Инстинкт выживания / Survival Instinct (роман)

Перевод в процессе: 2/11 Перевод произведения не окончен. В данный момент переведены 2 части из 11.

Инстинкт выживания / Survival Instinct (роман)
Автор	Энди Чемберс / Andy Chambers
Переводчик	Brenner
Издательство	Black Library
Год издания	2005
Подписаться на обновления	Telegram-канал
Обсудить	Telegram-чат
Экспортировать	EPUB, FB2, MOBI
Поддержать проект

Чтобы хотя бы начать понимать бесплодный мир Некромунды, сперва вы должны понять города-ульи. Эти рукотворные горы из пластали, керамита и рокрита на протяжении столетий разрастались, чтобы защитить своих обитателей, так что чрезвычайно напоминают термитники. Население городов-ульев Некромунды исчисляется миллиардами, и они крайне индустриализированы. Каждый из них обладает промышленными мощностями целой планеты или колониальной системы, собранными на площади в несколько сотен квадратных километров.

Внутренняя стратификация городов-ульев также представляет собой познавательное зрелище. Вся структура улья является копией вертикального отображения социальных статусов его жителей. На вершине находится знать, под ней – рабочие, а под рабочими располагаются отбросы общества, изгои. Особенно это становится очевидно на примере улья Примус, резиденции губернатора планеты лорда Хельмавра Некромундского. Аристократы – дома Хельмавр, Каттал, Тай, Уланти, Грейм, Ран Ло и Ко`Айрон – обитают в «Шпиле» и редко выходят за «Стену», которая стоит между ними и громадными кузницами, а также жилыми зонами непосредственно города-улья.

Ниже города-улья располагается «Подулье»: фундаментообразующие слои с жилыми куполами, промышленными зонами и туннелями, которые были заброшены предшествующими поколениями, однако заново заселены теми, кому некуда больше податься.

Впрочем… люди – не насекомые. Они плохо уживаются вместе. Их может вынудить к этому необходимость, но в городах-ульях Некромунды сохраняется внутренняя разобщенность такой степени, что зверства и открытое насилие являются повседневной рутиной. Подулье при этом представляет собой совершенно беззаконное место, плотно забитое бандами и отступниками, где выживают лишь сильнейшие или наиболее хитрые. Голиафы, твердо верящие в право сильного; матриархальные мужененавистницы Эшеры; промышленники Орлоки; технологически мыслящие Ван Саары; Делаки, само существование которых зависит от их шпионской сети; неистовые фанатики из Кавдора. Все они ведут борьбу ради получения преимущества, которое возвысит их – неважно, на сколь краткий срок – над прочими домами и бандами Подулья.

Поразительнее всего, когда отдельные личности пытаются преодолеть монументальные физические и социальные границы улья, чтобы начать новую жизнь. Принимая во внимание обстановку в обществе, возвыситься в улье практически невозможно, однако спуск вниз – в целом более легкий, пусть и менее привлекательный вариант.

– выдержка из книги Зонариария Младшего

«Nobilite Pax Imperator – Триумф аристократии над демократией»

1: Славная Дыра

Разговоры. Некоторые утверждают, будто жители подулья заняты одними лишь разговорами – что они болтают, словно помилованные заключенные, возвращающиеся из одиночки. Да будет им известно – все общение связано с выживанием: где прижились хлысточерви, где сточные разливы токсичны, кто главная шишка, где поторговать или разжиться трофеями, кто в городе новичок. Неписаный закон гласит, что здесь внизу нет запретных тем. Отказ отвечать на практически любой вопрос является молчаливым приглашением к драке, и нельзя сказать, что этим редко пользуются.

Так что питейные притоны и дешевые харчевни постоянно полнятся гулом сплетен, который повисает тяжелыми облаками, будто закручивающийся дым обскуры или приторные испарения сальных свечей.

Поэтому, когда она вошла в заведение Хагена, все – то есть вообще все – и так уже знали, что в поселении Славная Дыра находится Безумная Донна.

Все было не так, как в пикт-шоу: музыка не замерла, все не заткнулись и не прервали своих занятий, чтобы поглазеть. Однако шум заметно притих, а дюжина едва заметных изменений позы выдали в толпе любопытство, страх, браваду или настороженность. Она беспардонно посмотрела на обитателей сумрачного бара своим сверкающим голубым глазом, приложив их миллиардом вольт скверного характера. У Хагена собирается крутая публика, но мало кому хватило храбрости встретиться с ней взглядом, и никто не собирался оспаривать ее право находиться там.

Преступница. Психованная сучка. Беглая аристократка. Имея на выбор множество подобных оснований, было легко ненавидеть или бояться Безумную Донну. За те пять циклов, что она успела провести внизу, ее кровавая репутация разошлась по Пустошным Зонам, словно облако в двадцать тысяч рад. Она радовала глаз своими длинными ногами танцовщицы и парой чарующих выпуклостей, которые ее нательная броня скорее не скрывала, а подчеркивала. Лицо выглядело бы красивым, не будь на нем жестких черт, вытравленных жестокостью и отчаянием. Легенда гласила, что несколько лет назад, когда бармен назвал ее милашкой, она вырвала собственный глаз, и теперь одну глазницу закрывала поблескивающая немигающая бионика. Воистину, в этом металлическом глазу было больше мягкости и сочувствия, чем в оставшемся настоящем. На покатых бедрах она носила потрепанное оружие: два пистолета и изящный цепной меч, который называла «Семьдесят-Один» по числу пальцев рук и ног, отрубленных им в свое время. Дюжина пар глаз в заведении Хагена быстро нашла себе другую цель.

Она заказала «Бешеную змею», и ее поприветствовали двое членов банды Эшеров – Тола и Авиньон – которые появились из боковой кабинки с таким видом, будто на самом деле им не хотелось тут находиться. Троица явно вела разговор о делах: Тола быстро говорила и жестикулировала руками, за ней вступала Авиньон, Донна периодически кивала. Несомненно, они желали заручиться знаменитыми бойцовскими талантами Донны в качестве подстраховки для какого-то рейда за трофеями, схватки банд или войны за территорию.

Тем временем собравшиеся жители подулья и бойцы уже чесали языками, рассказывая и пересказывая старые истории про Безумную Донну. Была очередь той, в которой она убила своего благородного мужа в Шпиле.

– Серебряной вилкой для рыбы, во как, – со знающим видом добавил Акас Рыбье Брюхо. – Глаза ему выколупала.

Затем о том, как она сбежала в нижний улей, спасаясь от гнева своего отца и каким-то образом постоянно на шаг опережая силовиков и охотников за головами. Как даже просочилась сквозь неодолимую толпу охраны у Стены и попала из Шпиля в Город-Улей. Как убила собственную сестру, как однажды содрала кожу с перешедшего ей дорогу Голиафа, как создала себе репутацию убийцы за половину десятилетия, проведенного в боях между бандами и сумасшествии.

Постепенно мысли обратились к другим вещам, и снова поднялись кружки, загремели кости и стали падать фишки. Вот тогда-то все и произошло. На фоне бормотания разговоров в баре послышался новый голос, и произнесенные им слова немедленно вызвали ту самую черную дыру тишины, которую так любят рассказчики.

– Д`оннэ Уланти?

Говоривший обнаружил, что ему между глаз уперт лазпистолет Безумной Донны, развернувшейся с почти неуловимой быстротой. Кровожадно, с хрипловатой картавостью, она произнесла:

– Никто не смел называть это имя при мне уже пять лет, так что лучше бы тебе иметь чертовски хорошую причину воспользоваться им сейчас.

Человек, стоявший на краю смерти, был тощим молодым рабом с арен. У него во лбу, в миллиметре над голодным дулом лазпистолета, нервозно мигал штифт права собственности Гильдии Торговцев.

– У… у меня сообщение от гильдейца Теодуса Релли для Д`оннэ Уланти, – проблеял он. – Пожалуйста, не убивайте меня.

Не отводя оружие, Донна обвела глазами бар и задумалась, какой же мешок с гноем указал ее этому незадачливому простаку. Многие лица вздрогнули под ее взглядом, однако никто не выдал в себе возможного баламута. Она убрала пистолет в кобуру и демонстративно отвернулась, раскрыв руку в перчатке ладонью вверх перед носом раба. После секундного колебания туда вложили грязный свиток, и раб скрылся.

– Какого хрена? – поинтересовалась Тола, глядя на достоверно выглядящую гильдейскую печать, выдавленную металлическими чернилами на светлом рулоне кожи.

– Кто-то хочет привлечь твое внимание, – с умным видом заметила Авиньон и лишь совсем немного испортила эффект, пролив «Бешеную змею» на подбородок, пока опрокидывала очередную стопку.

– Кто-то напрашивается на трепку, – сказала Безумная Донна и уронила послание на залитую пойлом барную стойку.

– Ты разве не собираешься его прочесть? – спросила Тола.

Безумная Донна покачала головой.

– Нет, я собираюсь прикончить эту бутылку, а потом найти гильдейца Теодуса-хренова-Релли и разбить ее об его, без сомнения, жирную и лысеющую башку. – Ее взгляд был отстраненным. – Никто не передает сообщений для ушей Д`оннэ Уланти. Она давно мертва.

– Можно я прочту? – Тола вела себя крайне порывисто. В сущности, она была немногим старше малолетки, и это впечатление усиливали коротко подстриженные грязно-светлые волосы.

Донна секунду спокойно смотрела на нее.

– Конечно.

Авиньон наградила Толу многострадальным взглядом «поверить не могу, что ты это только что сделала», но Тола была слишком занята тем, что ломала печать и разворачивала свиток, чтобы это заметить. Пока она читала слова, ее губы непроизвольно шевелились. Авиньон нетерпеливо выхватила свиток у Толы из рук и выложила его на стойку, чтобы было видно им всем.

Тот был рукописным. Натренированные росчерки пера писца уже расплывались по краям, словно пятна плесени, поскольку бледная кожа впитывала в себя лужи дешевого алкоголя, однако написано было красиво. Там говорилось:

Достопочтимой благородной даме Д`оннэ Астрайд Ге`Сильванус из Дома Уланти.

Прошу простить мне это самовольное вторжение, однако до моего внимания дошло дело, касающееся Вашего прошлого, и я счел, что Вас следует немедленно известить. Полагаю, неразумно сообщать о нем простым письмом, но уверен, что подобную информацию можно было бы передать лично для надлежащего обсуждения. Если Вы пожелаете развить данную тему, со мной возможно связаться через склад Стракана на третьем уровне.

Искренне Ваш,

Теодус Релли

Из Гильдии Торговцев

– Ловушка, – выпалила Авиньон.

– Нет, шантаж. Он хочет получить отступные, – сказала Тола. – Он имеет в виду: «Заплати мне, иначе я расскажу кому-то еще, и мне заплатят уже они».

– Может быть и то, и другое, либо все вместе, – произнесла Донна. – Скорее всего, этот червяк меня уже продал и хочет удвоить барыши. – Ее голубой глаз смотрел жестко и светился интересом. – Это уже пробовали охотники за наградой, но еще ни разу – гильдеец.

Перемещаясь с места на место и продавая свои товары, Гильдия Торговцев образовывала тонкие нити, которыми были сшиты разрозненные поселения подулья. Они были достаточно могущественными, чтобы наслаждаться максимально защищенным статусом, на какой только можно претендовать на Дне Улья – единственные поставщики предметов первой необходимости и комфорта, недоступных иными путями: бронеткани, люмоламп, белковых добавок, инфопланшетов, пикт-жетонов, энергоячеек, воздушных фильтров, топливных стержней. Они принимали участие во множестве предприятий, и ссора с одним из них не сулила ничего хорошего. Гильдейцы имели обыкновение держаться вместе и могли скинуться достаточным количеством кредитов, чтобы выставить настолько большую награду, что это означало смертный приговор практически кому угодно. Здравый смысл подсказывал: если гильдейцы проявили интерес, скверные дела прямо за углом.

– Пойдешь? – спросила Тола.

Донна покачала головой.

– Мне надо спятить, чтобы на такое купиться. – Она скомкала письмо и швырнула им в Хагена. – Еще «змеи»! И пусть будет хорошая, иначе проблем не оберешься.

На том все и кончилось.

Поселение Славная Дыра называлось так потому, что это действительно была дыра: похожее на грибницу скопление торговых постов, хибар, мастерских, ветхих мостиков, палисадов и волочащихся кабелей, сгруппированное вокруг провала глубиной в шестьдесят этажей между двумя наполовину обвалившимися куполами. Столетия назад из-за запущенности и невообразимых нагрузок со стороны Города-Улья наверху эта часть подулья раскололась и треснула, будто старые кости. Жилой купол, некогда составлявший полмили в высоту и шесть в поперечнике, был сдавлен до четверти того объема, а падающие обломки проделали отверстие в более крупный и древний купол внизу, прежде изолированный нерушимым полом из толстого феррокрита.

Жители подулья по своей природе отлично умеют выживать. Тех, кто не умеет, убивают быстрее, чем удается выяснить, в чем причина. Выбравшись из-под завалов, они вскоре обследовали гигантскую дыру. Свежеоткрытый купол оказался рогом изобилия с трофеями и металлоломом, погребенными в громадном море пыли и мусора, которое назвали Белыми Пустошами. Люди сходились отовсюду, чтобы попытать удачу в проникновении в глубины, так что поселение Славная Дыра возникло, чтобы удовлетворять их нужды и освобождать от новообретенного богатства. Некоторые наиболее дерзкие охотники за наживой возвращались с кучами археотеха такой величины, что их хватало, чтобы купить место в Шпиле – ну, или так говорилось в историях – а некоторые не возвращались вовсе.

Ко временам Донны Белые Пустоши внизу уже давно иссякли, однако поселение Славная Дыра сохранилось просто потому, что оно там находилось. Большинство игорных притонов и плотских шалманов закрылось, но в округе осталось достаточно народу, чтобы образовать сообщество. Сюда привозили свою продукцию грибные фермеры и крысозаводчики, гильдейцы собирали свою долю, банды и наемники обычно проходили без остановок, а власти обычно держались в стороне. Именно такое положение вещей и любят в подулье.

Безумная Донна нетвердо пробиралась по второму уровню. Ржавое лоскутное одеяло металлических плит и сетчатых решеток скрипело при каждом шаге. Она обдумывала тот факт, что чуть меньшее количество «Бешеной змеи» и бравады ранее сильно упростили бы ей задачу сейчас, но была определенно заинтригована. Ощущению понадобилось какое-то время, чтобы укорениться, но теперь оно донимало, будто расшатанный зуб.

Она не сказала Толе с Авиньон о двух вещах, которые выделялись в письме от Релли. Во-первых, оно придерживалось корректных для верхнего улья обращений к ней как к жительнице Шпиля: термин «благородная дама» был старинным, что лишь подчеркивало это раздражающее обстоятельство. И вот еще что было важно. Релли воспользовался ее полным именем – Д`оннэ Астрайд Ге`Сильванус Уланти, то есть «Д`оннэ, божественно прекрасная дочь Патриарха Сильвануса из Дома Уланти». Само обращение вновь вызвало дурные воспоминания и неожиданно горячий прилив злобы. Это имя не было общеизвестным в подулье. Д`оннэ Уланти – само собой, но полное имя не употреблялось даже на листовках о награде. Это более всего прочего указывало на подлинную причастность другого аристократа, вполне возможно даже члена семьи.

Донна приблизилась к краю уровня, неогороженному и излохмаченному преддверию зияющего провала. В этой секции, вдали от ближайшего платного подъемника, было тихо. Она выбрала прочный с виду кабель, аккуратно оплела его ногами, а затем соскользнула за край. Пока она ползла по тросу, ее длинные волосы ерошили призрачные пальцы прохладного зловонного ветерка, дующего из глубин. Освещенные прожекторами склады следующего уровня казались кукольными домиками далеко внизу, дальше, чем она думала. Использовать непрямой подход и скрытно спуститься на третий уровень, оставаясь незамеченной, раньше представлялось умным решением. От висения над головокружительным обрывом на проржавевшем старом кабеле это стало выглядеть куда менее умно.

– Благородная дама, – прошипела Донна себе под нос. – Ге`Сильванус, – выплюнула она.

Держаться за кабель вдруг показалось куда проще, когда она смогла вообразить на его месте горло своего отца.

Склад Стракана имел все атрибуты типичного гильдейского объекта: трехметровый забор, оснащенный минами-растяжками; главные ворота, способные остановить танк; сторожевые вышки; настенные орудия. Донна присела на корточки на близлежащей крыше и обдумала варианты. Она насчитала двух вооруженных рабов с арены, обходящих комплекс изнутри, и еще троих на вышках. Перепрыгнуть ограду было как раз по силам, если она все поняла верно. Приходила мысль просто подойти к воротам и потребовать встречи с Релли, но даже Безумная Донна не была настолько сумасшедшей.

Начался дождь: мелкая морось конденсата, который падал с верхних уровней и нес с собой запах мокрой золы, обостряемый резкой аммиачной примесью. Двое рабов во дворе заторопились в укрытие, явно боясь кислотных осадков. Глупая зелень из улья, подумала Донна, спрыгнув с крыши. Те выделения сверху, что могли снять плоть с костей, пахли гнилыми фруктами. Этот же дождь вызывал лишь слегка щиплющие ожоги и, в сущности, хорошо помогал избавиться от вшей и прочих паразитов.

Быстрая и гибкая, она побежала к забору с его зловеще висящими плодами: ловушками из фраг-гранат и шрапнельных снарядов. В последнюю секунду она прыгнула вперед и вверх, высоко забросив ноги и выгнув тело, чтобы не задеть верхушку ограды. «Бешеная змея» и сырая поверхность сговорились запороть ей приземление, поэтому Донна превратила его в перекат через плечо и встала возле груды ящиков.

От рабов на маленьких башенках не было слышно никаких сигналов тревоги. Все в порядке. По внешнему контуру склада тянулось нечто вроде крытой веранды, окутанной гостеприимно глубокими тенями. Она двинулась в том направлении, борясь с желанием побежать и держась в укрытии. Из-за угла появились двое патрульных рабов с арены, и она замерла на месте, пока те проходили мимо. Несмотря на всю их очевидную неопытность, на вид они выглядели крепкими. Как и в случае с большинством рабов, владелец оборудовал их примитивной бионикой для лучшего выполнения своей функции. У первого рука оканчивалась круглым диском циркулярной пилы, а ноги – металлическими когтистыми ступнями, которые звенели по веранде при его приближении. Второй щеголял ножницами с поршневым приводом на одном предплечье и половиной черепа из металла. У обоих при себе были крупнокалиберные стаб-пистолеты и перевязи с патронами.

Модифицированная парочка издавала больше шума, чем пляшущая в ряд банда Голиафов, и миновала Донну, не обратив на нее внимания. Когда они свернули за угол и скрылись из виду, она поднялась и рванулась к веранде через несколько метров открытого пространства. Тогда-то и началось.

Дверь открылась, и Донна различила выходящую оттуда фигуру. Затем ее ослепил ряд прожекторов, включившихся по краю здания, и она окунулась в море резкого света, совершенно чуждого тем, кто привык к естественному сумраку подулья. Когда она напряглась, чтобы прыгнуть обратно, высокомощный лазерный заряд оставил на плитах у ее ног отметину в виде светящегося и шипящего вопросительного знака.  Авиньон была права. Ловушка, и Донну поимели по полной программе. 

– Д`оннэ Уланти, также известная как Безумная Донна, властью лорда Хельмавра я арестовываю тебя по ордерам, выданным в Шпиле.

Она узнала резкий, шепчущий голос. Шаллей Бак, бывший боец банды Делаков, ставший наемником. Коль скоро он был здесь, мудаком с пробивным лазером, вероятно, был его кузен, Келл Бак. Как и еще очень многое в подулье, охота за головами являлась семейным бизнесом.

– Бросай оружие.

– Иди и возьми, Шаллей, если у тебя осталось достаточно пальцев, чтобы попробовать.

Еще один пробивной заряд с шипением вошел в плиты так близко, что заставил ее непроизвольно отскочить вбок.

Это было безнадежно. Донна слышала, что двое рабов с арены возвращаются обратно, но практически не могла разглядеть ни их, ни Шаллея в слепящем свете. Она подняла руки и закрыла свой яркий голубой глаз.

Большинство людей забывало об одной вещи, касающейся бионики: хорошая может иметь явственное преимущество над телесным оригиналом. Искусственный глаз Донны был первоклассной моделью от Ван Сааров. В числе нескольких полезных хитростей в нем имелся автоматический фоточувствительный светофильтр.

Шаллей, лысый габаритный силуэт в длинном защитном плаще, стоял чуть слева от двери, отслеживая Донну красной точкой целеуказателя болт-пистолета. Циркулярка и Ножницы приближались справа. Ножницы убрал свой пистолет в кобуру и нес бренчащий комплект кандалов. По прикидкам Донны Келл находился на вышке, тоже по правую руку.

Ножницы самоуверенно ухмыльнулся и шагнул вперед, чтобы бросить ей кандалы. При этом он на мгновение перекрыл Шаллею линию огня. Это мгновение было всем, что требовалось Донне. Она прыгнула вперед и поймала Ножницы в ручной захват. Стаб-пистолет Циркулярки с грохотом выпустил пулю, но промахнулся, а выстрел Келла запоздал на долю секунды, поскольку силовой ячейке пробивного лазера было нелегко накопить новый заряд. Ножницы взвыл: Донна откусила ему оставшееся ухо и выплюнула в лицо. Шаллей выругался.

Ослепленный горячей, липкой кровью, которая покрывала его бионический термосенсор, и теряющий равновесие Ножницы был в беде и понимал это. Он запаниковал и попытался применить свою увеличенную поршнями силу, чтобы сбросить рычащую и хохочущую женщину, однако Донна развернула его за локоть и вогнала громоздкие бионические клинки в живот Циркулярки. К несчастью для чертова раба, прямо в этот момент болт Шаллея угодил Ножницам ровно над глазом. От массореактивного гироснаряда калибром .75 голова размазалась, будто спелая дыня, в которую врезался грузовик. Предсмертный рефлекс рывком свел лезвия ножниц, в довесок неаккуратно выпотрошив Циркулярку.

Пока рабы с арены покачивались, заключив друг друга в скользкие от крови смертельные объятия, Донна продолжала двигаться. Шаллей ожидал, что она побежит в укрытие, нырнув влево или вправо, однако она устремилась прямо к нему, выдернув из ножен Семьдесят-Один и активировав цепной клинок нажатием большого пальца. Лопатки зудели, в любую секунду ожидая пробивного заряда, но Келл явно был не в форме, и выстрела не последовало.

Шаллей не стал поднимать пистолет, чтобы выстрелить в Донну, поскольку при их прошлой встрече лишился из-за такого трех пальцев и усвоил урок. Вместо этого он выскочил во двор, где мог рассчитывать на поддержку кузена. Донна нанесла обратный удар сплеча, и ее визжащий цепной меч вгрызся в плащ Шаллея, но она не остановилась и нырнула через открытую дверь внутрь склада.

Перекатившись, Донна поднялась на ноги и пинком захлопнула дверь, высадив сквозь нее пару лазерных зарядов на уровне груди и паха, чтобы отбить охоту у преследователей. Повернулась и помчалась между рядов ящиков и тюков, держа меч и пистолет наготове.

Ничто не встало у нее на пути. Снаружи послушались крики, затем очередь выстрелов, и позади с грохотом распахнулась дверь. К этому моменту она уже нашла то, что искала: два массивных люка в полу с балочной конструкцией, над которыми висела рама с лебедкой. Ни один гильдеец не станет платить лифтовые сборы, чтобы его товар подняли в Славную Дыру, поэтому любой склад имел собственный грузоподъемник с нижнего уровня. Это был идеальный путь спасения из ловушки охотника за головами, или был бы таковым, не будь люки заперты тяжелыми магнитными замками из вольфрама.

Наемники превратились в крадущиеся силуэты за рядами щербатых пластиковых контейнеров и переполненных тюков. Отчетливо нараставший визг плазменного пистолета Донны, готового разрядиться, заставил их юркнуть обратно, словно шакалы перед львом. Пистолет выстрелил, и склад осветило едкое фотохимическое зарево. От громового звука и волны озона резкие черные тени отпрыгнули по углам.

Охотники за головами разбирались в пушках, а плазменному оружию требовались драгоценные секунды на перезарядку. Они быстро стали окружать загнанную в угол добычу и скоординированным стремительным маневром появились возле подвеса с А-образной рамой.

И обнаружили, что люки проплавлены насквозь. Кромки все еще светились вишнево-красным от ужасающего жара плазменного импульса. Никаких признаков Безумной Донны не было.

Донна долго и громко ругалась, пристраивая примочку из жалящей плесени на обожженное плечо. Капля расплавленной стали попала на нее, пока она цеплялась за опоры под складом Стракана и слушала, как братья Бак брюзжат и планируют свой следующий шаг. Они не упомянули Релли, поэтому было непохоже, чтобы тот находился в Славной Дыре. Донна едва не прокусила себе губу, но не издала ни звука.

Она «окопалась», как выражаются в подулье, в разбитой трубе на середине высоты стены купола под Славной Дырой. У нее был растянут лист для сбора росы и горел маленький костер, где на шампурах жарилась пара крыс размером с кошку. Капающий жир шипел и трещал в пламени. Донна оставалась начеку на тот случай, если запах привлечет каких-нибудь других падальщиков, однако большинство тварей подулья инстинктивно обходили огонь стороной – исключая, разумеется, двуногих. Выглядывая во мрак, она видела белые пепельные дюны и плоские холмы из упавшего рокрита, увенчанные лесом перекрученных балок. Единственным движущимся объектом была далекая цепочка огоньков – вероятно, светильники какого-то гильдейского каравана. Место не было безопасным, но оно было тихим и дало ей некоторое время на раздумья.

Как бы далеко она ни сбежала или как бы глубоко ни зарылась – ей было никогда не оторваться от своего прошлого. Подулье являлось убежищем для злодеев и отступников всех сортов, а также для тех обитателей улья, комму хватало отчаянности, чтобы рискнуть всем и начать новую жизнь на самом краю цивилизации. Большинство из них от чего-то бежало, однако о большинстве же благополучно забывали и переставали обращать на них внимание, как только они оказывались в подулье – оно принимало в свое темное лоно и изгоев, и энтузиастов, не делая различий. Но с Д`оннэ Уланти дело обстояло иначе.

Статус грозной и разыскиваемой преступницы звучал волнующе и романтично, но реальность представляла собой мрачное, порой безнадежное существование, терзаемое призраками прошлого. Былая жизнь Донны в Шпиле была полузабытой грезой, которую в моменты вроде этого разум коварно сшивал мозаикой из лучших воспоминаний, загоняя ее все дальше вглубь по спирали сожаления и отчаяния. Временами Донна убеждала себя, что все это произошло с другим человеком. В сущности, теперь она и стала другим человеком – Безумная Донна заменила Д`оннэ Уланти, при этом нося ее похищенное тело. Она пала так низкой и потеряла так много комфорта и безопасности, которые гарантировала жизнь в Шпиле. Порой она задавалась вопросом, зачем вообще продолжает путь. Было бы настолько проще приставить к голове пистолет и покончить со всем раз и навсегда.

Оказаться в подулье было худшим, что может случиться с кем-либо из Шпиля. В лучшем случае ты мог ожидать подозрительности, поскольку половина из тех, с кем встречаешься, с радостью убьет тебя за один лишь акцент верхнего улья. А если тебя не убили жители подулья, то неподалеку найдется еще сотня других жутких носителей смерти: пауки, скорпионы, змеи, крысы, миллиазавры, нетопыри-падальщики, прыгуны-потрошители, лицееды, сточные медузы, хлыстоплети, проволочница, мозголисты, газовые споры, зомби, каннибалы, мутанты. Список тянулся все дальше и дальше, и в нем присутствовало множество вещей, для которых не существовало названия даже у подульевиков. Еще имелись токсичные разливы, сточные ямы, кислотный дождь, газовые каверны, канцерогены в пыли, пище, воде и воздухе, ульетрясения, мгновенные потопы, электрические разряды, или же простой способ в виде долгого падения на что-нибудь беспощадное. Это был неласковый край.

И теперь Донна должна была пройти по нему и получить кое-какие ответы – узнать, как Релли ее нашел, и, что более важно, зачем. В подулье дурная слава сродни запаху тела: она есть у всех. По сути, чтобы отыскать кого-то конкретного, а не пачку слухов, требовались настойчивость и немалое мастерство. Если Безумная Донна хотела избежать поимки, ей требовалось выяснить об охотниках гораздо больше. Она знала, что проще всего новости о гильдейцах раздобыть в поселениях Пылевые Водопады и Два Туннеля, в которых в силу их расположения бывало больше гильдейских караванов, чем где-либо еще. Единственная альтернатива состояла в том, чтобы продолжать бегать по Пустошным зонам между населенными пунктами, пока преследователи снова ее не нагонят, и в следующий раз ей уже могло так не повезти. А почему бы просто не положить всему конец, просто перестать бежать, лечь и умереть? Потому что тогда все окажется впустую, и она сдастся своим самым потаенным демонам – тем, которые голосом ее отца говорили, что было бы лучше, не родись она вовсе на свет.

Поход из Славной Дыры до Пылевых Водопадов обычно означал кружную дорогу по Белым Пустошам до ржавеющих мостиков через Отвесный Утес. Оттуда самые известные пути вели сквозь Грозные Залы к переплетающимся туннелям Малого Ствола. Существовали и другие маршруты, даже более быстрые, но этот был самым простым и безопасным. Ведь был неплохой шанс, что в некоторых частях Грозных Залов будут рыскать банды, преступники, или все вместе (а зачастую нелегко их различить), которые собирают дань или убивают странников в зависимости своего настроения. Предприимчивые шайки нередко выставляли податные блокпосты и на Отвесном Утесе или устраивали за них жестокие битвы.

Альтернативой было двинуть напрямую через пустоши к подножию Отвесного Утеса, преодолеть гниющие трубы у его основания и зайти в путаный клубок древних турбинных камер. Если потом удастся отыскать дорогу через отстойники и заваленные зоны, то, возможно, выйдешь в купол генераториумов на дне Малого Ствола и окажешься всего в одном дневном переходе от Пылевых Водопадов и края Бездны.

Идти окольной дорогой было попросту не вариантом. Слишком высока вероятность, что в пути опознают, а известия дойдут до охотников за головами. Упустив ее, те в течение часа раскинули вокруг Славной Дыры сеть информаторов – сотни ушей, навостренных слушать любые новости. Время тоже было проблемой. Если она доберется до Релли, опередив все сообщения, у нее будет преимущество. Это ей отчаянно требовалось.

На пробу размяв плечо, Донна обнаружила, что оно на удивление не болит. Примочка действовала. Она поняла, что рана ей не помешает, и порадовалась этому, поскольку низовой маршрут наверняка предстоял физически требовательным. Также она проверила оружие, так как отстойники, предположительно, кишели паразитами.

Семьдесят-Один имел заряд, максимально близкий к полному, керамитовые зубья были остры и двигались беспрепятственно. Донна заметила, что между ними застряло несколько ошметков, выдранных из плаща Шаллея, и вплела их в свои нечесаные волосы в качестве сувенира, рядом с прочими безделушками. Ее лазпистолет был изысканной шпилевой моделью, которую она носила при себе весь период своего пребывания в подулье. За все это время ей ни разу не приходилось заменять энергоячейку и даже перезаряжать ее, и она никогда не чистила дульную линзу, однако оружие оставалось постоянно готовым причинить вред. Донна любила и ненавидела этот элегантный пистолет и за прошедшие годы десятки раз едва не выбросила и не продала его. Тому было все равно, он продолжал служить ей с верностью охотничьей гончей.

Другое дело ее плазменный пистолет: тяжелое, примитивно сработанное и уродливо-курносое изделие подулья. Она вырезала его из мертвой, бесчувственной руки преступника по имени Капо Барра после драки за пределами Двух Туннелей. Капо и его банда прекратили существовать, когда Безумная Донна и Эшеры Тессеры поймали их в засаду. Вознаграждение от благодарных ульевиков из Двух Туннелей было не таким большим, как обещалось, однако улов вышел превосходным.

Донна сохранила громоздкий плазменный пистолет, поскольку тот великолепно уравнивал возможности. Каким бы крутым ни был противник, но заряд раскаленной добела плазмы нанес бы ему серьезную рану или убил, и они об этом знали. Даже звук близящейся разрядки заставлял большинство врагов нырять в укрытие, а способность уничтожать преграды, как показал побег со склада, была еще полезнее. Заряд этой прожорливой до энергии свиньи стоял на трех четвертях, и стрельбе из него предстояло оставаться крайней мерой, пока она не окажется рядом с подходящим источником питания. Там, куда она направлялась, отыскать сменную плазменную колбу будет еще труднее.

Пищей и питьем в пути станут копченая крысятина и вода из листа для росы и фильтрующей жестянки. Сейчас нужно было отдохнуть и поберечь силы на несколько часов перед выходом. Она устроилась в трубе и переключила бионический глаз в режим сигнализации. Приблизься к убежищу что-либо крупнее мухи, датчик движения немедленно разбудил бы ее. Спала она урывками.

***

Стрельба запнулась и стихла, разойдясь эхом.

Д`оннэ высунула голову наружу, чтобы посмотреть, что происходит, и в тот же миг, как та оказалась на виду, в колонну прямо рядом с ней ударил заряд из стаббера. Тола резко втащила ее назад.

– Не глупи, Донна. Они ж в курсах, что мы еще тут.

Словно чтобы подчеркнуть ее утверждение, последовал еще один выстрел, и мимо с визгом пронесся рикошет.

– И что же нам теперь делать, Тола? – Отпихивая светлые косы с глаз, Донна старалась, чтобы голос звучал саркастично, а не испуганно. Она как будто не могла до конца поверить, что ее поучает засранка из подулья на пять лет младше, которая даже не может правильно выговорить ее имя. Тола, похоже, вообще не заметила ее фантастически испепеляющего взгляда.

– Ну, если малость обождать, они сюда полезут ползком и незамееетно, – тихо произнесла она нараспев. Ее глаза были бешеными от горячки перестрелки. – Тогда мы сможем выскочить. Паф! Паф! Может, пару заберем, но потом они нас перебьют, как крыс. – Она драматично нахмурилась. – Нехорошо.

Донна пришла к заключению: когда ребенок говорит с тобой так, словно ты другой, более юный ребенок – это одна из самых мучительных вещей, какие только могут случиться с человеком. Ее радовало лишь то, что рядом не было других слушателей. Продолжи Тола в том же духе, Донна бы предпочла оказаться подстреленной, нежели оставаться вместе с ней за колонной.

– А значит… – поторопила она.

– Значит, мы б могли сами отползти, найти точку и ждать, пока они придут обнюхивать нашу старую позицию, а потом Бам!

Донна зажала Толе рот рукой, чтобы помешать снова произнести: «Паф! Паф!». Ее глаза горели пугающим пылом.

– Завали, Тола. Я их слышу! – прошипела Донна.

Они приближались: бряканье и скрип оружейных перевязей леденяще подчеркивали тяжеловесное топанье ботинок на бегу. Это был невероятно угрожающий звук – звук людей, бегущих тебя убить.

Д`оннэ и Тола находились внутри какой-то мануфактории, сухой и пыльной, будто старые кости. Большую ее часть, похоже, занимали ржавеющие трубы в железной обшивке втрое выше человеческого роста, и Д`оннэ предполагала, что это большие силосные хранилища или какие-то смесительные баки.

Она уже бросила попытки понять, для чего раньше использовались те места, куда приходил отряд. Что было важно, так это их нынешнее назначение – поле битв для банд.

Д`оннэ пыталась учиться, но непросто смотреть на вещи иначе, чем тебя наставляли всю твою жизнь: смотреть на картину с точки зрения тактики, а не эстетики. Однако она училась.

Когда-то она бы оглядела старое здание и оценила фрактальный хаос рассыпающихся панелей крыши, а также кокетливо приоткрытые в них просветы, выходившие на увешанную гирляндами мостиков крышу городского купола, внутри которого располагалось строение. Насладилась бы тонкой иронией того, что фабрики стареют и оказываются вынуждены уйти на покой и распасться на части, совсем как рабочие в них, и это просто произошло за более длительный промежуток времени. Возможно, написала бы об этом поэму или нарисовала картину углем, чтобы верно передать тени.

Теперь же Д`оннэ искала укрытие и любое место, до которого получится добежать, прежде чем враг успеет навести прицел. Искала, что остановит пулю или лазерный импульс, а что может тебя только спрятать. Где залегают тени, где могут находиться снайперские гнезда. О да, она училась.

Д`оннэ отпустила Толу, и мелкая негодница без единого слова просто сорвалась с места. Через секунду Д`оннэ последовала ее примеру, отскочив назад на пару шагов, чтобы прикрыть их спины. А затем повернулась и побежала следом за Толой так, будто им на пятки наступала стая убийц.

Что и происходило.

Тола спрыгнула со щебневого вала, скатывая вниз битые булыжники рокрита и спуская каскад менее крупных кусков и фрагментов, которые издавали резкое дребезжание и перестук. Это создало достаточно шума, чтобы привлечь внимание преследователей, и загремели выстрелы. Д`оннэ подавила взвизг, когда заряды с треском пронеслись мимо нее. Вильнув, она побежала в другую сторону, нырнула за упавшую балку и распласталась.

Толы не было видно, и Д`оннэ вдруг ощутила, что осталась совсем одна. Она лежала так тихо, как только могла, и старалась не дышать громко. Переведя секунду дух, она подползла на животе к другому концу балки и остановилась прислушаться.

Шум беготни прекратился. Все снова затихло. Д`оннэ ненавидела такое: страх; чувство бессилия, когда все остальные вокруг ведут битву насмерть; тот факт, что она не имела ни малейшего представления, что происходит, где находится ее сторона, где плохие парни и чего они пытаются добиться. Она знала, что в схватке малолетки вроде нее и Толы – слабое звено, поскольку опытные члены банды сообщали ей об этом так громко и так часто. Никому не хотелось рисковать, если малолетка окажется на дороге или привлечет к ним внимание в перестрелке. Поэтому в бою малолеток бросали тонуть или выгребать самостоятельно. В подулье это была разновидность естественного отбора, которая с жестокой эффективностью производила живых и умелых бойцов банд, или же совершенно мертвых недоделок.

В некоторых отношениях это не отличалось от Шпиля. Вся суть состояла в выяснении, кто номер один.

Тишину разорвала пальба, тени озарились и запрыгали от вспышек, а еще закричал мужчина. Д`оннэ улыбнулась, так как ее банда – эта банда – полностью состояла из женщин, как и все в Доме Эшер. Другая банда была чисто мужской, как и все банды Дома Голиаф. Кто бы там только что ни кричал, но это был враг.

В иной жизни (уже туманной и далекой, но неужели она вела ее всего несколько недель назад?) она узнала о Промышленных Домах Города-Улья: Голиафах, Эшерах, Делаках, Ван Саарах, Орлоках, Кавдоре. Это были не благородные дома Шпиля: там не существовало супружеских связей и оберегания родословных. Наставники учили, что это нечистокровные подгруппы пролетариата, обладающие ненамного большим единством, чем обычные трудовые гильдии. Реальность, разумеется, сильно отличалась.

Эти Промышленные Дома занимали хорошо защищенные анклавы внутри города и вели друг с другом дела исключительно в условиях предельной подозрительности и секретности. Все они, словно соперничающие нации, ревностно хранили собственные традиции, принципы и старинные распри. Благородные дома неодобрительно смотрели на анархию и беспорядок в Городе-Улье, и потому члены Промышленных Домов спускались ниже и сражались за сотни квадратных миль заброшенных жилых куполов, магистралей и прочих осыпающихся страт предшествующих индустриальных поколений.

Эшеры говорили ей, что пришли добыть больше ресурсов для своих сестер из Города-Улья, где дорожили каждым куском пищи и чашкой переработанной воды. У Д`оннэ было сильное ощущение, что они так поступили потому, что их тошнило от Города-Улья и хотелось подраться. Она не могла их за это винить. Всего несколько часов в Городе-Улье заставили ее понять желание дать буйный выход испытываемому невыносимому напряжению. Каждый день жить бок о бок с миллиардом озлобленных людей в загрязненном лабиринте, изолированном от неба… Д`оннэ поражало, что они все не сошли с ума. А может и сошли и именно потому и держались.

Итак, сумасшедшие – или здравомыслящие, в зависимости от того, с какой стороны посмотреть – приходили вниз подраться.

Голиафы представляли собой диаметральную противоположность Эшерам – шайку откормленных стероидами недоумков, для достижения цели полагавшихся на грубую силу и невежество. Так ей сказали Эшеры. Эти Голиафы были преступниками, бандитским отребьем, которое не сумело следовать грубым правилам подулья и заработало объявление награды за свои головы. Предводительница отряда Эшеров, Тессера, договорилась с близлежащим поселением под названием Два Туннеля, что уничтожит банду Голиафов или хотя бы отгонит их достаточно далеко от городка, чтобы они перестали доставать всех, кто туда направлялся.

Предполагалось, что в мануфактории окопалось всего полдюжины Голиафов-преступников, и Эшеры должны были иметь численное превосходство почти два к одному. В тот момент так совершенно не казалось. Д`оннэ была одна, а со всех сторон находились враги, что подтверждалось периодическим дребезжанием камней или лязгом металла в сумраке. А еще она задержалась под успокаивающим, но иллюзорным прикрытием балки слишком долго – на целых несколько лишних секунд посреди многоминутной перестрелки.

Она начала двигаться. Балку обдало градом пуль, взметнувших повсюду вокруг Д`оннэ крошечные пыльные взрывы, и она поспешно нырнула назад, прочь с глаз. Пули продолжали лететь, как будто бесконечным потоком злобно выпиливая из балки куски. Когда канонада прекратилась, секундная тишина после хаоса столь мощного обстрела показалась Д`оннэ нереальной и дезориентирующей. Вдалеке послышался щелчок выбрасываемого магазина и это знакомое «бум-бум-бум» бегущих ботинок.

Ей вспомнилось кое-что из предшествующих слов Толы, и она внезапно поднялась на колени, держа в руке пистолет.

Паф! Паф!

Менее чем в пяти метрах от нее стоял Голиаф. Он был высоким, но из-за массивных грудных мышц и бицепсов казался коренастым и похожим на тролля. На сосках, лице, руках и промежности бросался в глаза пирсинг из хромированных шипов и колец. В одной руке у него была тяжелая пулевая пушка с барабанной подачей, а в другой – стальной прут. Голиаф с тупым изумлением смотрел вниз, на две дымящихся дыры, которые Д`оннэ проделала в его мясистой груди. На вид он был примерно одних лет с Толой.

Д`оннэ увидела, что прямо позади него находится второй Голиаф, и тот поразительным образом был даже крупнее, а еще более уродливым и с большим числом шрамов, чем другой. Он мерзко ухмылялся Д`оннэ, загоняя в свой автопистолет свежий магазин. Пока он это делал, труп его товарища по банде как раз упал в сторону от линии огня.  Она пораженно ахнула, поняв, что он использовал младшего Голиафа, чтобы выманить ее наружу – как подло он послал того на почти верную смерть, лишь бы она вышла из-за укрытия. Он увидел ошеломленное выражение ее лица и громко захохотал. Низкий грохочущий звук напоминал падение камней вниз по шахте.

– Не парься, девчуля, – произнес он, наводя на нее автопистолет. – Если шустрая, дык поймаешь.

Глаза Донны были уже закрыты, и когда замолотили выстрелы, она вздрогнула, и ее тело непроизвольно напряглось в последний миг перед концом жизни. Через секунду она открыла их и обнаружила, что до сих пор жива, а вот Голиаф растянулся окровавленной грудой. Теперь, когда горячий свинец пробил мускулы, органы и кости, он как будто усох. Д`оннэ не могла прогнать из головы путаную мысль, будто автопистолет каким-то образом дал сбой, и бандит попал сам в себя, много раз, или вроде того.

– Это последний, – раздался твердый голос Тессеры.

Повсюду вокруг Д`оннэ захрустели шаги, и из теней одна за другой стали появляться Эшеры. Большая Фаэр, тяжелый стаббер которой еще дымился после смертельной очереди, убившей последнего Голиафа. Малышка Тола, перемазанная грязью и покрытая кровоподтеками, на вид сущий ребенок. Авиньон и Сирс располагались на опорах крыши со своими винтовками. Джен, Алли и Сара находились на земле с пистолетами. У Сумасшедшей Кристи были порезы по всему телу, а на длинном изящном мече – уйма крови, принадлежавшей не ей. Еще одну малолетку, Вешлу, вынесли с раной в животе, которая, вероятно, не успеет зажить, прежде чем убьет ее.

Д`оннэ осознала, что была не одна, и в пределах досягаемости все время находились союзники. Еще она осознала, что Тессера использовала их с Толой в качестве приманки – совсем как Голиафы, только чуть более умно. Это просто подкрепило уже известный ей урок, который она на горьком опыте усвоила в Шпиле.

Номер один всегда идет первым.

Потом Тола подошла к ней и сказала достаточно громко, чтобы услышала вся банда:

– На кой тебе вот так бегать в одиночку? Да ты безумная, Донна!

2: Отвесный Утес

Бредя по Белым Пустошам, Безумная Донна глядела на приближавшуюся к ней огромную вогнутую тучу. По верхам были нанизаны мигающие звездочки, которые свисали вниз, словно петли гирлянд, пересекая черные молнии, застывшие при раскалывании гладкой поверхности.

Отвесный Утес. От этой перспективы во рту пересохло. Или, возможно, причиной являлись обезвоживающие соли Белых Пустошей – трудно было сказать наверняка.

Путь из Славной Дыры пролегал высоко левее этого места, поднимаясь по череде разрушенных строений и рухнувших проездов вдоль стены купола и выходя на уровень вершины утеса. По правую руку конец верховой дороги уходил из Белых Пустошей в зловещие Грозные Залы. Когда-то крысокожие сказали ей, что там водятся злые духи, и действительно – ряды громадных машин, превратившихся от ржавчины в монолитные горы, но при этом не до конца затихших, вызывали тревогу.

У основания скалы белая как мел пыль пустошей неохотно уступила место растрескавшимся плитам канала, стиснутого трубами. Донна шла осторожно, пробуя каждый шаг перед тем, как двигаться дальше. Мельчайшая пыль Белых Пустошей могла течь, словно вода, и часто скапливалась в ямах или расщелинах на периферии. Обычно это было просто неудобно и означало лишь спотыкание об невидимые выбоины, однако подножие Отвесного Утеса изобиловало трещинами, глубины которых хватало, чтобы целиком поглотить мужчину или женщину. Даже прочно выглядящая плита или труба могли лежать на кромке незримой пропасти, только и дожидаясь, как бы опрокинуть беспечного путника навстречу гибели.

Она остановилась, щурясь в промежуток между труб и пытаясь увидеть, что же привлекло ее внимание. Вот, россыпь мелких костей и хитина. Донна по-новому взглянула на густое переплетение упавших проводов, висевшее над этим местом. Крошечные, едва заметные движения создавали впечатление, будто провода покачивает ветерок, однако никакого ветерка не ощущалось. Проволочница. Несомненно, кусок упал с податного блокпоста наверху и выжил тут, ловя крыс и пауков. Донна сочла, что ей повезло. Более крупные заросли скрыли бы следы своих убийств получше. Возможно, первое подозрение насчет растения возникло бы у нее в тот момент, когда оно уже оплетало бы ее прелестную шею своими отростками. Ей доводилось слышать истории о проволочнице, которая научилась прятаться под пылью и песком, или даже за стенами, и выскакивать на добычу из укрытия. Дно канала вдруг показалось не столь безопасным местом.

Она поднялась наверх, взбираясь по скрипучим трубам и проржавевшим стойкам, держась подальше от замеченной поросли. Теперь, будучи начеку, она увидела еще несколько кустов, разбросанных вокруг. При всей своей мерзости проволочница являлась стерегущим созданием, и потому вполне можно было биться об заклад, что она стережет часто используемые тропы. Похоже, пятна растительности равномерно размещались вокруг сливных труб на высоте в шесть метров, а значит те, скорее всего, соединялись с турбинными камерами под Отвесным Утесом.

К тому моменту, как Донна оказалась на одном уровне со сливом, с нее капал пот, а зазубренный металл, по которому она карабкалась, изодрал перчатки. Она ухватилась за секцию мостика и, переводя дух, с сомнением изучила рокритовый фартук перед трубами. Никаких признаков того, что она ожидала обнаружить – тонких серых сенсорных волосков, торчащих из трещин с разломами и обозначающих присутствие хлысточервей. Причину этого было легко увидеть. Все трещины и разломы вокруг сливных труб были скрупулезно вскрыты, и повсюду остались непотребные метки от крыс. Судя по виду, крысы сожрали всех хлысточервей.

Донна ненавидела крыс. Она начала обдумывать иные пути, которые можно было бы попробовать вместо слива. Лазерный импульс хлестнул мимо ее лица без предупреждения – так близко, что при его пролете она ощутила жар топки. Заряд выбил из металлического мостика искры расплавленного металла, и вся конструкция под ней внезапно шевельнулась.

Большинство людей подстреливают в ситуациях вроде этой из-за того, что они сразу же останавливаются осмотреться, кто же в них палит. Если им действительно повезет, то удастся заметить нападающего как раз к тому моменту, когда их убьют насмерть, насмерть, насмерть. Бойцы банд, особенно уровня Донны, были умнее. Сперва укройся, потом переживай, кто стреляет. Это решение – и не решение вовсе, а мгновенная реакция в мире, где от смерти отделяет всего лишь нажатие спускового крючка.

Донна забралась на рокритовый фартук. Пока она ерзала, перебираясь через кромку, второй импульс сбил оттуда несколько осколков. Мостик тревожно покачнулся, когда ее вес перешел с него на более твердую опору. Секунду Донна лежала, распластавшись и бешено озираясь по сторонам. В сливных туннелях не двигалось никаких силуэтов, а сверху не последовало новых выстрелов. Кто бы ни вел по ней огонь, он находился внизу, у подножия утеса.

Практическое решение состояло в том, чтобы уходить, пока они не решили начать закидывать к ней фраг-гранаты, однако Донну снедало любопытство. Она проползла несколько метров вдоль края и достала специально отполированный метательный нож, который хранила за голенищем. Медленно высунув его за кромку, она получила возможность смотреть вниз по стене посредством зеркальной поверхности клинка, что атакующие вряд ли бы заметили в тусклом свете. Раньше Донна часто подумывала раздобыть какую-то дистанционную систему для своего бионического глаза на такие случаи, но Тессера, ее старая наставница, посмеялась над ней. «Устройство всегда тебя подведет, - насмешливо говорила она. – Полагайся только на те вещи, которые не могут сработать не так!» Лишь нехотя она согласилась, что Донне вообще нужно заменить глаз.

Вон там. Фигура с винтовкой у плеча. Она осматривала окрестности зоны слива. Донна юркнула назад на тот случай, если у человека есть оптический прицел. Тот стоял на плите неподалеку от места, откуда она начала подъем, а сразу за ним находился еще один силуэт, более темное размытое пятно в тени. Она продвинулась еще чуть подальше и выставила свой маленький клинок за край, чтобы посмотреть, нет ли там еще кого.

Донна уловила движение, повернула нож и засекла маленькую группу где-то из трех-четырех человек, шагавших к плите – явно союзников снайпера. Предводитель группы, похоже, носил белую одежду или броню, а остальные выглядели сумрачными комками, словно были облачены в плащи с капюшонами. Фигура в белом вырвала винтовку из рук снайпера, и вспыхнула какая-то разборка: снизу по стене долетали фрагменты сердитых проклятий. Донна неприятно улыбнулась. Они хотели взять ее живой, значит это и впрямь были охотники за наградой. Не Шаллей и Келл Бак, но какая-то другая группировка, без сомнений прямиком из Славной Дыры.

Все внимание было приковано к перебранке, так что Донна рискнула высунуть голову для лучшего обзора. Человек в белом (броня, поняла она, полный доспех из рельефных керамитовых пластин, судя по виду) стоял, расставив ноги и властно указывая на упавшую лазвинтовку. Прямо перед ней прохлаждался подонок-стрелок из подулья, наемное отребье, которое мухами вьется вокруг любого поселения. Похоже, у него был дружок из таких же, колебавшийся, поддержать ли его или шмыгнуть прочь.

Двое оставшихся членов группы выглядели… ну, странно. Они были плотно закутаны в темные одеяния, однако это не могло скрыть того факта, что один был низким и округлым, а второй высоким и тощим, как рельса. Высокий вообще практически не шевелился, а коротышка как будто постоянно раскачивался, словно в такт неслышимой музыке. Ни у кого из них не было оружия на виду.

Обстановка на плите накалялась. Подонок тряс головой, а Белый Доспех продолжал снова и снова тыкать пальцем на лазерную винтовку. Подонок выглядел угрюмо, его рука сдвигалась ближе к кобуре. В тот момент, когда стало казаться, что с секунды на секунду разразится насилие, в поле зрения плавно вышла еще одна фигура. Она была приземистой и поджарой, словно гончая, и целиком состояла из полированного хрома и шлифованной стали. В сущности, это и была блюстительская гончая: стандартный киборг-силовик, каких временами видели в подулье на службе у гильдейцев, стражи и охотников за головами.

Стоило подонку увидеть мастиффа, как из него вышел весь пыл, и он торопливо подобрал винтовку. Донна выругалась про себя и пожалела, что не может скинуть на них несколько фраг-гранат. Для приличного выстрела из пистолета было слишком далеко, и при попытке она бы угодила в перестрелку против людей с винтовками – определенно плохая идея.

Впрочем, эта мысль навела ее на другую идею, и после некоторых поисков она отыскала кусок трубы в ширину ладони, годившийся для ее нужд. Присев на краю, она вскочила, на секунду целиком оказавшись на виду у людей внизу. Один из тех, что в плащах, низкорослый, похоже, первым почувствовал ее и указал пальцем. Прочие были застигнуты врасплох и неуклюже обернулись, чтобы посмотреть на свою позабытую цель.

- Жрите фраг, подонки! – заорала Донна и швырнула трубу между них, а затем присела и исчезла с глаз. Послышались встревоженные крики, и Донна представила, как все они ныряют в укрытие, прячась от якобы фраг-гранаты, которую она бросила.

Когда она входила в сливную трубу, снизу донеслись первые вопли: проволочница пировала нежданной добычей. Донна расплылась в широкой, жестокой улыбке.

Первую пару сотен метров труба тянулась по прямой, а потом понемногу заложила спираль влево и поднялась где-то на десять метров вверх, после чего вывела в большой зал. Именно там Донна и обнаружила крыс.

Две дюжины поблескивающих сузившихся глаз наблюдали, как она выходила из трубы. Когда четыре пары придвинулись ближе, через бионику стали видны длинные гибкие тела, которые неприкрыто смещались вбок и брали ее в кольцо, волоча по грязи свои хвосты-червяки. Донна не сдвинулась с места: побеги она сейчас, или хотя бы попяться, вся стая, скорее всего, мгновенно бы накинулась на нее.

Гигантские крысы Некромунды были кошмарными созданиями – длиной больше метра, с шершавыми маслянистыми шкурами, голыми червеподобными хвостами, когтистыми лапами, пронзительными красными глазами, светившимися злобным умом, а также полными пастями иззубренных, поеденных болезнью клыков. Мутации встречаются так часто, что необычно видеть крысу без вздувшихся опухолей, или двух голов, или ядовитых шипов, или не исходящую едкой зеленой пеной. Они уже давно приучились не бояться человека, и многие части подулья принадлежат скорее не людям, а крысам.

Донна нажатием пальца оживила Семьдесят-Один и погрозила им. Она взмахнула мечом, небрежно описав восьмерку, и злобный визг кружащихся зубьев завибрировал.

- Хотите чего-то, мальчики? Хотите немного крысиного фрикасе? Давайте. Донна ждет, и у нее не весь день свободен.

Услышав заунывный вызов Семьдесят-Один, крысы остановились, однако голод или, возможно, ее дерзость, подстегнули их вновь двинуться вперед. Одна костлявая особь с костяными рогами на голове пригнула плечи для прыжка, но в момент броска Донна сожгла ее из своего лазпистолета. Отвлекающий маневр дал трем остальным желанный шанс, подтолкнув двух из них метнуться ей в лицо, а третья тем временем нацелилась на живот.

Вскинув цепной меч по близкой дуге, Донна снесла голову одной крысе, разбрызгивая кровь, а из тела другой вырубила окровавленные куски, заставив отброшенную тварь завизжать. Используя инерцию, Донна крутанулась и отчаянно извернулась, чтобы избежать слюнявых клыков третьей, пролетавшей мимо в прыжке. Раненая приземлилась возле ее ног и яростно щелкнула зубами, но она отшвырнула крысу ногой, навела пистолет и выпустила заряд по той, от которой увернулась, напрягшейся для нового броска. Крыса отскочила от лазерного импульса с почти сверхъестественной быстротой, а затем начала медленно отступать, чирикая и угрожающе глядя на нее.

Донна стояла наготове, сердце колотилось в груди. В этот раз она прошла проверку. Остальные крысы принялись без интереса чиститься или водить носом по сторонам, демонстративно игнорируя ее. Несколько из них непринужденно засеменили следом за раненой, лакая алый след, который та оставляла в отчаянно попытке уползти прочь. Другие рысцой подбежали к убитым ею крысам и с бесстыдным каннибальским удовольствием начали их глодать.

Выказывая больше уверенности, чем ощущала на самом деле, Донна зашагала по залу, хрустя каблуками по рассыпанным костям. В дальней стене виднелись два больших квадратных туннеля, поэтому она двинулась к ним, пытаясь одновременно отслеживать все направления и не бежать. Подойдя ближе, она увидела, что из левого туннеля за ней наблюдают другие крысы, и свернула вправо.

Возможно, крысы пытались обмануть ее и завести вглубь своего гнездовья, но это было маловероятно. Проверив ее прыть, сейчас они удовольствуются тем, что станут следовать за ней и ждать, пока она не окажется ранена чем-то еще, уснет или утратит бдительность, прежде чем нападут снова. Или, как подчеркнул всплеск агонизирующего визга позади, прикончат все остальное, что перейдет ей дорогу, но уковыляет от места стычки.  Крысы и впрямь являлись крайними оппортунистами. В настоящее время ее единственная надежда состояла в том, чтобы двигаться дальше и опережать охотников за наградой. Это они были настоящей опасностью.

Туннель был испещрен заскорузлыми пятнами старого ила, а с пола подмигивали лужицы влаги. Это служило хорошим признаком того, что проход связан с сырыми турбинными камерами. И действительно, через двадцать метров туннель завершился изъеденной коррозией щербатой лестницей, вделанной в стену. Посмотрев наверх, Донна увидела мешанину ржавого металла, частично перекрывавшую край шахты где-то тремя метрами выше.

В подулье существовала старинная пословица, гласившая: «Никогда не доверяйся лестнице, если можешь прыгнуть», однако другая утверждала: «Никогда не прыгай, если можешь залезть». На сей раз Донна выбрала первую. Она отступила на пару шагов, обернулась послать воздушный поцелуй крысиным глазам, мерцавшим в сумраке позади, убрала оружие и прыгнула. Обе руки ухватились за край шахты, но из-за порванных перчаток ладони поехали, и одна соскользнула. Болтаясь, Донна поймала верхнюю перекладину, но та начисто вырвалась из рассыпающегося феррокрита. Она с отвращением отшвырнула ее и снова уцепилась за край. В этот раз хватка выдержала и, после некоторой возни и неподобающего даме кряхтения, она подтянулась через кромку.

Пока она это делала, груда ржавеющего металла зловеще поскрипывала. Сдвинутая с места искореженная турбинная лопатка лениво завертелась, с жутким лязгом падая вниз по шахте. Донна осторожно выползла из-под массы машинерии, которая еще сильнее наклонилась и стала оседать в направлении края. Она затаила дыхание.

Через мгновение остатки металлолома лавиной рухнули в шахту, издавая протяжный визг и грохот, способные разбудить и мертвого. Донна поднялась и побежала прочь от этого места, пока никто не заявился выяснить, из-за чего шум.

Примерно через сотню метров Безумная Донна присела рядом со ржавеющим остовом очередного крепления турбины и перевела дух. Она находилась в широком дворике, утыканном разными вещами, а широкие сводчатые проходы со всех сторон выводили в такие же помещения. Когда-то тут царил порядок, и машины стояли ровными рядами, как солдаты на параде. Сейчас эти шеренги были практически уничтожены кусками кладки, упавшими с потолка, а пол устилали не поддающиеся опознанию внутренности механизмов. Отдаленные залы освещались блуждающими полосками света, что демонстрировало, насколько глубоко на самом деле уходили огромные трещины в поверхности Отвесного Утеса.

Донна развернулась спиной в ту сторону, где туннель уходил вниз в шахту. Она надеялась, что так двинется хотя бы приблизительно в нужном ей направлении. Начав пробираться через вереницы машин, она отметила, что компанию ей составляет еще пара крыс. Или это те же, что и прежде? Было сложность сказать точно. На ходу Донна чутко прислушивалась, не трепыхнутся ли нетопыри-падальщики или прыгуны-потрошители, однако все было тихо. Возможно, шум до поры их отпугнул.

Несколько часов спустя Донне стало очевидно, что главной опасностью в турбинных камерах являлись голод и жажда. Она уже несколько раз заходила в тупик и была вынуждена так часто возвращаться, что опасалась безнадежно заблудиться. Но когда она при помощи тепловизора проверила собственный след, тот подтвердил: она углубляется все дальше. За все это время она не видела ничего живого, кроме крыс, а залы как будто тянулись на много миль.

Прошло еще несколько часов, и Донна начала всерьез беспокоиться. Даже отыскав выход отсюда, такими темпами по прибытии в Пылевые Водопады она бы обнаружила, что ее уже поджидают охотники за головами. Нет, сказала она себе, силясь усмирить досаду, это просто паранойя. Продирание через бесконечные ряды доставало ее. Должен был существовать более удобный способ найти чистый проход, какая-то подсказка, которую она упускала до настоящего момента. Донна внимательно огляделась, приказывая решению появиться.

Посмотрев вниз, она заметила под какими-то обломками характерное поблескивание зеркальной влаги. Донна нагнулась поближе. Из трещины в полу сочилась серо-черная жижа. Она отследила трещину на несколько рядов назад, пока та не исчезла под машиной, и там увидела блестящий ручеек этой дряни, пробивавшийся среди куч камней. Донна направилась вдоль него и всего через пару сотен метров вышла из промежутка между двумя раздавленными рядами машин на относительно открытое пространство, где пол резко под углом поднимался вверх.

Безумная Донна выдохнула с радостным облегчением и при новом вдохе едва не подавилась. Вниз по склону тянулся горький, тлетворный смрад, который атаковал нос и горло, грозя вызвать кашель или рвоту, либо же все вместе. Она быстро обмотала вокруг лица шарф в расчете на то, что пропитанное углем плетение (ну, то есть вымазанное копотью) отфильтрует самое худшее. Это сильно помогло, и она без проблем поползла вверх по скату на четвереньках, попутно по-крабьи обойдя несколько трещин, откуда капала густая жижа.

С вершины склона открылась обширная, уродливая панорама отстойников. Узкие рокритовые простенки шли сеткой, разграничивая десятки крутобоких цистерн. Некоторые из них треснули и пересохли, другие же были заполнены до самых пузырящихся краев и непристойно плескали через борта. Вкрапления ила, водорослей и грибов создавали тут и там ядовито-цветные пятна, которые отбрасывали на всю картину нездоровое тусклое свечение.

Многие из опор разрушились или, как минимум стали скользкими, ненадежными и осыпающимися – меньшего Донна уже и не ждала. Одна ошибка могла значить либо падение в сухую цистерну и переломы костей, либо медленное утопление в полной. В зависимости от едкости жижи последнее могло быть бесконечно более мучительным. Донна посмотрела вниз по скату. Между ржавеющих машин на дне на нее глядели мерцающие глаза крыс. Донна равнодушно ругнулась. Она устала и могла бы немного отдохнуть, прежде чем подступаться к ямам. Однако остаться здесь означало постепенно задохнуться до смерти, а хождение понизу между механизмов означало полное отсутствие отдыха.

Утомленно вздохнув, она прошлась по краю и отыскала ряд целых с виду опор, по которым можно было перейти. Молва утверждала, будто дальний край отстойников выводит на дно Малого Ствола, а оттуда к Пылевым Водопадам. Донна повернулась и шагнула на опоры. Зайдя так далеко, приходилось верить, что молва правдива.

Маршрут в обход наиболее потрескавшихся опор хочешь не хочешь проводил ее возле или между заполненных цистерн. Пройдя вглубь, она обнаружила, что крайне мало емкостей действительно пустовало, исключая те, что с краю. На дне большинства находилось по меньшей мере три метра мерзко пахнущей дряни, которая обычно пузырилась от газов или закручивалась неспешными затхлыми завихрениями. Донна держалась подальше от всех мест, где жижа сочилась наружу, и не пересекала трещин больше длинного шага. Поглядывая назад, чтобы посмотреть, насколько далеко она ушла, Донна мельком замечала приземистые худые силуэты, кравшиеся по опорам следом за ней. По крайней мере, крысы все еще не унывали.

Она продолжала тащиться сквозь кружащую голову вонь и концентрироваться на том, чтобы не дать своим ногам гульнуть. В коленях появилась неуютная слабость, когда она добралась до очередного пересечения простенков у четырех ям, особенно заполненных и смрадных до слез из глаз. Донна обвела глазами варианты и бросила взгляд назад, чтобы проверить своих спутников-крыс, с интересом отметив, что тех нигде не видно.

Это было первое предупреждение.

Позади послышался тихий всплеск, словно на поверхность жижи поднялся особо крупный пузырь.

Это было второе предупреждение.

Вокруг лодыжки заизвивалось что-то желеобразное. Она с омерзением отдернула ногу и крутанулась. Из жижи к ней незряче тянулось скопление просвечивающих, ищущих щупалец. Пятясь, она едва не свалилась с опоры, задергав руками и скользя пятками по пустоте у края. Еще один всплеск возвестил о появлении такого же кошмара позади нее. Присев, чтобы восстановить равновесие, Донна выхватила Семьдесят-Один и отчаянно принялась полосовать им вокруг себя, передергиваясь каждый раз, когда вертящиеся зубья раздирали мягкую податливую плоть. Отсеченный отросток шлепнул ее по руке, и от одного лишь контакта на коже проступили рубцы, а конечность тут же оцепенела. Отбросив всякую осторожность, Донна побежала по опоре, чтобы спастись, и из-за этого не замечала третьего нападавшего, пока не стало слишком поздно.

Отростки хлестнули в направлении лица, а когда она увернулась, прихватили волосы. Ее безжалостно увлекли на опору и едва не утащили через край. Лицо немело от прикосновений щупалец. Она ничего не видела, рука с мечом казалась сплошным куском керамита, а хватка на длинных косичках упорно тянула ее навстречу вязкой жиже. В отчаянии Донна выдернула свой плазменный пистолет, наставила его за кромку и вдавила спуск. На долю секунды последовала задержка, от которой едва не остановилось сердце, а затем отстойников коснулась крошечная частица солнца. В месте попадания сырая жижа мгновенно обратилась в гейзеры перегретого пара, и по поверхности понеслось пламя. За считанные мгновения огонь достиг пределов цистерны и жадно плеснул на борта. Что бы ни держало Донну, оно отпустило, и та поползла прочь по стене. В глазах меркло от мощных токсинов в лице и руке.

Она ощущала свет и жар от горящей цистерны. Еще она ощущала, что те становятся интенсивнее по мере распространения пожара. Вокруг колыхался густой удушливый дым, заполнявший легкие, пока не показалось, что они покрыты черной сажей. Донна продолжала ползти, волоча парализованную руку, в которой бесполезно болтался Семьдесят-Один. На ужасающую вечность ее мир сжался, вмещая в себя лишь шероховатую поверхность опоры и мучительно медленное продвижение. Примерно через пару тысячелетий она почувствовала, что валится под уклон. К этому времени Донна могла лишь слабо трепыхаться при кувырках. Она достигла дна и отключилась.

Крысы, наконец-то вознагражденные за свое терпение, порысили вниз, к распростертому телу у подножия ската. Челюсти подергивались и исходили слюной от перспективы запустить клыки в твердую белую плоть. Донна лежала парализованной и ничего не могла сделать, пока стая смыкалась вокруг нее. Их вел опаленный и почерневший костлявый кошмар с костяными рогами на голове. Действуя со злобной неторопливостью, они начали глодать ее руку и лицо.

Крысы! Первая же сознательная мысль Донны заставила ее резко очнуться. Она дико подскочила и упала назад, кашляя и давясь рвотой. По руке и лицу гуляло жгучее ощущение, похожее на уколы булавок и иголок, усиленные в миллион раз. Она выругалась и похлопала по ним, чтобы возобновить кровообращение, тем временем озираясь по сторонам в поисках своих мучителей. За пределами горячечного сна не было видно никаких крыс, только голый откос позади нее, который поднимался к отстойникам. Должно быть, перед потерей сознания она доползла до края и скатилась вниз.

Донна никак не могла узнать, как долго лежала без сознания, но воздух был едким от дыма, и она сумела разглядеть, что облака на вершине ската измараны колеблющимися пятнами оранжевого свечения. Это указывало на то, что часть ям все еще горела – предположительно, прошло не так уж много времени. Она поднялась, на сей раз более осторожно, и медленно наклонилась подобрать упавшие Семьдесят-Один и плазменный пистолет. В Свинье осталась четверть заряда: должно быть, она слишком сильно нажала тогда на спусковой крючок. Повезло, что оружие не перегрелось и не оторвало ей руку.

Какой бы там ужас ни обитал в жиже, его либо сожгло на поверхности, либо загнало на дно. Донна побилась бы об заклад на немало кредитов, что он не мог последовать за ней, иначе она была бы уже мертва. Она медленно поковыляла прочь от ям. Лицо и рука горели, каждая часть тела чувствовала себя ободранной и избитой. Донне ничего так не хотелось, как лечь и передохнуть, однако вместо этого она продолжила идти и сделала мысленную пометку пристрелить следующую встречную крысу за все те проблемы, которые доставляли эти мелкие фриккеры.

К тому моменту, как она добралась до дальней стены, карательных убийств с ее стороны так и не произошло. Воздух тут был немного почище, но не особо, поскольку огонь продолжал пылать. Моргая в дымной мгле, Донна на секунду почувствовала сокрушительный провал, когда увидела, что стена цела по всей протяженности. Пути насквозь не было. Истории ошибались, и она была уже фактически покойницей. Она встряхнула головой, чтобы обуздать бессмысленно лопочущую панику, поднимавшуюся внутри, и посмотрела еще раз, уделяя больше внимания дыму. В некоторых местах он определенно закручивался, удаляясь от стены. Пожары притягивали к ямам воздух из прилегающих зон, а раз воздух мог двигаться, то, видимо, существовал и проход.

Через дюжину шагов она отыскала старый служебный лаз, но тот был по большей части завален обломками, так что она продолжила поиски. Десятью шагами далее она нашла такой же лаз и забралась в него. Там было тесно, и она задалась вопросом, насколько же крупными были в ту пору рабочие из обслуги. На самом деле Донну это не волновало: более чистый воздух был сладок и, что важнее всего, означал выход из трижды клятых отстойников.

Донна вывалилась из лаза и оказалась в куполе генераториумов. У нее дрожали ноги от изнеможения, но она находилась настолько далеко от безопасного места, что это было даже не смешно. После отстойников купол генараториумов выглядел величественным и напоминал собор. Блоки реакторов размером с дом тянулись вверх, а потом разделялись на ветвистые каналы, похожие на множество гигантских канделябров. Раскидистые металлические дуги, освещенные лучами желтого натриевого света, терялись из виду в сотнях метров наверху. В шафрановых колоннах парили темные крапинки вроде скопления частиц пыли – вероятно, стаи нетопырей-падальщиков, ищущие себе пищу. Как минимум часть генераторов еще работала: Донна чувствовала вибрацию пола и временами видела, как среди ветвей будто перемигиваются самоцветы. Было досадно находиться рядом с таким количеством текущей энергии и не иметь возможности ею воспользоваться, однако Донна не просто так держалась около стены купола.

В минувшие эпохи наверху случился период кризиса, когда постоянно растущий Город-Улей сильно одолевали дефициты мощности. Были приняты отчаянные решения, и какая-то героическая бригада машинных провидцев спустилась в старый купол генераториумов, чтобы перезапустить как можно больше генераторов. Это была титаническая работа, которой мешали частые несчастные случаи и налеты падальщиков подулья, при любой возможности удиравших с оборудованием, инструментами и материалами. В конце концов техники выставили для принимающей стороны долговременный предупреждающий знак, запитав кожухи реакторов (а также практически все поблизости), чтобы по ним протекала энергия. Донна видела, что каждый блок был окружен отдельным нагромождением горелых ошметков и почерневших костей, оставшихся от чрезмерно амбициозных врезчиков, неосторожных паразитов и невежественных зеленых ульевиков.

Она старалась держаться в стороне от любых металлических участков, будь то решетчатые плиты пола, выступающие опоры и даже те места, в которых на растрескавшемся рокрите обнажилась внутренняя армирующая сеть из прутьев. Там, где металла на пути было не избежать, она кидала куски лома и смотрела, вызовут ли те искру. Донна уделяла такое пристальное внимание своим ногам, что вообще не замечала маленькую нору в стене купола, пока почти не поравнялась с ней.

В трещину на стене была втиснута узкая дверь – примитивное изделие из добытых пластин, сваренных вместе. Каменистый пол перед ней был отбит до плоского состояния и на несколько метров очищен от укрытий, а возле входа располагалась пара слизевых канав. Хотя Донна и вымоталась до костей, но держалась начеку, поскольку норники были своенравным племенем. Это являлось необходимостью, чтобы пытаться зарабатывать на жизнь за пределами относительной безопасности поселений. Как следствие, они с равным успехом могли и привечать незнакомцев, и стрелять по тем, что было неудивительно, так как многие бандиты рассматривали любую нору в качестве потенциального источника доходов в обмен на сомнительное клеймо «защиты».

Донна осторожно приблизилась к двери. Она вытащила свой лазпистолет, но держала его расслабленно и сбоку – в подулье было хорошим тоном и здравым смыслом показывать, что ты вооружен и готов стрелять, хотя бы ради демонстрации, что ты как минимум не уязвимое звено. Вблизи она увидела, что дверь висит слегка приоткрытой, а на косяке темные отпечатки ладоней. Нехороший знак. Она подняла пистолет, второй рукой (проклятье, все еще жжется!) вытащила Семьдесят-Один и с его помощью полностью отворила дверь.

Короткая прихожая вела прямо в жилую зону. Норники расширили эту часть трещины и выкопали ниши для сна, однако она все равно была немногим крупнее коридора. Свисавшие листы пластика отделяли жилую зону от еще одной полураскопанной камеры в глубине. Повсюду была кровь. На полу остались следы от волочения, на стене – следы рук, а брызги из артерии покрыли комнату хаотичными петляющими узорами. Вокруг после какой-то схватки были разбросаны мебель и пожитки: сломанные пластины, расколотый пикт, детская тряпичная кукла, заставившая Донну внутренне содрогнуться при мысли о судьбе ее хозяйки. Судя по спальным нишам, тут обитало по меньшей мере четверо человек, но не было ни следа кого-либо из них.

В этой норе произошла какая-то ужасная трагедия, и все становилось еще загадочнее, поскольку дверь отпиралась только изнутри, и ее не выломали, как первоначально предположила Донна. Но были и хорошие новости: их топливный стержень еще горел, бледно-желтые лампы мерцали при ее перемещении по норе, а возле двери имелся гудящий силовой вывод. Не колеблясь, она выдернула из Свиньи энергоячейку и вставила ее в гнездо. Несмотря на всю мрачность этого места, оно было ближе к безопасности, чем все, виденное Донной за последнее время.  Она закрыла дверь и заперла ее, а потом выбрала себе нишу и провалилась в прерывистую дрему, держа пистолет под рукой и выставив внутреннюю сигнализацию на срабатывание по малейшему поводу.

Донна отошла от норы уже на несколько часов пути и почти покинула купол генераториумов, когда заметила, что за ней идут. Она наблюдала за очередной стаей нетопырей-падальщиков, которые кружили над одним из блоков, что указывало: они дожидаются чьей-то смерти. И вдруг засекла движение на земле. Маленькая группа – три или четыре фигуры – перемещалась вместе и медленно следовала тем же маршрутом, где прошла она. Даже на таком расстоянии было ясно, что это не боевики банд – они брели слишком медлительно и все время сбивались в кучу.

Выход из купола генераториумов представлял собой череду идущих серпантином рамп из спрессованного щебня. На этих рампах отряд преследователей поставит ее в трудное положение. Там отсутствовали укрытия и нельзя было никуда уйти, кроме как вверх или вниз. Донна решила спрятаться и посмотреть поближе, кто бы там ни был, а затем решить, дать им пройти мимо, или же разобраться с ними.

Она пригнулась за завалом из упавшего рокрита и стала ждать… И ждать. По прошествии нескончаемого промежутка времени она услышала хруст ног по грязи, который постепенно приближался. Терпение Донны уже успело лопнуть, и она импульсивно решила выйти навстречу и покончить с этим. Она выпрыгнула перед ними, держа наготове меч с пистолетом, и прошипела: «Замрите, или вы покойники».

Слова едва успели сорваться с ее губ, как она осознала, что совершили ошибку. Они уже и так были покойниками.

Перед ней нетвердо стояли двое мужчин, женщина и маленькая девочка. Донна немедленно сообразила, что это пропавшие норники. Все они были покрыты жуткими ранами: разорванные глотки, свисающие внутренности, слезшая кожа, поблескивающие кости, отсутствие глаз. Чумные зомби.

Даже в Шпиле Донна слыхала рассказы о грозной нейронной чуме, которая периодически проносилась по ульям Некромунды, обильно привнося анархию и хаос. Она уничтожала высшие ментальные способности пострадавшего, при этом оставляя нетронутой, а порой и усиливая активность заднего мозга. В результате получалось существо, постоянно жаждущее плоти и неспособное чувствовать боль.

Всякий раз, когда зараженные валили очередную жертву, они инфицировали ее и добавляли к своим рядам нового члена. На пике чумные зомби затронули даже Шпиль, забивая променады и бульвары колышущимися толпами не знающих покоя, ненасытных мертвецов. Оказавшись в подулье, Донна узнала, что на самом деле чума вообще не пропадала, а просто впадала в спячку во тьме внизу и удовлетворялась случайными жертвами тут и там, пока не поднималась вновь в полную силу.

Донну замутило от страха. Она спала в зачумленной норе, так что могла быть уже заражена. А если бы это и не сработало, зомби могли принести болезнь одной лишь царапиной от своих неровных когтей, покрытых коркой грязи. Она заметила лицо девочки: чудом нетронутое, но с отвисшими слюнявыми губами и затуманенными глазами. В голове у Донны что-то щелкнуло – старый, знакомый надлом, который происходил, когда какая-то часть ее собственного заднего мозга говорила: «Хватит». Перед глазами покраснело, и с ее точки зрения последовавшая схватка выглядела кинеографом со стоп-кадрами резни.

Два выстрела при атаке, одно тело падает, дергая конечностями. Возвратный режущий удар Семьдесят-Одного рассек верхушку черепа, будто нож яйцо. Еще один взмах снес тянущуюся лапу. Лазерный заряд в упор влетел в пустую глазницу. Зомби запнулся о свои же кишки. Обезглавливание. Рубить, рубить, рубить мертвую маленькую девочку, пока та наконец-то не перестала корчиться.

Безумная Донна очнулась, сидя и плача. Оружие болталось у нее в руках. Расчлененные тела норников лежали неподалеку жалкой грудой. Им практически не представилось шанса сдвинуться с того места, где она вышла против них. Донна провела по лицу трясущейся рукой, чтобы стереть горячие слезы, и резко встала. На предмет ран она осмотрит себя позже, прямо сейчас требовалось убираться отсюда. Самое меньшее, что она могла сделать – вернуть норникам любезность за то, что воспользовалась их силовым выводом и спальной нишей. Убрав прочее оружие и достав Свинью, она щедро потратила награбленную энергию на их погребальный костер.

***

«В благородных домах шпилей ульев Некромунды узы крови значат всё. На Некромунде могущественные, алчные люди сотню веков, а то и больше, строили заговоры и вели тихие, но жестокие битвы, чтобы добиться возвышения до статуса аристократа. Им известно, что никакие связи делом или словом сами по себе не пройдут испытание поколениями – всегда возьмут верх голые амбиции. Также им известно, что никакими богатствами не обеспечить человеческую верность – ведь то, что было куплено единожды, всегда можно купить вновь. И превыше всего им известно: ничто не в силах вытеснить силу семьи, генетическую кровную связь продолжительностью в целую эпоху. Ответственность отпрыска перед домом и семьей прививается с колыбели, даже с утробы. Поддержание рода означает осторожность в размножении, поэтому вечно закручивающиеся политические взаимоотношения поневоле петляют в изящном танце по балам, банкетам и свиданиям до высоких спален благородных домов.

Множество светских условностей Шпиля служит для маскировки острозубого инстинкта выживания.»

– выдержка из книги Зонариария Младшего

«Nobilite Pax Imperator – Триумф аристократии над демократией»

Лучше всего она помнила мать – головокружительно прекрасную, несмотря на два столетия процедур против старения и восстанавливающей хирургии; стройную и изящную, несмотря на то, что выносила больше двух дюжин благородных отпрысков Дома Уланти. Она была горделивой и отстраненной богиней, которую Донна с сестрами в молодости видели лишь временами, но любили поголовно. Каждая из них жаждала во взрослом возрасте обладать ее потрясающей внешностью и царственным обликом. Все они конкурировали за ее внимание при помощи картин, песен, акробатики, танцев и рассказов, над совершенствованием которых лихорадочно работали по мере приближения дня посещения. Будучи самой юной и миловидной, Донна всегда знала, что нравится матери больше всех.

Она помнила, как с нее и ее одиннадцати сестер писал портрет знаменитый художник со странным иномировым акцентом – Бруфорос? Бурфис? Сейчас она не могла вспомнить имя, а в ту пору была слишком молода, чтобы правильно его произнести. Они провели бесчисленные часы, чинно сидя в огромной галерее в элегантных креслах и натирающих официальных платьях, пока художник чуть-чуть передвигал их туда-сюда и без конца волновался об окружающем освещении или композиции. Это было особенно хорошее воспоминание, ведь тогда все сестры собрались в одно время в последний раз на ее памяти.

Она было преждевременно пожаловалась живописцу, что глупо тратить часы на рисование, если можно в один миг сделать пикт. Тот не разозлился, а ненадолго перестал суетиться и объяснил ей, что истинная ценность чего-либо прямо пропорциональна вложенным усилиям. Любому нормальному жителю улья хватило бы и пикта, но благородный дом Уланти заслуживал лучшего. И действительно, тот заслуживал лишь самого лучшего, пусть даже на это уходило немного больше времени. Художник заставил ее ощутить себя чрезвычайно особенной, и с того момента она старалась не ерзать и улыбаться ему как можно милее.

А потом настал час, когда со Дна Улья триумфально вернулась охота Уланти. Тогда для Д`оннэ подулье являлось обиталищем самых ужасных чудовищ и монстров. Это название произносилось лишь в страшилках и пугающих увещеваниях издерганных нянек. Сама идея, будто кто-то спустится из Шпиля, тобы сражаться с жуткими мутантами и преступниками внизу, казалась ей фантастичной. Охотники поднялись от Стены процессией, которую осыпали цветами, и на каждом шагу о ней возвещали трубы. Д`оннэ протиснулась вперед толпы поклонников, встречавшей их на лестнице грандиозного особняка, чтобы как следует рассмотреть героев-завоевателей.

Там было трое мужчин и одна женщина – все из младших кузенов, но ныне превозносимые домом за отвагу перед лицом полумифических опасностей подулья. Их иномировое охотничье снаряжение представляло собой мрачно-величественные комплекты барочной брони, каждый из которых полностью отличался от прочих. Огромная посеребренная фигура костюма Оррус резко контрастировала с тонкими, обсидианово-черными, насекомоподобными конечностями Малкадона. Еще один носил доспех Йелд, чьи сверкающие остроконечные крылья были гордо откинуты назад, будто плащ из ножей.

Однако главным образом ее внимание привлекла женщина в броне Джакара, с зеркальным щитом и молекулярным клинком. Маленькая и грациозная, она легко шагала с непринужденным изяществом хищной кошки. Поднимаясь по лестнице, она поймала взгляд широко раскрытых глаз юной Д`оннэ и подмигнула ей, как бы говоря: «Видишь, дочери аристократов могут быть такими же сильными, как сыновья». После возвращения охоты они несколько недель играли в шпилевиков и падалюг, и Д`оннэ постоянно настаивала, что будет Джакарой.

Ее любимым местом в Шпиле всегда был арборетум. Он являлся чудом куда более ранней эры, которое в нынешнее время никому было не по силам воссоздать. Когда Д`оннэ впервые отвели туда, показалось, словно она вошла в другой мир. Вся ее жизнь прошла в стерильных сводчатых залах района Уланти, где живых существ ограничивали постелями и границами, клумбами и террасными садами. Многие из виденных ею растений представляли собой хитроумные изделия из металла, закрученного для придания формы. Некоторые из них были сделаны до того искусно, что росли, раскрывали медные цветы, а затем вновь усыхали и обращались в ржавчину.

Арборетум был иным. Там все имело органическую природу, и из-за этого сам воздух как будто вибрировал. Там были громадные деревья и луга с длинной травой, кусты и заросли цветов с дурманящим ароматом, и между ними порхали пестрые насекомые и птицы. Среди тенистых стволов робко выглядывали полудикие животные, а по нависающим ветвям скакали яркоглазые обезьяны.

Что было еще лучше – арборетум образовывал огромный тор, окружавший множество уровней Внутреннего Шпиля. Благодаря какому-то великому и изобретательному гению, каждая четверть этого тора пребывала на отдельном этапе роста. В одной из них у деревьев были голые стволы, лишенные листвы, а землю покрывал белый порошок, похожий на пепел, но сделанный (как ей говорили) из замороженного водяного пара. В другой поросль зеленела свежая поросль, повсюду были раскрывающиеся новые побеги и детеныши животных. В следующей все стояло сочным и полноценным, лениво дремля под теплым солнечным светом, исходившим с неба наверху. В последней листья увядали, демонстрируя фантастическую картину в красных, оранжевых и бурых тонах, а опавшие образовывали везде хрустящий ковер. Этот преображающийся ландшафт медленно вращался в течение года; каждая часть арборетума проходила через цикл смерти и перерождения.

Наставники рассказывали ей, что такая невероятная экосистема в порядке вещей на множестве планет. Часто смена времен года целиком меняла окружающую среду. В великих ульях людей все не так, говорили они. Здесь человек полностью приструнил природу, и времена года вообще не доставляли ему неудобств. В ту пору это казалось ей очень обидным и, как она выяснила впоследствии, было не совсем правдой.