? Я так и не научился этому трюку. Мне следует быть как ты, Чек, – он поджал губы и изящно вставил фишку в рамку. – Двойной сердолик. Младшая фишка, но неплохо поднимает.

При соприкосновении потянулась струйка дыма. Запахло молнией. Алмаз задрожал и чуть-чуть приподнялся, так что стоял теперь только на своей вершине, хоть и не совсем парил.

Дундрин фыркнул.

– Знаешь, не хочу портить игру, но рано поднимать не советуют, – сказал Чек.

– В самом деле? – с некоторым смятением сказал Боррик. – Ох, божечки, признаю, я не особо хорош. Честно говоря, играю ради удовольствия. По большей части, я даже не замечаю, что проигрываю.

Дундрин ухмыльнулся. Это будет быстрая и выгодная игра.

Он поставил фишку с отчетливым щелчком.

– Одиночный топаз, – сказал он. От железной рамки раздался гул, и алмаз, покачиваясь, полностью встал. – Ты пошел на ранний подъем, ну что ж, давай так и играть, – он пригладил усы, чтобы скрыть ухмылку.

Чек был в смятении.

– Мне такой стиль игры не нравится, мой мешочек не подобран для раннего парения. Но раз игра пошла так, придется следовать...

Он явно сделал свой выбор, поскольку сделал ход быстро, последовав примеру Дундрина. Должно быть, хочет и вращение начать рано.

Алмаз балансировал на нижнем кончике. Так быстро! В игре всего четыре фишки. Необычно. И рискованно.

Боррик широко им улыбнулся.

– Твой ход, – мрачно сказал Дундрин. Боррик поднял фишку, но не торопился и крепко сжал ее в руке.

– Вы знали, – произнес он, понизив голос, – говорят, что сюда прибыл сам капитан Дрекки Флинт.

– Кто? – спросил Чек.

Боррика застали врасплох.

– Дрекки Флинт!

– Прошу прощения? – сказал Чек.

– Ну, знаешь, искатель приключений! О нем поют так много баллад в Бастионе. Ты не знаешь о нем? Он наемник, вор, герой.

– Пират, – поправил Дундрин. – Он пират. И единственные баллады об этом нападающем исподтишка трусе, которые я знаю, касаются негигиеничного состояния его штанов.

– Правда? Что же, я должен развеять твои иллюзии. Люди его любят, – Боррик поднес фишку к алмазу, но помедлил, прежде чем ее поставить. – Я лично слышал истории о его отчаянной храбрости. Он помогает нуждающимся. Спасает страдающих. Даже подает беднякам, как говорят.

– Как же дуардин отдаст собственные деньги? – усмехнулся Дундрин.

Улыбка Боррика стала шире.

– Милосердный? Может, поэтому неприятные типы вечно пытаются его убить.

Разум Дундрина не был быстрейшим потоком лавы, но всегда добирался до конца, и, как лава, неизменно разрушал все, с чем сталкивался.

Высокий, броский и несколько выводит из себя... эти приметы отмечали его цель.

– Ты – это он, – сказал Дундрин. Он поднял толстый палец, унизанный кольцами из ур-золота. – Ты Дрекки, мать его, Флинт.

– Ты не настолько тупоголовый, как меня в том убедили, – сказал Боррик, голос его стал глубже и приобрел насмешливые нотки. – Я – это он.

– Тупоголовый? Ты станешь на голову ниже! – Дундрин потянулся за топором, подняв его и взмахнув, едва его большая ладонь сомкнулась на оплетке. Боррик, или скорее Дрекки Флинт, поставил фишку. Едва она со щелчком встала на место, алмаз начал быстро крутиться и взметнулся между игроками, встретив топор Дундрина. Вспыхнули руны, огне-фонарь, встроенный в оголовье топора зажегся, и алмаз взорвался, разметав тельдеритовые треугольники, как пули. Все находящиеся в комнате тихо охнули, за этим наступила настороженная тишина. Флинт шагнул назад. Чек жадно ждал, но не долго, откинувшись затем на спинку стула и перевернувшись на четвереньки. Он схватил все фишки, какие мог, вне зависимости от того, чьи они были, и поспешил к двери, пропихнувшись мимо двух входящих огненных убийц.

– Вот он, мои братья! – сказал Дундрин, оскалившись. – В итоге, искать его не придется. Окружите его, отрежьте путь к отступлению. Если приведем живьем, заплатят вдвое больше. Втроем мы справимся.

– Друзья? Доломар, ты не говорил, что у него есть друзья! – сказал Дрекки, бросив обвиняющий взгляд на трактирщика, который в ответ виновато пожал плечами.

– Давай кончать с этим, – сказал Дундрин. – Для начала, Трок Крунтссон передает привет. По словам гильдейского брокера, это было важно.

– Конечно, передает, – выдохнул Дрекки. – Стоит украсть дочь дуардина...

– Ты много болтаешь. Мне говорили об этом. Я ненавижу болтовню. Болтовня для аэльфов. Веди себя с достоинством, пират, и сразись со мной.

– Я не пират, – сказал Дрекки Флинт.

Огненные убийцы медленно вышли на позиции вокруг Флинта. Все были тяжело вооружены. У Дундрина была свет-секира; у других – парные топоры из огнестали и клевец со щитом соответственно. Дрекки казался безоружным, хотя Дундрин знал, что его оружие где-то спрятано. Флинт наблюдал за ними, подняв брови, будто в изумлении. Именем Грунгни, Дундрин ненавидел его еще больше.

– Это мои родичи, Тотр и Камарак, – сказал Дундрин. Тотр ударил топором о топор и оскалился; Камарак нахмурился поверх щита с бритвенной кромкой.

– Вас, любителей огня, действительно нужно трое, чтобы одолеть меня? Я польщен.

– Нет. Нужен только я, – произнес Дундрин и бросился в атаку, высоко подпрыгнув. Истекая огнем, топор дуардина с ревом несся к своей цели, но Флинт ловко шагнул в сторону. Он просто оказался не там, где должен был, и как-то запрыгнул на стол. Дундрин приземлился, и его немалая сила вогнала лезвие в доски пола трактира. Дерево вокруг оружия начало тлеть.

– Эй, Дрекки, эй, ну уж нет! Я на это не соглашался! Ты сказал, что все будет быстро и тихо, – произнес Доломар и вытащил из-под барной стойки мушкетон. – Все, хватит. Выметайтесь все!

Тотр швырнул метательный топор в трактирщика, едва не отрубив тому голову, и оружие, разбив стекло и задрожав, впилось в полки позади бара.

Доломар упал на пол.

– Не вмешивайся, умги! – крикнул огненный убийца.

Дундрин вырвал свой топор из пола, выдернув длинные щепки. Дерево светилось. Теперь, когда он разозлился, в дуардине разгорелось пламя. Из-за рун, вживленных в его кожу, воздух начал мерцать от жара. Посетители или убегали, или таращили глаза, мешаясь в обоих случаях. Разговоры прекратились, но огоры продолжали свое соревнование, будто не происходило ничего особенного.

– Дрекки! Дрекки! Выведи их наружу, прошу! – молил трактирщик, прячась за барной стойкой, но его приглушенный голос никто не слышал.

– Если бы я хотел побриться, вас, голых любителей огня, я бы не просил себя причесать, – сказал Флинт. – Не думаю, что смогу сохранить волосы, – он полез в одежду. – Я так же добавлю, что нельзя приносить топор на перестрелку!

Триумфальная ухмылка Дрекки скисла, когда его рука запуталась в одеянии торговца. Глаза его округлились. Трое огненных убийц атаковали вместе.

Дрекки прыгнул, схватился за свисающий с верхней точки выгнутой раковины канделябр и качнулся в сторону. Топоры и клевец уничтожили стол. Помещение наполнилось криками и дымом. Флинт поджал ноги, когда клевец Камарака прогудел в воздухе и пролетел над головами своих убийц. Но прыгнул он недалеко, а канделябр качался в стороны мало, потому ему пришлось отцепиться прежде, чем они порезали бы его на куски снизу.

Его приземление было испорчено, поскольку стол, на который он нацелился, сломался под тяжестью дуардина, отчего тот растянулся на полу. Расплескалась выпивка. Сидевших за столом отбросило, но они довольно кричали вместе с оставшимися посетителями. По краям комнаты делали ставки. Мечи с шорохом достались из ножен.

Потревоженные в своем соревновании в поедании, огоры зарычали, но не остановились.

Дундрин наступал, отпихивая матерых преступников с дороги, будто они были пустым местом. Это должно было пройти не так.

– Ох, именем Валайи, голые дуардины и большие топоры. Что же делать? – сказал Флинт с пола.

– Ты раздражаешь в той же мере, как об этом говорят. Думаю, мертвым ты мне понравишься больше, – сказал Дундрин, слова его были окутаны дымом. Пол шипел под его ногами.

– Справедливо, – произнес Флинт, потом посмотрел вниз, где из-под его одежды торчал большой пистолет с несколькими стволами. – Но сначала поздоровайся с Карон, – он открыл огонь.

Дундрина предупредили об оружии Флинта – экспериментальном, самом не-дуардинском изделии. Камарак поднял свой щит. Светящиеся синие пули срикошетили во все стороны. Теперь все побежали к двери. Тотр перекатился в бок, Флинт вел прицел за ним, сбросив сломанный стол и поднявшись на ноги.

Воззвав к силе рун, Дундрин тяжело топнул ногой, будто готовящийся рвануться вперед бык. Вбитое в его плоть золото вспыхнуло оранжевым жаром, и вокруг него взорвался ореол пламени, превратив его ирокез в огненный гребень, а бороду – в ревущее дыхание дракона. Глаза его светились огнем.

Флинт перевел оружие на Дундрина и выстрелил, но пули взорвались вокруг огненного убийцы, расплескав расплавленный металл по помещению. Там, где он касался внутренностей гостиницы, расползался огонь. Капитан отошел назад, поливая комнату эфирматическими выстрелами, впрочем, проявляя осторожность, чтобы не задеть посетителей. Пули бились и со свистом отлетали от твердой, как железо, внутренней поверхности раковины, разбивая стекло и ломая окна. Дундрин шагнул под выстрелы. Несколько пуль попали в него, но он упрямо шел вперед.

– Дрекки! Ты обещал, что ущерба не будет! Я за это с тебя стрясу! – выл трактирщик.

Стрельба стихла. Дула оружия Флинта с гулом пусто поворачивались, в неожиданной тишине громко щелкал механизм.

– Моя очередь, – сказал Дундрин и атаковал, уверенный в победе. Он, впрочем, не учел гремящую, гудящую заводную птицу, вылетевшую из укрытия под потолком и бросившуюся ему в лицо. Как не ожидал он получить по зубам кулаком огора, когда отпихнул ее.

Дундрин отлетел назад, проломав стулья, столы и табуреты. Он был весьма мускулистым и покрыт золотом – другими словами, тяжелым – и, когда он ударился об пол и продолжил скользить через гостиницу, его продвижение превращало мебель в не более чем розжиг. Едва его топор коснулся разломанного дерева, оно тут же загорелось.

Наконец, Дундрин ударился о стену и остановился. Сквозь звон в ушах и муть перед глазами он увидел, как Флинт и один из огоров подошли друг к другу и встали спиной к спине. Огор был толстым и громадным, из волос на голове у него были только толстые брови и тонкие, висящие усы с облитыми золотом черепами на концах. Он носил полосатые штаны и засаленную овечью куртку, вывернутую мехом внутрь.

– Не только у тебя здесь есть друзья! – ликующе выкрикнул Флинт. Дриллбилл Дрекки развернулся над его головой и спикировал на огненных убийц. Оставалось еще несколько посетителей, и они казались дружественно настроенными к Флинту, поскольку окружили Камарака.

Огор замахнулся кулаками на Тотра. Его единственным оружием была изогнутая рукавица на одной руке, со звоном сыпавшая искрами каждый раз, когда соприкасалась с топором Тотра, но это его, казалось, не останавливало. Флинт вытащил второе оружие – совершенно обычный ручной топор, какие дуардины любили с незапамятных времен. На его стали мерцали руны. Второй огор сидел, облизывая пальцы и наблюдая, совершенно не обеспокоенный разгорающимся пожаром. Напуганные пламенем, игнорируя мольбы трактирщика о помощи, из двери выбегали последние из тех, кто не был вовлечен в драку.

Дундрин, пошатываясь, встал. Во рту было что-то твердое. Он выплюнул большой моляр.

– Водишься с огорами, – прорычал он. Его потускневшее пламя разгорелось ярче, когда он пришел в себя.

– Уже много лет, – сказал Флинт. – Это Горд, мой первый помощник, – он повернулся к соратнику. – Не думаю, что он о тебе слышал, Горд.

– Без разницы, – ответил огор, загнавший Тотра в угол и методично бивший его в голову. Дуардин оставил попытки отбиться и закрыл лицо руками. Камарак впал в исступление, топор его плыл в воздухе. Он бросил щит в толстого человека с огнестрельным оружием, пришпилив его к деревянной обшивке так, что острия кромки щита оказались по обе стороны шеи мужчины, но на Камарака наседали со всех сторон.

– Они должны были предупредить тебя о Горде. Я бы в следующий раз воспользовался услугами другого гильдейского брокера, – сказал Флинт.

Тотр без сознания сполз на пол. Камарака загнали в угол. Какому-то незадачливому парню он отрезал руку по локоть, но удар в бок боевым молотом его оглушил.

– И у тебя заканчиваются друзья, – добавил капитан.

– В самом деле? – сказал Дундрин. – Со мной половина моей ложи, прочесывающая город в поисках тебя.

Гостиница тряслась, из-за стен шел гул двигателей.

Снаружи раздались крики. Клятвы огненных убийц.

– Есть еще? – произнес Флинт. – Крунтссон явно наращивает усилия. Трое таких, как вы, не проблема. А двадцать – вероятно, да. Время уходить. Горд, выход, будь любезен.

– Как скажешь, капитан, – ответил огор. Он встал напротив большого окна у края раковины, где щель между двумя половинами была в человеческий рост. Горд стер кровь с лица о рукав куртки, наклонил голову и бросился вперед.

– Нет! Нет! Иди через чертову дверь! – взвыл Доломар.

Горд ударил в окно с силой пушечного ядра. Он едва в него пролез, но он хорошо прицелился, опустил плечи и вырвался наружу в потоке стекла. Внутрь полился свет. За ним последовал ветер, раздувая пламя в ревущее зарево. Отовсюду раздавались крики. Тотр и Камарак поковыляли прочь. Предатели.

Флинт последовал за Гордом к краю. Времени, чтобы среагировать, у Дундрина было мало.

– Рад был познакомиться, Дундрин, – крикнул Флинт. – Последуй моему совету, и оставь меня в покое. Сколько бы агенты Крунтссона ни платили тебе, этого всегда будет мало.

Он прыгнул, кажется, самоубийственно; затем по комнате забегали отблески меди, серебра и золота, и снаружи поднялся корабль Флинта, окна в его эфирных сферах вспыхнули, когда он взлетел выше. Флинт махал рукой с палубы.

– Сдавайся, Дундрин! – крикнул он.

– Огненный убийца никогда не сдается, – прорычал дуардин.

Он побежал в проем между верхней и нижней половинами раковины. Тут пол поднимался. Там, где дерево уступало место перламутру, он стал неожиданно скользким, и, внепланово поскользнувшись, Дундрин потерял бесценный импульс.

Он вылетел из сломанного окна в небеса Адромитовых Небоотмелей. К нему несся металлический корпус корабля Флинта. Дуардин махал руками и ногами, чтобы продлить прыжок, но не долетел пару футов и ударился о борт, отчего топор едва не выбило из его хватки. Пальцы свободной руки уцепились за выступ, опоясывавший корпус.

– Дай руку, Дундрин! – крикнул Дрекки Флинт. Он махнул куда-то за спину, появился багорный крюк. – Хватайся за шест, мы тебя вытащим! Я не держу обиды.

Дундрин фыркнул. Его пламя затухало. Он умрет. Так тому и быть. Это будет хорошая смерть.

– Я никогда не приму помощь от ложного дуардина вроде тебя, небесный разбойник, – сказал он.

Дундрин разжал пальцы.

Дрекки смотрел, как его предполагаемый убийца падает в небо. За ним оставался след, как от метеора. Выглядело весьма впечатляюще, не будь это ужасной потерей.

– Ха, – произнес Горд.

Дрекки повернулся к своему первому помощнику.

– Ха? Это все, что ты можешь сказать? Я не люблю убивать людей, если могу избежать этого, Горд. Это плохо.

Огор пожал плечами.

– Ну, он пытался тебя убить и сжег мой любимый паб. «Ха» для него достаточно.

Дрекки покачал головой.

– Это начинает утомлять. Когда мастер Крунтссон отстанет от меня?

– Не знаю, – сказал Горд.

– Это был риторический вопрос, – устало ответил Дрекки. – Истинный ответ – никогда.

– Точно. Так, думаешь, они починят паб? – Горд смотрел на зарево с будто бы философским видом. Во всяком случае, по меркам огора.

– «Древняя Раковина» горела до этого и сгорит вновь, мой друг, но она всегда поднималась из пепла.

– Для Доломара это не слишком утешительно.

Что-то взорвалось внутри удаляющегося трактира. Огонь вырвался из каждого окна с четким, узнаваемым звуком бьющегося стекла. Дрекки поморщился.

– В самом деле, – он на мгновение задумался. – Снорри! – крикнул он одному из своих людей. – Приведи наверх казначея Френдела. Давай убедимся, что Доломар получит плату за информацию, которую он нам дал. Лучше встретиться с этими убийцами на наших условиях, а не в каком-то переулке. Мы оплатим ремонт паба. Нам повезло, что раковина граневого моллюска по большей части огнеупорная.

– Заплатить ему? – спросил Горд. – Ты уверен? На это не было контракта. В кодексе нет заметок о случайном уроне.

Здесь стоит заметить, что для огора, Горд был весьма умен. Он даже мог читать.

– Конечно, я уверен! – ответил Дрекки. – Это правильно, так ведь? Это наша вина. Мне нужно поддерживать репутацию. Кроме того, где еще нам пить? Из-за тебя нас не пускают во все пивные отсюда до стабильных земель. Эй, Снорри, принеси мой шлем и доспех, пока ходишь, – крикнул Дрекки своему матросу, снимая одеяния торговца и показав находившийся под ними летный костюм Владыки, покрытый блестящими зажимами для снаряжения и защитными пластинами. Он свернул одежду, с радостью избавившись от нее. – Теперь, когда мы разобрались с нашей небольшой проблемой, давайте отчаливать – нас ждет Бавардия и несказанная слава. У нас будет так много денег, что по возвращению, сможем купить чертову «Древнюю Раковину».

– Да! – закричала команда. В ней было больше десятка человек: по большей части Владыки Харадрона, все с темным прошлым, несколько людей и парочка из других, более экзотических видов. Они были хорошо экипированы, даже не-Владыки носили харадронские дыхательные баки, хотя в таких мягких высотах в них не было нужды.

Пыл их различался. Чем дольше они служили у Флинта, тем меньше энтузиазма в них оставалось. Они слышали его обещания и до этого.

– Вы слышали капитана! – сказал Горд, расставив грузные ноги и заткнув большие пальцы за широкий пояс под пластиной на животе. – Лево на борт, семьдесят девять градусов. Поднимите нас на две сотни фатомов, господин Гутроссон, крутой поворот руля, если не трудно!

– Так точно, первый помощник!

Зазвенел колокол. Цепь руля загремела, когда повернулось ведущее колесо. Загудели огромные эндриновые сферы «Аэлслинг». Голубой свет разгорелся на их смотровых панелях, и корабль поднял нос кверху.

Дрекки прошел вперед, оставив Горда командовать экипажем. На носу он встал рядом с носовой фигурой корабля – дуардинской девой в старинном боевом облачении и крылатом шлеме, с зажатым в одной руке щитом и вытянутым вперед молотом.

Аэлслинг эту фигуру ненавидела. Она сказала ему об этом, когда они в последний раз виделись. Дрекки было плевать. Ему она нравилась. Идеально передавала ее дух. Она смягчится.

Они выплыли из-под Холма Герцога на яркий дневной свет. Он ласково положил руку на согревающую бронзу статуи. Хиш поднимался к зениту, его лучезарный свет сиял сквозь воздушные каналы Бастиона, рассыпался на шпилях, с лучшей стороны показывая каждый парящий район города-архипелага. «Аэлслинг» поднялась над Островом Императора, копье-пушки на фортификациях следили за ней во время полета. Раньше они бы стреляли по дуардинским кораблям, прилетавшим в поисках эфирного золото Бастиона. Дрекки этого испытывать не хотел. Здесь он платит налоги. Нажива в другом месте.

– Я вскоре буду богатым, любовь моя, – прошептал он носовой фигуре. – Обещаю. Тогда, может, мы сможем оставить все эти грязные дела позади.

Может, не сейчас, подумалось ему, но она смягчится. В конце концов.

Дундрин падал долго. Так долго, что перестал кричать и наблюдал, как многочисленные острова Бастиона мчатся от него, становясь все меньше и меньше, пока, наконец, они не скрылись за облаком и не превратились в песчинки в большом водовороте островов и островков, составлявших отмели – будто они убегали от него, а не наоборот.

– Гримнир, – пробормотал он сквозь сжатые зубы, с парящими вокруг волосами и бородой. – Спаси меня, и я клянусь, что выслежу этого никчемного ложного дуардина и сбрею ему бороду за наглость!

Что еще он мог сделать? Дуардины не созданы летать.

Говорили, что небо под Небоотмелями бесконечно. Кажется, он скоро проверит это.

Неожиданно, его падение прекратилось. Он упал на что-то мягкое, но скорость была такой большой, что у него выбило дух. Он перевернулся, все еще инстинктивно отказываясь отпустить свой большой топор. Он схватился за проползающую мимо веревку, опустил, снова упал и снова остановился. Он был в сети, на коже ощущались множество острых уколов. Только теперь его падение окончательно прекратилось.

Дундрин обнаружил, что болтается в сети с крюками, натянутой между двумя небесными кораблями человеческого производства, удерживаемых в воздухе огромными шелковыми мешками, наполненными газом и привязанных веревкой. Вокруг него дергалось огромное количество воздушной рыбы, пойманной на сотни вшитых в сеть крюков, раскрывая рты в попытках втянуть достаточно воздуха в примитивные легкие.

– Снимите меня! – взревел он. Его плоть разрывало и жалило. Сильнее боли ранило унижение.

На деревянных планширях лодок появились разнообразные человеческие лица.

– Снимите меня! – закричал он им с ненавистью к мольбе в голосе.

Команды поспешили спасти его.

– Ну, Дрекки Флинт, – сказал Дундрин через сжатые зубы, пока люди карабкались к нему. – Видимо, я все же получил благословение Гримнира. Это только что стало личным.