827
правок
Изменения
м
{{В процессе
|Сейчас= 16
|Всего = 23
}}
АктеонаАктейя
''Стратегиум Великое Сияние, Бастион Бхаб, Санктум Империалис Палатин''
''Стратегиум Великое Сияние, Бастион Бхаб, Санктум Империалис Палатин'' Три фигуры посмотрели на вошедшего в оперативный зал Рогала Дорна. Малкадор опирался на посох, капюшон отбрасывал тень на резкие черты его лица. В глазах отражалось бледное свечение Терры, излучаемое медленно вращающимся голосветом в центре помещения. Он взглянул на Дорна, которого сопровождал Архам. Рядом с регентом стояла высокая женщина в красной мантии и сгорбленная фигура в белой одежде и головой из голого металла и заменяющими глаза кристаллическими линзами. Оба кивнули в знак приветствия. Архам знал обоих: посол Веторель новосозданного Адептус Механикус и магос-эмиссар Кассым-Алеф-1. Хотя из них двоих более человечной казалась Веторель, но это была только видимость. Она умела адаптироваться, была деликатной, когда необходимо, и беспощадно прямолинейной, когда необходимость в деликатности отсутствовала. Она нравилась Архаму. Магос-эмиссар был из другого теста. Сосредоточенный только на том ограниченном мире, который существовал в определениях его веры, он плохо подходил для нынешних времен и представления культа Механикус на военном совете. И даже еще меньше подходил для реализации следующих стадий взаимодействия защитников. Архам не сомневался, что именно по этой причине пришла Веторель, так как следующая стадия войны потребует даже большего вовлечения слуг машины, чем до этого момента.
Это больше не был корабль. Когда-то он считался одним из самых могучих и величественных детищ войны и железа, освещающих пустоту огнем. Форрикс знал его в те старые времена, видел его в бою, украшенным вражескими попаданиями и источающим собственную ярость. Первый капитан видел, как он сжигает дотла флоты чужаков, и, поднимая голову на полях триумфа, видел его висящим в небе подобно знамени. Теперь корабль превратился в тень того прошлого, очертания, созданные утраченным светом. Из теней коридоров, по которым они шли, наблюдали существа. Высеченные на стенах орлы рыдали серебряными слезами. Символы былых побед завесили черными знаменами из кожи и тонкого, как дым, шелка. Форриксу показалось, что он услышал голоса прошлого, говорящие на грани слышимости. ''«Дух мщения»''… Будь у Форрикса чувство юмора, он мог бы расслышать смех в этом имени.
Нет описания правки
{{Книга
|Обложка =Mortis.jpg
|Описание обложки =
|Автор =Джон Френч / John French
|Переводчик =Хелбрехт, |Переводчик2 =Ulf Voss
|Издательство =Black Library
|Серия книг =[[Ересь Гора: Осада Терры / Horus Heresy: Siege of Terra(серия)|Ересь Гора: Осада Терры / Horus Heresy: Siege of Terra]]
|Предыдущая книга = [[Под_знаком_Сатурна_/_Saturnine_(роман)|Под знаком Сатурна / Saturnine (роман) ]]
|Следующая книга = [[Боевой_Ястреб_/_Warhawk _(роман)|Боевой Ястреб / Warhawk (роман) ]]
'''''I легион, Тёмные Ангелы'''''
Корсвейн – Сенешальсенешаль
Адофель – космический командующий, магистр капитула
Вассаго – Библиарийбиблиарий
Траган – капитан девятого ордена
'''''Прочие'''''
Базилио Фо – заключённый Чернокаменной
От земли до небес воздух мерцает от жары. Солнца здесь нет, но свет ослепляет. Небо представляет собой купол сверкающей белизны, наброшенный над сухой землёй. Почва потрескалась, запылилась и покрылась коркой соли. Мир кажется плоской, бесконечной равниной, уходящей к затерянному горизонту. Неподвижный воздух пульсирует, отвечая молоту отсутствующего солнца. Это не настоящее место, ибо ничто во Внешнем царстве не является настоящим, но это место жажды и жары всегда было и всегда будет.
В центре пустыни стоит дерево. Это кедр, лишившийся иголок, поражённый молнией и почерневший. Издали его можно принять за чёрную трещину, которая протянулась по небу и напоминает перевёрнутую чёрную молнию. В этом месте только под деревом есть тени. Они тонкие и почти невидимые в пыли. Струйка воды просачивается из-под земли у корня дерева и исчезает, едва показавшись. Прислонившись спиной к стволу сидит мужчина. У него тонкие руки и ноги, тёмная кожа туго натянута на костях и потрескалась вокруг высохших губ. Синее облачение, свободно обившееся обвившееся вокруг Него, истёрлось и выгорело на солнце. Он неподвижен, как и сгоревшее дерево за Его спиной; Его глаза закрыты.
Медленно, как будто сделать быстрее стоило бы слишком больших усилий, глаза мужчины приоткрывают щель на пылающую землю. Его левая рука движется к углублению, которое Он выцарапал в земле у корней дерева. Там собралось немного воды, Он зачерпывает её ладонью и подносит ко рту. Густая и мутная, её едва ли хватит на один глоток.
Мужчина под деревом не обращает на него внимания.
– Здесь нет убежища, отец, тебе некуда бежать. – Гор приседает, балансируя на носках, так что его голова оказывается на одном уровне с человеком, сидящим в тени дерева. Где-то вне поля зрения в мерцающем воздухе каркает ворона. Змея шипит и гремит, звук такой, будто песок продувает сухие кости. Гор наклоняется и поднимает горсть земли. Он смотрит вдаль, его глаза сверкают зеркалами, отражающими палящую жару. На мгновение его пальцы кажутся когтями, длинными и блестящими, а почва под ними – усыпанной звёздами ночью. Земля крошится между его пальцами. – Это была твоя тайная страна, отец. Варп, царство, в котором ты отказал нам. Здесь источник всей твоей силы, все пути к твоему позолоченному честолюбию. Без этого места ты – ничто, просто человек, который украл то, что не принадлежало ему, а потом спрятал от других. Нищий вор с украденными монетами.
В глазах Гора появилась жалость.
Когда двадцать седьмого квинтуса взошло солнце, последние его лучи пробились сквозь дым и химический туман, чтобы коснуться самых высоких башен западного края Последней стены, в тени которой вспыхивал свет спорадических выстрелов.
Мелькали снаряды и энергетические разряды, пробивая окутанную пустотными щитами стену и взрываясь на эфирном защитном куполе над Внутренним дворцом. По всей шестисоткилометровой дуге от Западной полусферы до Индомитора измученные солдаты моргали от золотого света, глядя из орудийных амбразур и с со стрелковых ступеней. Большинство из них так давно не видели чистого солнечного света, что тот казался им сном. Некоторые улыбнулись. Некоторые заплакали. Для многих угасающий свет казался обещанием. Для некоторых это было похоже на прощание. И пока солнце опускалось всё ниже по небосклону, некоторые из наблюдавших за ним миллионов людей шептали молитвы человеку, который отрицал, что Он бог.
Свет нового дня скользил по чаше Внутреннего дворца и прилегающим районам. В прошлые эпохи каждая часть была бы достаточно большой, чтобы стать величайшим городом на Терре; теперь они были просто сегментами последнего круга неповиновения магистру войны. В анклавах Виридарийского дворянства свет касался только самых высоких башен, и немногие узрели этот яркий момент; укрывшиеся там миллионы избегали высоких мест. Большинство бежали в более глубокие части своих владений. Некоторые использовали каждую монету и услугу, которую могли получить, чтобы оказаться как можно ближе к сердцу Внутреннего дворца. Немногие – старые, дерзкие или заблуждавшиеся – ходили по закрытым ставнями залам и делали вид, что не видят трещин, что росли на их окрашенных стенах, когда падали снаряды.
От передовой почти ничего не осталось. Поднимавшиеся уровни траншей, стен, рвов и брешей превратились в перемолотый лабиринт воронок, оползней и обвалившихся блокпостов. Даже дождь перестал здесь идти. Многослойные пустотные щиты, породившие ложные штормы, заполнившие кратеры и шрамы, исчезли. Остались только сухие облака, которые тянулись по разбитому небу. Жара вытягивала влагу из земли, покрывала её трещинами и оставляла от луж дождевой воды чёрную слизь.
На всем всём пути от пересечения Горгона до остатков комплекса зональных блоков на севере было то же самое. Насколько хватало взгляда. А видеть можно было далеко. С парапета 78-го опорного пункта открывался вид на всю дорогу, туда, где чёрно-оранжевые облака цеплялись за тень восточного контура Внешней стены. Долгий путь, и повсюду на месте некогда стоявшего здесь города – одно опустошение. Сломанные зубы огромных зданий вздымались в воздух. Кучи мусора загромождали дороги. Осевшие строения образовывали линии холмов. Вспышки света пронзали рассветный мрак: молнии, взрывы, выстрелы. Над ним, высоко в отдалении, грязно-оранжевое зарево освещало неровный горизонт.
Кацухиро остановился, чтобы посмотреть, как распространяется свет.
– Ну, именно об этом я и говорила – сама воспитанность и образованность. Что, чёрт возьми, сделало тебя таким всезнающим и мудрым, вник?
Вник – сокращение от "призывник", обращение к любому, кого замели, следуя протоколам массового призыва, обращение к тому, кто не был настоящим солдатом. Это началось некоторое время назад, когда запустили процесс перепрофилирования населения, ещё до того, как враг действительно пришёл на Терру.
Это был способ для настоящих солдат, добровольцев, членов какого-нибудь полка или формирования, созданного до приказа о призыве, показать, что они находятся на другом уровне, чем миллионы мужчин и женщин, которых вырвали из их прежней жизни, чтобы они стали солдатами. Реальность войны убила это различие. Старые и новые солдаты гибли и умирали сотнями тысяч на каждом фронте битвы. Стина, однако, цеплялась за этот термин и использовала его попеременно, как оскорбление и обвинение. Кацухиро было всё равно. Люди держались за всё, что могли. Это стало ещё одним последствием битвы – течение жизни свелось до нескольких основных пунктов: дышать, стрелять и, конечно, ещё к одному, тому, что действительно имел имело значение.
Кацухиро продолжал подниматься по ступенькам. Время от времени он бросал взгляд за парапет. Ярусы стен спускались к траншеям на уровне земли на расстоянии километра. Всё несло следы повреждений: изжёванный камнебетон, расколотые и продырявленные бронеплиты, разрушенные блокпосты. Кое-где исчезли целые секции, стены и контрфорсы превратились в кратеры. В некоторых местах повреждения устранили, заполнив жидким цементом и быстро сваренной паутиной балок. Они выглядели как струпья на плохо заживающих ранах. Не было времени, чтобы сделать лучше.
– Хорошо, вы слышали адъютанта, – крикнула один из офицеров, приземистая женщина с лицом, наполовину закрытым серыми бинтами. – Переназначение, найдите пару с кем-то, кто пробыл в секции больше ночи. Выполнять!
Кацухиро моргнул, только сейчас оглянувшись и увидев других человеческих солдат. Это были мужчины и женщины из , по крайней мере , полудюжины подразделений – некоторые с символами нескольких частей – со смешанным снаряжением и расцветкой. Это стало новой нормальностью. Фронты, такие как Мармакс, Горгонов рубеж, Артиала и Каназавский изгиб пожирали солдат, поглощая старые дивизии и порядок. То, что осталось, тех, которые по-прежнему стояли, собирали вместе и бросали в следующую зону перекрёстного огня. За последние недели Кацухиро трижды перемещали в районы боевых действий Внешнего. За это время фронт тоже изменился, крепости были разрушены, старые жёсткие линии стёрты и нарисованы новые. Он задавался вопросом, было ли что-то или кто-то, кто действительно знал, где находится каждый солдат, какой танк был оставлен при отступлении, а на каком из них ехало другое подразделение, перемещаясь из одной зоны в другую.
В каждом из мест, где он побывал, существовала своя логика и причина того, как обращались с новыми войсками на передовой. На Дакийской заставе вновь прибывших разделили по корпусам, согнали вместе, а затем разбили на части криками и жестами майора в потрёпанной зелёной форме Альбийского пятого стрелкового. На северном Мармаксе, второй передовой секции, их встретили двадцать писцов, они шли среди толп передислоцированных солдат, прикалывая розовые целлюлозные бумажки с номерами к униформе пласталевыми скобками. Здесь, ну, никто его ни о чём не спрашивал и ничего не говорил, просто приказали ему и группе других из грузоперевозчиков подняться на линии. За те полчаса, что потребовались, чтобы добраться до парапета, он получил сержанта, имени которого не знал, и новое подразделение. Некоторых из них, таких как Стина, он знал по путешествию с северного Мармакса. Большинство же нет. Это тоже стало новой нормой: быть безымянным, быть чужим с тем, с кем ты стоял рядом, стать приращением численности подразделения, телом на передовой, числом на изодранном розовом пергаменте.
Он повторил это снова, теперь, в лучах рассвета на южном Мармаксе, и знал, что это правда.
Он двинулся к парапету, проверяя лазган. На выщербленный феррокритовый зубец опирался солдат. Он выглядел молодым, но под слоем грязи – это было трудно определить. Кацухиро открыл рот, собираясь поприветствовать его. Солдат вскинул голову, переводя взгляд с горизонта на небо.
– Ты слышишь? – спросил он.
– Как, во имя света Сол, они подобрались так близко? – рявкнул Ворст.
– Предупредите линейных командующих на южном Мармаксе, – ровным голосом сказал Архам. – Если мы только сейчас увидели это, они, возможно, они ещё не видят.
Архам, второй с этим именем, магистр хускарлов Имперских Кулаков и действующий старший вахтенный офицер в величайшей битве, которую когда-либо видело человечество, позволил себе на мгновение обрести покой в медленном вздохе. Это было всё, что он мог себе позволить. Человеческие командиры, такие как Икаро и Ворст, скоро должны будут смениться. Истощение уже снижало их эффективность.
''– Это должна быть грустная песня, глупый, – говорит она, хихикая и улыбаясь ему. Ей десять лет. Она такая настоящая. Она поднимает один из выцветших кубиков, которые он разбросал по полу вокруг них, стараясь создать как можно больше беспорядка. ''
''– Ещё раз! - – кричит он.''
''– Ещё раз, – говорит она. – В самом деле?''
Её губы шевелились.
Он попытался стряхнуть её. На парапете стояли другие солдаты, некоторые по-прежнему стреляли. Некоторые были ошеломлены. Один из них бил их по голове, как будто пытался что- о то выбить. На кулаке и черепе была кровь. Кацухиро моргнул. Его мысли снова замедлились. Он посмотрел на свою руку. Где его оружие? Где его перчатка? Оранжевая пыль покрывала его руку. Стина смеялась и плакала.
Что-то врезалось в другую сторону парапета. На какую-то нелепую секунду ему показалось, что это капля дождя. Он наклонился к амбразуре, его мысли были вялыми, как после пробуждения.
– Я не знаю, – ответил он.
== ДВА ==
'''Накал'''
– Соедините нас, – приказал Дорн, когда за ним и Архамом закрылась дверь.
– Мы выстояли, мы держимся, – заявил Дорн, – но с захватом обоих портов враг введет в бой резервы. Осада сменится всеобщим штурмом.
– Расчеты неблагоприятны, – вмешался Кассым-Алеф-1. Шестеренки в черепе магоса-эмиссара прокрутились, остановились и начали заново. Его голос трещал помехами, по какой-то причине напомнив Архаму человека, жующего губы. Взгляд Рогала Дорна впился в эмиссара, но Кассым-Алеф-1 не подал виду, что обратил на это внимание и продолжил говорить. – Материально-технические ресурсы на оставшейся у нас территории сокращаются с темпом, превышающий превышающим таковой у противника. По всем прогнозам наша боевая эффективность соотносится с самыми благоприятными оценками вражеских сил. При низкой степени вероятности это соотношение сохранится не дольше периода в семьдесят шесть дней. Прогнозы с большей степенью достоверности дают существенно более низкие величины. – Магос, наконец, замолчал, и, казалось, восстановил связь с текущей реальностью. Он поднял взгляд, глаза вращались, фокусируясь. Коротко щелкнули черепные шестеренки. – Расчеты неблагоприятны.
– Я осведомлен о ситуации, магос, – сказал Рогал Дорн. – Подытожив сказанное вами, маловероятно, что наша оборона продержится дольше нескольких недель.
''Район Тулкан, Санктум Империалис Палатин''
В душном воздухе спальни прожужжала муха. Раздутое насекомое, чье тело было размером с почерневший ноготь, по спирали устремилось к потолку. Оно нашло одну из капель на лепных цветках, которые все еще были влажными, и начало есть. Тело мухи весило, как яйцо. Как только она покончит с этой последней трапезой, начнет откладывать яйца. Тысячи ее родичей уже это сделали, а для взращивания их потомства имелось время, пища и плодородная почва.
''Пещера 361, уровень семь подземного убежища, Санктум Империалис Палатин''
Они называли его накалом. По традиции в Коллегии Титаника и марсианском жречестве мысленный интерфейс между титаном и экипажем назывался манифольдом, но для Легио Игнатум он был чем-то большим. Соединенный прямой нейронной связью, он не был пространством ни человеческих чувств, ни наведения на цель и ни системных данных. Он был союзом двух, миром, созданным соединением, слиянием человека и машины. Данные становились чувствами, чувства становились данными. Воля принцепсов, усиленная их модератусами, становилась действиями боевой машины, которая могла уничтожить армии и сравнять с землей города. Это был механизм, фундаментальная биомеханическая подсистема. Однако это была одна часть правды, которую можно было понять без погружения в эту реальность. Для командиров титанов Легио Игнатум манифольд не был механизмом или обменом командами. Это был огонь. Божественный огонь. Мир, созданный молнией между человеком и божественной машиной, жизнь, прожитая во вспышке молнии.
Мир был красным. На периферии чувств Тетракаурона кружились призраки зеленых тактических данных. От него исходили сферы света, мигая оранжевым, желтым и белым.
<Машина!> Внутри него взревел крик, и он почувствовал справа угрозу-присутствие. Он повернул голову. Поршни выдвинулись, сенсоры дотянулись до мерцающих образов клубов дыма и корпусов мануфакторума. Из-за леса дымовых труб появилась бегущая вражеская машина. Земля затряслась. Тетракаурон вспыхнул яростью. Красные прицельные мандалы побелели. В синапсах взревели данные. На кулаках вражеской машины зажужжали цепные зубцы размером с мечи. Враг был быстрым, таким быстрым. Под его поступью взорвались топливопроводы. Железобетонные дорожные плиты разлетелись осколками.
<Огонь!>
<Заряжание основного вооружения…>
<Попадания по пустотной оболочке…>
Мантия из щитов затрепетала от огненных пузырей. От низких зданий слева исходил блеск огня.
А он шагал ей навстречу, один шаг за другим, вперед к убийству.
<Огонь!>
<Рано. Рано!>
<Основное вооружение заряжено.>
Его конечности пылали. Сердце стало солнцем.
<Зарядить вспомогательное!>
<Производительность реактора девяносто три процента и растет. Достигнут красный уровень допустимого предела.>
<Заряжание вспомогательного вооружения.>
<Производительность реактора на допустимом пределе.>
<Цели захвачены.>
<Огонь! Огонь! Огонь!>
И инстинкт излить ярость, не уступавший его воле, рвется вперед.
Вражеская машина была здесь, в шаге от него. Черное и красное железо. Кулаки – молнии, лицо – маска цвета слоновой кости. Она сделала последний шаг, кулак поднялся с гулом вытянувшихся поршней. Прицельные сетки в глазах Тетракаурона цвета раскаленного кованого железа.
<Огонь!>
<Да.>
Белый свет. Ослепляющий. Сжигающий сетчатку. Пустотные щиты рушатся, как листы стекла. Броня превращается в пар. Лицо цвета слоновой кости обугливается в пекло…
<Машина уничтожена.>
<Запущен протокол выхода из погружения.>
Блеск потускнел.
<Нет!> Выстрелила мысль, когда зрение рассыпалось… на фрагменты серого пепла на ветру.
<Принцепс Тетракаурон, приготовьтесь к разрыву соединения.>
''Нет…''
Зрение наполнил другой мир: металл, тусклый камень и сочащийся с инфоэкрана свет. Он видел. На затянувшуюся секунду его не отпускали ощущения накала. На серый мир наложился прицельный захват и отраженные сигналы ревущего ответа реактора. На этот миг он находился в двух мирах, чувство ограниченного тела тянулось к чему-то огромному и великолепному. В глазах все еще кружились образы боевых данных. Задержанное дыхание в груди напоминало рев звездного пламени. Искра его воли – руины городов… И все-таки он находился здесь, снова в паутине из жил и плоти, вытянутый обратно в свинцовое ощущение мышц и конечностей на троне.
Вторым чувством вернулся запах. Воздух вонял человеческим потом, несомненно, его собственным, разбавленным пряным запахом электростатики. Он находился в молитвенной палате, сидел на железном троне. От которого к стоявшим вдоль стены машинам вились кабели. Ядро группы адептов его семьи заполняло ряды пультов управления, в их глазах отражались отражался свет экранов. Всего лишь сорок пять из тех, кто нужен для реального управления титаном в бою.
– Разъединение завершено, – голос технопровидца Ксета-Бета-1 звучал гармонией машинных нот. – Подтвердите сенсорную регармонизацию.
– Ваши первые смертные шаги сегодня немного тяжеловаты. – Ксета-Бета-1 выскользнула перед ним, при движении дюжина медных ног звенели о палубный настил. Над плечами изогнулись сочлененные хромированные руки, держа перед ней четыре инфопланшета. Он стучала по ним размытым пятном пальцев. Они все еще были из плоти. Тетракаурон однажды спросил у нее, почему она не сменила их, а она ответила, что это трагедия, но аугметика несравнима с ловкостью и обратной связью костей, нервов и связок. Конечно, ее нынешние кисти не были родными, те она потеряла из-за выброса плазмы на Сахбе-21. Трансплантаты она получила от марсианского мастера, и их соединили руками, которые были механическими от кистей и выше. Для технопровидца, которой доверяли защиту духа и систем титана, она была эксцентричной, а ее речь приправлена точной поэзией органического языка. Нрав, несмотря на строгость, питал слабость к полетам случайных размышлений. Многие марсианские жрецы, которые следовали бескомпромиссной вере, сочли бы ее балансирующей на грани ереси. А еще она отлично подходила Легио, словно тот был ее племенем и любовью всей жизни.
– Бог -машина все еще отражается в вашей крови? – спросила она, оторвав взгляд от инфопланшетов. Квадроокулярные линзы глаз зажужжали, перефокусируясь.
Он поморщился, когда по телу прошла волна призрачного ощущения от выстрела орудия. И кивнул.
– Вы оба выглядите ужасно, – сказал им Тетракаурон.
– Почтенный принцепс-сеньорис… – начала Дивисия и ее стошнило. Рвота забрызгала металлическую палубу. Тетракаурон и бровью не повел. Дивисия после развоплощения страдала сильнее большинства, всегда так было. Ее связь с накалом была тесной. Вскоре она станет принцепсом машины. Это было правильно; она заслужил заслужила это и доказала себя достойной этой чести. Он будет скучать по ней. В мире, где они оба были одним целым с ''«Регинэ Фурорем»'' она была частью Тетракаурона, их воля и инстинкты сплетались в источнике духа бога-машины. С ее уходом он лишится части себя. Дивисию снова вырвало, она глубоко вдохнула и выдавила из себя то, что собиралась сказать. – Почтенный принцепс-сеньорис и сам выглядит не менее ужасно.
– Соглашусь, – сухо заметил Карто. Второй модератус стоял прямо, но раскачивался, пытаясь восстановить равновесие.
Олл посмотрел вверх. В такой момент, чтобы сделать это, он должен смотреть вверх.
Вверх. Всегда вверх. Свет. Форма. Измерение. Цвет. Звук. Всё это растянулось вверх до исчезающей точки, когда Олл поднял взгляд. Он был размазан, растянут, нить материи, мысли и ощущения протянулась протянулись между ничем небытиём и вечностью. И боль тоже. Боль как факт, который просто продолжался и продолжался, как зацикленный стоп-кадр. Вот что получается, когда так тонко режешь на краю времени и пространства; приходится идти по её изношенному краю. Зона раскола – вот как стала называть её Кэтт, и это было почти правильно, полагал Олл. Они оказались на краю того места, откуда ушли и где им нужно было быть. В этом месте существовало несколько правил, которым они научились за боги знают, как долго времени они пробыли в расколе. Не смотри вверх, не пропусти счёт, когда компас должен указывать верно. Не думай о падении. Не падай. Сделай разрез.
''Сделай разрез''.
Архам начал отворачиваться, направляясь к двери. Мауэр почувствовала, как у неё сжались челюсти.
– Моей службы? – Мауэр услышала себя со стороны. Её голос был холоден. Архам обернулся. На его лбу всё глубже проступала хмурая морщина, на губах зарождались слова. Она заговорила раньше, чем он успел ответить. – Эта служба едва существует , и её вообще не было шестьдесят дней назад, и если вы можете сказать мне, что означает титул это за звание такое "боэтарх", уважаемый магистр хускарлов, вы окажете мне услугу.
– Вы существуете для того, чтобы не допустить, чтобы влияние войны вредило моральному духу среди командного эшелона и в тех областях, которые влияют и отвечают за его функционирование.
Его пронзила дуга боли. Какие повреждения может вынести физиология сверхчеловека? Он уже целовал смерть и знал её вкус. Она снова пришла, ухмыляясь, дыша ему в рот, когда буря боли пронзила его. Небо над ним исчезло.
Белизна. Чистая, белая боль, простиравшаяся куда не кинь взгляд. Пустой мир без края, мир, где можно скакать вечно, где ничто и никогда не закончится.
– Архам, Малкадор, провидение, судьба – выбирайте, – ответила девушка и снова посмотрела на данные, которые прокручивались зелёным цветом на одном из инфопланшетов. Мауэр убрала пистолет в кобуру и вернулась в главное помещение. Она подошла к столу и поискала коробочку стимуляторов. Она нашла их под стопкой донесений младших осведомителей. Таблетки были оранжевыми и белыми, для старшего офицерского состава, помогавшими в длительных циклах патрулирования.
Она проглотила две.
''Зал сбора, уровень семь подземного убежища, Санктум Империалис Палатин''
Чашу зала сбора наполнил звук. Тетракаурон остановился у входа, глядя на каменные ярусы, поднимающиеся от центра помещения. Командиры Легио, более четырех сотен мужчин и женщин, стояли разрозненными группами, их лица и волосы выделялись пятнами ярких красок на фоне графитово-черной униформы. Гребни неоново-зеленого цвета, хромированная кожа, геометрические фигуры и схемы в цветах драгоценных камней и химических отходов. Волосы самого Тетракаурона были пострижены ярким гребнем красных и черных полос. Со лба до шеи свисала лента цвета индиго. Линию челюсти украшали серебряные кольца. Каждое было шестеренкой с гравировкой даты, отмечающей убийство машины. Радужные оболочки глаз были цвета желтого топаза, окрашенные собственноручно введенным осветляющим токсином. Все это кричащее великолепие на их лицах было другой отличительной чертой Легио, отражением души войны, с которой они боролись, отголоском духов их машин, носимым на теле.
– Не тупи, Тетра. Я знаю, для тебя это не просто, но ты постарайся. – Артуса усмехнулась. – Кстати о повышении, – сказала она, указав на Дивисию, – когда она пойдет своим путем? Я бы сказала, давно пора. Без обид, Карто.
Старший модератус склонил голову, с беспристрастным бесстрастным лицом.
– Без проблем, принцепс. Я признателен за доверенную мне функцию в великом вращении.
Колокол под потолком снова ударил.
Вошел Геронтий-Чи-Лямбда. Он пришел не один. По бокам и сзади следовали три тяжелых боевых сервитора, орудия были опущены, красная броня сверкала священной шестнадцатеричной кодировкой, выгравированной тонким золотом. С ними вошли два жреца более низкого звания, каждый нес вокс-передатчик на длинном шесте. Последним следовал, издавая лязг и шипение, боевой автоматон в панцире серо-черного цвета графита. Процессия остановилась в центре зала. Автоматон и сервиторы замерли на месте с идеально синхронизированным лязгом. Из вокс-передатчиков в руках жрецов загудел бинарикбинарный код.
Никто из принцепсов и модератусов не пошевелился. Кидон не казался впечатленным.
Тетракаурон сказал бы, что этот разговор уже произошел, и теперь повторялся в большем масштабе.
– Воля машины… – медленно произнес Кидон, тщательно контролируя себя. – Вы заявляете, что говорить говорите от имени Омниссии?
– Знание необходимо сохранить, – сказал Геронтий-Чи-Лямбда. – Святость должна выжить. Вы должны подчиниться этому долгу. Вы должны выступить. – Магос перевел взгляд от Кидона, линзы сканировали ярусы с экипажами титанов. – Машины под вашим командованием должны пробудиться, должны выступить. Вы прислушаетесь к этому долгу. Это воля…
– Разве? – спросил магос и повернулся, направившись к двери. Техножрецы, сервиторы и автоматы зашагали следом. Он остановился у двери и обернулся. – Наступает стадия, когда решение уравнения заключается не в том, как победить, а как выжить. – Затем он повернулся и вышел из зала. Командиры Легио смотрели ему в след.
– Не думал, что вращению шестеренки может служить подобный глупец, – сказал Тетракаурон АретусеАртусе, когда необходимость в церемониях отпала. Она нахмурилась, шестеренки ее электротатуировок перестали вращаться.
– Надеюсь на это, – сказала она и посмотрела на дверь, через которую вышел техножрец. – Надеюсь.
''Северный оборонительный обвод, зона Меркурианской стены, нижний горизонтальный пояс.''
По равнине перед тремя застывшими рыцарями катился рассветный туман. Каждый из них принадлежал меньшей породе – втрое выше человека, тело из гладкой брони балансировало на изогнутых назад поршневых ногах. Пластины покрыты выцветшим кремовым и изумрудным лаком. С оружейных рук свисают красно-серебристые знамена, тяжелые и влажные от рассветной росы. Два скакуна вооружены тупоносыми термальными копьями и цепными мечами. Капли конденсированной влаги свисают с неподвижных цепных зубьев и бегут из вентиляционных отверстий орудий. Автопушки третьего нацелены в небо, напоминая пики, с которыми шли на войну рыцари другой эпохи. По длинным стволам завиваются спиралью кремовый и алый цвета – яркие и чистые.
В тишине кабины Акастия наблюдала за тем, как туман отступает от озаряемого мира. Сенсоры ''«Элата»'' могли окрасить местность данными, термальными, электростатическими, тактическими или скорректированными движением абстракциями, но она решила смотреть на нее собственными глазами. Отсюда она видела вершины гор на севере, белые кончики зубов впились в небеса. Под ними землю все еще окутывала серая мгла, скрывая ее покрытую шрамами кожу. Это была выровненная местность.
Воля Преторианца сравняла города и районы, которые находились здесь. Армии рабочих и машин обрушили здания, башни и дома в землю и пыль. Жилые кварталы, лачуги, мануфактории, базилики, зарождающиеся ульи – все исчезло, разрушенное и измельченное в плато, которое протянулось от подножья далекой горы до окружавших Внутренний дворец стен. Местность превратили в обстреливаемую зону, которая простиралась от стены на сто двадцать километров. Акастия и ее соратники по знамени стояли в месте, которую которое канониры на стенах называли линией горизонта – точке, где прицельная линия с самых высоких участков стены сходилась с изгибом земли. Отсюда, оглянувшись в сторону Дворца, она могла увидеть только зубцы на вершине Меркурианской стены. Эту картину венчали грозовые тучи, клубившиеся там, где пустотные щиты соприкасались с атмосферой. В облаках мигали вспышки молний. Между тремя рыцарями и стеной лежал огневой рубеж Меркурианской-Ликующей: сто сорок километров холмистой местности, усеянной изменившимися руслами рек, горами мусора и расщелинами. Армии рабочих сравняли поселения за стеной, но то, что осталось, стало заветом простому факту – ничто нельзя сделать совершенно плоским, ни в таком масштабе, ни за то время и ни теми инструментами, которыми воспользовались. Здесь находились скопления машин размером с небольшие города, массивные фундаменты ульев, которые не поддавались усилиям разрушить их. Волю Преторианца исполнили, но достигнутым результатом стала пустошь под прицелом орудий стены. Это было поле битвы площадью в тысячи квадратных километров, ожидающее битву.
Для Акастии оно было по-своему красивым. Отсюда в этот момент оно виделось медленно движущейся безмятежностью, покоем и свободой, отрицающими общую ситуацию.
''Императорский дворец''
Они опустошили небеса. На рассвете двадцать седьмого квинтуса солнечный свет пробежался по изгибу мира и коснулся хребтов кораблей, спускавшихся через верхнюю атмосферу Терры. Грузовые баржи и боевые корабли стыковались на верхних шпилях космопортов Львиные Врата врата и Вечная стена. Стыковочные фалы фиксировались. Противовзрывные двери в недрах кораблей с шипением открывались. Мимо проносились другие корабли, чтобы пристыковаться на нижних уровнях портовых шпилей. Десантно-штурмовые корабли и макролифтеры садились на посадочных площадках. Груз начали выпускать на конвейеры. Сразу после выгрузки корабли покидали доки, а их место занимали другие, сгрудившиеся на нижней орбите и выше в космосе, двигаясь к портам подобно зубцам вращающихся шестеренок.
В портах адепты Нового Механикума и рабочие команды IV Легиона непрерывно работали с транспортирующими механизмами. В мирные времена огромные космопорты Терры ежечасно перемещали миллиарды тонн грузов и миллионы людей с орбиты на поверхность и обратно. Теперь их использовали для одной цели: перебросить всех до последнего людей и материально-технические запасы с флота магистра войны на поверхность планеты. Кольцо из кораблей и десантных судов вращалось неустанно, каждый согласно графику и схеме с точностью до минуты. Рулевые и буксиры Железных Воинов направляли корабли этих сил, которые серьезно не дотягивали до требований и точности Повелителя Железа.
''Северный оборонительный обвод, слепая зона Меркурианской стены''
Акастия и ее товарищи-рыцари прошли аванпосты в полдень. Здесь, в слепой зоне, северный оборонительный обвод был воспоминанием, оставшимся за пределами видимости. В этом районе прошли сражения, взрывы снарядов и прочих боеприпасов с обеих сторон оставили свои следы в этом разрушенном месте из голой земли и обломков. Тут и там перемешанными грудами лежали металлические останки мертвых скитариев, плоть свисала с их аугметики влажными, полусгнившими кусками.
– ''Идентифицируйтесь''. – По вокс-сети раздался тяжелый и монотонный голос. Они находились на линии аванпостов. Из пустоши вырос блокпост в форме барабана, он походил на гигантскую гильзу, упавшую в битве между богами. Четыре этажа залитого камнебетона, укрепленного металлической обшивкой, орудийные амбразуры закрыты. Акастия услышала звон сигнала и захвата цели при их приближении. Цепь подобных блокпостов тянулась по слепой для настенных орудий зоне. Некоторые были потеряны, но большинство уцелели. От каждого расходились туннели для обеспечения боеприпасами и продовольствием, и для сообщения со следующим в сети. Как и у тройки рыцарей Акастии их главной задачей являлось информирование командования стены о перемещении противника. И кроме того пресечение попыток вражеских сил проникнуть на плато перед стеной. Орудия и укрепления поста не продержатся долго против серьезной атаки, но расправятся с Акастией и ее тройкой за считанные минуты, окажись они врагами.
– Приветствую от имени дома и всадников Виронии, – ответила Акастия. Системы ''«Элата»'' замурлыкали, передавая идентификационные энграммы. Трое рыцарей замедлили шаг. Акастия почувствовала, будто ей в череп вонзились иглы, когда сенсоры орудий окрасили ее скакуна. Одно неверное движение на спусковом крючке или сбой прицельного протокола, и ее перемолят изрешетят болтерные снаряды.
Приборы в кабине засвистели, и ощущение иголок пропало.
– ''Проходите,'' – раздался голос по воксу. – ''Доброй охоты, Виронии.''
– Принято, – ответила она, затем включила вокс с остальными машинами копья. – Вперед. Я хочу пройти сотню километров вглубь зоны, прежде чем мы повернем. Плутон, наведи ауспик на левый фланг, максимальная дальность. Доллоран, то же на правый. Я возьму фронтальный сектор. – Она ударила по педали движения до их ответа. Шаг ''«Элата»'' увеличился. Плазма потекла по трубопроводам. Рядом в том же темпе шагали ''«Киллар»'' и ''«Тавмант»'', разойдясь широко в обе стороны. Впереди раскинулась земля, груды обломков, выраставших в искусственные горы. Вокруг возвышались скалы, оставшиеся от неидеально срытых гор. По земле стелился туман. За рыцарями волочился ветер, растягивая их орудийные знаменана орудиях.
– Тихо, – сказал Плутон по мере роста отсчета дистанции. – На ауспике ничего. Даже остаточных сигналов от выстрелов нет.
''Императорский дворец''
Армии магистра войны маршировали по руинам Дворца. Они выступили из огромных космопортов Львиные Врата врата и Вечная стена, а также из Домокла Дамокла и посадочных полей на южных равнинах. Перед ними двигались армии рабочих. В Магнификане Внешнего дворца отсутствовали подходящие им дороги, поэтому они построили их сами. Батальоны рабов и демонтажных машин перемалывали, взрывали и сносили развалины районов размером с города. В их работе не было никакой утонченности. Войскам на земле и тем, кто ожидал на орбите, необходимо как можно быстрее добраться до стен Внутреннего дворца. Скорость и их численность были доминирующим фактором. Океану уничтожения нужно добраться до стен Внутреннего дворца.
На тысячах километрах Внешнего дворца начертили линии, которые стали огромными шоссе шириной в сотни метров, ведущими от космопортов на запад. Строения взорвали. Камни и железо раскололи на куски и измельчили. Руки тысяч рабов просеяли землю на наличие невзорвавшихся боеприпасов, после чего за ними последовали боевые машины и военные транспорты. В некоторых случаях наступающие войска догнали рабов и перемололи покров из паникующих душ в разбитый камень и пыль. Перед этой волной ауксилия снабжения спешно возводила лагеря топлива и припасов, огромные хранилища ящиков, генераторов, топлива и цистерн с водой. Большую часть взяли из самого Дворца, захватили у защитников ударными группами IV и XVI Легионов. Теперь запасы, которые поддерживали бы защитников, будут питать их машины. Планирование подобных потребностей, даже после падения Внешнего дворца, требовало особенно жестокой формы прагматизма. Таковой была истина железа, текущего в жилах Пертурабо и его сыновей. В то время как другие сделали выбор в пользу ярости и гнева, они придерживались чистоты уничтожения: продуманного, вечного, безжалостного.
На самых восточных укреплениях и стенах Внутреннего дворца защитники почувствовали волну наступления, как колебание воздуха. На полуразрушенном парапете укреплений Колоссов Джагатай-хан ощутил вибрацию и всмотрелся в сумрак восточного горизонта. За спиной стояли его воины и грозовые пророки. Их белая броня порозовела от крови. На некоторых была их собственная. В глазах смотрящего вдаль Хана читалась усталость, и только насмешка обреченного сдобрила улыбку, которая появилась на его лице.
– Буря, сотрясающая землю, – сухо сказал он. – Похоже, это дурное предзнаменование даже я могу прочесть.
– Нам выступить ей навстречу, мой Хан? – спросил Наранбаатар. – Перехватить черную молнию, прежде чем она ударит в землю.
– А что если мы падем во время атаки?
– Тогда мы умрем и отправимся за горизонт, мой Хан.
Джагатай-хан не ответил, продолжая, не мигая, смотреть вдаль.
В десантно-штурмовом корабле, летящем на восток между защитным щитом и вершинами зданий, Рогал Дорн увидел волну в виде растущего потока донесений от передовых частей на восточных стенах. Во тьме и одиночестве примарх молчал. Он думал о словах, сказанных братьям и командирам: что им только нужно держаться, что помощь идет. Он знал, что эти слова верные. Он надеялся, что верил в них.
== ПЯТЬ ==
– Я держу вас, рядовой Перссон, – прогудел Графт.
Олл почувствовал холодный порыв ветра за спиной, услышал скелетную песню предсмертного хрипа. Кэтт вздрогнула. Нож задрожал. В воздухе повисла знойная дымка, тень на периферии зрения, прямо за Кэтт, прямо за Графтом, позади них всех, стоявших вместе с ними.
– Три минуты сорок одна секунда!
Су-Кассен и Халбракт долго молчали, когда Корсвейн закончил говорить.
Битва и огонь отмечали зал для аудиенций, в который они привели его. Двери выгнулись от жара. По каменному полу протянулись борозды. Следы ожогов ползли по каждой поверхности, словно пойманные в ловушку тени. И ещё был запах, резкий и горький, как дым костра и медьмеди.
Он видел, что Вассаго наблюдает за ним. И Халбракт тоже. Они вчетвером стояли в гулкой тишине.
– Что-то мне подсказывает, что все возражения и разговоры о безнадёжных шансах на выживание даже не заставят вас моргнуть, – сказала она и улыбнулась ещё шире. – И, честно говоря, я была бы разочарована, если бы они это сделали.
Корсвейн склонил голову.
«Дух мщения», ''орбита Терры''
Это больше не был корабль. Когда-то он считался одним из самых могучих и величественных детищ войны и железа, освещающих пустоту огнем. Форрикс знал его в те старые времена, видел его в бою, украшенным вражескими попаданиями и источающим собственную ярость. Первый капитан видел, как он сжигает дотла флоты чужаков, и, поднимая голову на полях триумфа, видел его висящим в небе подобно знамени. Теперь корабль превратился в тень того прошлого, очертания, созданные утраченным светом. Из теней коридоров, по которым они шли, наблюдали существа. Высеченные на стенах орлы рыдали серебряными слезами. Символы былых побед завесили черными знаменами из кожи и тонкого, как дым, шелка. Форриксу показалось, что он услышал голоса прошлого, говорящие на грани слышимости. ''«Дух мщения»''… Будь у Форрикса чувство юмора, он мог бы расслышать смех в этом имени. Пертурабо шел в сопровождении квартета автоматов Железного Круга, а перед ними маршировали Форрикс и трое терминаторов Первой гранд-роты. Аргонис шел рядом с Форриксом, держа шлем под одной рукой, а церемониальный жезл должности в другой. Темные глаза Пертурабо неподвижно смотрели перед собой, но одна из оружейных установок со стуком перезарядилась, среагировав на следовавшие за ними тени. Аргонис тоже молчал с каменным лицом. Советник магистра войны был таким с момента, как они взлетели из порта Львиные врата. Его молчание действовало на Форрикса сильнее шепотов и теней, обитающих на корабле. Аргонис был хтонийцем до мозга костей, но в этой натуре присутствовало самодовольство убийцы, кровожадная насмешка окружающему миру. Сейчас к этой самоуверенности добавилось еще кое-что. Будь Аргонис смертным, Форрикс мог счесть это страхом. Или сожалением.
Дверь в тронный зал появилась перед ними так внезапно, что Форрикс от удивления остановился. У него были отчетливые воспоминания о корабле, он проходил здесь раньше, но не узнавал коридоры, ведущие к командному залу. ''«Тронному залу»'', напомнил он себе: не место командования или приветствия, но место власти. Когда он посмотрел на двери, в голове возник болезненный гул. Раньше они были из пластали со слоями красного железа и адамантия. Теперь выглядели, как обсидиановые, под гладко отполированной поверхностью двигались, словно дым, отражения.
– Третий покидает зону боевых действий… – сообщил Пертурабо. – Его силы необходимо заменить.
– Сила… Силы… – произнес Гор, слово повисло в воздухе. Его когти были нацелены на образы боевой сферы. На острых лезвиях мерцали отметки угроз и показания боеспособности подразделений. – Когда я отправлю в бой всех своих сынов, ты их растратишь так же, как и у Сатурнианской.
Тон его голоса по-прежнему излучал спокойствие и тепло, но Форрикс почувствовал, как по спине пополз холодок. Вот и причина, по которой магистр войны вызвал Повелителя Железа: три роты XVI Легиона и Морниваль погибли в разломах и пещерах под Сатурнианской стеной, военная хитрость, которая по замыслу должна была принести быструю победу, обратилась кровавым поражением и резней. Дорн раскусил замысел и ждал их. Из ударной группы выжил только Абаддон, остальных погребли заживо или вырезали. Это была горькая утрата, ставшая хуже из-за того, что элита Сынов Гора действовала без прямого разрешения магистра войны. План утаили от него, скрыли, не сообщив о нем. Если бы он сработал, победа гарантировала бы прощение. Теперь Пертурабо столкнулся с последствиями.
– Потери – это фактор в любой победе, – заявил Пертурабо холодным голосом. Его черные глаза не мигали.
– Пытаешься наставлять меня, брат? – Гор позволил когтям опуститься из проекции. Он улыбнулся Пертурабо. – Это не важно – операция стоила риска и потерь. Будь иначе, я бы не позволил ее проведение. – Форрикс почувствовал, что удивленно моргает, а затем ползущий вниз по спине холод усилился. Магистр войны продолжал улыбаться. – Ты и в самом деле думал, что я не знаю? Мне все открыто. Я – просвещение. – Он подошел к Пертурабо. Воздух вдруг стал тяжелым, наэлектризованным и вязким. Форрикс почувствовал давление в черепе. А во рту привкус сахара, крови и пепла. На периферии зрения что-то двигалось, что-то в золотом свете – что-то сразу за ним, за пределами видимости. На лице Пертурабо выступили черные вены, набухая одновременно с натянувшимися в как канаты мышцами. Форрикс увидел, как раскаляется броня примарха. Затем, на миг, магистр войны показался не человеком, но тенью в сердце этого ада…
Затем он снова стал собой, сияющим и улыбающимся. Он похлопал Пертурабо по плечу. Давление исчезло. Свет вернулся.
''Звездное копье, космопорт Львиные врата''
Корабли-ковчеги Легио Мортис прибыли к шпилю космопорта Львиные врата. Другие суда, которые выгружали грузы в доки, отошли на верхние орбиты, подобно придворным, уступающим дорогу главному палачу. Корабли-ковчеги медленно приблизились, сохраняя идеальный строй. Каждый из них был до абсурдного огромен. По мере спуска через верхние слои атмосферы на черных бортах образовывалась изморозь. На стыковочных платформах ждали слуги Нового Механикума. Одни рыдали испорченным бинарным кодом. Другие наблюдали за спуском ковчегов в полной тишине верующих, узревших, как воплощается молитва. Всех сервиторов и сервов проанализировали и вычистили, так чтобы оставшиеся были достойны смотреть на самые священные из ходячих богов-машин.
Спустился первый из ковчегов. Его громада поглотила звездный свод и сияние солнца над облаками. Вдоль многокилометрового корпуса включились маневровые двигатели. Разряженный воздух вскипел. На стыковочных платформах машинных аколитов и сервов подняло в воздух. Прошли минуты, пока ковчег преодолел последнюю сотню метров. На вершине шпиля выдвинулись швартовочные мостики. Стыковочные платформы выпустили стометровые пальцы. Доковые буксиры, едва превосходящие размерами блоки маневровых двигателей ковчега, начали толкать корабль на место. Первые швартовы коснулись и схватили корпус , и начали подтягивать его. Корабль задрожал. Двигатели засияли ярче. На платформах закружились торнадо. Буксиры толкнули сильнее, когда мостики дотянулись и схватили корпус корабля. Метр за метром он подтягивался к вершине шпиля. Стыковочные конечности примагнитились к грузовым дверям, как рыба-прилипала к морскому левиафану. Ожидающие жрецы смотрели на люк стометровой высоты в корпусе. Его усеяли вмятины от ударов микромусора, и от него по серебряным направляющим бежал сгущающийся воздух, барабаня по жрецам, подобно фальшивому дождю. Вибрация маневровых двигателей, удерживающих корабль в воздухе, теперь вызывала дрожь вершины башни. Когда пристыкуются больше этих огромных кораблей, компенсирующим машинам строения придется потрудиться, чтобы не позволить шпилю развалиться от сотрясения.
Замки расцепились с лязгающим эхом. Затем двери начали медленно и со скрежетом открываться. Темнота, испещренная красным светом. Воздух внутри, встретившись с атмосферой шпиля, превратился в туман. Некоторые из машинных жрецов упали на колени. Другие дрожали. Третьи, не отрываясь, смотрели в темноту. Из решеток динамиков стрекотали молитвы на бинарике бинарном и скрап-коде. Группа сервиторов с паучьими ногами скончалась в брызгах искр после перегрузки их машинных компонентов. По информационным соединениям прошелся пульсирующий гул безмолвного кода: числа проваливались в ямы безрезультатных вычислений, волновые сигналы обрывались, время убывало со звуком осыпавшегося песка.
Внутри отсека зашевелились очертания. Раздался лязг железа. Стук поршней, передвигающих вперед тысячи тонн металла. Мучительный гул скованной энергии. Тень огромной фигуры. Гул чисел теперь оглушал, просачиваясь из данных в мысль, царапая, словно мухи по ржавому олову. Тень заполнила дверной проем.
''Старая Терра – Неизвестное''
Первыми после падения пришли голоса. На секунду Олл засомневался, что они исходили из настоящего или другого времени. Падение сквозь разрез было неприятным, все время вниз. Оно продолжалось, а затем остановилось. Потом появились голоса.
– Тогда почему здесь? – спросил Кранк.
– Оно близко, – сказала Кэтт. Олл нахмурился. Ветер снова подул по туннелю. Кусок небо неба над ними темнел.
– Близко к чему? – спросил Рейн.
Лицо поднялось, окровавленное и задыхающееся, беззвучно кричащее.
+Олл! + закричал в голове голос Джона Грамматика . +Олл, где ты?+
Затем лицо исчезло. Прямо перед Оллом темнеют кровавые отпечатки рук. Он посмотрел на компас. Стрелка замерла в направлении, где он увидел лицо Джона. Указывая прямо на вход в туннель. Позади он почувствовал мертвые пальцы на своей спине и звук мертвого дыхания, хрипящего позади улыбки. Нож по-прежнему в его руке.
''Северный оборонительный обвод, слепая зона Меркурианской стены''
– Контакт на семьдесят градусов к северу, – доложил Доллоран. Он замедлил шаг ''«Киллара»''. Акастия и Плутон скорректировали свой темп. Сенсорное око ''«Элата»'' развернулось вслед за взглядом Акастии. На краю экрана ауспика зашипел ответный сигнал.
Машинное отродье. Силика анима. Еретическая конструкция. Машина горя. Вот чем была эта добыча. Некогда негласные грезы, созданные техножрецами-раскольниками Марса, а теперь размноженные и отправленные в бой из лагерей Темного Механикума, окольцевавших Дворец. Управляемые запрещенным искусственным разумом и вооруженные оружием, которое объединяло материальное с нематериальным и попирало реальность, которая терпело ее. Они были среди худших видов оружия, задействованного врагом. Их формы были разнообразными и постоянно меняющимися, но всегда смертоносными. Одинокий рыцарь-оруженосец был им не ровня. Даже Акастия признала бы, что ей не следовало атаковать такую машину в одиночку. Но она была не одна.
''«Киллар»'' стремительно приблизился, двигаясь боком по спрессованному щебню. На пустотном щите отродья вспыхнули попадания стаббера. Противник наполовину развернулся, оружейные гондолы поднялись, словно змеи. Доллоран не стал ждать, пока враг откроет огонь, он был достаточно близко к нему. Тепловая пика ''«Киллара»'' завизжала. Воздух прочертила полоса синего жара. Щит вражеской машины вспыхнул. Затрещала черная молния. Находящаяся в трехстах метрах Акастия почувствовала в голове чей-то вопль.
– Щит отключился, – закричал Доллоран.
– Где отродье? – раздался голос Доллорана. – Где оно, проклятье?
Акастия собралась ответить. Массивная машина появилась из пиксельного тумана, приближаясь, ускоряясь, ее оружейные гондолы светились. Акастия активировала ионный щит ''«Элата»''. Враг открыл огонь. Вокруг рыцаря полыхнул свет. Ионный щит с оглушительным грохотом отключился. Кабину залил красный свет. Акастия ощутила вкус крови. Ее скакун сбился с шага, раскачивался. Экраны заполнили помехи. Звучали сигналы тревоги. Акастия почувствовала, как качается голова, словно от удара. Красный свет, помехи и рев приближающийся приближающейся смерти. Вот и все. Конец. Она поняла, что не жалеет.
Слух наполнил звук выстрела орудия.
На темнеющей местности было тихо, перемолотые обломки зданий расходились низкими холмами к точке исчезновения. Ничего. Совсем ничего. Только последний покидающий мир свет, придающий воздуху фиолетово-черный тон. Затем она увидела. Свет. Желтый, сжатый до булавочного острия вдалеке. Затем еще один, появившийся с мерцанием. Затем россыпь огней вдоль границы лилово-черного неба, поднимающихся, словно искры от горящего леса. Ауспик начал звенеть. На экранах сенсоров посыпал снег из красных рун.
Это была не колонна. Это была волна, растекающаяся по земле, с востока на запад. Бронетанковые части, грузовые машины, шагоходы-автоматы, титаны, воздушной воздушное прикрытие облаком светляков, все двигалось вне пределов видимости со стен Дворца. Не останавливаясь. Вибрация теперь сотрясала землю и каркас кабины Акастии. Он сглотнула пересохшим ртом.
''Расстояние от стены до врага: 150 километров, приблизительно.''
Бастион Осколок выступал из неё, словно оставленное в щите врага лезвие топора. Протянувшись от основания Меркурианской до самого верхнего парапета, он был сердцевиной горы. Военные каменщики Рогала Дорна очистили скалу вокруг него, вырезали сердцевину и подвели стену туда, где он тянулся вверх. Когда редкий солнечный свет падал на его край, он сиял, как кусок только что отколотого кремня.
Акастия почувствовала, что дрожит в кабине “''Элата''"”. Она управляла уже три дня без сна. Последние сто километров превратились в петляющий забег, стена всё время оставалась вдали, обещание вражеского авангарда всё время преследовало по пятам.
– Свяжитесь снова, – велела она.
На секунду она замолчала, звук шагов “''Элата''” казался далёким. “''Что будет дальше?'' – задумалась она. – ''Что произойдёт после того, как я заговорю?''”
– Разведка из слепой зоны – полный приоритет – обнаружены штурмовые силы, они приближаются к Меркурианской. Повторяю, штурмовые силы приближается приближаются к секции Меркурианской стены. Приблизительное расстояние до стены: сто пятьдесят километров.
На мгновение наступила тишина, прерываемая жужжанием помех вокса.
– ''Другие пилоты в её подразделении предоставили такой же отчёт'', – добавила Насаба.
На секунду волна жужжащих статических помех заполнил заполнила оперативный зал, когда пересекающиеся вокс-каналы столкнулись. Архам почувствовал в воздухе запах горящего пластека. Они едва смогли установить контакт с Ханом, связь с лордом Сангвинием во Внешнем полностью оборвалась. Скрипучие голоса Эфрида, Насабы, Ралдорона и полевого генерала Ветрива с Адамантовой стены образовали щёлкающий хор помех. В помещении физически присутствовали только Рогал Дорн, Архам, Малкадор и два представителя Механикус.
– Показания наземных датчиков вибрации на северных стенах согласуются с массированным соединением бронетехники, пехоты и божественных машин, которые движутся к участкам Меркурианской-Ликующей, – сказала посол Веторель, бросив взгляд на коллегу-техножреца.
– Ты служишь нашему дому. Всегда, во всём и навсегда.
Лёжа на полу, Доллоран издал стон, от которого в растущей луже образовались пузыри. Карадок повернулся, перешагнул через него и вышел за дверь. Акастия бросилась вперёд, подтягивая Доллорана, на руках у неё была тёплая от крови вода.
– Доллоран? Доллоран!
– Стратегическая интеграция готова, – произнёс Интанил-7-Дельта-Чи-Гиммель. – Какова ваша оценка готовности?
– Первые машины уже здесь и готовы, – ответила Сентарио. – По последним оценкам, противнику осталось пройти до стены сто пятьдесят километров. Авангард должен появиться через пять часов. Этот анклав будет развёрнут и приступит к работе в течение двухсот семидесяти четырёх минут. Мы будем готовы.
– Враг высвободил последние силы. Мортис выступил, Великая Мать, здесь, на Терре.
Теперь наступила настоящая тишина. Ошеломлённая тишина расчётов прервалась, и уравнения приостановились. На секунду Абхани показалось, что она услышала, как остановились вращавшееся вращавшиеся механизмы пещеры. Легио Мортис, первый из предателей, обратившихся против Омниссии, самый большой из легио, родившийся на самом Марсе в эпоху, когда истина Машины возвысилась, чтобы создать Жречество. Древний. Могучий. Безжалостный. Она видела их работу на Бета-Гармоне. Многие из выживших титанов и экипажей в пещерах были обязаны почти уничтожением своих легио именно Головам Смерти.
– Все? – спросила Великая Мать в хрипе электростатики и вращении шестерёнок.
– Сколько ещё? – спросил он. – Сколько ещё, если мы потеряли почти всё?
– Тогда мы отдадим всё. – Голос Эши Ани Могана Ви прокатился по толпе. Собравшиеся жрецы и экипажи титанов и перевели взгляды на голову и корпус “''Луксор Инвиктории''”. – Больше этого ничего нет. – Пауза и шум шестерёнок в тишине. – Солария выступит. Даже в ночь. Мы выступим.
Затем последовали кивки, несколько возгласов согласия.
– И с тобой тоже, дочь моя, – сказала Великая Мать. Абхани взглянула на сестёр по легиону и последовала за послом. Голова “''Луксор Инвиктории''” опустилась на цепях, когда они приблизились, пока подбородок не оказался на уровне их голов.
– Абхани Люс Могана, – произнёс голос её матери. – Ты первой отправишься на охоту. Я просмотрела данные, предоставленные штабом Преторианца. Им понадобятся охотники, чтобы найти врага до того, как главные силы вступят в бой. У Игнатума Игнатум есть сила, но твоя манипула может быть первой на поле. Это твоя честь и моя воля.
Абхани моргнула, а затем склонила голову.
– Здесь нет никакой игры, – тихо сказала Веторель, и Абхани показалось, что она почувствовала оттенок чего-то очень человеческого и очень усталого в её словах. – Я надеялась, что вы согласитесь. Я надеялась, что вы согласитесь выступить.
– К чему мы пришли, когда голос лидера разбитой армии значит больше, чем просьбы генерала-фабрикантафабрикатора?
– К краю, Великая Мать, – ответила Веторель. – Это значит, что мы пришли к краю.
– Легкая паранойя? – спросила Андромеда с пассажирского сиденья.
Мауэр не ответила, просто наблюдая наблюдала за площадью и фасадом здания, затем бросила взгляд на экран ауспика на панели управления.
– Движения нет, – сказала она.
Они поднялись по лестнице, нашли нужную дверь и открыли ее. Должно быть, находившаяся за ней комната была библиотекой, но на высоких полках и в шкафах со стеклянными дверцами было почти пусто. Несколько томов стояли на краю ящиков, некоторые лежали, несколько открытыми, на страницах были пятна плесени. Рядом с широким столом из полированного дерева стоял мужчина. Он был стар, а в морщинах на лице и глубине глаз отражалась жизнь, которая видела, как вселенная перевернулась вверх тормашками. Он держал пару книг, одна была открытая, а во вторую он вставил палец. На столе рядом с ним лежал видавший виды инфопланшет.
– Вы – Кирил Кирилл Зиндерманн, так называемый главный испрашиватель и бывший итератор-прайм.
– Да, – подтвердил он. – А кто вы?
– Войска близки к завершению развертывания, – вмешался первый капитан. – Без стратегического руководства, как мы будем направлять…
– Я не буду, – ответил Повелитель Железа. Форрикс просто смотрел на примарха. Пертурабо повернулся и взглянул на терминалы и заросли кабелей, заполнявших помещение. Он Они уже были влажными и блестели, как мышцы. – Сюда направляется Мортарион со своей Гвардией Смерти, – сказал Пертурабо. – Не так ли, эмиссар?
Аргонис кивнул.
Зиндерманн посмотрел на них обеих с усталой улыбкой.
– Конечно, могу, – сказал он, а затем перевел взгляд от Андромеды на Мауэр. Он кивнул на геноведьму. – Поэтому она пришла сюда. Не ради меня, а тогоради той, к кому я могу отвести. Она думает о средствах достижения цели, и как только она видит цель, все и вся становится средством. На вашем месте я бы не стал ей слишком доверять, боэтарх… – Он замолчал и грустно улыбнулся. – Фактически, не верить никому – может быть самым мудрым принципом.
Затем он повернулся, надел плащ, взял потрепанный инфопланшет и направился к двери.
Три “Пса войны” Соларии подошли к двери, остановились и пригнулись, поршни сжались, как мышцы хищника перед прыжком.
– Мои сестрысёстры, – раздался голос принцепса Абхани Люс Моганы. – Рыцари Виронии, пришёл час, пришло то, чего мы так долго ждали – охота.
“Псы войны” рванулись вперёд и побежали к растущей полосе дневного света. Секунду спустя Акастия почувствовала, как нервная привязь отпустила её, и она тоже побежала в земли снаружи.
– Разве они не все сейчас такие? – сказала Насаба.
Легио Солария выставил в поле трёх “Псов войны”. С ними отправилось копьё рыцарей Виронии, включавшее тех, кто вёл наблюдение в слепой зоне. В зоне поражения было ещё девять групп охотников, все они искали передний край вражеского наступления. Но всё, что знала Насаба, говорило о том, что если эта штурмовая группа приближается, то она спустится по южному берегу озера Восс Фосс к руинам могилы Каралии. Продвигайтесь вперёд, создайте плацдарм, укрепитесь, по возможности разверните пустотные щиты и разместите узел рассеивания, рассредоточьтесь, чтобы прикрыть фланги, а затем вклинитесь вперёд. Именно так поступила бы она. Это было предсказуемо, но иногда предсказуемое потому и было предсказуемым, потому что являлось лучшим вариантом.
План реагирования магистра стены Эфрида был столь же прямым: найти врага, выдвинуть основные силы для боя и остановить наступление в точке, которая позволяла настенным орудиям выполнить свою работу. Это была стратегия Солнечной войны и осады на сегодняшний день: держаться и наказывать. Враги смогут сократить расстояние до стены, но это будет стоить им времени и войск. Если они преодолеют сто двадцать километров зоны поражения, у них не хватит сил сделать больше, чем кричать в ярости на стену. За месяцы, которые потребуются на её преодоление, шанс на победу будет упущен. Таков был план. Насаба знала, что он сработает – при всей своей простоте это было творение Рогала Дорна. Именно так всё и будет.
Ещё один смешок в тревожном воздухе бункера.
– Огненные Осы... – сказал Куррал. – Вам нужны дополнительные солдаты для в качестве почётной гвардии? Я слышал, что Коллегия Титаника любит такие зрелища. Особенно если их заставили ждать.
Насаба улыбнулась и направилась к двери, даже когда почувствовала, как свинец остыл и затвердел в её животе.
Фигуры на береговой линии. Огромные фигуры, ноги, скрытые в тумане. Мерцавшие, словно они выходили из жаркой дымки. Серая тень в угасающем свете. Оборванная толпа, появившаяся в поле зрения. Идущая им навстречу.
Она развернула рыцаря и начала ускорять шаг, когда по воксу раздались обрывки приказов.
– Это полномочия Преторианца, – сказала Андромеда, постучав по кафедре рядом с журналом записей. Надзиратель за столом не пошевелился и не ответил. – А значит, вы впустите нас.
По-прежнему никакого движения. Мауэр обвела взглядом комнату. Она была небольшой, одна дверь вела внутрь, одна – наружу. Внешняя была из закаленного адамантия метровой толщины с засовами, которым понадобилось одиннадцать секунд, чтобы открыться и впустить их. Внутренняя была достаточно широка и высока, чтобы через нее могли одновременно пройти двое, не задев стен. Дверь была черной с отражающей поверхностью. Мауэр не увидела следов замка или замочной скважины. Самое худшее в ней было то, что именно она отражала. Каждую часть комнаты: стены, внешнюю дверь, все идеально. Помимо этого, других отражений не было: ни Мауэр, смотрящей на себя, ни Андромеды, закатывающей глаза, ни Зиндерманна, постукивающего старыми пальцами по футляру инфопланшета. Они решили воспользоваться полномочиями, которые уже получил Зиндерманн для входа в Чернокаменную. Это привлекало меньше внимания и не так легко обнаруживалось. Теперь все они были членами ордена испрашивателей. Мауэр сняла эмблему и знаки различия отличия и прикрепила к плащу хрупкую пергаментную ленту со штампом и приказом, в котором говорилось, что она уполномочена задавать и записывать вопросы.
– Я помню вас, – сказал надзиратель. На нем была униформа и снаряжение Солнечной ауксилии, и он ходил на костылях, указывающих на боевое ранение. «А еще он выглядел раздражительным», – подумала Мауэр.
– В этот раз не захотел прийти?
– Он отправился в Вечную Стенустену, – тихо сказал Зиндерманн.
Васкаль надолго замолчал, затем облизал губы и посмотрел на охранную печать.
– Все в порядке. Можете идти, – сказал он. – Как войдете, вас вам понадобится сопровождение. Я проведу вас. Вы должны следовать моим указаниям.
– Нам не нужно сопровождение, – вставила Андромеда. – В нашем приказе указано, что испрашивателям не нужна охрана.
Мауэр заметила, как Андромеда рассеянно проводит рукой по стене.
– Почти напоминает дом. – Мауэр метнула в нее взгляд, Андромеда заметила и в ответ только поморщилась. – Наши храмы немного похоже похожи на это, все гладкое, темные камни и наслоения символизма. Мы предпочитаем изгибы всем этим прямым линиям, но я если прищурюсь и проигнорирую детали, то могу мысленно вернуться туда.
– Скучаете по нему? – спросила Мауэр.
Улей все еще был здесь. Он вырос перед Оллом и его командой, когда они пересекли белую землю, сверкающую вдали. Пыль под ногами было мелкой. Время перемололо в нее раковины утраченного моря и стекло мертвых цивилизаций, а ветра Терры разнесли ее по холмам и долинам, разглаживая их. Пыль ослепляла. Отраженный солнечный свет прыгал в воздухе мерцающими призраками. Оллу пришлось обмотать голову шарфом и уменьшить видимость до щели, чтобы не ослепнуть при пересечении этой земли. Они шли большую часть дня, а солнце не потускнело. Фактически, оно словно вообще не двигалось, как будто его диск прилип к небосводу. Это было была всего лишь одна неправильная деталь среди массы подобных нестыковок, которые Олл отметил за время их трудного пути. Улей на горизонте стал очередной.
Он видел улей Хатай-Антакья раньше, не так давно, когда решил вернуться в старые места в начале войны, ставшей Великим крестовым походом. Тогда улей называли новым Вавилоном хранители музеев и теоретики, которые понятия не имели, каким был первый Вавилон или откуда они знали это название. Олл, который видел первый, второй и много прочих версий Вавилона, Рима и Занаду, воздвигнутые во имя и по подобию бесчисленное число раз, считал, что эта идея подходила только отчасти. Древний Вавилон и его сады были чудом его времени, еще более удивительным из-за того, что в те времена на постройку дворца или города уходили поколения людских жизней и кровь миллионов. Цена по-прежнему была той же, и время тоже, но результат перешел на новый уровень. Хатай-Антакья была гидропонным ульем. На опустошенной Терре он производил зерновые, фрукты, выращиваемые растения, утраченные для остального мира. Огромные гидрологические системы прокачивали миллиарды литров через трубы, водоемы, резервуары и акведуки, которые образовывали большую часть структуры улья. Внешние поверхности усеивали кристаллические купола и экологические пузыри. Надземные каналы тянулись арками между субшпилями и отрогами. На верхних поверхностях мастерство агродомов демонстрировалось ярусными садами и искусственными озерами, собранными в огромных медных чашах.
Правители зеленой жемчужины улья плавали в глубоководных бассейнах километровой ширины среди листьев и цветков водной флоры. На нижних уровнях огромные петли туннелей были наполнены ярким светом, с растениями, движущимися между районами с управляемым давлением и температурой по мере прохождения циклов прорастания, роста, цветения, плодоношения и разложения. В глубинах огромные ямы поглощали каждую частицу твердых отходов и компостировали их в пещерах размером с городские районы. Тепло от разложения поднималось по трубам для согревания роста новых урожаев.
Это было замечательным доказательством, что стимул, который побудил людей вырубить водные каналы и создать зеленые насаждения мог выстоять даже в заброшенных землях. Вавилон, Эдем, Авалон… как и все остальные и все же нет, надежда и спесь, засеянные и проросшие. Олл смотрел на Хатай-Антакью и гадал, сколько она протянет, и закончит ли она так же, как и остальные.
Глядя на тень улья на горизонте, он не был уверен, что хочет знать ответ. Иногда она поднималась, как и следовало – низкая зазубренная гора, но иногда, когда Олл смотрел, появлялось что-то еще, тени куполов и башен, которые не стояли там долгое время, места, которые Олл знал и видел, как они сгорали, падали или тонули.
– Что это? – Вопрос задал Рейн. Парень шел первым, прямо перед Зибесом. – Там у подножья склона – видите?
– Ближайший крупный населенный пункт в более чем двухстах лигах отсюда, – сказал Олл, засунув руку под шарф, чтобы вытереть пот, собравшийся на лбу. Ему это не нравилось; более того ему не нравилось ощущение, что есть что-то, чего он не видел, совсем рядом и оно приближалось. – Если здесь нет боев, тогда эти люди должны были пройти долгий путь сюда.
– Люди пройдут долгий путь ради того, чтобы сбежать от войны, – сказал Рейн, затем отвернулся. Олл знал, что Рейн думает о Калте, о Нев Нив – жене, которая все еще ждала его в доке города, который больше не существовал.
– Верно, – сказал Олл. – Верно.
Он думал. С этого момента им всем следовало принять решения, определяющие путь: ему, Джону и Ей.
Он все еще думал, когда лязг механизм механизма привлек его внимание. Графт, старый сервитор Муниторума, который был с ним до Калта и следовал с ними после него, покатился на гусеницах к далекой колонне людей.
– Куда он едет? – спросил Рейн.
Ты! Ты, старый друг, но это не тогда.
+Олл! Помоги нам! Олл!+
А затем голова взорвалась от боли и он упал…
«Как песок, – подумал Олл, – как песок, развороченный буруном на ярком берегу».
+Олл…+
''Джон?'' Он сформулировал мысль в ответ, пытаясь прояснить ее.
+Я не смогу делать это долго, Олл. Это… это место+ голос Джона раздался сверху и вокруг него, исчезая из видимости.
''Джон, где ты?''
+Я пытался добраться до тебя, но ошибся, перескочил, оказался, где мы спрогнозировали твое появление, но тебя там не было. Я… мы подумали, что тебя могли забрать в рай, так что отправились искать, нас поймали. Сейчас+ Голос Джона Грамматика запнулся, словно отблеск в окружающем мире.
+Да, верно.+ Голос Джона вдруг стал сжатым, деловым, контролируемым, как будто тон и слова вырезали из другого времени и места и вклеили сюда. +Это Э то будет трудно сделать, но не невозможно – дестабилизация всегда труднее, чем простой переполох, но, не сомневайся, это можно сделать.+
''Джон?''
Еще один отблеск, и теперь появились цветные облака, шипящие в черной пустоте, подобно запущенным фейерверкам.
+Ты не слышал эту песню?+ Голос Джона теперь был смеющимся слиянием звуков, вперемешку с выпивкой и озорством. +Что ж, думаю, я могу спеть ее, если ты не пристрелишь меня за непристойность…+
Что-то схватило Олла и перевернуло. Он почувствовал, как его что-то окутывает, зубастые присоски прокусывают одежду, шипы на его коже. Эхо боли, которая не принадлежала ему.
''Джон, ты слышишь меня? Мы…''
+Добрая жена Европы…Европа… +
''Джон, отпусти меня! Мы идем за тобой, но тебе нужно отпустить меня.''
Боль прекратилась. Искрящее пламя мира отключилось. Олл почувствовал, будто плывет, его перевернуло и развернуло приливной волной.
+Скорее…+ сказал далекий голос Джона Грамматика. +Они знают, что ты здесь.+
Олл смотрел на небо. Он не открыл глаза, они уже были открыты. Он сидел на земле у подножья склона, по которому сбежал. Остальные были рядом, Зибес и Кранк с поднятым оружием. Графт дергался на месте, из голосовой решетки доносилось тихое бормотание. Кэтт осторожно приближалась, пистолет не видно за ее телом.
Мауэр направила на него пистолет. Фо снова поднял руки, будто извиняясь.
– Отчеты о зачистке его анклавов во время Объединения… скажем так, использованные фразы говорят сами за себя – оболочки из плоти, биопеределка, генофаговая геновирусная пытка, существа, которые хотели кричать, но не могли. Все противники Императора умерли – кардинал Танг, Нартан Дюма, Багровые Ходоки, но не он. Он каким-то образом сбежал. За ним охотились большую часть крестового похода согласно широчайшим полномочиям и безотлагательности – полное и абсолютное уничтожение его работ и тех, кто контактировал с ним. Полное и обоснованное подтверждение уничтожения или пленения. – Зиндерманн оглянулся на Фо. – Он – последний из Владык Древней Ночи.
Мауэр посмотрела на Андромеду.
– У нас есть общее прошлое, у меня и генокультов Селенара. Старая история. – Он посмотрел на Андромеду и кивнул. – Я помню твоего клона-родича, когда счет твоих реинкарнаций ограничивался первыми из однозначных чисел. В те времена в их работе было много неудач. Они носились с этой идеей нахождения духовной истины при помощи итераций генетической инкарнации. Восхитительная идея, жаль только это уже другая история. Тем не менее, они нашли красоту, тайны, сокрытые в клетках. Небольшие, чудесные. Вы назвали меня владыкой, но в отличие от вашего Императора у меня есть скромность – я знаю, когда кто-то превосходит мои достижения. Селенар так хорошо поработали… но мне пришлось принять меры, чтобы добиться от них того, чего я хотел, и эти меры были суровыми.
– Вы Ты – вор и осквернитель, – прорычала Андромеда.
Губы Фо дернулись.
Ночь четырежды прошла по небу, прежде чем Шибан остановился. Над ним изгибалась разрушенная арка. Небо было темным, окрашенное по краям красным, оранжевым и желтым цветами, которые просачивались в черный, иногда мерцая, затухая или разрастаясь. Он не видел звезд с того момента, как облако дыма поглотило голубое небо, которое приветствовало его, когда он очнулся. Ни солнца, ни звезд. Серо-охряной охряный покров тянулся по земле, которую он прошел днем, а с угасанием света, она становилась темнотой и призраками далекой войны. Но жара оставалась. Удар повредил системы контроля температуры доспеха, так что тело постоянно потело. Днем это напоминало кулак, сжимавший его. Ночью казалось, что темнота сама по себе черное покрывало, обвивавшееся вокруг него все сильнее и сильнее. Скоро ему понадобится вода. Даже у такого как он есть пределы. Урок, который ему преподавался снова и снова. Тело было искалечено до самого основания, его толкала вперед воля. Но он не видел воды, даже грязного стока или жидкости в разбитой трубе. Земля была сухой и удушающей. Земля для смерти.
– Вперед, – прорычал он себе, но понимая, что с губ сорвалось только сухое шипение. Он сделал шаг, воткнул в землю самодельный посох, и сделал следующий. Сломанная арка стала тенью позади него, а затем исчезла из видимости. Из мрака появилась следующая группа руин. Он держался тех укрытий, что были, прячась в складках местности. Следы врага не попадались, за исключением далекого сияния огней, но это не значило, что их здесь не было. Он понимал, где находился. Каждый шаг и свет в небе наполнял наполняли его чувством, которое поддерживало его и направляло к всегда далекому обещанию стен Внутреннего дворца. Их все еще удерживали его братья? Держится ли Дворец? «Он будет держаться», – прошипел он себе и почувствовал разряд боли, когда шаг зажег пламя в ногах. «Ни шагу назад. Он будет держаться».
– Не все сохраняется. – Раздался голос Есугэя за пределами видимости. Шибан не стал поворачиваться. Голоса молчали последние два дня и две ночи.
Голос мужчины запнулся.
Шибан задержал на секунду взгляд на младенце, а затем оглянулся на путь, которым пришел. На сделанные им шаги. В сторону космопорта Вечные вратаВечная стена. На краю зрения появилось улыбающееся лицо Есугэя, и воспоминание исчезло.
– У тебя есть еда? – спросил он, не оглядываясь. Мужчина не ответил. Шибан слышал, как растерянность выбивает новую татуировку в пульсе человека. – Для тебя и ребенка, у тебя есть еда и чистая вода?
– Вы… – начала Андромеда, но Киилер заговорила отстраненным голосом.
– Я не могу, – сказала она. Мауэр посмотрела на нее и увидела, что взгляд женщины – отрешенный, а лицо – серьезное. В его её глазах были тени, как и на лице.
– Вы должны, – сказал Амон. Мауэр резко подняла голову. Кустодий стоял совершенно неподвижно и смотрел на Киилер. – Вы должны сделать то, что они предлагают.
Киилер долго молчала, а затем подняла глаза, впившись взглядом в потолок, или, возможно, во что-то за ним. Ее рот двигался, произнося безмолвные слова. Затем ее голова опустилась, и она встряхнула себя. Снова подняла взгляд. В ее глазах была печаль. На секунду у Мауэр возникло ощущение, что она падала, а с ней ушли голоса всех, кого оставила позади и никогда не оглядывалась – ее отец, умиравший в одиночестве сорок лет назад; друзья, которые никогда не вернулись; мужчина, который был храбрецом перед тем, как стать убийцей, смотревший на нее, когда она целилась в него.
– Да, – ответила Киилер. – Я дам клятву. Я солгу. Так и будетБыть по сему.
[[Файл:BasilioFo-Mortis.jpg|мини|''Допрос Базилио Фо в Чернокаменной'']]
Озеро Фосс семь месяцев назад представляло собой лужу в складке местности. Ещё пять лет назад его не существовало. За три года до этого строящаяся Каралия поднялась в воздух на три километра от того места, где сейчас находилось озеро. Рогал Дорн приказал очистить землю за Последней стеной, и армии рабочих вместе с земляными машинами Механикум исполнили его волю. Каралию разобрали, её металл пошёл в боевые кузницы на броню для укреплений, её ткань превратилась в пыль и гравий. От улья Каралия осталась лишь груда металла и сломанного оборудования.
Пришли дожди Терры. Каналы зазмеились по голой почве, оставляя след и создавая новую топографию. Небольшие складки и невысокие холмы выработанной породы превратились в водосборы для воды. Складки в пыли и мусоре превратились в каналы, стали ручьями и изменчивыми реками, наполненными грязной водой и растаявшим зимним снегом. Впадина, которой предстояло стать озером Фосс, начала наполняться. Макроэкстрактор оставил разрез в земле, возможно, первый из многих. Может быть, о нём просто забыли или машины получили новое задание , так и не успев приступить к работе. Позже вода там собралась , и выяснилось, что она не может просочиться в почву Терры. Под поверхностью лежал слой спрессованного и расплавленного металла, кости какого-то города, поднятые и превращённые в шлак во время войны, которую больше не помнили. Вода не могла уходить вниз, поэтому она растекалась по поверхности. До того, как корабли магистра войны затмили небеса, оно уже достигало в длину восьми километров в самом широком месте. Водные каналы прокрадывались через пустыню, чтобы найти и напитать его. Вода была прозрачной, никакая жизнь не могла затуманить её глубины вытекшими из земли химическими веществами. Пилоты пролетевшего над озером патрульного корабля сообщили, что они могли видеть до самой глубокой точки под его поверхностью, и что очертания заброшенных экскаваторов проступали под водой, обрастая яркими цветами разноцветной ржавчины.
Магистры артиллерии выбирали ориентиры, когда расставляли орудия и составляли планы огня настенных орудий. Некоторым дали имена, не задумываясь и не рассуждая, кроме необходимости навести порядок на недавно выровненной земле за Дворцом. Растущее озеро получило название “Фосс” по причинам, которые никогда не рассматривались и не запоминались. Оно делило землю с кодами артиллерии и названиями, предоставленными с такой же небрежностью: могила Каралии, Дренаж 45-56, Ночная вода и так далее.
Тетракаурон хотел сам увидеть поле битвы, своими собственными глазами, и поэтому его сознание парило между машиной и телом. Небо за глазами-иллюминаторами “''Регинэ фурорем''” темнело, проступая сквозь слой облаков и дыма. Они только что миновали невысокий холм из серого камня, пятьдесят машин выстроились в шахматном порядке, красный, синий, жёлтый и чёрный стали ярким криком неповиновения на фоне тускневшего света. Впереди по склону сбегали ручейки щебня. Своими человеческими ушами он слышал грохот металла и шипение поршней, песню грома, звучавшую через машины. За ними следовали когорты секутариев, погрузившиеся на транспорты, чтобы не отставать. Пять тысяч клятвенных солдат и с ними сорок рыцарей-квесторов из трэлловых домов Игнатума. Это не были присягнувшие пилоты со своими рыцарями – боевые машины полностью принадлежали легио, их цвета были красными с вкраплениями жёлтого и чёрного, чтобы отметить их как меньшие копии более великих машин, с которыми они сражались бок о бок. В бою эти рыцари и секутарии защищали фланги и тыл богов-машин, и противостояли пехоте и бронетехнике. Хотя оружие смертных для титана было булавочным уколом, при массированном применении тысяча уколов могла заставить истечь кровью ходячего бога силы.
< Приближаемся к врагу. > Пришло сообщении сообщение от Дивисии. Она отвечала за связь с ауспиком и сигнальными системами. < Охотничья группа держит их в поле зрения. Тридцать километров. По прогнозам, место проведения боя находится прямо на южном берегу озера. >
< Пошли сигнал охотничьей группе, чтобы они следили за ними, пока мы не вступим в бой, > отправил он.
< Огонь, > прошептал он душе богов, с которыми шёл.
Игнатум повиновался. Ракеты, плазменные разряды, лучи жара и света , и импульсы экзотической энергии пронеслись сквозь мрак.
Объединённый огонь поразил наступавших титанов Мортис эшелонированной атакой, которая прошла сквозь их ряды. Ракеты взлетели, пронеслись высоко и упали в катящейся волне взрывов. Завизжали сферы взрывов. Огонь окутал разрушавшиеся пустотные щиты, которые горели сверкавшими плащами и отключались. Одновременно обрушился шквал снарядов. Боеприпасы выплёвывались из вращавшихся стволов и изливались из мегаболтеров. Пустотные щиты на ведущих титанах разлетелись в клочья. Излучатели щитов на “Разбойнике” запнулись и дали осечку, попытавшись снова включиться, а затем детонировали с воющим взрывом. Машина позади него вошла в волну огня, её орудия стреляли, когда деформировалась передняя броня. Энергетическое оружие разрядилось идеально рассчитанным мгновением позже. Потоки плазмы и копья лазеров достигли кипящего фронта пламени и вонзились в незащищённый металл. Первым настоящим убитым титаном стал “Владыка войны”, поражённый из вулканической пушки и турболазерными лучами близнецов-“Разбойников” – “''Факелоносца''” и “''Фульгурита''”. Их выстрелы попали в самый центр и вонзились в реактор во вспышке испарявшегося металла, а затем оборвались. На секунду “Владыка войны” покачнулся, его нога продолжала подниматься, чтобы сделать следующий шаг. Затем его спина раскололась изнутри. Плазма вырвалась наружу, но не в виде сферы, а в виде облака, которое взвилось в сумеречное небо, кружась в маслянистом свете. Машина упала, дёргаясь и царапая ил на берегу озера. Ещё две погибли, разорванные на части, с вырезанными сердцевинами, головами и конечностями, оторванными или превращёнными в газ. Гиганты спотыкались, теряли равновесие и падали в облаках грязного пара.
– Пожалуйста, – сказала она. – Пожалуйста, мой сеньор, что-то неправильно...
– Ты будешь повиноваться! Ты окажешь покажешь мне честь!
“''Элат''” по-прежнему бежал вперёд. Титаны появлялись в поле зрения, силуэты в огне и лазерных лучах впереди и вокруг них. И во вспышке взрыва она увидела “Разбойника”, в которого попал дальнобойный выстрел, отчётливо рассмотрела, как пламя разлилось по его телу. Дыры в броневых пластинах, местами залатанные, в других местах открытые. Оборванные кабели, свисавшие из рваных ран. Бледный свет внутри мерцал, словно горевшая внутри разрушенного и давно покинутого замка свеча.
Голова поникла. Треснувший кристалл глазных отверстий вспыхнул изнутри, но не от огня.
В её сознании всё казалось медленным, песком, рассеянный рассеянным порывом ветра.
– Все... – она начала говорить, её рука нащупала переключатель общей вокс-частоты. Она почувствовала, как “''Элат''” замедлил шаг. Мёртвый титан был прямо перед ней. Он смотрел на неё, когда падал...
Рогал Дорн посмотрел на Архама.
– Передай сообщение Загрею Кейну и командующим стен. Открыть Распечатать запасы оружия. Все. – Он оглянулся на преклонившего колени префекта ордо Синистер.
– Встаньте, – сказал он, – и, моей волей, выступайте.
– Мы готовы, повелитель. – Мужчина вспотел, капли стекали из-под его красной кожаной шапки по лбу и собирались в бороде.
Олл – если не считать того, что он не был Оллом, и ещё долго не примет это имя – посмотрел на офицера, а затем вниз по склону, туда, где на пыльной равнине стояли машины. Их двадцать, канаты натянуты, брусья напряжены, расчёты ждут у груды притащенных с речного берега реки валунов. Здесь не росли деревья достаточно большие подходившие для изготовления каркасовдеревья, поэтому они сплавили их по рекам из северных лесов. Только четверть стволов оказалась достаточно прочной, чтобы их можно было использовать. Остальные пошли на заслоны для штурмовых отрядов, которые должны были наступать позади этой импровизированной стены. Если он обернётся, то увидит ближайший лагерь этих войск, море окружённых частоколом палаток, дым от кухонных костров поднимается вверх, расчерчивая синие небеса. Тысячи воинов, и вовсе не крестьян, снятых со своей земли, – настоящих воинов, вымуштрованных, обученных и преданных великому делу. Знамёна висели в неподвижной жаре над лагерями, изображения зверей и огня и напоминания о завоёванной земле, откуда пришли эти легионы. Воинство, чтобы переделать мир.
Олл оглянулся на офицера, который по-прежнему стоял с опущенной головойсклонив голову.
– Начинайте, – сказал он.
Солдаты, которые добрались до зала в сердце башни, умерли, не успев переступить порог. Броня разорвалась. Тела взлетели и кружили закружились в воздухе, а затем по очереди были разорваны на части. Пластины доспехов врезались в плоть и раздробили кости. Ноги погрузились в ставший жидким мрамор, который теперь стал жидким.
Куски разбитой брони превратились в пятна ослепительного света. Время замерло. Плоть расползалась красными лентами, органы и мышцы отслаивались и превращались в ничто. Воздух был красным и кричащим.
В дверях стояла фигура. Кровь заливала доспехи и лицо. Корона сияла, как круг пламени. Круг из двадцати задрожал. Человек в короне поморщился, а затем вошёл в зал. Воздух вокруг него сгустился. Он двинулся дальше, с усилием шагая по каменному полу. Вопль не-звука поднялся за пределы слышимости. Мужчина в короне с напряжённым лицом заставил себя двигаться вперёд. Огонь окружил его ореолом. Металл его доспехов раскалился от жара. Тени и радужный свет вспыхнули и закружились по залу. Иней на стенах стал гуще. Порывы ветра из ниоткуда взметнули пыль и снег.
Человек в толпе короне устремился вперёд. Он горел, плоть на его лице обугливалась. Но всё же он продвигался вперёд. Свет вырвался из него, мигнул до черноты, а затем снова стал ослепительно белым. По каменному полу протянулись трещины. Иней вспыхнул и испарился. Волна давления ударила в ближайшие фигуры круга и подбросила их в воздух. И теперь мужчина в короне шёл вперёд, не одним шагом, а широкими прыжками, обнажая меч, пламя собиралось на острие, когда клинок поднимался. Позади него в дверной проем входили солдаты. И круг говоривших и певцов извивался, паникуя, вырывавшиеся из их горла завывания теперь были стали простыми звуками человеческой ярости и страха.
Неподвижность.
– В чём ещё смысл братства? – ответил Вассаго.
== СЕМНАДЦАТЬ ==
'''Вортекс'''
'''Наши чудовища'''
'''Инвигилата'''
''Бассейн Колыбели, Меркурианская-Ликующая зона поражения''
< Огонь! >
Белый жар пронзил теневой титан. Из него посыпались искры. Тетракаурон почувствовал, как кожа покрылась волдырями.
< Реактор на пороге перегрузки! >
Он чувствовал это. Его сердце учащённо билось, пот струился по коже. Он тяжело дышал в приступе симпатической лихорадки. Его мысли и эмоции кружились и расплывались.
< Огонь! > снова повелел он. Вулканическая пушка “''Регинэ фурорем''” высверлила линию белого жара в тень вражеской машины.
< Мимо! >
Он почувствовал вспышку разочарования Дивисии, почувствовал, как уравновешивающее присутствие Карто переключило поток реактора на двигательные двигатели. Он терял равновесие воплощения. Истощение. За пределами усталости и воли титана и легио развернуться и пойти в огонь, в орудия врага. Он по-прежнему мог чувствовать присутствие пламени в боевых машинах и манипулах своей боевой группы, все они обессилили, все работали на пределе нагрузки реактора, боеприпасы закончились, повреждённые, потрёпанные, наполненные яростью. Он тоже это чувствовал. Враг прорвал их оборону, так что теперь им предстояло вести другую войну.
Водные каналы оплетали бассейн, который они пересекли от могилы Каралии. “''Диес ире''” и его свита находились на расстоянии шести километров, неторопливо наступали и стреляли по мере приближения. Рыцари, танки и напоминавшие насекомых боевые машины роились у их ног.
< Тетракаурон. > Сигнальный голос ворвался в его чувства. Помехи пронизывали связь, шипя повреждёнными данными и системными ошибками, но голос принцепса Максимуса Кидона был подобен глотку чистого воздуха в сердце умирающей кузницы. < Мы готовы. Очистите зону. >
Пауза, самое короткое прерывание потока данных между ним и принцепсом-максимусом. Он подумал о старике, восседавшем на троне в черепе “''Империос Примы''”. Состарившийся на войне, закалённый временем. Тетракаурон хотел возразить против того, что должно было быть сделано, но знал, что это будет напрасно и, что ещё хуже, что это будет неправильно. Противник прорвал линию. Они приближались к зоне поражения. Огонь настенных орудий стал беспорядочным. По всему стокилометровому фронту вражеские машины и силы продвигались вперёд. Прорыв невозможно было заделать титанами, стоявшими только для того, чтобы умереть. Для этого требовалось ввести в бой другую силу.
< Да, мой принцепс, > ответил Тетракаурон и мысленно переключился на передачу по всей боевой группе. < Всем машинам перейти в координаты лямбда-один-два – гимель-тридцать-четыре-пять, максимальная скорость. Подтвердить и выполнять. >
< У меня есть частичная интеграция целевых данных из девятой и десятой манипул. >
< Дивисия, подтвердите и интегрируйте наши прицельные системы. >
< Да, мой принцепс. > Наступила пауза, дрожь в накале, холодный и пустой узел осознания. Он чувствовал край мыслей своей молодой модератуса, как тень своих собственных. Что они зашли так далеко, одно немыслимое действие накладывалось на другое.
< Время до открытия огня двадцать одна секунда, > отправил Карто.
< “''Гелиос''” и “''Дитя горна''” не вышли из зоны огня. >
Затем он увидел двух титанов. “''Гелиос''” Артусы шагал рядом с “Разбойником”, его левая нога была вывернута, пластины брони искорёжены повреждениями. Артуса прикрывала его щитами своего титана и отстреливалась от наступавших машин Мортиса, пересекавших водный канал. Пока он наблюдал, вулканическая пушка “''Гелиоса''” выстрелила. Выброс превратил поверхность реки в пар, когда пронёсся над ней. Свет поразил вражеский титан. Брызги сияния дугой взметнулись в воздух. Если попадание и сделала что-то, чтобы замедлить его продвижение, Тетракаурон не видел никаких признаков этого.
< Время до открытия огня тринадцать секунд. >
Тетракаурон бросил свой голос в накал.
< Артуса, двигайся. Ради поворота шестерёнки двигайтесь быстрее! >
На периферии сознания он чувствовал присутствие “''Империос Примы''” и его манипулы. “Разжигатель войны” и его свита из четырёх “Владык войны” замерли, их оружейные системы синхронизировались. Их угроза и ярость стали растущей синей болью в затылке Тетракаурона.
< Вперёд, > повелел он. < Подойдите к ним и объедините щиты. >
Он почувствовал, как выругалась Дивисия, когда “''Регинэ фурорем''” зашагал вниз по склону к двум титанам.
< Что вы делаете? > пришло сообщение Артусы.
< Что могу, > ответил он.
< Огонь открыт. >
< Слияние немедленно! > Он почувствовал, как пустотные щиты синкопировались, а затем скользнули в щиты “''Гелиоса''” и вокруг раненого “Разбойника”.
Первая ракета упала. Выпущенная с расстояния тридцати километров, она врезалась в землю перед титаном Мортиса и взорвалась в русле реки. Пламя и пар взметнулись вверх. Затем приземлилась ещё одна, и ещё, боеголовки трёх “Владык войны” заполнили мир огнём.
У Тетракаурона была доля секунды, чтобы увидеть, как “''Диес ире''” и его свита исчезли за стеной взрывов, прежде чем взорвались вторичные боеприпасы. Объединённые пустотные щиты “''Гелиоса''” и “''Регинэ фурорем''” разорвались в барабанной дроби разрушавшейся энергии.
< Двигайся! >
“''Регинэ фурорем''" зашагал вверх по склону, защита стены, пыль и пламя кипели вокруг него. Два других титана поднимались с ним. В километре по направлению к стене остатки его боевых сил отступали в шахматном порядке, наполовину оглядываясь на остальных, шагающих к стене. В южном направлении он мог видеть мерцание трёх манипул и полдюжины рыцарских копий, выдвигавшихся, чтобы заполнить линию фронта, пока они отступали. На западе величественно возвышался “''Империос Прима''”, его желание убивать сложилось в жгучее пламя. Тетракаурон почувствовал обжигающий поток от реактора к двигателям, жгучий голод оружия, ярость “''Регинэ фурорем''”, что они не поворачивались лицом к огню и врагу в нём.
< Запуск волны Терминус через десять секунд. > Эмоции Дивисии были скрыты под поверхностью. Они находились в четырнадцати шагах от вершины склона и края зоны обстрела.
Позади них из стены огня и дыма вырвалась обгоревшая фигура. Существо варпа переделало свою оболочку, превратив глазные порты в многогранные волдыри. Бледная жидкость стекала со свисавшего под челюстью хоботка. Оружие правой руки свернулось спиралью призрачного света. Со ствола посыпалась ржавчина. Цвет исчез из воздуха, когда он вдохнул в него огонь.
Четыре шага до края зоны обстрела.
Холодное желание “''Империос Прима''” превратились в синюю сверхновую звезду.
Титан Мортиса выстрелил. Луч пронзительного света ударил в “Разбойника”, хромавшего рядом с “''Гелиосом''” и “''Регинэ фурорем''”. Он сделал ещё один шаг. Луч света полз по нему. Ещё один шаг. С него посыпалась ржавчина, а затем куски брони, которые превращались в пыль. Спина сгибалась, осанка ломалась под собственным весом, когда суставы и поршни ржавели в мгновение ока. Тетракаурон почувствовал, как его разум застыл. Предсмертный крик “Разбойника” пронёсся над ним, шипящий, отчаянный вопль оплывающей силы и крошащегося металла. Его туловище раскололось. На секунду была видна его активная зона реактора, огонь внутри сжимался и угасал быстрее, чем разрушавшаяся защитная оболочка. Он упал, ломая кости и дух. Титан Мортиса сделал ещё один шаг. За ним маячили тени его сородичей.
< Терминус запущен, > отправила Дивисия.
В тридцати километрах ближе к стене, “''Империос Прима''” и его манипула открыли огонь.
Цель первой манипулы, главной манипулы манипул, состояла не в том, чтобы войти в самое сердце огненного ада – эта цель отводилась второй и пятой манипулам. “''Империос Прима''” был “Разжигателем войны”, титаном типа “Император”, вооружённым оружием, способным покончить с цивилизациями: ракетами “Смертельный удар”, пушками “Возмездие”, многочисленными управляемыми и неуправляемыми ракетными кластерами. Четыре “Владыки войны” шли рядом с ним, у каждого был кулак, одновременно символ и инструмент защиты первого титана легио. На спинах и в других руках у них было оружие, похожее на арсенал “''Империос Прима''”: пусковые установки “Апокалипсис” и сейсмические пушки. Армии превращались в пепел, когда они говорили. Однако в эту битву они принесли с собой нечто большее, чем огонь.
Для рождённых на Марсе легионов титанов вортексные ракеты были одновременно священными и нечестивыми – чудом техники и утраченными тайнами древней техноарканы, горьким клинком, который будучи обнажённым на войне, приносил только горе и потери. Во время старых войн использование такого оружия было признаком необратимого намерения – признаком того, что конфликт прошёл ту точку, когда его можно было излечить дипломатией или даже миром, который последовал за победой. Применение такого оружия означало намерение не разрушить, а уничтожить, и ожидать того же для себя, если оно потерпит неудачу. В легио Игнатум их называли Горьким Даром. Только другие легионы Триады Феррум Моргулус имели их в своих арсеналах, и даже они использовали их экономно.
Семь вихревых ракет были выпущены “''Империос Прима''” и его манипулой одним синхронным залпом. Ракеты летели свободно, ускоряясь за пределами звука, сопровождаемые громом.
В накале Тетракаурон почувствовал эхо данных запуска, как холодная дрожь пробежала по его коже. Титан Мортиса перед ними выгнулся дугой, существо, почувствовавшее полет стрелы.
Первая ракета ударила и взорвалась в сорока метрах позади машины Мортис. У неё не было точной цели. Даже с данными о прицеливании Тетракаурона, дух ракет был запущен наполовину вслепую. Это не имело значения. Механизм в боеголовке проделал дыру в листе реальности.
Тьма за пределами тьмы.
Бытие кричало.
Материя исчезла в растущей сфере нереальности. Свет свернулся в неоновые пятна, исчезая в вихре.
Тетракаурону накал показал вихрь как белое пространство ошибочных данных.
Титан Мортиса закрутился, когда вихрь захватил его. Существо варпа внутри него взревело, когда его сущность вырвали из одержимой им металлической оболочки. Эфемерные формы крыльев насекомых, щупалец и бесконечных глаз возникли и исчезли в темноте. Машина закрутилась, когда физические законы пришли в дикое противоречие. Броня и механизмы сжимались, сжижались и скручиваются между состояниями. Пластины туловища разорвались. Голубовато-горячая плазма взорвалась, а затем остановилась, удерживаемая в парадоксе, и начала рассыпаться на блестящие осколки, похожие на листья солнечного огня, подхваченные торнадо. Затем он исчез, а вихрь вырос и закружился в воздухе. Чёрная молния прочертила дугу поперёк него. Следующие три вортексные ракеты ударили дальше в зону огня. Затем следующая и следующая, каждая разрывала бытие на части со звуком, который Тетракаурон ощущал внутри металлической плоти своего титана. Команды не выполнялись, накал дрожал.
< Идти! > повелел он, и сила его разума вырвала огонь из заикающегося сердца. “''Регинэ фурорем''” сделал шаг, потом ещё один, а потом уже шагал от бассейна. Он видел стену, видел, как манипулы маневрируют, чтобы встретить то, что шло из накатывавшейся бури нарушенного существования. Огни других сражений сверкали в поле зрения и осознания, разрушение померкло перед лицом вортексной бомбардировки.
Вихри двигались по бассейну. Два столкнулись, слились, раздулись и поднялись в воздух, как чёрная насмешка над солнцем. Огонь и пыль первого обстрела устремились в него, закрутив горящую пелену, прежде чем исчезнуть в его сердце. Фигуры рыцарей, танков, боевых машин с паучьими конечностями влетали в раны. Тетракаурон увидел, как силуэт “Владыки войны” поднялся и рухнул в пустоту, его форма распалась, когда он на мгновение завис на краю разрушения. Он не мог отвести взгляд. Он чувствовал на себе взоры экипажа и дух своего титана, которого тянуло посмотреть на это злодеяние, совершенное в войне, которая определялась жестокостью.
< Сосредоточиться и идти. >
Он сделал ещё один шаг, усилием воли повернув титан и сосредоточив внимание Дивисии и Карто.
Затем он увидел, как тень появилась в поле зрения между вихрями. “''Диес ире''” тащил за собой обломки и дым, продолжая наступать.
Он проревел скрап-код. Тетракаурон почувствовал, как это ударило по его сенсорам и вкатилось в мысли, булькая, словно смех. Вихри двигались вокруг него, приближаясь, но не затягивая в свои объятия. Он протрубил в боевые горны. Звук скользнул в варп и загремел за пределами звука. В накале принцепсы и экипажи титанов Игнатума на протяжении двухсот километров зоны поражения слышали его. На земле принцепс и командиры танков почувствовали, как он загудел в их вокс-передатчиках. В варпе демоны отчаяния и потери услышали и последовали его зову.
Вихри замерцали, края неровно вздымались, когда поток материи в варп прекратился, и варп задышал сквозь бреши в реальности. Аморфные формы заскользили, превращаясь в ложную субстанцию – существа, которые тащились по земле на сломанных конечностях толщиной с боевые пушки; рои тучных насекомых, круживших на асимметричных крыльях; личинки, скользившие и сочившиеся в воздухе, словно в воде; неуклюжие фигуры, извивающиеся щупальцами. Вихри уменьшились, когда существа вышли из варпа в реальность. Четверо выживших из свиты “''Диес ире''” теперь шли рядом с ним. Под ними и вокруг них корчились воздух и земля. Боеприпасы уже взрывались среди них, превращая куски ложной плоти в слизь. “''Диес ире''” издал ещё один оглушительный крик и сделал ещё один шаг в сторону Дворца.
''Бастион Осколок, Меркурианская стена''
Генерал Насаба и сопровождавшая её командная группа вышли на смотровую площадку и остановились, чтобы посмотреть вверх. Над ними мерцал неровный край пустотного щита. Вдоль него дугой пронеслась молния, и на дальнем конце дождь лил как из ведра. Порыв ветра пронёсся мимо её лица, тёплый даже здесь, насыщенный запахом энергетического разряда. На смотровой площадке была кровь, танцующая в разбавленных лужах под падающим дождём. Солдаты рассредоточились. Техножрецы направились к узлам вокса и передачи данных, которые поднимались с платформы, как голые железные деревья. На платформе лежали тела, разбросанные и скомканные, в разной форме, с расслабленными руками и ногами, устремлёнными в небо пустыми глазами. Рядовой в кроваво-зелёной и синей униформе поднялся с того места, где он склонился над раздавленным трупом, и бросился на Насабу. Не сбавляя шага, она прицелилась и выстрелила из серпенты. Солдат превратился в пепел.
– Время? – спросила она.
– Три минуты двадцать одна секунда, – ответила Сулкова.
– Обезопасьте платформу для посадки.
– У нас есть связь с Индомитором, – произнёс вокс-офицер из-за пилона антенны. – Прерывистая.
– Лучше, чем ничего, – сказала Насаба. – Начните строить картину секции, часть за частью, подразделение за подразделением. Если понадобится, используйте чернила и пергамент.
– Наши подразделения контролируют верхнюю часть стены с юга до сорок пятой секции и с севера до Индомитора, – сказал Куррал. Он хромал, тяжело опираясь на связиста. Кровь сочилась сквозь повязки на его правой ноге. Он выглядел очень бледным.
Слева и справа от платформы возвышались камнебетонные купола двух турболазерных огневых позиций, стволы орудий были направлены на землю за стеной, но молчали. За ними, по верхнему краю стены, зубцами вздымались другие огневые позиции: макроплазменное и лазерное оружие дюжины различных конфигураций и назначений. С верхних ярусов и края бастиона и стены они могли провести линии огня до горизонта на расстоянии ста двадцати километров. Они также могли стрелять, не сотрясая стену. Тяжёлые кинетические орудия располагались ниже по стене, они были снабжены амортизаторами и стреляли по точным схемам, чтобы не создавать смертоносных резонансных волн. Оружие на верхней части стены не имело отдачи и поэтому могло стрелять до тех пор, пока энергия и плазма поступали из реакторов бастиона.
Однако в тот момент ни мощность, ни вибрация от массовой бомбардировки не являлись проблемой. Проблема заключалась в том, что расчёты орудий не фунционировали, а прямая командная цепочка была нарушена. Пушки Меркурианской стены замолчали, когда их обслуга разбежалась. Несколько, расчёты которых состоял почти исключительно из сервиторов и техножрецов, продолжали стрелять. Солдаты покинули свои посты. Некоторые просто сидели за огневыми ступенями, в коридорах или оружейных камерах и плакали. Насаба потратила несколько часов, собирая почти стабильные силы в бастионе и отправляя их вдоль стены, чтобы взять под контроль оружие и системы управления. Некоторые пешком, некоторые в машинах вдоль стен. Взять под контроль… Ей казалось, что она вторгается в свою собственную зону командования. И именно это она и делала. Некоторые из тех, кто стоял у стены, не впали в панику – некоторые начали пытаться убить всё, что приближалось к ним. За последние несколько часов они потеряли несколько командных офицеров, пока усвоили этот урок.
– Как долго будут функционировать верхние батареи?
– Я... Сорок минут для орудий бастиона, остальные...
– Куррал... – сказала она, подходя ближе.
– Я в порядке, генерал… Я дам лучший ответ про настенные орудия.
Она кивнула и выпрямилась.
– Время? – снова спросила она.
– Одна минута двадцать секунд, – ответила Сулкова.
– У нас есть вокс-связь или визуальная?
– Никак нет.
– Состояние готовности? – спросила она.
– Точность командования оценивается в сорок пять процентов.
Командование… Насаба и раньше видела, как разваливается командование, видела, как зоны боевых действий распадаются на анархию. Но она никогда не видела, чтобы это происходило так быстро и так обстоятельно, как на Меркурианской. Сбой связи, самоубийства, дезертирство, безумие. Командование просто не являлось тем словом, которым можно было бы описать ситуацию. Она не могла дотянуться до половины подразделений на стене, а те, до которых могла, были в состоянии, далёком от эффективного. Насилие и беспорядок распространялись по стене. Сохранились анклавы порядка, но центральное руководство и контроль были в лучшем случае частичными, и в это время в зоне поражения самая крупная битва, которую когда-либо видела Насаба, освещала землю огнём и окутывала дымом. Она вступила в контакт с принцепсом Максимусом Кидоном один раз с тех пор, как легио Игнатум выступил в полном составе. Вокс-связь длилась несколько секунд, а затем оборвалась, но этого оказалось достаточно, чтобы подтвердить то, что она видела со стены: плохо. Действительно, очень плохо. Легио сражался не прикрытый полным огнём орудий стены. Хуже того, отсутствие местного ближнего орбитального огня позволило вражеским кораблям подойти на достаточное расстояние, чтобы начать тактическую наземную бомбардировку. Насаба видела столбы энергии, падавшие с неба всего в восьмидесяти километрах от стены.
Восемьдесят километров… Враг продвигался по всей ширине зоны поражения и прорвался сквозь Игнатум по линии, которая прорезала озеро Фосс через могилу Каралии и впадала в лабиринт сточных рек, называемый Колыбелью. Пробились прямо сквозь две полные боевые группы. Как, во имя света Просвещения, они это сделали Насаба не знала, но Мортис сделал это. Не требовались данные о самом бое, чтобы знать это – достаточно было посмотреть на накатывавшийся котёл огня, разливавшийся по стене, как живая буря.
Что-то тёмное мелькнуло вдалеке на краю огненной бури. Насаба почувствовала, как вздрогнула, ощутила металлический привкус на зубах. Затем ещё и ещё, чёрные взрывы среди огня.
– Слёзы солнца... – выдохнула Сулкова, выпрямляясь и подходя, чтобы встать рядом с Насабой. – Это вортексные взрывы. Враг...
– Это наши. Игнатум бросают всё, что у них есть.
Насаба моргнула и отвернулась. Детонации размером с булавочные острия парили перед её глазами чёрными вихрями.
– Приближаются, – раздался сигнал за мгновение перед тем, как по верхней части стены прокатился звуковой удар. Три десантно-штурмовых корабля “Грозовая птица” в жёлтом золоте Имперских Кулаков пролетели над стеной, достаточно низко, чтобы Насаба почувствовала, как волна давления пытается сбить её с ног. Ударные истребители “Молниевый ворон” в чёрном и золотом цветах развернулись в воздухе над ними, прижимаясь к краю интерфейса пустотного щита. Корабли резко накренились, штурмовые трапы уже открылись. Головной резко завис и опустился на платформу. Тормозные двигатели разгоняли лужи окровавленной дождевой воды. Двое собратьев последовали за ним вниз. Воины в янтарно-жёлтых доспехах выпрыгнули из открытых люков, не дожидаясь, пока они опустятся, и рассредоточились по вершине бастиона. Рогал Дорн не стал ждать, пока трап коснётся камнебетона, а шагнул из его открытой пасти и встал, когда корабль снова взлетел. Рёв двигателей наполнил уши опустившейся на колени Насабы, когда Преторианец шагнул к ней.
Она знала его настолько хорошо, насколько мог знать человек – сорок лет кампаний и завоеваний могли подтвердить это – и твёрдость в его глазах, когда он приблизился, послала волну холода через неё.
– Встаньте, – сказал он, когда был в трёх шагах. Она встала.
– Милорд, – произнесла она.
– Прошу прощения, Лорд-Преторианец, – сказала Сулкова. Насаба посмотрела на своего адъютанта. – Генерал, у нас вокс-сообщение о том, что титаны перемещаются в передовые залы у основания стены, используя критические отмены команд.
– Какой легио? – спросила Насаба.
– Неизвестно, но вокс и каналы передачи данных работают исправно. Они сообщают… Говорят, что титаны кричат в мыслях людей.
Насаба оглянулась на Преторианца.
– ''Что'' вы привели с собой, милорд?
– Всё оружие, что у меня есть, – ответил Рогал Дорн.
''Передовая пещера 78, Меркурианская стена''
– Принцепс... – начал один из техножрецов, когда Абхани Люс Могана выбралась из люка в машинное отделение “''Бестии Эст''”. Стена горячего воздуха встретила её запахом масла, металла и горелого пластека. Пещера наполнилась движением. Техножрецы перекликались на бинарном коде. Сервиторы доставляли плазменные заряды и тележки с боеприпасами. Искры сыпались от сварочных аппаратов и термических резаков, пока техноадепты ухаживали за рыцарями и титанами. Они едва прибыли, и первая из внешних дверей по-прежнему закрывалась, но активность уже была бешеной. Охотники должны были вернуться в зону поражения, и быстро. Абхани видела зарево огненных бурь, когда Игнатум вступил в бой по всему фронту. Они сражались, шестерёнка истины, они сражались, но враг наступал, приближаясь к стене, безжалостный, казалось, становясь сильнее по мере того, как они погибали. Ей и её сёстрам нужно снова отправиться на охоту; каждый титан и машина должны быть задействованы.
– Показания ауспика не фиксируются, и вокс-связь не подключается, –рявкнула она техножрецу, прежде чем тот успел продолжить. – Устраните ошибку.
– Ошибки сигнала и сканирования присутствуют во всех машинах и системах, принцепс, – ответил жрец модулированным воем. Абхани уже спускалась с помоста экипажа, наблюдая за активностью вокруг других титанов Соларии и рыцарей Виронии. – Порча данных и болезнь духов...
– Просто сделайте так, чтобы мы могли видеть, во что стрелять, – сказала она, не глядя на жреца. В пещере было что-то не так, неистовая, рваная грань присутствия машин. Пока она смотрела, тяжёлый сервитор, тащивший стопку поршневых колец, пересёк путь погрузчика с макроболтерными снарядами и врезался в него. Ящики и детали машин рассыпались по полу пещеры. Поднялись крики. Она моргнула, чувствуя, как наваливается усталость. Она обернулась на звук более громкого крика и грохота выстрела из крупнокалиберного пистолета.
Мужчина в ливрее отпрыска дома Виронии стоял над останками служебного сервитора с пистолетом в руке. Сервитор пытался подняться; в его медных руках был шлем отпрыска. Кровь и масло брызгали из его тела и механизмов. Мужчина полуобернулся, и она узнала Карадока. Позади него пилоты двух “Оруженосцев” Виронии выбирались из кабин. Она направилась к ним. Карадок плюнул в полумёртвого сервитора и выстрелил снова. Пуля снесла тому верхнюю часть черепа. Карадок поднял свой шлем, убрал пистолет в кобуру и на полпути повернулся к пилотам “Оруженосцев”, когда удар ноги Абхани врезался ему в бок. Его костюм был тяжёлым, многослойным с баллистической прокладкой и кольчугой, но она вонзила бронированную голень в его торс, сложила его пополам и заставила пошатнуться. Он быстро пришёл в себя, лицо красное, кулак поднят.
Абхани не пошевелилась.
– Сделай это, и я прикажу пристрелить тебя на месте. Затем я прикажу завернуть твой труп в знамя твоего рыцаря и отослать обратно в твой дом в знак бесчестия. – Его лицо покраснело, он оскалился. – Давай, – сказала она ему с улыбкой охотника. Он тяжело дышал, глаза сверкали от ярости.
– Достопочтенный принцепс, – произнёс он, подавляя дрожь гнева в голосе. – Вы не…
– В бою вам не удалось сохранить сплочённость. Ты идёшь с нами, чтобы помочь нашей охоте, но где ты был, когда добыча восстала? Я бы подумала, что некомпетентность уберегла тебя от опасности, но я не думаю, что ты не обучен воевать. Я думаю, что ты трус. – Карадок закрыл рот. Его глаза были сверкающими жемчужинами чистой ненависти. Абхани сдержала улыбку. – Ещё раз не справишься, и я пристрелю тебя.
– Вы не сделаете...
– Ты понятия не имеешь о том, что я сделала или сделаю. – Абхани посмотрела на Акастию, которая стояла сзади, наблюдая. Был ли это проблеск удовлетворения в глазах пилота “Оруженосца”? – Акастия, ты оказала своему дому великую честь и сослужила моему легиону великую службу. Солярия чтит и благодарит тебя.
Теперь лицо Карадока побледнело вокруг рта. Он выглядел так, словно вот-вот взорвётся.
– Приготовьте свои машины, – холодно сказала она. – Мы снова идём в бой.
Карадок выглядел так, словно собирался что-то сказать, но потом остановился. Его взгляд был прикован к чему-то позади Абхани, к чему-то у внутренних дверей пещеры. Он моргнул, вздрогнул, и внезапно ярость исчезла с его лица. Его губы задрожали. Он быстро заморгал.
Абхани обернулась.
Её кожа внезапно стала липкой.
Дверь в дальнем конце передового зала открывалась. Появились фигуры в чёрном. Глянцево-чёрные визоры скрывали их лица. Каждый из них был одет в графитово-чёрный и тёмно-зелёный цвета без малейших следов звания или подразделения. Длинные посохи в их руках постукивали по земле, отмечая каждый шаг. Техножрецы и персонал легио отступали от них по мере их продвижения, а за ними двери открывались всё шире и шире.
– Что? – спросила Акастия, её голос понизился до шёпота. Карадок уже отступал, кожа серая, глаза широко раскрыты, он дрожал.
И тут Абхани увидела это. В пещеру вошёл “Владыка войны”. Тусклый чёрно-серый цвет, окаймлённый потёртой бронзой. Его лицо ничего не выражало. Возвышавшийся. Шагавший. Крошечные червячки света дрожали от него, когда он двигался. Иней покрыл стены и пол. Желчь подступила к горлу. Она почувствовала, что ей хочется закричать, но сдержалась, стиснув зубы. Она пыталась не сводить с него вгляда, но перед глазами всё расплывалось, как будто разум отказывался осмыслить то, что увидел. Она хотела убежать, сесть на трон “''Бестии эст''”, активировать оружие и излить огонь в это существо, которое выглядело как титан, но не могло им быть. Не было. Это была тварь в оболочке чего-то великого, благородного и святого. Мерзость. Это было единственное слово, которое хоть как-то подходило к увиденному. Некоторые в пещере кричали, подавшись назад.
Она слышала шёпот о титанах Синистер. Слухи и истории проходили через легио Солария. Они рассказывали о титанах-ведьмаках, о машинах, за которые цеплялись кошмары, которые являлись сплавом сил эмпиреев и величайшего оружия Бога-Машины. Немногие верили, что они были правдой, но Абхани однажды стала свидетелем, как одна из её сестёр спросила старейшего из технопровидцев легио, существует ли такая вещь, как “пси-титаны”. Технопровидец замер, а затем только покачал головой.
– ''О таких вещах не говорят'', – был его единственный ответ. За прошедшие десятилетия Абхани забыла этот случай, но теперь, когда она посмотрела на машину над собой, она вспомнила и поняла.
– Кровь предков... – прошептала Акастия, и эти слова заставили Абхани повернуть голову.
За первым последовал другой титан, “Разбойник”, а за ним ещё один “Владыка войны”, а за ним ещё один. Теперь земля дрожала. Толстый слой колдовского льда покрыл стены. Дыхание падало, как иней. Запах озона наполнил нос Абхани. Она чувствовала, как дрожат её пальцы.
Первая дверь во внешнюю стену была уже открыта, и четверо титанов направились к ней, увлекая за собой тишину. Фигуры с чёрными визорами шли у их ног, словно сдерживая любого, кто мог попытаться пересечь путь титанов. Никто не попытался.
Когда последний титан прошёл, и наружная дверь закрылась, наступила тишина. Абхани покачала головой и повернулась к своим экипажам.
– Что это было? – услышала она вопрос всадника “Оруженосца”.
– Это... – начала она, а затем сглотнула пересохшим горлом. – Наши чудовища. Это наши чудовища, выступившие на войну.
''Анклав Адептус Механикус, Санктум Империалис Палатин''
Веторель вошла в залы титанов. Она не эмоциональным человеком. Несмотря на внешность, рассчитанную на то, чтобы свести к минимуму неудобство для тех, кто не являлся жрецом, разум внутри её идеального черепа был воплощением выверенной логики и процесса. Её решения следовали священным законам шестнадцати методов и путей дедукции, умозаключений и полноты. Всё остальное попадало в зоны неосязаемости и потенциальной ошибки, загрязнявшей проявление знаний.
Но в глубине души она оставалась человеком, и в этот момент она не видела слабости в том, чтобы позволить ярости внутри себя выплеснуться наружу.
– Вы должны прислушаться к моим словам, – произнесла она, и ноосферные принудители разнесли её голос по всем вокс-частотам, решёткам динамиков и громкоговорителям машинных пещер. Ноосферные заклинания изливались из окружавших её жрецов. Их было восемь, каждый зубец в шестерёнке, которая вращалась вокруг генерала-фабрикатора Загрея Кейна. Исходившие от них строки кода были одними из величайших спасённых с Марса тайн – императивы духа-машины, принуждавшие инфоджины и командные молитвы. Они распространялись по уступавшим им информационным каналам, частично пробуждая системы и волнуя духи спящих машин. У них не было силы подчинить себе всё, но они несли в себе то, что эхом отзывалось в такт словам Веторель: власть и гнев.
Она прошла вдоль центральной апсиды. Головы и группы датчиков поднялись, чтобы проследить за источником голоса, когда тот разнёсся и отозвался эхом громче, чем звук машин и вращавшихся шестерёнок. Она остановилась перед “''Люксор Инвикторией''” и восемь магосов ударили посохами и секирами по полу. “Владыка войны” отдыхал в своей нише. Технопровидцы легио Солария стояли на мостках вокруг него, готовые помазать машину Великой Матери для выступления. В других хранилищах зашевелились машины отказавшихся идти на войну легионов, когда их подсистемы услышали механический голос Веторель. Их жрецы зашептали код, пытаясь успокоить пробуждавшихся духов титанов.
Веторель обернулась на триста шестьдесят градусов. Собиралась толпа. Глаза внимательно смотрели на её голографические проекции.
– Вы ждали, – сказала она. – Вы наблюдали. Вы отказались выполнять функцию, заложенную в ваш проект. – Гнев в её голосе прокатился по воздуху, стряхнув пыль с каменных арок. – Вы решили, что вы выше призыва к войне, что вы знаете больше генерал-фабрикатора, Преторианца и Самого Омниссии. Вы думаете, что, оставаясь в стороне от самопожертвования, вы послужите высшей цели. И всё же ваш идеал – всего лишь порча гордыни и неудавшаяся прогрессия страха.
Она замолчала, и воцарилась тишина.
– Машины погибали во время войны, во время Бойни Титанов, и поэтому вы боитесь потерять то, что осталось. Вы боитесь, что вы последние, и что если вы будете сражаться, то легионов больше не будет. Вы глупцы! – Последние слова прозвучали как гром. Спирали кода хлынули в ноосферу, каждая из них представляла собой удар молота формул и аксиоматической власти. – Вот... – продолжила Веторель и подняла руку, словно что-то подбросила в воздух. Вихрь зелёного, синего и красного голографического света закружился над ней. Пиксели засверкали в конусе света. Пещеру заполнили звуки взрывов, лопнувших пустотных щитов и разрывавшегося металла. Вихрь помех превратился в изображение “Владыки войны”. Он горел. У него отсутствовала половина головы, и густая жидкость вытекала из разбитого черепа и ран. Волдыри ржавчины покрывали кожу. На корпусе виднелась старая сквозная рана, ясно свидетельствовавшая о том, что титан должен быть мёртв. Это был металлолом, но на пластинах брони по-прежнему можно было разглядеть геральдику, которую он носил при жизни. Изображение замерцало и слилось с изображением другого титана, “Разбойника”, его позвоночник был наполовину сломан, поэтому он кренился при ходьбе. Его корпус блестел в тех местах, где насекомые роились в заполнившей его раны мягкой плоти. Проекция держалась достаточно долго, чтобы можно было разглядеть обрывки волочившегося знамени, затем появилось новое изображение.
Наступила тишина. Катушки данных наматывали потоки монозадачного кода, шестерёнка вращалась до конца импульса. Глаза смотрели и видели.
– Вот она, – произнесла Веторель, и теперь в её голосе не было гнева, только слишком человеческая усталость. – Война, в которой вы отказываетесь участвовать. Мёртвые, ваши мёртвые, ''наши'' мёртвые, осквернённые варпом и посланные против нас. – Она откинула голову назад, чтобы посмотреть на каскад изображений. Он передавался в реальном времени каждому оставшемуся легио в пещерах, проштампованный и зашифрованный для подлинности. – Солария, Амарант, Атар, Дефенсор, Грифоникус, погибших в этой войне отправили обратно к нам.
Она опустила голову.
– И всё же среди вас лишь немногие выступили. Даже видя всё это, вы ничего не делаете.
Рычание было тихим, передаваемым по линиям связи и ноосферной трансляции. Сначала один голос, потом другой, а затем вся пещера взревела от безмолвной машинной ярости.
– Ярость – не ответ. – Эша Ани Могана Ви, Великая Мать Имперских Охотников, заговорила голосом своего титана, когда “''Люксор Инвиктория''” шагнула вперёд. Из ниш по обе стороны от неё последние несколько машин легио Солария последовали за своей королевой. – На этот позор может быть только один ответ – огонь и смерть. Я выступлю, и мои сёстры выступят, и я буду сражаться вместе с любым, кто пожелает охотится вместе со мной.
Мгновение тишины, а затем гул голосов и машин; звук нарастал и нарастал.
– Нет, – сказала Веторель. Это слово прозвучало как выстрел над воющей толпой. Голова “''Люксор Инвиктории''” повернулась к ней. Не было времени для согласования и координации действий с Эшей Ани Моганой. Она была здесь сама по себе. Никаких тщательно продуманных и подготовленных политических ходов, только её голос и тот факт, что сказанное было правдой. Она почувствовала, как глазные порты “''Люксор Инвиктории''” смотрят на неё. Это было всё равно, что находиться в фокусе линзы звезды. Давление данных в черепе нарастало, когда духи аугметики отшатнулись от взгляда бога-машины. Она твёрдо встретила обращённый на неё взор. – Это время прошло. Сброд лишённых лидера машин, выступивших ради чести и мести. Это закончится поражением, и вы все падёте, чтобы присоединиться к мёртвым, за которых хотите отомстить.
Охлаждающая жидкость закапала из одного из плазменных деструкторов титана Соларии, когда энергия поступила в запальные катушки. Жизнь висела на волоске.
“''Люксор Инвиктория''” не двигалась.
– Мёртвые будут отомщены, – сказала Веторель. – Но это битва легионов, а не отдельных машин. Выступите как сброд, и только растратите впустую духи ваших машин из-за гордыни. Вы должны выступить в единстве, с командованием и желанием быть не многими, а одним целым.
Снова наступила тишина, но теперь она была другой – вопрос, равновесие.
– Нас много, – произнёс аугментированный и ноосферный голос принцепса Амаранта. – Мы не легио.
– Но вы есть, и если вы выступите отсюда, вы им будете. Стражи последней твердыни и истины Омниссии, мстители за мёртвых.
– Адептус Титаникус желают этого, так и будет. Я несу власть и печать, чтобы выковать здесь и сейчас легио из осколков разбитых легионов, чтобы они могли выступить не только отомстить, но и победить.
< Это опасная уловка, даже для вас, эмиссар, > пришло послание Эши Ани Моганы, зашифрованное и переданное только Веторель. < Эти принцепсы и машины не откажутся легко от своей чести и традиций. >
< Они откажутся, если вы это сделаете, > сказала Веторель. < Они откажутся, если вы поведёте их, Великая Мать. >
< Я не могу. >
– Только вы и можете, – ответила Веторель и отвернулась от “''Люксор Инвиктории''”, чтобы посмотреть на многочисленные лица, как реальные, так и инфопризраки.
– Такова воля машины, – сказала она. – Кто исполнит эту волю?
Последовала пауза, а затем “''Люксор Инвиктория''” сделала ещё один шаг, нависнув прямо над Веторель и её кругом магосов.
– “''Люксор Инвиктория''” исполнит, – произнесла Эша Ани Могана голосом бога-машины.
Затем другие машины её сестринства шагнули вперёд. Затем машины Амаранта, которые были готовы выступить, а затем принцепсы Атара и Дефенсора, рассеянные немногие из разбитых легионов, и ноосфера зазвенела согласием и боевыми кличами, написанными на коде войны и железа.
Веторель ещё раз огляделась. Её человеческая часть, которая пришла сюда в гневе и страшилась происходящего, чувствовала то, что она испытывала только в присутствии высших и самых смиренных тайн шестерёнки и ремесла.
Она склонила голову. Затем она протянула руку и взяла ритуальный посох у одного из пришедших с ней магосов. Электрические цепи в её руках вспыхнули и соединились с его духом. Из него разматывались шифры власти. Волна инструкций и команд сформировалась в инфосфере, ожидая, готовая развернуться через машину и историю. Она опустила кончик посоха на пол и произнесла команду:
– В этом месте и в это время, властью Омниссии и волей Его генерал-фабрикатора я освящаю легио Инвигилата и призываю все его машины выступить на войну.
''Меркурианская-Ликующая зона поражения''
Орудия Меркурианской стены снова начали стрелять. Половина из стоявших на верхнем парапете, обратила взоры к небесам. Копья света пробивались сквозь слой облаков и дыма, жаля военные корабли, маневрировавшие на близкой орбите. Некоторые попали в цель и сорвали щиты с тяжёлых бомбардировочных барков. Часть кораблей отошла, другие изменили положение. Никто не отступил. Уничтожение “''Император Сомниум''” отвлекло их от главной цели, но магистр войны приказал им выполнить свою задачу, и они не могли ослушаться или потерпеть неудачу. Непрерывный поток плазмы врезался в корпус “''Рождённого в муках''”, когда оболочка пустотного щита открылась за секунду перед выстрелом его орудия. Плазма прошла сквозь пластины брони и воспламенила вереницу макроснарядов, ожидавших, когда их вставят в казённики пушек. Огонь пронёсся по корпусу волнистой линией взрывов. Корабль повернулся, двигатели заглохли, когда сила взрыва сбросила его с орбиты. Он стал падать, его полукилометровый остов тянул за собой огонь. Другие корабли начали стрелять. Снаряды и лучи лансов гнали “''Рождённого в муках''” вниз в небо над Дворцом. Они нанесли удар, когда огонь орудий Меркурианской стены достиг зоны поражения.
Недалеко от развалин ''Нерека'' на юге зоны бронетанковая рота исчезла, когда сейсмические снаряды зарылись в землю, а затем взорвались. Почва и камни фонтаном взлетели в воздух, под танками открылась воронка и их утащило вниз каскадом обломков. На средней высоте над заполненной водой пустотой Серебряного пруда с неба струилась плазма, прокатываясь по наступавшим когортам скитариев, сплавляя землю, броню и плоть в стекло. На изрытом кратерами пространстве между могилой Каралии и озером Фосс подразделения танков Имперской Армии и рыцарей дома Тиранус были окружены автоматами, прижаты огнём, а затем уничтожены орбитальными залпами с корабля Тёмных Механикум “''Омикрон-Алеф''”, упавшими с неба, подобно изумрудным кольцам молнии. Пыль и радиация – вот всё, что осталось после девяти минут и девяти секунд точно рассчитанного огня.
В передовых залах Меркурианской стены вернувшиеся из зоны поражения части поглощали боеприпасы и топливо. Экипажи танков сидели на камнебетонном полу и смотрели вдаль, пока искры сварочных горелок наполняли воздух. Рыцари и военные машины сбрасывали повреждённую броню. Кровь и сажа стекали с корпусов. Порядка было мало; команды с бастиона и региональных узлов управления поступали редко, и они были пронизаны помехами сигналов и информации. Однако последний чёткий приказ давал чёткую цель – удерживать врага в зоне поражения. Этого было достаточно, чтобы сохранить импульс войны.
Подключённый к основным данным и вокс-каналам, коммандер Оцеано плыл в загрязнённом потоке битвы. Прошло четыре десятилетия с тех пор, как радиационный удар на Кизаре лишил его способности сражаться без машины, которая теперь окутала его амниотической жидкостью и металлом. Он был слеп без корпуса дредноута, полагаясь на его системы для жизни и зрения. Связанный с неверными тактическими данными и коммуникациями Меркурианской стены, он впервые почувствовал, как слепота приближается к нему. Он отвечал за Курдский бастион и половину стены, эту обязанность возложил на него Сангвиний по воле Преторианца. Честь и бремя, и теперь казалось, что она превратилось в песок в его руках. Мятеж, отказ техники, смерть и кое-что похуже. Как будто что-то проникло сквозь камни стены, сквозь плоть тех, кто стоял на ней, и разорвало их изнутри. Единственной надеждой оставались его братья, несколько сотен, которых он рассредоточил по укреплениям для усиления дисциплины и поднятия боевого духа. Теперь эти Кровавые Ангелы были точками света в темноте, надёжными и верными, непоколебимыми. Приказы исходили от них к смертным подразделениям; постепенно его команды передавались устно от одного человека другому. Насаба снова открыла огонь из орудий бастиона Осколок и северных секций, теперь Оцеано добавил к нему свой.
Из Курдского свет опустошения начал изливаться на окутанную огнём и дымом землю. Оцеано наблюдал за этим по забитой помехами трансляции с настенных датчиков и в глубине своей старой воинской души удивлялся силе, которой они по-прежнему обладали, и надеялся, что её окажется достаточно.
''Расстояние от стены до врага: 57 километров''.
== ВОСЕМНАДЦАТЬ ==
'''Обретённый рай'''
'''Путь молнии'''
'''Ни шагу назад'''
''Магнификан''
Глаза Шибана открылись. Наверху было заполненное грозовыми тучами небо. Молния пронеслась по их подбрюшью, пока они мчались перед его глазами, то белые, то огненно-красные. Облака исчезли. Звёзды вращались размытыми дугами. Не звёзды Терры. Звёзды Чогории, проводники по Пути небес. Земля уходила из-под ног, дул пронизывающий ветер. Он чувствовал коня под собой, стук копыт о траву.
– Вот я скачу с тобой, брат мой, – сказал голос Торгуна. Теперь Шибан видел его краем глаза, прямо за левым плечом. Торгун сидел высоко и с прямой спиной, закутанный в мех родной северной земли. Он улыбнулся Шибану.
– Я тоже, брат мой, – сказал Есугэй, и он тоже был там, ехал за другим плечом, чёрные волосы рассыпались сзади.
– Мы здесь, чтобы отнести тебя к горизонту. – Джубал-хан, улыбаясь, скакал впереди и справа от него.
– Ты далеко добрался, – произнёс голос, более глубокий, чем остальные, и с другой стороны появилось бородатое лицо Камба-Диаса, сильное, похожее на камень. – Осталось пройти совсем немного.
Всадники повернули лица к точке, где даль встречалась с небом. Звёзды и солнце, день и ночь кружились в вышине. Лошади ускорили шаг. Он чувствовал запах пыли, поднятой копытами, их пота, поток холодного воздуха, который дул им навстречу, когда они скакали.
– Что меня ждёт? – услышал он свой голос. – В конце пути, что меня ждёт, братья?
– Покой, – сказал Есугэй.
– Мир, – сказал Джубал.
– Вечность, – сказал Камба-Диас.
– И это всё? – спросил Шибан. – А что насчёт битвы? Что с миром, который я оставляю позади?
– Забота тех, кто по-прежнему скачет верхом и ходит по земле, – сказал Торгун.
– Не твоя, – сказал Джубал.
– Не наша, – сказал Есугэй.
– Отсюда это уже произошло. Битва окончена. Всё закончилось, – сказал Торгун.
– И чем она закончилась? – спросил Шибан.
Тишина от них всех. Только ветер.
Он подумал о Коуле, обычном человеке, пытавшемся вернуться в более безопасное место, чем пустошь, в которой он оказался. Он подумал о ребёнке, слишком юном, чтобы знать, что он родился в апокалипсис. Он подумал обо всех тех, кто погиб в Вечной стене, и обо всех тех, кто по-прежнему жив и стоит на пути пришедших за ними сил уничтожения.
– Смотри, – сказал Торгун, вскидывая голову. – Они пришли, чтобы привести тебя домой.
Над ними кружили птицы. Стервятники, ястребы и орлы, ловившие крыльями ветер и тепловые потоки плато. Солнце, взошедшее всего несколько мгновений назад, скрылось за изгибом мира впереди. Грохот лошадиных копыт стал рёвом и биением крови в венах.
Он знал, что где-то очень близко и слишком далеко, чтобы дотянуться, он падает на землю, и что человек Коул карабкается, пытаясь добраться до него, и пули пролетают над головой, и твари из гниющей плоти приближаются. Он знал, что где-то, за другим горизонтом, его братья по легиону по-прежнему живут и ждут, и что там было больше боли и полного скорби смеха.
– Нет, – сказал он. – Я не закончил. Это не закончится здесь.
– Для тебя это закончилось, – сказал Есугэй. – Твоя роль сыграна. Ты идёшь вперёд, как и все мы должны идти.
– Ни шагу назад, – сказал Торгун.
Ни шагу назад... только вперёд… вперёд, сквозь боль, сквозь тьму и опустошение.
Ни шагу назад…
Камба-Диас с щитом и мечом стоит на мосту против воющего прилива.
Ни шагу назад.
Торгун, разорванный на части, падающий, сын Терры и Белый Шрам до конца.
Ни шагу назад!
Мерцание ночи, ослепительный свет и красный цвет.
Шибан схватил поводья и развернул коня. Небо позади превратилось в разорванную ночь.
– Ни шагу назад... – раздался голос Торгуна у него за спиной.
– Ни шагу назад, – повторил Шибан и пришпорил коня. Позади он услышал отрывистый смех Джубала, а затем Есугэя, его голос растворился в ветре и криках птиц в небесах.
– Скачи хорошо, брат. Скачи за всех нас.
''Улей Хатай-Антакья, Восточно-финикийские пустоши''
– Она не сказала мне, – произнёс Джон после нескольких часов подъёма по улью. – Эрда, я имею в виду. Она не рассказала мне о тебе и о Нём. Ни слова… Намёки на то, что вы все были ближе, чем я думал, но ни одной поднятой брови по поводу того… что случилось. – Олл не ответил. – Думаю, не было никаких реальных причин говорить мне, что ты пытался убить Его, кроме той, что это довольно важно для всех причин почему мы здесь.
– Я никогда не лгал, Джон, – тихо сказал Олл.
– А я никогда и не думал спрашивать, так что, полагаю, это делает меня в десять раз глупее и наполовину менее гениальным, чем я считал. Снова ''вовлекать'' тебя в это – адская блевотина, но думаю, что ты, возможно, был прав, просто держась подальше.
– Сожалеешь? – спросил Олл.
– Слишком поздно для сожалений, не так ли? Если только я не захочу попытаться бросить тебя, или убить, или передать другой стороне, то, похоже, единственный путь – вперёд… каким бы отвратительным путём это ни было.
Джон потёр глаза и моргнул.
– Голова болит? – спросил Олл. Джон кивнул.
– Словно пневматический молот.
– Никогда раньше не прикасался к энунции, – сказал он.
Джон покачал головой.
– Я чувствую её, – сказал он, – как будто здесь что-то живое. – Он постучал себя по голове.
Олл снова погрузился в молчание. Они продолжали подниматься, карабкались вверх по заполненным растительностью трубопроводам и переходам улья. Стебли растений были толстыми и изгибались, когда их касались. Когда им приходилось пробиваться сквозь заросли, вытекавший из срезанных стеблей сок был похож на густое тёмное вино.
– Знаете, что это за место? – спросил Зибес, когда они прошли через зал, где сок стекал с разрезанных виноградных лоз в большие стеклянные бутылки. Жидкость образовывала крупные студенистые капли, спускаясь по стеклу. В воздухе стоял густой запах растворителя, специй и сахара. Жидкость в бутылках рябила, когда они проходили мимо, накатывая на хрусталь, как будто пыталась дотянуться до них. – Это ферма.
Олл не ответил. Он думал о том же самом после Угента Сая и садов.
– Песня о рае объединяет людей, а затем это место даёт им бесконечный сон, о котором они грезят, – сказал Джон. – И Дети Императора, в свою очередь, берут то, что хотят.
– Фрукты из сада, – пробормотал Зибес. – Вино из виноградной лозы.
Они нашли доказательство своих страхов в зале, который представлял собой пузырь из цветного стекла снаружи улья. Воин в фиолетовых и кислотно-зелёных доспехах восседал на троне из человеческих позвонков. Его чудовищное оружие лежало в руках дрожавших и истощённых рабов с зашитыми глазами, ртами и ушами. Космический десантник, а это был именно космический десантник, не пошевелился, когда они вошли. Они медленно приближались, Зибес и Лидва двинулись проверить выходы, в то время как Олл смотрел на существо на костяном троне. Стеклянные трубки вились из сферических сосудов в разъёмы на его шлеме. Жидкость из сока пузырилась и пенилась в трубках. Воздух с шипением вырывался из мясистых клапанов в груди космического десантника, булькая и урча.
– Он купается во снах и тайнах, – сказал Джон, не оглядываясь. – Жидкость насыщена ими, психоактивна. Рафинирована из отчаяния и посвящения. Собрана и очищена, как мёд. – Он вздрогнул. – Я это чувствую. Твой человек Зибес прав, вот что такое этот райский сад – ферма для снов.
Олл продолжал целиться в восседавшего на троне воина.
– Мы должны соблюдать осторожность, – сказал Лидва. – Дети Императора знают, что мы здесь. Причиним слишком много вреда, и они найдут нас раньше, чем мы найдём человека, которого вы потеряли.
Олл обдумал слова Лидва.
– Мы оставим это, – наконец сказал он. – Идём. – Остальные неохотно подчинились, оглядываясь на костяное кресло и фигуру на нём. Маятник в руках Кэтт продолжал двигаться, направляя их, когда они поднимались.
Олл старался не смотреть на то, мимо чего они проходили, пока путешествовали через улей сновидений: картины пасторального блаженства, которые тянулись через залы, тихие и пульсировавшие; огромные шахты оборудования, которое непрерывно вращалось, разрушая материю и смешивая её с почвой; ямы, где руки, ноги и клочья ткани проступали в тёмной жирной почве. Повсюду росли растения, они цвели, прижимались и тянулись к хрустальным куполам, словно пытались задушить солнечный свет, не позволяя ему проникнуть внутрь. Было тихо, как в пчелином улье, тихий пульс, нарушаемый стонами, которые доносились издалека, а затем затихали, оставаясь лишь дымкой в сознании. Они больше не встречали Детей Императора, хотя их символы отмечали землю, и иногда они находили человеческое тело, настолько полностью разрушенное, что это мог сделать только Астартес.
– Обретённый рай, – сказал Джон без тени юмора, когда они продвигались дальше.
Олл не ответил.
''Магнификан''
Белая точка на чёрном.
Боль.
Нет, отголосок боли, обещание того, что должно произойти. Шибан знал это.
Точка превратилась в чёрную линию. Он слышал дыхание, биение сердец.
Линия становилась всё толще, всё ближе.
Пузыри крови и вдохи воздуха вокруг.
Вперёд, только вперёд, навстречу боли, навстречу обещанию белого горизонта.
Жужжащие звуки. Крики. Гром.
Белизна прямо перед ним. Он почувствовал привкус кислоты и железа.
Белый. Ослепительный. От края до края. Боль, словно удар молнии.
Он схватил ртом воздух.
Он приподнялся.
Боль была в нём, в каждом дюйме его тела, внутри и снаружи. Коул полулежал на земле, одной рукой держа младенца, а другой стреляя из пистолета.
– Шибан! – кричал он. – Шибан!
Вокруг зажужжал воздух, и Коул повалился назад. Кровь ярко брызнула на плечо его униформы, когда он упал, изогнувшись, чтобы защитить младенца.
На краю кратера виднелись фигуры, люди в грязной униформе и газовых капюшонах, выплёвывавшие бронебойные пули из ржавого оружия. Ещё были мёртвые существа, поднимавшиеся из пруда на дне кратера. Раздутые тела, тянувшиеся вверх по береговой линии. Сверкавшие облака насекомых летали и кружили в воздухе. Рвотный, кислый запах опорожненного кишечника пронизывал каждый вдох. Шибан нашёл пальцами металлический шест. Шатавшееся, утонувшее существо было почти возле них. Он вскочил на ноги, сжал шест двумя руками и поднял его, чтобы нанести удар, поразивший существо в центр тела. Это был не чистый удар, не эффективный, не рассчитанный и не взвешенный для оптимального эффекта. Им не было написано ни одной поэмы о войне. Но его было достаточно.
Тварь развалилась на куски. Мягкие кости и раздутая плоть были раздавлены и разорваны на части. Шибан услышал, как рёв сорвался с его губ. Он бросился вперёд, быстро, боль почти ослепляла. Он проткнул шестом ещё один утонувший труп и развернулся. Пронзённое существо корчилось, когда Шибан метнул его в двух других, которые только что выбрались на берег. Они разлетелись в стороны, Шибан выдернул оружие и повернулся. Пули отрикошетили от левого плеча. Вспышка молнии пронзила плоть и нервы. Коул лежал на земле, пытаясь встать, с его пальцев текла кровь. Шибан одним прыжком добрался до него и поднял. Крупнокалиберные пули ударили в то место, где они стояли. Шибан вскинул голову; он увидел стрелка в десяти шагах выше по склону, увидел, как палец человека начал нажимать на спусковой крючок для новой очереди. Он бросил металлический шест одной рукой, словно копьё. Он рванул вверх по склону, как раз, когда тот высвободился из его пальцев. Шест попал мужчине в левый глаз. Пробил окуляр газового капюшона и вошёл в череп, мужчина начал падать. Шибан был рядом с ним ещё до того, как труп коснулся земли. Шест высвободился из черепа и поразил следующую фигуру, перелезавшую через край кратера.
Он слышал громовой рёв боли внутри. Гроза бушевала в черепе, но он двигался, двигался вперёд, только вперёд, убивая без остановки, плавно, как разряд молнии у земли. Один удар и другой, попадания встряхивали его до самых костей. Одна фигура, потом другая и ещё одна, все падают. Кровь и мозговое вещество. Пули зазвенели, когда поразили его, и он развернулся, заслоняя Коула и младенца. Мухи налетали на него, словно пятна чёрного дождя, забивая сочленения доспехов и смазывая зрение, но он не замедлялся, а только шёл вперёд. У него была секунда, чтобы увидеть поток фигур, нахлынувший с окутанной туманом дали. Он не остановился. Остановиться означало закончить, вернуться к скачке по плато с невыполненным долгом. Вперёд, только вперёд, убивая и убивая, мучительная боль и вкус крови – свидетельство того, что он по-прежнему в мире живых.
Он крутанул шест, и от удара на землю упал человек с мясистым мешком костей вместо головы. Он повернулся к следующей цели... и обнаружил, что её нет.
Тишина, внезапная тишина, нарушаемая только завитками тумана в слабом дуновении воздуха. Вихрь насекомых исчез. Мёртвые неподвижно лежали на земле. Кровь и кишечная жидкость медленно стекали по обломкам.
Он сделал ещё один шаг, не желая терять инерцию, которая не давала боли захлестнуть его.
В охристой дымке шевельнулась тень, расплывчатое пятно, плохо видимое во мраке.
Шибан повернулся к ней, тяжело дыша.
Коул застонал и, пошатываясь, прижался к нему. Половина туловища мужчины почернела от крови.
Шибан почувствовал, как внутри нарастает боль, почувствовал, как нарастает онемение. Он шагнул в сторону тени и позволил агонии вспыхнуть вновь. Рычание сорвалось с его губ.
– Что... – начал Коул.
Горчичный туман рассеялся, и воин бросился на них. Это была огромная гора трясущегося жира и гниющих пластин брони. Выпуклости из мягкой материи, проржавевшие трубки и кольчуги скрывали очертания Астартес, на котором они выросли. Густые, как слизь, выдохи вырывались из вентиляционных отверстий на спине. Цепи гремели по доспехам, когда он бежал. За ним волочились трупы собак, людей и других существ, которых уже нельзя было узнать. У него был огромный биллхук с изрытым, покрытым запёкшейся кровью и ржавчиной лезвием, и он взмахнул им, атакуя. Шибан встретил удар, отклонил и контратаковал один раз высоко, один раз низко. Куски плоти лопались от каждого удара. Гниющий воин заворчал. Шибан повернулся и воткнул остриё шеста в стык между шлемом и телом. Удар вошёл глубоко. Хлынула чёрная жидкость. Огромный воин на мгновение вздрогнул. Затем он вытянул руку, схватил шест и вытащил его. Комки жира вытекали из раны пузырившимся пятном крови. Он постоял секунду, глядя на Шибана щелью треснувшего стекла. Затем взмахнул биллхуком. Он не был медленным, понял Шибан в тот момент, совсем не был. Удар пропел резкую песню, когда обрушился по дуге на голову Шибана.
''Улей Хатай-Антакья, Восточно-финикийские пустоши''
Маятник перестал вращаться в куполе высоко на внешней стороне улья.
Кэтт взглянула на Олла.
– Рейн здесь, – сказала она, – где-то здесь.
Олл кивнул и посмотрел на то место, куда она их привела.
Это был садовый купол, один из тех, которые высокородные улья использовали, чтобы продемонстрировать свою власть и создать оазис в мире с пересохшими морями и загрязнённым войной, отходами и временем. Вода водопадом лилась из свисавшей с вершины купола большой медной сферы в стометровую чашу с отверстием шириной шесть метров в центре. Скрытые струйные системы кружили воду в медленном вихре, прежде чем она стекала через центральное отверстие в озеро, которое занимало нижнюю половину пузыря из хрусталя и пластали. Купальщики плыли по вращавшимся водам, борясь с течением и смеясь, пока их не подхватило последнее вращение и не затягивало вниз, чтобы они упали, крича от изумления и волнения, в озеро внизу. Оттуда через шлюзы можно было открыть каналы, которые выходили и спускались по стенам улья, по дуге минуя другие купола, подвесные бассейны и озёра.
Растения, заполнившие купол, являли собой образцы редких видов из прошлого Терры, размноженных и сохранённых на протяжении сотен лет предками гидрокланов Хатай-Антакьи. Высокие деревья с серебристой корой раскачивались на искусственных ветрах очищенного воздуха. Цветы вырастали из луговой земли и посылали пыльцу и семена в воздух. Птицы и насекомые жужжали и порхали между гнёздами и бутонами. В полумраке, балансировавшем между ночью и рассветом, можно было стоять на одном из низких травянистых берегов, вдыхать запах росы, сока и земли и представлять, что можно почувствовать запах растений, тянувшихся к солнечному свету нового дня.
Так было раньше.
Дети Фулгрима переделали сад. Вода в бассейне по-прежнему кружилась, но теперь в нём росли растения – растения с огромными цветами с толстыми лепестками и красными корнями, которые свисали в потоках, словно система кровеносных сосудов без тела. Деревья засохли до голых ветвей или росли и росли, прижимаясь к хрустальному потолку купола. Листья приобрели цвет меди и перламутра. Рептилии клевали стволы металлическими клювами; тёмно-красный сок сочился из ран и стекал по стволам в серебряные вёдра и клубки глотавших стеклянных трубок. Время от времени деревья вздрагивали, хотя не было ни малейшего ветерка, который шевелил бы их ветви. Тени и солнечный свет покрывали землю пятнами, в большинстве мест настолько глубокими, что казалось, что вы можете видеть только поверхность ненастоящих лесов. Пыльца густыми облаками плыла под куполом – лиловая, жёлтая и пепельно-серая. Фонтаны располагались на открытых пространствах между деревьями, густые струи пурпурной жидкости вырывались изо ртов фигур из камня и слоновой кости, которые кружились вокруг рогов изобилия колючих фруктов. Другие скульптуры выглядывали из подлеска, их каменные мускулы застыли в песне, танце или крике.
Олл моргнул от открывшегося вида. Рядом с ним неподвижно стоял Лидва, голова воина поворачивалась, пока он осматривал купол. Джон стоял на небольшом расстоянии с другой стороны. У него был лазган Кранка, и он снял оружие с предохранителя.
– Что-нибудь? – спросил его Олл. Джон покачал головой, не глядя на него.
– Всё это место – ложь, – ответил он. – Здесь может быть сам Гор, и я не смогу сказать тебе это.
– Это место ужасной угрозы, – сказал Лидва.
– Верно, – согласился Джон, затем мотнул головой в сторону стоявшей чуть поодаль Кэтт. – Что ты видишь, Кэтт?
Некоторое время она не отвечала. Маятник вращался на нити, почти вырываясь из её пальцев. В её ноздрях появились капельки крови.
Она покачала головой.
– Рейн здесь, – ответила она. – Где-то рядом. Это всё, что я могу сказать.
– Это ловушка, верно? – спросил Джон. Кэтт пожала плечами.
– Почти наверняка.
– Отлично, – вздохнул Джон. – Так что же нам делать, начать шарить в кустах?
– Нет, – сказал Олл, оглядываясь на остальных. – Пойдут ты, Кэтт и я, остальные ждут.
– На случай, если нам снова понадобится помощь? – спросил Джон.
– Учитывая, как всё складывается, это кажется разумным, – ответил Олл.
– Верно подмечено, – согласился Джон. – Хорошо, идём. Я первый, так что, если моя голова взорвётся или что-то разорвёт меня пополам, вы будете знать, что там что-то есть.
Джон скользнул вперёд сквозь край листвы. Олл наблюдал за ним секунду, напоминая себе, что Джон Грамматик был, помимо всего прочего, одним из лучших оперативников скрытой войны, которых он когда-либо видел. Это не было чем-то показным, но каким-то образом благодаря тому, как он двигался, он становился частью окружения. Кэтт последовала за ним, не так плавно, но тихо, с пистолетом в одной руке и маятником в другой. Олл посмотрел на Зибеса и Графта, склонившегося над Кранком. Затем он посмотрел на Лидва.
– Береги их, – сказал он, – и вытащи их, если что-то пойдёт не так.
Литу слегка кивнул.
– Как пожелаете.
Олл повернулся и последовал за Кэтт и Джоном. Вскоре остальные скрылись из виду, и остался только звук капавшего сока и шелест листьев, когда деревья дрожали. Олл оглянулся через двадцать шагов и не увидел никого. В следующий раз, когда он остановился, он не мог точно сказать, сколько шагов сделал. Свет под деревьями был золотистыми пятнами, тени – тёмно-бордовыми. Под ногами мягко хлопала мульча. Сок и розовая жидкость пенились вокруг подошв ботинок. Он ощутил, как веки отяжелели, затем снова широко открыл их. Впереди сквозь мрак двигалась Кэтт, а где-то за ней виднелась тень Джона. Олл огляделся. Ему показалось, что он чувствует, как за ним наблюдают чьи-то глаза, смотревшие сквозь листву на периферии зрения. Он подумал о тиграх в давно выжженных джунглях. Он подумал о лодке, которая шла вверх по широкой тихой реке к месту, куда он не хотел идти. Он подумал о сиренах, лестригонах и пожирателях лотоса. Он знал это место. Он уже бывал здесь. Не совсем тоже самое, но он знал его форму и вкус. Он подумал обо всех героях, дураках и друзьях, которых он видел идущими в пасть чудовищ. И вот он здесь – старый выбор и старые ошибки повторяются снова и снова.
+ Олл. + Это был Джон, говоривший тихим телепатическим шёпотом. Олл опустился на колено, поднял оружие и настороженно огляделся. + Думаю, что мы нашли твою заблудшую овцу. + Пауза. + Тебе лучше подойти и посмотреть. +
Олл увидел Рейна, как только добрался до Джона и Кэтт. Они укрылись на опушке рощицы рядом с ярко-зелёной лужайкой. Статуи усеивали пространство, и между ними вилась мраморная дорожка. Статуи выглядели как человеческие фигуры в классическом героическом стиле. Только если присмотреться немного дольше, можно было увидеть внесённые скульпторами различия. Олл старался не присматриваться. Фонтанные струи поднимались и опускались розовыми дугами, брызгая в широкие чаши. Рейн был там, по-прежнему в ботинках и снаряжении, ружьё пропало, но пистолет висел в кобуре на поясе. Его руки свободно свисали вдоль тела, и он смотрел на группу белых мраморных статуй, танцевавших на широком постаменте.
Олл некоторое время сидел неподвижно, позволяя чувствам и мыслям успокоиться. Ничто неожиданное не шевельнулось и не издало ни звука. Однако в воздухе чувствовалось напряжение и явная угроза.
– Ага, – тихо сказал стоявший рядом Джон. – Всё неправильно, и этот старый набор солдатских инстинктов просто кричит о том, чтобы убраться к чёрту и посмотреть, нет ли возможности вызвать огневой удар. – Он вздохнул. – Без этой возможности, я думаю, ты собираешься выйти к парнишке.
Олл посмотрел на Джона, а затем на Кэтт.
– Прикройте меня, – сказал он и выскользнул из укрытия.
Он шёл пригибаясь, пока не оказался на расстоянии пяти шагов от Рейна, затем шагнул под прикрытие постамента статуи. На таком близком расстоянии мрамор казался почти жидким под поверхностью, наполненным фосфоресцирующими существами с бледными щупальцами, жалами и клешнями. Он подождал, но единственное движение исходило от дрожавших деревьев.
– Рейн, – позвал он, повышая голос, но сохраняя его ровным. Мальчик не обернулся. Олл поймал себя на мысли – нет, не мальчик. Рейн не был мальчиком, даже когда был новобранцем-солдатом на Калте. Он просто был молод, полон не очень большой жизни и большой наивности. Но Олл не мог видеть в нём никого, кроме ребёнка, оказавшегося не в том месте и не в то время. Рейн изменился за прошедшие после Калта годы, они все изменились – кроме, может быть, самого Олла, – но Рейн всегда был дальше всех, всегда был ближе всего к парнишке, который просто хотел найти молодую жену, с которой у него не было возможности попрощаться. Часть Рейна по-прежнему думала, что она где-то там, что каким-то образом найдётся способ вернуться к тому, что он потерял.
– Бейл Рейн, – повторил Олл, немного громче и с долей солдатской властности в голосе.
– Я сделал это, Олл, – сказал Рейн, но не обернулся. – Никогда не думал, что я это сделаю, но я сделал.
– Рейн, – осторожно произнёс Олл. В голосе мальчика было что-то такое, от чего волосы встали дыбом. – Рейн, посмотри на меня, пожалуйста.
Олл выпрямился и шагнул в сторону Рейна. Ему показалось, что он краем глаза заметил какое-то движение, и он бросил туда взгляд, прежде чем успел остановить себя. Прямо рядом с ним стояла статуя мужчины, поднявшего руки вверх, поддерживая широкую чашу. Лицо мужчины кричало, изображение мучительной боли, запечатлённое в мраморе. На мгновение Оллу показалось, что он видел, как шевельнулся рот.
– Спасибо, Олл, – сказал Рейн. – Ты привёл меня сюда. Я никогда не сделал бы этого, если бы не ты. Спасибо.
Теперь он мог видеть половину лица парня. По щекам Рейна текли слёзы, они текли из его глаз, которые смотрели на статую. Олл не стал следить за взглядом мальчика.
– Кто бы мог подумать, что мы оба окажемся здесь? Я упал, заснул, проснулся и услышал её, Олл. Я услышал, как она звала меня, совсем как тогда, на Калте. Она ждала меня всё это время.
– Тебе нужно пойти со мной, Бейл, – мягко сказал Олл. – Нам нужно идти.
Он протянул руку и коснулся предплечья Рейна. Мальчик атаковал его, не оглядываясь. Удар был быстрым и сильным, и Олл едва успел отпрянуть, чтобы избежать кулака в грудь. Рука Рейна схватила его за плечо и притянула назад.
– Вы двое никогда не встречались, – сказал Рейн, его голос по-прежнему был полон радости, как будто только что произошедшее не имело значения. Он продолжал смотрел вверх. – Я забыл об этом. Нив, любовь моя, Олл не имел в виду ничего такого. Я так часто говорил о тебе, что просто забыл, что он не знает тебя, любовь моя. Это моя вина. Позвольте мне вас представить, да?
Олл приготовился и поднял оружие, когда Рейн, не отводя взгляда, отступил в сторону от статуи перед собой.
– Олл, это моя дорогая жена.
Олл посмотрел вверх.
''Магнификан''
Шибан дёрнулся в сторону, но недостаточно быстро. Биллхук попал ему в левое плечо между кольцом воротника и наплечником. Остриё нашло стык в броне и пробило её насквозь. Шибан почувствовал, как левая рука онемела. Он попытался высвободить крюк, но раздувшийся воин надавил на биллхук. Лезвие вонзилось в пластину и кость, и Шибан пошатнулся, пытаясь сохранить равновесие. Враг был силён, чудовищно силён. Новый водопад крови и слизи хлынул из дыры в его горле. Смех, снисходительный смешок, издаваемый забитыми жидкостью лёгкими. Шибан попытался поднять шест правой рукой. Воин дёрнул за биллхук, и Шибан рванулся вперёд, прежде чем удар начал разворачиваться. Он упал на одно колено. Онемение распространялось, ощущение утопления и боль, которые означали, что он всё ещё двигался. Воин перехватил древко биллхука, ещё сильнее прижимая Шибана к земле. Шест выпал из пальцев и покатился по пыли. Шибан поднял правую руку, схватил древко биллхука и толкнул вверх, пытаясь вытащить шип из своей плоти. Враг наклонил голову, а затем повернул оружие. Шибан почувствовал, как шип впился глубже.
Лазерный разряд попал воину в середину шлема. Прогнивший керамит взорвался. Визор разлетелся вдребезги. Позади он услышал стон Коула. Голова воина поднялась, чтобы посмотреть на новое отвлечение. Шибан увидел глазницу за взорванным визором. Кусочек кристалла размером с палец вонзился в плоть прямо под затуманенным жёлтым глазным яблоком. Новый лазерный разряд, на этот раз широкий, затем ещё один, который прожёг борозду в обнажённом слое жира. Воин переместился. Давление биллхука немного ослабло. Шибан навалился вперёд со всей силой мускулов и доспехов. Крюк рассёк плоть и вышел через заднюю часть брони. Он поднялся на ноги. Раздувшийся воин отпрянул, быстро, но недостаточно быстро. Шибан опустил правую руку на древко биллхука чуть ниже клинка. Древко сломалось. Он перехватил клинок, крутанул его в руке, воткнул в отверстие, которое проделал в шее чудовища, и распилил размягчённую кость и полусгнившую плоть, дальше в череп и мозг, в корону шлема.
Хлынула жидкость, чёрная, багровая и жёлтая. Воин задрожал, хрипя. Секунду он стоял, гора уже мёртвой плоти, отказывавшаяся падать. Шибан отступил. Его собственная кровь стекала по доспехам. Затем воин рухнул, оседая, плоть и доспехи складывались со скрежещущим хлюпаньем. Он упал на землю и остался лежать, дымя и шипя. Шибан выронил клинок биллхука. Белые звезды вспыхнули перед глазами. Он чувствовал, что качается. Кровь по-прежнему текла из раны в плече. Он посмотрел на левую руку, повелев, чтобы ладонь сложилась в кулак. Пальцы дёрнулись, хотя он ничего не почувствовал.
Тихий вскрик заставил его повернуть голову. Коул лежал на спине с пистолетом в одной руке и крепко прижимая к себе младенца другой. Шибан наклонился к человеку. Кровь из раны на плече Коула продолжала медленно течь. Младенец плакал, его крошечные сжатые кулачки хватали воздух. Глаза Коула были полузакрыты, веки опущены. Шибан слышал прерывистое дыхание в груди мужчины. Он видел много моментов угасания жизни; это было частью ремесла, которым являлось его существование, побочным продуктом смертоносности. Он потянулся вниз, к ране. Его пальцы в перчатках сомкнулись. Коул ахнул, и его глаза распахнулись.
Шибан посмотрел на него сверху вниз. Должно быть, в его внешности осталось мало того, что могло бы внушить утешение: испачканный кровью и грязью, он давно стал монстром войны, а теперь превратился в обломки доспехов и крови. Но дыхание Коли замерло, когда он поднял взгляд. На его лице начала появляться улыбка.
– Ты... – начал он. – Ты по-прежнему здесь.
Шибан кивнул.
– Ребёнок... – сказал Коул. – Возьми ребёнка.
Кровь перестала течь из раны, но он мог сказать, что жизнь покидала этого человека – слишком много её уже вытекло на землю.
– Нет, – сказал Шибан и увидел, как в глазах человека на секунду появилась тень. Затем он выпрямился, подняв Коула и младенца.
Шибан на мгновение закрыл глаза. Ветер не доносил до него голосов, говоривших с ним, крики птиц не вели его домой. Он открыл глаза. Перед ним лежала пустошь, а где-то вдалеке ждали линии фронта и Дворец. Он не был уверен, как далеко сейчас. Его чувство места и расстояния осталось позади. Однако он знал, какой путь ведёт вперёд.
– Ни шагу назад.
== ДЕВЯТНАДЦАТЬ ==
'''Выжженный горизонт'''
“'''''Ориенталис-Эхион'''''”
'''Теперь ты Солария'''
''Меркурианская-Ликующая зона поражения''
Огонь выжег рассветный свет с горизонта. Взрывы пульсировали в стене дыма, которая тянулась от земли до пелены потрёпанных облаков. Свет мерцал и тлел. Воздух дрожал. Горячие ветры свивали дым, пламя и обломки в огненные вихри, которые кружили во мраке, завывая, поедая лежавших на земле мёртвых, разбрасывая пепел и хлопья обожжённых костей.
Линия фронта представляла собой полумесяц, проведённый с севера, где стена Дворца изгибалась на запад у бастиона Индомитор, на юг, где она отклонялась от орудий Ликующей стены. Центр кривой прижимался к Меркурианской стене, продвигаясь от слепой зоны на сто двадцать километров и протягиваясь через сточные реки к бастиону Осколок. Машины Мортис наступали по всей дуге фронта. Сотни самых сильных титанов сосредоточились на манипулах в центральной зоне боя. На флангах концентрация машин была ниже, но здесь кишели отвратительные механизмы Нового Механикум, тела из мерцавшего хрома или угольно-чёрные, изрыгали загрязнённую варпом плазму, которая визжала, сжигая воздух. Это не был штурм, это был штормовой прилив океана.
Против него защитники стены направили всю силу, которую они накопили за месяцы осады. Их цель была проста: не подпускать вражеских титанов к стенам. В тени Ликующей стены пять полков тяжёлой бронетехники катились по волнистому плато. “Грозовые молоты”, “Палачи” и штурмовые транспорты превратили и без того разбитую землю в пыль, когда выдвинулись навстречу наступавшему врагу. Они развернулись, перестраиваясь в линии и ромбы, словно кавалерия в былые времена, растянувшись на пять километров. В своих башнях они видели гигантские фигуры, появлявшиеся как тени из облаков.
Первой открыла огонь рота “Теневых мечей” Антонин. Их вулканические пушки были убийцами титанов. Линии белого жара в мгновение ока протянулись по воздуху и ударили в пустотную оболочку “Разбойника” “''Серп души''”. Слои щита взорвались в сияющем ореоле. Внутри “Теневых мечей” командиры уже кричали открыть огонь из вспомогательного оружия, пока конденсаторы накапливали заряд для следующего выстрела. Очереди снарядов и разрядов из меньшего оружия уже полыхали по обе стороны от роты. Последний щит титана исчез в рассеянной волне взрывов. “Теневые мечи” Антонин почти остановились, когда их орудия забрали энергию от двигателей. “''Серп души''” повернул к ним голову. Металл его черепа покрывала белая эмаль, глаза светились малиновым. Он приветствовал их выстрелом в тот момент, когда первый вулканический луч поразил его. Луч прорезал бедренную пластину “''Серпа души''” в брызгах расплавленного металла. Два горячих копья ударили в “Теневой меч” и вонзились в его сердцевину. Плазменные катушки детонировали и превратили огонь во взрывную волну, которая кипящим ценами прокатилась по корпусам танков остальной роты. Сферы солнечного огня разрывали линию атаковавшей бронетехники. “''Серп души''” взревел и зашагал дальше, хромая, истекая жидкостями, но снова стреляя, пока всё больше титанов его легио показывалось в поле зрения, и машины устремлялись им навстречу.
На севере двадцать рыцарей бродячего дома Канис мчались по плато. С ними шли три “Владыки войны” легио Грифоникус. Остальные их машины сражались далеко на юге, где силы предателей хлынули в ослабленные зоны Сатурнианской и Европы. Эти трое получили повреждения несколько недель назад и вернулись по призыву магистра стены Эфрида. Они несли сейсмические пушки и бурильные ракеты. Они встретились с северным краем сил Мортис в ста километрах от стены. Шесть “Псов войны”, их корпуса были разъедены и покрытыми язвами, с чёрно-красно-золотых пластин брони сползала ржавчина. С ними пришли скоростные танки и спидеры, перевозившие рабские войска Механикум. Три машины Грифоникуса остановились, знамёна закачались, стабилизирующие поршни выпустили газ. “Псы войны” бросились к ним, рыча скрап-код. “Владыки войны” открыли огонь. Ракеты вылетели и по дуге вонзились в землю, прежде чем взорваться. Земля разорвалась на части. Открылись трещины. Почва и пыль катились, как океанские волны во время шторма. Нога “Пса войны” провалилась и исчезла в расщелине. Пустотный щит лопнул, когда он подбородком врезался в землю. Подземная взрывная волна поразила копьё рыцарей дома Герметика и разорвала их на части. Его товарищи по стае танцевали на вздымавшейся земле. Реактор поражённого “Пса войны” не выдержал, когда он исчез в пасти земли. В воздух поднялся пузырь света и горящей почвы, пока машины Гора и Императора рвали друг друга.
По всей Меркурианской-Ликующей зоне поражения картина повторялась, увеличивалась и множилась на протяжении сотен километров. В центре зоны поражения легио Мортис лоб в лоб столкнулся с силами Игнатума. На переднем плане наступления Мортиса шагали титаны, которые были открыты демонам варпа – боги-машины, отданные в качестве жертвоприношения силам, которые позволяли знаниям, жизни и совершенству выходить за старые ограничения изобретения и шестерёнки. Сама реальность кипела вокруг них. Броня рвалась, как кожа, и переплеталась, как плоть. Кровь и гной плакали в воздухе при их приближении. Статические помехи заполнили системы наведения, которые пытались навестись на демонических титанов. С ними шли оставшиеся титаны-трупы, шатаясь, и снова и снова выкрикивая свои предсмертные призывы. Истинные демоны выскользнули из промежутков между светом и тенью – пустые твари из мёртвой плоти и гремящих костей, мешки с гноем и гнилым жиром, бродившие по земле. Титанов Игнатума ослабляли, обволакивали струями кислоты, металл размягчался и провисал, когда они сражались. Рои порождённых варпом личинок извивались из земли и дыма, лопаясь и разворачиваясь в существ с крыльями, которые раздувались на лету. Потоки пламени прорезали их, превращая в пепел.
В центре зоны поражения наступление Мортиса приближалось к стене. Линия фронта прогнулась на сорок километров. Вынужденные отступить, машины Игнатума объединили манипулы и самый большой из своих титанов, чтобы встретить и замедлить волну. Манипула Манипул, три машины типа “Император” и приданные им силы, образовали точки опоры, вокруг которых действовали боевые группы. Если смотреть изнутри накала принцепса Максимуса Кидона, машины его легио двигались по разворачивавшимся дугам и геометрическим фигурам, каждая из которых уравновешивалась другой, не изолированная, все части целого. В этом было величие Игнатума: даже когда титаны и принцепсы двигались по собственной воле или ярости, они следовали воле целого, огню души легио. Не через контроль, не через простые приказы, а потому, что они были отголосками единого великого духа – огненных сердец сотен машин, которые шли и сжигали врагов, не забывали и не прощали.
Они держались. На юге возвышавшийся “''Магнификум Инцендиус''” продвигался вперёд, всё более втягиваясь в бой. Его плазменный аннигилятор взвыл, зарядившись. Молнии играли на зарядных катушках шириной с боевые танки. Плазменный снаряд упал с неба и ударил в защитную оболочку, сдув восемь слоёв энергии. Бело-голубой огонь каскадом обрушился на землю, когда титан зашагал дальше. Секутарии в синем, красном и хромовом цветах высыпали из бастионов в его ногах, спрыгивая с штурмовых пандусов в тот момент, когда нога машины касалась земли. Десять “Псов войны” его охраны бежали словно герольды, выпуская очереди снарядов из “Вулканов” и потоки жидкого пламени. Крепость на его плечах обрушивала разрывные снаряды и лучи лазерной энергии в меньшие машины и войска, которые следовали за титанами Мортис. Затем заговорили его огромные орудия. Стволы пушки раскрутились. Из дула вылетели снаряды размером с танк. Огонь окружал его и лился из него, пока он шёл, исчезая в водовороте, раздувая пламя.
На севере “Император” “''Экземплис''” двигался с максимальной скоростью. Земля тряслась и дрожала от его поступи. С ним шли пять манипул, разложенных в боевом построении в форме цветка. Они врезались в силы предателей, наступавшие к бастиону Индомитор. Это были скоростные машины и штурмовые силы: длинноногие рыцари и проворные автоматы-убийцы, выведенные Новым Механикум на Марсе. Они сгорели. Титаны Игнатум выпустили плазменные боеприпасы глубоко позади вражеского наступления, прорезав стену огня по следующим вражеским силам, а затем в упор расстреляли отрезанные машины.
Высоко в черепе “''Империос Прима''” принцепс-максимус Кидон видел зону поражения в свете накала. Его титан, чудесная связь с Богом Машиной, тлел от ярости и ликования. Его дух был древним и необъятным. Другие подобные ему сокрушали разумы тех, кто ими управлял, но его титан был “Разжигателем войны” типа титанов “Император”, и его целью было разрушать города и наблюдать, как гибнут цивилизации. Потоки его духа были подобны приливам магмы под старым вулканом, медленными и безжалостными. В конце концов все преклонились перед его мощью, все враги, все, кто противостоял ему. Старый враг, Головы Смерти, не пройдут дальше.
Мир превратился в огонь. Он падал с орбиты и со стен и сжигал воздух, пока боги-машины обрушивали гнев друг на друга. Воздух наполнился дымом и облаками взрывов, он дрожал, когда по нему проносились ударные волны. В дальнем сердце Внутреннего дворца, в сотнях километров под землёй, узники Чернокаменной чувствовали рёв сражений, как дрожь, зависшую на грани слышимости. Буря пламени и разрывавшая реальность не исчезали, а росли, поднимаясь и кружа, вздымавшийся занавес протянулся через зону поражения, пылавшая пародия на стену, что стояла на его пути.
В сознании Кидона он держал это как образ, окрашенный в багровый цвет и ночь. Это закончится в тот момент, когда душа его легио будет обнажена; столкнувшись с невозможным, где нет пути к победе, они добудут её.
''Бастион Осколок, Меркурианская стена''
– Частота огня батарей падает, – произнёс Рогал Дорн. Насаба подняла голову. Отсюда, с верхней платформы бастиона Осколок, можно было смотреть во все стороны и вдоль стены и видеть огонь выстрелов турболазеров и плазменных бомбард. Даже на большом расстоянии можно было различить вспышки из-за завесы дождя и дыма. Вспышки и гром, снова и снова, как звук мира, раскалывавшегося под ударами ложных богов.
Они снова заставили настенные орудия стрелять – сорок пять процентов активности при семидесяти пяти процентах эффективности. Нехорошо. Совсем далеко от хорошего, но лучше, чем раньше. На Меркурианской в некоторой степени восстановили управляемость. Присутствие Преторианца и четырёхсот Имперских Кулаков, которых он распределил вдоль стены, помогли. У них была связь с пещерами легиона титанов и передовыми казематами, прерывистая, но функциональная. Повсюду и внутри стены были мертвецы и скопления дикого насилия. Однако они держались. Именно это и делало присутствие и командование примарха.
Насаба наблюдала и слушала в течение двадцати двух секунд, прежде чем уловила сбой в ритме выстрелов, похожий на заикание в пульсе бьющегося сердца.
– Это волна, – произнёс воин в жёлтых цветах Имперских Кулаков, но с синими наплечниками и похожим на котёл капюшоном, обрамлявшим шлем. Он был представлен ей как старший библиарий Массак. Насабе было достаточно лет, чтобы повоевать за Империум и знать, что такое библиарий – псайкер легионов, обладатель эфирной энергии как орудия войны.
– Что? – спросила она, посмотрев прямо на него. Он вернул ей взгляд. От его шлема с капюшоном в воздух взлетали искры.
– Варп, генерал, – ответил Массак. – Приливы и отливы имматериума. Вот почему оружие сбоит. Расчёты колеблются. Оборудование ломается. Прилив Великого океана находит трещины в нашей воле и силе.
Насаба нахмурилась, оглянулась вдоль стены на вспышку орудий – сорок пять процентов активных... достаточно, чтобы не подпустить армию к стене, но они столкнулись не просто с армией.
Бело-голубая вспышка плазмы вырвалась из одной из ближайших батарей. Она моргнула, яркий свет прилип к сетчатке.
– Мы должны быть готовы выключить батареи, – произнёс Дорн.
Он посмотрел на неё, зрачки его глаз казались прицелившимися стволами.
– Милорд? – переспросила она.
– Плазменные резервуары и генераторы – необходимо отправить группы, чтобы обезопасить их и выключить.
Куррал резко поднял голову. Присутствия примарха часто было достаточно, чтобы заставить смертных молчать, прежде чем они могли даже подумать о том, чтобы заговорить, но Насаба не увидела никаких признаков страха у своего заместителя.
– Лорд Дорн, верхние орудия – наше основное действующее оружие, если мы отключим поступление плазмы...
– Тогда они не смогут быть использованы против нас, – сказал Дорн. Его голос был ровным, но каким-то образом словам удалось отчётливо прозвучать на платформе сквозь грохот выстрелов. – Подумайте об этом – как враг намерен пробить брешь? – Дорн оглядел их с непроницаемым, но спокойным лицом. От него исходил контроль. – Стена находится в пределах досягаемости самых крупных орудий, установленных на их машинах, и они вряд ли могут промахнуться. Но они не стреляли прямо в стену. Почему?
– Потому что у них ничего не получится, – сказал Куррал, и Насаба увидела, как понимание проступает на лице офицера.
Дорн кивнул:
– Сотни метров камнебетона, пластали и брони. Они могли сконцентрировать огонь и взорвать пустотные щиты на небольшом участке, а затем… как далеко они могут зайти, пытаясь создать брешь?
– Некоторые повреждения, – ответил Куррал. – Возможно проникновение через четыре слоя, глубина триста метров, но угрозы целостности стены нет.
– И пока они применяют эту огневую мощь к стене, их машины напрасно жертвуют собой и доминированием в боевой сфере, – сказала Насаба.
– Если только они не смогут добраться до стены в мёртвой зоне под нашими орудиями, – сказал Дорн. – Если им ничто не угрожает, то они смогут пробить себе путь через основание стены. Недостаточно для полной эскалады, недостаточно даже для того, чтобы быть названным угрозой, но если эта брешь будет достаточно глубокой, чтобы повредить магистральный плазменный трубопровод или генератор, тогда...
– Они обрушают стену, – категорично сказала Насаба.
На мгновение наступила тишина, несмотря на канонаду орудий.
– Обеспечьте безопасность генераторов, – сказал Дорн. – Приготовьтесь отключить их по вашей команде.
– Но орудия не подпускают их к стенам, милорд, – сказал Куррал.
– Они не единственные, – сказал Дорн и повернулся, чтобы посмотреть в убитую огнём ночь.
''Бассейн Колыбели, Меркурианская-Ликующая зона поражения''
< Полный ход, > повелел Тетракаурон, и почувствовал, как “''Регинэ фурорем''” шагнул вперёд через мгновение после того, как мысль начала передаваться. Земля перед ним блестела кожей из блестящих металлических оболочек и толп мягкой гниющей плоти. Прицельные узоры развернулись. К ним приближались чёрные силуэты. Оружейный огонь прочертил оранжевый свет мира. Слева от него машина Артусы присутствовала в виде колонны пламени. Их манипулы объединились и вошли в зону поражения во главе наконечника стрелы боевых титанов. “Псы войны” бежали на флангах. Они заправились и перевооружились, но в ореолах данных большинства вращались повреждения. Не было времени ни на что, кроме беглого ремонта. Они были легио, выступившим с остававшейся на коже кровью последнего боя. Они вернулись после нескольких часов, проведённых в стене, с новым оружием – вортексными и варп-ракетами и радиационными импеллерами – оружием, взятым из глубоких складов легио в никогда не видимом Тетракауроном количестве.
На них накатилась волна наземных войск. На них обрушились выстрелы. Пустотные щиты зазвенели от поглощённого огня. “''Регинэ фурорем''” и его сородичи бросились в прилив, топча и давя войска, опрокидывая технику. Они продвигались в центр наступления Мортис, в то время как манипулы двух “Императоров” удерживали дальние фланги на расстоянии двадцати километров с каждой стороны. За их спинами Кидон и манипула Артусы заняли позиции, их огонь по дуге устремился вверх, чтобы нанести глубокий удар по вражескому наступлению.
< Стрельба из оружия точечной защиты. > Дивисия, её сосредоточенность и усталость слились воедино.
Тетракаурон почувствовал пощипывание на плечах от выстрелов лазерной пушки и болтерных очередей. Шагатель с паучьими лапами устремился к “''Регинэ фурорем''”. Пушка на его спине запульсировала красными символами угрозы.
Тетракаурон послал волну воли и злобы в накал, и титан наступил на машину. Огонь поднимался, вливаясь в него, стирая нараставшие в плоти боль и усталость. Теперь он был центром внимания и гнева своего бога.
< Реактор на оптимальном уровне. >
< Обнаружены вражеские титаны. >
< Оружие заряжено. >
< Захват цели. >
< Огонь .>
Свет проникает сквозь расстояние, сжигая воздух на километры, а рядом с ним Артуса и остальные титаны стреляют в едином общем ритме.
< Титан поражён. >
Он чувствовал тяжесть вортексных ракет на спине, чёрный голод в сердце духа каждой боеголовки.
< Вот и они, > сказала Дивизия, и мгновение спустя он тоже увидел их. Две приближавшиеся размытые и неровные фигуры, статичные целевые узоры накладывались на них. Они были из свиты “''Диес ире''”, уже не воплощения божественного, а сосуды для богохульства. Падший “Император” исчез из боевой сферы, растаяв из бытия, пока Игнатум наказывал его меньших вассалов. Но те двое, что оставались в поле зрения Тетракаурона, по-прежнему были грозными.
Титаны Игнатума начали стрелять в эту пару. Разряды проносились над ними, исчезая в облаках насекомых и вихрях грязного жёлтого света.
< Приблизиться и вступить в бой, > приказал он по ноосферной связи и увидел, как пары “Псов войны” бросились вперёд, болтеры “Вулкан” выпустили снаряды в демонические машины. Они приблизятся на расстояние выстрела в упор, в то время как остальная боевая группа будет обстреливать цели. Затем “Псы войны” прикончат врагов из мелта-пушек и мощными плазменными разрядами. Меньший огонь потянулся к “Псам войны”, но две демонические машины не отвечали.
< Что-то не так. > Карто, его послание было резким. Тетракаурон откликнулся на сообщение модератуса. Показания “Псов войны” шипели, данные ухудшались.
< Мощность реактора быстро падает! > пришло сообщение от первого принцепса “Пса войны”, а затем остальные повторили его, и “Псы войны” замедлились, спотыкаясь, как люди, почувствовавшие, как замирает биение их сердца.
Демонические титаны продолжали спокойно идти, обдуваемые пыльными ветрами. Тетракаурону на секунду показалось, что он услышал низкий, хриплый смешок в шуме помех.
Огни “Пса войны” погасли перед глазами Тетракаурона. Прицельные руны зашипели, пытаясь зафиксироваться.
< Сзади приближается одинокий титан! > Карто, срочно. Тетракаурон перевёл взгляд. Секунду он ничего не видел. Затем сформировался одинокий титан, слившийся из частичных возвратов сигнала и пробелов в показаниях ауспика, словно тень, отбрасываемая кем-то, кого он не мог разглядеть. Одинокий “Владыка войны” входил в боевую сферу, единственная синяя руна отмечала его верность Императору. Тетракаурон почувствовал, как у него пересохло во рту, и мир накала, казалось, померк.
– Принцепс-сеньорис, – раздался в воксе ясный и холодный голос. – Говорит префект Кадамия, титан “''Ориенталис-Эхион''”. Я вхожу в вашу непосредственную зону боевых действий. Приготовьтесь запустить один вортексный заряд по переданным координатам, а затем открыть вспомогательный огонь.
Изображение титана моргнуло в базовых потоках визуальных данных: чёрное, переходящее в тёмно-зелёное с бронзово-золотыми краями, без символа или геральдики. Тетракаурон достаточно прослужил в старейшем из легио, чтобы слышать шёпот о потерянных титанах, отданных Терре, о машинах, которые выступали с пустыми духами. Некоторые полагали, что эти истории просто старые страхи плоти, просочившиеся в рациональность данных, но Тетракаурон никогда не отвергал возможность того, что за шёпотом скрывается тень правды. Теперь он видел, что был неправ; правда была за пределами страха перед историями.
– Говорит принцепс-сеньорис Тетракаурон, легио Игнатум, я командую боевой сферой. Вы изложите свои тактические намерения и будете исполнять мои приказы.
– Отрицательно, – последовал ответ. – Мой приказ лишает вас полномочий, а ваше подчинение является обязательным. Вашим первым действием станет запуск вортексной боеголовки по переданным целевым координатам. – Голос был холодным и серым в вихре накала. Из передачи вырвался поток данных и командного кода. Власть не подлежала сомнению.
< Эти координаты не соответствуют вражеским титанам, > пришло сообщение Дивисии. < Мы будем стрелять в никуда. >
– Принцепс-сеньорис, выполнение необходимо, – сказал Кадамия.
Тетракаурон на мгновение удержал в уме противоречие мыслей и эмоций, почувствовал дыхание огня своей машины и пульс собственной крови.
< Сделайте это, > повелел он.
Титан отозвался. Топливо хлынуло в систему зажигания ракеты. Облако растеклось по его плечам, когда вортексная боеголовка была заряжена.
“''Ориенталис-Эхион''” прошёл мимо них к демоническим машинам. Воздух вокруг него задрожал.
< Ракета заряжена, > отправил Карто.
< Запуск. >
Вортексная ракета попала в цель. Между машинами Мортис и пси-титаном открылась чёрная, зияющая дыра. Брешь широко зияла, дыра от пули, пробитая в реальности. Энергия варпа и разрушавшаяся материя кружились по её краям, вспыхивая всеми цветами спектра, балансируя на грани забвения. Тетракаурон видел это глазами титана, накал превратил небытие в круг ослепительно белого цвета. На зубах выступила кровь. “''Регинэ фурорем''” повернул голову, бог-машина пытался отвести сенсорный взгляд от попрания законов реальности. Воздух вокруг раны запульсировал. Пара машин Мортис задрожала. По ноосфере и воксу пронёсся скрап-код, смех умирающих звёзд и радиационной смерти. Они устремились к новому врагу, обходя вихрь, оружие замерло перед выстрелом. “''Ориенталис-Эхион''” продолжал двигаться, шагая прямо вперёд. Снаряды с грохотом отскакивали от его щитов, когда демонические титаны стреляли в него. Щиты пси-титана вспыхнули и лопнули, пока он шагал сквозь огонь. Лучи бледного света пробились сквозь завесу взрывов. Броня испарилась. Металл рассыпался от порезов. Пси-титан продолжал идти, его оружие молчало, кожа кровоточила. Вихрь завращался в его сторону. Он должен был погибнуть ещё до того, как прольёт кровь.
< Синхронизируйте и зафиксируйте огонь на этих машинах, > проревел Тетракаурон по каналу связи со своей манипулой. < Немедленно. >
Он почувствовал, как “''Регинэ фурорем''” уже поворачивается, нацеливаясь на сужавшийся круг огненных символов в поле зрения. Корпус “''Ориенталис-Эхиона''” светился ранами, оставляя за собой след горящего масла и искр, вихрь находился прямо перед ним.
– Принцепс-сеньорис Тетракаурон, – раздался холодный голос Кадамии по воксу. – Сохраняйте прежнюю целевую задачу.
– Вы будете...
– Мы будем такими, какими нам предопределено быть, – сказал Кадамия, и связь оборвалась. В боевой сфере пси-титан достиг порога вихря.
< Вечно вращавшаяся шестерёнка истины... > Изумление Карто прокатилось по накалу. < Он входит в это. >
“''Ориенталис-Эхион''” шагнул в чёрную бездну вихря.
Рваные края дыры на мгновение вспыхнули. Призрачная молния прочертила в воздухе дугу. Реальность взвыла. А затем вихрь втёк в пси-титана, вращаясь, полудемонические энергии царапали воздух. А потом всё исчезло. “''Ориенталис-Эхион''” сделал ещё один шаг. Его израненная кожа светилась. Сверхъестественная сила вливалась в бреши и повреждения. Броневые пластины снова замерцали. Тетракаурон услышал пронзительный крик, растущий в его мыслях, пока он наблюдал, как пси-титан переделывает реальность. Он замерцал, время и пространство мигнули, и теперь он был ближе к двум демоническим титанам – намного ближе, и они поворачивались, гудели в боевые горны, существа, заключённые в их оболочках, почувствовали анафему врага, с которым столкнулись.
< Огонь по ним, сейчас! > повелел Тетракаурон, и его манипула ответила. Лучи плазмы и лазеров омыли машины Мортис. Призрачные щиты свернулись. Огонь превратился в чёрную слизь. Пустотные щиты разлетелись вдребезги.
Оружие в левой руке “''Ориенталис-Эхиона''” выстрелило. От белого к чёрному, прямо и точно, как линия бритвы, проведённая сквозь свет и звук. Выстрел коснулся первой машины Мортис и развоплотил её. Она сделала шаг, вещество её оболочки превратилось в серый пепел. Демон в сердцевине вспыхнул, превращая свет в тени когтей, крыльев насекомых, рогатых голов и вытянутых пальцев. Луч нереальности вонзился в него, разрывая на куски, выпивая его ложную субстанцию с голодным воем. Второй демонический титан забулькал помехами. Мухи отпрянули от него, когда пушки на его спине и в кулаках выстрелили. Свет взорвался по всему “''Ориенталис-Эхиону''”. Его щиты по-прежнему заряжались, но выстрелы разорвались в полуметре от кожи пси-титана. Он медленно и неторопливо повернулся лицом ко второй машине Мортис. Его пушка втягивала свет от взрывов. Голова демонического титана раскололась вдоль трещины. Железные зубы широко раскрылись во влажной пасти. “''Ориенталис-Эхион''” снова выстрелил. Луч поразил демонического титана в левое плечо. Мгновение вещество его брони выдерживало, а затем оно начало растворяться в пыли и дыму. Демоническая машина накренилась влево, попыталась сделать шаг, с бульканьем упала, и её субстанция распалась, а “''Ориенталис-Эхион''” шёл к ней, пронзая лучом тьмы, даже когда сущность внутри пыталась удержаться, пыталась бороться. Внезапно там, где упал демонический титан открылась чёрная звезда.
“''Ориенталис-Эхион''” зашагал дальше, воздух вокруг него завывал призрачным светом.
< Что... > Донёсся сквозь накал вопрос Дивисии. < Что сейчас произошло? >
Тетракаурон посмотрел туда, где в одиночестве шёл пси-титан.
< Когти Императора расчистили путь. Вперёд! > ответил Тетракаурон. Боевые горны “''Регинэ фурорем''” зазвучали, когда он шагал, стреляя на ходу, выжившие сородичи следовали за ним по пятам.
''Остаточные дюны, Меркурианская-Ликующая зона поражения''
“''Элат''” на полном ходу обогнул гребень дюны и выстрелил. Тепловое копье поразило первую цель, превратило её в шлак и врезалось во вторую, что следовала за ней. Машины в маслянисто-чёрном и железном стекали по противоположному склону. Стаббер “Элата” развернулся и послал очередь в группу сервиторов-убийц, заходившую с правого фланга. Акастия тяжело дышала в кабине “Оруженосца”. Цель и тактические данные на экранах расплывались.
Вражеские наземные подразделения наступали приливом, пересекая северную зону поражения, где остатки разрушенных жилых кварталов образовали дюны из металлической пыли и порошкообразного камнебетона, унесённые и превращённые в неподвижное море ветрами, которые кружились и отражались от стены Дворца. Земля была сухой, обожжённой жарой и нетронутой бурями, которые лили воду с края навеса дворцового щита. Охотники Соларии и Виронии вошли в это пыльное море и бросились прямо на врага.
Акастия придержала поступь “''Элата''” и развернулась. Враги уже заполняли брешь, которую она пробила в их рядах. Янтарные руны вращались на оружейной консоли. Стаббер остался почти без патронов. Разряды лазерного огня и радиационные снаряды обрушились на “''Элата''”, и она повернула ионный щит рыцаря. Тот ярко вспыхнул. Враг скоро будет повсюду вокруг неё, но ей нужно было всего несколько секунд.
– Вперёд... – прошептала она сама себе.
Группа киборгов с конечностями-косами бросилась к ней. Над их спинами возвышались оружейные капсулы.
“''Тавмант''” перевалил через гребень дюны слева от неё. Он выстрелил. Крупнокалиберные пули пробили киборгов. Они подались назад, металл и полусгнившая плоть взорвались кровью и искрами. “Оруженосец” Плутона прыгнул вниз по склону дюны, приземлился и зафиксировал ноги. Отдача потрясла лёгкого рыцаря, когда он развернулся, оружие выпустило поток пуль. Волна врагов повернулась, чтобы встретить новую угрозу лицом к лицу.
– Боеприпасы заканчиваются... – раздался голос Плутона в ухе Акастии, когда она толкнула “''Элата''” вперёд и включила цепной кулак. Нечто, похожее на отлитого из чёрного железа на скорпиона прыгнуло на неё. Она встретила его зубьями клинка и разорвала на кусочки. Что-то в его нечестивом сердце взорвалось вспышкой зелёной молнии. “''Элат''” отпрянул назад.
Нейронная привязь к Карадоку горела в черепе Акастии. Она почувствовала, как её руки притормаживают “''Элата''”, когда рыцарь Карадока появился в поле зрения. “''Мелия''” бежала на полной скорости, поршни голени двигали её вперёд как в тумане. Акастия ощутила, как ярость сводного брата переросла в ликование, когда болт-пушка его рыцаря выстрелила. Из вращавшихся стволов вырвался язык дульного пламени. Вражеские машины исчезли в пылающем полумесяце попаданий и взрывов. “''Мелия''” не прекратила атаку, вспахивая, топча, сокрушая, размахивая клинком по жатвенной дуге. Акастия чувствовала, как ярость и радость убийства текут по нейронной привязи от Карадока. Она вывела “''Элата''” на левый фланг “''Мелии''”. Плутон двигался медленнее, поступь “''Тавманта''” была неуклюжей и дёрганной.
Карадок наступал, притягивая к себе всё больше и больше вражеских машин. Вражеский рыцарь появился на горизонте – сначала один, затем второй, а затем ещё трое, их грязные корпуса были цвета высохшей кости. Знамёна из кожи свисали с оружейных рук. Отлитые из тёмного железа руны паутиной покрывали то, что осталось от геральдики.
– Мой сеньор, – сказала Акастия по воксу. Она смотрела на размытое изображение ауспика. – Нам нужно повернуть. Соларии нужно, чтобы мы оттянули врага на юг.
Карадок ответил хлёстким ударом нейронной команды. Она и “''Элат''” двинулись вперёд, навстречу натиску врага, навстречу вражеским рыцарям, навстречу славе, которую, по мнению Карадока, вселенная задолжала ему и никогда не давала.
– Мой сеньор, – с трудом повторила она. – Пожалуйста, нам нужно отступить.
Но было уже слишком поздно.
План был простым, логика охотника, применяемая на войне: сильно ударить по врагу и привлечь более крупную добычу, а затем отступить, чтобы настоящие убийцы сделали свою работу. Как только Карадок и рыцари Виронии вступили в бой, у них было несколько мгновений, чтобы начать отход, потому что первый из титанов Соларии бросится в середину врагов, словно копье, вонзённое в бок атакующего зверя. Таков был план и воля принцепса Абхани Люс Моганы. Он требовал мужества, отваги и риска, но ещё больше он требовал контроля.
“Пёс войны” Соларии бегом взобрался на дюну слева и прыгнул. Акастия почувствовала, как у неё перехватило дыхание от благоговения при виде этого зрелища. Ничто такого размера не должно двигаться с такой дикой грацией. Поршни сжались. Прозвучал зов боевых горнов.
Вражеские рыцари повернулись. Карадок, находившийся на полпути к ним, запнулся. Акастия почувствовала, что привязь на разуме и конечностях ослабела, и повела “''Элата''” в сторону.
“Пёс войны” Соларии видел их – видел их, даже когда прыгал с гребня дюны; видел их и знал, что они не на месте и прямо на траектории его прыжка. Он изогнулся, пытаясь развернуться. Рыцарь Карадока застыл. Акастия вложила в “''Элата''" максимальную мощность. “Оруженосец” ударил ногой “''Мелию''” с расстояния в полшага. Удар отбросил более крупного рыцаря назад и в сторону. Сила молота хлестнула по “''Элату''. Акастия почувствовала, как голова и зрение наполнились вращавшимся светом.
“Пёс войны” приземлился. Его повёрнутая левая нога опустилась под углом. Весь вес бога-машины пришёлся на поршневые соединения. Металл заскрежетал. Пустотные щиты заикнулись. Газ и жидкость вырвались из разбитых баллонов. Он боролся, пытаясь восстановить равновесие. Раздавленные им автоматы взорвались. Волна врагов обрушилась на него, движимая импульсом и самоубийственными протоколами убийства. Титан выстрелил, мегаболтеры прочертили вокруг него дикую дугу. Вражеские рыцари двинулись вперёд. Снаряды и лучи энергии взорвались на спине “Пса войны”, когда он попытался встать.
Акастия стряхнула с себя боль и ослепительный свет. Она навела прицел “''Элата''” на одного из вражеских рыцарей и активировала тепловое копьё. Луч яркого жара взорвался на активном ионном щите. Вражеский рыцарь переключил внимание, прицелившись в “''Элата''”.
В этот момент появился второй титан Соларии. Он пришёл из-за спины Акастии. Это была “''Бестия эст''”. От её шагов по склонам дюн посыпалась пыль. Снаряды “Вулкана” и ослепительный свет хлестнули по вражеским рыцарям. Один упал со взорванным ионным щитом и пробитым торсом. Остальные открыли ответный огонь, но “''Бестия эст''” уже сменила направление со скоростью порыва ветра.
Затем атаковал третий “Пёс войны” Соларии. Как и “''Бестия эст''” он двигался на полной скорости, стреляя, разрезая врагов, когда они попадали в его смертельную дугу. “''Бестия эст''” изменила направление, продолжая стрелять, разворачиваясь вокруг врага. Ещё один вражеский рыцарь разлетелся на куски, другой упал.
Акастия снова кружила, стреляя из стаббера и теплового копья, все мысли о экономии боеприпасов исчезли. Земля дрожала, рот наполнился привкусом железа.
Если посмотреть сверху, битва показалась бы спиралью: Карадок, “Оруженосцы” и “Пёс войны” Соларии в центре, окружённые толпой вражеских машин и пехоты; “''Бестия эст''” и её сестра “Пёс войны” снаружи, поворачивая по широким дугам, пока они пасли и убивали добычу. Всё закончилось меньше чем за две минуты.
Акастия наблюдала, как “''Бестия эст''” замедлила шаг и в последний раз выстрелила в пару продолжавших двигаться автоматов. Затем “''Бестия эст''” повернула оружие и посмотрела туда, где “''Мелия''” и рыцари Виронии расхаживали среди бойни. Последние вспышки восстанавливающегося пустотного щита осветили хищную морду титана. Сотрясающей землю поступью он направился к рыцарю Карадока.
Карадок, должно быть, передал Абхани что-то по личному вокс-каналу, но ответ принцепса прорычал по воксу всего подразделения:
– Я застрелю тебя и буду жить с любым протестом, который Виронии пожелают выразить за то, что послали дурака и труса на войну.
Ответа не последовало, но Акастия чувствовала гнев и стыд Карадока через нейронную привязь, мигреневое свечение перед глазами. Мгновение затянулось.
Орудия “''Бестии эст''" опустились, “Пёс войны” развернулся и побежал вприпрыжку через дюны.
– Нам нужно двигаться, пока вражеское наступление не прижало нас, – прорычала Абхани. – Следуйте за мной.
Акастия почувствовала, как в Карадоке закипает гнев, а затем и ярость, когда он пришпорил рыцаря вслед за “Псами войны”.
''Линия Ахила, Меркурианская-Ликующая зона поражения''
В центре Меркурианской стены открылись передовые двери. Расположенные на расстоянии десяти километров друг от друга, они уже открывались, чтобы пропустить титанов Игнатума, и теперь открылись снова, чтобы позволить выступить новорождённому легиону. Они шли в сформированных в силу необходимости манипулах. Там, где это было возможно, Коллегия объединяла машины и экипажи общего наследия, но в большинстве формаций, к которым они теперь принадлежали, руководствовались грубым прагматизмом. “Псы войны”, которые когда-то были из Гвардии Новой Звезды, шагали впереди “Разбойника”, ранее связанного с легио Амарант, и “Владыки войны”, некогда из Соларии. Все они по-прежнему носили цвета легионов, к которым когда-то принадлежали; не было времени даровать им цвета новорождённого легио Инвигилата, но на всех был его знак, либо нарисованный на геральдическом щите, либо просто выгравированный на бронированной коже: метавший молнии красный глаз в серебряном ореоле. Гневный, немигающий, святой в глазах машины и её бога.
Они шли и когда свет битвы коснулся сенсоров, их горны взревели. Статические помехи и скрап-код захлестнули системы, жужжа на расстоянии, словно облако насекомых. В амниотическом резервуаре Эша Ани Могана слышала, как её принцепсы вызывают и отвечают вокс- и информационными командами, выстраиваясь вдоль линии стены. Переговоры были искажёнными, велись на базовом имперском боевом жаргоне, а не на диалекте и кодовых шифрах дюжины отдельных легионов, из которых они происходили. Перед ними лежала линия Ахила – кордон блокгаузов, протянувшийся на пятнадцать километров от подножия стены. За этим местом зона поражения горела и вспыхивала светом битвы. Эша Ани Могана отметила обновление тактических инфоканалов, отображавшее известную картину боевой сферы в реальном времени в духе “''Люксор Инвиктории''”. Связи с принцепсом Максимусом Кидоном были активными, но нечёткими – ничто в боевой сфере не могло не быть затронуто энтропийными сбоями. Здесь всё умирало, либо быстро, либо в медленные секунды падавшего песка и разлагавшегося металла. Ничто не могло остаться здесь целым. Она была уверена в этом.
Вдалеке она увидела скопление коммуникационных маркеров, мерцавших глубоко в боевых порядках. Они быстро двигались, следуя по пути охотника. На секунду она заколебалась. У неё не было ни времени, ни возможности связаться с дочерью после провозглашения Веторель и странного рождения легио Инвигилата. В её сознании запищали командные запросы. Она хранила молчание, а затем включила дальнюю вокс-связь. Вокруг неё “''Люксор Инвиктория''” зашагал к линии фронта. Связь зашипела.
– ''Достопочтенный великий магистр''. – Отозвался эхом голос Абхани, меняясь от далёкого к близкому. Эша Ани долго не отвечала. Она внезапно почувствовала тишину в амниотическом резервуаре, нарушаемую только толчками её машины, двигавшейся вперёд.
– Привет, дочка, – наконец сказала она.
''Остаточные дюны, Меркурианская-Ликующая зона поражения''
Абхани услышала машинное подобие голоса матери и моргнула. Она сглотнула пересохшим горлом. В этих словах было что-то такое, что пробивалось сквозь холодные модуляции искусственной речи матери. За иллюминаторами “''Бестии эст''” земля проходила шаг за шагом.
– Какова ваша воля? – наконец сказала она.
– ''Только поговорить с тобой'', – пришёл ответ.
– Легион выступил?
– ''Я выступила'', – последовал ответ, и звук оборвался. Затем мать рассказала ей. Всего несколько слов, никаких уточнений, просто прямая передача информации, которая погрузилась в неё холодно, словно безмолвная сталь. Она почувствовала, как откликнулась “''Бестия эст''”. Данные очистились, стали отдалёнными. Огонь реактора превратился в ледяной холод. Она подумала о сёстрах и их машинах, погибших на Бета Гармоне. Она подумала о титанах и экипажах, по-прежнему там, среди звёзд, возможно, всё ещё живых, возможно, всё ещё охотящихся. Она подумала о машинах, которые теперь выступили с матерью, машинах, которые выступили под новым именем, больше не Имперские Охотники. Вся честь, наследие и потери бабушки, доставшиеся от Имперских Охотников через завоевания и гражданскую войну. Она подумала о матери, и ей показалось, что она услышала сбой в машинном голосе, когда та снова заговорила.
– ''Теперь ты – Солария, Абхани Люс'', – сказала мать. – ''Ты – это все мы''.
– Легион превыше всего, – ответила она и почувствовала, как эти слова, произносимые так часто, но никогда по-настоящему не понятые, следуют за ней.
– ''Удачной охоты, дочка'', – сказала мать. Помехи заполнили связь, шумя в тишине. Затем связь оборвалась, и “''Бестия эст''” побежала в котёл войны, в то время как перед стеной “''Люксор Инвиктория''” двинулась вперёд со своими новыми сородичами к машинам Голов Смерти, падавшей молнии и обрывкам реальности.
– Принцепс. – Голос модератуса нарушил воцарившуюся тишину. Она моргнула, мысли вернулись издалека в настоящее. – Я получаю множественные сигналы впереди, максимальная дальность.
Абхани почувствовала, как дрогнул голос модератуса, и ощутила, как пустотные щиты “''Бестии эст''” искрятся и перезапускаются, ощетинившись, как у гончей. Она посмотрела вперёд, но там были только клубы дыма и вспышки взрывов. Ауспик выдал ответный сигнал, высота тона возросла. Туман на секунду расступился, и там, вдалеке, она увидела то, что шло навстречу защитникам.
''Меркурианская-Ликующая зона поражения''
Первыми шли мертвецы, сотни титанов, извлечённые из могил машин по всей галактике. За ними шли великие манипулы Мортис, а с ними и боги-машины, которые теперь стали оболочками для демонов отчаяния, распада и смерти. Сотни машин в цветах Голов Смерти, давили на легио Игнатум, а другие силы подбирались к стенам. Зона поражения стала котлом огня, в котором пузырилось пламя колдовства и свет варпа. Но враг не достиг стен, и последние шаги под прицелом настенных орудий были остановлены красными, жёлтыми и чёрными титанами Огненных Ос, мерзкими машинами ордо Синистер и разноцветным легио Инвигилата. Достаточно, чтобы продержаться. Достаточно, чтобы убить жнецов Мортис, даже если цена будет абсолютной.
Но сила Голов Смерти и воля Гора подготовили их к этому последнему акту неповиновения. За основной волной наступления шли машины, созданные только для одной цели – сокрушать других титанов и уничтожать крепости. Только “Императоры” были больше по размерам и разрушительной силе, но эти машины имели особое назначение и инструменты для его выполнения. Генераторы пустотных щитов протянулись вдоль их спин в таком количестве, что этого было достаточно для защиты военного корабля. Питаемые цепочками реакторов, которые работали в постоянном цикле и восстанавливали целостность щита, не забирая энергию у оружия. И какое у них было оружие. Ярусы батарей и кластеры истреблявшей титанов артиллерии, орудий, которые могли сметать целые армии. Они не выступили в битву в Великом крестовом походе, Механикум придержали секреты их создания и мощь, возможно, из-за страха, возможно, как угрозу, ревнивое накопительство, терпимое Империумом. Названия их типов и моделей произносились только на машинном коде, изуродованном шифре, в котором содержалось ядро их цели и божественности. Теперь, когда они выступили на войну, они несли имя на языках тех, кто не был благословлён знанием машины. Их назвали титанами “Магистр войны”, в честь того, кто создал эту новую эру.
Они шли вместе, единой группой, каждая машина находилась не более чем в сотне метров от другой, реакторы светились синхронно, пустотные щиты слились в единый саван, искрившийся от ударов осколков. Тройки рыцарей и стаи “Псов войны” кружили вокруг них, как мелкие рыбёшки вокруг косяка чудовищ. Они шли неторопливо, их поступь была медленным отсчётом неизбежности.
''Расстояние от стены до врага: 24 километра''.
== ДВАДЦАТЬ ==
'''Клятва'''
'''Всё, что мы надеялись никогда не потерять'''
'''Благочестивый к другому вероучению'''
''Чернокаменная, Санктум Империалис Палатин''
– Готовы? – спросила Мауэр, когда вошла в камеру. Киилер бросила взгляд на Зиндерманна.
Они посмотрели друг другу в глаза, а затем Киилер кивнула.
– Мы выйдем отсюда втроём, – сказала Мауэр. – Как только выберемся из крепости, мы пересядем в автомобильный конвой. Он доставит нас к контрольно-пропускному пункту на перекрёстке зоны Ганимеда.
– Вы полагаете, что именно там всё произойдёт? – спросил Зиндерманн.
Мауэр покачала головой:
– Если они захотят её остановить, они ударят по нам там. Если это случится, вы знаете про непредвиденные обстоятельства – вы исчезнете в тот момент, когда всё начнётся. Мы можем выйти за пределы контрольно-пропускного пункта всей группой, но переменные растут и не в лучшую сторону – слишком много углов, слишком много людей. – Мауэр вздохнула и посмотрела на них обоих: Зиндерманна, его старое открытое лицо, проницательные глаза; Киилер, изучавшую листы пергамента в руках Зиндерманна. – В случае непредвиденных обстоятельств вы выходите из машины и двигаетесь к третьему зданию слева. Там есть дверь, которая обычно закрыта. Постучите четыре раза, и она откроется. Альборн будет там. Дальше делайте в точности то, что он говорит и когда он это говорит.
– С конрой-капитаном Альборном можно по-другому? – легкомысленно сказал Зиндерманн, но выражение его лица было серьёзным. – Похоже, у вас есть основания полагать, что покушение вероятно.
Мауэр пожала плечами.
– Если силы внутри или вне имперской иерархии собираются предпринять попытку убить или захватить мамзель Киилер, то место и время, близкие к её освобождению, выглядят вполне вероятными для этого.
– Меньше пространства для поиска и “бутылочных горлышек”, через которые придётся проходить – я ценю вашу тщательность, боэтарх, но детали первых брифингов довольно свежи. Я предполагаю, что никто из нас не будет знать, куда конрой-капитан Альборн поведёт нас?
– С этого момента информация должна быть сегментирована, – сказала Мауэр.
Мауэр заметила, что старик перекатывает автоперо между пальцами правой руки. Она провела с Зиндерманном достаточно времени, чтобы знать, что он не склонен к немотивированному волнению.
– Нервничаете? – спросила она. Он взглянул на неё, и слабый призрак улыбки промелькнул в морщинах его лица.
– Конечно, – сказал он. – Ставки довольно высоки, вам не кажется?
Она почувствовала, как дрогнули губы.
– Справедливое замечание, – ответила она и посмотрела на Киилер. Женщина оглянулась на Мауэр, лицо её было спокойным, взгляд уверенным. Мауэр чуть не вздрогнула. Это было всё равно что заглянуть в самое сердце циклона, тихого и спокойного, но окружённого бурей. На секунду она задумалась, что же они приводят в движение.
– Всё будет так, как должно быть, боэтарх, – сказала Киилер; затем она посмотрела на Зиндерманна и протянула руку. – Ручку, Кирилл. Пришло время мне сказать свою ложь.
Зиндерманн поднял автоперо и пачку пергаментов, с каждого листа свисала тяжёлая восковая печать ордена Испрашивающих.
Перо царапнуло в тишине.
– Готово, – сказала Киилер. – Дело сделано.
Зиндерманн выглядел так, словно собирался что-то сказать, а затем закрыл рот и склонил голову. Киилер протянула руку и коснулась лица старика. Он посмотрел на неё. Мауэр увидела, как грустная улыбка промелькнула на лице Киилер.
Затем она встала и повернулась к Мауэр. – Идём.
''Улей Хатай-Антакья, Восточно-финикийские пустоши''
Мраморное лицо улыбнулось Оллу игольчатыми зубами. Глаза-сферы встретились с его взглядом. Он больше ничего не видел, но у него возник образ когтистых пальцев, изгибов и чешуи.
– '''''Я ждала, Олланий'''''.
Он услышал голос, и это был тот же самый голос, который он слышал над волнами Эгейского моря и который увлекал экипажи кораблей в полуночную тьму под волнами. Он знал, что никогда больше не захочет никуда идти, никогда не захочет уйти и что это ему и ненужно. Он превратится в камень, как и все остальные, и будет жить в совершенстве. Разве это не всё, чего он всегда хотел – не играть никакой роли, просто стоять, принадлежать и быть?
Статуи кружились и завывали, из теней под деревьями выходили фигуры, буйство красок на доспехах заставляло их струиться и мерцать. Космические десантники, выкрашенные в оранжевый и лиловый, малиновый и лаймовый, медный и изумрудный цвета. Сморщенные, покрытые янтарём головы качались на серебряных цепях. Выпуклое оружие засвистело, когда они прицелились. В воздухе пахло фекалиями и розами.
Ловушка, конечно это была ловушка – он знал это; но он задумался, как давно они шагнули в неё. Там, в туннеле, когда они прибыли, и он услышал призыв Джона о помощи? Раньше? На Калте, когда Рейн потерял жену и впервые услышал песню сирен? И вот теперь они здесь, глубоко в Лабиринте со зверем и без нити, по которой можно вернуться. Время было не таким, как думали люди, Олл знал это лучше многих. Ложные боги варпа видели его истинным. То, что было и что будет, вечно присутствовало для них. Не было никакого парадокса в том, что они много лет назад поставили Рейна на его пути, чтобы теперь он стал приманкой.
Статуя над Оллом – которая не являлась женой Рейна и никогда ею не была – склонилась к нему, светившиеся мраморные конечности разведены в стороны, на лице широкая улыбка.
Вспышка лазерного огня попала ей в верхнюю часть черепа и снесла макушку. Она выгнулась назад. Каменные осколки и чёрно-багровый ихор пронеслись в воздухе. Рейн завизжал. Олл вздрогнул. Новая вспышка лазерного огня, но на этот раз статуя уклонилась.
– Нив! – воскликнул Рейн. Он развернулся с пистолетом в руке и прицелился в вышедших из-за деревьев Джона и Кейт. Олл встал и врезался в мальчика. Пистолет Рейна выстрелил. Лазерный луч попал в статую мужчины, несущего чашу с красной жидкостью. Кончик подбородка статуи оторвался в брызгах крови, и каменный мужчина закричал. Олл скорее почувствовал, чем услышал это. Они с Рейном боролись на земле. Пистолет по-прежнему был у мальчика. Ружьё Олла запуталось в ремне, когда он попытался обхватить мальчика руками и ногами, пытаясь удержать и прижать.
Истекающая кровью статуя мужчины с чашей снова закричала, извиваясь, ноги оторвались от постамента в брызгах крови и костей. Руки в плечах отломились от чаши. Полилась красная жидкость.
От статуй донеслась какофония криков. Олл почувствовал, как что-то лопнуло у него в носу. Он ощущал запах меди и привкус железа. Джон и Кейт пошатнулись, словно пьяные, опустив оружие. Ещё больше статуй сорвались с постаментов. Некоторые оставляли части конечностей и окровавленные куски плоти внутри разбитых каменных оболочек.
– Нив! – кричал Рейн. – Он убил Нив!
Но Джон не убил то, что Рейн считал своей потерянной любовью. Не убил даже наполовину. Оно появилось в поле зрения. Оно по-прежнему было в крови, но теперь сбросило кожу из ложного камня. Переливавшиеся волосы рассыпались вокруг головы, как будто плавали в воде. Оно было выше, намного выше, его конечности превратились в изогнутые когти, над изгибавшимися мышцами поблёскивала жемчужно-белая чешуя. Оно смеялось, но звук, исходивший из его рта, был цветным и имел форму, огромный поток вибрировавшего красного и неоново-зелёного резонанса. Оно двигалось быстро, но почему-то одновременно медленно, увеличиваясь по мере движения, удлиняясь, тени вращавшихся рук формировали новые руки, голова удлинялась, превращаясь в морду, складки кожи разворачивались в разливы шёлка. Олл посмотрел на него и почувствовал, как его пронзила вспышка чистого ужаса. Он хотел бежать или ждать, но также хотел, чтобы оно дотянулось до него. Он хотел, чтобы оно говорило с ним и только с ним. Он хотел воткнуть нож себе в ухо, чтобы больше не слышать и думать, чтобы ему не пришлось находиться во вселенной, где существовала подобная тварь.
Оно было обещанием всего, что было потеряно и не могло быть возвращено, и оно улыбнулось ему и протянуло руку с когтями из чёрного стекла.
'''''Олланий''''', сказало оно. '''''Олланий… Благочестивый Олланий, недолгий магистр войны, первый из тех, кто не умер. Олланий, ты дома… Не нужно бежать. Не нужно плыть дальше…'''''
Копьё лазерного огня устремилось в демона и превратилось в насекомых с горящими крыльями, прежде чем смогло коснуться его кожи. Кэтт стреляла в него, Джон пытался оттащить её назад. Существо даже не взглянуло на них, но задрожало и в воздухе прокатилась ударная волна. Кэтт и Джон отлетели назад, словно подхваченные штормом листья.
Изображение демона ослепляло, когда он потянулся к Оллу.
‘–’
Кровь брызнула с губ Джона, когда он произнёс не-слово. Оно украло из воздуха цвет и звук. Сиявший демон пошатнулся и упал, на мгновение превратившись во что-то серое, истощённое и уродливое.
– Нет... – Олл пытался что-то сказать, переворачиваясь, с кровоточащими ушами. – Нет, Джон! Не надо!
Слова превратились в шипение, когда слетели с его губ. Он видел Джона Грамматика на коленях, кровь текла по его лицу. На щеках открылись раны. Вены под кожей стали чёрными, выпуклыми. Кровь и сломанные зубы посыпались у него изо рта. Кэтт согнулась, зажав уши руками, её неудержимо рвало. Не-слово, которое произнёс Джон, которое он выучил из воспоминаний Олла о башне, висело над его головой синестетическим ореолом зазубренного жёлтого и неоново-фиолетового цвета.
Демон снова начал вставать. С него посыпался пепел. Под его рыхлой серой кожей перекатывались мышцы. Лицо было разбито, с потрескавшимися чертами и чёрными гнилыми зубами. Он взревел, и звук завибрировал в воздухе чёрным конусом. Мраморные плиты разлетелись вдребезги. Он рванулся вперёд, из раздвоенных лап вырывалось пламя. Бейл Рейн вскочил на ноги, выкрикивая поток красной агонии. Его глаза были широко раскрыты. Слёзы текли по щекам. В ту секунду Олл задумался, увидел ли Рейн демона в истинном обличье, или ложная надежда по-прежнему цеплялась за его зрение. Коготь демона был коротким размытым пятном, заиканием во времени, настолько быстрым, что казалось, что пронеслась тень.
Рейн мгновение стоял. Затем его туловище распахнулось. Хлынула кровь. Рейн рухнул, половинки рассечённого тела упали. Олл вскрикнул, когда голова мальчика ударилась о землю, рот и глаза всё ещё были открыты.
Импульс пронзительного звука прорезал воздух и взорвался, образовав рябь синего и фиолетового цвета. Извивавшиеся статуи разлетелись на куски камня, плоти и костей. Волны ультразвукового давления сотрясли кости Олла. Раскрашенные космические десантники наступали, целясь из хромированного оружия.
Демон свернулся кольцом. Заколдованные мышцы напряглись под пронизанной венами кожей. Он ссутулился, собираясь прыгнуть вперёд. Луч алой энергии ударил его в бок. Ложная плоть превратилась в пепел. Он взревел в гневе и полной тишине. Олл наполовину встал, когда ударил второй луч. Субстанция демона втянулась обратно, когда луч пронзил его насквозь. Олл обернулся и увидел размытую фигуру в серой броне, бежавшую через сад разбитых статуй. Лидва выпустил ещё один импульс из пистолета-серпента, прижал его к бедру и вытащил из-за спины оружие с ребристым стволом. Из дула вырвался язычок пламени. Снаряды попали в демона и взорвались белыми вспышками звёзд. Джон стоял, дрожа. Демон прыгнул к Оллу, белое пламя стекало с него, словно отражавшие полуденное солнце капли дождя.
– …! – крикнул Джон Грамматик.
Фраза энунции прорвала свет. Спектры перевернулись. Кровь заблестела зелёным. Тени ярко вспыхнули. Небо над головой превратилось в чёрную пустоту.
Олл видел, как демон распался. Плоть свернулась в клубки пепла, которые упали вверх. Очертания растворились в размытом меловом пятне. Он почувствовал привкус соли и более приятный запах озона. Ему показалось, что он увидел, как рот твари открылся, собираясь закричать. Затем её просто не стало. Пылинки пепла, камня и капли крови повисли в воздухе. Олл дрожал. Пот струился по коже, кровь текла из ушей и уголков глаз. Он ощущал, что слова Джона из не-мира по-прежнему отдаются эхом за пределами слышимости, ангел, призванный и посланный, чтобы положить конец существованию, звук башни, падавшей под ударом молнии.
Раздался удар грома. Ослепительный свет, обесцветивший зрение. С рёвом вернулся звук.
И он приподнялся, рука нащупала ружьё.
“''Солдата создают две вещи'', – сказал он однажды Рейну много лет назад, когда мальчик последовал за ним через лабиринт времени и злоключений на Терру. – ''Первая, это способность сделать что-то чертовски глупое, не зная почему, а вторая, отпустить свою жизнь, прежде чем ты отпустишь оружие''”.
Рейн лежал на земле. Лившаяся из него кровь начала пузыриться и гореть в насыщенном магией воздухе. Олл приподнял голову мальчика, призывая бог знает какую помощь от любого, кто мог услышать.
На него упала тень. Серая, массивная, сжимавшая оружие, которое выдыхало огонь в Детей Императора, по-прежнему выходивших из подлеска.
– Вы должны оставить его, сэр, – проревел Лидва, останавливаясь, чтобы перезарядить оружие за то время, которое потребовалось, чтобы вздохнуть. Дрожащий крик пронзил серого космического десантника. Слои керамита разлетелись в пыль. Лидва вздрогнул, затем выстрелил в ответ. Воин в серебряно-аметистовых доспехах упал, его голова превратилась в шар белого пламени. – Сейчас.
В этот момент Олл увидел Зибеса. Подёнщик серьёзно отстал от Лидва, но вёл огонь на бегу, пригибаясь среди каменных постаментов и поваленных деревьев, чтобы выпустить поток выстрелов вдаль. С ним был Графт, который с лязгом продвигался вперёд, поддерживая серолицего Кранка. Ветеран вытащил пистолет и стрелял, прикрывая Зибеса, в то время как тот побежал к Лидва и Оллу.
Зибес упал рядом с Оллом, прицелился вдаль и выстрелил.
Мгновение спустя Графт с лязгом нырнул в укрытие.
– Двигайся, Олл, – крикнул Зибес и махнул рукой в сторону центра купола и вращавшегося посередине бассейна. – Туда, это единственный путь, с которого ублюдки не идут. Бери остальных и двигайся!
Зибес, обидчивый Зибес, не такой умный и одарённый, как Кэтт, не такой ребёнок, как Рейн. Человек, который никогда не хотел быть солдатом, который никогда не записывался воевать, которого тащили Олл и остальные. Теперь кричит, теперь он здесь, как и все остальные, готовый умереть только потому, что Олл сделал плохой выбор. Как и все остальные, как и все экипажи и подразделения, частью которых он был, – все они были чертовски преданы тому, кого на самом деле не знали.
Он встал и повернулся, собираясь бежать к Джону. Псайкер лежал на земле. Его окружал широкий круг из разбитых плит. Кожа на лице покрылась волдырями и почернела. Губы почти сгорели дотла. Однако глаза были открыты. Широко распахнуты. Он ахнул и попытался пошевелиться. Его руки были вывернуты, как будто кости внутри раздробились. Кэтт пыталась поднять его. Кровь покрывала её лицо и руки. Олл схватил Джона под другую руку.
– Тебе не следовало этого делать, – прорычал Олл. – Тебе не следовало говорить на энунции.
Джон Грамматик ухмыльнулся сквозь кровавую маску.
– Возможно, ты прав, – прошипел он. – В следующий раз твоя очередь.
Коса звука пронеслась по куполу на высоте головы. Камень и дерево превратились в кашу и пыль. Олл посмотрел на Кэтт и кивнул. Они побежали, пригибаясь, Джон Грамматик висел между ними, задыхаясь от кровавой пены. За ними следовали Зибес, Графт и Кранк. Олл слышал грохот ружья Лидва.
Они дошли до конца ряда статуй. Олл видел путь сквозь искорёженные деревья, видел свет, мерцавший на воде в водовороте в центре купола. Краем глаза он уловил отблеск цвета и повернулся. Космические десантники в разноцветной броне приближались. Легионер в раздутых хромированных доспехах неуклюже остановился. Звук дрожал вокруг него, воздух вспыхивал невероятными цветами. Трубы выгибались дугой над его спиной. Рот казался туннелем в голове. Сдвоенное оружие свисало с его рук, энергетические каналы дрожали, когда вдыхали перед выстрелом.
Олл открыл рот, собираясь закричать, и начал тянуть Кэтт и Джона вниз.
''Вниз и вниз... мимо реки, которая отделяет живых от мёртвых.''
''У меня есть для тебя монета, паромщик...''
''Возьмёшь ли ты её у меня?''
Женщина в красных лохмотьях встала перед ними. Она была высокой, очень высокой. Красная вуаль скрывала глаза, с крючков на губах и подбородке свисали фаланги пальцев. Её губы улыбались.
Огромный силуэт заслонил её. Он двигался быстро, слишком быстро для чего-то такого размера. Вздымавшаяся ткань окружала его, словно разноцветный дым. Посеребрённые пластины брони блестели под вытянутым шлемом. Космический десантник или что-то в этом роде. Он поднял болтер. Глаза Олла встретились с чёрным кругом ствола.
– Вниз, – прорычал он за мгновение до того, как выстрелил.
''Санктум Империалис Палатин''
Когда Мауэр оказалась во внутреннем дворе, двигатели машин уже работали. Солдаты в красной броне и серебряных визорах командного подразделения префекта стояли возле каждого транспорта с оружием наготове и внимательно оглядывались по сторонам. В руке у Мауэр был пистолет. Вокс-бусинка в ухе щёлкнула и загудела кодовыми фразами. Зиндерманн и Киилер шли мерцавшими пятнами слева и справа от неё. Оба носили маскировочные плащи, которые разбивали их образ на вещи без чёткой глубины, размера или цвета. Они направились в левый автомобиль. Все здания были пусты, и она послала людей, которым доверяла, проверить их.
Люди, которым она доверяла…
“''Не доверяй никому, возможно, это более мудрое правило...''”
Её взгляд вернулся к пустым глазницам окон. Вверху на фоне неба сверкнула обшивка пустотного щита.
Она слышала биение сердца в ушах.
Автомобили выбрасывали в воздух выхлопные газы. Установленные на крышах пушки подёргивались. Шёл дождь, взрываясь серебром в собиравшейся на каменных плитах воде.
Здесь и сейчас; это было самое подходящее время. Если кто-то предал их, они ударят сейчас.
Красные солдаты двигались, пересекая площадь. Садились в транспорты. Она подошла к их автомобилю. Двери были открыты. Сольша посмотрел на неё с водительского сиденья, подняв визор. Он кивнул.
– Садитесь, – прошипела она Зиндерманну и Киилер.
Они двинулись к дверям. Капли дождя размазывались там, где попадали на маскировочные плащи.
Эскорт увеличил обороты двигателей машин.
Она повернулась, чтобы посмотреть на здания. Призраки заплясали по спине.
Новая вспышка в небе над головой.
Она плюхнулась на сиденье рядом с Сольшей. Дверь с лязгом закрылась.
– Поехали, – сказала она. Двигатель чихнул, а затем рванул вперёд. Ускорение вдавило Мауэр в кресло. Машина перед ними уже выехала со двора. Эскорт размыто пронёсся мимо. Они выехали на улицу, и автомобиль набрал скорость. Мимо мелькали фасады зданий. Больше на улице никого не было.
– Доклад, – сказала она.
– На ауспике чисто, – ответил Сольша, его голос был железно спокоен. На приборной панели автомобиля замигали огоньки. – Время до перекрёстка, четыре минуты.
Мауэр прикрепила пистолет к приборной панели и вытащила лазерный карабин из-под сидения. Дождь взрывался и скатывался по бронированному стеклу.
– Контакты, – зажужжала вокс-бусинка. – Приближаются с запада. Я насчитал троих.
– Визуальное подтверждение? – переспросила Мауэр.
– Никак нет, – сказал Сольша, – но они считываются как военные.
– Здесь всё военное, – пробормотала Мауэр. Она выглянула в узкую щель в двери. Высоко вверху сверкнула молния.
Мауэр кивнула, не сводя глаз с промокшего мрака за окнами.
– Они пересекутся с нами сразу после того, как мы достигнем контрольно-пропускного пункта.
– Проблемы? – спросил Зиндерманн из заднего отсека.
– Просто будьте готовы двигаться, когда мы доберёмся до контрольно-пропускного пункта, – ответила она.
Улица сужалась. Эскорт придвинулся ближе. Вода дугами поднималась из-под задних колёс. Впереди утёсом возвышались здания. Дорога поворачивала влево, огибая сорокаметровую статую одного из погибших генералов Императора.
На приборной панели замигала лампочка.
– Там кто-то есть, – сказал Сольша ровным голосом. Он переключился на вокс. – Мы подъезжаем к контрольно-пропускному пункту. Сейчас впереди нас одна машина. Всем подразделениям приготовиться.
– Готовы? – сказала она размытым фигурам Зиндерманна и Киилер. – В любом случае вы следуете плану, верно?
– Поняли и готовы, – сказал Зиндерманн.
Они свернули за угол, вода брызгала вверх, двигатели рычали. Мауэр увидела в пятистах метрах впереди контрольно-пропускной пункт – орудийные башни и солдат в промокших от дождя шинелях. Улица была достаточно широкой, чтобы могли проехать две машины. Освещённое молниями небо было узкой щелью наверху. Прямо перед ними ехал грузовик, ехал быстро, но тормозил. Трафареты ополчения покрывали его борта.
– ''Контакты сзади'', – раздался голос по воксу. Три машины свернули на улицу позади них. Прямоугольные силуэты в серых и зелёных тонах. – ''Быстро приближаются''.
– Приготовьтесь, – сказала Мауэр.
Грузовик впереди занесло, когда он затормозил. Одна из задних дверей хлопнула. Грузовые сегменты на прицепе сдвинулись. Он снова затормозил.
– Дерьмо! – воскликнул Сольша.
Грузовик развернулся поперёк дороги. Там были фигуры, бежавшие рядом с орудийными башнями контрольно-пропускного пункта. Колёса и гусеницы грузовика заблокировались, а затем с визгом раскрутились на полную мощность. Он врезался в орудийную башню и ворота. Камнебетон взорвался.
Крики, бегущие ноги, направленные орудийные стволы.
Машина сопровождения позади них дала задний ход. Эскорт широко рассредоточился.
Охранники на контрольно-пропускном пункте кричали. Дождь был завесой из серебряных осколков.
Мауэр прижала приклад карабина к плечу.
– Выходим, – сказала она, открывая дверь и распахивая её. – Пора.
– Три контакта сзади по-прежнему быстро приближаются, – сказал Сольша.
– Началось, – сказала она. – Всем подразделениям атаковать контакт.
Мауэр шагнула на улицу. Киилер и Зиндерманн следовали за ней попятам. Рёв двигателей перекрывал шум дождя. Фигуры выходили из кабины грузовика. Охранник возле разрушенных ворот кричал, наполовину подняв оружие. Мауэр увидела автоган в руках одного из водителей грузовика. Охранник этого не видел и продолжал кричать, когда очередь поразила его в лицо и грудь.
Мауэр выстрелила. Пуля попала водителю грузовика в плечо, когда он поворачивался, и отшвырнула назад.
Пушки на замыкавшем конвой автомобиле открыли огонь. Затем раздался грохот металла о металл, когда что-то врезалось в хвостовую машину.
Бегущие ноги, крики. Сквозь дождь донеслись выстрелы.
– Идём! – крикнула она.
Три фигуры вышли из дождя с поднятым оружием. Она увидела тёмные шлемы, дыхательные маски, инфракрасные очки. Она выстрелила. Попала в ведущую фигуру. Пушка автомобиля взревела. Фигуры разбежались.
Сольша резко дал задний ход. Машина взбрыкнула и развернулась. Дальше по дороге заговорила пушка. Тяжёлые снаряды врезались в раму автомобиля. Затем головная машина взлетела в воздух с глухим раскатистым грохотом. Взрывная волна подняла Мауэр и швырнула на землю. В ушах звенело. Во рту появилась кровь. Цвета кружились перед глазами.
Всё катилось к чёрту, всё катилось к чёрту так быстро, как она и боялась. Она не знала, где Киилер и Зиндерманн, но она предвидела, что это может произойти, планировала это. Всё, что нужно было сделать Киилер и Зиндерманну, – это следовать плану.
Что-то просвистело в воздухе над головой. Мауэр заставила себя подняться. Горящий прометий растекался по танцующим лужам. Угловатый штурмовой корабль летел низко, его двигатели превращали капли дождя в туман. Завращались многоствольные пушки. Снаряды вонзились в автомобиль позади неё. Она пригнулась за мгновение до того, как взорвались топливо и боеприпасы. Штурмовик скользнул вбок, открывая огонь поперёк дороги. В него полетели лазерные разряды и снаряды.
– Нас окружили со всех сторон! – крикнул Сольша из автомобиля, затем отстегнул ремни безопасности и выпрыгнул в открытую дверь. Штурмовой корабль приближался, взгляд его пушки был направлен на них. Огонь вёлся с орудийных башен на воротах контрольно-пропускного пункта, с разбитого грузовика, со стороны солдат Мауэр, когда они стреляли в ответ.
– Откуда взялся штурмовик? – крикнул Сольша рядом с ней.
Жужжащий рёв его пушки замер, как у огнедышащего зверя, переводившего дыхание.
– Двигайся, – крикнула Мауэр и побежала. Со штурмовика протянулся язык огня. Снаряды попали в автомобиль. Бронестекло и металл деформировались. Мауэр мчалась к разбитому грузовику и воротам контрольно-пропускного пункта.
На секунду, в мгновение между пушечным огнём, она задалась вопросом, как всё могло пойти настолько плохо.
– Всем подразделениям, прорывайтесь и выходите из боя, – крикнула она в вокс.
Их автомобиль исказился, смявшись, как бумага в сжатом кулаке.
Из дождя рядом с грузовиком появился силуэт. Мауэр показалось, что она увидела серый рабочий комбинезон в жёлтую и чёрную полоску, и ствол автогана. Она выстрелила. Две очереди попали в живот и грудь. Он отшатнулся, споткнулся, перекатился, затем попытался подняться. Она увидела бронежилет под разорванным комбинезоном за секунду до того, как очередь лазерного огня поразила мужчину в голову. Верхняя часть черепа разлетелась на куски.
– Спасибо, – сказала она Сольше, когда они нырнули за переднее колесо грузовика.
Она посмотрела вверх, внезапно осознав, что дышит сквозь зубы. Штурмовой корабль. Тот, кто выступил против них, мобилизовал штурмовой корабль внутри Санктум Империалис. Это говорило о силе и безрассудстве, превосходивших то, что она ожидала. Это должно было стать проблемой. Впрочем, Киилер, скорее всего, сбежала и на свободе, и только это имело значение. Теперь всё, что ей нужно делать – это попытаться жить настоящим.
– ...''Боэтарх''... – Голос зашипел из вокс-бусинки в ухе. Вверху приближался штурмовик. Мауэр вдруг стало холодно. Это был голос Альборна.
– Альборн, – ответила она, перекрикивая шум. – Что случилось? Где Киилер?
– ''Она''... – Его голос прервался.
Затем она увидела Зиндерманна, пошатавшегося под дождём, маскировочный плащ был наполовину сорван, кровь покрывала видимую часть его лица. Мауэр побежала. Она добралась до старика за секунду до того, как поток лазерного огня пронёсся по улице. Они упали на землю. Сольша выпустил очередь в темноту. Мауэр подняла Зиндерманна и потащила его, переходя на неровный бег.
– Где она? – крикнула она. – Что произошло?
– Кто-то... – выдохнул Зиндерманн; по его лицу потекла свежая кровь. – Кто-то ждал… Ждал нас. Почти добрался до нас… Эуфратия... она… она сбежала.
– Куда?
– Я не… Я не видел, в какую сторону она побежала.
– Кто ждал вас?
– О, дерьмо! – воскликнул Сольша. Мауэр резко вскинула голову, когда над крышами зданий появился новый корабль. У неё была секунда, чтобы разглядеть очертания “Штормового орла”, прежде чем с его фюзеляжа сорвались ракеты. У штурмовика было достаточно времени, чтобы дёрнуться в воздухе, прежде чем он превратился в огненный шар. Штурмовая рампа “Штормового орла” была открыта. Мауэр увидела гиганта в доспехах, стоявшего на её краю. Корабль накренился, а затем затормозил под визг двигателей. Фигура спрыгнула. Инстинкты Мауэр кричали ей бежать, убраться как можно дальше. Даже если бы она послушала, на это не было времени.
Бронированный гигант врезался в остатки автомобиля и раздавил его крышу. Глаза светились красным на безликом шлеме. Мауэр на мгновение встретилась с ним взглядом. Шум дождя и выстрелы, казалось, стихли. Всё было заключено в этом красном взгляде – целая жизнь войны и обещание единственного дара, который мог дать его вид. Вспышка лазерного огня ударила в плечо космического десантника. Он не дрогнул, а выпрямился и начал убивать.
''Южный Мармакс''
Кацухиро смотрел, как умирает ангел. Баэрон пытался встать. Остатки его доспехов были испачканы кровью, более яркой, чем грязь и потемневший от сажи керамит. Рваная дыра пробила левую сторону его груди и броню, плоть, кости. Рана… Это была не рана. Подобное повреждение не подходило под это слово. Подходило до последней волны. Сейчас… сейчас стало ещё хуже. Кацухиро наблюдал, как ангел пытается пошевелиться. Он не знал, что делать. Баэрон наполовину провалился сквозь остатки стрелковой стены, сжимая нож в оставшейся руке. Он продолжал пытаться подняться. Части его брони продолжали подёргиваться, как будто пытались усилить неуверенное движение. Атака прекратилась, стрельба стихла, оставив тишину для булькавшего дыхания ангела.
Кацухиро не знал, что делать. Вид этого, вид Баэрона, красного теперь только от собственной крови, парализовал его.
– Лорд, – произнёс он.
– Тише, – прошипела Стина рядом с ним. Она обхватила голову руками. Остальные… он не знал, кем или откуда были другие солдаты за стрелковой стеной, живые тела, покрытые грязью, кровью и пылью. Их униформа и знаки отличия исчезли: офицер, высокородный, вник или ветеран-профессионал, всё это исчезло. Был только тот факт, что они находились здесь, в этом маленьком кусочке мира, окружённые серым дымом и жёлтым туманом, наблюдая, как один из воинов-полубогов Императора испускает последний вздох. “Просто дай ему умереть”, – сказала Стина, и Кацухиро не был уверен, была ли это мольба к нему или ко вселенной.
Баэрон снова вздрогнул. Свежее красное засочилось из трещин. Кацухиро не видел его после последней атаки, после того, как они отступили и нашли по-прежнему функционировавший кусок стены, за которым можно было укрыться. С тех пор они отступали ещё дважды. Один раз по приказу офицера, который вскоре исчез, и один раз потому, что враг просто продолжал наступать. Он понятия не имел, какая сейчас субординация, но другие собрались вокруг него и Стины, скорее всего, потому, что они не бежали, а это означало, что люди решили, что у них есть власть или план. Он предполагал, что у него был план, который был очень прост: держаться до тех пор, пока он больше не сможет. Это было всё, что нужно было сделать. Вселенная, даже этот кошмар в кошмаре, стала для него очень простой – доверься Императору и держись, или беги и почувствуй, как рвётся последнее, что оставалось в душе. В любом случае он погибнет, и он знал, что это будет скоро.
Мёртвые были повсюду. Некоторые падали, охваченные лихорадкой, их рты и горло были заполнены гнойниками, они издавали булькавшие предсмертные вздохи, дрожа и цепляясь за ожидавшую землю. Других находили пули, или туманы, которые плыли по земле, а затем откатывались назад, словно призрачное море. Однако не все погибли. Люди выходили из бункеров, которые погребли десятки их сослуживцев. Болезни выкашивали группы за несколько часов, но не трогали половину без всякой причины, которую Кацухиро мог понять. По крайней мере, никаких причин, которые он хотел бы принять. Появилась мысль, и она росла в нём с тех пор, как он увидел очертания чёрного ангела на фоне неба – идея о том, что кто-то должен остаться в живых, чтобы были души, которые должны страдать. Что каким-то образом страх и отчаяние значили больше, чем бойня. Это была идея, которую он пытался заглушить словами молитвы и золотой памятью святого. Иногда это помогало, но начало давать сбои, когда умиравший ангел вышел из тумана и упал к его ногам.
– Лорд Баэрон, – снова сказал он, придвигаясь ближе, чтобы оказаться на расстоянии прикосновения к Кровавому Ангелу. – Вы… вы ранены... – Он услышал, как слова сорвались с его губ. Что он пытался сделать? Что сейчас можно было сделать? Он повернул голову, чтобы посмотреть на Стину.
– Я... – Слово прорычало в воздухе. – Я не могу... – Кацухиро обернулся и посмотрел на искалеченную мешанину, которая была головой ангела. Череп, плоть и шлем стали почти неразличимы. Лопались красные пузырьки. Мягкие, как желе, комочки задрожали. – Я не... вижу.
– Лорд, я... меня зовут Катсу...
– Я знаю… Я узнал… твой… голос. Ты находишься под моим... ком...
Кацухиро услышал, как с последним словом вырвалось булькавшее дыхание. Он подумал о тех моментах, когда видел Кровавого Ангела в последние дни или недели, всегда мимолётно. Он не был уверен, что хоть раз слышал, чтобы его имя произносили в присутствии Баэрона.
– Я под вашим командованием, лорд.
Ангел сделал глубокий вдох, который потряс его тело. Красная пена стекала со шлема и из пробоин в броне. Поднялась культя. На конце были только указательный и большой пальцы. Кацухиро не знал, какая воля или сила двигали им, но остатки руки неожиданное схватили его за униформу, притягивая ближе.
– Ты... – выдохнул Баэрон. – Ты… не сбежал. – Кацухиро покачал головой, открыл рот, но ангел выдавил из себя ещё несколько слов. – Ты будешь… ты будешь держать… эту секцию.
Кацухиро моргнул и сглотнул. Он не знал, что он думал услышать из уст такого воина в его последние минуты.
''Не это''... пришёл ответ.
Спина Баэрона выгнулась дугой, когда он сделал ещё один вдох и повысил голос, чтобы его снова услышали, достаточно громко и сильно, чтобы поднять головы других солдат за стрелковым выступом.
– Следуйте… за ним, – сказал он. Кацухиро обнаружил, что его голова трясётся. – Я... отдаю... приказ, – по-прежнему громко произнёс Баэрон.
Кацухиро замер. Ему вдруг стало холодно, тяжесть происходившего и грядущего ждала его после того, как пройдут эти несколько мгновений жизни. Он обнаружил, что думает о том, как давно это было и как далеко он продвинулся с тех пор, как ступил на эту секцию передовой Южного Мармакса. Казалось, что эта многоуровневая стена и то время были очень далеко, но это было не так. Это было не так, потому что рядом с ним был Баэрон, и это означало, что это, скорее всего, та же самая секция, что завалы, огневые рубежи и разрушенные окопы были парапетами и бастионами, на которых он стоял в прошлом. Он перемещался очень мало. Это был мир переместился. Он посмотрел на кучку перепачканных грязью солдат рядом с ними. Он задумался, сколько из них было здесь в то утро, когда они со Стиной поднялись по ступенькам, и он выглянул наружу и остановился, глядя на свет зари вдали. Возможно, несколько. Все они выглядели одинаково и никого из них он не мог узнать. Он догадался, что это относится и к нему.
– Так точно, лорд. – Он понял, что отвечает Баэрону. – Я умру за...
Он обнаружил, что слово, которое он хотел сказать, запнулось, но что-то в останках ангела пошевелилось, и Кацухиро понял, что Баэрон качает головой.
– Мы все умрём… друг за друга... в... конце...
Затем последовала последняя, сильная дрожь, и изуродованная рука, сжимавшая Кацухиро, разжала пальцы.
Он не пошевелился. Он не мог пошевелиться. Только смотрел в тишину, которая была воплощением удивления, ужаса и силы. Он долго раздумывал, что ему делать, а затем встал, поднял ружьё и проверил, не осталось ли в подсумках боеприпасов. Он подумал о человеке с оружием, который сошёл с поезда в другой жизни. Он посмотрел на свою руку; она дрожала. Это необходимо прекратить. Он не мог дрожать, не мог сделать ничего такого, что позволило бы окружающим найти причину делать что угодно, кроме как стоять и сражаться.
''Нам Он дал Своих ангелов''… Вертелись слова у него в голове.
– Стина, и ты. – Он указал на солдата рядом с ней. – Как тебя зовут?
– Якоб Солекс, – Ответил солдат, крепко сжимая свой лазган. – Альбия, Первый сапёрный...
– Пройдись по передовой и проверь, нет осталось ли боеприпасов, Якоб. Ты и ты, – ещё один тычок пальцем в две другие ссутулившиеся фигуры, – бегите на юг вдоль передовой и соединитесь с любым подразделением в следующей секции. Выясните, есть ли у них командная инфраструктура. Если есть, обновите информацию об этом участке.
Они двинулись без колебаний. Вот так просто. Он почти улыбнулся. Теперь он двигался, стоял, поворачиваясь, чтобы посмотреть вдаль, откуда придёт следующая волна.
– Он защищает! – крикнул он и повернулся, чтобы посмотреть на других солдат.
– Он защищает, – ответил один, негромко, но с достаточной силой в голосе. Затем другой повторил призыв, а затем ещё один, и теперь он стал громким, голоса кричали в освобождённом страхе, ярости и вызове.
– Он защищает!
– Он защищает!
– Он защищает!
Кацухиро кивнул и посмотрел на мёртвого ангела, чьей могилой станет пустошь, на которой он пролил свою последнюю кровь.
– Как мы защищаем Его, – сказал он себе.
''Улей Хатай-Антакья, Восточно-финикийские пустоши''
– Так ты хочешь покинуть рай? – Олл огляделся по сторонам. Рядом с ним стояла женщина в лохмотьях и тряпках. Олл поднял оружие. Женщина покачала головой. В воздухе появился лёд, формируясь в дымке. Олл почувствовали давление внутри черепа. Женщина по-прежнему улыбалась. + Это не в твоих интересах, Олланий, + произнёс голос в его голове.
Кэтт издала звук, похожий на шипение пара. Олл ощутил, как жар вспыхнул на его коже. Тени на лице Кэтт поглотили её глаза. Её рот был открыт в рычании. Женщина в красных лохмотьях повернула голову к Кэтт. Внутри черепа Олл почувствовал, как две волны давления встретились, словно молот, ударивший по наковальне. Кровь и сажа окрасили воздух. Кэтт дрожала, оскалив зубы. Улыбка женщины под вуалью исчезла.
– Неожиданно, – сказала она. Затем она повернулась к Оллу. – Всем нам нужно уходить, и уходить немедленно. Путь возможностей узок, Олланий, ступай по нему сейчас или погибнешь.
– Нет... – выдохнул Джон Грамматик, пытаясь выпрямиться. – Нет, она... – Он вздрогнул в объятье Олла.
– Я союзник, – сказала женщина. – Я не один из рабов Детей, не марионетка Гора. Я служу истине, и в этом у нас общая цель. – В глубине сознания Олла он слышал голоса Ариадны, Медеи и Ниневы.
– ''Эта нить выведет тебя наружу...''
– ''Я расскажу тебе, как пройти сквозь пламя и отправить неспящего дракона в страну грёз...''
– ''Ты всегда хорошо умел выбирать, Олл...''
– Это момент выравнивания, а не перелома, – сказала женщина. – Я здесь в качестве союзника.
– Кто ты? – спросил Олл.
Кости, свисавшие с губ женщины, звякнули. Воздух вокруг неё мерцал, словно пульсировал от жара.
– Конечно же, настоящий вопрос в том, чего я хочу? – сказала она. – И ответ на него состоит в том, что я хочу видеть человечество живым. Я хочу увидеть, как оно возвысится. Я хочу увидеть, как оно переживёт грядущее.
– Олл, она лгунья, – выдохнул стоявший рядом Джон. – Убей её сейчас же. Она во власти Изначального Уничтожителя. Она переродилась, новая из нас. Кабал пытался… Дамиан пошёл за ней, но...
Женщина подняла руки и сняла красную вуаль со своего лица. Глаза под ними были серебристо-белыми от слепоты.
+ Я прошла путём богов, Олланий, + сказала она, и её голос ясно прозвучал в голове Олла. Всё остальное было далёким, тонким отрезком времени, который даже едва ли можно было назвать прошедшим. Там также был запах, поток ароматов в его чувства – пепел и ладан, запах сожжённых цивилизаций и жертвоприношений. + Я пересекла преисподнюю и вернулась. Я видела лицо тени вселенной. Я знаю её правду и ложь. Нет ничего единого, нет ничего полностью злого или доброго, нет ничего доброго, что не было бы одновременно жестоким. Ты тоже знаешь эту истину. Ты знаешь Императора так же, как я знаю Гора. Ты знаешь, что Император могущественен, наделён проницательностью и приведёт человечество к уничтожению. Я знаю Гора и пепельную войну, которую он несёт. Я знаю, что даже в случае победы Гор приведёт нас не к триумфу и власти, а к рабству и Хаосу. Я видела это и сделала всё, что могла, чтобы этого не произошло. Есть другой путь, путь, который не лежит ни в тирании Гора, ни в заблуждении Императора. Я – твоё эхо, Олланий, хотя и придерживаюсь другой веры. Я умерла и родилась, чтобы жить снова. Ты никогда не умирал, но жил, чтобы увидеть, как всё, что ты знаешь, становится прошлым. Ты рассматриваешь силу как грех. Я вижу в ней единственный путь к спасению. +
Он почти улыбнулся. Чуть не заплакал. В глубине его сознания все поколения дочерей Гекаты кричали на него из своих покинутых мест. Обиженные, игнорируемые, опасные, великолепные.
+ Ты улыбаешься этому? +
– Нет, – ответил он и знал, что услышит только она, и что в момент остановки часов ничто не двигалось. – Ты просто напоминаешь мне кое-кого... людей, которых я когда-то знал.
+ Истина, + сказала она, + заключается в том, что царство богов не может быть уничтожено. Варп есть, был и будет вечно. Мы можем быть либо его рабами, либо его правителями. Сейчас тот момент, когда мы решаем, каким он будет. +
– И ты здесь, потому что из этого ничего не выйдет, и ты думаешь, что я могу что-то сделать, чтобы… что? Склонить чашу весов?
Она шагнула вперёд, подняв руку с тонкими пальцами, как будто хотела коснуться лица Олла, но остановилась. Олл почувствовали паучий танец ощущений на коже.
+ Я думаю, что ты являешься точкой опоры – маленькой, но от таких вещей зависит будущее равновесие. Ты хочешь сделать следующий шаг на своём пути, и я тоже этого хочу. Ты и те, кто с тобой, несёте весы судьбы. + Женщина кивнула сама себе и опустила руку. + И я зашла слишком далеко, чтобы наблюдать, как будущее рушится сейчас. +
– Мне знакомо это чувство, – заметил он.
+ Нет причин делать что-либо, кроме как объединить наши цели. +
– Всегда есть причина ничего не делать, – сказал Олл. – В большинстве случаев это тоже довольно веская причина.
+ Не сейчас, Олланий, не с тем, что поставлено на карту. И кроме того, у меня есть кое-что, что тебе нужно, точно так же, как ты – то, что нужно мне. +
– И что же это?
+ Способ добраться до Гора. +
Олл некоторое время молчал, удерживая её слепой взгляд.
– Ты так и не сказала мне, как тебя зовут.
+ Ты можешь называть меня Актейя, + сказала она.
– Это не твоё настоящее имя, – ответил он.
Её улыбка изменилась, и на секунду в ней появилось что-то почти человеческое, почти весёлое.
+ Я скажу тебе своё, если ты скажешь мне своё, Олланий. +
Время и звук с рёвом вернулись в полный поток.
Олл услышал сзади грохот выстрелов и взрывов.
Лидва стоял в десяти шагах от него, его броня была изжёвана взрывами и попаданиями. Серо-чёрная пелена теперь скрывала вид на купол. Деревья пылали, завывая, когда внутри них варился сок. Оружие в руке Лидва было твёрдо, как скала, и направлено на женщину по имени Актейя. Зибес и остальные были в нескольких шагах позади него.
– Стреляй! – прохрипел Джон Грамматик. – Стреляй в неё! Сейчас же!
– Господин Олланий? – спросил Лидва.
Олл не успел ответить.
Высокий спутник Актейи вышел из расширявшейся пелены чёрного дыма, как будто соскользнул с дуновением ветра. Шёлковое облачение порвалось и обгорело, так что стали видны доспехи под ним: серебристо-перламутровая тьма, намёк на чешую в лакированном узоре.
– Дерьмо! – крикнул Джон, вытесняя звук. – Дерьмо, нет! Нет!
– Приветствую тебя, Джон Грамматик, – произнёс воин, его голос был похож на рычание из решётки спикера шлема. – Давно не виделись.
Олл перевёл взгляд с воина на Актейю.
– Мы достигли взаимопонимания? – спросила она.
– Олл, – выдохнул Джон. – Олл, это не… они не...
Олл смотрел на Актейю.
Выбор, цены, последствия, как всегда и было…
– Окей, – наконец сказал он. – У нас есть соглашение. – Затем он посмотрел на воина, который пришёл с Актейей. – А ты? – спросил он. – Кто ты и чем занимаешься?
– Я – Альфарий, – ответил воин.
== ДВАДЦАТЬ ОДИН ==
'''Меркурианская в огне'''
'''Моя честь'''
'''Титан убит'''
– Прямой огонь по стене! – крикнул кто-то из-за парапета. Титан выстрелил. Ракета вылетела с его плеча в полосе пламени. Затем мгновение, размытое рябью пятно, а потом внезапно ничего. У Насабы была секунда, чтобы перевести дух.
Лазерная батарея взорвалась. Из-за парапета вырвался огонь. Камнебетон рассыпался в пузырях пламени и перегретого газа. Двадцатиметровый пушечный купол взлетел в воздух, кувыркаясь в гейзере обломков, из него падали тела. Он ударился о край парапета и покатился по наружной части стены, вырывая куски кладки, и врезался в орудийный ярус в трёхстах метрах внизу.
– Варп-ракета! – Ещё один крик, пытавшийся перекрыть шум.
Варп-ракеты… редчайшая из технологий. Выпущенные в реальном мире, но летевшие через варп, они обходили щиты и броню, прежде чем снова появиться и взорваться. Они были ненадёжными, склонными к осечкам, сбоям и неточностям, но Головы Смерти ждали, пока не окажутся почти в упор от целей. Насаба поняла, что они, похоже, строили планы и собирали целевые данные с тех пор, как настенные батареи открыли огонь. Когда орудия перестали стрелять, Мортис наблюдал и отмечал те позиции, которые вернулись в строй. Они рассчитали и уточнили эзотерические данные, необходимые для того, чтобы как можно точнее навести варп-ракеты. Теперь они просто выполняли то, что планировали с начала наступления.
Холодное осознание распространилось по Насабе – они сражались и боролись, чтобы как можно быстрее заставить орудия снова стрелять, и, сделав это, они точно показали, какие из них по-прежнему функционировали и куда врагу нужно было целиться на этом последнем этапе.
– Выключить оружие! – крикнула Насаба. Внизу по стене, подобно неровному солнцу, поднялась плазменная матрица.
– Пора! – Голос Эши Ани Моганы эхом разнёсся сквозь помехи, и штурмовые манипулы рванулись вперёд. Вооружённые цепными кулаками, силовыми когтями и мелта-пушками, они также несли ещё один смертоносный груз. Штурмовые группы Имперских Кулаков ехали в заострённых штурмовых капсулах подвешенных на руках титанов.
“''Луксор Инвиктория''” выпустила залп из всего оружия. Огонь вёлся последовательно: сначала многочисленные взрывные боеприпасы и убийцы щитов, затем грубая ярость энергетических разрядов, посланных секундой позже. Титан приготовился. Поршни разжались и напряглись, когда машина поглотила отдачу. Выпустили охлаждающую жидкость и пар. “Разбойники” в манипуле добавили огонь, и заслон титанов и рыцарей исчез из обычного поля зрения.
– Щиты цели сбиты!
– Щиты цели сбиты! – Сообщения хлынули по инфосвязи и воксу, когда машины Инвигилаты выстрелили.
– Титан поражён!
– Титан поражён!
Штурмовые манипулы прорвались сквозь стену огня, двигаясь на максимальной скорости, реакторы подавали энергию на щиты и движущие мотиваторы. Один из врагов вышел из облака обломков. Его щиты исчезли, но он тащил на цепи усеянную шипами пласталевую сферу и размахивал ею с поршневой силой. Шар для сноса зданий пробил пустотные щиты “Разбойника” Инвигилаты и врезался в правую руку. “Разбойник” пошатнулся. Титан Мортиса дёрнул шипастую сферу. Полетели куски брони. “Разбойник” попытался повернуться, но шар качнулся снова и смял его металлический череп. “Разбойник” содрогнулся и начал падать, когда титан Мортиса развернулся, затрубив в боевые горны.
Остальная штурмовая группа не остановилась и не замедлилась. Они врезались в первую из оснащённых варп-ракетами машин. Первым, кто нанёс удар, был “Разбойник”, раньше принадлежавший Бегущим в Варпе. Включив щиты на максимум, он открыл штурмовую капсулу. Бронированные двери распахнулись. Воины в жёлтых доспехах включили прыжковые ранцы и прыгнули в воздух. Ближайшей машиной Мортис был “Владыка войны”, его броню украшала гниющая бронза, из красных как раскалённые угли глаз капали стилизованные под черепа символы убийств. Имперские Кулаки приземлились на его спину. Ботинки примагнитились к броне. Он изогнулся, словно огромный зверь, почувствовавший, как насекомые садятся на его шкуру. Имперские Кулаки знали своё дело; они держались подальше от люка доступа и противопехотного оружия, установленного в корпусе титана. Снаружи риски состояли в выбросе жара и энергии от наплечных орудий, а также в самом факте, что они стояли на спине вражеского титана в разгар битвы. Космические десантники не стали медлить. Установив заряды, они активировали прыжковые ранцы. Две секунды спустя огонь пронёсся по спине машины Мортис, когда излучатели пустотного щита превратились в шлак.
– Сменить цель, немедленно, – сказала Эша Ани Могана. Оружие “''Луксор Инвиктории''” поразило незащищённого титана прежде, чем он успел отреагировать. Лазерный огонь пронзил его голову и грудь, и огромный кулак жара взметнулся в небо.
– Титан убит, – холодно сказала Эша Ани Могана, отслеживая Имперских Кулаков, которые приземлились на спину другой машины. Ещё больше их было в воздухе, выпрыгивая из штурмовых капсул, словно смертоносные осы. Она видела, как залп пушечного огня настиг одно отделение и сбил с воздуха трёх воинов в брызгах крови и искорёженной брони. Щиты ещё одной машины Мортис исчезли, и Эша Ани Могана уже стреляла.
– Всем машинам, максимальная скорость, сомкнутое построение, – сказала Абхани и почувствовала, что “''Бестия эст''” уже двигается, отвечая. – Цельтесь в заслон рыцарей и лёгких машин – давайте посмотрим, сможем ли мы пробить трещину в их щитах.
Перед ней вырос прямоугольник титанов “Магистр войны”, их тени вырисовывались в дыму. Теперь она могла видеть и тех, кто сопровождал их, стаи разведывательных титанов, рыцарей и боевых танков, двигавшихся и растянувшихся в тени огромных машин. Защищавшая их единая пустотная оболочка замерцала, целуя пропитанный дымом воздух. Она включила вокс-передачу и отправила последние данные ауспика на стену и машины, сражавшиеся в её тени. Никаких подтверждающих данных не вернулось, никакой связи, только ответный гул далёкого огня и взрывов. Главное поле битвы вспыхнуло и залилось светом.
“Сам воздух, похоже, горит”, – подумала Абхани.
Они могли бы вернуться к основным силам у стены, могли бы… Но они этого не сделали. Теперь она была Соларией… Слова матери звенели в ушах. ''Легион превыше всего'' – вот их девиз, и природа легиона заключалась не в том, чтобы гореть во славе; он должен охотиться, проливать кровь и добиваться победы, ослабляя разум, тело и волю врагов, пока их не удастся победить. Независимо от добычи или шансов на выживание – Солария будет охотиться.
– Первые цели, входим в зону досягаемости оружия, – сказала модератус. Они шли по изрезанной водой земле, “''Бестия эст''” взбиралась по осыпям. Рыцари Виронии шагали справа от неё, родственные “Псы войны” следовали слева.
– Удар, а затем быстро на левый фланг, – произнесла Абхани по воксу. “''Бестия эст''” задрожала от возраставшей скорости. За иллюминаторами она видела очертания гусеничной военной машины. Та пока не увидела её. В ухе запищал ауспик. Она почувствовала волнение, когда духи орудий “''Бестии эст''” навелись на цель.
– Захват цели, – сказала модератус.
– Убить, – сказала она.
Взрыв пробил боевую машину, словно сердцевину плода. Топливо и боеприпасы взорвались. Гусеницы и броневые пластины взлетели в воздух. Абхани уже чувствовала, как её тянет следующей цели, а затем рёв внутри, когда орудия говорили снова и снова.
“Магистры войны” были уже достаточно близко, чтобы Абхани разглядела эмблемы жнецов и зубчатые символы на знамёнах. Некоторые из титанов Мортис начали поворачиваться к атакующим. Она почувствовала острую боль от слабых ударов по пустотным щитам.
– Ещё немного... – выдохнула она про себя.
– Думаю, они заметили нас, – раздался сухой голос модератуса. Над ними и за ними поворачивался один из “Магистров войны”. Она увидела, как по стволам его орудий пробежали молнии.
– Поворот на левый фланг! – крикнула она по воксу. “''Бестия эст''” дёрнулась в сторону. Вражеский титан выстрелил. Залп прорезал группу его собственного эскорта. Броня вспыхнула, буквально испарившись, земля превратилась в стекло. Взрывная волна хлестнула по щитам “''Бестии эст''”. Она продолжал двигаться, когда колонна сопровождения начала стрелять в них.
– Виронии, – позвала она по воксу рыцарей. – Пора!
Ей ответил треск помех. Что-то в колонне вражеских машин выстрелило, что-то с оружием, способным убить титан. Щит “''Бестии эст''” исчез с раскатом грома.
– Перенаправляю энергию на щиты! – сказала модератус.
Абхани метнула взгляд к ауспику, ожидая увидеть исчезавшие символы погибших рыцарей Виронии. Но они по-прежнему были там, по-прежнему мигали зелёным, их темп замедлился.
– Виронии, что вы делаете? – крикнула Абхани по воксу.
Акастия стиснула зубы, когда нейронная обратная связь пронзила её. Она видела, как электрический разряд попал в “Пса войны” Абхани. Машина, которая выстрелила в неё, напоминала рыцарь, но такой модели она никогда не видела – шестиногая и похожая на кентавра, к вытянутой голове крепился цеп, правая конечность представляла собой копьё из светившихся дисков. Он встал на дыбы, извергая охлаждающую жидкость и молнии. У Акастии была возможность выстрелить почти без помех в бок твари, но она не могла стрелять, не могла двигаться, ничего не могла сделать, кроме как чувствовать, как “''Элат''” напрягается, пытаясь освободиться. Нейронная привязь с Карадоком горела. Необузданные эмоции вспыхнули в нём, превратившись в огонь, который пронзил её позвоночник. Кулаки сжались, мышцы свело судорогой.
Ужас. Тот ужас, который люди знали с тех пор, как стали людьми. Ужас души, посмотревшей в глаза смерти. Подавлявший и заглушавший все остальные мысли и инстинкты. Возможно, это было что-то из эфира, что текло вслед за машинами Мортис, выискивая трещины в душах тех, кто им противостоит. Возможно, это было обещание смерти в красных глазах богов-машин, когда они смотрели сверху на мир смертных. Возможно, дело было в том, что Карадоку никогда не хватало смелости увидеть, что он был отпрыском дома Виронии только по имени; что его жажда славы была всего лишь плащом, который он носил, чтобы скрыть страх, что он пустое место, и всё, чего он желал, – давно превратилось в пепел погребального костра.
– Карадок! – Акастия сумела выдавить слово по воксу.
Она почувствовала, как натянулась нейронная привязь, почувствовала, как её руки замедлили “''Элата''” и остановили. Рыцарь Карадока стоял неподвижно, голова машины подёргивалась.
– Виронии! – Голос принцепса Абхани в воксе был полон ярости.
– Карадок, ты трус! – прошипела Акастия сквозь боль, затопившую череп.
– Мой сеньор... – Затем она услышала голос Плутона. Тонкий от усилий говорить. – Наш, наш долг...
Враг заметил, что они неподвижны. Орудия повернулись в сторону рыцарей Виронии.
Акастия попыталась пошевелить рукой, сопротивляясь силе, удерживавшей её. Боль усилилась. Цвета взорвались перед глазами. Нейронный контроль стал глубже.
“Рыцари Виронии не должны так умирать”, – подумала она. Отправиться на войну за правое дело было почётно. Умереть за проигранное дело было истинной славой. Смерть была природой воина, возможно, природой всего сущего, и из неё проистекали все чудеса и благодать, как роза, прораставшая сквозь питавший её труп.
Но умереть вот так... связанной слабостью и бесчестьем. Было ли что-нибудь хуже?
Вспышка света пронзила рыцаря Карадока, задела край ионного щита и обожгла живот.
Акастия ощутила эхо потрясения Карадока, а затем его рыцарь отвернулся от врага.
Паника Карадока прорвалась через связь с Акастией – слепая, накатывавшая волнами, когда его рыцарь бежал. Её брат почти обезумел, одичав и ослепнув от страха. Акастия чувствовала это, ощущала в подступившей к горлу желчи. Рыцарь Плутона, “''Тавмант''”, по-прежнему не двигался, пригвождённый к месту позади хозяина, как верный пёс.
Акастия увидела, что должно было произойти за секунду до того, как это произошло: местоположение двух рыцарей, слепой страх, движущий её братом.
– Мой сеньор… – проскрипел голос Плутона, резкий от тревоги.
Рыцарь Карадока на полном ходу врезался в “Оруженосца” Плутона. Меньший рыцарь отлетел назад, ударился о землю, пиная ногами воздух. Что видел Карадок – угрозу или просто препятствие на своём пути – Акастия не знала, но она почувствовала всплеск воли и гнева.
– Нет! – закричала она.
Рыцарь Карадока выстрелил. Разрывные снаряды вгрызлись в “''Тавманта''”, когда “Оруженосец” замахал руками. Броневые пластины смялись и порвались. Хлынули масло и пар, а Карадок продолжал стрелять, когда из ядра рыцаря брызнуло измельчённое красное мясо. “Кастигатор” не прекращал огонь.
Акастия почувствовала, как контроль на её руках, ногах и нервах ослаб, а затем исчез. Она ахнула, голова закружилась, наполовину ослепнув. Она развернула “''Элата''” и встала на пути брата. Голова “Кастигатора” поднялась. Стволы его орудий по-прежнему вращались, его шаг удлинялся. Акастия навела прицел на голову брата, услышала щелчок захвата, увидела вспышку спусковой руны. Более крупный рыцарь с грохотом направился к ней. Её палец замер на спуске.
– Мой сеньор, – начала она. – Мой брат...
Рыцарь Карадока был рядом ней, его рука с клинком поднялась.
Вспышка энергии ударила в “Кастигатора”. Он пошатнулся, выгнулся, белый огонь разлился по ионному полю и обжёг туловище.
“''Бестия Эст''” выпустила ещё одну очередь в рыцаря Карадока.
– Сейчас, рыцарь Виронии! – раздался голос принцепса Абхани.
Акастия нажала на спуск. Копье жара вырвалось из “''Элата''” и вонзилось в незащищённую голову и плечи рыцаря Карадока. Луч прожёг броню, кабину и верхнюю часть спины рыцаря. Акастия секунду держала копьё, тяжело дыша, чувствуя, как эхо смерти нарастает в нейронной привязи. Затем она пронзила лучом торс и реактор “Кастигатора”. У неё было мгновение, чтобы сорвать шлем и с ним нейронную привязь, прежде чем рыцарь брата исчез в белом пламени.
Мир звенящей боли. Эхом от рождения до сейчас. Она чувствовала вкус масла и запах воспоминаний о водах мира, который её породил. Образы лиц проносились перед глазами, гордые и благородные, жестокие и сломленные.
– Двигайся! – Голос Абхани, неожиданно громкий. В кабине “''Элата''” светились предупредительные лампы. Предупреждения о наведённом вражеском оружии. Сигналы о повреждениях. Сбой нейронной привязи. Она развернула ионный щит “''Элата''” как раз вовремя, чтобы встретить очереди крупнокалиберных снарядов, и толкнула рыцаря вперёд, туда, где “''Бестия Эст''” и её сёстры отступали от колонны вражеских машин.
Что она наделала? Образ рыцаря брата, разваливавшегося на части, задержался перед её глазами.
“''Я никогда не смогу вернуться''”, – подумала она, а потом чуть не рассмеялась. Останется ли что-нибудь, к чему возвращаться?
– Спасибо, принцепс Соларии, – выдохнула она.
– Это честь для меня, – пришёл ответ, затем пауза. – Шестерёнка истины... они стреляют.
Перед глазами Акастии вспыхнул свет с экранов “''Элата''”. Раскат грома раздался секундой позже, сотрясая корпус рыцаря. Свет и огонь струились с плеч “Магистра войны”. Вспышки освещали нижнюю кромку облаков. По мере продвижения фаланги машин к стене загорались новые огни.
< Ближе ко мне. > Воля Кидона вспыхнула в свете накала.
< Подтверждаю. > Вспыхнул ответ Тетракаурона.
< Подтверждаю. > Ответ Артусы последовал секундой позже, сопровождаясь мерцанием света, когда её титан повернулся и выпустил прерывистый поток лазерной энергии.
Мысли Тетракаурона кружились. Круги целевых рун кипели перед его глазами. Перед ним были машины – чёрные силуэты, размытые помехами. Он едва осознавал огонь “''Регинэ фурорем''”. Цели, циклы мощности и попадания текли от него и через него, мысль о том, чтобы выстрелить, сливаясь с ощущением плазмы, изливавшейся из реактора, чтобы утолить голод орудия. Связь Ксета-Беты-1 с реактором титана была танцем кода, когда она направляла энергию на щиты, движение, датчики и оружие, уравновешивая голод каждого компонента. Это было безумно, почти ошеломляюще. Он почувствовал, как его власть над собственными мыслями ослабла, почувствовал пульс воли и систем, которые принадлежали и не принадлежали ему.
Он чувствовал обещание машины, истинное воплощение. Он понял, что оно отдаляется, а не приближается. Мир огня и разрушения ускользнул от него, когда он погрузился, свет войны, подобный вспышке молнии, видимой сквозь поверхность океана, когда он спустился в его сердце. Горит… всегда горит…
“''Я умру?''” – задумался он, эта мысль внезапно пришла ему в голову, и он не был уверен, принадлежала ли она ему, Дивисии, Карто или самому титану. Механизм, вращавшийся снова и снова в пламени огня кузни, вращавшееся колесо, которое поднимало вас высоко, прежде чем снова и снова повергать в пепел.
Он видел ряды врагов перед ними. Потрёпанные, но наступавшие медленной и безжалостной поступью. Он чувствовал, как Кидон и первая манипула приближаются сзади. Руки Игнатума втянулись, когда Мортис приблизился к стене. Перед ними, выходя за пределы линий, находились пси-титаны, в одиночку шагавшие в прилив. Блокгаузы линии Ахила, расположенные всего в двадцати километрах от стены, теперь вели огонь, поражая приближавшиеся машины огнём тяжёлых болтеров, залпами лазерных пушек и снарядами. Больше нигде не осталось тишины, кроме как здесь, под океаном огня.
< Приближается массированное формирование машин. >
Данные пропорционально распределялись через него по мере того, как сигнал достигал и распространялся по ноосфере. Он поступал от разведчиков Соларии, вторгшихся во фланг врага. Затем он увидел тень наступавших машин, тёмные призраки в снегу помех ауспика.
< Мы с вами. > Голос Кидона, рычание плавильной печи. < Синхронизировать пустотные щиты и циклы реактора. Мы – Игнатум, мы идём только вперёд. >
Заикавшееся горение десятков машин, пульсировавших в едином ритме сердца.
Вокруг и позади него титаны манипулы принцепса-максимуса Кидона заняли позиции, и он почувствовал, как вулканический жар духа “''Империос Примы''” омыл его душу.
< Полномасштабный бой, > повелел Кидон. < Мы отбросим их. >
Тетракаурон шагнул вперёд, его воля была уже не только его собственной, но и волей машины. Нога “''Регинэ фурорем''” подняв брызги опустилась в жижу сточной реки. Разряд энергии ударил в землю прямо перед ним и превратил воду и грязь в пар.
Вдалеке мелькнуло и расцвело призрачным светом то место, где стояла фигура пси-титана “''Ориенталис-Эхиона''”.
< Эффективность стрельбы настенного оружия падает. > Карто.
< Титаны Великой Матери вступили в бой с машинами, которые обстреливают стены. > Артуса, её голос ворвался в вокс, прерываемый огнём её титана.
< Ущерб нанесён, > раздался голос Кидона. < Враг начнёт орбитальный обстрел. Теперь мы – стена, мои родичи. >
< Сбалансируйте циклы наших щитов, > повелел Тетракаурон.
Словно в ответ, небеса озарились огнём. Лучи света ударили из облаков. Снаряды взрывались на земле и врезались в пустотные щиты. Тетракаурон почувствовал, как слои оторвались от общей энергетической оболочки. Поверхность
вздыбилась. Земля взлетела в воздух. Энергия потекла к пузырям щита, и они снова зажглись. От оружия исходил жар. “''Империос Прима''” и остальная боевая группа выпускали ракеты и боеприпасы в растущей тени приближавшейся угрозы.
< Данные об угрозе получены от разведывательных сил Соларии. > Он почувствовал, как сообщение развернулось за мгновение до того, как распаковался пакет данных. Он смотрел на него наносекунду, которая показалась ему вечностью.
< Они выпустили “Магистров войны”... > отправила Артуса, повторяя мысли всей боевой группы.
Тетракаурон посмотрел вдаль, когда прямоугольник теней в накале задрожал, обретая форму. Высокие машины наступали рядами и шеренгами, растянувшись в блоке почти на три километра в ширину и в глубину. Они начали стрелять.
Тетракаурон ощутил удары. Ракета с несколькими ускорителями врезалась в щиты прямо перед ним. Они лопнули, как мыльные пузыри во время шторма. Орбитальный огонь обрушивался вниз, потоп танцевал на верхней пустотной оболочке.
Земля между ними и врагом засверкала, когда волна пехоты, машин и тварей, которые грохотали, гудели или сочились, хлынула к ним. Шум помех и сбои кода усилились в накале, перекатываясь, словно приглушённый звон колокола.
< Вперёд, переключение энергии на огонь, > пришло повеление Кидона, и боевая группа Игнатума взревела. Залпы белого света обрушились на приближавшегося врага. Они поразили оболочку пустотного щита барабанной дробью вспышек. Энергия переключалась между оружием и щитами по всей боевой группе, в идеальной синхронности переходя от одного к другому у десятков машин. Огонь прорвался сквозь поток пехоты. Рождённая варпом плоть и испорченное железо превращались в пепел. Оружие говорило без умолку, щиты защищали от обстрела спереди и сверху. Они приближались, и в своей полумашинной душе Тетракаурон почувствовал прилив необузданной радости. Это был их путь, и теперь не будет по-другому. Они не могли пробить оболочку щита вокруг наступавшего Мортис, поэтому они приближались, пока не окажутся внутри этой оболочки и где огонь кораблей предателей должен прекратиться.
< Новый легион Великой Матери приближается к нашим флангам, > отправил Кидон. < Это – горнило, мои родичи. Вот где мы живём. Вот где мы говорим. >
Впереди Тетракаурон увидел, как “''Ориенталис-Эхион''” начал пятиться назад. Его кожа светилась колдовской энергией. От него веяло тьмой, обрушивавшейся на пару покрытых ржавчиной машин, шагавших перед прямоугольником “Магистров войны”.
Тетракаурон почувствовал, как стихают залпы, бьющие по пустотным щитам. Огонь первого ряда “Магистров войны” сбился. Он ощутил, как голова “''Регинэ фурорем''” поднялась, дёрнувшись вверх, как будто что-то внутри духа титана почувствовало сдвиг. В линии наступавших машин Мортис образовалась брешь.
“''Диес ире''” шагнул вперёд. Его мерзкая свита пришла вместе с ним. Возвышавшийся титан протрубил в боевые горны. Существа из ложной плоти, двигавшиеся по земле и воздуху, подняли рогатые и гниющие головы.
“''Ориенталис-Эхион''” остановил отступление и поднял оружие.
Первый ряд “Магистров войны” открыл по нему огонь. Его щиты исчезли. Лучи энергии и поток снарядов врезались в его тело. Броня ломалась, плавилась, изменялась, когда пси-титан пытался отремонтироваться и восстановиться, даже когда в нём выжигались новые раны.
– Префект Кадамия! – позвал Тетракаурон по воксу. – Отступите и соединитесь с нашим щита...
Пси-титан взорвался. Визжащая сфера холодного света расширилась и рухнула обратно, свернувшись и превратившись в сингулярность абсолютной черноты. Тетракаурон почувствовал, как у него изо рта капает кровь.
“''Диес ире''” снова протрубил в боевые горны и зашагал вперёд. Волна чудовищ и машин у его ног хлынула к титанам Игнатума. Залп “Магистров войны” поразил объединённые щиты. Тетракаурон дрожал, когда слой за слоем взрывались поля. Теперь они танцевали на грани тайн реактора и потока энергии, балансируя между катастрофой и неуязвимостью. Другие легионы начали бы проигрывать, терять машины, умирать. Однако Игнатум не был другим легионом, и они пойдут вперёд.
“Псы войны” шагали впереди, и огонь омывал землю. Твари из жира и обглоданных костей корчились, превращались в пепел, но остальные продолжали приближаться.
< Эти твари будут в пределах щитов через двадцать секунд, > отправил Карто. < Двадцать шагов до рукопашного боя машин. >
С небес по-прежнему изливался потоп, срывая пустотные щиты едва ли не быстрее, чем они восстанавливались.
< Они почувствуют вкус пепла. > Воля Кидона наполнила накал.
Тетракаурон ощутил прилив растущей силы, пока команды распространялись по манипулам, почувствовал, как в руках нарастает жар, увидел, как перед глазами разворачивается огненный приказ. Артуса и все остальные переживали один и тот же момент, каждый из них инстинктивно замкнулся в узоре ярости машины. На мгновение боевой порядок затих, затем десятки реакторов одновременно выдохнули.
Главные орудия “''Империос Примы''” выстрелили. Секунду спустя огонь вырвался из “''Регинэ фурорем''”, “''Гелиоса''” и остальных. Залп перекатывался от одного титана к другому, вгрызаясь в “''Диес ире''” и машины Мортис. Тетракаурон увидел, как враг исчез во взрывах за мгновение до того, как один из демонических титанов рухнул со сорванными щитами и разорванными в скользкие клочья ихора конечностями. Его предсмертный крик залил зрение Тетракаурона помехами.
< Сейчас они сгорят! > прорычал Кидон, и сообщение превратилось в волну, пробивавшуюся сквозь накал, распространявшуюся подобно крику, который мог подняться до неба и поднять закатывавшееся солнце. Часть формирования “Магистров войны” скрылась за взрывами, но они по-прежнему приближались. Тетракаурон наполовину ослеп от помех. Ещё один импульс воли от принцепса-максимуса. < Мы покончим сними остриём клинка. >
Тетракаурон почувствовал, как сила вспыхнула в его руке, когда кулак “''Регинэ фурорем''” окутала молния.
“''Диес ире''” вышел из облака помех и огня. Над ними. Прямо перед ними. Застывая в поле зрения. Невозможный. Отвратительный.
Тетракаурон почувствовал желание закричать, но было слишком поздно. Глаза вражеского титана были дырами, поглощавшими свет, гасившими солнце, затягивавшими всё, что он видел, в бездну, где были только холод, тьма и медленный счёт распадавшихся атомов.
Он увидел, что огонь уже собрался в жерле орудия.
Его рука и кулак его машины поднялись.
Он увидел вспышку молнии на проржавевших зарядных катушках, когда оно заговорило.
Он почувствовал, как огонь коснулся его, поглотил в последний раз, в мгновение, которое растянулось на короткую вечность, а затем исчезло.
''Расстояние от стены до врага: 7 километров''.
== ДВАДЦАТЬ ДВА ==
'''Погасший маяк'''
'''Ещё немного'''
'''Свобода'''
''Южный Мармакс''
Вперёд... вперёд... один шаг, потом другой. Вперёд, вперёд… Шибан не чувствовал земли под ногами. Мир на периферии зрения посерел. Как долго он идёт? Дни, ночи и часы – всё это уже не имело значения. Только он и путь впереди, путь по земле.
Он остановился, встряхнулся. Этот человек, Коул, молчал; он молчал уже долгое время. Ребёнок тоже.
Он подумал, не потерял ли направление. Он подумал, не подводят ли его натренированные и закалённые инстинкты. Он подумал, не умер ли он уже и не стал ли душой, затерянной в не-земле и не принадлежавшей ни земле, ни небу. Он подумал, что будет дальше. Он подумал, помнит ли кто-нибудь тех, кого он знал, с кем ходил и сражался рядом. Он подумал, куда приведёт его следующий шаг.
– Ты зашёл так далеко, – сказал Есугэй голосом, который мог быть криком ястреба на языке ветра. – Не пройдёшь ли ещё немного?
– Я думал... – сказал Шибан. – Я думал, ты меня бросил.
Земля была тихой, унылой. Серой. Бесконечной.
– Мы будем с тобой до конца, брат, – сказал Торгун на краю зрения.
– До конца... – сказал он воздуху. – Тогда всё кончено.
– Ха! – смех Есугэя был похож на отдалённый треск выстрелов. – Ещё нет, Шибан. Ещё нет!
Он поднял голову. Он крепко прижал обмякшее тело человека, оскалил зубы горизонту и сделал шаг.
– Вперёд, – прорычал он. – Вперёд! Ни шагу назад... Ни. Шагу. Назад. Ты слышишь меня, Коул! Мы на этом не закончим. Ты слышишь меня. Я – Шибан, Сын Молнии, Брат Бури – я не сделаю ни шагу назад... Ни. Шагу. Назад.
Только вперёд.
Только к горизонту.
– Цель, – крикнула Стина с другого конца линии. Кацухиро поднял голову. Солнце садилось. Где-то за туманом и облаками день клонился к последним часам вечера. Свет был резким, синим. Жара по-прежнему давила, но была скорее тёмная и мягкая, чем удушавшая. Он находился в полусонном состоянии, дрейфуя на грани между сном и явью. Он не хотел спать, теперь он никогда не хотел, но усталость тянула вниз, в липкие объятия земли, которая не сулила ни отдыха, ни покоя. Всё из-за тишины. Атаки продолжались – потоки существ, появлявшихся из тумана, шатавшихся, продвигавшихся вперёд, выкашиваемые до тех пор, пока они не усеяли землю свежим слоем пищи для мух. Но штурма не было, настоящего штурма не было. Это не напоминало передышку. Это напоминало вдох за мгновение перед тем, что ещё должно произойти.
– Ждать, – сказал Кацухиро. В тумане показалась фигура, двигавшаяся тяжёлой походкой, огромная и закованная в броню. Кто-то выстрелил, лазерный разряд скользнул по горе трупов и поднял густое облако мух, затуманившее обзор.
– Прекратить огонь! – крикнул он. Фигура была космическим десантником, но даже по размытому силуэту он мог сказать, что тот был один. Одинокий и хромавший, не шагавший, не неуклюжий и не катившийся посреди прилива. Одинокий, его походка неловкая. Он подумал о Баэроне и других Кровавых Ангелах, рассеянных по Мармаксу.
– Ждать, – повторил он, но уже тише.
– В чём дело? – спросила Стина, и он услышал в её голосе ужас. Другие смотрели на него. Они были готовы бежать или стрелять.
– Я думаю... – сказал он. – Я думаю, это один из наших.
Теперь Шибан слышал своё дыхание, тяжёлое и прерывистое, мышцы боролись, втягивая воздух в ослабевавшие лёгкие. Он чувствовал привкус металла.
Туман приближался. Земля серая.
Человеческое, такое человеческое, распутывавшееся…
Вес мужчины и ребёнка, которого продолжал сжимать окровавленный Коул. Такая тяжесть. Больше, чем бремя оружия, мечей и командования.
Ещё один шаг. Ещё один.
– Теперь ты видишь, – сказал Есугэй. – Мы созданы для того, чтобы быть больше, чем человечество, которому мы служим. Вес клинка для нас ничто. Скакать, сражаться и истекать кровью в течение нескольких дней – для нас ничто. Для нас ничто… Мы созданы высшими, и поэтому потеряли ту часть себя, которую знает ребёнок, старик и отец, когда смотрит в глаза своему ребёнку, что следующий шаг – это не данность. Что жить – значит бороться. Мы забыли об этом. Мы забыли, что жизнь – это слабость перед лицом вечности. Следующий шаг имеет значение только в том случае, если ты должен бороться за него, за последнюю частичку себя. И, приняв это, ты видишь себя, истинного и ясного – не воина, не героя, не историю славы и чудес.… Просто вспышка молнии, спуск с Небес на Землю, сделанный шаг, яркий и мимолётный, а затем исчезнувший.
– Я понимаю, – выдохнул он. – Я понимаю...
Впереди кто-то был.
Люди, оружие, неровная линия изжёванного камнебетона. Десять шагов, сто, десять тысяч... Слишком много. Ещё один.
– Кто вы? – раздался голос птиц в небе над головой.
Его ответом был ещё один шаг и ещё один, вперёд, к стенам, навстречу не отдыху, а только тому моменту, который должен наступить.
Он был на передовой. Здесь были люди, обычные люди, крики, призывы, взгляды и оружие, обращённые к нему. Он перешагнул через парапет, крепче прижав Коула и младенца. Он огляделся, почувствовав инстинктивное желание продолжать двигаться, даже когда остановился.
Кацухиро смотрел на космического десантника. Грязь и кровь покрывали доспехи воина, но они были целыми, белыми под слоем грязи – сын Хана, воин Белых Шрамов. Ещё был свёрток, наполовину перекинутый через плечо, наполовину несомый руками. Голова воина была непокрыта, кожа выцвела до серого цвета, волосы свисали спутанной массой над застывшими чертами лица. Зрачки казались булавочными уколами боли, устремлёнными вдаль. Воин тяжело дышал. На его губах были красные пятна.
– Кто вы? – спросил Кацухиро.
Воин не ответил. Кацухиро задумался, видит ли тот его вообще.
Кацухиро посмотрел на свёрток, который нёс воин. Не свёрток, а человек, завёрнутый в шинель. Ткань затвердела от засохшей крови. Он медленно протянул руку, не сводя глаз с лица воина, но гигант не сделал ни малейшего движения, чтобы остановить его. Кацухиро откинул складку шинели. Мужчина внутри висел безвольно и неподвижно. В его груди была рана, и Белый Шрам зажал её пальцами. Это, должно быть, остановило кровотечение, но крови вытекло много.
Достаточно, чтобы умереть.
– Это... – произнёс воин, на мгновение покачнувшись, когда заговорил. – Это Внутренний дворец?
– Это Южный Мармакс, – ответил Кацухиро. – Последняя стена находится примерно в километре отсюда. – Он начал показывать, затем остановился. Воин смотрел вверх, качая головой, как будто слышал голос, который мог слышать только он.
– И эта... – сказал воин. – Эта линия держится?
''Образ Баэрона, лежавшего в остатках доспехов, ярких от крови – красное отражение воина в белых доспехах, который вышел из пустоши''.
– Она держится, – сказал Кацухиро. Воин секунду не двигался, а затем поднял голову; на мгновение закрыв глаза. В складках шинели мёртвого солдата зашевелился ребёнок, а затем, к удивлению Кацухиро, захныкал, и его плач был слышен яснее в неподвижном воздухе, чем крик или выстрел. Он уставился на него, открыв рот. – Откуда вы пришли, лорд?
– Я должен... – сказал воин, его взгляд был отстранённым. – Нужно пройти ещё несколько шагов. – Кацухиро не был уверен, к кому относятся эти слова. – Мои братья по-прежнему сражаются и ждут, когда я присоединюсь к ним.
– Вы... – начал Кацухиро, затем заколебался, когда воин посмотрел на него. Он перевёл взгляд на мёртвого солдата. – Как его звали?
– Коул, – ответил воин. – Коул, младший лейтенант, пятый Массианский.
– Вы хотите, чтобы мы забрали его?
– Нет. Он со мной, – прорычал воин, затем оглянулся на мёртвого солдата. – Я потерплю его ещё немного.
– Ребёнок? – Воин посмотрел на младенца. Его лицо было испачкано кровью мертвеца, но глаза были открыты и моргали, пытаясь сфокусироваться. Кацухиро покачал головой. – Как он выжил?
– Потому что кто-то должен выжить, – сказал воин.
Затем воин пошевелился, вдохнул и сделал шаг туда, где ждали стены Внутреннего дворца. Кацухиро обнаружил, что наблюдает за воином, затаив дыхание и не отводя взгляд.
Крик поднялся со стрелковой ступени, один, затем другой и ещё, возгласы не ликования, а неповиновения, усталости, безнадёжности, которые только что стали свидетелями невозможного – воина, идущего из земли смерти с жизнью в руках. Воин не оглядывался по сторонам, а продолжал двигаться, воля и боль безмолвно кричали при каждом его шаге.
– Кто вы? – снова спросил Кацухиро, понимая, что ему нужно знать.
– Воин остановился, наполовину повернул голову, чтобы оглянуться. Вспышка в глазах. Моргание, а затем взгляд, который встретился со взглядом Кацухиро и задержался на долгое мгновение.
– Я Шибан-хан.
''Чернокаменная, Санктум Империалис Палатин''
Базилио Фо поднял голову. В камере снова воцарилась тишина. Он ждал, совершенно спокойный, чувства открыты, разум пуст. Полное спокойствие было одним из высших умений, и таким, которое немногие ценили так высоко, как следовало бы. На самом деле даже тот, кто теперь называл Себя Императором. Слишком торопится, слишком сосредоточен, слишком привержен одному пути, не проявляет гибкости на то, что вселенной просто всё равно и она сожжёт воздвигнутое вами. Но только не Базилио Фо; для него спокойствие было настолько близко к священной собственности, насколько он мог представить. Оно не требовало многого, просто он должен перестать делать всё то, что людям было труднее всего перестать делать: фильтровать мир через недоделанные мечты, двигаться, нуждаться, быть чем-то ещё, кроме скопления материи, которое оказалось человеком в тот момент времени, который существовал сейчас. Выключите всё это и просто ждите, когда наступит следующая секунда. Терпение, вот чем на самом деле было спокойствие, физическим выражением терпения, и для Фо не было высшей добродетели. Терпение было единственной истинной стратегией существования, и он построил и перестроил себя вокруг неё – разум, тело и поступки. Ждать, сохранять спокойствие и наблюдать; это хорошо служило ему тысячи лет.
Песня не вернулась. Кристаллические каменные стены пели дни и ночи напролёт, но на мгновение ему показалось, что он уловил новую высоту тона, как будто новый голос вступил в припев. Фо снова посмотрел на кусок стены, над которым работал. Длинный осколок чёрного кристалла почти высвободился стены. Ещё семь лежали завёрнутые в тряпки и положенные в маленькую сумку, которую он сделал из постельного белья. Самой большой проблемой стало высвободить первый кусочек – материал отличался почти алмазной твёрдостью, и потребовалось несколько недель тщательных экспериментов, чтобы высвободить небольшой осколок. Как только он это сделал, то пришёл к выводу, что, как и ожидалось, камень можно использовать для вырезания большего количества ему подобных из стен. Если быть осторожным. Если быть терпеливым.
Проект для Амона и кустодиев оказался полезным – хороший способ получить больше времени и возможностей для упорядочивания вещей. Самое главное, что это было правдой и что они клюнули, когда он упомянул о возможном оружии, которое могло решить их нынешние проблемы. Убийца примархов и легионов, средство положить конец войне и тем, кто её развязал – слишком много для кустодиев, чтобы не схватиться за это обеими руками. Он возражал, что ему нужны ресурсы, чтобы протестировать и усовершенствовать оружие, но, конечно, ему они не требовались. Как и всё своё искусство, он мог видеть его в своём воображении так же реально, как если бы молекулы и основные вещества висели перед глазами и вращались, когда объединялись и трансформировались. Однако они этого не знали; откуда они могли знать? Они также не знали, что он мог за один день написать идеальные формулы для создания вещества. Последние слагаемые лежали на экране инфопланшета рядом с ним, пока отложенные. У него было предчувствие, что валюта этой тайны скоро обесценится, и, кроме того, его обещание уже дало ему время, и это было всё, что имело значение.
Кусочек стены высвободился. Фо некоторое время держал его в руке. На этот раз тот был тяжёлым, тяжёлым и холодным, как осколок чёрного льда. Это было одно из многих его странных свойств: иногда он был холодным или таким горячим, что его было трудно держать. Иногда он танцевал внутренним светом. Осколок в пальцах был тёмным, настолько тёмным, что казался кусочком ночи. Замечательно. Он видел много вещей в своей жизни, вещей более великих и страшных, чем мог постичь рассудок или мечты большинства людей, так много, что мало что вызывало у него ужас или восторг. Этот материал, однако… он был необыкновенным. Сверхтвёрдый, совершенно реальный, а также резонирующий в эфирной подфазе вселенной. Субстанция, поляризованная реальностью. Что могло сделать такое вещество? Эти возможности зажгли искру в глубине его разума.
Если бы они знали, разве они посадили бы его в тюрьму? Он сомневался в этом, но это стало ещё одной вещью, которую большинство людей не понимало, – силой случая.
Он услышал, как за ним захлопнулась дверь, и замер. Охранник ещё не должен был прийти, и он сомневался, что хромой дурак смог бы войти так тихо. Это сократило список людей, которые стояли за ним, до нескольких человек. Может быть, боэтарх? Амон? Скорее всего. Безликий убийца, посланный невидимой рукой? Настолько, насколько это возможно. Он осторожно положил осколок кристалла в тряпку и завернул его.
– Насколько я понимаю, где-то по пути я допустил ошибку, – сказал он. – Возможно, какой-то небольшой просчёт в моём поведении. Или это просто неизбежный конец, наступивший немного раньше?
Он выдохнул. Его разум перебирал возможные варианты. Как всегда, решающим фактором было время, ещё немного времени.
– Вы понимаете, что если я умру здесь, – осторожно сказал он, по-прежнему не оборачиваясь, – работа, которую я делал, не будет закончена. – Он показал пальцем на инфопланшет. – Она почти завершена, конец войне, новое начало, конец безумию, которое было раньше.
– Меня не интересует твой убийца чудовищ, – сказала Андромеда-17. Фо повернулся, не в силах скрыть удивление. Геноведьма Селенара стояла спиной к закрытой двери с лазерным пистолетом в руке. Он слегка улыбнулся.
– Я должен был догадаться, – сказал он, складывая тряпки поверх осколка кристалла. – Твоя генная ненависть сильна. Слишком сильна, чтобы оставить меня в живых. Я одно из немногих существ на свете, которое понимает, что у тебя очень мало выбора в том, что ты делаешь. Большинство того, что стадо разумных рас считает своей волей, заложено в них ещё до рождения. Проклятие прошлого обрушивается на живущих. Люди думают, что они контролируют себя, но это не так. За ниточки дёргают инстинкты и мотивы, порождённые существами, которые едва могут просочиться сквозь камень. – Он закончил заворачивать кристалл и осторожно положил его в маленький мешочек. – В твоём случае необходимость убить меня – это просто более осознанное выражение тех же самых вещей, которые побуждают других есть или размножаться. Оно даже чище, преднамеренное действие твоих предков, чтобы если ты когда-нибудь столкнёшься с генодемоном у тебя не было иного выбора, кроме как убить меня.
Он улыбнулся. Самый маленький осколок по-прежнему оставался у него в руке, в пальцах и ладони. Всего на два шага ближе…
Андромеда-17 наклонила голову и кивнула на мешок на кровати.
– Всё собрано? – спросила она.
Он кивнул и использовал этот жест, чтобы подойти ближе.
– Я собирался скоро уйти, – ответил он.
– Охранник. Надзиратель Васкаль, – сказала Андромеда, – ты работал над ним некоторое время, не так ли?
– Просто небольшая миметическая имплантация с помощью лингвистического и голосового тонального внушения. Ничего особенного. На это ушло некоторое время.
– Настолько неособенное, что он собирался выпустить тебя по команде.
Фо пожал плечами и подвинулся. Он был всего в одном шаге от того, чтобы нанести удар.
– По сути, да.
– Значит, все разговоры с Киилер и всякая чертовщина, которую ты скармливал кустодиям, должны были дать тебе время подчинить его?
– Более или менее.
– Не самый лучший план, – заметила Андромеда-17.
– О? – Ещё одно едва заметное смещение веса, теперь всего полшага. – Ты так не думаешь?
– Нет, не совсем. Видишь ли, надзиратель Васкаль не может находиться под твоим контролем... – Фо скользнул вперёд, напрягся, осколок в его руке был наготове, словно жало. – Потому что он находится под моим контролем.
Фо почувствовал, как импульс, который должен был вонзить осколок в шею Андромеды-17, сбился. Она отступила, направив на него пистолет:
– И этот маленький каменный шип может оставаться там, где сейчас.
Он рассмеялся.
– Как долго? Как давно этот идиот-охранник твой?
– Некоторое время.
– И полагаю, что он вовсе не такой идиот, каким кажется.
– Даже не близко.
Фо медленно выдохнул:
– Очень умно, действительно очень умно. Если бы только твои предки были такими же проницательными, они, возможно, не пострадали бы так сильно. Что, по мнению твоего культа, они персонифицировали в твоей генетической спирали?
– Хочешь угадать, так угадывай.
– Эпата, – кивнул он. – Сестра Долоса, архетип коварства. – Лёгкая улыбка появилась на его лице. – Ты знала, что я здесь, ещё до того, как пришла с боэтархом и Зиндерманном, не так ли? Не нужно отвечать. Я знаю, что прав. Ты знала, что я буду здесь. Ты знала, что Киилер будет в этой камере, когда ты придёшь. Ты изобразила инстинкт генного убийства, чтобы скрыть любые подозрения, чтобы исключить себя из внимания нашего дорогого Амона. Ты знала, что я собираюсь уйти сегодня вечером, прежде чем этот трагический фарс ложных богов достигнет завершения. – Он снова улыбнулся и увидел, как блеснули его зубы в темноте её глаз. – Интересно за чем ещё ты наблюдала и что привела в действие? Твои друзья, Мауэр и Зиндерманн, и очаровательная Киилер, они ведь не сбегут без происшествий, не так ли? По крайней мере, не так, как планировалось, может быть, некоторые из них даже расстанутся с жизнью, да? Расставь их, выведи их, а затем измени игру. У меня есть ужасное подозрение, почему ты могла пойти на это, но я думаю, что хотел бы услышать это от тебя.
– Вне обстоятельств, – сказала она. – Я существую для того, чтобы решать проблемы, большие проблемы, а все ищут простые решения неправильной проблемы. Оружие, чтобы положить конец войне. Тактика для победы. Но настоящая проблема не в этом.
– Выживание, – сказал Фо.
Она кивнула:
– Выживание в абсолютном масштабе – не победа, не сохранение вещей такими, какими они были, не находиться на правильной стороне, а просто быть тем, кто остался. Это всё, чему я служу. Ты можешь сказать, что это заложено во мне, но мне нравится думать, что это единственный выбор, который остаётся у любого, у кого больше унции разума.
– Почти альтруистично, – сказал он. – И в этом свете, что такое небольшое предательство и обман?
Она покачала головой:
– Прямолинейные планы потерпят неудачу – все планы потерпят неудачу. Единственный способ найти решение – это слепая случайность. Я ничего не останавливала. Я ввела в действие факторы, которые невозможно предсказать. Из этого могут возникнуть сила и выживание. Чем больше факторов задействовано, чем больше угроза, чем меньше чётких схем и планов, тем больше у нас шансов… Возможно, Киилер окажется святой, или мученицей, или катализатором чего-то ещё. Возможно, всё это ничего не будет значить, и ключ к выживанию находится на другом конце света, неизвестный ни мне, ни тебе, ни даже Императору. Всё это не имеет значения, всё, что имеет значение, – это изменение пути, по которому мы идём.
– Эволюция, а не замысел, – сказал Фо. – Рискованно. Но это произведение искусства. Я восхищаюсь тобой, дочь Селенара.
– Мне не нужно твоё восхищение, – сказала она.
– И в таком случае вопрос, который просто напрашивается, чтобы его задали, заключается в том, зачем ты здесь?
Андромеда невесело фыркнула.
– Чтобы освободить тебя, Базилио Фо, – сказала она и открыла дверь камеры. – Чтобы освободить тебя.
''Улей Хатай-Антакья, Восточно-финикийские пустоши''
Они упали в воду. В водоворот. Вращавшийся. Круживший. Затягивавший. У Олла перехватило дыхание, когда он кувыркался сквозь завихрения пены и брызг.
Вниз... вниз… всегда вниз… Пойманный Харибдой, чтобы сбежать от Сциллы.
Это был выход, бассейн с водоворотом в центре купола, когда Дети Императора пришли и обнаружили повреждения, нанесённые их раю. Растения в бассейне потянулись к Оллу, и он нырнул. Красные корни попытались обвить его руки и ноги. Когда он вынырнул на поверхность, то увидел под собой огромные лилии и цветы, которые плавали в потоке. В воде висели тела, пальцы на их руках и ногах вытянулись в узлы корней, черепа раскрылись, как семенные коробочки, из которых распустились цветы и листья. Затем течение водоворота подхватило его и закрутило вправо. Остальные нырнули вместе с ним, но он не видел их, погружаясь всё глубже и глубже.
– ''Бойся смерти от воды''... – вспомнилось изречение старого оракула. Карта перевернулась. Он рассмеялся.
– ''О, ты тот, кто крутит штурвал...''
– ''Куда мы плывём?''
– ''За край мира...''
– ''Продолжай идти и не оглядывайся...''
Тесей, дюжина мёртвых чудовищ у его ног. Гиганты, которые просто хотели спать, просто хотели, чтобы мир устроился, просто хотели, чтобы их оставили в покое.
– ''У нас есть долг.''
– ''Долг делать что? Вмешиваться?''
– ''Быть вовлечёнными, быть теми, кто мы есть.''
– ''Тогда я пойду и посажу урожай.''
– ''Ты солдат, а не фермер, друг мой. Что делают солдаты, как не меняют мир кровью и ратным подвигом?''
–'' Я не буду этого делать.''
– ''Колесо поворачивается. В конце концов мы все возвращаемся к тому, кто мы есть, и к тому, с чего начали''.
Чья-то рука схватила его и вытащила на воздух.
Он задыхался и отплёвывался. Он наглотался воды.
Что-то сильно ударило его по спине, дважды, очень точно. Дыхание остановилось, затем произошёл сильный спазм. Он снова задохнулся и почувствовал, как воздух наполнил лёгкие. Звук журчавшей воды наполнил уши. Он попытался встать.
– Успокойтесь, господин Олланий, – раздался голос Лидва. Олл перевернулся, чувствуя, как тело вздымается и возвращается цвет. Они стояли на металлическом выступе рядом с каналом с бурлившей водой. Бело-голубой свет химических фонарей отражался от поверхности воды и создавал игривые узоры, танцевавшие на потолке и стенах. Синяя ржавчина покрывала заклёпки и швы. Листья бледной растительности свисали с крыши, и шум воды вибрировал сквозь его пальцы, когда он подтянулся. Остальные были там, некоторые уже вылезли из воды: Лидва; воин, назвавший себя Альфарием; Кэтт; женщина Актейя. Графт дёргался, голова тряслась, когда его металлические конечности сжимались и разжимались. Кранк лежал на полу, выглядя ближе к смерти, чем когда-либо. Зибес был рядом с ним. Через мгновение Кранк пошевелился, задрожал и начал пытаться встать. Зибес просунул руку под его плечо и помог ему. Рейн был...
Рейна больше не было. Олл почувствовал, как мысли сбились, как будто он поставил ногу на ступеньку только для того, чтобы обнаружить, что её нет.
Лидва стоял у канала, наблюдая за пеной и брызгами. Затем, быстрее, чем моргнул глаз, его рука метнулась вперёд, и он вытащил отплёвывавшегося Джона Грамматика. Псайкер по-прежнему выглядел плохо и несколько мгновений лежал на дорожке, задыхаясь и кашляя.
– Полагаю, мы должны быть благодарны за то, что нашёлся выход, – наконец сказал он. – Но это не то, на что я соглашусь снова.
– Дальше будет только сложнее, – сказал Олл, – не забывай.
Воин по имени Альфарий замаячил рядом с ними, внезапно приблизившись так, как существо такого размера просто не могло двигаться. Он почувствовал, как что-то в затылке кричит бежать, основной инстинкт, который заставляет животных убегать от хищника.
– Я взломал люк. Оттуда проход ведёт на поверхность за пределами улья.
– Как удобно, – пробормотал Джон.
Воин повернул голову в шлеме и внимательно посмотрел на псайкера.
– Ты жив, – сказал он. – Я поразмыслил бы над этим.
Джон покачал головой и начал подтягиваться, затем остановился, его руки дрожали. Лидва поднял Джона и поставил его на ноги.
– Только не говори мне, что ты доверяешь... ''этому''? – сказал Джон Лидва, кивнув на Альфария.
– Я не доверяю и не сомневаюсь, Джон Грамматик. Это не та роль, которую мне дано сыграть. Я следую. Я помогаю. Я защищаю.
– Утешения простой жизни.
– Окей, пора двигаться, – сказал Олл, оглядываясь по сторонам. У него сохранилось оружие. Его нужно разобрать и почистить, прежде чем оно снова выстрелит, но он поднял его и двинулся вслед за воином по имени Альфарий, оба действия были настолько чёткими, насколько он был способен показать.
Они последовали за ним. Он не оглядывался, чтобы проверить, просто знал.
Туннель был низким и вонял застоявшимся воздухом. Никто не произнёс ни слова; развернуться было негде, оставалось только пробираться вперёд в темноте. Всё дальше и дальше, пока не раздался лязг сдвинутого металла и дуновение горячего ветра. Олл нащупывал путь, пока не коснулся перекладин лестницы и не посмотрел вверх, чтобы увидеть сияние звёзд в круге наверху. Он поднялся.
Снаружи наступила ночь, но воздух оставался тёплым, жара ещё не сменилась холодом пустынной ночи. Рваные дыры в облаках пропускали свет звёзд. Глаза Олла уловили яркие огни среди знакомых созвездий – военные корабли, кружившие в тёмных небесах. Вдалеке возвышался шпиль улья Хатай-Антакья, мерцавший золотым светом, танцевавшим в глазах.
Олл отвернулся. На секунду это было похоже на башню, застывшую под ударом молнии.
– И какой же план для такого нечестивого совпадения целей? – спросил Джон Грамматик, вылезая из люка. Олл посмотрел на него, а затем на остальных.
Женщина Актейя стояла немного поодаль с воином по имени Альфарий, её голова была поднята, как будто в разговоре, хотя оба молчали. Пока Олл наблюдал, она положила руку на грудь воина и кивнула, прежде чем повернуться к Оллу и Джону.
– Послушайте, – начал Джон, – если это способ вернуть в игру мёртвую тушку Кабала, то...
– Те, кого ты называешь Кабалом, мертвы, и их план вместе с ними, – сказала Актейя.
– Что возвращает нас сюда и сейчас, и к тому, что делать дальше, – сказал Джон, поворачиваясь, чтобы посмотреть на Олла, звёздный свет и сияние далёкого улья отражались в его глазах. – Какой твой план, Олл?
– Тот же, что и раньше, доберёмся туда, где нам нужно быть, – ответил Олл. Он чувствовал, что остальные слушают. Даже Графт подошёл поближе, как будто желая услышать. – Мы пришли за тобой, потому что ты наш проводник, Джон, и это по-прежнему остаётся в силе.
– А я думал, что потому что тебе не всё равно, – сказал Джон и мотнул головой в сторону Актейи. – Последние события показывают, что я не так информирован, как думал – от проводника, карта которого устарела, мало толку. – Джон пристально посмотрел на Олла.
Олл покачал головой.
– Я не по большим планам, Джон, запомни. Не моя сильная сторона.
– А как насчёт ''её'' больших планов? – Джон ткнул пальцем в Актейю. – Она сверхновая псайкер класса А, но я тоже, и я знаю, что вы двое общались между секундами в куполе. Что она предложила, Олл?
– Союз, чтобы сделать то, что необходимо.
– Действительно, и что это за вариант ''того-что-необходимо''?
Олл пожал плечами.
– В таких путешествиях, как это, Джон, ты не можешь знать конца. Поверь мне.
– Поверить тебе? Ты просишь меня пойти с тобой по неизвестному пути, не зная цели, с сомнительными союзниками и возможностями, и сделать всё это на доверии… Разве это не разворот на 180 градусов? – Джон прикусил губу, наполовину отвернулся и покачал головой. – Тебе не нужен проводник. Чертовски очевидно, где нам нужно быть. – Он поднял руку и указал на восток, туда, где далеко за горизонтом ждал Дворец. – Но это та ещё чёртова прогулка, а время давно перестало быть нашим другом.
– Время ещё есть, – сказала Актейя. Они повернулись и посмотрели на неё. Она избавилась от костей, которые свисали с подбородка, и когтей на пальцах. Вуаль тоже исчезла, оставив обнажёнными лицо и слепые глаза. Она подняла руку, подзывая его. Олл секунду колебался, а затем пошёл за ней по возвышенности. Остальные последовали за ним.
В неглубокой впадине между склонами осыпи и пыли стоял лихтер. Его покрывала сетка, сливая грубый силуэт с пустошью.
– Готов и ждёт. – Джон фыркнул от смеха, скривив губы в сторону Актейи. – Вы двое, похоже, были очень уверены, что мы пойдём с вами.
– Случайность – это оружие войны, Джон Грамматик, – сказал воин по имени Альфарий.
– Значит мы можем сбежать, – сказал Зибес. – Вот только кто-нибудь знает, как на нём летать?
– Я знаю, – сказал Джон. – Думаю, на кое-чего я ещё способен. – Он поплёлся к лихтеру, открыл боковой люк в кабину пилота и вскарабкался наверх. Приборные панели засветились под его пальцами. – Вы идёте? Я не хочу торчать здесь.
Это будет тот ещё полет, и я не хочу, чтобы у меня случился приступ передумать до того, как мы пройдём точку невозврата.
– Я думаю, мы уже прошли её некоторое время назад, – заметила Кэтт.
Джон рассмеялся. Двигатели лихтера включились. Низкий вой нараставшей энергии наполнил воздух.
Олл поднял руку и оглядел немногих, кто остался из тех, кого он привёл с Калта. Зибес, Кэтт, Кранк и Графт смотрели на него.
– Вы знаете, что я собираюсь сказать, но я всё равно скажу – вам нужно уйти. Всем вам, может быть, стоит пойти на юг. Возможно, там бои слабее, переждите их. Я найду вас позже, когда всё закончится.
Все они смотрели на него, молчаливые, неподвижные.
– Я иду с вами, рядовой Перссон, – в конце концов сказал Графт. Остальные кивнули.
– Вы знаете, что это значит? – спросил он.
– Мы знаем, – решительно сказал Зибес.
– Всё окей, – сказала Кэтт.
Олл посмотрел на них всех, затем кивнул.
– Окей, – сказал он и повернулся к лихтеру. – Окей... – тихо повторил он про себя.
Джон закрывал люк кабины. Зибес и Кэтт снимали сетку. Актейя стояла рядом с опускавшейся задней рампой. Воин по имени Альфарий уже исчез внутри. Олл двинулся к кораблю, вскидывая оружие. Он почистит его во время полёта – старая солдатская привычка. Он похлопал по ножу в ножнах на поясе. У него по-прежнему…
Шарканье-стук…
Он обернулся на звук шагов по камню. Позади него. Всё ближе.
Шарканье-стук…
Он поднял голову, держа руку на ноже. Свет далёкого улья мерцал за гребнем впадины.
Его взгляд скользнул по теням и горизонту.
– Пора в путь, – позвал Зибес из люка лихтера.
Олл моргнул, затем кивнул, повернулся и побежал к открытому пандусу. Шум двигателя усилился, когда лихтер поднялся в воздух.
Олл не оглядывался. Секунду он был уверен, что кто-то стоит прямо за ним, дышит ему в затылок.
''Полая гора''
– Кто-нибудь из них достаточно вменяем, чтобы служить? – спросил Корсвейн.
Траган посмотрел на Вассаго. Библиарий-калибанец ничего не сказал. Траган оглянулся на Корсвейна:
– Возможно, некоторые, но недостаточно, и... оборудование. – Траган кивнул на хоровые ярусы, протянувшиеся внутри сферического зала. Люльки и ряды сидений свисали с витых кронштейнов. Капли кишечной жидкости и всё ещё жидкой крови медленно стекали на нижние уровни. Большинство погибших убрали. Тем, кто не был мёртв, даровали покой. Некоторые из них настолько слились со структурой зала, что единственным способом покончить с ними были огнемёт и граната. В воздухе стоял запах горелой плоти и серы. Присутствие Детей Императора и вызванных ими созданий варпа оставалось на грани всех чувств – зазубренная бритва на нервах и привкус на языке. Они очистили от них верхние уровни и большинство ключевых областей внутренней части горы. Некоторые скрылись во тьме самых глубоких пределов и исчезли, но Полая гора теперь принадлежала Первому легиону. Другое дело – снова зажечь её маяк. Гора была устройством оккультного чуда, которое не просто захватили, но и осквернили. По словам библиариев, в самой структуре горы возникли резонансы, которые сулят большие проблемы. Затем встал вопрос о самом психическом хоре. Они нашли псайкеров в глубине, набившихся в камеры – участники вспомогательных хоров и кандидаты. Многие из них мертвы, большинство едва соображали.
– Маяк должен быть снова зажжён, – сказал Корсвейн.
– Наше ремесло – война, брат, – твёрдо сказал Траган. – Не тайны Великого океана. Это повреждённое творение, и его нельзя собрать заново, как разобранный болтер.
Корсвейн посмотрел на Вассаго.
Библиарий долго молчал.
– Может быть, это возможно, – сказал он наконец. – Эта область знаний выходит за рамки моей подготовки, но есть фрагменты более древних преданий, которые могли бы помочь.
Снявший шлем Траган выгнул бровь.
– Калибан знает многое и учит большему, чем круг общей мудрости.
Корсвейн надолго задумался. Часть его хотела спросить библиария, что тот имел в виду. Другая часть его, та, что выросла в лесах Калибана, чувствовала, что он может увидеть тень ответа. Не зло, а тайны, вещи, которые были известны лишь немногим, намёки, которые жили в обрывках мифов.
– Всё, что ты можешь сделать, – сказал Корсвейн.
Вассаго кивнул. Траган пошевелился, открыв рот, чтобы заговорить.
– Брат. – Зов раздался со стороны входа на балкон. Они все обернулись. Адофель, потрёпанный и окровавленный, вышел из проёма и остановился, чтобы склонить голову в приветствии. – Мы обеспечили безопасность основных коммуникационных залов. Оборудование повреждено, но наши кузнецы верят, что его можно заставить функционировать. Возможно, нам удастся связаться с Дворцом.
Корсвейн моргнул.
– Установите связь, – сказал он и покинул балкон вместе с Траганом и Адофелем.
Позади них Вассаго долго смотрел им вслед, а затем отвернулся.
== ДВАДЦАТЬ ТРИ ==
'''Испытание всего, чем мы являемся'''
'''Когда-нибудь'''
'''Расстояние до стены'''
Головы повернулись, когда Дорн вошёл в командный бункер бастиона Осколок. Верх стены стал слишком опасным, поэтому ядро командования переместилось внутрь бастиона. На пультах мигали красные лампочки. Искажённые данные размывались на экранах. Страх и изнеможение читались на лице каждого человека и не исчезли, когда они смотрели, как Преторианец шагает рядом с Архамом и старшим вокс-офицером. Левая рука и голова мужчины были в бинтах. В воздухе висел запах пота и статики, как будто мёртвый треск сломанного вокса распространился на другое чувство. Над установленными штабистами Дорна проекторами мигали и шипели голографические дисплеи. Артефакты порчи и волны пикселей омывали изображения. Некоторые периодически выключались или просто показывали изменявшиеся шаблоны бессмысленных данных. Стены, потолок и пол дрожали. Архаму не требовались тактические данные или вид из смотровых амбразур, чтобы знать, что за стеной бушует апокалиптическая битва – он чувствовал это.
– Сигнал? – спросил Дорн.
Архам кивнул на шипевшие экраны.
– Источник подтверждён – это крепость Астрономикона. Сигнал поступает по одной из резервных проводных линий. Он искажён, но последователен, и использует шифры легиона эпохи крестового похода. – Архам почувствовал, как перехватило дыхание в пересохшем горле; только он и офицер связи знали, что он собирался сказать. – Это Первый, Тёмные Ангелы Льва.
На мгновение воцарилась тишина, эхом разнёсшаяся по залу, словно тень от удара гонга. Затем возник быстро подавленный вздох облегчения, а после послышался шелест выдохов, поднялась рябь голов. Архам видел облегчение и радость, пробивавшиеся сквозь маски усталости. Он почувствовал, как что-то шевельнулось у него в груди, хотя и не подал виду – они ждали этого момента. Не конец, не победа, но момент, ради которого предпринимались все эти стратегии и жертвы – подкрепление пришло, силы Льва и Жиллимана приближались. Равновесие судьбы пошатнулось, и всё, что им сейчас нужно сделать – это следовать за светом в будущее.
Дорн оставался совершенно спокойным, но Архаму показалось, что он увидел вспышку в глазах своего лорда, когда тот посмотрел на офицера связи.
– Соедини нас, – сказал он.
Мужчина поклонился и повернулся, дрожа, эмоции пронзили его, словно наконец-то вырвавшаяся из шторма молния.
Из вокс-динамика послышались помехи, рычавшие в воздухе. Все в зале посмотрели вверх, некоторые встали.
– Это Рогал Дорн, – произнёс Преторианец. – С кем из Первого легиона я говорю?
– ''Это сенешаль Корсвейн из Первого легиона, сир''.
Раздался ликующий крик, сначала один, а затем другой, исходившие изо ртов в неконтролируемой поднимавшейся волне. Архам увидел, как Дорн выдохнул.
– ''Мы отбили Астрономикон и удерживаем его'', – сказал голос Корсвейна.
Звуки приветствий стихли, но по-прежнему слышались. Архам различил тихий плач. Это был звук облегчения, последнего облегчения, которое наконец пришло.
Красная руна вспыхнула на одной из командных панелей на периферии зрения Архама. Он повернул голову и нахмурился. Ещё больше красных рун, но никто не смотрел; все смотрели на Дорна, их чувства исполнились реальности наконец-то пришедшей надежды.
– Милорд... – начал Архам.
– Какие у тебя силы? – спросил Дорн Корсвейна, наклоняясь к вокс-консоли.
– ''Мы атаковали с десятью тысячами нашего ордена'', – раздался хриплый голос Корсвейна. – ''Павших продолжают подсчитывать''.
– Что насчёт остальных моих братьев и их сыновей? – спросил Дорн. – Когда развернётся остальная часть твоего легиона?
Пауза. Помехи вокса затрещали в воздухе. Эхо радостных возгласов стихло. Архам почувствовал, как в этой паузе в его груди образовалось что-то холодное.
– ''Сир'', – произнёс голос Корсвейна. – ''У нас нет связи ни с нашим примархом, ни с другими силами. Мы пришли одни''.
Одни.
И это слово прозвучало в тишине, подобно удару палача.
– Милорд, – повторил Архам громче, подходя к тактическому дисплею. Дорн оглянулся вокруг. – Милорд, Мортис прорвал линию обороны. Кидона больше нет.
Насаба смотрела вниз с вершины бастиона Осколок, когда её окутал свет выстрела. Визор шлема потускнел, защищая от вспышки. Звук вибрировал сквозь стену и её кости. В ушах звенело даже несмотря на шумозащитные перегородки шлема. Дыхание замерло в горле.
Свет соединял небо с землёй ослепительными колоннами. Она видела фигуры, десятки высоких фигур, которые с этой высоты казались маленькими. Огонь и свет окружали их, заливали, струились из них и сквозь них. Пока она смотрела, одна из них получила удары с трёх сторон. Сшитые линии света. Секунду ничего не происходило, когда титан сделал ещё один шаг, который никогда не закончится, затем свет.
Белый и яркий. Смерть бога в мгновение ока. Ещё одно мерцание. Ещё одно мерцание. Сама стена начала трястись.
Она повернулась и направилась назад, туда, где один из хускарлов Преторианца совещался с Сулковой. Они оглянулись на неё, отдавая честь. Пустотный щит наверху пульсировал от орбитальных ударов. Ещё одна вспышка света из-за парапета, теперь ближе. От этого звука у неё по спине побежали мурашки.
– Отправьте группы к реакторам! – крикнула она. – Фронт прорван! Слейте плазму и выключите их, немедленно!
– Каналы передачи данных командования и управления выходят из строя со скоростью девять процентов каждые пять минут, – сообщил Архам. Зазвучали сигналы тревоги, голоса повышались в едва сдерживаемой панике. – В течение часа мы перестанем что-либо видеть. Точность имеющихся полевых данных составляет сорок один процент и снижается. То, что мы получаем, говорит о том, что весь контур стены вступил в бой. Слаженность смертных подразделений разрушается во всех зонах.
Рогал Дорн долгое время не двигался; когда он это сделал, то медленно повернул голову, чтобы оглядеть зал. Несколько глаз обратились к нему, но многие головы остались склонёнными, словно посмотреть на него означало посмотреть правде в глаза. Архам увидел, как Дорн посмотрел на свою руку. Печать Синистер лежала в его пальцах, резная голова льва мерцала отражённым голографическим светом.
– Отправить сигнал Сигизмунду и нашим резервам, – произнёс он. – Они выдвигаются сюда в полном составе и максимально быстро.
– Как прикажете, лорд.
– Установить вокс-связь по всему Дворцу, все исправные частоты и каналы. Сделай это сейчас, пока она ещё есть. – Дорн поднял голову. Архам увидел, как рука его лорда крепко сжала печать, присланную Императором, его отцом. Техножрец выпрямился из-за блока оборудования, жестом подозвал вокс-офицера, который склонился над пультом управления, а затем посмотрел на Преторианца.
– Вокс-связь установлена.
Рогал Дорн кивнул в знак признательности. Архам увидел, как его лорд на секунду моргнул, а затем его взгляд стал жёстче.
– Говорит Рогал Дорн. – Голос Преторианца эхом отдавался в забитом помехами воксе, из динамиков и коммуникаторов. – Сейчас я обращаюсь ко всем вам. Мы пришли к этому, вы и я. Все мы. Всё, что было раньше, было лишь мимолётным страданием...
Акастия увидела вспышку на экранах. “''Элат''” замедлил шаг. Его голова поднялась, когда он остановился. Ещё одна вспышка, больше первой. Намного больше. Потом ещё одна. Белый свет, вспыхивавший прямо в небесах. На свету вырисовывались тени, гиганты, погружённые в облака и дым.
– Что это было? – выдохнула Акастия.
– Детонации реакторов машин, – сказала Абхани по воксу. – Больших, очень больших...
– Наших или их, принцепс?
Абхани не ответила; секунду спустя титаны Соларии повернули в направлении света и стены и перешил на бег. Акастия пришпорила “''Элата''” и последовала за ними. Вдалеке вспыхнул ещё один свет. Земля дрожала сквозь металлические кости рыцаря. Она побежала навстречу свету битвы.
– ''То, что нас ждёт – это испытание всего, чем мы являемся''...
На развалинах Южного Мармакса, секция 52, Кацухиро закрыл глаза и сделал глубокий вдох. Артиллерийский обстрел сбросил осколки с парапета. Огонь смещался, продвигаясь за линию фронта. Он открыл глаза и выдохнул. Они слезились. Стина смотрела на него.
– Они идут, – сказала она.
– Да, – кивнул он.
Она ничего не сказала, просто стиснула челюсти и сжала ружьё.
Он сглотнул. Во рту и в горле пересохло. Земля дрожала.
– Ты знаешь... – начал он. Стина открыла глаза и посмотрела на него. – Когда-нибудь всё это закончится. Всё это будет улажено. Пройдёт время и это место восстановят. Статуи, дороги и наполненные водой фонтаны. Прямо здесь, где мы сейчас находимся. Люди будут ходить и разговаривать, и будут беспокоиться о вещах, которые, по их мнению, имеют значение. Они будут смеяться над шутками и хмуриться над тем, что посчитают оскорблениями, и когда они остановятся на этом месте, это будет потому, что они что-то уронили, или хотят отдохнуть, или поговорить ещё немного. Смотри и слушай, и ты сможешь их увидеть. Не там, – он кивнул в сторону парапета, затем постучал себя по лбу и сердцу, – а здесь, ты можешь их увидеть. Когда-нибудь они будут стоять здесь и знать о том, что произошло, только как истории, которые будут добрее, чем их жизнь.
Она покачала головой. Он слышал лязг доспехов из-за парапета. В воздухе кружились мухи размером с пулю.
– Как ты можешь быть уверен? – спросила она. – Откуда ты можешь знать?
– У меня есть вера.
Воздух задрожал.
– Спасибо, вник, – наконец сказала она и улыбнулась.
Он коротко улыбнулся в ответ, а затем встал, поднял ружьё и закричал вдоль линии:
– Встать! Оружие к бою! Встать!
– ''То, что будет потеряно, то, что должно быть отдано, – это цена за всё, что будет''...
В Полой горе Вассаго в одиночестве шёл по коридору. Тот был круглым, и плазменные свёрла, которые его прорезали, оставили волнистую поверхность. Как будто это было что-то органическое. Как будто находишься внутри змеи. Шаги не отдавались эхом по голому камню, несмотря на тяжесть его поступи. Кристаллические вкрапления и швы в стенах поблёскивали, когда он проходил мимо, свет вспыхивал, а затем угасал. И ещё он слышал, как поют стены. Песня была приглушённой и далёкой, но никогда не исчезала, эхо, пойманное в костях самой горы. Не похоже, чтобы его ждали. В проходе стояли двое, их чёрные доспехи становились видны только тогда, когда их касалось свечение стен.
Вассаго остановился.
– Мои братья, – произнёс он и мысленно потянулся вперёд, чтобы почувствовать их мысли и имена. Его разум отпрянул, соскользнув с них. В затылок вонзился шёпот, напоминавший шелест листьев и теней. Этого не могло случиться даже здесь. Если только... если только...
– Я не знал, что среди нас есть ещё кто-то из посвящённых, – сказал он. Его рука переместилась к примагниченной к спине булаве.
– Есть много вещей, которых ты не знаешь... брат... – сказал один из Тёмных Ангелов, шагнув вперёд.
– Ты использовал секреты нашего ордена, чтобы помочь вновь зажечь маяк. Как это послужит Калибану? Мы здесь не для того, чтобы помогать покинувшей нас умирающей империи, брат. Ты спас жизнь Корсвейну, когда мог позволить ему погибнуть. Это было ошибкой. Пустота, оставшаяся после его смерти, могла быть использована в наших интересах.
Вассаго осторожно отступил на полшага. В его сознании мысли скользили через двери и витки знаний, набирая силу.
– Я служу только нашему ордену, – ответил он. – Но ты видел, что здесь произошло, какие звери пришли и свили гнездо в легионе магистра войны. Это угроза для нас.
– Угроза? – Вопрос прозвучал у него за спиной, и он развернулся, одновременно вытаскивая булаву. Оружие вспыхнуло синим огнём. В туннеле стояли воины в чёрных доспехах и мантиях с капюшонами. Сияние булавы отбрасывало их тени на каменные стены. Нити кристалла превратились в оранжевые угольки в тёмном камне.
– Как это может быть чем-то другим? – возразил он, оглядываясь, когда почувствовал, как первые воины приближаются, окружая его.
– Любую силу можно заставить служить, – произнёс голос из круга воинов. – И есть вещи, которые даже ты не видишь...
– То, что произошло здесь, не случится с нами. Мы не слабы и не поддадимся этим силам, какой бы ни была выгода.
– Кто сказал, что ты уже не поддался, сын Калибана?
Холодный свет его булавы замерцал, тени на стене переместились и на мгновение они стали не людьми, а существами с перьями, когтями и тянувшимися клешнями.
Вассаго почувствовал, как холод пронзил позвоночник. Как давно его предали?
– Нет места для сомнений. Ты доказал, что даже среди посвящённых по-прежнему есть слабость.
Фигура выступила из толпы и подняла капюшон. Темнота заполнила глазницы и линии лица под ними. Это было лицо, которого не должно было быть здесь, которое осталось на Калибане.
– Ты? – потрясённо спросил Вассаго.
Лицо кивнуло, а затем отвернулось.
– Взять его, – сказало оно.
Вассаго поднял булаву. Голубое пламя и тени замерцали на стенах. Окружавшие его фигуры рванулись вперёд.
– ''Каким бы оно ни было...''
Машины легио Мортис прошли сквозь огонь горевших и умиравших врагов. Монотонный отсчёт скрап-кода гудел между ними. Над ними возвышалась Меркурианская стена. “''Диес ире''” шагал во главе сородичей, притягивая свет битвы и превращая его в тень, напоминавшую изодранный плащ. Он достиг основания стены и остановился. Обломки и огонь посыпались на него дождём, взрываясь от энергий, которые кружились вокруг его тела. Он медленно откинул голову и отягощённые оружием плечи назад, так что свет пожаров наверху упал на его лицо. Его боевые горны взревели, разнося эхо по стене Дворца.
– ''Мы встретимся лицом к лицу с тем, что должно произойти''.
''Расстояние от стены до врага: 0 километров''.
'''ВАРП'''
'''∞'''
Горизонт исчез. На земле, которая являлась всего лишь представлением о жаре и страданиях, небо и покрытая обожжённой пылью равнина слились воедино. Мужчина сидит под почерневшим деревом. Плоть так сильно обтягивает кости Его тела, что Он кажется трупом. Нет ни малейшего дуновения ветра, чтобы украсть у Него тепло, и сгоревшее дерево не даёт тени. Это длится долго. Это длится целую вечность.
Что-то меняется в раскалённом добела воздухе. Мужчина открывает глаза. Он знает, что увидит.
Над ним возвышается фигура в золотых доспехах и красном плаще. Лавровый венок украшает голову Гора, словно корона. Пальцы его правой руки – когти. Лицо величественное и застыло в выражении спокойной властности. Он похож на образ короля. Он похож на своего отца.
Он очень близко к человеку и сгоревшему дереву, гораздо ближе, чем когда-либо прежде. Мужчина под деревом шевелится, пытается поднять руку.
– Почти, отец, – говорит Гор и делает шаг ближе. Человек под деревом наклоняется к земле, пытается провести линию в пыли. – Нет, – произносит Гор и наклоняется так, чтобы оказаться почти в пределах досягаемости. – Не стоит зря пытаться. У тебя осталось немного сил, достаточно, чтобы конец не настал сейчас, но их не хватит навсегда.
Гор качает головой. Мужчина под деревом встречается с ним взглядом, и в нём нет никаких признаков увядания или слабости.
– Ты разрушил всё, что создал, – продолжает Гор. – Ты совершил великие дела, отец. Великие дела… но сейчас они в руинах и разваливаются по моей воле. Это трагедия, но это не моя вина. Твоя. Ты сжёг всё, к чему когда-либо прикасался, каждую идею и каждого человека, сложенных на костре твоего высокомерия и амбиций.
Над ними скрипят чёрные ветви дерева, и этот звук может быть смехом и чириканьем существ без языков, но со ртами и зубами. Если Гор и слышит их, то на его лице это никак не отражается.
– Всё произошедшее – это твоих рук дело. Всё, что я сделал и должен сделать, – это всего лишь следствие твоих поступков. Есть только одна вещь, в которой я тебя не виню... – Гор опустил когтистую руку и прочертил в пыли линию, которую не мог провести палец мужчины. – Неповиновение. Упрямый отказ склониться перед неизбежным. Мне бы хотелось ненавидеть тебя и за это, но я не могу. В конце концов, что тебе ещё остаётся? – Человек под деревом молчит. Гор качает головой. – Это приближается, отец. Конец твоим украденным годам и ложному царству. И перед ним ты ещё увидишь, как всё превратится в пепел. Но ты не будешь одинок, когда смерть заберёт тебя… Потому что ''я'' здесь, с тобой. – Гор поднимает когтистую руку и касается щеки Императора. – Я прямо здесь.
== ПОСЛЕСЛОВИЕ ==
– ''Истории, воспоминания… Проживи достаточно долго, Джон, и ты увидишь, как прошлое возвращается в другом обличье''.
Я вернулся за добавкой.
Немного предыстории: “''Солнечная война''” была трудной книгой. К концу я был измотан, взволнован и испытал облегчение от того, что всё закончилось. Затем состоялась следующая встреча писателей Осады Терры, и я неожиданно обнаружил, что мне немного грустно. Видите ли, работа над этими книгами не похожа ни на какой другой писательский опыт, который у меня был. Они настолько сложны и требуют так много исследований и подготовки, прежде чем вы прикоснётесь к клавиатуре или напишете слово. У нас есть шутка среди авторов Осады Терры, что вы можете думать, что знаете, на что это будет похоже, затем вы начинаете писать и понимаете, что понятия не имели. Стало традицией, что человек, который “пишет следующую книгу”, приходит на собрания с тем, что мы привыкли называть “этим взглядом” в глазах. Это тяжёлая и сложная работа, но она невероятная и волнует, как ничто другое. Однако ты не одинок. Авторы и редакторы Осады Терры всегда готовы помочь, отвечая длинными строками электронной почты на вопросы и споры, которые длятся дни и недели. Мы – единое целое, команда – на самом деле лучшая команда, частью которой я когда-либо был. Пока вы толкаете следующий блок истории вверх по стене, вы знаете, что окружавшие вас люди делали то же самое или собираются сделать.
– Так почему же тебе немного грустно? – спросил меня Ник Кайм, и я ответил: – Потому что я больше не смогу этого делать. Теперь для меня всё закончилось.
Он улыбнулся и сказал:
– Этому не бывать.
Итак, я вернулся за добавкой.
И это было так же, как работать над “''Солнечной войной''”, и ровно наоборот.
'''''Путешествия в пустоши'''''
– ''Нам нужно было сюда… – сказал он, наполовину себе. По правде говоря, он находился далеко от места, где считал, должен быть. До того места было пару тысяч километров через пустошь, которая когда-то была морем''.
Эта книга – история путешествий и трансформаций. Что это значит? Ну, в каком-то смысле это тема книги. Есть много людей, которые в прямом смысле пытаются куда-то попасть: от Шибана, путешествующего по руинам Великого дворца, до Олла и его группы, пытающихся найти Джона, до легио Мортис, который неумолимо движется к Меркурианской стене, и ещё несколько. Путешествия – это старая особенность историй, возможно, самая старая, и они редко касаются только тех мест, через которые проходят персонажи; они связаны с переменами – и книга и об этом тоже.
Когда я планировал её и разговаривал с другими авторами, стало ясно, что помимо деталей сюжета или персонажей, книга должна соединить раннюю часть осады с более поздней, безумной, отчаянной, дикой войной завершающих этапов. То, как ведётся война, переходит от рациональной стратегии Пертурабо, противостоящей рассчитанным жертвам Дорна, к войне иррациональной, сверхъестественной, разума и души. Оптимизм защитников начинает скатываться в отчаяние. Идеалы, за которые персонажи цеплялись в прошлом, начинают рушиться под давлением того, с чем они сталкиваются.
– ''Где я? – спросил он.''
– ''В другом мире, – ответил Торгун.''
– ''Всё ещё на Терре?''
– ''Земля изменилась, – произнёс голос Есугэя. – Место то же самое, но это не та земля, по которой ты ходил раньше. Опора наклонилась. Прошлое пришло сюда умереть, и это всего лишь одна смерть среди многих.''
– ''Смерть чего? – спросил он.''
– ''Смерть войн, в которых мы сражались и лжи, которую рассказывали себе, пока сражались в них ''.
Как и в случае с Шибаном в этом отрывке, многие персонажи могут видеть и чувствовать изменения во вселенной, частью которой они являются. Идеалы, ложь и надежды Великого крестового похода рушились и разваливались с самого начала Ереси Гора, но это тот момент, когда столь многое наконец начинает принимать ту форму, которую будет сохранять в долгом падении во тьму следующих десяти тысяч лет.
– ''Во что меня вербуют?''
– ''В справедливое и необходимое дело.''
''Мауэр рассмеялась:''
– ''Так всё всегда и начинается.''
''[...]''
''Рогал Дорн посмотрел на Архама.''
– ''Передай сообщение Загрею Кейну и командующим стен. Открыть запасы оружия. Все. – Он оглянулся на преклонившего колени префекта ордо Синистер.''
– ''Встаньте, – сказал он, – и, моей волей, выступайте.''
''[...]''
– ''Она думает о средствах достижения цели, и как только она видит цель, все и вся становится средством. На вашем месте я бы не стал ей слишком доверять, боэтарх… – Он замолчал и грустно улыбнулся. – Фактически, не верить никому – может быть самым мудрым принципом.''
''[...]''
''Он подумал о башне, всё то время назад, о ноже у себя за поясом сейчас и о молнии, падающей с неба. Небольшой выбор. Большой выбор. Через некоторое время они стали одним и тем же.''
И в частности, это тот момент, когда нечеловеческие силы в игре достигают пика своей мощи.
'''''Сны и отчаяние'''''
– ''Зачем ты это сделал? – тихо спросила она.''
''Он дёрнулся. Выросший на губах красный пузырь лопнул.''
– ''Явь – это отчаяние… – прошипел он. – Теперь они будут вечно видеть сны.''
Под поверхностью событий в книге находятся два полюса, которые разрывают швы реальности. С одной стороны, есть отчаяние. Отчаяние людей, которые сражались и сражались, а их оттесняли дюйм за дюймом; они смотрели, как умирают люди, истощённые и видевшие в надежде только ложь. Они одерживали победы, они держались, но положение дел не становилось лучше. Победа у Сатурнианской стены была вчера, и всё, что она принесла, – ещё один день сокрушительных усилий и потерь. Кроме того, в этот момент Осады вся мощь варпа сосредоточена на Терре и Дворце. Отчаяние всех тех, у кого не хватает чего-то, за что можно зацепиться, находит ответ в психическом царстве, что, в свою очередь, подпитывает отчаяние, и эффект только усиливается.
На другом полюсе находится отчаянное желание сбежать от страданий. Эта потребность также находит отражение в варпе и порождает невозможные сны о побеге и рае. “''Мортис''” намеренно заполнен снами, и люди падают, ходят и говорят о снах. Такие сны почти всегда плохие – вы не хотите видеть сны, потому что, хотя сон и сны могут предложить освобождение и спасение, они хищны. Усни и твоя душа будет разорвана на части, и поэтому проснувшись, ты сделаешь всё, чтобы вернуться в свои сны. Итак, защитников Дворца сокрушают, а затем разрывают на части, пока две силы в зеркале варпа питаются их надеждой и страданиями. У этих двух сил, конечно, есть имена: Нургл и Слаанеш, боги Хаоса распада, отчаяния и чумы, а также удовольствия и излишеств.
Что приводит нас в рай.
'''''Рай'''''
– ''Песня о рае объединяет людей, а затем это место даёт им бесконечный сон, о котором они грезят, – сказал Джон. – И Дети Императора, в свою очередь, берут то, что хотят.''
– ''Фрукты из сада, – пробормотал Зибес. – Вино из виноградной лозы''.
Один из старейших фрагментов истории Осады Терры рассказывает о том, как Фулгрим и Дети Императора перестали интересоваться самой осадой и обратились против населения Терры. Один из вопросов, о котором много говорили авторы Осады, заключался в том, как это сочеталось со всем остальным, что происходило. Станет ли это интересным дополнительным примечанием об окончательном и полном падении III легиона, или в нём расскажут что-то большее о более широком контексте того, что происходит на данном этапе битвы? Мы выбрали второй вариант.
К этому моменту Дети Императора, Гвардия Смерти и другие присягнувшие богам легионы перестали действовать в соответствии со своими идеалами и волей. Они стали трэллами растущей силы богов Хаоса, их действия согласуются со стремлениями этих божеств, словно попавшие в шторм флюгеры. Так что Дети Императора не просто заскучали и отправились творить ужасные вещи; они переделывают Терру согласно видению своего бога. Они создают земной рай, просто рай, который является не сном, а кошмаром. Ужас всего этого заключается в том, что люди, оказавшиеся в раю, отправились туда добровольно, увлечённые снами и пытаясь спастись от отчаяния.
– ''Всё окей, – сказал Угент Сай, голос перекрыл вопль. Олл заставил себя встать, поднял ружье, приклад к плечу, палец на спусковом крючке. Сай неспешно шёл обратно к Кранку. На его губах и подбородке была красная жидкость. В руке надкусанный плод. Из золотистой мякоти сочился сок, сердцевина была красной, влажной и подёргивалась. Зубы улыбающегося Угента Сая розовые, глаза – яркие. Мерцающие на свету лохмотья падали между листьев. Он казался ярким, источником света, сдвигавшим тени вокруг себя, пока шёл вперёд''.
В историях и символике рай часто ассоциируется с садами – идеей растений и фруктов, цветов и роста. Поэтому казалось интересным увидеть рай, созданный последователями Фулгрима, как сады, но с чем-то гнилым и ужасным под круглой, спелой поверхностью; что-то извивавшееся и кровавое.
'''''Огонь неповиновения'''''
''Для командиров титанов легио Игнатум манифольд не был механизмом или обменом командами. Это был огонь. Божественный огонь. Мир, созданный молнией между человеком и божественной машиной, жизнь, прожитая во вспышке молнии.''
''Воплощённый.''
''Пылающий.''
''Накал...''
Дела для защитников Дворца складываются довольно мрачно, но прямо противоположны у титанов и экипажей легио Игнатум, Огненных Ос. Каждый легион титанов уникален, со своим характером, традициями и отношением к машинам, которые они ведут на войну. Изучив легио Игнатум и поговорив с писателями и дизайнерами Forge World, мы решили сделать так, чтобы характер Огненных Ос повторял их внешний вид. Они – заносчивые боевые фанфароны, полные огня и оптимизма. Их стремление победить и справиться со всем, что выставлено против них, является тотальным. У них огромная вера в себя, не высокомерие, а глубокая уверенность в том, что они могут противостоять чему угодно и победить.
– ''Я хочу, чтобы данные были не таковыми, какие они есть, но прежде всего я – слуга истины машины: грядёт уничтожение''.
''[...]''
– ''Нет, – произнёс голос, который, он знал, принадлежал ему. – Есть только один путь, и это путь вперёд. У нас достаточно сил. Мы – победа!''
“Регинэ Фурорем” ''подчинился его воле. Вражеские выстрелы светились вдали.''
''< Всем подразделениям, собраться и поддерживать огонь, мы – победа! >''
Их экипажи несколько непочтительны, как друг с другом, так и с теми, кто не входит в легио, но они абсолютно едины, их инстинкты настолько отпечатаны между экипажем и машинами, что они действуют с невероятной координацией. Наличие таких персонажей важно для того, чтобы противостоять ходу книги – перед лицом уничтожения есть люди, которые не раздавлены, а готовы встать и идти вперёд, когда все и вся идут назад.
''Высоко в черепе'' “Империос Прима” ''принцепс-максимус Кидон видел зону поражения в свете накала. Его титан, чудесная связь с Богом Машиной, тлел от ярости и ликования. Его дух был древним и необъятным. Другие подобные ему сокрушали разумы тех, кто ими управлял, но его титан был “Разжигателем войны” типа титанов “Император”, и его целью было разрушать города и наблюдать, как гибнут цивилизации. Потоки его духа были подобны приливам магмы под старым вулканом, медленными и безжалостными. В конце концов все преклонились перед его мощью, все враги, все, кто противостоял ему. Старый враг, Головы Смерти, не пройдут дальше''.
''[...]''
''В сознании Кидона он держал это как образ, окрашенный в багровый цвет и ночь. Это закончится в тот момент, когда душа его легко будет обнажена; столкнувшись с невозможным, где нет пути к победе, они добудут её''.
Это, конечно, также помогает подчеркнуть тот факт, что события достигли того момента, когда даже этих неукротимых мужчин, женщин и машин недостаточно, чтобы помешать легио Мортис достигнуть стен.
'''''Семена будущего'''''
– ''Мы не боги! – Олл услышал свой крик. – Мы не можем перевернуть мир с ног на голову или нести его на своих спинах. Попробуем, и сделаем только хуже. Как насчёт того, чтобы оставить всё идти своим чередом? Как насчёт того, чтобы позволить людям выбирать?''
– ''Позволим им выбирать, и они убьют будущее.''
– ''Это не нам решать.''
– ''Разве?''
Серия Осада Терры – это нечто большее, чем просто огромные и зрелищные сражения; она также о нескольких и часто забытых людях, чьи действия имеют большее значение, чем можно предположить по их количеству. Это люди, которые начинают истории, которые станут мифами о Warhammer 40.000, они совершают забытые поступки и незаметно меняют ход событий, оставаясь в тени великих моментов. В “''Мортис''” их несколько: Олл и его группа возвращаются на сцену и присоединяются к Джону Грамматику и Лидва; Андромеда-17 и Хеллик Мауэр присоединяются к Зиндерманну и Киилер и сталкиваются с Амоном и Базилио Фо; затем, конечно, у вас есть некая слепая леди псайкер по имени Актейя и её... спутник. Куда они направляются? Что они делают и почему?
Что ж, причина на самом деле довольно проста: все они пытаются спасти будущее.
Нет, они и в самом деле пытаются. Просто у всех у них очень, очень разные представления о том, как это сделать и каким должно быть это будущее.
Позвольте мне кое-что прояснить прямо сейчас – я не собираюсь рассказывать, что произошло в этой истории. Он или она действительно X или Y? Неужели это и в самом деле произошло? Этот человек собирается делать U, V или W? Извините, но вам придется подождать и посмотреть. Хотя не стесняйтесь гадать – в конце концов, в этом половина удовольствия.
Но вы можете увидеть некоторые идеи, которые имеют последствия в течение следующих десяти тысяч лет, в том, что думают и делают эти персонажи.
– ''Мы занимаемся теми же самими делами. Сохранение человечества перед лицом истребления и выживание Императора.''
''[...]''
''+ Истина, + сказала она, + заключается в том, что царство богов не может быть уничтожено. Варп есть, был и будет вечно. Мы можем быть либо его рабами, либо его правителями. Сейчас тот момент, когда мы решаем, каким он будет. +''
''[...]''
– ''Это будет ложью, – сказала через минуту Киилер. – Я откажусь от права говорить правду о божественности Императора ради свободы, и это отречение будет ложью.''
– ''Необходимой ложью, – поправил Зиндерманн. – Ложью на службе большей правде.''
''[...]''
– ''Прямолинейные планы потерпят неудачу – все планы потерпят неудачу. Единственный способ найти решение – это слепая случайность. [...] Из этого могут возникнуть сила и выживание. Чем больше факторов задействовано, чем больше угроза, чем меньше чётких схем и планов, тем больше у нас шансов...''
''[...]''
– ''Но всё это на службе высшему идеалу, – сказал Джон.''
– ''Как всегда''.
Это ещё один шаг, когда авторы Осады очень сознательно посеяли множество семян, из которых вырастет будущая история Warhammer 40,000. Почему? Потому что так интереснее и удивительнее, и потому что более правдоподобно, что истории о будущем не будут соответствовать реальности. Между событиями этих книг и Тёмным тысячелетием проходит десять тысяч лет. Люди того времени, если они и знают что-нибудь о Ереси Гора, то не знают фактов. Они знают, что истории выросли, исказились и слились из множества людей и событий. Как сформировалась Инквизиция? Кто такая Мориана? Кем был Олланий Благочестивый? Кто кого спас и как? Как вера в Бога-Императора утвердилась в разрушенном, формально светском обществе? Реальность не чиста, как и истории. Итак, как эти несколько одиноких душ изменят будущее? Ну, об этом ещё предстоит рассказать…
'''''Немного позже'''''
...Потому что есть ещё немного, о чём нужно рассказать – не в этой книге, а в последующих. Я позволил себе написать несколько строк в послесловии к “''Солнечной войне''”, чтобы поведать о том, что значила для меня Ересь Гора и каково это – быть в начале конца такого путешествия. И вот мы снова здесь, и поэтому я должен ещё раз попросить вас позволить мне ещё немного личных впечатлений.
У нас с Дэном Абнеттом было много разговоров, когда я начинал эту книгу, а он заканчивал “''Под знаком Сатурна''” – мы говорили о синхронности в творчестве и о том, как часто сами собой возникают в этом процессе совпадения, темы и закономерности. Это то, что мы оба заметили. Более чем несколько раз в этой серии вещи просто щёлкали и соединялись. Были моменты, когда авторы буквально кричали от удивления, когда старые и новые идеи просто переплетались, как будто были созданы друг для друга. Осада Терры тоже усеяна ими.
Это странная вещь, хотя, я думаю, не неожиданная.
Когда я приблизился к концу книги, мир в течение нескольких недель начал закрываться из-за пандемии; в него вкрались страх, неуверенность и перемены. Здесь, в реальном мире, в котором мы все живём. Происходили трагедии как маленькие, так и большие, и, в конце концов, есть ли на самом деле разница между ними для тех, кто страдает? А затем я обнаружил, что перечитываю последние страницы, отредактированные только на прошлой неделе, и задаюсь вопросом, не говорит ли – точно так же, как с Мерсади в “''Солнечной войне''”, что я буду скучать по этой серии – Кацухиро, персонаж, которого мы никогда не знали, и не ведали, что он переживёт первое появление, о природе того, как создаются история и рассказы, и что значит жить, когда они рождаются:
– ''Ты знаешь... – начал он. Стина открыла глаза и посмотрела на него. – Когда-нибудь всё это закончится. Всё это будет улажено. Пройдёт время и это место восстановят. Статуи, дороги и наполненные водой фонтаны. Прямо здесь, где мы сейчас находимся. Люди будут ходить и разговаривать, и будут беспокоиться о вещах, которые, по их мнению, имеют значение. Они будут смеяться над шутками и хмуриться над тем, что посчитают оскорблениями, и когда они остановятся на этом месте, это будет потому, что они что-то уронили, или хотят отдохнуть, или поговорить ещё немного. Смотри и слушай, и ты сможешь их увидеть. Не там, – он кивнул в сторону парапета, затем постучал себя по лбу и сердцу, – а здесь, ты можешь их увидеть. Когда-нибудь они будут стоять здесь и знать о том, что произошло, только как истории, которые будут добрее, чем их жизнь''.
Мы почти достигли того момента, когда сможем оглянуться на эти времена и эту невероятно обширную историю и по-настоящему увидеть, каким необыкновенным было это путешествие. А пока, однако, пройдите с нами немного дальше. Ни шагу назад.
''Джон Френч''
''Ноттингем''
''Июль 2020 года''
== ОБ АВТОРЕ ==
Джон Френч является автором нескольких историй о Ереси Гора, включая романы “''Солнечная война''”, “''Преторианец Дорна''”, “''Талларн''” и “''Рабы тьмы''”, повести “''Багровый Кулак''” и радиопостановок “''Тёмное согласие''”, “''Храмовник''” и “''Магистр войны''”. В Warhammer 40,000 он написал “''Воскрешение''”, “''Воплощение''” и “''Прорицание''” для Хорусианских войн и три сопутствующие радиопостановки – удостоенный премии Scribe “''Агент Трона: Кровь и ложь''”, а также “''Агент Трона: Правда и мечты''” и “''Агент Трона: Пепел и клятвы''”. Джон также написал серию Ариман и множество рассказов.
== Аннотация ==
Победы в Сатурнианском и жертвы космического порта Вечная стена превратились во вчерашнюю надежду. Остановленные, но не побеждённые, Предатели усиливают штурм Императорского дворца. Теперь, когда основные космические порты находятся в руках Гора, магистр войны спускает с небес резервы.
По мере того как давление штурма возрастает, растёт и сила Хаоса. Бодрствующая жизнь защитников наполнена отчаянием, в то время как сны тянут их на поиски ложного рая. Когда ткань обороны рушится, и воля защитников даёт трещины, Гор приказывает титанам легио Мортис пробить стены. Им противостоит мощь Меркурианской стены и сила легио Игнатум. Древние соперники, боги-машины обоих легионов встречаются в битве, в то время как внутри стен несколько отчаявшихся людей ищут способ обратить вспять пагубное влияние варпа. По всей Терре потерянные воины и путешественники пробираются через пустоши и сады ужаса к дому и неизвестному будущему.
[[Категория:Ересь Гора: Осада Терры / Horus Heresy: Siege of Terra]]
[[Категория:Ересь Гора / Horus Heresy]]