Красный Герцог / The Red Duke (роман)

Красный Герцог / The Red Duke (роман)
Автор	Клинт Ли Вернер / C.L. Werner
Переводчик	Taubman
Издательство	Black Library
Год издания	2011
Подписаться на обновления	Telegram-канал
Обсудить	Telegram-чат
Экспортировать	EPUB, FB2, MOBI
Поддержать проект

То был тёмный век, кровавый век, век демонов и волшебства. То был век сражений, и смерти, и конца света. Но кроме пожара, пламени и ярости, это ещё и время могучих героев, отважных деяний и великого мужества.

В сердце Старого Света простирается Империя, крупнейшее и наиболее могущественное из государств человеческой расы. Это земля могучих горных вершин, полноводных рек, тёмных лесов и больших городов, славящаяся своими инженерами, волшебниками, торговцами и воинами. Со своего трона в Альтдорфе правит Император Карл-Франц, божественный потомок собирателя этих земель Сигмара и обладатель его магического боевого молота.

Но время спокойствия ещё не пришло. По всему Старому Свету разносится грохот войны — от рыцарских замков Бретоннии до скованного льдами Кислева далеко на севере. Среди величественных гор Края Мира племена орков сбираются для очередного нашествия. Бандиты и отщепенцы разоряют дикие южные земли князей Порубежья. Распространяются слухи о крысолюдях — скавенах, появляющихся из стоков канализации и болотистых мест по всей стране. На северных пустошах постоянная угроза со стороны Хаоса, демонов и зверолюдов, испорченных злыми силами Тёмных Богов. И, как никогда ранее, Империи нужны герои, потому что близится время сражения.

ПРОЛОГ

Грохот битвы громом прокатился по равнине и стук копыт, лязг клинков, крики умирающих и жуткое карканье нетерпеливых стервятников, круживших над головой, слились в единый дьявольский грохот. Небо было чёрным, затянутым тёмными тучами, солнце прятало лицо от кровавой бойни внизу. Поля, которые еще вчера были зелёными, теперь превратились в багровое болото из крови и грязи, в свалку изуродованных тел, трупы мёртвых — и дважды мёртвых — усеивали местность, насколько хватало глаз.

Силы обеих армий ещё не иссякли, хотя сражение продолжалось с раннего утра. Гордость Бретоннии стояла против недостойных ужасов королевства упадка, против неживых легионов вампира, зверя, против которого они воевали.

Красный Герцог.

Пророчица Изабо предупреждала короля Людовика, что он должен встретиться с вампиром при ясном свете дня, что он должен заставить злодея сразиться с ним под солнцем, когда нечестивые силы Красного Герцога будут ослаблены до предела. Король прислушался к её совету, избегая контактов с легионами нежити, пока не был уверен в месте и времени, когда начнется сражение. Поле Церен представляло собой открытую местность, по которой его рыцари могли атаковать гниющих воинов, маршировавших под изодранным знаменем Красного Герцога. Яркий рассвет возвестил о наступлении дня, как будто сама Леди улыбалась с небес и поощряла предпринимаемую королем атаку.

Какой ужас испытал король, когда рассвет растворился во мраке, задушенный тёмными тучами, выросшими в пустом небе из ниоткуда! В считанные минуты яркий новый день стал чёрным, как полночь.

Через поле маршировали скелеты, ковыляли неуклюжие толпы зомби Красного Герцога. Король Людовик знал, что если он сейчас позволит своей армии отступить, то никогда не вернёт себе их доверие, особенно после того, как так долго сдерживал их, заставляя смотреть, как Красный Герцог опустошает страну.

К славе или к несчастью, король знал, что должен вести свою армию. Сейчас или никогда. Молясь Леди, чтобы его решение стало проявлением отваги, а не глупости, он взмахнул копьем, позволив королевскому вымпелу упруго затрепетать на ветру. Опустив копье, он пришпорил коня и погнал его вперед. Земля содрогнулась, когда две тысячи рыцарей последовали за своим господином в битву.

Любая армия смертных пошатнулась бы от напора этой атаки.

Когда рыцари атаковали, сотни врагов были разбиты вдребезги, пронзены копьями или раздавлены подкованными железом копытами боевых коней. Но у безмолвных легионов, служивших Красному Герцогу, не было ни души, чтобы дрожать от страха, ни сердца, чтобы трепетать от сочувствия к своим павшим товарищам. Нежить просто сомкнула ряды вокруг сражающихся рыцарей, небрежно ступая по разбитым телам своих павших. Тогда и начался настоящий бой.

Король сражался бок о бок со своими рыцарями, разбивая гнилые лица копьем, ломая лишённые плоти кости облачёнными в броню ногами и раскалывая черепа молотящими копытами своего коня. Несколько часов он бился рука об руку со своими людьми, пока новая волна немёртвых воинов не унесла его прочь. Подобно моряку, брошенному на произвол судьбы, он боролся, пытаясь одолеть волны врагов, что засасывали его. Но на место каждого убитого им умертвия приходило по три, а на каждого разломанного скелета-копейщика дюжина других делали выпад. Против такого количества храбрость короля начала ослабевать.

Именно в момент сомнений, когда его бессмертные враги, казалось, вот-вот одолеют его, королю Людовику была дарована передышка. Умертвия и зомби замерли, как будто вся их злобная энергия была израсходована. Безжизненные глаза уставились на короля, а лишённые плоти руки опустили ржавые мечи и расщеплённые копья.

Проблеск надежды вспыхнул в сердце короля, но быстро погас, когда холодный ужас пробежал по его коже. Король почувствовал присутствие вампира ещё до того, как увидел Красного Герцога, скачущего галопом сквозь гнилые ряды своей омерзительной армии. Вампир носил тяжелые стальные доспехи, окрашенные в цвет крови. Конь, что нёс его, был призрачным существом из кости и ведьминого огня, его разложение было прикрыто черной попоной. Когда вампир приблизился, немёртвые воины расступились перед ним, открывая Красному Герцогу путь к королю.

Вампир и король смотрели друг на друга через поле боя. Адская ненависть, безжалостная и жестокая, пылала в глазах Красного Герцога. Глаза короля стали мрачными и печальными.

— Ты не мог довольствоваться тем, что стал королем, — произнес вампир низким и ядовитым голосом. — Ты должен был стать еще и герцогом Аквитанским, — лицо Красного Герцога скривилось в зверином оскале, обнажив острые клыки. — Теперь ты не будешь ни тем, ни другим.

Король не испугался слов Красного Герцога. Слёзы стояли в его глазах, когда он смотрел на чудовище.

— Человек, которого я знал, мёртв. Пора ему обрести покой.

Лицо Красного Герцога исказилось в усмешке.

— Я сделаю тебя бессмертным, Людовик, чтобы мучить и убивать каждый час каждого дня. Тогда ты сможешь поговорить со мной о смерти и мире!

Даже в этот момент король не испытывал ни страха, ни ненависти к этому существу, которое когда–то было его другом. Он мрачно опустил копье и пришпорил коня, направляясь к Красному Герцогу. Вампир оскалил клыки в злобной ухмылке, сжимая свое собственное копье, колючий стальной шип, в уже запекшейся крови дюжины рыцарей. С волчьим воем он пришпорил своего призрачного скакуна и ринулся на короля.

В этот момент, когда человек и чудовище обрушились друг на друга, злая тьма, которую Красный Герцог вызвал, чтобы скрыть свою армию, дрогнула. Одинокий луч дневного света упал с чёрного неба, окутав короля. Посеребренные доспехи вспыхнули в солнечном свете, посылая чудесный блеск прямо на отвратительное лицо вампира. Красный Герцог, отшатнулся, осев в седле, прикрывая обожжённые глаза.

Лишь на мгновение Красный Герцог был ослеплён, но этого оказалось достаточно. Копьё короля с хрустом пронзило кроваво-красный нагрудник вампира, разрывая стальную пластину, как будто это был пергамент. Красный Герцог был выбит из седла и заизвивался на конце копья короля, словно жук на булавке.

Король Людовик поднял сопротивляющегося вампира, и кончик его копья пронзил сердце Красного Герцога. В ярости немёртвый злодей пытался цепляться за жизнь, пытался сбросить свое нечистое тело с шипа, который держал его. Король почувствовал, что его руки ослабели, вес вампира и его сопротивление истощили силы героя. Но он почерпнул силы из своей решимости, заставляя усталые руки справляться с этой ношей. Он сурово заставил себя смотреть, как умирает вампир. Бледная плоть изверга начала темнеть и сморщиваться, прижимаясь к костям под иссохшей кожей. Глаза Красного Герцога превратились в лужи крови, кровавые слёзы текли по его омерзительному лицу. Изо рта вампира вырвался ужасный стон, звук одновременно жалкий и угрожающий.

— Не для того, чтобы уничтожить чудовище, — пробормотал король себе под нос, когда почувствовал, что силы его иссякают. — Не для того, чтобы уничтожить чудовище, но чтобы спасти человека.

— …Ибо такова печальная и прискорбная история Красного Герцога. Песнь трагедии и ужаса, которая должна заставить даже фей плакат от скорби. Остерегайтесь, сыны Бретоннии! Остерегайтесь сил Тьмы, которые подстерегают вас, чтобы соблазнить и заманить в ловушку даже самую сильную душу! Остерегайтесь печального конца этого героического рыцаря, защитника благородства и короны! Берегитесь, дети Аквитании, чтобы ваше нечестие не навлекло на вас проклятие Красного Герцога!

Трубадур снял шляпу с перьями, и, проводя ей по полу, поклонился публике. Бурные аплодисменты заполнили трактир, и половицы стонали, когда десятки ног затопали в знак одобрения баллады. Певец, Жак ле Торан декламировал эпопею при дворе баронов и герцогов; однажды ему даже довелось выступать перед самим королем Луаном Леонкуром. Он определенно не находил в своём теперешнем окружении ничего роскошного или величественного. Маленький постоялый двор с деревянными стенами ничем не отличался от тысячи других, разбросанных по дороге между Аквитанией и Куроннью — скромное местечко, где торговцы и посланники могли смахнуть дорожную пыль со своих сапог, куда крестьяне и лесорубы могли пойти, чтобы облегчить тяготы своего труда глотком вина.

На протяжении многих лет Жак сотни раз исполнял Последний Плач Красного Герцога, расширяя баллады более ранних менестрелей, комбинируя различные версии этой истории, пока не сочинил то, что многие бретоннцы славили как наиболее полное изложение этой истории. Трубадур гордился своим сочинением, как гордится любой ремесленник, создавший нечто высокого качества. Жак, как всякий истинный художник, измерял свой успех не богатством или привилегиями, а похвалами публики. Ему было всё равно, раздаются ли аплодисменты королевского двора или толпы грязных крестьян. Ему было всё равно.

И все же Жак испытывал особое удовлетворение, глядя на переполненный общий зал «Подвыпившего Оруженосца». Эта публика была не просто сборищем бретоннцев. Эти люди не были каркассонскими пастухами или виноделами Бордело. Это были аквитанцы. Они были воспитаны на легендах о Красном Герцоге и героях, которые восстали против него и положили конец его злу. Если бы трубадур вышел из дверей гостиницы и обратил свой взор на север, то увидел бы тёмные тени Шалонского леса, места, где, как утверждали суеверные крестьяне, вампир скрывается и по сей день, замышляя свою месть Бретоннии и мечтая построить империю крови.

Для Жака похвала этих людей была монетой ценнее золота. Легко было забыть критиков, забыть презрительное пренебрежение грубых историков вроде Аллана Анно из Куронни. Аплодисменты этих скромных людей, воспитанных на легендах своей родины, были истинным подтверждением таланта Жака. Пусть историки изрыгают свой горький яд — баллады Жака будут жить в сердцах людей.

Было уже поздно, когда толпа, наконец, начала расползаться от тёплого очага в гостинице. Они уходили в ночь по трое и по четверо, одни размахивали тяжёлыми тростями, другие нервно перебирали пальцами маленькие деревянные изображения Шалльи, уходя в темноту. Жак улыбнулся простым страхам этих простых людей. Среди всех земель Бретоннии Аквитания была самой мирной. Лесные звери редко забредали на север, орки с гор редко были достаточно многочисленны, чтобы пробиться через Кенелль на аквитанские луга, эльфийские бандиты были редкостью, разбойники быстро оказывались окруженными аквитанскими рыцарями, у которых не было более достойных врагов, на коих опробовать сталь.

Именно мрачная песня трубадура заставляла крестьян нервничать, когда они выходили в ночь. Жак вызвал в памяти героизм и трагедию богатого прошлого Аквитании, но также он вызвал и мрачный ужас тех времен. Красный Герцог — имя, которое каждый аквитанец выучивал перед тем, как покинуть колыбель, страшилище, вызываемое матерями и няньками, чтобы пугать непослушных детей. Своей балладой Жак заставил этот ужасный призрак снова ожить в сознании крестьян. Когда они выходили из гостиницы, каждый из них представлял себе вампира, притаившегося в тенях, и его стальные клыки, готовые вонзиться им в глотки и погубить, чтобы они присоединились к нему в его империи крови.

Жак покачал головой на такое легковерие. Красный Герцог исчез, уничтоженный королем Людовиком Праведным на поле Церен более тысячи лет назад. Правда, был ещё один вампир, называвший себя Красным Герцогом, который угрожал Аквитании четыреста лет спустя, но Жак не мог поверить, что это существо на самом деле было тем же самым монстром. Зло, однажды побежденное королем Бретоннии, не восстало из могилы.

— У тебя язык посеребренный, — усмехнулся Энтуан, пухлый хозяин «Подвыпившего оруженосца». Его улыбающееся лицо то освещалось, то скрывалось в тени, пока он лавировал между грубыми столами и деревянными скамьями, разбросанными по комнате. У каждого стола он останавливался, рассматривая деревянные чашки и глиняные горшки, оставленные его посетителями. Те, что не были полностью осушены, были аккуратно опорожнены в деревянную бочку, зажатую под мышкой трактирщика. Жак мысленно напомнил себе, что не стоит покупать самое дешёвое вино из меню Энтуана.

— Я редко видел, чтобы они задерживались до такого позднего часа, — объяснил Энтуан, нахмурившись, когда заметил длинную трещину в одном из сосудов для питья. — Барон де Ланис не из тех, кто забывает, когда его крестьяне должны быть в поле. Я бы сказал, что многие болящие головы будут проклинать рассвет.

Жак помахал жестяной кружкой, которую держал в руке — роскошество, которое Энтуан обычно приберегал только для тех редких случаев, когда его гостиницу посещал странствующий рыцарь.

— Уходя, они имели такой вид, будто бы были рады увидеть солнце, уже выйдя за двери. Как бы рано барон не хотел вытащить их на поля, они не выглядели слишком счастливыми, выходя в темноту.

Энтуан рассмеялся над словами трубадура, однако в его глазах не было веселья. Жак выпил слишком мало вина, чтобы не обращать внимания на волнение хозяина.

— Ну же! — заметил он. — У них не может быть никаких разумных причин бояться. Если живущему дальше всех из них придётся идти больше мили, чтобы добраться до дома, тогда я соглашусь, что вы не добавляете воду в свое вино! — трубадур отхлебнул из кружки и вытер рот украшенным оборками рукавом рубашки. — Можно подумать, что моя песня вызвала Красного Герцога из могилы!

Трактирщик вздрогнул при последнем замечании и отвернулся от Жака.

— Как ты и сказал, у них нет никаких причин чего–либо бояться.

— Клянусь Леди! — воскликнул Жак, хлопнув себя по колену. — А ведь вы и вправду этого боитесь! — он недоверчиво покачал головой. — Я признаю, что моя баллада исключительна, но вы не должны терять связь с реальностью.

— Это была прекрасная песня, и никто из этих людей не пожалеет, что услышал её, — сказал Энтуан трубадуру. — Но ты же чужой в этих краях. Ты не понимаешь старых страхов, которые пробудила твоя история.

Жак подошел к Энтуану, отхлёбывая из кружки.

— Детские сказки рассказывают, чтобы держать непослушных детей в узде, — сказал он, и в подтверждение своих слов вылил последний глоток вина из своего кубка в бочонок трактирщика.

Трактирщик поставил бочонок и вызывающе посмотрел на Жака.

— Разве это детская сказка, когда пропадает пастушка, а через несколько недель её находят обескровленной? — он прижал мозолистый палец к груди трубадура. — Разве это воображение, когда рыцарь едет через деревню, намереваясь бросить вызов злу, скрывающемуся в лесу, только для того, чтобы его обескровленный труп был найден плавающим в реке Морсо?

— Зверолюди, — сказал Жак.

Энтуан хихикнул, услышав это предложение.

— В этих краях зверолюдей не было с давних пор. И кто когда–нибудь слышал о зверолюдах, оставляющих мясо на костях жертв? Есть только одно создание, одна тварь, которая пьёт кровь из вен человека и оставляет его бледный труп позади.

Жак поморщился и покачал головой, удивляясь логике трактирщика. Он провёл годы, читая каждый рассказ о жестоком правлении Красного Герцога, слушая каждую балладу, сочинённую о вампире и его гибели. Это были вещи, принадлежавшие прошлому. Даже если существо, угрожавшее Аквитании шестьсот лет назад, и было настоящим Красным Герцогом, это чудовище тоже было похоронено на поле Церен герцогом Гилоном.

Энтуан только улыбнулся, когда Жак попытался объяснить ему всё это. Это была грустная улыбка человека, который знает, что он прав, но всем сердцем желает ошибиться.

— У тебя есть свои убеждения, — сказал он трубадуру. — Но я знаю то, что знаю. Ты говоришь, что Красный Герцог погиб на поле Церен. Я говорю, что вампир всё ещё жив, дожидаясь своего часа где–то в Шалонском лесу.

На мгновение Жак замолчал, его глаза блуждали в глубоких тенях комнаты, которые внезапно показались ему зловещими. Ему потребовалось некоторое время, чтобы освободиться от охватившего его иррационального чувства беспокойства. Он выдавил из себя прерывистый смех и хлопнул Энтуана по плечу.

— Тебе следовало бы стать сказочником, — сказал Жак.

Со всей величавой напускной храбростью, на какую он был способен, Жак вышел из общего зала «Подвыпившего оруженосца» и поднялся по деревянной лестнице, ведущей в отдельные комнаты. Энтуан отвёл своему талантливому гостю лучшие покои в доме. Эта комната, как и жестяная кружка, обычно предназначалась для странствующих рыцарей и других редких гостей благородного происхождения. Комната была необычайно просторной, её растрескавшийся пол скрывался под множеством звериных шкур и потёртых ковров. Мебель была покрыта густым лаком, чтобы уберечь её от медленного разложения, охватившего остальную часть гостиницы, включая кровать, которая казалась достаточно большой для рыцаря вместе с его лошадью. Жак улыбнулся, проведя рукой по грубым шерстяным одеялам и нащупав комковатые подушки, набитые куриными перьями. Было что–то почти забавно-жалкое в этой немощной попытке воссоздать роскошь, которую мог ожидать аристократ.

Жак присел на край кровати и принялся стаскивать сапоги. Пусть кровать была комковатой и грубой, он всё равно приветствовал усилия Энтуана устроить роскошь.

Улыбка погасла на лице трубадура, когда его охватил липкий холод. Дрожь пробежала по телу Жака, пульсация грубого, беспричинного страха, который заставил его вскочить на ноги прежде, чем он осознал это. Он нервно облизнул губы, его пальцы смяли бархатистую поверхность сапога, когда он поднял его с пола, и взял словно дубинку.

Глаза Жака вглядывались в темноту, а дыхание становилось всё более частым. В детстве он однажды оказался пойман в ловушку в соляной яме с голодной лаской, и был вынужден провести всю ночь с хищником, кружащим вокруг него в темноте и ожидающим шанса напасть. Воспоминание о том старом страхе вернулось к нему сейчас, сжимая его сердце в ледяных объятиях, заставляя ощущать щупальца чистого ужаса, ползущие по его телу.

Он ничего не мог разглядеть в тёмной комнате, но, как и крестьяне, которые отважились выйти в ночь, он знал, что там что–то есть. Ему не нужно было видеть или слышать его, чтобы понять, что оно здесь. Он мог чувствовать его, чувствовать его угрожающее присутствие, чувствовать его скрытое зло.

В этот момент в комнату Жака просочился серебристый лунный свет. Из этой комнаты наружу смотрело единственное во всей гостинице окно со стеклом — ещё одна привилегия для приезжих дворян. Внезапное освещение заставило Жака повернуть голову и посмотреть в темноту. Он смог разглядеть тёмные громады соломенных хижин деревни и мерцающие воды реки Морсо за ними. Более того, он видел чёрные, угрожающие очертания Шалонского леса, протянувшегося по дальнему берегу реки, зловещую стену тьмы, барьер между царством людей и владениями Старой Ночи.

Жак снова вздрогнул и отвернулся от ночного пейзажа, пытаясь отогнать ужасные видения, которые тот вызывал в его сознании. Когда он снова обратил внимание на комнату вокруг, вся кровь схлынула с его лица. Тёмная фигура стояла в дальнем углу, высокая тень, которой, как он мог бы поклясться, раньше здесь не было.

Жак пытался отвести взгляд, пытался убедить себя, что там ничего нет. Ему захотелось нырнуть под шерстяные одеяла, спрятать лицо и надеяться, что видение уйдет. Он упрямо пытался уцепиться за благоразумие, убеждая себя, что там ничего быть не может. Но чем дольше он смотрел в угол, тем слабее становилась попытка отрицать страх. С каждым вдохом Жак представлял себе всё больше деталей этой фигуры. Ему казалось, что он видит голову и плечи, покрытые длинным чёрным плащом. Видит свирепые красные глаза, уставившиеся на него из темноты оттуда, где должно было бы быть лицо.

В отчаянии трубадур пытался убедить себя, что это всего лишь игра воображения, когда тень начала красться из своего угла. Он закашлялся, когда вонь гниющей плоти достигла его обоняния, вздрогнул, услышав стук облаченных в броню ног, шагающих по половицам. Слёзы ужаса потекли по его лицу, когда Жак отпрянул от ужасной фигуры. Теперь он мог разглядеть богато украшенные гравировкой доспехи призрака, архаичные по стилю, посеревшие от времени. Он разглядел огромный фальшион с навершием в форме черепа, раскачивающийся на боку фигуры. Лицо, бледное и худое, начало появляться из темноты, красные глаза всё ещё смотрели на съежившегося трубадура.

Жестокая усмешка исказила это нечеловеческое лицо, иссохшие губы отступили от волчьих клыков.

К счастью, луна скрылась за облаками, снова погрузив комнату в темноту, прежде чем Жак успел что–либо разглядеть. Красные глаза призрака продолжали гореть в темноте.

Голос, тонкий и злобный, как скрежет крысиных когтей по гробу, раздался из темноты.

— Не бойся, — сказал голос. — Сядь и успокойся. В эту ночь, по крайней мере, ты в большей безопасности, чем любая душа во всём королевстве.

Каким–то образом Жаку удалось найти край кровати и сесть на неё. В этом зловещем голосе было что–то мощное, властное, не терпящее возражений. Жак знал, что не может сопротивляться желанию повиноваться, как муравей не может сопротивляться копыту быка.

— Я проделал долгий путь, чтобы услышать твою балладу, — сказало существо в темноте. — Если бы она оскорбила меня, я бы раскидал твои внутренности от Орочьего кряжа до Тихого острова.

Когда голос произнес эту угрозу, он понизился до почти животного рычания. Жак ни на мгновение не усомнился, что это существо способно навлечь на него такой ужас. Он узнал достаточно, чтобы понять, что это за существо и какими силами обладает вампир.

Вампир позволил угрожающим словам задержаться, словно смакуя страх трубадура. После того, что показалось Жаку вечностью, существо заговорило снова.

— История была рассказана хорошо, — признал вампир. — Я слушал тебя с карниза. Даже это мёртвое сердце было тронуто твоими словами.

Жак попытался пробормотать слова благодарности, что–нибудь, что могло бы воззвать к той человечности, которой вампир ещё мог обладать. Сухой хрип был единственным звуком, который сумел пробиться сквозь парализованное горло трубадура. Его посетитель проигнорировал тщетную попытку заговорить. Он пришел не для разговора.

— В твоей балладе было много неверного, — прошипел вампир. — У мёртвых есть своя гордость. Я укажу тебе на ошибки, чтобы ты их исправил. Когда в следующий раз я услышу, как ты рассказываешь эту историю, я смогу гордиться точностью.

— Начнем с того, что Людовик Убийца Родичей не прикончил Красного Герцога на поле Церен — сказал вампир, его голос кипел от ненависти. — Эта битва не была концом Красного Герцога. На самом деле для него это был, пожалуй, только конец начала…

ГЛАВА I

Песня трубадура летела над радостным гулом толпы, звеня веселым ритмом, мелодия его лютни была безмятежным пейзажем для его слов. Молодые пары, смеясь, кружились по зелёному лугу в такт песне менестреля, богатые платья дам развевались, когда они танцевали со своими благородными спутниками. Более зрелые лорды и леди стояли в стороне, слишком благоразумные, чтобы раствориться в таком бурном праздновании, однако также и слишком счастливые, чтобы не присоединиться к смеху.

Мраморная часовня стояла в центре луга, её гипсовые украшения сверкали на солнце. Каменный саркофаг рыцаря, построившего часовню, казалось, улыбался празднующим, утопая ногами в букетах первоцветов и львиного зева. Гирлянды маргариток были развешаны по стенам часовни, лёгкий ветерок раскачивал их, распространяя вокруг цветочный аромат.

В дверях часовни стоял старик, одетый богаче и красивее, чем все остальные, его морщинистое лицо расплылось в широкой улыбке, глаза затуманились слезами. Он улыбнулся одной из танцующих пар, темноволосому юноше, одетому в чёрную тунику и шоссы^[1], его богатая одежда была отделана золотой нитью. На руках он держал женщину с темно-рыжими волосами, самую прекрасную из всех резвящихся на лугу. На ней было развевающееся белое платье, в волосы вплетена цветочная вуаль.

Всего час назад она была леди Мелисендой. Теперь она стала виконтессой Мелисендой дю Марсиль, женой виконта Брандена дю Марсиля и невесткой маркграфа дю Марсиля. Старый маркграф улыбался своей новой дочери даже больше, чем сыну. Он уже начал отчаиваться, что никогда не доживет до этого дня, когда отважный молодой рыцарь откажется от своих безрассудных поступков и займётся более важным делом — продолжением рода. Было время и место для того, чтобы скакать по королевству, убивая монстров и спасая девиц, но это было времяпрепровождение, которое не подходило единственному сыну древнего, славного деяниями рода.

Маркграф усмехнулся, глядя, как грациозная фигура Мелисенды скользит по лугу в руках у его сына. Теперь уже не было нужды беспокоиться о роде дю Марсиль. Если только в жилах Брандена не течет ледяная вода, он займётся продолжением оного, как только закончится свадебное торжество.

Улыбка замерцала и погасла на лице маркграфа, когда внезапный холод пробежал по его старым костям. Он поднял глаза к небу, заметив, как внезапно потемнело солнце, когда по небу пронеслись грозовые тучи. Аквитания уже несколько месяцев страдала от этих внезапных бурь, как будто сами стихии сговорились бросить землю под покровом вечного мрака. Это была лишь одна из многих бед, которые обрушились на землю. Крестьяне рассказывали о больших волках, рыскающих по окрестностям, и хватающих кого попало с необычайной смелостью. Ходили слухи об упырях, бродящих по старым кладбищам, слухи о беспокойных призраках, бродящих по ночам.

Самые отвратительные истории вращались вокруг самого герцога. Говорили, что герцог так и не оправился от ран, полученных в сражении с султаном в Арабии. Говорили, что у герцога помутился рассудок, что он — обезумевший зверь. Его двор переехал из замка Аквин в замок на краю Шалонского леса, чтобы скрыть безумие герцога от его людей. Несмотря на это, герцог продолжал издавать эдикты, которые затрагивали каждого дворянина в Аквитании. Он ввёл налог на кровь, обязав каждый дом посылать десятую часть рыцарей в замок герцога. Налог на кровь породил еще один отвратительный слух — что герцог собирается воевать против короля Людовика!

Маркграф дю Марсиль покачал головой и попытался отогнать от себя неприятные мысли. Он снова посмотрел на Брандена и его невесту. Это был день торжества, день с нетерпением ждать светлого завтра за пределами тьмы сегодняшнего дня.

Голос трубадура надломился, пальцы его сыграли на лютне фальшивую ноту. Веселье и радость толпы исчезли, сменившись вытянутыми лицами и мрачным шёпотом. На празднество опустилась пелена, чувство обреченности, от которого никто не мог избавиться. Бранден крепко обнял свою невесту и повернулся, чтобы бросить встревоженный взгляд на отца.

Маркграф только покачал головой и уставился в темнеющее небо. Не могло быть более зловещего времени для того, чтобы погода приняла такой капризный оборот. В Аквитании царили неуверенность и страх, порождавшие всевозможные суеверия. Даже дворяне были готовы видеть знамения на каждом шагу.

Маркграф дю Марсиль открыл рот, чтобы сделать несколько забавных замечаний, которые развеяли бы смятение гостей на свадьбе.

— Мои друзья…

Дальше речь маркграфа не пошла. Стук копыт прогрохотал по лугу, когда дюжина всадников появилась из леса и галопом проскакала прямо к святилищу. Все всадники были одеты в чёрное — чёрные доспехи, чёрный плащ, чёрный конь. Только самый первый из всадников нарушал мрачный вид группы, потому что его доспехи были ярко-багрового цвета, как и развевающийся плащ, ниспадающий с плеч, и попона, покрывавшая огромного коня, на котором он ехал. Маркграф дю Марсиль узнал худощавое, осунувшееся лицо рыцаря в багровом. Он был герцогом Аквитанским.

Красным Герцогом.

Всадники пустили коней легким галопом в дюжине ярдов от святилища и перепуганных свадебных гостей. Никто из пришедших на праздник не осмеливался отступить перед приближением господина, которому они поклялись в верности и преданности, хотя сердце каждого трепетало при его приближении. От Красного Герцога исходила аура силы, нависшей мощи, которая заставляла даже самого храброго рыцаря дрожать, как ягнёнок перед волком.

Красный Герцог остановил лошадь перед собравшимися. Чёрные рыцари, безмолвные в своих доспехах, медленно пустили своих коней вокруг празднующих, заключив их в круг стали. Бледное, суровое лицо герцога скользнуло по толпе, его напряжённый взгляд пронзил каждого из них по очереди.

— Свадьба, — заметил Красный Герцог. — Праздник, о котором мне не сообщили, — его голос упал до низкого шипения. — И куда меня не пригласили.

Маркграф Дю Марсиль с раскаянием поклонился своему господину.

— Только мой сын и я… и… я не думал… навязываться… беспокоить вашу светлость…

Красный Герцог перевёл взгляд на молодого виконта дю Марсиля.

— Твой сын должен исполнять свой долг в моей армии, — сказал он. — Он должен защищать Аквитанию от предателей и врагов, которые хотят её уничтожить. Вместо этого, — Красный Герцог пренебрежительно махнул рукой в перчатке, — я нахожу его здесь.

Бранден с вызовом посмотрел на внушительного лорда.

— Я последний из рода дю Марсиль, — заявил он. — Мой долг — продолжить род. Я освобождён от налога на кровь.

Красный Герцог откинулся в седле, на его изможденном лице появилась лёгкая улыбка.

— Никто в Аквитании не освобождён от налога на кровь, — возразил он. Внезапно он перевёл взгляд с дерзкого виконта на женщину рядом с ним. В его взгляде появилось такое голодное выражение, что Мелисенда испуганно ахнула. Бранден положил руку на плечо невесты, пряча её за своей спиной.

— Ты прибег к старому закону, чтобы уклониться от службы в моей армии, — сказал Брандену Красный Герцог. — Я прибегну к еще более древнему, — он поднял руку и указал на невесту виконта. — Я требую Права первой ночи.

Ужас промелькнул на лице Брандена, быстро сменившись отвращением. Он пристально посмотрел на улыбающегося лорда.

— Эти рассказы правдивы, — выплюнул молодой рыцарь. — Ты сошёл с ума.

Маркграф дю Марсиль бросился вниз со ступеней святилища, встав между сыном и Красным Герцогом.

— Мой сын… не хотел вас… обидеть. Призывая старое право… это удивило его. Пожалуйста, простите его… ваша светлость.

Бранден оттолкнул отца в сторону.

— Я могу говорить за себя сам. И я говорю, что ты сумасшедший, если думаешь, что я позволю тебе прикоснуться к Мелисенде!

В ярости рыцарь потянулся к мечу, висевшему у него на поясе. Молчаливые спутники Красного Герцога тотчас же направили своих коней к разъярённому юноше. Жест хозяина заставил мрачных всадников отступить.

Красный Герцог медленно спешился, выражение гордой злобы исказило его черты. Его плащ развевался за спиной, когда он направился к Брандену и его невесте.

— Сначала ты отказываешь мне в налоге на кровь, теперь ты отказываешь мне в праве… исследовать… благородные качества твоей очаровательной леди. Не знаю, понимаешь ли ты, кто здесь господин, а кто вассал?

Бранден вытащил меч из ножен, сердито глядя на своего высокомерного сеньора.

— Сделай ещё один шаг к моей жене — и это будет твой последний шаг.

Красный Герцог помолчал. Его губы растянулись в убийственной усмешке, обнажив полный рот острых клыков. Рука лорда сомкнулась на рукояти меча. Одним плавным движением он вытащил клинок. Безжалостные глаза впились в молодого виконта.

— Докажи это, — усмехнулся вампир.

Сэр Арман дю Мэн уставился на массивный портрет, украшавший большой зал замка Аквин. Висевшая над зияющим зевом огромного камина, прикреплённая к каменной стене стальными крючьями, картина являла собой шедевр героического стиля Анатолия Бернардо Корбетты, самого знаменитого портретиста Тилеи шестого века. Тема картины была будто создана для кисти тилейца. Король Людовик Праведный, герцог Аквитанский, восседая на своём снежно-белом боевом коне Шевоше, проезжал через разрушенные стены Лашика, гоня перед собой разгромленные орды султана Джаффара. Король и боевой конь были изображены в натуральную величину, нимб света окружал голову государя и обнажённый меч. Перед ним съежились от ужаса смуглые арабийцы, а за его спиной лица всех бретоннцев в его армии были полны благоговения.

Даже сейчас, более четырехсот лет спустя после того, как Корбетта запечатлел великолепие короля на холсте, портрет излучал ауру величия, которая будоражила сердце сэра Армана.

— Впечатляет, не правда ли?

Услышав вопрос, сэр Арман лишь вполоборота отвернулся от портрета, не желая отрывать глаз от сияющей фигуры короля Людовика в момент его триумфа.

— Вдохновляет, — сказал он дрожащим от волнения голосом. Лицо рыцаря потемнело, когда он вспомнил, к кому обращается. Он поспешно отвернулся от камина и огромной картины, полностью сосредоточив свое внимание на аристократе, стоявшем рядом с ним.

Другой бретоннец резко отличался от сэра Армана. Пока тот был ещё юношей, другой мужчина перевалил уже далеко за средний возраст. Его волосы были тёмными, а волосы рыцаря — светлыми, его лицо было изборождено морщинами от власти и сопутствующей оной ответственности, а лицо Армана было испорчено шрамами, полученными в битве. Одетый в бархатный дублет и шоссы, рыцарь всё ещё излучал вдумчивую силу, ждущую освобождения. Закутанный в тяжёлые складки толстого мехового плаща, хозяин дома двигался с апатией больного человека, теряющего жизненные силы. В глазах обоих мужчин, однако, было сходство, острота ума и темперамента.

— Простите мою фамильярность, ваша светлость, — сказал сэр Арман, опускаясь на одно колено. — Я совсем забылся.

Герцог Гилон Аквитанский усмехнулся, увидев непоказное раскаяние рыцаря.

— Всё не так страшно, — заверил он Армана. — Присутствие короля Людовика Праведного было таково, что он вдохновлял людей на подвиги и геройство, каких не видели со времён самого Жиля ле Бретона. Вполне естественно, что его влияние всё ещё способно пробудить дерзость в сердцах храбрецов, — герцог Гилон указал рукой в перчатке на портрет, привлекая к нему внимание Армана. — Всякий раз, когда моё сердце приходит в отчаяние, я прихожу сюда, чтобы взглянуть на лицо короля, и меня наполняет новое чувство цели и долга. Король Людовик был истинным рыцарем Грааля и никогда не колебался в своем стремлении защитить всё хорошее и благородное. Независимо от того, возглавлял ли он крестовый поход против чужеземного тирана или скакал, чтобы спасти это самое герцогство от монстра-захватчика — доблесть короля Людовика всегда была более чем достаточной.

Улыбнувшись, герцог шагнул ближе к портрету, восхищаясь работой знаменитого тилейского живописца.

— Это было написано незадолго до смерти короля, по его собственному приказу. Он хотел оставить потомкам что–нибудь, чтобы они помнили его, как будто его великие деяния и без того не звучали бы в веках.

— Этот замок построил король Людовик, не так ли? — спросил сэр Арман.

Взгляд герцога задержался на пустом месте, что располагалось сразу за щёткой копыт Шевоша, и улыбка на его лице погасла. Здесь рука, гораздо менее искусная, чем рука Корбетты, вставила заднюю часть другого боевого коня, почти полностью заслонив одного из рыцарей позади короля Людовика, оставив видимыми только один сапог и стремя. Не было никакого намека на то, кем был подвергнутый цензуре рыцарь, хотя он, очевидно, был изображён по приказу короля, а затем удалён в более позднее время. Но герцог Гилон мог догадаться, кто это был и почему рыцарь был стёрт с картины.

— Этот замок стоит ровно в двенадцати милях от того места, где когда–то стоял старый замок Аквитейн, — сказал герцог Гилон. — Старый замок был подло использован Красным Герцогом, и осквернён до такой степени, что даже его камни источали погань вампирского зла. После того, как чудовище было побеждено на поле Церен, король Людовик приказал снести старый замок и построить новый вдали от того места, где Красный Герцог совершал свои злодеяния.

— Красный Герцог оставил много шрамов на земле, — серьёзно сказал Арман. — Крестьяне вотчины моего отца и по сей день шепчут самые страшные истории о тех временах. У них есть обычай, что каждую Колдовскую Ночь они достают мёртвого ворона и посылают людей на кладбище на поле Церен, чтобы умолять Морра оставить Красного Герцога в могиле.

Герцог Гилон кивнул, услышав рассказ сэра Армана о мрачной традиции.

— В Аквитании много таких обычаев, и не все они соблюдаются лишь крестьянами, — аристократ глубоко вздохнул. Бросив последний взгляд на портрет, он отошёл от камина и сел в кресло с высокой спинкой в центре комнаты. Арман последовал за своим господином, заняв один из небольших стульев, выстроившихся полукругом вокруг кресла герцога. Дворецкий в ливрее поспешно покинул свой пост возле погребца из красного дерева и латуни, неся на серебряном подносе бутылку темного вина и пару серебряных кубков.

Оба аристократа приняли угощение. Герцог Гилон подождал, пока его слуга удалится, прежде чем возобновить разговор с сэром Арманом.

— Я позвал тебя сюда не только для того, чтобы показать портрет короля Людовика или разделить с тобой это великолепное вино, хотя, думаю, ты согласишься, что и то, и другое было бы достаточным предлогом, чтобы привести рыцаря в замок Аквин, — лицо старого аристократа помрачнело. — Мне нужно обсудить с тобой более серьёзную проблему. Щекотливое дело, касающееся предложения графа Эргона обучить моего сына тонкостям фехтования.

Герцог Гилон поднял руку, предупреждая возражения сэра Армана.

— Я знаю, что ты известен как лучший клинок во всей Аквитании. Кладбища одного конкретного поместья могут засвидетельствовать твоё мастерство и доблесть. Я не думаю, что у твоего отца были какие–то неблаговидные мотивы, когда он сделал это великодушное предложение. В то же время я не думаю, что он понимает, какие последствия может иметь простое предложение.

— Я знаю, что молод, — сказал сэр Арман, — Но сэр Ришемон — человек непредубеждённый…

— Речь идет не о твоём возрасте, — сказал герцог Гилон. — Я научил Ришемона уважать способности, где бы он их ни находил. Однажды он станет герцогом Аквитанским. Любой правитель, который не признаёт мастерства тех, кем он правит, не будет править долго. Нет, твоя молодость тут ни при чем. Дело в твоём имени. Дело во всех тех могилах, которые заполнила твоя потрясающая способность владеть мечом. Дело в том, что если я позволю дю Мэну учить моего сына чему–нибудь, то потеряю преданность д'Эльбиков.

Арман нахмурился, услышав, как герцог упомянул о долгой и жестокой вражде между его семьей и семьей эрла Гобера д'Эльбика. Вражде, из–за которой Арман лично лишил жизни шестнадцать человек.

— Я вижу, ты оценил ситуацию, — сказал герцог Гилон. — Я избавлю твоего отца от лишних хлопот. Сэр Ришемон покинул Аквитанию, чтобы отправиться в паломничество в Куроннь. Пока его не будет, он получит наставления от собственных мастеров-фехтовальщиков короля. Когда он вернётся, графу Эргону не нужно будет вновь делать своё предложение, — старый аристократ нахмурился, увидев разочарование на лице сэра Армана. — Мне очень жаль, но это единственный способ действий, чтобы не оскорбить ни дю Мэн, ни д'Эльбиков. Если бы только ваши две семьи прекратили свою вражду…

— Граф Гобер никогда бы этого не допустил, — заявил Арман с горечью в голосе. — Он и так уже слишком много потерял. Гордость не позволит ему отбросить ненависть. Мой отец такой же. Всё, о чём он может думать, — это о моих дяде и дедушке, убитых мечниками д'Эльбика. Вражда продолжается из поколения в поколение, как две змеи, пытающиеся проглотить хвост друг друга. Я даже не знаю, помнит ли кто–нибудь, с чего началась вражда. Это просто то, с чем они выросли, и они слишком упрямы, чтобы отказаться.

— Ты говоришь так, словно хочешь прекратить это, — сказал герцог Гилон с одобрением в голосе.

Сэр Арман покачал головой.

— То, что я хочу, не имеет значения. Я повинуюсь своему отцу. Это долг сына.

Огромные окованные железом двойные двери, выходившие в холл, резко распахнулись. Дворецкий в ливрее в сопровождении одетого в сталь воина вошёл в зал и поклонился, когда они приблизились к герцогу Гилону. Позади них, в сопровождении ещё двух воинов, шествовал молодой рыцарь в латах, его плащ покрылся пылью дорог, а лицо раскраснелось от долгих часов, проведённых под безжалостным солнцем.

— Посланец от эрла Гобера д'Эльбика, — объявил слуга. Он указал рукой в перчатке на отмеченного дорогой рыцаря. — Он говорит, что привёз самые срочные вести.

Пока его представляли лорду, темноволосый рыцарь не сводил глаз с сэра Армана. Во взгляде безошибочно читалась убийственная ненависть. Пальцы сомкнулись на рукояти меча, а большой палец забарабанил по золочёной рукояти.

— Могу лишь похвалить источники информации эрла Гобера, — сказал герцог Гилон темноволосому рыцарю холодным и неодобрительным тоном. — Сэр Арман прибыл сюда всего несколько часов назад. Судя по твоему виду, эрл, должно быть, отправил тебя, как только до него дошла эта новость. Ему не следовало беспокоиться. Это частная аудиенция и не касается д'Эльбиков, — в гневе герцог Гилон больше не заботился о том, что д'Эльбики почувствуют себя ущемлёнными. Это напомнило бы им об их месте.

Рыцарь отвёл взгляд от сэра Армана и низко поклонился герцогу Гилону.

— Простите меня, ваша светлость, но эрл Гобер хотел сообщить вам, что купленный им аргонианский вепрь готов к охоте. Он просит вашего разрешения провести охоту в конце месяца и просит вашу светлость и сэра Ришемона рассмотреть возможность быть его гостями и участвовать в охоте.

Улыбка герцога Гилона была слабой, и когда он заговорил, в его голосе не было и следа доверия.

— Эрл Гобер играет с этим животным уже целый сезон. Многие при моём дворе думали, что он собирается сделать из него домашнее животное. И вдруг он решает устроить охоту, — он повернул голову и пристально посмотрел на Армана, заметив застывшую челюсть мужчины, напряженное выражение его лица. Обернувшись, он поймал враждебный взгляд другого рыцаря и заметил, что тот нетерпеливо постукивает большим пальцем по своему мечу.

— Вы доставили послание эрла, — сказал герцог Гилон рыцарю. — Я пошлю одного из своих йоменов с ответом, — старый аристократ поморщился, когда темноволосый рыцарь не сделал ни малейшего движения, чтобы покинуть зал, вместо этого уставившись на сэра Армана. Раздражённо, герцог приказал своим воинам убрать дерзкого рыцаря.

Арман увидел, как солдаты приближаются к гонцу. Именно он попросил герцога Гилона отозвать их обратно.

— Ваша светлость не узнаёт гонца, которого граф Гобер послал за мной. Этот человек — младший сын графа, сэр Жирар д'Эльбик.

— Его единственный сын, — едко возразил сэр Жирар. — Мои братья похоронены в фамильной усыпальнице, рядом с их кузенами и всеми остальными, убитыми твоим мечом.

Герцог Гилон поднялся на ноги, сжав перед собой кулак.

— Я не потерплю здесь кровопролития! — выругался он. — Мне всё равно, кто начал эту вражду, но я обещаю, что если один из вас обнажит здесь клинок, я повешу и победителя и жертву!

Арман покачал головой, и взгляд, который он бросил на Жирара, был полон сочувствия.

— Мы все многое потеряли во имя семейной гордости.

— Дю Мэны потеряли недостаточно, — прорычал Жирар. — Ты создал себе репутацию на трупах д'Эльбиков. Я здесь для того, чтобы сбалансировать этот долг!

Арман вздохнул, чувствуя, как на него давит огромная тяжесть.

— Да, я убил много людей, хороших людей. Что бы ни говорил твой отец, они погибли честно и в открытом бою. Подумай об этом на минуту. Подумай о своих братьях и их умении владеть оружием. Подумай о том, насколько сильны были их мечи. Тогда вспомни, что они не могли победить меня, — тон Армана стал почти умоляющим. — Ты только что получил свои шпоры. Не трать свою жизнь на борьбу, которую ты не можешь выиграть.

Жирар нахмурился, глядя на проявление эмоций своего врага. Он холодно снял перчатку с левой руки и бросил её к ногам Армана.

— Я повешу тебя за это, — выругался герцог Гилон. — Я уже говорил тебе, что в этом замке не будет никаких сражений.

— Тогда мы проведем дуэль где–то ещё, — сказал Жирар. — Конечно, если у этого пса хватит чести принять мой вызов.

Арман торжественно наклонился и поднял с пола перчатку. Он посмотрел в глаза Жирару и медленно кивнул головой.

— Назови место и выбери секунданта, — сказал он рыцарю. — Затем подумай, что ты скажешь своим братьям.

Сэр Арман дю Мэн наклонился в седле своего боевого коня и взял тяжёлый каплевидный щит, поданный ему оруженосцем; геральдика дю Мэна, изображающая единорога и Грааль, красовалась на голубом поле. Рыцарь терпеливо ждал, пока оруженосец обойдёт боевого коня и подаст Арману тяжелое копье. Он мрачно кивнул, принимая оружие, его раскрашенное древко, ярко размалёванное красными и жёлтыми полосами, не сочеталось со злобным стальным наконечником.

На другом конце равнины, как мог видеть Арман, поднял своё оружие сэр Жирар. Геральдика д'Эльбиков в виде кабана и полумесяца украшала его зелёный щит, а копье было раскрашено в сине-чёрную клетку в тон попоны коня. Прежде чем Жирар опустил забрало, Арман успел увидеть, как глаза его врага впились в него, и заметил, что молодого рыцаря переполняла такая ненависть, что подрагивали щёки. Редко Арман видел такую решимость, такое непоколебимое стремление к кровопролитию. Никогда ещё он не видел таких эмоций на лице столь юного человека.

На травянистой равнине у деревни Аквитейн, в нескольких милях от серых стен замка Аквин, собралась толпа. Слух о дуэли пронёсся по двору герцога Гилона, просочившись даже до крестьян на полях и виноградниках. Ещё до того, как два воина прибыли, на назначенное место битвы опустилась праздничная атмосфера. Дворяне из двора герцога — отсутствие их господина было примечательно — удобно расположились в тени наспех собранных шатров, в то время как огромная толпа крестьян сидела на траве и наблюдала за происходящим с невежественным возбуждением. Незнакомые с нюансами обычаев и чести, крестьяне с восхищением следили за каждым движением рыцарей и их приближенных.

Сэр Арман посмотрел на своего секунданта, рыцаря из отцовского двора по имени Ранульф.

— Если я паду здесь, — сказал он рыцарю, — я приказываю вам не предпринимать никаких действий против сэра Жирара.

Ранульф поморщился, услышав предостережение Армана.

— Не было бы никаких вопросов, если бы вы предпочли сразиться с ним на мечах, — прорычал рыцарь. — Этот подонок д'Эльбик был бы мёртв, и одним ублюдком, воняющим в герцогстве, стало бы меньше. Почему, клянусь Леди, вы решили сразиться с ним копьем, а не мечом?

— Потому что таково моё решение, — твердо сказал Арман. Он посмотрел через поле, наблюдая, как Жирар произносит последние слова своему секунданту. Между ними было определённое сходство, хотя секундант Жирара был на несколько лет старше. Возможно, двоюродный брат. Несомненно, тот, в чьих жилах течет кровь д'Эльбика.

— Граф Эргон не простит мне, если я позволю какому–то подлому д'Эльбику убить его сына, — выругался Ранульф.

Арман покачал головой.

— Если этот человек убьёт меня, то это будет не убийство, а результат честной дуэли. Если в сердце моего отца есть хоть частичка справедливости, он поймет. — Арман опустил забрало, пресекая дальнейшие протесты Ранульфа. Он пристально смотрел на травянистую равнину, наблюдая за Жираром, пока боевой конь д'Эльбика рысью удалялся от окружавших его оруженосцев и слуг. Арман ткнул в бок своего коня и направился к полю.

Несмотря на всю свою браваду, Арман был встревожен словами Ранульфа. Рыцарь был прав, между прославленным мастерством Армана в обращении с мечом и его умением обращаться с копьем лежала огромная пропасть. Что заставило его сделать подобный выбор — рыцарство или жалость? Как вызванная сторона, он имел право выбора. Даже Жирар был удивлён, когда Арман отказался от меча и выбрал копьё.

Возможно, это было просто постоянное чувство честной игры. Арман знал, что ни один человек в Аквитании не сравнится с ним в мастерстве владения клинком. Сэр Жирар был всего лишь странствующим рыцарем, и всё ещё учился воинским навыкам. Скрестить мечи с Жираром было бы подлым поступком, недостойным любого честного и порядочного человека. Вражда между дю Мэнами и д'Эльбиками уже отняла много сил у обеих сторон, но Арман не хотел, чтобы жертвой конфликта стала его личная честь. Если ему будет суждено умереть от копья Жирара, чтобы сохранить свою чистоту, то на это была бы воля Леди.

Сэр Жирар пришпорил коня и галопом помчался по полю к Арману, опустив копье, стальное остриё которого сверкало на солнце, как клык демона. Арман погнал своего коня по полю, пристально глядя на закованную в доспехи фигуру противника.

Звук подкованных железом копыт пронёсся по полю, комья травы и грязи полетели в разные стороны, когда два рыцаря понеслись навстречу друг другу. Даже наблюдавшие за ними дворяне затаили дыхание, когда два бойца столкнулись друг с другом.

Копье Жирара не смогло пробить щит Армана или человека, укрывшегося за ним. Вместо этого стальной наконечник его оружия отклонился вниз, отскочив от толстого стального шанфрона, который закрывал голову лошади Армана.

Оружие Армана ударило в верхнюю часть щита противника с такой силой, что рука, державшая его, сломалась, как ветка. Теперь уже бесполезная рука Жирара упала на бок, разбитый край щита прижался к наплечнику, защищавшему плечо.

Сильный удар и последовавшая за ним красная волна боли заставили Жирара пошатнуться. Его боевой конь развернулся в ответ на беспорядочные движения ног, сбросив своего искалеченного хозяина с седла. Жирар тяжело рухнул на землю, прижимая сломанную руку к груди.

Сэр Арман развернул коня и двинулся к поверженному Жирару. Противник медленно поднялся на ноги, в повисшем молчании наблюдая, как Арман приближается к нему. Поверженный рыцарь не сдвинулся с места, когда Арман направил на него остриё копья.

— Честь удовлетворена, — сказал Арман своему противнику. — Сдавайся, и я сохраню тебе жизнь.

В толпе воцарилось выжидательное молчание. Дворяне подались вперед, стараясь расслышать каждое слово. Несколько отважных крестьян выползли на поле, не сводя глаз с обоих мужчин: победителя и побежденного.

Жирар поник перед угрозой Армана, вся сила в нём, казалось, иссякла. Он медленно, неохотно поднял голову и уставился на своего врага.

— Д'Эльбик уступит дю Мэну? — прошипел Жирар. — Никогда!

Выбитый из седла рыцарь внезапно рванулся вперед, бросившись под копье Армана. Действуя вопреки всем правилам рыцарства, Жирар воткнул изуродованное месиво доспехов и щита, закрепленных на его левом плече, в горло лошади Армана. Удивлённое животное встало на задние ноги, взмахнув передними в воздухе. Жирар нырнул под молотящими копытами, стуча перчаткой по своему нагруднику и крича на животное, не обращая внимания на насмешки и улюлюканье зрителей.

Арман смог удержаться в седле первые три раза, когда его конь встал на дыбы. После этого он потерял хватку и вылетел из седла, грохнувшись на землю со звоном доспехов, набивая синяки. Мягкий поддоспешник рыцаря поглотил большую часть удара, оставив его просто со сбитым от жестокого падения дыханием. Он быстро поднялся с травы и развернулся, когда враг бросился на него.

Меч Жирара ударил Армана, когда тот поднялся, едва не задев стык между горжетом и шлемом. Покалеченный рыцарь мстительно пнул Армана в колено, пытаясь сбить его на землю, чтобы затем легко добить. Арман нанёс удар кулаком по раненному плечу молодого рыцаря, попав по верху смятого щита. Жирар закричал, когда от удара осколок щита пробил его разорванное предплечье.

Арман отшатнулся, чтобы вытащить свой собственный меч, воспользовавшись тем, что Жирар на мгновение отвлёкся. И всё же он не торопился обнажать меч. Даже сейчас, после бесчестного поведения Жирара, он чувствовал нежелание скрещивать клинки с врагом, чьё мастерство было намного ниже его собственного.

— Трус! — прошипел Жирар, заметив нерешительность Армана. — Не смей давать мне пощады!

Разгневанный рыцарь бросился на Армана, направив клинок между нагрудником и кирасой, пытаясь вонзить клинок в живот врага. Арман провернулся, уклоняясь от атаки Жирара, инстинкты, отточенные годами дуэлей и сражений, стали хозяином его тела, подавляя разум, который сдерживал их. Прежде чем Арман успел осознать, что он сделал, Жирар уже лежал у его ног, а клинок Армана вонзился в подмышку под правым плечом молодого рыцаря.

Арман видел, как тело его поверженного врага задрожало и замерло. Он холодно опустился на колени рядом с мёртвым рыцарем и выдернул меч. Поднявшись, он повернулся к секунданту Жирара. Холодный гнев наполнил голос Армана, когда он обратился к оставшемуся д'Эльбику, гнев, источником которого была не древняя вражда, а то, что эта вражда заставила его сделать сегодня.

— Положи его рядом с братьями, — сказал Арман дрожащим от ярости голосом. — Но когда ты передашь его дух Леди, не называй меня его убийцей. Этому мальчику не следовало скрещивать со мной клинки. До тех пор, пока он не возмужал бы достаточно, чтобы выиграть такой бой. — Арман сунул клинок обратно в ножны.

— Я не убивал этого мальчика, — повторил он. — Его убийца — тот человек, который отправил его сюда, на смерть. Его убийца сидит в замке Эльбик. Когда увидишь графа Гобера, передай ему мои слова! Скажи ему, чтобы он больше не тратил моё время на соперников, которые ниже меня! Скажи ему, чтобы с этого дня он сам убивал своих собственных детей!

ГЛАВА II

Бретоннский меч сверкнул под солнцем пустыни, прорезая алую полосу сквозь смуглого налётчика, рассекая его струящийся чёрный бишт^[2] и разрывая стёганые доспехи под ним. Смуглый человек закричал в агонии, выронив ятаган и пытаясь сжать рассечённый живот.

Бретоннец безжалостно ударил рукоятью меча в лицо искалеченного арабийца, сломав ему нос и сбив с головы шипастый шлем. Кочевник рухнул лицом в песок, подняв облако серой пыли.

Герцог Аквитанский стряхнул кровь с меча и свирепо посмотрел на оставшихся врагов. Арабийцы в чёрных одеждах кружили вокруг него, словно стая шакалов, поигрывая изогнутыми лезвиями своих ятаганов, проклятия и оскорбления срывались с их языков. Герцог был рад, что не понимает арабийского наречия так хорошо, как его государь, король Людовик. Если бы он понимал, то мог бы обидеться на слова, брошенные ему этими языческими убийцами.

Эль Сиф аш-Шмль, как называли его арабийцы на грубом бедуинском наречии, «Северный Меч», часто сокращенный просто до «Эль Сиф», что значило «меч». Этот титул герцог заработал за год кровопролитной борьбы за освобождение королевств Эсталии от султана Джаффара. Это имя арабийцы стали шептать в ужасе после того, как бретоннские армии пришли в пустыни Арабии, чтобы принять участие в крестовом походе на собственные земли султана.

Эль Сиф представлял собой мрачное зрелище, окружённый в бесплодных песчаных дюнах, которые налетчики выбрали для своей засады. Рыцарь был в полном боевом облачении, каждый дюйм его тела закрывали стальные доспехи, чей металл был теперь обнажён, когда клинок арабийца разрезал его сюрко. Пластинчатый доспех был выполнен в самой изысканной бретоннской манере, каждая часть была богато украшена гравировкой, а края позолочены. Эль Сиф всегда утверждал, что смерть, когда она приходит за человеком, должна быть утверждена достойно, и он позаботился о том, чтобы те, кто пал в битве против него, будут знать, что их убийца не был простым йоменом или рыцарем королевства.

Изящество доспехов бретоннца теперь было покрыто грязью битвы. С нагрудника капала кровь — кровь собственного коня рыцаря. Эль Морсильо, храбрый боевой конь, подаренный герцогу королем Магритты, погиб благородной смертью, отказавшись пасть, пока у него ещё хватало сил прикрыть хозяина своим телом. Одной арабийской стрелы в шее было недостаточно, чтобы прикончить коня, но острый край тулвара, перерезавший ему горло, заставил его мужество пошатнуться.

Эль Сиф чувствовал потерю своего могучего коня так же остро, как ампутацию руки. Смерть такого благородного животного привела его в холодную ярость, которая посеяла страх в сердцах его врагов. Когда они напали на него, там было больше дюжины арабийцев. Теперь шестеро из них лежали у его ног, а атака остальных дрогнула.

Возможно, они хотели отступить, чтобы найти более лёгкую добычу. Конечно же, одетым в чёрное предводителям засады были сложно сохранить контроль над кочевниками. Эль Сиф слышал, как два закутанных в плащи арабийца спорили друг с другом, каждый имел своё собственное представление о том, как превратить–таки катастрофу в победу. Герцог повернул голову, изучая позиции других налётчиков, пользуясь краткой передышкой, которую принесло их сломленное мужество.

При этом герцог почувствовал, что его взгляд прикован к гребню далёкой песчаной дюны. Одинокий всадник стоял на её вершине, наблюдая за битвой. С такого большого расстояния Эль Сиф не узнал всадника, хотя по стилю доспехов понял, что это не кочевник, а рыцарь. По телу бретоннца пробежал холодок, когда он уставился на далёкую фигуру. Ветеран сотни битв, герой осады Лашика, убийца змея Нерлука, герцог никогда не испытывал такого чувства обречённости и страха, как при взгляде на зловещего рыцаря.

Герцог отвёл взгляд от странного зрителя, заставляя себя снова обратить внимание на арабийцев вокруг него. «Довольно для каждого дня своей заботы» — эта старая крестьянская мудрость каким–то образом запечатлелась в сознании дворянина. Какая бы угроза ни таилась в рыцаре в чёрных доспехах, какова бы ни была причина зла, которое почувствовал герцог, это вряд ли бы стоило его раздумий, если бы он умер от клинков своих теперешних врагов.

Два лидера-арабийца продолжали спорить, пытаясь перекричать друг друга. Остальные кочевники бросали тревожные взгляды через плечо на двух вождей, не зная, кто из них одержит верх, и не желая продолжать атаку на Эль Сифа, пока не получат приказа.

Эль Сиф внимательно следил за яростным криком арабийских вожаков. Между ними определённо не было любви. Они казались парой бандитов, которые временно объединили свои банды и теперь поссорились из–за того, что рыцарь нанёс ущерб их последователям. Эта мысль исчезла, когда он заметил знакомый тембр в голосе одного из кочевников в плащах. От этого знания кровь закипела в жилах герцога.

По крайней мере, один из арабийцев вовсе не был арабийцем!

Герцог открыл рот в нечленораздельном рёве ярости. Все добродетели, которыми он обладал как рыцарь, были отвергнуты предательством, которое он теперь подозревал, его желудок сжался в тугой узел от тошноты. Зажав клинок в кулаке, не обращая внимания на лёгкие раны, нанесённые ему мёртвыми врагами, Эль Сиф перемахнул через мёртвое тело Эль Морсильо и бросился на ошеломленных врагов.

Арабийцы не были готовы к внезапному нападению, они были удивлены, как охотники, чья добыча внезапно развернулась и сама напала на них. Один из налётчиков упал с раздробленной ключицей, другой рухнул на песок кричащей кучей, его рука была отрезана по локоть. Прежде чем кто–либо успел его перехватить, Эль Сиф уже бежал вдоль одной из дюн, удерживаясь на ногах, несмотря на то, что песок осыпался под его сапогами.

Враги герцога в панике закричали, решив, что бретоннец хочет убежать от них. Они бросились врассыпную, чтобы окружить облачённого в доспехи рыцаря. Но бегство было самым далеким от мыслей Эль Сифа. Как только он убедился, что кочевники клюнули на его уловку, герцог повернулся и бросился прямо на двух лидеров. Он молился Леди, умоляя её позволить ему свершить правосудие над предателем, чей голос он слышал.

Оба вожака испуганно отшатнулись, увидев, что их жертва поворачивается к ним. Один из мужчин в чёрном вытащил из–за пояса изогнутый ятаган. Другой, человек, который был в центре ярости Эль Сифа, вытащил из ножен, спрятанных под его биштом, совсем другое оружие. Это был прямой клинок бретоннского рыцаря. Естественно, что у него был такой меч. Когда в пылу спора с арабийским вождём у этого человека проскользнула бретоннская речь, в его голосе слышался аквитанский акцент.

Эль Сиф набросился на двух заговорщиков с хищной силой льва. Настоящий арабиец первым двинулся ему навстречу, нанося молниеносный удар ятаганом. Герцог отвечал на каждый удар, парируя изогнутое лезвие своим мечом, выжидая, пока шейх не совершит ошибку. Когда эта доля мгновения наступила, герцог был готов. Неверный поворот руки шейха, неверный угол наклона клинка — и меч герцога прошёл мимо его защиты, вонзившись в грудь арабийца.

Эль Сиф оттолкнул умирающего шейха со своего меча и развернулся, чтобы встретить клинок другого заговорщика. Бретоннский предатель задержался во время дуэли герцога с шейхом. На той немногой части лица, что можно было разглядеть сквозь складки его платка, застыл ужас. Для арабийцев Эль Сиф был сказочным воином, наделённым всевозможными мистическими способностями. Бретоннец знал герцога Аквитанского лучше. Он знал, что в его умении владеть мечом нет ничего мистического, но он также знал — лучше, чем арабийцы — насколько велико это умение на самом деле.

Герцог встретил атаку предателя, поймав меч заговорщика своей гардой, отбив его в сторону отработанным наклоном своего собственного оружия, а затем нанёс удар, который пронзил горло рыцаря-отступника. Меч выпал из руки раненого, его тело упало на колени. Эль Сиф потянулся вперёд, срывая платок с лица рыцаря. И впился взглядом в знакомое лицо сэра Бертрика.

Герцог некоторое время стоял молча, ошеломлённый этим открытием. Сэр Бертрик был вассалом барона Ги де Гаводана, отца королевы Арегунды! Слуга отца королевы вступил в заговор с арабийскими разбойниками, заговор, который мог иметь целью только убийство герцога! Но кто посмеет приказать такое злодейство? Пока король Людовик был на троне — кто осмелится нанести такой удар? И почему?

Охваченный ужасом, герцог не заметил, как по песку к нему с трудом пополз раненный шейх. Он всё ещё смотрел в безжизненное лицо сэра Бертрика, когда нож арабийца вонзился ему в колено. Эль Сиф развернулся и пнул умирающего шейха облачённым в броню сапогом, разбив ему лицо. На этот раз герцог удостоверился в смерти врага, пронзив острием меча сердце арабийца.

Уже нанося удар, герцог ощутил, что теряет сознание. Рана, которую нанес ему шейх, была незначительной, но яд, которым был отравлен кинжал арабийца — нет. Он обнаружил, что у него не хватает сил вытащить меч из груди шейха. Мгновение спустя он уже не мог удержаться на ногах и рухнул на песок. Дыхание давалось ему с трудом, кровь, казалось, застыла в жилах. Он смутно видел, как другие кочевники кружат вокруг, опасаясь его, даже когда смерть протянула руку, чтобы схватить его в свои когти.

Герцог видел вдалеке песчаные дюны. Когда его зрение начало темнеть, он заметил, что зловещий всадник исчез.

Возможно, эта фигура всё–таки была призраком, подумал Герцог. Предзнаменованием его гибели.

Напряжение в верхнем зале было похоже на живое существо, хищное, притаившееся, готовое наброситься на свою жертву. Даже роскошная обстановка, мраморные кариатиды, обрамлявшие огромный камин, длинные столы красного дерева, отполированные до зеркального блеска, красочные гобелены, покрывавшие стены, и витражное окно, которое тянулось от пола до потолка позади кресла хозяина и позволяло полуденному солнцу вливаться в зал сверкающей радугой, не могли скрыть сильных эмоций, медленно закипавших в зале.

Эрл Гобер д'Эльбик сидел в дубовом кресле с высокой спинкой, отделанном слоновой костью, и молча смотрел на распростёртое на полу тело, стиснув когтистые подлокотники трона. Щёки старого дворянина дрожали, глаза были влажны, правая нога дёргалась, как в лихорадке. Никто из слуг, никто из рыцарей и придворных не осмеливался вторгнуться в печаль своего господина, стоя неподвижно и безмолвно, как статуи, в высоком зале замка д'Эльбик.

Большую часть часа эрл Гобер смотрел на тело сына, сэра Жирара. Его глаза не закрывались, даже не моргали, как будто он пытался выжечь образ своего убитого сына в своём мозгу. Он так же реагировал на смерть каждого из своих сыновей, но на этот раз всё было по-другому. На этот раз он посмотрел на последнего из них. Как отец, эрл Гобер хотел лишь умереть и унять страдание, которое он испытывал, невыносимый ужас от того, что он видел смерть всех своих детей.

Как глава дома д'Эльбик, сердце дворянина было наполнено другой целью, которая, наконец, заставила его оторвать взгляд от тела сына и устремить его на сэра Леутера д'Эльбика, старшего сына его брата, графа д'Эльбика.

— Мой сын был убит сэром Арманом дю Мэном, — голос эрла Гобера был не более чем сухим карканьем. — Как получилось, что ты вернулся ко мне и позволил убийце моего сына спокойно уйти?

Сэр Леутер не выдержал злобного взгляда эрла Гобера и, опустив глаза и уставившись в пол, обратился к дяде:

— Это было не убийство, — тихо, но твёрдо сказал рыцарь. Среди придворных эрла пробежал ропот изумленного недоверия. — Сэр Жирар сражался с сэром Арманом на честном поединке.

Губы эрла Гобера задрожали от ярости.

— Лжец! Трус! — прорычал он.

— Сэр Жирар пал в открытом бою, — настаивал Леутер. — Он погиб, сражаясь со своим противником в честном поединке. Он проявлял смелость и отвагу, не уступающие любому бретоннскому рыцарю, никогда не выказывая страха перед врагом, никогда не колеблясь в своих намерениях, как бы велики ни были его раны.

— Мой сын был убит! — взревел граф Гобер.

Чувство обиды наполнило сердце Леутера, придав ему смелости поднять лицо и встретить гневный взгляд своего господина.

— Сэр Жирар умер смертью рыцаря, — сказал он суровым голосом. — Выбитый из седла, со сломанной рукой, с врагом, предлагавшим ему пощаду — сэр Жирар отказался уступить. Он доблестно сражался до последнего. Если бы одного сердца и убеждённости было достаточно, чтобы выиграть битву, он бы сейчас стоял перед вами, — голос рыцаря стал торжественным. — Но его враг был лучше его с копьем и мечом. Нет ничего постыдного в том, чтобы пасть перед достойным противником.

Граф Гобер с мертвенно-бледным лицом откинулся на спинку кресла.

— Достойный противник? Дю Мэны — это отбросы! Крысолюди! Паразиты! Самая низкая сука в моей псарне более благородна, чем этот порождённый демоном убийца графа Эргона!

Леутер услышал ненависть в голосе эрла, увидел бессмысленную ярость, охватившую его лорда. Мания вражды была сильна в нём, заставляя нервы его искалеченной руки извиваться, как змеиные кольца.

— Разве мы уже не достаточно потеряли, сражаясь в этой бессмысленной войне? — осмелился спросить Леутер. — Ваш отец погиб под копытами жеребца дю Мэна, мой отец был сокрушен булавой дю Мэна. Ваши сыновья и все остальные погибли от мечей дю Мэнов. Вы сами искалечены копьем дю Мэна. Клянусь Леди, чем всё это кончится?

Рот эрла Гобера расплылся в ненавистной улыбке.

— Тем, чем это должно закончиться! — выплюнул он. — Грязная кровь дю Мэнов будет вычищена с королевства, или последний из рода д'Эльбиков падёт в попытке добиться этого! — аристократ поднялся со своего места и указал дрожащим пальцем на Леутера. — Тебе не следовало возвращаться! Ты должен был отомстить за моего сына! Ты должен был вернуться с головой Армана на пике! — в ярости эрл взмахнул рукой в воздухе. — Исчезни с моих глаз! Не дай мне увидеть тебя снова, пока злодей не будет убит!

— Я видел, как сражается сэр Арман, — сказал Леутер. — Моего умения владеть мечом недостаточно, чтобы одолеть его. Вы посылаете меня на верную смерть, милорд.

Холодный фанатичный блеск появился в глазах графа Гобера, хитрый изгиб исказил его улыбку.

— Если ты боишься, напади на него ночью. Убей его, когда он спит, атакуй его из тёмного переулка, напади на него, когда он склонится перед святыней. Мне всё равно, как ты это сделаешь, но принеси мне голову этой свиньи!

Леутер отшатнулся, словно от удара, когда услышал яростную тираду дяди. Он окинул взглядом зал и увидел, что все присутствующие в высоком зале — и дворяне, и крестьяне — были потрясены оскорбительными словами своего господина.

— Я рыцарь, а не убийца, — возразил Леутер.

Эрл Гобер откинулся на спинку стула, впервые оценив значительность своей вспышки.

— Оставьте меня, — вздохнул он, и печаль начала вытеснять ярость с его лица. — Оставьте меня наедине с сыном.

Леутер шел впереди выходящих из высокого зала слуг и придворных, оставляя господина наедине с его горем. Рыцарь задержался в коридоре, бросив последний взгляд на мрачного эрла, прежде чем слуги закрыли тяжёлые дубовые двери.

Среди приглушенных рыданий эрла Гобера Леутеру показалось, что он услышал слово, вплетённое в плач, слово, которое было выплюнуто так, словно это было самое ядовитое проклятие.

Не слова — имя.

Дю Мэн.

Прохладный ветерок шелестел в высокой траве, делая равнину под холмом похожей на странное море зелёных волн. Крестьяне Аквитании считали, что земля поля Церен была испорчена, проклята чудовищными существами, которые пролили там свою мерзкую кровь. Ни один лорд никогда не мог заставить крестьянина работать на этой земле или пасти там свои стада. Даже могила герцога Галанда, величайшего героя Аквитании, рыцаря, который пил из чаши Грааля, не смогла успокоить суеверия. Гробница герцога Галанда была построена для того, чтобы его святой дух мог охранять поле Церен и очищать его от любого затянувшегося зла.

Сэр Арман не видел ничего страшного — он чувствовал только спокойствие и умиротворение, глядя на могилу герцога Галанда с большого кладбища на вершине небольшого холма. Это был широкий мавзолей, беломраморные стены которого поднимались резкой аркой над тяжёлыми каменными дверями, закрывавшими вход в склеп. Стены и двери были богато украшены резьбой, изображавшей Грааль и флер–де-лис, священные символы бретоннских рыцарей. Нити плюща ползли по гробнице, их красные цветы и зелёные листья резко контрастировали с холодным, нетронутым камнем. Рыцарь ощущал ауру покоя, исходящую от могилы героя, успокаивающее впечатление, которое, казалось, дразнило его разум. Он не понимал страхов крестьян, находя старое поле битвы местом тихого уединения, где человек мог побыть наедине со своими мыслями и забыть на несколько часов тягостное бремя положения, чести и семьи.

Арман сидел на одной из могил, прислушиваясь к завыванию ветра в разросшихся сорняках. Если поля Церен избегали, то кладбище на холме было абсолютно заброшено. Узкие ряды могил, кромлехи рыцарей, павших в битве с Красным Герцогом, были покинуты. Никакая утешающая рука не ухаживала за могилами, только жестокое внимание ветра и дождя. Большинство надгробий были просто изуродованными глыбами камня, любые имена на них стихия предала забвению. Более крупные памятники рухнули, растянувшись среди сорняков, как павшие гиганты, и вся когда–то имевшаяся красота и изящество их были потеряны для истории. Иногда на потрескавшихся от непогоды камнях можно было различить завиток флер–де-лис или треснувшую ножку каменного Грааля, упрямо сопротивляющихся выветриванию, стремившемуся их уничтожить.

Только один памятник устоял перед разрушительным воздействием времени. Огромная колонна из белого мрамора возвышалась над кладбищем. На её вершине стояла бронзовая статуя рыцаря на вставшем на дыбы коне, длинный хвост жеребца служил третьей точкой опоры для массивной статуи. Доспехи были богато украшены и несколько архаичны, забрало шлема опущено, скрывая лицо. Правая рука была высоко поднята, в руке зажат обнажённый меч. Другой рукой он сжимал огромный каплевидный щит. На щите не было никакой эмблемы, вместо неё были написаны названия сражений, среди которых были Лашик и Магритта. Последней битвой, начертанной на щите, было поле Церен.

На монументе были какие–то чары, какая–то магия, вплетённая в саму его конструкцию, позволяла ему противостоять капризам стихий. Арман чувствовал странные вибрации, исходящие от монумента, словно глухой гул в затылке, ледяной палец, упирающийся ему в грудь. Это была магия, не похожая на безмятежность могилы герцога Галанда, но она была магией родственной цели — успокоить и облегчить безмятежный покой мертвых.

Арман впервые пришел на кладбище, когда был ещё совсем маленьким мальчиком, прячась среди могильных камней, когда он и его кузены играли в войну. Странная мощь этого места поразила его тогда, поразила и сейчас. Тогда он частенько забывал про игры и просто сидел и часами смотрел на мраморный памятник. Это вошло в привычку и по-прежнему оставалось с ним.

Кем же был этот рыцарь, удостоенный такого памятника? Арман часто задавался этим вопросом. На колонне не было никакой надписи, чтобы дать статуе имя, только стилизованный меч, вырезанный на поверхности самой колонны. Иногда Арман задавался вопросом, изображает ли статуя кого–нибудь вообще, возможно, это не более чем абстрактное творение скульптора.

Почему–то Арман не мог отделаться от убеждения, что статуя имела живой прототип. Глядя на бронзовую фигуру на коренастом боевом коне, Арман почти видел, как рыцарь бросается в бой, принося праведную смерть врагам Бретоннии. Какое–то созданное фантазией творение скульптора не могло иметь такого подобия жизни. Когда–то жил человек, который участвовал во всех этих битвах, воевал против деспотичного султана Джаффара и арабийских армий. Он продолжал служить королю Людовику Праведному, когда тот вернулся из крестовых походов, сражаясь в войске короля против чудовищного Красного Герцога. Крайняя надпись, начертанная на щите, ясно показала, что поле Церен было последней битвой рыцаря. Кем бы он ни был, он не пережил уничтожения вампира.

Арман снова ощутил прежнее детское любопытство. Он поднялся со своего места и подошёл к колонне, прижимая руки к холодному мрамору. Он улыбнулся и покачал головой, заметив, что начал наклоняться вперёд. Когда он был ребенком, ему иногда казалось, что он слышит звуки, когда прижимается ухом к колонне. Иногда он шёпотом задавал вопросы статуе, прижимаясь ухом к камню в надежде услышать ответ.

Звук облаченного в броню ботинка, стукнувшего по одному из надгробий, заставил Армана отпрянуть от колонны. Кровавая вражда с д'Эльбиками была ещё свежа в его памяти, и рука Армана инстинктивно сжала рукоять меча. Оставив своих слуг в замке графа Эргона, он понимал, какой заманчивой мишенью станет для любого убийцы, посланного эрлом Гобером.

Среди могил стоял одинокий рыцарь в чёрных доспехах и сером плаще. Щита у него не было, хотя к поясу была привязана тяжёлая железная дубина. Забрало на огромном шлеме было опущено, скрывая его лицо. На самом деле единственной отличительной чертой был чёрный ворон, вышитый на его сюрко. От чёрного рыцаря, медленно приближавшегося к Арману, исходила аура мрачной силы. Это было странное ощущение, одновременно успокаивающее и зловещее. Арман держал руку наготове на рукояти меча.

— Простите за вторжение, — прогремел низкий голос чёрного рыцаря. Он указал облаченной в броню рукой на равнину внизу. — Я молился перед склепом герцога Галанда, когда мне показалось, что кто–то движется среди могил на холме. Я боялся, что какой–нибудь грабитель могил или упырь потревожит мёртвых. Я не отношусь к таким вещам легкомысленно.

— Вам нечего было бояться, сэр рыцарь, — ответил Арман с подозрением в голосе. — Я пришел сюда только для того, чтобы насладиться одиночеством этого места. Я не хотел проявить неуважение к мёртвым.

Чёрный рыцарь склонил голову в знак извинения.

— Я не хотел вас обидеть, сэр Арман дю Мэн. Как только я увидел, кто был среди могил, я понял свою ошибку.

Арман отступил на шаг, оглядываясь по сторонам, опасаясь врагов, которые могли остаться незамеченными, пока чёрный рыцарь удерживал его внимание.

— Вы знаете, кто я? — с вызовом бросил Арман незнакомцу.

— Да, и вы меня знаете, хотя прошло уже много лет с тех пор, как вы видели меня в последний раз. Я — сэр Марольф.

— Сэр Марольф? — Арман кивнул, выуживая имя из памяти. Воспоминания приходили медленно, но он, наконец, вспомнил маркиза с таким именем. Его поместье было опустошено чумой давным-давно, когда Арман ещё был в пеленках. Чума убила весь дом маркиза. Сам маркиз был одним из немногих выживших. После трагедии он отказался от своего титула и земель, чтобы отправиться на поиски Грааля. Арман не слышал, что сэр Марольф вернулся в Аквитанию.

— Вы долгое время не были в этих землях, — заметил Арман.

— Не так долго, как ты думаешь, — ответил Марольф. — Вот уже десять зим, как я нашёл пристанище в деревне Меркаль.

Арман снова кивнул. Он слышал, что странный рыцарь-отшельник живет с крестьянами и присматривает за часовней Грааля в Меркале. Он боялся дерзости своего следующего вопроса, но ни один бретоннский рыцарь не мог сдержать своего любопытства при встрече с человеком, который взялся за поиски Грааля.

— Ваши поиски увенчались успехом, сэр Марольф? Вы видели Грааль?

Чёрный рыцарь коснулся рукой груди, его стальные пальцы коснулись вышитого ворона.

— Я нашел то, что боги сочли меня достойным найти, — ответил он. — А как же вы, сэр Арман? Что вы ищете здесь, среди мёртвых? — он кивнул головой, указывая на мраморный памятник. — Я наблюдал за вами некоторое время. Мне показалось, что вы бы поклонились этому святилищу. Почему?

Арману вдруг стало очень стыдно за то детское побуждение, которое на него нашло, и вдвойне стыдно за то значение, которое сэр Марольф придавал этому причудливому порыву. — Ничего особенного, — заверил он Марольфа. — Всего лишь глупость из моего детства. Я собирался задать вопрос духу рыцаря. Когда я был ребенком, я прижимался ухом к камню, и иногда мне казалось, что я слышу шёпот призрака.

Сэр Марольф принял суровый вид.

— Нужно остерегаться спрашивать мёртвых и ещё более остерегаться тех ответов, которые они могут дать. Вы знаете, чей это памятник? Он посвящен благородному рыцарю Аквитании, сражавшемуся вместе с королем Людовиком Праведным в крестовых походах. Когда он вернулся в Аквитанию, с его именем было связано много великих деяний, и он заслужил титул «Эль Сиф», что на языке арабийцев означает «меч».

— Похоже, он грозный воин, — заметил Арман. — Если бы его призрак мог говорить со мной, то он наверняка сказал бы мне то, что я хотел знать.

— И что же это было? — спросил Марольф с ноткой требования в голосе.

Гордость Армана ощетинилась от тона, с которым Марольф обратился к нему — это напоминало допрос. В то же время он испытывал необъяснимое желание облегчиться перед слушателем, который был сделан из плоти и костей, а не из мрамора и бронзы.

— Три дня назад я убил человека, — сказал Арман. Его лицо побледнело, и он яростно затряс головой. — Нет, — прошипел он. — Я слишком щажу себя. Я убил мальчика, молодого человека с чистым лицом, который всё ещё зарабатывал свои шпоры. О, это был честный бой, и я предлагал мальчику всё, что только можно. Но, в конце концов, мой меч вошёл в его плоть, и он всё равно умер.

— У меня не было веской причины убивать этого мальчика, — сказал Арман Марольфу. — Только оправдания семейной чести и семейной гордости. Это слабая причина, чтобы убивать рыцаря, который ниже меня по положению. Ещё один мученик такой древней вражды, что никто толком не помнит, как она началась. Я убивал и убивал, снова и снова, во имя предков, которые для меня лишь мрачные лица на старых портретах и имена на мемориальных досках, — Арман повернулся и посмотрел на бронзовую статую. — Я говорил с отцом о своих чувствах, о своём желании положить конец вражде. Граф Эргон — гордый человек, и в нём слишком глубоко укоренилась ненависть, чтобы прислушиваться к голосу разума. Он не мог посочувствовать моей вине, пытаясь утешить меня, говоря, что мальчик был всего лишь д'Эльбиком. Когда меня не утешали доводы ненависти, отец бранил меня за трусость, за предательство родового имени. Его проклятия выгнали меня из замка, загнали в единственное известное мне место, где бремя вражды не лежало на моём сердце.

Марольф медленно подошел к Арману и положил свою перчатку на плечо молодого рыцаря. — О чём вы хотели спросить своего призрака?

— Я бы спросил его, как заставить лица людей, которых я убил, исчезнуть из моих снов, — сказал Арман. — Я бы спросил, как избавиться от чувства вины и стыда. Одно дело — убить врага, равного тебе, в честном поединке, но как может жить человек с совестью, зная, что он всего лишь убил мальчика, у которого не было ни единого шанса?

— Эль Сиф в своё время был знаменитым мечником, — сказал Марольф, поднимая шлем, чтобы присоединиться к Арману, который смотрел на статую. — Ни один клинок во всей Бретоннии не мог сравниться с его. Он взял за правило, что любой человек любого положения, дворянин или крестьянин, мог скрестить с ним мечи в любой час. Если бы они смогли хоть поцарапать его, кошелек с золотом принадлежал бы претенденту. Многие приходили, чтобы испытать Эль Сифа, но когда он покинул Аквитанию, чтобы отправиться на войну против Арабии, кошелёк с золотом всё ещё оставался невостребованным в его замке, — чёрный рыцарь скрестил руки так, что пальцы стали похожи на крылья птицы. Это был обычай, который Арман видел у крестьян, когда они предавали своих мертвецов мрачному богу Морру.

— Думаю, я знаю, что сказал бы Эль Сиф, — сказал Марольф, отворачиваясь от памятника. — Он сказал бы: «Убивай без сожаления и не проси пощады у своего врага». Ибо именно такими словами он жил… и умер.

— Если бы я мог сделать то же самое…

— Сожаление и чувство вины служат человеку напоминанием о том, что он — человек, — предупредил Марольф. — Без них, приносящих боль его воспоминаниям, человек становится чудовищем, — чёрный рыцарь начал пробираться обратно между могилами. — Если вы когда–нибудь почувствуете необходимость снова задать вопрос Эль Сифу, возможно, вам следует спросить его, на чьей стороне он погиб, сражаясь на поле Церен.

Последние слова Марольфа встревожили Армана. Он хотел было последовать за чёрным рыцарем, чтобы спросить его о значении этого загадочного совета, но стук копыт по полю внизу привлёк его внимание. Он повернул голову и увидел графа Эргона и пятерых его слуг, скачущих через поле к холму. Забрало шлема графа Эргона было поднято, и на его лице было написано такое страдальческое беспокойство, что Арман сразу же простил отца за резкие слова, которые выгнали его из замка.

Прежде чем спуститься с холма и присоединиться к отцу, Арман поискал глазами сэра Марольфа, чтобы поблагодарить его за совет и за то, что выслушал его жалобы. Но чёрного рыцаря нигде не было видно, только ветер шелестел в траве.

— Милорд?

Эрл Гобер д'Эльбик поднял голову и прищурился в темноте высокого зала. Наступила ночь, и никто из слуг не пришел зажёчь факелы, повинуясь приказу безутешного человека об уединении. На полу, у подножия кресла, он всё ещё мог видеть бледные, безжизненные черты лица своего сына, хотя прошло уже больше суток с тех пор, как тело сэра Жирара было вынесено для подготовки к погребению.

— Милорд? — снова спросил слабый гнусавый голос. На этот раз, вглядевшись в темноту, эрл увидел скрюченную фигуру, стоявшую сбоку от его кресла. Эрл Гобер узнал искривлённую фигуру Вигора, одного из своих лакеев. Вигор когда–то был конюшим эрла, пока лошадь не лягнула его и не сломала спину. Именно чувство милосердия заставляло эрла поддерживать его, несмотря на то что увечный крестьянин угнетал его и напоминал о собственной немощи.

— Чего ты хочешь, крадясь в темноте, как горбатая кошка? — потребовал эрл Гобер, швырнув кубок с вином в голову Вигора.

Вигор попытался увернуться, но его изломанное тело не обладало такой ловкостью. Кубок ударился о его череп, вызвав у крестьянина болезненный скулёж.

— Я не хотел проявить неуважение, милорд, — взмолился съёжившийся человек.

— Тогда объяснись и побыстрее, — рявкнул аристократ.

Поклонившись, скребя грязными руками по полу, скрюченный лакей предстал перед креслом.

— Слуги говорили… о том, что вы сказали сэру Леутеру.

— Я запретил произносить имя этого труса в этих стенах, — прорычал эрл Гобер. — Он боится этого подонка дю Мэна, который убил моего сына. Я — нет. Если бы я был цел, я бы сам поднял меч против него! Я заставлю графа Эргона оплакивать своего ребенка так же, как я оплакивал своего!

Сочувственная улыбка появилась на лице Вигора, когда он услышал болезненную ярость лорда.

— Так они и сказали, — продолжал он, энергично кивая головой. — Они сказали, что вы хотели убить убийцу сэра Жирара, и не знали, как это сделать.

Эрл Гобер хмуро посмотрел на крестьянина.

— О чем это ты? — спросил он. — Ты думаешь, что можешь убить рыцаря! Даже если бы ты не был калечным горбуном, сэр Арман содрал бы с тебя кожу заживо, даже не вспотев.

Вигор еще ниже склонил голову, морщась от презрения хозяина.

— Я вовсе не хотел сказать, что я…

— Тогда что ты хотел сказать? — проворчал эрл Гобер, быстро теряя терпение от робости крестьянина.

— Магия, милорд, — сказал Вигор, понизив голос до шепота. — Используйте магию, чтобы отомстить за сэра Жирара.

Эрл Гобер покачал головой и усмехнулся.

— Магия? Колдовство? Это и есть твой совет?

— Жакетта могла бы это сделать…

Аристократ презрительно фыркнул.

— Чтобы ведьма убила рыцаря? Её заклинания хороши для того, чтобы заговорить урожай и испортить молоко, может быть, высушить поле или два! Но убить рыцаря? Ведьма не знает, как это сделать, и не посмеет, даже если бы знала.

Вигор кивнул головой, но его слова не вполне совпадали с тем, что говорил его господин.

— Жакетта творила для вас только малую магию, потому что вы предлагали ей только малое, — сказал Вигор. — Если бы вы пообещали ей больше, она смогла бы создавать лучшие заклинания.

— Жаль, что у тебя не было достаточно денег, чтобы предложить ей починить твою спину, — усмехнулся эрл Гобер, но насмешка прозвучала немного неубедительно. В предложении крестьянина было о чем подумать. Хотя это оскорбляло все рыцарские добродетели, которыми он обладал, эрл Гобер задавался вопросом, может ли магия победить там, где холодная сталь подвела его.

— Иди и найди ведьму, — сказал эрл Гобер Вигору. — Скажи ей, что я хочу с ней встретиться.

ГЛАВА III

Барон Ги де Гаводан беспокойно расхаживал по зубчатым стенам замка Аквин. Иногда барон останавливался, глядя на ночное небо, на звёзды и спящий ландшафт, который они освещали. Зелёные пастбища и пышные поля Аквитании, лучшие виноградники во всей Бретоннии — всё это стоило того, чтобы сражаться и защищать. Стоило убийства, чтобы сохранить это.

Почему бы этому дураку уже не умереть? Если он выздоровеет, король вернёт герцогство болезненному негодяю, отказавшись от титула в пользу великого Эль Сифа!

Он должен был умереть, но как старый герцог ухитрялся цепляться за жизнь все эти месяцы, оставалось загадкой для барона де Гаводана. Любой другой человек с ядом арабийского скорпиона, известного как Ловчий смерти, в жилах умер бы в течение нескольких минут. Арабийцы практически обожествили янычара, который продержался две недели после того, как его ужалил один из скорпионов. И всё же здесь был герцог Аквитании, Эль Сиф, всё ещё отказывающийся позволить яду прикончить его восемь месяцев спустя!

Барон потрогал висевший на шее нагрудник — серебряный талисман, который выдавал в нём королевского управляющего. Де Гаводан был фактическим хозяином герцогства, в то время как король Людовик отсутствовал, находясь вместе со двором в Куронне. Это означало больше власти, чем барон когда–либо знал, и уж точно больше, чем он бы мог претендовать как тесть короля.

Но не ради себя он пошёл на такой риск, не ради того, что осквернил свою честь убийством и ядом. Это было сделано для того, чтобы закрепить положение его рода, чтобы удостовериться в сохранении оного для потомков. Титул короля Бретоннии не переходил к сыновьям короля Людовика и королевы Арегунды. Когда король Людовик умрёт, новый король будет коронован Феей-Чародейкой, избран из тех, кто пил из чаши Грааля.

Но герцогство Аквитанское — совсем другое дело. Этот титул перейдет к внукам де Гаводана, обеспечив власть и престиж его рода. Его внук будет править самым процветающим герцогством в королевстве, унаследует богатство и власть, уступающие только королевским. На какую ещё большую честь мог претендовать барон, как не на то, чтобы сделать возможным такое будущее для своих потомков?

На его пути стояла только одна вещь: слабое тело сломленного человека, которое наконец–то вернулось в Аквитанию из пустошей Арабии. Эль Сиф был уже более чем наполовину мёртв, когда его привезли в залы замка Аквин его слуги.

Однако «наполовину мёртв» было недостаточно, чтобы успокоить барона. Человек, переживший яд Ловчего смерти в течение столь долгого времени, мог бы выздороветь. Этого барон никак не мог допустить.

Ему не нравилось то, что обстоятельства вынуждали его сделать, но барон был практичным человеком. Его враг был в его руках, лежал больной и беспомощный в одной из комнат замка. Враг был в его власти — лежал больной и беспомощный в одной из комнтаз замка. Он не думал, что Леди снизойдет до того, чтобы улыбнуться этому предприятию, но, конечно же, боги не могли бы сделать ему более изящный подарок, чем передать в его руки самого Эль Сифа.

Нет, подумал барон, и жестокая улыбка исказила его лицо, — старый герцог не оправится.

Убийца, которого он послал навестить больного, позаботится об этом.

Барона беспокоило лишь то, сколько времени потребовалось убийце, чтобы выполнить свою работу. Он приказал всем слугам покинуть комнату герцога, оставив путь открытым. Сам пострадавший был уже на пороге смерти, не в силах защитить себя. Всё, что нужно было сделать его человеку — это положить подушку на лицо герцога, подержать её там несколько минут, и дело будет сделано.

Почему убийца так долго не возвращался и не доложил, что Эль Сиф мёртв?

Барон де Гаводан бродил вдоль зубчатой стены ещё час, и с каждым шагом его беспокойство росло. Так или иначе, что–то пошло не так. Это был вывод, который он не хотел делать, но это была единственная причина, по которой убийца не вернулся, чтобы сообщить ему, что задание выполнено.

Не в силах больше ждать, барон прошёл через одну из сторожевых башен замка и спустился по увитой гобеленами галерее, ведущей в комнату для гостей, которую он отвёл для больного герцога.

Он сам увидит, почему его убийца не вернулся. Неужели этот дурак в конце концов дрогнул? Какой–то укол вины или совести помешал ему исполнить свой долг? Если это так, то барон велит четвертовать негодяя и скормить его потроха воронам!

Единственная свеча горела в затхлой комнате, ледяной сквозняк врывался в неё из разбитого окна, расположенного высоко на внешней стене. Бесформенная груда неиспользуемой мебели, укрытая от пыли и сырости, жалась к внутренней стене. Единственной другой мебелью в комнате была большая кровать с пологом, тонкая простыня свисала с гравированного балдахина, подвешенного над матрасом. Барон мог видеть фигуру своего врага сквозь почти прозрачную занавеску, чёрную груду, растянувшуюся на нескольких одеялах, которые де Гаводан оставил для отдыха больного.

Барон стоял на пороге комнаты долгую секунду. Несмотря на то, что де Гаводан был взбешён мыслью о том, что его убийца отступил от своей цели из–за угрызений совести, он почувствовал, как у него внутри всё переворачивается при мысли о том, что он сделает это сам. Он проклинал себя за такую трусость, за такую слабость. Разве он не убил сотню язычников при осаде Лашика? Разве не его меч сразил Мустафу Амара, кастеляна Магритты, на глазах у умоляющих жён и детей арабийца? Почему ещё одна смерть должна тяготить его совесть?

Собравшись с духом и напомнив себе, что он делает это не ради себя, а ради будущего своей семьи, барон де Гаводан прокрался к постели больного. Он снова остановился у зловеще притихшей кровати. Он подумал, что, возможно, дело уже сделано. Убийца мог пойти притупить свою совесть вином после того, как закончил работу, слишком терзаемый чувством вины, чтобы помнить о необходимости доложить обо всём своему хозяину. Или, может быть, герцог уже был мёртв, наконец, поддавшись своей лихорадке, когда убийца вошёл в комнату.

Барон де Гаводан осторожно протянул руку и отдернул тонкую занавеску, скрывавшую кровать. И в шоке уставился на то, что увидел.

Тело, лежащее на кровати, принадлежало не Эль Сифу, а убийце барона! Сам убийца был убит, убит самым жестоким образом, его шея была сломана с такой силой, что подбородок мужчины уперся в позвоночник.

Барон Ги де Гаводан, спотыкаясь, побрёл прочь от ужасной сцены, в голове у него всё смешалось от ужаса. Как такое могло случиться? Кто же это сделал? И самое главное, где сейчас герцог Аквитанский?

Ползучий ужас пробежал по телу барона. Зловоние смерти ударило в его чувства, холодный холод могилы сомкнулся на его сердце. Медленно, трепеща, он отвернулся от своего убитого убийцы. Его глаза расширились от ужаса, когда он увидел фигуру, стоящую между ним и дверью.

Призрак был похож на Эль Сифа, но некогда красивые черты лица были бледными и напряжёнными, острыми и жестокими, как лезвие кинжала. Глаза фигуры были похожи на провалы тьмы, тлеющие угольки ненависти и голода горели в их глубине.

Барон не успел даже вскрикнуть, как мёртвая фигура набросилась на него, открыв вот, в котором виднелись острые клыки, что вонзились в горло Ги де Гаводана. Он отбивался от нападавшего, отчаянно пытаясь освободиться из когтей вампира, но был подобен ягнёнку в пасти волка.

Барон умирал долго.

Сэр Леутер д'Эльбик медленно вёл коня вниз по травянистому склону к кристально чистым водам уединённого озера. Спокойное озеро, так называлось это место, и более подходящего названия рыцарь не мог себе представить. Всё в озере и его окрестностях словно сговорилось создать впечатление покоя и красоты — от того, как дубы и ивы склонялись над водой, до того, как ленивые волны перекатывались по поверхности. Легенда гласила, что сама Леди поднялась из вод Спокойного озера, явившись герцогу Галанду и позволив доблестному рыцарю отхлебнуть из чаши Грааля. Леутер был склонен верить этой легенде. Атмосфера вокруг озера была такова, что он легко мог представить себе медленное прикосновение божественного.

Леутер оставил коня пощипать траву вокруг озера и подошёл к кромке воды. Осторожно опустив одну руку в кристальное озеро, он зачерпнул несколько капель и сделал влажной рукой знак Грааля. Воды Спокойного озера считались священными из–за явления Леди. Даже самому знатному путешественнику было запрещено пить из озера, не оказав предварительно почестей Леди и не испросив у неё снисхождения. Ловить рыбу в водах Спокойного озера считалось тяжким преступлением; многие безрассудные крестьяне кончали жизнь на верёвке за то, что осмеливались на такое святотатство.

Рыцарь склонился над озером, ожидая какого–нибудь знака от Леди, что она удовлетворит его жажду. В течение многих минут Леутер слушал, как волны плещутся о берег, и сухость во рту усиливалась с каждым мгновением. Искушение встать и утолить жажду мучило его, но рыцарь продолжал стоять в смиренной позе, отказываясь колебаться в своей вере.

Над головой раздался резкий крик, заставивший Леутера поднять глаза к небу. Он наблюдал за большим ястребом с блестящим золотым оперением, кружащим в лазурном небе. Пока он смотрел, птица внезапно спикировала вниз и приземлилась на берегу в сотне ярдов от Леутера. Ястреб склонил голову набок, с любопытством моргая глазами. Затем величественной походкой птица направилась к озеру, окунула клюв в прозрачную воду и сделала несколько быстрых глотков. Ястреб повернул голову в сторону Леутера, а затем снова взмыл в воздух, мощные крылья снова подняли его в безоблачное небо.

Леутер склонил голову и закрыл глаза, благодаря Леди за этот знак её щедрости. Закончив молитвы, рыцарь сложил ладонь чашечкой и набрал полный рот воды из озера, чувствуя, как прохладная чистота её вкуса стекает по его пересохшему горлу и расходится по всему телу. Леутер мог сравнить это ощущение только с успокаивающим румянцем от хорошего вина, но даже такое сравнение казалось грубым и неуместным.

Рыцарь снова поблагодарил Леди за её милость. Он отвернулся от озера и сел на мягкую траву на склоне холма. Рыцарь смотрел на Спокойное озеро, наблюдая за ветром, колышущимся в кронах деревьев, покрывавших его дальний берег, наблюдая за дымом, поднимающимся над крестьянскими деревнями, скрытыми среди тех же деревьев. Он увидел на вершине холма, возвышающегося над озером, высокий шпиль Башни волшебства, её черепичную крышу и мраморных горгулий, сверкающих на солнце.

Леутер никогда не бывал в этой башне. Мало кто бывал, ибо это было святое место, где праздные не задерживались. Он не знал, почему её называют Башней волшебства, если только в некое время, затерянное в легендах, там не жил волшебник. Теперь это было святилище Леди; на протяжении веков здесь жили её служительницы, святые девы, одарённые способностью проникать сквозь завесу времени и заглядывать в будущее.

Он многое бы отдал, чтобы сейчас обладать мистической силой пророчицы. Ссора с дядей тяжким грузом легла на душу Леутера. В своем горе эрл Гобер обнажил уродливую злобу, которая гноилась в его сердце. Ради этой вражды граф Гобер пожертвовал всем; теперь он продолжал ненавидеть дю Мэнов не из–за семейной гордости или долга, а из–за злобы. Ненависть сделала его слепым и к чести, и к разуму. Леутеру не хотелось думать о том, как далеко зайдет его дядя, чтобы отомстить. Он не знал, в чём заключается его собственный долг. Должен ли он следовать за своим дядей, своим лордом и сеньором, куда бы ни привел его этот путь, или он должен оставаться верным клятвам рыцарства и чести? Где кончается его долг перед лордом и семьей и начинается его долг перед самим собой?

Если бы он мог хоть на мгновение заглянуть в будущее и увидеть лежащий впереди путь, Леутер знал бы, в какую сторону ему следует повернуть. Помочь своему дяде отомстить или заставить его заключить мир со своими врагами ради блага вымирающих д'Эльбиков.

Леутер снова перевёл взгляд на Башню волшебства, уставившись на серое гранитное здание и его высокий шпиль. Он мог бы попросить аудиенции у нынешней пророчицы, служительницы по имени Изельда. Возможно, она сумеет ответить на его вопросы.

Словно повинуясь его мыслям, на маленьком балкончике под самой крышей башни появилась крошечная фигурка. С такого расстояния Леутер мог разглядеть лишь высокую стройную фигуру в развевающемся голубом платье и длинной конической шляпе. Какое–то мгновение он смотрел на далекую женщину, а потом вдруг увидел, что она смотрит на другой берег озера. Хотя он никак не мог быть в этом уверен, Леутер не мог избавиться от впечатления, что женщина смотрит прямо на него.

Изельда, Двенадцатая Пророчица Башни волшебства и Хранительница озера, вышла на плиточный пол своего балкона, наблюдая, как солнце начинает медленно клониться к западу. Девица некоторое время изучала небесное пламя, наблюдая за его движением, ожидая момента, когда настанет время для совершения ритуала. Простой народ Аквитании верил, что мистические свойства Спокойного озера были дарованы тому проявлением Леди в его водах давным-давно. Даже если бы им сказали, они вряд ли поняли бы истинную силу, которая текла через эти тихие воды и которая, в свою очередь, была обуздана башней. Они не поняли бы тщательных ритуалов и заклинаний, необходимых для поддержания чар, эфирного механизма, который позволял башне действовать как средоточие невидимой магической энергии, текущей через Аквитанию.

Тёмный волшебник, который построил башню, понял бы это, но он был изгнан, изгнан в Серые горы Феей-Чародейкой давным-давно. Под его ужасным влиянием башня была порождением зла, но Фея-Чародейка восстановила её, освятив светом Атель Лорена. Она использовала её для сил добра и доверила её своим самым мудрым ученикам, тем, чей талант к магии позволил им использовать эту самую священную из сил, силу пророчества.

Тонкие губы Изельды растянулись в горькой усмешке. Пророчество. Это было не только даром, но и проклятием. Знать, когда придет беда, видеть её так же ясно, как черепицу под ногами, и не в силах предотвратить её приближение. Иногда даже предупреждение не помогало, потому что случались катастрофы, от которых не было спасения.

Ещё более тревожными, чем ясные видения, были многочисленные предчувствия, которые проникали в сознание пророчицы. Гораздо более туманные по своей природе, эти ощущения, хорошие и плохие, были неуловимы, как призраки, неосязаемы, как ветер. Они будут ярко гореть в сознании пророчицы, сверкая блеском ярчайшей звезды, а затем канут в небытие, прежде чем пророчица сможет даже быть уверенной в том, что она видела. Всё, что осталось позади — это эмоции, чувство возбуждённого предвкушения или облако отчаянного страха.

Судьба выбрала Изельду для той роли, которую она несла, отметила её от рождения служению Леди. Это была единственная жизнь, которую она когда–либо знала, но даже она понимала её странность. Иногда она восхищалась скромными крестьянами с их простыми обычаями и простыми верованиями. Иногда она жалела их за то, что они не могут видеть мир таким, каков он есть на самом деле, что они никогда не узнают волшебства, которое течёт через их землю. Гораздо чаще она испытывала лёгкий укол зависти к тому, что они могут существовать в своём мире невежества, боясь будущего, но не видя, чего там бояться.

В течение многих месяцев Изельду мучили предчувствия беды. Кошмары терзали её сон, видения горящих деревень и рушащихся замков, леса пронзённых тел, протянувшихся от гор до моря, земля Аквитании, взбитая в багровую трясину крови. На самом краю её кошмаров, в той неуловимой пограничной стране, где сон превращается в бодрствование, она чувствовала, как древнее зло шевелится, насмехаясь над ней своим ядовитым голосом. Как бы она ни старалась сосредоточиться, это ускользало от нее, всегда оставаясь в тени её разума.

За все десятилетия, прошедшие с тех пор, как она стала Пророчицей Башни, Изельда никогда не была так обеспокоена своим даром. Она боялась смотреть в зеркальный бассейн башни, не хотела смотреть на звёзды и читать знамения, написанные на небесах. Возможно, именно страх держал её слепой к любой угрозе, угрожающей Аквитании, или, возможно, зло, которого она боялась, было достаточно неуловимым, чтобы скрыться от прямого столкновения. Но нельзя было отрицать, что зло было там, притаившееся и ожидающее момента, чтобы нанести удар. Изельда знала, что герцогству грозит страшная судьба. К сожалению, она не знала ничего, кроме того, что угроза существует.

Пророчица вдруг почувствовала непреодолимое желание отклониться от ритуала очищения, который она только начала выполнять. Холодок пробежал по её спине, когда она отвернулась от солнца и посмотрела на спокойные воды Спокойного озера. Её чары позволяли ей видеть рыцаря, наблюдающего за ней с другой стороны озера, так же ясно, как если бы он стоял рядом с ней. Это был молодой, красивый мужчина, похожий на изображение бретоннского рыцаря из книги сказок. Она не чувствовала в нём зла, но всё же было в нём что–то такое, что заставило её лицо побледнеть от ужаса.

Изельда быстро отвернулась от молодого рыцаря и отступила за стены башни. Она почувствовала, как тело дрожит от страха, а в желудке закипает тошнота. Как будто какой–то невидимый демон распахнул дверь между мирами и позволил ей мельком заглянуть в демонические царства.

Что бы ни угрожало Аквитании, оно приближалось, и молодой рыцарь каким–то образом был связан с ним. Каким–то образом он был связан с роком, который, как чувствовала Изельда, навис над ней.

Пророчица попыталась взять себя в руки. Чего бы она ни боялась, она не была одной из крестьян. Она не могла позволить себе роскошь неведения. Она должна была встретиться с этим злом лицом к лицу и разоблачить его, пока ещё было время.

Изельда бросилась обратно на балкон, намереваясь подозвать молодого рыцаря к башне. Разговор с ним был бы более быстрым и прямым способом узнать, кто он такой и откуда пришёл, чем полагаться на её магию. Если бы она знала больше об этом человеке, то могла бы узнать что–нибудь о зле, которое она почувствовала.

Однако когда Изельда снова посмотрела на озеро, молодой рыцарь уже исчез, ускакав в сумерки, которые казались темнее, чем все, что пророчица видела раньше.

Эрл Гобер д'Эльбик нахмурился, с отвращением глядя на окружавшее его убожество. Пещера была довольно скверной, сырой и унылой, её потолок местами был настолько низким, что человеку приходилось ползти, чтобы хоть как–то продвинуться по узким туннелям. Грязная жидкость, в которой соли было больше чем воды, капала со стен, каждая капля отдавалась бурным эхом, падая в стоячие лужи, покрывавшие пол. Крысы и бледные пещерные лягушки бегали вокруг ног аристократа, обезумевшие летучие мыши запутывались в его волосах, паутина цеплялась за его лицо, а крошечные кости грызунов хрустели под сапогами.

Да, пещера сама по себе была достаточно скверной, но нездоровый антураж, собранный ведьмой, был ещё хуже. Кучи засохшего дурьяна, гниющие ветки белены и ядовитого дуба, гниющие туши птиц и зверей, подвешенные за пятки. Черепа, человеческие и звериные, лежали маленькими кучками по всему отвратительному лабиринту. Гротескный идол, который выглядел так, будто был сделан из болотного мха и смердел как навоз, примостился в центре логова ведьмы, приветствуя эрла улыбкой из яичной скорлупы, и глазами из клыков барсов.

Эрл впился взглядом в оскорбительную скульптуру, прижимая к носу ароматический шарик-помандер^[3], чтобы отогнать неприятный запах. Один из рыцарей, которых он привёл с собой, шагнул вперед, чтобы повалить эту отвратительную штуку. Вигор двинулся, чтобы остановить его, но быстро вспомнил своё место, вместо этого испуганно бормоча себе под нос, что сделает ведьма, если человек эрла прикоснется к её богу.

Резкий смешок остановил рыцаря, когда он потянулся, чтобы схватить идола. Поражённый, он удивленно огляделся. Никого не обнаружив, рыцарь сердито перевёл взгляд на гротескную статую. На этот раз, однако, он заметил кое–что другое. Между зубами идола показался длинный чёрный язык, чёрная лента чешуйчатой плоти, которая смотрела на него глазами-бусинками и шипела, когда пальцы человека приближались к ней.

Громко выругавшись, рыцарь отскочил назад, отпрянув от отвратительной змеи, которая появилась так внезапно.

— Твой человек достаточно мудр, чтобы держать дистанцию.

Эрл Гобер и его сопровождающие обернулись на звук голоса. И увидели, как в пещеру вошла женщина, выйдя из туннеля, которого, как каждый из них мог бы поклясться, не было там всего мгновение назад. Несмотря на грубое окружение, у неё был поразительный облик, каждый изящный изгиб её юного сексуального тела был обнажен её откровенным нарядом. Чёрная юбка с разрезом до талии, чёрная повязка на груди, спутанные ожерелья на шее и сандалии из кости на ногах составляли весь её костюм. Её волосы были тёмной гривой, в диком беспорядке обрамляющей лицо. В лице ведьмы была жестокая красота, очарование, которое одновременно возбуждало и отталкивало.

— Это мусильонская болотная гадюка, — сообщила ведьма своим гостям. — Если бы она обратила своё внимание на вашего человека, он умер бы самой мучительной смертью. — Жакетта окинула каждого из посетителей вызывающим взглядом, обнажив зубы в холодной улыбке. — Вы бы все умерли. Мой питомец свил себе гнездо где–то в голове Оногала.

— Я пришел сюда не для того, чтобы играть со змеями или пялиться на шлюх, — прорычал эрл Гобер. Он указал кулаком на ведьму. — Единственная причина, по которой я терплю тебя и твой грязный культ, Жакетта, это то, что ты мне полезна. Перестаньте быть полезными, и я увижу, как каждый из вас будет сожжен.

Из каждого угла пещеры раздалось шипение. Эрл обернулся, услышав сердитые звуки, и увидел, как из темноты вынырнули самые разные неопрятные фигуры. Некоторые были одеты в грязные плащи с капюшонами и выглядели так, словно только что вернулись с поля. Другие были обнажены, как младенцы, их кожа была бледной под слоями грязи, которая запеклась на их телах. Многие из этих троглодитов носили на себе клеймо мутации, их лица были искажены звериными мордами, а руки обезображены кошачьими когтями и бычьими копытами. Рыцари выхватили мечи, когда последователи Жакетты окружили их.

— Я прощу вам эту грубость, потому что знаю, что вы огорчены вашей недавней потерей, — сказала Жакетта эрлу.

— Как ты смеешь, крестьянка, так со мной разговаривать! — взревел эрл Гобер.

Жакетта холодно улыбнулась ему.

— Я смею, потому что знаю, зачем вы пришли сюда. Я смею, потому что могу дать вам то, что вы хотите.

Эрл Гобер на мгновение задержал взгляд на ведьме, затем хмуро посмотрел на своих сопровождающих.

— Опустите мечи, — приказал он им. Если это поможет ему отомстить дю Мэнам, то он потерпит дерзость ведьмы.

— Мудрый выбор, милорд, — проворковала Жакетта, даже не пытаясь скрыть насмешку в голосе.

— Не играй со мной, — предупредил эрл Гобер. — Ты говоришь, что знаешь, чего я хочу, и можешь мне помочь.

Жакетта небрежно пересекла пещеру, её движения были такими же гибкими и волнистыми, как у болотной гадюки, каждый провокационный взмах бедер привлекал пристальные взгляды рыцарей эрла Гобера.

— Вам нужен сэр Арман дю Мэн. Вы хотите, чтобы он умер, но не просто умер. Вы хотите, чтобы он был унижен, унижен на поле чести. Вы хотите, чтобы его репутация лучшего фехтовальщика Аквитании была втоптана в грязь рядом с его костями. Вы хотите уничтожить не просто человека, вы хотите уничтожить само его имя.

— Да! — ахнул эрл Гобер. Все мысли о положении и приличиях исчезли. Аристократ изо всех сил старался сохранить скептицизм, который он чувствовал, когда полз по туннелям, но слова Жакетты так полно выразили его желание, что он почувствовал, как его душа попала в ловушку её голоса. — Именно этого я и хочу!

— Есть цена, — сказала ему Жакетта. — Вы готовы заплатить её?

— Все, что угодно, — ответил эрл Гобер, даже не задумываясь о том, что может означать такое соглашение.

Жакетта улыбнулась безрассудному согласию аристократа. Она подошла к вонючему идолу Оногала, поднесла руку ко рту и позволила змее скользнуть по пальцам, не обращая внимания на смерть, таящуюся в её клыках.

— Всё, что угодно, — задумчиво произнесла она. — Очень хорошо. Я и мои последователи не лишены чувств. Нам надоело прятаться в тени, таиться в грязных пещерах и заброшенных лачугах. Мы желаем определенной… респектабельности, приспособленности, более соответствующей нашим гедонистическим наклонностям. Мы хотим оставить тени позади и выйти на свет. Для этого нам понадобится ваша защита, эрл Гобер д'Эльбик.

Цена была такой, что даже эрл Гобер заколебался. Было достаточно возмутительно иметь дело с ведьмой и её культом глубокой ночью, когда никто не мог их видеть. Но чтобы колдунья действовала открыто и под его защитой, чтобы позволить ей поклоняться своим непристойным богам и распространять свои грязные верования среди его крестьян…

— Вы получите всё, что попросите, — сказал эрл Гобер, не обращая внимания на возмущенные протесты своих рыцарей. — Когда сэр Арман дю Мэн будет разорён и уничтожен более основательно, чем любой рыцарь королевства, тогда я прикажу построить большой храм для тебя и твоих последователей.

Ведьма кивнула, довольная тем, что ненависть графа была настолько велика, что он не стал спорить о цене.

— Я знаю, что слово дворянина — это единственное, чего он не нарушит. Но знайте, что есть силы, которым я служу, которые навлекут на вас невыразимые ужасы, если вы обманите меня.

Чтобы проиллюстрировать свою точку зрения, Жакетта подняла руку. Змея, обвившаяся вокруг её пальцев, внезапно застыла. Резким движением она швырнула гадюку на пол, и её окаменевшее тело разлетелось вдребезги, как глиняный сосуд.

Эрл Гобер побледнел от жестокой демонстрации ведьмы, напуганный силами, которых он не понимал и которые его с колыбели учили ненавидеть и презирать. В то же время демонстрация черной магии сокрушила последние остатки его сдержанности. Как бы ни был силён сэр Арман в обращении с клинком, он не мог противостоять такому колдовству.

— Как ты собираешься его уничтожить? — спросил эрл, глядя на разбитую змею.

Жакетта подошла ближе к аристократу, её мягкая рука ласкала искалеченную шишку его руки. На какое–то мгновение эрл Гобер почувствовал, как его снова наполняет сила. Затем ведьма убрала руку, и он снова стал калекой.

— Живя в тени, я знаю других людей, которые прячутся от любопытных глаз невежественных и слепых. Я знаю одного человека, у которого есть талант вызывать духов умерших. Мои последователи помогли ему собрать… материалы… для его исследований. Что ещё важнее, он знает и боится моей силы. Он поможет нам достичь вашей цели, эрл Гобер, — в глазах Жакетты вспыхнул холодный огонёк. — Ваш враг считается величайшим мечником во всей Аквитании. С помощью магии мы пробудим дух величайшего мечника, которого Аквитания когда–либо знала!

ГЛАВА IV

Король Людовик окинул взглядом кровавое поле битвы, наблюдая, как крестьяне, вооружённые факелами, отгоняют голодных ворон и стервятников. Бойня была невыразима, благородные мертвецы Бретоннии лежали страшными рядами, их безжизненные глаза смотрели в безжалостное небо. Дым поднимался от огромных костров, где трупы побеждённой армии Красного Герцога были преданы огню. Эта отвратительная работа выпала на долю немногих живых рыцарей, которые служили вампиру и выжили в битве. Король Людовик не знал, что делать с этими людьми. Часть его хотела просто изгнать их из королевства, дать им хотя бы шанс искупить свою честь в какой–нибудь чужой стране. Затем, когда он подумал об ужасах, которые вампир навлек на Аквитанию, король обнаружил, что хочет бросить этих людей в огонь вместе с телами зомби и умертвий.

Так много страданий. Пройдут поколения, прежде чем Аквитания сможет оправиться от этой резни, стать чем–то большим, чем тень земли, которую король Людовик знал и любил. История скажет, что на поле Церен он одержал великую победу, но он не чувствовал себя победителем. Он чувствовал себя усталым и старым, сердце его было наполнено печалью, что разрывала душу. На поле Церен было потеряно так много того, что никакая победа не могла восстановить. Аквитания, которую он знал, исчезла, такая же мёртвая, как рыцари Кюйле и драконы Тараска.

Король опустил глаза и посмотрел на тело, лежащее у его ног. Алые доспехи сверкали в лучах пылающего солнца, как рубиновая мантия, ожерелье из драгоценных камней на шее трупа было похоже на горящую звезду. В худом лице мертвеца не было ни жестокости, ни злобы, только выражение умиротворённого покоя. Как упорно боролось это лицо за то, чтобы обрести такое выражение — по всему эсталийскому полуострову и за морем, на пустынных берегах Арабии и колючих стенах Лашика. Мёртвый рыцарь так отчаянно боролся, чтобы обрести покой. В конце концов, потребовалось копье короля, чтобы принести его ему.

— Сир, время пришло. — Эти слова неохотно произнес рыцарь в доспехах, стоявший рядом с королем. Сэр Тьербальт был одним из генералов короля, рыцарем, который пил из чаши Грааля и сражался вместе со своим королем в землях язычников. Сэр Тьербальт считал свой нынешний долг самым тяжёлым из всех испытаний, которые ему довелось пережить.

Король Людовик уставился на своего старого друга пустым взглядом. Сэр Тьербальт почувствовал искушение отвернуться и оставить своего короля наедине с его горем, но рыцарь знал, что не может этого сделать. Иногда даже королю нужно было напомнить, в чём его долг.

— Сир, он должен быть сожжён вместе с остальными, — сказал сэр Тьербальт.

Король Людовик отвернулся, глядя, как гниющие трупы армии Красного Герцога бросают в костры. Тошнотворная вонь горящей плоти и гнилостных соков мертвецов поразили чувства короля. Он съёжился от вызывающего омерзения звука трескающихся в пламени костей. Даже в худшие годы крестовых походов он никогда не видел такого ужасного зрелища.

— Нет, — сказал король низким, но твёрдым голосом. — Он не будет сожжён словно мусор.

— Красный Герцог должен быть уничтожен, — повторил сэр Тьербальт. — Пророчица Изабо предупредила, что все следы вампира должны быть уничтожены.

Король Людовик смотрел на тело, изучая умиротворенное выражение его лица.

— Красный Герцог уничтожен. От чудовища ничего не осталось, остался только человек, — король быстро вытер глаза. — Я не хочу, чтобы герцог Аквитанский сгорел вместе с остатками вампирской падали! Он будет лежать рядом с нашими мертвецами. Я воздвигну памятник героическим деяниям этого человека и забуду ужасы чудовища! — король Людовик заметил неуверенность на лице сэра Тьербальта. — Таков мой указ, — строго сказал он. — Ни пророчица, ни сама Леди не заставят меня изменить моё решение.

Воля короля была законом. Тело Красного Герцога не было предано огню, как приказала Изабо, а было вынесено с поля битвы. На холме, возвышавшемся над полем Церен, была воздвигнута огромная мраморная колонна, и там поместили тело вампира. Бронзовая статуя, изображающая герцога Аквитанского в расцвете его героической славы, была установлена на вершине колонны, а богатые гравюры повествовали о жизни благородного воина до того, как он погрузился во тьму.

Пророчица Изабо предостерегала от почитания того, что обернулось злом и принесло земле столько зла, но её слова не были услышаны. Горе короля было велико; только отдав дань памяти своему мёртвому врагу, он мог облегчить тяжесть своего сердца.

Изабо уговорила короля позволить ей наложить на памятник чары, которые защитят гробницу и сохранят её неприкосновенной от всякого зла. Король Людовик никогда не признавал значения её магии, никогда не подозревал, что цели Изабо были иными, чем те, о которых она говорила своему королю. Он был так уверен, что смерть очистила тело от зла Красного Герцога, что возмутился бы, если бы Изабо призналась ему в своих страхах.

Заклинания служительницы защитят гробницу от разрушительного воздействия ветра и дождя, но они также защитят землю от того, что находится внутри гробницы. Потому что в теле вампира Изабо чувствовала семя зла, зла, которому никогда не должно быть позволено возродиться снова.

В темноте первой ночи после того, как заклинания Изабо запечатали гробницу, под мраморной колонной что–то зашевелилось. Нечто, пропитанное самой тёмной магией. Что–то, что вырвало сломанное копье из сердца. Что–то, что насмехалось над глупым состраданием, которое помешало королю Людовику уничтожить его тело. Король поплатился бы за свою ошибку. Вся Бретонния поплатилась бы.

Затем вампир попытался покинуть свою гробницу. Невидимая сила оберегов Изабо заставила его отступить. Вампир не мог даже приблизиться к стенам своего склепа, отталкиваемый чарами, которыми была пропитана мраморная колонна. Красный Герцог мог только поворачиваться в тесной темнице и проклинать стены, которые его удерживали, стены, к которым он не мог даже прикоснуться.

Один в вечной тьме собственной гробницы, Красный Герцог провёл долгие годы, терзаемый жаждой крови, пожиравшей его искаженное тело. Час за часом его ненасытный голод нарастал, мучая его приступами тоски, которую он был бессилен утолить. Тщетно он обращал свои мысли к прошлому, стараясь забыть голод, размышляя о своих деяниях, теряя себя в героических и постыдных воспоминаниях с одинаковым самозабвением.

Однажды, через двадцать лет после того, как его заточили в гробницу, Красный Герцог услышал стук в стену. Он отчаянно закричал, не заботясь о том, принесут ли те, кто набрасывался на мраморные стены, спасение или уничтожение. Чем громче он кричал, тем быстрее раздавался стук. Большую часть дня вампир слушал, как по стенам его тюрьмы стучат молотком и зубилом. Но так и не ослабевали чары, удерживавшие его, ни один луч света, ни одно дуновение свежего воздуха так и не проникало в темноту.

Вампир не мог знать, что король Людовик мёртв и что с его смертью Изабо приказала рабочим посетить могилу Красного Герцога и стереть с неё все следы имени вампира, чтобы она не стала святилищем его зла. Только один знак рабочие забыли снять перед уходом — единственный стилизованный меч, дань уважения рыцарю, которого арабийцы называли «Эль Сиф».

Когда рабочие ушли, вампир снова погрузился в тишину и темноту. Его единственными спутникам на годы стали его воспоминания и его вечный голод.

Иногда Красному Герцогу казалось, что он снова слышит стук молотков по стенам его тюрьмы, и он отчаянно взывал к этим насмешливым призракам памяти, умоляя их об освобождении, которое положит конец его голоду.

Ледяной ночной ветер скользил сквозь сорняки, и казалось, что по кладбищу марширует армия призраков. Это впечатление эрл Гобер д'Эльбик находил особенно тревожным. При слабом свете Моррслиб, болезненной луны Хаоса, освещающей вершину холма, сколь угодно много гоблинов или упырей могло укрыться в тени надгробий.

Странно, но мысль о том, что из темноты за ним могут наблюдать человеческие глаза, беспокоила графа Гобера больше всего. Призраки и демоны могли только убить его. Человек мог бы сделать с ним гораздо хуже. Если до герцога Гилона и его собратьев-лордов дойдёт весть об этой полуночной поездке на поле Церен, эрла Гобера постигнет гораздо худшая участь, чем простая смерть. Он будет опозорен, осуждён за общение с последователями Тёмных Богов. Его земли будут отняты, его дом уничтожен. Его казнят петлёй, убьют, как крестьянина, отказав в секире палача, что было бы достойной смертью для дворянина, осуждённого своим господином.

Эрл Гобер бросил дерзкий хмурый взгляд на длинные тени кладбища. Он был готов рискнуть даже таким позором и разорением, чтобы отомстить графу Эргону и проклятому дю Мэну. Какие мучения мог навлечь на него герцог Гилон, которые были бы хуже, чем боль от похорон своих сыновей, от наблюдения за тем, как их убийца разгуливает на свободе?

Эрл плотнее закутался в плащ из медвежьей шкуры, отгоняя ночной холод. Он кивнул своим спутникам, сэру Алдрику и сэру Жеану, двум самым доблестным и преданным рыцарям. Можно было верить в то, что эти люди беспрекословно подчинятся каждому его приказу и будут держать рот на замке обо всём, что увидят или услышат. Трое мужчин медленно пробирались сквозь похожую на лабиринт путаницу надгробий и склепов, разросшиеся сорняки цеплялись за них, когда они пробирались между могилами.

Через несколько ярдов с земли начал подниматься серый туман, цепляясь за надгробия, словно призрачная паутина. Чем глубже люди проникали на кладбище, тем гуще становился туман, наконец превратившийся в удушливое серое одеяло. Естественные туманы редко проникали так далеко вглубь страны, чтобы достигать Аквитании, и эрл Гобер знал, что это облако не принадлежит к миру природы. Это была какая–то магическая вуаль, созданная Жакеттой, чтобы скрыть её деятельность на кладбище. Ведьма была очень осторожна. Это была одна из причин, по которой эрл Гобер так долго терпел её грязный маленький культ. Было легко укрывать зло в своих владениях, если зло, о котором идет речь, было осмотрительным.

Внезапно в тумане вспыхнул зелёный огонёк, подзывая эрла Гобера и его рыцарей. Аристократ жестом велел своим людям следовать за ним, и, подумав, велел держать мечи наготове. Ведьма могла быть их партнером в этом предприятии, но было бы неблагоразумно доверять ей слишком сильно. Какими бы ни были её оккультные способности, она все еще была всего лишь крестьянкой и, следовательно, существом, не имеющим никакого понятия о чести.

Трое мужчин шли сквозь серую пелену, следуя за колдовским светом, который плутал среди могил. Эрл Гобер потерял счет поворотам, которые требовал от них манящий свет, и, конечно же, невозможно было сказать, где именно на кладбище они находятся. Из–за того, что звёзды и луна были скрыты туманом, невозможно было даже определить, в каком направлении они движутся. Аристократ с неохотой смирился с досадностью этого окольного пути. Жакетта была очень осторожна, ведя своего господина по такому запутанному пути на случай, если в засаде затаились шпионы. Не было на свете человека, который мог бы понять, каким путём пошли эрл Гобер и его рыцари. Даже одна из фей потерялась бы в колдовском тумане.

Когда ведьмин огонёк, наконец, замерцал и погас, эрл Гобер двинулся к последнему месту, где видел его. Туман начал редеть, ночное небо снова растянулось по небу, и дворяне вновь могли видеть маячившие вокруг тёмные громады склепов и гробниц. Их путь привёл к центру кладбища, к месту, где из земли торчала огромная мраморная колонна. Эрл чувствовал мягкую, слегка тревожащую ауру колонны, чувство, каким–то образом связанное с божественной атмосферой часовни Грааля, где хранились мощи тех, кто видел Леди. Но это было не совсем то же самое. Там, где часовня Грааля вызывала ощущение покоя и целеустремленности, то, что, как граф Гобер чувствовал, исходит от колонны, было более внутренним, более агрессивным. С этим заклинанием было связано чувство тревоги, предупреждения.

Эрл Гобер почти позволил древней магии овладеть собой, заставить забыть о зловещей цели, которая привела его на кладбище глубокой ночью. Затем эрл увидел смеющиеся лица графа Эргона и сэра Армана, мелькнувшие перед глазами. Ненависть переполнила его сердце, заглушив страх, и заставив его двигаться вновь. Дю Мэны заплатит, и чары давно умершей служительницы Леди не удержат его от мести.

У основания колонны были расставлены чёрные свечи, их пламя извивалось в темноте, подобно живому существу. Перед свечами стоял жуткий алтарь, поверхность которого была покрыта содранной кожей женщины, и на нём кровью были написаны невыразимые символы. Крошечные ухмыляющиеся черепа, лишённые плоти головы убитых детей, покоились в каждом углу алтаря, их пустые глазницы обвиняюще смотрели на трёх аристократов. Сэр Жеан, до крайности оскорблённый видом непристойного алтаря, начал вытаскивать меч. Только укоризненное шипение эрла Гобера удержало рыцаря от того, чтобы опрокинуть отвратительную скинию. Он разделял отвращение своего рыцаря, но, в отличие от Жеана, понимал необходимость этой мерзости.

Из тени показались закутанные в плащи фигуры, явив болезненные очертания членов культа Жакетты. Сама ведьма вышла из–за надгробия, ухмыляясь отвращению эрла Гобера. Выйдя на свет, она томно погладила одну из своих длинных, гибких ног.

— Вы пришли, — сказала Жакетта. — Я уже почти решила, что вы окажетесь слишком робким. У рыцарей редко хватает духу на колдовство.

Эрл Гобер сердито посмотрел на неё.

— Не смейся надо мной, крестьянская шваль, — прошипел он. — Ведьма или шлюха — я прикажу тебя четвертовать, если ты будешь шутить со мной!

Жакетта пожала плечами, отчего её чёрный плащ соскользнул и обнажил молочно-белое плечо.

— Вам нужна моя магия, чтобы отомстить, милорд. Было бы мудро не забывать об этом.

— Ты говорила о каком–то другом колдуне, чья магия нам тоже нужна, — напомнил ей эрл Гобер. — Надеюсь, вы его нашли?

Ведьма кивнула, указывая рукой на одну из гробниц. Из углубленного дверного проема показался высокий, мертвенно-тощий человек. На нём была длинная чёрная куртка с костяными пуговицами, идущими спереди в два ряда. Потрёпанная, почти бесформенная шляпа была смята вокруг его седеющих волос. Лицо мужчины было изможденным, с широким лбом и квадратной челюстью. В его глазах было что–то хитрое, расчетливое, что напомнило эрлу Гоберу крысу или гоблина.

— Ты и есть колдун? — спросил эрл Гобер.

Человек в чёрном пальто поклонился в пояс.

— Ренар из Гизоро, ваш покорный слуга, милорд, — произнёс он на удивление громким голосом, в котором слышалась культурная нотка. Он всё ещё говорил с акцентом крестьянина, но крестьянина, приехавшего из более богатой местности, чем какая–нибудь сельская деревня.

Ренар не стал дожидаться какого–либо ответа эрла, а вместо этого указал на зловещий алтарь.

— Вы принесли кубки, милорд? — и удовлётворённо кивнул, увидев, как один из рыцарей достает три серебряных кубка из сумки, привязанной к его поясу. — Поставьте их на алтарь, — сказал он, направляясь к памятнику, когда рыцарь двинулся выполнять его приказ.

Ренар обошел алтарь, изучая три кубка. Через некоторое время он снова кивнул и вытащил из кармана куртки небольшой кожаный мешочек. Даже эрл Гобер съёжился от непристойного вида этого предмета и попытался убедить себя, что мешочек был сделан из лапы обезьяны. Ренар открыл сумку в том месте, где когда–то было запястье, осторожно высыпал тёмный порошок, поместив равное количество вещества в каждую чашку.

Когда он закончил, Ренар вытащил из–под плаща кривой кинжал. Положив лезвие на ладонь, он перевел взгляд на эрла Гобера.

— Вы понимаете цель этого ритуала? — спросил он с ноткой требования в голосе.

— Я понимаю, что он отомстит за моих сыновей, — прорычал в ответ эрл Гобер. — А теперь займись своим заклинанием, колдун!

— Это гробница Красного Герцога, — сказал Ренар эрлу Гоберу. — Величайшее чудовище и величайший воин, когда–либо проливавший кровь на земле Аквитании, — он улыбнулся, увидев, что это открытие выбило из колеи высокомерного аристократа. Как и все рыцари, эрл Гобер ничего не понимал в магии и никогда не предполагал, что его приведут к месту упокоения духа, которого он призовет. — Этот памятник был воздвигнут, чтобы заточить дух Красного Герцога, и он зачарован магией пророчицы. Почти пятьсот лет древняя магия удерживала сущность Красного Герцога в ловушке внутри этой мраморной колонны. Вот против какой силы мы ставим себя — против силы Грааля. Вот что стоит между вами, милорд, и вашей местью.

Эрл Гобер смотрел в землю, и стыд переполнял его сердце. Ренар вонзил свои слова, как кинжал, в сердце эрла, оборвав последние его притязания. Если этот дворянин думал, что сможет призвать на помощь чёрные искусства и остаться верным своим убеждениям, остаться достойным рыцарем Бретоннии, Ренар не оставлял ему места для сомнений. То, к чему он взывал, было силами зла, силами, против которых выступали Леди и рыцари, служившие ей.

Даже сейчас эрл Гобер знал, что ещё может повернуть назад. Он видел мольбу на лицах своих товарищей, умолявших его порвать с этими подлыми негодяями и вернуться в замок, пока что–то ещё осталось от их чести. Затем в его сознание вернулась старая ненависть, горькая злоба, которая могла быть удовлетворена только кровопролитием.

Не нужно бояться опасений его людей. Они были верными рыцарями, которые скорее умрут, чем бросят вызов лорду, которому дали клятву.

— Если Леди не даст мне отомстить, — тихо сказал эрл Гобер, — тогда я обращусь к тем богам, которые дадут.

Жакетта улыбнулась словам дворянина. Ренар приветствовал их мрачным кивком.

— Магия Жакетты снимет чары, наложенные на гробницу, — сказал Ренар. — Тогда я вызову дух Красного Герцога. Его умение владеть мечом будет извлечено наружу и направлено в сосуды, подготовленные для получения такой силы. — Ренар поморщился, когда лезвие кинжала скользнуло по его ладони. Кровь закапала из его раненой руки, стекая по запястью. Он осторожно поднял руку над серебряными кубками, позволив нескольким каплям своей крови упасть на тёмный порошок.

Порошок тут же закипел, стоило крови упасть на него, пузырясь и пенясь с почти вулканической силой. Кубки начали наполняться застоявшейся тёмно-красной жидкостью, магическим сплавом крови Ренара и тёмного порошка.

— Зло порождает зло, — произнес Ренар. — Кровь некроманта и пепел колдуна. Объединившись, они образуют пакт с силами Старой Ночи и Владыкой Чёрной пирамиды. Через эти узы с загробным миром потечёт сила, которую вы ищете. Ваши тела слабы, приучены к добродетелям и морали, противным темным силам. — Ренар постучал лезвием кинжала по серебряным кубкам. — Это зелье восстановит равновесие и подготовит вас к принятию силы Красного Герцога.

Медленно, неохотно три рыцаря приблизились к алтарю. Символизм этого нечестивого обряда не остался для них незамеченным. Это была кощунственная насмешка над предельными амбициями любого рыцаря, отвратительная пародия на поиски Грааля. Они с нескрываемым ужасом смотрели на алую грязь, плескавшуюся у краёв каждой чаши.

— Пейте, — сказал им Ренар. Глаза некроманта презрительно сузились, когда он увидел, что они колеблются. — Пейте, — повторил он, и в его голосе прозвучало повелительное рычание.

Эрл Гобер схватил свою чашу и быстро проглотил её мерзкое содержимое. Аристократ отшатнулся, изо всех сил стараясь не подавиться этой мерзкой дрянью. Один за другим его спутники последовали его примеру, задыхаясь и кашляя, когда зелье скользнуло им в глотки.

Жакетта открыто рассмеялась, когда последний из рыцарей отпил из кубков. Она хлопнула в ладоши, и её закутанный в плащи культ собрался вокруг алтаря, каждый взял в левую руку чёрную свечу. Культисты начали петь, их голоса звучали в отвратительном ритме непристойностей и богохульств.

Сама ведьма заняла место Ренара за алтарём, а некромант снова отступил в тень. Хихикая, она сбросила плащ, обнажив бледную наготу своего тела. Извиваясь, словно в её теле почти не было костей, она покачивалась перед памятником, её голос превратился в получеловеческий вой.

— Я взываю к Повелителю мух, Деду Нурглу Десяти Тысяч Болезней — подними свою прокаженную руку!

— Я выкликаю Бога крови, Великого Кхорна Десяти Тысяч Ужасов, подними свой кровавый топор!

— Заклинаю Мудрого Ворона, Могучего Тзинча Десяти Тысяч Обманов, подними свой пернатую лапу!

— Я умоляю Тёмного Змия, Принца Слаанеша Десяти Тысяч Мук, подними свою пылающую плеть!

— Я приказываю всем безымянным силам и началам, низвергните это святое место! Отвергните старые чары и сломайте древние обереги! Сотрите священные знаки и откройте дверь, которая была закрыта!

— Именем Зувассина, Некохо и пылкого Фраз-Этара, я заставляю демонов неба, земли и пламени повиноваться моим приказам! Чёрным именем Бе'лакора я приказываю разрушить это священное место!

Когда голос Жакетты поднялся до крика, в холме раздался глубокий грохот. Надгробия дрожали, могилы содрогались, культисты ведьмы повалились на землю. Раскат грома пронесся по ночному небу, его эхо прокатилось по земле.

Эрл Гобер ожидал увидеть, как мраморная колонна разлетится на куски, как упавшее дерево. Вместо этого памятник стоял такой же гордый и высокий, как всегда, бросая вызов чёрной магии, которая была выпущена на него. Аристократ выругался и опустил руку на рукоять меча. Он так много рисковал, принёс столько жертв, даже испытал унижение, выпив отвратительное зелье некроманта — и все было напрасно!

Когда эрл выхватил свой клинок и направился к визжащей ведьме, он не заметил, как позолоченный меч, прикреплённый к торцу колонны, внезапно раскололся и рухнул в сорняки.

Иногда ему казалось, что он снова слышит стук молотков по стенам своей тюрьмы, и он в отчаянии кричал этим насмешливым призракам памяти, умоляя их об освобождении, которое положит конец его голоду.

Затем в вечную тьму пришел свет, свет чёрный и страшный. Он чувствовал, как нечестивые энергии пульсируют в воздухе, обжигая его демоническими когтями, разрывая призрачными ножами. Боль была пьянящей, роскошной, бодрящей. После долгих столетий одиночества, где его единственным ощущением был ненасытный голод, жгущий вены, даже адские муки были приятной передышкой.

Он медленно почувствовал в воздухе еще одно изменение. Он чувствовал, как древние обереги разбиваются под ударами молотов, испаряясь в ничто. Мраморные стены стали просто каменными. Магия Изабо исчезла.

***

Изельда резко проснулась, схватившись рукой за сердце. Тело её было мокрым от пота, простыни туго сбились вокруг ног от неистового беспокойства сна. Она уставилась в темноту своей комнаты, почти боясь того, что могла увидеть глядящим на неё в ответ. Уверенность в том, что там затаилось что–то злое и непотребное, становилась невыносимой. Она решительно собралась с мыслями, напрягла волю и вызвала над своей кроватью нимб ледяного голубого света. Волшебный свет отогнал тени, осветив деревянные панели стен и богато выложенный плиткой пол комнаты. Ничего более угрожающего, чем гардероб и тяжёлый стул, свет не явил её взору.

И все же Изельда не могла избавиться от зловещего чувства, которое угнетало её. Она чувствовала себя как лань, которая слышит невидимого волка, крадущегося в лесу по её следам. Ужасная опасность нависла над Аквитанией, её предчувствия уже предупредили о затаившемся зле. Теперь, однако, её кошмары стали ещё более интенсивными. Она видела чёрный склеп, открытый и пустой, с разорванным гробом внутри. Она видела, как из могилы поднялась красная тень и протянула руку над землёй. Все, к чему прикасалась тень, увядало и умирало, только чтобы снова подняться в виде разлагающейся оболочки.

Она видела, как тень становилась всё более отчетливой, превращаясь в фигуру бледного человека, одетого в красные доспехи. Она всматривалась в лицо этого человека, видела зло, запечатлённое на его лице, безумие, горящее в его глазах. Затем человек, казалось, заметил её. Его бледные губы растянулись в улыбке, обнажив острые клыки.…

Изельда пинком освободилась от простыней и встала с кровати. Она быстро прошла по холодному полу, выхватила из шкафа отороченное мехом платье и накинула его на плечи. Это был не тот час, чтобы позволить слугам ухаживать за ней, даже если Изельда и собиралась задержаться. Последнему из её снов была присуща прямота, не терпящая отлагательств. Случилось что–то чудовищное, что–то, что возвестило о начале бедствия, которое она так долго предчувствовала.

Пророчица торопливо шла по тёмным коридорам башни, скользя по галереям бесшумно как призрак. Она хотела посмотреть на отражающий пруд, бассейн с волшебными водами, взятыми из Хрустального Пруда в глубине леса фей. В этих водах можно было увидеть будущее — если у кого–то было зрение, чтобы видеть.

Комната оракула находилась в самом сердце башни, на много уровней ниже личных покоев Изельды, но она добралась до неё всего за несколько минут. Чувство безотлагательности, которое она испытывала, заставляло её сожалеть о каждой потраченной впустую секунде, пока она мчалась вниз по лестнице или бежала по коридорам. С каждым мгновением угроза становилась всё ближе, она чувствовала это всем своим существом.

Войдя в комнату оракула, Изельда тут же содрогнулась. В комнате было абсолютно холодно, так холодно, что её дыхание превратилось перед ней в туман. Даже в разгар зимы в комнате не могло быть холодно. Только смрад чёрной магии мог оставить такой холод в воздухе. Прошептав тихое заклинание Леди, прося её защиты, Изельда осторожно приблизилась к отражающему озеру.

То, что она увидела, заставило её съежиться от отвращения. Бассейн, по форме напоминающий чашу Грааля, треснул, пол вокруг него промок. Но не зачарованные воды Хрустального Пруда пятнали пол. Из–за какой–то колдовской силы вода стала вязкой и густой, потемнев до цвета крови. Несмотря на кровавую лужу вокруг бассейна, в нём было ещё достаточно воды, чтобы наполнить его почти до краев.

Изельда видела, как что–то корчится в этой луже крови, как похожие на черви фигуры ползали и скользили в бессмысленной жизни. Но было что–то ещё, что–то в самой глубине бассейна. Лишь преодолев отвращение, терзавшее ее тело, и страх, терзавший сердце, она смогла заглянуть в бассейн, заглянуть в его глубины.

Она увидела образ, смотрящий на неё, отвратительное лицо из её снов.

Теперь Изельда знала, какую угрозу она так долго ощущала. Она знала зло, которое нависло над Аквитанией, зло, которое будет осаждать Башню Волшебства, как это было когда–то раньше.

То, чего пророчица Изабо боялась всю свою долгую жизнь, страшное предупреждение, которое она передала своим преемникам, сбылось.

Красный Герцог был свободен!

Грань колонны раскололась, древняя каменная кладка рухнула на землю. Эрл Гобер и культисты с изумлением наблюдали, как трещина расползается и целые каменные глыбы падают с монумента, ударяясь о землю с такой силой, что облака пыли поднимаются в воздух. Заклинание Жакетты затихло, окончившись на нотке неуверенности. Ведьма попятилась от повреждённой колонны, скрестив руки на груди, словно защищаясь, и страх начал расползаться по её лицу.

В том месте, где мрамор откололся, постепенно появилось неровное отверстие, открывающее чёрный провал внутри памятника. Застоявшийся порыв ветра поднялся из тёмных глубин, его запах смешивался со зловонием смерти. Сорняки желтели и ломались, увядая на глазах ошеломлённых зрителей. Культ Жакетты попятился от памятника, их перекошенные лица дрожали от страха. Эрл Гобер сотворил знак Грааля, и его охватил невыразимый ужас.

На кладбище воцарилась напряженная тишина, когда из расщелины выпали последние осыпающиеся глыбы. Это было угрожающее молчание, чреватое обещанием ужаса.

Тишину нарушила неуклюжая тень, вырвавшаяся из полой колонны и с нечеловеческой быстротой набросившаяся на Жакетту. На мягкую плоть ведьмы пали стальные когти, её тело было поймано в ловушку сморщенными руками, что крепко обхватили её. Она вскрикнула, когда иссохшее, похожее на череп лицо нападавшего злобно уставилось на неё, высохшие губы раздвинулись, обнажив длинные острые клыки.

Голова вампира метнулась вперед, его челюсти сомкнулись на горле Жакетты, терзая её плоть с яростью голодной собаки. Яркая кровь заструилась из раны, стекая по груди ведьмы, окрашивая её молочную кожу цветом смерти. Она попыталась закричать, когда клыки полоснули её по венам, но всё, что вырвалось, было хриплым хныканьем.

Культисты подхватили крик Жакетты, давая голос ужасу, который она не могла выразить. Одетые в чёрное крестьяне и мутанты рассеялись, разбегаясь во все стороны, отступая в лабиринт тьмы кладбища. Жакетта протянула к ним руки, моляя о помощи свой вероломный культ.

Вид беспомощной женщины, умоляющей о помощи равнодушную толпу, был для Жеана невыносим. Он отказался от многих своих обетов и добродетелей ради своего господина, но рыцарь не мог пренебречь долгом рыцаря. Он мрачно сжал меч и бросился на существо, терзавшее Жакетту.

Вампир заметил приближение рыцаря и оторвался от раны на шее Жакетты. Существо злобно зашипело на человека, его лицо сморщилось и побледнело там, где не было запачкано кровью ведьмы. В гневе оно отшвырнуло умирающую ведьму в сторону, шмякнув об алтарь с такой силой, что её позвоночник сломался от удара о каменную преграду.

Жеан впервые внимательно посмотрел на своего врага. Тело вампира было иссохшим, но его высохшая оболочка была украшена доспехами бретоннского лорда, окрашенными в такой же красный цвет, как и кровь, размазанная по клыкам существа. На поясе вампира висел на цепи меч с толстым лезвием, золотая рукоять которого напоминала ухмыляющийся череп.

Блеснув сталью, вампир выхватил клинок и со звериной яростью бросился на рыцаря. Он презрительно отмахнулся от защитной стойки Жеана, смяв лезвие его клинка нечеловеческой силой удара. Жеан пошатнулся, ошеломлённый жестокостью и внезапностью нападения. Чудовище не оставляло ему пощады. Зазубренное лезвие, которое оно держало в руке, скользнуло по руке рыцаря, рассекая кольчугу, словно это была марля и кровь запузырилась из искалеченной плоти под доспехами.

Рыча и завывая, как дикий зверь, Красный Герцог бросился на раненного Жеана. Могучий воин был раздавлен хваткой вампира, став таким же беспомощным, как и ведьма, в то время как клыки немёртвого рвали его искалеченную руку. Сопротивляясь, брыкаясь, крича о помощи, рыцарь ничего не мог поделать, пока вампир поглощал его кровь.

Высохшую, безжизненную оболочку Красный Герцог бросил на землю через несколько минут. Он вытер рот тыльной стороной ладони, слизывая кровь с пальцев, наслаждаясь пьянящим привкусом страха, заключенного в этой кровавой жидкости. После стольких веков ничто не могло сравниться с этим вкусом.

Он никогда больше не будет страдать от таких лишений, пообещал себе вампир. Он будет объедаться, толстеть, набивать себе брюхо, пока не утолит голод, пока не избавится от долгих веков жажды и мучений.

Красный Герцог обнажил клыки в хищном рычании. Поблизости была ещё кровь, он чувствовал её запах, струящийся по перепуганным сердцам, грохочущий по дрожащим венам.

Всё это будет его, кровавый пир, чтобы утопить годы лишений и агонии. Ни один мужчина, ни одна женщина, ни один ребенок не покинут кладбище. Крестьяне или дворяне, они были больше не людьми, а скотом, которого нужно выследить и зарезать. Корм для их ужасного сеньора, Красного Герцога, законного хозяина Аквитании.

Эрл Гобер бежал вместе с остальными, волоча за собой Алдрика. Сердце дворянина колотилось от ужаса, пока он брёл сквозь похожую на лабиринт темноту, не обращая внимания на направление, пока его шаги уносили его прочь от монумента и монстра, которого освободило его безумие.

Да, признал эрл, это его вина, ответственность лежит только на нём. В своей безумной жажде мести он позволил себе обращаться с силами тьмы, и нечестивые силы предали его. Вместо того чтобы вызвать дух Красного Герцога, вместо того, чтобы украсть у призрака его умение обращаться с клинком, Жакетта и Ренар воскресили самого вампира во всей его ужасной славе. Эрл Гобер почувствовал, как у него мурашки побежали по коже, когда он вспомнил, как нежить пожирала кровь Жакетты, как вампир отбросил одного из его самых храбрых и смелых рыцарей, словно тот был ребенком.

— Милорд, мы должны поторопиться, — посоветовал ему Алдрик, когда терпение искалеченного аристократа пошатнулось, и он прислонился к холодной спине надгробия. На лице рыцаря был написан страх, и только чувство долга удерживало его рядом со стариком.

В ночи раздавались крики, непристойные крики мучений, которые пронзали своим ужасом даже звёзды. Вампир охотился за членами культа Жакетты, выслеживая их среди могил, питаясь их зараженной кровью.

Эрл Гобер рухнул рядом с надгробием, силы покинули его ноги. Он закрыл лицо рукой, слёзы покатились из его глаз. Что же он натворил? Что за чудовище он выпустил на свободу? От громадного стыда у него скрутило живот, и его вырвало прямо в сорняки.

— Милорд, — Алдрик схватил хозяина за плечо и встряхнул страдающего аристократа. — Эта тварь всё ещё там, убивает всех, кого может найти! Мы должны выбраться отсюда, пока он нас не нашел!

Эрл с горечью посмотрел на своего вассала.

— Я заслуживаю смерти, — сказал он. — Ради ненависти я послал своих сыновей на смерть. Ради ненависти я плюнул на свои клятвы Леди и благословения Грааля. Я совершил непростительный грех. Без обещания моей защиты ведьма и некромант никогда бы не осмелились на такое. Это я виноват. Я готов заплатить за свое преступление, — эрл Гобер слабо улыбнулся рыцарю. — Вы были верны до последнего, сэр Алдрик. Бегите сейчас же, спасайтесь, пока можете. Считайте, что ваши клятвы выполнены, и оставьте старика на произвол судьбы, которую он сам навлек на себя.

Алдрик покачал головой.

— Это был бы трусливый поступок лжеца — бросить лорда, — рыцарь помог эрлу Гоберу подняться на ноги. — Мы вернёмся в замок и соберем ваших рыцарей. Даже Красный Герцог не в силах в одиночку противостоять мощи ваших солдат.

Слова его рыцаря о воинской гордости пробудили в сердце эрла Гобера некоторую надежду. У него ещё оставался шанс уничтожить зло, которое он выпустил на волю. Они могли бы вернуться с отрядом всадников и прочесать кладбище, пока не нашли бы вампира. Они уничтожат чудовище и скроют позор, который эрл Гобер навлёк на имя д'Эльбика.

Внезапный озноб охватил дворянина. Он смотрел, как сорняки вокруг надгробия начали увядать. Повернув голову, он ахнул, увидев жуткую фигуру, стоящую на вершине одной из гробниц. Это был всего лишь тёмный силуэт, тень, обрамлённая болезненным светом Моррслиб, но эрл Гобер чувствовал на себе злобный взгляд существа.

— Встаньте позади меня, милорд! — крикнул Алдрик, толкая своего хозяина за надгробие. Рыцарь взмахнул мечом, потрясая им перед наблюдающей тенью. — Стой на месте, отродье! Ужинай крестьянами, но не вздумайте тронуть моего господина, иначе я отправлю твоё гниющее тело обратно в могилу!

От угрожающей тени не доносилось ни звука, существо, казалось, было удовлетворено тем, что присело и наблюдает за двумя бретоннскими дворянами. Затем с быстротой и внезапностью молнии вампир прыгнул на свою жертву, бросившись на Алдрика со свирепостью набрасывающегося льва. Меч рыцаря был выбит из его рук, когда сморщенное тело вампира врезалось в него, сила удара немёртвого монстра бросила его на землю.

Когти Красного Герцога вцепились в голову Алдрика с обеих сторон. Одним движением вампир сломал человеку шею. Удовлетворённое шипение проскользнуло сквозь клыки Красного Герцога, когда он поднялся с дергающегося трупа и устремил свой пылающий взгляд на съёжившуюся фигуру эрла Гобера.

В отчаянии эрл попытался выхватить меч, в ужасе забыв о слабости своей искалеченной руки, попытавшись схватиться за оружие, как перед роковой дуэлью с графом Эргоном дю Мэном. Парализованные пальцы отказывались сжимать меч, дрожащая рука отказывалась вынимать клинок из ножен.

В два шага Красный Герцог добрался до жалкого калеки. Взмахом руки он вырвал меч из слабой хватки эрла Гобера. Дворянин закричал, спотыкаясь о могилы, пытаясь отойти, чтобы между ним и вампиром оставался ряд надгробий.

Не успев пройти и двадцати футов, эрл рухнул на землю, схватившись за грудь и пытаясь унять жгучую боль, пронзившую его тело. Старый, болезненный человек, он не мог сравниться с тем испытанием, через которое ему пришлось пройти. Теперь измученная страхом плоть эрла предала его, слабое сердце посылало волны боли и слабости по всему телу.

Красный Герцог уставился на тяжело дышащего несчастного эрла Гобера. В глазах вампира не было милосердия, только безжалостный голод проклятых.

ГЛАВА V

Крики вторгались в беспокойный сон герцога, вопли мёртвых и умирающих людей смешивались с лихорадочными кошмарами, терзавшими его разум. Эль Сиф сосредоточился на страдальческих голосах. Он использовал их ужас, чтобы вырваться из чёрного пограничья лихорадки, отравленного мира слабости и сна, который так долго держал его.

С огромным усилием рыцарь открыл глаза, моргнув, когда их обжёг тусклый свет окружающей обстановки. Он видел холщовые стены большой палатки, чувствовал запах дров, горящих в чреве бронзовой жаровни. Он лежал на богато убранной постели, закутанный в толстые меха. Воздух был жарким и сухим, но в нём не чувствовалось жгучей злобы арабийской пустыни. Может быть, он вернулся в Эсталию?

Из–за стен его палатки продолжали доноситься крики, смешиваясь с лязгом стали и звериными, чирикающими криками. Рыцарь узнал звуки битвы, когда услышал их, хотя кто или что сражалось и почему, он понятия не имел. Но какова бы ни была природа конфликта, бретоннскому рыцарю не пристало сидеть сложа руки, когда нужен был его меч.

Эль Сиф попытался подняться с постели, но даже двинуть руки, сложенные на груди, оказалось выше его сил. Он устало откинулся на подушку, слёзы разочарования катились из его глаз. Он попытался сосредоточиться на том, что случилось с ним, вспоминая отравленный кинжал, которым шейх ударил его, вспоминая зловещего рыцаря с мёртвым лицом, который навис над ним, когда он лежал, сражённый, на песке.

Когда герцог осознал, что он не один в своём шатре, все воспоминания вылетели у него из головы. Крадущийся шорох привлек его внимание. Морщась от напряжения, он сумел наклонить голову достаточно, чтобы увидеть коробки с припасами, сложенные в углу палатки. Две отвратительные фигуры склонились над ящиками, их тощие тела были завёрнуты в рваные плащи, их мохнатые руки рылись в содержимом каждого сундука, когда они открывали его.

Одно из существ подняло голову, внимательно прислушиваясь к крикам и звукам битвы, бушевавшей снаружи. Фигура в плаще обернулась, хихикая своему товарищу тонким, хныкающим голосом. Когда он повернулся, герцог увидел его чудовищную морду, отвратительное лицо огромной крысы!

Другой крысолюд весело защебетал, услышав слова своего товарища, затем острые уши по обе стороны его головы откинулись назад, прижавшись к бокам черепа. Крысолюд развернулся, его глаза-бусинки остановились на распростёртой фигуре Эль Сифа, чёрные губы оторвались от острых, как резцы, клыков, когда скавен сердито зашипел. Его мохнатая рука опустилась на пояс, вытаскивая из–за пояса ржавый кинжал.

Эль Сиф снова попытался пошевелить своими свинцовыми конечностями, его разум кричал, когда два крысолюда осторожно подкрадывались к нему с клинками в когтистых руках. Пасть жертвой таких мерзостей было достаточно унизительно, но лежать перед ними беспомощным, быть зарезанным, как свинья.…

Герцог с трудом отвёл взгляд от кровожадных крысолюдей. Он увидел, как откинулся полог его палатки. Его сердце наполнилось облегчением, когда он увидел, как маркиз Галафр д'Эльбик проскользнул в палатку. Доспехи дворянина были запятнаны чёрной кровью скавенов; мех и запекшаяся кровь покрывали меч, зажатый в его закованном в кольчугу кулаке. Выражение отвращения отразилось на красивом лице молодого маркиза, когда он заметил скавена, крадущегося к его распростертому господину.

Герцог чуть не заплакал от радости, увидев, как его вассал крадется к чудовищным крысолюдям. Надежда наполнила грудь аристократа, когда он увидел, что его спасение близко.

Ужас охватил герцога, когда выражение лица его вассала внезапно изменилось. Выражение лица маркиза переменилось, от отвращения к жалости и печали. Он перевёл взгляд с крысолюдей на койку своего господина. В глазах маркиза была боль, когда он встретил умоляющий взгляд герцога.

Маркиз Галафр д'Эльбик молча удалился, прежде чем крысолюди успели заметить его присутствие. Он бросил на герцога виноватый взгляд и вышел из палатки.

Последняя надежда герцога рухнула. Человек, который должен был стать его спасителем, бросил его.

Бросил его скавенам!

Красный Герцог стоял перед развалинами своего монумента, глядя на бронзовую статую на вершине колонны. Ненависть светилась во взгляде вампира, жестокая улыбка расползлась по его лицу. Переполненное кровью жертв, тело вампира больше не было сморщенным и лепрозным, но было наполнено красноватым сиянием жизни, которую он черпал из вен своих жертв.

Вампир расхаживал взад-вперед, восхищаясь своей работой.

Искалеченное тело графа Гобера д'Эльбика на колонне дёргалось, дрожало, последние капли жизни дворянина капали в сорняки внизу. Насаженному на поднятый меч статуи эрлу Гоберу потребовалось на удивление много времени, чтобы умереть. Достаточно долго, чтобы удовлетворить даже жажду мести вампира.

Красный Герцог отхлебнул из одного из серебряных кубков, разбросанных перед его могилой, и продолжил наслаждаться жутким зрелищем пронзённого человека. Даже пятисот лет было недостаточно, чтобы стереть родовое сходство между эрлом Гобером и человеком, который так давно предал Красного Герцога. Вампир поклялся очистить Аквитанию от д'Эльбиков, предков и потомков. Теперь он был на один маленький шаг ближе к достижению этой цели.

Внезапный звук нарушил мёртвую тишину кладбища. В размытой вспышке движения Красный Герцог перепрыгнул через ужасный алтарь и сломанное тело Жакетты, меч оказался в его руке, прежде чем его ноги снова коснулись земли. Клыки вампира блеснули в болезненном свете Моррслиб, когда его пылающий взгляд скользнул по гробницам.

Из тени выступил человек, похожий на мертвеца, с отпечатком крестьянского уродства на лице. Однако Красный Герцог знал, что этот незваный гость — нечто большее, чем простой крестьянин. Только магия могла так долго скрывать смертного от его глаз. Только магия могла спасти этого человека, пока голодный вампир пировал ведьмой и её культом.

— Стой! — сказал крестьянин глубоким голосом, но в нём слышалась тревога. — Ты будешь выполнять мои приказы, — человек поднял ужасный талисман, свечу, сделанную из руки убийцы, и каждый её палец вспыхнул светом, когда он вызвал её силу. — Я, Ренар, мастер тёмных искусств, приказываю тебе именем самого Нагаша, — некромант заколебался, когда злобный взгляд Красного Герцога пронзил его насквозь. Он поднял трупную свечу выше, словно хотел спрятаться за её слабым светом. — Во имя Верховного Владыки Проклятых… — снова начал Ренар.

Красный Герцог запрокинул голову и расхохотался, и этот звук больше походил на голодный волчий вой, чем на звук, издаваемый человеком. В смехе вампира не было веселья, только злоба и безжалостная ненависть. Ренар съёжился, когда ужасный смех пронёсся над ним.

— Воистину мастер тёмных искусств! — усмехнулся Красный Герцог. Жестом он призвал на помощь свои собственные колдовские силы. Пальцы трупной свечи Ренара замерцали и погасли один за другим, задутые призрачным ветром. Некромант задохнулся от ужаса, отпрянув в дверной проем гробницы позади него. Вампир почувствовал прилив презрения к этому трусливому смертному, этому хитрому крестьянину, который имел наглость думать, что может командовать герцогом Аквитанским! За такую дерзость пса следовало бы разорвать на куски! Его кровь должна утолить голод, который всё ещё бушевал в жилах вампира!

Красный Герцог взмахнул рукой, приказывая своим чёрным рыцарям схватить наглого негодяя. Он посмотрел в сторону, озадаченный тем, что его воины не ответили на его приказ. А затем поднял руку к груди, чувствуя рваную рану в доспехах там, где копье короля Людовика пронзило его сердце. Его рыцари исчезли, уничтоженные на поле Церен. Красный Герцог сосредоточился на этом факте, пытаясь извлечь его из смятения, охватившего его мозг.

Только он выжил в этой битве, да и то только благодаря глупым чувствам короля и колдовской силе драгоценного камня, который он носил на шее. Рука вампира сомкнулась вокруг кроваво-красного камня, сокровища, вырванного из костлявых пальцев лича. Его сила поддерживала немёртвых лордов-табунщиков в их кургане на протяжении тысячи лет. Теперь эта сила служила только Красному Герцогу.

Мрачный взгляд вампира изучал испуганного некроманта, пресмыкающегося перед ним. Кровавое Королевство Красного Герцога было разрушено, но он восстановит его. Для этого ему понадобятся рабы, даже такие, как этот съёжившийся крестьянин. В конце концов, магия Ренара сыграла свою роль в разрушении заклятий, которые держали его в плену. Это хорошо говорило о способностях некроманта, если не о его здравомыслии. Истинный мастер чёрных искусств никогда не вызывал того, что не мог контролировать.

Нет, решил Красный Герцог. Было бы опрометчиво убивать крестьянина сразу. Он может оказаться полезным, пока вампир восстанавливает свои силы.

Ренар заметил колебание вампира и начал надеяться, что чудовище даст ему отсрочку.

— Я… я освободил тебя, — сказал Ренар, отбрасывая бесполезную трупную свечу. — Моя … это моя магия … позвала тебя обратно.…

Красный Герцог презрительно усмехнулся некроманту.

— Твоя магия? Нет, смертный, всё, что сделала твоя магия, это сломала печати, которые связывали меня! Знай: пятьсот лет я терпел свою тюрьму. Заперт в собственной могиле. Без возможности убежать. Не в состоянии умереть. Не в состоянии питаться!

— Тогда… Тогда ты должен… быть благодарен … — запинаясь, проговорил Ренар.

— Возможно, несколько столетий назад, — задумчиво произнёс Красный Герцог. — Теперь я только удивляюсь, почему человек с твоими талантами не пришёл раньше, чтобы освободить меня, — рука вампира сжалась вокруг меча, который он держал, безумный блеск был в его глазах.

— Я… мы… не знали! — настаивал Ренар. — Все … они сказали … король уничтожил тебя!

Красный Герцог приблизился к некроманту.

— Тогда зачем ты потревожил мою могилу? — потребовал он ответа.

Ренар побледнел от этого вопроса, но знал, что только правда может спасти его.

— Эрл Гобер д'Эльбик! — закричал он. — Это был эрл! Он хотел отомстить графу Эргону дю Мэну! Все его сыновья были убиты сэром Арманом дю Мэном, лучшим фехтовальщиком Аквитании. Граф думал, что, вызвав твой дух, один из его рыцарей сможет победить сэра Армана.

Вампир снова рассмеялся. Он взглянул на неподвижное тело, насаженное на меч статуи. Красный Герцог насмешливо отсалютовал мёртвому эрлу Гоберу.

— С моей стороны было бы неучтиво игнорировать моего благодетеля, — сказал вампир. — И я должен вернуть свой собственный долг. Д'Эльбикам за попытку убить меня. Дю Мэнам за то, что оставил меня в живых.

— Но у графа Эргона целая армия! — запротестовал Ренар. — Он принял бы вызов д'Эльбика, но ни один рыцарь во всей Бретоннии не стал бы шутить с Красным Герцогом! Если вы покажетесь у замка Мэн, они пошлют к герцогу Гилону за каждым солдатом в Аквитании!

Красный Герцог нахмурился при упоминании другого герцога, ещё одного претендента на титул, который по праву принадлежал ему.

— Ты прав, крестьянин, — прорычал вампир. — Мне понадобится армия, чтобы сделать то, что я должен сделать.

Вампир вложил меч в ножны и протянул руку. Ренар видел, как вокруг Красного Герцога сгущаются тёмные силы, когда он обращается к находящимся в его власти чёрным искусствам.

— У меня будет моя армия, — прошипел Красный Герцог. Ренар видел, как тело мёртвого рыцаря эрла Гобера содрогнулось, а раздавленная голова повисла на сломанной шее, когда труп начал подниматься. На бескровном лице рыцаря, шаркающего по могилам, зияли пустые глаза. Неуклюже, неуверенными движениями зомби поклонился своему хозяину.

Теперь среди могил двигались другие фигуры, бредущие по кладбищу, привлечённые незыблемым зовом магии вампира. Разбитые, бледные оболочки членов культа Жакетты вывалились из темноты, их рваные плащи окутали тела, как погребальные саваны. Последним шёл сэр Алдрик, его голова лежала на плече, глаза были рассеянными и остекленевшими.

Красный Герцог наблюдал, как зомби собираются перед ним. Его силы ослабли после стольких веков бездействия, их хватало пока лишь воскрешать только что умерших. Но его сила вернётся, восстановленная кровью невинных. Тогда даже древние мертвецы, погребённые в курганах лордов-табунщиков, не окажутся вне пределов его способности призывать и повелевать.

Ренар покачал головой, двигаясь среди зомби.

— Нам понадобится больше, чем это, — посоветовал некромант. — Гораздо больше.

— Их будет еще больше, — сказал Красный Герцог. Сердитое выражение промелькнуло на его лице, и он отвернулся от некроманта, направляясь обратно к памятнику, который так долго держал его в заточении. Он посмотрел на изуродованный труп Жакетты. Ярость исказила лицо вампира, лишив его человеческого подобия.

— Служи мне! — зарычал Красный Герцог на безжизненное тело, взбешённый тем, что Жакетта не поднялась вместе с остальными. — Я твой господин и повелитель! Ты будешь сопровождать меня! — он сжал кулаки над телом женщины, сосредоточив свою отвратительную волю на непокорном трупе.

Тёмная магия пропитала тело ведьмы, заставляя его корчиться и прыгать. Холодный свет начал сиять из пор её кожи, спектральное свечение, от которого почернела почва вокруг неё. Ренар задыхался, наблюдая, как разъярённый вампир направляет ещё больше энергии в труп, ужасаясь количеству магии, наполняющей тело Жакетты. Он ожидал, что всё кладбище будет превращено в пепел силами, что вызвал Красный Герцог, и одновременно благоговел и ужасался величине силы вампира.

Холодный свет начал отделять плоть от тела Жакетты, обнажая кости внутри. Даже они начали сморщиваться и чернеть, превращаясь в зловонную кашу колдовскими силами, что поглотили их.

Из этого жидкого месива медленно вырисовывалась сияющая фигура. Она была эфирной, словно поток лунного света, слишком текучим и грациозным, чтобы использовать грубое материал из плоти и костей. Ренар подумал о Леди, которую почитали дворяне Бретоннии, и таинственных фэях, обитавших в лесу Атель Лорен. Но там, где подобные визиты всегда описывались в терминах красоты и тепла, призрак, на который он смотрел, был отвратителен и ужасен. Это был высохший дух женщины, её лицо напоминало оскаленный череп, чёрные волосы развевались позади неё, подобно гнезду жирных змей. Призрак окутывал ореол призрачной злобы, аура убийственной зависти к живым существам.

Призрак Жакетты уставился на Ренара, её рот открылся в пронзительном вопле и некромант закричал, когда звук пронзил его мозг. Он чувствовал, как нечестивая сила этого крика высасывает его жизненные силы, вытягивая годы из его души с каждым ударом сердца. Волосы выпали с головы Ренара, морщины поползли по его рукам, пока вопль баньши терзал его.

— Довольно! — прорычал Красный Герцог. По его команде баньши замолчала, прекратив своё магическое нападение на Ренара. Некромант тревожно вздохнул, испуганный близостью своей смерти. Жакетта в жизни была капризной и опасной женщиной. В смерти она стала гибельным предвестником кончины.

Красный Герцог уставился на своего нового прислужника, удивляясь, что дух ведьмы был достаточно силён, чтобы использовать его магию и восстановить себя таким грозным способом. Но её воля не была свободной. Как и зомби, она беспрекословно подчинялась приказам своего хозяина.

Повиновение было обязанностью крестьянина, живого или мёртвого.

Головы всех посетителей внутри «Сломанного Плуга» повернулись, когда ветхая дверь таверны распахнулась, и несколько досок были выбиты из креплений. Впрочем, они быстро потеряли интерес к силе вторжения незваного гостя, когда увидели, что это рыцарь. Ничего хорошего не вышло бы из расспросов о делах знати, и поэтому умный человек умерял своё любопытство кружкой эля или кувшином вина.

Трактирщик заламывал руки от ущерба, причинённого его двери, но даже не думал повышать голос на воина в доспехах, стоявшего в дверном проёме. Вместо этого он обогнул бревно, служившее ему стойкой, и поспешил к своему благородному гостю.

— Сэр Леутер д'Эльбик! — воскликнул трактирщик с большим воодушевлением, чем чувствовал на самом деле. — Для моего скромного заведения визит такой благородной особы — большая честь! — маленький толстяк старался быть сдержанным, вытирая вспотевшие ладони о фартук, мысленно прикидывая, сколько денег он задолжал бы эрлу Гоберу, если бы его светлость узнал, как велики были реальные доходы таверны за последний год.

Рыцарь не обратил никакого внимания на трактирщика, окинув взглядом общий зал, изучая крестьян, сгрудившихся на своих скамьях. Никто из простолюдинов не имел желания встретиться взглядом с сэром Леутером, они старались сосредоточиться на выпивке. Их отношение не беспокоило рыцаря. Он мог найти человека, которого искал, не видя его лица.

— Боюсь, что моё скромное заведение слишком ничтожно, чтобы иметь ту прекрасную провизию, к которой вы привыкли, милорд, — продолжал бормотать трактирщик. — Но если вы позволите…

Сэр Леутер прошёл мимо хозяина, оставив его растерянно моргающим ему вслед, и направился к одному из задних столов. Крестьянин, одетый в грязный плащ, который, казалось, был скроен из лошадиной попоны, склонился над глиняным горшком с солоноватым вином. Он не поднимал глаз, пока рыцарь не положил руку на согнутую спину мужчины.

Крестьянин отпрянул от прикосновения Леутера, с его губ сорвалось проклятие. Ругательство замерло на полуслове, когда он увидел, что человек, приставший к нему, был рыцарем. Побледнев, крестьянин отпрянул, пока его согнутая спина не оказалась прижатой к стене.

— Работники кухни сказали мне, что я могу найти тебя здесь, Вигор, — сказал Леутер. — Они также сказали, что пять дней назад эрл Гобер покинул замок вместе с тобой и двумя своими рыцарями. С тех пор моего дядю и его телохранителей никто не видел. Куда они делись, Вигор?

Вигор поморщился от этого вопроса. Он потянулся к кувшину с дешёвым вином, стоявшему на столе. Закованная в доспехи рука Леутера вырвала чашу из дрожащих пальцев крестьянина и швырнула её об стену.

— Где он, черт бы тебя побрал! — прорычал Леутер.

— Я с ним не ходил! — настаивал Вигор. Впрочем, видя, что его слова лишь усиливают гнев на лице рыцаря, он быстро отказался от незнания в качестве отговорки. Вигор оглядел таверну и понизил голос. — Я повел его к Жакетте, мудрой женщине, — сказал он тихим шепотом.

— Ты имеешь в виду ведьму? — ахнул Леутер, потрясённый тем, что лорд Аквитании обращается с таким мерзким созданием.

Вигор кивнул головой.

— Я не знал, чего хочет от нее эрл Гобер. Клянусь Леди, я не знал! Когда я узнал… я ушёл от него… я ускользнул, когда его светлость не видел.…

Лицо рыцаря стало мертвенно-бледным. Отвернувшись от дрожащего Вигора, он устремил яростный взгляд на трактирщика.

— Твоё заведение закрыто, Пьер! Убери всех грязных крестьян из этого свинарника, включая тебя и твоих работников! Я хочу поговорить с этим червём наедине.

Крестьяне с посеревшими лицами не нуждались в поощрении Пьера, чтобы освободить «Сломанный Плуг», и едва не падали друг на друга, покидая помещение. Вскоре Леутер обрёл уединение, которого требовал. Разговоры о бесчестии его дяди не были предметом для любопытных ушей… даже простых крестьян.

Леутер схватил Вигора за переднюю часть куртки, подняв пускающего пузыри человека на ноги.

— Крестьянина можно повесить за то, что он бросил своего господина! — прорычал он.

— Пощадите! — воскликнул Вигор, припадая к ногам рыцаря. — Я не хотел покидать его светлость! Если бы я знал, зачем ему понадобилась эта ведьма…

— Почему эрл Гобер отправился к Жакетте? — спросил Леутер, внутренне страшась услышать ответ. Для бретоннского рыцаря пасть так низко, чтобы использовать чёрную магию, чтобы отомстить врагу, было позором, который запятнал бы не только честь эрла, но и честь всего рода д'Эльбиков. Леутер подумал, что его дядя, должно быть, сошёл с ума, если встал на такой позорный путь.

Вигор покачал головой, и из его дрожащего тела вырвался нечленораздельный стон.

— Я не могу вам сказать! Я не могу никому рассказать! Не заставляйте меня, милорд!

Леутер рывком поднял крестьянина на ноги, глядя в лицо Вигору.

— Ты скажешь мне, даже если мне придется тащить тебя в темницу замка! — он почувствовал лёгкое сочувствие, когда увидел, какое впечатление произвело на Вигора упоминание о камере пыток в замке. Казалось, что скрюченное тело мужчины уже растянулось на дыбе.

— Нет! Нет! Я буду говорить, милорд! — заскулил Вигор. — Повесьте меня, возьмите мою голову, но не отсылайте меня в Черную Комнату! — крестьянин виновато оглядел таверну. Он не хотел предавать доверие эрла Гобера. Он был достаточно предан своему господину, чтобы по возможности избавить эрла Гобера от этого унижения.

Голос Вигора упал до слабого шёпота, заставляя Леутера напрягаться, чтобы уловить каждое слово. Услышав, что сказал крестьянин, рыцарь понял причину, заставившую Вигора говорить так тихо.

— Эрл Гобер ищет могилу Красного Герцога, — сказал Вигор. — Он надеется использовать силу Красного Герцога против дю Мэна.

Леутер разжал руки на куртке крестьянина. Ледяной ужас пробежал по его спине. Сначала ведьма, теперь вампир! Жажда мести свела его дядю с ума!

— Красный Герцог был уничтожен королем Людовиком Праведным, — заявил Леутер. — Вампир сгорел вместе с остальной своей нечестивой армией.

Вигор покачал головой, виновато глядя в пол.

— Жакетта сказала, что Красному Герцогу был воздвигнут монумент, место, где можно было бы поймать его дух. Именно туда она отвела эрла Гобера.

Рыцарь свирепо посмотрел на крестьянина с горбатой спиной.

— Значит, именно туда ты отведёшь и меня, — сказал он Вигору. Леутер мысленно молился Леди, молился, чтобы он успел остановить своего дядю.

Однако он понял, что прошло пять дней, и он опоздал. Если не случилось чуда, то всё зло, которое могло исходить от безумия эрла Гобера, уже пришло в движение.

Послеполуденное солнце не улучшало мрачную атмосферу кладбища, возвышавшегося над полем Церен. Сэр Леутер чувствовал, как липкий запах этого места протекает через его доспехи, просачивается сквозь кожу и проникает в самые кости. Это чувство вызывало тошноту, заставляло его тело дрожать так, как он не чувствовал с тех пор, как был упрямым странствующим рыцарем, рыскающим по заброшенным деревням в поисках упырей и дереличей^[4]. Ощущение нечеловеческого зла и тёмной магии было чем–то, что человек никогда не забывал.

Леутер оглянулся вниз по травянистому склону холма на старое дерево, к которому они привязали своих скакунов. Животные отказались подойти ближе к кладбищу, заставив Леутера и Вигора подняться по склону холма. Такая робость ослика Вигора не была особенно удивительной. Подобно крестьянам, ослики не были наделены чувством мужества и отваги. Но для Гайгнуна, великолепного скакуна Леутера, показать страх — это было чем–то, что потрясло рыцаря. Гейгнун был его конём в течение пяти лет, много раз сражался с ним против орков и зверолюдей и никогда не показывал ни малейшего колебания, когда бросался сломя голову на врага.

Скакуны были не единственными животными, которых отталкивала неестественная порча, окружавшая кладбище. Целые участки холма были черны от ворон, птиц-падальщиков, привлечённых на кладбище зловонием смерти, но слишком напуганных, чтобы спуститься на могилы. Это было жуткое зрелище, которое ничуть не успокоило нервы Леутера и не уняло его страхов за дядю. Сомнения в том, что Жакетта действительно привела эрла Гобера к тайной могиле Красного Герцога, быстро рассеялись.

Двое мужчин вошли в зловещую тишину кладбища, последнее тепло послеполуденного солнца покинуло их, когда они пошли среди могил. Леутер почувствовал, как у него участился пульс, когда он заметил тёмное пятно на одном из надгробий. Вигор поспешил к могиле, положив руку на обесцвеченный камень. А затем потёр пальцы, когда к коже прилипло что–то жесткое. Его лицо помрачнело.

— Кровь, милорд, — объявил Вигор о своём открытии. — Примерно три, может быть, четыре дня назад, — добавил он, прикидывая, насколько сухим было вещество. До ранения Вигор был одним из самых доверенных слуг эрла Гобера, и его часто вызывали на охоту, чтобы сопровождать дворянина. Леутер был готов довериться оценке Вигора относительно прошедшего времени.

Рыцарь пристально посмотрел на могилы вокруг себя. Все они казались слишком недостойными, чтобы быть могилой Красного Герцога. Он не знал, как должна выглядеть тайная могила вампира, но почему–то чувствовал, что узнает её, если увидит.

— Пойдем дальше, — сказал Леутер, указывая вглубь лабиринта гробниц. Вигор побледнел от его слов, но раскаяние крестьянина было искренним. Он действительно сожалел, что поставил эрла Гобера на этот путь, и постарался бы загладить свою вину, если бы мог. Если это означало последовать за сэром Леутером прямо в логово вампира, то так тому и быть.

Солнце уже начало клониться к закату, когда двое мужчин наконец добрались до мраморной колонны в центре кладбища. Весь день они петляли среди могил, иногда находя новые следы случившегося насилия, иногда даже находя брошенный меч или сломанный кинжал. Вигор опознал один из ножей как принадлежащий человеку по имени Перрен, одному из последователей Жакетты.

Едва взглянув на колонну, Леутер понял, что они нашли то, что искали. Интуиция, дурное предчувствие, какой бы странный юмор ни действовал на его разум — рыцарь знал, что именно здесь был похоронен вампир. Именно сюда явился эрл Гобер, чтобы отомстить графу Эргону и сэру Арману. Именно здесь была уничтожена честь рода д'Эльбиков. Уничтожена так же, как и разбитая поверхность колонны.

— Помилуй Шаллья! — воскликнул Вигор, в ужасе указывая на статую на вершине монумента. Леутер проследил за жестом крестьянина и почувствовал, как кровь застыла у него в жилах. На торчащий меч статуи было насажено тело, которое он слишком хорошо знал.

Эрл Гобер нашёл то, что искал, и это погубило его. Леутер, как и все дети Аквитании, был воспитан на рассказах о злодеяниях Красного Герцога. Он всё ещё помнил рассказы о лесе, который вампир воздвиг вокруг замка Аквин, лесе, сделанном из пронзённых тел тех, кто сопротивлялся его кровожадному правлению. Пятьсот лет в могиле не уменьшили аппетита вампира к ужасам.

— Я должен спустить его вниз, — сказал Леутер, и в его голосе послышалось угрюмое рычание. Каковы бы ни были преступления его дяди, его душу оскорбляло то, что с телом эрла обращались с таким неуважением. Леутер опустился на колени перед колонной и начал снимать доспехи, чтобы легче было взобраться на монумент.

— Было бы разумнее оставить его там, где он есть, — произнёс мрачный голос среди могил.

Леутер развернулся, держа меч наготове. Вигор вытащил из–за пояса кинжал и встал так, чтобы охранять рыцаря с фланга. Оба с вызовом уставились на тёмную фигуру, стоявшую между двумя гранитными гробницами. Никто из них не мог сказать, как долго этот человек был там.

Незнакомец вышел из тени, оказавшись крепко сложенным мужчиной, одетым в чёрные доспехи, ветер трепал накинутый на плечи тёмный плащ с изображением ворона. И Леутер, и Вигор вздохнули с облегчением, увидев, что рыцарь одет в чёрное и серое. Они боялись, что незнакомец будет облачён в красное.

— Там, наверху — мой дядя, — бросил вызов чёрному рыцарю Леутер. — Насажен, как улитка на палку!

— Родич или сеньор, вам лучше оставить его там, — предупредил чёрный рыцарь. Чтобы проиллюстрировать свою мысль, рыцарь нагнулся и схватил камень. Затем он бросил камень в памятник, попав по ноге пронзённого трупа. Тело эрла Гобера пришло в движение, дико молотя и царапаясь.

На мгновение Леутеру показалось, что его дядя всё ещё жив, но то, каким жутким образом было изуродовано тело эрла Гобера, и то, каким ужасным образом он двигался, заставили рыцаря осознать страшную правду. Его дядя был мёртв, и над его телом надругались более отвратительным образом, чем Леутер мог себе представить.

— Если вы оставите его до полуночи, я сам спущу его, — предложил чёрный рыцарь. — Я знаю ритуал, который изгонит порчу, которая поселилась в останках вашего дяди. Тогда, возможно, его дух обретёт покой.

— Я буду вам очень признателен, если вы сможете сделать то, о чём сказали, — сказал Леутер странному рыцарю.

— Я смогу. Я — сэр Марольф, хранитель часовни Церен, — сказал рыцарь, кланяясь Леутеру. — У мёртвых мало тайн, которых я не знаю.

Сэр Леутер покачал головой. До него доходили смутные слухи о рыцаре, поселившемся в деревне под названием Меркаль, но он никогда не придавал им большого значения.

— Если вы так много знаете, то, может быть, скажете мне, что случилось с эрлом Гобером д'Эльбиком? — потребовал он ответа.

— Вы уже знаете, кто это сделал, — сказал сэр Марольф. — Случайно или намеренно, но ваш дядя выпустил на волю зло, которого в этих краях не видели уже много веков. Это зло сейчас ушло, растворилось во тьме, чтобы дождаться своего часа и собраться с силами. В последние месяцы я часто приходил на это кладбище, влекомый страхом, который не мог определить. Но в конце концов я опоздал, чтобы предотвратить рок, которой так боялся.

Сэр Марольф устремил на Леутера суровый взгляд.

— Три ночи назад моё предчувствие стало слишком сильным, чтобы его игнорировать. Я приехал сюда из Меркаля глубокой ночью, но опоздал. Зло уже вырвалось на свободу. Всё, что я мог сделать — это остаться и принести мир бедной душе, оставленной чудовищем, что он освободил.

Леутер вложил меч обратно в ножны, бросив тоскливый взгляд на скребущееся существо на вершине монумента.

— От имени моего господина я благодарю вас за ваше бдение, — сказал Леутер. — Но не лучше ли будет выследить ту тварь, что это сделало?

— У «твари», о котором вы говорите, есть имя, хотя теперь вы боитесь им воспользоваться, — сказал Марольф. — Есть множество тёмных мест, куда мог отправиться Красный Герцог. Слишком много для одного или даже двух рыцарей, чтобы отыскать его. И нет никакой гарантии, что рыцари преуспеют в своих поисках. Мало что может быть опаснее, чем вампир, сражающийся на своей собственной земле.

Леутер сжал кулак.

— Значит, мы просто позволим Красному Герцогу сбежать?

Марольф покачал головой.

— Это было бы ещё большим злом, чем его освобождение. Нет, мы приготовимся. Красный Герцог не будет долго прятаться. Он нанесёт удар, когда его ненависть и безумие станут слишком сильными, чтобы с ними совладать. — чёрный рыцарь указал на Леутера. — Вы должны ехать к герцогу Гилону и предупредить его об опасности, которая угрожает его землям. Будет трудно убедить герцога, что это зло вернулось, чтобы снова отравить Аквитанию, но вы должны преуспеть в этом.

Леутер кивнули в знак согласия.

— Я буду добиваться аудиенции у герцога Гилона, но что будете делать вы?

— Я вернусь в Меркаль, — заявил чёрный рыцарь. — Я вернусь в часовню Церен и подготовлю её к отражению атаки Красного Герцога.

— Почему вы так уверены, что Красный Герцог придет к вам? — возразил Вигор, и его сомнения заставили его забыть о своём месте и вмешаться в разговор между рыцарями.

Марольф устремил на крестьянина холодный взгляд.

— Красный Герцог приедет в Меркаль, — сказал он. — Он придёт, потому что оставил там кое–что пятьсот лет назад.

ГЛАВА VI

Он стоял на одиноком холме на краю Шалонского леса. Река Морсо пронзала подход к холму с запада, прорезая в известняке глубокую трещину — огромный каньон глубиной в сотни футов. Река сворачивала на север, продолжая свой извилистый путь к истокам высоко в Орочьем кряже.

Холм представлял собой каменистую, безжизненную каменную насыпь, почва которой была смыта в реку беспощадными порывами ветра и дождя. Даже самый отчаянный пастух не мог найти пищи для своего стада на голом холме. Только стервятники и барсы устраивали свои логова среди мёртвых скал, используя более высокую точку обзора, чтобы вынюхивать добычу в долине внизу.

Если бы не случайность его расположения, мёртвый холм был бы оставлен рушиться в реку, ревущую у его ног. Однако холм представлял собой слишком ценную позицию, чтобы её игнорировать. Преимущество, которое он предлагал, было ценным не только для стервятников и барсов. С холма часовые могли наблюдать как за высокими перевалами в пределах Орочьего кряжа, так и за границами зловещего Шалонского леса. Бдение, поддерживаемое на холме, могло быстро предупредить Аквитанию о врагах, собирающихся совершить набег на пастбища и виноградники герцогства. Угроза со стороны гоблинов и орков, спускающихся с гор, была постоянной, однако и присутствие зверолюдей в глубине леса также нельзя было сбрасывать со счетов.

По сим причинам, и была в первые дни существования герцогства возведена на холме каменная башня, вверенная маркграфу, чья земля находилось недалеко от этого места. В течение многих поколений башня поддерживалась в порядке, но по мере того, как проходили годы без вторжения мародёрствующих монстров, которых так опасались, маркграфы начали пренебрегать своим долгом. Из гарнизона рыцарей и лучников оборона башни сократилась до одного воина, главной обязанностью которого было собирать пошлину с крестьян, ищущих укрытия от бурь в разрушающемся форте.

Глядя на холм с равнины внизу, Красный Герцог не видел его осыпающихся стен и сломанных ворот. Он увидел то же, что видели старые герцоги Аквитании: позицию, которую можно было укрепить и удержать против почти любой армии. Атакующие войска оказались бы зажаты с двух сторон отвесным обрывом и рекой Морсо, и обнаружили, что их возможности для осады ограничены — любой, кто начал бы осаду, был бы вынужден повернуться спиной к Орочьему кряжу и подвергнуться опасности нападения орды зеленокожих с тыла. Чем дольше продолжалась бы такая осада, тем больше была бы вероятность вытянуть гоблинов и орков, наводнивших горы. Подготовленный защитник мог сделать здесь больше, чем просто противостоять врагу. Он мог их сломать.

Вампир улыбнулся, проводя облачённой в броню рукой по лишённой плоти шее своего коня, забыв, что у Эль Морсильо больше нет гривы, которую он мог бы погладить. Эсталийский боевой конь умер в Арабии, его кости побелели под солнцем пустыни. Сейчас ему служил призрак его верного коня, вызванный из мира теней по ту сторону смерти ужасными силами, теперь находящимися в распоряжении вампира. Эль Морсильо откликнулся на зов своего хозяина, вернувшись к Красному Герцогу в виде жуткого кошмара из костей и сухожилий, с огнём, пылающим в глубине черепа, и дымом, вырывающимся из челюстей.

Красный Герцог повернулся в седле, свирепо глядя на тех, кто следовал за ним. Смертные задрожали, когда на них пал его взгляд. Немёртвые просто смотрели на него своими безжизненными глазами, ожидая команды своего хозяина.

Взгляд вампира задержался на перекошенном лице барона де Гаводана. Барон стал первой жертвой укуса Красного Герцога — убийце, посланному убить законного герцога Аквитанского, повезло, что он лишился жизни. Красный Герцог вовсе не собирался превращать барона де Гаводана в вампира. Возможно, это и объясняло гротескные результаты воскрешения барона. Кожа дворянина была потрескавшейся и траченой гниением, как будто он провел шесть недель в могиле. Его рука превратилась в сморщенный комок, прижатый к груди, одна нога была неподвижна, как кусок стали. Одна сторона лица барона была парализована, из отвисшего рта постоянно капала густая, словно патока, жижа. Когда барон смотрел на что–то, двигался только один глаз, а другой застыл в хищном взгляде.

Кроме того, барон де Гаводан щеголял ещё одной немощью. Он был совершенно лишён собственной воли, трэлл, полностью подчинённый требованиям, которые предъявлял ему Красный Герцог. Красный Герцог воспользовался сговорчивостью барона, по крайней мере, когда устал мучить негодяя. На допросе трэлл охотно признался в заговоре против человека, который был Эль Сифом — по крайней мере, в той части, которую помнил сокрушённый разум барона.

— Веди скот вперёд, — прорычал Красный Герцог своему слюнявому подручному. Младший вампир глупо хихикнул, вонзив шпоры в истлевшие бока своего немёртвого скакуна, и двинулся обратно по тропе.

Красный Герцог несколько секунд смотрел на барона де Гаводана, затем повернулся к одному из своих смертных слуг. Многие рыцари стекались под знамя Красного Герцога, привлечённые рассказами о его воинской доблести и трусливой попытке врагов узурпировать его владения. Вампир был более чем готов использовать таких людей, но он знал строгие правила, по которым они жили. Какими бы клятвами они ни клялись ему, были и другие клятвы, которые могли заставить их поколебаться в служении. К счастью, он нашел других слуг, которые не были столь строги в вопросах чести.

Сэр Корбиниан, бежавший из герцогства Муссильонского, был таким человеком. Он был разыскиваемым человеком, объявленным вне закона его собственным отцом за насилие, совершённое против жрицы Шалльи. Корбиниан сбежал из–под стражи, убив при этом своего брата, и скрылся в Аквитании. Всё рыцарство, которым он когда–либо обладал, умерло в нём давным-давно, сменившись жестоким садизмом, который сделал его идеальным вассалом для вампира.

Красный Герцог обратился к мрачному рыцарю:

— Ты возьмёшь своих воинов и окружишь холм. Пусть эти мерзавцы знают, что если хотя бы один рабочий покинет стройку, я пошлю десятерых из них на его место, — вампир оглянулся на холм, отметив крутой обрыв, окаймлявший его с двух сторон. — Если кто–то из рабочих захочет уехать, они вольны выбрать реку.

Вопли и резкий щелчок хлыстов возвестили о возвращении барона де Гаводана. Вампир-трэлл возглавлял пеструю толпу перепуганных аквитанцев, окружённых разлагающимися зомби и ухмыляющимися скелетами. В колонне было несколько сот человек, оборванные лохмотья их одежды варьировались от платков крестьян до плащей виноделов и ярких туник торговцев. На дрожащих телах нескольких «скотов» Красного Герцога были видны даже королевские цвета знати. Пока толпа маршировала, полупьяные наёмники подгоняли их вперёд яростными щелчками хлыстов из коровьей шкуры.

Красный Герцог поднял руку, и колонна остановилась. Он закрыл глаза, смакуя зловоние страха и отчаяния, исходившее от несчастной толпы. Его разум упивался рыданиями женщин и криками детей. Это было правильно, что эти паразиты должны страдать, это было правильно, что они должны знать боль и безнадёжность, которые горели в его груди. Эти подонки стояли в стороне и позволили заговору барона де Гаводана развиваться, верили в его ложь и поддерживали притязания короля на Аквитанию.

Сколько из них смотрело, как его жена бросилась с парапета замка Аквин? Сколько из них видели её изувеченное тело, распростёртое на каменных плитах? Сколько из них слушали её плач ночь за ночью, пока она оплакивала мужа, который, по словам лжецов, был мёртв?

Рука вампира сжалась на рукояти меча. Он мог бы зарубить их всех. Он мог бы перебить их, как перебил арабийцев в битве за Магритту. Он мог бы оставить их трупы разбросанными по Аквитании, как корм для волков и воронов. Да, он мог бы убить их всех, но тогда их страдания закончатся.

А для этих паразитов их испытание только начиналось.

— У подножия горы есть старая каменоломня, — сказал Красный Герцог, указывая на скалистые подножия Орочьего кряжа. — Сначала вы снесёте руины, стоящие на этом холме. Затем принесёте камень с горы и построите новый замок для своего законного господина. Днём и ночью, в хорошую погоду и в плохую, вы будете работать и строить мой замок. Забудьте о богах и Леди, их слова теперь ничего для вас не значат. Единственные слова, которые вы теперь будете слушать — указания моих инженеров и архитекторов. Подведёте их и узнаете, что такое страдание на самом деле.

Ропот ужаса пронёсся по толпе, стоны отчаяния поднялись от женщин, старики упали на колени и начали молиться. Один из рабов, на плечах которого болтались лохмотья дворянской туники, протиснулся вперед.

— Пожалуйста, ваша светлость, мы умоляем вас о милости — всхлипнул мужчина. — Мы вас не обидели, ваша светлость. Мы будем служить вам преданно, так же преданно, как и тогда, когда… — говоривший осёкся.

— Когда я был жив? — спросил вампир, заканчивая мысль дворянина. В глазах Красного Герцога не было прощения.

Говоривший повернулся, схватившись за стремя гниющего коня барона де Гаводана.

— Пощадите хотя бы детей и женщин! — умолял он. — Проявите к ним хоть немного жалости!

Ответом барона было ещё одно безумное хихиканье. Та половина его рта, которая ещё работала, отодвинулась назад, обнажив блестящий клык. Вампир наклонился, чтобы схватить дерзкого раба.

— Нет, — суровый голос Красного Герцога заставил трэлла замереть, позволив говорившему отползти от барона. — Этот человек не заслуживает милости быстрой смерти. Он останется здесь и будет избавлен от труда своих друзей и соседей. Он будет смотреть, как они будут надрываться, строя мой замок, будет смотреть, как они умрут один за другим. А когда последний камень будет положен и замок достроен, его привяжут к лошади и отправят в горы, чтобы гоблины позабавились с ним.

Бледное лицо вампира расплылось в злобной усмешке.

— Прежде чем смерть найдет тебя, ты пожалеешь, что я не позволил тебе построить мой замок.

Крак де Санг всё ещё стоял на своем холме, возвышаясь над рекой Морсо и Шалонским лесом. Время размыло скалы, сбросив часть старого холма в пропасть. Сам замок лежал в руинах, разрушенный победоносными войсками короля Людовика после битвы на поле Церен, разграбленный орками и гоблинами после того, как бретоннская армия ушла.

Вампир смотрел на толстые, увенчанные зубцами, гранитные стены своего замка, на высокие башни, пронизанные щелями для стрельбы из лука, на толстые дубовые ворота, окованные сталью. Дорога, ведущая к холму, была вымощена костями тех, кто бросил ему вызов, а по обеим сторонам от неё тряслись тела его врагов, насаженные на высокие колья. Ночью останки пропитывалась смолой и поджигалась — и аллея трупных свечей освещала владения Красного Герцога.

Король Людовик никогда не сломит его, даже через тысячу лет. Красный Герцог бросит вызов вероломному узурпатору. Он не успокоится, пока не сломит лицемера, пока не навлечёт разорение на всё королевство. Король проживёт достаточно долго, чтобы Бретонния стала Королевством Крови Красного Герцога. Тогда Людовик узнает цену зла, ту плату, которую платят все те, кто предал кровь.

Ренар с тревогой смотрел на вампира, сидевшего на своём призрачном скакуне, встревоженный тем, как странно Красный Герцог смотрел на руины на холме. Во взгляде вампира была почти фанатическая напряженность. Ренар тихо отодвинулся от своего ужасного хозяина. Впрочем, даже отступая, он не сводил с него внимательного взгляда.

— Ступай в замок и доложи обо мне, — объявил Красный Герцог, взмахнув рукой.

Ренар взглянул на холм, на груду рухнувших стен и разбитых башен. Затем нервно огляделся по сторонам. Ожившие тела телохранителей графа Гобера и тёмного культа Жакетты стояли двойной шеренгой позади лошади Красного Герцога. Зомби не сделали ни малейшего движения, дабы исполнить отданный приказ. Ренар с надеждой посмотрел на Жакетту, но призрачная баньши продолжала бесцельно порхать по тропинке, бормоча что–то себе под нос. Именно тогда его сердце упало, потому что он знал, что Красный Герцог дал команду единственному живому существу среди его ужасной свиты.

— Милорд, — сказал Ренар, склоняясь перед вампиром. — Замок в руинах. Кроме крыс и пауков сейчас там никто не живёт.

Красный Герцог впился взглядом в некроманта, его пальцы сомкнулись на рукояти меча.

— Делай, что тебе говорят, крестьянин, — прорычал вампир. — Сэр Корбиниан будет рад принять меня.

Ренар почесал в затылке, изучая разрушенную крепость. Впрочем, один взгляд на Красного Герцога убедил его в том, что, каково бы ни было его мнение об этом дурацком поручении, если он промедлит ещё немного, последствия будут весьма неприятными. Если только сэр Корбиниан не был каменной ящерицей, Ренар не думал, что вампир найдет кого–то, ожидающего его.

Некромант вздохнул и начал долгий путь по усыпанной щебнем тропе, которая поднималась из долины на вершину холма. С каждым шагом, с каждой жалкой грудой обломков каменной кладки, мимо которой он проходил, Ренар чувствовал себя всё более встревоженным. Конечно же, Красный Герцог понимал, что здесь ничего нет.

На полпути к разрушенным воротам замка Ренар услышал звук стремительной походки, доносившийся из тёмных залов крепости. Он заколебался, чувствуя, как по коже бегут мурашки, когда почувствовал, что невидимые глаза наблюдают за ним. Нервничая, некромант оглянулся через плечо и бросил умоляющий взгляд на Красного Герцога. Вампира не тронуло беспокойство Ренара, он нетерпеливо махнул рукой, указывая жестом, чтобы человек поторопился с поручением.

Из руин донеслось низкое уханье, за которым последовали более торопливые шаги и грохот падающих камней. Ренар облизнул губы, мысленно прокручивая заклинания, которые изучал всю свою жизнь, и прикидывая, какое из этих заклинаний окажется наиболее полезным, если что–то внезапно бросится на него из темноты.

Ренар всё ещё пытался вспомнить целиком магическую формулу, которая заставила бы кожу человека почернеть и увять, когда что–то внезапно бросилось на него из темноты.

Сначала некроманта поразила склепная вонь, настолько отвратительная, что даже чародей-грабитель могил почувствовал отвращение. Затем в него, опрокинув на землю, врезалось жилистое тело, Ренар тяжело приземлился, вскрикнув, когда его костлявую задницу полоснул острый кусок камня. Но восклицание было быстро подавлено, когда пара клыков щелкнула у его лица, вынудив Ренара мгновенно забыть об ушибленном седалище.

Некромант скрестил руки на груди и попытался оттолкнуть слюнявое существо, скрючившееся над ним. Тело твари было худым и измождённым, даже больше, чем болезненное тело некроманта, но в конечностях существа была ужасная сила, более чем достаточная, чтобы противостоять попыткам Ренара сбросить его с себя.

Другие существа выскочили из тени, некоторые прыгали на четвереньках, как голодные шакалы, другие ползали сгорбившись, подобно людям. Эти существа были безволосыми и голыми, их бледная кожа покрыта язвами и струпьями, их лица были измучены и искажены. Их руки заканчивались длинными чёрными когтями, зубы во рту были заострены, как клыки. В голодных глазах-бусинках, устремлённых на сопротивляющееся тело Ренара, не было и намека на разум.

Некромант мгновенно узнал этих существ. Много раз он сталкивался с такими же, как они, крадущимися по кладбищам и пытающимися объесться только что погребёнными телами. Они были упырями, деградировавшими людьми, чьи тела и души были испорчены отвратительной пищей, которой они питались. Ренар изгнал их с дюжины кладбищ, обратив трусливых тварей в бегство демонстрацией магии, загнав их обратно в тени, чтобы иметь возможность спокойно заниматься своими собственными отвратительными исследованиями.

Но сейчас всё было по-другому. Некромант не только потревожил этих упырей за ужином. Он вторгся в их логово, распадающиеся руины, которые они называли домом. В их больном мозгу таилось достаточно от людей, чтобы упыри сражались за свой дом.

Если бы у Ренара было время подготовиться, он мог бы отогнать упырей, но некромант был застигнут врасплох, его мысли были заняты расстройством рассудка Красного Герцога, а не руинами и тем, что могло скрываться внутри. Это была ошибка, которая оставила бретоннца беспомощным перед дикими нападавшими.

Упырь на его груди прорычал что–то, ужасно похожее на слово «ужин», произносимое на каком–то исковерканном бретоннском языке. Рот каннибала невероятно широко раскрылся, обнажив ряды острых зубов, и струйка слюны брызнула на щеку Ренара, когда упырь склонился над ним.

Внезапно отвратительное лицо упыря исказилось, голодная ухмылка сменилась выражением шока. Ренар слышал, как другие упыри завывали и визжали, убегая обратно в темноту, бросив своего товарища на растерзание злобной силе, захватившей его.

Призрачные копыта Эль Морсильо застучали по разбитым плиткам двора, скелет боевого коня широким кругом пронёсся галопом по развалинам. На спине лошади возвышался Красный Герцог, его правая рука сомкнулась на шее упыря, без усилий удерживая сопротивляющегося каннибала над землей. Вампир хмуро посмотрел на мерзкое существо, его лицо вытянулось в позе благородного презрения.

— Ты смеешь осквернять это место своей грязью? — прошипел Красный Герцог. — Крак де Санг — моё убежище, мой бастион против предателей и узурпаторов! По какому праву крестьяне вторгаются в мои владения?

Упырь продолжал метаться в руках вампира. Красный Герцог швырнул существо на каменные плиты с такой силой, что от удара его череп раскололся. Вокруг дёргающегося тела упыря начала растекаться лужа крови.

Красный Герцог соскочил с седла плавным движением, которому позавидовал бы любой бретоннский рыцарь. И сразу же направился к мёртвому упырю. Его дыхание было прерывистым, одновременно неистовым и возбужденным. Он подошёл к луже крови, жадно глядя на алую жидкость, льющуюся из трупа. Затем лицо Красного Герцога сморщилось от отвращения, и он повернулся спиной к мерзкой туше. Он направился было прочь, но потом снова повернулся к окровавленной сцене. Три шага к луже крови — и вампир вновь обрёл контроль над собой. В гневе он отвернулся от тела упыря.

— Де Гаводан! — взревел Красный Герцог. — Глупая крестьянская сука пролила вино! — слова вампира эхом прокатились по разрушенному двору. — Вырви у неё пальцы один за другим и скорми ей! — вампир уставился на разрушенные бастионы и сломанные зубчатые стены. — Де Гаводан! Иди ко мне, неверный трус!

Ренар поднялся с земли и смотрел, как Красный Герцог ревел на руины, его ярость росла с каждым мгновением. Ужасная мысль пришла в голову некроманту: если вампир не найдёт людей, которых он зовет, то он может направить свою ярость на единственного человека поблизости.

Ренар осторожно прокрался со двора обратно по извилистой тропинке. Он решил, что безопаснее будет подождать внизу, в долине, с Жакеттой и зомби.

Красный Герцог крался по коридорам своего замка, чувствуя, как богатый ковер тонет под его облачёнными в броню ногами. Длинный багровый плащ развевался за его спиной, задевая голые каменные стены по обе стороны зала, иногда касаясь ярких портретов и богатых гобеленов, их украшавших. Вампир унёс эти реликвии своей древней семьи из галерей замка Аквин, где они висели нетронутыми в течение многих поколений. Он привёз их в Крак де Санг не просто как добычу или для жадного наслаждения накопленным богатством. Он держал их при себе, потому что они были связующим звеном с его прошлым, чем–то, что позволяло ему помнить, кто его семья.

Кем он был.

Каждый день Красный Герцог чувствовал, как голодная тьма внутри него растёт, пожирая его личность с болезненной настойчивостью. Ненависть в его сердце оставалась сильной, но печаль, питавшая эту ненависть, таяла, исчезая с каждым рассветом. Теперь вампиру стоило большого труда вспомнить запах волос жены, ощущение от её пальцев, сжимающих его пальцы. Мысль о том, что однажды он потеряет даже воспоминание о её голосе, терзала его, как раскалённое железо, прижатое к коже.

Размашистые шаги Красного Герцога остановились. Он повернулся лицом к стене, пристально глядя на пару портретов, висевших над столом вишнёвого дерева. На портрете справа был изображён суровый молодой рыцарь, гордый и дерзкий. Было время, когда вампир видел это лицо, смотрящее на него из любого зеркала, которое он держал. Теперь только зловещая тень смотрела на него из единственного зеркала, которое он оставил в своём замке.

Вампир быстро отвернулся от картины, его жадные глаза устремились к холсту, с которого на него должно было смотреть улыбающееся лицо жены, испуская лучи света, что осветят тьму, ставшую его душой.

Закованные в броню руки Красного Герцога протянулись к куче валунов, проходя через пустое пространство, где когда–то висело самое драгоценное сокровище во всем Крак де Санг. Его глаза отчаянно рыскали по опустевшему месту, борясь с ужасом, который угрожал раздавить увядшее сердце вампира.

Мучительный вой эхом разнёсся по руинам замка. Красный Герцог упал на колени возле рухнувшей стены, его пальцы царапали землю, оставляя борозды на каменных плитах. Слёзы потекли из глаз чудовища, когда он поднял голову и с отчаянием уставился в пустоту, где когда–то висел портрет герцогини Мартинги. Ещё один болезненный вопль вырвался у вампира, когда он прижал сжатые кулаки к глазам.

Лицо его жены исчезло, растворившись в тенях, пожиравших его душу. Красный Герцог нуждался в её портрете, чтобы закрепить её образ в своём сознании, сделать её чем–то большим, чем холодное мёртвое воспоминание. Когда мучительные крики вампира рассеялись в темноте, он понял, что оплакивает не женщину, а скорее эмоции, которые время и проклятие нежити украли у него. Он помнил свою любовь к ней, боль её утраты, ярость своей мести, но сейчас он не чувствовал их. Последняя хрупкая связь между человеком и чудовищем была потеряна.

Красный Герцог поднялся с пыльного пола, гнев сменил печаль на его осунувшемся лице. Его облаченный в броню кулак ударил по одной из ещё стоявших стен, выбив поток обломков и обрушив десятифутовую секцию на землю. Затем вампир зашагал прочь от облака пыли, поднимавшегося от обломков, его гнев рос с каждым шагом. Все его сокровища и богатства исчезли, его великая крепость была разрушена. Те, кто несёт ответственность за такое разрушение, будут сожалеть о дне, когда родились, будут молить о милосердии смерти, прежде чем вампир покончит с ними.

Перед ним простирался большой зал, мраморный пол которого был устлан окровавленными табардами и сюрко павших рыцарей. Ряд высоких колонн обрамлял комнату; на каждой грани каждой колонны были прикованы мёртвые и умирающие останки тех, кто осмелился выступить против него. Крысы грызли пленников, черви извивались в их открытых ранах. Отчаянные стоны несчастных сотрясали зал. Одни взывали к Леди о пощаде, другие отказывались от своих клятв и пытались присягнуть на верность своему пленителю. Один рыцарь, более стойкий, чем большинство, попытался положить конец своим страданиям, проглотив собственный язык. Он был пойман прежде, чем смог умереть, возвращенный к жизни тёмными искусствами вампира. Теперь рыцарь оставшимся у него рваным обрубком языка мог только кашлять проклятиями в адрес Красного Герцога.

Вампир находил гортанный шум успокаивающим, когда усаживался за свой стол и принимался за ужин среди умирающих. Особенно приятно было приглашать к своему столу дочерей своих врагов, угощать дам роскошным пиршеством перед голодными глазами их замученных отцов. Те, кто был пленником Красного Герцога долгое время, знали, чем закончится обед, и с нарастающим ужасом наблюдали, как вампир отвергает все мясо и вино, поставленные на стол. Красный Герцог наблюдал за ними, откинувшись на спинку своего трона с когтистыми лапами, наслаждаясь каждым восхитительным приступом отчаяния на лицах своих пленников.

В конце концов вампиру надоедало это развлечение. Тогда он утолял свой голод. Хлопнув в ладоши, он заставлял сгнившие тела слуг с грохотом вваливаться в большой зал. Зомби в безукоризненных ливреях подойдут к столу Красного Герцога. Сначала они схватят его гостью, сорвут с неё то богатое платье, которое вампир достал из гардероба своей жены, чтобы подчеркнуть внешность жертвы. Когда зомби схватят девушку, наступит момент потрясённого ужаса, за которым последуют бессильные угрозы и мольбы пленников-рыцарей. Затем — момент возмущённого неверия, когда неуклюжие трупы сорвут с тела сопротивляющейся девушки одежду.

Дрожащую обнажённую гостью Красного Герцога положат на стол. Веревки свяжут бьющиеся руки, цепи сомкнутся вокруг брыкающихся ног. Живой слуга прикрепит цепь к крюку, неприметно свисавшему с потолка, пока мускулистый зомби приведёт в действие колесо, вмонтированное в заднюю стену. Девушку потянет вверх, и ужас её станет расти с каждым дрожащим скрипом колеса. Дюйм за дюймом её будет тянуть к потолку, но только настолько, чтобы удовлетворить потребности Красного Герцога.

Величественно взмахнув плащом, Красный Герцог поднимется со своего места и вытащит из–за пояса стальной кинжал. Он никогда не резал жертву лезвием, и вместо этого использовал острие, нанося тонкий, казалось бы, порез сбоку на шее. Порез просто проникал в артерию под гладкой кожей рыдающей девушки, позволяя крови свободно и обильно вытекать из раны.

Красный Герцог всегда использовал хрустальный кубок, чтобы поймать капающую кровь, и никогда не забывал поднять тост за своих пленных зрителей, когда досуха выпивал гостью за поздним ужином.

Красный Герцог тряхнул головой, чтобы прояснить мысли, и в замешательстве уставился на пустую руку, в которой секунду назад держал кубок с кровью. Он окинул взглядом печальные развалины своего большого зала. Колонны были обрушены, длинный стол и трон на когтистых ножках сгнили, превратившись в груду хлама. Он видел железное колесо, вделанное в заднюю стенку, теперь проржавевшее и превратившееся в комок осыпающейся ржавчины.

Крак де Санг был уничтожен. Теперь вампир вспомнил об этом. Враг проломил стены, разграбил и разорил его могучую крепость. Вопрос оставался открытым — кто это сделал и как? Когда он отбыл, чтобы изгнать армию узурпатора из Аквитании, Красный Герцог поручил охрану своего замка сэру Корбиниану.

— Помилуйте, милорд! — эхом разнёсся по сырому подземелью крик Корбиниана.

Красный Герцог отвернулся от зловещего устройства, над которым он нависал. Тот напоминал длинный деревянный стол, поверхность которого была покрыта зазубренными крючьями. На обоих концах стола была закреплена большая лебёдка. Стол и пол под ним были покрыты засохшей кровью. Мерцающие факелы, вделанные в стены подземелья, освещали каждый дюйм ужасной рамы, устройства, которое его арабийский создатель-садист назвал «пальцами ада».

Вампир подошел к стене, к которой был прикован его сбившийся с пути вассал. Он остановился как раз за пределами досягаемости пленённого рыцаря. Корбиниан знал, что бесполезно пытаться дотянуться до мучителя, но это не остановило его. Красный Герцог усмехнулся, увидев тщетную попытку человека оттолкнуться от стены и схватить вампира за горло.

— Это я ослушался вас! — взмолился Корбиниан. — Она вам ничего не сделала! Отпустите её!

На мгновение Красный Герцог улыбнулся Корбиниану, словно обдумывая просьбу рыцаря. Затем губы вампира приоткрылись, обнажив жестокие клыки.

— Девка была обречена на смерть в тот момент, когда я забрал её из замка её отца. Ты знал это, но всё же решил бросить мне вызов.

— Пожалуйста, ваша светлость, пощадите её!

Красный Герцог хмуро посмотрел на своего пленника.

— Любовь — плохая вещь, чтобы обладать ею, — прошипел вампир. Он сделал жест одной рукой в перчатке. Из темноты показались прихвостни, их лица были скрыты под кожаными капюшонами. Палачи держали обмякшее тело молодой женщины. Красный Герцог смотрел, как его люди ведут пленника к столу, затем повернулся и свирепо посмотрел на Корбиниана. — Всё, что человек любит, умирает, — сказал вампир. — Всё, что он ценит, должно превратиться в прах. Только то, что находится внутри человека, он может всегда сохранить. Такие вещи, как верность и честь.

— Я признаю, что нарушил обещание вам! — завопил Корбиниан. — Я знаю, что обидел вас! Но накажите меня, а не её!

Вампир снова отвернулся, чтобы посмотреть, как палачи поднимают бесчувственную женщину на стол. Её тело вздрогнуло, когда острые крючки вонзились в кожу. Люди были достаточно аккуратны в своих прежних занятиях с ней, но скоро она придет в себя. Об этом позаботятся «пальцы ада».

— Вам знакомо это устройство? — спросил Красный Герцог у Корбиниана. — Это арабийское изобретение, используемое для наказания тех, кто оскверняет гарем халифа. Преступницу кладут на стол, крючки защелкиваются на её коже. Затем её руки привязывают к шкиву в голове стола. Когда лебедка поворачивается, её протаскивает через крюки и сдираёт кожу. Это занимает много времени. Иногда арабийцы прощают нарушителя, если тот достаточно хорошо переносит боль. Но я думаю, что проигнорирую эту традицию.

Корбиниан снова бросился на вампира, загремев цепями, когда те рванули его обратно к стене.

— Я убью тебя! — выругался рыцарь. — Даже если мне придется рыть пальцами, вылезая из ям Морра, я убью тебя!

Красный Герцог улыбнулся рыцарю.

— Обратите особое внимание на её страдания, потому что вы будете следующим. А когда вы умрёте, я помогу вам выбраться из ям Морра. Я думаю, что вы будете служить мне гораздо более верно, как только окажетесь по ту сторону соблазнов плоти.

— Корбиниан! — закричал Красный Герцог, и его повелительный голос эхом разнёсся по разрушенным залам замка. Летучие мыши выпорхнули из разбитых окон оставшейся башни, напуганные его голосом. Тощий волк вприпрыжку отскочил от груды каменной кладки, сжимая в зубах скулящего щенка. — Корбиниан! — снова крикнул вампир.

Грохот потревоженных обломков был единственным звуком, доносившимся из руин. Когда взгляд Красного Герцога пал на место, откуда исходил звук, его сверхъестественные чувства подсказали ему, что он нашёл давно умершего рыцаря. Быстрым шагом вампир направился к куче развалин. Из–под глыб выступали очертания ступенек — когда–то эта лестница соединяла с подземельями под замком. От вампира не ускользнула ирония, что Корбиниан был заключён в эти подземелья во второй раз.

— Корбиниан! — прошипел Красный Герцог. — Иди к своему господину! Это я приказываю!

Развалины продолжали двигаться. Вскоре из кучи обломков посыпались каменные блоки, с грохотом падая на каменные плиты у ног вампира. Через несколько минут открылось отверстие, похожее на туннель. Тёмная, жердеобразная фигура вывалилась из дыры, её лицо было лишённым плоти черепом с зелеными колдовскими огоньками, горящими в глубине глазниц. Ржавый шлем с крыльями летучей мыши закрывал череп, а вокруг тела скелета были накинуты разлагающиеся полосы брони.

Умертвие молча уставилось на Красного Герцога. Его костлявые руки сомкнулись на мече, вложенном в ножны на боку. Не издав ни звука, тварь обнажила свой клинок.

Красный Герцог окинул скелет ледяным взглядом, не делая ни малейшего движения, чтобы защититься от меча твари. Вампир знал, что у нежити не осталось свободной воли. Если бы это было так, он бы уже давно прорыл себе путь на свободу.

Всё ещё не издав ни звука, тварь вонзила лезвие своего меча в землю и опустилась на одно колено, склонив голову перед своим древним хозяином.

Пяти веков было недостаточно, чтобы освободить сэра Корбиниана от власти его чудовищного господина.

ГЛАВА VII

С вершины холма бретоннские командиры наблюдали, как колонна подмоги марширует по открытой пустыне. Несмотря на палящее арабийское солнце, рыцари ёжились от ужаса, глядя, как бесконечный поток людей и зверей движется по раскалённым пескам. Сталь их копий и остроконечные шлемы блестели на солнце, делая всю процессию похожей на извилистую реку, словно сила стихии пробивала себе путь через пустоши.

Рыцари инстинктивно посмотрели на своего предводителя, задаваясь вопросом, нашел ли наконец неукротимый герцог Аквитании то, чего даже он не мог не бояться. Лицо герцога было мрачным, когда он, прищурившись, смотрел сквозь странный бронзовый цилиндр, водя его стеклянным глазом по армии арабийцев. Прошло много минут, прежде чем он убрал прибор от глаза и мрачно кивнул.

— Замечательное изобретение, — сказал герцог, возвращая подзорную трубу барону Вольфу, одному из рыцарей Империи, который присоединился к бретоннцам в их крестовом походе против султана Джаффара. — Мастера вашей страны действительно талантливы, раз смогли создать такое удивительное устройство!

Имперский рыцарь склонил голову, принимая подзорную трубу. Большинство людей из Империи, присоединившихся к крестовому походу, не проявляли особого почтения к бретоннской знати, независимо от их ранга. Герцог Аквитанский, однако, был одним из бретонннцев, который заслужил уважение каждого человека в крестовом походе.

— Это сделано гномами, — признался барон Вольф. — Инженеры Империи не научились с такой точностью воссоздавать их для себя, — голос барона стал тверже. — Но мы научимся, — поклялся он.

— Что вы видели через стекло, ваша светлость? — спросил высокий аквитанский рыцарь с волосами мышиного цвета.

Герцог обернулся и повысил голос, чтобы его услышали все.

— Врага ведёт Мехмед-бей. Они идут под знаменем Чёрной ящерицы, — его заявление вызвало тревожный ропот собравшихся рыцарей.

Мехмед-бей был одним из самых умелых и жестоких полководцев султана Джаффара. Он заслужил прозвище «Мехмед-Мясник» после Битвы Девяти шакалов. Отряд крестоносцев был послан, чтобы захватить оазис Гази. Мехмед позволил рыцарям захватить оазис, но только после того, как магия его факиров превратила воду в вино. Отчаявшись утолить жажду, рыцари были вынуждены отражать неоднократные атаки акынджей Мехмеда, быстрых кочевников-копейщиков и конных лучников. Ослабив их решимость, арабийцы заставили крестоносцев выпить волшебное вино — напиток такой силы, что ни человек, ни лошадь не могли противостоять его свойствам.

Теперь, когда крестоносцы были беспомощны, Мехмед-бей напал на оазис в последний раз, используя своих облаченных в броню сипахов для резни беззащитных бретоннцев. Арабийские рыцари взяли оазис без потерь. Тех крестоносцев, которых он захватил живыми, Мехмед приказал повесить за ноги на пальмовых деревьях с набитыми солью ртами и туго зашитыми бечёвкой губами. Только одного человека пощадил жестокий полководец, позволив ему ускакать и рассказать эту историю своим соотечественникам, и Мехмед удостоверился, что этот гонец никогда больше не поднимет оружия против султана, отрубив ему руки, прежде чем посадить на коня.

«Немедленно покиньте мою землю или навеки останьтесь в своих могилах». Таково было грозное предупреждение, посланное Мехмед-беем вторгшимся в Арабию.

Среди армий султана Джаффара не было полководца, одно имя которого могло бы устрашить крестоносцев так, как имя Мехмеда-Мясника. Однако злодейская репутация арабийца могла быть использована против него. Как только начнётся сражение, крестоносцы будут сражаться до последнего человека, слишком хорошо понимая свою ужасную судьбу, если они попадут живыми в руки Мехмеда.

В обязанности герцога Аквитанского входило следить за тем, чтобы, когда начнётся сражение, оно велось на земле, благоприятствующей бретоннцам, а не их врагу.

— Мехмед-бей поднял на ноги все западные халифаты, — сказал герцог своим рыцарям. — Эта армия насчитывает десятки тысяч человек, более чем достаточно, чтобы прорвать осаду Аль-Хаикка, если ей позволят добраться до города корсаров. Большая часть армии Мясника состоит из рабов-мамелюков, но янычары в доспехах и почерневшие от солнца дервиши тоже маршируют под знаменем Черной ящерицы. Всадники-кочевники охраняют фланги, а сипахи на сильных пустынных лошадях составляют авангард. Через имперское стекло я насчитал не менее пятидесяти боевых слонов, — герцог обвёл взглядом ряды своих сторонников. — Тут не может быть никаких сомнений. Мехмед-бей намеревается прорваться сквозь войска короля Людовика и спасти своего злодейского господина из Ал-Хаикка. Если ему это удастся, крестовому походу придёт конец. Джаффар сможет свободно продолжать своё злое правление. Наша собственная армия будет разбита, оставшиеся в живых будут брошены в рабство или вынуждены с позором вернуться на родину.

Герцог увидел сомнение и страх на лицах своих людей. Это была та самая эмоция, которую он хотел вызвать. Лучший способ вселить мужество в сердце человека — это вызвать его худшие страхи и заставить противостоять им. Он окинул взглядом отряд воинов, рыцарей из королевской Куронни и кишащих феями Кенелли, с горных вершин Монфора и продуваемого всеми ветрами побережья Лионесса, из тёмных лесов Артуа и зелёных равнин его родной Аквитании. Чужеземные рыцари со всех концов Империи смотрели на бретоннского Герцога с тем же выжидательным, страстным выражением, что и люди его собственной страны. Даже смуглые тилейские наемники, авантюристы-наемные мечи, присоединившиеся к крестовому походу не для того, чтобы освободить Эсталию и Арабию от злого тирана, а ради обещанного грабежа — даже эти бесчестные солдаты искали у герцога надежды и руководства.

Герцог улыбнулся. Эти люди ожидали, что он поведет их к победе. Они могли сомневаться в своей способности остановить Мехмед-бея и его огромную армию, но они ни на мгновение не усомнились в приказах герцога. Такое непоколебимое доверие, даже перед лицом их страха, наполнило сердце герцога гордостью. С такими людьми он сломит Мехмед-бея.

— Нам была доверена величайшая честь. Нам дан был час славы. Перед нами идет враг, злой и отвратительный, надменный в своей силе, гордый своей тиранией и злом. По мнению язычников, война уже закончилась. С толпой рабов, которые никогда не знали иной жизни, кроме войны, Мясник разрушит наше правое дело. Он спасёт развращённый трон Джаффара и распространит на земли Бретоннии, Эсталии, Тилеи и Империи те же жестокие цепи, что держат в плену людей Арабии. Он сделает из наших сыновей и дочерей, из сыновей и дочерей всех свободных людей — легион рабов, чтобы питать жестокость своего султана.

Бледное лицо Красного Герцога исказилось в выражении безжалостной ненависти.

— Всё, что стоит между Мехмед-беем и его победой — это мы, этот маленький отряд рыцарей и йоменов, это маленькое собрание свободных людей, которые не покорятся смиренно цепям чужеземного деспота, которые не откажутся смиренно от своей свободы и не закончат свои дни мамлюками, рабами-солдатами!

Рука вампира сжалась в стальной кулак.

— Нам, немногим благородным, кто сегодня противостоит волне угнетения и тирании, принадлежит величайшая слава, которую боги сочли нужным даровать смертным! Мы не отступим и не позволим врагу продолжать свои жестокости! Мы не позволим страху заставить нас забыть о долге и чести! Мы останемся и будем сражаться! — Красный Герцог вскинул облаченный в броню кулак в воздух. — И мы победим!

Лишённые плоти черепа смотрели в ответ на вампира пустыми глазницами, слова Красного Герцога не могли всколыхнуть кровь мёртвых, как когда–то разжигали сердца живых. Ряды истлевших скелетов в ржавых доспехах и рваных сюрко стояли в безмолвном молчании, пока их хозяин обращался к ним. Гниющие тела более поздних жертв Красного Герцога сохранили то же неподвижное построение, мёртвые разумы зомби были неспособные извлечь эмоции из речи вампира. Только слюнявые упыри, привлечённые из своих нор аурой зловещей силы вампира, реагировали на его слова, выли как звери и били ногами по каменным плитам.

Впрочем, был ещё один человек, что отреагировал на слова Красного Герцога. Крестьянин-некромант Ренар. Тощий колдун поморщился, слушая, как вампир обращается к ужасному воинству, собравшемуся в полуразрушенном дворе Крак де Санг.

— Ваша светлость, — сказал некромант, закашлявшись от охватившей его нервозности. — Мехмед-бей был убит пятьсот лет назад…

Вампир резко обернулся, свирепо уставившись на Ренара. Красный Герцог растерянно моргнул, продолжая смотреть на человека. Ему потребовалось мгновение, чтобы вспомнить, кто этот крестьянин, и ещё мгновение, чтобы узнать призрачную фигуру Жакетты и костлявое тело сэра Корбиниана. Его лицо исказилось в болезненном оскале, и сжатый кулак ударил Ренара в челюсть, сбив некроманта на землю.

— Не дерзи, крестьянин, — прошипел Красный Герцог. — Я знаю, против кого иду. Дю Мэн заплатит за свои грехи… и за грехи своих отцов, — вампир жестом указал на разлагающуюся нежить, собравшуюся во дворе. — Плох генерал, который не вдохновляет сердца своих людей несколькими волнующими словами. Если эти слова взяты из прошлого, то какое это имеет значение для таких солдат, как эти?

Ренар вытер разбитую губу краем плаща и раболепно кивнул в знак согласия. Некромант, однако, отнюдь не успокоился.

Если Красный Герцог и заметил опасения Ренара, то не подал виду. Вампир обернул плащ вокруг своего мощного тела и прошёл через разрушенные ворота своей крепости.

— Мы идём на замок Мэн! — прорычал вампир.

Ночная поездка от поля Церен до замка Аквитейн была такой, что устрашила бы даже самого лучшего всадника во всей Бретоннии. Сэр Леутер мог только благодарить милость Леди и огромное значение своего поручения за то, что они удержали его в седле, а не дали лечь у дороги со сломанной шеей. Рыцарь не слишком беспокоился об опасности своей безрассудной скачки, только мысль о том, что он не сможет предупредить герцога Гилона, заставляла его сердце трепетать от страха. Чудовищное зло было выпущено на Аквитанию. Было жизненно важно, чтобы герцог Гилон узнал об угрозе, чтобы он мог собрать рыцарей Аквитании, чтобы остановить чудовище, которое эрл Гобер д'Эльбик выпустил из могилы. Если они будут действовать быстро, то, возможно, ещё успеют остановить Красного Герцога, прежде чем вампир получит шанс восстановить свою ужасную силу.

Сэр Леутер добрался до замка Аквитейн, привалившись к шее дрожащего коня, чья морда была покрыта пеной. Рыцарь чуть не свалился с седла, когда конюхи и слуги примчались уделить внимание ночному гостю, который так драматично и тревожно промчался по подъёмному мосту замка. В любом другом герцогстве подвиг сэра Леутера был бы невозможен, поскольку другие провинции Бретоннии находились под постоянной угрозой со стороны орков, зверолюдей и мародеров с моря. Но Аквитания была в основном мирной страной к югу от реки Морсо, и её лорды, уверенные в своей безопасности, часто оставляли на ночь подъёмные мосты своих замков опущенными, а ворота незапертыми.

Леутер восхвалил этот уникальный аквитанский обычай, благодарный за то время, что было спасено благодаря этому. С каждым мгновением он чувствовал растущую тревогу, что его предупреждение будет сделано слишком поздно, что Красный Герцог уже призывает к себе новую армию, армию, воскресшую из беспокойных могил.

Риск, на который он пошёл, и растущее чувство срочности, которое он ощущал, сделали бесконечные задержки, которые последовали за этим, мучительными для Леутера. Несмотря на его настойчивость, никто из слуг замка не стал будить своего господина в столь неподходящий час, и, поскольку просьбы Леутера становились всё более настойчивыми, ночной распорядитель пригрозил запереть рыцаря. Леутер успокоился, дожидаясь в продуваемой сквозняками гостиной аудиенции у герцога Гилона.

Было уже позднее утро, после омовения и завтрака герцога Гилона, когда удрученного молодого рыцаря представили правителю Аквитании.

Герцог Гилон сидел во главе длинного стола в обеденном зале замка, его ближайшие советники, вассалы и родственники расположились по бокам от него. Пустое место справа от герцога Гилона означало продолжительное отсутствие его сына сэра Ришемона, но в остальном зал был заполнен до отказа. Герцог имел обыкновение совещаться со своими советниками после завтрака, и многие придворные были возмущены тем, что их встречу прервал дерзкий молодой рыцарь, чьи доспехи ещё пачкала дорожная пыль, а лошадиная вонь липла к одежде.

Герцог Гилон сурово посмотрел на Леутера, изучая человека, которого ввели в зал. Он помнил Леутера как рыцаря, который был секундантом сэра Жирара д'Эльбика. И память о том некрасивом случае оставляла не самое благоприятное впечатление.

— Мой распорядитель сказал мне, что ты ехал всю ночь, чтобы сообщить мне новости чрезвычайной важности для моих владений, — сказал герцог Гилон.

Леутер благоразумно решил не упоминать о многих часах, которые провёл в ожидании герцога Гилона.

— Это так, ваша светлость, — сказал рыцарь, кланяясь своему господину. — Я пришел с кладбища на поле Церен. Я принёс ужасные новости. Красный Герцог восстал из могилы. Он вернулся, чтобы ещё раз опустошить Аквитанию!

По залу прокатились тревожные вздохи, когда советники и вассалы отреагировали на слова Леутера. Эмоциональный отклик быстро сменился недоверчивыми ухмылками, когда собравшиеся аристократы оценили вероятность заявления Леутера.

— Король Людовик Праведный убил вампира почти пять сотен лет назад, — возразил один лысеющий советник.

— Красный Герцог был уничтожен в битве на поле Церен, — объявил седой старый сэр Роже, капитан замковой стражи. — Он не мог восстать из могилы, потому что у него её не было!

— Вот именно! — заметил третий придворный. — Они сожгли вампира дотла вместе с его армией! Если он и вернулся, то как почва для наших виноградников!

Лицо Леутера побагровело, когда он услышал насмешки придворных. Они вполне преодолели свой первоначальный ужас при мысли о возвращении Красного Герцога. Теперь же они находили эту мысль абсурдной, считая, что над ней можно было глумиться и насмехаться.

Только герцог Гилон оставался беспристрастным. Он поднял свой серебряный кувшин, и его основание с треском ударилось о столешницу, громкий звук металла о дерево разнёсся по залу. Советники притихли, когда их господин жестом приказал им замолчать. Взгляд герцога был пронзительным, когда он сосредоточился на Леутере.

— Ты смело заявляешь мне об этом, — заявил герцог Гилон. — Некоторые могут даже назвать это дерзостью.

— Клянусь честью, я сказал вам чистую правду, — ответил Леутер. — Красный Герцог вернулся.

— Ты его видел? — спросил герцог Гилон.

Леутер покачал головой.

— Нет, но я видел знак Красного Герцога. Ковен ведьм вторгся в поле Церен и с помощью своих тёмных искусств вернул вампира в мир живых, — рыцарь колебался, не желая даже сейчас признавать постыдную правду, стоящую за действиями культа. — Мой дядя, эрл Гобер д'Эльбик, узнал о намерениях ведьм. Он… попытался остановить их, но было уже слишком поздно. Ведьмы преуспели в своей нечестивой цели. Мой дядя был убит Красным Герцогом, его тело было насажено на памятник крестоносцу, возвышающийся над полем Церен. С помощью самого грязного колдовства иллюзия жизни вернулась к телу эрла Гобера. Когда я нашёл его, тело моего дяди извивалось, как жук, насаженный на булавку.

Это подробность его доклада у многих придворных стёрла с лица насмешливое выражение. В словах Леутера была какая–то чудовищная правдивость.

И снова герцог Гилон остался невозмутим, взвешивая рассказ молодого рыцаря против истории, переданной традицией, и песен трубадуров. Возможно ли, что тело Красного Герцога каким–то образом избежало уничтожения на поле Церен? Возможно ли, что вампир снова ожил? Такая возможность была слишком ужасна, чтобы сразу от неё отказаться. В то же время было слишком пагубно слепо принять её.

— Красный Герцог остался на поле Церен? — спросил герцог Гилон.

— Нет, ваша светлость, — ответил Леутер. — Было очевидно, что вампир ушел незадолго до того, как я обнаружил тело моего дяди.

— Тогда куда же, по-твоему, он пошёл? — слова герцога были произнесены странно мягким голосом.

— Не знаю, — признался Леутер. — Куда–нибудь, где он мог бы собрать свои силы и привести их в порядок. Но я думаю, что знаю, куда он ударит первым, когда начнёт атаку.

— И что же это за место? — герцог Гилон слегка улыбнулся, задавая этот вопрос Леутеру.

Рыцарь не обратил внимания на эти искушающие слова.

— Я думаю, что Красный Герцог нападет на замок Мэн.

Лицо герцога Гилона побагровело от гнева.

— Если он это сделает, то я клянусь Леди, что д'Эльбик будет лишён титула и земель! Неужели эрл Гобер действительно считает меня таким дураком, что я поведусь на эту чепуху? Он замышляет большую атаку на дю Мэнов, чтобы отомстить за смерть своего последнего сына. Затем он придумывает эту абсурдную историю о Красном Герцоге, поднявшемся из могилы, в попытке скрыть подлую резню, которую намеревается учинить!

Леутер не мог выдержать пристального взгляда герцога, его подозрения были неприятно близки к истине того, что планировал сделать эрл Гобер. Рыцарь мог только стыдливо поникнуть головой, размышляя о бесчестном злодействе, которому его дядя позволил совершиться во имя вражды.

Герцог Гилон принял молчание Леутера за признание вины.

— Сэр Роже, уберите этого лживого пса с моих глаз, — приказал герцог капитану своей стражи.

Седеющий Роже поднялся из–за стола и торжественно направился к Леутеру. Одна рука старого рыцаря сжимала рукоять висевшего у него на поясе кинжала. Судя по выражению грубоватого лица Роже, ему нужен был только повод, чтобы вытащить оружие.

— Я сказал вам правду, — настаивал Леутер, но его слова прозвучали слабо даже для него самого. — Красный Герцог на свободе! Он вернулся!

Кулак Роже ударил Леутера в подбородок, и рыцарь отшатнулся.

— Придержи свой лживый язык, или я вырежу его и скормлю свиньям! — прорычал старый воин. Он кивнул головой, и двое стражников схватили Леутера за плечи и потащили прочь из зала.

— В следующий раз, когда эрл Гобер захочет что–нибудь предпринять, скажи этому негодяю, чтобы он придумал ложь получше! — предупредил сэр Роже, когда двери за Леутером закрылись.

Послеполуденное солнце застало безутешного сэра Леутера сидящим под вишневым деревом в лиге от окраины деревни, окружавшей замок Аквитейн. Тепло солнца никак не смягчало холодный, смертельный ужас, который бежал по венам Леутера. Он мог думать только об ужасной судьбе, угрожавшей герцогству, об ужасе, который его собственный дядя обрушил на страну. Сэр Марольф поручил ему предупредить герцога Гилона и мобилизовать рыцарей Аквитании против Красного Герцога, прежде чем вампир станет слишком силен, чтобы остановить его.

Стыд за свою жалкую неспособность убедить герцога Гилона, что предупреждение, которое он принёс, было искренним, жалил Леутера, как жгучий поцелуй гадюки. Безумная, многовековая вражда между д'Эльбиками и дю Мэнами не только исказила умы и души двух семей. Как смертельная зараза, она осквернила отношение каждого в Аквитании, заставив их верить, что два дома не думали ни о чем, кроме вечного сохранения их древней ненависти. Каждый д'Эльбик и дю Мэн нёс с собой эту ношу, сознавал он это или нет. Леутер видел сегодня драматический пример предрассудков, оставленных столетиями борьбы и ненависти. Даже герцог Гилон видел только предательство и вражду, когда д'Эльбик говорил о дю Мэне.

Что же ему теперь делать? Леутер мучительно размышлял над этим вопросом. Он мог бы вернуться в замок Эльбик, собрать рыцарей своего дома и отправиться к замку Мэн. Он грустно улыбнулся этому образу. Нет, скорее всего, граф Эргон встретит его ещё более враждебно, чем герцог Гилон. Граф Эргон никогда не поверит ему, если он заявит, что собрал армию, чтобы защитить земли своих древних врагов. Будет битва, и какая бы сторона ни победила, они станут лёгкой добычей для вампира, когда тот придёт.

Может быть, ему следует разыскать сэра Марольфа, попытаться использовать странного рыцаря-отшельника, чтобы выследить Красного Герцога до того логова, где спрятался вампир? Леутер не питал иллюзий, что такая попытка имеет хоть какие–то шансы на успех, но если он и погибнет в этой попытке, то по крайней мере умрёт с честью, пытаясь искупить зло, которое безумие его дяди принесло миру.

Леутер очнулся от своего отдыха под деревом, наблюдая за одиноким всадником, скачущим галопом по дороге в деревню Аквитейн. Рыцарь узнал пятнистого пони и всадника в плаще. Ночью Вигор пытался поспевать за Леутером, но ни крестьянин, ни конь не могли сравниться с решимостью рыцаря. Где–то на этом пути Вигор отстал. Теперь, казалось, крестьянин отчаянно пытался воссоединиться с рыцарем.

Почти в тот же миг, когда Леутер увидел его, Вигор повернулся в седле и помахал рыцарю. Резко натянув поводья, он повернул пони к вишневому дереву.

— Я ценю твою преданность, — приветствовал Вигора Леутер, — но боюсь, что твои усилия были напрасны. Герцог Гилон не станет меня слушать. Никто при дворе не поверит, что Красный Герцог вернулся.

Как ни странно, крестьянин лишь слегка кивнул, услышав ужасные новости Леутера.

— Она сказала, что они не станут слушать, — произнес Вигор торжественно и не без тени благоговения.

Леутер пристально посмотрел на Вигора, озадаченный тоном и поведением крестьянина.

— Кто тебе сказал, что они не послушают?

— После того как я потерял всякую надежду догнать вас, я гнал своего пони менее изнурительным темпом, — объяснил Вигор. — Я не видел смысла в том, чтобы ломать животному ногу или себе — шею, поэтому просто ехал по дороге, думая присоединиться к вам, когда взойдёт солнце и я смогу видеть, куда иду. Всю ночь я вёл пони, мучимый жаждой, поэтому, когда рассвело, отправился искать ручей, — выражение лица крестьянина стало ещё серьезнее, и он подавил лёгкую дрожь. — То, что я нашел, было маленьким прудом с самой чистой, самой голубой водой, которую я когда–либо видел. Опустившись на колени и зачерпнув ладонью воды из пруда, я вдруг заметила рядом с собой ещё одно отражение, глядящее на меня из пруда.

Дрожь удивления пробежала по телу Леутера.

— Ты же не хочешь сказать… ты не хочешь сказать, что ты… простой крестьянин… ты хочешь сказать, что видел… Леди!

Вигор покачал головой.

— Сначала я подумал, что это Леди, милорд, потому что она была так молода, красива и удивительна. Но пока я ползал в грязи и извинялся перед ней за то, что обратил свой простой взор на её лицо, видение в воде велело мне подняться. Она сказала, что она не Леди, а просто та, кто служит Леди. Она знала, какое поручение вы себе поставили, милорд, и сказала, что всё будет напрасно. Она сказала, что герцог Гилон вам не поверит.

Леутер почувствовал, как религиозный пыл покинул его сердце, когда Вигор признался, что видение было не самой Леди, хотя он знал, что должен чувствовать себя польщенным тем, что одна из служанок Леди проявила интерес к его поискам.

— Что ещё она тебе сказала? — спросил рыцарь.

— Она сказала, чтобы я нашёл вас и как можно скорее привел к пруду, — сказал Вигор.

Леутер кивнул. Рыцарь подошел к тому месту, где пасся его конь, и вскочил в седло.

— Тогда пошли, — сказал он. — Возможно, ещё есть надежда, что мы сможем уничтожить это зло, прежде чем оно станет слишком сильным, чтобы остановить его.

Сэр Леутер не нуждался в словах Вигора, чтобы понять, когда они добрались до пруда. Рыцарь почувствовал перемену в воздухе, покалывание магии, струящейся по коже, покалывание волос на затылке. Впервые с тех пор, как он привёз тело своего кузена эрлу Гоберу, его охватило чувство покоя. Несмотря на настойчивые заверения Вигора, что видение, с которым он столкнулся, не было богиней, Леутер почувствовал, как его охватывает трепет ожидания. Открыла ли бы Леди свою истинную сущность перед простым крестьянином? Нет, она этого не сделала бы. Это была честь, предназначенная только для рыцарей, посвятивших свою жизнь защите королевства.

Когда они спешились и направили своих лошадей к пруду, Леутер почувствовал, как нарастает чувство спокойствия, притупляя неотложность его страхов, очищая его мысли от сомнений и вины, которые мучили его. Он больше не страдал из–за того, что мог бы сделать, чтобы помешать дяде задумать такой подлый заговор. Он больше не мучил себя вопросом, как ему одному остановить чудовище, которое чуть не уничтожило всю Аквитанию. Достаточно было того, что он был здесь, сейчас, в присутствии божественного.

Маленький пруд оказался именно таким, каким его описал Вигор, — чистым и прозрачным, не тронутым тростником и илом. Смотреть на поверхность пруда было все равно что смотреть в серебряное зеркало. Никакая вода природного происхождения не могла обладать такой чистотой. Леутер почувствовал, как участился его пульс. Он повернулся, жестом приказав Вигору оставаться на месте, возмущённый тем, что ему приходится делиться этим опытом с простым крестьянином, вероломной крысой, которая помогла эрлу Гоберу опозорить себя.

Вигор держался на расстоянии, держа поводья лошадей, пока его хозяин шёл к краю пруда.

Леутер склонился над водой, глядя на свое отражение. Ему сразу же вспомнились спокойные воды Спокойного озера, хотя он и не мог точно сказать почему. Возможно, все места, затронутые присутствием Леди, имели определённое родство друг с другом.

Еще мгновение — и воспоминание об Спокойном озере с ещё большей силой врезалось в сознание рыцаря. Рядом с Леутером в воде появилось ещё одно отражение. Это было изображение красивой молодой женщины, одетой в богатое сапфировое платье, её золотые локоны были уложены в шлем из серебристой проволоки. Вздрогнув, Леутер понял, что узнал женщину. Хотя он никогда не видел её так близко, он знал, что смотрит на образ пророчицы Изельды, хранительницы Башни Волшебства.

— Не печалься, что я не Леди, — сказало изображение в воде Леутеру, мгновенно угадав мысли, крутившиеся в голове рыцаря. — Это её сила течет через меня, её магия позволяет мне говорить с тобой. Твое дело мне известно, и я сделала его своим. Через меня ты можешь узнать, что Леди одобряет твои поиски.

Леутер покаянно склонил голову.

— Прости мою дерзость, пророчица. В мои намерения не входило оскорблять одну из приближенных Леди — служительницу Грааля.

Отражение Изельды добродушно улыбнулось молодому рыцарю.

— Тут нет проступка, который следовало бы прощать, — заверила она. — Это я должна извиниться за то, что не пришла раньше. У Аквитании мало времени, и я боюсь, что задержка уже дорого нам обошлась.

— Герцог Гилон не поверил моему предупреждению, — сказал Леутер. — Его советники не поверили мне, когда я сказал им, что Красный Герцог вернулся.

— Они не станут тебя слушать, — сказала Изельда. — Есть только один голос, который заставит их прислушаться. Ты должен ехать в замок Мэн и предупредить графа Эргона о грозящей ему опасности. Эрл Гобер призвал силу Красного Герцога, чтобы уничтожить дю Мэнов, и вампир намерен соблюсти этот договор. Граф Эргон должен быть предупрежден. Герцог Гилон будет слушать, когда услышит одну и ту же историю от д'Эльбика и дю Мэна.

Леутер покачал головой.

— Не знаю, смогу ли я заставить графа Эргона выслушать меня. Вражда горит в его сердце так же сильно, как и в сердце моего дяди. Если я поеду в замок дю Мэн, то, скорее всего, найду там только смерть.

Изображение Изельды печально кивнуло.

— Вы оба должны преодолеть свою ненависть, если хотите остановить Красного Герцога. Это я видела в своих зеркалах пророчества. Если д'Эльбик и дю Мэн не встанут бок о бок, вампир завершит круг крови, и Аквитания станет страной живых мертвецов.

— Тогда я поеду в замок, — сказал Леутер. — Возможно, мне удастся заставить графа Эргона выслушать меня, прежде чем его слуги повесят меня.

— Ты должен ехать быстро, — наставляла его Изельда. — Сила Красного Герцога затуманивает мои зеркала, я вижу нить его судьбы только тогда, когда она касается судьбы других. Трудно предсказать действия вампира, только его намерения. Он пойдет на замок Мэн, но я не могу предсказать, когда и как. Даже сейчас твари Красного Герцога, возможно, приближаются к замку.

— Я буду скакать так, словно сам Зелёный Рыцарь преследует меня по пятам, — поклялся Леутер. — Если это в моих силах, я доберусь до графа Эргона и предупрежу его об опасности.

Отражение Изельды улыбнулось клятве Леутера. Медленно изображение начало исчезать, пруд потерял свой зеркальный блеск. Водоросли и тина снова заволокли поверхность, лягушки и стрекозы бродили по её берегам. Чувство покоя испарилось из груди Леутера, настойчивость и страх вернулись в его сердце.

Рыцарь повернулся и бросился туда, где стоял Вигор с лошадьми.

— Вы её видели? — спросил Вигор, помогая Леутеру сесть на коня.

Рыцарь кивнул.

— Она говорит, что я должен ехать в замок Мэн и предупредить графа Эргона, что он станет первой мишенью гнева Красного Герцога. Я могу только молиться Леди, чтобы он выслушал меня, прежде чем приказать казнить.

Вигор покачал головой и вскочил на своего пони. Леутер удивленно уставился на крестьянина.

— Тебе нет нужды сопровождать меня, — сказал рыцарь. — Вполне вероятно, что я еду навстречу своей смерти.

Лицо Вигора было серьезным, когда он посмотрел на рыцаря.

— Это из–за меня граф Гобер сошёлся с Жакеттой, — сказал он виноватым голосом. — Если бы не это, ничего бы не случилось. Я всего лишь крестьянин, но я должен загладить свою вину. Если это означает, что я закончу свою жизнь, болтаясь на верёвке, тогда я готов принять это как цену, которую я должен заплатить.

— Может быть, ты исполнишь своё желание, — сказал Леутер, поворачивая коня обратно к дороге и вонзая шпоры ему в бока. До земель Эргона было ещё много лиг, и предупреждение Изельды всё ещё звенело в ушах рыцаря. Теперь врагом было время.

Если ещё не слишком поздно.

ГЛАВА VIII

Ужас наполнил отравленное сердце Эль Сифа. По его телу струился такой яд, что арабийская отрава казалась игрушкой для детей. Он ощущал вкус мерзости на губах, чувствовал, как она жжёт в горле.

Герцог Аквитанский был воином всю свою жизнь. Этого ждали от человека, который однажды будет править самым прекрасным герцогством во всей Бретоннии. Отец давил на него сильнее, чем на младшего брата. Как наследник, Эль Сиф должен был доказать свою храбрость и способность править. По всей Аквитании и далеко в глубине Бретоннии юный Эль Сиф выискивал чудовищ, чтобы убивать, и зло, чтобы исправить. Всегда он…

Нет, те дни уже прошли. Только холодные объятия смерти могли помочь ему в это ужасное время. Но даже смерть для Эль Сифа не была легка. Он не мог просто лежать на песке и позволить своей жизни угаснуть. Каждый вдох, каждое мгновение он должен был бороться, чтобы умереть, бороться с разложением, загрязняющим его. Как он боролся, чтобы противостоять жгучей боли арабийского яда, так теперь он напрягал всю свою волю, чтобы помочь ему убить его. Если яд подействует достаточно быстро, есть шанс, что он умрёт чистой смертью.

Даже то, что наложило на него это проклятие, сказало об этом герцогу.

Мало-помалу герцог почувствовал, что умирает. Он жаждал найти в себе силы протянуть руку и схватить кривой кинжал, зажатый в мёртвой руке шейха, но не мог пошевелить даже пальцем. Просто моргнуть глазами было для него мучительным испытанием, которое Эль Сиф находил более трудным, чем самые яростные сражения. Он видел, как над головой кружат стервятники, привлечённые запахом падали. Мысленно он умолял гадальщиков спуститься, наброситься на него клювом и когтями, вырвать из его плоти порчу нежити.

Первые стервятники набросились на тело шейха. Другие приземлились на перебитых бедуинов. Одна тощая птица с серыми перьями и белым ободком у основания кожистой шеи, подпрыгивая, подошла к Эль Сифу, жадно каркая.

Внезапно все птицы-падальщики взмыли в воздух, сердито крича и улетая обратно в небо пустыни. Отравленный рыцарь застонал, глядя, как улетают стервятники. Вокруг него раздался стук копыт и грохот доспехов. Герцог не мог повернуть головы, чтобы увидеть всадников, спешащих к полю битвы, но по их отчаянным голосам он понял, что это бретоннцы.

Вокруг него загремели доспехи, и рыцари бросились к нему на помощь. Эль Сиф услышал отчаянный голос маркиза Галафра д'Эльбика. В момент засады маркиз поскакал к лагерю крестоносцев, чтобы привести подмогу. К сожалению, эта помощь пришла слишком поздно.

Обветренное лицо эрла Дюрана дю Мэна заполнило всё поле зрения герцога, глядя на него сверху вниз. Эрл Дюран был его вассалом в течение многих десятилетий, но герцог никогда прежде не видел на лице рыцаря такого серьезного беспокойства. Эрл Дюран склонился над телом герцога, прижав ухо к груди Эль Сифа. В течение многих минут он прислушивался, напрягая слух, чтобы расслышать вялые звуки, пульс сердца герцога.

Все муки ада терзали тело Эль Сифа, когда он заставил себя прошептать сквозь парализованные губы: — Оставь меня, — приказал герцог своему вассалу. — Я уже мёртв.

Эрл Дюран поднялся и посмотрел на герцога с выражением шока на лице. Эль Сиф был уверен, что рыцарь услышал его мольбу. Он моргнул, пытаясь подтвердить свой приказ.

Эрл Дюран быстро отвернулся. Какое–то мгновение он стоял спиной к своему умирающему господину. Затем он начал выкрикивать приказы другим крестоносцам, которые приехали, чтобы спасти вступившего в бой герцога Аквитании.

— Он всё ещё жив! — воскликнул эрл Дюран с облегчением и торжеством в голосе. — Мы должны вернуть его в лагерь и позволить королевским врачам осмотреть его раны!

Слёзы навернулись на глаза герцога, беззвучный крик пронёсся в его голове.

— Дайте мне умереть, — попытался крикнуть Эль Сиф своим людям, но с его безжизненных губ не сорвалось ни малейшего стона.

— Твои дети будут молить о смерти, Дюран, и я не стану их слушать.

Красный Герцог сидел верхом на своём призрачном коне, глядя на стены замка Дю Мэн. Он смотрел на мерцание огня, играющего в окнах замка, слушал звуки смеха и веселья, просачивающиеся из крепости, вторгаясь в ночь.

— Милорд. — Ренар вздрогнул, когда вампир уставился на него красными от гнева глазами. — Ваша светлость, — поспешно поправился некромант. — Разумно ли сейчас атаковать замок? Конечно, у нас недостаточно людей, чтобы организовать осаду…

Красный Герцог хмуро посмотрел на тощего человека, обнажив блестящие клыки.

— Я не веду людей, — прорычал вампир. — Те дни прошли, — добавил он с горечью в голосе. — Всё, что мне осталось, — это падаль и падальщики.

Он протянул облачённую в доспехи руку, указывая на молчаливые ряды, выстроившиеся в лесу позади него, на жуткие скопления выбеленных скелетов, вызванных из склепов под Крак де Санг, и на выродившихся упырей, наводнивших замок вампира.

— Мы никогда не пройдём через стены, — запротестовал Ренар. — Нам нужны требушеты и осадные башни, войска для их обслуживания. Потребуется многотысячная армия, чтобы осадить замок и разрушить его стены. У нас их всего двести, — произнёс он и тут же осёкся и съежился. Судя по тому, как блуждали мысли вампира, возможно, Красный Герцог даже не осознавал размеров своего войска, полагая, что стоит во главе армии крестоносцев из тысячи рыцарей, готовых разбить армию султана в Лашике.

Вместо того чтобы прийти в ярость, Красный Герцог снисходительно улыбнулся некроманту. — Мне не нужна армия, чтобы прорваться сквозь стены замка Дюрана. Мне нужен только один раб, чтобы проникнуть в замок и открыть его ворота для нас. Затем мы проверим качество стали этого графа Эргона.

В отличие от многих замков, разбросанных среди зелёных полей и пышных виноградников Аквитании, ворота замка Мэн были закрыты на ночь. Стражники патрулировали стены днём и ночью, постоянно высматривая врагов. Дю Мэнам не нужны были орки и зверолюди, угрожающие их жизни — их семье хватало древней ненависти д'Эльбиков.

Воины, патрулировавшие стены замка, всю свою жизнь служили семье дю Мэн — крестьяне, которых возвысили от работы в поле до защиты жизни и имущества их благородных господ. Это была самая престижная должность, на какую только мог претендовать крестьянин, и благодарность рождённых простолюдинами солдат к своим покровителям порождала в них преданность, которую не могло купить золото.

Таким человеком был Гаспар, сын свинопаса из деревни Безонво. Его мускулы привлекли внимание префекта Безонво — жизнь, проведённая за поднятием свиней, которых держал его отец, к шестнадцати годам сделала молодого Гаспара самым сильным человеком в деревне. Желая угодить своему господину, префект отправил Гаспара в замок Мэн, когда тот потребовал новых солдат. Гаспар никогда не возвращался в Безонво и никогда не сожалел о той жизни, которую оставил позади. Он был доволен своей новой жизнью солдата на службе у графа Эргона дю Мэна, несмотря на все опасности, которые таила в себе эта жизнь. Однажды он был ранен лучником д'Эльбиков во время стычки между враждующими семьями и едва не лишился руки из–за ранения. Он был близок к смерти, как никогда прежде.

По крайней мере, до того момента, пока Гаспар не завернул за угол сторожки замка и не столкнулся лицом к лицу со странной фигурой. Это была стройная молодая женщина, её пышное фигуру едва скрывало воздушное платье, что танцевало вокруг её тела на прохладном ночном ветерке. Длинные пряди угольно-чёрных волос развевались на ветру, казалось, почти дотягиваясь до него.

Первой реакцией стражника было амурное любопытство по поводу того, кто эта женщина и почему она бродит ночью по крепостной стене в таком наряде. Однако в мыслях Гаспара мгновенно появился страх. Было что–то неестественное в этой женщине, во всем её теле, даже в длинных чёрных волосах, настолько ярко освещённых, что казалось, будто она светится на фоне серых каменных зубцов и чёрного ночного неба. Руки часового покрылись мурашками, а по телу пробежал холодок ужаса.

Женщина повернулась к Гаспару, её лицо было красивым и наполненным похотью. Затем лицо рухнуло, смытое, как след ноги на пляже. Гаспар открыл рот, чтобы закричать, когда обнаружил, что смотрит в призрачный череп, но из его парализованного горла не вырвалось ни звука.

Мучительная боль пронзила мозг стражника, когда в него, обжигая, ворвался пронзительный вопль баньши, призрачный крик, который могли слышать только уши жертвы Жакетты. Гаспар упал на колени, алебарда выпала из его рук. Он сорвал с головы шапель и попытался снять кольчужный капюшон-койф. Кровь текла по его вискам, капала из носа. Алые слезы окрасили его щёки, когда лопнули сосуды в его глазах.

Баньши смотрела на свою жертву с полной ненависти завистью нежити к живым. Она подождала, пока железные сапоги человека не забарабанили по парапету, наблюдая, как последний предсмертный спазм сотрясает всё его тело. Затем злобное привидение продолжило свой путь к сторожке, порхая вдоль стены, как лоскут ткани, подхваченный порывом ветра.

В сторожке будет больше стражи. Жакетта чувствовала тепло их жизненной силы даже сквозь толстые каменные стены. Ворот, который поднимал и опускал решетку замка, тоже должен был быть там. Один из этих охранников откроет для неё ворота.

До того, как умрёт.

— Клянусь Леди! — выругался сэр Фолкар, выходя из конюшни замка. Его призовой боевой конь чувствовал себя неважно, и рыцарь решил наблюдать за работой конюшего и кузнецов. Он мог бы доверить простому крестьянину лечить свою жену от болей в животе, но будь он проклят, если доверит свою лошадь какому–нибудь бездельнику низкого происхождения.

Предметом гнева рыцаря было зияющее пространство под сторожкой замка. По какой–то причине решётка была поднята — прямое нарушение приказа графа Эргона. После недавней смерти последнего сына эрла Гобера граф ввёл строгие меры для защиты от любых мстительных действий, которые могли бы быть предприняты д'Эльбиками. Главным из них было держать ворота замка закрытыми после наступления темноты.

Каких–нибудь крестьян-солдат выпорют за эту оплошность — такая мысль тлела в голове сэра Фолькара, когда он нёсся через двор к сторожке. Он начал выкрикивать непристойности воинам, размещённым в сторожке у ворот, и его раздражение возросло, когда никто не появился в узких окнах в ответ на его тираду.

Затем рыцарь заметил движение в тёмном, похожем на туннель коридоре под сторожкой. Он замер на мгновение, и необъяснимый страх пробежал по его спине, когда он увидел, как это движение приняло форму всадника. Когда незваный гость появился во дворе, кровь сэра Фолкара застыла в жилах. Всадник был лишь отдалённым подобием человека, черты его лица были резкими и голодными, а кожа — бледной и безжизненной, как у мертвеца. В красные доспехи было облачено его чудовищное тело, чёрный плащ развевался на плечах. Конь, на котором ехал незнакомец, представлял собой создание из сверкающей кости и ржавых доспехов, в дырах его черепа дымились колдовские огни.

Красный Герцог улыбнулся испуганному рыцарю. Вампир медленно поднял палец и указал на сэра Фолкара. Стая слюнявых тварей выскочила из темноты ворот и набросилась на рыцаря прежде, чем он успел сделать несколько отчаянных шагов назад к конюшне. Упыри повалили человека на землю, раздирая его тело своими заострёнными клыками и отравленными когтями.

Крики сэра Фолькара заставили испуганных людей броситься к дверям и окнам замка. Они в ужасе смотрели вниз, пока упыри пировали визжащим человеком. Крики тревоги, вопли ужаса разнеслись по замку, сменив веселье, которое так недавно эхом отдавалось в ночи.

Красный Герцог взмахнул облачённым в броню кулаком, указывая на замок молчаливым рядам позади себя. Там, в самом сердце замка, будут находиться дю Мэны. Они попытаются встать на защиту своего дома от немёртвых захватчиков. Это будет их ошибкой.

— Бери зомби и охраняй задний выход, — прорычал Красный Герцог Ренару. — Если кто–нибудь пройдёт мимо тебя — я обещаю, что ты позавидуешь мертвецам, прежде чем я покончу с тобой.

Некромант склонил голову в неохотном поклоне. Ренар не был ни воином, ни командиром на поле боя. Он был злым волшебником, который пытался украсть секрет бессмертия у мёртвых. Он ничего не знал о войне и командовании. Но он знал, что неразумно подвергать сомнению суровые указания Красного Герцога. Ренар неохотно повел разлагающиеся ряды своих войск к выходу из задних ворот.

— Сэр Корбиниан, — прошипел Красный Герцог. — Берите своих людей и захватите тайный туннель для бегства, — вампир закрыл глаза, вспоминая детали замка дю Мэн, когда его вассал граф Дюран устроил ему экскурсию по крепости. — Вы найдете вход под горном кузницы, — сказал Красный Герцог.

Лишённое плоти существо подняло свой меч в приветствии и зашагало прочь, его воины-скелеты следовали за ним с почти механической точностью. С уходом умертвия и Ренара Красный Герцог остался с упырями и пятьюдесятью воинами-скелетами.

Вампир почувствовал прилив презрения к своим врагам, наблюдая, как они закрывают огромные двери цитадели, забаррикадировавшись от нападения Красного Герцога. Даже когда он был смертным, такая слабая защита не удержала бы его. Но теперь, когда силы тьмы были в его власти, усилия защитников лишь наполнили сердце вампира презрением. Эти люди были уже мертвы, они просто не знали об этом.

Из окон и галерей цитадели посыпались стрелы, пронзив нескольких упырей своими зазубренными наконечниками. Оставшиеся каннибалы бросились врассыпную, прячась в темноте, бросая своих убитых и раненых. Лучники у окон радостно приветствовали бегство упырей, на мгновение забыв о внушительной фигуре в красных доспехах, восседающей на костяном коне.

Это была их последняя ошибка.

Красный Герцог зачерпнул из воздуха вокруг себя ужасные энергии Старой Ночи, сплетая грубую сущность тёмной магии с инстинктивной лёгкостью, недоступной всем, кроме самых могущественных чародеев. Его чёрная душа связала силу с его неукротимой волей, подчинив её. Он протянул руку, когтистые пальцы потянулись к ночному небу, и с пронзительным воем Красный Герцог выпустил заклинание.

Звериный рёв прокатился по двору, отрывая лучников от преждевременного торжества. В тот же миг ужасный звук стал центром внимания защитников крепости, страшная нота сотрясала их плоть. Дрожа, солдаты навели своё оружие на Красного Герцога, тридцать шесть бретоннских длинных луков со стрелами на тетивах.

Прежде чем лучники успели выпустить свои смертоносные стрелы, какофония пронзительных воплей обрушилась на цитадель. Лучники отступили, когда поток трепещущих крыльев и отвратительных клыков заполнил каждое окно, когда казавшаяся бесконечной волна чирикающих тел пала на них. А затем были вынуждены отбросить оружие, чтобы защитить лица от хлопающих крыльев и режущих зубов живой бури. Летучие мыши, во множестве вызванные с неба тёмной магией Красного Герцога, тысячами сходились к замку.

Красный Герцог смотрел, как летучие мыши сметают лучников с парапетов. Вампир смело пришпорил коня, медленно направляя его к дубовым дверям, которые преграждали вход в цитадель. Воины-скелеты послушно следовали за своим хозяином. Дюжина из них несла между собой крепкое бревно, двигаясь под тяжестью ноши с почти механической аккуратностью.

— Откройте путь, — приказал вампир своим немёртвым солдатам. Скелеты не колебались ни секунды, а просто перехватили бревно и атаковали толстые дубовые двери. Грубый таран врезался в створки, и от сильного удара скелеты содрогнулись, но мгновенно пришли в себя, не имея ни разума, ни плоти, чтобы быть оглушёнными. Они отошли от дверей и с той же механической аккуратностью повторили атаку.

Красный Герцог отвернулся от нападающих скелетов, сосредоточив своё внимание на призрачной фигуре Жакетты.

— Ступай внутрь и расчисти дорогу, — приказал вампир призрачной ведьме. Красивое лицо Жакетты разрушилось, снова превратившись в оскаленный череп баньши. Немёртвая ведьма послушно поплыла через двор, скользя к внутренней стене замка. Она не колебалась, когда достигла каменного препятствия, и вместо этого исчезла, проходя через твёрдую стену.

Вампир удовлетворенно зашипел, наблюдая, как его летучие мыши продолжают мучить людей у окон цитадели. Теперь это не займёт много времени. Граф Дюран сбежал от него во время предыдущей войны, но никакая сила на земле не спасёт его потомков от мести Красного Герцога.

— Они пытаются прорваться через главный зал!

Сэр Арман обернулся на крик, отбросив в сторону богатый гобелен, которым он помогал загонять летучих мышей в верхнюю галерею. Он сунул импровизированную сеть в неуверенные руки слуги и поспешил на площадку лестницы, откуда рыцарь мог видеть главный зал внизу. Воины и толпы слуг продолжали перетаскивать скамьи и столы через всю комнату, чтобы укрепить огромные двойные двери, которые открывались во двор. Пока он смотрел, Арман увидел, как задрожали двери, и услышал гулкий удар тарана.

Люди поспешили закрыть двери тяжёлой скамьей, взятой из часовни цитадели. Внезапно воины уронили свою ношу, упали на пол и в агонии схватились за головы. Громкий, пронзительный вопль наполнил зал, отражаясь от каменных стен. Арман отшатнулся, когда звук атаковал его чувства. Даже с галереи над залом шум был почти невыносимым.

Среди искалеченных защитников появилась полупрозрачная фигура — призрачный образ женщины с волосами цвета воронова крыла, чьё лицо превратилось в оскаленный череп. Баньши продолжала издавать свой мучительный визг, позволяя этому звуку мучить всех людей в большом зале. Жакетта могла убивать своим криком, только направляя его на одну жертву за раз, но мстительный дух не был поставлен в тупик пределами своей силы. Баньши наклонилась и подняла с пола брошенный меч, костлявые пальцы сомкнулись на бронзовой рукояти. Продолжая визжать, дезориентируя защитников и делая их беспомощными, Жакетта приблизилась к ближайшему из съежившихся мужчин и вонзила остриё украденного меча в его череп.

Кровь Армана закипела, когда он увидел это бессердечное убийство. Обвязав голову тяжелым шарфом, чтобы хоть немного смягчить вопли баньши, разъярённый рыцарь выхватил меч и перепрыгнул через балюстраду галереи. Он приземлился на ноги, сделав лишь самую короткую паузу, чтобы прийти в себя после прыжка, прежде чем броситься к призраку-убийце.

Баньши отвернулась от конюха в ливрее, которого только что убила, кровь мужчины капала с её меча, и посмотрела на Армана, её похожее на череп лицо наполнялось, снова становясь ошеломляющим обликом живой ведьмы. Она призывно улыбнулась молодому рыцарю, поманив его скрюченным пальцем. Арман ответил баньши гримасой и прорычал проклятие.

Миг — и лицо Жакетты уже распалось обратно в ухмыляющийся череп. Баньши рванулась вперёд, скользя через зал навстречу атаке Армана. Рыцарь парировал её выпад мечом, отбив его косым ударом, который должен был рассечь её от плеча до груди. Вместо этого, к ужасу рыцаря, его меч прошел сквозь призрачное тело баньши, не причинив ей никакого вреда.

Жакетта продолжила атаку, подталкивая Армана к поперечной стене, разделявшей нижние этажи цитадели пополам. Рыцарь изо всех сил старался сосредоточиться, чтобы паника не захлестнула его разум. Он должен был сохранять спокойствие, позволить инстинкту и закалённым в боях рефлексам вести бой. Баньши могла быть призраком, но её меч был такой же плотной вещью, как и его собственный. Вот что он должен был атаковать.

Грохот ещё одного удара и треск дерева донеслись из прихожей. Несколько воинов бросились к разрушающемуся барьеру, но мучительный крик баньши заставил остальных корчиться на полу. Если баррикада не будет укреплена в ближайшее время, она рухнет.

Тяжелое положение цитадели оживило Армана, его долг перед отцом и семьёй победил последние остатки страха. Он яростно атаковал баньши, на этот раз сосредоточившись исключительно на физическом мече, зажатом призрачной рукой. Большая сила рыцаря одержала верх, отбивая клинок, отбрасывая его в сторону, как детскую игрушку, пока бестелесная баньши металась, не желая выпускать меч из рук. Арман мог бы вырваться и убежать обратно в галерею, пока баньши шаталась от его нападения. Однако это не помогло бы защитникам цитадели. Арман твёрдо решил удерживать позицию, давить на Жакетту так сильно, что призрак забыл бы о других людях и сосредоточился только на нём. Без воплей баньши, пронзающих мозг, солдаты могли бы, по крайней мере, защитить баррикады, если бы двери были сломаны.

Ещё один мощный удар меча рыцаря заставил Жакетту завертеться по полу, кружась, как безумный фанатик гоблинов. Впервые баньши выказала страх, отпрянув с шипением, когда её вращение приблизило её к поперечной стене и ряду факелов, прикреплённых к голому камню.

Арман быстро ухватился за проявленную баньши слабость. Ещё один мощный удар отбросил её от него на достаточное время, чтобы рыцарь успел пересечь зал. Баньши догадалась о его намерениях и бросилась на него в бешеной атаке. Её меч высек искры из каменного пола, когда Арман едва откатился от занесенного меча призрака. Прежде чем Жакетта успела сделать ещё одну попытку, Арман добрался до своей цели — вытащил факел из железного подсвечника и направил его пылающий конец в похожее на череп лицо баньши.

Призрачный вопль баньши затих, когда призрак испустил другой вид крика, крик боли. Её лицо пылало, когда она отступала от факела Армана, призрачный пар поднимался от её отвратительного лица. Меч Жакетты звякнул об пол, когда она схватилась за свои тлеющие скулы.

Арман бросился на раненую баньши, намереваясь прикончить её прежде, чем она оправится от шока ранения. Но уже начиная свой выпад, он знал, что опоздал. Жакетта опустила костлявые руки и смерила его злобным взглядом. Её лишенная плоти челюсть отвисла, и от баньши донесся другой крик, крик, который могли слышать только уши Армана, крик, который не просто мучил, но убивал.

Рыцарь рухнул на колени, его лицо исказилось от муки. Он чувствовал крик баньши, словно обжигающие пальцы впивались в его череп. Арман сорвал тряпку с головы и зажал уши руками, пытаясь заглушить вопль призрака.

Сквозь пронзительный крик призрака Арман услышал грохот раскалывающихся огромных дверей, которые распахнулись, когда таран разрушил их. Он наблюдал, как несколько защитников баррикады были отброшены назад, вынужденные отступить из–за молчаливого, мрачного марша скелетов, вливающихся в крепость. Затем в глазах рыцаря потемнело, и он рухнул на пол.

Мгновение спустя убийственный вопль Жакетты затих. Разъярённый всадник проскакал через зал, сбивая с ног нескольких солдат, стоявших у него на пути. Облачённый в тёмно-красные доспехи, с развевающимся за спиной чёрным плащом, Красный Герцог бросился через зал к поперечной стене. Его перчатка сомкнулась на шее кричащей баньши, сущность призрака стала твердой под прикосновением вампира. Красный Герцог яростно оторвал её от пола и отшвырнул прочь, как мешок с мусором.

— Нет! — прорычал вампир. — Этот — мой! — обнажил Красный Герцог клыки в ядовитой демонстрации ненависти. — Дюран дю Мэн, знай, что цена предательства — смерть!

Красный Герцог натянул поводья своего скакуна, скелетообразный конь встал на дыбы, его копыта взметнулись над распростертым рыцарем.

Прежде чем Красный Герцог успел ударить копытами своего коня, в зале раздался вызывающий голос.

— Чудовище! — крикнул граф Эргон с галереи, его лицо было разодрано и окровавлено клыками летучих мышей. — Трус! Оставь моего сына в покое и посмотри мне в лицо!

Красный Герцог в замешательстве посмотрел на рыцаря, лежащего на полу, и дворянина, осыпающего его бранью с верхней галереи. Вампир потряс головой, пытаясь избавиться от путаницы мыслей и образов. Наконец он сосредоточил свой пылающий взор на графе Эргоне.

— Ты должен был позволить мне умереть в Арабии, — прошипел вампир, сжимая пальцами рукоять меча. — Теперь я сотру тебя и весь твой род с лица земли, Дюран дю Мэн. Я вычеркну твое имя из записей. Я разрушу этот замок, камень за камнем. Я открою могилы твоих отцов и их отцов. Я сделаю так, что твоя семья даже не будет мифом, рассказанным среди крестьян.

Граф Эргон побледнел от угрозы вампира, ужасное подозрение поднялось в нем. Это был не безымянный монстр из ночи. Это было самое бесчестное создание за всю долгую историю Аквитании. Это был сам Красный Герцог.

Вампир усмехнулся внезапному страху графа Эргона. Забыв об Армане, Красный Герцог повернул коня и поскакал к деревянной лестнице, ведущей к галерее. Двое воинов, приближённых графа, оторвались от своего господина и побежали вниз по ступеням, пытаясь преградить вампиру путь. Они отчаянно старались удержать Красного Герцога своими копьями, тыча в укрытое бронёй тело вампира, вонзая острия мечей в лишённую плоти шею и пустое брюхо его коня.

Красный Герцог раздраженно зашипел. Одним мощным взмахом клинка он расколол копья своих врагов. Второй взмах меча, с нечеловеческой силой немёртвого, державшего его, забрал головы обоих мужчин, плоть и кости и кольчуга были словно масло рассечены мечом вампира. Доблестные солдаты рухнули на лестницу, их головы бесстыдно покатились по ступеням.

Красный Герцог вонзил шпоры в бока своего мертвенного скакуна, заставляя призрачного зверя взобраться на лестницу и спотыкающимися прыжками взобраться на галерею. Стрелы звякнули о броню вампира и застряли между рёбер его костяной лошади, когда небольшая группа лучников попыталась сбить монстра.

Достигнув галереи, Красный Герцог атаковал ближайшего из лучников. Меч вампира с хрустом прошел сквозь шапель человека, расколов череп под железной шляпой. Сражённый солдат ударился о балюстраду, и был уже мёртв, когда его тело перевалилось через ограждение и упало в большой зал внизу.

Мужество остальных лучников пошатнулось, когда они увидели ужасную гибель своего товарища. Некоторые из них побросали луки и в ужасе бросились бежать, несколько человек окружили своего господина, умоляя графа Эргона бежать. Граф отмахнулся от них. Не то чтобы он не разделял ужаса своих людей, если уж на то пошло, у него было больше причин бояться Красного Герцога, чем у них, но он знал, что только удерживая вампира здесь, он мог дать своей семье хоть какой–то шанс на спасение. Пока Красный Герцог сражался с ним здесь, графиня и остальные домочадцы должны были проскользнуть через задние ворота и направиться в убежище замка Аквитейн под защиту герцога Гилона.

Последние из людей графа Эргона, устыдившись храбрости своего господина, отложили луки и обнажили короткие мечи. Граф Эргон окликнул их, когда догадался об их намерениях, зная, что такое безрассудное нападение было ничем иным, как самоубийством. Красный Герцог сразил всех, едва удостоив их взглядом, когда опускал клинок. Вскоре граф Эргон остался на галерее наедине с вампиром. Даже звуки битвы внизу затихли, торжествующая нежить стояла неподвижными рядами, ожидая следующей команды своего хозяина.

— Ты храбр, Дюран, — усмехнулся Красный Герцог. — Моё сердце согревает то, что ты не отказался от всех своих рыцарских добродетелей.

Граф Эргон сердито посмотрел на вампира.

— Это у тебя нет сердца, чудовище! Если в тебе и было что–то человеческое, то оно давно превратилось в прах! — граф поднял меч и направил его на Красного Герцога. — Прежде чем я отправлю тебя обратно в могилу, по крайней мере, знай, что я не эрл Дюран дю Мэн. Я его потомок, граф Эргон дю Мэн. Ты убил моих родичей и слуг. За это, если на то будет воля Леди, я отправлю твой дух обратно в ад, который породил его.

Красный Герцог презрительно посмотрел на дворянина.

— Я собирался убить тебя, Дюран, — прошипел вампир. — Но теперь я думаю, что поступлю с тобой гораздо хуже.

Без дальнейших предупреждений Красный Герцог спрыгнул с седла. Кодекс рыцарства, по которому он когда–то жил, всё ещё оставался в сознании вампира, иногда продолжая руководить его действиями. Простолюдины и звери могли быть с радостью разделаны прямо в седле, но кодекс требовал, чтобы с рыцарем, выбитым из седла, сражались пешим. Не то чтобы Красный Герцог ожидал, что граф Эргон воспользуется этим отброшенным преимуществом.

Граф Эргон не стал нападать на Красного Герцога. Он видел, какую пользу приносили подобные нападения его солдатам. Дворянин вместо этого ждал атаки вампира, думая, что, защищаясь от монстра, он может застать злодея врасплох и заставить его совершить ошибку, которую мог бы использовать.

Словно пускающий слюну волк, Красный Герцог направился к графу Эргону, в глазах вампира горел нечеловеческий голод. Вампир ударил графа Эргона в бок, воспользовавшись отсутствием щита у дворянина. Граф Эргон развернулся в такт атаке, занеся свой собственный меч, чтобы блокировать клинок Красного Герцога. Слишком поздно граф Эргон понял, что нападение вампира было лишь уловкой, чтобы заставить его открыться.

Красный Герцог ударил мечом плашмя в плечо графа Эргона, вызвав пульсирующую боль в руке аристократа. Сверхчеловеческая сила удара вампира заставила меч выпасть из хватки парализованной руки его противника.

Вампир мгновенно набросился на своего безоружного врага, схватил того за горло и потащил к балюстраде, пока тот не ударился об неё спиной. Граф Эргон вскрикнул от боли, когда Красный Герцог усилил давление, и кулаки дворянина бесполезно ударили по броне вампира.

— Я сломаю твоё тело, — прошипел Красный Герцог, его лицо было всего в нескольких дюймах от испуганных глаз жертвы. — Я сломаю тебе позвоночник, как старый гнилой прутик, и ты останешься калекой, ползающим существом, — губы вампира растянулись в дикой усмешке, обнажив острые клыки. — А затем я сделаю тебя бессмертным, Одним из вечных живых мертвецов. Ты проведёшь вечность, ползая на брюхе, крадясь в тени, высасывая кровь из крыс и паразитов! Я отомщу тебе, Дюран, отомщу во веки веков!

Граф Эргон закричал, когда вампир начал выполнять свою угрозу. Он чувствовал, как кольчуга, что была на нём, пробивает поддоспешник под ней, чувствовал, как железные кольца врезаются в его плоть.

Внезапно давление исчезло. На бледном лице вампира появилось выражение удивления. Красный Герцог с удивлением посмотрел вниз, на поток тошнотворной вязкой жижи, вытекающей из раны в боку чуть ниже края кирасы. Разорванные звенья кольчуги болтались у края раны вампира. Красный Герцог медленно повернулся к нападавшему.

— Отпусти моего отца! — заревел Арман вампиру. Он махнул острием меча в сторону Красного Герцога, забрызгав нагрудник застоявшейся дрянью, которая недавно текла по венам вампира. — Ты храбр против старика или рыцаря, сбитого с ног воплями твоей ведьмы. Посмотрим, как ты справишься с величайшим мечником Аквитании!

Красный Герцог покачал головой, растерянно моргая от ярости. Он чувствовал запах крови Дюрана дю Мэна в этом хвастливом дураке. Вампир презрительно взглянул на графа Эргона. А затем с рычанием перебросил аристократа через балюстраду.

— Отец! — закричал Арман. Первым побуждением рыцаря было броситься в большой зал, чтобы помочь своему сражённому отцу. Но всё же другие инстинкты, вбитые в мозг Армана за всю жизнь, проведённую за обучением военному искусству, одержали верх. Он был воином, вовлечённым в битву. Он не повернется спиной к врагу, какова бы ни была причина.

— Величайший мечник Аквитании? — усмехнулся Красный Герцог, направляясь к Арману. Мерзкая жижа из бока вампира уже вытекала слабее, регенеративные силы злодея начали восстанавливать повреждения, нанесённые клинком рыцаря.

Арман приготовился встретить атаку Красного Герцога. Он отбил выпад вампира искусным парированием, компенсируя большую силу монстра тем, что приготовил ноги к сотрясающему кости удару. Когда клинок Красного Герцога соскользнул с клинка Армана, молодой рыцарь бросился вперёд с ответным колющим ударом. Острие его меча скользнуло по нагруднику вампира, когда монстр изогнулся в такт атаке рыцаря.

Красный Герцог яростно взмахнул клинком, обойдя гарду меча Армана, и лезвие меча вампира полоснуло по пальцам рыцаря. Латная рукавица Армана была содрана до кольчужной перчатки под стальной пластиной, вся его рука горела от ужасного удара. Только усилием воли Арман удержал свой клинок, не дав тому упасть на пол рядом с мечом отца.

Красный Герцог не сбавлял напора, двигаясь вперёд с яростной серией выпадов и режущих ударов, которые изматывали рефлексы и выносливость Армана. Шаг за шагом молодой рыцарь был вынужден отступить перед вампиром.

— Величайший мечник Аквитании? — рассмеялся Красный Герцог. — Так вот как ты себя называешь, Дюран? Жаль, что ты решил скрестить сталь с величайшим мечником во всей Бретоннии!

Слова вампира соответствовали делам. С презрительной лёгкостью Красный Герцог парировал удар, поймав клинок Армана своим мечом. Сталь злодея полоснула по наручу рыцаря, рассекая латный налокотник. Броня была разорвана жестоким лезвием меча Красного Герцога. Арман вскрикнул, почувствовав, как лезвие вампира врезалось в сухожилия его руки.

Зарычав, Красный Герцог развернулся всем телом, описав изящную дугу и опустив меч. На этот раз нечеловечески мощным ударом было рассечено колено Армана, латная пластина над наколенником искривилась от злой силы клинка Красного Герцога.

— Величайший мечник Аквитании, — прошипел Красный Герцог, сердито глядя на истекающего кровью врага. Вампир облизал свои клыки, голод горёл в нем, когда он увидел кровь, стекающую по броне рыцаря. — Думаю, я верну себе этот титул, Дюран.

Арман стиснул зубы, заставляя свое искалеченное тело двигаться.

— Я не Дюран! — закричал рыцарь. Сжав обеими руками рукоять своего меча, он бросился на Красного Герцога, используя вес всего тела в последней отчаянной попытке насадить вампира на меч.

Красный Герцог не пытался уклониться от нападения. Он просто поймал меч Армана своим закованным в кольчугу кулаком, остановив движение человека и клинка своей сверхчеловеческой силой. Ужас и отчаяние заполнили лицо Армана, когда вампир начал загибать острие его меча назад, и скрежет гнущейся стали заполнил галерею.

— Нет, — прошипел вампир, глядя на истекающего кровью рыцаря. — Ты не Дюран. Ты обед.

ГЛАВА IX

Красный Герцог сердито глядел на Башню Волшебства. Вампир погрозил кулаком женщине, смотревшей на него с балкона высоко над полем боя. Магия Изабо бросала вызов любой стратегии, которую придумывал Красный Герцог, чтобы разрушить крепость и уничтожить пророчицу, которая противостояла ему и отказалась признать его притязания на Аквитанию.

Осадные башни были опрокинуты ураганными ветрами, которые появились из ниоткуда, чтобы пронестись по полю боя. Железные кирки кривились и гнулись, когда их вбивали в зачарованную каменную кладку крепости. Сапёры, которых он послал устроить под башню подкоп, были совершенно дезориентированы, вместо этого прокладывая свои туннели под Спокойным озером и затопляя свои раскопы. Требушеты и мангонели разваливались на части, когда бросали камни в Изабо, их механизмы разъедались заклинаниями пророчицы.

У армии Красного Герцога оставались только главные силы, чтобы сломить стены из чистой силы и упрямства. Сначала вампир был в ярости из–за того, что его рыцари не смогли нагнать крестьян, когда те бежали в башню в поисках убежища. Тела трёх самых дерзких из его людей всё ещё висели на дереве возле палатки вампира. Теперь, однако, он смотрел на бегство крестьян как на счастливую случайность. Расходуя еду только на себя и своих слуг, Изабо могла бы растянуть запасы провизии в башне на целый год. Но с семью сотнями умирающих с голоду смердов, которым нужно помочь, склады будут быстро исчерпаны.

Если он не сумеет пробиться внутрь, то Красный Герцог уморит защитников башни голодом. Его собственная армия легко могла продержаться дольше, чем Изабо, почти три четверти войска вампира были скелетами и зомби, существами, которые не нуждались ни в еде, ни во сне, чтобы продолжать двигаться. Оставив нежить удерживать Изабо внутри башни, смертные части армии могли спокойно добывать провизию на заброшенных фермах и в деревнях.

Башня падёт. Это был только вопрос времени.

Красный Герцог повернулся спиной к Башне Волшебства и зашагал обратно в свой шатёр. Даже с затянутым тучами небом, защищающим его, вампир чувствовал дискомфорт от невидимого солнца. Ему не терпелось вернуться в уютную темноту своей палатки из чёрного шелка и алых знамён.

Посыльный остановил вампира, когда тот откинул полог своего шатра. Молодой солдат опустился на колени перед Красным Герцогом, склоняясь перед существом, с которым его семья связала себя клятвой верности. Красный Герцог не мог вспомнить, как звали мальчишку, но видел в его манерах и качестве доспехов признаки благородства. Оруженосец одного из северных лордов, людей, чьи представления о чести заставили их предпочесть своего законного господина Людовику-Узурпатору.

— Ваша светлость, — начал гонец, задыхаясь. Дорожная пыль покрывала его доспехи, а правая рука была перевязана окровавленной тряпкой. — Отец мой, граф Фруассар тяжело осаждён войсками короля в винных феодах! Замок Аквин пал, и маркиз д'Эльбик предал нас на юге и присоединился к герцогу Кенелльскому против нас!

Глаза Красного Герцога полыхнули яростью, его облачённая в броню рука метнулась вперёд и сомкнулась на горле гонца. Резкий поворот запястья вампира — и он сломал оруженосцу шею.

Вампир погрозил кулаком в сторону Башни Волшебства. Это дело рук ведьмы! Изабо держала здесь его войска достаточно долго, чтобы король Людовик и его союзники вторглись в Аквитанию с севера и юга! Западная половина его владений уже была осаждена войсками Узурпатора!

Холодная улыбка скользнула по мёртвой плоти вампира. Людовик обманул его, но Красный Герцог всё равно выиграет войну. Он всегда был более талантливым стратегом во время крестового похода против Арабии. Теперь королю грозило ужасное напоминание, что он обязан своей победой над султаном Джаффаром не Леди, а тактике законного герцога Аквитании.

— Де Гаводан! — прорычал Красный Герцог. Его скрюченный трэлл появился из темноты палатки, злобно шипя на унылый серый день, прикрывая глаза здоровой рукой.

Красный Герцог не обратил внимания на смущение своего раба. У него была работа для этого грязного существа, задача, которую вампир не хотел поручать одному из своих смертных слуг. Пример маркиза д'Эльбика был достаточным напоминанием о том, что верность его рыцарей может пошатнуться, когда им придётся выбирать между герцогом и королём.

— Собери моих чёрных рыцарей, — приказал Красный Герцог барону де Гаводану. Он взглянул на висельное дерево и гниющие тела, свисающие с его ветвей. — Пусть некроманты срежут этих двоих и присоединят к отряду. Скачите на юг, сжигая все деревни и фермы. Это выведет Людовика из себя, — вампир улыбнулся, представив себе реакцию короля на жестокую кампанию террора, развязанную бароном де Гаводаном и четырьмя сотнями немёртвых рыцарей. Король встанет на защиту крестьян, его советники будут убеждать его атаковать чёрных рыцарей, пока те оторвались от пехоты Красного Герцога. Как почти все бретоннцы, они никогда бы не подумали, что командир использует своих рыцарей только для отвлечения внимания, что настоящим его оружием будет пехота.

Король Людовик ожидал увидеть Красного Герцога с бароном де Гаводаном и умертвиями. Поэтому он будет застигнут врасплох, когда Красный Герцог обойдет армию короля с фланга со своей пехотой. Де Гаводан выманит короля, а Красный Герцог захлопнет ловушку.

— Стой у деревни Меркаль, — приказал Красный Герцог рабу. — Если войска короля доберутся до вас, задержите их в Меркале. Я поведу свои войска в тыл армии, зажав их между нами.

Барон де Гаводан понимающе кивнул головой. Вампир-трэлл покосился на одного из смертных воинов, несущего сеть с рыбой к лагерным складам.

— Живые тебя задержат, — предупредил прогнивший вампир.

Красный Герцог повернул голову и посмотрел на человека, о котором шла речь, с трудом тащившего свою ношу. Он намеревался оставить смертных рыцарей с собой, чтобы дать им резерв кавалерии, когда чёрные рыцари уедут с бароном де Гаводаном. Но его раб был прав, живая пехота утомит и замедлит его силы.

— Пусть некроманты займутся ими тоже, — приказал Красный Герцог. — Предупредите их, чтобы они были внимательны. Я хочу, чтобы когда мы покинем это место, тут не осталось ни одного человека.

Вид ворон, круживших над замком Мэн, был первым намеком на то, что сэр Леутер опоздал предупредить графа Эргона. Когда рыцарь и Вигор подъехали к замку, открытые ворота не оставляли сомнений в том, что что–то случилось. Грязный волк выскользнул из ворот, когда двое мужчин подъехали ближе, и скрылся в кустах, сжимая в челюстях отрубленную человеческую руку.

Зрелище, разыгравшееся во внутреннем дворе, заставило бы даже рыцаря опорожнить желудок. Повсюду были разбросаны наполовину съеденные тела мужчин и женщин, вороны подбирали то, что оставили другие падальщики. Трупы нескольких упырей, чья нечистая плоть была усеяна стрелами, валялись возле конюшен, их лица были оттянуты в гримасе, обнажая острые зубы. Как ни странно, из здания позади упырей доносились топот копыт и тревожное ржание. Очевидно, резня не распространилась на лошадей.

— Мы опоздали, — содрогнулся Вигор, отворачиваясь от ужасной картины. — Красный Герцог уже побывал здесь. Мы опоздали!

Леутер только кивнул, боясь, что если он заговорит, то услышит ту же панику, что была в словах крестьянина, звучащую в его собственном голосе. Рыцарь окинул взглядом трупы, пытаясь отыскать среди них графа Эргона или сэра Армана. Он почувствовал, как к горлу подступает тошнота, когда его внимательный взгляд наткнулся на изуродованное тело женщины, и только серебряный браслет на запястье свидетельствовал, что обглоданные останки принадлежали графине дю Мэн.

— Мы опоздали! — воскликнул Вигор.

Леутер строго посмотрел на крестьянина.

— Иди и успокой лошадей, — приказал рыцарь, кивнув в сторону конюшни. — Я загляну внутрь замка.

— Они все мертвы! — запротестовал Вигор. — Красный Герцог убьёт нас всех!

— Иди, займись лошадьми, — повторил Леутер ещё более властным тоном. Жизнь, проведённая в служении, преодолела растущую панику Вигора, и крестьянин подчинился приказу рыцаря. Леутер почувствовал некоторое облегчение, когда искалеченный крестьянин спешился и направился к конюшне. Это поручение даст Вигору возможность чем–то занять свой ум и не позволит страху овладеть им.

Рыцарь тоже спешился и зашагал через двор туда, где когда–то стояли двери замка. Теперь они были расколоты и разбиты, одна створка безвольно свисала с креплений, другая была отброшена глубоко в главный зал замка. Войдя в зал, Леутер увидел разбросанные повсюду тела людей в доспехах. На некоторых были следы от ударов копья и меча, у других черепа были проломлены булавами и молотами; ещё больше не имели видимых повреждений за исключением крови, запятнавшей их уши, и выражения ужаса, застывшего на их мёртвых лицах.

То тут, то там Леутер находил следы существ, которые нанесли такое разрушение замку. Ржавый кинжал, проржавевший ремень от сапога или наруча, кусочек рассыпающейся брони. Он наткнулся на лежащий на столе лишённый плоти скелет, кости которого побелели от времени и стихий, а череп был раздроблен каким–то ударом, превратившим тело в то, что даже вампир был неспособен вернуть к непристойной жизни.

Около лестницы, ведущей на галерею, выходящую в главный зал, Леутер обнаружил изуродованные останки сэра Армана. Рыцарь знал, что он смотрит на дело рук самого Красного Герцога. Только это чудовище могло так изувечить великого воина. Спина и шея Армана были сломаны, большие пальцы отрезаны, а глаза на некогда красивом лице — выколоты. Леутеру вспомнилась нечеловеческая жестокость, из–за которой искалеченное тело его дяди было насажено на кол над кладбищем на поле Церен.

Леутер сорвал со стены гобелен и накинул его на тело Армана. При жизни воин был проклятием его семьи, ужасным мечником, который столь успешно сражался в многовековой вражде между д'Эльбиками и дю Мэнами. Эрл Гобер изо всех сил старался внушить патологическую ненависть к убийце своих сыновей каждому вассалу, что был ему верен. Часть этой ненависти ещё жила в сердце Леутера, когда он ехал предупредить графа Эргона. Теперь всё, что он мог чувствовать — это чувство потери. В смерти, Леутер мог признать храбрость и честь Армана, он мог уважать воина, который так яростно и так хорошо сражался за свой род. Такой человек не заслуживал такой смерти, его тело было истерзано нечеловеческим извергом.

Стоны эхом разнеслись по безжизненному залу. Леутер повернулся, выхватывая меч из ножен. Его глаза обшаривали тёмный зал, выискивая в темноте малейшие признаки движения. Сердце бешено колотилось о ребра, по венам бежал страх. Возможно, вампир не ушёл после совершения своих злодеяний. Возможно, Красный Герцог всё ещё находится в стенах замка дю Мэн!

Леутер осторожно вошёл в темноту, направляясь к источнику звуков. Он заколебался, увидев тело, лежащее среди обломков разбитого стола, и держал меч наготове, не зная, на кого смотрит — на человека или на чудовище. Невозможно было угадать, до какого бесчестного обмана опустится вампир.

Стонущая фигура подняла руку, мучительно пытаясь выбраться из–под обломков стола. Когда фигура двинулась, она подняла голову к тому немногому свету, что проникал в зал.

Рука Леутера крепче сжала меч. Это было лицо графа Эргона дю Мэна, патриарха ненавистных врагов д'Эльбиков!

Инстинктивная ненависть медленно покидала сердце Леутера. Сейчас были более важные вещи, чем древняя вражда. Кроме того, граф Эргон был ранен и беспомощен. Даже во имя вражды Леутер не стал бы нападать на человека, который не может защитить себя.

Леутер вложил клинок в ножны и двинулся, чтобы помочь графу Эргону выбраться из–под обломков. Аристократ обхватил руку Леутера, используя рыцаря в качестве рычага, чтобы пробить себе путь через расколотые доски. Граф Эргон неуверенно поднялся на ноги и повернулся, чтобы поблагодарить своего спасителя.

Благодарность увяла, когда лицо графа Эргона окаменело. Его рука вцепилась в пустые ножны, висевшие на поясе.

— Такова была моя реакция, когда я увидел, кто был пойман под столом, — сказал Леутер. — Я сэр Леутер д'Эльбик, к вашим услугам, милорд.

— Вы действительно д'Эльбик, — согласился граф Эргон, и это имя прозвучало как оскорбление. — Ничто не скроет пронырливое выражение на твоём лице. Я не должен удивляться, видя тебя здесь! Эрл Гобер посылает своих шакалов собирать объедки за чудовищем! Дайте мне меч, и я разделаюсь с этим злодеем раз и навсегда!

— Мой дядя умер, — сказал Леутер, отвечая на выпад графа низким и серьёзным голосом. — Его убил тот же самый изверг, который сделал это.

Граф Эргон покачал головой, глядя на кровавую бойню вокруг, и поморщился, увидев своих слуг и солдат, разбросанных по залу. Этого удара было достаточно, чтобы он забыл о своей давней ненависти. На данный момент было достаточно того, что Леутер был человеком, ещё одной живой душой в этом склепе разрушения.

— Это был вампир, — сказал граф Эргон. — Существо в красных доспехах верхом на лошади-скелете. Он утверждал, что он — Красный Герцог, побеждённый много веков назад добрым королем Людовиком.

— Это Красный Герцог, — сказал Леутер графу. — Воскресший из своей тайной могилы на поле Церен. Восставший, чтобы вновь обратить Аквитанию в своё Королевство Крови.

Граф Эргон вздрогнул и кивнул, когда рыцарь заговорил. Аристократ легко поверил тому, что сказал ему Леутер. Свирепое чудовище было ни больше, ни меньше как печально известным Красным Герцогом.

— Я пытался бороться с ним, — сказал граф Эргон. — Он обошёлся со мной, как с ребенком, вырвал меч из моих пальцев и схватил меня за горло. Я должен был умереть, но в этот момент мой сын бросил вызов чудовищу. Красный Герцог отшвырнул меня в сторону, сбросил с галереи, как тряпичную куклу, — крайний ужас охватил дворянина. В отчаянии он бросился к телам, поднимая их головы и вглядываясь в их лица.

Леутер знал, что искал отчаявшийся аристократ.

— Сэр Арман там — сказал рыцарь, указывая на изуродованное тело у подножия лестницы. Граф Эргон подбежал к жалкому трупу и из горла его вырвался полный муки крик, когда он увидел, что произошло с телом его сына.

— Должно быть, он хорошо проявил себя против вампира, раз Красный Герцог так с ним поступил, — сказал Леутер.

Слёзы текли из глаз графа Эргона, когда он опустился на колени рядом с телом Армана. Он наклонился и провел пальцами по холодному лбу, откидывая назад выбившуюся прядь волос.

— Он был самым истинным рыцарем из всех, кого я знал, — сказал граф Эргон. Вспышка боли пробежала по его лицу. — Я никогда не говорил ему об этом. Я никогда не говорил ему, как горжусь тем, что называю его своим сыном.

— Я уверен, что в этом не было необходимости, — сказал Леутер, нарушая скорбное молчание. Рыцарь передёрнул плечами, по его телу пробежали мурашки, когда он подумал о предстоящей ему неприятной обязанности.

— Граф Эргон, хотя я и д'Эльбик, пожалуйста, поверьте мне, когда я говорю вам, как неприятно приносить такие вести. Сэр Арман, боюсь, не единственная потеря, понесённая вашим домом.

Граф зажмурился, чувствуя, как в нем нарастает новая боль, а из горла вырывается жалобный стон.

— Элейн не сбежала?

Леутер покачал головой.

— Негодяи, должно быть, поджидали графиню и ее слуг. Я не видел никаких признаков того, что кто–то сбежал.

— Тогда всё пропало, — выругался граф Эргон, поднимаясь на ноги. — Древнего дома дю Мэн больше нет, — он посмотрел на Леутера и горько рассмеялся. — Сегодня знаменательный день для д'Эльбиков. Вы наконец–то победили в этой вражде.

— Только беспринципный простолюдин может получить хоть какое–то удовлетворение от того, что здесь делается, — сказал Леутер. — Я ехал, чтобы остановить это чудовище. Клянусь перед Леди, на самом священном Граале, что не успокоюсь, пока Красный Герцог не вернётся в могилу.

— Благородная цель, — заметил граф Эргон с сарказмом в голосе. — Сэр Арман был величайшим клинком во всей Аквитании, и вот он лежит у моих ног, сломленный Красным Герцогом. Есть ли у тебя надежда уничтожить вампира?

— Нет, — признался Леутер. — Только знание того, что моя цель справедлива, и моя вера в то, что Леди не позволит этому злу продолжаться.

Слова рыцаря произвели впечатление на графа Эргона, и аристократ тут же взял бы назад своё презрение. Безнадежный бой — это тот вид борьбы, который рыцарь обязан вести, если он достоин своего звания.

— Я отложу вражду между нами, — решил граф Эргон. — Я помогу тебе поймать этого вампира и низвергнуть его, но помни, что у меня больше прав на месть. Именно мой меч должен вернуть Красного Герцога в могилу.

Леутер сочувствовал волнению графа, но знал, что сейчас перед дворянином стоит более важный долг, чем месть.

— То, чего вы желаете, невозможно, — сказал Леутер. — Есть более важная задача, которую может выполнить только граф Эргон дю Мэн. Герцог Гилон должен быть предупрежден об этой угрозе, должен поверить, что Красный Герцог вернулся. Он не поверит рыцарю д'Эльбиков, но поверит графу Эргону дю Мэну.

Граф в гневе стиснул зубы.

— Я не забуду своего сына, свою жену и своих слуг, убитых, как скот, ужасами, обманувшими смерть. Рядом с тобой или против тебя, я пойду по следу Красного Герцога. Вампир не избежит моего правосудия! — граф Эргон потянулся к горловине своего доспеха, вытаскивая из–под него тяжёлую золотую цепь. С ожерелья свисало большое кольцо с печаткой. — Мы остановимся в первом же замке, который встретим, и я отправлю сообщение герцогу Гилону о том, что вампир действительно вернулся. Герцог Гилон не станет оспаривать это послание, когда увидит мою печать, прикреплённую к нему.

Леутер вздохнул.

— И нет никакого способа заставить вас передумать?

— Только если ты воспользуешься своим мечом и оставишь меня здесь с моим сыном, — ответил граф Эргон.

— Вы прекратили вражду, и я тоже, — сказал Леутер. — Пока Красный Герцог не побежден, мы — товарищи по оружию, — рыцарь перевел взгляд на жалкий труп сэра Армана. — Если вы позволите, я помогу вам похоронить вашего сына, прежде чем мы начнем преследовать его убийцу.

— Для моего сына не будет могилы, — ответил граф Эргон. Аристократ повернул голову Армана так, чтобы Леутер мог видеть уродливые раны на шее мертвеца. — Вампир раздробил тело моего сына, а затем позаботился о том, чтобы Арман разделил его нечестивое проклятие. Он обрёк моего сына на вечное проклятие, быть искалеченным чудовищем, ползущим на брюхе среди теней, — граф Эргон поднялся с пола и заковылял к разбитому столу. — Я знаю, что такова была его цель, потому что он угрожал мне такой же участью.

Граф Эргон вытащил из рухнувшего стола длинную деревянную щепку, тщательно проверяя остроту её расколотого конца.

— У сэра Армана дю Мэна не будет могилы, — мрачно сказал он. — Кол в сердце и костёр, чтобы сжечь кости. Это единственный способ избавить моего сына от проклятия вампира.

Ренар провел пальцем по длинной светлой гриве своей лошади, восхищаясь ощущением животного. Как и любой бретоннец, некромант ценил хорошую лошадь, а грациозный, стройный скакун, которого он взял из конюшни графа Эргона, был одним из лучших, каких он когда–либо видел. Крестьянин, даже самый преуспевающий купец, никогда не мог надеяться иметь такое прекрасное животное. Конечно, за деньги его можно было купить, но законы дворянства быстро разделаются с любым крестьянином, который осмелится оседлать такое прекрасное животное.

Некромант улыбнулся и провёл пальцами от прекрасной гривы до развевающейся пурпурной попоны, покрывавшей лошадь. Пурпур был королевским цветом, предназначенным для высшей знати. Эта попона, вероятно, принадлежала самому графу Эргону или, возможно, его жене. Показать королевские цвета — для любого, кто не был рожден благородным, это каралось самым жестоким увечьем.

Сквозь гнилые зубы Ренара вырвался злобный смешок. У него больше не было причин бояться тирании рыцарей и их законов. Не сейчас, не с Красным Герцогом в качестве защитника, не с армией ходячих мертвецов, чтобы встать между ним и петлёй. Он, жалкий крестьянин, поднялся до положения советника и доверенного лица самого могущественного военачальника, которого когда–либо знала Аквитания.

Некромант похлопал по седельным сумкам, висевшим на боках его лошади, до отказа набитым добычей из замка Мэн. У Ренара потекли слюнки, когда он представил себе, что купит. В Муссильоне были книготорговцы и антиквары, которые специализировались на некоторых необычных предметах. Ренар знал одного старого торговца, у которого был экземпляр «Liber Mortis», написанный сильванским некромантом Фредериком Ван Хэлом. Тайн, содержащихся в одном этом фолианте, было бы достаточно, чтобы сделать Ренара самым страшным колдуном в истории Бретоннии. С его возросшей силой и армией Красного Герцога Ренар сможет вырезать королевство из окровавленного тела Аквитании.

Конечно, это означало продолжать управлять вампиром и пытаться контролировать его капризные настроения. Ренара такая перспектива не радовала, но он был уверен, что найдёт выход. Ему нужен был Красный Герцог, вампир всё ещё обладал умом и талантом блестящего военачальника, каким был при жизни. В то же время он сам был нужен Красному Герцогу. Были пределы тому, что могли сделать даже самые могущественные среди немёртвых. Требовалось бьющееся сердце и смертная душа, чтобы полностью использовать ужасные силы Дхара, чёрного ветра магии, силы, поддерживающей меньшую нежить и питающей тёмное искусство некромантии.

Ренар огляделся, наблюдая, как молчаливые ряды зомби и скелетов маршируют по маленькой просёлочной дороге, проделывая долгий путь обратно к Крак де Санг. Теперь, когда Красный Герцог показал свои намеренья, было важно, чтобы они вернулись в крепость и укрепили её от нападения. Нельзя было ожидать, что дворяне Аквитании будут сидеть сложа руки, узнав о возвращении вампира. Крак де Санг представлял собой лучший оплот для ведения оборонительной кампании.

Если Красный Герцог будет придерживаться плана, они смогут сдержать армию, как только его старая крепость будет восстановлена, Вампир объявил, что с неутомимым легионом немёртвых рабочих, замок может быть сделан пригодным к обороне всего за несколько недель.

Ренара это не убедило. Он хотел, чтобы под знаменем вампира маршировало ещё больше тел. Он протестовал против распоряжения Красного Герцога, что трупы графа Эргона и его вассалов должны были быть оставлены гнить в замке Мэн. Красный Герцог решил, что потомок Дюрана дю Мэна и любой, кто был достаточно труслив, чтобы служить ему, не годился для службы законному правителю Аквитании. Ренар никак не мог повлиять на решение вампира. Он мог немного утешиться тем, что Красный Герцог позволил зомби Ренара собрать оружие и доспехи у мёртвых и из запасов замка. Гордость вампира была не выше захвата ресурсов побеждённого врага. Только лошади были оставлены — слишком напуганные неестественным запахом нежити, чтобы с ними можно было справиться в долгом походе. Ренар полагал, что они могли бы перебить этих тварей и оживить их как зомби, но такая перспектива оскорбляла даже его прагматизм. В конце концов, забрали только лошадь, которую Ренар выбрал для себя, и даже это прекрасное животное должно было носить шоры и успокаиваться заклинаниями некроманта, прежде чем направить его к немёртвым воинам.

Некромант повернулся в седле, наблюдая за шаркающими колоннами ходячих мертвецов, следующих за ним. Теперь существ было больше. Ренар предложил Красному Герцогу останавливаться в каждой деревне, мимо которой они проезжали на обратном пути, чтобы «произвести впечатление на солдат», как он выразился. Крестьяне бежали, увидев приближающуюся страшную армию, но обитатели их кладбищ не могли этого сделать. Пройдя через полдюжины деревень, Ренар создал достаточно новых солдат для Красного Герцога, чтобы почти исчерпать запасы оружия, взятого из замка Мэн, удвоив и почти утроив силы, атаковавшие замок.

Слюнявые фигуры вприпрыжку возвращались к колонне, острозубые упыри, которых Красный Герцог послал разведать местность впереди. Вампир предпочитал думать о крадущихся недочеловеках как об охотниках, но единственной дичью, которую эти отвратительные твари умели вынюхивать, была падаль. Они были весьма полезны, находя большие кладбища для Ренара. Судя по их волнению, армия Красного Герцога очень скоро начнёт набирать новых рекрутов.

Ренар пришпорил коня и направился к голове колонны, где совещались Красный Герцог и ужасный лорд-умертвие сэр Корбиниан. Если рыцарь-скелет и произнес что–то в ответ на слова Красного Герцога, то не таким голосом, какой мог бы расслышать Ренар.

— Когда де Гаводан вернётся, мы отправим рыцарей на левый фланг, — говорил вампир своему старому слуге. — Тогда мы разместим лучников за дюнами. Когда Мехмед-бей поведёт своих арабийцев вниз по долине, конница вступит с ним в бой, увлекая его всё глубже в ущелье. Затем, когда он будет лишён возможности продвинуться вперёд из–за наших лошадей, и не сможет отступить из–за напирающих сзади его собственных людей, зажатый с обеих сторон дюнами — тогда мы прольем залп за залпом на головы мерзких язычников!

Вампир повернул голову, когда упыри вприпрыжку вернулись назад. Он улыбнулся первому монстру, который приблизился к нему.

— А, застрельщик, принёсший весточку от моего благородного вассала! Ты потерял своего коня, добрый человек! Возьми одну из наших запасных!

Упырь резко остановился, его клыкастое лицо исказилось в замешательстве, когда вампир заговорил. Существо в тревоге попятилось от Красного Герцога.

Ренар поморщился и разочарованно покачал головой. Что это за новое безумие?

— У него не было лошади, — отрезал некромант. — Если бы вы дали ему лошадь, он бы её съел. Он ни от кого не приносит вестей. Вы послали его искать кладбища, чтобы мы могли украсть тела. Мы крадём тела, я использую свою магию, они оживают, и мы даём им копье, чтобы воткнуть его во врага.

Красный Герцог развернул свою скелетообразную лошадь, устремив тяжёлый взгляд на некроманта.

— Как ты смеешь ездить на лошади своего господина, крестьянин! — вампир махнул рукой, и сэр Корбиниан двинулся вперед, схватив поводья скакуна костлявой рукой. Животное яростно взбрыкнуло, успокаивающие заклинания не смогли смягчить столь близкий контакт с умертвием. Ренар был сброшен на дорогу, и упал на спину. Повелитель упырей ослабил хватку, скакун вырвался и помчался прочь.

Ренар нахмурился и выругался, глядя, как его добыча убегает, а золото и драгоценности сыплются из седельных сумок.

— Чёрные кости Нагаша! Это была моя лошадь! Это было моё сокровище!

— Следи за своим языком, лакей, — предупредил Красный Герцог. — Я терплю твою дерзость только потому, что мне нужен каждый человек, чтобы сражаться с арабийцами, — вампир махнул рукой в сторону скачущей лошади. — Это прекрасное животное возвращается к моему верному вассалу барону де Гаводану. Если ты честно добыл какую–нибудь добычу, он вернёт её тебе.

Закатив глаза, Ренар поднялся на ноги.

— Барон де Гаводан мёртв! Он был таким последние четыреста лет! — некромант развёл руками, указывая на высокие деревья, окаймлявшие дорогу, на зелёные поля за ней. — Это не Арабия! Это Аквитания!

Красный Герцог закрыл глаза, на его лице вспыхнула боль. Он поднял руку ко лбу, вонзая облаченные в броню пальцы в бледную кожу, словно пытаясь вырвать агонию из черепа.

— Где де Гаводан? — потребовал вампир, когда опустил руку.

— Я же говорил вам, — огрызнулся Ренар. — Он мёртв.

На лице Красного Герцога появилось мертвенно-бледная ярость.

— Я спросил, где он, а не что с ним стало!

Ренар пошатнулся, все мысли о потерянном богатстве и силе были изгнаны из него яростью в голосе вампира.

— Он сражался с королём Людовиком в деревне Меркаль и потерпел поражение, — некромант с трудом сглотнул, не зная, как Красный Герцог отреагирует на такую новость. — Люди короля уничтожили их всех. Ни один из них не сбежал.

Хмурый взгляд Красного Герцога приобрел хитрый оттенок.

— Разверните колонну, — приказал он.

— А как насчет Крак де Санг? — запротестовал Ренар.

— Мы не идем в Крак де Санг, — прошипел Красный Герцог. — Мы идем в Меркаль.

ГЛАВА X

Он был скорее мёртв, чем жив, когда его положили на кровать с медным каркасом и толстыми шёлковыми и меховыми покрывалами. Штандарт короля Бретоннии развевался над его головой, закреплённый на подставке рядом с кроватью. Отряд пажей, разодетых в королевские ливреи, кружил вокруг кровати, создавая искусственный ветерок веерами из страусовых перьев. Вокруг шатра сновали оруженосцы, неся кувшины с холодной водой из колодцев Аль Хаикка, охлаждённой магией имперских волшебников. Врачи толпились вокруг него, осматривая каждый палец на руках и ногах, мрачно пытаясь восстановить его жизненные силы. В одном углу шатра суровая жрица Шалльи воздвигла крошечный алтарь и молилась богине милосердия и исцеления о его выздоровлении.

Эль Сиф лишь смутно осознавал всё это, его мысли возвращались к засаде в пустыне и странному тёмному рыцарю, который был и его спасителем, и его губителем.

— Он не выживет, — голос барона де Гаводана был резок от разочарования. — Все врачи говорят одно и то же. Они не могут остановить яд. Даже арабийцы не знают, что за яд у него в жилах. Нет никакой надежды.

— Это не геройская смерть, — горько заметил маркиз д'Эльбик. — Лежать в постели, а эти проклятые доктора и их пиявки высосали из него всю жизнь! Лучше бы он умер в доспехах, сражаясь с грязными язычниками!

— Смерть героя или нет, — заявил барон де Гаводан, — но мы должны признать, что герцог Аквитанский не оправится.

— Тогда, если ему суждено умереть, пусть он умрёт на бретоннской земле! — царственный голос короля Людовика Праведного был резок от усталости и отчаяния. — Эта мерзкая земля и так уже забрала слишком много нашей крови. Она не получит его!

— Будьте благоразумны, Ваше Величество, — взмолился барон де Гаводан. — Он долго не протянет. Было бы глупо и жестоко отослать его обратно в Аквитанию. Пусть его тело отвезут назад вместе с другими благородными мертвецами, когда мы покинем эти проклятые пустыни.

— Женитьба на твоей дочери не делает тебя моим отцом, — едко ответил король. — Ни один человек в крестовом походе не сражался так благородно и так хорошо за наше дело, как герцог Аквитанский. Мы не можем оказать ему такой чести, которая была бы слишком велика.

— Но он умирает, — настаивал барон де Гаводан. — Мы должны думать о будущем. Должен быть новый герцог Аквитании. Вы, сир, следующий в наследовании. Логично, что именно вы принимаете на себя его обязательства.

— Пусть он вернётся домой со всеми титулами и почестями, — сказал король Людовик голосом, полным печали. — Лишь мошенник будет действовать подобно шакалу в такое время, — голос короля стал тверже. — Вот мой указ: вассалы герцога должны немедленно доставить его в замок Аквин. Почётный караул проведет их через пустыню, и самый быстрый корабль флота будет в их распоряжении, когда они достигнут Лашика. При возвращении герцога в Аквитанию будут приняты все меры, соответствующе его благополучию и достоинству. Если это в силах человека, мы вернём его в его владения, чтобы он мог любоваться зеленью Бретоннии, прежде чем попадёт в объятия Леди.

— Как скажете, сир, — ответил де Гаводан. — Необходимо принять все меры.…

Сэр Марольф потряс спящего крестьянина за плечо. Руки мужчины мгновенно метнулись к копью, прислонённому к земляной стене. Его голова резко поворачивалась, как у какой–то огромной птицы, глаза изо всех сил пытались пронзить и темноту, и остатки сна в уголках глаз.

Рыцарь ободряюще похлопал испуганного крестьянина, призывая его успокоиться. Нападение, которого опасался Марольф, еще не обнаружилось. И всё же он хотел, чтобы этот человек был бдителен. Потому что атака была неизбежна. Никогда в жизни Марольф не был так уверен в чём–либо.

По иронии судьбы именно то, о чём отчаянно молился рыцарь, безжалостно забирало силы защитников Меркаля. Ему нужно было время — чтобы укрепить оборону Меркаля, убедить местных эрлов и маркизов в том, что в их интересах послать войска для защиты кучки крестьянских лачуг и полузабытой часовни.

Большинство лордов смеялись над мольбами Марольфа, насмехаясь над его утверждениями, что Красный Герцог вернулся. Возможно, если бы он завершил свои поиски и стал рыцарем Грааля, они бы прислушались к нему, но Марольф выбрал другой путь. Теперь, более чем когда–либо, он понимал ту пропасть, которая отделяла его от рыцарей, к которым он когда–то принадлежал.

Ещё оставалась надежда, что боги растрогают сердца некоторых лордов, которые не смеялись над ним. Даже дюжины рыцарей и нескольких дюжин воинов могло хватить, чтобы удержать часовню Серейн и кладбище вокруг неё. Достаточно, чтобы расстроить планы Красного Герцога и разбить зло, прежде чем оно проявится в полную силу.

А до тех пор Марольфу придется довольствоваться имеющимися в его распоряжении войсками. В добровольцах из самого Меркаля недостатка не было — все здоровые мужчины, а также некоторые с сомнительным здоровьем, взялись за оружие, чтобы защитить свой дом. Человек, которого он разбудил, Трежан, который теперь так яростно сжимал копье, всего несколько дней назад всего лишь разводил кур. Он никогда не делал ничего более воинственного, чем выгонял лис из своих курятников с помощью толстой дубинки и громкого голоса. И всё же, когда Марольф объяснил Трежану опасность, грозившую деревне, он не колебался. Мысль о встрече с ходячими мертвецами приводила крестьянина в ужас. Мысль о том, что его семья и дом будут уничтожены этими тварями, была ещё ужаснее.

Все воины-крестьяне Марольфа были напуганы, и по мере того, как часы превращались в дни, этот страх только рос. Они не могли есть, не могли спать, не могли думать ни о чем, кроме ужасной гибели, нависшей над их деревней. Время изматывало их, страх разъедал их до тех пор, пока они в изнеможении не падали на своих постах. Эти люди не были ни рыцарями, ни воинами. Это были фермеры и свинопасы, бондари и кожевенники — люди, для которых мысль о войне была почти так же ужасна, как и сам Красный Герцог.

Рыцарь оставил Трежана и продолжил свой путь вдоль траншеи. Крестьяне усердно трудились, чтобы построить оборонительные валы вокруг часовни Серейн и её кладбища. Конечно, инженеры герцога Гилона могли бы сделать это лучше, но на Марольфа произвело впечатление то, как жители деревни следовали его приказам. Он предположил, что это, в конце концов, лишь немного отличается от рытья дренажного рва или ирригационной канавы, но это было бы так же эффективно против кавалерийской атаки. Выкопанная земля была сложена в невысокие насыпи, образуя зигзагообразный барьер вокруг кладбища, достаточно высокий, чтобы человек мог спрятаться за ним, но достаточно низкий, чтобы они не могли скрыть продвижение врага.

Марольф поднялся из траншеи, оглядывая встревоженные, усталые лица своих людей. Он видел, как неуютно они чувствуют себя со своим импровизированным оружием — грубо сделанными копьями, сельскохозяйственными орудиями, привязанными к шестам, ржавыми топорами и булавами, украденными с какого–то древнего поля битвы. Все это казалось им странным — мысль о том, чтобы носить оружие и защищать свои дома. Для Марольфа это тоже было странно. После стольких лет рыцарь не ожидал, что когда–нибудь снова поведёт людей в бой, будь то крестьяне или дворяне. Он мог только уповать на богов, что его руководство и их мужество не окажутся недостаточными.

Укол вины пронзил сердце Марольфа. Рыцарь перевёл взгляд с траншеи и её защитников на огромное кладбище за ними. Кладбище было во много раз больше самого Меркаля и росло с каждым годом. Многие из тех, кто был похоронен здесь, принадлежали к рыцарскому сословию, нашедшие здесь своё последнее пристанище, чтобы быть рядом с часовней Серейн и рыцарю Грааля, погребённому внутри.

Именно часовня и её священная аура должны были привлечь сюда Красного Герцога. Вампир придёт за тем, что было тайно похоронено под часовней. Марольф не мог позволить Красному Герцогу вторгнуться в эти скрытые катакомбы. Это было важнее, чем его собственная жизнь и жизнь жителей деревни. Часовню Серейн нужно было защищать до последней капли крови, если понадобится. Чтобы быть уверенным в этом, рыцарь придумал жестокую ложь.

Марольф сказал жителям деревни, что самое безопасное место для них — это благословенные стены часовни. Пока мужчины обороняли кладбище, их семьи укрылись в храме с мраморными стенами. Они никогда не догадывались, что их безопасность была иллюзией, что вместо этого они оказались в самом центре надвигающейся бури. Правда, чары, наложенные на часовню, помешают Красному Герцогу поднять мертвых, погребённых под ней, или тех, кто похоронен на близлежащем кладбище. Но священные обереги были не настолько сильны, чтобы сдержать вампира или нежить, которые уже маршировали под его знаменем.

Пальцы рыцаря пробежали по ворону, вышитому на его плаще. Это была коварная уловка, но есть вещи поважнее чести и рыцарских клятв. Боги поймут. Пусть они сами судят о его поступках.

— Вы ожидаете, что они придут сегодня вечером, милорд? — вопрос исходил от седого старого крестьянина. Несмотря на свой возраст и нехватку зубов на нижней челюсти, Жано был крепко сложен, с широкими плечами и мускулистыми руками под грубой тканью одежды. На нём был кольчужный койф^[5], и капюшон был откинут назад, образуя на шее железный шарф. Кусочки чеснока были привязаны к манжетам рукавов и приколоты к поясу. Булава всадника, поверхность которой была изъедена временем, болталась на веревке, привязанной к его запястью.

— Они уже опаздывают, — сказал Марольф Жано. В отличие от деревенских жителей, Жано понимал, что такое война. Он был пилигримом Грааля, единственным человеком в Меркале, который знал рыцаря, похороненного в часовне Серейн, когда тот был жив. Когда он был мальчиком, на деревню Жано напали орки. Жестокие мародеры были остановлены появлением одинокого рыцаря, который дал им бой и нанёс такой урон, что монстры бросились обратно в горы. С того дня Жано следовал за рыцарем по всей стране, возглавляя небольшой культ, почитавший воина как живого святого. Культ пилигримов следовал за своим рыцарем по всей Бретоннии, сражаясь рядом с ним во многих битвах. Когда он наконец умер и был похоронен в часовне Серейн, Жано и другие пилигримы остались сторожить его могилу.

Первых боевых пилигримов уже не было, только Жано, но их место заняли другие, люди, которые слышали рассказы о рыцаре Грааля и искали спокойствия в служении духу святого воина. В Меркале была всего дюжина пилигримов, но Марольф считал, что ему повезло с ними. Они были ближе всего к настоящим воинам, на которых он мог рассчитывать.

Вместо того чтобы рассеять пилигримов вдоль траншеи, Марольф держал их подальше у самой часовни, в резерве, чтобы отразить нападение Красного Герцога. Он предпочёл бы отряд быстрых всадников, но Марольф подумал, что в тесноте кладбища пешие пилигримы могут оказаться более маневренными.

Марольф уставился на боевых пилигримов — разношёрстную группу неопрятных людей, одетых в грубые домотканые одежды, каждый из которых нёс на себе что–то вроде доспехов. У одного на шее на кожаном ремешке висел наруч, у другого наплечник был привязан к голове наподобие шлема. Каждый из них носил обрывок доспеха не для защиты, а как талисман, поскольку каждый был взят из могилы их рыцаря Грааля. Темноволосый пилигрим по имени Жирар нёс тяжелую шкатулку с реликвиями, прикреплённую к крепкому посоху из кленового дерева, на маленьких деревянных дверцах было выгравировано грубое изображение Грааля. В самом ящике лежали шлем рыцаря Грааля и расколотый череп его боевого коня. Для пилигримов это были самые священные реликвии, столь же важные для них, как сам Грааль для рыцарей королевства. Как крестьяне, они никогда не могли надеяться увидеть Леди или испить из чаши Грааля; всё, что они могли сделать, это отдать дань уважения рыцарю, который это сделал.

Это было чувство, которое Марольф мог оценить, ибо Грааль был потерян для него, хотя в его случае причиной был его осознанный выбор, а не рождение не в том сословии.

Одетый в чёрное рыцарь смотрел, как темнеют небеса. Грозовые тучи неслись по ночному небу, затмевая звезды одну за другой. Его плоть покрылась мурашками, когда его дух ощутил действие грязной магии в воздухе. Марольф мрачно обнажил меч.

— Приготовь своих людей, — приказал рыцарь Жано. — Пошли самого быстрого из них предупредить жителей деревни.

Проходящий сквозь стальную маску шлема голос рыцаря был подобен металлическому ворчанию.

— Ожидание закончилось.

Скелетообразный скакун Красного Герцога промаршировал по грязной тропе, что была главной магистралью Меркаля. Если не считать нескольких свиней и кур, деревня была пустынна и тиха, как могила.

Облачённые в доспехи скелеты шли перед ним, ломая плетёные двери каждой хижины, мимо которой они проходили, обыскивая каждую лачугу в поисках скрывшихся обитателей. Вампир чувствовал сильный запах пряностей и соленого морского воздуха, когда его войска захватили Лашик, прочесывая город в поисках корсаров султана. Язычникам-пиратам не было пощады; как только их находили, их вытаскивали на улицу и обезглавливали. Для таких отвратительных злодеев это была хорошая судьба.

Развернув коня, Красный Герцог закрыл глаза, заставляя себя сосредоточиться. Когда он повернул своего коня обратно, белые стены Лашика ушли в воспоминания, а глинобитные хижины и соломенные крыши Меркаля вновь обрели резкий рельеф. Вампир раздражённо зарычал, когда пара скелетов повалила соломенную хижину и начала просеивать обломки, ища кого–нибудь, оказавшегося внутри.

Они не найдут в соломенной хижине барона де Гаводана и отряд немёртвых рыцарей, которых он использовал, чтобы напасть на Меркаль. Красный Герцог знал, что его трэлл где–то рядом, он ощущал сохранившуюся сущность другого вампира как тупую боль в затылке. Он не был уверен, каким образом барон де Гаводан был побеждён, он только знал, что тот побеждён. Даже не король Людовик и его придворные рыцари сломили де Гаводана, потому что, когда Красный Герцог встретил короля на поле Церен, недостатка в кавалерии у противника не было. Даже в качестве приманки барон де Гаводан был сплошным разочарованием.

Ренар крался по улице, окружённый стаями упырей. Выродившиеся каннибалы и некромант и всё ещё оставались живыми существами, способными действовать более свободно, чем истинная нежить. Не требовалось части магической силы вампира, чтобы заставить его живых вассалов приложить ещё больше усилий, только рычащий приказ.

Вытянутое лицо некроманта исказилось от недовольства. Ренар считал себя слишком важной персоной, чтобы заниматься простой разведкой. Это было одновременно унизительно и угнетающе — быть посланным впереди армии Красного Герцога, посланным обнюхивать местность бок о бок с отвратительными упырями.

Красному Герцогу было наплевать на мнение Ренара. Единственной целью крестьянина было повиноваться воле своего господина.

— Впереди у нас могут быть неприятности, — сообщил Ренар вампиру. Красный Герцог хмуро посмотрел на тощего человека, и ему не понравились угрюмые нотки в его голосе.

— Жители деревни… они собрались на кладбище… построили земляные укрепления… сделали копья, — Ренар добавил в свой голос здоровую дозу раскаяния, заметив недовольство вампира. — В центре кладбища есть часовня. Я чувствовал исходящую от неё силу… силу, противоположную той, что поддерживает нежить.

Красный Герцог кивнул, переваривая сообщение Ренара.

— Тогда твоя задача — захватить часовню и разрушить её чары. Возьми с собой упырей.

Глаза Ренара наполнились страхом.

— Моя магия будет бесполезна! — запротестовал он. — Я не смогу вызвать ни одного трупа из земли, освящённой таким образом.…

— Тогда тебе просто придётся разрушить чары, — прорычал Красный Герцог. — Твои заклинания были достаточно сильны, чтобы разрушить обереги, которые удерживали меня в моей могиле. Их должно быть достаточно, чтобы сломать те, что защищают часовню.

Ренар покачал головой.

— У меня было время изучить заклинание, наложенное на вашу могилу. Я понятия не имею, какая магия охраняет это место!

Вампир обнажил клыки.

— Тогда ты всё узнаешь по ходу дела, смертный. Возьми упырей и обойди вокруг кладбища. Я поведу свои войска в лобовую атаку на их укрепления. Когда защитники соберутся вокруг меня, чтобы отбить атаку, тогда вы падёте на них сзади и обрушитесь на часовню.

Всё ещё сомневаясь, некромант поёрзал в своём длинном чёрном облачении.

— Господин, а что, если я не смогу разрушить чары? Всё это будет напрасно. Разве не разумнее найти друго…

— Если твоя магия недостаточно сильна, чтобы служить мне, тогда ты бесполезен для меня, крестьянин, — прошипел Красный Герцог. Он махнул рукой, подзывая к себе скелетообразного сэра Корбиниана. Закованное в броню умертвие уставилось на Ренара глазами, горящими ведьмовским огнем. — Сэр Корбиниан будет сопровождать вас. Он защитит вас и проследит, чтобы вы благополучно добрались до часовни. Если тебе не удастся разрушить чары, он снимет твою червивую голову с плеч.

Ренар задрожал, услышав, как вампир произносит приговор. Однако, взглянув на Красного Герцога, он понял, что чудовище больше не желает слушать никаких отговорок. Решение злодея было принято. Теперь делом некроманта было служить или умереть.

Смирившись со своей судьбой, Ренар повёл упырей прочь. Они обойдут деревню Меркаль и нападут на кладбище из редкой рощицы, окаймлявшей его с севера. Когда некромант удалился, костлявая фигура его защитника и потенциального палача не отставала от него, костлявый кулак сжимал рукоятку ржавого клинка.

— Пускайте стрелы! Пускайте стрелы!

Сэр Марольф взмахнул над головой мечом, и свет факела заиграл на стали. В неестественном мраке, окутывавшем кладбище, клинок рыцаря действовал как знамя, привлекая крестьян к нему. Он рискнул оглянуться через плечо, пытаясь разглядеть в темноте, сколько людей покинуло свои позиции, чтобы усилить сражающийся южный фланг.

Слишком мало и слишком медленно, решил Марольф. Большинство жителей деревни никогда не участвовали даже в драке в таверне, не говоря уже о настоящей схватке не на жизнь, а на смерть. Он видел, как несколько человек, парализованных страхом, цеплялись за стены своих канав, словно младенцы за материнскую грудь. Если бы только местные лорды прислушались к нему. Если бы только они послали ему несколько дюжин воинов и горстку рыцарей.

Марольф упрекнул себя за эти мысли. Не было смысла желать того, чего не будет, и не было смысла бранить испуганных людей за их страх. Всё было в руках богов.

Атака Красного Герцога была безмолвной и внезапной. Первым их заметил один из боевых пилигримов Жано. Человек покинул траншею, чтобы облегчиться, и взобрался назад за оборонительные укрепления, бормоча что–то об отряде мертвецов, марширующих из деревни Меркаль. Через минуту первый из зомби появился в мерцающем кольце света, отбрасываемого их факелами.

Стрелы свалили нескольких гниющих существ, но даже то, как они падали, беззвучно и со странным движением, больше похожие на сломанные марионетки, чем на умирающего человека, вызывало чувство ужаса у крестьян-лучников. С каждым залпом их стрельба становилась все более беспорядочной и неточной. Поначалу удивительно меткие, очень скоро их стрельба стала такой же небрежной, как у любого хихикающего сумасшедшего гоблина. Марольф и Жано были вынуждены постоянно отдавать приказы, чтобы лучники выпускали стрелы в приближающуюся орду.

Несмотря на неряшливую стрельбу из лука, ряды зомби значительно поредели к тому времени, когда достигли земляных стен. Немёртвые неуклюже карабкались по барьеру, пытаясь перелезть через рыхлую землю. Крестьяне и пилигримы, притаившиеся в траншеях, поднялись, вонзая в них копья, пронзая разлагающихся тварей, чтобы паломники, вооружённые дубинками и булавами, могли разбить их гниющие черепа.

Марольф осмелился предположить, что они удержат позицию, пока вторая волна нападающих не появилась позади зомби. Это были лишённые плоти останки людей, живые скелеты, извлечённые из древних могил. Они носили более тяжелые доспехи, чем лохмотья и обрывки одежды зомби, и в каждом костлявом кулаке был стальной меч или железное копье. По численности и вооружению скелеты намного превосходили людей Марольфа.

Кровь застыла в жилах рыцаря, когда он посмотрел мимо марширующих скелетов и увидел их ужасного генерала. Сидя на призрачном коне, закованном в багряную броню, что блестела в свете факелов, лицо вампира было искажено маской злобного удовольствия, когда он наблюдал, как его чудовищное воинство приближается к крестьянам. Марольф был знаком с нежитью. По всей Бретоннии и за её пределами он сражался с их мерзким видом во имя своего бога. Он проник в тайные склепы нескольких вампиров и принёс им правосудие Морра. Но это существо было другим — это было чудовище, чьи деяния не давали Аквитании покоя на протяжении веков. Это был не безымянный демон ночи, это был Красный Герцог, чёрная легенда, вернувшаяся, чтобы отомстить живым.

Впервые за многие десятилетия Марольф почувствовал, как по его венам пробежал страх. Он посмотрел на восток и запад, не обнаружив ни одной стороны кладбища, подвергшейся нападению. Возможно, ещё оставалось время для побега. Он мог приказать отступать, оставив Жано и его пилигримов сражаться в арьергарде, в то время как остальные бы бежали.

От этой мысли ему стало стыдно. На карту было поставлено гораздо больше, чем его жизнь и честь. Красному Герцогу нужно было помешать войти в часовню Серейн, даже если это будет стоить им всем жизни. Прямо сейчас вампир представлял собой угрозу. Если бы он смог вернуть тела своих побеждённых рыцарей, Красный Герцог стал бы грозой для всей Бретоннии.

Марольф взмахнул над головой мечом, призывая крестьян-лучников выпустить стрелы в приближающуюся орду. Он выждал ровно столько, чтобы услышать первый залп, и снова повернулся к траншее, и тут же бросился на помощь крестьянину-копейщику, когда тот рухнул под объединенным натиском зомби и скелета. Человек закричал от ужаса, когда зомби прижал его к земле, истлевшие пальцы твари вцепились в одежду человека. Скелет поднял ржавый бронзовый топор и приготовился размозжить голову кричащему крестьянину.

Бесшумный, как сама нежить, облачённый в тёмное одеяние сэр Марольф бросился на чудовищ. Его меч врезался в руку скелета, разрубив её надвое, отбросив топор и предплечье в темноту. Тем же жестоким взмахом Марольф нанёс режущий удар, рассекая череп зомби, вскрывая разлагающуюся голову, как горшок прогорклого варенья. Существо содрогнулось и рухнуло на крестьянина, его жирные мозги стекали по гнилой морде. Марольф добил лишившийся оружия скелет ударом клинка в спину, который сломал позвоночник и оставил врага дёргаться на полу траншеи.

Спасённый крестьянин с бледным от ужаса лицом выбрался из–под неподвижного зомби. Человек даже не взглянул на своё брошенное копье, а вместо этого повернулся и с криком убежал с поля боя.

Марольф смотрел, как беглец, спотыкаясь, пробирается через кладбище. Он не мог винить этого человека за его ужас, как бы сильно он ни обрекал их всех на гибель. Был предел тому, что можно было ожидать от крестьян, не сведущих в военном искусстве.

Рыцарь быстро забыл об убегающем крестьянине, заметив движение среди надгробий. Это было не здоровое движение людей, а отвратительный торопливый бег нечеловеческих существ. Марольф был достаточно знаком с повадками нежити, чтобы распознать звериную возню упырей.

Он проклинал себя за глупость. Он позволил себе сосредоточиться на Красном Герцоге как на чудовище, забыв, что тот был прежде всего этого человеком — человеком, который вёл армии в бой. Казавшаяся бессмысленной атака на земляные укрепления не была бездумной атакой монстра, это был расчётливый финт тактика. Пока Марольф концентрировал свои силы, чтобы отразить атаку Красного Герцога, рыцарь открыл путь более ловким рабам вампира, чтобы те проникли на кладбище сзади.

— Жано! — воскликнул Марольф. — На нас напали сзади! Выходите из боя! Возвращайтесь в часовню!

Приказ рыцаря, должно быть, был услышан Красным Герцогом. Свирепость атаки сразу же возросла, дикая жизненная сила наполнила скелетов и зомби, пытавшихся захватить траншею. Призрачная фигура в прозрачном белом одеянии появилась среди лучников, её красивое лицо превратилось в оскаленный череп, когда она открыла рот и издала оглушительный вопль, который заставил людей упасть на колени.

Марольф стиснул руками шлем, пытаясь заглушить крик баньши. Даже когда её крик пронзил его мозг, как кусок раскалённого железа, рыцарь не дрогнул. Он решительно повернулся и побежал обратно к часовне.

Его меч скользнул, рассекая шею упыря, пирующего на теле пилигрима. Каннибал рухнул на свою жертву. Второй упырь встал на дыбы, её челюсти были покрыты запёкшейся кровью, а между клыков застрял человеческий палец. Марольф ударил ногой, и его сапог превратил лицо твари в месиво. Упырь заскулил словно побитая дворняжка, и бросился прочь.

Марольф отвернулся от этого жестокого зрелища и снова бросился к часовне. Он увидел тощую фигуру в поношенном чёрном облачении, стоящую перед ступенями часовни и протягивающую длинные руки к зарешеченным дверям. Это был не упырь, а человек. У Марольфа всё внутри сжалось от отвращения. Существовал только один вид смертных, потерявших достаточно достоинства, чтобы иметь дело с вампирами и упырями. Как правило, рыцарь старался оставаться бесстрастным в отношении убийства, но уничтожение некроманта было одним из удовольствий, которое не могло подавить никакое количество благочестивого спокойствия.

Когда Марольф приблизился к часовне, ещё одна пара упырей оторвалась от своей каннибальской трапезы. Он с хрустом вонзил свой меч в плечо одного из них, оставив существо лежать на могиле, а из разорванных вен упыря хлынула кровь живого существа. Второй монстр набросился на него, растопырив длинные когти, чтобы разорвать плоть рыцаря. Марольф уклонился от выпада, а затем, когда зверь пронёсся мимо, обрушил клинок вниз. Меч вонзился в спину упыря, рассекая его надвое выше пояса. Инерция искалеченного монстра заставила его отрубленные половинки покатиться по могилам.

Ренар в тревоге обернулся, когда мрачный рыцарь приблизился. Некромант поднял руки перед собой, почти в мольбе. Марольф остался невозмутим. Он чувствовал, как вокруг злого колдуна собирается сила. Он указал мечом на Ренара, давая понять, что негодяй не может рассчитывать на пощаду.

Некромант ухмыльнулся, а затем пустил в ход заклинание, которое только что сотворил. Марольф почувствовал резкое жжение на груди, когда маленький талисман в виде ворона, который он носил, раскалился докрасна, вспыхивая энергией, поглощая чёрную магию, направленную против рыцаря. Усмешка Ренара превратилась в выражение ужаса, а Марольф продолжал двигаться к часовне.

Внезапно перед Марольфом возник новый противник — жуткая фигура, неуклюже вышедшая из тени часовни. Марольф заколебался, когда скелет в доспехах поднял свой ржавый меч и отсалютовал ему на манер рыцаря, бросающего вызов. В колдовских огнях, горевших в глазницах черепа лорда умертвий, не было человечности, но какая–то часть человека всё ещё оставалась в костях чудовища.

Марольф не удостоил умертвие ответным приветствием. Такие приличия были для живых, а не для нежити. Вместо этого рыцарь бросился на скелетоподобное чудовища, его меч сверкнул в смертельной дуге. Взмах меча Марольфа прошёл мимо плеча его врага, и умертвие проявило неожиданную ловкость, уклоняясь от атаки. Лишённый плоти череп ухмыльнулся Марольфу, когда ржавый меч твари ударил по наплечнику рыцаря с такой силой, что доспехи чуть не сорвало с креплений.

Затем последовала мрачная дуэль, человек против монстра, живой против нежити. Удар за ударом, атака за атакой, оба воина сражались с одинаковым мастерством. Но мастерство было наименьшим из неравенств этой жуткой дуэли. Секунды растягивались в минуты, и сила Марольфа начала угасать. Напряжение мышц, усталость плоти, боль от ран — всё это начинало подтачивать мастерство рыцаря. Страх неудачи преследовал каждую его мысль, оскверняя чистоту его владения мечом. Марольф знал, что если он падет, часовня будет взята, Красный Герцог вернёт к отвратительной бессмертной жизни свою нечистую армию.

Умертвие же не отвлекалось на подобные вещи. Его мускулы превратились в пыль, плоть — в смутное воспоминание, раны — не более чем порезы, нанесённые на бесчувственную кость. Страх не волновал его разум, только нерушимый приказ, отданный его хозяином. С каждым мгновением Марольф слабел, но сила лорда-умертвия оставалась неизменной.

В конце концов клинок сэра Корбиниана проскользнул мимо защитной стойки Марольфа. Ржавый меч прошёл сквозь подмышку рыцаря, глубоко вонзившись в тело под доспехами. Тварь выдернула клинок, и поражённый Марольф рухнул к её ногам. Скелет мрачно поднял меч и отсалютовал смертельно раненному рыцарю.

Красный Герцог наблюдал, как его рабы выносят тела из катакомб под часовней Серейн. Ренар не смог полностью стереть магическую защиту, наложенную на гробницу, но ему удалось уменьшить ее эффективность настолько, чтобы позволить нежити проникнуть в её стены.

Вампир бросил удивлённый взгляд на изможденного некроманта. На самом деле это была блестящая идея, настолько простая, что Красный Герцог знал, что он никогда бы до неё не додумался. Столкнувшись лицом к лицу со смертью за то, что не смог полностью разрушить чары, Ренар сделал отчаянное предложение. Если они не могут поднять чёрных рыцарей из их гробниц, то почему бы не вытащить их из их гробниц?

— Лучше бы это сработало, — пригрозил Красный Герцог, когда зомби вынесли из часовни последнюю груду костей. Вампир кинул быстрый взгляд на кладбище и свежие тела, разбросанные там. После прорыва последних укреплений, немёртвые предстали перед жителями деревни, съёжившимся внутри часовни. Только несколько крестьян избежали резни, убежав в лес. Упыри выслеживали их даже сейчас.

— Уверяю вас, так и будет, ваша светлость, — ответил Ренар, стараясь унять дрожь в голосе. Некромант указал на груды костей, разбросанных по всему кладбищу, каждое тело рыцаря было собрано в прежнем виде вместе с останками лошади. — Резня крестьян наполнила это место тёмной силой. Даже святость часовни теперь не может защитить это место.

Эль Морсильо топнул копытами, когда Красный Герцог склонился с седла.

— Тогда займись своим делом, — сказал вампир Ренару.

Некромант чуть не задохнулся, когда его окатило зловонное дыхание хозяина-нежити. Поспешно кивнув в знак согласия, Ренар собрал свои принадлежности: чёрные свечи, сделанные из жира убитых людей, череп мертворождённого, три пряди волос, сорванные с головы повешенного, пузырёк с землей из могилы чародея. Ренар нарисовал вокруг себя круг из раздробленных костей мутанта и сел. Его голос звенел над кладбищем, усиленный силой, большей, чем сила лёгких из плоти, некромант призывал смертельные ужасные силы тьмы, привлекая кошмарные энергии, использованные много веков назад ужасным Нагашем, повелителем нежити.

Тела дёргались, когда вокруг них заклубились тёмные испарения, просачиваясь из самой земли. Первыми поднялись недавно убитые крестьяне, их свежие тела легко впитывали в себя нечистую энергию Дхара. Изломанные и изрубленные, искалеченные тела начали неуклюжими, отрывистыми движениями подниматься на ноги. Новые зомби были отвратительны, их кровавые раны были свежими и покрытыми коркой крови, их одежда была забрызгана грязью битвы и смерти. Пустые глаза смотрели с безжизненных лиц, когда нежить замерла в ожидании команды своего хозяина.

Древние кости чёрных рыцарей Красного Герцога медленнее впитывали гибельную силу, вызванную некромантом, но вскоре они тоже начали меняться. Раздробленные скелеты начали снова соединяться вместе, образуя законченные тела. Люди и лошади вскакивали на ноги, громыхая костями и ржавыми доспехами. Восставшие скелеты разминали конечности, словно проверяя восстановленные движения и силу. Подобие воли оставалось в телах умертвий, и каждый шёл к своему коню, когда его тело восстанавливалось, садясь в истлевшие седла, размахивая проржавевшими мечами и копьями, когда они приветствовали своего одетого в багровое повелителя.

Красный Герцог удовлетворенно улыбнулся, наблюдая, как его армия восстанавливается после собственного разрушения. С крестьянами Меркаля, чёрными рыцарями из катакомб и похороненными мертвецами с кладбища, вампир теперь имел силу, насчитывающую не сотни, а тысячи. Он был готов встретиться с герцогом Гилоном и свергнуть его с трона, дарованного ему узурпатором.

Мысли об украденном герцогстве отвлекли вампира от воскрешения его армии. Вместо этого он сосредоточился на тяжёлом гробу, который его рабы вытащили из катакомб. В отличие от чёрных рыцарей, тело барона де Гаводана не шевельнулось в ответ на заклинание Ренара. Чтобы оживить вампира, нужна совсем другая магия.

Красный Герцог указал на ожидавшую его пару скелетов, облачённых в доспехи могильных стражей, взятых из руин Крак де Санг. Между собой могильная стража несла пленника, предводителя боевых пилигримов, сражавшихся до последнего, чтобы защитить часовню. В награду за их упорство Красный Герцог отметил Жано для особой смерти. По его команде могильный страж наклонил борющегося человека над открытым гробом. Лицо Жано было обращено к пыльным костям поверженного барона де Гаводана.

Один из скелетов провёл ржавым кинжалом по горлу пилигрима, и в гроб хлынул поток крови. Могильный страж держал свою зарезанную жертву над гробом, пока из неё вытекала жизнь. Только когда человек превратился в мертвую оболочку, они позволили ему опуститься на землю, и его обескровленное тело уже втягивало в себя нити Дхар.

Серый дым вырвался из гроба, когда произошла ужасная метаморфоза. Свежая кровь убитого Жано вступила в реакцию с древними костями барона де Гаводана. Плоть и мускулы начали расти на голых костях, волосы полезли из голого черепа. В считанные минуты тело вампира восстановилось из самой пыли своего распада.

Красный Герцог бесстрастно наблюдал, как худая рука вцепилась в край гроба. Скривившееся лицо барона де Гаводана высунулось из клубящегося дыма, когда он выпрямился. Барон криво усмехнулся своему господину.

— Хозяин, — прошипело существо.

— Ты подвёл меня, — заявил Красный Герцог. Он взмахнул облачённым в кольчугу кулаком, и могильная стража приблизилась к гробу. Барон де Гаводан вздрогнул, когда скелеты попытались задвинуть крышку его гроба на место.

— Четыреста семьдесят восемь лет я был заперт в собственной гробнице, — заявил Красный Герцог. Он ткнул пальцем в скрюченного барона де Гаводана. — Я страдал из–за твоей неудачи здесь. Теперь ты узнаешь, какие муки я претерпел. Когда двери этой часовни снова закроются, они не позволят никому из нежити проникнуть внутрь гробницы, — на лице Красного Герцога появилась жестокая улыбка. — Войти… или выйти.

Ужас пробрался на уродливое лицо барона де Гаводана.

— Нет, хозяин! Я был верен! Я выполнил ваш приказ! — он всё ещё протестовал, распинаясь о своей верности, когда могильный страж захлопнул крышку его гроба. Затем они решительно отнесли гроб обратно в часовню. Красный Герцог проводил их взглядом. Барон де Гаводан ещё долго будет размышлять о своём вероломном предательстве.

И долго думать о том, сколько бы он отдал, чтобы снова почувствовать вкус крови.

Красный Герцог отвернулся от часовни. На лице вампира промелькнуло раздражение, когда он заметил одно из тел, всё ещё неподвижно лежащих на земле. Красный Герцог сделал знак сэру Корбиниану. Лорд-умертвие подошёл к оскорбительному трупу и поднял его с земли. Облачённое в броню тело застонало от боли. Теперь Красный Герцог узнал этот не-совсем-труп. Это был тот самый рыцарь, который так тщетно и доблестно пытался лишить его доступа в часовню.

— Приведите его ко мне, — приказал Красный Герцог сэру Корбиниану. Лорд-умертвие склонил голову и потащил смертельно раненного рыцаря к вампиру. Красный Герцог уставился на умирающего Марольфа. Он нагнулся и сорвал шлем с головы рыцаря, жестоко улыбнувшись, когда увидел измождённое лицо своего врага, бескровный цвет его кожи. Несмотря на быстро приближающуюся смерть, в глазах рыцаря всё ещё был вызов.

Красный Герцог мог бы сломать шею Марольфу, как прутик, но ему пришла в голову другая мысль. Барон де Гаводан был отправлен в неспокойную могилу, вампиру мог понадобиться кто–то, кто повёл бы его армию в бой. Кто–то, у кого было больше мужества для этой работы, чем у крестьянина вроде Ренара, и больше разума, чем упыря или баньши.

Красный Герцог холодно откинул кольчужный койф с головы Марольфа, обнажив шею человека. Поняв, что задумал вампир, рыцарь слабо попытался вырваться.

— Ты растратил свою жизнь, защищая этих крестьян, — заявил Красный Герцог. — Теперь ты будешь служить более благородному господину.

Марольф закричал, когда клыки вампира вонзились ему в горло.

ГЛАВА XI

— К вёслам, парни! Эта шаланда направляется прямо к гробу Маннана!

На палубе большого парусного каррака бретоннцев царила суматоха: матросы сновали туда-сюда, пытаясь выполнить отчаянные команды помощников капитана. Крикливый матрос, объявивший о гибели корабля, получил удар в лицо от разъярённого капитана. Он рухнул на безумно накренившуюся палубу, его нос стал красным пятном на лице.

Для пассажиров каррака не было никаких сомнений в том, что судно обречено. Через три дня после отплытия из Лашика корабль начал тонуть, вода хлынула в трюм. В течение часа каррак начал сильно крениться на левый борт, не обращая внимания на попытки экипажа исправить крен, перемещая груз и балласт.

Маркиз Галафр д'Эльбик стоял на шканцах и наблюдал за отчаянной попыткой экипажа спасти корабль. Он не был моряком, но знал, что их усилия бесполезны. Он знал, что их усилия бесполезны, потому что знал, что случилось с их кораблем.

Аристократ вполголоса проклял барона де Гаводана. Коварный барон предал их всех. Он не мог позволить яду и болезни, поразившей герцога Аквитанского, идти своим чередом. Он был слишком нетерпелив, желая увидеть своего сеньора мёртвым. Маркиз Галафр был посвящён в тайну барона ещё до того, как каррак покинул Арабию, и ему было обещано повышение в титуле и наделение землями, если Галафр позаботится о том, чтобы герцог никогда не достиг Аквитании.

Галафру было стыдно, что он принял предложение барона. Он был верным вассалом герцога, следуя за Эль Сифом в битвах в Эсталии и Арабии. Но он был также и практичным человеком. Герцог никогда не оправится от подлого яда, которым его отравили арабийцы в той засаде. Нет ничего постыдного в том, чтобы нарушить клятву верности трупу. Он должен был думать о своем будущем и о будущем своей семьи. Барон де Гаводан стал бы управляющим Аквитанией при новом герцоге. Он стал бы самым могущественным человеком в герцогстве, и не было никакого смысла оскорблять его понапрасну.

Но даже в этом случае Галафре не мог избавиться от чувства вины, которое терзало его. Это последнее проявление неприкрытого честолюбия барона только усилило его отвращение ко всему заговору. Агенты барона просверлили отверстия в корпусе корабля и заделали их солевыми пробками. Через несколько часов, когда море размыло их, пробки растворились настолько, что полностью рассыпались, позволив морю хлынуть в трюм.

Галафр ясно представлял себе этот замысел, ибо он был предложен ему бароном ещё до отплытия каррака. Этот план оскорбил чувства рыцаря. Он поклялся найти другой способ справиться с умирающим герцогом. Очевидно, барону де Гаводану настолько понравилась его идея потопить каррак, что он нашёл другого агента для осуществления своего плана.

Это был поступок подлого злодея! Галафре сжал кулак, прижатый к боку. Что бы ни обещал ему барон, в этом плуте не было чести! Пожалуй, он почти мог поверить, что барон послал арабийцев устроить засаду на герцога в пустыне!

— Мы должны забрать его светлость с этого корабля, — заявление сделал человек, стоявший рядом с Галафре. Маркиз едва повернул глаза. Первой мыслью эрла Дюрана дю Мэна было благополучие герцога. Неудивительно, что барон не обратился к Дюрану со своим предложением. Тесть короля Людовика или нет, Дюран убил бы пса прежде, чем тот закончил бы описывать свой заговор.

— Команда ещё может удержать эту посудину на плаву, — сказал Галафр, но не особенно старался, чтобы его слова прозвучали убедительно. Ему пришло в голову, что барон де Гаводан намеревался утопить его вместе с герцогом этим актом саботажа. Теперь он уже не был так склонен поддерживать амбиции этого мерзавца, как несколько часов назад.

Дюран покачал головой.

— Мы должны быть готовы к худшему. Как говорят: верь в Леди, но стреножь свою лошадь. Мы должны спустить лодки и положить провизию. Если матросы смогут спасти корабль, мы всегда сможем вернуть его светлость на борт.

Капитан корабля, выкрикивая приказы своей команде, внимательно следил за разговором между благородными пассажирами.

— Прошу простить мою дерзость, милорды, — сказал капитан мрачным и одновременно извиняющимся тоном. — Я думаю, что граф Дюран имеет на это право. Маннан уже одной рукой обхватил этот корабль. Если он сделает небольшой рывок, и корабль пойдёт ко дну, — моряк ухмыльнулся, обнажив почерневшие зубы. — Честь капитана — идти ко дну вместе со своим кораблем, но герцог заслуживает лучшего. Пожалуйста, спасите его светлость, если сможете. Я не успокоился бы в садах Морра зная, что на моих руках смерть героя.

— Пусть ваши люди спустят лодки, — приказал Дюран капитану. — Мы займёмся его светлостью.

Галафр пожал плечами. По крайней мере, это был план действий, и часть его хотела увидеть лицо барона де Гаводана, когда они вернут герцога в Аквитанию, несмотря на его попытки убить их всех.

Эйми чувствовала, как её маленькое сердечко стучит в груди, словно кузнечный молот. Было больно дышать, её крошечные легкие горели каждый раз, когда она втягивала в них воздух. Её ноги почти онемели от боли в мышцах, юбка была разорвана и изодрана колючками и ежевикой. Но хуже всего был ледяной страх, который заставлял её тело чувствовать себя так, словно все силы были вытянуты из него.

— Беги, Эйми! Беги, и ради Шалльи, не оглядывайся!

Испуганные слова матери всё ещё звенели у неё в ушах. Она подавила всхлип, вспомнив о своей матери, лежащей на могильных плитах, где её нога застряла в расколотой крышке прогнившего гроба. Когда чудовища ворвались в часовню и им пришлось бежать на кладбище, им и в голову не пришло смотреть на землю. Нога её матери пробила поверхность неглубокой могилы, положив конец её стремлению к свободе.

Эйми осталась бы с матерью. Мысль о том, чтобы оставить её здесь, была страшнее чудовищ, но мать накричала на нее и оттолкнула. В голосе матери слышался гнев, когда она приказала девочке бежать.

Она действительно плакала, думая о том, как мать сердится на неё. Но это было лучше, чем думать о других звуках. Ей не хотелось думать, что эти мучительные крики исходили от её матери. Эйми чуть было не обернулась, чтобы посмотреть назад, но предостережение матери удержало её от этого. В глубине души она знала, что если оглянется назад, то увидит нечто ужасное…

Покрасневшие глаза Эйми расширились от испуга, когда она услышала топот бегущих ног в подлеске. Она поползла под прикрытие старого дуба, прижимаясь своим маленьким телом к корням. Она зажала рот ладошкой, чтобы подавить всхлипы, другой рукой она прикрыла одно ухо. Вторым же ухом она прижалась к дереву, пытаясь заглушить звук бегущих ног.

С тех пор как она вошла в лес, Эйми почти непрерывно слышала топот бегущих ног. Некоторые из них были звуками других людей, пытающихся убежать. Другие — преследующих их существ. Иногда эти твари ловили людей. Затем ночь разрывали ужасные крики. Эйми не хотела больше слышать эти крики.

Девочка скорчилась среди корней, её широко раскрытые глаза всматривались в темноту. Ей не хотелось слышать, что происходит в лесу, но она не хотела закрывать глаза. Она не знала, куда отправится без отца и матери; за всю свою короткую жизнь она лишь однажды побывала за пределами Меркаля, да и то на празднике в замке лорда. Она действительно не знала, где это было, только то, что там были большие каменные стены и что там жили рыцари.

Крошечный проблеск надежды вспыхнул в сердце ребенка. Если бы она могла найти замок, то смогла бы убедить рыцарей помочь ей! Они поедут в деревню на своих белых лошадях, их доспехи будут сверкать на солнце! Они заставят всех монстров уйти и спасут её мать и всех остальных!

Эйми убрала руки от уха и рта. Она отодвинулась от корней и прислушалась к звукам леса. Сейчас для неё было важно быть храброй, потому что рыцари будут слушать только храбрую девочку. Она закрыла глаза, вытирая слезы. Она не знала, как найти замок, но знала, что должна это сделать.

Сверху Эйми услышала резкий шипящий звук, как будто её старая бабушка втягивала воздух сквозь треснувшие зубы. Девочка подняла лицо кверху и её тут же парализовал страх.

На неё сверху вниз, скорчившись на самом большом из корней, как огромная жаба, смотрел клыкастый упырь, его желтые глаза светились голодом. Когти упыря впились в корень, разорвав его в труху. Струйка слюны капала с его зубов, голодное рычание вырывалось из его живота.

Эйми закричала и выскочила из своего укрытия. Упырь спрыгнул со своего насеста, приземлившись там, где всего секунду назад была девочка. Его когти полоснули по убегающему ребенку, отрывая клочья домотканого полотна от её платья. Злобно рыча, монстр бросился за ней, карабкаясь по земле на четвереньках.

Маленькая девочка бежала через чёрный лес, чувствуя за спиной мерзкое дыхание упыря. Из темноты доносились дикие вопли и звериный вой, шлёпанье босых ног по земле. Привлечённые её криками и голодным рычанием её преследователя, другие упыри мчались сквозь тени, стремясь разорвать и сжевать лакомый кусочек, убегающий через лес. Эйми слышала, как их худые тела ломятся сквозь кусты, как острые когти царапают ветви, когда они пробираются ближе.

Ужас заставил её продолжать бежать, когда каждый мускул приказывал лечь и умереть. От ужаса кровь забурлила в её дрожащем теле, страх заставил пылающие легкие дышать сильнее. Крики матери эхом отдавались в её голове.

Когти вурдалака позади хлестнули её по волосам. Другие чудовищные людоеды выскочили из–за деревьев, приближаясь к Эйми с обеих сторон. Девчушка закричала, взывая к богам.

Тыльная сторона ладони первого упыря врезалась в поясницу Эйми, сбив её на землю. Чудовище злобно уставилось на неё, облизывая клыки, когда увидело кровь, сочащуюся из ободранного колена девчушки. Другие упыри окружили её, образовав кордон вокруг своей беспомощной жертвы.

— Мерзкий негодяй! — выкрикнул свирепый голос. — Вот тебе ужин из стали для твоего грязного сердца!

Передовой упырь взвизгнул, когда два фута стали вонзились ему в грудь. Существо обмякло на мече и рухнуло, как только клинок был извлечен. Эйми с удивлением посмотрела вверх, когда из темноты выступил высокий рыцарь, встав между ней и чудовищами.

Сэр Леутер свирепо посмотрел на крадущихся упырей, наблюдая, как трусливые твари отпрянули от его меча. Как стая голодных дворняг, каннибалы осторожно кружили вокруг рыцаря.

— Подлые злодеи! — Леутер сплюнул. — У вас хватает духу гоняться за маленькой девочкой, но нет мужества, чтобы драться со взрослым мужчиной!

Упыри плевались и рычали на Леутера, но не пытались приблизиться к нему. В то же время рыцарь не спешил вперед. Он знал, что монстры только и ждут, чтобы один из них занял его меч. Тогда вся стая набросится на него.

Если таков был их план, то каннибалов ждал ужасный сюрприз. Они так сосредоточились на Леутере и Эйми, что не заметили графа Эргона, пока второй рыцарь не взмахнул мечом, острое лезвие которого рассекло шею одного из упырей и отбросило его голову в кусты.

Неожиданное нападение сломило ничтожное мужество упырей. Скуля, как побитые псы, выродившиеся людоеды бросились врассыпную в лес. Граф Эргон собрался было в погоню за убегающими чудовищами, но был остановлен сэром Леутером.

— Нет. Отпустите их. Они не важны, и вы никогда не поймаете их на своих двоих.

Граф Эргон посмотрел на дрожащую маленькую девочку, вцепившуюся в защищённую броней ногу Леутера.

— Тогда, клянусь Леди, я догоню этих паразитов верхом! — выругался он. — Где твой человек с лошадьми? Приведи моего коня, трусливый негодяй!

Из темноты донёсся стук копыт и нервное ржание лошадей. Вигор вышел из–за деревьев, ведя за собой небольшой табун. К его собственному пони и боевому коню Леутера добавились пара быстроногих скакунов и тяжёлая вьючная лошадь, взятая из конюшен дю Мэна, а также огромный чёрный боевой конь с гербом самого графа. Граф Эргон вытер кровь с клинка и, вложив меч в ножны, направился к своему коню.

— Мы не можем оставить девочку, — запротестовал Леутер, когда граф Эргон вскарабкался в седло своего коня.

— Пусть твой слуга позаботится о ней, — ответил граф, и в его голосе послышалось нетерпение. — Клянусь Граалем, неужели ты не понимаешь, что эта мразь может снова вывести нас на след вампира!

Леутер сердито посмотрел на графа.

— Я не оставлю ребёнка ночью ради мести, — сказал он. Повернувшись спиной к ощетинившемуся графу, Леутер сосредоточил свое внимание на Эйми. — Что ты делаешь одна в лесу, малышка? — спросил он. — Где твой дом?

Эйми подавила слезы. Теперь она должна быть храброй, потому что рыцари не послушают её, если она испугается. Выпрямляя спину и подавляя страх, девочка ответила Леутеру.

— Я из Меркаля, но сейчас там никого нет. Святой рыцарь сказал, что мы все должны идти в часовню, потому что приближаются плохие монстры. Но когда они пришли, то тоже вошли в часовню, и всем пришлось бежать, — несмотря на все ее усилия держать себя в руках, по ее щекам потекли новые слезы. — Пожалуйста, вы должны пойти и помочь моей маме! Она на кладбище, и монстры доберутся до неё!

Граф Эргон закусил губу, лицо его наполнилось яростью.

— Клянусь Леди, я сражу всю эту мерзость, избежавшую могилы, и оставлю их кости воронам! — он пришпорил коня и двинулся вперёд, так что навис над Леутером. Эйми отпрянула от боевого коня и спряталась за спину молодого рыцаря.

— Оставь девушку своему человеку, д'Эльбик, — сказал граф Эргон. — Мы должны выследить этих животных по горячим следам.

Леутер медленно поднялся. Он осторожно подвел Эйми к Вигору и лошадям. Девочка не очень–то доверяла горбатому слуге, но после того, как Леутер посоветовал ей быть храброй, она позволила мужчине посадить её на спину своего пони.

— Не бойтесь, что след остынет, — сказал Леутер графу Эргону, забираясь в седло своего боевого коня. — Я знаю, куда направляется Красный Герцог. Этот святой рыцарь, о котором она говорит, должно быть, сэр Марольф, хранитель часовни Серейн. Он сказал мне, что Красный Герцог нанесет удар по Меркалю. Он сказал, что вампир оставил что–то в часовне, что–то, за чем он собирался вернуться.

— Тогда мы едем в часовню, — прорычал Граф Эргон.

— Мы вдвоем? Одни? — спросил Леутер. — Я знаю, что вы хотите отомстить за свою семью. Я знаю, что вы хотите отомстить за смерть своего сына…

— Ты даже не представляешь, что я чувствую, д'Эльбик! — рявкнул граф Эргон.

Взгляд Леутера был ледяным, когда он впился взглядом в аристократа.

— Нет, представляю. Я знаю, что значит потерять сына, потому что каждый день видел, как этот яд разъедает моего дядю. Я наблюдал, как мысли эрла Гобера всё больше и больше путались, пока в них не осталось ничего, кроме мести. И я увидел, куда привела его эта ужасная жажда крови.

— Тогда ты знаешь, что лучше не пытаться остановить меня.

Леутер раздражённо замахал руками.

— Подумайте! — умолял он. — Мы не можем сражаться с Красным Герцогом и его армией в одиночку! Скольких бы мы ни уничтожили, в конце концов они одолеют нас!

Граф Эргон презрительно усмехнулся молодому рыцарю.

— Мне нужно только убить вампира, — сказал он. — Оставайся с крестьянами, если мужество подводит тебя. Д'Эльбики всегда были сворой желтобрюхих трусов, — аристократ не стал тратить лишних слов на Леутера. Вонзив шпоры в бока своего коня, он пустился галопом по лесной тропинке.

Леутер выругался себе под нос.

— Оставайся здесь с девочкой, — сказал он Вигору. — Если мы не вернёмся до рассвета или если ты услышишь какое–нибудь движение среди деревьев, которое не будет лошадью, тогда убирайся отсюда и отведи её в безопасное место.

Вигор помахал рыцарю, и тот галопом помчался в темноту, преследуя графа Эргона. Крестьянин почувствовал укол разочарования от того, что его оставили позади. Он знал, что Леутер едет навстречу неминуемой смерти, и знал, что вовсе не забота о графе Эргоне довела его до такого отчаяния. Он знал, потому что та же смесь стыда и вины давила на его собственное сердце.

Жестокая улыбка исказила худые черты лица Ренара, когда он посмотрел на ряды кавалерии нежити, стоявшей позади знамени Красного Герцога. Чёрные рыцари были страшными призраками, их скелетообразные тела были завёрнуты в трухлявые погребальные саваны, ржавые нагрудники и проржавевшие шлемы цеплялись за их кости, крошащиеся обрывки элементов защиты болтались вокруг их лишённых плоти коней. Здесь, подумал некромант, была сила, которая отплатит высокомерным рыцарям Аквитании их же собственной монетой. Ему почти не терпелось увидеть, как Красный Герцог обрушит своих всадников на армию герцога Гилона.

Некромант нервно взглянул на одетого в чёрное рыцаря, ехавшего рядом с Красным Герцогом. Так или иначе, он ожидал, что аура угрозы рыцаря уменьшится после того, как он станет вампиром-трэллом Красного Герцога. Вместо этого Ренар обнаружил, что ещё больше беспокоится о неоперившемся вампире. В жизни целью рыцаря было убивать таких людей, как Ренар. Некромант не мог избавиться от впечатления, что даже став одним из немёртвых, та же самая идея была зафиксирована в голове новоиспечённого чёрного рыцаря.

Ренар подавил свою тревогу и протолкался сквозь разлагающиеся ряды зомби-пехотинцев, чтобы присоединиться к Красному Герцогу и его свите. Он в тысячный раз проклял потерю лошади, которую забрал из замка Мэн. Теперь его конем была дрожащая старая пахотная лошадь из Меркаля, животное настолько дряхлое, что в виде зомби могло бы стать более проворным.

— Ваша светлость, — обратился некромант к Красному Герцогу, подъехав к вампиру, при этом позаботившись, чтобы Красный Герцог оказался между ним и тёмным рыцарем. — Если мы продолжим идти по этой дороге, то доберёмся до курганов лордов-табунщиков. Древние короли были похоронены вместе со всеми своими домочадцами. Лошади, колесницы, целые отряды воинов — все они были замурованы в курганах древними друидами.

Ренар улыбнулся, представив себе кости древних, марширующих рядом с их армией. С лордами-табунщиками, вызванными из своих курганов, Красный Герцог будет командовать ордой нежити, какой Бретонния никогда не видела. Вампир сможет расширить своё Королевство Крови за пределы Аквитании. Он мог бы завоевать Кеннелль и Брионн, возможно, даже Бордело и Каркассон. Он мог бы захватить могилы побеждённых из Кюйле и вызвать этих отважных рыцарей из их склепов. С таким войском они могли бы сбросить в море любого в Бретоннии.

Именно этот план вдохновил некроманта, когда он смотрел, как мертвецы Меркаля поднимаются из своих могил. Само присутствие Красного Герцога, казалось, увеличивало собственные силы Ренара. Никогда прежде ему не удавалось вызывать и поддерживать столько скелетов и зомби. Вот, подумал он, на что похожа истинная сила.

Когда они шли от часовни Серейн, он поделился своим планом с Красным Герцогом. Тогда вампир был доволен планом, почти взволнован перспективой сокрушить герцога Гилона с легионом древних мертвецов.

Теперь вампир только хмуро смотрел на Ренара.

— Мне не нужно, чтобы убелённые сединами мертвецы шли под моим знаменем, — прорычал вампир. — Когда я получу поддержку пророчицы Изабо, каждый понимающий человек в Аквитании будет вынужден признать меня своим законным господином. Король-Узурпатор не будет претендовать на мои земли. Он не сможет подвергать сомнению слова пророчицы. Поступить так значило бы отречься от Феи-Чародейки и самой Леди Озера. Даже такой вероломный король, как Людовик, не осмелился бы на такое безобразие.

Ренар осел в седле, весь воздух вышел из него в долгом вздохе.

— Ваша светлость, Изабо умерла больше трёхсот лет назад. Изельда теперь пророчица Башни.

Вампир ухмыльнулся Ренару, обнажив клыки.

— Что простой крестьянин может знать о таких вещах? — Красный Герцог поднял бровь, заметив, что некромант сидит верхом. — А почему ты ездишь рядом с теми, кто лучше тебя?

— Лошадь была больна, ваша светлость, — ехидно ответил Ренар. — Было бы недостойно рисковать ранением дворянина, заставляя его скакать на необъезженном животном.

Красный Герцог отмахнулся от ответа Ренара.

— Проследи, чтобы лошадь вернули владельцу, когда её состояние улучшится, — сказал вампир. Внезапно он выпрямился в седле, с некоторым смущением глядя на дорогу впереди. — Это не дорога к Спокойному озеру и Башне Волшебства!

— Это короткий путь, ваша светлость, — сказал Ренар.

— Неужели ты думаешь, что я не знаю, как устроены мои владения? — прорычал Красный Герцог. Он поднял облачённую в броню руку, приказывая колонне остановиться. Стук лишённых плоти костей по ржавой броне был почти оглушительным, когда марширующая нежить остановилась.

Красный Герцог изучал поля и лес вокруг них, его сверхъестественно острое зрение пронзало завесу ночи, как будто земля была освещена полуденным солнцем. Вампир указал кулаком на северо-восток.

— Башня вон там, — объявил он, подталкивая Эль Морсильо вперёд. Со слепым повиновением, остальная нежить покинула дорогу и последовала за своим хозяином через пыльные поля.

Ренар закатил глаза, но велел коню следовать за вампиром. Позже, когда Красный Герцог будет в состоянии прислушаться к голосу разума, он сможет направить вампира обратно к курганам и плану Ренара. А до тех пор ему придется выжимать из ситуации всё возможное и ждать, пока пройдет этот приступ безумия.

По крайней мере, у него не будет недостатка в возможности попрактиковаться в своём чёрном искусстве, размышлял некромант. Когда Красный Герцог бывал в таком состоянии, он имел милую привычку сравнивать с землёй любую деревню, мимо которой они проезжали, не узнавая её, называя жителей вторгшимися незваными гостями. А спустя почти пятьсот лет в Аквитании осталось мало деревень, что вампир всё ещё мог бы распознавать.

Сэр Леутер привязал Гайгнуна к сухому дереву на опушке леса. Огромный чёрный конь графа Эргона был точно так же привязан всего в нескольких футах от него. Леутер осторожно выхватил меч и прокрался из–за деревьев.

На кладбище стояла зловещая тишина, и Леутер видел везде следы битвы: траншеи и земляные укрепления, построенные крестьянами, лужи крови, отрубленные конечности и обглоданные останки тех, кто попал в зубы упырей. Но не осталось и следа целого тела, несмотря на очевидность того, что тут, должно быть, произошла ужасная стычка. Рыцарю не хотелось думать о том, почему убрали тела. Или как.

Из–за мраморного фасада самой одинокой часовни доносились звуки. Леутер осторожно обошел вокруг строения, готовясь к любому чудовищному врагу. Он вздохнул немного легче, когда увидел, что стук исходит от графа Эргона. Аристократ колотил мечом в тяжёлые каменные двери часовни, пытаясь пробиться внутрь. Скрип сапога Леутера по могильному камню заставил старого рыцаря в тревоге обернуться.

— Никаких следов Красного Герцога, как я понимаю? — спросил Леутер.

Граф Эргон пожал плечом в сторону каменных дверей.

— Нет, если только он не там, — он повернулся и, прищурившись, посмотрел на горизонт. — Скоро взойдёт солнце. Могильный червь, возможно, ушёл под землю.

Леутер указал на клочок чёрных облаков далеко на юге.

— В старых легендах говорится, что Красный Герцог мог укрыться в буре, чтобы солнце не причинило ему вреда.

— Я всё равно хочу проверить это место, — сказал граф Эргон, возвращая свое внимание к тяжёлым дверям. Удары его меча уже откололи Грааль, вырезанный на каменных панелях. — Мне нужно быть уверенным, — добавил он между ворчанием и снова принялся стучать молотком.

— Позвольте мне помочь вам, — сказал Леутер, убирая меч в ножны и подходя к графу Эргону.

— Я не нуждаюсь в милости д'Эльбика, — отрезал граф Эргон.

— А мне нечего дать дю Мэну, — возразил Леутер. — Сэр Марольф сказал, что Красному Герцогу что–то нужно в часовне. Прежде чем мы уйдем отсюда, я хочу выяснить, что это было.

Молодой рыцарь прижался спиной к тяжёлой двери и напряг все свои силы, так что та начала смещаться. На лице графа Эргона появилось кислое выражение. С досадой выругавшись, он сунул меч обратно в ножны и помог Леутеру толкнуть дверь.

Медленно, с рывками и содроганиями, дверь начала поворачиваться внутрь, её нижняя часть заскрежетала по мраморному полу часовни. Осколки камня с грохотом падали в темноту, эхом отражаясь от холодных стен часовни.

Как только дверь распахнулась, оба рыцаря были сбиты с ног огромной силой, обрушившейся на них. Двое мужчин рухнули на землю, от яростного удара из их легких вышел весь воздух. Звериный голос зарычал на них сверху.

— Благодарю вас, глупцы! Мой хозяин оставил меня голодать, но вместо этого я нашел два сочных куска, чтобы утолить свою жажду!

Леутер поднял голову и увидел нависшее над ними жуткое существо. Оно было бледно и сморщено, почерневшие рыцарские доспехи свободно болтались вокруг увядшего тела. Одна рука была прижата к груди, ещё более тощая, чем остальная часть его истощённого тела. Половина лица существа была искажена голодным оскалом, другая половина истекала слюной в идиотской ухмылке.

— Вампир! — заявил Леутер, оценив существо.

— Но не Красный Герцог! — выругался граф Эргон.

С иссохшего лица вампира сорвалось хихиканье.

— Красный Герцог, — повторил вампир. — Его враги собираются вокруг него, — тварь указала своей измождённой рукой на Леутера. — Д'Эльбик, — произнёс он. — И дю Мэн, — добавил следом, указывая на графа Эргона, — вампир постучал себя по груди. — Я барон де Гаводан. Все старые враги. Красный Герцог обречён бороться со своим прошлым.

— И где же он? — спросил граф Эргон.

Барон де Гаводан рассмеялся, и этот звук был таким же зловещим и жестоким, как треск костра или кнут палача.

— Давай найдём его вместе! — зашипел вампир, растягивая губы подальше от сверкающих клыков.

Барон де Гаводан словно пантера набросился на графа Эргона и повалил его на землю. Коготь вампира обрушился на его правую руку, раздробив её до самой кости. Старый рыцарь вскрикнул от боли, вся его рука онемела от удара.

Барон де Гаводан повернул голову своего противника, рыча, когда Леутер поднялся с земли в стремительном прыжке, его раскинутые руки поймали вампира и отбросили его от груди графа Эргона. Обезумевшее существо вырвалось из хватки Леутера, превратив прыжок рыцаря в неконтролируемый перекат по кладбищу. Коготь чудовища рванулся к Леутеру, сорвав горжет с шеи и разорвав кольчугу под ним.

Пальцы рыцаря сомкнулись на кинжале, висевшем у него на поясе. В отчаянии он вытащил клинок и вонзил его в тело вампира.

Снова и снова он вонзал сталь в иссохшее тело барона. Угол атаки был слишком низок, чтобы угрожать чёрному сердцу монстра, и все усилия Леутера могли только разозлить его противника. Но этого было достаточно, чтобы отвлечь вампира и удержать клыки от своего горла.

Зашипев от гнева, барон схватил верхушку шлема Леутера и яростно ударил голову рыцаря об одно из надгробий с такой силой, что оно треснуло от удара. Даже несмотря на стёганый подшлемник под койфом, Леутер почувствовал, как его мозги грохочут внутри черепа, и он, ошеломлённый, беспомощно плюхнулся под ноги кровососа.

Барон де Гаводан ухмыльнулся и наклонился, чтобы разодрать горло своей жертвы.

— Ты забыл сломать мне обе руки, — прорычал граф Эргон. Его разбитая рука безвольно повисла на боку, аристократ сжал меч в левой руке и нанёс жестокий удар по позвоночнику твари.

Вампир взвизгнул в агонии, кожа вокруг пореза покрылась волдырями. Барон де Гаводан упал на землю, одной здоровой рукой схватившись за спину, пытаясь дотянуться до горящей раны.

Граф Эргон пнул искалеченного монстра, откинув его голову назад с такой силой, что это должно было бы убить любого, кто ещё мог бы назвать себя человеком. Голова вампира мерзко болталась на сломанной шее. Существо попыталось подняться, но из–за сломанной спины мог лишь корчиться на земле.

Граф Эргон посмотрел на чудовище сверху вниз. Он указал на вампира своим мечом, показывая луковицу чеснока, которую он держал на рукояти, ту самую луковицу чеснока, которой он натер лезвие.

— Один из крестьян, должно быть, уронил это во время битвы, — сказал он вампиру. — Я решил найти ему хорошее применение, — граф Эргон вонзил острие меча в одно из колен барона, и плоть вампира покрылась волдырями от чесночной стали.

— Я спрошу ещё раз, кровавый червь: где Красный Герцог? — задал свой вопрос граф Эргон, вонзив меч ещё глубже в плоть барона. Вампир ответил ему злобным шипением. Аристократ пожал плечами и поднял глаза к небу. — Как хочешь. Всё равно уже рассвело.

Глаза барона де Гаводана расширились от ужаса, когда он услышал слова графа. Искалеченный вампир метался, пытаясь освободиться от меча рыцаря, но каждое усилие причиняло ему только больше боли. Через несколько мгновений первые лучи солнца осветили крышу часовни, омывая вампира очищающим светом. Барон открыл рот, чтобы закричать, но его плоть уже рассыпалась в прах. Глаза вампира растворились в его разваливающемся черепе, волосы сморщились, словно сожжённые пламенем. Остальная часть существа быстро последовала следом, распадаясь без следа, ровно как солевые пробки, брошенные в море. Через несколько минут единственным напоминанием о бароне де Гаводане осталось зловоние в воздухе.

Граф Эргон следил за каждым мгновением исчезновения вампира, каждую секунду желая, чтобы это был Красный Герцог, а не один из рабов монстра. Когда последняя часть барона исчезла, граф повернулся и посмотрел на юг. Он видел чёрные тучи, о которых упоминал Леутер. Именно там он найдёт Красного Герцога.

Держась за раненную руку, граф Эргон направился к своей лошади. Болезненные стоны Леутера остановили его. Он взглянул на молодого рыцаря и сжал кулак.

Как бы это его ни оскорбляло, д'Эльбик спас ему жизнь. Вражда или не вражда, месть или нет, но граф Эргон знал, что не может вот так оставить Леутера.

Граф с горечью бросил последний тоскливый взгляд на чёрные тучи, удаляющиеся на юг.

ГЛАВА XII

От горящих деревень поднималось облако дыма, чёрная пелена смерти окутывала кристальные воды Спокойного озера. Звук топоров, рубящих лес, доносился из леса, и дерево за деревом падали на землю. Поля и пастбища были вытоптаны прочёсывающей округу армией Красного Герцога.

Вампир наблюдал с вершины скалистого холма, как войска, живые и неживые, выполняли его приказы. Ни один житель этого края не найдёт пощады, будь то мужчина, ребенок или животное. Когда он закончит, земля вокруг Башни Волшебства станет такой же пустынной, как самая отвратительная пустыня в Арабии. Пустошь станет памятником ужаса, свидетельством его власти и могущества.

На полях инженеры Красного Герцога приступили к постройке осадных машин, которые понадобятся ему для разрушения древней крепости. Огромные деревянные башни, покрытые шкурами, сорванными с плоти забитого скота, гигантские требушеты, заряженные каменной кладкой, разграбленной из обломков часовен Грааля и святилищ Леди, громадные тараны и огромные мангонели, баллисты и штопорообразные буры. Это был арсенал, подобного которому никогда не видели в Аквитании.

В полях было и ещё кое–что, чего никогда не видели в Аквитании. Красный Герцог перевёл взгляд со своих живых вассалов на немёртвых рабов. Он смотрел, как группы зомби поднимают в воздух огромные деревянные колья. На острие каждого из них корчился пленённый крестьянин. Зомби уже соорудили небольшой лес из пронзённых пленников. К тому времени, как они закончат, роща Красного Герцога протянется до самого берега Спокойного озера и затмит собой вампирский сад в Крак де Санг.

С балкона пророчицы Изабо открывался прекрасный вид на лес вампира. Пройдет много дней, прежде чем пронзённые крестьяне умрут, и неверная ведьма сможет наслаждаться каждым мучительным моментом. Крики и стоны умирающих будут петь ей во сне и приветствовать её, когда она проснётся. Она могла бы наблюдать, как вороны и галки порхают по лесу, безразличные к тому, поедают ли они мёртвых или умирающих.

Красный Герцог ухмыльнулся, глядя на башню, и усмехнулся, увидев одинокую женщину на высоком балконе. Это она навлекла беду на этих людей, а не он. Она отказалась признать его право править Аквитанией. Она отказалась оказать ему поддержку Леди. Изабо связала свою судьбу с узурпатором, вероломным псом, который осмелился назвать себя Людовиком Праведным.

Ведьма пыталась убить его, когда он скакал к башне просить её поддержки и благословения Леди. Её заклинания опалили его плоть, опалили доспехи. Если бы он всё ещё был смертным, она преуспела бы там, где потерпели неудачу все убийцы барона де Гаводана. Но теперь Красный Герцог был не просто смертным, и он выстоял. Лучшее, что могла сделать ведьма, — это отогнать его от своей башни.

Теперь он вернулся, и со своей армией Красный Герцог сломит крепость Изабо. Он увидит, как ведьма ползает у его ног, моля о пощаде. Она с радостью одарит его благосклонностью Леди, прежде чем он позволит ей умереть.

Аквитания принадлежала ему! Она принадлежала ему, отныне и навсегда! Ни Леди, ни её предательские слуги не откажут Красному Герцогу в том, что принадлежало ему по праву!

Глаза вампира сузились от ненависти, когда он посмотрел на башню.

— Когда все это закончится, ты пожалеешь, что предала меня, ведьма! Я разрушу это место камень за камнем и вытащу твою тушу из–под обломков! Есть судьбы хуже смерти, и ты, женщина, познаешь их все!

— Ты не сказал мне, как случилось, что вы следили за этим чудовищем.

Сэр Леутер боялся этого вопроса, боялся с тех пор, как граф Эргон решил присоединиться к нему в охоте за Красным Герцогом. Он откинулся в седле, положив руки на луку. Молодой рыцарь смотрел на длинную гриву скакуна, подаренного ему графом Эргоном, и не видел коня, а видел тело своего дяди, дергающееся над могилой Красного Герцога. Видел графиню дю Мэн, убитую во дворе её дома. Видел жестокость, сотворённую с сэром Арманом дю Мэн. Он никак не мог сказать старому рыцарю правду — что он ехал искупить зло, сотворённое эрлом Гобером, что это его дядя вызвал этот ужас из могилы.

Леутер обернулся и посмотрел на Вигора, призывая крестьянина молчать. Тот сидел верхом на своем пони, маленькие ручки девочки, обвивали его талию, огромные боевые кони следовали за ним — ему было о чём беспокоиться, не добавляя к своим горестям ярость графа Эргона. Он слегка кивнул Леутеру в знак понимания. Что бы ни говорил рыцарь, Вигор не станет ему противоречить.

— Я следовал за вампиром после того, как он убил эрла Гобера, — сказал Леутер, озвучивая ту малую часть правды, на которую был способен.

Граф Эргон понимающе кивнул головой.

— Мы оба ищем этого изверга, чтобы отомстить за наших мёртвых, — на его лице промелькнула тень боли. — Я должен поблагодарить тебя за то, что ты спас мне жизнь на кладбище, — граф Эргон вздрагивал при каждом слове, слетавшем с его губ. — Мне трудно любезно говорить с д'Эльбиком.

— Равновесие достигнуто, — вздохнул Леутер. — Вы тоже спасли меня от де Гаводана, помните?. Я не стану просить дю Мэна принять мою благодарность, но я благодарен вам.

— Равновесие достигнуто, — повторил граф Эргон, обдумывая сказанное. Он устремил на Леутера властный взгляд. — Постарайся это запомнить. Ты не обязан быть со мной любезным. Я тебе ничего не должен.

Леутер медленно опустил правую руку с луки седла, чтобы она могла дотянуться до меча. Он внимательно наблюдал за графом Эргоном. После схватки с бароном де Гаводаном аристократ всё ещё предпочитал левую руку. Это было преимущество, которое Леутер намеревался не забывать.

— Мы договорились отложить вражду, — сказал Леутер.

— Так оно и есть, — сказал ему граф Эргон. — Но я скажу ещё кое–что. Я не знаю, какое уважение ты питал к эрлу Гоберу, но скажу, что оно может лишь бледнеть по сравнению с любовью, которую я питал к моему сыну. Когда мы найдем вампира, я убью его.

Леутер не дрогнул, встретив суровый взгляд графа Эргона.

— Д'Эльбик имеет такое же право на эту честь, как и дю Мэн, — сказал он холодно и твердо. — Если мне выпадет такая возможность, меня не оставит в стороне ни один человек.

Граф Эргон натянул поводья своего коня и остановил его на середине грязной дороги, по которой они ехали.

— Я отомщу за своего сына, — предупредил он Леутера.

— И я восстановлю свою честь, — возразил молодой рыцарь. В воздухе повисло опасное напряжение. Рука Леутера сомкнулась на рукояти меча. Граф Эргон неловко потянулся к своему оружию левой рукой.

Вигор пришпорил своего пони, стараясь проскочить между двумя рыцарями, пока они не подрались.

— Вам не кажется, что мы должны сначала поймать вампира, милорды? — спросил крестьянин, придав своему лицу самое заискивающее выражение.

— Нам нужно лишь следовать за стервятниками, — ответил граф Эргон, кивая головой на кружащихся вдалеке птиц-падальщиков. Рыцарь крепче сжал поводья, оставив свой меч в ножнах. — Это подождет, сэр Леутер, — сказал он другому рыцарю. — Но подождет не долго.

Леутер чувствовал угрозу в словах графа Эргона, всю старую ненависть вражды, поднявшуюся под провокацией дворянина. Он понимал, что граф так упрям не только из–за своего гордого высокомерия, но это знание не уменьшало растущего в нём гнева. Только клятва, которую он дал графу, удержала его от того, чтобы выхватить меч. Честь Леутера была достаточно задета деяниями его дяди, чтобы терпеть ещё большее унижение.

— Как скажешь, дю Мэн, — прошипел Леутер. — Это подождёт.

Рыцарь снова опустил руку на луку седла. А затем привстал на стременах, используя дополнительную высоту, чтобы выглянуть из–за густой живой изгороди, окаймлявшей дорогу. Они въехали в район пастбищ — холмистые поля, разделённые извилистыми хребтами и просёлочными дорогами, окаймлёнными густыми живыми изгородями, которые служили ограждением.

Местность делала путешествие медленным, тропинки извивались, как змеи в полях, петляя то в одну сторону, то в другую. Леутер считал, что им повезло, что не было дождя, потому что, похоже, крестьяне устроили всё так, чтобы во время сезона дождей дороги, находящиеся ниже уровня земли, служили дренажными канавами. Рыцарь считал, что дела и без того плохи, чтобы ещё плыть по болоту из грязи и сточных вод с полей.

Преследовать армию Красного Герцога было достаточно легко. Как и сказал граф Эргон, всё, что нужно было сделать — это следовать за стервятниками. Орда вампира оставила за собой полосу разрушений, сожжённые деревни и поместья, в которых не осталось ни одной живой души. В некоторых деревнях злоба Красного Герцога была особенно заметна, всё население насаживали на колья или вешали на деревьях. В других случаях армия вампира проявляла сдержанность, почти деликатность. Над тлеющими углями всё ещё дымилась каша, в тавернах стояли нетронутые кувшины с мёдом, перед мельницами громоздились снопы пшеницы. Леутер подумал, что люди в этих деревнях были предупреждены о приближении Красного Герцога и бежали от его армии, прячась в дебрях, пока не решили, что можно безопасно вернуться.

Насколько мог судить Леутер, в походе вампира не было ни ритма, ни здравого смысла. Сначала нежить направлялась на юг, грабя кладбища по пути. Затем орда резко повернула на север. Почему произошла такая внезапная перемена, Леутер не знал, но был уверен, что теперь за их походом скрывается элемент спешки. В то время как немёртвые продолжали разорять деревни, они больше не останавливались, чтобы грабить кладбища. Какое–то время рыцарь смел надеяться, что армия герцога Гилона преследует армию вампира, однако, если какая–то сила и преследовала нежить, она не оставляла никаких следов своего присутствия.

Тревожная мысль пришла в голову Леутеру, когда он смотрел через изгородь. Возможно, Красного Герцога никто и не преследовал. Возможно, причиной спешки вампира было то, что он сам что–то преследовал. Рыцарь перевёл взгляд на север, где над дымящимися развалинами фермы кружила стая ворон. До Леутера дошло, что он узнал эту ферму, да и всю окружающую местность. Это был путь к Спокойному озеру и Башне Волшебства. Он много раз проделывал этот путь в поисках спокойствия на тихом берегу озера.

Пророчица Изельда! Леутер мог бы проклинать себя за то, что не подумал об этом раньше!

— Возможно, нам не стоит играть с вампиром в зайца и гончую, — сказал Леутер графу Эргону. Он улыбнулся, увидев сомнение на лице аристократа. Молодой рыцарь указал облачённой в броню рукой на северо-восток, за горящую ферму. — Если мы двинемся в этом направлении, то достигнем Башни Волшебства и пророчицы Изельды. Её магия велика. Я видел это своими глазами. Если мы обратимся к ней, она может использовать свои силы, чтобы привести нас к Красному Герцогу.

— Но поможет ли она нам? — нахмурился граф Эргон. — Она служанка Леди. Какое ей дело до дел людей?

— Изельда однажды уже помогла мне, — сказал Леутер, — и я думаю, что поможет снова. Красный Герцог опасен для всей Бретоннии, а не только для лордов Аквитании. Я не могу себе представить, чтобы Леди бросила свой народ на произвол такого зла, — рыцарь смотрел, как вороны кружат над фермой. — Нет, Изельда нам поможет, — сказал он. — Она знает, какую угрозу представляет Красный Герцог.

Граф Эргон согласно кивнул.

— Тогда давайте поищем мудрость пророчицы. Мой меч жаждет вкусить сердце вампира.

Остаток дня оба рыцаря шли по извилистой тропе через поля и прорехи в живой изгороди. Это были те же самые тропы, которыми пользовались фермеры, ухаживая за своими полями, окольный путь, который позволял крестьянам избегать затопленных дорог во время наводнения. Продвижение через местность было медленным, но устойчивым. Граф Эргон знал, что если бы Леутер не проходил по этим же тропам десятки раз в прошлом, они никогда бы не нашли этот путь. Но даже с ведущим их младшим рыцарем, граф Эргон едва понимал, куда они идут.

— Ты уверен, что знаешь дорогу? — спросил аристократ в сотый раз с тех пор, как они покинули находящиеся ниже уровня земли дороги.

Леутер испустил раздражённый вздох.

— Если вы хотите, чтобы мы заблудились — продолжайте отвлекать меня, — проворчал он. Привстав в стременах, он выглянул из–за живой изгороди, изучая расположение прилегающих полей и сопоставляя их с картой в своей памяти.

Затем Леутер резко опустился в седло, рука его метнулась к мечу. Кроме угрюмой болтовни графа Эргона, у него были и другие заботы. По другую сторону живой изгороди стояли вооружённые люди.

— Кто–то стоит по ту сторону изгороди, — прошептал Леутер графу Эргону.

— Нежить? — спросил аристократ, потянувшись левой рукой за собственным оружием.

— Нет, — ответил Леутер. — Живые люди, но с копьями и луками. Не думаю, что они нас заметили.

Молодой рыцарь повернулся в седле и предостерегающе прошипел Вигору. Сделав это, он понял, что уже слишком поздно рассказывать о них крестьянину. Тот уже знал. Семеро неряшливых мужчин в поношенных плащах и грязных капюшонах окружили Вигора и лошадей. Один из мужчин держал в руке поводья пони, двое других — поводья коней. Остальные четверо держали в руках луки, стрелы были на тетивах и нацелены на двух рыцарей.

— Теперь ты можешь выйти, Робер, — крикнул один из лучников. — Мы должны прицелиться в этих прекрасных джэн`льменов. Они так похожи на косоглазых, и у них будет больше перьев, чем у старого обжоры.

Это была не пустая угроза. Сила бретоннского длинного лука, способного пробить доспех с расстояния в сотню ярдов, была печально известна. Эти лучники были гораздо ближе, и их стрелы с широкими наконечниками на таком коротком расстоянии легко пробивали броню, которую носили два рыцаря.

Толпа грязных, неопрятных людей пробиралась сквозь живую изгородь. Большинство мужчин несли грубые колья с обожжёнными для твердости концами, но у некоторых были такие же смертоносные длинные луки, как и у тех, кто напал на рыцарей из засады, а некоторые даже несли железные мечи и топоры. Они бросали угрожающие взгляды на рыцарей, когда выходили из–за изгороди, некоторые из них, проходя мимо, останавливались, чтобы сплюнуть на землю.

— С`три и `зри, `легнтн знть соизволит првить интрс к длм прост` людй, — эти слова прозвучали не более чем гортанным рычанием из уст бородатого, похожего на медведя крестьянина, несущего потрёпанный щит и изогнутый меч в своих огромных, похожих на окорока руках. — Где вы бли, когд нш дом горели, а наши сем` убегали? Важн` господ`, толст` от нашего пт! Но когда вы нм `надбилис, где же тогда нш могуч` знать?

— Будь осторожен, `ер, — предупредил его один из крестьян. — Знай св мест, ил `ни тебе вздрнут!

Один из лучников усмехнулся, услышав испуганную речь.

— Я не виж` веревки. Я вижу только двух знатн` голубей, которые ждут, когда их ощиплют, — он снова натянул тетиву. — Монета, что я всажу эту штуку прямо в глаз старику!

— А монета поможет тебе далеко уйти, Пьер, когда ты будешь прятаться в лесу вместе с другими животными, — предостережение исходило от пожилого крестьянина, на худом лице которого всё ещё виднелись тёмные пятна сажи. Судя по качеству его одежды, он, вероятно, был деревенским старостой, выкуренным с фермы мародёрствующей нежитью.

— Держись подальше, Откер! — прорычал лучник.

Вигор выпрямился, насколько мог, и впился взглядом в кровожадного Пьера.

— Конечно, не слушай того парня, что говорит здраво! — он насмешливо фыркнул. — Тебе не придётся ждать, пока вампир убьет тебя. Убей этих, и они пошлют за тобой сотню рыцарей. Поверь мне, так и будет. У знати есть способ узнать о всяких вещах, и они мстят за своих, — он многозначительно посмотрел на сэра Леутера, затем перевёл взгляд на графа Эргона. — Они сходят с ума, когда мстят за родичей, и даже плюют на здравый смысл. Отпусти эту стрелу, и тебе лучше поскорее убраться в Шалонский лес. Возможно, ты сможешь скрываться там в течение года или около того как преступник, — Вигор пожал плечами, и этот жест из–за его уродства выбивал из колеи. — Конечно, если ты не умрёшь с голоду или тебя не съедят зверолюди.

В глазах Пьера появился страх. Человек медленно опустил лук, его плечи опустились, отмечая поражение. Леутер заметил сомнение на лицах других крестьян. Эти люди на самом деле не были убийцами, они просто были злы и напуганы, ища кого–нибудь, на кого можно было бы свалить свою беду. Кто–то, на кого можно наброситься.

— Я сочувствую вашему положению, — обратился рыцарь к толпе. — Но попытка убить нас не вернёт ваших мертвых и не восстановит ваши фермы. И это уж точно не остановит Красного Герцога.

Леутер наблюдал за их реакцией, когда произнёс устрашающее имя легендарного изверга. Крестьяне ахнули, несколько человек упали на колени и сотворили знак Шалльи, взывая к богине милосердия о защите от этого кошмарного чудовища.

— Красный Герцог, — повторил Откер с содроганием, тяжело опираясь на косу, которую нёс. — Это Красный Герцог разрушил наши дома, убил наших людей? — он покачал головой и поморщился. — После стольких лет Красный Герцог вернулся…

— Его пребывание здесь будет недолгим, — поклялся граф Эргон, его голос был ядовитым рыком.

Похожий на медведя Робер усмехнулся над хвастовством аристократа.

— Птребтс цел` арм`, чтоб дбратс до эт` мнстр, и сам Зеленый Рыцарь, чтоб улож` его в могил! Чт моге сделт два одинок` рыцр против такого `зверг? — сердитый ропот пронесся среди крестьян, когда Робер высказал свое презрительное сомнение.

Леутер поднял руку, призывая толпу к молчанию. Долгие годы почтения и покорности заставили крестьян отреагировать почти инстинктивно.

— Ты прав в своих сомнениях, но если есть способ остановить это чудовище прежде, чем оно сможет причинить вред кому–то ещё, то мы обязаны попытаться.

— Они сошли с ума — воскликнул Пьер. — Они оба! Не над` тыкт в них стрлам, он` сам` убьются!

— Будь проклята твоё нахальство! — прорычал граф Эргон. — Вампир убил моего сына, мою жену и моих слуг! Всё, что могло бы называть себя человеком, охотилось бы за этим подонком, будь он самим Кровавым Богом!

— Мы намерены обратиться за советом к пророчице, — сказал Леутер. — Возможно, её магия поможет нам уничтожить Красного Герцога.

На крестьян опустилось нелёгкое молчание. Они тревожно переглянулись, надеясь, что кто–нибудь из них заговорит первым. Староста Откер, наконец, прервал молчание.

— Вы собираетесь идти в башню? — спросил он.

— Таков наш план, — раздражённо сказал граф Эргон. Аристократа всё больше раздражало, что он тратит время на этих людей.

Откер кивнул.

— Тогда вам лучше оставить лошадей здесь, — сказал он, улыбнувшись, когда увидел подозрение, промелькнувшее на лицах двух рыцарей. — Мы позаботимся о них, — пообещал он. — Каждый здесь знает, что глупее убийства рыцаря может быть только кража его коня.

Медленно, с некоторой неохотой Леутер и граф Эргон спешились.

— А как насчет девочки, милорд? — спросил Вигор. Эйми продолжала цепляться за его талию, делая для искалеченного крестьянина перспективу спешиться еще более неловкой.

— Есть ли кто–нибудь, кто мог бы присмотреть за девочкой? — спросил Леутер у Откера. — У неё нет родственников, её деревню уничтожил Красный Герцог.

— Я позабочусь, чтобы о ней присмотрели как можно лучше, — пообещал Откер. Один из лучников перекинул оружие через плечо и снял девочку со спины пони. Девочка сопротивлялась, пытаясь удержаться за спину Вигора, но тот осторожно высвободил её руки, и лучник увел её прочь.

— Хочу предупредить вас, милорды, — обратился Откер к рыцарям. — Мы должны быть осторожны там, куда идем. Если вы хотите подойти достаточно близко, чтобы увидеть башню, то молчите и не высовывайтесь.

Откер и двое лучников отвели сэра Леутера, графа Эргона и Вигора в густую рощу в нескольких полях от того места, где толпа крестьян устроила засаду. Деревья тянулись вдоль одной стороны пастбища, в конце концов соединяясь с лесом. Дорога была трудной, земля неровной и заросшей колючими кустами. Это было странное путешествие, потому что лес был совершенно безмолвным, лишённым шороха и суеты мелких животных, без свиста и щебета птиц. Даже мухи, постоянная неприятность в Аквитании в это время года, исчезли. Казалось, всё живое в лесу бежало или пряталось.

Темнота застала мужчин через несколько часов после начала их похода по лесу. Несколько раз граф Эргон жаловался, что они оставили лошадей. Было бы быстрее обогнуть опушку леса и спешиться поближе к тому месту, куда они направлялись. Через некоторое время даже Леутер начал разделять мнение аристократа. Откер, однако, настаивал, что лес — единственное укрытие от глаз шпионов. Если рыцари хотят увидеть башню, то их единственная надежда — остаться незамеченными.

Когда до их ушей донесся звук топоров, рубящих лес, он показался им раскатом грома после тишины, к которой они привыкли. Откер предостерегающе поднёс палец к губам, жестом указав рыцарям держаться поближе к нему. Лучники наложили стрелы на тетивы и рассредоточились, настороженно наблюдая за тенями.

Графу Эргону не нужно было объяснять, что они приблизились к врагу. Он был первым, кто ощутил в воздухе зловоние, тошнотворный запах разлагающейся плоти и тёмной магии. Старый рыцарь мгновенно напрягся, его правая рука рефлекторно потянулась к мечу, пока спазм боли не остановил это движение. Он хмуро посмотрел на свою раненую руку и вытащил свой клинок левой.

— Дровосеки, — прошептал Откер. Он указал тремя пальцами налево. Смутно, сквозь темноту, люди могли видеть трёх ужасных существ, неуклюже валящих лес, их лишённые плоти кости, казалось, почти светились в лунном свете. — В лесу их полно.

— Скоро их станет немного меньше, — пообещал граф Эргон. Он направился к ходячим скелетам. Откер бросился за рыцарем, схватив его за руку.

— Они охотятся только за лесом, — сказал Откер. — Они даже не посмотрят в нашу сторону, если мы их не побеспокоим.

Граф Эргон вырвал свою руку из рук крестьянина.

— Трус, — выругался он.

— Мы здесь не для того, чтобы уничтожать рабов вампира, — напомнил Леутер дворянину. — Мы ищем Красного Герцога, и наш лучший шанс поймать его — поговорить с Изельдой.

Граф Эргон неохотно кивнул и повернулся обратно.

— Возможно, как только вы увидите башню, вы передумаете, милорд, — сказал Откер.

Еще через час они оказались на самой северной опушке леса. Они были вынуждены идти кружным путем через лес, чтобы избежать немёртвых дровосеков, которых, казалось, становилось всё больше чем дальше они шли. Несколько раз из–за деревьев выскакивали бегущие вприпрыжку упыри, но отвратительные падальщики проходили мимо притаившихся людей, не замечая их.

Впереди, за деревьями, рыцари могли видеть Башню Волшебства, стены крепости, застыли в лунном свете. Они также могли видеть поля вокруг башни, поля, которые теперь кишели активностью. Бледные, лишённые плоти фигуры работали на них, но не для того, чтобы возделывать урожай, а чтобы использовать древесину, которую группы зомби и скелетов тащили из леса. Сотни немёртвых работали пилой и молотком, собирая бревна и превращая их в доски и балки. Другие скелеты собирали доски и балки в более сложные конструкции.

На глазах у рыцарей над полем поднялась первая осадная башня. Теперь была ясна причина путешествия Красного Герцога на север.

Вампир осаждал Башню Волшебства!

ГЛАВА XIII

— Я не буду просить тебя остаться. Я знаю, что твоя гордость и твоя честь слишком велики для этого. Я знаю, что ничто не заставит тебя отказаться от своего долга перед королем, ничто не удержит тебя от того, чтобы отдать свой меч на справедливое и праведное дело, — герцогиня Мартинга обняла мужа и прижалась мягкими губами к его шее. — Только обещай мне, обещай, что вернёшься ко мне.

— Сама Леди не смогла бы удержать меня от тебя, — сказал герцог, крепко прижимая к себе Мартингу. — Мы разгромим этого негодяя Джаффара и выгоним его вороватых корсаров из Эсталии обратно в их пустыни. Я вернусь до сбора урожая.

Герцогиня отстранилась от него. Она подняла лицо и улыбнулась его оптимистическим заверениям, но улыбка не коснулась её глаз.

Герцог заметил беспокойство Мартинги. Он преклонил колено перед женой, взял её маленькую ручку в свою и повернул так, чтобы поцеловать ладонь.

— Король нуждается во мне. Я лучший мечник в Аквитании, а значит и во всей Бретоннии. Ему понадобятся хорошие воины, если мы хотим освободить Эсталию от язычников.

— Я знаю, — заверила его Мартинга, но в её голосе всё ещё слышались нотки страха.

Герцог поднялся на ноги, смеясь над тревогой жены и демонстрируя беспечную браваду.

— Почему же продолжаешь волноваться? — спросил он. — Я и раньше бывал далеко, выполняя куда более опасные задания. Помнишь, прошлым летом я помогал герцогу Харарику в кампании против орков, совершавших набеги на его земли вдоль Верхней Грисмери? Или когда я присоединился к герцогу Арнульфу чтобы выследить дракона Гундовальда? Или когда я провел месяц при дворе герцога Балломера и был вынужден терпеть диету Лайонесса из сырых морепродуктов? — он попытался пощекотать горло своей жене, произнося последнюю шутку. Она вызывающе отстранилась.

— Будь серьезен, — сказала она, пытаясь подавить дрожь. — Я знаю, что ты совершил много дерзких и безрассудных поступков.…

— Некоторые назвали бы их героическими, — съязвил герцог. — Почти наверняка любой, кто смотрел на лайонесского омара, распростёртого во всей своей огромности на тарелке. — герцог видел, что его легкомыслие не улучшило настроения Мартинги. Он покаянно прикрыл рот рукой и помахал ей в знак извинения.

Мартинга принялась расхаживать по роскошным коврам гостиной, собираясь с мыслями, пытаясь облечь в слова безымянный ужас, сжимавший её сердце. Шаги привели её к узкому окну, через которое в комнату проникал свет и воздух. Она уставилась в окно, наблюдая за стражниками, патрулирующими стены замка, за ремесленниками и торговцами, направляющимися по узким улочкам города за замковыми стенами, пока те несли свои товары на рынок. Всё казалось таким мирным, таким нормальным, что она не могла не думать, что её страхи были детскими и необоснованными. Но как бы герцогиня ни старалась избавиться от них, она не могла.

— Что–то… какая–то тёмная сила, которую я не понимаю, — сказала она герцогу. — Каждую ночь я просыпаюсь и вижу его — чёрный силуэт, нависающий над тобой. Тянется вниз, чтобы забрать тебя у меня!

— Ты говоришь, как пророчица Изабо, — сказал ей герцог. — В следующий раз, когда тебе покажется, что ты видишь этот призрак — разбуди меня, чтобы я тоже его увидел.

Лицо Мартинги побледнело. Она бросилась к мужу и схватила его за руки.

— Я не хочу, чтобы ты это видел, — выдохнула она. — Это предзнаменование, предупреждение! Что–то злое ждёт тебя, если ты поедешь с королем!

— Я не могу бросить короля так же, как он не бросил бы меня, — сказал герцог, и в его голосе прозвучала боль, от знания того, что его слова причинят боль его жене. — Я должен присоединиться к его крестовому походу против султана.

Мартинга отвернулась.

— Я знаю, — сказала она. — Но будь осторожен. Вспомни кошмары глупой женщины. Не позволяй тьме забрать тебя у меня.

Красный Герцог наблюдал, как его инженеры начали собирать первые требушеты, которые должны были превратить Башню Волшебства в руины. Когда он закончит здесь, то не оставит и следа, что тут когда–то стояла крепость. Он бросит руины башни в Спокойное озеро — камень за камнем. Он уничтожит самые фундаменты, разрушит крипты и подвалы и отправит их с грохотом вниз, в самые глубины ада. Пройдёт сто лет, и ни один человек не сможет сказать, где стояла башня, и не посмеет произнести имя коварной ведьмы, которая была её хозяйкой.

Он вспомнил предупреждение Мартинги в тот последний день перед тем, как отправиться в Каркассон, на границу с Эсталией. Она говорила о тёмном призраке, чёрной тени, тянущейся вниз, чтобы забрать его у неё. Он всегда считал герцогиню спокойной, практичной женщиной с железными нервами. Он любил её за сильный характер, за благородное мужество, на которое могла претендовать только представительница прекрасного пола. Она не была склонна к предчувствиям и ночным кошмарам. Возможно, именно поэтому он не прислушался к её предостережению, позволил себе остаться равнодушным к её страху.

Но она оказалась права. Что–то злое ждало его, чтобы навлечь на него участь худшую, чем дыхание дракона и брюхо тролля. Участь, которая забрала его у неё, забрала навсегда. Он никогда не войдет во врата Морра, никогда не увидит мирных садов, куда ушла душа его жены.

Теперь он был Красным Герцогом, отныне и навсегда.

Как получилось, что его жена, женщина, не обладающая магическими способностями пророчицы, предвидела ужасную судьбу, ожидавшую его в конце крестового похода? Как же так вышло, что Изабо, со всей тайной магией служительниц Грааля, с божественной милостью Леди, текущей через неё — как же так вышло, что она не почувствовала проклятия Красного Герцога?

Ответ был только один: она почувствовала. Возможно, именно она привлекла внимание короля Людовика. Возможно, именно Изабо придумала весь этот грязный план, чтобы отнять герцогство у законного лорда и передать его королю-узурпатору.

Красный Герцог посмотрел на башню, наблюдая, как пророчица ходит по балкону. Она изменила свою внешность, став более молодой и смуглой, чем тогда, когда отогнала его в прошлый раз. На ней было прозрачное облегающее платье, которого он никогда раньше не видел, длинная коническая шляпа, украшенная шёлковыми лентами и кисточками с перьями. Вампир не знал, что за игру затеяла Изабо, но если она думала, что смена одежды и немного магии, чтобы изменить лицо, скроют её от него, то она жестоко ошибалась.

Красный Герцог мрачно рассмеялся, глядя, как группы скелетов тащат длинные тонкие шесты в поле под балконом. Он знал, как сломить дух этой женщины. Как и у всех женщин, у неё не хватило бы духу терпеть насилие и варварство, а вампир многое узнал об этих вещах, когда воевал против арабов. Пока что заострённые колья лежали на земле, но скоро они поднимутся высоко над полями, обременённые кричащими телами крестьян. Он сломит сопротивление ведьмы.

Вампир раздражённо зарычал, отдавая приказ барону де Гаводану следовать за ним. Он был раздосадован отсутствием прогресса со стороны своей армии. Они уже должны были захватить сотни крестьян. Его воины-скелеты уже должны были основательно заняться посадкой леса из пронзённых перед стенами башни. Вместо этого они стояли без дела рядом со своими грудами кольев, привлекая огонь нескольких лучников, спрятанных внутри крепости.

— Где де Гаводан! — взревел Красный Герцог, пиная зомби, начищавшего ему сапоги. Существо опрокинулось назад, его челюсть была сломана ударом вампира. Гниющий труп бездумно пополз обратно к своему сидящему хозяину и вернулся к своим обязанностям, не обращая внимания на раздробленную кость, пронзившую его щеку.

— Где этот недоносок, эта дворняжка? — снова зарычал вампир.

Ренар, как и другие члены ближайшего окружения Красного Герцога, стоял рядом с вампиром в его тёмном шатре. Некромант застонал. У него чуть не сорвалось с языка сказать хозяину, что он оставил барона запертым в часовне в Меркале, но он знал, что ничего хорошего из этого не выйдет. Вместо этого он толкнул локтем чёрного рыцаря, стоявшего рядом с ним, трэлла, которого Красный Герцог создал, чтобы заменить де Гаводана.

— Я думаю, тебе лучше быть бароном, — сказал Ренар чёрному рыцарю.

Смущённый, чёрный рыцарь приблизился к сидящему Красному Герцогу, низко поклонившись своему хозяину.

— Где вы были, де Гаводан? Наполняли живот кровью крестьянских девушек? — свирепо посмотрел Красный Герцог на своего трэлла. — Я недоволен тем, как продвигаются дела у моих войск. Я послал своих рыцарей сжечь все деревни и привести всех пленников, которых они смогут поймать, — он сердито указал на пустые поля. — Это было вчера, а они до сих пор не вернулись! Мне нужны мои пленники, барон! Если эти негодяи не смогут найти толпу неграмотных крестьян, я отниму их шпоры! Я положу каждого из них на открытый огонь и приготовлю их в их собственных доспехах!

Ренар покачал головой, услышав ярость Красного Герцога. Наваждение снова овладело им, болезнь заставила его думать, что он всё ещё ведёт войну против короля Людовика Праведного. Он послал своих чёрных рыцарей уничтожать деревни, которые были разрушены почти пятьсот лет назад, чтобы захватить людей, которые были мертвы и похоронены в течение столетий.

Тем временем армия вампиров была заперта на месте, осаждая Башню Волшебства, столь же уязвимая, как новорожденный младенец, если армия герцога Гилона нападет на них. После того как они оставили за собой такой след разрушения, Ренар был убеждён, что герцог Гилон уже дал сигнал всем своим вассалам собрать рыцарей и воинов. То, что они ещё не дали бой Красному Герцогу, означало лишь, что герцог Гилон пока только собирает свои силы.

Ренар надеялся, что к тому времени, когда они встретятся с рыцарями герцога Гилона, вместе с ними выступят три тысячи немёртвых лордов-табунщиков. Он хотел, чтобы курганы Кюйле были открыты и разграблены, чтобы древние рыцари поднялись из своих гробниц, дабы сражаться под началом своего нового повелителя-вампира. Больше всего ему хотелось, чтобы Красный Герцог был в здравом уме и мыслил трезво, чтобы его блестящий ум сосредоточился на тактике, которая сокрушит армию герцога Гилона. Он не хотел, чтобы вампир потерялся в мире собственных воспоминаний и иллюзий.

Ренар погладил подбородок, когда ему в голову пришла идея. Он взглянул на мрачную, призрачную фигуру Жакетты. Безумие Красного Герцога было сосредоточено на том, чтобы отомстить давно умершей хозяйке башни. Что, если Ренар сможет дать ему эту долгожданную месть? Точно так же, как Красный Герцог принял Марольфа за барона де Гаводана, он мог принять Изельду за её предшественницу Изабо. Шок от победы, которую он не смог одержать пять столетий назад, может быть достаточным, чтобы выломить вампира из его заблуждений.

Жакетта была ключом к плану Ренара. Хотя на то, чтобы пробить толстые стены башни, могли уйти недели или месяцы, баньши не требовалось никакой бреши, чтобы проникнуть в крепость. Она могла бы пройти прямо сквозь камни, найти Изельду и убить её. Тогда у вампира не будет причин продолжать осаду.

Некромант откинулся назад, вполуха слушая, как Красный Герцог продолжает ругать своего тёмного рыцаря за неудачи барона де Гаводана. Потребовалась бы некоторая хитрость, чтобы изложить свой план таким образом, который был бы приемлем для Красного Герцога в его теперешнем состоянии. Правильная алхимия лести и почтения. К счастью, если и было что–то, чему любой сообразительный человек, рождённый в крестьянском сословии Бретоннии, быстро учился, так это быть льстивым и почтительным в разговоре с правившими королевством дворянами.

Граф Эргон никак не мог понять, что делает Красный Герцог. Вампир отправил большую часть своей армии нежити на рубку леса и сборку осадных машин, но несколько сотен скелетов стояли без дела на поле, пассивно наблюдая, как лучники внутри башни срезают их. Кавалерия вампира ускакала, разбегаясь во все стороны. Граф не мог говорить о поручениях, возложенных на других чёрных рыцарей, но те, кого он видел сквозь деревья, просто скакали между двумя участками безжизненной мёртвой земли. Откер предположил, что, возможно, в этих местах когда–то стояли деревни, давным-давно. Возможно, они пытались найти места захоронений, которые когда–то служили давно исчезнувшим общинам, чтобы их мерзкий хозяин мог воскресить погребенных мертвецов в виде скелетов-воинов и пополнить ряды своей чудовищной армии.

Аристократ с тоской посмотрел на лагерь вампира. Можно было безошибочно узнать палатку Красного Герцога, шатёр из чёрной ткани, который выглядел так, словно был сшит из погребальных саванов. Лишь несколько закованных в броню умертвий стояли на страже логова своего хозяина, но с сотнями зомби, стоявших по стойке смирно вокруг палатки, в них было мало необходимости. Граф Эргон отбросил мысль о попытке пробиться к Красному Герцогу. Он знал, что даже сидя верхом на боевом коне, он никогда не сможет прорубить путь через немёртвых солдат, прежде чем они смогут сокрушить его одной численностью. Мысль о том, что он должен умереть, прежде чем отомстит за сына, была графу физически противна.

Нет, он не будет спешить, он дождётся шанса, когда сможет скрестить мечи с вампиром.

— Для блестящего стратега Красный Герцог плохо проводит осаду, — заметил сэр Леутер. — Я видел, как орки используют лучшую тактику.

Граф Эргон отвернулся от поля, осторожно опуская ветку куста, за которым прятался, чтобы не наделать лишнего шума.

— Он достаточно хорошо запечатал башню, — сказал граф. — Ему не нужны все его войска, чтобы удержать одну-единственную женщину и её слуг взаперти. На самом деле, он, возможно, специально оставил такие вопиющие пробелы в своём развертывании, надеясь выманить Изельду, а затем напасть на неё, когда она попытается убежать, — он мрачно кивнул, обдумывая хитрость подобной тактики. — Твари Красного Герцога, вероятно, следят за любым намёком на то, что кто–то пытается сбежать.

Леутер с этим не согласился.

— Нам было достаточно легко подобраться так близко к башне. Это плохо говорит о бдительности войск Красного Герцога.

— Может быть, — сказал граф Эргон. — А может быть, мы просто движемся в неверном направлении, чтобы заинтересовать их. Монстры Красного Герцога, похоже, нуждаются в том, чтобы им точно сказали, что делать. У них нет никакой инициативы, чтобы действовать помимо данных им приказов. Помнишь скелетов, стоявших в поле и даже пальцем не пошевеливших, пока лучники в башне продолжали стрелять в них? У них даже не было достаточно воли, чтобы выйти из зоны досягаемости, они просто стояли там, позволяя стрелять в себя, ожидая, что кто–то скажет им, что делать.

— Значит, вы думаете, что мы сможем проникнуть в башню? — удивился Леутер. — Даже при том, вокруг неё расположилась армия Красного Герцога?

— Если им не приказано никого не пускать в башню, — ответил граф Эргон. — И если мы сможем избежать встречи с кем–нибудь из созданий Красного Герцога, кто может думать самостоятельно.

Леутер отодвинул ветку и поморщился, увидев, что по периметру башни шатается шеренга зомби. В линии были прорехи, достаточно большие, чтобы пропустить тилейский военный галеон, но предупреждение графа Эргона о ловушке заставило его увидеть угрозу, а не возможность в любопытном способе, которым вампир развернул своих существ. Если граф Эргон ошибается, их убьют.

Молодой рыцарь поднял глаза и увидел балкон на вершине башни. Он увидел вдалеке фигуру женщины в синем, прислонившейся к перилам балкона. Несмотря на расстояние и укрытие в лесу, Леутеру показалось, что он чувствует, как она смотрит прямо на него.

— Мы должны попытаться, — решил Леутер, ударив кулаком по раскрытой ладони. — Красный Герцог осаждает башню не просто так. Пятьсот лет назад пророчица Изабо обратила против него свою магию и приняла участие в его поражении. Может быть, он хочет быть уверенным, что Изельда не сможет сделать то же самое.

— Тогда пророчица должна знать секрет уничтожения этого негодяя, — прошипел граф Эргон с возбуждением в голосе.

— Даже если нет, мы не можем бросить даму в таком бедственном положении, — сказал Леутер. — Законы рыцарства не позволяют рыцарю вести себя подобным бесчестным образом. Чего бы нам это ни стоило, мы должны спасти её от Красного Герцога.

Молодой рыцарь повернулся и уставился на Вигора, Откера и лучников.

— Честь требует, чтобы мы с графом Эргоном помогли пророчице Изельде, — сказал Леутер. — Если мы ошибаемся относительно наших шансов добраться до башни, то мы идём на верную смерть. Будучи крестьянами, вы не имеете чести, чтобы та была оскорблена тем, что вы останетесь позади. Я пойму, если вы решите остаться в стороне.

Откер энергично закивал головой.

— Благодарю вас, милорд, — сказал он. — То, о чём вы говорили, звучит так же безумно, как бред шляпника. Я и мои друзья будем столь же счастливы, ежели останемся здесь.

Вигор отошёл от остальных крестьян и неловко поклонился сэру Леутеру.

— Может быть, у меня и нет рыцарской чести, милорд, но на моей душе лежит бремя, которое я должен искупить. Пожалуйста, позвольте мне сопровождать вас. Если это означает смерть, то, по крайней мере, я могу умереть, противостоя злу, которое помог выпустить на волю.

Леутер похолодел, когда услышал что говорит Вигор. Он был тронут проявлением мужества крестьянина, но ужаснулся его промаху в суждениях. Он покосился на графа Эргона, наблюдая за реакцией аристократа на слова Вигора — но тот лишь поднял бровь, услышав, что Вигор говорит о выпущенном на волю зле. Холодок, пробежавший по спине Леутера, смешался с болезненным ощущением, поднимающимся в животе. Он знал, что граф Эргон запомнит слова Вигора. Граф, возможно, и не потребует объяснений сейчас, когда они готовятся совершить самоубийственный бросок к башне, но это требование придёт. Когда это произойдет, Леутеру придется признаться, какую роль сыграл эрл Гобер в освобождении Красного Герцога из могилы. Если это уж не возродит вражду между д'Эльбиком и дю Мэном, то сделать это уже ничего не сможет.

Трое мужчин попрощались с Откером и подкрались к самому краю леса. Они могли видеть ближайшую группу скелетов всего в нескольких сотнях ярдов, нежить трудилась, обтёсывая бревна в колья и балки для требушета. Стук молотков и пил заглушал стук их собственных сердец.

Побледневший Вигор повернулся к Леутеру.

— Позвольте мне идти первым, милорд, — попросил искалеченный крестьянин. — Если они… если они побегут за мной, вы сможете найти другой путь в башню.

В предложении Вигора была своя логика, логика, которая заставила Леутера согласиться на этот план, даже испытывая стыд за то, что он позволил крестьянину принять опасность ради него. Однако отчаянные времена часто требовали необычных мер. Было бы ещё большим позором потерпеть неудачу и позволить Изельде попасть в руки Красного Герцога.

Рыцари смотрели, как Вигор выходит на поле медленными, неуверенными шагами. Скрюченное тело крестьянина дрожало от страха, тихий стон ужаса вырвался у него, когда он приблизился к группе ужасных скелетов. Раз или два Вигор останавливался, стоя совершенно неподвижно, если не считать дрожи, сотрясавшей его конечности. Однако крестьянин ни разу не обернулся и не посмотрел назад. С решимостью, достойной рыцаря, человек, терзаемый чувством вины, продолжал идти вперед.

Леутер продолжал наблюдать за скелетами, ожидая, как они отреагируют на присутствие Вигора. Нежить даже не подняла головы, сосредоточившись на задаче, поставленной перед ними их зловещим хозяином. Вскоре крестьянин миновал работающую группу и направился к одному из просветов в шеренге зомби.

— Он прошёл, — выдохнул Леутер, и его плечи облегчённо опустились.

— Настоящим испытанием будет то, сумеет ли он пройти через пикеты, — сказал граф Эргон. — Это покажет нам, сработает эта безумная идея или нет.

Оба мужчины молча наблюдали, как Вигор приближается к неподвижным рядам солдат-зомби. Даже из–под прикрытия леса рыцари чувствовали гнилостный запах этих тварей, видели, как разлагающаяся плоть отваливается от их гнилостных тел. Вигор остановился, когда приблизился к промежутку между зомби, вытирая потные ладони о штаны и делая пальцами в воздухе знак Шалльи.

Затем крестьянин снова двинулся вперед, его шаги были ровными и неторопливыми. Несколько раз он спотыкался, неловко вытягивая руки, чтобы восстановить равновесие. Леутер догадался о причине странного продвижения Вигора. Крестьянин закрыл глаза, чтобы его не охватил ужас при виде зомби. Если немёртвые стражи и обратили бы на него внимание, то он не хотел этого знать. Он не хотел видеть, что смерть пришла за ним.

После того, что казалось вечностью, Вигор оказался далеко впереди линии гниющих часовых. Зомби не шевельнули ни единым мускулом — у одного из них ворона даже выковыривала личинки из черепа, и зомби не подавал никаких признаков того, что знает о голодной птице. Вигору почти удалось сделать это! Он почти добраться до башни! Зомби не собирались остановливать его!

У Леутера отвисла челюсть, когда его внезапно осенило. Нежить не могла помешать Вигору достичь башни, но люди внутри — могли! Внутри крепости были лучники, наблюдавшие за происходящим из каждого окна. Они не могли знать, что Вигор был их другом, не могли знать, что он был кем–то ещё, кроме как одним из рабов Красного Герцога. Действительно, с его спотыкающимся, слепым шагом, они могли даже принять его за одного из нежити!

Леутер выразил своё беспокойство графу Эргону. Старший рыцарь чертыхнулся, что не подумал об этой проблеме, сердито хлопнув левой рукой по раненной правой, используя вспышку боли как физическое указание на свою ошибку.

— Мы должны выбраться отсюда, — сказал ему граф Эргон. — Если те люди в башне увидят, что к ним приближается пара рыцарей, они могут сдержаться.

— Если только они не подумают, что мы из тварей Красного Герцога, — заметил Леутер.

Граф Эргон поморщился, услышав это предположение.

— Мы просто должны убедиться, что идём через поле с открытыми глазами, — сказал он.

Два рыцаря вышли из леса на открытое место. Их походка была смелой, строгой от уверенности, которую на самом деле не чувствовал ни один из них. Именно смирение с тем, что они, вероятно, умрут, укрепило их мужество. Если им суждено было встретить смерть, то они, по крайней мере, сделали бы это с достоинством истинного рыцаря Бретоннии.

Они прошли мимо скелетов, строивших требюшет, даже не взглянув на монстров. Глаза обоих мужчин были прикованы к башне, наблюдая, как Вигор, спотыкаясь, приближается к крепости. Каждый миг рыцари ожидали, что искалеченный крестьянин падёт под градом стрел, но Вигор продолжал продвигаться вперед ярд за ярдом без единого выстрела, что мог бы стать зримым выражением протеста против его деяния.

Рыцари пересекали открытое пространство между работающими скелетами и линией пикетов, когда увидели, что Вигор наконец достиг подножия башни, заметив, как крестьянин споткнулся о каменный фундамент крепости и упал на землю. Мгновение спустя он поднялся. Должно быть, в этот момент его глаза были открыты, потому что рыцари услышали далекий торжествующий вопль и увидели, как кулак Вигора взметнулся в воздух. Крестьянин огляделся, заметив зарешеченный вход в башню, вскарабкался по неровной груде камней, разбросанных вокруг её основания, и направился к массивной стальной двери.

У Леутера не было времени посмотреть, что там будет делать Вигор дальше. Резкий шепот графа Эргона снова привлек его внимание к нежити — мужчины были в двадцати ярдах от ближайших зомби. Немёртвые солдаты застыли по стойке смирно, их истлевшие лица смотрели прямо на башню. Каждый из зомби держал в гниющей руке грубое копье или ржавую алебарду; многие из них даже носили потрепанные шапели или обрывки кольчуги. Леутер был потрясён, обнаружив, что не все зомби были мужчинами, многие из них были женщинами и детьми. Когда Красный Герцог включал мёртвых в свою армию, то вампир забирал все, что могло держать оружие.

Рыцари неосознанно замедлили шаг, проходя мимо угрожающих рядов нежити. Каждый крепко сжимал меч, опасаясь любого движения со стороны зомби. Но существа не обращали на них никакого внимания, уставившись немигающими глазами на башню, которую им было велено сторожить.

Рыцари вздохнули с облегчением, когда миновали линию пикета беспрепятственно — как и предсказывал граф Эргон, этим существам было приказано не выпускать людей из башни. Они не знали, что делать, если кто–то попытается проникнуть внутрь.

Затем всё быстро изменилось. До них донёсся резкий крик и Леутер и граф Эргон одновременно повернули головы, чтобы найти его источник. То, что они увидели, было худым, мертвенно-бледным человеком, одетым в длинное чёрное одеяние. Он яростно топал ногой, размахивая руками над головой.

И это было не безмозглое создание вампира, а скорее живой человек, который проклял свою душу, связав себя с Красным Герцогом.

— Идиоты! Кишащая червями падаль! — бушевал Ренар, потрясая кулаками перед неподвижными зомби. — Они идут прямо в башню!

Некромант проклял всё ещё неподвижных зомби, быстро догадавшись о причине их летаргии. Он закрыл глаза, втягивая в себя темную силу Дхара, сплетая ужасную энергию в заклинание, которое поставит зомби под его непосредственный контроль.

Рыцари не стали дожидаться, пока Ренар выведет немёртвых из оцепенения. Сорвавшись на бег, мужчины бросились к башне. Возможность быть убитым лучниками внутри крепости преследовала их на каждом шагу, но, по крайней мере, это была бы более быстрая смерть, чем быть убитым сотней зомби.

Позади них Ренар продолжал бушевать и ругаться. Некромант видел, что пикеты, над которыми он взял контроль, никогда не поймают бегущих рыцарей. Напрягая всё больше своей темной силы, он заставил неуклюжих зомби двигаться магически усиленным бегом, заставляя их прилагать всё больше и больше усилий. Некоторые из самых гнилых часовых рухнули, когда их разлагающиеся тела развалились от напряжения, червивые ноги ломались, хрупкие кости трещали, раздутые органы разрывали иссохшую кожу. Но достаточное число зомби было целыми, чтобы выдержать грубое обращение колдуна.

Достаточно, чтобы сломить рыцарей и заставить их пожалеть о своем героизме. Холодная улыбка появилась на лице Ренара, когда он подумал о том, что он сделает с рыцарями, когда они окажутся в его власти. Он бы не стал торопиться убивать их, вне всякого сомнения. Он заставит этих людей понемногу умирать за каждый год, что он пресмыкался перед их родом. Он заставит их страдать так же, как страдал он сам, а когда они больше не смогут страдать, он вселит в их мёртвые тела подобие жизни, чтобы они могли прислуживать ему и служить ему так, как когда–то был вынужден служить он.

Отвлёкшись на своих мстительные грезы, Ренар не смог поддержать своих зомби для последнего рывка, который позволил бы им приблизиться к рыцарям. Он нахмурился, когда заметил свою ошибку, наблюдая, как зомби вернулись к своему обычному неуклюжему шарканью, а рыцари меж тем почти добрались до основания башни.

Ренар уже собирался наполнить зомби новой порцией магической энергии, когда заметил кое–что забавное. Стальная дверь башни всё ещё была закрыта. Крестьянин с горбатой спиной стоял и спорил с привратником внутри, но, похоже, тот не собирался поддаваться на уговоры. Дверь оставалась закрытой.

Жестокая улыбка появилась на лице Ренара. Нет причин тратить сейчас его энергию. Пусть рыцари доберутся до башни. Пусть они умоляют, умоляют и плачут, пытаясь проникнуть внутрь. Они будут заперты там, прижаты к стене, когда зомби Ренара придут за ними. В нескольких дюймах от безопасного места их уничтожение будет ещё более сокрушительным.

Некромант усмехнулся про себя и поднял глаза на саму башню. Безопасность? Возможно, было бы неправильно использовать это слово. В самом деле, если рыцари узнают, что он выпустил внутрь башни, они могут предпочесть остаться снаружи и быть растерзанными зомби Ренара!

ГЛАВА XIV

— Ваша милость.

Голос дрожал от горя, слова были сдавленными и натянутыми. Каким–то образом они пробились сквозь багровое забытьё, охватившее разум герцога. Он вырвался из кровавых снов, отчаянно хватаясь за каждое слово.

— Я не знаю, слышите ли вы меня, — говорил голос. — Не знаю, можете ли вы меня слышать. Но я должен сказать вам, ваша светлость. Я должен сказать вам.

Это был голос эрла Дюрана дю Мэна. Вассал, который не подчинился его приказу оставить его в пустыне Арабии. Герцог почувствовал прилив восхищения эрлом Дюраном, человеком, чья преданность заставила его стоять рядом со своим раненным лордом. Теперь он не мог вспомнить, почему хотел умереть. Он смутно помнил тёмную фигуру, склонившуюся над ним и что–то делавшую с ним, когда он беспомощно лежал на песке.

Герцог отбросил эту странную мысль, сосредоточившись, когда снова раздался страдальческий голос Дюрана.

— Мы вернулись, ваша светлость. Вернулись в замок Аквин. Мы вернулись.

В сердце герцога вспыхнуло волнение. Замок Аквин! Аквитания! Он уже отчаялся когда–нибудь снова увидеть свой дом. Он отчаянно пытался открыть глаза, но они были словно прикованы к каждому веку железными гирями. Затем он внезапно вспомнил эмоции в голосе графа Дюрана. В его голосе звучало что угодно, только не ликование. Вряд ли это был голос солдата, вернувшегося с триумфом из долгого крестового похода. Герцог гадал, какой ужас он увидит, если сумеет открыть глаза.

— Ваша светлость, — сказал Дюран, подавляя всхлип. Герцог почувствовал, как дрожь страха пробежала по его телу, пытаясь представить себе, что за трагедия могла так вывести из себя храброго бретоннского рыцаря.

— Ваша светлость, герцогиня Мартинга мертва!

Эти слова пронзили сознание герцога, как раскалённый докрасна нож. Дюран говорил о том, как до Аквитании дошла весть, что герцог погиб в бою. Он рассказал о том, как Мартинга сначала не верила в подобные россказни, но в конце концов, когда вернулись все остальные лорды-крестоносцы, она наконец признала правду о смерти мужа. Отказываясь жить без него, она взобралась на самую высокую башню замка и бросилась через парапет.

Агония, боль, не похожая ни на что, что он чувствовал, даже когда арабийский яд горел в его венах, пронзила тело герцога. Он бы закричал, забил бы руками и ногами от боли, но больные мышцы отказывались ему повиноваться. Вместо этого он отбросил свои мысли далеко в сторону, пытаясь уйти в воспоминания от ужаса, охватившего его чувства.

Мысленно герцог мчался по мрачным залам своего замка, проходя мимо комнат, ставших без Мартинги унылыми и заброшенными. Он увидел её гостиную, эту счастливую комнату высоко над внешней стеной. Может быть, именно здесь она ждала его возвращения? И это здесь отчаяние, наконец, охватило ее?

Герцогу показалось, что он видит двух мужчин, стоящих в пустой комнате. Он узнал их, увидел лица барона де Гаводана и маркиза Галафра д'Эльбика. Он слышал, как они разговаривают, обсуждая больное тело, что маркиз Галафр привёз из Арабии. Разговор перешёл на обвинения в саботаже и предательстве. Маркиз Галафр обвинил барона в том, что тот потопил корабль, на котором они возвращались в Бретоннию. Барон, в свою очередь, обвинил маркиза Галафра в том, что тот не выполнил их договор.

Разум герцога отступил от предательских слов, возвращаясь в своё парализованное тело.

Граф Дюран всё ещё говорил с ним, рассказывая о самоубийстве его жены. Но теперь Эль Сиф знал. Отчаяние его жены было порождено ложью. Ложь, придуманная бароном де Гаводаном и единственным человеком, который мог извлечь выгоду из смерти герцога Аквитанского.

Человеком, которого вся Бретонния знала как короля Людовика Праведного.

Сэр Леутер и граф Эргон бросились к массивной стальной двери, которая была единственным входом в башню волшебства. За спиной они слышали, как орда зомби неуклюже карабкается по каменистой насыпи, на которой та стояла. Хотя некоторые из них пали в погоне за двумя рыцарями, сотни остались на ногах. Неожиданная и неестественная скорость, которую демонстрировали эти существа, казалось, уменьшилась, превратив их погоню за людьми в ровное, безжалостное шарканье ногами.

Оставалась надежда, что рыцари смогут вовремя проникнуть в башню, но когда они подошли ближе, то поняли, что это легче сказать, чем сделать. Вигор был занят ожесточённым спором с привратником по ту сторону стальной двери. Человек с бородавкой на носу выглянул из маленького окошка в центре двери, внимательно изучая Вигора.

— Откуда мне знать, что ты не вампирское создание? — потребовал ответа страж. — Шпион, пытающийся проскользнуть в башню, чтобы убить миледи?

Вигор хлопнул ладонью по неподатливой двери.

— Мы уже говорили об этом! — выругался он. — Ты хорошо рассмотрел мою шею. Похоже, что вампир меня укусил?

Привратник покачал головой.

— Может быть, вампиру и не нужно было тебя кусать. Может быть, ты работаешь на него, чтобы получить немного серебра. Есть много негодяев, которые сделали бы худшее — за меньшее.

— Я худшее сделаю с тобой! — прорычал Вигор, снова ударив рукой по двери. Он с надеждой взглянул на Леутера и графа Эргона, когда те подбежали к двери. — Если вы мне не верите, то, может быть, поверите моим благородным господам, — заявил крестьянин. Он указал Леутеру на дверь. — Скажите этому идиоту, зачем мы здесь.

— Нам нужно попасть внутрь, чтобы увидеть пророчицу, — сказал Леутер, задыхаясь. — Открой эту дверь и проводи нас к своей госпоже.

Надзиратель усмехнулся в ответ.

— Откуда мне знать, что ты настоящий рыцарь? — потребовал он ответа. — Кажется ужасно странным, что все эти негодяя просто позволили вам пройти прямо сюда, — его глаза подозрительно сузились. — Откуда мне знать, что вы сами не вампиры? — он отошел от окна. — Покажи мне свою шею, — приказал он испуганным голосом.

Граф Эргон наблюдал, как первый зомби достиг вершины холма. Их короткая передышка почти закончилась.

— Послушай, мы друзья, — прорычал он привратнику. — Но через минуту мы будем просто кучей разделанного мяса, если ты не откроешь эту дверь! — граф разочарованно покачал головой. — Спроси своих лучников, не из армии ли мы Красного Герцога! — воскликнул он. — Если бы это было так, не думаешь ли ты, что они подстрелили бы нас прежде, чем мы добрались до этой двери?

Леутер отвернулся от двери, оглядываясь на зомби, карабкающихся по фундаменту башни.

— Совершенно верно, — сказал он графу Эргону. — Но почему они не пускают стрелы в эту толпу?

Тревожное чувство охватило троих мужчин, которые рисковали жизнями, чтобы пересечь поле боя. Граф Эргон прижался лицом к маленькому окошку в двери.

— Что–то не так, — сказал он привратнику. — В башне что–то не так!

Пока он говорил, пронзительный крик эхом разнесся по караульному помещению, оглушительный вопль, от которого поползли мурашки. Привратник в ужасе воздел глаза к потолку, гадая, что происходит в верхних залах.

Краска отхлынула от лица графа Эргона. Его тело дрожало.

— Я знаю этот звук, — пробормотал он, не обращая внимания на то, кто его слышал. Это был тот самый крик, который предвещал нападение Красного Герцога на замок Мэн. Вопль баньши.

— В чем дело? — спросил Леутер, заметив испуг дворянина.

Граф Эргон проигнорировал его, вместо этого повернувшись лицом к привратнику.

— Впусти меня, парень! Говорю тебе, я знаю, что произошло в башне!

Стражник уставился на графа Эргона, парализованный страхом. На небольшом возвышении вокруг основания башни, целая дюжина зомби закончила подъем и медленно двигалась к воротам и трём мужчинам, пойманным в ловушку из–за закрытой двери. Рыцари могли слышать скрип сухих костей, скрежещущих друг о друга, скрежет расшатанных доспехов о разлагающуюся плоть, капанье нечистых соков из лопнувших органов. Когда зомби приблизились, они неуклюже подняли грубые копья и ржавые глефы, которые несли, выставив перед пойманными в ловушку людьми забор из расщеплённого дерева и острого железа.

Леутер и Вигор отвернулись от двери, оба взмахнули собственным оружием, готовые встретить неуклюжую орду. Граф Эргон продолжал колотить в дверь, пытаясь заставить испуганного привратника действовать.

Граф Эргон не сделал ничего такого, что, в конце концов, заставило бы привратника рвануться открыть ворота — пронзительный вопль баньши, отражённое эхо которого вновь вырвалось из башни, прервал размышления испуганного человека. Почти прыгнув к двери, привратник отодвинул тяжёлые засовы и опустил массивную балку.

Граф Эргон протиснулся в дверь, как только она начала открываться. Вигор поспешил за ним, Леутер следовал последним. Трое мужчин навалились всем своим весом на дверь, как только оказались внутри сторожки охраны, захлопнув её прямо перед носом приближающихся зомби. Гнилая рука одного из существ застряла в захлопнувшемся проёме, гнилые пальцы упали на пол, начисто отсечённые краем закрывшейся двери.

Дверь с металлическим грохотом захлопнулась. Рыцари продолжали давить на неё своим весом, увеличенным броней, в то время как Вигор и привратник вернули тяжёлую балку на место и задвинули полдюжины засовов, что запирали дверь в каменной стене.

— Я… Я сожалею, милорды, — извинился привратник. Вигор заговорил за всех, когда ударил его кулаком в живот.

— Мы внутри, что нам теперь делать? — спросил Вигор, отворачиваясь от блюющего привратника.

Ужасный вопль баньши прозвучал ещё раз, пронзив каждого из мужчин до самой глубины его естества. От жуткого звука, подобного тысяче кошмаров, их кости мелко задрожали.

— Мы поднимемся туда и выясним, что издает этот шум, — заявил граф Эргон, и напряжённый взгляд его глаз говорил товарищам, что он не потерпит возражений.

Леутер кивнул в знак согласия.

— Что мы будем делать, когда найдем его?

Граф Эргон повернул левую руку, позволяя свету играть на остром лезвии его меча.

— Мы заставим его остановиться, — сказал он.

Поднявшись по центральной лестнице, которая вилась вверх через башню, вскоре трое мужчин нашли первого из лучников. Одетый в грязную крестьянскую одежду, лучник прислонился к внутренней колонне, вдоль которой вились узкие ступени. Кровь запятнала его уши, красные струйки текли из глаз и носа. Когда Вигор прикоснулся к лучнику, чтобы проверить, жив ли тот, тело сместилось, рухнуло на ступеньки и плавно сползло вниз, а затем медленно покатилось вниз по лестнице, наполнив башню нелепым грохотом.

Лучник был одним из многих, кто бежал в башню для защиты от нападения Красного Герцога. Он верил, что толстые каменные стены и магия пророчицы защитят его. Вместо этого он нашел странную и ужасную смерть.

— Будьте бдительны, — предупредил граф Эргон. — Баньши не нужно видеть тебя, чтобы убить. Ее воплей достаточно, — аристократ отвязал шёлковую ленту с рукава латной перчатки, затем снял с головы стальной шлем. Откинув кольчужный койф и стёганый подшлемник, он начал наматывать ленту вокруг головы, завязывая уши. Сэр Леутер заметил слабый аромат духов на ленте и вышитую на ней геральдику дю Мэна.

— Заткните уши, — посоветовал граф остальным. — Это может помочь против крика баньши.

Граф шел впереди своих спутников, осторожно поднимаясь по винтовой лестнице. Атмосфера вокруг лестницы была ледяной и безжизненной, превращая в лед дыхание рыцаря. Брызги крови на центральной стене кристаллизовались, странно мерцая в дрожащем свете факелов.

Мысли графа Эргона вернулись к ужасу, обрушившемуся на его собственный замок, к его оруженосцам и рыцарям, убитым кошмарным призраком, способным забрать жизнь одним лишь звуком отвратительного голоса. Он не знал, достаточно ли храбрости и стали, чтобы причинить вред такому призрачному демону. Всё, что он знал — это то, что нужно сделать усилие, чтобы остановить ужасное привидение, прежде чем она сможет выполнить то, что ожидал от неё Красный Герцог.

На ступенях лежало тело ещё одного лучника, его лицо застыло в агонии и ужасе. Граф Эргон колебался, глядя на мертвеца и представляя себе, как тот умер. Он представил себе, что та же участь подстерегает его за следующим поворотом. Мысленно он увидел своё собственное лицо, мёртвое и испуганное, кровь сочилась из его безжизненных глаз.

Рыцарь собрался с духом, шепча тихую молитву Леди, чтобы она сохранила его мужество в этот трудный момент. Затем граф Эргон осторожно переступил через мёртвого лучника и с тревогой посмотрел на петляющий впереди подъем. Шёлковая ленточка, данная ему женой, так затянула ему уши, что он почти оглох. Хорошая защита от воплей баньши, но теперь граф поймал себя на том, что ему хочется слышать чуть больше, уловить какой–нибудь звук, который выдаст присутствие злого духа.

Укрепившись в своей решимости, граф Эргон продолжал подниматься по лестнице. Ещё один мёртвый лучник лежал поперёк ступеней, руки этого всё ещё сжимали древко стрелы. Крестьянин пытался избежать мучительного крика баньши, вонзив наконечник стрелы себе в ухо. Рыцарь надеялся, что своим отчаянным поступком покойник хоть немного облегчил свои последние мгновения.

Когда граф Эргон поднял глаза от мёртвого лучника, из его легких вырвался вздох ужаса. Он отшатнулся, едва не споткнувшись о ноги лежащего трупа.

Всего в нескольких футах от него, неземная в своей ужасной красоте, стояла бледная фигура женщины, её роскошное тело было облачено лишь в пышные лохмотья погребального савана. Проворный призрак стремительно дрейфовал в сторону рыцаря, и когда она приблизилась к нему, её великолепное лицо сморщилось, превратившись в оскаленный череп. Челюсти баньши раскрылись в крике ненависти.

Граф Эргон пошатнулся, чувствуя, как сила вопля баньши разрывает его тело и царапает душу. Даже, несмотря на то, что его уши были закрыты, мощь призрачного крика проникала в его мозг. Боль пронзила всё его существо, боль подобная тысяче крошечных огоньков, горящих под его плотью. И всё же рыцарь был благодарен судьбе — он знал, что если бы не заткнул уши, то вопль баньши убил бы его на месте.

Ярость Жакетты росла, усиливаясь из–за того, что рыцарь отказывался умереть. Она взмахнула коротким мечом, зажатым в тонкой руке, и рубанула пошатнувшегося аристократа, намереваясь отделить голову от плеч.

Если бы граф Эргон не был ранен, меч баньши прикончил бы его на месте. Прижавшись вплотную к опорной колонне, человек, поднимающийся по ступеням, не мог держать меч в правой руке, и уж конечно, рыцарю не хватило бы места, чтобы перехватить нисходящий удар меча Жакетты.

Но граф Эргон был ранен. Зажатый в левой руке, его меч имел достаточно места, чтобы нанести удар, рассекая лезвие баньши. Короткий меч был вырван из призрачной хватки Жакетты отчаянным парированием аристократа, и лезвие со звоном покатилось вниз по лестнице.

Огонь ненависти полыхнул в глазницах черепа Жакетты. Визжащая баньши бросилась на графа Эргона, цепляясь за него призрачными пальцами. Аристократ чувствовал, как её руки, словно ледяные ножи, впиваются в него, проникая сквозь плоть и доспехи. Он яростно взмахнул мечом, и сталь прошла сквозь похожую на дымку сущность духа, не причинив ему никакого вреда. Превозмогая боль, он упал на колени, продолжая бить Жакетту, а баньши меж тем начала стаскивать шлем с его головы. Призрак догадался, как он пережил убийственный крик, и теперь намеревался снять с него защиту.

Леутер и Вигор побежали вверх по лестнице, предупреждённые об опасности, грозящей графу Эргону, мечом, который был выбит из руки баньши. Молодой рыцарь неловко остановился, пытаясь обойти графа Эргона, чтобы нанести удар Жакетте. Баньши повернула голову и закричала на рыцаря, её ярость возросла, когда она увидела, что он тоже защищён от её убийственного вопля.

Пока баньши смотрела на Леутера, Вигор нырнул, чтобы напасть на неё сзади. Изогнувшись вокруг графа Эргона, крестьянин с горбатой спиной пронзил призрака острием меча. Жакетта резко обернулась, злобно завывая на мужчину. Теперь, когда на неё смотрели со всех сторон, лицо баньши проявилось вновь, её прекрасные черты просочились наружу, чтобы заменить разложившийся череп. Она жеманно улыбнулась мужчинам и в мгновение ока исчезла, утонув в самой стене башни.

Леутер бросился на исчезающую баньши, его меч высек искры из стены, рубанув холодный камень. Граф Эргон схватил его за руку и покачал головой — причинить вред призраку таким образом было невозможно. Он указал на верхние этажи башни. Его намеренья были ясны. Если они не смогут причинить вред баньши, то, по крайней мере, смогут найти Изельду и доставить пророчицу в безопасное место.

Рыцари поспешно взбежали по лестнице. Они наблюдали за коридорами, которые ответвлялись от лестницы, ожидая в любой момент снова столкнуться с призрачным убийцей. Мужчины старались держаться как можно дальше от стен, опасаясь, что баньши может высунуться из самих камней и вцепиться в них своими призрачными пальцами.

Повсюду они находили следы смерти и разрушения. Тут и там валялись тела крестьян-лучников и слуг в ливреях башни, распростёртые в позах малодушного ужаса или свернувшиеся в маленькие комочки боли. Холод чёрной магии и сверхъестественного был повсюду вокруг, высасывая тепло из их тел, высасывая саму жизненную силу из их костей.

Только на вершине башни Леутер заметил перемену. Один из коридоров, ответвляющихся от винтовой лестницы, казался другим: холодным, но без неприятного изнуряющего оттенка, который преследовал их на протяжении всего подъема. Он вытянул руку, преграждая путь своим товарищам, и решительно указал в сторону коридора. Граф Эргон понимающе кивнул и отступил в сторону, чтобы молодой рыцарь мог идти впереди.

Холодный коридор был определенно привлекательнее после сверхъестественного озноба, который они испытали. Обставленный в роскошном стиле, с мраморными колоннами и позолоченными скульптурами Грааля, прикреплёнными к каждой из белых дубовых дверей, вделанных в стены. Здесь не было никаких следов насилия, никаких брызг пролитой крови и измученных болью трупов. Чувство покоя и безопасности охватило троих мужчин, когда они пересекли холл, направляясь к двойным дубовым дверям в конце коридора.

Не колеблясь, Леутер открыл двери. За ними была комната, в которой горел яркий свет, в центре комнаты стояла пылающая жаровня, над золотистыми углями поднимался ароматный белый дым. Стены покрывали зеркала всех видов и размеров, от скромных стёкол из полированной жести до огромных листов хрусталя в серебряных рамах.

У дальней стены зеркальной комнаты жалась кучка перепуганных людей, по большей части крестьянки и дети, хотя среди них было и несколько пристыженных мужчин. Несколько слуг в ливреях башни тоже были там, делая всё возможное, чтобы успокоить беженцев.

В стороне от них стояла Изельда. Пророчица застыла чуть поодаль от жаровни, пристально глядя в одно из зеркал на стене. Когда Леутер вошёл в комнату, она отвернулась, намек на улыбку заиграл в уголках её поджатых губ. Она махнула мужчинам, чтобы они шли вперед, а затем жестом велела им снять покровы, что защищали их от баньши.

— Вы прибыли очень вовремя, — сказала им Изельда. — Я ждала вас, но не так скоро.

— Вы ждали нас? — спросил граф Эргон, и в его голосе прозвучали удивление и сомнение.

Изельда улыбнулась ему.

— Я послала сэра Леутера разыскать вас, граф Эргон дю Мэн, — сказала она ему. — Ваша семья должна сыграть важную роль в уничтожении Красного Герцога, — пророчица позволила своей улыбке исчезнуть и нахмурилась. — Мы можем обсудить всё это позже, — сказала она. — А теперь, пожалуйста, прошу вас встать рядом с этими добрыми людьми, — она махнула рукой в сторону кучки крестьян.

— Леди Изельда, — запротестовал Леутер. — Это не безопасно для вас, для любого из нас — остаться здесь.

— Баньши? — спросила Изельда с легким смешком, подчёркивающим её вопрос. — Боюсь, что этот мерзкий призрак не найдёт нас здесь. Магия оракула смущает её мёртвые чувства. Она даже не может увидеть эту комнату сама. Вот почему мне нужно было, чтобы ты позволил ей следовать за тобой.

Когда Изельда произнесла это, Леутер в тревоге обернулся. Граф Эргон уже пытался вернуть шелковую повязку на уши. Вигор рванулся к входу, тщетно надеясь, что сможет отгородиться от призрака, заперев двери.

В коридоре, с лицом, снова превратившимся в оскаленный череп, призрачная фигура Жакетты скользнула в комнату прорицания, её челюсти открылись в пронзительном вопле.

— Нет! — рявкнула Изельда на тех, кто готов был её защищать. — Пусть эта тварь приходит! Я не могу уничтожить её, пока она не войдет в эту комнату! Пятеро моих слуг отдали свои жизни, пытаясь заманить её ко мне! Я не хочу, чтобы их жертва была напрасной.

Леутер и остальные отступили назад, присоединившись к Изельде у дымящейся жаровни. Они чувствовали, как крик баньши царапает их мозг, но боль была гораздо меньше, чем тогда, когда они их уши были закрыты простой повязкой. Тошнотворный холод чёрной магии тоже уменьшился, почти не вызывая мурашек на коже. Белая магия Изельды и божественная сила Леди сдерживали убийственную силу баньши.

Но достаточно ли было этого, чтобы уничтожить кошмарный ужас?

Жакетта заметила сопротивление тех, кто находился в зеркальной комнате, ее воплю. Баньши рассмеялась, и этот звук был ещё более зловещим и ужасным, чем её крик. Она показала свежий меч, зажатый в костлявой руке. Смысл был ясен. Ей не нужен был её крик, чтобы убивать.

Словно порыв ветра, баньши пронеслась по коридору и ворвалась в комнату, подняв меч, чтобы разрубить красивое лицо Изельды надвое. Пророчица оставалась невозмутимой, даже не вздрогнув, когда мстительный призрак ринулся на неё. Леутер приготовился броситься между Изельдой и немёртвой ведьмой, но прежде чем успел пошевелиться, ловушка захлопнулась.

Когда Жакетта переступила порог, зеркала вспыхнули ослепительной вспышкой света. Леутер прикрыл глаза ладонью, вглядываясь сквозь пальцы, чтобы увидеть баньши, поглощённую белым светом. Эфирное тело призрака было разорвано на части подобно клочьям гнилой ткани, потоки её ужасной сущности втянулись в дюжину отдельных зеркал. На этот раз, когда баньши закричала, это был крик боли, который не предвещал никакой смерти, кроме её собственной.

В следующее мгновение белый свет снова исчез, а вместе с ним и ужасающая тварь. Меч Жакетты, единственная плотская вещь, которая была у призрака, с громким грохотом упал на пол.

Изельда положила свою руку на жаровню, ища опору для внезапно ослабшего тела. Леутер бросился к ней, помогая подняться на ноги.

— Спасибо, — сказала пророчица. — Эта штука уже начинала надоедать.

— Мы должны доставить вас в безопасное место, — возразил сэр Леутер. Рыцарь с трудом поспевал за Изельдой, шагавшей по длинному коридору. — Красный Герцог послал одно из своих существ убить вас. Он попробует ещё раз.

Изельда покачала головой.

— Красный Герцог даже не знает о моём существовании, — сказала она Леутеру. — Он слишком занят, пытаясь убить мою почтенную предшественницу Изабо, чтобы волноваться обо мне.

Леутер в замешательстве нахмурил брови.

— Это какая–то бессмыслица.

— Нет, вовсе нет, — сказала она. — Вот почему мне потребовалось так много времени, чтобы понять, что делает вампир, — Изельда пристально посмотрела в лицо Леутеру, затем перевела взгляд на графа Эргона, который последовал за ними в зал.

— Видите ли, милорды, Красный Герцог безумен, — сказала им Изельда. — Изабо запечатала его внутри монумента, который король Людовик неразумно воздвиг в честь человека, которым когда–то был вампир. Почти пятьсот лет Красный Герцог был заперт в своей собственной гробнице. Невозможно убежать. Не в состоянии умереть. Этого достаточно, чтобы свести с ума даже вампира.

Граф Эргон покачал головой и ударил себя кулаком в бок.

— Мне все это безразлично, — сказал он пророчице с раздражением в голосе. — Я только хочу знать, как уничтожить это чудовище.

— Пойдёмте со мной, и я покажу вам, — сказала Изельда. Пророчица повела двух рыцарей дальше по коридору. Распахнув одну из дубовых дверей, она поманила их на высокий балкон, откуда открывался вид на Спокойное озеро и поле, на котором расположилась армия Красного Герцога. Оба рыцаря в ужасе ахнули. С этой высоты они могли видеть величину армии, которую собрал вампир. Не сотни, даже не тысячи, а десятки тысяч воинов-скелетов выстроились по полям. И это были не единственные войска под командованием Красного Герцога. Сотни зомби остались стоять в пикете, ещё сотни стояли в величественном молчании около чёрного шатра вампира. Стаи плотоядных упырей бродили по лагерю нежити, как голодные псы. Деревья возле лагеря Красного Герцога были покрыты чёрными кожистыми фигурами — летучими мышами, вызванными из своих пещерных логовищ тёмной магией вампира.

Изельда проигнорировала все это, направив внимание двух мужчин на ужасных немёртвых рыцарей, которые служили Красному Герцогу. Они были разбросаны по равнинам, беспорядочно бродя по округе. С этой высоты смятение чёрных рыцарей было очевидно. Прежде Леутер полагал, что мертвецы ищут старые могилы, которые их хозяин мог бы разграбить, но теперь он не был в этом уверен. Ему показалось, что монстры были заняты поисками чего–то другого. Чего–то, чего не было там, где они ожидали — или им сказали — найти это.

— Они ищут деревни, чтобы убивать во имя своего отвратительного господина, — объяснила Изельда. — Им приказано стереть с лица земли те самые деревни, которые Красный Герцог уничтожил, когда много веков назад воевал против леди Изабо. Эти деревни так и не были восстановлены, те немногие, кто спасся, покинули эти места. Со временем даже руины были уничтожены стихией. Тёмные всадники охотятся за тем, чего больше не существует.

— Красный Герцог обречён сражаться со своим прошлым, — сказал Леутер с дрожью в голосе. Он заметил вопросительный взгляд Изельды и графа Эргона, обращенный на него. — То, что сказал вампир, которого мы уничтожили в Меркале, — объяснил он. — Он слушал наш разговор, когда мы пытались пробиться в часовню Серейн. Когда он узнал наши имена, существо сказало что–то обо всех «старых врагах», и что Красный Герцог был «обречён сражаться со своим прошлым». Тогда это не имело для меня особого смысла, — признался Леутер, пожимая плечами.

Изельда бросилась вперед, взяв руки рыцаря в свои.

— Это единственное, что имеет смысл, — взволнованно сказала она. — Я долго всматривалась в магические озёра, пытаясь предсказать планы Красного Герцога. Ничто из того, что я делала, не позволяло мне увидеть намерения монстра, его планы на будущее. Это из–за безумия вампира. Я не могу предсказать его будущее, потому что разум Красного Герцога заперт в его собственном прошлом. За исключением кратких приступов просветления, Красный Герцог действительно верит, что он в прошлом, не просто воссоздавая битвы давних времен, но фактически заново сражаясь в них!

— Тогда, следуя истории, мы сможем сделать то, чего не может ваша магия, — сказал граф Эргон. — Мы можем предсказать, куда направляется вампир и что он собирается делать!

— Если мы сможем передать эту информацию герцогу Гилону, мы сможем атаковать вампира, когда он будет наиболее уязвим! — воскликнул Леутер. Ликование молодого рыцаря быстро сменилось хмурым взглядом. Он ударил кулаком по поручню. — Но мы ничего не можем сделать, пока Красный Герцог держит нас взаперти в этой башне! И мы не можем пробиться сквозь его армию!

— Нам и не придется, — заверила Леутера Изельда. — В конце концов, Красный Герцог снова обретёт ясное сознание. Что–то вернёт его мысли в настоящее. Когда это произойдет, он поймёт, насколько уязвима здесь его армия, и сам снимет осаду.

— А что, если вампир останется запертым в своём заблуждении? — спросил граф Эргон.

Изельда пожала плечами.

— Первоначальная осада длилась всего несколько недель, прежде чем Красный Герцог отвёл свою армию, чтобы справиться с вторжением короля Людовика в винодельческие регионы. В какой–то момент вампир поверит, что он должен уйти, чтобы ответить на нападение короля.

Пророчица указала на зловещую армию внизу.

— Мы должны быть терпеливы, милорды. Время теперь наш союзник… и оно, так или иначе, предаст Красного Герцога.

Красный Герцог нахмурился, когда сэр Марольф вошёл в его шатер. Вампир смотрел на своего тёмного рыцаря с нескрываемым презрением.

— Где мои пленники? — прошипел он. — Они нужны мне, чтобы сломить волю этой ведьмы Изабо. Когда она увидит, как её дружки-крестьяне медленно умирают под самым её окном, она распахнет ворота и будет молить меня о пощаде.

Ренар прислонился спиной к одному из столбов, поддерживающих тяжёлую ткань палатки. Это будет довольно забавно. Если уж ему придется страдать от безумия Красного Герцога, то, по крайней мере, это его развлечет. Некромант почувствовал, что Жакетта уничтожена. Он не был уверен, как Изельде удалось победить баньши, но это заставило его твёрдо решить оставить проникновение в башню полностью на усмотрение Красного Герцога.

А пока Ренар будет просто сидеть и смотреть, как сэр Марольф извивается под большим пальцем Красного Герцога.

— Мы прочесали окрестности, ваша светлость, — доложил тёмный рыцарь. — Здесь нет и следа ни одной деревни. В этом районе уже несколько поколений никто не жил.

Лицо Красного Герцога исказилось в гримасе ярости, губы поднялись, обнажив напоминающие змеиные клыки. Вампир подошёл к своему рабу, его рука поднялась, готовая ударить рыцаря-нежить. Внезапно он остановился, и его лицо исказилось в гримасе недоумения. Красный Герцог пристально посмотрел в бледное лицо Марольфа, затем перевел взгляд на левую руку рыцаря.

Интерес Ренара к этой сцене внезапно перерос в нечто большее, чем просто развлечение. Он изучал каждую вспышку эмоций, промелькнувшую на лице Красного Герцога. «Он понимает, что Марольф не барон де Гаводан», подумал Ренар. Если это правда, то, возможно, исчезнет ещё немного безумия вампира.

— Мои рыцари не нашли… никого? — повторил Красный Герцог, и в его глазах всё ещё было замешательство.

— Здесь никого нет, ваша светлость, — ответил Марольф.

Ренар заметил, что смущение на лице Красного Герцога продолжает расти. Некромант быстро шагнул вперёд, решив воспользоваться этой возможностью, прежде чем она пройдет.

— Ваша армия заставила презренных бежать, ваша светлость, — заявил Ренар. — Они прячутся вместе с герцогом Гилоном, зная, что пророчица Изельда бессильна противостоять вам и не может защитить их.

Вампир повернулся и посмотрел на Ренара. Сначала выражение лица Красного Герцога было суровым и властным, но по мере того, как некромант продолжал говорить, вампир начал смягчаться. Имена «Гилон» и «Изельда» не имели никакого значения для иллюзий вампира о прошлом, но они были связаны с настоящим. Настоящим, к которому постепенно возвращался разум Красного Герцога.

— Дороги будут забиты беженцами, — продолжал Ренар. — Все они направляются в замок Аквитейн, под защиту герцога Гилона. Даже если герцог соберёт свою армию, они будут вынуждены замедлить своё продвижение, имея дело с беженцами. Это даст нам время укрепить наши собственные силы.

— Мои силы, — отрезал Красный Герцог. — Не забывай своё место, повелитель смерти! — он повернулся, отдавая приказы сэру Марольфу и сэру Корбиниану. — Соберите войска. Мы немедленно сворачиваем лагерь.

Ренар улыбнулся, несмотря на выговор, который сделал ему Красный Герцог. По крайней мере, в таком состоянии ума вампир оценил его ценность.

— Вам следует отправиться на юг и восток, ваша светлость, — предложил Ренар. — Драконий холм и курганы лордов-табунщиков находятся в том направлении. Мы можем по пути грабить курганы, пока герцог Гилон пытается вывести своих рыцарей из винных феодов.

— С лордами-табунщиками и рыцарями Кюйле под моим командованием я смету этого герцога Гилона, как насекомое, — поклялся Красный Герцог. Глаза вампира горели жаждой крови. — Тогда вся Аквитания снова будет моей! Королевство Крови, которое просуществует тысячу лет!

ГЛАВА XV

Запах дыма вторгся в сны Эль Сифа. Герцог Аквитанский изо всех сил старался не дать своему разуму вырваться из успокаивающей тьмы, но чувства отказывались подчиняться его желанию забыться. Крики и рычание, скрежет металла о металл, тошнотворный хруст стали, рассекающей кости, крики умирающих — всё это были звуки, которые уши герцога отказывались слышать.

Эль Сиф медленно открыл глаза. Жаркий свет солнца обжигал его лицо, как прикосновение факела. Он закричал, морщась от резкого укола боли, пульсирующей в его теле.

— Герцог жив!

Голос принадлежал эрлу Дюрану дю Мэну, и он отчётливо звучал над грохотом битвы. Эль Сиф не удивился тому, что его отважный вассал оказался здесь и сражался за своего ослабевшего господина. Преданность Дюрана была предметом песен и баллад, пламенная решимость пожертвовать собой во имя рыцарства. Смутные воспоминания мелькали в голове герцога, образы Дюрана, спускающего его парализованное тело с тонущего корабля, видения Дюрана, врывающегося в его палатку, чтобы спасти от когтей и клыков крысолюдей. От какой опасности Дюран теперь будет его защищать? Может ли это быть хуже той угрозы, которая, как он опасался, уже сейчас бежит по его венам?

— Он недолго будет жив! И никто из нас тоже!

Отчаянный крик издал маркиз Галафр д'Эльбик. Эль Сифу было странно слышать, что хладнокровный, расчетливый Галафр впал в мрачное расположение духа. Даже в пылу битвы с язычниками Галафре всегда находил способ обратить беду себе на пользу. Он был человеком с острым чувством того, как обмануть судьбу, даже когда казалось, что всё против него. Галафр был человеком, который всегда мог найти способ избежать сетей судьбы.

Эль Сиф решил выяснить, что же могло заставить предприимчивого маркиза впасть в отчаяние. Несмотря на боль, причиняемую солнцем, он заставил себя снова открыть глаза. Сначала всё было просто белым пятном, но постепенно, по мере того как герцог заставлял себя терпеть жгучую боль, очертания начали раскладываться сами собой.

Он лежал на деревянных носилках, завёрнутый в тяжёлые одеяла. Со всех сторон он видел скалистые серые холмы, вершины которых были увенчаны кустами коричневой ежевики и колючими кактусами. Эль Сиф уже видел такие места во время долгого похода на юг, чтобы освободить Магритту от армий Джаффара. Где бы он ни был, это было где–то в сухих, пустынных глубинах Эсталии.

Небольшой участок ровной земли между скалистыми холмами был усеян обрывками палаток, яркая геральдика знати Аквитании лежала в эсталийской пыли разорванная и окровавленная. Герцог видел оборванные остатки своего шатра, свисающие с нескольких столбов, несколько тел, разбросанных по периметру. Он почувствовал угрызения совести за этих людей, крестьян и дворян. Причина их смерти была очевидна. Они погибли, защищая шатер, пока Дюран и Галафр вытаскивали его парализованное тело, прибегая к отчаянной уловке, чтобы доставить своего лорда в безопасное место.

Звериное рявканье и ворчание заглушали даже звон мечей. Эль Сиф хорошо знал эти нечеловеческие голоса. У любого человека, сражавшегося в Орочьем кряже, этот звук не мог не впечататься в память. Не было никаких причин гадать, кто напал на его маленькую свиту и почему. Только орки могли обладать такими глубокими, ревущими голосами, и оркам нужно было не больше причин нападать, чем рыбе — плавать.

Герцог сосредоточил взгляд на нечеловеческих нападавших. Чудовищ было не меньше двух дюжин, самый маленький на целую голову выше его самого, и каждый обладал бычьей тушей аргонианского вепря. Орки походили на людей, покрывая свои кожистые зелёные шкуры кусками доспехов, снятыми с тех, кого они убили в битве или грубо выкованными гоблинами глубоко под землёй. Каждый из зеленокожих зверей держал в руках массивный напоминающий на топор клинок, не похожий ни на мясницкий тесак, ни на фальшион, но обладающий всеми самыми уродливыми чертами одного и другого. У многих орков были свежие раны, отвратительные порезы, из которых сочилась густая зелёно-чёрная патока, отвратительно пахнущая мерзость, служившая им вместо крови.

Лишь несколько человек всё ещё противостояли оркам. Кроме Дюрана и Галафра, герцог видел только шестерых воинов, нескольких слуг без доспехов и пару рыцарей в потрёпанной пластинчатой броне. На его глазах громадный орк вонзил свой похожий на тесак клинок в нагрудник одного из рыцарей, и удар с такой силой пробил стальные доспехи, что герцог услышал, как хрустнули рёбра рыцаря. Прежде чем раненный рыцарь успел хотя бы отшатнуться от сокрушительного удара, орк схватил его за шлем свободной рукой и яростным рывком вывернул голову, сломав шею человеку в доспехах.

Волна дикой ярости пронзила тело Эль Сифа, когда увидел, как орочий вожак запрокинул голову, когда услышал раскатистый смех зверя, эхом разнёсшийся по полю боя. Для бретоннского рыцаря умереть таким образом было достаточным оскорблением, быть убитым такими бесчеловечными паразитами после того, как он пережил целый крестовый поход против могущественного врага — было трагедией. То, что убийца этого человека издевался над его смертью — было невыносимо.

Прежде чем он осознал, что делает, герцог откинул тяжёлые одеяла. Несмотря на долгие месяцы болезни и неподвижности, он чувствовал, как по его телу разливается сила, необузданная сила, подобной которой он никогда не знал. Он не бросился на вожака орков, а одним прыжком преодолел расстояние в дюжину ярдов, налетев на чудовище, как прыгающая пантера.

Красные глаза-бусинки твари расширились от шока, его похожая на фонарь челюсть отвисла в изумлении, когда болезненный герцог напал на него. Изумление орка сменилось недоверием, когда кулак Эль Сифа ударил его по лицу, сломав клык с железной коронкой и разбив кожистую губу. Взревев от ярости, орк отвёл руку, намереваясь разрубить обезумевшего человека пополам одним взмахом своего огромного клинка.

Двадцать фунтов убийственного железа обрушились на Эль Сифа, движимые воловьей силой руки орка. Угрожающий удар был таков, что пробил бы броню боевого коня, не говоря уж о человеке, чьей единственной защитой была тонкая шерстяная рубашка.

Орочий вожак удивлённо моргнул во второй раз, но на этот раз в его глазах появился страх. Чудовищный клинок не смог разрубить его врага пополам — он даже не прикоснулся к человеку. Это не удалось, потому что герцог схватил кулак орка своей рукой и остановил взмах клинка. А затем зеленокожий застонал от ужаса, когда герцог начал отрывать пальцы от рукояти его собственного меча — подвиг, невозможность которого понимал даже примитивный мозг орка!

Взревев от подпитываемой страхом ярости, орк ударил герцога кулаком. Человек отпустил руку вожака и нырнул под бугристую массу кожистой плоти. Освободившаяся рука военачальника развернулась, оставляя глубокую борозду на костяшках другой руки. Потеряв равновесие, орк отшатнулся назад.

Герцог бросился на шатающегося монстра. Словно какой–то зверь из тёмных джунглей, он набросился на орка, ударил его коленом в живот и повалил на землю, воздух вырвался из легких зверя в мучительном выдохе. Прежде чем зеленокожий успел что–либо предпринять, Эль Сиф вцепился тянущими пальцами в нижнюю челюсть орка.

Хриплый крик пронесся над полем боя, когда герцог Аквитанский одним рывком оторвал орку челюсть.

Зелёная кровь брызнула из изуродованного лица монстра, дикий ужас заполнил красные глаза. Вожак бросил свой огромный меч, отбросив грубую браваду, когда чистый страх поглотил его мозг. Орк повернулся на пятках, его единственной мыслью было бежать от этого безумного человека, который сражался с силой демона.

Орк сделал всего несколько шагов, прежде чем герцог прыгнул ему на спину, обхватив его живот ногами. Зеленокожий вцепился в человека, пытаясь оторвать его, но герцог не поддался его усилиям. Эль Сиф холодно сжал обе стороны толстого черепа орка и яростным движением сломал чудовищу шею.

Орочий предводитель сделал ещё несколько шагов, затем его массивное тело врезалось в каменистую землю, дергаясь, пока смерть медленно подкрадывалась к нему. Герцог оторвался от туши. Он ошеломлённо смотрел на поле боя. Люди и орки прекратили сражаться, смотря на жестокую битву между орочьим вожаком и дворянином. И люди и орки смотрели на него с выражением ужаса и благоговения.

Орки издали какофонию разочарованных воплей, разбегаясь в разные стороны от ужасного человека, который убил их предводителя голыми руками. Монстры в страхе бросали оружие и добычу, пинали и колотили друг друга, убегая, никто не хотел остаться позади, чтобы разделить судьбу своего вожака.

Вассалы герцога не спешили приближаться к своему господину. Страх был на их лицах, испуганное сомнение, которое охватило даже эрла Дюрана. Эль Сиф мог угадать их мысли. Они задавались вопросом, не овладел ли какой–нибудь ужасный дух телом их господина, какая–нибудь злобная сущность, которое падёт на них с такой же жестокостью, как и орк.

Они были правы в своем страхе.

Эль Сиф посмотрел на свои руки, покрытые жирной кровью орка. Он чувствовал, как внутри него горит ужасное желание, отвратительный голод, гремящий в его мозгу. Дрожа, он начал поднимать руку к лицу. Он боролся с принуждением, бунтуя против отвратительного импульса, который заставлял его слизнуть грязь с пальцев.

Воля герцога победила. Издав резкий крик боли, он упал на землю, и ужасный голод отступил, не утолённый, в чёрные коридоры беспамятства.

Последнее, что он услышал, был голос Дюрана, призывающий своих слуг помочь раненному лорду.

И снова герцог Аквитанский молился, чтобы его верный вассал оставил его умирать.

Тогда кошмар бы закончился.

Болезненный свет Моррслиб отбрасывал на землю зловещие тени. В воздухе было что–то мёртвое, тяжёлое и удушливое, словно складки погребального савана. В темноте шорох кожаных крыльев и хихиканье охотящихся летучих мышей создавали зловещий аккомпанемент к низкому гортанному пению человека, припавшему к голой земле.

Красный Герцог стоял рядом с Ренаром, пока некромант занимался своим ужасным ремеслом, наполняя смертного тёмной силой, необходимой для подпитки его чёрной магии. Вампир почувствовал, как силы вытягиваются из него, высасываются из тела паразитическим заклинанием Ренара.

Красный Герцог уставился в темноту. Позади него выстроилась его армия: скелеты и зомби, взятые из сотен крестьянских деревень, упыри и умертвия из катакомб Крак де Санг, чёрные рыцари из часовни Серейн. Вампир нахмурился, рассматривая свой отвратительный легион. Их будет недостаточно, особенно если нынешний король привёл свою армию в Аквитанию. Ему нужно было больше, ему нужна была сила, которая сокрушила бы любую армию живых, что бретоннцы могли выставить против него. Только тогда он сможет заставить эту землю заплатить за всё, что у него отняли. Только тогда он сможет построить свое Королевство Крови.

Огромные холмы окружали армию Красного Герцога, травянистые курганы, воздвигнутые примитивными лордами-табунщиками в честь своих павших мертвецов. Древние холмы были источником силы, которую Красный Герцог не осмелился использовать, когда сражался против короля Людовика. Теперь он знал. Он знал, что его честолюбию нет предела — и знал, что он сделает для достижения цели. Если бы перед ним лежали кости Жиля ле Бретона, он приказал бы им встать и выступить под его знаменем!

Заклинание Ренара закончилось рычащим оскорблением, именем настолько древним и грязным, что даже вампир содрогнулся. Он чувствовал электрический разряд в воздухе, холод, просачивающийся в воздух из царства за пределами эфира. Красный Герцог с тревогой всматривался в курганы, ожидая, когда заклинание некроманта освободит древних мертвецов.

В течение долгих минут была только тишина. Ренар нервно взглянул на своего хозяина, испугавшись того, что Красный Герцог сделает с ним, если заклинание не сработает. Вампир не обратил внимания на беспокойство Ренара. Он чувствовал перемены, ощущал запах силы в воздухе, нечестивую энергию, втягиваемую в холодную землю, притягиваемую к тому, что было погребено.

Послышался отдалённый стук, мягкий звук перекатывающейся гальки и просачивающейся сквозь траву грязи. Красный Герцог последовал за шумом, его лицо расплылось в яростной усмешке.

С одного из курганов ровным потоком скатывалась земля, подталкиваемая вверх усилиями чего–то, пробивающего себе путь сквозь стену. Вскоре ручеек превратился в каскад грязи, камней и травы, а на поверхности кургана стали появляться дюжины отверстий. Шишковатый серый камень протиснулся в слабый лунный свет, грязь прилипла к его поверхности, корни обвились вокруг его боков. Когда камень подняли повыше, оказалось, что это кость, обызвествлённая поверхность черепа.

Когти скелета вскоре последовали за черепом, вцепившись в края отверстия, пытаясь вытащить остальную часть лишённого плоти тела из кургана. Сгнившие остатки ремней с бронзовой чешуей окружали ребра твари, похожий на тесак фальшион болтался на поясе, прикреплённый к телу ржавой железной цепью.

Красный Герцог поманил к себе древнего лорда-табунщика. Череп умертвия повернулся на шее с резким щелчком, ведьмовские огни, тлеющие в глазницах его злобного лица, уставились на вампира. Медленно, с неуклюжей неподвижностью существа, пролежавшего две тысячи лет в могиле, умертвие направилось к Красному Герцогу, с него сыпались грязь и сорняки. За первым последовали другие, образовав отряд древних мертвецов.

Ренар вздрогнул, съёжившись, когда две сотни воскресших лордов-табунщиков двинулись к нему, и быстренько метнулся за внушительную тушу Эль Морсильо, прячась в тени призрачного боевого коня.

Красный Герцог оставался неподвижным, пока зловещая процессия оживших скелетов приближалась к нему. Вампир поднял руку, жестом приказывая седым выходцам с того света остановиться. Весь отряд остановился как один человек, их горящие глаза выжидающе смотрели на своего нового хозяина.

— Теперь, — прошипел Красный Герцог, глядя на ряды немёртвых воинов, — начинается моя месть. — Он сжал свою облаченную в броню руку в кулак, пластины заскрежетали друг о друга, когда вампир в гневе проявил свою отвратительную силу.

— Сначала узурпатор герцог Гилон, — прорычал он. — Затем король и все, кто молится коварной Леди!

— Кажется, герцог Гилон получил ваше послание, — сказал сэр Леутер графу Эргону.

Рыцари только что поднялись на покрытые виноградом холмы, возвышающиеся над замком Аквитейн. Позади них, Вигор и пророчица Изельда верхом на пони и с массивными боевыми конями в поводу, замыкали небольшую процессию. Потребовалось три дня тяжёлого пути, чтобы добраться до замка герцога Гилона. Они не осмеливались задерживаться в пути, чтобы пополнить припасы и сменить лошадей в замках, мимо которых проходили. Невозможно было сказать, сколько времени у них было, чтобы остановить Красного Герцога. Хуже того, никто не мог сказать, куда безумие вампира пошлёт его немёртвые легионы в следующий раз. Каждый замок, мимо которого они проезжали, мог уже пасть перед Красным Герцогом и быть наполненным воинами-скелетами, став бастионом против живых.

Несмотря на заверения Изельды, что она видела в своём отражающем бассейне, как герцог Гилон собирает свою армию, оба рыцаря почувствовали себя лучше, воочию увидев сбор войск. Это было впечатляющие силы, собрание рыцарей, какого ни один из мужчин никогда раньше не видел. Даже самые пышные турниры бледнели по сравнению с количеством воинов, собравшихся на полях за деревней Аквитейн. На каждом клочке открытой земли, казалось, вырос шатер или палатка, яркие знамена дюжин благородных домов хлопали на ветру. Гербы, украшенные геральдикой сотен семей, сияли на щитах и плащах, расставленных на деревянных подставках перед палатками. В тысячах импровизированных стойл и конюшен с волнением двигались боевые кони всех цветов и мастей, их смелый дух пробуждался от запаха войны.

Если бы он сам не видел армию Красного Герцога, Леутер сказал бы, что ничто не устоит против такого огромного скопления рыцарей. Но он видел легионы вампира, отвратительную орду ходячих трупов, которые не знали ни страха, ни усталости. Что может сделать даже это могучее войско против такого врага?

— Ты должен быть храбрым и не дать своему духу дрогнуть, — сказала Изельда, подъезжая к нему на вершине холма.

Леутер неловко поёрзал в седле. Ему не хотелось думать, что Изельда использует свою магию, чтобы читать его мысли, хотя он знал, что это было бы просто для женщины, наделённой силами Леди.

Изельда виновато улыбнулась ему.

— Я должна знать, что думают люди, которые будут защищать эту землю, — сказала она, после чего повернулась в седле и обвела взглядом графа Эргона. — Больше, чем кто–либо другой, именно вы должны решительно противостоять злу Красного Герцога. Ибо в вас горит единственная надежда уничтожить его, — в её глазах появилось затравленное выражение, на лице — озабоченная гримаса. Она взглянула на двух рыцарей, не вполне скрывая беспокойство в своём взгляде.

Граф Эргон похлопал по рукояти меча.

— Чудовище умрёт, — поклялся он. — За то, что он уже сделал, и за то, что ещё сделает.

— Не позволяйте мести взять верх над честью, — упрекнула его Изельда. — Без чистого сердца вам не победишь. Месть — это зараза души, — она пристально посмотрела на Леутера, внимательно изучая его. — Жажда славы ничуть не лучше, — предупредила она.

Слова пророчицы удивили Леутера, ранив его сильнее, чем, как он думал, могли быть сказанные простые слова. У него была благородная цель — искупить то, что сделал его дядя, искупить честь рода д'Эльбиков. В преследовании этой цели не было ничего постыдного. Конечно, это не было тщеславным предприятием, построенным на фундаменте гордыни и высокомерия.

Изельда продолжала смотреть на него. Затем она незаметно взглянула на графа Эргона. Леутер сразу же догадался, что она имела в виду. Он так и не сказал дворянину, почему Красный Герцог напал на замок Мэн и убил его домочадцев.

Леутер покачал головой, опустив глаза. Нет, есть вещи, которые он не станет обсуждать. Только не с дю Мэном. Слишком многое теперь зависело от них, чтобы они поссорились из–за вражды. Конечно, не было никакой причины сообщать дю Мэну о великом позоре, который запятнал семью д'Эльбиков.

Выражение лица Изельды стало суровым. Она указала на башни замка Аквитейн.

— Нам следует поторопиться, — сказала она, бросив последний неодобрительный взгляд на сэра Леутера. — Герцог Гилон сейчас встречается со своими генералами. Было бы лучше, если бы мы поговорили с ним до того, как они обратят его внимание на свои собственные стратегии и тактики.

— В конце концов, мы знаем врага лучше, чем генералы герцога, — сказала Изельда, всё ещё глядя на Леутера.

— Здесь нет никакой ошибки. Наш враг — сам Красный Герцог, а не какой–то там подражатель его ужасам. Он намерен завоевать всю Аквитанию и превратить её в своё собственное Королевство Крови, — голос Изельды эхом разнёсся по огромному каменному залу, отражаясь от изобилующих полостями стен, от древних доспехов и потускневших щитов, расставленных по всему огромному залу.

Мужчины, сидевшие вокруг огромного дубового стола в центре комнаты, до появления пророчицы представляли собой массу грызущихся самомнений. Теперь они были молчаливы, внимательны и подавлены. Они ловили каждое её слово, как будто оно было свято само по себе. Бароны и эрлы, графы и маркизы, даже сам герцог Гилон — все они отложили свои знания, чтобы выслушать мудрость, предложенную этой слугой Леди.

— Красный Герцог уже опустошил большую часть региона на севере. Целые деревни были вырезаны, их кладбища разграблены, чтобы пополнить ряды армии вампиров, — Изельда замолчала, встретившись взглядом с герцогом Гилоном. — Он замышляет ещё худшие ужасы, ваша светлость. Даже сейчас Красный Герцог марширует к курганам лордов-табунщиков, чтобы поднять древних мертвецов из их могил.

— Если он доберется до Драконьего холма… — пробормотал сэр Роже, и лицо старого рыцаря побледнело.

Изельда мрачно кивнула.

— В Драконьем холме похоронены тысячи древних воинов. С этими людьми, марширующими под его знаменами, у Красного Герцога будет армия, угрожающая всей Бретоннии.

— Король был поставлен в известность об угрозе, — сказал герцог Гилон. Казалось, он постарел лет на десять с того дня, как прогнал сэра Леутера с глаз, его лицо осунулось и было изнурённым, глаза потемнели от усталости. Нервная дрожь пробегала по его левой щеке, заставляя половину лица время от времени дёргаться. — Королю потребуется время, чтобы собрать армию, время, чтобы весть достигла других герцогств. До тех пор у нас есть только сэр Ришемон и те, кто ехал с ним из Куронни.

Герцог указал на рыцаря, сидевшего по правую руку от него. Сэру Ришемону нравился взгляд отца, но не его мрачный настрой. Ришемон буквально излучал возбужденную энергию, его воинственный дух жаждал скрестить клинки со столь грозным врагом. Как и всем молодым рыцарям, ему не терпелось заслужить себе имя и прославить свой род.

— Если Красный Герцог задержится среди курганов, он даст нам время подготовиться к походу против него, — сказал Ришемон. — Один рыцарь стоит дюжины его ходячих скелетов. Пусть вампир зовёт свои мешки с костями на битву. Каждый час, когда он откладывает свою атаку — это ещё один час, когда армия короля растет.

— Вы не понимаете размаха его армии, — предупредил граф Эргон, поднимаясь со стула. — Я сам это видел. Легион Красного Герцога уже превосходит нас числом. Если он сумеет разграбить могилы лордов-табунщиков, у него будет достаточно сил, чтобы разбить даже это скопление сил, как блоху. Это будет не о двенадцати к одному, это будет пятьдесят, сто к одному против нас!

— И не забудьте, милорд, — сказал Леутер. — В то время как наша армия должна обеспечивать себя продовольствием и отдыхать между битвами, орда Красного Герцога движима не чем иным, как злом вампира. Они не нуждаются ни в пище, ни во сне, ни в крове. Они могут продолжать атаку, пока все люди в Аквитании не будут мертвы.

Герцог Гилон стукнул облачённым в кольчугу кулаком по тяжёлому дубовому столу, привлекая к себе всеобщее внимание.

— Вампиру нужно помешать добраться до Драконьего холма, — заявил он. — Мы не можем допустить, чтобы его армия стала ещё больше, чем сейчас.

— Хорошо звучит, ваша светлость — возразил барон в парике из винодельческой области, — но как нам его остановить? Потребуется несколько дней, чтобы собрать здесь лагерь и перехватить Красного Герцога. Нам придётся оставить позади пехотинцев и обоз. Единственное, что мы смогли бы взять с собой, — это то, что могло поместиться поперёк седла.

Герцог Гилон откинулся на спинку стула, его щека подёргивалась, пока он обдумывал логистическую проблему.

— Припасы можно сплавить вниз по реке, — предложил он и покачал головой. — Нет, для этого нужно собрать достаточно барж, чтобы перевезти все, а у нас их просто нет.

— Милорды, — обратилась Изельда к генералам. — Есть и другой способ. Если мы сумеем отвлечь Красного Герцога от его цели, заставим его отказаться от своего плана нарушить курганы по собственной воле.…

— Зачем вампиру делать такое? — спросил Ришемон. — Судя по всему, при жизни он был искусным стратегом. Став одним из немёртвых, он, возможно, стал злым, но я думаю, что надеяться, что это сделало его глупым — это уж слишком.

— Не глупым, — поправила Ришемона Изельда. — Безумным, — она позволила слову повиснуть в комнате, прежде чем объясниться. — Разум вампира расстроен, он не может полностью сосредоточиться на настоящем. Он дрейфует между днём сегодняшним и днём вчерашним, не в состоянии сделать различие. Когда он осадил Башню Волшебства, он сражался с Изабо, а не с её скромной преемницей Изельдой, — пророчица нахмурилась, расстроено сжимая свои тонкие руки в кулаки. — Безумие Красного Герцога делает невозможным для моей силы предвидения предсказать, что он сделает дальше. Я вижу, как он может действовать, но не знаю, как именно он будет действовать.

— Значит, вы хотите сказать, что мы проиграли? — спросил герцог Гилон с намеком на страх в голосе. — Леди бессильна помочь нам против этого чудовища?

— Нет, ваша светлость, — ответил Леутер. — Леди Изельда говорит, что её магия не может помочь нам предсказать, что сделает вампир. Однако, нам не нужна её магия, чтобы сделать это.

— Что вы имеете в виду? — спросил один из сидящих генералов. — Как без пророчицы и её предвидения мы можем предсказать, что будет делать Красный Герцог?

Граф Эргон склонился над столом, постукивая облаченным в броню пальцем по расстеленной на нем пергаментной карте Аквитании.

— Мы знаем, как Красный Герцог воевал против короля Людовика Праведного, — заявил он, окидывая твёрдым взглядом генералов. — Мы знаем, в каких битвах он сражался и где. Когда вампир осадил Башню Волшебства, он сделал это в неоригинальном повторении того, как он провёл кампанию в первый раз. Он даже послал свою немёртвую кавалерию атаковать деревни, которые он разрушил столетия назад.

Герцог Гилон хлопнул в ладоши, и лицо его просветлело при мысли о предложении графа Эргона.

— Мы можем сразиться с Красным Герцогом, как это сделал король Людовик! — он просиял. — Хроники Аквитании рассказывают о каждой битве против вампира и его войск. Мы наперёд можем увидеть, где Красный Герцог! — герцог ударил кулаком по карте, шлёпнув ладонью по древним курганам лордов-табунщиков. — Мы можем составить наш план и сокрушить это чудовище там, где оно будет наиболее уязвимо!

— Поле Церен! — воскликнул сэр Роже. — Открытое пространство там даст нашим рыцарям отличную возможность проскакать по пехоте вампиров и разбить их вдребезги!

— Есть ещё холмы, о которых стоит подумать, — заметил маркиз со шрамом на лице. — Мы можем расположить лучников по обе стороны поля боя и ослабить легион вампиров, прежде чем послать туда наших рыцарей, — маркиз покаянно покачал головой, заметив угрюмые взгляды, брошенные на него другими аристократами. — Я не сомневаюсь в доблести наших рыцарей, но чувствую, что мы должны смотреть на вещи разумно. Есть вероятность, что Красный Герцог значительно превзойдёт нас числом. Я спрашиваю, что более позорно: принять ценность крестьянского лука или позволить вампиру завоевать Аквитанию, потому что защитники этой области были горды и высокомерны?

Критичные слова маркиза возымели своё действие, заставив замолчать оскорблённое высокомерие рыцарей.

— Мы также можем найти утешение в присутствии могилы герцога Галанда. Галанд испил из чаши Грааля, и божественная сила Леди до сих пор наделяет его могилу огромной силой, — в глазах Изельды, когда она говорила о великом герое Аквитании, горел пылкий, почти благоговейный огонь. Мало кто из сидевших за столом заметил лёгкий румянец на её щеках и мрачную улыбку, появившуюся на губах. — Благодать Леди насыщает могилу герцога Галанда. Святая сила даст отпор созданиям Красного Герцога, возможно, даже сам вампир не сможет вынести благословения Леди. В любом случае, я знаю, что Красный Герцог будет ослаблен, если ему придется сражаться на такой освящённой земле.

— Есть ещё один момент, который нужно обдумать, — добавила Изельда, поднимая один из своих тонких пальцев. — Мы знаем, что безумие Красного Герцога в конце концов приведет его обратно на поле Церен, — она вздохнула, нахмурившись, когда самая тревожная из всех этих мыслей заставила себя произнести ее. — Единственное, чего мы не знаем, — это когда безумие приведёт его туда. К тому времени, когда Красный Герцог повернёт к полю Церен, он, возможно, уже разграбит могилы лордов-табунщиков и откроет кромлехи вокруг Драконьего холма.

Леутер повернулся к пророчице, и в его голове зародилась отчаянная мысль.

— Может быть, нам удастся каким–то образом спровоцировать безумие вампира, — предложил он. Он смотрел на герцога Гилона и его советников, тех же самых людей, которые издевались над его предупреждением раньше. Теперь эти люди смотрели на него сосредоточенно и с надеждой. — Если Красный Герцог решил напасть на Изабо, когда увидел Башню Волшебства, то, возможно, это ключ к тому, чтобы привести его на поле Церен. Если мы сможем каким–то образом спровоцировать его безумие, заставить его думать, что король Людовик ждёт, чтобы сразиться с ним…

Ришемон вскочил на ноги. Быстрыми шагами отважный рыцарь пересёк зал, направляясь к рядам доспехов и оружия, выставленных вдоль стены. Он остановился перед потрёпанным старым знаменем, на котором было изображено разделённое на четыре части поле и геральдика в виде стоящего на задних лапах коронованного льва, выступающего против стоящего на задних лапах леопарда, носящего увенчанный полумесяцем шлем арабийского султана. Ришемон благоговейно склонил голову, затем отодвинул штандарт от стены, держа его над головой за бронзовую перекладину.

— Знамя короля Людовика Праведного, — объявил Ришемон, демонстрируя его так, чтобы все собравшиеся генералы могли его видеть. — То самое знамя, что было рядом с ним в первой битве на поле Церен! Если что–то и спровоцирует этого немертвого ублюдка встретиться с нами в открытом бою, то только это!

Герцог Гилон лучезарно улыбнулся сыну, вдохновлённый умом и воображением Ришемона не меньше, чем театральным красноречием рыцаря. Он жестом приказал своим генералам и советникам утихомирить возбуждённый ропот.

— Небольшой отряд всадников может быть послан на перехват Красного Герцога без каких–либо логистических проблем, которые помешают выступить против него со всей мощью Аквитании. Это будет опасная миссия; люди, которые поскачут к Красному Герцогу, должны подойти достаточно близко к его войску, чтобы вампир смог увидеть знамя короля Людовика, но оставаться достаточно далеко, чтобы спокойно отступить. Они должны провести Красного Герцога через Аквитанию, выманить его оттуда, загнать в безумные тиски собственного прошлого. Они должны доставить вампира на поле Церен, где армия будет ждать, чтобы уничтожить его и весь его чудовищный легион.

— Отец, — сказал Ришемон, преклонив колено перед Герцогом Гилоном. — Я добровольно вызываюсь на эту задачу.

Герцог Гилон побледнел. На мгновение судорога вернулась на его щеку.

— Я не могу этого допустить, — сказал он. — Ты нужен мне здесь, чтобы помочь организовать оборону на поле Церен.

Ришемон встал, лицо его пылало от гнева.

— Это был мой план, ваша светлость, — заявил он, не вполне скрывая эмоции в голосе.

— Прошу прощения, — перебил его Леутер. — Но план обмануть Красного Герцога был моим. Если кто и должен рисковать своей шеей, так это я.

— Мы не можем доверить эту миссию простому домашнему рыцарю, — бросил вызов граф Эргон, делая шаг вперёд. — Я предлагаю себя в качестве приманки для вампира.

Леутер повернулся к старшему рыцарю, свирепо глядя на него.

— Вам нет дела до того, чтобы заманить Красного Герцога на поле Церен! Ваша единственная мысль — не дать никому другому уничтожить вампира, прежде чем вы получите свой шанс отомстить! — он усмехнулся графу Эргону, указывая на негнущуюся правую руку аристократа. — Кроме того, вы ранены и физически немощны.

Граф Эргон скорчил гримасу и схватил Леутера за правую руку.

— Я немного поправился с тех пор, как спас тебе жизнь в Меркале, — сказал он, с огромным удовольствием наблюдая, как Леутер вздрагивает от боли при упоминании о его спасении. — Что касается Красного Герцога, то я поклялся Леди убить негодяя. Это и есть истина, — он поклонился герцогу Гилону, положив меч на пол у его ног. — Но теперь я даю эту клятву. Я клянусь, что приведу вампира на поле Церен, чего бы мне это ни стоило. Я не стану предпринимать шагов, чтобы отомстить за свою семью, пока Красный Герцог не попадётся в вашу ловушку.

Герцог Гилон улыбнулся силе клятвы графа Эргона.

— Я давно знаю вашу семью, дю Мэн. Я никогда не видел, чтобы кто–нибудь из них нарушил своё слово. Вы можете вести «приманку», как вы это называете. — герцог сурово указал на коленопреклоненного графа. — Но я добавляю ещё одно условие. Вы возьмёте с собой сэра Леутера д'Эльбика. Если в пылу страсти вы поддадитесь искушению забыть свою клятву мне, тогда Леутер будет рядом, чтобы напомнить вам о вашем обещании.

Граф Эргон нахмурился, поднялся на ноги и бросил кислый взгляд на Леутера.

— Как прикажете, ваша светлость.

— Выберите себе спутников, — приказал герцог Гилон. — Не больше дюжины человек. Возьмите лучших лошадей, которые были приведены на смотр, выберите животных, известных своей стойкостью сердца и быстротой ног.

Выражение лица герцога стало суровым.

— Да пребудет с вами Леди, граф Эргон, — сказал герцог. — Судьба Аквитании зависит от успеха вашей миссии.

ГЛАВА XVI

— Мне казалось, ты говорил, что умеешь ездить верхом!

Издевательский смех герцогини Мартинги прокатился по саду. Для герцога этот звук был таким же чарующим, как музыка фей Атель Лорена. В её голосе звучала смесь обольщения и теплоты, которая заставляла его сердце учащённо биться всякий раз, когда он слышал её слова. Даже в самом сердитом настроении жена очаровывала его.

Сегодня она была далеко не сердита.

— Кто–то настоял, чтобы я купил ей самую быструю лошадь в Кенелле, — возразил герцог. — Всадник не может нести ответственность, если его лошадь уступает другой!

Мартинга развернула коня, и на её хорошеньком личике появилась укоризненная гримаса.

— Ты говоришь такие неучтивые вещи, — упрекнула она его. — Винить своего бедного скакуна в собственной неудаче.

На лице герцога появилась озорная улыбка. Внезапно набрав скорость, он погнал коня вперед. Прежде чем Мартинга успела пришпорить свою лошадь, он уже держал её поводья в руке.

— Это был обман, — упрекнула она его.

— Это была стратегия, — подмигнул он ей в ответ. — Битвы не выигрываются храбростью и упрямством. Нужно обмануть врага, заставить сделать ошибку.

Мартинга удивленно подняла бровь.

— О, так я теперь враг?

Герцог рассмеялся и прижал её руки к своим губам.

— Упаси Леди! — воскликнул он. — Я не могу представить себе более опасного врага, чем та, кто держит моё сердце в своих нежных руках.

Всё ещё смеясь, он перекинул ногу через шею лошади и соскользнул с седла. После чего протянул руку, чтобы помочь жене освободиться от сложного дамского приспособления для езды, привязанного к спине её коня.

— Нам пора возвращаться, — предупредила она его. Несмотря на предостережение, она не пыталась сопротивляться, когда он опустил её на землю.

— Я герцог, — улыбнулся он в ответ. — Они не посмеют начать пир, пока я не вернусь.

— А как насчет герцогини? — спросила Мартинга.

Он облизнул губы и поджал губы, делая вид, что обдумывает вопрос.

— Они, наверное, не станут ждать, если это будешь только ты, — сказал он наконец. — Что такое просто герцогиня, когда нужно есть и пить?

Мартинга закатила глаза.

— Подумать только, я могла бы стать королевой Бретоннии, а не просто герцогиней Аквитанской!

Она тут же пожалела о своих легкомысленных словах. Имея в виду шутку, она заметила вспышку боли в глазах мужа. Она быстро взяла его руку в свою и крепко сжала, давая понять, что никакого злого умысла не было.

Герцог уставился на неё тяжелым взглядом, полным боли и немалой вины.

— Ты могла бы стать королевой, — сказал он. — Людовик всегда благоволил к тебе. Клянусь Граалем, были дни, когда я терял всякую надежду, когда я был уверен, что он завоюет твою любовь. Когда он вернулся из своих поисков, сияя благодатью Леди, я был уверен, что потерял тебя.

Мартинга прижала его к себе.

— Мой дорогой, милый рыцарь, — прошептала она. — Он никогда не смог бы так тронуть мое сердце, как ты. Даже если он король, я всё равно выберу своего благородного герцога.

Он позволил ей выскользнуть из его объятий, успокоенный любовью в её голосе. Мгновение сомнения и боли прошло, и озорной огонёк снова появился в его глазах.

— Он младше меня на два года, знаешь. Он был бы гораздо лучшей добычей, чем этот усталый старый боевой конь.

Мартинга улыбнулась ему и кивнула в знак согласия.

— Людовик всегда был бойким парнем. Трудно поверить, что у него были те же родители, что и у неуклюжего измученного огра, за которого я вышла замуж.

Герцог без предупреждения обхватил её за талию и потянул за собой, падая на траву.

— Измученный огр? — бросил он вызов. — Ты еще пожалеешь об этих словах!

Мартинга захихикала в притворном ужасе.

— Только не здесь! А вдруг кто–то наблюдает?

Герцог склонился над ней, заглядывая в глаза.

— Это королевские сады. В них не должно быть никого. Так что, если здесь есть шпионы, я выколю им глаза.

— Если в саду никого не должно быть, разве это не значит, что мы тоже неправы? — возразила Мартинга, уклоняясь от поцелуя мужа.

— О, с нами всё будет в порядке, — заверил её герцог с напускной суровостью. — Мой младший брат всегда немного побаивался меня.

Густые грозовые тучи затянули свинцовое небо, закрывая солнце, как плащ убийцы. В лесу царила тишина, не нарушаемая ни пением птиц, ни топотом оленей. Ничто живое не осмеливалось шевельнуться в лесу, ничего, кроме выродившихся упырей, которые шли впереди чудовищной армии, и роя летучих мышей, круживших над гниющими зомби.

Лишь ещё одно живое существо отважилось присоединиться к армии Красного Герцога, скача рядом со своим хозяином-вампиром на жёсткой спине лошади-зомби. Сердце живого скакуна Ренара давно остановилось, испуганное до разрыва растущим количеством нежити, марширующей под знаменем Красного Герцога. Ренар принял отступничество животного, прагматично пожав плечи, после чего использовал одно из своих заклинаний, чтобы заставить тушу лошади служить ему более верно, чем раньше. Он только хотел, чтобы это существо сохранило хоть немного упругости, как при жизни. Его зад начал натирать от соприкосновения с костлявой спиной животного.

Некромант потёр больные места и нахмурился, глядя на мрачную процессию мертвецов и скелетов, волочащихся по лесу. Немёртвые не уставали, они не нуждались в отдыхе или пропитании, как это требовалось смертным солдатам. Красный Герцог мог бы отправить свой легион на край земли, и от тех никогда не возникнет ни малейшего бормотания беспокойства. Это было действительно вдохновляюще, пока не замечаешь червей, извивающихся в плоти зомби, или ржавые куски упряжи, осыпающиеся с серых костей умертвий.

Впереди лес начал редеть, деревья превратились в тошнотворных коротышек своей породы, цепляющихся за потемневшее небо голыми ветвями, их стволы шелушились от разрушительного воздействия грибов и жуков. Земля, такая пышная прежде, превратилась в безжизненную полосу серовато-коричневой грязи, такой же увядшей, как и деревья, выросшие из неё. Легенда гласила, что земля была отравлена ядовитой кровью могучего дракона, убитого каким–то ныне забытым героем за много веков до рождения Жиля ле Бретона.

Прагматичные лорды-табунщики использовали эти земли, непригодные для посевов или пастбищ, для погребения своих покойников. Сквозь мёртвые деревья Ренар видел голые холмы, в которых веками покоились кости племён бретоннов. Здесь были десятки курганов, каждый из которых воздвигался в честь древнего царя. Друиды тех времен практиковали ужасные ритуалы, и самыми ужасающими из всех были церемонии, посвящённые могилам их королей. Воины-герои были убиты и погребены рядом со своим королем, чтобы у государя был подходящий телохранитель, который сопровождал бы его в мир теней. Прекрасные кони, любимые супруги короля, даже повара и ремесленники были скованы цепями внутри кургана, чтобы следовать за духом своего хозяина в страну смерти. Даже член жестокого ордена друидов оставался, чтобы заботиться о мёртвом властелине, запечатывая курган изнутри при завершении похорон.

Некромант потёр руки в сардоническом веселье. Кровавые ритуалы друидов привели к тому, что курганы были забиты мёртвыми лордами-табунщиками. Каждая могила предлагала десятки, если не сотни тел для оживления. Когда такая сила будет подчинена воле Красного Герцога, не будет никакой возможности остановить его.

Ренар посмотрел на своего хозяина-вампира. Красный Герцог сидел верхом на своём ужасном коне, жадно глядя на ряды курганов. Вампир, казалось, больше всего стремился исследовать раскинувшийся курган под названием Драконий холм. Некромант мог легко догадаться почему. Судя по размерам кургана, король, погребённый внутри, должен был похоронить вместе с собой целый народ. Или, и эта мысль вызвала у него дрожь возбуждения, возможно, это место было могилой того забытого героя, который так давно убил ядовитого змея. Возможно, друиды похоронили героя и зверя вместе.

Возможно, в Драконьем холме лежали кости дракона? Это был захватывающий вопрос. Ренар читал о некромантах, которые возвращали таких могучих зверей к подобию жизни, воскрешая кости рептилий в виде гигантских зомби. Он задавался вопросом, достаточно ли его знаний о черной магии, чтобы создать такое чудовище, если они обнаружат настоящего дракона, похороненного под курганом.

— Здесь для тебя много работы, чародей, — прошипел Красный Герцог, обращая свой свирепый взгляд на Ренара. — Эта земля просто неприлично пропахла смертью.

Ренар кивнул головой в угодливом согласии.

— Совершенно верно, ваша светлость, — сказал он вампиру. — Нам обоим придётся напрячь все свои силы, чтобы поднять из могил столь многих, но когда мы закончим здесь, твоя армия станет самой могущественной, какую Бретонния когда–либо видела!

— Нет, — поправил его Красный Герцог. — Здесь она не будет закончена. Я не успокоюсь, пока у меня не будет достаточно большого легиона, чтобы очистить Аквитанию, — изможденное лицо красного Герцога скривилось в зверином оскале. — Когда я покончу с Аквитанией, ни одной птице, ни одному кролику, ни одной мыши не будет позволено дышать. Вся эта область поплатится за то, что отвергла своего господина. Я сделаю из Аквитании склеп, который заставит Леди дрожать и съёживаться! Кровь Аквитании будет уничтожена, сожжена, как ядовитая чума!

Клятва вампира заставила Ренара затрепетать, его бледное лицо побледнело от страха. Не было никаких сомнений, что Красный Герцог имел в виду то, что сказал. В минуты безумия он стремился восстановить проигранные битвы. В ясном сознании вампир стремился утолить свою жажду крови, в которой ему долгое время было отказано, отомстить за столетия мучений, которые он перенёс в собственной могиле. Мука от всего, что он потерял, боль от самоубийства жены, предательства короля — всё это он смоет из своей души, обрушив на страну волну кровавой резни. Этого было достаточно, чтобы ужаснуть даже извращенную мораль Ренара.

— Когда мы закончим здесь, мы отправимся к гробницам рыцарей Кюйле, — продолжал Красный Герцог. — Тогда я буду готов выступить против герцога Гилона и других лордов-предателей, узурпировавших мои владения. Я восстановлю руины, переделаю землю в своё Королевство Кр.…

Голос вампира затих, в его глазах появился призрачный свет. Ренар наблюдал, как властное рычание Красного Герцога сменилось выражением шока, смешанного со страхом. Некромант проследил за направлением взгляда вампира. Сквозь мёртвые деревья он увидел небольшую группку рыцарей, стоящих на вершине одного из ближайших курганов.

В слабом свете Моррслиб Ренар мог различить только очертания людей и лошадей, слабый отблеск лунного света на отполированных доспехах. Он презрительно усмехнулся при виде небольшого количества всадников. Столь немногочисленный отряд не представлял угрозы для грозного войска Красного Герцога. Даже если бы каждый из них был перерождённым Жилем ле Бретоном, они никогда не смогли бы надеяться одолеть легионы нежити, что выстроились за знаменем вампира. Эти люди могли только наблюдать и докладывать герцогу Гилону о том, что они видели. Это действительно весьма неплохо послужило бы делу некроманта. Только отчаяние и ужас могли возникнуть от любого сообщения, которое могли передать эти люди. Известие о том, что Красный Герцог пополняет ряды своей орды умертвиями с Драконьего Холма, вряд ли вызовет восторг у знати Аквитании. Ренару было приятно думать об этих смелых и надменных лордах, съёжившихся на своих тронах, зная, что их гибель надвигается на них, неудержимая и неумолимая. Да, Ренар был склонен позволить этим людям бежать, героически вернуться к герцогу Гилону и объявить, что у дворян нет никакой надежды остановить Красного Герцога. Пусть они хоть раз оценят, каково это — чувствовать себя беспомощными и отданными на милость существа, которое совершенно не заботится об их благополучии.

Ренар повернулся, чтобы предложить Красному Герцогу пощадить разведчиков, когда заметил волнение вампира. Шок вампира сменился маской безжалостной ненависти, ненависти, которая по сравнению с собой делала фарсом собственное отвращение Ренара к знати.

— Я… Я пошлю упырей прогнать этих людей, — сказал Ренар.

— Король Людовик … — прошептал Красный Герцог, его глаза сверкали, когда он произносил это имя.

С вершины кургана сэр Леутер впервые увидел чудовище, которое его мстительный дядя вызвал из могилы. Аура неистового зла окружала ужасное существо, осязаемое ощущение зловещей угрозы заставляло тело молодого рыцаря содрогаться от отвращения, а сердце — трепетать от страха. Рысак, на котором он сидел, нервно заржал, топая копытами, с нетерпением ожидая, когда его всадник покинет это ужасное место.

Красный Герцог. Это и был тот самый негодяй, которого Леутер так долго искал, чтобы уничтожить, чудовище, которое собиралось утопить всю Аквитанию в море крови. Это была та самая страшная сила, которую эрл Гобер призвал для осуществления своей вендетты против дю Мэнов. Горькая ирония заключалась в том, что своим безжалостным продолжением этой вражды эрл Гобер вместо этого принудил обе семьи к альянсу. Дю Мэн и д'Эльбик объединились против общего врага.

Глаза графа Эргона увлажнились, когда он посмотрел вниз с холма, наблюдая, как легион нежити, которым командовал вампир, вышел из–за деревьев. Кулак аристократа сжался на рукояти меча, костяшки пальцев хрустнули от силы его хватки. Его ноги напряглись, готовые вонзить шпоры в бока коня, чтобы загнать испуганное животное прямо в орду скелетов. Леутер увидел на лице графа Эргона то же самое одержимое желание мести, что и на лице его дяди. Это наблюдение вызвало новую тревогу в душе молодого рыцаря, вновь заставив переживать о том, что граф Эргон откажется от всего: от своей верности герцогу Гилону, от своей личной чести, от плана спасения Аквитании—всем этим он пожертвует, чтобы успокоить боль внутри себя.

Граф Эргон медленно расслабился. Он повернулся и мрачно кивнул Леутеру в знак понимания. Старший рыцарь не был слеп к тому, что поставлено на карту. Его месть подождёт. Он сдержит свое слово.

— Подними королевский штандарт повыше, — приказал Леутеру граф Эргон. — Убедись, что этот мерзавец увидит наши цвета.

Леутер высоко поднял над головой изодранное знамя короля Людовика, размахивая им в воздухе, как эсталийский матадор, дразнящий плащом быка.

Реакция Красного Герцога была такой же бурной, как у любого быка. Вампир задрожал от ярости, выхватил меч и взмахнул им в воздухе перед собой. В ответ на вопли Красного Герцога немёртвое воинство рванулось вперёд, твари на костлявых конях галопом понеслись к курганам.

— Пора уходить, — посоветовал Леутер графу Эргону. Остальные рыцари разделяли тревогу Леутера, но их доблесть не позволяла отступить, пока командир не отдаст приказ.

Граф Эргон пристально посмотрел на Красного Герцога, не в силах оторвать взгляда от его ненавистного лица. Только ржание ужаса, донёсшееся от лошади под ним, вернуло его к реальности. Первые из умертвий достигли подножия холма, и их мертвенные кони начали трудный подъем. Граф Эргон некоторое время наблюдал за ними, затем неохотно взмахнул рукой, приказывая рыцарям отступить.

— На поле Церен! — крикнул граф Эргон, пришпоривая коня. — И, даст Леди, эта мерзость достаточно безумна, чтобы преследовать нас!

— Барон де Гаводан! Сэр Корбиниан! — голос Красного Герцога был подобен удару хлыста, когда он окликнул своих младших офицеров. Вампир не отвёл взгляда, когда лорд-умертвие и чёрный рыцарь, сменивший барона, выехали вперед, чтобы присоединиться к нему. Его взгляд был прикован к знамени, которое рыцари так смело водрузили на вершине кургана. Это был вызов, жест неуважения и неповиновения со стороны короля Людовика! Узурпатор дразнил его, издевался над ним — в его собственных владениях! Но король скоро узнает, что у Аквитании есть только один герцог, и он не держит двор в Куронни!

— Мне нужны эти люди, — рявкнул Красный Герцог на сэра Корбиниана и сэра Марольфа. — Живые или мёртвые, они мне нужны. Приведите их ко мне!

— Это будет нелёгкая поездка, ваша светлость, — сказал Марольф, склонив голову в знак уважения к своему господину. — Враг выбрал местность, которую будет трудно пересечь.

Красный Герцог свирепо посмотрел на Марольфа.

— Их кони устанут, твои — нет, — напомнил он своему трэллу. — Приведите ко мне этих людей! Я узнаю, где расположился лагерем мой вероломный брат, — вампир оскалил клыки в гримасе ненависти. — Добрый король должен ответить за многое, прежде чем я позволю ему роскошь умереть.

Марольф снова поклонился и отвернулся, чтобы собрать часть кавалерии нежити, которая ещё не спешила к древним могилам. Красный Герцог выбросил вампира из головы, переключив свое внимание на костлявую фигуру Корбиниана.

Прежде чем Красный Герцог успел отдать приказ повелителю упырей, Ренар закричал в знак протеста.

— Это уловка! — закричал некромант, не в силах сдержаться. — Король Людовик мёртв уже много веков! Это не его люди там, наверху! Это все уловка, чтобы заманить тебя в ловушку!

Красный Герцог сердито посмотрел на некроманта.

— Говори о том, что тебя касается, крестьянин, — предупредил он. — Оставь войну тем, кто знает, как сражаться в ней.

Ренар закатил глаза и насмешливо рассмеялся, абсурдность ситуации взяла верх над его благоразумием.

— Знает, как сражаться! Проклятый дурак, ты сражаешься с людьми, которые мертвы уже почти пятьсот лет! — он махнул рукой, указывая на курганы перед ними и внушительную громаду Драконьего Холма. — Мы должны быть здесь, а не гоняться за призраками! Мы можем поднять всех лордов-табунщиков в этих курганах, а затем сделать то же самое с побежденными рыцарями Кюйле! Как вы сказали, мы можем создать армию, против которой не посмеет выступить ни один лорд во всей Бретоннии!

Закованная в броню рука Красного Герцога хлестнула Ренара по челюсти. Некромант был сброшен с седла, приземлившись на землю спутанным клубком конечностей. Сплевывая кровь, он поднялся с бесплодной земли, призывая тёмную энергию курганов, чтобы создать заклинание, которое отправит вампира обратно в могилу.

Прежде чем Ренар успел выпустить своё заклинание, костлявые когти сомкнулись вокруг него, прижав его руки к бокам. Некромант в ужасе огляделся по сторонам, обнаружив себя в объятиях лишенных плоти рук Корбиниана.

— Ты не посмеешь убить меня! — крикнул Ренар Красному Герцогу. — Я тебе нужен! Тебе нужна моя магия и мой совет! — некромант съежился, увидев безжалостное зло в глазах вампира. — Ты совершаешь ошибку! Постарайся быть в здравом уме! — умолял он.

Холодная плоть Красного Герцога расплылась в жестокой усмешке.

— Уведи этого крестьянина, — приказал он Корбиниану. — Но сначала вырви его мятежный язык. Это меня утомляет.

Крики Ренара превратились во влажное бульканье, когда повелитель тьмы выполнил приказ своего хозяина. Красный Герцог уже выкинул некроманта из своих мыслей, обратив свой взор обратно к тому месту, где он видел Леутера, демонстрирующего цвета короля Людовика. Он закрыл глаза в убийственной задумчивости, представляя сотни способов отомстить своему брату. Король ответит за всё, что Красный Герцог потерял из–за его предательства. Земли и титул, честь и слава. Но самое главное — король ответит за смерть Мартинги.

Красный Герцог снова открыл глаза и посмотрел на свой молчаливый легион. Не было никакой необходимости гоняться за королевским знаменем. Он знал, где ему суждено встретиться с армией короля. Он видел это в своем сознании так же ясно, как если бы сражение уже состоялось.

Вампир поднял меч и вонзил его высоко в воздух.

— Мы идём! — взревел Красный Герцог. — Мы идём на поле Церен!

Через три дня тяжёлого марша сэр Леутер и герцог Гилон добрались до реки Морсо. Это было опасное путешествие, и проделано оно было с такой скоростью, что утомляло и людей, и коней. Рыцари знали, что без сменных лошадей, посланных герцогом Гилоном, и размещённых на стоянках на обратном пути, им никогда не удалось бы справиться — нечестивые силы Красного Герцога преследовали их днём и ночью. Стаи летучих мышей круглые сутки терзали их, выныривая из тени, чтобы ударить по лицу кожистыми крыльями или вцепиться в глаза острыми, как иглы, зубами. Эти атаки стали настолько регулярными, что рыцари были вынуждены держать забрала своих шлемов опущенными, несмотря на почти невыносимую жару и дискомфорт.

Однако летучие мыши были наименьшей из их забот. Вскоре после того, как они покинули район Драконьего холма и курганов лордов-табунщиков, их маленький отряд был осаждён новым врагом — рыцарями-нежитью на конях-скелетах. Возглавлял их монстр, которого Леутер с ужасом узнал: сэр Марольф, святой рыцарь Меркаля. Некогда благородный чемпион Аквитании был испорчен злом Красного Герцога, возвращён в качестве вампира к злодейской насмешке над жизнью. Именно этот чёрный рыцарь возглавлял погоню, гоня добычу перед собой, как деревенский лорд гонит лис по своему поместью.

Двое из доблестных рыцарей, сопровождавших Леутера и графа Эргона, погибли от клинка вампира, сражённые немёртвым монстром из засады. В то время как гниющие кони умертвий Марольфа не могли сравниться в скорости с живыми лошадьми, какая–то нечестивая жизненная сила горела в коне вампира, позволяя ему догонять их всякий раз, когда солнце отступало с неба. Только силой оружия и призыванием имени Леди они смогли прогнать вампира. Хотя это причиняло им боль, они оставили своих мёртвых позади, не осмеливаясь даже на краткую передышку, необходимую, чтобы позаботиться о своих товарищах.

Наконец перед ними показалась река Морсо, протянувшаяся из–за леса, как мерцающая лента раздавленного сапфира. Чувство триумфа переполняло сердца рыцарей, когда они проезжали через последние деревья, пришпоривая своих коней, к каменному мосту, перекинутому через реку. К их удивлению, свирепые прежде летучие мыши покинули их, упорхнув обратно в темноту леса.

Когда они приблизились к мосту, их ждал ещё один сюрприз. Большой отряд рыцарей, более сотни человек, выстроился в конце моста. Когда Леутер подъехал ближе, он увидел, что рыцари не носят никаких знаков на своих щитах, вместо этого они показывали простые цветные поля людей, которые ещё не завоевали их герб. Это были странствующие рыцари, молодые воины, жаждущие проявить себя на поле битвы. Леутер никогда раньше не видел столько молодых рыцарей, собравшихся в одном месте. Блеск их обнажённых стальных доспехов был почти ослепительным, а разноцветные вымпелы, прикреплённые к копьям, казались полем распустившихся цветов, когда они хлопали на ветру.

Один из рыцарей, охранявших мост, выехал вперед, когда Леутер и его товарищи двинулись к реке. Полдюжины рыцарей быстро выстроились вокруг одинокого всадника. Леутер был удивлён, увидев на их щитах флёр–де-лис, а на лошадях — попоны. Это были не скромные странствующие рыцари, а рыцари, которые отказались от своих титулов и званий, чтобы принять участие в поисках Грааля. Они скитались по земле, побеждая зло и сражаясь с чудовищами, какими бы отвратительными те ни были, в надежде, что благодаря таким рыцарским деяниям Фэя-Чаролейка приведет их к Граалю и сочтет достойными глотнуть из этого священного сосуда.

Их предводитель, человек, вокруг которого собрались рыцари-в-поиске, не принимал участия в поисках Грааля. Он всё ещё носил геральдику своей семьи, цвета собственного дома герцога Гилона. Сэр Ришемон приветственно поднял руку, когда Леутер подъехал к нему. Его взгляд задержался на знамени короля Людовика, затем переместился на Леутера. В его взгляде был вопрос.

— План сработал, — сказал ему Леутер. — Приспешники Красного Герцога преследуют нас уже три дня и три ночи.

— Если бы мы бросились в улей, то не встретили бы более бурного приема, — сказал граф Эргон, подъезжая к Леутеру. — Вампир взбесился, когда увидел королевский штандарт.

Ришемон почесал подбородок и вздохнул, услышав эту новость.

— Я надеялся, что Красный Герцог проявит некоторую осторожность, — сказал он. — С каждым часом его марша у нас остаётся всё больше времени для прибытия помощи. После вашего отъезда герцог Гилон получил послания от Кенелля и Брионна. Рыцари из обоих герцогств скачут, чтобы помочь в битве против Красного Герцога. Не пройдёт и двух недель, как на нашей стороне окажется ещё тысяча мечей.

Леутер покачал головой.

— Боюсь, что у нас не было времени на пустые разговоры, — сказал он Ришемону. — Мы добрались до Красного Герцога как раз в тот момент, когда его армия наступала на Драконий холм. Не может быть никаких сомнений, что если бы он был предоставлен самому себе, то призвал бы всех древних мертвецов, погребённых в курганах, сражаться за него.

— Есть и другие способы сдержать вампира, — заявил Ришемон. Он указал через плечо на мост позади себя. — Пророчица говорит, что это тот самый мост, по которому Красный Герцог раньше переправлялся через Морсо. Она не уверена, что он воспользуется им снова, — тут рыцарь хлопнул себя по груди, — но я уверен, что он это сделает.

— Что вы задумали? — спросил граф Эргон с ноткой беспокойства в голосе.

Ришемон улыбнулся, явно довольный тем, что ему удалось объяснить суть своего плана.

— Я намерен удержать мост и помешать Красному Герцогу перейти его. Если он так одержим прошлым, как вы говорите, тогда он останется и будет бороться за этот мост и ни за что другое. Мы можем задержать его здесь, пока подкрепление не прибудет на поле Церен.

Граф Эргон покачал головой. Аристократ явно был утомлен тремя днями пребывания в седле, но не хотел оставлять свои сомнения невысказанными.

— Было бы опасно ожидать, что вампир будет следовать той же самой схеме, что и раньше. Он может быть привлечён к тем же местам, но не полагайтесь, что он как раб будет делать то, что делал раньше.

— Я не полагаюсь, — сказал Ришемон. Он снова указал на мост. — Нам нужно продержаться на мосту всего несколько часов. Мой отец послал отряд саперов, чтобы разрушить мост, и они будут здесь до наступления темноты.

Леутер нахмурился, услышав, как Ришемон описывает разрушение моста.

— Если Красный Герцог не сможет пересечь реку, он может вернуться в реальность.

Граф Эргон устало хлопнул встревоженного рыцаря по спине.

— Если это случится, нам просто придётся вернуться к нему и снова помахать штандартом у него под носом.

Мрачная шутка вызвала несколько слабых смешков у людей, которые пережили путешествие к Драконьему холму. Несмотря на всю свою храбрость, никто из них не хотел повторить этот опыт.

— Вы можете дать отдых своим лошадям на другом берегу реки, — заявил Ришемон. Он оглядел измученных людей. — Да и вам самим лучше немного поспать. В таком состоянии, как сейчас, я сомневаюсь, что вы сможете справиться с дюжиной зомби, если Красный Герцог нападет.

Леутер был согласен с мнением Ришемона. Даже граф Эргон не отрицал слов молодого рыцаря. В кои–то веки невероятная выносливость старого аристократа была доведена до предела. Даже жажда мести не могла поддержать его. Небольшая группа рыцарей торжественно проехала на своих измождённых конях по старому каменному мосту.

Был полдень, когда к реке прибыла нежить. Всадники, преследовавшие Леутера и остальных с Драконьего Холма, вынырнули из леса — жуткая стена из выбеленных костей и ржавых доспехов. Скелеты чудовищ смотрели на сэра Ришемона и его рыцарей, безмолвные и неподвижные, как фаланга надгробий.

Тишина была нарушена, когда зловещий всадник пробился сквозь костлявую кавалерию. Чёрные доспехи и плащ тёмного рыцаря казались частицей полуночи, которая отказывалась быть побеждённой солнцем. От доспехов сэра Марольфа поднималась тонкая струйка дыма, принося с собой тошнотворный запах горелой плоти. Так недавно введённый в ряды нежити, тёмный рыцарь не нуждался в могущественной магии Красного Герцога, чтобы поддерживать его днем. В нём всё ещё было достаточно эха жизни, чтобы чёрный рыцарь не был обречен прятаться в своей могиле до наступления ночи. Но вампир не мог полностью игнорировать враждебный взгляд солнца. Если очищающего света было недостаточно, чтобы уничтожить его, то этого всё же хватало, чтобы опалить его нечистую плоть и наполнить его нечестивое тело болью.

Измученный солнцем, вынужденный выполнять приказы своего господина, тёмный рыцарь в ярости смотрел на рыцарей, защищавших мост. На дальнем берегу он увидел знамя короля Людовика, стоявшее над шатром, в тени которого отдыхали сэр Леутер и граф Эргон. Красный Герцог хотел получить это знамя и людей, которые его несли. Марольф не позволил бы ничему, даже собственным страданиям, помешать ему выполнить этот приказ.

Без всяких предисловий и предупреждений тёмный рыцарь выхватил меч и бросился к мосту. Немёртвая кавалерия без колебаний ринулась за ним — галопирующая орда ухмыляющихся черепов и ржавых копий. Эти умертвия были смесью чёрных рыцарей Красного Герцога, чьи кости были заключены в изрытые доспехи и рваные кольчуги, и древних лордов-табунщиков, которые несли только фрагменты бронзовых шлемов и щитов. Кем бы они ни были при жизни, теперь они объединились в рядах нежити.

Ришемон смотрел, как кавалерия нежити приближается к мосту. Умертвия значительно превосходили численностью его собственные силы, но у их командира-вампира не было даже мысли о том, чтобы сформировать из них настоящий боевой порядок, и нежить бросилась на бретоннцев неорганизованной толпой. Сброд, который Ришемон намеревался смести как можно быстрее.

— Люди Аквитании! — воскликнул Ришемон. — Час вашей славы близок! За Леди и короля!

Ришемон пришпорил своего могучего боевого коня и направил его к врагу, рыцари-в-поиске выстроились вокруг него с массивными мечами наготове. По обе стороны от его небольшого эскадрона крупные клинья странствующих рыцарей заняли позиции на флангах, опустив копья.

С грохотом стали и громом копыт два отряда столкнулись в трёхстах ярдах от берега реки. Стальные наконечники копий рыцарей Ришемона пробивали проржавевшие щиты и хрупкую броню нежити, сокрушая костлявых демонов одной лишь ударной силой атаки. Огромные мечи рыцарей-в-поиске валили тех умертвий, которым посчастливилось напасть на них, рассекая всадника и коня в ярости атаки.

В считанные мгновения рыцари прорвались сквозь сломанные ряды своих немёртвых врагов. Ришемон с изумлением смотрел на своих людей, выходивших из разбитой вражеской массы. Вся атака стоила ему всего дюжины человек, но на поле боя были разбиты сотни скелетов всадников. Он чувствовал, как его сердце наполняется гордостью за храбрость этих людей, которые последовали за ним в бой.

Ликование Ришемона быстро сменилось ужасом, когда он снова посмотрел на мост. Только горстка рыцарей осталась охранять переправу, Ришемон полагал, что сплошная атака была единственным способом справиться с атакой нежити. Ответная атака сработала лучше, чем он ожидал, но Ришемон так и не смог в полной мере оценить того врага, с которым столкнулся.

Любая армия смертных была бы разбита тем опустошением, которое ей нанесли Ришемон и его рыцари. Однако у немёртвых не было ни сердец, которые можно было бы наполнить страхом, ни умов, в которых можно было бы возникнуть сомнение. Даже на глазах у Ришемона оставшиеся в живых после его нападения продолжали пробиваться к мосту. Даже после тех потерь, которые он причинил, всадников-скелетов всё ещё оставались сотни. Во главе их к реке мчался чёрный рыцарь, дым поднимался от его доспехов.

— Назад! В бой! — крикнул Ришемон, размахивая над головой мечом и пытаясь собрать своих людей для новой атаки. Большинство странствующих рыцарей отбросили свои расщеплённые копья и вытащили из–за пояса разнообразные мечи, топоры и булавы, спеша следовать за своим лидером обратно в сражение.

И вновь его враг удивил Ришемона. Орков или северян атака с тыла повергла бы в смятение и панику. Эти ужасы, однако, казались безразличными к своей судьбе, нанося ответные удары нападавшим, когда это было возможно, но в остальном игнорируя их в своём безрассудном стремлении к мосту.

Один из рыцарей-в-поиске прорвался в самую гущу битвы, пришпорив коня и направив его к вампиру в дымящихся доспехах. Многие из тех, кто был убит в первой атаке, были убиты мечом вампира. Теперь этот одинокий рыцарь бросил вызов клинку негодяя, однако это было неравное состязание. Тяжёлый меч рыцаря был пойман щитом вампира, в то время как собственный меч монстра пронзил глаз рыцарского коня. Когда скакун под ним пал, рыцарь рухнул на землю. Вампир не снизошел до того, чтобы закончить поединок ударом меча, вместо этого он положил конец поиску рыцарем Грааля, раздробив его череп копытами своего коня-скелета.

Сердце Ришемона вспыхнуло при виде такого подлого поступка. Он неистово пробивался сквозь толпу сражающихся вокруг него, решив приблизиться к вампиру.

Марольф заметил, как стремительный рыцарь пытается добраться до него. Он поднял клинок в сардоническом приветственном салюте и приготовился встретить атаку Ришемона.

Сын герцога Гилона направил своего боевого коня прямо на ужасного тёмного рыцаря. Животное в ужасе заржало, все его чувства были оскорблены нечестивой аурой вампира, но годы тщательной тренировки заставили коня рвануться вперед, и скакун Ришемона врезался в лошадь Марольфа с силой тарана.

Ришемон видел, как такая атака сокрушала скелетообразных скакунов умертвий, но коня вампира она едва покачнула. Тёмный рыцарь вонзил шпоры в обнажённые ребра кошмара и существо встало на дыбы, сверкнув копытами. Рыцарь был вынужден поднять свой щит, чтобы защитить себя от нападения немёртвого зверя. Как только он это сделал, Марольф опустил свой чудовищный клинок вниз.

Скорее удача, чем умение, позволила Ришемону перехватить меч вампира. Раздался жуткий треск, когда клинок Марольфа врезался в его щит. Под этим нечеловеческим ударом дерево раскололось, металл искривился. Ришемон, за мгновение до того, как красная волна боли пронзила его тело, услышал, как хрустнула его рука.

Каким–то образом рыцарь нашёл в себе силы удержаться в седле и бросился с мечом на Марольфа. Клинок заскрежетал по броне вампира, и когда стальное лезвие соприкоснулся с тёмным рыцарем, оно, казалось, вспыхнуло сапфировым пламенем.

Вампир отпрянул от Ришемона, крик боли эхом отозвался из–под стальной маски его шлема. Марольф погнал своего кошмарного коня прочь от раненного рыцаря, бросив недобитого врага. Ришемон мог только беспомощно скрипеть зубами, когда вампир бежал с поля, а оставшиеся умертвия ускакали с ним обратно в лес.

Ришемон с удивлением уставился на свой меч, потому что он снова походил на любой другой клинок, выкованный для бретоннского рыцаря. Затем сквозь охватившую его боль пробился мрачный смешок. Когда он посетил большую часовню Леди в Куронне, он помазал свой меч в купели прямо в дверях этого святого места. Благодать Леди, должно быть, вошла в клинок, благословляя его против нечестивых паразитов, таких как вампир.

Наследник герцога всё ещё смеялся над своим чудесным спасением от немёртвого отродья, когда один из выживших рыцарей-в-Поиске подъехал, чтобы взять поводья его лошади и увести раненого лорда с поля боя.

Когда он пересёк мост, лицо Ришемона расплылось в широкой улыбке. Он увидел саперов и их фургоны, прибывшие на противоположный берег реки. С ними была сотня лучников, которые, не теряя времени, готовили оружие. Несколько йоменов с гербом герцога Гилона выкрикивали приказы солдатам, расставляя их на позиции, с которых они могли бы отразить любую атаку из леса.

Битва была выиграна. Тёмный рыцарь отступил, у него осталось лишь несколько сотен мертвецов, его силы были слишком слабы, чтобы взять мост сейчас. Через несколько часов саперы разрушат мост, и Красный Герцог окажется в ловушке.

Ришемон проехал мимо палатки, где отдыхали сэр Леутер и граф Эргон. Он улыбнулся обоим мужчинам, указывая на свою сломанную левую руку.

— Вместе мы становимся полным рыцарем, — сказал Ришемон графу Эргону.

Граф невесело рассмеялся, поглаживая свою раненную правую руку.

— Есть определённая доля глупости оказаться так близко к вампиру, — согласился он. Холодный свет заполз в его глаза. — И всё же я намерен сделать это снова.

— К тому времени, когда Красный Герцог сможет пересечь реку, возможно, наши раны заживут, — сказал Ришемон. Он повернулся в седле, подавив стон боли, когда его рука задела седельный рожок. — Эти саперы скоро снесут мост, — заметил он, когда толпа специалистов в кожаных фартуках начала стучать по мосту кирками и молотами. — И они будут действовать быстро. Ничто так не вдохновляет крестьян быть быстрыми в своем труде, как армия проклятых, ведомая вампиром.

— Я просто молюсь, чтобы Красный Герцог следовал плану, — сказал Леутер.

— Если мы верим, чтобы он придет на поле Церен, то мы можем верить, что он придет и сюда, — заявил Ришемон. Он нахмурился, глядя на Морсо. Из–за деревьев появился тёмный рыцарь. С ним был один из умертвий, выглядевший весьма древним выходец с того света, с осыпающимися лохмотьями короны вокруг черепа. На руке мертвеца сидело ужасное существо, похожее на скелет сокола.

Пока люди наблюдали, чёрный рыцарь взял небольшой свиток пергамента и привязал к ноге птицы. Невероятно, но, несмотря на отсутствие перьев и плоти, скелет сокола взлетел. Птица-падаль сделала два круга над вампиром, затем повернула на восток.

— Можете не беспокоиться, — сказал граф Эргон Ришемону и Леутеру. — Красный Герцог придет сюда, когда получит это послание от своего создания.

— Вопрос в том, останется ли он на том берегу реки?

ГЛАВА XVII

Красный Герцог окинул взглядом тащащиеся ряды своей пехоты и нахмурился, оценивая медлительность их марша. Далеко впереди, как раз там, где дорога терялась в лесу, виднелась передняя часть обоза, замыкающего шествие. Его лицо скривилось в презрительном оскале. Король Людовик-Узурпатор сеял хаос в его владениях, и он застрял здесь, обременённый тяжестью своей армии.

— Мы должны ещё ускориться, эрл Марьят, — прошипел вампир, понизив голос.

Рыцарь рядом с ним что–то тревожно пробормотал себе под нос, остановившись прежде чем произнести имя Леди. В последнее время Красный Герцог стал нетерпим к подобным чувствам, добавив богохульство к длинному списку своих грехов. Эрл Марьят сожалел о клятве, которую он дал этому существу, о слове чести, связывавшем его с судьбой вампира. Если бы он мог, то забрал назад свою верность, но для рыцаря Аквитании это было невозможно. Дворянин не изменял однажды данному слову.

— Мы не можем гнать людей быстрее, чем сейчас, — сказал эрл Марьят. — Они уже готовы упасть от усталости. Они будут не в состоянии сражаться, когда мы доберёмся до короля.

Красный Герцог остался равнодушен к протесту своего генерала.

— Если крестьянская мразь не может сделать то, что мне нужно, то они для меня бесполезны.

— Вы требуете от них слишком многого, ваша светлость, — возразил рыцарь. — Эти люди верны нам. Они не предадут вас. Они не посмеют.

Вампир схватил эрла Марьята за подбородок, заставив рыцаря повернуть голову. Он заставил генерала смотреть на молчаливые ряды скелетов и зомби, которые двигались по дороге.

— Вот те войска, которые не предадут меня. У них нет ни одного из недостатков плоти. Они делают все, что я от них требую.

Лицо графа Марьята стало похожим на изваяние, когда с него сошли все краски.

— Но это всего лишь мёртвые существа. Нечестивые…

Красный Герцог отвернулся, его плащ развевался на ветру.

— Крестьяне нас тормозят, — сказал он. — Этого я не допущу.

Перепуганный генерал поспешил за своим сеньором.

— Вы не можете хотеть, чтобы…

— Проследи, чтобы от них избавились, — сказал ему Красный Герцог. — Я приду к ним позже и восстановлю их в состоянии, более пригодном для защиты моих владений!

Он заметил ошеломленное недоверие на бледном лице графа Марьята.

— Делай, как я приказываю, — прорычал вампир своему генералу. — Ты же не хочешь, чтобы я начал сомневаться в верности моих благородных слуг.

Тьма чернее ночи опустилась на берега Морсо. Из–под полога леса показалась мрачная процессия жутких существ. Древние мертвецы курганов, облачённые в броню тела бретоннских рыцарей, разлагающиеся останки убитых крестьян. Над их головами кружились рычащие кровавые летучие мыши, их кожистые крылья гнали трупное зловоние зомби через реку. Стаи крадущихся упырей ползли сквозь тени, их голодные глаза были прикованы к телам, разбросанным по полю боя.

На фоне голых костей, ржавых доспехов и разлагающейся плоти его отвратительной армии алые доспехи Красного Герцога сияли, как маяк, пылающий в самой преисподней. Скелетообразный конь вампира беспрепятственно шагал сквозь орду ходячих трупов, нежить расступалась перед своим хозяином, как пшеница перед косой. Царственный и грозный, Красный Герцог пробирался сквозь ряды своей армии, продвигаясь вперёд, пока не оказался на краю поля боя.

Глаза вампира сверкали, когда он изучал опустошение, нанесённое его кавалерии войском сэра Ришемона. Его ум тактика мог оценить расположение мёртвых рыцарей, и экстраполировать из лежащих тел стратегии сражающихся. Его собственному тёмному рыцарю придётся за многое ответить.

Красный Герцог обратил своё внимание на саму реку и перекинутый через неё мост. Он мрачно кивнул, увидев его печальное состояние, приведён в кое тот был не временем и не стихией, а сознательной рукой человека. На дальнем берегу Морсо он увидел рыцарей Ришемона, саперов и лучников, сосредоточенно наблюдавших за ним. Даже сквозь зловоние зомби и мускусную вонь летучих мышей вампир чувствовал исходящий от бретоннцев ужас.

Решив проверить силу страха, охватившего его врага, Красный Герцог пустил Эль Морсильо в лёгкий галоп. С грацией, ставшей омерзительной из–за его ужасного вида, боевой конь загарцевал по полю боя, побуждая наблюдавших лучников стрелять в него и монстра в седле. Ни одна стрела не пролетела над рекой, ни один человек не осмелился выстрелить в этого изверга, восставшего из мифов и легенд, чтобы начать войну против их земли.

Губы Красного Герцога скривились в усмешке. Он был готов восхищаться доблестью этих людей после их дерзкого выступления против его кавалерии, но теперь он находил их храбрость достойной презрения. Он насмешливо обнажил меч, бросая вызов наблюдавшим за ним рыцарям. Страшный смех разорвал темноту, когда вампир развернул своего боевого коня и галопом поскакал обратно к ожидающей его армии.

— Они разрушили мост, — сказал вампир тем из немёртвых, у которых было достаточно разума и силы воли, чтобы служить ему в качестве генералов и командиров. — Они думают помешать мне, не дать выступить против короля Людовика, — Красный Герцог обнажил сверкающие клыки в гримасе нечеловеческой ненависти. — Они пытаются выиграть время, чтобы узурпатор мог убежать обратно в безопасный замок.

Красный Герцог оглядел свою армию, и его хмурый взгляд превратился в жестокую улыбку.

— Глупцы забывают о нашей силе и своей слабости, — он поднял руку, указывая пальцем на нескольких умертвий. — Собирайте свои войска. Пересеките реку. Убейте любого, кто будет достаточно глуп, чтобы всё ещё быть там, когда вы достигнете другой стороны.

Со слабым эхом своих смертных жизней умертвия салютовали Красному Герцогу в нестройной манере: рыцарственные бретоннские витязи и примитивные варвары лорды-табунщики. Вампир не обратил на них никакого внимания, уже переключившись на другие проблемы. Он бросил свирепый взгляд на стаи упырей, крадущихся по краям его армии.

— Эрл Марьят, — прошипел Красный Герцог, обращаясь к чёрной фигуре сэра Марольфа. Тёмный рыцарь привык к путанице в мыслях своего господина, принимая роль эрла Марьята так же легко, как и барона де Гаводана.

— Крестьяне задержат нас, — сказал Красный Герцог трэллу. — Проследи, чтобы от них избавились. Я приду к ним позже и восстановлю их в состоянии, более пригодном для защиты моих владений.

С дальнего берега реки Морсо сэр Леутер и граф Эргон с нарастающим ужасом наблюдали, как сотни скелетов-пехотинцев двинулись вперёд. Хотя лучники сэра Ришемона проявили нерешительность, когда перед ними оказался Красный Герцог, они с неистовой самоотверженностью выпускали стрелы в приближающихся скелетов. Многие скелеты пали, когда их черепа раскололись от удара стрелы, но на каждого упавшего, казалось, приходились ещё трое, что продолжали приближаться к реке.

— Они не могут и думать о том, чтобы воспользоваться мостом, — замечание было сделано сэром Ришемоном. Молодой генерал с перевязанной рукой присоединился к двум рыцарям, чтобы наблюдать за прибытием Красного Герцога и его орды. — На ремонт уйдёт несколько недель, и я могу заверить вас, что мои лучники не дадут слабины, стреляя в этих монстров! Красный Герцог потеряет тысячи, прежде чем сможет преодолеть это расстояние.

По спине графа Эргона пробежал холодок. Когда аристократ заговорил, его голос был полон ужаса.

— Я не думаю, что негодяй собирается воспользоваться мостом, — он указал на опушку леса. Зомби и умертвия набросились на упырей со всех сторон, рубя их вилами и секачами. Отчаянные вопли преданных чудовищ были жалки и ужасны для слуха.

— Вампир действительно безумен! — воскликнул Леутер. — Он натравливает свои войска друг на друга!

Граф Эргон покачал головой.

— Может, он и сумасшедший, но чудовище всё ещё обладает хитростью демона, — он снова указал на реку, где марш скелетов был ослаблен безжалостной стрельбой из лука, но едва ли остановлен. Тем, кто наблюдал за ними, было очевидно, что скелеты не двигались к мосту, а стремились добраться до самой реки.

— Упыри были единственной подлинно живой частью его армии, — объяснил граф Эргон. — Из–за этого они больше не были полезны Красному Герцогу. Живым солдатам понадобится мост, чтобы пересечь Морсо.

Смысл слов графа быстро стал ясен. Марширующие скелеты достигли реки. Не колеблясь, немёртвые продолжили своё мрачное шествие, полностью погрузившись в поток. Они преодолевали воду, в конце концов полностью скрывшись из виду.

— Невозможно! — воскликнул Ришемон. — Они не могут плыть против такого течения! Морсо никогда еще не были так сурова! Сама Леди старается удержать вампира! Они не могут переплыть реку!

Леутер покачал головой, понимая ужасную правду того, чему они были свидетелями.

— Нежить не переплывает через Морсо. Они идут по дну, используя свои копья и когти, чтобы удержаться против течения. То, что говорит граф Эргон — обосновано. Красному Герцогу мост не нужен.

Ришемон с недоверием смотрел на марширующие скелеты, исчезающие под водой. От провала его плана остановить Красного Герцога и выиграть время для прибытия союзников отца во рту у него появился горький привкус. Вместо нескольких дней или недель, он купил герцогу Гилону в лучшем случае несколько часов. Он рассказал об этом своим товарищам.

— Я думаю, вы выиграли для нас, по крайней мере, день, может быть, два, — поправил его Леутер. Он указал на дальний берег реки. Красный Герцог и несколько жутких скелетов, одетых в лохмотья древних одежд друидов, бродили среди убитых упырей, задерживаясь над каждым телом. Вампир и его личи жестикулировали когтями над лицом каждого упыря, бормоча какое–то мерзкое заклинание, которое наблюдатели не могли расслышать. Пока монстры творили свою некромантию, трупы начали дергаться и подниматься, и свежие зомби присоединились к разлагающимся рядам пехоты Красного Герцога.

— Им потребуется время, чтобы поднять всех мёртвых, оставшихся на дальнем берегу, — продолжал Леутер. — И после такого они должны будут восстановить свои тёмные силы.

— Часы темноты укрепят их силы, — сказал граф Эргон. — Мы видели это во время погони за Красным Герцогом. Я думаю, что мы можем рассчитывать только на один день передышки. Когда солнце сядет, армия вампиров снова выступит.

Ришемон переваривал слова двух рыцарей, людей, которые имели самый непосредственный опыт в отношении с Красным Герцогом. Он неохотно принял мудрость их совета.

— Значит, союзники моего отца не успеют вовремя добраться до поля Церен, — сказал он. — У меня было намерение сражаться здесь, чтобы уничтожить нежить, когда она выйдет из реки. Мы могли бы уничтожить многих из них, но с какой целью? Мы только растратим здесь свои силы. В конце концов, численный перевес врага сведёт на нет нашу доблесть, и выгонит нас с поля боя. Торжествуя победу, Красный Герцог просто поднимет своих побеждённых рабов и добавит к ним наших собственных благородных мертвецов.

Ришемон снова бросил взгляд на багровую фигуру Красного Герцога, чувствуя, как зло поднимается из тела вампира.

— Герцогу Гилону понадобится каждый меч, что он сможет получить, когда этот изверг перейдет реку, — отвернувшись от реки, Ришемон крикнул своим капитанам, чтобы они собрали свои отряды и начали отступление.

— Он идёт, — сообщил сэр Ришемон своему отцу. Герцог Аквитанский установил свой командный шатер на холме, возвышавшемся над полем Церен, рядом с кладбищем, где всё это началось. Только исход предстоящей битвы покажет, будет ли размещение его штаба доказательством поэтической справедливости или жестокой иронии.

— Он приближается, и число его войск даже больше, чем мы опасались, — продолжал Ришемон. — Мы должны учесть, что к имеющимся у него силам он добавит тех, кто погиб, сражаясь за мост против его авангарда.

Герцог Гилон покачал головой, опечаленный мыслью, что люди, доблестно погибшие, защищая его владения, теперь должны быть порабощены вампиром. Однако он не мог винить Ришемона в том, что тот решил оставить тела. Чтобы вернуть их, потребовалось бы ещё больше жизней, и, как правильно сказал его сын, герцог Гилон нуждался в каждом здоровом мужчине, которого мог получить.

— Мы приняли меры предосторожности против дальнейших набегов Красного Герцога, — сказал герцог Гилон твердым, как сталь, голосом. Он указал на вход в свою палатку. В бодрящей прохладе утра по всему старому кладбищу бродили группы крестьян. Это было пёстрое сборище пожилых мужчин, измождённых женщин и истощённых детей, едва ли самая трудоспособная рабочая бригада, которую Аквитания когда–либо видела. Это были крестьяне, которых сочли слишком слабыми, чтобы дать им оружие и приказать сражаться против вампира и его орды. Вместо этого герцог Гилон нашёл другой способ помочь этим людям защитить свою землю.

Лопатой и молотком крестьяне вскрывали могилы. Дворянин и простолюдин — ни одна могила не оставалась нетронутой. Все трупы были вытащены на солнце и подтащены к большому костру, пылающему в самом центре кладбища. Служительницы Грааля и жрецы Морра проводили ритуалы над телами, бросаемыми в огонь, прося прощения у мёртвых и понимания у богов за святотатство, к которому их принудила необходимость.

— По всей Аквитании, в каждом селении и деревушке разыгрывается одна и та же сцена. Везде, куда могли добраться мои посланцы, был отдан приказ сжигать их мертвецов, — сказал герцог Гилон, потупив взгляд, румянец стыда распространился по его лицу. — Даже склепы замка Аквитейн были взломаны. Я предпочел бы, чтобы кости наших предков превратились в пепел, чем чтобы их тела были осквернены колдовством Красного Герцога. Только гробница герцога Галанда осталась нетронутой. Пророчица беспокоится, что если гробницу потревожат, то дух герцога Галанда уйдёт, а вместе с ним и благословение Леди. Все остальные могилы должны быть уничтожены.

Собравшиеся генералы Аквитании мрачно кивнули в знак поддержки отчаянного поступка герцога Гилона. Они знали, как тяжело было их сеньору принять такое решение и каким страшным бременем оно легло на его личную честь.

— Мы должны остановить его здесь! — прорычал герцог Гилон, стукнув кулаком по дубовому столу.

— Победа или поражение, но мы должны сохранить наши сердца твёрдыми, а головы — холодными, — пожурила его Изельда. Пророчица поднялась с обитого бархатом кресла, в котором сидела, и обвела взглядом собравшихся рыцарей. — Не надейтесь, как это сделал сэр Ришемон на реке, что Красный Герцог будет неоригинальным и попадёт в нашу ловушку. При жизни он был величайшим из военачальников короля Людовика. Вы должны быть готовы к обману со стороны вампира.

— Разве наша пророчица не может предсказать план битвы чудовища? — спросил сэр Роже, высказывая нечестивую мысль, которая была у каждого рыцаря на уме.

Изельда сурово смотрела на старого рыцаря, пока он не отвернулся от неё.

— Безумие Красного Герцога — его щит против моей силы. Из настоящего в прошлое его безумие ведёт его по тропам, которые видит только он сам. Возвращение его на поле Церен само по себе небольшой триумф, но принесёт ли он окончательную победу, может сказать только сама Леди.

Произнеся последние слова, Изельда перевела взгляд на сэра Леутера и графа Эргона. Старые враги стояли теперь бок о бок, объединённые стремлением уничтожить ещё более могущественного врага. И всё же она чувствовала напряжение, всё ещё скрывающееся под поверхностью, подозрение и негодование, порождённые древней враждой.

— Мы должны оставаться верными своей цели и никогда не забывать, что сражаемся не только за Аквитанию, но и за Леди, — сказала Изельда, не сводя глаз с двух рыцарей, чьи судьбы были единственной существенной связью с будущим вампира. Нет, не единственной, подумала она с содроганием. Была и другая возможность — та, что преследовала её с тех пор, как вампир был выпущен на свободу. Возможность, которая сулила ей гибель.

Герцог Гилон выхватил меч и положил его на стол.

— Моя сталь больше не будет вложена в ножны, пока не окажется в чёрном сердце вампира, — поклялся он. Его слова вызвали протесты собравшейся знати. Он сердито отмахнулся от их возражений, прикрикнув на них. — Разве я не герцог Аквитанский? — прорычал он. — Или это чудовище уже присвоило себе мою власть? Это мою землю разоряет этот изверг!

— Но вы не должны рисковать собой, ваша светлость, — настаивал один из баронов из винных земель. — Вы сердце Аквитании. Без вас — кто будет вести нас?

— Без победы над этим чудовищем не будет Аквитании! — огрызнулся герцог Гилон. — Неужели вы думаете, что я буду прятаться здесь, наблюдая, как другие сражаются за мои земли? Нет, уж лучше умереть на поле брани, чем познать такой позор! Может, я и старик, но на ещё один бой меня хватит!

— Тогда я тоже буду сражаться, — объявил Ришемон. Сломанная рука молодого рыцаря была привязана к груди крепкими деревянными лубками. Даже старейший из дворян Аквитании никогда не видел такой полностью раздробленной руки. Многие из них думали, что конечность в конце концов отомрёт и её придется ампутировать, хотя они были слишком мудры, чтобы говорить об этом герцогу Гилону. Мысль о том, что Ришемон отправится в бой с таким ранением, казалась им болезненно абсурдной.

Герцог Гилон не разделял их чувств. Он видел решимость на лице сына. Слёзы восхищения катились по его щекам оттого, что он произвёл на свет человека с таким мужеством и убеждённостью.

— Ты будешь командовать левым флангом, — сказал он Ришемону. — Будь моим щитом, сын мой. И если сегодня мы увидим конец нашей линии, то пусть это будет конец, который будет жить после нас в балладе и песне.

Ришемон склонил голову в знак благодарности за честь, оказанную ему отцом. Отвернувшись от герцога Гилона, он обратился к Леутеру и графу Эргону.

— Я знаю, что ваши сердца крепки, а доблесть велика. Я не прикажу вам ехать рядом со мной, но если вы согласитесь следовать за мной в битву, я обещаю, что вы не найдёте недостатка в работе для своих мечей.

Леутер опустился на колени перед наследником герцога.

— Милорд, для меня большая честь служить вам всем, чем я могу.

Граф Эргон был менее экспансивен в своем согласии с просьбой Ришемона.

— Если это приблизит меня к Красному Герцогу, я отправлюсь с вами хоть в пасть Хаоса.

Огни маяков, горевшие на башнях замка, возвестили о наступлении армии Красного Герцога задолго до того, как первые разведчики вернулись в бретоннский лагерь. Немёртвые всё ещё шли к полю Церен и до сих пор действовали в соответствии с предсказанием Изельды и надеждой герцога Гилона. Никто из аквитанцев не хотел думать о том, как долго они смогут рассчитывать на то, что иллюзия вампира будут работать в их пользу.

Когда дневной свет начал меркнуть, а зловещие чёрные тучи поднялись из небытия, чтобы задушить небо, бретоннцы заняли свои позиции на поле боя. Чувство ужаса пробежало по сердцу каждого человека, когда он подумал об огромной силе магии Красного Герцога, способной превратить день в ночь и задушить своим злом само солнце. Мужество пошатнулось перед лицом такого проявления сверхъестественной мощи.

Как только страх начал пускать корни, в центре поля вспыхнуло ослепительное сияние. Гробница герцога Галанда была окутана тёплым белым сиянием, которое, казалось, тянулось к каждому человеку, наполняя его чувством покоя и безмятежности. Изельда стояла перед гробницей, сжимая в изящной руке тонкую ветку тиса. Когда пророчица взмахнула веткой перед дверью гробницы, сияние стало ещё ярче, распространяясь по всему полю и принося утешение лучникам, собравшимся на склонах холмов справа и слева.

Рыцари Аквитании вышли на середину поля, ожидая приближения врага, вымпелы, прикреплённые к их копьям, трепетали на ветру, знамёна их домов образовывали буйное множество цветов и геральдики. На некотором расстоянии позади них шли их воины с копьями и алебардами наготове. Крестьяне-солдаты будут использовать любые бреши в линии противника, созданные атакой рыцарей, что сделает невозможным для врага перестроить ряды после их нападения. В том случае, если рыцари будут вынуждены отступить, воины образуют оборонительный бастион и не дадут кавалерии быть захваченной преследующим врагом.

На левом фланге главной группы рыцарей находился второй отряд кавалерии, состоявший из выживших странствующих рыцарей и рыцарей-в-поиске, принявших участие в битве у моста. Их численность была увеличена большими группами конных оруженосцев и йоменов, конных войск без доспехов, набранных из домов знатных лордов Аквитании.

Сэр Леутер и граф Эргон заняли места позади могучего коня сэра Ришемона. С ними был и Вигор, горбатый крестьянин, очень обрадованный возможностью принять участие в битве, полный решимости искупить свою вину, непосредственно выйдя против нечестивых воинов Красного Герцога.

На каждом из холмов сбоку выстроились сотни лучников. Выбранные позиции с хорошим обзором давали большой простор для стрельбы из их длинных луков. Прежде чем армия вампиров сможет вступить в схватку с защитниками Аквитании, им придётся преодолеть четыреста ярдов под обстрелом от лучников на холмах.

Герцог Гилон вышел из своего походного шатра и пристегнул шлем, золотая корона Аквитании сияла над откинутым забралом. Он решительно направился к крытой конюшне, которую его слуги соорудили рядом с шатром. Странная конюшня, похожая на огромную клетку какого–то чудовищного зайца, была наспех сооружена для любимого скакуна герцога Гилона.

Конюхи герцога вышли оттуда, ведя за собой великолепное создание. На первый взгляд зверь был похож на могучего боевого коня, даже крупнее, чем боевые скакуны Ришемона и других рыцарей. Снежно-белый, огромный конь был в красочной красно-синей попоне. На голове у животного была крылатая золотая корона, которая соответствовала фигуре на шлеме герцога Гилона. Свирепые и умные глаза сверкали из–под шелковой маски, которую носил конь, выдавая мудрость, превосходящую мудрость любой обычной лошади.

Этим скакуном был Фульминер, и когда он вышел из похожей на клетку конюшни, он расправил огромные крылья, что росли из его плеч, устраняя все сомнения в том, что это была обычная лошадь. Двадцатифутовые крылья расправились, трепеща, пока Фульминер преодолевал скованность после стойла. Огромные крылья с перьями, полосатыми, бело-коричневыми, раздували воздух в смелой демонстрации силы и мощи.

Герцог Гилон погладил пегаса по морде, приветствуя его как старого друга. Фульминер был даром герцога Парравона, подаренным ему, когда пегас был ещё жеребенком. Во всей Аквитании не было более доблестного и благородного скакуна.

Однако нынешнее испытание должно было проверить мужество и рыцаря, и коня. Герцог Гилон намеревался кружить над полем боя, чтобы найти самого Красного Герцога. Как только он будет уверен, что доберётся до вампира, он спустится на негодяя с неба.

С уничтожением Красного Герцога армия вампира рассыплется в прах. По крайней мере, таков был рассказ о первой битве на поле Церен.

Теперь герцог Гилон подвергнет легенду испытанию.

Если Леди будет милосердна, старые сказки оказажутся правдой.

Когда Фульминер поднялся в небо, герцог Гилон получил более полное представление о поле Церен, чем мог надеяться любой из его генералов. Он видел, как его войска выдвигаются на позиции. Он испытывал трепет гордости, видя прекрасную дисциплину даже у крестьян, когда они брались за дело войны. Белый свет гробницы Галанда отбрасывал яркие блики на доспехи бретоннских рыцарей, заставляя всё поле боя сиять, как гобелен, сотканный из звезд.

Растущая уверенность в груди герцога Гилона поколебалась, когда Фульминер тревожно заржал. Он развернул своего летающего коня, наблюдая, как туча гигантских летучих мышей роем устремилась к полю боя, их тела раздувались от крови. Под стаями летучих мышей маршировала, казалось бы, неисчислимая орда скелетов и зомби. Герцог Гилон мог разглядеть отвратительную кавалерию Красного Герцога, идущую впереди, но ни на всадниках, ни на конях не было видно ни клочка плоти. Они были гнусной насмешкой над дворянством, пустыми оболочками рыцарства, украденными из их могил и порабощёнными чёрной магией безжалостного монстра.

Скоро их нечестивому существованию придёт конец. Герцог Гилон почувствовал, как к нему возвращается уверенность, наблюдая, как немёртвые выходят на поле. Несмотря на всё своё хваленое тактическое мастерство, Красный Герцог вёл себя точно так же, как и против короля Людовика. Всего через несколько мгновений лучники начнут выпускать залпы стрел в гнилую орду. Прежде чем вампир доберётся до центра поля, где его ждут рыцари Аквитании, половина его армии будет уничтожена.

Во имя Леди, спасение Аквитании скоро совершится!

ГЛАВА XVIII

Конница Мехмед-бея ринулась вниз по узкому горлу долины, преследуя отступавших всадников крестоносцев. Обезумевшие от ненависти, надменные от гордости, арабийские рыцари хлынули в низину потоком стали и ярости. Это были ужасы пустыни, воины, которые удерживали землю вдвое больше Бретоннии в жестоком кулаке султана Джаффара. Они не потерпят оскорбления, нанесенного им этим жалким отрядом неверных трусов!

На холмах, укрывшись под плащами, раскрашенными под цвет песка, бедуины-разведчики Эль Сифа наблюдали, как огромная армия Мехмед-бея безрассудно кинулась в ловушку герцога. Как только сипахи оказались достаточно глубоко в долине, окружённые с обеих сторон скалистыми утесами, как только бесчисленные орды мамлюков и янычар Мехмеда перекрыли устье долины и отрезали все шансы на спасение, разведчики бросились в бой. Один за другим мстительные бедуины подносили рога к губам и издавали единственную ноту.

За дюнами, скрытые от глаз, бретоннские лучники шеренга за шеренгой натягивали тетивы и выпускали в долину залп за залпом. Стрелы с железными наконечниками падали на арабийскую кавалерию испепеляющим градом, пронзая доспехи, плоть и кровь. Высокомерная атака сипахов превратилась в паническое бегство, а стрелы всё летели и летели. Разбитая и окровавленная, тяжелая кавалерия развернулась, чтобы избежать стрел невидимых лучников, топча свою собственную пехоту в отчаянной попытке спастись.

Когда огромная орда Мехмед-бея пришла в замешательство, разведчики снова затрубили в рога. Залпы стрел внезапно прекратились. Вместо них раздался грохот копыт. Сотни рыцарей-крестоносцев ворвались в долину, пронзая беспорядочные ряды арабийской армии подобно горящему копью.

Во главе крестоносцев ехал герцог Аквитании, Эль Сиф, его золотой меч обрушился на охваченных паникой арабийцев. Он прорубался сквозь врагов, убивая их дюжинами, неудержимый, как песчаная буря в пустыне. Его глаза всегда были прикованы к знамени Черной ящерицы, знамени Мехмеда-Мясника.

В этот день если бы Мехмед-бей не умер, победы быть не могло. Эль Сиф поцеловал свой меч и поклялся Леди, что не покинет поля боя, пока голова его врага не будет свисать с седла.

Холодные губы Красного Герцога растянулись в сардонической усмешке, когда он увидел расположение королевских войск. Он видел в бретоннской линии фронта отголосок тактики, которую он сам использовал, чтобы уничтожить Мехмед-бея. Кавалерия была заманчивой приманкой, лучники выстроились по бокам, чтобы действовать как смертоносные челюсти ловушки.

Вампир усмехнулся грубости врага. Его брат, конечно, знал, как потерпел поражение Мехмед-бей — он сам проинструктировал короля относительно стратегии, используемой против арабийцев. Было обидно обнаружить, что уловка здесь выполнена так грубо и плохо. Он нашел это даже более дерзким, чем тот факт, что король думал, что он может использовать одну из собственных стратегий вампира против него. Это было ещё одним доказательством — если бы Красный Герцог нуждался в нём — вероломства Леди, что богиня сочла такого неумелого дурака достойным испить из чаши Грааля. Он получит огромное удовольствие, осквернив её святыни и убив её служительниц, когда эта битва закончится.

Подняв руку, вампир жестом приказал своей армии остановиться. Он провёл закованным в броню большим пальцем по щеке, думая о защитных средствах, которые были приготовлены, чтобы уничтожить его. Он вспомнил уничтожение арабийцев и то, как оно было вызвано. Пламя ненависти вспыхнуло в глазах Красного Герцога, когда на него снизошло вдохновение. Он обратит неудачно выбранную стратегию короля Людовика против него самого. Челюсти капкана оставались бы неподпружиненными, приманка из рыцарей была бы вытянута, чтобы действовать как щит вампира.

Жуткий смех прошипел сквозь клыки Красного Герцога, когда он подозвал к себе своих капитанов и сказал им, что они должны делать.

Сэр Леутер наблюдал, как орда немёртвых продвигается вперед. Рыцарь тихо вознес благодарственную молитву Леди. В течение долгих минут нежить стояла, застыв на месте на краю поля Церен, возбуждая отчаяние в груди каждого мужчины. Сомнение закралось в разум каждого, страх, что Красный Герцог отступит, не став продолжать атаку. Не было лучшей позиции, чтобы встретиться с вампиром, не было лучшего места, чтобы сокрушить могучую орду нежити.

Когда Леутер увидел, что скелеты и зомби снова пришли в движение, он почувствовал такое облегчение, что на мгновение забыл об ужасе ситуации. Затем ужас резко вернулся к нему, посылая мурашки по рукам. Зловоние смерти и нечестивой магии, отвратительный вид тысяч трупов, бродящих по земле, стук лишённых плоти костей о ржавые доспехи и нечестивые песнопения немёртвых друидов. Это было совсем не то же, что сражаться со смертным врагом, выезжать на битву с орками или убивать огра. Это было похоже на войну с единственным врагом, которого ни один человек никогда не сможет одолеть: самой смертью.

Тепло и покой вернулись в тело рыцаря, и Леутер был благодарен за ласку белой магии Изельды. Он нуждался в её силе, чтобы поддержать мужество. Они все нуждались. Долг и повиновение могут вести человека только до того момента, когда сама его плоть восстанет против него. Даже тяжкого бремени позора семьи было недостаточно, чтобы закалить его сердце против ужасающего вида боевого воинства Красного Герцога. Чтобы предстать перед легионами мертвых, требовалось нечто большее, чем просто мужество смертного.

Высоко над полем боя над позициями аквитанцев кружил пегас Фульминер и виднелся герцог Гилон. Цветные флаги развевались в руках герцога, полосы белого означали, что рыцари должны оставаться на своих местах. Герцог и его генералы договорились о сложной серии сигналов, позволившей ему использовать своего фантастического скакуна с максимальной выгодой. Вид с неба давал герцогу Гилону беспрецедентное представление о поле битвы. Он гораздо быстрее, чем командиры на земле, видел, как развиваются события. Заблаговременное предупреждение о тактике немёртвых было бы крайне важно, чтобы бретоннцы смогли одержать победу.

— Герцог Гилон приносит великую жертву, — заметил граф Эргон, и в его голосе зазвенело восхищение. — Он решил возглавить свою армию вместо того чтобы устроить бой, которого так сильно желает. С Фульминером он мог ударить в самое сердце орды нежити и скрестить мечи с вампиром.

— Мой отец ещё может сделать это, — сказал сэр Ришемон. — Но он не станет рисковать исходом битвы, чтобы противостоять нашему врагу.

Леутер покачал головой, ничего не понимая.

— Если герцог Гилон сможет убить Красного Герцога, армия вампиров будет разбита. Изельда подчеркивала этот факт на каждом военном совете.

Ришемон остановил на Леутере укоризненный взгляд.

— А если мой отец потерпит неудачу? Если он будет убит Красным Герцогом глубоко в рядах врага? Мы потеряем преимущество его командования и выгоды, которые дают ему крылья Фульминера. Мы будем сражаться, как слепые, — Ришемон стиснул зубы, кровь хлынула ему в лицо. — Хуже того, мой отец знает, что его осторожная стратегия будет забыта. Мы бросимся на немёртвых в безрассудной атаке, решив забрать его тело из мерзких рук вампира. О победе больше не будет и речи. Только о мести.

Над их головой герцог Гилон достал жёлтые флаги, размахивая ими справа налево. Это была команда лучникам на холмах, приказывающая им занять новые позиции. Внезапно флаги замерли. Затем безумным движением герцог Гилон снова достал белые флаги и яростно замахал ими, и это действие поразило наблюдавших рыцарей и их командиров словно яростный крик, умоляющее требование к рыцарям оставаться на месте.

— Герцог Гилон, кажется, считает, что нам нужно срочно остаться здесь, — сказал граф Эргон.

— Похоже, он боится, что мы не подчинимся его приказам, — согласился Леутер.

На лице Ришемона отразилось сомнение.

— Что–то не так, это очевидно. Но почему он думает, что мы это сделаем…

Пока он говорил, наследник герцога приподнялся в стременах, глядя через поле на приближающихся скелетов. Как и у бретоннцев, впереди шла кавалерия, сплошная стена из лошадиных костей и ржавой брони, всадники с лицами-черепами ухмылялись своим далеким врагам. Ришемону показалось, что Красный Герцог ведёт себя именно так, как надеялся его отец, идя прямо в приготовленную для него ловушку. Затем в рядах нежити началось какое–то движение. Над марширующими скелетами возвышались жуткие фигуры.

— Храни нас, добрая Леди! — ахнул от ужаса Ришемон, увидев эту непристойность.

Рыцари Аквитании знали, что они оставили тела павших товарищей у Морсо. Они смирились с тем, что вампир будет творить свою отвратительную магию над трупами, что в этой битве они, скорее всего, столкнутся с ожившими телами мёртвых друзей и родственников. Этот ужас люди приняли, закаляя сердца в ожидании скрещивания мечей со своими бывшими товарищами.

Мерзость, которую они сейчас наблюдали, была более ужасной, чем они могли себе представить. Красный Герцог действительно сотворил свою грязную магию над их мёртвыми товарищами, но они не шли с его нечестивой армией. Вместо этого они были подняты над ней, насажены на огромные шесты, подняты вверх, как ужасные штандарты. Как будто трупов рыцарей, подвергнутых такому варварскому и непристойному обращению, было недостаточно, Красный Герцог совершил ещё одно злодеяние.

Красный Герцог оживил пронзённые тела своих врагов, как поступил и с телом эрла Гобера. Они корчились и извивались на своих кольях, как насекомые, насаженные на булавку.

Крики ярости и ненависти вырвались из рядов рыцарей, когда они узнали некоторые из истерзанных трупов. Пронёсся залп стрел — лучники стреляли в нежить, хотя они всё ещё были вне досягаемости. Сигналы герцога Гилона наверху становились все более неистовыми. Это была последняя отчаянная попытка герцога напомнить своим солдатам о плане, ловушке и их роли в ней.

Этого напоминания было недостаточно, чтобы остановить ярость, охватившую рыцарей. Нескольких хладнокровных капитанов было недостаточно, чтобы принудить выполнять приказ и держать позиции.

Кулак Ришемона крепче сжал копье. Больше, чем кто–либо из окружавших его людей, он чувствовал стыд за то, что оставил тела павших. Стыд сменился яростью и решимостью заставить Красного Герцога заплатить за это надругательство. Ришемон был обесчещен, и его гордость могла быть восстановлена только тогда, когда он увидел бы голову вампира, насаженную на пику над воротами замка Аквитейн.

— Бочонок золота и клинок серебра тому, кто принесёт мне чёрное сердце этого чудовища! — вскричал Ришемон. Граф Эргон вцепился в поводья наследника герцога, пытаясь предотвратить то, что последует дальше. Это была последняя попытка спасти план сражения герцога Гилона, и она была обречена на провал.

— За Аквитанию! За Леди! — закричал довольный Ришемон, возглавив атаку на нежить.

Холодная улыбка Красного Герцога, казалось, намекала, что ему слегка забавно видеть, как аквитанцы поднимаются в атаку. Они действовали именно так, как он и предсказывал. Как и войска Мехмед-бея, они стремились сломя голову к собственной гибели. Вампир мог бы проникнуться к ним жалостью, если бы эта эмоция была для него чем–то большим, чем просто пустым словом.

Рыцари были обречены, как только они пришпорили лошадей. Лучники на холмах отчаянно пытались перестроиться, пытаясь обогнать скачущих боевых коней и занять позицию, где они могли бы стрелять в нежить, прежде чем их ряды безнадежно перепутаются с рядами атакующих рыцарей.

Хотя он мало думал о шансах лучников обогнать атакующую кавалерию, Красный Герцог решил убедиться, что лучники не получат шанса выпустить стрелы в его орду. Напрягая свою черную волю, вампир направил огромные стаи кровавых летучих мышей на крестьян. Облака кожекрылых грызунов обрушились на людей, сразу же прервав их бег по холмам.

Жестокий шипящий смех вырвался из горла вампира, когда Красный Герцог снова обратил внимание на атакующих рыцарей. Они представляли собой устрашающее зрелище, гордое и благородное, несравненное слияние человека и коня в единое смертоносное целое. Вампир почувствовал горькое негодование, когда отвёл глаза от великолепного зрелища рыцарей Аквитании и посмотрел на разлагающуюся массу своей собственной кавалерии. Злобная ненависть вскипела в нём. Если он не сможет повести за собой людей, подобных тем, что сейчас выступали против него, он сотрет их род с лица земли.

— Полумарш, — прорычал Красный Герцог. По его команде всадники-скелеты и чёрные рыцари натянули поводья своих ужасных коней. Когда кавалерия замедлила ход, ряды скелетов-пехотинцев стали пробираться вперед между тесно стоящими всадниками. Вампир сомневался что теперь, мчась к его армии на полной скорости, его враги заметят замедление темпа нежити. А даже если бы они это сделали, бретоннцы никогда не смогли бы вовремя остановить свою атаку.

Красный Герцог ухмыльнулся, облизывая клыки в кровожадном предвкушении, когда рыцари прогрохотали по полю Церен. Он издевательски отсалютовал золотым мечом обезумевшему королю Людовику, всё ещё кружившему над полем боя. Он мог представить себе ужас, охвативший сердце его младшего брата, когда он смотрел, как его армия мчится навстречу собственной гибели.

Рыча в садистском предвкушении, Красный Герцог перевёл взгляд на атакующего врага. Теперь он видел их яркие плащи и богато украшенные шлемы, чувствовал запах крови, бьющейся в их венах. Вампир дрожал от возбуждения, представляя себе грядущую резню.

Когда те были в пятидесяти ярдах, Красный Герцог отдал новую команду.

— Копейщики вперед.

У аквитанцев будет всего секунда, чтобы понять, что не только они подготовили на поле Церен ловушку.

После этой секунды они будут слишком заняты своей смертью, чтобы беспокоиться о причине.

По всему полю Церен рыцари бросились в атаку, клятвы мести срывались с их уст, молитвы Леди звенели в ушах. Сэр Леутер видел мрачно молчащие ряды кавалерии Красного Герцога, выстроившиеся перед ними. Каждую секунду он ожидал, что всадники-скелеты придут в движение, перейдут в наступление и встретят надвигающуюся атаку. Каждый раз, когда копыта его коня ударялись о землю, он ожидал, что немёртвые бросятся вперёд.

Рыцари подходили все ближе и ближе, а армия Красного Герцога всё никак не реагировала. Ни единой стрелы, ни единого крика, только мёртвая тишина могилы.

Затем Леутер увидел их, марширующих между кавалерией нежити Красного Герцога. Сотни скелетов, вооружённых длинными дубовыми копьями толщиной с колья, на которых извивались и корчились зомби. Скелеты сделали пять шагов, затем присели на корточки, воткнув концы копий в землю и упёршись в неё костлявыми коленями. Всего через несколько мгновений вражескую позицию опоясала зазубренная ограда из ржавого железа и бронзовых шипов. Для Леутера это выглядело как челюсти какого–то огромного зверя, раскрывшиеся, чтобы сожрать воинов Аквитании.

Из–за инерции лошадей у них не было времени, чтобы развернуть атаку и они могли положиться только на готовность людей, сидевших в седлах. Копья были подняты, щиты опущены — рыцари инстинктивно попытались остановить свой стремительный натиск на копья Красного Герцога.

Оглушительный рёв, подобный предсмертному крику горы, прокатился по полю Церен, когда рыцари врезались в нежить. Люди кричали, лошади визжали, когда копья вонзались в их плоть, и их собственная инерция бросала их на ждущие острия. Тот же яростный импульс гнал умирающих боевых коней вперёд, сокрушая хрупких скелетов, несущих копья, разбрасывая их расщепленные кости в волне разрушения.

Атака продвигалась вперёд, копыта коней сокрушали всё на своем пути. Ограда из копий была уничтожена, скелеты-застрельщики — стёрты в порошок. В то же самое время раненные бретоннцы были вдавлены в забрызганную кровью землю безжалостной волной своих собственных товарищей, их крики затерялись в хаосе битвы.

Кавалерия нежити держалась перед наступающими рыцарями, защищаясь от аквитанцев щитами и мечами. Копейщики Красного Герцога не остановили атаку. Они сделали кое–что похуже. Они нарушили спаянность бретоннских рыцарей и притупили силу их атаки. Вместо того, чтобы прорваться сквозь строй нежити и перестроиться на другой стороне, рыцари оказались в трясине индивидуальных сражений. Люди сражались уже не группой, а поодиночке, охваченные яростным чувством гнева, смешанного со смертельным ужасом.

Леутер вонзил свое копье прямо в лицо злобно ухмыляющейся твари, наблюдая, как челюсть создания разлетелась вдребезги и брызнула в него гнилыми зубами. Он снова развернул сломанное копье и вонзил его в грудь скелета-всадника, позволив совокупной тяжести дерева и железа стащить ужасное существо с седла. Умертвие повалилась на землю, сломав ногу при ударе. Какое–то мгновение существо пыталось подняться, но копыта лошади Леутера ударили его по спине, и чудовище больше не двигалось.

Рядом с ним с безумием демона сражался граф Эргон. Размахивая мечом левой рукой, аристократ рубил скелетов с яростной самоотверженностью. Леутер знал о намерениях графа. Битва уже началась. Теперь уже ничто не могло его удержать. Он прорубит себе путь через весь легион нежити, если понадобится, чтобы сразиться с Красным Герцогом и отомстить за его убитую семью.

Леутер стиснул зубы. Он не мог допустить, чтобы граф Эргон лишил его единственного шанса искупить зло, сотворённое дядей. Если граф Эргон убьёт вампира, единственный шанс восстановить честь д'Эльбиков будет потерян.

— Вигор! — вскричал Леутер. Ещё один немёртвый всадник прижался к рыцарю, заставляя его сосредоточиться на отражении его вялой руки и ржавого бронзового клинка. Крестьянин с горбатой спиной бросился вперед, толкая своего робкого коня прямо в лицо сидящему на коне скелету. Булава Вигора врезалась в лишённый плоти череп, оторвав его от тонкой шеи.

— Вигор! — снова крикнул Леутер, указывая мечом на графа Эргона. — Держись поближе к графу! Не дай ему добраться до Красного Герцога! Я должен быть тем, кто уничтожит вампира! Это единственный способ загладить позор, который навлек на нас эрл Гобер!

Крестьянин мрачно кивнул. Леутер почувствовал, как у него перехватило горло, когда он увидел, как Вигор схватил кинжал, засунутый за пояс. Каждая рыцарская косточка в его теле протестовала против этой идеи, но отчаяния в его сердце было достаточно, чтобы заглушить его опасения. — Не убивай его, — только и смог он бросить, прежде чем крестьянин погнал своего коня за графом Эргоном.

Да простит его Леди, но он не мог позволить графу Эргону уничтожить Красного Герцога!

Скакун сэра Ришемона дрогнул под ним. Гордый и благородный зверь, боевой конь отказался принять ожидающую его смерть, бросившись в ряды нежити с двумя копьями, пронзающими его тело. Рыцарь заплакал, когда доблестное животное споткнулось и подогнуло под себя ноги. Боевой конь запрокинул голову и громко заржал, словно ругая слабость, которая не позволяла ему нанести врагу ещё больший урон.

Боевой конь продержался прямо достаточно долго, чтобы Ришемон успел освободиться от седла, а затем рухнул на бок, и кровь хлынула из его многочисленных ран. Рыцарь печально посмотрел на умирающего коня и отсалютовал поднятым мечом его пылкому духу.

Ришемон расчистил большой круг в рядах нежити. Повсюду валялись расколотые и сломанные скелеты, некоторые из них всё ещё пытались двигаться со сломанными руками и раздробленными ногами. Несколько других рыцарей, ветеранов с флер–де-лис на одежде, стояли рядом со спешившимся наследником, используя огромные двуручные мечи, чтобы сдерживать немёртвых, когда те начали сокращать разрыв.

Ришемон проклинал свою глупость. Он повёл этих людей в бой, ведомый разумом не больше, чем рассерженный ребенок. Он испортил тщательно разработанный план своего отца. Теперь Красному Герцогу не нужно будет пробиваться сквозь узкое место поля Церен. Вампир мог с радостью расправиться с рыцарями на своих условиях и никогда не подставлять свою орду лучникам на холмах.

Чувство вины ещё больше разожгло гнев Ришемона. Не было никакого способа исправить то, что было сделано, но всё ещё был шанс сломить армию Красного Герцога. Если бы они смогли пробиться к командирам нежити и уничтожить их, остальная часть орды была бы побеждена. Движения нежити были почти вялыми, и они имели хороший шанс использовать любую брешь в их порядках. Несмотря на большую численность, немёртвые были слишком медлительны, чтобы остановить храбрых и решительных людей.

Ришемон рубанул мечом по ногам лошади-скелета, которая галопом неслась к нему, сбросив на землю и зверя, и всадника. Когда рыцарь-скелет начал подниматься из–под обломков своего скакуна, клинок Ришемона перерубил ему хребет, оставив рассечённое пополам существо корчиться в грязи.

Ришемон воткнул меч в землю и снял шлем, чтобы вытереть пот с глаз. Это был неуклюжий манёвр, осложнённый использованием только одной руки. Сломанная левая рука покоилась за мягкой внутренней частью огромного рыцарского щита, привязанного к груди. Рыцарь поморщился, вспомнив ужасную силу вампира, с которым он сражался на мосту. Он почувствовал дрожь страха, когда понял, что существо, которое он сейчас искал, было тем, кого тёмный рыцарь называл хозяином.

И всё же он должен был попытаться. Ришемон молился Леди, чтобы он отыскал в себе мужество встретиться с врагом лицом к лицу. Сквозь ряды немёртвых он мог видеть блеск тёмно-красной брони вампира, яркой и сверкающей на фоне разложения вокруг неё. Сам Красный Герцог, командующий ордой нежити, чьи клинки сейчас рубили рыцарей Аквитании. Между Ришемоном и чудовищем было всего несколько сотен ярдов. Несколько сотен ярдов, и несколько сотен немёртвых трупов, которые существовали только для того, чтобы уничтожать живых.

Наследник герцога поднял глаза к небу, наблюдая, как его отец кружит над полем боя, отчаянно размахивая флагами перед рыцарями внизу. Герцог Гилон подал Ришемону знак выйти из боя, чтобы рыцари отступили через поле Церен. Но для этого было уже слишком поздно. Немёртвые перекрывали фланги, медленно окружая рыцарей. Пути назад не было. Единственный путь, который оставался — вперёд.

Вперёд, к победе или смерти!

Пророчица Изельда наблюдала, как воины Красного Герцога окружили сражающихся рыцарей. Вампир и его личи наделяли своих немёртвых бойцов нечестивой энергией, заставляя их двигаться со скоростью и уверенностью превосходящими обычные для разложившихся тел. Быстрее, чем кто–либо из рыцарей мог ожидать, ряды зомби и скелетов окружили их, запирая в клетке из копий.

Люди были обречены. Изельде не нужно было обладать даром предвидения, чтобы понять, что им не выбраться из ловушки, расставленной Красным Герцогом. Нужно было чудо, чтобы спасти их от уничтожения, которое теперь угрожало им.

Она закрыла глаза, её сердце колотилось от ужаса. Святая сила гробницы герцога Галанда текла сквозь неё, пульсируя в теле подобно пальцам молнии и пламени. Она могла использовать эту силу, использовать её с гораздо большим эффектом, чем раньше. Она могла бы подарить рыцарям чудо, которое их спасёт.

Слезы блестели в глазах Изельды, когда она смотрела на поле битвы. До неё донеслись крики умирающих людей и лошадей. На холмах она могла видеть лучников, их строй был в беспорядке, а летучие мыши Красного Герцога роились вокруг них. Внизу, на самом поле боя, она могла видеть древние колесницы, появляющиеся с флангов армии вампиров. Жуткие конструкции из гнилой кожи и пожелтевших костей, запряжённые бесплотными скакунами и управляемые ухмыляющимися скелетами, колесницы катились к склонам холмов. Не требовалось воображения, чтобы представить себе, что сделают похожие на косы лезвия колесниц со сражающимися лучниками, когда они поднимутся на холмы.

Борясь с отчаянием и ужасом, переполнявшими её сердце, Изельда позволила себе сосредоточиться на священном образе Леди и Грааля. Она знала, что должна сделать. Она с самого начала знала, какой должна быть её судьба. Она надеялась, что, направив сэра Леутера и графа Эргона на раннее столкновение с Красным Герцогом, ей удастся избежать гибели, которую она предвидела для себя в тот тёмный час, когда вампир был освобожден.

Изельда не могла пассивно поддерживать аквитанцев силой гробницы герцога Галанда. Она должна была превратить священную энергию Грааля в оружие, копье божественной силы, которое поразит нечестивую нежить. У неё на кончиках пальцев была сила, чтобы сжечь армию вампиров очищающей чистотой правосудия Леди.

Холодок пробежал по спине Изельды, и сомнение снова овладело её разумом. Только самые ничтожные из созданий вампира будет отбиты святым светом. Другие выдержат, разъярённые священным пламенем, доведённые до безумной ярости магической атакой. Спасая рыцарей, она навлечёт на себя месть Красного Герцога.

Пророчица покачала головой. Теперь, в момент своей гибели, она всем существом желала цепляться за жизнь, невзирая на последствия. Она не могла сказать, что произойдет после её смерти, сможет ли герцог Гилон со своей армией бежать обратно в замок Аквитейн, смогут ли еще Леутер и граф Эргон остановить Красного Герцога.

Она знала только, что вампир найдет её.

— За Армана! За гордость рода дю Мэн! — взревел граф Эргон, вонзая меч в лицо древнего лорда-табунщика. Одним движением запястья он рассёк череп чудовища, оставив осколки костей и сгнивший шлем рассыпаться по костлявым плечам.

Граф поймал удар топора другого всадника-нежити на свой щит, чувствуя, как боль от удара пульсирует в его раненной руке. Стиснув зубы от боли, он направил своего коня в сторону, опрокинув более лёгкого немёртвого скакуна и отправив его и его всадника на землю.

Секунда передышки позволила графу полностью оценить свое положение. Теперь он был полностью окружён нежитью, заключен в круг из лишённых плоти лиц и ржавых железных клинков. Несмотря на энергию, с которой он сражался, он, казалось, не приблизился к Красному Герцогу. Алая броня вампира была видимой, но далекой, так же мучительно близка и насмешливо недостижима, как мираж в пустыне.

Подойти так близко и всё же потерпеть неудачу — это было больше, чем граф Эргон мог принять. Гнев вскипел в его жилах. Он снова рванулся в атаку, сражаясь со смертельным врагом. Его меч метнулся вперед, попав в предплечье скелета-всадника, расколов тому локтевую и лучевую кости, как сухой хворост.

Внезапно рядом с ним появился ещё один боец, отбивающийся от сближающихся скелетов булавой пехотинца. Граф Эргон с удивлением обнаружил, что единственным товарищем, присоединившимся к нему, был слуга Леутера, горбатый крестьянин Вигор. Крестьянин был изрезан и истекал кровью из десятков порезов, его волосы слиплись от крови из уродливой раны на голове. Из бока крестьянина торчал сломанный наконечник копья.

Граф Эргон кивнул, восхищаясь упорством и храбростью Вигора.

— Твоя храбрость позорит лучших людей, — сказал рыцарь Вигору.

Крестьянин криво улыбнулся ему.

— Я должен… искупить, — прохрипел он, тяжело выдавливая каждое слово из груди. Именно тогда граф Эргон заметил кинжал, зажатый в другой руке Вигора.

— Я должен искупить! — повторил Вигор с яростным воплем. Прежде чем граф Эргон успел среагировать, крестьянин бросился на него с кинжалом. Годы, проведённые с графом Гобером, научили Вигора точно знать, куда нанести удар. Кинжал скользнул в место соединения брони на бедре и талии, глубоко вонзившись в ногу рыцаря.

— Презренный! — зарычал рыцарь, ударив Вигора в бок щитом. Крестьянин отпрянул, оставив кинжал торчать в ноге графа. В следующее мгновение крик агонии вырвался из тела Вигора. Копье скелета пронзило человека, выдернув его из седла.

— Я … должен … искупить… — выдохнул Вигор, кровь пузырилась у него изо рта.

Граф Эргон пришпорил коня, направляя его к скелету-копейщику, и одним взмахом меча сбил его с ног. Скелет и жертва рухнули на землю, растянувшись под копытами боевого коня рыцаря.

Другие скелеты устремились к графу Эргону, окружая его кольцом копий и секачей. Аристократ набросился на них, пытаясь оттолкнуть назад и освободить место, чтобы эффективно использовать меч. Копья скользили по его броне или скрежетали по раскрашенной поверхности щита, но единственная рана, которую он получил, была от кинжала, вонзённого в бедро.

Как только граф Эргон начал отчаиваться отбиться от нападавших, ослепительный белый свет поглотил его. Всё его тело наполнило ощущением покоя и безопасности, каких он никогда не знал. Это было похоже на тёплые объятия самой Леди. На мгновение рыцарю показалось, что его убили и привели к богине.

Затем свет померк, и мир вновь обрёл свои мрачные и тоскливые оттенки. Не обнаружив себя мёртвым, граф Эргон увидел, как его враги падают на землю, их костлявые тела превращаются в месиво из пепла и золы. По всему полю Церен он видел похожие сцены, целые отряды армии нежити распадались на глазах изумленных бретоннцев. Триумфальные крики и благодарственные молитвы раздавались от потрёпанных рыцарей.

Однако битва была далека от завершения. Армия нежити была искалечена чудесным светом, но она всё ещё значительно превосходила по численности ликующих аквитанцев. Граф Эргон видел десятки грохочущих колесниц, поднимающихся по холмам, чтобы напасть на крестьян-лучников. Он мог видеть новые отряды зомби и скелетов, мчащихся вперёд, чтобы снова напасть на рыцарей. Позади них большой отряд чёрных рыцарей с грохотом удалялся от места сражения, проезжая мимо сражающихся бретоннцев, направляясь к могиле герцога Галанда.

У графа Эргона сложилось впечатление, что гробница была источником божественного огня, Что каким–то образом Изельда опалила этим очищающим пламенем поле Церен, чтобы спасти обречённых рыцарей. Это впечатление разделял, по крайней мере, еще один боец.

Впереди черных рыцарей граф Эргон увидел алую фигуру Красного Герцога. Вампир возглавлял атаку против Изельды и гробницы!

Все раны и усталость были изгнаны из головы графа, когда он увидел своего врага, скачущего галопом прочь. Он знал, что погоня за Красным Герцогом обернётся для него смертью, но жизнь была ценой, которую он готов был заплатить за возможность скрестить мечи с извергом и навсегда покончить с его злом. После этого чёрные рыцари вампира смогут отомстить за своего хозяина, но месть графа будет совершена.

Другие рыцари уже мчались за Красным Герцогом, подгоняя своих коней по осыпающимся останкам побеждённой нежити. Граф Эргон вонзил шпоры в бока своего коня, решив первым добраться до вампира.

Лошадь протестующе заржала и рухнула на землю. Граф Эргон откатился от животного, когда оно рухнуло на землю, сумев избежать печальной судьбы быть зажатым под боком скакуна. Он подавил проклятие, которое было на его губах, когда увидел громадность ран животного. То, что она так долго несла его, было свидетельством её отважного сердца.

Граф Эргон отвернулся от умирающего коня и посмотрел на убегающего Красного Герцога. Другие рыцари, казалось, были уверены, что доберутся до монстра прежде, чем тот до гробницы. Перед вампиром и тремя дюжинами умертвий, ехавших рядом с ним, стояла лишь горстка рыцарей, но, возможно, один из них сумеет прорваться и сразиться с Красным Герцогом. Он улыбнулся, заметив среди всадников цвета Леутера. Если он не мог уничтожить вампира сам, то это должен был сделать молодой д'Эльбик.

— Я … должен … искупить… — прохрипел искажённый голос. Граф Эргон перевел взгляд вниз, обнаружив тело Вигора, раздавленное боевым конем. Глаза крестьянина остекленели, дыхание вырывалось неровными судорожными вздохами. Смерть была всего в нескольких мгновениях от того, чтобы принять его в свои объятия.

Подозрение вспыхнуло в душе графа, и старая вражда между дю Мэном и д'Эльбиком вновь вышла на первый план. Это был уже второй случай, когда слуга Леутера упомянул об искуплении вины. Что же это за злодеяние, подумал рыцарь, которое так мучает Вигора? Что же это был за импульс, что мог заставить крестьянина попытаться убить дворянина в разгар битвы?

Граф Эргон опустился на колени рядом с умирающим крестьянином и заговорил с ним мягким, успокаивающим голосом.

Он был полон решимости узнать тайну Вигора, пока ещё было время.

ГЛАВА XIX

Эль Сиф лежал на песке, и арабийский яд горел в его жилах. Одетые в чёрное кочевники кружили вокруг него, как стая голодных гиен, жаждущих забрать добычу, как только они убедятся, что у их жертвы не хватит сил нанести ответный удар.

Внезапно среди арабийцев появилась чёрная фигура, рубившая направо и налево чудовищным мечом. Кровожадные кочевники были разрезаны на куски клинком тени, их тела были разделаны, как у свиней на бойне. Вопли кочевников звучали ужасом, кошмаром, превосходящим обычный страх смерти. Они даже не думали о том, чтобы сражаться против тёмного незваного гостя, а лишь повернулись и бросились бежать в дюны.

Чёрный незнакомец не позволил им ощутить роскошь бегства. Он обрушился на них с поразительной скоростью, настигая каждого по очереди. Острое лезвие гигантского меча одинокого воина изрубило кочевников в клочья, их кровь разбрызгивалась по песку огромными сверкающими дугами.

Герцог Аквитанский горько усмехнулся. Он мог умереть, но, по крайней мере, был отомщен. Ни один арабиец не проскользнёт обратно в свой шатер и не станет хвастаться, что убил великого Эль Сифа. Ни один кочевник не отрежет ему уши и не будет носить их в своём племени в качестве памятного трофея.

Он закрыл глаза, шепотом умоляя Леди, чтобы она оберегала герцогиню Мартингу и присматривала за ней, когда он умрёт. Смерть заключила его в свои объятия, и чувство покоя начало сжимать сердце Эль Сифа.

Глаза герцога снова открылись, округлившись от испуга, по коже побежали мурашки. Над ним, глядя на него сверху вниз, стоял чёрный незнакомец.

С толстого лезвия богато украшенного меча незнакомца капала арабийская кровь, образуя на жёлтом песке маленькие ручейки. Человек был одет в доспехи, сталь которых была покрыта каким–то пигментом, делавшим её невероятно тёмной, как будто кусок полуночи был вырван с неба и вбит в броню. Нагрудник и поножи были богато позолочены символами и буквами, странными для глаз бретоннца, столь же непохожие на закрученные письмена Арабии, как и острые руны гномов. Шлем с открытым лицом был одновременно вычурен и архаичен; если бы он был сделан из кожи, а не из стали, герцог мог бы подумать, что его украли из кургана лорда-табунщика.

Холодная улыбка появилась на бледном лице незнакомца, когда он посмотрел на умирающего рыцаря. Черты лица этого человека были столь же необычными, как и его доспехи, изящными и чёткими, но с печатью высокомерия и гордости. Плоть мужчины была почти бесцветной, напоминая герцогу труп, приготовленный к поминкам. Глаза, однако, были далеко не мёртвыми. Огромные тёмные озера, бездонные и зловещие, они впивались в тело герцога с хищной силой, проникая в самую душу умирающего.

— Вы из бретоннов? — спросил незнакомец, его голос был глубоким рычанием, а акцент имел странную гнусавую интонацию. Герцог был слишком слаб, чтобы ответить, но его собеседник, казалось, всё равно угадал ответ. — Прошло много-много лет с тех пор, как я в последний раз посещал те берега, — сказал он, и его лицо стало задумчивым. — Такие уж это были времена. Когда–нибудь я побываю на вашей земле. Я думаю, что Жиль давно мёртв и моё слово ему выполнено.

Эль Сиф слышал слова незнакомца лишь смутно, его внимание было сосредоточено на земле у ног воина. Несмотря на яркое солнце, человек не отбрасывал тени на песок.

Вампир заметил, на что смотрел герцог. Он улыбнулся, и в этой улыбке была вся злоба и гордость его многовекового существования.

— Да, — сказал он. — С тех пор как я покинул свою исчезнувшую родину, я преодолел многие слабости своего положения, но некоторые остались, — в глазах вампира мелькнуло жестокое веселье. — Возможно, со временем и ты преодолеешь эти слабости.

От этих слов по телу герцога пробежала дрожь ужаса. Он изо всех сил пытался уползти, убежать от этого ужасного стервятника, который обрушился на него, обещая судьбу худшую, чем позорная смерть. В холодном голосе вампира Эль Сиф услышал угрозу вечного проклятия.

Вампир смотрел, как его жертва извивается на песке. Когда ему надоело это занятие, он поставил свой стальной сапог на плечо герцога и удержал его.

— Твоя битва с арабийцами была великолепна, — объявило чудовище. — Я наблюдал за тобой с дюн. Я, можно сказать, большой знаток войны. Это дало мне цель на протяжении многих веков — стремление к совершенству в бою. Бретонны всегда были свирепым народом. Твои предки гордятся тобой, — губы вампира скривились в сожалении. — Жаль, что такое мастерство может исчезнуть из–за ножей трусов.

На глазах испуганного Эль Сифа вампир снял одну из своих богато украшенных перчаток, обнажив бледную руку. Существо наклонило голову и вонзило клыки в открытую ладонь. Тёмная кровь запузырилась из раны. Склонившись над умирающим герцогом, вампир прижал кровоточащую ладонь ко рту рыцаря и держал её там, пока несколько капель не просочилось между губ.

— Я не знаю, выживешь ли ты, — сказал вампир, поднимаясь от дрожащего рыцаря. — Может быть, арабийский яд уже сделал своё дело, и ты умрешь. Может быть, влияние солнца будет противостоять тому дару, который я дал тебе, и ты иссохнешь и погибнешь.

лыбка вампира стала жестче, а голос превратился в злобное шипение.

— Я не думаю, что ты умрешь, — сказал он. — Воинский дух внутри тебя будет бороться за выживание, даже если твой разум будет молить о смерти. Даже хоть я и жил со времен Алькадиззара и Ламиззаша, я редко встречал воина с большей склонностью к мечу. Тебе было суждено подняться из бренности смертной плоти и стать чем–то большим.

— Чтобы стать добычей Абхораша.

Вампир рассмеялся, вскочил на своего мумифицированного коня и исчез в дюнах. Он оставил за спиной герцога Аквитанского, оставил жить или умереть — как то решили бы судьба и непокорный дух рыцаря.

Небольшая группа рыцарей погнала своих коней вперёд, решив добраться до конницы вампира прежде, чем немёртвые смогут осквернить могилу герцога Галанда или причинить вред пророчице Изельде. И гробница, и служительница были священны для Леди Озера, и вера в богиню воспламеняла сердца воинов так, как не могла возбудить их даже защита родных мест.

Сэр Леутер был в первых рядах, пришпоривая своего коня навстречу злу, которое его дядя выпустил из могилы. Гибель Красного Герцога восстановит честь д'Эльбиков, и даже мысль о том, чтобы служить самой Леди не заставила его забыть ужасный грех, совершённый эрлом Гобером.

Красный Герцог заметил погоню на полпути через поле. Вампир зарычал, поворачиваясь в седле и глядя на нескольких мужчин, отчаянно пытавшихся перехватить его. На мгновение его глаза встретились с глазами Леутера, затем вампир поднял свою облачённую в броню руку, отдавая приказы своим немёртвым рабам.

Треть чёрных рыцарей последовала за жестом Красного Герцога, развернувшись лицом к преследующим их бретоннцам. Леутер с ужасом увидел черную фигуру сэра Марольфа, ведущего умертвий. При жизни Марольф был грозным воином, но когда он стал вампиром, то его сила стала чудовищной. Леутер почувствовал, как по его телу пробежала дрожь, когда он вспомнил ужасную мощь барона де Гаводана в часовне Серейн и ужасное мастерство Марольфа во время отчаянного отступления с Драконьего холма.

Марольф пришпорил своего кошмарного скакуна и бросился в атаку, опередив медлительных существ и их коней-скелетов. Тёмный рыцарь мгновенно оказался у скачущих впереди бретоннцев, его меч описал смертельную дугу прежде, чем аквитанец успел поднять щит, чтобы отразить удар. Лезвие вонзилось бретоннцу в шею, рассекая её насквозь в кровавой вспышке. Голова мёртвого рыцаря соскочила с плеч, как будто её подбросили из катапульты, и Леутер с ужасом наблюдал, как она жутким образом отскакивает от земли.

Второй рыцарь, шедший впереди Леутера, так же плохо справлялся со сверхъестественной силой вампира. Один из рыцарей-в-поиске, вооружённый большим двуручным мечом, выставил свой клинок вперёд, заставляя коня броситься в бешеную атаку, думая использовать тяжелый меч в качестве импровизированного копья. Против обычного врага такая тактика сработала бы, но Марольф продемонстрировал сверхъестественную скорость, когда сворачивал своего кошмарного скакуна с пути атакующего бретоннца. Когда рыцарь пронёсся мимо него, клинок вампира хлестнул, пронзив шею боевого коня, а затем устремился вверх, чтобы рассечь броню на животе всадника. Человек и зверь рухнули кучей разорванной плоти и брызнувшей крови.

У Леутера отвисла челюсть, молодой рыцарь был поражён ужасной демонстрацией силы и скорости Марольфа.

Вампир поднял глаза от останков своей последней жертвы. Вонзив шпоры в чёрную плоть своего коня, чёрный рыцарь галопом поскакал к Леутеру.

Тело Изельды обвисло у двери гробницы. Ей казалось, что каждый мускул её тела стал холодным, как лед. Каждый раз, когда она выдыхала, на её губах скрежетал иней, холод обжигал горло. Её конечности дрожали от нервной лихорадки, и она обнаружила, что может сфокусировать зрение только сознательным усилием. Когда она протянула дрожащую руку к голове, пять прядей золотых волос упали от её прикосновения.

Божественную силу нельзя было призывать безнаказанно даже посвящённой пророчице Грааля.

Женщина повернула голову с такой усталостью, какой никогда не испытывала. Горькая улыбка скользнула по её лицу, когда она увидела ущерб, который нанесла армии вампиров. Сотни немёртвых были сожжены, превращены в пепел магией, которую она обратила на них, но это было меньше десятой части войска, которое Красный Герцог вызвал из могил.

Теперь Изельда знала, что вампир придет за ней. Она приложила ладонь к холодной двери гробницы герцога Галанда. Даже если план герцога Гилона будет сорван, всё ещё есть шанс сломить Красного Герцога на поле Церен. Возможно, именно поэтому Изабо посоветовала герцогу Галанду воздвигнуть его гробницу на поле боя. Возможно, именно поэтому Галанд согласился.

Когда чёрные рыцари бросились к гробнице, Изельда почувствовала, как ужас перед собственной неминуемой гибелью снова овладел ею. Она знала, что уже прожила больше лет, чем положено нормальной женщине; магия Леди поддерживала её почти два столетия. И всё же она жаждала большего. Она не хотела умирать. Что бы она ни предвидела в своих бассейнах и зеркалах, она не хотела умирать.

Изельда погрузилась внутрь себя, опираясь на собственную огромную волю. Она представила себе мраморное изваяние герцога Галанда в его гробнице, представила, как её рука сжимает руку героического рыцаря Грааля. Она чувствовала, как его энергия соединяется с её, её дух соединяется с призраком давно умершего героя. Их души взывали вместе, взывали к Леди, чтобы она ещё раз даровала свою святую сущность, высвободила свет чистоты и сожгла немёртвую порчу, несущуюся через поле Церен.

Её молитва была услышана. Тело Изельды дёрнулось вверх, застывшее и неподвижное, когда магия Леди снова прожгла её тело. Сияющий свет вырвался из каждой поры её кожи, вспыхнув на поле Церен волной блистающего свечения. Очищающий свет ударил в Красного Герцога и его грязных рыцарей. Всадники нежити были поглощены божественными энергиями, ярость богини хлестнула их испорченные тела. Изельда видела, как свет испепеляет чёрных рыцарей, как ломаются их кости, как сокрушатся их доспехи, как исчезает зло, поддерживающее их.

Изельда, сжавшись, рухнула у подножия гробницы, ледяные бусинки покрывали её тело там, где замёрз пот. Кровь сочилась из уголков глаз, сердце неровно билось, желудок скрутило в болезненный узел. Сфокусировав взгляд, она увидела, что её ногти были расколоты и почернели там, где из них вырвалась сила. Ее тело было похоже на открытую рану, но Изельда радовалась боли. Она была жива! Она уничтожила Красного Герцога и осталась жива!

Стук копыт по-прежнему преследовал её. Сначала она отказалась признать этот звук, отказалась принять это предзнаменование гибели. Она неохотно повернула голову и заставила себя сфокусировать взгляд.

По полю яростно скакали два всадника, два немёртвых чудовища такой злобы и силы, что их ужасная воля поддерживала их даже в очищающем пламени суда Леди. Одним из них был ужасное умертвие бретоннского рыцаря, в глазницах черепа которого полыхало зловещее пламя. Другой… другой была та фигура, которая обещала гибель пророчице, алая фигура самого Красного Герцога.

Изельда слабо пошевелила руками, когда вампир и его сенешаль бросились к ней. Она всё ещё чувствовала священную силу гробницы герцога Галанда, но была слишком слаба, чтобы снова воспользоваться ею. Она вложила каждую унцию своей силы в эти две отчаянные попытки уничтожить вампира.

Когда Красный Герцог натянул поводья Эль Морсильо, когда сверкнул на нее своими огненными глазами, когда его бледные губы раздвинулись, обнажив сверкающие клыки, Изельда поняла, что проиграла отчаянную борьбу, что вела, пытаясь избежать гибели, которую предвидела.

Красный Герцог злорадствовал, глядя на съёжившуюся перед ним несчастную пророчицу. Несмотря на всю свою магию, на всё свое хвалёное предвидение, на все благословения, которыми якобы одарила её Леди, Изабо трепетала перед ним, как и любая другая женщина.

Она будет страдать, эта вероломная сука, которая устроила заговор, чтобы украсть всё, что у него есть, и отдать это братоубийце-узурпатору! Она заплатит за каждую унцию боли, что пережил Красный Герцог, за ужасную потерю любимой жены. Она узнает, что значит быть по-настоящему проклятой.

Вампир спешился. Он будет наслаждаться уничтожением пророчицы. Её гибель будет не поспешным делом, а мукой, которая навеки свяжет её с ним во тьме. Он хмуро посмотрел на скулящее, усталое существо, съёжившееся у двери гробницы. Весёлое шипение просочилось через клыки Красного Герцога. Если эта женщина хотела присоединиться к мёртвым, её желание будет исполнено.

По крайней мере, на какое–то время.

Подойдя к гробнице, Красный Герцог прикрыл глаза от ненавистного блеска, исходившего от мраморных стен. Он чувствовал, как святые энергии напрягаются, пытаясь оттолкнуть его, заставить покинуть священную землю. Если бы Изабо не воспользовалась так опрометчиво силой этого места, возможно, защитной ауры было бы достаточно, чтобы одолеть даже яростную решимость вампира. Как бы то ни было, все эти эманации вызвали лишь гневное рычание Красного Герцога.

— Мы снова встретились, — прорычал Красный Герцог поверженной женщине. — Твоя богиня покинула тебя. Твой король покинул тебя. Теперь ты принадлежишь мне.

Вампир стоял над ней, протягивая когтистую руку.

Изабо подняла голову и посмотрела на него широко раскрытыми от ужаса глазами. Она попыталась отвести взгляд, но было уже слишком поздно. Она уже попала в ловушку гипнотического взгляда Красного Герцога. Даже если бы мир раскололся у её ног, она всё равно была бы захвачена этими огненными глазами.

Повинуясь жесту вампира, женщина поднялась на ноги, черпая силы, о которых даже не подозревала. Красный Герцог злобно ухмыльнулся ей, обнажив клыки и жадно облизывая бесцветные губы волчьим языком. Он начал наклоняться к ней, намереваясь погрузить клыки в мягкую белую шею, но спохватился и отшатнулся назад.

— Нет, — прошипел он. — Для тебя это будет не так просто. Ты полностью разделишь моё проклятие, а не как какой–то полоумный паразит вроде де Гаводана! Ты узнаешь ужас, который поглотил тебя, ты оценишь всё, что потеряла!

Рука Красного Герцога сомкнулась на его стальном нагруднике, разрывая его, словно это была всего лишь мешковина, обнажая бледную грудь под ней. Большим пальцем он надрезал холодную плоть, открыв вену, из которой пузырилась застоявшаяся кровь.

— Ты будешь пить из меня, — сказал Красный Герцог. — Ты выпьешь моё проклятие и станешь одним из проклятых!

Вампир потянулся к шее женщины, чтобы прижать её губы к своей покрытой шрамами груди. Когда он потянулся к ней, то заколебался. Слабая улыбка появилась на губах Изабо, уклончивое, почти насмешливое выражение триумфа.

Мгновение спустя на Красного Герцога упала тёмная тень. Мощные крылья обрушились на него, сбивая с ног.

— Отпусти эту даму, мерзость! — взревел разъярённый голос. — Клянусь священным мечом короля Жиля, я убью тебя, как ползучего могильного червя, которым ты и являешься!

Красный Герцог покатился по земле, а могучие крылья продолжали бить его. Вампир зарычал на нападавшего. Король Людовик-Узурпатор все–таки соизволил бросить ему вызов. На него это не произвело впечатления. Его брат утратил всю элегантность и властность, которыми он обладал в течение долгих лет, проведённых в войне в пустыне. Он был похож на потрёпанного старика, сидящего на спине своего пегаса. Убийство его, размышлял Красный Герцог, можно было бы счесть почти актом милосердия.

— Ты должен был остаться трусом, брат, — проскрежетал полный ненависти голос вампира. — То, что Леди избрала королем такую личинку, как ты — достаточное для меня доказательство того, что она лживая богиня.

Глаза Короля Людовика за забралом шлема горели праведным гневом.

— Я не претендую на родство с тобой, могильная крыса! И я не претендую на корону нашего доброго короля! Знай, что ты стоишь перед герцогом Гилоном, презренный безумец! Герцогом Гилоном, истинным владыкой Аквитании!

Вспышка герцога Гилона заставила вампира на мгновение пошатнуться. Красный Герцог схватился за голову, пытаясь выдавить смятение из своего мозга, тщетно пытаясь заставить замолчать голоса, кричащие в его голове.

Рыцарство потребовало бы, чтобы герцог Гилон подождал, пока его противник оправится достаточно, чтобы защитить себя, но законы рыцарства вряд ли могли быть распространены на монстра-убийцу, восставшего из могилы. С громким криком рыцарь подтолкнул Фульминера вперёд и поднял меч над головой, сжимая его обеими руками. Он расколет этим клинком череп вампира и покончит с ужасом, который так долго не давал Аквитании покоя.

Прежде чем герцог Гилон успел нанести удар, Фульминер споткнулся и закричал от боли. Пошатнувшийся пегас сумел удержаться на ногах, неловко повернувшись лицом к нападавшему на него существу. Герцог Гилон мог видеть, что задняя нога скакуна была рассечена до кости ужасным порезом, кусочки ржавого металла злобно погружались в ужасную рану. Нападавший на Фульминера злобно смотрел на раненного пегаса, кровь животного капала с его ржавого меча.

Сосредоточившись на уничтожении Красного Герцога и защите Изельды, герцог Гилон забыл о сенешале вампира. Лорд-умертвие свирепо уставился на рыцаря, в глазницах его черепа горели нечестивые огни. Сэр Корбиниан мрачно взмахнул своим рассыпающимся мечом, рассекая одно из могучих крыльев Фульминера.

Пегас, страдая, пронзительно закричал, когда клинок твари раздробил его крыло. Герцог Гилон подтолкнул Фульминера вперёд, надеясь, что природная свирепость пегаса заставит его наброситься на нападавшего. Огромный зверь попятился, сердито размахивая копытами и неповреждённым крылом. Молотящие копыта ударили в грудь лорда-умертвие, ломая ребра немёртвого чемпиона и опрокидывая монстра на землю.

Несмотря на ужасные повреждения, нанесённые ему разъярённым Фульминером, сэр Корбиниан начал подниматься. Но теперь повелитель тьмы был в пределах досягаемости мстительного меча герцога Гилона. Клинок рыцаря со свистом опустился вниз по убийственной дуге, с хрустом проломив обветшалый шлем лорда-умертвия и расколов его череп до подбородка. На мгновение гневное пламя, полыхавшее в глазницах Корбиниана, вспыхнуло ещё более злобно, затем остыло, превратившись в клочок мерзости, унесённый легким осенним ветром.

Герцог Гилон лишь мельком взглянул на поверженное чудовище. Он осторожно убедил раненого Фульминера повернуться назад. Был еще один негодяй, которого он должен был уничтожить.

Красный Герцог стоял перед гробницей, ожидая возвращения герцога Гилона. Вампир отсалютовал рыцарю.

— Может, ты и не король Людовик, человек, который украл мой титул и мои земли, — прошипел вампир, — но ты несёшь награду за его предательство. За это, Гилон, ты умрёшь.

Без дальнейших прелюдий Красный Герцог бросился на врага. Герцог Гилон никогда не видел, чтобы что–то двигалось так быстро. В мгновение ока вампир оказался рядом с ним. Фульминер ударил чудовище копытами. Пегас взвизгнул, когда меч Красного Герцога пронзил его размахивающую конечность, заставив переднюю ногу отлететь, крутясь, по полю. Герцог Гилон рубанул злобную нежить в ответ, но вызванная болью паника его скакуна заставила его сильно промахнуться мимо врага.

Заржав в агонии, Фульминер попытался покинуть поле боя, его единственное крыло отчаянно било воздух, когда он тщетно пытался вернуться в небо. Герцог Гилон отчаянно пытался восстановить контроль над пегасом, повернуть зверя так, чтобы встретиться лицом к лицу со своим врагом. Впрочем, сколь бы многого он не достиг на сём поприще, все его успехи были перечёркнуты, когда сверкающий меч Красного Герцога вонзился в бок животного, и Фульминер отскочил назад с такой силой, что его всадник был выброшен из седла.

Герцог Гилон приземлился, звеня доспехами, и почувствовал резкий укол боли, когда всем телом упал на ногу, сломав её. Он яростно пытался вдохнуть, задыхаясь, затем пошарил в грязи в поисках меча, который был выбит из рук.

Бледное, безжизненное лицо уставилось на распростёртого рыцаря. Герцог Гилон беспомощно поднял взгляд, когда Красный Герцог обнажил клыки в уродливой ухмылке.

— Никакой пощады предателю, — заявил вампир, вонзая меч в грудь герцога Гилона, пронзая рыцаря, словно кабана на вертеле.

Сэр Леутер знал, что он вот-вот умрёт. Когда тёмный рыцарь бросился на него на своём ужасном скакуне-кошмаре, Леутер понял, что перед ним враг, которого он не сможет победить. Кровавое зрелище первых жертв сэра Марольфа не оставляло у него иллюзий, что он может одолеть вампира силой оружия и отважного сердца.

Затем, прежде чем чёрный рыцарь успел приблизиться к Леутеру, из гробницы герцога Галанда вырвался ослепительный луч света. Леутер почувствовал, как волна тепла и покоя окутала его, и понял, что это был святой свет Леди, вновь вызванный пророчицей Изельдой. Его вера в богиню тянулась к свету, втягивая его внутрь, наполняя тело рыцаря божественной силой Леди Озера.

Эффект на немёртвых был мгновенным и резко отличным. Чёрные рыцари, следовавшие за Марольфом, рассыпались в прах, скелеты коней и всадников разлетелись, как комья засохшей грязи. Когда их разлагающиеся тела ударились о землю, они взорвались облаками прогорклой пыли.

Там, где раньше была дюжина мертвецов, теперь лежали лишь груды пепла. Из немёртвых остался один Марольф, ужасная воля вампира была достаточно сильна, чтобы бросить вызов очищающим лучам света Леди. Но даже вампир не был нетронут священной огненной бурей, что пронеслась вокруг него. Его доспехи обуглились, плащ висел на теле опалёнными полосами. Скакун-кошмар, на котором он ехал, больше не скакал галопом по полю Церен в поисках крови, а хромал, как калека.

Вдохновлённый милостью Леди, ободрённый слабостью тёмного рыцаря, Леутер направил своего боевого коня в атаку.

Марольф встретил атаку молодого рыцаря. Меч вампира врезался в щит Леутера, оставив вмятину на дереве, но не сумев нанести такой же урон, который он нанёс сэру Ришемону у реки. Сила тёмного рыцаря всё ещё была огромной, но уже не сверхчеловеческой.

Рефлексы вампира тоже замедлились. Полоснув мечом по горлу чёрного рыцаря, Леутер сумел рассечь горжет, отчего искореженный кусок брони отскочил в темноту. Марольф повернул меч, чтобы перехватить удар, но было уже слишком поздно, чтобы парировать атаку. Из рассечённой шеи вампира потекла тёмная кровь.

Запах собственной крови, казалось, привёл Марольфа в звериную ярость. Он спрыгнул с седла и набросился на Леутера, как лесной зверь. Рыцарь и вампир покатились по земле, лязг стали о камень заглушил болезненное ворчание и рычание двух сражающихся.

Падение на землю закончилось тем, что оба бойца сцепились в смертельном объятии. При падении Марольф потерял свой меч, в то время как Леутер сохранил свой. Каждый воин боролся за контроль над мечом, стремясь повернуть его против груди врага.

Ужас на мгновение охватил Леутера, когда он встретил злобный, нечеловеческий взгляд глаз Марольфа. Ничего не осталось от рыцаря-отшельника, который позаботился о теле его дяди и посоветовал Леутеру, как он может искупить зло, вызванное эрлом Гобером. Существо, смотревшее на него из–под чёрного стального шлема, не имело ничего человеческого, хотя и претендовало на человеческий облик.

Вампир торжествующе зашипел, когда хватка Леутера ослабла и меч начал поворачиваться к груди рыцаря. Леутер крепко зажмурился, заслоняясь от полного ненависти взгляда Марольфа. Он молился Леди, черпая божественное тепло, которое всё ещё ощущал в себе.

Пронзительный крик разорвал темноту, затем низкий, задыхающийся стон.

Леутер уставился на теперь уже действительно безжизненную фигуру, распростёртую на земле рядом с ним. Меч был повернут в последний раз, пронзив бок тёмного рыцаря, чтобы пронзить его чёрное сердце. Чудовище исчезло. Когда Леутер заглянул в мёртвые глаза под чёрным шлемом, он не увидел и следа той нечеловеческой ненависти, которая тлела там раньше. Всё, что он увидел, было выражением мира и благодарности.

Красный Герцог отошёл от дёргающегося трупа герцога Гилона. Он слизывал кровь мёртвого рыцаря с клинка, смакуя вкус ужаса и отчаяния, пропитавших его. Вампир ухмыльнулся, подходя к женщине, всё ещё прижатой к двери гробницы.

Изельда старалась не кричать, когда вампир набросился на неё, но, несмотря на всю свою магию, все священные тайны, которые были доверены ей, она всё ещё была смертной и страдала от всех страхов смертных.

Красный Герцог схватил её длинные светлые волосы в свой закованный в кольчугу кулак, накрутил их на пальцы и резко поднял Изельду на ноги.

— Не Изабо, а одна из ее сестёр-ведьм, — прорычал он. — Скажи мне, где эта вероломная шлюха, и я сделаю твою смерть быстрой.

Изельда изо всех сил старалась отвернуться от страшного лица Красного Герцога, его сверкающих клыков, рта, измазанного кровью, глаз, пылающих, как костры. Никогда в жизни она по-настоящему не понимала истинного страха.

— Скажи мне, где она! — потребовал вампир, заставляя Изельду повернуться к нему лицом, крепче сжимая ее в объятиях.

— Мертва, — ответила пророчица. Как только это слово сорвалось с её губ, в ней вспыхнуло чувство вызова. Она знала, какой будет её судьба. Она видела это. Теперь от этого было никуда не деться, так почему же она должна бояться этого монстра? Уверенность в неминуемой смерти придавала ей мрачную храбрость.

— Она мертва, — повторила Изельда. — Мертва уже триста лет. Её здесь нет, чтобы запечатать тебя в гробнице! Чтобы запереть тебя наедине с темнотой и жаждой!

Лицо Красного Герцога исказилось от гнева. Он поднял свой меч. Он почти обрушил клинок на насмешливое лицо дерзкой женщины, но затем губы вампира скривились в усмешке. Он грубо заставил Изельду повернуться лицом к полю битвы.

— Твоя магия ослабила мою армию, — признался Красный Герцог. — Но смотри! Осталось ещё достаточно, чтобы победить этих отважных глупцов! И когда они все будут убиты, я использую их, чтобы создать свою армию заново. Ты не остановила меня, ведьма! Вы только отсрочили неизбежное. Каждая могила, каждая гробница, каждый курган в Аквитании отдадут своих мертвецов. Я создам такую армию, какой Бретонния никогда не знала, и с её помощью сокрушу Леди и её двуличный культ, — улыбка вампира стала ледяной, нечеловечески жестокий блеск сверкнул в его глазах.

— Я восстановлю свою армию, — сказал Красный Герцог. Он повернул голову и посмотрел на дверь гробницы герцога Галанда. — А начну я с твоего драгоценного чемпиона. Как уместно, что один из рыцарей Грааля Леди станет первым из моих новых рабов.

Красный Герцог презрительно отшвырнул Изельду в сторону. Пророчица ударилась о мраморную стену гробницы с такой силой, что услышала, как хрустнуло у нее внутри одно из рёбер. Боль пронзила тело, угрожая лишить сознания. Только усилием воли она смогла удержаться на ногах. Только благодаря решительности она смогла выдавить слова из своих окровавленных губ.

— Тогда иди, чудовище, — прорычала она вампиру. — Иди и оскверни могилу своего рода.

Красный Герцог резко обернулся, и глаза его вспыхнули странным и страшным светом. Изельда испугалась этого взгляда, но она знала, что секрет должен быть раскрыт. Тайна, которую так долго скрывали. Секрет, которого будет достаточно, чтобы сломить Красного Герцога.

— Ты думал, что Мартинга бросилась с башни из–за тебя, — насмешливо заметила Изельда. — Она умерла, чтобы сохранить жизнь своему сыну… сыну, которого родила через девять месяцев после того, как ты ушёл в крестовый поход. Она спрятала его, когда узнала об амбициях барона де Гаводана в отношении герцогства. Своей смертью она гарантировала, что барон и его агенты никогда не смогут найти наследника герцога.

Лицо вампира исказилось от ярости.

— Ты лжешь, — прорычал он, сжимая рукоять меча в кулаке.

— Мальчика звали Галанд, и он был отдан на попечение леди Изабо, — продолжала Изельда. — Тайна его происхождения была скрыта от него, но она была известна немногим. Среди них был и король Людовик. Король присматривал за Галандом, чтобы тот стал добрым и благородным рыцарем, чтобы его племянник мог искупить зло, совершённое его отцом. После многих героических подвигов Галанд встретился с Леди и получил возможность испить из чаши Грааля. Получив это последнее доказательство доброты Галанда, король Людовик согласился отдать ему свою дочь в жёны, тем самым оставив потомку брата герцогство, которое барон де Гаводан намеревался узурпировать.

— Ложь! — взревел Красный Герцог. — Барон де Гаводан был моим творением! Моим рабом! Он бы мне это сказал!

— Он был твоим творением, — сказала Изельда. — Ты воскресил его из мёртвых наполовину искалеченным, сломленным телом… и разумом. Твой трэлл сказал тебе только то, что ты хотел от него услышать. Его извращённый ум не мог отделить твои подозрения от его собственных спутанных воспоминаний.

— Нет! — бушевал Красный Герцог. — Король Людовик хотел получить мои земли! Он замышлял против меня предательство! Он хотел, чтобы Аквитания принадлежала его детям по праву рождения!

— Праву рождения, которое он вернул наследнику своего брата. Он даже рассказал герцогу Галанду перед смертью, кем был его отец. Как ты думаешь, почему еще Галанд был похоронен здесь, а не в фамильном склепе под замком Аквитейн? Он хотел быть поближе к месту упокоения своего отца.

Вампир покачал головой, все его тело дрожало от волнения.

— Нет! Нет! Нет! — взвыл он. Охваченный яростью, он рванулся к Изельде, размахивая мечом. Золотой меч врезался в плечо пророчицы, пронзая её, пока не пробил легкое. Изельда глухо ахнула и прислонилась к стене гробницы. Красный Герцог посмотрел на неё сверху вниз, и даже вида крови, растекшейся по ее телу, было недостаточно, чтобы отвлечь его от насмешливых откровений, которые она сделала.

Все это не могло быть правдой! Ничего! Король Людовик обманул и предал его! Галанд был никем, просто каким–то бродячим рыцарем, который использовал свой статус рыцаря Грааля, чтобы посредством брака породниться с королевской семьей! Мартинга умерла из–за любви к нему! Всё, что было украдено у него… всё это по-прежнему принадлежало ему!

Рыча, как обезумевший волк, Красный Герцог повернулся к двери гробницы. Подняв окровавленный меч, он обрушил его на священные печати, которыми была скреплена дверь. Каменная табличка с изображением Грааля разлетелась вдребезги от его яростного удара, рассыпавшись на мелкие осколки. Вампир чувствовал, как святая энергия гробницы рассеивается, уносясь в эфир, когда он осквернял священные символы.

С нечеловеческой силой Красный Герцог толкнул каменные двери гробницы. Он уставился в затхлую темноту, его острые глаза выхватили мраморное изваяние мёртвого рыцаря, стоявшего на страже над саркофагом герцога Галанда. Втянув в себя тёмные силы нечестивой магии, Красный Герцог воззвал к духу мертвеца…

Мгновение спустя Красный Герцог уже бежал из гробницы, широко раскрыв глаза от ужаса. В отчаянии он схватил поводья Эль Морсильо и вскочил в седло призрачного скакуна. Хлестнув своего немёртвого боевого коня, Красный Герцог галопом поскакал прочь от гробницы, убегая в темноту, как будто все демоны Хаоса следовали за ним по пятам.

Лёжа в собственной крови, Изельда выдавила из себя натянутую улыбку, наблюдая за бегством вампира.

Они победили. Аквитания была спасена.

Внезапное бегство Красного Герцога стало переломным моментом в битве. Низшая нежить, черпая своё существование из отвратительной воле вампира, рухнула там, где стояла. Отряды скелетов и зомби, которые только мгновение назад были готовы уничтожить рыцарей Аквитании, в мгновение ока превратились в мертвечину.

Некоторые из более сильных немёртвых выжили. Умертвия, вызванные с Драконьего холма, личи древних друидов, могильная стража, которая когда–то защищала Крак де Санг от короля Людовика — все они были способны сохранять свою нечестивую жизненную силу, несмотря на бегство своего господина. Но они сражались без координации и сплочённости, становясь лёгкой добычей для мстительных рыцарей, которые рыскали по полю Церен.

Сэр Ришемон вырвался из боя, как только победа была обеспечена. Взяв лошадь у одного из своих капитанов, он тотчас же поскакал к могиле герцога Галанда. Ни один рыцарь на поле боя не упустил того мига, когда герцог Гилон бросился вниз, чтобы сразиться с Красным Герцогом. Ни один рыцарь на поле боя не мог не заметить, что Фульминер так и не поднялся обратно в небо.

Наследник герцога спрыгнул с седла, как только подошёл к гробнице. Он опустился на колени рядом с телом отца, положив голову мертвеца себе на колени. По лицу Ришемона текли слёзы.

— Не плачьте о нем, герцог Ришемон.

Голос был чуть громче шёпота, но всё равно привлек внимание Ришемона. Он обернулся и увидел говорившего, лежащего у гробницы герцога Галанда. Пророчица Изельда была измучена, платье её запеклось от крови, лицо осунулось и побледнело. Сэр Леутер присел рядом с ней, пытаясь остановить поток крови, поднимающийся из ужасной раны, которую она получила. Ришемону было достаточно беглого взгляда, чтобы понять, что усилия молодого рыцаря тщетны. Рана оказалась смертельной.

— Твой отец погиб, чтобы спасти своих людей, — продолжала Изельда. На её лице появилось затравленное выражение, и Ришемону показалось, что она смотрит куда–то глубоко внутрь себя, а не на что–то, что может видеть кто–то другой. — Нет большей чести, чем пожертвовать собственной жизнью ради спасения других.

Ришемон склонил голову, зная, что слова Изельды были правдой. Однако ему было трудно выдержать взгляд умирающей женщины. Его горе было слишком большим и слишком личным, чтобы разделить его с пророчицей.

— Рыцари-в-поиске уже отправились в погоню за вампиром. Они отомстят за моего отца и принесут голову этого чудовища в замок Аквитейн на пике.

Изельда покачала головой.

— Нет, герцог Ришемон, — ответила она. — Они не поймают вампира, — она медленно подняла руку, сомкнув её вокруг руки Леутера. — Я видела людей, которые могут уничтожить Красного Герцога, — выражение ее лица омрачилось, она нахмурилась. — Если они смогут отбросить ненависть и чувство вины и работать вместе.

Леутер уставился в землю, кровь бросилась ему в лицо. Мысли его были о Вигоре и о той ужасной вещи, что замыслил крестьянин во время битвы.

— Леди Изельда, мы даже не знаем, выжил ли граф Эргон в той битве.

— Если это так, я найду его, — поклялся Ришемон. — У вас обоих будут лучшие доспехи, лучшие кони, самые острые клинки, какие только может дать Аквитания, — новый герцог сжал кулак. — Только принесите мне голову этого чудовища!

Герцог Ришемон был верен своему слову. Он отправил сотню человек прочесать поле Церен в поисках графа Эргона. Когда старый рыцарь был найден, его привели к новому герцогу и рассказали о поисках, которые он должен предпринять. Графу Эргону было легко согласиться выследить Красного Герцога, но его взгляд был холоден, когда он смотрел на сэра Леутера. В глазах аристократа была холодная ненависть — больше, чем отголосок старой вражды, от чего у Леутера застыла в жилах кровь.

Изельда не увидела, как двое мужчин готовятся к выполнению своей миссии — пророчица умерла от раны за час до этого. Какие бы последние слова, советы и наставления она ни могла дать рыцарям, они остались невысказанными.

Когда сумерки начали переходить в ночь, двое мужчин отправились по следу Красного Герцога. Они ехали молча, стук копыт был единственным звуком, раздававшимся между ними. С ярким шаром Маннслиба, сияющим над землей, путешествие было намного легче, чем отчаянная гонка от Драконьего Холма.

Была уже почти полночь, когда Леутер наконец нарушил задумчивое молчание. Он больше не мог выносить невысказанного презрения своего спутника.

— Как вы можете идти по следу злодея? — спросил он графа Эргона. — Я ничего не вижу в этом свете.

— Нет никакой необходимости следовать за вампиром, — ответил граф Эргон низким и ледяным голосом. — Он будет искать свою старую крепость в Орочьем кряже.

— Как вы можете быть так уверены? — спросил Леутер. — Большинство людей в лагере герцога Ришемона, казалось, думали, что вампир убежит в Шалонский лес, зная, что мало кто будет гнаться за ним там.

— Я бы погнался за этим чудовищем в пасть Хаоса, — прорычал граф Эргон. Впервые с тех пор, как они тронулись в путь, он повернулся в седле и угрюмо посмотрел на Леутера. — Он может попытаться оторваться от рыцарей-в-поиске в лесу, но он вернётся в свою крепость. И я буду ждать его там.

— Мы будем там, — поправил его Леутер.

Граф Эргон рассмеялся, но это был невеселый звук.

— Я еду, чтобы отомстить за свою семью, убитую рукой вампира. Почему ты преследуешь вампира? Слава? Честь? — голос аристократа перешел в шипение полное отвращения. — Стыд?

Внезапно в кулаке графа Эргона появился кинжал. Леутер мог бы уклониться от удара старика, если бы не застыл от ужаса. Он узнал это оружие, в последний раз видел его на поясе у Вигора. Он предположил, что крестьянин был убит нежитью прежде, чем он смог добраться до графа. Теперь же мучительная правда пронзила его нутро.

Леутер спрыгнул с седла и рухнул на землю, кинжал Вигора по самую рукоять вонзился ему в живот. Он слабо извивался, пытаясь дотянуться до лошади, но граф Эргон уже схватил её за поводья и отвел в сторону.

— Рыцарство д'Эльбиков, — усмехнулся граф Эргон, сплюнув на землю. — Я разговаривал с твоим убийцей перед смертью. Он мне во всём признался. Не случайно Красный Герцог напал на мой дом, вырезал мою семью. Твой дядя освободил его, чтобы уничтожить моих родичей!

Леутер протянул руки к сердитому аристократу.

— Я пытался загладить свою вину. Я пытался предупредить вас, но было слишком поздно. Всё… всё, что мне оставалось, это… искупить. Исправить всё.

— Искупить? — усмехнулся граф Эргон. — Ты не заслуживаешь такого шанса! Ты и твоя мерзкая семья можете сгнить от чувства вины и стыда за тот ужас, который вы навлекли на Аквитанию!

Лицо Леутера исказилось от боли, когда он попытался пошевелиться. Он чувствовал, как кровь и желчь пузырятся из раны. Он умоляюще поднял окровавленную руку к графу Эргону. — Я обидел вас… обидел так, что не могу просить прощения… но вы должны мне помочь. Леди Изельда сказала, что только мы вдвоём можем уничтожить Красного Герцога! Мы должны встретиться с ним вместе!

Граф Эргон повернулся спиной к раненному рыцарю.

— Пророчица мертва, и её пророчество мертво вместе с ней, — сказал он. — Я выслежу Красного Герцога и уничтожу его. Один.

— Не оставляйте меня в таком состоянии! — воскликнул Леутер, когда граф Эргон тронулся с места. — Не бросайте вызов пророчеству! Мы должны встретиться с вампиром вместе!

— Умри в грязи или ползи к целителю, — крикнул граф, не оборачиваясь. — Мне всё равно.

Леутер продолжал кричать, умоляя графа не покидать его, умоляя прислушаться к словам Изельды. Но аристократ был глух к его мольбам. Его разум был сосредоточен на воспоминании об изуродованном теле сына и внутреннем дворе замка, заваленном убитыми домочадцами. Он найдёт Красного Герцога.

Он отомстит, если на то будет воля Леди.

ЭПИЛОГ

Кровавый круг замкнулся, когда Красный Герцог снова потерпел поражение на поле Церен. Вампир бежал, преследуемый самыми храбрыми рыцарями Аквитании, но, хотя они искали его много лет, окончательная судьба монстра так и не была определена.

Сэр Леутер д'Эльбик прожил достаточно долго, чтобы быть обнаруженным одним из рыцарей, охотившихся за Красным Герцогом. Смертельно раненного Леутера вернули в замок Эльбик, где он рассказал свою историю другим членам своего клана и тем самым вновь разжёг древнюю вражду против дю Мэнов. Вражда продолжается по сей день, став известной как самая кровожадная и ожесточённая из всех, ведомых ворчливыми дворянами Аквитании.

Граф Эргон дю Мэн, сразив Леутера, остался верен своему слову и в одиночку отправился по следу мщения. Пастух видел, как он ехал по холмам, возвышавшимся над Шалонским лесом, тем самым заколдованным краем, где была построена крепость Красного Герцога. Это был последний раз, когда были найдены какие–либо следы графа Эргона. По сей день судьба мстительного рыцаря остается загадкой.

О Красном Герцоге рассказывают много разных историй, рассказов о том, что он продолжает бродить по Шалонскому лесу, прячась в тени, ожидая своего шанса отомстить народу Аквитании. Несомненно, это самый мрачный и жестокий рассказ о вампиризме в районе, который был в значительной степени свободен от набегов носферату.

Один из самых поразительных рассказов о том, как Красный Герцог дожил до наших дней, принадлежит знаменитому трубадуру Жаку ле Торану, который утверждал, что вампир посетил его во время пребывания в гостинице на границе Шалонского леса. По словам Жака, Красный Герцог провёл ночь, рассказывая ему истинные факты своих злодеяний. Несомненно, когда Жак впоследствии переписал свою балладу о Красном Герцоге, эта история мало походила на ту, что излагают историки и песенники. Общепринятая история гласит, что пророчица Изельда была убита в Башне Волшебства задолго до Второй Битвы на поле Церен, и деяния сэра Ришемона на реке Морсо были гораздо более успешными, чем те, о которых заявлял Жак.

И всё же в рассказе Жака есть тревожащая правдивость, независимо от того, действительно ли он исходил от самого Красного Герцога или нет. Легко подтвердить тот факт, что лорды Аквитании предприняли решительные усилия, чтобы стереть имя Красного Герцога из всех историй, памятников и записей, так что становится невозможным проверить, действительно ли он был братом короля Людовика Праведного. Мысль о том, что он был также отцом герцога Галанда Аквитанского, яростно отвергается рыцарями этой страны — часто на острие меча. Мысль о том, что правящая семья бретоннского герцогства может иметь общее происхождение с печально известным вампиром, была бы сродни утверждению, что император Карл-Франц происходит от Рейкербанского Мясника.

Жак ле Торан так и не оправился от того мрачного озарения, которое посетило его в ту ночь на опушке леса. Из здорового, крепкого путешественника, славившегося своей красивой внешностью и добрым выражением лица, он стал бледным, вялым и замкнутым, запершись на чердаке в Кенелле. Никогда больше он не будет бродить по зеленым полям Бретоннии или посещать великие дворы королевства. Ходили слухи, что некогда прославленным трубадуром овладело странное безумие, странная болезнь, которая заставляла его медленно угасать, не в силах выйти из своего убогого жилища. В конце концов Жак потратил всю оставшиеся гроши на большие запасы свечей, и его чердак всегда был ярко освещен от заката до рассвета до того дня, когда он, наконец, умер от своей болезни.

Я представляю вам этот том, взятый из «Баллады о Красном Герцоге», переработанной Жаком ле Тораном перед смертью, и не делаю никаких утверждений относительно её истинности или отсутствия таковой. Описанные события произошли в 1932 году по Имперскому летоисчислению, более пятисот лет назад, однако легенда о Красном Герцоге сохранилась. Мудрый человек задается вопросом, могла ли эта мрачная история оставаться такой свежей в умах неграмотных крестьян, если бы на них не действовало какое–то постоянное действующее влияние.

В ночи есть существа. Существа, которых следует опасаться.

Эрхард Штёкер

Парравон

2506 ИК