Лукас Трикстер / Lukas the Trickster (роман)

Перевод в процессе: 11/22 Перевод произведения не окончен. В данный момент переведены 11 частей из 22.

Лукас Трикстер / Lukas the Trickster (роман)
Автор	Джош Рейнольдс / Josh Reynolds
Переводчик	AzureBestia
Издательство	Black Library
Год издания	2018
Подписаться на обновления	Telegram-канал
Обсудить	Telegram-чат
Экспортировать	EPUB, FB2, MOBI
Поддержать проект

ПРЕДИСЛОВИЕ ОТ АВТОРА

Дурак — распространенный фольклорный персонаж. Он есть в каждой культуре. Дураки — те проказники, что балансируют на краю общества, дергая его за бахрому. Как шут короля Лира, они существуют для того, чтобы показывать то, что есть, чего не может быть, и что может быть, и чего нет. Дурак — ходячее противоречие, вроде бы смешное, но чаще всего — нет. Дураки рассказывают горькую правду невнимательным слушателям и показывают истинные лица, прячущиеся за сладкой ложью. Дураки испытывают саги на прочность.

Задача дурака — указать тебе на твои ошибки самым чудовищным из всех возможных способов, напомнить тебе, что ты ничего не знаешь и никогда не знал, показать, что жизнь куда больше и куда меньше, чем ты думал.

Дурак часто расплачивается за свое стремление к истине. Ренар в конце концов подвергся суду собратьев-животных. Асы наказали Локи за его преступления. Хитрый Койот умирает снова и снова из-за своей глупости или чужих интриг.

Но дураки всегда возвращаются. Бейте их, режьте, топите в колодце — наутро побитого снова заметят на краю села.

Правду невозможно изгнать навеки.

Лукас Трикстер — дурак. Он считает себя призраком тех горьких истин, которые Космические Волки в сорок первом тысячелетии предпочли бы забыть.

Он смеется над их самыми священными традициями и презирает их законы. Несмотря на то, что его наказывают, кара никогда не бывает долгой и тяжелой. Так же, как Койот или Локи, Лукас никогда не учится на своих ошибках. Он — та неистребимая заноза, которая прокалывает дырки в сказаниях о славных древних победах.

Писать о таком персонаже, как Лукас — интересный вызов. В одних вещах Трикстер — полная противоположность Космическим Волкам, в других — ярчайший их представитель. Любая история про него — это прогулка по тонкой грани между двумя крайностями.

Лукас показывает Космическим Волкам, кто они на самом деле, превращая подвиги в бардак.

Из всех других черт именно эта, пожалуй, привлекла меня настолько, чтобы написать о нем. Лукас для своего ордена — это то, что сами Волки для всего остального Империума — они раздражают, порой даже угрожают, но при этом они необходимы.

Когда я впервые прочитал о нем, у меня возникло несколько вопросов. В частности, почему Лукасу позволяют себя так вести и не наказывают. А если его все-таки наказывают, почему он продолжает так поступать?

Конечно, это вполне можно объяснить просто — таков его характер, потому что он — ходячее воплощение того высокомерия, с которым Космические Волки взирают на окружающую вселенную. Для сынов Русса только одна планета по-настоящему важна. А все остальные — это всего лишь просторы, населенные мелкими или крупными хищниками.

Лукас считает свое право делать то, что захочется, священным и нерушимым. Однако для космического десанта, — даже если речь идет о таком культурно своеобразном ордене, как Космические Волки, — дисциплина и иерархия командования все равно важны. Существование таких маргиналов, как Лукас, попросту немыслимо — по крайней мере, должно быть немыслимо, — и уж точно не осталось бы незамеченным. И все же…

Таким было мое первое впечатление. Лукас — дурак, но в оригинальном значении этого слова, предвестник удачи и культурных перемен. С учетом того, что говорилось о нем в справочных материалах, искушение сделать его просто шутником с большой буквы было велико, но я решил придерживаться более серьезного тона.

Лукас шутит, но лучшие шутки питаются кровью. Он одинаково издевается над своими и чужими, постоянно испытывая на прочность узы братства.

По сути своей Лукас воплощает собой испытание — в самом глубоком смысле этого слова. Он — тяжкая ноша. Юродивый, который служит оселком и предостережением одновременно. У Космических Волков есть цель, и неважно, кто поставил ее перед ними — кто-то другой или они сами, — по крайней мере, так убеждают себя сами сыны Русса.

Держа в уме эти соображения, я решил копнуть глубже. Не буду врать и притворяться, будто бы я хорошо представлял всю глубину и широту сведений о Космических Волках. Я располагал только основной информацией, и ее было достаточно, чтобы начерно продумать несколько сцен. Узнав о Волках больше, я осознал, что мне выпала возможность описать Влка Фенрика с новой точки зрения. Я мог взглянуть на них глазами персонажа, который был одновременно и частью их стаи, их культуры, и отдельно от них.

Для Космических Волков, как и для многих других орденов космического десанта, цели становятся ритуальными. Обряды становятся неотъемлемой частью миссий — культурный пережиток, передающийся каждому новому поколению Кровавых Когтей. Нерушимые узы всеобщей идентичности, живущие в историях, которые они рассказывают сами себе, в том, как они предпочитают вести себя. Это — верный путь, путь Русса и Фенриса. Бывшие чудовищами, они становятся героями.

И Лукас напоминает им об этом каждый день. Он дразнит зверя в клетке, провоцирует братьев, стравливает их друг с другом. Не всегда, конечно. Порой он поступает совершенно наоборот, напоминая волкам, что они люди. Что бы они не думали о себе, он показывает им другую истину, неважно, хотят они того или нет.

Он насмехается абсолютно над всем, не давая своим братьям утонуть в самодовольстве. Когда Космические Волки слишком глубоко погружаются в легенды, в размышления о чести и славе, Лукас тут как тут — он напоминает им о том, что жизнь запутаннее любой саги. Он проверяет на прочность истории, которые Космические Волки складывают о себе, и братья наказывают его за это. Но еще ни одно наказание не длилось вечно. И Лукас каждый раз остается в живых — чтобы снова приняться за свои шутки.

Вот какую историю мне хотелось рассказать в этой книге — о Лукасе и о том, как он вписывается в жизнь стаи. О том, зачем нужен юродивый в сорок первом тысячелетии.

Книга писалась и переписывалась. Добавились злодеи, которые сами были дураками, но иного сорта. Тот же Слиск, к примеру, во многом являет собой отражение Лукаса — отщепенец, который смеется и издевается над своими людьми и своей культурой. Как и Лукаса, его избегают до тех пор, пока он не понадобится. Как и у Лукаса, у него есть куда большая цель, чем он когда-либо мог бы себе представить.

В конце концов, эта книга отказалась становиться такой, какой я ее задумывал.

Впрочем, возможно, именно так и надо было, учитывая ее тему. Шуты часто делают все возможное, чтобы превзойти ожидания.

Почему, собственно, Лукас Трикстер не должен этого делать?

Джош Рейнольдс 2017

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ХЕЛЬВИНТЕР

Глава I. ВОЛК

640.M41

Волки выли. Вожаки стаи сшибались друг с другом — лавины мускулов и меха, бросающиеся друг на друга с противоположных сторон. Неотвратимые, как сама смерть. Их тени бились и скакали по стенам Эттергельда, узкого каменного зала с высокими сводами и массивными нефами, расположенными между двух половин гигантского стола в форме подковы.

Зала освещалась лишь сиянием костров, разведенных посредине, колышущиеся тени теснились по краям, словно пытаясь проскользнуть между тенями собравшихся воинов. Древние боевые стяги свисали с потолка, колыхаясь от поднимающегося жара. Оружие и другие, менее заметные трофеи покрывали грубо вытесанные стены. Здравицы и свист то и дело наполняли воздух. Скамьи были заполнены, и мьод лился рекой.

Естественно, там были и зрители. У Волков не было секретов друг от друга. По крайней мере, никто из них не признался в этом вслух.

Лукас Трикстер устроился в стороне от всеобщего веселья, у самого большого костра из тех, что согревали залу. Он облокотился спиной на волка, лениво почесывая его за ушами.

— Так все-таки, кто это будет, как думаешь? — спросил Лукас, опустив взгляд на волка.

Огромный зверь фыркнул и попытался откатиться, явно не заинтересованный в разговоре. Лукас усмехнулся и пристроил ноги на спину второму волку.

Он разлегся между двух больших мохнатых туш, которые устроились рядом с ним посреди валяющегося барахла. Лукаса окутывал запах мокрого меха и животного мускуса. Здесь, посреди этих залов, этот запах не считался неприятным, но не заметить его было невозможно. Еще дюжина-другая спали вокруг Лукаса целой стаей. Эти зверюги часто искали тепла в Этте в самое холодное время года, где им вдоволь доставалось мяса и воды. В душе волки всегда были меркантильными тварями, и это была одна из причин, по которым Лукас предпочитал их компанию.

— Вы самые радушные товарищи, хотя, конечно, запах от вас тот еще, — проговорил он, пытаясь рассмотреть древние знамена и побитые в сражениях трофеи, увешивающие стену. С самого первого дня, когда был построен Клык, Эттергельд использовался как зал суда и приговора. Свен Железноголовый объявил на этом месте о своем изгнании, а Гарн Беззубый подставил горло топору Великого Волка. Здесь взвешивали споры, оплачивали кровавые долги и осуждали виновных. Это было место, где отдавали долги и возвращали права.

Лукас уже сотни раз бывал в этом месте, и наверняка побывает еще столько же раз, прежде чем его нить перекусят зубы Моркаи. Таков был его вюрд, и он был в этом уверен. Лукас был фальшивой нотой в песне о героях, и весьма этим гордился. Какой интерес в абсолютно идеальной песне? Лучше быть интересным, чем совершенным.

Лукас знал, что у него много недостатков — ленивый, непочтительный, частенько плюющий на гигиену, — но никто не назвал бы его скучным. Он был единственным из ныне живущих, кто убил руками доппельгангреля, и единственный из десантников, кому довелось получить удар от Берека Громового Кулака и устоять на ногах.

Он был Шакалом. Страйфсоном. Весельчаком. Трикстером. Воины Своры собирали имена, как дети обычно собирают ракушки. Каждое имя доставалось им с историей, сагой о героизме или глупости — иногда одновременно. Каждый воин был ходячей коллекцией историй, с самого начала и до самого конца.

По рядам Волчьих гвардейцев прокатился рык, когда одного из поединщиков швырнули сквозь костер. Боец приземлился на ноги и сорвал пылающую рубаху. Даже без доспехов эти воины обладали достаточной силой, чтобы разбить камень или согнуть металл. Один плохо рассчитанный удар — и Великой роте придется выбирать нового Волчьего лорда еще до конца дня.

Все скамейки были опрокинуты в схватке. Из жаровен на пол рассыпались тлеющие угольки, и ковер, сделанный из гладкой шкуры морского тролля, загорелся. В центре залы две могучих фигуры схватились снова, рыча и посыпая друг друга проклятиями. Собравшиеся вокруг хускарлы топали ногами, добавляя грома бушующей буре.

Снова пришел Хельвинтер, и настал час Шакалу искать себе новую стаю. Вернее, наступило время выбрать новую стаю, которая будет тяготиться Шакалом. Из всех ярлов, что тянули палочки, осталось только двое, и теперь, по традиции, эти двое должны были биться до крови, пока кто-то из них не уступит. Довольно простая процедура, к тому же забавная.

Лукас ощутил, как земля под ним едва уловимо вздрогнула, когда буря обрушилась на гору снаружи. В холле заморгало несколько светильников, но никто не обратил на это внимания, все были поглощены наблюдением за двумя Волчьими лордами, которые метелили друг друга. Каждый пытался заставить своего оппонента уступить. Габариты и мощь у обоих воинов были одинаковые, они были великанами среди великанов. Обветренные лица их загорели на солнце, загрубели от времени и покрылись морщинами от непрерывного дикого рычания. Искривлённые челюсти ощерились, демонстрируя клыки, желтые глаза горели жаждой убийства. Остальные ярлы окружили поединщиков, подбадривая их криками. Не все из них присутствовали на этом знаменательном собрании. Лукас постучал костяшками пальцев по голове волка.

— А моих старых спарринг-партнеров не видать, ни Хротгара Стального Клинка, ни Берека Громового Кулака. Гуннар Кровавая Луна прячется, да и Эгиля Железного Волка тоже не видно. Хотя, надо сказать, в его случае это и хорошо. Часть души Лукаса трепетала перед тем днем, когда его всучат той стае. Одной вони машинного масла будет достаточно, чтобы его убить.

— Великого Волка тоже не видно. Гримнар, конечно, частенько хвастается, что разделяет все бремя долга со своими подчиненными, но на эту часть, похоже, это не распространяется, — Лукас хохотнул и запустил пальцы в ярко-рыжие завитки своей бороды. — С учетом того, что именно он и запустил эту традицию, видимо, таким образом он получил от нее освобождение. Ну или же он просто уже сыт мной по горло.

Среди оставшихся было лишь несколько знакомых лиц. Энгир Гибель Кракенов, по понятным причинам. Лукас мало обращал внимания на своего нынешнего ярла. Энгир старался держать лицо, но все равно выглядел как осужденный, которого вот-вот помилуют. Лукас воспринял это как комплимент.

До того места, где обустроился Лукас, долетали обрывки разговоров — хускарлы бились друг с другом об заклад, прикидывая возможности обоих бойцов. Кьярл Лютокровый был старше, его серебристые волосы и борода взметались вверх, когда он наносил очередной сокрушительный удар в лицо противника. Бран Красная Пасть пошатывался, но отвечал почти на каждый удар. Его жесткая грива стояла дыбом и вены на висках выпучились, как натяжные канаты. Он судорожно сжал зубы и бил Лютокрового снова и снова, вынуждая его отступить.

— Ты — тот, кто видит будущее, Лютая Кровь, — рыкнул Красная Пасть, и его слова эхом отозвались под сводами зала, — ты знаешь, как это закончится!

— Будущее, которое показал мне огонь, выглядело не так, — огрызнулся Кьярл. Его огромные кулаки, кривые и изрубленные, работали как поршни, награждая противника одним ударом за другим. — Он не мой вюрд, не на этот сезон! Забирай его и будь проклят!

— Если бы я к этому не привык, я бы сейчас обиделся, пожалуй, — шепнул Лукас одному из волков. Зверь широко зевнул, и Лукас почесал ему уши. — И все-таки, это традиция, и кто я такой, чтобы с этим спорить, а?

Волк не ответил. Впрочем, они никогда не отвечали. И это была еще одна причина, по которой Лукас предпочитал их компанию братьям. Заметив, какой сокрушительный удар Лютокровый нанес Красной Пасти, Лукас усмехнулся.

— Еще один такой удар, и решение будет вынесено.

Лукасу было любопытно, кто одержит верх на этот раз. Чьим он будет на этот сезон.

— Не всем Волчьим лордам нужен Шакал, — проговорил он, лениво перебирая шерсть одного из волков. — Кому-то нужен Весельчак, а кому-то Страйфссон. Разные лица для разных мест.

Волк пустил ветры и мягко лягнулся, словно показывая, что он обо всем этом думает. Лукас помахал рукой, пытаясь отогнать запах.

— И все-таки Железный Волк воняет хуже тебя.

Лукас был сплетением множества историй, и рассказывал ту или другую, в зависимости от слушателей. Для Убийцы Кракенов он сыграл роль агитатора и подстрекателя, выбив его самодовольных воинов из их давно достигнутого равновесия. Какую роль придется играть теперь, зависело от того, кто проиграет в битве.

Красная Пасть схватил одну из лавок, разгоняя сидевших на ней Волчьих гвардейцев. Он обрушил ее на Лютокрового, отшвыривая его на пол вместе с облаком обломков. Кьярл зарычал и откатился, истекая кровью. Он сел, и, когда Красная пасть подошел ближе, жестом велел ему отойти.

— Достаточно, брат. Хватит. После твоего последнего удара у меня все мозги расплескались.

— То есть, ты сдаешься? — с нажимом спросил Бран.

— Ага, сдаюсь. Сейчас, погоди секунду — мир все еще слишком быстро вертится… — Лютокровый принял протянутую одним из ярлов руку и его подняли на ноги. Он аккуратно ощупал челюсть, и добавил более официальным тоном:

— Я сдаюсь.

Бран Красная Пасть поднял кулак, и верные ему воины разразились громкими криками радости и застучали кулаками по столу. Красная Пасть обвел взглядом остальных Волчьих лордов.

— Вы слышали его. Я выиграл. Шакал будет его бременем в наступающем сезоне.

Лукас нахмурился, сделав себе пометку подмешать какую-нибудь гадость Красной Пасти в мьод, когда подвернется возможность.

— Значит, решено, — проговорил Энгир Убийца Кракенов. Темнокожий и угрюмый, Убийца Кракенов обладал глубоким, как морские волны, голосом. — Теперь он стал твоей ношей так же, как был до этого моей, и как до меня он тяготил Горссона. — он указал рукой на другого Волчьего лорда, с головы до пятого покрытого татуировками и вымазанного медвежьим жиром и оружейной смазкой. Потянув себя за одну из косиц темно-алой бороды, Энгир прищурил янтарно-желтые глаза.

— Ну так поприветствуй же этого ублюдка.

— Спасибо, брат, — выплюнул Лютокровый. Лукас едва не рассмеялся, глядя на его лицо, но все же решил придержать свой характер и дать разгоряченным головам остыть.

— Мы все согласились разделить эту… ответственность, — проворчал Убийца Кракенов. Он покосился на Лукаса. Тот с приветливой улыбкой помахал рукой, и ярл отвернулся. — Мы принесли клятву перед лицом Рунного Владыки и Великого Волка.

— Я помню, — прорычал Лютокровый.

— Конечно, ты помнишь. Ты просто бесишься, — насмешливо оскалился Красная Пасть, и Лютокровый шагнул было к нему. Убийца Кракенов вклинился между ними, и его лицо потемнело.

— Перестаньте, вы, двое. Цапаетесь как Кровавые Когти. Неужели этот долг для вас настолько в тягость, что вас оскорбляет необходимость его принять?

Вообще-то это было именно так, и они действительно себя чувствовали оскорбленными, чтобы там не пытался изобразить Убийца Кракенов. Лукас не обижался — таков был его вюрд, простиравшийся и на них.

— Хротгара спроси, — проговорил Лютокровый, — а, погоди, ты же не можешь его спросить, потому что его здесь нет. Он сумел избежать участия в этой комедии. Между прочим, уже второй раз подряд. Прямо как тот жирный медведь Гуннар, или этот железнозубый громила Эгиль.

— У них свои обязанности, у нас свои, — Убийца Кракенов скрестил на груди руки. — Ты отступишь от своего вюрда, Кьярл Лютая Кровь? Или заставишь кого-то другого занять твое место?

Тот раздраженно рыкнул и обессиленно ссутулился.

— Нет. Это моя ноша, и она отдана мне честно. Я буду отвечать за Шакала до следующего Хельвинтера. Но не днем дольше! — он обвел взглядом залу. — И, будь я проклят, я заставлю каждого из вас прийти сюда и испытать свою удачу.

Красная Пасть хрипло рассмеялся.

— Сначала поймай меня.

Лукас запрокинул голову и расхохотался. Все взгляды обратились на него. Один из волков заскулил, и Лукас шутливо похлопал его по голове.

— Ну наконец-то! — воскликнул он, — А то я уж заскучать успел, пока вы там принимали свое решение, братья.

Лукас посмотрел на кислое лицо Кьярла Лютокрового, раздумывая, какая из масок лучше подойдет, и, поразмыслив, выбрал одну из них. Лютокровый был воином пугающей наружности. Некоторые товарищи, основательно набравшись, рассказывали, что он умеет видеть будущее в языках пламени. Он видел знамения и обтесывал будущее по своему вкусу, как мечом, так и словами. Провидцы всегда относились к своему дару слишком серьезно.

— Вставай, Кровавый Коготь, — проворчал Лютокровый, подойдя к новоиспеченному члену своей стаи. Его борода заскорузла от высыхающей крови, но взгляд пылал от плохо сдерживаемой ярости. — Мог бы хотя бы постоять, пока решалась твоя судьба.

Лукас улыбнулся шире, не двигаясь с места.

— Да ладно, мне и тут хорошо.

Лютокровый фыркнул и посмотрел на волков.

— Удивляюсь, почему они тебя до сих пор не сожрали. — он перевел взгляд на Лукаса. — Ты, видимо, слишком ядовитый даже для них.

— Может быть, им просто нравятся мои шутки.

— Хоть кому-то они должны нравиться.

— О, не переживай, Лютокровый, — негромко проговорил Лукас, вставая на ноги. — У меня и для тебя есть в запасе несколько хороших шуток. Мы с тобой славно повеселимся, ты и я.

— Нет. Мы не повеселимся.

Лукас посмотрел на него в упор.

— Ты же сам об этом знаешь, Лютокровый.

В воздухе все еще висели запахи крови и пота, перемешивающиеся с парами машинных масел, с резким привкусом прометия, который ярче всего ощущался около Лютокрового. Поговаривали, что воины из Великой роты Кьярла Лютокрового обожали запах паленой плоти. Лукас подумал, что, возможно, они просто так хорошо привыкали к нему, что переставали его замечать.

— Ты не будешь шутить. Не в этот раз. — Лютокровый мрачно взглянул на Лукаса. — Никаких больше этих твоих розыгрышей.

— А кто мне помешает, брат? — вскинулся тот. — Уж явно не ты, я думаю. По крайней мере, до тех пор, пока пламя не прикажет тебе обратное. — он снова засмеялся и наклонился к огню. — Ну как? Что вы об этом думаете?

Он приложил руку к уху, делая вид, что к чему-то прислушивается, затем помрачнел и выпрямился.

— Они говорят, что я буду ходить за тобой хвостом долгие месяцы.

Лютокровый метнулся вперед и поймал Лукаса за бороду. Дернув его на себя, Кьярл ударил его по лицу. Сдавленно вскрикнув, Лукас рухнул на спину, и несколько волков поднялись с мест, угрожающе рыча. Лютокровый зарычал в ответ, вынуждая их умолкнуть.

— Я твой ярл. Ты должен уважать меня, недоумок.

В зале повисла тишина. Лукас неуклюже рассмеялся.

— Тебя еще легче разозлить, чем Убийцу Кракенов, ярл. Это хороший знак для одного из нас.

Кровь, капающая из разбитого носа Лукаса, потихоньку успокаивалась, и, сев, он с хрустом трескающихся хрящей вправил нос на место. Он ухмыльнулся, глядя на Волчьего лорда, и кулаки Кьярла снова сжались, готовые нанести удар еще раз.

Лукас медленно поднялся, и провел по лицу тыльной стороной ладони, больше размазывая кровь, чем стирая ее. Он лениво вытер руку о шкуры Лютокрового, не отрывая взгляда от лица их владельца.

— Уважение… — наконец сказал он. — Уважение еще заслужить надо, ярл. Его не дают просто так. А теперь идем. У нас осталась неисполненная традиция. Давай с ней закончим.

На мгновение ему показалось, что Кьярл ударит его опять. Но вместо этого ярл отвернулся.

— Ты тут не для того, чтобы отдавать приказы, Страйфссон, — презрительно пробурчал он, — а для того, чтобы выполнять их.

— Ну так прикажи мне, о, провидец, — Лукас низко поклонился, и со стороны Волчьих гвардейцев и хускарлов послышались смешки. Убийца Кракенов резким жестом оборвал их.

— Обнажи горло и молчи, пока тебя не спросят, Весельчак.

Лукас не очень почтительно кивнул и всем своим видом изъявил готовность слушать. Убийца Кракенов прокашлялся. Зал наполнился стуком кружек — ярлы и таны забили по столам, выстукивая ритм для грядущей саги.

— Перед нами стоит осужденный, — начал Энгир. — Я оглашу список его преступлений.

Вот так началось исполнение следующей традиции. Один за другим подробно перечислялись все проступки Лукаса, которые он совершил под началом Убийцы Кракенов, сопровождаемые стуком кружек и топотом ног.

Иногда раздавался смех, так как даже те из ярлов, кто начисто был лишен чувства юмора, находили забавным перенаправление сливных труб в жилые помещения или обрезание локонов спящего воина, который по пробуждении обнаруживал вместо роскошной гривы короткую стерню. Некоторые смеялись над спрятанными боевыми трофеями, доставшимися дорогой ценой, или неприличными фразочками, в которые несколькими царапинами превращались рунные надписи на латах хвастуна. Никто не выразил сочувствия невезучему Длинному Клыку, облитому тролльими феромонами, и тем несчастливым событиям, которые за этим последовали.

Все это время Лукас улыбался, обнажая клыки в насмешливой ухмылке. В вызывающей ухмылке. Каждый раз этот ритуал проходил одинаково. Шуточный суд, обвинение без наказания. Ярл обязывался наказать его, тогда и так, как ему покажется уместным. Энгир Убийца Кракенов однажды связал его по рукам и ногам длинным буксировочным тросом и выкинул из десантно-штурмового корабля «Клык бури». Его оставили болтаться посреди бушующих морей, пока корабль завершал патрульный облет вокруг Асахейма.

Некоторые поступали еще хуже. А некоторым было все равно.

Когда Энгир закончил перечислять грехи Лукаса, он спросил:

— Ты выслушал список своих преступлений. Что ты скажешь?

— Скажу только, что жалею, что не успел сделать его еще длиннее, — Лукас запрокинул голову и зашелся воющим смехом, глядя, как лицо Убийцы Кракенов исказил яростный оскал. Хускарлы топали, хлопали, свистели и издевательски улюлюкали, и Лукас повысил голос, чтобы перекричать гвалт:

— Однако наше время еще придет, мой ярл. Как сам Клык, моя орбита неизменна и бесконечна.

— Продолжай смеяться, и она перестанет такой быть, — рыкнул Красная Пасть. — Нам, пожалуй, стоит покончить с этой комедией раз и навсегда, и с тобой заодно. — Он огляделся, ища поддержки остальных. — Наверняка я не единственный, кто задается вопросом, почему мы должны терпеть это безумие. С ним давно пора разобраться, мы все это знаем.

Лукас рассмеялся громче.

— И что же ты сделаешь, Красная Пасть? Запихнешь меня себе в пасть? — Он хлопнул в ладоши и присвистнул. — А я бы посмотрел, как ты пытаешься это сделать, Проклятый. Я бы прорезал себе путь сквозь твои длинные кишки до конца цикла. Красная Пасть дернулся было в сторону Лукаса, но его остановил лязг металла, ударившего по камню. Смех Лукаса умолк, когда звук раздался еще раз. Шерсть на его загривке встала дыбом, и он перевел взгляд на дверь, уже зная, что он там увидит.

В конце холла стояла высокая фигура, и огни в том углу тускнели, словно что-то высасывало из них силу. По столам прокатились шепотки. Рунный жрец был закован в полный боевой доспех, будто готовясь к битве. Руны покрывали серый керамит, и дикарские тотемы были вделаны в его поверхность. Жрец держал посох, увенчанный черепом волка, покрытым извивающимися сигилами. Борода жреца походила на наморозь, покрывавшего его нагрудник, а лицо было покрыто ритуальными шрамами там, где его не закрывали выцветшие племенные татуировки.

— Вы сделали свой выбор, ярлы?

Кьярл Лютокровый кашлянул.

— Ты оказываешь нам честь своим присутствием, Хрек Буревестник.

Лукас ощущал магию, которая окутывала рунного жреца. Она заставляла воздух сворачиваться и следовать странными путями, подчиняясь своей прихоти, а костры меркли, когда жрец проходил мимо, и вспыхивали снова, когда он отходил от них.

— Вы сделали свой выбор? — прорычал Буревестник.

Лютокровый кивнул.

— Да, к худу или к добру, — он бросил короткий взгляд на Лукаса, — но он — мое бремя на этот сезон. Моя ответственность.

— Хорошо. Значит, все в порядке. — Рунный жрец снова стукнул по полу наконечником посоха, и камни зазвенели, как колокола. — Нить скручена. Руны брошены. А эта комедия закончена. Я пришел, чтобы отвести его к его новой стае, как велит традиция.

Лютокровый поклонился.

— Да будет так, как было всегда. Иди, — обернулся он к Лукасу, — и, если у тебя достаточно ума, я не увижу твою физиономию до следующего Хельвинтера.

Глава II. КРОВАВЫЕ КОГТИ

640.M41

Лукас мурлыкал себе под нос совсем не подходящую случаю неприличную песенку, пока Буревестник вел его по коридорам Этта. Рунный жрец всю дорогу демонстративно хранил молчание, не обращая внимания на провокации Лукаса. Тот не возражал. Он привык.

Буревестник относился к нему прохладно по каким-то своим причинам. Впрочем, рунные жрецы вообще отличались прохладным отношением ко многим вещам. Они были слишком суровыми и не нуждались в шутках. Даже Зовущий Бурю, сильнейший из всех жрецов, сворачивал со своего пути, чтобы обойти Лукаса как можно дальше.

Лукас насмешливо оскалился. Он знал, что именно старик Ньял предложил передавать его из роты в роту, потому что никто не мог вынести присутствия Лукаса дольше одного сезона. Владыка Рун, похоже, видел в нем необходимое зло.

— И что я на это могу сказать, помимо «спасибо»?

— О чем ты? — откликнулся Буревестник.

— Я спросил, долго ли еще идти.

Буревестник недовольно кашлянул. Лукас засмеялся и продолжил напевать свою песенку. Рабы и кэрлы старались побыстрее убраться с их пути, забиваясь подальше. Что их сильнее отпугивало — его песенка или мощь Буревестника, — Лукас не знал.

Каждая Великая Рота занимала отдельные залы и арсеналы внутри горы, и Лютокровые не были исключением. Общие покои Кровавых Когтей роты располагались так далеко от остальных, как только это было возможно. Они теснились на внешнем краю Этта, на границе между Ярлхеймом и Хульдом, затерянные в лабиринте длинных сквозных коридоров и боковых ответвлений, грубо вытесанных сквозь камень.

Буревестник потянул себя за бороду, всем своим видом пытаясь утихомирить поющего Лукаса, но тот только запел погромче, и его голос разнесся по коридору, эхом отдаваясь под сводами. Буревестник вздохнул.

— Перестань, Лукас. Пожалуйста.

Тот умолк. В конце концов, ему и самому уже наскучило пение. Он ухмыльнулся, глядя на рунного жреца.

— Кстати, ты вовремя появился. Если бы ты не вошел тогда, думаю, Красная Пасть бы оторвал мне голову.

— Он бы этого не сделал. Даже Красная Пасть не настолько презирает традиции, — Буревестник посмотрел на Лукаса, — но ты не должен его дразнить. На самом деле они не ненавидят тебя настолько сильно, как это может показаться. Это Хельвинтер разъедает корни их самообладания, как он разъедает всех нас.

— Однако в этой буре есть доля истины, — ответил Лукас, — и меня не тяготит тяжесть их ненависти, — он хмыкнул. — Таков мой вюрд, в конце концов. Лучше уж пусть меня ненавидят, чем кого-то другого, а? Разве не так рассудил в своей мудрости Владыка Рун? Разве он не велел мне играть роль козла отпущения для их разочарований?

Буревестник усмехнулся.

— Ты на самом деле доволен этим, брат?

Лукас пожал плечами.

— Что может знать воин об удовлетворении, кроме того, что получает на поле боя?

— Изящная увертка, брат, особенно в твоем случае. Но ты не сможешь избегать моих ударов вечно, — Буревестник посмотрел на него в упор, и его глаза потемнели, затянутые тьмой знания, давшегося ему дорогой ценой.

— Моркаи идет по твоему следу, как и по следам каждого из нас. Он идет за твоей спиной, неумолимый и неотвратимый. Что ты будешь делать, когда наконец встретишь его? Устроишь для него такой обед, который он запомнит надолго, или он просто проглотит тебя, как проглотил несметное множество других?

Лукас усмехнулся.

— Он будет делать то, что он сам захочет, я думаю.

— А что будешь делать ты?

— А я буду делать только то, что захочу я.

— Твой пусть извилист, и мало кто осмелился бы пойти по нему за тобой. — Буревестник отвернулся. — Я часто думал о том, что было бы, если бы мы осмелились. Когда-то мы бы с радостью по нему пошли. Но теперь мы слишком далеко ушли по пути, проложенному для нас Железным Шлемом, Мрачным Молотом и самим Руссом. По пути, который тянется так далеко, что однажды пересекает сам себя, — он пошевелил пальцами, вырисовывая искрящиеся узоры в холодном воздухе. Когда они погасли, он продолжил:

— Этот путь — наше спасение и наша погибель. Кьярл Лютокровый — не единственный, кто умеет видеть знамения в пламени.

— Время — это такая же сага, — пожал плечами Лукас, — и ее конец не сможет предугадать никто.

Рунный жрец улыбнулся.

— А в этой голове прячется бойкий ум. Он понадобится тебе в ближайшие дни.

— Это тебе руны сказали?

— Нет. Скорее, здравый смысл, — Буревестник вздохнул, — не делай вид, что твой вюрд был возложен на тебя. Ты сам его выбрал, так же, как на твоем месте мог бы сделать любой другой воин. И если ты — козел отпущения, то ты стал им добровольно, стараясь сделать так, чтобы твоя ноша стала еще тяжелее.

Лукас фыркнул и отвернулся, отмахиваясь от увесистого пучка проводов, оплетавшего коридорные опоры как виноградная лоза. Люм-полосы тускло поблескивали вдоль стен, отбрасывая вытянутые тени. Прохладный воздух пробивался сквозь невидимые отдушины, принося с собой брызги ледяного дождя и отголоски грома.

Из-за своих титанических размеров Этт постоянно находился в состоянии ремонта, не прекращавшегося веками. Колосс такого размера требовал почти постоянного обслуживания целыми поколениями рабов, сменявших друг друга. Целые секции Этта обрушивались или затапливались в те сезоны, когда сильнее всего свирепствовали бури, и могли оставаться в таком состоянии веками.

Потомки тех первых рабов, которых пригнали сюда для строительства крепости, все еще трудились где-то в ее недрах, продолжая дела, начатые еще их пращурами. Все их существование было одной чудовищной монотонностью.

От мыслей об этой тягомотине, не прекращающейся веками, Лукаса передернуло. А может быть, он просто наконец-то осознал тяжесть своего наказания. Он провел в Этте слишком много времени. Слишком много циклов прошло с тех пор, как он выпустил своего внутреннего зверя из клетки и позволил ему утолить жажду смерти.

Коридор едва уловимо сотрясло, и люм-полосы потускнели. На плечи Лукаса посыпался иней. Асахейм был единственным островком спокойствия на Фенрисе, но и на его долю выпало достаточно потрясений. В юности Лукасу доводилось слышать об Часе Сотворения, и о том, как Всеотец зашвырнул Фенрис в Море Звезд. С трепетом слушал он рассказы скьяльдов о том, как Фенрис ощутила холод великой тьмы и вернулась обратно, в тепло Волчьего Ока. Но скоро взгляд его стал слишком горячим, и тогда планета ускользнула в прохладу темноты.

И с тех пор так и повелось, сезон за сезоном — Фенрис переходила с холода в жару и обратно, и в процессе наступал свирепый сезон Хельвинтер, когда вздымались морские волны, когда двигались льды и сотрясались горы. Глубоко внутри Лукаса все еще жил тот мальчик, съежившийся у грубого деревянного борта родной ладьи, слушающий пение, которым остальные пытались заглушить отголоски чего-то большого и страшного, проходящего под самым кораблем.

Гроза вызывала у Лукаса чесотку и зубную боль. За ее ревом он мог слышать отголоски грохота из кузниц, расположенных наверху, в Хаммерхольде, и жар от огромных геотермальных реакторов, питавших каждый уголок Этта, от самых нижних помещений до суборбитальных посадочных платформ высоко наверху. С этих платформ теперь долго ничего не взлетит, пока погода не прояснится. Фенрис никогда не бывала так оторвана от остального мира, как в это время.

Лукас помотал головой, отгоняя эту мысль. Они с рунным жрецом добрались до входа в коридор, поврежденный сильнее остальных. Рабы пометили стены предупреждающими рунами. Лукас присмотрелся к ним внимательнее.

— А щенки-то, гляжу, любят пошутить.

— А какой Кровавый Коготь не любит?

Лукас почувствовал, что Буревестник смотрит прямо на него.

— Коридор заминирован.

— Почти наверняка, — ответил рунный жрец.

— Сколько стай Кровавых Когтей ходит под началом у Лютокрового?

— На данный момент — шесть. Они уже наверняка услышали о твоем переводе. Ты же знаешь, как быстро разлетаются новости по Этту.

— Полагаешь, они там для меня приветственный пир готовят? — Лукас переплел пальцы и выразительно ими хрустнул — звук вышел не хуже, чем от взрыва болт-снарядов. Каждый Кровавый Коготь — кроме самого Лукаса, — жаждал завоевать высокий статус среди стай. Упрямые и своевольные, почти все они старались как можно сильнее отличиться в бою. Но некоторые из них были похитрее и не стеснялись использовать любую подвернувшуюся возможность, чтобы подняться повыше. Например, попытаться добыть скальп самой нечестивой твари — Шакала.

— Только не убей кого-нибудь, — предостерег Буревестник.

— За кого ты меня держишь? — обернулся Лукас.

— Ответ на этот вопрос займет куда больше времени, чем мне хотелось бы на него потратить. Я знаю тебя, Страйфссон. И я знаю, что скрывается за этой улыбкой. Оставь их в целости — или просто не трогай.

— Если я дам тебе свое честное слово, это удовлетворит тебя, жрец? — усмехнулся Лукас.

— Могло бы, если бы я был уверен, что у тебя есть хоть какая-то честь.

— Мудро, — Лукас рассмеялся, — и все-таки, я не буду никого убивать. Правда, никого не покалечить тоже не обещаю. Они, в конце концов, Кровавые Когти, и у них мало здравого смысла.

— А уж ты-то о нем все знаешь, конечно.

— Конечно. И кто обучит их ему лучше меня? — Лукас потер ладони друг об друга. — Не переживай, это будет нежный урок. Такой мягкий, что они подумают, что это их матери пришли сквозь льды, чтобы навестить их.

— Никто и никогда не спутает тебя с их матерью, Лукас.

— И слава Руссу. — Лукас хлопнул в ладоши. — Ладно, дальше я пойду один, пожалуй. А то моя репутация может серьезно пострадать, если я приду к ним за ручку с нянькой. — Он улыбнулся, но в этой улыбке не было ни тени насмешки. — Спасибо тебе, брат.

— Я здесь не при чем, Лукас, — Буревестник отвернулся и направился прочь. — Хорошо это или плохо, но твой вюрд — только твой.

Лукас проводил его взглядом, и, помотав головой, шагнул в проем — и почти сразу же остановился.

Перед ним торчал воткнутый в пол штырь. На него был надет череп — человеческий, хотя и побуревший от грязи и времени. А на темени черепа была вырезана всего одна руна.

Хлойя.

«Смейся».

Предупреждение, похоже. А может быть, просто шутка. В случае Кровавых Когтей всегда было сложно отличить одно от другого. Лукас прошел мимо черепа, рассматривая стены и пол в поисках любых следов возможной ловушки. Остановившись, он наклонился и сгреб пригоршню пыли, скопившейся в тех местах, где стены соединялись с полом. Лукас глубоко вдохнул и сдул пыль с ладони.

В облаке пыли обнаружилась сеть фотонных лучей. Лукас усмехнулся и стащил с плеч шкуру доппельгангреля. Он подался вперед и махнул ею перед собой. Что-то щелкнуло, и он ощутил, как по полам его плаща ударил какой-то снаряд, как будто кто-то запустил в него какой-то вонючей массой из невидимой пушки. По запаху Лукас заключил, что это были останки какого-то мелкого животного. Ударившись о плащ, куча развалилась на части, и Лукас ощутил жужжание множества маленьких тел и уловил знакомый едкий запах.

— Кровяные вши! — хохотнул Лукас, спешно сгребая кучу плащом и отшвыривая ее подальше. Когда он убедился, что ни одной вши не осталось поблизости, он встряхнул плащом и снова набросил его на плечи.

— Умно, щенки. Очень умно.

Обычно эти вши гнездились в трупах хищников. Они собирались в шар в утробе подергивающихся тел и дожидались, пока кто-нибудь не потревожит их. Тогда они вырывались на волю, изжаливали свою жертву до смерти и устраивали новые гнезда. Правда, хотя токсины на их жалах были опасны для человека, особого вреда генетически усовершенствованной физиологии космических десантников они не наносили.

В конце коридора на креплениях обвисли две больше двери — петли их разболтались от слишком частого открывания настежь слишком сильными руками. Лукас осторожно открыл их, и потревоженные крепления застонали еще громче.

Помещение, в котором оказался Лукас, было большим общим залом, заполненным шкурами и стойками для доспехов и оружия. Огромные камины были выгрызены прямо в стенах, и невидимые дымоходы уводили гарь вверх, сквозь пористый корпус Этта. Все кругом было покрыто алым и золотым цветом, а ароматы жареного мяса и льющегося мьода перемешивались с более резким запахом предвкушения.

В зале было около тридцати Кровавых Когтей, в разной степени пьяных. Разные стаи перемешивались без оглядки на старшинство. Кто-то боролся друг с другом, катаясь и валяясь на каменном полу, а другие громко пели невпопад. Некоторые возились с оружием, или отдавали должное мясу, разложенному на сервировочных блюдах, выстроившихся вдоль больших столов из дерева и гранита. Механизированные рабы бесшумно шныряли между ними, доливая мьода или убирая опустевшую тарелку.

Гул их попойки ударил Лукаса по ушам. Кровавые Когти были воплощением дурной юности и не менее дурной силы. Многие из них даже еще не поняли толком, что за изменения с ними происходят. И многие так и не поймут. Так всегда было. Смерти нельзя избежать, можно лишь отстрочить.

В зале повисла тишина, когда самые трезвые из Кровавых Когтей заметили вошедшего Лукаса. По залу из конца в конец покатились шепотки, становящиеся все громче и громче по мере того, как все больше юнцов узнавало Лукаса, и их желтые глаза уставились на него.

— М-да, должен признать, я разочарован, — Лукас шагнул вперед и демонстративно принюхался. — Мне обещали братство волков. А я вижу перед собой выводок скулящих кутят, которых недавно оторвали от матери и у которых еще глаза толком не открылись.

Шепотки превратились в раздраженное бормотание. Лукас улыбнулся, ощутив, как в воздухе сгущается напряжение. Кровавые Когти никогда не упускали случая ввязаться в драку. В них бурлила жажда убийства. С годами, конечно, придет и умение контролировать эту жажду, но эти юнцы, похоже, пока про это умение даже не слышали. И Лукас собирался сделать все, чтобы как следует их спровоцировать.

— Так, кто тут у вас главный? — спросил он.

— Я, — подал голос Кровавый Коготь, бывший крупнее всех. Он, похоже, родился большим для смертного, и добрал габаритов в свою бытность рекрутом. Кровавый Коготь поднялся на ноги. Половина его головы была выбрита, а оставшаяся часть волос торчала, как драконий гребень. Его голые руки и грудь покрывали шрамы и татуировки, как будто пытающиеся отвоевать немного места у темных пятен жестких черных волос. Судя по исходящему от него запаху, он уже достаточно долго пил, чтобы растерять все те немногие тормоза, которые еще могли его удерживать.

— И как тебя звать?

— Кадир.

Лукас сверкнул зубами и шагнул в море столов с видом единственного хозяина. Он легко перевернул ближайший, опрокидывая кружки и вызывая проклятия.

— Ну, тут ты ошибаешься, дружок. Не ты здесь главный. А я.

— А кто ты такой? — зарычал Кадир.

Лукас приглашающе развел руками.

— Подойти и узнаешь, щенок.

Кадир с воем бросился на него, протянув длинные руки. Лукас изящно увернулся, вытянув руку. Его пальцы стальным захватом вцепились в горло Кровавого Когтя, и Лукас отшвырнул юного бойца прочь. Тот отлетел на пол и прокатился по нему, задыхаясь. Лукас ударил его в голову. Кость влажно хрустнула, и Кадир обмяк, его пятки застучали по каменным плитам.

Лукас наклонился и поднял бесчувственное тело на ноги.

— С ним все в порядке. Подсадите его в уголок и дайте в руки кружку. Она ему понадобится, когда он очухается.

— У него из ушей кровь идет, — неуверенно заметил один из Когтей.

— Пока что это только кровь, — ответил Лукас, пихнув безжизненное ему на руки. — А теперь принесите мне чего-нибудь выпить. Эта работенка меня утомила.

— А кто назначил тебя главным? — рыкнули сбоку. Вперед вышел еще один Кровавый Коготь, его желтые глаза сверкали. Его руки изгибались, словно у него были когти. Он был ниже своих товарищей-щенков, но держался твердо и воинственно. Его голова казалась шишкой на короткой жилистой шее, почти незаметной под непомерно засаленной и колючей гривой алых волос.

— Я. Вот только что. Ты что, не видел, что ли? Мне повторить? Кружку, щенки, и побыстрее. Жажда у меня долгая, а терпение короткое. — Лукас посмотрел на подошедшего Когтя. — Тебя как зовут, малыш?

Вместо ответа тот бросился вперед — на этот раз тихо и без лишних расшаркиваний. Они быстро схватывали, эти щенки.

— Покажи ему, Аки! — крикнул кто-то. Аки налетел на Лукаса и их черепа столкнулись с гулким стуком. Кровавый Коготь пошатнулся, и Лукас вскочил на ноги, чтобы ухватить его за место почувствительнее. Аки жалобно заскулил и поковылял прочь, его глаза заслезились.

Лукас ухватил его за шкирку и впечатал лицом в стену. Повернувшись к остальным, он выразительно хрустнул пальцами.

— Следующий.

Они бросились на него скопом, рыча и завывая. Не совсем все, но многие. Лукас рассмеялся и схватил ближайший табурет. Он размахивал им как боевым топором, наполняя воздух вокруг брызгами крови и щепками.

Они сражались, как герои. А он — нет. Он тыкал пальцами в глаза, бил в пахи, ломал носы, разбивал черепа и сдавливал руки. Он наступал на ноги, выбивал коленные чашечки и вывихивал плечи из суставов.

Первая волна отступила, ругаясь и баюкая раненые конечности.

— Урок первый, щенята. Лукас — главный. Всегда. Помните об этом даже тогда, когда ваши шкуры посереют. — Он принюхался. — А это что за запах?

Источником запаха оказался молодой воин, обвешанный невероятным количеством амулетов удачи, висящих у него на шее и вплетенных в сальную гриву. Кровавый Коготь протиснулся сквозь толпу и вышел вперед. Лукас сморгнул выступившие слезы и помахал рукой перед носом.

— От тебя несет так, как будто тебя пещерный медведь пометил, щенок.

— Я — Хальвар, Трикстер. Я — твоя погибель.

Лукас поднял бровь.

— Теперь играем по-взрослому, да? Хорошо. — он поманил Хальвара рукой. — Тогда давай, подходи. Только не очень близко, а то твоя вонь убьет меня раньше твоих кулаков.

Хальвар взревел и бросился вперед, покрытые татуировками пальцы потянулись к горлу Лукаса.

— Нет, парень, не так. Я же так тебя достану, — усмехнулся Лукас, швырнув ему в лицо обломки табурета. Пока Хальвар пытался выскрести щепки из глаз, Лукас схватил его поперек туловища и крепко сдавил, заставив резко выдохнуть.

— А вот теперь я еще и дыхания тебя лишил. Какой прок от бронированных легких, если в них пусто? Иди садись на место. — Лукас поймал неловкий пинок предплечьем и наклонился, ударяя Кровавого Когтя кулаком в колено. Послышался хруст, и Хальвар с воем рухнул на пол к остальным лежащим.

Еще один юнец прыгнул на Лукаса сзади и дернул, пытаясь свалить с ног. Лукас невозмутимо оглянулся на него и улыбнулся.

— Твое лицо кажется мне знакомым.

Бледный и худощавый, с острыми, точеными чертами, паренек напомнил Лукасу одного из тех полуголодных зверей, похожих на лисиц, которые бродили по верховьям Асахейма. Лукас ударил головой назад и услышал громкий треск. Кровавый Коготь отцепился и отшатнулся прочь, его нос сплющило. Лукас повернулся, рассматривая его.

— Да, я точно видел такое лицо. Наверное, мы с твоей матерью встречались в прошлой жизни.

Кровавый Коготь сдавленно взвыл и бросился на него. Лукас скользнул в сторону.

— Да, я узнаю эти глаза. Так ты один из моих, что ли? У меня столько, что всех не отследишь. Как тебя зовут?

Кровавый Коготь развернулся, выпучив глаза.

— Даг, — рыкнул он. — Меня зовут Даг.

Лукас нырнул вперед, и его кулак впечатался в живот юного воина с такой силой, что едва не сбил его с ног.

— Привет, Даг. А я — Лукас.

Кровавый Коготь отступил на несколько шагов, пытаясь хоть сколько-нибудь расширить дистанцию между ними. Лукас с улыбкой продолжал наступать на него. Остальные воины — те, кто еще стояли на ногах, — отступили назад. Они уже получили свою порцию веселья, и это была маленькая, но очаровательная победа. А дальше уж пусть что будет, то и будет.

— Беру свои слова обратно, Даг. Ты точно не один из моих. Теки в твоих жилах моя кровь, у тебя было бы чувство юмора.

Лукас подсек ноги Кровавого Когтя, и когда тот рухнул, склонился над ним, сгребая его за волосы, и очень выразительно впечатал его лицом в пол. Затем выпрямился в полный рост и улыбнулся.

Он окинул взглядом лежащие вокруг него бессознательные тела побитых Кровавых Когтей.

— Думаю, я достаточно ясно выразился, щенки. Я — Лукас. И теперь я тут главный. Кто не согласен — шаг вперед.

Никто не шевельнулся, и Лукас кивнул.

— Отлично. Думаю, мы поладим. У меня в закромах лежит множество премудростей, которыми я могу поделиться. — он вытер окровавленные руки об одежду. — И да, где моя выпивка?

Глава III. ЗМЕЙ

640.M41

Когда крики смолкли, герцог открыл глаза.

Крики перешли в булькающий хрип, а затем, наконец, затихли.

— Время? — спросил герцог, не поднимаясь. Он посмотрел на гибкое тело, лежащее с ним рядом, и улыбнулся воспоминаниям об удовольствиях прошедшей ночи.

Его телохранитель-сслит прошипел что-то на своем языке. Змеевидное чудовище скользнуло в поле зрения герцога, богато украшенный кабалитский доспех, покрывавший его узкое, почти нечеловеческое тело, мягко шуршал, касаясь плотной чешуи. Длинные пальцы руки — одной из четырех — покоились на резном наконечнике похожего на фальшион клинка, покоящегося в ножнах на его волнистом брюхе.

Герцог улыбнулся.

— На два часа больше, чем в прошлый раз. Изумительно.

Он поднялся с постели, лениво потягиваясь. Мускулы приятно хрустнули, и Трэвельят Слиск, покинувший Комморраг и его окрестности, усмехнулся в предвкушении наступающего дня.

Аура Слиска сияла ужасающим холодным светом, его тело восстановилось до самой совершенной степени за ночь, посвященную удовольствиям боли. Гордость черт, изящность конечностей — все это делало герцога, по его собственному мнению, во всех смыслах совершенным образцом его расы, лишенным недостатков и слабостей. В его жилах текла кровь потерянной империи, мудрости народа, который был древним задолго до того, как свет первых звезд рассеял тьму.

Герцог придирчиво изучил свое отражение в одной из граней кривых кристаллических фигур, которые стояли рядами в его покоях. Одинаковое выражение изумления и ужаса искажало узкие лица статуй. Неудивительно, впрочем, если учесть, откуда они тут взялись. Стеклянная чума превращала своих жертв в живые статуи достаточно медленно, чтобы они успели вдоволь насладиться процессом. Герцог всмотрелся в свое отражение, разглядывая изящные и лукавые черты собственного лица. Нужно было убедиться, что ни один изъян не испортил его лица, не изменил его первоначального вида.

Герцогом двигало не тщеславие. Вернее, не только оно. Несовершенство будет выглядеть, как слабость. Красота и хладнокровие — вот столпы, на которых держится сила. А лишь сильнейшие могли бороздить Море Звезд так долго, как это делал герцог.

— Оно мертво или просто выдохлось? — обернулся он.

Сслит скользнул к пленнику, подвешенному у стены спальни. Когтистая рука ухватила бессильно висящую голову за щетинистый скальп и повернула, позволяя рассмотреть утомленное, изломанное лицо. Струйка слюны стекала на пол из раздвоенных челюстей зиго, а в выпуклых глазах не осталось ни искры осмысленности. Многорукий змеелюд что-то прошипел. Язык сслитов выглядел обманчиво сложным, так как состоял из весьма ограниченного словаря с бесчисленным количеством интонаций. Слиск потрудился овладеть им — редкий случай среди людей его положения.

— Не мертв, но нервные окончания омертвели, — лениво кивнул герцог, — а это значит, что теперь оно абсолютно не годится для развлечений. — Он махнул рукой. — Отметь время и убери его, Слег. И раздобудь нового к вечерним развлечениям.

Слег низко поклонился, всеми четырьмя руками прижавшись к полу, прежде чем подняться и отправиться выполнять приказ. Талант сслита к искусству убирать заслуживал самой высокой похвалы. Змеелюд, как и все его чешуйчатое племя, был хладнокровным профессионалом, в отличие от большинства последователей герцога. Он мог быть уверен, что они не упустят из рук его собственность, которую он доверял им — до тех пор, пока он будет позволять им утолять свои незамысловатые желания потом. Слиск горячо хвалил себя за дальновидность, которую он проявил, наняв сслитов на службу, когда ему выпала такая возможность.

— Предвидеть, — пробормотал герцог, — предупредить, а значит — вооружить.

Он потер щеку, ощущая гладкость собственной кожи. Он знал, что она недолго будет такой. Ему постоянно приходилось бороться за то, чтобы оставаться в боевой форме здесь, в пространстве реального космоса. Та, что Жаждет, бродила на краю его сознания, отщипывая по кусочку от его души и жизненных сил. С каждый прошедшим циклом Слиску требовалось все больше усилий. Чем больше он утолял этот голод, тем ярче он разгорался.

Но это тоже было своего рода развлечение, не правда ли? Что хорошего в бессмертии без препятствий? Что такое жизнь без опасностей?

Герцог услышал шелест надеваемого шелка и негромкий скрип металла.

— А вот и яркий пример, — пробормотал Слиск, оборачиваясь.

Его куртизанка проснулась. Ламианка была воплощением ледяной красоты. Роскошные аметистовые волосы спадали на ее плечи, туго стянутые в волнистые пряди золотыми нитями. Герцог знал, что эти нити смертельно острые, поэтому предпочел воздержаться от излишних ласк. Пульсирующие вены темнели под бледной кожей, а легкий румянец на ее щеках подсказывал, что она уже что-то приняла, пока он отвлекся.

— Мирта, — позвал герцог.

Она бросилась к нему прежде, чем он успел среагировать, двигаясь со скоростью явно химического происхождения. Клинок, который она держала в руке, был маленьким и плоским, его легко было спрятать. Засмеявшись, герцог ударил ее ладонью по руке, отклоняя клинок в сторону, и бросился вперед, поймав ее за горло. Развернувшись, он отбросил ее обратно на кровать.

— О, отлично, миледи. В этот раз даже ближе, чем во все прошлые разы.

— Ближе, чем ты думаешь, — ответила Мирта. Ее голос был хриплым и скрежещущим — какие-то яды испортили ее голосовые связки задолго до того, как он принял ее на службу, и теперь вынуждали ее напрягать голос и хрипеть. Она указала куда-то рукой, и Слиск обнаружил, что клинок запечатлел поцелуй на его груди до того, как герцог успел обезоружить куртизанку, и оставил темный росчерк на его грудной мышце.

Кровь медленно текла из тонкой раны, и герцог улыбнулся, ощутив, как яд огнем растекся по его венам. Действие яда было быстрым, но не лишенным некоторых недостатков. Герцог коснулся крови пальцами и облизнул их.

— Весьма пикантная закуска, моя дорогая леди, но не совсем, боюсь, удовлетворительная. До вашего привычного уровня не дотягивает.

— Это новый состав, — ответила куртизанка. Она отшвырнула нож прочь и тот глубоко вонзился в деревянную панель стены. — Меньше изысканности, больше скорости.

— Превосходная иллюстрация нашей истории, от начала и до конца, — Слиск кивнул. — Впрочем, попытка была достойной, и ты заслужила еще один день жизни.

— Но не свободу.

— В таком существовании, миледи, нет никакой свободы. Разве что выбор хозяина. И тебе мог достаться кто-нибудь похуже, — Слиск благосклонно улыбнулся и широко развел в стороны длинные руки. — А теперь будь так добра, принеси мою выходную мантию.

Мягкая одежда, принесенная герцогу, была чувственных, переливающихся цветов, и лишь некоторые из них мог различить глаз смертных. Она была соткана из шерсти некоторых видов, уже давно истребленных варварами мон-кеи. Это была редкость, которою одинаково приятно было и иметь, и демонстрировать. Защитная психо-сеть покрывала ее полы, обеспечивая прикрытие на тот случай, если владельца попытаются убить в самом начале цикла, а сама ткань была куда плотнее, чем выглядела.

Одевшись таким образом, герцог покинул покои в сопровождении куртизанки. Пока Слиск облачался в мантию, Мирта надела комплект причудливо украшенной кабалитской брони поверх платья цвета ночной тьмы. Ткань его поглощала окружающий их обоих свет, окутывая Мирту вечной тенью и заставляя самого герцога сиять еще ярче. На одном ее бедре были закреплены парные клинки Шиамеша, а на втором — позолоченный игольный пистолет.

Рабы торопились убраться с дороги, их мозговые контролирующие имплантаты потрескивали. Рабы набирались без оглядки на пол и расу, однако каждый день их красили в один цвет, согласно пожеланиям герцога. Сегодня их плоть покрывала алая пыль, собранная в руслах пересохших каналов на одной из далеких мертвых планет. Пыль смешивалась с их потом, выделяя очаровательно резкий мускусный запах, который переплетался с всепроникающим ароматом их страха.

— Думаю, я прикажу перенести трапезу в сады, Мирта. Не желаешь составить мне компанию? — тон герцога был вопросительным, однако оба они знали, что это был не вопрос. Мирта должна была подчиняться его прихотям, и ее собственные желания не имели значения. У нее было ровно столько свободы, сколько давал ей герцог, не больше и не меньше. Только их давнее общение позволило Слиску прочитать неудовольствие на идеальном лице спутницы, и он смеялся всю дорогу до садов.

Сады удовольствий были подарком — частичкой мистических технологий, вытащенных откуда-то из боковых пределов Темного города. Несовпадающие ярусы были заключены в трехмерный тессеракт, занимавший один из второстепенных отсеков герцогского корабля. Артефакт был установлен на борту доверенными мастерами, которых впоследствии изувечили согласно традициям и вышвырнули в нижние сады, чтобы они унесли с собой секреты строительства.

Это был космос внутри космоса, куда нельзя было попасть без приглашения. Слиск приглашал туда лишь небольшую группу лиц, многие из которых все еще бродили по темным уголкам садов, заблудившиеся в опиумных мечтах и химических кошмарах, их длинные одежды износились, превращаясь в лохмотья. Бесконечная вечеринка утихала и разгоралась снова, подчиняясь капризам хозяина.

Герцог глубоко вдохнул, упиваясь миазмами сладостных мучений, заливавших сады, и ощутил, как постоянный зов Той, Что Жаждет, ослабевает.

Слиск устроился за столом посреди зарослей грибных деревьев, и безглазые рабы подали ему завтрак. Мирта стояла за его спиной, готовая в любой момент отразить возможную атаку. Даже в его собственном доме нельзя было ослаблять бдительность. Герцог слышал щелчки оружия и гул отдаленной музыки, раздававшиеся с других ярусов. Стаи чудовищных кхимер бродили в зарослях сверкающей растительности, и стаи резокрылов и ножеклювов гнездились на верхушках деревьев. Воздух был наполнен запахами жизни во всей ее неприкрытой дикости, и герцог глубоко вдохнул, упиваясь ими.

Далеко внизу системы «Нескончаемой Агонии» урчали, как сытый хищник. Флагман герцога был одним из тех трех крейсеров, которые Слиск забрал в свое самопровозглашенное изгнание из Темного города. Откинувшись на спинку кресла, герцог позволил себе мгновение сладкой ностальгии. Порт Кармин разнесло вдребезги, когда он улетал, и языки пламени затянули ложные горизонты — вполне достойный салют в его честь. Герцог собрал в свой свежеорганизованный флот корабли из трех разных кабалов, причем одновременно. Мастерски выверенный удар, который существенно ограничил их способность выходить в реальный космос и одновременно расположил к нему Кабал Черного сердца и его правителя и хозяина, Асдрубаэля Векта.

Даже сейчас Трэвельят Слиск не был полностью уверен в том, что идея отбытия таким роскошным способом принадлежала ему одному. Вект, всепроникающий, как тень, сплетал сотни сетей там, где менее талантливым хватало ума только на одну. Тем не менее, именно Слиск осмелился совершить этот подвиг и выиграть себе бессмертие, которого столь многие желали и столь немногие добились.

К тому же, теперь он был свободен. Свободен от утомительного однообразия Комморрага. Свободен от грызни кабалов с кабалами. Свободен исследовать и захватывать то, что считал подходящим. Потворствовать любому своему капризу, не беспокоясь о том, что за это потом придется тем или иным образом расплачиваться.

Герцог поднял кубок, и раб наполнил его, едва слышно поскуливая. Понюхав налитую им жидкость, герцог сделал долгий глоток. Сделанный из маслянистых выделений молодого галга, напиток обладал бодрящим эффектом, если не обращать внимания на периодические галлюцинации.

Облизнув губы, Слиск активировал гололитический проектор, и над столом засияла звездная карта. Герцог мог получить доступ к любой корабельной системе из садов, когда ему было нужно. Однажды он весь рейд просидел в тепле солнечной весны, координируя ход операций, не отвлекаясь от других, куда более интимных удовольствий.

Несколько отобранных миров плавали перед герцогом, окруженные медленно ползущими сводками. Ни один из миров не заинтересовал его.

— Миры мон-кеи отвратительно похожи на них самих, правда? — пробормотал герцог.

Некоторые из этих миров платили ему подать в обмен на защиту, некоторые отказались. Иногда герцог миловал вторых и нападал на первых — просто ради развлечения. Однажды он даже развязал войну между несколькими мирами и помогал обеим сторонам в их противоборстве друг с другом. На первых порах это было интересно. А потом ему стало скучно, как и всегда, и в порыве раздражения он уничтожил обе стороны.

— Кажется, я начинаю страдать от недостатка стоящих оппонентов, — герцог перевел взгляд на Мирту. — Где все эти хитроумные владыки космоса и коварные вожаки корсаров, что были во времена моей юности? Я же совершенно точно не убил их всех.

— Какой вы ненасытный, — откликнулась Мирта.

— Да, пожалуй, есть за мной такой грешок. — его улыбка погасла, и лицо приняло привычное скучающее выражение. В Коммораге, при всех его ограничениях, по крайней мере, никогда не было скучно. Противников было хоть отбавляй, пока, наконец, не настал тот момент, когда герцогу невозможно стало оставаться в городе дольше. Возможно, ему стоит вернуться, освежиться в глубоких водах Темного города. Или нет, еще лучше будет, если он заставит их самих прийти за ним. Да. Изумительно.

— Приближается зимнее солнцестояние, я полагаю, — проговорил он, болтая остатками напитка в кубке.

— Вы ошибаетесь, — ответила Митра. В ее голосе слышалась покорность.

Слиск не обратил на нее внимания. Он повел рукой, прорисовывая линии пути сквозь звездную карту, ища что-нибудь интересное. Но ничего не привлекло его взгляда. Сотни однообразных миров, пригодных лишь для уничтожения.

— Я уже очень давно не бывал на празднике зимнего солнцестояния.

— Это так.

Слиск улыбнулся и сделал еще один глоток. Химикаты наполнили его вены. Мир по краям приобрел приятные оттенки, и герцог почувствовал вкус музыки, поднимающейся с нижних ярусов сада наслаждений.

— Нам стоит устроить вечеринку. Скромную вечеринку — всего лишь несколько приглашенных, и никого из тех, кто пытался убить меня в последнее время. — герцог задумчиво нахмурился, пытаясь вспомнить хотя бы одно подходящее имя.

— Будет ли это мудрым решением, милорд? — раздался новый голос, похожий на скрежет металла по камню. — За вашу голову все еще обещана награда.

Слиск отставил кубок. Один из его самых последних гостей как раз стоял неподалеку, разглядывая заросли бледных цветов, оплетавших ближайшую статую. Крылатая, бронированная фигура, изображающая ненавистный образ, досталась герцогу на одном из маленьких унылых мирков мон-кеи. Что эта фигура изображала и кем она была, мужчиной или женщиной, Слиск сказать не мог. В любом случае, она была омерзительной, даже будучи покрытой мясистыми цветами.

— И что же тебе известно об этом, Джинкар?

— Только что, что я слышал, милорд герцог, — гемункул был скрюченным, перекривленным существом, высоким, но сгорбленным, с длинными руками и вытянутой шеей. Его лицо — вернее, то, что служило ему лицом, было куском бледной, без единого пятнышка кожи, неестественно туго натянутым на конструкцию из проводов и крючков. Еще одна порция проводов проходила сквозь голую плоть его щек и бровей, проводя электрические импульсы из конструкции в дряблые лицевые мышцы.

Как и Слиск, Джинкар был добровольным изгнанником из Комморага. Он никогда не рассказывал, почему решился покинуть владения своих собратьев, алхимиков—мучителей, а герцог не интересовался его причинами настолько, чтобы расспрашивать. Какие бы грехи не тяготили гемункула, он был достаточно полезен, чтобы иметь его на службе. К тому же Джинкар оказался неплохим помощником — он контролировал население садов наслаждений всеми способами, порой удивительно восхитительными.

— Так что же ты об этом слышал, кривобокий?

— Что правящие верхи вас не любят, — с умилительной серьезностью ответил Джинкар. Мирта усмехнулась.

— Скажи мне что-нибудь такое, чего я еще не знаю, — засмеялся герцог. — Что это будет за жизнь, если в ней не будет опасностей?

— Долгая, милорд, — улыбнулся Джинкар и подцепил тонким пальцем мясистый цветок. Откуда-то из глубины бледных зарослей раздался тонкий крик.

— Они такие хрупкие, — пробормотал Джинкар, убирая палец, испачканный чем-то, похожим на кровь. — Лучшие произведения искусства всегда такие. Лишь глядя на конечное, можно понять, что есть бесконечное, — гемункул слизнул смоляную жидкость с пальцев и обернулся: — Согласны, милорд?

— Предпочитаю что-нибудь цветное, — откликнулся Слиск. — Между прочим, твои цветы не дают мне уснуть своей постоянной дрожью. Для борьбы со сном у меня есть стимуляторы. Меня не надо встречать оркестром каждый раз, когда вхожу в сады. — Он раздраженно махнул рукой. — Сожги их.

Джинкар помрачнел.

— Мне понадобились годы, чтобы вывести их. Я обшарил сотни миров, чтобы найти нужные генетические последовательности.

— «Лишь глядя на конечное…», помнишь? — улыбнулся Слиск. — Сожги их.

Он забросил ноги на столешницу и расслабленно откинул голову.

— Сделай для меня что-нибудь новенькое, плетельщик плоти. Мой разум загнивает посреди этих бледных лоз. Лучше вырасти мне лес из костей или скульптуры из живого стекла. Хоть что-нибудь, что разгонит эту смертельную скуку, — герцог лениво повел рукой. — Что-нибудь, что впечатлит моих гостей.

Гемункул на мгновение замер.

— Гостей?

— На моей вечеринке.

— А как же награда за голову?

— Думаю, некоторые из них попытаются получить ее, конечно. Уверен, это будет довольно весело. — Слиск выпрямился и через мгновение уже был на ногах. Он был быстр, быстрее чем мог бы мечтать стать любой кривобокий плетельщик плоти. Джинкар шагнул назад, в заросли цветов, тут же заверещавших. Их побеги нежно оглаживали его серую плоть. Слиск подался вперед, нависая над ним с лисьей ухмылкой на бледном лице.

— Весь Коммораг будет говорить об этом. Праздник в честь зимнего солнцестояния, сделанный столь изысканно, что последующие поколения будут грызть локти от зависти к тем, кому довелось там побывать. — Герцог умолк на мгновение. — Нет. Нет, это будет кое-что получше праздника. Охота, я думаю. Да, охота в честь зимнего солнцестояния.

— Но солнцестояние еще не наступило, — осторожно заметил Джинкар.

— Если я сказал, что наступило, значит, наступило, — мягко ответил герцог, и похлопал гемункула по дряблой щеке. — Мне понадобятся достойные украшения, друг мой.

Он протянул руку за спину Джинкара и сгреб пригоршню бледных цветов. Те завизжали в агонии, когда он выдрал их с корнем и раздавил в подрагивающую лепешку.

— Мне нужно что-нибудь более прочное, чем это. — Слиск вытер испачканную руку об одежды Джинкара. — Так что лучше берись-ка за работу. У тебя не так много времени.

Джинкар поспешил в свои покои, скрытые глубоко внутри садов наслаждений.

Его лаборатория была хорошо спрятана в шипастых зарослях из кровавого металла. Распыляемые феромоны отпугивали от нее самых любопытных зверей, а выбракованные Джинкаром существа не давали пройти двуногим посетителям. Лаборатория была открытым местом, окруженным переплетенными корнями и лозами, накрытым слоем искусственно выращенной плоти. Сеть капилляров, пронизывающая эту плоть, запульсировала в немом приветствии, когда Джинкар вошел. Он погладил ее, и та затрепетала под его рукой. Нервные окончания в слое мяса были особенно чувствительными, и реагировали на нежнейшее касание так, словно их касался острый нож.

Плоть шелестела в изысканной агонии, и какое-то время Джинкар упивался ею. Ее мучения подпитывали его, придавая его иссохшей оболочке сил для того, чтобы оставаться в боевой форме. Впрочем, не то, чтобы ему приходилось прикладывать для этого много усилий, когда у него был другой вариант. Он просто больше предпочитал проливать кровь тогда, когда мог полностью контролировать ситуацию.

В центре залы, прячась среди залежей сморщенного мяса, росло дерево. Не настоящее дерево — росток из металла и мяса, один из тех техно-органических саженцев. Теперь оно вытянулось вверх, раскинувшись над берлогой Джинкара. Его перевитые корни и ветви расползлись по полу и дотягивались до каждого уголка садов наслаждений. Фотонные экраны торчали из его ствола, как пузыри стекла, и на них Джинкар мог видеть каждый ярус садов одновременно. Похоже, скоро дерево прорастет за пределы тессеракта и заполнит собой остальной корабль — если Джинкар будет осторожным, а Слиск окажется и в самом деле настолько ненаблюдательным, каким кажется.

Гемункул скривился. Ничто на самом деле не то, чем кажется. Он это хорошо выучил — по крайней мере, у своих старых хозяев из Сглаза, прежде чем они так бессердечно отвернулись от него и вынудили стать скитальцем. Джинкар уже очень давно понял, что он не был создан для таких невзгод. Очень немногие гемункулы для этого годились. Они были существами разума, теорий и вычислений. Когда Джинкар старался завоевать расположение Слиска, он надеялся, что это откроет ему путь к лучшей жизни. А вместо этого его невзгоды лишь удвоились.

— Герцог ненасытен, — проговорил гемункул, — его требования новых разработок выходят за рамки возможного. Будь мы в Коммораге, можно было бы найти баланс, но здесь — вот так — нет. Это невыносимо. — он уставился на фотонные экраны в надежде, что на него снизойдет вдохновение. Отбракованные создания вокруг него молча выполняли свою работу.

Перекривленные существа были всем, что осталось от команды корсаров, перешедших дорогу Слиску. По приказу герцога они были переделаны в живые пыточные инструменты. Вечернее развлечение, которое стало испытанием на прочность для терпения Джинкара. После того, как Слиск получил свою порцию веселья, он великодушно позволил гемункулу оставить новых питомцев себе.

Обычно такие существа были добровольцами, отдающими свои ничтожные жизни в обмен на путь к освобождению такого врага, как рутина обыденности. Эти же, куда сильнее сопротивляющиеся, потребовали более продуманных методов укрощения. Каждый из них теперь был частью одного целого — их разумы были подчинены единой нейросети, основанной на паттернах собственного мозга Джинкара.

Гемункул машинально коснулся угловатого корпуса маленького нейро-излучателя, вмонтированного в череп. Сигнал, который он транслировал, управлял отбракованными так же, как и остальными его творениями, куда более смертоносными. Это позволило ему не только упростить выполнение технических задач, но и сократить количество попыток убийства, которые ему приходилось терпеть. Он давно понял, что безопасность — в количестве, пока это количество равно единице, и эта единица — он сам.

— Я не могу работать в полную силу в таких условиях, — заявил Джинкар. Отбракованные сочувственно забормотали, повинуясь его мысленному приказу. Отсутствие свободы воли превращало их в замечательно благодарную аудиторию. Лучше того — они все прекрасно понимали, что с ними было сделано, и их молчаливые страдания были изумительными. Куда более удовлетворяющими, чем грубые усилия Слиска.

Сады наслаждений на экранах ожили. Потоки искусственного света обрушились сквозь своды джунглей, и дремлющие монстры проснулись. Циклы внутри тессеракта зависели от настроения Слиска, день и ночь сменяли друг друга, повинуясь его малейшему капризу. Скоро он устроит свою утреннюю охоту, ища повод раззадорить свою жажду кровопролития.

Помимо всего прочего в обязанности Джинкара входил подбор подходящих охотничьих угодий для развлечений Слиска. Гемункул жестом вызвал свободно вращающуюся гололитическую карту системы. Из тех, что он уже изучил, ни одна не выглядела способной привлечь интерес его патрона. При выборе Джинкар больше обращал внимание на богатство определенных генетических маркеров среди местных видов, образцы которых он сильнее всего желал получить для работы.

Но Слиск такими прозаическими вещами не интересовался. Он во многом напоминал Джинкару тех чокнутых эстетов, которые населял его собственный ковен. Члены Сглаза были широко известны своей тягой к театральности. Они упивались аплодисментами так же, как и агонией. Их рейды в реальный космос были феерическими представлениями, часто поражавшими своим размахом.

Дилетанты они все. Их искусство было незрелым и поверхностным, лишенным хоть каких-то отголосков конкретной темы или злободневности. Будущие эпикурейцы, утопающие в посредственности. В одной фаланге пальца у Джинкара было больше таланта, чем во всем населении Сглаза. Вот почему они выгнали его, конечно же. Они боялись истинности его искусства.

И вот, где он теперь, вынужденный подчиняться капризам безумного гедониста.

Джинкар вздохнул и продолжил просматривать гололитическую карту. Где-то здесь должен быть подходящий мир. Джинкар найдет его, и тогда Слиск обрушит свои причуды на его население. Если Джинкару повезет, то ему даже позволят забрать сырые материалы из того, что останется.

Один из миров привлек взгляд гемункула. Он одиноко располагался на внешнем краю карты. Неподалеку были другие, меньшие миры, но этот все равно стоял особняком. Джинкар увеличил масштабы карты, изучая сводки, которые окружили объект его интереса.

Гемункул улыбнулся.

Глава IV. ХЕЛЬХАНТ

641.M41

Серые силуэты пробирались по скалам ко льдам, раскинувшимся внизу. Поднявшийся вой эхом откликался в залах Ярлхейма.

Это был сезон чудовищ, сезон змеев, драконов и кракенов. Это было время Хельхант, Охоты Хель, и ни один воин, будь то Кровавый Коготь, Серый Охотник или Длинный Клык, не желал оставаться в стороне. Когда Хельвинтер достигал зенита, из тьмы мира восставали монстры. И воины Своры жадно устремлялись в глубины Подклычья, чтобы встретить их.

Отыскав подходящее место, Лукас оглядел льды. Подклычье простиралось на невероятные расстояния, не поддающиеся измерению даже авгурами его брони. Противоречивые сводки заполняли внутренний дисплей его шлема, пока его доспех пытался точно оценить окружающую обстановку. Лукас раздраженно моргнул, отключая сводки. Авгуры не сообщали ему ничего, что он бы уже не знал.

Каким бы большим не был Этт, как высоко бы не тянулись его пики, его глубины были еще огромнее. Корни вольда гамаррки питались соками самого ядра планеты. Целые царства сплетались в этих корнях, явственные и нерушимые.

А самым величайшим из них было Полночное море.

По другую сторону от Лукаса десятки стай медленно пробирались вперед, осторожно спускаясь по каменным склонам в простирающуюся внизу темноту. Лукас не спешил, хотя он отчетливо чувствовал раздражение Кровавых Когтей, устроившихся на земле вокруг него. Лукас усмехнулся. Им не повредит лишний урок. Хороший охотник — терпеливый охотник.

Поверхность Полночного Моря, окруженную зубчатыми скалами, покрывали пласты утолщавшегося льда. Гигантские металлические башни, поднимающиеся из бескрайней черноты, были рукотворными капиллярами, проводившими раскаленные камни и магму из мантии Фенриса для подогрева этих чудовищно холодных вод. Лед превращался в воду, и от магмопроводов поднимался пар, едва ли не такой же плотный, как окружающие камни. Гряды торосов и гребни замерзшей воды простирались насколько хватало глаз. Ледяная пустыня, раскинувшаяся под небом, заполненная сталактитами, была крышей мира, утробой монстра.

В этом месте Лукас ощущал на загривке дыхание Моркаи так ярко, как нигде больше. Это было место, где сыны Русса превращались лишь в очередное звено в пищевой цепочке. Конечно это был урок, который должны были выучить все хорошие охотники — всегда есть кто-то, кто больше и голоднее тебя, дожидающийся подходящего момента. Не только здесь. Везде. Даже в Море Звезд обитали чудовища, и встречались миры, еще более дикие, чем Фенрис.

Лукас улыбнулся и провел пальцами по царапинам по серой поверхности брони. Он мог рассказать историю каждой из них, если бы его спросили. Он своими руками вырезал тотемы, впаянные в керамитовую поверхность, и собрал целую коллекцию волчьих хвостов, которые теперь висели на его поясе и даже на наплечниках. Лукас и его доспех были единым целым, массивные волчьи когти были продолжением их обоих. Лукас растопырил когти, глядя, как искры крионической энергии скачут по их лезвиям. Помимо когтей, на бедре Лукаса был закреплен болт-пистолет, и это было единственное, чего он не терпел. Помимо скуки, конечно. При мысли об этом Лукас нахмурился.

Впрочем, как раз в этом он был не одинок — многие ярлы старались не оказаться запертыми на Фенрисе на весь Хельвинтер. А когда им это не удавалось, им приходилось искать способы занять чем-то своих недовольных бойцов. Не имея возможности убивать, сыны Русса начинали беситься. Охота на драконов и кракенов у подножия горы была отличным способом убить время, и куда более эффективной тренировкой чем те, что могли предложить спарринговые залы.

Это занятие не давало затупиться клинкам и мозгам, хотя и обходилось в несколько жизней. Впрочем, что бы это была за охота, не будь в ней хоть какой-нибудь опасности? Опасность усмиряла бурлящую кровь и охлаждала дурные головы. Кровопролитие, как и смех, были выпускным клапаном для Своры — способом утихомирить бешено колотящиеся сердца.

В ухе неожиданно раздался резкий треск. Лукас постучал пальцем по шлему и повернулся к крупному Кровавому Когтю, стоящему у него за спиной.

— Перестань, Кадир. Просто скажи то, что хочешь сказать.

— Мне казалось, я сказал.

— Да не по воксу, щенок. Ты же сам знаешь, что бури уничтожили сеть наземных коммуникаций неделю назад.

Внутренние коммуникации если и работали, то с большими перебоями, и даже астропаты ордена обнаружили, что их волшба требует куда больших усилий.

— Ну, что такое? — спросил Лукас, — Ты что-то увидел?

— Нам скучно.

— Кому это «нам»? — насмешливо уточнил Лукас.

Кадир махнул рукой на Дага и Аки, присевших на своих местах. В отличие от Кадира, на них обоих не было шлемов.

— Предполагалось, что мы будем охотиться на чудовищ, — проворчал Аки. — Я скоро мхом покроюсь, если буду дальше тут сидеть, — он выразительно стукнул кулаком по нагруднику.

— Сидение на месте — это часть охоты, — ответил Лукас, отворачиваясь.

— Кто бы говорил.

Лукас засмеялся.

— Ну, по крайней мере, это уж получше выжимания вчерашнего мьода из моей бороды. Но если тебе скучно, можешь пойти погулять где-нибудь.

— Наверное, я так и сделаю, — Аки поморщился, но не двинулся с места. Лукас покачал головой, но скорее весело, чем раздраженно. Из всех Кровавых Когтей, ходивших под началом у Лютокровых, стая Кадира была его любимой. Эти щенки были смутьянами и паршивцами. И из них получились прекрасные ученики, после той взбучки, которую устроил им Лукас. Их мышление еще не закостенело и не утонуло в обрядах и традициях. О тех, кто обитал внутри горы, можно было сказать много хорошего, однако их жизнь, без сомнения, приводила к некоторой узости взглядов.

Он многому научил их за месяцы, которые провел с их Великой ротой, и за это время сам узнал их как следует. Кадир был их лидером, просто потому что никто другой еще не потрудился оспорить это, к тому же он был самым умным из них. Аки бы рано или поздно бросил ему вызов — в его утробе полыхал огонь. Хальвар и Даг были рождены подчиняться, и прицепились бы к любой стае, в которую им бы довелось попасть.

А еще в этой стае был Эйнар.

Лукас бросил короткий взгляд на Кровавого Когтя, устроившегося рядом с Хальваром. К счастью, оба они находились с подветренной стороны. Тело Эйнара напоминало бочонок, с одинаково крупными руками и ногами. Его бег больше напоминал быстрый топот, и ему не хватало ловкости по сравнению с остальными братьями. Впрочем, скорость ему и не требовалась — огнемета, который он сжимал в руках, было вполне достаточно. Огнемет был сделан в виде горного дракона, с дулом, зажатым в пасти. Полугибкий шланг питания в виде чешуйчатого хвоста тянулся с тяжелой канистрой с прометием, прицепленной к силовому ранцу Эйнара. Дополнительные канистры висели на его груди и бедрах, и вонь разлитого топлива сопровождала его всюду, куда бы он не шел.

Лукас оглянулся на Аки, указав на Эйнара.

— Эйнар, вон, не возражает против того, чтобы посидеть на месте.

Аки нахмурился.

— Даже если бы он и возражал, как бы ты узнал об этом?

Эйнар практически не разговаривал. В той первой драке, когда Лукас присоединился к стае, он тоже не принимал участия. То ли был поумнее остальных, то ли ему попросту было наплевать. Лукас до сих пор пытался понять, какой из вариантов верный.

Прежде, чем Лукас успел ответить, скалы содрогнулись от воя.

— Ну что, щенки, — проговорил Лукас, осторожно вставая на ноги, — вот ваше желание и исполнилось. Наш ярл зовет нас.

Лютокровый спускался по склону в сопровождении своих Волчьих гвардейцев. Лай хускарлов, загоняющих добычу, тонул в бескрайних просторах пещер, и те палили из любого оружия и выворачивали громкость вокс-систем до запредельной громкости, чтобы усилить его.

— Может быть, мы наконец-то увидим хоть какую-то кровь, — прорычал Аки.

— Смотри, как бы она не оказалась твоей собственной. — Лукас легко спрыгнул с насиженного места. Камни захрустели под его ногами, когда он проехал по склону к самой кромке льда. Аки и остальные Когти с воем последовали за ним. Их спуск таким изящным не получился. Даг так и вовсе проехал последние несколько метров на спине, и долетел до остальных в облаке ледышек и камешков. Его товарищи зашлись хохотом и подняли его на ноги.

Видеотрансляция перед глазами Лукаса наполнилась идент-рунами. Побережье кишело серыми силуэтами. Десятки стай, рекруты вместе со серошкурыми, нетерпеливо шагали к точке сбора. Даже сквозь фильтры доспеха Лукас ощутил, как в воздухе разлилось предвкушение убийства. Завизжали цепные мечи, беспорядочно зарявкали болт-пистолеты, по мере того, как их владельцы поддавались растущему возбуждению.

Лютокровый пробирался через толпу, возвышаясь над остальными. Его тяжелый доспех был покрыт тотемами и рунами там, где его не покрывала гарь. Символ Огненного Волка ярко выделялся на одном из его наплечников. Плотные шкуры, покрытые пеплом и кровавыми отметинами, свисали с его плеч. Шлема на Кьярле не было.

Лукас заметил, каким тоном ярл говорил с некоторыми воинами, обращаясь к ним по имени, удостаивая их похвалы, когда он проходил мимо. Порой Лютокровый бывал достаточно хитрым, и раздавал свои милости так, чтобы они приносили ему как можно больше выгоды.

Иерархия в рядах Влка Фенрика была куда более гибкой, чем некоторым хотелось бы думать. Она то усиливалась, то ослабевала, подчиняясь прихотям членов стаи. Мудрый вожак собирал своих воинов в единое целое и вылеплял из них то, что ему требовалось.

Кьярл Лютокровый вышел на лед и повернулся лицом к стаям. Он поднял руки, призывая всех к молчанию. Его хускарлы забили кулаками по нагрудникам, затопали по толстому льду, и глухой ритмичный стук заставил замолкнуть тех, кто не отличался почтительностью.

— О да, замечательно, он готовится произнести речь, — пробормотал Лукас, — вот это прямо то, чего в этой охоте не хватало.

Щенки за его спиной захихикали.

Лютокровый запрокинул голову и демонстративно принюхался.

— Чувствуете этот запах? — проревел он, его голос походил на раскаты грома даже без помощи вокс-усилителя. — Ихор драконов, дерьмо троллей! В этих скалах бродят полчища монстров, и все они сейчас спрятались, дожидаясь, пока мы вытащим их из пещер! Они слышат, что мы идем, братья! Они чуют, что ветер принес им запах смерти!

В ответ на это собравшиеся воины разразились дружным воем. Сабатоны топали по льду, кулаки били по нагрудникам. Лютокровый бешено расхохотался.

— Но не ради одних лишь драконов и троллей я спустился сюда! — прорычал он. — Я не таков, как Красная Пасть и другие. В этих замерзших водах есть добыча покрупнее! — он обвел льды массивным клинком, который сжимал в руке. — В прошлый Хельвинтер Громовый Кулак голыми руками вытащил из этих льдов кракена размером с драккар. Его шипы до сих пор висят в наших залах трофеев, а ублюдок Берек хвалится этим при каждом удобном случае!

Эти слова были встречены криками и насмешливым свистом. Лютокровый закинул клинок на плечо.

— Я бы добыл себе равный повод для хвастовства — а то бы и еще получше! Так идите же, братья, идите и отыщите кракена, которого я убью!

Отряды, покрывавшие скалы, снова разразились громким воем. Лукас посмотрел на Аки и остальных.

— Вы слышали, что сказал ярл, щенки? Давайте-ка выполним его поручение, чтобы он смог заслужить добрую славу.

Не дожидаясь ответа, Лукас развернулся и устремился сквозь льды.

Над замерзшей поверхностью моря поднимался бледный туман, плотный и пахнущий застоявшейся водой. Он глушил звуки так же, как и снижал видимость. Единственным шумом был треск тонкого слоя наморози, покрывавшего плотные льдины, хрустящего под ногами Кровавых Когтей.

Перепады температур сбивали с толку сенсоры доспехов. Идент-руны блекли и моргали, то появляясь в поле зрения, то исчезая, по мере того, как стаи рассеивались среди льдов.

Туман и помехи скоро скрыли от Лукаса остальные стаи. Это было и к лучшему — нет никакой нужды делиться с ними добычей, стая Лукаса и сама прекрасно справится с этим.

Лукас старался не упускать из виду Аки и остальных. В этой охоте удручающе легко потерять кого-то из них. Лед и сам по себе был довольно опасным, но пещеры, возвышающиеся словно крепостные стены на дальних побережьях, были постоянным искусом для жаждущих славы молодых воинов.

— Будьте начеку, — велел Лукас, — здесь бродят тролли, а вместе с ними и кое-кто похуже.

— А я бы хотел убить тролля, — откликнулся Аки.

— Тролли выше дредноутов, и вдобавок еще и злее, — ответил Лукас, — они используют целые ели как дубины, а их зубы способны прожевать керамит.

— Это еще один повод, чтобы убить тролля, — огрызнулся Аки и оглянулся на пещеры. — «Аки Троллья Смерть» — неплохое имя, а?

— Уж куда лучше, чем «Аки Троллье Дерьмо», которым ты станешь, если попробуешь на них поохотиться, — Лукас пихнул его локтем в бок. — К тому же, мы охотимся на кракена, не забыл? — он заметил блик у себя под ногами и хохотнул. — Ну или кракен охотится на нас. Обнажайте клыки, щенята, мы напали на его след, — он указал на лед.

Под ним, едва различимые во мраке, вспыхивали кобальтово-серые росчерки, похожие на молнии. Лукас опустился на колени, прижав ладонь к поверхности льда, чувствуя холодок даже сквозь латную перчатку.

Холод в Подклычье мог высосать жизненные силы из смертного без аугментики и защиты за какие-нибудь несколько мгновений. Для космического десантника этот холод был неприятным, но терпимым. А для кракена он был идеальным. Эти твари прекрасно себя чувствовали на холоде, спокойно перенося температуры, которые могли бы превратить в ледышку космический корабль. Они поднимались на поверхность по каким-то одним им известным причинам, чаще всего — во время Хельвинтера.

Лукас подозревал, что кракены просто искали спасения от чего-то большего и более голодного, что вылезало из глубин из-за постоянных тектонических сдвигов, происходящих в это время.

— Что ты делаешь? — спросил Даг, заинтересованно склонив голову. Из всей стаи он был самым любопытным, больше других готовым учиться. Лукас поднял глаза.

— Слушаю. Давай, положи руку на лед. Эй, вы все, подойдите поближе, этот урок вам пригодится, и не только на этой планете.

Даг сделал то, что велел Лукас, и его глаза округлились.

— Лед вибрирует.

Лукас усмехнулся.

— Это потому, что под ним что-то движется. Поднимается прямо к поверхности, — он огляделся по сторонам. — После такого долго пути оно будет голодным. Обычно кракены питаются троллями и драконами, гнездящимися в морских пещерах, но иногда вам может встретиться более сообразительный экземпляр, который может залезть по магмопроводам в служебные залы. Таких лучше убивать, пока они не забрались так далеко. Готов поспорить, что на самом деле Лютокровый привел нас сюда именно для этого. Хитрая старая бестия.

— Так это мы, получается, с вредителями боремся? — фыркнул Аки. — И что славного в такой охоте?

— А у тебя что, есть дела поважнее? — поинтересовался Лукас.

В его душе зашевелилось подозрение. Он не слышал ни звучного воя триумфа, ни рева болтеров от ближайших стай.

Кадир наклонился к нему.

— Мы первые, да? — нетерпеливо спросил он. Лукас кивнул, и Кадир оскалил зубы.

— Значит, наша добыча — первая? — он едва не начал истекать слюной от этой мысли.

— Мы еще никого не убили, — проговорил Лукас и встал на ноги. В ноздри ударил резкий запах и на секунду ему показалось, что кракен был ближе, чем он думал. Но это оказался всего лишь Хальвар. Кровавый Коготь пах настолько отвратительно, что Лукас задумался, как остальные умудряются сражаться с ним бок о бок.

— Вот туда отойди, — велел Лукас, помахав рукой.

Хальвар подчинился приказу, настороженно оглядываясь.

— Мне приснилось, что вокруг меня шесть раз облетела птица-падальщик, — громко сказал он, — как вы думаете, что это означает?

— Что тебе надо мыться чаще, чем раз в сотню циклов, и использовать при этом что-нибудь кроме медвежьего молока и прогорклого жира, — ответил Аки. — Отойди подальше, а то у меня глаза слезятся.

— Я купался в медвежьем молоке с тех пор, как был щенком, — возразил Хальвар. — Это выгоняет из кожных пор злых духов, — он оглядел себя. — А мои поры очень восприимчивы ко злу.

— А, так вот что это за запах? — спросил Лукас, помотав головой. — А я-то думал, что у тебя в доспехе что-то сдохло…

— Разве что его репутация, — засмеялся Даг. — Может быть, кракен утащит тебя под воду и заставит искупаться. — он шутливо пихнул товарища, и Хальвар обернулся, презрительно фыркнув.

— Я буду надеяться, что он утащит тебя, Даг. Хотя, пожалуй, ты бедному чудовищу на один укус будешь.

Даг вспыхнул. Он зарычал, но наброситься на Хальвара не успел — Эйнар вклинился между ними. Могучий огнеметчик с непринужденной легкостью пихнул уступавших ему ростом товарищей в стороны. Его шлем был обмазан копотью, из серого став черным.

— Жарим? — спросил Эйнар. Алые линзы его визора полыхнули, когда он поднял огнемет.

— Пока нет, — Лукас похлопал его по спине, и оглянулся на остальных. — Кто-нибудь из-за вас раньше охотился на кракена?

Не услышав утвердительного ответа хоть от кого-нибудь, Лукас усмехнулся.

— Чему они вас только учат?

— Как быть воинами Своры, — ответил Даг.

— И как вы собираетесь стать настоящими воинами, если вы никогда не охотились на кракенов? — Лукас отцепил с пояса гранату. — Мы должны заставить его подняться к поверхности. Эйнар, растопи лед, чтобы он стал рыхлым. Остальным — делать как я.

— Гранаты? — переспросил Даг. — Так от него же при этом ничего не останется. Что, нашими трофеями будут обрывки и обрезки?

Лукас подкинул гранату на ладони.

— Ударную волну поглотит вода, но звук разойдется на много лиг. Кракены охотятся по звуку так же, как и по запаху. Мы должны быть уверены, что его крохотные глазки уставятся на нас, — Лукас помрачнел, когда вдалеке раздался вой множества голосов. —Особенно если учесть, что остальные, похоже, тоже учуяли его запах. Эйнар! — позвал он, нажимая на активационную руну гранаты.

Языки пламени хлынули на лед, истончая его. Кое-где открылись трещины, правда, куски льда готовы были вот-вот смерзнуться обратно.

— Гранаты! — рявкнул Лукас.

Фраг-гранаты полетели в свежераскрывшиеся трещины. В некоторые они угодили перед самым закрытием. Лед содрогнулся под ногами десантников, когда сквозь него пробилось глухое эхо взрывов.

— Запомните — мы должны выманить его на лед. Не давайте ему удрать.

— Не думаю, что с этим будут проблемы, — проговорил Кадир, глядя на лед. Лукас опустил глаза.

Там, подо льдами, что-то двигалось. Что-то очень голодное. Лукасу показалось, что он разглядел жадно раскрытую пасть, полную острых зубов, а затем лед треснул и разлетелся на куски, когда что-то ударило по нему изнутри, словно мощный гейзер. Поверхность содрогнулась, и сервоприводы доспеха Лукаса взвыли, компенсируя внезапную нестабильность земли под ногами.

Лед вздыбился, под ногами Лукаса пошли трещины, становясь все шире. Воздух наполнился ревом, похожим на шум двигателя, студеная вода фонтаном взметнулась вверх, а следом за ней показалось влажно блестящее щупальце.

Оно было черным и лоснящимся, а его бледная внутренняя сторона была усеяна колючими присосками. Щупальце метнулось к Кадиру, со свистом рассекая воздух. Юный воин бросился было прочь, но щупальце обвилось вокруг него и сжалось, потащив свою добычу к полынье во льду. Кадир выл, распахивая землю пальцами, и дергался, пытаясь высвободиться.

Лукас отрубил щупальце, и его окатило ихором. Он резко поднял Кровавого Когтя на ноги.

— Назад! — рыкнул он. — Отойдите назад, все вы!

Его предупреждение опоздало — несколько новых щупалец пробились сквозь льды и теперь шарили в поисках добычи. Кракен оказался больше, чем Лукас ожидал. Похоже, один из старых. Кракены жили до тех пор, пока их не убивал кто-то другой, кто был больше и злее. Некоторые из них вырастали аж с целую гору, по крайней мере, так Лукас слышал. Доставшийся ему кракен был явно побольше чем тот, которым вечно похвалялся Громовый Кулак. Этот был как минимум в два раза крупнее десантно-штурмового корабля.

Загрохотали болт-пистолеты, и боевые кличи наполнили воздух, когда Аки и остальные присоединились к развлечению.

— Будьте осторожны! — крикнул Лукас, отрубая конец еще одного щупальца, и выругался, когда Дага сбило с ног ударом длинной конечности, вынудив его растянуться на земле. — Вот кому я это только что сказал?!

Щупальце обрушилось вниз, ударяя по Кровавому Когтю с сокрушительной силой, и лед под ним раскололся. Даг скрылся в фонтане воды. Лукас пригнулся, подныривая под извивающиеся щупальца, и бросился к расширяющейся трещине. Щупальца шарили по ней, словно пытаясь что-то ухватить. Лукас надеялся, что это значило, что Кровавый Коготь все еще жив.

Вытащив на бегу плазма-пистолет, Лукас выпустил сияющий заряд в лед перед собой. Лед мигом растаял, выпустив столб пара, и спустя мгновение Лукас нырнул в воду как выпущенный из пистолета болт.

Его доспех мигом покрылся наледью, и он почувствовал, как мгновенно сработали внутренние температурные регуляторы. Маневровые двигатели, обычно предназначавшиеся для пустотных боев, выпустили небольшое количество сжатого воздуха из потайных портов, не давая ему опускаться слишком быстро.

Лукас активировал фонари, разгоняя мрак.

Вокруг него колыхались заросли извивающихся щупалец, и вода помутнела от ихора, когда он рассек их когтями. Щупальца били по нему, и их зубцы оставляли трещины на его доспехе. Сквозь сплошную массу извивающихся конечностей Лукас разглядел самого кракена. Острый клюв чудовища был в три раза больше смертного человека, а его выпученные глаза горели, словно подернутые пленкой звезды. Его сегментчатый панцирь желтоватого оттенка был покрыт рваными отметинами синего и зеленого, которые становились темнее по мере того, как близко они располагались к огромной вытянутой голове. Кракен бросился к Лукасу, широко раскрыв челюсти.

Из динамиков шлема раздалось короткое звяканье, сообщающее о том, что его плазма-пистолет перезарядился. Лукас выстрелил. Ледяную воду разрезал сияющий луч жара, и кракен отшатнулся назад. Его визг пробрал Лукаса до костей. Когда тварь отступила, Лукас заметил Дага, безжизненно погружавшегося в темную глубину вод, и тонкую струйку крови, тянущуюся от его груди. Маневровые двигатели Кровавого Когтя, похоже, были повреждения, и когда мечущиеся щупальца перестали баламутить воду, позволяя ему держаться на плаву, Даг начал медленно опускаться вниз, в темноту.

Лукас вернул пистолет в крепление и поплыл вниз. По краям дисплея его шлема сверкали помехи, а сквозь клапаны в доспех пробирался холод. Где-то у самых пределов освещенного фонарями пространства Лукас уловил движение — что-то огромное шевелилось в темноте. Еще один кракен, похоже, поднимался к поверхности. Лукас улавливал вибрацию от взрывающихся где-то наверху гранат, которые кидали в воду другие стаи, и от разламывающегося льда.

Даг едва не ускользнул в темноту окончательно, когда Лукас сумел ухватиться за выпускной клапан его силового ранца. Таща за собой Кровавого Когтя, висящего мертвым грузом, Лукас устремился к поверхности. Перед его глазами моргнули предупреждающие руны. Кракен поднимался следом за ними, преследуя свою добычу. Лукас ощутил, как взбаламученная кракеном вода резко поднимает их вверх. Они с Дагом врезались в лед, раскалывая его, и взлетели в воздух, поднятые ударной волной от поднимающегося монстра. Спустя мгновение они рухнули на лед.

Визуальный дисплей шлема Лукаса бешено заморгал, когда кракен выскочил из воды следом за ними. Он щелкнул изогнутым клювом, раздраженный тем, что добыча ускользнула едва ли не из самой пасти. Похоже, кракен не привык к тому, что добыча так отчаянно сопротивляется. Он заверещал, и вокс-системы доспеха Лукаса затрещали, пытаясь снизить громкость звука.

Перекатившись на ноги, Лукас подхватил Дага и потащил его прочь. Кожа Кровавого Когтя была синей — там, где ее не покрывали кристаллики замерзшей крови, — но он был в сознании. Даг хрипел и кашлял, все еще не придя в себя до конца. Костяные крючья на подбрюшье кракена вонзились в трескающийся лед. Перебирая щупальцами, монстр пополз следом за убегавшей добычей.

Лукас увидел, что Кадир и остальные бегут им навстречу.

— Чего вы ждете? — гаркнул он. — Стреляйте в него!

Взревели болт-пистолеты, языки пламени облизнули лед, замедляя погоню.

Кракен заверещал от ярости. Он ринулся к Кровавым Когтям быстрее, чем те ожидали, одним взмахом щупальца отшвырнув прочь Кадира и Аки. Казалось, что у него были целые сотни щупалец, и все они тянулись за Лукасом и Дагом.

Лукас бросил Кровавого Когтя на землю и начал отсекать приставучие конечности, чертыхаясь каждый раз, когда его когти отскакивали от резинящей плоти вместо того, чтобы вонзаться в нее. Неожиданный удар сзади заставил его рухнуть на одно колено. Лукас метнулся вбок, и в то место, где он только стоял, ударило щупальце, разбивая лед. Лукас тяжело поднялся на ноги, сервоприводы его доспеха жалобно заскрипели. Стоило ему выпрямиться, как к нему устремилось очередное щупальце, и Лукас едва успел вскинуть когти, рассекая его на части. Сморгнув заливший глаза ихор, он увидел, как тварь встала на дыбы, и усеивающие ее тушу шипы защелкали, встопорщившись. Кракен был ранен, но не собирался сдаваться.

— Эйнар! — рявкнул Лукас. — Прореди этот лес!

Кровавый Коготь принял стойку и столб пламени вырвался из драконьей пасти его оружия. Он словно языком облизнул несколько щупалец, и те забились отчаяннее. Несколько шматов обгорелого мяса разлетелись в стороны. Кракен завизжал и изо всех сил рванулся к Эйнару, клацая клювом. Тот отступил назад, поливая разъяренного монстра огнем, а Кадир и Аки обрушили на его тушу мощь своих цепных мечей.

Хальвар прикрыл Эйнара, когда у того опустела канистра с прометием. Кровавый Коготь перезарядил огнемет быстрыми, отточенными движениями, пока его брат не давал щупальцам дотянуться до него.

Лукас смотрел на них с одобрением. Они сражались так, как положено стае.

Заметив просвет в щупальцах, Лукас бросился к головоногой громадине. Кадир и Аки расчищали ему путь, отбивая удары щупалец. Кракен тяжело поднялся, и один из его выпученных глаз уставился на Лукаса. Из пасти чудовища вырвался визг, вероятно, бывший вызовом на бой.

Лукас нырнул в сторону, когда одно из щупалец со свистом рассекло воздух прямо над его головой. Он зарычал и обрушил свои волчьи когти на кракена. Лезвия огромной перчатки заискрились сероватым светом, пронзая упругую плоть. Кракен забился в агонии, замахав щупальцами во все стороны. Лукас вырвал из его плоти когти и бросился прочь. Он, конечно, не сомневался, что его доспех выдержит удары чудовищных шипов, но не горел желанием лишний раз это проверять.

Он поднырнул под брюхо кракена, когда тот приподнялся, и рассек его подбрюшье. Черный ихор залил его доспехи, нос и глаза обожгло едкой вонью. Лукас насмешливо оскалился, не обращая на вонь и грязь внимания, и продолжил раздирать плоть кракена когтями. Раз уж ему повезло найти уязвимое место, не стоило его оставлять. Особенно, когда речь идет о кракене. Эти твари редко позволяли себе умереть, и приходилось убеждаться как следует, что твоя добыча действительно сдохла.

Кракен поспешил прочь, его шипы врезались в лед, пока он пробирался к безопасной воде. Он сбил Лукаса с ног, торопясь удрать. Рухнувший Лукас взрыкнул, когда тварь проскользнула мимо него к дырке во льду. Он попытался поймать ее за щупальце, но его когти клацнули в воздухе.

— Не дайте ему уйти обратно в море! — гаркнул Лукас. — Отрежьте его от воды!

Вокруг раздался вой — Кадир и остальные бросились наперерез ускользающему чудовищу. Из тумана им ответил вой других голосов, и очереди оружейного огня не дали кракену рухнуть в воду. Лукас поднялся на ноги, заметив, как сквозь дымку проявляется с полдесятка серых силуэтов, мгновенно окружив членистоногую тварь.

— Скитъя, — сплюнул Лукас, узнав в них Лютокрового и его хускарлов.

Как все хитрые старые хищники, какими они и были, Лютокровый и его товарищи дождались, пока Кровавые Когти ослабят кракена перед тем, как нанести удар. Когда тварь ударила в ответ, негодующе вереща, ярл отхватил щупальце морозным клинком. Его хускарлы держались на почтительном расстоянии, готовые задержать любого Кровавого Когтя, который попытается вмешаться в этот бой. Лукас хмыкнул. Значит, Лютокровый убьет кракена в одиночку. Так оно всегда и было — волки уступали свое убийство вожаку стаи.

Услышав крик, Лукас обернулся и увидел, как Аки бросился к сражающимся. Один из хускарлов отпихнул его.

— Ты свою долю кровопускания уже истратил, щенок, — усмехнувшись, проговорил Волчий гвардеец. — А теперь дай настоящему воину совершить убийство.

— Это наше убийство, — рыкнул Аки, сшибаясь со здоровенным хускарлом. Доспехи старшего воина утяжеляли трофеи и военные отметины, а в руках у него был двуручный топор. Он оттолкнул Аки на шаг назад и громогласно расхохотался. — Тогда тебе стоило пойти и убить это зверюгу, а не играть с ней в догонялки, щенок.

Аки бросился на Волчьего гвардейца и схлопотал сильный удар в голову. Лишившись чувств, он рухнул на лед. Волчий гвардеец перевернул его сапогом.

— А эти щенки куда хрупче тех, что я помню, — сказал он товарищам.

— Потому что ты никогда не умел рассчитывать силу, Хафрек, — проговорил Лукас. Он перешагнул через тело Аки, и Хафрек отступил назад. — Даже когда ты был тупоголовым щенком, ты убивал рабов, когда был пьян.

— Последи за языком, Трикстер, — прорычал Хафрек.

— А иначе что? — Лукас приглашающе развел руками. — Иди сюда, братец, давай поборемся так, как боролись раньше, а? Или твоя память такая же короткая, как и разум, раз ты не помнишь, как здорово я тебя отделывал тогда?

— Я больше не щенок, — настороженно протянул Хафрек.

— Абсолютно верно, — Лукас приблизился к нему еще на шаг. — А это значит, что мне не нужно будет обходиться с тобой помягче.

Несколько долгих мгновений они смотрели друг на друга. Наконец, Хафрек зарычал и отвернулся.

— Проваливай, Трикстер. У меня нет лишнего времени, чтобы тратить его на тебя.

Позади Хафрека Лютокровый добивал пойманную дичь. Искусно сделанное оружие в его руке сверкало бирюзовым светом, оставлявшим след в ледяном воздухе с каждым ударом. Кракен, уже будучи раненым, мало что мог противопоставить такому старому и умелому воину, как Кьярл Лютокровый.

Его клинок вонзился в черный выпученный глаз. Из раны хлынул ихор, и кракен зашелся криком, перешедшим в вой агонии. Более мелкие, похожие на листья щупальца, торчащие возле его челюстей, процарапали шипами доспех Волчьего лорда, когда кракен ударил его головой.

Лютокровый высвободил клинок и запустил свободную руку в открытую рану. Лукас знал, что он собирается делать. Был только один способ убить кракена — добраться до его мозга.

Несмотря на отчаянное сопротивление твари, Лютокровый нашел то, что искал, и вырвал мясистый шмат ганглиев вместе с потоком свернувшейся крови. Кракен конвульсивно дернулся и забился в предсмертных судорогах, разбивая лёд вокруг себя и заставляя нападавших броситься врассыпную.

Ярл подался назад, все еще сжимая в руке мозг. Кракен изогнулся, пытаясь дотянуться до него, широко распахнув клюв, прежде чем он наконец-то рухнул и обмяк, словно порванный воздушный пузырь. На секунду повисла тишина, нарушаемая только треском сдвигавшихся льдин. А затем Лютокровый запрокинул голову и завыл.

Его вой эхом откликнулся со всех сторон, когда стаи услышали его и начали праздновать триумф своего ярла. Хафрек и остальные Волчьи гвардейцы направились к нему, чтобы поздравить.

— Об этой великой победе сложат сагу еще до того, как этот цикл окончится, — проговорил Лукас, поднимая Аки на ноги. — Интересно, упомянет ли он нас в ней?

— Спорим, что нет, — пробурчал Аки, потирая голову.

— Если захочешь, я дам тебе пару очков вперед. Как твоя голова?

— Болит.

— Это хорошо. Может быть, хоть в следующий раз ты не забудешь надеть шлем, — проворчал Лукас.

Несмотря на туман, который все еще покрывал большую часть льдов, он мог рассмотреть столбы дыма, поднимавшиеся над пещерой, и авточувства его шлема улавливали запах жареной плоти кракена. Их убийство было единственным, которое ярл счел пригодным для того, чтобы отбить.

Лукас насмешливо оскалился.

— Отыщи остальных. И поставьте Дага на ноги.

— А ты куда собрался? — Аки поднял на него глаза.

— А я пообщаюсь с нашим ярлом.

Лукас крадучись направился сквозь льды. В его душе кипел не гнев, но облегчение. Лютокровый первым нанес удар. А значит, что бы не случилось дальше, вина будет возложена на него. С той их стычки, которая произошла, когда Лукаса определили в стаю Лютокрового, прошло несколько недель. Все это время ярл старательно выдерживал дистанцию, и Лукас в своих развлечениях ограничивался Кровавыми Когтями. Это было нелегкое, невысказанное вслух перемирие — и все-таки это было перемирие.

И теперь оно было нарушено.

Лютокровый обернулся, когда Лукас протиснулся между двумя хускарлами. Те зарычали, раздраженные такой непочтительностью, но сдержались, повинуясь короткому жесту ярла.

— Можешь не благодарить, Лютокровый.

— За что?

— За кракена, которому мы пустили кровь для тебя, — Лукас примирительно поднял руки, когда Кьярл зарычал. — Нет-нет-нет, не переживай по этому поводу, мой ярл. Для нас было честью удерживать бедное животное, пока ты так храбро загребал себе всю славу за обе щеки.

— Осторожнее, Шакал. Я не смогу переварить всю тарелку твоей глупости.

— Это был их убийство, Лютокровый, — Лукас в упор посмотрел на Кьярла, — они заслужили его.

Он подался вперед, ощущая гнев, которым пылал ярл. Чужая злость билась, словно волна, об его чувства.

— Мы должны доказывать свою собственную состоятельность, — продолжил Лукас. — Мы должны заслуживать собственных саг, чтобы выть их в пасть пустоты. Вот чему нас учат. Своим поступком ты украл начало их саги.

— Будь на твоем месте кто-нибудь другой, я бы устыдился, — после паузы ответил Лютокровый, — но я знаю тебя, Страйфсон. И я знаю, что тебе абсолютно наплевать на подобные вещи. Я записал это убийство на свой счет, и у меня было право это сделать. Для них должно быть честью, что их имена станут частью моей саги.

— Вот уж они обрадуются, когда это услышат.

Лютокровый покачал головой.

— Иногда я задумываюсь, почему волчьи жрецы вообще потрудились отскрести тебя ото льда, брат. Что в тебе разглядел старый Ульрик в тот день?

— Я часто задаю себе тот же вопрос, — ответил Лукас. — Эта гора кишит призраками, которые хотят сделать из нас что-то такое, чем мы не являемся. Придать нам форму, впихнуть в саги и песни скьяльдов. Что касается меня, так я предпочитаю рассказывать свою собственную сагу, а не быть частью чьей-то еще.

— Ты так говоришь о сагах, словно ты свободен от них. А что ты вообще такое, помимо того, что они сделали из тебя? — Лютокровый усмехнулся и ткнул пальцем Лукасу в грудь. Тот нахмурился.

— Шакал, — объявил Кьярл. — Ты знаешь, почему мы так тебя называем?

— Потому что завидуете моим внешним данным?

— Нет. — Ярл смерил Лукаса хмурым взглядом. — Потому что ты напоминаешь нам о наших черных днях и дурных деяниях. Ты никого не слушаешь и не слышишь даже старших командиров. Вместо этого ты плюешь на них. Так же, как и мы некогда делали, прежде чем Русс взял нас в свои руки.

Голос ярла набирал силу, и Лукас внутренне выругался, заметив, как серые силуэты выходят из тумана и собираются вокруг, слушая его слова. Лукас понял, что совершил ошибку. Лютокровый действительно хотел ссоры и спровоцировал его этим украденным убийством.

— Наше имя было шуткой, Трикстер. «Свора» — это насмешка. Оскорбление. Название для стаи шакалов или бродячих собак, охотившихся в высохших морях Терры. Мы были чудовищами в те времена, и нас назвали так, как следовало назвать чудовищ. Таким было начало нашей истории. Имена, которые мы носим, сами по себе саги, звенья в цепи, которая тянется в прорезь Волчьего Ока.

Лютокровый помрачнел и сжал кулаки. Он устроил из этой ссоры целое представление, впечатляя остальных братьев демонстрацией силы и самоконтроля.

— Мы — истории, Шакал. Мы — ненаписанные саги, и наш долг — сыграть роли, написанные для нас Всеотцом. — Кьярл в упор посмотрел на него суровым взглядом. — Даже у тебя есть роль, которую ты должен сыграть.

— Ага, я прекрасно об этом знаю. Без меня вы бы утонули в болоте меланхолии и проводили дни, цитируя печальные саги о былой славе. А я вам даю повод смотреть вперед.

— Ты хочешь сказать — заставляя нас ждать, когда ты наконец умрешь?

— А почему бы и нет? — рассмеялся Лукас. — Я не планирую умирать, но это дает вам повод лишний раз порычать. Как кость для волка. — Он гордо поднял голову и шагнул назад, чтобы до него нельзя было дотянуться. — Я — тот, кем стал по собственному выбору, Лютокровый. И более никто.

— А вот тут ты ошибаешься, Шакал. Ты тот, кем я велю тебе быть, пока ты будешь частью моей стаи, — Лютокровый вонзил меч глубоко в лед.

Лукас посмотрел на меч, затем поднял взгляд на ярла.

— Боюсь, это будет долгий Хельвинтер для нас обоих, — проговорил он, медленно обнажив клыки в широкой улыбке. Он услышал, как хускарлы зарычали, уловив в его словах угрозу, но Лютокровый, похоже, был вырезан из камня.

— Возвращайся к своей стае, Кровавый Коготь.

Лукас шутливо поклонился и, повернувшись, побежал прочь.

— Получается, Аки был прав? — с горечью спросил Кадир, когда Лукас вернулся к ним. Хальвар поддерживал Дага, обхватившего голову.

— Прав насчет чего, щенок?

— Насчет того, что ярл объявил наше убийство своим.

Лукас кивнул.

— И он мне только что напомнил, что это было его право ярла.

— Слава была нашей. Это нечестно, — проговорил Аки.

— Нечестно. Это либо так, либо не так. — Лукас обернулся, глядя на Лютокрового. Он ощутил, что в его голове уже начинает складываться план.

— И все-таки, ты прав, — проговорил Лукас. — Лютокровый вышел за рамки. Даже Волчьим лордам иногда надо напоминать, что они наравне со стаей, а не выше ее.

— Он вождь. — подал голос Эйнар.

— Эйнар прав, — кивнул Даг. — Он — ярл. Он выше нас.

— Нет, — мягко ответил Лукас, — он впереди нас. Хороший вожак всегда впереди. Но никогда не выше. — Он рассмеялся. — Вот почему он никогда не увидит, как это случится.

Глава V. ЗАГЛАТЫВАЯ КРЮЧОК

641.M41

Слиск бежал по металлическим крышам, и его шаги были не громче шуршания дождя, перемешанного с нефтью, заливавшего город. На бегу герцог вытащил меч — тот был произведением искусства, таким же единственным в своём роде, как и его владелец. Слиск был уверен в этом — клинок был выкован специально к этому дню, и кузнец был казнен, чтобы никто и никогда не завладел хоть сколько-нибудь похожим оружием.

К несчастью, добыча герцога оказалась не там, где он надеялся ее отыскать. Теперь он преследовал ее сквозь каменные джунгли, возведенные вопреки всем законам гравитации, мимо золотых дворцов, а потом — сквозь эти сырые трущобы.

Темные, многогранные доспехи, в которые было заковано его тело, отражали огни города как черное стекло. Роскошный плащ из темного меха ниспадал с его плеч, отдельные шерстинки застывали и скручивались в чарующие узоры. Слиск обвешался целым арсеналом всевозможных клинков, и любой изгиб его фигуры при малейшем движении бликовал на свету. От шлема и фильтров авточувств герцог отказался, предпочитая наслаждаться живым ароматом резни.

Он был не единственным корсаром на этих крышах. Его воины рассеялись по трущобам, охотясь за добычей и трофеями. Рейдеры, словно хищные птицы, проносились по площадям и проспектам, оживляя ночь музыкой резни. Слиск замедлил бег, упиваясь звуками и запахами.

Автократия Пок раскинулась вокруг него, как пятно серой слизи на застоявшейся воде. Этот мир был газовым гигантом, но мон-кеи довольно споро колонизировали его, несмотря на полное отсутствие хоть какой-нибудь твердой земли. Город был парящим в небе конгломератом из дюжины грубых построек, связанных между собой массивными растягивающимися мостами. Огромные двигатели, питавшиеся химикатами, которые они высасывали из атмосферы, поддерживали автократию в небе. Вся эта конструкция была очень примитивной, но по-своему эффективной.

Уничтожать ее было бы даже стыдно в какой-то степени, но некоторые оскорбления не мог перенести ни один здравомыслящий корсар. Такому миру просто нельзя было позволить подняться над собой. В галактике существовала очень строгая иерархия, и Слиск преданно подчинялся ей. По крайней мере, в данном случае.

Высоко над его головой что-то взорвалось. Разбойники и геллионы спикировали сквозь ядовитые атмосферные газы как яркие хищные птицы. Они кружили вокруг верхних ярусов и шпилей города, готовые уничтожить каждого, кто рискнет попытаться сбежать с посадочных платформ, окружающих вершины тусклым ореолом. Слиск позволил себе по-отечески улыбнуться их выходкам.

Под свои знамена Слиск собрал все виды самых конченных отбросов — бунтарей, шпилевых надсмотрщиков, головорезов и бандитов. Ренегатов, даже из тех гедонистических кабалов Вечного города. Из них выходили скверные солдаты, зато получались превосходные пираты. Некоторые из них в конечном итоге отправятся обратно в Коммораг, помудревшие, покрытые шрамами полученного опыта. Остальные умрут. Но пока они служат ему, герцог постарается найти для них самое лучшее применение.

Огромный пылающий обломок рухнул совсем рядом, и герцог молниеносно отпрыгнул влево. Он заметил дичь, за которой охотился, и съехал по покатой крыше. За мгновение до того, как он достиг ее края, он прыгнул вперед, перелетая через улицу. Он выхватил игольный пистолет и, приземлившись, выстрелил не глядя. Его добыча все равно была убита, и герцог содрогнулся от удовольствия, когда его захлестнули отголоски чужой предсмертной агонии.

Это были мон-кеи, поэтому пиршество приносило куда меньше наслаждения, чем могло бы, будь на их месте кто-то другой. Они умирали слишком быстро, и их агония была грубым подражанием агонии более развитых видов. У них не было такой выдающейся чувствительности, как у антедилей, или болевых рецепторов, как у ща. И все-таки, они годились для целей герцога.

Он ощутил, как зов Той, Что Жаждет, ослабевает и исчезает на какое-то мгновение. Выпрямившись в полный рост, Слиск пристроил меч на плечо.

— Ну-ка, ну-ка, что тут у нас? — его голос был прекрасно слышен на всю улицу, несмотря на какофонию битвы. — Это ты, Гимеш? Не ожидал увидеть тебя здесь, дружище.

Гимеш, Верховный Автократ и Владыка Пока, ссутулившись, сидел в паланкине, который держали четыре тонких и длинных автоматона. То, с какой легкостью эти внешне невесомые машины держали большой и тяжелый паланкин, говорило о крепости их механизмов. Позади них держалась целая манипула боевых машин, рассеявшись, чтобы защитить придворных Гимеша. А может быть, чтобы использовать их как прикрытие — трудно было сказать наверняка.

Небольшой отряд боевых дронов был не похож на домашнюю охрану, которую он только что распустил. Это были корявые, примитивные члены воинской касты, которым вырезали живые мозги и заменяли их теми прославленными компьютерами, умеющими только определять цели. Их души все еще мерцали, едва различимые внутри этих ходячих кусков кибернетического мусора, в который дроны сами себя превратили. Гимеш поднялся до своего высокого положения на спинах этих жалких созданий, но сейчас их полное отсутствие инициативы сослужило ему дурную службу.

Придворные автократа были пестрой компанией, чьи пышные наряды покрывала копоть. Некоторые из них сжимали оружие, больше похожее на бутафорское, чем на настоящее. Последние представители торговых домов были оставлены, чтобы добавить блеска респектабельности правительству Гимеша. Райские птицы в золоченых клетках. Слиск прекрасно понимал, почему Гимеш потащил их с собой — их связи и ресурсы стоили того, чтобы потерпеть некоторые неудобства, особенно, если Гимеш планировал отстроиться заново в другом месте. Он был хитер, почти как комморит, этот Владыка Пока.

— Ох-хо-хо… Ты пытаешься убежать. Что же ты за тиран такой? — Слиск шагнул вперед. — Мы могли бы разыграть эту сцену посреди дымящихся руин твоего дворца, Гимеш. А вместо этого, мы должны пачкаться в каком-то паршивом переулке, как простые головорезы. — он протянул меч. — Я немного расстроен, знаешь ли. Я заказал этот меч специально к этому событию. Я все распланировал, и оно должно было стать грандиозным шедевром…и тут пришел ты и все испортил.

— У нас было соглашение, — ответил Гимеш. Его голос пробился сквозь сырой воздух, словно пронзительное эхо. — Мы платили тебе за защиту нашего мира.

— Да, но вы очень грубо ее требовали. Да и я, честно говоря, утомился смотреть, как твои маленькие толстые газовозы так нахально фланируют туда-сюда по системе.

— Ты мог бы забрать себе один из них. Команда газовоза обходится дешево.

— Но ведь если бы я это сделал, у нас был не было сейчас такой сцены. Отказ в удовольствии удваивает его, как написал великий мудрец Ум’шаллья в своем трактате «Принципы боли». Потрясающее сочинение, если изучать его формально, — Слиск улыбнулся.

— Я не читал его.

— Сомневаюсь, что ты бы понял его, если бы прочитал. А теперь, увы, тебе больше никогда не доведется прочитать что-либо, — Слиск резко шагнул к своей добыче, и кибернетические стражи слегка напряглись. Герцога забавляло, что он может чувствовать, как его изучают сенсоры их целеуказателей. Он дрожал в предвкушении. Грани фасеточной поверхности его доспеха располагались под таким углом, что захватить цель было совершенно невозможно. Стражи Гимеша наверняка воспринимали его как множество сигналов, и это сбивало их с толку.

— Может быть, мне и доведется, если ты пожелаешь, — проговорил автократ. Слиск невольно восхитился этим существом. Другие к этому моменту уже начинали паниковать, но от Гимеша исходило лишь раздражение и готовность уступить. Возможно, он предвидел такой исход. Он был бы конченым глупцом, если бы не предвидел.

— Что ты предлагаешь?

— Этот мир. Его обширные доходы. Возьми его в дар. Я отдам его тебе.

Слиск покачал головой.

— Ты предлагаешь то, чем я и так уже владею.

Гимеш вздохнул. Повернувшись в кресле, он смерил взглядом придворных.

— Но у тебя нет их. Высокородная плоть идет по хорошей цене на невольничьих рынках.

После этих слов поднялся визг и крики протеста, но кибернетические воины, повинуясь жесту Гимеша, сбили с ног тех, кто громче всех кричал. Слиск едва заметно улыбнулся, сообразив, почему эти бойцы расположились именно в таком порядке. Гимеш, старая хитрая бестия, предугадал это. Но сегодня его способность к предугадыванию принесет ему мало пользы.

— Нет, боюсь, это будет скверным бальзамом для моей раненой гордости, — ответил Слиск, протягивая меч. — Пришла пора нам расстаться, Гимеш. Мы славно поработали вместе, ты и я, но новые звезды влекут меня, и новые души дожидаются жатвы. Так что вытаскивай клинок, добыча моя, и давай обсудим закрытие нашего общего дела.

— Я гляжу, разумно ты не поступишь, — Гимеш распахнул полы богато украшенных одежд. Он не жалел денег на улучшение своей жалкой плоти. Кибернетическая аугментика часто встречалась среди высших слоев Вечного города, но демонстрировать ее в открытую считалось в каком-то смысле невежливым. Гимеш, напротив, явно желал, чтобы все видели, за что он платит.

Под одеждами автократа прятался монстр, сплошь состоящий из примитивных модификаций. Его шарнирные ноги сочились паром из воздушных клапанов, а поршни верхних конечностей искрили, когда он вытягивал руки. Бронированные пластины, в которые было запаяно его грузное тело, истекали какой-то густой жидкостью, то ли кровью, то ли маслом, то ли смесью из них. Капли дождя промывали извилистые дорожки сквозь эту грязь.

Верховный автократ тяжело встал из паланкина с зубодробительным скрежетом. Насосы засвистели, когда химические трубки потемнели. Механические глаза застрекотали, фокусируясь на Слиске.

— То, к чему мы пришли, очень разочаровывает, Трэвельят. Наше соглашение было самым продуктивным.

— Для тебя, — Слиск взмахнул мечом, рассекая потоки дождя. — А для меня это была самая настоящая скука, оживляемая только мыслями о том, как восхитительно это все кончится. Но ты даже этого не дал мне сделать. Поэтому теперь, в эти последние минуты, мне придется выжать из тебя хотя бы те капли удовольствия, которые еще остались.

Он бросился вперед, двигаясь быстрее, чем мог уловить человеческий глаз.

Гимеш проревел что-то бинарным кодом, его автоматоны бросили паланкин и поскрежетали наперерез герцогу. Они были тонкими созданиями, разработанными скорее для красоты, чем для смертоубийства, но все же скорости им было не занимать. Из узких, словно трубки, конечностей выскочили лезвия, внутренние гироскопы застрекотали и ожили, и автоматоны закрутились, как танцующие дервиши.

С точки зрения мон-кеи, невозможно было ни предугадать, ни избежать их танца. С точки зрения Слиска, они двигались, как в замедленной съемке. Наркотики в его крови усилили восприятие до почти болезненного уровня. Он мог видеть все, и реагировать соответственно. Одиночный удар смог отправить один смертоносный шторм клинков в сторону другого, и автоматоны разнесли друг друга на клочки с холодным бешенством. Третьего уничтожил точный выстрели в центральный процессорный узел. От четвертого Слиск попросту уклонился, и тот понесся вниз по улице с заунывным лязгом, не сумев отреагировать на чужое движение.

— Какая же халтурная работа… — Слиск цокнул языком. Услышав, как дребезжащий автоматон наконец-то возвращается обратно, он не глядя выстрелил из игольника. Автоматон взорвался где-то за его спиной.

— Убейте его! — взревел Гимеш.

Придворные разбежались, когда шестеро кибернетических воинов бросились к герцогу. На воинах были сегментные панцири брони и кожаные плащи с капюшонами, скрывающие их тела, почти целиком искусственные. Они были пародией на куда более эффективные машины для убийства, которые создавали техноадепты мон-кеи. Грубо сшитые и имплантированные, они были сделаны скорее для подчинения и грубой силы, чем для эффективного боя. Это была работа рук талантливых дилетантов, а не настоящих мастеров.

Пока они приближались, Слиск на мгновение задумался, не позвать ли кого-нибудь на помощь. Слег и его чешуйчатые собраться были рядом, следуя за своим хозяином. Сслиты были единственными телохранителями, в которых нуждался герцог, хотя он мог с легкостью вызвать битком набитые корсарами рейдеры, если бы ему понадобилась их помощь.

Их авто-карабины залаяли, сырой воздух наполнился жужжанием свинца. Слиск метнулся в сторону, взбежал по стене и перекувырнулся над головой у первого, кто сумел приблизиться. Приземлившись, герцог вонзил клинок в тело воина и прикрылся им. Воин конвульсивно задергался, когда его прошили пули его товарищей. Слиск схватил дергающееся тело и направился вперед, прикрываясь от оружейного огня. Наконец, он подошел достаточно близко, чтобы достойно ответить.

В отличие от этих ходячих машин, ему не требовались целеуказатели, чтобы попадать в цель. Двое стрелявших рухнули назад, когда их головы разнесли заряды кристаллических игл. Осталось трое, и они шли медленно шли вперед, не прекращая стрелять. Слиск рассмеялся, когда тело, которым он прикрывался, как щитом, снова задергалось, и просунул дуло пистолета под болтающейся рукой. Он выстрелил, сбивая с ног одного из противников.

Подойдя поближе, герцог развернулся, высвобождая меч, и прыгнул, обрушив удар клинка на второго воина. Дуло карабина разлетелось на части, а его хозяин отпрянул в холодном удивлении. Слиск бросился вперед, пронзая мечом его искусственные глаза и мозг, и, подтащив к себе умирающего киборга, пинком в живот отшвырнул его в третьего воина.

Прежде, чем бедолага сумел оправиться, меткий выстрел Слиска разнес ему голову. Тот, которому прострелило ноги, лежал там, где упал, визжа от боли. Несмотря на это, он все равно пытался подняться. Наступив ногой ему на спину, Слиск медленно погрузил клинок в основание его черепа. Киборг весьма смутно осознавал боль, но зачем лишать себя даже маленького удовольствия? Корсар никогда не упустит возможности получить желаемое.

Услышав лязг механических приводов, Слиск пригнулся. Гимеш взрыкнул и вытянул вторую руку. Скрытое оружейное дуло с мокрым хлопком высунулось из плоти его предплечья. Это был смертельный выстрел — вернее, был бы, если бы Слиск все еще стоял на прежнем месте. Но он уже бросился прочь, вскидывая пистолет, и Гимеш обернулся.

— Я уничтожу тебя! — прорычал тиран, и его искусственно усиленных голос эхом отозвался от ближайших зданий.

— Если бы ты мог, меня бы уже здесь не было, — спокойно ответил Слиск. Прыгая и петляя, он уходил от бешеной пальбы автократа. В юности Гимеш был несокрушимым воином, но время разъело его навыки. Теперь он был медленным. Скучным. — Это просто отвратительно неинтересно, Гимеш. Я представлял нашу дуэль более захватывающей. Где тот умелый убийца, с которым я однажды сражался плечом к плечу у притока Аркониса?

— Стой на месте, и я покажу тебе, самовлюбленный безумец! — из искореженной плоти Гимеша показалось остальное оружие. Встроенные стабберы и лаз-блоки развернулись и открыли огонь. В каждом оружии было всего лишь несколько зарядов, после которых они пустели или перегревались. Однако клешни Гимеша никогда не зависели от количества боеприпасов.

Заскучав, Слиск бросился под шарящие конечности Гимеша и рассек кабели питания, контролирующие его руки. Гимеш взвыл, и Слиск повторил маневр, на этот раз с его ногами. Обиженно заревев, Гимеш рухнул на землю.

— Нет… — пробормотал он, помотав обрюзгшей головой. Его грузная фигура обмякла, когда отклик поврежденных кабелей отдался в его системы жизнеобеспечения.

— Да. — ответил Слиск, концом лезвия заставляя Гимеша поднять глаза. Ему хотелось посмотреть в глаза старому союзнику. Оптические линзы автократа щелкнули и завращались.

— Почему?

— Я же сказал тебе — мне стало скучно. Все когда-нибудь заканчивается. Прощай, Гимеш. Позволь себе небольшое удовольствие от осознания, что ты совершенно не умеешь проигрывать.

— Погоди… — начал было Гимеш.

Слиск взмахнул клинком и перерезал ему глотку. Кровь взметнулась фонтаном, и голова автократа покатилась прочь. Слиск вздохнул и поднял меч, рассматривая стекающие по нему кровь и масло. Не каждый день приходится убивать старых друзей, но Гимеш испортил все удовольствие.

— Фи, — герцог фыркнул, оттирая клинок краем плаща. Однако, какой бы разочаровывающей ни была сегодняшняя охота, у Слиска были и другие вещи, на которые он мог рассчитывать. Теперь его полностью заняли мысли о грядущих празднествах. Нужно было еще так много сделать — разослать приглашения, подготовиться как следует…

— Мирта! — позвал он.

— Здесь, милорд.

Он с улыбкой обернулся. Его куртизанка легко шагала по трупам. Позади нее Слиск увидел Слега и других сслитов, сгоняющих в кучу придворных мон-кеи, оказавшихся слишком глупыми, чтобы убежать. Змеелюды были хладнокровными профессионалами, в отличие от многих последователей герцога. Можно было не сомневаться, что они не позволят себе лишнего в отношении его собственности, пока он будет позволять им удовлетворять их нехитрые желания позднее.

Из проема между ближайшими зданиями, шурша, выползли кривые существа. Слиск нахмурился, заметив Джинкара и его бракованных тварей. Плетельщик плоти явно дожидался, пока схватка закончится, чтобы спуститься на землю. Бракованные захватили собственных пленных, и когда они направились было к раболепно скулящим придворным, Слег предупреждающе зарычал и подался вперед, обнажая клинки. Зазубренные клинки разрезали металл так же легко, как и плоть, и Слег использовал их мастерски. Слиск часто назначал этого громилу своим спарринг-партнером, и считал Слега одним из лучших фехтовальщиков.

Герцог зашагал к ним, собираясь предотвратить стычку. Мирта последовала за ним, держась на шаг впереди. Слег замер, увидев подошедшего хозяина, а Джинкар жестом велел бракованным отойти.

— Мои извинения, милорд, я полагал, что ваши бойцы нуждаются в помощи…

— Как видишь, они не нуждаются. — Слиск смерил взглядом перепуганных людей. Благородное происхождение у мон-кеи явно значило что-то другое. — Эти не для тебя, Джинкар. Довольствуйся теми образцами, которые ты уже наловил, — он указал на пленных, которых удерживали бракованные. Эти люди выглядели, как газодобытчики, их жалкие фигуры были одеты в рваные защитные костюмы. Их связывал кабель из плоти, вытянутый из спины одного из самых больших бракованных. Цепь из мяса постоянно сжималась и пружинила под ударами тех, кто угодил в ее кольцо.

Слиск улыбнулся пришедшей в голову мысли.

— Полагаю, мы должны сделать подарок из этих высокородных выживших. Распределите их согласно статусу моих будущих гостей, и пошлите им этих мон-кеи вместе с поклоном от меня. Мирта, позаботься об этом. — Он коснулся клинком ее подбородка, заставляя поднять лицо. — Но перед этим позволь себе развлечься как следует, моя дорогая. Пусть никто не посмеет сказать, что герцог Трэвельят Слиск не столь же заботлив, сколь очарователен, — он улыбнулся, но его улыбка была холодна как лед. Убирая клинок, он едва не ранил Мирту. Затем, пристроив его на плечо, герцог развернулся и зашагал прочь в сопровождении Слега и нескольких его чешуйчатых товарищей.

На этом унылом грязном шарике еще оставалось несколько удовольствий, и герцог собирался испробовать каждое из них перед тем, как он улетит отсюда.

Мирта проводила своего повелителя взглядом и, вздохнув, отвернулась, наблюдая, как Джинкар извлекает генетический материал из своих пленных, а Слег сковывает остальных.

— Не вздыхайте так, миледи, — откликнулся плетельщик плоти. — Свобода — это бремя для души.

— Что ты можешь знать об этом?

— Больше, чем мне хотелось бы. Как называется этот мир? — спросил Джинкар, вытаскивая инъектор из позвоночника умирающего человека. — Его название нужно для моих записей.

Он отшвырнул безжизненное тело бракованным, которые споро начали его расчленять.

— Возможно, тебе стоило спросить кого-нибудь из них, — ответила Мирта, пинком отбрасывая с дороги валяющуюся голову. Она подняла глаза на темное небо, разрезаемое визгом «Разбойников» и геллионов. Гогочущие шпилевые бандиты заполнили небо, как птицы—падальщики, и Мирта слышала крики тех, кто попытался отыскать убежища на вершинах парящего города.

— Я не знаю языка мон-кеи. А вы? — Джинкар махнул рукой одному из своих рабов, и безъязыкий здоровяк проскользнул вперед, стаскивая свои лохмотья. Под перепачканными тряпками обнаружилась опухший комок переплетённых мышц, усеянных контактными разъемами, в каждый из которых был воткнут инъектор. Гемункул вставил инъектор, который держал в руках, в свободный разъем, заставив существо тонко заскулить, а затем вытащил другой из его подрагивающей спины. Мирта нахмурилась. Вопрос был абсолютно смехотворным.

— Нет, конечно. С какой стати я должна опускаться до его изучения?

— Знание — само по себе награда, миледи, — хохотнул Джинкар. — И в умелых руках оно способно резать так же хорошо, как любой клинок. — Он щелкнул концом еще одного инъектора и жестом велел своим бракованным слугам принести нового человека. — Как долго вы уже пробыли его рабыней?

— Куртизанкой, — поправила Мирта.

— Разве это не одно и то же? Он не позволит вам покинуть его, независимо от того, что пожелаете вы или ваше сестринство.

— Если я — рабыня, то ты — тем более его раб.

Джинкар отрешенно кивнул, поглощенный своим занятием.

— О, безусловно. Никто этого и не отрицает. Я искал убежища в служении ему, как и многие другие. Если ты не станешь хозяином, то станешь рабом. Такова природа вещей — правь или служи. Некоторые совмещают это.

— Вект, — проговорила Мирта.

Джинкар воткнул инъектор на место, в спину верещавшего человека. Он крепко сжал шею своей добычи, когда та выгнулась в агонии. Мирта прикрыла глаза, упиваясь ощущением чужой боли.

— Или наш дорогой герцог, — Джинкар посмотрел на нее поверх дергающейся головы человека, — впрочем, есть те, кто считает, что его правление уже подзатянулось.

— Ты?

— Ни в коем случае. Многая лета герцогу Трэвельяту Слиску, да правит он вечно! — закричал он. — Да пребудут все звезды во власти его, могучего, неукротимого колосса, пока не обрушатся небеса и не будут допеты все песни! — жестокая улыбка искривила его лицо, когда он вытащил заполнившийся инъектор и взглянул на жидкость в колбе. — Я говорил о тебе.

Пальцы Мирты легли на рукоять клинка.

— Осторожнее, плетельщик плоти. Я принадлежу герцогу, и мой клинок служит ему, — проговорила она, хотя и сама слышала, как неуверенно звучат ее слова. Вне всяких сомнений, если бы ей представился шанс освободится от этой непрекращающейся службы, она бы не замедлила им воспользоваться.

— О, безусловно, безусловно. Я не предатель и не бью в спину. Я всего лишь скромный создатель чудовищ, обеспечивающий развлечениями своих повелителей. — Джинкар пристроил второй инъектор так, как и первый, и вытащил третий. — И сейчас я говорю с тобой именно как ответственный за развлечения. У меня есть для тебя название.

— Название?

— Название мира. Мира, полного таких ужасных чудовищ, каких даже я не могу представить. Мира, подходящего для охоты.

— А почему ты сам не скажешь о нем герцогу? — хмуро спросила Мирта.

— Я дарю клинок тебе, — ответил Джинкар. Перед ним рухнул третий человек, грубо брошенный бракованными. Гемункул поймал его и с легкостью поставил на колени. По правде сказать, Джинкар был куда сильнее, чем казался внешне. Не мешкая, он воткнул инъектор в макушку волосатой головы мон-кеи, прямо в мозг. Человек издал сдавленный стон и обмяк, и только рука Джинкара не давала ему рухнуть на землю.

— Что ты имеешь в виду, плетельщик? Выражайся яснее.

Перетянутое лицо Джинкара выражало полнейшее равнодушие, когда он посмотрел на куртизанку.

— Слиск всегда был одним из тех, чьи потребности превышают возможности. Чем дальше он забирается на вершины высокомерия, тем ближе он оказывается к краю забвения. Такова его натура. Дай ему достаточно острый клинок — и он сам себя зарежет.

— Ты думаешь, что на этом мире он найдет погибель?

— Я думаю, что если это и случится, то никто не будет винить тебя.

Мирта на мгновение умолкла, взвешивая его слова. Затем она улыбнулась.

— А тебе-то какая от этого польза? Я лишусь поработителя, но ты-то потеряешь покровителя. — Я не потеряю ничего, — Джинкар выдернул инъектор и педантично очистил наконечник. — На этом мире есть кое-что, что поможет мне заслужить прощение.

— Так вот оно что, — засмеялась Мирта. — Это поэтому ты хочешь, чтобы об этом мире герцогу рассказала я? Чтобы он не раскусил твои коварные тайные планы?

Джинкар улыбнулся.

— Даже если и так, миледи, по вкусу ли вам мой дар?

Мирта улыбнулась ему в ответ.

— Так как называется этот мир?

Джинкар проводил взглядом уходящую Мирту — та торопились перехватить своего самовлюбленного патрона. Если бы Слиск погиб прямо сейчас, это было бы очаровательно, но в итоге не принесло бы удовлетворения. Лучше будет, если он умрет в то время и в том месте, которое они с Миртой выберут.

— Которое я выберу, — пробормотал Джинкар, и затем позвал:

— Мелианес, подойди сюда. Открой канал в мою лабораторию, — приказал он, когда один из бракованных подполз ближе. Мелианес задрожал, и на плоском забрале его шлема замерцали полосы света. Отдельные секции забрала скользнули в стороны с влажным шелестом, обнажая прячущийся за ними плоский экран. Шлем был чем-то вроде усилителя вещания, а его носитель — ходячей коммуникационной антенной. В свое время Мелианес долго и жестко сопротивлялся, прежде чем первая передача обожгла его мозг, лишая его высших функций. Теперь он был не более, чем еще одна часть походного снаряжения.

Джинкар подался вперед, его пальцы забегали по контрольным узлам, имплантированным в грудь и шею Мелианеса. Он отыскал и активировал одну из частот среди бесчисленного множества других, хранящихся в органических дата-банках внутри бракованного, и Мелианес снова содрогнулся. Затем он замер, и из экрана вырвался поток света.

Вихри света поклубились некоторое время, переплетаясь друг с другом, прежде чем слиться в знакомый образ — в изящную фигуру, склонившуюся над своим последним шедевром. Джинкар вздохнул, довольный тем, что сигнал все еще активен, даже спустя столько времени.

— Почтенный Кзакт? — Джинкар прокашлялся.

Гололитическая фигура отвернулась от чего-то невидимого, с чем она возилась, и тяжело вздохнула.

— Кто посмел беспокоить меня за работой? Я как раз дошел до самой середины. — тонкая рука указала на что-то, и раздался слабый стон.

— Это я, самый высокочтимый владыка, — эти слова горечью отдались во рту Джинкара. Кегрис Кзакт уже несколько веков не был тем владыкой, которого тот знал. По меркам гемункула, глава Сглаза был дилетантом и неумелым провокатором. Кзакт подался вперед. Джинкар знал, что он сейчас видит такую же гололитическую проекцию. Все члены — или бывшие члены — Сглаза владели способами дискретной связи с остальными членами ковена.

— И кто этот «я»?

— Джинкар, владыка, — Джинкар стиснул зубы. — Ваш протеже.

— Изгнанник?

— Да, древний.

Несмотря на поведение Кзакта, Джинкар знал, что тот прекрасно узнал его. Именно Кзакт продал его в рабство, в конце концов. Джинкар знал, что древний гемункул считал его усердие забавным. К тому же, его так удачно пристроили, что он мог снабжать полезной информацией свой бывший ковен, когда был в настроении. Многие великие произведения искусства были созданы только благодаря его стараниям.

— С твоего последнего визита прошло уже достаточно времени, Джинкар. Я опасался, что ты погиб.

— В самом деле, почтенный?

— Нет. На самом деле, я почти полностью забыл о том, что ты все еще существуешь. Для чего ты напомнил мне о себе? — в голосе Кзакта засквозил знакомый оттенок угрозы. Джинкар демонстративно согнулся в подобострастном поклоне, и был вознагражден едва заметной тенью улыбки на губах своего бывшего владыки.

— Я пришел, чтобы отдать вам мои дары, о почтенный учитель.

— Мудро. Что-то интересное, я уверен.

— Мир, уважаемый.

Кзакт усмехнулся.

— И что я буду делать с еще одним?

— Это особый мир. Живой, дикий мир, не похожий ни на какие другие, — ответил Джинкар, и быстро, прежде чем Кзакт успел ответить, переслал данные. Кзакт поднял брось, изучая поток информации.

— Это мир мон-кеи.

— Однако он уникален.

— Возможно. Но что интересного в этом мире может быть для меня, Джинкар?

— Я полагал, что это будет очевидно, уважаемый. Один только ландшафт уже являет собой впечатляющую картину вечной борьбы за жизнь, не говоря уже об обитателях. Дихотомия между дикостью и цивилизацией, между высшими и низшими — весьма вдохновляюще.

— О? — гололитический Кзакт повернулся, прищуриваясь.

— К тому же, в этом мире есть еще кое-что, еще более ценное.

— Говори.

— Есть… э… — Джинкар облизнул губы, — награда, насколько я знаю, за одного конкретного индивида, хорошо нам обоим знакомого. К тому же, довольно внушительная. Там может представиться возможность ее получить.

Кзакт кивнул.

— А я-то все ждал, когда твоя предательская натура себя проявит, Джинкар. Ты наконец-то устал влачить свою жизнь в изгнании? Ты наконец-то готов почтительно склониться перед своими учителями?

Джинкар напрягся.

— Мои таланты будут направлены лишь в самое высшее благо для вас и для остальных. Только под вашим руководством я смогу добраться до тех высот, куда стремлюсь. И для этого я принесу вам достойную плату.

— Взятку, ты хотел сказать. Чтобы мы простили тебе твои многочисленные и разнообразные нарушения.

— Если начистоту, то да, — хмуро ответил Джинкар.

— Думаю, лучше говорить начистоту, — Кзакт улыбнулся. — Что ты предлагаешь?

— Мир, полный такого сырья, которое мы еще никогда не собирали, и жизнь того, кто наносил оскорбление за оскорблением нашему ковену. Не последнему из тех, кто осмелился дать прибежище одному из изгнанников Сглаза.

— Тебе, — демонстративно поправил Кзакт.

Джинкар пожал плечами.

— Не я устанавливаю правила.

— Не ты, — хрипло рассмеялся Кзакт, — Вект. И он значительно поднял цену за голову Змея, с тех пор, как тот последний раз побывал в Темном городе. Ходят какие-то слухи о похищении тессеракт-устройства, предназначавшегося в дар одному из лордов другого кабала. Но ты об этом знаешь, я полагаю.

— Слиск раз или два хвастался этим.

— Еще бы он этого не делал, безмозглый павлин. Если мы подарим ему соответствующую смерть, это поднимает нас в глазах власть имущих. Нужно что-то забавное и хорошо подходящее.

— У меня есть подходящий вариант, уважаемый, но мне понадобится помощь. — Джинкар подавил улыбку, уже зная, каким будет ответ. Кзакт не был дураком, но он страстно желал расширить свое влияние.

Истинный творец был выше таких вещей, но Кзакт и его последователи были первосортными пиявками. Их искусство творилось не ради самого искусства, а ради того, чтобы поднять их в глазах тех, кому они могли служить в качестве скульпторов тел и плетельщиков плоти. Такое низменное желание превращало их из творцов в обычных армейских снабженцев.

В чем-то их можно было понять. Коммораг был пучиной, в которой каждая душа, не имеющая влияния, быстро опускалась на дно. Ковены и кабалы постоянно сражались в бесконечной игре сил и давления, каждый жаждал превзойти остальных соперников. Это зрелище было почти прекрасным, если смотреть на него под определенным углом. Коммораг походил на затейливый механизм, собранный для восхитительно зловещих целей.

Джинкар почти в совершенстве овладел искусством подобных манипуляций. За время, проведенное в компании Слиска, он как следует обучился ему. Каждый мир, если нашептать о нем в нужное ухо, превращался в мазок кисти по холсту, необъятному, словно чернота космоса. И когда Джинкар закончит эту великую работу, о ней будут шептаться до самого последнего дня, когда самая последняя башня Комморага рассыплется в прах.

Но сначала нужно согласие Кзакта.

— Перспективы, должен признать, весьма интригующие, — владыка Сглаза медленно кивнул. — Получить столь многое, потеряв так мало. — он на мгновение замолк, словно с ним что-то случилось. — И ты собираешься контролировать ход работ, верно?

— Я всего лишь предлагаю информацию, почтенный владыка. Распоряжайтесь ею по своему усмотрению. — Джинкар склонил голову в поклоне, который, как он надеялся, вышел достаточно почтительным.

— Я подумаю над этим, — Кзакт усмехнулся. — А ты в это время займись своими приготовлениями.

Изображение замерцало и пропало. Кзакт прервал трансляцию со своей стороны. Мелианес рухнул с гортанным стоном, и гемункул рассеянно похлопал бракованного по голове.

— О, непременно. Я непременно ими займусь.

Глава VI. ПИР И ПЛАМЯ

641.M41

Пиршество было традицией. Еще одной из тысячи. Еще одним прутом клетки. Пиршество — это когда ты сидишь вместе с братьями на длинных скамьях, ешь, пьешь и поешь. За столами на помосте, чтобы всем было их видно, то же самое делают ярлы и таны. Не пьют и не поют лишь рабы, вынужденные лавировать между кулачными боями и голодными волками, двуногими и четвероногими.

Лукас, устроившийся на верхних балках из прочной, как железо, древесины, наблюдал за творящимся в зале. Сверху пир ничем не отличался от механизма, состоящего из множества деталей. Лукас видел, как вращаются шестеренки власти и злости, приводя в движение весь Этт. Он был не единственным, кто мог их видеть — даже он был не настолько заносчивым, чтобы так считать. Но его забавляло, что он был единственным, кто мог понять, что они из себя представляют.

Ловушку. Шутку, сыгранную Волчьим Королем с теми давно умершими воинами. Русс возглавил легион озверелых убийц и убедил их, что они герои. Он взял древние суеверия и саги Фенриса, и сковал из них клетку слов, в которую загнал своих диких сыновей. Это была призрачная цепь, обвивавшая их, хотя они не могли ни увидеть ее, ни почувствовать.

Всех, кроме Лукаса.

Он почесал загривок, словно внезапно ощутил, как его душит ошейник. Его насест заскрипел под его весом, и он поднял взгляд. Пять силуэтов пристроились рядом, рассевшись по балкам. Знакомая вонь пощекотала ноздри и Лукас вздохнул. — Хальвар, — позвал он по суб-вокальной связи. Имя разлетелось по зашифрованной вокс-сети, которую он создал для своей стаи. Силуэты замерли.

— Как ты узнал, что это я?

— Хочешь к кому-нибудь подкрасться — помойся сначала. — Лукас окинул взглядом Кровавых Когтей. — Вы что тут делаете, балбесы?

— Мы следовали за тобой, — ответил Кадир, подбираясь поближе, — что будем делать?

— Я буду готовить урок для Лютокрового, как и обещал. Вы пойдете туда, откуда пришли.

Лукас напрягся. То, что он собирался сделать, непременно повлечет за собой последствия. Лютокровый был в состоянии пережить любые раны, кроме тех, что задевали его гордость, и именно туда Лукас намеревался ударить.

— Нет, — Кадир усмехнулся.

— Тебе повезло, что я до сих пор не спихнул тебя с этих балок, — беззлобно рыкнул Лукас.

— Мы пришли помочь, — Кадир нахмурился. — Он украл нашу славу.

— И я собираюсь наказать его за это. Но будет лучше, если я вызову его гнев на свою голову, правда ведь? — угрюмо спросил Лукас. — Убирайтесь отсюда и оставьте это мне.

— Нет, — ответил Эйнар.

— Он прав, — добавил Аки. — Мы не позволим тебе сражаться в наших битвах вместо нас. Что нам нужно сделать для тебя, Трикстер?

Остальные согласно зарычали, объединившись против общего врага. Лукас помедлил. Но щенки понимали, на какой риск идут, и они были правы. Это была и их битва тоже. Он не ярл, чтобы красть их славу.

— Хорошо. Вы хотите помочь? Держите. — Лукас похлопал по набедренной пластине брони, и та с шипением отстегнулась, обнажая потайной карман. Лукас вытащил горсть стеклянных шариков и протянул Кровавым Когтям.

— Я все искал повод их использовать. Берите по одному.

Кадир первым взял шарик и рассмотрел его.

— Что это?

— Голо-генератор. Проецирует что-то типа гололитической маски на того, в чьих руках находится. Работает недолго, через несколько мгновений сгорает, — Лукас раздал шарики Эйнару и остальным. — Я раздобыл их у одной знакомой торговки. Она приносит мне самые разные подарки в обмен на… некоторые услуги, — он насмешливо оскалился. — Эти шарики она отыскала где-то в дальних болотах. Похоже, это археотех. В ее племени есть кто-то вроде скьяльдов, и они используют такие штуки, когда выступают перед вождями. — Лукас закрыл потайной карман доспеха. — Те, которые я вам раздал, запрограммированы на мою внешность.

— То есть, мы будем выглядеть, как ты? — настороженно уточнил Кадир.

— Ага, правда, к большому сожалению, очень недолго. — Лукас улыбнулся. — Впрочем, у вас все равно будет шанс прочувствовать, каково это — быть таким красивым. Хотя бы на несколько мгновений.

— И что ты хочешь, чтобы мы с ними сделали? — спросил Даг. Из-за своей бледности он выглядел тяжело больным, освещаемый отблесками костров внизу. На мгновение его острое лицо показалось черепом. Лукас моргнул, прогоняя видение прочь из своей головы.

— Я хочу, чтобы вы тихонько вернулись тем же путем, каким пришли сюда, и подождали меня снаружи. Не активируйте эти генераторы, пока я не дам сигнал.

— А каким будет сигнал? — спросил Аки, нервно подбрасывая шарик на ладони.

— Узнаете, когда увидите. А теперь идите. И ведите себя потише.

Когда Кровавые Когти ускользнули прочь, Лукас снова посмотрел вниз, на бушующее пиршество, которое уже достигло своего апогея. В обычное время пиры устраивались в честь павших товарищей, в честь побед или в предвкушении грядущей охоты. Пиры во время Хельвинтера были куда более буйными — вся нерастраченная энергия выливалась в безумное празднество, переполненное шумом и насилием. Все рабы, которые не были заняты подачей еды и напитков, старались держаться подальше от Ярлхейма во время подобных увеселений.

Кьярл Лютокровый встал и вышел в центр залы. Он поднял руки и пирующие почтительно умолкли. Какими бы недостатками не обладал ярл, он крепко сжимал глотку своей Великой роты. Одного его жеста было достаточно, чтобы поставить их на место. Воины из остальных Рот замолкли только тогда, когда их собственные ярлы взглядами или окриками заставили их наконец затихнуть.

Нельзя было не согласиться с тем, что Лютокровый умел произвести впечатление. Его доспех местами был покрыт черной копотью, и на этих обожженных местах были вырезаны алые руны. Они отражали свет костров и призрачно мерцали, именно так, как, похоже, и задумывал ярл.

Лукас усмехнулся. Он знал, что будет дальше. За Лютокровым водилась манера портить веселье на каждом пиру длинными пространными речами на любимую тему.

Ярл обошел вокруг огромного костра, располагавшегося в центре зала.

— Огонь говорит со мной, — провозгласил он. Его голос разнесся по залу, с легкостью проникая в каждое ухо. — Галактика пылает. И если мы потерпим провал, она будет уничтожена. К счастью, провал — это не то, чем мы известны, а, братья?

Ответом на это послужили крики, стук кулаков по столу и грохот разбиваемых кружек. Лютокровый улыбнулся и ударил кулаком в грудь.

— Мы — сыны Русса, и не знаем слова «провал». В любой битве, любой ценой, мы стоим насмерть. — он поднял кулаки и свел их вместе. — Мы — железо из недр двух великих миров, Терры и Фенрис, слитые воедино руками Волчьего Короля и перекованные в смертоносный клинок.

Крики сменились рыком и одобрительным ворчанием тех, кто был слишком пьян, чтобы внятно изъясняться и заметить, что Лютокровый цитирует одну из самых знаменитых речей их примарха.

— Мы — Волки, Что Гонятся За Звездами, и твари из тьмы и бездны боятся нас. Они сжигают свои миры, чтобы мы не учуяли их запах. Они разбегаются, едва заметив нас, при первых звуках нашего воя. Они предпочитают агонию Хель прикосновению наших клыков. Они боятся нас!

Лукас присел на корточки, когда шум пирующих слился в один сплошной поток. В ушах у него зазвенело от царящего внизу гвалта.

— Истинно, они боятся нас, — продолжил Лютокровый, оборачиваясь и окидывая взглядом каждый стол, — и правильно делают: если волк однажды вцепится в свою жертву, он не отпустит ее до самой ее смерти. Они приходят, жаждущие резни, и мы даем им то, что они ищут, братья, — мера за меру!

Кто-то первым начал ритмично стучать по столу, остальные подхватили. Лютокровый широко раскинул руки.

— Почувствуйте, как дрожит и рушится земля, братья. Услышьте эхо бури, бушующей среди скал. Ощутите, как бьется в гневе наш мир; этот гнев — его дар нам. Он дает нам ту силу, которая заставляет наших врагов дрожать от страха. Это ледяное пламя, что пылает в самом нашем сердце. Но также, как любой другой костер, пылавший когда-либо с начала времен, этот в конце концов должен уничтожить нас.

Один из пирующих затянул погребальный плач, и к нему присоединились остальные. Скорбный и гордый, он был похож на вой умирающего зверя. Лукас поморщился. Лютокровый протянул руки к огню и провел сквозь него руками, словно пытаясь поймать пламя между пальцев.

— Наше пламя — это волк в нашей крови. Он вечно голоден и поглотит нас одного за другим. Но так и должно быть. Моркаи приходит за каждым, и никто не может этого отрицать, как бы ему не хотелось. Наши враги отрицают смерть, они отрицают истинную природу вещей, и тем самым обманывают себя. Но мы — истина во плоти.

Погребальный вой стал громче и яростнее. Накатившая жажда убийства отдавалась в висках Лукаса, комком стояла в горле. Он сглотнул, загоняя ее обратно, стараясь сохранять ясность мыслей. Лютокровый продолжил свою речь, но Лукас не обратил на него внимания. Слишком легко было поддаться этим бесконечным самовосхвалениям. Слова Кьярла не были правдой. Они были ложью и хвастовством. Лютокровый просто дразнил внутреннего зверя, чтобы, когда Хельвинтер наконец-то выпустит Этт из своих когтей, вырвавшиеся из него роты набросились на звезды с подобающей решительностью. Это был его долг, и ярл хорошо с ним справлялся.

— А это — мой долг, — пробормотал Лукас, запуская пальцы в один из напоясных мешочков. Тот специально висел отдельно от остальных, а внутри прятался гладкий гелевый шарик. Он аккурат помещался на ладони, моментально потеряв форму, когда Лукас сжал его пальцами.

Лукас погрел комочек между ладонями. По консистенции тот напоминал резину, но куда хуже растягивался. От тепла его поверхность пошла рябью и пузырями. Лукас улыбнулся. Булькающая в его руках субстанция состояла преимущественно из ихора кракена и ворвани дракона. Смешанные в нужной пропорции с некоторыми сортами катализаторов, они образовывали мощный, быстро воспламеняющийся, но практически безвредный желирующий агент. Лукас снова скатал комочек в плотный шарик и уронил его прямо в костер.

Шарик упал, и пламя на мгновение взвилось во все стороны, ярко вспыхнув, когда смесь взорвалась. Лютокровый развернулся, и капли желе забрызгали его лицо и доспехи. Ярл отшатнулся, когда его борода вспыхнула, и взвыл — вся его грива заполыхала, словно факел. Он споткнулся об волка, подвернувшегося под ноги, и животное с визгом шарахнулось прочь. Его визги заставили остальных волков присоединиться, громко озвучивая свою растерянность. Крики и проклятия воинов, сидящих за столами, только усилили творящийся бедлам.

Лукас расхохотался. Вышло даже лучше, чем он ожидал. Однако же, поджигать всю голову Лютокрового он не намеревался. Это был в своем роде провал, и Лукасу нужно было срочно принять меры, пока ситуация не вышла из-под контроля. Он спрыгнул со своего насеста на пол, приземлившись напротив завывающего Волчьего лорда. Лукас зашелся завывающим смехом, схватил с ближайшего стола бочонок мьода и направился к Лютокровому. Ярл выпучил глаза, сообразив, что он намеревается сделать.

— Нет! — рявкнул он.

Лукас обрушил на голову ярла пенный бочонок, и плотный поток мьода сбил языки пламени. Волчий лорд в ярости махнул кулаком, но Лукас легко уклонился от слепого удара. Продолжая смеяться, он запрыгнул на другой стол. — Такие подробные разговоры об огне, и ни одной мысли, как потушить его? Позорище, мой ярл. Чтобы на это сказал Русс?

Кьярл наконец-то разорвал надетый ему на голову бочонок, и остатки напитка разлетелись в стороны. Все, что осталось от его стриженых волос и бороды, мокрыми комками липло к черепу. Он заревел от ярости. Воины бросались на стол, пытаясь перехватить Лукаса, пока тот бежал по нему вдоль. Отпрыгнув прочь, Лукас проехал по нему, сбивая тарелки и разбивая кружки, со всех ног устремляясь к двери. Серые Охотники побежали ему наперерез. Один из них набросился на Лукаса с объеденной берцовой костью, и тому пришлось закрываться тарелкой. Он пнул нападавшего под ноги, сбивая с ног, и отпрыгнул к стене позади стола.

Когда подошвы его сапог с хрустом коснулись каменной кладки, Лукас оттолкнулся и, извернувшись, пролетел к одному из древних канделябров, свисающих с балок. Вытянув руку, он ухватился за черную железную скобу. Продолжая смеяться, он принялся раскачиваться в сторону выхода. Раскачавшись как следует, он отцепился и приземлился на корточки. Легко вскочив на ноги, он устремился к двери. Он слышал, как за его спиной рычит Лютокровый, и чувствовал, как пол трясется под тяжестью ног воинов, бросившихся в погоню.

Оборачиваться Лукас не стал.

Очертя голову он бросился к двери, расталкивая рабов. Пока он несся по коридору, послышался знакомый вой, и где-то с боков засверкали вспышки. Спустя мгновение пять копий Лукаса побежали вместе с ним. Запрокинув голову, он расхохотался.

— Разделяемся! — гаркнул он. — Давайте устроим им веселую погоню, братья. Хлойя!

Они устремились в темноту, и вой Своры раздавался им в спину.

Толкнув большие, окованные бронзой двери, Буревестник шагнул в Зал Молчаний.

Ярлхейм гудел, как разворошенный улей — стаи Серых Охотников прочесывали коридоры и тоннели, ища чего-то. Или кого-то. Буревестник ни о чем не спрашивал — он и так прекрасно знал, кем был этот «кто-то». Без сомнения, именно поэтому и позвали рунного жреца.

— Я говорил ему, — тихо сказал он собственной тени, — но он не послушал меня.

Он предупреждал Лютокрового о том, что будет, если спровоцировать Шакала. Гнев был основным пороком Своры, и Лукас часто этим пользовался. Целые стаи жаждущих мести Серых Охотников отправлялись в глубины Этта, преследуя смеющуюся тень, но через несколько часов возвращались ни с чем, смущенные, воняющие тролльей мочой или еще чем похуже. Брондт Камнезуб бросился за Лукасом сквозь Врата Кровавого Пламени, и исчез на три цикла. В конце концов он приковылял обратно — в доспехах, почерневших от ихора кракена, с глазами, полными ужаса.

Лишь безумные и отчаянные пытались поймать Шакала за хвост. Лукаса можно было вытерпеть, если вести себя разумно. Остальные ярлы сумели это сделать в свое время. Но Лютокровый не смог, и теперь расплачивался за это.

Буревестник вздохнул.

Зал молчания оправдывал свое имя. Весь Этт был полон шума, но здесь не было слышно даже его отголосков — тишина в этом зале словно сгущалась сама по себе, поглощая любой звук. Он располагался на восточном склоне горы — святилище забытых вещей, построенное теми, кто не забывал ничего.

— Неважно, как бы сильно мы не хотели забыть, — пробормотал Буревестник, нахмурившись.

Там располагался доспех воина, павшего в Месяцы позора, покрытый метками и тотемами, по причинам, известным одному Великому Волку. Тут висела потрепанная синяя униформа стража Дельсваана, убитого при падении Сердца Масаанора, за десять лет до того, как Русс возглавил легион. Стены зала были увешаны позорными трофеями и сувенирами, вызывающими горькие воспоминания. Воздух был тяжелым от нерассказанных историй.

Именно Волчий Король обустроил Зал молчания, чтобы быть уверенным, что его воины будут вкушать не только сладость, но горечь. По крайней мере, так утверждали волчьи жрецы. Зал молчания был одним из многочисленных святилищ, рассеянных по склонам и утесам Клыка, посвященных прошлым ошибкам. Впрочем, мало кто из воинов Своры посещал теперь эти залы.

Буревестник не винил их за это. Воздух здесь пропитался сожалениями. Комплекты потертых доспехов, покоящиеся в грубо вырезанных стазис-нишах, служили напоминаниями о худших моментах в истории легиона и ордена. Лютокровый ждал его возле одной из ниш. Волчий лорд смотрел на то, что в ней покоилось, а его лицо было покрыто ожогами и гарью. От его волос и бороды остался обгоревший подшерсток, а от доспехов чем-то воняло. Обугленные комки грязи покрывали серые доспехи, кое-где от них еще поднимался дымок.

— Ты звал, ярл. Я пришел.

— Я не безглазый, Буревестник, — откликнулся Лютокровый. Он дрожал от едва сдерживаемой ярости, словно желание разрывать плоть и ломать кости затмевало все остальные. Его желтые глаза уставились на рунного жреца.

— Это — место для размышлений. Я пришел сюда, чтобы мой гнев мог остыть, не принеся вреда, — глаза ярла сверкнули. — Для этого понадобилось больше времени, чем обычно, и причины очевидны, — он указал на свое обожжённое лицо. — Мне нужна твоя мудрость, жрец.

— Лукас, — проговорил Буревестник.

— Да, — откликнулся Кьярл.

— Я предупреждал тебя. Но тебе понадобилось доказать, что ты можешь вцепиться зубами в его глотку.

Лютокровый прикрыл глаза.

— Я позвал тебя сюда не для того, чтобы ты корил меня, — он провел рукой по голове, стряхивая лохмотья пепла и обожженной кожи. — Я послал своих вэрангиев на его поиски.

— Они не найдут его. Его видели, как минимум, в пяти разных местах.

— Паршиво, что он испортил охоту своими шуточками, — взрыкнул Лютокровый. — Он вытащил пахучие железы из дохлого кракена и изгваздал доспех Хафрека. Помимо отвратительной вони, эти метки еще и приманили еще больше тварей прямо к нам. Они из-подо льда десятками вылезали!

— Это могла быть смертельная шутка, — согласился Буревестник.

— Это еще не самая худшая из всех, — покачал головой Лютокровый. — Потом он и его придурошные щенки изобразили крик раненого ящера. Они заманили Красную Пасть и его бойцов в разваливающуюся пещеру и те оказались в западне, когда стараниями щенков ледяной уступ обвалился. Мы потом несколько часов их откапывали.

— Кто-нибудь пострадал?

Лютокровый едва заметно улыбнулся.

— Только гордость Красной Пасти, если честно, — его улыбка погасла. — А еще Лукас и его щенки сбросили несколько гнезд кровяных вшей на Убийцу Кракенов и его хускарлов, и столкнули Горссона в логово тролля.

— Бедный тролль… — проговорил Буревестник.

Лютокровый не засмеялся, и Буревестник понимал, почему. Охота прервалась по позорным и отвратительным причинам. Глубокие пещеры были нестабильны из-за возрастающего тектонического давления. Охотников отвезли обратно в гору, где они тут же принялись топить злость в мьоде. Или, что еще хуже, в драках. Волчьи жрецы с трудом удерживали ситуацию под контролем. Слишком много воинов собралось в слишком маленьком пространстве.

— С тех пор он стал только хуже. Он начал как минимум три потасовки и по меньшей мере одну дуэль из-за поруганной чести. Каждая шутка, каждый розыгрыш, которые он устраивает, разлетается в разные стороны и ее последствия проходят сквозь весь Этт, — Лютокровый вздохнул и почесал затылок. — Остальные Волчьи лорды настаивают, чтобы я сделал что-нибудь — что угодно — чтобы усмирить его.

Буревестник не ответил. Лютокровый знал, что виноват, и рунный жрец почувствовал некоторую симпатию к нему.

— Убийца Кракенов хочет, чтобы я переломал ему руки и ноги, — ярл посмотрел на жреца. — Горссон хочет, чтобы его заточили в тюрьму до тех пор, пока не пройдет Хельвинтер. У Красной Пасти другое предложение, — он указал на нишу. — Тебе знакомы эти доспехи, Буревестник?

Тот поднял взгляд — доспехи, о которых говорил ярл, были матового угольно-серого цвета. На них не было варварских узоров, столь часто покрывавших доспехи воинов Своры. Они были практичны. Функциональны. Единственными опознавательными знаками на их поверхности были массивный символ роты на нагруднике и инсигния терранских Рапторов.

— Да, — ответил Буревестник. — Это боевое облачение Консула-Оспеквария. Надзирателя на поле битвы.

Лютокровый кивнул.

— В те времена, пока Русс не показал нам наше место, те, кто носил этот доспех, держали наш поводок. Они обладали правом даровать жизнь и смерть своим братьям, и многим воинам довелось лечь в красный снег по их воле. — Их больше не существует, — заметил Буревестник.

— Последний из них умер тысячелетия назад, — Лютокровый посмотрел на доспехи. — Мы отбросили старые нравы и научились новым, лучшим ритуалам. Никогда больше жажда убийства не умолкала от болт-заряда. Вместо этого ее перековали во что-то полезное. Что-то лучшее, — он перевел взгляд на жреца. — И все-таки, она все еще внутри нас. Монстр, скованный по рукам и ногам. Монстр в чем-то сильнее остальных, — он на мгновение умолк. — Красная Пасть хочет смерти Трикстера. Я полагаю, что остальные согласятся с ним, хотя они не признают это. Я думал, что держу его под контролем, но видно, я ошибался.

— Мы не те, кем были, ярл. Мы не убиваем своих.

— Почему мы терпим его? — Лютокровый покачал головой. — Он не знает слова «субординация», он глуп, заносчив и чинит нам вред. Он ввергает стаи в хаос и смеется над всеми законами и ритуалами. Снова и снова он совершает проступки, наказание за которые — смерть, но снова и снова остается в живых.

— Разве его не наказывают?

— Недостаточно. Всегда — недостаточно.

— Он — король беспорядка. Дурак. Шут при дворе Русса, говорящий правду тогда, когда ее не нужно или недопустимо говорить.

— Тогда почему ему позволяют это?

— Потому что кто-то должен это делать. Должен быть хотя бы один голос, что воет поперек традиций, иначе мы утонем в покое. — Рунный жрец тяжело оперся на посох. — Вюрд «Лукаса» — на шаг отбиваться от стаи. Такова нить его судьбы, сплетенная давным—давно, когда он первый раз вырвался изо льдов. Даже тогда были те, кто считал, что ему лучше умереть.

— Возможно, было бы лучше, если бы он и правда умер.

Буревестник посмотрел на ярла.

— Недостойные слова.

— Ага, — хмуро ответил ярл, — зато в них есть доля истины. Да и тебя послушать, так он получается камнем, об который мы точим клинки.

— Моркаи преследует нас, — проговори Буревестник после паузы. — Он выслеживает нас с незапамятных времен и с каждым веком он подходит все ближе и ближе. Мы стареем, и наши клыки и когти затупляются от постоянного использования. Даже наша берлога осыпается вокруг нас.

— Ничто не вечно. Не на Фенрисе.

— Нет, — улыбнулся Буревестник, — но оно и не должно. Это первый и последний урок, которому наш мир учит своих сыновей. А между ними мы все забываем. Мы убаюкиваем себя традициями и забываем, что вещи не могут вечно оставаться такими, какие они есть, и это изменение — единственное, что не меняется в этом мире и в этой галактике. Иногда к худшему, иногда к лучшему, но все всегда меняется, — его улыбка погасла. — С каждым Великим Годом все больше стай возвращаются с охоты, сократившись в числе. Когда-то смерть была для нас славой. Теперь она превратилась в рутину.

Лютокровый кивнул, неохотно признавая очевидное.

— Когда-то было столько стай, сколько звезд на небе, — продолжил рунный жрец. — Но также, как звезды гаснут на небосводе, так же и мы вырождаемся и угасаем. Все меньше Кровавых Когтей переживают свои буйные годы, — Буревестник смерил взглядом доспех. — Приученные к легендам, они жаждут вырезать саги на плоти войны, которые не уступали бы деяниям их предшественников. Немногие понимают, что эти деяния, сами по себе великие, сильно преувеличиваются рассказами. И потому эти щенки умирают из-за своей гордыни, пока кто-то не научит их чем-то другому.

— И это будет Трикстер, выходит? — усмехнулся Лютокровый.

— Он показывает им иной путь. Не все из них последуют за ним по этой дороге. Но некоторые пойдут.

— И к чему они придут?

— У старых волков есть одна общая черта, — ответил Буревестник, — хитрость. Сила и доблесть добывают славную смерть. А хитрость — долгую жизнь. — Рунный жрец указал на доспехи в нише. — Когда-то это была традиция. Непреложный факт нашего существования. А теперь его отринули. Мы изучили новые пути. Иные пути.

— Он глупый.

— Да. И подлый. Беспринципный. Заядлый лжец и вор. Но смелый и преданный Своре. — Буревестник вздохнул. — Он не станет нашим спасителем, Лютокровый. Но он сможет сделать так, что некоторые из нас доживут до Часа Волка, когда тот наконец наступит.

Лютокровый вздохнул и отвел взгляд.

— Он не может уйти безнаказанным. Они все не могут уйти безнаказанными. Это не в наших привычках.

— Так накажи их. — Буревестник постучал концом посоха по нагруднику ярла. — Но придумай что-нибудь похитрее. Не сдерживай их. Позволь им уйти. Когда они вернутся, возможно, они вернутся мудрее.

— Или дурнее.

— В любом случае, хотя бы недолго здесь станет тихо.

Лютокровый рассмеялся.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ОХОТНИКИ

Глава VII. ЯДОВИТЫЕ ДАРЫ

641.M41

Леди Аврелия Малис, владычица кабала Ядовитого Языка, обмахивалась усеянным лезвиями веером. Все здесь было заполнено ядом, покрывавшим каждую поверхность. Яд был в вине, яд сочился из пор рабов, яд, словно облако пыльцы, висел в терпком воздухе. Впрочем, это не было неожиданностью и даже по-своему бодрило. Те, кто был послабее, уже лежали на земле, дергаясь и захлебываясь пеной, к большому удовольствию остальных. Возможно, отравленные и выживут. Впрочем, что это за праздник, если на нем никто не умер?

В Темном городе о тессеракте садов наслаждений и герцоге Трэвельяте Слиске некоторое время ходили толки. Герцог украл эти сады прямо из-под носа одного из любимцев Векта, и умудрился при этом поджечь целый район Нижнего Комморага. Трэвельят всегда умел уйти красиво.

Малис медленно повернулась, рассматривая сады с отрешенностью той, кто повидал на своем веку куда больше социальных катастроф, чем все те, кто стоял с ней на одной социальной ступени. Спокойствие, с которым она держалась, предназначалось скорее для тех, кто мог наблюдать за ней, а не отражало ее реальное состояние. На самом деле, леди Малис была взволнована. Трэвельят был истинным воплощением развлечений, и многие из могучих властителей Комморага проскользнули сюда сквозь свои врата в паутину, ожидая, что их развлекут.

Аврелия стояла посреди широкой площади из темного камня, соединенной с остальными ярусами обманчиво хрупкой сетью изогнутых лестниц. Они были вырезаны из живой кости — чьи-то умелые руки вырастили ее и придали ей нужную форму. Отвердевшие узелки усеивали широкие изгибы лестниц, создавая завораживающие узоры. Вся эта конструкция пугающе шелестела, пока рабы спускались и поднимались по ней, бесконечным потоком подавая кушанья — мясные и растительные деликатесы из тысячи малых культур. Хозяин вечеринки не скупился на то, чтобы продемонстрировать свое гостеприимство.

Рабы шустро сновали сквозь толпу. Когда один из них приблизился, Малис заметила, что его лицо скрыто изящной золотой маской, заменяющей ему плоть лица. Маску украшали сенсоры, заменяющие рабу глаза и уши. Его тело было покрыто тонкой вязью шрамов, при ближайшем рассмотрении строчка за строчкой складывающихся в стихотворения. Остальные рабы были украшены точно так же, и каждый из них носил на своей коже уникальной образец бесспорного мастерства. Несмотря на все его пороки, Трэвельят всегда был в некотором роде поэтом.

Леди Малис взяла у проходящего мимо невольника бокал, и принюхалась к карминно-красной жидкости, наполнявшей его. Марочный сорт вина, вероятнее всего, украденный. Привкус кражи всему добавлял сладости. Аврелия сделала глоток, едва заметно поморщившись из-за горького послевкусия какого-то яда.

Она оглядела толпу, тут и там замечая странно знакомые лица. Здесь были представители многих кабалов из Нижнего Комморрага. Чернь всегда получала максимальную выгоду от подобного рода празднеств. Но здесь были не только они. Конечно же, здесь присутствовали и более влиятельные лица.

С’аронай Ариенсис, архонт одного из кочевых кабалов, известных как Отсеченные, холодно кивнул ей, но Малис вполне оправданно проигнорировала его приветствие. Ариенсис с треском провалил попытку переворота, потеряв при этом должность, крепость и большую часть левой руки. Владычицу кабала Ядовитого Языка не интересовало столь жалкое существо, чего бы оно с тех пор не добилось.

Куда больший — пусть и ненамного, — интерес для нее представлял лорд Зератис. Архонт кабала Сломанной Печати, хихикая, стоял в углу. Разум лорда блуждал в наркотическом тумане, пока какая-то безмозглая художница плоти рассказывала ему о своей новой работе. Похоже, бесталанная глупышка искала себе нового патрона. Малис мысленно пожелала ей удачи. Пока искусство этой девочки будет достаточно отвратительным и тошнотворным, Зератис будет содержать ее, не упуская ни одной возможности посеять смуту.

Малис продолжила бродить по площади, когда чей-то жест привлек ее внимание. Архонтесса Тиндрак, похожая на изваяние из ядовитого алебастра, подняла бокал, приветствуя Аврелию. Иссиня-черные волосы архонтессы, пронизанные темно-красными нитями, были распущены, ниспадая на плечи и обрамляя узкое лицо. Тиндрак была закована в облегающую броню, чьи очерченные пластины были изящно расписаны по последней моде замысловатыми и мерзкими узорами.

Леди Малис присоединилась к ней на краю яруса.

— Тиндрак. Отлично выглядишь, дорогая.

— Как и вы, миледи Малис, — улыбнулась та, демонстрируя отделанные черными кристаллами зубы. — Однако я не ожидала вас здесь увидеть.

— В самом деле? — вкрадчиво поинтересовалась Аврелия. — Трэвельят и я — давние друзья.

Бровь Тиндрак изогнулась.

— У него много друзей, — проговорила архонтесса, обводя толпу бокалом. Малис нарочито медленно огляделась. Она уже рассмотрела остальных гостей, и все они изнывали от ожидания. Большая часть гостей, включая Тиндрак, была самыми отвратительными, самыми опасными безумцами. Или, по крайней мере, представлялась таковыми. Малис знала, что многие из них были дилетантами и хвастунами. Впрочем, некоторые из них вызвали у нее нечто, похожее на любопытство.

Здесь не было никого из младших архонтов, зато присутствовали ведьмы и гемункулы из всевозможных культов и ковенов. Аврелия заметила напыщенного суккуба из Проклятых Клинков, закованного в золото и лазурь, и тонкое, бесформенное создание, которое она знала, как Кегриса Кзакта из Сглаза — или это был один из его мастерски выполненных двойников, которых он, согласно слухам, создавал.

Среди гостей была даже одна из трупп Арлекинов. Воины-трубадуры, одетые в пестрые цвета, танцевали, пели и жонглировали, развлекая благодарную — пусть и слегка сомневающуюся, — аудиторию. Несмотря на то, что эти паяцы бесспорно были такими же эльдар, они не были преданы ни одному кабалу или миру-кораблю. Они достаточно часто показывались в Коммораге, хотя и не были его частью.

Члены этой труппы были закованы в оникс и виридиан, и носили перевернутую руну загадки. Один из Арлекинов был знаком леди Малис. Ей доводилось несколько раз иметь дело конкретно с этой труппой. Она смотрела на их кишение и улыбалась. Присутствие на празднике труппы Арлекинов свидетельствовало о влиятельности хозяина.

Все то, что можно было сказать о хитрости Векта, можно было сказать и о таланте Слиска к манипуляциям. Он был способен ранить соперника одной лишь улыбкой и обрести союзников, тщательно выбрав подходящий момент для смеха. К счастью для них всех, Слиск не интересовался ничем, кроме погони за своей собственной судьбой. И все же, несмотря ни на что, он был опасен.

На самом деле, леди Малис пришла сюда именно поэтому. Напряжение в Коммораге достигло своего апогея. Аврелия чувствовала его в своих жилах, слышала в тихих докладах своих шпионов. Вект объявил эпоху изобилия, но она видела, что прячется за его фанфаронством. Он беспокоился. А если беспокоился тиран, беспокоилась и леди Малис. Впрочем, как бы она не беспокоилась, она не видела причин не воспользоваться сложившейся ситуацией. А для этого нужно было собрать союзников и выявить потенциальных противников. Аврелия еще не решила, в какую из этих двух категорий отнести Трэвельята, но рано или поздно она это сделает — и тогда поступит с ним соответственно.

Малис почувствовала, как кто-то коснулся ее локтя, и обернулась. Одна из Арлекинов стояла пугающе близко. Ее лицо скрывала зеркальная маска, и Малис постаралась не обращать внимания на свое отражение в изящных гранях. Ей уже доводилось встречать теневидцев, и она прекрасно представляла себе опасность этих встреч.

— И что тебе нужно, клоун? — спросила она, не обращая внимания на Тиндрак, смотрящую на них с веселым любопытством. Пусть уж та думает, что хочет.

— Мы просим лишь о том, чтобы вы представили нас, о владычица Ядовитого Языка, — Арлекин низко поклонилась, но в этом жесте читалась явная насмешка. — Сердце в груди стоит слова в ухе, верно?

Малис коснулась пальцами своей груди, ощущая ровный пульс того, что пряталось внутри.

— Представить вас?

Кристальное сердце билось в каком-то своем странном ритме, постоянно изменяющемся и непредсказуемом. Арлекин добыла его дорогой ценой и способами, которые сама еще не понимала. Это время было для нее чем-то вроде сна, когда одно воспоминание перетекает в другое, пока все они не превращаются в мешанину цвета и звука. Осколки воспоминаний, которые она начала осознавать только теперь, кружили в беспорядочном танце. Позже она начнет сомневаться в том, что вообще что-то приобрела.

— Хозяину вечера, добрейшая владычица, — уточнила Арлекин.

Малис улыбнулась. Они часто приходили к ней с той или иной просьбой. Она считала благоразумным удовлетворять их, а в тех редких случаях, когда она отказывалась, Арлекины принимали ее решение с полнейшей невозмутимостью — как будто уже предвидели отказ или, как минимум, не ожидали согласия. В каком-то смысле Аврелия была частью их великого танца. Это отчаянно ее раздражало, но, стоило признать, это добавляло веселья в ее однообразную жизнь.

— И что же труппе таких проходимцев, как вы, может быть нужно от герцога? — лукаво спросила леди Малис. — Что же за нахальные планы зреют за этим хорошеньким личиком? — она указала веером на безликую маску теневидицы.

— Вы действительно хотите услышать ответ, о Носительница Клинка?

Малис опустила глаза на клинок, покоящийся на ее бедре. Он был точно таким же, как тот, которым она вырезала собственное сердце, чтобы заменить тем кристальным, которое билось теперь в ее груди. Помрачнев, Аврелия опустила руку на улыбающееся лицо, служившее клинку рукоятью.

— Нет, не думаю, — медленно ответила она. — Однако будет лучше, если твои планы не будут мешать моим, клоунесса.

— Боги упаси, милая леди, — подобострастно ответила теневидица. — Все это — части одного великого танца, хотя все фигуры в нем разделены, — словно в доказательство этих слов она встала на цыпочки и исполнила короткое па. Малис хмуро кивнула.

— Я представлю вас герцогу, — она раскрыла веер и начала энергично им обмахиваться, — хотя бы для того, чтобы посмотреть, что из этого выйдет. Настроение Трэвельята весьма переменчиво, и он может оскорбиться и запереть вас в своем саду.

Заметив, как напряглась Арлекин, Малис улыбнулась. Она сложила веер и похлопала им по груди клоунессы.

— Наш Змей обожает устраивать небольшие розыгрыши.

Резкий свист заставил Арлекина обернуться. Остальная труппа собралась неподалеку, и рабы спешно расчищали для них свободное пространство.

— Я надеюсь, представление вам понравится, госпожа, — Арлекин низко поклонилась. — Оно не ново, но его смысл как никогда глубок в наши хмурые времена.

— Я уверена, что оно мне понравится. Ступайте, — отмахнулась Малис. Теневидица развернулась и танцующей походкой направилась к товарищам. Одной из самых отвратительных черт слуг Смеющегося Бога была их бросающаяся в глаза неспособность долго оставаться неподвижными. Как будто они двигались в ритме, слышным только им самим.

Теневидица выпрямилась в полный рост, и остальная труппа встала вокруг нее широким кругом, опустившись на колени. Тиндрак подалась вперед, и Малис пропустила начало представления, почти забыв, что вторая архонтесса все еще тут.

— Давненько я не видела представления труппы Арлекинов, — проговорила та. — Слиск и впрямь не стесняется в расходах.

— Если бы я думала, что они заявились сюда не по собственной воле, а по приглашению герцога, я бы с тобой согласилась, — Малис помахала веером в сторону Тиндрак. — Все, тихо. Танец начинается.

Сложно было сказать, как он начался, и что было первым шагом. Мгновение назад труппа стояла неподвижно, а в следующее уже кружилась в красочном гавоте. Арлекины двигались, оставляя размытые послеобразы, призрачные следы каждого наклона, каждого поворота в их абсолютной синхронности. Каждый шаг, каждый жест вырисовывали буквы, круглые части которых дорисовывались следующим пируэтом, строя цельную вселенную сменяющих друг друга событий, проходящих сквозь постоянно меняющуюся линию миров.

Один за другим гости умолкли. Малис прижала к груди веер, пытаясь не обращать внимания на то, как бешено застучало ее сердце, когда ритм танца ускорился. Уловить все нюансы языка тел танцующих было сложно, и Аврелия подозревала, что смысл их изменялся в зависимости от того, откуда смотрел зритель. Сюжет показался ей знакомым — мифическая сага, путешествие юного принца, изгнанника, ставшего королем изгнанников. Пожалуй, весьма подходящий сюжет — с учетом того, кто был хозяином вечеринки.

Когда неистовый танец достиг своего апогея, раздался низкий, глубокий звук, словно кто-то ударил в огромный колокол. Все кругом содрогнулось, и Аврелия ощутила, как бокал в ее руке завибрировал. Загрохотали подносы, перепуганные рабы рухнули на колени, а танцующие Арлекины бросились в стороны, как стая вспугнутых птиц.

Выход Слиска был роскошным. Разодетый в сверкающие одежды из блестящей шкуры какого-то инопланетного зверя, герцог спустился с высоты. Его телохранители-сслиты медленно сползали следом. Ступени лестниц не были рассчитаны на их змеиные тела, и Слиск, легкий, грациозный, быстро обогнал их.

— Поговаривают, что его научили танцевать Арлекины, — негромко проговорила Тиндрак, глядя на герцога. — И что он танцевал, скрываясь за смеющейся маской, для высших из высших, наслаждаясь своей неузнанностью. — Она перевела взгляд на Малис. — Как ты думаешь, мы видели его?

— Уверена, что мы бы его узнали. Трэвельят ни на минуту не может перестать сиять, даже ради шутки.

Малис смерила корсара взглядом. Слиск почти не изменился с момента их предыдущей встречи. Он был все тем же Змеем — высоким, с резкими, благородными чертами лица, преисполненным величия, положенного единственному отпрыску полувымершего дворянского рода. Его волосы были заплетены в сотни тонких, опутанных золотой нитью косиц, которые рассыпались по его плечам и спускались на спину и обнаженную грудь. В полуножнах, закрепленных на инкрустированной жемчугом изысканной портупее, покоились два меча. Бледные лезвия древних клинков, больше похожих на орудие палача, изгибались, словно когти, скрежеща друг об друга. Драгоценные камни на портупее загадочно сверкали, когда на них падал свет. Малис вздрогнула, сообразив, что это были камни духа. Она негромко рассмеялась от восторга, раздумывая, обитали ли в этих камнях души их владельцев. Если да, то хотелось бы надеяться, что они наслаждаются зрелищем.

Клинки уравновешивал тяжелый пистолет-разжижитель с корпусом из кости и позолоченным дулом. Пистолет, как и мечи, был старым, и от него также исходила накопленная веками аура зла. Пальцы герцога, украшенные крупными перстнями, сжимали рукоять пистолета, а вторая рука покоилась на эфесе одного из мечей.

— Итак, я здесь, — мягко мурлыкнул Слиск. — Давайте же начнем наш пир.

Герцог окинул взглядом толпу, наслаждаясь их подхалимством и завистью. Едва сдерживаемая ярость ревнивых комморийцев послужила своего рода нейтрализатором вкуса, уничтожавшим те далекие от изысканности эмоции, которыми он был вынужден пробавляться в последнее время. На смену им пришли разнообразные смеси из желаний обладать и уничтожить — им одним, его одного.

— Друзья мои, — проговорил герцог, приглашающе разводя руками, — добро пожаловать. Все, чем я владею, к вашим услугам. Наслаждайтесь праздником в полную силу. Единственное, о чем я прошу вас — оставить здесь капельку того счастья, что вы принесли с собой.

Как он и ожидал, его слова были встречены редкими аплодисментами. Рассматривая толпу, отмечая знакомые лица, герцог раздумывал, кто из них потеряется в садах наслаждений. Хотелось бы, чтобы в этот раз там оказался кто-то поинтереснее.

Герцог собрался было продолжить свою речь, но в этот момент раздался крик:

— Смерть Змею!

Через мгновение щелкнул осколковый пистолет. Заряд ударился о защитное поле, окружавшее Слиска, и тонкие кристаллические осколки разлетелись во все стороны.

— О, на этот раз весь сор будет убран в самом начале? — герцог усмехнулся. — Как предусмотрительно.

Некоторые из гостей рассмеялись. Остальные расступились, жаждущие понаблюдать за противостоянием. Праздник нельзя было считать состоявшимся, пока кто-нибудь не попытается убить хозяина. Где-то позади толпа заволновалась, пока нападавшие протискивались вперед. Это были архонт и его свита — трое воинов-кабалитов, и трое ближайших, можно сказать — доверенных, — драконтов. Слиск тотчас же узнал глубокий винный оттенок доспехов и лазурь шелков.

— Это ты, Зомилл? Кажется, твой характерный визг ни с чем не спутаешь. Все еще сердишься из-за тессеракта, как я погляжу? — Спустившись с лестницы Слиск махнул рукой Слегу и его свернувшимся в кольца змееподобным собратьям. — Не виню тебя за это — он действительно хорош. — Он обвел рукой залу, словно приглашая оглядеться, и по толпе прокатились одобрительные смешки.

— Вор, — выплюнул Зомилл, худолицый вернорожденный, надменный и бесцеремонный. Он и его отряд гордо носили символ кабала Черного сердца, словно их верноподданность верховному владыке Комморрага могла защитить их лучше всяких доспехов. Впрочем, во многих случаях так оно и было.

Но только не здесь.

Сюда не доставала власть Векта, чтобы там не думали глупцы вроде Зомилла.

Архонт сплюнул на пол и поднял пистолет, дуло которого все еще дымилось.

— Я объявляю тебя вором и предателем, Трэвельят Слиск. Я объявляю тебя трусом, — он убрал в кобуру пистолет и опустил пальцы на рукоять меча, висящего на бедре. — Асдрубаэль Вект передает тебе привет, корсар. Примешь ли ты его вызов?

Толпа зашепталась, и Слиск улыбнулся.

— Асдрубаэль послал тебя? Надо же, какой такт, — руки герцога скользнули к мечам. — Что ж, иди сюда. Давай начнем наш бой, пока котлеты из гемовора не остыли.

Зомилл рыкнул на своих воинов, и те вытащили клинки и бросились вперед. В толпе снова поползли шепотки. Втягивать остальных в личный поединок было дурным тоном, однако и Зомилл, и его повелитель были известны тем, что мало заботились об учтивости — их интересовал только конечный результат.

Слиск метнулся им навстречу, обнажая клинки. Мечи сияли в его руках, их бледная сталь была оплетена сетью алых нитей. Психо-вампирические схемы, покрывавшие металл, вытягивали жизненные силы из всего, во что вонзалось это оружие. Герцог повращал мечами, добавляя сцене драматичности, но в тот миг, когда первый из нападавших подобрался ближе, Слиск метнулся в сторону — не ради того, чтобы убить, но для того, чтобы сбить с толку. Легко увернувшись от удара, он рубанул клинком по ногам противника, легко рассекая броню и плоть. Изувеченный воин рухнул, закричав от боли. Высвободив окровавленный меч, вторым Слиск отразил чужой удар, и, не медля ни секунды, покончил со вторым нападавшим обманчиво легким ударом в плечо. Тот отшатнулся, и на герцога бросился третий — вернее, третья, и Слиск скрестив мечи, принял на них ее удар. Он резко дернул клинки в стороны, рассекая ее оружие на части. Нападавшая попятилась, и Слиск начал наступать на нее, один за другим нанося удары в колени, локти, бедра, плечи, пока женщина не завопила и не рухнула на пол. Второй воин выругался и набросился на него со спины, но Слиск перевернул клинки, ударяя назад. Убитый воин рухнул на него мешком, и Слиск вздрогнул от удовольствия, ощутив его предсмертную агонию — и тут же высвободил мечи, когда Зомилл попытался воспользоваться его ослабшей на мгновение концентрацией.

Подпитанный болью воинов, которых он ранил, Слиск легко уклонялся от ударов. Зомилл был далеко не так хорош в бою на мечах, как считал сам. Подхалимствовать ему удавалось куда лучше. Слиск гадал, где Зомилл набрался смелости, чтобы решиться на такое явное покушение. Хотя, быть может, это была не смелость, а глупость.

— Как же он должен тебя не любить, Зомилл, — проговорил Слиск, кружа вокруг архонта. Его клинки двигались медленно, в то время как Зомилл парировал удары с отчаянной скоростью. — Как же он должен тебя не любить, чтобы послать сюда вот так. Я действительно задумался, знаешь ли. В прошлый раз, когда я пригласил его на званый обед, он послал мандрагор. Они тут такой бардак устроили… Но это — я говорю о тебе — это больше похоже на извинение.

Зомилл оскалился и бросился вперед. Слиск поднырнул под его клинок и развернулся, заставив полы одежды взметнуться разноцветным вихрем.

— Пожалуй, это может быть наказание в первую очередь для тебя? Ты потерял тессеракт, а ведь это был, в конце концов, подарок. Терять подарки от тирана как-то некрасиво…

— Ты украл его, — прорычал Зомилл.

— Ну да. У тебя. Так чья же это вина, на самом деле? На кого он возложил ответственность за это, ммм? — Слиск отразил неуклюжий удар и шагнул вперед, рассекая Зомиллу икру. Тот с рыком рухнул на одно колено, и Слиск, развернувшись, мазнул кончиком клинка по его запястью, разрезая жилы. Зомил выронил клинок, и, выхватив осколковый пистолет, бросился было вперед, но герцог не дал ему выстрелить. Метнувшись вперед, Трэвельят пригвоздил его руку к полу и пинком отшвырнул пистолет.

— Думаю, мы оба знаем ответ на этот вопрос, — проговорил он, улыбаясь своему незадачливому убийце.

Зомилл поднял взгляд. Слиск ожидал от него проклятий, сопротивления, хотя бы чего-нибудь. Но вместо этого архонт захныкал, когда психо-вампирическая вязь начала делать свое дело. Слиск нахмурился, резко растеряв всю веселость. Он вздохнул и всадил второй клинок в глаз раненому противнику, бесцеремонно обрывая игру.

— Что ж, должен признать, я разочарован, но, впрочем, это не повод портить наш праздник, — он отпихнул ногой тело, убирая его прочь с дороги, и огляделся вокруг.

— Ешьте, друзья мои! Пейте! Веселитесь! Завтра вы можете кончить также, как закончил бедняга Зомилл.

Сады огласились смехом, и гости принялись развлекаться.

Герцог вытирал клинки об одежду, пока рабы оттаскивали прочь тела как живых, так и мертвых. Для выживших, если они переживут эту ночь, может даже отыскаться местечко в его флоте. А может быть, он отправит их в самые глубины садов, чтобы они окончили свои дни в качестве животных для охоты. Это будет зависеть от его настроения.

Когда герцог убрал клинки, Мирта шагнула вперед, подавая ему новую мантию. Та была сделана из мягкой кожи юных морралиан, и ее полы были темными и гладкими. Сбросив на пол свой испачканный кровью наряд, Слиск надел поданную ему одежду. В это время рабы спорили над сброшенной одеждой, так как их хозяин еще сам не решил, очищать ее или оставить в качестве трофея. Оба варианта были приемлемы — герцог редко надевал один и тот же наряд дважды, разве что в знак протеста. Он похлопал по эфесам мечей, чувствуя, как утекают последние капли чужих жизненных сил. Камни духа, украшавшие его перевязь, отчаянно запульсировали, заставив его улыбнуться.

— Вижу, ты доволен собой?

Слиск обернулся, и его улыбка стала шире.

— Аврелия, ты пришла? О, это прекрасно, — он протянул руки леди Малис, и та взяла их, смерив герцога взглядом снизу—вверх. В своей богато украшенной церемониальной броне и свободном платье в архаичном стиле она, как и всегда, выглядела по-королевски. Шлейф из тонких полос шкуры ур-гула завершал ансамбль. На мгновение герцог ощутил укол зависти. Эта леди всегда умела правильно подобрать наряды к празднику.

— Как я могла пропустить это событие? О твоих званых вечерах слагают легенды, Трэвельят.

— К сожалению, не все с этим согласны, — он выразительно посмотрел на пятна свежей крови на полу. — Асдрубаэль вечно слишком долго хранит обиды.

— Или, быть может, это был его подарок. Зомилл уговаривал Векта отправить за тобой в погоню флот, чтобы наказать тебя за преступления против Вечного города. Он одержим — был одержим — желанием добраться до тебя.

— А если бы ему это удалось? — усмехнулся Слиск.

— Тогда Вект лишился бы такого очаровательного раздражителя…

— Аврелия, твой разум такой же извращенный, как и всегда. Он всегда был тем оселком, об который я затачиваю свой выдающийся интеллект, — герцог почесал щеку, оставляя едва заметные царапины.

— Льстец, — усмехнулась Малис, и, внезапно нахмурившись, коснулась свой щеки. Герцог задумался, ощутила ли она уже резкий привкус в горле, или еще нет.

— Яд? — спросила она, облизнув губы.

— Ничего опасного. По крайней мере, для таких, как мы, миледи.

Она дала ему пощечину — достаточно сильную, чтобы появилась кровь.

— В следующий раз сначала спроси, — проговорила Малис, слизывая кровь с пальцев. — Понятно. Такой же сладкий, как и всегда.

— Я безумно рад, что ты пришла, — улыбнулся Слиск, потирая щеку, и забрал бокал с подноса у проходившего мимо невольника.

— Надо сказать, я была удивлена, получив твое приглашение, — Малис отпила из собственного бокала. — Особенно после того, как я пустила по твоему следу тех гровианских ассасинов.

— А я-то гадал, чья это работа. Это была удручающе неряшливая попытка, Аврелия.

— Однако у них была превосходная репутация, — Малис подняла бровь. — Так как же тебе удалось от них уйти, Трэвельят?

— О, кажется, я испортил их навигационные системы. Последний раз, когда я их видел, они во весь опор неслись прямо в центр звезды своего родного мира. Во всем этом была какая-то ирония.

— Ты думаешь?

— Знаешь, тебе стоило это видеть, — Слиск улыбнулся ей поверх бокала. — Я благодарен тебе за это развлечение, пусть и мимолетное.

— Я так и подумала, что ты повеселишься, — ответила Малис, и ее улыбка стала чуть шире.

— Я надеюсь, что и ты повеселишься на этом скромном празднике, — герцог едва заметно кивнул. — А теперь, если ты меня извинишь, мы должны уделить внимание остальным гостям, прежде чем я расскажу о своем грандиозном замысле, иначе меня обвинят, что я отнял все твое время, — он взял ее за руку и провел губами по позолоченным стальным когтям, скрывавшим ее пальцы, а затем отправился поприветствовать остальных гостей.

В большинстве своем они утомляли его. От них смердело амбициями, а их безудержное политиканство оскорбляло его чувства. Даже здесь, посреди такой роскоши, они не могли высвободиться из клетки, в которую Вект загнал их тысячелетия назад. Тиран запер их за решетками из страха и паранойи. Всех, кроме Слиска. Тот, как истинный змей, выскользнул на волю и теперь жил ради себя самого, а не ради неких навязанных целей, выдуманных владетельным параноиком.

Однако герцог был вежлив с каждым гостем. Он обменялся остротами с Тиндрак и подарил Зератису рецепт более мощного галлюциногена. Позаимствовав у зловеще ухмылявшейся ведьмы парные клинки, он согласился на поединок с еще одной гладиаторшей, горящей жаждой боя, пусть тот и вышел недолгим. После нескольких пустячных царапин и последовавших за ними аплодисментов он поднялся по лестнице, призвав гостей к тишине. Мало-помалу все затихли — каждый хотел услышать, что скажет герцог.

Когда наступила тишина, Слиск еще некоторое время молчал, наслаждаясь ею. Затем, хлопнув в ладоши, он заговорил:

— Зимнее солнцестояние — это особенное время. По крайней мере, так гласят предания. Это время, когда одно время года перетекает в другое — в те времена, о которых они говорят, они у нас еще были, — и линия между живыми и мертвыми истончается и слабеет. Охотники ждут этого часа, когда их великая добыча становится вялой и впадает в спячку. Мы считаем это время подходящим для праздника, и это наше право — разве мы с вами не охотники, сородичи мои? Разве не мы с вами самые смертоносные существа из всех, что когда-либо появлялись на свет?

Он эмоционально взмахнул руками и послышались возгласы одобрения от гостей, поддавшихся его настрою. Слиск милостиво кивнул.

— Когда наши боги сотворили нас, они отложили инструменты и расплакались, ибо мы совершенны в нашей смертоносности и непревзойденны в искусстве убийства. Мы — клинок, что заставляет само бытие истекать кровью, и раны, что мы наносим реальности, не заживают никогда. Они остаются как памятники нашей силе.

После этих слов к одобрительным крикам примешались шепотки. Соперники обменялись хищными взглядами. Слова герцога зацепили их, и он чувствовал их нетерпение. Они знали, что будет дальше. Это была традиция — другие архонты тоже устраивали подобную охоту, но эта обещала стать величайшей из всех.

— Середина зимы всегда была для нас самым священным временем, — продолжил Слиск. — Луч света посреди сумрачного сезона смерти. Напоминание о том, ради чего стоит жить. И я пригласил вас всех сюда не для того, чтобы просто разделить с вами припасы, но и для того, чтобы побаловать вас тем, что поддерживает пламя в наших душах. Охота, собратья. Охота, столь дикая и свирепая, что мало кому доводилось участвовать в подобном прежде.

Слиск высоко поднял кубок, и его гости радостно последовали его примеру. Речь вышла лучше, чем он ожидал, и реакция на нее оказалась лучше, чем он опасался.

— Я скажу вам, что впереди нас ждет нечто грандиозное. В эту минуту координаты наших охотничьих угодий были разосланы на ваши корабли. Нас ждет хорошо защищенный мир, населенный дикими монстрами и еще более дикими поселенцами. Мир бурь и бушующих морей.

Герцог хлопнул в ладоши и спустился по лестнице, и шлейф его мантии стекал за ним следом. Повинуясь его жесту, над садами наслаждений вспыхнула огромная фотонная проекция — мир, состоящий из серых и синих пятен.

По толпе гостей поползли шепотки и Слиск насмешливо оскалился, демонстрируя заточенные по последней моде зубы. Он отшвырнул за плечо полупустой кубок и развел руки, словно ожидая, что мир сам упадет в них.

— Этот мир называют Фенрисом. Это родной дом для легиона тех грубо аугментированных воинов, которых эти рабские расы плодят миллионами.

Слиск повел рукой и голограмма начала вращаться.

— Сейчас он содрогается от сезонных тектонических сдвигов. Они слепы, глухи и глупы. Те, кто считал себя хищниками, теперь сам скатился до роли добычи, и мы должны обращаться с ними соответственно. Нам ли, тем, кто однажды поднялся так высоко, что может охотиться за самими богами — нам ли опускаться теперь, братья и сестры мои? Разве не должны мы наглядно показать, где им самое подходящее место во всем пространстве изученного космоса?

Слова герцога вызвали одобрительный гвалт.

Это всегда срабатывало — самым легким способом манипулировать среднестатистическим комморитом было воззвание к его высокомерию. Слиск улыбнулся и, не опуская рук, развернулся, словно собираясь обнять их всех.

— Это будет величайшее развлечение. А теперь — ешьте, пейте и веселитесь, собраться мои. Пусть шум нашего с вами праздника услышат те, кто ответил отказом на мое приглашение, и да утонут их души в чернейшей зависти!

Когда толпа разошлась, Слиск заметил направляющуюся к нему леди Малис, и снисходительно улыбнулся. Ум Аврелии Малис был таким же острым, как и ее клинок, покрытый ядом с обоих сторон. Даже Вект опасался ее, и его опасения были обоснованы — поговаривали, что когда-то они были любовниками. Малис была одной из немногих вещей, заставлявших Слиска скучать по Комморагу.

Конечно же, однажды Вект утомился от нее, как утомлялся от всех своих фаворитов. Он лишил ее доверия и отшвырнул на самый край комморийского общества. Слиск едва ли не ощущал запах того желания мести, которое исходило от нее. Как и многие другие гости, она пришла, надеясь впутать герцога в ту или иную интригу. Как он и рассчитывал. Среди множества заговорщиков должен был быть хоть кто-то, кто сумел бы исцелить его от вечной скуки.

— Что ты скажешь о моей речи, Аврелия? — спросил Слиск, беря ее за руки.

— Восхитительно. Впрочем, ты всегда был превосходным оратором, Трэвельят, — она оглянулась через плечо, и он заметил цветастую фигуру, слоняющуюся рядом. Он вопросительно поднял бровь, когда Малис добавила:

— Я хочу, чтобы ты кое с кем пообщался. Или, скорее, это они хотят пообщаться с тобой.

— Не припомню, чтобы я приглашал кого-то из вашего племени, — медленно проговорил Слиск, обращаясь к цветастой фигуре.

— Но ты и не запрещал нам появляться, — клоун танцевал и расхаживал перед ним, наполовину вызывающе, наполовину приглашающе. Краем глаза Слиск заметил Мирту, стоящую неподалеку и наблюдающую за ними. Его куртизанка выглядела неуверенной. Или, пожалуй, уверенной, что он собирается бросить ее ради чего-то… странного. Или может быть, он скорее позволит кому-то другому убить себя, прежде чем она успеет сделать этого.

Герцог улыбнулся.

— Думаю, один раз я вполне могу посмотреть на ваш визит сквозь пальцы. Но только один раз.

Клоун — вернее, клоунесса, по крайней мере, герцогу показалось, что это женщина, — остановилась, покачиваясь на каблуках взад-вперед и рассматривая его сквозь свою сверкающую маску. Наконец, она подалась вперед.

— Я рада слышать это, герцог Трэвельят Слиск, Змей Небесных Путей, Князь Множества Цветов, — ее голос странно вибрировал, и герцог повнимательнее присмотрелся к ее наряду. Он имел достаточно дел с последователями Смеющегося Бога, чтобы распознать перед собой теневидцев, когда он с ними сталкивался. Сказители и прорицатели — по крайней мере, так о них говорили.

— А тебя как зовут, мой маленький клоун? У тебя, я уверен, должно быть какое-нибудь загадочное имя, — Слиск вытащил клинок и провел его плоской стороной по плечу теневидицы. Она оттолкнула лезвие в сторону и нырнула под его руку. Конец ее посоха сжал его горло — но очень осторожно. Она оттянула его, и Слиск благодарно хмыкнул. Секундное нажатие — и она сломала бы ему кадык. Она предупреждала его — или дразнила. А может быть, и то и другое одновременно.

— Я — та, что идет сквозь завесы времени и пространства, вверх и вниз, вперед и назад. Я видела, как поднимались черные звезды, как садились холодные солнца. Я слышала мелодии, которые играли вечные флейтисты при дворе самых глубоких трущоб, я пробовала плоды невозможных деревьев. Этого имени достаточно, герцог Трэвельят Слиск?

— Это имена или истории?

— А есть ли разница между этими понятиями? И что есть мои истории в сравнении с твоими, о Змей? Ты ползешь сквозь время, оставляя след из огня и крови на теле вселенной. И так и должно быть.

Слиск дернулся, вырываясь из-под посоха. Развернувшись, герцог выхватил меч, и его кончик уперся туда, где, как он думал, находится переносица теневидицы.

— В таком случае, почему ты здесь? Что тебе нужно от меня?

— Что заставляет тебя думать, будто бы мне что-то нужно?

— Прагматизм.

Она рассмеялась. Ее смех рассыпался на множество голосов, словно под маской пряталась не одна личность, а множество. Она посмотрела на Малис, и Слиск нахмурился. Ходили слухи — слухи ходили всегда и повсюду — что Малис знала об Арлекинах больше, чем кто-либо другой, но герцог никогда не уделял им особого внимания. Что ему за печаль, если Малис впутается в ерундовые интриги этих бродяг?

— Мне бы хотелось перейти к концу истории прежде, чем она начнется. Надеюсь, вы простите меня? — теневидица оттолкнула лезвие и подкралась поближе. В ее движениях прослеживался ритм. Заученные па, словно они с герцогом беседовали уже ни раз и не два. Слиску это показалось в равной степени раздражающим и интригующим.

— Такому умелому исполнителю я бы простил почти все, что угодно, — ответил он, опуская меч острием к земле и опираясь на него. — Что ж, испорти рассказ, если тебе хочется. Я не испытываю удовольствия от концовок.

— Вы мудры.

Слиск запрокинул голову и расхохотался.

— Вот в таком меня еще не обвиняли.

— Это и сейчас не обвинение. Скорее, наблюдение, — теневидица по-птичьи склонила голову, и бубенчики на ее капюшоне нежно звякнули. — Ты должен забрать сердце Волка, о Змей, — она шагнула ближе.

Ее фигура словно исказилась и расплылась. На мгновение Слиску показалось, что он увидел и другие силуэты, стоящие в одном месте, словно видимое эхо чужих движений. Личности, которых никогда не было и никогда не будет. Части истории, которую еще никто не рассказал.

Герцог напрягся.

— И это та концовка, которую ты видишь? Или та, которой ты желаешь?

— И то, и другое, и то, и другое, — почти пропела Арлекин.

Слиск рассмеялся и отступил назад, чтобы между ним и теневидицей было хоть немного свободного пространства. Он чувствовал запах химикалий ее крейданна — слабого галлюциногена, к которому он достаточно давно выработал иммунитет. — Сердце Волка, говоришь… Смысл твоих слов легко понять — ты имеешь в виду сердце тех воинов мон-кеи, которых те держат как движимое имущество? Они нужны им также, как нужны свежие материалы для баков по выращиванию плоти. Так, значит, я должен забрать у них из будущее, верно? — Слиск снова рассмеялся и демонстративно взмахнул клинками. — Очаровательно! Я собираюсь украсть огонь у богов и мясо из пасти чудовищ!

— Отличная история, — проговорила Малис.

Слиск со смешком повернулся к ней.

— Я участвую только в таких.

Когда он снова обернулся к теневидице, та уже присоединилась к расширяющемуся хороводу, и ее тонкая фигура сгинула в пестром калейдоскопе цветов ее труппы.

— Она даже не спросила разрешения уйти, — хмуро проговорил герцог. — Какая восхитительная грубость.

— Собираешься наказать ее, Трэвельят? — выразительно спросила Малис.

— Я слышу ревность в твоем голосе, Аврелия? — усмехнулся тот.

— Любопытство.

— Я часто видел, как одно вытекает из другого, — герцог пожал плечами и посмотрел на нее. — Так ты присоединишься ко мне? В этой экспедиции, я имею в виду.

Малис с элегантной обидой надула губы.

— С тех пор как я последний раз участвовала в рейде, прошло достаточно времени. Боюсь, Коммораг слишком крепко держал в своих когтях все мое внимание.

— Значит, ты давно не баловала себя, — Слиск взял ее за руку и с шутливой нежностью запечатлел на ней поцелуй. — Ну же, Аврелия, давай разгромим этих дикарей вместе, как мы делали это раньше, в более невинные времена.

— Мы оба никогда не были невинными.

— Не были, и я весьма рад этому, — не выпуская ее руку, Слиск повлек Малис за собой. — Идем. Одна сарабанда напоследок, пока праздник не закончился.

Малис позволила ему утащить себя в хоровод Арлекинов.

— С удовольствием, Трэвельят.

Глава VIII. ПОРЯДОК ВЕЩЕЙ

641.M41

Охота шла отлично. Аки выследил свою добычу в густых лесах, покрывавших подножия Асахеймских Гор, и, наконец, загнал ее на прогалину, где деревья расступались перед каменистой осыпью. Добыча заставила Аки изрядно побегать, и погоня измотала их обоих, но в конце концов, ему удалось загнать ее в угол.

Это было мощное копытное животное, покрытое боевыми шрамами и возвышавшееся над Аки мало не на две головы. Огромные рога венчали его благородную голову, словно какая-то языческая корона, а грудь и плечи были в три раза шире, чем грудь и плечи Кровавого Когтя. Его шкура побелела от старости. Обычно лоси не жили так долго. Этот был либо чересчур удачлив, либо чересчур силен, а может быть, и то и другое.

В животе у юного Волка заурчало. Космические десантники могли долго обходиться без еды, но Аки провел слишком много месяцев в Этте и за это время привык питаться регулярно. К тому же он всегда считал, что голод делает мясо вкуснее.

С тех пор, как их выгнали, прошла почти целая неделя. Как же, все-таки, выл Лютокровый. Аки улыбнулся, вспомнив об этом. Это было меньшим из того, что заслуживал их командир, неважно, ярл он или нет. Да и здесь, снаружи, было лучше, чем там. Даже несмотря на то, что им приходилось самим добывать себе пищу.

Аки оскалился и шагнул к лосю с пустыми руками — его цепной меч висел за спиной, а болт-пистолет покоился в креплении. Он не вытаскивал ни то, ни другое — рук и зубов должно быть достаточно.

— Ну, — зарычал он, — чего ты ждешь?

Лось угрожающе заревел, и Аки взревел в ответ. Время на мгновение замерло.

А затем, взметнув облако снега, лось с глухим ревом понесся вниз, прямо на него, угрожающе опустив рога, острые, как ножи. Земля задрожала при его приближении. Оказавшись ближе, лось взревел снова, и в ноздри Аки ударил его мускусный запах.

Кровавый Коготь подобрался. Хоть он и был закован в боевой доспех, лось весил куда больше. Аки смутно помнил, что когда-то видел, как такое животное пробилось сквозь каменную ограду с такой легкостью, словно вместо камней перед ним был утренний туман. Когда лось подбежал поближе, Аки раскинул руки в стороны и в самый последний миг взрыкнул и бросился вперед.

Они столкнулись с такой силой, что все тело Кровавого Когтя, от самой макушки до пят, пробила дрожь. Даже внутренние стабилизаторы брони с большим трудом помогли ему удержаться на ногах. Аки поймал лося за рога, и сервоприводы доспеха протестующе взвыли, когда он попытался сломать массивную шею животного. Лось всхрапнул и горячий пар, вырвавшийся из его ноздрей, окутал Аки, застилая ему глаза. Морда лося была так близко, что Аки мог рассмотреть каждую царапинку на его голове и шее. На толстой шкуре было множество шрамов от когтей и клыков, а на плечах и передних ногах темнелись даже круглые отметины от шупалец кракена. Этот лось был стар, и за свою жизнь он побеждал врагов куда крупнее себя самого.

Но Аки ему не победить. Ни одно существо — летающее ли, плавающее, ходячее, — не могло победить члена Своры. И особенно — Кровавого Когтя по имени Аки.

Лось попытался выпрямиться, ревя от натуги, а Аки, в свою очередь, пытался повернуть ему голову, надеясь, что шея сломается раньше, чем рога, но ему не удавалось найти опору. Зубцы рогов скрежетали об керамит его перчаток, оставляя царапины на ладонях. Разъяренный лось протестующе мычал, а затем, натужно заревев, он мотнул головой, сбивая Аки с ног и отбрасывая в сторону. Аки изумленно отпрянул, и лось, пошатываясь, боднул его. Один из рогов разломился, но лось не останавливался, отбрасывая Аки все дальше и дальше назад, не давая ему перевести дух, и вскоре дотолкал его до дерева. Удар заставил дерево содрогнуться, и с его веток на них посыпался снег.

Выругавшись, Аки вонзил когти в череп лося, надеясь сломать что-нибудь, но это было все равно что бить по обшивке «Носорога».

Раздался вой, и серые силуэты окружили их обоих. Что-то ударило по дереву над головой Аки, и тот, подняв глаза, увидел знакомую ухмылку. А затем Лукас спрыгнул вниз, прямо на широкую спину лося, и тот заревел, когда его хребет раскололся на части. Он метнулся вбок, пытаясь сбросить Лукаса со спины, но тот, ухватившись за рога, резко дернул их в сторону.

— Нет! — заревел Аки. — Он мой!

Ноги лося подкосились и он наконец-то рухнул на землю. Аки на всякий случай шагнул назад, когда лось взбрыкнул в последний раз и вытянул ноги. Когда он окончательно затих, Лукас слез с туши и перевалил ее на бок.

— Хороший конец хорошей охоты, а, щенок?

— Я собирался убить его, — прорычал Аки, занимая боевую стойку — жажда убийства все еще бурлила в его крови. — Это была моя добыча.

— Это была наша добыча, — ответил Лукас. Он был абсолютно спокоен, и это только сильнее раздражало Кровавого Когтя. — Мы — стая, щенок, а не бирюки. Мы сражаемся вместе, охотимся вместе, пируем вместе. Неважно, нравится тебе это или нет.

— А разве ты не за это наказал Лютокрового? — рыкнул Аки. — Он отнял наше убийство — и чем ты сейчас отличаешься от него? — он ударил кулаком по нагруднику.

— Тем, что мы все договорились разделить убийство, брат, — подал голос Кадир, выходя из-за деревьев. — Оно не твое, и он не крал его. Оно было нашим общим.

— Тебя-то кто спрашивал? — сплюнул Аки, в упор глядя на высокого Кровавого Когтя. Заносчивость Кадира раздражала. Этот высокий парень перехватил командование, словно оно принадлежало ему по праву рождения. И это вызывало у Аки желание впечатать его лицом в грязь.

Аки не переставал удивляться, почему остальные не видят, что командиром должен быть он. Ну, разве что от Дага этого можно было ожидать — Даг вообще был недоумком. Но у Хальвара и Эйнара мозгов было побольше, и все равно их вполне устраивало ходить за Кадиром, а тот не возражал, чтобы Лукас шел впереди их всех.

— Хватит, — оборвал перебранку Лукас. — Мясо стынет. Давайте-ка разделим его. — Он вытащил нож и начал вскрывать лосю брюхо. — Я бы вышиб этой зверюге мозги и уже поджаривал их на огне к тому времени, когда бы ты догнал меня, щенок, — он насмешливо оскалился, глядя на Аки. — Так что нет нужды спорить.

Аки посмотрел на лося, борясь с желанием устроить драку.

— Он жестоко сражался, — прорычал он после паузы.

— Не так жестоко, как ты, брат, — проговорил Даг. Он пристроился рядом с лосем, с жадностью наблюдая за тем, как нож Лукаса вырезает сердце из груди. Даг вечно был голоден.

Кровь окрасила снег в розовый цвет, и Аки глубоко и с удовольствием вдохнул. Запах разнесется во все стороны и привлечет остальных хищников. Но к тому времени тушу уже разделают Кровавые Когти и заметут за собой следы, как они уже много раз делали с тех пор, как покинули Этт и начали скитаться по чащам Асахейма.

Резкий запах прометия сообщил о том, что пришел Эйнар. Немногословный воин хлопнул Аки по плечу.

— Хорошая охота, — сказал он. — Хорошая погоня. Хорошее мясо.

Аки, помедлив, кивнул, принимая комплимент.

— Лучшее мясо, — Лукас поднялся на ноги, держа в руках лосиное сердце. — Почему лучшее мясо — это то мясо, которое ты добыл сам? Кто-нибудь из вас когда-нибудь задумывался об этом?

— Нет, — ответил Хальвар и постучал пальцем по одному из многочисленных оберегов, — это так, потому что так угодно Всеотцу.

Лукас кивнул. — Хоть это и так, в моей голове хватает вопросов.

— А в моем брюхе не хватает мяса, Трикстер, — Аки указал на лосиное сердце, — ты собираешься его разделить? Если да, то давай побыстрее.

Лукас слишком много говорил. Он наполнял воздух словами там, где это совершенно не требовалось. Если бы Аки знал Лукаса хуже, то заподозрил бы его в сентиментальности.

Лукас оторвал кусок сердца, бросил остальное Аки и обвел взглядом пустошь.

— Думаю, это все волк внутри нас. Когда-то мы сражались, чтобы жить лучше, а теперь сражаемся ради того, чтобы хотя бы выжить. Мы тонем в собственной тени. Мы принимаем легенды и предания за чистую правду, за единственную правду, и стремимся войти в них любой ценой.

— Ты что, в философы подался? — мрачно спросил Аки. Лукас, похоже, наслаждался тем, что морочил им головы заумными метафорами. У Аки не хватало на них терпения. Настоящий воин не тратит время на размышления подобного рода. Не тогда, когда впереди ждет дичь, которую нужно поймать, или противник, которого нужно убить.

Они не скьяльды, в конце концов.

Аки оторвал свой кусок и передал сердце Дагу. Бледный воин жадно схватил его и оторвал от него кусок, а затем швырнул сердце Хальвару, который поймал его с залихватским гиканьем. Но как только Хальвар собрался укусить добычу, Эйнар подсек его и сердце шлепнулось в подставленные ладони Кадира. Высокий Кровавый Коготь оторвал себе кусок и бросил сердце обратно Аки, который со смехом поймал его.

— По-моему, весь этот свежий воздух плохо на тебя действует, Трикстер, — сказал Аки, и Лукас перевел на него взгляд.

— Возможно, — откликнулся он.

Лукас сорвал пучок жесткой травы и поднял руку, раскрыв ладонь и позволив травинкам разлететься по ветру, а затем глубоко вдохнул, впитывая запахи леса и бури. Вокруг него простирался Асахейм, укрытый покрывалом черных туч, растянувшихся до самого горизонта.

Горы росли вдоль позвоночника мира, как полоса жесткого меха вдоль волчьего хребта. Помимо семи могучих гор, окруживших Этт словно преданные таны, существовали сотни гор куда меньших. Те племена, которым повезло найти убежище на полярном континенте, часто обустраивали свои дома в тени меньших братьев Этта, там, внизу, где воздух был не таким разреженным, а холод — не таким кусачим.

Лукас поднял глаза. Снег с дождем лил сквозь трещины в черном покрывале, вымачивая ему лицо, но ветер уже несколько успокоился — Хельвинтер постепенно выпускал из своих когтей вершины гор, по мере того, как Фенрис все ближе подходил к Волчьему Оку, и становилось все теплее. Но бури продолжатся, и лед начнет таять. Моря уже поглотили почти все земли, кроме самых высоких берегов, и совсем скоро многие племена снова пустятся в плавание в поисках безопасного места.

Фенрис был прекрасен, неистов и непокорен. Но он мог бы быть чем-то куда большим.

— Как и мы, — пробормотал Лукас. — Мы могли бы быть куда более великими.

Остальные Кровавые Когти позади него ели и смеялись. Лукас был доволен. Несколько недель на свободе пойдут им на пользу. Слишком долгое сидение взаперти скверно сказывалось на Кровавых Когтях.

Мясо лося приятно отяжеляло брюхо Лукаса и успокаивало его мысли. Он рассматривал лесные заросли, пытаясь найти что-нибудь знакомое. Старые пути, по которым не ходили десятилетиями, а то и веками, воскресали в его памяти так ярко, словно он ступал по ним всего лишь пару дней назад.

Горы возвышались над деревьями, и их имена камнями лежали на дне его памяти. Громовая Гора. Огнедышащая. Броддья, и к югу от нее — Кракгард. Покрытые снегом, они едва различимо, словно призраки, светлели на горизонте. Их имена скатывались с его языка, когда Лукас негромко называл их. Когда он был еще совсем мальчишкой, мать рассказывала ему о той мудрости, что покоится в этих местах и ждет того, кто захочет ее услышать. Горы видели, как появлялись океаны, как принимали свою форму облака и помнили первый поцелуй ветра. Горы были старше Лукаса, старше Лютокрового — да даже Русса. Они стояли в стороне от всех историй и всех обрядов.

Спустя секунду Лукас заметил дымок, различимый сквозь стену дождя и мокрого снега.

Вот оно.

Лукас улыбнулся и повернулся к остальным.

— Берите то, что осталось от лося. В шкуру заверните, так мы ничего не растеряем по дороге.

— А куда мы идем? — вскинулся Аки.

— Засвидетельствовать свое почтение. Ну, чего расселись, подъем! — он пнул Аки под зад, заставив того вскочить на ноги. Кровавый Коготь с рычанием повернулся, но стух при виде насмешливой улыбки.

— Хлойя, брат. — Лукас постучал когтем по его нагруднику. — Смейся. Это же весело, а? Всяко лучше, чем застрять в горе на весь сезон.

— По крайней мере, там было сухо, — мрачно пробормотал Хальвар, тяжело поднимаясь на ноги, и его медальоны и амулеты загремели и зазвенели.

— Немного свежего воздуха тебе не повредит, братец. Тебя не помешает слегка проветрить. — Лукас протянул руку и поймал Дага за шею, когда тот встал. Даг вздрогнул, когда Лукас коротко чмокнул его в макушку, прежде чем выпустить. — Это могло бы добавить цвета на твои бледные щеки, Даг. И, может быть, даже отогнать хоть чуть-чуть те пары прометия, которые так крепко привязались к бедному Эйнару. — Лукас перевел взгляд на Кадира и пожал плечами. — А тебе, братишка, я ничем помочь не могу. По крайней мере, пока твои волосы не отрастут обратно.

Кадир коснулся головы там, где вместо длинных волос был короткий подшерсток, и нахмурился. Но ответить не успел — Лукас уже пошел вперед.

— Так куда мы идем, Лукас? — снова спросил Аки, и прозвучавшее в его голосе беспокойство заставило Лукаса улыбнуться.

— Тут внизу есть поселение. Ятвианское племя. Я иногда приношу им подарки. Еду. Оружие. Всякую мелочь — то туда, то сюда, когда прихожу в этот район.

— Ты что, кормишь их? — оторопело спросил Аки.

— Сейчас, вообще-то, Хельвинтер, — Лукас посмотрел на него в упор. В темноте Аки выглядел парочкой желтых глаз, таращившихся из сугробов. — Пока моря пожирают землю, зверье спасается, забираясь повыше. Еды становится мало. Ну, если только ты не привык питаться кракенами. — Аки скривился и Лукас засмеялся. — Не такие уж они и противные на вкус.

— Кракены — это единственное, чем питалось мое племя, — Аки хмуро посмотрел на Лукаса. — Я отлично знаю, какие они на вкус. В любом случае, мы не должны этого делать — это не в наших привычках, — он оглянулся по сторонам, ища поддержки у остальных.

— Это кто так решил? — насмешливо вскинулся Лукас.

— Ты делаешь их слабее.

— Ты их даже не видел. Да и, сказать по правде, я сам их последний раз видел лет десять назад, — сознался Лукас и помотал головой, стряхивая с волос снег, — а то и больше. Время летит быстро, когда ты не обращаешь на его полет внимания. — Он пожал плечами. — Тебе не обязательно идти со мной.

— Нет, обязательно, — Аки сплюнул, — мы же стая, забыл?

— Тогда, ради всех богов, шевели ногами, — Лукас легко поднял лосиную тушу на плечи и первым зашагал вперед по снегу. Чем дальше Кровавые Когти уходили, тем чаще сотрясалась земля и трещали ветки, с которых сыпался лед. Хоть Асахейм и был стабильнее остальных массивов суши, его и самого порой потряхивало.

Некоторое время стая молча шла за Лукасом, пока, наконец, Аки не спросил:

— Ты часто это делаешь?

В голосе молодого Волка не было укоризны.

— Что именно?

— Кормишь их. Балуешь. — Аки посмотрел на него. — Говорят, что тебя выгоняли из Этта по меньшей мере шесть раз за последние пару веков. Так вот чем ты занимаешься, когда бродишь тут в одиночестве? Лукас поправил лосиную тушу на плечах и усмехнулся.

— У меня множество разнообразных интересов. Иногда я просто забираюсь на самые высокие горы и… сижу, глядя как звезды гоняются друг за другом по небу. А иногда надеваю шлем и иду гулять в Мироморье. Я даже побывал за горами, — он лукаво оглянулся на Аки, — в Пещерных Городах.

Аки растерянно округлил глаза, не зная, что ответить.

— Это запрещено, — подал голос Хальвар, — одним из первых эдиктов Русса.

— И он был прав, щенята, — кивнул Лукас. — Эти темные тоннели просто кишат монстрами. Там не место юным Кровавым Когтям.

Запах печеной еды и свеженарубленных дров все явственнее ощущался среди деревьев. Похоже, они почти пришли.

— Они не одни такие, — проговорил Лукас после паузы. — Некоторых я не кормлю, а мучаю. Понятно, что тех, кто этого заслуживает.

— Да уж понятно, — откликнулся Аки, и Лукас оглянулся на него.

— Некоторые из них становятся наглыми. Те, для которых мы — больше, чем легенда. Любимые племена. Вы не хуже меня их знаете, щенята. У Ульрика, как и у остальных жрецов, есть свои ручные племена. И у Волчьих лордов, при всей их бездонной мудрости, тоже есть свои. Формально мы ни на чьей стороне, но какой воин откажет в помощи своим собственным родственникам?

— Многие из нас не помнят своей семьи, — кашлянул Кадир, — в отличие от тебя.

— Ну, а кто в этом виноват? — усмехнулся Лукас. — Что до меня, то я сумел избежать этой проблемы, раздарив сувениры большому количеству племен. — Он засмеялся. — Хорошие были деньки, надо сказать…

— Ты что, все еще… — нахмурился было Аки.

— «Все еще» что? — хмыкнул Лукас. — Изображаю посланника небес? Заворачиваюсь в шкуры и пользуюсь гостеприимством смертных, как некоторые? А если и да, то что с того? — пожал он плечами.

— Я не об этом тебя спрашивал.

— Я знаю. Но мой ответ тебе не понравится, поэтому я пропустил твой вопрос мимо ушей. — ответил Лукас и остановился. Деревья вокруг стали тоньше, и склон перешел в холмистую равнину. Верхушка горы тонула в грозовых тучах, и окруженные стенами домики у его подножия по-сиротски теснились на предгорьях.

Лес вокруг был расчищен, уступив место крепкой стене, окружавшей поселение. Та была такой высокой и толстой, что могла защитить от ненужного внимания вражеского племени и голодного тролля. Домики выстроились вдоль реки, спускавшейся с горы, и над ними поднимались столбы дыма.

— А он большой, — пробормотал Эйнар, имея в виду поселок.

— Вот, что получается, когда тебе не приходится удирать к ближайшей ладье каждое половодье, — в голосе Аки послышалась горечь, и он сплюнул. — Они, наверное, фермеры.

— Ну кто-то же должен производить продукты, чтобы их могли красть другие племена, — проговорил Лукас. — Ладно, дальше я пойду один. Вы пятеро остаетесь здесь, и смотрите, чтобы вас никто не увидел.

Его тон не допускал возражений, и Кровавые Когти, к их чести, даже и не попытались возразить. Даже Аки.

Удовлетворенный этим, Лукас осторожно пошел по зыбкой почве, машинально оглядываясь в поисках возможных охранников, хотя и не ожидал на полном серьезе их увидеть — уж точно не в такую бурю. Если сыплющиеся с неба ледышки кололи его обнаженное лицо как булавки, то для смертных они будут ножами.

Добравшись до стены, Лукас подпрыгнул, и, ухватившись за край стены, легко забрался на нее, не выпуская лосиную тушу. Он помедлил, рассматривая поселок. Эйнар ошибся в своих наблюдениях: поселение было не таким уж и большим, вдоль реки расположилась горстка общих домов, прячущихся в тени горы. Похоже, здесь проживало всего несколько больших семей — даже родное племя Лукаса в лучшие годы было немногим больше.

Лед, сковавший реку, уже постепенно начинал таять. Тонкие струйки дыма поднимались из труб, торчавших из крыш домов. Однако никого живого было не видать — хоть температура воздуха и была здесь куда выше, а горы и деревья закрывали поселок от самого сильного ветра, воздух здесь все равно был достаточно холодным, чтобы доспех Лукаса успевал покрываться инеем, если он долго стоял на одном месте.

С ограды Лукас перепрыгнул на ближайшую крышу. Снизу доносилось едва различимое пение. Когда Лукас поднимался вверх по крыше, подошвы его бронированных сапог заскользили по заледеневшему соломенному настилу, и он едва не потерял равновесие и тихо выругался. Крыша скрипела под его весом, но он не сомневался, что она выдержит — все, что делалось руками фенрисийцев, было некрасивым, но крепким. Точно таким же, как и сами фенрисийцы.

Подобравшись к ближайшему дымоходу, Лукас заглянул внутрь. Его улучшенные нюх и слух с легкостью пробивались сквозь плотные облака дыма, позволяя узнать, что творилось под крышей. В доме, вполне ожидаемо, было людно. Зима была холодной, и чем больше тел соберется в одном месте, тем больше будет тепла. Лукас чувствовал запах жареного мяса, льющейся медовухи, человеческого пота, резкую вонь нестираной одежды.

Стащив со спины лося, Лукас развязал туго стянутые веревки и, взяв тушу за ногу, опустил в трубу.

— Это для вас, собратья мои, — негромко прорычал он, слегка потрясая тушей. Выгнув руку, Лукас кинул свою добычу, и та с грохотом рухнула на один из столов.

Мужчины и женщины закричали, поднимая тревогу, и Лукас рассмеялся, долго и утробно, а затем побежал обратно к стене, не заботясь о том, что его могут услышать.

Когда он уже запрыгнул на стену, двери общего дома, оставшегося позади, распахнулись. Но Лукас уже с нечеловеческой скоростью бежал к лесу. Ни один смертный не смог бы потягаться в беге с воинами Своры. Впрочем, в такую погоду они, пожалуй, даже не сумели бы его рассмотреть. Но над ухом все равно тонко свистели стрелы, наугад выпущенные сквозь метель — и Лукас снова рассмеялся, петляя среди деревьев.

Кровавые Когти уже ждали его.

— Как думаешь, они будут преследовать тебя? — спросил Кадир, настороженно высматривая селение сквозь заросли.

— А ты бы на их месте стал бы? — Лукас помотал головой. — Нет. Они боятся леса, и у них есть для этого веские причины.

— Трусы, — фыркнул Аки.

— Ты так думаешь? — Лукас перевел взгляд на него.

— Я бы на их месте поохотился на тебя, — с вызовом прорычал Аки.

— Ага, быть может и поохотился бы, — Лукас отвернулся, глядя на селение. Группка темных силуэтов спешила обратно в теплые и безопасные жилища. — Щенята, а вы никогда не задумывались, почему мы позволяем им так жить? Почему мы бросили их страдать от трудностей и жестокости этого мира?

— Чтобы они стали сильнее, — с готовностью ответил Аки.

Лукас усмехнулся.

— Гордость, — проговорил он. — Мы убедили себя, что трудности куют характер. Но трудности не куют ничего, кроме заборов. Мы разводим чудовищ, а могли бы выращивать людей. И все из-за гордости.

— По-моему, это не смешно, — мрачно откликнулся Аки.

— Нет, — Лукас развел руками, — гордость пожирает нас, всех и каждого, как личинка мухи, поселившаяся в ране. Русс был горд, и потому мы тоже должны быть гордыми, чего бы нам это не стоило.

— Мы должны быть терпеливыми, мы должны быть стойкими, мы должны быть достойными, — упрямо продолжил Аки. — Таков порядок вещей, Трикстер. А иначе почему каждый из нас стал избранным? — он ударил кулаком по дереву. — Потому что мы выжили. Мы были достойны.

— Умение выживать — это не более, чем проверка на прочность. Если бы там было что-то еще, меня бы никогда не забрали, но тем не менее, я здесь. Повезло, — с улыбкой проговорил Лукас. Они уже не первый раз спорили на эту тему, с тех пор, как их выгнали из Этта, и наверняка это был не последний их спор. Но, по крайней мере, щенки слушали, так что, может быть, даже чему-то и научатся.

— Значит, так и раньше было, — начал было Хальвар.

Лукас рассмеялся — на этот раз громче.

— Может быть. А почему так? — он звонко хлопнул в ладоши. — Гордость. Здесь, внизу, смертные страдают из-за нашей гордости. На других мирах, где правят иные ордена, они живут в мире. Они не мучаются так, как мучаемся мы, но, тем не менее, из них вырастают воины не хуже нас.

На лица Кровавых Когтей появилась растерянность.

— Никто не может превзойти Свору, — сказал Даг. В его голосе не было злости, но он звучал так, словно эти слова были извечной истиной. — Мы — избранные воины Всеотца.

— О да, нам нравится делать вид, будто мы лучше всех, что наша дикость делает нас сильнее. Но это ложь, которую говорят нам старшие, ложь, которую они сами услышали от старших. А самое худшее, что мы все знаем, в чем заключается эта ложь, но принимаем ее. Потому что иначе нам придется признать, что где-то на своем пути мы допустили ошибку, — Лукас насмешливо оскалился, — и не одну.

— И на это откровение ты отвечаешь… — оскалился Аки, —…чем? Насмешкой?

— А у тебя есть ответ получше? — Лукас пожал плечами. — Мы — не более чем самая большая и сильная стая волков на этом шарике из замерзшей грязи. И это то, чем мы когда-либо будем.

— Жалкая это жизнь — пачкать славу других, — заметил Хальвар.

— Слава приходит к мертвым, — ответил Лукас, — и живым надо почаще об этом напоминать, пока они не утонули в сагах окончательно. — Он пихнул Хальвара в грудь. — И тогда мы не станем теми, кем больше всего боимся стать — зверьем, а то и хуже, чем зверьем, бегущим по ложному следу к своей погибели. — Он указал на селение. — Вот почему я их кормлю. Они — такая же моя стая, как и вы, щенята. Понимаете?

Глядя на их лица, Лукас видел, что нет, не понимают. Не до конца. Пока что. Но со времени они могут понять.

Он пожал плечами и улыбнулся.

— А может быть, это все — такая же ложь, очередная уловка, чтобы мои розыгрыши казались чем-то большим. Может быть, я просто коварный Шакал, который всегда рад вцепиться в бок собственным соплеменникам просто ради собственного развлечения.

— Лучшие саги создают другие, — после паузы проговорил Даг, и Лукас по-дружески хлопнул его по плечу.

— Вот, что я себе говорю, братец, — он улыбнулся. — А сейчас — уж не знаю, как насчет вас, а я вот опять проголодался. Пойдемте-ка найдем еще лося. Может быть, — он насмешливо оскалился, глядя на Аки, — на этот раз я даже позволю Аки убить его.

Глава IX. ОХОТНИЧЬИ УГОДЬЯ

641.M41

Точечный удар уничтожил вращающиеся авгур-платформы. Совпадение их взрыва и вспышки на поверхности звезды были рассчитаны до последней миллисекунды — и когда в авгур-сети появилась брешь, Небесные Змеи незамеченными проскользнули в систему Фенрис, прячась за мимикрирующими устройствами и теневыми полями, а затем направились сквозь бушующие небесные океаны.

Слиск, вальяжно развалившись на командном троне на мостике «Нескончаемой агонии», смотрел как мраморно-синие льды заполняли передний обзорный экран. Мир манил герцога своим пением, и тот жаждал испытать все удовольствия, которые ждали впереди. Но сначала стоило позаботиться о других делах.

— Потыкайте-ка в этих зверей чем-нибудь, — велел он одному из членов команды, стоящему рядом с троном наготове. — Нам надо вытащить их из берлоги.

Повинуясь его приказу, второй флот, чуть меньше первого, выскочил в реальность рядом с одним из огромных полумобильных космических фортов, окружавших планету. Рои «Острокрылов» и «Пустотных воронов» должны были напасть на форт, а затем быстро отступить на границу системы, где их дожидался «Игривый Клинок». Крейсер класса «Мучитель» был одним из трех кораблей, которые Слиск угнал во время первого изгнания из Комморрага. Судно и сопровождавшие его корабли должны были изобразить некое подобие сражения, когда военный флот системы бросится в погоню, и оттянуть подальше силы мон-кеи.

К тому времени, когда они вернутся, «Нескончаемая агония» и остальной флот герцога укроется в безопасном уголке, скрытый мерцающим гало центральной звезды системы. А оттуда герцог сможет устроить похожие рейды на несколько ближайших обитаемых планет, чтобы военному флоту было, чем заняться, пока сам герцог и его гости будут развлекаться.

Эта уловка отвлечет Волков ненадолго — не больше, чем на несколько недель. Но этого было вполне достаточно.

Устроившись в кресле поудобнее, Слиск просматривал первые боевые рапорты. Контакт был мгновенным и кровавым.

Герцог улыбнулся.

— Доволен собой? — мурлыкнул женский голос.

Слег, маячащий за командным троном своего владыки, напряженно зашипел и поднялся, всеми руками хватаясь за оружие.

— Я всегда собой доволен. — Слиск успокаивающе помахал рукой змеелюду и повернулся, глядя, как леди Малис легко шагает по командной палубе. Аврелия была одна — ни одному кабалитскому воину не позволялось сюда входить, даже если он служил подчиненным герцога.

— Какая у тебя пестрая компания, Трэвельят, — заметила она, окинув взглядом собравшихся вокруг капитанов, — даже не все из них — комморриты.

Капитаны недовольно заворчали, и, к большому удовольствию Слиска, многие из них метнули в сторону леди Малис сердитые взгляды.

— Некоторые из них прекрасно играют свою роль, — улыбнулся Слиск. — Кстати, не припоминаю, чтобы приглашал тебя на мостик.

Лишь несколько его подчиненных — самых любимых — приглашались сюда, чтобы посидеть рядом с герцогом, когда они приближались к избранным им охотничьим угодьям.

— О, Трэвельят, ты же знаешь, как редко меня останавливает отсутствие приглашения, — откликнулась Аврелия, — если бы я ходила только туда, куда меня приглашают, я бы вообще никуда не ходила.

— Я полагал, что ты будешь присматривать за своими воинами. Сколько ты их привела? — спросил Слиск, снова сосредоточив все свое внимание на обзорном экране.

— Достаточно. В твоих штурмовых отсеках полно рейдеров едва ли не из полудюжины кабалов, в том числе и из моего. Разбойников и «Ядов» там не меньше, и все они с нетерпением ждут, когда порталы Паутины откроются и позволят им обрушить свою мощь на эту планетку, — она оперлась на спинку его трона и принялась лениво обмахиваться веером.

Слиск заметил Мирту, стоящую рядом с Джинкаром, готовую исполнить любой приказ своего господина. Она выделялась даже на пестром фоне корсаров из герцогской свиты. Мирта была драгоценностью из драгоценностей, и герцог одарил ее нежной улыбкой, но она не ответила на нее. Улыбка Слиска стала шире, и он обернулся к Малис.

— Так о чем ты хотела спросить?

— Трэвельят, радость моя, — усмехнулась Аврелия, — в чем конкретно заключается твой план? Ты почти ни разу не ознакомил нас с его деталями.

— Не заметил, чтобы остальных это очень сильно волновало.

— Значит, они глупцы, — Малис посмотрела на герцога, — или нет, даже хуже глупцов. С таким же успехом мы могли бы набить корабли животными.

— Они просто в восторге. И почему им не быть в восторге? Это будет самый восхитительный пикник, не находишь? Ты только посмотри на это, Аврелия — ну разве она не прекрасна?

— Эта планета? Она ничем не отличается от тысяч других разграбленных нами планет.

— Души у тебя нет, Аврелия, — вздохнул Слиск.

— О, тут ты ошибаешься, Трэвельят, — она рассмеялась, — и я очень хорошо потрудилась, чтобы не сомневаться больше в том, что моя душа куда-нибудь денется с положенного места. И часть этих трудов заключалась в том, что я задавала правильные вопросы в правильный момент, — Аврелия отступила от трона и сложила веер. В ее тоне и движениях читался почти — а может быть, даже и не почти, — вызов.

Слиск поднялся на ноги и повернулся к ней. Капитаны отступили назад, и Слиск холодно улыбнулся. Он почти чувствовал запах их напряжения и едва уловимый флер нетерпения. Они почти надеялись, что леди Малис на полном серьезе собиралась бросить ему вызов. Под его командованием они уже совершили сотни, если не тысячи удачных рейдов, и все же, кровь и их жилах кипела — также, как когда-то вскипела и в его жилах. Но им не хватало его смелости, и они ждали, что первый шаг сделает кто-то другой.

Но Малис присутствовала здесь не для того, чтобы вызывать его, нет, — он понял это еще в тот момент, когда увидел ее среди гостей. Она пришла к нему за помощью.

Слиск снисходительно улыбнулся и подвел леди Малис к панели тактического дисплея. Сидящие под ней на корточках рабы, скованные цепью, загружали на экран данные, поступающие в их коммуникационные имплантанты. С каждым судорожным движением их длинных бледных пальцев изображение мира и того, что ждало участников кутежа внизу, становилось все четче.

Остальные рабы, дрожа, ожидали неподалеку. Они принесли доспех герцога, куда более практичный чем тот, который Слиск носил на Поке. Его грани сверкали разными цветами, пока рабы надевали его на своего господина. Остроконечные пластинки брони врезались в ладони рабов, рассекали им пальцы, заставляя тихо охать от боли. Герцог глубоко вдохнул, упиваясь их страданиями.

— Скажи мне, Аврелия, как бы ты поступила с этой планетой?

— Вся ее поверхность нестабильна, — пробормотала Малис, изучая данные, — кроме вот этого единственного континента. — Как и ожидал герцог, она увеличила изображение земного массива, который люди называли Асахеймом. — По крайней мере, охота обещает быть интересной.

Слиск кивнул.

— Как видишь, нам не помешало бы подходящее место, чтобы укрыться от штормов. Такое, чтобы мы смогли провести наш праздник как следует. А, вот, — он коснулся пальцем карты, оставляя пометку. Этот жест был скорее реверансом в сторону Малис, потому что на самом деле герцог выбрал это место заранее, изучив всю доступную информацию о Фенрисе, которую только смог отыскать в своей библиотеке. За свою жизнь Слиск ограбил сотни человеческих миров и собрал внушительную коллекцию отчетов о податях и сборников информации. Мон-кеи были бесполезными животными, но они умели неплохо вести записи.

— Изолированный аванпост, крохотный островок цивилизации посреди океана варварства. Достаточно далекий от главной обители мон-кеи, чтобы они не заметили нас, но в то же время стоящий на относительно твердой земле. Буря подпортит их примитивные планетарные сенсоры, и нам будет легко отвести им глаза, — герцог улыбнулся, довольный собственной хитростью. — Мы совьем гнездо у них под боком, и они не заметят нас, пока не станет слишком поздно.

— Почти как змеи, — машинально откликнулась леди Малис, и Слиск поднял на нее глаза.

— Слишком очевидное сравнение, Аврелия.

— Зато точное! — она рассмеялась.

— Знаешь, моя сладкая отравительница, твои остроты в последнее время слегка затупились. Возможно, тебе нужны партнеры поумнее, чтобы помочь их наточить.

— Это предложение?

Слиск пожал плечами, не отрывая взгляда от карты.

— Предложение чего? Аврелия, либо говори прямо, либо не говори вообще. Все эти двойные смыслы меня утомляют.

Малис вопросительно изогнула бровь.

— Ты можешь вернуться в Комморраг. Прошло уже достаточно времени с твоего прошлого визита.

— А что, Вект меня уже простил?

— А тебя очень беспокоит, простил он или нет?

Слиск запрокинул голову и расхохотался.

— Меня совершенно не беспокоит тиран Комморрага, равно как и я абсолютно не беспокою его. До тех пор, пока я не смогу пригодиться ему для чего-нибудь. Практически также, как и ты, моя дорогая Аврелия.

Он в упор посмотрел на нее, и его лицо в свете гололита напоминало череп.

— Твои намерения читаются лучше, чем тебе хотелось бы думать, сокровище мое.

— Что ты имеешь в виду? — ощерилась Малис.

— Значит, настало время, да? Ты наконец-то дождалась нужного момента — момента, к которому ты готовилась с тех самых пор, как Вект выгнал тебя много лет назад? — герцог улыбнулся. — В то время по Комморрагу ходило множество слухов. Некоторые даже думали, что Вект сделает тебя своей королевой-консортом. Правда, я так не думал. Ты — солнце, Аврелия, а Вект — луна. Два великих небесных тела, вечно стоящие друг против друга. Ты слишком высоко забралась, и я не удивился, когда он вышвырнул тебя, чтобы найти кого-то посговорчивее. Правда, для этого ему понадобилось больше времени, чем казалось сначала.

— Это комплимент или повод для дуэли, Трэвельят?

— Понемногу того и того, — Слиск отступил от панели и отвернулся от гололитического проектора, сцепив руки за спиной. — Мой вопрос все еще в силе, драгоценная. Ты приняла мое приглашение, надеясь заручиться моей поддержкой в каком-то междоусобном конфликте, который ты собираешься разжечь?

— А что, если это так?

Слиск прикрыл глаза, наслаждаясь моментом. Это была восхитительная перспектива, и он был рад принять ее. Ему снова становилось скучно проводить свою вечность, грабя рабские миры. Ему нужен был новый вызов. Что-то понаваристее. Слиск посмотрел на Аврелию.

— Значит, нам нужно будет многое обсудить за обеденным столом. Мы будем охотиться за соглашением с не меньшим азартом, чем за зверями. Это добавит изящности тому животному удовольствию, которое мы вскорости испытаем.

— Я не доверяю ей, — заявила Мирта, наблюдая за разговором герцога с леди Малис. Она стояла на командной палубе крейсера, достаточно близко, но в то же время достаточно далеко, чтобы никто не сумел заподозрить ее в подслушивании. Вокруг нее суетились рабы, опустив глаза, а их надзиратели гаркали один приказ за другим. Шипастые плети вонзались в плоть каждого, кто, с точки зрения надзирателей, недостаточно быстро шевелился, и восхитительная аура боли и отчаяния накрывала всю палубу.

— И?

Мирта перевела взгляд на Джинкара. Гемункул не обращал на нее никого внимания, весь поглощенный изучением фотонической проекции генетических последовательностей, струящихся над его руками. Как и Мирта, он был готов откликнуться на зов Слиска, но, в отличие от нее, не больно-то об этом беспокоился. С тех пор, как прошел званый ужин, гемункул был рассеянным, словно думал о чем-то другом. Мирта видела, как он довольно близко — не сказать «по-дружески», — общался с владыкой Зактом из Сглаза. Почему Слиск пригласил такое существо, Мирта не знала, но догадывалась, что эту идею герцогу подал Джинкар.

Мирта нахмурилась и вонзила свой клинок прямо в проекцию в руках гемункула, разгоняя пятна света. Джинкар заворчал и поднял взгляд.

— Как грубо.

— Она может стать проблемой.

— Кто? Малис? Возможно. — Джинкар усмехнулся. — Нервничаете, миледи?

— А почему я должна нервничать, Джинкар?

— Не имею ни малейшего понятия. — Он подался вперед, наклоняясь к ней так близко, что она могла разобрать запах химикатов, которые он использовал, чтобы сохранить свое тело. — Но ты выглядишь так, словно тебе надо выговориться. Так что я к твоим услугам. Расскажи мне, что тебя тревожит, и я сделаю все, что в моих силах, чтобы облегчить тяжесть твоих дум.

Мирта усмехнулась.

— Мне не нужна твоя снисходительность.

— Тогда зачем ты меня отвлекаешь?

Мирта не нашлась, что ответить. По крайней мере, у нее не было такого ответа, который бы не выдал ее слабость. Джинкар был прав — она нервничала. План, каким бы он ни был, оставался слишком шатким. Слегка подтолкнуть здесь, чуть-чуть подсказать там… На Слиска совершенно не действовали традиционные методы манипулирования. Мирта не могла ни раздразнить его, ни соблазнить. Она была его рабыней, и была связана с ним древними, как сама Слаанеш, ритуалами. Как Лилиту была привязана к бездне, так и Мирта была привязана к Слиску.

Даже теперь она не совсем понимала, почему. Кто-то, из тех, кто имел огромное влияние в сестринстве ламианок, заключил сделку, и Мирта была платой за оказанные услуги. Это была не совсем обычная ситуация, и обычно такие вещи исправлялись капелькой яда в том месте и в то время, которое выберет находящаяся в этой ситуации сестра. Ни одна из них не служила так долго одному и тому же хозяину, если оказывалось, что он недостоин этой службы. Владение куртизанкой накладывало определенные обязательства, и мало кто из архонтов мог бы так долго их выполнять. Рано или поздно они обязательно ударяли или оскорбляли свою куртизанку, и та наказывала их согласно древним законам сестринства. Таков был извечный порядок. Но Слиск нарушил даже эти традиции.

Он отказывался умереть. Назло ли сестринству, или просто из чистого упрямства, но он отказывался отпустить ее со службы. Пока он не погибнет, она будет сидеть у него на цепи.

Джинкара позабавило ее молчание.

— Терпение, моя дорогая леди, терпение. Любому искусству нужно время. А это будет шедевр. Змей, напоровшийся на собственную гордыню…

— Ты все говоришь и говоришь, — прошипела Мирта, — а он все еще сидит на своем месте, целый и невредимый.

— Так ведь и охота еще не началась, — возразил Джинкар.

Мирте смертельно захотелось отсечь ему одну из рук. Только одну, просто для того, чтобы выместить на ком-то свое раздражение. Но даже разозленная, она была вынуждена признать, что гемункул прав. Она слишком нетерпелива. Впереди еще было достаточно времени. Аугментированные воины мон-кеи по меркам эльдар были тупоумными и медлительными, но в то же время упорными и коварными противниками. Охота подобного рода наверняка должна была как следует их разозлить — особенно этих конкретных мон-кеи. Дикари в доспехах цвета грозовых туч были варварами среди варваров.

Мирте часто доводилось видеть их сородичей, сражающихся на аренах. Они были неизменными фаворитами зрителей, их ярость в бою и неотесанное поведение вызывали восторг. Их дикость издали походила на героизм. Поодиночке они не могли потягаться с комморийскими воинами — но они всегда путешествовали стаями.

На мгновение Мирта погрузилась в самые заветные мечты — она представляла, как Слиска разрывают на части дикие твари, живущие там, внизу, на этой серо-голубой планете. Конечно, она будет пытаться защитить его, но ее движения будут чуть-чуть, на самую малую долю секунды, медленнее, чем нужно. Она на мгновение замешкается, а потом станет слишком поздно. Потом будут извинения, соболезнования, а затем… свобода.

— Он сказал мне, что это было твое предложение.

Мирта обернулась, пряча свой испуг за тщательно выработанным выражением элегантной скуки. Леди Малис стояла прямо позади нее, обмахиваясь усеянным лезвиями веером. Архонтесса кабала Отравленного Языка была выше Мирты и ее одежды были куда роскошнее.

— Да, миледи, — ответила Мирта.

— И как ты додумалась до него? Членам вашего сестринства, если мне не изменяет память, обычно не хватает знаний для подобных дел, — оскорбление в устах Малис прозвучало изящно и деликатно. Мирта могла поклясться, что архонтесса сделала это умышленно — она все делала умышленно.

— Мы не такие уж простушки, какими вы нас, похоже, считаете. Да и как бы там ни было, но за время, проведенное в компании герцога, я многому научилась, миледи.

Малис кивнула, словно именно такого ответа и ждала.

— Я удивилась, увидев такую, как ты, рядом с ним и так далеко от Вечного города, — проговорила она. — Конечно, Слиск всегда нуждался в определенном комфорте.

— Тоже самое порой говорят и о тиране, — заметила Мирта.

— Я об этом не знаю.

— А я вот слышала обратное, — удар был довольно грубый и ниже пояса, но Мирта была не в настроении деликатничать. — Поговаривали, что Вект изгнал вас, когда устал от вашего общества.

— Я сама решила уйти, куртизаночка, — ответила Малис, — в отличие от тебя, я свободна выбирать собственный путь в этой вселенной. А вот ты, увы, подчиняешься чужим прихотям, — она протянула руку и приподняла лицо Мирты за подбородок, — а прихоти все неожиданнее. Это правда, что герцог уничтожил целый мир просто потому, что правитель неправильно произнес его имя?

Мирта высвободилась из ее руки и отступила назад.

— Он уничтожил множество миров, и защитил еще больше. Причины своих поступков знает только он сам. Он редко ими делится.

Малис улыбнулась, и, со щелчком сложив веер, обернулась.

— Да уж, он очень скрытен. Поди догадайся, о чем он думает, наш Змей, — она снова перевела взгляд на Мирту. — Но мне кажется, что ты кое о чем догадываешься.

— Я бы не позволила себе подобного, — напряженно ответила та.

— В самом деле? — Малис похлопала ламеянку веером по груди. — Тогда, может быть, твой компаньон поделится собственными соображениями? — она повернулась к гемункулу. — Тебя ведь зовут Джинкаром, верно?

Мирта посмотрела на него, отчаянно желая, чтобы он промолчал. Гемункул прокашлялся и склонил голову.

— Мне показалось, что кто-то прокричал мое имя. Если вы позволите… — он низко поклонился и ускользнул прочь. Малис не стала его останавливать.

— Ты пришла, чтобы попросить его о помощи, — сказала Мирта.

— Мои намерения столь очевидны? — обернулась Малис.

— Я наблюдательна.

— Ты не одобряешь их?

— Я не в том положении, чтобы одобрять или не одобрять. Я здесь, чтобы служить воле герцога.

Малис задумчиво похлопала по губам веером, словно собираясь что-то сказать, но внезапное появление Слиска не дало ей произнести ни слова. Мирта опустилась было на одно колено, но Слиск жестом велел ей подняться на ноги.

— Ну, ну, моя леди, в этом нет нужды. Может быть, ты и рабыня, но ты — королева среди рабов. Никогда не забывай об этом, — герцог убрал прядь волос, свесившуюся ей на лицо, но его улыбка была ледяной, и Мирта едва удержалась, чтобы не выхватить один из множества клинков, скрытых в ее одеждах.

— Ты знаешь, что делать? — спросил герцог.

— Конечно, — ответила она. Расчищать путь остальным — вот, что будет ее задачей. Рейдеры Небесных Змей выйдут из Паутины где-то над их целью и резко обрушатся на нее, чтобы захватить пленных и убедиться, что никто не успел удрать, чтобы предупредить остальных о приближении врага.

Когда будет развернут базовый лагерь, остальные силы охотников, ведомые гостями Слиска, смогут беспрепятственно рассредоточиться по планете на досуге. Редкий рейд длился больше нескольких часов, но все же история знала такие случаи — и во всех этих случаях основной пункт сбора создавался для неизбежного отступления. Слиск сам выбрал для него место несколько дней назад, после тщательного изучения картографического сканирования планеты.

То, что Слиск отдал Мирте почетное право развернуть базовый лагерь, могло бы выглядеть оказанной милостью — но она понимала, что на самом деле он поступил так из-за того, что его гости будут глубоко оскорблены, если выберут кого-то одного из них, не дожидаясь согласия остальных.

— Отлично, — сказал герцог. — Будь начеку. Мне дали понять, что не все те, кто состоит у меня на службе, довольны моим выбором. Они видят одно лишь оскорбление там, где подразумевается оказание чести. — Мирта напряглась, услышав это предостережение.

Но прежде, чем она успела задать вопрос, улыбка герцога стала шире.

— Улыбайся, моя дорогая леди. В конце концов, это средизимье — время кровавых удовольствий и для рабов, и для хозяев, — он провел рукой по ее лицу, и кончики пальцев его латной перчатки оставили кровавые царапины. Слиск размазал кровь по лицу Мирты, рисуя полосы на щеках и над глазами, похожие на примитивную боевую раскраску.

— Иди. И будь быстрой. Не сомневайся.

Мирта коротко кивнула и, развернувшись, зашагала прочь. Она ощущала на себе взгляд леди Малис, пока не скрылась за дверями.

К приходу Мирты штурмовой отсек являл собой сосредоточие шума и празднеств. Почти полдюжины рейдеров, раскрашенных в нежные цвета Небесных Змей, ждали на якорных стоянках, а члены экипажей антигравитационных челноков пили и то и дело скрещивали клинки, пытаясь отвоевать в этих дуэлях честь находиться на носу суден. Управлять установленным там оружием, будь то темное копье или пушка-дезинтегратор, дозволялось только лучшим. Остальным полагалось пользоваться своими осколковыми винтовками. Весь отсек опутывали траверсы, соединяющие рейдеры с топливными станциями и устройствами подачи боеприпасов.

Мирта обвела взглядом просторный док, вглядываясь в дальний конец, где располагался гигантский портал в Паутину, обмотанный сетью цепей и накрепко прикрепленный к обшивке корабля массивными зажимами. Когда портал активируют, рейдеры выскочат сквозь него в Паутину. А Паутина, в свою очередь, предоставит им путь к назначенной цели.

И все же Мирта ощущала уже знакомое смутное беспокойство при одной мысли о том, что им придется идти сквозь древнее подпространство — пусть даже и короткое время. Однако Мирта умела держать свои чувства при себе — при всей своей кажущейся импульсивности, Слиск со всей тщательностью продумал этот рейд, так же, как продумывал все предыдущие, ничего не забыв и не пропустив.

При виде Мирты воины разразились ироничными приветствиями, не утихавшими, пока она проходила мимо погрузочных механизмов. Она была в равной степени и командиром, и талисманом отряда. Только Слиску могло показаться уместным передать командование куртизанке, и для некоторых его подчиненных это было всего лишь очередным проявлением его знаменитого непостоянства. Вершина его остроумия, величайшая насмешка. Другие видели в этом тонкий намек — Слиск не был таким дураком, чтобы отдать кому-то в руки такую ответственность, но не учесть при этом открывающиеся возможности.

— Ну-ка притормози, шлюха. Я не давала тебе разрешения подняться на борт.

Не останавливаясь, Мирта продолжила подниматься по рампе главного рейдера, и его команда умолкла — их командующая прошла по верхней палубе антигравитационного челнока, сжимая рукоять меча.

— Ты меня слышишь, куртизанка?

— Слышу, Какарот. Просто не обращаю внимания.

Репутация Слиска как коварного хитреца не мешала некоторым его подчиненным бросать Мирте вызов, когда та принимала командование. Впрочем, обычно подобные вещи откладывались до завершения удачного рейда, однако некоторым корсарам не хватало прагматичности их собратьев-комморитов.

Какарот была одной из таких корсаров — изгнанница из какого-то мелкого мира-корабля, все еще носившая доспехи своего пути воина, пусть и серьезно изменившиеся из-за обстоятельств и капризов их владелицы. Она носила плащ из черного шелка поверх доспехов цвета крови, которые были украшены трофеями, снятыми с мертвецов — разбитыми камнями душ, орочьими клыками и прочими подобными вещами. Скрытый глубоко под ними, ее собственный камень духа тускло мерцал янтарным светом.

Какарот с самодовольным видом шагнула вперед, встав лицом к лицу с Миртой.

— Так мило с твоей стороны почтить нас своим присутствием, куртизанка. Хотя, я боюсь, ты не найдешь тут капитанской постели, в которой можно погреться. Только ледяную сталь, — Какарот выжидающе огляделась, и кое-кто из команды позволил себе неуверенный смешок, больше чтобы избежать неприятностей, чем потому что она действительно сказала что-то смешное. Какарот не любили, но с клинком в руке она была самой смертью, и это практически полностью компенсировало отсутствие навыков общения.

Мирта вздохнула и положила руку на рукоять клинка. Она знала, что так случится — эта стычка была неизбежной. Хоть Какарот и покинула свой мир-корабль, она притащила с собой царившие там дурацкие предубеждения. Сказать по правде, она не так давно служила у Слиска, но ее невежество ее не извиняло.

— Какая ты шутница, Какарот. Могу заверить тебя, что я бы лучше побыла сейчас в постели, чем тут с тобой разбиралась, но все мы — рабы нашего господина, а он отправил меня сюда.

Среди команды поползли шепотки. Некоторым избыточно наглым корсарам, что сражались под флагом Небесных Змей, стоило иногда напоминать, что они здесь только слуги. И это периодическое напоминание входило в обязанности Мирты. Какарот, похоже, решила стать свежим примером.

— Рабыня — ты, — сказала она. На ней все еще был ее высокий, остроконечный шлем, и янтарные линзы посверкивали в тусклом свете штурмового отсека. — Я свободна. Более того, я шагала по пути воина не одно столетие, а ты, в свою очередь, большую часть своей жизни провела, лежа на спине. Что ты на это скажешь?

Мирта рассмеялась ей в лицо. Какарот выругалась и вытащила клинок, но Мирта была быстрее. Убийцы всегда должны быть быстрее — им приходится ловить каждый представляющийся момент.

Клинок Мирты прыгнул ей в руку, его изящно изогнутое лезвие было влажным от яда ее собственного изобретения. В его составе была кислота, облегчающая проникновение лезвия.

— Может быть, я и провела свою жизнь на спине, но, уверяю тебя, мне было не легче, чем тебе, — проговорила Мирта, и ее меч, описав дугу, глубоко рассек броню противника. Какарот зарычала и отпрянула. Рана была не смертельной — Какарот сумела увернуться в последний момент. Она выхватила клинок и с ревом бросилась вперед. Мирта блокировала ее удар, но не ударила в ответ. Какарот была сильной, но самоуверенной. А яду нужно время, чтобы начать действовать. Поэтому Мирта решила остановиться.

— Почему именно сейчас, Какарот? Ты наконец-то утомилась от наших способов игры? Или кто-то тебя настроил на этот поединок? — она рассмеялась. — Ты не больше чем жалкая наемная убийца с горсткой прихвостней. Ты командуешь только одним рейдером из десятков.

— Но у меня есть амбиции. Это я должна вести этот рейд, куртизанка. Я — опытный командир. Я убила больше врагов, чем ты, и провела больше рейдов. А он все равно осыпает милостями тебя! — Какарот бросилась вперед и Мирта изящно уклонилась.

— Значит, ты ревнуешь? И все? Какая проза…

— Он оскорбляет нас, — ответила Какарот. Ее голос стал хриплым, яд делал свою работу, — ставя свою подстилку во главе рейда. Он сошел с ума.

«Нас», сказала она. Кого она имела в виду? Будет полезно это узнать, если дела пойдут не так, как надеялась Мирта.

— Как и вы, когда по собственной воле преклонили перед ним колено, — Мирта скользнула в сторону, уходя от удара, который мог лишить ее головы. — Меня продали ему, а у вас какое оправдание? — она отступала назад и кружила вокруг корсара, и ее клинок касался чужой плоти с почти издевательской грацией. С каждой царапиной Какарот злилась все сильнее, и все века ее тренировок смыло волной почти животной жажды убийства. Ее не просто так изгнали из родного дома — на то, на самом деле, было множество причин, но ярость была главной из них.

— Может быть, если бы ты проводила побольше времени, лежа на спине, то тогда бы не желала так страстно расстаться с жизнью, — Мирта бросилась вперед, и ее клинок просвистел над плечом Какарот. Команда челнока разразилась криками, заулюлюкала, быстро начали делать огромные ставки, в основном — на победу Мирты.

Какарот была не первой, кто вызывал ее на поединок, и наверняка будет не последней. Самым главным в этом деле был его исход — каждая смерть должна была стать как можно более запоминающейся.

Мирта кружила вокруг Какарот, когда та забилась в агонии — яд наконец-то подействовал в полную силу, разъев ее координацию и самообладание. Движения Какарот стали медленнее, а удары — слабее. Мирта поймала ее клинок своим и сделала шаг вперед, намертво заблокировав меч противницы.

— Сними шлем, сестра, и позволь мне поцеловать тебя, — проговорила Мирта, — мгновение удовольствия перед тем, как наступит конец.

Какарот зашипела и оттолкнула Мирту, впечатывая ее в борт. Ламеянка вывернулась, когда корсар бросилась в атаку. Развернув клинок, Мирта выставила его на пути Какарот. На лезвии оставалось еще достаточно яда, чтобы разъесть ее броню как следует — и клинок легко вошел в ее тело, металл заскрежетал по кости. Какарот вздрогнула и отпрянула было, но Мирта поймала ее в нежные объятия и вспорола ей живот и грудь. Это была куда более милосердная смерть, чем та, что подарил бы ей яд, но такую возможность просто грех было упускать.

Тело Какарот дернулось и замерло, так и оставшись стоять у поручня, пока хлещущая из раны кровь заливала палубу. Мирта насладилась последними мгновениями чужой жизни, а затем со вздохом сорвала с тела бывшей корабельницы камень духа и аккуратно отпихнула ее ногой, глядя, как безжизненное тело свалилось на нижнюю палубу. Воины-кабалиты налетели со всех сторон, чтобы содрать с трупа все ценное, прежде чем рабы уберут его. Здесь, в отличие от Комморрага, у корсара не было шансов вернуться из мертвых.

— Да даже если бы шанс и был, ты не достойна его, — негромко проговорила Мирта и поцеловала камень духа, посверкивающий в ее руке.

Спрятав камень, словно сувенир, в потайном кармане доспеха, Мирта обернулась к остальной команде.

— Полагаю, все достаточно неплохо развлеклись? Замечательно. А теперь пора идти, — она указала на переднюю часть дока, где рабы дожидались команды, рассредоточившись по балкам вокруг портала в Паутину. Повинуясь команде куртизанки, портал активировали, и его окутало уже знакомое призрачное сияние. Док заполнил всепроникающий гул, становившийся все более глубоким и громким.

Заверещали предупреждающие сирены, и последние участники грядущего рейда поспешили забраться в челноки. Мирта нетерпеливо смотрела, как почти десяток сслитов заползал на палубу ее рейдера, сжимая в многочисленных руках оружие и возбужденно покачивая клиновидными головами. Они шипели, переговариваясь промеж себя, страстно желая того, что ждало их впереди. Мирта не доверяла никому из них, кроме Слега. Впрочем, если вдуматься, Слегу она тоже не доверяла.

Однако, как бы там ни было, она не могла не признать, что со стоящими рядом наемниками-змеелюдами она чувствовала себя несколько спокойнее. Маловероятно, что кто-то попытался бы отомстить за смерть Какарот, особенно во время рейда, но тем не менее, это было возможно. Кто-нибудь вполне мог быть привязан к своему капитану, как бы невероятно это не звучало.

Раздался треск, словно где-то раскололся камень, и портал в Паутину наполнился энергией и засверкал изумрудным светом. Молнии то и дело вспыхивали на его поверхности, и плоская каменная плита стала похожей на черное стекло. Поверхность подернулась дымкой, и ледяной, чужой ветер ворвался в док. Где-то вдалеке зарокотал гром, отозвавшись в самых дальних уголках среди звезд.

Мирта обернулась, подала знак рулевому и тот прокричал команду. Эфирные паруса раскрылись с глухим хлопком, активировались килевые репульсоры, и, когда отстегнулись якорные крепления, рейдер поднялся с места, готовый нырнуть в Паутину.

Мирта закрыла глаза, наслаждаясь нарастающим нетерпением воинов, стоявших рядом с ней. На мгновение — всего лишь на мгновение — она задумалась, почему бы ей просто не захватить рейдер и не ускользнуть прочь, в глубину Паутины. Слиск не станет ее искать, в этом она была уверена. Но куда бы она пошла? В качестве рабыни она, по крайней мере, была полезна. Свободная она — ничто.

— Вперед, — скомандовала Мирта, подняв клинок.

Рейдер выскользнул с якорного места со страстным стоном и нырнул в портал. За ним последовали остальные, сопровождаемые «Ядами» и гравициклами. Первые из множества.

Слиск был прав. Эта охота запомнится надолго.

Глава X. БАЙКИ В ТЕМНОТЕ

641.M41

Пар от дыхания Дага окутывал теплым ореолом его острое лицо. Кровавый Коготь пробирался сквозь лес по колено в снегу, идя по следу, ведущему вперед. Это было самое простое, что можно было делать, когда что-то делать было нужно, но что именно — непонятно. Даг нахмурился, пытаясь вспомнить, где он в первый раз услышал эту присказку. Мутные лица и знакомые голоса как тающий лед выскальзывали из когтей его памяти.

Единственное что он помнил о мальчике, которым когда-то был, были смутные образы — почти забывшееся ощущение прикосновения твердого камня к мягкой плоти, жар, облизывающий незащищенную кожу, вкус теплой сыты и жужжание насекомых. Даг крепко держался за эти воспоминания, используя их как оселок, чтобы переточить себя во что-то новое.

Он мог вспомнить, чем был, и еще не совсем понял, чем станет. Он был призраком будущих побед.

Кто-то пихнул его, отвлекая от размышлений, и Даг, подняв глаза, увидел Кадира.

— Будь повнимательней, — усмехнулся тот, — а то потеряешься в этом лесу.

— Если меня унесет подальше от вони Хальвара, то можно и потеряться, — насмешливо оскалился Даг.

— Моя, как ты ее называешь, вонь — единственное, что оберегает нас от ночных дьяволов, — недовольно проворчал Хальвар, и, подняв один из своих многочисленных амулетов, потряс им. — Можешь не благодарить.

— Единственный дьявол здесь — это Шакал, — прорычал Аки, подтолкнув Хальвара, — и от него уже поздно оберегаться.

Даг проигнорировал его слова, выискивая впереди следы. Сквозь бушующую метель он смутно видел Лукаса, торящего для них путь. В том, что Даг слышал о нем, правда перемешивалась с вымыслом, и было трудно отделить одно от другого. Самый долгоживущий Кровавый Коготь. Величайший из них всех и ужаснейший же, со всеми вытекающими последствиями. Даг не мог не восхищаться им.

Конечно, может быть, это восхищение подпитывала и личная симпатия — когда кракен утащил Дага под лед, во время той охоты в Подклычье, именно Лукас вытащил его. Даг был куда ближе к краю гибели, чем ему самому хотелось бы думать. К тому же, это была бы не самая лучшая смерть, и уж точно не достойная. Быть перемолотым в кашу упругими щупальцами подводного чудовища — не самый подходящий конец для его саги, какой бы короткой она ни была. К счастью, Лукас оказался рядом и вытащил его оттуда.

Даг помнил эти мгновения… не паники, может быть, но чувства, настолько близкого к ней, какое может испытывать воин Своры. Оглушительная темнота, вздох, вырывающийся из его сжатых легких, выбитый из его груди мощным ударом щупальца. И та щелкающая пасть, достаточно большая, чтобы проглотить его целиком. Тот факт, что какое-то существо действительно хотело его съесть, стал для него, по меньшей мере, откровением. Это заставило Дага по-иному взглянуть на вещи. На несколько мгновений, по крайней мере. А затем он увидел пятно света, из темноты появилось ухмыляющееся лицо и кто-то потащил Дага к поверхности.

Теперь он смотрел на Лукаса, пытаясь почетче рассмотреть его сквозь маскирующие блики от шкуры доппельгангреля, покрывавшей его плечи. Вблизи засаленный мех вонял хуже, чем Хальвар после боевых тренировок, но Лукаса это, похоже, не заботило. Он шагал сквозь снег с варварской грацией, и на его лице застыла едва уловимая ухмылка.

— Я не могу понять, о чем он думает, — пробормотал Аки. Даг обернулся и посмотрел на товарища. Покрытое шрамами лицо Аки искривила гримаса мрачной растерянности.

— Думаю, он и сам не понимает, — Даг похлопал себя по затылку. — Когда мыслей слишком много, они могут запутаться между собой.

— Ты-то насчет этого точно можешь не беспокоиться, — Аки оглянулся, морщась от ледяного ветра. — Мы могли бы пить мед и рассказывать небылицы, а вместо этого застряли тут в этой трижды проклятой темноте.

— Ты же сам знаешь, что идти было необязательно, — рыкнул Даг, раздражаясь, — так что мог бы остаться в тепле, если для тебя это так важно.

— Ты что, трусом меня назвал? — напрягся Аки. Даг был абсолютно уверен, что никак не называл его, но это не имело значения. Жажда убийства бурлила в крови Аки сильнее, чем в крови у Дага или кого-то из остальных. Редкий день проходил без того, чтобы он не услышал в словах собратьев по стае какой-то подтекст и не использовал его как повод для драки.

Даг посмотрел на Аки, раздумывая, как бы поаккуратнее избежать того, что ждало впереди. В голову ничего так и не пришло, и Даг едва слышно вздохнул.

— Нет? — осторожно начал он.

— Все, хватит! Я сыт тобой по горло, черепомордый! — Аки развернулся и налетел на него, отталкивая назад. Оба Кровавых Когтя врезались в обледеневшее дерево, сбивая с него снег. Само дерево, уже и без того ослабленное бурей, раскололось надвое и юных Волков накрыло дождем обломков и кусков коры. Аки был ниже ростом, но сильнее. Даг пытался хоть немного расширить пространство между ними, но Аки держал крепко. Что ж, хотя бы в этот раз он не выхватил оружие…

Они несколько мгновений обменивались ударами, но без всякого удовольствия. Аки злился, а Даг был не в настроении драться.

— Отвали от меня, — рычал он, пытаясь вырваться. Аки ударил его, и Даг отлетел назад, рухнув на землю.

Хальвар бросился к Аки, пытаясь поймать его за руки, когда тот замахнулся, но кровь в жилах разъяренного Кровавого Когтя не собиралась остывать так легко. Аки развернулся, не выпрямляя ног, и ударил Хальвара под дых, заставив согнуться.

Эйнар церемониться не стал — он ударил Аки ногой в лицо прежде, чем тот успел выпрямиться. Когда Аки с руганью рухнул назад, Эйнар отломил от дерева ветку и огрел ею противника по непокрытой голове. Ветка разлетелась на части, но даже после этого Аки не пожелал утихомириться. Он неловко бросился к Эйнару, вытянув руки и собираясь схватить того за горло.

Вмешавшийся в их драку Кадир поймал Аки за шкирку, и, развернувшись, перебросил через бедро. Прежде, чем разъяренный Аки успел подняться, Кадир опустил ботинок ему на затылок, макая лицом в снег. Аки забился, пытаясь встать, и Кадир, подождав несколько секунд, убрал ногу, позволяя ему поднял голову и отряхнуться.

— Ты… — начал было Аки. С его покрасневшего лица сползали ошметки снега.

— Я. — Кадир присел на корточки. — Или ты успокоишься, или мы продолжаем кормить тебя снегом. Решай сам.

Аки зарычал, но отвел взгляд. Кадир хмыкнул и помог Дагу подняться на ноги.

— Тебе не стоит его провоцировать.

— Я перестану это делать сразу же, как только мне кто-нибудь объяснит, как, — Даг поднял глаза и увидел гирлянду покрытых инеем черепов, висящую на ветке прямо над его головой. Черепа качались на ветру, постукивая друг об друга, и казалось, что они смеются.

— Метки смерти, — указал на них Хальвар, осенив себя защитным жестом, — вокруг нас проклятые земли.

Пальцы Дага инстинктивно коснулись ожерелья из зубов, висящего у него на шее. На каждом из зубов были начертаны обережные знаки, чтобы не дать Моркаи учуять его душу. Хальвар был не единственным, кто чувствовал себя спокойнее с такими штуками.

— И что? — насмешливо вскинулся Аки, — Мы недосягаемы для смерти и проклятий.

— Моркаи приходит за всеми нами, — Хальвар смерил его взглядом. — Ни один воин не может убегать от него вечно.

— Тогда какой смысл отгонять его твоими суеверными жестами? — Аки рассмеялся и развернулся, широко раскинув руки. — Иди сюда и возьми меня, двухголовый ублюдок! — Он ударил себя кулаком в грудь. — Вот он я! Попробуй меня забрать, если осмелишься!

Даг помотал головой и снова поднял взгляд на черепа. Те были не единственными — черепа висели почти на каждом дереве, на ветках или же были прибиты к стволам, и многие из них были отмечены рунами — чаще всего предупреждающими. — Я вызываю тебя на бой, Моркаи, — все еще кричал сквозь бурю Аки, не обращая внимания на попытки Хальвара его утихомирить. — Ты меня слышишь?

Издали, из темноты, что-то откликнулось на его зов. Вой сотряс деревья, на мгновение заглушив стук черепов. Аки замер на мгновение, и тут же восторженно оскалился. Он запрокинул голову и завыл в ответ. Еще больше голосов присоединились к первому, и в их вое слышался нескрываемый вызов.

— Черногривцы, — проговорил Эйнар.

— Как ты узнал? — спросил Даг. Эйнар пожал плечами.

— Говорят, что черногривцы служат Моркаи, — добавил Хальвар, и его пальцы машинально легли на рукоять клинка. — Возможно, он решил принять твой вызов, дурак, — добавил он, метнув уничтожающий взгляд на Аки.

— Отлично. Пусть приходят. Я готов, — заявил тот, и, приняв стойку, потянулся за цепным мечом.

— Сомневаюсь в этом.

Голос Лукаса отдался где-то среди деревьев. Даг повернулся и обнаружил Трикстера, наблюдающего за ними. Тот насмешливо оскалился и продолжил:

— Некоторые из этих черногривцев вырастают размером с «Носорога», а их укусы не слабее укуса ледовой акулы. Голова побольше, понимаешь ли, — он поднял руки и развел их у своей головы, показывая сравнительный размер. — И мускулы челюстей помощнее. Они керамит могут прокусить, если захотят. Ну, или так, по крайней мере, я слышал. — Он пожал плечами. — Мне всегда хватало ума не проверять слухи на личном опыте, — Лукас протянул руку и постучал острым когтем по висящим черепам, — но, может быть, ты знаешь что-то такое, чего я не знаю, Аки?

— А может быть и знаю, — прорычал Аки, вызывающе вскинувшись.

Улыбка Лукаса стала шире.

— Тогда сделай одолжение, расскажи мне.

Снова раздался вой, отражаясь от деревьев, и его эхо словно окутывало Кровавых Когтей со всех сторон. Из-за бури невозможно было сказать, с какой стороны раздавался звук и как близко были его источники. Даг обернулся — ему показалось, что он заметил глаза, большие, как грозовой щит, таращащиеся из темноты. Волки могли быть уже совсем рядом, и на мгновение Даг пожалел, что не надел шлем — иногда авточувства его доспехов были полезны.

Вой становился громче, и Хальвар и Кадир обнажили клинки.

— Они, похоже, сочли нас конкурирующей стаей, вторгшейся на их собственную территорию, — проговорил Лукас, присаживаясь на корточки, — и теперь будут стараться выгнать нас отсюда.

— А ты, похоже, совсем не волнуешься, — заметил Аки.

— Потому что обладаю мудростью, которая приходит только с опытом. Я точно знаю, что делать в такой ситуации, — улыбка Лукаса приобрела мрачный оттенок, — я собираюсь удрать, пока они будут вас есть.

Он поднялся на ноги и пошел прочь. Аки несколько мгновений растерянно смотрел ему вслед, пока Эйнар неожиданно не расхохотался. Грузный Кровавый Коготь хлопнул Аки по плечу, едва не сбив его с ног, и пошагал следом за Лукасом.

— Вообще-то он все правильно сказал, — хохотнул Кадир, — если ты собираешься сражаться с голодными волками, чтобы доказать свою собственную силу, иди вперед, Аки. Только без меня, ладно?

— Ты сам призвал себе на голову погибель, — Хальвар убрал клинок в ножны, — сам с ней и разбирайся. — Он оглянулся на Дага и тот пожал плечами и направился следом за товарищами.

— Трусы!

Эйнар показал ему через плечо неприличный жест, Даг и остальные рассмеялись.

— Мы же стая! — крикнул Аки.

— И стая уходит, брат! — ответил ему Кадир.

— Трусы… — прорычал Аки.

— Это единственное слово, которое ты знаешь? — крикнул ему Хальвар, на мгновение обернувшись.

На секунду повисла тишина, а потом Даг услышал, как Аки поспешил за ними, непрерывно ругаясь.

Через какое-то время вой стих. Вышла ли стая за пределы территории черногривцев, или звери сами всего лишь проходили мимо, Лукас не знал, и его это не интересовало. До тех пор, пока волки будут держать дистанцию, он не будет их беспокоить без нужды. У волков было больше прав на этот лес, чем у Кровавых Когтей.

И даже — о чудо из чудес! — Аки держал свое недовольство при себе, за что Лукас был ему премного благодарен. У Кровавого Когтя было куда больше храбрости, чем мозгов.

Лукас оглянулся на юного воина и усмехнулся.

— Он горячий малый.

— Слишком горячий, — откликнулся Кадир. Последние несколько дней он был тихим, редко открывал рот первым, чаще — когда заговаривали с ним. Лукас не беспокоился — Кадир больше остальных был склонен к размышлениям.

— Аки, похоже, будет рваться в битву при первой же возможности.

— В нем сильна жажда боя, — Лукас пожал плечами.

— Во мне она тоже есть. Но не такая, как в нем. — Кадир помотал головой и отряхнул снег с наплечников. — Куда ты ведешь нас, Трикстер? Ты говорил, что знаешь эти места.

— Да, знаю. Ты мне не доверяешь?

— Нет, — улыбнулся Кадир, — так куда мы идем?

Лукас рассмеялся и указал на что-то рукой.

— Сейчас сам увидишь. Мы уже пришли.

Деревья здесь были тоньше, позволяя рассмотреть то, что выглядело как полурассыпавшаяся груда камней. Когда Кровавые Когти подошли ближе, она оказалась куда больше, чем казалась на первый взгляд. На самом деле эта насыпь, до половины заметенная снегом и покрытая наледью, была массивной, грубо сработанной аркой, сложенной из длинной плиты, опирающейся на две таких же.

— Что это? — спросил Кадир.

— Курган, — ответил Лукас, подныривая под плиту.

— Вижу, не слепой.

— Отрадно слышать, — откликнулся Лукас, пробираясь по тесному кривому проходу. Несмотря на то, что внутри царила непроглядная тьма, его генетически усиленные чувства легко подсказывали ему дорогу там, где не могла помочь память. — Заходите, если хотите укрыться от непогоды, — позвал он. — Чувствуйте себя как дома.

— Я имел в виду — зачем ты привел нас сюда? — не отставал Кадир, заходя под свод кургана.

Запах высохшей земли и камня все сильнее щекотал ноздри Лукаса по мере того, как он все глубже уходил в курган. Проход слегка изогнулся и привел его в широкий сводчатый зал. Круглое помещение было выстроено из плотно подогнанных друг к другу камней, прячущихся под покрывалом грунта. Лукас провел рукой по стене. Древний народ, создавший этот курган, выстроил его на совесть. Даже если бы весь мир ополчился против них, они могли быть точно уверены, что их пристанище устоит тогда, когда остальные постройки рухнут.

— Ты точно не слепой? — позвал Лукас и запрыгнул на одну из плоских плит, занимавших весь центр залы. Они были выстроены в странном порядке, под разными углами друг к другу, словно их расставляли в спешке. Некоторые из них почти скрылись под землей, другие возвышались над ней, и все они были покрыты предупреждающими рунами и пиктограммами.

Курганы, каирны и гробницы всех сортов усеивали всю низину. Все они были исписаны рунами, рассказывающими историю и деяния тех, кто покоится внутри — великих вождей и героев, по большей части. Впрочем, гробница, в которой сейчас стояли Кровавые Когти и чьи руны стерлись от времени, похоже, не принадлежала никому из тех, о ком Лукас когда-либо слышал.

— Это могила короля? — спросил Кадир.

— Думаю, что нет, — Лукас рассмеялся, — разве что какого-нибудь короля разбойников. Или кого-нибудь похуже. Тут на внешних стенах были сдерживающие руны, пока они не осыпались от времени и тектонического напряжения.

Хальвар обеспокоенно огляделся, войдя в залу, и тихо пробормотал себе под нос:

— Сдерживающие заклятия не пишут на могилах людей. Хороших людей, по крайней мере.

— Кем бы они ни были, сейчас от них остался один прах, — ответил Лукас. — И таких, как мы, они не побеспокоят, — добавил он, разваливаясь на плоском камне. — Я уже отлеживался здесь, когда Горссон последний раз изгнал меня. Тут достаточно сухо, а ятвианцы и остальные местные племена последние несколько десятилетий сюда не суются. Так что на отсутствие уединения жаловаться не придется, — он закинул руки за голову и разлегся поудобнее.

Кадир что-то нашел среди камней и поднял, рассматривая.

— Что это?

Кучи примитивных украшений, церемониального оружия и доспехов валялись по всей темной зале или стояли, прислоненные к плитам.

— Подношения, — буркнул Лукас, забирая у Кадира ожерелье. Оно было сделано из кусочков золота и полированных камешков. По меркам смертных за такое ожерелье можно было выкупить вождя. Лукас отбросил его к ближайшей куче и отвернулся.

— Подношения? — нахмурился Кадир. — Кому?

— Мертвецам, — неодобрительно откликнулся Аки.

— Это место проклято, — начал было Хальвар, и в него полетели камни и украшения — кто до чего дотянулся. — И все равно это так, — угрюмо проговорил он.

— Не для нас, — ответил Лукас. — Для нас оно благословлено. Отодвиньте вот тот камень, — указал он на одну из плит. Эйнар и Даг выполнили его указание и Аки тихо и очень грязно выругался, когда древний камень со скрежетом повернулся и отошел с насиженного места.

— Это же…

— Мьод, — прошептал Даг, выглядывая из-за плеча Кадира, — целые бочонки мьода!

— Не такого мьода, к которому вы привыкли, — добавил Лукас, пока обрадованные Кровавые Когти вытаскивали железные бочонки из тайника, — мой собственный рецепт. С добавкой для остроты.

— Что за добавка? — подозрительно поинтересовался Аки.

— Прометий, — Лукас почесал щеку.

— Прометий? — с нездоровым интересом переспросил Эйнар.

— И сколько таких заначек у тебя спрятано в горах, Трикстер? — Кадир похлопал по одному из бочонков.

— Несколько сотен, — Лукас выразительно пожал плечами, — я делаю по одной партии каждый раз, когда прихожу сюда. Это помогает скоротать время.

У Лукаса было все, что было необходимо для варки мьода — в доспехах и в голове. Для этого, конечно, требовались некоторые усилия, но он никогда не отступал перед трудностями.

Стоило заметить, что первые несколько бочонков едва не убили его, но он не видел никаких причин волновать остальных рассказами об этом. С тех пор он смешал несколько сотен превосходного напитка, и теперь мьод выходил без единой помарки, как шкура слюдяного дракона.

Кровавые Когти выкатили бочонки на середину залы. Их было восемь, сделанных из дерева, выдержанного в ихоре кракена. Без ихора мьод разъедал древесину. Лукас лишился довольно большого количества запасов, прежде чем понял, в чем дело — весь его путь мьодовара состоял из проб и ошибок.

— Что дальше? — спросил Аки. — Ты что, привел нас сюда, чтобы просто сидеть и пить? — он обвел рукой бочки, но, судя по его тону, такая перспектива его совсем не пугала. Возможно, его буйный нрав все-таки начал смягчаться. Лукас улыбнулся этой мысли — на такое развитие событий можно было лишь надеяться.

— Мы будем сидеть, пить и рассказывать друг другу саги, точно так же, как сидели бы в Этте, — Лукас подался назад и его силовой ранец процарапал каменную плиту. — Я подумал, что вам это должно понравиться, — добавил он, поводя рукой, — можете считать это моим извинением за то, что вас изгнали, если хотите.

Аки усмехнулся и уселся на камни.

— Я бы предпочел, чтобы нас вообще не выгоняли… — он дотянулся и ухватил один из бочонков, поднимая над головой. Пробив большим пальцем аккуратную дыру в деревянной поверхности, Аки подставил рот под струю темной жгучей жидкости. Только когда его доспех совсем забрызгало, а волосы вымокли, он заткнул пальцем дыру и усмехнулся Лукасу.

— …но для начала сойдет.

Лукас рассмеялся и остальные присоединились к нему. Вскоре мьод уже лился рекой, и языки юнцов достаточно расслабились, чтобы завязался разговор. Лукас начал первым, рассказав слегка приукрашенную историю о тому, как обманул Берека Громового Кулака, заставив его съесть волчий помет. Остальные покатились со смеху, и Лукас уселся поудобнее и умолк, позволяя кому-нибудь из них стать следующим рассказчиком.

Это тоже была часть традиции — по одному рассказу с каждого, пока льется мьод и сгущается тьма. Эта традиция брала свое начало в стародавние времена и была одобрена самим Руссом. Еще один инструмент, который придавал его воинам нужную форму. Хорошая шутка. Саги выковывали из них то, что было необходимо, неважно, понимали они это или нет. Саги давали им пример для подражания, надежду, за которую можно было держаться, когда было трудно. В большинстве случаев это было полезно, но иногда они начинали верить в них слишком сильно. И в своей вере легко попадали в ловушку — как в той старой сказке про ледяную кошку и волшебную коробку. Саги были таким же квадратом, как тот, что нарисовал на льду своим посохом шаман, а воины были не мудрее той ледяной кошки, что залезла в то, чего не было в этом мире, и осталась в ловушке умирать от голода.

История Эйнара была самой короткой — в одну строчку из десяти слов, — но достаточно веселая. Аки хвалился своей воинской доблестью в бою с орками на каком-то адском мире. Его сага, быть может, была не такой уж и оригинальной, но рассказана она была эмоционально, с бурной и пьяной жестикуляцией. Даг рассказал самую длинную историю, описывая каждый поворот сюжета и каждую деталь, про весьма конфузную, но очень забавную ситуацию с участием дочки вольного торговца.

Лукас внимательно слушал их все, не пропуская ни похвальбу, ни жалобы. Эти истории были семенами, из которых потом вырастут саги. Байки, которые будут разрастаться с каждым рассказом, если рассказчики останутся в живых. К тому времени, когда Кадир закончил свою историю, Лукас задумался о том, как помочь им это сделать. Когда смолкли смешки, Даг отвлек Лукаса от размышлений.

— Снова твоя очередь, брат.

— Ну, хорошо, — вздохнул Лукас и, перевернув бочонок, который держал в руке, допил плескавшиеся на дни остатки. Отставив опустевшую тару в сторону, он подался вперед.

— Я вам расскажу про Шкварник, мир-улей в секторе Каликсида. Там города нарастали на городах, дотягиваясь до самого сердца облаков.

— Наверное, это было стоящее зрелище, — присвистнул Даг.

— Могила это была, во всех смыслах, — поморщился Лукас, — искусственный ветер от огромных вентиляторов, слабый свет местной звезды, который ловили и отражали миллиарды солнечных излучателей, и вода, которую столько раз переработали и так загадили, что ее можно было уже назвать отравой, — он сплюнул и потер нос. — Я до сих пор ее привкус на языке чувствую.

Лукас постучал по одному из когтей, свисавших с его наплечника.

— Восстание. Влияние ксеносов. Генокрады, отвращавшие горемык и неудачников от чистого сияния Всеотца к более темной вере. Они кишели в подулье как паразиты, марая все, к чему прикасались, своими погаными отметками и едкой вонью своих инопланетных владык. Мы пришли на эту планету по требованию ее властей, и убивали ради них.

Кровавые Когти жадно ловили каждое его слово. Они уже повидали на своем веку достаточной войн, но все равно жаждали историй о кровопролитии и славе. Лукас смотрел на их лица и гадал, было ли на его собственном лице когда-нибудь такое выражение.

Он в этом сомневался.

— Моя стая должна была идти первой, занять позицию и удерживать до прибытия подкреплений. Но остальные рвались в атаку, жаждали перейти в наступление. Так было бы правильно — наши враги отступали, это была легкая, полудохлая добыча, — Лукас нахмурился, вспоминая об этом. — Мы поддались жажде боя и поплатились за это. Они завели нас в засаду. Чужеродные чудовища хлынули из темноты, и мы сражались с ними… — он провел пальцем по старым отметинам на доспехах, грязным выщерблинам, оставленными когтями монстров, которые рвали керамит как бумагу. — Тогда я понял, что правильный путь — не всегда самый верный…

Он умолк на полуслове, что-то услышав. Едва уловимый звук, который становился все ближе. Гул, пробиравший до костей и заставлявший зубы заныть. Лукас посмотрел на остальных и понял, что он не единственный, кто засек посторонний звук.

— Вы слышите…? — начал было он.

— Корабли, — проворчал Аки, — и это не Адептус Астартес.

Подскочив на ноги, Лукас бросился к выходу.

Глава XI. ВАРАГИР

641.M41

Хейд, воительница из ятвианского племени, бежала сквозь темноту, с трудом удерживая в ноющей руке сломанный меч. Лесная чаща казалась темнее обычного, даже для этого времени года, и деревья хватали ее ветками. Ледяной дождь лил стеной, и земля сотрясалась под ногами, почти не давая выпрямиться. Хейд сморгнула снег, залепивший глаза, стараясь не терять из вида темное пятно впереди. Она слышала, как тяжело дышат остальные, бегущие рядом с ней. Они не могли позволить себе разделиться.

— Бегите, курган уже близко, — рявкнула Хейд охрипшим от страха и усталости голосом, пытаясь перекричать бурю. — Мы укроемся внутри.

В ответ раздалось согласное ворчание. Они все слишком устали — и слишком боялись, — чтобы спорить с ней. Оно и хорошо — это был единственный способ пережить эту ночь.

Курган был для них запретным местом. Там собирались падшие духи, и множество ночей наполнялось их смехом и воем, раздававшимся из самых его глубин. Кто бы ни был там похоронен, он отказывался лежать спокойно. Но у Хейд и ее людей не оставалось иного выбора — за ними гнались чудовища пострашнее, чем привидения. Cвартальфары, ночные дьяволы, скачущие верхом на буре, которых не брала никакая сталь и которых не могла отпугнуть никакая молитва. Это знание досталось ятвианцам дорогой ценой.

Чудовища уже забрали Флоки и Асгера. Хейд все еще слышала где-то над деревьями их крики. Их ждала долгая смерть, и мысль об этом пробирала сильнее, чем ветер, продувавший одежду Хейд насквозь, и заставляла крепче сжимать рукоять сломанного меча. На нем была кровь, хотя воительница и не могла поручиться, что та принадлежала одному из ночных дьяволов.

В последние минуты боя все смешалось — мужчины кричали и рубили мечами тени, когда пламя с их факелов слизывал ветер. Тела падали в снег или утаскивались во тьму невидимыми руками. А над их головами раздавался смех.

Хейд прорубила себе дорогу из гущи боя, ударяя по всему, что казалось ей преградой. Ее меч по чему-то попал — или кто-то попал по ее мечу — и раскололся пополам, но все же ей удалось вырваться из схватки.

Несмотря на такие серьезные повреждения, Хейд ни на секунду не задумалась о том, чтобы выбросить оружие. Это был один из железных мечей, которыми владело ее племя, за немаленькую цену купленных на острове Владык Железа несколько сотен зим назад, прежде чем ятвианцы нашли путь к Асахейму по воле богов. Хейд выросла под сказки своего деда об Огненной Горе и огромных, изрыгающих пламя металлических судах, которые встретили драккары ее предков.

Она надеялась увидеть однажды этот странный остров своими глазами. Но это было до того, как на востоке вспыхнуло пламя, а ночь наполнилась криками. До того, как пришли свартальфары. Она слышала, как их огромные призрачные суда летели вместе с ветром, словно драккары, на веслах у которых сидят невидимые демоны и воют, как раненые волки. Они скользили над верхушками деревьев, и буря была бессильна против них. Ночные дьяволы оседлали ее, их обнаженные мечи жаждали крови, а бледные лица искривила гримаса животной радости. Хейд содрогнулась, вспомнив их улыбки.

Ей доводилось сражаться с драконами и троллями так же, как сражались с ними мужчины — жестокие и неистовые. Но никого из тех чудовищ не переполняла столь нечестивая радость, когда они собирались сделать свое дело. Такую злобу нельзя было ни победить, ни утихомирить доводами разума. От нее можно было только убежать, хотя мысль о бегстве возмущала Хейд до глубины души. Но племя нужно было предупредить, оно должно было бросить эти земли и уходить к морю. Ночные дьяволы наверняка не пойдут за ними.

Только эта мысль придавала Хейд сил бежать дальше, не обращая внимания на то, как все сильнее колет в груди, как деревенеют руки и ноги. Они должны сбежать. Отнести вести остальным. Кто-то из них должен добраться до поселения. Если не Хейд, то кто-то другой.

Но вдруг чей-то силуэт возник перед Хейд посреди снежной завесы и все ее мысли сбежали прочь и она закричала. Воительница угодила прямо в стальной захват и ее быстро утащили к сугробу, который высился вокруг древесного пня. Хейд снова попыталась закричать, предупредить остальных, но широкая ладонь закрыла ей рот, не давая произнести ни звука.

— Шшш, сестричка, — прорычал ее похититель на общем языке племен. Рука, зажимавшая Хейд рот, почти полностью закрывала нижнюю половину ее лица, и воительница чувствовала, что ее владелец огромен и чудовищно силен. Ноздри щекотал запах прогорклого мяса и оружейной смазки.

— Тише, малышка, если ты закричишь, вся шутка будет испорчена.

Она забарахталась, пытаясь высвободиться, и он убрал ладонь.

— Я не буду кричать, — прошипела она. — Ты тролль?

Низкий звук пробрал ее до костей, и по спине побежали противные мурашки. Она не сразу поняла, что этот звук был низким, басовитым смешком.

— А похож?

— Пахнешь, как тролль.

— Тогда это не я, это Хальвар. Хальвар, помаши ей.

Что-то шевельнулось в темноте, и Хейд с трудом сглотнула. Она и ее соратники пробежали прямо через лежку этих монстров, даже не заметив их. Они лежали в снегу неподвижно, как крупные камни, раскиданные по земле. Хейд заметила остальных — их поймали так же, как и ее, и их лица побелели от страха. Краем глаза Хейд заметила серое пятно, бледневшее в темноте.

— Насчет твоего поселения, — начал тот, кто держал ее, и его голос прозвучал неприятно близко, почти на самым ухом, — его атаковали? Вы поэтому убегали?

— Нет, — ответила Хейд, и ее голос дрогнул, — но там в лесу что-то есть. Оно забрало наших людей. Утащило куда-то. И смеялось при этом.

— Угу. Никогда не слышал о троллях, которые смеются, — говоривший наклонился, и воительница заметила огненно-рыжую бороду и толстые косы такого же цвета, как и ее собственные неровно обрезанные волосы. В темноте сверкнули желтые глаза.

Она знала, чьи это глаза. Каждый сын и каждая дочь ее племени знали.

— Варагир, — прошептала Хейд.

Тот мягко рассмеялся.

— Это мы, малышка. Волки, Что Следуют За Звездами, во плоти. Ты знаешь нас. Можем ли мы узнать тебя?

— Х… Хейд.

— Привет, Хейд. Меня зовут Лукас, — он потянул носом. — Ятвианка, верно?

— Я… да. — ответила она. Конечно, он знает об этом. Боги знают все. Особенно этот бог, если он был тем, кем она думала.

— Почему вы ушли в чащу, Хейд?

— Мы… мы пошли искать пропавших людей.

— Вы их нашли?

— Да, — выдохнула она, стараясь не вспоминать, и зажмурилась, но так и не сумела избавиться от отголосков чужих криков, все еще звенящих в ушах. Рука Лукаса, все еще удерживающая ее, переменила положение, и теперь крепкий захват превратился в успокаивающее объятие.

— Тише, — негромко проговорил он, и она почувствовала, как от этого слова по ее телу пробежали мурашки. — Успокойся, это пройдет. Слезы придут позже. А сейчас я должен знать, сколько их было. Как они выглядели. Как близко были. Хейд заговорила — сначала давясь словами, но затем все расслабленнее и увереннее. Варагир пришел — и скоро придет черед кричать свартальфарам.

Кадир, наполовину зарывшийся в снег, молча слушал из своего укрытия рассказ женщины. Она торопилась, иногда проглатывая половину слова. Кадир чувствовал запах ее страха, резкий и терпкий. Он разглядывал ее — она была не молочно-бледной дочерью южных морей, но женщиной тайги — сухощавой, посмуглевшей от суровой погоды, а ее кое-как обкорнанные волосы были такими же рыжими, как у Лукаса. Ее глаза были темно-янтарными, похожими на капли расплавленного золота.

И что-то такое было в ее лице, словно ее черты заострились не от голода и лишений. Кадир взглянул на Лукаса, улавливая схожую резкость в его чертах, и понимающе усмехнулся. Ну конечно. Кадир задумался, сколько поколений сменилось с тех пор, как Лукас последний раз гостил у ятвиан дольше, чем нужно, чтобы отдать им оленя.

Когда женщина закончила говорить, Лукас перевел взгляд на Кадира.

— Ну, так кто они такие? Не тролли же.

— Нет. Хуже троллей. Эльдар.

— Эльдар? — непонимающе моргнул Кадир. — Здесь?

Он никогда не видел эту породу ксеносов раньше.

— Корсары, — прорычал Лукас. Хальвар, прятавшийся рядом, предупреждающе помахал рукой, и через мгновение Кадир расслышал сквозь вой бури низкий гул антигравитационных двигателей, а вместе с ним и кое-что еще.

Смех.

От этого звука шерсть на загривке Кадира встала дыбом. Звук, преисполненный злобной радости, врезался в его уши, терзал его слух, и внутри у него все переворачивалось от отвращения.

— Раз мы их слышим, значит, они летят низко, — негромко проговорил Лукас. — Отлично. Так даже проще, — он посмотрел на женщину. — Мне нужно, чтобы ты закричала, Хейд из ятвианского племени. Кричала так, как будто тебя ранили. Сможешь?

— Ты уверен в этом плане, Страйфсон? — спросил Кадир, поймав его за локоть. — Мы же не знаем, сколько их здесь.

— Ну, заодно и выясним, я полагаю, — насмешливо оскалился Лукас. — Если я ошибаюсь, не стесняйся мне на это указывать, щенок.

— О, не волнуйся, я не постесняюсь, — рыкнул Кадир.

Хейд высвободилась из рук Лукаса. Было видно, что она боялась, но страх не останавливал ее. Она быстро вскочила на ноги и побежала прочь, наискосок от лежки Волков. Она визжала и кричала на бегу, умело изображая обезумевшую от испуга. Хотя вполне вероятно было и то, что игры в ее поведении была только половина. Гул двигателей стал громче, когда острый слух охотников уловил крики их добычи.

Деревья пригибались к земле, бронированные носы чужацких челноков ломали их в щепки. Изуродованные тела смертных свисали с тонких мясницких крюков и качались на зубчатых цепях, оставленные истекать кровью вдоль изогнутых ребер корпуса.

Воздух наполнился диким хохотом, и Кадир разглядел скорчившиеся на палубе стройные силуэты, цеплявшиеся за обшивку.

Эльдар. Именно такие, какими их описала Хейд.

Они выглядели хрупкими, но Кадир знал, что будет, если судить этих существ только по внешности.

Хальвар и остальные Кровавые Когти отпустили спутников Хейд. Оставалось надеяться, что этим смертным хватит ума не попадаться на глаза противнику. Юные Волки приготовились к атаке и жар, кипящий в их крови, можно было почувствовать, не прикасаясь к ним.

Кадир жестом отдал приказ, и Аки кивнул. Нужно было действовать быстро.

Лукас и Кадир выскочили из сугроба, когда челнок, гудя антигравитационными генераторами, проскользнул над их головой. Осторожно ступая, они прокрались следом за ним. Команда летательного аппарата была слишком занята высматриванием ускользнувшей добычи и не заметила, как Кадир ухватился за борт. «Рейдер» слегка качнуло, когда он подтянулся и запрыгнул наверх с цепным мечом наизготовку.

Эльдар ничего не видели и не слышали, пока не стало слишком поздно.

Кадир перемахнул через поручень и вонзил меч в затылок рулевому. Активированный клинок зарычал, его зубцы с легкостью разодрали броню и плоть. Ксенос умер, захлебываясь кровью, и, когда его руки, сжимавшие штурвал, разжались, «Рейдер» начал крениться. Кадир вытащил болт-пистолет и выстрелил в грудь эльдар, одетому в самую пышную броню. Существо отбросило прочь, и оно рухнуло через поручень. Кадир продолжал стрелять, пока пистолет не защелкал вхолостую. Пришлось вернуть его в кобуру. Эльдар бросились к носу челнока, пытаясь перехватить управление обратно прежде, чем «Рейдер» рухнет на землю.

Кадир устоял на месте. Первый из добравшихся до него ксеносов двигался со смертоносной грацией, и его зазубренный клинок оставлял на броне Кадира глубокие выщерблины. Он сумел ударить дважды, прежде чем Кадир это заметил, и изящно увернулся от ответного удара. Осколочные пули застучали по броне Кадира, когда остальные эльдар попытались отвлечь его внимание. Они рассеялись по поручням, пытаясь окружить его.

Кадир взвыл и обрушил на противника всю силу своего клинка.

Цепной меч столкнулся с чужацкой сталью с визгом металла об камень. Существо оказалось сильнее, чем он ожидал, на секунду сдержав его удар. Лицо эльдар было обнажено — глазам Кадира предстала тонкая, бледная маска, искривленная в нечеловеческой ухмылке. Его плоть покрывали завитки, нанесенные тушью, а на зубах красовался налет из красного металла. Кадир с усилием отвел оба меча в сторону и боднул противника в голову. Хрустнула кость, и его лицо залило чужой кровью — этот удар разбил ксеносу череп.

Мертвое тело рухнуло, и Кадир развернулся, рассекая ноги ксеноса, пристроившегося на поручне. Цепной меч отрезал твари ноги по колено, и эльдар с воем рухнул в лес. Стрельба возобновилась и Кадир едва успел пригнуться, уворачиваясь от осколочных снарядов.

Кровавый Коготь воткнул клинок в дуло винтовки, рассекая его на части, и повернул лезвие, вонзая утяжеленный наконечник в грудь стрелка. Доспехи ксеноса приятно хрустнули и тот, конвульсивно дергаясь, упал. Кадир переступил через тело, и тут что-то серое перебралось через носовые поручни. Несколько эльдар обернулись, но было уже поздно. Одному из них снесло голову сгустком плазмы, а второй рухнул на палубу с распоротым брюхом.

— Отлично сработано, щенок, — Лукас усмехнулся, глядя на Кадира, и подтащил к ногам одного из эльдар. — Видишь? Даже он впечатлился.

Ксенос прошипел что-то, что, скорее всего, было проклятием, и попытался ударить его изогнутым ножом, сделанным из чего-то почти невидимого.

— А может и не впечатлился, — Лукас с легкостью выбросил пленника за борт.

Челнок издавал странные звуки. Его обшивку царапали верхушки деревьев, и он кренился все сильнее. Без рулевого он целиком зависел от обстоятельств и везения. Кадир пошатнулся, когда челнок мазнул носом по земле и пропахал несколько метров, а затем его корпус содрогнулся и внутри что-то взорвалось.

Из-под обшивки «Рейдера» вырвались языки пламени, и он пошел вниз, ударяясь о деревья и землю, словно детская игрушка. Кадир, не дожидаясь Лукаса, спрыгнул с гибнущего челнока. Он рухнул на землю и неловко перекатился, вставая, сервоприводы его доспеха недовольно застонали. Лукаса нигде не было видно. Челнок врезался в каменную насыпь, и яркое пламя обхватило его целиком, освещая ближайшие сугробы.

Уцелевшие эльдар успели вскочить на ноги. При крушении их погибло куда меньше, чем Кадир надеялся.

— Взять их! — рявкнул он.

Прирожденные убийцы, эльдар уже бросились врассыпную, и клинок Кадира проскользнул, едва задев избранного противника. Черные силуэты двигались с быстротой молнии, уворачиваясь и один за другим нанося удары изогнутыми клинками. Через мгновение Кадир лишился меча — выбитый из его руки меч отлетел прочь и воткнулся в лед.

Боковым зрением Кадир заметил, как Аки и остальные Кровавые Когти выскочили из своих укрытий и набросились на дезориентированных противников.

Кадир отшатнулся, и керамитовые наручи приняли на себя удары его противника. Их сила заставила Кровавого Когтя зарычать, и эльдар рассмеялся, удваивая усилия. Он, похоже, решил, что лишившийся оружия Кадир стал совсем беспомощным. Эльдарский клинок скользнул вперед, высекая крупные искры при столкновении с керамитом. Улучив мгновение, Кадир выставил руку, отклоняя лезвие в сторону, и подался вперед прежде, чем эльдар успел погасить инерцию своего замаха. Кадир ухватил его второй рукой за горло, и броня затрещала под его пальцами. Шипя какие-то проклятия, эльдар выхватил из набедренной кобуры похожее на пистолет оружие, но Кадир свернул ему шею прежде, чем он успел им воспользоваться. Отшвырнув мертвое тело в сторону, Кадир обернулся, ища глазами свой меч.

Не успел он выдернуть клинок из замерзшей земли, как в его наплечник ударила пуля. Кадир развернулся и метнул меч, словно диск. Лезвие рассекло чужацкого воина надвое и врезалось в ближайшее дерево. Кадир выругался и поспешил к нему.

Рев двигателей становился все ближе — трюк Лукаса вышел громким, а столб пламени освещал ночной лес на несколько лиг вокруг. Кадир слышал ругань товарищей и шум битвы.

Кадир взялся за клинок, и в этот момент над его головой раздался шум меньшего по размеру транспорта — мощный гравицикл, на котором умостилось несколько эльдар. Орудия гравицикла заговорили, и Кадир метнулся за дерево. Летательный аппарат проскользнул мимо, его пилот мастерски маневрировал между деревьев, избегая столкновения. Кадир побежал прочь, и орудийный огонь снова пропахал землю за его спиной.

Гравицикл мчался за ним с сумасшедшей скоростью, и вскоре пролетел прямо над его головой. В этот момент один из ксеносов, висевших на боку гравицикла, выпустил петлю из зубчатой цепи, прикрепленной к обшивке. Петля обхватила Кадира, и тот дернулся, с трудом удержавшись на ногах — но через мгновение снег под его ногами осыпался, и несмотря на весь вес брони, Кадира подняло над землей.

Он врезался в дерево, затем в еще одно. Его зубы скрипели, а кости вздрагивали при каждом ударе. Отчаявшись, он вслепую махнул мечом. Тот глубоко вгрызся в ствол очередного дерева, и Кадир крепко сжал рукоять, пытаясь вырваться из цепей. Гравицикл рванулся вперед, цепь задергалась, пока, наконец, не натянулась до предела. Раздался визгливый скрип покореженного металла. Кадир почувствовал, как его пальцы слабеют, и, зарычав, ухватился за цепь и развернулся, пытаясь устроить себе рычаг. Дерево заскрипело, когда его меч снова начал рубить кору.

Затем что-то вспыхнуло и Кадир, внезапно освободившийся, отлетел прочь. Он врезался в дерево и рухнул на землю, его клинок упал рядом. Кадир увидел, как к нему бежит Лукас, и от плазма-пистолета в его руке поднимается дымок. Гравицикл полетел ему наперерез, и Трикстер нырнул в сторону. Осколковая пушка гравицикла выстрелила, разнося в щепки ближайшие деревья. Машина пролетела мимо Кадира, и тот успел подскочить на ноги и поймать обрывок цепи. Он быстро закрепил его вокруг дерева, цепь резко натянулась и гравицикл дернулся. Его двигатели взвыли, как неупокоенные души, и несколько эльдар спрыгнули, пока пилот сражался с управлением, пытаясь удержать летательный аппарат в воздухе. Последний из эльдар, сидевший позади, попытался развернуть осколковую пушку, чтобы открыть по цепи огонь.

Лукас сдернул стрелка с его места, и остальные эльдар, уже спрыгнувшие на землю, бросились в атаку, но Кадир добрался до них первым. Блокировав удар, он увидел, как Лукас схватил темного эльдар за локоть и швырнул его, пронзительно верещящего, в ближайшее дерево. Кадир жестко и быстро вывел из игры второго — его клинок взревел, описал мощную дугу и вонзился в хрупкое тело противника, отбрасывая прочь его останки.

Цепь наконец порвалась, и Кадир пригнулся, когда ее конец просвистел над головой, ударяя по головам его противников. Их смерть была мгновенной, и в живых теперь остался лишь пилот гравицикла. Он попытался улизнуть, но его машину охватило пламя, проглатывая завизжавшего пилота. Гравицикл рухнул на землю и пропахал несколько метров по инерции, оставляя за собой дымящиеся обломки.

— Живой? — позвал Эйнар, переступая через них. Отблески света от объятого пламенем гравицикл расчертил его шлем полосами теней и бликов.

— Был бы не живой — ничего бы так не болело, — ответил Кадир, вращая рукой. Кажется, повредилось какое-то из сухожилий — он чувствовал одеревенение, которого раньше не было. К счастью, он исцелится.

— Ксеномразь, — сплюнул Кадир, посмотрев на трупы.

— Эльдар, — поправил Лукас. Его доспех, как и броня Кадира, был покрыт кровью.

— Я так и сказал, — рыкнул Кадир, переворачивая ногой на спину одно из тел. — Что они тут делают? Это же Фенрис, а не какой-нибудь там захолустный мирок на фронтире!

— Охотятся, — просто ответил Лукас. Кадир и Эйнар последовали за ним сквозь заросли, возвращаясь обратно к упавшему «Рейдеру». Аки и остальные уже собрались вокруг него, их оружие было в крови. Эльдар были мертвы. Хейд и ее товарищи сгрудились неподалеку, глядя на тела и словно не веря, что эти твари больше не представляют для них угрозы.

— Я знаю эту породу. Они упиваются страданиями так, как мы — мьодом, — негромко проговорил Лукас, рассматривая тела на горящей обшивке. В этот раз он не улыбался. Никто из них не улыбался — жажда убийства схлынула так же быстро, как и накатила.

Лукас начал снимать жалкие останки тел с обшивки, уворачиваясь от языков пламени, все еще вырывавшихся изнутри. Он делал это с такой заботой, какую Кадир никогда не видел в его исполнении, поэтому Кадир решился последовать его примеру.

— Зачем тратить время на мертвых? — выплюнул Аки. — Эта дрянь вряд ли была единственным отрядом.

Лукас обернулся, держа на руках мертвое тело.

— Мы тратим время, потому что кто-то должен его потратить, — глухо и зло проговорил он. — Фенрис наш, щенок, и мы отвечаем за него. За них. Они страдали вдвоем больше чем ты или я, когда мы проходили испытания Моркаи. Они заслужили твое уважение, — на последних словах его глухое ворчание перешло в злобный рык.

Кадир посмотрел на ту женщину, Хейд. Она дрожала, глядя на тела. Она родилась на Фенрисе, поэтому не боялась мертвых. Но это была не смерть — это была агония. Чудовища из морей и льдов обычно не пытали своих жертв. — Аки прав, — проговорил Кадир, глядя на Лукаса. — Где-то здесь должны быть остальные эльдар.

— Я знаю, — откликнулся тот. — И поэтому мы должны предупредить остальных в Этте.

— Что?

Лукас улыбнулся, заметив выражение лица Кадира. — А ты думал, я буду настаивать на том, чтобы мы сами за ними поохотились? Я, может быть, и хожу в Кровавых Когтях дольше всех, братец, но я не идиот. Лютокровый и остальные ярлы должны узнать об этом нападении. Фенрис нуждается в защите.

Кадир покачал головой.

— Нас же изгнали, забыл?

— И что? — усмехнулся Лукас. — Я ухожу и прихожу, когда мне заблагорассудится. Я знаю ходы в горе, о которых не знает больше никто. Быстрые, потайные пути. И все очень легко находятся, стоит только захотеть. — Он похлопал себя по голове. — И все-таки, нам понадобятся доказательства. Ты вернешься к своему племени, маленькая, — он посмотрел на Хейд. — А мы разбудим Волков.

— Мои люди… — неуверенно начала Хейд.

— … будут в безопасности. Правда ведь, Кадир?

— Что? — тот в замешательстве посмотрел на Лукаса.

— Ты и остальные Когти проводят этих смертных назад к племени. А после этого ты присмотришь за ними. Защитишь, если понадобится. Я возьму с собой Хальвара. — Лукас снова повернулся к Хейд. — Пошлите гонцов к ближайшим племенам, даже тем, с которыми воюете. Многие уже ушли отсюда, когда начало подниматься море, но некоторые никогда не двинутся в путь. Предупредите их. А вы, — посмотрел он на Кадира и остальных, — сопроводите этих гонцов. Я хочу, чтобы племена знали, что караулит их в ночи.

— А если они не будут слушать? — вскинулся Кадир.

— А ты будь поубедительнее, — Лукас широко и неприятно улыбнулся. — Лютокровый думал, что вокруг будет тихо, когда мы уйдем. Не могу дождаться того момента, когда мы свалим эти тела ему на колени, и я увижу его лицо.

Глава XII. РАЗНЫМИ ДОРОГАМИ

641.M41

Огромные твари мчались сквозь льды — горы ненормально больших мускулов, натянутых на искореженный волчий костяк, давая ему силу и непередаваемую грацию. Животные неслись сквозь стену стылого дождя, тяжело перепрыгивая через колючие груды льда. В некоторых местах на белоснежном покрывале пустошей виднелись рваные следы тектонических сдвигов и падения метеоритов. Под мощными лапами зверей лед прогибался и трескался, выпуская мощные струи студеной воды, но стая продолжала бежать вперед, и воздух был наполнен воем.

«Рейдер» темных эльдар следовал за ними, держась чуть позади несущейся стаи, и периодические выстрелы его осколковой пушки не давали чудовищам разбежаться в разные стороны. Антигравитационные поля «Рейдера» закрывали пассажиров и команду от хлещущего ливня, но не спасали от ударов бокового ветра.

— Говоришь, когда-то они были мон-кеи? — спросила Малис, не сильно заинтересованная скачущими монстрами. — Как интересно. Это какие-то неудачные попытки совершить превращение плоти?

— Скорее, поработать с генным материалом, если верить словам Джинкара, — ответил Слиск, отхлебывая из кубка. Они вместе сидели за столом на носу «Рейдера». Рядом ожидали рабы, готовые исполнить любую приходить хозяев, некоторые из них держали над столом навес, защищавший от бури.

— То, что ты видишь перед собой, — продолжил герцог, — есть результат примитивной алхимии, которую мон-кеи упорно называют «наукой». Они берут людей и делают из них монстров.

— И это без всякого умысла?

— Веришь ли, — Слиск скептически фыркнул, — абсолютно без всякого.

— Я могу в это поверить. Ты видел, на что способны люди, если оставить их наедине с их собственными изобретениями. Чертовски сообразительные обезьянки.

— Да уж, некоторые даже поумнее многих, — Слиску в достаточной мере доводилось торговать с людьми и вырезать их, чтобы знать, что они обладают некоторой смекалкой. Конечно, их смекалка не могла сравниться с его собственной, но они легко бы превзошли многих благородных архонтов из числа его окружения. Впрочем, со смекалкой или без, они все равно были не более чем дичью.

Герцог перевел взгляд за борт, наблюдая за бегом чудовищной стаи. Два других «Рейдера» держали такую же скорость, как и транспорт герцога, их антигравитационные двигатели бесшумно несли их надо льдами, а команды на их борту кричали и улюлюкали, изнемогая от жажды убийства. Джинкар вместе со своими отбросами был на одном из «Рейдеров», а Мирта командовала вторым.

Вспомнив о ней, герцог улыбнулся. Как и Малис, куртизанка была умной женщиной. Слишком умной, слишком резкой. Ей пришлось убить достаточное количество бунтовщиков с тех пор, как началась охота. Время от времени его капитаны начинали возмущаться тем, что им приходиться подчиняться той, кого они считали простой служанкой.

Несмотря на эти смерти, охота шла превосходно. Шторм стал идеальным прикрытием и добавил приятную пикантность воздушным погоням «Рейдеров» и геллионов. Наблюдение за тем, как они врезаются друг в друга или в огромные утесы, стало отдельным, пусть и скромным, развлечением.

Примитивные люди, заселившие большую часть относительно стабильных земляных массивов, были просто созданы для хорошей разминки. Эти дикари редко позволяли себе бегство, предпочитая вместо этого давать отпор. Такая храбрость часто вознаграждалась болью, страхом и отчаянием. Гости герцога атаковали их ночь за ночью, никогда не задерживаясь надолго и забирая столько добычи, сколько можно было легко унести.

Некоторые, как архонтесса Тиндрак, искали более конкретную дичь. Она и несколько других архонтов сосредоточили усилия на тренировочных лагерях космических десантников, разбросанных по долам и холмам на самом большом массиве континента. Эти «рекруты», как их называли, больше подходили для смертельных игр. Тиндрак даже придумала план, как захватить побольше рекрутов для своих арен. Слиск пожелал ей удачи, но сам не заинтересовался таким большим риском при такой небольшой выгоде. Он не испытывал нужды в этом несовершенном мясе, впереди его ждала куда более весомая добыча.

Подавшись вперед, герцог наблюдал, как его дичь загоняет сама себя до смерти. Волкообразные твари были по-своему красивы. Образец торжества функциональности над формой. То, что такие существа появились на свет случайно, лишний раз доказывало, насколько отчаянно безразлична была вселенная к своим обитателям. Жизнь в его садах станет для этих зверей куда более приятной. Если они, конечно, не передохнут в ближайшие часы.

— Как ты думаешь, как скоро кто-нибудь испортит этот твой великолепный пикник? — Малис указала веером на один из ближайших «Рейдеров».

— Как минимум, через несколько дней, полагаю.

— Не слышу в твоем голосе беспокойства.

— А с чего мне беспокоиться? — Слиск рассмеялся. — Нас уже давно здесь не будет, когда наши гости поймут масштабы того, с чем связались. — Он помотал головой. — Это не захват. Это набег. У него нет никакой цели, кроме получения удовольствия. Мы будем охотиться и развлекаться столько, сколько сможем. А потом ты вернешься к безопасной и бессмысленной жизни в Темном городе, чтобы забыться в более мелких удовольствиях.

— Значит, ты правда считаешь город, в котором родился, клеткой, Трэвельят?

— Аврелия, — вздохнул Слиск, — ты знаешь, почему я первый раз покинул Комморраг?

— Я знаю только то, о чем говорят слухи — они разлетались, как мрачнокрылы, где бы архонты не собирались вместе. Некоторые говорили, что ты один из бастардов Векта, и когда ты узнал об этом, он попытался убить тебя. Другие — что ты последний представитель древнего рода эльдари, и ты ушел, чтобы снова отстроить империю, по одному пределу за раз.

— А ты сама как считаешь, моя дорогая?

— Тебе стало скучно, — сказала Малис, помолчав. — Ты устал от одних и тех же игр на одной и той же доске. Мы играем в них так часто, что вызубрили наизусть все ходы и гамбиты.

Слиск кивнул.

— Вект правит потому, что остальные из вас так захвачены игрой, что вы ничего не видите за пределами доски. Вы не видите, что единственный способ выиграть — это просто перестать играть. — Он элегантно пожал плечами. — Ты права, конечно же. Мне было скучно. Только и всего.

— Я всегда удивлялась тому, что Вект никогда не преследовал тебя.

— А с чего бы ему меня преследовать? — улыбнулся Слиск, и Аврелия рассмеялась.

— Ах, это все объясняет. Значит, это правда. Те твои корабли не были украдены, да? Вект подарил их тебе.

— Скорее, я бы сказал, он позволил мне украсть их, — Слиск насмешливо оскалился.

— И сколько таких выскочек, как Зомилл, ты уже одурачил, а после — убил?

Слиск не ответил. Он практически видел, как вращаются шестеренки в голове архонтессы. Эти мгновения доставляли ему самое большое наслаждение — моменты озарения, когда остальные понимали, насколько он хитер на самом деле. Но, как обычно, Малис была полна сюрпризов. Вместо того, чтобы задать самый очевидный вопрос, она по-простому поинтересовалась:

— А теперь?

— Что — теперь?

— Тебе снова скучно? Трэвельят, дорогой мой, прошло несколько веков. Достаточно долгий срок, чтобы даже такой как ты успел затосковать по теням Комморрага.

— А почему тебя это так интересует?

— Ты полагаешь, — Малис развернула веер, — что я собиралась предложить тебе снова насладиться щедротами Вечного города?

— На твоей стороне, — уточнил герцог.

— А на чьей стороне лучше?

— Это полностью зависит от обстоятельств, — Слиск подался вперед. — Ты бы не пришла сюда, если бы не нуждалась во мне. Следовательно, у меня есть преимущество, — обмакнув палец в кубок, он аккуратно слизнул капли напитка и продолжил:

— За свою бытность корсаром я хорошо научился одной вещи — полностью использовать любое преимущество.

— Я не единственная, кто искал твоей помощи, верно? — Малис поудобнее устроилась на своем месте. — Сколько их было, Трэвельят?

— Как тебе сказать… все они, моя драгоценная. Все мои гости, кроме тех, которых я убил, конечно же. Им всем было что-то от меня нужно — иначе бы они не пришли.

— Конечно же. Я, правда, полагала, что ты найдешь вариант получше, чем союз с этими ничтожествами, — Малис нахмурилась. — Хотя тебя никогда нельзя было назвать разумным.

— О, ты глубоко ошибаешься, Аврелия, — рассмеялся Слиск, — ты очень глубоко ошибаешься.

Он развернулся вместе с креслом, глядя на пленников, подвешенных на рамах-агонизаторах, установленных на палубе. Рамы были изобретением Джинкара — тонкие стойки, к которым пленников сначала приковывали, а затем опутывали множеством усилителей боли, ядоиньекторов и капельниц с химикатами. Сейчас на рамах висела горстка фенрисийских аборигенов, их тела были покрыты синяками и кровоточащими рубцами. Их стоны уже утихли, и герцог отрешенно нахмурился.

— Так вот, зачем ты устроил эту маленькую вечеринку? Подразнить многочисленных просителей? — Малис на мгновение умолкла. — Или, быть может, ты хотел выявить тех, кто мог бы представлять угрозу для Асдрубаэля?

Слиск встал, вытаскивая из-за пояса нож. Малис напряглась, но взгляд герцога по-прежнему был прикован к пленникам.

— Нет. Я просто хочу воспользоваться всеми имеющимися преимуществами, — просто ответил он. — Ты права, конечно же. Мне скучно. Но это не делает меня дураком, Аврелия. Я не революционер. Вект — вполне подходящий тиран, и меня вполне устраивает, что его тощий зад надежно приклеен к его безвкусному трону. К чему мне тратить лишние силы, когда он правит мной не больше, чем я им?

— А награда за твою голову?

— По большей части это показуха. Сомневаюсь, что Вект будет горевать, увидев меня мертвым, но только амбициозные глупцы попытаются убить меня. Убивая их, я помогаю ему отделить сильных от слабых. Конечно же, своей поддержкой его тирании я гарантирую себе свободу от нее. Тебе стоит вынести из моих слов урок, честно тебе скажу, — Слиск указал ножом в сторону Малис, и та помрачнела.

— Решил, что можешь поучить меня осторожности?

Слиск усмехнулся и повернулся к пленным.

— Я бы никогда не подумал, что могу чему-то тебя научить, моя дорогая, — Слиск рассек человеческую плоть и недовольно цокнул, когда пленник задергался. — Стой смирно. Как я, по-твоему, смогу закончить этот станц, если ты будешь так извиваться?

— За тобой должок, — проговорила Малис, скорее утверждая, чем спрашивая.

— Мы ничего друг другу не должны, и я не вижу никаких причин рисковать головой, служа твоим интересам. Будь ситуация другой, я бы, пожалуй, позволил бы связать себя узами чести.

На этот раз была очередь Малис недоверчиво хмыкнуть.

— Что ты знаешь о чести, Трэвельят?

Он резко развернулся — нож все еще был в его руке, и веер в руке архонтессы щелкнул, останавливая лезвие, метившее ей в лицо.

— Ты посмеешь? — прошипела Аврелия, поднимаясь на ноги, не отрывая от него взгляда — и тут же остановилась, заметив, как напряглись Слег и остальные сслиты. Их пустые глаза следили за ней с животной настороженностью. Сухой треск их чешуи, трущейся о палубу, был таким же хорошим предупреждением, как и шелест клинков, покидающих ножны.

— Аврелия, конечно же я посмею. Я — герцог Трэвельят Слиск. Я танцевал с демонессами на обшивке умирающих кораблей, я вырезал сердце у вернорожденнного князя на глазах его кабала. Я водил за нос тирана не единожды, но дважды, и каждый выходил сухим из воды. И знаешь, почему?

— Потому что он оказывает тебе милость, — ответила Малис.

— Потому что я служу определенной цели, как и ты. Не позволяй своим амбициям закрывать от тебя реальное положение дел, Аврелия. Ты не хуже меня знаешь, что Вект позволил тебе прожить столько лет не из привязанности или страха, но потому что ты была ему полезна.

Прежде, чем Малис успела ответить, один из членов экипажа закричал, куда-то указывая. Слиск рассмеялся и вернулся на нос «Рейдера», забирая поданную рабом осколковую винтовку — такую же острозубую красавицу, каким было все остальное его оружие. Рукоять была отделана костью и золотом, а дуло покрывал роскошный спиральный орнамент, вырезанный собственной рукой герцога. Эта идея пришла ему во сне, и он постарался воплотить ее в металле.

— Что там такое? — спросила Малис, оборачиваясь.

— Мы наконец-то загнали их в угол, — герцог вскинул винтовку, прицеливаясь куда-то вниз. Чудовищных волков загнали в тень каменного кливажа, возвышавшегося надо льдами. Такие маленькие каменные островки торчали над замерзшими морями, как надгробия. Конкретно этот кусок сильнее всего походил на два лезвия топора, воткнутых рядом в лед.

Остальные рейдеры обогнали стаю, перерезая ей путь. Волкообразные твари сбились в кучу посреди заледеневших камней и зарычали на изящные корабли, кружившие над ними словно хищные птицы.

Слиск прицелился в одно из чудовищ, когда оно выпрыгнуло из укрытия и бросилось в зазор между двумя «Рейдерами», и выстрелил. Оно страдальчески взвыло и споткнулось, кубарем прокатившись вперед и оставляя за собой кровавый след. — Ха! Ну-ка спускайте нас, — Слиск поднял винтовку и широко улыбнулся, довольный собой. Не так-то просто было попасть в движущуюся мишень в таких условиях. Ветер усилился и снег повалил еще гуще. «Рейдер», поплывший вниз, слегка покачивало, но Слиск не обращал на это никакого внимания.

Они с Малис спустились на землю мгновение спустя. Лед негромко потрескивал под ногами герцога, пока тот шел к раненному зверю. Несмотря на рваную рану в боку, у монстра еще оставались силы бороться. Осколки разорвали его плоть, и Слиск разглядел бледную полоску кости среди обрывков мышц и кожи. На камнях завыли остальные чудовища, но воины герцога продолжали стрелять из осколкового оружия, не давая им покинуть убежище.

Волкообразное нечто было крупнее Слиска раза в два, и от него несло закисшей кровью и испорченным мясом. Животное заскулило, пытаясь встать и снова броситься в бой, и с его тупой морды закапала кислотная слюна. Скулеж перешел в сдавленный рык, и тварь, тяжело приподнявшись на лапах, направилась к герцогу. Нечеловеческие мышцы сокращались, когти, похожие на ножи, вонзались в лед. Животное бросилось вперед, и в его желтых, широко распахнутых глазах не было ничего, кроме дикой ярости.

Слиск рассмеялся и собрался выстрелить, но тварь оказалась слишком быстрой. Она набросилась на него, отталкивая прочь, и лед угрожающе затрещал, когда герцог тяжело рухнул на землю. Чудовище оскалилось, и Слиск пихнул ствол винтовки между острыми зубами. Он услышал крики и увидел, как его воины бегут по льду на помощь.

— Прочь! — рявкнул он, отпихивая оскаленную морду. — Это моя охота — мое убийство!

Силы покидали чудовище с каждой каплей крови, и Слиск, все еще сжимая в руках винтовку, поднялся на ноги. Тварь с рычанием отшатнулась.

Резко повернув голову, она вырвала винтовку из рук герцога и отшвырнула в снег. Слиск отпрыгнул, на мгновение вспомнив про пистолет-разжижитель, но тут же отказался от этой идеи. Вместо этого он вытащил клинки, и камни душ на поясе одобрительно засверкали.

Тварь с ревом прыгнула вперед, и Слиск нырнул вниз, рассекая ей брюхо обоими мечами — и та рухнула, путаясь лапами в собственной требухе. Взвыв, как умирающий человек, она развернулась — быстрее, чем он мог ожидать от нее в таком состоянии, — и щелкнула челюстями, поймав кружившего вокруг нее Слиска за плащ. Он рассек ей морду и она захлебнулась своей кровью. Тварь сопротивлялась, кидалась на него, по крупицам оставляя свою жизнь на льду, а он то бросался к ней, то отступал назад, рассекая ее мохнатую шкуру и резал ее на части даже тогда, когда она с рыком атаковала.

Пока герцог мучил чудовище, его воины радостно кричали — они наслаждались подобными зрелищами. Слиск позволил себе покрасоваться, оттягивая момент убийства и позволяя им испить агонии зверя. Тот еще в достаточной степени оставался человеком, чтобы смутно понимать, что с ним происходит, словно боль пробудила в нем то, что уже давно было утеряно. Звуки, отдаленно похожие на слова, полились из его слюнявой морды, смешиваясь с хриплым рыком. Просил ли он о чем-то Слиска или же наоборот, проклинал его, герцог не понимал и не особо переживал об этом.

Он закончил свой смертельный танец с мастерством, от которого у зрителей перехватило дух. Волкообразный монстр из последних сил, или, скорее, из чистого упрямства, рванулся вперед — и Слиск, развернув клинки, вонзил их в светящиеся волчьи глаза, заставляя их злобное сияние угаснуть навеки. Огромный механизм, состоящий из одних мышц и звериной ярости, обмяк, и лишь едва заметный вдох возвестил о наступившей смерти.

Слиск картинным жестом выдернул мечи, и взметнувшиеся капли крови на мгновение окружили его, как темный нимб. Он низко поклонился, принимая восторженные аплодисменты как должное. Слег и несколько его чешуйчатых товарищей, обнажив клинки, скользнули к телу, готовые снять с него шкуру и выпотрошить брюхо. Измененные органы чудовища будут уникальным блюдом, а из шкуры выйдет неплохой плащ. Оставив змеелюдов заниматься их делом, Слиск зашагал обратно к камням, где ежилась остальная стая.

Джинкар ждал его там же.

— Да, определенно, эти идеально подойдут, — проговорил скрюченный ткач плоти, пока его бракованные слуги сдерживали стаю с помощью множества всевозможных приспособлений — шоковыми дубинками, шипастыми сетями и нейро-цепями. — В них кроется огромный потенциал, связанный волею обстоятельств. Они сами по себе практически произведения искусства, — Джинкар смерил внимательным взглядом рычащих монстров, клацающих зубами. — О, сколько же великих чудес я смогу сделать из таких исходников…

— И я жажду увидеть эти великие чудеса, Джинкар. Чудеса и чудовищ, каких еще не видали ни одни глаза. Уникальных и совершенно непохожих друг на друга. — Слиск похлопал гемункула по спине, едва не заставив того согнуться. — Я хочу чего-нибудь экстраординарного, за что можно было бы запомнить эту охоту. — Он испытующе посмотрел на Джинкара. — Справишься?

— О, безусловно, милорд, — поспешно кивнул Джинкар. — Ради вас я буду мучить свою музу, пока она не перестанет дышать.

— Вот такие ответы я и люблю, — Слиск улыбнулся. — Да, кстати, как поживает твой бывший хозяин? Я так понимаю, Сглаз завел себе собственных домашних животных?

— О, да, — Джинкар склонил голову, — несколько примеров измененной матрицы, деградировавших меньше остальных. Они все еще бьются в агонии этой нелепой трансформации в более продвинутую форму жизни — уже почти не мон-кеи, но еще не сверхлюди. Их разумом движут инстинкты. Легкая добыча для Кзакта и его болегенераторов…

То, что Кзакт заинтересовался такой добычей, не удивляло. Владыка Сглаза не очень-то жаловал сложные задачи. И все-таки, Слиску нравилась его изобретательность — Кзакт умел сотворить из плоти и костей такое, что мало кому удавалось. Вот почему герцог позволил Джинкару настоять на приглашении Кзакта. Тот факт, что с помощью этого подарка гемункул, вне всяких сомнений, рассчитывал проторить себе обратный путь к милости ковена, герцога не волновал.

— Хорошо, хорошо… — проговорил он. — До тех пор, пока всем весело, да?

Мирта стояла на льдине, наблюдая, как отбросы Джинкара затаскивают последнюю из рычащих тварей в трюм «Рейдера». Шоковые дубинки потрескивали, пока бракованные ударами загоняли чудовищ в шипастые сети и затем тащили их по посадочным аппарелям. Некоторые из рабов Джинкара были убиты в процессе погрузки, но там, откуда они появлялись, их всегда было в избытке.

Монстров должны были переправить в ямы в основном лагере — там они присоединятся ко всем остальным пленникам, которых в большом количестве набрали Слиск и его гости с того момента, как прибыли на Фенрис. Мирта вспомнила о людях, скорчившихся в вонючих клетках в ожидании клеймения и оправки на борт «Нескончаемой Агонии». Волкообразным чудовищам была уготована иная судьба, отличная от судьбы остального мяса. Слиск наверняка захочет оставить их себе — он просто обожает свою коллекцию монстров.

Мирта едва заметно нахмурилась. Слиск был страстным коллекционером — Слег и его чешуйчатое племя, Джинкар и его бракованные уроды, разношерстное сборище всевозможных отбросов, перебежчиков и психов, которые составляли его флот… Сама Мирта, в конце концов — некоторые представители дворянства Вечного города считали ее сестер отродьями, атавизмом эпохи старых культов наслаждения, которые, как все думали, обрекли предков этих дворян на сумрачное существование.

И, может быть, они были правы.

Мирта отогнала эту мысль прочь. Ей не хватало склонности к гедонизму, свойственной многим ее сестрам. Она предпочитала клинок отравителя танцу куртизанки. Возможно, именно поэтому ее подарили Слиску.

В наказание.

Мирта сжала зубы, и ее пальцы легли на рукоять клинка.

Внимание куртизанки привлек взрыв хохота, и она покосилась на стоящую неподалеку группку корсаров. Те были одеты в разноцветные шелка, а их броня была скорее декоративной, нежели практичной. Они наблюдали за Миртой, и она почти не сомневалась, что они смеялись непосредственно над ней.

Она плавно вытащила осколковый пистолет и выстрелила. Лед у ног корсаров раскололся, взметнув фонтан брызг, покрывших броню насмешников. Те шарахнулись в стороны, а их смешки превратились в испуганные крики. Мирта обольстительно улыбнулась и убрала пистолет. Корсары отвернулись от нее, пытаясь состроить хорошую мину при плохой игре, и Мирта любезно позволила им это — она и так уже убила троих капитанов, не считая Какарот, двух архонтов, и в придачу к ним с полдюжины рядовых корсаров и вернорожденных чистоплюев. Некоторые, как Какарот, пытались убить ее саму, некоторые оскорбляли Слиска, как в лицо, так и за спиной. По крайней мере, один из них совершил тяжелейший из всех грехов, осмелившись выбрать наряд, отдаленно напоминающий тот, который был надет в тот день на герцоге.

Все они умерли — одни от яда, другие от клинка. Еще одного сразили клинки его собственной команды. Роль палача была одной из многих обязанностей, которые Слиск возложил на нее с момента прибытия на Фенрис. Помимо этого, ей было поручено организовать лагерь и превратить поселения мон-кеи в благоустроенные охотничьи угодья. Мирте пришлось потрудиться, чтобы несколько десятков разношерстных ловчих отрядов поддерживали хоть какую-то связь друг с другом несмотря на помехи из-за бури.

Мирта наблюдала, как рабы с подносами, полными еды и напитков, расхаживают между смеющихся корсаров. Темные эльдар веселились, несмотря на ветер и снег. Запах крови все еще висел в воздухе, а улов получился богатый. Мирта отвернулась от смеющихся и пошла прочь, туда, где сслиты свежевали тушу убитого герцогом чудовища.

Она раздраженно посмотрела на труп. Если это было лучшим, что только мог выродить этот мир, эта охота станет для нее сплошным разочарованием.

— Ты надеялась, что оно убьет его.

Мирта развернулась, и стоящая за ее спиной Малис взмахнула веером.

— Не отрицай этого, куртизанка. Я видела, какой азарт вспыхнул на твоем лице, когда этот зверь попытался разорвать ему глотку. Остальные, может быть, и следили за битвой, но я наблюдала за тобой.

— И что с того? — вызывающие вскинулась Мирта, постучав пальцами по рукояти клинка. — Он знает, что я жажду его смерти, поэтому если вы хотите меня в этом обвинить, то увы, вы опоздали, миледи.

— Ваше сестринство всегда гордилось своей мудростью, — Малис скептически цокнула языком. — Но в вопросах вроде этого вы — сущие дети. Слиск — не архонт из Нижнего Комморрага, правящий малочисленным кабалом, с потребностями, превышающими возможности. Его называют Змеем не просто так. Он аморальный, беспринципный, лишенный изъянов… Если даже Вект не сумел убить его, то кто в этом мире сможет?

— В таком случае, что вы предлагаете? — Мирта помрачнела.

— Предлагаю? — Малис рассмеялась. — Ничего. У тебя нет ни малейшей надежды. Прими свою судьбу или прыгни в пасть волка, если она тебя настолько не устраивает.

Пальцы Мирты сжались на рукояти клинка. Она с трудом удерживалась от того, чтобы вытащить его и наглядно показать Малис, насколько ее не устраивает ее судьба. Но в лице архонтессы было что-то, что заставило ее остановиться. — Ты не понимаешь меня, куртизанка, — тихо продолжила Аврелия. — Да, я дразню тебя, но вовсе не из-за жестокости. Скорее, ради того, чтобы показать тебе недостатки твоего плана. — Она усмехнулась. — Конечно, я помогу тебе, если ты позволишь.

— Я думала, он нужен вам живым, — ответила Мирта.

— Мне нужно, чтобы он задолжал мне, — поправила ее Малис. — Он слушает тебя, но не слушает остальных. Он делает это, потому что считает, что ты не представляешь для него угрозы. Ему известно твое тайное желание, и это делает его самонадеянным. Поэтому я помогу тебе вернуть его с небес на землю.

— Но не убить?

— А разве это убийство принесет кому-то пользу? — Малис улыбнулась и посмотрела на труп чудовища. — Нет. Ты ведь не хочешь, чтобы эта тварь умерла, милая. Ты хочешь укротить ее.

Глава XIII. ВСПУГНУТАЯ СТАЯ

641.M41

Тоннель был слишком узким — особенно для тех, на чьи плечи давила такая ноша.

— Честно говоря, я себе это несколько по-другому представлял, — заявил Хальвар, поправляя бочонок мьода, прицепленный к его спине аккурат под силовым ранцем. Вместо вкуснейшей янтарной жидкости в нем покоилось изуродованное тело одного из их противников.

На мгновение Лукас подумал о тех опивках, что плескались на дне бочонка — теперь их уже никогда не допьют. Но он тут же отогнал эту мысль подальше — о некоторых вещах было слишком больно думать.

— Они вряд ли впустят нас обратно без убедительных аргументов. А сейчас каждая минута на вес золота, — Лукас похлопал по своему бочонку, точно так же наполненному мертвым мясом, и тот неприятно булькнул. — К тому же, в мьоде они не будут сильно вонять.

— Мы их маринуем. А могли бы просто допить эти остатки.

— Ну, по крайней мере, мы их после этого не съедим, — отрешенно заметил Лукас. — Хотя, думаю, могли бы и съесть.

— Нет.

— На мой взгляд, сжечь их — значит, впустую выкинуть столько мяса.

— Нет.

— Хальвар, где твоя жажда приключений? — не выдержал Лукас. — Новый опыт — это то, для чего вообще нужно жить.

— Не нам. Я просто убиваю ксеносов, а не ем их, — нерешительно возразил Хальвар. — Кроме орков в некоторых случаях. Очень редких случаях, — поспешно добавил он.

— Тут нечего стесняться, щенок. Мы все ели орков, кто-то раньше, кто-то позже. Жареные они ничего так, — Лукас сосредоточился на поворотах узкого неровного коридора. Этот проход возник естественным путем, из-за тектонических сдвигов, погоды или, может быть, какой-то древней катастрофы. Одна из тайных троп, по которым волки и другие звери обычно проскользали в Этт.

Конкретно эта тропа вела в рефектории. От мысли о том, чтобы воспользоваться главными воротами, Лукас отказался сразу — Лютокрового и остальных ярлов нужно было предупредить о вторжении ксеносов, но они не намерены были ничего слушать, и Лукас не мог их за это винить.

Тоннель неожиданно свернул в тупик, тонкий круг света выхватил из мрака грубо обтесанные стены. Лукас прижался к каменной поверхности, медленно водя по ней рукой.

— Когда я обнаружил этот тоннель, пришлось повозиться, чтобы быть уверенным, что никто другой его не обнаружит, — проговорил он.

Щелкнули невидимые переключатели, и облицовка содрогнулась. Круг света стал шире, заскрежетали сдвигаемые камни. Лукас поднял кусок стены и отодвинул в сторону.

Вышедших из тоннеля десантников окутало горячим воздухом рефектория. Лукас глубоко вдохнул, наслаждаясь смесью ароматов готовящегося мяса и специй с иных планет. Хотя мясо часто жарили над большими кострами, пылавшими в центре каждого зала собраний, этот процесс был скорее данью традиции, чем действительно способом приготовления. Подавляющую часть блюд готовили в рефекториях уверенные руки доверенных людей.

Мало кто из собратьев Лукаса заглядывал сюда — мешанина запахов с легкостью могла побороть нюх Серого Охотника, не говоря уже о Кровавых Когтях, если только они не были к этому готовы. От открытых печей исходили волны жара, а воздух был наполнен естественным шумом любой кухни — стуком ножей, грохотом сковородок, гулом множества голосов, криков и кряхтения.

Здесь были слуги, для которых эти рефектории были всем их миром. Пламя печей было солнцем, а воды, которые выкачивались из ледяных массивов под Клыком и заливались в цистерны, были их океанами. Лоботомизированные машины-невольники сновали по лабиринту между кухонными столами, склонялись над промышленными сервировочными конвейерами.

Лукас водрузил кусок стены на место, пользуясь трещинами, с умом выделанными в камне. Обломок со скрежетом встал в проем.

— Вот так, — удовлетворенно кивнул Лукас, отходя прочь.

— И о скольких же таких проходах ты помалкиваешь? — спросил Хальвар.

— Их больше одного, — усмехнулся Лукас, приглашающе махнув рукой, — идем. Нам сюда.

Они поспешили вперед, лавируя между кухонными столами, но когда они почти добрались до двери, сзади раздался женский голос:

— Вы не должны здесь находиться, милорды.

Лукас замер, затем сконфуженно повернулся.

Женщина была высокой для неаугментированного человека, с острыми чертами лица, бледная как тот, кто никогда не видел солнца. Ее серебристые волосы были крепко стянуты в прическу, по одной стороне лица и шеи вились бледно-голубые татуировки. Женщина смотрела на воинов так, словно они были обычными поварятами, просто очень большими.

— Берла! — Лукас вяло улыбнулся. — Надо же, какая неожиданность!

В юности Берла была хорошенькой — и оставалось такой же, хотя теперь ей приходилось старательнее работать над внешностью. Неаугментированные люди были красивы своей, особенной красотой. Чем старше они становились, тем интереснее становилась их внешность — в отличие от Влка Фенрика, которые с возрастом все сильнее напоминали волков. Вернее, что еще хуже, одного и того же волка. Тень их генетического отца протянулась сквозь тысячелетия, накрывая все поколения, что жили и умирали в это время. Но был и такой тип смертных, который никогда не переставал очаровывать Лукаса.

Он шагнул вперед, не обращая внимания на слуг, бросившихся врассыпную с его пути. Берла не пошевелилась. Она выросла на кухнях, также, как ее мать и бабка и предыдущие семь поколений непрерывного рода хозяек очага, чье слово в рефекториях было законом.

— Милорд, — проговорила Берла, — прошло немало циклов с тех пор, как вы последний раз посещали мои кухни. Чем мы заслужили такую честь?

— Просто мимо проходили, честное слово, — ответил Лукас, нависая над ней.

— А это что? — спросила она, указывая на контейнер у него за спиной. В ее тоне почти не было уважения. Любой другой Космический Волк без промедления бы убил ее за оскорбление, но она знала Лукаса не первый день — он редко обижался, даже тогда, когда его действительно хотели обидеть.

— Что «это»? — Лукас отступил назад, округляя глаза.

— У вас на спине, милорд.

— А что, у меня на спине что-то есть? — Лукас удивленно повертелся, пытаясь заглянуть себе за спину. Берла даже не улыбнулась.

— А ты воняешь, — она перевела взгляд на Хальвара. — Что в бочонке?

Хальвар оглянулся по сторонам, явно растерявшись. Его пальцы теребили висящие на доспехах тотемы. Лукас сообразил, что в помещении стало значительно тише — взгляды всех невольников в рефектории были прикованы к ним.

— У тебя есть полное право рассказать кому-нибудь о нас, — вздохнул Трикстер.

— Я смертная рабыня, — Берла пожала плечами, — кто я такая, чтобы делиться с кем-то своими мыслями о том, куда и когда решит пойти Небесный Воин?

— Ты — королева, а это — твое королевство, — ответил Лукас, опустив на нее взгляд, — до тебя оно принадлежало твоей матери, а до нее — ее матери. Если ты заговоришь, ярлы выслушают тебя, неважно, понравится им это или нет. — Он кивнул на Хальвара. — Даже Кровавым Когтям хватает мозгов бояться тебя.

— А если они поймают вас здесь, они изобьют вас до крови. Обоих, — Берла удостоила Хальвара хмурым взглядом. — Он втянет вас в неприятности, милорд, — она усмехнулась и отвернулась. — Я ничего не видела.

Повинуясь ее жесту, рабы расслабились и вернулись к своим обязанностям.

— Видишь? — Лукас улыбнулся, глянув на Хальвара. — Я же говорил тебе, что все будет в порядке.

— Проваливайте из моего рефектория, милорды, — добавила Берла, не глядя на них. — Очень сложно ничего не видеть, пока вы упорно продолжаете тут стоять и рычать друг на друга.

— Да, точно, мы сейчас уходим. Ты ничего не видела! — Лукас скользнул к двери, прихватив по дороге кусок мяса, и откусил от него, прежде чем кинуть Хальвару. — На, поешь, щенок. Такие вещи лучше делать с полным брюхом.

Они поднялись в Ярлхейм тайными тропами и заполненными водой переходами, избежав встречи со всеми, кроме нескольких удивленно замерших невольников и сервитора, проводившего их пустым взглядом.

Когда они наконец добрались до огромных дверей, ведущий в пиршественный зал Лютокрового, шум веселья заполнил коридор, как могучий бурлящий поток.

— И как мы туда попадем незамеченными? — Хальвар нахмурился.

— А никак, — откликнулся Лукас и вскинул бочонок на плечо. — Давай-ка лучше испортим им весь праздник! — не дожидаясь ответа, он подошел к дверям и пинком заставил их распахнуться. Под эхо оглушительного грохота Лукас прошел между столов к высоким сиденьям, на которых располагались ярл и его таны. Хальвар спешил за ним следом.

— Привет тебе, ярл Лютая Кровь! — воскликнул Лукас. — Вижу, твои волосы снова отросли.

Воины с недоуменным рычанием тяжело поднялись на ноги. Крики и рев эхом откликнулись под сводами зала. Лицо Лютокрового потемнело от гнева, и он встал из-за высокого стола.

— Ты посмел показаться здесь после того, как я изгнал тебя прочь? — проревел он, отмахиваясь от предупреждающего прикосновения Буревестника.

Лукас улыбнулся, поймав взгляд рунного жреца. Буревестник был ничуть не удивлен его появлением — возможно, духи велели ему ждать неприятностей.

— А ты что, сомневался, что я посмею? — поинтересовался Лукас, снимая с плеча свою ношу. Откупорив бочонок, он вывалил тело прямо на стол. Лютокровый брезгливо взрыкнул. Лукас ухватил труп за волосы и поднял голову повыше, чтобы ярл мог как следует рассмотреть ее.

— По крайней мере, на этот праздник я пришел с подарками, видишь?

На зал опустилась тишина. Лютокровый подался вперед, рассматривая труп.

— Где ты нашел эту мерзость?

— В густом лесу, рядом с краем моря.

— Это невозможно.

— И тем не менее, вот они, — Лукас уселся на край стола и оторвал кусок еще дымящегося мяса с одного из блюд. Он задумчиво разжевал его, вертя в руках окровавленную кость. — И это — не единственные. Они, похоже, заполонили леса, как паразиты в брачный период, — он помахал рукой, и Хальвар вытряхнул на пол содержимое своего бочонка.

— Хельвинтер заглушает планетарную связь, — обеспокоенно проговорил Буревестник, — и если они смогли проскользнуть сквозь флот системы… — он умолк.

— Они могут быть где угодно, — прорычал Лютокровый, поворачиваясь. — Собери ярлов. Скажи им, что я жду их в Зале Круга. А ты, — ткнул он пальцем в Лукаса, — идешь со мной.

Зал Круга располагался на самой вершине Клыка. Это было место собрания богов, где Великий Волк и Волчьи лорды собирались на военные советы. Зал опоясывало огромное кольцо каменных плит, тянущихся из центра. Великий Круг иллюстрировал организацию ордена, и на каждой плите был нанесен символ одного из Волчьих лордов.

Каждая из плит была размером с боевой танк, и на ней помещался не один десяток воинов, когда того требовали обстоятельства. Только на одной из них не было никаких пометок, и все собравшиеся в зале упорно игнорировали ее. Все, кроме Лукаса, который решил встать на нее, зная, как неуютно от этого себя будут чувствовать остальные.

Для того, чтобы собраться, ярлам не потребовалось много времени. Они были благодарны любой возможности развеять тоску. Все они старались не встречаться взглядом с Лукасом, кроме Погибели Кракенов — тот коротко кивнул Лукасу, войдя в зал.

Они зарычали и заревели, когда узнали, какие новости им принес Трикстер.

— В это почти невозможно поверить, — проговорил Погибель Кракенов. — Они наглые, эти ксеносы. — Он обвел залу взглядом. — Какая им выгода нас так испытывать?

— А это имеет значение? — презрительно откликнулся Красная Пасть. — Они посмели это сделать, а значит, должны умереть.

Остальные согласно заворчали.

— Они поступили так же с Чогорисом, давным-давно, — вставил Буревестник, опиравшийся на свой посох. Он был единственным присутствовавшим здесь рунным жрецом, но говорил за них всех. — Они многое украли у наших братьев, целые поколения их племен и потенциальных рекрутов. Мы не можем позволить, чтобы здесь случилось то же самое. Чего бы нам это не стоило, мы должны сохранить будущие поколения.

— Мы должны выследить их и раскрасить снег их мозгами, — прорычал Красная Пасть, ударяя кулаками по столу. Камень треснул, и он ударил еще раз. — Ободрать с них кожу и сделать тотемы из их костей.

— Красная пасть дело говорит, — прорычал Горссон, — мы должны спустить стаи и вышвырнуть их из сердца мира, — он перевел взгляд на Лютокрового. — Ты держишь Этт, брат. Но дай лишь знак, и мы бросимся вперед и снег окраситься кровью.

— Согласен, — ответил Лютокровый, оглядевшись. — Четыре полных Великих роты готовы защищать Фенрис, но пришедший враг не знает правил честной войны. Они не позволят нам втянуть их в открытое сражение. Поэтому мы должны выйти на охоту. — Он резко взмахнул рукой, очерчивая невидимую схему. — Одна рота останется в Клыке, готовая отправить подкрепления туда, где они понадобятся. Она будет дожидаться момента, когда когти Хельвинтера выпустят наши коммуникации — флот системы необходимо предупредить.

— И кто останется в Клыке? — взрыкнул Красная Пасть. Лукас мог с уверенностью сказать, что Бран уже готов заспорить. Ярл в упор посмотрел на него, и в этом взгляде читался вызов.

— Я, — отрезал Лютокровый, — кто-то должен координировать вашу работу. Я этим займусь.

Остальные ярлы одобрительно зарычали, уважая его жертву, но Лютокровый пренебрежительно отмахнулся.

— Буревестник прав, — продолжил он, — мы должны спасти Фенрис и его людей, остальное не имеет значения. На просторах вселенной есть много славы, но нет другого Фенриса.

— Хорошо сказано, — буркнул Погибель Кракенов.

— В кои-то веки, — ввернул Красная Пасть.

Лютокровый проигнорировал это замечание.

— Разделите ваши роты так, как сочтете нужным. Защищайте, что сможете. Мстите за то, за что нужно мстить. Пусть ни один ксенос не переживет нашей ярости. Скормите их ветрам и волнам, как и надо поступать с подобной мразью, — Лютокровый поднялся на ноги. — Это наше место. Наша территория. Мы наглядно объясним им, как глупо пытаться украсть мясо у волка из пасти.

Волчьи лорды разразились согласными криками, по столу загрохотали кулаки. Когда принималось окончательное решение, они больше не медлили. Они учуяли запах и теперь будут идти по нему, пока не испробуют крови. Конечно, учитывая то, с каким врагом им пришлось столкнуться, охота может занять больше времени, чем они надеялись. Лукас рассмеялся, представив себе Красную Пасть, рыщущего наугад сквозь бурю, гоняющегося за тенями.

— Считаешь это смешным, Трикстер? — спросил Буревестник. Он и Лютокровый остались в зале, когда все разошлись. — Думаешь, это хорошая шутка?

— А если я так и думаю? — вскинулся Лукас.

— Умрут невинные, — Буревестник нахмурился.

— Невинные умирают на этой планете каждый день. Ты и твои собратья порядочно на это насмотрелись.

— Достаточно, — вмешался Лютокровый, прежде чем рунный жрец успел ответить. — Идем со мной, Страйфсон. Я хочу поговорить с тобой, как воин с воином.

Поколебавшись мгновение, Лукас последовал за Лютокровым. Волчий лорд подвел его к огромному кострищу, согревавшему залу. Оно располагалось под углом к дальшей стене. Во время пиршеств над ним иногда жарилось мясо. Лютокровый посмотрел на языки пламени.

— Твои остроты кололи одного из твоих немногих союзников в этой цитадели, — заметил он.

— Он мне не союзник, — ровно ответил Лукас, — он служит другому. — Он улыбнулся. — Ты ведь знаешь, что это старик Зовущий Бурю был тем, кто испытывал меня? Владыка Рун и Убийца с самого начала по уши зарылись в мои делишки.

— Думаешь, ты такой один? — поинтересовался Лютокровый. — На всех нас давит груз судьбы, Трикстер. Мы — герои ненаписанных саг, и наши души пришли в этот мир за славой. Даже твоя.

— Ты что, разглядел это в пепле и искрах?

— Когда я был ребенком, я слышал голоса в пламени, — негромко ответил Лютокровый, — некоторые из них кричали, некоторые пели. Я думал, что голоса умерли вместе со старым мной. Но они вернулись и стали в два раза громче. В пламени есть нечто. Сила. Она поднимается и опадает. Более того, каждое пламя разгорается на одном и том же месте. Все связано — и эти связи я и вижу, — он поднял взгляд на Лукаса. — Калейдоскоп мгновений, пепел от будущих костров, которые еще не зажглись. Я видел и твое пламя, Лукас.

Лукас почувствовал, как по спине пополз холодок. Несмотря на все его шутки в адрес предполагаемого дара Лютокрового, он знал, что в в этих предположениях есть доля истины.

— Я видел твой вюрд в языках пламени, Трикстер.

— Я знаю свой вюрд, ярл. И я уже ему следую.

— Даже ты не настолько заносчив, чтобы на полном серьезе считать, что ты способен выбирать собственную судьбу, Страйфсон. Ты притворяешься ниткой, выбившейся из мотка, делаешь вид, что тебе нигде нет места. Но мы оба знаем, как обстоят дела на самом деле, правда?

— Я знаю только то, что ничего не знаю.

— Тогда знай — твоя нить скоро оборвется, — тон Лютокрового был серьезен, но глаза весело сверкали. — Я видел в пламени, как разорвалось твое сердце. Ты умрешь, и это будет славная смерть. Твое имя вечно будет жить в залах Этта, ты будешь героем для тех, кто придет после тебя. — Он подался вперед, довольно оскалившись. — Ты умрешь, и мы забудем о Шакале. Запомнят только сагу о Лукасе-герое.

— Так быть может, ты сам перережешь мою нить, ярл? — Лукас посмотрел на него в упор и приглашающе развел руки в стороны. — Ну давай же, перережь ее. Съешь мои сердца, раскинь мои кости, чтобы они направили тебя к более радостному будущему, если хочешь.

— Ты сердишься, Страйфсон. И все же, такова судьба. — Лютокровый рассмеялся. — Хотя мне и не к лицу признаваться в этом, но моя душа полна радости. Я боялся, что один из нас однажды свернет тебе шею в порыве ярости, но, похоже, рунные жрецы были правы. Тебя ждет могучий вюрд, и я думаю, что его час скоро, наконец-то, настанет.

Лукас напрягся, когда гнев разлился по его венам словно кипящая магма. Ему хотелось броситься вперед, вонзить клыки, проучить Лютокрового как следует. Жажда убийства кипела так яростно, что он невольно оскалился.

Лютокровый продолжал смеяться, хотя Лукас и знал, что Волчий лорд может учуять вскипающую в нем ярость. Лютокровый махнул рукой, рассекая танцующие языки пламени, заставляя их взметнуться выше, свернуться в странные, искрящиеся фигуры.

— Это даже почти правильно, что его время пришло именно сейчас, перед лицом таких противников, как эти скользкие твари. Они почти такие же коварные, как и ты. Возможно, даже коварнее тебя. Возможно, ты наконец-то встретил противников себе по руке. В этом нет ничего постыдного. Моркаи крадется за нами всеми, от мала до велика.

Лукас взрыкнул и отвернулся от пламени, заставляя себя успокоиться. Его пальцы сжались в кулаки, и он крепко прижал их к бокам. Лютокровый молча наблюдал за ним, и его янтарные глаза отражали сияние пламени.

— Ты пытаешься уязвить мою гордость, — проговорил Лукас, — поймать меня в очередную ловушку слов, как делал раньше.

— Оружие из твоего собственного арсенала, — откликнулся Кьярл. — Это сработало?

— Что ты хочешь от меня?

— Я хочу усмирить тебя, Страйфсон, — улыбка Лютокрового погасла. — Я не испытываю к тебе ненависти, брат. Но я совсем не понимаю тебя. В тебе есть все, чтобы стать славным воином, достойным службы в Волчьей гвардии любого из ярлов. Даже в той, что в роте Великого Волка. Сам Гримнар часто говорил о твоих талантах. И все же ты предпочитаешь оставаться… вот этим.

Лукас перевел взгляд на пламя.

— Таков мой вюрд, — ответил он после долгого молчания. Лютокровый посмотрел на него и, наконец, коротко кивнул.

— Так говорит Буревестник. А огонь говорит, что ты умрешь, и ты должен умереть. Но в этой смерти есть смысл. Ты предупредил нас о врагах, прячущихся под самым нашим носом, и мы изгоним их из наших земель. Ты изгонишь их. Лукас поднял на него глаза.

— Я? — медленно улыбнулся он.

— Я выпущу в поле стаи, в том числе и твою, — Лютокровый кивнул. — Это мой подарок тебе, на день твоей смерти. Свобода — свобода бегать и охотиться там, где пожелаешь. Обрати свои хитрости против них, Шакал. Заставь их пожалеть о той секунде, когда они решили вторгнуться в наши охотничьи угодья. Я думаю, это приведет тебя к гибели, но подозреваю, что ты не откажешься.

Лукас расхохотался и низко поклонился.

— Мои благодарности, ярл Лютая Кровь. Я расплачусь с тобой скальпами врагов за такой щедрый дар.

— Я не хочу ничего, кроме вестей о том, что ты наконец-то встретил свой вюрд, — Кьярл отвернулся. — Твоя судьба спешит тебе навстречу, и я не думаю, что ты ее упустишь.

Хальвар поджидал его снаружи.

— О, ты цел, — воскликнул он, убирая с лица сальные пряди, — хвала Всеотцу!

— Ты так говоришь, щенок, словно действительно так думаешь, — Лукас уставился на Кровавого Когтя.

— А почему бы мне так не думать? — Хальвар удивленно посмотрел в ответ, постукивая клинком по бедру, заставляя обереги, подвешенные к его рукояти, сухо греметь. — Это самое большое веселье, в котором я участвовал с того дня, как прошел испытания, — он хмыкнул. — Ты ведешь нас кривой дорожкой, Трикстер, но это неплохо. Мы все так думаем.

— Даже Аки?

— Может быть, Аки так и не думает, — Хальвар помрачнел. — Я думаю, он собирался бросить вызов Кадиру перед тем, как ты появился. Но твое присутствие, кажется, заставило его слегка уняться. — Он горько улыбнулся. — Это был бы позор, если бы один из них все-таки убил другого.

— Думаешь, до этого бы дошло? — рассмеялся Лукас. Хальвар кивнул.

— Аки уважает только силу. А Кадир, по его мнению, слишком осторожен.

— А ты что думаешь?

— Для меня нет особой разницы, кто из них будет лидером, — Хальвар пожал плечами, — до тех пор, пока это не я. Или не Даг. — Он помотал головой. — Я никогда раньше не сражался с эльдарами. Много ли славы можно добыть в боях с ними? — Сколько-нибудь да добудешь, — Лукас нахмурился и почесал затылок, оглянувшись на двери залы. Слова Лютокрового тяготили его. Он не переживал о близкой смерти — Моркаи в конце концов настигал даже самых быстрейших воинов. Но мысль о том, что его смерть станет очередной сагой, чтобы подпитать эго Своры, его угнетала.

— Мы так ничему и не научимся, понимаешь? Мы победим, потому что на меньшее не способны. Но каждая победа имеет свою цену, и эта цена каждый раз все выше. Мы хвастаемся тем, как независим Фенрис, тем, как враги боятся выступать против нас. И тем не менее, вот они, грабят нас в свое удовольствие.

— И мы накажем их за эту наглость.

— Не всех. Они убегут, потому что они всегда так делают. И мы объявим, что победили их. Провоем победную песнь, а все остальное забудем.

Хальвар вздохнул, перебирая пальцами амулеты.

— Ну, может быть ты и прав, конечно. Мы заносчивы, и, кажется, никогда не усваиваем уроков, которые Всеотец пытается нам преподать, — он постучал по связке испещренных рунами клыков. — Мы падаем и падаем, но все равно каждый раз забираемся обратно на пьедестал. Ты никогда не думал, что это и есть настоящий урок? — он поднял глаза на Лукаса. Тот надолго умолк, но затем рассмеялся.

— Мы гонимся за жирной добычей, братишка. Если мы ее поймаем, то все наедятся от пуза.

— Когда поймаем, — усмехнулся Хальвар.

— Вот это слова настоящего сына Русса, — Лукас хлопнул его по спине. — Идем.

— А разве мы не присоединимся к остальным? — спросил Хальвар, когда они с Лукасом направились вниз по коридору.

— Да, но сначала кое-куда заглянем.

— Кое-куда?

— В арсенал, Хальвар. Раз уж мы собираемся на охоту, нам нужно подходящее снаряжение.

Каждая Великая рота пользовалась собственным арсеналом, и стая Лютокрового не была исключением. К ее арсеналу вел узкий проход, ведущий сквозь самое сердце Хульд. Авгуры доспеха Лукаса уловили жар, исходящий от перенаправленных напорных тоннелей, а авточувства тут же скомпенсировали влажность от утекавшего сквозь щели пара, тяжелым облаком висящего в воздухе. Чуткий слух Космического Волка уловил едва заметную вибрацию стен и пола, отголоски тектонических сдвигов.

Пока Хальвар и Лукас шли по проходу, активизировались скрытые сенсоры, просканировавшие их и отметившие идентификационные сигнатуры их доспехов. Тяжелые металлические двери с грохотом отъехали в пазы, выдолбленные с двух сторон от прохода. За дверями Космических Волков встретила ярко освещенная пещера, заставленная стойками и рядами оружия, находившегося на самых разных стадиях ремонта. Очищающие благовония распылялись сквозь мелкие решетки, наполняя воздух густой сладостью.

Звякнуло что-то металлическое, и из-за стоек показалась пара оружейных сервиторов. Мощные автоматоны когда-то были людьми, но теперь, осужденные за какие-то неведомые прегрешения, лишились человеческого облика из-за сотен кибернетических модификаций, призванных увеличить силу и выносливость.

— Кости Русса, — с отвращением рыкнул Хальвар, и его пальцы машинально потянулись к рукояти клинка. Лукас поймал его за запястье.

— Не надо. Все в порядке.

Сервиторы таращились на Кровавых Когтей абсолютным пустым взглядом, лишенным всяких эмоций. Их плоть, похожая на старый пергамент, обтягивала увитые проводами мускулы. Оба автоматона были вооружены штурмовыми пушками, намертво вшитыми в их усовершенствованные тела. Патронные ленты свисали, как свитки чистоты, и, когда сервиторы подошли ближе, они мягко зазвенели. На прицельных блоках, торчащих на их головах как рога, посверкивали лазерные целеуказатели. Алые лучи ощупывали путаные узоры, покрывавшие плоские грани доспехов Хальвара.

— Эй, Тимр, мы пришли за хорошей сталью! — позвал Лукас. — Отзови своих стражей, Железный Жрец, или, — он выразительно поднял коготь, — мне придется что-нибудь сломать!

Резкий свист отдался под сводами арсенала. Оружейные сервиторы остановились и опустились на корточки, их сервоприводы взвыли нестройным хором. Дула их штурмовых пушек повернулись вверх, а лазерные целеуказатели погасли.

— Видишь? — повернулся Лукас к Хальвару. — Все в порядке.

— Мне не нравится, как они на нас смотрят, — ответил Хальвар, не убирая пальцев с рукояти клинка.

— Они на вас не смотрят, щенок. Я смотрю.

Голос Тимра напоминал грохот камней, падающих в колодец. Из-за аугментаций глотки в его словах слышался механический скрежет. Тимр вышел из-за спин сервиторов, нетерпеливо пощипывая себя за бороду. На нем был основательно модифицированный доспех, а массивные конечности, движущиеся на зубчатых шестеренках, сжались и улеглись ему на плечи.

Железный Жрец был молод, — насколько можно было определить это по одному из Влка Фенрика, — и часть его черепа сверкала хромированной поверхностью. Кибернетический глаз жужжал и пощелкивал, изучая Лукаса и Хальвара.

— Трансляция с сенсоров сервиторов, — жрец постучал пальцем по блестящему металлу на голове, — я вижу то же, что и они. И они стреляют в то, во что я велю им стрелять, — он на мгновение умолк. — В данный момент это не вы. Что вам нужно?

— Оружие.

— Оно у вас уже есть, если только мои глаза не обманывают меня.

— Больше оружия, — уточнил Лукас. — Гранаты, боеприпасы, энергонакопители, запасные клинки… ну, всякое такое.

— Зачем? — органический глаз Тимра прищурился.

— Я знаю, что ты подключаешься к вокс-передачам Этта. Ты, должно быть слышал — у нас гости. Я собираюсь устроить им приветственный пир и попотчевать самыми лучшими плодами твоих кузниц, — Лукас широко улыбнулся и наклонился, рассматривая одну из стоек с оружием. Подхватив болтер, он заглянул ему в дуло.

— Может быть, еще несколько вот таких штук. У тебя еще остались те шумоподавители, с которыми ты баловался?

— Тебя послушать, так это получается закрытая вечеринка, — нахмурился Тимр.

— Так приказал мой ярл, и так я и поступлю.

— Вот уж чего никогда не слышал от тебя, так это подобных заявлений! — заржал Тимр.

— И все-таки, я его сделал, — Лукас вернул болтер на стойку. — Я иду на войну. Мне нужна сталь. И я предпочел бы твою, потому что она никогда меня не подводила.

— И почему же я должен тебе что-то давать, Трикстер?

— За тобой должок, братец, — ответил тот, помолчав. — За Шкварку, помнишь? Когда я вытащил тебя из-под когтей генокрадов.

— Хорошо, — Тимр помрачнел и коснулся пальцами горла. — Но мы в расчете.

— Я спас тебя не только от одного ксеноса, Тимр. Их там было как минимум четверо, — Лукас поднял три пальца. — По моим подсчетам выходит, что еще три услуги ты мне будешь должен. И я… О, вот это интересная штука!

Он повернулся к суспензорному плинту, где парил какой-то не до конца собранный объект.

— Это что за красотка, Тимр? Она для того, чтобы как следует пошуметь?

Лукас подался вперед. Штуковина походила размером на сердце Адептус Астартес и имела форму яйца. Многочисленные пластинки из тонкого металла парили вокруг сердечника-детонатора и нескольких механизмов, назначения которых Лукас так и не понял.

— Не трогай! — предупреждающе рыкнул Тимр. — Это стазис-бомба. Вернее, будет, когда я закончу сборку.

Лукас удивленно моргнул.

— А что такое «стазис-бомба»? — спросил Хальвар, озадаченно глядя на объект.

— А ты как думаешь, щенок? — прорычал Тимр. — Взрывчатка. Но такая, которую еще никто массово не производил со времен Темной Эры Технологий. — Он мрачно улыбнулся. — Когда она взрывается, она выпускает прорывной поток неквантифицируемой энергии, останавливающей течение времени и все, что попало в радиус поражения. Продолжительность эффекта — любая, от нескольких мгновений до вечности.

— И где ты ее раздобыл? — спросил Лукас. — Насколько я слышал, сыны Льва были единственными, кто знал, как делают такие штуки А уж Темные Ангелы — это не те ребята, которые будут делиться своими секретами, особенно с нами, — Лукас провел кончиком когтя по полю суспензора, и Тимр снова зарычал.

— Да буду я еще спрашивать кого-то из этих оспой еденных самовлюбленных евнухов! Нет, мои сервиторы подобрали его на каком-то трижды проклятом поле брани, где мы сражались бок о бок с этими выродками в зеленой броне. Детонатор подвел, и устройство так и не сработало. Они, должно быть, оставили его, — Тимр фыркнул. — У них убыло, у нас прибыло.

— Если, конечно, ты сможешь заставить его работать, — добавил Лукас, покосившись на него, — чего тебе пока что не удалось, правда?

— А что? — хмуро откликнулся Тимр.

— Да я просто так спросил, разговор поддержать, — Лукас рассмеялся и, напоследок стукнув по полю суспензора, отвернулся от стазис-бомбы. — Ну так что насчет того оружия?

Глава XIV. БЕГСТВО

641.M41

Архонт Кас'куэль насмешливо скалился, шагая по замерзшей поверхности реки. Он легко перемахивал через вздыбленные льдины, и его меховой плащ взметался, словно крылья. Ветер дул в лицо, но архонт не обращал на него внимания. Ему доводилось бороться с ветрами и морозами покрепче тех, которыми мог похвастаться этот мир. Как владыка кабала Красного Семени, он засеял страхом тысячи миров и пожинал с них соответствующий урожай.

Он шел по тилльян ай-келетрил — тропы из осколков — с удивительной грацией, и его путь уже длился бессчетное количество веков. Его умения не вызывали сомнений. На черных гранях его доспеха были выгравированы имена тех, кто пал от его клинка в дуэлях чести и тех, кто пытался убить его. Оружие, которое архонт держал в руке, он забрал, как велела традиция, из рук своего предшественника, и переделал под собственные нужды.

Рядом с ним держались его воины — они двигались с грацией хищников, смеясь и отпуская шуточки в адрес своей добычи. Искривленные, покрытые чешуей гончие твари — лучшие из тех, кого можно купить за деньги, — скакали впереди, жадно распахнув голодные, клыкастые пасти. Мон-кеи разбежались по льдам, пытаясь добраться до устья реки, где, как они считали, их ждало надежное убежище. Их путь был усеян трупами. Архонт приказал ранить, а не убивать, и теперь наслаждался чарующим послевкусием их примитивной агонии.

Кас'куэль знал, что за рекой было несколько поселений. Немного — люди жили изолированно, рассредоточившись по вздыбленным склонам гор этого мира свинцовых небес и жестоких ветров. Большая часть местных жителей, похоже, постоянно цапалась промеж себя из-за нехватки ресурсов. Порой становилось еще хуже из-за непредсказуемости погоды.

В такой ситуации они становились идеальной добычей. Слишком примитивные, чтобы представлять угрозу, и слишком агрессивные, чтобы разбегаться, когда становится ясно, что в темноте их поджидает смерть. Вместо того, чтобы спасаться, они вступали в бой — и получали по заслугам. Кас'куэль наслаждался этим процессом. Он считал это чем-то вроде исполнения своего долга — кто, кроме вернорожденного сына Вечного города, сумеет показать рабам их место?

Он уже сжег дотла два поселения и теперь гнал выживших перед собой. Они непременно приведут его к третьему убежищу, где он сможет вновь как следует поразвлечься. Архонт планировал развлекаться так вновь и вновь, пока ему не наскучит.

Поэтому люди бежали, а темные эльдары шли по их следу, всегда держась поодаль, но так, чтобы эти бродяги мон-кеи видели их. Кас'куэль хотел, чтобы их видели. Он нуждался в этом. Страх опьянял, но растущее отчаяние и немая покорность были… изумительны.

Не ожидая особого сопротивления от такой примитивной добычи, Кас'куэль решил покинуть борт своего личного «Рейдера» и присоединиться к своим воинам и их чудовищным гончим, чтобы насладиться отчаянием загоняемых жертв, которые пытались убежать. Его гравилодка парила в кильватере отряда.

— Такая сильная воля почти впечатляет, правда, Ф’тиш? — спросил архонт, повернувшись к подчиненному.

Драконт, закованный в похожую на доспехи хозяина броню, с жадностью кивнул. Поверх брони он носил окровавленные шкуры нескольких волков, не совсем умело содранных с туш убитых. Эти трофеи воняли, но холод немного приглушал запах. — Они словно не понимают, что обречены, милорд, — весело откликнулся Ф’тиш.

— А чего ты ожидал от таких примитивных созданий? — насмешливо вскинулся Кас'куэль. — Их жизни — это крохотные искры по сравнению с нашим могучим пламенем. Мы поступаем единственно верным образом, поглощая их и присоединяя их слабое тепло к нашему жару, — он раскинул руки и расхохотался. Вдалеке, в сердце бури, что-то откликнулось воем на его шутку, но Кас'куэль не обратил на него внимания. В этом мире все время что-то завывало.

— Я рад, что решил принять приглашение герцога, — проговорил он.

Стоило признать, что оно оказалось для Кас'куэля неожиданным. Он всего один раз встречался со Слиском, во время какого-то рейда. Уже тогда он был весьма впечатлен поистине выдающейся ненасытностью Змея. Архонт довольно крепко расстроился, когда такая личность предпочла изгнание. Однако были в этом и свои положительные стороны — исчезновение Слиска освободило достаточно большой кусок сетей влияния, опутавших Комморраг, и на этот кусок претендовал не только Кас'куэль.

Вокруг костров их лагеря кружили слухи, что затеянная Слиском охота была в некотором роде способом прощупывания почвы перед триумфальным возвращением. А иначе почему владычица Ядовитого Языка созволила присоединиться к его затее? И зачем тогда Арлекинам появляться здесь?

Но слухи о его возвращении регулярно возникали раз в несколько веков, с того самого дня, когда герцог покинул Комморраг, оставив за собой полыхающий порт Кармин. Кас'куэль не считал нужным тратить на них свое время и внимание. Пусть другие плетут интриги, результат которых никогда не увидят. А он будет действовать так, как ему захочется. Может быть, он преклонит перед герцогом колено и его меч будет служить гербу Небесных Змеев. А быть может, он попробует добыть герцогскую голову и положит ее к ногам Векта в знак своей преданности.

Размышления архонта прервал неожиданно громкий, преисполненный страдания вой. Лед внизу содрогнулся, и несколько тварей потеряли равновесие. Их завывания откликнулись более низким и более глубоким эхом, пришедшим откуда-то с дальнего побережья. Кас'куэль напрягся. Слиск предупреждал остальных охотников насчет здешних животных — все они были злобными монстрами, независимо от того, питались они мясом или нет. Кас'куэль тогда не обратил на это предупреждение внимания. В конце концов, он ведь и пришел сюда, чтобы поохотиться на монстров.

Архонт посмотрел себе под ноги — замершая поверхность реки дрожала.

— Почему лед трясется? Тектонические сдвиги? — спросил Кас'куэль, оборачиваясь и раздумывая, не пора ли вернуться на безопасный борт «Рейдера». Вся эта планета была одной большой нестабильной дырой, и в глубине души архонт опасался, что она может в любой момент разлететься на части.

— Мы сканировали местность, — Ф’тиш покачал головой, — здесь должно быть относительно… стабильно… — он осекся, и Кас'куэль понял, что его подчиненный смотрит куда-то вперед, сквозь льды, в сторону дальнего берега замерзшей реки. Остальные воины смотрели в ту же сторону, и по их рядам пробежал шепоток. Что-то приближалось, мчась сквозь снег и туман. Грохот шагов бегущего чудовища отдавался где-то в груди, земля под ногами дрожала.

— Что… это?.. — пробормотал Кас'куэль, потянувшись за бласт-пистолетом.

Спустя мгновение из тумана на лед выскочил первый лось — массивное животное с огромными рогами, больше, чем убор любого архонта, торчащими по бокам здоровенного черепа. Лось весил, как минимум, как три кабалитских воина. Кас'куэль выругался и достал пистолет, прицеливаясь. Из тумана выскочил еще один лось. И еще один. А потом появились четвертый и пятый. А потом еще и еще, десятки лосей, целое стадо. Воздух наполнился их трубным ревом, а когда они спрыгивали с берега на заледеневшую поверхность реки, то лед под копытами несущихся монстров покрывался паутиной трещин. Нескончаемая колонна бегущих животных тянулась, насколько хватало глаз — по крайней мере, так казалось с того места, где стоял Кас'куэль. — Убейте их, — рыкнул он. Бласт-пистолет в руке архонта рявкнул, и один из лосей рухнул, его тяжелая туша тут же провалилась под лед. Ф’тиш и остальные воины открыли огонь по животным, спокойно выцеливая одно за другим. Несколько тварей рухнули на лед и тот треснул. Взметнулись фонтаны ледяной воды, охладившие задор Кас'куэля. Однако их выстрелов, пусть и ужасающе точных, было недостаточно. Лосиные шкуры были прочными, и осколковые заряды не наносили им критического урона. В конце концов, они ведь изначально не предназначались для убийства. Архонт обернулся, ища взглядом изящный силуэт «Рейдера». Мощности орудий антигравитационной лодки должно было хватить, чтобы разогнать стадо. Но «Рейдера» на месте не было. — Где корабль?! — рявкнул Кас'куэль, схватив Ф’тиша за плащ из шкур. — Я… — начал было драконт, но раскат грома оборвал его на полуслове. Неведомая сила отбросила Ф’тиша прочь. Кас'куэль растерянно посмотрел на пучок шерсти, оставшийся у него в пальцах, и перевел взгляд на тело, лежащее на земле. — Что..? Снова загрохотало. Со стороны приближающегося стада засверкали вспышки. Воины падали, их тела отбрасывало прочь, а на броне расцветали ярко-алые пробоины. Стадо лосей поредело — что-то бежало вместе с ними. Архонт повернулся, чтобы предупредить оставшихся бойцов, но его крик утонул в реве оружия мон-кеи. Совсем рядом раздался рык, и Кас'куэль резко обернулся в ту сторону. Он прищурился, пытаясь рассмотреть рычащее чудовище, но не увидел ничего, кроме смутной тени. Ее размытый силуэт колебался, словно мираж, то появляясь, то исчезая. Архонт подавил проклятие и снова выстрелил, в этот раз — в одного из собственных воинов, попытавшегося убраться с дороги несущегося стада. — Держать позиции! Вы что, рабы, чтобы удирать от каких-то жалких животных? Спустя мгновение лоси уже пронеслись мимо. Лед трещал и вздымался под ногами архонта, когда вокруг него пробегали могучие животные. Он уже не видел ни своих воинов, ни разбегавшихся мон-кеи. Весь окружающий мир сжался до рассыпающихся бурых стен и трубного рева. Кас'куэль отшатнулся, едва не сметенный могучей живой волной. Сквозь поток несущихся животных архонт заметил одного из своих бойцов. Тот поднял осколковый пистолет, словно собирался куда-то выстрелить, но спустя мгновение исчез. Испарился. Кас'куэль моргнул. Сквозь грохот, пробирающий до самых костей, он расслышал щелчки осколкового пистолета и крики — и по спине архонта пополз холодок, когда он понял, что крики принадлежали ни лосям и даже не мон-кеи. Краем глаза он заметил серо-стальной всполох, обернулся — и едва не рухнул, задетый пробегающим лосем. Взревев от отчаяния, архонт выстрелил, и подбитый зверь рухнул на землю. Его ноги задергались в предсмертной агонии, и лоси разбежались подальше от архонта и убитой туши, оббегая их по дуге. Воспользовавшись краткой передышкой, Кас'куэль окинул взглядом льды, ища то, что стало причиной лосиного бегства. Над растоптанной землей струился промозглый туман, не давая ничего толком рассмотреть. А потом что-то хрустнуло. Архонт резко развернулся. Воздух зарябил. Там что-то было, но Кас'куэль не смог это как следует разглядеть. Что-то хрипло рассмеялось. Кас'куэль выстрелил еще раз, и еще, отчаявшись попасть в него — чем бы оно там ни было. Что-то бросилось к нему, в последнюю секунду позволив увидеть себя — насмешливый оскал на обветренном лице, кроваво-красную гриву и желтые, светящиеся глаза. Как бы не был потрясен архонт, он не опозорил свое имя медленной реакцией и упущенным моментом. Он снова выстрелил, зная, что противник бросится в сторону. Кас'куэль схватился за рукоять клинка, готовый вонзить его в сердце врага, когда тот подойдет ближе. Но вместо этого неуклюжий громила скрылся в лосином стаде. Архонта захлестнула волна гнева, и он начал исступленно палить по стаду. Мертвые лоси падали один за другим, но их жалобный рев только сильнее его злил. — Ну где же ты?! Выходи и умри хоть сколько-нибудь храбро! — Как хочешь. Слова были произнесены на языке Комморрага. Довольно неумело, конечно, но достаточно четко, чтобы их можно было понять — и это делало их еще оскорбительнее. Через мгновение боль от оскорбления сменилась болью в груди, острой и холодной. Кас'куэль попытался вскрикнуть, но из его легких вырвался лишь сиплый хрип. Опустив глаза, архонт увидел четыре вонзившиеся в его грудь когтя, сияющих ледяным светом. Рванувшись прочь, архонт освободился и рухнул на колени, пытаясь поднять болт-пистолет. Когти, до этого пронзившие его тело, теперь крепко, но деликатно сжали его оружие. — А ты захотел, — пробормотал его убийца, и вывернул пистолет из слабеющих пальцев архонта. Следующие слова Кас'куэль расслышал словно издалека: — И тебе больше некого винить, кроме себя, что все это вышло не так, как ты ожидал.

Лукас посмотрел на лежащее у его ног тело ксеноса, а затем задумчиво изучил пистолет, который у него отнял. Усмехнувшись, он сжал пистолет в когтях, раскрошив на куски.

— А мне уж начало казаться, что ты собрался его оставить себе, — проговорил подошедший Кадир.

— Этот мне больше нравится, — Лукас похлопал по плазменному пистолету в кожаной кобуре. Помимо пистолета, его доспех был увешан гранатами и клинками.

Кадир был вооружен похожим образом. Тимр проявил великодушие, и Кровавые Когти унесли столько оружия, что хватило бы на два таких отряда.

Кадир улыбнулся и проверил барабан болтера. Дуло оружия было оснащено глушителем и покрыто черной антибликовой краской.

— Хорошую ты придумал шутку — пугнуть так этих лосей. Эти здоровяки всяко лучше, чем бронированные копьеголовые, — он посмотрел на мертвую тушу, и его улыбка померкла. — Хотя и не такие выносливые.

— Зато, по крайней мере, они будут кормить беженцев несколько дней, — Лукас обернулся и рявкнул:

— Эй, вы меня слышите? Идите и заберите их, придурки. Я принес вам угощение, а вы там в снегу кукожитесь. Или, может, мне лучше позволить ночным дьяволам вас забрать, а?

Его слова разлетелись далеко, с легкостью пробившись через снежную бурю.

Медленно, по одному или по двое, люди осторожно подобрались к добыче. Здесь было больше мяса, чем многие из них добывали за месяц. Они набросились на туши, разделывая их и подготавливая к переноске с хладнокровным мастерством. От страха и голода их лица были перекошены, и они едва ли обращали внимание на своих защитников — благоговение благоговением, но мясо есть мясо.

Лукас распознал метки как минимум трех разных племен, почти скрытых под плотными шкурами и чешуйчатыми плащами. Женщин было больше, чем мужчин, а детей и седобородых — больше, чем способных сражаться взрослых. Лукас заметил среди них знакомое лицо. Хейд, закованная в бронзовые доспехи и броню, с раскрасневшимися от мороза щеками, переходила от отряда к отряду и отдавала приказы нескольким ятвианским воинам.

Лукас понаблюдал, как рыжеволосая женщина делает свое дело, и почувствовал, что Кадир пристально его рассматривает. Лукас фыркнул и поинтересовался:

— Что там с «Рейдером»?

— Даг и Хальвар сбили его. Он уже глубоко подо льдами, а команда пошла на корм речным жителям, — Кадир едва заметно улыбнулся. Лукас представлял себе, о чем он думал. Репутация Трикстера возникла не на пустом месте.

— Хорошо, — буркнул Лукас и посмотрел на юг. — Поселение ятвианцев лежит сразу за следующей излучиной реки. Мы встретили уже третий отряд беженцев, который туда идет. А несколько недель назад все эти люди были кровными врагами.

— Теперь у них есть новый враг, — откликнулся Кадир.

— Это ненадолго, — мрачно ответил Лукас. — Ничто не длится долго. Не на этой планете, — он помотал головой. — Впрочем, это все равно лучше, чем могло бы быть.

— Мы готовы! — крикнул Аки. Он воинственным шагом подошел ближе, отпихнув на ходу труп ксеноса. — Противник уничтожен, но смертные говорят, что видели в этом районе еще как минимум две стаи, — он сплюнул. — Не то, чтобы я верил, что они могут отличить один вид ксеносов от другого.

— Мы идем с ними, — сказал Лукас, не глядя на него.

— Что? — Аки воззрился на Кадира. — Он это серьезно?

— Ты это серьезно? — спросил Кадир у Лукаса.

— А когда я бываю не серьезен? — тот пожал плечами. — У нас есть долг, щенки. Эти люди — кровь нашей жизни. Они — Фенрис. Без них мы — ничто. Я не допущу, чтобы кто-то превратил их в рабов, пока я играю в неукротимого охотника.

— Это не наш долг, — упрямо прорычал Аки, — противник не здесь. Мы должны стереть его с лица этого мира — вот наш долг. Наше предназначение.

— Остальные уже занимаются этим. И не только этим.

— И мы должны быть там, с ними, а не здесь! — Аки уже не сдерживал крика. От него несло раздражением и жаждой убийства. — Мы должны быть в авангарде, сражаясь плечом к плечу с нашими братьями! А вместо этого ты увел нас в пустоши, чтобы выискивать отдельных врагов и перегонять в безопасное место этих слабаков!

— Кто ты такой, чтобы называть их слабаками? — Лукас в упор посмотрел на Аки.

— Меня избрали, потому что я был сильным, — тот ударил себя кулаком по нагруднику. — Посмотри на них — они же трусы! Если бы они были сильными, они бы сражались — а вместо этого удирают. Они удирают от этих пустых и хилых тварей, — он наступил на эльдарский шлем, сминая его вместе с черепом. — Почему мы должны тратить время на то, чтобы защищать их, если они не могут сами себя защитить?

— Они защищаются, — негромко ответил Лукас. — Они сражались. Ты что, не чувствуешь, как от них пахнет кровью? Как воняет смертью и скорбью? Посмотри на эти раны, глупый, — он указал рукой на смертных. Многие из них, включая Хейд, наблюдали сейчас за их перепалкой, смущенные и удивленные.

— Ты что, отправишь их воевать бронзовыми мечами со сталью, выкованной в преисподней? Чего ради?

— Я бы предпочел, чтобы они доказали, что достойны. Как доказал я. Как доказали мы все, — Аки обвел руками остальных Кровавых Когтей, подошедших ближе. — Этот мир — эта галактика — не для слабаков.

— А за что еще сражаются сильные, если не за слабых? — рыкнул Лукас, и его слова разлетелись по льдам. — За победу? За славу? Ты что, настолько слеп, что не отличаешь долг от желания? — он в два шага подошел к Аки вплотную. — Если ты хочешь уйти — иди. Я не ярл, чтобы удерживать тебя против твоей воли. Я не буду указывать тебе, где и когда умереть. И я не буду больше тратить время и силы, чтобы объяснить, почему ты не прав, щенок.

— Трикстер, хватит, — Кадир поймал его за плечо. — Сейчас неподходящее время.

Лукас отмахнулся от его руки и отвернулся.

— Долг — это не то, что тебе дают, Аки, — продолжил он. — Это то, что ты сам выбираешь. Я выбрал помощь этим смертным. Я решил помочь им выжить. Ты можешь делать, что пожелаешь. И это последний раз, когда я это говорю.

Краем глаза Лукас заметил, как Даг пихнул Аки в плечо. Кровавый Коготь резко развернулся, но осекся, увидев лица остальных. Лукас едва заметно улыбнулся. Они учились. Может быть, не Аки, но остальные точно.

Он снова обратил свое внимание на беженцев.

С тех пор, как они предупредили остальные племена, события развивались быстро. Некоторые племена относились к ятвианским посланникам с подозрением, некоторые сочли эти испытанием. Атаки эльдар учащались, и выжившие люди видели спасение в объединении — за последующие дни многие племена были вырезаны под корень, уничтожены смеющимися тенями.

Лукас и остальные Кровавые Когти делали все, что могли, сопровождая выживших на юг. Но Аки был прав как минимум в одном — они не могли оставаться, чтобы защищать смертных. Эльдар не станут вступать в открытую схватку, если ее можно избежать. Они разлетятся, как листья на ветру, прежде, чем Великие роты успеют прибыть. Лютокровый это знал. Все ярлы это знали, так как уже имели дело с этими существами. Они старались сделать Фенрис еще более негостеприимным местом, вынудив «Рейдеры» искать более легкую добычу. Это был надежный план — пока буря не уляжется, они будут заперты здесь.

Лукас опустил взгляд. Хейд и несколько ее воинов подошли ближе.

— Спасибо, — сказала она, уже не так нерешительно, как прежде.

— Что будет с этими? — спросил он, указав на беженцев подбородком.

— Мы постараемся отыскать для них место, если получится. Нам все равно скоро придется выдвигаться. Враг подходит все ближе, и поселение перестало быть безопасным.

В ее голосе звучала пустая обреченность. Сколько поколений ятвианцев прожило здесь, на речной отмели? Достаточно, чтобы назвать ее домом. Лукас ощутил едва уловимый укол того, что можно было назвать сочувствием.

— Море, — сказал он. Это был не вопрос. Она кивнула.

— Мы будем идти по течению.

Лукас посмотрел на Аки. Кровавый Коготь поостыл, но продолжал зыркать на него с явным раздражением. Его явно нужно было подбодрить. Лукас улыбнулся.

— А еще вы можете помочь нам убедиться, что свартальфары будут держаться от вас подальше.

Хейд подняла недоуменный взгляд.

— Я родился под несчастливой звездой, — проговорил Лукас, — и должен был проиграть и умереть плохой смертью. И все же вот он я, закованный в доспехи бога и пропитанный кровью великих врагов. Обстоятельства всегда складывались не в мою пользу, но я побеждал их. Я торю собственный путь. И ты так можешь. Все вы, — он обвел взглядом смертных и криво улыбнулся. — Вся суть мотков судеб в том, что в конечном итоге это просто нитки. И если вам хватает ума, вы можете сплести их них то, что ваша душа пожелает.

— Что ты имеешь в виду? — спросила Хейд.

Лукас принюхался.

— Если ты побежишь, они погонятся за тобой. Они любят легкую добычу, эти твари. А если ты будешь сражаться, ты можешь погибнуть. Но точно так же могут погибнуть и они. И если их погибнет здесь достаточно, то они могут сообразить, что вы не такая уж и легкая добыча.

— Если ты прикажешь нам, мы будем сражаться для тебя, — ответила Хейд.

— Я не буду вам приказывать, я вам не владыка, — Лукас скрестил руки на груди, — но если вы выберете бой, я буду сражаться вместе с вами.

— А если мы решим бежать? — спросил один из воинов.

— Тогда, конечно, я помогу вам спрятаться, — Лукас улыбнулся и картинно поклонился, — я чемпион по пряткам, мастер скрытности. Вас даже Всеотец не найдет.

Хейд открыла рот, чтобы ответить, но закрыла его и огляделась.

— Я должна поговорить со старейшинами. Должно решать племя, — она перевела взгляд на Лукаса. — Ты ведь понимаешь?

— Я понимаю.

Ее лицо закаменело, и она отвернулась. Лукас с улыбкой наблюдал, как она собирает беженцев, чтобы продолжить путь. Ятвианцы будут пировать сегодня, приветствуя гостей, а завтра… что ж, завтра они согласятся. Они были детьми Фенриса, а Фенрис не рожает трусов. Дураков — да. Лжецов и безумцев — да, и много. Но трусов? Никогда.

— Это плохая идея, — помотал головой Кадир. Кровавые Когти молча выслушали весь разговор с Хеййд. — Они будут нас тормозить.

— Это и их мир тоже, — откликнулся Лукас. — Это честно — дать им выбор.

— А что выбирать? Мучительную смерть от клинков ксеносов?

— А чем она отличается от смерти от клинков других племен? Или смерти от голода? Или смерти в пасти кракена? — Лукас невесело улыбнулся. — Мы рождаемся мертвыми, щенок. Эта планета ест людей. Даже таких, как мы. — Он покачал головой. — Я собираюсь наглядно объяснить эльдарам, что они не самые свирепые охотники в галактике. Они — мясо. Они слабы. А Фенрис, — он насмешливо оскалился, — поедает слабых.