Кошка из колючей проволоки / The Barbed Wire Cat (рассказ)
 | |
| Автор | Роберт Эрл / Robert Earl |
| Переводчик | Serpen, BaronSamedy |
| Издательство | Black Library |
| Источник | Hammer and Bolter #4 |
| Год издания | 2011 |
| Подписаться на обновления | Telegram-канал |
| Обсудить | Telegram-чат |
| Экспортировать | EPUB, FB2, MOBI |
| Поддержать проект
| |
Зверь по имени Скиттека сидел в темноте. Сидел и думал, и гладил свою домашнюю зверушку. Его выгрызенное в камне логово освещал единственный фонарь. Пламя за стеклом давало совсем немного света, лишь чтобы заставить мерцать глаза-бусинки, хотя и этого «немного» было достаточно, чтобы светлые волосы его зверушки засияли. Всё же остальное было в тени.
У Скиттеки раньше никогда не было питомца. Даже если не принимать в расчёт всё остальное, немногие люди могли вынести его прикосновение. Почти все съёжились бы и отпрянули, или даже не выдержали бы и попытались сбежать. Но Адора не была большинством. Она мурчала, когда он перебирал грязными когтями её волосы, и терпела грызуньи ласки, не дрогнув и даже с абсолютной имитацией удовольствия.
- Я гадаю, кошечка, - сказал грызун, - сколько же мне ещё придётся ждать, чтобы стать главным надзирателем.
Хоть Скиттека и был крупным, но голос его был пронзительным скрежетом, как ногтями по кровельному шиферу. Впрочем, сейчас Адора ничего не имела против. Как раз наоборот, когда она наклонила голову, чтобы послушать, в глазах светился интерес. И его-то изображать точно не пришлось.
- Рабы гадают о том же, хозяин, - сказала она голосом, выверенным и доведённым до совершенства в течение многих часов; голосом, лежащим как раз между ужасом и восхищением; голосом, услаждающим уши зверя. – Они видят, что вы самый могучий и самый великолепный. И боятся, что, когда это произойдёт, им придётся работать сильнее.
Скиттека присвистнул от удовольствия, огромные передние резцы блеснули в тусклом свете.
- И правильно делают, - похвастал он, запуская когтистые лапы ещё глубже в светлые волосы, чтобы показать своё удовольствие. – Этот глупец Иваскик не знает, как приструнить людей. Его надо устранить. Заменить.
Но дрожание лапы противоречило вызывающему тону, и Адора почувствовала краткое раздражение.
Так что подумала об отце. Он умер, когда она была ребёнком, и всё, что она помнила, было доброе лицо, запах дымящейся трубки и одну фразу, которую отец сказал, а она поняла и запомнила. Это плохой мастер, сказал он трёхлетней девчушке, который винит инструмент. Может, сейчас бы он гордился, зная, что кем бы не стала Адора, плохим мастером она не была. Игнорируя дрожь в лапе, она выгнула спину и замурлыкала так, как нравилось Скиттеке.
И сказала, когда тот перестал трястись: - Некоторые рабы слышали, что вчера говорил Иваскик, стоя в главной шахте и прячась за своими штурмовиками.
- Прячась, да, - сказал грызун, от этого слова воспрянувший духом. – И что же он говорил?
- Говорил, что устал всё время бояться, - решилась Адора. - Сказал, что с него уже хватит, и всё, чего он хочет – вернуться в нору и заделать много крысёнышей.
- Сказал, что с него хватит? – спросил Скиттека, и голос его был похож на клинок, скользящий по точилу.
- Так мне сказал раб, который это слышал, - сказала Адора, задумавшись, не зашла ли она слишком далеко.
Зашла.
- Нет, - сказал Скиттека. – Иваскик не мог сказать такого, тем более своим штурмовикам. Они убили бы его на месте.
- Должно быть, раб понял неправильно, - сказала Адора, перекладывая вину на другого с уже привычной лёгкостью.
- Может быть, - сказал крысюк, схватив клок её волос и потянув так, что каждый корешок закричал от боли. – А может, солгал. В любом случае, ему нельзя доверять. Кто это был?
Большинство людей бы поколебалось. Даже те, чью совесть уже давно пожрал ужас, не смогли бы так быстро и не моргнув глазом назвать козла отпущения. Но Адора не была большинством.
- Это был Жюль, - подписала она смертный приговор с инстинктивным пониманием того, кто представлял для неё ценность, а кто нет.
- Жюль, - произнёс Скиттека, пробуя на вкус имя жертвы, как какой-нибудь лакомый кусочек. – Жюль. Очень хорошо, кошечка. Пришли его ко мне. Я прочищу ему уши.
Адора притворилась, будто разделяет веселье зверя, вторя его убийственному смеху, похожему на шипение гадюки.
- Но сначала, - сказал он, кидая что-то, сочно ударившееся об каменный пол, - поешь, моя кошечка. В этой шахте мне нужны здоровые, полные сил помощники.
В грязи, поблёскивая, лежал бесформенный комок плоти. Адора бурно благодарила, когда ползла к нему. Это было мясо. Не больше и не меньше, твердила она себе. Мясо. Здесь, внизу, ты можешь есть его или быть им, но, в любом случае, мясо было жизнью. Отгрызла кусок и проглотила. Потом пошла искать Жюля.
Скиттека убил Жюля не сразу. Он никого не убивал быстро. Несмотря на глупость и неуклюжесть, у зверя была аккуратность хирурга. И раны, нанесённые им, хотя и всегда были смертельными, но редко убивали немедленно.
Адора нашла своего козла отпущения лежащим сбоку одного из входных туннелей. Его оставили здесь в назидание другим рабам, медленно тащившимся мимо кривых и дрожащих подпорок в зловредное мерцание главной шахты. Внутренности Жюля, заплетённые в причудливые узлы, лежали рядом. Конечности заканчивались прижжёнными обрубками. Его ослепили. И не только.
Рабы склонили головы в сочувствии к изуродованному человеку. Почему нет? Сочувствовать было легко. Ни один из них не осмелился бы бросить вызов хлыстам охранников, пожертвовав своим комфортом. Никто, кроме Адоры. Она села рядом с Жюлем и, обняв, стала баюкать, словно дитя. Он был тем, кто научил её, как делать здесь мыло: как соединять уголь и жир, как надлежащим образом смешивать грязь, чтобы достичь чистоты.
Он умер у неё на руках. Последние замирающие удары пульса исчезали в его опустошённом теле, их стук словно бы становился всё дальше и тише, в отличие от бешено барабанящего ритма, бьющегося в груди Адоры. До самого конца он, рыдая, звал свою мать, но то была не его мать, та, кто утешала его в последние часы этой вечной ночи. Это была Адора. Когда он умер, она поцеловала его, благословив напоследок, а затем покинула остывающее мясо его трупа и поспешила за остальными рабами. Как домашний питомец Скиттеки, она имела некоторые привилегии. Она была без оков, свободная и, в целом, нетронутая. Тем не менее, здесь были твари, чьи полномочия превышали её господина, и их кнуты оставили шрамы на теле Адоры.
Она поспешила вниз по вызывающему клаустрофобию узкому туннелю, чтобы воссоединиться со своими товарищами по неволе. Даже самый маленький в их рядах ходил постоянно ссутулившись: потолок туннелей их похитителей был слишком низок для рабов. Их охранники не имели такой проблемы. Этот подземный мир был построен сообразно их крысоподобным телам, и они легко сновали туда-сюда, режущие кончики их хлыстов шипели в сторону всякого, кто ослабел или споткнулся.
Когда колонна вошла в собственную, светящуюся странным зеленоватым свечением шахту, один из рабов упал на колени. Раздалась какофония голосов, потом визг взявшихся за работу кнутов, а затем - крики. Человек, шедший перед Адорой, воспользовался моментом неразберихи, чтобы повернуться и прошептать ей.
- Он умер? - спросил он, в его хриплом голосе слышался эсталианский акцент. Его звали Хавьер, и Адора считала его сильнейшим из всех здешних мужчин. Хоть и меньше, чем северяне, к которым она привыкла, он обладал своеобразной жилистой силой, которую даже адская неволя оказалась не в состоянии подорвать. Кроме того, в его глазах виднелась твёрдость. Это говорило о том, что, хотя он и был побеждён, в нём всё же оставалось достаточно гордости, чтобы мечтать о мести.
У Адоры были большие надежды на него. Настолько, что, бросив украдчивый взгляд кругом, она рискнула ответить.
- Да, - ответила она. - Он мёртв.
- Ему повезло.
- Не будь дураком, - резко сказала она ему.
Мужчина посмотрел на неё. В болезненном зелёном свете невозможно было ясно понять выражение его лица, но Адора могла заметить, что это был или гнев или веселье. И то и другое беспокоили её в равной степени.
- Как давно ты здесь внизу… - начал он, но фраза превратилась в болезненное шипение, когда охранник достал его кнутом.
- Нет говорить, - пропищал он, а затем прочирикал что-то невнятное, вновь обрушив на него удар кнута. Бич прорезал равно и тряпьё и кожу, и кровь Хавьера брызнула на пол, чёрная в болезненном свете.
Затем колонна возобновила движение. Зелёное свечение искажающего камня стало ярче. Адора почувствовала, как тело покрылось мурашками и заныли зубы, когда они достигли первого месторождения. Раздали инструменты, и она поковыляла вперёд, глаза заслезились, когда она начала рубить породу в поисках фрагментов искажающего камня, что залегал внутри.
Работая, Агора изучала своих похитителей. Как всегда случалось в присутствии искажающего камня, их поведение изменилось. Они никогда не становились спокойными, даже заворожённые тусклым зелёным свечением. Они по-прежнему наблюдали за рабами, за тем, сколько те доставали проклятого материала, но в основном они наблюдали друг за другом. Абсолютно чёрные бусинки их глаз блестели подозрительностью, и, хотя их кнуты отдыхали, их лапы частенько блуждали около рукояток отравленных клинков.
Адора вполне могла узнать алчность, когда видела её. Именно поэтому сегодня, как и каждый день, она выжидала, не появится ли для неё благоприятная возможность.
И она дождалась. Один из рабов прорубил скалу, высвободив искажающий камень и завопив от боли, когда тот возник в трещине с внезапной вспышкой болезненного света. Надсмотрщики сгрудились около находки, их мерзкие хвосты подёргивались в ужасном волнении, их глаза ослепли ко всему остальному, и в этот миг Адора ударила. Одним плавным движением она схватила кусок искажающего камня, который упал ей под ноги, и спрятала его в складках рванья, бывшего её одеждой. Он только на мгновение коснулся её обнажённой кожи, но в тот же миг её кости заныли, а мышцы скорчились, и ей пришлось приложить всю волю, чтобы загнать обратно внутрь непроизвольный крик ужаса, который подкатил к губам.
Пока она работала, боль постепенно исчезла. Она не обратила на это внимание. Однако отвратительный искажающий камень всё ещё был при ней, он был ценен для них, а значит, рассуждала Адора, - он был ценен и для неё.
- Он идёт? Сюда? - Иваскик обнажил клыки. Охранники, собранные в норе главного надзирателя, съёжились от волнения своего хозяина. Только гонец, что принёс весть, остался равнодушным к его реакции.
- Да, мастер, - ответил гонец, злорадно упиваясь страхом, вызванным его вестью. - Начальник Васс посетит шахту, чтобы убедиться, что всё хорошо. Он обеспокоен тем, что производство упало.
Иваскик хлестнул по земле хвостом, его глаза закатились в панике.
- Пласт почти выработан, - проскулил он. - С каждым днём камня всё меньше и меньше. Это не я, а месторождение.
Потом он вспомнил, с кем разговаривает. Васс - это одно, старый порочный дурак, но этот гонец не заслуживал оправдания. Заслуживал наказания, пожалуй…
Гонец, словно увидев мстительный ход мыслей главного надзирателя, прервал их.
- Мой господин Васс потребовал, чтобы я вернулся к нему с вашей оценкой количества камня, который вы будете иметь к его прибытию, - сказал он. На самом деле, господин Васс не просил ничего подобного. Это была простая маленькая ложь, так как усы гонца дёргались от понимания того, что главный надзиратель хотел жертвы, а он не стремился ею стать.
- Скажи ему сорок кусков, - решил Иваскик.
- Это всё? - спросил гонец, испытывая судьбу.
- Может больше, - сказал Иваскик, вдруг осознав, насколько опасно было позволить его штурмовикам унюхать его страх. - Теперь иди. У меня ещё есть работа, которую предстоит сделать.
- Я знаю, - сказал гонец, и, перед тем как злость Иваскика смогла преобладать над его осторожностью, повернулся и поспешно юркнул прочь из норы.
- Пойди и приведи Скиттеку, - сказал Иваскик в конце концов. - Он является мастером над рабами, а рабы добывают камень. Если мы добываем недостаточно камня - это его вина.
Это была обнадёживающая мысль и первая, в которую вцепился Иваскик, когда думал, как переложить вину на кого-нибудь другого.
Рабы не имели понятия, как долго длилась их рабочая смена. Здесь внизу не было дня - только вечная ночь. Охранники просто ждали, пока первый из их подопечных не свалится от изнеможения, после чего позволяли остальным возвратиться в их жилища. Всем, кроме одного, естественно. Он будет освежёван заживо, шахтёрская канарейка человеческой слабости, который заплатит наивысшую цену за право отдыха для остальных.
Тогда те, кто пережил смену, устало тащили себя назад, туда, где они были расселены, глотали миску отвратительной похлёбки, которую предоставляли им их похитители, а затем спускались в неосвещённый каменный мешок, где их и держали. Не было иных выходов из подземной темницы, кроме единственного отверстия в крыше, через которое по лестнице рабы спускались внутрь. Промозглая пещера провоняла человеческими страданиями и продуктами жизнедеятельности, и если бы в скале пола не было трещин, то заключённые уже давно бы утонули в последних.
Теперь, после того как она проглотила миску чего-то жирного и застывшего, Адора спустилась в эту вонючую яму. Остальные рабы уже рухнули там же, где стояли, позволив ужасу и истощению побороть себя. Адора чувствовала лишь презрение к ним, когда заставляла себя всё время двигаться, всё время думать. Держаться на один шаг впереди.
С лязгом закрылся люк у неё над головой, и тьма стала абсолютной. То была тяжёлая свинцовая тварь, эта тьма, она как будто содержала в себе каждую унцию тонн скалы, которая лежала наверху. Вес раздавил некоторых рабов, и их вой и рыдания эхом отразились от влажных стен. Другие возвысили свои голоса в нестройном хоре отчаянной молитвы, монотонно бормоча зигмаритские псалмы в слабом неповиновении всепобеждающей ночи.
Адора проигнорировала их, как проигнорировала мягкую путаницу сломанных тел под ногами. Она была слишком сосредоточена на своей добыче, спрятанной в одной из трещин вдоль стен.
За последние недели она уже накопила невероятные полкило искажающего камня. Фрагменты излучали покалывающее нервы тепло даже сквозь тряпки, в которые были завёрнуты, и неслучайно, что именно рядом с ними было единственное место, свободное от упавших человеческих тел.
Когда она поместила своё ядовитое сокровище в безопасность, Адора сделала глубокий вдох и, наконец, позволила себе задуматься о сне. Впрочем, не здесь. Не рядом с искажающим камнем.
Она начала пробираться обратно через скопление тел, не обращая внимание на стоны и вопли протеста. И тогда она услышала из-под себя один голос, голос, в котором не было ни страха, ни боли.
- Я был бы благодарен вам, если бы вы сошли с моей руки, - произнёс он, и Адора поняла, что нашла эсталианца.
- Тогда я была бы благодарна вам, если бы вы освободили место для леди, - сказала она и, остановившись лишь для того, чтобы коленом отпихнуть кого-то в сторону, скользнула рядом с ним.
- О, прошу вас, не стесняйтесь, - сказал он, и сердце Адоры подпрыгнуло, когда она услышала безошибочный оттенок иронии в его голосе. Ирония. Это было похоже на глоток свежего воздуха или зрелище чистого неба, вещи, которые могли исходить только от места свободы.
- Меня зовут Адора, - сказала она, словно бы вручая ему ключи от царства.
- А моё имя - Хавьер Эстебан де Соуза, - ответил он таким тоном, будто она и в самом деле это сделала.
- Ты недолго пробыл здесь, не так ли? - спросила она и, абсолютно не стесняясь, наклонилась к нему. Он был худ, но не истощён, его стройное тело обвивали жёсткие мышцы фехтовальщика или, возможно, акробата. Она прижалась к нему, наслаждаясь теплом его тела.
- Может быть, месяц, - ответил он, стараясь не двигаться. - Может больше. Здесь трудно отслеживать время.
- Попробуй, - сказала Адора.
- К чему беспокоиться?
Адора не ответила. Вместо этого она скользнула рукой под его предплечье, нащупала волосы и резко дёрнула. Он вскрикнул от столь неожиданной и сильной боли.
- Если тебе и мне предстоит стать друзьями, - сказала она ему, - ты больше никогда не задашь этот вопрос. Даже не подумаешь о нём.
Эсталианец хмыкнул, и Адора решила, что он понял. Он надеялась, что это было так. Никто ещё не выжил здесь, после того как начал задавать этот вопрос. Никто.
- Откуда ты? - спросила она, поглаживая предплечье в том месте, откуда только что выдернула волосы.
- Из Эсталии, - легко ответил он. - Я фехтовальщик, как и мой отец, и отец моего отца.
- Ты хорош? - спросила Адора и, как она могла судить по тому, что он слегка выпрямился, сие было так.
- Один из лучших. Когда мы были мальчиками, сыновья нашей фамилии обучались в загонах полных торос негрос, диких горных быков. Их рога чернее, чем эта ночь, а нрав столь же непостоянен, как и любая женщина.
- Непостоянен, как что? - переспросила Адора.
Хавьер усмехнулся и звук был настолько чуждым во тьме, что вокруг них всё погрузилось в тишину.
- Да, - сказала он. - Именно так. Ты никогда не сможешь угадать, когда они нападут на тебя или твоего оппонента. Это дало тем из нас, кто пережил это, глаза на затылке.
- Если у тебя есть глаза на затылке, - поддразнила его Адора, - как же ты позволил схватить себя?
- Волшебство, - просто ответил Хавьер. - Я был охранником каравана. Однажды ночью поднялась тревога и вдруг мы все начали задыхаться. После этого я ничего не помню. Нас разделили, а затем были бесконечные переходы. Бесконечные дни.
- Здесь нет такого понятия, как бесконечные переходы, - сказала ему Адора с непоколебимой уверенностью матери, рассказывающей своему ребёнку, что монстров не существует.
Хавьер всего лишь пожал плечами.
- Ты права, конечно, - он встряхнулся. - Но бесконечные они или нет, я собираюсь выбраться через них. Просто пока ещё не нашёл способа, как.
- Может быть, я смогу помочь с этим, - сказала Адора. - Но в то же время, давай не забывать о том, ради чего мы собираемся это сделать.
Она повернула к нему голову и поцеловала его, и среди убожества, безумия и страха они напомнили друг другу, ради чего стоило оставаться в живых.
Бесчисленные часы спустя крышка люка наверху открылась, и лестница опустилась в яму. Во внезапной вспышке света факелов Адора смотрела за борющейся массой рабов, когда те бились за право первыми забраться на неё. Они пихались локтями, отталкивая друг друга в сторону, усталость была забыта, когда они подняли свои голоса и сжали кулаки.
Один мужчина ударил другого так, что раздался треск костяшек. Другой был снесён и растоптан людской толпой, напиравшей сзади. С внезапным визгом ещё один человек впал в панику и бросился к лестнице, пытаясь «плыть» через своих собратьев. Далеко он не «уплыл».
- Почему они так спешат возвратиться к своим трудам? - спросил Хавьер стоявшую рядом Адору. - Они спятили?
- Нет, просто глупы, - ответила она. - Надсмотрщики всегда бьют выходящих последними.
- Может, тогда нам тоже стоит поспешить? - сказал Хавьер, но Адора покачала головой.
Даже в этом мраке он видел, как свет играет в её волосах, своим незапятнанным светом. Она красива, решил он. Единственная красота, оставшаяся в мире.
- Береги силы, - ответила она. - Всегда остаётся несколько, оглушённых ближним боем.
- Что делать, если нет? - нахмурился Хавьер.
- Ну что ж, тогда мы оглушим пару, - сказала Адора и улыбнулась, показав зубы белые, словно у акулы в океане, полном тюленей.
Хавьер хмыкнул и решил, что она шутит. Вскоре толпа рассосалась, и она повела его вперёд, проталкиваясь мимо слабых рабов, оставшихся в яме. Хавьер не заметил, как некоторые из них вздрогнули, когда увидели, кто толкает их, а если и заметил, то предпочёл тогда не задумываться об этом.
Он позволил ей подняться по лестнице первой, любуясь её фигурой. Затем последовал за ней в ожидающий свет факелов. После часов, проведённых во тьме ямы, он прищурился от яркого света, после чего протёр свои заслезившиеся глаза, пока вокруг лодыжек замыкались железные кандалы, которые соединяли членов одной артели. Но когда он поднял глаза, его дыхание перехватило.
Адора не была закована в цепи вместе со всеми остальными. Вместо этого она присела перед поглаживавшим её монстром. Как и все остальные из этого отвратительного рода, зверь имел острые долотообразные зубы и мерзкий хвост-плеть. Он также обладал чёрными глазами-бусинками, которые блестели злобой и коварством, и непристойно голым морщинистым рылом. В отличие от своих собратьев, он был огромен. Даже ссутулившись, крысолюд был ростом с человека и даже шире в плечах.
Но то, что вызвало у Хавьера удушающий ужас, было не сама тварь, но то, как она касалась Адоры, поглаживая своими грязными когтями её волосы в некой гротескной пародии на привязанность.
Прежде чем осознал, что делает, он вскочил на ноги, сбалансировав вес и расслабив плечи. Если бы не оковы на его лодыжках, то он напал бы, вооружённый или нет, и это стало бы его концом. Впрочем, тяжесть стали на ногах и мёртвый вес толпы рабов вокруг дали ему некоторую паузу, и в этот миг Адора посмотрела на него.
Она подмигнула, и впервые он заметил, какие голубые у неё глаза. Как чистые моря и ясное небо, что ожидали их на поверхности. Затем она наклонила голову, показывая, чтобы он оставил её. Этот знак был едва заметен, но он последовал за ним, бездумно, как бык за мелькнувшей красной тряпкой.
Они выживут, Хавьер понял это. Выживут вместе.
Он позволил увести себя вместе с остальными рабами и даже не оглянулся, когда услышал успокаивающе-сладкий голос Адоры, зашептавший позади.
А Адоре нужно было успокаивать. После того, как его подчинённые унеслись прочь, их кнуты радостно танцевали по коже рабов, Скиттека развернулся и неуклюже побрёл к святилищу своей норы. И только тогда, когда они благополучно устроились за тяжёлыми железными дверями, только тогда он обратился к Адоре и излил душу.
- Васс идёт, - просто сказал он. Как только он произнёс эти слова, то его хвост задрожал, и даже Адора смогла учуять изменение его запаха. Она ничего не сказала. Она и не должна была. Скиттеке, очевидно, нужна была возможность выговориться, а из всех живых существ Адора была единственной, кому он мог довериться.
- Иваскик, Иваскик, Иваскик, - повторяло существо, его голос поднялся до высокого пронзительного воя. - Он предаст меня, мерзкая тварь. Он использует меня, чтобы избежать расплаты за собственные неудачи и сделать их моей виной. Когда прибудет Васс, Иваскик будет винить меня за ослабление потока камня, трижды проклятый лжец.
Скиттека вцепился в неё, пока говорил, но она перенесла его болезненные ласки так же терпеливо, как и всегда. На самом деле, она даже практически не чувствовала их: когда её отвратительный монстр говорил, Адора увидела первые трещины, появляющиеся в её заключении в стенах её темницы.
- О, Васс, - Скиттека застонал, в его испуганном голосе слышалось сочетание ужаса и восхищения. - В Кааске он сковал вместе всех укротителей и позволил их же рабам отплатить им. Ни один не пережил своих собственных кнутов. Потом был Тсатсабат, где он, как говорят, просто запечатал шахту и заполнил её отравленным ветром. Представь себе, как они, должно быть, царапались и бились, пока их лёгкие плавились.
Скиттека остановился и облизал пожелтевшие клинки своих резцов длинным розовым языком.
- А в Искуваре он запечатал надзирателя в котёл, а затем добавил его в кашу для рабов. Говорят, что он добавлял в огонь по одному угольку, и прошёл целый день, прежде чем его жертва перестала кричать. Целый день. Имей в виду, тот был пойман на краже искажающего камня.
Трещины, которые увидела Адора в своём заключении, постепенно становились реальными возможностями. Это были слабые возможности, чтобы обрести уверенность, но достаточные, чтобы заставить пылать бережно взращённые угли её надежды. Пока Скиттека продолжал говорить, её синие глаза горели во тьме.
- Проклятый Иваскик, - продолжал Скиттека, восторг перед Вассом сменился пронзительной жалостью к себе. - Он сдаст меня Вассу, и произойдёт что-то ужасное.
Адора почувствовала вспышку презрения и подумала, как этот слабак стал мастером над рабами. Скорей всего, это было из-за его мышц, решила она. Конечно, не из-за его мужества.
- Мой господин, - сказала она, её лицо опустилось. - Если Иваскик действительно предаст вас, то мне конец. Без вас я ничто.
Скиттека ударил её. Это оказалось для неё полнейшей неожиданностью, и Адора закувыркалась по каменному полу норы. Боли не было, пока не было, но она почувствовала, как онемение поползло вниз по одной стороне тела, и потёк тёплый ручеёк крови.
- Неблагодарное существо! - взвизгнул Скиттека, когда она, шатаясь, поднялась на ноги. Вытащил свой кинжал, и, хотя само лезвие было тупым, но жидкость, покрывшая его, светилась с ядовитой интенсивностью. - Как ты можешь быть столь эгоистичной?
Он наклонился к ней, его чудовищная туша заслонила свет от фонаря, и Адора поняла, что в этих кошмарных глубинах смерть, наконец, доберётся до неё. Она не стала попусту тратить время на то, чтобы волноваться об этом.
- Простите меня, мой повелитель. Я только намеревалась испросить вашего позволения убить Иваскика.
Скиттека остановился и попятился назад, как будто в него выстрелили из джеззайла.
- Убить его? - переспросил он, надежда наполнила его голос. - Но как может такая кошечка, как ты, убить Иваскика?
Адора посмотрела на него и в первый раз, после того как она встретила существо, не предприняла ни единого усилия, чтобы изменить свои черты. Показное смирение не омрачило фарфоровую твёрдость её лица, от ложного страха не расширились её хищные глаза и не задрожали её исхудавшие, но всё же совершенные губы. Её прямая спина не склонилась с показным раболепием, и не сгладилось то высокомерное спокойствие, с которым она держалась.
Она стояла перед ним, сбросив маску, и Скиттека сделал ещё один шаг назад, и ещё один. Он чувствовал себя, словно вонзил зубы в мягкую плоть, но нашёл там лишь острое лезвие. Адора, увидев, что его глаза-бусинки неуверенно забегали, вновь скромно опустила голову.
- Я сделаю это, потому что должна. Без вас я ничто, господин мой. Сделайте так, чтобы Иваскик оказался в пределах моей досягаемости, и я займусь им.
Скиттека колебался, парализованный надеждой. Затем он вложил кинжал в ножны, лезвие зашипело как змея, когда скрылось с глаз, и откинулся на спинку кресла.
- Может быть, - пробормотал он, копаясь зачем-то в своей робе. - Может быть, ты сможешь.
Первым свидетельством для рабов скорого визита стало неожиданное прекращение работ. В дни, предшествовавшие прибытию лорда Васса, его слуги настояли на проверке каждого дюйма шахты на наличие ловушек, и, пока они занимались этим, рабов заперли обратно в каменный мешок.
Сначала они упивались бездельем, смакуя его, как смаковал бы голодающий каждое мгновение застолья. Но с течением времени их постоянное изнеможение сменилось иными пытками. Голод стал взимать свою дань с забытых в ослепляющей тьме рабов.
Чтобы пошли слухи о каннибализме, потребовалось не так уж и много времени.
- Мне кажется, это время для побега, - сказал Хавьер, шепча Адоре на ухо, чтобы их не подслушали. - Что ты думаешь?
Адора наслаждалась теплом его дыхания на теле. Она давно научилась использовать такие моменты удовольствия, чтобы отвлекаться от…ну, от всего. Она наклонилась к нему поближе, прежде чем ответить.
- Я думаю, нам стоит быть терпеливыми, - ответила она, стараясь, чтобы это не прозвучало покровительственно. - Даже если бы ты смог добраться до люка, и если бы тебе даже удалось его открыть, то что, как ты думаешь, ждало бы тебя снаружи?
- Пожалуй, ничего. Возможно, о нас забыли.
- Ты действительно так думаешь?
- Ну, тогда паразиты, - небрежно сказал Хавьер. - Я, так или иначе, должен буду убить их, чтобы выбраться отсюда.
Адора улыбнулась и удовлетворённо вздохнула. Мужчины, конечно, дураки, но это и к лучшему. Важно было то, что она, наконец, нашла одного с мужеством быть лидером. Как и все пастухи, она знала значение хорошей овчарки, и она действительно нашла её в лице этого маленького жёсткого эсталианца.
- Было бы лучше бороться с ними не тогда, когда они стоят наверху и поджидают вас, - сказала она и почувствовала, как он отстранился.
- Мне не нравится, когда надо мной издеваются, - сказал он, и Адора снова улыбнулась. Гордость. Был ли лучший способ справиться с мужчиной? Ну, может быть, один. Она потянулась к нему, но была прервана звоном металла и резким лучом света, упавшим вниз, в темноту. После слепых дней, что она провела здесь, свет казался твёрдым, как поток расплавленного железа, и вызвал боль в глазах, когда она пыталась смотреть в его направлении.
Когда слезы, наконец, прошли, она смогла увидеть массу рабов, столпившихся вокруг, на их поднятых лицах надежда боролась с ужасом. Когда один из охранников появился в открытом люке, они застыли, словно поле, полное мышей, под тенью ястреба.
- Скиттека хочет свою зверушку, - проверещало существо.
Адора поднялась на ноги и пошла к отверстию. Другие рабы отстранились от неё. Все, кроме Хавьера. Пока Адора ждала, когда ей спустят лестницу, он подскочил к ней, и его рука коснулась её.
- Я пойду с тобой, - сказал он.
- Ты не можешь, - ответила ему Адора, удивлённо подняв совершенные брови. - Тебя не вызывали.
- Им будет всё равно, - сказал Хавьер с фаталистической самоуверенностью. - И мне нужно увидеть больше. Пора искать слабые места этого места.
- Нет, - покачала головой Адора. - Риск того не стоит.
- Я иду, - настаивал Хавьер.
- Не подходи. Будет лучше, если…
- Быстро-быстро! - закричало существо наверху, и Адора поняла, что лестница успела опуститься, пока они спорили.
- Оставайся здесь, - сказала она и полезла наверх. Добравшись до верха, она не была удивлена, когда, обернувшись, увидела Хавьера, карабкавшегося вослед. Она была уверена, что кишащие паразитами охранники, которые ждали наверху, спихнут его обратно, но они, казалось, едва ли обратили внимание.
Насколько же они должны были быть отвлечены, постепенно дошло до Адоры. Их усы дрожали от каждого сквозняка, а длинные мерзкие хвосты нервно скручивались и раскручивались. Когда где-то вдалеке с грохотом рухнул камень, все охранники подпрыгнули на месте, их чёрные глаза-бусинки завращались в ужасе.
Когда они, наконец, добрались до входа в личную нору Скиттеки, охранники отстали, нервно чирикая.
- Иди! - сказал лидер, подталкивая Адору к железной двери. Она пошла вперёд, стараясь, чтобы ужас надсмотрщиков не заразил и её. Хавьер шёл за ней вплотную и, как только она прошла через железную дверь, Адора закрыла её за собой и прижала к ней эсталианца.
- Жди здесь, - прошипела она. - Любое движение и мы оба умрём.
К её облегчению он кивнул, и Адора остановилась, чтобы кратко поцеловать его, прежде чем собраться с силами и отправиться дальше по коридору в логово Скиттеки. Как только она увидела его, то сразу поняла, почему его подчинённые были столь напуганы: он грыз искажающий камень.
Адора почувствовала что-то вроде отчаяния, когда смотрела на избранного ею мастера. Он не осознавал ни её, ни что-либо ещё. Его глаза так сильно закатились, что она видела только белки, и розовая пена стекала с уголков его губ.
Опустив глаза, она увидела останки одного из подчинённых Скиттеки. Его тело было разорвано и сломано, а подобравшись поближе, Адора заметила, что охранник был частично съеден.
Это не было проблемой. Проблемой бы стало, если искажающий камень привёл бы к чему-нибудь большему, нежели простому припадку безумия. Она знала, на что способен камень, видела мельком ужасы, которые порой с криками выволакивали из шахт. Он не просто убивал - он преображал.
Прищурившись во мраке, она тихонько обходила вокруг парализованного Скиттеки. Насколько она могла сказать, тело, что хрипело и потело под его грязной шкурой, было столь же гротескно огромным, как и всегда.
- Он мёртв?
Адора развернулась и посмотрела на Хавьера. Бросив быстрый взгляд на Скиттеку, она сердито подошла к мужчине.
- Я приказала тебе ждать, - прошипела она, но он не обратил внимания на её ярость. Вместо этого он просто прошёл мимо.
Сначала она подумала, что его целью был наполовину съеденный охранник, чей изломанный труп лежал на каменном полу, но Хавьер прошёл мимо и скрылся в тени на противоположной стороне норы. А когда вернулся, Адора увидела меч, блестевший в руке. Он взвесил его, посмотрел на Скиттеку и улыбнулся.
- Месть приходит к тем, кто ждёт, - тихо сказал он, и Адора поняла, что он хотел убить Скиттеку. Скиттеку - порочного. Скиттеку - труса. Скиттеку - слабое звено, на котором были завязаны все планы побега Адоры.
- Нет, - сказала она, бросаясь вперёд, чтобы перехватить его. - Нет, оставь его. Мы нуждаемся в нём, ты что, не видишь? Мы нуждаемся в нём!
Но Хавьер не слушал её. Глаза горели от всепоглощающей ненависти, и он держал меч с профессиональной лёгкостью.
Адора понимала, что она недостаточно сильна, чтобы остановить его. Понимала, что никакие слова не могли потушить ярость, что горела в глазах. Понимала, что, даже если она призовёт паразитов, то ни один из них не сможет прибыть на помощь вовремя.
Поэтому она потянулась к шее, развязала рваные одежды и те упали на пол.
Хавьер остановился, и его челюсть отвисла. Она выглядела, как что-то из другого мира.
Конечно, она была худа. Достаточно, чтобы он мог сосчитать её рёбра. Но при этом всё было при ней: грудь, и бёдра, и ноги, всё ещё достаточно пышные, ловили на себе тот же свет факела, что блестел в пышной золотой гриве её волос. Также она была невероятно, невероятно, невероятно незапятнанной. Ни единого следа болезни не омрачало гладкого шелковистого совершенства её кожи. Ни любой другой грязи.
-Кто мог остаться чистым здесь внизу? - подумал он. - Как это было возможно?
Но ещё больше, намного больше, была её хрупкость. Только вещи, что ещё не были сломлены, могут быть такими хрупкими, и он мог видеть, что Адора, единственная из всех рабов, не была сломлена.
Он попытался сдержать своё возмущение, но потом она провела рукой вдоль его крепко сжатой челюсти, и встала так близко, что он смог уловить запах мыла. Мыло!
- Я не понимаю, - сказал он. Это были его последние слова. Внезапный взрыв боли расцвёл в его животе, а потом перекинулся вверх, на печень.
- Мне жаль, - сказала Адора, и повернула клинок, который забрала у него. Если бы она сначала пронзила его сердце, то было бы легче, или, по крайней мере, чище. Пока он умирал, его сердце продолжало биться, выкачивая большие сгустки крови из тела. Она брызгала на её подмёрзшую кожу с отвратительным теплом.
- Мне жаль.
Выражение замешательства застыло на его лице, пригвождённое смертью, и он рухнул на пол рядом с отвратительным трупом жертвы Скиттеки. Адора опустилась на колени, вырвала кинжал и в безмолвии провела лезвием по его яремной вене, просто, чтобы быть уверенной.
- Мне жаль, - вновь сказала она с ничего не выражающим лицом. После чего сорвала остатки своей одежды, чтобы начисто вытереть с себя кровь и вычистить кинжал, прежде чем убрать его обратно в складки тряпья. После этого, сидя на холодном каменном полу, она положила голову на руки и заплакала.
Через час Скиттека очнулся. К этому времени она уже максимально овладела собой.
Васс родился тринадцатым, последним в помёте. Кроме этого, он родился коротышкой. Немногие из его вида выжили бы, родившись с двумя такими недостатками, но Васс сделал это. Он не только выжил, но процветал, сделав это самым простым способом: пожрав своих братьев и сестёр. Он начал с самых слабых, потеряв в процессе три своих молочных зуба, и закончил сильнейшим. Это стало простым делом, когда он научился поднимать камень над его спящей головой.
Это было исключительно, даже для одного из его рода, и его матка оказалась настолько огорчена, что умерла вскоре после последнего из её отпрысков. Это была не та жертва, которой Васс мог бы дать пропасть зазря. Остальная часть его жизни стала продолжением столь перспективного начала. Присоединился к воинам своего клана практически сразу же, как только выполз из норы, и вскоре братоубийственные излишества детства помогли ему в борьбе за влияние.
Теперь, в преклонном возрасте двенадцати лет, Васс заработал жестокую репутацию, которая была предметом зависти сородичей. Теперь, репутация шествовала перед ним в этой жалкой шахте, вызывая страх, который был практически осязаемым. Он мог видеть его в униженных позах и дёргающихся хвостах вождей и лидеров, которые унижались перед ним, пресмыкаясь в грязи, что когда-то была их владением, а ныне, столь легко, стала его.
Он собрал их в зале для аудиенций. Его собственная стража стояла вдоль стен, великолепные в своём высокомерии и жестокости. Они насытят свою кровожадность ещё до конца дня, и предвкушение предстоящих удовольствий наполняло их светящиеся во тьме глаза. Их присутствие мало могло помочь для успокоения нервов Иваскика.
Вместо того чтобы сразу казнить главного надсмотрщика за предательскую неэффективность, Васс позволил ему говорить первым. Не то, чтобы это пошло тому на пользу.
- Это был обвал, ваша милость, - прочирикал Иваскик. Он так униженно пресмыкался, что клинки его резцов периодически постукивали по каменному полу.
- Обвал? - спросил Васс, его глаза-бусинки были столь же тверды, как стекло.
- Да, - ответил Иваскик, и сжал лапы так сильно, словно сжимал чьё-то горло. - Да, обвал. Мы потеряли пятьдесят человек и нескольких из лучших смотрителей.
Васс поудобнее устроился на доминировавшем в комнате возвышении, вылепленном из мусора. Как и всегда, он собирался насладиться до конца.
- Когда же произошёл этот обвал? - простодушно спросил он, с удовлетворением учуяв новую волну запаха страха, исходящую от его жертвы.
- Месяц назад, мой господин, - признался начальник шахты, и, понимая, что оправдание было ошибкой, мгновенно сменил тактику. - Но реальная причина заключается в лени и предательстве мастера над рабами Скиттеки. Он недостаточно присматривает за ними. Они продолжают умирать от лёгких ран.
- Я вижу, - сказал Васс. Его шпионы и информаторы уже определили, что истинной причиной было то, что шахта Иваскика почти исчерпала себя. Ему по-прежнему нужно будет кого-то сделать примером, но, пришло ему в голову, это не обязательно должен быть сам Иваскик.
- Да, да, да, - затараторил Иваскик. - Это Скиттека виноват. Он слишком ленив.
- Тогда, возможно, я должен поговорить с этим Скиттекой, - решил Васс. Он услышал стон, раздавшийся из собравшейся толпы, и увидел чрезвычайно огромную фигуру, пытавшуюся вдавиться в пол.
- Ты Скиттека, я полагаю? - спросил Васс. Но прежде чем скавен успел ответить, раздался голос. Человеческий голос.
Все глаза повернулись к рабу, который стоял у входа в зал аудиенций. Обычно, надсмотрщики бы набросились на него и содрали бы с плоть с его костей за такое вторжение, но теперь они были слишком заняты, пытаясь казаться совершенно незаметными. Голодные глаза охранников Васса превратили их из хищников в добычу.
И таким образом Адора явилась непрошенной в зал аудиенций. Иваскик молча смотрел на неё с чувством смутной благодарности за то, что, по крайней мере сейчас, всё внимание сосредоточилось не на нём.
Его облегчение было недолгим.
- Мой господин, Иваскик, - сказал раб, его голос идеально балансировал между надеждой и ужасом. - Мы сожалеем, что опоздали с данью. Пожалуйста, простите нас. Мы были заперты.
Сказав это, она упала на пол перед Иваскиком, склонила голову ещё ниже, чем крысолюд, и подвинула к нему рваный свёрток. Он бездумно потянулся к нему и, когда ослабил завязки, его окутало гипнотическое зелёное свечение искажающего камня.
Он пульсировал в нескольких дюймах от его морды, и он, казалось, чувствовал, как кровь кипит и шипит. Вожделение и отвращение разорвали его мысли, и он уже вряд ли слышал Васса, когда тот заговорил.
- Я думал, что искажающий камень должен передаваться непосредственно казначею клана, - сказал Васс.
Иваскик почувствовал кровь, потёкшую из носа. Он облизал зубы и, по-прежнему не отводя взгляда от пульсирующего светом камня, ответил: - Что?
- Почему рабы доставляют камень непосредственно тебе? - спросил Васс, его голос был мягок. Похоже, что всё же Иваскик послужит примером. А почему бы и нет? Он подойдёт, как и любой другой. И мысль о том, каким именно будет этот пример, тоже пришла в голову скавена.
- Я не знаю, - неопределённо ответил Иваскик и всё-таки сумел оторвать взгляд от осколков камня. Он посмотрел на Адору и, хотя и не узнал её, распознал метку Скиттеки на ней.
- Подождите, - сказал он, начиная понимать. - Подождите, это уловка. Скиттека…
Но Васс уже дал сигнал, и его стража пришла в движение. Иваскик увидел гибель, что ожидала его, в кандалах, которые несли стражники, и его наполнила паника. С воплем бросился к выходу, прорываясь сквозь своих собратьев на пути к спасению, но было уже слишком, слишком поздно. За какие-то секунды он был сбит с ног и закован в цепи, превратившись из начальника шахты в её самого жалкого пленника.
- Кажется, у тебя выработался аппетит к камню, - сказал Васс, крадясь к нему. - Но не бойся. Я сегодня добр. Я собираюсь накормить тебя им, скормить так много, сколько влезет. А потом, - он наклонился, чтобы прошептать на ухо своему пленнику, - я скормлю тебе ещё больше.
Последней связной мыслью Иваскика, когда его прижали к полу, было лишь изумление. Кто бы мог подумать, что жирному дураку Скиттеке хватит ума, чтобы подставить его столь изощрённым способом? Как он мог поддерживать фасад настолько прожорливой некомпетентности, пока приводил в движение эти колёса?
Он увидел, как Васс подкрадывается к нему, держа в дрожащей лапе свёрток с камнем. Как только понял, что сейчас произойдёт, то начал визжать, пена покрыла морду, пока он корчился и дёргался. Охранники дождались своего часа, а затем скользнувшие верёвки обхватили его верхнюю и нижнюю челюсти и потянули, открыв извивающийся розовый язык.
- Хорошо, - тихо сказал Васс. - Откройте пошире.
И с этими словами он начал кормить Иваскика. Он запихивал в горло скавена один кусочек злокачественного камня за раз. Сначала его жертва зашипела и в ужасе закатила глаза. Затем он начал пронзительно визжать, а его глаза вылезли из орбит в безумном удовольствии. Ну а после - он начал меняться.
Мех выпал. Конечности высохли. Второй хвост вырос из набухших узлов на его спине, лапы распустились на его конце. Моргающие глаза раскрылись на его разрушающейся плоти и пальцы на ногах удлинились, превратившись в когти.
Охранники Васса работали в ногу с преобразованием. Они натянули одни цепи и ослабили другие. Хвост был перевязан кожаными верёвками, а глаза ослеплялись по мере появления. Они работали быстро, сконцентрировавшись на цепях, и узлах, и верёвках, которыми связывали монструозную форму с отчаянной сноровкой моряков, управляющих снастями терзаемого штормом корабля.
Даже после того, как Васс прекратил кормёжку, преобразование продолжалось. Оно замедлилось лишь после того, как тварь, что некогда была Иваскиком, стала совершенно неузнаваемой. Создание булькало, и шипело, и ныло в удерживавшей его сетке, его образ отражался в сотне пар испуганных глаз.
Единственная в помещении, кто смотрел на этот ужас с хладнокровием, - была Адора. Её голубые глаза были неподвижны, как глубокое синее море в спокойный летний день, и улыбка играла на идеальном изгибе губ. Лёгкий румянец окрасил её лицо, придав ему кремовый оттенок, такой же, какой мог появиться после энергичной конной прогулки в тёплые послеполуденные часы.
Потом она очнулась и, пока её похитители, как зачарованные, не отводили взгляды от ужаса, который когда-то был их хозяином, тихо ускользнула так же тихо, как кошка в сумерках.
- Ты приносишь мне большую удачу, кошечка, - задумчиво проговорил Скиттека и лениво погладил свою домашнюю зверушку. Несмотря на то, что с того момента, как Васс назначил его заведующим шахтой, прошла всего пара недель, он уже успел прибавить в весе более двадцати фунтов. Даже подушечки пальцев растолстели, и он начал похлопывать Адору, чтобы услышать эхо в огромном зале аудиенций.
Его зале аудиенций.
- Вы воистину единственный, кто достоин такой чести, господин, - сказала ему Адора, и, в известном смысле, это было правдой. После того, как Иваскик был убран с дороги, Скиттека оставался единственным, кто обладал достаточно ужасной репутацией, чтобы править своими подчинёнными. После того, как он занял эту должность, дела, безусловно, шли гладко.
Это было тем, что, как понимала Адора, ей следовало изменить.
- Мой господин Скиттека, я могу задать вам вопрос?
Скиттека игриво шлёпнул её, правда от такой «игры» спина Адоры занемела в месте соприкосновения с лапой грызуна. Он был сегодня в крайне хорошем настроении.
- Конечно можешь, - прошипел он. - Если, конечно, это не очень скучно.
- Спасибо господин, - сказала Адора. - Мне просто интересно, зачем вы держите тварь, в которую превратился Иваскик, запертой в клетке?
Скиттека заколебался, и Адора приготовилась к ещё одному удару, на этот раз посильнее. Вместо этого Скиттека ответил ей.
- Васс и я решили сохранить его, - сказал он, имея в виду, что это Васс сказал ему, что он должен делать, а Скиттека пресмыкался в пыли перед ним. - Это напоминание о том, что происходит с предателями и ворами.
Скиттека ухватился когтистыми лапами за её волосы и скрутил их для уверенности. Адора проигнорировала боль и рискнула задать ещё один вопрос.
- Вы очень мудры, господин, - сказала она. - Но что существо ест?
- Ничего, - ответил Скиттека с дрожью. - Вообще ничего. Поэтому это всегда голодно. Но хватит об этом. Расскажи же, что ты узнала за последние дни.
- Трое рабов планируют разорвать свои цепи и сбежать, - сказала она, не потому что это было правдой, а наоборот. Те трое, кого она имела в виду, проводили каждую ночь воя, рыдая и причитая, практически обезумев от горя. Адора понимала, что если она быстро не избавится от них, то их отчаяние ослабит других, которые могли бы оказаться полезными.
- Передай их имена стражникам, когда будешь возвращаться, - сказал Скиттека.
- Да, господин, - ответила Адора. - Также среди рабов ходят слухи об армиях призраков, которые собираются в некоторых выработанных шахтах.
Скиттека зашипел и скрутил её волосы.
- Призраки? Что заставляет их говорить так?
- Некоторые из них слышали что-то. Видели что-то. Это, наверное, глупость, мой повелитель, но это то, что они говорят.
Скиттека переместился, его усы зашевелились в раздумьях. Адора сделала вид, что не смотрит. Она едва не решила придумать нечто более ощутимое для того, чтобы Скиттека отправил своих охранников в погоню за этим. Орки, возможно, или какие-нибудь другие монстры. Но, кажется, она, как всегда верно оценила грызущие Скиттеку страхи.
- Нечто для проверки, - размышлял он, глаза-бусинки метались по всему пустому пространству помещения. - Что-нибудь ещё?
- Ничего определённого… - начала Адора, но потом замолчала.
Скиттека, уловив что-то в её тоне, забыл о призраках и сосредоточил на ней всё своё внимание.
- Расскажи мне, - сказал он и выкрутил ей ухо. Боль вскричала, когда плоть чуть ли не оторвалась. Адора проигнорировала раскалённую добела боль и проговорила с в совершенстве сыгранной нерешительностью.
- Страж Тсо-тсо, - начала она. - Всякий раз, когда я оказываюсь рядом с ним, он и его товарищи прекращают разговор. Это выглядит так, будто они опасаются меня.
Скиттека выпустил ухо и прочирикал с возбуждением. Тсо-тсо! Ему следовало догадаться, что он был предателем. Он способный и уважаем другими. Без сомнения, имеет свои виды на должность Скиттеки. Ну что ж, увидит, к чему приводят такие стремления.
- Очень хорошо, - сказал он и рассеянно бросил на пол перед Адорой кусок сырого мяса.
- Спасибо, мой господин, - сказала она и поспешила подтвердить это утверждение. Она проигнорировала гнилой железистый привкус сырого мяса так же старательно, как проигнорировала его происхождение. Её рвотный рефлекс почти подвёл Адору, когда первый откусанный кусочек скользнул по её пищеводу, но она помассировала живот и подумала, как она близко. Как ужасающе близко.
- Я слышал, он три дня работал с Тсо-тсо, прежде чем умертвить, - сказал один из охранников другому.
- Три дня, да, - ответил его спутник.
Их разговор умер. Хвосты заизвивались. Носы сморщились. Нечто ударилось об окованную железом дверь перед ними, и оба скавена подпрыгнули в воздух. Приземлившись, они обратились к клетке, которую охраняли. Железо сохранило прочность и мощные балки, которые держали её закрытой, остались нетронутыми. Но не новые ли трещины появились в древесине?
- Наша смена должна была закончиться сейчас, - прочирикал один из стражников. - Точно должна была.
- Это смена трусливого слизняка Кая, - согласился другой, страх сменился ненавистью разгоревшейся в чёрных шарах его глаз. - Он всегда опаздывает.
Что-то тяжёлое скользнуло к двери. Та, казалось, начала деформироваться под испуганными взглядами охранников, но всё-таки выдержала. Сейчас, по крайней мере.
- Эй, - сказал один. - Почему бы мне не пойти и не привести нам помощь? Ты можешь посторожить, пока я хожу.
Его товарищ не соизволил ответить. Он просто раздражённо зашипел. Они так сосредоточились на двери, что они не услышали шум шагов за своей спиной.
- Разрешите высказаться, мои повелители, - раздался голос. Взвизгнув, охранники развернулись. Когда они увидели, что это был всего лишь раб, их ужас сменился яростью, и они приготовились отхлестать его своими кнутами.
- У меня сообщение от лорда Скиттеки, - произнесла Адора. - Это очень срочно.
- Говори, - сказал один, его лапа всё ещё крепко сжимала рукоять кнута. - Говори-говори.
- Мой повелитель Скиттека говорит, чтобы вы немедленно шли к его залу аудиенций.
- Зачем, - в унисон спросили оба охранника, в их голосах слышалось резкое подозрение.
- Он не сказал мне.
Охранники обменялись беспокойными взглядами.
- Но кто будет охранять…
В это мгновение из клетки раздался звук, но не удара, а серия хлюпающих звуков, как будто там внутри, что-то расчленили. Что-то большое.
- Он хочет нас обоих? - с надеждой спросил один из охранников.
- Да, господин, - ответила Адора. - И я буду ждать здесь, пока вы не вернётесь.
Охранники посмотрели на неё. Если тварь сбежит, она станет для неё всего лишь закуской. Но что с того? Разве это не было чудесно, восхитительно, что эта нагрузка на хвост больше не их проблема?
Бросив последний взгляд на дверь, оба охранника скользнули прочь. Адора подождала, пока они не скрылись за углом, после чего обернулась к двери.
Три толстых деревянных балки были вставлены в прорезанные в камне отверстия по обе стороны от двери. Собранная из древнего железа и потрёпанной древесины, она висела на чугунных петлях размером с голову Адоры. Петли были ржавые, а дверь тяжёлая, но она открывалась наружу, что было неплохо. Не было никакой проблемы, открыть её. Совершенно никакой проблемы.
Когда она проверяла вес одной из балок, что запирали дверь, то услышала, как что-то скользит за ней. Это ждало, когда она освободит его, в этом она была уверена. Ожидало жадно.
- Хорошо, - сказала она себе.
Адора подставила плечо под балку и приподняла её, высвобождая один конец из каменного гнезда, в которое тот был вставлен. Затем она бросила его и отскочила, когда тот со стуком упал на пол. Эхо грохота унеслось вглубь коридора. Когда отголоски стихли, с другой стороны двери наступила тишина.
Не обращая внимания на скрутившийся живот, Адора удалила вторую балку, позволив ему упасть на пол рядом с первым. Когда она наклонилась, чтобы вытащить третий, то практически парализующее чувство нежелания нахлынуло на неё. Она видела создание твари, которая была Иваскиком, и по сравнению с ней все ужасы этого места отходили на второй план. В нём была неправильность, страшная, ненавидящая жизнь неправильность.
- Хорошо, - проговорила она, подняв подбородок и вызывающе глядя в пространство. - Тогда это будет служить моей цели.
Не давая себе времени на раздумья, она высвободила последнюю балку и отскочила от двери. Это было удачным решением. Не успела последняя балка упасть на землю, как ужас ринулся вперёд. Железо и дерево развалились, когда дверь ударилась о каменную стену, и тварь, что некогда была Иваскиком, вышла на свет.
Адора попыталась закричать, но ужас сковал её горло. Она окаменела, и, хотя инстинкт кричал ей бежать, бежать, бежатьчёртпобери, она замерла на месте, не в силах пошевелиться, когда тварь скользнула и ринулась к ней.
Он вырос за тёмные недели своего заключения. Теперь он раза в три превосходил размером существо, которым был когда-то, и смесь псевдоподий и конечностей жадно хватались за мир вокруг. Глаза, усеивавшие создание, словно многочисленные пулевые отверстия, развернулись к Адоре, а затем она закричала, и побежала, и никогда ещё за всю её жизнь не испытывала такого ужаса.
Тварь преследовала её и, хотя она хотела именно этого, Адора не испытывала от этого удовлетворения. Больше нет, ни малейшего. Впервые она поняла, как все те, кто умер рядом с ней, смогли отказаться от борьбы за жизнь.
Но она по-прежнему Адора. Даже когда паника охватила её, она убедилась, что тварь следует за ней, когда бежала по задуманному маршруту. Это был её единственный шанс спастись, её единственный шанс. И, решила она, ей следует принять его, так же как и то, что кошка всегда приземляется на лапы.
Охранники только что закрыли люк за последним из рабов, когда к ним ворвалась Адора. Хотя они привыкли к виду домашней зверушки Скиттеки крадущейся вокруг, но никогда ещё они не видели её такой, убегающей, и испуганной, и вдруг с опаской оглядывающейся.
- В дыру, ты, - сказал один из них и указал на люк, который запирал вход в каменный мешок. Он подошёл, чтобы поднять его, и Адоре было страшное видение того, что произойдёт с толпой порабощённых людей внизу, если тварь последует за ней.
- Беги, - сказала она и, рванувшись вперёд, врезалась в него плечом. Он упал на спину и, пронзительно заверещав от возмущения, выхватил оружие, но потом тварь, что преследовала Адору, оказалась среди них.
Эхо их визга преследовало её, когда она побежала дальше, адреналин вскипел внутри неё. Через некоторое время она замедлилась и в конечном итоге заставила себя остановиться. Звуки борьбы за её спиной уже стихли, и она не имела ни малейшего сомнения в том, кто одержал победу в той схватке. Адора вытерла пот с лица, провела пальцами по лоснящимся волосам, а затем развернулась и двинулась в обход - назад, к каменному мешку.
Тварь уже ушла в поисках новых жертв. Ошмётки тех, кого она оставила позади, валялись по всей пещере, разорванные и изуродованные. Адора отвернула крышку люка, подняла её и спустила вниз лестницу. Кольцо испуганных лиц уставилось на неё, щурясь от света, который она впустила в их тьму. Адора посмотрела на них и улыбнулась, лучезарное выражение в обрамлении золотистого ореола её волос.
- Славные новости, - сказала она. - Сегодня боги послали вам шанс отомстить.
С этими словами она бросила крысоподобную голову охранника вниз. Они переводили взгляд с Адоры на голову, и обратно. А потом с коллективным криком, который напоминал скорее рёв раненого зверя, чем нечто человеческое, они рванулись вверх по лестнице, став бесстрашными от лицезрения чуда, свидетелями которому только что стали.
Если бы Скиттека руководил сражением против твари, которой стал Иваскик, то, возможно, оно прошло бы более успешно. Без неразберихи из-за отсутствия командира, тварь, может быть, удалось заманить в место, где её можно было атаковать одновременно со всех сторон, или туда, где существо удалось бы скинуть в шахту или, устроив обвал, засыпать её камнями.
Но Скиттека не руководил сражением против ужаса. Вместо этого он гнал на него своих подчинённых, прячась за их отчаянной дикостью, пока они, наконец, не подавили существо. Но победа досталась им страшной ценой. Остатки множества охранников были разбросаны по всей шахте, а несколько десятков выживших лежали израненные и сломленные среди них.
Но даже при этом, если бы Скиттека руководил боем против людей, то смог бы сохранить шахту. Люди бились отчаянно, но по сравнению с охранниками они были медленными и неуклюжими, а их импровизированное оружие и в подмётки не годилось режущему совершенству собственных отравленных клинков стражи.
Но Скиттека не руководил сражением против рабов. Вместо этого он заперся в своей норе, потея и воняя, и ждал, что другие спасут его.
Они не смогли.
Теперь он сидел в своей норе, испуганный и одинокий. Хотя в шахте по-прежнему слышались звуки битвы, он проигнорировал их. Вместо этого Скиттека замкнулся в парализующий кокон собственной трусости. Он был выброшен из него лишь тогда, когда, возвещённый визгом стражника, который предпочёл прятаться, а не бежать, в нору проскользнул один из рабов.
Скиттека зашипел и схватился за рукоять своего клинка, но затем раб вошёл в круг света, и он признал белокурый цвет её волос и кроткое выражение её лица.
- Мой господин, - вскрикнула Адора, бросившись вперёд. - Хвала богам, вы всё ещё живы. Могу ли я подождать вместе с вами, пока бой не закончится?
Мех Скиттеки встопорщился, и подозрительность сморщила его морду.
- Почему ты не с другими рабами, кошечка? - спросил он, ткнув в её сторону мечом. Убийственная полоска стали, сверкающая от яда, покрывавшего её поверхность тонким слоем.
- Они сошли с ума, милорд, - сказала Адора, пока сокращала дистанцию между ними. - Они думают, что я предатель, из-за моей преданности вам.
Скиттека начал было говорить, но резко вскочил, когда дверь распахнулась позади неё. Люди, ворвавшиеся в его логово, были грязными и истощёнными, как и все рабы, но было в них ужасающее отсутствие страха. По сравнению с этим, отсутствие оков казалось практически несущественным.
- Спасите меня, господин! - зарыдала Адора и бросилась к Скиттеке, который не имел никакого желания спасать кого бы то ни было, кроме себя. Он вскочил со стула и обратился в бегство к другому выходу.
Но Адора была ещё быстрее, чем его паника.
Как только он повернулся к ней спиной, она рванулась вперёд и рассекла подколенные сухожилия сначала на одной ноге, а затем на другой. С визгом он рухнул, и Адора сменила хват. Она вонзила лезвие между его позвонков с безотчётной точностью швеи, вдевающей нитку в игольное ушко.
Скиттека вскрикнул и дёрнулся на холодном полу. Он попытался заставить своё искалеченное тело работать. Он не смог.
- Прочь, - крикнула Адора на людей, которые начали подбираться к своему искалеченному мучителю. Они нерешительно остановились, их кирки и лопаты были занесены для смертельного удара. Адора повернулась к ним и, увидев ярость на её лице, они отступили.
- Ступайте и прикончите других, - приказала она, приближаясь к Скиттеке. - Этот - мой.
Его позвоночник был разорван и Скиттека молотил конечностями, так же бесполезно, как прибитый к стене постоялого двора таракан, которого однажды видела Адора. Она тогда работала служанкой и, хотя и не знала, кто столь жестоко поступил с существом, но навсегда запомнила это. В перерыве между своими обязанностями, она наблюдала, как он умирал почти неделю, его борьба становилась всё слабее и слабее. В конце концов, когда он уже не мог сделать ничего, кроме как время от времени подёргиваться, его сородичи вернулись, чтобы пожрать его.
К сожалению, у неё не было времени, чтобы организовать такую судьбу для Скиттеки.
Неважно. Она удовольствуется тем временем, что у неё было.
- Видишь это? - спросила она, подняв окровавленный кинжал.
Он закатил глаза и прошипел с мольбой: - Пожалуйста, помоги мне, - сказал он. - Я дам тебе одежду, много одежды. И мясо. Столько мяса, сколько ты пожелаешь.
Адора почувствовала, как её самоконтроль разрушается.
- Чего хочу я, - сказа она мягко, - это, чтобы ты больше не прикасался ко мне. Вместо этого, - она подняла кинжал, - я прикоснусь к тебе.
Так она и сделала.
Потребовалось много, очень много времени. Когда она закончила, и последний из его криков покинул его вместе с кровью, Адора повернулась и обнаружила, что некоторые из людей остались, чтобы понаблюдать. Открытые рты и широко распахнутые глаза делали их похожими на испуганную скотину.
- Идите, - сказала она и попыталась проигнорировать ужас, который увидела на их лицах, когда люди бросились прочь от неё.
Солнечный свет играл на покрытой рябью поверхности ручья. Ветерок успокаивающе шептал в ветвях деревьев. Пахло жасмином и свежим соком растений, и чем-то, что, возможно, было далёким океаном. Даже запах костра был чистым, запах свежего пепла и обожжённых рыбьих костей. Адора наслаждалась ароматами свободы, пока сидела в тени и ждала, пока просохнут её тряпки. Она тщательно отстирала их, после того как умылась, и теперь работала над ногтями, убирая грязь из-под них подточенной веточкой.
Она покинула выживших сразу же, как только они выбрались из шахты. Они были слишком дикие и изголодавшееся, чтобы принести много пользы в дальнейшем, так что она бросила их. Это было два дня назад, и Адора уже начала задумываться, а не было ли это ошибкой. Она понятия не имела, где находилась, и что могло водиться в этом лесу.
Она так сильно погрузилась в свои мысли, что не заметила стук копыт, пока те практически не наступили на неё. Испуганно взглянув вверх, она вскочила на ноги и поспешно скользнула в свою влажную одежду, чтобы прикрыть наготу. Мгновение спустя призрак из цветного шёлка и полированной стали вышел из леса. Он ехал на возвышающемся боевом коне и держал в руке копьё, которое чуть ли не в два раза превосходило рост Адоры. Девушка бросилась к рыцарю.
- Простите меня, добрый сир, - сказала она, склонив голову так, что её золотые волосы упали с плеч. - Могу ли я просить вас о помощи?
Рыцарь остановился и поднял забрало. Его черты были жёсткие и высокомерные но, как только он повнимательнее всмотрелся в Адору, его выражение изменилось.
- Для меня будет честью, миледи, - ответил он и наклонился к ней. - Но сначала мы должны покинуть это место. Враги недалеко. Не могу ли предложить вам поехать со мной?
- Это честь для меня, мой лорд, - ответила Адора, когда он подхватил её в седло позади него и понёс её, милую, спокойную и смертоносную обратно в мир людей.
