Караул Смерти: Разрушитель теней / Deathwatch: Shadowbreaker (роман)
 | |
| Автор | Стив Паркер / Steve Parker |
| Переводчик | AzureBestia |
| Издательство | Black Library |
| Серия книг | Караул Смерти / Deathwatch |
| Предыдущая книга | Deathwatch |
| Следующая книга | нет |
| Год издания | 2019 |
| Подписаться на обновления | Telegram-канал |
| Обсудить | Telegram-чат |
| Экспортировать | EPUB, FB2, MOBI |
| Поддержать проект
| |
 | Перевод в процессе: 4/66 Перевод произведения не окончен. В данный момент переведены 4 части из 66. |
«Я сделал это ради нас всех, так как мы не сможем выполнить свое предназначение во вселенной мертвых миров»
– Аун’дзи
Обращение к Аун’Т’ау’реша (записанное заранее)
2526.316.3 Т’ау
Содержание
I
- Не ту сторону выбрал, Линдон. Она ошиблась. И тебя в это втянула. Не усугубляй ситуацию еще больше. Мы можем ей помочь, но только если ты поговоришь со мной. Чем дольше ты тянешь, тем больше шансов, что она там погибнет. Говоривший подошел ближе. Линдон ощутил на лице чужое горячее дыхание, резко пахнущее рекафом.
- Нам уже известно и про грузоперевозки, и про контрабандистов из пограничья, и про чартерные рейсы в пространство т’ау. Я восхищен твоей преданностью, но ты пораскинь мозгами, старик – никаких сообщений, ни слова от нее за многие месяцы. Если она не вляпалась в неприятности, то почему замолчала? Ордос не может сидеть, сложа руки.
Тщательно выверенный дружеский тон, весь преисполненный понимания, сочувствия и рассудительности. Каждое слово, каждый взгляд, каждый жест был точно рассчитан так, чтобы не возникало никаких сомнений: этот парень – твой друг, человек, который желает тебе исключительно добра. Все, что ему нужно – толика информации. Всего несколько слов, которые так просто произнести и так чудовищно удержать.
Он представился Бастонем. Вряд ли его и вправду так звали.
Он был добр, но Линдон отлично знал все эти ужимки. Он достаточно часто оказывался их объектом. Правда, легче от этого не становилось. На карту было поставлено слишком многое. Ее милость попросила довериться. Ей нужно было время. Линдон был готов умереть здесь, чтобы дать ей требуемое. Это было лучшее, на что он мог сейчас рассчитывать с точки зрения здравого смысла.
Если бы компания похитителей состояла только из этого дознавателя и его громил-телохранителей, Линдон бы куда меньше опасался, что в итоге все-таки проболтается. Но здесь была еще одна небольшая проблемка. Проблемка сидела на деревянном табурете в дальнем углу, закутанная в мантию с капюшоном, покрытая татуировками ордоса и одновременно – Адептус Астра Телепатика.
Псайкер ордоса.
Сартуций – так к нему обращались остальные, - сидел молча, погруженный в задумчивость после неудачной попытки извлечь информацию из разума Линдона своим жестким чародейством.
Пентаграммы-обереги, нанесенные чернилами на кожу Линдона и лазером – на его кости, сдерживали агрессивные попытки псайкера залезть к нему в череп, но надолго ли их хватит? Сартуций, похоже, даже не моргал этими своими бесполезными глазами, лишенными зрачков. Он не отводил взгляда, без сомнения, просматривая ауру Линдона, выискивая бреши, стремясь использовать любую доступную щель, чтобы пробраться внутрь.
Да, обереги Линдона были мощными, но, получив достаточно времени и грамотно надавливая на нужные точки, псайкер из ордоса практически всегда получает ответы, которые он или она ищет.
По загривку Линдона сползла капля пота. Здесь было почти нечем дышать.
Внутри грубой постройки стояла жара, как в духовке. Единственная комната, двенадцать на семь метров, толстые стены, скалобетонный пол. Ни щелочки. Наверняка еще и звукоизоляция, и защита от сканирования. Дознаватель и его команда были грамотными ребятами, и подготовили место как следует.
Масляные пятна на скалобетонном полу, усиленные подъемники, подвешенные к стропилам – похоже, раньше это место использовалось как склад или как ремонтный ангар. Металлические заслонки на стенах были чуть наклонены, пропуская в помещение тонкие лучи жаркого полуденного солнца. Они слегка поблекли от грязи на окнах, но все равно оставались достаточно яркими, чтобы Линдон, закрывая глаза, продолжал видеть цветные пятна.
Окна располагались на самом верху, стекла были белесые и мутные. Сквозь них совершенно нельзя было рассмотреть, что творится внутри.
- Я тебе помочь пытаюсь, - продолжил Бастонь, - ордос заботится о своих.
«Бред больного грокса», - подумалось Линдону.
Все в ордосе прекрасно знали правду – он делился на крупные группировки, постоянно грызущиеся за власть и могущество.
Линдон поджал губы, и нижняя откликнулась болью – ее сначала рассекли во время похищения, а затем изуродовали еще сильнее при последовавших избиениях.
Болело все тело. Каждый раз, когда его вытаскивали из этой дыры и пощечинами заставляли прийти в себя, становилось еще хуже. И конца и края этому было не видно.
Перед глазами у него медленно клубились пылинки, танцуя какой-то изящный танец в пересекающихся микропотоках теплого воздуха. Время здесь, казалось, тянулось невообразимо медленно. Перед началом утреннего раунда сегодняшних допросов, его оставили лежать со связанными руками и ногами, с черным мешком на голове. Они давали ему еду и воду – ровно столько, чтобы поддерживать в нем жизнь. Изолированные от всего мира, с завязанными глазами, заложники часто теряли счет времени, это Линдену было отлично известно. Это была достаточно популярная практика, один из способов сломать человека.
Но умение отслеживать ход времени было одним из первых предметов в базовых тренировках Линдона. По собственным подсчетам он провел в плену три дня и шесть часов. А это значило, что в другом месте сейчас вовсю бьют тревогу. Его вытянутую левую руку неожиданно резко дернули. Следом растеклась свежая боль – в запястье врезалась грубая веревка. Здоровенный детина в маске, державший конец веревки, натянул ее сильнее. Следом и второй, такой же дородный и в такой же маске, натянул другой конец, и нервы Линдона откликнулись болью. Если бы эти громилы не держали веревки, Линдон давно бы рухнул на колени. У него уже совсем не оставалось сил. Он подозревал, что ноги ему основательно переломали.
Безмозглые здоровяки полагались лишь на грубую силу. Никакой хитрости. Не будь Линдон связан и ранен, он бы убил их обоих за какие-нибудь пару секунд.
Но вместо этого он безвольной куклой болтался, подвешенный за руки к стропилам, раздетый по пояс, с покрытой синяками физиономией, весь в отеках, порезах и ушибах. Так серьезно ему еще не доставалось.
Им хватило мозгов использовать парализатор во время похищения. Он бы и сам поступил точно так же.
В порту за ним увязался фальшивый преследователь, достаточно неуклюжий, чтобы быть замеченным, но не настолько, чтобы Линдон раскусил обман. Занятый попытками оторваться от более заметных преследователей, он прозевал ловчую команду. Стоило догадаться, что они ни за что не доверят его поимку одному-единственному человеку.
Теперь ему приходилось расплачиваться за собственную неосмотрительность. Но он не допустит, чтобы ее милость пострадала из-за его ошибки.
Раскусить зуб с цианидом он не успел – парализатор, которым его подстрелили, был быстрым и мощным. Нейральный никартадрин или что-то новое, доработанное. Линдон отрубился еще до того, как его голова коснулась земли. А пока он был в отключке, они вытащили зуб. То, что он еще дышал, означало, что они деактивировали и маленькую бомбу, вживленную в кору его мозга.
В общем, чистая, быстрая смерть оперативному сотруднику Ургоссу Линдону не грозила. По крайней мере, до тех пор, пока эти люди не узнают то, что известно ему.
Горячее дыхание Бастоня снова коснулось его лица, на этот раз – у самого уха.
- Мы пытаемся ей помочь. Я хочу, чтобы ты понял это.
Печать ордоса была настоящей – Линдон бы сразу опознал подделку. К тому же, у Бастоня просто-таки на лбу было написано «оперативник Инквизиции», большими, сияющими буквами. Несмотря на жару, на нем было длинное черное пальто из кожи грокса, и перчатки. Каким-то образом, пока все остальные в этой комнате обливались потом, он оставался холодным, как ледышка.
- Знаешь, - проговорил Бастонь, отступая на шаг, по-прежнему глядя пленнику в лицо, - мне нравятся твои преданность и принципиальность. Ты хорош. Отлично обучен. Я уважаю таких. Мы с тобой похожи. У нас одинаковое чувство долга перед ордосом и перед нашими кураторами. Если бы мой куратор пропал, сейчас бы ты сам задавал вопросы, отчаянно пытаясь отыскать инквизитора, который, весьма вероятно, серьезно нуждается в помощи. Интересно, был бы ты со мной таким же терпеливым, как я с тобой.
Линдон не нашелся, что ответить.
Бастонь отвернулся на мгновение, вздохнул и снова подошел ближе. Он склонился к уху Линдона и негромко зашептал:
- А вот я бы тебе помог, если бы мы поменялись местами. Я бы знал, что поступаю правильно. Проклятье, да подумай хотя бы об Империуме. У нас с тобой общая цель. Враг – там, а не здесь. Если ты кому-то и помогаешь своим идиотским молчанием, так это вонючим ксеносам.
Линдон бы даже усмехнулся, если бы его рот и нос не пересохли вконец. Все, что у него вышло – фыркнуть. Он болтался здесь, дыша пересохшим, потрескавшимся ртом, его веки дергались, и он вот-вот был готов снова потерять сознание. Бастонь покачал головой и снова вздохнул, на этот раз – тяжелее, и принялся медленно расхаживать вокруг Линдона.
- Ну и что мне теперь делать? Если ты со мной не разговариваешь, как я могу помочь? Тебе вообще это интересно? Она, может быть, умирает там уже. Может быть, пока мы тут беседуем, т’ау ее на части режут, желая получить всю информацию. Слушай, как тикают часы, отсчитывая ее последние минуты. Поисковая команда, которую отправляют сегодня, может быть, ее единственный шанс.
Линдон пропустил эти слова мимо ушей. Ее милость выразилась предельно ясно:
- Ничто и никто не должны вмешиваться в мои планы. Ты отдашь свою жизнь, если понадобится, но не выдашь ни звука. Говорю тебе – ставки еще никогда не были так высоки.
Он едва успел заметить резкое движение позади, как почки вспыхнули болью. Бастонь ударил его со всей силы.
Агония закрыла собой все остальное. Линдон судорожно выдохнул и едва не рухнул на колени, но двое громил натянули веревку, вздергивая его на ноги, и натянутые до предела сухожилия заныли еще сильнее.
«Трон и святые», - думал Линдон, - «пусть это кончится. Пусть я наконец умру, сохранив свою тайну».
Бастонь взрыкнул и с отвращением отвернулся. Полы его длинного черного пальто взметнулись, как крылья, маска терпеливого добряка наконец-то свалилась. Линдон зашелся мокрым кашлем.
- Будь прокляты твои предки, - Бастонь обернулся и сплюнул. – Если ты не расскажешь мне то, что мне нужно знать, я позволю себе войти во вкус. Поверь, тебе это не нужно. Поднимите его! – рявкнул он остальным.
Громилы снова натянули веревки. Линдону едва не пришлось встать на цыпочки, и он зашипел от нестерпимой боли.
Бастонь отошел к пласталевому столу, стоявшему впритык к западной стене, и открыл черный чемодан. Он с некоторым отвращением осмотрел содержимое чемодана и негромко заговорил, как будто с самим собой.
Небольшая I-образная булавка на его воротнике уловила его слова:
- Милорд, мне кажется, что традиционные методы убеждения завели нас в тупик. Ордос обучил его на высшем уровне. Я не смогу его расколоть, не прибегая к решительным мерам.
Второй голос – спокойный и ничего не выражающий – откликнулся через крохотную вокс-бусину в левом ухе Бастоня.
- Чего и следовало ожидать. Пора сдвинуть дело с мертвой точки. Пусть Сартуций попробует еще раз. После этого – и только после этого – используйте одного из червей.
Бастонь помрачнел. В чемодане, в прозрачном цилиндре из усиленного пермагласса, шевелились и переплетались друг с другом несколько скользких пурпурных червяков.
Бастонь обернулся на фигуру в балахоне, сгорбившуюся в углу на деревянном табурете, стиснув пальцы, распространяя вокруг тяжелую ауру, присущую всем тем, кого называли одаренными. Длинный деревянный посох псайкера стоял рядом, прислоненный к стене. > - Подъем, ведьмокровка!
Человек в балахоне что-то недовольно пробурчал, но взял свой посох в руку и медленно встал с табурета. Свободной рукой он откинул капюшон, обнажая мертвенно-бледное лицо, изборожденное морщинами. Сквозь его полупрозрачную кожу виднелись бледно-синие сети вен, растянувшихся по всему телу. В лбу над переносицей алела яркая татуировка схолы, которая обучила его управлять своим гнусным даром, а затем направила на службу ордосу.
Поравнаявшись с Бастонем, псайкер на мгновение остановился.
- Это бесполезно, агент. Я вам уже говорил. Он слишком хорошо защищен. Если бы дело было только в татуировках, мы бы попросту освежевали его. Но если сломать обереги на его позвоночнике, на черепе… Он умрет раньше, чем я успею…
- Делай, как приказывает его милость, - огрызнулся Бастонь. Он даже не давал себе труда скрывать свою неприязнь к псайкеру. – И давай побыстрее. А иначе какой от тебя прок? – он указал на червяков в колбе. – Если ты не справишься, придется прибегнуть к последнему средству. Хроно тикает. Нам скоро нужно будет уходить отсюда.
Сартуций нахмурился, но подошел и встал прямо перед Линдоном. Подняв правую руку, он растопырил пальцы, зажал несколько точек на голове узника, и начал напевать мантру, низко и монотонно.
Линдон попытался отвернуться, но ему не хватило сил. Пальцы псайкера удержали его.
Солнечный свет в помещении замерцал и как будто поблек.
Кожу всех, кто стоял там, облизнул холодок.
Стены словно раздвинулись, когда воздух наполнила неестественная сила.
Бастонь наблюдал за ними, прислонившись спиной к стене, стоя так далеко, как только позволяли размеры комнаты. Громилы в масках отвели глаза. Им не нравилось стоять рядом с санкционированным псайкером, особенно когда он использовал свой богомерзкий дар.
Бледную, лысую голову Сартуция покрыли капельки пота. Бастонь заметил, как сжались зубы псайкера, и как его трясло, пока он прикладывал все больше и больше неземной силы. Бастоню показалось, что птичьи ребра этого доходяги вот-вот треснут и его тело согнется пополам. Кровь заструилась у псайкера из носа и уголков глаз, его пение стало громче и выше…
А затем оборвалось.
Сартуций отрывисто вскрикнул и шарахнулся прочь, спотыкаясь об собственные одежды. Он с трудом удержал равновесие, опершись на посох, и, тяжело дыша и обливаясь потом, побрел обратно в свой угол. Он вытер кровавые дорожки на лице и шее длинным рукавом хлопкового одеяния и, отдышавшись, зашипел на Бастоня:
- Будь ты проклят, недоумок, я уже сказал – я больше ничего не смогу сделать! Обереги слишком сильные!
- Если его милость велит тебе постараться, так старайся как следует, мать твою! – огрызнулся агент.
Но Сартуций действительно старался, и было ясно, что резчик по кости, нанятый Эпсилон, поработал над ее агентом слишком хорошо.
Оставался последний способ.
Бастонь запустил руку в чемодан и вытащил оттуда цилиндр. Он с осторожностью откинул пальцем крышку, и с помощью тонких металлических щипчиков извлек одну из извивавшихся тварей.
Ротовое отверстие червя тут же распахнулось, обнажая алые реснички, и те зашевелились, ощупывая воздух в поисках живой плоти. У основания ресничек Бастонь разглядел крохотный черный клюв, способный прогрызть кость.
Ради всех святых, как же он ненавидел эти штуки!
Закрыв крышку, Бастонь убрал цилиндр с червями обратно в чемодан. Отведя руку с щипчиками как можно дальше, он пересек комнату и подошел к измученному пленнику.
Остановившись в метре от Линдона, Бастонь осторожно поднес червя к его лицу. Почуяв близость живого носителя, червь отчаяннее зашевелил ресничками, забился, тщетно пытаясь вырваться из своих пласталевых оков.
- Ты знаешь, что это такое, - негромко и расстроенно проговорил Бастонь. Он не спрашивал, а утверждал.
Его сожаление было искренним. Честно говоря, он не хотел этого делать. Линдон вынудил его, и ради чего? В конечном итоге ордос всегда получает то, что нужно.
Узник поднял налитые кровью глаза, шевельнув посиневшей и отекшей бровью, и увидел извивающегося червя в нескольких дюймах от собственного лица.
Он в ужасе отшатнулся, бессильно дернувшись в путах. Стоявшие рядом громилы натянули веревки, удерживая пленника на месте, и мышцы их рук напряглись, становясь похожими на пласталевые кабели.
Линдон знал, что это за существо. Семь лет назад ему пришлось использовать одну такую тварь, и все семь лет он тщетно пытался забыть о том дне.
- Не надо, - выдохнул он. – Эпсилон по-прежнему служит ордосу. Я служу ордосу. Я не могу сказать тебе то, что ты хочешь узнать. Но прошу тебя, поверь… Пожалуйста… Просто… не делай этого.
Бастонь с абсолютно искренней неохотой поднес червя поближе к лицу Линдона.
- У меня приказ, агент. Ордос должен знать, почему она перестала выходить на связь. Мне нужно ее местоположение. Дай мне повод отказаться от таких мер, пока не стало слишком поздно.
Линдон и сам отчаянно желал заговорить. Он уже подбирал слова, которые можно было произнести и избежать такой страшной судьбы. Червь привел бы его к участи пострашнее смерти – его ждало медленное и мучительное погружение в безумие, растворение разума. Как только червь проникнет внутрь, остановить его будет невозможно.
И все же, как бы страстно он не хотел избежать такой судьбы, он не посмеет – не сумеет – предать доверие ее милости. Раскрытие Эпсилон было гораздо важнее, чем жизнь любого человека. Вероятность того, что Аль-Рашак был не просто легендой, что его можно было найти и использовать… Это стоило целого множества жизней таких, как Линдон.
Это могло изменить все.
И потому Линдон придержал язык и приготовился к агонии разрушаемого разума, которая будет длиться всю его оставшуюся жизнь.
II
Халук недовольно скривил загорелое лицо, оскалив белые зубы.
Вокруг него царила сплошная ересь.
Неверные собаки. Предатели. Мразь, возлюбившая ксеносов!
Он проталкивался сквозь них, распихивал локтями, едва не сбив с ног одного или двух. Никаких притворных извинений. Эти люди забыли о своем долге. Бог-Император человечества не для того страдал от невообразимых мучений последние десять тысяч лет, чтобы человек и ксенос жили вместе.
Большинство тихонитов – городских, как думалось Халуку, - отринули Имперское кредо, страстно желая получить все, что предлагали эти нечестивые поги(1).
Уже почти три десятилетия эта планета входила в состав владения т’ау. С самого первого дня большинство тихонитов считало синекожих спасителями и братьями. Но древние племена хранили верность Империуму, не позволяя сбить себя с толку.
Кто-то толкнул Халука в спину. Затем последовал толчок слева и короткие извинения. Как же здесь, в столице, суматошно! Столько народу… И шум, бесконечный гул голосов, разговоры, рев животных, нагруженных товарами…
Совсем не так, как в тихом убежище далеко на севере, населенном духами и пропитанном дождями.
Базар, через который шел Халук, представлял собой лабиринт затянутых тентами улиц и маленьких торговых площадей, переполненных людьми в ярких одеждах, торговавшихся из-за качества и количества. Здесь были крупы и специи, фрукты и солонина, даже официально разрешенные наркотики в виде необработанных листьев.
Женщин здесь, конечно, не было – им запрещалось заходить на рынок. С самого начала торговли на Тихонисе рынки были исключительно мужским местом. Считалось, что женщины приносят сюда неудачу. В их присутствии переговоры проваливались бы, партнерства распадались, соглашения трещали по швам. Весь бизнес развалился бы навеки. Завидев хотя бы одну женщину, даже маленькую девочку, суеверные торговцы поднимали руки к небу, заходились грубой бранью и закрывали свои магазины на весь день.
Халук был рад тому, что хотя бы некоторые вещи не меняются.
Впрочем, радоваться ему пришлось недолго. Несмотря на то, что на рынке не было женщин, в толпе виднелись и другие, кому не следовало тут находиться. Среди торговцев и покупателей виднелось множество чужаков. Некоторые из них были так называемыми «интегрированными расами» - самыми разнообразными и причудливыми существами с далеких миров, подчинившихся власти надменных т’ау.
Больше всего среди них было самих т’ау. Водная каста. Торговцы и коммерсанты.
Синекожие собаки!
Будучи ниже своих коллег-людей, они легко терялись в плотной толпе. Но время от времени в бурлящем море покупателей возникали просветы, и тогда Халук замечал худых и гибких синекожих ублюдков, увешанных высокотехнологичными аксессуарами и сверкающими жетонами, показывавшими их статус. Халук скривился от отвращения. Головы, лишенные ушей и волос, лица без носов, четырехпалые руки… Как же он их презирал!
Незаметно наблюдая за погом-торговцем с особенно темной синей кожей, Халук невольно задумался, как эти твари вообще торгуют – как они умудряются говорить, двигаться и шевелить руками насколько по-человечески? Они, казалось, вовсе не прикладывали к этому никаких усилий.
Было ли это их подражание сознательным? Хитрый трюк, чтобы поменьше казаться чужаками и влиться в человеческое общество?
Умышленные или нет, но их жесты и слова не могли обмануть Халука. Он видел сквозь их маски. Голос Песков не ошибся в своем выборе. Сердце Халука не знало мягкости, а разум не поддавался лжи. Они не смогут сбить его с намеченного пути.
Торговец т’ау что-то показал рукой троим покупателям, с которыми беседовал, и они все зашлись хохотом – теплым, искренним и дружелюбным. Халук отвернулся, не в силах больше смотреть на это.
Эти люди братаются с убийцами. Разве они не знают о наших страданиях?
Он направился дальше. Вокруг него из руки гуляли деньги, несмолкаемый гул бесед и переговоров перемежался спорами и звоном монет. Здесь, в Чу’сут Ка, западной столице – до вторжения просто Чусук, - имперские деньги заменили ромбовидные диски из странного сплава, легкие, но необычайно прочные.
Деньги т’ау. Законы т’ау. Культура т’ау.
Они замарали все.
Не так обстояли дела на непокорных Северных Территориях, так называемых Затопленных Землях, где вырос Халук. Там люди по-прежнему использовали имперский дукат и сантим, монеты с гордым двуглавым орлом – аквилой Империума Человечества.
Когда расплата свершится, все люди снова будут пользоваться дукатами и сантимами.
Столько всего нужно было исправить – но со временем все будет исправлено.
Видения Голоса Песков были яркими. Мечта лояльных племен станет однажды явью.
Но я этого уже не увижу, подумал Халук. Но есть цена, которую платят все мученики. Моя награда будет ждать меня в загробной жизни.
Он шел вперед, не опуская взгляда. Со всех сторон от разноцветных палаток доносились призывы, торговцы объявляли сегодняшние цены, но Халук пришел сюда не за покупками. Он был харкином, святым воином, выполнявшим священную миссию. Здесь, среди толп неверных, он скрывался у всех на виду, дожидаясь своего часа – но для тех, кто сновал вокруг, он был еще одним обычным местным жителем в обычном месте и в обычный день.
Жизненно важно было не привлекать внимания. Если забраться на башню слишком рано, то есть риск, что его заметят наблюдательные дроны т’ау. Халук поднял глаза к темно-синему небу, видневшемуся сквозь просветы между рыночными навесами. Смертоносных машин отсюда было не видно, но они постоянно были здесь, с жужжанием носились над городом, высматривая редкие признаки беспорядков.
Как же Халук ненавидел дроны! Смерть от рук безмозглой машины пятнала позором душу мужчины. Такой конец не годился для харкина. Халук боялся ее, этой недостойной смерти. Что бы ни случилось, он не позволит машине забрать его жизнь сегодня.
Он остановился у одного из прилавков, притворяясь, что его заинтересовала пара башмаков ручной работы, сделанная на старый манер. Он сделал вид, что раздумывает над покупкой, и в этот момент понял, что хочет пить.
Здесь так сухо летом. Совсем не так, как на севере. Это хорошо. Планета стремится вернутся во времена великих пустынь. Она утомилась, задушенная всей этой зеленью и синевой, которую насаждают здесь поги. Мы поможем ей сбросить их. И вскоре она снова засияет золотом бескрайних песков, и наш жизненный уклад восстановится.
Для этого потребуется полностью обратить всепланетный инженерный проект синекожих. Их огромные машины придется изучить и перезагрузить. От простого их уничтожения народам Ишту и Кашту будет теперь мало толка. Как понимал это Халук, нарушилось равновесие, и новые погодные системы стали теперь более-менее самостоятельными.
Т’ау понадобились столетия, чтобы превратить этот некогда пустынный мир в агропромышленного гиганта, снабжающего пищей миры в десятках других покоренных систем. Эта перемена полностью уничтожила старые сообщества пустынников и их древнюю, благородную культуру, разогнав их далеко на север и на юн, где больше никто не селился.
Они должны были закончить свою работу, но не закончили. И мы заставим их пожалеть об этом.
Изначальные племена тихонитов прекрасно приспособились к пустынной жизни – жизни, которая постоянно испытывала на прочность любое живое существо. Она сделала мужчин сильными и выносливыми. Легкая жизнь делает мужчин жирными и бесполезными. Она расхолаживает. Весь окружающий Халука рынок прекрасно это иллюстрировал.
Наверху он заметил троих высоких, широкоплечих мужчин в коричневой униформе. Они шли вперед, рассекая толпу, как корабль – волны, и торговцы инстинктивно расступались перед ними.
У них были стаб-ружья и знаки отличия, сверкавшие в случайных лучах солнца.
ИВБ. Интегрированные войска безопасности.
Люди, посвятившие себя военной службе т'ау.
Халук посторонился, отворачиваясь, и принялся торговаться с продавцом продуктов за охлажденный уанур – сладкий фиолетовый фрукт, растущей в более умеренном среднесеверном климате.
Офицеры ИВБ прошли мимо, не обратив на него внимания.
Халук пожалел, что у его нет оружия. Он представил, как подкрался бы к офицерам со спины с отравленным клинком, и убил всех троих быстрее, чем они успели бы оглянуться. Голос Песков и старейшины Кашту убедили его не брать с собой оружия. Мудрое решение.
ИВБ помогали касте огня т’ау изгнать его народ, вытеснить их с родных земель. Их единственным вариантом оставался дальний север. Халук видел видеозаписи, видел, как люди вырезали других людей по приказу погов. Его народ сражался отчаянно, но тогда ему еще не хватало опыта и знаний о том, как сражаться с высокоразвитым и хорошо организованным противником.
- Ну? – позвал щекастый торговец, развалившись на шелковых подушках. – Что скажешь?
- У меня неожиданно пропал аппетит, - ответил Халук, и, развернувшись, ушел.
Торговец пробормотал ему в спину проклятие.
Солнце ползло по небу, а народу на рынке все не убавлялось. Халуку пришлось поработать локтями, чтобы пройти сквозь толпу шумных мужчин в ярко-оранжевых, желтых и красных одеждах, торговавших специями. Он задел одного из них плечом, и мужчина остановился и обернулся, явно собираясь потребовать у Халука извинений. Это был крупный человек, хорошо откормленный и хорошо обеспеченный, судя по тому, сколько на нем было золота. Он, похоже, привык к уважению, но если он думал, что сумеет запугать Халука этим суровым взглядом, то сильно ошибался. Халук уставился на него в ответ острым и ледяным взглядом, мрачным, как грозовая туча.
Под взглядом пустынника торговец резко растерял всю свою храбрость. Он без слов отступил, отвернулся и ушел вместе с остальными товарищами. Халук услышал, как торговец сказал остальным на ходу:
- Это какой-то сумасшедший.
Свиньи! Здесь, в столице, их жизнь была такой легкой! Их дети не умирали от гнили в легких. Болотные охотники никогда не крали их девушек, пока те собирали еду. К ним не приходили патрули круутов, убивая всех, кто попадался под руку.
Здесь безопасность, здоровье и достаток давались каждому – нужно лишь преклонить колено перед чужаками, отвернуться от правды и забыть, что сама жизнь есть дар Бога-Императора. Нужно лишь отвернуться от Его света и принять власть ксеносов.
Склониться перед мудростью щедростью Аун.
Халук незаметно сложил пальцы в проклинающий жест.
Жизнь не должна быть легкой. Император не для того обрек себя на вечные страдания, чтобы эти неблагодарные люди могли жить, не зная лишений.
Император хотел, чтобы люди были сильными. Иначе как они смогут выжить в галактике, полной жестоких и смертоносных чудовищ?
При всех их разговорах о Высшем Благе, их возлюбленном чужацком кредо, т’ау все равно оставались расой завоевателей, и точно так же жаждали власти, любой ценой стремясь расширить свои земли. А если люди сопротивлялись, т’ау разжигали войну.
Ненавидеть ксеносов Халука научила его мать, Галта. Она часто читала записи речей Голоса Халуку и его братьям и сестрам перед сном.
Отца у них не было. Только изображения. Мужа Галты убили во время разведывательной вылазки незадолго до того, как Халук родился.
Халук засыпал, мечтая стать великим героем своего народа. И в его снах человек со снимков говорил с ним о чести и славе.
Даже в шесть лет он просыпался, горящий желанием учиться.
Воодушевленная пылом, который вызывали у Халука записи, мать попросила некоторых старейшин обучить его по книгам Имперского кредо. К двенадцати годам Халук мог дословно цитировать около семь сотен высказываний из трудов нескольких знаменитых имперских святых и великих экклезиархов. Как же она гордилась им тогда! Она надеялась, что однажды он войдет в Министорум, но для этого необходимо было вышвырнуть с Тихониса узурпаторов. Даже самые оптимистично настроенные и твердые в своей вере соплеменники не считали такой исход вероятным. И потому, когда Халуку исполнилось девятнадцать, и он вырос в крепкого, стройного и мускулистого мужчину, каким был и его покойный отец, мать дала ему свое благословление и разрешение присоединиться к святому воинству. Сам Голос Песков пришел, чтобы провести церемонию посвящения, разделить никту, связующий наркотик, и взять с юноши кровавые клятвы.
В тот день Халук стал харкином, и так начался его путь к величайшей славе.
Пробираясь через базарную толчею к востоку, Халук вспоминал, как по щекам его матери текли слезы, как мешалась в них гордость и скорбь.
Харкинам не суждено было мирно умирать в своей постели. И потому не будет у него матери внуков, чтобы утереть ей слезы, когда она услышит вести о его успехах – лишь осознание того, что ее старший сын будет вечно жить в теплом сиянии Великого Спасителя, и вкушать плоды Его Благодатных Садов. Ей оставалось лишь это осознание – и надежда, что младший брат Халука Фарид не последует по тому же пути.
Ей не суждено было узнать об этом при жизни.
Она была на юго-востоке, в мангровых зарослях, вместе с другими собирательницами еды, когда их засек патруль круутов. Клювоголовые убили их без всякой жалости. Они не брали пленников. Они наслаждались кровопролитием.
Когда останки Галты вернули в селение, Фарид рухнул на колени, заходясь рыданиями. Ее убил точный выстрел в голову, но с костей содрали большую часть плоти. Видно было, что здесь потрудились большие и острые клювы.
Крууты, как известно, поедали плоть тех, кого убивали.
Халук не плакал. Харкины льют следы только из-за боли Бога-Императора. Вместо этого он произнес молитву, чтобы путь духа матери был быстрым и легким, а затем укрепил свое сердце и с новыми силами взялся за выполнение секретной миссии, возложенной на него Голосом Песков.
Здесь, в рыночной толпе, где в горячем воздухе разливались резкие, мелодичные птичьи трели, болезненные воспоминания поблекли.
Кьянтилей, небольших птиц, которых тихониты приручили с незапамятных времен, специально приучали петь по времени. Разливавшийся в воздухе крик отмечал второй дчас после полудня. Это был тот самый знак, которого дожидался Халук. Протолкнувшись мимо группки мужчин, торгующихся за мешки с рисом-саятри, Халук свернул в переулок, который вел на широкую, освещенную солнцем площадь, откуда начиналась главная дорога во Внутренние Районы.
Здесь уже начали появляться облаченные в бежевую броню фигуры – на углах садов, раскинувшихся на крышах, на террасах, тянущихся вдоль дороги.
Войска безопасности т’ау.
Они наблюдали сверху за улицами, сжимая рукояти длинноствольного энергетического оружия. Халук уже видел, каким точным и смертоносным оно может быть.
Он ощутил, как его сердце заколотилось сильнее, а дыхание сбилось. Долгожданный момент почти настал.
Он свернул налево и пошел на север по узкой улочке, тянущейся параллельно главной дороге. Теперь он был единственным, кто направлялся в ту сторону – по толпе разлетелся слух, что процессия приближается, и рыночная площадь опустела. Все поспешили к главной дороге, охваченные желанием увидеть возвращение самого старшего военного командира Тихониса.
Расталкивая толпу плечами, Халук свернул направо, в узкий проход. В самом конце он обнаружил то, что искал – металлические ворота, у которых на одной из рукоятей был привязал лоскут красной ткани, служивший знаком. Ворота были не заперты. Халук толкнул створки, и старые петли заскрипели. Он прошел внутрь, закрыл ворота за собой и проскользнул в прохладную тень между колоннами.
В самом конце коридора обнаружился проем, ведущий в минарет, и Халук начал подниматься по старой спиральной лестнице, вырезанной из песчаника. Здесь было тихо и прохладно.
Халук не успел пройти и десяти метров. Он запоздало спохватился, услышав, как кто-то торопливо спускается ему навстречу.
Он замер. Лестница была узкой. Ни одного укрытия.
Неожиданно перед ним возникла фигура в темно-коричневых одеждах ИВБ, выскочившая из-за поворота. Промелькнула тень, следом раздался приказ остановиться.
Кровь застыла у Халука в жилах.
Он посмотрел на дуло поднятого стаббера.
Нет. Это неправильно.
Его уверяли, что здесь никого не будет.
Что путь расчищен.
III
Толстые стены из усиленного пласталью скалобетона заглушали отчаянные мольбы Линдона.
Он не боялся смерти самой по себе. Никогда не боялся. Он хорошо служил все эти годы. Он верил в Имперское кредо. Но то, какой именно смертью он умрет, и то, как эта смерть скажется на работе Эпсилон… вот это пугало по-настоящему. Он и подумать не мог, что из всего миллиарда возможных смертей, которые могли ожидать полевого агента Ордо Ксенос, его будет ждать именно эта.
Синовермус проникнет в его носовую полость, выделяя по пути слизь с мощным психотропным эффектом – и эта слизь катастрофически изменит для Линдона восприятие времени и постепенно уничтожит его волю. Секунды начнут казаться ему днями. Он перестанет контролировать собственный разум и станет куда сговорчивее. Внутренние барьеры спадут. А в это время червь будет жрать крохотной пастью его плоть, кости и нервы, чтобы добраться до вожделенной цели – мозжечка, - где отложит яйца и сдохнет.
И несмотря все душевные и физические травмы, которые останутся после путешествия червя через его мозг, Линдон еще будет жив к тому моменту, когда личинки вылупятся – они появятся почти сразу после того, как матка отложит яйца. Они начнут расти и питаться, и вот тут Линдону наступит конец. Но к тому времени Бастонь уже получит всю необходимую информацию, и Линдон умрет слабаком, подведшим своего куратора, выдавшим все известные ему тайны.
От осознания собственного бессилия на глазах Линдона выступили злые слезы, и он зашептал молитву Императору.
Бастонь сграбастал Линдона за отсыревшие от пота волосы, заставил его запрокинуть голову и зафиксировал, поднося червя к его носу. У Линдона не осталось сил сопротивляться. Бастонь двигался медленно, явно пытаясь дать ему еще один шанс, чтобы все рассказать и избежать этой ужасной участи. Но с губ Линдона слетали лишь кровь и молитвы.
В глубине души Бастонь не сомневался, что Линдон не сломается. Поменяйся они ролями, и Бастонь тоже избрал бы именно такой путь. Ордос требовал от своих агентов многого – и у него были на то причины.
Судьба Империума зависела от мужчин и женщин, готовых умереть за него.
С тяжелым сердцем Бастонь запустил червя Линдону в ноздрю.
Существо тут же растопырило реснички и попыталось уползти внутрь, поглубже в темный тоннель плоти. Бастонь не сразу отпустил его, и червь забился, стараясь вырваться из захвата пинцета.
Молитвы Линдона переросли в сдавленный вой сквозь сжатые зубы.
- Где Эпсилон?! – в отчаянии воскликнул Бастонь. – Где она?!
Линдон усилием воли задавил последние остатки инстинкта самосохранения.
Я не подведу вас, миледи. За Империум. За человечество. Найдите то, что ищете. Исправьте все. Пусть моя смерть не будет напрасной.
Выругавшись напоследок, Бастонь выпустил существо, и следующие несколько мгновений с благоговейным ужасом наблюдал, как мягкое, влажно блестящее тельце скрывается в ноздре обреченного агента.
Линдон зарычал, сжимая зубы крепче, его нос распух из-за червя, прогрызающего себе путь.
- Ты сам это с собой сделал, парень, - процедил Басотнь. – Не я. Ты сам!
Он с отвращением отшвырнул пинцет в стену, развернулся и отошел подальше. Ему совершенно не хотелось услышать, как крохотные черные челюсти начнут грызть кости.
Однако от этого звука его избавил другой, более громкий – позади что-то неожиданно грохнуло.
Бастонь обернулся и обнаружил, что Сартуций вскочил с табуретки. Глаза псайкера широко распахнулись, лицо закаменело от напряжения.
- Нас обнаружили, Бастонь! – выдохнул он. – Они знают, где мы!
Он еще не успел закончить, как из вокс-бусины в ухе Бастоня раздался голос его господина, резкий и хриплый: «Периметр прорван, агент. Ауспик-мониторы показывают многочисленные тепловые сигнатуры, приближающиеся к вашему местоположению. Беритесь за оружие. Они движутся быстро. Никого из вас не должны взять живыми!»
Бастоню не нужно было повторять дважды. Время вышло. Полевой отряд оппозиции обнаружил их. Значит, опять придется проливать кровь.
Он вытащил изящный, ладно сработанный «адский» пистолет из кобуры под пальто, и обернулся к остальным.
- У нас вот-вот появится компания. К оружию, живо!
Двое громил тут же выпустили веревки и бросились к контейнеру в углу.
«Вечно приходится все делать на бегу», - подумалось Бастоню, пока его люди готовились к обороне.
Допрос дошел до последней стадии, и если от него и будет все-таки какой-то толк, то именно в следующие несколько минут.
«Трон и все святые, ну дайте же мне еще чуть-чуть времени!»
Задыхающийся Линдон мешком рухнул на пол, его голова кружилась, каждая секунда для него начала растягиваться, наполняться агонией, сливаться в один бесконечный тоннель. Он дрожал и всхлипывал – червь уже добрался до первого препятствия на своем пути к мозжечку. Хруст и чавканье червя внутри казались ему самому оглушительными, но остальные его даже не услышали сквозь воцарившийся переполох.
Помощники Бастоня вытащили из контейнера два больших и тяжелых автоматических стаббера, и встали с ними наизготовку, взяв на прицел обе пласталевые двери.
Сартуций схватил посох и пристроился в углу. Он не владел боевым колдовством, но, может быть, ему удастся скрыться от чужих глаз и незаметно ускользнуть, если он сумеет заморочить нападавших, когда они ворвутся в помещение. Если они ворвутся. Двери из цельных пласталевых листов запирались надежно, но… Нет. Кого он пытался обмануть? Они не выстоят под напором штурмового отряда ордоса. Конечно же, нападавшие войдут сюда.
«Как же это все глупо», - с тоской подумал псайкер. – «Мы ведь носим один и тот же знак. Мы должны проливать кровь ксеносов, а не нашу собственную.»
Секунды медленно ползли одна за другой. В тишине, похожей на затишье перед бурей, воздух казался густым и тяжелым. Лучи палящего солнца словно ползли по полу. Все четверо участников допроса были так напряжены, что практически не слышали стонов и всхлипов того, кто корчился на полу.
- Сколько их? – спросил Бастонь у своего господина, но если его светлость и ответили что-то, то Бастонь этого уже не услышал, потому что в этот момент дверь выбило взрывом штурмовых снарядов. Та отлетела в скалобетонную стену, а крепления вывернуло из косяков.
От грохота взрывов у Бастоня зазвенело в ушах.
Помещение заволокло дымом и клубами пыли.
Бастонь с подручными вскинули оружие, готовые открыть огонь в любую секунду, но в дверях никого не было. Вместо этого сквозь проем послышалось хриплое контральто:
- Немедленно бросьте оружие! Лечь на землю лицом вниз! Приказом пресвятой Инквизиции Бога-Императора! Не сопротивляйтесь. Наша власть абсолютна. Не подчинитесь – умрете.
Никто из отряда не двигался, только Линдон, скукожившийся на полу, как ребенок, по-прежнему вздрагивал и всхлипывал.
- Я сам – агент пресвятой Инквизиции! – крикнул в ответ Бастонь. – Я здесь по прямому приказу лорда-инквизитора. Вы вмешиваетесь в операцию Ордо Ксенос девятого уровня. Немедленно покиньте этот район! Не пытайтесь войти в помещение, или мы начнем стрелять!
- Вы проводите несанкционированный допрос агента-союзника, - послышался прежний голос. – Мы не потерпим этого. Повторяю – бросьте оружие и лягте лицом на землю немедленно! Считаю до десяти. Если вы не подчинитесь, мы возьмем помещение штурмом, - и с этими словами голос начал отсчет.
Бастонь посмотрел на несчастного, лежавшего у его ног. Присев на корточки, он прижал дуло «адского» пистолета к виску Линдона. Когда штурмовой отряд оппозиционеров ворвется в помещение, Линдона нужно будет пристрелить немедленно. Конечно, сам Бастонь в этот момент будет уязвимым и неспособным отстреливаться от нападавших, но он никак не мог позволить Линдону угодить в их руки.
- Где Эпсилон? – прошипел он в последний раз. – Ты меня слышишь, Линдон? Где твоя клятая хозяйка?
Линдон, завывая от боли, продолжал корчиться на полу.
- Сартуций! – гаркнул Бастонь. – Последний шанс! Вскрывай ему башку! У нас всего несколько секунд, пока они не…
- Это не в моих силах! – огрызнулся псайкер. – Это убьет нас обоих!
- Да чтоб тебя, ведьмокровка! Попытайся это сделать, я приказываю! – дуло «адского» пистолета уставилось на Сартуция. – Или я сейчас эту стену твоими мозгами раскрашу!
Сартуций раздраженно зашипел, но спорить не стал – он понимал, что Бастонь не шутит. Подобравшись поближе, псайкер пристроился на корточках рядом со скукожившимся пленником.
«Башку вскрой», Трон его побери! Этот ублюдок не понимает, о чем просит, что ли? Даже если Сартуций не погибнет, грань между его собственной душой и душой пленника может навеки исчезнуть. Он может потерять себя, может стать кем-то другим, слиться с чужой личностью. Во имя святой Терры…
- Псайкер! – рявкнул Бастонь, и дуло его пистолета уткнулось Сартуцию в левый висок.
Сартуций сглотнул. Протянув руку, он ухватил пленника за голову, прикрыл глаза и собрал все оставшиеся у него силы.
Бастонь отступил назад, чтобы не висеть у псайкера над душой, но пистолет опускать не стал. Убедившись, что Сартуций все-таки начал делать, что приказано, агент перевел взгляд обратно на изуродованный дверной проем. А затем вокс-бусина в его ухе снова ожила, и вновь раздался голос его куратора: «Не должно остаться никаких улик, указывающих на мое участие в этой операции. Никаких».
Бастонь прекрасно понимал, что это значит.
- Будет сделано, милорд.
«Молись Богу-Императору, чтобы Он в последний раз даровал тебе Свою милость», - продолжил голос. – «И знай, что я глубоко чту твою жертву. Твоя служба была праведной. И награда за нее будет вечной».
- Ave Imperator, - откликнулся Бастонь. – Для меня было честью и привилегией служить вам, милорд.
Отсчет штурмового отряда, ждавшего снаружи, дошел до двух, затем до одного, а затем и до нуля. В проем швырнули четыре канистры, и из них с шипением пошел едкий зеленый газ. Он быстро заполнил всю комнату, добрался до каждого угла, и оборонявшиеся попадали на пол, извиваясь от боли, разлившейся по всему телу. Ощутив, как легкие начинает жечь, Бастонь пришел в бешенство. Он должен был догадаться, что оппозиционеры используют газ.
Сартуций рухнул рядом с Линдоном на колени, закрывая лицо рукавом, заходясь мокрым кашлем. Но его правая ладонь по-прежнему прижималась к голове пленника, и он не оставлял своих попыток вскрыть чужой разум. Его слепые глаза вспыхнули бледным психическим сиянием, озаряя в полумраке лицо.
От едкого газа у Бастоня слезились глаза, но ему показалось, что он разглядел что-то призрачное, что-то нереальное, расплывчатое, заструившееся из головы их пленника.
Сартуций закричал, и его тон и голос были абсолютно схожи с тоном и голосом умирающего Линдона, а затем из его рта, носа, глаз и ушей заструился призрачный, едва заметный свет.
А потом все неожиданно прекратилось, и измученный узник замер, замолк, отключился, как обесточенный механизм.
Он безвольно вытянулся, наконец-то обретя в смерти покой.
Сартуцию же покоя не было. Он отшатнулся прочь, худосочные мышцы закаменели, кожа натянулась, а лицо исказилось от чудовищных мучений. Колдовское пламя в его глазах погасло. А из ушей заструилась кровь.
Он тяжело рухнул на пол прямо под ноги Бастоню.
- А теперь скажи мне, что ты что-то нашел, колдун! – рявкнул тот.
Сартуций тяжело дышал, с трудом заглатывая воздух. Он умирал. Он ощущал, как жизнь уходит из его тела и знал, что впереди ждет только смерть. Как он и говорил, попытки взломать чужой разум сломали его. Он потратил слишком много сил. Его разум наводнили чужие голоса, они становились все громче и громче, заглушая друг друга, заглушая его собственный внутренний голос. Постепенно они заглушат и все остальное, и тогда он полностью потеряет собственную личность, а его душа погибнет в когтях того бессчетного множества чудовищ, тех нелюдей, что сейчас грызутся промеж себя за право завладеть им и воплотиться в мире людей.
Но до того, как это случится, прозвучало одно-единственное слово.
- Тихонис, - выдохнул он, уже почти не контролируя собственное тело. – Тихонис, - сумел он выдавить еще раз. – А теперь убей меня, тьма тебя раздери! Убей, пока не стало слишком поздно!
Бастонь услышал его, увидел, как слепые белые глаза полностью почернели, разглядел, как заострились и удлинились зубы, еще секунду назад бывшие человеческими. Он увидел, как на щеках псакейра раскрылись алые трещины от губ и до уха, как его рот распахнулся так широко, как никогда бы не раскрылась челюсть простого смертного. А язык, в два раза длиннее обычного, высунулся и задрожал в воздухе, как алая плеть, и до крови и мяса порезался об эти острые, вытянувшиеся зубы.
А из этой ужасающей пасти послышались голоса, десятки голосов – смеявшихся, рычащих и кричащих что-то на странных, древних языках.
Бастоня охватил ужас. Он едва понимал, что происходит у него перед глазами, но все же сумел поднять пистолет и прижать его к голове павшего псайкера.
- Святым именем Терры, - пробормотал он и нажал на спусковой крючок.
Пистолет в его руке дернулся. Голова псайкера исчезла в облаке раскаленного света. Тело рухнуло поперек трупа пленника, от обрубка шеи заструился дымок.
У Бастоня оставалась одна секунда. Его светлость еще не закрыл вокс-канал дальнего действия.
- Тихонис, милорд! Вы меня слышите? Она на Тихонисе!
Если на эти слова и пришел какой-то ответ, Бастонь его уже не расслышал. Он едва успел договорить, как в помещение вломились восемь вооруженных фигур в броне и респираторах, по четверо в каждую дверь. Рассредоточившись, они тут же выбили из рук обессиленных противников «адский» пистолет и тяжелые стабберы. Один из нападавших со всей силы ударил Бастоня в бок, и рухнул наземь, впечатавшись лицом в раскаленный скалобетон. Второй тут же прижал его спину коленом, не давая подняться.
Не прозвучало ни одного выстрела. Эти люди явно получили приказ взять всех живыми. Пленник нужны будут для допросов, чтобы понять, кто за ними стоит. И очень вероятно, что Бастоню и самому придет черед пообщаться с синовермусом. Будет ли он сопротивляться? Окажется ли таким же сильным и упрямым, как и Линдон?
Омикрон не мог позволить себе проверять эту теорию практикой.
И вдали от задымленного ангара прозвучал приказ.
На высокой орбите планеты корабль, скрытый от чужих глаз, выпустил металлический снаряд, и тот устремился к цели, оставляя за собой тонкий, белый росчерк на ярко-лазоревом полуденном небе.
А спустя двенадцать секунд целый квадратный километр западных трущоб Фалькары, северной столицы планеты Сирион, был полностью уничтожен.
После этого весь город еще несколько дней окутывали дым, пыль и пепел. И когда с юго-востока наконец-то подул ветерок, унося дымовую завесу прочь, выживших горожан охватили скорбь и растерянность. От домов, от лавок и от людей, которые раскрашивали район в разные цвета, которые наполняли его движением и шумом, остались только тлеющие угли и идеально ровная воронка в земле.
Это было неожиданное и непонятное нападение. Погибло около восьми тысяч человек. Расследование планетарных властей будет длиться не одно десятилетие, но правда так никогда и не всплывет. А те, кто сумеют приблизиться к ней, будут исчезать, пока, наконец, это событие не превратится в местную легенду.
И все это ради одного простого слова. Ради названия мелкой, захолустной планетки, которая уже перестала быть частью Империума Человечества.
- Тихонис… - пробормотал старый лорд-инквизитор.
Он поднялся с командного трона, не обращая внимания на скрип в суставах, приказал проложить курс череп варп, и покинул мостик, оставляя корабль на попечение капитана.
Пока он шагал в свои покои сквозь сумрачные каменные коридоры, инквизитор прокручивал сказанное в голове. Пламя настенных факелов плясало и извивалось, когда он проходил мимо.
- Почему Тихонис? Как тебя туда занесло?..
И почему именно сейчас?
IV
Халук с трудом сглотнул. Во рту у него резко пересохло.
Сердце бешено заколотилось.
Черное дуло оружия смотрело прямо ему в лицо, как будто собиралось сожрать.
Время потекло мучительно медленно.
Они стояли друг напротив друга – двое мужчин, один в гражданской одежде, террорист-смертник с севера, а второй…
Кто он? ИВБ? Предатель-тихонит, сотрудничающий с т’ау?
У этого человека было суровое лицо и светлые, почти стальные глаза. Он выглядел лет на десять постарше Халука, высокий и широкоплечий. Сотни таких же, как он, патрулировали столицу вместе с бойцами из касты огня.
Одно долгое мгновение они просто стояли и молча смотрели друг на друга, затаив дыхание. Нервы у обоих были напряжены до предела.
А затем незнакомец заговорил.
- Долго мы кровью питали пески, - его голос был низким и хриплым.
Халук выдохнул, расслабляя плечи. Он знал нужный ответ.
- И из этих песков, - ответил он, - проросли зерна правды и цели.
Мужчина опустил оружия.
Не ИВБ. Хаддайин. Диверсант. Верный слуга общего дела.
Но в любом случае, его уже не должно было здесь быть.
- Дроны только что закончили облет, - постучал он по металлическому значку тау на униформе. – Все, что они увидели – это бойца их охранного подразделения, стоявшего на посту до самой последней минуты. У тебя будет нужный задел.
Халук кивнул, гадая, кем был этот диверсант – уроженцем столицы, сочувствующим местным жителям, или выходцем из покорившихся племен. Все они – и Кашту, и Ишту, и те, кто родился в столице, - были смуглыми и черноволосыми. Различить их нельзя было никак. Найдись у него малейшие отличия, вроде характерных словечек или говора, и лазутчика бы казнили или отправили под арест. Служба хаддайина напрямую зависела от безукоризненной маскировки.
Халук уважал таких людей. Сам он знал, что его жгучая ненависть к погам никогда не позволит ему заниматься такой важной и сложной работой.
- Оружие дожидается тебя наверху, - сказал хаддайин. – Не промахнись.
- Я не промахнусь, - сама мысль об этом вызывала у Халука отвращение. – Но почему ты здесь? Меня не предупредили о тебе.
- Мы и в самом деле не должны были встречаться, - сознался хаддайин, помолчав. – Но я хотел оставить для тебя кое-что вместе с оружием. И поэтому задержался.
- Я не понимаю тебя.
- Шанс на жизнь, харкин. Я закрепил веревку на стене башни.
Халук нахмурился.
- Не обижайся, - продолжил хаддайин. – Я знаю, что ты готов отдать жизнь. Но если будешь достаточно быстрым… Ведь ты можешь еще неплохо послужить нашему делу, если останешься в живых, разве нет? Смертники – одноразовое оружие. Они мне всегда казались напрасной тратой ресурсов. А если у тебя будет шанс…
- Пустыня рассказала Голосу Песков о моем восхождении к славе.
- Голосу Песков… - мрачно протянул мужчина и пожал плечами. – Ну, значит, так тому и быть. Судьба.
Никто и никогда не сомневался в Голосе Песков, по крайней мере, не в присутствии харкина. Диверсант коротко поклонился ему и направился дальше по лестнице. Халук посторонился, пропуская его. Когда они поравнялись, хаддайин шепнул напоследок:
- Да сохранит тебя святой Сатра, харкин. Да проводит твою душу святой Исара. Я запомню твой подвиг и расскажу о нем миру.
Он зашагал по ступеням вниз и вскоре скрылся за поворотом, но его слова звучали у Халука в ушах до тех пор, пока тот не добрался до вершины минарета.
Значит, так тому и быть. Все уже предсказано. Моя судьба определена. Сегодня я умру.
Он полагал что готов, полагал, что смирился, и не сомневался, что в загробной жизни ему уготовано почетное место.
Но сейчас край его веры царапнули ледяные осколки сомнений. Постепенно его охватывал страх и животное желание выжить.
А как же выбор? А как же свобода воли? Халук не сомневался в Голосе Песков и его видениях, но… Что, если он прямо сейчас свернет с этого пути? Что будет с их общим делом? Мечты скольких людей зависят от его сегодняшнего поступка? Конечно, будущее не было простой игрой в чет и нечет. Конечно, успех всех последующих лет не зависит от одного сегодняшнего самопожертвования.
Выбравшись с лестницы на крышу, Халук оказался высоко над городом, укрытый от палящего солнца – и от случайных глаз наверху, - карнизом острой крыши. А вокруг раскинулось бескрайнее, ослепительно голубое небо, как будто покровом растянувшееся над всем миром. На восточной стороне парапета, с внутренней стороны зубцов из песчаника, Халук обнаружил ручную ракетницу. Он знал, что она припрятана там для него. Ракетница выглядела старым, ее корпус покрывали выбоины и царапины.
Одноразовое оружие. Как и он сам.
Так было предсказано.
Тьма раздери этого хаддайина и те сомнения, которые он всколыхнул в душе Халука.
Разве его выживание и впрямь будет иметь такое большое значение?
Нет. Голос Песков услышал бы об этом от пустыни. Он был оружием Бога-Императора на Тихонисе. Это благодаря его видениям и его власти иго чужаков будет сброшено с планеты. Сегодняшняя смерть Халука станет кирпичиком того моста, по которому его мир и его люди придут к освобождению. Ему уготовано место в истории.
Один выстрел.
Оружие обладало лазерной системой наведения, а значит, больше одного выстрела Халуку и не понадобится. Его обучение было обширным. Строгим. Изматывающим.
Он был полностью готов.
Ракета была заряжена на место, системы наведения готовы к работе, но, когда Халук наклонился, чтобы поднять оружие, ему неожиданно показалось, что он что-то забыл.
Он отошел на другой край площадки и обнаружил моток крепкой веревки, которую оставил для него сержант. Халук дотянулся до нее и подергал. Веревка оказалась накрепко привязана к пласталевой перекладине.
Халук недовольно взрыкнул, борясь с сомнениями.
Я должен был избавиться от них. Почему я все еще колеблюсь? Если я попытаюсь сбежать, я рискую угодить в плен живым.
Мысли о пленении он даже не допускал. Что синекожие смогут узнать у него? Какие ужасные методы допросов используют эти поги?
Харкинов готовили к смерти при исполнении долга, и их не учили сопротивляться допросам.
Халук проклял себя за минутную слабость и отошел прочь от веревки. Он решительно направился к своей огневой позиции. Оставались считанные секунды. Халук выглянул из-за угла, рассматривая улицу.
Там, в сорока метрах внизу, проспект уже наводнили люди, спешившие занять местечко поудобнее. Зрители высовывались и из каждого окна в каждом жилом бараке – в основном это были мальчики и мужчины, толкавшиеся, распихивающие друг друга локтями, кричавшие своим сестрам, женам и матерям, что отсюда видно лучше.
Диверсант сказал, что дроны закончили облет башен. Без сомнения, сейчас они пристроились на нижних крышах, и их пушки и сканеры таращатся во все стороны, выискивая потенциального противника.
Хаолук отчаянно выругался, не отводя взгляда от проспекта.
Воздух постепенно наполнился зловещим гулом чужацких двигателей. Штурмовые корабли т’ау хлынули на проспект с каждого перекрестка, с каждого причала, зависли в метре от земли, а затем, как огромные жуки, поползли на заранее обозначенные позиции. Их пушки шевелились, держа на прицеле разноцветную толпу зевак.
«Полюбуйтесь», - подумал Халук. – «Всем, кто склонился перед Т’ау’ва, даруют безопасность и процветание. Но не доверяют.»
Войска безопасности выстроились в длинные шеренги с обеих сторон дороги, лицами к толпе, держа оружие наготове. Халук с отвращением заметил, сколько среди них было людей, с гордостью прижимавших оружие к груди, прямо-таки лучившихся желанием убить любого собрата, представляющего угрозу их хозяевам-т’ау.
Глядя вниз, на жаждущую зрелища толпу, на сдерживающие ее войска безопасности, Халук чувствовал, как его засасывает водоворот важных событий, грозящих перевернуть в будущем весь мир.
Далеко в начале проспекта сквозь жару и пыль показались наземные машины, и странный гул их двигателей слился с гулом остальных. И от этого гула в груди у Халука отдавалась непонятная вибрация.
Первыми шел отряд авангарда – юркие глиссеры с открытыми кабинами. Затем – два тяжелых транспортных грузовика, щетинящиеся дулами пушек и ракетными батареями. Они чем-то напоминали океанских хищников, их корпуса из металла и усовершенствованной керамики изгибались и шевелились, как живые.
А затем, наконец, Халук увидел и свою цель, транспортник, который он так долго изучал на пиктах и видео, запоминал с точностью до детали за все долгие недели подготовки.
Это был личный транспорт синекожего ублюдка, больше всех виновного в множестве смертей Ишту и Кашту на Тихонисе.
Командор Ледяная Волна.
Каждый мускул Халука напрягся.
В тот момент то, что так долго занимало все его мысли, наконец-то оказалось у него перед глазами, отвратительно реальное.
Окруженный грузовиками почетной гвардии, он ехал по проспекту – тяжелый, бронированный армейский транспортник, и знаки отличия на нем рассказывали о полководце, которому он принадлежал.
Дождавшись, пока транспортник подойдет поближе, Халук вскинул гранатомет на плечо. Тот оказался неимоверно тяжелым. Халук повозился, пытаясь отыскать позу поудобнее – насколько это вообще было возможно.
Толпа внизу притихла, замерла, и над проспектом повисло благоговейное, уважительное молчание. Никаких криков, никаких рукоплесканий – т’ау считали шумное проявление эмоций дурным тоном.
Верховный командующий касты огня провел на юге многие месяцы. Он всегда избегал излишнего внимания, и о его перемещениях, как правило, редко становилось известно широкой публике. Но Голос Песков узнал об этом. Задолго до того, как об этом объявили с утра по тихонитским системам оповещения, Голос Песков узнал, каким путем, в какой день и час будет проезжать Ледяная Волна.
И хватило бы одного-единственного харкина, чтобы нанести врагу болезненный удар.
Момент настал.
Бронированная «Манта» Ледяной Волны оказалась на расстоянии выстрела.
Авторские примечания:
1. Пог (ед. ч) – сокращенное от «погио» - клубневый овощ синего цвета, очень дешевый и очень питательный, основная пища человеческого населения Тихониса. У народа Кашту - презрительное название т’ау.
