Лелит Гесперакс: Королева Ножей / Lelith Hesperax: Queen of Knives (роман)

Перевод коллектива "Дети 41-го тысячелетия" Этот перевод был выполнен коллективом переводчиков "Дети 41-го тысячелетия". Их группа ВК находится здесь.

WARPFROG Гильдия Переводчиков Warhammer Лелит Гесперакс: Королева Ножей / Lelith Hesperax: Queen of Knives (роман)
Автор	Майк Брукс / Mike Brooks
Переводчик	Dammerung
Редактор	Игорь Майоров, Татьяна Суслова, Нафисет Тхаркахова
Издательство	Black Library
Год издания	2024
Подписаться на обновления	Telegram-канал
Обсудить	Telegram-чат
Скачать	EPUB, FB2, MOBI
Поддержать проект

Посвящается Рейчел, ведь всякий, кто собрал собственные доспехи клэйвекса, заслуживает упоминания.

АННОТАЦИЯ

В темнейших уголках Паутины распростёрся город Комморра, родина жестоких друкари. Ради утоления их безмерной кровожадности миллионы жертв гибнут на песках её арен. Величайшая из тех, кто несёт им смерть, — Лелит Гесперакс, Королева Ножей, самая опасная из всех гладиаторов Галактики. Но она покинула Тёмный город, чтобы следовать за странствующим культом смерти, поклонниками Иннеада, и в её отсутствие появились новые претенденты, готовые узурпировать кровавую корону. Коварное предательство затягивает Лелит обратно в Комморру, в безжалостные игры живой музы — самого Асдрубаэля Векта. Королева Ножей понимает, что снова попалась в ужасную паутину архонта, в самый центр его интриг. И на этот раз ей, чтобы освободиться, возможно, не хватит одних лишь клинков…

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

ДРУКАРИ

КУЛЬТ РАСПРИ

Лелит Гесперакс

Гранд-суккуб, известная как Её Превосходство, Королева Ножей

Кситрия Морн

Суккуб

Кхаравиксис Кестра

Гекатрица кровавых невест Лелит

Зела Элинна

Кровавая невеста

Кайлос Векс

Кровавая невеста

КУЛЬТ ТРИНАДЦАТОЙ НОЧИ

Моргана Натракс

Гранд-суккуб

ХРАМ КРАСНОЙ ЗАРИ

Морей’эль

Клэйвекс

КОВЕН КОГТИСТОЙ ПОГИБЕЛИ

Госпожа Иммелия

Гемункул

КОВЕН ВЫРВАННОГО КОГТЯ

Кхебрис Кро

Мастер-гемункул

КАБАЛ ЧЁРНОГО СЕРДЦА

Асдрубаэль Вект

Верховный властелин Комморры, высший архонт

ИННАРИ

Иврайна

Жрица Иннеада, известная как Посланница

Визарх

Телохранитель и спутник Иврайны

АРЛЕКИНЫ

ТЕАТР МАСОК «БЕЗМОЛВНЫЙ СУМРАК»

Придиан Призрачный Глаз

Великий арлекин и глава труппы

ПРОЛОГ

Равновесие — вот ключ всего сущего.

Равновесие — это причина, по которой звёзды не сходят со своих космических дорог. Равновесие может означать альтруизм. Равновесие может означать возмездие. Равновесие — то, благодаря чему танцор вечно находится на грани падения, но никогда не пересекает её, чтобы рухнуть.

Ах, Грехопадение.

Равновесие привело нас к настоящему моменту. Когда давление, которое наш род оказывал на материю варпа, стало слишком велико, пока мы слепо бросались то на одно, то на другое излишество, сам варп восстановил равновесие во вселенной. Та-что-жаждет уравновесила нас; где было три, там стало четверо, нас же стало гораздо меньше. И теперь мы живём с последствиями этого уравнения, что сказываются на каждой секунде нашего существования, и все по-своему справляемся с ними.

Азуриане с миров-кораблей в определённой мере понимают равновесие, в том смысле, что они строго придерживаются средней линии и редко позволяют себе далеко от неё отклоняться. Всё, что они делают, выверено: ровно столько, и не более. Это не жизнь, а существование, подходящее для тех, чьи умы предпочитают неизменное текучему. Экзодиты следуют тому же кодексу, но другими способами, влача примитивное существование. Как будто, отвергнув величайшие достижения всех наших народов, они запретят своим душам плясать на ниточках желаний. Может быть, так оно и есть. Представители обеих групп в конце концов запирают свои души в кристаллах, дабы оградить их от пасти Той-что-жаждет; это довольно эффективный метод, хоть и не очень изящный. Иннари хотят перекроить равновесие: возвысить своего бога, а Ту-что-жаждет полностью уничтожить. Однако лишь время может показать, к чему приведут такие перемены на чашах весов — к успеху или катастрофе.

Что до арлекинов, то мы предпочитаем танец. Бесконечное движение, там — легонько надавить, здесь — на миг оказать поддержку. Мы никогда не стоим на месте, повторяя па нашего бога в Великом Танце. Так нам удаётся избегать Той-что-жаждет, но это не единственная цель. Мы известны как сказители, но мы не только повторяем старые истории. Мы творим и новые, и нет более важной истории, чем будущее.

Но есть и ещё одна группа актёров, которых ещё не назвали. Друкари пренебрегают любыми представлениями о равновесии, притворяясь, что Та-что-жаждет не доберётся до них, пока они сидят в центре Паутины и заново переживают времена культов излишеств, которые, собственно, и породили её. Однако это само по себе — форма равновесия, ибо они подобны тёмному зеркалу всей остальной расы; кроме того, друкари не так уж свободны, как они себя преподносят. Они заперты в мире ножей, где одной ошибки достаточно, чтобы напороться на остриё чужих амбиций. Воистину, друкари должны блюсти равновесие больше, чем любой из нас, лишь для того, чтобы выжить среди себе подобных. Кто из тёмных сородичей может показать свою уязвимость — или привязанность — так, чтобы этим немедленно не воспользовались против них? Крайне мало тех, кто обладает подобной силой, и ещё меньше тех, кто готов ею воспользоваться.

И несмотря на это, Комморру всё же можно вывести из равновесия. Когда явилась Пророчица Иннеада, великое Разобщение потрясло Тёмный Город до самых корней. Ему удалось выжить, но для этого понадобились чрезвычайные меры — даже по стандартам этого племени убийц и мучителей. Верховный властелин Комморры сохранил своё положение и свой город, но огромной ценой. Асдрубаэль Вект возжелал стать живой музой и, добившись своего… Что ж, возможно, чаша весов склонилась слишком далеко.

Но кто — или что — может уравновесить Асдрубаэля Векта? Кто или что способно противостоять бесконечному терпению и запутанным интригам существа, что десять тысяч лет таилось в центре Паутины, упивалось могуществом, но вечно жаждало большего, точно Илхомерэхь, великий мифический паук? Явно не тот, кто сам интригует и строит планы, ведь тот, чей ум работает подобным образом, едва взглянув на верховного властелина Комморры, сразу поймёт его превосходство. Я говорю по опыту, ибо и у меня есть собственные замыслы, но мне приходится двигаться по краям его сетей с величайшей осторожностью, дабы он не обнаружил меня, не опутал и не поглотил.

Нет, для этого нужен воин. Существо, что предано действию и никогда не останавливается. И вот теперь, когда подготовлена сцена, да начнётся танец…

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Ножи Лелит пели песню серебра и багрянца, и она танцевала под их мотив.

Они находились на каком-то мире. Они теперь всегда находились то на одном, то на другом мире, если не пробирались сквозь Паутину. Лелит уже не трудилась запоминать, как они назывались. В любом случае их имена всегда знает Кхаравиксис. Гекатрица кровавых невест Лелит обращала внимание на подобные вещи; она верила в дело Иннари почти так же яро, как орудовала своими бритвоцепами, и не пропускала ни единого слова Иврайны, верховной жрицы новой религии и самопровозглашённой спасительницы альдари. Лелит не знала, с чего Кхаравиксис полностью предалась богу мёртвых — то ли потому, что отчаянно стремилась спастись от когтей Той-что-жаждет, которые безжалостно терзали душу каждого друкари, то ли потому, что сама Лелит вела своих последовательниц по этому пути.

Всё это на самом деле неважно. Иврайна привела их сюда, на ещё один проходной мирок с ничего не значащим названием, что парит где-то в сияющей звёздной спирали галактики, и Лелит здесь кого-то убивает. Таков теперь порядок вещей.

Она кружилась и кувыркалась, изгибалась и делала выпады, наслаждаясь ощущениями: ветром, что омывал кожу при каждом движении; томной лаской лезвий, чья пляска оставляла багровые следы на коже врагов; ударным импульсом, который отдавался в руках, когда она вгоняла клинки в жизненно важные точки, знакомые, как тела возлюбленных. Все и вся, кто падали перед ней, верили, что именно им удастся прервать жизнь Лелит, исторгнуть душу и отправить её на милость неведомой судьбы, — и она с радостью доказывала их неправоту. Доказательство требовалось только одно на каждого, зато совершенно неопровержимое.

Она прорубилась сквозь целую толпу бессвязно бормочущих людей, которые выли, размахивали руками и метили в неё своим оружием, как будто хоть кто-то из них мог надеяться выжить, подобравшись достаточно близко. Потом против неё явились три двуногих демона с прекрасными лицами и крабьими клешнями, окутанные испарениями горького мускуса; меж их губ то и дело высовывались раздвоенные языки, распевая о сладостной скорби и похотливом отвращении, чтобы очаровать её. С демонами справиться труднее; инфернальные прислужники Той-что-жаждет живут не по правилам реального мира, и удары, которые иным бы отсекли конечность или снесли голову с плеч, могут просто безвредно пройти вскользь, а то и пронестись сквозь плоть, словно она не более чем туман. Однако Лелит тысячелетиями тренировалась на аренах Комморры и довела своё тело до такого совершенства, что и сама могла раздвигать границы реальных возможностей. Этим жалким, хнычущим тварям не выстоять перед ней.

Лелит немного поиграла с ними, с одинаковой лёгкостью парируя неестественный хитин и выкованную в варпе сталь, издевательски смеясь над каждым ударом. Затем она замедлила смертельный танец, чтобы бестии возомнили, будто берут верх. Они приблизились, вознося извращённые гимны своей госпоже и создательнице; они пели о смерти, которой они предадут Лелит, и о бесконечных муках, которые она познает, когда они отделят её душу от плевел мяса. Демоны всего лишь осколки своих покровителей, но Лелит чувствовала источаемый ими голод — голод и ненависть, к которым примешивался страх. Та-что-жаждет родилась от альдари и стала их вечным проклятьем и пагубой, но в галактике, да и за её пределами, редко бывает так, чтобы что-то работало только в одну сторону. Возможно, альдари смогут кардинально изменить свою судьбу — этого-то и хотели иннари, и этого страшилась Та-что-жаждет. Вот почему прислужники богини преследовали Иврайну и её спутников, куда бы те ни отправились, и вот почему Лелит сейчас была здесь.

Чтобы сражаться.

Она притворилась, что собирается парировать острую как бритва клешню, которая нацелилась схватить и сломать её запястье, но вместо этого поднырнула под неё. Клинком в правой руке она полоснула одного из врагов по бёдрам, а другим ударила в живот демона слева. Клешня со свистом рассекла воздух над головой, не причинив ни малейшего вреда. Лелит, вознаграждённая двумя воплями нечеловеческой муки, подпрыгнула и сделала обратное сальто, в ходе которого врезала третьей бестии ногой, так что голова с треском запрокинулась назад. Она приземлилась в низкой стойке и тут же снова бросилась на добычу.

Теперь демоны не пели, а визжали. Лелит знала, что это за порода: быстрые, как ртуть, и поэтому самоуверенные. Насколько можно говорить об индивидуальности подобных существ, помимо воли их бога, больше всего им нравилось наносить удар первыми, а затем ускользать за пределы досягаемости и повторять так снова и снова, пока противника не охватит отчаяние. Они не убивали первым ударом — и ни третьим, ни пятым, если только не требовали обстоятельства. Вместо этого они стремились продемонстрировать своё совершенство, оказывая тем самым почтение породившему их божеству. Но сегодня, под ущербным светом искажённых звезд, совершенство оказалось не на их стороне.

И они не могли с ним тягаться.

Теперь Лелит дралась насмерть, и ножи метались, словно змеи, мерцая в тусклом освещении. Демону удалось остановить её клинок неестественно прочным панцирем клешни, но Лелит ловко обогнула его и вогнала второй нож в спину существа. Его сородич с яростным воплем ринулся на неё, но Лелит легко уклонилась, и острая как бритва конечность погрузилась в плоть только что раненного демона. Длинные волосы, подхваченные инерцией разворота, взметнулись, и вплетённые в них крошечные лезвия вырвали глаза третьему демону. Ослепшая бестия взвыла. Лелит выпотрошила тварь, которая только что поразила собственного собрата, шагнула в сторону, чтобы не попасть под мечущиеся клешни слепого демона, сомкнула клинки, как ножницы, и срезала ему голову с плеч.

В считаные мгновения она сократила численность соперников с трёх до одного. Узы, которые соединяли двух демонов с материальными телами, пресеклись, и они растаяли иллюзорной эктоплазмой, а истинные сущности вернулись в варп, из которого и были сотканы. Последнее существо, истекая ихором из глубоких порезов на бёдрах, попыталось взять Лелит наскоком.

Даже раненое, оно было по-прежнему стремительным. За счёт скорости и свирепости оно смогло бы одолеть многих не столь выдающихся бойцов — но такие и не прожили бы достаточно долго, чтобы сразить двух его сородичей. Вскинув руку, Лелит метнула нож — клинок прошёл прямо сквозь череп демона и вышел с другой стороны. Существо споткнулось, замедлилось и зашаталось, но благодаря своей неестественной природе всё ещё цеплялось за существование. Лелит не позволила ему умереть своей смертью — она бросилась навстречу, вспорола гладкую бледно-лиловую кожу на шее твари вторым клинком, а затем рывком высвободила первый. Последний враг рухнул, растворяясь на глазах. Лелит, не видя иного противника, до которого могла бы дотянуться ножом, сделала паузу, чтобы оценить ход сражения.

Оно практически завершилось. Сил, которые посылала против них Та-что-жаждет, никогда не хватало, чтобы уничтожить иннари, но этого и не требовалось. Иннари, служители бога мёртвых, состояли из плоти и крови, и, хотя энергия павших могла усиливать их живых собратьев, последователям Иврайны не хватало рук, способных держать оружие. Враг же обладал, в сущности, бесконечными ресурсами. Он мог порождать из варпа новых демонов, особенно теперь, когда реальность галактики стала зыбкой, как никогда прежде. А наделённых сознанием смертных, готовых посвятить себя службе Тёмному Князю, всегда хватало с избытком. Недруги иннари, возможно, и не собрали достаточно сил в один кулак, чтобы окончательно с ними расправиться, но могли подтачивать их постепенно, капля за каплей, смерть за смертью.

Впрочем, Лелит хорошо знала, что на самом деле есть только одна смерть, способная действительно лишить иннари той роли, которую они играют в галактике.

Иврайна, посланница Иннеада, владелица Кха-вира, меча Старухи, что — как гласит легенда — вырезан из фаланги пальца богини Морай-Хег. Это её возрождение в Комморре знаменовало появление иннари как реальной силы, и чтобы покончить с их сектой, понадобится её смерть, ибо только она посвящала новообращённых. Это Иврайна пресекала зависимость корабельников от путеводных камней, и это Иврайна избавляла друкари от гнетущей жажды душ. Лелит Гесперакс сама испытала это чувство, когда назойливая, ноющая, никогда не покидающая закоулки души боль наконец поддалась нашёптыванию могучего бога мёртвых. Сгинуло иссушающее присутствие Той-что-жаждет на задворках её сознания, и Королеве Ножей более не требовалось насыщаться чужой болью, чтобы уберечь свою душу от постепенного разложения.

Это почти смешно, подумала Лелит, глядя на далёкую фигуру Иврайны под раскидистыми ветвями гигантского дерева. Совершив грациозный пируэт, та отсекла голову четырёхрукому чудищу, прежде чем то успело поразить её собственным клинком. Иврайна удалила ту часть сущности Лелит, которая требовала смерти и страданий, чтобы выжить, но при этом завербовала её в качестве телохранительницы. По сути, она ведь и раньше сражалась не только лишь для того, чтобы насытить свою душу. Лелит Гесперакс была величайшей из гладиаторов галактики и всегда превыше всего жаждала не чужих страданий, а испытания себя на прочность. И вот теперь она с иннари, убивает демонов и смертных прислужников, вместо того чтобы выискивать самых опасных оппонентов по всей галактике и доказывать им своё превосходство, а единственное испытание — это беречь жрицу от смерти, пока не исполнится её последнее пророчество.

Мимо с рёвом промчалась стая гравициклов «Разбойник». Установленные на их подвесках осколковые винтовки, извергающие потоки ядовитых кристаллов, добивали последние кучки людей, ещё не успевших броситься на клинки иннари. Лелит крутанула ножи в руках, чтобы стряхнуть налипший ихор, вернула их в ножны и пошла через поле резни.

Иннари разнородны, но сплочены, многолики, но едины. Среди них можно увидеть альдари любого происхождения — от приверженных традициям аскетов искусственных миров до гедонистов Комморры, от замкнутых выходцев из пасторальных кланов экзодитов до открытых и ветреных корсаров; нашлось место даже для зловещего веселья арлекинов. Все пришли со своими историями, все объединились вокруг Иврайны и Иннеада.

Море иннари вокруг Иврайны расступалось перед Лелит так же, как разделяется косяк рыб перед хищником. Она ступала сквозь их ряды с той же дерзостью и уверенностью, с какими прежде выходила на пески «Крусибаэль», арены возглавляемого ею культа Распри в Комморре. Лелит не была истинной иннари, и все здесь это ощущали. Большинство не имело иного выбора, кроме как смириться с её присутствием: кого Иврайна держит при себе, это лишь её дело. Те немногие, кто мог как-то повлиять на Посланницу, не возражали, ведь только глупец захочет избавиться от столь выдающегося бойца, не имея на то самых веских причин. Они считали её инструментом, который полезен для их цели, — и иннари не первые, кто так делал. Остальные, впрочем, просто старались побыстрее убраться с дороги.

За Лелит шествовали её кровавые невесты — два десятка самых умелых ведьм, которые ушли следом за ней из Комморры. Кто соблазнился на обещанное спасение от внимания Той-что-жаждет, кто, подобно самой Лелит, — на тот же вызов своим способностям, а кто-то даже присоединился из тех соображений, которые у друкари слывут за верность. Лелит ведь всё-таки одна из ярчайших звёзд их расы, и можно добыть немало славы, греясь в её лучах, если только ты не настолько глупа, чтобы попытаться её свергнуть.

— Лелит, — поприветствовала Иврайна, повернувшись к ней лицом.

Посланница Иннеада была облачена в роскошные просторные одежды, а её голову украшал причудливый убор, напоминающий половину солнечной короны. Она несла на себе всю тяжесть могущества своего бога. Иврайна уже не походила на яростную и безрассудную воительницу, которая бросила Лелит вызов в «Крусибаэле» в ту судьбоносную комморрскую ночь — и которую Лелит оставила умирать, пронзив ей грудь ножом. Это было продуманное оскорбление: нанести смертельную рану, но не умертвить на месте, чтобы дело завершил другой, второсортный боец. Лелит часто задавалась вопросом, что бы случилось, убей она Иврайну сразу же; часто, но всякий раз ненадолго. Если бы она остановилась поразмыслить, как бы всё пошло, убивай она всех своих жертв иным образом — не говоря уж о том, если бы их не убивала, — то не сошла бы с места вовеки.

— Иврайна, — ответила Лелит. — Смотрю, нас опять обнаружили. — Она не пыталась скрыть насмешку. — Я полагаю, мы снова в бегах.

— Продолжение поиска не то же, что бегство, — поправила Иврайна.

— А что тогда бегство? — резко спросила Лелит. — Когда ты признаешь, что этот «поиск» бесплоден?

Впрочем, последнюю фразу она добавила, подойдя ближе и слегка понизив голос. Другие альдари считали комморритов жестокими и чёрствыми, и небеспричинно, но это не значило, что обитатели Тёмного города не понимали всех тонкостей, возникающих в общении. Поистине, невероятно важно знать, как не оскорбить собеседника, когда живёшь в таком месте, где медленное сдирание кожи заживо не только считается наглядным уроком, но ещё и кормит того, кто этим занимается.

— Мы знаем, что нам нужно, мы знаем, где оно находится, и мы знаем, что не можем туда попасть.

— Тебе надо следить за тоном, — произнёс Визарх глухим голосом, гулко отдающимся из-под шлема. Лелит бросила на него взгляд и фыркнула. Он был грозным противником, мастерски орудовал Азу-варом, ещё одним из пяти мечей Старухи, и прежде успел побывать экзархом и клэйвексом. Но Лелит доводилось иметь дело и с теми, и с другими, и всякий раз она одерживала триумф.

— Мы знаем, что наш враг утверждает, будто последний меч Старухи вне нашей досягаемости, — ровным голосом ответила Иврайна. Она отреагировала на слова Визарха не больше, чем сама Лелит, ибо давно уже превзошла своего бывшего наставника. — Я не собираюсь этому верить, пока не исчерпаю все другие возможности. Наш народ прожил сотню жизней с постоянно висящей над нами угрозой Той-что-жаждет — мы можем позволить себе прождать ещё немного, прежде чем сдаться и лишиться надежды.

Лелит ощетинилась.

— Я не сдаюсь, но я не желаю и дальше гоняться за иллюзией. Ты обещала освобождение от Той-что-жаждет…

— И я дала его тебе, — перебила Иврайна. Лелит криво усмехнулась в ответ.

— Ты забрала жажду душ. Всё, что ты дала мне, — это обещание серого ничто после смерти и бессрочной службы тебе и твоему мёртвому богу, покуда ты сама не умрёшь. Что тогда, Посланница? — Она приподняла бровь. — Сможет ли Иннеад защитить нас от Той-что-жаждет, если ты погибнешь, не успев полностью пробудить его?

Иврайна не ответила, но гиринкс, который притаился у её ног, скорбно мяукнул. Лелит глянула на существо с брезгливостью, к которой примешивалась немалая доля недоверия; жизнь в Комморре сызмальства привила ей отвращение ко всему, хоть как-то связанному с миром психических сил. Такие глупости — верный способ привлечь внимание Той-что-жаждет к глубинам Паутины, где друкари укрывают свои души. Асдрубаэль Вект, верховный властелин Тёмного города, покарает любого, на кого хотя бы падёт подозрение в подобной деятельности, со всей возможной скоростью и жестокостью. Если и есть то, что он ценит превыше своей власти, так это стабильность.

И разумеется, появление иннари бросило вызов и тому и другому. Возрождение Иврайны произошло бурно, ибо в него влилась мощь пробуждающегося бога, и от этой искры началось последнее Разобщение, которое потрясло Комморру. Мало что Вект ненавидит больше, чем любые намёки на его неспособность защитить город, который он считает своим. Да ещё тот факт, что соблазнительное предложение новой жизни, свободной от жажды душ, переманило на сторону иннари многих друкари, прежде населявших владения Векта, — включая и столь выдающуюся персону, как сама Лелит Гесперакс. Вот причина, почему не только Та-что-жаждет посылает убийц по душу Иврайны. О да, Асдрубаэль Вект, конечно, предложил культу Распри союз со своим кабалом Чёрного Сердца, но Лелит увидела, что ей на самом деле вручают: ошейник с цепью. Подарок не подарок, если его можно забрать, а на то, что можно забрать, нельзя полагаться, иначе это становится уязвимостью. Иврайна же предложила Лелит — и даже более, всем альдари — нечто, что не мог дать Вект, и по-этому она стала угрозой для его власти как в ближайшее время, так и в долгосрочной перспективе.

— Я присоединилась к тебе, потому что ты обещала освобождение от нашей общей судьбы и испытания, достойные моих способностей, — сказала Лелит, положив руки на бёдра и разглядывая Иврайну с головы до пят. — Похоже, ты не можешь наделить меня первым, а второе оказалось блюдом скудным и безвкусным. — Она вздохнула. — Демоны даже не чувствуют настоящей боли, а если испытывают духовные страдания, то недолго.

Никакого заметного движения на лице Иврайны не произошло, однако каким-то образом на нём всё же мелькнуло неодобрительное выражение, которое нельзя было не уловить. Будь у Лелит хоть сколько-то латентных психических дарований, какие есть у сородичей за пределами Комморры, её бы, наверное, окатила волна отвращения.

— Я забрала у тебя жажду душ, — вот и всё, что сказала Посланница. Просто констатация факта, но тем не менее полная осуждения.

— Не надо испытывать жажду, чтобы получать удовольствие от напитка, — с улыбкой парировала Лелит. — Избавь меня от этого жеманства. Не так-то давно ты резала жертв в Комморре, чтобы заполнить пустоту в собственном сердце.

— С тех пор я сменила путь, которым иду, — ледяным голосом ответила Иврайна.

— Ты меняла его и прежде, — согласилась Лелит. — Металась туда-сюда, пытаясь найти собственную дорогу. Кто знает, не сменишь ли ты его снова? Я же всегда знала, кто я такая. И мне, — добавила она, шагнув ещё ближе, куда ближе, чем требовалось для личного разговора, уже явно тесня собеседницу, — становится скучно.

— Скучно, — безучастно повторила Иврайна.

— Помнится, ты когда-то мнила себя равной мне, пока я тебя не убила, — сказала Лелит. Она протянула левую руку и начала накручивать на указательный палец прядь волос Иврайны, стянутых в пучок на макушке. Всего лишь волосы, но и они на ощупь казались сухими и мёртвыми, словно дыхание Иннеада высосало из жрицы всякое подобие жизни.

— Я тоже с тех пор изменилась, — проговорила Иврайна чуть громче, чем шёпотом.

— Достаточно ли? Вот что мне интересно, — продолжала наседать Лелит. — У тебя есть чудесный новый меч, но мы обе знаем, что воин силён не оружием. Если я не могу получить от тебя, что хочу, возможно, мне следует самой забрать, что получится.

— Будет жаль, если иннари утратят столь способного бойца, как ты, — сказала Иврайна.

Её голос не дрожал, лицо не выражало страха. Судя по всему, она искренне верила, что, случись ей снова биться с Лелит, исход будет иным. Вот это по-настоящему опьяняло. Лелит доводилось сражаться со множеством глупцов, которые понятия не имели, насколько она их превосходит, и со множеством тех, кого ещё до начала схватки победил их собственный страх перед ней. Мысль о достойной противнице, которая знает, на что способна Лелит, но не позволяет этому знанию себя запугать, была весьма заманчива.

— И будет жаль, если альдари утратят ту, что ведёт их к спасению, — тихо ответила Лелит. — Но лишь если она действительно делает своё дело, а не бродит по галактике, отрицая очевидное. А иначе, возможно, я даже принесу альдари пользу, избавив их от трусливой шарлатанки.

Иврайна фыркнула.

— Каждое мгновение я слышу нашёптывания мертвецов. Если ты думаешь, что горстка колких слов может подвигнуть меня на необдуманные действия, то глубоко заблуждаешься.

— Я не полагаюсь на слова, — со смехом сказала Лелит. — Найди способ исполнить свои обещания, Посланница. Иначе мы непременно снова скрестим клинки.

Она повернулась и ушла, сопровождаемая кровавыми невестами. И снова толпа иннари расступилась перед ней и сомкнулась за их спинами.

ГЛАВА ВТОРАЯ

На этом мире был древний альдарский храм, давно уже заброшенный и обветшалый. Ради него-то Иврайна и привела сюда своих последователей, и теперь она вместе с Визархом и другими приближёнными советниками и прислужниками прочёсывала руины, надеясь найти дальнейшие указания. Лелит предоставила им бродить самостоятельно. Её не слишком интересовали заблуждения былых времён, а нынешние она и вовсе терпеть не могла. Она бы не пожалела времени на столь высокую цель, как уничтожение Слаанеш, ведь такой подвиг многократно приумножил бы её и без того грандиозную славу. Но Иврайна знала только один способ этого добиться — если не считать вымирания всей расы альдари, — который заключался в объединении пяти мечей Старухи. Однако последняя из этих реликвий теперь, судя по всему, оказалась заперта в самом дворце Слаанеш, так что, видимо, эта дорога закрыта. Лелит не понимала, чем тут могут помочь какие-то каракули, вырезанные альдари, которые мертвы уже как десять тысяч лет.

Пилигримы, которые не рылись по руинам вместе с Иврайной, разбили лагерь и попытались устроиться с тем удобством, какое мог им предоставить древний остов храма. Лелит пробиралась мимо крошечных парящих фузионных генераторов, которые наполняли целые залы светом и теплом, обходила трескучие костры, разожжённые укутанными в шкуры бывшими экзодитами, которые вечно держали одну руку на оружии и поглядывали на неё с недоверием. Ничего неожиданного: воины Комморры порой забавляются тем, что грабят миры своих диких сородичей, и даже общему делу Иннеада не под силу развеять привычки, наработанные за многовековую жизнь. Она проходила мимо пристанищ, сооружённых из обломанных отростков призрачной кости и занавесей мерцающей ткани, и зеркальных полей, что окружали целые помещения куполом, сквозь который не проникал ни свет, ни звук. Но они не служили материальной преградой. Лелит сунула голову сквозь один из них, чтобы посмотреть, что творится внутри, и удалилась с ухмылкой на лице.

Там и сям бегали альдарские дети — относительно редкое зрелище в большинстве сообществ, хоть и в меньшей степени в Комморре, где гемункулы достигли совершенства в искусстве выращивания полукровок. Они рождались из амниотических чанов на смену тем, кто пал жертвой кровожадного уклада Тёмного города. Лелит увидела двух юнцов с волосами как вороново крыло — экзодитов, судя по одеждам, — которые играли в сложную игру, где надо было бегать, уклоняться и перебрасываться психоактивным мячиком. С ними носилось и третье, лысое дитя, наверняка с искусственного мира. Один из них бросил мяч слишком сильно, и тот по высокой дуге улетел вдаль, как раз к голове Лелит.

Она поймала его, и радужное сияние вокруг мяча тут же угасло. Он лежал в руке, как мёртвый, даже более инертный, чем простой предмет.

— Видите? — Лелит улыбнулась детям. Улыбка была недружелюбной, и вся троица инстинктивно попятилась. — Одного лишь бога недостаточно, чтобы стереть различия между нами.

Она швырнула мяч обратно. Корабельный ребёнок осторожно приблизился и подобрал его, отчего тот снова начал испускать прекрасные живые переливы. Но никто из детей не сводил с Лелит расширенных глаз. Она фыркнула. В Комморре столь неосторожные слабаки сразу бы стали добычей даже для самых жалких хищников — как друкари, так и зверей, — которые скрывались в тенях. А здесь у них нет причин бояться сородичей.

Но, конечно, эти сородичи всё ещё могут завести их не туда. У корабельников и экзодитов имелись при себе путеводные камни, которые после смерти внедрялись в сеть бесконечности или мировой дух. Арлекины наверняка обладали какими-то собственными способами обмануть Ту-что-жаждет, хотя Лелит понятия не имела, в чём они могут заключаться. Друкари решали проблему тем, что оттягивали кончину, насколько возможно, восстанавливая свои души за счёт чужих страданий и поддерживая молодость, покуда удавалось добыть достаточно пропитания. У каждой культуры свои методы сохранять души от рока, ожидающего весь вид. Но с шеек этих детей не свисали путеводные камни. Их будущее поставили на кон, надеясь лишь на слова одной-единственной женщины, восставшей из мёртвых, — и хоть она действительно обладала силой, но быть сильным — не значит быть правым.

Лелит отвернулась и продолжила патрулирование. Её мало беспокоила судьба этих трёх щенят, спасение или погибель их душ после смерти. Когда она ещё была совсем юна, за ней присматривал старый гемункул Юкор, но от него не стоило и ожидать отцовской нежности, ласки или защиты. Его задачей было вырастить новое поколение рабов, которые будут приносить пользу, не больше и не меньше. Они должны были стать взрослыми, но никого не интересовало, как они достигнут совершеннолетия, и не слишком заботило, в каком состоянии.

Лелит и ещё несколько других, кому хватало духа, упорства и хитроумия — Моргана, Дхаимул, Рудрекс и ещё горстка, — вырвались на свободу, чтобы самим вырезать свои имена на ткани мира. Но это — предусмотренная часть процесса. Лучшие становятся самостоятельными хищниками, новыми воинами, ведьмами, геллионами или занимают в Комморре ещё какое-то место, где требуется независимый ум и неукротимый характер. А остальным дорога в низы — они слишком слабы, чтобы заниматься чем-то иным, кроме как служить другим, пока непосильное бремя тяжкого труда не сломит тело или дух. Или же с них просто снимают жатву страданий, чтобы напитать более достойных.

Лелит патрулировала окрестности не столько для того, чтобы защитить остальных, сколько чтобы посмотреть, не посмеет ли кто бросить вызов её ножам. Визарх расставил часовых, но некоторые враги умеют укрываться даже от зорких альдари. Лелит уже истребила по меньшей мере десяток подосланных убийц с тех пор, как присоединилась к иннари. Каждый готовил для Иврайны клинок, пулю или яд. Постоянные покушения на жизнь Посланницы, по крайней мере, означали, что Ту-что-жаждет всё ещё беспокоит пришествие Иннеада, так что, возможно, стоило по-прежнему на него надеяться. А возможно, подумала Лелит, выходя сквозь обветшалые главные врата под звёздное небо, просто глупо применять логику смертных — пусть даже и таких долгожителей, как она — к вечно голодному божеству удовольствия и боли, которое существует в царстве мыслей и энергий.

Она нахмурилась. Может, Лелит Гесперакс и не обладала психическим чутьём тех сородичей, в чьих жилах течёт молоко вместо крови, но она всегда улавливала, если за ней тайно наблюдают. Она обнажила клинки. Иной решил бы оставить их в ножнах, чтобы извлечение оружия не сочли признаком страха. Лелит подобные соображения нисколько не беспокоили — это она вселяла страх в других.

— Если ты знаешь, кто я, то знаешь, что не стоит и пытаться взять меня врасплох, — сказала она, осматриваясь. Ножи блестели в звёздном свете.

— Я не уверен, что такое вообще возможно, — ответил голос откуда-то сверху. С уцелевшей части храмовой крыши спрыгнула фигура. Вокруг взвились фалды просторного плаща, но не он, а что-то другое в последний миг замедлило её падение. Незнакомец театрально и грациозно опустился на пол в позе танцора, перекрестив ноги. Лелит мельком увидела сальто-пояс, охватывающий его талию, и понимающе кивнула. К пониманию примешивалась и толика уважения. Может, Лелит и насмехалась над чопорностью корабельников и до боли примитивной жизнью экзодитов, но последователи Смеющегося бога — дело другое.

— Приветствую, Королева Ножей, — сказал арлекин, приближаясь. Он двигался, словно живое оружие: каждый шаг как отскок туго свёрнутой пружины, тело в идеальном равновесии, изящные широкие пассы рук, одинаково готовых и рисовать узор в воздухе, и сеять смерть. Он должен был выглядеть нелепо и смешно, но Лелит узнала в нём такого же хищника, как и она сама.

— А ты кто такой? — спросила она. Когда её узнавали, Лелит всегда чувствовала лёгкую вспышку удовольствия — видят Тёмные Музы, она скучала по хору десятков тысяч голосов, который выкрикивал её имя с трибун «Крусибаэль». Так заворожённые зрители созерцали, как она танцует, сея смерть среди злополучных пленников или самонадеянных выскочек, которых в эту ночь вышвырнули на песок. Но все знали больше о ней, чем она о них, и это утомляло.

Арлекин совершил низкий поклон, согнув колени, прижав одну руку к груди, а другую выставив за спиной так высоко, словно хотел дотянуться до звёзд. Выпрямляясь, он взмахнул поднятой рукой и сорвал с лица разрисованную ухмыляющуюся маску, которая скрывала его черты.

— Придиан Призрачный Глаз, — гладко выговорил он. — Глава труппы из театра масок «Безмолвный Сумрак».

Голос арлекина звучал не как мощная, повелительная речь оратора, как ожидала Лелит, — он был мягким и струящимся. Голос, похожий на дым от костра или крепкий выдержанный напиток. Довольно грубые черты лица — широкий подбородок, полные губы. На коже запечатлелись не только морщинки от смеха, которых, пожалуй, следовало ожидать у последователя Цегораха, но и шрам, протянувшийся чуть ли не через всю правую половину лица. Он проходил и через глазницу, из которой пристально и слепо глядело бельмо. Мёртвый глаз подёргивался, пытаясь поспеть за движениями своей пары. Над головой вздымался гребень поблёскивающих волос, который многим показался бы просто массой бесцветной тьмы, но глаза, привычные ко мгле Комморры, могли разобрать в его глубине насыщенный цвет индиго и переливающиеся оттенки иных красок.

Плащ был белым, но изнанку, видимую на закатанных манжетах и высоком воротнике, покрывал тот же узор из золотых ромбов на белом фоне, что и правую ногу, и левую сторону туловища. Другая половина его одеяния имела совершенно чёрный цвет. Над левым плечом торчала рукоять меча, но Лелит знала, что у него обязательно припрятано и другое, не столь очевидное оружие.

Так или иначе, она убрала ножи в ножны. Арлекинов сложно назвать предсказуемыми, но у Лелит было чувство, что он нашёл её не ради того, чтобы попытаться убить. Она почти что жалела, что не получила столь соблазнительный вызов.

— Ты пришёл присоединиться к иннари? — спросила она. Арлекины показывали последователям Иврайны дорогу и сражались вместе с ними, но, в отличие от остальных, редко принимали дар Посланницы и отказывались от прежней жизни. Похоже, что арлекины хоть и на стороне Иннеада, но поодаль от него. Лелит это казалось логичным: по легенде, Цегораху никогда не хватало сил, чтобы биться с Той-что-жаждет, и поэтому он одолевал её хитростью. Наверное, с точки зрения Смеющегося бога это замечательная шутка — помочь возникнуть новому альдарскому божеству, чтобы оно уничтожило древнего врага вместо него.

— Нет, — ответил Придиан, и его губы тронула лёгкая улыбка. — Мы пришли потанцевать.

Даже друкари смотрели выступления арлекинов, хоть они мало чем походили на принятые в Комморре развлечения. За свою долгую жизнь Лелит видела их многократно, и ни разу ни одна труппа не повторяла другую. Надо сказать, они поразительно хорошо изображали эмоции, скорбь и страдания, даже находясь среди существ, которым приходилось исторгать всё это из других живых созданий, чтобы выжить. Возможно, друкари по-прежнему принимали своих странных кочевых собратьев в кошмарном царстве Тёмного города именно ради этого редкостного ощущения — переживания, которое кажется таким настоящим, но не даёт подпитки. Это как будто даже более чистая форма переживания, которая притом подогревает аппетит к настоящим чувствам.

Внутри храма расчистили пространство, и там собралось великое множество иннари, включая и саму Иврайну, которая, видимо, посчитала, что ради такого зрелища можно и отложить на потом свои драгоценные древние барельефы. Сцену занавесили полотнами мнемонической ткани, на которой менялись узоры и изображения, служа фоном для повествования. Довольно простой трюк, но каким-то образом куда более эффективный, чем детально продуманные декорации, какими могли бы пользоваться не столь умелые актёры. На сцене арлекины проживали свои роли, настолько эмоционально и искренне, что это даже вызывало оторопь, — и их игра вырывалась за пределы представления, окутывала каждого в зале и вовлекала их в сюжет. Достаточно было малейшего намёка, чтоб в голове сами собой возникали яркие образы.

Заиграла музыка, и появились первые актёры, не идущие, а парящие над полом с такой грацией, что рядом с ними даже ведьма-друкари показалась бы одним из неуклюжих низших обитателей галактики. Лелит невольно стиснула кулаки: она так много времени провела, совершенствуя себя, что не могла смотреть на чужую красоту без желания сломить её и доказать своё превосходство.

Она подавила импульс. Танцоры беззаботно продолжали кружиться и кувыркаться, а фон покрылся цветами и растительными мотивами. Знакомая история: Айллуин и Намашель, легенда давних времён до Грехопадения, повествующая о красоте и разбитом сердце, любви и предательстве. Вскоре из хора появился Айллуин — сегодня это был персонаж мужского пола, хотя Лелит доводилось видеть, как его играют иначе. Юный романтик, отчаянно жаждущий испытать жгучее пламя любви.

Танцоры синхронно завертелись, а их костюмы стали менять цвета и узоры, и актёр, который до сих пор был одним из безликих хористов, внезапно преобразился в Намашель. Если Айллуин был решительным, рьяным, даже безрассудным в своих движениях, то она вела себя сдержанно и спокойно, но её явно тянуло к нему. Однако всякий раз, когда Айллуин поворачивался к ней, обращённая к нему сторона её костюма становилась такой же монотонной и невыразительной, как у всех остальных, а та сторона, которую он не мог видеть, оставалась узорной. Сколько бы ни танцевала Намашель, где бы ни оказывалась, она не могла показать Айллуину свою истинную сущность. Он искал непосредственности, но не видел потенциала, скрытого в её движениях.

Зал вдруг притих, и танцоры дрогнули — появился новый персонаж. Это была Мереллиан, ледяной дух. Прекрасная и изящная, но холодная и безжалостная. Она кружилась на каменном полу, и каждое её па повторяло шаги Айллуина. Лёд и пламя, они начали сходиться по спирали, но лёд был сильнее и обещал погасить огонь прежде, чем сам успеет растаять.

Айллуин оторвался от Намашель, даже не осознав, что она была совсем рядом, и попытался растопить сердце Мереллиан жаром того, что он считал своей собственной истинной любовью. Его движения стали ещё амбициознее — он хотел показать ей свою удаль, но Мереллиан отступала всё дальше и дальше, побуждая его на всё более дерзкие и безрассудные подвиги.

Намашель совершила пируэт, и Лелит почувствовала её отчаяние и скорбь, словно ей по-настоящему вонзили клинок в грудь. Цветочный фон уже поблёк, а теперь и вовсе погружался в серость и тьму, пронизанную крошечными искрами света. Это была Пещера Печалей, куда блистательный, но неосторожный Айллуин должен отправиться, чтобы добыть первый свет вселенной, — это, как он считал, наконец докажет, что он достоин любви Мереллиан. Намашель знала, что это безумство, но пыталась остановить Айллуина, даже рискуя собой, — так её побуждала любовь к нему. Она знала, что за это он не полюбит её, даже наоборот, возненавидит, принимая её поступок не более чем за проявление ревности.

Лелит, конечно, знала конец этой истории: Намашель спасает Айллуина от духов, охраняющих пещеру, но при этом сама гибнет; только тогда Айллуин понимает, как она любила его; он осознает, что все великие подвиги, которые он совершил, чтобы добиться Мереллиан, были напрасны, потому что она — ледяной дух, неспособный любить; и что она никогда на самом деле не понимала его намерений. За всеми страданиями и скорбями в этой легенде имелся посыл, что нельзя искать лёгкие пути к достижению достойной цели, какой бы она ни была, и что даже самые внушительные труды ничего не стоят, если тот, кто им предаётся, не знает, зачем это делает. Друкари считали эту историю детской сказкой, а то и хуже — поучительной байкой для корабельников и им подобных. Жизнь в Комморре полна боли и отчаяния, там надо изо всех сил работать когтями, чтобы выжить; видишь лёгкий путь — хватайся за него и топчи тех, кто пытается идти за тобой. Ну а великие подвиги — сами по себе награда. Всем плевать, почему ты что-то сделал, да и с какими намерениями, — главное, что говорят твои дела: потенциально полезен ли ты или потенциально опасен.

Лелит вздохнула и стала ждать неизбежного завершения. Арлекины знают своё ремесло, в этом им не откажешь — представление пробудило в ней эмоции, которые, казалось, давно иссохли и выгорели. Может, поэтому друкари терпели арлекинов и их шуточки — чтобы испытывать чувства, которые в Тёмном городе больше неоткуда получить.

Представление изменилось.

Внезапно танцоры оказались повсюду, среди зрителей и вокруг. Они кружились вихрем, метались по сторонам, ходили колесом — так они играли роль духов-хранителей, чтобы зрители почувствовали страх Айллуина до того, как явилась Намашель, даровала ему надежду, но разбила сердце. Немало было тех, кто съёжился и отшатнулся, и неудивительно: кто бы не испугался, увидев, как на него мчится один из убийц-акробатов риллиетанн? Арлекины — тоже альдари, и история знает много примеров, когда они спасали сородичей, появляясь без приглашения и предупреждения, чтобы обратить вспять ход войны, устроить засаду или нанести обезглавливающий удар по ставке врага. Однако их мотивы и цели всегда окутаны неизвестностью, и ходят мрачные истории о кровавых бойнях, которые они могут устроить по прихоти Смеющегося бога. Они — улыбчивые убийцы, которые могут обойтись предупреждением, но с не меньшей вероятностью могут и сразу пустить в ход клинки.

Лелит обнажила собственные ножи, готовая броситься наперерез любому арлекину, окажись тот возле Иврайны. Сама Посланница по-прежнему сидела, зачарованная представлением, а поза Визарха не выдавала никаких признаков угрозы, хотя выражение его лица скрывал глухой шлем. Оба успели пожить в Комморре, хотя ни та, ни другой там не родились, а значит, и не обладали врождённым недоверием, пронизывающим до мозга костей.

Вот оно. Один из танцоров повернул со скоростью, на какую способны только арлекины, и закувыркался к Иврайне. По-прежнему никаких признаков, что это атака, а не часть представления, но Лелит не желала ждать, чтобы выяснить наверняка. Она отвела руку назад, чтобы метнуть нож…

…и кто-то схватил её за предплечье.

Она немедленно развернулась и, не тратя время на вопросы и сомнения, ударила вторым ножом. Но клинок отлетел в сторону, парированный плоскостью меча. Лелит мельком увидела потустороннюю маску, а затем на неё набросилась Мереллиан.

Её играл Придиан Призрачный Глаз — Лелит мгновенно его узнала, — и двигался глава труппы, словно текучая молния. Его клинок был не просто продолжением руки, а продолжением его воли — мелькающий осколок смерти, который жаждал дотянуться до Лелит со всей страстью самого изголодавшегося по душам нищего во всей Комморре. Как и все арлекины, Придиан был по-прежнему грациозен и проворен, но в роли Мереллиан он отбросил всякую театральную напыщенность. На фальшивом лице читалось желание убийства, и он был абсолютно сфокусирован на цели. Словно бьёшься с кошмаром во плоти.

Однако Лелит была из Тёмного города и могла похвастаться плотным знакомством с кошмарами.

Пусть у Призрачного Глаза клинок и длиннее, но у Лелит два оружия, а не одно, и её рефлексы ничуть не уступали остротой. Они вели поединок, стремительно перемещаясь по всему залу, обменивались выпадами, парировали снова и снова; и та и другой не раз оказывались на волосок от того, чтобы задеть оппонента, но каждый раз в последний миг лезвие проходило мимо цели. Лелит уже и не думала об Иврайне: отвлекись она на мгновение, и поплатится жизнью. Она не Намашель, чтобы жертвовать собой ради других.

Постепенно Придиан начал уступать, и по лицу Лелит расползлась ухмылка, почти такая же широкая, как на его маске. Наконец-то по-настоящему достойный соперник, какого она не встречала уже много лет. Арлекины — одни из самых смертоносных альдари, а их главари, великие арлекины, лучшие убийцы из этого сонмища убийц. И всё же Лелит Гесперакс была не просто равна Призрачному Глазу — она, хоть и совсем немного, превосходила его. Она почувствовала, что в пляске битвы начинает терять над собой контроль; её ножи сверкали и описывали дуги, понемногу пробиваясь сквозь его оборону, и вынуждали его драться всё более осторожно, всё меньше атакуя. Наконец Придиан уже ничего не мог поделать, кроме как отражать клинки, не давая им коснуться плоти. Ему удалось выбить микросекунду передышки, и он тут же прыгнул вверх и унёсся прочь по изящной дуге. Кувырнувшись в воздухе через спину, арлекин ловко приземлился на середине сцены. Лелит мгновенно бросилась за ним, не желая терять преимущество, — хоть у неё и не было сальто-пояса, с этим без труда справились её мышцы и жилы.

Клинки столкнулись, соскользнули друг с друга, звонко встретились вновь. Лелит взмахнула ножом, пытаясь выпотрошить противника, но только порезала ткань облегающего костюма; вовремя убрала голову, чтобы ответный удар Призрачного Глаза срезал лишь волосок, выбившийся из причёски, а затем снова продолжила натиск. Она чувствовала, что со всех сторон приближаются другие арлекины, но ни один не присоединялся к схватке; нельзя провести века на аренах, не выработав чувство периферии, которое точно подсказывает, что кто-то находится в радиусе поражения ножом или, наоборот, что это ты у них в радиусе. И всё-таки они неспроста вокруг собирались: в их движениях было что-то неуловимо знакомое, при этом чего-то не хватало…

Намашель. Танцор, что играл Намашель, снова стал безликим хористом, но Айллуин никуда не делся, а Лелит сражалась с Мереллиан. Вот она на сцене, одетая в тот же чёрный цвет, в который должен был окраситься костюм Намашель, когда её покинула жизнь.

Эти ублюдки затащили Лелит в своё представление, чтобы убить, но она не намеревалась умирать.

— Я не Намашель! — прорычала она.

Призрачный Глаз откатился от неё, вскочил на ноги и раскинул руки, и тут его маска замерцала. Всего на миг его лицо мертвенно застыло в мрачном, холодном, жестоком обличье, обрамлённое, как занавесом, угольно-чёрной шевелюрой. Это было лишь стилизованное подобие, и остальные зрители вряд ли распознали бы его, даже если б успели увидеть. Но Лелит знала эти черты. В отличие от большинства друкари, она многократно созерцала их собственными глазами.

Лелит прыгнула вперёд с убийственной скоростью, которая принесла смерть столь многим противникам на аренах Комморры. Призрачный Глаз был великолепным бойцом, но всё ещё созданием из плоти и крови, не лишённым изъянов. Он отчаянно замахнулся мечом, целясь в её шею, — слишком медленно, слишком очевидно; по инерции его занесло в сторону, и впервые за всё время арлекин слегка потерял равновесие. Практически несущественная ошибка, которую он мог исправить меньше чем за один удар сердца. Заметить её мог бы лишь тот, с кем Придиан сцепился в ближнем бою, — и это была Лелит, которая не просто увидела ошибку, а подвела его к ней.

Без раздумий она совершила следующие шаги, проскользнула за спину противника, схватила его левой рукой и подтолкнула навстречу ножу, зажатому в правой. Лезвие поцеловало кожу на его горле…

…и музыка, разразившись финальным аккордом триумфа и скорби, затихла. Мнемоническая ткань поблекла и приобрела однородный сероватый оттенок. Костюмы танцоров стали обычными одеждами — насколько так можно сказать об арлекинских облачениях, — и яростный танец сменился застывшими позами.

Призрачный Глаз рассмеялся.

Его смех был тихим и мягким, как и голос; звучал он так, будто арлекин обнаружил нечто забавное там, где не ожидал ничего подобного. Однако Придиан служил Смеющемуся богу, а у Лелит уже закончился запас доверия к тому, что могло развеселить божество.

— Танцуешь ты очень хорошо, — сказал глава труппы, к горлу которого по-прежнему был приставлен нож. — Надо сказать, я рад, что представление завершилось именно в этот момент. Для нас утрата каждый день, в который ты не числишься в рядах риллиетанн.

— Вас подослал Вект? — прорычала ему в ухо Лелит. Желание пролить кровь Придиана достигло болезненной остроты. Если не завершить столь тяжкий бой смертью противника, не выплеснуть накопленное напряжение, это принесёт глубокое разочарование. Но ещё сильнее её жгло нанесённое оскорбление. Его маска — маска Мереллиан — на миг приняла облик Векта, и это, несомненно, было посланием, предназначенным только для неё. Неужели верховный властелин Комморры отправил по её душу арлекинов, насколько маловероятно они ни выглядели в качестве его агентов? Но при этом актёры не набросились на Лелит со всех сторон, хотя так обеспечили бы себе наилучшие шансы с ней расправиться…

— Так бы ему хотелось думать, — ответил Призрачный Глаз. — Но мы не пляшем под чужую дудку. — Он прочистил горло. — Мои товарищи будут весьма признательны, если ты сделаешь одолжение и не зарежешь меня.

Губы Лелит дёрнулись. Ей следует убить его, чтобы ясно показать, что с ней шутки плохи, но она сейчас в кольце всей труппы. Желание отомстить за уязвлённую гордость и подвергнуть себя новому испытанию, пусть даже рискуя жизнью, по-прежнему давило на неё, но она сумела его побороть. Лелит покинула Комморру и присоединилась к иннари, чтобы делать великие дела, и теперь она победила великого арлекина, но это утратит всякое значение, если её сразят его последователи. Ещё ведь надо воскресить мёртвого бога и убить живого — а ни того, ни другого ей не сделать, если она погибнет сама и её дух затеряется где-то в закоулках сознания Иврайны.

Лелит нехотя отстранилась, держа ножи наготове на случай, если всё это просто обман. Придиан Призрачный Глаз повернулся, вложил меч в ножны за спиной, и его маска снова изменилась, приобретя выражение непостижимого веселья Смеющегося бога.

— Я не позволю поймать себя в ловушку, — негромко сказала Лелит холодным и твёрдым голосом.

— Шутка не в том, что на тебя расставили ловушку, — ответил Придиан Призрачный Глаз, в голосе которого послышались легкомысленные нотки веселья. — А в том, чтобы предупредить тебя о существовании ловушки и посмотреть, что ты тогда сделаешь.

Лелит фыркнула.

— Хочешь сказать, что у вас самих нет никаких тайных целей? — Она демонстративно крутанула нож в руке. — Не оскорбляй меня.

Призрачный Глаз слегка склонил голову в знак понимания.

— Покинутый тобой Тёмный город нуждается в равновесии.

— А какое вам дело до благополучия Комморры?

— Нам есть дело до благополучия всех альдари, — ответил Призрачный Глаз, на сей раз совершенно серьёзным тоном. А затем весь театр масок «Безмолвный Сумрак» исчез, ускользнув в глубины разрушенного храма, словно тени, разбежавшиеся от зажжённого факела. Лелит осталась, одинаково напряжённо сжимая клинки и сдерживая гнев. Она почувствовала, что кто-то приближается сзади, и была близка к тому, чтобы развернуться и выплеснуть ярость. Но это просто подошла Иврайна.

— Что они тебе сказали? — требовательно спросила Посланница. Кажется, её рассердило, что арлекины поговорили с Лелит, а ей не уделили ни слова.

— Арлекины развлекаются, — коротко ответила Лелит. — Ты же знаешь, Цегорах порой подвигает их на странные вещи ради веселья.

Она спрятала ножи в ножны и ушла прочь.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

— Ты уверена, что видела именно это? — спросила Лелит у Зелы Элинны, одной из своих кровавых невест.

Они находились на «Рейдере», который мчался по серому внепространству Паутины. Иврайна не давала им разрешения улететь, но Лелит его и не спрашивала. Она просто взяла свои «Рейдер» и два «Яда», открыла паутинные врата этой планеты, ну а стражи, которых там поставила Иврайна, слишком высоко ценили свою шкуру, чтобы попытаться её остановить.

— Абсолютно, — ответила Зела. — Руна культа Тринадцатой Ночи на груди Айллуина. Она возникла всего на миг, но никаких сомнений быть не может.

Культ Тринадцатой Ночи. Хотя ни один другой ведьминский культ не был столь же выдающимся, как возглавляемый самой Лелит культ Распри, Тринадцатая Ночь была одним из его крупнейших соперников. Особенно силён был их контингент гравициклистов и геллионов, и они предпочитали быстрые, сногсшибательные атаки, где одолевали врага скорее яростью, нежели хитростью или стратегией. Они нападали на реальное пространство с прожорливостью хищных зверей, и представления на их арене пользовались огромной популярностью. Во многих отношениях Лелит была готова признать их практически ровней собственному культу. Различия в основном сводились к двум ключевым факторам.

Первым была сама Лелит. Не просто величайшая ведьма своего времени — возможно, даже величайшая из всех когда-либо существовавших, — а лучшая из гладиаторов всей галактики. Конечно, были более выдающиеся военачальники и более хитроумные тактики, были и те, кто доскональнее разбирался в искусстве настоящей войны. Но в том, что касалось скрещённых клинков, борьбы одной воли против другой, — Лелит не было равных. Она столетиями сражалась против лучших воинов галактики, не только всякий раз выживая, но и — по большей части — не получая шрамов. Если кому-то и удавалось оставить отметину на её коже, это было редкостным событием; вместо того чтобы нанять гемункула и удалить такой изъян, Лелит оставляла его в качестве напоминания.

Все в Комморре знали и по-настоящему страшились Лелит. Побывать на выступлении Её Превосходства, Королевы Ножей, в «Крусибаэле» — наивысшее из доступных друкари развлечений. Каждую ночь со всего гигантского фрактального города туда толпами набивались богачи, купившие билеты за пленников, самоцветы, рабов, редкое и экзотическое оружие — всё, чего бы культ ни пожелал. Существовали, конечно, и представления других культов, которые тоже притягивали десятки тысяч зрителей, но, когда на пески выходила Лелит, никто не мог равняться с культом Распри.

Другой же фактор — Вект.

Верховный властелин Асдрубаэль Вект во многом воплощал всё то, чего не было у Лелит. Она встречала врагов лицом к лицу, клинок к клинку, желая доказать, что сильнее. Он восседал в тенях и ткал паутину из нитей, на которых плясали марионетки; кропотливо стравливал потенциальных врагов, там подбросив тщательно просчитанную фразу, тут лишив своего благоволения, и использовал ещё множество намёков, трюков и ловушек, никогда не проявляя полностью своих истинных намерений. Мало какое из оружий в галактике было страшнее, чем те, к которым имел доступ он и которыми при необходимости мог воспользоваться, — но Вект предпочитал воевать через слуг и посредников. Так его враги не знали, что он хочет лишить их голов, вплоть до того момента, когда их преподносили ему на блюде.

Вект увидел силу культа Распри и возжелал завладеть ею. Он не мог по-настоящему командовать им: хоть в теории властелин Тёмного города имел возможность распоряжаться всеми друкари, но кабалы, культы и ковены держались отдельно именно для того, чтобы сохранять предположительно существующее равновесие сил, благодаря которому Вект и занимал своё место. Но он мог заключить союз, и Лелит не видела причин отказываться. Междоусобная борьба на улицах Комморры вызывала у неё лишь скуку, а покровительство кабала Чёрного Сердца означало, что ей не придётся столько беспокоиться о защите владений своего культа от чужих происков. Кто же посмеет вредить самому могущественному культу заодно с самым могущественным кабалом?

Так что Лелит позволила Векту обольщать себя медоточивыми речами, притворилась, что верит восторгам и заверениям в дружбе, которые сыпались с его древних бледных губ, и продолжала жить своим умом, как прежде. Если Вект порой и запрашивал у неё воинов культа, что с того? Лелит не испытывала в них недостатка, и все хотели показать себя. Да она и сама была не прочь обагрить ножи там, где укажет верховный властелин, пока он не перейдёт границу со своими требованиями.

Но потом Лелит покинула Комморру, чтобы гнаться за мечтой иннари и помериться силами с чемпионами Той-что-жаждет, посланными за Иврайной. Вект наверняка впал в тихую ярость от того, что его величайшая ценность, сильнейшая из его гладиаторов, предалась движению, которое он публично осудил. Ни один из наёмных убийц, которые нападали на иннари, не целился в Лелит, но она подозревала, что те из них, кого подослал Вект, вряд ли имели приказ не трогать её, если она вдруг окажется на пути. Её уход был одной из немногих вещей, имевших потенциал подорвать его репутацию всемогущего и всеведущего правителя.

Вект хотел, чтобы она вернулась в Комморру, — в этом Лелит была уверена. Он хотел, чтобы она играла роль его роскошной питомицы; опасного зверя, которого он держит на позолоченной привязи, но готов спустить, чтобы она вырвала глотку любому, кого Вект пожелает уничтожить. Он хотел, чтобы все видели её силу и знали, что она подчинена ему, — и так он сам бы выглядел сильнее. Лелит это нисколько не смущало, ведь она сама не имела видов на престол, а влияние Векта упрощало ей жизнь и не вызывало проблем.

Но теперь, если верить арлекинам — а это весьма дельный вопрос, — Асдрубаэль Вект готовит ей западню. Танец изображал Лелит как Намашель, которая спешит спасти другого от верной гибели. Маловероятно, если не сказать невозможно. Духи, охраняющие Пещеру Печалей, традиционно изображались как лишённые собственного разума существа, которые неумолимо, без страха и сомнений взимали тяжкую дань с любого нарушителя. Но маска Призрачного Глаза ясно дала понять, что опасность исходит от Векта, а Лелит занимает важное место в его мыслях. Если он не может распоряжаться ею как хочет, значит, он с ней разделается. Что же до культа Тринадцатой Ночи в роли Айллуина…

В раздумьях Лелит барабанила пальцами по поручню «Рейдера». Вект чрезвычайно опасен, но нельзя позволять себе постоянно сомневаться только из-за того, что его влияние может стоять за чем угодно. Это будет отвлекать, а для бойца, такого как Лелит, недостаток внимания легко может стать фатальным. Она возьмётся за проблему открыто и напрямую — а потом посмотрит, как ножи попадут.

— Ваше превосходство, — с низким поклоном обратилась к ней Кхаравиксис. Лелит хмыкнула и жестом приказала ей выпрямиться. Ни одна из кровавых невест не стала бы так унижаться, если не хотела сказать нечто, по её мнению, нежеланное для Лелит. Иронично — это только увеличивало шанс, что она начнёт возражать тому, что услышит.

— Выкладывай.

— Стоит ли нам здесь находиться? — спросила Кхаравиксис.

Друкари обычно стараются не демонстрировать страх, ибо слабость привлекает хищников. Но гекатрица не могла скрыть тот факт, что её горло нервно подёргивалось. Она сталкивалась лицом к лицу с бешеными вождями орков, с аспектными воинами азуриан и тяжелобронированными генно-изменёнными дикарями — космическими десантниками человечества. Но теперь она боялась задать простой вопрос гранд-суккубу своего культа. С одной стороны, Лелит это польстило, с другой — она почувствовала отвращение.

— Почему бы нам не находиться там, где мы пожелаем? — с ленцой ответила она, растягивая момент забавы ради.

— Вы — чемпион Посланницы, ваше превосходство, — сбивчиво проговорила Кхаравиксис. — Она нуждается в вашем присутствии.

— У неё есть и другие чемпионы, — Лелит пренебрежительно встряхнула пальцами.

— Но никто из них вам не ровня, — заявила Кхаравиксис, и Лелит рассмеялась.

— Смелое утверждение, — заметила она, — когда один из них — лорд-феникс, а другой — аватара божества.

Лелит видела Джайн Зар лишь мельком, ибо Буря Тишины не сидела у костров и не разделяла с другими вино. Она появлялась лишь тогда, когда в ней возникала надобность, а потом исчезала снова. Что до Инкарны, то это существо действительно появлялось, когда было нужно, вырывалось из глубин усыпанного трупами поля боя, сжимая в руке четвёртый меч Старухи — само присутствие его распространяло ужасающий холод, который высасывал души из живых тел, — и сражало любого, кто оказывался на его пути. Может, когда-нибудь Лелит и попытает силы против кого-то из них или обоих, но она пока этого не делала.

Кхаравиксис снова открыла рот, но Лелит протянула руку и приласкала подбородок гекатрицы ногтями, отточенными до остроты скальпелей, и та мгновенно сжала губы.

— Молчи, — промурлыкала Лелит. — Молчи и слушай. Я знаю, что ты следуешь путём иннари, но я всего лишь иду рядом с ним. Пока что это соответствует моим целям — помогать Иврайне обманывать смерть, — но я не отказалась от них ради неё. Так или иначе, разве я не посвятила культ Распри её делу?

Кхаравиксис кивнула, насколько осмеливалась. Острые как бритва ногти сжимали её нижнюю челюсть.

— Так что разве не разумно будет удостовериться, что дела культа идут как следует? — спросила Лелит. — Едва ли мы сможем оказать Иврайне достаточную поддержку, если его разгромят в моё отсутствие. Кроме того, поиски, которые ведут иннари, зашли в тупик, и Иврайна ещё не нашла выход. У меня есть время проверить, солгали ли арлекины.

Она слегка сжала пальцы.

— У тебя есть три варианта, гекатрица. Либо тебя вышвырнут с корабля на дно Паутины и ты пешком побежишь обратно к иннари, либо бросишь мне вызов за право руководить культом, либо будешь делать, как я скажу. Кому ты принадлежишь — Иврайне, самой себе или мне?

— Вам, ваше превосходство, — моментально ответила Кхаравиксис, потупив взор. Лелит удовлетворённо кивнула.

— Хорошо.

Она убрала руку и отвернулась. Хотя Лелит и не испытывала желания контролировать всё и вся подобно Векту, но ей нужно было знать, что она может рассчитывать на то, чем владеет. Понадобилось много лет и пролитой крови, чтобы достичь столь высокого положения в Комморре. И она не намеревалась отказываться от него, чтобы стать безвольным орудием в рядах иннари — чем-то вроде ходячей пары ножей, пренебрежимой единицей без собственных последователей. Лелит по большей части не встревала в дела других, пока они не вставали у неё на пути, но нужны ведь и средства на неизбежный случай, когда кто-то на пути всё же окажется.

— Давайте посмотрим, — сказала она, когда перед носом «Рейдера» замаячили гигантские врата Паутины, — что нам приготовил Тёмный город.

Стрельба.

Комморра — не единый город, а масса сшитых друг с другом осколков субизмерений, заключённых в тончайшем промежуточном пространстве Паутины, что висит между материальными плоскостями реального космоса и кипучими враждебными энергиями варпа. Она нигде и повсюду, рядом с чем угодно и при этом близка к небытию. Комморра не линейна, её районы не постоянны, и устройство её никоим образом не нормально. Её освещает — если такое слово вообще здесь применимо — тёмное сияние пленных солнц. Погружённые в ночь земли Элиндраха мрачны даже по меркам друкари, и именно там скрываются порождения теней, известные как мандрагоры. Старый город вмещает в себя мириады кузниц и фабрик, которые снабжают кабалы, культы и ковены оружием для рейдов в реальное пространство. Величайший космопорт — порт Потерянных Душ с его громадными вратами, за которыми раскинулись туннели Паутины, достаточно просторные, чтобы вместить даже самые большие звездолёты друкари; и так далее, и так далее — каждый новый пузырь реальности открывает новые зрелища, новые кошмары, новые способы, которыми слабые, глупые и неосторожные могут лишиться жизни или свободы. В Комморре мало вещей, которые не подвержены изменениям, но одной из них всегда было уважение — и страх — перед символом культа Распри.

Поэтому стрельба, нацеленная в Лелит и её сопровождающих, вызывала недоумение.

— Чего эти глупцы пытаются добиться? — прорычала Лелит.

Из Паутины нельзя попасть сразу в Верхнюю Комморру — если ты не Асдрубаэль Вект, у которого есть лишь ему ведомые дороги, — так что сейчас они летели через Сек Мегру, Нуль-город. Сотни и сотни километров трущоб, жмущихся к неровным контурам искусственной поверхности Комморры, театр почти постоянных военных действий между бесчисленными уличными шайками друкари. Кабалы иногда заявляются сюда, чтобы рекрутировать новых бойцов из самых свирепых банд, но в остальном это дикая область, где можно добыть или продать любое оружие, и отбросы, обитающие здесь, чужды всякой верности. Даже небольшой культ мог бы послать сюда отряд, чтобы залить улицы кровью из-за какого-нибудь оскорбления, зная, что, хотя местных гораздо больше, чем нападающих, им не под силу собраться и организоваться в достаточном числе, чтобы оказать серьёзное сопротивление. Осколковый огонь, поливающий корабли Лелит с улиц, не особо угрожал ни им, ни их экипажам, если только кровавые невесты не вздумают перегнуться через поручни и стать мишенями. Но сам факт, что подонки внизу посмели открыть огонь по машинам, отмеченным знаком величайшего ведьминского культа во всей Комморре…

— Снизиться! — прорычала Лелит, обнажив клинки.

«Рейдер» послушно нырнул, и «Яды» последовали за ним. Лелит не приказала открыть огонь, но никто и не нуждался в приказе — осколковые пушки начали изрыгать ядовитые снаряды, и от каждого залпа внизу падала горстка щуплых, закутанных в лохмотья фигур. Лелит поднялась на нос «Рейдера» и на миг застыла, раскинув руки с зажатыми в них ножами. Её длинные кроваво-красные волосы хлестали по воздуху, развеваемые невероятной скоростью транспорта. А потом она просто шагнула в сторону и полетела вниз.

Она приземлилась, перекатилась и вскочила. Её ножи мгновенно вонзились в грудь двоим врагам и оборвали трепет жизни внутри. Лелит вернула их с той же лёгкостью, с какой архонт берёт назад обещания; крутанулась и набросилась на ещё одного бедолагу, который стоял с раскрытым ртом прямо за её спиной. Сначала клинки отхватили ему обе руки по запястье. Кисти упали наземь, по-прежнему сжимая древнее обшарпанное осколковое ружьё. Не успел он набрать воздуха, чтобы закричать, как уже лишился левого уха, носа и куска кожи на бедре. Лелит взмахнула левой рукой, клинок рассёк воздух и приколол следующее жалкое создание к стене, войдя под ключицу и выйдя над лопаткой. Затем, когда стоящая перед ней жертва наконец издала вопль боли, полоснула его вторым клинком по горлу. Рана была не такая уж глубокая — он, пожалуй, мог бы зажать её, перевязать и успеть найти какого-нибудь доморощенного хирургеона или изгнанного из ковена недоучку, если тут такие вообще обретались. Однако Лелит не оставила ему рук, чтобы оказать себе первую помощь, так что он тщетно пытался схватиться за рану культями, которые сами брызгали кровью.

Она на миг закрыла глаза, наслаждаясь сладостью страдающей души, хотя и не нуждалась в этом со времён вступления в ряды иннари. Как правило, Лелит не опускалась до того, чтобы резать как скот добычу, не имеющую никакой возможности оказать сопротивление. Но такая безнадёжная добыча обычно и не открывала по ней огонь. Комморра — город риска и вознаграждения, хотя бывают и такие ставки, на которые пойдёт только дурак.

Улицы пустели, причём очень быстро. Принадлежность к культу Распри теперь по какой-то причине стала поводом для нападения, но Лелит Гесперакс далеко не просто член культа. Не сбежали только мертвецы, умирающий калека у её ног да ещё одна друкари, которая корчилась от отчаяния и боли, пытаясь выдернуть из плеча нож, глубоко вонзившийся в стену за её спиной.

Лелит неторопливо двинулась к ней на другую сторону улицы, поигрывая вторым клинком. Жертва удвоила старания, но задача ей была явно не по силам: выглядела она как кожа да кости, замотанные в драное тряпьё. Пригвождённая друкари зажмурилась и заскулила от страха, когда Лелит ускорилась и бегом преодолела последние несколько шагов.

— Я задам тебе вопрос, — прошептала Лелит, приставив второй нож к горлу жертвы. — Ответишь чётко и правдиво, и я не стану тебя убивать.

Не стоит предлагать друкари быструю смерть, если хочешь их этим мотивировать. За последним занавесом черноты, поглощающим весь зримый мир, ожидает Та-что-жаждет; и мучения, которым подвергнутся их души, хуже любых пыток, придуманных смертными. Друкари не станет молить о смерти, чтобы избавиться от страданий, потому что знает: на этом они не закончатся. Любой из них будет драться, царапаться, плеваться, лишь бы только выжить, даже изувеченным и изуродованным, даже когда надежды не остаётся. Такова одна из причин, почему отчаяние других видов обладает особенным, более приятным и тонким вкусом — доведённые до пределов боли, они жаждут этого последнего способа от неё избавиться. Если им не позволять уйти, то они страдают ещё больше. Друкари же, по крайней мере, знает, что если он жив, то вы ещё не сделали с ним худшего из того, что в ваших силах.

Новая жертва спешно закивала, всхлипывая от мучительных ощущений, которые порождало каждое движение. Лелит щёлкнула по навершию ножа, пронзившего тело, и улыбнулась, почувствовав новый всплеск боли.

— Зачем вы сами себя сгубили, напав на меня? — спросила она, заглушая стоны второго друкари.

— Мы не знали! — отчаянно запротестовала её игрушка. — Мы не знали, что это вы!

— Зачем вообще нападать? — продолжала допрос Лелит. — К чему рисковать, навлекая на себя гнев культа Распри?

— Он следит за всем, — судорожно заикаясь, выдавила жертва. — Если бы мы позволили вам пройти, ничего не сделав, он бы узнал. Он бы подумал, что мы вам помогаем! Он бы пришёл за нами!

— Кто? — резко спросила Лелит. — Вект?

Хватило одного взгляда в расширенные, полные ужаса глаза, чтобы понять ответ. Только один друкари вселял такой страх, что его имя лишало подданных Тёмного Города дара речи.

— Он объявил культу войну? — спросила Лелит, положив одну ладонь на рукоять ножа. Она не стала его поворачивать, но иногда хватало и угрозы.

— Нет! — жертва сглотнула, пытаясь увлажнить пересохший от боли и страха рот. — Нет, не в открытую. Никто ничего не говорил. Но мы знаем. Все знают. Союза больше нет.

ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ

— Союза больше нет, — сказала Лелит, спрыгнув с «Рейдера», зависшего над крышей Фальшиона, её личного дворца. — По крайней мере, так мне сказали.

Кситрия Морн, одна из старших суккубов культа, приветствовала свою госпожу, опустившись на одно колено и склонив голову так, чтобы обнажить заднюю сторону шеи в знак верности, а затем поднялась снова. Её полночно-синие волосы были закручены в два высоких тугих пучка, заколотых длинными отравленными булавками, которые при необходимости можно было пустить в дело. Однако главным образом она пользовалась длинной, острой как бритва архитской глефой, пята которой упиралась в пол у её левой ноги; это было отлично сбалансированное древковое оружие, в умелых руках — таких, как, собственно, у Морн — способное рассечь пополам даже закованного в доспехи противника. Ведьмы редко расставались с оружием, однако тот факт, что она пришла встречать Лелит с глефой и бласт-пистолетом на поясе, не остался незамеченным. В Комморре нет по-настоящему безопасных мест, но Фальшион должен быть настолько близок к таковому, насколько возможно в пределах разумного.

— Это правда, — с горечью сказала Кситрия. Она всегда была неулыбчива, да и вообще, похоже, редко от чего получала удовольствие, сколь бы невинными или порочными вещами ни занималась. Сегодня она выглядела ещё кислее обычного, несмотря на огонёк надежды в глазах, разгоревшийся от возвращения госпожи. Кситрия принадлежала к тем последователям Лелит, которые, судя по всему, верили, что она нечто большее, чем простое смертное создание, и в её верности не приходилось сомневаться — пока Лелит не делала ничего, что могло бы развеять иллюзию.

— Объясни, — приказала Лелит и пошла прочь. Кситрия последовала за ней, и её ведьмы смешались с кровавыми невестами, которые вернулись вместе со своей госпожой из лагеря иннари.

Кажется, сама атмосфера во дворце Королевы Ножей изменилась, и не в лучшую сторону — она это сразу почувствовала. Оставшиеся здесь ведьмы вели себя как-то сдержанно при виде давних сестёр по оружию, да и сама Кхаравиксис со своими воительницами явно ощущали дискомфорт. Нечто даже большее, чем неизбежное недоверие, которое испытывают друг к другу практически все друкари почти в любых обстоятельствах. Однако ведьмы Кситрии нервничали по другой причине, которая ощущалась иначе, свежее, как будто стала явственной только в момент прибытия Лелит.

Они вели себя как воины, которые чуют приближение войны, но не знают, когда будет нанесён первый удар.

— Это началось после того, как вы покинули город, — тихо начала Морн, пока они спускались по лестнице на верхний этаж поместья Лелит.

Всё здесь было так же, как она помнила. На стенах висели охотничьи трофеи — головы величайших воинов, которых ей довелось одолеть в бою на их собственной территории, в реальном пространстве. Наполовину металлическая голова могучего орка, Гаврока Костедрабилы, чей забальзамированный фиолетовый язык свисал из-за клыков цвета слоновой кости, каждый длиной с руку Лелит. Полностью металлическая голова владыки некронов, заключённая в стазисную витрину, которую Лелит специально брала с собой, чтобы её жертва не растаяла в воздухе, подлым образом лишив победительницу добычи. Строгое и непреклонное лицо того космодесантника — кем он там был? Лелит не озаботилась узнать его имя, — который нанёс удар, прошедший на волосок от её груди. Ещё немного, и огромный силовой кулак смял бы ей рёбра. Первый его удар в той схватке, и весьма неплохой, но для десантника он оказался последним. С той же ловкостью, с какой гемункул расчленяет труп, Лелит разделала его доспехи ножами, вгоняя острия в промежутки, разбивая болты, срезая пластины и рассекая провода. Друкари превосходили его воинов и в числе, и в умении, и он видел, как они умирают вокруг, один за другим, пока он сам становился всё медленнее, слабее и уязвимее. Наконец он остался один, облачённый лишь в простую тканевую повязку, которую носил под бронёй.

Потом она приступила к его коже. Но не оставила ни одного пореза на голове — чтобы трофей выглядел лучше.

— Верховный властелин ничего не объявлял, но его молчание было оглушительно, — продолжала Морн. — Обычные каналы связи заглохли. На послания не приходили ответы, сами же гонцы исчезали. Потом начали пропадать и наши воины. Сначала поодиночке или по двое, а потом случалось и так, что целый транспорт не добрался до пункта назначения — и никто и не шепнёт, что с ним могло случиться. Никакой похвальбы, никаких заявлений. Прошло не так много времени, прежде чем остальные заметили, что кабал Чёрного Сердца уже не стоит у нас за плечами.

— Кто действует против нас открыто? — спросила Лелит, подавляя нарастающую ярость. Политика — наименее приятная составляющая лидерства. Хоть она и являла собой идеал ведьминского искусства, которым и заработала своё могущество, но те, кто не мог сравниться с ней в бою, вечно стремились победить её иными способами.

— Никто, — признала Морн. — Если честно, то, скорее всего, очень немногие посмели бы строить нам козни даже втайне. Исчезновения, саботаж — я подозреваю, что всё это дело рук Чёрного Сердца или же их наёмников и убийц. Так или иначе, теперь мы — изгои. На наши представления по-прежнему стекаются толпы, но это лишь толика от прежнего числа. К тому же большинство зрителей приходят в масках, чтобы их не узнали, или же смотрят сквозь глазные линзы безликого тела-посредника. Торговли нет совсем — ни один ковен не предлагает нам зверей для арены или телолепных рабов; ни один кабал не продаёт захваченных в рейдах пленников, какую бы цену мы ни назвали.

Лелит тихо зарычала. Без рабов и зверей для арены культ вынужден подрывать собственную мощь, заставляя своих воинов проливать кровь больше, чем нужно, — или же отказаться от представлений, а без представлений это уже не культ. Да, весьма похоже на махинации Векта. Он не будет сам брать в руки нож, просто позволит другим подобраться к незащищённой спине.

Теперь настало время точно выяснить, насколько правдив был театр масок «Безмолвный Сумрак».

— А что насчёт культа Тринадцатой Ночи?

Морн уставилась на Лелит с выражением лица, которое та расшифровала как смесь любопытства и осторожности.

— Вы уже слышали?

Лелит остановилась.

— До меня дошли слухи, распускаемые арлекинами, — положиться на них я не могу. Что случилось?

Судя по реакции Кситрии, в том странном и так разозлившем её предупреждении имелось зерно истины. Но это ещё не значит, что всё именно так, как кажется. Арлекины могут рассказывать правду всевозможными способами и по всевозможным причинам.

— Они не являются новыми официальными фаворитами Векта, но есть признаки, что к тому всё идёт, — ответила Морн. — Вы знаете его методы: события развиваются так, как выгодно Тринадцатой Ночи, но его рука остаётся невидима. Другие это подмечают. Все фракции, которые прежде добивались нашей милости, теперь заинтересованы в культе Тринадцатой Ночи, так как убеждены, что их звезда восходит всё выше.

Лелит задумчиво поглаживала рукоять ножа. За всем, что делал Асдрубаэль Вект, стоит некая цель; он существо невероятного хитроумия и рафинированной злобы, не оставляющее ни единой детали на долю случайности. Он даже позволил себя убить, дабы приманить врагов, а потом воскрес благодаря их крови. Вект не стал бы выбирать случайный культ на роль своих любимцев взамен культу Распри, даже если претенденты выглядели равными во всём остальном. Что он собирается получить от союза с культом Тринадцатой Ночи — именно от них, а не от Проклятого Клинка, Красной Скорби, Высвобожденной Ярости или…

Лелит скривилась. Вект не мог знать — откуда ему знать? — но, если верить арлекинам, эта ловушка предназначена именно для неё, а не кого-то иного. У культа Тринадцатой Ночи есть только одно, чего нет у других. Лелит сознательно игнорировала такую возможность, но глупо идти в бой с закрытыми глазами.

Она облизнула губы, чтобы увлажнить их.

— Тринадцатую Ночь всё ещё возглавляет Ариекс Силена?

Кситрия Морн покачала головой.

— Нет, её свергли. Одна из суккубов покромсала её на ленточки, чтобы захватить власть. Теперь их возглавляет Моргана Натракс, и, поскольку переворот случился примерно тогда же, когда у культа началась череда везений, все теперь спешат осыпать её подношениями.

Лелит на миг закрыла глаза, борясь с незнакомым и тошнотворным чувством вторжения. Похоже, от Асдрубаэля Векта не скроется ни один секрет, неважно, сколь давно он погребён.

— Конечно же, она так и поступила. Конечно, они так и делают.

Моргана Натракс. Единственная другая выжившая — насколько известно Лелит — из той маленькой банды юнцов, которые вырвались из-под контроля Юкора и отправились в Тёмный город, чтобы творить свою новую жизнь по собственной воле и назло всем остальным. Их объединяла только необходимость, так что остальные быстро разбежались каждый своей дорогой. У них не было ни общего дела, ни единой цели. А проводить время с теми, с кем ты вырос, — это значит находиться рядом с теми, кто знает твои слабости или таит обиды, которые легко могут всплыть на поверхность, особенно теперь, когда вы свободны от уз, первоначально стянувших вас вместе.

Так разошлись все, кроме Лелит и Морганы.

Эту пару, двух молодых друкари из разных пробирочных выводков, свела вместе чистая случайность. Юкор и его развалины оценивали потенциал своих воспитанников, устраивая им практические занятия с оружием, чтобы посмотреть, кто дерётся, только если его загнать в угол или если увидит обнажённое горло, а у кого есть задатки настоящих убийц. У юнцов не имелось доступа к тем прекрасным изделиям, какими пользуются гекатарии, — клинкам, глефам, бритвоцепам и подобным вещам. У них были только заточки из кусков металла; примитивные удавки, свитые из ржавой проволоки, и прочее доступное им импровизированное оружие. Смертоубийство не поощрялось, но и не запрещалось напрямую, и, хотя Юкор мог вмешаться и спасти раненого зверёныша своим искусством ваяния плоти, на его внимание и благосклонность никак нельзя было полагаться.

Лелит была настоящим юным дарованием, и её природный талант убивать уже вызывал слухи, будто на ней лежит печать самого Каэла Менша Кхаина. Ровесники старались не оказываться рядом с ней в бойцовой яме, со страхом косились на неё и крепко сжимали своё нехитрое оружие. Те, что постарше, которым уже недолго оставалось терпеть прихоти Юкора, могли порой воспринять её достижения как удар по собственным амбициям и попытаться лишить её шансов. Но, к несчастью для подобных выскочек, чуть больший рост и некоторое превосходство в силе редко могли сравниться с исключительными задатками и смертоносными инстинктами Лелит. Вскоре она обнаружила, что добровольно с ней никто не хочет биться, и была вынуждена рыскать по тёмным пескам в поисках потенциальных возможностей.

И ей такая предоставилась — в другой драке. Беловолосая девушка, сверстница Лелит, только что искусно одержала победу в поединке с юнцом, который уже воцарился мелким архонтом над другими подростками и окружил себя подхалимами, почитателями и телохранителями. Юкор явно решил, что такая политическая хватка что-то да значит, даже если не хватает боевых умений: явился развалина, чтобы прервать драку и утащить побеждённого к телотворцу, прежде чем он успеет получить новые раны. Однако победительница имела на сей счёт иное мнение и набросилась на развалину.

Развалины — мускулистые, покрытые ужасными шрамами бестии, значительно превосходящие по массе обычных друкари. Они практически не обращают внимания на боль, частично благодаря смеси наркотиков, текущей в их жилах; частично благодаря мучительным операциям, которые их такими сделали. Некоторые щеголяют дополнительными конечностями, у иных есть и вторая голова, у некоторых рука (или обе, или несколько) заменена на крюки, лезвия и другие инструменты — в общем, любые модификации, какими только гемункулу заблагорассудится наделить своих слуг. Лелит, которая и так считала своё тело идеальным инструментом, не интересовалась подобными изменениями, но не стоит отрицать, что развалины — серьёзные оппоненты даже для хорошо вооружённых воинов. А для юной друкари, у которой есть только осколок металла да старая цепь с заточенными звеньями на одном конце, нападать на такого противника крайне глупо.

Глупо, да, но похвально. Лелит с интересом смотрела, как беловолосая, вопя от ярости и досады, с быстротой молнии нанесла три удара, каждый из которых достиг цели. На лиловатой коже громилы осталось два пореза от заточки, а цепь стянула вместе обе левые руки. Но в следующее же мгновение развалина рывком высвободился. Девчонка не успела выпустить цепь и потеряла равновесие, а развалина тут же заехал ей в рёбра перчаткой-агонизатором. Устройство это несмертельное, если того не пожелает владелец, но его удары всегда причиняют невыносимую боль. Развалина, конечно, не собирался использовать минимум необходимой силы против врага, который напал на него первым. Пока она корчилась на песке, он ещё дважды опалил ей агонизатором нервы, оставил хрипеть и задыхаться, а сам уволок истекающего кровью оппонента, чтобы ещё надёжней пришпилить к телу остатки жизненной силы.

Тогда вокруг беловолосой начало смыкаться кольцо лакеев мелкого архонта.

Они не смели вмешаться в поединок: высокомерный предводитель ни за что бы этого не позволил. Но теперь, когда он был повержен, прежние правила уже не действовали. Лелит не знала, кто хочет добиться благосклонности вожака, прикончив ту, что нанесла ему такое унижение; а кто хочет сам занять его место и узурпировать власть в псевдокабале, пока он не может оказать сопротивление. Вне зависимости от умысла и тот и другой путь пролегали через труп беловолосой друкари, которая извивалась в пыли перед ними.

Она почувствовала их приближение даже сквозь остаточную пелену боли от агонизатора и отчаянно поползла по песку за своим примитивным ножом. Первый, кто добрался до неё, получил удар в бедро — неуклюжий, из почти лежачего положения, но всё равно попавший. Вторая же заехала ей сапогом по лицу и перевернула на спину. Тут уже подоспела вся стая и набросилась на жертву, занося оружие.

В бойцовых ямах не было правил, кроме одного: насилие начинается по сигналу Юкора и заканчивается, когда он скажет. И уж точно не существовало правил, которые запрещали бы нападать на уже раненых или уступающих в численности, или и тех и других одновременно. Таковы реалии жизни в Комморре, а те, кто не может к ним приспособиться, погибают в раннем возрасте. Даже если бы такие правила и действовали, в этой драке Лелит не участвовала. Всем здесь заправлял Юкор, а он и его развалины наказывали тех, кто выходил за установленные им рамки.

Но с Лелит уже было достаточно. Ей понравилось, как беловолосая отважно атаковала развалину, хотя про себя и посмеивалась такому неблагоразумию, а трусость тех, кто теперь хотел её прикончить, вызывала лишь презрение. Они ничего не доказывали — ни себе, ни кому-либо ещё. Поэтому Лелит решила вмешаться.

Она напала на банду сзади, сразу повалив двоих, а остальных разогнав в стороны. Подростки отступили и перегруппировались, явно уже забыв о намеченной цели перед лицом новой, более насущной угрозы. Лелит увидела, как поменялись выражения их лиц, когда они поняли, кто перед ними. Они вели расчёты смерти: взвешивали её способности против своих, как поодиночке, так и вместе, а заодно и оценивали, на кого из стоящих рядом можно положиться, а кого и дух простынет, как только засверкают клинки.

Свести уравнение было непросто, но банда приняла решение и снова начала стягивать кольцо. Юнцы были уверены, что смогут взять Лелит числом и натиском — ну или, по крайней мере, кто-то один первым отведает её ножей, а другой тем временем сумеет нанести хороший удар или устроить тактическое отступление, если станет ясно, что бой складывается не в их пользу.

Лелит перебросила второй нож из правой руки в левую и, не сводя глаз с надвигающихся врагов, потянулась вниз, к лежащей девушке. Мгновение ничего не происходило, и в голову закралась мысль, не собирается ли та подрезать ей поджилки. Но потом на её руке сомкнулись пальцы, и с помощью Лелит беловолосая, слегка шатаясь, поднялась на ноги.

— Что это значит? — спросила друкари хриплым, подозрительным шёпотом. Она не желала сразу атаковать потенциального союзника, но по очевидным причинам недоверчиво относилась к самой идее существования таковых.

— Ты меня заинтересовала, — с улыбкой ответила Лелит. Она подняла ножи и указала ими на приближающуюся банду. Юнцы остановились, пытаясь оценить состояние своей намеченной жертвы — сколько у неё ещё сил и как она может повлиять на расстановку в драке. — И мне нравится себя испытывать.

— Ты безрассудна, — сказала новая союзница. Она потянула один бок, видимо, чтобы понять, насколько сильно ей навредил агонизатор.

— И это ты говоришь после того, как напала на развалину? — Лелит фыркнула. — Лелит.

— Моргана.

— Ну что ж, Моргана… — Враги снова перешли в наступление, видимо, решив, что соотношения одиннадцать к двум по-прежнему достаточно для победы. — Приступим?

Лелит воплощала собой точность, Моргана — ярость; там, где Лелит проявляла сдержанность, Моргана выплёскивала страсть. Лелит повергала врагов вихрем атак, разбирала их на части так быстро, что они всё ещё стояли, пока само тело, не понимая, что произошло, падало — сама же не получала ни царапины. Моргана же просто шла напролом.

Лелит повергла шестерых, Моргане досталось пятеро; Лелит осталась нетронутой, у Морганы текла кровь из нескольких ран, но ни одна не представляла настолько большой опасности, чтобы понадобился уход Юкора. Впрочем, вряд ли он стал бы его оказывать. Из придворных мелкого архонта не осталось никого, кто мог бы в ближайшем будущем ходить своими ногами. Большинство скорчились, зажимая тяжкие раны, а двое вообще не двигались. Лелит с восторгом смаковала их боль и страдания. Пройдёт ещё много лет, прежде чем жажда душ по-настоящему запустит в неё когти, но уже тысячи лет тому назад друкари перестали рассматривать такое как простую необходимость.

— Впечатляюще, — честно похвалила она, глядя в глаза Моргане поверх растерзанных груд мяса, которые недавно были их врагами. — Я ещё ни разу не встречала никого, кто мог бы за мной угнаться.

Моргана скривилась и махнула рукой на свою пятёрку жертв. Те, кто уже не двигался, были в их числе.

— Всё равно ты меня обошла. Особенно если считать этих, — кисло добавила она, указывая на тех двоих, которых Лелит сразила при первой внезапной атаке.

— У меня было преимущество неожиданности, — сказала Лелит, шагая навстречу ей между ранеными. — Что до остальных, то меня перед боем не били агонизатором. Так что неудивительно, что я двигалась чуть быстрее.

— В любом случае я никогда не видела, чтобы кто-то умел так двигаться. — Моргана посматривала на Лелит искоса, будто не доверяя ни ей, ни самой себе. — Почему ты помогла мне?

Лелит приложила два пальца к подбородку Морганы и лёгким движением повернула её лицо к себе. Она почувствовала в её теле напряжение, вот-вот готовое разрядиться и выплеснуться наружу — на Лелит, на юнцов, которые всё ещё шевелились, на весь мир. Лелит почувствовала дрожь возбуждения от того, что находилась так близко к источнику неудержимого насилия. Она задалась вопросом, сумеет ли уцелеть, если Моргана потеряет самоконтроль — или если намеренно его ослабит, — и не стала убирать пальцы.

— Как я сказала, — повторила она, — ты меня заинтересовала. Кроме того, достойного союзника трудно найти.

Моргана сглотнула. Лелит почувствовала, как под её пальцами сократились мышцы.

— А зачем тебе союзник в этом месте, где все тебя боятся или уже мертвы?

Лелит наклонилась чуть ближе, так, чтобы кожей ощущать тепло её дыхания.

— Как насчёт отсюда убраться?

Губы Морганы разошлись в стороны, обнажив на удивление целый ряд зубов, который включал в себя пару весьма острых клыков. Она провела по ним розовым языком.

— А вот теперь, Лелит, ты заинтересовала меня.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Тишина, как сказала Кситрия Морн, была воистину оглушительна.

Молчал не только Асдрубаэль Вект, но и все остальные. Возвращение Лелит Гесперакс в Комморру должно было стать значительным событием. Перед вратами Фальшиона должна была выстроиться очередь из лебезящих друкари с дарами и подношениями. Должен был пролиться дождь из писем второстепенных архонтов, жаждущих её благосклонности или желающих сообщить о предстоящем рейде в реальное пространство и о том, что они будут весьма рады, если Королева Ножей присоединится к нему в обмен на щедрую долю добычи. Должны были сыпаться послания от ковенов гемункулов, предлагающих «Крусибаэлю» шедевры телотворчества лишь ради того, чтобы их имена ассоциировались с Лелит. Она находила подобное общение крайне утомительным, но понимала, что такова дань, которую надо отдавать своему положению, а заодно и положению культа, который когда-то был всего лишь очередной стаей свирепых уличных псов — опасной, но ничем не примечательной, — а теперь стал самым могучим зверем во всём Тёмном городе.

Но ничего подобного не случилось. Лелит не тешила себя мыслью, будто просто никто не знает, что она вернулась. Культ этого не провозглашал, но им это и не нужно. Ведь это — Комморра, место, где все следят за всеми, надеясь заметить метящие в спину ножи, прежде чем те коснутся кожи. Возвращение Лелит после столь длительного отсутствия — более того, проведённого с иннари — должно было вызвать лихорадочную деятельность, слухи и пересуды. Должен стоять оглушительный шум от желания всех и каждого узнать, когда она в следующий раз выйдет на арену. Друкари должны резать друг друга ради возможности заполучить один-единственный билет. Так бы всё и происходило в нормальных обстоятельствах, и тот факт, что этого не было, яснее ясного демонстрировал, что, пока Лелит странствовала, положение вещей радикально изменилось.

Несомненно, на него повлиял Вект. Он лишил культ Распри своей публичной поддержки, и теперь все притаились, выжидая, что случится дальше. Не найдётся глупцов иметь дело с культом, к которому верховный властелин в лучшем случае относится неоднозначно, а в худшем… впрочем, Лелит сомневалась, что кто-либо реально видел худшее, на что способен Асдрубаэль Вект.

«Вы поговорите с верховным властелином?» — спросила Кситрия Морн в ту ночь, когда Лелит вернулась. Суккуб тщательно постаралась убрать нотки мольбы из своего голоса, но некий оттенок в её слова всё же просочился, наподобие дыма, проходящего в щели по краям закрытой двери. Большинство ведьм под командованием Лелит всегда видела культ Распри не иначе, как на вершине, и никому из них не хотелось, чтобы этот период упадка затягивался. Все они, конечно, были превосходными бойцами — слабаков Лелит не держала, — но, может быть, им не хватало того голода, который был у Лелит в юности? Был он тогда и у Морганы; Морганы, которая всегда судила себя по наивысшей мерке — сравнивая с самой Лелит, величайшей из возможных конкурентов.

— Нет, — ответила Лелит, к явственному разочарованию Кситрии. — Это ничего нам не даст. Вект искусно владеет словами: его собственным верить нельзя, а чужие он искажает, чтобы опутать ими собеседника. Единственный способ повлиять на него — не слово, а дело, но я не могу знать, какие дела нужны, пока не выведаю его намерения.

Слова оставляли мерзкий вкус во рту. Лелит никогда не добивалась расположения Векта лишь ради самого расположения. Да и вообще ей не приходилось его добиваться. Она сама стала величайшей воительницей Комморры, и это Векта притянуло её тёмное пламя, как и всех остальных. Просто он мог предложить ей больше, чем другие, потому она и обращала на него больше внимания. Пытаться же заново обрести его благосклонность, подобно брошенной любовнице, которая не понимает, что её время вышло… сама мысль об этом претила. Неужели Вект и впрямь считает, что может так её унизить?

Но ведь он может. Лелит это знала не хуже других. Он даже не провозгласил её врагом открыто, и всё равно поток благ, которыми по праву должен пользоваться столь большой и процветающий культ, полностью пересох. Большая часть населения Комморры живёт без всякого ведома Асдрубаэля Векта, которому нет дела до их существования. Если он обратил на тебя внимание, то это может открыть путь к великим богатствам и славе, но только с его одобрения. Лелит Гесперакс, Королева Ножей, никогда не была и не будет безразлична владыке Тёмного города. Вопрос лишь в том, какое именно мнение он о ней имеет — и что, возможно, более важно, как это мнение воспринимают другие.

Как бы скучно ни было Лелит возиться с мелкими деталями политики и мотивации комморритов, ей следовало оценить и других игроков на поле. Поэтому она разослала сообщения всем главным архонтам, гранд-суккубам и владыкам-гемункулам, с которыми ходила в рейды и вела торговлю; тем, кто лично посещал «Крусибаэль», чтобы посмотреть на её выступления; тем, кто не так давно яро хотел заручиться её благоволением. В её посланиях не было медоточивых слов опытного политикана, но не было и прямых обвинений в предательстве. Она просто вела себя так, будто ничего не изменилось; будто она не заметила никаких странностей и всего лишь хочет сказать: «Я вернулась. Наши старые договорённости ещё в силе?»

Пускай задумаются. Может быть, культ Распри больше не в фаворе у верховного властелина, но он ничего не заявил открыто и не предпринял открытых действий. Бывшим союзникам Лелит нужно поразмыслить, чего они больше боятся: возможной немилости у Асдрубаэля Векта, чьи мотивы и цели редко можно достоверно выведать, или же гарантированной и прямолинейной вражды с крупнейшим и сильнейшим ведьминским культом всей Комморры.

Лелит не упускала из виду, что всё это, возможно, было всего лишь подковёрной игрой. Может быть, Вект решил, что Тёмный город нуждается в прополке, и незаметно подстроил, чтобы какой-то кабал, культ или ковен получил немного иную информацию, нежели другие, — информацию, которая подвигла их выступить против культа Распри, думая, что такова воля властелина. На самом же деле его цель — уничтожить их руками Лелит. Вполне соответствует его методам, но важно не позволять себе самой поверить в наигранность происходящего. Безопаснее всего будет исходить из худшего: что он больше не считает её ценным союзником и что он действительно хочет разорить и унизить её. И на этом строить дальнейшие планы.

Не говоря уже о том, что нельзя не обратить внимание на некоторые совпадения…

И поэтому одно послание, отправленное Лелит, не совсем походило на другие. Поздравление с узурпацией титула гранд-суккуба, признание умений и упорства, которые понадобились, чтобы свергнуть прежнюю его держательницу, и предложение встретиться. Даже в Комморре подобные приглашения не редкость, и далеко не всегда такие встречи заканчиваются кровопролитием. Каким бы запутанным и коварным ни было общество друкари по сравнению со многими другими, Комморра давно развалилась бы по кускам, если бы не некоторые вещи, в которых её обитатели могут быть уверены — или, по крайней мере, почти уверены. Жители Тёмного города руководствуются агрессивными эгоистическими интересами, и большую часть времени эти интересы не побуждают их затевать драки, если только они не уверены в победе. И не только в этой драке, но и в других, которые может повлечь столкновение. Когда отбросы пыряют друг друга на нижних улицах, до них никому нет дела. Но перережь глотку кому-нибудь в цветах кабала, и весь остальной кабал возьмётся за тебя — не потому, что они так уж ценили загубленную тобой жизнь, а потому, что угроза воздаяния оберегает каждого из них от подобной судьбы.

Двое гранд-суккубов вполне могут встретиться и поговорить — и так оно и происходит. Пускай их разговор может быть столь же ядовитым, как их любимые клинки; пускай они фехтуют словами, оценивая друг друга и стараясь превознести себя и свой культ над соперниками, но иногда в этом есть своя прелесть. Знакомая всей Комморре игра — проверить, насколько далеко можно зайти, не провоцируя насилие, ну или спровоцировать насилие, но так, чтобы в конечном итоге это принесло тебе пользу.

Лелит не стала упоминать в письме историю, которая связывала её с Морганой. Юкор уже мёртв — об этом позаботился Рудрекс, хоть ему и пришлось убивать ублюдка трижды, а последнюю смерть старого гемункула он сам надолго не пережил — и в живых не осталось никого, кто знал бы об этом. Однако Асдрубаэль Вект знает даже о таких вещах, которые знать невозможно. Поэтому нельзя игнорировать это совпадение.

Лелит должна знать. Мысль о том, что Вект запустил свои окровавленные пальцы в её давно погребённое прошлое, вызывала тошноту. Но это как осколок, засевший в черепе, — нельзя его так оставить. Ей нужно побеседовать с Морганой, расспросить её; выяснить, что ей наговорил Вект — если вообще что-то сказал — или что было заявлено от его лица. Моргане вполне хватало способностей самой стать гранд-суккубом собственного культа, но то, что это произошло именно сейчас, вызывало подозрения.

Лелит осознала, что она ходит по своим покоям туда-сюда, меряя шагами пол между оружейными стойками, увешанными трофеями стенами и шкафчиками с напитками. Так не пойдёт. Всё это весьма досадно, даже возмутительно, но ситуация не должна так на неё влиять. Проклятье, она ведь Лелит Гесперакс, Королева Ножей, одно появление которой заставляет полный зал воинов затихнуть из уважения и страха; которая может сразиться с десятком врагов одновременно и не получить ни царапины. Она известна своим изяществом и хладнокровием; она смеётся над опасностью, даже когда та мчится прямо к ней с ножами наголо. Почему же она не может успокоиться и, как подобает законной правительнице, насладиться всеми удовольствиями своих чертогов, после того как провела столько времени в наполовину паломничестве, наполовину бегстве, где, несмотря на все слова, была по большому счёту лишь телохранительницей? Она чувствовала…

Жажду.

Лелит остановилась и машинально облизнула губы, когда надоедливое ощущение, беспокоившее её где-то на задворках сознания, наконец вырисовалось со всей чёткостью. Это было не чуждое ей чувство тревоги, а жажда душ! Она глухо рассмеялась. Значит, у могущества Иврайны есть предел. Лелит не испытывала и малейшего прикосновения когтей Той-что-жаждет, пока оставалась с иннари, но теперь, проведя некоторое время вдали от них, она снова ощущала жажду. Пока что она была слабой, столь тихой, что Лелит не узнала это чувство, пока не сфокусировалась на нём, но теперь-то её ни с чем не спутать.

Может быть, так и задумывалось? Может, так Иврайна держит своих последователей на привязи — если они слишком долго бродят где-то вдали от неё, она морит их голодом, не позволяя вкусить плоды обещанного спасения? Если так, то Лелит даже немного восхитилась бы столь жестокой уловкой. Азурианин, лишённый связи с путеводным камнем, или экзодит вдали от мирового духа нигде не найдут прибежища от Рока альдари, если покинут Иврайну. По крайней мере, друкари могут вернуться к уже известному им способу. Скорее даже, им придётся.

Лелит достала один из своих ножей и рассеянно поигрывала им, крутя меж пальцев. Она хотела оттянуть возвращение в «Крусибаэль» хотя бы на несколько дней, чтобы зрители успели наполниться предвкушением и собрали по-настоящему огромную толпу. Однако с учётом того, что ей вскоре понадобится подпитка…

Послышался звон оповещения, и Лелит подняла выжидающий взгляд. Её поместье в Верхней Комморре было оснащено превосходными средствами обороны и могло выдержать любое нападение вплоть до штурма небольшой армии. И даже её удавалось бы удерживать достаточно долго, чтобы на помощь подоспели многочисленные силы культа Распри и ударили атакующим в спину. Но это не было нападением: сверхчувствительные сенсоры Фальшиона просто отметили приближение одинокой крылатой фигуры, которая несла идентификационный маячок, выданный самой Лелит. Поэтому она распахнула высокие окна своих покоев, от пола до потолка, и осталась ждать.

Гонец, что мчался сквозь небеса Комморры, ещё подсвеченные угасающим дневным светом, не принадлежал ни к одному кабалу, культу или ковену. Для большинства друкари это означало бы короткую, неприятную жизнь, полную напастей и нужды, отчаянную борьбу за существование и постоянный риск стать жертвой более сильных сородичей, многочисленных и беспощадных. Но не для бичевателей. Эти воины богаты. Каждый из них намеренно отказался от служения прежним хозяевам и заплатил гемункулам, чтобы перекроить своё тело, получить крылья, полые кости, новые мышцы и сухожилия — и так обрести способность летать. После изменения бичеватели хранят верность только собственным воздушным бандам — и, конечно, верховному властелину — и служат наёмными солдатами, а также курьерами и шпионами в небесах Тёмного города.

Бичеватель снижался с поразительной скоростью. Завидев его пикирующую фигуру, иной смертный, пожалуй, бросился бы в укрытие или схватился за оружие. Лелит просто стояла и наблюдала, пока могучие крылья бичевателя — у этой особи они были кожистые, туго растянутые на костных опорах, напоминающих пальцы, — не распахнулись, чтобы замедлить падение. Существо неторопливо приземлилось на каменные перила балкона и прочно ухватилось длинными когтистыми пальцами, которые торчали и спереди, и сзади чешуйчатых стоп. Такие лапы, должно быть, нелегко оторвать от насеста. Оно сняло шлем из призрачных пластин, открыв взгляду лицо с чрезмерно большими глазами поразительного золотистого цвета.

— Ваше превосходство, — приветствовал её бичеватель, склонив голову и издав горлом звук, похожий на птичью трель.

— Ты доставил моё сообщение гранд-суккубу культа Тринадцатой Ночи? — спросила Лелит, и бичеватель снова кивнул.

— Именно так.

— Где ответ? — раздражённо поторопила Лелит. — Ты как-то неохотно относишься к своим обязанностям, гонец.

Бичеватель щёлкнул зубами, словно его мучил нервный тик.

— Ответа не было, ваше превосходство.

Пальцы Лелит напряглись на рукояти ножа.

— Подробнее.

— Послание было передано напрямую в руки гранд-суккуба Морганы Натракс, как вы и приказывали, — пояснил бичеватель. — Она прочла его при мне. Затем меня известили, что мне больше нет нужды задерживаться или возвращаться позже.

Золотистые глаза крылатого существа метнулись к руке, в которой Лелит сжимала нож. Жизнь бичевателя священна и неприкосновенна, насколько так можно сказать в Комморре — здесь, где ни один шифр нельзя считать надёжным, а использование психического общения подписывает смертный приговор всем, кто имел к нему хоть самое опосредованное отношение, летающие воины предоставляют единственный способ гарантированно обмениваться сообщениями. Навредить одному из них — значит навлечь на себя опалу всего высшего общества Комморры, а такое пережить не может никто, несмотря ни на какие союзы.

Но всё же бичеватель волновался, и не беспричинно. В Лелит бурлила ярость, и она уже чувствовала, как привычная стена спокойствия трескается под натиском эмоций. Она привыкла, что её боятся — это обычная и совершенно рациональная реакция. Многие ненавидели Лелит, и это её ни капли не беспокоило. Некоторые презирали, некоторые восхищались ею с почти тошнотворной страстью. Она не могла точно сказать, какой реакции ожидала от Морганы: вероятнее всего казалась насторожённость, радостная общительность — в меньшей степени; пожалуй, она вполне могла бы проявить надменность и даже открытую враждебность.

Но чего Лелит совсем не ожидала, так это полного пренебрежения её посланием.

Ей захотелось вспороть этого крылатого уродца, сорвать призрачные пластины и вскрыть то, что под ними упрятано, уничтожить ножами все телотворческие изыски какого-то очередного осквернителя трупов с потёкшей мордой, который взялся изменить эту плоть. Срезать всё мясо до костей, пока существо вопит в агонии; упиваться его страданием, чтобы утолить зуд в глубине души, а потом разбросать по кускам с балкона, и пусть кровь падает, как тёплый дождь, на тех, кто окажется внизу…

Но нет, нельзя. Если культ Распри сейчас в неопределённом и изолированном положении, то неминуемо и необратимо окажется в полной изоляции, случись Лелит Гесперакс расправиться с бичевателем, который всего лишь доставил сообщение согласно договорённости. Никому уже не понадобятся иные поводы, враги нахлынут со всех сторон и уничтожат всё, чего она добилась за свою жизнь.

На миг Лелит стало всё равно. Пусть приходят. Она возьмёт свои клинки и ворвётся в толпу врагов, развеет их, как пыль, прольёт реку крови. А если её повергнут, ну и что? Может быть, лучше умереть, чем всю жизнь пытаться победить в их проклятых играх.

Она заставила себя сделать глубокий вдох. Жажда душ вернулась, а значит, даже та зыбкая защита, которую Иврайна предоставляет иннари, ей недоступна — во всяком случае, здесь и сейчас. Если она погибнет в Комморре, тогда Та-что-жаждет заберёт её душу, и даже сама Лелит Гесперакс не стала бы рассчитывать, что сумеет отбиться от этого порочного божества в варпе. Ярость тут не пригодится: нужна холодная, упорная злоба. Она выстоит — в пику всем, кто жаждет её падения из страха, ненависти и зависти — и ради этого сумеет справиться с любыми играми, с какими придётся.

Лелит бросила бичевателю тёмный самоцвет, и он поймал его на лету.

— Вот твоя плата. Уходи.

Иных прощаний существу не понадобилось, и оно просто рухнуло спиной вниз с балкона. Лелит услышала резкий хлопок распахнувшихся крыльев, а потом увидела, как создание скользит по воздуху над крышами далеко внизу, с удивительной ловкостью взбираясь по слабым термальным потокам, которые поднимались из глубин сумрачного города. Бичеватель ещё раз лениво взмахнул крыльями и исчез вдали, за пределами досягаемости орудий Фальшиона, с помощью которых она могла бы запоздало выместить злость.

Лелит тщательно закрыла окна и сдвинула тяжёлые занавеси. Потом она издала вопль и пнула старинный стол из отполированного дерева с такой силой, что он развалился по кускам. Шипя сквозь зубы гнуснейшие из проклятий, она принялась топтать останки, пока весь гладкий мраморный пол не покрылся щепой.

Растратив ярость, Лелит взяла себя в руки. Она потянулась, сцепив пальцы и подняв руки над головой, выгнулась назад настолько, что могла бы прикоснуться к полу за спиной, и снова выпрямилась. Она размяла плечи и шею, прочувствовала текучую подвижность и гибкую силу своего тела и снова ощутила уверенность в себе. Она — Королева Ножей, и она справится с любым вызовом, который ей может бросить Комморра — или что угодно за её пределами.

И всё-таки, чтобы голова работала как следует, надо избавиться от надоедливого покалывания жажды душ, хоть пока оно и относительно слабое. Надо вызвать раба, обнажить клинки и забыть о Моргане и её наглости, пока…

Или…

Лелит задумчиво закусила губу. Пожалуй, можно объединить эти два занятия.

Она активировала жемчужину связи, закреплённую в ухе.

— Подготовить транспорт. Один из «Ядов» без символов культа. И… — она скрипнула зубами, — …призвать инкубов. Пятерых будет достаточно. Я отправлюсь инкогнито.

Лелит подошла к гардеробу и распахнула огромные двери. У большинства друкари столь высокого положения имелись целые комнаты, полные нарядов, предназначенных демонстрировать богатство владельца. Но Лелит в таких вещах едва ли нуждалась. Она почти всегда носила лишь ведьминский костюм — облегающее бронированное одеяние, — и ничто иное не защищало её тело от вражеских клинков. Впрочем, во многих местах костюм вообще ничего не прикрывал. Таких одеяний у неё было несколько, но даже все вместе они занимали очень мало места.

Но за долгие годы у Лелит накопилась небольшая коллекция куда более фривольных облачений — в основном это были подарки от просителей, почитателей и союзников, которые ей достаточно понравились, чтобы оставить себе. Среди них были мантии и роскошные платья вроде тех, какие носили потомки древней аристократии Комморры, пытаясь убедить себя, что их происхождение ещё что-то значит, или таких, в которых архонт мог бы расслабиться на оргии. Некоторые даже достаточно свободно сидели на её мускулистом теле.

Никто бы не ожидал увидеть Лелит Гесперакс в подобном наряде. Лицо, конечно, придётся прикрыть, но там, куда она намеревается отправиться, в этом нет ничего необычного. Кроме того…

Она вздохнула, прикоснулась к ниспадающей до пола гриве кроваво-красных волос со множеством вплетённых лезвий и крючков, а потом снова активировала жемчужину.

— И мне понадобится два… нет, три раба, чтобы поменять причёску.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Лелит претила сама мысль о телохранителях, ведь она могла прекрасно защитить себя от практически любой угрозы, но выплачивала жалованье небольшому контингенту инкубов из храма Красной Зари, ибо самая стойкая и ревностная верность в Комморре — это верность инкуба монете. Пока им платят — и желательно время от времени спускают с цепи, чтобы омочить в крови свои гигантские клэйвы, — они будут защищать жизнь хозяйки от любого, кто попытается на неё посягнуть. Можно их использовать и для других целей — например, изображать свиту, пока Лелит притворяется анонимной аристократкой или малоизвестным архонтом.

Она высадилась с «Яда» и позволила препроводить себя внутрь роскошно обставленного «Вороньего дворца», как называл свой стадион культ Тринадцатой Ночи. Лелит была одета в мерцающее платье из тёмно-зелёного илускового шёлка, обильно усыпанного толчёным звёздным кристаллом, так что при каждом движении она буквально искрилась. Разрез по левой стороне юбки, от полы до бедра, позволял достаточно свободно двигаться. Рукава были длинные и просторные. Высокие сапоги на длинных каблуках создавали иллюзию высокого роста и хоть немного, но скрадывали заметную мускулатуру, которая могла бы её выдать. Волосы были туго заплетены — два раба потеряли пальцы, пока удаляли многочисленные лезвия, — что немного утолило жажду душ, как изысканная закуска перед главным блюдом вечера, — и уложены на затылке под сетку из чаронити, которая ещё сильнее уменьшала объём шевелюры и меняла её цвет на тёмно-синий.

Тот же цвет имелся и на облачениях её спутников, однако лишь по краям брони, оттеняя её основной, кровавый окрас. Пятеро инкубов безмолвно шли рядом, высокие и угрожающие, каждый со смертоносным клэйвом длиной с собственный рост. Главной задачей Лелит в этот вечер было не выглядеть так, будто она может убить их всех за считаные секунды.

Лелит могла позволить себе частную ложу для наблюдения за действом, но ей хотелось послушать чужую болтовню, чтобы выяснить мнения о культе в целом и о Моргане в частности. К несчастью, это значило, что надо находиться рядом с другими, что неизбежно приведёт к светской беседе, а Лелит мало что нравилось меньше, чем светские беседы. В них она всегда чувствовала себя потерявшей равновесие, как если бы сражалась слишком тяжёлым и громоздким оружием. Оппоненты же в это время изящно фланировали вокруг, и каждая фраза, слетающая с их губ, могла стать потенциально смертоносным выпадом, который она заметила бы слишком поздно.

Ну что ж, тут ничего не поделать. Она заняла своё место — после того, как один из инкубов проверил кресло на всевозможные ловушки, например отравленные иглы, скрытые инъекторы с червями-костеточцами или компактные взрывные устройства, — и приготовилась, насколько возможно, получать удовольствие от представления.

— Вы первый раз во дворце? — спросил голос слева.

Лелит повернулась — медленно, вальяжно, как подобало её имиджу избалованной аристократки из тех, кто оставляет любые угрозы на откуп телохранителям, — и увидела гемункула, которая смотрела на неё со спокойным интересом. Черты лица этого существа были необычно близки к тому, что можно считать нормой для друкари; безупречная кожа, высокие скулы, абсолютно гладкий череп — ни волос, ни шрамов. Остальное тело куда более походило на то, что стоит ожидать от гемункулов: несколько рук, причём некоторые со специализированными хирургическими инструментами вместо пальцев; горбатая спина; длинный халат из того, что явно когда-то было чьей-то кожей, прежде чем её содрали, выдубили и перекроили.

— Так и есть, — сказала Лелит, слегка склонив голову.

— Госпожа Иммелия из ковена Когтистой Погибели, — представилась гемункул. Взгляд у неё был странно пристальный, но, судя по всему, ненамеренно; она просто редко моргала или отводила глаза.

— Очаровательно, — с высокомерной вежливостью отозвалась Лелит, проигнорировав возможность предоставить собственное имя и титул. Всё её лицо ниже глаз прикрывала декоративная маска из тёмно-зелёного лакированного материала, отделанная голографической филигранью, которая также содержала продвинутую систему фильтрации для защиты от рассеянных в воздухе токсинов. Такое устройство не только ценилось теми, у кого имелись могущественные враги — или теми, кто параноидально верил в существование таковых, — но и помогало скрывать личность своей владелицы, так что Лелит могла носить его по любой из этих причин — или по обеим. Ни один друкари не стал бы стыдиться, что его могут увидеть на трибунах арены, но порой приходилось посещать такие мероприятия тайно, чтобы не выдать врагам своё местоположение.

Губы Иммелии слегка дёрнулись. Лелит была убеждена, что агенты ковена Когтистой Погибели скоро начнут задавать вопросы по всей Комморре, пытаясь понять, что это за загадочная друкари в маске со свитой из инкубов Красной Зари, почему она была в «Вороньем гнезде» именно в эту ночь, но не раньше; зачем ей скрывать свою личность, и так далее, и тому подобное. Знание — ценность, которая пригодится как для личного использования, так и для шантажа. В этом случае даже отказ дать Иммелии какие-либо сведения тоже представляет собой ценную информацию.

— Вас ждёт достойное развлечение, — сказала гемункул, с удобством устраиваясь в кресле. У неё тоже были сопровождающие, но не инкубы, а развалины. Лелит отметила контролирующие ошейники, которые не только гарантировали их верность — даже развалину можно силой заставить подчиниться, если достаточно жёстко встряхнуть его нервную систему, — но и могли накачать в организм мощные дозы боевых стимуляторов. Такая нагрузка вряд ли поспособствует их долголетию, но это, скорее всего, интересовало Иммелию в последнюю очередь. Всё, что ей надо сделать, — это швырнуть свою гору накачанных наркотиками мышц в любую вероятную угрозу, а потом двинуться в противоположном направлении со всей возможной скоростью. Если кто-то из подчинённых выживет после боя, это послужит приятным бонусом.

— Я слышала хорошие отзывы, — признала Лелит. — Ходят слухи, что в наши дни культ Тринадцатой Ночи даёт лучшие представления во всей Верхней Комморре.

Иммелия облизнула губы, прежде чем ответить:

— Подозреваю, это зависит от ваших вкусов. Но они, конечно, среди самых лучших.

Лелит улыбнулась. Она уж и не помнила, сколько времени прошло с тех пор, когда хоть кто-то испытывал момент сомнения, прежде чем ответить, что величайшие из увеселений Тёмного города устраивает культ Распри. Похоже, Моргане и её культу ещё предстоит добиться большего, прежде чем они смогут претендовать на бесспорную славу, которая окружала Лелит на протяжении столетий. Неважно, насколько быстро восходит их звезда.

— В том, что касается неистовства, равных им нет, — сказал голос справа от Лелит. — Вот когда доходит до изящества, тут им, пожалуй, кое-чего не хватает. Но, как верно выразилась госпожа, всё сводится к предпочтениям аудитории.

Лелит снова лениво повернулась, чтобы взглянуть на нового собеседника, и вот тут ей снова как нельзя лучше пригодилась выдержка, наработанная бесчисленными поединками. Она научилась никогда не показывать слабость, неважно, с чем сталкивалась, а слабость включает в себя удивление. Так что ей удалось просто коротко кивнуть в ответ на это заявление, словно выражая вежливое согласие.

Он поменял костюм: длинный белый плащ исчез, не было и маски, но вместо неё появилась инкрустированная драгоценными камнями повязка на правом глазу. На нём был лёгкий камзол ярких контрастных цветов, который прикрывал торс примерно на две трети, но, словно срезанный от левой ключицы до правого бедра, обнажал всю правую сторону груди и правую руку. Нижняя часть тела была облачена не менее вызывающе: из-под массы свободно повязанных и украшенных драгоценностями тканей кричащих цветов выглядывали тёмные лосины и посеребрённые сапоги с каблуками не ниже, чем у Лелит. Самоцветы украшали и его уши, блестели на многочисленных кольцах и на множестве ожерелий, которые свисали на частично оголённую поджарую и мускулистую грудь. Правое предплечье от запястья и примерно до середины охватывал наруч незнакомого Лелит дизайна и явно не альдарской работы.

— А, принц Танишар, — произнесла госпожа Иммелия, в голосе которой в равной степени смешались восхищение и голод. — Как я рада, что вы смогли пожаловать.

— Принц Танишар, — повторила Лелит, осторожно наклонив голову и пытаясь сохранить обличье той, кем она никогда не была.

Придиан Призрачный Глаз зеркалом повторил её жест, и индиговые волосы небрежно упали на его лицо. Он безупречно играл роль лорда корсаров, томного, но смертоносного, который выглядит, возможно, даже нелепо, пока вдруг не разразится насилием или пока его флот не вырвет прямо из-под твоих ног палубу звездолёта. Корсары считают, что жёстко упорядоченная жизнь на искусственных мирах чрезмерно стесняет их вольный дух, но при этом не принимают гедонизм друкари — по крайней мере, пока не решаются на такое, хотя, несомненно, многие из них в итоге уходят по такому пути. Другие же возвращаются на родину, когда достаточно утолят жажду приключений и станут готовы подчиниться серому распорядку этих летающих кладбищ. Ещё больше тех, кто погибает в пустоте, пав жертвами других корсарских банд; бесчисленных боевых кораблей бдительного и воинственного Империума; звездолётов-убийц, собранных из чего попало орками, и множества других опасностей галактики.

— Я стараюсь попасть на эти действа всякий раз, как бываю здесь проездом, — заявил так называемый принц Танишар. От него исходило именно то ощущение праздности и презрения, скрывающих бурный гнев, что характеризует столь многих из этих звёздных хищников — почти детское возмущение тем фактом, что галактика не такова, как им хотелось бы. Бунтуя против всего мира, они убеждают себя в значительности собственных деяний, но при этом не уходят от прежней жизни настолько далеко, чтобы сжечь все мосты.

На миг Лелит представила себе, что всё наоборот, что это Танишар — настоящее лицо, а Придиан Призрачный Глаз — маска, фикция, придуманная, чтобы заманить Лелит обратно в Комморру ради каких-то собственных целей. Но она почти сразу отказалась от этой мысли. Во-первых, ни один альдари, обладающий хоть крупицей рассудка и здравого смысла, не попытается выставлять себя арлекином. Сами риллиетанн вряд ли снисходительно отнесутся к подобному обману, случись им его обнаружить, и это уже не говоря о реакции Смеющегося бога. Цегорах любит шутки, но его чувство юмора непредсказуемо, и он не какая-то отдалённая сила, как осколки Кхаина, покоящиеся в сердцах искусственных миров, или дремлющий потенциал Иннеада. Главная проблема с великими арлекинами в том, что никогда не знаешь, когда и где один из них может оказаться самим Смеющимся богом.

Во-вторых, Лелит видела, как танцевал Призрачный Глаз. Нет, его истинная сущность — глава труппы, насколько вообще можно достоверно говорить об этих воинах-артистах. А принц Танишар — это роль, которую играет Призрачный Глаз, менее стилизованная и более статичная, чем обычные амплуа арлекинов. Лелит не сомневалась, что для него это отличная шутка — обманывать таким образом всех вокруг. Не то чтобы ему вообще нужно было лукавить, чтобы попасть в Комморру, ведь арлекины могли приходить туда и уходить более-менее по желанию. Но, возможно, для его целей было полезнее, если его будут считать кем-то иным.

Самое важное, осознала Лелит, в том, что «принц Танишар» существовал и ранее, учитывая, что леди Иммелия узнала его. Призрачный Глаз играл эту роль не впервые, а значит, сейчас он принял её не ради того, чтобы увидеть, как Лелит отреагировала на его предупреждение. Он проник сквозь её маскировку столь же быстро, как и она раскусила его, — это было очевидно хотя бы по тому, как долго он не отводил от неё взгляд, и по лёгкой усмешке на полных губах. Придиан не собирался её выдавать, но он точно знал, кто перед ним. Интересно, как он узнал — или догадался, — что в этот вечер она будет здесь.

Впрочем, это ведь труппа Призрачного Глаза намекнула Лелит, что культ Тринадцатой Ночи для неё важен. Так что, возможно, выяснить это было не так-то сложно.

— Ах, — как будто с искренним восторгом воскликнула Иммелия, — началось!

Лелит наклонилась вперёд, против воли чувствуя интерес. Она редко смотрела на арену с этой перспективы, значительно более предпочитая находиться в гуще представления, на острие ножа. Ей даже представлялось, что иные могут принять такое наблюдение вместо участия за признак потери вкуса к кровопролитию, а значит, и утрату былой хватки. Но, пожалуй, на этот раз не повредит позволить поработать другим, тем более что только Призрачный Глаз знает, кто она.

Перед ней из ниоткуда появился набор ясновидящих пластин, через которые можно было разглядывать любую часть громадной арены. Таково одно из преимуществ более дорогих мест — тем же, кому удалось наскрести достаточно монет или чужой благосклонности лишь на самый дешёвый билет, оставалось довольствоваться только действом неподалёку, если оно там вообще происходило. Лелит окинула взором весь «Вороний дворец», подобно древнему божеству, что созерцает мир через глаза своего духа-ястреба или подобного зверя. Она как раз сфокусировалась на одной из пар небесных ворот, когда они распахнулись и наружу хлынули геллионы.

Их было примерно полсотни, все в тёмно-зелёных облачениях с пурпурной отделкой — в цветах культа Тринадцатой Ночи. Геллионы — свирепые воины, что летают на скайбордах; юнцы, жаждущие показать, чего стоят, или преступники, которые хотят покрыть себя славой и тем достичь чего-то вроде искупления. Нося цвета культа, к которому примкнули, на деле они входили в состав какой-нибудь уличной банды из тех, что терроризируют нижние районы Комморры. В культе Распри тоже имелось немало таких беспощадных и отчаянных бойцов, которые облачались в цвета Лелит и шли с ней в рейды на реальное пространство; сражались в «Крусибаэле» во славу культа или выполняли её повеления иными способами, в обмен получая боевые наркотики, без которых они не могли обойтись, и защиту от врагов, которую даровало её имя.

Лелит отдалила свою точку наблюдения, подняла и повернула. Бои геллионов — интересное зрелище, популярное на аренах, но к ним лучше добавить немного остроты…

А вот и она. С другой стороны арены донёсся рёв: зрители увидели, как открылись другие небесные врата, и оттуда с шумом вылетело два десятка гравициклов. Их наездники, разбойники, мчались по воздуху ещё быстрее, чем геллионы. Они достигли вершины в вечной погоне друкари за скоростью и манёвренностью и могли бы обогнать даже машины собратьев с искусственных миров. Такой аппарат, как гравицикл, поддаётся только обладателям наиболее развитых и быстрых рефлексов, и для пилота он — не только символ статуса, но и наглядное подтверждение его способностей. Естественно, геллионы терпеть не могут разбойников и приписывают их смертоносные успехи не таланту, а самим гравициклам, ну а разбойники видят в геллионах всего лишь обнаглевших отбросов общества, которые завидуют, что не могут позволить себе качественные машины.

Разбойники снизились и, толкаясь и обгоняя друг друга, помчались вдоль края арены. Загорелось табло, оповещая, что это первый круг из двенадцати. Победит тот, кто преодолеет финишную черту раньше всех остальных, но вопрос не только в скорости. Как хорошо знала Лелит, на маршруте их ждут сюрпризы: ловушки и засады, предназначенные испытывать мастерство пилотов и подпитывать толпу, — ведь неизбежно некоторые не сумеют преодолеть препятствия. Это ещё не считая геллионов, которые уже выбирали угол атаки. Лелит закусила губу, сконцентрировавшись на расчётах векторов и скоростей, чтобы понять, как разыграется первое столкновение. Она знала, что следовало бы развивать с соседями тему культа Тринадцатой Ночи, но просто не могла игнорировать бой, который разворачивался прямо под носом.

Разбойники пока не атаковали. Гравициклы набрали ещё большую скорость, когда геллионы перешли в пике, чтобы отрезать их друг от друга, и первой группе удалось промчаться мимо точки перехвата невредимыми. Остальным пришлось поучаствовать в стремительных, но кровавых стычках. Геллионы размахивали адскими глефами, стремясь отсечь противнику голову или вовсе разрубить его на куски, а разбойники умело поворачивали корпуса машин, чтобы отражать удары, рубить клинками-стабилизаторами и геллионов, и скайборды или просто грубо крушить их, врезавшись всей массой. За секунду погибло полдюжины друкари — на такой скорости столкновения происходили с такой силой, что клинки начисто прорубали тела, а кости разлетались вдребезги. Не меньше осталось и раненых с каждой стороны, которые цеплялись за свои машины, лишившись руки или ноги или зажимая кровоточащие раны. Лелит ощутила, как её омывает волна боли, сокрушённой гордыни, нарастающего отчаяния; и голод, который таился в средоточии её существа, начал потихоньку отступать. Мучения не были изысканными и утончёнными, но всё равно бальзамом ложились на душу, не давая ей опустеть.

— Вы правы, — негромко поделилась она с самозваным принцем Танишаром. — Представлению и впрямь недостаёт изящества.

Геллионы нанесли первый удар, но теперь настал черёд разбойников. С треском вспыхнули электросети, заставив геллионов сильнее прижиматься к стенам арены, почти к самим трибунам, а гравициклы, завывая, пошли на новый круг. Геллионы ныряли и петляли, набирали и теряли высоту, теснились к сетям или стенам, пытаясь стать как можно менее доступной целью, но пространства для манёвров осталось слишком мало. Одна из них подлетела слишком близко к сети, и мощный разряд прошёл прямо сквозь её скайборд, моментально зажарив наездницу. Плоть обуглилась, одежда вспыхнула, и толпа отозвалась улюлюканьем и свистом. Другой геллион, совершавший бреющий полёт над дном арены, вдруг завопил: из-под песка вырвались шипастые щупальца какой-то затаившейся твари и захлестнули его поперёк талии и плеч. Лелит увеличила изображение и увидела, как его бледная кожа налилась пурпуром от стремительного воздействия яда, разрушающего организм. Существо стащило геллиона с доски, и он бесследно исчез под землёй.

Разбойники врезались в стаю, словно кувалда. Искалеченные тела геллионов посыпались на дно арены вперемешку с обломками скайбордов, а из наездников гравициклов к ним присоединилось лишь двое. Толпа возбуждённо ревела, наслаждаясь кровопролитием, но, как ни омолаживало психическое снадобье боли, щедро льющееся сквозь ясновидящие пластины, Лелит всё это зрелище казалось несколько… безвкусным.

— Это не искусство, — пробормотала она, обращаясь скорее к самой себе, чем к соседям. По всей арене вспыхивали новые бои — пленники бились с ведьмами, монстрами, выращенными в лабораториях гемункулов или пойманными в тёмных уголках Комморры, или друг с другом. Однако ничто из этого не могло завладеть вниманием Лелит. — Противников просто вот так сталкивают лбами. С таким же успехом их можно было сразу засунуть в мясорубку.

— Хотите увидеть искусство? Взгляните-ка туда, — указала Иммелия.

Из-под земли в центре арены начали подниматься низкие полуразрушенные стены и мясистые растения высотой в три друкарских роста, покрытые метровыми шипами, с которых свисали разбитые доспехи, а кое-где и грудные клетки, всё ещё держащиеся на последних догнивающих клочьях связок и хрящей. Вместе эти рукотворные структуры и деревья образовали заранее подготовленное поле боя.

Из ещё одних небесных ворот вылетел «Рейдер» и, держась подальше от мест, где по-прежнему сражались остатки разбойников и геллионов, опустился к самому дну арены, чтобы высадить пассажиров. Десять ведьм с клинками гекатариев, осколковыми пистолетами и перчатками гидры, возглавляемые суккубом с осколочной сетью и пронзателем. Они тоже носили цвета культа Тринадцатой Ночи, так как им предстояло продемонстрировать боевую и гладиаторскую выучку культа.

— Я слыхал, что для сегодняшнего представления они подготовили особенно интересного противника, — сказал Придиан Призрачный Глаз. При этом он слегка повернул голову к Лелит, и драгоценные камни на глазной повязке сверкнули, уловив луч света. Говорил он будничным тоном, но в неприкрытом глазу тоже блестел огонёк.

Появилась клетка, из которой выкатилась масса крепких коренастых существ с волосатыми лицами. Лелит сразу их узнала: такие животные водятся в ядре галактики и представляют собой разновидность мон-кеев, отличаются приземистым, широким сложением, ростом значительно уступают друкари, но весят куда больше и к тому же обладают приличной физической силой. Обычно они пользуются технологиями, которые превосходят своей грубой разрушительной мощью даже орудия своих более высоких, стройных и менее мохнатых дальних родственников, и носят громоздкую, но надёжную броню. Похоже, в такой роскоши им сегодня отказали. Лелит наблюдала, как жалкие создания, замотанные в тряпьё, шарятся в песке и разыскивают примитивное оружие, оставшееся от тех, кто погиб на арене ранее.

— Не на что здесь смотреть, — пренебрежительно бросила она, когда ведьмы длинными прыжками двинулись через искусственные руины к своим противникам или, скорее, жертвам. — Им даже нечем нормально сражаться.

— Но в этом вся соль, — возразила Иммелия, указывая одной из дополнительных конечностей. — Мы не единственные зрители.

И действительно, на арену вылетели ещё два «Рейдера», под одним из которых висела вторая клетка. Лелит сфокусировала на ней ясновидящие пластины и различила внутри других чужаков той же породы, запертых за стенами из прозрачного кристалла, которые позволяли им видеть сородичей внизу. Но сколько бы они ни колотили кулаками и кричали в отчаянии, антизвуковые поля полностью заглушали шум.

Прыжками и кувырками ведьмы ворвались в их ряды без всякого предупреждения. На грубых лицах дикарей застыла мрачная решимость воинов, которые знают, что вот-вот погибнут — и погибнут просто ради забавы высшей расы, — но всё равно намерены дорого продать свою жизнь. Они орудовали затупленными тесаками и дубинами, утыканными гвоздями, с недюжинной силой и достаточной скоростью, лишь изредка попадая в цель, но никому бы даже не пришло в голову сомневаться, чем закончится побоище. Ведьмы полностью обескровили их, ловко уклоняясь от всё более неуклюжих и поспешных атак; с хирургической точностью, почти деликатно они перерезали вены и сухожилия. Толпа улюлюкала и ликовала, и прошло всего несколько минут, прежде чем последний из бородачей перестал шевелиться: суккуб вогнала ему в грудь пронзатель и пришпилила к стене, под которой он оборонялся, пока мог.

— Всё равно не вижу в этом никакого искусства, — сказала Лелит. — Вот неистовство — да, — добавила она, кивнув Призрачному Глазу.

— А вы смотрите дальше, — предложила Иммелия с самодовольством, которое всё больше раздражало Лелит.

Ведьмы отступили, и охватившее всю арену представление продолжилось, достигая новых высот кровопролития и насилия. Наконец опустилась вторая клетка, и запертые воины вывалились наружу. Они рыдали и рвали на себе волосы и бороды, вне себя от горя за сородичей, которых изрубили у них на глазах. Почти лишённые брони, с голыми бочкообразными торсами, покрытыми сложными татуировками; они тем не менее имели при себе оружие того рода, который, судя по всему, предпочитали, — огромные двуручные отбойные кувалды и гигантские секиры, лезвия которых светились и плевались искрами от накопленной внутри энергии.

— Им дадут шанс отомстить мучителям? — спросила Лелит. Наконец что-то интересное: такие враги окажутся для ведьм куда более сложным испытанием.

— Не совсем, — ответила Иммелия. — А вот и она.

На втором «Рейдере» появилась беловолосая фигура. У Лелит пересохло в горле, и она поспешно перенастроила ясновидящие пластины, чтобы разглядеть её.

Это она. Моргана Натракс, гранд-суккуб культа Тринадцатой Ночи, облачённая в гладиаторские доспехи. Она выглядела не старше, чем прежде, — хотя это относительно, ведь то, что для других видов считалось старостью и смертью, могло завладеть лишь теми друкари, которые больше не могли восстанавливать свою душу, — но каким-то образом она казалась более… полноценной. Лелит поняла, что впервые видит Моргану как самодержавную правительницу — не рядового суккуба, которая подчинена воле своей госпожи, но личность, наделённую той же властью над собственным культом, какую на протяжении веков имела сама Лелит в культе Распри. Более того, если верить другим, Моргана обладала тем же могуществом на уровне всего Тёмного города, как прежде Лелит, ибо стала любимым гранд-суккубом самого верховного властелина.

Моргана стояла с величавым, почти скучающим видом, а тем временем ведьмы надели на неё толстый ошейник. Лелит непонимающе смотрела, как затем они завели руки Морганы за спину, согнули, скрестив запястьями поверх лопаток, и сковали кандалами, которые крепились к кольцам на ошейнике. На лодыжках тоже застегнули прочные браслеты, соединённые короткой цепью, и привязали к ним верёвку. Она всё так же стояла с прямой спиной, сохраняя гордость, несмотря на путы.

— Что, во имя Кхаина, она затеяла? — выдохнула Лелит, глядя, как «Рейдер» Морганы завис над дикарями на дне арены.

А потом одна из ведьм, хорошенько размахнувшись, ударила Моргану сапогом в живот, и она, перевалившись через борт «Рейдера», полетела вниз, к земле.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Лелит напряглась всем телом, и вместо обычного свирепого восторга, который должен сопровождать созерцание соперницы, падающей к верной смерти, у неё внутри как будто разверзлась странная, необъяснимая пустота. Она спешно направила ясновидящие пластины вниз и успела сфокусироваться на Моргане, которая стремительно приближалась к земле. Волосы хлестали её по лицу, развеваясь на ветру…

…и тут верёвка размоталась на всю длину и резко остановила падение. Моргана зависла, отделённая от пола арены расстоянием меньше, чем длина головы друкари, прямо посреди стаи мон-кеев.

Зрители ахнули от восторга и злобного веселья. Дикари, со своей стороны, зря время не тратили. Какая разница, зачем её скинули, это ведь друкари, такая же, как убийцы, вырезавшие их родню. Они были вооружены, и они жаждали мести.

Первый взмахнул топором как раз на такой высоте, чтобы отсечь Моргане голову, — вернее, это была бы как раз такая высота, если б она в последний миг не сложилась пополам, прикоснувшись лбом к коленям. Лезвие разрезало воздух, не причинив ей ни малейшего вреда. В следующее же мгновение Моргана разогнулась, качнулась и со всего маху врезала головой в широкий нос того громилы, который только что попытался её казнить. Раздался треск ломающейся кости, и дикарь с топором отшатнулся назад со слезящимися от боли глазами. Лелит поморщилась — ей бы не хотелось толкаться головами с одним из этих существ, намеренно или нет.

Моргана плавно закружилась в воздухе, отлетая прочь, затем выгнула спину дугой, чтобы убрать голову с траектории кувалды, которая могла бы раздробить ей череп. Ещё один мон-кей атаковал секирой со спины, и Моргана снова согнулась в талии, но уже не так глубоко — ровно насколько ей было нужно. Ясновидящие пластины показали Лелит, как добела раскалённое остриё разрубило цепи, сковывающие запястья Морганы с ошейником, и прошло всего на волосок от кожи.

Высвободив руки, Моргана тут же пустила их в дело: одной ухватилась за рукоять мощного топора, которое только что избавило её от оков, а другой впилась в глаза его владельцу. Существо выпустило оружие, инстинктивно прикрывая руками лицо, а Моргана ещё раз согнулась, чтобы перерубить верёвку, на которой висела. Упав, она приземлилась на плечи обезоруженного ею дикаря, с ногами по обе стороны его шеи и лицом вперёд. Размахнувшись, она запустила секиру в другого противника, и лезвие глубоко погрузилось ему в грудь. Затем Моргана кувырнулась через спину.

Цепь, по-прежнему сковывающая её лодыжки, вонзилась дикарю под нижнюю челюсть, и он повалился на спину, ударившись затылком. К тому же теперь он задыхался — Моргана скрестила ноги, натянув цепь ещё сильнее. Она лежала на земле, и её положение выглядело опасным. Враги приближались со всех сторон, но стоило очередной секире сверкнуть, опускаясь к её телу, как она откатилась в сторону. Лезвие зарылось в землю, которая немедленно начала дымиться, а Моргана перехватила рукоять. Владелец оружия, не желая отдавать секиру ведьме, изо всех сил потянул её на себя. Моргана не поддавалась. Дикарь был настолько могуч, что рывком оттащил её прямо из-под удара отбойной кувалдой, который вместо этого расплющил голову противнику, которого она душила цепью.

Теперь, когда его голова и шея превратились в пастообразное месиво, оковам не за что было цепляться. Моргана вскинула высвободившиеся ноги и накинула цепь на налившееся плазменной энергией лезвие секиры, которую удерживала в руках. Цепь окончательно распалась пополам. Затем она обхватила ногами мускулистую руку секироносца и крутанула с неожиданной силой. Ясновидящие пластины чётко передали Лелит хруст сломанного локтя. Моргана тут же развернулась, подставив свою жертву под взмах очередной отбойной кувалды. Дикарь улетел назад, теперь не только со сломанной рукой, но и с развороченной грудной клеткой, а Моргана осталась с его плазменной секирой в руках.

Пока гранд-суккуб культа Тринадцатой Ночи сражалась без оружия, это выглядело так, будто враги пытались поймать свои собственные тени. Теперь она вооружилась, и тени отрастили зубы. Секира была тяжёлой и громоздкой, но ведьмы учились всем способам сеять смерть — ведь любимые инструменты не всегда оказываются под рукой. Даже оружие, лишённое всякого изящества, может убивать, а значит, годится для ведьмы.

Моргана размахнулась, на её руках проступили напряжённые мышцы, и плазменная секира расчертила воздух с куда большей скоростью, чем казалось возможным, — уж точно быстрее, чем ожидала следующая жертва. Лезвие рассекло мышцы и кости, остановилось на середине груди, уничтожив жизненно важные органы, и низкорослый чужак начал заваливаться лицом вперёд. Моргана сделала сальто через голову, одновременно выдернув секиру, приземлилась прямо за упавшим трупом, снова взмахнула оружием и буквально подсекла ноги ещё одному подбежавшему врагу, отрубив их ниже коленей.

Секира весила, наверное, почти как сама Моргана, но она не пыталась бороться с её тяжестью, а умело использовала массу. Она и оружие кружились друг вокруг друга, словно две звезды в одной системе; в любой отдельно взятый миг двигалась либо ведьма, либо секира, либо обе одновременно. Вот она остановилась, чтобы нанести смертельный удар, вот она уже описывает дугу, пользуясь навершием как противовесом, чтобы ещё быстрее занять позицию для следующей атаки, а вот использует древко как опору, чтобы сбивать врагов наземь низкими ударами, или наоборот — высоко вскидывать ноги, ломая челюсти и разрывая барабанные перепонки.

Что бы ни делали дикари, их грубая сила не могла сравниться со скоростью и атлетическим умением Морганы. Лелит смотрела как заворожённая, едва дыша. Удар за ударом проходили на волосок от цели, но каким-то образом Моргана оказывалась не там, куда они должны были попасть. Каким-то образом это её похищенная секира всегда находила плоть, и это кровь дикарей шипела на заряженном плазмой лезвии. Наконец, последний аккорд — один взмах, который разом снёс две головы с широких плеч, — и состязание, если его так можно было назвать, завершилось. Моргана Натракс осталась на поле боя победительницей, без единой отметины на теле, если не считать вражеской крови.

Весь «Вороний дворец» бушевал от восторга. Лелит и раньше слышала, как огромные толпы рукоплещут, воют, выкрикивают имя — её имя, — и эта овация могла сравниться с некоторыми из тех, прежних. У неё скрутило живот. Неужели Комморра действительно забыла её и то, на что она способна? Неужели она отсутствовала так долго, что представление, которое можно назвать лишь очень хорошим, теперь считается превосходным?

— Потрясающее зрелище, вы не находите? — вежливо спросил Придиан Призрачный Глаз.

— Просто восхитительное, — с энтузиазмом согласилась госпожа Иммелия. Её кожа налилась краской и поздоровела, очевидно демонстрируя восстанавливающее действие смерти и страданий. Лелит и сама чувствовала, что её жажда душ полностью утолена, но представление всё равно оставило неприятный осадок.

— Определённо его стоило посмотреть, — заметила она.

Нейтральное и вполне правдивое высказывание, пусть слушатели воспринимают его как хотят. Лелит вдруг почувствовала неуверенность, спрашивая себя, зачем она здесь. Конечно, ей нужно было утолить жажду душ, но ведь она могла это сделать множеством иных способов, в том числе и сходить на любое другое представление любого другого культа. Откуда же потребность увидеть именно то, чем занимается Тринадцатая Ночь? Почему её так поразили трюки Морганы, обманывающие смерть? Да, она ловко управлялась со своим делом, но не сказать, чтоб такое выступление было новостью для арен — Лелит и сама так делала, причём не раз.

Всё это просто ошибка. Лелит готова была с радостью признаться в этом самой себе. Если кто-то её здесь увидел, то наверняка придёт к выводам, которые поставят её культ и культ Морганы в прямую конфронтацию, а Лелит не желала оказываться в таком положении, пока не будет уверена, что готова. Можно, конечно, ринуться очертя голову в бой, полагаясь лишь на ножи и умения, но в открытой войне культов слишком много элементов, которые слишком тяжело контролировать. И что за игру ведёт Призрачный Глаз? Лелит испытывала жгучее желание обработать его ножами и заставить всё рассказать, но знала, что такая затея вряд ли пройдёт как по маслу, не говоря уже о том, что пойдут слухи. К тому же ей сейчас уж точно не нужен ещё один враг, и только дурак будет враждовать с труппой арлекинов без веской причины.

Она встала и повернулась к выходу, но остановилась на середине шага. Двое инкубов нацелили клэйвы на рабыню в ливрее культа Тринадцатой Ночи, которая униженно простёрлась на полу.

— Досточтимая госпожа, — произнесла рабыня, не поднимая лица. — Гранд-суккуб просит вас встретиться с нею.

Это была не просьба — Лелит это сразу поняла. Если она прикажет, то инкубы постараются помочь ей пробиться на волю. Но если культ Тринадцатой Ночи твёрдо вознамерится лишить их жизни, то вряд ли хоть кому-то, не исключая и Лелит, удастся выбраться из глубин «Вороньего дворца» живыми. Она всегда охотно проверяла себя на прочность, но, как и положено гладиатору, знала разницу между невозможным и просто маловероятным.

Кроме того, её злило, что Моргана не ответила на послание. К чему тогда избегать личной встречи?

Разница, конечно, в том, что сообщения, переносимые бичевателями, по крайней мере поддерживали видимость равенства между собеседниками. А теперь Лелит призывают на аудиенцию, словно подчинённую, ещё и с оскорбительным намёком, что её маскировка ни на что не годна. Она подавила гордыню и позволила рабыне препроводить себя по внутренним коридорам дворца, настойчиво напоминая себе, что, по крайней мере, она скоро получит желаемое, хотя и не совсем так, как хотелось.

Её привели к громадным двойным дверям, и рабыня подняла руку.

— Прошу прощения, госпожа. Ваши инкубы не должны переступать порог.

— Леди? — спросил Морей’эль. Клэйвекс представлял собой высокую и угрожающую фигуру, по хриплому голосу которой невозможно было понять, мужчина это или женщина. В обеих руках были зажаты готовые к бою демиклэйвы. — Быть может, это ловушка.

Лелит улыбнулась под маской.

— Моргана всегда была прямолинейна. Если бы она хотела убить меня, то не потрудилась бы сначала нас разделить. Она хочет поговорить, значит, будем говорить. Ждите здесь, пока я не вернусь.

Голова Морей’эль склонилась в знак согласия, и инкубы приняли почти идентичные позы, держа клэйвы на изготовку поперёк тела. Дисциплина воинов не оставляла сомнения: они ни за что не покинут хозяйку, но будут ждать подобно статуям, пока она не выйдет или пока они не решат, что её жизнь в опасности.

Она кивнула рабыне. Та порезала себе тыльную сторону ладони и прижала её к двери. Встроенные сенсоры впитали кровь, и под щелчки затворов двери беззвучно распахнулись. Лелит шагнула вперёд, не торопясь, но и не мешкая, чтобы увидеть, что ждало её внутри.

Покои Морганы — и, наверное, не единственные во дворце. Набор личных комнат не только должен соответствовать статусу, но и не позволять убийцам точно знать, где может находиться их владелица. Впрочем, сейчас она находилась здесь, по-прежнему облачённая в гладиаторский костюм. Ещё одна рабыня протирала белой тканью её лицо, убирая остатки дикарской крови.

— Оставь нас, — приказала Моргана, щёлкнув пальцами, и рабыня поспешно исчезла. Створки дверей закрылись за спиной Лелит, и два гранд-суккуба остались друг напротив друга.

— Вижу, ты добилась немалых успехов, — заметила Лелит, оглядывая помещение. Покои выглядели как и следовало ожидать: сокровища и трофеи украшали все стены и большую часть горизонтальных поверхностей. — Сколько из них здесь было ещё до тебя?

— Я оставила кое-какие безделушки Ариекс, — резко ответила Моргана. — Сувениры на память. К тому же… — с холодной улыбкой добавила она, — …трофеи принадлежат победителю. Всё, что ты видишь здесь, — моё, так или иначе.

Она слегка сдвинулась в своём кресле, и оно издало тихий звук, явно выражающий дискомфорт. Лелит приподняла брови, заметив, что это сиденье было создано телотворчеством: в его состав вошли кожа, кости, мышцы и жир по меньшей мере двух существ, перекрученные и сформированные в виде трона, причём по-прежнему живого. Каждый раз, когда Моргана меняла позу, острые углы, края и шипы её доспехов вонзались в мягкую ткань или скребли о кость, наделяя её новой крупицей лакомого страдания. Лелит подозревала, что и сознания этих существ всё ещё погребены где-то внутри трона и их безмолвные крики только добавляют подпитки.

— Ты, похоже, завела друзей среди гемункулов? — будничным тоном спросила она, указывая на сиденье.

— Тебе нравится? — Моргана по-хозяйски провела пальцами по спинке трона, которая, судя по всему, и правда когда-то была чьей-то спиной. — Подарок госпожи Иммелии. Вы ведь должны быть уже знакомы? И, пожалуйста, Лелит, сними уже эту нелепую маску.

Лелит не имела привычки подчиняться чужим приказам, даже выдаваемым за просьбы, но сейчас сделала именно это. Иначе как Моргана поймёт, когда Лелит будет смеяться над ней?

— Ты на удивление пристально следишь за посетителями своей арены, — сказала она. — Интересно, что тому причиной — высокомерие или простая паранойя.

— Я с первого взгляда поняла, что это ты, — отмахнулась Моргана. Она поднялась с трона и спустилась на пол, не отрывая взгляда от глаз Лелит. — Я узнала бы тебя где угодно, Лелит. Я узнала бы тебя, будь ты даже с головы до пят переделана гемункулом. И я точно знала, что сегодня ты будешь здесь.

— Неужели?

— Конечно! — насмешливо воскликнула Моргана. — Я отказалась отвечать на твоё послание, и ты, конечно же, явилась сюда, полная гнева, оскорблённой гордости и зависти!

— Зависти? — фыркнула в ответ Лелит. — Чему я должна завидовать? Что тебе удалось успешно убедить себя, будто Тринадцатая Ночь превзошла культ Распри?

— Нет, — сказала Моргана. Слово прозвучало настолько прямо и честно, что застало Лелит врасплох. Затем гранд-суккуб улыбнулась — одними зубами. — Пока нет. Но скоро так и будет. Верховный властелин знает, кто хранит ему верность, а кто предаёт Комморру. — Улыбка исчезла. — Тебе не стоило возвращаться, Лелит.

Лелит могла бы сказать многое. Колкости, оскорбления, вызовы. Но она ответила иначе.

— Ты знаешь, она может убрать жажду душ.

Моргана нахмурилась.

— Что?

— Иврайна. — Лелит продолжала смотреть в лицо другой друкари, не отводя взгляд. — Не навсегда. Жажда вернулась, когда я покинула её и вернулась в Комморру. Но пока я была с Иврайной, я её не чувствовала.

На щеке Морганы дёрнулась мышца.

— И зачем это тебе?

— А тебе незачем? — парировала Лелит. — Ты что, хочешь чувствовать, как когти Той-что-жаждет терзают тебя каждый день, каждый час, каждое мгновение? Я не иннари, не всем сердцем, но у них есть могущество. — Она облизнула губы. — Могущество, с помощью которого Иврайна хочет убить бога и принести благо всем альдари.

— Ну и пусть делает что хочет! — с презрением вы-плюнула Моргана. — Зачем ты всё это мне рассказываешь?

— Чтобы дать тебе понять, что есть и другие возможности, — искренне ответила Лелит. — Иврайна нуждалась только в моих умениях, но, если ей удастся исполнить свои намерения, это пойдёт мне на пользу, неважно, буду ли я на её стороне или нет. Можешь ли ты сказать то же самое о Векте?

Губы Морганы скривились.

— Ты была вполне довольна столетиями купаться в лучах славы верховного властелина. А теперь ты хочешь, чтобы я его отвергла?

— Тогда меня это устраивало, — пожала плечами Лелит. — Но оковы, которые он накладывает, меня утомили. А отделаться от них не так-то просто, как в твоём представлении, — она вздохнула. — Вижу, ты на самом деле жаждешь стать мной.

— Стать тобой? — насмешливым эхом отозвалась Моргана. — Как, во имя Тёмных муз, ты пришла к такому выводу?

— Посмотри на себя, — ответила Лелит. Она протянула руку и кончиком пальца стёрла последнюю капельку крови с виска Морганы. Та напряглась, но не отреагировала. — На тебе ни царапины, только кровь, и та чужая. Моргана, которую я помню, вцеплялась врагу прямо в глотку, не заботясь, уцелеет ли её собственная.

Глаза Морганы стали твёрже алмаза.

— Ты намекаешь, что я стала слаба?

— Вовсе нет. — Лелит показала на саму себя. Как все знали, шрамов под её платьем почти не было. — Но ведь правду говорят, что подражание — самая искренняя форма лести.

Взгляд Морганы мельком скользнул по телу Лелит и снова поднялся. Она заметно сглотнула.

— Почему ты вернулась? — процедила она сквозь стиснутые зубы.

Лелит помедлила секунду, впервые задумавшись над тем, как это сформулировать. Наверное, следовало поразмыслить чуть раньше, но политические аспекты общества друкари всегда как будто заставали её безоружной.

— Меня предупредили, что Вект, возможно, расставляет на меня ловушку. — Она закусила губу. — И что ты, возможно, как-то в этом замешана, — добавила она, подняв голову и с вызовом глядя на Моргану.

— Всё на свете вращается вокруг тебя, иначе ведь и быть не может? — огрызнулась Моргана. — Нет, Лелит, я не замешана в том, что планирует — или не планирует — насчёт тебя верховный властелин. Я скоро стану Тёмной королевой Комморры, ты это понимаешь? Я вознесу свой культ на высоты, о которых твой и мечтать не смел, и вся эта реальность, до последней пяди, станет моими охотничьими угодьями!

— И Вект в этом помогает? — тихо спросила Лелит.

— Верховный властелин не помогает! — отрезала Моргана. — Но ты не хуже меня знаешь, что в Тёмном городе ничего не происходит без его дозволения! Мы на подъёме, потому что он считает, что мы достойны подняться. Он считает, что я достойна подняться, — самодовольно добавила она.

Лелит медленно кивнула. Положение дел начало проясняться.

— А если я предположу, что Вект позволяет всему этому происходить ради того, чтобы уязвить мою гордость и привлечь меня обратно, отвергнув иннари?

— Ну, и кто тут проявляет высокомерие, паранойю и самообман? — негромко ответила Моргана. Выражение её лица говорило, что разговор её забавляет, но за весельем таилось нечто мрачное, словно налитые свинцом грозовые тучи на горизонте. — Зачем ты нужна верховному властелину после того, как предала его?

— Именно затем, что я его «предала», — сказала Лелит. — Моргана, Вект одержим желанием всё контролировать. Он должен контролировать и меня, иначе пойдут разговоры, что он теряет хватку.

— Если бы верховный властелин действительно разгневался на твой уход, он бы уже с тобой расправился, — пренебрежительно заявила Моргана. — Ты доказала, что слаба и бесполезна, когда покинула Комморру, чтобы волочиться за этой отступницей и выполнять её прихоти. Почему бы ему не желать от тебя избавиться?

— Потому что я повелеваю самым могучим из культов ведьм! — прорычала Лелит.

— Пока что! — рассмеялась Моргана. — Перестань притворяться, что твой успех — дело твоих собственных рук, а не его! Вект — новая Тёмная муза, Лелит, и часть его славы достанется всем, кто будет хранить ему верность!

Лелит посмотрела ей в лицо и увидела искреннюю, яростную веру. Лелит знала, что Асдрубаэль Вект хитёр, коварен и смертельно опасен — иначе он не смог бы править Комморрой на протяжении десяти тысячелетий. Тем не менее однажды Вект умер. Да, он возродился в кровавом величии посредством гибели своих врагов, но всё же он познал на одну смерть больше, чем Лелит. Он по-прежнему всего лишь друкари, неважно, какие союзы он заключил или какие интриги привёл в действие.

Моргана с этим явно не соглашалась. Когда она говорила про Векта, её лицо сияло — Лелит не видела этого выражения с поры своей юности. Она намеренно оттеснила эти воспоминания на задворки разума, так как параллели вызывали у неё неуютное ощущение.

— Он знает? — спросила она.

Моргана раздражённо нахмурилась.

— Что знает?

— О Юкоре. О… — Лелит неопределённо взмахнула рукой. Собственные ладони всегда казались ей какими-то слабыми, бесполезными придатками, когда не сжимали ножи. — …О нас. Я хочу сказать: знает ли он, насколько давно мы знаем друг друга? — поспешно добавила она.

— Конечно, знает, — фыркнула Моргана. — Я ему рассказала.

Желудок Лелит скрутило. И без того тошно думать, что Вект бурил своим мертвенным взглядом секреты её юности, но узнать, что он выведал их у самой Морганы…

— Ты рассказала? О чём ты ему говорила?

— О том, что ты стояла у меня на пути с самого начала, — произнесла Моргана голосом, полным холодной как лёд злобы.

Лелит скрипнула зубами.

— Моргана…

— Тебе следует уйти, — перебила Моргана. — Я имею в виду не только свои покои, Лелит. Я говорю, что тебе надо уйти из Комморры. Слаба ты или нет, достойна или нет, твоё присутствие будет досаждать верховному властелину. Долго ты так не проживёшь.

— А с чего это беспокоит тебя, раз тебе так дороги намерения Векта? — фыркнула Лелит.

— Просто уйди! — с внезапной вспышкой гнева закричала Моргана. — Ты ведь уже однажды ушла, — добавила она, и в её голос закралась горечь. — У тебя наверняка получится и снова.

Лелит явственно ощутила, что под её ногами как будто сдвинулась опора.

— Это всё ещё тебя беспокоит?

Кулаки Морганы снова сжимались и разжимались. Лелит хорошо знала признаки того, как её собеседница начинала разгонять себя до убийственной ярости. В таком состоянии она уже не будет изящно уворачиваться и подыгрывать желаниям толпы. Когда гнев берёт верх над Морганой, она не хочет ничего, кроме крови.

— Ты всё убеждаешь меня, что замыслы верховного властелина не принесут мне пользы, но при этом притворяешься, будто ты чем-то лучше? — низким и тихим голосом прорычала Моргана. Такой звук можно услышать из пасти хищника перед самым прыжком. — Мы дрались вместе, мы страдали вместе, мы вместе сбежали от этого ублюдка Юкора, но как только ты увидела дорогу, где можно было обойтись без меня, то тут же на неё свернула!

— Так вот почему Вект выбрал тебя, — с бесстрастным пониманием произнесла Лелит. Моргана так и не поняла, что тогда произошло на самом деле, но истинная причина ничего не значила в сравнении с тем, что Моргана считала правдой. — Ему нужен был кто-то, кто достаточно ненавидит меня, чтобы желать не просто заменить, но превзойти. Кто-то, кого я… знала. Так он смог бы гарантированно привлечь моё внимание.

— Если ты не уйдёшь, — сказала Моргана, чётко и холодно выговаривая каждый слог, — то я подготовлю для тебя покои. Ты останешься здесь как моя гостья. А потом, завтрашней ночью, в качестве кульминации представления, я убью тебя на песках «Вороньего дворца».

В голове Лелит против воли вспыхнул образ. Вот она, высвободившись из этого платья, снова в ведьминском костюме и с ножами в руках, пристально смотрит через всю арену на Моргану Натракс. Вокруг запах пыли и свежепролитой крови, рёв толпы достигает лихорадочного крещендо, и двое величайших суккубов Комморры приближаются друг к другу. Она переносит свой вес на другую ногу, чувствуя, как под стопой осыпается песок, её распущенные волосы взметаются в воздух, и — внезапная радость стремительного движения. Она бросается на противницу. Ножи сталкиваются, летят искры, и вот лезвия клинков целуют кожу Морганы…

Лелит заставила себя вырваться из видения. Да, так она могла бы остановить восхождение культа Тринадцатой Ночи и не дать ему затмить культ Распри. Но она не желала идти этим путём. Нет, ведь за всем этим должен стоять Асдрубаэль Вект, и она ни за что не станет плясать под его дудку.

— Я уйду, — негромко сказала она. — Но сначала ответь мне всего на один вопрос, Моргана. Если ты так ненавидишь меня, зачем вообще приглашать меня в свои покои? Почему бы не избегать меня и дальше?

Моргана открыла рот, потом закрыла снова. У неё дёрнулась губа. Затем она выпрямилась и слегка наклонила голову в сторону.

— Надо хорошенько осмотреть рану, прежде чем прижечь.

В груди Лелит разгорелось пламя ярости — тёмное, жгучее, голодное, — но она перехватила её и силой заставила уняться.

— Что ж, тогда я двинусь в путь. Прощай, Моргана.

Её препроводили обратно к «Яду». Всю дорогу Лелит плотно окружало кольцо инкубов, но ещё плотнее — облако её собственного бурлящего гнева. Воздушное судно едва успело оторваться от причала, как она открыла канал связи с Кситрией Морн, не заботясь, мог ли кто-то его перехватить. Пусть Тёмный город услышит её — так ей даже на руку. Ей нужно всем напомнить, кто и что есть культ Распри, ей нужно пополнить его ресурсы, и ещё ей нужно выплеснуть ярость вместе с кровью существ, которые мнят себя в безопасности в своих четырёх стенах.

— Распространи весть, — сказала она. — Пусть любой, кто пожелает, присоединится к нам. Мы идём в рейд.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Рукотворные миры азуриан — одни из самых выдающихся шедевров архитектуры и инженерного дела в галактике. Это громадные корабли, бороздящие пустоту, больше похожие на планетоиды необыкновенных форм, нежели на звездолёты, и даже самые малые из них легко превосходят в размерах крупнейшие конструкции иных, менее развитых видов. И более того теперь, когда раса альдари испытывает упадок, население одного из таких искусственных миров по-прежнему может исчисляться десятками миллионов. Почти все его обитатели способны взять в руки оружие, облачиться в броню и встать на оборону своего дома, приняв роль стражей. И это без учёта храмов аспектов, где обитают куда менее многочисленные, но более умелые воины, посвятившие себя изучению и совершенствованию в определённом способе ведения войны. Комбинация огромного размера и грозных средств обороны означает, что искусственный мир почти неприступен для любой обычной армии.

Почти.

Даже самый воинственный командир-человек задумался бы, стоит ли ему навлекать на себя гнев альдари и жертвовать бесчисленными жизнями, нападая на такой мир. Но в галактике есть и другие силы, которым такие сомнения неведомы. Ненасытные тираниды, бывало, пожирали искусственные миры изнутри. А для звероподобных орков — аракхиа, Детей Разрушения — чем больше битва, тем почти всегда предпочтительнее. Примером тому мог стать рукотворный мир Ильмарен, на который в лобовую атаку бросились орды, возглавляемые существом, называвшим себя Грак Бальшежуб. Как ни отважны были защитники Ильмарена, их почти одолели, их оборонительные сооружения были сокрушены, и пострадал даже сам громадный психокостный скелет их дома. Хотя всех аракхиа в конечном итоге затянуло в варп через разлом, который создали их же собственные примитивные псайкеры, искалеченный Ильмарен теперь ковылял по галактике, оставленный на милость любого хищника, который следующим на него наткнётся.

К милости Лелит была не расположена. Она мерила шагами мостик своего линкора «Безупречный», глядя, как приближается расколотая скорлупа Ильмарена.

— Я, значит, слаба? — бормотала она себе под нос. — Недостойна? Я покажу этой выскочке, этой падальщице… Долго ещё? — рявкнула она, резко развернувшись и пригвоздив одного из членов экипажа взглядом, почти столь же острым, как один из её ножей.

Лелит не знала, способен ли этот конкретный друкари ответить на её вопрос, но ей было всё равно. Она не капитан корсаров, которому по нраву глядеть, как мимо проносятся звёзды, и наслаждаться пустотными боями. Она владела линкором потому, что была Королевой Ножей, гранд-суккубом величайшего ведьминского культа во всей Комморре, и заслуживала лишь самых грандиозных и великолепных вещей.

К тому же врата Паутины есть не везде — тем более что обитатели наполовину разбитого искусственного мира могли закрыть свои врата, чтобы спастись от новых врагов, пытающихся проникнуть с другой стороны. Значит, чтобы добраться до самых богатых охотничьих угодий, нужно лететь через пустоту. Хотя Лелит готова была сразиться с любым врагом один на один, обнажив ножи и оскалив зубы, ей нисколько не хотелось погибнуть в холодном и пустом безвоздушном пространстве из-за какого-нибудь энерголуча или взрыва боеголовки. Нет, если уж погибать, то погибать на своих условиях — а значит, до тех пор нужно обеспечить себе хорошую защиту.

— Мы почти в радиусе досягаемости штурмовых шлюпок, ваше превосходство, — ответил другой член экипажа не для того, чтобы спасти шкуру того, которого допрашивала Лелит, но чтобы отвести её неудовольствие, пока оно не поглотило обоих.

— Хорошо, — отрезала Лелит и зашагала прочь. Распущенные волосы шлейфом развевались за её спиной. — Готовьтесь отключить теневое поле, когда мы выдвинемся.

Застать врасплох искусственный мир по сути невозможно — если только не погибли все его ясновидцы, из чего следует, что и сам мир практически уже мёртв. Эти любители вмешиваться в чужие дела постоянно прочёсывают пряжу будущего, выискивая крупицы знания в надежде, что оно поможет направить сородичей к наилучшему исходу. Лелит не обладала терпением, потребным для такого подхода; она предпочитала хватать будущее за глотку и подчинять его себе. Единственным ясновидцем, к которому она питала какое-либо уважение, был Эльдрад Ультран, и то лишь потому, что даже ей приходилось считаться с его невероятным возрастом и огромным могуществом. Большинство же других она считала просто трусами, которые прячутся за своими предсказаниями и ищут пути наименьшего риска, — и всё же они действительно неприятно прозорливы.

Тем не менее иногда скрытность не лучший вариант. Если жертва чувствует надвигающуюся погибель, страшится опасности, зная о её приближении, но ещё не видит — это тоже часть удовольствия, получаемого от охоты. Может, сородичи Лелит, что обитают на рукотворных мирах, куда более развиты, чем остальные жалкие существа, из которых состоит так называемая разумная жизнь галактики, но даже им не под силу проникнуть сквозь покров, который не даёт любопытным глазам взглянуть на флот налётчиков. Пусть ясновидцы и знают, что близится нападение, пусть даже их парящие руны уже сообщили им, что за враг на них ополчился, но едва ли им удастся извлечь пользу из этого знания. Ильмарен ведь по-прежнему наполовину разорён, движется медленно, и тому, кто знает, как искать, легко его обнаружить.

Путешествие Лелит длилось недолго: штурмовые шлюпки «Пронзатель» размещались на носу «Безупречного», и в них уже собралось под сотню отборных ведьм культа Распри, а также Морей’эль и другие инкубы. Лелит вошла в один из транспортов и увидела голод на лицах, поднявшихся ей навстречу. Некоторые здесь были её кровавыми невестами, но другие последователи уже давно не видели свою предводительницу. Пора это исправить.

— Подготовиться к запуску, — просто приказала Лелит, когда дверь с шипением захлопнулась за ней. Жемчужина в ухе передала ей ответные извещения со всего флота, и даже её сердце не могло не взыграть от этого.

Имя культа Распри всё ещё обладало силой в Тёмном городе. Неважно, что ходили слухи об опале Векта — обещание рейда, который возглавляла сама Королева Ножей, привлекло участников отовсюду. Да, конечно, их не так много, как бывало раньше, да и качество, возможно, уступало — высшие архонты прислали суб-архонтов, гранд-суккубы — собственных подчинённых и так далее, — но на её зов ответило больше союзников, чем могли собрать все её соперники, кроме самых могущественных. Если бы друкари собирались идти на войну, то это была бы одна из их крупнейших армий.

Но война — последнее, что было в ту пору на уме у Лелит. Война — дело долгое, безобразное и затратное. Принцип друкари иной: нанести удар, забрать желаемое и уйти. Никакая территория реального пространства, ни одна пыльная планета или каменистый астероид не стоит конфликта; с другой стороны, нет врагов, которые могли бы проникнуть в Комморру и сколько-то долго оставаться в живых. Конечно, для тех, кто стал жертвой рейда, разница между ним и войной незаметна, но их точка зрения в любом случае ничего не значит.

И всё же, несмотря на уверенность Лелит, сам размер Ильмарена заставлял задуматься. Она прошла в переднюю часть «Пронзателя» и уставилась на громаду, которая становилась всё ближе и ближе, сквозь тусклую пелену помех теневого поля, скрывающего транспорт от обнаружения. Ещё чуть ближе…

Пустота озарилась светом: энергетические лучи копьями вылетели с поверхности Ильмарена. Оборонительные орудия искали цели. Лелит активировала жемчужину связи.

— Кто слишком рано отключил поля? — резко спросила она.

— Все корабли по-прежнему скрыты, ваше превосходство, — послышался ответ. — Возможно, это ясновидцы?

Лелит готова была с презрением возразить, но вдруг её поразило озарение. Она, как и её собратья, не обладала психическим даром. Разумы большинства альдари ярко сияют в варпе, и их легко могут увидеть как демоны Великого Врага, так и колдуны их собственной расы, но друкари практически незримы в этом странном мире. В частности, азуриане, похоже, считают эту их особенность отвратительной. Не один колдун их племени пал под ножами Лелит просто потому, что привык чувствовать намерения того, кто собирался причинить им вред. Смехотворно даже думать, что псайкеры искусственного мира могут почуять даже целый флот друкари и распознать их местоположение настолько точно, чтобы наводить орудия… но ведь на кораблях есть не только друкари.

Рабы. Тех, что обладал очевидными психическими способностями, немедленно убивали, как только находили. Но иногда их дар оставался латентным. Сколько таких рабов на флоте Лелит, сколько их занимается непосильным, сокрушающим и тело, и разум трудом, поддерживая корабли в рабочем состоянии, а сколько тех, кого взяли с собой просто ради прокорма экипажа? Десятки тысяч существ по меньшей мере двух десятков видов, и пусть их дух сломлен, но сознания не погружены в безмолвие. И этого достаточно, чтобы защитники Ильмарена заметили неподалёку приглушённый фон психического страдания, источник которого движется к ним, и догадались, в чём дело.

— Начать запуск! — приказала Лелит. — Убрать поля и начать запуск!

План был хорош, несмотря на этот небольшой промах, так что пусть обитатели искусственного мира увидят всю мощь, которая выступила против них, и почувствуют отчаяние.

«Пронзатель» сорвался с места. Компактные турбореактивные двигатели придали ему ускорение, значительно превосходящее то, на что способны похожие транспорты большинства других видов. Даже Лелит пришлось схватиться за поручень, чтобы удержаться на месте. Они преодолели сомнительный щит теневого поля, прежде чем оно мигнуло и исчезло, и штурмовой корабль стремительно понёсся в атаку, целясь в искорёженный бок рукотворного мира. На нём виднелись блестящие полосы свежей призрачной кости — костопевцы Ильмарена успели кое-что восстановить, но потребовались бы годы, чтобы исцелить последствия разрушений, учинённых аракхиа. В корпусе громадного корабля зияли разрывы, открывающие культу Распри и их союзникам путь прямо в его сердце.

Защитные орудия Ильмарена стреляли уже во всю силу: перед ними один за другим появлялись стремительные корабли друкари, и с них, словно мухи с трупов, поднимались целые тучи штурмовых шлюпок. На развороченном боку искусственного мира осталось куда меньше пунктов обороны, чем в других местах, и даже острые умы тех, кто управлял орудиями, пасовали перед таким размахом наступления и выбором из такого множества целей. Если бы все орудия сконцентрировались на средствах абордажа, воины Лелит могли бы понести огромные потери ещё до того, как достичь цели; а сосредоточься защитники на линкорах и транспортных крейсерах, у абордажных команд могли бы сдать нервы от вида того, как один за другим гибнут корабли, на которых они собирались отступать. Но они не сделали ни того, ни другого, рассеяв огонь по разным мишеням, и в результате мало чего добились, прежде чем флот нацелился на немногочисленные орудия и окончательно положил конец обстрелу.

Штурмовые шлюпки прошли сквозь раны в оболочке рукотворного мира и оказались в гигантском разломе, где торчали обломки перемычек и виднелись наполовину отремонтированные купола. Здесь орки пробились внутрь с характерными для своего вида грубой силой и невежеством. Ильмариты уже успели отвоевать часть своего обиталища у холодной пустоты космоса. Там и сям среди похожих на соты внутренностей Ильмарена виднелись атмосферные поля, позволяющие использовать отделённое ими пространство, если только жители были не против вида на развалины и далёкие звёзды. Такие места представляли собой наиболее привлекательные цели для Лелит и её транспортов — поля не могут остановить материальные объекты, а пространства за ними вполне достаточно для лёгкой посадки. Куда лучше, чем прижаться к твёрдой психокостной поверхности и просверлить её термоядерными резаками штурмовой шлюпки, чтобы пробраться внутрь.

— Цельтесь в те, что крупнее, — приказала Лелит. — Корабельники с меньшей вероятностью вытянут оттуда атмосферу. Они не смогут взять на себя вину и загубить столь многих своих собратьев.

Переход из пустоты в атмосферу был чётко ощутимым — не потому, что возникала турбулентность, а потому, что с воздухом появились и звуки. Приглушённый рык и грохот двигателей, который до сих пор лишь осязался как вибрация, отдающаяся сквозь корпус «Пронзателя», превратился в протяжный вой, который не могли заглушить даже стены. Улыбка Лелит стала ещё шире: в такие мгновения, когда транспорт, несущий её к добыче, заходил на последний отрезок пути, она чувствовала, как внутри разгорается предвкушение.

Полный пышной зелени купол, в который они ворвались, был типичным для корабельников примером глупых попыток воссоздать пасторальную простоту жизни, которая миновала много тысячелетий тому назад. Лелит подозревала, что она вообще существовала только в мифах и легендах. Корабли неслись над пологими холмами и густыми лесами, прозрачными озёрами и бурными водопадами — совершенно искусственным ландшафтом, сотворённым руками альдари и, несомненно, скрупулёзно восстановленным после нападения аракхиа. Там и сям виднелись небольшие поселения, и некоторые из транспортов, сопровождавших Лелит, начали сворачивать в стороны, чтобы добраться до лёгкой добычи, которая наверняка там притаилась. Но остальные — сотни штурмовых шлюпок и несколько более крупных «Пронзателей», таких же, как и тот, в котором ехала Лелит, — продолжали стремительный полёт к золотым шпилям города, который высился в геометрическом центре купола, или, по крайней мере, там, где тот должен был находиться до того, как орки разворотили его, частично открыв пустоте.

Нельзя было не заметить сходство между этим городом и Комморрой; такая величественная архитектура и столь грациозные формы не встречаются у других обитателей галактики. Но если Комморра сумрачна и одноцветна, то творения азуриан сверкают белизной и золотом. Где в Тёмном городе шипы и острые как бритва грани, в Ильмарене — гладкие изгибы и мягкие контуры.

И конечно, азуриане строят, подчиняясь ограничениям материальной вселенной. В Комморре такие мелочи, как расстояние и измерения, легко поддаются рукам тех, кто обладает достаточными ресурсами, чтобы делать эти концепции своими игрушками.

— Целиться в основные центры скопления населения, — приказала Лелит через жемчужину связи.

Город начал поднимать защитников, и в воздухе уже виднелось несколько скиммеров. Но эти жалкие крохи будут уничтожены в считаные мгновения, так что их пилоты всего лишь обеспечат себе быструю смерть. Лелит ушла с общего канала коммуникации рейда и переключилась на частоты, используемые только культом Распри.

— И действовать быстро: позже мы найдём время поразвлечься, но цель рейда — захватить трофеи, а не увязнуть в убийствах.

Воины в её собственном «Пронзателе» согласно кивали в ответ. Открытый бой — занятие непредсказуемое и рискованное даже для ведьм, особенно когда другая сторона настолько искусна и хорошо знает врага, как азуриане. Совсем не то, что набрать пленников, отвезти их в Комморру и схлестнуться с ними в управляемой среде стадиона под кровожадными взорами всего остального Тёмного города — вот там-то можно сконцентрироваться на игре клинка против клинка. Там половину твоего отряда не стирает с лица земли промазавшим взрывом или шальным залпом деформирующей пушки. Друкари ценят великих воинов, но только пока эти воины живы. Павшим на арене или в грязи какого-то чужого мира не посвящают песен и не ставят памятников. Мертвецов ждут лишь насмешки и когти Той-что-жаждет, неважно, какие подвиги они совершили при жизни.

Обороняли город из рук вон плохо: то ли ильмариты не вынесли уроков из вторжения орков, то ли применяли полученное знание с большим запозданием, то ли вообще не ожидали, что так скоро подвергнутся ещё одному нападению. Просторные посадочные модули уже извергали наружу десятки «Рейдеров» и «Губителей», но «Пронзатель» Лелит по-прежнему летел всё дальше, мимо головокружительных воздушных дорог, над ажурным переплетением каналов и рек. Наконец он сбросил скорость, почти так же стремительно, как набрал при запуске, и, заложив вираж, с мастерской точностью приземлился прямо посреди главной городской площади.

Люки транспорта шумно распахнулись. Иные командиры друкари могли бы сначала выслать наружу подчинённых, чтоб любой неприятный сюрприз, который могли держать в рукаве защитники, достался на долю менее ценных участников рейда, то есть кого угодно, кроме самого военачальника. Но не Лелит. Она выпрыгнула с ножами в руках ещё до того, как кто-либо успел сдвинуться с места, даже её так называемые телохранители. Что бы она ни говорила об осторожности и спешке, об атаке и отходе, который должен состояться, прежде чем вся сила искусственного мира успеет собраться и обрушиться на них, на самом деле Лелит хотела иного. Большего.

Да, богатство, захваченное в рейде, отразится на ней самой. Так пусть другие берут пленных. Лелит прибыла сюда, чтобы сражаться.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Лелит не обращала внимания на толпы, которые с визгом разбегались перед ней. Вокруг бурлила масса порождённого ими страха, опьяняющая и дарующая энергию, но у неё не было ни потребности, ни желания поить клинки их кровью. Ей нужно было испытание, враг, способный сойтись с ней лицом к лицу и не посрамить себя. Не только ради собственного удовлетворения — её присутствие привлечёт внимание, что даст подчинённым больше времени и возможностей для сбора жатвы, ради которой они и пришли, — но Лелит была достаточно честна с собой, чтобы признать, что её основным мотивом всё же являлось удовлетворение. Когда Моргана проявила столь глубокое неуважение, ей пришлось подавить свои позывы с такой силой, что, казалось, это до сих пор откликалось болью во всём теле… но почему она сдержалась? Убить другую гранд-суккуба в её покоях, приняв приглашение на аудиенцию, — это, конечно, бестактность, которая не соответствовала репутации Лелит. Но не то чтоб это было неправильно.

Даже не убив Моргану на месте, Лелит могла бы принять её вызов, подождать день и сразиться с ней в «Вороньем дворце». Это могло стать достойным зрелищем. По праву, разумеется, ему следовало состояться в «Крусибаэле», но место действия на самом деле несущественно. Лелит была рада сразиться с кем угодно, когда угодно, в любое время, так что дело не в этом.

Навстречу ей выбежала вооружённая клинком азурианка, лицо которой застыло в маске стальной решимости. Она не была воительницей, она даже не носила доспехов. Лелит в последний миг развернулась и пнула её в ответ босой ногой. Пятка врезалась в подбородок, голова альдарки резко запрокинулась назад и вбок, и послышался громкий треск сломанного позвоночника. Ильмаритка рухнула, клинок выпал из внезапно обмякших пальцев, и Лелит двинулась дальше, не уделив произошедшему почти никакого внимания.

Она ведь не боится? Ведь нет?

Смехотворная мысль, но всё же Лелит показалось, что следует её проанализировать. Друкари могут стать жертвами страха; в их культуре принято наслаждаться своим ошеломительным превосходством, но не преодолением трудностей. Может показаться странным, что при таких склонностях столь популярны гладиаторские бои, но это потому, что многие друкари искренне верят в собственную непобедимость ровно до тех пор, пока это заблуждение не опровергнет чужой клинок. Лелит, конечно, была действительно на голову выше всех, с кем ей доводилось сталкиваться, и поэтому никогда не ощущала поцелуй страха. Насторожённость — да; к некоторым врагам надо относиться как к холодному вакууму космоса в том плане, что с ними вообще не стоит иметь дела без подходящего оборудования. Лелит и остальные налётчики не собирались задерживаться настолько долго, чтобы Ильмарен разбудил свою аватару Кхаина, но если так получится, что Лелит придётся противостоять воплощению бога войны в расплавленном металле, то ей понадобится более мощное оружие, чем простые ножи, чтобы риск такой битвы был оправдан.

Так что же, она боится? Поэтому она ушла от Морганы, несмотря на её оскорбления? Может быть, Лелит втайне верила, что, скрестив клинки со своей старой знакомой, это она, а не другая, останется истекать кровью в песке?

У кого-то здесь имелась сюрикенная катапульта. Лелит увидела, как поднялся её ствол, и, кувыркаясь колесом, отпрыгнула в сторону. Она легко ушла от первой очереди, хотя вопли, раздавшиеся за спиной, указывали, что кому-то не так повезло. Лелит не знала, кого ранило — её воинов или злополучных мирных жителей, которые угодили под огонь своих же защитников, — и ей было всё равно. Она помчалась вперёд, пригибаясь и петляя из стороны в сторону. Стрелок хорошо бы себя показал, если бы стоял в цепи собратьев, поливая острыми мономолекулярными лезвиями орды мчащихся навстречу орков или тиранидов, но не мог и надеяться попасть в суккуба-одиночку. Лелит обогнула ствол, отрубила стрелку кисть руки, а затем вскрыла горло.

Нет, подумала она; даже если принять в расчёт возможность самообмана, она не чувствовала ни малейшего страха при мысли о поединке с Морганой. Более того, мысль была упоительна. Но каждый раз, когда она пыталась представить себе этот бой, образы размывались, сливались и превращались в нечто иное: в воспоминания, как они в юности сражались с Морганой плечом к плечу, защищали себя и друг друга от всех, кто желал им зла, и карабкались к вершинам комморритского общества, цепляясь остриями ножей.

Может быть, её нервировали перспективы вмешательства Векта? И это тоже казалось неправильным ответом. Верховный властелин заставил плясать под свою музыку весь Тёмный город, и этот факт никогда прежде не вызывал у Лелит особого беспокойства. Пока она могла удовлетворять собственные желания, ей даже не приходило в голову задуматься, совпадают ли они с желаниями Асдрубаэля Векта. Если он хочет, чтобы она делала вещи, которые хочется делать ей самой, — то, как она всегда считала, это только ей на руку.

Она не хотела убивать Моргану. Как ни злись, но это правда, и Лелит не могла от неё отвернуться. И даже хуже, потому что она не просто не хотела убивать Моргану — в галактике было очень мало существ, которых Лелит активно хотела убить больше, чем кого-то ещё, просто она об этом обычно не задумывалась. Нет, Лелит поняла, что она хочет не убивать Моргану. Для тех, кто не вырос в Комморре, эти две вещи могут показаться очень схожими, но для уроженцев Тёмного города разница огромна.

Она не могла с лёгкостью представить себе, как повергает Моргану в бою, потому, что не желала смерти Морганы. И какой же она тогда гладиатор, если так думает?

Мысль привела её в ярость, и она, оскалившись, прыжками помчалась вперёд. Теперь Лелит рубила всех, кто попадался ей навстречу, уже не различая тех, кто тщетно пытался сопротивляться, и тех, кто столь же тщетно пытался сбежать, попросту вымещая гнев на плоти, попавшейся под руку. Если достойные враги не желают показаться сами, то ей придётся их выманить. Азуриане утверждают, что заботятся о себе подобных, так пусть придут на выручку жертвам Лелит.

Она двигалась в танце, на миг задерживаясь то в одном, то в другом месте, чтобы посмаковать мучения очередной души, но в целом беспрестанно прокладывая кровавый путь сквозь сердце города. Корабельники уже начали организовывать оборону, и теперь на пути налётчиков встали так называемые стражники, но сопротивление самой Лелит и ведьмам, которые бежали следом, по-прежнему оставалось незначительным. Как будто враг понимал, что не может выдержать столкновения с ней, поэтому ей давали возможность бесчинствовать на улицах, сражаясь лишь с теми, против кого у них был шанс победить. Это ещё больше разгневало Лелит: она не привыкла, чтобы её игнорировали, неважно, чем это оправдывалось.

Она на мгновение остановилась, озираясь в поисках самого величественного здания. Как это место организовано? Кто их возглавляет — семейные кланы? Избранные лица? Отдаются ли они полностью на руководство ясновидцев? Обычно Лелит нисколько не интересовали мелочи внутренней политики любой из различных группировок азуриан, но теперь она проклинала себя за то, что не изучила цель более тщательно. Ведь вернейший путь найти самое мощное сопротивление — это устремиться с ножами наголо туда, где обитают те, кто считает себя власть предержащими…

Её спина напряглась, кровь похолодела. На полстука сердца Лелит вообразила, будто её и впрямь настиг страх, но ей доводилось ощущать эти симптомы и раньше. Звук стал слышимым, а не только отдающимся в костях, и Лелит повернулась лицом к смерти с улыбкой на губах.

— Наконец-то, — с удовольствием произнесла она. — Испытание.

Воющие Баньши приближались быстрым бегом, перемахивая через декоративные фонтаны и странные скульптуры, похожие на нечто органическое. За их плечами развевались длинные волосы, а их боевые кличи эхом отдавались в воздухе, достигая частоты, которая обращала кости в свинец, а мышцы в воду. Лелит подняла ножи, которые казались тяжёлыми, как повисшие на руках камни. Но она была слишком опытным бойцом, чтобы поддаться отчаянию, которое должны вселять вопли Баньши. Ползучий страх, ощущение, что за тобой идёт верная смерть, — с некоторым усилием их может преодолеть тот, кто знает, что это искусственно наведённые эмоции. Сами же атакующие воительницы, полностью погружённые в свои мысленные установки, ожидают, что добыча будет парализована на несколько жизненно важных секунд. В этом их слабость.

Лелит пришла в движение в самый последний момент — как раз когда враги занесли клинки, уверенные, что её приморозил к месту страх. Они набросились на неё, словно волна, которая вздымается белым гребнем, прежде чем обрушиться, — и Лелит поднырнула под неё.

Она проскользила под их клинками, пинком подсекла ногу одной из противниц, сбив её наземь, а попутно ещё и подрезала другой сухожилия. Крики Баньши поменяли интонацию, и они развернулись, чтобы снова атаковать, уже больше похожие на стайку хищных птиц, чем на волну. Одна из их числа была ранена, а та, которую Лелит уронила, снова вскочила на ноги, но краткой подсечки хватило, чтобы она немного отстала от сестёр. Так что соотношение сторон было всего лишь три к одному, и такие шансы Лелит нравились.

Кружась вихрем, она пошла в атаку. Пригнулась, уходя от одного клинка, подсекла ногу другой воительнице, потом взмыла в воздухе и перекувырнулась через спину над головой Баньши, чьего меча только что избежала, при этом врезав ей ногой по затылку. Аспектная воительница потеряла равновесие и упала вперёд, прямо на острый клинок одной из своих сестёр, которая пыталась вогнать его в то место, где друкари была всего мгновение назад. Приземлившись, Лелит услышала хруст пробитого психокостного доспеха и судорожный вздох альдарки, пронзённой мечом.

Лелит парировала выпад Баньши, которой поставила подножку, потом развернулась вокруг своей оси так, что прислонилась спиной к груди альдарки, зажав её руку с пистолетом. Баньши рефлекторно выстрелила, но при этом Лелит вывернула ей руку вбок, и острые как бритва сюрикены вонзились в голову и грудь другой Баньши, которой она подрезала жилы. В тот же миг Лелит ударила за спину кинжалом, зажатым обратным хватом в другой руке, и глубоко погрузила его в череп противницы. Азурианка позади неё обмякла, и Лелит рывком высвободила оружие.

Осталось двое. Если бы они отступили, прикрываясь огнём своих верных сюрикенных пистолетов, то могли бы её ранить, но такой образ действий чужд природе Воющей Баньши. А значит, чужд он и закоснелым азурианам, которые посвящают себя её пути. Они боятся принять свою жизнь во всей её реальной полноте, ограничивают себя тесными рамками ролей, чтобы не столкнуться с ужасом выбора из множества перспектив, которые предоставляет галактика. Воющие Баньши сходятся вплотную со своими жертвами, а затем зарубают их, и именно так и попытались поступить эти двое.

Лелит прыжком взлетела в воздух и нанесла два удара ногами. Одна нагая стопа метко угодила по плоской боковине меча и выбила его из рук хозяйки, а другая попала в голову Баньши, за ухом, отчего та пошатнулась. Вторая пыталась угнаться за движениями Лелит, но безуспешно. Её меч застрял между двумя ножами, и Лелит тут же вывернула его из рук, после чего немедленно обрушила на противницу шквал ударов. Броня аспектных воинов прочна, но ножи Лелит были остры, и она знала слабые места этих доспехов — сочленения на шее, локтях, подмышками, где не было твёрдых пластин. Её клинки трижды нашли живую плоть, а когда Баньши тщетно попыталась защититься безоружной рукой, ещё и отхватили несколько пальцев. Альдари — крепкие создания, но раны были смертельны; воительница, покачиваясь, попятилась назад, и кровь, льющаяся из пореза на шее, сплошь покрыла её белый, как кость, нагрудник.

Последняя Баньши закричала.

Это была отчаянная мера — особенно против той, кому уже удалось преодолеть воздействие целого отряда, — но всё же заряженный психической энергией вопль на миг затормозил нервную систему Лелит. Баньши снова ринулась в атаку, стреляя из сюрикенного пистолета, и один из снарядов слегка зацепил руку Лелит, которая чуть медленнее, чем обычно, ускользнула в сторону. Однако это её не остановило. Она метнула один из ножей в бегущую навстречу противницу. Остриё пробило маску-усилитель и разрушило тонкий внутренний механизм, а затем клинок насквозь пронзил глотку и вышел под затылком. Связь между разумом и телом Баньши оборвалась, и она рухнула, как куча бескостного мяса.

Лелит одним пальцем стёрла кровь с ранки на руке и неодобрительно цокнула языком, затем осмотрелась. Враги здесь были либо мертвы, либо упорно шли к этому состоянию. Бой, который они ей дали, был весьма бодрящим, но она не подумала сохранить кого-нибудь в живых для использования на арене. Что ж, неважно. Войска Ильмарена теперь, несомненно, знают о её присутствии, а значит, можно ожидать дальнейших покушений. Просто в следующий раз надо проявить чуть больше осторожности.

Новый вопль Баньши заставил её вскинуть голову и оглядеться. Он не был нацелен на саму Лелит — иначе она бы всем телом ощутила тяжесть внезапно навалившейся жути, а так просто пошли мурашки и волосы встали дыбом, — но источник находился где-то неподалёку. Она подобрала брошенный нож и помчалась в его направлении.

Ещё одна воительница азуриан, на сей раз вооружённая сверкающими парными мечами, прорубалась сквозь кровавых невест Лелит. Трое уже лежали мёртвыми или умирающими, а ильмаритка продолжала всеми силами взимать ужасную дань с заторможенных психическим криком друкари. Ещё один взмах азурианских клинков — и ещё одна кровавая невеста рухнула, начисто лишившись головы.

Лелит ухмыльнулась, прыгая вперёд. Это — экзарх, одна из тех, кто шёл путём Баньши так долго, что теперь не может с него сойти. Уже неспособные отречься от своей воинской личины, души таких альдари в конце концов смешиваются с душами тех, кто прежде носил их древние доспехи. Они стоят на вершине воинского пути азуриан, но обречены на ней и оставаться, бесконечно совершенствуясь в искусстве кровопролития. Экзархи пользуются уважением как бойцы и считаются ценным товаром даже на гладиаторских аренах Комморры, не в последнюю очередь потому, что, в отличие от некоторых пленников, их не нужно понукать, чтобы они взяли оружие и начали убивать.

Лелит набросилась на врага с ножами в вытянутых руках. Превосходное воинское чутьё экзарха успело предупредить её за считаные доли секунды, и в последний миг она увернулась от удара. Затем взметнулись парные зеркальные мечи. Сверкая, они описывали ослепительные дуги, двигаясь, точно отражения друг друга. Такой фехтовальный приём должен был завершиться зияющими разрезами на торсе противника или отсечёнными конечностями. Лелит сдержанно улыбнулась, парируя контратаку экзарха своими ножами. У них похожее оружие, но у Баньши клинки длиннее. Для большинства наблюдателей это означало бы, что преимущество за ней.

Большинство наблюдателей, конечно, просто дураки. Лелит носила простые ножи не потому, что они давали наибольший шанс победы против любого противника, который мог ей встретиться; она носила их потому, что почти во всех ситуациях большего ей не требовалось.

Экзарх Баньши двигалась до боли быстро, и её мечи почти пели, рассекая воздух на всё меньшие и меньшие частицы. Она была последней инкарнацией воительницы, которая жила, сражалась, умирала и возрождалась заново; которая вкладывала в этот бой весь опыт прежних жизней. Она повидала бессчётные поля брани, она убила бессчётное множество врагов, но она никогда не встречалась с Королевой Ножей.

Представители других видов поражаются скорости и ловкости альдари, но не все альдари равны меж собой. Друкари — психически неразвитые, живущие в мире, где даже намёк на слабость становится открытым приглашением на пир для хищников вокруг, — даже более атлетичны, чем их собратья, и в физическом плане Лелит Гесперакс, пожалуй, была наиболее выдающейся из всей расы. Она вертелась и плясала, подначивая экзарха, оставалась чуть-чуть за пределами досягаемости и выжидала, когда настанет подходящий момент. Кровавые невесты хорошо знали, что в такой поединок не стоит вмешиваться, но кружили поблизости, дожидаясь, когда их призовут.

Малейшая неточность — единственное, что нужно было Лелит. Одна из плит, которые покрывали площадь, где они сражались, слегка пошатнулась под ногой экзарха — просто трещинка в якобы идеальном фасаде, которым азуриане прикрывались даже перед собственными согражданами, — и равновесие едва заметно изменилось. Чтобы выровняться, ей пришлось на миг замедлить ураган клинков, который прикрывал её от атаки. Мига хватило. Лелит всё время наблюдала и выжидала, и, когда предоставился шанс, ей хватило и рефлексов, и умений, чтобы за него ухватиться.

Она проскользнула вперёд, без всяких усилий вдруг оказавшись по ту сторону щита из движущихся лезвий; там, где зеркальные мечи уже не были так опасны, а её ножи могли добраться до Баньши. Лелит поднырнула под взмах, который оказался чуть медленнее, чем нужно, отбила в сторону другой клинок, который находился немного не там, где надо, и вонзила нож в горло.

Удар был тщательно рассчитан, идеально нацелен и взвешен. Лелит не собиралась убивать экзарха — это была бы напрасная трата. Нет, её нож прошёл сквозь гибкую броню и перерезал голосовые связки, не задев крупных артерий. Боевой клич Воющих Баньши — психический, но в основе его лежит настоящий крик, который они издают, бросаясь на врагов. Если нет голоса, то нет и крика, а без крика они не могут быть Воющими Баньши.

Экзарх контратаковала, но это были просто беспорядочные, панические выпады. Лелит без труда уклонялась, наслаждаясь волнами внезапного ужаса, которые теперь исходили от воительницы искусственного мира. Экзарха не так-то легко убить, да и сама перспектива смерти мало пугает тех, чьё совокупное сознание не раз переживало гибель. Они уже утратили собственную личность, её поглотила иная, более сложная сущность, которая пронизывает доспехи. Но как насчёт удара по центру этой сущности? Экзарх может стойко перенести тяжелейшую рану, не моргнёт и глазом, встретившись лицом к лицу со смертью, но если его отделить от аспекта, который он в себе воплощает…

— Заберите её, — с усмешкой сказала Лелит, и кровавые невесты выдвинулись вперёд с осколочными сетями в руках. Экзарх заметалась, пытаясь пробиться из окружения, но теперь она лишилась прежних грации и самообладания — и далеко не только потому, что рана в шее истекала кровью. На этот раз оружие ведьм легко находило цель. Азурианка не умрёт; ей окажут помощь, не дадут погибнуть от кровопотери и живой довезут до «Крусибаэля». Может быть, когда её разместят в безопасном месте, Лелит даже воспользуется услугами гемункула, чтобы восстановить голос Баньши. Так она ещё больше порадует зрителей на арене.

— Ваше превосходство, — сказала Кхаравиксис, подойдя к Лелит, когда экзарха уже удалось укротить.

— Что такое? — спросила Лелит, чувствуя нарастающее раздражение. Она так и не получила достаточно сложного испытания: даже экзарха хватило разве что на задачку, над которой Лелит несколько секунд ломала голову, прежде чем решить. Досада, которая терзала её мысли, никуда не делась. А теперь ещё и Кхаравиксис явилась с сообщением, которое, судя по выражению лица гекатрицы, Лелит не понравится.

— Моя госпожа, некоторые из наших противников носили символ иннари, — сдержанно доложила Кхаравиксис.

Губы Лелит презрительно скривились.

— И?

— Если они — последователи Жрицы, то разве мы не должны…

Рука Лелит мелькнула в воздухе и схватила Кхаравиксис за горло. Гекатрица немедленно прервала свою речь, и Лелит подтащила её достаточно близко, чтобы взглянуть прямо в почти бесцветные глаза своей ведьмы.

— Я тебя уже спрашивала, — прошипела Лелит, — кому ты принадлежишь, Иврайне или мне. У меня складывается впечатление, что тогда ты солгала, Кхаравиксис.

— Ни в коем случае, ваше превосходство! — сдавленно возразила гекатрица.

— И ты всё ещё не понимаешь, что мне плевать, следуют ли эти жалкие щенки учению иннари! — прорычала Лелит ей в лицо. — Если они так доверяют словам Иврайны, так почему они не с ней? Нет, они остались здесь, и поэтому мы поступим с ними так, как пожелаем. Мы — друкари! Нет расы или веры, для которой мы не ужас воплощённый!

Даже пристально глядя на гекатрицу, даже упиваясь страхом, что волнами лился с Кхаравиксис — она наконец поняла, что могла переступить порог, из-за которого не возвращаются, — Лелит сохраняла бритвенную остроту инстинктов. Большинство других не заметило бы ничего необычного в далёком «Яде», который появился в поле зрения, заложив вираж вокруг одной из до отвращения эстетичных башен Ильмарена. Всего лишь одна из множества машин друкари, рыщущая в поисках добычи.

Но Лелит заметила, под каким углом она летит. Её великий дар заключался в способности как никто другой понимать течение поединка — танец баланса и инерции, мельчайшие движения глаз и едва заметное напряжение мышц, которое предвещало новую атаку. Однако она повидала не меньше крупных сражений, как многие экзархи, и знала, как выглядит смерть. Этот «Яд» нацелился на неё.

На реакцию оставалось не больше мгновения. Она стиснула шею Кхаравиксис с такой силой, что та съёжилась, уверенная, что ей вот-вот вырвут горло. В тот же миг «Яд» открыл огонь. Ведьма застыла, хватая ртом воздух: снаряды осколковой пушки, предназначенные для Лелит, врезались в её спину.

Но не все.

Лелит зашипела от боли, почувствовав, как отравленный осколок кристалла вонзился ей в бок. Всего один, не целая очередь, что досталась Кхаравиксис, но этого хватило. От раны немедленно поползли потоки жара и холода, с пугающей скоростью пронизывая тело, но у Лелит не было времени об этом задуматься. Ножи — штука хорошая, но иногда нужно кое-что, способное бить на расстоянии. Она выхватила бласт-пистолет Кхаравиксис из кобуры и выпустила яростный поток тёмной энергии в «Яд», который только что завершил пролёт и начал разворачиваться. Дальнобойности едва хватило, но, по крайней мере, выстрел зацепил один из реактивных двигателей, так что скиммер начал покачиваться и неуверенно крениться в воздухе.

— За ним! — прорычала Лелит, и те кровавые невесты, что ещё оставались в строю, ринулись в погоню со скоростью прирождённых хищниц.

В обычных обстоятельствах «Яд» легко бы от них оторвался, но теперь, повреждённый, он с трудом набирал что скорость, что высоту. Кровавые невесты преследовали его, словно стая охотничьих кхимер, гикая и издавая кровожадные возгласы. Одна из членов экипажа развернула на них осколковую пушку, но ведьмы окатили её залпом из пистолетов. Ядовитые осколки легко нашли щели в броне, и она повалилась на палубу, дёргаясь в конвульсиях. Когда пилот попытался поднять машину повыше, кровавые невесты воспользовались тросами-кошками, которые обычно забрасывали на свои транспорты, чтобы убраться с поля боя так же стремительно, как появились. Крючья вцепились в «Яд», и ведьмы проворно поползли по верёвкам на абордаж. Лелит увидела, как Зела спрыгнула с одной из типичных для азуриан скульптур — статуи со слезливым лицом — и приземлилась прямо на транспорт с оружием наголо. Теперь несостоявшимся убийцам негде искать спасения.

Вопрос в том, спасётся ли сама Лелит. Она получила огромную дозу жизненной силы от всех причинённых ею смертей и страданий, но даже организм друкари, подкреплённый столь мощным зарядом, едва ли справится с прямым попаданием из осколковой пушки. Она схватила голову Кхаравиксис обеими руками и затрясла, чтобы заставить умирающую сфокусировать взгляд. На губах ведьмы собирались клочья пены, а по глазам расползалась сеть чёрных прожилок, но, несмотря на яд в жилах, жизнь и сознание ещё теплились в её теле.

— Посмотри на меня! — выплюнула Лелит, упиваясь болью и страхом. — Посмотри на меня, бесполезная мразь! Ни один гемункул не возьмётся за твою падаль! Тебе больше не жить! Тебя ждёт Та-что-жаждет, ты меня поняла?

Кхаравиксис понимала, хоть её голову и затягивал туман отравы. Она пыталась поднять руки, уже налившиеся свинцом; пыталась говорить, ворочая распухшим языком, который едва умещался во рту. Отчаяние искажало её лицо, но тело больше не подчинялось ей, не в силах хотя бы жестом взмолиться о пощаде. Лелит пристально глядела в помутневшие глаза другой ведьмы и видела, что Кхаравиксис уже чувствует, как над ней медленно смыкаются когти Той-что-жаждет. Вот он, истинный ужас — не тёплая жижица, которая истекает из мон-кей так же легко, как их телесные жидкости, а глубокий, холодный страх древнего существа, которое всегда считало себя практически бессмертным и только сейчас по-настоящему поняло, насколько сильно заблуждалось. Самое ароматное, выдержанное вино, куда более крепкое и потому способное насытить душу как ничто другое. Кхаравиксис умирала достаточно медленно, чтобы осознать, что с ней происходит, но достаточно быстро, чтобы не успеть с этим смириться.

Конечно, друкари никогда не примиряются со смертью, потому что знают, что их ждёт по ту сторону. Дети Тёмного города сражаются до последнего издыхания, всеми силами пытаясь оттянуть встречу с взывающей к ним бездной. Лелит испивала всю агонию до последней капли — каждый прерывистый вдох, каждый прилив ужаса, который ощущала Кхаравиксис, не зная, станет ли этот вдох последним; кратчайшую паузу перед следующей попыткой втянуть воздух; новый приступ страха от того, что дышать с каждым разом становилось всё труднее и болезненнее. Лелит приблизилась вплотную к её лицу и почувствовала тот миг, когда дыхание прекратилось, когда уже незрячие глаза ведьмы расширились и вылезли из орбит, как будто пытаясь впитать кислород, более недоступный лёгким — воздухоносные пути забились, кровь начала сворачиваться. Тело гекатрицы согнулось в спазмах, мышцы свело с такой силой, что Лелит услышала протестующий хруст костей, и слабое шипение воздуха в горле наконец иссякло. Затем она обмякла.

Лелит глубоко вдохнула, не желая упустить ни малейшей крупицы страданий. Её собственная рана казалась огромной рваной дырой в боку, пульсирующим сгустком смерти, которая грозила одолеть сознание, но она боролась и подавляла её. Любой рейд друкари способен разогнаться до точки, после которой он становится почти неудержимым, — причина в том, что чем больше боли они причиняют, тем труднее им навредить и тем быстрее исцеляются раны, которые им наносят. С травмой от осколка может разобраться гемункул. Хотя её положение в иерархии Комморры теперь внушает сомнения, всё равно найдётся немало мастеров, готовых с радостью услужить Королеве Ножей. Лелит надо только обеспечить себе выживание до тех пор, пока она не доберётся до одного из них.

А это значит, что надо не только справиться с ядом в организме, но и удостовериться, что никто из оставшихся приспешниц не примет её, ослабленную раной, за лёгкую добычу. В обычных обстоятельствах большинство считало, что идти в бой за Лелит Гесперакс — это куда более надёжная дорога к славе и богатству, чем пытаться занять её место. Некоторые даже считали её чем-то почти сродни божеству. Но слухи о том, что она лишилась расположения Асдрубаэля Векта, всё могли поменять. В конце концов, а вдруг может случиться и так, что верховный властелин снова начнёт уделять время культу Распри, если его возглавит другой гранд-суккуб, не та, которая ему чем-то досадила?

Лелит понимала, что это неправда: интерес Векта изначально привлекли её собственные, личные умения, и не столь выдающаяся личность не смогла бы сделать культ Распри более для него привлекательным. Нет, Лелит знала, что она незаменима. Если её устранить, то, может, злоба Векта чуть притихнет, но без репутации Королевы Ножей, которая защищала культ Распри от множества других хищников, и без её безупречных представлений в «Крусибаэле», которые восхищали и завораживали самые огромные толпы зрителей, какие только видела Комморра, они станут лишь ещё одним ведьминским культом, таким же, как множество других. Единственный вопрос — достаточно ли умны остальные, чтобы это понимать, или же их окончательно ослепили эгоизм и честолюбие.

Она уронила труп Кхаравиксис наземь. Ещё немного, и душа гекатрицы окончательно его покинет — ведь Та-что-жаждет не перестала понемногу срезать свою долю с её сущности, а новых стимулов, чтобы заменять утраченное, она уже не получит. Хотя вполне возможно, что Кхаравиксис заключила сделку с гемункулом и где-то в Верхней Комморре наверняка сидит кузнец плоти, у которого хранится кусок её тела. Отвратительное искусство гемункулов может сотворить здоровое, полноценное тело, в которое можно осторожно внедрить душу погибшей ведьмы, если удастся сделать его вовремя.

Лелит не собиралась допускать ничего подобного. Кхаравиксис продалась Иврайне, променяла собственную волю на пустые обещания спасения, но теперь она умерла далеко за пределами защитной эгиды, которую давала жрица. Жажда душ снова стала глодать их, когда они покинули иннари, и Лелит не сомневалась, что Иврайна способна забрать дух на таком расстоянии, даже если он принадлежит тому, кто номинально обещал себя её спящему богу. Лелит не нуждалась в слугах, которые готовы поклоняться кому-то, кроме неё, так что пускай Кхаравиксис пройдёт дорогой иннари после смерти, и посмотрим, куда она приведёт.

Лелит напряглась, когда слегка помутившееся зрение засекло «Яд», вновь летящий в её направлении. Но, прищурившись, она тут же разглядела броню экипажа — чёрную с зелёными элементами. Её кровавые невесты захватили транспорт и либо перебили, либо пленили его прежнюю команду. Лелит выпрямилась, стараясь не показать ни единого признака слабости, которая могла угрожать её положению. Она была уверена, что даже в таком состоянии способна сойтись лицом к лицу с любой из своих последовательниц. Другое дело, что может получиться грубая возня, а не быстрая и убедительная расправа с претенденткой, как обычно полагается делать с теми, кто посмел считать себя равными Лелит. Если не одержать безупречную победу, некоторые могут начать болтать языками, и тогда, возможно, другие суккубы начнут докучать ей вызовами на дуэль, когда это время можно потратить на что-то поважнее. Лучше продемонстрировать, что она сильна как прежде и избежать всего этого.

— Кто они? — спросила она, когда три кровавых невесты спрыгнули с повреждённого транспорта. На «Яде» имелся символ, но Лелит он был незнаком. Лучше и в этом не признаваться, а подчеркнуть, что враги в любом случае вряд ли стали бы совершать покушение под своими настоящими знамёнами.

— Надо свериться с архивами, ваше превосходство, — нервно ответила Зела. Лелит подавила ухмылку: что ж, не она одна не в состоянии точно припомнить геральдику всех культов и кабалов.

— Тогда займитесь этим без промедления, как только вернёмся, — коротко приказала она. Затем она дёрнула головой в сторону опутанного сетями экзарха и мысленно выругалась, так как это движение едва не заставило её пошатнуться. — Заберите эту. Похоже, наши дальние сородичи наконец-то проснулись.

По крайней мере тут она не солгала. Прежде разрозненные силы обороны Ильмарена начали сливаться единым фронтом, и Лелит уже слышала шелест массированного сюрикенного огня и видела вспышки светлых копий, орудий, которые выдвинули на передние позиции, чтобы наносить ответные удары по зловещим тёмным силуэтам, наводнившим небеса искусственного мира. Внимание Лелит привлёк тихий гул антигравов, и она различила вдалеке очертания двуносого «Сокола», который начал обмениваться огнём с «Рейдерами». Ей удалось застать корабельников врасплох, но точка проникновения была им очевидна, и теперь они прислали подкрепление.

— Пора уходить, — объявила Лелит. Она забралась на шаткий «Яд», и если она и проделала это менее уверенно и ловко, чем обычно, то кровавые невесты предпочли промолчать, зная, что их повелительница всё ещё держит ножи в руках.

Транспорт начал неровно набирать скорость, и Лелит до скрипа стиснула зубы. Если токсины, циркулирующие по телу, заставят её потерять сознание, то вопрос, проснётся она потом или нет, зависит исключительно от того, насколько высоко подчинённые ведьмы ценят её жизнь. Точнее, от того, сколько ценности, по их мнению, она придаёт их собственным жизням. Не хотелось бы делать такую ставку. Поэтому Лелит постаралась как можно незаметнее держаться одной рукой за поручень и прикрыться маской отстранённого высокомерия, насколько возможно.

В прошлом Лелит удалось полностью избавиться от какой бы то ни было слабости. Но это означало, что стоит хотя бы малейшему признаку вернуться, он будет куда более заметен, чем слабости тех, кто и не пытался их изгнать. Лелит создала себе образ идеальной воительницы, но теперь обязана поддерживать эту иллюзию, иначе может оказаться, что она такая же смертная, как и Кхаравиксис.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

— Мне кажется, это излишне, — с отвращением произнесла Лелит, рассматривая множество трубок и игл, словно проросших из её тела.

— Я вас уверяю, ваше превосходство, это наиболее эффективный способ, — заверил Кхебрис Кро, мастер-гемункул из ковена Вырванного Когтя, щелчками пальцев направляя своих прихвостней.

Они находились в одном из залов Фальшиона. По крайней мере, Лелит сохранила одну из привилегий своего статуса — возможность вызвать гемункула к себе, а не унижаться личным визитом в их логовища.

— Мы можем вывести токсины грубой силой, применяя обычные средства, — продолжал Кро, — но такой подход займёт время. Если же вы хотите как можно скорее вернуться в полное здравие, то быстрейший метод — это удаление и замена самой порченой крови, что значительно облегчит восстановление поражённых тканей.

— Насколько он быстрый? — прорычала Лелит.

Она уже чувствовала себя игрушкой ковена и не желала, чтобы шланги и ампулы торчали в ней хоть на секунду дольше, чем нужно. Рейд вернулся в Комморру с несомненным триумфом, привезя с собой свежую коллекцию жутких трофеев, собранных с расчленённых тел; и пленных азуриан, готовых к крещению кровью на арене, но у Лелит не было времени наслаждаться вновь обретённой славой. Кто-то пытался её убить.

— Результат будет достигнут не позднее, чем к середине грядущей тёмной фазы, — ответил Кро, кивая с самодовольным видом. Лелит вздохнула и поглядела на Морей’эля; инкубы находились здесь, потому что только они гарантированно не имели никаких тайных интересов, касающихся её здоровья и состояния.

— Клэйвекс! Если гемункул и его подручные не закончат работу к началу тёмной фазы, убей их, — приказала она.

— Но, ваше превосходство… — в ужасе забормотал было Кро. Морей’эль слегка сдвинулся, и гемункул тут же прервал свои протесты. — Как скажете, ваше превосходство. К началу.

Лелит кивнула. Гемункулы всегда любили строить из себя невесть что, воображая, будто они раскрыли главные тайны творения. На самом деле им не нужно столько времени, чтобы сделать всё, что от них требуется, — они просто раздувают чувство собственной важности, которое приносит им наслаждение. И конечно, Кро не посмеет отомстить ей за угрозы, ведь даже если он как-то умудрится убить Лелит с помощью своей изуверской алхимии, её преемница — кем бы она ни была — уничтожит его ковен в ответ, просто из принципа. Верность в Комморре — штука весьма запутанная, но чего тут точно нельзя делать, так это спускать с рук удар, нанесённый на твоей собственной территории, даже если это принесло тебе пользу. Это верный способ получить нож в спину, что от осмелевших соперников, что от подчинённых, которые утратят уверенность в системе, которая должна их защищать. Проще говоря, приемлемо занять место другого, если ты сама с ним расправилась, а вот занять это место, если его убил кто-то ещё, — демонстрация слабости, которую необходимо искоренить, обычно через смерть того, кто совершил убийство.

Есть, конечно, свои ограничения. Если Кро окажется настолько глуп, что не уложится в поставленные ему сроки, и Морей’элю с другими инкубами придётся действительно его зарубить, то преемник Кро не попытается отомстить Лелит и культу Распри. Это Комморра, место, где сильные ведут себя как пожелают, а слабые терпят, не поднимая глаз.

— А что же само входное отверстие? — спросил Кро, сложив пальцы «домиком» и снова напустив на себя важный вид эксперта. — Моя госпожа прославлена крайне малым числом шрамов. Не пожелает ли она, чтобы мы убрали рубец?..

Лелит вздохнула.

— Да.

— А не стоит ли нам…

— Остальные — не трогать! — резко оборвала Лелит.

Прочие отметины на её теле остались после схваток, которые можно было назвать достойными, насколько это возможно для друкари. Какие-то она заработала на гладиаторских аренах, какие-то — на поле боя против наиболее талантливых врагов. Эти шрамы стали частью самой Лелит, и каждый из них был сноской в эпическом повествовании о долгой и прославленной жизни величайшей дуэлянтки галактики. Поэтому она от них не отказывалась. Избавиться от шрама может любой дурак, лишь бы ему повезло выжить и иметь достаточно ресурсов, чтобы нанять гемункула. Но отметки на теле Лелит обозначали все случаи, когда она немного не достигла идеала, и примечательны они были именно крайней малочисленностью.

— Не забывай, — сказала она, снова откинувшись на специально приспособленное ложе, вокруг которого, как гигантское паукообразное, раскинула лапы кровоочистительная машина Кро. — К началу следующей тёмной фазы, гемункул. Иначе тебе придётся задуматься о сохранности уже не моей крови.

Кро завершил дело в указанный срок и удалился, равно как и его прихвостни в масках, со всем достоинством, какое они только сумели сохранить. Они забрали и плату — небольшую, но отборную группу свежих пленников с Ильмарена, — ибо не только репутация Лелит делала сотрудничество с ней по-прежнему привлекательным для других друкари. Лелит снова оделась, мимоходом заметив, что даже следы уколов от шприцов исчезли, как не бывало. Кро проделал хорошую работу, несмотря на любовь пускать пыль в глаза.

Затем она направилась в застенки.

Там находился экипаж того «Яда». Они висели на цепях, лишённые большей части кожи, примерно половины глаз и немалого количества внутренних органов. Не осталось в них и жизненной силы. Все они были мертвы, но, с другой стороны, и доставили их сюда уже мёртвыми — до определённой степени. К ним применили «обычные средства», как выразился Кро, то есть позволили трупам напитаться страданиями других существ, чтобы ненасытные души друкари впились в эту энергию и, цепляясь изо всех сил, пробрались обратно в своё убежище из плоти, пока внимание Той-что-жаждет не высосало их досуха. Похоже, им придётся снова претерпеть этот процесс.

— Я так полагаю, — сказала Лелит, — что вам не удалось извлечь из них ничего полезного?

Её пальцы невольно сжались, словно она могла схватить истину за хвост и вытянуть её из трупов. Или, может быть, вырвать глотки тем, кто не сумел справиться с её приказом.

Истязатели склонили головы от стыда и страха. Вперёд вышла Кситрия Морн, сцепив руки, с хорошо отработанным выражением безучастия на лице.

— Они утверждают, будто не знают, кто стоял за покушением, ваше превосходство. Они знают, что им приказали — возможно даже, их принудили — убить вас, но самые утончённые пытки не могут выжать из них информацию о том, кто это был, или кто с ними связывался, или даже об обещанной им плате. Возможно, эти знания были каким-то образом вычищены из их умов или заперты за ментальным барьером, к которому у нас нет ключа.

Лелит скривилась. К таким проблемам другие альдари могли бы подойти как-то иначе. Азуриане бы немедленно прибегли к психическому вторжению в чужие мысли, чтобы выудить из них секреты — либо из соображений целесообразности, либо из-за заблуждения, будто бы это менее насильственный и жестокий метод, чем телесные пытки, — но Лелит им воспользоваться не могла. Среди её союзников псайкеры не водились, да и в любом случае она знала, что не стоит рисковать безопасностью всей Комморры, притаскивая в неё подобных существ. Может быть, Вектом и движут паранойя и мания величия, но очень немногие друкари не соглашались с введённым им полным запретом на психическую активность.

— О чём говорит их символика? — спросила Лелит, и Кситрия шипением выразила свою досаду.

— И вновь ни о чём, ваше превосходство. Эмблемы и отметки на их доспехах и транспорте не совпадают ни с какими известными кабалами, культами или ковенами. Они как будто сделаны так, чтобы выглядеть настоящими. Но, в отличие от настоящих, они не привлекли бы внимания тех, кто мог бы различить в убийцах самозванцев, прежде чем те успели бы завершить своё дело.

Глаза Лелит сузились.

— Я могла бы ожидать, что окровавленная рука укажет на конкретную фракцию, которая, конечно же, будет отрицать всякую ответственность, и в итоге мы так или иначе окажемся втянуты в противостояние с ней. Одно дело — подначивать врагов вцепиться друг другу в глотки. Другое — не оставить ни малейшей улики, указывающей на виновника.

— Возможно, они хотели, чтобы следов не осталось? — предположила Кситрия, но Лелит покачала головой. Она ненавидела подобные теневые игры, куда более предпочитая им танец клинков перед сотнями тысяч вопящих лиц, но если ей хотелось сохранить для себя одно, то надо заняться и другим.

— Нет, — сказала она. — Если так, то почему не подослали мандрагор? Мы бы не смогли допросить то, что едва ли можно удержать в плену. — Задумавшись, Лелит постукивала пальцами по своему бедру. — И один-единственный «Яд»? Любой, кто способен так тщательно замести следы, мог бы позволить себе нанять куда больше убийц. Куда труднее выяснить личность заказчика, если ты уже мертва.

— А кого вы подозреваете, моя госпожа? — спросила Кситрия.

Лелит состроила гримасу.

— Есть сотни архонтов, суккубов и гемункулов, которые могли бы устроить всё это благодаря своим способностям или связям.

Она подошла к одному из несостоявшихся убийц, свисающих на цепях, и нежно провела одним пальцем по его мёртвой, ободранной щеке. Снова эти теневые игры Комморры — танцы масок и мотивов, для которых у неё мало времени и ещё меньше терпения. Обычно она их просто игнорировала, но обычно за ней стоял грозный призрак Асдрубаэля Векта, который отпугивал всех, кто имел бы глупость ей досаждать. Лелит не нравилось, что приходится думать, кого надо убить.

— Те, кто присоединился к рейду, могли выдавать себя за союзников, но могли и строить козни против меня с самого начала. Те, кто не пошёл с нами, могли выглядеть более очевидными подозреваемыми, но могли и не замышлять такой ход именно потому, что это было бы очевидно.

— Вы не подозреваете культ Тринадцатой Ночи? — спросила Кситрия. Сталь в её голосе явно выдавала, что она сама думает по этому вопросу.

— Это возможно, — допустила Лелит, хотя в душе не соглашалась с собственными словами. Моргана не обладала холодным гневом или бесстрастной логикой, которые нужны, чтобы тщательно спланировать подобное покушение; вся она — огонь и ярость, и так было всегда. Если бы Моргана желала Лелит смерти, то во всеуслышанье объявила бы об этом вызовом на арену или полномасштабной войной.

Или нет? Моргана ведь действительно бросала Лелит вызов, когда та посетила её покои, но ничто не говорило о том, что это был единственный доступный ей вариант. Может быть, отказ Лелит разгневал её, а может быть, она взвесила свои шансы в подобном поединке и решила, что с точки зрения стратегии лучше применить более тонкий способ избавиться от бывшей союзницы. Или, может, Моргана вообще ничего об этом не знала. Может, это дело рук культа Тринадцатой Ночи, но организовала покушение одна из младших суккубов, опасаясь, что возвращение Лелит предвещает упадок для её госпожи.

— Это возможно, — повторила Лелит, погрузившись в раздумья.

Действительно, есть в этом кое-какой смысл. Культ Тринадцатой Ночи выходит на позицию соперников культа Распри, и если убрать Лелит из этого уравнения, то чаша весов сильно склонится в их сторону. Отсутствие Лелит Гесперакс — одно дело, ведь никто не может быть уверен, когда она собирается вернуться, но мёртвая Лелит Гесперакс — дело совсем другое. Даже если она погибнет не окончательно, за то время, пока она беспомощно ждёт воскрешения у гемункула, можно много чего натворить. Порой правильный ответ — самый простой.

Однако же есть и другие кандидаты, один из них — Асдрубаэль Вект. Верховный властелин умеет ввести других в заблуждение. Лелит легко могла представить, как он, посмеиваясь про себя, глядит в свои устройства наблюдения и выслушивает отчёты шпионов. Если она нанесёт ответный удар по ложной цели, то рискует выставить себя слабой, но если она не ответит, не ударит никого — то всё равно рискует показать слабость, хотя и по другой причине. Иногда лучше делать так, будто ты уверена, как надо, даже если такой уверенности нет; иногда лучше, чтоб твои действия выглядели необдуманными, нежели нерешительными или даже трусливыми.

— Оживите их снова, — приказала Лелит. Она смотрела на пассажиров «Яда», говоря эти слова, но обращалась к истязателям.

— Вы хотите сами их допросить? — спросила Кситрия.

— Нет, — ответила Лелит. — Я хочу сама их убить. — Она достала нож и покрутила его между пальцев. — Можете не отращивать им кожу. Не надо, чтобы они были целыми — достаточно, чтобы просто дышали.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Расправа над неудавшимися убийцами нисколько не подняла Лелит настроение, даже когда она пристально глядела им в глаза, поворачивая ножи в ранах и приговаривая, что их ждёт окончательная смерть, а они выли и молили о пощаде. Она всё равно ощущала в себе пустоту, но не такую, как от жажды душ. Жажда тоже чувствовалась — она скреблась о края сознания, вызывая раздражение, какого Лелит никогда прежде не замечала, пока не покинула иннари. Но пока что она была утолена. А вот это, другое чувство походило на чёрную дыру тревоги, беспокоящее подозрение, что она не контролирует события полностью. Лелит никогда не думала, что контроль — это главное, и в целом жила как живётся, устраняя ножами те детали жизни, которые ей не нравились. Но неопределённость давила на нервы.

Размышляя, кто же стоит за этим, судя по всему, намеренно неуклюжим покушением и как лучше отомстить злоумышленнику, Лелит всячески старалась притупить это мерзкое чувство. Комморра могла предоставить бесконечное разнообразие развлечений для тех, кто желал потерять себя в излишествах, ибо ни один другой вид не превосходил друкари в искусствах гедонизма, но немногие из них так уж привлекали Лелит.

Она никогда не опускалась до многочисленных боевых наркотиков, которыми пользовались другие ведьмы, потому что не хотела чем-либо притуплять или искажать кровавый восторг боя, а в стимуляторах её тело — и без того идеальное, ничем не изменённое оружие — не нуждалось. Алхимики и химовары предлагали бесчисленное множество других составов увеселительного назначения, но Лелит инстинктивно сторонилась и их, а если и заигрывала с ними, то совсем недолго, так как опасалась потерять остроту восприятия. Не было у неё и тяги к погружению в глубины «вина наслаждений», или «полночного хмеля», или других опьяняющих веществ, которые так любили другие друкари. Она говорила себе, что глупо будет предаваться подобным утехам, когда её совсем недавно пытались лишить жизни, но дело было даже не в этом: Лелит просто не испытывала желания их употреблять.

Созерцание публичных и даже приватных пыток вгоняло её в скуку; подобный досуг позволял насытиться, но походил на бесконечное поглощение сухого хлеба и безвкусной воды, так что она предпочла бы поголодать, чем продолжать такой обед. Пытать кого-то самой — утомительно, ведь Лелит куда больше нравилось чинить насилие над врагами, которые с оружием в руках боролись за свою жизнь. Но даже кровопролитие на арене казалось мелким и бессмысленным развлечением, если она не знала, чью плоть на самом деле должны вспороть её клинки. Она не получала удовольствия от битвы ради битвы, когда на её мысли давили другие проблемы, и не могла насладиться методичным расчленением врага, когда не видела врага истинного.

В конце концов в своём поиске способа как-то отвлечься она обратилась к рынкам плоти Верхней Комморры, где можно было найти любой образчик живых существ, какие только имелись в галактике, — а заодно и множество таких, которые существовали только как плод безумного творчества гемункулов Тёмного города. Лелит ожидала увидеть здесь громадное разнообразие плотских соблазнов и не была разочарована; а вот что оказалось неожиданно, так это реакция на её появление.

— В чём дело? — тихо спросила она у Зелы, увидев, как владелец одного из заведений бросился перед ней на колени, возбуждённо бормоча.

За ним Лелит увидела его работников — по крайней мере, тех, что были из числа друкари, — которые глядели на неё во все глаза со смесью благоговения и страстного обожания, а возможно, и с оттенком страха. Она редко посещала эти места, так как по большей части её достаточно развлекали гладиаторские подвиги, но могла с уверенностью сказать, что не такой должна быть обычная реакция на потенциального клиента, даже настолько могущественного, как она. Можно ожидать такого поведения от ведьм собственного культа, которые разбираются в танцах смерти, доведённых ею до совершенства, но увидеть такое здесь? Среди ничем не примечательных обывателей Тёмного города?

— Вы — Королева Ножей, — ответила Зела голосом, в котором тоже слышалось почтение. Она заняла пост гекатрицы кровавых невест после смерти Кхаравиксис, но не благодаря вмешательству гранд-суккуба: Лелит не назначала своих гекатриц, а просто избавлялась от тех, кто был недостоин этой чести. — Вы достигли высочайшей вершины мастерства, к которой многие друкари только стремятся.

Лелит фыркнула.

— Значит, они глупцы. Им не стоит и надеяться, что они добьются того же, что я.

— В том-то и дело, моя госпожа, — тихо произнесла Зела. — Ваше совершенство недостижимо, и большинство из них повидало, как вы убиваете противников по десятку за раз. Многие боятся, что невезение, неуплаченный долг или проступок против какого-то кабала или культа приведут их на пески «Крусибаэля», и последним, что они увидят, будет ваша приближающаяся фигура. Их опьяняет сама возможность находиться рядом с вами. А находиться рядом, при этом не находясь в смертельной опасности… это что-то необычайное.

Лелит снова осмотрела заведение, уже другими глазами, впитывая каждую деталь. Все глаза здесь были прикованы к ней. Из-за занавесей, заслышав перешёптывания, появлялись новые фигуры, не обращая внимания на протестующие возгласы тех, кого они оставили позади, — просто чтобы самим её узреть. Она чувствовала, что их взгляды практически ласкают её. Она видела такие лица и прежде, чувствовала эту бьющую в голову, заряженную электричеством атмосферу — но тогда не она была её причиной. Даже на середине представления в «Крусибаэле» восторг толпы вызывала не она сама, а насилие, которое она творила, и удовлетворение, которое они получали. Зрители приходили на арену посмотреть на Лелит и ценили её за то, что она им давала.

Нет, такое яркое, мощное, сфокусированное чувство она прежде видела лишь в присутствии Асдрубаэля Векта. И не со стороны величайших архонтов, суккубов и гемункулов — даже рабски внимая его словам или рассыпаясь в обещаниях верной службы, они всегда высматривали, как бы извлечь для себя наибольшую выгоду. Вект это знал и относился терпимо, пока никто не пересекал черту, отделяющую их выгоду от его убытка. Нет, не так ведёт себя высший архонт, что склонил голову в присутствии властелина, признав его господство за счёт могущества и интеллекта. Это было восхищённое преклонение черни, жалких низов, для которых Асдрубаэль Вект был законом, управляющим всей их жизнью.

Это было почитание. И почитали они её.

Лелит зашагала вперёд, и фигуры вокруг задвигались вместе с ней — и те, кто стоял вокруг, и те, что ещё возлежали в покоях поблизости, — чтобы уступить ей дорогу или не выпускать из виду. Она поняла, где ещё такое видела: рядом с Иврайной. Жрица Иннеада вызывала такую же реакцию у своих последователей, но, как подумалось Лелит, у них имелось ключевое отличие — отчаяние. Иннари верили в Иврайну и её дело, но другого пути у них не было; они поставили на бога мёртвых всё, что имели, и теперь их судьба целиком зависела от успеха Иврайны. Они хотели, чтобы она добилась своего, потому что она должна была это сделать ради их собственного существования. У иннари не осталось никаких лазеек — ни сети бесконечности, ни мирового духа, ни гемункулов с их тайными искусствами воскрешения. Иврайна и её религия — вот всё, что стоит между массами иннари и объятьями Той-что-жаждет.

Лелит же вызывала почитание не потому, что друкари вокруг неё считали, что у них нет другого выхода, из страха перед холодным и бесстрастным возмездием или из-за зависимости собственных душ от её жизни. Она не была жрицей бога, что предлагал спасение от рока, постигшего весь их вид; она не была скрытным и многоликим гением злобы, что правил Тёмным городом с незапамятных времён. Она была величайшей из всех воинов, каких только порождала её раса; она не обманывала смерть с помощью божественного вмешательства, или тайных сделок, или дьявольских фокусов; она просто убивала всё и вся, что пыталось убить её. Именно так она и стала иконой — возможно, даже идолом — своей расы.

И теперь, купаясь в лучах славы, Лелит наконец поняла, почему Асдрубаэль Вект всегда стремился привязать её к себе. Не только потому, что желал подчинить себе её непревзойдённые умения и убийственную мощь, и не только потому, что хотел укрепить собственные позиции, демонстрируя, сколь грозны его союзники. А потому, что Вект осознал, что Лелит, возможно, способна вырвать всю Комморру из-под его ног, если дорога её желаний когда-нибудь свернёт в эту сторону.

Она улыбнулась и увидела, как по взирающей на неё толпе прошла дрожь предвкушения. Она поманила пальцем, и полуодетый мужчина-друкари тут же оторвался от женщины-корсара (судя по тому, что оставалось от её одеяния), к которой до того прижимался всем телом, и упал перед Лелит на колени, сложив руки на бёдрах и глядя снизу вверх расширенными глазами, ожидая, чего она захочет дальше. Лелит протянула руку и провела ногтями по его щеке, надавив ровно настолько, чтобы один из них оставил тончайшую красную линию. Мужчина не отшатнулся от её прикосновения.

Ну что ж, если преклонение раздают столь щедро, она не станет отказываться от такого подарка.

— Сойдёт, — объявила она и двинулась в один из будуаров, полная внезапной, но абсолютной уверенности в том, что те, кто находится внутри, либо тут же покинут помещение, либо — если она захочет — останутся. Возможно, если провести здесь какое-то время, это поможет прочистить голову и лучше сфокусироваться на предстоящих задачах.

— Госпожа, но как же ваша безопасность? — неуверенно спросила Зела. — После покушения…

— Оглянись, Зела, — с хриплым смешком сказала Лелит. — Думаешь, они позволят хоть кому-то мне навредить?

Три дня спустя, в глухой час тёмной фазы, разум Лелит, отвлечённый поклонниками от чрезмерной концентрации на проблеме неудавшегося убийства, наконец сумел достаточно отстраниться, чтобы подойти к вопросу рационально. К тому же неприятное напряжение, которое неотступно преследовало её после встречи с Морганой, исчезло — хотя и не полностью. Она снова ощущала себя как прежде, по крайней мере, в большей степени, чем сразу после возвращения в Комморру.

— Это наверняка был Вект, — тихо поделилась она с Зелой, которая спала рядом. Её распущенные волосы свисали с правого бицепса Лелит. — Я раньше сомневалась, но теперь уверена в этом. У него есть необходимые ресурсы, и он явно нацелен стравить меня с Морганой.

Она слегка сдвинулась, но Зела не пошевелилась. Все в комнате полностью отключились, и только Лелит бодрствовала.

— Он, должно быть, решил, что, если оставить след, ведущий к культу Тринадцатой Ночи, я заподозрю неладное, — продолжала она, как будто ведя обычную беседу. Произносить мысли вслух полезно, даже если Зела не в состоянии ни слышать, ни понимать. — Он решил, что моя паранойя проделает эту работу за него, и позволил мне самой прийти к тому выводу, который ему нужен. Если я нанесу Моргане ответный удар, то его игра войдёт в эндшпиль. Либо я уничтожу её, и тогда все остальные кабалы решат, что я так поступила ради восстановления альянса с Чёрным Сердцем, — а это послужит целям Векта, неважно, правы они или нет. Либо, что маловероятно, её культ победит мой, и тогда у него есть новая любимица — суккуб, сразившая Лелит Гесперакс. — Она улыбнулась, откинув голову на подушку. — Это, конечно, не лучшая замена, но, несомненно, достаточная для его целей, так как он предпочитает полагаться на видимость, чтобы никто не решился проверять, так ли прочна реальность.

Она поворошила волосы Зелы, накручивая пряди на палец.

— Интересно, какова будет его следующая попытка. Если о покушении знает только он, то я не потеряю лицо, если не буду реагировать.

Лелит сделала паузу, размышляя. А стоит ли спускать Векту с рук это происшествие?

Эта идея заставляла каждый нерв в её теле трепетать от негодования. Она — Лелит Гесперакс, провались всё в бездну! Она не дичь, в которую можно вот так просто постреливать. И всё же инстинкт самосохранения буквально кричал о том, что сделать ход против Векта равно самоубийству. Он — повелитель Тёмного города, власть его абсолютна. Любой прямой вызов, брошенный его правлению, заканчивался поражением; даже сам по себе кабал Чёрного Сердца достаточно велик и силён, чтобы справиться с какой угодно открытой угрозой, не говоря уже о тех, кто наверняка примкнёт к стороне верховного властелина, надеясь заручиться его благоволением. Интрига и обман — излюбленные инструменты Векта, и оба не то оружие, каким Лелит владеет в совершенстве. Вывести этого ублюдка на пески «Крусибаэля» — дело другое, но на это и надеяться не стоит.

Нет, это скверный вариант. Если Лелит готова хотя бы задуматься о том, чтобы противостоять Векту, то ей надо подготовиться, чтобы действовать на собственных условиях, а не просто реагировать на ход в игре, которую он уже ведёт против неё. Так каковы возможные пути? Снова покинуть Комморру, вернуться к иннари, предоставить Векту и Моргане возможность окончательно извести культ Распри? Стать бродячей воительницей, которая прикована к Жрице Мёртвых, потому что ей некуда больше податься? Неприемлемо.

Другой путь — продолжать плясать под ту же дудку, хотя она и знает, что играет на ней Вект. Вступить в войну с культом Тринадцатой Ночи, из-за чего культ Распри, скорее всего, достаточно ослабеет, чтобы ему понадобилась поддержка кабала Чёрного Сердца, способная отпугнуть других соперников. Это ещё сильнее привяжет Лелит к Векту.

А также ей придётся убить Моргану.

Она уже бросила вызов Лелит как суккуб суккубу, хоть и наедине. Она наверняка повторит его публично, если вражда между ними станет открытой, особенно если чаша весов войны — с кем бы то ни было — начнёт склоняться на сторону культа Распри. Лелит могла игнорировать вызовы со стороны низших и отчаявшихся — тех, на кого никто в здравом уме не стал бы тратить её время, — но не другого гранд-суккуба. Особенно соперницы за первенство во всём Тёмном городе. Не ответить ей — значит признать свою слабость на глазах у всех, кого можно, и взвалить на себя ещё ворох новых проблем. Нет, если только Моргана Натракс не капитулирует целиком и полностью и бросит всё, чего ей удалось добиться, любой другой вариант приведёт к тому, что Лелит придётся с ней покончить. Но почему-то её разум упорно отказывался рисовать картину этого убийства. Уничтожить её — значит просто зря растратить её способности, ведь Моргана — великолепный боец и явно неплохой лидер, раз культ Тринадцатой Ночи не развалился под давлением междоусобиц после того, как она взяла его под контроль.

Дверь отворилась. Лелит подняла взгляд, готовая потянуться за ножами, если понадобится, но вошедшая фигура уже подняла руки ладонями вперёд, выражая миролюбивые намерения.

— Призрачный Глаз, — сказала Лелит.

Его невозможно было не узнать даже в тусклом освещении будуара, потому что он по-прежнему щеголял в нелепом костюме принца Танишара. С лица великого арлекина пропало выражение ленивого веселья, но не потому, что оно сменилось едкой издёвкой, которую Лелит помнила по их первой встрече. Нет, он выглядел серьёзным и хладнокровным — хотя, судя по быстрому взгляду, которым он окинул комнату, к его чувствам примешивалось лёгкое отвращение.

— Моргана Натракс движется сюда, — сказал он, прекратив осматриваться и глядя прямо в глаза Лелит.

Она почувствовала внезапный и совершенно неуместный укол тревоги. Ни один друкари не стыдился своих страстей, если только не обнаруживал, что каким-то образом послужил из-за них силам Хаоса, но всё же Лелит не хотелось, чтобы Моргана увидела её здесь, в таком виде. В голове появились непрошеные, яркие и живые образы, и она оттеснила их прочь.

— Зачем? — спросила она, намеренно сохраняя позу. Она не желала, чтобы арлекин почувствовал удовлетворение, решив, что заставил её занервничать.

— Чтобы убить тебя, как я догадываюсь, — едко ответил Призрачный Глаз. — Она как будто невероятно рассержена из-за того, что твои войска совершают рейды на её территорию.

Лелит нахмурилась.

— Я не приказывала ничего подобного.

Призрачный Глаз вскинул руки. Его лицо выражало нетерпение, хоть и слегка смягчённое горьким юмором.

— Если ты хочешь сама ей это объяснить, лицом к лицу, то пожалуйста, оставайся на месте. Однако, судя по тому, сколько воинов её сопровождает, разговаривать она не намерена.

Лелит секунду пристально глядела на него, но не почувствовала никакого обмана. И всё же арлекины по сути своей — лицедеи, вечно меняющие одну роль на другую; они наверняка могут убедить себя в том, что сами не считают правдой, просто потому, что персонаж, которого они отыгрывают, должен в это верить.

— А чего ради ты мне это рассказываешь? — потребовала она. — В чём твоя выгода, арлекин?

Призрачный Глаз пожал плечами, всем телом выражая капитуляцию перед лицом невыносимо глупого упрямства.

— Когда пытаешься достичь равновесия, иногда надо самому положить руку на весы. Но оставайся здесь, если пожелаешь, Королева Ножей. Я не могу сделать большего.

Он ушёл так же тихо, как появился, и даже заботливо прикрыл за собой дверь. Ещё мгновение Лелит сохраняла неподвижность. Комната выглядела точно так же, как и до его визита, так что ей пришлось побороть чувство, будто она только что испытала очень странную галлюцинацию. Однако, несмотря на недоверие к мотивам Призрачного Глаза — в чём не было ничего странного; Лелит никому не доверяла, — она должна была признать, что он не солгал насчёт ловушки, ожидавшей её в Комморре, и что действительно создателем этой ловушки наиболее вероятно был Асдрубаэль Вект. Чего мог бы добиться арлекин, уговорив Лелит как можно быстрее покинуть это заведение? Даже если он намеревался вселить в неё панику и заставить бежать, словно подняв добычу для охотников, это всё равно означало, что кто-то на неё охотится.

Она дала Зеле крепкую пощёчину, чтобы разбудить. Гекатрица подскочила, схватилась за лицо, но слегка расслабилась, увидев Лелит.

— Ваше превосходство! Что…

— Надо уходить, — коротко произнесла Лелит, потянувшись за своим ведьминским костюмом. — Возможно, сюда идёт Моргана.

— Моргана? — удивлённо переспросила Зела. Несмотря на смятение, она уже приступила к действию. — Но почему?

— Пожалуй, лучше её об этом спросить, когда за нами будет стоять гораздо больше клинков, — ответила Лелит.

Остальные находившиеся в будуаре тоже зашевелились. Другие члены свиты Лелит поняли, что их госпожа готовится к отбытию, и начали вставать, пытаясь разбудить заодно и тех, с кем сплелись в объятиях. Лелит бесцеремонно скинула с себя ту женщину-корсара — в какой-то момент прошедших двух суток та успела выдохнуть, что её зовут принцесса Тишрия — и вытащила ведьминский костюм из-под других альдари. Тишрия надула губы, но не стала возражать, а вместо этого взяла бокал, стоявший неподалёку. Лелит напомнила себе связаться с ней попозже, так как, судя по всему, в ближайшем будущем ожидается возросшая потребность в союзниках, а хозяйка целой флотилии пригодится особенно.

Через считаные секунды свита Лелит была готова к отбытию. Никто из них не стал слишком увлекаться освежающими средствами, которые предоставлял рынок плоти. Хотя последователи культа Распри и не исповедовали тот же аскетизм в этом отношении, что и их гранд-суккуб, но все они знали, что она не потерпит никаких оправданий, заметив притуплённость чувств или замедленную реакцию. Они покинули будуар все как одна — текучая масса смертоносной силы, закутанная в лезвия и тени.

Когда они приблизились к главному выходу, из-за многослойных цветастых занавесей возник владелец заведения, состроив подобострастное лицо.

— Ваше превосходство! Я надеюсь, что…

— Ты можешь явиться в «Крусибаэль» позже и взять любую плату, которую сочтёшь подобающей, — сказала Лелит, пренебрежительно взмахнув рукой.

— Лю… любую плату? — повторил хозяин, словно не в силах поверить собственным ушам.

— Если её превосходство сочтёт, что ты взял лишнее, когда мы устроим проверку, то я вернусь и в качестве компенсации заберу твою голову, — спокойно сообщила Зела, шагая мимо него. Хозяин сглотнул и преклонил голову.

— Конечно же. Я бы и думать не стал…

Они вышли, прежде чем он закончил фразу. Лелит сморгнула: после того, как она столько времени провела в полумраке будуара, нужно было мгновение, чтобы приспособиться даже к тому тусклому сиянию, что заменяло солнечный свет на улицах Комморры. Однако её ноздри сохраняли чувствительность, и с первым же вдохом она ощутила резкий запах гари и пепла.

— Что это горит?

— Сильнее всего с той стороны, — указал направо Кайлос Векс, член отряда кровавых невест Лелит.

— У культа Тринадцатой Ночи есть там владения, верно? — спросила Лелит, стараясь сориентироваться.

— Всё так, ваше превосходство, — подтвердила Зела, и Лелит зарычала от раздражения. И снова факты указывали на то, что Придиан Призрачный Глаз по крайней мере отчасти говорил правду. Если так пойдёт и дальше, то она начнёт подозревать его ещё пуще прежнего.

— Идём, — приказала Лелит, двинувшись в противоположном направлении.

Когда она только прибыла в район рынков плоти, то праздно бродила, выискивая в этом не самом знакомом месте какой-нибудь способ отвлечься. Теперь она двигалась быстро — не настолько, чтобы сторонний наблюдатель решил, будто она торопится, но так, что даже самый рьяный торгаш и не попытался бы задержать её, уговаривая поглядеть на свои товары.

— Мы привлекаем внимание, — негромко пробормотала Зела на ходу.

— Да, — нетерпеливо ответила Лелит. Она тоже заметила, что на неё косятся. — Я всегда его привлекаю.

— Разумеется, моя госпожа, — поспешно согласилась Зела. — Я имею в виду, что тем, кто возьмётся нас искать, не составит труда выяснить, где мы.

— С этим ничего не поделать, — сказала Лелит. — Если убивать любого, кто нас заметит, это вряд ли поможет замести следы.

На миг она закусила губу в раздумье. Культ Распри сохранял присутствие в этом районе — как и любой другой культ, кабал или ковен, который участвовал в рейдах в реальное пространство и возвращался с пленниками на продажу. То есть каждый из них.

— Далеко ли до нашего ближайшего анклава?

— В таком темпе мы можем добраться туда задолго до начала светлой фазы, — ответил Кайлос.

— Не стоит ли нам тогда ускориться? — спросила Зела.

Лицо Лелит исказила гримаса. Скорость, конечно, звучала привлекательно; так они быстрее достигнут сравнительной безопасности во владении культа Распри, да и к тому же на бегу она чувствовала себя по-настоящему полной жизни. С другой стороны, даже выносливость друкари имеет свои пределы, и если они сейчас прибавят ходу, то рискуют не столь блестяще проявить себя в бою, если враги сумеют загнать их в угол. И более того, хотя её и так несложно выследить — она не льстила себе, полагая, что в Верхней Комморре крайне мало тех, кто не знает, как выглядит Лелит Гесперакс, если таковые вообще существуют, — открытое бегство сквозь узкие и местами запруженные улочки рынка плоти оставит куда более очевидный след.

Она всё ещё раздумывала, как лучше поступить, когда из уходящего в сторону переулка на них ринулась кхимера. Кошмарная тварь сплошь из красных мышц, с костистым черепом и оскаленными зубами, двигалась длинными прыжками, издавая рык, который напомнил Лелит однажды виденные ею камнедробильные машины мон-кей. Она отреагировала, не думая, — просто шагнула в сторону, взмахнула ножами, так что в воздухе сверкнули две серебряные дуги, и голова бестии полетела прочь, а из шеи хлынул фонтан крови.

Однако она была лишь первой.

Следом за ней мчались ещё две, и они с булькающим, потусторонним воем, полным жажды крови, ворвались в небольшой отряд. Меликка Гаар упала на спину, и повалившая её кхимера тут же принялась вгрызаться в её живот, разрывая мышцы, чтобы добраться до внутренностей. Кайлос Векс приставил свой осколковый пистолет к шее твари и стрелял не переставая, пока тварь не затряслась и повалилась. Но Меликка уже была настолько искалечена, что не могла сдвинуться с места и просто стонала, лёжа кровавой кучей на земле. Челюсти другого хищника сомкнулись на локте Вешти Сушёное Сердце и лишили её руки, сжимавшей нож, но вскоре и эта тварь издохла под сосредоточенным шквалом клинков, который обрушили на неё три другие кровавые невесты. Зела Элинна снова прыгнула в воздух — на этот раз с окровавленной скульптуры, украшающей фасад очередного притона, — чтобы схватиться с летучей угрозой, укротителем верхом на скайборде, который и натравил на ведьм стаю своих питомцев, погоняя их кнутом. Зела вогнала свой клинок ему в грудь, и он замертво повалился с доски, к которой был прикован цепью за лодыжку. Скайборд покосился под весом трупа, скинув и ведьму. Зела грациозно приземлилась, согнув колени, и тут же выпрямилась, чтобы отереть кровь с клинка. Но её лицо выражало беспокойство.

— Культ Тринадцатой Ночи, — кивнула она на цвета и эмблемы на костюме укротителя. — За нами действительно охотятся.

— Они что, обезумели? — сердито воскликнул Кайлос. — Да как они смеют так нагло бросать нам вызов!

Лелит просто кивнула. Вот так себя ведёт Моргана. Она не стала бы подсылать убийц, замаскированных под союзников в рейде; не отправила бы «Яд» с экипажем, вся геральдика которого тщательно продумана так, чтобы скрыть его истинную сущность. Кровь на улицах, пролитая у всех на глазах её подручными только потому, что она ещё не успела сама добраться до врагов, — вот это куда больше похоже на её стиль. Лелит, по крайней мере, могла поблагодарить её за прямоту.

Моргана Натракс уже близко, и, если Лелит хоть что-то понимала в её нраве, это значило, что она ведёт за собой всю ураганную мощь культа Тринадцатой Ночи. Единственный вопрос состоял в том, сумеет ли Лелит достаточно опередить её, чтобы добраться до укрытия, откуда может призвать собственную бурю.

Она полоснула ножом по горлу Меликки — мёртвая ведьма не выдаст преследователям, куда они могли направиться. Подумала мгновение и нанесла такой же удар Вешти. Кровавый след им тоже не нужен, а на перевязку оторванной руки уйдёт время, которого нет. Остальные кровавые невесты промолчали, не возразив ни единым звуком, — они знали, какова цена несовершенства. Лелит повернулась к ним.

— Надо ускориться.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Машины культа Тринадцатой Ночи висели в воздухе чуть дальше от Фальшиона, вне досягаемости его оборонительных орудий. Они не атаковали, но лишь в том смысле, в каком нож, приставленный к горлу, не наносит настоящего вреда. Они представляли собой объявление о намерениях, адресат которого должен как-то ответить и увидеть, что произойдёт дальше.

Лелит глядела на них, плотно сжав губы. Она и её кровавые невесты скрылись от преследователей в лабиринтах рынков плоти, но Моргана пришла искать её там, где Лелит неизбежно должна была оказаться. И снова гранд-суккуб культа Тринадцатой Ночи продемонстрировала грубую прямолинейность, которой аккомпанировала та самая дерзкая воинственность, что заворожила Лелит ещё при их первой встрече на бойцовской площадке Юкора.

— Вас вызывают, ваше превосходство, — объявила Зела. Лелит едва заметно кивнула, и экран перед ней ожил. Из мерцания возник образ, точь-в-точь, вплоть до размера, повторяющий облик Морганы Натракс. Это был шедевр, изваянный из света, работа мастеров друкари, во всём превосходящая примитивные человеческие гололиты. Лелит видела даже поры на коже стоящей напротив Морганы и могла бы пересчитать все волосы на её голове, будь на то время. Казалось, до неё можно дотронуться — но выражение лица Морганы ясно говорило, что это добром бы не кончилось.

Сигнал не будет защищён. В Тёмном городе ни у чего нет надёжной защиты. Моргане явно было наплевать, кто может подслушать; быть может, она даже рассчитывала, что другие станут свидетелями её разговора с Королевой Ножей. Лелит могла бы и отказаться, но с чего ей бояться простого обмена словами со своей бывшей соратницей?

— Лелит, — произнесла Моргана, и имя скатилось с её языка, точно капля яда. — Я получила твоё послание. Полагаю, что и ты получила моё.

Лелит посмотрела налево, туда, где лежала отсечённая голова Кситрии Морн. Она, как и другие части тела суккуба, а также многих других из её круга, была доставлена на одном из «Рейдеров» культа Распри. Пилотировала его ведьма, которой не повезло получить дозу токсинов, собранных из выделений сумрачного скрыточервя. Ей удалось довести транспорт до пункта назначения, прежде чем яд одолел её организм, но Лелит запретила вводить ей противоядие. Весь круг Кситрии прогневал её, а эта ведьма осталась единственной, на кого можно было выплеснуть ярость.

— Верно, — холодно ответила Лелит. — Однако, что касается моего «послания», Кситрия действовала не по моему приказу.

«Это возможно», — сказала Лелит, когда Кситрия спросила её, не думает ли она, что за покушением стоит культ Тринадцатой Ночи. «Это возможно». Ничего более. Просто мысль вслух, не утверждение и совершенно точно не команда к действию. Вот, пожалуй, и обратная сторона славы: ради того, чтобы угодить ей, подчинённые предпринимают необдуманные и поспешные действия, которые только причиняют проблемы. К чему быть объектом поклонения, если поклонники даже не делают то, что ты от них хочешь?

— Суккуб, что не может контролировать собственных приспешниц, недостойна своего звания, — выплюнула Моргана.

Сложно с этим спорить. Культы ведьм по природе своей несколько анархичны, но есть границы приемлемого. Ни одна из гранд-суккубов не могла допустить, чтобы её подчинённая взяла свой круг и открыто атаковала владения другого культа, равно как и дистанцироваться от подобной выходки. И всё же Лелит обнаружила, что ей хочется возразить, хочется убедить Моргану, что нападение никогда не входило в её намерения. Странное желание, но легко объяснимое: если бы Лелит решила начать войну, то хотелось бы, чтобы у Морганы не создалось впечатления, будто она собирается вести её столь некомпетентно.

— Я бы могла ответить тем же, — продолжала Моргана, буравя Лелит взглядом, словно пытаясь прожечь ей голову насквозь. — Мы могли бы разорвать Комморру на куски. Или же ты можешь встретиться со мной лицом к лицу, на арене, где я раз и навсегда докажу, что твоё время миновало и это я — величайшая из всех бойцов Тёмного города!

У Лелит дёрнулась губа.

— Даже если бы ты сумела победить меня, мне кажется, Дражар может кое-что сказать по поводу твоих притязаний.

Конечно, это был неправильный ответ. Моргана, и так уже полная гнева, распалилась настолько, что, казалось, вокруг уже должна плавиться сталь.

— Хватит слов, Королева Ножей! — прорычала она. — Хватит игр. Либо прими мой вызов, либо признай своё малодушие и уходи из Комморры навсегда.

Лелит открыла рот, чтобы коротко и высокомерно ответить, но помедлила. Не в правилах Морганы проявлять милосердие, но при этом она предлагала Лелит уйти без боя. Если она так поступит, то Моргана надёжно закрепит за собой звание самой великой и могучей из суккубов Комморры и, несомненно, станет фавориткой Асдрубаэля Векта — по крайней мере, пока он не найдёт более подходящую марионетку, — но это значит, что Моргана не жаждет любой ценой пролить кровь Лелит.

Моргана хочет, чтобы Лелит просто исчезла. И похоже, она не привередлива: всё равно, как это случится, лишь бы она сама оказалась на вершине. На задворках сознания Лелит появилась какая-то навязчивая, неясная мысль, но не было времени, чтобы за неё ухватиться. Вызов сделан, и надо ответить.

И возможный ответ — только один. Не считая всех прочих соображений, Лелит больше не питала иллюзий, будто может снова покинуть Комморру; Вект потратил слишком много усилий, чтобы добиться этого столкновения, и не позволит ей просто взять и вернуться к иннари.

— Я принимаю вызов, — сказала она. На щеке Морганы дёрнулась мышца, но Лелит не могла со всей уверенностью сказать, что означает эта реакция. Восторг? Решимость? Страх? — Но у меня есть одно условие.

— Называй.

Лелит улыбнулась.

— Ты пришла за мной, уверенная, что победа позволит тебе вознестись в глазах верховного властелина. Что ж, хорошо — пусть владыка Вект присутствует при нашей битве. Я повергну тебя на его глазах, в бою, устроенном специально для повелителя Тёмного города, и так закончится вся эта нелепая затея.

Впервые на лице Морганы проявилась неуверенность.

— Я не могу говорить от лица верховного властелина. Я не могу согласиться на условие, которое требует его присутствия!

— Так спроси его, — с деланой усталостью ответила Лелит. — Если ты так важна для него, как тебе хотелось бы думать, я уверена, что он пожелает лично присутствовать на этом зрелище. А если нет… — Она вздохнула. — Тогда, пожалуй, ты всё-таки не стоишь моего времени.

Мышцы в шее Морганы шевельнулись — она сглотнула. Она загнала Лелит в угол и обнаружила, что и сама оказалась в столь же безвыходном положении. Отказаться даже от попытки выполнить условие Лелит значит признать, что она не важна для Асдрубаэля Векта, а Моргана добивалась обратного. Но если она примет условие, то рискует оказаться униженной, если Вект откажется, и потеряет всякое право на поединок, которое она так старалась приобрести.

Самолюбие в Комморре необходимо: друкари, лишённый этого качества, вряд ли смог бы долго просуществовать в Тёмном городе, не говоря уже о том, чтобы высоко подняться. Но оно же — невидимая цепь на шее, о существовании которой многие и не догадываются, хотя крепко сидят на привязи. Моргана не стала долго медлить: цепь сделала своё дело, и она вскинула голову, раздувая ноздри.

— Ну что ж. Я принимаю твоё условие. Пусть верховный властелин станет свидетелем тому, как я вырежу из тела твою убогую жизнь.

В её словах мелькнуло… что-то; нечто, пробившееся даже сквозь её почти непроницаемую маску высокомерного презрения. Лелит заметила, хоть и не могла точно сказать, что это значит, а потом отключила связь.

— Что, если владыка Вект не согласится явиться на бой? — тихо спросила Зела.

— Он согласится, — сказала Лелит. Достав один из своих ножей, она рассеянно крутила его меж пальцев. — Он всегда любил смотреть мои представления. Кроме того, это и есть его цель. Так или иначе, Вект желает подчинить своей воле наиболее влиятельную из суккубов Комморры. Он никогда не желал мне смерти. Он лишь хотел вернуть меня.

— Что, если его намерения изменились?

Лелит фыркнула.

— На данный момент наш союз всё ещё теоретически действует. Вект не объявлял нам войну, он просто хотел, чтобы другие считали, будто он это задумал. Теперь он, манипулируя Морганой, добился, чтобы она сама себя убедила в необходимости этого поединка. Позволил ей думать, будто она может добиться наивысшего положения для себя и своего культа. Мы будем драться, и победительницей выйду я. И тогда у Векта будет выбор: либо снова публично признать альянс Чёрного Сердца с культом Распри, либо вообще не иметь в союзниках видного культа ведьм. Если он хочет привязать меня к себе, то, по крайней мере, я тоже его к себе привяжу.

— И тогда всё станет как прежде? — с надеждой спросила Зела.

— Да, — сказала Лелит, глядя на пустоту, оставшуюся на месте образа Морганы. — Так же, как прежде.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Асдрубаэль Вект, верховный властелин Комморры, не просто счёл нужным присутствовать на дуэли.

Он приказал, чтобы бой провели в его личном зрительном зале.

— Верховный властелин желает, чтобы ни та, ни другая ведьма не имела возможности склонить чашу весов на свою сторону, как-либо изменив свою собственную арену, — объявил бичеватель, который принёс Лелит эту новость. — Он гарантирует честный бой, победительница которого сможет занять причитающееся по праву место — место его королевы Тёмного города.

Королева Тёмного города. Это — отравленная чаша, и Лелит сомневалась, что действительно хочет её испить. Однако же вызов брошен и принят, а поставленные ею условия выполнены. Вект хочет посмотреть, как величайшие из его суккубов будут рвать друг друга на куски, ради собственного удовольствия, а затем посадит победительницу у своего престола — на цепь ещё короче, чем прежде. Лелит прекрасно понимала, что этот титул ничего не значит, ибо Вект ни с кем и никогда не разделяет власть; можно было бы сказать «любимая прислужница», и ничего бы не изменилось. Но для Морганы королевский титул — это приманка, которая только сильнее распалит её и без того жгучее желание заставить всю Комморру забыть об имени Лелит Гесперакс и заменить его своим собственным.

Может, тут-то и кроется замысел Векта. Может, он хочет мотивировать Моргану, сдерживая при этом желания Лелит, чтобы та одержала верх. Так он сможет устранить Лелит, чтоб она не мешала своим неудобным свободолюбием, прикрываясь якобы честной дуэлью двух суккубов. Или, возможно, он считает, что Лелит в любом случае победит, даже в борьбе за приз, который ей не нужен, и хочет её этим наказать. А возможно, любой исход так или иначе ему на руку, и он в любом случае воспользуется тем, что получится. Вот это больше всего похоже на Векта — устроить всё так, чтобы всегда быть в выигрыше.

В конце концов, нет смысла об этом рассуждать. Лелит не желала оказаться в когтях Той-что-жаждет ни сегодня, ни когда-либо ещё и поэтому будет драться и победит, и этим напомнит всем зрителям, что им невероятно повезло находиться рядом с ней. Перед ней распахнулись тяжёлые двойные двери из обсидиана, и она вышла в огромное помещение.

Они находились в одном из парящих дворцов Векта, второстепенном автономном шпиле гигантского комплекса, откуда он управлял Комморрой. В таких шпилях он путешествовал по своим владениям, дабы уделять личное внимание важным делам или доставлять бесчисленные орды кабалитов Чёрного Сердца туда, где требовалось покарать тех, кто перешёл ему дорогу. По предыдущим визитам Лелит знала, что это сооружение обеспечивает Векта доступом ко всей паутине стекающейся к нему информации, а также всем прочим, что только может понадобиться древнему правителю. Крепость, столь же грозная и хорошо защищённая, как лучшие бастионы низших видов галактики, была всего лишь одним из осколков личных владений верховного властелина.

Лелит осталась не слишком впечатлена. Мерилом достоинства всякого живого существа для неё было воинское умение, а не размер жилища. Ну, по крайней мере, зрительный зал был достаточно велик, чтобы они с Морганой могли тут попытаться убить одна другую.

Грандиозный сводчатый потолок поддерживали колоннады из гладко отполированного тёмного камня, а на высоких стенах висели как будто бесконечные ряды трофеев с побеждённых врагов, как примитивных чужаков, так и униженных бывших подданных. Лелит и Моргана должны были сразиться в восьмиугольном пространстве на дне амфитеатра, шириной где-то с три-четыре «Рейдера». По углам арены стояли пылающие жаровни, очевидно, скорее ради эстетики, так как Асдрубаэль Вект не нуждался в настолько примитивном способе освещения, как открытое пламя. В отличие от традиционных ведьминских стадионов, пол не был засыпан песком. Они сразятся на твёрдом холодном мраморе, неподатливом и скользком. Лелит спустилась по ступеням, ведущим в глубину восьмиугольника, не глядя на престол в дальнем конце. Вект явится лишь в самый последний момент — он любит грандиозно обставить своё прибытие. К тому же Лелит не желала, чтобы кто-то решил, будто она ищет его одобрения. Она пришла, чтобы убить Моргану Натракс, и неважно, на чьих глазах.

Но глаз тут было немало. В воздухе висели удалённо управляемые летающие линзы, готовые транслировать события по всей Комморре для тех, кто заплатил подобающую дань кабалу Чёрного Сердца. На верхнем ярусе амфитеатра выстроились воины-кабалиты, призванные служить желаниям Векта, а не смотреть представление ради собственного развлечения. Настоящие зрители, те, кого можно было назвать аристократией Тёмного города, расселись по ярусам, сбегающим вниз, к арене. Высшие архонты, гранд-суккубы, владыки-гемункулы и другие; Лелит увидела увенчанные гребнями шлемы двух настоятелей храмов инкубов, которые явились посмотреть на искусство владения клинком, а в какой-то миг мельком уловила безликую маску теневидца из труппы арлекинов, представителя единственной разновидности псайкеров, которой разрешалось открыто перемещаться внутри Комморры.

Это навело Лелит на мысль получше присмотреться к толпе, которую она до того считала недостойной своего внимания. И конечно же, на одном из высоких рядов она увидела буйство цветастых тканей, частично оголяющих кожу: Придиан Призрачный Глаз снова явился в роли принца Танишара. Великий арлекин кивнул ей в скромном приветствии, но при этом на его лице виднелась издевательская улыбка. Лелит заставила себя проигнорировать её. Если в планы театра масок «Безмолвный сумрак» входит её выживание, то она только рада будет им помочь, а если нет — то ей наплевать.

Открылись двери с противоположной стороны, и вошла Моргана Натракс.

Она воплощала собой идеал холодной красоты суккуба. Насыщенно-фиолетовые бронепластины на тёмно-зелёном ведьминском костюме Морганы подчёркивали её бледную кожу и льдисто-белые волосы. Она двигалась с текучей грацией — не выверенной походкой служанки плоти, предназначенной возбуждать и волновать созерцателей, но равнодушным и стремительным шагом высшей хищницы, которой нечего бояться.

Или, по крайней мере, такое она пыталась произвести впечатление.

Присмотревшись, Лелит заметила характерные признаки. Она знала Моргану, и знала давно — с самой их юности, дольше, чем они обе знали кого-либо ещё. Да, Моргана была прекрасна и грациозна, но при этом прямолинейна и груба. Она тщательно отмеряла каждый шаг, спускаясь по ступеням, и это была игра — в обычных обстоятельствах она не так внимательно следила, как ставит ноги, и не держала голову настолько прямо. Моргана пыталась продемонстрировать всем зрителям — включая Асдрубаэля Векта — образ, который, по её мнению, ожидался от королевы Тёмного города, величайшей из суккубов Комморры. И образ этот был странно знакомым.

Губы Лелит искривились. Она достаточно хорошо разбиралась в движениях тела, чтобы понять, что Моргана срисовала свою походку с самой Лелит. Значит, она решила напоследок подразнить её? Показать, что она хочет победить Лелит и не только занять её место, но и перенять её манеры?

— Где твоё оружие? — окликнула она. Вместо ответа Моргана извлекла из ножен на бёдрах два ножа.

— Дерёмся по-честному, — свирепо объявила Моргана. — Так обещал верховный властелин. Ты, Лелит, всегда пользуешься только своими ножами, и поэтому я поступлю так же.

И снова её выдал язык тела. Лелит увидела мельчайшее подрагивание мышц, чуть более, чем нужно, расширенные глаза и ноздри. На самом деле Моргане не хотелось биться с Лелит только лишь двумя ножами и ничем более, но она оказалась заложницей собственного самолюбия.

— Теперь ты просто позоришь себя, — бросила Лелит. Она обнажила собственные клинки и улыбнулась. Когда она держала их в руках, мир всегда становился чуть более ясным и понятным. — Какой смысл побеждать меня, если всё, чего ты хочешь, — это быть мной?

Лицо Морганы исказилось от ярости, и она сделала шаг вперёд.

— Следи за языком, Лелит, не то я его отрежу.

Лелит пожала плечами, крутанув в руках ножи.

— К счастью для меня, в честной драке у тебя на это нет никаких шансов.

Рот Морганы скривился в оскале, и она уже готова была броситься в атаку, когда от престола разнёсся хор боли. Против воли Лелит обернулась. Вымученная мелодия ранас дреай, «Пришествия властелина», наполнила зал, изливаясь из наполненных страданием глоток хора специально натренированных рабов.

Гигантский металлический столп, который поднимался из центра престола к самому потолку, начал опускаться. Зрителям открылась бурлящая на его вершине сфера тёмных энергий, которая как будто протягивала по всему залу длинные отростки — тени, что приглушали всякий свет, даже пламя жаровен. Когда голоса достигли наивысших нот, кипящий шар достиг пола и рассеялся, оставив после себя огромный, увенчанный клинками трон Комморры, на котором восседал её верховный властелин, Асдрубаэль Вект.

Живая муза, он был квинтэссенцией друкари. Волосы, чёрные, как межзвёздная пустота, кожа бледная почти до полупрозрачности, рот словно жестокий разрез, а глаза — как две ямы, наполненные ночью. Он выглядел молодым — лишь в том смысле, что на его теле нельзя было различить отметин, оставленных годами, — но от него исходили волны древней злобы, напоминая психический туман. Это было существо, на глазах которого вспыхивали и умирали солнца, чья железная хватка удерживала власть, ещё когда на бесчисленных захолустных мирах только зарождались жалкие цивилизации, уже давно пришедшие в упадок и вымершие. Лелит не знала, можно ли считать, что Асдрубаэль Вект всё ещё находится в здравом уме, ибо как различить рассудок и безумие у существа, которое на протяжении десяти тысячелетий посвящало себя исключительно собственному, личному превосходству? Даже для таких долгожителей, как друкари, это было почти невообразимо. Однако нельзя сомневаться, что Вект коварен, проницателен и абсолютно, совершенно безжалостен — а это в Тёмном городе, бесспорно, самое важное.

— Мои дорогие, — сказал Вект, наградив сначала Лелит, а затем Моргану своим взором. Его голос должен был шелестеть, подобно лапкам арахнида; должен был скользко проползти по залу, вторгаясь в умы слушателей, но он был приятным, звучным и сильным. — Пожалуйста, можете продолжать. Я не желаю вас прерывать.

Моргана подняла свои ножи в его направлении, скрестила их и склонила голову в знак почтения. Лелит просто фыркнула и приготовилась.

Ждать ей не пришлось.

Моргана не могла долго сдерживать свою истинную сущность. Пусть она и пыталась ходить как Лелит, пусть и выбрала пару обычных ножей, как Лелит, пусть — вовсе не как Лелит — якобы скромно поклонилась верховному властелину, но когда доходило до работы клинком, она знала только один способ. Атаковать. Против практически любого противника другого ей и не требовалось. Она бросилась на Лелит с боевым кличем на губах, и её ножи описали чётко выверенные мерцающие дуги в воздухе, отражая свет пламени.

Но Лелит была не кем-то из этих любых. Она, конечно, знала, как атаковать, но в таких ситуациях её всегда больше интересовала зрелищность. Забавно дозволять врагу делать попытки добраться до себя; ускользать от самых метких ударов, походя отводить в сторону взмахи клинков, которые рассекли бы её пополам, если бы добрались до цели; приманивать противника и перемещаться так, чтобы между их оружием и её кожей оставался лишь тончайший слой воздуха, чтобы они решили, будто в следующий раз-то они точно её поразят; в следующий раз остриё пронзит добычу, если только они будут немного быстрее, если только приложат немного больше сил… А потом, когда враг в своём неутолимом желании нанести удар, который будет что-то значить, перенапряжётся, откроется, выдохнется, — вот тогда она повернётся к нему с ножами в руках и откроет истину как противнику, так и зрителям: Лелит Гесперакс полностью контролировала схватку с самого начала. Самое главное — гарантировать, чтобы хотя бы на миг все, кто это видит, подумали: неужели это и есть тот случай, когда Королева Ножей наконец-то встретила равную себе?

Она отступила назад и вбок, чтобы не встретиться с рывком Морганы лоб в лоб, но гранд-суккуб Тринадцатой Ночи мастерски перестроилась на новое направление и продолжила наседать. Лелит отбила в сторону один тычок ножом, и ей тут же пришлось отклониться назад, чтобы другое лезвие не рассекло ей лицо пополам. Она рванулась в воздух и в прыжке вытянулась параллельно полу, а ножи Морганы вспороли воздух одновременно над и под её телом. Когда же сама Лелит попыталась рассечь остриём ножа спину Морганы, та развернулась, используя инерцию своего натиска, и заехала ногой по руке Лелит, отбив её в сторону. Большинство противников после такого обмена взяли бы паузу, чтобы отдышаться, но только не Моргана: завершив пируэт, она тут же снова бросилась в атаку.

Лелит никогда не отступала прямо назад — это приглашало врага накинуться со всей силы, даже если она на самом деле контролировала бой. Движение вбок — вот ключ, позволяющий ускользнуть от выпада или замаха и при этом не дать оппоненту возможность как следует набрать сил для решающего удара. Пусть он крутится и оглядывается, пытаясь догнать противницу, стремительную, как капля ртути. Однако Моргана не отставала, повторяя каждое её движение, словно они были партнёрами в танце, инстинктивно чувствующими тела друг друга.

— Тебе отсюда не выбраться, — прошипела Моргана, вновь атакуя. — Я знаю, как ты дерёшься, Лелит. Я знаю, как ты мыслишь!

— Знание ничего не даёт, если не умеешь им пользоваться, — фыркнула Лелит.

Но, несмотря на её насмешку, впервые за долгое время в исходе схватки усомнились не только зрители, не только противник — но и она сама. Моргана была неутомима, и хотя Лелит знала, что она немного быстрее и более опытна, это знание действительно мало что значило, если ей не удастся им воспользоваться. Она защищалась от атак Морганы, какими бы свирепыми и яростными они ни были, но этот неистовый стиль боя оставлял очень мало возможностей для контратаки.

Не то что бы Моргана так уж хорошо это понимала.

— Бейся! — яростно вскричала она, когда кончик её клинка просвистел мимо виска Лелит. Ещё один молниеносный выпад выпотрошил бы Лелит, если бы она не увернулась в последний момент. — Почему ты не бьёшь в ответ?!

Лелит бросилась на пол и пинком подсекла ноги Морганы. Продолжив разворот, она вскочила на полусогнутых коленях; за один удар сердца перехватила нож в правой руке обратным хватом и обрушила его вниз, к груди Морганы. Но другая ведьма остановила удар, вскинув ногу так, что пятка врезалась прямо в запястье Лелит. Та, оскалившись от боли, отдёрнула руку, но ножа в ней уже не было: рукоять выскользнула из онемевших пальцев, и оружие со звоном отлетело куда-то на пол.

Собрание зрителей хором ахнуло, увидев, как Королева Ножей потеряла один из своих клинков. Точно тугая пружина, Моргана прыжком вернулась на ноги и снова ринулась в атаку, нацелив нож в середину груди Лелит. Изогнувшись и ударив по руке с клинком локтем, она сумела избежать удара, затем подскочила в воздух, одновременно крутанувшись так, чтобы стопа на лету врезалась Моргане в челюсть. Моргана заблокировала пинок той же рукой, но двух столкновений подряд та не выдержала, потеряла хватку, и её нож тоже полетел в сторону. Гранд-суккуб Тринадцатой Ночи сделала шаг назад, кривясь от боли.

Лелит атаковала.

Теперь они обе сжимали по ножу в левой руке, держа правую ладонь раскрытой, и поединок поменял характер. Суккубы больше не кружились в вихре, осыпая друг друга градом режущих ударов, а пытались схватить и удержать противницу, вывести из строя вооружённую руку и выгадать время для собственного удара. Лелит сделала притворную атаку с правой стороны, а когда Моргана уже начала парировать, свернула налево и взмахнула ножом. Лезвие рассекло правое плечо Морганы, по руке немедля заструилась кровь. Толпа разразилась улюлюканьем и свистом: их ожидания снова оправдались.

Моргану это нисколько не смутило. Она снова перешла в наступление, пытаясь как можно быстрее сократить дистанцию. Лелит отбила наручем один удар ножа, увидела, что шея Морганы открылась, и рефлексы, отточенные столетиями боёв на арене, побудили её сделать выпад… но в последний миг она сдержалась. Возможно, подсознание заподозрило какую-то ловушку. Только это могло заставить Королеву Ножей отказаться от удара.

Но ловушек не было. Моргана пригнулась, крутанулась, и остриё клинка пробороздило алую линию по животу Лелит, не прикрытому ведьминским костюмом. Выругавшись, Лелит отскочила, спасаясь от повторного удара, и Моргана обнажила зубы в чём-то, что лишь отдалённо напоминало улыбку.

— Ты всё ещё можешь сдаться, — прошипела суккуб Тринадцатой Ночи так тихо, что никто в ревущей толпе не смог бы её расслышать. — Ты можешь уйти.

Лелит покачала головой.

— Не думай, что я настолько глупа, Моргана. Тебя не успокоит ничто, кроме моей смерти. Ни один другой исход не возвысит тебя настолько, насколько тебе хочется.

— Думаешь? — спросила Моргана, начав кружить. Лелит повторяла её движения шаг за шагом. — Победа есть победа, Лелит. Ни один из этих щенков не смог бы с тобой справиться, и они это знают. Ты можешь сбежать обратно к иннари, и я всё равно буду ведьмой, которая победила Лелит Гесперакс.

Лелит рассмеялась негромким желчным смехом.

— Ты всё ещё не улавливаешь реальное положение вещей, да? Векту нужна моя верность или смерть. Если я одержу верх над тобой и получу его так называемый приз, он выиграет. Если ты убьёшь меня, он выиграет. Но он не может позволить, чтобы я осталась свободна от его влияния. Так что ты убьёшь меня или умрёшь — от моей руки или от его собственной, за то, что оставила мне жизнь. Иной пользы от тебя верховный властелин не видит.

— Это ложь! — прошипела Моргана.

— Ложь — это его слова, — парировала Лелит. Кружа, она шаг за шагом приближалась к одному из потерянных ножей; надо только поотвлекать Моргану ещё немного, чтобы та не заметила. — И ты это знаешь. Он мог сделать фавориткой кого угодно из суккубов какого угодно культа, но он выбрал тебя, потому что надеялся, что я не выдержу, увидев, как тебя возвели на моё место. Он выбрал тебя, потому что надеялся, что твоя озлобленность на меня перевесит страх.

Моргана презрительно фыркнула.

— Ты меня не пугаешь.

— Но ты боишься чего-то, — с улыбкой произнесла Лелит. И тут она замерла на месте: её озарило. — Тебе страшно убить меня?

— Что за глупость! — выпалила Моргана.

— Если ты убьёшь меня, — проговорила Лелит, которая теперь осознала правду, — у тебя не останется ничего, что ты можешь ненавидеть.

Глаза Морганы затуманились яростью и ужасом. И тогда она снова бросилась в бой, вопя, словно сам звук крика подстёгивал её. Лелит сделала полшага в сторону лежащего на полу ножа, но ей немедля пришлось сменить курс, чтобы избежать свирепой атаки Морганы. Она пригнулась от бешеного взмаха клинка и попыталась пырнуть её в рёбра, но другая ведьма была уже слишком близко. Они столкнулись и повалились наземь, как одна сплошная куча, растеряв всякое изящество. Лелит перехватила вооружённую руку Морганы за запястье, но и сама не могла воспользоваться своим ножом, который противница прижала рукой к собственному боку. Она попыталась выкрутить клинок остриём к телу, несмотря на ограниченную подвижность, но Моргана перекатилась на правый бок и резко навалилась всем весом на нож, прежде чем Лелит успела его повернуть. Оружие вырвалось из руки Лелит, и Моргана триумфально зашипела сквозь зубы, пытаясь оттолкнуться от пола свободной рукой, чтобы иметь пространство для удара сверху вниз собственным ножом. Но Лелит использовала её же рывок, чтобы подняться самой, перекувырнуться и оказаться сверху. Затем она схватила Моргану за запястье обеими руками и принялась лупить об пол, чтобы выбить последний нож из её хватки.

Толпа восторженно выла. Моргана попыталась перехватить нож правой рукой, но Лелит отбила её в сторону; тогда Моргана нанесла короткий, но тяжкий удар кулаком в рану на животе, вызвав стон боли. Это не остановило Лелит — она рванулась лицом вниз и вонзила зубы в тыльную сторону ладони, по-прежнему сжимающей рукоять. Моргана завопила, и, когда Лелит вырвала кусок кожи из её кисти, нож вылетел на свободу. Лелит попыталась поймать его, но Моргана схватила её за волосы и оттянула назад, не обращая внимания на уложенные слоями лезвия и крюки в причёске. В ответ на это Лелит развернулась и с размаху врезала ей в челюсть.

Голова Морганы запрокинулась и ударилась затылком о мраморный пол. Ошеломлённая, на мгновение она застыла, моргая. Позабыв про нож, Лелит просто продолжила молотить голыми руками. Один кулак рассёк губу, другой выбил зуб, а затем хрустнул сломанный нос.

— Это твоя вина! — выкрикивала Лелит между ударами. — Ты могла просто быть великой… — она вогнала кулак в глазницу Морганы, — …но тебе всегда хотелось больше!

Она снова размахнулась, метя точно в центр лба Морганы, словно могла пробить кость и проникнуть прямо в мозг, но в последнее мгновение Моргана убрала голову, и кулак врезался в пол. На секунду рука наполнилась ослепительной острой болью, и вот тогда Моргана, найдя упор, столкнула её резким движением бёдер.

Лелит потеряла равновесие и растянулась, а Моргана выскользнула из-под неё, словно какой-то глубоководный хищник, почуявший добычу. Лелит извернулась, пытаясь сохранить контроль над ситуацией, но тут её горло стиснули две руки, приподняли и с размаху опустили затылком о твёрдый и безжалостный камень. Голову тут же охватила и стиснула чёрная паутина боли. Моргана стукнула её затылком ещё раз, потом ещё, одновременно продолжая душить; яркие вспышки ударов перед глазами Лелит боролись с наползающей темнотой, которая становилась всё гуще по мере того, как к мозгу поступало всё меньше крови и воздуха.

— Ты бросила меня! — выплюнула Моргана сквозь разбитые губы и поредевшие зубы, брызгая кровью из ноздрей. — Ты спасла меня! — Она ещё раз вогнала череп Лелит в пол. — А потом бросила!

Она стиснула пальцы ещё сильнее, словно пытаясь отделить голову от шеи одной лишь силой рук.

Лелит не могла ответить, только смотреть в глаза Морганы, один из которых уже почти совсем заплыл. Сколько она ни пыталась разжать руки, сжимающие шею; воздуха, который мог бы породить слова, не поступало. Она крутила головой, пытаясь найти любое положение, которое ослабило бы давление на горло. В поле зрения попали перевёрнутые вверх ногами воющие и вопящие зрители — голодные глаза, оскаленные зубы… И вдруг под ними, на уровне глаз, блеснул серебристый металл.

Лелит потянулась за ним, пальцы со второй попытки ухватили рукоять — и нож, описав дугу, взмыл в воздух, полоснул Моргану по лицу и вскрыл щёку до самой кости.

Моргана инстинктивно откинулась назад, взвыв от боли, но у Лелит не было времени приходить в себя после удушья, едва не ставшего смертельным. Ей нужно так же упорно продолжать натиск, как это делает враг. Она схватила Моргану за предплечье свободной рукой, рывком поднялась на ноги и одновременно повалила её на пол, а потом скользнула ей за спину и приставила лезвие к горлу.

— Я предлагаю тебе то же, что и ты мне, — прошипела она в ухо Морганы. Они обе стояли на коленях, Лелит — за спиной противницы, с ножом под самым её подбородком. — Уходи. Вект, возможно, сохранит тебе жизнь. По крайней мере, он может быть слишком занят, так что к тому времени, как он озаботится отправить за тобой убийц, ты уже покинешь Комморру. Можешь попытаться примкнуть к иннари, — добавила она.

Моргана промолчала. Она не двигалась, её мышцы под пальцами Лелит оставались напряжёнными, из рассечённой щеки обильно текла кровь. Багровая полоса на животе Лелит пульсировала в такт алой струе.

Затем Моргана вырвалась.

Она наклонилась навстречу клинку, вгоняя его в собственную плоть и одновременно выворачиваясь из хватки Лелит, и оказалась на свободе, хотя из новой раны тоже немедля брызнула кровь. Лелит попыталась снова схватить её, но Моргана уже отскочила за пределы досягаемости и подхватила ещё один потерянный нож с пола. Суккуб Тринадцатой Ночи с трудом выпрямилась, заливая кровью броню и скользкую ткань ведьминского костюма, и её лицо обрело выражение, с которым Лелит слишком хорошо познакомилась за годы, проведённые на аренах. Так выглядит лицо воина, который наконец понял, что проиграл, и решил ускорить неизбежный конец. Лицо, полное ненависти, скорби и отчаяния. Моргана собиралась броситься вперёд и вложить все силы в последнюю атаку, чтобы Лелит быстро её прикончила вместо того, чтобы резать на куски столь долго, сколько ей заблагорассудится.

Лелит тоже поднялась на ноги. Она видела, какие шаги вот-вот сделает Моргана, так же чётко, как если бы их выписали перед её глазами светящимся фосфором. Она представила, как отходит в сторону, как наносит один-единственный, элегантный удар снизу вверх, сквозь нижнюю челюсть Морганы и прямо в мозг. Представила, как соперница-суккуб, обмякнув, падает на пол с ножом, навсегда закрывшим ей рот, прошедшим сквозь голову и торчащим остриём из макушки.

Когда Моргана сделала первый шаг, нож выпал из руки Лелит. Она стояла, свесив руки по бокам, слыша грохот пульса в ушах, и глядела в глаза Морганы. Та с воплем набросилась на неё, вытянув одну руку, чтобы схватить, занося другую, чтобы вонзить нож в грудь, но Лелит по-прежнему не двигалась с места. Пальцы сомкнулись на её плече, остриё ножа рванулось к ней…

…и остановилось.

Лицо Морганы застыло маской ярости в считаных сантиметрах от лица Лелит, клинок дрожал, всего на ширину пальца не дойдя до кожи. Если она решит выпрямить руку, то нож пронзит сердце Лелит, которая не успеет сделать ничего, чтобы остановить удар. И это самое сердце колотилось в восхитительном упоении от того, что Лелит впервые в жизни оставила свою судьбу в руках кого-то, кроме самой себя. Она — Королева Ножей, величайшая из гладиаторов, и она диктовала исход каждой схватки, в которой участвовала. Теперь она отдала эту власть и ждала, доверяя своим безошибочным инстинктам; доверяя тому, что увидела, каким бы маловероятным оно не казалось.

Лицо Морганы исказилось, вытянулось, и она сделала шаг назад. Рука с ножом упала, и она закрыла глаза, побеждённая.

— Почему я не могу убить тебя? — прошептала она. — Ты у меня в голове, ты в моих снах. Ты — всё, чем я хочу быть, у тебя есть всё, чем я хочу владеть, ты бросила меня, так почему я не могу тебя убить?

Зрители начали гневно шикать; они пришли увидеть боль, кровь и смерть, и хотя первые две они уже получили, третьей остро не хватало. Не обращая внимание на их блеяние, Лелит подошла к Моргане, подняла руку и зажала ладонью кровоточащую рану в её шее. Моргана отдёрнулась было от прикосновения, но лишь на миг, и уже не стала поднимать нож.

Она была права. Все эти тики, все вспышки невысказанной эмоции… Душа Морганы, хотя и, несомненно, искажённая и опустошённая, воевала против себя самой. Лелит пришла сражаться, зная, что не желает убивать Моргану, но веря, что может заставить себя это сделать. Моргана не осознавала свой внутренний, конфликт вплоть до того момента, пока ей не пришлось встретиться с ним лицом к лицу, — и тогда он нахлынул на неё, как цунами.

— Я спасла тебя потому, что ты меня завораживаешь, — сказала Лелит. Признав это, она почувствовала себя так, словно осталась совсем одна и без брони. Но при этом ощутила и силу от того, что доверила секрет той, кто больше всех прочих мог нанести ей вред. Она приподняла голову Морганы и встретила её взгляд, когда та открыла глаза. — И я покинула тебя, потому что ты меня завораживаешь, а это — слабость.

Моргана молчала, просто пристально глядя на неё в ответ. Лелит тоже ничего больше не говорила. Толпа ясно давала понять, что думает по поводу происходящего, но для Лелит её крики были не более чем завыванием зверей и скота.

Однако в зале был один зритель, чьё мнение нельзя оставлять без внимания.

— Если наши бойцы не желают даровать нам победу, значит, они обе проиграли, — раздался голос Асдрубаэля Векта, холодный, твёрдый и полный абсолютного отвращения. — Убить их.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Все зрители разом ахнули. Лелит подозревала, что немногие из пришедших рассчитывали стать свидетелями её гибели; они предвкушали, что она расправится с очередной претенденткой так же, как с бессчётным множеством подобных ей ранее, и снова подтвердит своё место рядом с Вектом. Они уж точно и подумать не могли, что верховный властелин столь открыто и прямо потребует смерти своей бывшей сильнейшей союзницы. Это резко и недвусмысленно напомнило всем присутствующим, насколько безжалостен Асдрубаэль Вект.

Однако никто не желал стать тем, кто попытается выполнить его приказ. Смотреть, как два суккуба пытаются зарезать друг друга, — это одно, а самому взять в руки оружие и подойти на достаточно близкое расстояние, чтобы стать для них мишенью, — это совсем другое. Благородное собрание зашуршало, сдвигаясь с мест, — все пытались оказаться подальше от Лелит и Морганы, чтобы не выглядеть для них угрозой, и при этом не выдать, что они отстраняются намеренно. Кабалиты Чёрного Сердца не испытывали подобной потребности, но между ними и целями находилось слишком много зрителей, и им нужно было хотя бы несколько секунд, чтобы прицелиться между ними.

И в эти секунды Лелит посмотрела на Моргану и улыбнулась.

— Не пора ли нам покинуть зал?

Моргана слизнула с губ собственную кровь.

— Лелит, ты меня заинтересовала.

Лелит припала к полу и подхватила выпавший из руки нож. Моргана метнулась вправо, к недостающему клинку из своей пары.

Первый залп токсичных осколков с тихим шипением пронзил воздух там, где мгновение назад находились Лелит и Моргана. Лелит перекатилась прочь с линии огня, прыгнула, словно пантера, за вторым ножом, который Моргана выбила из её хватки, потом вскочила на ноги и рванула на полной скорости прямо в толпу.

При виде мчащейся на них Королевы Ножей с клинками в обеих руках толпу охватила паника. Словно давний кошмар вдруг воплотился наяву. Архонты и гемункулы бросились кто куда, уверенные, что она не побоится заколоть любого, кто окажется на её пути. Кабалиты продолжали огонь, ведя стволами по сторонам: их уже не беспокоило, кто окажется между ними и целью. Лелит увидела среди беглецов вспышку теневого поля, которое поглотило ядовитые снаряды, прежде чем они успели поразить владельца устройства; одна из суккубов, которая не обладала такой защитой, пошатнулась и упала, а по её коже поползли тёмные нити. Лелит вспорола шею одному друкари, который оказался слишком медлителен, чтобы убраться с дороги, и нырнула за спину другого, укрываясь от очередного залпа осколковых винтовок. Незадачливый развалина, который, несомненно, должен был играть роль живого щита для хозяина-гемункула, а не Лелит, забился в конвульсиях от многочисленных попаданий. Она оставила его умирать и побежала дальше.

Она могла бы прорваться сквозь толпу за пару длинных прыжков, не заботясь, на кого приземлится в процессе, но тогда она окажется на открытом пространстве, а это просто приглашение для охотников стрелять по добыче. Поэтому Лелит держалась более скрытно, прикрываясь зрителями, хоть те и разбегались перед ней.

— Запечатать выходы! — прокричал чей-то голос, и огромные обсидиановые створки начали двигаться навстречу друг другу.

Толпа взревела от гнева и тревоги: ни один друкари не желал оказаться посреди боя, в котором ему не за что сражаться, без возможности бегства. Особенно если этот бой между кабалом Чёрного Сердца и двумя величайшими суккубами Комморры. Послышались немногочисленные выстрелы с других сторон — более отчаявшиеся и возмущённые посетители решили, что можно рискнуть открыть огонь по прихвостням верховного властелина, которые закрывали двери, вероятно, надеясь, что в суматохе это можно будет свалить на кого-то другого. Несколько кабалитов поменяли цель и попытались огнём взять толпу под контроль, что никак не способствовало прекращению хаоса. А двери по-прежнему закрывались.

Лелит на миг остановилась, не поднимая головы и взвешивая возможности. Она не успеет добраться до дверей, если только кто-то другой не предпринял заранее крайне радикальные меры, и последнее, чего ей хотелось бы, — оказаться прижатой к узкому блоку обсидиана под дулами осколковых винтовок. В толпе у неё есть шанс; даже на открытом пространстве её превосходные атлетические способности дадут неплохой перевес над теми, кто пытается сразить её, но оказаться загнанной в угол — этого она себе позволить не может. Единственное, что сейчас на её стороне, — тот факт, что Вект не приказал быстроты и удобства ради перебить всех присутствующих в зрительном зале, так что кабалиты стреляют не по всему, что движется, а стараются хоть как-то поражать нужные цели. Если бы Вект приказал иное, то просто объявил бы своим гостям войну и оказался бы посреди целой толпы могущественных друкари, которым нечего терять и есть все причины для применения любого таинственного оружия, которое у них имеется в распоряжении. Конечно, это не значит, что он не готов на нечто подобное, — Вект, как известно, подстроил собственное убийство, чтобы воскреснуть в крови тех, кто праздновал его фальшивое поражение, — но он бы точно сперва выбрался сам.

В дальнем конце зала Лелит увидела воина-кабалита, который оказался среди толпы и внезапно исчез в урагане серебряных клинков и фонтане крови. Моргана всё ещё жива и по-прежнему сражается.

Лелит поняла, что нужно делать. Иногда надо вести себя именно так, как Моргана, когда единственный вариант — это метить прямо в горло и не обращать внимания на удары, которые придётся претерпеть, чтобы до него добраться.

Она изменила направление, пробиваясь налево, сквозь толпу и прочь от ближайшей двери. Какой-то второстепенный архонт, оказавшийся перед ней, помедлил, наполовину вытянув меч из ножен, — очевидно, сомневаясь, не попытаться ли ему заработать благодарность верховного властелина убийством Лелит. Она отсекла ему руку, лёгшую на рукоять, и ослепила одним взмахом ножа по глазам. Затем проскользнула дальше и увернулась от мелькающих лезвий, покрывающих чью-то дополнительную конечность. Она осознала, что придаток принадлежал госпоже Иммелии, только когда пырнула гемункула в шею и столкнула её по ступеням, ведущим вниз, на арену. Лелит пригнулась, чтобы не получить отчаянный тычок штыком осколковой винтовки, и с профессиональной точностью вонзила клинки в уязвимые точки подмышками кабалита. Ножи пробили лёгкие воина, он обмяк, и Лелит потащила его перед собой, пользуясь бронированным телом как щитом, чтобы прикрываться от выстрелов его соратников. Так ей удалось подобраться к ним вплотную, и тогда она рывком высвободила клинки и принялась за остальных убийц в чёрных доспехах. Их было с полдюжины, но вблизи им было трудно навести на неё оружие.

Расправа заняла считаные секунды. Кабалитская броня прочна и удобна, её соотношение веса и защиты далеко превосходит лучшие достижения большинства других видов, но Лелит знала её как свои пять пальцев, и сейчас она была на пике своего таланта. Время как будто замедлилось, и гудение в голове, жжение в горле, порез поперёк живота — всё стало не более чем надоедливыми тенями. Хоть раны и болели, но их приглушили щедро рассыпаемые ею смерть и страдания. Прежде чем последний кабалит рухнул на пол, она уже снова бежала.

К Асдрубаэлю Векту.

Конечно же, верховного властелина окружала охрана: между ним и остальными зрителями стеной стояли пять инкубов из храма Проклятой Ночи. Лелит помчалась на них, и они взяли гигантские клэйвы на изготовку, чтобы изрубить её на куски. Пара коротких ножей, её единственное оружие, выглядела совершенно недостаточно против таких клинков.

Но вот теперь Лелит прыгнула: мощно оттолкнулась от пола и вознеслась выше гребней на шлемах инкубов. Как бы ни были развиты рефлексы у этих наёмников, даже они не успели за ней уследить. Один взметнул в воздух острое как бритва лезвие, но слишком поздно, чтобы перехватить её на середине прыжка. Как только Лелит приземлилась, она насела на них изо всех сил.

Тут нужно было действовать так же, как в схватке с экзархом Воющих Баньши, — делать упор на дистанцию. Несмотря на размер и тяжесть громадных мечей, инкубы смертоносно быстры, и сумей они удержать Лелит на расстоянии руки, они бы быстро её раскромсали. Но на близком расстоянии клэйв применять можно лишь ограниченно, хотя на тыльной стороне клинка имеются рукояти, позволяющие использовать его как нечто вроде боевого посоха с лезвиями вдоль древка. Все равно ножи Лелит превосходили их и в скорости, и в манёвренности. Она ныряла и крутилась; бросалась на любое уязвимое место, которое видела, уклоняясь от ответных ударов и всё время держа одного из противников между собой и остальными. Даже латы не могли защитить инкубов от остроты её клинков; она разрубила чьё-то колено, затем в пируэте вскрыла горло врага, схватила свою жертву за руку и отразила её же клэйвом атаку другого противника, потом отшвырнула тело навстречу оставшимся воинам. Ещё один инкуб взмахнул огромным мечом на уровне груди Лелит, но она откинулась назад, практически упав на спину, и одновременно выбросила вверх ногу, чтобы подтолкнуть прошедший над ней клинок. Силы пинка как раз хватило, чтобы отлично просчитанный взмах оказался чуть шире, чем нужно, и траектория острия завершилась глубоко в животе инкуба, стоявшего рядом. Лелит кувырком вновь оказалась на ногах, вонзила нож сбоку в шею одного инкуба, подсекла ноги другого, откатилась назад, чтобы не попасть под парные мечи клэйвекса, а заодно и перерезала глотку упавшему наземь воину.

— За спиной!

Лелит, не задумываясь, мгновенно отреагировала на крик Морганы. Она развернулась как раз вовремя, чтобы увидеть летящую к себе тёмную сферу. Лелит ускользнула в сторону и услышала, как клэйвекс захрипел, задыхаясь от боли, когда обсидиановый шар врезался в его тело и взорвался. А затем на неё обрушился сам Асдрубаэль Вект, и его скипетр врезался ей в бок.

Боль была чудовищной. Лелит зашаталась, заваливаясь на бок, и почувствовала, что каждый нерв в её теле как будто вопит. Невероятным усилием воли она заставила себя удержать ножи в руках. Подняв взгляд, она увидела, как верховный властелин с триумфальной ухмылкой делает к ней шаг. Затем ещё один…

И тут появилась Моргана. Она вылетела на него откуда-то сбоку, с оскаленными зубами; с волосами, которые утратили белый цвет, порозовев от крови. Все мечты о том, чтобы стать его королевой, разрушились; гранд-суккуб Тринадцатой Ночи услышала, как мёртвые губы Векта проронили её смертный приговор, и теперь жаждала отомстить, срезав их с лица властелина. Будь она здорова и сильна, ей, возможно, это бы и удалось. Но, потеряв столько крови из раны в шее, Моргана утратила свою привычную стремительность. Вокруг Векта вспыхнуло теневое поле, отражая её удары, и он снова взмахнул скипетром Тёмного города, чтобы прихлопнуть её, словно докучливое насекомое. Моргана с воплем рухнула на пол.

— Нет! — закричала Лелит, снова вскочив на ноги.

Вект резко развернулся, видимо, изумлённый скоростью, с которой она пришла в себя, и снова исчез за занавесом теневого поля, когда Лелит набросилась на него. Её ножи нисколько не вредили преграде из сумрачных энергий, словно она пыталась прорезать нечто крайне густое и желеобразное, но она не прекращала неистовый натиск. Теневые поля не совершенны, их можно перегрузить, и Вект знал это так же хорошо, как она. Он снова замахнулся, чтобы повергнуть её прежде, чем она доведёт его щит до выгорания, но этим он ослабил собственную оборону. Лелит шагнула навстречу удару и со скоростью молнии рубанула по руке, сжимающей скипетр.

Вычурные доспехи и бледная плоть разошлись под лезвием ножа, и она отсекла Векту кисть. Теневое поле неуверенно замерцало и развеялось. Лелит мельком заметила на его лице удивление — но не боль, никакого упоительного потока боли, который наполнил бы её силой… он что, вообще ничего не почувствовал? — а затем её второй нож оказался у его горла.

Вект приподнял подбородок и посмотрел на неё сверху вниз, видимо, намеренно игнорируя тот факт, что из обрубка руки на пол хлещет кровь.

— Лелит.

— Асдрубаэль, — прорычала Лелит, вдавив лезвие в кожу. — Как ни претила мне мысль подставиться под твой удар, но нужно было как-то выманить тебя с трона.

Взгляд Векта на миг сместился к престолу, символу его владычества, который заодно мог вынести его прочь из зрительного зала. Он фыркнул.

— Ясно. Ты не так уж невнимательна, как кажешься.

— Политика — твоё поле боя, Асдрубаэль, — процедила Лелит. — Ты проиграл в тот же миг, как ступил на мою территорию.

Даже будучи, по всей видимости, загнан в угол, Асдрубаэль Вект выглядел нисколько не обеспокоенным. Он смотрел на неё с лёгким пренебрежением, и в его мёртвых чёрных глазах отражалось её собственное лицо, но они ничем не выдавали то, что происходило в его голове.

— Ну что ж, — сказал он. — Я очень рад, что ты не совсем потеряла хватку. — Он цокнул языком. — Но эта… приязнь? Никогда не думал, что увижу у Королевы Ножей такую слабость. Теперь все знают, как лучше всего тебе навредить.

— Слабость? — переспросила Лелит. — Да. Да, возможно, это так.

На мгновение она представила себе, что какой-то враг вынуждает её смотреть, как Моргану подвергают вивисекции, и немедленно вытеснила эти образы из головы. Обычно такая идея вызвала бы у неё лёгкий интерес, но в этом конкретном случае она порождала только боль и ярость. Лелит всё ещё не совсем понимала, что хочет сделать с Морганой, но, по крайней мере, она была уверена, что не позволит никому её убить.

— Вот в чём разница между нами, — сказала она Векту. — Ты скрываешь свои слабости, чтобы выглядеть сильным. Я же по собственному выбору демонстрирую, где уязвима, и бросаю вызов галактике: пусть попробует этим воспользоваться.

— У меня нет слабостей, — заявил Вект, и голос его звучал столь уверенно, что на миг Лелит поверила. Она фыркнула и покачала головой.

— К твоему горлу приставлен нож, а рука валяется на полу. Но у меня есть предложение.

Вект приподнял бровь.

— Неужели?

— Убери свои когти от моих дел, — прямолинейно потребовала Лелит. — Прекрати эту теневую войну. Если кабал Чёрного Сердца пожелает захватить какую-то цель, то, без сомнения, культ Распри с радостью окажет поддержку в обмен на долю добычи. Но я никому не принадлежу. Я буду приходить и уходить из города как захочу, и если я решу и впредь помогать Посланнице, чтобы пробудить её бога и уничтожить Ту-что-жаждет, то это моё дело, и ничьё больше.

— А не желаешь ли ты сделать её неприкосновенной? — с издевкой спросил Вект.

— Вовсе нет, — с жестокой улыбкой ответила Лелит. — Если она не умеет выживать, значит, она скверная предводительница. Но её могут защитить мои клинки. Или нет. — Её лицо снова посуровело. — А вот Моргана Натракс… Любая атака против неё будет воспринята как атака против меня.

Вект вздохнул.

— И почему же я должен соглашаться на хоть что-то из твоих запросов?

— Потому что иначе я перережу тебе глотку, — коротко заявила Лелит. — Я прекрасно понимаю, что передо мной, возможно, не тот самый Асдрубаэль Вект, — я знаю, что у тебя есть тела-посредники. Поэтому, как только я перережу эту глотку, я немедленно отправлюсь на поиски других глоток, которые у тебя могли остаться. Я поведу культ Распри против кабала Чёрного Сердца и не остановлюсь, пока не уничтожу его. Я покажу всей Комморре, что я не боюсь выступить против тебя, и непрестанно буду клеймить тебя как труса, пока ты не выйдешь биться со мной на арене. Друкари любят славу, Асдрубаэль, а я покрываю себя славой еженощно, пока ты прячешься в тенях и играешь со своими марионетками. Хочешь назвать меня королевой, дать мне бессмысленный титул? Я заберу твою голову и твою корону, стану настоящей королевой, и Комморра примет меня. Она будет почитать меня.

Глаза Векта сузились.

— Не говори глупостей. Я знаю, что ты не желаешь править.

— А какие ещё у меня есть пути — умереть? Стать твоей игрушкой? — резко спросила Лелит. — Ты загнал меня в угол, Асдрубаэль. И вот последствия.

Вект молча глядел на неё несколько долгих мгновений. Затем поджал губы. Лелит могла поклясться, что ей не почудился намёк — всего лишь намёк — на искру в его глазах.

— Интересно, — проговорил верховный властелин Комморры, словно кто-то предложил ему увлекательную головоломку.

— Так ты его убьёшь или нет? — требовательно спросила Моргана, с трудом поднимаясь на ноги.

Лелит выжидающе подняла брови.

— Ну что? Ты всё ещё можешь выдать произошедшее за одну из своих запутанных интриг, если прикажешь выпустить нас отсюда. Но если я не услышу этот приказ в течение нескольких секунд… — Она надавила чуть сильнее. — Тогда я доверюсь своим ножам.

Вект молча разглядывал её. Лелит услышала лязг бронированных сапог о мрамор: оставшиеся в зале воины-кабалиты замыкали вокруг них кольцо. Моргана глубоко втянула в себя воздух, беря ножи на изготовку. Лелит не прекращала давить на горло Векта собственным клинком, мысленно ведя обратный отсчёт. Она поставила его перед ультиматумом, и её угрозы никогда не оставались пустыми.

Три…

Два…

Лицо Векта расплылось в улыбке — широкой, демонстрирующей зубы. Это была такая же непроницаемая маска, как любая другая эмоция, которую он когда-либо изображал. Улыбка выглядела фальшиво, но лицу Векта никто и никогда не мог доверять. Когда всё вокруг выглядит как ложь, приходится принимать каждую отдельную ложь как равную всем остальным.

— Ах, Лелит! — сказал он. — Как же хорошо, что ты действительно вернулась. Назад! — добавил он, повысив голос, так что слово прозвучало как резкий щелчок кнута. Так он, бывало, присмирял даже самых надменных архонтов. Лелит скорее почувствовала, чем увидела, как надвигающиеся силуэты кабалитов опустили оружие.

— Меня весьма заинтриговали твои доводы, — произнёс Вект так, будто они обсуждали что-то из древнеальдарской философии, а не вопрос, стоит ли Лелит пустить ему кровь. — Я обязательно поразмыслю над ними как следует. Но пока что… — Он без всякого интереса показал глазами на дверь. — Как пожелаете, возвращайтесь к своим культам, продолжайте свои игрища. Возможно, появится более подходящая кандидатка на роль королевы.

Лелит могла бы сказать что-то презрительное. Могла бы поспорить с его словами, могла бы посмеяться над идеей, будто в титуле, которым Вект может кого-то одарить, есть что-то, кроме блестящей обёртки, предназначенной для отвлечения внимания. Но она ничего из этого не сделала, потому что Лелит знала, что теперь они шагают по лезвию ножа, и притом невероятно острого. Верховный властелин провозгласил, что всё завершилось удовлетворительным для него образом, и теперь задача Лелит — гарантировать, что эта иллюзия не разрушится для всех остальных. Истина в Комморре — это то, что говорит Асдрубаэль Вект, и усомниться в «истине», которая приносит тебе пользу, — крайне опрометчиво.

Она убрала свой нож от его горла и спрятала оба клинка в ножны. Бок о бок они с Морганой пошли через весь зрительный зал, к спасительным дверям. Безопасность, которую они обещали, была фальшива — ведь нет в Комморре такого места, где можно поистине быть вне досягаемости Асдрубаэля Векта, — но это, по крайней мере, начало пути.

— Убрать трупы, — приказал Вект за их спинами. Потом он снова чуть повысил голос. — И вот что, Лелит…

Лелит обернулась, готовая действовать — если вдруг Вект, избавившись от ножа у шеи, решит приказать кабалитам расправиться с ними. Такой риск существовал, но каков был иной путь? Попытаться выбраться, держа его в заложниках перед собой, угрожая, что прирежешь при первой же попытке сопротивления? Нет, от такого унижения отмыться невозможно. Это был бы первый выстрел в неизбежной войне.

— Помни, — сказал верховный властелин, и фальшивая улыбка исчезла с его лица, будто солнце, потонувшее в грозовых тучах. — Больше всего я забочусь об этом городе. Если ты и дальше будешь подрывать его стабильность, даже теперь, когда наше взаимное положение… прояснилось… то этого я не потерплю.

Это было легко перевести. Если Вект заподозрит, что Лелит пытается осуществить свою угрозу и собирает себе поддержку, чтобы занять его место, он ударит по ней всеми силами в своём распоряжении. Уходя сейчас, она отказывалась от возможности нанести первый удар в любой войне, которая могла начаться между ними, — потому что теперь Вект будет готов.

Она склонила голову.

— Понимаю, владыка Вект. У меня есть мои ножи. Чего же ещё желать?

Она повернулась и продолжила идти. И выстрелы так и не прозвучали.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

Придиан Призрачный Глаз исчез, и никто — даже принцесса Тишрия, которой Лелит отправила запрос, хотя послание состояло не только из него — не знал, куда и когда отбыл из города так называемый принц Танишар. Несомненно, для арлекина такой шаг был в высшей степени благоразумен — выдай он хоть чем-то, что помогал Лелит, он подверг бы себя огромной опасности, — но его отсутствие всё равно раздражало. Лелит не могла избавиться от ощущения, что хотя она, вполне возможно, сумела не застрять в тенётах Векта, но вот свою роль в пляске Призрачного Глаза сыграла, даже не зная всех па. А теперь он сбежал в более безопасное место.

Может быть, в следующий раз она всё-таки его прирежет.

Она стояла на балконе своих покоев в Фальшионе и глядела в темноту Комморры. В её сумрачной громаде таились бесчисленные оттенки тьмы, лёгкие различия тонов и текстур, которые создавали бесконечное разнообразие. Могущественное царство, престол которого ей не нужен.

Не нужны ей были и миры, которые она повидала, скитаясь с иннари; бескрайние просторы степей, лесов, пустынь, развалины городов, лишённые атмосферы луны. Её не влекли путешествия, она не испытывала душевной тоски, которой страдали азурианские странники, способной утянуть её прочь и отправить на вечные поиски новых горизонтов. Окружение для Лелит по большому счёту ничего не значило. Истинно важным было то, что находится в пределе досягаемости клинков.

Тихие, крадущиеся шаги объявили о появлении рядом Морганы Натракс. Ранее она воспользовалась услугами гемункула, и раны, нанесённые Лелит, исчезли, как будто их не было. У самой же Лелит теперь имелось два новых шрама; Моргана нанесла эти раны в бою, поэтому рубцы должны остаться постоянным напоминанием о том, как Лелит оказалась несовершенна.

— Я всё это ненавижу, — с чувством сказала Моргана. Её руки как будто спокойно лежали на балюстраде, но пальцы стискивали камень, словно пытаясь его раскрошить.

— Что ненавидишь? — спросила Лелит.

— Это. — Моргана коротко и резко взмахнула рукой в жесте, который каким-то образом охватывал их обеих и всё между ними. Она снова сжала перила и устремила взгляд вдаль. — Всё это. Меня от него тошнит. Я… я не могу в этом участвовать.

— Так мыслят азуриане, — сказала Лелит. Моргана повернулась к ней, и на её лице в равной степени отобразились смятение и гнев.

— Так мыслят кто?

— Мы насмехаемся над азурианами за то, что они ограничивают себя своими драгоценными Путями, — проговорила Лелит, не глядя на неё. — За то, что они не позволяют себе желаемое, потому что боятся, куда это желание их может завести. Потому что боятся потерять часть себя, которую никогда не смогут вернуть. — Она повернулась лицом к Моргане, пытаясь донести до неё концепцию, которую сама с трудом могла облечь в слова. — Мы — друкари. Мы ни в чём себе не отказываем. Зачем отказываться? Из страха?

— Это слабость, — ответила Моргана, но это была машинальная реакция.

— Я не боюсь слабости, — сказала Лелит, раскинув руки. — Я — Королева Ножей. Кто скажет мне, что я не должна проявлять слабость? — Она фыркнула. — А ещё, что, если всё это не более чем очередная интрига Векта? Что, если он скармливает Комморре только то, что сам хочет скормить, говоря нам, что это слабость, — просто ради того, чтобы его враги никогда не смогли достаточно довериться друг другу и сплотиться против его владычества?

— Но я не доверяю тебе, — сдавленным голосом сказала Моргана. — Я по-прежнему ненавижу тебя.

Лелит улыбнулась:

— А я доверяю тебе. Я верю, что ты никогда не отступишь из боя. Я верю, что ты всегда найдёшь кратчайший путь к решению. И я верю, что ты не позволишь мне погибнуть от чего-то, кроме твоего собственного ножа.

Моргана свирепо уставилась на неё. Потом, наконец, отвела взгляд.

— Ладно. Я верю, что ты так и останешься невыносимо высокомерной. И верю, что всегда сумеешь делом доказать, что твоё высокомерие оправдано. И я верю, что ты не позволишь мне погибнуть от чего угодно, кроме твоего собственного ножа.

Лелит весело фыркнула.

— Достойная оценка. В любом случае кому я действительно не верю — так это Асдрубаэлю Векту, и, поскольку он недавно пытался убить нас обеих, я думаю, что мне нужно держаться поближе к тебе на случай, если его прихвостни снова посягнут на твою жизнь.

Моргана кивнула.

— Аналогично. Наверное. — Она содрогнулась. — Я… я не знаю. Мне всё это по-прежнему кажется неправильным. Но ты говоришь верно. Зачем мне отказываться от чего бы то ни было? Если, конечно, мне этого хочется, — поспешно добавила она.

Лелит облизнула внезапно пересохшие губы.

— Так что, возвращаемся в былые времена? Я и ты? И мы сражаемся вместе против… — Она пожала плечами. — Кого угодно.

— Кого угодно, — тихо повторила Моргана. Она протянула руку. Лелит взяла её, и Моргана подтянула её ближе.

— Помни, — сказала Моргана, обдавая теплом дыхания кожу Лелит. — Если ты снова попытаешься оставить меня, я тебя выпотрошу.

— Я этого не сделаю, — ответила Лелит. Она улыбнулась, в восторге от того, что эта идеальная машина убийства теперь принадлежит ей, по крайней мере частично. В её голове закружились образы — как они двое сражаются бок о бок, спина к спине, повергая величайших воинов, которых может выставить против них галактика. — Ты завораживаешь меня.

И в этот миг она говорила искренне.

ЭПИЛОГ

Танец никогда не заканчивается. Он будет продолжаться ещё долго после того, как жизнь моя подойдёт к концу. По крайней мере, в это я верю. Однако же кто может быть уверен хоть в чём-то в этой галактике? Те, кому будущее позволяет узреть себя хотя бы частично, обнаружили, что в последнее время их зрение становится всё более расплывчатым. Такое помутнение не может означать ничего хорошего. Возможно, наконец настали те дни, когда мой народ должен встретиться с окончательной гибелью. Возможно, моя жизнь прервётся вместе с жизнями всех моих сородичей, и тогда Великий Танец поистине завершится.

Но я не верю, что такова наша судьба.

Для альдари всё ещё есть надежда. Но сама по себе она не вырастет в нечто новое; её надо тщательно беречь и питать. Малейшая ошибка, мельчайший промах, и эта надежда увянет. Комморра — не подходящая почва для её ростка, ибо Тёмный город — место, куда надежда уходит умирать, а Асдрубаэль Вект способен лишь строить планы по сохранению того, что есть сейчас. Он считает, что достиг совершенства, и желает поддерживать его, не меняясь, Комморра становится грузом, который нарушает равновесие танца.

Её необходимо вовлечь в танец альдари, и для этого по крайней мере ненадолго вывести из равновесия. Тогда она сможет снова выправиться, возможно, с новым, вторым центром равновесия, и полетит вкруг вместе с танцем, вращаясь подобно системе двойной звезды. Надежду в Комморре найти нельзя, но малые подвижки могут изменить многое. Возможно, не в ней самой и не сейчас, но волны от таких изменений, бывает, уносятся очень далеко. Кто знает, какие возможности могут открыться, если Комморра снова начнёт двигаться в будущее каким бы то ни было, пусть и самым незначительным, образом?

Но всё же…

Говорят ведь, что надежда — величайшая шутка из всех.

ПОСЛЕСЛОВИЕ

Ах, друкари. Всеми любимые убийцы, садисты, истязатели и космические пираты.

Они отличные антагонисты благодаря тому, что могут быть настолько свирепыми и гнусными, насколько вам нужно, до ужаса смертоносны и к тому же умеют появляться и исчезать словно по волшебству. А ещё за них довольно весело играть (хотя с этим может не согласиться армия моего друга Тома — орден-наследник Имперских Кулаков). Но кто они такие на самом деле? Комморра существует уже десять тысяч лет, а то и больше, и значит, на каком-то уровне там всё должно работать, но как? Как целый народ себялюбивых маньяков-параноиков умудряется день за днём вершить свои кровавые дела, не скатываясь в бесконечную резню? Как они мыслят?

Вот над этим я задумался, пока писал «Большую дакку», потому что одним из персонажей, с точки зрения которых велось повествование в этом романе, была архонт Даэмира Траэкс. И я обнаружил нечто столь же интересное и интригующее, как непростая задача писать об орках. Есть что-то глубоко увлекательное в том, чтобы попытаться понять, как работает мышление чужака; с чем они похожи на людей, чем отличаются и почему? У друкари есть очевидная проблема — это жажда душ, которая оказывает огромное влияние на их повседневную жизнь и формирует саму их психику. Именно она заставляет их совершать ужасные злодеяния — но на самом деле нет, это не так. Ведь существуют другие способы выживания, которые друкари игнорируют и презирают, считая, что это удел слабаков. Жажда душ могла бы послужить им оправданием, но вот только они не считают, что нуждаются в каких бы то ни было оправданиях. Их общество строится по принципу «кто сильнее, тот и прав», точно как у орков, только немного в другой форме.

И когда ваше общество основано на причинении боли и страданий другим существам, то логичным образом вы превозносите тех, кто умеет делать это лучше всех. На сцену выходит Лелит Гесперакс, Королева Ножей, непревзойдённый суккуб, глава культа Распри. Она существует со времён первого появления друкари, но никогда по-настоящему не играла главной роли. Она была цепным псом Асдрубаэля Векта, она показывалась в разных дополнениях, сея опустошение в ТВД «Карадон», и помогала возвышению иннари, но у неё никогда не было своей собственной истории. «Чёрная библиотека» решила, что это надо изменить; что, проведя двадцать пять лет на заднем плане и убивая всех подряд, Лелит должна получить шанс выйти под свет софитов. И мне повезло стать тем, кого попросили об этом написать.

Если по-честному, то, предложи они мне такую идею без предупреждения и подготовки, я бы мог отказаться. Я не против описывать бои (и хорошо, учитывая, что этим я зарабатываю себе на жизнь), но мне не нравится описывать жестокость, а между тем сложно представить себе кого-то более жестокого, чем друкари. Нужно поставить себя на место персонажа, который совершает такие действия, мыслить как он. В настоящее время в мире и так происходит достаточно жестокостей, чтобы ещё и добровольно их множить на страницах книг. Однако после того, как я описал друкари в «Большой дакке», их концепция заинтересовала меня больше, чем могла бы в иной ситуации. В друкари должно быть нечто большее, чем просто жестокость, — и есть ли способ лучше раскрыть эту тему, чем обратиться к самой друкаристой из всех друкари?

Эта идея вошла в основу истории. Лелит — вершина культуры друкари, какой бы извращённой и жестокой та ни была, и поэтому она одна из немногих, кто способен сбежать из ядовитых объятий Комморры. А в этом городе ядовито всё. Это кошмарное место, которое процветает благодаря страданиям своих жертв, но в некотором смысле её жертвы — все, кто в ней находятся. Комморра стоит за пределами всех правил и законов морали, и те из её обитателей, кто обладает могуществом, могут предаваться самым глубинным своим страстям, но только если эти страсти касаются подчинениям других. В Комморре нельзя быть добрым — нельзя быть уязвимым, потому что иначе тебя убьют. Там можно свободно мучить и убивать, но только пока ты мучаешь и убиваешь достаточно активно, чтобы другие слишком боялись тебя, чтобы попытаться замучить и убить тебя самого. Комморра утверждает, что ценит силу, но то, что она считает силой, имеет столь узкую трактовку, что не даёт никакой свободы.

И тут Лелит предоставила мне возможность, какой не было у большинства других персонажей друкари, потому что она одна из немногих представителей этого народа, кто настолько силён, что может позволить себе демонстрировать слабость. Её слабости должны быть необычны, потому что Лелит столь высокомерна по своей природе, что неспособна сомневаться в себе, и настолько талантлива в искусстве убивать, что очень немногие бойцы галактики могут представлять угрозу её жизни. Так что, если сложности, стоящие перед ней, имеют иную форму, которую ей куда сложнее взять под контроль, чем вооружённого врага?

Это позволило мне рассмотреть другую тему, а именно — как у друкари выглядят отношения? Они ведь должны в каком-то смысле существовать; ты никогда не доверишься другому друкари на сто процентов, но должны быть и те, кому ты доверяешь больше других. Должны быть какие-то друкари, которые тебя веселят, общество которых доставляет тебе удовольствие, несмотря на то что ты всегда одним глазом следишь, не сунут ли они тебе нож под рёбра. Точно так же должны быть и те, кого ты настолько терпеть не можешь, что ни за что не заключишь с ними союз, даже если он выгодный. Друкари испытывают сексуальное влечение — так что случится, если ты, друкари, познакомишься с другим друкари, который тебя и привлекает, и веселит, и даже вселяет доверие, насколько возможно? Могут ли у друкари быть по-настоящему позитивные отношения?

Ну нет. На самом деле нет. Но интересно посмотреть, как у них выглядит что-то, самое близкое к ним.

Вот так мы и начали обсуждать эту историю. Лелит была где-то в галактике, путешествовала с иннари, охраняла Иврайну, попутно пытаясь найти интересных врагов, но мы чувствовали, что сюжет должен завести её обратно в Комморру. В конце концов, её возвращения желал Асдрубаэль Вект, с двумя целями — разлучить Лелит с отвергнутой им раскольницей (что заодно пошатнуло бы авторитет последней) и снова сделать её своей открытой союзницей. Угроза её могуществу могла бы сработать, но это выглядело недостаточно личной причиной; Лелит не обладает натурой политика, она достигла своего статуса благодаря тому, что просто очень хорошо умела убивать людей (а также чудовищ, древних механических воинов и в общем-то всё остальное) на арене. Так что, если появилась угроза, которую Лелит не могла игнорировать, — угроза не просто потери статуса, а перехода этого статуса к кому-то другому? Если он должен уйти к кому-то, кого она ненавидит, это тоже не сработает: ненавидеть друг друга для друкари самое обычное дело. Однако что, если это кто-то, к кому Лелит, наперекор всему, питает чувства? Если она знает или подозревает, что это подстроил Вект, чтобы уязвить её посредством связи, о которой, как она считала, никто больше не знал?

Вот это дало нам зацепку. В итоге, если коротко, этот роман о «парочке худших личностей в галактике, они влюблены друг в друга, и это их бесит». Друкари непривычно иметь дело с такими чувствами, так что Лелит и Моргана, возможно, могли бы и дальше жить своей жизнью, не обращая внимания на существующую между ними связь, сколько бы та о себе ни напоминала, если бы Асдрубаэль Вект не залез поглубже в свой арсенал интриг, чтобы найти способ манипулировать Лелит согласно своим целям. Они с Лелит впервые оказались противниками, и это открыло ещё один интересный нюанс, который мне захотелось раскрыть.

Вект — верховный властелин Комморры, но при этом он кукловод, прячущийся в тени. Он всё знает, у него повсюду соглядатаи, он обрушивает ужасное возмездие на головы тех, кто пытается ему противостоять или угрожает равновесию, которое он установил в городе, но при этом он как будто слишком отстранён, слишком далёк от повседневной жизни обычных жителей Комморры, чтобы представлять для них что-то, кроме бога-пугала. Хотя Вект правит Комморрой уже десять тысячелетий, он не является самым друкаристым из всех друкари. Что случится, если ему противопоставить кого-то совсем другого? Не того, кто правит издалека, скрывая собственное лицо, а кого еженощно видят на кровавых песках арен, причём арены эти — основа цивилизации и общества друкари. Того, кто воплощает собой всё, чего хочет каждый друкари: способность принести смерть и боль мириадам врагов, выглядя при этом абсолютно сногсшибательно? Какими бы эгоистами и параноиками ни были друкари, они тянутся к славе в надежде, что она принесёт благо и им. Об Иврайне мы тут не говорим; мне кажется, у Лелит должны быть собственные поклонники, почти что её культ, просто она не соизволяет обратить на него внимание.

В итоге, конечно, Лелит не желает бросать вызов Векту. Она просто хочет находить и побеждать самых лучших противников, каких только можно, не беспокоя себя всей этой политической ерундой, но, чтобы этим заняться, ей сначала надо как-то избавиться от всей этой политической ерунды. Она, скорее всего, не сможет победить в открытом конфликте с Вектом, но мне надо было сделать из неё угрозу достаточную, чтобы Вект мог задуматься, стоит ли риск того, чтобы с ней сцепиться. В то же время я бы даже, пожалуй, хотел на это посмотреть, потому что Лелит, наверное, единственная личность, которая могла бы бросить ему вызов. Все прочие архонты стремятся быть Вектом, но он умеет это лучше, чем кто-либо, и так будет всегда. Лелит — единственная, кто может предложить нечто иное, достаточно отличное, чтобы у неё был шанс.

Это, конечно, не значит, что, если у Лелит окажутся бразды правления, кому-то будет лучше. Практически гарантированно не будет. Тот хаос, который разразится при Лелит, будет, возможно, отличаться от неопределённого статус-кво, установленного Вектом, но Комморра точно не станет приятнее. Да и для всей галактики положение дел не поправится, потому что Лелит уж точно не та, от кого стоит ждать прекращения рейдов. Всё будет ужасно, просто по-другому, и старая присказка про «что ни делается, всё к лучшему» явно не оправдается.

Вот и последний посыл: Лелит (конечно же) не положительный персонаж даже по стандартам мрачной тьмы далёкого будущего. Она до определённой степени сформирована средой, в которой жила; она выросла в обществе, где ты ничего не получишь, пока не вырвешь это из чьих-то рук, где выживают лишь самые жестокие и где продлевать своей жизни, питаясь чужой болью, — самое обычное дело. Несмотря на всё это, она знает, что можно жить и без жажды душ, но не испытывает угрызений совести по поводу возвращения к прежнему образу жизни (что не удивительно, учитывая, что в какой-то момент она осознаёт, что в ином случае будет привязана к Иврайне). Она не героиня, да и антигероиней-то её сложно назвать. Она — злодейка, за которой интересно наблюдать, за которую мы можем порой болеть, просто потому… ну, просто потому, что она действительно крута.

Так что, видимо, не так уж мы на самом деле и далеки от друкари.

Да будут ваши ножи остры, и да предадут вас союзники не сразу!

Майк Брукс

Ноттингем

Июль 2023

ОБ АВТОРЕ

Майк Брукс — писатель в жанрах фантастики и фэнтези, проживающий в Ноттингеме, Великобритания. В числе его работ для Black Library роман «Альфарий. Голова Гидры» из серии «Ересь Хоруса: Примархи», романы по Warhammer 40000 «Ваивода» (Warboss), «Зверская хитрость», «Отступники. Мастер-терзатель», «Гурон Чёрное Сердце. Повелитель Мальстрёма» (Huron Blackheart: Master of the Maelstrom) и «Лев. Сын Леса», роман «Дорога к искуплению» (Road to Redemption) из серии про Некромунду, а также повести «Разыскивается мёртвой» (Wanted: Dead) и «Месть Гоббо» (Da Gobbo’s Revenge). В свободное от писательства время он играет на гитаре, поёт в панк-группе и выступает диджеем везде, где его терпят.