3885
правок
Изменения
Нет описания правки
{{В процессе
|Сейчас =4345
|Всего =116
}}
– Об этом судачат везде. Он встает, брат. Он встает с Трона, чтобы биться вместе с нами. Час ''пробил.''
===2: XII===
Конец времен
Мне нужна пара мгновений, чтобы встать ровно. Будь проклята моя смертная оболочка, но я стар, и я устал. Я даже подумываю посидеть еще пару секунд, чтобы дать отдых старым костям, но это будет выглядеть как слабость. Он не должен считать меня слабым. Он не сможет доверять мне, если решит, что я слаб.
И все же, вздымающийся прилив имматериума клокочет и опаляет мою душу. Я чувствую, как повелитель борется, корректируя и подправляя, переделывая незримое, возводя и укрепляя плотины и дамбы из псайканической силы, открывая психомантические водоотводы и желоба, чтобы ослабить нарастающее давление.
Все, находящееся в огромном зале Золотого Трона, постепенно приходит в беспокойство. Астропаты стонут и дергаются, терзаемые незваными сновидениями, онейростанки дымятся от слишком быстрого вращения. Прорицатели рыдают и стенают, кровь льется из ртов и ушей прогностипракторов. Машины индифферентности грохочут на своих платформах, археотеховые вентили плюются желто-зелеными искрами. Что за новая волна бушует среди потоков Паутины? Ее сдерживание требует постоянных, четко выверенных усилий. Любопытно… буду ли я хоть немного готов к этому, когда настанет мой черед? Буду ли…
Еще одна волна. Я чувствую, как Трон охает, содрогаясь и сдерживая поток эмпиреев, изо всех сил напрягая усилители и стазис-узлы. В чем причина этих новых возмущений?
Мой разум обращается ввысь. Несравненная Терра все глубже погружается в пространственную рану, нанесенную Хорусом. Едкий ореол окружил ее целиком, так что теперь она напоминает огромное, воспаленное око. Нефелосфера пылает черным огнем, словно лепестки чудовищного ядовитого цветка, по всему Царству Сол сверкают разряды ужасных молний, длиной в миллионы километров. Силы двух вселенных, космических противоположностей, смешиваются и сплетаются наперекор абсолютным законам космологии. Варп и реальность поглощают друг друга, галактики-каннибалы принимаются есть, поглощать, уничтожать друг друга. Разумеется, эмпиреи победят, ибо они жестоки и голодны, а наша холодная, звездная пустота – нет.
И там, в вышине, за нами наблюдает его невероятно мстительный дух. В отличие от всех остальных судов в этом флоте-убийце, кружащем над Террой словно стая стервятников, он беззащитен. Его щиты по-прежнему опущены. Он обнажен, откровенно и бесстыдно.
Угроза, приглашение, соблазнительное обещание. Он думает, что провоцирует нас на роковую ошибку. Вот только это вовсе не его идея. Этот план придумала ''стоящая за ним'' четверка, четверо анагогических уничтожителей, покровительствующих ему. Ему отведена всего лишь роль их беспокойного сосуда. Четверка позволяет ему верить, будто все это его личный тактический гамбит, вызов, от которого мой повелитель и властелин не сможет отказаться.
Хорус Луперкаль принимает это. Он жаждет признания и триумфа. Первый найденыш моего владыки всегда был таким нетерпеливым. Он грубо и прямолинейно демонстрирует нам ловушку, которую думает, что расставил сам, и манит нас пальцем. Что ж, некогда прекрасный сын, капризное дитя-изменник, это и в самом деле ловушка, но не для твоего отца. Своей гордыней и самоуверенностью, отравленный мощью, которую столь необдуманно испил, ты сам обрек себя на погибель.
Выходит, причина в ''нем''? Из-за этого непристойного, бесстыдно оголенного флагмана варп так внезапно возбудился, заставляя нерожденных вопить и бесноваться в нетерпении? Из-за него ночные твари на горящих улицах Доминионов тараторят и ликуют? Из-за него ревет Паутина? Наверное, так и есть. Весь демонический род трясется, истекая слюной, предвкушая грядущий миг и…
Нет. Нет, дело не в нем. Тут что-то другое. Я чувствую этот ритм, особый рисунок, характерные завихрения нематериальной бури под рабочим кабинетом моего повелителя. Невозможно. Ведь еще рано? И все же…
Внутри моего разума он говорит мне держаться крепче.
Я чувствую, как он мгновенно берет управление, используя все свое мастерство манипуляции беспокойными океанами вечности. Обереги и клаксоны завывают в автоматическом режиме. Процессия оружейников останавливается, беспокойно озираясь по сторонам. Кустодии становятся наизготовку, подняв копья. Сестры обнажают клинки и свои анти-души. Конклавы Консиллиума Аднектор мечутся туда-сюда, перенаправляя энергию, восстанавливая динамические соединения. Свет огромных электрофакелов, подвешенных вдоль потолка над нефом, мерцает и тускнеет. Сотня веков духовных учений и практик направляет его руку.
Мой повелитель и властелин открывает дверь в Паутину.
Оттуда изливается иссушающий свет, опаляя каменные плиты и покрывая аурамитовые установки фульгуритовой сажей. Одной своей волей, владыка сдерживает эфир достаточно долго, чтобы из двери вышла фигура. Затем, как только его воля угасает, он вновь закрывает дверь, защелкивает телестетические замки, задвигает запоры, выкованные из тяжелых металлов белых карликов, вновь включает подавители и восстанавливает обереги.
Свет гаснет. Пол перед Золотым Троном запачкан эктоплазменной жидкостью, залит лужами дымящейся слизи и отходов. Угловатые и полупрозрачные твари из ниоткуда, побочные организмы из глубин варпа извиваются и дрожат, падают и задыхаются, неспоcобные выжить в мире, для которого не были созданы. Они умирают и разлагаются в свете Тронного зала, не оставляя после себя ничего, кроме гнойных лужиц и остаточного запах гнили.
И посреди этих брызг биоорганической эмульсии, целый и невредимый стоит он. Едкие испарения Паутины поднимаются с его плеч, словно белый дым.
Вулкан. Сын Прометея.
Я поражен не меньше всех собравшихся здесь. При виде него меня наполняет радость, но вместе с нею и ужас. Когда мой разум в последний раз касался его, он был в часах пути отсюда, пробираясь сквозь психопластические коридоры в облике живого мертвеца. Я сомневался, что он вернется прежде, чем его отец покинет Тронный зал.
– Мой владыка-отец, – произносит он низким голосом, рокочущим, словно землетрясение. – Я боялся, что опоздаю. Мне потребовались целые века, чтобы добраться до тебя.
И тут мне все становится ясно. Весьма тревожно осознавать, что даже я могу ошибиться в чтении знаков. Чувство времени Вулкана, как и мое, как и его отца, произрастает из нашей Вечности, и выходит за границы смертного потока мгновений. Но наше восприятие в этом месте подвержено противоречиям. Для него, в отличие от нас, мгновения спрессованы в года, а года в мгновения абсолютно иначе.
Теперь я осознаю весь масштаб вреда, нанесенного Терре. Последние стены рушатся, солнце наливается кровью, а часы…часы не просто бьют последние секунды и показывают неверное время. Порча варпа так сильно влияет на материю Терры, что целые измерения схлопнулись в самое себя. Пространство, расстояние, время и продолжительность, все эти константы, заслуживающие доверия стражи реальности, подверглись нападению и пали.
Время, крошечный изъян нашей реальности, больше не учитывается. Оно больше не наш союзник и не наш противник. Дворец, как и вся Терра, как и все мы, застрял в бесконечном, эмпирейном «сейчас», и останется в нем, пока хватка Хаоса не ослабнет. Это небытие, отрицание метафизической непрерывности. Это недвижимый Уйгебеалах<ref>Уйгебеалах – это место в Паутине, где время течет вспять. Более подробно о нем можно прочитать в трилогии Иэна Уотсона «Война Инквизиции» про инквизитора Жака Драко (прим. перев.)</ref> в точке сингулярности Паутины. Это не-время. Завтрашний день не наступит, так как больше не существует ни дня сегодняшнего, ни вчерашнего.
Завтрашний день не наступит, пока мы не вытащим Терру из засасывающей ее воронки варпа и не позволим пространству-времени переформулироваться в соответствии с принципами Евклида и Минсковского<ref>Вероятно, имеется в виду Герман Минковский – немецкий математик русско-еврейского происхождения, разработавший, среди прочего, геометрическую четырехмерную модель теории относительности (прим. перев.)</ref>.
Четверка, Лживая Четверка, знает об этом. Для них, лишение нас привычной реальности – это еще один шаг к триумфу. Для них, это высшая степень безумия, которое поглотит нас с головой.
Я в отчаянии размышляю об этом, и вдруг… и ''вдруг'' начинаю посмеиваться себе под нос.
Они забыли – ибо не в состоянии ''понять'' ее – о ''логике''. Нечестивая, Лживая Четверка забыла, что мы по-прежнему мыслим человеческими категориями и составляем человеческие планы в соответствии с человеческими концепциями. Они лишили нас завтрашнего дня. Но если завтрашний день означает падение Терры, выходит, мы упорно отрицали его на протяжении месяцев! Уничтожив время и обрекая нас на небытие, они подарили нам мгновение вечности, нескончаемое «сейчас», в котором мы выкуем завтрашний день по своему выбору.
– Пока я шел в Паутине, отец, – говорит Вулкан, – я слышал имя. Оно доносилось из стен и из воздуха, снова и снова.
– Темный Король? – спрашиваю я.
Вулкан озирается в поисках источника голоса и стука моего приближающегося посоха.
– Лорд-регент, – произносит он, поднимаясь на ноги. Я шаркаю вперед, тяжело опираясь на посох, пока не подхожу к нему вплотную. Я протягиваю руку и хлопаю его по плечу, приветствуя его, как и подобает дядюшке. Затем мой взгляд падает на пятна слизи вокруг нас. Я с сомнением тыкаю посохом в комочек гниющей плоти. Морщу нос.
– Это был Темный Король? – вновь спрашиваю я. – Вулкан, мальчик мой, имя звучало так? Темный Король?
– Так и было, владыка Сигиллит, – отвечает Вулкан.
– Да, я тоже слышал его, – делюсь я с ним.
– И что оно означает? – спрашивает Сангвиний, вместе с Дорном присоединяясь к нам у подножия огромного помоста.
– Этот титул, которым себя иногда называл Керз, – говорит Дорн. – И, насколько я понимаю, карта Таро.
Он с тревогой глядит на меня. Ему хорошо известно, как свободно я владею языком символов. Лишь несколько месяцев назад – хотя, казалось, прошли целые годы – я втайне показал Дорну расклад, в котором поочередно раскрыл «Луну», «Мученика», «Чудовище» и «Башню Молний», а вслед за ними – «Темного Короля», лежащего поверх «Императора». Я в высшей степени доверяю работе с картами, и особо ценю свою старую колоду, но моего дорогого Дорна воротит от подобных суеверий, и он раздражен тем, что ему вновь приходится говорить о них.
– Да, – отвечаю я, – это имя обозначает Конрада, а еще его носит печально известный аркан Таро. Но в данном случае, мой дорогой Преторианец, оба эти определения служат лишь далеким эхом истины.
Я бросаю взгляд на Золотой Трон, прикрывая глаза рукой, чтобы не ослепнуть.
+Ты скажешь им?+ – спрашиваю я.
Он отвечает, что во всех вопросах я говорю его голосом.
– Прекрасно, – соглашаюсь я. Я поворачиваюсь к трем его сыновьям-примархам.
– Оно означает, – сообщаю я им, – конец и смерть.
===2: XIII===
Загнанный волк
Внезапно, Локен слышит грохот болтера. Он близко.
- Назад, Альборн, - приказывает он. Альборн уже двадцать минут безуспешно пытался отвести его в то место, где последний раз видели Киилер. Но никто из толпы не знает, где она. Ее видели все, и ее не видел никто. Даже не вполне ясно, в какую сторону движется толпа. Орлиная Дорога запружена людьми, но среди них не прослеживается четкого направления отхода. В какую сторону ведет широкий бульвар? На север?
Он снова слышит выстрелы. Короткие очереди.
- Альборн! – кричит Локен. Но он больше не видит Альборна. Куда же тот подевался?
Куда подевались все толпы?
Он вошел в боковой дворик, заваленный битым стеклом и брошенными пожитками. Рядом припаркована забытая машина. Перед собой он видит двери, ведущие в огромное здание, то ли архив, то ли хранилище. Это что, библиотека Кланиума?
Внезапно, с небес обрушивается ливень. Капли крупные и темные, похожие на нефть или бусины из черного стекла. Сквозь стену дождя и пелену дыма, Локен видит над зданием гигантские городские врата. Это врата Престора? Лотоса? Да как это возможно? Они шли всего двадцать минут. Как он умудрился вновь потеряться?
Ливень усиливается. Где, черт подери, Альборн? Куда делись толпы? Как такая масса людей могла просто испариться? Он ведь всего лишь отошел с улицы во двор.
Гигантские врата пылают. Они, должно быть, в двух километрах отсюда, но Локен слышит шкворчание пламени и шипение испаряющегося дождя. На мгновение он слышит что-то еще… какой-то третий звук, заглушенный этими двумя.
Словно кто-то зовет его по имени.
- Альборн?
Никаких следов конрой-капитана. Дождь превращается в маслянистую пленку на каменных плитах и стекает вниз по стенам. Стены покрыты именами и символами, которые Локен предпочитает не замечать.
Выстрелы раздаются вновь, на этот раз ближе. Он достает болтер и проверяет боезапас. Патронов все меньше. По возможности он воспользуется клинками. Но против врага с огнестрелом…
Когда Пожиратель Миров врывается во двор, сжимая в одной руке болтер, а в другой топор, Локен одним выстрелом валит его наземь.
Монстр просто огромен. Его острые, козлиные рога похожи на выпрямленных аммонитов. Масс-реактивные выстрелы вскрывают ему грудь. От силы удара тела о землю по камням ползут трещины. Предатель истекает кровью, которую уже размывают потоки дождя.
Локен делает шаг вперед. Инстинкты кричат ему пригнуться, и удар булавы всего на пару сантиметров промахивается мимо его головы. Нет абсолютно никакого объяснения, каким образом Несущий Слово зашел ему за спину.
Локен пытается обернуться. Булава задевает его на обратном ходу, выбив болтер из руки и отбросив воина в стену, превращая кирпичи в пыль. Локен перекатывается, пытаясь подняться. Несущий Слово с хохотом бросается на него. Глаза предателя горят безумием. Он пытается что-то сказать, возможно, поведать Локену о чем-то, но ничего вразумительного не выходит – для этого, у него во рту слишком много толстых, влажных языков.
Булава летит на Локена сверху. Тот блокирует ее цепным мечом. Ревущие зубья отбрасывают булаву под углом, выводя тараторящего предателя из равновесия. Это дает Локену время выпрямиться и принять стойку. Он принимается теснить Несущего Слово. Предатель вынужден использовать тяжелую булаву для защиты от быстрых, жалящих ударов цепного клинка.
Из пелены дождя неуклюже выходит воин Гвардии Смерти. Он поперек себя шире, его проржавленная, истекающая потом броня набухла и растянулась. Его шлем – или голова, или все вместе – превратился в подобие боевой маски трицератопса, с бивнями над глазами и рогом на носу. Затылок принял форму железного кокошника, вся левая щека и челюсть раздулись, словно металлический шар. Гвардеец Смерти, поначалу еле тащивший ноги, завидев Локена сразу переходит на бег. Он медленно и тяжеловесно заходит слева, вздымая боевой молот.
Локен блокирует булаву Несущего Слово цепным мечом, а затем бьет его правой ногой в живот, отбрасывая предателя от себя. Несущий Слово приземляется на спину. Локен делает рывок влево, избегая неуклюжей атаки Гвардейца Смерти. Молот обрушивается на стену, и кладка разваливается под ним, точно мумифицированная плоть.
Локен разворачивается, полоснув изменника по наплечнику острым клинком. Наплечник разваливается надвое, и по правой руке Гвардейца Смерти течет грязная кровь. Тот издает булькающий рык и взмахивает молотом по широкой, горизонтальной дуге. Локен уклоняется. Молот свистит у него прямо над ухом.
Несущий Слово встает на ноги, вопя что-то нечленораздельное своему собрату по измене, и приближается к Локену слева. И каким-то неведомым образом, Пожиратель Миров вновь на ногах. В его нагруднике зияет чудовищная дыра, целый кратер из керамита, металла и мяса. Его окровавленные руки сжимают бородовидный топор.
Локен отгоняет Гвардейца Смерти, делает шаг в сторону и левой рукой берется достает из-з спины Скорбящий. Гвардеец и Несущий Слово бросаются на него одновременно, и он ставит вероломного сына Мортариона на колени рассекающим вертикальным ударом цепного меча, одновременно с этим вогнав Скорбящий в голову колхидца по самую рукоять.
Он успевает вырвать клинок из оседающего тела, чтобы заблокировать топор Пожирателя Миров. Несмотря на свой размер, а также на размер и вес своего топора, предатель размахивает им яростно и быстро, словно ребенок палкой. Пожиратель Миро обрушивает топор на Локена снова и снова, без раскрутки или восстановления равновесия. Кажется, что его совершенно не волнует огромная дыра в теле. Локен отбивает неистовые удары сначала одним мечом, затем другим, раз за разом высекая искры. Не обращая внимания на куски разорванного керамита, падающие из сочащейся гноем раны в плече, Гвардеец Смерти несется на него справа, пригнув голову и выставив вперед рога, точно разъяренный бык. Локен отталкивает топор Пожирателя Миров и едва успевает увернуться от тарана. Он бьет Скорбящим по пояснице мчащегося мимо Гвардейца Смерти, рассекая позвоночник.
Гвардеец Смерти падает лицом вниз, корчась и брызгая слюной, из длинного разреза на спине сочится ядовитая слизь. Он пытается ползти, затем предателя сотрясает приступ влажного кашля, и, наконец, он обмякает, вывернув голову под странным углом из-за торчащего рога.
Нуцерийский топор все же цепляет Локена и отбрасывает его на землю. В ребрах вспыхивает боль. Пожиратель Миров исторгает боевой клич и рубит топором обеими руками. Локен в отчаянии перекатывается в сторону. Лезвие топора вгрызается в плиты. Лежа ничком, Локен подсекает ноги изменника, и тот с грохотом валится наземь.
Теперь вопрос лишь в том, кто встанет первым. Пожиратель Миров быстр, но Лунный Волк быстрее. Как только предатель вскакивает на ноги, цепной меч отделяет его голову от тела, и оно снова падает, громыхая доспехами. Голова прыгает по камням и останавливается на рогах, словно морской еж на иглах.
Локен медлит, стоя по-прежнему настороже и глубоко дыша, сжимая мечи в руках. Дождь идет стеной, смывая кровь трех павших врагов в разбитые сточные канавы.
Все недвижно. Больше никого нет. Черный ливень настолько сильный, что Локен больше не видит пылающих городских врат.
<br />