3520
правок
Изменения
Перейти к навигации
Перейти к поиску
м
{{В процессе
|Сейчас =5762
|Всего =166
}}{{Другой перевод||[[:Категория:Harrowmaster (переводчик)|Harrowmaster]]}}{{Книга
Но он узнал бы этот голос где угодно. Спокойный, методичный тон голоса его повелителя и отца, Рогала Дорна.
== 6:vi. То, чего не должно быть ==
За дверью виден мощёный двор. Агате на мгновение замирает, пытаясь осознать увиденное: мощёный двор, окруженный старыми каменными стенами, покосившимися от возраста и поросшими мхом и лишайником; края черепичных крыш и старые железные водостоки. Всё вокруг, даже сам солнечный свет, расплывчато-серое, словно в тумане.
<br />
== 6:vii. Огласить негласное ==
Вулкан приостанавливается. Как и любой сын-примарх, всю свою жизнь он нёс огромную ответственность. Но он никогда даже не мог помыслить о такой тяжести, как эта. На его плечах лежит судьба всего мира, судьба Империума, самого рода людского. Теперь к этой тяжести добавилось ещё одно бремя: судьба материального космоса, независимо от того, выживет ли человеческая раса.
<br />
== 6:viii. Последние муки Малкадора ==
Умер.
<br />
== 6:ix. В конце Виа Аквила ==
По Виа Аквила она идёт за голосом, зовущим её по имени.
<br />
== 6:x. Из крови его братьев ==
Локен бредёт сквозь кровь.
Локен оборачивается, вращая клинком. Озеро крови пенится и бурлит, вскипая, словно водоворот. Что-то поднимается из бушующей крови и встаёт перед ним.
— '''''Оглянись''''', — кричит оно. — '''''Самус здесь'''''. == 6:xi. Внутри стен ==— Доставьте их в Антипалаты! Немедленно! — кричит Хасан. Его крик настораживает толпу, проходящую по процессии вокруг них. — Послушайте... — протестует Олл. — Я выслушал! — отвечает Хасан. — И, поверьте, я понял вас. Мне нужно немедленно отнести это лорду Вулкану. Ещё секунду он смотрит на нить, а затем переводит взгляд на Раджу. — Соратник, увести их, — приказывает он. — Доставьте их в Антипалаты, пока до них ещё можно добраться. Раджа хватает Олла за руку так сильно, что тому становится больно. Так сильно, что благодаря сверхчеловеческой силе кустодий отрывает руку Олла, забрызгивая стену артериальной кровью. Или, по крайней мере, ему так кажется. Конечно, Олл ошибается. Смятение столь внезапно и сильно, что он в полном недоумении. Иос Раджа действительно сильно стиснул его руку, но она всё ещё цела. Кровь на золотой стене принадлежит не ему. Она льётся вновь: струя крови орошает ближайшую стену и забрызгивает статую. Её поток подобен моросящему дождю. Распыляясь, она превращается в лёгкий туман. Олл пытается осмыслить увиденное. Затем люди начинают падать. В толпе вокруг них вспыхивает паника. Люди начинают кричать. Люди начинают бежать. Две Сестры с рваными ранами лежат на мраморном полу. Они мертвы. Ещё одна отлетает в стену и сползает по ней, её вратиновые доспехи (Вратиновые доспехи — силовые доспехи Сестёр Безмолвия) покрыты кровью. Один из кустодес пошатывается, внезапно лишившись головы. Кровь повсюду. Как и шум. Внезапно начинают стрелять болтеры, наполняя воздух оглушительным грохотом. Вздрогнув, Олл резко озирается по сторонам. Процессия атакована. Сумятица внезапна и масштабна, она ошеломляет. Всё вокруг бурлит. Шум. Свет. Кровь. Движущиеся фигуры. События происходят либо быстрее, чем его глаза могут уследить, либо вообще за пределами его чувств. Затем он видит первого из предателей. Чёрная, когтистая тень полудикого Повелителя Ночи, промелькнувшая словно подсознательный образ. Есть и другие. Они повсюду. Их десятки. Они прорезают себе путь в разбегающихся толпах, оставляя за собой тела. Они движутся словно стрелы из дыма, словно мерцающие тени под солнцем, используя коварные приёмы маскировки и метахрозиса, чтобы появляться и исчезать. Предатели-астартес, хищный VIII легион. Враг прорвался в последнюю крепость. Вокруг воцаряется пандемониум. Люди на процессии внезапно превращаются в бездумную толпу, бегущую, спотыкающуюся, кричащую. Пытаясь убежать, люди врезаются в него, отбрасывая в сторону. Предатели пришли не одни. Фантазмы нерождённых начинают сочиться из стен процессии, опаляя аурамит экзопланарной субстанцией, атакуя и нанося удары, шипя и ликуя. Воздух внезапно наполняется запахом внутренностей, фицелина, застоявшейся воды, самых поганых и отвратительных сущностей мироздания. Сотни людей визжат и бегут. Некоторых затаптывают. Некоторые просто падают и закрывают головы руками, ища защиты в этих жутких, детских позах. Единственное, о чёv Олл задумывается — это то, что не звучат сигналы тревоги, и это самое худшее. Раджа больше не сжимает его руку. Гневный Соратник пригвоздил Повелителя Ночи к стене своим копьём. Двое других набросились на него со спины, словно волки на льва, срывая доспехи с плеч и кромсая плоть. Олл отступает назад. Он не может оторвать глаз от жестокого зрелища, что, несомненно, станет последним боем Иоса Раджи. Шальные выстрелы проносятся мимо него. Золотая статуя падает и разбивается о пол, раздавив трёх придворных и одного сервитора. Что-то есть внутри стены, что-то просачивается сквозь неё, давит на неё... Каким-то образом ему удается собраться с мыслями. Он поворачивается, хватает Зибеса и пытается протиснуться сквозь бурлящую толпу. — Шевелитесь! ''Шевелитесь!'' — кричит он остальным, таща Зибеса к ним. Зибес впал в кататонию. Старые спутники тоже застыли в растерянности, разделённые бегущими мимо людьми. Олл снова кричит на них, пытаясь вывести из непонимания и оцепенения. Пол скользит под его ногами. Он шарахается и уклоняется. Смертоносные твари, видимые и невидимые, мелькают и прогружаются сквозь бурлящую толпу вокруг. Лезвия, когти, взрывы, масс-реактивные снаряды, бьющиеся тела. За считанные секунды вся процессия превратилась в буйство ужаса. Им нужно убраться отсюда. Они должны найти укрытие. Это война сверхлюдей, демонический хаос. Никому не должно наблюдать это воочию, и ни один человек не способен пройти через это и выжить. Ни Олл, ни его спутники не смогли бы принять в ней участие, даже если бы захотели. Но это ещё и шанс, шанс на... Перед ним вырастает Повелитель Ночи, подняв силовые когти чтобы разорвать его.<br /> == 6:xii. Осколки (ныне мы пали) ==Иногда клинок столь остр, удар так стремителен и внезапен, а рана столь глубока, что тело не чувствует их и осознает, что умирает, только когда уже мертво. Иногда ранение оказывается настолько мониеносно и смертельно, пронзая камеры сердца, что, когда мгновенно ставшее мёртвым тело падает, на нём не видно и следа причины смерти. Хватка огня и ярости вокруг монолита стен Дельфийского бастиона усиливается. Полномасштабная война, осадная война, бушует с ещё большим неистовством, чем прежде. Стены всё ещё сопротивляются. Но это сопротивление, как и огонь и ярость, обрушиваемые врагом, бесполезно. Ибо стремительный незримый удар уже нанесён, и камеры сердца пронзены насквозь. Санктум Империалис, выдержавший все штурмы на протяжении семи долгих месяцев, а теперь ещё и в течении застывшей вечности, ранен изнутри. В разных зонах и районах, в центре и вдали от сражений на стенах, начинает гаснуть свет. На Марниксском слиянии Нассир Амит оглядывается и видит, как Хемхеда-хан выходит вперёд из ожожидающих рядов людей. — Брат, ты слышал это? — обращается он к Амиту. Да, Амит услышал. Он не уверен в причине и источнике звука, но он что-то слышал. Амит покидает свое место во главе Отрицания-963 и идет к Хемхеде. — Это закрывшаяся где-то дверь, — говорит он. — Люк. Идёт процесс обеспечения безопасности... — Нет, сын Ангела, — отвечает Хемхеда. Белый Шрам наклоняет голову, прислушиваясь. — Это не оно. — Почему вы нарушили строй? — спрашивает вексиллярий Рох, шагая к ним через пустой конкорс. — Капитан? Хан? — Из-за звука, вексиллярий, — говорит Амит. — Звука? — Это стук или гул. — Откуда? — спрашивает Рох. — Издалека, как эхо, — говорит Амит. Он едва начал указывать на жерло Западного масс-прохода. Но Хемхеда-хан указывает в другую сторону, через весь конкорс, на зияющую пасть Килонской процессии. — Мне показалось, звук был из Западного масс-прохода? — говорит Амит. — Я уверен, что из Килонской процесии, — отвечает Хемхеда. — С востока. — Не поступало никаких сообщений или сигналов тревоги, — отвечает Рох. Он переключает свои системы, чторбы те показывали предупреждения, и поворачивается, чтобы посмотреть на Западный масс-проход, затем на Килонскую процессию. — Говорите, это был стук? — спрашивает он. — Да, издалека... — начинает Амит. — Выстрел, — говорит Хемхеда. — Это была стрельба. Короткая вспышка. — Это так? — спрашивает Рох у Амита. — Я не могу сказать точно, — говорит Амит. — Мне показалось, что это был звук закрывшегося люка... — Вот! — говорит Хемхеда. Он снова смотрит в сторону процессии. — Сейчас ты услышал? — Да, — отвечает Рох. Звук был очень далёким. Прерванное стучащее эхо. — Это может быть стрельба... — тихо говорит Амит. Нет никаких сигналов тревоги, никаких сирен. Выстрел из любого оружия в Санктуме вызвал бы немедленное предупреждение о смене статуса. Перестрелка внутри могла бы произойти только в случае прорыва Дельф, но никакой прорыв стены не смог бы остаться незамеченным. Но Тамос Рох — Имперский Кулак и опытный практик осадной войны. Он знает, что даже ложный след нельзя сбрасывать со счетов. Этому его научил отец. — Ротам Отрицания приготовиться к бою! — приказывает он. Закованные в пласталь четыре роты выпрямляются и поднимают оружие единым движением. Рох смотрит на Амита и Хемхеду. — Исследуйте оба подхода ауспиками, — говорит он. — Дальнее сканирование, обнаружение движения. Они кивают. Рох отходит в сторону и начинает вызывать командование в Гегемоне по воксу чтобы получить подтверждение. Хемхеда-хан ведет трёх своих людей к началу Килонской процессии. Амит и Ламирус направляются ко входу в Западный масс-проход. Гигантский проход простирается перед ними. Он пуст. Настенные лампы, расположенные на равном расстоянии друг от друга, уходят вдаль, наполняя огромный туннель болезненным янтарным сиянием. Они ощущают дуновение ветерка — мягкое, спёртое дыхание климатической системы Санктума, струящееся по этой главной артерии. Ламирус начинает ауспик-сканирование, используя своё устройство и черпая данные из сети датчиков прохода. — Ничего нет, — говорит он. — Повтори, — отвечает Амит, глядя вдаль. — Нет, я имею в виду, что ничего нет, — отвечает Ламирус. — Я должен получать тепловые следы силовой магистрали и светильников. И эхо от субреактора Мифемы. — Проверь дальность сканирования, — говорит Амит. — Я проверил. — Проверьте направление... — Направление... вращается. Не могу зафиксировать. Амит вдруг чувствует вкус крови во рту. Крови и внезапного гнева. Он поворачивается, чтобы отобрать ауспекс и просканировать самому. Сильный, плотный звук эхом разносится по огромному туннелю. — Выстрел, — говорит Ламирус. В этот раз ошибиться невозможно. Сомнений нет. Это был звук масс-реактивных снарядов. На посту на Энопионском пересечении майор Франна Бизет из Литрийского 16-го полка Экзертус медленно поднимается из-за своей полевой роторной пушки. Её отделение отдыхает, поедая суп. Бизет шагает мимо расставленных опор треножника пушки и линии мешков с песком. Она смотрит вдаль по Борейскому каналу. — Что такое, майор? — спрашивает её адъютант, откладывая свою банку с едой. — Тихо, — шипит она, вглядываясь в туннель. В отдалённом конце туннеля меркнет свет. Затем последовательно, один за другим, осветительные приборы по всей длине туннеля начинают гаснуть, словно на неё неуклонно движется тьма. Сквозь гул голосов и треск вокс-передач в командной ротонде Башни Гегемона Сидози выкрикивает её имя. Сандрин Икаро отрывается от дисплеев Дельф и мрачных прогнозов на их гололитах, и направляется к его посту. — Что? — спрашивает она. Избранный жестом показывает на свою панель. Он зачем-то вывел проекцию поуровневой визуализации областей ядра Внутреннего Санктума, расположенных вдали от Дельф. — Зафиксирована серия сбоев в энергоснабжении, — говорит он. Икаро смотрит на проекцию. Несколько блоков подсвечены красным, что указывает на перебои в подаче энергии. На первый взгляд, в этом нет ничего удивительного. Военный двор разрешил отключение энергии на нескольких уровнях Санктума, чтобы обеспечить Дельфы энергией. Второстепенные системы отключаются по всему ядру. Но она не припоминает, чтобы эти зоны были в разрешительном списке. Ещё один блок подсвечивается красным. — Эти отключения были одобрены вами? — спрашивает она. Сидози качает головой. — Нет, мэм. Я проверил. Этих зон нет ни в одном утверждённом реестре. Я думаю, что дело в неисправностях. Возможно, кабели перегорели от перенапряжения или в одном из третичных генераторов произошёл сбой. — Сразу везде? — спросила она. — При перебоях часто случаются каскадные отключения, — говорит он. — Свяжитесь напрямую с адептами секций, — говорит она. — Найдите причину и устраните её. Я хочу знать, почему у нас в ядре полдюжины локальных отключений и... Она останавливается. Их уже не полдюжины. Зловещие красные блоки на дисплее Сидози начинают преумножаться и распространяться по всему внутреннему ядру, словно складывающиеся вместе кусочки мозаики. Подняв оружие, они медленно идут в темноте. Сартак сжимает рукоять боевого топора. Он не видит Онфлера, но знает, что меч претора-капитана наготове, потому что свет из открытого люка постоянно отражается от лезвия. Люк кажется таким далёким. Еще более далёким, чем раньше. Тьма ужасающе, неестественно густа. Она цепляется за них. Сартак ощущает её масштабы, её размеры. Спиной он чувствует холодный ветер, липкое шевеление воздуха, струящегося по Марсианским подступам. Которые, как он считает, отнюдь не являются марсианскими подходами. — Продолжай идти, — шепчет Онфлер. Его голос кажется приглушённым и очень далёким, хотя он совсем рядом с Сартаком. Ещё несколько шагов... Тьма вокруг них словно ползёт, движется. Сартак пытается разглядеть, что в ней, но смотреть не на что. Если не считать света из дверного проема, он слеп. И похоже, что проём не становится ближе. — Ещё несколько шагов, — выдыхает Онфлер. — Не отставай, сын Дорна, — отвечает Сартак. Здесь холодно. Холоднее, чем в пустошах Фенриса. В воздухе Сартак чувствует своё дыхание, но не видит его. Ему кажется, что он слышит смех. Далёкий смех во тьме, множественный смех радости и жестокого ликования. «Покажитесь», — думает он. — «Покажите мне свои чёртовы лица, и я рассеку их пополам.» За их спинами что-то есть. Он знает это. В черноте позади них что-то есть, и это что-то насмехается над ними. Что-то преследует их. Что-то. Их много. Они смеются; их тихие, далекие голоса насмехаются, но смех приглушён и слаб, как будто что-то пытается сдержать его, чтобы не испортить сюрприз. Почему дверь не приближается? — Продолжай идти, — шепчет Онфлер. Тихий смех насмехается над ним. Ещё несколько шагов. Всего несколько шагов, и они смогут захлопнуть за собой этот люк и отгородиться от тьмы. За спиной раздаётся звук. Что-то движется. Это были шаги? Может быть, что-то скользит чешуйчатым брюхом по каменному бетону? Он говорит себе не оглядываться. Продолжать идти. Ещё несколько шагов. Продолжать идти и быть начеку. Держать топор наготове для удара. Не оглядываться. Мы почти у цели. Не оглядываться.<br /> == 6:xiii. Пир рапторов ==Воздух изгибается. Измятый монстр цвета синевы и меди отлетает прочь. Он ударяется о дальнюю стену, оставляя кровавую вмятину. Олл видит ведьму, её рука поднята. Это сделала именно она. Сколько ещё всплесков психокинетической силы в ней осталось? Олл понимает, что если Актея способна собрать достаточно сил, чтобы уложить Повелителя Ночи, то её больше не сдерживают Сёстры. А это значит, что многие из Сестёр уже мертвы. — Олланий! — кричит Актея ртом Кэтт, но Олл знает, что это именно она. Покрытая потом Кэтт пошатывается от отдачи ментального разряда Актеи, что отразилась и на ней благодаря их ментальной связи. Она похожа на дополнитекльную конечность тела Актеи. Сейчас и Кэтт, и Актея, обе с дикими глазами, больше, чем когда-либо до этого похожи на ведьму с Киклад<ref>Возможно, речь идёт о горгоне Медузе.</ref>, которую он когда-то знал. — Вперёд, вперёд! — кричит Олл. — Вытаскивай их! Туда! Актея кивает и ведёт спутников сквозь толпу. Не церемонясь, она овладевает их разумами. Кэтт просто идёт с ней. Как и Кранк. Графт идёт впереди. Лидва, то ли по собственной воле, то ли повинуясь её мысленному приказу, своим бронированным телом прикрывает Кэтт и Актею, замыкая шествие. Наконец Зибес тоже начинает бежать. Олл крепко держит Зибеса за руку, направляя того сквозь кричащую толпу, и догоняет остальных. Неужели каким-то чудом они все ещё живы? Где Джон? — Грамматик! Джон вернулся. Как идиот. Олл видит, как он пробирается сквозь движущееся скопление людей. Избранного, Хасана, не видно. Олл уверен, что тот уже мёртв. Куда бы он ни посмотрел, везде лежат тела. Сестра-смотрительница Додома наверняка мертва. Что-то выпотрошило её. Обнуляющий контейнер из дюрасплава, который она несла, перевёрнут и лежит на полу рядом с ней. За ним-то и вернулся Джон. Он хватает его и поднимает. Олл видит, как Джон задумался о том, чтобы схватить и меч Додомы. «Ты, чёртов идиот, он слишком тяжёлый...» Грамматик понял это и сам. Сжимая в руках ящик, он бежит назад, к ним, минуя бегущих от опасности людей. Старший офицер Военного Двора рядом с ним внезапно взрывается, когда в него попадает болт. — Джон! Лидва протискивается мимо Олла. У него нет оружия, но он бросился на помощь Джону, на ходу одевая шлем. Нечто, одновременно напоминающее лозу, лиану и змею, вырывается из пола и обвивается вокруг правой ноги Джона, отчего тот падает лицом вперёд. Он падает так сильно, что у него перебивается дыхание. Раптор приземляется рядом с ним, присев, и, удерживая корчащегося человека одной рукой, поднимает когти. Лидва врезается в него. Они катятся переплетённым клубком. Лидва поднимается первым, раптор — на долю секунды позже. Предатель замахивается, и Олл почти слышит, как крючковатые когти рассекают воздух. Лидва уклоняется, затем бодает врага в лицо. Раптор отшатывается назад, на его визоре остаются вмятины от грубой брони лба Лидва. Стремительным движением Лидва хватает Повелителя Ночи за горло и впечатывает того лицом в стену с такой силой, что шлем монстра сминается и трескается. Лидва срывает с бедра раптора боевой нож, изогнутый словно клюв ястреба, и отбрасывает тело в сторону. Он поворачивается к Джону и начинает кромсать плоть извивающихся придатков, опутывающих ногу Джона. Брызжет гнилостный сок. В отчаянии Джон пытается сорвать щупальца самостоятельно, подставляя пальцы под нож Лидва. — Грамматик, позволь мне! — рычит Литу. Обнуляющий контейнер, лежащий рядом с Джоном, слегка сползает в сторону. Пол под ними и вокруг них начинает прогибаться. Бегущие горожане рассыпаются и скользят по внезапно искривившейся поверхности. Частью чего ни были бы отвратительные щупальца, оно поднимается из основания под процессией, разрушая материю подобно грязи по мере проникновения в реальный мир. Новые щупальца, некоторые гораздо крупнее тех, что держат Джона, появляются из расширяющихся трещин в мраморе. Одно из них хватает проходящего мимо адъютанта и отрывает её ноги. Джон кричит. Он смотрит через плечо Лидва. Позади того мчатся ещё два раптора — сверкающие пурпурные фантомы в рваных плащах, похожих на сгнившие крылья. Лидва начинает поворачиваться. Он недостаточно быстр. Подле Джона Кэтт задыхается от боли, когда Актея испускает очередной импульс психотелекинетической силы. Рапторы синхронно опрокидываются назад, кувыркаясь вниз головой словно брошенные с силой игральные кости. Лидва отсекает последние щупальца нерождённого, освобождая ногу Джона. Демонический сок почти расплавил лезвие чужого ножа, и Лидва отбрасывает его в сторону. Он хватает Джона и ящик. — Давай! — кричит Олл. С ящиком под мышкой и Грамматиком, бесцеремонно перекинутым через плечо, Лидва бежит вместе с толпой. В полу позади него образуется дыра. С визгом люди падают в неё. Из земли проступает сочащаяся мерзость. — Бегом! — командует Олл. Старые спутники повинуются. Бегство — это единственный разумный выход. Актея запинается. Она потратила больше сил, чем могла себе позволить. Кэтт, рыдающей от эмпатической нагрузки и готовой самой упасть в обморок, удаётся удержать её от падения. Олл помогает ей, невольно морщась, когда он поддерживает ведьму. Её кожа и кости источают резкую остаточную псайкану, и прикосновение к её телу подобно прикосновению к расплавленному кошмару. Но он всё равно поддерживает эту высокую покачивающуюся женщину на ногах. Его веко бешено дёргается. Они бегут не оглядываясь. Они бегут вместе с той частью толпы, что пытается спастись. Позади них процессия превращается в адское зрелище бойни нерождённых. Старые спутники бегут сломя голову, преследуемые эхом криков и маниакального смеха. Олл знает, что их преследует не одно лишь эхо. И он знает, что бежать больше некуда. Враг уже внутри Санктума. Безопасных мест нет. Они с равным успехом могут как бежать прочь от опасности, так и прямо к ней. Они безоружны. Они уступают в силе. Всё, что они могут сделать, так это бежать. Бежать так далеко и так быстро, как только могут.<br /> == 6:xiv. Те, кто близок к смерти ==Бежать бессмысленно. Киилер закрывает глаза. В качестве своей первой жертвы капитан Доргаддон выбрал её. Она слышит хруст его тяжёлых шагов по покрытой осколками стекла поверхности Виа Аквила. Он останавливается перед ней. Она ждёт своего конца с тем, что, как она надеется, является толикой достоинства. Она делает то, что, по её мнению, будет её последним вздохом. Раздаётся тошнотворный звук сильного удара. Она чувствует толчок воздуха, заставляющий её отступить назад. Она слышит задыхающийся, булькающий звук. Она открывает глаза. Доргаддон умирает, распростёршись перед ней, и вяло сжимая рану, открывшую горло и рассёкшую грудь. Над ним возвышается огромная фигура в чёрных доспехах и мечом, сверкающим в кулаке. Воин стоит спиной к Килер и её съёжившимся подручным. Он обращён к потрясённым, оскорблённым рядам воинов десятой роты Сынов Хоруса. Он делает шаг вперёд, затем ещё один, сжимая в руке огромный боевой меч. С меча капает кровь. Словно приветствуя, он прикасается плоской стороной клинка ко лбу. — С ним покончено. — говорит Сигизмунд. — Кто следующий?<br /> == 6:xv. Первопотерянный ==— Ты мёртв, — осторожно произносит Сангвиний. Инстинкты велят ему крикнуть, что это морок, и пустить в ход меч. Но что-то иное, что-то за пределами разумного, убеждает его в реальности этого зрелища: рядов каменных гробов, укрытых тканью, пламени одинокой свечи, почти поглощённой тяжестью теней зала. И закованной в броню фигуры. — Да, — тихо произносит Феррус. Его голос узнаваем безошибочно — акцент Медузы, который Сангвиний помнит с давних пор. Но этот голос тонкий, почти слабый. В нём нет материальности. Это не шёпот. В окружающем мраке полно подобных шелестов и шёрохов. Этот голос словно доносится до него издалека, и расстояние лишило его тяжести и объёма. — И всё же я вижу тебя, — говорит Сангвиний. — И ты не доверяешь видению, — отвечает Феррус. Вновь в его тоне чувствуется усталая отстраненность, словно слова доносятся из какого-то далёкого и пустынного места, а вовсе не от фигуры, стоящей перед Сангвинием. Кажется, что голос великого Горгона проделал столь долгий путь, что уже ослаб к тому моменту, как миновал его губы. — Не доверяю, — говорит Сангвиний. — Хорошо, — отвечает Горгон. — Хорошо. Это первый урок. Ты готов. Не доверяешь ничему, даже себе. — Ты... здесь, чтобы учить меня? спрашивает Сангвиний, готовый в любой момент нанести удар. — Нет, — отвечает Феррус. При этих словах он медленно и печально качает головой. — Брат, я не знаю, как очутился здесь. Но я мне известно многое. Ничему не доверяй. Я доверился слишком сильно. Был слишком уверен в себе и своих силах. Слишком уверен в своем гневе. Когда мою верность поставили под сомнение... Он вздыхает. — Проклятый Фулгрим. Он так плохо думал обо мне. Этот ублюдок считал, что я нарушу свои клятвы. Он думал, что моя верность слаба. Но брат, моя верность не ослабела. Моей слабостью стал мой гнев. Спровоцированный его наглостью, я действовал слишком необдуманно. Феррус смотрит в пол. Пока он говорил, его губы почти не двигались, а даже если они и шевелились, то это не соответствовало словам. Сангвиний крепче сжимает меч, но он понимает, что перед ним не рассинхронизировавшаяся голопроекция. Видение плотно. Оно телесно. Что же это? Фантом, порождённый жаром от ранений? Воплощённый нерождённый? Что-то надевшее лицо его мёртвого брата? — Я усвоил этот урок, — говорит Феррус. Его рот двигается с запозданием, отставая от речи. — Мы все уже усвоили его. Мы усвоили его с большим трудом. Теперь мы пришли к ситуации, в которой вероломство и обман столь обыденны, что мы не доверяем ничему. Совсем ничему. Ни братьям, ни даже тому, что видим... Он оглядывается на Сангвиния. В его серебряных глазах видна чудовищная боль. Боль и тоска. Взгляд свидетельствует о сильном гневе и едва сдерживаемой агонии. — Да, мы не верим тому, что видим, — говорит Сангвиний. — Понимаю, — говорит Феррус Манус. Его губы пытаются улыбнуться, но им это не удается. Его доспех столь же прекрасен и безупречен, как и в тот день, когда был создан. У него нет оружия. Его огромная фигура столь же непоколебима, как каменный саркофаг за его спиной. Сангвиний видит ртутный блеск некродермиса, покрывающего знаменитые руки его брата. Теперь он различает такой же блеск на горле Горгона, на его подбородке и лице, словно железо расползлось и полностью покрыло его плоть. Сангвиний чувствует работу силы своей воли, чувствует, как он сдерживается и не поддаётся всепоглощающей ярости, грозящей уничтожить его. Феррус поворачивается и смотрит на цифру «IX», вырезанную на поверхности гроба, словно размышляя или погрузившись в воспоминания. — Видишь ли, — говорит он, — я думаю, что предательство мертво. — Мертво? Феррус кивает. — Да. Скорее, не мертво. Невозможно. Оно стало невозможным. Ныне всё разрушено, брат, всё неправильно. Абсолютное предательство нашего врага несомненно. Мы не ждём от них правды. А силы, что поддерживают их... что ж, они не заслуживают доверия по самой своей природе. И это мы все тоже усвоили. Поэтому мы движемся к этой последней битве, ожидая, что всё вокруг окажется обманом, а значит, обмана не сработает вовсе. Коварство, вероломство... они действуют только тогда, когда существует доверие, которым можно злоупотребить. Он обращает скорбный серебряный взгляд к Сангвинию и потирает горло кончиками пальцев, как будто горловина доспехов натёрла шею. — Ты знал, что это ловушка, и всё равно пришёл. — Да, знал. — И ты всё равно пришел? — Да. — И это действительно ловушка, — произносит Феррус. — Но я не её часть. — Я не могу верить тебе на слово, — говорит Сангвиний. — Конечно же, не можешь, — отвечает Феррус. — Ты выглядишь как ты, и говоришь как ты, — говорит Сангвиний, — И пахнешь как ты. Но ты уже давно мёртв. — Я мёртв, брат, — говорит Феррус. — Все мы мертвы.<references />
[[Категория:Warhammer 40,000]]
