3520
правок
Изменения
Перейти к навигации
Перейти к поиску
м
{{В процессе
|Сейчас =6264
|Всего =166
}}{{Другой перевод||[[:Категория:Harrowmaster (переводчик)|Harrowmaster]]}}{{Книга
Халбракт ничего не сказал по этому поводу, но она знала, что эта попытка только укрепила его решимость.
Она идёт по безмолвным помещениям между кормовой вентральной дугой и кормовым 987-м отсеком мимо бесконечных рядов ожидающих перехватчиков "Ксифон" «Ксифон» в ангарных отсеках. Ей стало интересно, не превышают ли тренировочные клетки Астартес порог приказа о тишине. Ей хочется изрубить что-нибудь мечом.
Матрос отдаёт ей честь. Ей требуется мгновение, чтобы вспомнить. ''Его зовут'' ''Танстайер. Модит Танстайер, двигательный монтажник второго класса.'' Она шепотом приветствует его и спрашивает, как он себя чувствует. В последний раз, когда она с ним разговаривала, от постоянного питания пайками его мучили колики. Сейчас Танстайеру лучше («спасибо, что спросили, адмирал»). Она интересуется счётом его побед в тарок, ведь Танстайеру больше везёт в картах, чем с желудком. По его словам, он стал жертвой своего успеха, и палубный экипаж не хочет заключать с ним пари, потому что он слишком часто выигрывает.
Принимать Его Слово на веру.
Твой отец даже не представляет, каково это на самом деле. Да и откуда Он мог узнать? Ты тоже не знал, пока... пока не случилось ''это''. Ты не знаешь, кто ты теперь. Возможно, сейчас ты бог, а возможно, и нет. Но ты уже точно не просто человек. Пробудившись от смятения, ты обнаружил, что изменился. Неземная сила наполняет тебя до краев. Если ты ещё не бог, то по крайней мере на пути к тому, чтобы стать им. Возможно это переходное состояние, медленное и странное, когда ты превращаешься из человека в нечто большее? Не так ты себе это представлял, и не так себе это может представить кто-то другой. Это недоступно пониманию смертных. Есть просто "до"«до», а есть "после"«после». Прежде ты был Хорусом Луперкалем, возлюбленным и победоносным. А теперь ты стал тем, кто ты есть сейчас.
Ощущения нельзя назвать приятными. Когда -нибудь ты сможешь сесть с летописцем и рассказать ей об этом. Подобное знание действительно ценно и уникально. Процесс превращения, когда смертное воплощение исчезает и начинается вознесение, действительно стоит задокументировать. Независимо от того, стал ты богом или ещё находишься в процессе становления им, ты больше не можешь почувствовать свои границы, пределы физических возможностей или широту своих чувств. От этого почти хочется плакать, потому что ты уже не тот, кем ты был, и никогда не сможешь стать прежним.
«''В этот день тебе не будет спасения, Хорус, ибо ты разрушил смену дня и ночи, сам круговорот времени. Ты воздвиг здесь вечность, застывшую бесконечность без законов, полагая, что это защитит тебя и смутит твоего отца. Но ни то, ни другое не произойдёт. Если это была твоя ловушка, твоя последняя уловка, то она, сработав, потерпела неудачу. Твой отец был мастером в этом искусстве на протяжении ста двадцати тысяч поколений до того, как ты появился на свет. Ты напрасно превратил мир в вопящую пародию. Если это твоя ловушка, первонайденный, глаз твоей бури ужаса, то эта вечность не продлится долго. Она прервётся. Это вечность всего лишь в одном часе или в дне, вечность в одном ударе сердца. В неподвижной точке этого движущегося мира, где прошлое и будущее собраны воедино и бездеятельны, ещё можно совершить одно важное дело. Для тебя мой господин мог казаться бездействующим королём, восседающим на далёком троне, ослабевшим от времени и судьбы, но Он силён своей волей. Очень силен. Сильнее, чем когда-либо прежде, и он не отступит. Он будет искать тебя. Он не сдастся.»''
Эмпирический потоп уничтожил боевые системы всех гетайронов-компаньоновсоратников. Их коммуникаторы сгорели, их ауспики расплавились, их сенсоры ослепли. Цекалт не может увидеть, что ждёт его за поворотом или углом лабиринта, и эти повороты и углы всё равно меняются, словно галлюцинации. Предсказывать бессмысленно, ибо будущего не существует.
«''Системы брони моего владыки тоже уничтожены. Вместо этого он слушает неверный треск варпа, шипение и жар пламени внутри тебя. Насыщаясь силой, которую Он забирает у тебя, Хорус, Он отделяет то немногое, что может оставить, вкладывая в нас и укрепляя нас. Наши тела, так тщательно созданные, могут выдержать совсем немного. Он делает нас сильнее. Он делает нас частью себя.''»
— Убить ещё больше ублюдков.
Они видят его взгляд. Некоторые бормочут о том, что "смерть «смерть предпочтительней бесчестья"бесчестья».
— Что более почетно? — спрашивает он. — Один мёртвый предатель или сотня? «Смерть предпочтительней бесчестья» — благородная фраза, но задумайтесь о том, что она означает. Для начала спросите себя: «Сколько именно смертей?»
Молот Тейна не дрогнул. Тейн не колеблется. Слева от него Берендол размеренным движением, кажущимся неторопливым, но на самом деле говорящем об остром понимании импульса, баланса веса и экономичности боя, взмахивает своим двуручным мечом. За хускарлом Колкис чередует удары своего цепного клинка с выстрелами из болт-пистолета, создавая нестройный ритм из защитных действий, который Пожиратели не могут предугадать.
Справа от Тейна двое инициатов, Молв и Демени, "братья«братья-проповедники"проповедники», как пренебрежительно называет их Берендол, молотят, словно жернова на мельнице. Их удары хороши, а на фоне их кипучей энергии Тейн и два ветерана могут показаться вялыми. На каждый удар Тейна приходится два, а то и три их удара.
Но эти два или три удара приходятся на одну и ту же уже поражённую цель.
Абаддон отдает приказ стартовать сразу после того, как его роты окажутся на борту «Грозовых птиц». В нём огнём пылает ужасная поспешность, и это беспокоит его людей не меньше, чем зловещее решение покинуть линию фронта. Зажатый в кресле, он чувствует, как вздрагивает корпус, и слышит нарастающий визг двигателей, набирающих мощность...
А потом ничего не происходит. Вибрация прекращается, а вой двигателей стихает. Запуск прерван. Он подозревает, что случилась механическая неисправность, техническая ошибка при взлёте. Последние несколько недель «Грозовые птицы" птицы» нещадно эксплуатировались, а на наземных полях им не хватало внимания обслуживающего персонала. Кроме того, атмосфера напоминает суп, нефтехимическую грязь из песка, пыли и дыма. Что же произошло? Засорился воздухозаборник? Износилась турбина? Забился топливопровод?
Он чувствует, как в нём растёт, буквально вздымается напряжение, словно в насмешку над оставшимся на земле транспортом. Он открывает интервокс-канал с кабиной пилота, но в ответ слышит только помехи.
Склонив голову, чтобы не задеть подвесное оборудование, он движется по узкому проходу в красном сумраке. Воины Первой роты остаются на своих местах. Никто не шевелится, но он чувствует их беспокойство. Уход с передовой и так было плох, а теперь ещё и неудачный взлёт? Он знает, что теряет их доверие.
А что, если это не механическая неисправность? Ризничье поле, их точка отбытия, была далеко не идеальной. Находясь в непосредственной близости от разрушенной зоны Хасгардских ворот, она уже была под обстрелом, когда прилетели их «Грозовые птицы"птицы». Что, если экипаж отказался от полёта как от невозможного? Транспортники наиболее уязвимы в точке взлёта, где они уязвимы для зенитного оружия. Может быть, пилоты отказались подниматься в воздушное пространство, становящегося всё более враждебным? Что, если враг уже на краю поля, а шесть его рот заперты в своих транспортах?
Абаддон открывает люк кабины. Он говорит только одно слово.
— Часы остановились! — восклицает Фо.
На четвертом этаже Ксанф и Андромеда наблюдают за Фо, который осматривает помещение. Здесь также есть много книг, расставленных по вдоль стен, и множество предметов и безделушек, выставленных на обозрение: хронометры и старинные научные инструменты, образцы, хранящиеся в подтекающих сосудах, анатомический экорше<ref>Экорше — Скульптурное изображение фигуры человека без кожи, показывающее мышцы. Используется в учебных целях.</ref>, статуэтки покинутых богов и позабытых мессий, раковина наутилуса в разрезе<ref>Скорее всего, это демонстрация золотого сечения.</ref>, колоды карт и чаши с игровыми фигурами, сургучные диски и печати, изящный скелет маленькой кошки, установленный на подставке.
— Я ожидал большего, — говорит Фо.
— И ты считаешь, что оружие не нуждается в починке? — говорит Андромеда.
— Я, Селенарселенар? — говорит Фо.
— Ты сказал это. — отвечает она.
— О, оно работает, — говорит Фо. — Но я могу сделать лучше.
==5:xxxvi. Если враг ждёт==
Неважно. С ними покончено. Их безрассудство закончилось. Их пленители больше не готовы слушать. Сотрудничество с властью больше невозможно, а побег из-под стражи ещё менее вероятен. Их тщательно охраняют самые опасные существа из воинств Императора.
Старые спутники идут молча, смиренные и напуганные. Актея ушла в себя больше остальных. Она побледнела и, словно немощная, опирается на Кэтт, хотя Кэтт и сама пострадала. Психическая травма в жутком Тронном Зале и продолжающееся присутствие психических нулей изрядно повлияло на них обоих, но Олл опасается, что страдания, разделяемые ими через псайканную связь, в большей степени связаны с "Тёмным королём"«Тёмным королём». Откровение о неизбежном, ужасающем последнем этапе вознесения Луперкаля сильно повлияло на Актею. Оллу хочется расспросить её об этом, но сейчас не самый лучший момент.
И самый лучший момент никогда не наступит. Выхода нет. Чтобы встретиться с Повелителем Человечества, они пересекли галактику, и, вопреки всему, достигли конечной точки путешествия. Но Его там не оказалось. Ситуация абсурдно комична и напоминает панчлайн плохой шутки, увеселительное бардовское повествование. Барды, поклоняющиеся Аполлону, рассказывали подобные истории на пирах, среди ароматов вина, еды и горящих жертвоприношений. Они выбирали подходящие моменту рассказы: эпические сказания о доблести — для поднятия настроения, песни о мрачном героизме — в более печальных случаях. Иные песни были комичны и легкомысленны, полны казусов и неудач, и пелись лишь чтобы порадовать и развлечь аудиторию.
Они проходят ещё немного. Джон замечает, что Олл внезапно остановился.
— Пожалуйста, продолжайте идти, — говорит Хассан. — Компаньон Соратник Раджа не потерпит...
— Что это? — спрашивает Олл, указывая куда-то.
— '''''Оглянись''''', — кричит оно. — '''''Самус здесь'''''.
== 6:xi. Внутри стен ==
— Доставьте их в Антипалаты! Немедленно! — кричит Хасан. Его крик настораживает толпу, проходящую по процессии вокруг них.
<br />
== 6:xii. Осколки (ныне мы пали) ==
Иногда клинок столь остр, удар так стремителен и внезапен, а рана столь глубока, что тело не чувствует их и осознает, что умирает, только когда уже мертво. Иногда ранение оказывается настолько мониеносно и смертельно, пронзая камеры сердца, что, когда мгновенно ставшее мёртвым тело падает, на нём не видно и следа причины смерти.
<br />
== 6:xiii. Пир рапторов ==
Воздух изгибается. Измятый монстр цвета синевы и меди отлетает прочь. Он ударяется о дальнюю стену, оставляя кровавую вмятину.
<br />
== 6:xiv. Те, кто близок к смерти ==
Бежать бессмысленно. Киилер закрывает глаза. В качестве своей первой жертвы капитан Доргаддон выбрал её. Она слышит хруст его тяжёлых шагов по покрытой осколками стекла поверхности Виа Аквила. Он останавливается перед ней.
<br />
== 6:xv. Первопотерянный ==
— Ты мёртв, — осторожно произносит Сангвиний. Инстинкты велят ему крикнуть, что это морок, и пустить в ход меч. Но что-то иное, что-то за пределами разумного, убеждает его в реальности этого зрелища: рядов каменных гробов, укрытых тканью, пламени одинокой свечи, почти поглощённой тяжестью теней зала.
Феррус кивает.
— Да. Скорее, не мертво. Невозможно. Оно стало невозможным. Ныне всё разрушено, брат, всё неправильно. Абсолютное предательство нашего врага несомненно. Мы не ждём от них правды. А силы, что поддерживают их... что ж, они не заслуживают доверия по самой своей природе. И это мы все тоже усвоили. Поэтому мы движемся к этой последней битве, ожидая, что всё вокруг окажется обманом, а значит, обмана обман не сработает вовсе. Коварство, вероломство... они действуют только тогда, когда существует доверие, которым можно злоупотребить.
Он обращает скорбный серебряный взгляд к Сангвинию и потирает трёт горло кончиками пальцев, как будто горловина доспехов натёрла шею.
— Ты знал, что это ловушка, и всё равно пришёл.
— Ты выглядишь как ты, и говоришь как ты, — говорит Сангвиний, — И пахнешь как ты. Но ты уже давно мёртв.
— Я мёртв, брат, — говорит Феррус. — Все мы мертвы. == 6:xvi. Правда (и ложь) ==Фо погрузился в работу, уткнувшись в экраны когитаторов. — Что значит «лучше»? — спрашивает Ксанф, делая шаг вперёд. Он не хочет отвлекать Фо от работы, но ему нужно знать. — Извини, о чём ты? — Ты сказал, что можешь сделать лучше. Что значит «лучше» в этом контексте? — Эффективнее, — говорит Фо, — и точнее. Эффективнее против генетики Астартес без риска для основной популяции. — То есть был риск? — спрашивает Ксанф. — Конечно, — отвечает Фо. — Это же биологическое оружие. — Почему ты так думаешь? — спрашивает Андромеда. — Потому что, селенар, ты была права, — говорит Фо. — Теперь, когда мне доступны личные записи Сигиллита, я вижу, что не учёл экзопланарные силы, с которыми тесно связано смертное воплощение. Фо искоса посмотрел на неё. — Я не оправдываюсь, — продолжает он. — Я — пережиток прошлого, эпохи, когда варп был практически неизучен. Генетика сама по себе была прикладной наукой, и я преуспел в ней способом, за который история меня осудила. Наука была отделена от... от религии и искусства. От метафизики. Я думаю (хотя не думаю, а знаю), любопытно, что в эпоху Империума, самую светскую эпоху человечества, концепцию души нужно воспринимать всерьёз. Он смотрит на Андромеду. — Ты утверждала, что моё оружие не сработает, — говорит он, — потому что оно будет действовать на чисто генетическом, то есть физическом, уровне. Ты была права. Я не принимал идею о том, что мы — нечто большее, чем просто плоть. В мое время понятия о духе и душе не входили в компетенцию учёных. Но подобные вашему Императору и Сигиллиту доказали, что этого разделения не существует. Все мы являемся и телом, и душой. Наша материальная смертная плоть связана с неосязаемой психоматериальной сущностью, которую мы, безбожники, назвали бы душой, и которая сосуществует с имматериальным царством. Когда мы открыли варп, чтобы странствовать меж звёзд... и, будем честны, именно это и было причиной открытия... нам явилась истина, о которой прежде говорили лишь поэты и священники. Мы все — материя и имматерия, неразрывно связанные друг с другом. Фо поднимается на ноги. Он выглядит старше и хрупче, чем до этого, но при этом тревожит их ещё больше. — Так что нет, — говорит он, — генетическое уничтожение линии Астартес не убьёт их насовсем. Только их тело из клеток. Их души — и поверьте, как учёный, я всё ещё опасаюсь использовать этот термин в рациональной дискуссии — несомненно продолжат существовать в виде активного и потенциально разрушительного сотрясения варпа, что будет иметь тяжёлые долгосрочные последствия для материальной галактики. Чтобы достичь мира и предотвратить бурные возмущения варпа, мы должны добиться стабильности и равновесия между материей и имматерией. — Ты не знал об этом ранее? — спрашивает Андромеда. — Моё дело — плоть, — говорит Фо. — В моё время подобные знания были уделом провидцев и гностиков, а значит, не играли никакой роли в точной науке. В эти дни и в эту эпоху... ваш любимый Император подавлял все рассуждения о духовности столь ревностно, что подобные концепции воспринимаются как научные факты и, следовательно, просто принимаются на веру, без учёта контекста и влияния на эмоции, мысли... — Эмпирейные исследования ограничены, поскольку они по своей природе опасны, — возражает Ксанф. — Конечно же опасны! — возражает Фо. Он хватает с рабочей станции инфопланшет. — Император строго ограничил все знания о варпе. Не была запрещена информация только о таких вещах, как межзвёздные путешествия и астротелепатия... и даже в этих областях она дозирована очень небольшими порциями. Он отверг знания, глубокие знания, прибретённые Им, ради безопасности человечества. Вот почему Он запретил все религии и всё, что поощряло свободу веры и воображения. Он сделал это потому, что знание о варпе само по себе вредоносно. Но посмотрите сюда! Он протягивает им планшет. — В своих дневниках, — говорит Фо, — ваш возлюбленный Сигиллит снова и снова, на протяжении десятилетий, протестует против эпистемологии<ref>Эпистемология — учение о знании.</ref> Императора и наложенных Им запретов! Он ясно заявляет, что считает это основной опасностью для Империума! Смотрите, вот здесь! Обратившись к Императору лично, он просит смягчить ограничения. Он утверждает, что варп — это экзистенциальная опасность для нас, для любого психически развитого вида, и что он останется экзистенциальной опасностью независимо от того, знаем мы о нём или нет. Настоящая опасность в незнании. Малкадор, к которому я всё больше проникаюсь симпатией с каждой прочитанной строчкой, рассуждает о том, что лучше знать и понимать угрозу, чем наивно плутать в незнании. Он утверждает, что примархи и Астартес, не говоря уже об основной массе человечества, должны понимать потенциальные последствия своих действий и самих своих мыслей. Он считает, что они смогут лучше защитить человечество от угрозы варпа, если будут полностью осознавать его силу. — И Император отверг эту идею? — спрашивает Андромеда. — Да, — отвечает Фо. — Ради «блага человечества». Но то, с чем мы сейчас имеем дело, вся эта катастрофическая война, — это именно то, что произойдёт, если не обучить своих детей как следует. Может ли религия или чистая, неконтролируемая вера привести к нежелательным последствиям в варпе? Конечно! Но невежество ещё хуже. Ваш Повелитель Человечества верил, что никто не может быть столь хорош, столь умён и столь осторожен, что мог бы остаться один на один с огнем. Ваш Император никому не доверяет. И взгляните, какие напасти стали последствием этого. Фо бросает планшет на стол. — В свете откровений Малкадора я пересматриваю механизм работы устройства Терминус, — устало говорит он. — Я, без преувеличения, пересматриваю всё свое научное видение мира. Но я верю, что добьюсь успеха. Теперь мне ведома опасность, понимаете? Последствия. Малкадор — прекрасный наставник. Избранный, благодарю тебя за предоставленный доступ. Мне нужно подготовить ряд образцов генокода. В геномном архиве Сигиллита уже есть большое их количество, но мне понадобятся ещё несколько в качестве контрольной группы. Чтобы улушить и откалибровать мой биомеханический фаг, я собираюсь систематически протестировать его действие на этих образцах. Он смотрит на Андромеду. — Пока ты не спросила, скажу: я не могу оценить, сколько времени на это потребуется. Разумеется, я буду работать со всей возможной поспешностью. Он устанавливает несколько пробирок в дифференциальную центрифугу и включает вращение. — Полагаю, теперь вы сообщите о достигнутом прогрессе другому ведомству? — добавляет он. — Да, — говорит Андромеда. Она бросает взгляд на Ксанфа, а затем направляется к лестнице, чтобы спуститься на нижние уровни башни. Как только она уходит, Фо снова садится на свое место (Убедил ли я их? Я и сам с трудом верю и понимаю всё это, а последствия меня просто пугают) и начинает составлять быстрые и сложные последовательности на центральном когитаторе. — Ты же понимаешь, что мы всё ещё не доверяем тебе? — говорит Ксанф. — И никогда не будете доверять, — отвечает Фо. Он смотрит на Избранного. — Всё в порядке. Я не достоин доверия. Я стараюсь быть максимально откровенным. Я не хочу быть здесь, Ксанф. Говоря начистоту, больше всего мне хочется сбежать. Лгать нет смысла. Я хочу сбежать от тебя, от проклятых Кустодес и от всех остальных ведомств. Я хочу сбежать от Него и от всего этого проклятого Империума. И я попытаюсь сделать это, и буду продолжать пытаться, и я верю, что в конце концов мне это удастся. Я использую любую возможность и любую хитрость. — Спасибо за откровенность, — говорит Ксанф. — Не за что. Но также я признаю, что сейчас я остаюсь вашим пленником, мы вместе влипли во всё это, и, возможно, я могу поспособствовать нашему спасению. И поэтому я посвящаю этой работе всё своё внимание. Он набирает ещё одну строчку кода, затем улыбается Ксанфу. — А теперь закатай рукав.<br /> == 6:xxvii. Ничто во тьме ==Они бегут столько, сколько могут. Обессиленные и запыхавшиеся, они наконец останавливаются. Глотая воздух, Зибес опускается на землю у основания постамента. Кэтт прислоняется к стене между двумя безучастным статуями водных нимф. Она закрывает глаза, пытаясь унять панику и справиться с скверной отдачей псайканы Актеи. Её руки взлетают ко рту, и она вновь давится. Она сглатывает. Запыхавшись, Олл смотрит на Лидва. Они оставили бегущую, охваченную ужасом толпу позади. В коридоре, куда они попали, царит полумрак, дворцовые орнаменты и изящные мозаики теряются в тихом мраке. Вдалеке слышится слабое эхо, похожее на смех и крики. — Нас преследовали? — спрашивает Олл. Лидва стоит в проёме и смотрит назад, в сторону, откуда они пришли. Он видит величественный зал, по которому они только что пробежали, а через полуоткрытые двери в дальнем его конце — ещё один такой-же зал. Движения нет. Выстроенные рядами статуи спокойны как и всегда. Светильники, насколько он видит, не работают, за исключением одной жужжащей и мерцающей вполсилы подвесной электролампы у ближайших дверей. Откуда-то доносится пронзительный крик, но его источник может быть за миллион миль отсюда. — Нет, — отвечает Лидва. Он осторожно закрывает высокие золотые двери и поворачивается к Оллу. — Но это не значит, что здесь мы в безопасности, — говорит он. — Я не понимаю, что произошло, — хрипит Кранк, согнувшись и уперев руки в бёдра. — Эти твари просто внезапно... — Санктум прорван, — вот всё, что может сказать ему Олл. — Ты хочешь сказать, что предатели ворвались внутрь? — простонал Зибес. — Они взяли Дворец штурмом? — Они не ворвались, — говорит Олл. — Они просто... были внутри. Сначала их не было, а потом они появились. Гебет, ты же видел свою нить, повязанную на той статуе. Геометрия изменилась, видишь? «Внутри», «снаружи». Стены больше ничего не значат. — Я не понимаю, — причитает Зибес. — Разумеется, не понимаешь, — говорит Актея, выпрямляясь, но всё ещё явно слабая и нездоровая. — Но ты можешь хотя бы помолчать? Твоё жалкое нытьё привлечет к нам внимание. — Там, тогда. Ты забралась в мою голову! — Кранк шипит на слепую ведьму. — Ей пришлось, Догент, — огрызается Кэтт. Она делает паузу, прочищает горло и вытирает рот. Оллу не нравится, насколько плохо она выглядит. Сказывается напряжение, испытываемое ею от разделения разума с Актеей. Выражения их лиц начинают походить друг друга. — То был единственный способ избавить нас от паники. И теперь она собирается использовать свои таланты, чтобы найти выход или укрытие для нас. — На восстановление моих сил нужно время, девочка, — говорит Актея. — Моя воля истощена. Ты прекрасно это чувствуешь. — Я чувствую, и мне всё равно, — говорит Кэтт. — Сделай это. Актея хмурится. — Послушай, мой поводырь, — говорит она. — Даже если бы я была достаточно сильна, читать нечего. Каким-то образом время не движется. — Время? — спрашивает Олл. — Причинно-следственный поток остановился. Он застыл. Понимаемые нами измерения подчиняются варпу. Олл кивает. — Как сказала ведьма, мы умрём? — спрашивает Кранк. — Что, чёрт побери, она имела в виду, говоря о времени? — спрашивает Зибес. — Что мы будем делать, рядовой Перссон? — спрашивает Графт. — Подождите минутку, — говорит Олл. Он покидает группу и идёт к дальнему концу тёмного коридора, где он, расширяясь, превращается в небольшой круглый атриум. Угадываясь в полумраке, над ним нависают статуи на пьедесталах, позабытые фигуры из мифов. Тишина, как и тьма, давят на него. В его голове проносятся мысли о бойне, которая, должно быть, охватила Дворец. Перед ним возвышается ещё одни двойные двери, в три раза выше человеческого роста. Они плотно закрыты. Он гадает, что находится по ту сторону. Он не хочет открыть их и узнать истину.<references />
[[Категория:Warhammer 40,000]]
