Кровавые игры / Blood Games (рассказ)

Материал из Warpopedia
Версия от 19:24, 18 октября 2019; Brenner (обсуждение | вклад) (Новая страница: «{{Книга |Обложка =Blood-Games.jpg |Описание обложки = |Автор =Дэн Абнетт / Dan Abnett |Перев...»)
(разн.) ← Предыдущая | Текущая версия (разн.) | Следующая → (разн.)
Перейти к навигации Перейти к поиску
Кровавые игры / Blood Games (рассказ)
Blood-Games.jpg
Автор Дэн Абнетт / Dan Abnett
Переводчик Летающий Свин
Издательство Black Library
Серия книг Ересь Гора / Horus Heresy
Входит в сборник Легенды Ереси / Tales of Heresy
Год издания 2009
Подписаться на обновления Telegram-канал
Обсудить Telegram-чат
Экспортировать EPUB, FB2, MOBI
Поддержать проект


Он скрывался в течение десяти месяцев. Десять месяцев, и восемнадцать личин, столь достоверных, что без труда прошли Объединенную биометрическую проверку. Он создал три фальшивых следа, чтобы сбить ищеек идущих по его стопам, один в феодальные владения Словакии, один к Каспию и Северным пределам, и еще один запутанный маршрут вел через Тироль к Святыням Доломита, не заходя в Венецианскую яму. Он перезимовал в городе-улье Букурезд, и в первую же неделю ледохода, на сухогрузе, переплыл Черное море. В Билгороде, ему пришлось снова стать самим собой, чтобы потерять нежелательный хвост. Еще три недели, он скрывался на заброшенной фабрике в Месопотамии, готовя свой следующий шаг.

Десять месяцев – немного долго для этой кровавой игры, но он играл очень аккуратно, наблюдая за торговыми маршрутами, межпровинциальными передвижениями и сезонными трудовыми миграциями, он синхронизировал свои передвижения с общим фоном. Он был на сто процентов уверен, что система орбитального слежения не направлена на него, и что они даже не имели приблизительного понятия, где он находится. С Билгорода его никто не преследовал.

Он проник внутрь страны через Белуджистан, большую часть пути, проделав пешком, и лишь иногда, украдкой проникая на транспортники, он мог позволить себе сократить путь. Он пересек границу Имперской Территории спустя триста три дня после того, как отправился в путь.

За десять месяцев вершина мира изменилась. Весь пик исчез с горизонта, возникший в воспоминаниях промежуток зудел, как вырванный зуб. В горном воздухе витали запахи горячего металла и голого камня. Воины-инженеры примарха Дорна обрабатывал их полиоакритом, укрепляя самые высокие и самые устойчивые шпили Земли. Запах металла и камня был запахом приближающейся войны. Его разорванные обрывки кружили в прозрачном воздухе старой Гималазии.

Пейзаж вокруг был настолько бел, что обжигал глаза, и он радовался этому слепящему сиянию. Несколько градусов ниже нуля, воздух как стекло, и солнце похожее на факел, сияющий в синем небе. Первозданный снег покрывал ослепительно белые подъемы и пики, а между ними зияла пустота.

Он счел юг наилучшим выбором, КатМандау и высокий центральный район, но когда он их достиг, то понял, что положение вещей изменилось. Охрана, которая раньше не отличалась жесткостью, стала строга как власяница послушника. Надвигающаяся война утроила охрану на воротах, учетверила оружейные гнезда и автоматические турели, и стократно умножила биометрические датчики.

Огромные бригады чернорабочих-мигрантов, выполняющих распоряжения гильдии строителей, собирались вокруг Дворца: их лагеря, их работы, их тела, окрасили окружающий снег, зелеными, черными и красными цветами, словно бурно разросшиеся морские водоросли.

В течение шести дней, он следил за толпами рабочих. Передвигаясь с юга на север, по высотным пастбищам и крадучись по плато, он постоянно держал толпы людей в поле зрения. Днем и ночью в снежную долину и проходы Кунлуна стекались колонны свежих рабочих сил и грузовые конвои со строительными материалами из шахт Кцизанга. Колонны были похожи на реки медленной, темной, талой воды, или на движущиеся черные ледники. В тени огромных стен, где встречались потоки армии рабочих, вырастали деревушки, города и даже метрополии, которые принимали мигрантов, предоставляя места для их животных и сервиторов, обеспечивая пищей, водой и лекарствами. Выгруженные материалы: древесина, сплавы, сталь, руда и щебень, окружали поселения и выглядели как рукотворные горы. Подъемные краны без устали поднимали целые поддоны с грузом на стены. Гудящие горны отзывались эхом в высокогорных долинах.

Иногда, он просто сидел и смотрел на Дворец, как будто это было самое замечательное строение в мире. Несомненно, встречаются исполины древней, нечеловеческой архитектуры на рассеянных по вселенной забытых мирах, которые бы затмили его, или своими огромнейшими размерами или внушающим страх размахом. Но дело было не в архитектуре. Сама идея Дворца, делала его самым замечательным творением. Это была гармония, облаченная в плоть.

Дворец был огромен и красив, самая большая горная цепь на Терре превратилась в резиденцию и столицу, а теперь, запоздало, и в крепость.

Исчезнувший пик Гималазии сравняли с землей под огромную стройку. Признание этого подвига заставило его улыбнуться. В эти дни, планы человечества не отличались скромностью.

Переодевшись в тряпки и грязные поножи, он три дня, работал вместе с генноизмененными великанами из Ней Монггол, называемых мигу. Они сновали вверх и вниз по проходам, перенося листы цурлита и огромные корзины нефрита и египетской гальки. Они рыли отвалы и насыпи своими огромными лопатами, сделанными из лопаток гигантского грокса. Бригады молотобойцев наполняли воздух стуком, который ритмично сливался с железным грохотом раздуваемых мехов.

А ночью, в рабочих лагерях, массивные великаны накачивали свои сверхмускулистые тела гашем, смолой, полученной из яда нематоды пустошей Гоби. От ее, их вены выпучивались, глаза закатывались, а языки вываливались.

Он наблюдал за их состоянием, прикидывал дозировку вещества и продолжительность эффекта.

Мигу, работающие рядом, смотрели на него с подозрением. Он представился им работягой с Кавказа, пытающимся заработать немного денег в Строительной гильдии. На этот случаи у него имелись все соответствующие бумаги. Но когда он попробовал купить небольшую дозу гаша, они испугались, что он генносмотритель, подосланный в лагерь, для того чтобы держать рабочую силу в повиновении, и попытались его убить.

Под предлогом тайной сделки, три мигу вывели его из главного лагеря, и направились к каменистому пастбищу. Они развернули рулон ткани с пластинами коричневой смолы, и показали ему. Пока он смотрел, один из них вытащил кинжал и попробовал всадить его ему в печень. Неожиданное осложнение.

Схватив запястье мигу, он вывернул ему руку и сломал её в локте. Сустав хрустнул, и кинжал выпал из омертвевших пальцев. Измененный никак не отреагировал на боль, он просто моргал от неожиданности.

Все трое, были могучими существами, перевязанные жгутами неестественных, железных мышц и никто из них не думал, что кавказец, хотя и очень большой и крепко слаженный, создаст им проблему.

Один из мигу ударил. Удар был рассчитан так, чтобы закончить дело, свалить наглого кавказца, сокрушить его челюсти, но цели он не достиг. Вместо этого рука столкнулась с внезапно появившимся кинжалом, который пробил плоть, и мускулы до самой кости. В этот раз боль достигла цели. Мигу взвыл, держась за пробитое предплечье. Кавказец перешел в атаку, и вонзил кинжал в массивный лоб. Великан упал, рукоятка ножа, застрявшего чуть выше уровня глаз, смотрелась на лбу причудливой диадемой.

Третий мигу схватил его сзади в кольцо стальных объятий. Великан со сломанной рукой пытался вцепиться в лицо. Это начало утомлять. Легким пожатием плеч, он освободился от захвата, развернулся, и правой рукой пробил грудь обидчика. Грудина треснула, и когда кавказец вытащил свою руку, кровь покрывала её словно красная перчатка. Большая часть сердца мигу была зажата в его кулаке. Измененный, со сломанной рукой, единственный выживший из троицы нападавших, что-то невнятно бормоча, пытался сбежать.

Он не держал зла на раненного мигу, но позволить ему уйти он не мог. Он наклонился и окровавленными пальцами, поднял небольшой обломок камня. Взвесив его в руке, он метнул его вслед убегающему.

Слегка хлюпнуло, когда камень, словно пуля пробил затылок бегущего великана. Мигу рухнул, но массивное тело продолжило движение, превратив его лицо в кровавую кашу. Все три тела он сбросил в бездонное ущелье, и, вытерев руки снегом, взял сверток с гашем.

Как всегда это бывает у людей, толпы работников, собравшихся у подножия Дворца, принесли за собой кучу вшей, паразитов и падальщиков. Радволки пришли за рабочими с плато, ночью они сбивались в стаи, и мерцание их красных глаз выхватывал из темноты огонь походного костра. Ночью, тысячи сторожевых собак патрулировали периметры лагеря, или охраняли откосы перед Дворцом. Ночь постоянно взрывалась неожиданными бурями воя и лая, рычания и визга животных рвущих друг другу глотки, собаки гнали волков, которые стали слишком любознательны. Но в темноте, трудно было сказать, где собаки, а где волки.

Он нарезал гаш на различные дозы, взвешивая каждую на ювелирных весах, которые позаимствовал у резчика драгоценного камня, и проводил опыты, рискуя своей собственной жизнью, запоминая полученные результаты в мельчайших деталях, чтобы знать о своих возможностях всё.

Укрепления Ворот Аннапума были уже наполовину готовы. Каждый день, у входа в ворота, суетились тысячи чернорабочих, башенные краны поднимали поддоны с пластинами и брусками керамита и закрепляя рокрит на циклопической арке. Индивидуальный осмотр каждого рабочего, был непосильной задачей для часовых: бригады рабочих рычали бы от недовольства, а работа продвигалась очень медленно. Для этого всю зону ворот охватывало поле биометрического сканнера, медленно вращающего лопасти в нише первой арки.

На рассвете, спрятавшись в поддон с материалами, которые кран должен доставить за ворота, он приютился между листами стали и связками дерева.

Четырехграммовая доза гаша была наготове, по меркам мигу это была передозировка. Её эффект заключался в том, что после приема несколько секунд спустя, он окажется в полной отключке.

Он ждал два часа, пока не почувствовал толчок, груз начали поднимать. Он слышал, как заскулили от напряжения стальные кабели подъемного крана, чувствовал, как тяжелый поддон оторвался от земли. Он проглотил гаш.

Как показали наблюдения, механизму подъемного крана требуется сорок три секунды, чтобы поднять груз на нужную высоту, и еще шестьдесят шесть секунд, чтобы пересечь ворота. Через двадцать четыре секунды второго этапа, перемещающийся груз входит в поле действия биометрического сканера.

Гаш сделал свою работу. За двенадцать секунд до того, как он вошел в зону обнаружения он был как труп, кроме строительных материалов сканер ничего не обнаружил.

Он проснулся. Поддон стоял на земле, монтажники и кровельщики уже начинали разгружать стальные листы. Тело болело, большинство мускулов свело судорогой. Он сосредоточился и сделал несколько упражнений, помогающих избавится от остатков телесной скованности, которую вызывал гаш. Для обычных людей такая доза была смертельна, или почти смертельна, но для таких созданий как он всего лишь короткий, смертельный финт, позволивший пройти сквозь биометрию Дворца.

Он выскользнул из поддона. Огромные ящики с оружием и защищенные боевые платформы выстроились вокруг верхних валов, связанных со стенами металлическими пластинами и адамантием. Рабочие ходили по бастионам, некоторые из них, как альпинисты висели на краю стены. Воздух наполняли звуки молотков и пил. Инструменты издавали пронзительный визг. Синим, арктическим светом мерцали огни сварки. От них у него в глазах заплясали зайчики. В горле была кровь. Он взял коробку заклепок и кувалду, и смешался с толпой рабочих.

Он проник через внешние уровни Дворца. Этот процесс занял дальнейшие три дня. Он перестал быть чернорабочим и стал тенью, затем лакеем, полирующим медные изделия, затем зажигателем огней с огненным шестом, затем привратником, носящим ливрею, взятую из прачечной. Он использовал смещающее поле, чтобы скрыть свой рост и вес.

Он побывал в холле, украшенном диаспорой и агатом, со всех сторон спускались лестницы сработанные из цельных глыб оникса. Он видел свое отражение, на полированном мраморном полу, его тень следовала за ним по стенам, вырезанным из кварца и сардоникса. Он ждал во мраке огромных молитвенников из слоновой кости, в то время когда марширующие военные оркестры проходили мимо. Он скрывался за дверями, в то время как бесконечные вереницы слуг проносили рядом подносы сырого мяса и гидропонных овощей для высокого стола.

Он вновь стал лакеем, затем выбивальщиком ковров, затем курьером с коробкой полной чистой бумаги, горбясь, чтобы замаскировать свое сложение и рост. Время от времени, он остановился, чтобы сориентироваться. Дворец был больше чем некоторые города. Нужна целая жизнь, чтобы изучить все его этажи и проходы. Через перила балконов верхних этажей, он смотрел на лежащие внизу искусственные ущелья глубиной в пятьсот этажей, заполненные огнями и изобилующие людьми.

Облака дрейфовали под раскрашенными потолками. Несколько куполов Прицинкта, особенно Гегемон, были настолько велики, что имели собственные миниатюрные погодные системы, и дождь в Гегемоне, как говорили, был счастливым предзнаменованием. Насколько он знал, дождя в Гегемоне не было уже три года.

Кустодианцы в величественной украшенной золотом броне следили за внутренними покоями Прицинкта. Их плюмажи были темно-красными, как брызги артериальной крови, застывшие в воздухе. Стилизованный символ молнии красовался на их броне. Они скрывались в мрачных залах и темных кельях Дворца, их алебарды были пугающе бдительны. Спокойные и молчаливые они торжественно охраняли свои тайны.

Он заметил их расположение. Два кустодианца наблюдали за Южным спуском, серебряным шнурком, опускающимся к Гегемону. Двое стояли на нефритовой стене замка, еще трое, охраняли украшенный ковкой и малахитом Конгресс. Одинокий кустодианец, почти невидимый за изумрудными листьями Оазиса Куоканг, наблюдал, как кристально чистое озеро впадает в водопад, и с грохотом турбин, туманными каскадами обрушивается вниз. Еще четверо находились на вершине часовых башен.

Но ни на Северном спуске, ни на западном конце озера, и ни у Инвестиария никого не было. Это говорило о многом. Они были как луны, выдающие положение невидимой планеты, яркие кометы, притягиваемые невидимой звездой. И отметив их месторасположение, он знал, где его добыча.

Зал Лэнга показался ему наиболее вероятным вариантом. По размещению кустодианцев, он знал, что его добыча где-то в западной полусферической части Прицинкта, в которую входили Зал Лэнга, Дом Оружия, Большая Обсерватория, и частные апартаменты, примыкающих к последним двум, но Зал Лэнга был его любимым местом. Когда он не уединялся в тайных трудах в секретных пещерах Дворца, то много времени проводил в Зале, измеряя углы пространства и времени.

Говорили, что прошлое и будущее, смешалась в этом месте, и так было испокон веков, даже раньше, чем это место получило имя Лэнга, раньше, чем родилась его добыча, раньше, чем человеческие глаза увидели его. Зал Лэнга, вытянутый и темный, был внутренней аномалией материума, тянувшей нити в ткани времени, язвой на коже пространства.

Ему никогда не было уютно в Зале. Он был наполнен материализовавшейся темнотой, легкий вздох которой был похож на дыхание дремлющего бога, но это было особое место, и оно должно быть полезным.

Он подошел к Залу с юго-запада, через аллеи платана и серебряной березы. Он больше не скрывал свой облик, никаких больше выбивальщиков ковров или зажигателей ламп, изменяющее поле более не скрывало его рост. Он достал из крошечной серебряной коробки тонкую паутину плаща-обманки и завернулся в него. Он был холодным и легким как будто снежинки лежали на его плечах, спине и волосах. Свет проходил сквозь него, не удостаивая своим вниманием. Плащ плотно облегал тело, искривляя пространство, лишая его тени и цвета.

Практически бесшумно, он ступал под сенью деревьев, пересекая лужайку позади Зала. Он чувствовал запах облаток ладана, и слышал нежные скрип и стоны неестественной гармонии Зала.

Его оружие было наготове: кинжал из Ней Монггол, отточенный так, как никто из Измененных никогда бы не смог. Кончик лезвия покрывал смертельный яд нематоды, дистиллированный и очищенный от гаш смолы.

Достаточно чтобы убить полубога? Он верил, что это так. Кровавую игру пора кончать.

Здесь не было никаких замков. Он помнил расположение сигнализации, а световые датчики просто игнорировали его в плаще-обманке. Он перехватил кинжал в левую руку.

Свет во внешнем портике казался непрозрачным, как будто затянутый коричневой дымкой. Он стелился по черным плиткам, которые столетиями истаптывали посетители. Чистая талая вода капала в каменный бассейн около внутренних дверей. Над дверями, барельеф изображал несчастья первых пилигримов посетивших Лэнг.

Тяжелые внутренние двери были стары, даже старше чем Дворец, ручной работы, выполненные из древнего горного дуба, полметра толщиной. Он снял замок из темно-серого чугуна, и открыл одну из дверей. Воздух был спокоен и пах холодным камнем.

Огромный Зал был наполнен звездным светом и полуночной тишиной. Время от времени, звук дыхания проносился в черном пространстве, звук, похожий на порыв ветра Гималазии или на звук прибоя на океанском побережье, но одновременно не похожий не на то ни на другое. Маленькие оранжевые искры танцевали под высоким потолком, как светлячки, как ignis fatui.

Он смотрел на них, его глаза приспосабливались к темноте. Серебряные контуры начали проступать в темноте зала: колонны, древние статуи, пробирки, перегонные аппараты, были установлены антикварами предыдущих эпох и никогда не перемещались. Устройства были похожие на гигантских металлических насекомых, скрытых во мраке, щупы зондов выглядели как лапы богомола, металлические крылья были покрыты тайными, глубокомысленными символами для настройки параметров и углов. Всё было покрыто пылью.

Он скользил между ними. Где-то впереди, где-то рядом, ощущалось присутствие жертвы. Но он был растерян, на ум лезла всякая ерунда. Он не видел её, и даже не чувствовал.

Он двигался вокруг колонны, мурашки бегали по спине, как вдруг он увидел свою добычу.

В центре широкого Зала, его жертва стояла на коленях, поглощенная перелистыванием страниц массивного фолианта в кожаном переплете. Старинная рукопись лежала прямо на каменном полу как распластанная птица, длина ее корешка была около полутора метров. Красивые руки медленно поворачивали страницы. Это были руки скульптора, руки ремесленника.

Одетая в белый плащ его добыча сидела к нему спиной. Обычный убийца мог бы подкрасться поближе, напасть сзади, но добыча была слишком опасна и опытна для такой тактики. Он был на расстоянии атаки, и не оставалось ничего, кроме как атаковать. После десяти месяцев, у него появился шанс, и он решил им воспользоваться.

Он ринулся вперед, его рука поднялась для удара.

Но на расстоянии в мгновение до его добычи, до центра её широкой спины, на полпути до цели, его кинжал столкнулся с тенью.

Жидкая темнота перехватила лезвие. Рука с кинжалом вывернулась, и его удар потерял силу. Он развернулся.

Он смог разглядеть своего противника. Плащ-обманка искажал свет. Его противник был одет в него, тень против тени. Он бросил взгляд на длинное, прямое лезвие спаты.

Он отклонил один удар меча сверху, и еще один снизу, бешено вращая кинжалом. Каждый удар сопровождался лязгом металла об металл. Летели искры. По черным плитам зала, он торопливо отступал под натиском облаченного в плащ-обманку фехтовальщика.

Их лезвия столкнулись вновь. Кинжал не давал ему никакой возможности для атаки. Преимущество полностью было за фехтовальщиком. Грохот металла по металлу эхом звучал в тишине Зала.

Несмотря на особый захват, спата выщелкнула кинжал из его руки. Кинжал, дрожа, воткнулся в соседнюю каменную колонну. Он пошел в атаку голыми руками, тыльной стороной ладони правой руки он отвел в сторону нависающее лезвие меча и сомкнул свои пальцы вокруг запястья руки держащей меч. Он попытался произвести подсечку, но фехтовальщик отскочил и попробовал освободить запястье.

Он сломал ему левую руку, и ударил по голове. Удар был так силен, что откинул противника назад. Тот попал в одну из древних машин, погнув одну из его металлических ног, похожую на лапку насекомого.

Фехтовальщик попытался встать, но обнаружил, что безоружен. Его рука больше не сжимала спату.

Кавказец взвесил захваченный меч в правой руке. И крепко сжав её, обрушил на череп своего противника. Кавказец отвернулся от упавшего противника, держа спату в низком, защитном положении. Еще два укутанных в тень противника медленно выходили из мрака Зала.

Он блокировал оба их клинка, и ринулся на них в серии великолепных выпадов и ударов. Звон мечей гудел во мраке. Во все стороны летели искры, как будто все три лезвия мечей были сделаны из кремня.

Он сбил одного из противников, ударив того по коленям орудуя спатой, словно дубиной. Другой попытался вонзить в него клинок, но он ловко увернулся и удар прошел рядом. И пропустив удар в лицо кулаком левой руки, второй враг оказался на полу.

Его враги пыталась встать, он побежал. Игра была окончена. Побег был единственным выходом. Распахнув двери, через плотный мрак портика он устремился к лужайкам.

Они ждали его. Пятеро кустодианцев, закованных в броню, лица скрыты за золотыми забралами, стояли в полукруге вокруг выхода из портика. Их копья Стражей, огромные, позолоченные гибриды алебарды и болтера, были нацелены ему в грудь.

– Сдавайся! – приказал один из них.

Он поднял свой украденный меч в последний раз.


Он не был первым постояльцем камеры и не он будет последним. Каменные стены, пол и потолок камеры были окрашены синевато-белой краской, блестящей как лед. За многие годы ногти и другие острые предметы оставили на краске много отметин, украшая стены фресками людей и орлов, бронированными гигантами и всполохами молнии. Это были обычные простые изображения, которые напомнили ему наскальные рисунки, изображающие охотников и бизона. Он тоже оставил рисунок.

По пришествию ночи и дня, дверь камеры, грохоча, открылась. Вошел Константин. Глава кустодианцев носил обычную монашескую одежду из темно-коричневой шерсти облегающую его черное тело. Он оперся своим могучим телом на стену камеры и скрестив мускулистые руки рассматривал заключенного на кровати.

– Амон, я думаю что ты… – сказал он.– Ты смог подобраться ближе, чем все остальные

«Амон» было первой частью его имени. Второй было «Торомохиан» и в большинстве случаев обе части имени использовалось или произносилось вместе. Он был Амоном Торомохианом, кустодианцем первого круга.

Несмотря на высокую смертность, кустодианцы жили очень долго, намного дольше, чем обычные люди, и за это время у них накапливалось множество имен. «Торомохиан», не было фамилией, но давало представление о его родословной и источнике генов, следующая часть «Ксигазе» – место, где он родился, «Лепрон» – место, где он обучался, «Кэйрн Хедросса» – место, где он впервые познакомился с оружием. «Пироп», семнадцатое слово в его имени, напоминало ему о первой битве, развернувшейся на орбите одноименного мира. И далее и далее, каждая новая часть его имени говорила о подвигах или важных событиях в жизни. «Лэнг» мог стать новой частью его имени, последней окончательной частью, признавая его победу в кровавой игре.

Имя кустодианца было выгравировано на нагрудной пластине его золотой брони. Оно начиналось на правой стороне воротника, а затем узкой, змейкой бежало вниз по доспехам. У некоторых кустодианцев, таких старых ветеранов как Константин, имена полностью заполнили нагрудник, и их окончания продолжались на пластинах прикрывающих живот, переходя на украшенные пояса. Имя Константина Вальдора состояло из одной тысячи девятисот тридцати двух элементов.

Во время его отсутствия броня Амона и его вооружение оставались в Доме Оружия. Сейчас он вместе с Константином шагал по Южному спуску, чтобы забрать их. Во время пути он распрашивал о других кровавых играх.

– Зерин?

– Попался даже раньше, чем пересек территорию Империума. Его вычислила генноищейка в Иркутске.

– Гаэдо?

– Обнаружен в Папуасских Пустынях четыре месяца назад. Он делал около города Себу пылевую яхту, но наша команда его уже поджидала.

Амон кивнул.

– Брокур?

Константин улыбнулся – Он вошел в Гегемон под маской делегата Панпацифика прежде, чем мы поняли, что это он. Великое деяние, мы не думали, что кто-то сможет зайти дальше.

Амон пожал плечами. Кровавые игры были залогом безопасности Дворца и обязанностью кустодианцев. Это был вопрос чести, в кровавых играх проверялись способности и отбирались лучшие. Используя изобретательность и знания о планете, и внутренней структуре Дворца, кустодианцам предлагалось проверить и исследовать Имперскую безопасность, найти любую слабость или щель в защите Терры. Они играли в волков, чтобы проверить собак. Даже сейчас, около полудюжины не привлеченных к службе кустодианцев, тайно и автономно, изобретали и опробовали методы проникновения в великий Дворец.

Стратегия Амона и его методы будут тщательно изучаться. Каждая частица информации, каждый кусочек успеха его кровавой игры должен быть извлечен и тщательно проанализирован. Он проник во Дворец. Он зашел дальше, чем кто-либо. Он был в сантиметрах от успеха.

– Интересно, обидел ли я его?– спросил он у Константина – Я поднял на него руку.

Константин помотал головой. Он был гигантом, даже больше чем Амон, он был как одна из сверхбольших статуй в восстановленном Инвестиарии. – Он прощает тебя. Кроме того, ты ведь не ранил его.

– Мой удар заблокировали.

– Но даже если бы и нет, то он остановил бы тебя

– Он знал, что я был там.

Константин поскреб подбородок. – Он не сказал мне, как долго он знал о твоем присутствии. Он хотел увидеть, сколько времени потребуется нам, чтобы обнаружить тебя.

Перед тем как ответить Амон выдержал паузу – Раньше он не видел много смысла в кровавых играх. Он считал их бесполезными.

– Это было раньше – ответил Константин – Многое изменилось с тех пор, когда ты покинул нас, Амон.

В Доме Оружия, он и Константин самостоятельно одели доспехи. Амон чувствовал старые дружественные объятия пластин ручной работы, застежек, зажимов и магнитных швов. Их вес успокаивал.

В оружейных палатах на нижних уровнях Дома Оружия, слуги и сервиторы ритуально снаряжали команду гордых Астартес – Имперских Кулаков, освящая каждую часть доспеха маслами и шепча благословения. Отряд готовился к долгосрочному патрулю на Южном валу.

Такова традиция многих Астартес: ритуал, помазание, благословение. Они были людьми, созданными для войны, со своим специфическим мышлением. Ритуал помогал им сконцентрироваться. Очищал их помыслы.

Они были отличны от кустодианцев во всем. Может как родственники кустодианцы и Астартес были похожи, но все же сильно отличались. Кустодианцы были продуктом древнего процесса создания, и как говорили некоторые, этот процесс пришлось упростить и сократить, чтобы массово выпускать Астартес. В целом кустодианцы были больше и мощнее, чем Астартес, но существенные различия были видны только в некоторых случаях. Никто не хотел выставлять себя дураком, предсказывая результат соревнования между Астартес и кустодианцем.

Самые большие различия лежали в складе ума. Хотя кустодианцы и делились на круги, они были ничем по сравнению с братством, скрепляющим легионы Астартес. Кустодианцы были более уединенные: стражи, сторожи, предназначенные стоять вечно, в одиночестве.

Кустодианцы не окружали себя рабами и сервиторами, помощниками и прислугой. Они даже броню одевали сами, в одиночку, без церемонии.

– Дорн укрепляет Дворец для войны – сказал Амон, больше констатируя факт чем, задавая вопрос. Только кустодианец первого круга мог сказать о примархе так прямо.

– Ожидается война.

– Значит, ожидается – сказал Амон. – А прежде, она никогда не ожидалось.

Константин не ответил

– Что случилось? – спросил Амон.

– Не знаю, что и сказать – ответил глава кустодианцев. – Я хорошо знаю Воителя, и я не верю, что его гордость или амбиции вдохновили его на этот позор и негодование. Я думаю…

– Что? – спросил Амон, закрепляя пряжку на своих брюшных пластинах.

– Я думаю, что Гор Луперкаль болен – сказал Константин – Что-то затуманило его здравые мысли, и мысли его советников.

– Ты думаешь, что Гор Луперкаль безумен? – спросил Амон.

– Возможно. Безумен или болен, или то и другое сразу. Что-то случилось с ним, то чего нельзя объяснить с точки зрения нашего понимания вселенной, и мы хотим понять что же. – Константин смотрел в высокие окна Дома Оружия, и изучал линию Западного вала, недавно укрепленного могучими металлическими щитами и оружейными платформами – Мы должны быть готовы ко всему. Война идет к нам, война изнутри. Участники сделали свой выбор.

– Это слишком прозаично – сказал Амон.

– Это так, – ответил Константин. – Императору угрожают. Мы – его защитники. Мы будем противостоять угрозе. Для нас ничего не остается, как размышлять о безумии тех, кого мы когда-то любили.

Амон кивнул.

– Дворец стал настоящей крепостью. Я одобряю. Дорн превосходно выполнил свою работу.

– Это всегда было его умением и умением его Астартес. Охрана и защита. В этом Имперские Кулаки превосходят всех других.

– Но мы все равно остаемся последней линией – сказал Амон. – И мы сделаем все возможное.

– Это гораздо больше, чем мощные укрепления и зубчатые стены.

Держа свои украшенные плюмажами шлемы под мышкой, они шли по внутренним покоям Дворца от Дома Оружия к башне Гегемон, где находилась часовая башня кустодианцев.

Кустодианцы, собравшиеся у входа в башню, приветствовали Амона. Их головы склонились, копья Стражей ударили древками о каменные плиты, раздался гремящий гул приветствия и одобрения.

Гаэдо вышел вперед, его лицо, скрывала тень то забрала. – Амон Торомохиан, хорошо, что ты вернулся – сказал он, пожимая Амону руку.

– Ты проник дальше, чем любой из нас – сказал Эманкон.

Они вошли в башню через комнату с высокими арками, фрески, украшающие их, были настолько стары, что практически были не видны, они походили на карандашные эскизы и наброски, которые сделал художник, готовясь к работе. Информационные потоки баз данных пульсировали в проводах под их ногами. Кибердроны плавали под высокими сводами, их группы сновали взад вперед как мелкие рыбешки на мелководье.

Комната охраны купалась в фиолетовом свете гололитических эмиттеров. Данные крутились и танцевали в этом дымном куполе света. Программы сравнения, запущенные на центральном когитаторе, выпускали в фиолетовый мрак золотые и красные лучи, и связывали расходящиеся данные в единое целое. Огромные моря данных Объединенной Биометрической Системы передавались сюда и проходили жесткий отбор ассамблеей кодификаторов, все несопоставимые элементы группировались вместе, создавались связи, находились следы. Ячейку антиюнионистов в Бактрии выдало только то, что они пытались получить доступ к редкому трактату, находящемуся в библиотеке в Дельте Нила. Террористы из Про-Панпацифик были уничтожены в Архангелусе, их выследили тогда когда, они пробовали осуществить покупку оружия в жалкой лачуге в Нордафрике. Каждый день, миллиарды ключиков к миллионам тайн анализировались и исследовались часовыми кустодианцев, просеивались с тщательной, кропотливой точностью все информационные сферы Терры.

– Что является приоритетом на данный час? – спросил Константин.

Каждый час, комната охраны выбирала дюжину из самых неточных полученных данных на специальное рассмотрение.

– Лорд Сичар – ответил часовой.


Десять месяцев он не держал в руках копье Стража. Он пошел в залы практики на подземных уровнях под башней, и вызвал на поединок дюжину сервиторов с руками-лезвиями. Копье вращалось и образовывало «восьмерки» в его руках, мускулы вспоминали старые навыки и тренировки. Когда упражнение завершилось, и на ковре вокруг него лежали сломанные и разбитые сервиторы, он вызвал новых бойцов для следующего раунда.

«Сколь много времени из наших жизней уходит на подготовку», задумался он. Кровавые игры, тренировка, всего лишь постановочная пантомима в ожидании настоящих событий.

Амон ненавидел себя за чувствуемую им легкую дрожь возбуждения. Настоящие события приближались. Несмотря на весь таившийся в этом позор и оскорбление, кустодианцы, по крайней мере, оставят репетиции ради исполнения тех обязанностей, для которых были созданы.

Наслаждаться неизбежной войной было недостойно. Окончив второй раунд практики, Амон вместо этого сосредоточился на деле лорда Сичара.

– Это дело уже расследуется, Амон, – сказал ему Константин.

– Меня не было десять месяцев, – ответил Амон, – я проржавел и впал в праздность, и теперь стремлюсь к достойной загадке, чтобы отвлечься. Я прошу вас о милости.

Константин кивнул. Рассмотрение дела лорда Сичара передали Амону Торомахиану.


Кустодианцы всегда интересовались персоной лорда Ферома Сичара. Наследственный лорд Ги Бразили, наиболее могущественного из всех Зюд Мериканских кантонов, Сичар часто поддавал критике политику Империума. Его династические связи, через родословную и брак, с Навис Нобилитэ обеспечили его значительной торговой империей вне Терры. Считалось, что Сичар был одним из пятидесяти наиболее могущественных феодальных лордов колоний. Только самое тонкое политическое трюкачество Малкадора Сигиллайта предотвратило вхождение Сичара в Совет Терры. Большое беспокойство вызывал и тот факт, что Сичар был прямым потомком Далмота Кина, одного из последних тиранов, державшихся против сил Императора в последние дни Объединительных Войн. Подразумевалось, что Император терпел правление лорда Сичара в Ги Бразили, все его выкрики и язвительные замечания в сторону Гегемона ради того, чтобы залечить старые раны, оставленные Объединительными Войнами и оказать поддержку этническому населению. Но Сичар был не только могущественным человеком, а и красноречивым, и прямым политиком. Амон считал, что он часто высказывал довольно терпимые суждения, а проводимая им политика была прагматичной и разумной.

Его оппозиция Имперским директивам была не настолько яростной, чтобы из-за нее его поместили под домашний арест, как леди Калхун из Ланарка, или же полностью отстранили от должности и обвинили в измене Имперскому государству, как Ганса Гаргеттона, канцлера Атлантических Платформ, но к Сичару всегда стоило относиться с опаской.


После тренировочного сеанса Амон переоделся в простую мантию и нательник и пошел в один из консультационных покоев, находившейся этажом выше Караульной комнаты, где стратегически размещенная Сестра Безмолвия поддерживала ауру абсолютной дискреции. Он ввел ключевые данные на экраны стохастического процессора, и принялся их вычислять, используя ноетическую и ретрокогнитивную техники, которым были обучены все кустодианцы.

Сичар, теперь уже под постоянным наблюдением Караульной комнаты, стал приоритетной целью в системе безопасности благодаря внимательному изучению его каналов связи.

Его владения вне этого мира были огромными. Наибольшей его собственностью был Кайетан в 61 Перешейке, богатый на ресурсы колониальный мир, обеспечивающий Сичара доступом к прибыльным минеральным зонам Альбедо Круриса. Сичаровы доходы от торговли были столь большими, что со всех сторон к нему стекались молодые дома и незначительные вельможи Зюд Мериканской аристократии, усиливая тем самым его базу снабжения. Если в Совете Терры освободилось бы место, то Сичару в нем было бы трудно отказать.

Хотя нити связей и были смутными, их направление все же можно было проследить. Через астропатов, у Сичара была прямая и регулярная связь с губернатором Кайетана, наместниками Круриса ІІ и Семпиона Магникса. Его переписка с ними, а также со всеми клиентами, с которыми у него были налажены эффективные отношения, проводилась в личном шифре, который кустодианцы все еще не могли взломать. Казалось, что он был разновидностью «Анспрака Трипаттерна», одного из немногих используемых антиюнионистами кодов, которые никогда так и не были разгаданы.

Посредством тайных дипломатических каналов, дальнейшие линии связей можно было проследить до частей 1102-го и 45-го Имперских Экспедиционных Флотов, а через них к малозначительным колониальным владениям и двум флотам обслуживания и поддержки, действующих в Туманности Чирог. Сборщик информации предположил, что среди других своих обязанностей, обслуживающие флоты поставляли материальную часть развернутым в группе Бутана силам Имперской Армии.

Здесь лежал вопрос. По слухам, пятью месяцами ранее несколько частей Имперской Армии в группе Бутана публично поддержали Повелителя Войны. Существовала определенная вероятность того, что через длинную и преднамеренно сложную цепь переписки, Сичар поддерживал связь с еретиками.

Лорд Сичар Ги Бразильский, по всей видимости, передавал сведения с Терры Гору Луперкалю.


Когда судно повернуло, на его фюзеляж упали лучи солнца, и он засиял подобно звезде в сиреневых пределах верхней атмосферы. Гражданская модель «Ястребиного крыла», зарегистрированная на «Фансиль эт Кие» и вышедшая с орбитальной станции Зеон-Инд., была всего лишь еще одним транспортом, идущим по сигнальному пульсу Центрального транспортного маяка Планальто.

У летательного аппарата, этой птицы орбит, были отполированная металлическая обшивка и крупные элегантные формы, делавшие его похожим на океанического ската, с широкими треугольными крыльями и тонкой стрелкой хвоста. Скользнув между четырьмя высокими башнями Центрального посадочного шпиля Планальто, в ленивом вечернем свете его тормозные форсунки осветились горячими струями зелено-желтого пламени, и вдоль задней кромки крыла подобно встопорщившемуся оперению поднялись спойлеры. На мачтах огромных башен, грязно-бурых на фоне небес цвета индиго, перемигивались мощные белые огни. Двумя километрами ниже, триллионами огоньков во мраке раскинулась огромная урбанизированная Ги Бразиль.

Когда «Ястребиное крыло» выровнялось для финального захода, на запрос Администратума Планальто его радиомаяками были переданы идентификационные пакеты данных.

В них Администратум Планальто информировался о том, что на борту судна находился Элод Гайт, старший представитель «Фансиль эт Кие», собиравшийся посетить Ги Бразиль для проведения предварительных переговоров с несколькими шахтерскими конгломератами Альбедо.

Согласно Объединенной Биометрической Проверке, идентификаторы Элода Гайта были в полном порядке.


В этот раз была уже не кровавая игра. Все было по-настоящему.

Он предпочел бы работать один, по крайней мере, сначала, но ему следовало придерживаться роли. Чтобы ей соответствовать, он нуждался в сервиторах, астропате, а также в пилоте и телохранителе. Гаэдо, в простом нательнике и рабской маске, играл две последние роли. Биометрия признала в нем Зухбу – не имеющего фамилии, всего лишь генетическое сырье, купленное на Гангетийском рынке тел.

Играя Элода Гайта, Амон был обязан носить сверкающие шелковые одеяния, казавшиеся влажными и переливчатыми, будто нефть на воде, наряду с мантией из волчьей шкуры, бесформенной шляпой со слишком многим количеством полей и изрядных размеров декоративной саблей, бывшей не чем иным, как показушной театральной бутафорией, в боевой ситуации определенно бесполезной. Наиболее раздражающим было то, что он был вынужден носить смещающее поле, чтобы визуально уменьшить и замаскировать свое телосложение.

У него было шестеро прислуживающих ему сервиторов – для вокссвязи, несения медицинских обязанностей и проб еды, замеров окружающей среды, перевода, записи-рубрикации, и общего служения. Все они были прекрасными созданиями из полированной вороненой стали, и как раз теми, которые, как ожидалось, должны были бы сопровождать старшего промышленного представителя.

Створчатая раковина платформы понесла «Ястребиное крыло» внутрь посадочного шпиля, по огромному туннелю, освещаемому поочередно зажигающимися красными и синими трассировочными огнями. Другие платформы поднимали летательные аппараты с посадочных мест, либо же опускали на них. Прибыв на назначенный посадочный уровень, платформа задрожала, остановилась, и отъехала в сторону, доставляя остывающее «Ястребиное крыло» в ждущие объятия посадочной люльки. Люлька сомкнула пальцы и зажимы вокруг судна подобно тому, как хищное растение хватает насекомое, и унесла его в насыщенную паром посадочную нишу, где с воротами, блоками и топливными шлангами их ожидали грязные сервиторы, грузоподъемники и палубные команды.

Когда внутреннее освещение кабины сменилось с холодного белого на тускло-желтое, означающее готовность, Гаэдо взглянул на Амона.

– Начнем? – спросил он.

Амон кивнул и бросил взгляд на сервитора.

– Есть что-то от руководства?

Сервитор опустил голову и издал извиняющийся звук.

– Когда они соединятся, сообщишь мне, – сказал Амон.

Он натянул шляпу. Гаэдо закрепил на лице рабскую маску, из-за некого обычая и протокола выполненную в форме кричащего петуха, и пристегнул личное оружие. Когда люки судна соединились с воздушными воротами посадочной зоны, громыхнули замки, и затем люк открылся.


Проведя плановые встречи с представителями минеральных конгломератов, он думал о разложении, о червях, вгрызающихся в тело. Его черви уже были за работой. Во время приземления, за форсажными камерами «Ястребиного крыла» отогнулись ложные обтекатели, и из стерильных отсеков внутри были выпущены мешки с червеобразными зондами. С каждой прошедшей минутой они все глубже проникали в ткань Ги Бразили, распространяясь все дальше, вгрызаясь в потоки данных и системные каналы, въедаясь в хранилища памяти, банки данных записей, инфостеки. Некоторые из них будут найдены, некоторые – спугнуты автоматическими системами безопасности, некоторые двинутся неиспользуемыми каналами, идя ими до тех пор, пока не иссякнут силовые аккумуляторы, но некоторые найдут пищу, и отдадут свою находку ему.

Он сидел в покоях, отделанных панелями из киргизского пятнистого дерева, и притворялся, будто интересуется брутто-тоннажем камней и пробами силикатов, добытых представителями минеральных конгломератов. Он думал о риске. Для того, чтобы провести осмотр, они с разрешения Константина разместились в Ги Бразили, но им все еще не пришло разрешение в открытую выступить против лорда Сичара. В том случае, если их раскроют, они бы смогли назвать вразумительные причины своего нахождения здесь, но черви были превышением их юридических полномочий. Если бургрейвы Ги Бразили обнаружат, что кустодианцы вошли в кантон без надлежащих правомочий и запустили в их системы рой червей-зондов, поднимется шумиха. Это было вопиющим нарушением суверенитета Ги Бразили. Даже сейчас единство было хрупкой вещью, подобно ледяной или стеклянной скульптуре – красивой, аккуратной, чистой, но которую так легко разбить. В тени великой и все больше распространяющейся измены Гора Луперкаля, последнее, в чем нуждался Дворец, было континентальное восстание на Терре.

– Это большой риск, – сказал Гаэдо во время их перевозки с орбитальной станции.

– Да, – согласился Амон, – но если Фером Сичар – тот, кто мы думаем, то выжидать было бы намного более рискованно.

Сервиторы принесли им угощения. Казалось, что в Ги Бразили была мода на манекенов, отделанных лакированным темным деревом и с медными суставами. Они походили на обнаженных детских кукол – почти как настоящие фарфоровые лица и руки, но все же, под одеждой их тела были сделаны из необработанного дерева без единого намека на реализм. Сервиторы с шумом носились по комнате, предлагая настойки на мяте и зеленом чае.

Из покоев, высоко в башне в Сан Паульском округе Планальто, открывался вид на огромные и сверкающие Зимние Поля. Ги Бразиль получала энергию от комплекса гигантских реакторов, погребенных в сердце главной городской агломерации. Для того, чтобы реакторы работали со сносным уровнем безопасности, требовались колоссальные теплообменные процессы, и, как следствие, поверхностные уровни района реакторов все время были покрыты затвердевшим слоем ледяного покрова, создавая большой морозный парк площадью в тридцать квадратных километров в самом центре Планальто, который население улья использовало для отдыха. Со своей обзорной позиции Амон видел у заиндевевшего берега крошечные фигурки конькобежцев, детей в сугробах и на льду, идущих с воздушными змеями и играющими с механическими игрушками. Далее, в желтоватой дымке открытых полей, под цветными парусами бесшумно скользили буеры, а гонщики на самоходных машинах разбрасывали в стороны ледяную пенку, гоняясь между собой вокруг освещенных мачт кольцеобразных треков.

Переговоры возобновились. Амон проверил инфоплашет, тайно отслеживавший все входящие в его вокс-сервитора. Разрешение из Дворца им все еще не прислали.


Следующая встреча проводилась в монолитной башне на дальней стороне Зимних Полей. Забавы ради, гордившиеся своим зимним ландшафтом представители конгломератов доставили Элода Гайта на встречу на борту буера. Амон попытался выглядеть впечатленным.

На причале у башни их уже ожидал хозяин – высокий одетый в меха мужчина.

– Я – Сичар, – объявил он, поклонившись Гайту.

Птолем Сичар был четвертым братом лорда Сичара, и использовал это имя для того, чтобы произвести впечатление. Лорд Сичар назначил Птолема генеральным директором «Кайетан Импорта» – торгового консорциума и судоходной линии, основанной для управления несметными запасами его полезных ископаемых.

У Птолема Сичара были темно-зеленые глаза, что говорило Амону о злоупотреблении сабен-сигаретами. Хоть он и был крупным мужчиной, с гордостью носивший на щеке дуелянтские шрамы, он не представлял опасности. Его тело было дряблым, без привычки к регулярным упражнениям. Ум его был таким же вялым. Несколько минут разговора с ним убедили Амона в том, что Птолем Сичар был несерьезным олухом.

Но его свита была иной. Он находился в окружении обычных сервиторов и четверки домашних охранников в чешуйчатых зеленых доспехах. Они были воинами военизированного крыла Ги Бразили, известного как «Драко», состоявшее только из опытных и умелых солдат. Амон не сомневался в том, что «Драко», назначенные охранять брата правителя, были членами специальных ветеранских взводов.

Брата сопровождала еще одна фигура, облаченная в черный как смоль бархатный китель и нательную броню гагатового цвета. Он был представлен Птолемом как Ибн Ном, и он был одним из повсеместно известных и уже почти исчезнувших Черных Люциферов. Власть и богатство лорда Сичара были таковыми, что он предоставил каждому члену своей семьи телохранителя из древней и элитной Ишианской бригады Люциферов.

Оторвавшись от Гаэдо в маске петуха и колонны сервиторов из голубоватого металла, Амон вместе с Птолемом Сичаром поднялся из пристани и вошел в башню. Они беседовали о зимних видах спорта, о приближающейся войне, об ее воздействии на торговлю. Амон знал, что Черный Люцифер его внимательно изучал.

Взойдя на гравитационную платформу, которая должна была поднять их на верхние ярусы башни, Амон с абсолютной уверенностью понял, что Ибн Ном знал о смещающем поле. Он понятия не имел, какая мелочь выдала его. Черные Люциферы была столь же известны своей проницательностью и острым умом, как и своим искусством сражения. Ибн Ном знал о том, что Элод Гайт по крайней мере, скрывал что-то, или, что еще хуже, утаивал некую опасную ложь.


Отступать было слишком поздно. Ожидая и надеясь на разрешение от управления, Амон начал встречу с Птолемом Сичаром. Они сели за стол из красного дерева на радиальной платформе высоко в башенных застекленных уровнях. Сичар выглядел полностью смущенным, и, чтобы выиграть время, Амон старался поддерживать в нем это чувство, уводя его все дальше в непоследовательные размышления на такие случайно выбранные темы, как орбитальное виноградарство, геронтологические прорывы, генетлические источники происхождения и мудрость изучения угасших религий, чтобы извлечь из них жизнеспособные системы этических ценностей.

Все это время Амон думал о зондах, подобно червям пробиравшихся сквозь темные ниши и кибернетические полости Планальто. Он думал о картинах, которые он и Гаэдо видели по пути в Ги Бразиль: поднимающие метеоритные щиты города-ульи; агломерации, повторно приводившие в действие оставшиеся после последних Терранских конфликтов полевые бастионы и автозащиту; обладающие функцией субмарины океанические платформы, медленно погружающиеся в спасительные пучины вод. Родной мир готовился к нападению предателей, которое, вероятно, будет величайшим холокостом из всех, которое человечество когда-либо переживало. Под угрозой находилось слишком многое, и поэтому об отступлении не могло быть и речи.

Во время перерыва, Амон проверил входящие данные коммуникационного сервитора. Управление молчало. С помощью инфопланшета он также установил, что и от зондов пока еще ничего не поступало. В частности, так и не был достигнут прогресс в объяснении версии использования «Анспрака Трипаттерна» в подозрительных сообщениях.

Прозвенел звонок, и Амон предположил, что это был сигнал возвращаться за стол переговоров для следующего раунда обсуждений. Тем не менее, обстановка изменилась. Птолем Сичар и его персонал, ведя и тихую и торжественную беседу, понемногу пятились. Некоторые дисплеи с данными на радиальной платформе были спрятаны.

Будь наготове, – подал Амон сигнал Гаэдо.

– Мой лорд Гайт, – сказал один из Драко, подойдя поближе, чтобы привлечь его внимание. – Боюсь, произошел инцидент. Мы будем вынуждены приостановить на сегодня переговоры, пока он не будет улажен. Мой хозяин приносит извинения за задержку.

– Какого рода инцидент? – спросил Амон.

– Нарушение секретности данных, – уклонился от прямого ответа Драко.

– То есть?

– Грубое попрание. Акт, ставящий под сомнение…, – Драко оборвал себя. – Извините, но я не вправе обсуждать это. Это дело правителей.

– Такие действия кажутся воистину серьезными, – сказал Элод Гайт с самым настоящим беспокойством. – Следует ли мне договориться о возвращении на орбитальную станцию?

– Нет, сэр.

Они обернулись. К ним присоединился Ибн Ном, Черный Люцифер.

– Все системы безопасности Планальто сейчас находятся на инспектировании. Транспортировка была бы только ненужным осложнением, задержки и проверки причинили бы вам много беспокойства. Мы выделим вам покои в этой башне, где вы сможете отдохнуть, пока все не придет в норму.

«Где вы сможете следить за нами», подумал Амон. Элод Гайт любезно кивнул.

ПОКОИ находились на шестидесятом уровне. Как только эскорт отбыл, Гаэдо тут же прочесал комнату на наличие наблюдательных устройств, используя скрытые в туловище дегустационного сервитора сканеры.

– Я хотел бы попросить вас уважать наши добросовестные меры, и воздержаться от использования вокс-сервитора, – с чувством сказал Ибн Ном, перед тем, как покинуть их. Но меню дисплея сервитора в любом случае показывало, что вокс каналы были заглушены.

Гаэдо открыл спину рубрикационного сервитора и включил скрытый за ребрами компактный когито-анализатор. Используя программы вторжения такой силы, что системы Ги Бразили даже не могли их засечь, он соединился с информационной сферой Планальто.

– В ядрах памяти Администратума Планальто были обнаружены зонды, – доложил он, – Есть…

Он быстро просматривал информацию.

– Есть ощутимый общественный резонанс. Уровень безопасности по всему Планальто поднят до желтого шесть. Парламент кантона был созван на чрезвычайную сессию, чтобы обсудить данный инцидент. В разведывательных ведомствах ведутся яростные споры насчет того, является ли информационное вторжение работой иностранной державы или же промышленным шпионажем.

– Если Сичар виновен в той мере, в какой его подозревают, – сказал Амон, – он будет знать о вероятной причине этих событий, как и о вероятном происхождении зондов. Сколько времени у них уйдет на анализ и отслеживание червей?

– Пока их не запустили, они были стерильными и без следов, – сказал Гаэдо, – Но во время перемещения они могли собрать на себе определенные микрочастицы. Приличный судебный эксперт будет в состоянии отследить их до нашего судна за несколько часов.

– Мы уже под подозрением, – сказал Амон.

– Уже?

– Тот Черный Люцифер знает, что мы не те, кем кажемся. Думаю, они просто ищут явные доказательства, прежде чем обвинить нас.

– А у нас до сих пор нет разрешения, – сказал Гаэдо.

Амон медленно кивнул.

– Но они этого не знают, – сказал он.

Гаэдо не ответил. Он пристально изучал когито-анализатор.

– Что такое? – спросил Амон.

– Парламент ввел чистку всей системы, чтобы спугнуть и уничтожить зонды, – ответил Гаэдо. – Распоряжение было подписано Феромом Сичаром, председательствующим в парламенте. Но это не то… Я получаю отклик от зондов. Семь из них проникли в коммуникационный архив Планальто, и один нашел логи архива Лорда Сичара за последние семь месяцев.

– Расшифровка?

Гаэдо покачал головой.

– Нет, код до сих пор для нас преграда. Но заголовочные индексы отправителя и получателя на каждой форме сообщения не зашифрованы. Они хранятся в бинарном коде. Прогоняю весь список по сравнительным данным. Ну же… ну же…

Плотные строчки символов начали подниматься по маленькому экрану компактного устройства.

– Четыре подтвержденных совпадения, – прошептал Гаэдо. – Четыре, видишь? Каждое из них определенно является действующим кодом приема «Духа Мщения».

Флагман Луперкаля. Амон кивнул.

– Это достаточное основание. Вот все, в чем мы нуждались. Мы выдвигаемся.

Вызванные с Дворца ударные группы могли быть в сердце Планальто менее чем через двадцать пять минут, но Амон рассудил, что такой образ действия привел бы к совершенно противоположным результатам. Открытая война только ухудшила бы положение дел. Он и Гаэдо должны были взять под стражу Сичара, а затем с помощью последовательного расследования выловить сеть сообщников лорда.

Он вытащил из кармана мантии пусковое устройство и нажал его.

– Комплекты вооружения, – сказал он. В воздухе прозвенело два громких хлопка стиснутого воздуха, когда телепорт доставил с борта «Ястребиного крыла» два тяжелых металлических контейнера. Он возникли посреди ковра, источая пар. Из-за сверхдавления в покоях вылетело два окна. Приведенные в действие от внезапного появления и испускаемого энергетического излучения, охранные сигнализации начали посылать сигнал.

Гаэдо и Амон распахнули металлические контейнеры. Внутри каждого, бережно упакованные, лежали золотые доспехи кустодианцев и разъединенные сегменты копий Стража.


Элитные строевые команды «Драко» во главе с Ибн Номом менее чем через минуту ворвались в покои. Они пустовали. Яростный ветер задувал сквозь вылетевший участок армированного окна.

Ибн Ном посмотрел на открытые, теперь пустые контейнеры и валявшуюся на полу возле них одежду. Он увидел маску петуха, декоративную саблю и в спешке сорванные кабели смещающего поля.

Он подошел к окну и взглянул туда, где свирепствовал ветер. Далеко внизу лежали башни и улицы Планальто. Немного вдали он увидал возвышающееся над берегами бескрайних сверкающих Зимних Полей Здание Парламента.

Ибн Ном активировал гравитационный удерживатель и выпрыгнул из окна.


Здание парламента было роскошным строением, созданное из нитей посеребренной стали и глыб тусклого камня, походившего на полированную слоновую кость. Колокола звенели, настойчиво давая сигнал делегатам, бургрейвам и вельможам укрыться или же искать защиты у своих телохранителей. Вокруг входов в здание собрались тысячи «Драко», особенно много их было у широких главных ступеней, ведших из государственных причалов Зимних Полей на прекрасный пролет.

Гаэдо и Амон приземлились на крыше самого большого здания на причале, потревожив ледяной порошок, который теперь разлетался по полям. Они выключили прыжковые ранцы и всмотрелись на открывшуюся перед ними сцену.

– Похоже, будто мы растревожили колонию сердитых муравьев, – пробормотал Гаэдо.

Амон прикоснулся к его руке и кивнул.

В зимнем небе появилась черная фигура, которая с проворным изяществом уклонилась от шпиля проходной и приземлилась на главных ступенях среди столпившихся солдат «Драко».

– Сканнеры! – услышали они приказ Ибн Нома. – Они уже здесь! Оцепите этот участок и найдите их!

Амон и Гаэдо соскочили с крыши здания причала и вместе пошли к ступеням.

Вокруг них суетились «Драко», проверяя портативные сканеры или же вынимая из ящиков более тяжелое оборудование. Доносились нетерпеливые голоса. Для наблюдения за ледяными полями, вдоль их берегов орудийные расчеты устанавливали орудия на треногах. На низкой высоте мурлыкали группы боевых вертолетов.

Два кустодианца спокойно поднимались по ступеням сквозь ряды взволнованных солдат. Они прошли в трех метрах от Черного Люцифера. Ном выкрикивал команды, пытаясь организовать периметр.

Так и не встретив сопротивления, он вошли в Здание Парламента. В наполненной эхом главной палате проводилась эвакуация – Ги Бразильские вельможи гуськом выходили из-за рядов кресел, и под надзором вооруженных «Драко» текли к выходам.

Лорд Сичар все еще сидел в своем кресле – покрытом балдахином троне из черного дерева, в котором он председательствовал в нижней и верхней палате. Он был человеком с благородной внешностью, одетый в мантии зеленых и красных цветов, и немного моложе, чем Амон себе представлял. Его нетерпеливо дожидался собственный Черный Люцифер, чтобы вывести в безопасное место, но Сичар все еще подписывал последние документы, принесенные ему делегатами и писцами, нетерпеливо совещаясь с главой ведения протокола парламента.

– Постарайся не нанести ему вреда, – Амон дал указание Гаэдо. – Для беседы он нам будет нужен живым.

– Вероятно, нам придется убить его Люцифера, – ответил Гаэдо.

– Согласен, но только если он будет сопротивляться. Один чистый выстрел. Мне не нужно тут сражения.

В тридцати метрах от трона они сняли с себя плащи-обманки.

– Сичар Ги Бразильский, – объявил Амон. – Именем Адептус Кустодес вы объявляетесь врагом Терры. Не пытайтесь оказывать нам сопротивление.

Сичар, делегаты, писцы и глава протокола обернулись и в изумлении уставились на них. Один из писцов не выдержал и в ужасе побежал к выходу. От пары золотых великанов в увенчанных гребнем шлемах исходила только угроза.

Черный Люцифер украдкой тянулся к своему оружию.

– Только попробуй, – прорычал Гаэдо, направив копье на Люцифера.

Сичар поднялся с кресла, сохранив больше самообладания, чем окружавшие его подчиненные. Он посмотрел с подиума на двоих кустодианцев в светящихся доспехах.

– Это непозволительно, – начал он. Несмотря на брошенный им вызов, он не мог сдержать дрожь страха в своем голосе. Никто не мог стоять перед кустодианцем, не испытывая нерешительности. – Это совершенно непозволительно. Это попирает суверенитет Ги Бразили. Я буду требовать глубоких извинений от вашего повелителя когда –

– Он и ваш повелитель также, – объявил Амон.

Сичар моргнул.

– Я… Что?

– Он, как предполагается, и ваш повелитель также, – повторил Амон. – Сейчас вы составите нам компанию и ответите на ряд спорных вопросов, клеймящих вас как предателя. Сойдите с подиума.

В главной палате сверкнула вспышка света, за которой тут же последовали другие. На секунду Амон подумал, что это были взрывы гранат, но тут же пересмотрел эту идею. Яркие ореолы были от телепортирования.

Внезапно между кустодианцами и их целью возникло семь фигур. Шестеро из них были облаченные в полные боевые доспехи Адептус Астартес, в которых Амон тут же распознал хускарлов Имперских Кулаков. Когда телепортационные вспышки рассеялись, Астартес в унисон сделали шаг вперед и с лязгом нацелили болтганы на кустодианцев.

Седьмая фигура была самой высокой, укрытой плащом из золотой нити и красного бархата.

Его волосы были белыми и коротко подстрижены, а благородное лицо казалось обветренным и уставшим.

– Мой лорд, – сказал Амон, склонив голову перед примархом.

– Это должно прекратиться, – сказал Рогал Дорн.


Дорн прошел через ряды Астартес.

– Поднимите оружие, – мягко сказал он.

Имперские Кулаки ловко подняли болтганы на плечо.

– Я имел в виду всех, – добавил Дорн, смотря на кустодианцев.

Амон и Гаэдо держали копья нацеленными на трон.

– Мой лорд, Фером Сичар предатель и шпион, – осторожно ответил Амон. – Он использует сеть своей обширной торговой империи для общения с Воителем и его невежественными мятежниками. У нас есть убедительные основания и достаточно доказательств, чтобы задержать и допросить его. Он пойдет с нами.

– Или? – спросил Дорн с мягкой, почти удивленной улыбкой.

– Он пойдет с нами, мой лорд, – твердо сказал Амон.

Дорн кивнул.

– Наглядный пример решимости и лояльности, а, Архам? – сказал он.

– Воистину, мой лорд, – ответил командир хускарлов.

– Они бы сражались с шестью Астартес и примархом, чтобы исполнить свою обязанность, – сказал Дорн.

– Мой лорд, – сказал Амон, – пожалуйста, отойдите в сторону.

– Вы меня почти уговорили позволить вам пройти, – сказал Дорн. – Но, конечно же, при этом я причинил бы вам обоим вред.

– Вы бы попытались, – ответил Гаэдо. – Мой лорд, – добавил он.

– Достаточно, – сказал Дорн. – Архам?

Командир свиты ступил вперед.

– Лорд Сичар Ги Бразильский таки шпион, – довольно прозаично объявил он. – Лорд Сичар регулярно связывался с Гором Луперкалем, и обменивался с предателем большим количеством информации.

– Вы признаете это? – спросил Амон.

– Он наш шпион, – сказал Дорн. Теперь примарх и Амон стояли лицом к лицу. Они были самыми высокими существами в комнате.

– Я укрепляю Терру изо всех сил в преддверии приближающейся войны, – сказал Дорн. – А это больше, нежели просто стены и орудийные платформы. Это и информация. Хорошие, нужные данные. Точные сведения. Лорд Сичар столь же лоялен как ты или я, но его репутация оппонента имперской политике сделала его вероятной кандидатурой на роль перебежчика во вражеский стан. Гор думает, что у него есть друзья на Терре. Друзья и союзники, которые восстанут и пойдут сражаться вместе с ним, когда прибудут его сонмы.

– Понимаю, – сказал Амон.

– К сожалению, – сказал Дорн, – эта суета, наверное, уже скомпрометировала его. Вероятно, мне придется теперь разрабатывать других шпионов.

– Мой лорд, – сказал Амон, – мы кустодианцы. Мы охраняем Терру и Императора так же, как и вы. Разве не имело смысла рассказать нам о сопричастности лорда Сичара?

Дорн вздохнул и не ответил.

– Вы знаете, что такое кровавая игра, мой лорд? – спросил Гаэдо.

– Конечно, – ответил Дорн. – Собаки играют волков и тестируют защиту Императора на малейшие недостатки или уязвимости. Я просмотрел много ваших докладов, и приспособил их выводы для моих укреплений.

– Тогда, возможно, – предложил Амон, – мы могли бы считать это кровавой игрой? Мы нашли слабину. Теперь все, кто стремится служить и защищать Императора, должны будут работать с единой целью и делится друг с другом информацией.


Гоночный катер вылетел с причала в буре ледяных кристаллов. Это была мощная двухместная модель цвета кобальтовой сини, с приподнятым носом и массивным ледяным лезвием. В задней части стабилизирующих крыльев зеленым пламенем пылали ионные двигатели. Он несся по Зимним Полям, издавая при этом звук, как если бы ножом водили по стеклу.

Чет, или как бы там его не звали на самом деле, даже не потрудился отдать швартовы. Он расстрелял двоих рабочих на причале, высунувшихся посмотреть, из-за чего поднялся шум, и запрыгнул в гоночную кабину, захлопнув выдвижную крышу.

Амон ввалился на причал в тот момент, когда катер уже сорвался с места. От удара его огромного бронированного тела растрескалось несколько каменных плит. Туго натянутые швартовы рвались с треском, похожим на пистолетные выстрелы. Амону удалось ухватиться за один из них и удержаться, когда они, наконец, разорвались. Понесшись за канатом, он взлетел на край причала и упал животом на лед, скользя и кружась подобно сброшенному с коня наезднику. Ледяная крошка слепила его. Вибрация и трение были слишком сильными. Когда катер увеличил скорость, Амон почувствовал, что его доспехи сминаются и прогибаются. Он катился и подскакивал, вертясь на конце каната. Его хватка понемногу ослабевала.

Амон разжал пальцы, и заскользил размашистой дугой по льду. Он зарылся своими тяжелыми ботинками в лед, пытаясь остановить скольжение, и, сделав это, встал на ноги.

Катер продолжал мчаться полями. Конькобежцы и буеры в панике убирались с его безумного пути. Он пронесся через огороженные флагами дорожки для скоростного бега на коньках.

Позади Амон услышал еще один взрыв. Из Здания Парламента вырвался еще один фонтан пламени и дыма.

– Амон! Амон! – вопил Гаэдо по воксу.

– Иди.

– Где ты?

– Преследую ассассина. Он держит путь по ледяному озеру. Примарх цел?

– У меня есть подтверждение от Имперских Кулаков, – ответил Гаэдо. – Примарх покинул Здание Парламента до того, как взорвалась первая бомба.

– Лорд Сичар?

– Мертв, вместе с восемью членами законодательного органа. Амон, жди. Я беру топтер. Буду на пути к тебе через –

– Нет времени, – ответил Амон. Он встал и запустил прыжковый ранец. Рывок подбросил его высоко в воздух. Поднимаясь все выше, он увидел, что катер внизу повернул. Сейчас он двигался на запад, прорываясь сквозь строй яхт.

Лорд Сичар был убит собственным Черным Люцифером, своим телохранителем, человеком по имени Ген Чет. Ибн Ном представил его Амону. Кем бы не был носивший черные доспехи тогда, когда Амон кивнул ему, его настоящее имя явно было не Ген Чет. Или, что еще более мрачно, он никогда не был тем, кем притворялся.

Казалось, что у Луперкаля были собственные шпионы. Собаки стали волками, а волки превратились в собак. Примарх Дорн обязан был поставить под угрозу лорда Сичара ради плана Амона. Черный Люцифер был вместе с ними. Человек Гора был вместе с ними. Тайна лорда Сичара была раскрыта. Лорд Сичар внезапно стал слабиной, которая должна была быть заделана, а враг – наказан.

Взрыв бомбы позаботился об этом. Он уничтожил центральную часть палаты Парламента, и обвалил крышу. Гаэдо и Амона отбросило сквозь деревянные перекрытия в консульскую комнату для голосований. Амон первый оказался на ногах.

Ассасин бежал. Оставив, по крайней мере, еще одну бомбу, он бежал на поля. Амон задался вопросом, почему. Ассасины были сосредоточенными существами. Исполнение задания или самоубийство было обычным финалом их усилий. Думал ли этот человек, что сможет сбежать?

Конечно, нет. Тогда чего он пытался достичь?

Амон налетел на мчащийся корабль. Выставив руки впереди лица, он молниеносно ударил ими, снеся крышу далеко в сторону. Стеклянные осколки и кусочки окна разлетелись на мчащемся ветру. Амон старался не свалиться. Люцифер в черных доспехах изо всех сил пытался одной рукой удержать управление над катером, пока другой возился с оружием. Судно дернулось. Амон соскользнул, и остановился только потому, что уцепился за вздернутый нос катера.

Он погрузил пальцы в металлическую обшивку фюзеляжа, делая себе опоры, и полез вперед. Ассасин нашел оружие. Он выстрелил в Амона из-за изгиба приборной панели, и болт просвистел мимо уха кустодианца. Катер приближался к предельной скорости. Амон подтянулся и достиг открытой кабины. Ассасин выстрелил вновь, попав в возвышавшегося над ним кустодианца. Болт попал в левое плечо Амона, его кровь брызгами разлетелась на воздушном потоке.

Амон нанес удар правым кулаком. Он сокрушил металлический шлем и размозжил находившуюся внутри него голову.

Тело ассассина отклонилось от приборной панели, и катер начал бешено вращаться. Продолжая держаться, Амон попытался забраться внутрь, чтобы выключить двигатели.

Он увидел то, что находилось на заднем сидении.

Еще одна бомба, наибольшая и самая разрушительная из всех. Теперь Амон понял. Ассассин все это время планировал самоубийство. Он планировал завершить работу, пригнав катер в центр Зимних Полей и взорвав устройство. Бомба уничтожила бы огромные реакторы Ги Бразили, погребенные под полями. Реакторы бы аннигилировали Планальто. Терра бы ощутила на себе гнев и влияние Гора Луперкаля.

Едва не срываясь от безудержной вибрации неуправляемого катера, Амон увидел, что экран обратного отсчета был разбит. Не было никакого способа узнать, сколько еще времени оставалось на таймере.

В полном отчаянии Амон сорвал свое пусковое устройство. Для полной корректировки и перекалибровки не было времени, он бы не успел ввести дополнительный набор координат. Амону удалось только перегрузить высоту, прибавив к ней два километра. Затем он втиснул кнопку активации и швырнул устройство в кабину.

Он отскочил. Большая часть несущегося катера исчезла даже до того, как Амон успел удариться об лед. Он приземлился с резким хрустом костей и прокатился, кувыркаясь, тридцать или сорок метра в буре льда. Разъединенные из-за ограниченного действия телепортационного луча стабилизаторное крыло и часть хвоста катера, теряя по пути обломки, с грохотом пронеслись мимо него, их срезанные края пылали и плавились.

Лежа на спине, в полубессознательном состоянии, Амон еще несколько раз скользнул кругами и затем медленно, медленно остановился. Он посмотрел в сиреневое Зюд Мериканское небо.

В двух километрах над ним сверкнула яркая вспышка, сопровождаемая слепящим, увеличивающимся расцветом белого света. Затем шум и ударная волна настигли его и впечатали в лед.


У стен Дворца, в Гималазийском сумраке, верная гончая поднялась со льда и отряхнулась. Она была ранена, но большая часть крови на ее морде и боках принадлежала волку, которого она только что с лаем отогнала в темноту, разорвав горло.

Прихрамывая, она плелась обратно к воротам, оставляя капли крови на снегу за собой. Ее дыхание превращалось в пар в холодном вечернем воздухе.

Позади нее, во мраке, собиралось больше волков, они подходили все ближе.