827
правок
Изменения
Перейти к навигации
Перейти к поиску
Нет описания правки
{{В процессе
|Сейчас= 1618
|Всего = 23
}}
– В чём ещё смысл братства? – ответил Вассаго.
== СЕМНАДЦАТЬ ==
'''Вортекс'''
'''Наши чудовища'''
'''Инвигилата'''
''Бассейн Колыбели, Меркурианская-Ликующая зона поражения''
< Огонь! >
Белый жар пронзил теневой титан. Из него посыпались искры. Тетракаурон почувствовал, как кожа покрылась волдырями.
< Реактор на пороге перегрузки! >
Он чувствовал это. Его сердце учащённо билось, пот струился по коже. Он тяжело дышал в приступе симпатической лихорадки. Его мысли и эмоции кружились и расплывались.
< Огонь! > снова повелел он. Вулканическая пушка “''Регинэ фурорем''” высверлила линию белого жара в тень вражеской машины.
< Мимо! >
Он почувствовал вспышку разочарования Дивисии, почувствовал, как уравновешивающее присутствие Карто переключило поток реактора на двигательные двигатели. Он терял равновесие воплощения. Истощение. За пределами усталости и воли титана и легио развернуться и пойти в огонь, в орудия врага. Он по-прежнему мог чувствовать присутствие пламени в боевых машинах и манипулах своей боевой группы, все они обессилили, все работали на пределе нагрузки реактора, боеприпасы закончились, повреждённые, потрёпанные, наполненные яростью. Он тоже это чувствовал. Враг прорвал их оборону, так что теперь им предстояло вести другую войну.
Водные каналы оплетали бассейн, который они пересекли от могилы Каралии. “''Диес ире''” и его свита находились на расстоянии шести километров, неторопливо наступали и стреляли по мере приближения. Рыцари, танки и напоминавшие насекомых боевые машины роились у их ног.
< Тетракаурон. > Сигнальный голос ворвался в его чувства. Помехи пронизывали связь, шипя повреждёнными данными и системными ошибками, но голос принцепса Максимуса Кидона был подобен глотку чистого воздуха в сердце умирающей кузницы. < Мы готовы. Очистите зону. >
Пауза, самое короткое прерывание потока данных между ним и принцепсом-максимусом. Он подумал о старике, восседавшем на троне в черепе “''Империос Примы''”. Состарившийся на войне, закалённый временем. Тетракаурон хотел возразить против того, что должно было быть сделано, но знал, что это будет напрасно и, что ещё хуже, что это будет неправильно. Противник прорвал линию. Они приближались к зоне поражения. Огонь настенных орудий стал беспорядочным. По всему стокилометровому фронту вражеские машины и силы продвигались вперёд. Прорыв невозможно было заделать титанами, стоявшими только для того, чтобы умереть. Для этого требовалось ввести в бой другую силу.
< Да, мой принцепс, > ответил Тетракаурон и мысленно переключился на передачу по всей боевой группе. < Всем машинам перейти в координаты лямбда-один-два – гимель-тридцать-четыре-пять, максимальная скорость. Подтвердить и выполнять. >
< У меня есть частичная интеграция целевых данных из девятой и десятой манипул. >
< Дивисия, подтвердите и интегрируйте наши прицельные системы. >
< Да, мой принцепс. > Наступила пауза, дрожь в накале, холодный и пустой узел осознания. Он чувствовал край мыслей своей молодой модератуса, как тень своих собственных. Что они зашли так далеко, одно немыслимое действие накладывалось на другое.
< Время до открытия огня двадцать одна секунда, > отправил Карто.
< “''Гелиос''” и “''Дитя горна''” не вышли из зоны огня. >
Затем он увидел двух титанов. “''Гелиос''” Артусы шагал рядом с “Разбойником”, его левая нога была вывернута, пластины брони искорёжены повреждениями. Артуса прикрывала его щитами своего титана и отстреливалась от наступавших машин Мортиса, пересекавших водный канал. Пока он наблюдал, вулканическая пушка “''Гелиоса''” выстрелила. Выброс превратил поверхность реки в пар, когда пронёсся над ней. Свет поразил вражеский титан. Брызги сияния дугой взметнулись в воздух. Если попадание и сделала что-то, чтобы замедлить его продвижение, Тетракаурон не видел никаких признаков этого.
< Время до открытия огня тринадцать секунд. >
Тетракаурон бросил свой голос в накал.
< Артуса, двигайся. Ради поворота шестерёнки двигайтесь быстрее! >
На периферии сознания он чувствовал присутствие “''Империос Примы''” и его манипулы. “Разжигатель войны” и его свита из четырёх “Владык войны” замерли, их оружейные системы синхронизировались. Их угроза и ярость стали растущей синей болью в затылке Тетракаурона.
< Вперёд, > повелел он. < Подойдите к ним и объедините щиты. >
Он почувствовал, как выругалась Дивисия, когда “''Регинэ фурорем''” зашагал вниз по склону к двум титанам.
< Что вы делаете? > пришло сообщение Артусы.
< Что могу, > ответил он.
< Огонь открыт. >
< Слияние немедленно! > Он почувствовал, как пустотные щиты синкопировались, а затем скользнули в щиты “''Гелиоса''” и вокруг раненого “Разбойника”.
Первая ракета упала. Выпущенная с расстояния тридцати километров, она врезалась в землю перед титаном Мортиса и взорвалась в русле реки. Пламя и пар взметнулись вверх. Затем приземлилась ещё одна, и ещё, боеголовки трёх “Владык войны” заполнили мир огнём.
У Тетракаурона была доля секунды, чтобы увидеть, как “''Диес ире''” и его свита исчезли за стеной взрывов, прежде чем взорвались вторичные боеприпасы. Объединённые пустотные щиты “''Гелиоса''” и “''Регинэ фурорем''” разорвались в барабанной дроби разрушавшейся энергии.
< Двигайся! >
“''Регинэ фурорем''" зашагал вверх по склону, защита стены, пыль и пламя кипели вокруг него. Два других титана поднимались с ним. В километре по направлению к стене остатки его боевых сил отступали в шахматном порядке, наполовину оглядываясь на остальных, шагающих к стене. В южном направлении он мог видеть мерцание трёх манипул и полдюжины рыцарских копий, выдвигавшихся, чтобы заполнить линию фронта, пока они отступали. На западе величественно возвышался “''Империос Прима''”, его желание убивать сложилось в жгучее пламя. Тетракаурон почувствовал обжигающий поток от реактора к двигателям, жгучий голод оружия, ярость “''Регинэ фурорем''”, что они не поворачивались лицом к огню и врагу в нём.
< Запуск волны Терминус через десять секунд. > Эмоции Дивисии были скрыты под поверхностью. Они находились в четырнадцати шагах от вершины склона и края зоны обстрела.
Позади них из стены огня и дыма вырвалась обгоревшая фигура. Существо варпа переделало свою оболочку, превратив глазные порты в многогранные волдыри. Бледная жидкость стекала со свисавшего под челюстью хоботка. Оружие правой руки свернулось спиралью призрачного света. Со ствола посыпалась ржавчина. Цвет исчез из воздуха, когда он вдохнул в него огонь.
Четыре шага до края зоны обстрела.
Холодное желание “''Империос Прима''” превратились в синюю сверхновую звезду.
Титан Мортиса выстрелил. Луч пронзительного света ударил в “Разбойника”, хромавшего рядом с “''Гелиосом''” и “''Регинэ фурорем''”. Он сделал ещё один шаг. Луч света полз по нему. Ещё один шаг. С него посыпалась ржавчина, а затем куски брони, которые превращались в пыль. Спина сгибалась, осанка ломалась под собственным весом, когда суставы и поршни ржавели в мгновение ока. Тетракаурон почувствовал, как его разум застыл. Предсмертный крик “Разбойника” пронёсся над ним, шипящий, отчаянный вопль оплывающей силы и крошащегося металла. Его туловище раскололось. На секунду была видна его активная зона реактора, огонь внутри сжимался и угасал быстрее, чем разрушавшаяся защитная оболочка. Он упал, ломая кости и дух. Титан Мортиса сделал ещё один шаг. За ним маячили тени его сородичей.
< Терминус запущен, > отправила Дивисия.
В тридцати километрах ближе к стене, “''Империос Прима''” и его манипула открыли огонь.
Цель первой манипулы, главной манипулы манипул, состояла не в том, чтобы войти в самое сердце огненного ада – эта цель отводилась второй и пятой манипулам. “''Империос Прима''” был “Разжигателем войны”, титаном типа “Император”, вооружённым оружием, способным покончить с цивилизациями: ракетами “Смертельный удар”, пушками “Возмездие”, многочисленными управляемыми и неуправляемыми ракетными кластерами. Четыре “Владыки войны”, которые шли рядом с ним, у каждого был кулак, одновременно символ и средство защиты первого титана легио. На спинах и других руках у них было оружие, похожее на оружие “''Империос Прима''”: пусковые установки “Апокалипсис”, сейсмические пушки. Армии превращались в пепел, когда они говорили. Однако в эту битву они принесли с собой нечто большее, чем огонь.
Для рождённых на Марсе легионов титанов вортексные ракеты были одновременно священными и нечестивыми – чудом техники и утраченными тайнами древней техноарканы, горьким клинком, который будучи обнажённым на войне, приносил только горе и потери. Во время старых войн использование такого оружия было признаком необратимого намерения – признаком того, что конфликт прошёл ту точку, когда его можно было излечить дипломатией или даже миром, который последовал за победой. Применение такого оружия означало намерение не разрушить, а уничтожить, и ожидать того же для себя, если оно потерпит неудачу. В легио Игнатум их называли Горьким Даром. Только другие легионы Триады Феррум Моргулус имели их в своих арсеналах, и даже они использовали их экономно.
Семь вихревых ракет были выпущены “''Империос Прима''” и его манипулой одним синхронным залпом. Ракеты летели свободно, ускоряясь за пределами звука, сопровождаемые громом.
В накале Тетракаурон почувствовал эхо данных запуска, как холодная дрожь пробежала по его коже. Титан Мортиса перед ними выгнулся дугой, существо, почувствовавшее полет стрелы.
Первая ракета ударила и взорвалась в сорока метрах позади машины Мортис. У неё не было точной цели. Даже с данными о прицеливании Тетракаурона, дух ракет был запущен наполовину вслепую. Это не имело значения. Механизм в боеголовке проделал дыру в листе реальности.
Тьма за пределами тьмы.
Бытие кричало.
Материя исчезла в растущей сфере нереальности. Свет свернулся в неоновые пятна, исчезая в вихре.
Тетракаурону накал показал вихрь как белое пространство ошибочных данных.
Титан Мортиса закрутился, когда вихрь захватил его. Существо варпа внутри него взревело, когда его сущность вырвали из одержимой им металлической оболочки. Эфемерные формы крыльев насекомых, щупалец и бесконечных глаз возникли и исчезли в темноте. Машина закрутилась, когда физические законы пришли в дикое противоречие. Броня и механизмы сжимались, сжижались и скручиваются между состояниями. Пластины туловища разорвались. Голубовато-горячая плазма взорвалась, а затем остановилась, удерживаемая в парадоксе, и начала рассыпаться на блестящие осколки, похожие на листья солнечного огня, подхваченные торнадо. Затем он исчез, а вихрь вырос и закружился в воздухе. Чёрная молния прочертила дугу поперёк него. Следующие три вортексные ракеты ударили дальше в зону огня. Затем следующая и следующая, каждая разрывала бытие на части со звуком, который Тетракаурон ощущал внутри металлической плоти своего титана. Команды не выполнялись, накал дрожал.
< Идти! > повелел он, и сила его разума вырвала огонь из заикающегося сердца. “''Регинэ фурорем''” сделал шаг, потом ещё один, а потом уже шагал от бассейна. Он видел стену, видел, как манипулы маневрируют, чтобы встретить то, что шло из накатывавшейся бури нарушенного существования. Огни других сражений сверкали в поле зрения и осознания, разрушение померкло перед лицом вортексной бомбардировки.
Вихри двигались по бассейну. Два столкнулись, слились, раздулись и поднялись в воздух, как чёрная насмешка над солнцем. Огонь и пыль первого обстрела устремились в него, закрутив горящую пелену, прежде чем исчезнуть в его сердце. Фигуры рыцарей, танков, боевых машин с паучьими конечностями влетали в раны. Тетракаурон увидел, как силуэт “Владыки войны” поднялся и рухнул в пустоту, его форма распалась, когда он на мгновение завис на краю разрушения. Он не мог отвести взгляд. Он чувствовал на себе взоры экипажа и дух своего титана, которого тянуло посмотреть на это злодеяние, совершенное в войне, которая определялась жестокостью.
< Сосредоточиться и идти. >
Он сделал ещё один шаг, усилием воли повернув титан и сосредоточив внимание Дивисии и Карто.
Затем он увидел, как тень появилась в поле зрения между вихрями. “''Диес ире''” тащил за собой обломки и дым, продолжая наступать.
Он проревел скрап-код. Тетракаурон почувствовал, как это ударило по его сенсорам и вкатилось в мысли, булькая, словно смех. Вихри двигались вокруг него, приближаясь, но не затягивая в свои объятия. Он протрубил в боевые горны. Звук скользнул в варп и загремел за пределами звука. В накале принцепсы и экипажи титанов Игнатума на протяжении двухсот километров зоны поражения слышали его. На земле принцепс и командиры танков почувствовали, как он загудел в их вокс-передатчиках. В варпе демоны отчаяния и потери услышали и последовали его зову.
Вихри замерцали, края неровно вздымались, когда поток материи в варп прекратился, и варп задышал сквозь бреши в реальности. Аморфные формы заскользили, превращаясь в ложную субстанцию – существа, которые тащились по земле на сломанных конечностях толщиной с боевые пушки; рои тучных насекомых, круживших на асимметричных крыльях; личинки, скользившие и сочившиеся в воздухе, словно в воде; неуклюжие фигуры, извивающиеся щупальцами. Вихри уменьшились, когда существа вышли из варпа в реальность. Четверо выживших из свиты “''Диес ире''” теперь шли рядом с ним. Под ними и вокруг них корчились воздух и земля. Боеприпасы уже взрывались среди них, превращая куски фальшивой плоти в слизь. “''Диес ире''” издал ещё один оглушительный крик и сделал ещё один шаг в сторону Дворца.
''Бастион Осколок, Меркурианская стена''
Генерал Насаба и сопровождавшая её командная группа вышли на смотровую площадку и остановились, чтобы посмотреть вверх. Над ними мерцал неровный край пустотного щита. Вдоль него дугой пронеслась молния, и на дальнем конце дождь лил как из ведра. Порыв ветра пронёсся мимо её лица, тёплый даже здесь, насыщенный запахом энергетического разряда. На смотровой площадке была кровь, танцующая в разбавленных лужах под падающим дождём. Солдаты рассредоточились. Техножрецы направились к узлам вокса и передачи данных, которые поднимались с платформы, как голые железные деревья. На платформе лежали тела, разбросанные и скомканные, в разной форме, с расслабленными руками и ногами, устремлёнными в небо пустыми глазами. Рядовой в кроваво-зелёной и синей униформе поднялся с того места, где он склонился над раздавленным трупом, и бросился на Насабу. Не сбавляя шага, она прицелилась и выстрелила из серпенты. Солдат превратился в пепел.
– Время? – спросила она.
– Три минуты двадцать одна секунда, – ответила Сулкова.
– Обезопасьте платформу для посадки.
– У нас есть связь с Индомитором, – произнёс вокс-офицер из-за пилона антенны. – Прерывистая.
– Лучше, чем ничего, – сказала Насаба. – Начните строить картину секции, часть за частью, подразделение за подразделением. Если понадобится, используйте чернила и пергамент.
– Наши подразделения контролируют верхнюю часть стены с юга до сорок пятой секции и с севера до Индомитора, – сказал Куррал. Он хромал, тяжело опираясь на связиста. Кровь сочилась сквозь повязки на его правой ноге. Он выглядел очень бледным.
Слева и справа от платформы возвышались камнебетонные купола двух турболазерных огневых позиций, стволы орудий были направлены на землю за стеной, но молчали. За ними, по верхнему краю стены, зубцами вздымались другие огневые позиции: макроплазменное и лазерное оружие дюжины различных конфигураций и назначений. С верхних ярусов и края бастиона и стены они могли провести линии огня до горизонта на расстоянии ста двадцати километров. Они также могли стрелять, не сотрясая стену. Тяжёлые кинетические орудия располагались ниже по стене, они были снабжены амортизаторами и стреляли по точным схемам, чтобы не создавать смертоносных резонансных волн. Оружие на верхней части стены не имело отдачи и поэтому могло стрелять до тех пор, пока энергия и плазма поступали из реакторов бастиона.
Однако в тот момент ни мощность, ни вибрация от массовой бомбардировки не являлись проблемой. Проблема заключалась в том, что расчёты орудий не фунционировали, а прямая командная цепочка была нарушена. Пушки Меркурианской стены замолчали, когда их обслуга разбежалась. Несколько, расчёты которых состоял почти исключительно из сервиторов и техножрецов, продолжали стрелять. Солдаты покинули свои посты. Некоторые просто сидели за огневыми ступенями, в коридорах или оружейных камерах и плакали. Насаба потратила несколько часов, собирая почти стабильные силы в бастионе и отправляя их вдоль стены, чтобы взять под контроль оружие и системы управления. Некоторые пешком, некоторые в машинах вдоль стен. Взять под контроль… Ей казалось, что она вторгается в свою собственную зону командования. И именно это она и делала. Некоторые из тех, кто стоял у стены, не впали в панику – некоторые начали пытаться убить всё, что приближалось к ним. За последние несколько часов они потеряли несколько командных офицеров, пока усвоили этот урок.
– Как долго будут функционировать верхние батареи?
– Я... Сорок минут для орудий бастиона, остальные...
– Куррал... – сказала она, подходя ближе.
– Я в порядке, генерал… Я дам лучший ответ про настенные орудия.
Она кивнула и выпрямилась.
– Время? – снова спросила она.
– Одна минута двадцать секунд, – ответила Сулкова.
– У нас есть вокс-связь или визуальная?
– Никак нет.
– Состояние готовности? – спросила она.
– Точность командования оценивается в сорок пять процентов.
Командование… Насаба и раньше видела, как разваливается командование, видела, как зоны боевых действий распадаются на анархию. Но она никогда не видела, чтобы это происходило так быстро и так обстоятельно, как на Меркурианской. Сбой связи, самоубийства, дезертирство, безумие. Командование просто не являлось тем словом, которым можно было бы описать ситуацию. Она не могла дотянуться до половины подразделений на стене, а те, до которых могла, были в состоянии, далёком от эффективного. Насилие и беспорядок распространялись по стене. Сохранились анклавы порядка, но центральное руководство и контроль были в лучшем случае частичными, и в это время в зоне поражения самая крупная битва, которую когда-либо видела Насаба, освещала землю огнём и окутывала дымом. Она вступила в контакт с принцепсом Максимусом Кидоном один раз с тех пор, как легио Игнатум выступил в полном составе. Вокс-связь длилась несколько секунд, а затем оборвалась, но этого оказалось достаточно, чтобы подтвердить то, что она видела со стены: плохо. Действительно, очень плохо. Легио сражался, не прикрытый полным огнём орудий стены. Хуже того, отсутствие местного ближнего орбитального огня позволило вражеским кораблям подойти достаточно близко, чтобы начать тактическую наземную бомбардировку. Насаба видела столбы энергии, падавшие с неба всего в восьмидесяти километрах от стены.
Восемьдесят километров… Враг продвигался по всей ширине зоны поражения и прорвался сквозь Игнатум по линии, которая прорезала озеро Фосс через могилу Каралии и впадала в лабиринт сточных рек, называемый Колыбелью. Пробились прямо сквозь две полные боевые группы. Как, во имя света Просвещения, они это сделали Насаба не знала, но Мортис сделал это. Не требовались данные о непосредственном бое, чтобы знать это – достаточно было посмотреть на накатывавшийся котёл огня, разливавшийся по стене, как живая буря.
Что-то тёмное мелькнуло вдалеке на краю огненной бури. Насаба почувствовала, как вздрогнула, ощутила металлический привкус на зубах. Затем ещё и ещё, чёрные взрывы среди огня.
– Слёзы солнца... – выдохнула Сулкова, выпрямляясь и подходя, чтобы встать рядом с Насабой. – Это вортексные взрывы. Враг...
– Это наши. Игнатум бросают всё, что у них есть.
Насаба моргнула и отвернулась. Детонации размером с булавочные острия парили перед её глазами чёрными вихрями.
– Приближаются, – раздался сигнал за мгновение перед тем, как по верхней части стены прокатился звуковой удар. Три десантно-штурмовых корабля “Грозовая птица” в жёлтом золоте Имперских Кулаков пролетели над стеной, достаточно низко, чтобы Насаба почувствовала, как волна давления пытается сбить её на землю. Ударные истребители “Молниевый ворон” в чёрном и золотом цветах развернулись в воздухе над ними, прижимаясь к краю интерфейса пустотного щита. Корабли резко накренились, штурмовые трапы уже открылись. Головной резко завис и опустился на платформу. Тормозные двигатели разгоняли лужи окровавленной дождевой воды. Двое собратьев последовали за ним вниз. Воины в янтарно-жёлтых доспехах выпрыгнули из открытых люков, не дожидаясь, пока они опустятся, и рассредоточились по вершине бастиона. Рогал Дорн не стал дожидаться, пока трап коснётся камнебетона, а шагнул из его открытой пасти и встал, когда корабль снова взлетел. Рёв двигателей наполнил уши Насабы, опустившейся на колени, когда Преторианец шагнул к ней.
Она знала его так настолько, насколько мог знать любой человек – сорок лет кампаний и завоеваний могли подтвердить это – и твёрдость в его глазах, когда он приблизился, послала волну холода через неё.
– Встаньте, – сказал он, когда был в трёх шагах. Она встала.
– Милорд, – произнесла она.
– Прошу прощения, Лорд-Преторианец, – сказала Сулкова. Насаба посмотрела на своего адъютанта. – Генерал, у нас вокс-сообщение о том, что титаны перемещаются в передовые залы у основания стены, используя критические отмены команд.
– Какой легио? – спросила Насаба.
– Неизвестно, но вокс и каналы передачи данных работают исправно. Они сообщают… Говорят, что титаны кричат в мыслях людей.
Насаба оглянулась на Преторианца.
– ''Что'' вы привели с собой, милорд?
– Всё оружие, что у меня есть, – ответил Рогал Дорн.
''Передовая пещера 78, Меркурианская стена''
– Принцепс... – начал один из техножрецов, когда Абхани Люс Могана выбралась из люка в машинное отделение “''Бестии Эст''”. Стена горячего воздуха встретила её запахом масла, металла и горелого пластека. Пещера наполнилась движением. Техножрецы перекликались на бинарном коде. Сервиторы доставляли плазменные заряды и тележки с боеприпасами. Искры сыпались от сварочных аппаратов и термических резаков, пока техноадепты ухаживали за рыцарями и титанами. Они едва прибыли, и первая из внешних дверей по-прежнему закрывалась, но активность уже была бешеной. Охотники должны были вернуться в зону поражения, и быстро. Абхани видела зарево огненных бурь, когда Игнатум вступил в бой по всему фронту. Они сражались, шестерёнка истины, они сражались, но враг наступал, приближаясь к стене, безжалостный, казалось, становясь сильнее по мере того, как они погибали. Ей и её сёстрам нужно снова отправиться на охоту; каждый титан и машина должны быть задействованы.
– Показания ауспика не фиксируются, и вокс-связь не подключается, –рявкнула она техножрецу, прежде чем тот успел продолжить. – Устраните ошибку.
– Ошибки сигнала и сканирования присутствуют во всех машинах и системах, принцепс, – ответил жрец модулированным воем. Абхани уже спускалась с помоста экипажа, наблюдая за активностью вокруг других титанов Соларии и рыцарей Виронии. – Порча данных и болезнь духов...
– Просто сделайте так, чтобы мы могли видеть, во что стрелять, – сказала она, не глядя на жреца. В пещере было что-то не так, неистовая, рваная грань присутствия машин. Пока она смотрела, тяжёлый сервитор, тащивший стопку поршневых колец, пересёк путь погрузчика с макроболтерными снарядами и врезался в него. Ящики и детали машин рассыпались по полу пещеры. Поднялись крики. Она моргнула, чувствуя, как наваливается усталость. Она обернулась на звук более громкого крика и грохота выстрела из крупнокалиберного пистолета.
Мужчина в ливрее отпрыска дома Виронии стоял над останками служебного сервитора с пистолетом в руке. Сервитор пытался подняться; в его медных руках был шлем рыцаря-отпрыска. Кровь и масло брызгали из его тела и механизмов. Мужчина полуобернулся, и она узнала Карадока. Позади него пилоты двух машин “Оруженосец” Виронии выбирались из кабин. Она направилась к ним. Карадок плюнул в полумёртвого сервитора и выстрелил снова. Пуля снесла ему верхнюю часть черепа. Карадок поднял свой шлем, убрал пистолет в кобуру и на полпути повернулся к пилотам “Оруженосцев”, когда удар ноги Абхани врезался ему в бок. Его костюм был тяжёлым, многослойным с баллистической прокладкой и кольчугой, но она вонзила бронированную голень в его торс, сложила его пополам и заставила пошатнуться. Он быстро пришёл в себя, лицо красное, кулак поднят.
Абхани не пошевелилась.
– Сделай это, и я прикажу пристрелить тебя на месте. Затем я прикажу завернуть твой труп в знамя твоего рыцаря и отослать обратно в твой дом в знак бесчестия. – Его лицо покраснело, он обнажил зубы. – Давай, – сказала она ему с улыбкой охотника. Он тяжело дышал, глаза сверкали от ярости.
– Достопочтенный принцепс, – произнёс он, подавляя дрожь гнева в голосе. –Вы не…
– В бою вам не удалось сохранить сплочённость. Ты идёшь с нами, чтобы помочь нашей охоте, но где ты был, когда добыча восстала? Я бы подумала, что некомпетентность уберегла тебя от опасности, но я не думаю, что ты не обучен воевать. Я думаю, что ты трус. – Карадок закрыл рот. Его глаза были сверкающими жемчужинами чистой ненависти. Абхани сдержала улыбку. – Ещё раз не справишься, и я пристрелю тебя.
– Вы не станете...
– Ты понятия не имеешь о том, что я сделала или сделаю. – Абхани посмотрела на Акастию, которая стояла сзади, наблюдая. Был ли это проблеск удовлетворения в глазах пилота “Оруженосца”? – Акастия, ты оказала своему дому великую честь и сослужила моему легиону великую службу. Солярия чтит и благодарит тебя.
Теперь лицо Карадока побледнело вокруг рта. Он выглядел так, словно вот-вот взорвётся.
– Приготовьте свои машины, – холодно сказала она. – Мы снова идём в бой.
Карадок выглядел так, словно собирался что-то сказать, но потом остановился. Его взгляд был прикован к чему-то позади Абхани, к чему-то у внутренних дверей пещеры. Он моргнул, вздрогнул, и внезапно ярость исчезла с его лица. Его губы задрожали. Он быстро заморгал.
Абхани обернулась.
Её кожа внезапно стала липкой.
Дверь в дальнем конце передового зала открывалась. Появились фигуры в чёрном. Глянцево-чёрные визоры скрывали их лица. Каждый из них был одет в графитово-чёрный и тёмно-зелёный цвета без малейших следов звания или подразделения. Длинные посохи в их руках постукивали по земле, отмечая каждый шаг. Техножрецы и персонал легио отступали от них по мере их продвижения, а за ними двери открывались всё шире и шире.
– Что? – спросила Акастия, её голос понизился до шёпота. Карадок уже отступал, кожа серая, глаза широко раскрыты, он дрожал.
И тут Абхани увидел это. В пещеру вошёл “Владыка войны”. Тусклый чёрно-серый цвет, окаймлённый потёртой бронзой. Его лицо ничего не выражало. Возвышавшийся. Шагавший. Крошечные червячки света дрожали от него, когда он двигался. Иней покрыл стены и пол. Желчь подступила к горлу. Она почувствовала, что ей хочется закричать, но сдержалась, стиснув зубы. Она пыталась не сводить с него глаз, но перед глазами всё расплывалось, как будто разум отказывался осмыслить то, что он видел. Она хотела убежать, сесть на трон “''Бестии эст''”, активировать оружие и излить огонь в это существо, которое выглядело как титан, но не могло им быть. Не было. Это была тварь в оболочке чего-то великого, благородного и святого. Мерзость. Это было единственное слово, которое хоть как-то подходило к увиденному. Некоторые в пещере кричали, отпрянув назад.
Она слышала шёпот о титанах Синистер. Слухи и истории проходили через легио Солария. Они рассказывали о титанах-ведьмаках, о машинах, за которые цеплялись кошмары, которые являлись сплавом сил эмпиреев и величайшего оружия Бога-Машины. Немногие верили, что они были правдой, но Абхани однажды была там, когда одна из её сестёр спросила старейшего из технопровидцев легио, существует ли такая вещь, как “пси-титаны”. Технопровидец замер, а затем только покачал головой.
– ''О таких вещах не говорят'', – был его единственный ответ. За прошедшие десятилетия Абхани забыла этот случай, но теперь, когда она посмотрела на машину над собой, она вспомнила и поняла.
– Кровь предков... – прошептала Акастия, и эти слова заставили Абхани повернуть голову.
За первым последовал другой титан, “Разбойник”, а за ним ещё один “Владыка войны”, а за ним ещё один. Теперь земля дрожала. Толстый слой колдовского льда покрыл стены. Дыхание падало, как иней. Запах озона наполнил нос Абхани. Она чувствовала, как дрожат её пальцы.
Первая дверь во внешнюю стену была уже открыта, и четверо титанов направились к ней, увлекая за собой тишину. Фигуры в чёрными визорами шли у их ног, словно сдерживая любого, кто мог попытаться пересечь путь титанов. Никто не попытался.
Когда последний титан прошёл, и наружная дверь закрылась, наступила тишина. Абхани покачала головой и повернулась к своим экипажам.
– Что это было? – услышала она вопрос всадника “Оруженосца”.
– Это... – начала она, а затем сглотнула пересохшим горлом. – Наши чудовища. Это наши чудовища, выступившие на войну.
''Анклав Адептус Механикус, Санктум Империалис Палатин''
Веторель вошла в залы титанов. Она не эмоциональным человеком. Несмотря на внешность, рассчитанную на то, чтобы свести к минимуму неудобство для тех, кто не являлся жрецом, разум внутри её идеального черепа был воплощением выверенной логики и процесса. Её решения следовали священным законам шестнадцати методов и путей дедукции, умозаключений и полноты. Всё остальное попадало в зоны неосязаемости и потенциальной ошибки, загрязнявшей проявление знаний.
Но в глубине души она оставалась человеком, и в этот момент она не видела слабости в том, чтобы позволить ярости внутри себя выплеснуться наружу.
– Вы должны прислушаться к моим словам, – произнесла она, и ноосферные принудители разнесли её голос по всем вокс-частотам, решёткам динамиков и громкоговорителям машинных пещер. Ноосферные заклинания изливались из окружавших её жрецов. Их было восемь, каждый зубец в шестерёнке, которая вращалась вокруг генерала-фабрикатора Загрея Кейна. Исходившие от них строки кода были одними из величайших спасённых с Марса тайн – императивы духа-машины, принуждавшие инфоджины и командные молитвы. Они распространялись по уступавшим им информационным каналам, частично пробуждая системы и волнуя духи спящих машин. У них не было силы подчинить себе всё, но они несли в себе то, что эхом отзывалось в такт словам Веторель: власть и гнев.
Она прошла вдоль центральной апсиды. Головы и группы датчиков поднялись, чтобы проследить за источником голоса, когда тот разнёсся и отозвался эхом громче, чем звук машин и вращавшихся шестерёнок. Она остановилась перед “''Люксор Инвикторией''” и восемь магосов ударили посохами и секирами по полу. “Владыка войны” отдыхал в своей нише. Технопровидцы легио Солария стояли на мостках вокруг него, готовые помазать машину Великой Матери для выступления. В других хранилищах зашевелились машины отказавшихся идти на войну легионов, когда их подсистемы услышали механический голос Веторель. Их жрецы зашептали код, пытаясь успокоить пробуждавшихся духов титанов.
Веторель обернулась на триста шестьдесят градусов. Собиралась толпа. Глаза внимательно смотрели на её голографические проекции.
– Вы ждали, – сказала она. – Вы наблюдали. Вы отказались выполнять функцию, заложенную в ваш проект. – Гнев в её голосе прокатился по воздуху, стряхнув пыль с каменных арок. – Вы решили, что вы выше призыва к войне, что вы знаете больше генерал-фабрикатора, Преторианца и Самого Омниссии. Вы думаете, что, оставаясь в стороне от самопожертвования, вы послужите высшей цели. И всё же ваш идеал – всего лишь порча гордыни и неудавшаяся прогрессия страха.
Она замолчала, и воцарилась тишина.
– Машины погибали во время войны, во время Бойни Титанов, и поэтому вы боитесь потерять то, что осталось. Вы боитесь, что вы последние, и что если вы будете сражаться, то легионов больше не будет. Вы глупцы! – Последние слова прозвучали как гром. Спирали кода хлынули в ноосферу, каждая из них представляла собой удар молота формул и аксиоматической власти. – Вот... – продолжила Веторель и подняла руку, словно что-то подбросила в воздух. Вихрь зелёного, синего и красного голографического света закружился над ней. Пиксели засверкали в конусе света. Пещеру заполнили звуки взрывов, лопнувших пустотных щитов и разрывавшегося металла. Вихрь помех превратился в изображение “Владыки войны”. Он горел. У него отсутствовала половина головы, и густая жидкость вытекала из разбитого черепа и ран. Волдыри ржавчины покрывали кожу. На корпусе виднелась старая сквозная рана, ясно свидетельствовавшая о том, что титан должен быть мёртв. Это был металлолом, но на пластинах брони по-прежнему можно было разглядеть геральдику, которую он носил при жизни. Изображение замерцало и слилось с изображением другого титана, “Разбойника”, его позвоночник был наполовину сломан, поэтому он кренился при ходьбе. Его корпус блестел в тех местах, где насекомые роились в заполнившей его раны мягкой плоти. Проекция держалась достаточно долго, чтобы можно было разглядеть обрывки волочившегося знамени, затем появилось новое изображение.
Наступила тишина. Катушки данных наматывали потоки монозадачного кода, шестерёнка вращалась до конца импульса. Глаза смотрели и видели.
– Вот она, – произнесла Веторель, и теперь в её голосе не было гнева, только слишком человеческая усталость. – Война, в которой вы отказываетесь участвовать. Мёртвые, ваши мёртвые, ''наши'' мёртвые, осквернённые варпом и посланные против нас. – Она откинула голову назад, чтобы посмотреть на каскад изображений. Он передавался в реальном времени каждому оставшемуся легио в пещерах, проштампованный и зашифрованный для подлинности. – Солария, Амарант, Атар, Дефенсор, Грифоникус, погибших в этой войне отправили обратно к нам.
Она опустила голову.
– И всё же среди вас лишь немногие выступили. Даже видя всё это, вы ничего не делаете.
Рычание было тихим, передаваемым по линиям связи и ноосферной трансляции. Сначала один голос, потом другой, а затем вся пещера взревела от безмолвной машинной ярости.
– Ярость – не ответ. – Эша Ани Могана Ви, Великая Мать Имперских Охотников, заговорила голосом своего титана, когда “''Люксор Инвиктория''” шагнула вперёд. Из ниш по обе стороны от неё последние несколько машин легио Солария последовали за своей королевой. – На этот позор может быть только один ответ – огонь и смерть. Я выступлю, и мои сёстры выступят, и я буду сражаться вместе с любым, кто пожелает охотится вместе со мной.
Мгновение тишины, а затем гул голосов и машин; звук нарастал и нарастал.
– Нет, – сказала Веторель. Это слово прозвучало как выстрел над воющей толпой. Голова “''Люксор Инвиктории''” повернулась к ней. Не было времени для согласования и координации действий с Эшей Ани Моганой. Она была здесь сама по себе. Никаких тщательно продуманных и подготовленных политических ходов, только её голос и тот факт, что сказанное было правдой. Она почувствовала, как глазные порты “''Люксор Инвиктории''” смотрят на неё. Это было всё равно, что находиться в фокусе линзы звезды. Давление данных в черепе нарастало, когда духи аугметики отшатнулись от взгляда бога-машины. Она твёрдо встретила обращённый на неё взор. – Это время прошло. Сброд лишённых лидера машин, выступивших ради чести и мести. Это закончится поражением, и вы все падёте, чтобы присоединиться к мёртвым, за которых хотите отомстить.
Охлаждающая жидкость закапала из одного из плазменных деструкторов титана Соларии, когда энергия поступила в запальные катушки. Жизнь висела на волоске.
“''Люксор Инвиктория''” не двигалась.
– Мёртвые будут отомщены, – сказала Веторель. – Но это битва легионов, а не отдельных машин. Выступите как сброд, и только растратите впустую духи ваших машин из-за гордыни. Вы должны выступить в единстве, с командованием и желанием быть не многими, а одним целым.
Снова наступила тишина, но теперь она была другой – вопрос, равновесие.
– Нас много, – произнёс аугментированный и ноосферный голос принцепса Амаранта. – Мы не легио.
– Но вы есть, и если вы выступите отсюда, вы им будете. Стражи последней твердыни и истины Омниссии, мстители за мёртвых.
– Адептус Титаникус желают этого, так и будет. Я несу власть и печать, чтобы выковать здесь и сейчас легио из осколков разбитых легионов, чтобы они могли выступить не только отомстить, но и победить.
< Это опасная уловка, даже для вас, эмиссар, > пришло послание Эши Ани Моганы, зашифрованное и переданное только Веторель. < Эти принцепсы и машины не откажутся легко от своей чести и традиций. >
< Они откажутся, если вы это сделаете, > сказала Веторель. < Они откажутся, если вы поведёте их, Великая Мать. >
< Я не могу. >
– Только вы и можете, – ответила Веторель и отвернулась от “''Люксор Инвиктории''”, чтобы посмотреть на многочисленные лица, как реальные, так и инфопризраки.
– Такова воля машины, – сказала она. – Кто исполнит эту волю?
Последовала пауза, а затем “''Люксор Инвиктория''” сделала ещё один шаг, нависнув прямо над Веторель и её кругом магосов.
– “''Люксор Инвиктория''” исполнит, – произнесла Эша Ани Могана голосом бога-машины.
Затем другие машины её сестринства шагнули вперёд. Затем машины Амаранта, которые были готовы выступить, а затем принцепсы Атара и Дефенсора, рассеянные немногие из разбитых легионов, и ноосфера зазвенела согласием и боевыми кличами, написанными на коде войны и железа.
Веторель ещё раз огляделась. Её человеческая часть, которая пришла сюда в гневе и страшилась происходящего, чувствовала то, что она испытывала только в присутствии высших и самых смиренных тайн шестерёнки и ремесла.
Она склонила голову. Затем она протянула руку и взяла ритуальный посох у одного из пришедших с ней магосов. Электрические цепи в её руках вспыхнули и соединились с его духом. Из него разматывались шифры власти. Волна инструкций и команд сформировалась в инфосфере, ожидая, готовая развернуться через машину и историю. Она опустила кончик посоха на пол и произнесла команду:
– В этом месте и в это время, властью Омниссии и волей Его генерал-фабрикатора я освящаю легио Инвигилата и призываю все его машины выступить на войну.
''Меркурианская-Ликующая зона поражения''
Орудия Меркурианской стены снова начали стрелять. Половина из стоявших на верхнем парапете, обратила взоры к небесам. Копья света пробивались сквозь слой облаков и дыма, жаля военные корабли, маневрировавшие на близкой орбите. Некоторые попали в цель и сорвали щиты с тяжёлых бомбардировочных барков. Часть кораблей отошла, другие изменили положение. Никто не отступил. Уничтожение “''Император Сомниум''” отвлекло их от главной цели, но магистр войны приказал им выполнить свою задачу, и они не могли ослушаться или потерпеть неудачу. Непрерывный поток плазмы врезался в корпус “''Рождённого в муках''”, когда оболочка пустотного щита открылась за секунду перед выстрелом его орудия. Плазма прошла сквозь пластины брони и воспламенила вереницу макроснарядов, ожидавших, когда их вставят в казённики пушек. Огонь пронёсся по корпусу волнистой линией взрывов. Корабль повернулся, двигатели заглохли, когда сила взрыва сбросила его с орбиты. Он стал падать, его полукилометровый остов тянул за собой огонь. Другие корабли начали стрелять. Снаряды и лучи лансов гнали “''Рождённого в муках''” вниз в небо над Дворцом. Они нанесли удар, когда огонь орудий Меркурианской стены достиг зоны поражения.
Недалеко от развалин ''Нерека'' на юге зоны бронетанковая рота исчезла, когда сейсмические снаряды зарылись в землю, а затем взорвались. Почва и камни фонтаном взлетели в воздух, под танками открылась воронка и их утащило вниз каскадом обломков. На средней высоте над заполненной водой пустотой Серебряного пруда с неба струилась плазма, прокатываясь по наступавшим когортам скитариев, сплавляя землю, броню и плоть в стекло. На изрытом кратерами пространстве между могилой Каралии и озером Фосс подразделения танков Имперской Армии и рыцарей дома Тиранус были окружены автоматами, прижаты огнём, а затем уничтожены орбитальными залпами с корабля Тёмных Механикум “''Омикрон-Алеф''”, упавшими с неба, подобно изумрудным кольцам молнии. Пыль и радиация – вот всё, что осталось после девяти минут и девяти секунд точно рассчитанного огня.
В передовых залах Меркурианской стены вернувшиеся из зоны поражения части поглощали боеприпасы и топливо. Экипажи танков сидели на камнебетонном полу и смотрели вдаль, пока искры сварочных горелок наполняли воздух. Рыцари и военные машины сбрасывали повреждённую броню. Кровь и сажа стекали с корпусов. Порядка было мало; команды с бастиона и региональных узлов управления поступали редко, и они были пронизаны помехами сигналов и информации. Однако последний чёткий приказ давал чёткую цель – удерживать врага в зоне поражения. Этого было достаточно, чтобы сохранить импульс войны.
Подключённый к основным данным и вокс-каналам, коммандер Оцеано плыл в загрязнённом потоке битвы. Прошло четыре десятилетия с тех пор, как радиационный удар на Кизаре лишил его способности сражаться без машины, которая теперь окутала его амниотической жидкостью и металлом. Он был слеп без корпуса дредноута, полагаясь на его системы для жизни и зрения. Связанный с неверными тактическими данными и коммуникациями Меркурианской стены, он впервые почувствовал, как слепота приближается к нему. Он отвечал за Курдский бастион и половину стены, эту обязанность возложил на него Сангвиний по воле Преторианца. Честь и бремя, и теперь казалось, что она превратилось в песок в его руках. Мятеж, отказ техники, смерть и кое-что похуже. Как будто что-то проникло сквозь камни стены, сквозь плоть тех, кто стоял на ней, и разорвало их изнутри. Единственной надеждой оставались его братья, несколько сотен, которых он рассредоточил по укреплениям для усиления дисциплины и поднятия боевого духа. Теперь эти Кровавые Ангелы были точками света в темноте, надёжными и верными, непоколебимыми. Приказы исходили от них к смертным подразделениям; постепенно его команды передавались устно от одного человека другому. Насаба снова открыла огонь из орудий бастиона Осколок и северных секций, теперь Оцеано добавил к нему свой.
Из Курдского свет опустошения начал изливаться на окутанную огнём и дымом землю. Оцеано наблюдал за этим по забитой помехами трансляции с настенных датчиков и в глубине своей старой воинской души удивлялся силе, которой они по-прежнему обладали, и надеялся, что её окажется достаточно.
''Расстояние от стены до врага: 57 километров''.
== ВОСЕМНАДЦАТЬ ==
'''Обретённый рай'''
'''Путь молнии'''
'''Ни шагу назад'''
''Магнификан''
Глаза Шибана открылись. Наверху было заполненное грозовыми тучами небо. Молния пронеслась по их подбрюшью, пока они мчались перед его глазами, то белые, то огненно-красные. Облака исчезли. Звёзды вращались размытыми дугами. Не звёзды Терры. Звёзды Чогории, проводники по Пути небес. Земля уходила из-под ног, дул пронизывающий ветер. Он чувствовал коня под собой, стук копыт о траву.
– Вот я скачу с тобой, брат мой, – сказал голос Торгуна. Теперь Шибан видел его краем глаза, прямо за левым плечом. Торгун сидел высоко и с прямой спиной, закутанный в мех родной северной земли. Он улыбнулся Шибану.
– Я тоже, брат мой, – сказал Есугэй, и он тоже был там, ехал за другим плечом, чёрные волосы рассыпались сзади.
– Мы здесь, чтобы отнести тебя к горизонту. – Джубал-хан, улыбаясь, скакал впереди и справа от него.
– Ты далеко добрался, – произнёс голос, более глубокий, чем остальные, и с другой стороны появилось бородатое лицо Камба-Диаса, сильное, похожее на камень. – Осталось пройти совсем немного.
Всадники повернули лица к точке, где даль встречалась с небом. Звёзды и солнце, день и ночь кружились в вышине. Лошади ускорили шаг. Он чувствовал запах пыли, поднятой копытами, их пота, поток холодного воздуха, который дул им навстречу, когда они скакали.
– Что меня ждёт? – услышал он свой голос. – В конце пути, что меня ждёт, братья?
– Покой, – сказал Есугэй.
– Мир, – сказал Джубал.
– Вечность, – сказал Камба-Диас.
– И это всё? – спросил Шибан. – А что насчёт битвы? Что с миром, который я оставляю позади?
– Забота тех, кто по-прежнему скачет верхом и ходит по земле, – сказал Торгун.
– Не твоя, – сказал Джубал.
– Не наша, – сказал Есугэй.
– Отсюда это уже произошло. Битва окончена. Всё закончилось, – сказал Торгун.
– И чем она закончилась? – спросил Шибан.
Тишина от них всех. Только ветер.
Он подумал о Коуле, обычном человеке, пытавшемся вернуться в более безопасное место, чем пустошь, в которой он оказался. Он подумал о ребёнке, слишком юном, чтобы знать, что он родился в апокалипсис. Он подумал обо всех тех, кто погиб в Вечной стене, и обо всех тех, кто по-прежнему жив и стоит на пути пришедших за ними сил уничтожения.
– Смотри, – сказал Торгун, вскидывая голову. – Они пришли, чтобы привести тебя домой.
Над ними кружили птицы. Стервятники, ястребы и орлы, ловившие крыльями ветер и тепловые потоки плато. Солнце, взошедшее всего несколько мгновений назад, скрылось за изгибом мира впереди. Грохот лошадиных копыт стал рёвом и биением крови в венах.
Он знал, что где-то очень близко и слишком далеко, чтобы дотянуться, он падает на землю, и что человек Коул карабкается, пытаясь добраться до него, и пули пролетают над головой, и твари из гниющей плоти приближаются. Он знал, что где-то, за другим горизонтом, его братья по легиону по-прежнему живут и ждут, и что там было больше боли и полного скорби смеха.
– Нет, – сказал он. – Я не закончил. Это не закончится здесь.
– Для тебя это закончилось, – сказал Есугэй. – Твоя роль сыграна. Ты идёшь вперёд, как и все мы должны идти.
– Ни шагу назад, – сказал Торгун.
Ни шагу назад... только вперёд… вперёд, сквозь боль, сквозь тьму и опустошение.
Ни шагу назад…
Камба-Диас с щитом и мечом стоит на мосту против воющего прилива.
Ни шагу назад.
Торгун, разорванный на части, падающий, сын Терры и Белый Шрам до конца.
Ни шагу назад!
Мерцание ночи, ослепительный свет и красный цвет.
Шибан схватил поводья и развернул коня. Небо позади превратилось в разорванную ночь.
– Ни шагу назад... – раздался голос Торгуна у него за спиной.
– Ни шагу назад, – повторил Шибан и пришпорил коня. Позади он услышал отрывистый смех Джубала, а затем Есугэя, его голос растворился в ветре и криках птиц в небесах.
– Скачи хорошо, брат. Скачи за всех нас.
''Улей Хатай-Антакья, Восточно-финикийские пустоши''
– Она не сказала мне, – произнёс Джон после нескольких часов подъёма по улью. – Эрда, я имею в виду. Она не рассказала мне о тебе и о Нём. Ни слова… Намёки на то, что вы все были ближе, чем я думал, но ни одной поднятой брови по поводу того… что случилось. – Олл не ответил. – Думаю, не было никаких реальных причин говорить мне, что ты пытался убить Его, кроме той, что это довольно важно для всех причин почему мы здесь.
– Я никогда не лгал, Джон, – тихо сказал Олл.
– А я никогда и не думал спрашивать, так что, полагаю, это делает меня в десять раз глупее и наполовину менее гениальным, чем я считал. Снова ''вовлекать'' тебя в это – адская блевотина, но думаю, что ты, возможно, был прав, просто держась подальше.
– Сожалеешь? – спросил Олл.
– Слишком поздно для сожалений, не так ли? Если только я не захочу попытаться бросить тебя, или убить, или передать другой стороне, то, похоже, единственный путь – вперёд… каким бы отвратительным путём это ни было.
Джон потёр глаза и моргнул.
– Голова болит? – спросил Олл. Джон кивнул.
– Словно пневматический молот.
– Никогда раньше не прикасался к энунции, – сказал он.
Джон покачал головой.
– Я чувствую её, – сказал он, – как будто здесь что-то живое. – Он постучал себя по голове.
Олл снова погрузился в молчание. Они продолжали подниматься, карабкались вверх по заполненным растительностью трубопроводам и переходам улья. Стебли растений были толстыми и изгибались, когда их касались. Когда им приходилось пробиваться сквозь заросли, вытекавший из срезанных стеблей сок был похож на густое тёмное вино.
– Знаете, что это за место? – спросил Зибес, когда они прошли через зал, где сок стекал с разрезанных виноградных лоз в большие стеклянные бутылки. Жидкость образовывала крупные студенистые капли, спускаясь по стеклу. В воздухе стоял густой запах растворителя, специй и сахара. Жидкость в бутылках рябила, когда они проходили мимо, накатывая на хрусталь, как будто пыталась дотянуться до них. – Это ферма.
Олл не ответил. Он думал о том же самом после Угента Сая и садов.
– Песня о рае объединяет людей, а затем это место даёт им бесконечный сон, о котором они грезят, – сказал Джон. – И Дети Императора, в свою очередь, берут то, что хотят.
– Фрукты из сада, – пробормотал Зибес. – Вино из виноградной лозы.
Они нашли доказательство своих страхов в зале, который представлял собой пузырь из цветного стекла снаружи улья. Воин в фиолетовых и кислотно-зелёных доспехах восседал на троне из человеческих позвонков. Его чудовищное оружие лежало в руках дрожавших и истощённых рабов с зашитыми глазами, ртами и ушами. Космический десантник, а это был именно космический десантник, не пошевелился, когда они вошли. Они медленно приближались, Зибес и Лидва двинулись проверить выходы, в то время как Олл смотрел на существо на костяном троне. Стеклянные трубки вились из сферических сосудов в разъёмы на его шлеме. Жидкость из сока пузырилась и пенилась в трубках. Воздух с шипением вырывался из мясистых клапанов в груди космического десантника, булькая и урча.
– Он купается во снах и тайнах, – сказал Джон, не оглядываясь. – Жидкость насыщена ими, психоактивна. Рафинирована из отчаяния и посвящения. Собрана и очищена, как мёд. – Он вздрогнул. – Я это чувствую. Твой человек Зибес прав, вот что такое этот райский сад – ферма для снов.
Олл продолжал целиться в восседавшего на троне воина.
– Мы должны соблюдать осторожность, – сказал Лидва. – Дети Императора знают, что мы здесь. Причиним слишком много вреда, и они найдут нас раньше, чем мы найдём человека, которого вы потеряли.
Олл обдумал слова Лидва.
– Мы оставим это, – наконец сказал он. – Идём. – Остальные неохотно подчинились, оглядываясь на костяное кресло и фигуру на нём. Маятник в руках Кэтт продолжал двигаться, направляя их, когда они поднимались.
Олл старался не смотреть на то, мимо чего они проходили, пока путешествовали через улей сновидений: картины пасторального блаженства, которые тянулись через залы, тихие и пульсировавшие; огромные шахты оборудования, которое непрерывно вращалось, разрушая материю и смешивая её с почвой; ямы, где руки, ноги и клочья ткани проступали в тёмной жирной почве. Повсюду росли растения, они цвели, прижимались и тянулись к хрустальным куполам, словно пытались задушить солнечный свет, не позволяя ему проникнуть внутрь. Было тихо, как в пчелином улье, тихий пульс, нарушаемый стонами, которые доносились издалека, а затем затихали, оставаясь лишь дымкой в сознании. Они больше не встречали Детей Императора, хотя их символы отмечали землю, и иногда они находили человеческое тело, настолько полностью разрушенное, что это мог сделать только Астартес.
– Обретённый рай, – сказал Джон без тени юмора, когда они продвигались дальше.
Олл не ответил.
''Магнификан''
Белая точка на чёрном.
Боль.
Нет, отголосок боли, обещание того, что должно произойти. Шибан знал это.
Точка превратилась в чёрную линию. Он слышал дыхание, биение сердец.
Линия становилась всё толще, всё ближе.
Пузыри крови и вдохи воздуха вокруг.
Вперёд, только вперёд, навстречу боли, навстречу обещанию белого горизонта.
Жужжащие звуки. Крики. Гром.
Белизна прямо перед ним. Он почувствовал привкус кислоты и железа.
Белый. Ослепительный. От края до края. Боль, словно удар молнии.
Он схватил ртом воздух.
Он приподнялся.
Боль была в нём, в каждом дюйме его тела, внутри и снаружи. Коул полулежал на земле, одной рукой держа младенца, а другой стреляя из пистолета.
– Шибан! – кричал он. – Шибан!
Вокруг зажужжал воздух, и Коул повалился назад. Кровь ярко брызнула на плечо его униформы, когда он упал, изогнувшись, чтобы защитить младенца.
На краю кратера виднелись фигуры, люди в грязной униформе и газовых капюшонах, выплёвывавшие бронебойные пули из ржавого оружия. Ещё были мёртвые существа, поднимавшиеся из пруда на дне кратера. Раздутые тела, тянувшиеся вверх по береговой линии. Сверкавшие облака насекомых летали и кружили в воздухе. Рвотный, кислый запах опорожненного кишечника пронизывал каждый вдох. Шибан нашёл пальцами металлический шест. Шатавшееся, утонувшее существо было почти возле них. Он вскочил на ноги, сжал шест двумя руками и поднял его, чтобы нанести удар, поразивший существо в центр тела. Это был не чистый удар, не эффективный, не рассчитанный и не взвешенный для оптимального эффекта. Им не было написано ни одной поэмы о войне. Но его было достаточно.
Тварь развалилась на куски. Мягкие кости и раздутая плоть были раздавлены и разорваны на части. Шибан услышал, как рёв сорвался с его губ. Он бросился вперёд, быстро, боль почти ослепляла. Он проткнул шестом ещё один утонувший труп и развернулся. Пронзённое существо корчилось, когда Шибан метнул его в двух других, которые только что выбрались на берег. Они разлетелись в стороны, Шибан выдернул оружие и повернулся. Пули отрикошетили от левого плеча. Вспышка молнии пронзила плоть и нервы. Коул лежал на земле, пытаясь встать, с его пальцев текла кровь. Шибан одним прыжком добрался до него и поднял. Крупнокалиберные пули ударили в то место, где они стояли. Шибан вскинул голову; он увидел стрелка в десяти шагах выше по склону, увидел, как палец человека начал нажимать на спусковой крючок для новой очереди. Он бросил металлический шест одной рукой, словно копьё. Он рванул вверх по склону, как раз, когда тот высвободился из его пальцев. Шест попал мужчине в левый глаз. Пробил окуляр газового капюшона и вошёл в череп, мужчина начал падать. Шибан был рядом с ним ещё до того, как труп коснулся земли. Шест высвободился из черепа и поразил следующую фигуру, перелезавшую через край кратера.
Он слышал громовой рёв боли внутри. Гроза бушевала в черепе, но он двигался, двигался вперёд, только вперёд, убивая без остановки, плавно, как разряд молнии у земли. Один удар и другой, попадания встряхивали его до самых костей. Одна фигура, потом другая и ещё одна, все падают. Кровь и мозговое вещество. Пули зазвенели, когда поразили его, и он развернулся, заслоняя Коула и младенца. Мухи налетали на него, словно пятна чёрного дождя, забивая сочленения доспехов и смазывая зрение, но он не замедлялся, а только шёл вперёд. У него была секунда, чтобы увидеть поток фигур, нахлынувший с окутанной туманом дали. Он не остановился. Остановиться означало закончить, вернуться к скачке по плато с невыполненным долгом. Вперёд, только вперёд, убивая и убивая, мучительная боль и вкус крови – свидетельство того, что он по-прежнему в мире живых.
Он крутанул шест, и от удара на землю упал человек с мясистым мешком костей вместо головы. Он повернулся к следующей цели... и обнаружил, что её нет.
Тишина, внезапная тишина, нарушаемая только завитками тумана в слабом дуновении воздуха. Вихрь насекомых исчез. Мёртвые неподвижно лежали на земле. Кровь и кишечная жидкость медленно стекали по обломкам.
Он сделал ещё один шаг, не желая терять инерцию, которая не давала боли захлестнуть его.
В охристой дымке шевельнулась тень, расплывчатое пятно, плохо видимое во мраке.
Шибан повернулся к ней, тяжело дыша.
Коул застонал и, пошатываясь, прижался к нему. Половина туловища мужчины почернела от крови.
Шибан почувствовал, как внутри нарастает боль, почувствовал, как нарастает онемение. Он шагнул в сторону тени и позволил агонии вспыхнуть вновь. Рычание сорвалось с его губ.
– Что... – начал Коул.
Горчичный туман рассеялся, и воин бросился на них. Это была огромная гора трясущегося жира и гниющих пластин брони. Выпуклости из мягкой материи, проржавевшие трубки и кольчуги скрывали очертания Астартес, на котором они выросли. Густые, как слизь, выдохи вырывались из вентиляционных отверстий на спине. Цепи гремели по доспехам, когда он бежал. За ним волочились трупы собак, людей и других существ, которых уже нельзя было узнать. У него был огромный биллхук с изрытым, покрытым запёкшейся кровью и ржавчиной лезвием, и он взмахнул им, атакуя. Шибан встретил удар, отклонил и контратаковал один раз высоко, один раз низко. Куски плоти лопались от каждого удара. Гниющий воин заворчал. Шибан повернулся и воткнул остриё шеста в стык между шлемом и телом. Удар вошёл глубоко. Хлынула чёрная жидкость. Огромный воин на мгновение вздрогнул. Затем он вытянул руку, схватил шест и вытащил его. Комки жира вытекали из раны пузырившимся пятном крови. Он постоял секунду, глядя на Шибана щелью треснувшего стекла. Затем взмахнул биллхуком. Он не был медленным, понял Шибан в тот момент, совсем не был. Удар пропел резкую песню, когда обрушился по дуге на голову Шибана.
''Улей Хатай-Антакья, Восточно-финикийские пустоши''
Маятник перестал вращаться в куполе высоко на внешней стороне улья.
Кэтт взглянула на Олла.
– Рейн здесь, – сказала она, – где-то здесь.
Олл кивнул и посмотрел на то место, куда она их привела.
Это был садовый купол, один из тех, которые высокородные улья использовали, чтобы продемонстрировать свою власть и создать оазис в мире с пересохшими морями и загрязнённым войной, отходами и временем. Вода водопадом лилась из свисавшей с вершины купола большой медной сферы в стометровую чашу с отверстием шириной шесть метров в центре. Скрытые струйные системы кружили воду в медленном вихре, прежде чем она стекала через центральное отверстие в озеро, которое занимало нижнюю половину пузыря из хрусталя и пластали. Купальщики плыли по вращавшимся водам, борясь с течением и смеясь, пока их не подхватило последнее вращение и не затягивало вниз, чтобы они упали, крича от изумления и волнения, в озеро внизу. Оттуда через шлюзы можно было открыть каналы, которые выходили и спускались по стенам улья, по дуге минуя другие купола, подвесные бассейны и озёра.
Растения, заполнившие купол, являли собой образцы редких видов из прошлого Терры, размноженных и сохранённых на протяжении сотен лет предками гидрокланов Хатай-Антакьи. Высокие деревья с серебристой корой раскачивались на искусственных ветрах очищенного воздуха. Цветы вырастали из луговой земли и посылали пыльцу и семена в воздух. Птицы и насекомые жужжали и порхали между гнёздами и бутонами. В полумраке, балансировавшем между ночью и рассветом, можно было стоять на одном из низких травянистых берегов, вдыхать запах росы, сока и земли и представлять, что можно почувствовать запах растений, тянувшихся к солнечному свету нового дня.
Так было раньше.
Дети Фулгрима переделали сад. Вода в бассейне по-прежнему кружилась, но теперь в нём росли растения – растения с огромными цветами с толстыми лепестками и красными корнями, которые свисали в потоках, словно система кровеносных сосудов без тела. Деревья засохли до голых ветвей или росли и росли, прижимаясь к хрустальному потолку купола. Листья приобрели цвет меди и перламутра. Рептилии клевали стволы металлическими клювами; тёмно-красный сок сочился из ран и стекал по стволам в серебряные вёдра и клубки глотавших стеклянных трубок. Время от времени деревья вздрагивали, хотя не было ни малейшего ветерка, который шевелил бы их ветви. Тени и солнечный свет покрывали землю пятнами, в большинстве мест настолько глубокими, что казалось, что вы можете видеть только поверхность ненастоящих лесов. Пыльца густыми облаками плыла под куполом – лиловая, жёлтая и пепельно-серая. Фонтаны располагались на открытых пространствах между деревьями, густые струи пурпурной жидкости вырывались изо ртов фигур из камня и слоновой кости, которые кружились вокруг рогов изобилия колючих фруктов. Другие скульптуры выглядывали из подлеска, их каменные мускулы застыли в песне, танце или крике.
Олл моргнул от открывшегося вида. Рядом с ним неподвижно стоял Лидва, голова воина поворачивалась, пока он осматривал купол. Джон стоял на небольшом расстоянии с другой стороны. У него был лазган Кранка, и он снял оружие с предохранителя.
– Что-нибудь? – спросил его Олл. Джон покачал головой, не глядя на него.
– Всё это место – ложь, – ответил он. – Здесь может быть сам Гор, и я не смогу сказать тебе это.
– Это место ужасной угрозы, – сказал Лидва.
– Верно, – согласился Джон, затем мотнул головой в сторону стоявшей чуть поодаль Кэтт. – Что ты видишь, Кэтт?
Некоторое время она не отвечала. Маятник вращался на нити, почти вырываясь из её пальцев. В её ноздрях появились капельки крови.
Она покачала головой.
– Рейн здесь, – ответила она. – Где-то рядом. Это всё, что я могу сказать.
– Это ловушка, верно? – спросил Джон. Кэтт пожала плечами.
– Почти наверняка.
– Отлично, – вздохнул Джон. – Так что же нам делать, начать шарить в кустах?
– Нет, – сказал Олл, оглядываясь на остальных. – Пойдут ты, Кэтт и я, остальные ждут.
– На случай, если нам снова понадобится помощь? – спросил Джон.
– Учитывая, как всё складывается, это кажется разумным, – ответил Олл.
– Верно подмечено, – согласился Джон. – Хорошо, идём. Я первый, так что, если моя голова взорвётся или что-то разорвёт меня пополам, вы будете знать, что там что-то есть.
Джон скользнул вперёд сквозь край листвы. Олл наблюдал за ним секунду, напоминая себе, что Джон Грамматик был, помимо всего прочего, одним из лучших оперативников скрытой войны, которых он когда-либо видел. Это не было чем-то показным, но каким-то образом благодаря тому, как он двигался, он становился частью окружения. Кэтт последовала за ним, не так плавно, но тихо, с пистолетом в одной руке и маятником в другой. Олл посмотрел на Зибеса и Графта, склонившегося над Кранком. Затем он посмотрел на Лидва.
– Береги их, – сказал он, – и вытащи их, если что-то пойдёт не так.
Литу слегка кивнул.
– Как пожелаете.
Олл повернулся и последовал за Кэтт и Джоном. Вскоре остальные скрылись из виду, и остался только звук капавшего сока и шелест листьев, когда деревья дрожали. Олл оглянулся через двадцать шагов и не увидел никого. В следующий раз, когда он остановился, он не мог точно сказать, сколько шагов сделал. Свет под деревьями был золотистыми пятнами, тени – тёмно-бордовыми. Под ногами мягко хлопала мульча. Сок и розовая жидкость пенились вокруг подошв ботинок. Он ощутил, как веки отяжелели, затем снова широко открыл их. Впереди сквозь мрак двигалась Кэтт, а где-то за ней виднелась тень Джона. Олл огляделся. Ему показалось, что он чувствует, как за ним наблюдают чьи-то глаза, смотревшие сквозь листву на периферии зрения. Он подумал о тиграх в давно выжженных джунглях. Он подумал о лодке, которая шла вверх по широкой тихой реке к месту, куда он не хотел идти. Он подумал о сиренах, лестригонах и пожирателях лотоса. Он знал это место. Он уже бывал здесь. Не совсем тоже самое, но он знал его форму и вкус. Он подумал обо всех героях, дураках и друзьях, которых он видел идущими в пасть чудовищ. И вот он здесь – старый выбор и старые ошибки повторяются снова и снова.
+ Олл. + Это был Джон, говоривший тихим телепатическим шёпотом. Олл опустился на колено, поднял оружие и настороженно огляделся. + Думаю, что мы нашли твою заблудшую овцу. + Пауза. + Тебе лучше подойти и посмотреть. +
Олл увидел Рейна, как только добрался до Джона и Кэтт. Они укрылись на опушке рощицы рядом с ярко-зелёной лужайкой. Статуи усеивали пространство, и между ними вилась мраморная дорожка. Статуи выглядели как человеческие фигуры в классическом героическом стиле. Только если присмотреться немного дольше, можно было увидеть внесённые скульпторами различия. Олл старался не присматриваться. Фонтанные струи поднимались и опускались розовыми дугами, брызгая в широкие чаши. Рейн был там, по-прежнему в ботинках и снаряжении, ружьё пропало, но пистолет висел в кобуре на поясе. Его руки свободно свисали вдоль тела, и он смотрел на группу белых мраморных статуй, танцевавших на широком постаменте.
Олл некоторое время сидел неподвижно, позволяя чувствам и мыслям успокоиться. Ничто неожиданное не шевельнулось и не издало ни звука. Однако в воздухе чувствовалось напряжение и явная угроза.
– Ага, – тихо сказал стоявший рядом Джон. – Всё неправильно, и этот старый набор солдатских инстинктов просто кричит о том, чтобы убраться к чёрту и посмотреть, нет ли возможности вызвать огневой удар. – Он вздохнул. – Без этой возможности, я думаю, ты собираешься выйти к парнишке.
Олл посмотрел на Джона, а затем на Кэтт.
– Прикройте меня, – сказал он и выскользнул из укрытия.
Он шёл пригибаясь, пока не оказался на расстоянии пяти шагов от Рейна, затем шагнул под прикрытие постамента статуи. На таком близком расстоянии мрамор казался почти жидким под поверхностью, наполненным фосфоресцирующими существами с бледными щупальцами, жалами и клешнями. Он подождал, но единственное движение исходило от дрожавших деревьев.
– Рейн, – позвал он, повышая голос, но сохраняя его ровным. Мальчик не обернулся. Олл поймал себя на мысли – нет, не мальчик. Рейн не был мальчиком, даже когда был новобранцем-солдатом на Калте. Он просто был молод, полон не очень большой жизни и большой наивности. Но Олл не мог видеть в нём никого, кроме ребёнка, оказавшегося не в том месте и не в то время. Рейн изменился за прошедшие после Калта годы, они все изменились – кроме, может быть, самого Олла, – но Рейн всегда был дальше всех, всегда был ближе всего к парнишке, который просто хотел найти молодую жену, с которой у него не было возможности попрощаться. Часть Рейна по-прежнему думала, что она где-то там, что каким-то образом найдётся способ вернуться к тому, что он потерял.
– Бейл Рейн, – повторил Олл, немного громче и с долей солдатской властности в голосе.
– Я сделал это, Олл, – сказал Рейн, но не обернулся. – Никогда не думал, что я это сделаю, но я сделал.
– Рейн, – осторожно произнёс Олл. В голосе мальчика было что-то такое, от чего волосы встали дыбом. – Рейн, посмотри на меня, пожалуйста.
Олл выпрямился и шагнул в сторону Рейна. Ему показалось, что он краем глаза заметил какое-то движение, и он бросил туда взгляд, прежде чем успел остановить себя. Прямо рядом с ним стояла статуя мужчины, поднявшего руки вверх, поддерживая широкую чашу. Лицо мужчины кричало, изображение мучительной боли, запечатлённое в мраморе. На мгновение Оллу показалось, что он видел, как шевельнулся рот.
– Спасибо, Олл, – сказал Рейн. – Ты привёл меня сюда. Я никогда не сделал бы этого, если бы не ты. Спасибо.
Теперь он мог видеть половину лица парня. По щекам Рейна текли слёзы, они текли из его глаз, которые смотрели на статую. Олл не стал следить за взглядом мальчика.
– Кто бы мог подумать, что мы оба окажемся здесь? Я упал, заснул, проснулся и услышал её, Олл. Я услышал, как она звала меня, совсем как тогда, на Калте. Она ждала меня всё это время.
– Тебе нужно пойти со мной, Бейл, – мягко сказал Олл. – Нам нужно идти.
Он протянул руку и коснулся предплечья Рейна. Мальчик атаковал его, не оглядываясь. Удар был быстрым и сильным, и Олл едва успел отпрянуть, чтобы избежать кулака в грудь. Рука Рейна схватила его за плечо и притянула назад.
– Вы двое никогда не встречались, – сказал Рейн, его голос по-прежнему был полон радости, как будто только что произошедшее не имело значения. Он продолжал смотрел вверх. – Я забыл об этом. Нив, любовь моя, Олл не имел в виду ничего такого. Я так часто говорил о тебе, что просто забыл, что он не знает тебя, любовь моя. Это моя вина. Позвольте мне вас представить, да?
Олл приготовился и поднял оружие, когда Рейн, не отводя взгляда, отступил в сторону от статуи перед собой.
– Олл, это моя дорогая жена.
Олл посмотрел вверх.
''Магнификан''
Шибан дёрнулся в сторону, но недостаточно быстро. Биллхук попал ему в левое плечо между кольцом воротника и наплечником. Остриё нашло стык в броне и пробило её насквозь. Шибан почувствовал, как левая рука онемела. Он попытался высвободить крюк, но раздувшийся воин надавил на биллхук. Лезвие вонзилось в пластину и кость, и Шибан пошатнулся, пытаясь сохранить равновесие. Враг был силён, чудовищно силён. Новый водопад крови и слизи хлынул из дыры в его горле. Смех, снисходительный смешок, издаваемый забитыми жидкостью лёгкими. Шибан попытался поднять шест правой рукой. Воин дёрнул за биллхук, и Шибан рванулся вперёд, прежде чем удар начал разворачиваться. Он упал на одно колено. Онемение распространялось, ощущение утопления и боль, которые означали, что он всё ещё двигался. Воин перехватил древко биллхука, ещё сильнее прижимая Шибана к земле. Шест выпал из пальцев и покатился по пыли. Шибан поднял правую руку, схватил древко биллхука и толкнул вверх, пытаясь вытащить шип из своей плоти. Враг наклонил голову, а затем повернул оружие. Шибан почувствовал, как шип впился глубже.
Лазерный разряд попал воину в середину шлема. Прогнивший керамит взорвался. Визор разлетелся вдребезги. Позади себя он услышал стон Коула. Голова воина поднялась, чтобы посмотреть на новое отвлечение. Шибан увидел глазницу за взорванным визором. Кусочек кристалла размером с палец вонзился в плоть прямо под затуманенным жёлтым глазным яблоком. Новый лазерный разряд, на этот раз широкий, затем ещё один, который прожёг борозду в обнажённом слое жира. Воин переместился. Шибан ощутил, что давление биллхука немного ослабло. Он навалился всем весом вперёд со всей силой мускулов и доспехов. Крюк рассёк плоть и вышел через заднюю часть брони Шибана. Он поднялся на ноги. Раздувшийся воин отпрянул, быстро, но недостаточно быстро. Шибан опустил правую руку на древко биллхука чуть ниже клинка. Древко сломалось. Он перехватил клинок, крутанул его в руке, воткнул в отверстие, которое проделал в шее чудовища, и распилил размягчённую кость и полусгнившую плоть, дальше в череп и мозг, в корону шлема.
Хлынула жидкость, чёрная, багровая и жёлтая. Воин задрожал, хрипя. Секунду он стоял, гора уже мёртвой плоти, отказывавшаяся падать. Шибан отступил. Его собственная кровь стекала по доспехам. Затем воин рухнул, оседая, плоть и доспехи складывались со скрежещущим хлюпаньем. Он упал на землю и остался лежать, дымя и шипя. Шибан выронил клинок биллхука. Белые звезды вспыхнули перед глазами. Он чувствовал, что качается. Кровь по-прежнему текла из раны в плече. Он посмотрел на левую руку, повелев, чтобы ладонь сложилась в кулак. Пальцы дёрнулись, хотя он ничего не почувствовал.
Тихий вскрик заставил его повернуть голову. Коул лежал на спине с пистолетом в одной руке и крепко прижимая к себе младенца другой. Шибан наклонился к человеку. Кровь из раны на плече Коула продолжала медленно течь. Младенец плакал, его крошечные сжатые кулачки хватали воздух. Глаза Коула были полузакрыты, веки опущены. Шибан слышал прерывистое дыхание в груди мужчины. Он видел много моментов угасания жизни; это было частью ремесла, которым являлось его существование, побочным продуктом смертоносности. Он потянулся вниз, к ране. Его пальцы в перчатках сомкнулись. Коул ахнул, и его глаза распахнулись.
Шибан посмотрел на него сверху вниз. Должно быть, в его внешности осталось мало того, что могло бы внушить утешение: испачканный кровью и грязью, он давно стал монстром войны, а теперь превратился в обломки доспехов и крови. Но дыхание Коли замерло, когда он поднял взгляд. На его лице начала появляться улыбка.
– Ты... – начал он. – Ты по-прежнему здесь.
Шибан кивнул.
– Ребёнок... – сказал Коул. – Возьми ребёнка.
Кровь перестала течь из раны, но он мог сказать, что жизнь покидала этого человека – слишком много её уже вытекло на землю.
– Нет, – сказал Шибан и увидел, как в глазах человека на секунду появилась тень. Затем он выпрямился, подняв Коула и младенца.
Шибан на мгновение закрыл глаза. Ветер не доносил до него голосов, говоривших с ним, крики птиц не вели его домой. Он открыл глаза. Перед ним лежала пустошь, а где-то вдалеке ждали линии фронта и Дворец. Он не был уверен, как далеко сейчас. Его чувство места и расстояния осталось позади. Однако он знал, какой путь ведёт вперёд.
– Ни шагу назад.
[[Категория:Ересь Гора: Осада Терры / Horus Heresy: Siege of Terra]]
[[Категория:Ересь Гора / Horus Heresy]]
