Караул Смерти: Ветер мечей / Deathwatch: Swordwind (рассказ)
 | |
| Автор | Йен Сент-Мартин / Ian St. Martin |
| Переводчик | Hellfire_366 |
| Издательство | Black Library |
| Входит в сборник | Караул Смерти: Омнибус / Deathwatch: The Omnibus |
| Год издания | 2016 |
| Подписаться на обновления | Telegram-канал |
| Обсудить | Telegram-чат |
| Экспортировать | EPUB, FB2, MOBI |
| Поддержать проект
| |
| Предыдущая книга | Собиратель голов / Taker of Heads |
Ревущее пламя швыряет меня в вечный мрак. Огонь поглощается тишиной, по мере того, как абордажные торпеды мчатся сквозь вакуум: темное железо и керамит против бесконечной пустоты, которая представляет собой все, и в тоже время ничего.
Наше судно крадется с дерзкой грациозностью, дабы вонзить нас в корабль ксеносов, поворачиваясь к нему бортом, усеянным ослепительно ярким энергетическим вооружением. На таком близком расстоянии наша цель теряет почти весь левый борт, и к моменту ее остановки огонь вырывается из бесчисленных пробоин. Слуги священного ордоса устремляются в пустоту, в то время как взрываются палубы, разлетаясь, чтобы затеряться во тьме.
Это не имеет значения. Миллиарды погибли, никто не обратит внимания на еще несколько тысяч. Они, как и я, являются расходным материалом, и я принимаю это безо всякой злобы.
Наша цель вела своих нечестивых сородичей, которые разорили тринадцать миров Империума, оставляя за собой лишь трупы. Наш флот преследования настиг их над тем, что осталось от тринадцатой планеты. Мы никогда не подбирались так близко, и никогда не получим второго шанса. За головой нашей цели было выслано четыре истребительных команды.
Моя команда мчится навстречу кораблю ксеносов в стайке торпед, большинство из которых, оборудованные тайным боезарядом Инквизиции, детонируют вблизи судна, образуя саваны частиц нуль-поля, предназначенных для подавления психических способностей.
Внутри я разглядываю черных гигантов, освещенных грязно-желтым светом. Нас невозможно отличить в керамитовой броне траурного цвета, кроме как по наплечникам, которые носят цвета родного братства воина.
Эро повторяет боевые приказы и свои намерения. Пустая трата слов. Мы все прошли подробный инструктаж, подготовку гипнозом, неоднократные тренировочные занятия на тренажерах, имитирующих то, что мы могли бы встретить внутри. Мы внимательно изучали данные о вражеском местоположении и разбирали по частям их трупы, чтобы изучить анатомию противника. Мы убивали их на планетах и меж звезд. Мы готовы настолько, насколько это вообще возможно.
Апотекарий Корнак сидит рядом с нашим командиром, отметка его ордена — Призраков Смерти — контрастирует с золотой символикой Имперских Кулаков на доспехе Эро. Время от времени он проверяет инструменты редуктора, закрепленного на его руке. Вой сверла заставляет меня стиснуть зубы, напоминая о том, что мы вернемся в меньшем количестве. Если вернемся вообще.
Волк поет. Презренный ублюдок всегда поет во время десантирования, и я долго привыкал не обращать внимания на его завывания.
Я смотрю на Собора, он, как и я, безмолвен и сконцентрирован. По воле судьбы мы, два Мортифактора, были командированы вместе. Служить в одной истребительной команде случается еще реже. Будучи ветераном бесчисленных кампаний, он вел меня сквозь наши безмолвные войны.
Идентификационные руны двух истребительных команд погасли. Погибли до контакта.
Щелчки вокса Эро.
— Приказы изменились, — говорит он. — Нам, в качестве главного штурмового подразделения, предстоит распознать и уничтожить Основную Цель-Один. Император, направь нас.
Я открываю глаза. Воспоминания скрываются за ними, в то время как мои чувства охватывают настоящее. Я стою в стыковочном отсеке в виде двух заблокированных железных дисков, холодном, наполненном запахом выжженного металла — запахом пустоты. Позади меня «Хрустальный святой», принадлежащий Ордо Ксенос. Передо мной «Бесконечная Ночь» — внутрисистемный фрегат-монитор ордена Мортифакторов.
Моего ордена.
В стыковочном отсеке ни звука. Я остался наедине с ношей, которую на меня возложили обязательства прошлого. В моих руках два предмета. Я встаю и иду вперед. Моя служба в Карауле Смерти подошла к концу.
Едва мы успеваем покинуть капсулу, как ксеносы уже предстают перед нами. На расстоянии их можно спутать с человеком, но их движения рассеивают эту ложь. Нечеловечески высокие и стройные, эльдары пируэтом прорываются сквозь болтерный огонь, их оружие обрушивает на нас ураганы мономолекулярных сюрикенов, разрывающих керамит так же легко, как и плоть.
Эльдар сближаются с нами в рукопашной схватке. Мы продвигаемся, пользуясь преимуществом нашей силы против их скорости. Мы должны стать стремительным наконечником копья, пронзающим их глотку. Нерешительность станет для нас роковой ошибкой.
Пять Мортифакторов командуют «Бесконечной ночью». Они склоняют головы в знак почтения своему брату, однако остаются безмолвны, пока фрегат движется по Расколотому Пути — следам смертей и разрушений, обозначающих марш флота-улья Левиафан от края системы до Посула. Обшивка дрожит, по мере того, как мы прокладываем себе путь сквозь облака железа и обломков.
Я не оставил свою ношу. Это только мое бремя, и я буду нести его, пока мы приближаемся к планете, на которой я родился.
Волк умирает. Его голова, висящая на сухожилиях, мечется по сторонам, пока Корнак пытается удержать его внутри нашего защитного кольца. С каждым выходом кровь срывалась с его губ, вперемежку с фенрисийскими ругательствами.
Корнак не в силах его спасти, и вместо этого пытается спасти его наследие. Он прижимает голову Волка к палубе, вдавливая редуктор в его горло, чтобы вырвать прогеноиды. У нас нет времени ждать, пока он умрет.
Волк затихает, как только Корнак заканчивает своё дело, даруя ему покой. Я зажимаю гранату в оставшейся руке павшего и двигаюсь дальше.
Мы ушли недалеко, когда прогремел взрыв. Волк больше никогда не ощутит ветров родного мира.
Посул. На какой-то миг я вижу свою родину такой, как я её запомнил: окутанный облаками, лишенный солнца каменный шар, пропитанный кровью диких племен, разбросанных по его поверхности. Я урывками помню своё потонувшее в жестокости детство. Поедание мертвецов. Последний убитый мною человек, чьи кровь и жир еще ощущались на зубах, когда полубоги пришли за мной. По терранским стандартам мне было 10 лет. Я помню дерзкую красоту и жестокую непорочность земли бесконечной ночи. Благоприятная почва, чтобы выращивать убийц-полубогов.
Я вижу это, пока реальность не вытесняет воспоминания, и вот перед моим взором предстает Посул, какой он есть. Разбитая безжизненная оболочка, один из бесчисленных миров, поглощенных Левиафаном. Поколения жили и умирали, не зная, что такое рассвет. Теперь же солнце никогда не заходит, освещая оставленную роем бесплодную пустошь. На орбите находится «Базилика Мортис», наша крепость-монастырь, нависшая над Посулом подобно мрачной железной короне. Она кажется надгробным камнем над нашим величайшим провалом. Осиротевший памятник миру, который мы не смогли защитить.
В тесном проходе Эро отдает свою жизнь. Последнее, что я видел, это его громовой молот, который валил ряды эльдар опустошительными ударами, воздвигая вокруг себя стены из вражеских тел, подобно крепостям, которыми так славятся его собратья.
Корнак сожжён огнем из светлых копий. Раскаленные останки вплавились в мою броню.
Вместе с ним потеряно и геносемя. Теперь их наследие лежит на мне. Обеты молчания обрекут их на забвение.
Я выключаю свои звуковые рецепторы, когда мы прорываемся через отряды Воющих Баньши. От их криков паутинки трещин разошлись по нашим доспехам.
Собор и я уже близко. Сопротивление захлебывалось с каждым нашим шагом навстречу цели. Мы бежим по извилистым коридорам к свету. Там наша цель.
«Бесконечная ночь» достигает конца Расколотого Пути. Я вижу разрушенные цитадели. Последние рубежи обороны. Подвиги и жертвы, погребенные в открытой могиле пустоты.
Мертвый корабль-улей висит на орбите, словно туманность из расколотого хитина, отмечая конец пути. Голод Левиафана не пощадил никого, даже своих мертвецов. Все, что осталось от них после поглощения — скелет, выцветший и изрытый, словно мертвый коралл, оболочка, которая местами превращается в разбитые чешуйки, будто покореженная броня на корпусе корабля. Я помню самоубийственную абордажную атаку с целью убить это, пока наш флот уничтожали. Отчаянное сражение с живым кошмаром. Действия, которые привлекли внимание Инквизиции и привели меня в Караул Смерти. Я помню триумф, заглушенный бесчисленными роями, которые поглотили мой мир.
Мы устанавливаем мельта-заряды, чтобы обрушить коридор позади нас, и входим в сияющий портал. Жгучий приступ тошноты. Всплеск головной боли, вызванный цветами, которые человеческий глаз неспособен распознать. Мой ретинальный дисплей замерцал и перезапустился от напряжения.
Мы находимся в сфере, расположенной в хребте эльдарского корабля из призрачной кости, тонкой и прозрачной, как стекло. Наши ботинки тонут в идеально подстриженной траве. В центре, развеваясь на фантомном ветру, растет дерево. Перед ним, повернувшись к нам спиной, непринужденно сидит безмолвная фигура.
Наша цель. Эльдарский колдун.
Рядом с ним стоит массивный конструкт, отливающий тенью сумеречного леса. Камень в его груди мерцает, а сам он поднимает свою вытянутую голову, чтобы взглянуть на нас. Он берет свою алебарду в обе руки, жар волнами исходит от конструкта.
Температура в святилище резко падает, когда внимание колдуна вновь переключается на настоящее. Он оглядывается, оценивая нас своими золотыми глазами. Развернувшись, он смотрит на дерево в центре святилища.
— Мои предки принесли это сюда во времена упадка, — прошептал колдун на сжатом, но благозвучном готике. — Поколения Биель-Тан стояли под этим напоминанием о нашем прошлом, этой надеждой на наше будущее.
Эльдар поднимается, встречая нас. Его одеяния переливались перламутром и изумрудом в свете сферы. По лезвию посоха, который он слегка придерживал, бежали зеленые паутинки энергии.
— Попытались усыпить мою бдительность. Хитро, — эльдар показывает рукой на облака нуль-частиц, сверкающих вокруг корабля. — Агрессивная неосторожность, ваше вечное свойство. В отличие от других из моего рода, я не рад необходимости уничтожения вашей расы. Как и вас самих. Но судьба поет ясно, мон-кей.
— Видел ли ты, колдун, — спрашивает Собор, — как я отрубаю тебе голову?
Усталая улыбка искажает черты лица чужака, и он водружает на место шлем, украшенный гребнем.
— Вам не следовало сюда приходить.
«Бесконечная ночь» замедляется при приближении, и я вновь смотрю на свою ношу. Простой железный контейнер и меч изысканной ручной работы, шедевр из черного адамантия и стали. Клинок, достойный чемпиона.
— Адони, — спокойно говорит Собор, вытаскивая меч. — Я займусь целью. Атакуй конструкт.
Я подтверждаю приказ и равняюсь с призрачной машиной эльдар. Алебарда в ее руках потрескивает изумрудными молниями. Мой топор оживает от прикосновения руки, его силовое поле шипит, наполненное убойной силой.
Я разряжаю болтер в автоматона, пока он бежит, масс-реактивные заряды обрушиваются на его броню, однако они не замедляют его. Он яростно атакует по дуге, обжигая мою броню энергетическим полем, и я нырнул под алебарду. В кувырке я поднимаю болтер и выстреливаю последним зарядом комбиплазмы.
Тварь воет. Прерывистый плач, будто крик умирающего в глубине темных вод. Расплавленная призрачная кость стекает по светящемуся туловищу конструкта подобно воску. Он резко нападает на меня, используя древко алебарды. Удар достигает цели, пробив панцирь и швырнув меня через всю сферу. Я сплевываю кровь в шлем и чувствую тепло, скапливающееся у меня под броней. Я поднимаюсь, прерывисто дыша через сломанные ребра. Враг снова наступает.
Я сдерживаю его атаки, уклоняюсь, когда есть возможность, блокирую, когда ее нет, и делая все, чтобы пережить этот неистовый натиск. Снова удар, и я поднимаю болтер. Оружие откатывается в сторону, от силы удара моя перчатка превратилась в клешню.
Рыча, я вонзаю топор в трещину на голове противника. Мы боремся до тех пор, пока он не отбрасывает меня ударом наотмашь. Я позволяю инерции нести меня как можно дальше. Спустя мгновение ксенос обнаруживает мельта-заряд у себя на боку, но мгновение — это все, что мне нужно.
Сквозь разбитые зубы я отдаю мысленную команду, и конструкт исчезает в облаке жгучей плазмы. Сфера за его спиной перегревается. Призрачная кость пузырится и становится жидкой. Я готовлюсь, и вот она теряет прочность. Святилище взрывается мощной декомпрессией.
Меня затягивает в космос сквозь метель разбитой призрачной кости. Головокружение наступает скользкими волнами, бритвенно-острые осколки кружатся вокруг меня. Моя броня герметизируется в вакууме, насколько позволяет ее покореженное состояние. Я чувствую, как замерзает плоть в моей изломанной перчатке. Я разворачиваюсь в этом вихре выискивая Собора и эльдара, пока достаю боевой нож.
Я смотрю на синтетическую кожу, которая покрывает мою левую руку. Сжимаю кулак. Свежая плоть скрипит. Мой взгляд вновь возвращается к мечу, выискивая на лезвии шрамы.
Сталь покрыта посуланскими рунами, означающими имя владельца оружия, предшественника Собора. Я разбираю некоторые символы — А-Р-Т-Е — пока клинок не заканчивается зазубренным обломком.
Я нахожу Собора, схватившегося с эльдарским колдуном в пустоте. Лезвие его меча — реликвии ордена — расколото посередине, его броня повреждена в бесчисленных местах. Он атакует псайкера сломанным оружием, яростно демонстрируя навыки ближнего боя, которые сделали его героем ордена. Отталкиваясь от обломков, я активирую микродвигатели и направляюсь к ним сквозь осколки.
Собор обходит защиту эльдара, пробивая броню под его одеяниями. Я близко, но недостаточно, чтобы прекратить борьбу.
Колдун собирает сотни обломков призрачной кости и запускает их вперед. Осколки врезаются в Собора сквозь броню, отбрасывая его. Его идентификационная руна исчезает с моего ретинального дисплея. Рыча, я приближаюсь к эльдару.
Обхватив ксеноса рукой, я вгоняю клинок ему в спину. Вырвав покрытый бусинками крови нож, я вонзаю его снова и снова.
Настоящее расплывается и пропадает. Я снова дитя, под лишенным солнца небом Посула. Я режу человека, заточенная кость в моей руке вся стала липкой от крови. Мое племя присоединяется ко мне, вырывая куски плоти, чтобы насладиться ее теплом. Мы воем на бесконечную ночь над нами. Я съем свою часть до того, как она остынет.
Колдун возвращает меня в реальность ударом локтя по лицевой пластине, и я закружился. Мой ретинальный дисплей сходит с ума, наполняясь помехами и аварийными символами. Когда они исчезают, я вижу, как он, окруженный отражающимися от обломков призрачной кости изумрудными молниями, готовится к атаке.
Внезапно эльдар останавливается, сталь проходит сквозь него. Вокруг сломанного клинка разлетаются гранатовые шарики крови. За ним появляется Собор, его броня разрушена, а сам он напряжен. Он разрезает ксеноса клинком от паха до горла. Звук рассекаемой плоти чужака, подобный рвущемуся холсту, тонет в вакууме. Кровь дугами вырывается из тела.
Эльдар бьется в судорогах.
+ Страшишься ли ты будущего? + разум чужака вонзается в мой мозг ледяными шипами.
+ А следовало бы. +
Его разум вскрикивает. Сквозь меня с зубодробительной силой рвется оглушительное рыдание, когда он взрывается в слепящей вспышке.
С глухим грохотом «Бесконечная ночь» стыкуется с «Базиликой Мортис». Перегородка распахивается. Я вижу катакомбы из темного камня, горящие жаровни из черного железа, равномерно расставленные по залу, однако они едва справляются с тьмой. Я чую запахи склепа — камней, пыли и металла, что оказались во власти вечности. Я чую смерть. Едва сдерживаюсь, чтобы не пасть на колени.
Я дышу глубоко, вдыхая мертвецов моего ордена. Мои легкие наполняются костной пылью павших Мортифакторов, она покрывает монастырь подобно снегу. Я также ощущаю силу тех, кто нашел свою смерть благодаря мне. Я снова един с павшими героями.
— Брат Адони. — Облаченный в одеяния силуэт выходит из теней. Он отбрасывает холщовый капюшон, демонстрируя скалящийся череп. — Ты вернулся.
Я бью кулаком в грудь в знак приветствия.
— Приветствую, Астадор.
— Что ты принес, сын Посула?
Я поднимаю меч перед ним. Он знает этот клинок, как и все мы.
— А там что? — Его шлем превращает голос в стальное рычание.
Я открываю контейнер, чтобы он увидел содержимое.
Он помолчал немного, затем свернул в коридор.
— Идем. Магистр ордена ждет нас, брат.
— Брат.
Его голос слаб, он смешивается с помехами в моем воксе, когда броня пытается справиться с критическими повреждениями. Активировав спасательный маячок, я плыву через пустоту на зов Собора.
— Брат.
Я пересекаю безумие, оставшееся после битвы, двигаясь сквозь кристаллическую бурю. Эльдарский корабль исчез, уйдя от честной схватки. Как и вся их трусливая раса. Мой ретинальный дисплей сообщает о многочисленных пробоинах критической потере энергии, неизбежной нехватке кислорода.
— Брат.
Я нахожу Собора, практически неотличимого от окружающих обломков. Его броня обожжена и помята. Рваные пучки проводов искрят грязным светом, воздух выходит из трещин морозными струйками тумана. Он поворачивает голову ко мне, когда я приближаюсь. В кулаке он сжимает реликтовый клинок.
— Я здесь.
Собор показывает мне меч.
— Это оружие было выковано при рождении нашего ордена, от брата оно передавалось брату тысячелетиями. Теперь оно переходит к тебе, Адони, так же, как оно когда-то перешло ко мне.
— Собор, я не могу. Я недостоин.
— Как и я когда-то, — его голос слабеет. — Исполни клятву вместо меня и верни его, брат. Этой ночью я присоединюсь к мертвецам.
— Довольно. Твоя служба еще не окончена.
— Проследи, чтобы оружие вернулось. — Линзы его шлема вспыхнули и погасли. Хватка ослабла, и меч чуть не выскользнул из руки. — Его наследие не должно пропасть здесь, затерянное во мраке. Поклянись.
Я киваю, стоны поврежденных сервоприводов заглушает тьма.
— Клянусь миром, лишенным солнца.
Собор замирает. Я вздыхаю, мои легкие истерзаны. Я подлетаю к Собору и забираю меч, когда смерть разлучает их. Мой вокс трещит, обнаружив, что эвакуация на подходе. Я стараюсь оставаться в сознании, наблюдая, как сломанное эльдарское дерево чахнет во тьме и умирает.
— Брат Адони вернулся, — говорит Магьяр, магистр ордена Мортифакторов.
Я преклоняю колено, облаченный в броню цвета ночи и кости, левый кулак касается пола из надгробных камней, правый, в знак приветствия, прижат к груди. Он видит меня, хотя ожидал, что выживет Собор, а не рядовой брат, у которого лишь три кампании за плечами. В его словах яд, но я не буду его искать. Я с ним согласен. Я многое бы отдал за то, чтобы смерть похитила меня, приняв в свои объятия, вместо чемпиона, который мог вернуть веру в возрождение нашего ордена.
Магьяр сидит во мраке Галереи Кости, его трон вырезан из скелетов героев ордена. Его лицо усеяно бледными шрамами — старые раны, не то что пурпурные молнии на моей коже альбиноса. Превосходный терминаторский доспех вырезан из кости, серебристый оттенок которой сочетался с его длинными тонкими косичками и раздвоенной бородой. Настоящее воплощение смерти.
Терминаторы в темной броне стоят по бокам от него, глядя на меня из-за своих масок смерти, вырезанных, чтобы походить на кричащие освежеванные черепа. Астадор стоит ниже, рядом с помостом трона. Фамильяр Магьяра со скелетоподобными крыльями сидит, нависая над своим хозяином. Он что-то чирикает ему на ухо, щелкая когтями по его броне.
Собор входил в состав первой роты, выделяясь даже на фоне героев испытанной в боях элиты Мортифакторов. Магьяр держит меч Собора в одной руке. В другой находится содержимое контейнера, которое ему вручил Астадор — череп Собора. Черты лица магистра ордена бесстрастны, однако челюсть слегка напряжена.
— Ты ничего не скажешь. — Это не вопрос.
— Одно лишь слово — и я клятвопреступник, — мои глаза все также глядят на надгробия. — Эти клятвы касаются не только моей чести.
Слова, которые я должен говорить, ненавистны мне. Внутри меня все рвется поведать сагу о своем брате, который пожертвовал жизнью, чтобы спасти меня.
— Скажи мне, — глаза Магьяра теперь смотрели на меня, а не на меч. — Ты был там, когда он пал?
Я помню ночь, когда я принес клятву Инквизиции — никогда не рассказывать о том, что я видел или делал. Инквизитор поклялся в ответ. Поклялся, рассказав о том, что ждет тех, кто нарушит клятву, а его ручная ведьма коснулась моего сознания, чтобы показать мне это.
«Миры горят. Крепости-монастыри в руинах. Целые ордены направляют свои флоты в бурлящий кошмар Ока».
Я поднимаю взгляд на Магьяра, который пристально смотрит на меня взглядом, горящим под угольно черной маской рубцов.
— Ты знаешь, что они сделают.
Он собирается ответить, но его челюсти сжаты, а сам он не говорит ни слова.
Повелитель Мортифакторов встает, громоздкий терминаторский доспех никак не сковывает его хищную грацию. Он стоит надо мной, свет факелов играет тенями на его лице.
— Встань, — говорит он. — Адони, ты вернул павшего брата и ценное оружие нашего ордена. Клинок займет почетное место среди других наших реликвий. Собор присоединится к павшим, что захоронены в нашем монастыре. Вернувшись сюда, его дух упокоился.
Я встаю.
— Это честь для меня, брат.
— Именно. Ты видел его смерть, — Магьяр хлопает меня по плечу. — Окажи честь ему. Твои воспоминания — единственная гробница, в которой будет жить легенда о нем.
— Капеллан, — Магьяр перевел взгляд на Астадора. — Собери братство. Нам вновь нужно почтить павшего.
— Мы рождены во тьме, — Астадор стоит перед алтарем в центре склепа, его кроваво-красная броня кажется коричневато-желтой в мрачном свете факелов в этом массивном круглом помещении. Выцветшие черепа поверженных врагов усеивали стену, глядя вниз. Хрустальный купол возвышался над квадратным зиккуратом алтаря. В пустоте по ту сторону над нами висел Посул.
Я стою вместе с тремя ротами Мортифакторов в «Базилике Мортис». Здесь меньше двухсот солдат. Левиафан отнял у ордена слишком многих, а последующие кампании отняли у нас воинов, которых мы больше не заменим.
— В бесконечной ночи Посула была только смерть. Жизнь начиналась и заканчивалась в кровопролитиях, которое устраивали наши племена. — Звучал лишь голос Астадора, если не считать гудения силовой брони. Каждый брат был закован в броню и вооружен. Мортифактор не дышит без оружия в руке.
Череп Собора лежит на алтаре. Каждая кампания, почесть и награда выгравированы на нем грубым посуланским письмом. Рядом лежит его меч, отполированный до смоляного блеска.
— Так было до тех пор, пока не прибыл Совершенный Воин. Свет Императора предложил нам возвыситься над варварством нашего мира. Тысячелетия мы защищали его владения, ибо без Него никто не познал бы значения смерти. Самый ценный дар — тот, что сами они отвергают. Своим могуществом Тот, кто правит более чем миллионом миров из Терры, даровал нам то, чего сам не способен обрести.
Он умащает череп собора, погружая его в железную чашу с маслом.
— Смерть. Несмотря на все то, чем Он пожертвовал, Он не может отдать себя полностью. Мы же можем, и потому мы обязаны. Он дал нам Свою жизнь, потому мы умираем вместо Него. То, что в этом мы превосходим Императора, не является кощунством. — Астадор качает головой. — Кощунство — осознавать этот дар и тратить его впустую. Собор был одним из лучших в нашем братстве. Он принял драгоценный дар Императора, отдавая вместо Него свою жизнь. Без него тени сгущаются. Те, кто остался в живых, должны гореть ярче, дабы защищать владения Его.
Капеллан поднимает меч Собора над его черепом.
— Кто из вас сделает это?
— Я сделаю, — говорит Магьяр. Он проводит ладонью по расколотому лезвию, сжимая кулак, чтобы пролить струйки крови на череп.
— И я, — говорит Альтанакс, знаменосец ордена. Он повторяет те же действия, как и все остальные, пока череп Собора не утонул в масле и родной крови.
— С каждым павшим наше пламя должно гореть ярче, — Астадор берет горящий факел. — Мы должны светить, претерпевая жар.
Он опускает факел, и кровь загорается.
Она горит, испуская спирали густого дыма, наполняя пещеру запахом битвы. Я смотрю, как пламя поглощает кровь, пока не остается только череп. Астадор поднимает его, чтобы все могли увидеть.
— Мы рождены во тьме. Да пребудем же мы светом Императора, пока не уйдем к мертвецам.
— Пока не уйдем к мертвецам, — повторяет каждый из собравшихся, склонив голову, и салютует, коснувшись груди кулаком. Становится тихо, каждый воин погружен в молитвы и размышления. Я смотрю вниз и хмурюсь, увидев, как воздух из шлема скрывает мою грудь, и изморозь крадется по моей броне.
Раздается крик, разрывая благоговейную тишину. Брат-библиарий Аксбель падает, кровь струями вырывается из его глаз. Кристаллический капюшон его брони ярко вспыхивает варп-огнем. Языки эфирного пламени бегали по телу лежащего Аксбеля, их разносимый ветрами рев омрачался его криками. Он рвет на себе лицо, и оно сходит, подобно жиру, спадая обугленной пленкой.
В «Базилике Мортис» находятся еще три библиария, и каждого из них поражает призрачный недуг. Ольтис мычит, как животное, бежит к стене склепа и раскалывает себе голову, оставляя лишь облако крови и фрагменты черепа.
Леденящий душу крик терзает глотку Ионута, а тело его раскалывается в мутациях. Шипы разрывают его плоть и превращаются в блестящий жир, не успевая затвердеть. Постоянным в этом водовороте изменений был только его крик, пока его плоть не разлетается на бледные дрожащие комки. Все это заняло ровно столько времени, сколько требовалось нам, чтобы обнажить оружие.
Старший библиарий Здено держится в одиночку, припав на одно колено и зажмурив кровоточащие глаза. Его броня блестит от покрывающей ее измороси, в то время как сам он сопротивляется психической атаке. Я слышу, как зубы трещат у него во рту.
Причитающий вопль разрывает вокс. Нестерпимый шум заставляет космических десантников пошатнуться. Я чувствую, как тепло скапливается в моих ушах и стекает вниз.
Вопль начинает переливаться и заикаться, превращаясь в прерывистый эмоциональный звук. Я понимаю, что это смех. Он исчезает так же внезапно, как и появился, и на его место пришло ужасающее давление тишины.
— Незаслуженно, — голос пронзает тишину. Женский голос, благозвучный, хотя в нем ощущалась едва сдерживаемая ярость. Та самая, что смеялась. — Незаслуженно, но я дарю вам это. Я позволю вам узнать имя расплаты, что пришла за вами. Я — Базекхайн, я — экзарх, Ветер Мечей и Буря Клинков. Знай это, пока жив.
Я вижу Здено, он на полпути к алтарю.
— Брат?
Он оборачивается, двигаясь медленно, будто во сне. Библиарий поднимает руку, указывая на хрустальный купол вверху. Я вижу там только Посул.
— Я пришла, чтобы забрать у вас то, что вы украли у нас, — поет она, заставляя воздух дрожать. — Будущее.
Я моргаю, и через мгновение пустота космоса уже кишит боевыми кораблями эльдар. Я вижу, как «Бесконечная ночь» разваливается на части, в то время как они проскальзывают сквозь его обломки. «Базилика Мортис» сотрясается от обстрела, а вокс вновь наполняется смехом.
Все начинается, будто искра, лишь частица света, которая разделяется надвое и продолжает множиться, пока облако искр не начинает кружиться, подобно светлякам. Они объединяются в разноцветное кольцо под куполом склепа. Кольцо раскрывается, становясь вратами.
Она появляется из света, будто материализовавшийся дух мщения. Белоснежная броня плотно прилегает к ее грациозной мускулатуре. Витиеватые письмена подобно дыму скользят по пластинам. С плеч ниспадает напоминающий налитые кровью крылья ярко-красный шелк, грива ее кричащего шлема была того же цвета. Она несет сверкающую энергетическую глефу, ее кристаллический клинок поет, разрезая воздух. Она летит к Магьяру, на самый верх алтаря.
Тогин — Мортифактор, которому нет равных, служащий в элитной страже Магьяра на протяжении века. В последние ночи Посула он вырезал более тысячи тварей Левиафана, прикрывая отход выживших рот.
Альтанакс носит знамя ордена. Он пронес его через каждую кампанию Первой Роты Мортифакторов за последние два столетия. Черепа от каждой расы и из каждого нечестивого оплота врагов Человечества стучат по его броне, связанные толстой черной цепью.
Эти ветераны стоят рядом с Магьяром, когда воительница атакует. Этих ветеранов она убивает до того, как касается земли. Их расщепленные надвое останки падают на каменные плиты будто звенящие колокола. Знамя ордена падает, его ткань впитывает кровь чемпионов, растекающуюся по камням.
Перед тем, как смахнуть кровь с глефы, экзарх наклоняет голову и смотрит на Магьяра. Магистр ордена, наклонившись, поднимает упавшее знамя и привязывает к своей броне, будто плащ. Он активирует свою массивную боевую косу двумя ударами, по ней с шипением бегут сверкающие молнии.
Воздух мерцает, и сотни ярчайших вспышек наполняют склеп. Воины эльдар влетают в зал, ведя обстрел и наступая. Мортифакторы гибнут, выпотрошенные сюрикенами и разрываемые на части огнем из светлых копий. Каменные плиты блестят от крови.
Я погружаю свой цепной топор в голову атакующего эльдара и завожу двигатель. Голова ксеноса рвется на части размытыми очертаниями визжащих зубьев. Сержанты и капитаны пытаются командами поддерживать порядок посреди хаоса этой засады. Время от времени болтерная стрельба сбивает прыгающих эльдар в воздухе. Мертвецы и умирающие устлали пол, под ногами тех, кто смешался в головокружительной рукопашной схватке.
Я прорубаю торс эльдара и смотрю, как он падает, пытаясь удержать выпадающие из раны внутренности. Взрыв бросает меня в груду камней. Я чувствую вспышки паралича, несколько раз теряю сознание. Звон наполняет мой слух. Алые предупредительные знаки ревут в потоке бешеной статики.
Я снимаю свой разбитый шлем. Поворачиваю голову, чтобы увидеть, как Магьяр бьется наверху с экзархом. Он атакует едва уловимыми для глаз комбинациями, смесью военного мастерства и неудержимой ярости. Экзарх огибает его атаки подобно ртути.
Магьяр атакует снизу, эльдар избегает потрошения стремительным задним сальто. Приземлившись в кувырке, она взмахивает вверх клинком, разрывая косу Магьяра надвое и едва не задев голову магистра обратным горизонтальным ударом.
Магьяр бросает дымящиеся половины косы, доставая гладиус из ножен на бедре. Но его хватка слабнет и оружие выпадает из руки. Мои глаза расширились, когда я увидел кровь, стекающую по его горжету.
Она не промахнулась. С грохотом падающего титана Магьяр рухнул на колени. Его голова, дрогнув, скатывается по его плечу. Тело подается вперед, и его кровь, пульсируя, смешивается с кровью его чемпионов.
— Нет! — кричу я.
Экзарх шагает к вершине алтаря и поднимает руку, в которой зажата голова Магьяра, испуская последние капли крови из разрубленных артерий. Эльдар держит ее высоко, чтобы каждый мог увидеть, после чего отпускает. Голова падает, подскакивая на древних ступенях, прежде чем исчезнуть из виду.
Эльдар атакует меня, пытаясь вонзить кинжал мне в горло. Я сопротивляюсь, падение отняло у меня силы. Слабость наполняет мой рот привкусом кровавого пепла. Я не смог спасти мир, который породил меня. Я не смог спасти Собора в ледяной тьме космоса. Я стал причиной расплаты, которая убила моего магистра, пока вокруг меня погибали мои братья.
«Могу ли я спасти сам себя?»
В этот миг я собираю весь стыд, все потери и провалы и обращаю их в пылающую звезду ярости. Стиснув зубы, я прыгаю в объятья призрака. Мои мышцы дрожат от ярости, которая придает им новые силы.
Я с глухим рокотом сжимаю запястье эльдара, броня которого раскалывается, а кости трещат. Моя свободная рука шарит в поисках оружия и нащупывает рукоять. Я, рыча, вонзаю клинок в висок ксеноса. Она дергается, как марионетка, кровь стекает по ее броне.
В моей руке меч Собора. Мой брат вверил мне это оружие, чтобы я вернул его домой, вместо того, чтобы позволить затеряться во тьме. Я вырываю клинок из трупа и встаю, поднимая с земли болтер.
Я бросаюсь вперед, рублю и стреляю, пробивая себе путь к алтарю. Я не буду спокойно смотреть, как гибнет мой орден. Я не исчезну во тьме. Я возьму клинок моего брата и, клянусь миром, лишенным солнца, я проткну им сердце экзарха.
Посреди резни в склепе Мортифакторы бьются с эльдар, в то время как я достигаю ступеней алтаря и начинаю свой подъем.
